БОЛЬШОЙ ЭНЦИКЛОПВДИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ
ЯЗЫКОЗНАНИЕ
СОДЕРЖАНИЕ
стр.
От редакционной коллегии..................................   5
Как пользоваться Словарем. Список основных сокращений................................................   6
Алфавитная словарная часть.................................. 9
Терминологический указатель................................627
Указатель языков мира....................................  651
Аннотированный именной указатель...........................661
Приложение: таблица hfe 1, таблица №2......................684
АБВГДЕЖЗИ КЛМНОПРСТ УФХЦЧШЭЮЯ
СЕРИЯ
БОЛЬШИЕ ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЕ СЛОВАРИ»
Физика Математика Химия Биология Языкознание Мифология
Музыка
БОЛЬШОЙ ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ
ЯЗЫКОЗНАНИЕ
Главный редактор
В.Н. ЯРЦЕВА
Редакционная коллегия
НД. АРУТЮНОВА, ВА. ВИНОГРАДОВ (заместитель главного редактора),
В.Г ГАК, ТВ. ГАМКРЕЛИДЗЕ, ТА ГАНИЕВА (ответственный секретарь), И.М. ДЬЯКОНОВ, ЮН. КАРАУЛОВ, ГА КЛИМОВ, Г.В. КОЛШАНСКИЙ, И.К САЗОНОВА (заместитель главного редактора), ВМ. СОЛНЦЕВ, Г.В. СТЕПАНОВ, ЮС СТЕПАНОВ
2-е (репринтное) издание «Лингвистического энциклопедического словаря» 1990 года
Научное издательство «Большая Российская энциклопедия» Москва
1998
УДК 808.2(031)
ББК 81.2Рус-5
Я41
НАУЧНЫЕ КОНСУЛЬТАНТЫ ИЗДАНИЯ:
О. С. АХМАНОВА, С. Б. БЕРНШТЕЙН, А. В. БОНДАРКО, Л. В. БОНДАРКО, М. Н. БОГОЛЮБОВ, А. В. ДЕСНИЦКАЯ, А. А. ЗАЛИЗНЯК, Г. А. ЗОГРАФ, Вяч. Вс. ИВАНОВ, А. Н. КОНОНОВ, А. А. КОРОЛЕВ, А. А. ЛЕОНТЬЕВ, Г. А. МЕНОВЩИКОВ, В. П. НЕРОЗНАК, Д. А. ОЛЬДЕРОГГЕ, Н. В. ОХОТИНА, В. С. РАСТОРГУЕВА, Ю. X. СИРК, Н. А. СЛЮСАРЕВА, Н. И. ТОЛСТОЙ, В. Н. ТОПОРОВ, О. Н. ТРУБАЧЕВ, Н. Ю. ШВЕДОВА, С. Я. ЯХОНТОВ
РЕДАКЦИЯ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА
Руководитель группы языковедов ст. научный редактор кандидат филологич. наук И. К. САЗОНОВА; ст. научные редакторы Т. А. ГАНИЕВА, кандидат филологич. наук Л. И. ЛЕБЕДЕВА;
мл. редакторы А. И. ОСТРОВСКАЯ, В. А. СВЕТУШКИНА
В подготовке словаря к изданию также принимали участие: Научно-методическое чтение — ст. научный редактор кандидат филологич. наук Г. В. ЯКУШЕВА Библиография — ст. научный редактор В. А. СТУЛОВ, ст. редактор 3. С. ИЗМАЙЛОВА Литературно-контрольная редакция — Г. И. ЗАМАНИ (зав. редакцией), ст. редакторТ. Н. ПАРФЕНОВА, редактор М. Ф. ГУБЙНА
Транскрипция и этимология — научные редакторы М. А. КРОНГАУЗ, Е. Л. РИФ, М. С. ЭПИТАШВИЛИ Редакция словника — А. Л. ГРЕКУЛОВА (зав. редакцией), редактор Г. А. САДОВА Отдел комплектования — мл. редакторы Л. Н. ВЕРВАЛЬД, Н. Ф. ЯРИНА Отдел перепечатки рукописей — Л. А. МАЛЬЦИНА (зав. отделом) Копировально-множительная лаборатория — операторы 3. Я. ЕПИФАНОВА, В. И. АНПИЛОГОВА, Л. Ф. ДОЛГОПОЛОВА
Отдел считки и изготовления оригиналов — Т. И. БАРАНОВСКАЯ (зав. отделом) Редакция иллюстраций — А. В. АКИМОВ (зав. редакцией), ст. художественный редактор М. К. МОРЕЙНИС
Производственный отдел — Н. С. АРТЕМОВ (зав. отделом), В. Н. МАРКИНА (зам. зав. отделом) Техническая редакция — Р. Т. НИКИШИНА (зав. редакцией), ст. технический редактор — В. В. ЛУНЯШИНА
Корректорская — Н. М. КАТОЛИКОВА (зав. корректорской)
© Издательство «Советская энциклопедия», 1989 © Художественное оформление.
ООО «Фирма «Издательство АСТ», 1998
ISBN 5-85270-307-9 (БРЭ)
ОТ РЕДАКЦИОННОЙ КОЛЛЕГИИ
Предлагаемый читателю Словарь ставит своей целью дать систематизированный свод знаний о человеческом языке, языках мира, языкознании как науке. Словарь является первым энциклопедическим изданием, призванным осветить достижения отечественной и зарубежной лингвистики с позиций современной концепции языка, сложившейся в советской науке. Он рассчитан на широкие круги филологов-языковедов всех специальностей, научных работников, преподавателей и студентов, а также специалистов смежных областей знаний — психологов, логиков, философов, историков, литературоведов, этнографов и др. Вместе с тем любой читатель, интересующийся свойствами языка и языкознанием, найдет в этой книге необходимые сведения.
Словарь отражает современные научные знания о языке ив соответствии с этим воссоздает определенный современный чобраз языка» — как системы, служащей важнейшим средством человеческого общения. В статьях Словаря составители стремились показать определенную внутреннюю организацию языка, основанную на универсальных принципах; его динамичность — способность к изменениям под влиянием как внутренних, так и внешних (социальных) причин при устойчивости основного каркаса; тесную связь языка как с культурой в целом — в качестве компонента и средства последней, так и с внутренним миром человека — его мышлением и психикой; участие языка как активного начала в социальном прогрессе (так как язык в определенной степени является предметом воздействия и орудием социальных групп и общества в целом); его участие в научно-техническом прогрессе, требующем специального моделирования языка в соответствии с заданными параметрами (число искусственных языков, связанных с компьютеризацией, приблизительно равно числу естественных языков), и т. д. Совокупный чобраз языка» складывается из статей Словаря, содержащих сведения о единицах языка (фонема, слово, морфема, предложение и др.), об их взаимосвязях и системах (язык, система языковая, речь, уровни языка и др.), о внутренних законах развития языка (законы развития языка, фонетические законы, Фортунатова — Соссюра закон, Шахматова закон и др.), о социальнокоммуникативной роли языка в человеческом коллективе (язык и общество, международные языки и др.), о философских проблемах, связанных с изучением языка (язык и мышление, философские проблемы языкознания, методология, Маркс К., Энгельс Ф. о языке и др.), о методах изучения языка (метод, статьи, посвящённые отдельным методам, напр. экспериментальные методы, сравнительно-исторический метод и др.); о теориях происхождения языка (происхождение языка, моногенеза теория, глоттогенез и др.).
Знания о природе и внутреннем устройстве человеческого языка опираются на изучение конкретных языков мира. Население земного шара говорит не менее чем на 5000 языках (точную цифру установить невозможно, т. к. различие между разными языками и диалектами одного языка условно). Они объединяются в крупные и малые языковые семьи и группы. В Словарь включены статьи об отдельных языках мира (живых и мертвых), где говорится о принадлежности языка к той или иной семье или группе языков, указывается ареал распространения, число говорящих, особенности звукового строя, грамматики, лексики, время появления письменности, древнейшие письменные памятники, социальный статус; сведения об использовании языка как официального или государственного (эти понятия в Словаре не дифференцированы), в роли языка межнационального или межплеменного общения и т. д. Помещены статьи о семьях и группах родственных языков (индоевропейские языки, славянские языки, тюркские языки, финно-угорские языки, семитские языки и др.), в которых указываются состав данной семьи или группы, древний и современный ареал распространения, общие для всех языков семьи или группы черты звукового строя, грамматики, лексики и др. характеристики. Даны статьи, где приводятся генеалогическая и типологическая классификации языков мира.
Большой раздел Словаря составляют статьи о письменностях; это статьи историко-типологического характера (пись
мо, индийское письмо, ливийское письмо, малоазийские алфавиты и др.) и статьи, описывающие конкретные виды письма, обслуживающие один или несколько языков (армянское письмо, грузинское письмо, греческое письмо и др.).
Словарь отражает структуру языкознания как науки и основные этапы ее становления. Кроме обобщающей статьи языкознание. Словарь содержит статьи, посвященные его разделам, возникавшим по мере развития науки, разветвлявшимся в свою очередь на подразделы по мере накопления новых знаний, совершенствоваиия методов исследования, вовлечения в сферу исследования все новых и новых свойств языка и языков (грамматика, лексикология, диалектология, этимология, ареальная лингвистика, социолингвистика, фонология, морфонология, теория текста и др.).
Развитие науки идет неравномерно, в каждый период выдвигаются приоритетные темы и направления исследований, отдельные дисциплины могут значительно уходить вперед по глубине разработки, другие сохраняют большую традиционность. Такая картина наблюдалась, например, в первой половине 20 в., когда фонология выступала в роли источника новых идей и одновременно проверяла их на конкретном материале, став основой для структурного подхода к языку. Позже, однако, ведущая роль переходит к формальной грамматике, а затем к семантике. Неравномерность развития науки, разумеется, не могла не преломиться в структуре и содержании Словаря: одни статьи отмечены в большей степени традиционным подходом, в других проявляется поисковый характер, отражающий современное состояние соответствующей лингвистической дисциплины (учитывая условность понятия чсовременная лингвистика» и отсутствие абсолютной мерки чсовременности»).
Изучение языков велось с древнейших времен; практические нужды толкования старых текстов (если в данном обществе существовала письменная традиция), совершенствование риторики, обучение ораторскому и поэтическому искусству, возникавшие языковые контакты приводили к созданию в ряде стран филологических школ и направлений, закладывавших научный фундамент для изучения языка. Поэтому в Словаре кроме статей, описывающих историю изучения той или иной семьи языков (см. Индоевропеистика, Тюркология, Славистика, Германистика, Иранистика и др.), включены статьи, в которых рассматриваются научно-языковые традиции, характерные для отдельных древних культурных ареалов (см. Античная языковедческая традиция. Индийская языковедческая традиция и др.).
В каждый момент своего существования языковедение связано с философскими воззрениями эпохи. Разумеется, влияние философии на языкознание не является механическим и прямым, но сам подход к языку и оценка свойственных ему категорий зависят от философско-методологической позиции представителей той или иной языковедческой школы. В известной мере от этого зависит и выдвижение на первый план определенных приемов и методов изучения языка. Так, позитивистская философия во многом определила развитие дескриптивной лингвистики, натурфилософия сыграла свою роль в становлении этнолингвистического направления, марксистская диалектика определила пути развития школ и направлений прежде всего советского языкознания и т. д. Эти и другие вопросы связи общефилософских идей и лингвистики как науки освещаются в статьях, посвященных отдельным школам и направлениям (см. Гумбольдтианство, Эстетический идеализм, Неогумбольдтианство, Женевская школа, Пражская лингвистическая школа, Московская фортунатовская школа, Харьковская лингвистическая школа, Казанская лингвистическая школа, Виноградовская школа и др.), а также методам исследования языка и языков и истории их развития (младограмматизм, сравнительно-историческое языкознание, структурная лингвистика и др.). В тех случаях, когда в различных направлениях современной лингвистики существует различное понимание одного и того же термина (залог, дискурс и др.), в статьях отмечается это различное понимание, а также нерешенные, дискуссионные проблемы, существующие в современной науке о языке.
5
Решение издать Словарь, где в одном томе были бы собраны столь разнообразные по тематике статьи, предопределило отбор материала, а также сам тип и особенности словарных статей. Общий принцип, которому редколлегия сочла разумным следовать, состоит в укрупнении статей, в стремлении избежать распыленности материала, свойственной многим терминологическим словарям (при подготовке Словаря пришлось прибегнуть и к ряду ограничений, обусловленных объемом издания). Отдельной словарной статьей («черным словом») даются «родовые» понятия (термины), а «видовые» включаются в соответствующую «общую» статью, объясняются там и выносятся в терминологический указатель. Таким образом, разъяснение конкретных «частных» терминов и понятий дается в контексте более широких тем и проблем, получивших отдельные словарные статьи; благодаря терминологическому указателю частные термины расширяют информативные границы словаря. Ту же роль играет указатель языков, содержащий не только те языки, которые даны в Словаре отдельными словарными статьями, но и языки, названные в статьях о семьях и группах, но не имеющие отдельных статей.
Составители Словаря стремились на основе единого методологического подхода представить материал в системе: этим объясняются особенности типовой структуры (схемы) многих статей Словаря. Например, статьи об отдельных языках, входящих в какую-либо семью или группу языков, и статьи об этих семьях и группах представляют собой единую взаимосвязанную, взаимодополняющую группу статей, где информация распределена следующим образом: в статье о семье или группе описываются черты звукового строя, грамматики, лексики и т. д., свойственные всем языкам, входящим в зту семью или группу, а в статье об отдельном языке подчеркиваются только его индивидуальные особенности. Тем самым составители стремились решить задачу максимально полного (в рамках однотомного словаря) описания типологии языка. Этот принцип организации материала заложен и в освещении других тем. Так, в статье Языки народов СССР говорится о функциях и социальном статусе всех языков народов СССР. Эти сведения, общие для этих языков, не повторяются в статьях об отдельных языках народов СССР, где отмечаются лишь индивидуальные особенности языков, касающиеся их функций или социального статуса.
В качестве взаимодополняющего способа описания материала используется прием отсылок.
В библиографию включены лишь важнейшие работы, опубликованные в СССР и за рубежом. Особо следует сказать о литературе, даваемой при статьях, посвященных
описанию отдельных языков. Степень изученности языков мира неодинакова. Напр., языки обширных областей тихоокеанского региона, Индийского океана, а также некоторых районов Юго-Восточной Азии исследованы недостаточно. Если прибавить к этому продолжающуюся расщифровку старых манускриптов и надписей, открываемых в результате археологических раскопок и хранящих в себе сведения о ныне вымерших языках, то станет понятно, что Словарь фиксирует в библиографии только определенный этап работы лингвистов, и к моменту выхода книги могут быть сделаны новые открытия, не попавшие, к сожалению, в Словарь.
В Словарь решено не включать статей, посвященных ученым-лингвистам; имена языковедов, внесших вклад в разработку той или иной проблематики, указаны в соответствующих статьях. Некоторые дополнительные сведения об этих ученых читатель найдет в аннотированном именном указателе исследователей, упоминаемых в текстах статей.
Над книгой работал большой коллектив ученых (свыше 300 авторов). Любой коллективный труд (а энциклопедическое издание — коллективное по определению) неизбежно несет на себе отпечаток личностей авторов, их таланта, научных вкусов и пристрастий, однако естественное неединооб-разие статей не выходит (с точки прения методологии) за рамки общей концепции, разделяемой всеми авторами настоящего Словаря.
Много сделали для создания Словаря безвременно ушедшие от нас члены редколлегии академик Г. В. Степанов и доктор филологических наук Г. В. Колшанский.
Редколлегия приносит свою благодарность всем авторам, научным консультантам, рецензентам и редакторам Словаря. Нельзя не отметить с признательностью работу С. И. Брука, который проверил и уточнил данные о числе говорящих на языках, включенных в корпус Словаря (на 1985 г.; число говорящих на языках народов СССР дано по переписи 1979 г.), участие в редактировании части статей Словаря В. И. Беликова, Н. А. Грязновой, Н. Д. Федосеевой, участие в составлении указателей Л. Н. Федосеевой (языки мира, персоналии), С. Л. Ивановой (автора аннотированной части к указателю персоналий), Ф. Д. Ашнина (персоналии), А. Д. Шмелева и С. А. Крылова (терминология).
Институт языкознания и Издательство с благодарностью примут все замечания читателей, которые позволят улучшить Лингвистический энциклопедический словарь при его возможном переиздании. Все замечания просим направлять по адресам: Москва, 103009, ул. Семашко, 1/12, Институт языкознания АН СССР или: Москва, 109817, Покровский бульвар, 8, издательство «Советская энциклопедия».
КАК ПОЛЬЗОВАТЬСЯ СЛОВАРЕМ
Статьи Словаря расположены в алфавитном порядке. В тех случаях, когда термин, название языка, понятие имеют синоним, он указывается в скобках при «черном слове». Даются только самые употребительные синонимы или широко употреблявшиеся ранее в лингвистических работах.
Название языка дается либо в русифицированной форме [напр., бенгальский язык (бенгали)], либо в форме, соответствующей национальной традиции и широко употребляемой в литературе [напр., панджаби (панджабский язык)].
В статьях Словаря сохранены два вида транскрипций — на основе латиницы и на основе кириллицы, которые традиционно употребляются в ряде направлений и школ, а для русского языка — транскрипция, принятая в Ленинградской
фонологической школе (ЛФШ) и в Московской фонологической школе (МФШ).
Схемы предложений даются в латинской графике (напр., SVO) либо в кириллической (напр., ПСД), как они традиционно употребляются в разных школах и направлениях.
За время подписания Словаря в печать некоторые государства изменили официальные названия, произошли изменения в административно-территориальном делении и в некоторых географических названиях СССР. Эти изменения не могли быть внесены в текст полностью. Они отражены в таблицах в конце Словаря.
В цитатах сохраняются авторская разрядка и курсив. Отсылки даются курсивом.
СПИСОК ОСНОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ
абл,— аблатив абх. — абх азский австр.— австрийский австрал,— австралийский авт.— автономный
адм.— административный
адыг.— адыгейский, адыгские азерб.— азербайджанский акад.— академик акк,— аккузатив алб.— албанский алж.— алжирский алт.— алтайский амер.— американский АН — Академия наук англ.— английский
АНДР — Алжирская Народная Демократическая Республика
антич.— античный
АО — автономная область
АПН — Академия педагогических наук аргент.— аргентинский
АРЕ — Арабская Республика Египет арм.— армянский арх.— архипелаг ассир.— ассирийский асЬг.— афганский афр.— африканский Б,— Большой б. ч,— большая часть, большей частью балк.— балкарский балт,— балтийский
басе.— бассейн башк,— башкирский белы,— бельгийский бенг,— бенгальский бирм.— бирманский б-ка — библиотека Бл. Восток — Ближний Восток болг.— болгарский бр,— братья
браз.— бразильский буд. вр,— будущее время букв,— буквально
бурж.— буржуазный быв.— бывший В.— восток в.— век
6
вт. ч.— в том числе вв,— века венг.— венгерский верх.— верхний визант.— византийский вин. п.— винительный падеж внеш.— внешний ВНР — Венгерская Народная Республика внутр.— внутренний возв,— возвышенность вост,— восточный г.— год, город газ.— газета гвин,— гвинейский гг,— годы, города
ГДР — Германская Демократическая Республика ген,— генитив герм.— германский гл,— главный гл. обр,— главным образом голл,— голландский гор,— городской гос.— государственный гос-во — государство гражд.— гражданский греч.— греческий груз.— грузинский Д. Восток — Дальний Восток даг.— дагестанский дат,— датский дат. п,— дательный падеж дв. ч.— двойственное число дееприч.— деепричастие деп.— департамент дер.— деревня диал,— диалектный дис,— диссертация Др.— Древний др,— другой др.— древне...
ДРА — Демократическая Республика Афганистан
ДРВ — Демократическая Республика Вьетнам
евр.— еврейский европ.— европейский егип,— египетский ед. ч.— единственное число жен. род — женский род журн.— журнал 3.— запад заимств.— заимствованный зал,— залив зап,— западный
ИВАН СССР — Институт востоковедения АН СССР избр,— избранный изд,— издание изд-во — издательство им.— имени им. п,— именительный падеж инд.— индийский индонез,— индонезийский иностр, — иностранный ин-т — институт инф,— инфинитив ирл.— ирландский ирон.— ироническое исл.— исландский исп.— испанский ист.— исторический исх. п.— исходный падеж итал.— итальянский
ЙАР — Йеменская Арабская Республика каб.— кабардинский кавк,— кавказский калм.— калмыцкий каракалп.— каракалпакский карел.— карельский кирг.— киргизский кит.— китайский кл.— класс к.-л.— какой-либо к.-н.— какой-нибудь кн.— книга книжн,— книжное КНДР — Корейская Народно-Демократическая Республика
КНР — Китайская Народная Республика кол-во — количество колон.— колониальный кон.— конец кор.— корейский кр. ф.— краткая форма к-т — комитет л.— лицо лат.— латинский латв.— латвийский
ЛГУ — Ленинградский государственный университет ленингр.— ленинградский лит.— литературный лит-ведение—литературоведение лиг-ра — литература
ЛНДР — Лаосская Народная Демократическая Республика
ЛО ИВАН СССР — Ленинградское отделение Института востоковедения АН СССР лок.— локатив луж.— лужицкий М.— Малый м.— море макед.— македонский макс.— максимальный маньчж.— маньчжурский мар.— марийский матем,— математический МГПИИЯ — Московский государственный педагогический институт иностранных языков имени М. Тореза
МГУ — Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова мекс.— мексиканский местоим.— местоимение миним.— минимальный млн.— миллион мн.— многие мн. ч,— множественное число МНР — Монгольская Народная Республика молд.— молдавский монг.— монгольский морд.— мордовский моек,— московский муж. род — мужской род мусульм.— мусульманский Н.— Новый н. э.— наша эра наз.— называемый назв,— название напр.— например напр. п.— направительный падеж нар.— народный наст, вр.—'настоящее время науч,— научный иац.— национальный нач.— начало
НДРЙ — Народная Демократическая Республика Йемен иек-рый — некоторый нем.— немецкий неодуш.— неодушевленный неск,— несколько неперех.— непереходный лесов, вид — несовершенный вид нндерл.— нидерландский ниж,— нижний н.-и,— научно-исследовательский НИИ—научно-исследовательский институт новозел.— новозеландский норв.— норвежский НРА — Народная Республика Ангола НРБ — Народная Республика Болгария НРК — Народная Республика Конго НСРА — Народная Социалистическая Республика Албания о. — остров ОАЭ — Объединенные Арабские Эмираты об-во — общество о-ва — острова обл.— область, областной обстоят.— обстоятельство одуш.— одушевленный оз.— озеро ок.— океан, около окр.— округ окт.— октябрьский
Окт. революция 1917 — Великая Октябрьская социалистическая революция
ООН — Организация Объединенных Наций оптим,— оптимальный опубл.— опубликован, опубликованный орг-ция — организация осет,— осетинский осн.— основной отд.— отделение, отдельный офиц.— официальный пакист.— пакистанский пан.— памятник пед.— педагогический пер.— перевод □ервонач. — первоначальный. первоначально перен.— переносное перех.— переходный перс.— персидский петерб,— петербургский
ПНР — Польская Народная Республика п-ов— полуостров пол.— половина
полит.— политический польск.— польский португ.— португальский поев.— посвященный поч. чл.— почетный член пр,— премия, прочее предл. п.— предложный падеж предисл.— предисловие преим.— преимущественно прил.— прилагательное прич.— причастие пров.— провинция прованс.— провансальский произв.— произведение* прол.— пролив прост.— просторечный проф.— профессор прош. вр.— прошедшее время р,— река разг.— разговорный разд,— различный ред.— редактор, редакция р-н — район религ.— религиозный респ.— республиканский рис.— рисунок род. п,— родительный падеж ром.— романский рос.— российский рр.— реки
РСФСР — Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика (для всех остальных республик СССР — общепринятые сокращения) рум.— румынский С.— север с.— село, страница санскр,— санскритский сауд.— саудовский сб., сб-ки — сборник, сборники св.— свыше С.-В.— северо-восток сев.— северный сев.-вост.— северо-восточный сев.-зап,— северо-западный сел.—селение, сельский сер.—середина С.-З.—северо-запад сиб.—сибирский сканд.— скандинавский слав.— славянский след.— следующий словац.— словацкий см.— смотри собр,— собрание сов. — советский сов. вид — совершенный вид совм.— совместно совр,— современный сокр,— сокращенный соотв,— соответствующий соч.— сочинение спец,— специальный ср.— сравни, средний Ср. Азия — Средняя Азия ср.-век.— средневековый Ср. Восток — Средний Восток ср. род — средний род
СРВ —Социалистическая Республика Вьетнам СРР — Социалистическая Республика Румыния
СССР — Союз Советских Социалистических Республик
Ст.— Старый ст.— статья ст.-слав.— старославянский суфф.— суффикс (в примерах) СФРЮ — Социалистическая Федеративная Республика Югославия
США — Соединенные Штаты Америки т,— том табл,— таблица тадж.— таджикский тат.— татарский тв. п,— творительный падеж т. е.— то есть т. зр.— точка зрения т. к,— так как т. наз.— так называемый т. о.— таким образом терр.— территория тт.— тома ту в.— тувинский тунг.— тунгусский тур.— турецкий туркм.— туркменский тыс.— тысячелетие тыс. чел.— тысяч человек удм,— удмуртский узб,— узбекский
7
укр.— украинский ун-т — университет устар.— устарелый уч.— учебный филос,— философский фин.— финский франц.— французский ФРГ — Федеративная Республика Германия хорв.— хорватский хр.— хребет христ.— христианский худож,— художественный
ЦАР — Центральноафриканская Республика
церк.— церковный чел.— человек четв.— четверть чеч.-ингуш.— чечеио-ингушский чеш.— чешский
числит.— числительное чл.— член чл.-кпрр,— член'корреспондент
ЧССР — Чехословацкая Социалистическая Республика швейц.— швейцарский шотл.— шотландский ЭВМ — электронно-вычислительная машина экз.— экземпляр эст.— эстонский Ю.— юг ЮАР — Южно-Африканская Республика Ю.-В.— юго-восток юго-вост.— юго-восточный Ю.-З,— юго-запад юго-зап.— юго-западный юж.— южный яз,—язык яз-знание — языкознание
В прилагательных и причастиях допускается отсечение суффиксов и окончаний: «альный», «анный», «ельный». «ельский», «енный», «еский». «ский» и др. (иапр., «универе.», «специализиров.», «значит.», «чи-тат.», «письм.», «творч,», «белорус.»).
В схемах применяются буквенные обозначения:
русские
П — подлежащее
Д — дополнение
О — определение
С — сказуемое
Г — гласный
латинские,
Р — предикат
О — объект
S — существительное, субъект
V — глагол, гласный С — согласный
ОСНОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ В БИБЛИОГРАФИИ
В названиях работ сохраняются общие сокращения.
библ. — библиография бюл.— бюллетень в.— выпуск
Докл.— Доклады
доп.— дополнение, дополнительный
Зап.— Записки
Избр. соч.— Избранные сочинения
Изв.— Известия
Источи.— Источники отв. ред,— ответственный редактор
пер. с... — перевод с ««• публ,— публикация
рус. пер,— русский перевод сер.— серия
сост.— составитель Соч,— Сочинения
Тр.— Труды
Уч. зап.— Ученые записки ч.— часть
СОКРАЩЕННЫЕ НАЗВАНИЯ ГОРОДОВ
А.-А,— Алма-Ата Аш.— Ашхабад Г.— Горький Душ.— Душанбе Ер,— Ереван К,— Киев
Каз.— Казань
Киш.— Кишинев Л.— Ленинград М,— Москва
М.— Л.— Москва—Ленинград
Новосиб.— Новосибирск
Од. — Одесса
П.— Петроград (Петербург) Р.— Рига
Р. н/Д — Ростса-на-Дону СПБ — Санкт-Петербург Тал.— Таллинн
Таш.— Ташкент Тб.— Тбилиси Фр.— Фрунзе Хар,— Харьков
Amst.— Amsterdam Antw.— Antwerpen В.— Berlin
В. Aires — Buenos Aires Balt.— Baltimore
Bdpst — Budapest Berk.— Berkeley Brat.— Bratislava Brux.— Bruxelles Buc.— Bucuresti Camb.— Cambridge
Chi. — Chicago
Cph.— Copenhagen, Copenhague Fr./M.— Frankfurt am Main Gen.— Geneve
Gott.— Gottingen
Hamb.— Hamburg
Hdlb.— Heidelberg
Hels.— Helsingfors, Helsinki
1st.— Istanbul
Kbh.— Kobenhavn
L.— London
Los Ang.— Los Angeles Lpz.— Leipzig
Mass.— Massachusetts Melb.— Melbourne Мех,— Mexico
Mil.— Milano Munch.— Munchen N. Y.— New York Oxf.— Oxford P.— Paris
Phil.— Philadelphia
Rio de J.— Rio de Janeiro S. F.— San Francisco Stockh.— Stockholm Stuttg.— Stuttgart W,~ Wien
Warsz.— Warszawa Wash.— Washington Z.— Zurich
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ НАЗВАНИЙ ПЕРИОДИКИ В БИБЛИОГРАФИИ ПОД ТЕКСТОМ
Русские
АЭС — «Африканский этнографический сборник»
ВЯ — «Вопросы языкознания»
ЗВО — «Записки Восточного отделения»
Изв. АН СССР. сер. ЛиЯ-«Известия АН СССР», серия литературы и языка
Изв. АН СССР, ОЛЯ — «Известия АН СССР», отделение литературы и языка
Изв. ИЯИМК — «Известия Института языка, истории и материальной культуры нм. Н. Я. Марра»
ИЯШ — «Иностранный язык в школе»
НДВШ. ФН — «Научные доклады высшей школы». Филологические науки.
НЗЛ — «Новое в зарубежной лингвистике»
Н.7 — «Новое в лингвистике»
РЯШ — «Русский язык в школе»
СМОМПК — «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа»
Иностранные
AANL — «Atti della Accademia Nazionale dei Lincei. Memorie della Classe di scienze moral:, storiche e filologiche»
ALS — «African Language Studies*
BCDR (ASEMY) - «Asie du Sud-East et Monde Insulidien. Bulletin du Centre de documentation et de recherche»
BEFEO — «Bulletin de 1’Ecole Frangaise d’Extreme Orient»
BIFAN — «Bulletin de 1’Institut Francais d’Afrique Noire»
BSELAF — «Bulletin de t la Societe des etudes linguistiques d’Afrique Francaise»
BSLP — «Bulletin de la Societe linguistique de Paris»
GTL — «Current Trends in Linguistics»
GSA — «Giornale della Societa Asiatica Italiana»
HAL — «Handbook of African Languages»
IF — «Indogermanische Forschun-gen»
IJAL — «International Journal of American Linguistics»
IJDL — «International Journal of Dravidian Linguistics»
ILR — «International Language Review»
JAL — «Journal of African Languages»
JAOS — «Journal of the American Oriental Society»
JEGP — «The Journal of English and Germanic Philology»
JPS — «Journal of the Polynesian Studies»
JSFOu — «Journal de la Societe Finno-Ougrienne»
MIFAN — «Memoires de la Societe Francais d’Afrique Noire»
MSFOu — «Мёпкигез de la Socid-te Finno-Ougrienne»
MSLL — «Monograph Series on Languages and Linguistics»
MSLP — «Memoires de la Societe linguistique de Paris»
MSQS — «Mitteilungen des Seminars fur orientalische Spra-chen»
OL — «Oceanic Linguistics»
PR — «Psychological Review»
RRAL — «Rendiconti della Reale Academia dci Lincei»
RT — «Revue Tunisienne»
SAL — «Studies in African Linguistics»
SbAWW — «Sitzungsberichte der Akademie dor Wissenschaften in Wien»
SbGEG — «Sitzungsberichte der Gelehrten Estnischen Gesellschaft»
SbW — «Sitzungsberichte der Wis-sense haft»
SCOPIL — «Southern California Occasional Papers in Linguistics»
TCLP — «Travaux du Cercle linguistique de Prague»
ZDMG — «Zeitschrift der Deut* schen Morgcnlandischen Gesellschaft»
ZES — «Zeitschrift fur eingebore-nen Sprachen»
ZSPh — «Zeitschrift fur slavische Philologie»
ZVS — «Zeitschrift fur verglei-chende Sprachforschung»
TILP — «Travaux de {’Institute de linguistique de Paris»
8
A
АБАЗЙНСКИЙ ЯЗЬ'1К — один из абхазско-адыгских языков. Распространен гл. обр. в Карачаево-Черкес. АО. Число говорящих св. 27 тыс. чел. (1979, перепись). Имеет 2 диалекта: тапантский (лежит в основе лит. языка) и ашхарский (по фонетич. системе и грамматич. строю близок к абхазскому языку). Отличается от абх. яз. фонетикой (переход дв, тв, т!в в джв, чв, ч!в, сохранение спирантов г1, г!в и смычных хъ, хъв и др.), образованием указат. местоимений, порядковых и кратных (кратностных) числительных, употреблением послелогов, формами времен и наклонений, отрицат. формами глагола, образованием деепричастий, наречий и т. д. Для А. я. характерны многочисл. заимствования из каб.-черкес. яз.
Письменность создана в 1932—33 на основе лат. графики, с 1938 переведена на рус. графич. основу. Лит. язык после Окт. революции 1917 получил интенсивное развитие.
• Ломтатидзе К. В., Талант, диалект абх. языка (с текстами), Тб., 1944 (на груз, яз.); ее же, Ашхар. диалект и его место среди др. абх.-абазин, диалектов. С текстами, Тб., 1954 (на груз, яз.); Г е и-ко А. Н., Абазин, язык. Грамматич. очерк наречия Таланта, М., 1955; Сердючен-к о Г. П.. Язык абазин, М., 1955; И а л ь-бахова-Табулова Н. Т., Грамматика абазинского языка. Фонетика и морфология, Черкесск, 1976.
Рус.-абазин, словарь, М., 1956; Абазин.-рус. словарь, М., 1967.
А. К. Шагиров. АББРЕВИАТУРА (итал. abbreviatura, от лат. abbrevio — сокращаю) — существительное, состоящее из усеченных слов, входящих в исходное словосочетание, или из усеченных компонентов исходного сложного слова. Последний компонент А. может быть также целым (неусеченным) словом.
Образование А. (аббревиация) как особый способ словообразования, направленный на создание более коротких по сравнению с исходными структурами (словосочетаниями или сложениями) синонимичных им номинаций, получило широкое распространение в осн. европ. языках в 20 в.; в рус. яз. аббревиация особенно активна после Окт. революции 1917. Типы А. разнообразны; в рус. яз. выделяются след, структурные типы А.: 1) А. «инициального» типа, к-рые, в свою очередь, делятся на 3 подтипа: а) буквенные А., состоящие из названий начальных букв слов, входящих в исходное словосочетание: СССР (эс-эс-эс-эр) — Союз Советских Социалистических Республик; б) звуковые А., состоящие из начальных звуков слов исходного словосочетания, т. е. читаемые как обычное слово: вуз — высшее учебное заведение; в) буквенно-звуковые А., состоящие как из названий начальных букв, так и нз начальных звуков слов исходного словосочетания: ЦДСА (цэ-дэ-са) — Центральный дом Советской Армии; 2) А., состоящие из сочетания начальных частей слов, т. наз. слоговые: партком — партийный комитет; 3) А. смешанного типа, состоящие как из начальных частей слов, так и из начальных звуков (названий букв): гороно — гор. отдел нар. образования; 4) А., состоящие из начальной части слова (слов) и целого слова: запчасти — за
пасные части; 5) А., состоящие из сочетания начальной части слова с формой косв. падежа существительного: завкафедрой — заведующий кафедрой; 6) А., состоящие из сочетания начала первого слова с началом и концом второго или только с концом второго: мопед — мотоцикл-велосипед.
А. характеризуются определ. грамматич. свойствами. Так, в рус. яз. буквенные А., как и А. типов 1 (б, в), 2, 3 с основой на гласный, не склоняются; А. гех же типов с основой на согласный имеют тенденцию к переходу в существительные 1-го склонения муж. рода (ср.: «заявление ТАСС»; «ТАСС уполномочен заявить...»; разг.:« работать в ТАССе»). Склонение А. 4-го и 6-го типов не отличается от склонения последнего слова синонимичного словосочетания. А. 5-го типа не склоняются и относятся к тому же роду, что и первое сокращаемое слово. А. типов 2—6 иногда называют также сложносокращенными словами.
Типы А. в разных языках совпадают лишь частично. Так, в нем. яз. при почти полном отсутствии звуковых и слоговых А. преобладают буквенные А., напр. DDR, FDJ, VEB (Volkseigener Betrieb, произносится fau-e-be), а также специфический для данного языка тип А., состоящих из целого слова с предшествующим ему буквенным сокращением, напр. U-Bahn — Untergrundbahn ‘подземная дорога, метро’, D-Zug — Durchgangszug ‘транзитный поезд’. При этом для нем. яз. характерны А.— сокращения сложных слов, в то время как в рус. яз. такие А. единичны (напр., ГЭС — гидроэлектростанция).
Разновидностью аббревиации является образование (преим. в разг, речи и просторечии) кратких словечек — синонимов более длинных слов: рус. спец (специалист), зав (заведующий), англ. Metro (metropolitan), нем. Nazi (Nationalsozia-list) и т. п. Эта разновидность аббревиации — наиболее старая, к ней также относится образование сокращенных не-офиц. (фамильярных) вариантов собств. личных имен, напр. рус. Вася (Василий), Лиза (Елизавета), нем. Hans (Johannes), Lotte (Charlotte).
Развитие аббревиации как самого «молодого» (в целом) способа словообразования идет в сторону ее большей регламентированности, упорядоченности. Так, в совр. рус. яз. наиболее продуктивно образование А. с повторяющимися во мн. словах компонентами типа орг, гос, парт, хоз, пром, НИИ и др.
Аббревиацию как способ словообразования следует отличать от: 1) графич. сокращений, напр. др.-рус. бъ — богъ, рус. «и др.» — и другие, нем. usw — und so weiter; 2) контекстуально обусловленного сокращения одного (или более) из стоящих рядом слов, имеющих общий последний компонент, типа рус. двух- и трехэтажные дома, нем. Be- und Entla-dung ‘погрузка и разгрузка’; в подобных случаях сокр. часть слова не становится самостоят. словом.
В совр. яз-знании теоретически определена специфика А. как особого типа слов, их морфонологич., мотивационные и др. свойства. А. фиксируются в спец, словарях сокращений.
О Левковская К. А., Именное словообразование в совр. нем. обществ.-полит, терминологии и примыкающей к ней лексике, М., 1960; Рус. язык и сов. общество. Со-циолого-лингвистич. исследование. Словообразование совр. рус. лит. языка, М., 1968; Алексеев Д. И.. Сокр. слова в рус. языке, Саратов, 1979; Рус. грамматика, т. 1, М., 1980; Могилевский Р. И.. Очерки аббревиации слав, языков, М., 1983.
Словарь сокращений рус. языка, 3 изд., М., 1983.	В. В. Лопатин.
АБЛАУТ (нем. Ablaut) (апофония) — разновидность чередования гласных, фонетически не обусловленного и выражающего (самостоятельно или вместе с аффиксацией) словоизменительные и словообразовательные значения. Понятие «А.» было введено Я. Гриммом для описания грамматич. систем индоевропейских, и прежде всего герм, языков, ср. англ, sing ‘петь’— sang ‘пел’— sung (причастие прош. вр.) — song ‘песня’. В подобных примерах А.— единств, средство различения форм и слов, т. е. внутренняя флексия (см. Флексия), но часто А. сопровождает морфологич. формо- и словообразование, ср. рус. «спросить»— «спрашивать», лат. песо ‘убиваю’ — посео ‘врежу’. Различаются 2 вида А. в корнях и аффиксах — качественный (как в указанных примерах) и количественный (по длительности); в связи с последним говорят о трех ступенях А.: 1) полная, или нормальная (напр., греч. paterizo ‘называть отцом’); 2) продленная (греч. patir ‘отец’); 3) нулевая (греч. patros ‘отца’). Оба вида А. могут совмещаться, так что макс, ряд чередований по А. образует 5 ступеней (е//о//нуль//ё//б), к-рые представлены в нек-рых греч. словах. А.— одно пз древнейших явлений индоевроп. языков, восходящее к праязыку; во мн. случаях языки сохранили лишь отд. ступени А. и полный ряд можно восстановить лишь на материале разных языков, ср. индоевроп. *kerd — ‘сердце’— гот. hairto (исходная полная ступень, гот. ai-[e ] )//лат. сот (тембровая полная)// литов, sirdis, греч. kardia < *krd (нулевая)// греч. кёг (продленная). Для объяснения происхождения А. выдвигались разные теории; если возникновение нулевой ступени довольно убедительно объяснялось перемещением ударения с корня, то в отношении продленной ступени нет единого мнения (предлагались теории заместит, удлинения после сокращения слогов, символич. удлинения в экспрессивных целях, аналогичного распространения из форм, где она возникла, по формуле «краткий гласный + долгий согласный > долгий гласный + краткий согласный» п др.); качеств. А. (е//о) связывают обычно с действием неск. факторов, среди к-рых важнейший — влияние фонетич. окружения. Особое объяснение предлагает ла-рингалъная теория, также исходящая из характера окружения первичной гласной *е. А. известен и др. языкам, напр. семитским н картвельским, к-рые, согласно но-стратич. теории, обнаруживают далекое родство с индоевроп. языками в составе ностратич. макросемьи (см. Нострати-ческие языки).
АБЛАУТ 9
• Семереньи О.. Введение в сравнит. яз-знание, пер. с нем., М., 1980, гл. 6.
В. А. Виноградов.
АБСОЛЮТНАЯ КОНСТРУКЦИЯ -см. Эргативный строй.
АБХАЗСКИЙ ЯЗк»1К — одни из абхазско-адыгских языков. Распространен пре-им. в Абх. АССР, за пределами СССР — в нек-рых странах Бл. Востока. Число говорящих в СССР 86 тыс. чел. (1979, перепись). Имеет 2 диалекта: абжуйский (лежит в основе лит. языка) и бзыбский, близкие диалектам абазинского языка (расхождения — в фонетике). А. я. объединяется с абазин, яз. общностью основ фонетич. системы, грамматич. строя и словарного состава. Имеет более архаичную фонетич. систему, чем адыг, языки: фонетич. варьирование фонем «а» и «ы»’ в абжуйском диалекте и в лит. языке 58 согласных фонем, в бзыб. диалекте — 65. Ударение фонологически значимо. В отличие от адыг, языков А. я. не имеет именит., эргативного, дат. и род. падежей и соответственно номинативной, эргативной, дативной и посессивной конструкций, Им соответствует варьирование классно-личных префиксальных морфем в структуре глагола, выступающего в качестве целого предложения. В предложении строго фиксиров. порядок слов (в большей степени, чем в адыг, языках): подлежащее, дополнение, сказуемое. Инфинитивные и деепричастные образования выполняют функцию придаточных предложений. В А. я. сохраняется грамматич. категория «человека — не-человека», в отличие от языков, имеющих эту категорию лишь на семантич. уровне.
Лит. язык начал формироваться после создания в 1862 П. К. Усларомабх. алфавита на основе рус. графики с отд. буквенными начертаниями из лат. и груз, алфавитов и диакритич. знаками. Лит. язык стал интенсивно развиваться лишь после установления Сов. власти. В 1928 была разработана письменность на основе лат. графики, с 1938 она переведена на груз., а с 1954 — на рус. графич. основу.
* Ус л ар П. К., Этнография Кавказа. Яз-зиание, т. 1, Абх. язык, Тифлис, 1887; Марр Н. Я., О языке и истории абхазов, М,— Л., 1938; Ломтатидзе К. В., Категория переходности в абхазском глаголе, Известия ИЯИМК, 1942, т. 12: ее же, Абх. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 4, М.. 1967: Ч к а д у а Л. П., Система времен и осн модальных образований в абх.-абазин, диалектах, Тб., 1970; Мещанинов И. И., Члены предложения и части речи, Л., 1978; Гецадзе И. О., Очерки по синтаксису абх. языка. Л.. 1979; Hewitt В., Abkhaz, Amst., 1979 (Lingua descriptive studies, v. 2); Spruit A., Abkhaz studies, Leiden, 1986.
Рус.-абх. словарь, Сухуми, 1964.
И. О. Гецадзе. АБХАЗСКО-АДЫГСКИЕ ЯЗЫКЙ — западная группа кавказских (иберийско-кавказских) языков. К ней относятся абх. языки — абхазский и абазинский, убыхский, адыг, языки — адыгейский и каб.-черкесский. В СССР А.-а. я. распространены в Абх. АССР, Адыг.АО, Каб.-Балк. АССР, Карачаево-Черкес. АО, в нек-рых р-нах Краснодарского и Ставропольского краев. Убых. яз. распространен только в Турции. Для А.-а. я. характерны слабо развитая система вокализма (2—3 фонемы) и сложная, развитая система консонантизма (до 80 согласных фонем в отд. языках). Для абх., абазин, и убых. языков характерен двучленный вокализм а — э, для адыг, и каб.-черкес. языков — трехчленный а — э — а. Смычные согласные, в т. ч. аффрикаты, представ-
10 АБСОЛЮТНАЯ
лены трехчленной системой — звонкими, иапр. b, d, з, глухими придыхательными, напр. р, t, с, и абруптивами, напр. р’, t', с’. В адыг. яз. имеются преруптивы — рр, tt, сс и др. Спиранты образуют двучленную оппозицию — звонкие z, z, у, глухие s, s, х; в адыг, языках (адыг, и каб.-черкес.) различаются и абруптивные спиранты. Во всех А.-а. я. есть сонорные ш, п, г, j, w, лабиализованные согласные фонемы (смычные и спиранты) типа g°, k’, к’, q*, х" и др. Сочетание гласных (долгие гласные) и сонорных дает разные типы дифтонгич. образований: ja, aj, wa, aw. Консонантные группы ограничены, их начальными элементами чаще всего выступают губные смычные, напр. bz, Ы, Ы, br, ps, р5, рх, рх‘, pt. Осн. моделями корневой морфемы являются CV, CCV.
Существительные и прилагательные имеют относительно простую структуру; у глагола высокая степень синтетизма и многоступенчатое соотношение составляющих единиц. Важнейшие способы именного основообразования — словосложение, редупликация, суффиксация. А.-а. я. объединяются наличием морфологич. категорий определениости/неопределен-ности, принадлежности, союзности и числа. В адыг., каб.-черкес. и убых. языках различаются номинатив и эргатив. Номинатив — падеж субъекта и прямого объекта при перех. глаголе. Эргатив — падеж субъекта при перех. глаголе, совмещает функции косв. объекта, генитива, латива и т. д. В абх. и абазин, языках отсутствует противопоставление номинатива и эргатива, субъектно-объектные отношения выражаются в глаголе. Эти языки имеют прямой (именительный) и обстоятельственный (обычно со значением инструмента или способа действия) падежи. Ср. абх. ab ‘отец’ — abas ‘отцом’.
Во всех А.-а. я. различаются динамич. и статич., перех. и неперех. глаголы. Глагол обладает морфологич. категориями каузатива, союзности (выражение совершения действия с кем-чем-либо с помошью префикса), совместности, версии, потен-циалиса и т. д. Превербы (особенно местные) очень развиты и многообразны по составу. В адыг., каб.-черкес. и убых. языках есть личное, а в абхазском и абазинском — классно-личное спряжение. Глагол многоличен (неперех. глагол может быть одноличным и многоличным). Критерием разграничения перех. и неперех. глаголов служит порядок личных и классно-личных морфем в парадигме спряжения. В неперех. глаголе показатель субъекта предшествует показателю объекта (ср. адыг, sa-wa-ia ‘Я тебя жду’); в перех. глаголе показатель объекта предшествует показателю субъекта (ср. адыг. wa-sa-Ja ‘Тебя я везу'). Распределение основообразоват. морфем постоянно, т. е. не зависит от переходности и непереходности глагола. Основообразоват. морфемы (локальные и направит, превербы, морфемы каузатива, версии, союзности и т. д.) распределяются по классам; каждый класс имеет фиксиров. место в словоформе. Если задан тип основы «корневая морфема» (К) + морфемы, выражающие побудительность (П), локализацию (Л), союзное действие (С), то во всей группе А.-а. я. основообразоват. элементы и корень распределяются по модели: С + Л + П + К (ср. каб.-черкес. da-xa-ya-ha-n ‘вместе с кем(чем)-то заставить войти внутрь чего-то’). Глагол включает и др. основообразоват. и формообразоват. элементы (морфемы отрицания, утверждения, вопроси-тельности, временные и модальные пока
затели и др.). Его морфологич. структура иногда превышает 15 морфем, что связано с полисинтетизмом форм выражения субъектно-объектных отношений и производящей основы глагола. Наречия и служебные слова (послелоги, союзы, частицы) генетически связаны с др. частями речи. Функции относит, наречий и союзов выражаются, синтетически в глаголе путем обстоятельств, аффиксов, ср. абазин. s-an-cawa 'когда я иду’, s-s-cawa ‘как я иду', s-ca-ztan ‘если я пошел’. Роль предлогов выполняют превербы и послелоги. В абх. и абазин, языках слабое развитие категории падежа компенсируется разветвленной системой послеложных конструкций.
Особенности синтаксиса А.-а. я. определяются гл. обр. полисинтетич. строем глагола. Номинативная и эргативная конструкции предложения характерны для имени и глагола в адыг., каб.-черкес., убых. языках и только для глагола — в абх. и абазин, языках. Во всех А.-а. я. сложные предложения строятся с помощью интонации и союзов, в функции придаточных выступают обстоятельственные (инфинитные) формы глагола. Порядок слов может быть свободным и фиксированным (значимым), в особенности в абх. и абазин, языках. Во всех А.-а. я. стилистически нейтральным и устойчивым является след, словопорядок: подлежащее, дополнение, сказуемое. Прямая речь обычно включается между подлежащим и сказуемым авторской речи, ср. убых. Abzax’an — «Saya way°a wazbajan» — qaqa ‘Абадзех — «Я тебя вижу» — сказал'. За исключением бесписьм. убых. языка А.-а. я. являются младописьменными. Ф Рогава Г. В., Абх.-адыг, языки, в кн.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967; К у м а х о в М. А., III а г и р о в А. К., Абх.-адыг, языки, в кн.: Языки Азии и Африки, М., 1979; Dumezil G., Etudes comparatives sur les langues caucasiennes du Nord-Ouest, P., 1932.	M. А. Кумахов.
авАро-Андо-цёзские ЯЗЫКЙ группа языков, входящих в нахско-дагестанскую ветвь кавказских (иберийско-кавказских) языков. Распространены гл. обр. в горном Дагестане. Девять А.-а.-ц. я. составляют аваро-андийскую подгруппу и пять — цезскую, или дидой-скую, подгруппу (см. Цезские языки). В аваро-андийскую подгруппу, признанную не всеми учеными, входят аварский язык и андийские языки — ботлихский, годобе-ринский, ахвахский, каратинский, баг-валинский, тиндинский, чамалинский и андийский. Аваро-андийские языки в генетич. плане обнаруживают весьма близкое родство. Различия между нек-рыми из них настолько незначительны, что их можно описывать как диалекты одного языка, напр. ботлих. и годоберин., багва-лин. н тиндин. языки. Наиболее различаются андийский и чамалинский языки.
Аварский язык, имеющий наибольшее число носителей среди языков аваро-андийской подгруппы и являющийся языком межнац. общения и школьного обучения у андийских и цезских народностей, занимает примерно одну треть терр. горного Дагестана, а за его пределами распространен также в Зака-тальском и Белоканском р-нах Азерб. ССР. Граница распространения аварского и андо-цезских языков отодвинулась за последние 20—30 лет на С. в связи с возникновением на целинных и залежных землях равнинной части Дагестана многоотраслевых хозяйств — она проходит по юж. берегу ниж. течения р. Сулак, а местами и по обоим ее берегам.
Осн. масса носителей андийских языков живет в самой высокогорной части Дагестана, в басе. р. Андийское Кой-су между Андийским и Богосским хребтами. Зап. адм. граница между Дагестаном, Чечено-Ингушетией и Грузией совпадает с этнич. границей, далее к-рой андийские языки не были исторически распространены. За пределами Дагестана, в Азербайджане, имеется только один андоязычный аул Ахвахдере (Азерб. ССР), в к ром живут носители разных диалектов ахвах. яз.
Аваро-андийские языки имеют очень развитую систему согласных и достаточно развитую систему гласных, что характерно также и для др. даг. языков. Во всех аваро-андийских языках есть пять чистых, или оральных, гласных: а, е, и, у, о. Назализованные гласные а, е, и, у, о, возникшие в результате ослабления и выпадения носового сонорного н (реже м), имеются только в ботлих., тин-дин., ахвах., чамалин., багвалин. языках, а долгие гласные а, ё, й, у, б, появившиеся в результате слияния двух одинаковых оральных гласных, характерны только для чамалнн., ахвах. н тиндин. языков. Как назализованные, так и долгие гласные вторичны по отношению к оральным. Характерный признак гласных в андийских языках — их произношение в начале слова с твердым приступом. Одна из важных черт консонантизма этих языков — противопоставление глухих аффрикат и спирантов по корреляции «слабый — сильный»: ц — цц, ц! — ц1ц1, ч — чч, ч! — ч!ч1, л!ъ — л1, къ! — къ (аффрикаты), с — сс, ш — шш, лъ — лълъ, х — хх (спиранты) и т. д. В отд. андийских языках имеются случаи нарушения такой корреляции. Почти во всех андийских языках утрачен слабый коррелят ц, а его сильный коррелят цц остался. Во мн. языках этой подгруппы сильному разрушению подвергся и коррелятивный ряд латеральных согласных. Полностью шумные латеральные сохранились в ахвах. яз., противопоставляясь и по признаку «слабый — сильный»: лъ — лълъ (спиранты), л! — л1л1, кь! — кь (аффрикаты). В багвалин. яз. остались только лълъ и кь. Между отд. андийскими языками наблюдаются фоне-тич. различия: в тиндинском и годоберин-ском нет сильных смычно-гортанных аффрикат ц1ц! и ч!ч1. Они заменены здесь несмычно-гортанными цц, чч. В ахвах. яз. слабые свистящие согласные с, ц, ц! перешли в шипящие ш, ч, ч1. Сильные шипящие переходят в сильные свистящие и в говорах чамалин. яз.
Грамматич. строй аваро-андийских языков характеризуется чертами, общими для всех нахско-даг. языков: противопоставленность неперех. глаголов переходным, к-рая проявляется в управляемых ими ядерных падежах — в абсолютнее и эргативе, лежащих в основе двух осн. синтаксич. конструкций даг. языков; наличие именных и морфологич. классов, и др. Однако в аваро-андийских языках, в отличие от ряда др. даг. языков, отсутствует личное спряжение. Глагольные формы не дифференцируются по видовому признаку (за исключением авар. яз.). По этому признаку аваро-андийские языки отличаются от лакского и даргинского языков, в к-рых корреляция между категориями вида и времени стала ведущим признаком функционирования глагола в целом. В авар. яз. по видовому признаку дифференцируется небольшая часть глаголов. Формы, выражающие однократное действие, имеют нулевой аффикс, а
формы, выражающие длит, действие, маркируются дуративными аффиксами -ар-(къунц!-ар-изе ‘заниматься стрижкой’), -д-(ц!ц1ал-д-езе ‘заниматься чтением') и др. Признаком вида в части глаголов является аблаутное чередование -и-, -у---
-е-: к1-у-т!и-зе ‘стучать’— к!-е-т1-езе ‘стучаться’. Многократное действие, как разновидность дуративного действия, выражается редупликацией корня: к1ут1-к1ут1изе ‘стучаться часто’.
В андийском и ботлих. языках сохранились следы более архаичной для даг. языкон категории одушевленности/не-одушевленности, ср. ботлих. хъуъа-р, вашал, йешил, к1ате ‘хорошие сыновья, дочери, лошади' (класс одуш. предметов, экспонент-р); хьуъа-б гъерабдалъи, чи-рахъабалъи ‘хорошие ложки, лампы’ (класс неодуш. предметов, экспонент -б). Впоследствии эта категория преобразовалась в категорию личности/неличности. В андийском яз. (нижнеандийские говоры) существительные распределены по именным классам по архаич. принципу — без учета их числовых форм. Именные классы, построенные без учета форм грамматич. числа, имеются н в др. группах нахско-даг. языков, напр. в лакском, однако по своему построению оии в этих языках не совпадают. Только в андийских языках существует пятичлеиная система именных классов (в годоберин., кара тин., ахвах., багвалин. и тиндин. языках), из к-рых 3 — в ед. ч. и 2 — во ми. ч. Система именных классов авар, яз., в к-рой имена существительные по форме их ед. ч. распределяются по трем классам (мужчин, женщин, животных и вещей), не характерна для др. языков. Она возникла исторически из шестичленной системы.
Специфич. чертой аваро-андийских языков является наличие косв. основ парадигмы склонения имен существительных, субстантивированных атрибутивных имен — прилагательных, причастий, числительных, указат. местоимений и др. Эти косв. основы в андийских языках маркируются спец, аффиксами — носителями семантики класса мужчин и класса женщин типа -щу- (для класса мужчин) и -лълъи- (для класса женщин), напр. има-щу-р 'отец', ила-лълъи-р ‘мать’ (багвалин. яз.). В авар. яз. аффиксы — носители семантики классов людей -с и -лъ — являются одновременно и показателями эргатива: васа-с ‘сын’, яса-лъ ‘дочь’. Эти аффиксы строго выборочно образуют косв. основу только от существительных, обозначающих либо мужчин (-с), либо женщин (-лъ), а иногда и вещь. Формы прилагательного, причастия, числительных, указат. местоимений, маркированные классным экспонентом муж. класса -в, образуют косв. основы только с помощью суффикса типа -с, а формы, маркированные экспонентами др. классов (-й, -б и т. д.), такие основы образуют только посредством аффикса типа -лъ; при этом ауслаутные классные показатели выпадают, ср. авар. лъик!а-в (класс мужчин), ‘хороший’ — лъик1а-с (эргатив) ‘хороший’; лъик!а-й (класс женщин) ‘хорошая’; лъик!а-6 (класс животных и вещей) ‘хорошее’ — лъик1а-лъ (эргатив) 'хорошая, хорошее’.
Общей типология, чертой андийских языков является наличие в их парадигме двух род. падежей, каждый из к-рых закреплен за определ. парадигмой. В парадигме класса наименований мужчин, в к-ром основообразующим элементом косв. форм является аффикс типа -щу-, представлен род. п., маркированный исключительно классными показателями, напр.
васс ‘брат’ — вассу-6 ‘брата’ (багвалии. яз.), гьек!ва ‘мужчина’ — гьек!ва-щу-в ‘мужчины’ (каратин., ботлих., годоберин. языки). Так же образуется род. п. и от субстантивированных атрибутивных имен, маркированных в абсолютнее показателем муж. класса -в. В парадигме класса женщин и класса вещей, где основообразующим аффиксом косв. падежей являются -лълъи- и его варианты, род. п. не дифференцируется на морфологически обособленные классные формы. Такой род. п. в андийских языках маркируется неклассными аффиксами -л1, -л1а, -лълъ. Аналогичный род. п. (с теми же аффиксами) образуется от субстантивированных атрибутивных имен, маркированных в абсолютнее показателями классов женщин и вещей -й, -б. В кссв. основах мн. ч. место аффиксов класса мужчин н класса женщин занимает аффикс класса людей -ло в каратин. и ахвах. языках, аффикс -лу в багвалин. яз. В косв. основах аффиксами класса вещей в каратин. яз. являются -а, -и, в ахвахском -ле, в баг-валинском -а. Аналогичные аффиксы — носители семантики классов людей и вещей — характерны также для косв. падежей субстантивиров. прилагательных, числительных, указат. местоимений и причастий.
В авар. яз. нет классного род. падежа. В андийском, ботлих., тиндин., чамалин. и авар, языках исчезли аффикс класса людей -ло и аффикс класса вещей -ле. В др. андийских языках аффиксы класса людей -ло. -лу в косв. основах мн. ч. не зарегистрированы.
Показатели категории морфологич. класса -в, -й, -б, -р в именах существительных не функционируют. В отличие от них аффиксы косв. основ -щу, -лълъи, -ло, -лу — показатели категории именного класса — являются составными элементами имен существительных.
Роль классных показателей категории морфологич. класса в аваро-андийских языках более значительна, чем в др. нахско-даг. языках. Это основные грамматич. средства выражения прилагательных, указат. местоимений, именных форм глагола, одного из типов род. п. Аффиксы косв. основ -щу, -лълъи, -ло, -лу являются характерным признаком парадигмы имени только в аваро-андийских языках, в др. нахско-даг. языках не встречаются.
Во всех аваро-андийских языках процесс дифференциации эргатива от абсо-лютива в именах существительных полностью завершился, а в личных местоимениях наблюдаются разл. стадии этого процесса. Эргатив и им. п. не различаются в местоимениях годоберин. и андийского языков. В ботлих. яз. дифференцировались лишь формы местоимения 1-го л. ед. ч.; в чгмалии. яз. морфологически обособились лишь формы обоих местоимений ед. ч. Часть аффиксов эргатива личных местоимений свойственна и эргативу имен существительных, ср. ахвах. ме-де ‘ты’ — бати-де ‘жеребец’; каратин. шци-л ‘мы’, хвани-л ‘лошадь’; багвалин. бишти-р ‘вы’, имащи-р ‘отец’; другая часть имеет иное происхождение, ср. багвалин. ме-н ‘ты’, каратин. мену-а ‘ты’, тиндин. м-и ‘ты’.
В аваро-андийских языках осн. способ образования субстантивов и глаголов — суффиксальный, более продуктивный в аварском и менее продуктивный в андийском языках. Префиксальный способ словообразования не получил развития. Глаголы с превербамн отсутствуют.
АВАРО 11
В аваро-андийских языках, кроме двух конструкций предложения — эргативной и абсолютной [в андийских языках аффиксы эргатива -дн, -д, -р, -л, -йи; в авар. яз. — -с, -лъ (в андийских языках варианты этих аффиксов образуют косв. основу), -л, -да, -з], есть еще дативная, или аффективная, конструкция, функционирующая с глаголами чувственного восприятия (verba sentiendi), к-рые по своей семантике стоят вне категории переходности/неперехбдности, иапр. Инсуда вац вихьана (букв.— ‘на отца брат виделся’) ‘отец брата видел’ (авар. яз.). В цегоб. говоре ахвах. яз. зарегистрированы глаголы чувственного восприятия, управляющие не дативом, а эргативом (дииде ба‘и ‘я знаю’), что не характерно для остальных нахско-даг. языков. В авар. яз. форма перех. глагола, маркированная одним из дуративных аффиксов, становится непереходной, безобъектной, и активный эргативный субъект преобразуется В инактивный именит, субъект: дос ц!ц1алула т1ехь ‘Он читает книгу’ — дов ц!ц1ал-д-ола 'Он занимается чтением’, т. е. в сфере функционирования перех. глагола сосуществуют две контрастные конструкции — эргативная н абсолютная.
Для образования сложных слов употребляются основосложение и суффиксация, при этом употребляются слова, принадлежащие к разл. частям речи и стоящие как в прямой, так и в косв. формах.
До Окт. революции 1917 аваро-андийские народности не имели своей письменности и пользовались видоизмененным араб, алфавитом. Носители бесписьм. андийских языков (языков бытового общения) пользуются лит. авар, языком. Об изучении А.-а.-ц. я. см. Кавказоведение. • Гу дав а Т. Е., Сравнит, анализ глагольных основ в аварском и андийских языках, Махачкала, 1959; его же, Консонантизм андийских языков, Тб., 1964; Языки Дагестана, Махачкала, 1976.
С. М. Хайдаков. АВАРСКИЙ язйк — один из авароандийских языков (см. Аваро-андо-цезские языки). Распространен в зап. части Даг. АССР, от Баоаюртовского р-на на С. до Закатальского и Белоканского р-нов Азерб. ССР на Ю. Число говорящих ок. 472 тыс. чел. (1979, перепись). Язык межнац. общения и школьного обучения у андийских и цезских народностей.
Диалекты А. я. делятся на 2 группы: сев. наречие — зап. (салатавский), вост, и хунзахский (центр.) диалекты; юж- наречие — андалальский, гид-ский, аицух., карах., батлух., закаталь-ский (джар.) диалекты.
В структурном отношении А. я. наиболее близок андийским языкам. Для него характерны подвижное ударение, играющее смыслоразличит. роль (г!и ‘овца’ — род. п. гТиял, ми. ч. г!йял), редукция гласных и наличие аблаута (га-мач! ‘камень’ — род п. ганч!ил; газа ‘кирка’ — род. п. гозол, мн. ч. гузби). В грамматич. системе — большое кол-во лабильных, или переходно-непереходных, глаголов; наличие т. наз. учащатель-ных глаголов; возможность образования конструкций с двойным номинативом при аиалцтич. форме глагола-сказуемого (ин-суца хур бекьулеб буго//эмеи хур бекьу-лев вуго ‘Отец поле пашет’); обозначение субъекта глаголов чувственного восприятия суперлативом (локативным падежом); сосуществование двух контрастных конструкций — эргативной и номинатив-
12 АВАРСКИЙ
ной — в сфере функционирования перех. глагола, н др.
В основе лит. языка — т. наз. болмац («нар. язык»), являвшийся средством устного общения между носителями разл. авар, диалектов. Письменность введена с 1928 на основе лат., а с 1938 на основе рус. графики. Использовавшийся до и в первые годы после Окт. революции 1917 араб, алфавит («аджам») не получил распространения.
• Услар П. К., Этнография Кавказа. Яз-знание, [т.] 3 — Авар, язык, Тифлис, 1889; Бокарев А. А., Синтаксис авар, языка, М.“ Л., 1949; М и к а и л о в Ш. И., Очерки авар, диалектологии, М.— Л., 1959; Чикобава А., Церцвадзе И., Авар, язык, Тб., 1962; Мадиева Г. И., Морфология авар. лит. языка, Махачкала, 1981; Schiefner A., Versuch liber das Awarische, Saint-Petersbourg, 1862; Cha-r a c h i d z ё G., Grammaire de la langue avar, P., 1981.
Авар.-рус. словарь, M., 1936; Рус.-авар, словарь, Махачкала, 1955; Авар.-рус. словарь, М., 1967.	М. Е. Алексеев.
АВЕСТЙЙСКИЙ ЯЗЬ'1К (авестскнй; устар.— зендский язык) — язык «Аве-сты», один из древних иранских языков. Язык богослужения в зороастрнйских общинах в Индии (у парсов) и в Иране (у гебров). Известен Европе с кои. 18 в. «Авеста» (‘уложение’) — среднеперс. назв. священного свода религ. текстов зо-роастрийцев. Наиболее вероятное время единственно бесспорной кодификации свода — 4—6 вв. «Авесте» предшествовала многовековая устная традиция передачи текстов на уже мертвом языке.
В А. я. выделяют 2 диалекта: диалект Гат (песнопений, приписываемых За-ратуштре, или Зороастру) и поздиеаве-стииский. Их осн. различие: в диалекте Гат имеется тенденция к сохранению звонкости групп согласных, возникших в результате ассимиляции (из сочетания звонкий придыхательный 4- глухой простой), в позднеавестийском такие группы оглушаются. Ф. Кёйпер решает вопрос о Диал. членении на основе ларингальной теории.
А. я. характеризуется ярко выраженным флективным строем синтетич. типа, значит, свободой порядка слов в предложении. В отличие от древнеперсидского языка А. я. характеризуется лучшей сохранностью конца слова, именной и глагольной флексии. Возможность влияния устной традиции на язык «Авесты» обусловливает трудности фонетич. интерпретации текстов.
Авестийские тексты были записаны фонетич. письмом, содержащим св. 50 знаков и разработанным на основе ср.-ир<1Н. алфавита арамейского происхождения. Старейшая рукопись датируется 13— i4 вв.
1 Соколов С. Н., Авестийский язык, М., 1961; его же, Язык Авесты, [Л.], 1964; его же, Язык Авесты, в кн.: Основы ираи. яз-знания. Древнеиран. языки, М., 1979 (лит.); Bartholomae Ch г., Awe-stasprache und Altpersisch, в кн.: Grundriss der iranischen Philologie, Bd 1, Abt. 1, Strassburg, 1895—1901; его же, Altiranisches Worterbuch, 2 Aufl., B., 1961; R e i c h e 1 t H., Awestisches Elementarbuch, Hdlb., 1909.
С. П. Виноградова. АВСТРАЛЙЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — языки коренного населения Австралии, кроме папуасского языка мириам (вост, о-ва Торресова прол.) и тасманийских языков. Генетич. близость А. я. не доказана. К началу европ. колонизации насчитывалось ок. 300 тыс. австралийцев, говоривших более чем иа 260 языках. В 19 — нач. 20 вв. численность аборигенов постоянно сокращалась, во 2-й пол. 20 в. их насчитывается ок. 160 тыс. чел.
(с метисами), но владеют А. я. не более 50% из них. Из 200 А. я. значит, часть находится на грани исчезновения. Лишь на т. наз. «языке Зап. пустыни» говорят 4 тыс. чел., число носителей остальных языков — от единиц до неск. сотеи человек. Многие А. я. имеют большое кол-во диалектов, из-за существенных лексич. расхождений взаимопонимание между носителями нек-рых из них невозможно. Это затрудняет разграничение языков и диалектов, вследствие чего общее число А. я. иногда оценивается в 500—600.
А. я. включают 12 отд. языков — ан-диляугва, варраи, гунавиди, какадю, кунгаракаиь, маигарай, минкин, накара, нгевии, нуиггубую, тиви, яиюла — и 16 семей (в скобках — кол-во языков в семье) — буиаба (2), буреран (2), ворора (3), гарама (2), гунвииггу (11), семья р. Дейли (12), дерага (5), диигили-вамбая (3), дяминдюнг (4), иваиди (5), карава (2), ларакиа (2), мангери (2), мара (3), нюлиюл (4), пама-нюнга (ок. 180). Наиболее многочисл. семья пама-нюнга (25 групп и 16 отд. языков) занимала 7/в терр. материка (кроме Земли Дампира и плато Кимберли на С.-З. Австралии, б. ч. Арнемленда, юго-зап. побережья зал. Карпентария и прилегающей терр.).
Большинство А. я. обладает типология, и материальной близостью иа всех уровнях языковой структуры прн нек-ром разнообразии лексики. В А. я., как правило, отсутствуют фрикативные, нет противопоставления глухих — звонких; подсистемы взрывных и носовых имеют по 6 членов (билабиальный, интердентальный, апикальный, ретрофлексный, палатальный, велярный); имеется 4 латеральных, вибрант и 3 глайда (билабиальный, ретрофлексный, палатальный). В ряде А. я. (Центр, и Юж. Австралия, Юго-Зап. Квинсленд) число серий взрывных увеличивается до 4 (сильные, слабые, назализованные, латерализованные); в нек-рых языках Арнемленда имеются абруптивы. В отд. языках число взрывных и носовых фонем сокращается за счет интердентальных, реже палатальных. В языках п-ова Кейп-Йорк (семья пама-нюнга) нет ретрофлексных, в этих же языках имеются фрикативные. В А. я. обычны 3 гласные фонемы i, а, и, наибольшим разнообразием отличается вокализм нек-рых языков п-ова Кейп-Йорк. Структура слога большинства А. я. CV(C), сочетания согласных редки. Ударение, как правило, на первом слоге.
Все А. я.— агглютинативные, в языках семей пама-июнга, дингили-вамбая, карава и в языке минкин имеются только суффиксы, в остальных — как суффиксы, так и префиксы. Субъектно-объектные показатели в ряде языков присоединяются не к сказуемому, а к особой частице — «катализатору» или к первому слову в предложении, напр. padju-lu-lu ka-na-ogu nja-nji ‘Я тебя вижу’, где ка — эргативный катализатор (язык вал-бири юго-зап. группы семьи пама-нюи-га). Глагол обычно различает 2—3 времени, в нек-рых языках обязательным является точное указание иа момент суток, в к-рый совершается действие. Категорией времени могут обладать и личные местоимения. Число существительных обычно не выражается, у личных местоимений противопоставляется до 4 чисел. Система указат. местоимений сложна. Кол-во непроизводных числительных невелико (обычно 3—4). В системе грамматич. категорий находят отражение спе-цифич. . особенности социальной структуры австралийцев. Так, в языке лардил
(группа танга семьи пама-нюнга) личные местоимения не единств, числа имеют две формы: одна — для лиц, четных по отношению к говорящему поколений, другая — нечетных, иапр. 1-е л. дв. ч., эксклюзив njari ‘мы с иим (братом, дедом, внуком и т. д.)‘ и nja:ni ‘мы с ним (от-цом, сыном, прадедом и т. д.)’.
Порядок слов в предложении обычно свободный, ио преобладает SOV. Большинство А. я.— эргативные, к номинативным относятся только языки групп танга (зал. Карпентария) и нгаярда (Зап. Австралия) семьи пама-нюнга. Большая часть префигирующих (точнее, префиги-рующе-суффигирующих) и неск. территориально разобщенных групп суффи-гирующих А. я. имеют согласовав классы: jaoani-n dji:yi—li-n nawara-n ша-rarji-n nare:gari n-amarjgi (n — классный показатель) — ‘Кто этот большой мужчина, которого я вижу?’ (язык гндя семьи дерага). Во мн. А. я. возможна инкорпорация объекта, нередко в супплетивной форме: giri-punita-wuri-ni ‘Я отрезал (его) ухо’; свободная форма слова «ухо» turna (язык тиви).
Историю изучения А. я. можно разделить на 3 периода. До 30-х гг. 20 в. изучением А. я. занимались в основном этнографы и миссионеры. Почти весь опубликованный тогда материал сводился к словинкам и кратким грамматич. очеркам, часто написанным с позиций лат. грамматики. 2-й период — 30—50-е гг. 20 в.— связан с деятельностью А. Кей-пелла и его учеников, в это время создано большое кол-во иауч. грамматич. описаний. С основанием в 1961 Австралийского ин-та изучения аборигенов начался 3-й период изучения А. я. Этот ин-т координирует все этиографич. и лиигви-стич. исследования; появляются детальные грамматики многих А. я., активизируется лексикография, работа, начинается сравнит.-ист. изучение А. я.
О журналах, публикующих материалы об А. я., см. в ст. Австронезийские языки; А. я. посвящена б. ч. материалов жури. «Australian Journal of Linguistics» (St. Lucia, 1981—).
• C a p e 1 1 A., A new approach to Australian linguistics, Sydney, 1956; 2 ed., Sydney, 1962; его же, History of research in Australian and Tasmanian languages, CTL, v. 8, pt 1, The Hague — P., 1971; O'Grady G. N., Lexicographic research in aboriginal Australia, там же; Greenway J., Bibliography of the Australian aborigines and the nativ peoples of Torres Strait to 1959. Sydney. 1963; Wurm S. A., Languages of Australia and Tasmania, The Hague — P., 1972; Grammatical categories in Australian languages, Atlantic Highlands (N. J.), 1976; Australian linguistics studies, Canberra, 1979; «Handbook of Australian languages», v. 1—3, Canberra, 1979—83; Dixon R. M. W., The languages of Australia, Camb.— [a. o.i, 1980.	.В. И. Беликов.
АВСТРЙЧЕСКИЕ ЯЗЫКЙ — см. Дуст-рические языки.
АВСТРОАЗИАТСКИЕ ЯЗЫКЙ — см. Лустроазиатские языки.
АВСТРОНЕЗЙЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — одна из крупнейших семей языков. Распространены на Малайском арх. (Индонезия, Филиппины), п-ове Малакка, в нек-рых юж. р-нах Индокитая, в Океании, на о. Мадагаскар, о. Тайвань. В центр, части ареала А. я. расселены также папуасоязычные народы; ряд мало-изуч. языков смешанного папуасско-австронезийского происхождения пока не может быть обоснованно отнесен ни к А. я., ни к к.-л. семье папуасских языков. Кол-во А. я. ок. 800, число говорящих ок. 237 млн. чел. До 60-х гг. 20 в. А. я. часто называли также малайско-по
линезийскими, но поздиее этот термин стали применять к подразделению внутри семьи.
Высказывались гипотезы об отдаленном родстве А. я. с языками др. семей, однако ни одна из них не была достаточно обоснованной. Сходство А. я. с аустро-азиатскими языками проявляется в осн. в типологии, что скорее всего объясняется древними контактами, но не родством. Между А. я. и кадайскими языками нет выраженного типология, сходства, однако обнаруживается известная материальная близость, что говорит о возможности родства между этими семьями.
Начиная с 19 в. А. я. традиционно подразделялись на 4 ветви: индонезийскую, полинезийскую, меланезийскую, микронезийскую; последние 3 иногда объединялись под назв. «океанвйские языки». В 60-х гг. 20 в. И. Дайен разработал лек-снко-статистнч. классификацию А. я., в к-рой выделяется ядро семьи, наз. ма-лайско-полинезийскнмн языками, и ок. 40 небольших групп, распространенных в основном в р-не Н. Гвинеи и островной Меланезии. Однако имеются веские аргументы в пользу существования особой океанийской ветви, включающей и большинство А. я. р-на Н. Гвинеи; в то же время языки зап. части ареала, по-видн-мому, не образуют такого единства. В 70-х гг. Р. Бласт предложил классификацию, опирающуюся иа данные сравиит.-нст. анализа, по к-рой семья А. я. разделяется иа 4 ветви, из них 3 — атаяльская, цоуская, паиваиская — распространены на о. Тайвань, а 4-я — малайско-полинезийская — объединяет все прочие А. я. 4-я ветвь подразделяется на 3 <подветви»: западную (языки Филиппин, зап. части Индонезии, Индокитая, Мадагаскара, а также языки чаморро н палау в Зап. Микронезии), центральную (языки вост, половины М. Зондских о-вов и б. ч. Молуккских о-вов), восточную (языки сев. Молуккских о-вов и крайнего запада Н. Гвинеи и океанийские языки). Внутри указанных «подветвей» выделяется ряд предположат, генетич. групп разл. таксономия. рангов. К зап. «подветви» относятся, в частности, южносулавесийские языки, каили-памана языки, неск. групп т. наз. баритосскнх языков (распространены на о. Калимантан, но в одну из этих групп, по-видвмому, входит малагасийский язык), обширная малайско-яван. группа (внутри нее выделяется малайская подгруппа), ряд групп и подгрупп, объединяемых под назв. филиппинские языки. Среди языков центр, «подветви» выделяется амбон. группа. Осн. часть вост, ветви составляют океанийские языки, внутри к-рых намечается сложная классификация; в число океанийских языков входят полинезийские языки и микронезийские языки.
А. я. отмечены значит, типологии, разнообразием. В целом для них характерны сравнительно простые фонология, системы. В консонантизме обычно выделяются 3—5 локальных рядов смычных (губиые, передне- и заднеязычные; в языках Зап. Индонезии и Н. Каледонии также палатальные или альвеопалатальные, а во мн. океанийских языках — 1—2 ряда лабио-велярных). В этих рядах противопоставляются глухие взрывные, звонкие взрывные н носовые. Кроме того, обычно имеются плавные г и 1, полугласные w и у, фрикативные s н h, гортанный взрыв. Для вокализма характерно наличие 5—6 фонем; в ряде языков фонологичны долгота и назализация. В части А. я. имеется фонология, ударение; тоновые противопоставления (см. Гон) редки.
А. я.— полисиллабические; корневые морфемы чаще всего двусложные, морфемный стык не обязательно совпадает со слоговой границей. Слово или материально совпадает с корневой морфемой, или состоит из корневой морфемы и аффиксов. Степень сложности аффиксации колеблется в широких пределах. Строение многоморфемного слова обычно прозрачно, удельный вес фузионных стыков невелик. Варьирование звуковой оболочки морфем, как правило, ограничено.
Категория числа существительных выражается аналитически, реляционных форм, исключая формы с посессивными суффиксами, как правило, не имеется. Обычно противопоставление нарицательных и личных имен'(в частности, при помощи особых артиклей). Во многих А. я. Индокитая, Суматры, юж. и центр. Сулавеси, вост. Индонезии, Микронезии имеются классификаторы. Прилагательное исторически, видимо, четко противопоставлялось др. частям речи, что и сейчас характерно для мн. языков зап. части ареала, но в совр. языках (в частности, в большинстве океанийских) оно нередко образует глагольный подкласс. В морфологии глагола обнаруживается значит, разнообразие: от сложных систем синтетич. форм, выражающих залог, отношение к объекту действия, модально-видо-временные значения (иапр., в Филиппин, языках), до почти полного отсутствия синтетич. морфологии (в чам-ском и полинезийских языках). Во многих А. я. Океании и Индонезии глагол имеет местоименные показатели субъекта (в препозиции) и объекта (в постпозиции), к-рыми дублируются существительные и самостоят. местоимения. Повсеместно характерно противопоставление инклюзива и эксклюзива. В большинстве А я. имеется неск. функционально разл. серий клитических и/или аффиксальных местоименных морфем.
Синтаксис А. я. характеризуется преобладанием аналитич. средств выражения синтаксич. связей. В большинстве А. я. порядок слов SVO. Для А. я. в целом характерна постпозиция определения.
Широко распространенные словообра-зоват. средства А. я.— аффиксы (преобладают префиксы), редупликация, а также словосложение. Разграиичевие словоизменения и словообразования нередко затруднено.
Для ряда языков материковой и островной Юго-Вост. Азии (чамский, малайский, яванский, балийский, бугийский, тагальский и др.) в 1-м — нач. 2-го тыс. н. э. были разработаны системы письма на инд. основе. С проникновением ислама для нек-рых языков стало употребляться арабское письмо. Практически все лит. А. я. пользуются письменностями на лат. основе, созданными в основном в 19— 20 вв. (для Филиппин, яз.— с 16 в.).
Первым сравнит.-ист. исследованием А. я. была работа В. Гумбольдта о языке кави (1836—39); им был введен термин «малайско-полииезийские языки» (тер-мии«А. я.»предложен В. Шмидтом в кон. 19 в.). Реконструкцию праязыка начал X. ван дер Тюк (60-е гг. 19 в.). Важный “клад в описат. и сравнит.-ист. изучение А. я. в 19 — нач. 20 вв. внесли X. К. Керн, Р. Брандштеттер, С. Рей, У. Дж. Ивенз и др. Совр. реконструкция праязыка базируется ва работе О. Демпвольфа о звуковых законах в А. я. (1934—38), существенно дополненной позднее работами Дайена, Бласта,
АВСТРОНЕЗИЙСКИЕ 13
О. Даля и др. Составление грамматики словарей языков Малайского арх. началось в 17 в., а языков Океании — с нач. 19 в., но большинство А. я. остается до сих пор практически не описанным. В 60—70-х гг. 20 в. появились лингвогео-графич. исследования. Проводятся меж-дунар. конференции по А. я. [Гонолулу, 1974, Канберра, 1978, Денпасар (Индонезия), 1981, Сува, 1984, Окленд, 1988].
ФСирк Ю. X., Австронезийские языки, в кн.: Сравнит.-ист. изучение языков разных семей. Задачи и перспективы, М., 1982 (лит.); Humboldt W., Ober die Kawi-Sprache auf der Insel Java. Bd 1 — 3. B., 1836— 1839; Brandstetter R., An introduction to Indonesian linguistics, L., 1916; Demp-wolff O.. Vergleichende Lautlehre des austronesischen Wortschatzes, Bd 1—3, B., 1934—38; Dyen I., The Proto-Malayo-Poly-nesian laryngeals, Balt., 1953; его* же, A lexicostatistical classification of the Austronesian languages, IJAL.1965, Memoir 19; его же, The Austronesian languages and Proto-Austronesian, CTL, 1971, v. 8; Papers of the First International Conference on comparative Austronesian linguistics. 1974, OL, 1973-74, v. 12—13, N 1-2; Dahl О. C.. Proto-Austronesian. 2 ed., Lund — L., 1977; его же, Early phonetic and phonemic changes in Austronesian, Oslo — Bergen — Tromso, 1981; Second International Conference on Austronesian linguistics: Proceedings, fasc. 1 — 2. Canberra, 1978; В 1 u s t R., Austronesian etymologies, OL, 1980, v. 19; 1984, v. 22—23; 1985, v. 25; Papers from the Third International Conference on Austronesian linguistics, t. 1—4. Canberra, 1982—83; Papers from the Fourth International Conference on Austronesian linguistics, t. 1—2, Canberra. 1986.
S. И. Беликов, Ю. X. Сирк.
Материалы, посвященные исследованию А. я., а также папуасских и австралийских языков, хроме общелингвистич. журналов (см. Журналы лингвистические') публикуются в специалиэи^эов. журналах ряда стран: «Madialah untuk ilmu bahasa, ilmu bumi dan kebucfajaan Indonesia» (языки Индонезии; Djakarta — Batavia. 1852—, до 1952 — «Tijd-schrift voor indische taal-, land-en volkenkun-de»), «Bijdragen tot de taal-, land- en volken-kunde van Nederlandsch-Indie» (языки Индонезии; The Hague, Нидерланды. 1853—), «The Journal of the Polynesian Society» (Wellington, 1892—), «Oceania: A Journal devoted to the study of the native peoples of Australia, New Guinea and the Islands of the Pacific Ocean» (Melbourne, 1930—), «Verhandelin-gen van het Koninklijk Instituut voor taal-, land- en volkenkunde» (’s-Gravenhape, Нидерланды. 1938—), «Etudes melanesiennes» (Noumea, H. Каледония, 1938—), «Journal de la Society des oceanistes» (P., 1945—), «Те Reo» (Wellington — Auckland, H. Зеландия, 1958—), «Oceanic Linguistics» (Honolulu, 1962—), «Pacific Linguistics» (Canberra, Австралия. 1963—), «Kivung: Journal of the Linguistic Society of Papua and New Guinea» (папуас.и меланезийские языки; Boroko, Папуа — Н. Гвинея, 1968—). «Philippine Journal of Linguistics» (Manila, 1970—).
E. А. Хелимский. ABTOM АТЙЧЕСКАЯ ОБРАБОТКА ТЕКСТА — преобразование текста на искусственном или естественном языке с помощью ЭВМ. Прикладные системы и теория А. о. т. начали создаваться в кон. 50-х гг. 20 в. (США, СССР, Франция, ФРГ и др.) и развивались в иеск. разл. приложениях: в системном программировании, издат. деле и в вычислит, лингвистике. В системном программировании, предметом к-рого является создание программного обеспечения функционирования ЭВМ и работы пользователей, развивались инструментальные средства разработки программ, т. е. текстов на алгорит-мич. языках (см. Искусственные языки). В издат. деле А. о. т.— одно из направлений автоматизации редакциоиио-издат. процессов. В этих областях термин «А. о.
14 АВТОМАТИЧЕСКАЯ
т.> употребляется, как правило, в относительно узком смысле как преобразование формы. В вычислит, лингвистике, предметом к-рой является автоматич. линг-вистич. анализ и синтез текста, а также лингвистич. аспекты общения с ЭВМ на естеств. языке, термин «А. о. т.» понимается в более широком смысле, охватывающем и процедуры анализа содержания и синтеза (по заданному содержанию понятного человеку) текста.
В зависимости от целей различают неск. видов А. о. т. Преобразование текста при автоматизированном редактировании заключается во внесении в текст, находящийся в памяти ЭВМ, исправлений и дополнений; форматирование текста заключается в выделении заголовков, формировании строк и страниц нужного формата, выделении и оформлении разделов и подразделов текста для его воспроизведения на устройствах печати ЭВМ. В процессе автоматич. набора и верстки текст, введенный в ЭВМ, преобразуется в представление (код), воспроизводимое полиграфия, оборудованием (напр., фотонаборным автоматом). При лекси-к о гр а ф и ч. обработке текст преобразуется в лексикография, представление, в к-ром каждому словоупотреблению соответствует определ. информация в формируемом к этому тексту словаре. В автоматич. лингвистич. анализе текст последовательно преобразуется в его лексемио-морфологич., синтаксич. и семантич. представления. В процессе автоматич. синте-з а производятся обратные преобразования: от семантич. представления через синтаксическое и лексемно-морфологическое к собственно текстовому.
Системы автоматизиров. редактирования (текстовые редакторы) и автоматич. форматирования (форматер ы), наз. вместе системами А. о. т. в узком смысле (аигл. text processing или word processing systems), с кон. 70-х гг. входят в состав системного программного обеспечения практически всех типов ЭВМ. Управление текстовыми редакторами и форматерами осуществляется через дисплей (устройство для ввода с помощью алфавитно-цифровой клавиатуры и отображения на экране электронно-лучевой трубки обрабатываемого текста). Изменения и дополнения в обрабатываемый текст могут быть внесены непосредственно с помощью указателя позиции в тексте (курсора), с помощью алфавитно-цифровой клавиатуры дисплея, а также с помощью спец, команд, воспринимаемых системой редактирования. В последнем случае одно и то же изменение может быть внесено одновременно во все места текста, где оио небхо-димо (напр., изменение написания собств. имени, расшифровка сокращения или, наоборот, сокращение определ. словосочетания). Текстовые редакторы и форматеры широко используются как средства подготовки и ввода в ЭВМ программ, программной документации, науч, отчетов и др. данных.
В издат. практике системы автоматизиров. редактирования используются, как правило, совместно с системами автоматич. набора и верстки. В качестве составных частей в такие системы входят и нек-рые лингвистич. программы, напр. программы переноса слов в соответствии с орфографией данного языка, проверки и исправления орфографии, транслитерации и транскрибирования, выделения имен собственных и ключевых слов для автоматич. составления именных и пред
метных указателей (в последнем случае используются также программы лемматизации, т. е. преобразования текстовых форм слов в словарные).
Автоматизиров. лексикография, системы, т. е. системы автоматизации подготовки и использования словарей, включают в себя программы и справочные данные, необходимые для лексикография, обработки текстов. В них используются текстовые редакторы для ввода и коррекции программ, данных и запросов к системе, программы контроля орфографии и разметки входного текста, программы сегментации текста на слова, словосочетания, предложения и фрагменты словарных статей, программы лемматизации и подсчета статистики словоупотреблений, программы загрузки, поиска и коррекции данных и др. Введенные в систему тексты и/или словари размещаются в базах данных и снабжаются словоуказателями и др. индексами, позволяющими по слову или его характеристикам находить его контексты или словарные статьи, в к-рых оно описано. Результатом А. о. т. в автоматизиров. лексикография, системах являются частотные словари, конкордансы (словоуказатели с контекстами), автоматич. моно- и многоязычные словари, размещаемые в базах данных и используемые программами лексикография, систем в качестве справочного материала при обработке новых данных. Поэтому такие системы являются развивающимися системами. Автоматич. слова-р и используются в системах автоматического перевода, а также в информационных системах и системах общения с ЭВМ на естеств. языке в качестве справочников при подготовке и расширении словарей и уточнении грамматик этих систем.
В составе лингвистич. обеспечения автоматизиров. информационных систем различают три группы функций А. о. т.: автоматич. иидексироваиие входных документов, автоматич. составление поисковых предписаний по тексту запросов и автоматизиров. ведение словарей системы. Ядром лингвистич. обеспечения автоматизиров. информационных систем являются информационно-поисковые тезаурусы, в терминах к-рых производится индексирование вводимых в систему текстов. Индексирование текста заключается в составлении к нему поискового «образа*, в к-ром указываются понятия, описываемые в тексте, и отношения между ними. Аналогично обрабатываются и запросы к системе. Сравнением поисковых предписаний с поисковыми образами документов осуществляется выбор текстов запрашиваемой тематики. Существуют и бестезаурусные системы, способные осуществлять поиск текстов по любым сочетаниям слов, встречающихся в них. В таких системах автоматически строятся словоуказатели к вводимым текстам.
Наиболее полно функции А. о. т. развиты в системах автоматич. перевода и системах человеко-машинного общения, где основным является синтаксич., а в системах общения с ЭВМ — семантич. анализ. Эти наиболее сложные формы А. о. т. целиком опираются на формальный аппарат, развитый в рамках математической лингвистики и вычислит, лиигви-отики. Здесь А. о. т. осуществляется сложными программами, наз. языковыми, или лингвистическими, процессорами (NLP— Natural Language Processor). Центр, функцией языковых процессоров является грамматич. разбор (parsing). Программы грамматич. разбора (parser) используют в качестве справочных данных формальные грамматики и словари то-
го языка, тексты к-рого служат объектом анализа или синтеза. В качестве формальных грамматик используются расширенные грамматики непосредственных составляющих (контекстно-свободные грамматики), трансформационные грамматики, грамматики расширенных сетей переходов, являющиеся системами грамматик непосредственных составляющих, и др. В качестве формальных словарей используются прикладные (инженерные) варианты толково-комбинаторных словарей, т. е. спец, форм семантико-син-таксич. словарей, имеющих подробную информацию о вариантных формах слов, об их семантике и о сочетаемостных возможностях на лексич., семантич. и синтак-сич. уровнях с учетом морфологич. ограничений. В нек-рых языковых процессорах систем автоматич. перевода и систем общения с ЭВМ такие словари могут быть использованы как для анализа, так и для синтеза текстов. Обычно языковые процессоры содержат морфологич., синтаксич., семантич. (или синтактико-семантич.) и словарную компоненты (подсистемы программ и данных), каждая из к-рых реализует динамич. модель языка на соотв. уровне. Языковые процессоры систем общения с ЭВМ опираются, как правило, на нек-рую систему представления знаний и взаимодействуют с ней, осуществляя функции логич. (дедуктивного) вывода. Знания часто представляются в виде т. наз. фреймов — языковых моделей определ. фрагментов действительности или семантич. сетей и образуют т. наз. базы знаний, хранимые в ЭВМ. Эти функции используются также и как средство раскрытия неоднозначностей (разрешения омонимии), восстановления эллипсисов, установления анафорических связей в тексте и в др. сложных случаях лингвистического анализа.
С 70-х гг. наблюдается тенденция к интеграции всех подходов к конструированию систем А. о. т. в рамках искусств, интеллекта — направления в информатике (computer science), связанного с созданием сложных человеко-машинных и робототехнич. систем, моделирующих человеческую деятельность в разл. сферах и предметных областях. В таких системах текст иа естеств. или искусств, языке является как источником накопления знаний системы, так и источником данных для выбора ее поведения, а также средством взаимодействия системы с человеком. Здесь функции редактирования все больше сливаются с функциями содержат. обработки, образуя единый аппарат понимания текста. Это открывает возможности для автоматизации наиболее сложных областей человеческой деятельности, требующих затрат прежде всего интеллектуального труда, таких, как ре-дакционио-издат. процессы, извлечение информации из текстов, медицинская и техиич. диагностика, экспертная деятельность, проектирование машин и сооружений, изготовление проектной документации, управление социально-экономич. системами. Во всех этих случаях А. о. т. играет первостепенную роль. Однако в таких массовых, «промышленных» применениях А. о. т. должна опираться на мощную информационную поддержку в виде автоматизиров. словарных картотек, автоматич. словарей, грамматик и др. форм представления лингвистич. данных в ЭВМ. Разработка таких систем приобретает форму машинных фондов нац. языков, нац. автоматизиров. лексикографии, служб и т. п.
• Лингвистич. обеспечение в системе автоматич. перевода третьего поколения. Предварит. публикация, М., 1978; X и с а м у т-дииов В. Р., Авраменко В. С., Легонькое В. И., Автоматизиров. система информационного обеспечения разработок. М., 1980; Андрющенко В. М., Автоматизиров. лексикография, системы, в кн.: Теоретич. и прикладные аспекты вычислит. лингвистики, М., 1981. с. 71—88; П о-пов Э. В., рбщение с ЭВМ на естеств. языке, М., 1982; Белоногов Г. Г.. К у з-нецов Б. А., Языковые средства автоматизиров. информационных систем, М., 1983; Модели общения и лингвистич. процессоры, в кн.: Представление знаний в человеко-машинных и робототехнич. системах. Том А.— Фундаментальные исследования в области представления знаний, М., 1984, с. 183— 210; Борковский A., X е л ь б и г Г., Системы подготовки текста, там же, том В.— Инструментальные средства разработки систем, ориентированных на знания, М., 1984, с. 73—87; Системы общения с ЭВМ на естеств. языке, там же. том С.— Прикладные человеко-машинные системы, ориентированные на знания, М.. 1984, с. 36—69; Андрющенко В. М., Машинный фонд рус. языка: постановка задачи и практич. шаги, ВЯ, 1985. № 2; Н ays D. G., Introduction to computational linguistics, N. Y., [1967]; В a t о r i I. S., Linguistische Datenverarbei-tung, «Sprache und Datenverarbeitung», 1977, № 1, p. 2—11; Knuth D. E., Tau Epsilon Chi, a system for technical test, Providence, 1979, «SIGART Newsletter», 1982, № 79; Meyrowitz N., Dam A. van, Interactive editing systems, pt 1—2, «Computing Surveys», 1982, v. 14, №3; Furuta R., Scofield J.. Shaw A.. Document formatting systems, там же. JB. M. Андрющенко. АВТОМАТИЧЕСКИЙ ПЕРЕВОД (машинный перевод) — выполняемое на ЭВМ действие по преобразованию текста на одном естественном языке в эквивалентный по содержанию текст на другом языке, а также результат такого действия. В совр. системах А. п. участвует человек (редактор). Для осуществления А. п. в ЭВМ вводятся программа (алгоритм), словари входного и выходного языков, содержащие разнообразную информацию. Наиболее распространенная последовательность формальных операций, составляющих анализ и синтез в системе А. п.: ввод текста и поиск входных словоформ в словаре с сопутствующим морфологич. анализом; перевод идиом; определение основных грамматич. (морфологич., синтаксич., а также семантич., лексич.) признаков, необходимых для перевода в рамках дайной пары языков, по входному тексту; разбор омографии; лексич. анализ и перевод (в т. ч. многозначных слов с учетом контекста); окончат, грамматич. анализ с целью доопределения информации, необходимой для синтеза; синтез выходных словоформ, предложений и текста в целом. Анализ может производиться как пофразно, так и для всего текста, с определением в последнем случае аиафорич. связей.
Действующие системы А. п. ориентированы на конкретные пары языков и используют, как правило, переводные соответствия на поверхностном уровне, хотя иек-рые разрабатываемые системы строятся с расчетом на возможность использования глубинных уровней представления смыслового содержания текста. Качество А. п. зависит в большой степени от объема, структуры и качества словарной информации к лексич. единицам входного и выходного языков, настройки алгоритмов лингвистич. анализа иа специфику переводимых текстов (обычно науч.-технич. характера), вместе с тем имеет большое значение оптимальность решения универсальных лингвистич. проблем. Теоретич. основой начальных работ по А. п. был взгляд на язык
как на кодовую систему. С развитием теоретико-множеств. концепций языка возникла идея множественности вариантов анализа и синтеза, появился замысел языка-посредника.
А. п. стимулировал исследования по теоретич. яз-знанию в аспекте различения языка и речи, теории формальных грамматик, статистич. и теоретико-ииформа-циониым измерениям речи. В процессе развития А. п. разработаны методы изображения н обнаружения синтаксич. структур, связь между разными способами их представления, вскрыты нек-рые свойства правильных синтаксич. структур и др. Результаты работы по А. п. способствовали развитию информационного поиска и работ по искусств, интеллекту.
Первые опыты А. п. были осуществлены в США в кон. 40-х гг. 20 в. с появлением первых ЭВМ. В СССР первый эксперимент по А. п. был выполнен И. К. Бельской (лингвистич. основа алгоритма) и Д. ГО. Пановым (программа реализации) в Ин-те точной механики и вычислит, техники АН СССР (1954). Работы по А. п. ведутся в СССР, США, Франции, Канаде, ряде развивающихся стран. В СССР действуют системы А. п. с основных европ. языков на рус. яз. Центр, орг-ция — Всесоюзный центр переводов науч.-техиич. лит-ры и документации (Москва). За рубежом действуют системы: СИСТРАН — неск. пар языков (США, Канада, Европ. эконо-мич. сообщество), ЛОГОС (США), КУЛЬТ (Гонконг) и др. Создаются также автоматич. словами в помощь человеку-переводчику, работающие в диалоговом режиме, значительно ускоряющие перевод и повышающие его качество. См. также Автоматическая обработка текста. ф Бельская И. К.. Язык человека и машина, М., 1969: Пиотровский Р. Г., Инженерная лингвистика и теория языка, Л., 1979; Котов Р. Г., Марчук Ю. Н., Нелюбин Л. Л., Машинный перевод в начале 80-х годов, ВЯ, 1983, №1; Марчук Ю. Н., Проблемы машинного перевода, М., 1983: его же, Методы моделирования перевода, М., 1985; Нелюбин Л. Л., Перевод и прикладная лингвистика, М., 1983; Рябцева Н. К., Информационные процессы и машинный перевод, М., 1986; Bruderer Н., Handbuch der maschinellen und maschinenunterstiitz-ten Sprachiibersetzung, Miinch.— N. Y., 1978; Hutchins W. J., Machine translation: past, present, future, N. Y. — [a. o.l. 1986.	Ю. H. Марчук.
АГДВСКИЕ ЯЗЫКЙ (агау языки)-языки, образующие центральную группу кушитских языков. Распространены на С. и С.-З. Эфиопии. Число говорящих 380 тыс. чел. К А. я. относятся: аунги (авийя) — на Ю. пров. Годжам; билии (богос)—в Эритрее; хамтаига (хамта) и вымерший хамир — иа границе пров. Тыграй (Тигре) и Уолло; кемант, а также вымершие квара и дембеа (кайло) — в пров. Гондэр. До переселения семитов из Юж. Аравии в Африку (не позже сер. 1-го тыс. до н. э.) А. я. являлись преобладающими на терр. совр. Сев. Эфиопии. Ныне сохранились лишь небольшие островки агавоязычного населения в зонах распространения эфиосемит. языков (амхарского, тигре, тигринья). В лексике эфиосемит. языков (геэз и др.) прослеживается существенный др.-агав. субстрат.
Фонология, система А. я. типична для кушит, языков. Есть аффрикаты (с, з), глоттализованиый к; наряду с рядом простых велярных (к, g, х, о) есть ряд соотв. лабиовелярных (kw, g", х", г>“), в
АГАВСКИЕ 15
аунги есть также ряд лабиоувулярных (q”, G"). Для вокализма характерно наличие 6 фонем: i, е, э, а, о, и; противопоставления по долготе отсутствуют. Обнаружены регистровые тоны (в языке би-лин — 2, в аунги — 3); ударение не фо-нологично. Структура глагольного корня СУС, СУСС, СУСУС, именного — СУС, СУСУ.
Для имени характерны категории грамматич. рода (в ед. ч. муж. и жен. род определяются морфологически, напр. в аунги garm-i ‘кабан-самец’, garm-d, ‘кабан-самка’, либо по согласованию с определением), числа (ед. и мн.), падежа [не менее 6 суффиксальных падежей: номинатив, аккузатив, датив, комитатив, аблатив, приименной геиитив (посессив), причем последний может иметь разл. формы в зависимости от рода, числа и падежа определяемого, напр. в ауиги aqi-w sen ‘брат человека’, aqf-t sen-a ‘сестра человека']. Прилагательное как отд. часть речи формально невыделимо. Во всех А. я. имеются: самостоят. личные Местоимения, склоняющиеся по падежам (причем генитив употребляется в притя-жат. значении), указательные (двух дей-ксисов) и вопросит, местоимения. В языке билин используются суффиксальные показатели лица, числа и рода объекта действия, входящие в состав глагольной словоформы и имеющие местоименное происхождение (как в семит, языках). Глагольная система весьма развита. Глагол спрягается по лицам, числам, а в 3-м л. ед. ч.— и по родам субъекта. Кроме того, различаются формы аффирматива (утвердит. форма), негатива, интеррогатива (вопросит, форма), не менее 4 наклонений — индикатив, императив, юссив (побудит, наклонение), кондиционалис; в ауиги — 7 наклонений; 3 — 4 времени, а также породы — каузатив, пассив, рефлексии, в языке аунги — беиефактив, или предестинатив (действие, совершаемое для, ради кого-либо). Особенно характерна категория глагольного падежа, присутствующая и в др. кушит, языках: глагол в предикативном падеже (предикативе) соответствует европ. сказуемому главного предложения, а в косв. падежах — европ. сказуемым разл. типов придаточных предложений, причастиям, деепричастиям, инфинитивам. От подлинных причастий, деепричастий и пр. глаголы в косв. падежах отличаются своей спрягаемостью по лицам, числам и родам субъекта. Формальные показатели глагольных падежей и их набор частично, но не полностью совпадают с именными падежами (ср. формы генитива в языке ауиги: aqi-k" дэпка ‘дома человека' и des-ak" дэпка ‘дома, где я учусь’, des-tak" дэпка ‘дома, где ты учишься' и т. д.). В языках билин и ауиги различаются более 15 глагольных падежей. Спряжение суффиксальное, но 4—5 глаголов в языках аунги и хамтанга сохранили остатки древнего префиксального спряжения.
Важнейшее средство словообразования и словоизменения — суффиксация, уже используются префиксация, редупликаций, чередование согласных в корне (напр., в языке билии gix ‘рог’ — gikak ‘рога’), внутр, флексия. В языках аунги и билин именная словоформа часто выступает в виде чистого корня.
Порядок слов в предложении не отклоняется от общекушитского. Определения располагаются обычно перед определяемым; но в языке билин возможна и постпози-
16 АГВАНСКИЙ
ция определения, при этом генитивное определение принимает на себя падежные показатели определяемого. Именное сказуемое может оформляться двояко: либо имя в функции сказуемого выступает в особом предикативном падеже, к-рый, подобно глаголу, имеет формы времен и наклонений, лица (числа), рода субъекта (в языке ауиги), либо с помощью связки (в языке билин),
Языки бесписьменные. Письм. источники по А. я. невелики: ряд фольклорных текстов и пер. Библии (на языке билин), записанные в лат. и эфиоп, графике.
Начало изучению А. я. положил в кои. 19 в. Л. Райниш, опубликовавший довольно полные словари и грамматики языков билин, хамир и квара. В 1912 К. Конти Россини описал язык кемант. После почти полувекового перерыва изучение А. я. возобновилось лишь в кон. 50-х гг. 20 в.— работы Ф. Р. Палмера (глагол, нмя, тоны и фонология, система в языках билин и аунги), Р. Хецрона (глагол и имя в языке аунги), Дж. У. Эпл-йарда (описание языка кемант, хамта). А. я. также рассматриваются в общих очерках, поев, описанию кушит, и семито-хамит. языков (см. Африканистика). * Gospel of Mark in the Bilin or Bogos language, Vienna, 1882; Reinisch L., Die Chamirsprache in Abessinien, SbW, 1884, Bd 105—06; его же, Die Quara-sprache in Abessinien, там же. 1884— 87, Bd 103, 109, 114; его же, Die Bilin Sprache in Nordost-Afrika, Bd 2. W., 1887; Conti-Rossini C., Note sugli Agau, pt 1—2, GSA, 1905, v. 17 — 18: его ж e, La langue des Kemant en Abyssinie, W.,	1912; Pal-
mer F. R., The noun in Bilin, «Bulletin of the School of Oriental and African Studies», 1958, v. 21, pt 2; Hetiron R., The verbal system of Southern Agaw, Berk.— Los Ang., 1969; Appleyard D. L., A descriptive outline of Kemant, «Bulletin of the School of Oriental and African Studies», 1975. v. 38, pt 2; Language in Ethiopia, East Lansing — L., 1976.,	„	. T. Л. Ветошкина.
АГВАНСКИЙ ЯЗЫК —см. Удинский язык, Агванское письмо.
АГВАНСКОЕ ПИСЬМО (кавказско-албанское письмо) — древнейшая письменность Дагестана и Сев. Азербайджана, употреблявшаяся в 5—9 вв. местной христианской церковью Агваиии, или Кавк.
Прорись каменной таблички с агванским алфавитом (лицевая и обратная стороны).
Албании. Алфавит содержал 52 графемы. Буквенная система А. п., спец, знаки для гласных (в частности, диграфы для передачи гласного и и его фарингализованного коррелята и), а также принцип письма слева направо позволяют считать его сильно модифицированной грецизован-иой вариацией одного из несемитич. ответвлений арамейской графич. основы. Хотя ист. традиция свидетельствует о существовании в прошлом ряда крупных памятников агван. лит-ры, уничтоженных в ср. века, известные эпиграфич. памятники А. п. (лапидарные надписи, граффити) пока очень скудны. Выделяется серия находок из Мингечаура (Азерб. ССР). По-видимому, А. п. отражает древнюю форму одного из лезгинских языков — удин, языка; об этом свидетельствует общее число графем (при 53—54 фонемах в удинском) в алфавите, сохраненном в арм. источнике 15 в., нек-рые особенности его инвентаря, а также уже прочтенные фрагменты надписей. Дешифровка А. п. еще далеко ие завершена; ее дальнейший прогресс зависит от появления нового эпиграфич. материала.
• Ш анидэе А., Новооткрытый алфавит кавк. албанцев и его значение для науки, Изв. ИЯИМК, 1938, т. 4; Аб р а м я н А. Г., Дешифровка надписей кавк. агван. Ер., 1964; Климов Г. А., К состоянию дешиф-?овки агван. (кавк.-алб.) письменности. ВЯ, 967, №3; Муравьев С. Н., Три этюда о кавк.-алб. письменности. Ежегодник иберийско-кавк. яз-знания, VIII, Тб.. 1981.
.	Г. А. Климов.
АГГЛЮТИНАТЙВНЫЕ ЯЗЫКЙ (агглютинирующие языки) — см. Типологическая классификация языков.
АГГЛЮТИНАЦИИ ТЕОРИЯ — одна из гипотез происхождения индоевропейских флективных форм, согласно к-рой личные окончания глагола и падежные окончания имени развились из первоначально независимых местоимений путем присоединения (агглютинации) их к корню и превращения в формальные элементы словоформы.
А. т. была детально разработана Ф. Боппом в его «Сравнительной грамматике...» (1833—52); идея этой теории могла быть иавеяиа существовавшей в семи
тологии гипотезой о местоименном происхождении глагольной личной флексии в др.-евр. яз., примененной Б. Шейдом к греч. яз. Однако только Бопп придал стройность и последовательность этой гипотезе, согласовав ее с более общими представлениями о структуре и происхождении форм в иидоевроп. языках. А. т. органически связана с бопповской теорией корня, по к-рой слова иидоевроп. языков следует выводить из первичных односложных корней двух типов —глагольных (давших начало глаголам и именам) и местоименных (из к-рых развились местоимения и служебные части речи). Объяснение генезиса иидоевроп. флексии посредством А. т. базировалось на господствовавшей в 18 — иач. 19 вв. общеграмма-тич. концепции, согласно юрой в языке всегда реализуется логич. модель «субъект — связка — предикат», поэтому глагольные словоформы ист. языков рассматривались Боппом под этим углом зрения и разлагались на исходные логич. компоненты: глагол соотносился с предикатом, окоичанйе — с местоименным субъектом, а связку Бопп находил в разл. глагольных формантах (иапр., в сигма-тич. аористе, где суффикс -s- возводился к вспомогат. глаголу *es- 'быть'). А. т. была принята мн. учеными, хотя ее отд. положения оспаривались; выдвигавшиеся контртеории (см. Адаптации теория) не получили признания, и А. т. сохраняет свое знамение вероятной гипотезы, несмотря на доказанную ошибочность нек-рых теоретич. принципов и конкретных реконструкций Боппа (см. Индоевропеистика).
• Дельбрюк Б., Введение в изучение языка, в кн.: Б у л и ч С. К., Очерк истории яз-знания в России, т. 1, СПБ, 1904; Десницкая А. В., Вопросы изучения родства иидоевроп. языков, М.— Л,, 1955; Bopp F., Vergleichende Grammatik des Sanskrit, Zend, Armenischen, Griechischen, Lateinischen, Litauischen, Altslavischen, Got-hischen und Deutschen, 2 Aufl., Bd 1—3, B., 1856—61.	В. А. Виноградов.
АГГЛЮТИНАЦИЯ (от лат. agglutina-tio — приклеивание, склеивание) — способ слово- и формообразования, при к-ром к основе или корню, в преобладающем количестве случаев сохраняющим стабильный звуковой состав, присоединяются однозначные стандартные аффиксы. В таком понимании (как способ соединения морфем) А. противополагается фузии.
Аффиксы следуют один за другим в определ. иерархия, последовательности, так, напр., в тюркских языках к имени присоединяется в первую очередь аффикс мн. ч., затем притяжат. аффикс, затем падежный (ср. кирг. ата-лар-ымыз-да ‘у наших отцов'). Структура слова прозрачна, т. к. границы морфем отчетливы; на стыках морфем, как правило, не возникает значит, звуковых изменений, а возникающие связаны с явлением т. наз. стяжения и носят единичный характер: напр., в кирг. яз. вместо ожидаемого бала-лар ‘дети' появляется бал-дар (ср. эне-лер ‘матери’, ата-лар ‘отцы’ и т. п.). Звуковые варианты аффиксов возникают как результат действия сингармонизма: ср. венг. fal-on ‘на стене’, kep-en ‘на картине’, turk-dn ‘иа зеркале*. Случаи совмещения в одном аффиксе двух значений единичны: напр., в нанайском яз. аффикс -ру указывает и на повелит, наклонение, и на наст. вр.
На основе характерного морфологич. признака А. выделяются агглютинативные языки (см. Типологическая классификация языков). А. как способ связи морфем встречается и в языках, не относящихся
к агглютинативным,— в австронезийских языках, иидоевроп. языках, но для них этот способ ие является важнейшим, типологически определяющим.
Термином «А.» обозначают также слияние двух привычно сочетающихся слов, иногда с переразложением (франц, та amie)m’amie)ma mie ‘моя подруга’). Иногда в понятии «А.» акцент делается на однозначности аффиксов, и в этом случае говорят об агглютинативности как типе соединения содержания и формы в грамматике, противоположном флектив-ности.
• Реформатский А. А., Введение в яз-эиание, М., 1960, с. 220—22: Серебренников Б. А., Причины устойчивости агглютинативного строя и вопрос о морфологич. типе языка, в кн.: Морфологич. типология и проблемы классификации языков, М,— Л., 1965; Успенский Б. А., Структурная типология языков, М.. 1965; Баранникова Л. И., Введение в яз-знание, Саратов, 1973.
АГЕНС (агент, агентив) (от лат. agens, род. п. agentis — действующий) — типовая семантическая характеристика (роль) участника'ситуации, описываемой в предложении. Термином «А.» обозначают одуш. участника ситуации, ее намеренного инициатора, к-рый контролирует ситуацию, непосредственно исполняет соотв. действие и является «источником энергии» этого действия. Соотношение семантич. роли А. с морфолого-синтак-сич. средствами выражения не является однозначным, можно лишь указать типичную схему соответствия. В номинативных языках А. обычно выражается подлежащим («П е т я идет в школу», «Петя разбил чашку») или — при пассиве — агентивным дополнением («Чашка разбита Петей»). В эргативных языках А. при двухместных (двухвалентных) глаголах обычно выражается особым падежом — эргативом, при одноместных (одновалентных) — номинативом. В активных языках наличие А. отражается спец, (активным) спряжением глагола.
Большинство перех. глаголов сочетается с А. и пациенсом («есть», «убивать», «ломать», «ловить», «покупать», «курить» и т. д.). Однако подлежащее может обозначать и др. семантич. роли: при глаголах «любить», «видеть», «слышать» подлежащее — субъект чувственного восприятия (экспериенцер), при глаголе «вмещать» — место, при глаголе «радовать» — стимул.
Понятия «А.» и «пациенс» первоначально сформировались с целью отличения морфолого-синтаксич. характеристики имени в предложении (падежная маркировка и синтаксич. позиция) от его семантич. функций по отношению к предикату (ср. различение грамматич. и семантич./ логич. субъекта). Системное представление о семантич. ролях было сформировано в 60—70-х гг. 20 в. в связи с созданием т. наз. падежной грамматики Ч. Филмора и теории диатез А. А. Холодовича.
• Ч ей ф У., Значение и структура языка. пер. с англ., М.. 1975; Л а к о ф ф Д ж., Лингвистич. гештальты. НЗЛ, 1981, в. 10; Филлмор Ч., Дело о падеже, там же.
,	, А. Е. Кибрик.
АГУЛЬСКИЙ ЯЗЫК —одни из лезгинских языков. Распространен в Агульском и Курахском р-нах Даг. АССР. Число говорящих ок. 12 тыс. чел. (1979, перепись). Генетически наиболее близок табасаранскому языку. Имеет 4 диалекта: тпигский, кереиский, буркиханский, кошаиский.
Характерная черта вокализма — наличие умлаутизированных (аь, уь, оь) и фарингализованных (al, yl) гласных. Смычные согласные представлены четве
ричной системой (звонкий, придыхательный, гемината, абруптивиый), а спиранты — троичной (звонкий, глухой, геми-нироваиный глухой). В речи жителей с. Буршаг и с. Арсуг есть денто-лабиали-зованные шипящие: жъ, джъ, чъ, ччъ, ч!ъ, шъ, шшъ. Ударение обычно падает на второй слог, иногда — иа первый. Категория грамматич. классов отсутствует, классные показатели этимологически прослеживаются в иек-рых именах, глаголах и др. У существительных, кроме категории числа, 28 падежей: 4 основных (им. п., эргативный, род. п., дат. п.) и 24 местных, разбитых на 8 серий, по 3 падежа в каждой (локатив, направит, п., исходный). Основой косв. падежей служит эргативный падеж. Глагол обладает сложной системой времен и наклонений, не имеет категорий класса, числа и лица; его основа осложнена префиксами и локальными превербами. Оси. конструкции простого предложения: номинативная, эргативная, дативная. Разрабатывается письменность на основе рус. алфавита.
• Дирр А. М., Агульский язык. СМОМПК, 1907, в. 37; Шаумян Р., Грамматич. очерк агульского языка. М,— Л.. 1941; Магометов А. А., Агульский язык, Тб., 1970.	Б. Б. Талибов.
адамАуа-востОчные языкй — подсемья в составе семьи нигеро-конголезских языков. Распространены в Заире, Судане, ЦАР, Чаде, Камеруне и Нигерии. Общее число говорящих св. 7 мли. чел.
Какгенетич. категория А.-в. я. вцервые выделены Дж. X. Гринбергом (1955). В принятой ранее классификации Д. Вестермана эти языки включались в разл. группы обширной гнпотетич. семьи суданских языков и часто оказывались н одной таксономич. категории с языками, ныне определяемыми как чадские языки, кордофанские языки или нило-сахарские языки, шари-нильские языки. В поздием варианте классификации Вестермана (1952) многие А.-в. я. выделены в изол и ров. группы и отд. единицы, чья генетич. принадлежность считалась точно не известной. Выделение и членение Гринбергом подсемьи А.-в. я. было встречено критически рядом африканистов и ие является во всех деталях бесспорным, однако более убедит, классификации этих языков пока нет.
А.-в. я. включают ок. 150 языков и диалектов (отнесение нек-рых из иих к этой подсемье проблематично) и представлены двумя группами — адамауа (Сев. Камерун и прилегающие р-иы Нигерии, Чада и ЦАР) и восточные (оси. ареал — ЦАР, а также сев. Заир и Юж. Судан). Внутр, классификация наиболее условна для группы адамауа ввиду скудности сведений об этих языках. В разл. трудах в целом воспроизводится группировка Гринберга, согласно к-рой в адамауа выделяются 14 подгрупп (многие состоят из 1—2 языков): 1. чам, мона, туда, дадийя, ваджа, каму, авак; 2. чамба, донга, лекон, уом, мумбаке, нда-гам; 3. дака, тарам; 4. дуру, уере, нам-чи, колбила, папе, сари, севе, уоко, ко-топо, кутии; 5. кумба, мумуйе, генгле, теме, уака, йенданг, зинна; 6. мбум, дама, моно, мбере, мунданг, ясинг, ман-гбеи, кпере, лакка, дек; 7. мбои, юигур, либо, роба; 8. кам; 9. мунга, нзаиги (джен); 10. лонгуда; 11. фали; 12. ним-бари; 13. буа, ниелим, коке; 14. маса. Языки вост, группы, лучше изученные, были перегруппированы Л. Букьё и
АДАМАУА 17
Ж. Тома по сравнению с классификацией Гринберга, выделявшего 8 подгрупп; эту новую группировку приводит У. Самарии (1971), называющий вост, группу убан-г и й с к о й: 1. восточные — а) гбайя, манза, нгбака; б) нгбанди, санго, якома; в) нгбака-ма’бо, мунду, ндого, баи, бви-ри, сере, тагбо и др.; 2. центральные — банда; 3. южные — занде, нзакара, ба-рамба, памбиа; 4. юго-восточные — ама-ди; 5. южно-центральные — мондунга, мба. Среди языков этой группы особое место занимает санго, функционирующий как лингва франка на терр. ЦАР. Кроме того, в ареале А.-в. я. есть 4 искусств, языка спец. назначения — культовые (секретные) языки то, лаби, нгараге и гобанга, используемые членами определ. культовых обществ. Язык то имеет, видимо, адамаускую основу, лаби и гобанга обнаруживают сходство с шари-ниль-скими языками (лака и вале соответственно); нгараге трудно соотнести с конкретным языком, хотя нек-рые его черты напоминают черты гбайя и банда.
В типологии, отношении А.-в. я. неоднородны; есть языки с преобладанием агглютинации (напр., мба), изоляции (ндого), со смешанной агглютинативно-анали-тич. техникой (мбум). Фонологии, системы А.-в. я. содержат до 7 и более гласных, с градацией по степени раствора (i-I, u-U, е-Е, о-э); встренаются гласные среднего ряда помимо а (э, б); в нек-рых языках есть корреляция назализации. В подсистеме согласных часты по языкам глоттализов. БсГ, лабио-велярные kp, gb, аффрикаты pf, ts, dz, t/(c), ds(j), встречаются, наряду с лабио-дентальными, билабиальные шумные (о, ₽), палатальные п, t, d (ji, h, 5). гортанный смычный. Сочетания согласных редки, слог имеет преим. структуру CV, CVC; более сложные структуры возможны при консонантных комплексах «носовой + смычный» или «шумный + w> в начале слога (ср. мба njwoge ‘пить’). А.-в. я.— тоновые (см. Тон), встречается до 4 высотных регистров, но базисным является противопоставление «высокий — низкий»; возможны контурные тоны (восходящий и нисходящий). ТоиЫ различают как лексич., так и грамматич. значения.
В морфологии важной чертой, по к-рой А.-в. я. делятся на два типа (независимо от генетич. группировки), является иали-чие/отсутствие именных классов. Так, в группе адамауа категория класса есть в тула, лонгуда и отсутствует в мбум, чамба, мумбаке; в группе восточных классы есть в мба, но нет их в ндого и т. д. Кол-во классов по языкам различно (в тула — 6, в мба — 8, и т. п.), показатель класса — суффикс. Категория числа переплетается с категорией класса, но соотношение сингулярных (ед. ч.) и плюральных (мн. ч.) классов несимметрично; напр., в мба при 5 сингулярных классах (2 из них имеют варианты с отличными суффиксами) есть лишь 3 плюральных, причем разные существительные одного и того же сингулярного класса могут соотноситься с разными плюральными классами, ср. kita-ge ‘бедро’ (7-й кл.) — мн. ч. kite (< kita-y, 2-й кл.) и nganga-ge ‘гиена’ (7-й кл.) — мн. ч. nganga-ze (6-й кл.). Имеется адъективное и местоименное согласование, для нек-рых разрядов местоимений и для числительного 1 — с помощью префикса, для числительного 2 — с помощью инфикса, ср. мба ga gbondo-le ‘маленькое дерево’ (ga-le 'дерево', 3-й кл.; существительное здесь
18 АДАПТАЦИИ
выступает без классного суффикса) — le-ta ga-le ‘другое дерево’ (-ta ‘другой’, согласование префиксальное) — ga-le lima ‘одно дерево’(<le-ima 'одни', префиксальное согласование) — ga-le biline ‘два дерева' (< bi-le-ine, согласование инфиксальное). В языках без классов возможны разл. способы образования мн. ч. у существительных, что может отражать существование классов в прошлом; наблюдается, однако, тенденция к единообразному выражению числа.
Прилагательные в А.-в. я. развиты; в группе вост, языков встречаются сложные системы прилагательных, употребляемых в разл. синтаксич. функциях (так, в качестве предиката прилагательное имеет особый префикс или редуплициров. форму); есть аналитич. степени сравнения. В системе личных местоимений нек-рые А.-в. я. (ндого, бвири, тагбо и др.) различают для 1-го л. мн. ч. инклюзивные и эксклюзивные формы (см. Инклюзив, Эксклюзив'). Числительные отражают по языкам разл. системы счисления; напр., в мбум — десятеричная, причем для числительных 7, 8, 9 используются сложные слова, построенные по модели 10-п, и корень для 10 отличается в этом случае от собств. названия десятка (10 — Ьб, в композитах — ndok, ср. 9 — dji-ndok-sot), где sod — 1, dji ‘приходить’), ср. 20 — ba ndoa, т. е. 10 X 2 и т. д., 100 — tlmere (заимств. из фула — teemerre), 200 — tlmere ndoa и т. д. Сочетание пятеричной и десятеричной систем находим, напр., в ряде вост, языков, ср. мба 5 — Бита, 8— Бита te-6iala (6iala-3), т. е. 5 + 3 и т. п.; 10 — abusa, 11 — abusa te-wima (wima-1) и т. д.; для 20 используется иной корень со значением 10: катё bine (10 X 2), 40—катё angbote (10 X 4), 100 — катё abusa (10 X 10). Пятеричная и двадцатеричная системы представлены в ндого.
Глагольным системам А.-в. я. известны категории аспекта и времени, к-рые выражаются суффиксальным и/или аналитич. способом (вспомогат. глаголами и частицами).  Среди аспектуальных значений (см. Аспектология) осн. различие — пер-фектив/имперфектив. В сфере перфекти-ва в мбум возможны, напр., след, значения: 1) фактив (простая констатация совершения действия), к-рый способен соотноситься как с наст., так и с прош. вр. и выражается обычно чистым глагольным корнем, ср, кэ-tse ‘он идет (шел)’; 2) аналитич. перфектив-претерит, ср. кэ-ma dji ‘ои пришел (приходил)', указывает на совершение действия в прошлом (та — вспомогат. глагол, оси. значение ‘быть готовым'); 3) суффиксальный перфектив-претерит со значением термииатив-ности, результативности, ср. кэ djioa (кэ djiwa) 'он пришел’ (-оа, -wa < woa заканчивать’). В сфере имперфектива в мбум различаются хабитуалис, образуемый с помощью суффикса -па (-ka, -1а), ср. кэ tse-na ‘он ходит’, и формируемый на его основе прогрессив, выражаемый с помощью глагола ка ‘быть’, ср. кэ ка tse-na ‘ои идет (в данный момент)’. Для образования буд. вр. используются в качестве вспомогательных глаголы dji ‘приходить’ и zi ‘хотеть’. В нек-рых языках есть спец, частицы для различения ‘близкого’ и ‘далекого’ прошедшего/будущего (напр., в ндого). Категория залога ие свойственна А.-в. я.; пассивность иногда выражается неопределенно-личной конструкцией с «нейтральным» местоимением, ср. в сере ко ta zi andii 'они убиты’ (ко — не
опреде ленно-личиое местоим., ta’— показатель близкого прош. вр., zi ‘убивать’, andii ‘они, их’, т. е. ‘некто убил их’). Есть категория наклонения; так, в бвири императив образуется с помощью суффикса -i (ya-i ‘иди’, da ya-i ‘идите’, где da— ‘вы’); сослагат. иаклоиение образуется аналитически — с частицей та (ндого, сере, тагбо), wa (бвири), помещаемой между подлежащим и сказуемым.
Синтаксич. характеристики А.-в. я.-, преобладающий порядок членов предложения — подлежащее + сказуемое + + дополнение + обстоятельство (но обстоятельство времени может помещаться в начале предложения). В адъективной синтагме порядок членов различен по языкам: осн. модель — определение + + существительное (ндого, сере, бвири, тогбо и др.) или существительное + определение (мбум, мба и др.). Нумера-тивные синтагмы — с постпозицией числительного. В посессивной конструкции господствует порядок «обладаемое + + обладатель», причем возможно различение отчуждаемой и неотчуждаемой принадлежности посредством наличия или отсутствия посессивной частицы (или пре-фигируемого элемента, как в мба), ср. в сере kere ndi ni ‘корзина женщины’ (отчуждаемая принадлежность) — ti mbongo ‘бивень’ (-‘зуб слона’, неотчуждаемая принадлежность). При местоименном обладателе порядок членов генитивной конструкции может быть обратным (мба no -bia 'моя собака’ < по ‘я’ + bia ‘собака’).
В словообразовании А.-в. я. используют суффиксацию и словосложение, реже префиксацию; значительно число отглагольных имен; иногда средством деривации служит изменение тона.
А.-в. я. в большинстве бесписьменные; на нек-рых издавалась религ. переводная лит-ра иа базе алфавитов, разработанных миссионерами (гбайя, мбум, мунданг, ндого, нгбака, нгбанди, папе, занде).
А.-в. я.— одни из наименее изученных языков Африки. Первые описания отд. языков и групп появляются в иач. 20 в., гл. обр. в работах фраиц. и нем. миссионеров и колой, служащих. Среди первых работ по А.-в. я.— словарь гбайя Л. Лаид-рео (1900), материалы по языкам ареала Убанги — Шари М. Годфруа-Демоибина (1905), фраиц.-банда и банда-фраиц. словарь П. Котеля (1907), материалы к сравнит. словарю языков адамауа р-на Мандара Ф. Штрюмпеля (1910), исследования Я. Чекановского по языкам нило-конго-лез. междуречья (1917). В последующие годы круг изучаемых языков постепенно расширяется; выходят серии работ Г. Тесмана, В. Маеса, Г. ван Бюлька, Ш. Тиссерана, С. Сантандреа, Самарина и др. В СССР А.-в. я. не изучались, ф Westerm ann D., Bryan M., Languages of West Africa. Oxf.. 1952: S anta n d r e a S., Comparative outline-grammar of Ndogo. Sere. Tagbu, Bai, Bviri, Bologna, 1961: Greenberg J., The languages of Africa. Bloomington. 1963; В о k u I a F.X., Formes nominales et pronominales en mba, «Africana lingnistica», 1971, t. 5; S a m a-r i n W. J., Adamawa-Eastern, CTL, 1971, v. 7.	, B.A. Виноградов.
АДАПТАЦИИ ТЕбРИЯ (от ср.-лат. adaptatio — приспособление, прилаживание) — одна из предлагавшихся в сер. 19 в. гипотез происхождения индоевроп. флективных форм, согласно к-рой слово-изменит. аффиксы и местоимения развились независимо друг от друга и затем были взаимно приспособлены к выражению грамматич. значений. А. т. была выдвинута санскритологом А. Людвигом в 1871— 1873 в противоположность агглютинации
теории Ф. Боппа. В трактовке Людвига индоевроп. окончания в имени и глаголе были первоначально основообразующими суффиксами с обобщенным указат. значением, но по мере появления потребности в выражении более разнообразных значений и отношений эти древние основы были переосмыслены как флективные и прежние суффиксы приспосабливались для выражения новых грамматич. категорий; определ. роль в этом процессе могла играть аналогия. Людвиг пытался найти подтверждение. А. т. в материале ве-дич. санскрита ('неразличение иек-рых личных форм глагола, что ои считал пережитком дофлективного состояния) и в якобы найденных им особых звуковых законах индоевроп. праязыка (обязат. структура CV у первосуффиксов, изменения t > s, s > г, t > п и т. п.), к-рые, однако, остались произвольной гипотезой. А. т. не получила поддержки у современников (частично ее принимал А. Г. Сейс) и была вытеснена теорией Боппа. В своей антибопповской направленности А. т. смыкается с теорией эволюции (Ф. фон Шлегель), к-рая, возникнув раньше теории агглютинации, нашла мало последователей (К. Ф. Беккер, Р. Вестфаль, М. К. Рапп) и к-рая исходила из первичности окончаний, а местоимения трактовала как позднейшие элементы, развившиеся из окончаний.
• Дельбрюк Б.. Введение в изучение языка, пер. с нем., в кн.: Б у л и ч С. К., Очерк истории яз-знания в России, т. 1, СПБ, 1904; Ludwig A., Agglutination oder Adaptation? Eine sprachwissenschaftliche Streitfrage. Prag. 1873. В. А. Виноградов. АДВЕРБИАЛИЗАЦИЯ (от лат. adverbi-um — наречие), см. Транспозиция. АДСТРАТ (от лат. ad — при, около и stratum — слой, пласт) — совокупность черт языковой системы, объясняемых как результат влияния одного языка на другой в условиях длительного сосуществования и контактов народов, говорящих на этих языках. А., в отличие от соотнесенных с этим понятием терминов субстрат н суперстрат, означает нейтральный тип языкового взаимодействия, при к-ром не
.«Книга глаголемая
алфавит» (Образец азбуковника-словаря). Рукопись 17 в.
происходит этнич. ассимиляции и растворения одного языка в другом; адстратные явления образуют прослойку между двумя самостоят. языками. Иногда термин «А.» применяется для обозначения смешанного билингвизма (см. Многоязычие). Понятие «А.» было введено М. Дж. Бар-толи (1939) и не нашло широкого использования в лингвистике.
* Bartoli М., Substrate, superstrato, adstrato. «Rapporte au 5-tne Congres international des linguistes», Brugues, 1939.
В. А. Виноградов. АДЪЕКТИВАЦИЯ (от лат. adjectivum — прилагательное), см. Транспозиция. АДЫГЕЙСКИЙ ЯЗЬ'|К —одни из абхазско-адыгских языков. Распространен в Адыг. АО, а также в Лазаревском и Туапсинском р-нах, в ауле Урупском Новокубанского р-на Краснодар, края. Число говорящих св. 104 тыс. чел. (1979, перепись). Имеет темиргоевский (в основе лит. языка), абадзехский, бжедугский и шапсугский диалекты. А. я. отличается от кабардиио-черкес. яз. наличием лабиали-зов. аффрикат дзу, цу, спирантов жъу, шъу, ш1у и смычных п!у, т!у, формами времен и наклонений, статичности и динамичности, образованием числительных, наличием двух грамматич. форм принадлежности (органической и имущественной), использованием суффикса отрицания -п, форманта эргативно-косв. падежа -щ в указат. местоимениях.
Письменность создана после Окт. революции 1917. В 1918 был составлен ал
фавит на базе араб, графики, в 1927 письменность перешла на латиницу, а с 1938 — на рус. графич. основу. Лит. язык интенсивно развивается.
•Я к о в л е в Н. Ф., А ш х а м а ф Д. А., Грамматика адыг. лит. языка, М.— Л.. 1941; Р о г а в а Г. В., Керашева 3. И., Грамматика адыг, языка, Краснодар — Майкоп, 1966.
Русско-адыг. словарь, М., 1960; Адыг,-рус. словарь. Майкоп, 1975. А. К. Шагиров. АДЫГСКИЕ ЯЗЫКИ — см. Абхазско-адыгские языки.
АЗБУКОВНИКИ — русские анонимные рукописные сборники статей учебного, энциклопедического или нравоучительного характера. Первый список толкуемых слов типа А. помещен в Новгородской кормчей 1282. В 13—16 вв. А. служили гл. обр. толковыми словарями «неудобопоз-наваемых речей» (т. е. непонятных слов), встречающихся в книгах т, наз. Священного писания. Слова располагались по алфавиту, указывались их происхождение, перевод и толкование. Термин «А.» появляется впервые в 17 в. в названии одного из подобных словарей. В особый словарный тип А. сложились в кон. 16 — нач. 17 вв. В 17—18 вв. наибольшее распространение получили учебные А. Они состояли обычно из азбуки (со слогами и прописями), кратких сведений по рус., а иногда и по греч. грамматике (напр., «О начале грамоты греческия и русский»), сведений по арифметике и религ.-иравст. поучений. В нек-рых А. встречаются
статьи по всеобщей истории (о Юлии Цезаре, Яие Гусе и др.); статьи по рус. истории заимствованы б. ч. из хронографов — сочинений, содержавших изложение всемирной истории (о князьях Борисе и Глебе, Андрее Боголюбском, об Иване Грозном и т. п.). Географии, статьи извлечены преим. из Космографий. В занимательной форме А. сообщали и сведения по естествознанию (о иек-рых экзотич. животных, драгоценных камнях, растениях и пр.). Наряду с фантастич. сведениями в А. имелись и реальные наблюдения над природой и обществ, явлениями. Отд. А. копировались и перерабатывались вплоть до 18 в. Сохранилось более 200 списков А. В европ. странах в ср. века также повсеместно составлялись многоязычные словари типа рус. А. Внимание совр. исследователей А. привлекают гл. обр. как памятники рус. лексикографии и ист. лексикологии; они являются также существенными, хотя пока и мало изученными источниками по истории культурных и языковых связей России 6 Востоком и Западом в ср. века.
• Широкий К., Очерк древних слав.-рус. словарей, «филологич. записки», 1869, в. 1 — 3; Баталин Н. И., Др.-рус. азбуковник», там же. 1873, в. 3—4; К а р п о в А., Азбуковники, или Алфавиты иностр, речей по спискам Соловецкой библиотеки. Казань, 1877; Пруссак А. В., Описание азбуковни-
АЗБУКОВНИКИ 19
ков. хранящихся в рукописном отделении императорской Публичной библиотеки, П., 1915; Орлов А. С., Книга рус. средневековья и ее энциклопедич. виды, «Докл. АН СССР», 1931. сер. В. № 3, с. 37—51; К о в т у и Л. С.. Рус. лексикография эпохи средневековья, М,—Л., 1963; ее же, Лексикография в Моск. Руси XVI — нач. XVII вв., Л., 1975; ее же, Азбуковники, или Алфавиты иностр, речей кон. XVI — XVII вв., ВЯ, 1980, № 5; Алексеев М. П., Словари иностр, языков в рус. азбуковнике XVII в., Л.. 1968.	Л. Н. Пушкарев.
АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ЯЗЬ'1 К — один из тюркских языков. Распространен в Азерб. ССР, частично в Груз. ССР и Арм. ССР, а также в Иране, Ираке, Турции. Общее число говорящих ок. 14 млн. чел., из них в СССР ок. 5 млн. 400 тыс. чел. (1979, перепись). А. я. имеет 4 диал. группы: 1) восточную (кубин., баки и., шемахин. диалекты, муган. и леикораи. говоры), 2) западную (казах., Карабах., гянджин. диалекты, айрум. говор), 3) северную (нухин. диалект и закатало-кахские говоры), 4) южную (иахичеван., орду ба д., тавриз. диалекты, ереван. говор). Различия в диалектах затрагивают гл. обр. фонетику и лексику.
А. я., являясь одним из т. наз. огузских тюрк, языков, имеет черты, свойственные языкам кыпчак, ареала. Отличит, особенности фонетики: высокая частотность употребления фонемы э во всех позициях; наличие т. наз. mediae lenes (неполных звонких согласных), обусловленное, с одной стороны, процессом озвончения согласных в анлауте (начале слова), а с другой — аспирацией смычных глухих п, т. к в анлауте и ауслауте (исходе слова). Наряду с преобладанием звонкого ан-лаута, в начале слов встречаются и глухие (ср. бармак ‘палец’, но палчыг ‘грязь’); исконный тюрк, к/к подвержен процессам соноризации (азерб. ган < каи ‘кровь’) и спирантизации (Ьачан < Качан ‘когда’); имеют место опередне-ние к>г' (орфографии, кэл- < кел-‘приходи’), переход к>ч, г>дж (орфография. ч) перед гласными переднего ряда, устойчивость j перед гласными заднего ряда и утрата его перед гласными переднего ряда (ср. )аман ‘плохой’ — ил ‘год’). В морфологии аффиксы сказуемости 1-го и 2-го л. ед. ч. имеют варианты только с широкими гласными; в 1-м л. мн. ч. показателем сказуемости является аффикс -г/-к с предшеств. узким гласным. Аффиксы -ар н -ыр в А. я., в отличие от др. тюрк, языков, фонетически и семантически дифференцированы как показатель наст.-буд. вр. и показатель наст, времени. В синтаксисе развита система союзных сложных предложений.
Письменность до 1929 на основе араб, графики, в 1929—39 на основе лат. алфавита, с 1939 на основе рус. графики. Лит. А. я. развивается с 13 в. В основе совр. лит. языка Сов. Азербайджана лежат шемахин. и бакии. диалекты.
* Гаджиева Н. 3., Азерб. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 2 — Тюрк, языки, М.. 1966 (лит.); Грамматика азерб. языка, Баку, 1971; Ахундов А., Азэрба)чан дплпнин фонемлэр системи. Бакы, 1973; Муасир азэрба)чан дили. т. 1—2, Бакы, 1978-80.
Диалектология, словарь азерб. языка, Баку. 1964; Азерб.-рус. словарь, сост. X. А. Азпзбеков, Баку. 1965. Н. 3. Гаджиева. аймАрА — один из индейских языков Юж. Америки. Распространен в центр, части Андского нагорья, в ареале, примыкающем к оз. Титикака. Общее число говорящих 2,2 млн. чел., в т. ч. в Воли-
20 АЗЕРБАЙДЖАНОК
вии ок. 1,4 млн., в Перу 0,7 млн. чел. Офиц. язык Республики Боливии (наряду с испанским и кечуа). Место в генеалогия. классификации неясно. Традиционно А. объединяют с языком кечуа в кечумар-скую (кечу мара) семью. М. Сводеш включает кечумар. языки в макросемью кечуа-чон, Дж. X. Гринберг — в аидскую группу андо-зкваториальной филии. Нек-рые лингвисты считают язык А. изолированным. Осн. диалекты (нек-рые ученые считают нх языками): кана, кан-чи, лупака (Перу), каранга, чарка, па-каса (Боливия), колья (Перу и Боливия). Особо выделяются языки кауки и хакару на Ю.-З. Перу.
Типологически А. близок кечуа. Гласных фонем по диалектам от 3 до 5. Развилась вторичная долгота гласных. Для системы согласных характерна тройная корреляция смычных (простые — придыхательные — смычио-гортаниые). Грамматич. строй агглютинативный, с элементами фузии и инкорпорации. Преобладает суффиксация. Развито именное словоизменение (категории числа, падежа, притяжательности). Глагол характеризуется субъектно-объектным спряжением, обилием производных форм. Строй предложения номинативный.
Письм. тексты появляются с 17 в., гл. обр. переводы религ. лит-ры с исп. яз. Письменность на лат. основе. В 1954 был разработан единый алфавит для языков аймара и кечуа, официально утвержденный в 1975.
• Middendorf Е. W., Die AimarA-Sprache, Lpz., 1891; Rivet P., Crequi-Mon t for t i G, de, Bibliographic des langues aymara et kicua, v. 1—4, P., 1951—56; Hardman M. J.. Jaqaru: outline of phonological and morphological structure, The Hague — P., 1966; Martin E. H., Bosquejo de estructura de la lengua aymara, [B. Aires, 19701; Paredes M. R., Vocabulario de la lengua aymara, La Paz, 1971; Biittner T. T.. Las lenguas de los Andes Centrales, Madrid, 1983.	E. И. Царенко.
Айнский яз(>1к (айну) — один из языков Вост. Азии, родственные связи к-рого не выяснены. Был распространен на б. ч. Японских о-вов (о. Хоккайдо и вост, часть о. Хонсю), в юж. части о. Сахалин, на Курильских о-вах, на крайнем Ю. п-ова Камчатка. В 20 в. язык вышел из живого употребления; живущие в Японии айны пользуются япон. яз., и лишь неск. человек помнят А. я. В А. я. в 50-х гг. было выделено 23 диалекта; ранее, видимо, существовало большее их кол-во. Наиболее значительными были различия между диалектами о. Хоккайдо и о. Сахалин (о др. терр. почти нет сведений), лучше всего изучены диалекты Сару (юг о. Хоккайдо) и Райчитки (юго-запад о. Сахалин).
Система гласных фонем диалекта Сару (по С. Тамура): a, i, е, и, о; система согласных: р, t, k, с, s, г, п, у, h, m, w, I. Структура слога CVC или CV, конечнослоговыми согласными могут быть лишь р, t, k, s, г, п, т. Развиты чередования согласных, напр. kukor ‘я имею’ — кц-konrysui ‘я хочу иметь’ (диалект Сару). В диалектах о. Сахалин отмечены двойные гласные, коиечнослоговым взрывным Сару соответствует h. Ударение музыкальное. В диалектах Ю. о. Хоккайдо ударение разноместное и носит смыслоразличнт. характер, в др. диалектах фиксированное (повышение тона на первом закрытом или втором открытом слоге).
Язык агглютииативио-флективиый. Существуют три системы флективных личных префиксов глагола: одна указывает на лицо деятеля при перех. глаголах (ci-
nukar ‘мы видим’), другая — на лицо объекта при перех. глаголах (unnukar ‘иас видят’), третья используется в не-перех. глаголах (в последней системе употребляются и агглютинативные суффиксы): mina’as ‘мы смеемся’ (везде эксклюзивные формы; см. Эксклюзив). Имеются противопоставления инклюзивных (см. Инклюзив) и неииклюзивных (на о. Хоккайдо), вежливых и невежливых форм. Субъектный и объектный показатели могут сливаться в неразложимый префикс: kunukar ‘я вижу’, 'enukar ‘тебя видит’, 'ecinukar ‘я тебя вижу'). Субъектные префиксы перех. глаголов являются также показателями притяжательности при именах. Существует развитая система префиксов, меняющих валентность глагола: mina ‘смеяться’ (неперех. глагол) — *etnina ‘смеяться над чем-либо, кем-либо’ (перех. глагол). Для модификации значения глагола используется развитая система постглагольных частиц и вспомогат. глаголов. Категория времени формально не выражена. Класса прилагательных нет, соотв. значения выражаются неперех. глаголами. Язык номинативного строя. Зависимый член предложения находится перед главным. Распространена союзная связь.
Письменность на А. я. ие получила распространения. Существовали наддиалектные формы эпич. поэзии. Исследование А. я. начали рус. врач М. М. Добротвор-ский, автор айнско-рус. словаря (1875), и англ, миссионер Дж. Бачелор. А. я. изучал Н. А. Невский. В 20 в. оси. исследования по А. я. выполнены в Японии (К, Киндаити, М. Тири, С. Хаттори и его ученицы С. Тамура и К. Мурасаки).
• Холодович А. А., Айнский язык, в кн.: Языки Азин п Африки, т. 4 (в производстве); Киндаити Кёсукэ, Исследования по айнскому языку. Токио, 1960 (на япон. яз.); его же. Очерк айнской грамматики, Токио, 1933 (на япон. яз.); Хаттори Сиро [сост.], Диалекты айнского языка, Токио, 1964 (на япон. яз.); TaguchiK. Y., An annotated catalogue of Ainu material, (Lund. 19741; Mu r as ak i К у ok о, Asian and African grammatical manual. Sakhalin ainu, Tokyo, 1978.
Тири Масих о, Класснфицнров. словарь айнского языка, т. 1—3, Токио, 1953— 1962 (на япон. яз.).	В. М. Алпатов.
АЙСбРСКИЙ ЯЗЬ'1К —см. Ассирийский язык.
АКАДЕМИЯ НА У К СССР. Отделение литературы и языка (ОЛЯ) — научный и научно-организацнонный центр, объединяющий в АН ученых, работающих в области литературоведения и языкознания. ОЛЯ осуществляет науч, и науч.-методич. руководство ин-тами и др. науч. подразделениями, входящими в его состав, направляет развитие филология, науки в стране, координирует исследования по осн. направлениям в области филология. наук в науч, учреждениях и высших уч. заведениях страны.
Высший орган — Общее собрание ОЛЯ, состоящее из действит. чл. и чл.-корр. АН СССР по данному отделению. В период между сессиями Общего собрания работой ОЛЯ руководит его бюро, возглавляемое акад.-секретарем и избираемое Общим собранием отделения сроком иа 5 лет. Со времени образования ОЛЯ его возглавляли: акад. И. И. Мещанинов (1934—50; первоначально в составе Отделения обществ, наук), акад. В. В. Виноградов (1950—63), акад. М. Б. Храп-чеико (в 1963—67 и. о. акад.-секретаря, в 1967—86 акад.-секретарь), акад. Е. П. Челышев (с 1988).
ОЛЯ как самостоят. подразделение АН СССР существует с 1938, когда постановлением СНК СССР в АН СССР было соз
дано 8 отделений и утверждена их структура, ранее лит-ведеиие и яз-зиание в АН СССР были представлены в Отделении обществ, наук. На этом этапе в состав ОЛЯ входили Ин-т лит-ры, Ии-т мировой лит-ры им. А. М. Горького, Ии-т языка и мышления им. Н. Я. Марра, Ин-т языка и письменности народов СССР, Ин-т востоковедения.
В 1943 Президиум АН СССР принял постановление о создании в составе ОЛЯ Ии-та рус. языка; Ин-т языка и письменности народов СССР и Ии-т языка и мышления им. Н. Я. Марра были объединены в Ин-т языка и мышления им. Н. Я. Марра, в задачу к-рого вошло изучение языков народов СССР (кроме рус. яз.), зап.-европ., классич. языков, а также вопросов общего яз-знания.
В 1950 на базе Ин-та языка и мышления и Ин-та рус. языка создается единый Ин-т яз-знания АН СССР. В этом же году Ин-т востоковедения был переведен из ОЛЯ в Отделение истории и философии.
В 1958 Президиум АН СССР, учитывая возросшее мировое значение рус. языка и задачи дальнейшего подъема культуры рус. речи, принимает постановление об организации на базе рус. секторов Ин-та яз-зиания — Ин-та рус. языка с целью развертывания более углубленного диф-ференциров. изучения рус. яз. в его совр. состоянии и в его истории.
В состав ОЛЯ входят (1988): 4 н.-и. ин-га — ордена Дружбы народов Ин-т мировой лит-ры им. А. М. Горького АН СССР, ордена Трудового Красного Знамени Ин-т рус. лит-ры АН СССР (Пушкинский дом), Ин-т рус. языка АН СССР, Ин-т яз-знания АН СССР с Ле-нингр. отделением (см. Институты языкознания), Кафедра иностр, языков АН СССР, 9 науч, советов по приоритетным направлениям и проблемам: «История мировой лит-ры», «Рус. классич. и сов. многонациональная лит-ра», «Теория и методология лнт-ведения и искусствознания», «Теория и методология яз-знания», «Языки мира», «Язык и общество (языковая жизнь народов СССР и зарубежных стран)», «Рус. язык: его совр. состояние и история», а также по лексикологии и лексикографии, по фольклору, 3 к-та (сов. к-ты славистов, финно-угроведов, тюркологов), 3 комиссии (по истории филологич. наук, Пушкинская, лингвистич. атласа Европы).
ОЛЯ АН СССР руководит также деятельностью науч, учреждений ряда филиалов АН СССР (ордена «Знак Почета» Ин-т истории, языка и лит-ры Башк. науч, центра Уральского отд. АН СССР; ордена «Знак Почета» Ин-т истории, языка и лит-ры им. Г. Цадасы Даг. филиала АН СССР; Ин-т языка, лит-ры и истории им. Г. Ибрагимова Казан, филиала АН СССР; Ин-т языка, лит-ры и истории Карел, филиала АН СССР; Ии-т языка, лит-ры и истории Коми иауч. центра Уральского отд. АН СССР: Ии-т языка, лит-ры и истории Якут, филиала Сибирского отд. АН СССР) и осуществляет науч.-методич. руководство деятельностью Всесоюзного н.-и. ин-та искусствознания Министерства культуры СССР и н.-и. ин-та культуры Министерства культуры РСФСР.
ОЛЯ и его ин-ты издают 6 иауч. журналов («Вопросы литературы», «Вопросы языкознания», «Известия АН СССР. Серия литературы и языка», «Литературное наследство», «Русская литература», «Советская тюркология») и один науч.-популярный («Русская речь»), • Академия наук СССР. Краткий очерк истории и деятельности, [М., 1968); Устав
Академии наук СССР, М., 1979; Положение об Отделении Академии Наук СССР, М., 1979.	Л. В. Кумелом.
АКАДЕМИЯ РОССЙЙСКАЯ — научное учреждение в России, созданное для изучения русского языка и словесности, содействия развитию исторических исследований и переводческого искусства, распространения просвещения и культуры. Основана в Петербурге в 1783, в 1841 вошла в состав Петеро. АН в качестве ее Второго отделения (позже Отделение рус. языка и словесности). Постоянный состав — 60 действит. чл., с 1818 избирались почетные члены. Президенты: Е. Р. Дашкова (1783—96), П. П. Бакунин (1796—1801), А. А. Нартов (1801— 1813), А. С. Шишков (1813—41). Членами А. Р. были академики С. Я. Руновский, Н. Я. Озерецковский, И. И. Лепехин, А. П. Протасов, С. К. Котельников, Н. П. Соколов, П. Б. Иноходцев, В. М. Севергин, писатели Д. И. Фонвизин, Г. Р. Державин, Я. Б. Княжнин, И. А. Крылов, Н. М. Карамзин, В. А. Жуковский, А. С. Пушкин, П. А. Вяземский, гос. и воен, деятели И. И. Шувалов, Н. С. Мордвинов, М. М. Сперанский, А. П. Ермолов и др.
Крупным вкладом в развитие рус. лексикографии является 6-томный «Словарь Академии Российской» (1789—94), содержащий 43 тыс. слов, расположенных «по чину производному», т. е. по гнездовому принципу: по алфавиту основных (корневых) слов, под к-рыми помещены их производные. Послужил основой для «Словаря Российской Академии, по азбучному порядку расположенного» (т. 1— 6, 1806—22), к-рый включал 51 тыс. слов. В 1802 вышла в свет «Российская грамматика, сочиненная императорскою Российскою Академиею», составленная гл. обр. П. И. и Д. М. Соколовыми. Переиздавалась в 1809 и 1819. Ведя широкие лексикография. исследования, А. Р. впервые установила сотрудничество с учеными филологами из слав, стран (В. С. „Карад-жич, В. Ганка, П. И. Щафарик, Й. Доб-ровский, Ф. Палацкий, Й. Юигман и др.).
А. Р. рассматривала и печатала произв. рус. писателей, проводила лит. конкурсы, оказывала помощь неимущим писателям и ученым, награждала лучшие работы золотыми и серебряными медалями, издавала классиков рус. лит-ры, собирала первую в России филологич. б-ку.
С 1805 выходили повременные издания: «Сочинения и переводы, издаваемые Российской Академией» (1805—23), «Известия Российской Академии» (1815— 1828), «Повременное издание Российской Академии» (1829—32), «Краткие записки <...> Российской Академии» (1834— 1835), «Труды Российской Академии» (1840—42).
* Устав и штат Рос. Академии. СПБ, 1835; [Перевощя ков В. J, Роспись книгам и рукописям Рос. Академии, СПБ, 1840; Краткое известие о Рос. Академии, в кн.: Труды имп. Рос. Академии, ч. 1, СПБ, 1840; Сухомлинов М. И., История Рос. Академии, в. 1 — 8, СПБ, 1875—88; [Дьяков А. AJ. Указатель к перио-дич. изданиям Рос. Академии <...). ОРЯС, 1890, т. 52, № 3; Л ю б и м е н к о И. И., Об основании Рос. Академии, «Архив истории науки и техники», 1935, в. 6; М о д з а-левский Л. Б., Пушкин — член Рос. Академии. «Вестник АН СССР». 1937, № 2 — 3; Баскаков В. Н., Рос. Академия и ее роль в развитии рус. филологич. науки, «Рус. лит-ра». 1984. № 1; Некрасов С., Рос. академия. М., 1984; Коло-ми нов В. В., Ф а й н ш т е й н М. Ш., Храм муз словесных. Л., 1986.
В. Н. Баскаков. АКАН (тви-фанти) — один из ква языков. Распространен в центр, части Ганы
вплоть до побережья. Число говорящих св. 6 мли. чел. Представляет собой группу близкородств. диалектов аквапим, акем, ашаити, фанти, причем первые три объединяются под назв. тви (чи), поэтому вся группа диалектов именуется тви-фаити. В совр. африканистике ашан-ти и фанти иногда определяются как самостоят. языки.
Термин «акай» ранее применялся в науч, лит-ре для обозначения группы родств. языков в рамках языковой общности ква: по классификации Д. Вестермана и М. Брайаи, в нее включались 3 диал. группы: 1) тви-фаити, 2) аньи-бауле, 3) гуанг; Дж. X. Гринберг добавил к ним языки метьибо и абуре. Исследования 60—70-х гг. 20 в. показали, что в группу входит ок. 20 языков; для ее обозначения был принят термин «группа вольта-комоэ».
А. я. характеризует распространенная среди зап.-афр. языков гармония гласных по высоте т. наз. перекрестного типа: гласные делятся на две серии — высокого и низкого подъема, причем хотя бы один гласный из серии низких имеет более высокий подъем, чем самый низкий гласный серии высоких. Все гласные в слове (если оно не составное) должны, как правило, относиться к одной серии, гак что гласные аффиксов гармонируют с гласными корня. В А. я. представлено два ровных тона, имеющих грамматич. илексич. значение, последнее существенно только для односложных глаголов, а также для имен с неотчуждаемой принадлежностью (названия частей тела и термины родства). А. я. относится к типу языков со ступенчатым понижением тона, т. е. слоги с высоким тоном понижают свой той в зависимости от места в синтагме последовательно на одну ступень по сравнению с предшеств. высоким тоиом.
Имена имеют категории ед. и мн. ч. (выражаются изменением именного префикса). Категория грамматич. рода отсутствует; личные местоимения 3-го л. ед. и ми. ч. имеют особые формы для одуш. и неодуш. предметов. Сохранились остатки именных классов, однако согласо-ват. система по именным классам полностью утрачена. Глагольная основа не изменяется. Видо-временные формы выражаются с помощью частиц, лицо и число — субъектным местоимением. В словообразовании широко используется словосложение.
Для синтаксиса А. я. (так же, как и для иек-рых др. языков ква, в частности для эве) характерно явление сериализации: ряд глаголов в предложении следуют один за другим в одной и той же видовременной форме, причем субъект и объект обозначены только у первого глагола. Т. обр. выражаются мелкие последовательности к.-л. действия.
Письменность на основе лат. графики с 19 в., причем единая норма отсутствует и диалекты имеют собств. пицьм. традиции, наиболее развитые у аквапим, фанти и ашанти. С 1984 на А. я. выходит газета.
* Christaller J.. A grammar of the Asante and Fante language called Tshi, Basel. 1875; Greenberg J.. The languages of Africa, 2 ed.. Bloomington — The Hague, 1966: Westermann D.. Bryan M., Languages of West Africa. 2 ed., L.. 1970: Stewart J.. Niger-Congo. Kwa, CTL. 1971, v. 7; Christaller J.. A dictionary of the Asante and Fante language called Tshi. Basel, 1881. В. Я. Порхомовский.
AKAH 21
АККАДСКИЙ язйк (вавилоно-ассирийский, ассиро-вавилонский язык) — один из семитских языков (сеэеро-пе-риферийная, или северо-восточная, группа); язык древнего населения Месопотамии и Ассирии (совр. Ирака). Не позже сер, 3-го тыс. до н. э. был распространен иа С. Нижней и в Средней Месопотамии наряду с шумерским языком. К нач. 2-го тыс. до и. э. все население Месопотамии и долины р. Тигр стало пользоваться только А. я. С сер. 3-го тыс., наряду с шумерским, а во 2-м тыс. до н. э.— единственный офиц. язык Вавилонии и Ассирии, дипломатия, и отчасти лит. язык всей Передней Азии.
Диахронически и территориально делится на диалекты: староаккадский (3-е тыс. до н. э.), старовавилонский (со среднеевфрат., сев. и южновавилон. говорами) и староассирийский (нач. 2-го тыс. до н. э.), средневавилонский и сред-неассприйский (сер.— кон. 2-го тыс. до н. э.), нововавилонский (10—5 вв. до н. э.), новоассирийский (10—7 вв. до н. э.) и поздневавилонский (4 в. до н. э. — 1 в. н. э.). Диалекты использовались гл. обр. в быту, письмах, хозяйств, документах. Имел две лит. нормы — старовавилонскую (до сер. 2-го тыс. до н. э.) и младовавилонскую (с сер. 2-го тыс. до н. э.). С 8—6 вв. до н. э. утерял внешнюю именную флексию и стал вытесняться в быту арамейским языком. Последние века до н. э. существовал только как разг., лит. и культовый язык в неск. городах Вавилонии.
В 3-м тыс. А. я. сохранял общесемит. фонология, систему, под влиянием шумер. яз. утерял фарингалы, упр<5стил подсистему сибилянтов. Система гласных: а, е, i, и (долгие и краткие), дифтонгов нет. Характерные отличит, черты А. я.: наличие двух префиксальных спряжений для сов. и несов. видов глаголов перех. и неперех. действия и суффиксального спряжения предиката состояния (выраженного именем, обычно причастием результата действия). В лексике мн. заимствований из шумер., отчасти хуррит., в поздневавилон. период — из арамейского и др. языков. Письменность — словесно-слоговая клинопись на глине. Древнейший памятник датируется 25 в. до н. э., позднейшие — 1 в. н. э. Сохранилась обширная лит-ра, надписи, юридич., хозяйств. и ритуальные тексты, письма и т. п. * Дьяконов И. М., Языки древией Передней Азии, М., 1967: Soden W. von. Grundriss der akkadischen Grammatik, Roma. 1952: U ngnad A., Grammatik des Akkadischen. Vollig neubearbeitet von L. Matous, 4 Aufl.. Munch., 1964.
The Assyrian dictionary, Chi., 1956—; S o-d e n W. von, Akkadisches Handworter-buch, Bd 1 — 3, Wiesbaden, 1959—81.
И. M. Дьяконов. АККОМОДАЦИЯ (от лат. accommoda-tio — приспособление) — один из видов комбинаторных изменений звуков', частичное приспособление артикуляций смежных согласного и гласного. Заключается в том, что экскурсия (начало артикуляции) последующего звука приспосабливается к рекурсии (окончанию артикуляции) предыдущего (прогрессивная А.) или рекурсия предыдущего звука приспосабливается к экскурсии последующего (регрессивная А.). Для одних языков характерна А. гласных согласным, напр. в русском гласные а, о, у после мягких согласных, становятся более передними (артикуляция их продвинута вперед в экскурсии), ср. «мат» — «мят»,
22 АККАДСКИЙ
«мол» — «мёл», «лук» — «люк»; для других — согласных гласным, напр. в перс. яз. палатализуются согласные перед передними гласными. Иногда А. отличают от коартикуляции — наложения артикуляции, характерной для последующего звука, на весь предшествующий звук (напр., лабиализация согласного под влиянием последующего губного [о] или [у] в рус. яз.— «ток», «тук», ср. «так»). Однако часто термины «А.» и «коартикуляция» употребляются как синонимы.	И. А. Грязнова.
АКТАНТ (от лат. ago — привожу в движение, действую) — 1) любой член предложения, обозначающий лицо, предмет, участвующий в процессе, обозначенном глаголом. Родовое понятие «А.» существенно для вербоцентрич. теории предложения. Л. Теньер, введший понятие «А.», противопоставлял А. (существа и предметы, участвующие в той или иной мере в процессе) сирконстантам, указывающим на время, место, образ действия и др. обстоятельства процесса. Он различал три А.: первый, второй и третий, соответствующие подлежащему, прямому дополнению (или агенсу пассивного глагола) и косвенному дополнению. Различение А. и сирконстантов у Теньера было нечетким, связывалось с предложно-падежной формой слова. В дальнейшем теория А. шла по пути уточнения номенклатуры А., более точного разграничения А. и сирконстантов и, что особенно важно для семантич. синтаксиса, более четкого противопоставления синтаксич. и семантич. А. В число А. мн. лингвисты стали включать любой субстантивный член предложения (дополнение орудия, обстоятельство места и пр.). В семантич. теории синтаксиса различают семантич. (реальные) А.— отображение элементов ситуации (субъект, объект, адресат и т. п.), и синтаксич. А.— члены предложения (подлежащее, дополнения и т. п.). Актантная структура (конфигурация) предложения — число и характер А., обязательных для глагола. Различаются глаголы безактантные («Сиетает»), одноактантные («Петр спит») и др. В этом значении понятие А. соотносительно с валентностью, местом или позицией (в грамматике, ориентированной на логику отношений), «падежом» (в падежной грамматике). Актантная трансформация — изменение соотношения между семантич. и синтаксич. А., напр. «Петр отправил письмо Ивану» и «Иван получил письмо от Петра»: в первом случае адресат представлен как косв. дополнение, во втором — как подлежащее. В качестве синтаксич. А. может быть представлен и несубстантивный элемент ситуации (действие): «С р а-ж е н и е продолжается». 2) В теории текста — типовая функция лица (предмета) в повествовании. Соотношения А. образуют актантную модель повествования. 3) То же, что агенс. • Теиьер Л., Основы структурного синтаксиса. пер. с франц., М., 1988; G г е i m a s A. J., Sdmantique structurale, recherche de m4thode, P., 1966.	В. Г. Гак.
АКТИВНЫЙ СЛОВАРЬ — 1) часть словарного состава языка, к-рая включает относительно ограниченное число лексических единиц, особенно часто используемых в речи, причем в связи с наиболее существенными для данного общества реалиями, понятиями и ситуациями. А. с. противопоставляется пассивному словарю. Медленно изменяющееся ядро А. с. состоит из стилистически нейтральных единиц с развитой системой значений, высокой сочетаемостью и словообразоват.
активностью. При выполнении языком его коммуникативной функции единицы А. с. играют наиболее важную роль. Принадлежность лексич. единицы к А. с. характеризуется в справочниках спец, индексами (частота, употребительность и т. д.), для получения к-рых используются методы лингвостатистики и социолингвистики. Эти индексы учитываются при создании моделей А. с.— словарей-минимумов. 2) В психолингвистике — совокупность лексич. единиц, к-рые говорящий свободно использует в спонтанной речи. 3) В теории лексикографии (Л. В. Щерба) — лексикография, пособие, облегчающее говорящему (пишущему) выбор и идиоматич. употребление слов; так построен, иапр., «Англо-русский словарь синонимов» (1979).
Ф Рус. язык и сов. общество. (Социолого-лингвистич. исследование). Лексика совр. рус. языка, М.. 1968; Щерба Л. В., Опыт общей теории лексикографии, в его кн.: Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974; Денисов П. Н.. Очерки по рус. лексикологии и уч. лексикографии, М., 1974.	„ М. В. Арапов.
АКТИВНЫМ СТРОИ (от лат. activus — деятельный, действенный) (фиентивиый строй, активная типология, активность)— типология языка (см. Типология лингвистическая), ориеитироваииая на семантическое противопоставление не субъекта и объекта, как в языках номинативного строя, а т. наз. активного и инак-тивного начал. В лексике А. с. проявляется в распределении существительных на классы активных (одушевленных) и инактивных (неодушевленных), глаголов — на классы активных (глаголов действия) и стативных (глаголов состояния), при отсутствии класса имен прилагательных. В синтаксисе для А. с. характерны корреляция активной и инактивной конструкции предложения, противопоставление т. наз. ближайшего и дальнейшего дополнений. Активная конструкция обусловлена активным глаголом, ср. гуарани o-hesa e-roga 'Он видит твой дом’, инак-тивная — стативным, ср. гуарани ti-miri 'он скромен’. В морфологии для имени специфична морфологич. категория притяжательное™, различающая формы ор-ганич. и неорганич. принадлежности (при наличии системы склонения активный падеж противополагается инактивному). В глагольном словоизменении есть морфологич. категории: лица, представленной активной и инактивной сериями личных показателей; версии (различающей центробежную и нецентробежную формы); способа действия. Языки А. с. распространены в Сев. и Юж. Америке: семьи на-дене, сиу, мускоги (галф), тупи-гуа-рани и, по-видимому, ирокуа-каддо. Есть нек-рые основания реконструировать А. с. для прошлого ряда совр. языков номинативного строя (среди них — индоевропейских) и эргативного строя.
Ф Климов Г. А., Типология языков активного строя. М., 1977: Gregores Е.. Suarez J. A., A description or colloquial Guarani, The Hague — P.. 1967; Ergativity; towards a theory of grammatical relations, ed. by F. Plank, L.-N. Y., 1979.
,	_ Г. А. Климов.
АКТУАЛЬНОЕ членёние предло-ЖЁНИЯ — членение предложения в контексте на исходную часть сообщения — тему (данное) и на то, что утверждается о ней — рему (новое). Нек-рые ученые (Г. Пауль, Я. Фирбас) различают третий член А. ч. п.— переходный элемент (или связующий член), выражаемый глагольным сказуемым (или глагольной частью сказуемого), содержащим временные и модальные показатели (вопрос о третьем члене А. ч. п. является спорным). В соче
тании темы и ремы проявляется предикативное отношение как один из случаев предикативности, свойственной и тем типам предложений, к-рые не имеют А. ч. п. (односоставные). Любой член (или члены) предложения и соответствии с контекстом или ситуацией может выступать как тема или рема: «Книга (тема) на столе (рема)» (ответ на вопрос: «Где книга?»); «На столе (тема) к н и-г а (рема)» (ответ на вопрос: «Что на столе?»). А. ч. п. противопоставляется его формально-грамматич. членению (см. Члены предложения). Компоненты А. ч. п. распознаются по интонации (характер ударения, паузация); по позиции (обычно тема помещается в начале фразы, рема — в конце); по выделит.-ограничит. наречиям («именно», «только»); по ремовыделит. конструкциям; по контексту. Указывать на смысловой центр сообщения (рему) может неопредел, артикль, агентивное дополнение (т. е. дополнение при пассиве, обозначающее производителя или источник действия — агенс) в пассивной конструкции, но эти показатели, как и сказуемое, не всегда являются ремоиндикаторами. Перемещение логич. ударения в одном и том же предложении дает разное А. ч. п. Прямой порядок следования тема — рема преобладает и именуется прогрессивным, объективным, неэмфатическим. Обратный порядок рема — тема наз. регрессивным, субъективным, эмфатическим, хотя последний не всегда обусловлен целями эмфазы (ср. начальное положение подлежащего-ремы в языках с фиксиров. сло-вопорядком (напр., англ. Suddenly the telephone rang at the end of the corridor). Положение ремы в начале (или середине) предложения может быть обусловлено также: необходимостью ее позиционной контактности с соотносимым членом предшеств. предложения; расчленением распространенной ремы; ритмом; желанием говорящего скорее высказать главное. В этом случае рема распознается по контексту — путем вычитания из состава предложения избыточной самоочевидной темы, обычно опускаемой или отодвигаемой в конец (иапр., «В опрос хочу вам задать. Как он вам показался?— Старик он уже»).
Расчленение выражаемой в предложении мысли на предмет мысли-речи и предикат мыслн-речи и двуплановый характер предложения отмечались еще представителями логич. (Ф. И. Буслаев) и психологии. (Ф. Ф. Фортунатов, А. А. Шахматов, X. Г. К. фон дер Габеленц, Пауль) направлений в яз-знании. Основоположником теории А. ч. п. считают А. Вейля, идеи к-рого были развиты В. Матезиусом (см. Пражская лингвистическая школа), предложившим и сам термин «А. ч. п.». Согласно концепции Ма-тезиуса, тема (основа) высказывания выражает то, что является в данной ситуации известным или, по крайней мере, может быть легко понято и из чего исходит говорящий, а рема (ядро) — то, что говорящий сообщает об основе высказывания. Тема, по Матезиусу, не сообщает новой информации, ио является гл. обр. необходимым элементом связи предложения с контекстом. Положение Матезиуса об обязательной известности темы уязвимо, ибо тема и рема имеют лишь лексич. словесное значение, а информация создается их динамич. сочетанием, всей пропозицией. Тема часто определяется содержанием предшествующего предложения. Но н качестве темы может выступать и не упоминавшийся ранее денотат, а ремой может оказаться
упоминавшийся денотат, но употребленный предикативно — как то, что утверждается о теме («Поговорим об А.По-пове. Это он изобрел радио»),
А. ч. п. исследуется с разных теоретич. позиций. Концепция о семантич. природе А. ч. п. (Матезиус, Я. Фирбас, Ф. Данеш и др.) отдает приоритет в определении темы и ремы фактору известности/ неизвестности, что иногда приводит к неоднозначным толкованиям актуального членения конкретного предложения в контексте. Концепция о синтаксич. природе А. ч. п. (К. Г. Крушельницкая) допускает отождествление А. ч. п. с синтаксич. категориями из-за выражения темы и ремы с помощью грамматич. средств языка (но иногда — только контекста). Концепция о соответствии А. ч. п. структуре логич. суждения (Л. В. Щерба, В. В. Виноградов, С. И. Бернштейн) получила развитие в теории о логико-грамматич. членении предложения (В. 3. Панфилов) — о выражении разл. синтаксич. средствами языка (не именно членами предложения) логических субъекта (темы) и предиката (ремы). К этой концепции примыкает и Матезиус, отождествляющий тему (основу) и рему (ядро) с психологии, (логич.) субъектом и предикатом. Совр. лингвистич. теории относят феномен А. ч. п. к речи и связывают его с теорией речевых актов.
* Крушельницкая К. Г., К вопросу о смысловом членении предложения, ВЯ, 1956. № 5; Матезяус В.. О т. наз. актуальном членении предложения, пер. с чеш., в сб.: Пражский лингвистич. кружок, М., 1967; его же, Осн. функция порядка слов в чеш. языке, там же; Лаптева О. А., Нерешенные вопросы теории актуального членения, ВЯ, 1972.	2; Николаева Т. М.,
Лингвистика текста. Совр. состояние и перспектива. НЗЛ. 1978. в. 8; Халлидей М. А., Место «функциональной перспективы предложения» в системе лингвистич. описания, пер. с англ., там же; Шевякова В. Е., Совр. англ. язык. Порядок слов, актуальное членение, интонация, М., 1980; С люсарева Н. А., Категориальная основа тема-рематической организации предложения, ВЯ, 1986, ТА 4; F i b г a s J., On defining the theme in functional sentence analysis, в сб.: Travaux linguistiques de Prague, v. 1, Prague. 1966; Benes E., On two aspects of functional sentence perspective, там же, v. 3, Prague, 1968; M a t h e s i-us V., A functional analysis of present day English, on a general linguistic basis, Prague, 1975; Sevjakova V., Actual division of the narrative sentence in English, в сб.: Linguistics, TA 205, The Hague — P.— N. Y., 1978.	В. E. Шевякова.
АКУСТИКА речевая (от греч. akus-tikds — слуховой) — раздел общей акустики, изучающий структуру речевого сигнала, процессы речеобразования и восприятия речи у человека и связанный с разработкой систем автоматического синтеза и распознавания речи. Процесс речеобразования акустически состоит из двух относительно независимых этапов. Первый из них — возникновение звука в артикуляторном тракте (см. Органы речи, Артикуляция) — может реализоваться тремя способами: путем периодич. модуляции голосовыми складками воздушного потока, подаваемого из легких (голосовой источник); генерацией шума турбулентными завихрениями того же воздушного потока в сужениях речеобразующего аппарата (шумовой источник); возбуждением звука путем скачкообразного изменения давления воздуха при резком раскрытия смычкя и артикуляторном тракте (импульсный, или взрывной, источник). Второй этан речеобразования — формирование частотного состава возбужденного звука в акус-тич. фильтре, образованном активными
и пассивными артикуляторными органами, и излучение сформиров. звука в пространство через рот и нос.
В зависимости от типа источника возбуждения речевые звуки могут относиться к след, классам: 1) голосовой источник — гласные и сонорные; 2) шумовой — глухие щелевые и аффрикаты; 3) импульсный — глухие взрывные; 4) голосовой совместно с шумным — звонкие щелевые и аффрикаты; 5) голосовой с импульсным — звонкие взрывные. При работе голосового источника спектр (частотный состав) звука носит дискретный (гармонии.) характер. Самая низкая составляющая, соответствующая частоте смыкания — размыкания голосовых складок, называется основным тоном Fo. Частоты остальных дискретных составляющих голосовых звуков получаются умножением F» на целые числа и называются гармониками осн. тона, интенсивность их падает с увеличением частоты. Шумовой и импульсный источники дают спектр сплошного вида.
Речеобразующий тракт может рассматриваться как система акустич. резонаторов, в к-рой могут усиливаться или подавляться отд. составляющие возбужденного звука. При этом формируется индивидуальное акустич. различие отд. фонем. Классич. теория предполагает независимость работы механизмов возбуждения звука и резонансного формирования его фонемо-различит, облика. Резонансы, служащие для усиления спектральных составляющих излучаемого звука, называются формантами, служащие же для подавления (что характерно для носовых и назализованных) — антиформантами. Форманты нумеруются по их частоте от низких к высоким F« (к = 1, 2, 3, ...; обычно только три). Обычно при аппаратурном анализе речевых сигналов за форманты принимаются выраженные максимумы в амплитудно-частотном спектре. Гласные звуки отличаются от сонорных, имеющих тот же гармонич. характер спектра, большей общей интенсивностью (благодаря широкому раскрытию артикуляторного тракта) и большей выраженностью высоких формант. Как для гласных, так и для согласных характерно также противопоставление компактных и диффузных звуков по признаку большей или меньшей концентрации энергии в к.-л. участке спектра. Более тонкие различия звуков определяются конкретным положением формант или полос шумовых составляющих спектра, а также соотношением интенсивности спектральных составляющих звука.
Помимо спектрального состава, акустически фонемные различия определяются и временной структурой звуков. Для взрывных звуков характерно наличие двух временных сегментов — стоп-пау-зы или звонкой смычки (т. е. отсутствия звука вообще или только голосового звука) и взрыва (срабатывает либо только импульсный источник, либо совместно с голосовым), для аффрикат — постепенное изменение спектра по мере расширения щели в артикуляторном тракте.
В слитной речи реализуется непрерывный переход от одного артикуляторного уклада к другому, что приводит к непрерывному изменению акустич. картины. С относит, достоверностью могут быть выделены стационарные и переходные участки. Последние характеризуют взаимодействие двух артикуляторных укладов и являются источником дополнит, ин-
АКУСТИКА 23
формации о фонемах, взаимодействующих в потоке речи. В ряде случаев в потоке речи «стационарный» участок, характерный для изолиров. произнесения звука, может вырождаться вплоть до полного исчезновения.
Высказывание в целом характеризуется также просодич. структурой, к-рая акустически проявляется в виде изменения частоты осн. тона во времени, изменения длительности и интенсивности сегментов.
Основы речевой акустики были заложены Г. Л. Ф. Гельмгольцем. Важным этапом в ее развитии явилась работа япон. исследователей Ц. Тиба и М. Кадзияма (Chiba Т., Kajiyama М., The vowel, its nature and structure, Tokyo, 1941), разработавших теорию расчета акустич. сигнала по данным о форме артикуляторного тракта. Дальнейшая конкретная разработка теории речеобразо-вания связана с именами Г. Фанта и Дж. Л. Фланагана.
* Фант Г.. Акустич. теория речеобразо-вания, пер. с англ., М., 1964; Ф л а н а-г а н Д. Л.. Анализ, синтез и восприятие речи, пер. с англ.. М., 1968; Физиология речи. Восприятие речи человеком, под ред. Л. А. Чистович, Л.,	1976; Бондар-
к о Л. В., Фоиетич. описание языка и фонология. описание речи. Л.. 1981; Сорокин В. Н., Теория речеобразования. М.. 1985.	В. И. Галунов.
АК^Т (от лат. acutus — острый; высокий) — 1) (острый тон, острое ударение) — один из видов тонического ударения в древнегреческом языке. А. характеризовался повышением голоса на ударном слоге, составлявшим, по данным Дионисия Галикарнасского, максимум одну квинту. А. означал и высокий тон, и восходящий характер ударения. Источники не сообщают, было лн это повышением тона по сравнению с предшествующим слогом или тональным восхождением внутри ударного слога. Знак А. ставился и на долгом, и на кратком гласном. 2) Интонация современного литовского языка, имеющая нисходящий характер. Однако первоначально в балт. системе, сохранившейся в латыш, яз. и по диалектам — в литовском, интонация А. была восходящей. То же состояние, по косв. данным, имело место и в др.-прус. яз. Предполагается, что в литов, яз. восходящая интонация трансформировалась в нисходящую. По происхождению балт. А.— интонация долгих унаследованных иидоевроп. монофтонгов и дифтонгов. 3) Реконструируемая праславянская восходящая интонация долгих слогов. Восстанавливается на основе след, соответствий: восходящее ударение в словен. яз., нисходящая краткая интонация в сербскохорв. языке, долгота в чеш. яз., ударение на второй части рус. полногласных сочетаний орд, олд, ерё. Генетически праслав. А. тесно связан с балт. А.— зто интонация долгих унаследованных иидоевроп. монофтонгов и дифтонгов. Новый А.— восходящая интонация праслав. яз., возникшая в результате перемещения ударения на предшествующий слог и сменившая в определ. позициях циркумфлексовую интонацию (см. Циркумфлекс). 4) Вид музыкального ударения шведского языка, характеризующийся отсутствием слабого, побочного ударения на к.-л. слоге, следующем за слогом, несущим главное ударение; тон при этом понижается. 5) Диакритический знак ('),означающий, напр., во франц, яз. закрытое e:ete, в чеш. яз.— долготу гласного: vira. В. В. Арефьев.
24 АКУТ
АКЦЕНТОЛОГИЯ (от лат. accentus — ударение и греч. logos — слово, учение)— раздел языкознания, изучающий природу и функционирование ударения, а также система связанных с ударением явлений языка. В более широком смысле к области А. относят также тон, иногда — любые просодические (см. Просодия) характеристики языковых единиц, кроме чисто интонационных. В А. ударение изучается с собственно фонология, и морфонология. позиций, а также в плане синхронии и диахронии (исторически и сравнительно-исторически). Собственно фонологии. изучение ударения включает след, аспекты: 1) определение места ударного слога. Принято различать фиксированное (связанное) ударение, т. е. закрепленное за определ. позицией в слове, и свободное (разноместное). По данным Л. Хаймена, обследовавшего 444 языка, в 25% языков ударение приходится на начальный слог, в 20% — на конечный, в 18% — на предпоследний и в 33% ударение свободное.
Среди языков с фиксиров. ударением есть моросчитающие и слогосчитающие языки. В первых единицей фонология, расстояния выступает мора, напр. в лат. яз. ударение падает на гласную, предшествующую той море (гласной или согласной), к-рая находится перед конечным слогом слова; во вторых место ударного элемента (слога) определяется в терминах слогов, ср. польск. яз., где ударение приходится на предпоследний слог. При более широком подходе под фонологически фиксированным понимают любое ударение, позицию к-рого в словоформе можно предсказать по тем или иным фонология, признакам: качеству гласного, как в мокша-морд. яз., где гласный о всегда ударен, u, 1, а в непервом слоге всегда безударны и т. п.; типу слога, ср. исп. яз., где ударение, как правило, пенультимативно (на предпоследнем слоге), если последний слог открытый или с исходом на n, s; тоиу слога, когда сосуществуют тон и ударение, как, напр., в йоруба и нек-рых др. языках, где слог с высоким тоном ударен (если он не следует за другим высокотональным слогом). Нек-рые исследователи вводят категорию фонологически безударных слов, напр., для япон. яз. (т. наз. дзэнхэйные слова), др.-русского (т. наз. энклиномены), сербскохорватского (в к-ром нисходящий акцент, всегда приуроченный к первому слогу, признается фоиетич. реализацией безударности). В ортодоксальной генеративной фонологии предсказуемость ударения абсолютизируется: считается, что любое ударение не входит в лексич. (словарную) характеристику слова, а приписывается слову по правилам, выводящим просодич. свойства слова из его сегментно-фонологич. (и грамматич.; см. ниже) признаков. На практике это нередко приводит к натяжкам в представлении структуры слова: напр., принимается, что в исп. яз. слово estas, ие подчиняющееся общему правилу, имеет словарную форму stas, и только после приписывания ударения — stas вводится начальное е (на основании за-прещенности сочетания st в анлауте).
2)	Определение фонологич. типа ударения. С этой т. зр. возможны две линии разграничения. Первая — по сфере реализации ударения: слогу или море; соответственно различаются слогоакцентные и мороакцентные языки. В первых ударение выделяет слог, как в рус., англ., польск. и др. языках, во вторых — мору, как в др,-греч. яз., где в слогах с двумя гласными морами мелодич. повышение на первой
море соответствует циркумфлексу, а иа второй — акуту. По другому признаку разграничиваются моноакцентные и полиакцентные языки. К первым принадлежат, напр., рус., англ, и мн. др. языки, где ударный слог с фонологич. т. зр. может выделяться только одним способом. Ко вторым относятся балтийские, большинство скандинавских, сербскохорватский, панджаби и др. языки, в к-рых ударный слог может выделяться двумя и более фонологически противопоставленными способами; такие типы ударения часто называют слоговыми акцентами, наиболее известны акцент I и акцент II швед, и иорв. языков.
3)	Соотношение просодич. характеристик ударных и безударных слогов (мор). Просодич. оформление безударных слогов (мор) зависит от их положения относительно ударных, выступающих в качестве «точки отсчета». А. А. Потебня описывал соотношение выделеннбсти слогов рус. 4-сложного слова формулой 1—2— 3—1, где 3 отвечает ударному слогу. В дескриптивной и генеративной лингвистике принято разграничивать от 2 до 5 степеней выделенное™ слогов в слове; напр., в аигл. cognate устанавливается соотношение слогов по выделенное™ 1—3 (через единицу обозначается макс, выделенное™, т. е. ударенное™), в pontoon — 3—1, в arrange 0—1, в нем. anziehen — 1—2—0, в unsichtbar — 1—3—2. В япон. яз. ударная мора (всегда первая в слоге) и все предударные, кроме начальной моры слова, произносятся с повышением мелодики, а заударные — с понижением. Тип просодич. контура слова, определяемый ударением, и отражение ударности (иногда — безударности) в графике и транскрипции называют акцентуацией слова. В метрич. теории ударения просодич., акцентный контур слова (и более крупных единиц) описывается как чередование сильных и слабых слогов, образующих иерархии, структуру.
4)	Определение фонетич. тапа ударения. С этой т. зр. принято различать выделение ударного слога его большей длительностью (квантитативное ударение), интенсивностью (динамич. ударение), высотой (мелодии., или музыкальное, ударение), специфич. аллофонами гласных и/или согласных (качеств, ударение). Скорее всего, реально можно говорить о преобладающей тенденции к использованию и данном языке тех или иных средств для выделения ударного слога, обычно его выделение достигается неск. способами одновременно.
Задачи изучения тона заключаются в том, чтобы установить число тонов в данном языке, их дифференциальные признаки, соотношение между типом тона и типом слога (напр., часто в закрытых слогах различается меньшее число тоиов), сочетаемость тонов в пределах слова или синтагмы (так, в кит. яз. ие сочетаются два антициркумфлексных тона — первый переходит в восходящий), правила модификации тонов в зависимости от контекста.
В А. используются собственно линг-вистач. (функциональные), психолииг-вистач. и инструментальные методы изучения тона и ударения.
В А. широко представлены морфонология. исследования. Оси. задачи морфонологии. А.: а) установление связи ударности с тем или иным видом морфем и морфологич. структур (основ и т. п.). Выделяются аутоакцентные (самоудар-ные) морфемы, требующие ударения, ср. суффикс -анск(ий) в «американский»,
«бирманский» и т. п., преакцентные (левоударные), постакцентные (правоударные), относительно к-рых ударение соответственно располагается слева и справа, ср. -ива/-ыва («отлынивать», «организовывать») и -ин(а) («ширина», «толщина»). В пределах одного слова акцентные свойства морфем могут противоречить друг другу, в этом случае вводятся особые правила для разрешения акцентного «конфликта».
б) Выведение правил перемещения ударения при изменении слова в пределах парадигмы, в процессах словообразования. Схему распределения ударений по словоформам лексемы называют а к-центной кривой. Акцентные кривые различаются по подвижности/непо-движности ударения, ср. «поле — поля — полю — поле — полем — (о) поле», где ударение везде неконечное (на основе), т. е. неподвижное, и «гора — горы — горе — гору — (о) горе», где ударение подвижное, т. к. в вин. п. становится неконечным, а в остальных — конечное. Говорят также об акцентных парадигмах, в к-рые сводятся акцентные кривые, в этом случае оии характеризуют классы слов или дополнительно распределены относительно нек-рых подклассов. Иногда акцентной парадигмой называют систему акцентных кривых производящих и производных слов в их соотношении. Правила распределения ударения зависят от класса слова — фоиологич., морфоноло-гич., морфологич., лексич., семантич.,от прагматич. факторов (большей/меньшей освоенности слова). Чаще всего ударение осн. формы нёпроизводного слова в словаре — элемент лексикографии, информации, тип акцентной кривой слова может определяться его свойствами (классом), но может также входить в лексикографии, информацию, акцентуация производного слова обычно выводима из его структуры.
Для ряда исследователей различение фонологии, и морфонологии, ударения не исчерпывается отнесением первого к слогу (море), а второго — к тому или иному морфологич. элементу. В тех словоформах, где выбор между конечным и неконечным ударением невозможен в силу пулевого характера окончания или неслогового характера окончания или основы, с морфонологии, т. зр. усматривается т. наз. условное ударение, к-рое может не совпадать с фонологическим; это ударение выводится на основании аналогии с др. словоформой той же парадигмы, если в такой словоформе конечное и неконечное ударения противопоставлены в ее можно принять в качестве «диагностической». Для рус. имен существительных «диагностическими» принимаются формы дат. п., поэтому, иапр., в словоформе «стол» признается конечное ударение (иа окончании), ср. «столу», а в словоформе «дом» — неконечное, ср. «дому».
Морфонология тональных языков (мор-фотонология) изучает ассоциированность тонов с теми или иными грамматич. единицами и явлениями. В этой связи говорят о грамматич. тонах в противоположность лексическим.
Особый раздел А. составляет историческая (диахрония.) А., осуществляющая реконструкцию систем ударения или тона праязыков, изучающая закономерности и этапы эволюционирования этих систем с развитием языков. Так, по мнению мн. исследователей, в пранн-доевроп. яз. существовала система тонов, к к-рым в конечном счете возводится музыкальное ударение др.-греч. яз., ведич. санскрита, праслав. яз. Исследова
тели тональных языков Д. Востока и Юго-Вост. Азии часто исходят из представлений об атональном прасостоянии соотв. языков и объясняют появление и развитие тонов как компенсаторный эффект дефонол огизации консонантных и вокальных различий. Так, в кит., тайских и мн. др. языках ок. тысячелетия тому назад число тонов удвоилось в результате исчезновения противопоставления звон-ких/глухих согласных (инициалей) и фо-нологизации сопровождавших эту оппозицию регистровых различий. Очевидно, переход языка от одного просодич. типа к другому (от ударения к тону или наоборот) следует рассматривать в связи с общим типом структуры языка. Тон типичен для моносиллабич. языков, это просодич. характеристика особой языковой единицы — слогоморфемы. Ударение — просодич. характеристика слова. Поэтому замена тона ударением н наоборот, вероятно, сопряжена со сменой базовой единицы языка — слогоморфемы словом или наоборот.
В исторической и сравнительно-исторической мор-фо но л ог и ч. А. устанавливаются акцентные парадигмы для праязыков и древних состояний языков, их распределение и ист. трансформации. Напр., для др.-рус. имен выделяют три акцентные парадигмы: а — неподвижное ударение на основе во всех словоформах, или колумнальная (колонная), баритониро-ванная парадигма (баритонеза); Ь — неподвижное ударение на окончании во всех словоформах, или окситонированНая парадигма (окситонеза); с — подвижное ударение, в разных словоформах распределяющееся по определ. правилам между наосновным и нафлективным (флексионным) типом, а также могущее переходить на клитики (акцентуационно зависимые слова) — подвижная парадигма.
А. имеет давнюю традицию. Уже в брахманах (8—6 вв. до н. э.) и упани-шадах (7—3 вв. до н. э.) Др. Индии встречается понятие «свара»—ударение или тон. Вопросы просодики активно разрабатывались в пифагорейской школе Др. Греции (6—4 вв. до н. э.). Изучение тонов в Китае началось в кон. 5 в. н. э. А. X. Востоков в своей грамматике (1831) выделил ударение как самостоят. объект изучения и дал группировки рус. слов по типу ударения. В 60-х гг. 19 в. Потебня ввел морфологич. критерии в описание рус. ударения. Эту линию продолжил И. А. Бодуэн де Куртенэ; Е. Д. Поливанов впервые описал морфологически обусловленную акцентуацию япон. слов. В области сравнит,-ист. А. в кон. 19 в. был установлен закон Ф. де Соссюра, фиксирующий оттяжку ударения в литов, яз. Ф. Ф. Фортунатов и А. Мейе распространили этот закон на другие балто-слав. языки (см. Фортунатова — Соссюра закон), что было оспорено позднейшими исследователями. Наиболее полную новую реконструкцию слав. А. осуществил В. А. Дыбо; им и В. М. Иллич-Свитычем было показано, в частности, что праслав. акцентные парадигмы а и b находились в отношении дополнит, распределения, обусловленного просодич. качеством корневого слова. С. Д. Кацнельсон предложил новую интерпретацию Вернера закона, а также дал общую картину срав-нит.-ист. анализа герм. А.
* Поливанов Е. Д., Музыкальное ударение в говоре Токио, «Изе. АН», 1915, т. 9, 76 15; Тройский И. М., Др.-греч. ударение, М.— Л., 1962; И ллич-Сви-т ы ч В. М., Именная акцентуация в балтийском и славянском. Судьба акцентуационных парадигм, М., 1963; Кацнель-
сон С. Д., Сравнит, акцентология герм, языков, М.— Л., 1966; Зализняк А. А., Рус. именное словоизменение. М., 1967; Потебня А. А., Ударение, К., 1973; Редькин В. А.. Акцентология совр. рус. лит. языка, М.. 1971; Колесов В. В., История рус. ударения, [ч. 1], Л., 1972; Боидарко Л. В., В е р б и ц к а я Л. А., Щербакова Л. П., Об определении места ударения в слове, «Изв. АН СССР. ОЛЯ», 1973, т. 32, в. 2: С о с с ю р ф. Де, К вопросу о литов, акцентуации, в его кн.: Труды по яз-знанию, М., 1977; Герценберг Л. Г.. Вопросы реконструкции индоевроп. просодики. Л., 1981; Дыбо В. А., Слав, акцентология, М., 1981; Касевич В. Б., Фонология, проблемы общего и вост, яз-знания, М., 1983; его же. Морфонология, Л., 1986; Зализняк А. А., От праславянской акцентуации к русской, М., 1985; Pike К. L.. Tone languages. Ann Arbor, 1957; Stang Ch r.. Slavonic accentuation. Oslo, 1957; Kurylowicz J., L’accentuation des langues indo-europeennes, Wroclaw — Krakow, 1958; Garde P., L’accent. P., 1968; Lehiste I., Suprasegmentals, Camb. (Mass.) — L., 1970; Maddieson I., Gandour J., An annotated bibliography on tone, Los Ang.. 1974; Hyman L , On the nature of linguistic stress, в кн.: Studies in stress and accent, Los Ang., 1977; Liberman M., Prince A., On stress and linguistic rhythm. «Linguistic Inguiry», 1977, v. 8, 76 2; Tone: A linguistic survey, ed. by V. From-kin, N. Ye.— [a. o.l, 1978; Eek A., Stress and associated phenomena: A survey with examples from Estonian I, в кн.: Estonian papers in phonetics [9], 1980—1981, Tallinn, 1982.	J3. Б. Касевич.
АЛБАНСКИЙ ЯЗЬ'1К — один из индоевропейских языков, занимающий изолированное положение и составляющий особую группу. Являясь продолжением исчезнувших древних индоевроп. языков Балкан, п-ова (палеобалкан. языков), А. я. генетически наиболее близок иллирийскому и мессапскому языкам; существенны н его связи с фракийским яз. Распространен в НСРА (число говорящих 2860 тыс. чел.; офнц. язык), Югославии (социалистич. авт. край Косово, 1850 тыс. чел.), Италии (120 тыс. чел.), Греции (60 тыс. чел.). Незиачит. число носителей А. я. живет в НРБ, СРР, СССР (Одес. обл.).
Алб. языковой ареал делится на 2 осн, диал. области: южную, тоскскую, и северную, гегскую, к-рые, в свою очередь, членятся на многочисл. говоры. На основе тоскского и гегского диалектов в кон. 19 в. сложился совр. лит. А. я. в двух вариантах. Диалекты А. я. различаются наличием ротацизма (перехода звуков типа [s], [г] в звуки типа [г] путем постепенного ослабления трения и одновременного приобретения более или менее сонорного характера), нейтрального ё, дифтонга иа, отсутствием форм инфинитива с заменой его конъюнктивом в тоскском диалекте, наличием носовых, дифтонга це, форм инфинитива и отсутствием ротацизма вгегском диалекте; отличием в способе образований причастий и деепричастий и нек-рых временных форм; рядом особенностей в лексике. В НСРА тоскский диалект стал преобладающим в употреблении.
В А. я. 7 гласных фонем и 29 согласных. Особенностью вокализма является отсутствие в тоскском диалекте носовых гласных и их наличие в гегском диалекте (ср. а, о), а также наличие особого лабиализованного гласного звука у, равного по произношению нем. [й], и гласного ё, смешанного ряда, редуцированного. Характерной особенностью алб. консонантизма является наличие среднеязычных dh(d)
АЛБАНСКИЙ 25
и th(e), наличие слабых I, г и сильных 11, гг, среднеязычных q, gj и серии аффрикат с, ?, х, xh. А. я. характеризуется фиксированным ударением (преим. на предпоследнем слоге), утратой или редукцией старых индоевроп. начальных и конечных безударных гласных, утратой индоевроп. долгих и кратких дифтонгов с последующей их монофтонгизацией и заменой вторич. краткими дифтонгами.
По своей грамматич. структуре А. я. принадлежит к языкам с синтетич. флективным строем, в к-ром элементы древней флексии в процессе ист. развития претерпели сильные изменения. В именной системе А. я. представлены 3 рода (муж., жен., ср.), 4 типа склонения с шестипадежной системой (формы род. п. и дат. п. совпадают), определ. и неопредел, формы имени, препозитивный и постпозитивный артикли. Глагол в А. я. характеризуется двумя тп.пами спряжений с разветвленной системой наклонений (6 типов) и временных форм (3 простые и 5 сложных).
В синтаксисе преобладает относительно свободный порядок слов. Словарный состав А. я., помимо исконной индоевроп. лексики, включает значит, число заимствований разного времени из греч., лат., слав., тур., итал., франц, языков. В процессе длит. ист. взаимодействия с языками др. групп (болг., греч., рум.) А. я. выработал ряд общебалкан. структурно-ти-пологич. черт (т. наз. балканизмов), образуя с этими языками балканский языковой союз.
Первые письм. памятники А. я. относятся к 15 в. («Формула крещениях епископа Паля Энгелы, 1462) и 16 в. («Служебник» Гьона Бузуку, 1555).
Систематич. науч, изучение А. я. началось в сер. 19 в. (работы И. Г. Гана и Ф. Боппа). Большой вклад в албан. яз-знание внесли Г. Мейер, Н. Йокль, Э. Чабей, Ст. Мэнн, К. Тальявини, В. Ци-моховский, Э. П. Хэмп и др., изучавшие проблемы синхронии, и диахронии, развития А. я., его историю, грамматику и лексику. Сов. ученые А. М. Селищев, А. В. Десницкая внесли существ, вклад в развитие алб. яз-знания. Селищев исследовал албано-слав. языковые связи и проблемы обших структурных признаков в балкан. языках. Десницкая впервые осуществила системное описание алб. диалектов, исследовала проблемы формирования лит. А. я., фольклора, реконструкции др.-алб. языкового состояния и ареальных связей А. я. с др. индоевроп. языками, ею была создана школа сов. албановедения. В области алб. яз-знания плодотворно работают О. С. Широков, М. А. Габинский, А. В. Жугра, В. П. Не-рознак, И. И. Воронина, Ю. А. Лопашов: исследуются фонетич. строй и грамматика, ист. развитие и происхождение А. я., а также его место в системе индоевроп. языков и роль в Балканском языковом союзе (см. также Балканистика).
• Селищев А. М., Слав, население в Албании, София, 1931; Жугра А. В., Алб. язык, в кн.: Сов. яз-знание за 50 лет. М., 1967; Десницкая А. В., Алб. язык и его диалекты. Л..	1968; Габин-
ский М. А., Появление и утрата первичного алб. инфинитива. Л.. 1970; Грамматич. строй балкан. языков. Л., 1976; Hahn J. G., Albanesische Studien, SbAWW. 1883—97, Bd 104. 107. 132,. 134, 136; J о k 1 N., Lin-guistisch-kulturhistorische Untersuchungen a us dem Bereiche des Albanischen. B.— Lpz., 1923; Daka P., Kontribut per bibliografine e gjuhesise shqiptare, 1—5, «Studime filologjike». 1964 — 67: Cabej E.. Studime gjuhesore, v. 1 — 6, Prishtine, 1975—77;
26 АЛГОНКИНО
Zugra A. V., Bibliographic der albanolo-gischen Arbeiten der sowjetischen Sprachfor-scher, «Akten des Internationalen Albanolo-gisches Kolloquiums, Innsbruck 1972*, Innsbruck, 1977; Fjalor i gjuhes se sotme shqipe, Tirane, 1980.
Краткий албано-рус. словарь. M.. 2 изд., 1951.	Л В. П. Нерознак.
ал гонкйно-вакАшские языки — макросемья индейских языков Сев. Америки, включающая (по мнению Э. Сепира) алгонкинские языки, ритванские языки, объединяемые в алгонкино-рит-ванскую группу, изолированные языки беотук, на к-ром некогда говорило население о. Ньюфаундленд (Канада), н куте-нэ, на к-ром говорит от 300 до 500 чел. (1962, оценка) в пограничных р-нах Айдахо, Монтаны (США) и Британской Колумбии (Канада), а также объединяемые в мосанскую семью салишские языки, чимакумские (исчезнувший в кон. 19 в. чимакум и квилеут, на к-ром говорит от 10 до ЮОчел.,— 1962, оценка) и вакаиг-ские языки.
• Adler F. W., A bibliographical checklist of Chimakuan, Kutenai. Ritwan. Salishan and Wakshan linguistics, IJAL, 1961, v. 27, TA 3; Swadesn M.. Mosan, [pt 1): A problem of remote common origin; Mosan, [pt 2]: Comparative vocabulary, там же, 1953, v. 19.	M. E. Алексеев.
АЛГОНКЙНСКИЕ ЯЗЫКЙ —семья индейских языков Сев. Америки, включаемая в алгонкино-вакашскую макросемью (см. Алгонкино-вакашские языки). В эпоху европ. завоевания (началось в 16 в.) были распространены на терр. п-ова Лабрадор на С.-В., Великих равнин и внутр, р-нов Канады на 3. и Юж. Каролины (США) на Ю.-В. Подразделяются на 3 группы: центральную (кри, монта-не-наскапи, меномини, фокс, шауни, потоватоми, оджибва, делавэрский, пова-тан, пеориа, Майами и иллинойс), восточную (абнаки, малесите-пассамакводи, микмак, а также ныне исчезнувшие массачусетский, могиканский, наррагансет и др.) и западную (блэкфут, чейенн и ара-пахо, часто выделяемые в качестве самостоят. групп). В 20 в. ареал распространения сохранился, но число языков значительно уменьшилось. Общее число говорящих ок. 160 тыс. чел.
Фонетич. системы А. я. характеризуются противопоставлением гласных по долготе, противопоставлением шумных сильных (придыхательных) и слабых согласных: р—рр, t—tt, k—kk, с—cc, s—ss, S—& (имеются также ларингалы ’ и h); из сонорных встречаются ш, п, 1 и полугласные у, w. Ударение в нек-рых языках играет смыслоразличит. роль.
Морфологич. категории имени; род, число, притяжательность и обвиатив (четвертое лицо). Для имени характерны также зват. форма и локативная, обладающая широким кругом значений—‘в’, ‘на’, ‘у’, ‘около’ и др. Различаются 2 рода: одушевленный (названия людей, животных, деревьев) и неодушевленный. Большое кол-во семантически неодуш. имен относится к одуш. роду, напр. имена со значениями: ‘барабан’, ‘снег’, ‘лук’, ‘солнце’, ’звезда’, ‘колено’ и др. Мн. ч. образуется при помощи двух суффиксов, употребляемых в зависимости от рода имени: меномини enaniw-ak ‘люди’, wekewam-an ‘дома’. Имена органич. принадлежности (названия частей тела, термины родства и нек-рые др.) употребляются только с личными притяжат. префиксами, остальные имена в притяжат. форме обычно принимают спец, суффиксы: оджибва mettik ‘дерево’, но ke-mittek-om ‘твоя палка’. Категория обвиатива противопоставляет в 3-м л. одуш. рода главного и второсте
пенных участников действия. Последние употребляются в форме обвиатива: оджибва uwapetnan eniw eninuw-an ‘Он видит того человека’ и nuwapema aw enini ‘Я вижу того человека'. В системе личных местоимений и личных префиксов противопоставлены формы инклюзива и эксклюзива: потоватоми nin ‘я’, kin ’ты’, win ‘он, она, оно’, ninan ‘мы (эксклюзив)’, kinan ‘мы (инклюзив)’, kinwa ‘вы’, winwa ‘они (одуш.)'.
Глаголы подразделяются на 4 класса: интранзитивные одушевленные, интранзи-тивные неодушевленные, транзитивные одушевленные и транзитивные неодушевленные. Каждый глагольный класс характеризуется своим рядом суффиксов. Транзитивные глаголы получают только один личный префикс, выбираемый в следующей последовательности: 2-е л., 1-е л., неопредел, лицо, 3-е л., обвиатив. Для определения субъектной или объектной функции личного префикса используются спец, суффиксы: блэкфут nicikakomimm-a-nnaaniaoa ‘мы любим их', но nicikako-mimm-ok-innaniaoa ‘они любят нас’. По традиции в А. я. выделяется категория строя: независимый строй, подчинительный и императив. Формы независимого строя являются предикативными и различают индикатив, выражающий утверждение о событии в настоящем, претерит, выражающий утверждение о событии в прошлом, дубитатив, выражающий сомнение и отрицание. Формы подчинит, строя употребляются в подчиненных конструкциях (придаточных) и не имеют личных префиксов. Императив имеет 3 вида: собственно императив (оджибва pinkekken ‘войди’), отложенный императив (pinkekkean ‘войди потом’) и прохи-бнтив (запретительное наклонение). Мно-гочисл. глагольные частицы выражают модальные, временные и пространств, значения: чейенн tohoe ‘часто’, sehov ‘вдруг’, nehe ‘скоро’, tse ‘сейчас’ и др. Для выражения множественности, интенсивности и повтора часто используется редупликация. Развита инкорпорация: оджибва pokkukatepeniteso ‘он ломает свою ногу’ при ekkat ‘нога’. В А. я, представлены разл. виды словообразования: суффиксация, префиксация, словосложение. Из А. я. в европ. языки проникли слова «вигвам», «вампум», «мокасины», «опоссум», «тобогган», «тотем» и др.
Синтаксич. функции именных членов предложения определяются глагольными показателями: меномини keskaham otane-napah ‘Он-разрубил-это своим-топором', aceskew pakessen ‘Он-падает-в грязь', suniyan nekes-pes awatahek ‘Он-прислал-мне денег’ и др. Порядок слов свободный. Определение предшествует определяемому. В сложных предложениях используются глагольные формы подчинит, строя.
Изучение А. я. началось в 17 в., когда были созданы грамматич. описания масса-чусет. яз. и языка наррагансет. Работа миссионеров по созданию грамматик и словарей продолжалась до 20 в. В 19 в. началось сравнит.-ист. изучение А. я. Т. Майкелсон впервые установил ряд фонетич. соответствий между А. я., Л. Блумфилд занимался как описанием отд. языков (меномини, оджибва и др.), так и их сравнит.-ист. изучением. К исследованию А. я. обращались также К. К. Уленбек, Ч. Ф. Хоккет и др.
А. я. бесписьменные. У нек-рых племен (оджибва, микмак) имелись формы пиктография. письма. В 1840 англ, миссионер Эванс создал слоговое письмо для индейцев кри, в 1921 нем. миссионер
К. Каудер — рисуночное письмо, включавшее 5700 знаков, для языка микмак, однако эти письменности не получили распространения.
• Uhlenbeck С. С., A consise Black* foot grammar. Amst,, 1938; Hockett Ch. F.. Potawatomi: I—IV, IJAL, 1948, v. 14; Petter R., Cheyenne grammar, Newton (Kansas). 1952; Bloomfield L., Eastern Ojibwa, Ann Arbor, [1956]; его же, The Menomini language. New Haven — L;, 1962; H a n z e 1 i V. E., Missionary linguistics in New France, The Hague — Р.» 1969; A bibliography of Algonquian linguistics. Winnipeg. 1974; Goddard I.. Comparative Alqonquian, в кн.: The languages of native America, Austin, 1979;
Aubin G. F., A proto-Algonquian dictionary, Ottawa, 1975. M. E. Алексеев. АЛЕКСАНДРЙЙСКАЯ ШКОЛА — традиция исследования языка, сложившаяся в одном из культурных центров античности — Александрии, столице эллинистического Египта, в кон. 4 в. до н. э. Период расцвета А. ш.— 2 в. до н. э.— 2 в. н. э.; в $40, после завоевания Александрии арабами, она прекратила свое существование.
Крупнейшие представители А. ш.— Зенодот из Эфеса, Ликофрон, Александр Этолийский, Эратосфен, Аристофан Византийский, Аристарх Самофракийский, Дионисий Фракийский, Асклепиад из Мирлеи, Харет, Деметрий Хлор, Дионисий Галикарнасский, Дидим, Трифон, Павсаний Цезарейский, Аполлоний Дискол. Сохранились лишь немногие сочинения александрийских филологов (тексты Дионисия Фракийского, Дионисия Галикарнасского и Аполлония Дискола); в большинстве случаев они известны по фрагментам в более поздних изложениях — в трудах Секста Эмпирика, Диогена Лаэртского, Варрона, Эл и я Доната, Присциана, в многочисл. .схолиях» и комментариях.
В традициях А. ш. формировалась филология и грамматика как отрасль филологии. Развитию исследований в области языка способствовало создание в Александрии т. наз. Мусейона (по образцу платоновской Академии и аристотелевского Ликея) и Александрийской б-ки, приобретавшей рукописи всех стран и областей греко-лат. антич. мира. А. ш. возникла в условиях многоязычия, на стыке греко-лат. науки и ближневост, учений древности, традиции к-рых она вобрала в себя.
Изучение и упорядочение рукописей требовало значит, культуры обращения с текстами, комментирования и анализа. Разг, речь в эпоху эллинизма значительно отличалась от языка др.-греч. классич. лит-ры, и для А. ш. особо актуальными были вопросы норм. лит. языка. В значит. степени именно поэтому александрийские филологи обращали осн. внимание ие на филос. проблемы языка, а на разработку учения о языковых формах и их употреблении. В А. ш. грамматика выделилась в особую область исследования, давшую начало всему позднейшему антич. и европ. учению о языке.
Принципы описания языка, выработанные А. ш., в науч, лит-ре определяются как .система александрийской грамматики». Отделив предмет грамматики от прочих областей изучения языка, А. ш. вычленяла в ней разл. части — прообразы совр. фонетики, морфологии, синтаксиса, а также разделы, не вошедшие впоследствии в грамматику и составившт предмет лексикологии, стилистики, текстологии, палеографии и т. д. Основой грамматич. учения А. ш. является учение о частях речи и их «акциденциях»
(понятие, близкое к совр. понятию грамматич. категории).
В А. ш. интенсивно велись поиски «начал» грамматич. иск-ва, т. е. тех исходных принципов, к-рые кладутся в основу грамматич. описания. Важнейшим нз этих принципов считалась «аналогия» как особенность строения языка, отражающая его системную организацию. Но язык в повседневном употреблении зачастую обнаруживает отклонения от регулярных форм— «аномалии». В антич. «споре об аналогии и аномалии» происходила кристаллизация основ грамматич. исследования. Ученые А. ш. выступали как сторонники аналогии, развивая учение о регулярных закономерностях строения языка, в основном о парадигмах словоизменения.
А, ш. разработала учение о языке на всех ярусах его строения, начиная с «элементов, или букв». Выделялись по акустическим и артикуляционным признакам гласные, согласные и полугласные. Изучались также слоги, «претерпевания» (т. е. всевозможные фонетич. видоизменения слова —метатеза, элизия и т. п.) и знаки препинания как единицы, имеющие аналог в звучащей речи. Слово определялось как «наименьшая часть связной речи», обладающая свойством «членораздельности», определ. значением и рядом свойств формы (иапр., единым ударением). Александрийские филологи выделяли 8 частей речи: имя, глагол, причастие, член, местоимение, предлог, наречие, союз (Дионисий Фракийский). «Акциденции» частей речи включали как словоизменит., так и словообразоват. категории, а также — чисто классификационные, не находящие выражения на формальном уровне (напр., категория «вида» имен в смысле их деления на собственные и нарицательные у того же Дионисия Фракийского). В определении частей речи у языковедов А. ш. преобладали грамматич. признаки в сочетании с семантическими, напр., по Дионисию Фракийскому, «глагол есть беспадежная часть речи, принимающая времена, лица и числа и представляющая действие или страдание».
А. ш. дала образцы разработки синтаксиса как части грамматики. У Аполлония Дискола термин «синтаксис» употребляется в широком смысле для обозначения отношений связи речевых элементов в их последовательности. Это и связь слов в предложении, и сочетания букв, слогов, отд. компонентов слов при словосложении. Преимуществ, внимание Аполлоний уделяет синтаксич. отношениям между частями речи, полагая, что «полнозначное предложение» рождается лишь при условии соотв. сочетания имен, глаголов и связанных с ними, зависимых от них разрядов слов, напр. таких, как артикль (при имени), наречие (при глаголах) н т. д. По Аполлонию, существуют и части речи, «замещающие» имена и глаголы, напр. местоимения, причастия и др.
В А. ш. возникла лексикографии, традиция, оказавшая значит, влияние на словарную работу в ср.-век. Европе, особенно глоссарии, этимологии., диал., идеографии. и др. словари таких лексикографов, как Зенодот из Эфеса, Аристофан Византийский, Аполлодор Афинский, Фи-локсен, Памфил, Диогениан, Гесихий Александрийский.
Идеи и методы А. ш. оказали значит, влияние на др.-рим. грамматиков. Наиболее авторитетные в поздней античности и в ср. века в Европе грамматики Доната н Присциана были созданы в традициях А. ш. (см. Античная языковедческая
традиция, Европейская языковедческая традиция).
Грамматич. терминология, используемая в совр. учебных грамматиках, а также в собственно науч, сочинениях по общему и частному яз-знаиию, в нек-рой свой части восходит к терминологии А. ш. • Антич. теории языка и стиля, М.— Л., 1936; Амирова Т. А., О л ь х о в и-ков Б. А., Рождественский Ю. В., Очерки по истории лингвистики. М., 1975 (лит.); История лингвистич. учений. Древний мир, Л., 1980 (лит.); Robins R. И., Ancient and Mediaeval grammatical theory in Europe..., L.. 1951; W о u-t e г s A., The grammatical papyri from Gra-eco-Roman Egypt, Brussel, 1979.
.	„	. H. Ю. Бокадорова.
АЛЕУТСКИЙ ЯЗЫК (устар.— унанганский язык) — один из эскимосско-алеутских языков. Распространен на Алеутских о-вах (США) и на о. Беринга (СССР). Число говорящих в США ок. 700 чел., в СССР — ок. 30 чел. (1984, оценка). А. я. включает 3 диалекта — уналашкинский (восточный), аткинский и аттовский (западный). Отличия в фонетике, грамматич. строе и лексике между диалектами незначительны, и взаимопонимание алеутов разл. островов вполне возможно. Созданная в нач. 19 в. И. Е. Вениаминовым и Я. Е. Нецветовым алеут, письменность на основе рус. алфавита прекратила существование после перехода Алеутских о-вов во владение США (1867). Лишь в сер. 70-х гг. 20 в. Аляскинский центр по изучению языков коренного населения ввел обучение на А. я. К.-л. признаков древней алеут, письменности не обнаружено.
А. я. в области лексики и морфологии значительно отличается от родственного ему эскимос, яз.
Ф Вениаминов И., Опыт грамматики алеутско-лисьевского языка, СПБ, 1846; Иохельсон В. И., Унанганский (алеут.) язык, в сб.: Языки и письменность народов Севера, ч. 3. М. — Л., 1934; Me новщи-к о в Г. А., Алеут, язык, в кн.: Языки народов СССР. т. 5, М.— Л., 1968; А с и н о в-с к и й А. С.. Вахтин Н. Б., Головко Е. В., Этиолингвистич. описание командорских алеутов. ВЯ, 1983, № 6; Bergs-1 а п d К., Aleut dialects of Atka and Attu, Phil., 1959; Bergsland K., Dirks M., Atkan Aleut school grammar, Anchorage, 1981.
Меновщиков Г. А., Алеут.-рус. словарь, в сб.: Языки и топонимия, Томск, 1977; Bergsland К.. Atkan Aleut-English dictionary, Anchorage, 1980.
Г. А. Меновщиков. АЛЛИТЕРАЦИЯ (ср. -лат. alliteratio, от лат. ad — к, при и littera — буква) — один из способов звуковой организации речи, относящийся к т. наз. звуковым повторам и заключающийся в симметрическом повторении однородных согласных звуков. Слова, связанные А., выделяются в речевом потоке, приобретают определ. интонац. значимость. Как стилистич. прием А. с древних времен употребляется в устно-поэтич. и лит. разновидностях ху-дож. речи, особенно в Произведениях, язык к-рых ритмически организован (напр., в поэзии). На А. построены мн. пословицы и поговорки («Мели, Емеля, твоя неделя»), скороговорки («Купи кипу пик»). Простейшим видом А. является звукоподражание, но в чистом виде оно используется не часто и обычно выступает лишь как первооснова дальнейших звуковых ассоциаций (ср. пушкинское «Шипенье пенистых бокалов / И пунша пламень голубой...»). А. близка др. типу звукового повтора — ассонансу (симметрия. повторению однородных гласных)
АЛЛИТЕРАЦИЯ 27
п нередко с ним сочетается (ср. в рус. песне: «Ах вы сени мои, сени, / Сени новые мои...»).
АЛЛОМОРФ (алломорфа) (от греч. alios — иной, другой и тогрЬё — форма) — см. Морф.
АЛТАЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — условный термин для обозначения макросемьи языков, объединяющей на основе предполагаемой генетической сопринадлежности тюркские языки, монгольские языки, тунгусо-маньчжурские языки, а также изолированные корейский язык и японский язык. Первоначально, в 30-х гг. 19 в., к А. я. относили также и те языки, за к-рыми впоследствии закрепилось назв. уральские языки. Термин «алтайские» указывает иа возможную прародину.
Основой для возникновения алт. гипотезы, в разное время и с разных науч, позиций разрабатываемой в трудах Г. Рамстедта, Н. Н. Поппе, Е. Д. Поливанова, В. Л. Котвича, М. Рясянена и др., послужило значит, кол-во общей лексики в перечисл. семьях языков (кор. и япон. языки были подключены к алтаистич. построениям лишь в 20-х гг. 20 в.), схождения звукового состава, фонетич. и морфологич. строения слова (сингармонизм и агглютинация'), структурная и содержательная однотипность или тождественность большинства деривационных и реляционных категорий, а также синтаксич. структур, при этом мн. аффиксальные морфемы опознавались как материально сходные.
На базе подобных сопоставлений был выведен ряд фонетич. соответствий: реф-лексация начального р-, или т. наз. закон Рамстедта — Пельо, соответствия начальных j-/n-,j-/d-, ротацизм, ламбдаизм (замена звука s звуком 1), аблаут корня -a/-i-и др. Однако к 50-м гг. 20 в. при фронтальном обследовании материала выяснилось, что процент соответствий в области осн. лексич. групп, таких, как числительные, назв. частей тела, времен года и частей суток, небесных светил, погодных явлений и т. п., настолько низок, что, в соответствии с лексико-статистич. теорией (см. Лингвистическая статистика), существование алт. праязыка отодвигалось за приемлемые хронология, границы. Была подвергнута сомнению фонетич. и семантич. обоснованность многих установленных ранее лексич. и морфологич. параллелей, нек-рые фонетич. соответствия были квалифицированы как мнимые, напр. ротацизм (общетюрк.-z при чуваш, -г, монг. и тунг.-маньчж. -г), поскольку коррелирующие слова с -г были истолкованы в монг. языках как древнейшие заимствования из тюрк, протобулгар. диалектов, в тунг.-маньчж. языках — как последующие заимствования из монг. языков. Разл. оценка дается возможным схождениям и явным расхождениям не только в области фонетики, но и в области морфологии.
Грамматич. категории имени в А. я.— падежа, принадлежности, числа — обладают как общими структурными и формальными чертами, так и заведомо различными, напр. им. п. как падеж подлежащего имеет нулевой показатель, однако в старомонг. яз. есть случаи оформления подлежащего косв. падежами; в монгольских и тунг.-маньчжурских языках конечное -п основы во мн. случаях отпало, восстанавливаясь в косв. падежах. Формант род. п. единообразен в тюрк, языках (-ip), вариативен в монг. языках (-пи,
28 АЛЛОМОРФ
-un, -jin), ограничен в распространении со-лонским и маньчжурскими языками (-ni, -i) в тунг.-маньчж. языках. Различия согласных (т]~п) и гласных (i ~ и) этих форм строго не объяснены, как и для форм местного п.— тюрк. -ta/-da, монг. -da/-ta и -du/-tu, сближаемых обычно с тунг.-маньчж. дат.-местным п. -du/-tu (тунг, языки) и -da/-ta (маньчж. яз.), поскольку и монг. показатель включает значение дат. п. Архаичный монг. дат. п. на -а совпадает с тюркским на -а (хотя для тюрк, языков неясно соотношение этого -а с дативом в группе кыпчак, языков -ya/-qa), однако не находит параллели в тунг.-маньчж. языках, что аналогично и для вин. п.: тюрк. -I (при спорных интерпретациях связи с др.-тюрк, аккузативом -Гу), монг. -i/-ji, в то время как тунг.-маньчж. форма совершенно иная: -ba/-wa. Часть форм локативных падежей в тунг, языках получена сложением показателей, оставшихся в парадигме также и в качестве самостоятельных. Сложение падежных аффиксов характерно и для монг. языков, но не отмечалось для тюркских. Не находит аналогии в тюркских и монгольских языках наличие в тунг, падежной системе винительного неопределенного на -ja с семантикой предназначения предмета, цели-объекта, партитивное™.
Частичные совпадения отмечаются также в притяжат. парадигме имени и способах выражения притяжательное™, в употреблениях грамматич. мн. ч. и др. Напр., во всех ветвях А. я. и употреблениях грамматич. мн. ч. находят архаичные значения собирательной или репрезентативной множественности, дробное™, насыщенное™ и т. п., т. е. значения в сущности деривационного характера, благодаря чему видится правомерность постулирования для праязыкового состояния большого кол-ва исходных показателей (-t/-d, -s/-z, -г, -1, -k/-q, -m и др.), подтверждаемых этимология, анализом небольшого круга слов, опростивших эти форма™вы в составе основы; эта же формативы исторически составили продуктав-ные аффиксы мн. ч., такие, как обще-тюрк. -1аг и чуваш, -sem, тунг.-маньчж. -sal, развившие абстрактное значение раздельной множественности.
У глагола, как и у имени, структура ча-стаых категорий тюркских, монгольских и тунг.-маньчжурских языков близка или тождественна во мн. отношениях (напр., в развитии категории времени и др.), при этом наблюдаются также совпадения в материальных средствах их выражения (напр., наст.-буд. вр. на -г/-га), однако значительны и расхождения в семантике и формальном облике глагольных категорий, напр., прош. время, имевшее первоначально, скорее всего, результативное значение, формировалось на основе разл. показателей процессуальных имен действия, разных в каждой ветви (впрочем, не исключена генетич. общность тюрк, претерита на -di и монг. перфекта на -зО. В залогах, при общей структурной близоста, не совпадают показатели страдат., взаимного и совместного залогов и обнаруживаются схождения среди каузативных формантов; в тунг.-маньчжурских, и монгольских языках отсутствует возвратный залог, имеющийся в тюркских, что, возможно, коррелирует с наличием категории возвратного притяжа-ния у имени в тунг.-маньчжурских н монгольских языках и отсутствием ее в тюркских.
При аффиксальном способе выражения лексико-грамматич. категории способов глагольного действия восстанавливаются
общие форманты *-ga, *-1а, *-г, *-к, *-са со значениями интенсивности, учащатель-ности, ритмичноста; аффиксы со значениями начала, течения действия, его завершенное™ и пространстаенно-времен-ной распределенности представлены в тунг.-маньчж. языках, но их почти нет в тюркских и монгольских языках, которые прибегают в этих случаях к глаголам-модификаторам, совпадающим по семантике, но не по материальному облику.
В сфере отрицания весьма вероятна материальная тождественность показателей при различиях структурно-категориального их статуса, к-рые можно объяснить ист. преобразованиями: общий элемент *е (частица или глагол) в тунг.-маньчж. языках функционирует в достаточно полной парадигме отрицат. глагола е- в аналитич. конструкциях глагольного отрицания, в монг. изыках — в морфологически усложненной частице глагольного отрицания ese, в тюрк, языках характер приглагольного отрицания имеет лишь чуваш, частица ап (*еп, в других тюрк, языках частицы aba, ад, аппа, ар употребляются для отрицания при имени, как и тунг.-маньчж. ana, aba, aqu и монг. buu > * abuu, однако не ясно, произошло ли а- <* е- в результате влияния велярных гласных морфологич. наращений либо это др. корневой элемент.
Среди первичных (простых) показателей причастай, деепричастий, времен и наклонений как форм (категорий) исконно единых и лишь исторически разошедшихся (функционально специализировавшихся) можно обнаружить для всех ветвей А. я., по крайней мере, два ряда сходных показателей: с формантом -m/-mi (в тюрк, языках в имени действия на -im и в составе причастия на -mis; в монг. языках в составе презентных форм на -пат и -mui; в тунг.-маньчж. языках в деепричастиях на -mi/-ma-ri) и с формантом -р----Ь/-ра---Ьа (в тюрк, деепричастиях
на -р и на -pa-n~-ba-n; в монг. претерите на -Ьа; в тунг.-маньчж. деепричастиях на -pi/-pa-ri).
Гипотезу о родстве А. я. нельзя считать доказанной из-за отсутствия достаточно полно реконструированной системы праязыка, способной объяснить все структурные и материальные различия в ветвях, но нельзя считать ее и несостоятельной, ввиду вероятное™ мн. предлагаемых сопоставлений. Особенно разностороннее и глубокое исследование приемами срав-нит.-ист. метода требуется для корректного подключения материалов кор. и япои. языков, т. к. последние обнаруживают значит, разнохарактерность и нерегулярность постулируемых схождений как в облаете лексики и грамматики, так и в области фонетики. Перед алтанстикой, как отраслью сравнительно-исторического языкознания, стоят задачи последовательного, глубокого и строгого применения его традиционных и новейших методик.
* Рамстедт Г. И.. Введение в алт. яз-знание. Морфология, М., 1957; К о т-в и ч В., Исследование по алт. языкам, М., 1962; Проблема общности алт. языков, Л., 1971; Очерки сравнит, лексикологии алт. языков, Л., 1972; Очерки сравнит, морфологии адт. языков, Л., 1978; Исследования в области этимологии алт. языков, Л., 1979; Ба-с к а к о в Н. А., Алт. семья языков и ее изучение, М.. 1981; Алт. этимологии, Л., 1984; Корму ш ии И. В., Системы времен глагола в алт. языках. М., 1984: Ramstedt G. J., Einfiihrung in die altaische Sprachwis-senschaft, Hels., 1957; Poppe N., Verglei-chende Grammatik der altaischen Sprachen. t. 1,Wiesbaden, 1960; его же, Introduction to Altaic linguistics, Wiesbaden, 1965.
И. В. Кормушин.
АЛТАЙСКИЙ ЯЗЙК — один из тюркских языков. До 1948 назывался ойротским яз. Распространен в Горно-Алт. АО Алт. края РСФСР. Число говорящих св. 52 тыс. чел. (1979, перепись). Объединяет 2 группы диалектов, относящихся к разным классификационным группам порк. языков: южную (киргизско-кып-чак. группа) и северную (уйгур, группа).
А. я. наиболее близок кирг. яз. по характеру системы гласных и общим законам губного и палатального сингармонизма. В системе согласных помимо сходства наблюдаются и значит, расхождения: начальной кирг. аффрикате «ж> соответствует алт. <дь>; в анлауте А. я. отсутствуют звонкие согласные (за исключением «б»); в интервокальной позиции (между гласными), в отличие от кирг. яз., глухие согласные последовательно озвончаются. Характерная особенность морфологии А. я.— наличие только редуциров. аффиксов лица в спряжении глаголов.
В основу лит. языка легли юж. диалекты. Письменность на основе рус. графики (с 1939).
• Грамматика алт. языка, Каз., 1869; Дыре икона Н. П., Грамматика ойрот, языка, М.— Л., 1940; Баскаков Н. А., Алт. язык. М., 1958.
Вербицкий В. И.. Словарь алт. и аладагского наречий тюрк, языка, Каз., 1884; Баскаков Н. А., Тощако-в а Т. М., Ойротско-рус. словарь, М., 1947.	А. Баскаков.
АЛФАВИТ [греч. alphabetos, от назв. двух первых букв греч, А.— альфа и бета (новогреч. вита)] — система письменных знаков, передающих звуковой облик слов языка посредством символов, изображающих отдельные звуковые элементы. Изобретение А. позволило делать запись любых текстов на естеств. языке без обращения к их значению (в отличие от систем письма, использующих идеограммы — письм. обозначения понятий н логограммы — письм. обозначения слов), что сделало возможным повсеместную фиксацию, хранение и передачу самых разнообразных текстов на любых естеств. языках, способствовало распространению грамотности и др. достижениям европ. цивилизации. Все известные А. характеризуются наличием синтагматич. правил обозначения фонем в словах н парадиг-матич. набором знаков, известных всем вми пользующимся в строго определ. последовательности. Принцип упорядочивания по А. играет важную роль во всех совр. средствах хранения и поиска информации (в словарях, др. справочных изданиях, каталогах и т. п.).
Принцип А. был изобретен зап.-семит, народами. В сер. 3-го тыс. до н. э. зап.-семитские (др.-ханаанейские) писцы в г. Эбла (совр. Тель-Мардих, Сев. Сирия) создали такую классификацию заимствованных из Месопотамии слоговых знаков клинописи, использовавшейся ими для записи местного эблаит. яз. и месопотам. шумер, яз., в к-рой знаки упорядочивались по характеру гласных при одних и тех же согласных: ma, mi, mu (в семит, языках имелось только три гласных a-i-u); этот же принцип прослеживается и в последующих клинописных силлабарнях, известных из егип. архива Амарны (14 в. до н. э.), где их записывали писцы-ха-иаанеяне. По-видимому, благодаря использованию опыта клинописи н егип. письма, постепенно эволюционирующего, как и клинопись, к слоговому от смешанного логографически-слогового, зап. семиты не позднее 1-й пол. 2-го тыс. до н. э. создали такой первонач.тип консонантнослогового письма, где имелись знаки для
ДРЕВНЕЙШИЕ АЛФАВИТЫ
Семитские внуки	Ханаанейские алфавиты	Архаическая греческая форма	Этрусская форма
?а	К		А Я
Ь	9^7 9	1 3	
S	111 ]	1	
h	К ¥)		
d		д	
h		Я /•	3
w			Л
z	W Z	ZI	W:
h		&	нз
t	Ф- ® ®©	<& ®	® о
У		Нг|	1
k		ккк	>1
1	L L LL	г/ч	J
in	*7’УЧ?	Г/4	ч ч
n		АГЛ	
s			0 ТВ
c	о О О о	0 о	
p	917	ГГ п	1
5	/гГЧЛ	м 1	М и
q		?<?	<?<р
r	1919	ррр	
5	w w		bit
t	-+- X А \		
21			
’u		yrv	Yys
V S		(«М	(я ш)
Гипотеза происхождения финикийского алфавита из библского слогового письма.
передачи согласных (напр., w) в сочетании с любым гласным (слогов типа wa, wi, wu, записываемых не разными знаками, как,в клинописи, а одним). Этому открытию могло способствовать, в частности, то, что в сирийско-малоазиатско-северомесо-потамской области, где клинопись применялась после рубежа 3—2-го тыс. до н. э. для записи неск. разл. языков (хат-тского, хурритского, др.-анатолнйских), один и тот же клинописный знак, читавшийся первоначально wa, мог использоваться для обозначения разных слогов с тем же начальным согласным w- и разными гласными (a, i, и, е), знаки к-рых могли подписываться под этим обозначением согласного. Иначе говоря, алфавитный принцип обозначения фонем внутри слога в отд. случаях применялся уже в этом местном варианте клинописи, по-видимому, известном зап. семнтам до создания ими собств. письма, вероятно, на основе именно этого варианта клинописи. Поскольку в семит, языках характер гласных определяется грамматич. типом слова, в зап.-семит. консонантио-слоговом письме гласные обычно не обозначались, хотя особые знаки для них имелись в общем наборе знаков и использовались, напр., при передаче иноязычных слов, где гласные нельзя вывести по морфологич. правилам нз общего облика слова, переданного схемой его согласных. Для обозначения слов родного языка в семит, письменностях (и многих из них происходящих) использовался в основном не буквенный (алфавитный), а слоговой принцип записи слов посредством обозначения одних согласных. После того как в набор всех письм. знаков были включены и знаки для гласных, окончательно сложился А. как упорядоченное множество письм. обозначений фонем. Т. о., па-радигматич. набор знаков А. возникает раньше, чем полностью побеждает синтагматич. принцип обозначения каждой фонемы отд. знаком А., достаточно долго конкурирующий со слоговым или консонантно-слоговым (ср. возрождение видоизмененной разновидности последнего в букв, сокращениях в совр. языках типа ЭВМ, где знак В передает целый слог [вэ], и т. п.).
Как парадигматич. система наиболее древним А. был А. города-гос-ва Угарит, известный с сер. 2-го тыс. до н. э. и использовавшийся для записи угарит. и хуррит. языков по консонантно-слоговому принципу (см. Угаритское письмо). Этот А. иключал 30 знаков, нз к-рых 2 (находившиеся на предпоследнем месте) были дополнит, знаками для гласных. Порядок знаков в угарит. А. жестко определен (что известно благодаря обнаруженным в архиве Угарита неск. табличкам с изображением самого А.) и в основном соответствует порядку знаков в других зап.-семит. А., известных начиная с последних веков 2-го тыс. до н. э.: финикийском (см. Финикийское письмо), др,-еврейском и нек-рых др. Число знаков в угарит. А. и в др. родственных ему А. уменьшалось в связи с фонетич. развитием зап.-семит, языков, где часть древних фонем перестала различаться и нек-рые из них исчезли, хотя очертания угарит. знаков зависели от материала (глина) и орудий письма, для большого числа знаков удается установить общность их происхождения с соответствующими им знаками других зап.-семит. А., к-рые представляли собой результат видоизменения тех же знаков при записи на др. материа-
АЛФАВИТ 29
ле (камне, металле и др.) и с помощью др. письм. орудий. Форма части знаков уга-рит. А., несомненно (а большинство — вероятно), происходит из упрощенных написаний нек-рых слоговых знаков сирий-ско - малоазиатско - северомесопотамского варианта клинописи нач. 2-го тыс. до н. з. Поэтому возможно, что и общие исходные прототипы знаков зап.-семит. А. возникли в нач. 2-го тыс. до н. э. как результат видоизменения иек-рых знаков этого варианта клинописи, к к-рым могли быть прибавлены нек-рые немногие вновь изобретенные знаки. По-видимому, все ранние зап.-семит, системы письма имели возможность обозначать и гласные в случае необходимости (как в уга-ритском), но только в раннем угарит. А. особые знаки для гласных входили в оси. набор знаков, тогда как в других А. (также и за счет этого имевших меньшее число знаков) в этих целях использовались и др. средства.
Примерно на рубеже 2—1-го тыс. до и. з. (возможно, и несколько ранее) финикийский А. из 22 букв был заимствован греками (см. Греческое письмо), к-рые существенно преобразовали его, превратив др.-греч. А. в законченную систему: в А. были введены знаки для гласных, занявшие в нем определ. места и использовавшиеся не только в парадигматич. перечне элементов А., но и во всех конкретных его синтагматич. употреблениях (в отличие от угарит. А.). Соответствие между буквами А. и фонемами стало взаимнооднозначным: все знаки А. использовались для записи фонем, к-рым они соответствовали, и каждой фонеме соответствовала нек-рая буква А. Этими же особенностями обладают близкородственные др.-греческому этрус. А. (возможно, завезенный этрусками в Италию после пх переселения в кон. 2-го тыс. до н. э. по морю из М. Азии) и имеющие с ним общие черты малоази Некие алфавиты (лидийский, ликийский, фригийский и др.) в М. Азии антич. времени. Не исключено, что распространение зап.-семитских А. в древности осуществлялось через М. Азию (где жили и носители нек-рых греч. диалектов), но, скорее всего, во всех или большинстве случаев — через греч. посредничество, хотя иногда предполагалось заимствование в малоазиат. письм. традиции (напр., во фригийскую, откуда позднее в этрусскую) отдельно от греческой (по одной из гипотез, сам греч. А. производится от одного из малоазийских, или малоазиатских). Однако хронология создания и развития всех этих А. рубежа 2—1-го тыс. до н. э. остается дискуссионной. Позднее греч. А. служит основанием (моделью) для создания значит, числа др. систем: латинского и других др.-италийских (испытавших этрус. воздействие), арм., груз., гот., старослав. и др. А., где порядок, названия и форма знаков точно или с определ. изменениями соответствуют греческому. Дальнейшее распространение А. для записи новых языков осуществлялось на основе уже созданных А., прежде всего лат. алфавита (см. Латинское письмо), кириллицы и др. В 1-м тыс. до н. э. и позднее развивались (в частности, в Центр. Азии и Индии) и консонантно-слоговые системы, восходящие к зап.-семитским А. В 1-м тыс. до н. э. засвидетельствованы юж.-аравийские А., представляющие собой раннее ответвление зап.-семит, систем.
Во всех известных системах А. каждая буква имеет свое название. Назв. букв в
30 АЛЬТЕРНАЦИЯ
основном сохраняются в родств. системах (в частности, в семитских, где обнаруживается сходство угарит. названий с юж,-аравийскими, восходящими к тому же прототипу) и при заимствовании из одной системы в другую (из зап.-семитской в греческую). Но назв. букв во мн. зап.-семит. традициях, кроме угаритской (очевидно, для удобства запоминания и обучения), были образованы от слов, к-рые обозначают предметы, начинающиеся с соотв. фонем («алеф» 'бык’, «бет» ‘дом’ и т. п.). Это послужило причиной возникновения, по-видимому, ошибочной теории, согласно к-рой соотв. буквы произошли от картинок-рисунков, изображающих те или иные предметы. Это объяснение возникновения букв посредством «ак-рофонии» (произношения начальной фонемы изображаемого рисунком слова) не подтверждается историей А. С таким же успехом можно было бы думать, что рус. а (скорописное круглое) происходит от изображения арбуза (картинка к-рого в связи с буквой а часто фигурирует в детских азбуках).
Знаки древнейших известных А., в частности Старите кого, не использовались для обозначения чисел, к-рые в угарит. текстах обозначались особыми символами, частично заимствованными из ме-сопотам. клинописи; эта же традиция продолжалась в нек-рых малоазиат. письменностях, этрусской и латинской, где сохранился и вычитат. принцип обозначения, восходящий к месопотам. клинописи: рим. IX = '10—Г. Позднее в зап.-семитских А. 1-го тыс. до н. э. и в греч. А. сам фиксированный порядок букв используется для передачи чисел: первая по порядку буква (напр., греч. альфа) может быть знаком для первого целого числа натурального ряда после нуля (а‘Г), вторая — для второго ({3'2’). Этот принцип был сохранен во мн. системах, основанных на греч. модели, в частности в старославянской и др.-русской. При изменении формы буквы ее порядковое место в А. и числовое значение чаще всего сохраняются, поэтому для изучения истории А. способы обозначения чисел имеют большое значение.
Большинство совр. нац. систем письма базируется на А.: лат., славяно-кирилловском (см. Кириллица, Русский алфавит), арабском (см. Арабское письмо), инд. слоговых (см. Индийское письмо).
Понятие А. как парадигматич. набора тех элементов, из к-рых состоят выражения — тексты, используется для описания искусственных логич. и математич. языков, в частности в математике, математич. логике, семиотике. В этом случае обычно не имеет места соответствие ни к.-л. фонеме, ни определ. числу, но у каждого элемента А. должно быть свое название (на том естеств. языке, к-рый служит метаязыком для описания данного искусственного).
* Д и р и н г е р Д., Алфавит, пер. с англ.. М., 1963; Г е л ь б И.. Зап.-семит, сил-лабарии, пер. с англ., в кн.: Тайны древних письмен, М., 1976; его же. Опыт изучения письма. (Основы грамматологии), пер. с англ., М.. 1982; Лундин А. Г.. О происхождении алфавита, «Вести, древней истории», 1982, № 2; ГамкрслидзеТ. В., Происхождение и типология алфавитной системы письма, ВЯ, 1988, N4 5. 6; Cohen М., La grande invention de 1'ecriture et son evolution. P., 1958; H u m e z A._, H u-mez N.. Alpha to omega: the life and times of the greek alphabet. Boston. 1981; N a v e h J... Early history of the alphabet: an introduction to West Semitic epigraphy and palaeography, Yerusalem — Leiden. 1982.
Вяч. Вс. Иванов, АЛЬТЕРНАЦИЯ (лат. alternatio — чередование, смена)—см. Чередование.
АЛЮТОРСКИЙ ЯЗЬ'1К —один из чукотско-камчатских языков (чукотско-корякская ветвь). Распространен на С. Коряк, авт. округа. Число говорящих около двух тысяч человек (1980, оценка). Выделяются диалекты: собственно алюторский, паланский (отличающийся сингармонизмом гласных) и карагииский (подвергшийся, как полагают, влиянию ительменского языка); ранее рассматривались в составе диалектов коряк, яз.
Характерные черты фонетики собственно алютор. диалекта — отсутствие сингармонизма гласных при базисной системе и, у, а_, ы, наличие долгих гласных й, у, а, э, о, стяжение сочетаний гласных с й, в’, ?, приращение добавочного слога после конечного ударного слога (ср. алютор. мытанны ‘комар’ — чукот. мырэн), дистактная ассимиляция зубных согласных по палаталпзованности; отмечено' противопоставление простого и эмфатич. ларингалов ? и г' (ср. ю?ык ‘достигать’— Вуг’ык ‘нуждаться’); для слоговой структуры характерны слоги вида СГ, СГ, СГС. А. я.— единственный из языков чукот.-коряк, ветви, сохраняющий противопоставление прафонем * д (алютор. т) и * р (алютор. р), ср. тиЧак ‘летать’, рэтык ‘идти домой’ (но коряк, йицэк, етык). В нек-рых слоях лексики А. я. имеется больше схождений с чукотским, чем с коряк, яз. Язык бесписьменный; в школах ведутся курсы родного языка. * Стебницкий С. Н.. Оси. фонетич. различия диалектов нымыланского (коряк.) языка, в кн.: Памяти В. Г. Богораза, Л., 1937; Вдовин И. С.. Алютор. диалект коряк, языка. Л.. 1956 (рукопись. ЛО Ии-та. яз-знаиия АН СССР); Жукова А. Н., Алютор. язык, в кн.: Языки народов СССР^ т. 5, Л., 1968; е е ж е, Язык паланских коряков. Л., 1980.	И. А. Муравьева,
АМЕРИКАНСКОЕ лингвистйче-СКОЕ ОБЩЕСТВО (Linguistic Society of America, LSA) — организация лингвистов США, ставящая своей задачей синхронное изучение живых языков. Основано в 1924 по предложению 29 ведущих лингвистов США (оргкомитет: Л. Блумфилд, Э. Стертевант, Дж. М. Боллинг). 7 тыс. чл. (1986). Заседания 1 раз в год. Во главе об-ва стоит президент, избираемый ежегодно. Оргцентр — секретариат (Вашингтон). Два к-та: исполнительный и к-т по печати. Председатель к-та по печати одновременно является редактором печатного органа об-ва — журн. «Language» («Язык»; издается 4 раза в. год); приложение к журналу («Language Monographs») непериодично; издается бюллетень об-ва (<LSA Bulletin»; 4 раза, в год), а также справочник программ работ по лингвистике в США и Канаде и присуждению ученых степеней и званий (2 раза в год).
Программа А. л. о., изложенная в работах Блумфилда «Ряд постулатов для науки о языке» (1926), «Язык» (1933), была развита и реализована 3. Харрисом, Б. Блоком, Дж. Л. Трейджером, Г. Смитом, Ч. Ф. Хоккетом и др. ' До кон. 50-х гг. исследоват. работа А. л. о. ориентировалась на лингвистич. концепцию-Блумфилда (см. Дескриптивная лингвистика), с кои. 50-х гг. распространилась концепция Н. Хомского (см. Генеративная лингвистика), усилился интерес к европ. лингвистике, с сер. 70-х гг.— к прагматике.
* Блумфилд Л.. Язык. пер. с англ., М., 1968; The scope of American linguistics. Papers of the first golden anniversary symposium of the LSA, Lisse. 1975; American Indian, languages and American linguistics. Papers, of the second golden anniversary symposium of the LSA. Lisse. 1976; The European background of American linguistics. Papers of th&
third golden anniversary symposium of th_ емик>), «женщина-летчик» (=«летчица»), ° °	«принимать участие» (=<участвовать»). В
качестве служебного элемента АК используются особые служебные слова (предлоги, артикли и др.) либо полнозначные слова, подвергающиеся десемантизации (глаголы «быть», «иметь» и др.). По се-
LSA, Dordrecht, 1979.	J3. В. Белый.
АМЕРИНДСКИЕ ЯЗЫКЙ—см. Индейские языки.
АМОРФНЫЕ ЯЗЫКЙ (от греч. amor-phos — бесформенный) (изолирующие языки) — см. Типологическая классифи-
хация языков.
АМХАРСКИИ ЯЗЫК —один из эфио-семитских языков. Распространен в совр. Эфиопии, в осн. на Эфиопском нагорье. Число говорящих св. 15 млн. чел. Офиц. язык Нар. Демократии. Республики Эфиопии.
В А. я. условно выделяются три слабо отличающихся один от другого диалекта: шоанский, годжамский и гондарский. В А. я. имеется 7 гласных и 28 согласных фонем. От др. эфиосемит. языков, иапр. от сев. языков Эфиопии, он отличается почти полной потерей ларингаль-ных в фонетике и значит, кол-вом кушитских элементов в лексике. Для именного словообразования, наряду с внутр, флексией и аффиксацией, характерно словосложение. В парадигмах времен амхар. глагола существует множество аналитич. форм. Синтаксис характеризуется фик-сиров. порядком слов со сказуемым в конце предложения. Лит. язык, сложившийся на базе шоан. диалекта, начал интенсивно развиваться лишь с кон. 19 в. и пользуется слоговой эфиоп, письменностью. Первые известные записи («военные песни») датируются 14 в.
* Юшманов Н. В.. Строй амхар. языка. Л., 1936: Титов Е. Г.. Совр. амхар. язык, М., 1971: U И endorff Е., The Semitic languages of Ethiopia. A comparative phonology, L.. 1955: T a s a m m a H.# M. G., Yamaranna mazgaba qalat, Addis-Ababa, T1959); L e s 1 a u W., An annotated bibliography of the Semitic languages of Ethiopia, L.— The Hague — P.. 1965; Titov E. G.. The modem Amharic language, Moscow, 1976.
Ганкин Э. Б.. Амхар.-рус. словарь, М.. 1969; G u i d i I., Vocabolario amarico-italiano. Roma, 1953. E. Г. Титов. АНАЛИТЙЗМ (от греч. analysis — разложение, расчленение) — противопоставляемое синтетизму типология, свойство, проявляющееся в раздельном выражении основного (лексич.) и дополнительного (грамматич., словообразоват.) значений слова. А. проявляется в морфологич. неизменяемости слова и наличии аналитич. (сложных) конструкций (форм). При морфологич. неизменяемости слова грамматич. значения выражаются в его сочетании со служебными или полнозначными словами, в порядке слов, интонации. В глаголах «хожу», «ходишь», «ходит» •категория лица выражена синтетически, в «я, ты, ои ходил» — аналитически. Морфологич. неизменяемссть слова свойственна изолирующим языкам. Степень А. •определяется кол-вом морфем в среднем в слове (иапр., 1,78 в англ, яз., ок. 2,4 в рус. яз., 2,6 в санскрите). Аналитич. конструкции (АК) состоят из сочетания осн. (полнозначного) и вспомогат. (служебного) слов. По функции различаются морфологич., синтаксич., лексич. АК. Морфологич. АК (аналитич. формы) образуют единую словоформу, выражающую морфологич. категорию: время («буду читать»), вид (англ. Не is reading), залог («быть любимым»), компаратив (сравнение) (франц, plus grand) и др. Синтаксич. АК расчленение выражают единый член предложения, напр. сказуемое: «Он начал петь»(=«Он запел»), определение: «человек высокого роста» (=<высокий человек»), обстоятельство: «переделать коренным образом» (=<в корне переделать»). Лексич. АК расчлененно выражают словообразоват. значения, напр. «маленький дом» (=«до-
мантич. признаку отношения между компонентами аналитич. формы могут быть неидиоматическими («более сильный») и идиоматическими (грамматич. значение АК не вытекает из суммы значений компонентов, напр. англ. Не has come). Нек-рые лингвисты относят к морфологическим только идиоматич. АК.
АК — проявление языковой асимметрии. Семантически и функционально равнозначные слову, они организованы как словосочетания: допускают перестановку компонентов («Он слушать будет»), включения («Он будет внимательно слушать»), усечения («Он будет слушать и записывать»). Границы между морфологич., синтаксич. АК и двумя отд. членами предложения подвижны. Так, «будет работать» — морфологич. АК, «начнет работать» —синтаксич. АК (один член предложения), «начнет работу» — два члена предложения. С анализом АК связаны мн. кардинальные проблемы грамматич. строя языка (если англ. I shall do не рассматривать как морфологич. АК, то следует признать отсутствие буд. вр. в системе глагольных форм англ, языка).
В истории нек-рых языков синтетич. конструкции уступают место аналитическим, напр. падежные — падежно-предложным и далее — предложным при отсутствии склонения. С др. стороны, на базе АК образуются новые синтетич. формы путем опущения служебного элемента (др.-рус. «ходил есмь»-»«ходил») или стяжения компонентов АК (франц, ecrire ‘писать’ + ai‘имею’ -»j’6crirai ‘я напишу’). Синтетич. и аналитич. формы могут сосуществовать в пределах одной парадигмы (ср. нем. anfangen и ich fange ап, рус. «никто» и «ни у кого»). Аналитич. языки — языки, в к-рых грамматич. и словообразоват. значения выражаются преим. средствами А. (расчлененные аналитич. формы слова, служебные слова, порядок слов).
Особое понимание А. представлено в трудах Ш. Балли, Е. Д. Поливанова и др., исходящее из соотношения плана выражения и плана содержания языка на уровне морфем. К А. относят случаи взаимнооднозначного отношения формы и содержания, к синтетизму — любое отступление от него. Наиболее аналитич. языками в этом понимании оказываются агглютинативные языки, в меньшей степени флективные языки (совмещение неск. означаемых в одном означающем) и изолирующие языки (наличие нулевых означающих). АК при этом оказываются проявлением синтетизма (два означающих при едином означаемом), нулевые формы — синтетичнее флективных.
Термины «А.» и «синтетизм» используются в лингвистике и в логич. значении. Аналитическим называется суждение, истинность к-рого определяется значением составляющих его слов, в к-ром предикат образован путем анализа свойств субъекта («Петр — человек»), синтетическим — суждение, предикат к-рого выражает признак, не обязательно связанный с субъектом и истинный лишь в определ. ситуации («Петр болен»).
Ф Балли Ш., Общая лингвистика и вопросы франц, языка, пер. с франц., М., 1955; Гринберг Дж., Квантитативный подход к морфологич. типологии языков, пер. с англ., НЛ, 1963, в. 3; Аналитич. конструкции в языках различных типов, М.— Л.,
1965; Успенский Б. А., Структурная типология языков, М., 1965. В. Г. Гак, АНАЛИТИЧЕСКИЕ ЯЗЫКЙ —см. Типологическая классификация языков. АНАЛОГИЯ (греч. analogia — соответствие, сходство, соразмерность)— процесс формального и/или семантического уподобления одной единицы языка другой или перенос отношений, существующих в одной паре (серии) единиц, на др. пару (серию). Применение А. означает использование в речевой деятельности структурного образца и создание на его основе новых единиц. В процессы аналогии. выравнивания вовлекаются единицы разного уровня, протяженности, строения н т. п. Действие А. проявляется при обобщении любой модели, правила и т. п. и ее (его) распространении на новые единицы. Оно предполагает существование образца как источника подражания и воспроизведения: так, на основе соотношения типа <стол:столы» или «дом: домик» образуются формы «столб:стол-бы» нли «кот:котик» и др. аналогичные образования, т. е. на основе подобных соотношений создаются формы по принципу решения «пропорционального уравнения» — «стол:столы = х:столбы» или «столбы:х» и т. п. Внутр, механизм А. состоит поэтому в обнаружении (вычислении) четвертой искомой (неизвестной) величины в пропорции по указ, формуле. На этом же принципе основана методика морфологич. анализа, связанная в отечеств, яз-знании с именами Ф. Ф. Фортунатова, А. М. Пешковского и др., в зарубежном яз-знании с т. наз. квадратом Дж. X. Гринберга (ac:bc =ad: bd).
А. выступает как важный фактор развития и функционирования языка, позволяющий говорящему легко переходить от корпуса известных ему форм к созданию новых (вследствие их новой комбинаторики, благодаря следованию определ. модели, схеме и т. д.).
А. проявляется на всех уровнях строения языка и имеет основополагающее значение для овладения родным языком в детском возрасте, для естеств. пользования родным языком, при обучении иностр, языку и вообще для формирования устойчивых навыков речи. Особенно ярко проявляется действие А. в детской речи, где она оказывается осн. инструментом освоения языка; нередко, овладев той или иной структурой или конструкцией, ребенок распространяет затем представление о способе их формирования на все единицы данного класса, откуда неузуальные формы типа «поросенки», «плакаешь» и т. д. Образование форм по А. широко представлено в диал. речи и в просторечии.
А. двойственна по своей природе и последствиям. С одной стороны, благодаря способности к генерализации правила она может выступать как организующее и упорядочивающее начало (ср. понятия давления системы, парадигматич. выравнивания и др.) и оказывается орудием системности в языке. В этом качестве она увеличивает ряды правильных, регулярных форм, воспроизводя и повторяя некие образцы в широком масштабе. С др. стороны, способствуя преобразованию отклоняющихся от данной.модели'форм, она может выступать уже не как консервирующее и консервативное, а как преобразующее начало, формируя новые ряды форм. Т. о., она может лежать как в основе репродуктивной, так и в основе
АНАЛОГИЯ 31
ром (или анафорич. элементом, субститутом). Высказывание, включающее анафор без антецедента, даже синтаксически законченное, обладает смысловой неполнотой. В иек-рых концепциях (иапр., у К. Л. Бюлера) А. о. противопоставляется катафорическому, при к-ром элемент с отсылающим значением является линейно предшествующим, иапр.: «Ясно одно: я должен уехать». Более распространенным является использование термина А. о. безотносительно к линейному расположению элементов. В этом случае выделяются 2 типа А. о.— собственно А. о. иаитиципация, или предварение.
Слова, полностью раскрывающие свой смысл только будучи включенными, помимо синтаксич. отношений, в А. о., называются анафорическими. К числу аиафорич. слов относятся мн. местоимения и местоименные слова. Анафорич. отсылка входит также в состав значения большой группы слов, обычно не причисляемых к местоименным: «поэтому», «потому», «потом», «тогда», «кроме то-то», «напротив», «наоборот» и др.; ср. «Вы остаетесь? Тогда я иду один». В А. о. может вступать именная группа с определ. артиклем (в анафорич. функции) или, в безартиклевых языках, со значением определенности, выраженным отсутствием фразового ударения и общим контекстом, ср.: «В 1920 году Гме-л и н прислал в Веймар свои гравюры на меди. Художник изобразил пустынные местности Кампаньи». Аиафорич. отсылка входит также в значение многих частиц — «тоже», «также», «и» и др.; так, фраза «молчал и хозяин» неполна: частица «и» показывает, что «молчал» входит в А. о., антецедент к-рого находится в предтексте. Анафорическими являются слова с пропозициональной (см. Пропозиция) функцией — «Да» и «Нет»; так, смысл слова «Да» понятен только в контексте предшествующего общего вопроса. Наконец, А. о. может возникать при аиафорич. эллипсисе (обозначаемом нулевым знаком), ср.: «Готовь летом сани, а зимой а телегу»; англ. I wrote it though I didn’t want to 0; литов. Ar p a m a t e Jonas Marijq? — Pa. ('—Иоган повидал Марию? — Да’; букв. ’По’).
Содержанием аиафорич. отсылки может быть: 1) субстанциальное тождество (см. Кореферентность) объектов, ситуаций, событий, фактов и т. п. (напр., у местоимений «он», «этот», «тот», «это»; местоименных наречий «там», «туда», «отгула» и т. п.; местоименных глаголов, ср. англ. Do you understand it? — Yes, I do); 2) концептуальное тождество (иапр., у англ, местоимений one, that, those, ср. Не bought a large painting, but I’d prefer as small one; местоименных глаголов, ср. франц. On г е g а г d е une femme savante comme on f a i t une belle arme; местоимений 3-ro лица в функции повтора: «Вы просите песен? Их нет у меня»). Значение уподобления (в словах типа «такой», «так»), а также различения и распределения (в словах «другой», «иной», «остальные», «иначе» и пр.) может быть выражено через значение субстанциального или концептуального тождества. А. о. входит в более широкий класс отношений ассоциативного типа, включающий противопоставит., сопоставит. и др. отношения, иапр.: «Такой любви ты з и а л а ль цену? Ты з и а л а, я тебя не з и а л».
Большинство анафорич. местоимений сочетает аиафорич. функцию с дейктиче-ской (см. Дейксис), однако граница меж-
продуктивной, творч. деятельности; может быть источником как регулярных, так и нерегулярных или дублетных форм (ср. диал. «пеку: пекешь», «ехай» и т. п.; ср. также в лит. рус. яз. «махать: махаю» наряду с «машу»). Отсюда разное понимание А. и ее роли в эволюции и развитии языков — либо как фактора регулярности, либо, напротив, как средства появления разного рода инноваций, отклонений, исключений и даже аномалий.
Истоки диалектич. понимания А. отмечены в трудах аитич. грамматистов, у к-рых это понятие было противопоставлено понятию аномалии и где оба они отражали крайние точки зрения иа вопрос о том, насколько регулярен язык. Формы, объясняемые действием А., трактовались как обнаруживающие «соразмерность значения и выражающей его формы», как регулярные; отклоняющиеся от иих и не обнаруживающие указанных свойств — как аномальные (греч. ап-omalia ‘несогласие’). Аналогисты искали в языке правильные образцы классификации форм и ввели в иауч. обиход понят ie парадигмы, образца; аиомалисты указывали иа существование в языке много-числ. форм, для объяснения к-рых рассуждения об А. были неприменимыми; видами аномалий оии считали омонимию, синонимию и нек-рые др. явления. Поскольку нерегулярность в языке может быть выявлена только иа фойе регулярности, вопрос о том, что такое регулярное правило и исключения из него, продолжает оставаться актуальной проблемой в яз-знании.
Большой вклад в изучение А. виесл младограмматики (см. Младограмма-тизм), к-рые, выдвинув тезис о действии фоиетич. законов без исключения, были вынуждены затем ввести для объяснения наблюдающихся отклонений два явления — А. и заимствования. В трудах младограмматиков было показано, что А. — такая же закономерность в развитии и функционировании языков, как и звуковые преобразования, ф. де Соссюр рассмотрел роль А. в словоизменении и словообразовании и высказал мысль о зависимости А. от членения и разложения форм, а также подчеркнул психология, основу механизма А. и связанное с ней творч. начало в речевой деятельности человека.
• Реформатский А. А., Введение в языковедение, 2 изд., М., 1967; Рус. язык и сов. общество. Морфология и синтаксис совр. рус. лит. языка, под ред. М. В, Панова, М., 1968, гл. 6; Блумфилд Л., Язык. пер. с англ., М.. 1968; Соссюр Ф. д е. Труды по яз-знанию, пер. с франц., М., 1977; Л айовз Д ж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М., 1978; Кубрякова Е. С., Размышления об аналогии, н ки.: Сущность, развитие и функции языка, М., 1987; Plank F.. Morpholo-gische (Ir-) Regularitaten. Aspekte der Wort-strukturtheorie, Tubingen, 1981 (лит.).
E. С. Кубрякова. АНАФОРЙЧЕСКОЕ ОТНОШЕНИЕ (от греч. anaphora, букв.— вынесение, отнесение) — отношение между языковыми выражениями (словами или словосочетаниями), состоящее в том, что в смысл одного выражения входит отсылка к другому. Возникает при отсутствии иепосредств. синтаксич. связи между этими выражениями, иапр.: «Дом стоял темный и молчаливый, огня в н е м ие было»; «Отдай же мие теперь половину, а остальное возьми себе». Первый член А. о. называется а и-тецедентом, второй — а на ф fl-
32 АНАФОРИЧЕСКОЕ
ду ними может стираться. В иек-рыя контекстах стирается противопоставление между А. о. и синтаксическим: А. о. может быть единств, средством включения слова или группы слов в структуру предложения, напр.: «Мысль, что честь его была замарана и неомыта по его собственной воле, эта мысль меня не покидала».
• Дресслер В., К проблеме индоев-роп. эллиптич. анафоры, ВЯ, 1971, >6 1; Падучева Е. В., Анафорич. связи и глубинная структура текста, в кн.: Проблемы грамматич. моделирования, М., 1973; Чехов А. С.. Отождествляющее анафорич. отношение как фактор внутр, организации высказывания, в кн.: Машинный перевод и прикладная лингвистика, в. 19, М.. 1981; Biihler К., Sprachtheorie: Die Darstel-lungsfunktion der Sprache, Jena, 1934; Tes-niere L., Elements de syntaxe structurale, 2 ed., P., 1976; Halliday M. A. K., Hasan R,, Cohesion in English, [L.. 1976]; Lyons J., Semantics, v. 2, L.— [a. o.j, 1977; Hirst G.. Anaphora in natural language understanding, B., 1981 (Lecture notes in computer science, № 119).
.	E. В. Падучева.
АНГДССКИЕ ЯЗЫКИ — подгруппа чадских языков. К А. я. относятся языки ангас, монтол, сура, чип, герка, аикве, джипал, джорто, кофьяр, канам. Распространены иа С. Нигерии.
Отличит, особенность А. я.— необычайно широкий инвентарь согласных фоием в анлауте (серия губиых, иапр., содержит b, b, bw, р, f, р). В ауслауте же возможны лишь глухие шумные и сонорные. Тоны фонологически релевантны для всех А. я. Тональные системы отд. языков содержат два или три ровных тона и иеск. контурных. Структура слога CVC. Для существительного характерна категория числа (ед. и ми. ч.). Ми. ч. образуется с помощью форманта mV, к-рый ставится в конце субстантивной группы и может употребляться и при супплетивном образовании мн. ч. Категория рода у имен выражена слабо. Род имени можно установить лишь при соотнесении его с личным местоимением 2-го л. ед. ч. (в сура — также и 3-го л.). Помимо личных выделяются разряды местоимений субъектных, объектных, притяжательных, вопросительных, указательных, относительных. Личные местоимения различаются тоном или кол-вом гласного. Глагол в А. я. описывает действие с т. зр. его завершенности — незавершенности и длительности — иедлительности. Глагольный комплекс состоит из субъектного местоимения + + показатель аспекта + основа глагола. Глагольные аспекты различаются рядами субъектных местоимений и/или показателями аспектов. В языке сура выделяются 9 аспектов: перфект, имперфеХТ, субъюиктив, потенциалис, передающий значение возможности действия, 4 вида прогрессива, передающих разл. оттеики длительности действия, и интенциоиалис (усиление действия). Словообразование развито слабо во всех А. я. Языки изолирующие. В лексич. отношении лучше др. чадских языков сохранили общеафразийский состав корней.
А. я.— бесписьменные. Изучение их было начато в сер. 19 в. Созданы краткие грамматики и словари языков аигас и сура, а также небольшие списки слов по языкам чип, моитол, герка и анкве. в Fou Ikes Н. D., Angass manual, L., 1915; G re е n b е г g J. H.. The labial consonants of Proto-Afroasiatic, «Word», 1958, v. 14; Jungraithmayr H., Die Sprache der Sura in Nordnigenen. *Af-rika und Ubersee». 1964, Bd 47;,его же, Materialien zur Kenntnis des Chip. Montol, Gerka und Burrum, там же, 1965, Bd 48.
О. В. Столбова,
АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЬ'1К — один из германских языков (западногерманская группа). Распространен в Великобритании, Ирландии, Сев. Америке, Австралии, Н. Зеландии, а также ряде стран Азии и Африки. Общее число говорящих св. 400 млн. чел. Офиц. язык Соединенного Королевства Великобритании и Сев. Ирландии, США, Австралии, Н. Зеландии, Канады и Ирландии (в Канаде — наряду с франц, яз., в Ирландии — наряду с ирл. яз.), один из офиц. языков Республики Индии (временно) и 15 гос-в Африки (ЮАР, Федеративной Республики Нигерии, Республики Ганы, Республики Уганды, Республики Кении, Объединенной Республики Танзании и др.). Один из офиц. и рабочих языков ООН.
А. я. ведет свое начало от языка др.-герм. племен (англов, саксов и ютов), переселившихся с континента в 5—6 вв. в населенную кельтами Британию. Взаимодействие племенных наречий англов, саксов и ютов, развивавшихся в условиях формирования англ, народности, привело к образованию территориальных диалектов. В др.-англ, период развития А. я. (7—11 вв.; называется англосаксон. яз.) представлен 4 диалектами: нортумбрийским, мерсийским, уэссекским и кентским. Упадок сев. и сев.-вост, областей из-за набегов скандинавов и усиление экономия, и полит, влияния Уэссекского королевства в 9—11 вв. привели к формированию лит. языка иа основе гл. обр. уэссекского диалекта и сохранению большинства памятников др.-англ, письменности в уэссекской редакции. Значит, кол-во латинизмов в др.-англ, лексике явилось результатом проникновения в Англию христианства (с 6 в.), а также переводов с лат. яз. трудов разл. авторов. Из языка кельт, населения Британии сохранились гл. обр. география, названия. Набеги скандинавов (с кои. 8 в.), закончившиеся подчинением Англии в 1016 дат. королю, и создание скаид. поселений привели к взаимодействию близкородств. языков — англ, и скандинавских, что сказалось в наличии в совр. А. я. значит, кол-ва слов сканд. происхождения и способствовало усилению ряда грамматич. тенденций, имевшихся в др.-англ. яз. Завоевание Англии норманнами в 1066 привело к длит, периоду двуязычия: франц, яз. функционировал как офиц. язык, а А. я. продолжал употребляться (имея в 12—15 вв. 3 осн. диал. зоны — северную, центральную и южную) как язык простого народа. Длит, употребление фраип- яз- в Англии привело к тому, что после вытеснения его из офиц. сферы к 14 в. в А. я. продолжают сохраняться обширные пласты франц, лексики.
Ср.-англ. период развития А. я. (12— 15 вв.; иногда называется ср.-англ. яз.) характеризуется фонетич. и грамматич. изменениями, резко отграничившими ср.-англ. от др.-англ, периода. Редукция неударных гласных привела к значит, упрощению морфологич. структуры, а иа основе грамматизации глагольных словосочетаний складывалась новая система глагольных парадигм. В 16—17 вв. складывается т. наз. ранненовоаигл. яз.'
Совр. А. я. имеет большое кол-во территориальных диалектов: в Великобритании — шотл. диалект, группа северных, центральных (вост.-цеитральных, зап.-дентральных), южных и юго-западных диалектов; в США — вост.-английская, ср.-атлантическая (центральная), юго-восточная, ср.-западная группы. Диал. Варьирование А. я. в Великобритании носит значительно более ярко выраженный
характер, чем в США, где основой лит. нормы становится центр, диалект.
Для фонетич. строя А. я. характерно наличие специфич. гласных [ж, д, 1э, на], согласных [0, д], отсутствие резкой границы между дифтонгами и долгими монофтонгами. Среди других герм, языков А. я. выделяется наличием ярко выраженных признаков аналитич. строя: оси. средствами выражения грамматич. отношений являются служебные слова (предлоги, вспомогат. глаголы) и порядок слов. Аналитич. формы используются для выражения нек-рых видо-временных отношений, для образования степеней сравнения прилагательных. Падежные отношения передаются позицией слов в предложении и предложными конструкциями, фиксиров. порядок слов — одно из осн. средств выражения синтаксич. связей в структуре предложения. В А. я. широко используется безаффиксное словопроизводство (конверсия). В лексике высо удельный вес заимствований (ок. 70% словарного состава), среди к-рых мно-гочисл. группу образуют слова и аффиксы, заимствованные из франц, и лат. языков, отчасти из итал. и исп. языков.
В основу лит. А. я. лег язык Лондона, диал. база к-рого иа раннем этапе формирования лит. языка изменилась за сче вытеснения во 2-й пол. 13 — 1-й пол. 14 вв. юж. диал. форм вост.-центральными. Книгопечатание (1476) и популярность произв. Дж. Чосера (1340—1400), писавшего иа лондонском диалекте, способствовали закреплению и распространению лондонских форм. Однако книгопечатание фиксировало нек-рые традиционные написания, не отражавшие норм произношения кон. 15 в. Началось характерное для совр. А. я. расхождение между произношением и написанием. С развитием лит. языка расширялась и усложнялась система функцион. стилей, шло размежевание форм устно-разг, и письм. речи, кодификация лит. норм. Большую роль в развитии лит. языка сыграли прямые и косв. языковые контакты А. я. с др. языками, связанные с распространением А. я. за пределы Англии. Последнее привело к формированию вариантов лит. А. я. в США, Канаде и Австралии, отличающихся от лит. А. я. гл. обр. в произношении и лексике. Отличит. признаками амер, варианта являются, напр., ретрофлексный [г] в словах типа саг, barn, first, краткий [а] в lock, stop, knob, lot, [ж] вместо [а:] в ask, laugh, dance, специфич. мелодии, рисунок фразы. Наблюдаются расхождения в лек-сич. значении отд. слов (иапр., truck 'грузовик' в США и 'открытая товарная платформа’ в Англии), употребление американизмов вместо синонимичных единиц британ. варианта (иапр., elevator ‘лифт’ вместо lift, sidewalk вместо pavement 'тротуар' и др.).
Сходные типы специфич. признаков обнаруживает и австрал. вариант, различит. элементы к-рого менее многочисленны. На А. я. в Канаде заметное влияние оказывают как амер., так и британ. варианты А. я.
Письменность иа А. я. существует с 7—8 вв. Первый письм. памятник — ру-нич. надпись на ларце Фрэнкса (7 в.). После проникновения в Англию христианства лат. алфавит заменил др,-герм. руны. К древнейшим памятникам относятся эпич. поэма «Беовульф» (ок. 700; сохранилась в более поздиих списках), < Англосаксонская летопись» (9 в.), перевод <Всемирной истории» Орозия, сделанный в 9 в. королем Альфредом; перевод «Церков
ной истории англов» епископа Беды Достопочтенного (9 в.).
* Смирни цк и й А. И., Др.-англ, язык, М., 1955; его же, Лексикология англ, языка, М., 1956; Гальперин И. Р., Очерки по стилистике англ, языка, М., 1958; Ярцева В. Н.. Ист. морфология англ, языка, М.— Л., 1960; ее же, Ист. синтаксис англ, языка, М,—Л.. 1961; ее же, Развитие нац. лит. англ, языка, М.. 1969s ее же, История англ. лит. языка IX— XV вв., М., 1985; Швейцер А. Д., Лит. англ, язык в США и Англии, М., 1971; его же, Социальная дифференциация англ, языка в США, И., 1983; J е s р е г-senO., Essentials of English grammar, L., 1933; его же, Growth and structure of the English language, 9 ed., Oxf., 1967; Kur-athH.,A word geography of the Eastern United States, Ann Arbor, 1949; I 1 у i s h B. A., The structure of modern English. M.— Л.. 1965; Gimson A. C.. An introduction to the pronunciation of English, 2 ed., L.. 1970; Brook G. L., English dialects, L., 1972; A university grammar of English, Moscow, 1982.
Кунин А. В.. Англо-рус. фразеология, словарь, 3 изд., [кн.1 1—2, М., 1967; Большой англо-рус. словарь, 4 изд., т. 1 — 2, М., 1987—88; The Oxford English dictionary, being a corrected re-issue with an introduction, supplement and bibliography of the A new English dictionary on historical principles, v. 1 —12, Oxf., 1933; A dictionary of Americanisms on historical principles, ed. by M. M. Mathews, Chi., 1956; A dictionary of Canadianisms on historical principles, Toronto, 1967; A dictionary of American English on historical principles, v. 1—4, Chi., 1968; A supplement to the Oxford English dictionary, v. 1. Oxf., 1972; Kenyon J. S., Knott T. A., A pronouncing dictionary of American English. Springfield. 1978.
А. Д. Швейцер, В. H. Ярцева.
Материалы, поев, исследованию А. я. и его региональных вариантов, кроме общелин-гвистич. журналов (см. Журналы лингвистические) публикуются в специализиров. журналах ряда стран: Австралия: «English in Australia» (Parkside, 1965—). Великобритания: «The Review of English Studies» (Oxf.— L., 1925—, новая cep. 1950—); «Scottish Studies» (шотл. вариавт А. я.; Edinburgh. 1957— ); «Lore and Language» (язык фольклора: Sheffield. 1969—); «The Yearbook of English Studies» (L., 1971 — ), Германия, затем ФРГ: «Anglia: Zeit-schrift fiir englische Philologie» (Miinch., 1878—). Г Д Р: «Zeitschrift fiir Anglistik una Amerikanistik» (Lpz., 1953 — ). Дания; «Anglistica» (Cph., 1953—). Испания: «Estudios de filologia inglesa» (Granada, 1976—). Канада: «English Studies in Canada» (Toronto, 1975—). Нигерия: «Nigeria English Studies Association. Journal» (Ile-Ife, 1967 — ). Нидерланды: «English Studies: A Journal of English Letters and Philology» (Amst.— Lisse, 1919—). Новая Зеландия: «English in New Zealand» (Albany. 1973 — ). Польша: «Studia Anglica Posnaniensia: An International Review of English Studies» (Poznan, 1969—). США: «American Speech» (место изд. разл., 1926—); «Publications of the American Dialect Society* (амер.-англ, диалектология; место изд. разл., 1944—); «Tulane Studies in English» (New Orleans. 1949 — ); «Journal of English Linguistics* (Bellingham, 1967 — ). Франция: «Etudes anglaises:	Grande-Bretagne, Etats-Unis*
(P.. 1937 —); «Etudes d’anglais» (Vanves, 1970 —). ФРГ: «English World-Wide* (Hdlb., 1980—). Чехословакия: «Brno Studies in English* (Brno, 1957 — ). ЮАР: «English Studies in Africa» (Johannesburg, 1958—); «English Usage in Southern Africa* (Pretoria. 1970—). Япония: «Anglica: Journal of English Philology* (Osaka, 1951-).
Текущая библиография англ, яз-знания отражается в жури. «Year’s Work in English Studies* (L., 1919—); «Annual Bibliography of English Language and Literature» (L., 1920—); «Abstracts of English Studies* (реферативный; США. место изд. разл.. 1958—); «English and American Studies in German: Summaries of Theses and Monographs* (дис-
АНГЛИЙСКИЙ 33
Д 2 Лингвистич. энц. словарь
сертации и монографии немецкоязычных стран; Tubingen, 1969—).
Преподаванию А, я. как родного, а также вопросам культуры англ, речи посвящены: в Австралии—«Idiom» (Carlton, 1963—); в Великобритании — «The Use of English» (место изд. разл., 1949—); «English in Education» (L., 1964—, до 1966— «NATE Bulletin»); «Spoken English; Ideas and Developments in Oral Education» (место изд. разл., 1968—); в США — «The English Journal» (место изд. разл.. 1912—); «Language Arts/Elementary English» (место изд. разд., 1924—, до 1946 — «Elementary English Review»); «College English» (место изд. разл., 1939—); «Communication Education» (место изд. разд., 1952—, до 1976 — «The Speech Teacher»). Преподаванию А- я. как иностранного посвящены: в Великобритании — «English Language Teaching Journal» (Oxf., 1946—);«Modern English Teacher: A Magazine of Practical Suggestions for Improving the Teaching of English as a Foreign Language» (L., 1973 — ); в США— «English Teaching Forum» (Wash., 1963—); «TESOL: A Quarterly Journal for Teachers of English to Speakers of Other Languages» (Wash., 1967 — ); в др. странах — «Englische Studien» (Германия, место изд. разл., 1877 — 1944; совмещал пед. ориентацию с исследовательской); «Zielsprache English» (Ismaning, 1961 — ); «The Journal of English Language Teaching» (Madras, 1965—); «Englisch: Eine Zeitschnft fur den Engliscniehrer» (West-B., 1966—); «Revista de la lengua inglesa/English Language Journal» (B. Aires, 1970—); «Creativity — New Ideas in Language Teaching» (Sao Paulo, 1973 — ) и мн. др.
E. А. Хелимскийл
АНДАМАНСКИЕ ЯЗЫКЙ — семья языков коренного населения Андаманских о-вов. Родств. связей с к.-л. др. языками не обнаруживают. Попытка Дж. X. Гринберга объединить А. я. с папуасскими языками и тасманийскими языками в индо-тихоокеанскую макросемью основана на отд. лексич. совпадениях и представляется малоубедительной. Число говорящих точно не установлено — от неск. десятков до неск. сотеи чел.
А. я. классифицируются след, образом: 1) язык онге, включающий 2 диалекта: собственно оиге (о. И. Андаман) и джера-ва (о. Норт-Сентииел и виутр. р-иы о-вов Ратленд и Юж. Андаман); 2) 2 группы диалектов: а) диалекты боджигнгиджи (племена беа, ба лава, боджигйаб, кол, джу-ваи, населяющие побережье о-вов Юж. Аидаман н Ратленд, о. Баратаиг, арх. Ритчи, юж. половину о. Ср. Андаман); б) диалекты йерева (племена кеде, йере, табо, кора, чариар, населяющие сев. половину о. Ср. Аидаман, о. Сев. Андамаи и соседние малые острова). Расхождения между А. я. сводятся в основном к лексич. различиям; язык оиге отличается от др. А. я. и в структурном плайе.
В фонология, системе А. я. имеются 3 серин смычных согласных (глухие, звонкие, носовые), объединяющихся в 4 локальных ряда (губные, передне-, средне-и заднеязычные). Из сонорных представлены w, I, г (в беа — 2 типа г) н у. В языке онге фрикативные отсутствуют, в беа и, видимо, в нек-рых др. диалектах имеется h. Вокализм относительно богат, но фонология. статус отд. звукотипов не вполне ясен.
А. я.— языки агглютинативной структуры (см. Агглютинация)-, развита ка префиксация, так и суффиксация. У имен категория числа отсутствует, у личных местоимений противопоставляются ед. и мн. ч. Падежные отношения выражаются послелогами (или агглютинативными суффиксами?), напр.: bira ёгет len aja karaij-rja leb katik-re (дословно: ‘Бира джунгли в меда собирания для пошел’, т. е. ‘Бира пошел в джунгли соби-
34 АНДАМАНСКИЕ
рать мед'). В беа и ряде др. А. я. имеется более 10 классов притяжат. местоимений, ср. dia abula ‘мой человек’, dot ceta ‘моя голова’, dar ddire ‘мой сын’, dai ikyata ‘моя жена', ad ikyata ‘мой муж'. В беа в глаголе морфологически (суффиксально) выражается только время. Для знамеиат. слов языка онге важнейшим является противопоставление самостоятельных и зависимых сущностей. К последним относятся слова, обозначающие части целого, свойства, большинство действий; их существование не мыслится без к.-л. самостоят. носителя этой зависимой сущности. Такие слова обязательно имеют классифицирующий основообразующий префикс, к-рому предшествует префикс, указывающий носителя зависимой сущности (глаголы, кроме того, имеют временной суффикс): бп-o-tabe 'чья-то голова’, g-u-ge ‘его нога’, m-a-larje ‘мой рот’, m-i-wana-be ‘я плачу’, on-a-yo-be ‘кто-то приходит’. Числительные как особый класс в А. я. отсутствуют. Количество обозначается понятиями «один», «два или несколько», «много» и т. п. Обычный порядок слов в А. я. SOV. Определение следует за определяемым. Наиболее продуктивные способы словообразования — словосложение и аффиксация. Специфич. средством деривации в онге является перемена основообразующего классификатора-. m-i-darje ‘моя кость’, m-o-darje ‘мой череп’.
Все А. я. бесписьменные, хотя в 70-х гг. 19 в. делались попытки перевода религ. лит-ры на беа. Изучением А. я. занимались из практич. потребностей представители администрации и этнографы в кои. 19 — нач. 20 вв. В той или иной степени описаны лишь онге (А. Р. Браун) и беа. Исследованием А. я. занимается антропология. служба Индии.
* Portman М. V., Notes on the languages of the South-Andaman group of tribes, Calcutta, 1898: Brown A. R., Notes on the languages of the Andaman Islands, «Anthropos», 1914, Bd 9; Man E. H., On the aboriginal inhabitants of the Andaman Islands, L., [1932]; Bloch J., Prefixes et suffixes en andaman, BSLP, 1949, t. 45; Basu D. N., A lingustic introduction to Andamanese, «Bull, of the Department of Anthropology», 1952, v. 1, № 2; Greenberg J., The Indo-Pacific hypothesis, CTL, v. 8, pt 1, The Hague — P.. 1971.
Man E. H., A dictionary of the South Andaman (Aka-Bea) language, Bombay, 1923; Ganguly P., Vocabulary of the Negritos of Little Andaman with grammatical notes and materials, «Bull, of the Anthropological Survey of India», 1966, v. 15, № 1 — 4.
. В. И. Беликов.
АНДЙИСКИЕ ЯЗЫКЙ—см. Аваро-андо-цезские языки.
АНДЙЙСКИЙ ЯЗЫК — один из аваро-андо-цезских языков (андийская подгруппа). Распространен в неск. аугх Ботлихского р-на Дат. АССР. Число говорящих ок. 10 тыс. чел. Имеет 2 группы говоров: верхнеаидийскую (села Анди, Гагатли, Риквани, Зило и др.) и иижиеаи-дийскую (села Муни и Кванхидатли). А. я., в отличие от др. языков андийской подгруппы, выделяется более дробным делением класса вещей — наличием пя-тнчлениой системы, в говоре с. Риквани — шестичленной; функционированием переменных классных показателей в составе форманта аффективного падежа; дифференциацией двух серий локализации (нз семи в целом) по признаку числа (мн. ч. -хъи, ед. ч. -ла/-а: гьакъу-ла ‘в доме’, но гьакъоба-хъи ‘в домах’); спец, средствами выражения категории числа в глаголе («имуво воцци в-у-сон» ‘Отец брата нашел', но «имуво воццил в-о-сон» ‘Отец братьев нашел’). Говоры обнаруживают
различия как в фонетике (иапр., в верхнее андийских говорах отсутствует аффриката кь1), так и в морфологии (иапр., в нижнеандийских говорах, как и в др. андийских языках, представлена трехклассная система). В говоре с. Анди наблюдаются различия в речи мужчин и женщин: муж. «дин» ‘я’, «мин»‘ты’, <гьек!а» ‘человек’, ср. жен. «ден», «мен», «гьек1ва». Язык бесписьменный.
• Д и р р А., Краткий грамматич. очерк андийского языка с текстами, сб-ком андийских слов и русским к нему указателем, в кн.: Сб. материалов для описания местностей и племен Кавказа, в. 36, Тифлис, 1906; Це р-цвадзе Ил., Андийский язык, Тб., 1965 (на груз. яз.).	М. Е. Алексеев.
Андо-экваториАльные ЯЗЫКЙ — объединение (макросемья, фи-лия) языковых семей и изолированных языков Юж. Америки, предложенное Дж. X. Гринбергом на основе данных лексикостатистики, однако не подтвержденное данными сравнительной фонетики и грамматики и остающееся гипотетичны t. Общее число говоряших св. 20 млн. чел. Согласно гипотезе Гринберга, А.-э. я. делятся на 4 группы: 1) андская с подгруппами: а) чои, или цонека (на Ю. Аргентины и Чили, в т. ч. языки она, те-уэльче, хауш и др.); арауканские языки (мапуче); алакалуф, или кавескар (Чили); яган, или ямаиа (Аргентина и Чили); б) кечуа и аймара языки; в) сапаро языки, включая языки омурано и сабела (аука), и языки кауапана (в т. ч. языки хеверо и чаявита на С.-В. Перу); г) языки леко (Боливия), сек, кулле, шибито-чолои, ка-такао, колаи; д) симаку, или урарина (Перу); 2) хиваро-кандоши — семья хиваро, включающая языки агуа-руна, ачуал, уамбиса и др. (Перу), хиваро (Эквадор) и язык кандоши (Перу), а также изолиров. языки эсмеральда, кофан (Колумбия, Эквадор) и яруро (Венесуэла); 3)макротукаио с подгруппами: а) тукана языки, а также катукина (Бразилия), тикуна, или тукуиа (Бразилия, Колумбия, Перу), муниче, ауаке, калиана, маку, юри (Колумбия), канича-иа и мовима (Боливия); б) пуинаве (Колумбия); 4) экваториальная, в к-рую входят аравакские языки, включая чапакура-уаиьям; тупи-гуарани языки, включая арикеме; группы языков самуко (Парагвай); гуахибо, в т. ч. гуа-хибо, сикуани и куива (Колумбия), чи-рикоа (Венесуэла) и памигуа; тимоте, карири, мокоа (Колумбия), юракаре (Боливия), туюиери, трумаи (Бразилия), ка-ювава (Боливия). Эта классификация остается гипотетичной, как и иек-рые другие, напр. предложенное М. Сводешом сближение языков чои с мосетен, а также юракаре с паио-такаиа (по Гринбергу, относятся к же-пано-карибским языкам) или сближение языков чипайя и уру (аравакских, по Гринбергу) с языками майя н др.
• Greenberg J. Н.. The general classification of General and South American languages, в сб.: Men and cultures. Selected papers of the Fifth International Congress of Anthropological and Ethnological Sciences, Phil., [I960]; Key M. R.. The grouping of South American Indian languages, Tubingen, 19791	M. E. Алексеев.
АНТИЦИПАЦИЯ (лат. anticipatio — предвосхищение) (пролепсис; от греч. prolepsis —предположение, предчувствие, предвидение) — 1) в синтаксисе (также катафора) — отклонение от обычной линейной последовательности элементов анафоры (см. Анафорическое отношение), предшествование местоименного обозначения замещаемому им слову. А. нор1-мальна при запросе информации: «Кто пришел?» —«Петр». Выполняет также
структурную функцию, являясь показателем подчиненности препозитивного придаточного комплекса (англ. When he comes to London, John visits his sister, букв. 'Когда ои приезжает в Лондон, Джон навещает свою сестру’), средством выделения глагола и заглагольного члена при расчленении в языках с фиксиров. порядком слов (франц. Je le connais, cet homrne, букв. ‘Я его знаю, этого человека’). В нек-рых языках такая А. утрачивает эмоциональную окраску, граммати-зуется, становясь обязательной при определ. типах дополнений (напр., в рум. яз. при определ. и одуш. объекте: L’am intil-nit ре profesor la teatru, букв. ‘Я его встретил, преподавателя в театре’). А. лежит в основе мн. синтаксич. явлений: конструкций с соотносит, словами (чЯ знаю того, кто это сделал»), с предваряющими местоимениями (англ, it, there, напр.: It was impossible to go there, букв. ‘Это было невозможно пойти туда’, нем. es, франц, се) и др. В стилистич. плане А. используется для аффективного выделения (чЗнаю я его, этого типа! >) и в особенности при эффекте чповисания» — употребления местоимения до прямого обозначения объекта. Эти употребления основаны на свойстве местоимения указывать иа объект, к-рый должен быть известен слушающему; 2) в синтаксисе сложного предложения — предшествование придаточного предложения главному; 3) и стилистике — нарушение временной или причиино-следств. последовательности изображения событий; 4) в фонологии — регрессивная ассимиляция. в. Г. Гак. АНТИЧНАЯ ЯЗЫКОВЕДЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ (греко-латинская традиция, средиземноморская традиция) — традиция описания и исследования языка, сложившаяся и существовавшая в греколатинском культурном ареале в 7 в. до н. э.— 6 в. н. э.
А. я. т. зарождается в средиземиомор. ареале в эпоху становления др.-греч. философии. Антич. ученых, с одной стороны, интересовала природа языка (связь между чименем» и чвещью», происхождение языка), с другой стороны, они занимались изучением письм. знаков в целях обучения чтению и письму (грамматич. иск-во). Эти две области в той или иной степени определяют становление и развитие яз-зиания во всем древнем мире (см. Индийская языковедческая традиция, Китайская языковедческая традиция).
В 5 в. до и. э. проблемам языка уделяли значит, внимание др.-греч. философы Гераклит, Парменид из Элеи, Эмпедокл, Демокрит, Протагор, Горгий, Продик. До работ Платона сложилась определ. система знаний о звуковом и грамматич. строе греч! яз., о его лексич. составе. Платон в письмах и ряде диалогов обращался к проблемам языка (чКратил», чТеэтет», чСофист»). Но подлинным основоположником А. я. т., сформировавшим ее структуру и осн. направления, является Аристотель. В трактатах чКатегории», чОб истолковании», чАналитики I и II», чТопика», чПоэтика», чРиторика» содержатся логич. и грамматич. принципы подхода к изучению языка, получившие дальнейшее развитие в античной, а затем в европ. науке. А. я. т. продолжена фи-лос. школами эпохи эллинизма в 3—1 вв. до и. э. Последоват. интерес к проблемам языка проявляют стоики. Вершиной развития А. я. т. можно считать александрийскую школу. Яз-зиание в Др. Риме до сер. 2 в. до н. э. ограничивалось постижением основ письм. культуры; позже начинается интенсивное изучение греч. яз., лит-ры, поэтики и риторики греков.
3»
В этот период мн. греч. ученые-филологи начинают работать в Риме. Крупнейшие представители др.-рим. филологии: Бар-рои, автор многочисл. трактатов о языке, Марк Туллий Цицерон, Гай Юлий Цезарь. Трактат Цезаря чОб аналогии» (54 до н. э.) представляет собой попытку разработки принципов грамматич. описания и нормирования языка, являясь одновременно свидетельством актуальности проблем чправильности» лат. речи и гос. нормирования языка.
В 4 в. создано чГрамматическое руководство» Элня Доната, более тысячи лет служившее осн. учебником лат. яз. в Европе. По образцу грамматики Элия Доната были созданы грамматики мн. других языков, как канонич., так и чвульгарных» (чновых» европ. лит. языков на нар. основе). Само имя Элия Доната (Донату-са) на мн. века стало синонимом слова чграмматика» в европ. традиции.
А. я. т. после падения Рима в 476 еще продолжает свое существование и развитие в ряде сохранившихся центров греко-лат. учености, в частности в столице Вост. Римской империи — Константинополе. В нач. 6 в. здесь создается наиболее значительное из дошедших до нас грамматич. сочинений древности—лат. чКурс грамматики» Присциана, состоявший из 18 книг. Эта грамматика была создана в традициях александрийской школы с привлечением наблюдений и достижений рим. грамматиков. Грамматика Присциана фактически завершает развитие А. я. т., ио традиция эта канонизируется в Зап. Европе в системе тривия (см. Европейская языковедческая традиция). В Вост. Европу, в частности к юж. и вост, славянам, антич. ученость проникает через ви-зант. грекоязычную традицию в связи с распространением христианства.
А. я. т. возникла в процессе рассмотрения одной из осн. филос. проблем др.-греч. мировоззрения — проблемы соотношения между чвещью», чсловом» и чмыслью». В этот период еще нет понятия о языке как о некой сущности, отдельной от мысли. Разум и речь понимаются в единстве как единый logos. Учение о слове—ч логосе» является основой др.-греч. учения о языке в единстве его онтологии., логич. и собственно грамматич. свойств.
Грамматика как наука о строении языка началась с изучением письм. речи, а т. к. опорным знаком греческого письма была буква, то это учение строилось как иерархия чскладывания» из букв слогов, из слогов — слов, из слов — предложений. Был развит фонетич. анализ звуков-букв (чэлемеитов»).
Дух демократизма, свободных филос. дискуссий, отсутствие единого гос. авторитета в рассмотрении проблем происхождения языка и в вопросах языкового нормирования определяли условия развития др.-греч. языковедч. мысли. В отличие от др.-инд. традиции, объявившей санскрит сакральным языком чбожествеиио-го происхождения», греко-лат. традиция искала источники чправильности» речи в самом языке и в логике познания мира через язык. На базе этих поисков возник антич. чспор об аналогии и аномалии», в к-ром особенно отчетливо проявились расхождения между чстоическим» и ч александрийским» направлениями. В итоге сложилась традиция описания языка как системы аналогических форм: выведение одних форм из других по аналогии в виде правил, снабжение их примерами из лит. текстов, разделение примеров иа подтверждающие правила и на подтверждающие исключения (чаномалии»).
В обсуждении проблемы о чпроисхож-дении имен» спор шел между сторонниками чприродной» связи между чименем» и чвещью» (т. наз. теория physei) и сторонниками связи чпо положению», чпо установлению» (т. наз. теория thesei). Диалектически рассматривал этот вопрос Платон, полагавший, что данная проблема не может быть решена однозначно. Аристотель, считая, что углубление в поиски чприродных» свойств слов тормозит развитие формально-логич. исследований, позволяющих оперировать словами как символами, признавал принципиальную условность связи между чименем» и чвещью». В системе наук, предложенной Аристотелем, язык стал предметом изучения логики (чдиалектики»), грамматики и риторики. Аристотель выделил во всяком словесном изложении следующие части: элемент, слог, союз, имя, глагол, член, падеж, предложение, сделав их основой грамматич. изучения языка. Имена и глаголы он разграничивал прежде всего как субъект и предикат суждения с присущими им категориальными модификациями.
Антич. грамматич. традиция описания языка по частям речи и грамматич. категориям (чакциденциям») легла в основу не только европ. яз-знания, но и ряда традиций ср.-век. Востока. Антич. риторики и поэтики, в частности труды Тра-симаха Халкидонского, Горгия и Исократа, трактаты Аристотеля чПоэтнка» ичРи-торика», а позднее трактаты Дионисия Галикарнасского чО соединении слов», чПисьмо к Помпею», Деметрия Хлора <О стиле», Цицерона чОб ораторе» и чОратор», чПоэтнка» Горация, анонимная чРиторика к Гереииию», сочинения Квинтилиана и Гермогена, внесли значит, вклад в изучение синтаксиса и стилистики; разработанные в них учения о поэзии и прозе, о тропах и фигурах, о качествах речи, о сочетании слов, о типах, или стилях, речи легли в основу европ. теорий стиля.
А. я. т. сложилась на материале описания двух языков — греческого и латыни, но ориентация на изучение реализации в языке логич. категорий придала ей потенциально универсальный диапазон. Созданный ею концептуальный строй и понятийный аппарат науки о языке оказался в целом пригодным для описания как разл. языков, так и наиболее общих свойств языка как особого явления.
• Маркс К. и Энгельс Ф.. Об античности. Л., 1932; Антич. теории языка и стиля. М.— Л., 1936; Тройский И. М., Вопросы языкового развития в античном обществе. Л., 1973; Попов П. С., Стяжкин Н. И., Развитие логич. идей от античности до эпохи Возрождения, М., 1974; Амирова Т. А.. О л ь х о-виков Б. А., Рождественский Ю. В.. Очерки по истории лингвистики, М., 1975 (лит.); Антич. риторики, М., 1978; Рожанский И. Д., Антнч. наука, М., 1980; История лингвистич. учений. Древний мир, Л., 1980 (лит.); Historiography of linguistics, 1, CTL, v. 13. The Hague — P., 1975.	H. Ю. Бокадорова.
АНТОНИМЙЯ — тип семантических отношений лексических единиц, имеющих противоположные значения (антонимов). Будучи категорией лексико-семан-тич. системы языка, А. представляет собой одну из универсалий языковых: оиа свойственна всем языкам, а ее единицы обнаруживают принципиально общую структуру противоположных значений и большое сходство в структурной и семаи-тич. классификации антонимов. Сущест-
АНТОНИМИЯ 35
венные различия в предметах и явлениях объективного мира отражаются в языке как противоположность. А. представляет собой противоположность внутри одной сущности. Ее логич. основу образуют противоположные видовые понятия, представляющие собой предел проявления качества (свойства), определяемого родовым понятием: «горячий» — «холодный» («температура»), «тяжелый» — «легкий» («вес»), «падать» — «подниматься» («вертикальное движение») и т. п.
Логич. основу образуют 2 вида противоположности: контрарная и комплементарная. Контрарная противоположность выражается видовыми понятиями, между к-рыми есть средний, промежуточный член: «молодой» — «нестарый», «средних лет», «пожилой», «немолодой»...— «старый», ср. «богатый» — «бедный», «трудный» — «легкий» и т. п. Комплементарную противоположность образуют видовые понятия, к-рые дополняют друг друга до родового в являются предельными по своему характеру. Однако в отличие от контрарных понятий у них нет среднего, промежуточного члена: «истинный» — «ложный», «конечный» — «бесконечный», «можно» — «нельзя» и т. п. Противоречащие понятия (отношения типа: А — ие-А) не образуют логич. основы А. и представляют собой т. наз. ослабленную, неполную противоположность в силу неопределенности второго члена оппозиции:	«молодой» — «немолодой»
(т. е. 'средних лет’, ‘пожилой’ и др.; ср. «старый»), «дорогой» — «недорогой» (ср. «дешевый»). Чтобы выразить истинную противоположность, второй член оппозиции должен быть обозначен более определенно.
Логич. модель противоположности становится в языке моделью А. у слов, обозначающих качество и/или выражающих противопоставленную направленность действий, состояний, признаков, свойств, а также у иек-рых др. лексич. единиц. В отличие от антонимов «легкий» — «тяжелый», «вставать» — «ложиться» противопоставления типа «легковой» — «грузовой» (об автомобиле, транспорте), «стоять» — «лежать» ие выражают А., т. к. не удовлетворяют этим условиям. Не имеют антонимов слова конкретной ие-оцеиочной семантики («книга», «мяч»).
А.— явление прежде всего лексическое; противоположные смыслы предложений и грамматич. форм возникают за счет А. их слов-компонеитов или предполагают существование определ. лексико-се-мантич. противопоставления.
Лексич. единицы, выражающие А., обнаруживают общий (инвариантный) признак — наличие предельного отрицания в толковании одного из антонимов: «молодой» — «старый» (т. е. ’предельно н е молодой’), «истинный» — «ложный» (т. е. ‘н е истинный’, предельно отрицающий истинность).
А. характеризуется однотипностью смысловых структур ее единиц, к-рые противопоставлены парадигматически по одному дифференциальному признаку противоположными семами их значений. Это сходство проявляется в однотипности толкований антонимов: «тяжелый» ‘имеющий большой вес’ — «легкий» ‘имеющий малый вес’, «зима» ‘самое холодное время года’ — «лето» ‘самое теплое время года’, «входить» ‘идти внутрь чего-нибудь’— «выходить» ‘идти изнутри чего-нибудь’. Это внутреннее (семаитнч.) свойство антонимов выражается синтаг-
36 АНТОНИМЫ
матически в высокой степени их совместной встречаемости в тексте, в их преим. контактном употреблении. Противопоставление, сопоставление, чередование антонимов и др. их функции реализуются и характерных контекстах А.: «Это не сложная, а простая задача», «Ты богат, я очень беден» (А. С. Пушкин) и др.
В качестве элементарной единицы антонимии. противопоставления выступает лексико-семаитич. вариант слова. Поэтому одно и то же многозначное слово может входить и разл. ряды антонимов: «густой» — «редкий» (о лесе, волосах), «густой» — «жидкий» (о супе, сметане) и т. п.
А. тесно связана с др. лексико-семаитич. категориями, гл. обр. с синонимией. Одна и та же лексич. единица может вступать с другими одновременно в антонимия. и синонимия, отношения. Это явление называется А. синонимия, рядов или синонимией антонимия, противопоставлений.
А.— один из истояииков конверсии: «Оиа молодая, а он старый» ->«Оиа моложе его» («-»)«Он старше ее».
* Новиков Л. А., Антонимия в рус. языке (Семантич. анализ противоположности в лексике), [М.1, 1973; его же, Рус. антонимия и ее лексикография, описание, в кн.; Львов М. Р., Словарь антонимов рус. языка, Зизд., М., 1985, с. 5—30; АпресянЮ. Д., Лексич. семантика. Синонимия, средства языка, М., 1974; Лайонз Дж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М., 1978; Иванова В. А., Антонимия в системе языка, Киш,, 1982; Lyons J., Semantics, v. 1—2, Camb. — [а. o.l. 1977; SJ r b и R., Antonimia lexicala in limba romana, [Timisoara L 1977.	Л. А. Новиков.
АНТОНИМЫ (от грея, anti------против и
dnyma — имя) — слова одной части речи, имеющие противоположные значения. В зависимости от выражаемого типа противоположности (см. Антонимия) А. разделяются на соотв. классы, основные из к-рых: 1) А., выражающие качеств, противоположность. Оии реализуют контрарную противоположность и обнаруживают градуальные (ступенчатые) оппозиции: «легкий» (‘простой, пустяковый’) — «нетрудный», «средней трудности», «нелегкий» — «трудный» (’сложный’); ср. «легко» — «трудно», «легкость» — «трудность». В рус. яз. качеств, прилагательные с приставками не-, без- являются А. только в том случае, если они представляют собой предельные, крайние члены антонимия, парадигмы: «культурный» — («ие совсем культурный») — «некультурный»; «сильный» — («слабосильный») —«бессильный» (=«слабый>). Противопоставления типа «высокий» — «невысокий» (ср. «низкий») А. ие образуют. Сюда можно условно отнести обозначения осн. временных и пространств, координат, обнаруживающие ступенчатые оппозиции: «позавчера», «вчера», «сегодня», «завтра», «послезавтра»; ср. «нижний», («средний»), «верхний» (об этаже дома).
2) А., выражающие дополнительность (комплементариость). Шкала противопоставления представлена двумя противоположными членами, дополняющими друг друга до целого, так что отрицание одного дает значение другого: «ие + ис-тиниый» = ‘ложный’; ср. «слепой» — «зрячий», «влажный» — «сухой», «соблюдать» — «нарушать», «вместе» — «врозь» и т. п.
3) А., выражающие противоположную направленность действий, признаков и свойств. Эта противоположность в языке основана на логически противоположных понятиях:	«собирать» — «разбирать»,
«зажигать» — «гасить», «въезжать» — «выезжать», «революционный» — «контрреволюционный», «народный» — «антинародный».
По своей структуре А. делятся на разно-коренные («хороший» — «плохой», «начало» — «конец», «быстро» — «медленно») и одиокореииые («входить» — «выходить», «культурный» — «некультурный», «революция» — «контрреволюция»). Особую, непродуктивную, разновидность А. образуют слова, совмещающие в себе противоположные значения: «одолжить» — 1) ‘дать в долг’ и 2) ‘взять в долг’, «наверно»— 1) ‘может быть’ и 2) ‘несомненно, точно’. Это явление называется внутрисловной антонимией, или энантиосемией.
Существует более узкое понимание А., напр. как только качественных и только разнокореиных слов, однако это понимание антонимии ие учитывает в полной мере всех возможностей выражения противоположности в языке.
* См., лит. при ст. Антонимия.
Л. А. Новиков. АНТРОПОНИМИКА (от греч. anthro-pos — человек и бпута — имя) — раздел ономастики, изучающий антропонимы — собственные именования людей: имена личные, патронимы (отчества или иные именования по отцу), фамилии, родовые имена, прозвища и псевдонимы (индивидуальные или групповые), криптонимы (скрываемые имена). Изучаются также антропонимы лит. произведений, имена героев в фольклоре, в мифах и сказках. А. разграничивает иар. и каионич. личные имена, а также разл. формы одного имени; литературные и диалектные, официальные и неофициальные. Каждый этнос в каждую эпоху имеет свой антропонимикой — реестр личных имен. Совокупность антропонимов называется антропонимией.
Антропоним, особенно личное имя, отличается от мн. других имен собственных (онимов) характером индивидуализации объекта: каждый объект номинации (человек) имеет имя. Реестр имен ограничен. Имена личные повторяются, что заставляет давать дополнит, именования.
Офиц. именование человека в развитом об-ве имеет свою формулу имени: определ. порядок следования антропонимов и имен нарицательных (этнонимов, названий родства, специальности, рода занятий, званий, титулов, чинов и т. п.). Постоянная формула имени была известна еще в аитич. Риме: praenomen (личное имя) + nomen (родовое имя) + cognomen (прозвище, позднее фамильное имя) + (иногда) agnomen (добавочное прозвище), иапр. Publius Cornelius Scipio Africanus major. В Индии эта формула складывается из трех (реже более) компонентов: 1-й — в зависимости от гороскопа, 2-й — показатель пола илн принадлежности к религ. секте, 3-й — иазв. касты или вместо него псевдоним; напр., имя Рабиндранат Тагор имеет след, компоненты: Рабиндра (Бог Солнца), Натх (муж), Тхакур (каста землевладельцев). Форма именования человека зависит от речевого этикета.
А. изучает информацию, к-рую может нести имя: характеристику человеческих качеств, связь лица с отцом, родом, семьей, информацию о национальности, роде занятий, происхождении из к.-л. местности, сословия, касты. А. изучает функции антропонима в речи — номинацию, идентификацию, дифференциацию, смену имен, к-рая связана с возрастом, изменением обществ, или семейного положения, жизнью среди людей др. нацио-
нальности, вступлением в тайные об-ва, переходом в др. веру, табуироваиием (см. Табу) и др. Специально изучаются особенности имен в эпоху социализма в силу введения в идеологию общества новых понятий, к-рые дали основу новым именам.
Предметом теоретич. А. являются закономерности возникновения и развития антропонимов, их структура, антропонимная система, модели антропонимов, ист. пласты в антропонимии того или иного этноса, взаимодействие языков в антропонимии, универсалии. Теоретич. А. применяет те же методы исследования, что и др. разделы ономастики (учитываются особые условия, мотивы и обстоятельства именования людей — социальные условия, обычаи, влияния моды, религии и т. д.).
Прикладная А. изучает проблемы нормы в именах, способы передачи одного имени в разных языках; способствует созданию антропонимии, словарей. Ант-ропонимист помогает в работе органов загса, в выборе имен, в разрешении иек-рых спорных юридич. вопросов именования человека. А. тесно связана с историей, этнографией, географией, антропологией, генеалогией, агиографией, юриспруденцией, лит-ведением, фольклористикой, культурологией. А. вычленялась из ономастики в 60—70-х гг. 20 в., однако целый ряд проблем рассматривается комплексно. До 60-х гг. 20 в. вместо термина «А.» мн. исследователями использовался термин «ономастика».
• См. лит. при ст. Ономастика.
Н. В. Подольская. АОРИСТ (греч. adristos) — грамматическая категория праиндоевропейского глагола, выражавшаяся совокупностью нескольких парадигм личных форм, различных по своей структуре и происхождению, ио имевших относительно общее видо-временное значение недлительного совершенного прошедшего действия.
Праиндоевроп. А. реконструируется по данным текстов Ригведы и Авесты, санскрита, др.-греч. и старослав. языков. В иек-рых слав, языках А. как особая глагольная категория функционирует до сих пор (болт., сербскохорв., лужицкие). Структура и динамика А. хорошо реконструируется в истории праслав. языка. В др. индоевроп. языках А. рано утрачен, ио его рефлексы прослеживаются в герм, и кельт, претерите, лат. перфекте и др.
Праиидоевропейский (как и праслав.) А. составлял нейтрализуемые корреляции с имперфектом и презеисом. А. и имперфект противопоставлялись презеису как прошедшее — непрошедшему (настоящему и будущему) с помощью более архаич. (т. наз. вторичных) флексий лица и числа. Окончания всех лиц ед. ч. и 3-го л. мв. ч. A. (*-m, *-s, *-t, *-nt) отличались от соотв. окончаний презенса (*-mi, *-si, *-ti, *-nti) отсутствием форманта *-i. Презенс и имперфект, образованные от основы презенса, противопоставлялись А. спецификой аористных основ (ступень редукции корня, формант *-s и др.), хотя не для всех классов глагола; в ряде случаев основы А. И презенса совпадали, презенс и А. различались лишь окончаниями.
А. и исконный имперфект объединялись общностью флексий и отличались спецификой основы, хотя в иек-рых случаях совпадали и основы, т. е. формы А. и имперфекта нейтрализовались. В плане содержания маркированным был имперфект и обозначал длит, несовершенное Действие.
Развитие древнего А. осуществлялось в тесном взаимодействии с др. глагольными категориями, и прежде всего с имперфектом. Общая тенденция генерализации основ обусловила усиление нейтрализации в корреляции А. и имперфекта вплоть до полной их конвергенции, чаще в пользу форм прежнего имперфекта. Результаты такого процесса отмечаются и Авесте и праславянском, где формы А. часто восходят к прежнему имперфекту. В тех языках, где А. рано утрачен, отд. формы его конвергировали с формами презенса или перфекта. Нек-рые формы герм, и кельт, претерита восходят то к А., то к перфекту.
Противоположная тенденция усиления оппозиции А. и имперфекта приводила к усилению формального выражения А. (формант *-s- и др.). Грамматикализация форманта *-s-, по происхождению словообразоват. суффикса, первонач. имевшего лишь видовое значение, привела к формированию сигматич. А. (иначе — слабого, или нового, характеризующегося суффиксом -S-), сосуществовавшего с А. простым (иесигматическим, или сильным, образуемым присоединением окончания непосредственно к корню) в санскрите, др.-греч. и праслав. языках. Вероятно, простой и сигматич. А. отличались и по значению, ио реконструировать такое различие пока не удается. Иногда от одного и того же корня образуются оба типа А. (санскрит). Часто оба типа А. образовывали контамиииров. парадигму (2-е и 3-е л. ед. ч. праслав. сигматич. А. восходят к А. простому, а иногда и к исконному имперфекту, ранее совпавшему с простым А.).
Длит, сохранение А. у славян обусловлено усилением корреляции А. и имперфекта благодаря тенденции к дифференциации глагольных основ (А. инфинитива ~ имперфекта-презеиса), с одной стороны, и усиления противопоставления совершенного (А.) иесов. виду (имперфект) — с другой. Генерализация форманта *-х (< *-s) привела к появлению нового сигматич. А., при образовании к-рого показатель -х//ш- присоединяется к корню при помощи тематич. гласного, а корневой слоговой элемент остается на одной ступени иа протяжении всей парадигмы, и нового собственного слав, имперфекта, вытеснявших все прежние формы простых прош. времен, ср. ст.-слав. формы 1-го л. ед. ч. и 3-го л. ми. ч. клАхъ... клАшА (А.)~ колИ-Ахъ...кол1ААхЖ (имперфект) при инфинитиве клАти, 2-м л. ед. ч. наст. вр. колыши, рус. «колоть ~ колешь». В тех слав, языках, где сохраняется корреляция А. и имперфекта, такое различие строится иа противопоставлении основ (болг.), а частично и флексий (сербскохорв.) или на видовом различии (лужицкие).
* Елизаренкова Т. Я.. Аорист в «Ригведе», М., 1960; Кузнецов П. С., Очерки по морфологии праслав. языка, М., 1961; Watkins С., The Indo-European origins of Celtic verb. I. Sigmatic aorist, Dublin, 1962.	В. К. Журавлев.
АРАБЙСТИ KA — область семитологии, комплекс филологических дисциплин, изучающих материальную и духовную культуру арабских народов в ее связи с языком; в более узком смысле — раздел языкознания, изучающий структуру, функционирование и развитие литературного арабского языка и арабских диалектов.
Спец, изучение араб. яз. как одного из семитских языков начинается в 16 в.; выходит араб, грамматика Педро де Алкала (1505), грамматика Гвилельма Пос-
теллуса (1538). В 17—18 вв. труды Т. Эр-пеииуса, И. Лудольфа и др. представителей голл. школы А. закладывают основы грамматич. и лексикологии, изучения араб. яз. В них ощутимо влияние арабской языковедческой традиций-, отд. теоретич. положения последней проникают в европ. яз-знание: заимствуются, иапр., нек-рые понятия, связанные с морфологич. изучением слова, в частности понятия корня и внутр, флексии, к-рые в существенно измененном виде получают затем широкое применение в изучении разных языков. В нач. 19 в. в Париже выходит грамматика А. И. Сильвестра де Саси, в к-рой находят отражение мн. положения араб, языковедч. традиции. В 19 в., когда одной из актуальных проблем становится вопрос о норме языковой, появляются обобщающие работы по грамматике Г. Эвальда (1831—33), К. П. Каспари (1848), Э. Г. Палмера (1885), У. Райта (1896—98), лексикографии. труды Г. В. Фрейтага (1830—37), А. Б. Биберштейн-Казимирского (1846), Э. У. Лейна (1863—98), Р. Дози (1881). Под влиянием младограмматизма создаются работы по отд. разделам А. Морфологич. проблематика начиная с кон. 19 в. рассматривается в основном с т. зр. задач сравнит, семитологии. Выходят работы К. Броккельмана «Основы сравнительной грамматики семитских языков» (т. 1—2, 1908—13) и «Арабская грамматика» (14 изд., 1960). Синтаксис освещается в трудах Г. Рекендорфа (1898 и 1921). Появляются работы по практич. фонетике: монография по фонетике (1925) У. X. Т. Гэрднера, в к-рой наряду с фонетикой лит. языка описаны также и фо-иетич. особенности разг, языка Египта; Ж. Каитино создает фу идам, труд по фонетике (1941) и в 1960 заново его пересматривает в свете идей Н. С. Трубецкого. Отд. исследования по совр. араб, диалектам появляются со 2-й пол. 19 в.; интенсивное развитие араб, диалектология получает в 20 в., причем исследование диалектов проводится в описат. плане. Предметом самостоят. исследований становится араб, языковедч. традиция.
Вопросы истории араб. яз. освещаются в сер. 20 в. в работе И. Фюкка «Ара-бийя». Значит, влияние на изучение лит. араб. яз. и совр. диалектов оказали идеи структурной лингвистики (работы А. Ф. Л. Бистона, Р. Блашера, К. Брав-мана, В. Кантариио, Каитино, Л. Мас-синьона, В. Монтея, М. Пьямеиты, Ж. Стеткевича, Ч. Фергюсона, Г. Флейта, А. Фрайхи, П. Хартмана, Дж. Хейвуда и др.). Созданы работы по лексич. статистике (Я. М. Ландау), социолингвистике и стилистике (В. Дием, X. Вер, Т. Ф. Митчелл, А. Роман, Й. Сордел-Томин), по синтаксису предложения и лингвистике текста (М. А. Аввад, Э. Рияд, Ф. Руидгрен, В. Фишер, М. Чад), лексикологии и лексикографии (X. Айзенштайи, X. Прайслер, А.Чапкевич, О. Джастроу), синтаксич. семантике и коммуникативной структуре предложения (Д. Агиус, М. Ид, П. Ирвинг, И. Кальмор, Г. Н. Саад, Г. Рекс-Смит), фонетике и фонологии (А. А. Ам-брос, Ф. М. Митлеб). Продолжаются описат. исследования араб, диалектов. Вопросы теории араб. яз. освещаются и в трудах представителей общего яз-знания (Ж. Ваидриес, Е. Курилович), а также н работах семитологов (Л. X. Грей, П. Дорм, М. Кози, М. Годфруа-Демои-бин).
АРАБИСТИКА 37
В араб, странах изучение лит. языка в новое время преим. основано на принципах араб, языковедч. традиции. В 16—18 вв. создаются учебные пособия по грамматике и стилистике (нередко иа основе старых трактатов), ведется лексикография. работа. Г. Фархат перерабатывает в нач. 18 в. словарь 14—15 вв. «Камус» Фирузабади, Мухаммед аз-Забиди создает в 18 в. 10-томный толковый словарь «Тадж аль-арус», к-рый становится одним из источников араб, лексикографии в европ. А. Подъем в культурной жизни араб, народов в 19 в., возрождение араб, яз. в лит., науч., обществ, и деловой сферах обусловливают дальнейшее развитие А. в этих странах, в особенности в связи с задачами обучения. Выходят учебные грамматики Насыфа аль-Языджи и Ахмеда Фариса аш-Шидйака, неоднократно переиздается «Толковая грамматика» Фархата, издаются и комментируются ср.-век. грамматич. трактаты. Во 2-й пол. 19 в. зарождается новая араб, лексикография; толковый словарь чМухит аль-мухит» (1867—70) Бутруса аль-Бустани впервые включает и послеклассич. лексику, а также нек-рое количество диал. диван. лексики. Интенсивная лексикология, работа продолжается в 20 в.; наряду со словарями с корневой системой расположения слов появляются словари, составленные по принятому и европ. лексикографии алфавитному принципу.
Во 2-й пол. 20 в. значительно расширяется проблематика араб, яз-знания, вводятся новые методы анализа, складывается ист. подход к языку, объектом науч, исследования становятся и араб, диалекты. В ряде работ анализ араб. яз. осуществляется в свете проблем общего яз-зна-иия (Ибрахим Анис, Мухаммед аль-Мубарак, Субхи ас-Салих, Ибрахим ас-Самарраи, Мурад Камиль, Махди аль-Махзуми); выходят сравнит.-ист. исследования ас-Самарраи, Абд ар-Рахма-иа Айюба, Ахмеда Мухтара Омара, Камаля Мухаммеда Бишра, Хасана Зазы. Особую актуальность приобретают проблемы соотношения лит. языка и диалектов, лингвистич. прогнозирования и языкового строительства, выработки единой терминологии н отношения к заимствованиям, лингвистич. основ преподавания. В ходе решения этих проблем определяется критич. отношение к араб, языковедч. традиции, к-рое находит крайнее выражение в работе Юсуфа ас-Сауды ч Новые грамматические правила в арабском языке». Однако у ряда ученых эта традиция получает дальнейшее развитие, иапр. в чПолной грамматике» (т. 1—4, 1966—71) Аббаса Хасана; языковеды, придерживающиеся традиционных тео-ретич, принципов, критически подходят к отд. положениям европ. А., в частности по вопросам морфологии. Важная роль в разработке актуальных проблем А. принадлежит академия, учреждениям и учебным заведениям Египта, Сирии, Ирака, Ливана, Иордании, Кувейта, Туниса, Марокко, Алжира.
В России А. как самостоят. область знания выделяется в иач. 19 в. Первая чКраткая арабская грамматика и таблицах» А. В. Болдырева вышла в 1827; чОпыт грамматики арабского языка» М. Т. Навроцкого (1867) — первое в России систематич. описание строя лит. араб. яз. В грамматике (1884) М. О. Ат-тая, сыгравшей значит, роль в развитии моек, школы А., а также в «Грамматике арабского языка» (1910) А. Ф. Хащаба
38 АРАБИСТИКА
прослеживается влияние араб, языковедч. традиции, к-рая становится объектом изучения ч Очерка грамматической системы арабов» В. Ф. Гиргаса (1873), впервые в А. сделавшего попытку вскрыть сущность концепций араб, яз-знания, их теоретич. и методологич. основы.
Практич. целям преподавания араб, яз. в Петербурге, Москве, Казани, Киеве, Харькове, Баку служили грамматики и пособия А. Буракова, М. Скибнневско-го, Н. А. Медникова, хрестоматии и словари Болдырева, И. Ф. Готвальда, Гиргаса, В. Р. Розена, Ф. И. Кельзи, А. Е. Крымского; чПолный русско-арабский словарь» (1903) П. К. Жузе предназначался, в частности, и арабам, изучающим рус. яз.
Объектом изучения в рус. А. неизменно выступает классич. язык; постепенно в исследоват. и пед. практику вовлекаются материалы живых араб. диалектов: чТрактат об арабском разговорном языке» (1848) М. А. Тантави, монография Г. А. Валлина чО звуках арабского языка и их обозначении» (1855), в к-рой фонетика впервые получает науч, освещение с опорой не только на книжную традицию, но и на живые араб, диалекты. Араб, диалектами занимались также Крымский и И. Ю. Крачковский; последний впервые ввел курс араб, диалектологии в университетское преподавание (1915—16).
Систематич. изучение араб, диалектов в СССР начинается в 20-е гг. (исследования по фонетике Я. С. Виленчика, составление словаря диалектов Сирии и Палестины); в 30-х гг. были открыты неизвестные ранее диалекты ср.-азиат, арабов, бухарский и кашкадарьинский, позднее подробно описанные и исследованные (Г. В. Церетели, И. Н. Винников, В. Г. Ахвледиани). Начиная с 50-х гг. обстоят, освещение с позиций совр. яз-знания получает строй мн. араб, диалектов (египетского — Г. Ш. Шарбатов, иракского — А. Г. Белова, магрибских, тунисского, мавританского — Ю. Н. За-вадовский, марокканского — С. X. Кя-милев, алжирского — Э. Н. Мишкуров), исследуются вопросы араб. ист. и сравнит. диалектологии.
Науч, изучение лит. араб. яз. в СССР, начало к-рому было положено «Граммати-кой литературного арабского языка» (1928) Н. В. Юшманова, характеризуется использованием совр. методов лингвистич. анализа, широкими теоретич. обобщениями при исследовании конкретных вопросов фонологии, морфологии, синтаксиса, в т. ч. и синтаксиса текста, разработкой и использованием араб, языковедч. традиции, постоянным вниманием к со-циолингвистич. проблематике и вопросам развития араб, яз., разработкой лингвистич. основ преподавания.
В области фонологии дана доказат. интерпретация долгих гласных как однородных двухфонемных артикуляций, геминат (двойных согласных); в свете фонология, концепции Трубецкого установлено, что миним. единицей — носителем просодич. признаков — выступает мора. Выявлены закономерности акцентуации с учетом оси. региональных вариантов лит. языка. Развивается экспериментальная фонетика.
В сов. А. особое внимание уделяется вопросам морфологич. структуры слова. Предпринимается попытка описания и объяснения словообразоват. процессов исключительно на основе аффиксации (В. П. Старинии); при этом отрицается внутр, флексия применительно к араб, яз., поскольку за исходную единицу при
нимается корень, состоящий из одни» согласных. В противоположность этому выдвигается концепция о «слогофоием-ном» членении араб, слова, где чтесиое сочетание согласного звука с последующим гласным» представляется в качестве модели слогофоиемы семит, языков (Б. М. Гранде). Правомерность применения понятия слогофоиемы к семит, языкам подвергается сомнению, поскольку считается, что соотв. членение слова вступает в противоречие с его морфологич. строением (Кямилев, Г; П. Мельников). Предлагается и толкование внутр, флексии, основанное на традиционной араб, грамматич. теории, где элементом просодич. и словообразоват. модели слова служит х а р ф—речевой сегмент, имеющий мориую характеристику и состоящий из согласного и краткого гласного (Г. М. Габучан). Предлагаемая схема описания не подменяет собой членения слова на звуки или морфы. За исходную единицу анализа принимается корневая основа; обосновывается положение об одноморфемном составе корневой основы и о внутр, флексии — изменениях, представляющих собой вариацию гласных, включая их нулевую реализацию, и гемииацию согласных и гласных компонентов корневых харфов. Словообразоват. модель слова отражает и аффиксацию, не затрагивающую корневой основы. Отрицается правомерность рассмотрения корня из одних согласных как носителя лексич. значения, а гласных, входящих в состав слова, — как носителей только грамматич. значения.
Грамматич. категории определенности (детерминации), залога, отрицания рассматриваются в иепосредств. связи с их синтаксич. функционированием. Описание синтаксич. структур лит. араб. яз. дано Д. В. Семеновым (1941). Система артикля в лит. араб. яз. в свете общей теории артикля, механизм порождения оси. синтаксич. конструкций — предикативной, атрибутивной и генитивной, ряд осн. вопросов араб, синтаксиса анализируются в монографии Габучана «Теория артикля и проблемы арабского синтаксиса» (1972). Конструкции с каузативными, модальными и фазовыми глаголами рассматриваются в книге В. С. Храковского «Очерки по общему и арабскому синтаксису» (1973), в к-рой получают освещение теоретич. вопросы о соотношении смысловой, синтаксич., формальной и линейной структур предложения, о динамич. и статич. аспектах описания моделей предложения, трансформационных и деривационных отношениях в синтаксисе. Осн. вопросы синтаксиса текста на материале араб. яз. раннего периода освещены в работе Беловой «Синтаксис письменных текстов арабского языка» (1985). Вопросы теории грамматики, стилистики и истории языка освещаются и в учебной лит-ре.
Важное место в сов. А. занимают исследования по араб, языковедч. традиции: грамматики (В. А. Звегинцев, Ю. В. Рождественский, Ахвледиани), лексикографии (В. М. Белкин), метрики и просодии (А. А. Санчес, Д. В. Фролов).
Формирование и функционирование лексики лит. араб. яз. исследуется в монографии Белкина «Арабская лексикология» (1975). Отд. вопросы терминологии, фразеологии, лексич. семантики рассматриваются в работах Ю. П. Губанова, И. С. Данилова, Н. В. Киладзе, В. М. Мамедалиева, М. Е. Недоспасовой, В. Д. Ушакова, Шарбатова. Создано ми. лексикология. и лексикография. работ (X. К. Баранов, Белкин, В. М. Борисов, Шарбатов), включая и арабско-нац. ело-
вари, изданные в Грузии, Азербайджане, Армении, Казахстане.
Достижения сов. А. в применении срав-иит.-ист. метода обобщены в труде Граиде «Курс арабской грамматики в сравнительно-историческом освещении» (1963), к-рый одновременно является и наиболее подробной нормативной грамматикой лит. араб. яз.
Сов. А. преим. нацелена на изучение совр. состояния араб. яз. Рассматриваются вопросы языковой ситуации и языковой политики в араб, странах (Белкии, Белова, Габучан, Кямилев, В. Э. Ша-галь. Шарбатов и др.), ведется работа по исследованию лингводидактич. проблем (В. Н. Красновский, В. В. Лебедев, А. Дж. Мамедов, Мишкуров, В. С. Сегаль). Решение ряда вопросов А. осуществляется также в рамках сравнит.-ист. изучения семитских и афразийских языков (Г. М. Бауэр, И. М. Дьяконов, А. С. Ле-киашвили, А. Ю. Милитарев, Старинин, К. Г. Церетели).
Актуальными теоретич. вопросами сов. А. являются структура араб, слова в свете разграничения задач синхронич. и диа-хроиич. исследования языка, соотношение словообразоват. и словоизменит. процессов, выделение пограничных сигналов араб, предложения, исследование сверхфразовых единиц, проблемы номинации и лексич. сочетаемости, лингвистич. стилистики, исследование истории араб, яз., изучение араб, языковедч. традиции как самостоят. направления в истории яз-знания.
• Шарбатов Г. ША Арабистика в СССР. М;. 1959; е г о же, Совр. араб, язык, М., 1961; Б е л о в а А. Г.. Проблемы араб, яз-знания (1960—1973), в сб.: Семит, языки, в. 3. М., 1976; Fiick J., Die arabischen Studien in Europa, Lpz.. 1955; Аббас Хасан. Полная грамматика араб, языка, Каир. 1960—63 (на араб, яз.); Ибрахим ас • С а м а р р а ' и, Ист. языковой процесс, Каир, 1962 (на араб, яз.); Махди аль -Махзуми. О новом синтаксисе, Бейрут, 1962 (на араб. яз.).
Г. М. Габучан, В. В, Лебедев. АРАБСКАЯ ЯЗЫКОВЕДЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ — традиция исследования языка, сложившаяся и существовавшая в культурном ареале Араб, халифата в 7—14 вв.
А. я. т. зарождается на Бл. Востоке в период становления науки об араб, словесности; в ее создании и развитии принимают участие представители разных народов; она складывается на основе науч, трактатов, поев, классич. арабскому языку и написанных исключительно на этом языке. Возникшая в результате эмпирич. изучения классич. араб, речи (поэтич. и прозаич.), А. я. т. характеризуется практнч. направленностью. Ее становление относится ко времени объединения араб, племен в единое гос-во, когда возникает необходимость социального функционирования языка, общего для всех племен Аравийского п-ова, — койне, задачи установления норм к-рого обусловливаются в дальнейшем сферой его функционирования во всех отраслях обществ, жизни Араб, халифата, когда обучение языку Корана и сохранение его чистоты приобретают особое значение.
А. я. т. получает начало в единой науке об араб, словесности и выделяется как самостоят. учение о грамматике и лексике классич. араб. яз. и об араб, риторике в результате дифференциации филологич. исследований. Традиционная теория араб. яз. разрабатывается и развивается в басрийской (г. Басра), куфийской (г. Куф), багдадской (г. Багдад), андалусской (Испания) и егип.-сирийской филологич. школах.
В 7 в. описанием отд. грамматич. явлений араб. яз. занимается басриец Абуль-Асу ад ад-Дуали, к-рому принадлежит введение в арабское письмо дополнит. графич. знаков для обозначения гласных фоием, служащих для выражения словоизменения. К этому времени относится также деятельность Насра иби Асыма и Яхьи иби Ямары, к-рые создали системы диакритич. знаков для различения ряда сходных по начертанию араб, графем.
В 1-й пол. 8 в. басрийские филологи Ибн Аби Исхак аль-Хадрами, Иса ибн Умар ас-Сакафи и Абу Амр нбн аль-Алла разрабатывают основы описат. анализа норм классич. араб, яз.; 2-я пол. 8 в. характеризуется становлением теории араб, яз. как самостоят. раздела филологич. науки. Важную роль в формировании проблематики и методики традиц. араб, яз-знания сыграл басриец аль-Халиль ибн Ахмед, основоположник теории аруда — учения о системе метрич. стихосложения, в свете к-рого моделируются не только просодич. явления собственно поэтич. речи, ио и факты, относящиеся к ритмич. и морфологич. построению араб, слова, где мииим. единицей анализа служит х а р ф — речевой сегмент, состоящий из согласного и краткого гласного компонентов. Аль-Халилю принадлежит словарь «Книга айна», начинающийся с графемы «айи», поскольку слова в нем расположены по артикуляционным характеристикам содержащихся в них корневых согласных в последовательности: гортанные, язычные, зубные и губные; подобный принцип классификации звуков дал основание предположить возможность влияния индийской языковедческой традиции. Аль-Халиль различал 3 аспекта анализа и описания фонетич. явления; исходные характеристики, позиционные варианты и изменения звуков, происходящие и процессе образования грамматич. конструкций; ученый усовершенствовал знаковую систему обозначения кратких гласных фонем, введя в араб, письмо т. наз. огласовки, сохранившие употребление и поныне при записи Корана, поэтических и учебных текстов.
К этому же времени относится возникновение куфийской школы, основоположником к-рой считается Абу Джафар Мухаммед ар-Руаси, создавший, по свидетельству араб, филологов и библиографов, первую куфийскую грамматику араб, яз.; ему же приписывают трактат «Книга о единственном и множественном числе».
Басрийский грамматист 2-й пол. 8 в. Сибавейхи создал трактат «Книга» — первую дошедшую до нас грамматику классич. араб, яз., к-рая дает система-тич. изложение норм языка и, судя по имеющимся в ней миогочисл. ссылкам,отражает концепцию и результаты иссле-доват. работы предыдущих поколений филологов, в первую очередь аль-Халиля ибн Ахмеда. В А. я. т. вырисовываются осн. аспекты грамматич. анализа языка: ан-нахв — учение о словоизменении имени и ’ глагола, а?-<;арф — учение о словообразовании и фонетич. изменениях, происходящих в процессе образования грамматич. конструкций, или махаридж аль-хуруф — учение об артикуляции звуков и их позиционных вариантах. При анализе и описании словообразоват. процессов широко применяется метод моделирования, разработанный в теории аруда; отсюда построение системы словоооразо-ват. моделей, известных в арабистич. лит-ре под назв. породы. Словоизменит. явления изучаются с т. зр. как формы.
так и значения; установление нормативности словоформ сопровождается выявлением их собственно языковой (функциональной) семантики.
К кон. 8 в. относится деятельность филолога аль-Кисаи, к-рый в значит, степени определил исследоват. принципы куфийской школы. Из его работ до нас дошел «Трактат о грамматических ошибках в речи простого народа», содержащий важные диалектологии, сведения.
В кон. 8—9 вв. басрийские филологи аль-Ахфаш аль-Асуат, Абу Усман аль-Мазиии, аль-Мубаррад, куфийские филологи Абу Закария Яхья ибн Зияд альФарра, Иби ас-Сиккит, ас-Салаб и др. занимались комментированием «Книги» Сибавейхи. Зарождается араб, лексикография; появляются «Классифицированная устарелая лексика» Абу Убейда, словари диал. лексики, в т. ч. и др.-арабской. Оживленно обсуждаются вопросы грамматики, о чем свидетельствуют споры, возникавшие между представителями басрийской и куфийской школ, отразившиеся, в частности, в работе багдадского филолога Ибн аль-Анбари «Беспристрастное освещение вопросов разногласия между басрийцами и куфийцами», где автор рассматривает 121 проблему. Споры эти, однако, не затрагивают концептуальных основ А. я. т.; общими остаются оси. принципы анализа языка; объектом исследования является араб, поэтич. и прозаич. речь в устной и письменной формах, а предметом — нормативность языковых выражений (аль-фа-?аха). Различаются неизменяемые и изменяемые формы, соответственно описываемые в терминах аль-бииа’ (осиовообра-зование) и аль-’и’раб (словоизменение). Изменяемые слова подвергаются формальному и функциональному анализу, в процессе к-рого выявляются факторы, обусловливающие функционирование словоформ. Нормативность языковых форм и их употребления определяется на основе ас-сама’ (отмеченности в араб, речи) и ал-кийас (закона аналогии). Часть споров между басрийцами и куфийцами относится к оценке степени правомерности применения метода аналогии для выведения грамматич. правила.
К нач. 10 в. окончательно устанавливаются понятийный аппарат и терминология грамматич. анализа, оси. положения грамматич. теории приводятся в систему. Этап формирования араб, грамматич. учений как самостоят. раздела А. я. т. завершается. Это способствует выделению лексикология, исследований в особую науч, дисциплину ({илм ал-луга).
В 1-й пол. 10 в. в багдадской школе развивается третье направление А. я. т., связанное с развитием грамматич. учений в трудах Иби Джинин, к-рый в кн. «Особенности арабского языка» освещает наряду с грамматическими собственно лексикологич. вопросы связи слова и значения, словообразоват. структуры слова, значения слова и его употребления. Иби Джинни экспериментально определил, в каком количеств, отношении реализован в лексике араб. яз. весь состав теоретически возможных сочетаний хар-фов. Значит, круг языковедч. вопросов освещен в работах Ибн Фарнса («Книга о лексических нормах», «Предания арабов о своей речи», «Краткий очерк о лексике»), среди них вопросы об объеме словарного состава араб, яз., о классификации лексики по употреблению, об
АРАБСКАЯ 39
исконной и заимствованной лексике, о связи обозначающего и обозначаемого, о прямом и переносном употреблении слова, об однозначности, многозначности, омонимии и синонимии,
В И в. вычленяются дисциплины, изучающие нормы выразительной речи. Различаются 2 аспекта речеобразоват, процесса: соблюдение правильности языковых выражений (аль-фасаха) и достижение совершенства речевых образований (аль-балага). Первое изучается науками о грамматике и лексике, второе — науками о смысле (‘илм аль-ма'аий), о тропе (‘илм аль-байан) и о красноречии (‘илм аль-бадй‘). Предметом науки о смысле (ее основоположник — аль-Джурджани) становятся высказываемое и средства адекватного (с т. зр. речевой ситуации и речевого намерения) выражения смыслового содержания.
В 11—13 вв. продолжается работа по усовершенствованию описания грамматики и лексики. Трактат аз-Замахшари «аль-Муфассаль» содержит подробное изложение араб, грамматики, работа Мау-хиба аль-Джавалики «Разъяснение иностранных слов» посвящена выделению заимствований в араб, яз., работа ас-Са-лаба «Учение о лексике и познание сокровенного в арабском» представляет собой словарь с классификацией лексики на понятийной основе.
К этому времени относится и деятельность андалусской школы, среди представителей к-рой Мухаммед иби Малик, автор стихотв. грамматич. трактата «Ты-сячница», и Ибн Сида, составитель те-матич. словаря «аль-Муха??ас», в предисловии к к-рому он подробно освещает лексикологии, и семасиологии, вопросы.
После завоевания Багдада монголами и ослабления влияния арабов и Испании центр араб, науки перемешается в Египет и Сирию. Значит, языковедч. работы создают филологи 13 в. Иби Яиш и Ибн аль-Хаджиб, филологи 14 в. Ибн Хишам и Иби Акиль и филолог 15 в. ас-Суюти, автор работы «Лира словесных наук и их разновидностей», где собраны и изложены взгляды представителей А. я. т. по разл. проблемам араб, грамматики и лексикологии.
Представители А. я. т. в Египте и Сирии направляют свои усилия гл. обр. на комментирование ранних филология, трактатов и более доступное изложение языковых норм в соответствии с возрастающими масштабами обучения араб, лит. языку. Это направление особенно развивается в 19—20 вв., в период значит. подъема в культурной жизни араб, народов.
А. я. т. — законченное учение, вобравшее науч, идеи своей эпохи, в формировании к-рых известную роль играло наследие др.-греч. и др.-инд. традиций. А. я. т., в свою очередь, оказала влияние иа ср.-век. тюрколога, лексикографа Махмуда Кашгари; ее методы применялись еще в 11 в. при составлении грамматики др.-евр. языка, определяли филология. направления европ. арабистики, а ряд идей морфологич. исследования (понятия корня, виутр. флексии и аффиксации) были заимствованы при иек-ром преломлении европ. яз-знанием 18—19 вв. Моделирование просодич. и словообразоват. построения слова, анализ его лексич. значения, различение формы и значения и разграничение плана содержания иа смысловое и собственно языковое (функциональное) значения, изучение выска-
40 АРАБСКАЯ
АРАБСКИЙ АЛФАВИТ
Графические формы буквы				Знак транскрипции	Название буквы		N.-N: П/П
Конечная	Срединная	Начальная	Обособленная		русское	арабское	
1	1	1	1		алиф	Ли	1
				[б]	ба	2и	2
о»	л	3	О	W	та	2 IS	3.
о.	л	$	О	И	са	2 is	4
г	X	о»	Е	СджД	ДЖИМ	г* а*	5
Е	Ж		Г	[?]	ха	2ii	6
е	Я		Ё	[X]	ха		7
«X	«Л	>		[Д]	даль	0 JU	8
3.	Оч		3	Ы	заль	JIJ	3
7*			)	[р]	ра	*'5	10
	jr	У	У	и	зайн	О *7 о-г;	II
0х*	ли.			[С]	СИН	0	12
л	А.			[ш]	шин	0	13
иЯ	она			и	сад		14
ьЛ	.<а			вд	Дад		15
к	к	к	к	[I]	та	2i£	16
к	к	ь	ь		за	2ib	17
г	ж		е	п	айн	0	18
г	*		£ '	и	гайн		19
кА	л	•	43	[ф]	фа	2ii	20
<3	А	3	<3	[«]	Каф	<_5lS	21
л	£	$	г)	[к]	каф		22
	л	J	J	[X]	лам		23
е		-с	е	М	мим	0 л r*-	24
о-	д	J	о	[И]	нун	0 ?	25
4.		л	0	W	ха	2ii	26
3	э-		3	[у]	вав	e. _ 3'3	27
ur	л	г	d>	[й] L-	йа		28
зываемого и адекватного ему построения речевых образований, понимание взаимо обусловленности высказывания и ситуативного контекста, анализ предложения в синтезе его формального и актуального членения относятся к исследоват. идеям А. я. т., определившим ее место в истории лингвистич. учений.
• Гиргас В. Ф., Очерк грамматич. системы арабов, СПБ, 1873; 3 в е г и н-цев В. А., История араб, яз-знания, М., 1958; Габучан Г. М., К вопросу об араб, грамматич. учениях, в сб.: Семит, языки, М., 1963; Амирова Т. А., О льхови-ков Б. А., Рождественский Ю. В.ц Очерки по истории лингвистики, М., 1975 (лит.); Белкин В. М., Араб, лексикология, М., 1975 (лит.); Flugel G., Die grammatische Schulen der Araber, Lpz., 1862; Weil G., Die grammatischen Schulen von Kufa und Basra, Leiden, 1913; Абдель Хамид Хусейн, Грамматика, ее предмет и метод, Каир, 1953 (на араб, яз.); Reuschel W., Al-Halil Ibn-Ahmad, der Lehrer Sibawaih als Grammatiker, B., 1959; Абд ар-Рахман ас-Сайид, Басрийская грамматич. школа, ее возникновение и развитие. Каир, 1968 (на араб, яз.; лит.); Carter М. G., Les engines de la grammaire arabe,«Revue des etudes islamiques», 1972, № 40; Шавки Д айф, Грамматич. школы. Каир, 1972 (на араб, яз.; лит.); Саид аль-Афган и. Из истории грамматики, Бейрут, 1978 (на араб. яз.). Г. М. Габучан. АРАБСКИЙ ЯЗЬ'1К — один из семитских языков. Распространен в Ираке, Сирии, Ливане, Израиле, Иордании, Кувейте, Сауд. Аравии, Объединенных Араб. Эмиратах, Йеменской Араб. Республике, Нар. Демократии. Республике Йемен, Египте, Судане, Ливии, Тунисе, Алжире, Мальте, Марокко, Мавритании, Зап. Сахаре, Сомали, Джибути, Республике Чад. Диалекты А. я. встречаются островками на терр. Афганистана, Ирана, Турции, Кипра и в Узб. ССР. Число говорящих св. 165 мли. чел. Офиц. язык всех араб, стран, Сомалийской Демократии. Республики и Республики Джибути. Один из 6 офиц. и рабочих языков ООН.
С древиих времен А. я. отличался диал. разветвленностью; племенные диалекты известны с 6—7 вв., причем в них на основе фоиетич. особенностей выделяются зап. и вост, группы. Позже на смену племенному членению приходит социальнотерриториальное: диалектам кочевников противопоставляются диалекты оседлого населения (городские и сельские). Совр. диалекты делятся иа 5 групп: восточную (месопотамскую), аравийскую, центр.-арабскую, егип.-суданскую, сев,-африканскую (магрибскую). Фонетич. и морфологич. строй совр. араб, диалектов типологически соответствует новейшей стадии развития семит, языков.
Классич. форма лит. А. я. начала складываться в 5—6 вв. в доислам. поэзии и в 7 в. в языке Корана. Лит. А. я. сохраняется в оси. чертах в совр. лит-ре и в письм. сфере коммуникации в целом. Одна из характерных черт его фонетики — наличие межзубных фрикативов и звонкой аффрикаты g. В морфологии представлена трехпадежная система, утраченная диалектами А. я. и др. семит, языками.
К древнейшим письм. памятникам А. я. относятся самудские, лихьянские и саф-ские надписи, выполненные сабейским шрифтом (5 в. до и. э. — 4 в. н. э.), немарская, выполненная набатейским шрифтом (4 в.), зебедская и харранская надписи, выполненные арамейским шрифтом, близким раннекуфич. арабскому (6 в.). Первый письм. памятник классич. А. я. в араб, графике — Кораи (сер. 7 в.; см. Арабское письмо).
* Юшманов Н. В., Грамматика лит. араб, языка, 3 изд., М., 1985; Шарбатов Г. Ш., Совр. араб, язык, М., 1961; Гранде Б. М., Курс араб, грамматики в сравнит.-ист. освещении, М., 1963; Белкин В. М.. Араб, лексикология, М., 1975; В 1 а с h ё г е R., Gau def roy-De-mombynes M.. Grammaire de ГагаЬе classique, v. 1—2, P., 1960; Brockel-mann K., Arabische Grammatik, Lpz., 1960; Cantineau J., Cours de phonetique arabe, P., 1960; Cohen D., Koine, langucs communes et dialectes arabes, в кн.: Arabica, t. 9, Leiden, 1962; В a k a 1 1 a M. H., Bibliography of Arabic linguistics, L., 1975; Grundriss der arabischen Philologie, Bd 1— Sprachwissenschaft, Wiesbaden, 1982.
Рус.-араб. словарь, под ред. В. М. Белкина, М., 1967; Баранов X. К., Араб.-рус. словарь, М., 1976; But г us al-Bus-t a n 1, Muhit al-muhit fi al-lugat wa’istila-hat al-‘uliim, 1—2, Beyrut, 1867 — 70; Luis M a a 1 u f, Al-Munjid, Beirut, 1965.
А. Г. Белова.
АРАБСКОЕ ПИСЬМО — консонантное буквенное письмо, используемое арабоязычными	народами
(см. Арабский язык), а также, с соответствующими модификациями, нек-рыми народами Ирана, Афганистана, Пакистана, Индии (урду, брахуи, кашмирцы), в Синьцзян-Уйгурском р-не КНР, в Камбодже (чамы), в зап. р-нах Вьетнама (мусульмане). Ранее использовалось в Малайзии и Индонезии, Африке (.суахили, хауса), Турции. А. п. сложилось на основе набатейского письма (4 в. до и. э.— 1 в. и. э.), восходящего к др,-
Образец арабского орнаментального письма.
арамейскому. Набатейская письменность использовалась арабоязычиыми жителями Синайского п-ова и Сев. Аравии в 3—4 вв., о чем свидетельствует надпись из Немары (328) и надписи 4—6 вв., найденные в др.-христ. храмах Синайского п-ова и Сев. Аравии.
Согласио арабской языковедческой традиции, собственно А. п. складывается в нач. 6 в. в г. Хира, столице араб. Лахмидского княжества, и получает дальнейшее развитие в сер. 7 в., при первой записи Корана (651). А. п. сложилось как фонематическое и включало лишь обозначения согласных фонем — 28 букв; направление письма справа налево. Во 2-й пол. 7 в. были введены дополнит. строчные, надстрочные и подстрочные значки для дифференциации сходных по написанию букв, для обозначения долгих и кратких гласных, удвоения согласных и отсутствия гласных. В оси. чертах А. п. сохранилось до наст, времени. Три из 28 букв, обозначающих согласные, используются для обозначения долгих гласных (алиф, вав, на). Б. ч. букв имеет в зависимости от пози
Некоторые почерковые разновидности арабского письма (сверху вниз — «дивани», «магреб», «талик» и «насталик»).
ции в слове четыре начертания (изолированное, начальное, серединное, конечное). Нек-рые пары букв образуют на письме лигатуры. А. п. имеет ряд раз-
АРАБСКОЕ 41
новидностей (<пбшнбов>): куфический шрифт (орнаментально-декоративный), сульс, рук, насталик, насх, дивани, маг-риби и др. Из них для типограф, набора используется насх.
А. п. в ср. века широко распространилось среди неарабоязычных народов в результате араб, завоеваний и проникновения ислама. Более 20 народов СССР до начала, а нек-рые — до сер. 20-х гг. использовали А. п., хотя оно и не было удобно для этих языков. К кон. 20-х гг. в СССР А. п. было заменено латиницей, а позднее — алфавитами на основе рус. графики. В нач. 20 в. с А. п. на латиницу были переведены письменности в Индонезии, с 1928 — в Турции, затем в Малайзии, а также языки суахили н хауса в Африке.
ф Истрин В. А., Возникновение и развитие письма, [2 изд.], М., 1965; Крачковская В. А., Новое исследование по истории араб, письменности, «Уч. зап. ЛГУ*, 1974, № 374. Востоковедение, в. 17, 1; III и ф-ман И. Ш., Набатейское гос-во и его культура, №.. 1976; Г е л ь б И., Зап. семит, силлабарии. в кн.: Тайны древних письмен, №.. 1976; Фридрих И.. История письма, пер. с нем.. №., 1979; N amy Kh. Y., The origins or Arabic writing and its historical evolution before Islam, «Bulletin of the Faculty of Arts of the Egyptian University*. 1935, 3. Arabic Section, p. 1 — 112; D i r i n g e r D., The alphabet, N. Y., 1953; Grohmann A.. Arabische Palaographie, T1 1 — 2, Das Schriftwesen. Die Lapidarscnrift mit 270 Ahbildungen im Text. 66 Tafeln, W., 1971; Diem W., Untersuchungen zur friihen Geschichte der arabischen Orthographic, 1—2, xOrientalia», 1979, v. 48 — 49; Sordel-Thomine J., Aspects de Tecriture arabe et de son developpment, «Revue des etudes islamiques*. 1980. t. 48, rase. 1. А. Г. Белова. АРАВДКСКИЕ ЯЗЫКЙ — одна из наиболее крупных семей индейских языков Юж. Америки. По классификациям Дж. X. Гринберга и Н. А. Мак-Куауиа, входит в экваториальную группу андо-экваториальной филии. Распространены от Юж. Флориды и о-вов Карибского басе, до Парагвая и от Тихоокеанского побережья Перу до дельты р. Амазонка. Во мн. р-нах этого ареала А. я. полностью или почти полностью исчезли, в наибольшей степени сохранились в басе. р. Ориноко и притоков Амазонки Мадейра и Пурус, а также на высокогорном боливийском плато. Число говорящих ок. 400 тыс. чел.
Единой классификации А. я. нет. А. Мейсон, П. Риве, Ч. Лоукотка классифицировали нх гл. обр. по география, признаку (сев., центр., юж. группы). Дж. К. Ноубл, развивая классификацию Гринберга, выделяет группы: амуэша, апо-лнета, чамикуро, тайно (каждая представлена одним языком); уруано (3 языка), арауано, или арауа (5 языков); мари-пурано (включает 8 подгрупп, насчитывающих 77 языков).
Фонология, система характеризуется развитым вокализмом и бедным консонантизмом (т. наз. атлантич. тип). Так, в собственно аравак. яз. 7 гласных и 14 согласных фонем (2 носовые и 12 рто-вых), в гуахнро 6 гласных и 14 согласных (2 носовые и 12 ртовых). Для большинства А. я. характерно противопоставление гласных по длительности. Морфологически А. я. агглютинативные с чертами полисинтетизма, нек-рые группы принадлежат к суффиксальному типу, другие — к префиксальному, в ряде языков суффиксы используются как способ словоизменения, префиксы — как способ словообразования. Во мн. языках, как, напр.,
42 АРАВАКСКИЕ
в гуахиро, префиксы используются гл. обр; для именного словоизменения (ср.: epia ‘чей-то дом’, tepia ‘мой дом’, pipia ‘твой дом’, nipia ‘его дом’, shipia 'ее дом’, wepia ‘наш дом’, jipia ‘ваш дом’, nepia ‘их дом'), а суффиксы — для глагольного (ара ‘дать’ — неопредел, внд, apaja ‘давать’ — длит, вид, apajaua ‘дать’ — интенсивный вид). При выражении синтаксич. отношений используются как предлоги, так и послелоги. Порядок слов, как правило, фиксированный (глагол — субъект — объект), приименные и приглагольные атрибуты обычно находятся в препозиции. Лексич. расхождения по группам и отд. языкам значительны.
А. и. собств. письменности не имеют. Для записи текстов используется исп. алфавит с введением диакритики и букв, комбинаций для обозначения сегментных и супрасегментных единиц, не имеющих эквивалентов в исп. яз.
• Noble G. К., Pr.oto-Arawakan and its descendants, Bloomington. 1965; Matteson E., The Piro (Arawakan) language, Berk.— Los Ang.. 1965; Aryon Dall'Igna R., Grupos lingjiisticos de Amazonia. Aetas do Simposio sobre a Biota Amazonia, v. 2, Antropologia. Sao Paolo. 1967, p. 29 — 39; J us ayu M. A., Morfologia Guajira, Caracas, 1975; Goulet J. G., J u-s а у u M. A., El idioma Guajiro. Sus fonemas. su ortografia у su morfologia, Caracas, 1978; О 1 z a J.. Investigaciones de sintaxis Guajra, Caracas. 1979.	JO. В. Ванников.
АРАМЁИСКИЕ ЯЗЫКИ —группа семитских языков. И. М. Дьяконов определяет А. я. как подгруппу в сев.-центр, группе семитских языков среднего состояния.
Древнейший период представлен староарамейскими надписями из Дамаска, Хамы, Арпада, Шамаля, Ассирии (9— 7 вв. до н. э.), классическим, или «имперским», арамейским яз. ахеменидских канцелярий (6—4 вв. до н. э.), разновидностью к-рого является библейско-арамейский (отд. слова, предложении и главы в Ветхом завете, 5—2 вв. до н. э.). А. я. более позднего времени разделяются на западную (близкие к староарамейскому) и восточную диал. группы. Зап. группа включает: набатейский (1 в. до н. э. — 2 в. н. э.); пальмирский (1 в. до н. э. — 3 в. н. э.; оба языка иногда причисляются к староарамейским); иудейско-палестин. яз. (последние века до н. э. — первые века н. э.) с двумя разновидностями — языком куиранского «Апокрифа книги Бытия» (1 в. до н. э.), таргумов Онке-лос (арамейский пер. Пятикнижия, наз. также «Вавилонским таргумом») и Ио-натана (арамейский пер. книг Пророков) и галилейским диалектом, представленным в основном нек-рыми мидрашами (толкованиями отд. книг Ветхого завета) и арамейскими частями Иерусалимского талмуда; самаритянский яз. («Самаритянский таргум», 4 в., и др. более поздние источники); христианско-палестин. диалект мелькитов, использовавший сирийское письмо (отрывки из Ветхого завета, литургич. тексты, 5—7 вв.); совр. диалекты поселений Баха, Джуббадин, Малула близ г. Дамаск. Вост, группа включает: сирийский яз., распространившийся из р-на Эдессы до Ирана и разделившийся в 5 в. на зап.-сирийский (яко-витский) и вост.-сирийский (несторианский) диалекты (надписи 1 в., богатая христ. теологнч. лит-ра 3—14 вв.) (древнейший шрифт — «эстрангела», из к-рого развились яковитский — «серто» — и несторианский шрифты; см. Западносемитское письмо); начиная с 8 в. сирийский яз. постепенно вытеснялся арабским языком; вавилонско-арамейский
яз. (Вавилонский талмуд, ок. 4—6 вв., и нек-рые магич. тексты, с 5—6 вв.); мандейский — диалект гностич. секты мандеев (с Зв.) — использует специфич. вариант др.-арамейского письма, причем нек-рые буквы регулярно обозначают гласные (совр. мандейский говор сохранился у немногих представителей секты, живущих в Иране и Ираке,— гл. обр. для культовых нужд, наряду с араб, яз.); совр. т. наз. ассирийский язык (во-восирийский).
Из общесемит. состава согласных в А. я. выпали s (> у) и s_(> h). Процесс фонетич. изменения неэмфатич. взрывных b, р, d, t, g, к завершается уже в начале ср. веков регулярным переходом в спиранты в поствокальной позиции; в новоарамейских наречиях спирантизов. варианты этих согласных выступают как самостоят. фонемы. В древнейшем периоде, вероятно, сохранялись интердентальные г, d, t, но к сер. 1-го тыс. н. э. t > t, d>d, t > t; d>( или q; s>s; h>h; g><. В зап. А. я. часты редукции h>h, приводящие к ’>о; h>’>o. В новоарамейских диалектах появились новые согласные: альвеолярные аффрикаты g и с (<t), альвеолярный спирант z. О гласных древнего и среднего периодов можно судить в основном только по библейско-арамейской и сирийской письменностям, имеющим огласовку с 6 в. Вост,-сирийскне диалекты сохраняют более древний вокализм, в то время как в зап,-снрийских а>б, о>й, о>и, e>i (в нек-рых типах слов). Ударение в А. я. падает в основном на последний слог; вследствие выпадения безударного гласного в ауслауте и перехода ударения на конец слова последний слог оказывается закрытым и долгим; краткие гласные в открытом предударном слоге редуцируются в шва (см. Ларингальная теория) или выпадают; в закрытом безударном слоге краткие a, i>e, краткое ударное и>о; в последнем открытом слоге i>e. К кон. 7 в. конечные открытые слоги начинают терять ударение.
Имя в А. я. имеет 2 грамматич. рода (муж. и жен.), 2 числа (единств, и множеств.; следы двойств, числа сохранились только в числительных и в названиях парных частей тела) и 3 статуса: status аЬ-solutus (общесемит. status rectus), status constructus, status emphaticus. В новоарамейских диалектах статусы практически перестали существовать. Показатель определ. состояния, суффиксальный артикль -а постепенно теряет дефинитивную функцию, становясь нормальным окончанием имени, вследствие чего в нек-рых новоарамейских диалектах возникает (из указат. местоимений) префиксальный артикль. Именное склонение полностью исчезло. Самостоят. личные местоимения несут функцию субъекта, иногда они энклитически присоединяются к предикату; местоименные суффиксы выражают притяжение, присоединяясь к именам, и объект — присоединяясь к глаголам и предлогам.
Из общесемит. глагольных пород в А. я. представлены основная, или простая, интенсивно-каузативная и каузативная; от каждой из трех пород образуются соотв. рефлексивные породы с помощью префикса t-; функции пассива, образуемого с помощью внутр, флексии, со временем берут на себя рефлексивные формы. В А. я. древнего периода преобладает классич. двухвидовая система спряже
ния глагола: суффиксальная спрягаемая форма (перфект, сов. вид) и префиксальная спрягаемая форма (имперфект, весов, вид), к-рые в новоарамейских диалектах постепенно вытесняются спряжением по временам, основанном на отглагольных именах (причастиях и инфинитивах) со спрягаемыми формами вспомогат. глагола-«быть». Кроме индикатива и императива А. я. различают пассив, сохранился реликтовый показатель энер-гетива, в совр. говорах образуются формы конъюнктива и условного наклонения. Порядок слов в предложении относительно свободный.
В лексике — заимствования из аккад., др.-евр. (в особенности в библейско-арамейском), перс., греч. (особенно в сирийском) и лат. языков, позже — из араб., тур., курд, языков, а также из европейских.
Можно считать, что изучение А. я. началось уже с комментариев к Ветхому завету, особенно ценной была деятельность масоретов, разработавших систему огласовки. Из ср. веков известно много грамматич. трудов вост, и зап. ученых (в т. ч. и живших в Испании), напр. грамматич. трактат Григория Иоанна бар Эб-рея (Абу-ль-Фараджа, 13 в.), поев, сирийскому яз., с диалектология, замечаниями, анонимный еврейско-арамейско-араб. словарь «Ха-Мелиц» (10—12 вв.), труд Табии бен Дарта о диакритич. знаках самаритян, письменности и др. Изучение А. я. европ. учеными начинается уже в новое время, в основном через др.-евр. яз. (иапр., в 17 в. И. Буксторф Старший и его сын И. Буксторф Младший составили большой словарь др.-евр. и библейско-арамейского языков). С кон. 18 — нач. 19 вв. начинается интенсивное развитие семитологии, в т. ч. и изучение А. я.
В СССР изучением А. я. занимается ряд ученых; опубл, отд. исследования, издания надписей (М. Н. Боголюбов, А. Я. Борисов, Дьяконов, П. К. Коковцов, А. Г. Периханян, К. Б. Старкова, Г. А. Тирацян, К. Г. Церетели), папирусов (Боголюбов, И. М. Волков), работы по отд. А. я.: самаритянскому (Л. X. Виль-скер), сирийскому (Г. М. Глускина, Церетели), зап.-арамейскому (Г. М. Демидова), новоарамейским диалектам (Церетели, Н. В. Юшманов); И. Н. Винниковым составлен словарь арамейских надписей («Палестинский сборник*, в. 3, 4, 7, 9, 11, 13, 1958—65).
* Церетели К. Г., Совр. ассирийский язык, М., 1964; его же. Сирийский язык, М.. 1979; Вильскер Л. X., Самаритян, язык, М.. 1974; Noldeke Th., Mandaische Grammatik, Halle. 1875; Schulthess F., Grammatik des christlich-palastinischen Ara-maisch, Tubingen, 1924; Stevenson W. B., A grammar of Palestinian Jewish Aramaic, Oxf., 1924; Cantineau J., Le nabateen, v. 1 — 2, P.. 1930—32; его же, Grammaire du palmyrenien epigraphique, Le Caire, 1935; Garb ini G., L'aramaico antico, ANLM, ser. 8, 1956, v. 7, fasc. 5; Brocket-mann C., Syrische Grammatik, 9 Aufl., Lpz.. 1962; Rosenthal F r., A Grammar or Biblical Aramaic, 3 ed., Wiesbaden. 1968; Segert St., Altaramaische Grammatik. 2 Aufl., Lpz., 1983.	А. А. Папазян.
АРАМЕЙСКОЕ ПИСЬМО—см. Западносемитское письмо.
АРАУКДНСКИЕ ЯЗЫКЙ (мапуче) — семья индейских языков. По классификации Дж. X. Гринберга и Н. А. Мак-Куауна, входит в андскую группу андоэкваториальной филин. До исп. колонизации А. я. были распространены на терр. центр. Чили, в р-не аргентин. пампы и в Патагонии. В 20 в. распространены гл. обр. в пров. Каутин (Чили). Число говорящих ок. 800 тыс. чел.
Отд. языки, входящие в семью А. я., — собственно арауканский, или мапуче, пн-кунче, пеуэнче, виличе, ранкельче и др. — мало отличаются друг от друга, что позволяет рассматривать их как диалекты одного языка, называемого араукан-ским или мапуче.
В фонология, системе черты атлантич. типа (имеется 6 гласных и 21 согласная фонема). Морфологич. строй агглютинативный суффиксального типа. Словоизменение осуществляется гл. обр. прибавлением суффиксов к неизменяемому корню, напр. acu-n ‘приезжать’, acu-la-n ‘не приезжать’ (негативная форма); 1’ап ‘умирать’, 1’an’emn ‘убивать’, 1’an’emn'en ‘быть убитым’ (залоговые отношения). Для выражения грамматич. значений широко используются также послелоги, напр. malal 'загородка’, malal men ‘в загородке', где men — послелог с локативным значением; схаи ‘отец’, гиса ‘дом’, схаи ni гиса ‘дом отца’, где ni — послелог с посессивным значением. Имеется дв. ч., по-видимому, субстратного происхождения. Одна и та же серия местоименных корней оформляет спряжение глагола и выступает в качестве показателя посессива при именах.
• Rosas J. М. de, Gramatica у diccio-nario de la lengua Pampa (Pampa-pranquel-araucano), B. Aires, (1947); Key M. R., The grouping of South American Indian languages, Tubingen, 1979.
Erize E., Diccionario comentado ma-puche-espanol. Araucano. Pehuenche. Pampa. Picunche. Ranciilche. Huilliche, B. Aires. 1960.	Ю. В. Ванников.
АРГб (франц, argot) — особый язык нек-рой ограниченной профессиональной или социальной группы, состоящий из произвольно избираемых видоизмененных элементов одного или нескольких естественных языков (см. также Жаргон). А. употребляется, как правило, с целью сокрытия предмета коммуникации, а также как средство обособления группы от остальной части общества. Термин « А.» чаще употребляется в узком смысле, обозначая способ общения деклассиров. элементов, распространенный в среде преступного мира (воровское А.). Основа А. — спецнфнч. словарь, широко включающий иноязычные элементы, напр. цыганские, немецкие в рус. воровском А. Своей грамматики А. не имеет, подчиняясь общим законам разг. речи. А. является источником арготич. лексики (арготизмов), используемой в разг, речи и в языке худож. лит-ры в социально-символич. функции.
• Трахтенберг В. Ф., Блатная музыка. («Жаргон» тюрьмы), СПБ. 1908; Л а-р и н Б. А., О лингвистич. изучении города, в сб.: Рус. речь, Л., 1928, в. 3; Развитие лексики совр. рус. языка, М., 1965; Общее яэ-знание. Формы существования, функции, история языка, М., 1970; Леонтьев А. А., Шахнарович А.М., Батов В. И., Речь в криминалистике и судебной психологии, М., 1977.	А. М. Шахнарович.
АРЕАЛЬНАЯ ЛИНГВЙСТИКА (от лат. area — площадь, пространство) — раздел языкознания, исследующий с помощью методов лингвистической географии распространение языковых явлений в пространственной протяженности и межъязыковом (междиалектном) взаимодействии. Определяющим принципом при ареальном описании фактов взаимодействующих языков (диалектов) служит фронтальный их охват. Осн. задача А. л. — характеристика территориального распределения языковых особенностей н интерпретация изоглосс. В результате выявляются области (ареалы) взаимодействия диалектрв, языков и ареальных общностей — языковых союзов, характе
ризующихся общими структурными признаками.
Термин «пространственная/ареальная лингвистика» впервые введен М. Дж. Бартоли и Дж. Видосси (1943), но ее осн. принципы были развиты Бартолн в 1925. А. л. тесно связана с лингвистич. географией и диалектологией. А. л. исследует соотнесенность явлений, направление и ареалы их распространения у ряда языков, диалектология же дает описание структуры отд. языка в его территориальном варианте. Вместе с тем фактологии. основой А. л. служат диалектологии. исследования.
Центр. понятие А. л. — языковой или диалектный ареал, т. е. границы распространения отд. языковых явлений и их совокупностей. Термин «ареал» используется также для обозначения границ распространения языков и языковых общностей (индоевроп. ареал, слав, ареал, тюрк, ареал и т. п.). В А. л. существенно разграничение синхронного и диахронич. планов описания (см. Синхрония, Диахрония). Диахронич. аспект направлен на выявление ареалов членения праязыкового состояния и возникающих при этом междиалектных схождений. Эти состояния (общеиндоев-роп., общеслав., общетюрк. и т. д.) в терминах А. л. интерпретируются как лингвистически непрерывное пространство генетически связанных диалектов, к-рые разграничиваются пересекающимися изоглоссами на разных уровнях языковой структуры. Синхронный план связан с установлением междиал. контактов и ареальных соответствий на одном хронология. срезе.
Др. важнейшее понятие А. л. — изоглосса; для разных уровней употребляются уточняющие это понятие термины: фонетич. изоглоссы — изофоиы, лексич. изоглоссы — нзолексы, сходное семантич. развитие — изосемы и т. п. Различают связанные и конвергентные изоглоссы; первые развиваются в языках, относящихся к единой генетич. общности, при их установлении используются приемы сравнит.-ге-нетич. исследований. Конвергентные изоглоссы возникают как результат длит, территориальных контактов языков, образующих ареальную общность, или же параллельного развития изолированных, территориально не соприкасающихся языков. Изоглоссы конвергенции выявляются приемами типология, анализа.
При изучении причин появления, истории развития, фронта и направления экспансии инноваций и выявления ареалов консервации архаизмов (см. Устаревшие слова) важное место в А. л. занимает поиск центра, периферии, зон диффузии (вибрации) в исследуемом ареале. Принято выделять 3 осн. зоны диал. континуума: центральную, маргинальную (отдаленную зону, где наблюдаемые изоглоссы носят менее выраженный характер) и переходную. В соответствии с этим определяются и ареалы дистрибуции языковых фактов — инновационный, архаический и диффузный (переходный). При выявлении инноваций и архаизмов в А. л. исходят из методики ареальных норм, разработанной птал. школой неолингвистики (норма изолиров. области, норма периферийной области, норма более поздней области и т. д.). Для обследуемого языкового (диалектного) состояния используется обозначение «языковой (диалектный) ландшафт».
АРЕАЛЬНАЯ 43
В становлении А. л. значит, роль сыграло введение новой универсальной (системной) формы описания территориальных диалектов — диалектология., а затем и лингвистич. атласа (см. Атлас диалектологический, Атлас лингвистический). Развивается ареальная типология, исследующая взаимодействие языковых и диал. ареалов в рамках языковых союзов.
А. л. исследует комплекс общелинг-вистич. проблем, в том числе: членение праязыковых состояний на исторически засвидетельствованные языки и диал. континуумы, ареальная характеристика особенностей взаимодействующих языков и диалектов в определ. регионе, вскрытие закономерностей языковых контактов, создание принципов ареальной типологии и построение теории межъязыкового взаимодействия (лингвистич. коп-тактологии и теории языковых союзов), выявление топонимич. ареалов и определение роли субстрата в ареальных связях. В задачи А. л. входят также проблемы языковой интерференции и языковой аттракции в территориально сопредельных языках, этнолннгвистич. и социолингвистич. типологии. Нек-рые приемы А. л. используются при изучении проблем двуязычия и многоязычия. Ареальные методы применяются также в этнографии и археологии при изучении вопросов расселения народов и распространения культур.
Зарождение лингвистич. географии и А. л. связано с концепцией лингвистич. непрерывности А. Пикте (1859) и в особенности с т. наз. волновой теорией образования и распространения родств. языков (языковых явлений) Г. Шухард-та (1868) и И. Шмидта (1872). Поворотным пунктом в дальнейшем развитии А. л. явилось создание нац. диал. атласов нем. яз. (Г. Венкер, 1881) и франц, яз. (Ж. Жильерон н Э. Эдмон, 1902—10). Значит, вклад в теорию ареальных исследований внес А. Мейе, создатель основ иидоевроп. диалектологии, разработавший и обосновавший ряд базисных понятий. Совр. А. л. получила развитие в трудах Бартоли, Б. А. Террачини, Дж. Бонфанте, Дж. Девото, В. Пизани, разработавшим ее теоретич. основания и понятийный аппарат, а также в работах В. Порцига, Э. Косерю, А. Доза, П. Ивича и др.
Проблемы сов. А. л. (развитие теории и понятийного аппарата) успешно разрабатывались на материале разл. языков: индоевропейских (Э. А. Макаев), славянских (П. А. Бузук, Р. И. Аванесов, С. Б. Бернштейн, Н. И. Толстой, Г.А. Цы-хуи и др.), германских (В. М. Жир-муйский). романских (М. А. Бородина), финно-угорских (Б. А. Серебренников), иранских (Д. И. Эдельман), тюркских (Н. 3. Гаджиева), балканских (А. В. Дес-ницкая). В Ленингр. отд. Ин-та яз-знания АН СССР А. л. составляет предмет спец, изучения в отделе сравнит.-ист. ин-доевроп. яз-знания и А. л.
• Макаев Э. А.. Проблемы иидоевроп. ареальной лингвистики. М.— Л.. 1964; Гаджиева Н. 3., Тюркоязычные ареалы Кавказа. М., 1979: Ц ы х у н Г. А.. Типология. проблемы балканослав. языкового ареала. Минск. 1981: Schuchardt Н.. Der Vokalismus des Vulgarlateins, Bd 1 — 3, Lpz.. 1866—68: S c h m i d t J.. Die Verwandt-schaftsverhaltnisse der indogermanischcn Sprachen. Weimar, 1872; В artol i M.. Introduzione alia neolinguistica, Gen.. 1925: В a r t о 1 i M.. Vidossi G.. Lineament! di linguistica spaziale. Mil., [1943); Pisa-
44 АРМЯНСКИЙ
n i V., Geolinguistica e indeuropeo. Roma, 1940; Coseriu E.. La geographia linguistica, Montevideo, 1955; см. также лит. при ст. Лингвистическая география.
В. П. Нерознак. АРМЯНСКИЙ ЯЗЬ'Ж — один из индоевропейских языков, составляющий особую группу этой семьи. Распространен в СССР (Арм. ССР, а также в Груз. ССР, Азерб. ССР и др.), ряде зарубежных стран (Сирия, Ливан, США, Иран, Франция и др.). Общее число говорящих св. 6 млн. чел. (в т. ч. в СССР — св. 3,7 млн. чел.; 1979, перепись). Большинство исследователей предполагают, что в основе А. я. лежит язык племенного союза хай-аса-арменов в составе гос-ва Урарту. Арм. этнос сформировался в 7 в. до н. э. в Арм. нагорье.
История письм.-лит. А. я. делится на 3 этапа. Др.-арм. яз. известен с нач. 5 в., со времени создания арм. алфавита. Письм.-лит. форма др.-арм. языка наз. грабаром (классич. формы — 1-я пол. 5 в.). Устный др.-арм. яз. вышел из употребления к И в., грабар функционировал почти до кон. 19 в., конкурируя с новым лит. языком: как культовый язык сохранился. В структурно-типологич. отношении др.-арм. яз. — преим. флектив-но-синтетич. язык, в системе глагола представлены также аналитич. конструкции. От индоевропейской морфологической системы сохранились: трехрядовая система указательных местоимений, нек-рые принципы образования глагольных и именных основ, отд. падежные и глагольные флексии, словообразоват. суффиксы и др. Фонетич. система в осн. чертах восходит к индоевропейской, но подверглась модификациям: в вокализме снята оппозиция по долготе — краткости; слоговые иидоевроп. сонанты переходят в гласные, неслоговые — в согласные. Появились новые фрикативные фонемы, система аффрикат, отсутствовавших в иидоевроп. языках. Система взрывных подверглась перебою (подобно передвижению согласных в герм, языках) и представлена четкими рядами звонких, глухих и придыхательных. Диал, членение др.-арм. яз. было выражено слабо.
Ср.-арм. этап продолжался с 12 по 16 вв. К этому периоду относится начало формирования совр. арм. диалектов. Ср.-арм. лит. яз. характеризуется изменениями в системе консонантизма (оглушение звонких и озвончение глухих), монофтонгизацией дифтонгов, употреблением новых показателей для мн. ч., сдвигами в системе управления, в лексике и др. Представлен памятниками разных жанров.
С 17 в. формируется новый лит. А. я. Представлен двумя вариантами — западным, с константинопольским диалектом в основе, и восточным, с опорным арарат. диалектом. Вост, вариант является языком коренного населения Арм. ССР, расположенной в вост, области ист. Армении, и части арм. населения Ирана. Вост, вариант лит. языка по-лифункционален, является языком науки, культуры, всех ступеней образования, массовой коммуникации, иа нем имеется богатая лит-ра. Зап. вариант лит. языка распространен среди арм. населения Ливана, Сирин, США, Франции, Италии и др., выходцев из зап. части ист. Армении (терр. совр. Турции). На зап. варианте А. я. существует разножанровая лнт-ра, ведется преподавание в разд, арм. учебных заведениях (Венеция, Кипр, Бейрут и др.), но он ограничен в ряде сфер употребления, в частности в сфере естеств. и технич. наук, преподавание
к-рых ведется на оси. языках соотв. регионов. Произведения, написанные на зап. варианте лит. языка, публикуются и в Сов. Армении.
Разница между вариантами нового лит. А. я. отмечается на всех уровнях, особенно на фонетическом (в основном в консонантизме). Фонетически вост, вариант лит. языка ближе к грабару, чем западный, но единая графика и орфография обеспечивают возможность взаимопонимания текста носителями обоих вариантов. Лит. варианты А. я. различаются в образовании нек-рых падежей, глагольных парадигм (восточный шире использует аналитич. конструкции), в употреблении артиклей, предлогов и др. Углубляются лексич. различия.
Вост, вариант новоарм. лит. яз. имеет 6 гласных и 30 согласных фонем, в т. ч. 9 взрывных, 6 аффрикат, различающихся по признаку глухости, звонкости и придыха тел ьности, 2 носовые и серию фрикативных. Выделяются след, категории слов: существительные, прилагательные, глаголы, местоимения, числительные, наречия, предлоги и послелоги, союзы, модальные слова и междометия. Существительные имеют 2 числа (ед. и мн.). Мн. ч. образуется на основе агглютинативного принципа. Категории рода нет. Существует 7 падежей (по другим классификациям, 5) и 8 типов склонения. Прилагательные не согласуются с существительными. Числительные отражают десятеричную систему счета. Восходят к ин-доевроп. фонду корней. Сохранились почти все разряды иидоевроп. местоимений. Глагол имеет след, категории: 3 залога (действит., страдат. передний), 3 лица, 2 числа, 5 наклонений (изъявит., повелит., желат., условное, побудит.), 3 времени (наст., прош., буд.), 3 т. наз. вида действия (совершаемый, совершенный и подлежащий совершению). Временные формы бывают простые и аналитические, делящиеся на главные составные и вторичные составные. Аналитич. формы преобладают. Формы времен и наклонений образуются от двух основ — презенса и аориста. Глаголы имеют 2 типа спряжения и по своей структуре могут быть простыми и суффиксальными. Именные формы представлены семью причастиями.
Синтаксич. связь между словами в предложении выражается согласованием, управлением и частично порядком слов. Определение препозитивно и не согласуется с определяемым. Строй предложения номинативный. Порядок слов свободный, но обычно на первом месте стоит группа подлежащего, затем сказуемого, далее обстоятельства. Предложения бывают простые (распространенные и нераспространенные), сложные, с сочинит, и подчинит. связью.
Совр. А. я. имеет многочисл. диалекты, сильно отличающиеся как друг от друга, так и от лит. языка. Они классифицируются по разным принципам, вследствие чего их кол-во определяется по-разному. На основе морфологич. принципа (по признаку образования презенса) Р. А. Ачарян делит диалекты на 3 ветви, охватывающие 36 диалектов; А. С. Гарибян, учитывающий и фонетич. признаки, насчитывает 7 ветвей (51 диалект). На основе многопризнаковой классификации (Г. Б. Джаукян), учитывающей 100 выборочных признаков, диалекты распределяются на И групп, объединяющих 44 диалекта. Диалекты, как правило, отличаются друг от друга на фонетич., морфологич. и лексич. уровнях. В наст, время наблюдаются интенсивные процессы стирания диал. признаков и исчезновение
ряда диалектов в результате миграционных явлений, урбанизации и др.
Первые письм. памятники иа А. я. относятся к нач. 5 в. (см. Армянское письмо).
* Абе г ян №.. Теория арм. языка, Ер., 1931; 2 изд., Ер., 1965 (на арм. яз.); Гарибян А., Арм. диалектология, Ер.. 1953 (на арм. яз.); Капанцян Г. А.. История арм. языка, Ер., 1961 (на арм. яз.); К у с и-кьян И. К.. Изменения в словарном составе лит. арм. языка сов. периода, №.. 1964; Туманян Э. Г., Арм. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 1, №., 1966; ее же. Арм. язык, в кн.: Сов. яз-знание за 50 лет, №., 1967; е е ж е, Др.-арм. язык. №.. 1971; ее же, Структура индоевроп. имен в арм. языке, №.. 1978; Абраамян С. Г., Парнасян Н. А., Оганян А. А., Совр. арм. язык, т. 2, Морфология. Ер., 1974 (на арм. яз.); Абраамян С. Г.. Совр. арм. язык, т. 3, Синтаксис, Ер., 1976 (на арм. яз.); Д ж а у к я н Г. Б.. Общее и арм. яэ-знание, Ер., 1978: Аракелян В. Д., Хачатрян А. А., Э л о-я н С. А., Совр. арм. язык, т. 1, фонетика и лексикология. Ер.. 1979 (на арм. яз.); Hubschmann Н., Uber die Stellung des Armenischen im Kreise der indogermanischen Sprachen, KZ 23, 1875; M e i 11 e t A., Esquisse d’une grammaire comparee de I’armenien clas-sique. Vienne, 1903; 2 ed.. Vienne, 1936; Solta G., Die Stellung des Armenischen im Kreise der indogermanischen Sprachen, W., 1960; Godel R., An introduction to the study of classical Armenian, Wiesbaden. 1975; Proceedings of the First International Conference on Armenian Linguistics (USA, 1979). Leuven, 1980.
А ч a p я н P., Этимология, коренной словарь арм. языка, т. 1—4. Ер., 1971—79 (на арм. яз.); Рус.-арм. словарь, т. 1—4, Ер., 1954—58; А г а я н Э. Б., Толковый словарь совр. арм. языка, т. 1 — 2. Ер., 1976 (на арм. яз.).	Э. Г. Туманян.
АРМЯНСКОЕ ПИСЬМО — оригинальное письмо, созданное Месропом Машто-цем ок. 406. Возникновение А. п. связано с распространением христианства, принятого армянами в 301, и необходимостью создания богослужебной лит-ры на арм. яз. А. п. имеет фонетич. характер. Пер
воначально алфавит содержал 36 простых знаков, каждый из к-рых соответствовал определ. фонеме. Комбинация знаков, как и диакритика, не характерна для А. п. Исключение составляют знаки пс (из п + + L) для гласного [и] и и (из b + L), произносимого как [ev]. Оба знака в алфавите Месропа Маштоца отсутствовали. Примерно после 12 в. в алфавит вводятся еще две графемы: знак о [о] для дифтонга ид [aw] и знак $ для [fj. Последний введен ввиду появления множества заимствований, содержащих фонему [f]. С этими изменениями письмена Месропа Маштоца употребляются и для совр. арм. яз. Буквы А. п. (до перехода на араб, цифры) имели также и цифровые значения: служили для обозначения чисел от 1 до 9999.
Вопрос об источниках и характере прототипов А. п. не получил однозначного решения. Общие принципы построения алфавита Месропа Маштоца (направление письма слева направо, наличие знаков для обозначения гласных, раздельное написание букв, их употребление в значении цифр) указывают на вероятное влияние греч. фонетич. письма. Предполагается, что Месроп Маштоц мог частично использовать т. наз. Данииловы письмена (22 знака), приписываемые сирийскому епископу Даниилу; возможно использование одного из вариантов арамейского письма, а также пехлевийского курсива.
Форма знаков арм. алфавита с течением времени подвергалась разл. изменениям. С 5 по 8 вв. употреблялось т. наз. унциальное письмо (еркатагир), имевшее неск. разновидностей. После 12 в. установилось круглое письмо (болорагир), позже — скорописи и курсивы. Определ. сходство с А. п. обнаруживает груз, письмо (хуцури) и алфавит кавк. албанцев.
41 А ч а р я и Р., Арм. письмена, Ер., 1968 (на арм. яз.); Абрамян А. Г., История арм. письма и письменности, Ер., 1959 (на
Гипотетически первоначальные исходные формы армянского алфавита (5 в.) (по реконструкции С. Н. Муравьева).
ТАБЛИЦА .АРМЯНСКОГО АЛФАВИТА
Порядковый номер	Армянская буква	Название	Цифровое значение	Транслитерация	Порядковый номер	Армянская буква	Название	Цифровое значение	Транслитерация
1	а ы	ayb	1	a	19	zf £		100	с
2	р Р	ben	2	b	20	IT J	men	200	т
3	* ч	gim	3	g	21	3 j	yi	300	У
4	ч	da	4	d	22	t 1,	nu	400	п
5	Ъ Ь		5	e	23	Z г	sa	500	S
6	Я ч	za	6	2	24	Л n	0	600	0
7	i Ь	e	7	e	25	3 i	la	700	9
8	С г	at*	8	9	26	У Щ	pe	800	Р
9	* р	t'o	9	(•	27	£ £	ji	900	/
10	д* с/	ze	10	2	28	fl- «	ra	1000	У
II	/ А	ini	20	i	29	U и	Sf?	2000	S
12	1 i	liwn	30	I	30	* 4	uew	3000	v
13	h [и	ie	40	x	31	S u*	tiujn	4000	t
14	& А	ca	50	c	32	? Г	гё	5000	г
15	4г 4	ken	60	k	33	8 з	co	6000	с
16	А 6	ho	70	h	34	h <-	hi an	7000	ID
17	£ А	JO	80	j	35	Ф ф	p'iutr	8000	р'
18	X 1	tat	90	t	36	* #	let	9000	к*
					37	0 о	0		° 1
					38	S> q>	fe		d
* Последние две буквы являются позднейшим добавлением и в месроповском алфавите отсутствовали.									
арм. яз.); К о р ю н. Житие Маштоца. Ер., 1962; Месроп Маштоц. Сб. статей. Ер.. 1962 (наарм. яз.); Севак Г. Г., Месроп Маштоц. Создание арм. письмен и словесности. Ер., 1962; Периханян А. Г.. К вопросу о происхождении арм. письменности, в кн.; Переднеазиатский сборник. Дешифровка и интерпретация письменностей Древнего Востока, ч. 2, М., 1966; Туман я,н Э. Г.. Еще раз о Месропе Маштоце — создателе арм. алфавита, «Изв. АН СССР. Сер. ЛиЯ», 1968, т. 27, в. 5; см. также лит. при ст. Армянский язык.	Э. Г. Туманян.
АРТЙКЛЬ (франц. article, от лат. аг-ticulus) (член) — грамматический элемент, выступающий в языке в виде служебного слова или аффикса и служащий для выражения определенности—неопределенности категории (именной), т. е. вида референции.
Различают определенный А., указывающий на известный, выделенный из класса подобных предмет и тем самым выполняющий функцию референции к действительности вне текста и анафорич. функцию в тексте (см. Анафорическое отношение), и неопределенный А., указывающий на некий невыделенный предмет как представитель класса подобных предметов. Каждый иэ А. может в нек-рых языках иметь неск. форм в зависимости от рода и числа, напр. в ром. языках (ср. франц, le/la/les — определ. А. для имен муж. и жен. рода и
АРТИКЛЬ 45
мн. ч.), может склоняться, напр. в др.-греч., нем., алб. языках (ср. др.-греч. ho philos ‘друг’, род. п. toi philoi, вин. п. ton philon), причем в языках с разрушенным именным словоизменением А. может стать осн. показателем падежной формы существительного (ср. нем. der Ваг ‘медведь’, род. п. des Baren, дат. п. dem Baren, вин. п. den Baren).
А. свойствен типологически разл. языкам — германским, славянским (болг., макед.), венгерскому, семитским, полинезийским и др. Кол-во А. по языкам колеблется; наиболее распространенной является система из двух А., но встречаются языки с одним морфологически выраженным А., напр. турецкий, где представлен неопредел. A. bir, а его отсутствие эквивалентно определ. А. и может формально трактоваться как нулевой А., а также полиартиклевые языки с тремя и более А., напр. в рум. яз. кроме неопредел, и определ. А. имеются т. наз. адъективный A. cel (elevul cel vrednic ‘усердный ученик’, конструкция с постпозицией прилагательного) и посессивный A. al (fin al omului ‘сын человека’), а в самоан. яз. выделяются артикли определ., неопредел., эмоциональный (каждый имеет разные формы для ед. и мн. ч.) и А. собств. имен (тогда как, напр., в герм., ром., слав, языках собств. имена обычно употребляются без А., кроме ряда особых случаев, напр. в болг. прозвищах).
Нередко функционально-семантич. описание А. должно учитывать не только его морфологич. выраженность, но и его отсутствие, в связи с чем следует различать безартиклевое употребление существительных и существительных с нулевым А. Без А. употребляются обычно имена, семантически уже определенные, по смыслу не требующие А., либо имена, имеющие местоименные (прежде всего указат.) определители, ср., напр., англ. I saw John ‘Я видел Джона’, I saw this man ‘Я видел этого человека', in room 5 ‘в комнате № 5’; отсутствие А. здесь не значимо, т. к. его употребление было бы семантически избыточным. Но и в таких случаях по языкам нет единообразия; так, в венг. яз. А. возможен в сочетании с указат. местоимением (ez az ember ‘этот человек’, где ez—указат. местоим., az — определ. А.) и даже перед личным местоимением в притяжат. формах существительных (az ёп atyim ‘мой отец', где ёп — ‘я’; ср. англ, my father, фр. топ рёге — без А.). О нулевом А. как значимом отсутствии явного А. можно говорить применительно к одноартиклевым языкам (тур., исл.), а также к тем случаям, когда грамматич. или фонетико-синтаксич. контекст ведет к устранению морфологич. А., ср. англ. I saw a man ‘Я видел человека’— I saw men ‘Я видел людей’ (форма мн. ч. существительных требует нулевой формы неопредел. А., к-рый в ёд. ч. представлен в виде а), франц, un ргоЫёте ‘вопрос, проблема' — ми. ч. des problemes (неопредел. А. в двух формах — ед. ч. и мн. ч.), но la solution d'un ргоЫёте ‘решение вопроса' — ми. ч. la solution de problemes (ед. ч. de 4- un > d’un с сохранением А., во мн. ч. de 4- des > de 4- 0 с заменой морфологич. формы А. нулевой). В одноар-тпклевых языках представлен парадиг-матич. нулевой А. (так, в исландском он служит осн. формой выражения неопределенности), в двух- и полиартиклевых языках — синтагматич. нулевой А. (как вариант морфологич. А.).
46 АРТИКУЛЯЦИЯ
Кроме осн. функции указания на вид референции имени (индивидуальная или видовая/родовая; определ ./неопредел.) и на его семантико-синтакснч. статус в структуре сообщения (данное, известное — определ. А./новое — неопредел. А.) А. выполняют ряд др. функций, ср. в герм, и ром. языках интродуктивную (презен-тативную) функцию неопредел. А.— введение предмета в сферу повествования (англ. Once upon a time there lived a king ‘Однажды жил-был король’), обобщающую функцию и обратную ей функцию уникальности объекта определ. А. (ср. англ. The rat is a small animal ‘Крыса — мелкое животное’ — The sun arose ‘Солнце взошло’); иногда для выполнения таких вторичных функций используется особая форма А., напр. во франц, яз.— т. наз. партитивный А. (или «А. массы») — du pain ‘хлеб’ (du — эквивалент неопредел. A. un); особые артикли имеются в малагасийском яз. для собств. имен-лиц — Ra (в гонорифич. значении, подобно япон. частице san, выражающей повышенное уважение, почтение), i (в фамильярном значении), гу (в вокатив-ном употреблении); эти А., в сущности, являются лексико-стилистич. вариантами определ. А. пу, к-рый употребляется только с нарицат. именами, и отражают переплетение категорий определенности и вежливости.
Исторически определ. А. восходит обычно к указат. местоимению, неопредел. А.— к неопредел, местоимению или числительному «один». Это четко прослеживается, напр., в ром. языках (определ. А. из лат. ille ‘тот’, неопредел. А. из лат. unus, una ‘один, одна’), в болг. яз. (определ. А.---ът, -та, -то, неопредел. А.—
един, една, едно), в венг. яз. (определ. A. az и указат. местоим. az ‘тот’, неопредел. A. egy из eggy ‘один’) и т. д. В разных языках представлена разная степень грамматикализации этих А. Так, в др.-греч. яз. местоименный характер определ. А. был отчетлив еще у Гомера; в тур. яз. развитие А. началось с неопредел. A. bir, сохраняющего отчетливую связь с числит, bir ‘один’, и в нек-рых контекстах их трудно разграничить; в венг. яз. определ. A. az полностью грамматикализован и не изменяется даже по числам ср. az az ember ‘тот человек' (первый элемент — указат. местоим.) — мн. ч. azok az emberek. В процессе формирования А. может трансформироваться из одного вида в другой; так, редкий случай превращения бывшего показателя определенности в средство, сопоставимое с неопредел. А., демонстрируют семит, языки, в частности араб, яз., где т. наз. нунация (суффиксация -п) маркирует неопредел, состояние большинства имен в противоположность определ. состоянию с A. al (ср. baitun — al-baitu ‘дом’), к-рый считается более поздним по происхождению, взявшим на себя функцию, прежде выполнявшуюся иунацией и ею утраченную. В герм, языках развитие шло от одноартиклевой системы «определ. А.: 0» к двухартиклевой «определ. А.: неопредел. А.» с превращением нулевого А. в вариант морфологич. А.
А. в большинстве языков — отдельное служебное слово, стоящее в препозиции к имени (или именной группе), и уже в антич. грамматиках он выделялся как особая часть речи. Но встречается и постпозитивный суффигированный А., причем обычно это определ. А., напр. в сканд. языках, в рум., алб., болг. языках, где неопредел. А.— служебное сло
во, ср. алб. djali ‘мальчик’ (определ. А. i) — п)ё djale (неопредел. A. nje ‘один’). Наряду с осн. постпозитивным А. возможны препозитивные определ. А. с дополнит, значением типа рум. и алб. адъективных и посессивных А. (алб. djali i mire ‘хороший мальчик’, libri i mikut ‘книга друга’). Существует гипотеза (Дж. X. Гринберг), что определ. А., в свою очередь, может превратиться в показатель рода или именного класса существительного, как это предполагается для мн. нигеро-конголезских языков; реликты прежнего А. видят иногда в начальных гласных классных префиксов в нек-рых банту языках.
• Степанов JO. С.. Структура франц, языка, М., 1965; Габучян Г. М., Теория артикля и проблемы араб, синтаксиса. М., 1972; Москальская О. Й., Становление категории определенности / неопределенности. Артикль, в кн.: Ист.-типологич. морфология герм, языков. Фономорфология. Парадигматика. Категория имени, М., 1977; La Grasserie R. de. De I'article, MSLP, 1896, t. 9; Biard A.. L’article de-fini dans les principals langues europeenncs, Bordeau, 1908; Sweet H.. A new English grammar. Logical and historical, pt 2, Oxf., 1931; Hodler W., Grundzuge einer ger-manischen Artikellehre. Hdlb., 1954; Greenberg J. H.. How does a language acquire gender markers?, в кн.: Universals of human language, v. 3, Stanford, 1978; см. также лит. при ст. Определенности — неопределенности категория.	В. А. Виноградов.
АРТИКУЛЯЦИЯ (лат. articulatio, от articulo — расчленяю, произношу членораздельно) — совокупность работ произносительных органов при образовании звуков речи. Различают неск. этапов А.: а) построение программы произнесения (высший уровень двигат. управления), б) сокращение мышц в результате нейростимуляции (уровень периферия, реализации моторной программы), в) движение органов речи, приводящее голосовой тракт в состояние, необходимое для произнесения данного звука. Термин «А.» применяется либо к процессу в целом, либо к последнему его этапу. В памяти носителя языка хранятся, по-видимому, целевые артикуляционные положения для звуков и альтернативные наборы моторных программ для разных контекстных и темповых условий. Контроль А. осуществляется за счет кинестезической (двигательные ощущения) и слуховой обратной связи.
В фонетике исследуется А. как миним. звуковых компонентов (фонетич. признаков, звуков), так и более протяженных единиц (слогов, речевых тактов и т. д.). Все существующие модели взаимодействия А. звуковых элементов в слитной речи учитывают тот факт, что речь не является линейной цепочкой статичных участков, соотв. фонемам. При построении моторной программы высказывания имеют место аккомодация и коартикуляцпя (наложение артикуляции последующего звука на предыдущий). При реализации моторной программы движения, относящиеся к предыдущему звуку, могут (вследствие инерционности речевых органов) накладываться иа начальную фазу последующего. Ввиду «переслаивания» признаков соседних звуков и почти непрерывной перестройки А. в процессе речи представление классич. фонетики об обязат. наличии трех фаз в А. звука (экскурсии, выдержки, рекурсии; см. Звуки речи, Согласные) в полной мере справедливо лишь для изолиров. произнесений звуков и неприменимо к слитной речи;
Совр. методы инструментального исследования А.: электромиография (измере-
Электрич. потенциалов мышц), рент-\рафия (в т. ч. кинорентген и томография), палатография, ларингоскопия, глоттография (измерение ширины голосовой щели), фото- и киносъемка голосового тракта с помощью волоконной оптики. • Речь. Артикуляция и восприятие, М,— Л., 1965; Скалозуб Л. Г., Динамика звукообразования по данным кинорентгенографирования. К., 1979; Mac N е i 1 а-ge Р. F., Motor control of serial ordering tn speech, «Psychological Review», 1970, v. 77; Catford j. C., Fundamental problems on phonetics, Edinburgh. 1977. С. В. Кодзасов. АРХАИЗМЫ (от греч.-archaios — древний) — см. Устаревшие слова.
АРХЕТЙП (от греч. archetypon — прообраз) (праформа, прототип) — в сравнительно-историческом языкознании исходная для последующих образований языковая форма, реконструируемая на основе закономерных соответствий в родственных языках. А. представляет собой теоретически вероятную форму, выводимую путем сопоставления реально засвидетельствованных структурных элементов ряда языков и является репрезентантом праязыкового состояния семьи или группы родств. языков.
В качестве А. могут выступать разл. языковые единицы и структуры — цельные лексемы, основы, корни, морфемы, детерминативы, фонемы и даже предложения. Наиболее распространена реконструкция А. на уровне морфем. Реконструкция А. может осуществляться для праязыковых состояний разной хронологии. глубины. Примером восстановления общеиндоевроп. А. на уровне слова может служить иидоевроп. форма ‘bhrater ‘брат’, построенная на основе сопоставления др.-инд. bhrata, авестийского bratar-, ст.-слав, братръ, лат. fra-ter, греч. frater, ирл. brathir, тохар, ргасаг и т. д. Для общеслав. состояния А. будет форма *bratrb, реконструируемая на основе сравнения исторически засвидетельствованных форм слав, языков. Пример суффиксального А.— индоев-роп. *ter/tor (ср. др.-инд. data, греч. dotbr, лат. dator ‘дающий’ и т. д.). Реконструкция А. наиболее разработана в этимологии. Образцом корпуса А. слов и корней служат этимологии, словари семьи или группы языков («Индоевропейский этимологический словарь» Ю. Покорного, «Этимологический словарь славянских языков» под ред. О. Н. Трубачева, «Этимологический словарь тюркских языков» Э. В. Севортяпа и др.). Принятым обозначением А. является символ*, что дает основание называть иногда А. «формой под звездочкой».
• Мейе А.. Введение в сравнит, изучение иидоевроп. языков, [3 изд.). М.— Л., 1938; Тройский И. М., Общеиндоевроп. языковое состояние, Л., 1967; Савченко А. Н., Сравнит, грамматика иидоевроп. языков, М., 1974; Семереньи О., Введение в сравнит, яз-знание, пер. с нем., М., 1980; Brugmann К., Delbriick В., Grundriss der vergleichenden Grammatik der indogermanischen Sprachen, [Bd 1 — 5], Strassburg. .1897 — 1916. , В. П. Нерознак. АРЧЙНСКИИ ЯЗЫК — в соответствии с традиционной классификацией один из лезгинских языков. Распространен в с. Арчи (Арчиб) Чародинского р-на Даг. АССР. Число говорящих на А. я. св. 1000 чел. Диал, членения не имеет.
Фонологич. система отличается богатством фонемного состава (81 фонема), просодич. фарингализацией. Развита морфонология агглютинативного типа с элементами аналитизма. Морфологич. категории отличаются многообразием и специфичностью типов (8 классов, 16 паде-еКей, категория локализации — у су-
ществительного; 17 вндо-временных значений, 10 наклонений, категории заглаз-ности, комментатива — у глагола). В синтаксисе — свободный порядок слов с тенденцией к последовательности SOV, широкое синтаксич. использование классно-числового согласования, эргативный принцип построения предложения, неразвитость трансформационных процессов, использование деепричастий и инфинитива для выражения двупредикатных смыслов, причастий — для образования относит. предложения. Язык бесписьменный. * Д и р р А. М., Арчин. язык, в кн.: Сб. материалов для описания местностей и племен Кавказа, в. 39, Тифлис, 1908; Михаилов К. Ш., Арчин. язык (Грамматич. очерк с текстами и словарем), Махачкала. 1967; Кибрик А.Е. [н др.], Опыт структурного описания арчин. языка, т. 1 — 3, М., 1977; и х ж е, Арчин, язык: тексты и словари, М., 1977; Кахадзе О. И., Арчин. язык и его место среди родств. даг. языков, Тб., 1979 (на груз. яз.).	А. В. Кибрик.
АСИММЕТРЙЯ в я з ы к е (от греч. asymmetria — несоразмерность, беспорядочность) — отступление от упорядоченности, регулярности, единообразия в строении и функционировании языковых единиц, отражающее одну из основных особенностей строения и функционирования естественного языка. А. проявляется в двух феноменах: в различении центра (ядра) и периферии и в расхождении между означаемыми и означающими.
Различение ядра и периферии — универсалия языка, проявляющаяся в разл. аспектах. С т. зр. структуры языка ядро — осн. фонемы, наиболее активные в данный ист. период развития языка модели словоизменения, словообразования, сочетания слов. Периферия — отклонение от этих моделей. В катего-риально-семантич. аспекте центр — типовые для данной категории формы и значения, периферия — промежуточные формы и значения между данной категорией и другими. Так, среди форм глагола к центральной относят любую личную форму, все неличные формы относятся к периферийным, т. к. они совмещают свойства глагола и др. частей речи. У существительных ядро образуют предметные имена нарицательные, имена собственные и абстрактные относятся к периферии. Во мн. языках центральным является простое двусоставное предложение. В функциональном аспекте центр — употребит, формы, периферия — менее частотные. В социолингвистич. плане периферия — элементы, свойственные речи лишь части социума. В процессе развития языка одни элементы могут переходить из центра на периферию и наоборот.
А. в соотношении означаемых и означающих проявляется в сфере системы, структуры и функционирования. А. системы заключается в неравномерном развитии ее сопоставимых звеньев. Так, глаголы сов. вида имеют в рус. яз. два времени, глаголы несов. вида — три. В пределах одного семантич. поля синонимы с положит, и отрицат. значениями образуют разные по объему группы. А. выражается и в неполноте парадигмы отд. слов (недостаточные глаголы и т. п.).
А. структуры проявляется в нарушении взаимнооднозначного соотношения означаемого и означающего. В парадиг-матич. плане это приводит к образованию полисемии (также омонимии, синкретизма) и синонимии (также параллельных средств выражения, форм, находящихся в отношении дополнит, дистрибуции). Этот наиболее распространенный тип А.
охватывает лексику, грамматику, орфографию и др. уровни языка. В речи А. редуцируется или снимается благодаря взаимодействию знаков внутри высказывания, ситуации и др факторам, обусловливающим и сопровождающим акт речи. В синтагматич. аспекте планы выражения и содержания членятся непараллельно: с одной стороны, возникают аналитич. образования (ряд означающих соотносится с одним означаемым), с другой — несколько означаемых совмещаются в одном означающем, напр. во флексии -ю («делаю») выражаются лицо, число и время.
Возможна А. в семиотич. аспекте, когда отсутствует означающее (нулевая морфема, эллипсис) либо означаемое (непроизносимые буквы в орфографии, интерфиксы в словообразовании, десемантизиров. элементы в конструкциях и т. п.).
Функциональная А. проявляется в возможности выражать в речи одно и то же содержание разными формами или использовать одну и ту же единицу языка для выражения разл. содержания.
Ист. развитие языка порождает д и-н а м и ч. А.— неравномерность развития языковых элементов, отд. сторон языка или родств. языков. В сопоставит, аспекте А. проявляется в расхождениях между языками на разл. уровнях.
• КарцевскийС., Об асимметричном дуализме лингвистич. знака, в кн.: 3 в е-ти н ц.е в В. А.. История яз-знания XIX— XX веков в очерках и извлечениях, ч. 2. М., 1965; Гак В. Г., Об использовании идеи симметрии в яз-знании, в кн.: Лексич. и грамматич. семантика ром. языков. Калинин, 1980; Travaux linguistiques de Prague, v. 2, Les problemes du centre et de la Peripherie du systeme de la langue, Prague, 1966.
,	В. Г. Гак.
АСИНДЕТОН (греч. asyndeton) — см. Бессоюзие.
АСПЕКТОЛбГИЯ (от лат. aspectus — внешний вид, облик и греч. logos — слово, учение) — раздел грамматики, изучающий глагольный вид (аспект) и всю сферу аспектуальности, т. е. видовых и смежных с ними значений, получивших в языке то или иное выражение. Помимо грамматич. видовых и видо-временных категорий А. изучает аспектуальные классы глаголов (динамич. /статич., предельные/ непредельные глаголы) и их подклассы, т. наз. способы действия (см. Глагол), а также разл. аспектуально релевантные компоненты контекста, представленные неглагольной лексикой и средствами синтаксиса.
Уже в антич. мире осознавались аспектуальные классы (у Аристотеля — первое разграничение предельных и непредельных глаголов) и нек-рые аспектуальные различия между глагольными формами (стоики и Аполлоний Дискол в греч. яз., Варрон в лат. яз.). Однако более поздние грамматики рассматривали соотв. глагольные формы только как частные подразделения категории времени, что надолго определило трактовку глагола в зап.-европ. традиции и сказалось и в рус. грамматич. науке (ср. 10 времен рус. глагола у М. В. Ломоносова). Термин «вид» (греч. eidos) встречается уже у Дионисия Фракийского, но обозначает у него различие «первичных» п производных слов и нек-рые семантич. группы имен и глаголов, лишь в части случаев соответствующие способам действия совр. А. Так же используется термин «вид» в лат. грамматике Элня Доната, в грамматич. сочи-
АСПЕКТОЛОГИЯ 47
нениях, бытовавших в ср. века на Руси, и у Мелетия Смотрицкого.
Противостояние сов. и несов. вида в слав, глаголе впервые отметили чеш. грамматики 17 в., особенно В. Я. Роса. Они же впервые описали морфологич. механизм слав. вида. В нач. 19 в. В. (Е.) Копитар говорит о сов. и несов. виде как о главном грамматич. различии в слав, глаголе и указывает на смысловые соответствия слав, видам в др.-греческом и ром. языках. В это же время начинается разработка учения о виде на материале совр. рус. яз. (И. С. Фатер, А. В. Болдырев, позже Н. И. Греч, К. С. Аксаков, Н. П. Некрасов). Г. Курциус разрабатывает учение о виде в др.-греч. яз. и принципиально разграничивает категории времени и вида. Ф. Миклошич, А. А. Потебня, Г. К. Ульянов, Ф. Ф. Фортунатов закладывают основы слав, сравнит, и ист. А., С. Н. Шафранов, Л. П. Размусен — основы сопоставит. А. Выделение предельных и непредельных глаголов в ром. языках восходит к франц, грамматике Л. Мейгре (1550). В 19 в. оно было обосновано А. Бельо (на исп. материале) и Ф. Дицем. Изучение соотв. фактов германских, отчасти и др. индоевроп. языков пошло в 19 в., особенно у младограмматиков, по пути неправомерного приравнивания предельности к слав. сов. виду (В. Штрейтоерг и его школа). Лишь в нач. 20 в. в работах X. Педерсена, А. Нурена и др. складывается более адекватная картина оппозиции предель-ность/непредельность в герм, языках.
В 1-й пол. 20 в. важный вклад в изучение вида рус. глагола внесли А. Мазон (впервые описавший систему частных видовых значений), С. О. Карцевский (дифференцированно подошедший к разным морфологич. типам видовых пар) и — в рамках развернутых описаний грамматич. системы рус. яз.— А. А. Шахматов, А. М. Пешковский, В. В. Виноградов. Появляются первые подробные исследования категории вида в др. слав, языках. Важный этап в развитии А. был связан с разграничением вида и способа действия, предвосхищенным еще Потебней и сформулированным на материале польск. яз. С. Агреллем (1908). Оно позволило четче выделить вид как грамматич. категорию, создало предпосылки для работ по общей А. (Э. Когамидер и др.) и для постановки проблем генезиса слав, вида (Н. ван Вейк и др.). В 30-е гг. Р. О. Якобсон, опираясь на идеи Фортунатова, Шахматова н Пешковско-го, выдвигает положение о привативиом (определяемом наличием/отсутствием одной черты) характере слав, видовой оппозиции и о маркированности сов. вида. Особая линия развития общей А. представлена (гл. обр. применительно к франц, яз.) Г. Гийомом.
С кон. 40-х гг. 20 в. и в последующие десятилетия в рус. и слав. А. происходит выделение аспектуально значимых классов и подклассов глагольной лексики и соответственно семантич. типов видовой соотносительности и несоотиосительности, исследуются контекстуальные и ситуативные условия реализации отд. видовых значений, выдвигается важное также для общей и сопоставит. А. понитие функцио-нально-семантич. поля аспектуальности, дебатируется вопрос о иерархии семантич. признаков вида, выявляются роль видовых противопоставлений в организации текста п отношения между видом и значением определенности/неопреде-
48 АССАМСКИЙ
ленности именной группы. Исследования ведутся на материале русского (Н. С. Авилова, А. В. Бондарко, М. Я. Гловинская, А. М. Ломов, М. А. Шелякин, Дж. Форсайт, М. Лей-нонен, Ж. Фонтен, А. Тимберлейк и др.), польского (В. Сьмех, А. Вежоицкая и др.), чешского (Ф. Копечный и др.), сербскохорватского (Дж. Грубор), болгарского (Св. Иванчев, Ю. С. Маслов, В. Станков и др.), ст.-славянского (А. Достал) и др. слав, языков. Проводятся межславянские сопоставления (Е. Беличова-Кржижкова, X. Голтон, М. Деянова, Н. Телин и др.) и работы по генезису слав, вида (П. С. Кузнецов, И. Немец и др.).
Активно ведутся аспектологич. исследования по английскому (И. П. Иванова, Р. Мак-Коард, А. Шопф и др.) „и др. герм, языкам (Б. М. Балин, X. Й. Вер-кёйл и др.), а также ром. языкам (Е. А. Реферовская, Э. Бенвенист, В. Поллак, К. Хегер и др.). Нек-рые из зарубежных ученых трактуют вид как универсальную «психологическую», понятийную или даже «стилистическую» категорию либо усматривают категорию вида в противопоставлении предельных и непредельных глаголов и в др. явлениях, относимых рядом сов. аспектологов к неграмматич. элементам функционально-семантич. поля аспектуальности.
Разрабатываются вопросы А. латинского (И. М. Тройский, М. Кравар и др.), др.-греческого (И. А. Перельмутер, П. Фридрих и др.), новогреческого (X. Я. Зайлер), балтийских (Л. Дамбрюнас, Э. А. Галиайтите, А.-С. Р. Паулаускене), индийских (Т. Я. Елизаренкова, 3. Лин-хард) и др. индоевроп. языков, изучаются генезис и раннее развитие вндо-времен-ных образований индоевроп. глагола (Вяч. Вс. Иванов, В. Н. Топоров, Е. Ку-рилович, Я. Сафаревич и др.).
В круг аспектологич. исследований все шире вовлекаются неиндоевроп. языки — афразийские (Ф. Рундгрен, Курилович), финно-угорские (Б. А. Серебренников и др.), тюркские (Д. М. Насилов, А. А. Юлдашев, Л. Юхансон и др.), монгольские, тунгусо-маньчжурские, кавказские, баскский, корейский, китайский и др. языки. В общей А. интенсивно дебатируются проблемы логич. основ аспектуальных оппозиций в связи с семантич. типологией глаголов (3. Вендлер, А. А. Холодович, Т. В. Булыгина, Ф. Данеш), вопросы взаимодействия вида с др. грамматич. категориями и соотв. функционально-семаитич. полями. Развернулись работы по сопоставит.-типология. А. (С. Г. Андерссон, М. Вандрушка, Э. Даль, В. Дреслер, Б. Комри, В. П. Не-дялков, X. Томмола и др.), в частности с обследованием по единой программе языков разных генетич. групп и география. ареалов.
• Вопросы глагольного вида, М., 1962; Ломов А. М., Очерки по рус. аспектоло-гии, Воронеж, 1977; Гловинская М. Я., Семантич. типы видовых противопоставлений рус. глагола, М., 1982; Бондарко А. В., Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии, Л., 1983; Маслов Ю. С., Очерки по аспектологии, Л., 1984; Теория грамматич. значения и аспектологич. исследования. Л., 1984; Comrie В., Aspect, Camb.— [а,,	о.,	1976]; Kury-
iowicz J., Problemes de linguistique indo-europeenne, Wroclaw, 1977; Thelin N., Towards a theory of aspect, tense and actio-nality in Slavic, Uppsala, 1978; Tense-aspect; between semantics and pragmatics, Amst.— Phil., 1982; Fontaine J., Grammaire du texte et aspect du verbe en russe contemporain,-P., 1983; Dahl O., Tense and aspect systems, Oxf.— N. Y., 1985. Ю. С. Маслов. АССАМСКИЙ ЯЗЬ'1К (охомия) — один из индийских (индоарийских) языков.
Офиц. язык штата Ассам в Индии. Распространен вдоль р. Брахмапутра. Число говорящих 12,7 млн. чел. А. я. близок к бенгальскому языку, отличаясь от него в фонологии отсутствием ретрофлексных взрывных (к-рые слились с зубными) и среднеязычных аффрикат (перешли в сибилянты, а исконные сибилянты — в h и х), в морфологии — упрощением системы аналитич. форм глагола, в частности утратой формального противопоставления по виду. Различаются вост, диалект (легший в основу лит. языка) и западный; обособлен диалект маянг (в Манипуре), тяготеющий к бенг. яз. Начало поэтич. творчества на А. я. восходит к 14 в.; с 17 в. выделяется жанр прозаич. хроник. Совр. лит. норма складывается с кон. 19 в. А. я. пользуется бенг. письмом (см. Индийское письмо), дополненным двумя буквами.
• Бабакаев В. Д., Ассам, язык, М., 1961; его же, Очерки морфологич. структуры ассам. языка, М.. 1980; К a k a t i В., Assamese, its formation and development, Gauhati, 1941; Chandrakanta abhidhan (A comprehensive dictionary of the Assamese language), Guvahati, 1962. Г. А. Зограф. АССИМИЛЯЦИЯ (от лат. assimilatio — уподобление) — один нз наиболее распространенных видов комбинаторных изменений звуков: артикуляционное уподобление звуков друг другу в потоке речи в пределах слова или словосочетания. Происходит между звуками одного типа— гласными (в о ка л и ч. А.) либо согласными (консонантич. А.). Противоположна диссимиляции. В результате А. увеличивается фоиетич. сходство подверженных ей звуков. В соответствии с тем, какой дополнит, общий признак они получают, различаются виды А'., напр. А. по мягкости/твердости: «ко[с’т’]и» (ср. «косточка»), «зве[з’д’]е» (ср. «звезда»); А. по глухости/ звонкости; «ло[тк]а» (ср. «лодочка»), <[фс]аду» (ср. «[вг]ороде»). Если после А. по одному признаку звуки сохраняют различие по др. признакам, А. называется неполной, частичной. Если звуки различались лишь одним признаком, то после А. по этому признаку они совпадают полностью, происходит полная А. Напр., «сшить»> [шыт’] (ср. «списать»), «высший»>«вы[ш]ий» (ср. «высокий») — зубной [с] полностью уподобляется последующему передненебному [ш] — происходит полная А. по месту а_р-тикуляции; «обман »> диал._ «о[м] ан», « досадно» > диал. <доса[н]о» — шумный уподобляется последующему носовому того же места образования — происходит полная А. по способу артикуляции. Во всех приведенных примерах предшествующий звук уподобляется последующему — происходит регрессивная А. Прогрессивная А., заключающаяся в уподоблении последующего звука предшествующему, встречается значительно реже: А. по мягкости в диалектах «Ванька» > «Ванькя». Помимо А. смежных звуков (контактной А.) возможна А. звуков, разделенных др. звуками (д и с-т а к т н а я А.): «сейчас» > прост, «чи-час», «хулиган»>Прост, «хулюган». Дистантную прогрессивную А. гласных по ряду или по ряду и по лабиализации представляет собой сингармонизм, свойственный тюрк., финно-угор., тунгусо-маньчж. языкам; дистантная регрессивная А. — перегласовки в герм, языках (англ, feet < *fotis, ср. foot; нем. Hande, ср. Hand).
Каждый язык обладает своим набором правил А. Напр., глухой шумный после
сонорного подвергается полному ассимилятивному озвончению в мар. яз.— ял ‘нога’+ киша ‘след’>ялгиша ‘следы ног’, но не в рус. яз., ср. «палка». Степень распространенности А. различна в разных языках. Напр., полная А. шумных согласных по глухости/звонкости широко распространена в рус. яз., т. к. обязательна для всех случаев стечения согласных в слове, тогда как в англ. яз. этот вид А. возможен только в окончаниях, напр. мн. ч. существительных (boot[s] — hand[z] и 3-го л. ед. ч. глагола наст, вр. (meet[s]—read[z]). На ассимилятивной основе могут происходить метатезы и выпадения согласных, т. наз. диэрезы (иапр., диэреза [j] в сев. рус. диалектах: «бывает»>«бываат»). См. также Аккомодация.	н. А. Грязнова.
АССИРЙЙСКИЙ ЯЗЬ'Ж (новосирийский язык, устар.— айсорский язык) — один из семитских языков поздней ступени (северо-центральная, или северо-западная, группа, арамейская подгруппа; классификация И. М. Дьяконова). Распространен отд. регионами в иноязычном окружении в Иране (р-н оз. Урмия), Ираке (р-н Мосула и сев. Багдада), Сирии (р-н гор Тур-Абдин и басе. р. Хабур), Турции (р-н Курдистанских гор и оз. Ван), СССР (отд. р-ны Арм. и Груз. ССР), США и др. странах (нередко в больших городах). Общее число говорящих ок. 330 тыс. чел., в т. ч. в СССР — ок. 15 тыс. чел. Разг, диалекты А. я. сильно различаются, что зависит не только от территориальной разобщенности носителей, но и от религ. различий.
Фонетика А. я. исторически претерпела ряд значит, изменений, в частности исчезли староарамейские нейтральные неударные гласные в открытых слогах, в результате чего возникли скопления согласных в начале слов, в свою очередь приведшие к отпадению первонач. первых слогов.
В имени не сохранилась семит, категория именных состояний; из артикля -а выработалось общее окончание имен. Система личных самостоятельных и суффиксальных притяжательных и объектных местоимений претерпела значит, фонетич. изменения. Система глагола полностью перестроена по сравнению с др. семит, языками: видовая система заменена временной (будущее, настоящее конкретное, настоящее длящееся, прошедшее несовершенное конкретное, прошедшее несовершенное длящееся, прошедшее совершенное I и II, перфект, плюсквамперфект I и II). Различают изъявит., сослагат. и условное наклонения, императив, положит, и отрицат. спряжение; сохранились две производные породы — интенсив (усиленность действия) и каузатив. Порядок слов в предложении относительно свободный.
До сер. 19 в. ассирийцы (атурайе) пользовались как лит. языком старым сирийским яз. (см. Арамейские языки); в 40-х гг. 19 в. был разработан новый лит. А. я. на основе урмийского диалекта; в дальнейшем этот лит. язык изменялся с учетом фонетически более архаичного мосульского диалекта и На основании замены многочисленных перс., араб., курд., тур. заимствований исконно сирийской лексикой. Письменность на основе сирийского письма.
* Церетели К. Г., Совр. ассирийский язык, М., 1964 (лит.); Maclean A. J.. Grammar of the dialects of vernacular Syriac, Camb., 1895; Polotsky H., Studies in modern Syriac, «Journal of Semitic studies», Manchester, 1961, v. 6.
Кал а ш e в А.. Рус.-айсорский и айсорско-рус. словарь, Тифлис, 1894; Maclean A. J., A dictionary of the dialects of vernacular Syriac, Oxf., 1901; О r a h a m A. J., Dictionary of the stabilized and enriched Assyrian language and English, [Chi., 1943].
И. M. Дьяконов. АССИРИОЛОГИЯ — комплекс гуманитарных дисциплин, изучающих историю, культуру и языки народов, к-рые в древности писали клинописью. А. в более уз
Бехистуиская надпись Дария.
ком смысле — комплекс дисциплин, изучающих историю, культуру и языки древней Месопотамии (Ассирии и Вавилонии).
Особенность лингвистич. А. состоит в том, что она занимается рядом языков, большинство из к-рых не родственны между собой; в ее сферу входят аккадский язык, урартский язык, хурритский язык, хаттский язык, хеттский язык, лувийский язык, палайский язык, шумерский язык, эблаитский язык и эламский язык.
Изобретенное в кон. 4-го тыс. до н. э. шумерами на Ю. Месопотамии пиктография. письмо в дальнейшем развилось в клинопись, к-рую приспособили для своего языка жившие севернее аккадцы, а позднее и мн. др. народы древней Передней Азии. Соответственно языкам А. подразделяется на шумерологию, хетто-логию и т. д. Внешне похожие иа месо-потам. клинопись угарит. и др.-перс, письменности генетически с ней не связаны и потому в сферу А. не входят. Обучение клинописи повсюду осуществлялось посредством переписывания и заучивания определ. набора шумер, и аккад. текстов, что и приводило при всей этнич. пестроте к нек-рому культурному единству («клинописная» культура). По этим пончинам занятия любой отраслью А. требуют знания шумер, и аккад. языков, что и создает основу для объединения.
Клинописные тексты стали известны в Европе еще в 17 в., а первые попытки их дешифровки были предприняты в 18 в., но А. получила науч, базу лишь в 19 в. В 1802 Г. Ф. Гротефеиду удалось правильно определить 9 знаков др.-перс, клинописи, но его работа осталась незамеченной. В 20—30-х гг. эта письменность была успешно дешифрована усилиями
p. К. Раска, Э. Бюрнуфа, К. Лассена и особенно Г. К. Роулинсона. Хотя др.-перс, письменность не относится к сфере А., ее дешифровка дала возможность использовать трехъязычную часть (др.-перс., аккад., элам. языки) Бехистунской надписи (ок. 521 до н. э.) в качестве трилингвы. Остальные две части трилингвы были дешифрованы (эламская не полностью) в 40—50-х гг. трудами Роулин
сона, а одноязычные тексты — трудами Ж. Опперта, Э. Хинкса и У. Ф. Толбота. Решающий эксперимент был произведен в 1857, когда четырем исследователям были разосланы копии вновь найденного клинописного текста на аккад. яз. и сделанные ими переводы совпали во всех существенных деталях. Этот год и считается годом рождения А.
В 20—40-х гг. начались первые иауч. раскопки в Месопотамии, и в руки исследователей попали десятки тысяч клинописных текстов (табличек), давших богатый материал для выяснения лексики и грамматики аккад. и шумер, языков.
Первая науч, грамматика аккад. яз. (1889) и первый словарь этого языка (1896) были созданы Ф. Деличем. Интерпретация шумер, яз., несмотря на обнаружение клинописных шумеро-аккад. «словарей» (силлабариев) и билингв, была затруднена невозможностью использовать сравнит.-ист. методику. Существовало мнение, что шумер, язык — не язык, а «жреческая тайнопись». Лишь в 1905 Ф. Тюро-Данженом был издан первый перевод шумер, надписей, а в 1923 А. Пё-бель издал шумер, грамматику. Однако мн. проблемы шумер, грамматики и лексики еще не решены. Поэтому интерпретации одноязычных шумер, текстов остаются в ряде случаев спорными, а получить связное чтение протошумер, (пиктографии.) текстов пока не удается (возможно, что последние являются не текстами в точном смысле этого слова, а мнемонич. записями; в нек-рых случаях есть возможность составить представление об их содержании).
АССИРИОЛОГИЯ 49
В 1906 на городище Богазкёй была раскопана Г. Винклером древняя столица Хеттского царства с огромным клинописным архивом. Благодаря догадке Б. Грозного обнаруженный здесь язык был определен как индоевропейский, что дало возможность применить методы изучения иидоевроп. языков, и интерпретация хеттского клинописного (неситского) яз. продвинулась очень быстро. Обнаруженные здесь же хаттские (протохеттские) тексты,
Иероглифическая лувийская надпись из Кархемиша
(9 в. до н. э.).
вкрапленные в хеттские надписи, поддаются интерпретации с трудом (понятны лишь тексты, снабженные хеттским переводом), и связных переводов одноязычных хаттских текстов получить не удается.
Монументальные урарт. надписи были обнаружены на Арм. нагорье еще в 19 в., обнаружено и нек-рое кол-во табличек. Интерпретация урарт. яз. была выполнена в основном трудами И. Фридриха и А. Гётце, а также И. И. Мещанинова, Г. В. Церетели, Г. А. Меликишвили, Н. В. Арутюняна и И. М. Дьяконова, но не может считаться завершенной. Еще меньше удалось продвинуться в интерпретации родственного урартскому хур-рит. яз. С большими трудностями встречается и интерпретация злам. яз. Далека от завершения также и дешифровка лувийских иероглифич. надписей, а в дешифровке урарт. иероглифики делаются первые шаги. Ведется работа над ии-
50 АТАПАСКСКИЕ
терпретацией обнаруженных текстов из Эолы, обещающих значит, открытия. Раскопки в Месопотамии и других «клинописных» регионах ежегодно приносят гораздо больше материалов, чем их способны обработать ассириологи (кол-во хранящихся в разл. собраниях клинописных текстов приближается, видимо, к полумиллиону).
В 19 в. А. была лишь вспомогат. отраслью библеистики, занимавшейся изучением Библии во всех
ее аспектах, но к иач. 20 в. стала самостоятельной и бурно развивающейся областью науки. Ассириологич. науч, школы начали складываться с 19 в. в Германии, Англии и во Франции; позднее появились школы также в США, Японии, Италии, Чехословакии. Активно работают ассириологи и ряда др. стран, в т. ч. араб, стран и Турции. Основные зарубежные центры А.— в Берлине, Будапеште, Лондоне, Мюнхене, Париже, Праге, Риме, Филадельфии, Чикаго. Важнейшие хранилища клинописных' памятников за рубежом: Лувр, Британский музей, Берлинский, Стамбульский, Багдадский, Пенсильванский и ряд др. музеев в Италии, ФРГ, США и ГДР.
В России первые ассириологич. публикации в 90-х гг. 19 в. были осуществлены египтологами В. С. Голенищевым н Б. А. Тураевым. Коллекции клинописных памятников были собраны Голенищевым иН.П. Лихачевым (хранятся в Эрмитаже и Музее изобразит. иск-в им. А. С. Пушкина). Образцовое из-
даиие шумер, документов из собрания Лихачева было осуществлено в 1908—15 первым рус. ассириологом-профессионалом М. В. Никольским. Преподавание аккад. яз. было начато в Петерб. ун-те П. К. Коковцовым. В сер. 10-х гг. развернулась деятельность В. К. Шилейко, издавшего ряд клинописных памятников и выполнившего их переводы. Ученик Шилейко А. П. Рифтии в 1933 возобновил преподавание А. в Ленинграде, чем и положил начало самостоят. сов. школе ассириологов-филологов. В дальнейшем преподавание А. началось в Грузии (Церетели), затем в Армении. Первоначально А. в СССР была по преимуществу ист. дисциплиной. Филологич. и специально лингвистич. исследования приобрели значит. размах в послевоен. годы: труды Дьяконова, Т. В. Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванова, Меликншвили и др. Важнейшими центрами А. в СССР являются Ленинград (ЛО ИВАН СССР, Эрмитаж и вост, ф-т ЛГУ), Ереван (Ин-т востоковедения АН Арм. ССР, Ереван, ун-т), Тбилиси (Ин-т истории и Ин-т востоковедения АН Груз. ССР, Тбилис.
ун-т), ассириологи работают также в науч. центрах Москвы, Баку, Минска.
Клинописные тексты в копиях издаются музеями и др. иауч. учреждениями в виде отд. изданий и многотомных серий. Выходят и периодич. издания по A.: «Revue d’assyrio-logie et d’archiologie orientale* (P., 1884—), «Zeitschrift fur Assyriologie und verwandte Gebiete* (B., 1886—), «Revue hittite et asi-anique* (P., 1930—), «Sumer* (Baghdad, 1945—), «Journal of Cuneiform studies* (New Haven, 1947—), «Acta sumerologica* (Хиросима, 1979—). Исследования no А. печатаются также и в общевостоковедной периодике: «Archiv fur Orientforschung* (В., 1924—), «Iraq* (L.. 1934—), «Journal of Near Eastern studies* (Chi., 1942—) и др.; в журв. «Orientalia* (Roma, 1932—) в разделе <Keil-schriftbibliographie* регулярно публикуется библиография работ по А.
Издания памятников: «Cuneiform texts from Babylonian tablets in the British Museum*, L., 1896—; «Vorderasiatische Schriftdenkmaler*, Lpz.— В., 1907 — ; «Musee national du Louvre. Ddpartement des antiquites orientates. Textes cuneiformes*, P., 1910—; «Keilschrifturkunden aus Boghazkoi*. B., 1916; «Archivi reali di Ebla», Roma, 1985 — . * Фридрих И., Дешифровка забытых письменностей и языков, пер. с нем., М., 1961; Дьяконов И. М., Языки древней Передней Азии, М.. 1967; Тайны древних письмен. Проблемы дешифровки. Сб. переводов, М.. 1976; История лингвистич. учений. Древний мир, Л.. 1980; Оппенхейм А. Л., Древняя Месопотамия. Портрет погибшей цивилизации, пер. с англ., М., 1980; Reallexi-kon der Assyriologie. Bd 1 — , Lpz.— В., 1928—; Handbuch der Orientalistik, Abt. 1, Bd 2. Abschn. 1 — 2, Leiden, 1959.
В. А. Якобсон.
АТАПАСКСКИЕ ЯЗЫКЙ (атабаскские языки) — группа индейских языков Сев. Америки, входящих в семью на-дене (см. На-дене языки). Включает ок. 40 языков. Общее число говорящих ок. 220 тыс. чел. А. я. представлены тремя ареалами: северным, охватывающим внутр, р-ны Аляски и С.-З. Канады (языки атена, танаина, набесна, ингалик, холикачук, коюкон, верхний кускоквим, танана, верхний танана, хан — на Аляске, кучин — на Аляске и в Канаде, бивер, кэрриер, чилкотии, чипевьян, секани, догриб, хэр, каска, сарси, слейв, тагиш, талтан, тучоне — в Канаде); тихоокеанским, включающим 2 подгруппы— орегонскую (ампква, гэлис, эппльгейт, частакоста, тутутни, четко, толова, ко-килль) и калифорнийскую (хупа, чилула, вилкут, маттоле, синкьоне, нонгатль, лассик, ваилаки, Като), представленные соответственно в штатах Орегон и Калифорния; южным, охватывающим штаты Аризона н Нью-Мексико, где распространены языки апач, подгруппы — навахо, сан-карлос, чирикахуа, мескалеро, хи-карилья, липан и киова-апаче. К А. я. относились также ныне исчезнувшие языки: цецаут, квалиоква, тлацканаи и ии-кола в канадской пров. Британ. Колумбия. Мн. А. я. находятся иа грани исчезновения; наибольшее кол-во говорящих — ок. 140 тыс. (1973, оценка) — насчитывает яз. навахо. На Аляске насчитывается ок.
3 тыс., в Канаде 22 тыс. говорящих на разл. А. я. Наибольшее разнообразие А. я. наблюдается на Аляске (к-рую поэтому считают прародиной атапаск, племен). Выделение тихоокеан. и апач, подгрупп в лингвистич. отношении не вызывает сомнения, общепринятой классификации языков сев. ареала пока не существует (X. Хойер выделяет 7 подгрупп: 1) танаина, 2) коюкон, 3) танана, слейв, чипевьян; кэрриер; набесна, тучоне, 4) ингалик, кучин, хан, 5) атена, талтан, каска, секани, сарси, бивер, 6) хэр, Др-гриб, 7) тагиш).
Система вокализма А. я. обычно включает гласные i, е, а, и, о и их назализов.
корреляты. Консонантизм отличается сложным составом: смычные (переднеязычные и велярные) и аффрикаты (межзубные, свистящие, шипящие, латеральные) противопоставлены по признакам «звонкий — глухой — глотталиэованный» (ларингальный ряд имеет только гортанную смычку 7, губной — звонкий Ь), среди спирантов (межзубные, свистящие, шипящие, латеральные, велярные) различаются звонкие и глухие (в ларингаль-ном ряду только глухой h). Встречаются лабио-велярные. Имеются фовологнч. тоны (два или три). Слоги преим. открытые, практически отсутствуют сочетания согласных, распространены сочетании гласных.
Имена существительные имеют личные притяжат. префиксы: сарси si- ‘мой’, ni-‘твой’, mi- ‘его, ее’, nihi- ‘наш, ваш’, gi-mi- ‘их’, i-‘чей-либо’. Абсолютная форма имени и основа притяжат. формы различаются озвончением первого или последнего согласного основы, чередованием гласных, изменением тона, появлением тематич. гласного. Категории числа и падежа отсутствуют. Распространены послелоги, также имеющие притяжат. префиксы: навахо -а ‘для’, -аа ‘к‘, -аа ‘из-за,
С с вследствие’, -ta 9 ‘между’ и др. Имя прилагательное как самостоят. лексико-грам-матич. категория не выделяется. Личные местоимения (самостоят. местоимения употребляются только для эмфазы) характеризуются совпадением 3-го л. ед. н мн. ч., а также 1-го и 2-го л. мн. ч. Выделяется четвертое лицо — лицо, психологически более удаленное от говорящего.
Глагольные категории выражаются префиксально. Насчитывается 9 префиксальных позиций: 1) наречные префиксы, 2) итеративный префикс, 3) префикс дистрибутивной множественности, 4) объектный префикс (в т. ч. возвратности и взаимности), 5) префикс безличности, 6) наречные префиксы, 7) префикс времени, аспекта и способа действия, 8) субъектный префикс, 9) классификатор. Глаголы подразделяются на средние (статив-ные), выражающие состояние и расположение предмета в пространстве, и активные, выражающие процессы или действия. Первые имеют только имперфект или перфект, вторые — формы имперфекта, перфекта, прогрессива, футуру-ма, обычности, итератива, оптатива и др. Имеются также энклитики, выражающие временные и модальные значения. В иек-рых языках отмечается явление инкорпорации.
Из способов словообразования широко распространено словосложение. Существует лексемное противопоставление действий и состояний в зависимости от внеш, признаков их референтов (т. наз. классификационные глаголы). Число лексем, участвующих в таком противопоставлении, достигает 12, ср. глаголы со значением ‘быть’ в навахо: -?а (о круглых предметах), -ta (о длинных предметах), - ti (об одушевленных), -nil (о совокупности мелких предметов), -ка (о вместилищах вместе с содержимым), -zood (о громоздких предметах) и др. Порядок слов в простом предложении SOV. Определение предшествует определяемому.
Степень изученности А. я. неодинакова. По языкам Аляски не опубликовано ни одного грамматич. описания, за исключением неск. статей. В 19 — нач. 20 вв. миссионерами был создан ряд грамматик и словарей по А. я. Канады (б., ч. неопубликованных). Существуют
словари и грамматики языка навахо. Основы сравнит.-ист. изучения А. я. заложил Э. Сепир, включивший А. я. в семью на-дене; он же реконструировал протоатапаскскую фонология, систему. Изучением А. я. (гл. обр. апачских) в синхронном н в ист. планах занимался Хойер.
А. я. бесписьменные. В кон. 19 в. франц, миссионерами была приспособлена для иек-рых А. я. слоговая письменность индейцев кри (см. Алгонкинские языки), однако она не получила распространения. В 40—50-х гг. 20 в. предпринимались попытки распространения письменности на лат. основе у навахо (в 1943—57 на этом языке издавалась газета).
* Климов Г. А., Типология языков активного строя, М., 1977: Pilling J. С., Bibliography of the Athapascan languages, Wash., 1892; S a p 1 r E., The Na-Dene languages. A preliminary report. «American Anthropologist*, 1915, v. 17; M oriceA.G., The Carrier language, v. 1—2, Winnipeg, 1932; Wall L., Morg an W., Navajo-English dictionary, Phoenix (Arizona). 1958; Studies in the Athapaskan languages. Berk.— Los Ang., 1963; Mueller R. J., Kutchin dictionary, Fairbanks, 1964; Sapir E.. Hoijer H., The phonology and morphology of the Navaho language, Berk.— Los Ang., 1967; Cook E.-D., An introductory sketch of Sarcee grammar, Edmonton. [1967]; R i-chardson M. W., Chipewyan grammar, Cold Lake (Alberta), 1968; Dy en 1., Aber-1 e D. F., Lexical reconstruction, [L., 1974]; Parr R. T., A bibliography of the Athapaskan languages, Ottawa, 1974; Hoijer H., A Navajo lexicon, Berk., 1974. M. E. Алексеев. АТЛАНТИЧЕСКИЕ ЗАПАДНЫЕ ЯЗЫКЙ — см. Западноатлантические языки.
АТЛАС ДИАЛЕКТОЛОГИЧЕСКИМ (атлас лингвистический) — систематизированное собрание карт диалектологических одной и той же территории, показывающих распространение диалектных особенностей одного или нескольких соседних языков. Работа по составлению А. Д. может начаться лишь после того, как в результате предварит, изучения данного языка станут известны осн. черты его диалектов, диал. различия данного языкового ареала. А. Д. дает сведения о территориальном распределении заранее известных явлений. Часто, однако, собиратели материала для А. д. обнаруживают и неизвестные ранее языковые факты.
Характер А. д. в первую очередь зависит от задач, к-рые он призван решить. Большинство региональных н нац. А. д. направлено на исследование проблем синхронии, совр. диал. членения, совр. процессов или проблем диахронии данного языкового ареала. Создание межнац. А. д. позволило поставить и типология, проблемы. Характер программы (вопросника, анкеты), по к-рой собирается материал, методика его собирания и записи, принципы картографирования определяются проблематикой, объемом и практич. возможностями составителей А. д. Программа может охватывать все ярусы языка либо только (преим.) один из них — лексику или фонетику и т. п., может быть посвящена и небольшому разделу, напр. названиям животных. Кол-во вопросов колеблется от неск. десятков до неск. тысяч. Каждый вопрос может быть ориентирован на конкретное слово либо на языковое явление.
В первых (кон. 19 — нач. 20 вв.) А. д. сформировались 2 метода сбора материалов: прямой, при к-ром записи на местах делает один из составителей атласа («Лингвистический атлас Франции*), и косвенный, при к-ром запись материала по ра
зосланной на места единой аикете-вопрос-нику ведут корреспонденты с мест («Немецкий лингвистический атлас*). Впоследствии возник третий метод: материал иа местах собирается по единой программе коллективом лингвистов или лнц, имеющих лингвистич. подготовку. Этот метод обусловлен большим объемом многих совр. А. Д., охватывающих обширную терр., нередко включающую разные страны, описывающих все ярусы языковой системы. Диал, материал приводится в транскрипции, что особенно важно для фонетич. карт. Обследоваться могут все или нек-рые населенные пункты картографируемой территории. При несплош-иом обследовании сеть пунктов может быть густой или редкой, равномерной или неравномерной, что зависит от степени диал. однородности территории.
Оси. карты А. д. посвящаются показу территориального распространения вариантов диал. явлений — диал. различиям. Развитие лингвистической географии заключалось в постепенном изменении объекта и способов картографирования. Для ром. и нем. школ лингвогеографии характерно картографирование отд. слов как единичных языковых фактов. В моек, школе, гл. обр. в работах Р. И. Аванесова, выработаны новые принципы лингвистич. картографирования. Отраженное на карте диал. различие понимается как звено языковой системы, конкретный диал. факт — как линия пересечения ряда разнокачественных, общих и частных, диал. явлений. Выдвинут принцип изображения фонетич., грамматич., словообразоват. явлений на лексически не ограниченном языковом материале. На картах «Диалектологического атласа русского языка» дается сложная иерархическая, структурно обусловленная характеристика картографируемого факта, вытекающая из определения его реального места в системе языка. На карте устанавливаются осн. противопоставление и противопоставления 2-й, 3-й и последующих степеней.
Осн. идеи рус. лингвогеографии развиваются при создании атласов др. нац. языков СССР и межнац. атласов. В «Атласе украинского языка* разработан картография, метод наложения ареалов структурно и генетически взаимосвязанных языковых элементов. В «Карпатском диалектологическом атласе* разработан метод картографирования семантич. микрополя лексемы. В «Общеславянском лингвистическом атласе* было выдвинуто понятие диахронич. тождества как объекта картографирования.
Создание А. д.— важный этап в развитии диалектологии каждого нац. языка. Являясь фундаментальным сводом диал. материала в его территориальном распространении, А. д. служит основой для разл. аспектов изучения языка методами лингвистич. географии.
С кон. 19 в., когда начались работы по созданию первых А. д., до сер. 80-х гг. 20 в. подготовлено и находится в стадии подготовки св. 150 разнообразных А. д. Большинство из них относится к национальным или региональным. Нац. А. д. охватывают область распространения языка (напр., франц., укр.) либо соотв. адм. область; так, «Диалектологический атлас белорусского языка* представляет собой А. д. БССР. Территория нац. атласов может быть настолько велика, что ее приходится членить на ряд зон. Так, терр. «Диалектологического атласа
АТЛАС 51
4‘
русского языка» была разделена на 5 зон (соответственно 5 атласов), после лингво-географич. описания к-рых появилась возможность создать сводный атлас всей территории. На 3 тома (зоны) разделены атласы укр. и тат. языков, на 4 — казах. языка. Изданы или подготовлены А. д.: франц., исп., итал., рум., молд., нем., нидерл., ирл., рус., укр., белорус., болт., польск., словац., луж., фин., эст., венг., кирг., чуваш., япон. и др. языков. Вслед за изданным атласом Пуэрто-Рико начата работа по созданию и нек-рых др. нац. атласов исп.-амер, ареала.
Региональные А. д. обычно охватывают часть территории нац. А. д., и в них уточняются, детализируются, углубляются материалы нац. А. д. Таковы, напр., иек-рые нем., франц., рум., польск. А. д. по областям. Иногда региональные А. д. составляются до национальных и представляют собой предварит, опыт картографирования данного языка. Такими были первые нем. атласы Г. Бенкера и мн. др.
Создаются и А. д., охватывающие неск. языков. «Общекарпатский диалектологический атлас» — это межъязыковой региональный атлас, ставящий задачу изучения результатов длит, интерференции языков и диалектов карпат. ареала, принадлежащих разным языковым группам (семьям): укр., болг., сербскохорв., словацкого, чеш., польск., рум., молд., веиг. языков, к такому же типу относятся готовящиеся атлас Альп и Средиземноморский лингвистический атлас. Задачи иного рода призваны решить А. д. больших групп родств. языков: «Общеславянский лингвистический атлас», охватывающий все слав, языки и диалекты в Европе, и «Общетюркский лингвистический атлас», начальным этапом к-рого является «Диалектологический атлас тюркских языков СССР». Данные этих атласов имеют значение в первую очередь для комплексного сравнит.-ист. и сии-хронно-типологич. изучения этих языков. След. этап — создание «Лингвистического атласа Европы».
Особый тип А. д. представлен подго* товленным в Великобритании «Лингвистическим атласом позднесреднеанглийского языка». В этом атласе карты составлены не на живом диал. материале, а на основе письм. текстов 1350—1450, богато отражающих местные диал. черты.
Важнейшие А. д.: Атлас рус. нар. говоров центр, областей к востоку от Москвы. под ред. Р. И. Аванесова, М., 1957; Атлас болг. говоров в СССР, под рел. С. Б. Бернштейна, М..	1958: Дзендзел1всь-
кий Й. О., Л1нгв1стичний атлас украшсь-ких народвих говор!в Закарпатсько! облает! УРСР (Лексика), ч. 1 — 2, Ужгород, 1958— 1960; Дыялекталапчны атлас беларускай новы, пад рэд. Р. I. Аванесава, К. К. Kpani-вы. Ю.Ф. Мацкев!ч, Мшск, 1963; Карпатский диалектология, атлас, М., 1967; Атласул лингвистик молдовенеск, ред. Р. Удлер, В. Комарницки, бол 1—2, Кишинэу, 1968— 1972; Общеслав. лингвистич. атлас. Вступительный выпуск. Общие принципы. Справочные материалы, М.. 1978; Атлас украшсь-ко! моей, т. 1, Кшв, 1984; Диалектология, атлас рус. языка. Центр Европ. части СССР, под ред. Р. И. Аванесова, С. В. Бромлей, в. 1, Фонетика, М.. 1986; Atlas linguistique de la France, par J. Gillieron et E, Edrnont, t. 1 — 7, P., 1902—12; Deutscher Sprach-atlas, hrsg. von F. Wrede (fortgesetzt von B. Martin, W. Mitzka), Lfg 1 — 19, Marburg, 1926-54.
* Йордан Й., Романское яз-знание, nep. с рум., М., 1971; Лингвистич. и этногра-
52 АТЛАС
фич. атласы и карты. Сост. Т. Н. Мельникова и Н. Л. Сукачев. Под ред. М. А. Бородиной, Л.,	1971 (ротапринт); Сука-
чев Н. Л., Лингвистич. атласы и карты, в кн.: Проблемы картографирования в яз-знании и этнографии, Л.. 1974; Толстая С. М., Совр. состояние польск. диалектологии (краткий библиография. обзор), «Сов. славяноведение», 1973, № 5; Миронов С. А., Нем. диалектография за сто лет, ВЯ, 1976, №4;Рор S., La dialectologic, pt. 1—2, Louvain, 1950; Pop S., Ppp R. D., Atlas linguistiques europeens. Domaine roman. Louvain, 1960.	Л. Л. Касаткин.
Атлас лингвистйческий — i) то же, что атлас диалектологический; 2) атлас звуков речи — альбом карт с изо бражением органов речи при произнесении звуков данного языка и их акустических характеристик. Он содержит карты (табло) органов речи в момент артикуляции того или иного звука и акустич. параметров звуков. Артикуляция звуков может быть показана на снимках губ (лабнбграммах), языка (лингвограммах), нёба (палатограммах), рентгеновских снимках речевого аппарата (рентгенограммах). Акустич. параметры звуков характеризуются разл. осциллограммами и спектрограммами. Каждый звукотип может быть представлен статич. снимками, выполненными в момент произнесения, и динамич. видами записи, соответствующими протеканию звука во времени: серией кинокадров, снимками изменяющегося спектра. Изображения, поев, каждому звуку, помещаются на отд. листе, т. о. звуки речи предстают как типы артикуляторно-акустич. комплексов. Эти листы-карты сопровождаются комментариями, содержащими подробное описание артикуляционных и акустич. характеристик звуков.
« Болла К., Атлас звуков рус. речи, пер. с венг., Будапешт, 1981 (лит.).
Л. Л. Касаткин.
АТРИБУТ (от лат. attributum — данное, приписанное) — см. Определение.
АУГМЕНТ (от лат. augmentum — приращение, увеличение) — префиксальный элемент, в ряде индоевропейских языков свойственный глагольным формам прете-ритного типа в изъявительном наклонении (в санскрите — также в условном). Представлен в греч. н нндоиран. языках, ограниченно в арм. яз.; следы А. отмечаются во фригийском яз. А. считается наследием индоевроп. праязыка, где он имел вид *е- и соотносился только с т. наз. вторичными окончаниями. А. реализуется в зависимости от характера корневого анлаута либо как гласный (слоговой А.) — при консонантном начале, либо как долгота (темпоральный А.) — при вокалич. начале корня, ср. греч. lego ‘говорю’ — elegon ‘я говорил’, но ago ‘веду’ — dgon ‘вел’ (из agon (*е + + ag -о -п); санскр. jayami ‘я побеждаю’ — ajayam ‘побеждал’, но asmi ‘я есть’ — asam ‘я был’. Нек-рые ' греч. и др.-инд. формы имеют долгий слоговой А. (соответственно ё- и а-), иногда об > ясияемый в рамках' ларингалъной теории. Предполагается, что А. в индоевроп. праязыке был факультативным, это его свойство отражают древние греч. и ин-донран. памятники.
А. служил дополнит, средством противопоставления презенса /аориста/ перфекта (позже также презенса/имперфек-та). Развился А. из самостоят. слова, на что указывает его ударность; это могло быть первоначально наречие (по другой т. зр.— соединит, частица типа союза) со значением «раньше, прежде», находившееся в сильной (первой) синтаксич. позиции (см. Ваккернагеля закон) и
превратившееся затем в преверб (префикс при глагольной основе).
В рус. лингвистич. лит-ре А. называется также приращением; этот термин не следует смешивать с термином наращение: приращение, или А., относится к сфере словоизменения, наращение — к сфере словообразования. • Семереньи О., Вве дение в сравнит. яз-знание, пер. с нем., М., 1980; Brugmann К., Grundriss der vergleichenden Grammatik der indogermanischen Sprachen, Bd 2—3, Strassburg, 1892—93 (Bd 3— cobm. с B. Delbruck).	В. А. Виноградов.
АУСТРЙЧЕСКИЕ ЯЗЫКЙ — гипотетическая макросемья, объединяющая аустроазиатские языки и австронезийские языки. Теория аустрич. семьи была выдвинута в нач. 20 в. В. Шмидтом. В кн. «Мон-кхмерские народы— связующее звено между народами Центральной Азии и 'Австронезии» (1906) он приводит ряд схожих аффиксов, присущих обеим семьям, и 215 общих, по его мнению, корней. Однако эта гипотеза, в том виде, как она представлена у Шмидта, неубедительна. Осн. возражение заключается в том, что приводимые формы даются не в реконструированном виде, а так, как они существуют в совр. языках. Кроме того, к сравнению привлечены мн. звукопод-ражат. корни, к-рых много во всех языковых семьях Юго-Вост. Азии; они ие дают доказательства родства. У значит, кол-ва корней неясные семантич. связи (напр., № 66 — сравнение австронезийского «дикобраз» с аустроазиатским «мякина, пыль» и др.). Мн. сопоставления недостаточно обоснованы в плане выражения, т. к. соответствия установлены только для инициальных согласных. В работе имеются фактич. ошибки. Поскольку три из осн. привлекаемых к сравнению языков (бахнар, стиенг и Никобарский) находятся в австронезийском окружении, а кхмер, и мои. языки также испытали австронезийское влияние, в большинстве случаев невозможно установить, является ли схожесть тех или иных корней результатом генетич. родства или позднейших заимствований.
Наличие в обеих семьях нек-рого кол-ва общих древних корней, предположительно восходящих к аустротайскому и ауст-роазиатскому праязыковому состоянию, может быть объяснено (П. К. Бенедикт) аустротайским субстратом в аустроазиат. языках, что отрицает, т. о., теорию аустрич. родства. Ж. Дифлот отрицает даже наличие существенного аустротайс-кого субстрата. X. Л. Шорто не исключает существования аустрич. семьи и приводит ряд аустрич. корней в своем др.-мои. словаре. Решение аустрич. проблемы требует привлечения большего материала и новых исследований.
« Schmidt W.. Die Mon-Khmer-Volker. Ein Bindeglied zwischen Volkern Zentral-asiens und Austronesiens, Braunschweig, 1906; Benedict P. K., Austro-Thai language and culture. New Haven, 1975; его же, Austro-Thai and Austroasiatic, «Austroasiatic Studies», Honolulu, 1976; Diffloth G., Mon-Khmer initial palatals and substratumi-zed Austro-Thai. «Mon-Khmer studies, VI», Honolulu, 1977.
Shorto H. L.. A dictionary of the Mon inscriptions from the sixth to the sixteenth centuries, L.,1971.	А. Ю. Ефимов.
АУСТРОАЗИАТСКИЕ ЯЗЫКЙ (австроазиатские языки) — семья языков, на к-рых говорит часть населения (ок. 84 млн. чел.) Юго-Вост, и Юж, Азии, а также ряда островов в Индийском океане. К А. я. относятся 8 языковых групп: группа семанг-сакай (ас-лианская — по Дж. Беиджамииу), языки к-рой распространены на п-ове Малак-
ка (Малайзия); иа одном из диалектов семаиг говорят в Юж. Таиланде.
Семанг-сакай (аслианские) языки делятся на подгруппы: 1) сев. аслианские языки (или семанг-панган); 2) южные семанг — исчезнувшая подгруппа; 3) те-миар, или ланох (северные сакай); 4) се-май (центральные сакай); 5) мах мери (юго-западные сакай); 6) семелай (юго-восточные сакай); 7) внутр, подгруппа (джах хут) восточных сакай; 8) внеш, подгруппа, или семак бери (восточные сакай); 9) че-вонг — отличный от семаиг и сакай язык, на к-ром говорит ненегроидное племя на юж. склонах Гунонг-Бе-ном. Антропологически более сев. племена — семанг — относятся к негроидным пигмеям, а более южные — сакай — к австралоидам. Племена джакун (нек-рые исследователи относят их к носителям А. я.) говорят на австронезийских языках, хотя их словарь и включает лексику А. я.
Группа вьетнамскнй-мыонг (вьетмыонгские языки) составляет осн. часть аустроазнат. языковой общности; распространена гл. обр. во Вьетнаме и частично в Лаосе. Она состоит из след. осн. языков: совр. Вьетнам, яз. с его диалектами, средневьетнамского (представлен гл. обр. словарем 17 в. пор-туг. миссионера А. де Рода), мыонгско-го яз. с многочисл. диалектами, языков накатан, тхавунг, понг, шать (или сек) и др.
Группа мон-кхмер: языки с древней письменностью инт. происхождения — кхмерской и монской, племенные языки на терр. Камбоджи, Мьянмы (бывш. Бирмы), Вьетнама, Лаоса и Таиланда (см. Мон-кхмерские языки).
Группа палаунг-ва включает языки, распространенные вдоль юж. границ Китая, Тибета, Бутана, а также на терр. Вьетнама, Лаоса, Таиланда и Мьянмы (бывш. Бирмы). Имеет подгруппы: зап. подгруппа — рианг (или янг сек); палаунг (или румай), в т. ч. диалект даранг; ангку (или ангкоу); ва, эн, тойлой; данау; лава, в т. ч. диалекты муанг, мн-па, папао; вост, подгруппа — кхму; ламет; куа кванг лим; кха кон-кы; кха дой-луанг; пхенг (тхенг, или пхонг); тонг-луанг; квен, тьон, ха-пу и мн.
Группа Никобарского языка включает языки, распространенные на Никобарских о-вах: кар (Саг Nicobar), или пу; шоври, или те-тэт; языки тересса и бампак (те-их-лонг); центр, диалект, включающий нангкаури (о. Каморта), лафул (о. Тпршику), тех-ню (о. Качел); лоонг (о. Б. Никобар); он (о. М. Никобар); ла-монг-ше (о. Кон-дуль); милох (юж. диалект); шом-пенг (материковый, т. е. неприбрежный, диалект на о. Б. Никобар).
Группа языка кхаси, распространенного в Индии и Бангладеш, включает диалекты горного населения штата Мегхалая (Индия): «стандартный* диалект (в Черапунджи); диалект ленг-нгам (септенг, пли пнар); диалект вар (лакадонг).
Группа языков мунда, на к-рых говорит часть населения штатов Мадхья-Прадеш, Бихар, Орисса и Андхра-Прадеш (Индия); см. Мунда языки.
Группа языка нагали (штат Мадхья-Прадеш, Индия), испытавшего влияние языков разл. систем, но сохраняющего нек-рую близость с языками мунда (см. Нагали).
Вокализм А. я. характеризуется противопоставлением открытых и закрытых е и о, а также существованием нейтральных гласных (типа англ. э). Мн. языкам
свойственно просодич. противопоставление гласных по долготе. В основе консонантизма — противопоставление звонких и глухих смычных. Нек-рые языки включают церебральные и придыхательные. Типична имплозия (отсутствие взрыва в произнесении согласного) в конце морфов. В мон-кхмер. языках благодаря оглушению звонких смычных и непрерывных происходит постепенная фонологизация регистров гласных; это приводит в группе вьетнамскнй-мыонг и отчасти в группе палаунг-ва к возникновению систем тонов.
Грамматич. строй А. я. характеризуется либо сохранением рядом языков первоначального, т. е. префигирующего, типа (использование показателей грамматич. категорий только перед корнем слова — группы семанг-сакай, палаунг-ва, яз. кхасн, мон-кхмер. языки), либо отходом от него. Языкам префигирующего типа свойственны основоизоляция, преобладание развитой префиксации (и инфиксации) как основообразоват. и грамматич. средства, отсутствие фонологич. различий в регистре. Во мн. языках происходит процесс изменения префн-гирующего типа. С одной стороны, нек-рые языки стали корнеизолнрующи-ми, утратившими аффиксы, языками политональными, обладающими аналитич. грамматикой и деривацией (группа вьет-намский-мыонг). Вьетнамский яз. ие сохранил групп согласных (или кластеров) в начале слога и морфемы (монемы). Язык мыонг, а также ламет (из группы палаунг-ва) сохранили кластеры (сочетания неслогообразующих фонем), возникшие из префиксов или цепочек префиксов. С др. стороны, в нек-рых языках шел процесс развития суффиксального строя и постепенного забвения значений префиксов (группа никобар. языка, где наблюдается переходная ступень — наличие префиксации, инфиксации и суффиксации,— языки мунда, группа языка нагали). Изоляция сменяется в этих языках агглютинацией. Нек-рые ученые иногда характеризуют группу языка кхаси— с префигирующей типологией — как языки префиксально-агглютинативного типа. Остатки основообразующих суффиксальных элементов встречаются и в пре-фигирующих языках.
Средствами основообразования и формообразования в А. я. служат префиксация, инфиксация (суффиксация — для языков мунда, группы языка нагалн, группы никобар. языка), а также редупликация (полная и частичная), в значит, степени совпадающие в материальном выражении. Специфичным средством основообразования является основосложение. В префигирующих А. я. осн. средство словообразования — префиксация (инфиксы возникли из префиксов). Среди префиксов сохранились первичные, вида CV, вторичные, вида CVC, слившиеся с вокальным или консонантным началом корня, а также последовательности префиксов, напр.: кхаси k-ti ‘рука’, k-jat 'нога', кэг-pneng ‘отдельный’ ((pheng ‘граница, линия'), hin-riw ‘6‘, hin-iew ‘7’, шэп-ta ‘сегодня’, Ьёп-nin ‘вчера’; ннко-бар. mat ‘глаз’, tei ‘рука’, olmat ‘глаз’, oltei ‘ладони’, okmat 'брови'; мон. ok-tei ‘тыльная сторона кисти’, ре-lok ‘пушка’ (ср. сакай 1<?к ‘гореть’, tarao ‘6’, tha-p oh ‘7’; ср. сантальское turui ‘6’).
Наряду с большим числом префиксов сохранилось лишь неск. инфиксов (древняя система не изучена): эп/-п-(образование отглагольных имен, инструмента н места действия), -т- (осн. значение деятеля), -пт- (mg-) (собират. и абстрактные
имена) /ь (отглагольные имена, собирательность, взаимность), а также реликтовые случаи -г-, -1-, -7-, напр.: кхаси briw ‘человек’ ) Ьёп-rin ‘человечество’ (ср. мон. ргео ‘женщина’); никобар. dok ‘приходить’, d-am -uk 'гость', koan ‘ребенок’ ) k-aman-uan ‘поколение’. Инфикс -mn- близок префиксу men- (ср. кйпа ‘женщина’ ) men-капа ‘женщины из разных деревень').
Формообразоват. категории, напр. переходность и каузативность, взаимность действия часто совпадают с основообразовательными. Показатели — классификаторы в А. я. наличествуют в разл. степени. Показатели мн. числа характерны для всех языков; в нек-рых языках более архаичная система числа (единств. — двойств.— множественное) представлена в местоимениях. В большинстве А. я. в имени выражается категория одушевлен-ности/неодушевленности, часто с двойным маркированием (обозначением). Категория рода существует только в языке кхаси. В др. языках существуют лексич. показатели пола для одуш. существительных, часто различающиеся для людей, животных и птиц. В глаголе категория залога не во всех А. я. имеет морфологич. выражение. Видо-временные категории характеризуются противопоставлением предшествующего/непредшест-вующего, длнтельного/недлительного видов и перфективности/неперфективности действия. Во мн. А. я. выражена категория каузативности н переходности действия. Мн. грамматич. категории А. я. передаются префиксами, инфиксами (для вост, части А. я.), суффиксами, а также служебными словами или свободными служебными морфемами. Граница между свободными служебными морфемами и префиксами относительна.
Порядок слов простого предложения в префигирующих языках и в группе вьет-намский-мыонг ПСД, напр.: мыонг. kloi mat lai сей, Вьетнам. Trai mat lai chen ‘Зрачки устремляются к чашам’; кхаси Nga la-sngap bha bad nga la-ioh ka jing iah ka hang jur ‘Я присмотрелся хорошо, я почувствовал дрожание — оно возрастает’. В языках муида и нагали порядок слов ПДС, напр. в нагали etlanderiga-ke enge рбрб agan-ka takoga-ta ‘(он) теми колосками свой живот согреть хотел'. В никобар. яз. при порядке СД наблюдаются инверсии субъекта С—П, напр. Juchtere ten-dok-she en Dew-she ‘Затем спустился (букв, ‘к — приходить — вниз’) бог’ (из записи легенды). Кхмер., мон., Вьетнам, языки являются старописьменными. Остальные А. я. либо бесписьменные (чаще), либо младописьменные, напр. кхаси, сантали.
Изучение А. я. (накопление описат. материала) началось в 18 и гл. обр. в 19 вв. Термин «А. я.* был предложен в нач. 20 в. В. Шмидтом, к-рый выделил эти языки в отд. семью, обосновав гипотезу о существовании А. я. Ф. Б. Я. Кёй-пер предположил наличие связи языков мунда с австронезийскими языками. X. Ю. Пиннов значительно расширил число этимология, гнезд А. я. Н. К. Соколовская осуществила фонетич. реконструкцию языков вьетмыонг. группы. А. Ю. Ефимов внес вклад в теорию т. наз. регистров в мон-кхмер. языках, а также в разработку ист. фонетики А. я.
9 Горгониев Ю. А., Краткий грамматич. очерк кхмер, языка, в его кн.: Кхмер.-рус. словарь, И.,	1975; Ефи-
мов А. Ю., Нек-рые проблемы развития
АУСТРОАЗИАТ 53
фонаций в мон-кхмер. языках, в кн.: Исследования по фонологии и грамматике вост, языков. И., 1978; Погнбенко Т. Г., О реконструкции значений древних аустро-аэиат. инфиксов, там же; Соколов -с к а я Н. К., Материалы к сравнит.-этимологии. словарю вьетмыонг. языков, там же; Grierson G. A., Linguistic survey of India, v. 3 — 4, Calcutta, 1903—06; SchmidtP. W., Die Mon-Khmer-Volker, ein Bindeglied zwischen Volkern Zentralasien und Austronesiens, в кн.: Archiv fur Anthropologie, Bd 5. Braunschweig. 1906; его же, Die Sprachfamilien und Sprachenkreise der Erde, Hdlb., 1926; Pinnow H.-J. von, Versuch einer historischen Lautlehre der Kharia-Sprache, Wiesbaden. 1959; Kuiper F. B. J., Nahali. A comparative study, Amst., 1962; Studies in comparative austroasiatic linguistics, ed. by N. Zide, L.— The Hague — P., 1966; Benjamin G., Austroasiatic subgroupings and prehistory in the Malay Peninsula, в кв.: Austroasiatic studies, pt 1, [Honolulu], 1976.	Ю. К. Лекомцев.
АФАЗИЯ (греч. aphasia, от a---отри-
цат. приставка и phasis — высказывание) — речевое расстройство, вызванное поражением определенных зон головного мозга, обычно левого (у правшей) полушария. Поражение любого участка речевой зоны мозга ведет к нарушению речи в целом, однако специфичность нарушения зависит от функции пострадавшего участка (т. наз. первичный дефект), от характера последующих вторичных системных нарушений, от возникших функциональных перестроек. А.— системное нарушение речи, складывающееся из ряда связанных с первичным дефектом компонентов. Такое понимание А. разработал А. Р. Лурия на основе выдвинутого в физиологии и психологии и развиваемого в нейролингвистике принципа ди-намич. системной локализации функций (П. К. Анохин, Л. С. Выготский, А. Н. Леонтьев, Лурия). В соответствии с этим принципом Лурия предложил классификацию А., опирающуюся, в отличие от др. классификаций, на вычленение первичного дефекта. Он выделяет три первичных дефекта и соответственно три формы А. при поражении передней речевой зоны: нарушение построения смысловой схемы собств. высказывания илн воссоздания ее в процессе понимания — динами ч. А.; нарушение грамматич. организации высказывания, замещение высказывания отд. номинациями или их цепочкой («Вот взрыв... и вот... ничего...»); затруднение понимания сложных грамматич. конструкций — аграмматизм типа «телеграфного стиля», или с и н-т а к с и ч. А.; нарушение моторной ки-нетнч. организации речи: неспособность воспроизвести целостную «кинетич. мелодию» слова и синтагмы, малый объем пли отсутствие активного словаря, произнесение слова или слога отдельно, изменение интонационно просодич. характеристик речи. Понимание речи лучше, чем собств. речь, но затруднено — эфферентная моторная А. Эти нарушения связаны с синтагматич. организацией высказывания, обеспечивающей на трех уровнях программирование (смысловое, синтаксич. и моторное) речевых актов. Поэтому три формы А. имеют общин характер нарушения — распад единой схемы действия на нзо-лиров. элементы и принудит, повторения этих элементов, обусловленные патология. инертностью в речевой сфере.
При поражении задней речевой зоны нарушаются операции парадигматич. выбора речевых единиц, производимые на основе симультанного синтеза элементов.
54 АФАЗИЯ
При поражении нижних отделов теменной доли возникает афферентная моторная А., вызываемая первичным дефектом кннестетич. организации движения. Она характеризуется утратой активного словаря при сохранении понимания, обилием замен звуков и поисков артикуляций, нередко осложненных трудностями управления произвольными движениями губ и языка.
Поражение височных отделов левого полушария ведет к дефектам выбора звуков и слов на основе акустич. признаков. Сенсорная, акустико-гностич., А. возникает при поражении задней трети верхневнсочной извилины. Из-за нарушения фонематич. слуха больные не понимают обращенной к ним речи, часты явления «отчуждения» слов — повторение без понимания значения, неустойчивость звуковой формы слова, замещающейся близкими звучаниями, собств. речь в грубых случаях — нерасчлененный звуковой поток — «словесный салат», грамматич. сторона речи нарушена меньше, чем словарь, где искажаются низкочастотные слова с конкретным значением.
Акустико-мнестнческая А. возникает при поражении средних отделов височной доли и близка сенсорной: при отсутствии дефектов на уровне звука те же нарушения понимания на уровне слова, особенно при увеличении объема предъявляемого материала. В собств. речи на первом плане поиски слов, особенно низкочастотных.
При поражении теменно-затылочной области выделяются семантич. А., связанная с дефектами пространств, синтеза значений (трудности понимания т. наз. логико-грамматич. конструкций типа «бочка за ящиком», поиски слов и замена нужного слова описанием его значения), и «амнестич.», или «оптич.», А., где нарушение называния связано с расстройством зрит, представлений (см. также Нейролингвистика').
9 Л у р и я А. Р.. Травматич. афазия. М., 1947; его же, Высшие корковые функции человека..., 2 изд., [М.], 1969; Бейн Э. С., Овчарова П. А., Клиника и лечение афазий, София. 1970; Цветкова Л. С., Восстановит, обучение при локальных поражениях мозга, М., 1972; Якобсон Р. О.,
Лингвистич. типы афазии, пер. с англ.,,в его кн.: Избр. работы, М.,	1985; Ding-
wall W. О., Language and the brain. A bibliography and guide, v. 1 — 2, N. Y.— L., G., Sprache und Gehirn. Neurolinguistik, T. В. Ахутина.
1981; Р е ns er Eine Bibliographic Munch., 1977.
zur
АФДР-САХб ЯЗЫКЙ (данакильские языки) — одна из подгрупп восточной группы кушитских языков. К А.-с. я. принадлежат языки афар (С.-В. Эфиопии и С. Джибути) и сахо (С.-В. Эфиопии). Общее число говорящих ок. 900 тыс. чел.
А.-с. я., четко выделяющиеся внутри вост.-кушит. группы, очень близки между собой (в частности, у них 70% общей лексики). Фонологич. и морфологич. системы А.-с. я. типичны для кушит, языков. Консонантизм характеризуется наличием церебрального d (в инлауте ]), глоттали-зованного К. фарингализованных h и с, ларингального h, ряда лабио-велярных gw, kw, kw (наряду с рядом простых велярных), отсутствием аффрикат. Различаются краткие и долгие гласные фонемы i, е, а, о, и. В языке сахо обнаружены 2 регистровых тона. Структура глагольного корня СУС, СУСС, именного — СУС, СУСУ.
Категории имени: морфологич. род (в ед. ч. муж. н жен. род, различаемые по тону конечного гласного); число [ед.
н мн. числа, противопоставленные морфологически н синтаксически; способы образования мн. ч.— частичная редупликация корня, напр. san ‘нос’ — sa-non ‘носы’; внутренняя флексия в сочетании с чередованием тоновых контуров, напр. в сахо liibak ‘лев’ — liibiik ‘львы’; суффиксация (показатели -it и -а и др.)]; категория единичности (назв. единичного предмета противопоставлено собират. имени, напр. в сахо basaltd ‘луковица’ — basal ‘лук’); категория падежа [6 падежей: абсолютив, номинатив, генитив, директив (направительный), социатив (совместный), аблатив (отложительный)]. Имеются прилагательные (двух форм — атрибутивной н предикативной), самостоят. личные местоимения с набором падежей, отличным от набора падежей имени (в дополнение к др. падежам есть аккузатив и датив), указат. н вопросит, местоимения. В глаголах А.-с. я. находят формальное выражение след, категории: лицо, число и род субъекта, наклонение (в сахо — индикатив, императив, юссив-когортатив, или побудительно-увещевательное), время (в индикативе 2 времени — прошедшее и настоящее), отрицание (аффирматив/не-гатив), породы (редупликационный фрек-вентатив, префиксальные и суффиксальные каузатив, рефлексив-медиум и кол-лаборатив-пассив). Продуктивное префиксальное породоооразование — отличит. черта А.-с. я. Система глагольных падежей беднее, чем в бедауйе и агавс-ких языках. Различаются, по крайней мере, след, суффиксальные падежи глагола: абсолютив (функционально соответствующий не только предикативу, но также аккузативу и генитиву агав, языков), 3 релятивных падежа, к-рые по значению соответствуют определит, и дополнит, придаточным [напр., релятив I в сахо: AtQ kahantd-m апй кй aba — «Я сделаю тебе то, (чего) ты требуешь», букв.— «Ты требуешь — то я тебе сделаю»], аблатив, аккузатив-датив, кондиционалис. Спряжение в целом суффиксальное, но часть глаголов сохраняет общеафразийское префиксальное спряжение. Из средств словоизменения и словообразования широко используются префиксация, суффиксация, внутр, флексия, реже частичная редупликация корня.
В А.-с. я. сохраняется общекушит. синтаксич. схема порядка слов в предложении (сказуемое в конце предложения, определение перед определяемым). Именная предикация оформляется либо отд. глаголом-связкой быть, либо с помощью порядка слов (ср. add faris 'белые лошади', faris 'add ‘лошади белые’).
Письм. источники А.-с. я. известны с сер. 19 в. и ограничиваются рядом кратких фольклорных текстов в лат. графике. Первый словарик языка афар составил в 1811 К. В. Изенберг. Более полные грамматики и словари А.-с. я. были опубликованы в кон. 19 — нач. 20 вв. (Л. Райниш, К. Конти Россини и Г. Ко-лицца). В нач. 50-х гг. 20 в. появились новые описания языка сахо У. Э. Уэл-мерса и X. Плазиковски-Браунер, в 60—70-х гг.— публикации о языке афар Е. Локкера (1966), Дж. Колби (1970) и Л. Близе (1976). Издан афар-англо-франц. словарь Р. Хейуорда и Э. Паркер (1985). А.-с. я. также рассматриваются в общих очерках о кушит, языках.
в Юшманов Н. В., О языках Эфиопии, «Советская этнография», 1936, № 1, с. 40—44; С о 1 i z z a G., La lingua ’afar’nel nord-est dell'Africa. Grammatica,
testi e vocabolario, Vienna, 1887; Rei-nisch L., Die Afar-Sprache, Bd 1—3, W., 1885—87; e г о ж e, Die Saho-Sprache, Bd 1—2, W.,. 1889—90; Conti Rossini C., Schizzo del dialetto Saho dell’Alta Assaorta in Eritrea, RRAL, 1913, ser. 5, v. 22; Weimers W. E.. Notes on the structure of Saho, «Word». 1952. v. 8. № 2—3.
Parker Е.» Hayward R., An Afar-English-French dictionary, L,, 1985.
T. Л. Ветошкина.
АФГАНСКИЙ ЯЗЫК-cm. Пушту. АФРАЗЙЙСКИЕ ЯЗЫКЙ (афроазиатские языки; устар.— семито-хамитские, или хамито-семитские, языки) — макросемья языков, распространенных н сев. части Африки от Атлантич. побережья и Канарских о-вов до побережья Красного м., а также в Зап. Азии ина о. Мальта. Группы говорящих на А. я. (гл. обр. на разл. диалектах арабского языка) имеются во мн. странах за пределами осн. ареала. Общее число говорящих ок. 253 млн. чел. К А. я. относится и ряд мертвых языков, засвидетельствованных многочисл. письм. памятниками. По-видимому, Передняя Азия и Сев.-Вост. Африка — исконный ареал А. я. Вопрос об афразийской прародине как о месте первонач. распространения гипотетически реконструируемого афразийского праязыка, распавшегося на самостоят. диал. группы, вероятно, не позже 8—9-го тыс. до и. э. (возможно и раньше), остается открытым. В науч, лит-ре обосновываются гипотезы как о переднеазиатской, так и африканской (Юго-Вост. Сахара и/или примыкающие к Сахаре области Вост. Африки) локализации афразийской прародины. Афр. гипотеза наталкивается на трудности прн объяснении древнейших контактов и связей А. я. со мн. языками Евразии.
А. я. делятся на 5 (или 6) осн. ветвей: семитские языки, древнеегипетский язык, берберо-ливийские языки, чадские языки, кушитские языки н омотские языки. Пока нет ясности, составляют ли омот. языки отдельную, шестую ветвь афразийской семьи или являются наиболее рано отделившейся группой кушит, ветви.
К живым языкам семнт. ветви принадлежит араб. яз. (помимо классич. лит. араб. яз. существуют разл. диалекты Аравийского п-ова, такие совр. самостоят. диалекты, как египетский, сирийский, суданский, иракский, магрибский, ха-санийя, шоа и мн. др., а также мальтийский язык).
Значительную группу составляют семитские языки Эфиопии, в т. ч. амхар-ский язык, распространенные на С. Эфиопии языки тиграй н тигре, а также ряд более мелких языков (см. Эфиосемит-ские языки). К живым семит, языкам относятся также иврит, малочнсл. бес-пнсьм. языки юга Аравийского п-ова и о. Сокотра (махри, шхаури, или джибба-ли, сокотрийский язык н др.), новоарамейские диалекты — малочисл. зап.-арамейские диалекты нек-рых поселений в разл. р-нах Сирии — и совр. ассирийский язык. Все остальные семит, языки — мертвые. По генетнч. признаку семит, ветвь делится на 5 групп: 1) сев,-перифернйную, или восточную,— аккадский (ассиро-вавилон. яз.); 2) сев,-центральную (или сев.-западную): а) ха-наанейская подгруппа — др.-ханааней-ский, аморейский, угаритский язык, древнееврейский язык, финикийско-пунический, моавитский, я’уди (к этой же подгруппе, вероятно, относится эблаит. яз., памятники к-рого были открыты в Сев. Сирии); б) арамейская подгруппа: староарамейский, «имперский» арамей
ский и многочисл. диалекты, составляющие две общности — западную (паль-мирский, набатейский, палестинский и др.) и восточную (сирийский, или эдес-ский, мандейский, язык Вавилонского Талмуда и др.); 3) юж.-центральную — араб, яз.; 4) юж.-периферийную—мех-ри, шахри (шхаури), харсусн, сокотрийский, батхари и др. языки; с ними традиционно объединяются языки древних эпиграфич. памятников Юж. Аравии (сабейский и др.), хотя, возможно, они составляют отд. группу семит, ветви; 5) эфиосемнтскую: сев. подгруппа — геэз, или эфиоп, яз., тиграй (тигринья), тигре; юж. подгруппа — а) гафат, соддо, гогот, мухер, маскаи, зжа, зннемор и др. языки; б) амхарский, аргобба, ха-рари, звай и др. языки.
Егип. ветвь А. я. представлена мертвым др.-егип. яз., а также развившимся из него коптским языком, вышедшим из разг, употребления в 17 в. и использующимся как культовый язык.
Берберо-ливийская ветвь включает многочисл. языки и диалекты бербер, народов Сев. Африки и Сахары. Осн. группы этих языков и диалектов: ташельхит (или шильх, шлух, шлёх), зенетская (рифский, сенхайя, кабильский, шауйа, мзабский и др.); нефуса, гадамес, сива и др.; туарегские (гат, тамашек, танес-лемт и др.); зенага. К этой ветви относятся также мертвые др.-ливийские языки (зап.-нумидийский и вост.-нумидий-ский). Сходство с берберо-ливийскими языками обнаруживают вымершие гуанч. диалекты Канарских о-вов, к-рые, возможно, следует рассматривать как особую группу; при подобном подходе берберо-ливийская и гуанч. группы составят лнвийско-гуанч. ветвь А. я.
Чадскую ветвь составляют более 150 языков и диалектов, распространенных в Центр. Судане, в р-нах, примыкающих к оз. Чад на терр. Сев. Нигерии, Сев. Камеруна, Республики Чад. Крупнейший из них — хауса, широко используемый в качестве средства межэтнич. общения. Чадские языки делятся на 3 группы: 1) западную (Нигерия) — хауса, ангас, сура, рои, боле (болева, боланчи), карекаре, тангале (тангле), дера (канакуру), варджи, па'а, зар (сайанчи), баде, нги-зим и др.; 2) центральную (Нигерия и Камерун) — тера, га’анда, бура (пабир), марги, хиги, бата (бачама), ламанг (хид-кала), мандара (вандала), гнсига, гидер, котоко, мусгум, маса (банана) и др.; 3) восточную (Чад) — кера, кванг (мод-гел), сомрай, сокоро, дангла, муби, дже-гу и др.
Кушит, ветвь представлена языками сев.-вост, части Африки, распространенными в Судане, Эфиопии, Сомали, Джибути, Кенни, Танзании. Крупнейшие из них: оромо (галла), сомали. Кушит, ветвь делится на 5 групп: 1) северную — бедауйе (или беджа); 2) восточную — сахо, афар, сомали, рендилле, оромо (галла), консо н др.; 3) сидамскую — сидамо, хадия (гуделло, марако), кам-батта, бурджи (бамбала, амар); 4) южную — нракв, бурунге (мбулунге) и др.; 5) агавскую — билин, хамир, хамтанга (хамта), аунги (авийя) н др. Группа, включающая языки омето (диалекты воламо, харуро, баскето и др.), ямма, каффа (кафичо), моча и др., традиционно рассматривалась как зап. группа кушит. ветви. Нек-рые лингвисты (Г. Флеминг, Л. Бендер), основываясь на данных сравнит, морфологич. анализа, предложили рассматривать эту группу, названную ими омотской, как шестую ветвь афразийской семьи, однако воз
можно, что кушит, и омот. группы составляют особое генетич. единство среди А. я. и, таким образом, омот. группа представляет собой наиболее раннее ответвление кушит, языков в их традиционном понимании.
В типология, отношении живые А. я. сильно разошлись по причине значит, хронологич. глубины, отделяющей их От общеафразийского языкового состояния, а также из-за отсутствия взаимных контактов в условиях разнообразного гетерогенного языкового окружения. Внутри отд. ветвей более близки между собой семит, языки, особенно древние, и берберо-ливийские, хотя взаимная близость последних в традиционной берберологии сильно преувеличена. Чадские и кушитские (включая омотские) языки отличаются ббльшим разнообразием с типология, тояки зрения. Синхронную типология, характеристику см. в статьях об отд. ветвях А. я.
В плане сравннт.-ист. исследований А. я. дают обширный материал для реконструкции афразийских архетипов. Ведущаяся в СССР работа над сравнит.-ист. словарем А. я. показывает, что возможно реконструировать порядка 1000 общеафразнйских корней.
Для фонология, системы А. я. характерно троияное противопоставление согласных: глухой — звонкий — «эмфатический». Для праафразийского «эмфатический» реконструируется как глухой глоттализованный, его фонетич. реализация по языкам может сильно варьировать: глоттализованный, фаринга-лизованный (часто с озвончением), веляризованный, имплозивный (а именно — преглотталнзованный инъективный, как правило, звонкий), церебральный и др. Эта троичная оппозиция представлена в большинстве А. я., причем «эмфатич.» член триады может быть вторичного происхождения, как, напр., во мн. чадских языках, где, однако, широко представлены н рефлексы исконных «эмфатических». Для консонантизма А. я. характерны также богатая система сибилянтных аффрикат и сибилянтов, поствелярные согласные, в т. я. фарингальные и ларин-гальные спиранты, гортанная смычка, использование в функции согласных неслоговых i (у), u (w). Три общеафразийские гласные a, i, и, скорее всего, восходят к более ранней бинарной оппозиции а, э (>i, и); вероятно, на более позднем этапе развивается противопоставление гласных по долготе/краткости. Кушитские (и омотские) и чадские языки имеют фонология, тоны.
Афразийский корень в энаменат. словах имел структуру CVC или CVCVC. Согласно концепции И. И. Дьяконова, н исконных трехсогласных корнях второй или третий согласный был сонантом, т. е. мог выступать как в слогообразующей, так и в неслогообразующей функции. С утратой сонантами слогообразующей функции корни этого типа и образовали группу первичных трехсогласных корней. Др. пути образования трехсогласных корней — геминация второго корневого согласного или появление в качестве второго или третьего корневого «слабых» согласных i, и,?; такому появлению «слабых» согласных, видимо, предшествовало удлинение гласного, к-рый затем стал трактоваться как сочетание краткого гласного со «слабым» согласным. Еще одним способом удлинения корня служило
АФРАЗИЙСКИЕ 55
присоединение разл. корнеобразующнх элементов, в дальнейшем лексн^алнзовав-шихся. Этот процесс привел к практически абсолютному преобладанию трехсогласной модели корня в семит, и егип. ветвях. В берберо-ливийской, кушитской и чадской ветвях падение ларингалов и «слабых» согласных привело к образованию вторичных двухсогласных корней. Небольшое кол-во исконно двухсогласных корней сохранилось в семит, языках и в др.-егип. яз. В какой степени совр. двухсогласные корни остальных ветвей восходят к архаичным, т. е, в какой мере триконсонантизация затронула эти ветви и т. о. явилась общеафразийским процессом, судить трудно. На более позднем этапе словосложение, лексикализация аффиксов и заимствования привели к возникновению в берберо-ливийских, кушитских и чадских языках большого числа вторичных корней с числом согласных более двух.
Для морфологии глагола характерно противопоставление перфектив (пунк-тив) — имперфектив (курсив, дуратив). Наиболее архаичный способ выражения этой оппозиции — противопоставление простой (неполногласной) перфектной основы производной (полногласной) основе имперфекта, образуемой путем инфиксации -а-. Эта модель сохранилась в аккадском, южноаравийских и зфио-семит. языках семит, ветви, а также в отд. берберо-ливийских, кушитских и чадских языках.
Многие А. я. утратили это исконное противопоставление основ, оппозиция перфектов — имперфектив стала выражаться в них с помощью особых приглагольных субъектных показателей, спец, частиц в рамках глагольного комплекса н т. д. На базе исходного противопоставления перфектив — имперфектив в А. я. развивается сложная система спрягаемых видо-временных форм. Характерная черта этого процесса — вытеснение немаркированного перфектива (непроизводная основа) маркированным. При этом формы старого перфектива используются в разл. модальных значениях или постепенно выходят нз употребления (напр., сохраняясь только у вспомогат. глаголов или только в особых синтаксич. конструкциях). Процесс замены перфективной формы мог в истории отд. языков повторяться неоднократно (напр., дважды в иек-рых эфносемит. языках).
В егип. яз. сложилась оригинальная система видо-временных форм на основе атрибутивных и предложных именных конструкций. В чадских языках спряжение видо-временных форм осуществляется присоединением к неизменяемой глагольной основе аналитич. субъектных показателей, видимо, восходящих к сочетанию субъектного местоимения с основой вспомогат. глагола. В большинстве кушит, глаголов аналогичные аналитич. конструкции послужили основой для вторичного суффиксального спряжения. Но в нек-рых языках (бедауйе, данакильские и др.) сохранилось архаичное префиксальное спряжение, соответствующее семитскому и берберскому и восходящее к праафра-зийскому.
А. я. отличаются богатой системой производных глагольных основ — пород. К общеафразийскому состоянию можно возвести породы, образуемые путем редупликации, а также присоединением аффиксов t-, п- или щ-, s- (в праафразин-ском яз., видимо, s-), а-.
56 АФРАЗИЙСКИЕ
Имя в А. я. обладает категориями числа, рода (утрачена мн. чадскими и кушитскими языками), падежа (сохраняется лишь в древних семитских и др.-егип. яз., но отд. пережитки наличествуют в нек-рых др. языках); имеется система состояний (статусов) имени, широко распространены атрибутивные конструкции. Местоименные системы А. я. сходны между собой, особенно суффнгиров. при-тяжат. местоимения и во многом совпадающие с ними суффигнров. объектные показатели.
А. я. на протяжении своей истории испытывали субстратное и контактное влияние, как взаимное, так и гетерогенное (напр., шумер, субстрат для аккад. яз. или зап.-африканский для чадских языков). Эти интерференционные процессы, происходили как в местах совр. размещения А. я., так и на путях миграций их носителей,
К А. я. относятся языки с наиболее древними и богатыми письм. традициями. Египетское письмо возникло на рубеже 4—3-го тыс. до н. э. и имело более 3 тыс. лет непрерывной традиции. В Месопотамии на базе шумер, клинописи с сер. 3-го тыс. до н. э. развивается аккадская (ассиро-вавилонская) письм. традиция (словесно-слоговое письмо), продолжавшаяся вплоть до рубежа новой эры; 2-я пол. 3-го тыс. до н. э. — время эблаит-ских письм. памятников (на основе шу-меро-аккад. системы).
Серединой 2-го тыс. до н. э. датируется угаритское письмо на основе клинописной квазиалфавитной системы, не связанной с шумеро-аккад. клинописью и имеющей сходный порядок знаков с зап.-семит. силлабариями. Примерно к этой же или несколько более ранней эпохе относятся памятники письменности на зап.-семит. языках, выполненные квазиалфавит-ным письмом,— протосинайские, протопа-лестинские, протобиблские и др. надписи (см. Западносемитское письмо). На рубеже 2—1-го тыс. до н. э. появляются библские надписи, выполненные линейным квазиалфавитным письмом из 22 знаков; к этой финикийской системе восходят все последующие семит, силлабич. системы письма, среди к-рых наиболее важны юж.-аравнйская (к к-рой, в свою очередь, восходит эфиопское письмо), др.-еврейская, сирийская и арабская. На основе финикийского силлабария возникло и греческое письмо, а через него почти все европ. алфавиты.
А. я., письм. традиция к-рых началась в новое время, используют, как правило, арабское письмо или латинское письмо с нек-рыми модификациями. Эфиосемит. языки (амхарский, тиграй, тигре и др.), а также нек-рые кушит, языки Эфиопии пользуются эфиоп, письмом. Туареги Сахары (берберо-лнвнйская ветвь А. я.) продолжают употреблять традиционное берберское консонантное письмо тифи-наг, восходящее к ливийскому письму (ну-мидийскому), к-рое, в свою очередь, вероятно, связано с пуническим и через него — с финикийским. Нек-рые языки, первоначально употреблявшие араб, письмо (т. наз. аджами), позднее перешли на латиницу. Возможно и параллельное использование обеих традиций, напр. в хауса. Многие совр. А. я. являются бесписьменными.
Началом сравнит.-ист. афразнйскнх исследований принято считать 1781, когда А. Л. фон Шлёцер предложил объединить в одну группу ряд мертвых языков Бл. Востока, сходство между к-рыми было замечено ранее; эти языки были им названы семитскими на основе библейской
генеалогии. В 1863 К. Р. Лепсиус предложил объединить ряд языков, прежде всего др.-египетский, а также нек-рые кушитские и берберские и язык хауса в хамит, группу, а обе группы объединил в семито-хамитскую, или хамито-семитскую, семью языков (см. Хамитские языки). Дальнейший прогресс афразийских исследований был связан с развитием сравнит.-ист. исследований семит, языков и семнто-егнп. штудиями и с выяснением состава «хамитской» группы и природы взаимоотношений «хамитских» языков между собой н с семит, языками в трудах языковедов 19 и 20 вв. Ф. В. К. Мюллера, К. Лотнера, Э. Ренана, Т. Бенфея, Р. Н. Каста, Л. Райниша, К. Броккельмана, А. Эрмана, К. Майн-хофа, Д. Вестермана, И. Лукаса, А. Тром-беттн, О. Рёслера, В. Вицихла, Э. Ци-ларца и др. В сер. 20 в. М. Коэн и Дж. X. Гринберг окончательно установили отсутствие особого хамит, генетич. единства в рамках афразийской семьи. Поэтому Гринберг предложил отказаться от термина «семито-хамитские языки», заменив его термином «афро-азиатские языки» (Afro-Asiatic languages). В сов. яз-зна-нии принят предложенный Дьяконовым термин «А. я.». Во 2-й пол. 20 в. перво-нач. ориентация преим. на языки древних письм. памятников при реконструкции архетипов сменилась учетом данных всех А. я., в т. ч. совр. бесписьм. языков, в результате чего кардинально изменились представления о протоафразийской фонология. системе, ранее практически отождествлявшейся с прасемит. состоянием. Особую роль для афразийской морфологич. реконструкции сыграли работы Дьяконова. По А. я. регулярно проводятся междунар. конгрессы; издаются спец, журналы.
• Дьяконов И. М., Семито-хамит. языки, М., 1965; его же, Языки древней Передней Азии, И., 1967; его же, Лингвистич. данные к истории древнейших носителей афразийских языков, в кн.: Africana. Афр. этнография, сб., в. 10, Л., 1975; Дьяконов И. М., П ор хомовскийВ.Я., О принципах афразийской реконструкции, в кн.: Balcanica. Лингвистич. исследования, М., 1979; Порхомовский В. Я., Афразийские языки, в кн.: Сравнит.-ист. изучение языков разных семей. Задачи и перспективы, М., 1982; его же, Проблемы генетич. классификации языков Африки, в кн.: Теоретич. основы классификации Языков мира. Проблемы родства, М., 1982; Cohen М., Essai comparatif sur le vocabu-laire et la phonetique du chamito-semitique, P., 1947; Greenberg J., The languages of Africa. Bloomington, 1963; Linguistics in South-West Asia and North Africa, CTL, 1970, v. 6; Actes du premier Congres International de linguistique semitique et chamito-semitique. Paris. 1969. Reunis par A. Caquot et D. Cohen. The Hague — P., 1974; Hamito-semitica, ed. by J. and Th. Bynon, The Hague — P., 1975; The Non-Semitic languages of Ethiopia, ed. by M. L. Bender. East Lansing, 1976; Atti del Secondo Congresso Internazionale di linguistica camito-semitica, Firenze, 1978; Diakonoff 1. M., Afrasian languages, M., 1988.
Сравнит.-ист. словарь афразийских языков. в. 1 — 3, М., 1981 — 86 («Письм. памятники и проблемы истории культуры народов Востока»),	В. Я. Порхомовский,
Материалы, поев, исследованию А. я., кроме общелингвистич. журналов (см. Журналы лингвистические'), публикуются в спе-циализиров. журналах ряда стран: «CompteS rendus du Groupe linguistique d'etudes cha: mito-semitiques» (P., 1935—), «Afroasiatic linguistics» (Malibu, США, 1974—). Болев многочисленны издания по семит, ветви этой семьи: «Journal of Near Eastern Studies» (Chi., 1884—95 — «Hebraica», затем до 1941-ту «American Journal of Semitic languages and literatures»), «Zeitschrift fiir Semltistik und verwandte Gebiete» (Lpz., 1922—35), «Semiti-
ca. Cahiers publics par 1‘Institut d'etudes semitiques de I'Universite de Paris* (P., 1948—), «Journal of Semitic studies* (Manchester, 1956—), «Semitics* (Pretoria, 1970—), «Journal of Northwest Semitic languages* (Leiden, 1971 — ), «Maarav. A Journal for the study of the Northwest Semitic languages and literatures* (Santa Monica, США, 1978—).
E. А. Хелимский. АФРИКААНС (бурский язык) — один из германских языков (западногерманская группа). Один из офиц. языков (наряду с англ. яз.) ЮАР. Распространен гл. обр. в пров. Трансвааль, Оранжевой и Капской. Число говорящих ок. 6 млн. чел.
А. возник в 17 в. в процессе интеграции и смешения разл. нидерл. диалектов с близкородств. языками — немецким и английским; испытал влияние франц, яз. (эмигрантов-гугенотов) и языков коренного населения (готтентотских, бушменских, банту), а также креольского малайско-португ. языка моряков, торговцев и рабов. Специфич. черты А. сложились в Капской пров. к кон. 17 в. Характерная его особенность — отсутствие территориальных диалектов. В течение 18 — 1-й пол. 19 вв. функционировал лишь как устно-разг. язык. Письм. языком буров в этот период являлся лит. нидерл. язык, «Общество истинных африканеров* (осн. в 1875) предприняло первую попытку закрепления письм. нормы А. Первые произв. на А. появились в 70-х гг. 19 в. Изучение А. началось в основанной в 1909 Южноафр. академии наук и искусств. В 1925 А. приобрел статус офиц. языка.
Фонетич. система близка фонетич. системе нидерл. яз. Характерные черты —-назализация гласных в определ. позициях и оглушение звонких щелевых согласных в начале слова (восходящее к специфике консонантизма нидерл. территориальных диалектов). А.— язык аналитич. строя, отличается слабой морфологич. оформленностыо. Интенсивный процесс распада флексии приводит к полному разрушению склонения и спряжения. Утрачиваются грамматич. категории рода и падежа у имени и (в связи со стиранием личных окончаний) категории лица и числа у глагола. Для выражения синтаксич. отношений используются служебные слова (предлоги и вспомогат. глаголы, выступающие в застывшей форме) и прием примыкания, в связи с чем порядок слов в предложении н словосочетании приобретает грамматич. значение. Лексика сохраняет нидерл. основу, заимствования из местных афр. языков незначительны.
• Миронов С. А., Язык африкаанс, М., 1969; Botha М. С., Burjer J.F., Maskew Miller se Afrikaanse grammatika, 5 druk. Kaapstad, 1923; В о u m a n A. C., Pienaar E. C., Afrikaanse spraakkuns, Stellenbosch, 1924; L e Roux T. H., D e Villiers Pienaar P., Afrikaanse fo-netiek, Kaapstad — Johannesburg, [1927]; К 1 о e k e G. G., Herkomst en groei van het Afrikaans, Leiden, 1950; Breyne M. R., Lehrbuch des Afrikaans, Munch., 1954; Villiers M. d e, Afrikaanse Klankleer, Kaapstad—Amst., 1958; R a i d t E. H., Einfiihrung in Geschichte und Struktur des Afrikaans, Darmstadt, 1983.
Bosman D. B., Merwe I. W. van der, Hiemstra L. W., Tweetalige woorde-boek; Afrikaans-Engels [Engels-Afrikaans], 7 druk, Kaapstad, [1969]. С. А. Миронов. АФРИКАНЙСТИKA — комплекс гуманитарных дисциплин, связанных с изучением истории культуры народов Африки, в т. ч. фольклора, литературы, языков н т. д. Выделилась из востоковедения как отд. дисциплина в 1960, когда на 25-м Междунар. конгрессе востоковедов в- Москве было принято решение уч
редить Междунар. конгресс африканистов.
Лингвистическая А. исследует многочисленные языки Африканского континента. Начало изучения афр. языков относится к кон. 18 — нач. 19 вв. К ним обращались европ. языковеды-теоретики, напр. А. Ф. Потт, X. Штейнталь, Р. К. Раск и др., а описанием ряда языков занимались в Африке миссионеры, предлагавшие свое осмысление накопленных фактов (И. Л. Крапф, А. К. Мзден н др.).
Совр. афр. яз-знание в широком смысле слова подразумевает изучение всех языков континента, включая египтологию н частично семитологию (те разделы последней, к-рые посвящены семитским языкам, распространенным в Африке). В более узком смысле слова термин «афр. языкознание* применяется к изучению языков народов, обитающих южнее Сахары: конго-кордофанских языков, нило-сахарских языков, койсанских языков и нек-рых афразийских языков.
В кон. 19 в. возникла берберология, основоположниками к-рой являются А. Бассе и Р. Бассе. Их работам, охватывающим широкий круг теоретич. проблем, предшествовали описания отд. языков и диалектов, сделанные в основном европ. миссионерами. В 20 в. изучением этих языков занимались Ш. Фуко, Г. Колен, Ф. Никола, К. Прассе, Ю. Н. Завадовский, А. Ю. Милитарев и др. Совр, берберология изучает и живые, и мертвые языки — вост.-нумиднй-ский, зап.-нумидинский и гуанчский, в результате чего возникла уточненная номинация для бербер, языков — берберо-ливийские языки.
В исследовании структуры отд. чадских языков, несмотря на нек-рую неравномерность их описания, накоплен достаточный материал для решения проблем сравнит.-ист. характера, определения состава семьи, построения внутр, классификации этих языков, доказательства их генетич. принадлежности к афразийской макросемье. Начиная с 60-х гг. 19 в. в этих направлениях работали К. Р. Лепсиус, Ф. В. К. Мюллер, К. Хофман, И. Лукас, М. Козн, Дж. X. Гринберг, Г. Юнграйтмайр, М. Л. Бендер и др. Наиболее изучены языки, обладающие широким коммуникативно-функциональным статусом, такие, напр., как хауса. Многочисленность и многообразие чадскнх языков делают необходимым применение, наряду со сравнит.-ист. анализом, анализа ист.-типологического, а также изучение их в ареальном аспекте для выявления таких ист. языковых контактов, как чадско-бенуэ-конголезские, чадско-берберские, чадско-сахарские. Развитию чадских штудий способствует расширение и углубление полевых исследований этих языков.
Начало исследования кушитских языков — сомали, оромо, афар, бедауйе и др.— относится к 1-й пол. 19 в., когда составлялись первые словари и краткие грамматики. Во 2-й пол. 19 в. в работах К. Лотнера (1860) и Лепсиуса (1880) кушит, семья выделяется в самостоят. генетич. общность. В нач. 20 в. увеличивается кол-во исследуемых языков, в науч, оборот вводятся материалы языков сидамо, джанджеро, сахо, кеманг и др. (работы. Л. Райниша, К. Конти Россини, Э. Черулли, М. Морено). В 40— 50-е гг. появляются подробные грамматики, словари, работы, поев, структуре кушит, языков (Морено, А. Клингенхе-бен, Б. Анджеевский и др.), а также сравиит.-ист. исследования, авторы к-рых
Морено, Гринберг, А. Н. Такер, М. Брайан, Бендер, Р. Хецрон решают проблемы классификации, генетич. и ареальных связей, в частности связей с эфиосемит-скими языками. При Лондонском ун-те создан Кушитский семинар.
Сравнит.-ист. изучение языков афразийской макросемьи ориентировано на реконструкцию афразийского праязыка. В СССР под руководством И. М. Дьяконова и при участии А. Г. Беловой, В. Я. Порхомовского, О. В. Столбовой и др. ведется работа над составлением сравнит.-ист. словаря афразийских языков.
Конго-кор дофанские языки, объединяющие кордофан. и ннгеро-конголез. семьи, в плане их изученности представляют пеструю картину. Локализованные на небольшой терр. на В. Судана кордо-фанские языки изучены слабо. Предполагается, что они являются остатками древних языков Судана; К. Майнхоф относил нек-рые из них к т. наз. прехамитским, или суданским, на основании такого критерия, как наличие или отсутствие именных классов, однако его концепция и вытекающее из иее генетич. кодирование языков вызвали критич. отношение, в частности, у Гринберга. Нигеро-конголезские языки являются самой крупной семьей языков Африки, включающей 6 самостоят. подсемей: западноатлантические языки, манде языки, гур языки, ква языки, адамауа-восточные языки, бенуз-конголезские языки', нек-рые их группы и подгруппы исследовались углубленно и подробно, как, напр., банту языки, другие же изучены пока недостаточно, как, напр., принадлежащие к той же, что и банту, подсемье бенуэ-конголез. языков группы языков плато, джукуноидные, кроссриверские. Становление бантуис-тики, наиболее развитой отрасли изучения афр. языков, распространенных южнее Сахары, относится к 60-м гг. 19 в. В. Г. И. Блик создал первую классификацию языков банту и описал фонетич. и грамматич. структуру нек-рых из них. В нач. 20 в. появляются обобщающие труды Майнхофа, к-рый исходил из тех же теоретич. позиций, что и В. Г. И. Блик; затем, вплоть до сер. 20 в., выходят сравнит. и сопоставит, исследования А. Вернер, Такера, Дж. Торренда, Э. О. Дж. Вестфаля, К. Ружички и работы К. М. Дока, М. Гасри, Брайан, Т. Дж. Хиннебуша по внутр, классификации. В сер. 20 в. в бантуистике возникает т. наз. формофункциональное направление (form and function), основанное Доком, опиравшимся отчасти на теоретич. положения структурной лингвистики и особенно на работы О. Есперсена; сторонники этого направления, напр. А. Т. Коул, Л. В. Лэнем, Г. Форчун, принимали во внимание лишь синтаксич. функции слова, подчиняя форму функциональному статусу. В кон. 50-х гг. возникает т. наз. чисто формальное направление (only form), связанное с именем Гасри, по существу структуралистское н в значит, степени ориентированное на теоретич. позиции дескриптивной лингвистики, ставящее на первый план формальные характеристики слова. Между представителями этих направлений возникла дискуссия о классификации частей речи в языках банту; в разл. подходах к решению вопроса выявилась в целом методология описания структуры этих языков. Несмотря на длит, традицию, бантунстика решила далеко не все стоящие перед ней задачи: так, еще недоста-
АФРИКАНИСТИКА 57
точно обследованы и описаны фонетич. и фонологич. уровни языков банту, их тональные системы. В работе Гринберга (1948) сделана попытка реконструкции тональной системы протооаиту. Со значит. трудностями сталкивается определение тнпологнч. статуса. Большинство исследователей относят языки банту к агглютинативным с элементами флексии (напр., В. Скаличка), но есть и иная точка зрения, относящая их к флективным языкам с элементами агглютинации (Док, 1950).
Генетич. и типологич. классификацией языков банту занимались мн. исследователи. В. Г. И. Блик, выделявший юговост., центр, и сев.-зап. ветви и отмечавший внутри этих ветвей существование отд. родств. групп, пытался установить соотношения между банту, койсан-скими и т. наз. бантоиаными языками. Последующие работы Торренда (1891), Вернер (1925), Дока (1948), Брайан (1959) не выходили за пределы построения внутр. классификации; лишь X. X. Джонстон в 1919—22 на материале 270 языков банту и 24 языков полубайту (принятое ранее нек-рыми исследователями название для бантоидных языков) сделал попытку установить родство между этими двумя единствами. Особое место в сравнит.-ист. исследованиях банту занимают работы Майнхофа и Гасри, причем предложенная последним классификация, основанная на выделении 15 языковых зон, объединяющих 80 групп, является наиболее надежной. При построении классификации Гасри наряду со сравнит.-ист. приемами применял и ареальные параметры, что является необходимым для материала младописьменных и бесписьменных языков. Но ни Гасри, ни Майнхоф не ставили вопроса о месте языков банту среди др. языков Африки. Изолированное рассмотрение языков банту было в известной степени традиционным в А. Нек-рые исследователи считали бантоидные, или полубайту, языки промежуточным эвеном между банту и зап.-суданскими языками (Д. Вестерман). Гринберг, расширив понятие баи-тоидных языков, принципиально изменил схему их отношения с банту, определив последние как подгруппу бантоидных языков. В сер. 70-х гг. по этому вопросу возникла дискуссия между К. Уильямсон и Гринбергом, в результате к-рой в А. были введены понятия «узкие банту* (Narrow Bantu; те, что включались в эту семью традиционно) и «широкие банту* (Wide Bantu; бантоидные).
Наименее изученной в ннгеро-конго-лез. семье остается подсемья адамауа-вост. языков, для к-рых вследствие этого внутр, классификация носит условный характер, а о ряде языков известны лишь их названия или незначнт. списки слов. Несколько лучше исследованы гур языки (работы Вестермана, Дж. Т. Бен-дор-Сэмюэла, А. Проста, Г. Манесси и др.). Достаточно полно изучены нек-рые из ква языков, напр. йоруба, эве, игбо; их описанием и анализом занимались Вестерман, Брайан, Р. К. Абрахам, И. Уорд, Дж. Стюарт, однако внутр, их классификацию нельзя считать окончательной (в частности, остается под вопросом отнесение к этой ветви кру языков н языка иджо). Установление генетич. единства манде языков относится к 1861 (С. В. Кёлле), а несколько позднее (1867) Штейнталь положил начало их
58 АФРИКАНИСТИКА
сравнит, изучению. Значит, вклад в описание отд. языков внесли Вестерман, Э. Ф. М. Делафос и др.; с кон. 50-х гг. 20 в. большое внимание уделяется вопросам их внутр, классификации и языковой дивергенции (У. Э. Узлмерс, К. И. Поздняков). Наиболее изученными из зап.-атлантич. языков (этот термин, употребляемый в основном в англ, и нем. науч, лит-ре, все настойчивее заменяется термином «атлантич. языки*) являются фула (фульфульде), волоф, а также языки серер и диола, однако наряду с этим мн. языки остаются неописанными. Отчасти это обстоятельство, а также структурные особенности ряда языков являются причиной того, что их внутр, классификация не полностью определилась. Различия между отд. языками столь значительны, что нек-рые нсследователн (Д. Далби, Дж. Д. Сепир, Ж. Доннё) ставили под сомнение состав подсемьи и даже самую возможность ее выделения.
Койсан. языки привлекали внимание исследователей уже в сер. 19 в. (В. Г. И. Блик), однако лишь начиная с 20-х гг. 20 в. появились нек-рые описания готтентотских языков и бушменских языков (Д. Ф. Блик). Осн. внимание было обращено на фонетику этих языков, обладающих т. наз. щелкающими (двухфокусными) согласными, в др. языках мира отсутствующими (работы Д. Ф. Блик, Н. С. Трубецкого, Р. Стопы). Вопрос о родстве готтентот, и бушмен, языков решался по-разному: так, Вестфаль не считал их родственными и полагал, что наличие щелкающих согласных является единств, сближающей их чертой. Их генетич. родство позднее убедительно обосновал Гринберг. Что касается места койсан. языков в целом среди др. языковых семей Африки, то большинство исследователей считает их генетически изолированными; лишь Майнхоф сделал попытку установить родство готтентот, языков с хамитскими на основании наличия в тех и других ярко выраженной категории грамматич. рода. В целом койсан. языки изучены слабо, и перспектива их дальнейшего изучения проблематична, т. к. народы, говорящие иа этих языках, находятся на стадии делокализации (периодически мигрируют или окончательно покидают по разл. причинам районы прежнего обитания).
Нило-сахарские языки изучены неравномерно. Пока еще нет единой точки зрения на состав этой макросемьи. Гипотезу об их генетич. общности выдвинул Гриноерг в 1963, но она остается недоказанной, т. к., за исключением сонгай-зарма языков, сахарских языков и ни-лотских языков, языки макросемьи изучены слабо. В работе Бендера (1976), поев, уточнению внутр, классификации нило-сахар. языков, не делается к.-л. окончат, выводов из-за отсутствия достаточных языковых данных.
Наиболее молодой областью А. является социолингвистич. направление, появившееся в кон. 60-х — нач. 70-х гг. Проведение социолингвистич. исследований в Африке затрудняется тем, что в афр. яз-знании недостаточно развита диалектология, не решена проблема разграничения языка и диалекта. Однако в 70—80-е гг. проведен ряд обследований языковой ситуации в странах Африки, опубл, работы о языковом планировании в независимых странах континента. Вопрос об определении статуса офиц. языков в условиях многоязычия каждой страны, разработка и внедрение алфавитов для ранее бесписьм. языков, стандартизация новых лит. языков и оснащение их
необходимой для широкой коммуникативно-функциональной сферы терминологией, исследование влияния коммуникативного статуса на структуру языка — таковы осн. направления афр. социолингвистики.
Изучение языков Африки в СССР связано прежде всего с именами Н. В. Юшманова, П. С. Кузнецова, Д. А. Ольдерогге, И. Л. Снегирева, к-рые начали исследование и преподавание ряда живых афр. языков в 30-е гг. С 50-х гг. создавались науч, центры по изучению языков Африки: кафедры африканистики на Вост, ф-те ЛГУ (1952), в Моск. ин-те междунар. отношений (1956), в Ин-те стран Азии и Африки при МГУ (1962), а также н.-и. сектор афр. языков в Ин-те яз-знания АН СССР (1965). Сов. языковеды-африканисты занимаются типология., сравнит.-ист., социолингвистич. исследованиями, а также описанием отд. языков. Значит, кол-во работ по А. опубл, в т. наз. новой серии «Трудов Ин-та этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая* (начиная с 1959). Издается серия монографий «Языки зарубежного Востока и Африки*, в к-рой в 1959—81 вышло 15 монографий по отд. языкам Африки.
Возникновение в Европе н.-и. центров по изучению Африки, в т. ч. афр. языков, связано с европ. колонизацией континента. Наиболее крупные центры были созданы в Германии в 19 в., напр. Семинар колой, языков при Колон, ин-те в Гамбурге, кафедра афр. языков в Берлинском ун-те. В Великобритании старейшим центром А. является Школа вост, и афр. исследований при Лондонском ун-те. С сер. 20 в. в ГДР существует кафедра А. Отдела афр., азиат, и лат.-амер, исследований в Лейпцигском ун-те, а также группа А. в АН ГДР (Берлин). В ФРГ изучение языков Африки ведут Отделение афр. яз-знания в ун-те им. И. В. Гёте (Франкфурт-на-Майне) и кафедра афр. исследований в Гамбургском ун-те. Во Франции штудии по афр. языкам осуществляют Нац. центр науч, исследований и Об-во изучения афр. языков (оба — в Париже), частично — парижский Ин-т этнологии и Ин-т межэтнич. и межкудьтурных исследований при уи-те Ниццы. В Бельгии описание и изучение языков банту ведет Королевский музей Центр. Африки в Тер-вурене. В Австрии в нач. 80-х гг. 20 в. организован Ин-т А. при Венском ун-те.
В США значит, кол-во центров по изучению Африки возникло во 2-й пол. 20 в.; крупнейшим лингвистич. учреждением является Центр по изучению афр. языков при Калифорнийском ун-те в Лос-Анджелесе.
Кафедры А. имеются в ПНР в Ин-те востоковедения при Варшавском ун-те и в Отделе афр. проблем Краковского уи-та. Отд. исследования по языкам Африки проводят ученые ЧССР, СРР, СФРЮ и НРБ.
В 20 в. изучением языков Африки начинают заниматься афр. ученые. Созданный в 1930 Межтерриториальный к-т, объединявший Кению, Танганьику, Уганду и Занзибар, привлекал к работе нац. исследователей; в 1964, после образования Объединенной Республики Танзании, на базе к-та возник при ун-те Дар-эс-Салама Ин-т суахилийскнх исследований, возглавленный нац. учеными. С 1935 существует Отделение языков банту при Вит-ватерсраидском ун-те (ЮАР). В Эфиопии работает Академия языков Эфиопии, преобразованная в 1974 из Академии ам-хар. языка. В Сомали лингвистич. ир-
следования проводит Совет языков сомали Академии культур. В большинстве стран Центр, и Зап. Африки изучение языков ведется в рамках ун-тов и спец, центров при министерствах нар. образования (Камерун, Нигер, Нигерия, Мали, Того, Бенин, Сенегал и др.). Франц. Ин-т Черной Африки в Дакаре после получения Сенегалом независимости был преобразован в Ин-т фундаментальных исследований Черной Африки, в к-ром ведется и работа языковедч. направлений. В Камеруне, Нигерии, Республике Кот-д’Ивуар, Гане, Того существуют филиалы Междунар. лингвистич. об-ва. Во Франции, в Париже, действует инициативная группа афр. ученых из разных стран, выпускающая журн. «Письмо и чтение» («Bindi е jannde», на яз. фула, 1980—), в к-ром публикуются тексты на афр. языках.
в Africans. Тр. группы афр. языков. I, М.— Л., 1937; Афр. филология, М., 1965; Дьяконов И. М., Семито-хамит. языки. М., 1965; Языки Африки, М., 1966; Проблемы афр. яз-знания, М., 1972; фонология и морфонология афр. языков, И.. 1972; Бесписьм. и младописьм. языки Африки, И., 1973; Языковая ситуация в странах Африки, М., 1975; Языковая политика в афро-азиат, странах, М., 1977; Проблемы фонетики, морфологии н синтаксиса афр. языков, М., 1978; Вопросы афр. яз-знания. [в. 1], М., 1979; Младописьм. языки Африки. Материалы к лексич. описанию, М., 1981; Теоретич. основы классификации языков мира, М., 1982; Вопросы афр. яз-знаиия, М., 1983; Koelle S. W., Polyglotta Africana, L., 1854; В leek W. H. I., A comparative grammar of South African languages, pt 1 — 2, L., 1862 — 69; Torrend J.. A comparative grammar of the South-African Bantu languages, L., 1891; Johnston H. H., A comparative study of the Bantu and semiBantu languages, v. 1—2, Oxf., 1919—22; Werner A., The language-families of Africa, 2 ed., L.. 1925; В 1 e e k D. F., The phonetics of the Hottentot languages, L., 1938; Doke С. M., Bantu linguistic terminology, L.—[a. o.J, 1935; его же, Bantu. Modern grammatical, phonetical and lexicographical studies since 1860, L.. 1945; M e i n n о f K., Grundziige einer vergleichenden Grammatik der Bantusprachen, 2 Aufl., Hamb., 1948; Westermann D., Bryan M., The languages of West Africa, L., 1952; T u -cker A., Bryan M.. The Non-Bantu languages of North-Eastern Africa, L., 1956; Greenberg J., The languages of Africa, [2 ed.], The Hague, 1966; Guthrie M., Comparative Bantu. Introduction to the comparative linguistics and prehistory of the Bantu languages, v. 1—4, [Farnborough], 1967— 1971; Weimers W. E., Checklist of African languages and dialect names, CTL, 1971, v. 7; К a p i n g a F r. C., Sarufi ma-umbo ya Kiswahili sanifu. Dar-es-Salaam, 1977.	H. В. Громова, H. В, Охотина.
Материалы, поев, проблемам А., кроме общелингвистич. журналов (см. Журналы лингвистические') публикуются в специализированных журналах ряда стран: «African studies» (Johannesburg, 1921 — ; в 1921—41 под назв. «Bantu studies») «Rassegna di studi etiopici» (Roma, 1941—), «African language studies» (L., 1960—), «Africana linguistics» (Tervuren, Бельгия, 1962—), «Afrika und Obersee» (Hamb,— B., 1951 —; ранее — «Zeitschrift fur Eingeborenen-Sprachen», 1920, ?анее — «Zeitschrift fur Kolonialsprachen», 910), «Journal of West African languages» (Ibadan, Нигерия, P.— L., 1964—), «Limi» (Pretoria, 1966—), «Bulletin de la. SELAF» (P., 1967—), «Africana Marburgensia» (Marburg, ФРГ, 1968—), «Communications of the Department of Bantu languages» (Pieters-burg, ЮАР, 1969—), «Journal of the language Association of Eastern Africa» (Nairobi, Кения. 1970—), «Studies in African linguistics» (Los Ang.. 1970 — ), «Afrique et language» (P7, 1971 — ), «Studies in Bantoetale» (Pretoria, 1974—). «African languages» (L., 1975—; образовался из слияния «African language review», Freetown, Сьерра-Леоне, 1962 — [до, 1966 — «Sierra Leone language review»] и «Journal of African languages». L., 1962—), Nbftheast African studies» (East Lansing,
США, 1979—). Выходят также рецензионно-библиографнч. издания: «African Abstracts» (L., 1950—); «Africana Journal» (N. Y., 1970—; до 1974 — «Africana library journal»).
E. А. Хелимский.
АФФИКС (от лат. affixus — прикреплённый) — служебная морфема, минимальный строительный элемент языка, присоединяемый к корню слова в процессах морфологической деривации и служащий преобразованию корня в грамматических или словообразовательных целях; важнейшее средство выражения грамматических и словообразовательных значений; часть слова, противопоставленная корню и сосредоточивающая его грамматические и/или словообразовательные значения.
Согласно теории Ф. Ф. Фортунатова (см. Московская фортунатовская школа), А. выделяется в результате морфологич. членения слова на его составляющие н выделения корня (или корней) и противопоставляется материальной сущности слова как его формальная принадлежность.
В отличие от корневых морфем А. отд. языка могут быть перечислены списком и принадлежат к закрытому классу морфем; система А., образующих одну парадигму (напр., определ. тип спряжения или склонения), составляет обязат. часть описания грамматики (морфологии) отд. языка н демонстрирует возможные модификации корня одной и той же части речи и/или одной и той же грамматической категории.
А. выделяются как самостоят. единицы языка по совокупности формальных и содержательных характеристик: а) их фонология. облику (А. строятся обычно как относительно короткие фонология, последовательности из огранич. числа гласных или согласных фонем с преимущественно вокалическим или же консонантным составом; ср., напр., широкое использование гласных фонем в организации флексий рус. яз. или, напротив, использование дентальных н фрикативных согласных в суффиксах англ, яз.); б) изменяемости/неизменяемости состава А. (алломорфировании) в актах деривации (откуда противопоставление агглютинации и фузии) и характеру их морфонология. преобразований; в) фиксированному порядку расположения А. относительно корня и невозможности их перестановки (ср. строгие правила позиционного следования А. в агглютинативных языках); г) однозначности/многозначно-сти, синкретизму и их конкретной функциональной нагрузке (ср. типичную однозначность А. при агглютинации в противоположность многозначности их для языков флективного типа); д) практически неогранич. сочетаемости А. определ. класса с кругом «своих» корней или основ; хотя продуктивность отд. А. фактически может варьироваться, для них типична сочетаемость с широким кругом единиц, т. е. серийность, и число А. уникального действия (ср. рус. «люб-овь», «свекр-овь», англ, child-геп ‘дет-и’) обычно резко ограничено.
Процессы присоединения А., именуемые аффиксацией, составляют важную часть морфологии н словообразования большинства языков мира, различающихся в типология, плане преимуществ, использованием одной из таких разновидностей аффиксации, как суффиксация или префиксация, и использованием этих последних в деривационной или же флективной морфологии.
По положению относительно корня А. делятся на: префиксы, или приставки, помещаемые перед корнем
(ср. рус. за-, при-, пере-, у-, вы-ходпть и т. д.; префикс, присоединяемый к глагольной основе, обозначается термином «преверб»); постфиксы, иногда называемые также прилепами (напр., любой А., стоящий в слове или словоформе-после корня); инфиксы, помещаемые в середину корня (ср. англ, sta-n-d 'стоять’ при stood ‘стоял’ или тагальское -um-в s-um-ulat ‘писать’ при sulat ‘письмо’); интерфиксы (термин предложен И. А. Сухотиным и И. В. Пановым), служащие связи корней и помещаемые между двумя корнями (ср. рус. «овц ебык», «дом-о-строй», нем. Arbeit-s-plan ‘рабочий план’) или между корнем и суффиксом (ср. рус. «шоссе — шсссе-й-ный», «там — там-ош-ний»), иногда именуемые также прокладками; трансфиксы, «разрывающие» корень из согласных определ. гласными по схеме соотв. парадигмы (ср. изменение трехсогласного араб, корня; см. Семитские языки); конфиксы, или ц и р к у м-ф и к с ы,— комбинации из префикса и постфикса, функционирующие совместно (ср. нем. формы страдат. причастия типа ge-nomm-en ‘взятый’ или рус. «за-речь-е», «под-окон-ник»); использование конфиксов именуется парасинтезом, т. е. одновременным участием в синтезе слова двух разных аффиксальных средств; амби-фиксы — А., способные занимать разные положения относительно корня (ср. англ, амбификс out в роли префикса в случаях типа outcome ‘исход’, но в роли постфикса в come-out ‘исход’).
Постфиксы, в свою очередь, делятся на: а) основообразующие элементы (ср. рус. «небо— небеса») или темы (тематич. гласные, ср. рус. «дел-а-ть», «дел-и-ть»), помещаемые непосредственно за корнем, но обычно предшествующие суффиксу или флексии (ср. гот. dags ‘день’ — dag-a-ns — мн. ч. вин. п. или рус. «неб-ес-н-ый»); б) суффиксы, помещаемые за корнем, но не обязательно в непосредств. близости к нему (ср. рус. -н- в «неб-ес-н-ый» или исл. -3- после корня и основообразующего элемента в kall-a-3-ur ‘зовущий’); в) флексии — окончания, маркирующие обычно не только конец слова и служащие потому его пограничным сигналом, но и характеризующие саму форму как готовую к использованию в составе синтаксич. конструкции и потому «самодостаточную» для автономного употребления между двумя пробелами и организации отд. высказывания. В каждом языке существуют свои ограничения на порядок следования служебных А. разного типа, но, как правило, если А. выступает в роли флексии, то он занимает конечную, замыкающую позицию в слове (ср. рус. «сильн-ый, сильн-ого»; ср., однако, рус. «крутящ-ий-ся, крутящ-ему-ся» и т. п. или образование форм возвратного залога в сканд. языках, где показатель -st прибавляется после глагольной флексии).
Указанное противопоставление постфиксов основано не толь: о на учете их синтагматнч. расположения относительно друг друга, но и их функциональной нагрузки: основообразующие элементы указывают на принадлежность имен или глаголов к определ. типу склонения или спряжения (ср., напр., противопоставление тематич. и атематич. глагольных основ в древних иидоевроп. языках), суффиксами же чаще считаются неконечные морфемы, участвующие в словообразовании
АФФИКС 59
или формообразовании. Такое разграничение, правда, не является обязательным, и тогда суффиксами именуются все постфиксы, кроме флексий; флексиями именуются конечные служебные элементы, вычленяющиеся в слове по отделении основы и чаще связанные со словоизменением, т. е. носящие не деривационный, а реляционный характер и принимающие участие в создании синтаксич. форм; нередко для признания грамматич. элемента флексией-окончанием постулируется обязательность его вхождения в систему образования форм одной парадигмы, а не только отд. грамматич. оппозиции.
Функциональная классификация Л. предполагает их деление на словообразовательные, служащие образованию производных слов, и формообразующие, служащие образованию форм одного слова, причем нередко эти последние делят, н свою очередь, на флективные (служащие словоизменению, образованию форм одного склонения или спряжения) и собственно формообразующие (формообразовательные), часто занимающие позицию между корнем и флексией. Иногда рубеж между словообразовательными и формообразующими А. усматривается в обязательности последних для реализации слова в составе синтаксич. конструкции. В то время как системы флексий и др. формообразующих А. обязательны для построения форм одного слова и выражения им определ. грамматич. значений (они участвуют в организации парадигматич. рядов одного типа и потому указывают на принадлежность слова к определ. части речи, следовательно, обязательны для каждого представителя своей части речи), словообразоват. А. формируют более частные группировки слов, подчиненные отд. частям речи, создавая внутри этих последних особые лексико-се-мантич. классы слов. Флексию, как правило, нельзя устранить из состава слова без разрушения его цельнооформленности и без нарушения грамматич. правильности включающего это слово синтаксич. целого.
Прибавление А. грамматич. характера не сказывается на лексич. (вещественном) значении основы: внутри одной парадигмы сохраняется лексич. тождество корня (основы), варьируются грамматич. значения форм; тип соединения основы с А.— аддитивный (суммативный), т. е. значение формы слова складывается из значения ее основы и ее А. (форматива). Прибавление А. словообразоват. характера ведет к взаимодействию значений А. и основы, причем семантич. видоизменение последней может выражаться либо в создании лексемы с новым значением, либо в переходе основы в новый класс слов (ср. «профессор — профессура* и «профессор — профессорствовать*), либо в одноврем. сочетании того и другого («солить — солка, соление*). Разграничение формообразующих и словообразующих А. базируется на целом комплексе функционально-семантич., структурных и дистрибутивных критериев. Распределение А. по указанным разрядам и способы нх наименования носят в грамматиках отд. языков традиционный, условный характер (ср. термины «префикс* и «приставка», «суффикс* и «показатель*, «окончание* н «флексия*, а также употребление терминов «сложный суффикс» и «форматив» для обозначения последовательности из нескольких А. и т. п.).
60 АХВАХСКИЙ
А. могут быть материально выраженными, т. е. представленными определ. фонемой или последовательностью фонем, и нулевыми, т. е. представленными значащим отсутствием элемента. Нулевые А. представляют собой удобную условность структурного описания языков, известную уже др.-инд. грамматистам; целесообразность введения этого понятия объясняется стремлением к однотипному представлению форм одной парадигмы, поэтому нулевой А. выделяют лишь там, где в параллельных формах той же парадигмы илн других ее формах наблюдается материально выраженная флексия (ср. выделение нулевой флексии в рус. словах типа «рог», «сом» со значением им. п. ед. ч. муж. рода по сравнению с им. п. ед. ч. жен. рода «стен-a» или им. п. ед. ч. ср. рода <окн-о», а также по сравнению с формами косв. падежей ед. и мн. ч. «рог-а», «рог-ам» и т. д.).
Как правило, А. именуются служебные морфемы связанного типа, т. е. не имеющие коррелятов в виде свободно употребляемых слов; тем не менее критерий связанности не может рассматриваться как абсолютный показатель принадлежности морфемы к классу А. В отд. языках мира довольно широко представлены частицы, выполняющие те же служебные функции и использующиеся в тех же целях, что и подлинные А.; они строят такие же протяженные серии слов и нередко выступают как носители тех же значений, что и А., хотя в отличие от последних имеют параллельно им употребляющиеся самостоят. слова с теми же значениями, ср. рус. до-в «добежать до школы», из- в «извлечь из земли* и т. д. Единицы такого рода получили в словообразовании назв. полуаффиксов (в сов. яз-энании этот класс словообразоват. элементов был впервые описан н выделен М. Д. Степановой, в зарубежном яз-знании сходная категория единиц — Дж. Марчандом), в морфологии — назв. относительно связанных морфем (Е. С. Кубрякова). В отличие от А., выступающих в качестве связанных морфем, полуаффиксы выступают как относительно связанные морфемы, ибо они имеют корреляты в виде предлогов, наречий или др. служебных частиц, демонстрируют ряд дистрибутивных особенностей (вплоть до возможности свободного дистактного расположения морфемы относительно корня, ср. нем. aufstehen ‘вставать’ и его форму stehe auf ‘встань!’) и связаны лишь относительно «своей* (определенной) структурной модели. Во мн. языках описание словообразования и формообразования без описания А., к-рые имеют в качестве отд. алломорфов как связанные, так и свободные единицы, не является полным (ср., напр., класс А., представленных относительно связанными морфемами в сканд. языках, где постпозитивный артикль инклюзивен, связан, включен в форму слова, а препозитивный — свободен, типа швед, et hus ‘дом’, но huset и т. п.). Принадлежность А. к классу либо связанных, либо относительно связанных морфем отражает генезис А. н их происхождение нз самостоят. слов. Др. источником А. оказываются явления, связанные с морфологич. перераз-ложением слов и подвижностью морфологич. границ внутри слова, с вычленением повторяющихся отрезков в заимств. словах, иногда с ложным этимологизированием состава слова и т. д.
А. демонстрируют широчайший диапазон значений — от чисто классификационных и не имеющих прямого отношения к передаче к.-л. реального содержания (такие А. нередко именуют асеманти
ческими, что представляется неверным, ибо они функционально нагружены и, следовательно, системно значимы) до отражающих свойства и признаки, находящие соответствие в предметной действительности (ср. А. со значением рода или числа), причем тоже с разной степенью абстрактности или вещественности. Классификация А. в этом отношении может строиться либо как чисто функциональная (ср. идущую от Э. Сепира классификацию А. на деривационные, реляционные н дернвацнонно-реляционные), либо может включать также учет реального содержания А. и их отношение к выражению того или иного типа значения. Противопоставляются следующие классы: а) структурные А., выполняющие функцию транспозиции форм из одного класса в другой, напр. из одной части речи в другую, или служащие прокладками при соединении частей слова и т. д.; б) экспрессивные, илн эмоционально окрашенные (ср. уменьшительные, уничижительные, или А. с пейоративной оценкой); в) категоризующие А., или маркеры, относящие построенную с нх участием форму к определ. категории слов, напр. к части речи или ее подклассам, и опознающие ту или иную грамматическую или деривационную категорию; г) вещественно-таксово м и ч. А., выполняющие семантич. функцию отнесения формы к определ. лексико-семантнч. разряду. В ряде совр. зарубежных концепций А. рассматривается как «вершина* структуры слова, определяющая его главные синтаксич. и категориальные характеристики.
9 Реформатский А. А., Введение в языковедение, 4 изд., М., 1967; Степанова М.Д., Методы синхронного анализа лексики. М., 1968; Виноградов В. В.. Рус. язык. (Грамматич. учение о слове), 2 изд., М., 1972; Общее яз-знание. Внутренняя структура языка, М.. 1972; Кубрякова Е. С., Основы морфологич. анализа, М., 1974; Рус. грамматика, т. 1, М.. 1980; Nida Е., Morphology. The descriptive analysis of words, 2 ed., Ann Arbor, 1956; Plank F., Morphologische (Ir-) Regula-ritaten. Aspekte der Wortstrukturtheorie, Tiibingen, 1981; Selkirk E. O., The syntax of words, Camb. (Mass.), 1982 (лит.).
, E. Q. Кубрякова, Ю. Г. Панкрац. АХВАХСКИИ ЯЗЫК — один из языков аваро-андийской подгруппы аваро-андо-цезских языков. Распространен в неск. аулах Ахвахского н Советского р-нов Даг. АССР. Число говорящих ок. 5 тыс. чел. Имеет 2 диалекта: северный и южный, в к-ром различают тлянуб. и цегоб. говоры. Промежуточное положение между сев. и юж. диалектами занимает рат-луб. говор.
А. я. отличается от др. андийских языков: в фонетике — более последовательным проведением противопоставления сильных и слабых согласных, в частности среди латеральных (кь! — кь) и увулярных (къ! — къ); отсутствием закрытых слогов (за исключением новейших заимствований); в грамматике — отсутствием аффективного падежа, сохранившегося лишь в ратлуб. говоре; наличием в сев. диалекте помимо локатива, аллатива и элатива также н транслатива (ср. бидири-гуне ‘через ведро’). Прилагательные имеют суффикс -хьода, выражающий слабую степень качества (гьири-хьода ‘красноватый’). В глаголе есть личное согласование (ср. рехеде ‘я взял’, но рехери ‘ты/ он взял’). В цегоб. говоре имя субъекта при нек-рых глаголах чувственного восприятия имеет эргативное оформление (динде ба’и ‘я знаю’, динде гьайгвара ‘я увидел’, динде анл!ъира ‘я услышал’). Язык бесписьменный.
• Магомедбекова 3.	М*> Ах-
вах. язык. Грамматич. анализ, тексты, ело* варь. Тб., 1967.	М. Е. Алексеев.
АЦТЁКСКИИ ЯЗЫК (иауатль) —один из индейских языков, включаемый в тано-ацтекскую семью (см. Тано-ацтекские языки). Э. Сепир относит его к ацтек, ветви семьи юто-ацтекских языков. Н. А. Мак-Куаун включает А. я. в выделенную нм коран. подгруппу, К. Л. Хейл и Ч. Ф. Вёглин допускают принадлежность его к группе таракаита. Распространен в Мексике, гл. обр. между Мехико и г. Тустла-Гутьеррес. Число говорящих св. 1 млн. чел.
Выделяются 3 группы диалектов: нау-атль (характеризуется заменой исконного юто-ацтекского t фонемным сочетанием tl в превокальной позиции), науаль (фонемное сочетание tl заменяется фонемой 1), науат (сохраняется исконное t).
Фонологич. строй в целом обнаруживает черты тихоокеанского типа. Для консонантизма специфично наличие аффрикат, в т. ч. латеральной аффрикаты tl, гортанной смычки, лабиализованного kw; в А. я. самая длинная из всех юто-ацтек. языков серия взрывных согласных. Вокализм развит относительно слабо (i, е, а, о). Морфология агглютинативная с умеренно развитым полисиитетизмом. В словоизменении и словообразовании широко используются аффиксация (гл. обр. суффиксация), редупликация, объединение целых слов в единый словокомплекс (totolin ‘курица’, tell ‘камень’, axcalli ‘яйцо’ -» totoltotlaxcalli ‘яичница’). Для выражения пространственных и временных значений широко используются послелоги. В лексике большое кол-во исп. заимствований.
БАГВАЛЙНСКИЙ ЯЗЫК (кванадин-ский язык) — один из языков андийской подгруппы аваро-андо-цезских языков. Распространен в Цумадннском и Ах-вахском р-нах Даг. АССР. Число говорящих ок. 4 тыс. чел. Имеет 3 говора: говор сёл Кванада н Гемерсо, говор сёл Тлондода и Хуштада и говор сёл Тлиси и Тлибишо.
От др. андийских языков Б. я. отличают: в фонетике — наличие абруптивных спирантов с1с1«ц!ц1) и ш!ш! ((ч!ч1), конечных лабиализов. согласных (ср. кГатв ‘лошадь’), редукция конечных узких гласных (мицТц! ‘язык’ (миц!ц!и); в грамматике — невозможность употребления нек-рых показателей локализации (-ла ‘на’, -и ‘в, внутри’, -лъдъа ‘в массе’) во мн. ч., замещаемых показателем -х ‘на, у, при’ (ср. амн-ла ‘на крыше’, но амаба-х ‘на крышах’); суффикс прилагательных -д ‘один из’(напр., мук1ув-ел ‘один из маленьких’). Язык бесписьменный. • Г у д а в а Т. Е.. Багвалин. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967; его же, Багвалин. язык. Грамматич. анализ с текстами, Тб., 1971 (на груз. яз.).
А/. Е. Алексеев.
БАГЙРМИ — один из шари-нилъеких языков (центрально-суданская группа). Распространен в Республике Чад, к В. от р. Шари. Число говорящих ок. 1,5 МДН. чел.
Для гласных Б. характерна сильная количеств, редукция в конце нек-рых
До исп. завоевании А. я. был языком ацтек, цивилизации, предполагается, что на нем говорило ок. 6 млн. чел. В эпоху расцвета ацтек, империи (14—16 вв.) развивалась пиктография, письменность с элементами иероглифики (см. Ацтекское письмо). После исп. завоевания была создана письменность на основе лат. графики (16 в.), в 17—18 вв. появляются многочисл. произведения, гл. обр. ист., религ. и филос. характера. В 20 в. А. я. используется в начальной школе, на нем издаются учебники, спец, лит-ра для чтения (хрестоматии, сб-ки фольклора и др.). • Barra у Valenzuela Р,. Los Nahoas. Historia, vida у lengua, Мех., 1953; Garibay Kinta na A. M.. Llave del nahuatl, 2 ed., Mex., 1961; V о e g e-lin C. F., Voegelin F. M., Hale K. L., Typological and comparative grammar of Uto-Aztecan, [v.l 1, Balt., 1962; Sandoval R., Arte de la lengua mexi-cana, Мёх., 1965; Swadesh М.» Sancho M., Los mil elementos de mexicano clasico, Mex., 1966; GonzAlez Casanova P., Estudios de linguistica у filolo-gia nahuas, Mex., 1977; C l a v i j e г о F. J., Reg las de la lengua mexicana con un vocabu-lano, Мёк.( 1974.
Cantares Mexicanos, v. 2, A Nahuatl-English dictionary, Stanford (Cal.), 1985.
Ю. В. Ванников. АЦТЁКСКОЕ ПИСЬМО — письменность, к-рой пользовались ацтеки (см. Ацтекский язык). Известно с 14 в. В целом А. п. имело пиктографич. характер (см. Пиктография), но включало значит, кол-во иероглифич. элементов. Материалом для письма служили специально обработанная кожа или бумажные полоски, к-рые складывались в виде ширмы. Отсутствовала определ. система расположения пиктограмм: знаки могли располагаться н горизонтально, и вертикально, и [Б
слов. В системе согласных противопоставлены дентальные (альвеолярные) и ретрофлексные смычные; представлены двухфокусные имплозивные (смычногортанные) и лабио-велярные смычные. Имеются фонологич. противопоставления тонов как с лексич., так и с грамматич. значениями.
В морфологии имя имеет категории ед. и мн. ч. (показатель последнего — суффикс -ge); имеется локативная форма (показатель — суффикс -ki). В генитивных конструкциях различаются категории отчуждаемой и неотчуждаемой принадлежности. В глаголе выделяются 3 морфологич. класса в соответствии со структурой корня и особенностями спряжения. Имеется система производных глагольных основ со значениями множественности объекта, повторяемости действия, каузатива и др. В системе глагольных категорий осн. противопоставление: определенный — неопределенный аспекты с приблизит, значениями пунктив (сов. вид) — курсив (весов, вид). Эти аспекты различаются большой степенью слияния субъектного местоименного показателя с глагольной основой в определ. аспекте (при этом в начале глагольного комплекса часто ставится и самостоят. личное место-имение), порядком следования элементов в глагольном комплексе (v + s в определ. аспекте, s + v — в неопредел, аспекте), наличием префикса к- в неопредел, аспекте у глаголов I н II класса.
способом бустрофедон (встречное направление соседних «строк», т. е. серий пиктограмм).
В развитии А. п. прослеживаются след, тенденции: 1) формирование знаков для передачи фонетич. облика слова, для чего использовался т. наз. ребусный принцип, основанный на наличии полной или частичной лексич. омонимии (так, для передачи имени Itzcoatl изображалась стрела с обсидиановым наконечником—itz-tli— над змеей — coati); знаки этой категории использовались гл. обр. для обозначения слов с конкретной семантикой; 2) формирование знаков иероглифич. характера, к-рые использовались для выражения определ. понятий; 3) постепенное формирование собств. фонетич. знаков, особенно для передачи звучания имен собственных, в первую очередь топонимов, а также для предлогов и аффиксов; знаки этой категории нередко характеризуются фонетич. многозначностью: один и тот же знак может передавать иногда разные звуки или слоги. Развитие процессов полисемии позволяло увеличивать коммуникативные возможности письменности без введения дополнит, знаков.
К моменту Конкисты (кон. 15 в.), прервавшей процесс дальнейшего развития А. п., все перечисленные категории знаков существовали параллельно, их употребление не было упорядочено. В 16 в. для ацтек, яз. были предприняты попытки использовать исп. алфавит (Грамматика А. де Олмоса, 1547), однако спорадич. использование А. п. (в релит, и юридич. целях) отмечалось еще в течение долгого времени.
9 Davila Garibi J. I., La es critura del idioma Nahuatl a traves de los siglos, 2-a ed., Mex., 1948. Ю. В. Ванников.
Для синтаксиса характерно употребление служебных слов и частиц в препозиции к имени и в постпозиции к глаголу.
Язык бесписьменный. Употребляется как второй язык соседними народами (результат колон, и военной экспансии ср.-век. гос-ва Багирми).
• G ade n Н.. Essai de grammaire de la langue baguirmienne, P.,	1909; T u-
ckerA. N., Bryan M. A.. The nonBantu languages of North-Eastern Africa, L.. 1956; их же, Linguistic analyses. The Non-Bantu languages or North-Eastern Africa, L.— N. Y. — Cape Town, 1966; Greenberg J. H., The languages of Africa. Bloomington — The Hague, 1966.
В. Я. Порхомовский. БАКТРЙЙСКИЙ ЯЗЬ'Ж — один из иранских языков; мертвый среднеиранский язык восточной группы. Был распространен в областях по верх, течению Амударьи, между Гиссарским хр. на С. и Гин-дукушем на Ю. (древняя Бактрия, раннесредневековое назв. — Тохаристан). Был одним из офиц. языков Кушанского царства (кон. 1—3 вв.) и эфталитского гос-ва (5—6 вв.). Дпал. членение в памятниках Б. я. не прослежено; араб, источники 10—11 вв. упоминают о диалектах на терр. Тохаристана, часть к-рых можно отнести к бактрийским.
Фонетич. состав Б. я. устанавливается предположительно (в памятниках графи-
БАКТРИЙСКИЙ 61
чески различаются не все фонемы). Вокализм содержал 9 фонем: долгие гласные a, j, и, ё, о, краткие a, i, и, э; характерны частая редукция кратких (a, i, и > э) и утрата ист. *-а- в суффиксе -g (-g *-aka-). Для ист. консонантизма наиболее характерны: 1 < *d; с, з < *с; (h)r < *0г; -xt- < *xSt-; -S- < -*rs-. По ист.-фоиетич. признакам Б. я. занимает промежуточное положение между совр. афганским и мунджанским языками, с одной стороны, и ср.-иранскими парфянским, согдийским и хорезмийским — с другой.
В грамматич. структуре Б. я. отошел от др.-иран. яз. дальше, чем другие ср,-иран. языки вост, группы: утрачена категория рода, сохранились лишь 2 флективных падежа (прямой и косвенный); древние флективные формы прош. вр. заменены аналитическими. Для синтаксиса характерны определит, словосочетания с релятивным местоимением-артиклем (i).
Во 2 в. до н. э.— 1 в. н. э. для фиксации Б. я. применялась, очевидно, разновидность арамейского письма (см. Западносемитское письмо). Она представлена в двух кратких надписях на керамике, найденных в Сев. Афганистане и Юж. Узбекистане. Со 2 в. н. э. Б. я. пользовался греч. алфавитом. Старейшие памятники Б. я. иа греч. алфавите относятся ко 2 в., наиболее важный из них — надпись, обнаруженная при раскопках храма в Сурх-котале (Сев. Афганистан). От других эпиграфич. памятников 2 в. сохранились лишь фрагменты: надписи из Дашти-Навур (Центр. Афганистан), Дильберд-жииа (Сев. Афганистан) и Айртама (Юж. Узбекистан). Наиболее поздние из датированных эпигоафвч. памятников относятся к 9 в. В Вост. Туркестане найдены 9 фрагментов рукописных текстов иа Б. я. (один из них написан манихейской разновидностью арамейского письма).
Б. я. был ассимилирован перс, яз., распространившимся на терр. Тохаристана; этот процесс завершился, вероятно, в 11—12 вв.
• Лившиц В. А., К открытию бакт-рийских надписей на Кара-тепе, в кн.: Буддийские пещеры Кара-тепе в Старом Термезе, М., 1969: Лившиц В. А., Кругликова И. Т., Фрагменты бактрийской монументальной надписи из Дильберджина, в кн.: Древняя Бактрия, в. 2. М., 1979; Стеблин-Каменский И. М., Бакт-рийский язык, в кн.: Основы иран. яз-зна-ния. (Ср.-иран. языки), М., 1981; М а-ricq A., Inscriptions de Surkb-Kotal (Ва-flan). La grande inscription de Kanijka et 'eteotokhanen, Гancienne langue de la Bact-riane, JA. 1958, t. 246; Henning W. B., The Bactrian inscription, BSOAS, 1960, v. 23; G e r s c h e v i t c h I., The well of Baghlan, «Asia Major». 1966, v. 12; его же, Nokonzok's well, «Afghan Studies», 1979, v. 2; e г о же. The Bactrian fragment in Manichean script, «Acta Antiqua Acade-miae Scientiarum Hungaricae», 1980, t. 28; Hunxbach H., Baktrische Sprachdenk-maler, T1 1 — 2, Wiesbaden, 1966—67; H a r-matta J., The Bactrian wall-inscriptions from Kara Tepe, в кн.: Буддийские пещеры Кара-тепе в Старом Термезе, М.. 1969; Fussman G.. Documents epigraphiques Kouchans. BEFEO. 1974, t. 61; D a v a-ry G. Dj., Baktrisch. Ein Worterbuch, Hdlb.. 1982; Lazard G., G r e n e t F r., Lamberterie Ch. de. Notes bactrien--ics. «Studia Iranica», 1984, t. 13.
В. А. Лившиц. БАЛКАНЙСТИКА—совокупность историко-филологических дисциплин, объединяющих комплексные сравнительно-исторические и типологические исследова-62 БАЛКАНИСТИКА
ния социальной и этнической истории, материальной и духовной культуры, языков народов Балканского п-ова в их историческом прошлом и современном состоянии. Лингвистич. Б, (иначе бал-кан. яз-знание), как отрасль яз-знания сочетая в себе три подхода — исторический, типологический и ареальный, исследует в синхронном и диахронном планах развитие и взаимодействие балкан. языков для выявления у них общих черт и тенденций сходного развития.
Лингвистич. Б. в широком ее понимании изучает все языки балкан. региона вне зависимости от их принадлежности к к.-л. генетич. или ареальной общности. К языкам балкан. региона относятся языки неск. генетич. общностей. Это индоевропейские языки: слав, группа — болт., макед., сербскохорв., словен. языки; ало. яз. (моногруппа); греч. яз. (моногруппа); ром. группа — вост.-ром, подгруппа — рум., молд. языки, зап,-ром. подгруппа—сефардский яз.; герм, группа — нем. яз. севера Трансильвании; индоарийская группа — цыган, яз. Финно-угорская генетич, общность представлена венг. языком; тюркская семья — тур. и гагауз, языками. В объект общебалкан. лингвистич. исследований вовлекаются зоны языковых контактов на границах балкан. региона.
Лиигвнстич, Б. в собств. смысле слова исследует языковые процессы в балкан. языках, связанные с формированием особой ареальной общности языков — балканского языкового союза, к к-рому относят алб., болт., макед., новогреч., рум. языки, а также торлакский диалект сербскохорв, яз.
Зарождение лингвистич. Б. связано с В. (Е.) Копитаром, к-рый в 1829 первым установил, что алб., болт, и валашский (т. е. рум.) языки обладают общностью нек-рых языковых форм при разл. языковой материи, особо отметив наличие у них постпозитивного артикля. На это же обратил внимание А. Шлейхер (1848). Ф. Миклошич отметил общность ряда черт у рум., болг., алб. и новогреч. языков, подчеркнув, что у них «слова разные, а грамматика одна». Для становления балкан. яз-знания важную роль сыграли многоязычные словари балкан. языков кои. 18 и нач. 19 вв., охватывающие список слов и образцы фраз и предложений, трехъязычный словарь иовогреч., валаш. (РУМ.) и алб. языков Т. Кавалиоти (1770) и четырехъязычный словарь Даниила Мосхополитиса (Михаила Адама Хаджи, 1802).
С сер. 19 в. началось систематич. исследование балкан. языков в описат. (монолингвистич.) и сопоставит, планах с попыткой выявить общность и в лексике, и в грамматике (Миклошич, Г. Мейер, А. Филиппиде, Б. П. Хашдеу). Однако установление грамматич. тождеств в балкан. языках наметилось лишь в нач. 20 в. В исследовании Т. Папахаджи по фразеологии балкан. языков (1908) в сопоставит, плане впервые были показаны сходства не только в смысловом содержании, но и в синтаксич. структуре фразеологизмов. Г. Вейганд объединил разработку балка-нистич. исследований в рамках издававшегося им «Ежегодника Института рум. языка» (1894—1921). В журн. «Бал-каи-Архив» (1925—28) публиковались статьи по широкому кругу балканистич. проблем. Вейганд использовал термин «балканские» для обозначения общих черт, свойственных алб., рум. и болг. языкам. Для координации балканистич. исследований в кон. 19 в. Венская АН
(Австрия) стала издавать ежегодник «Записки Балканской комиссии», публиковавший монография, исследования по новым и древним балкан. языкам. Т. о., исследования в период с 1829 по 1925 заложили основы лингвистич. Б. как особого направления.
Новый период развития лингвистич. Б. как самостоят. дисциплины начинается с работ К. Сандфельда и А. М. Сели-щева. В 1925 Селищев вводит в науч, оборот понятие «балканизм» для обозначения общих черт балкан. языков. В работе «Об общих чертах в балканских языках: об одном старом балкаиизме в болгарском» (1925) он предложил разграничивать присущие балкан. языкам общности на разных уровнях их структуры — семантики, синтаксиса, морфологии и фонетики.
С выходом в свет обобщающего труда Сандфельда «Балканская филология. Проблемы и результаты» (1926, на дат. яз.; 1930, на франц, яз.) начался новый этап развития лингвистич. Б. В работе осуществлено первое систематич. описание общебалкан. языковых черт иа всех уровнях. Сандфельд впервые предложил разграничивать иелексич. (в первую очередь — грамматич.) и лексич. балкаииз-мы. В общебалкан. лексике им были выделены межбалкан. заимствования как результат лексич. обмена между самими балкан. языками н виебалкан. заимствования, воспринятые из небалкаи. языков. В сфере нелексич. схождений Саид-фельд выделил грамматич. балканизмы, на основании к-рых он постулировал «балкан. языковое единство»: постпозитивный артикль, утрату инфинитива, модель образования буд. вр., синкретизм род. и дат. падежей, тождеств, формы для передачи конструкций ubi и quo, удвоение личных местоимений, предпочтит. употребление паратаксиса и др. В особую группу обособлены фразеологич. соответствия.
Новый этап в развитии лингвистич. Б. начался после выдвижения в 1923 Н. С. Трубецким понятия языкового союза как нового типа языковой общности — типологической, в отличие от генетической (см. Родство языковое). Балкан. языки объединяются в языковой союз ввиду значит, сходств в синтаксисе, морфологии и наличия большого числа общих культурных слов. Исследования сосредоточивались на углубленном изучении выявленных общебалкан. языковых черт н поиске новых балканизмов. Были выявлены новые нелексич. схождения, в т. ч. нек-рые способы словообразования и образоввния фразеологизмов, а также серия сходных синтаксич. черт, напр. сходство средств выражения для состояния покоя и направления, пролептическое и соответственно плеонастич. употребление личных местоимений, пролепсис (предвосхищение) субъекта в предложении с конструкцией «что», употребление паратактич. (см. Сочинение) конструкций (работы И. Шрёпфера, 1956). X. Л. Клагстад (1963) выделил 9 осн. общебалкан. черт: определ. артикль, показатель буд. вр., показатель отрицания, употребление степеней сравнения, неслоговые и моносиллабич. предлоги, превер-биальная связь, «краткие» формы личных (и возвратных) местоимений, наст, вр. глагола «быть», вопросит, частицы.
Развитие типологич. идей послужило основанием для выдвижения Г. Райхен-кроном (1962) тезиса об особом балкаи. языковом типе, к-рый имеет ряд существ, сходств в синтаксисе и ритмико-тактич. организации (актуальном членении) речи, где тема выдвигается на передний
плав, а рема выносится на второе место, а также общий способ образования числительных от 11 до 19 по модели «один-на-десять». Наряду с балкаи. языковым типом выделяется романский, славянский, а внутри них румынский, балканославянский.
В. Георгиев (1966) проблему балкан. языкового союза считает центральной для лингвистич. Б. Наиболее характерными признаками сходства балкан. языков он считает почти полное соответствие артикуляционной базы у гласных и согласных, многочисл. одинаковые лексич. элементы (гл. обр. заимствования из греч. и тур. языков), сохранение одинаковых или сходных морфем, развитие одинаковых, сходных или параллельных морфологич. или синтаксич. элементов. Систематизацию сходных балкан. языковых черт попытался осуществить X. В. Шаллер («Балканские языки», 1975), предложивший различать первичные и вторичные балканизмы. Однако нек-рые ученые (В. П. Нерознак) считают более обоснованным выделять союзообразующие балканизмы, участвующие в формировании отличит, признаков балкан. языкового союза, и несоюзообразующие, т. е. сходные явления, присущие лишь отд. балкан. языкам.
В соответствии с частотностью балка-низмов балкан. языки делят на 3 группы: языки «первой степени», у к-рых частота союзообразующих черт очень высока, что позволяет считать их ядром балкан. языкового союза,— алб., рум., болг., макед. языки (Б. Гавранек, 1966); языки «второй степени», обладающие меньшим набором союзообразующих признаков, составляющих периферию балкан. языкового союза (новогреч. и сербскохорв. языки); к третьей группе относят языки Балкан, не имеющие в своей структуре союзообразующих признаков (тур., венг.), хотя они и оказывают нек-рое влияние на появление особых категорий в языках балкан. языкового союза, напр. под влиянием тур. яз. возник нарратив (пересказывательное наклонение) в болг. и макед. языках.
Особым направлением стала ареальная типология балкан. языков (труды П. Иви-ча, Г. Бирнбаума, Г. А. Цыхуна), возникшая из диалектологии балкан. языков и установившая, что инвентарь балканиз-мов в лит. языках и в отд. диалектах тех же языков не совпадает (П. Ивич). В связи с этим Бирнбаум и Цыхун на основе учета балкаи. инноваций выделяют из юж.-слав. языковой зоны наряду с балкан. языковым союзом балканослав. языковую (ареальную) общность.
Большое число работ посвящено вопросам генезиса и неоднородных причин развития общих черт в балкан. языках. В процессах конвергентного развития балкан. языков большую роль играли ист., географии, и собственно языковые факторы (М. П. Павлович). Исторической по преимуществу категорией считает балкаи. языковой союз А. В. Десницкая (1980). На сходное развитие балкан. языков оказывали воздействие субстрат, адстрат и суперстрат (следы языка пришельцев в составе языка коренных жителей), взаимная интерференция, своего рода «контактное родство» (Г. Р. Зольта).
В развитие Б. существ, вклад внесли Селищев и Трубецкой, во многом определив -содержание и направление лингвистик, Б. Десницкая исследует общие проблемы Б., роль албан. яз. в балкан. языковом союзе; под ее руководством готовится многотомный труд «Основы бал
канского языкознания», в к-ром подводятся итоги совр. развития Б. Исследуются грамматич. строй, фонетика и фонология балкан. языков. Методика структурной типологии применяется в трудах Т. В. Цивьян. Цыхун и Нерознак исследуют балкан. языки в рамках ареальной типологии, а также в связи с проблемами палеобалканистики. Гагауз, яз. введен в круг балканистич. проблем.
Для координации балканистич. исследований в 1963 в Бухаресте была учреждена Международная ассоциация юго-восточно-европейских исследований. Спец, ин-ты балканистич. исследований организованы в Греции (Салоники, с 1953), Румынии (Бухарест, с 1963), Болгарии (София, с 1964), СФРЮ (Сараево, с 1970). В СССР проблемы Б. изучаются в Ин-те славяноведения и балканистики АН СССР (Москва) и в Ин-те яз-знания АН СССР (Ленингр. отд.), а также в др. науч, центрах Москвы, Ленинграда, Киева, Минска, Кишинева. Спец. науч, центры есть также и в небалкан. странах: в ЧССР (Прага, Брно), ГДР (Берлин, Лейпциг), Австрии (Вена), ФРГ (Мюнхен, Гамбург), Великобритании (Лондон), Франции (Париж), США (Блумингтонский и Станфордский, Колумбийский, Калифорнийский ун-ты).
По проблемам лингвистич. Б. издаются журналы: «Revue internationale des etudes balkaniques» (Beograd, 1934—39), «Балканско езикознание» (София, 1959—), «Revue des etudes sud-est-europeennes» (Buc., 1963—), «Etudes balkanique» (Sofia, 1964—), «Balkan Studies» (Thessa-lonike, 1960—), «Zeitschrift fur Balkano-logie» (Wiesbaden, 1963—), «Etudes balkaniques tchecoslovaques» (Prague, 1966—), «Siidostforschungen» (Munch., 1936—).
• НЛ, в. 6. Языковые контакты. [Пер. с англ., франц., нем. и итал.], М., 1972; Десницкая А. В., «Языковой союз* как категория ист. яз-знания, в кн.: II Всесоюзная науч, конференция по теоретич. вопросам яз-знания «Диалектика развития языка», М., 1980; Цыхун Г. А.. Типология. проблемы балканослав. языкового ареала, Минск, 1981; Балканистика в Украинской ССР. Библиогр. указатель. К.. 1983; Sandfeld К., La linguistique balkanique. Problemes et resultats, P., 1930; Schaller H. W., Die Balkansprachen, Hdlb., 1975; его же. Bibliographic zur Bal-kanphilologie, Hdlb., 1977; см. также лит. при ст. Балканский языковой союз.
В. П. Нерознак. БАЛКАНСКИЙ ЯЗЫКОВОЙ СОЮЗ (балканские языки) — термин, применяемый для обозначения особого типа языковой общности, совокупности языков Юго-Вост. Европы, выделяемой не по принципу генетического родства, а по ряду общих структурно-типологических признаков, сложившихся в результате длительного взаимовлияния в пределах единого географического пространства.
В состав Б. я. с. принято включать языки слав., ром., алб., греч. групп индоевроп. семьи (см. Индоевропейские языки)-, болгарский, македонский, сербскохорватский (частично), вост.-роман-ские, албанский, новогреческий. В процессе интенсивного взаимодействия языки, относимые к Б. я. с., выработали комплекс типология, схождений, т. наз. балканиэмов, на всех уровнях языковой структуры. Сторонники строго типология. тоякн зрения на Б. я. с. считают, что эти схождения основаны не на материальной, а на структурной тождественности по принципу «слова разные, грамматика подобная». Типология, классификация языков Б. я. с. осуществля-
ется на основе как различительных, так и сходных признаков развития их структуры. Центром Б. я. с. нек-рые ученые считают ало., болг., макед. и рум. языки, обладающие наибольшим числом балканиэмов, а его периферией — иовогреч. и сербскохорв. языки, в к-рых частотность балканиэмов ниже. К. Саидфельд полагал, что центром распространения балканиэмов является греч. яз.
В области фонетики в языках Б. я. с. отмечается наличие след, общих черт: сходство в такто-ритмич. организации речи, экспираторное ударение и отсутствие количеств, различения гласных (за исключением части болг. и макед. диалектов и сербскохорв. яз. с его политонич. ударением), одинаковые классы тонов у гласных, наличие в алб., болг., вост.-ром. языках особого среднеязычного (нейтрального) гласного и (графически соответственно ё, ъ, а); смягчение согласных в вост.-ром., иовогреч. языках и в нек-рых болг. и макед. диалектах. Типологии. общности в морфологии имени включают: совпадение род. и дат. падежей, категории определенности/неопре-деленности, постпозитивный артикль, аналитич. образование степеней сравнения, образование числительных от 11 до 19 по локативному типу (ср. болг. единнаде-сет и т. д.). Сходство в развитии глагола в языках Б. я. с.: наличие аналитич. типа образования буд. вр. при помощи 3-го л. ед. ч. вспомогат. глагола «хотеть» (в гегском диалекте алб. яз.— другая конструкция) и соответствующего verbum finitum; утрата инфинитива с последующей заменой его придаточными предложениями с союзными (гипотаксис) нли сочинит, гл. предложениями (паратаксис). Синтаксич. характеристики Б. я. с. представлены удвоением объекта, употреблением местоименных клитик (безударных частиц в пост- или препозиции к слову, от к-рого они акцентуаци-онно зависимы) в функции личных местоимений, местоименных клитик с указат. частицами, предлога «с» при существительных с артиклем, пролепсисом (приобретением смысла только в связи с последующим членом или членами предложения) субъекта в предложениях с союзом «что». Процессы балканизации отмечаются также в синтаксисе гагауз, яз. под влиянием взаимодействия с языками Б. я. с.
Помимо общих грамматич. признаков балкан. языки характеризуются наличием большого числа лексич. соответствий, источником к-рых послужили заимствования из греч., лат., славянских и тур. языков, происходившие в разл. время. Лексич. тождества делятся на 3 типа: общебалканские, охватывающие все языки Б. я. с.; присущие неск. языкам; эксклюзивные соответствия, общие лишь двум языкам. Особое место занимают албано-рум. лексич. параллели исконного (палеобалкан.) происхождения. Конвергентное развитие (см. Конвергенция) языков в рамках Б. я. с. обусловлено рядом причин: действием субстратных (фракийский, иллирийский) языков, процессами смешения языков и двуязычием (см. Многоязычие), общностью социальных условий и хозяйств, уклада у балкан. народов, влиянием ви-зант. культуры. Важную роль в формировании Б. я. с. сыграли греч., лат., а также славянские языки, каждый из к-рых стал языком преимуществ, влияния в об-
БАЛКАНСКИЙ 63
разовании определ. балканизмов (греческий — в развитии инфинитива, славянские — числительных от И до 19, романские — буд. времени и т. п.). При определении феномена языкового союза в др. языковых ареалах Б. я. с. служит эталоном конвергентного развития ареально смежных языков независимо от их генетич. статуса.
Изучение соответствий в балкан. языках началось в 19 в., когда В. (Е.) Ко-питар отметил ряд общих признаков в их структуре. Позже Ф. Миклошич подчеркнул, что гл. особенностью балкан. языков является сходство в грамматике, но различие в лексике. Первое систе-матич. исследование и интерпретация всего корпуса схождений (балканизмов) в области грамматики, фразеологии и лексики были произведены в 1926 Санд-фельдом. Он выделил 20 характерных общих признаков балкан. языков. Важное значение для балкан. яз-знания имели исследования А. М. Селищева, к-рый разделил балканизмы на 3 группы: 1) семантические, 2) синтаксические и морфологические, 3) фонетические соответствия. Основоположник теории языковых союзов — Н. С. Трубецкой, выдвинувший также понятие Б. я. с. Впервые в 1923, а затем в 1928 на 1-м Междунар. конгрессе лингвистов он на примере Б. я. с. обосновал необходимость разграничения языковых союзов от языковых групп и семей. Исследованием проблем Б. я. с. занимались Р. О. Якобсон, П. Скок, Б. Гавранек, > В. Скаличка, В. Георгиев, А. Росетти, Г. Райхе.нкрон, О. Зайдель, Г. Бирнбаум, X. В. Шаллер. Значит, вклад в изучение Б. я. с. принадлежит сов. балкановедам Селнщеву, А. В. Десницкой, С. Б. Бернштейну, Т. В. Цивьян, Г. А. Цыхуну, М. А. Га-бинскому и др.
* Трубецкой Н. С., Вавилонская башня и смешение языков, в кн.: Евразийский временник. 3. Берлин, 1923; Цивьян Т. В.. Имя существительное в балкан. языках, М., 1965; Десницкая А. В., Реконструкция элементов др.-алб. языка и общебалкан. лингвистич. проблемы, М., 1966; Габи некий М. А., Возникновение инфинитива как вторичный балкан. языковой процесс, Л., 1967; Ц ы х у н Г. А., Синтаксис местоименных клитик в южно-слав. языках. Минск, 1968; НЛ, в. 6, Языковые контакты, М., 1972, с. 94 — 119, 308—418; Балкан, лингвистич. сб., М., 1977; S a nd f eld Кг., Balkanfilologien, Kbh., 1926; его же, Linguistique balkani-que. Problemes et resultats, P., 1930; Trubetzkoy N. S., Phonologie und Sprach-geographie, TCLP, 1931, v. 4; Jakob-son R., Uber die phonologischen Sprachbiin-de, там же; Les problemes fondamentaux de la linguistique balkanique, Sofia, 1966; Les etudes balkaniques, tchecoslovaques, v. 1 — 5, Praha, [1966-76]; Schaller H. W., Die Balkansprachen. Hdlb., 1975; его же, Bibliographic zur Balkanphilologie, Hdlb., 1977; Haarmann H., Balkanlinguistik, Tiibingen. 1978.	В. П. Нероэнак.
БАЛТИЙСКИЕ ЯЗЫКИ—группа индоевропейских языков. Б. я. полнее сохраняют древнюю индоевроп. языковую систему, чем др. совр. группы индоевроп. семьи языков. Существует точка зрения, согласно к-рой Б. я. представляют собой остаток древней индоевроп. речи, сохранившейся после выделения из этой семьи др. индоевроп. языков. Внутри группы древних индоевроп. диалектов Б. я. тяготеют к ее вост, части (индоиранские, славянские и др. языки), языкам чсатем» (тем, в к-рых индоевропейские заднеязычные палатальные представлены в виде сибилянтов). Вместе
64 БАЛТИЙСКИЕ
с тем Б. я. участвуют в ряде инноваций, характерных для т. наз. центр.-европ. языков. Поэтому целесообразно говорить о промежуточном (переходном) статусе Б. я. в континууме древних индоевроп. диалектов (показательно, что Б. я. являются как раз той зоной, в к-рой чсатемизация» осуществилась с наименьшей полнотой среди др. языков группы чсатем»). Особенно близки Б. я. к славянским языкам. Исключит, близость этих двух языковых групп (в ряде случаев можно говорить о диахронич. подобии или даже тождестве) объясняется по-разному: принадлежностью к одной группе индоевроп. диалектов, находившихся в близком соседстве и переживших ряд общих процессов, продолжавших еще тенденции индоевроп. развития; относительно поздним территориальным сближением носителей Б. я. и слав, языков, обусловившим конвергенцию соотв. языков, в результате к-рой выработались мн. общие элементы; наличием общего балто-слав. яз., предка Б. я. и слав, языков (наиболее распространенная точка зрения); наконец, исконным вхождением слав, языков в группу Б. я., из к-рых они выделились относительно поздно (на юж. периферии балт. ареала), с этой точки зрения Б. я. выступают как предок слав, языков, сосуществующий во времени и пространстве со своим потомком. Тесные генетич. связи объединяют Б. я. с древними индоевроп. языками Балкан (иллирийским, фракийским и др.).
Ареал распространения совр. Б. я. ограничивается вост. Прибалтикой (Литва, Латвия^ сев.-вост, часть Польши — Сувалкия, частично Белоруссия). В более раннее время Б. я. были распространены и в юж. Прибалтике (в ее вост, части, на терр. Вост. Пруссии), где до нач. 18 в. сохранялись остатки прусского языка, а восточнее, видимо, и ятвяжско-го. Судя по данным топонимии (особенно гидронимии), балтизмам в слав, языках, археологическим и собственно историческим данным, в 1-м тыс.— нач. 2-го тыс. н. э. Б. я. были распространены на обширной терр. к Ю. и Ю.-В. от Прибалтики — в Верх. Поднепровье и вплоть до правых притоков верх. Волги, Верх, и Ср. Поочья (включая зап. часть басе, р. Москва и терр. совр. г. Москва), р. Сейм на юго-востоке и р. Припять на юге (хотя бесспорные балтизмы отмечены и к IO. от нее). Можно говорить о балт. элементе и к 3. от Вислы — в Поморье и Мекленбурге, хотя происхождение этих балтизмов не всегда ясно. Ряд то-пономастич. изоглосс объединяет балт. ареал с Паннонией, Балканами и Адриа-тич. побережьем. Особенности ареала распространения Б. я. в древности объясняют следы языковых контактов бал-тов с финно-уграми, иранцами, фракийцами, иллирийцами, германцами и т. д.
Совр. Б. я. представлены литовским языком и латышским языком (иногда особо выделяют и латгальский яз.). К числу вымерших Б. я. относятся: прусский (Вост. Пруссия), носители к-рого утратили свой язык и перешли на нем. яз.; ятвяжский (С.-В. Польши, Юж. Литва, смежные р-ны Белоруссии — Гродненщина и др.; остатки его существовали, видимо, до 18 в.), нек-рые следы к-рого сохранились в речи литовцев, поляков и белорусов названного ареала; куршский (на побережье Балт. м. в пределах совр. Литвы и Латвии), исчезнувший к сер. 17 в. и оставивший следы в соотв. говорах латышского, а также литовского и лив-
ского языков [не следует смешивать язык куршиев с языком т. наз. курсение-ков (Kursenieku valoda), говором латыш, яз., на к-ром говорили в Юодкранте на Куршской косе]; селонский (или селийский), на к-ром говорили в части Вост. Латвии и на С.-В. Литвы, о чем можно судить по документам 13—15 вв.; талиндский (или голядский, на Ю. Пруссии и, видимо, в Подмосковье, на р. Протва), о к-ром можно судить только по небольшому кол-ву топонимич. материала, локализуемого в Галиидии (по документам 14 в.) и, вероятно, в басе. Протвы (ср. чголядь» рус. летописи). Остается неизвестным назв. языка (или языков) балт. населения на вост.-слав. территориях. Несомненно, однако, что языки ятвягов (они же судавы, ср. Суда-вию как одну из прус, земель) и галиидов (голяди) были близки прусскому и, возможно, являлись его диалектами. Оии должны быть отиесеиы вместе с прус, яз. к числу зап.-балт. языков в отличие от литовского и латышского (как вост,-балтийских). Возможно, правильнее говорить о языках внеш, пояса балт. ареала (прусский на крайнем западе, галинд-ский и ятвяжский на крайнем юге и, возможно, иа востоке), противопоставленных относительно компактному ядру языков чвнутреиней» зоны (литовский и латышский), где существенны чкросс-языковые» линии связей (напр., нижне-литов. и нижнелатыш., соответственно верхнелитов. и верхнелатыш. диалектов). Б. я. внеш, пояса рано подверглись славизации, целиком вошли в состав субстрата в польском и вост.-слав. языках, полностью растворившись в них. Характерно то обстоятельство, что именно эти Б. я. и соотв. племена раньше всего стали известны антич. писателям (ср. чай-стиев» Тацита, 98 н. э.; балт. население юж. побережья Балт. м., чгалиндов» и чсудинов» Птолемея, 2 в. н. э.). Общее назв. индоевроп. языков Прибалтики как балтийских было введено в 1845 Г. Г. Ф. Нессельманом.
Фонологич. структура Б. я. определяется рядом общих черт, реализующихся примерно на одном и том же составе фонем (число фонем в литовском несколько больше, чем в латышском). Система фонем в литовском и латышском (и, видимо, прусском) описывается общим набором дифференциальных признаков. Существенны противопоставления палатальных и непалатальных (типа к’ : к, g’ : g, n' : п; в литов, яз. объем этого противопоставления намного больше, чем в латышском), простых согласных и аффрикат (с, з, с, з), напряженных н ненапряженных (е : ае, i ; ie, u : о); фонемы f, х (также с и dz в литовском или dz в латышском) периферийны и встречаются, как правило, в заимствованиях. Важно сходство в организации просодич. уровня Б. я., притом что ударение в литов, яз. свободное, а в латышском стабилизировано на начальном слоге (финноязычное влияние). Гласные фонемы различаются по долготе — краткости (ср. латыш, virs ’над' — vlrs ’муж’ или литов, butas ’квартира’ —• butas ’бывший’). Интонационные противопоставления характерны и для литовского, и для латышского, хотя реализуются они в конкретных условиях различно [ср. латыш. plAns ’глиняный пол’ (длит, интонация) — plans ’тонкий’ (прерывистая интонация); lauks ’поле’ (длительная) — lauks ’белолобый’ (нисходящая); литов, austi ’остывать’ (нисходящая) — austi ’светать’ (восходящая) и
т. n.J. Правила дистрибуции фонем в Б. я. относительно едины, особенно для начала слова (где допускается скопление не более трех согласных, ср. str-, spr-, spl-, ski-...); дистрибуция согласных в конце слова несколько сложнее из-за утраты конечных гласных в ряде морфологич. форм. Слог может быть как открытым, так и закрытым; вокалич. центр слога может состоять из любой гласной фонемы и дифтонгов (ai, au, ei, ie, ui).
Для морфонологии глагола характерно количеств, и качеств, чередование гласных, имени — передвижения акцента, мена интонаций и т. п. Максимальный (морфологич.) состав слова описывается моделью вида: отрицание + префикс + ... + корень + ... + суффикс + ... + флексия, где префикс, корень и суффикс могут появляться больше чем один раз (иногда можно говорить и о сложной флексии, напр., в местоименных прилагательных, ср. латыш, balt-aj-ai). Наиболее типичные ситуации чудвоения»: видовой префикс ра + ч лексический» префикс; корень + корень в сложных словах [обычно они двучленны, но состав их частей-корней разнообразен: Adj. + + Adj./ Subst., Subst. + Subst./Vb., Pronom + Subst./Adj., Nutner. (счетный) + + Subst./ Numer., Vb. + Subst./Vb., Adv. + Subst./ Adj./ Adv.l, суффикс + + суффикс (чаще всего в след, порядке: суффикс объективной оценки + суффикс субъективной оценки). Б. я. обладают исключит, богатством суффиксального инвентаря (особенно для передачи уменьшительности — увеличительное™, ласкательное™ — уничижительности).
Для морфологич. структуры имени в J5. я. характерны категории рода (мужского н женского со следами среднего, особенно в одном из известных диалектов прус, яз.), числа (единственного — множественного; известны примеры дв. ч.), падежа (номинатив, генитив, датив, аккузатив, инструменталис, локатив, всем им противопоставлена особая звательная форма; влияние финноязычного субстрата объясняет существование в литов, диалектах форм аллатива, иллатива, адессива), сложенности/ иесложенности (прежде всего в прилагательных — полные и краткие формы, но иногда и в др. классах слов), градуальное™ (3 степени сравнения в прилагательных). В склонении существительных различаются 5 типов основ — условно на -о-, -a-, -i-, -и- и на согласный. Наряду с именным типом склонения выступает и местоименный тип, играющий особую роль в склонении прилагательных. Для глагола помимо категории числа существенны: лицо (1-е, 2-е, 3-е), время (настоящее, прошедшее, будущее), наклонение (изъявительное, условное, желательное, повелительное; в латыш, яз. развились долженствоват. и пересказы-ват. наклонения, очевидно, под влиянием финноязычного субстрата), залог (действительный, возвратный, страдательный). Различия по виду (включая все оттеики протекания действия — начинательность, терминативность, итеративность и т. п.) и по каузативности/некаузативности целесообразнее рассматривать как факты словообразования. Парадигма глагола отличается простым устройством, чему способствует нейтрализация противопоставления по числам в формах 3-го л. (в нек-рых диалектах, напр. в тамском, нейтрализовано и противопоставление по лицам), к-рые могут иногда выражаться нулевой флексией, и особенно наличие единой (в принципе) схемы флексий,
А 3 Лингвистич. энц. словарь
описывающей личные формы глагола в изъявит, наклонении. Разные сочетания личных форм вспомогат. глагола с причастными порождают многообразные сложные типы времен и наклонений.
Синтаксические связи между элементами предложения в Б. я. выражаются формами словоизменения, несамо-стоят. словами и примыканием. Ядро предложения — имя в номинативе + глагол в личной форме. Каждый из этих двух членов может отсутствовать (напр., при отсутствии глагола возникают именные фразы) или развертываться (так, группа имени может развертываться в прилагательное + существительное, или существительное + существительное, или предлог + существительное или место-имение и т. д.; группа глагола развертывается в глагол + наречие, личный глагол + личный глагол и т. п.). Эти правила развертывания могут применяться больше чем один раз. Реализация их связана, в частности, и с порядком слов во фразе. Так, обычно группа глагола следует за группой имени в номинативе; в группе личного глагола-несвязки группа имени не в номинативе следует за личным гла-голом-несвязкой; в группе имени все падежные формы следуют за именем в генитиве, если они связаны с иим (это правило обладает высокой степенью вероятности н существенно в связи с тем, что генитив в Б. я. способен выражать самые разл. синтаксич. отношения — практически почти все, кроме тех, к-рые свойственны номинативу; отсюда — исключит. роль генитива в синтаксич. трансформациях).
Подавляющее большинство семантич. сфер в литов, и латыш, языках (также и в прусском) обеспечивается исконной лексикой иидоевроп. происхождения. Это позволяет в целом ряде случаев говорить о практически едином словаре Б. я. Особенно полное соответствие наблюдается в составе словообразоват. элементов, служебных слов, местоименных элементов, главных семантич. сфер (числительные, имена родства, части тела, назв. растений, животных, элементов пейзажа, небесных тел, элементарных действий и т. п.). Различия в этой области относятся, скорее, к числу исключений (ср. литов, siinus ‘сыи’, прус, soflns, но латыш, dels или литов, dukte ‘дочь’, прус, duckti, но латыш, meita или литов, duona ‘хлеб’; латыш, maize, прус, geits или литов. akmuo 'камень', латыш, akmens, но прус, stabis и т. п.). Очень велика лексич. общность Б. я. со слав, языками. Она объясняется как общим происхождением и архаичностью обеих языковых групп, так и значит, пластом слав, заимствований в Б. я. (термины социально-эконо-мич. и религ. характера, бытовая и профессиональная лексика и т. п.). Немалое число германизмов проникло в литовский и особенно в латыш, яз. (в последнем, чаще по говорам, значителен и слой заимствований из финно-угор. языков). Мн. лексич. интернационализмы проникли в Б. я. не только непосредственно из языка-источника, но и через рус., польск. или нем. языки.
Об истории изучения Б. я. см. Балти-стика.
• См. лит. при ст. Балтистика.
,	В. Н. Топоров.
БАЛТИСТИКА — комплекс филологических дисциплин, изучающих балтийские языки, материальную и духовную культуру балтоязычных народов. В Б. различают область, связанную с изучением балт. языков, фольклора, мифологии и т. п. как некоего целого, и частные
области, посвященные отд. балт. традициям: прутенистику (пруссистику), лет-тонистику, литуанистику.
Ведущее направление в Б.— исследование балт. языков, история изучения к-рых начинается с 17 в., когда появляются первые словари и опыты грамматич. описания отд. языков, преследующие гл. обр. практич. цели. Лучшими из них в 17 в. были для литов, яз. грамматика Д. Клейна и словарь К. Сирвидаса (Шир-видаса), для латыш, яз.— грамматика Г. Адольфи и словари X. Фюрекера и Я. Лангия. Традиция описания грамматики и лексики продолжалась примерно до сер. 19 в. (Ф. В. Хаак, Ф. Руиг, Г. Остермейер, К. Мильке, С. Станявичус, К. Коссаковский и др. для литов, яз.; Г. Ф. Стендер, Я. Ланге, К. Хардер, Г. Розенбергер, Г. Хессельберг и др. для латыш, яз.).
Новый этап начинается с сер. 19 в., когда труды Р. К. Раска, Ф. Боппа, А. Ф. Потта вводят балт. языки в русло сравнительно-исторического языкознания и индоевропеистики. Появляются труды по прусскому языку (Бопп, Ф. Нессельман), литовскому (А. Шлейхер), латышскому (А. Биленштейн). В последующие десятилетия сравиит.-ист. изучение балт. языков стало господствующим в балт. яз-знании (И. Шмидт, А. Лескин, А. Бецценбергер, Л. Гейтлер, Э. Бернекер, Ф. Ф. Фортунатов, Г. К. Ульянов, В. К. Поржезинский, О. Видеман, Й. Зубатый, И. Миккола и др.). Потребности более обстоятельной интерпретации фактов балт. языков в рамках сравнит.-ист. исследований, как и практич. потребности в выработке стандартных форм языка, оживили интерес н к синхронич. изучению балт. языков [труды по грамматике и особенно лексике Ф. Куршайтиса, К. Яунюса (Явниса), К. К. Ульмана, К. Мюленбаха и др.]. На рубеже 19—20 вв. появляются первые работы Я. Эидзелина, внесшего исключит, вклад в изучение балт. языков (фундаментальная грамматика латыш. яз., участие в словаре Мюленбаха, изучение вымерших балт. языков, в частности прусского и куршского, труды по балто-слав. языковым связям, по акцентологии, истории и диалектологии, по сравнит, грамматике балт. языков, в области этимологии и топонимии и т. п.). Большое значение для исследования истории литов, яз., вымерших балт. языков, сравнит.-исторического их изучения, для этимологии, топономастики и лексики имеют труды К. Буги. Исследованием балт. языков и их связей со славянскими и др. индоевроп. языками занимались Р. Траутман (ч Балто-славянский словарь»), Ю. Герулис, Э. Френкель (ч Литовский этимологический словарь»), К. Станг (первая ч Сравнительная грамматика балтийских языков», 1966), X. Педерсен, Т. Торбьёрнссон, М. Фасмер, Э. Герман, Э. Ниеминен, Е. Курилович,	Я. Отрембский,
П. Арумаа, В. Кипарский, А. Зенн, ГО. Бальчиконис, П. Скарджюс, А. Са-лис, П. Йоникас, Ю. Плакис, Э. Блесе, А. Аугсткалиис, А. Абеле, В. Руке-Дравп-ня, К. Дравиньш, В. Мажюлис, 3. Зин-кявичюс, Й. Казлаускас, Вяч. Вс. Иванов, В. Зепс, У. Шмальштиг (Смол-стиг), Б. Егере и др. Новый этап в развитии Б. связан с созданием фундаментальных трудов по лексикологии и дна-лектологаи, в частности диалектология, атласов, по описат. грамматике и истории
БАЛТИСТИКА 65
балт. языков, по топонимике и ономастике. В области фольклористики накоплен огромный материал, собранный в многотомных изданиях текстов иар. словесности. На этой основе развиваются многочисл. частные исследования и все чаще выдвигаются общебалт. проблемы (сравнит. метрика, поэтика, ист. и мифология, интерпретация, связь с индоевроп. истоками и т. п.).
Изучение прус. яз. (прутенисти-к а) началось в кон. 17 в. (X. Гарткнох, 1679), но интерес к нему возобновился лишь в 20-х гг. 19 в. (С. Фатер, 1821, С. Б. Линде, 1822, П. фон Болен, 1827) и был связан как с романтич. интересом к архаике, так и со становлением сравнит.-ист. яз-знания. Характерна работа Боппа 1853 о прус. яз. в сравнит.-ист. плане. В сер. 19 в. наибольший вклад в изучение балтийских языков внесен Нессельманом (в частности, словарь прус, языка, 1873); тогда же начинается сбор топономастич. материалов (В. Пирсон, И. Фойгт, М. Теппен, Бец-ценбергер и др.). Последнему принадлежат большие заслуги в текстология, изучении памятников прус, языка и в интерпретации мн. языковых фактов уже в след, период (кон. 19 — нач. 20 вв.). В кон. 19 в. появляются грамматики прус, языка (Бернекер, 1896, В. Шульце, 1897), фонетич., акцентологич., морфологич. и этимологич. исследования (Фортунатов, Ф. де Соссюр, А. Брюкнер, К. Уленбек, Миккола, Э. Леви, Ф. Лоренц, Ф. Клуге и др.). В 1910 публикуется фундаментальное описание прус, языка Траутмана, оно включает публикацию текстов и полный словарь к ним. Позже он издает словарь прус, личных имен (1925), к-рый вместе со словарем прус, топонимов Герулиса (1922) значительно расширил представления о лексике прус. яз. Этим двум ученым (как и Бецценбергеру и особенно Буге) принадлежат первые исследования в области диалектологии прус. яз. Фонетикой и морфологией в это время успешно занимается Н. ваи Вейк (1918), публикуются работы Эндзелина, Германа и др. В 20—30-е гг. 20 в. создаются труды по частным вопросам прус. яз. (гл. обр. Эндзелин, а также Э. Бенвенист, ван Вейк, Шпехт, Станг, Дж. Бонфанте, Э. Микалаускайте, И. Матусевичюте и др.), но в целом интерес к прус. яз. заметно падает. Исключение — книга Эндзелина о прус. яз. (1943, 1944), отличающаяся точностью и строгостью конкретных выводов, опирающихся на детальное исследование графики. В 40—50-е гг. появляются лишь редкие исследования в этой области (Т. Милевский, Л. Заброцкий, Герман).
Начало совр. этапа в развитии пруте-нистики относится к 60-м гг., когда увеличивается число исследований, углубляются методы интерпретации, достигаются важные результаты. Особое место занимают труды и публикации Мажю-лиса (ср. «Памятники прусского языка», т. 1—2,	1966—81, и подготов-
ленный к печати этимологич. словарь) и Шмальштига («Грамматика прус, языка и дополнения к ^й>, 1974, 1976). С 1975 начал выходить словарь прус, языка В. Н. Топорова (т. 1—4, изд. продолжается). В 70—80-е гг. прус. яз. исследуют Станг, Кипарский, В. П. Шмидт, X. Гурнович, К.-О. Фальк, Дж. Ф. Левин, К. Кузавинис, Л. Килиан, В. Брауэр, Ф. Хинце, А. П. Непо-купный, В. Смочиньский, Ф, Кортландт,
бб БАЛТИСТИКА
Зинкявичюс, Ф. Даубарас, Т. Иноуэ, Иванов, С. Колбушевский н др. Новый этап в развитии прутенистики характеризуется интересом к вымершим «малым» балт. языкам, известным лишь по очень скудным данным (отд. слова, обычно личные и местные имена). Изучается близкий к прус. яз. ятвяжский (труды Отрембского, А. Каминьского, Зинкяви-чюса, Непокупного, Фалька, Л. Налепы, А. Ванагаса, Б. Савукинаса, Топорова и др.); оживился интерес к галиндскому (голядскому) языку. После классич. работ Эндзелина и Кипарского внимание ряда исследователей снова обращается к курш. языку. Диалектологи пытаются в совр. говорах балт. языков выделить звуковые особенности и лексемы вымерших куршского, эемгальского, селонского языков.
Зарождение леттонистики восходит к несовершенным опытам в изучении латыш, яз. 1-й пол. 17 в., принадлежащим ием. пасторам, к-рые не вполне владели латыш, яз. [И. Г. Рехехуэен, Г. Манцель (Манцелиус)]. Практич. потребности определили устойчивость интереса к латыш, яз., о чем свидетельствует ряд грамматич. трактатов, иногда остававшихся в рукописях (М. Бюхнер), иногда утраченных (П. Эйнгорн). Лучшая грамматика латыш, языка в 17 в.— грамматика Адольфи (1685), явившаяся результатом коллективного труда, гл. роль в к-ром играл Фюрекер, ему также принадлежит заслуга в составлении двух латыш.-нем. словарей (рукопись) и составление на латыш, яз. сборника духовных песен. В кон. 17 — нач. 18 вв. появляются др. грамматич. труды и словари (Г. Эльгер, Г. Дрессель, Лангий, Л. Депкин и др.). Большим достижением леттонистики 18 в. являются грамматика (1761, 2 изд., 1783) и словарь (1789), изданные Г. Ф. Стендером. Опубликованы замечания Хардера (1790) к грамматике Стендера и нем.-латыш, и латыш.-нем. словари Ланге (1777). В 1-й пол. 19 в. выходят грамматич. исследования М. Акеле-вича (Акелайтиса) (1817), Розенбергера (1808), Хессельберга (1841) и др. 2-я пол. 19 в. отмечена появлением трудов Биленштейна (1863—64,	1866), зало-
живших основу науч, грамматики латыш, языка. В области лексикографии выделяются словари Я. Курмина (1858) и Ульмана (1872—80).
Расцвет леттонистики на рубеже 19— 20 вв. и в первые десятилетия 20 в. связан гл. обр. с составлением и публикацией фундаментального словаря Мюленбаха (1923—25, и дополнит, тома к нему, этимологич. справки принадлежат Энд-эелину) и науч, деятельностью Эндэе-лина, благодаря чему латыш, яз. к сер. 20 в. оказался наиболее полно описанным среди др. балт. языков. Особое значение имело появление грамматики латыш, яз. (1922, 1951) и большого кол-ва работ по диалектологии, истории языка, топонимии, сравнит.-ист. изучению латыш. яз. В 20—30-е гг. в области латыш, яз. работают А. Абеле, Ю.„ Плакис, Э. Блесе, Р. Аугсткалнис, Й. Зеверс и др. Появляются труды диалектологов, к-рые печатаются в журн. «Труды Филологического общества» («Filologu Bied-ribas Raksti»). Во 2-й пол. 20 в. предпринят ряд важных изданий. Выходят «Избранные труды» Эндзелина (т. 1—4, 1971—82), вышли два тома топонимия, словаря Латвии (издание, начатое Энд-зелином, предполагается продолжить); Ин-том языка и лит-ры им. А. Упита АН Латв. ССР выпускается 8-томный словарь совр. лит. латыш, яз. В 1959—62
издана академия. «Грамматика современного латышского языка» (т. 1—2). Появились диал. словари (К. Анцитнс, Э. Ка-гайне, С. Раге), работа по диалектологии М. Рудэите (1959), труды Д. Земзаре (1961), Б. Лаумане (1973) и др. В области истории латыш, яз. и языка фольклора большой вклад внес А. Оэолс (1961, 1965 и др.). Разнообразны исследования в области диалектологии, фонетики, лексики, топонимии и ономастики латыш, яз. (Р. Бертулис, А. Блинкена, А. Брей-дакс, М. Бренце, О. Буш, Р. Вейдемане, Р. Грабис, М. Граудиня, Р. Грисле, В. Дамбе, К. Карулис, А. Лауа, Т. Порите, А. Рекена, Я. Розенберге, Л. Розе, М. Сауле-Слейне, В. Сталтмане, Э. Шмите и др.). За пределами Латвии латыш, яз. изучается в Швеции, ФРГ, Польше, США, Австралии. Значит, труды принадлежат Руке-Дравине, Дравиньшу, Егерсу, Э. Хаузенберг-Штурм, А. Гатер-су, Зепсу, Колбушевскому, М. Букшу, И. Плацинскому, Т. Феннеллу, Э. Дунс-дорфу и др.
Особое место в леттонистике занимают публикация и исследование богатейшего фонда нар. текстов. Важнейшим достижением собирательской и публикаторской деятельности стало многотомное издание латыш, песен К. Барона (1894—1915). Эта традиция, заложенная К. Валде-маром, Ф. Трейландом (Бривземние-ком), И. Спрогисом, А. Пушкайтисом (Лерхисом), Э. Вольтером, развитая Я. Лаутенбахом, Л. Берзиньшем, П. Шмит-сом, К. Страубергсом, Р. Клаустивьшем и др., продолжается. На основе прежде всего фольклорных материалов созданы важные исследования по языку, поэтике; мифологии (П. Шмите, А. Йоханссон, Л. Нейланд, особенно X. Биеэайс и др., ср. также ранние труды В. Манхардта,” основанные на ист. свидетельствах), в Топоров В. Н., Балтийские языки, в кн.: Языки иародов СССР. т. 1, М., 1966; Augstkalns A., Musu valoda, vioas vesture un petitaji, Riga, 1934; О z о 1 s A., Tautas dziesmu literaturas bibliografija, Riga, 1938; его же, VeclatvieJu rakstu valoda, Riga, 1965; N iedre J., Latviesu folklora, Riga, 1948; Endzelins J., Bal-tu valodu skanas un formas. Riga, 1948: его ж e, Darbu izlase, t. 1—4, Riga, 1971—85; Fraenkel E., Die baltischen Sprachen. Ihre Beziehungen zu einander und zu den indo-germanischen Schwesteridiomen als Einfiihrung in die baltische Sprachwissenschaft, Hdlb., 1950; G r a b i s R.. Parskats par 17. gad-simta latviesu valodas gramatikam, в кн.: Valodas un literaturas Instituta Raksti. V, Riga, 1955, c. 205—66; Buga K., Rinkti-niai rastai, I—Ш, Vilnius, 1958—62 (особый том — указатели); _G r i s I e R., 17. gad-simta gramatikas ka latviesu valodas vestures avots, там же, VII, 1958, с. 245—55; Zem-z a r e D., Latviesu vardnicas (lidz 1900 ga-dam), Riga. 1961; Stang C h r. S., Ver-gleichende Grammatik der baltischen Sprachen, Oslo — Bergen — Tromso, 1966; S c h m a 1-stieg W. R., Studies in Old Prussian, The Pennsylvania State University Press, 1976; Sabaliauskas A., Lietuviu kalbos tyrinejimo istorija iki 1940 m., Vilnius. 1979; его же, Lietuviu kalbos tyrinejimo istorija, 1940—1980, Vilnius, 1982; G i n e i-tis L., Lietuviu literaturas istoriografija, Vilnius, 1982; Kabelka J.. Baku filo-Iqgijos.ivadas, Vilnius, 1982; J о n у n as A., Lietuviu folkloristika. Vilnius. 1983; Sabaliauskas A., Baltu kalbu tyrinejimai 1945—1985, Vilnius, 1986. В. H. Топоров.
Зачатки литуанистики встречаются в первых литов, письм. памятниках. В> 1547 в быв. Вост. Пруссии (именовавшейся также М. Литвой) вышла в свет первая литов, книга — катехизис М. Мажвидаса, в к-рую вошел и литов, букварь. В 1653 Клейн в Вост. Пруссии издал на лат. яз. первую грамматику литов, яз. Ок. 1620 в Вильнюсе Сир-
видас опубликовал первый словарь литов, языка (польско-лат.-литов.). В изданной в 1599 «Постилле» М. Даукша показал значение литов, яз. Появляются первые объяснения происхождения литов, яз., популярной становится теория о происхождении литов, яз. из латинского. В этом отношении интересен труд Ми-хало Литвина на лат. яз. (написан в сер. 16 в., напечатай в 1615 в Базеле), в к-ром дан список лат. слов, имеющих литовские соответствия. В 1745 Руиг в Вост. Пруссии на нем. яз. издает «Исследование литовского языка, его происхождения, сути и особенностей» («Betrachtung der Littauischen Sprache, in ihrem Ur-sprunge, Wesen und Eigenschaften»).
В 19 в. вклад в литуанистику внесли литов, деятели культуры и писатели Стаиявичюс, Д. Пошка, С. Даукантас, Л. Юцявичюс и др.
Новый этап в развитии литуанистики связан с развитием сравнительно-исторического языкознания. Литов, яз., как самый архаичный из всех живых индоевроп. языков, вызвал интерес ученых разных стран. В 1856 Шлейхер опубликовал в Праге первую науч, грамматику литов, языка («Litauische Gramtna-tik>). Важные для литов, яз-знаиия работы издает литовец из Вост. Пруссии Куршайтис. В области литуанистики работали Лескин, Бругмаи, Бецценбер-гер, де Соссюр, В. Томсен, Миккола, Зубатый, Я. Розвадовский и др.
В России большой вклад в литуанистику внес Фортунатов. В 1878 он начал читать курс литов, яз. в Моск, ун-те. В области литов, яз-знания работали его ученики Ульянов, Поржезинский. Большое место в истории литуанистики занимает науч, деятельность И. А. Бодуэна де Куртенэ. Существенные для литов, яз-знания труды создали А. Баранаускас, Яунюс, братья А. и Й. Юшки.
Положит, влияние на развитие литуанистики имело основанное в 1907 в Вильнюсе Литов, науч, об-во (председатель — Й. Басанавичюс). С 1922 осн. центром литуанистики становится Каунасский ун-т. Проблемами литуанистики занимаются соотв. кафедры, комиссии, издаются периодич. издания. В Каунасском ун-те работали литов, языковеды Й. Яблонские и Буга, позже Скарджюс, Са-лис, Йоникас и др. Самое большое влияние на развитие литов, яэ-энания оказали работы Буги. С деятельностью литов, языковедов тесно связана науч, деятельность нем. языковеда, литовца по происхождению, Герулиса.
Развитие литуанистики активизировалось в Сов. Литве после Великой Отечеств. войны. Изучение проблем литуанистики сконцентрировано в Ин-те литов, языка и лит-ры АН Литов. ССР и в вузах республики. Подготовлены крупные коллективные труды. Завершается работа над «Словарем литовского языка» («Lietuviq kalbos iodynas»), т. 1—14, 1941—86, издана «Грамматика литовского языка» («Lietuviq kalbos gramati-ка»), т. 1—3, 1965—76, заканчивается издание «Атласа литовского языка» («Lietuviq kalbos atlasas»), т. 1—2, 1977—82, выпущены в свет «История литовской литературы» («Lietuviq literatures istorija»), т. 1—4, 1957—68, «Литовский фольклор» («Lietuviq tautosa-ка»), т. 1—5, 1962—68, начато иэдаиие многотомного «Свода литовских народных песен» («Lietuviq liaudies dainynas»), т. 1—4, 1979—88, и др. Опубликовано также большое число индивидуальных исследований по литуанистике. В литовское яз-знание существенный вклад
5*
внесли: Ю. Бальчиконис,(лексикография, нормализация языка), Й. Круопас (лексикография, история . лит. языка), К. Ульвидас (лексикография, грамматика), Казлаускас (ист. грамматика, фонология), Зинкявичюс (история языка, диалектология), Мажюлис (история языка, лексика), Й. Паление (история лит. языка), В. Урбутис (лексика, словообразования), Ю. Пикчилингис (стилистика), А. Паулаускене (грамматика), А. Валецкене (грамматика), В. Грина-вецкис (диалектология), К. Моркунас (диалектология), В. Амбразас (ист. синтаксис), Ванагас (ономастика), А. Гир-денис (диалектология, фонология), С. Ка-ралюнас (история языка, лексика), А. Са-баляускас (лексика, история исследования) и др.
В области литуанистики работали и работают ученые других сов. республик: Б. А. Ларин, М. Н. Петерсон, Топоров, Иванов, Ю. С. Степанов, Т. В. Булыгина, О. Н. Трубачев, Ю. В. Откупщиков, Непокупный и др. Большое значение для литуанистики имеют исследования Я. Эидэелина. Среди зарубежных лингвистов после 2-й мировой войны наиболее значит, работы по литов, яз. опубликовали Френкель, Станг, Отрем-бский.
в Петерсов М. Н., Очерк литов, языка, М., 1955; Ларин Б. Л., Краткий ист. обзор литов, лексикографии, в кн.: Лексикография. сборник, в. 2, М., 1957; Булыгина Т. В., Морфологич. структура слова в совр. литов, лит. языке (в его письм. форме), в кн.: Морфологич. структура слова и индоевроп. языках. М., 1970; Грамматика литов, языка, Вильнюс, 1985; Sabalia-u s k a s A., Lietuviu kalbos tyrinejimo istorija, iki 1940 m., 'Vilniiss, 1979; e г о же, Lietuviu kalbos tyrinijimo istorija, 1940— 1980 m., Vilnius, 1982. А. Ю. Сабаляускас. БАМАНА (бамбара) — один из манде языков. Вместе с языками малинке н диула образует языковую общность мандинго. Распространен в Республике Мали, где является офиц. языком (наряду с франц, яз.), а также в Сенегале н Гвинее. Число говорящих св. 2,7 млн. чел. Язык имеет много диалектов, основные из к-рых следующие: бамако, сегу, калонге, когоро (кагоро), масаси, ньяма-са, сомоно, торо. Б. обладает богатой системой гласных, включающей оппозиции по долготе — краткости, открытости — закрытости и назадьности — не-иазальности. Язык тональный; система тонов мало изучена, кол-во их указывается по-разному в разных источниках. Фонологич. значимость тонов связана с тем, что Б. является языком высокой степени аналитизма и морфологич. средства его весьма ограничены. Большую роль играют средства синтаксич. уровня, среди к-рых — строго фиксиров. порядок членов предложения: подлежащее — прямое дополнение — глагол — косвенное дополнение (с послелогом). В 1967 была разработана письменность для Б. на базе лат. алфавита. Язык используется при обучении в начальной школе в Мали, где иа нем ведется н радиовещание.
в Del afosse М., La langue mandingue et ses dialectes (malinke, bambara, dioula), t. 1. P.. 1929; Weimers W., The Mande languages, в кн.: Round table conference on languages and linguistics, Georgetown, 1958; Rowlands E.. A grammar of Gambian mandiqka, L.. 1959.	И. H. Топорова.
БАМУМ ПИСЬМО — письменность для языка бамум (см. Бантоидные языки). Создана правителем гос-ва Бамум Нджойей ок. 1896 (1-й вариант); позднее НджоЙя в течение 20 лет 6 раз перерабатывал Б. п., поэтому оно существует в 7 вариантах (ступенях). Первонач. вари
ант, не сохранившийся в виде текстов и восстановленный с помощью информантов,— набор символико-пиктографич. знаков (510), включая цифровые (от 1 до 10). Во всех вариантах имеется особый знак пзэшН — детерминатив, к-рый предшествует собств. именам людей, а также ставится перед омонимом, означающим нечто более высокое рангом в относит, иерархии ценностей (напр., растение выше рангом, чем предмет). По мере упрощения Б. п. кол-во знаков уменьшалось (6-й и 7-й варианты — по 80 знаков), а характер письма существенно менялся: со 2-го варианта Б. п. приобретает черты идеографии, системы, а 4-й вариант (ок. 1907) представляет собой словесно-слоговое письмо. С этого момента упрощение начертания знаков и их фонетизация идут быстро, идеограммы отражают лишь звуковой облик слов, без обозначения тоиов. Появившийся после 1910 6-й вариант — слоговое письмо с переходом в фонетическое; наряду со слогограммами появляются буквенные знаки (для ш, п, г); важную роль играет новый полифункциональный диа-критич. знак А, осн. назначение к-рого — маркировать слоги с глоттальным исходом. Направление письма первоначально не было стабильным, но с 3-го варианта — только слева направо.
Б. п. по происхождению оригинально, предполагается (Д. Далби) возможность косвенного воздействия мнемонич. графич. системы н с и б и д и, существовавшей с сер. 19 в. в Зап. Нигерии. После смерти Нджойи (1933) Б. п. постепенно выходит из употребления, хотя еще в 50-х гг. были люди, владевшие им. Сохранились тексты Б. п.— личная и деловая переписка, указы, книга истории гос-ва Бамум, книга фармакологии, наставлений, переводы фрагментов Библии. • Диривгер Д., Алфавит, пер. с англ., М., 1963; Фридрих И., История письма, пер. с нем., М., 1979; Dug ast I., Jeffreys M. D. W., L’ecriture des Barnum, P., 1950; Schmitt A., Die Ba-mum-Schrift, Bd 1—3, Wiesbaden, 1963: D a 1-b у D.. The indigenous scripts of West Africa and Surinam: their inspiration and design. ALS, 1968, v. 9. В. Л. Виноградов, БАНТбИДНЫЕ ЯЗЫКЙ — группа родственных языков в составе подсемьи бенуэ-конголезских языков (по классификации Дж. X. Гринберга). Распространены в странах Африки южнее Сахары от Нигерии до Кении и к Ю. до ЮАР. Общее число говорящих св. 160 млн. чел. (1987, оценка).
Понятие «Б. я.», введеннсе М. Гасри (1948) вместо распространенного ранее термина «полубайту» (X. X. Джонстон, 1919), позднее существенно изменило свое содержание. К Б. я. Гасри отнес те языки, к-рые обладают именными классами типа бантуских, ио для к-рых не удается установить достаточных и регулярных лексич. соответствий с банту. В таком значении термин применялся к большой совокупности языков Зап. Африки, с подразделением их (Д. А. Ольдерогге) на вост.-бантоидные (в целом соответствуют бенуэ-конголез. языкам Гринберга), центр.-банТО'идные (гур языки), зап.-бантоидные (зМадноатлантические языки). Т. о., в данном употреблении термин «Б. я.» был в большей мере типолого-географическим, нежели генетическим. В 30-х гг. Б. я., называемые полубайту и отграничиваемые от банту, считались нек-рыми учеными (Г. Тесман) смешанными (судано-баитускими). Гринберг при-
БАНТОИДНЫЕ 67
это есть книга
царь
д
f]ga вещь
Jaajn 1 am
9 уз P Vfc EH
m fu o n	n ft» э i ya yer
mfon (le signe nijuiaya ka ^fet
К X <
fu □ mb£n f umbtn
(знак npmli) Njoya
pua a pua
Hl XV5 1Ш рш o n m fu a n ршап пиэп
фимбане
род Царь
Шестая ступень развития письма бамум.
дал понятию «Б. я.» более строгое генетич. содержание, исключив из иих языки зап.-атлантические и гур, но включив все языки банту. Такое понимание Б. я. стало наиболее принятым.
Б. я.— самая мпогочисл. группа среди беиуэ-конголез. языков. Прародина Б. я.— предположительно (Гринберг) бассейн ср. течения р. Бенуэ. Разграничивают 2 ветви: одна — языки тив, бату, мамбила, вуте и нек-рые др., вторая — миогочисл. языки, условно называемые «широкие банту» (К. Уильямсон), т. е. собственно языки банту (отмеченные у Гасри) 4- языки Нигерии и Камеруна, не входящие в банту, по Гасри, но считающиеся таковыми у Гринберга (позднее он назвал их б а н е). Языки бане (о классификации банту см. Банту языки) делятся на 5 (с подгруппами) групп: 1) нигерийские (а. экоид-ные — ндо, этунг, кеака, обанг, нде; б. мбе; в. джаравские — бада, джарава, кулунг, баре, лигри, нагуми, мбоа); 2) м а м ф е (аньянг, эсимби, нгуни, муи-дани, менка, асумбо, амаси); 3) г р а с с-лендские (а. мбам-нкам — бамум, диалектно-языковой пучок бамилеке с осп. языками нгве, банджуя, бафусам, бангангте, батие, фефе, джаНГ, бали-мун-гака, диалектно-языковой пучок нгемба с осн. языками пиньин, манкон, бафут, нквен, мбуп, бамункум; б. тадкон-бе-фанг — могамо менемо, видекум, бе-фанг; в. ком-бандем — агхем, ве, ком, бандем; г. ндоп — гирамо, фанджи, кёи-сенсе, ламнсо; д. кака; е. лимбум);
68 БАНТОИДНЫЕ
Л ^5? 3,5? ^S1!
•fe nijua э тэ э pa тэ m mfe уш»'' mo ’ ' '
новый, что мне Памэму
ПЯах^ШЗ h па о n fi lx na pa nji tm
сделал для знати a
г -6 ?«I n
Hjcwan, е n па tai qgwan’a
деревне
4) м и с а д ж е (кумаджу, нгонг, бу-наки, косин); 5)тикарские (тикар, бандобо).
Б. я. исследованы неодинаково. Наиболее изучены языки банту, среди языков бане относительно лучше — грас-слендские, наименее известны мамфе.
Фонологии, система Б. я. отличается разнообразием звуковых типов. Богатый вокализм с неск. гласными среднего ряда (ш, е, э) и градацией по подъему (i — е — е — а); среди согласных — различные билабиальные и лабио-веляриые (р, Ь, ф, 0, f, v, pf, bv), двухфокусные смычные kp, gb, высокочастотны аффрикаты (ts, dz, tf, dj), встречаются аспирированные смычные, в велярном ряду — звонкий шелевой у; широко представлен гортанный смычный, носовые m, n, ji, rj. В структуре слога избегается стечение согласных, допустимы сочетания С 4- w, j (в анлауте). Б. я. тональные, с различением трех тоновых уровней (высокий — средний — низкий) и контурных тонов; сложная тоновая система в грассленд-скнх языках (бамилеке) по синтагматич. типу — т. наз. террасированная (ступенчато-уровневая), с явлениями тонового сдвига и смещения (перепада). Структура корня преим. односложная типа CV(C), с чередованием начального согласного в позиции после гоморганного носового префикса N (бамилеке: N 4- р > mb, N 4- 1 > nd, N 4-j > nd3 и т. д.).
В Б. я. (не байту) — слабо развитая, нефлективная морфология; в словообразовании имеются элементы агглютинации (аффиксация), встречаются словосложение и редупликация, известна конверсия;
в формообразовании преобладает изоляция. Существительное обладает категориями именного класса (ИК) и числа. Эти категории тесно взаимосвязаны: существуют т. наз. сингулярные (ед. ч.) и плюральные (мн. ч.) ИК. Системы ИК по количеств, составу и сохраняемости согласоват. моделей сильно варьируют по языкам. В целом языки бане отражают распад и упрощение системы ИК по сравнению с языками банту (особенно далеко этот процесс зашел в тикар, где есть лишь реликты былых ИК); промежуточное положение занимает тив. Способ выражения ИК гл. обр. префиксальный, реже суффиксальный (в тив — оба способа); в грасслендских языках — широкая омонимичность показателей ИК; наиболее устойчивый тип согласования местоименный (посессив и демонстратив).
Прилагательные как отд. часть речи развиты слабо, преобладает предикативное употребление прилагательных с оформлением их по типу глаголов. В числительных иногда отражены следы архаической системы счисления (пятеричная, четверичная), числительные 2-го десятка в бамилеке образуются по модели «конъюнктивный элемент (ncob) 4- простое числительное 1-го десятка 4- 10> (в бамум порядок обратный); порядковые числительные не развиты. В системе личных местоимений есть формы эксклюзива / инклюзива, в нек-рых языках (бамилеке, нгемба) также «инклюзив-дуалис» и особые сложные местоимения (типа банджун ро-е ,вы с ним', т. е. ,ты 4- он’); в указат. местоимениях имеется троичная градация дейксиса по степени удаленности объекта, соотносимая с тремя лицами (напр., фефе bee .этот’, baa .этот/тот', bii ,тот’).
Глагол в Б. я. (ие банту) отличается отсутствием залога и причастия; есть категория вида и способа действия [а мбам-нкам осн. различия — перфектив/ прогрессив/хабитуатив (обычное действие)]. Грамматич. время структурировано по признаку отдаленности (в мбам-нкам 3 прошедших и 3 будущих), при этом форма простого прошедшего может выражать вневременной реэультатив. В буд. вр. различаются также (напр., в бамилеке) будущее потенциальное и будущее облигаторное, передающее значение обязательности. Видо-временные формы образуются аналитически с помощью служебных элементов (частиц) и вспомогат. глаголов (в мбам-нкам .быть’, .идти' и .делать'). Единств, аффиксальная морфема (бамилеке) — гоморганиый префикс N-----означает временную опреде-
ленность действия. Лицо выражается лексически (личным местоимением). Возможны разл. отрицат. формы глаголов в зависимости от времени.
В синтаксисе преобладают простые предложения, порядок слов SVO. Глагольный предикат может быть выражен «сериальными глаголами» — цепочкой глаголов, из к-рых первый оформлен полностью по соотв. времени, последующий либо оформленный, либо в исходной форме, что семантически значимо [напр., в фефе a ka sa’ та wuza ,он пришел и поел’ — значение консекутивности (следствия или последовательности), a ka sa' га wuza .он пришел поесть’ — значение цели]. Определит, местоименные конструкции строятся по типу «определяемое 4- определяющее», адъективные— «определяющее 4- определяемое» (но обычнее предикативное употребление прилагательных); посессивные «генитивные» конструкции — «обладаемое 4- обладатель» (исчезнувшая в нек-рых языках
ассоциативная частица оставила след в тоновом контуре сочетаемых слов); числительные после существительных. Вопросит, предложения имеют тот же порядок, что утвердительные, вопрос выражается интонационно и вопросит, частицей. В сложных предложениях преобладает сочинит, связь.
Большинство Б. я. бесписьменны; для бамум существовала письменность (см. Бамум письмо).
Изучение Б. я. началось с исследования языков банту в 17 в. (Дж. Брушотто), др. языков этой группы — с сер. 19 в. (С. В. Келле); первый опыт сравнит, изучения языков полубайту предпринял Джонстон (1919, 1922). До 30-х гг. Б. я. (не банту) исследовались гл. обр. нем. учеными (К. Майнхоф, Э. Цинтграф, Э. Мейер, Тесман). Первая полная классификация Б. я. Камеруна была создана Тесмаиом (1932), в дальнейшем общей классификацией Б. я. занимались И. Ричардсон, Д. Вестерман и М. Брайан, Уильямсон. С 40-х гг. исследуются отд. Б. я. небантуского ареала (Р. К. Абрахам, А. Бруенс, Лежер, Л. Малколм, И. Уорд, А. Столл, И. Дюгае и др.). Особенно большой интерес к этим языкам возникает в 60-е гг. (в Нидерландах, США, ФРГ, Великобритании, Франции; появляются нац. лингвистич. кадр в странах Африки), мн. работы посвящены языкам бане (Д. У. Крэбб, Я. Вор-хуве, Л. Хаймен, Э. Данстан, К. Ажеж, А. Шмитт, Т. Кук, Г. Юнграйтмайр). Значит, вклад в это изучение внесли бенуэ-конголезская и грасслендская рабочие группы. В СССР исследование Б. я. (не банту) началось с 60-х гг. (в Ин-те яз-знания АН СССР).
* Виноградов В. А., Бантоидвые языки (Камерун), в кн.: Языки Азии и Африки, т. 5 (в производстве); Johnston Н. Н., A comparative study of the Bantu and Semi Bantu languages, v. 1 — 2. Oxf.. 1919—22; Tessmann G., Die Volker und Sprachen Kameruns, «Petermanns Mitteilungen», 1932. Jg. 78. H. 5/6, 7/8; Richardson I.. Linguistic survey of the Northern Bantu borderland, v. 2, Oxf., 1956; Voorhoeve J.. The linguistic unit of Mbam-Nkam (Bamileke, Barnum and related languages). JAL. 1971, v. 10; W i 1-1 i a m s о n K.. The Benue-Congo languages and Ijo. CTL. v. 7, The Hague — P., 1971; см. также лит. при статьях Банту языки, Бенуэ-конголезские языки. В. А. Виноградов * БАНТУ ЯЗЫКЙ — подгруппа бенуэ-конголезских языков. Распространены в центр, и юж. частях Африки. Число говорящих св. 160 млн. чел. (1987, оценка). По классификации М. Гасри, подразделяются на 15 зон: А (языки Камеруна и пограничных с ним стран: лунда-балонг, дуала, бубе-бенга, баса, бафиа, саиага, яунде-фанг, мако-нджем, кака), В (языки Конго и сев. областей Заира: мйене, келе, тсого, шнра-пуну, нджаби, мбете, теке, тенде-янзи), С (языки Заира, Конго: ингунди, мбоши, мбанги-нтумба, нгомбе, соко-келе, монго-нкунду, тетела, куба), D (языки Руанды, Бурунди и сопредельных стран: мболе-эна, лега-ка-ленга, бира-хуку, конджо, бембе-кабва-ри, руанда-рунди), Е (языки Уганды, Кении, Танзании: нйоро-ганда, хайа-джита, масаба-лухья, роголи-куриа, ки-куйю-камба, чагга, ньика-таита), F (языки центр. Танзании: тонгве, сукума-ньям-вези, иламба-иранги), G (языки Танзании, о-вов Занзибар и Пемба: суахили, бена-кинга, того, шамбала, зигула-зара-мо, поголо), Н (языки юга Конго, Заира и сев. Анголы: конго, мбунду, яка, мба-ла), К (языки юго-востока Анголы, северо-запада Замбии, Ботсваны: чокве-лучази, лози, луяна, субиа), L (языки
юга Заира, Анголы, Ботсваны: пенде, сонге, луба, каонде, нкоя, лунда), М (языки Танзании, Замбии, Малави, Заира: фипа-мамбве, ньика-сафва, конде, бемба, биса-ламба, лендже-тонга), N (языки Танзании, Малави и центр. Мозамбика: манда, тумбуку, ньянджа, сенга-сена), Р (языки северо-востока Мозамбика, юго-востока Танзании: матумби, яо, макуа), R (языки юго-запада Анголы, севера Намибии и Ботсваны: умбуиду, ндонга, гереро, йейе), S (языки Зимбабве, Мозамбика, ЮАР, Ботсваны, Лесото, Свазиленда: шона, венда, сото-тсвана, нгуни, тсва-ронга, чопи).
Типологически Б. я. относятся к языкам агглютинативного строя (см. Агглютинация) с элементами флексии, к-рые проявляются в наличии грамматически многозначных морфем. Соположение морфем в слове может сопровождаться фузионными процессами (см. Фузия), особенно глубокими на посткорневых морфемных швах.
Число фоием в разл. Б. я. колеблется от 53 до 22. Существует 4 оси. типа систем вокализма: пяти-, семи-, десяти- и четырнадцатичленные, за счет противопоставления признаков открытости/за-крытости, долготы/краткости. Консонантизм включает имплозивный смычный звонкий Б, переднеязычный <f, лабиализованные смычные kp/kw, gp/gw, палатализованные смычные Ь', р', щелевые v1, Р, смычные носовые п', пГ, аспирированные смычные ph, th, kh, назальный смычный заднеязычный д. В языках зон Е и G есть двусмычные небно-губные kp, gb, фрикативные переднеязычные межзубные 0, 3, фрикативный заднеязычный центральный у. В юж. языках зоны S наличествуют двухфокусные щелкающие зубно-заднеязычные, переднезаднеязычные, латерально-заднеязычные с глухими, звонкими, аспирированными, назализованными вариантами: с, gc, ch, nc; q, gq, qh, nq; x, gx, xh, пх (койсан. субстрат). Полугласные w, у функционируют и как самостоят. фонемы, н как результат консоиантизации гласных u, i. Недопустимость зияния (наличие двух и более непосредственно следующих друг за другом разнослоговых гласных) приводит в Б. я. к определ. изменениям гласных и согласных на стыке предкорне-вых и посткорневых морфем (элизия, слияние, консонантизация гласных). Сингармонизм н предкорневых позициях регрессивный (язык курия), в посткорневых — прогрессивный (суахили) или регрессивный (зулу). В языках зоны Е действует Майнхофа правило и т. наз. закон ганда (падение плозивного согласного при контакте двух слогов с наличием носового и плозивного), в зоне F реализуется Даля закон, в зоне R — т. наз. закон куньяма (падение носового 2-го слога при соположении слогов, включающих носовые и палатальные); в ряде языков, гл. обр. в зонах G и S, на стыке морфем реализуется потеря смычности согласных при сохранении признака глу-хости/звонкости — полная в посткорневой позиции (перед полугласным w, гласными и, а, закрытым i), частичная в предкорневой позиции. Слог открытый, модель слога состоит из стуктур: V, Cm/n, CV, CCV, CCCV и лишь в зоне А фиксируется CVCm/n. Слогообразующими являются гласные и сонорные ш, п. В Б. я. есть лексико- и грамматико-разграничи-вающие «музыкальные» тоны. Ударение силовое, связанное — падает на 2-й слог от конца слова, сопровождается удлинением ударного гласного/сонорного. Многосложные слова (более чем 3 слога)
имеют вторичные ослабленные ударения, не вызывающие количеств, изменений гласных.
Характерная черта грамматич. строя — наличие согласоват. именных классов с префиксальными показателями. Кол-во классов варьируется по языкам: зулу — 13, суахили — 15, ганда — 18 и т. п. Классы подразделяются на предметные («людей», «деревьев», «вещей» и т. п.), грамматические (аугментативные, диминутивные, локативные, инфинитивные), предметно-грамматические (наряду с номинацией передают определ. грамматич. семантику). Префиксы классов на синтагматич. уровне служат основой образования трансформов согласоват. цепочек, организующих синтагму (суахили: kitabu hiki kizuri kimepigwa chapa ‘книга эта красивая она издана’, ганда: ebikopo ebyo ebisatu bimnyese ‘чашки эти три они-разбиты’ и т. п.). В языках зон G, N, S при образовании согласователей слов, зависимых от имен существительных, действуют трансформационные приемы, различные в разл. звеньях согласоват. модели: деназализация, девокализация, консонантизация (суахили: mitengo yake hii jnakuaibisha ‘поступки твои эти они-тебя-позорят’). Таким трансформациям не подвергаются элементы согласоват. модели, напр. в языках зоны Н (ср. конго: matadi mama mampemba ‘камни эти оии-побелены’). Собственно прилагательных в Б. я. огранич. кол-во, что компенсируется атрибутивной конструкцией типа status constructus (ср. зулу: izinkomo zikababa ‘скот он-отцовский’) и т. п. Корень глагола в Б. я. гл. обр. двуслоговой, маркированный конечным гласным а. Спряжение глагола осуществляется при помощи аффиксов разл. позиционного типа. Предкорневые морфемы, строго позиционно связанные, передают категории лица, числа, времени, вида. Глагол-предикат согласуется с субъектом и объектом (прямым или косвенным) предложения (суахили: mtu anakisoma kitabu ‘человек-он-ее-читает книгу 7. Посткорневые аффиксы являются деривационно-реляционными морфемами, к-рые увеличивают семантич. и грамматич. валентность глагола; нек-рые выражают категорию залога (суахили: -pata ‘получать’, -patia — траи-зитив, -pasa — каузатив, -patilia — двойной транзитнв, -patiwa — пассив, -pata-па — взаимный залог, и т. п.).
В системе местоимений наибольшее семантич. и формальное разнообразие обнаруживают притяжат. и указат. местоимения, последние могут иметь 4 ступени дифференциации (см. Дейксис). В большинстве языков представлены 3 ступени противопоставлений: этот/этот упомянутый — тот (суахили: ha-/ha-...-o ---1е); этот — тот/тот упомянутый (лин-гала: -yo-na/-ngo); этот — тот — вой тот/ в пределах видимости (зулу: 1а— 1а-...-о/1а-...-уа).
В Б. я., особенно вост, и юго-вост, регионов, продуктивны межразрядные грамматич. категории, релятивная и копулятивная .формы. Релятивный показатель может оформлять имя, глагол, прилагательное, местоимение. Копулятивный показатель, оформляя существительное, местоимение и др. части речи, делает возможным их спряжение по лицам, числам и нек-рым временам.
Основной прием организации слов в синтагме — согласование. Порядок слов
БАНТУ 69
в предложении фиксирован: SPO. Словообразование в Б. я. тесно связано с формообразованием: имена существительные образуются по моделям: префикс + корень; препрефикс + префикс + корень; префикс 4- корень + + суффикс; препрефикс + префикс + + корень + суффикс/суффиксы (суахили: m-tu ‘человек’, m-ji-guu ‘большеногий человек’, m-soma-ji ‘читающий человек’, ma-ji-vun(a)-o ‘гордость’/ma-ji-lip(a)-z(a)-i ‘отплата’, ‘месть’ и т. п.). Препрефиксы или префиксы грамматически полисемантиЧны (минимум: класс + число). Суффиксы имен, как правило, деривативные морфемы. В зоне S локатив, диминутив, аугментатив имен существительных передается деривативными аффиксами (зулу: okhezeni 'в ложке’<etukeza + ini; umuthikazi ’большое дерево'< umuthi + ka’zi; indodana ’юноша’ Cindoda + па и т. п.).
Становление науч, бантуистики относится к сер. 19 в. и связано с появлением сравнит.-сопоставит. работ В. Г. И. Блика. Сравнит.-ист. метод к исследованию Б. я. был применен в фундаментальных работах К. Майнхофа и его последователей. С сер. 20 в. в бантуистике формируются две теоретич. школы — южноафриканская, т. наз. «форма и функция» (form and function), и лондонская, «чисто формальная» (only form). Основоположником первой стал К. М. Док, работы англ, бантуиста Гасри легли в основу второго направления; обе школы связаны с появлением в мировом яз-знании дескриптивно-структуральных теорий. Внимание зарубежных бантуистов привлекают сравнит.-ист. аспекты исследования, а также социолингвистич. проблематика — гл. обр. влияние коммуникативного статуса языка на его грамматич. строй.
В СССР изучение Б. я. началось в 20-х гг. 20 в. в Яфетич. нн-те (с 1928 Ин-т языка и мышления). И. Л. Снегирев с 1922 ввел изучение языков зулу и коса; в Ленингр. вост, ин-те Д. А. Ольдерогте начал преподавание суахили. Исследования в области Б. я. ведутся в Ии-те яз-знания АН СССР в типология., сравнит.-ист., социолингвистич. аспектах.
• Громова Н. В., Части речи в языках банту и принципы их разграничения, М., 1966; Топорова И. Н.. Типология фонологич. систем языков банту, М., 1975; О х о т и на Н. В., Согласоват. классы в вост, и юж. языках банту. Коммуникативный статус и грамматич. структура, М.. 1985; В 1 е е k W. Н. I., A comparative grammar of South African languages, pt 1—2, L., 1862— 1869; Johnston H. H.. A comparative study of the Bantu and Semi-Bantu languages, v. 1-2, Oxf., 1919-22; Meinhof C., Introduction to the phonology of the Bantu languages. B., 1932; его же, Grundziige einer vergleichenden Grammatik der Bantu-sprachen. Hamb.. 1948; Doke С. M., Bantu linguistic terminology. L., [1935]; его же. Bantu. Modern grammatical, phonetical and lexicographical studies since 1860, L., 1945; его же. The southern Bantu languages, L.. 1954; Greenberg J.. The tonal system of Proto-Bantu,«Word», 1948, v.4;G u t h-r i e M.. The classification of the Bantu languages, L.. 1948; его же. The Bantu languages of Western Equatorial Africa, L., 1953: его же. Comparative Bantu, v. 1—4, Farnborough-Hants. 1967—71; "V41 c k e г A., Bryan M.. Linguistic survey of the Northern Bantu borderland, v. 4, L., 1957; Bryan M.. The Bantu languages of Africa. L., 1959.	H. В. Охотина.
БАРТбЛОМЕ ЗАКбН — закон уподобления общеарийских (индоиранских) глухих смычных *р, *t, *k предшествующим
70 БАРТОЛОМЕ
звонким придыхательным *bh, *dh, *gh, сформулированный в 1885 К. Бартоломе. Согласно Б. з., группы согласных bh+t, bh+k, dh + k, dh+p, gh+p, gh-f-tHT. n. превращаются в др.-иид. яз. в сочетания bdh, bgh, dgh, dbh, gbh, gdh и т. д. (напр., причастия на -ta- от глаголов labhate ’берет’, bodhati ‘бодрствует, замечает, узнает’, dahati ‘сжигает’ имеют вид labd-па ‘взятый’ из *labh-ta-, buddha ‘узнанный’, ‘замеченный’ из *budh-ta-, dagdha-‘сожжеиный’ из *dagh-ta-, от корня doh-/duh- ‘донть’ 3-е л. ед. ч.— dogdhi из *dogh-ti). Соответственно в др.-иран. языках, где общеиид. придыхание было утрачено, ожидались бы звонкие группы bd, bg, dg, db, gb, gd, однако они засвидетельствованы только в древней части Авесты (в Гатах): aogada (из *augda ‘проповедовал’ «-*augh-ta), dazde ‘создали’ («- *dadh-tai), в большинстве же случаев наблюдается позднее оглушение предшествующей звонкой: aoxta. Древние группы «звонкий непридыхательный» (*b, *d, *g) + «глухой» (*р, *t, *k) и в иран., и в инд. языках давали глухие рефлексы (др.-инд. yukta, авестийское yuxta ‘связанный, запряженный’ из *yug-ta-, ср. yugam ‘ярмо’, от основы da-/dad- ‘давать’ — 3-е л. ед. ч. среднего залога datte«-*dad-te, причастие datta«-*dad + + ta-), на этом основании нек-рые ученые предполагают, что первоначально (в эпоху действия ассимилятивного Б. з.) звонкой была только серия общеиндоевропейских (и общеарийских) придыхат. согласных (*bh, *dh, *gh), простые же «звонкие» (*b, *d, *g) на самом деле звонкими не были, обладали каким-то др. отличит, признаком.
• Соколове. Н., Авестийский язык, М., 1961; Барроу Т., Санскрит, М., 1976; Bartholomae Ch г.. Ariscbe Forschungen, Bd 1—3, Halle, 1882—87.
О. С. Широков. БАСКСКИЙ язык — генетически изолированный язык. Один из двух (наряду с испанским) офиц. языков Страны Басков — авт. пров. Испании; частично сохраняется также к С. от г. Памплона в пров. Наварра (древнейший ареал). В деп. Атлантич. Пиренеи во Франции (p-вы к Ю. от г. Байонна, в Гаскони) распространен как язык домашнего обихода, наряду с франц, яз. Число говорящих на Б. я. в Испании и Франции от 500 до 600 тыс. чел. (из вих во Франции — 130 тыс., оценка). Распространен также в Лат. Америке, гл. обр. в Аргентине, Бразилии, США, Канаде (потомки переселенцев с 1-й пол. 17 в. или 2-й пол. 19 в.). В этих р-нах число говорящих (только из потомков переселенцев 17—19 вв.) ок. 170 тыс. чел.
В совр. генеалогия, классификациях Б. я. рассматривается как иэолиров. язык. Ранее общепринятая теория его родства с языком иберийских надписей Испании оказывается все более несостоятельной. Ми. ученые придерживаются наиболее доказательной гипотезы о родстве Б. я. с кавказскими, особенно с картвельскими языками. Б. я.— единств, живое продолжение языкового мира Зап. Европы, к-рый предшествовал в ней современному. По-видимому, это остаток некогда более широкой языковой семьи.
Для Б. я. характерна исключительно высокая диал. вариантность: при небольшой территории распространения Б. я. в Испании и Франции он характеризуется большим лексич. богатством (полные словари содержат не менее полумиллиона единиц), а кол-во говоров практически равно кол-ву поселений. Имеет 2 группы диалектов: а) западную, состоящую
нз бискайского диалекта (центр Бискайи — г. Бильбао) и несуществующего с 18 в. алавеэ. диалекта (известен лишь по словарю 16 в. Ландуччи; центр Алавы и Страны Басков — Витория); б) ц е н т-рал ьно-восточву ю: в Испании — гипускоанский (г. Сан-Себастьян), недавно исчезнувший роикальский, два верхненаваррских (к С. от Памплоны); во Франции — лабурдинский (под Байонной), два иижненаваррских (Сен-Жан-Пье-де-Пор) и сулетинский (Молеон). Амер, разновидность Б. я. возникла в результате унификации диалектов в условиях Н. Света.
Существуют четыре т. наз. лит. диалекта: бискайский, сулетинский, гипускоанский, лабурдииский. Наибольшее развитие получили два последних. На базе ги-пускоан. диалекта с учетом остальных трех создан и развивается euskara batiia, букв, «единый баскский», получивший в 1980 статус офиц. языка Страны Басков (Бискайя, Гипускоа, Алава) и ставший осн. базой языкового и культурного возрождения, развития нац. школы, прессы. Им овладевают те, кто утратил родной язык при режиме Франко, когда употреблявшие Б. я. подвергались репрессиям.
Фонологич. система Б. я. очень близка к испанской по вокализму, внутрипозиц. сонантиэации смычных, палатальным й, 11 ит. д., нов Б. я. палатализация гораздо шире и имеет функциональную нагрузку (средство уменьшительности), а корреляции в сибилянтах тройственны, напр. s'—s’—5’. По морфологии Б. я. относится к типу агглютинирующих языков, но его постфиксация допускает широчайшие возможности конверсий и трансформаций (субстантивация, вербализация, адвербиализация и т. д.), действующих гл. обр. в окказиональных ситуациях. Вспомогат. глаголы «иметь» и «быть» последовательно полиперсонны. Спряжение глагола «иметь» насчитывает неск. тысяч форм. Остальные глаголы в своем большинстве не имеют собственного (синтетич.) спряжения и пользуются парадигмой вспомогат. глаголов «иметь» и «быть» (полное спряжение требует каждый раз повторить указанный ряд из тысяч форм). В испаио-франц. ареале сохраняется т. наз. аллокутивный (обращение к собеседнику) ряд форм типа 'его ему даю, о мужчина’, ‘его ему даю, о женщина’, что тоже делает глагол Б. я. полиперсонным. Б. я. имеет эргативный строй, его глагол также эргативен, но в части форм прош. вр. имеет номинативную структуру, что еще не получило объяснения. Префиксы древние, имеются только в спряжении, постфиксы — ив спряжении, и в склонении. Склонение достаточно развито, и его форманты трудно отграничить от много-числ. послелогов. Исключительно развиты словообразование (суффиксальное) и словосложение.
Известны 300 имен лиц, божеств и названий племен из надписей древней Аквитании (р-н Гаскони), выполненных лат. алфавитом (3 в. до н. з.— 3 в. н. э.). Эти имена обнаруживают близость к именам нарицательным совр. Б. я.: аквитан. Nes-са — баск, neska ‘девушка’, аквитан. Cisson — баск, gizon ’мужчина’ и т. д. Первый лит. и языковой памятник относится к 16 в. (сб-к стихов Берната Дечепа-ре «Linguae Vasconum primitiae»). Письменность (с 16 в.) на основе лат. алфавита.
в Шишмарев В.. Очерки по истории языков Испании. М.— Л., 1941; Lafon R., Le systeme du verbe basque au XVI siecle. t. 1—2, Bordeaux. 1943; 2 ed., Zarautz, 1980; Michelena L., Fonetica histdrica vasca.
San Sebastian, 1961; 2 ed., San Sebastian, 1927; Lafitte P., Grammaire basque (nayarro-labourdin litteraire). Bayonne, [1962]; Azkue R. M. de, Morfologia vasca. Gramatica basica dialectal del euskera, t. 1— 3, 2 ed., Bilbao, 1969; Yrizar P. de, Con-tribacion a la dialectologia de la lengua vasca, v. 1—2, San Sebastian, 1982.
Azkue R. M. de, Diccionario vasco-espanol-frances, t. 1—2, Bilbao, 1905—06; 2 ed.. t. 1—2, Bilbao. 1969; Mugica Ber-rondo P., Diccionario castellano-vasco, Bilbao, 1965; 2 ed., Bilbao, [1973].
Ю. В. Зыцаръ. БАЦБЙЙСКИЙ ЯЗБ1К — один из нахских языков. Распространен гл. обр. в с. Земо-Алвани Ахметского р-на Груз. ССР. Число говорящих ок. 3 тыс. чел.
Фонетич. система отличается многофонемным составом. В консонантизме — простые смычные и щелевые, только смычные абруптивы и аффрикаты (п1, т1, к1, къ, ц1, ч1). Сохранилась латеральная фонема лъ. Есть сонорные м, н, л, р, й. Система вокализма менее сложна, чем в др. нахскнх языках: нет палата-лизов. фонем аь, а, оь, о, уь и др. Различаются гласные простые, дифтонги, краткие, долгие н назализованные. Конечное к! соответствует (в общенахских словах) чг> в ингуш, и чечен, языках.
Существительные имеют основные (им. п., род. п., дат. п.) и местные (исходный, направит.) падежи, а также послеложные конструкции. В глаголе развилось личное спряжение для 1-го и 2-го л. ед. и ми. ч., напр. ас(а) вуит!ас или вуит!-ас ‘я иду', ахъ вуит!-ахь или вуит1-ахь ‘ты идешь’. В классных глаголах сочетаются классное и личное спряжения; неклассные глаголы имеют только личное спряжение. Показатели восьми грамматич. классов функционируют гл. обр. в системе глагола, не давая, как правило, позиционно обусловленных фонетич. вариантов. В синтаксисе отмечается многообразие конструкций простого предложения и широкое употребление причастных и деепричастных оборотов. Под влиянием груз, яз. развилось сложноподчиненное предложение с относит, союзами. Лексико-семантич. система испытала сильное влияние груз. яз. Язык бесписьменный.
• Дешериев Ю. Д.. Бацбийский язык. М.. 1953; Языки народов СССР, т. 4, М., 1967; Schiefner A.. Versuch fiber die Thusch-Sprache, St.-Petersburg, 1856.
Кадагидзе Д., Кадагидзе H., Цова-тушинско-грузинско-рус. словарь, Тб., 1984.	„ Ю. Д. Дешериев.
БАШКЙРСКИИ ЯЗЫК—один из тюркских языков. Распространен в Башк. АССР и в Оренбург., Челябин., Куйбышев., Курган, и Свердлов, областях РСФСР. Число говорящих ок. 920 тыс. чел. (1979, перепись). Делится на 2 диалекта; восточный (куваканский) и южный (юрматинский).
Имеет ряд общих черт с тат. яз., но отличается от него отсутствием в исконно тюрк, словах фонемы *h ( > с), наличием в них специфич. согласных h (в начале слова и слога вместо *с), межзубных f (в середине и конце слова вместо *с) и ? (в середине и конце слова вместо *з и отчасти *д), большей вариативностью аффиксов (до 16 алломорфов), неполным совпадением состава исконно тюрк, лексики.
Лит. Б. я. сложился лишь после 1917 иа основе обоих диалектов. До нач. 20 в. грамотная часть башк. населения пользовалась поволж. вариантом ср.-азиат, письм. языка тюрки, а позже тат. лит. языком. Письменность до 1928 на основе араб, шрифта, с 1929 на латинице, с 1939 ва основе рус. графики.
0 Дмитриев Н. К.. Грамматика башк. языка, М.— Л., 1948; К н е к б а-
е в Ж. Г., Вашкорт теленец фонетикаЬы, вфе, 1958; М а к с ю т о в а Н. X., Вост, диалект башк. языка, М., 1976; Мнржа-нова С. Ф., Юж. диалект башк. языка, М., 1979; Грамматика совр. башк. лит. языка, М., 1981; Башк. яз-знание. Указатель лит-ры, Уфа, 1980.
Башк.-рус. словарь, М., 1958.
„	А. А. Юлдашев.
БЕДАУЙЕ (беджа) — один из кушитских языков (образует северную группу). Распространен на С.-В. Судана и на С. Эфиопии (в пров. Эритрея). Число говорящих ок. 1,5 млн. чел. Осн. диалекты: хадендоа, бениамер, амарар, бишарии.
Для консонантизма Б. я. характерно отсутствие аффрикат, фарингальных и увулярных фонем наряду с наличием ла-био-велярных k", g’ и церебрального ф. Гласные фонемы а, е, i, о, и двух степеней долготы. Ударение силовое, играет фонология. роль. Морфологич. категории имени: лексико-грамматич. род (муж. и жен.), словоизменит. категории — числа (ед. и мн. ч.), падежй (номинатив, вокатив, генитив, аккузатив-датив, предикатив — падеж имени в функции сказуемого, ряд обстоятельств, падежей), состояния (абсолютное — форма, принимаемая существительным при отсутствии у него к.-л. определений, сопряженное — форма, принимаемая существительным при наличии у него препозитивного определения, и определенное — форма, принимаемая существительным при наличии у него препозитивного определ. артикля) и личной притяжательное™. Имя в предикативном падеже спрягается по лицам и числам субъекта. Прилагательное выделяется как особая часть речи. Личные местоимения делятся на самостоятельные субъектно-объектные и приглагольные объектные (суффиксальные); имеются также указательные (2 степени удаленности) и вопросит, местоимения. Категории глагола: лицо-число субъекта, залог и совершаемое™ (породы), время (5 времен в индикативе), наклонение, отрицание (аффирматив/негатив), глагольный падеж (предикатив, релятив и условно-временные падежи). Осн. средство слово-н формообразования — суффиксация, однако значит, часть глаголов спрягается префиксально; реже используются редупликация корня, внутр, флексия и чередование ударения. Порядок слов в предложении в целом общекушитский, однако наряду с препозицией возможна также постпозиция определения, принимающего в этом случае морфологич. показатели определяемого. Язык бесписьменный, используется в сфере бытового общения, в Reinisch L., Die Bedauye-Sprache in Nord-Ost Afrika, W., 1893—94; Hudson R. A., A structural sketch of Beja, ALS, 1974, v. 15.
Reinisch L., Worterbuch der Bedauye-Sprache, W.. 1895. T. Л. Ветошкина. БЕЖТЙНСКИИ ЯЗЫК (бежитинский, капучинский язык) — один из цезских языков. Распространен в Цунтнн. р-не Даг. АССР, а также в Кварельском р-не Груз. ССР. Число говорящих ок. 2,5 тыс. чел. Имеет 3 диалекта: собственно бежтинский, тлядальский н хошархотинский. Для фонетики Б. я. характерны умлаутированные гласные, сингармонизм и связанное с ним позиционное распределение шипящих/сви-стящих (в большей степени выражено в тлядальском диалекте). В морфологии — обилие основообразующих аффиксов существительных, богатая система именных пространств, категорий, образующая ок. 90 локативных форм; наличие инфиксальных числовых показателей в глаголе; разветвленная система аиа-литич. времен; обилие причастных и дее
причастных форм. Глаголы подразделяются на словообразоват. классы, обладающие особыми семантич., синтаксич. и морфологич. свойствами. В синтаксисе преобладают аккузативные правила, в падежной маркировке и согласовании — эргативные. В именной лексике большое кол-во груз, заимствований. Б. я. наиболее близок гунзибскому языку, с к-рым образует особую генетич. ветвь внутри цезских языков. Язык бесписьменный, в Бокарев Е. А.. Цезские (дидой-ские) языки Дагестана, М., 1959; М а д ii-ев а Г. И., Грамматич. очерк бежтин. языка, Махачкала, 1965. Я. Г. Тестелец.
БЕЗЛЙЧНОСТИ — ЛЙЧНОСТИ КАТЕГОРИЯ — см. Личности — безличности категория.
БЕЛОРУССКИЙ ЯЗЫК — один из восточнославянских языков. Распространен в Белорус. ССР, а также в смежных областях РСФСР, УССР, Литов, и Латв. ССР, в Казах. ССР, Эст. ССР и др., за пределами СССР — гл. обр. в Польше, Канаде, США, Аргентине. Общее число говорящих в СССР св. 8 млн. чел. (1979, перепись), за рубежом ок. 200 тыс. чел.
Восходит к древнерусскому языку, прежде всего к говорам дреговичей, радимичей и зап. кривичей, занимавших терр. между Припятью и Зап. Двиной, в верховьях Днепра и по р. Сож. Совр. говоры Б. я. образуют 2 осн. диалекта: сев.-восточный, включающий полоцкую и витебско-могилевскую группы говоров, для к-рых характерны диссимилятивное аканье (произношение типа въда, вады, вад’ё) и диссимилятивное яканье.(произношение типа н’асу, н’ас’й, но н’исла), и юго-эападиый, охватывающий гродненско-барановичскую и слуцко-мозырскую группы говоров, к-рым свойственны иедиссимилятивное аканье (произношение типа вада, вады, вад’ё) и не диссимилятивное яканье (не зависящее от качества ударного гласного). Существуют также переходные, или ср,-белорус., говоры, особо выделяется группа т. наз. полес. говоров, к-рые многими фонетич. и грамматич. чертами сближаются с сев. говорами укр. языка. В основе совр. лит. Б. я. лежат ср.-белорус. говоры, в к-рых совмещаются отд. черты, присущие соседним говорам сев.-вост, и юго-зап. диалектов.
Лит. Б. я. свойственны особенности, отличающие его от близкородств. восточ-нослав. языков: в области фонетики — неслоговое <у> на месте этимология. чв> и «л> (прауда, воук); протетич. звуки: чв> — перед губными гласными (вока, вуха); ча>, <i> — перед сочетаниями согласных (аржаны, 1мгла); чередование сочетаний ро, ло, ле, в к-рых чо>, че> произошли из редуциров. чъ>, <ь>, с ры, лы, л! в положении между согласными (кроу — крыв!, глбтка — глытаць, бляск — бл!шчаць); наличие звуков <ы>, <i> на месте старых напряженных «ъ», <ь> (злы, малады, худы; 6i, ni, л1; мый, рый, шый); дзеканье и цеканье, т. е. появление аффрикат чдэь>, чць> иа месте мягких д’, т’ (дзень, дз!ва, цень, nixi).
В области уррфологии характерны — различение) родовых форм в склонении числит, двар дзве, абодва, абедэве (двух, дзвюх, абодвух, абедзвюх...); отпадение <й> в конце прилагательных, причастий и порядковых числительных в форме именит. падежа муж. рода (цудоуны, летш, прачытаны, трэщ); неупотребительность страдат. причастий наст, времени и огра-
БЕЛОРУССКИЙ 71
ниченное (терминологически) употребление действит. причастий наст, времени (вядучае кола 'ведущее колесо’); отсутствие элемента «н» в местоимениях 3-го лица при склонении (пра яго ‘про него’, без яе ‘без нее', аб ix ‘о них’); в области синтаксиса — предпочтение описат. конструкций причастным оборотам; употребление предлога пауз с вин. падежом в значении ‘вдоль’, ‘мимо’ [праязджал! пауз раку — ‘проезжали вдоль (мимо) реки’]; употребление предлога «па» в сочетаниях с предложным падежом мн. числа (па гарадах i сёлах — ‘по городам и селам’); наличие глагольных конструкций с дополнением в дат. падеже [дзякаваць, да-раваць, прабачыць (каму) — 'благодарить, простить, извинить (кого)’]; в конструкциях с глаголами смяяцца, здзека-вацца, кп1ць и др. дополнение употребляется с предлогом «з» в форме род. падежа (смяяцца з таварыша — ‘смеяться над товарищем’); в области лексики — наряду со словами, восходящими к др.-рус. яз., употребляется ряд специфически белорусских слов: ветразь ‘парус’, гарэза ‘озорник’, апошш ‘последний’, сщплы ‘скромный’, грувасцщь ‘громоздить’, кемщь ’соображать’, пакрысе ‘понемногу’, шмат ‘много’ и др.
Лит. Б. я. прошел в своем развитии два осн. периода: период старобелорус. книжно-лит. языка (14 — сер. 18 вв.), представленного переводной конфессиональной лит-рой, памятниками юридич. и документ.-деловой письменности, летописями, местными хрониками и др., и период совр. лит. Б. я. (с кон. 18 в.), сложившегося на основе живой народной речи. В его развитии и совершенствовании большую роль сыграло творчество Я. Ку-палы и Я. Коласа.
В основе совр. белорус, письма лежит кириллица (гражданский шрифт); в 16—19 вв. и несколько позже употреблялись также латиница польской модификации и араб, графика, к-рой местные татары передавали белорус, тексты, сохранившиеся под назв. Аль-Китабов, Хамаи-лов, Тефсиров. Наиболее ранняя письм. фиксация Б. я.— Договор Полоцка с Ригой (1330), Жалованная грамота великого князя Литовского Александра Витовта Кестутиевича Василию Карачовскому (1386), Судебник короля Казимира Ягел-лончика (1468) и др. Широкое развитие белорус, письменность получила в 15— 16 вв.: Зап.-рус. Четья (1489), Псалтырь, Библия Ф. Скорины (1517—19), Литов. Статут (1529, 1566, 1588), Баркалабов. летопись (кон. 16 в.) и др.
• Карский Е. Ф., Белорусы, 2 изд., в. 1 — 3, 1955 — 56; Дыялекталапчны атлас беларускай мовы, ч. 1 — 2, М1нск. 1963; Граматыка беларускай мовы, т. 1 — 2, MiacK, 1962 — 66; Б и р и л л о Н. В., Булахов М. Г., С у д в и к М. Р., Белорус, язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 1, М., 1966 (лит.); Б i рыл а М. В.. Бела-руская антрапаи1м1я. ч. 1 — 3, Мшск, 1966— 1982; История беларускай лНаратурнай мовы, т. 1—2, MincK,o 1967—68; Буды-ка А. М„ Ж у р а у с к i А. I., К р а м-к о I. I., Пстарычная марфалопя беларускай мовы, Mihck, 1979.
Носович И. И., Словарй» белорус, наречия, СПБ, 1870; БеларусКЯ-руск! слоу-Н1к, М., 1962; Тлумачальны слоун(к беларускай мовы, т. 1—5 (кн. 1—6), MiHCK, 1977 — 84; Этымалапчны слоунш беларускай мовы, т. 1 — 4, Мшск. 1978—1987; СлоЗдшк беларуск1х гаворак Пауночна-Заходняй Бела-pyci i яе иаграшчча, т. 1—5, Мшск. 1979— 1986; Пстарычны слоушк беларускай мовы, т. 1—8, Mihck, 1982—87. М. Р. Судник.
72 БЕЛУДЖСКИЙ
БЕЛУДЖСКИЙ ЯЗЙК (балучи) — одни из иранских языков (северо-западная группа). Распространен гл. обр. в Пакистане, Афганистане и Иране, а также в Туркм. ССР. Общее число говорящих ок. 4,3 млн. чел., в т. ч. в СССР — ок. 19 тыс. чел. (1979, перепись).
Б. я. традиционно делят на 2 осн. группы диалектов — западную и восточную. Более дробная классификация Дж. X. Элфенбейна выделяет диалекты Вост, гор, рахшанийские диалекты (афганский, келатский, чагай-харанский, пограничный, мервский, или диалект сов. белуджей), сараван. диалект, лотунийские и прибрежные диалекты.
В фонетике отмечается ряд архаичных черт, в частности фонологич. противопоставление гласных по длительности. Существительные и местоимения имеют четырехпадежную систему склонения. Развитая система глагола: 2 залога, 4 наклонения. В изъявит, наклонении по диалектам насчитывается от 5 до 9 видо-временных форм. Для глагола характерно различие спряжения перех. и неперех. глаголов в прош. временах: при перех. глаголах предложение строится по типу эргативной конструкции (за исключением ряда диалектов, в т. ч. диалекта сов. белуджей, где эргативная конструкция была утрачена), при непереходных — по типу номинативной. При формах наст, вр. независимо от семантики глагола используется только номинативная конструкция.
Белуджи Пакистана и Афганистана пользуются письменностью на основе араб, графики. Старейшие памятники относятся к 18 в. В Пакистане и Афганистане на Б. я. издается лит-ра, выходят газеты и журналы, ведется радиовещание. В СССР в 30-е гг. 20 в. была создана письменность для белуджей на основе лат. графики, но распространения не получила. С 1989 разрабатывается письменность на основе рус. графики.
• Соколов С. Н., Грамматич. очерк языка белуджей Сов. Союза, «Тр. Ин-та яз-знания АН СССР», 1956, т. 6; Фролова В. А., Белудж, язык, М., 1960; Расторгуева В. С,, Белудж, язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 1, М., 1966 (лит.); Elfenbein J. Н., The Baluchi language. A dialectology with texts, L., 1966; Barker M. A., Mengal A. K., A course in Baluchi, v. 1—2, Montreal, 1969.
.	„	. В. В. Мешкало.
БЕНГАЛЬСКИМ ЯЗЙК (бенгали, баиг-ла, или банга-бхаша) — один из индийских (индоарийских) языков. Офиц. язык Нар. Респ. Бангладеш и штата Зап. Бенгалия Индии. Число говорящих в Бангладеш 97 млн. чел,, в Индии — 69 млн. чел.
В Б, я. выделяются две осн. диал. группы: западная (осн. диалект р-на Навадвипа) ивосточная (осн. диалект р-на Дакки); обособлен диалект Читтагонга. Характерные особенности строя, общие и для соседних языков — ория и ассамского языка, объединяемых вместе с Б. в вост, подгруппу индоарийских языков: утрата фонологич. долготы гласных, чередования типа гармонии гласных в глагольном корне при словоизменении, стяжение аналитич. форм имени и глагола и образование на этой основе системы агглютинативных аффиксов, утрата грамматич. рода, утрата категории числа у глагола и замена ее градациями степеней вежливости, обычное опущение связки наст. вр. при именном сказуемом, отсутствие эргативной конструкции.
Лит. язык представлен двумя стилями: «классическим» (шадху-бхаша), опирающимся на зап. диалект и обладающим ар
хаичной структурой, и «разговорным» (чолит-бхаша), совмещающим черты совр. зап. диалекта и калькуттского говора. Первый, широко употребительный до 20-х гг. 20 в., применяется в науч, лит-ре, офиц. документах, частично в прессе; осн. формой лит. языка 2-й пол. 20 в. стал второй. В истории Б. я., прослеживаемой по письм. памятникам с 10—12 вв., выделяются 3 периода: старобенгальский, среднебенгальский (с 14 в.) и новобенгальский (с кон. 18 в.). Б. я. пользуется собственным оригинальным письмом (см. Индийское письмо).
• Быкова Е. М.. Бенг. язык, М., 1966; Чижикова К. Л., Библиография работ по бенг. яз-знанию. М.. 1974; Ray Р. S., Н a i М. A., Ray L., Bengali language handbook. [Wasn.L 1966; U cida N.. Der Bengali-Dialekt von Chittagong. Wiesbaden. 1970; Chatterji S. K4 The origin and development of the Bengali language. 2 ed., pt 1 — 3. Calcutta — L., 1970— 1975.
Бенг.-рус. словарь. M., 1957; Рус.-бенг. словарь, М.,	1966; Bandyopad-
Ь у а у Н., Bangiya cabdakos. Khand 1 — 2, Niu Dilji, 1966.	Г. А. ЗогРаф.
бенуэ-конголЕзские ЯЗЫКЙ — совокупность родственных языков, объединяемых в подсемью в составе семьи нигеро-конголезских языков (Дж. X. Гринберг); их называют также ветвью нигероконголезских языков (К. Уильямсон). Распространены на обширной терр. Африки (к Ю. от Сахары) от Нигерии до вост, побережья материка и к югу вплоть до ЮАР. Общее число говорящих св. 170 млн. чел.
Генетич. классификация Б.-к. я. в значит, мере гипотетична, т. к. за исключением банту языков для них не проводилось всестороннего сравнит.-ист. изучения, а мн. языки остаются вообще не описанными. Выделяя эту подсемью, Гринберг следовал за Д. Вестерманом, к-рый в своей классификации зап.-судан. языков (1927) выделил группу бенуэ-кросс, но не включал в нее языки банту, хотя и предполагал возможность генетич. связи последних с зап.-суданскими (в целом соответствующими нигеро-коиго-лез. семье, по Гринбергу). Спорные моменты в построении Гринберга — классификационное соотношение Б.-к. я. с др. подсемьями и группировка языков внутри данной подсемьи. Наибольшие возражения (У. Э. Уэлмерс, П. де Вольф, Уильямсон) вызвало резкое разграничение Б.-к. я. и ква языков, между к-рыми отмечаются более сложные отношения сходств и различий: вост, языки ква (особенно игбо) ближе к нек-рым Б.-к. я. (напр., ибибио-эфик языкам), чем к др. языкам своей подсемьи; язык иджо, включенный Гринбергом в ква, обнаруживает скорее промежуточное положение между ква и Б.-к. я.; т. наз. остаточные языки Того должны, по де Вольфу, включаться в Б.-к. я., а не в ква, а эти две подсемьи следует считать двумя группами в составе более крупного объединения Б,-к. я.— ква. В существенно иной классификации П. Р. Беннета и Я. Стерка устраняются рубрики «Б.-к. я.» и «ква», а относящиеся к ним языки распределены по иным генеалогия, классам. Однако наиболее принятой рабочей классификацией Б.-к. я. остается гринберговская, хотя и с нек-рыми уточнениями (Уильямсон).
Кроме языков банту подсемья Б.-к. я. включает еще ок. 350 языков и диалектов, к-рые распределяются между 4 группами: А. П л а т о (с 5 подгруппами) — камба-ри, дука, дакаркари, камуку, реше, пити, кахугу, санга, бута, лунду, кагома, тари,
иригве, идонг, биром, нинзам, нунгу, мабо, йергам, башар; В. Д ж у к у-иоидные — карим, минда, джукун, мбембе, кенту, ньиду, кпанзо, кутеп; С. Кроссриверские (языки басе, р. Кросс, с 3 подгруппами) — бекварра, бенди, убанг, боки, кё (йакё), укеле, ху-моно, бини, оконьонг, эфик, ибибио, аианг, окобо, андони, кана, эдеме, абуа, кугбо, мини; D. Бантоидные (самая многочисл. группа с крупными подгруппами и множеством более мелких группировок, см. Бантоидные языки) — мамбила, вуте, тив, битаре, экой, мбе, джарава, аньянг, нгуну (нгво), бамум, бамилеке, бафут, менемо, видекум, ком, бандем, кёнсенсе, ламнео, кака, тикар, банту.
Большое кол-во языков и их слабая изученность затрудняют определение черт, общих всем Б.-к. я. Кроме того, при описании этих языков особое внимание уделяется именной классификации, ввиду ее исключит, важности для характеристики их строя, и почти не описывается глагольная система, к-рая отличается большой сложностью.
В фонологич. аспекте Б.-к. я. характеризуются богатым вокализмом. Кроме двух тембровых рядов (передний — задний) мн. языки (гл. обр. не банту) имеют гласные среднего ряда (ш, е, э, е, л); широко представлена градация гласных по открытости (типичная структура — 4 ступени); встречаются противопоставления гласных по назализации и по долготе (напр., в джукуноидных и плато языках). Среди согласных представлены двухфокусные смычные кр, gb, имплозивные b, d, билабиальные и лабио-дентальные щелевые (глухие и звонкие), носовые разл. локальных рядов (т, п, р, Г), rjw, От), глухие и звонкие латеральные (напр., в видекум). Б.-к. я. тональные, обычно с двумя базисными тоновыми уровнями (высокий — низкий), тип тональной структуры — т. наз. ступенчатый, с тоновым перепадом. Имеются контурные тоны, во мн. языках сложная тоновая синтагматика.
По морфологич. типу Б.-к. я. изолирую-ще-игглютинирующие (в банту отмечаются элементы флективности), с преобладанием в отд. группах языков той или иной типологич. тенденции; изоляция и агглютинация могут по-разному проявляться в имени и глаголе (изоляция более обычна для глагольных форм).
Существительным свойственны категории именного класса (ИК; см. Именные классы) и числа (единственного— множественного); в языках с развитой системой классов число выражается с помощью классных показателей (т. н. плюральные классы), ср. камбари тэ-kulti ‘черепаха’ — мн. ч. rj-ktilu (4—5-й классы). Состав и способы выражения ИК варьируют по языкам. Для бенуэ-конголез. праязыка реконструируется (де Вольф) 16 классов, однако в совр. языках их обычно меньше. Показатели ИК в существительных чаще всего — префиксы, иногда — суффиксы (в джукуноидных), редко — инфиксы (напр., в биром); в нек-рых языках совмещаются два способа выражения ИК (напр., пре-фикс/суффикс в тив). В случае фонемной омонимичности показателей разных ИК различение их может обеспечиваться с помощью тонов. Упрощение систем ИК охватывает (в разной степени) как формы существительных (количеств, сокращение и совпадение показателей ИК), так и формы согласуемых с ними по ИК слов
(прилагательных, местоимений, глаголов, числительных, «генитивной» связки). По степени сохранения согласоват. типов Б.-к. я. весьма различны; напр., в укеле есть лишь местоименное согласование, а в дука — 8 типов согласования (адъективное, местоименное разных видов, числительное, наречное и др.).
Прилагательные как особый разряд слов во мн. языках развиты слабо и обычно смыкаются с глаголами, образуя т. наз. качественные предикаты. В системах личных местоимений встречаются инклю-зивные/эксклюзивные формы, указат. местоимения часто представляют тройств, градацию по степени удаленности объекта дейксиса от говорящего. В числительных нек-рые языки отражают архаические системы счисления (напр., в плато — двенадцатеричная). Выделяется особый лексико-грамматич. класс идеофонов (см. Звукосимволизм).
В глаголе выражается вид и способ действия (перфектив, имперфектив, хабиту-атив, прогрессив и др.), во мн. языках для глаголов существенно разграничение на стативные и активные. Залог, за исключением языков банту, обычно отсутствует. Категория времени часто характеризуется градацией прошедшего и будущего по «степени отдаленности» (при этом возможны адвербиальные конкретизаторы времени типа ‘вчера’, ‘завтра’); формы буд. вр. нередко выражают потенциальность действия. Преобладают аналитич. способы выражения глагольных категорий (с помощью служебных элементов). Причастия для Б.-к. я. не характерны.
Синтаксис отличается предпочтением простых предложений; наиболее частый порядок слов SVO, предикат может быть именным и глагольным. В нек-рых языках глагольный предикат выражается т. наз. сериальными глаголами, т. е. цепочкой глаголов, к-рая имеет разл. значения (консекутивность, адвербиально-инструментальное значение, цель и др.), напр. в эфик a-kada ikw4 ё-di ‘Он принес нож’ (букв, ‘он взял нож и пришел’). Определяющее обычно следует за определяемым (но возможен и обратный порядок), числительное — после существительного; «генитивные конструкции» со значением принадлежности строятся по типу «обладаемое + обладатель», в нек-рых языках между этими именами находится т. наз. ассоциативная частица -а(-ка). В сложных предложениях преобладает сочинит, связь.
Б.-к. я. в большинстве бесписьменные. Первые лингвистич. свидетельства о них относятся к 16 в., но до 19 в. изучались гл. обр. языки банту. Лишь с сер. 19 в. начинает привлекаться небантуский материал: впервые нек-рые языки Нигерии и Камеруна нашли отражение в труде С. В. Кёлле «Polyglotta Africana» (1854); первые грамматика и словарь по Б.-к. я. (эфик) появились в 60—70-х гг. (X. Голди). Сравнит, изучение Б.-к. я. (помимо банту) было начато X. X. Джонстоном (1919), включившим в рассмотрение наряду с банту 24 языка «полубайту» (т. е. гл. обр. бантоидные и нек-рые др.). В 20— 30-х гг. классификацией и характеристикой Б.-к. я. занимались Ч. Мик, П. Толбот, Г. Тесман; важный вклад в их изучение внес Вестерман, впервые выделивший их в отд. группу (Бенуэ-Кросс). В эти же и последующие годы выходят работы по отд. Б.-к. я. иебантуского ареала (Э. Мейер, Р. К. Абрахам, Ф. Адамс, М. Джефрис, Г. Вольф, Ф. Уинстон, К. Хофман, Г. Юнграйтмайр и др.). Широкий интерес Б.-к. я. начинают вызывать с 60-х гг.; в 1966 создается междунар. бенуэ-конго-
лезская рабочая группа (Я. Ворхуве, де Вольф, Э. Данстан, Д. У. Крэбб, Т. Кук, А. Э. Мееюссен, Уильямсон и др.). Первый опыт грамматич. реконструкции прабенуэ-коиголез. яз. предпринят де Вольфом (1971). Оси. центры изучения Б.-к. я.: Лейденский уи-т (Нидерланды), Ибаданский уи-т (Нигерия), Калифорнийский ун-т (США), Лондонский ун-т (Великобритания).
• Talbot Р. A., The peoples of Southern Nigeria, v. 4, L., 1926; Wester-mann D., Die westlichen Sudanspra-chen und ihre Beziehungen zum Bantu. B., 1927; Greenberg J. H., The languages of Africa, UAL, 1963, v. 29. № 1; Linguistic survey of the Northern Bantu borderland, v. 1. L.—N. Y.—Toronto, 1956; Williamson K., The Benue-Congo languages and Ijo, CTL, 1971, v. 7; De Wolf P.. The noun class system of Proto-Benue-Congo, The Hague, 1971; Weimers W. E., African language structures, Berk.— Los Ang.— L., [1973]; Bennett P. R.< Sterk J. P., South Central Niger — Congo; a reclassification, SAL, 1977, v. 8, Ne 2; см. также лит. при статьях Бантоидные языки, Банти языки.
В. А. Виноградов. БЕРБЁРО-Л И ВЙЙСКИ Е ЯЗЫКЙ (берберские языки) — одна из ветвей афразийских языков (включает также гуанч-ские языки). Б.-л. я. имеют ряд сепаратных морфологич. изоглосс с семитскими языками и множество лексич. изоглосс с чадскими языками.
Б.-л. я. неравномерно распространены на терр. Сев. Африки от Средиземномор. побережья до 12-й параллели (с севера на юг) и от Атлантич. побережья до 25-го меридиана (с запада на восток). В Марокко на диалектах ташельхйта говорит ок. 2,5 млн. шильхов, на диалектах тамазиг-хта — св. 2 млн. «бераберов» и на зенет-ских языках — ок. 1,5 мли. рифов, сенха-жа и др. племен. В сев. Алжире зенет. языки и диалекты представлены бербер, населением целых р-нов, включая кабилов (ок. 2,6 млн.), шауйа (ок. 1 млн.) и др. племена. Зенет. языки встречаются и в оазисах алжирской Сахары (св. 300 тыг. чел.), отд. точках Туниса (ок. 100 тыс. чел.), в сев.-зап. Ливии. Вост, группа представлена языками неск. оазисов Ливии (ок. 300 тыс. чел.) и оазиса Сива в сев.-зап. Египте (ок. 10 тыс. чел.). Носители языков юж. группы — туареги (св. 1 млн. чел.) — обитают в алжирской Сахаре, Ливии (зап. Феццан), Нигере (плато Аир), Мали (плато Адрар-Ифо-рас, долина р. Нигер), Нигерии, Буркина-Фасо (р-н Дори). На диалектах зенага говорят неск. десятков тысяч человек в р-не юго-зап. Мавритании и, возможно, сев.-зап. Сенегала. Общее число говорящих св. 11 млн. чел.
После распадения афразийского единства (11—9-е тыс. до н. э., предположительно в Передней Азии) берберо-ливий-цы засвидетельствованы в нач. 3-го тыс. до н. э. в Ливийской пустыне. Колонизовав Средиземномор. побережье, они в 7—И вв. были частью оттеснены арабами в глубь континента, частью перешли на араб. яз. Глоттохронологически Б.-л. я. разделились в 13—12 вв. до н. э., что совпадает с временем крупных поражений ливийцев oi> египтян.
Б.-л. я.- разделяются на 4 группы: 1) восточную (языки сиуа, ауджи-ла, сокна, фоджаха, гхадамес и др.); 2) южную, или туарегскую, с подгруппами — сев.-туарегская (языки гхат; ахнет; тамахак с диалектами тайток, аж-жер, ахаггар и др.; аир; кель герес и др.; вост, тауллеммет с диалектами азавагх,
БЕРБЕРО 73
кель ансанго и др.) и юж.-туарегская (языки кель арокас; зап. тауллеммет; тадгхак; танеслемт с диалектами шери-фен, кель антессар и др.; ида у сак и др.); 3) западную (диалекты зена-га); 4) северную с подгруппами — атласская (диалекты ташельхита — тин-дуфт, иглиуа, тазервальт, ида у семлаль, нтифа и др.; диалекты тамазигхта, или «бераберские»,— аит издег, изайан и др., зенетская (языки сегхрушен, риф с диалектами, сенхажа, изнасын, снус, бени менасыр, шенуа, мзаб, уаргла, фигиг, туат, гурара, шауйа с диалектами, сенед, джерба, зуара, нефуса с диалектами и др.), кабильская (диалекты Большой и Малой Кабилии). Кроме того, к Б.-л. я. относятся мертвые языки трех групп памятников: феззанско-триполитанских, зап.-нумидийских и вост.-нумидийских (кон. 1-го тыс. до н. э.— 1-я пол. 1-го тыс. н. э.).
Для консонантизма большинства Б.-л. я. характерны фонология, оппозиция краткий — долгий (ненапряженный — напряженный); триады глухой — звонкий — фарингализов. («эмфатический».) для рядов дентальных, сибилянтов и велярных; спирантизация и/или палатализация с аффрикатизацией велярных и дентальных смычных; переход s>S рядом с палатальным или огубленным гласным; позиционное чередование w/u, y/i; развитие ww>gg. В языках сев. группы встречаются лабио-велярные. Фа-рингальные h, встречаются в араб, заимствованиях, но в нек-рых случаях и в исконной лексике. Афразийские сибилянты отражаются в Б.-л. я. как s; сибилянтные аффрикаты (кроме ё)— как z; переднеязычные эмфатические — как z и d; губные *f и *р — как f; *Ь и *р — как р; ларингальные и фарингальные (кроме ,<:> 0) — как h (> 0); серия увулярных *h, *kh, *kh, *gy— как g,k, у, у. Вокализм в наиболее полном виде представлен в туарегских языках и гхада-месе, в наиболее редуцированном — в ат-ласской подгруппе, где в результате утраты гласных обычны стечения неск. согласных.
Имя в Б.-л. я. обладает категориями рода (муж. и жен.; последний оформляется конфиксом в ед. ч. и префиксом t- в ед. и мн. ч.; те же показатели оформляют сингулятив и диминутив) и числа [ед. и мн., к-рое образуется с помощью суффикса (i)n и/или вокалич. аблаута]. В юж. и сев. группах имеется категория состояния (связанного и несвязанного). В притяжат. конструкциях используется генитивная частица п, пространств, отношения выражаются предлогами.
Личные местоимения делятся на изолированные, употребляющиеся плеонастически для усиления при глаголе, энк-литич. и суффиксальные. В глаголе различаются основы императива/имперфек-тива (традиционный аорист) и перфектива (традиционный претерит); для выражения дополнит, видо-временных значений используются частицы (напр., ad для буд. вр.). Производные глагольные формы (породы) образуются префиксацией (иногда суффиксацией) *з- 7(каузатив), *t-/*tu- (пассив-рефлексив), *m-/n- (реф-лексив) или сочетанием этих формантов. Имеются два наклонения — индикатив и императив. Обычный порядок слов в предложении VSO.
Корень состоит из одного или нескольких, чаще всего трех, согласных. В гла-
74 БЕССОЮЗИЕ
гольных корнях триконсоиантизм преобладал, что явствует из реконструкции выпавших ларингальных и фарингальных и чередования w/u, y/i; в первичных именных корнях часто имеется стабильный гласный — как компенсаторный на месте выпавшего согласного, так и исконный.
Все Б.-л. я., кроме туарегских, имеют многочисл. заимствования иэ араб. яз. (нек-рые языки, особенно зенага и отд. восточные, сохраняются лишь как островки среди араб, диалектов и находятся на грани вымирания), сохраняя, однако, общеафразийское ядро осн. лексич. фонда. Имеются заимствования из греч., лат. и совр. европ. языков, в туарегских — также из чадских и нило-сахар. языков.
Древнейшие памятники Сев. Африки записаны разновидностями консонантного ливийского письма (наскальные, надгробные и др. надписи в разных точках Сев. Африки и Сахары: вост.-нуми-дийские и зап.-нумидийские, а также надписи, найденные на Канарских о-вах). Известны надписи в Ливии рим. периода, сделанные в лат. графике с обозначением гласных. К ливийскому письму восходит единственный исконно бербер, алфавит, донесенный до наших дней туарегами Сахары,— т. наз. тифинаг.
Изучение живых Б.-л. я. прошло два этапа: 1) первую регистрацию европ. исследователями и миссионерами с описанием наиболее значит, диалектов в терминах европ. грамматик; 2) более или ме-иее полное описание большинства диалектов профессиональными филологами гл. обр. франц, школы (с кон. 19 в.); выделяются работы отца и сына Р. и А. Бассе, охватывающие почти все диалекты и широкий круг проблем бербер, яз-знания. Др. берберологи 1-й пол. 20 в.: миссионер Ш. Фуко, автор 4-томного словаря ахаг-гар. диалекта туарег, яз., С. Бьярне, Э. Дестен, Э. Дауст, Г. Штумме, Ф. Бе-гвино, Г. Марси, Г. Колеи, Э. Ибаиьес, А. Пикар, Ф. Никола. К 50-м гг. в свет выходят и осн. собрания материалов по мертвым языкам — нумидийскому (Ж. Шабо) и гуанчскому (Д. Вёльфель). Продолжается накопление и сопоставление диал. данных в работах М. Пелла, Б. Парадизи, Ж. Ланфри, Л. Галана, Ж. Кортада, М. Маммери, Дж. Эплгейта, Т. Пенчена, А. Абд эль-Массиха, автора фундаментальной туарег, грамматики К. Прассе. Вовлечение материала Б.-л. я. в интенсивно развивающееся сравнит.-ист. исследование афразийских языков вынуждает пересмотреть мн. представления, в в частности о бербер, языке как совокупности близкородств. диалектов. В этой связи возникает потребность в сравнит,-ист. грамматике и словаре Б.-л. я., работа над к-рыми ведется в СССР.
• Завадовский Ю. Н., Бербер, язык, М.. 1967; Laoust Е., Mots et choses berberes. P., 1920; Basset A., La langue berbere. Morphologic. Le verbe, P., 1929; его ж e, Atlas linguistique des parlers berberes, fasc. 1—2, (Alger), 1936—39; его же, La langue berbere, [Oxf.]. 1952; Nicolas F.,La langue berbere de Mauritanie, Dakar, 1953; Rossler O., Die Sprache Numidiens, в кн.: Sybaris. Festschrift H. Krahe, Wiesbaden, 1958; Wolfel D. J., Monumenta linguae Cana-riae, Grax, 1965; Prasse K.,A propos de 1’origine de H touareg, Kbh., 1969; его же, Manuel de grammaire touaregue, Cph., 1972— 1973; Appleg ate J., The Berber languages, в кн.: Afroasiatic: a survey, The Hague, 1971; G a 1 a n d L., Langue et literature berbere, P., 1979.
Destaing E., Dictionnaire francais-berbere, P., 1914; Foucauld Ch. de, Dictionnaire touareg-francais, t. 1 — 4, [P.J, 1951—52; D a 1 1 e t J.-M-, Dictionnaire Kabyle-Frantais, P., 1982.
А. Ю, Милитарев.
БЕССОЮЗИЕ (асиндетон, паратаксис) — связь предложений, осуществляющаяся интонационными средствами, без участия союзов. Организует специфич. синтаксич. единицу — бессоюзное сложное предложение; как периферийное явление наблюдается в простом предложении (см. Предложение), Смысловые отношения при Б. обычно остаются невыраженными, поскольку формирующие их факторы (самая последовательность предложений, их строение, морфолого-синтаксич. признаки), как в отдельности, так и в комплексах друг с другом, в большинстве своем полисемантичны, т. е. не закреплены за строго определ. видами отношений, и недостаточно регулярны. Тем не менее смысловая определенность бессоюзной связи бывает иногда значительной. Так, в рус. яз. при Б. вполне выявляются условные отношения, в формировании к-рых, наряду с полифункциональными средствами, участвует спец, форма неадресованного повелит, наклонения («Не пригласи я его, он обидится», «Приди мы вовремя, беды бы не случилось»),
В системе синтаксич. связей Б. противостоит подчинению как имплицитная связь эксплицитной, тогда как по отношению к сочинению Б. «симультанио», т. е. совмещено с ним (С. О. Карцевский). В грамматиках мн. языков бессоюзная связь дифференцируется на сочинительную и подчинительную, что в значит, степени стирает ее специфику; в рус. иауч. традиции такой подход не получил большого распространения.
• Поспелов Н. С., О грамматич. природе и принципах классификации бессоюзных сложных предложений, в кн.: Вопросы синтаксиса совр. рус. языка, М., 1950; Карцевский С. О.. Бессоюзие и подчинение в рус. языке, ВЯ, 1961,	2; Рус. грамматика,
т. 2, М., 1980.	И. Н. Кручинина.
БИБЛСКОЕ ПИСЬМО (библское псев-доиероглифическое, протобиблское) — письмо надписей, обнаруженных в г. Библ (совр. Джубейль) в Ливане на каменных и металлических предметах в археологически точно не датированных слоях (2-е тыс. до н. э.7). Знаки геометрического и стилизованного рисуночного характера (птица, рыба, змея), общим числом от 60 до 100, многие из них внешне похожи на древнейшее зап.-семит, письмо. Направление письма справа налево, билингв нет; попытки дешифровки (М. Дюнана, Э. П. Дорма, А. Йирку) не были приняты в науке. По внутр, структуре Б. п. относится к типу «эгейских письменностей», где знаки передают только открытые слоги (согласный + нуль гласного передается знаком для согласного + а или согласного + гласный соседнего слога). Структура слов сходна с семитской. Путем сравнения частотности слоговых знаков Б. п. с частотностью слогов в семит, текстах 2-й пол. 2-го тыс. до н. э. А. М. Кондратову и И. М. Дьяконову, по-видимому, удалось отождествить 5—6 значений знаков ['а(?), па (или ma?), ‘a, ta(?), sa], из к-рых ‘a, ta(?), а возможно и ’а, (па/та) сходны по форме и по значению со знаками ’(?), b, ‘, t, п (?) или т(?) зап.-семит, письма: надписи последним и Б. п. встречаются на сходных и даже на одних и тех же предметах. Можно предполагать, что Б..п. явилось предком зап.-семит, письма.
И. М. Дьяконов»
Б И КОЛЬСКИЙ ЯЗЫК (бикол, устар,— викол) — один из филиппинских языков. Распространен в Республике Филиппины (пров. Сев. Камаринес, Юж. Камаринес, Альбай и Сорсогон на Бикольском п-ове в юго-вост, части о. Лусон, а также иа сопредельном о. Катандуанес и в сев. части
о. Масбате). Число говорящих 3,9 мли. чея. Выполняет функцию регионального языка. Диал, членение мало изучено, обычно выделяются 4 территориальных диалекта: 3 из них в пров. Юж. Кама-ринес — нага-бикольский, легший в основу лит. Б. я. (5 гласных, 16 согласных, как в большинстве Филиппин, языков), ринконада, пли нрига-бикольский (4 гласных, 15 согласных), и малочисленный диалект в р-не оз. Бухн; на о. Катан-дуанес — диалект, представленный двумя разновидностями (сев. и юж.).
Б. я., в отличие от мн. языков Лусоиа, меньше подвергся иноязычному влиянию (в части диалектов и говоров отсутствует общефилиппин. фонема [О]). Выделяются 4 дифтонга. Обнаруживает значит, близость с тагальским и сев. бисайскими языками.
Лит. Б. я. находится в процессе становления, проводится работа по его нормированию, на нем ведется начальное обучение в школе, издается неск. газет и журналов, существуют произведения худож. лит-ры. Памятников бикольского слогового письма не сохранилось. С кон. 18 в. письменность на лат. основе. Система-тич. изучение Б. я. началось в кон. 19 в.; первый рукописный словарь был создай в 1729.
• Epstein J., Standard Bikol. Wash., 1967: Mintz M. W., Bikol dictionary, [Honolulu. 1971]; его же, Bikol grammar notes, Honolulu, 1971; его же, Bikol text, Honolulu, 1971; McFarland C. D., The dialects of the Bikol area, New Haven, 1974.
В. А. Макаренко, БИЛИНГВЙЗМ (от лат. bi-, в сложных словах — двойной, двоякий и lingua — язык) — см. Многоязычие.
БИРМАНСКИЙ язь'ж — один из тибето-бирманских языков. Офиц. язык Союза Мьянма. Число говорящих св. 29 млн. чел. Язык межнац. общения для большинства народностей Мьянмы (бывш. Бирмы). Традиционно выделяемые диалекты — араканский, тавойский, инта, дану, таунйоу, йо — нек-рые ученые считают самостоят. языками.
Язык слоговой и тональный (4 тона). Строй изолирующий, со значит, элементами агглютинации. Приименные грамматич. показатели — постпозитивные служебные слова. Они передают значение мн. ч. (индивидуализирующего и неиндивидуализирующего), а также указывают иа синтаксич. функции слов. Глагольные показатели — агглютинативные аффиксы (суффиксы, кроме 4—5 префиксов) и постпозитивные служебные слова. Передают значения времени (настояще-прошедшее и будущее), перфект-иости, отрицания и др. Распространены номинализацня и субстантивация глаголов и глагольных конструкций. Номина-лизов. (именные) формы глаголов выступают как определения к имени и глаголу, дополнения, второстепенные сказуемые. С количеств, числительными употребляются счетные слова — классификаторы и дублеты (повтор считаемого существительного или его части). Зависимые слова, за исключением неск. типов приименных определений, предшествуют главным. Слово-тема может не входить в структуру предложения. В лексике много заимствований из пали. Существуют две формы языка, различающиеся грамматикой и лексикой: т. наз. «письменный» язык и «разговорный».
Письменность слоговая, построена иа основе юж.-индийской, восходящей к брахми, заимствована, вероятно, у монов (см. Индийское письмо). Древнейший памятник — надпись пагоды Мйазейди (1113).
• Бирман, язык, М., 1963; Cornyn W., Outline of Burmese grammar, Balt., 1944; О k e 1 1 J., A reference grammar of colloquial Burmese language, L., 1969.
Рус.-бирман. словарь, M., 1966; Бирман.-рус. словарь, М., 1976; Краткий словарь бир-ман, языка, т. 1 — 5, Рангун, 1978—80.
. „	, В. Б. Касевич.
БИСАЙСКИЕ ЯЗЫКИ (бисая, бииисая, бисаян, реже висайские языки, висая, висаян)—группа филиппинских языков. Распространены на островах в центре Филиппинского арх.— Себу, Негрос, Масбатс, Панай, Лейте, Са’мар и др., а также в ряде р-нов о. Минданао и др. Общее число говорящих 23 мли. чел.
Среди Б. я. выделяются 3 близко-родстс. языка, специфичные в лексико-словообразоват. отношении, при общефилиппин. фонемном составе. Себуанский яз., сугбу, пли сугбуанон, распространен на о. Себу, о. Бохоль, в Вост. Негросе, на Ю.-З. о. Лейте, на Ю. о. Масбате и на значит, территории о. Минданао; число говорящих св. 14 млн. чел. (1985, оценка). Панаяиский яз., илонго, или хилигайнон, распространен гл. обр. на о. Панай, а также в Зап. Негросе, на Ю. о. Миндоро, на о. Минданао и др.; наиболее близок себуанскому и тагальскому языкам. От них отличается самарский яз., или самар-лейте, варай, самарнон, распространенный на о. Самар и значит, части о. Лейте (2,6 мли. чел. говорящих; 1985, оценка); язык каждого из этих о-вов имеет особенности в области фонетики и лексики. К Б. я. часто относят также акланонский, таусуг-ский и нек-рые др. языки.
В области фонетики Б. я. отличаются большим, чем в др. Филиппин, языках, развитием дифтонгизации, чередованием [а] и [и] с [i], [h] с гортанной смычкой в финальной позиции; корневые морфемы обычно содержат не менее двух гласных. Словообразоват. система беднее аффиксами, чем тагальская, возможно безаффиксное употребление основ. В глаголе представлена комплексная залого-временная форма с сослагат, значением. Характерен глагольный показатель страдат. залога gi-. В лексике значит, кол-во испанизмов.
Себуан. и панаян. языки являются лит. языками, на них существует разножанровая худож. лит-ра и публицистика, ведется преподавание в школе, радио- и телевещание.
Среди памятников бисайского слогового письма единств, полностью сохранившийся текст — «Кодекс Калантнао» (ок. 1433). К сер. 18 в. бисайское письмо заменено латиницей на нсп. основе.
• Bergh J. D.. Analysis of the syntax and the system of affixes in the Bisayan from Cebu, Surigao (Mindanao), [1958]; В u n у e M. V. R., Yap E. R., Cebuano grammar notes, Honolulu, 1971; M о t u s C. L.. Hiligaynon lessons. Honolulu, 1971; W Olfen d e n E. P., Hiligaynon reference grammar, Honolulu, 1971; Zorc R. D., The Bisayan dialect of the Philippines, [Canberra, 1977].
Hermosisima T.. Lopez P. S., Dictionary Bisayan-English-Tagalog, Manila, 1966; В u n у e M. V. R., Yap E. R., Cebuano-Visayan dictionary, Honolulu, 1971; M о t u s C. L., Hiligaynon dictionary, Honolulu, 1971; W о 1 f f J. U., A dictionary of Cebuano Visayan, v. 1 — 2, Manila, 1972.
В. А. Макаренко. БИХЕВИОРЙЗМ (от англ, behaviour, behavior — поведение) в языкознании — система взглядов на сущность и функции языка, восходящая к одному из направлений в психологии, в основе к-рого лежит понимание поведения человека как совокупности двигательных и сводимых к ним вербальных и эмоциональ-
ных реакций организма на стимулы внешней среды (непосредственных или опосредованных) и отрицание сознания как предмета психологического исследования. Проявляется в нек-рых работах о языке в США и Зап. Европе. Начальный этап развития Б. в психологии (кон. 19 в.— 20-е гг. 20 в.) связан с работами Дж. Б. Уотсона и Э. Л. Торндайка. Позже идеи Б., сочетаясь с разл. когнитивистскими подходами, породили ряд иеоб-ихевиористских направлений (Э. Ч. Тол-мен, К. Л. Халл, Ч. Э. Осгуд и др.). Особую позицию, во многом восходящую к начальному этапу и легшую в основу т. наз. программированного обучения, занимает Б. Ф. Скиннер. Методологич. основы Б. и необихевиоризма связаны с позитивизмом, прагматизмом и операцио-нализмом.
В яз-знании наиболее прямое воздействие Б. испытал Л. Блумфилд, создавший бихевиористскую теорию языка как формы реактивного поведения (т. е. одного из видов реакции человека на воздействие внешней среды), благодаря к-рой индивидуум приспосабливается к социальной среде. Противопоставляя свою концепцию «менталистским» идеям, он утверждал, что «каждое высказывание полностью образуется формами», понимая под формой «повторяющийся голосовой признак, имеющий значение», а под значением «повторяющийся признак стимула и реакции». Через посредство Блумфилда идеи Б. распространились в постблумфилдианской дескриптивной лингвистике, требовавшей «говорить о языке... в терминах, не допускающих чего-либо большего, нежели то, что раскрывается в непосредственном наблюдении» (Б. Блок). Скиннер трактует язык как систему единиц «вербального поведения», образуемых реакциями, имеющими доступную отождествлению форму, функционально соотнесенную с одной или неск. независимыми операциональными переменными (т. е. факторами воздействия среды).
Идеи Б. составляли философско-мето-дологич. основу ряда наук о человеке и стали для специалистов по «бихевиоральным наукам» естеств. отправной точкой любого науч, рассуждения, в т. ч. оказали влияние и на амер, яз-знание. Б. лег в основу неопозитивистской семиотич. теории Ч. У. Морриса (наряду с прагматизмом Ч. С. Пирса) и через нее влиял на все дальнейшее развитие семиотики, в частности европейской; Н. Хомский и Дж. Миллер воспроизводят всю философ-ско-методологич. платформу и многие собственно психологич. положения Б. Это касается не только позитивистской, прагматистской, операционалистской ориентации их концепции в целом, но и более частных вопросов — соотношения биологического и социального в поведении человека, идеи «проб и ошибок» и «подкрепления» как механизма поведения, тезиса о вербальном поведении прежде всего как о системе реакций, хотя и весьма сложно организованной, и т. п.
Идеи Б. проникали в собственно лингвистику тадже через психолингвистику, к-рая в 50—70-х гг. 20 в. в Зап. Европе и США опиралась либо на необихевиорист-скую концепцию Осгуда, либо на конфронтировавшие с ней взгляды Хомского и Миллера (т. наз. генеративная, или трансформационная, психолингвистика).
В 80-е гг. 20 в. Б. в психологии переживает упадок и не оказывает прямого воз-
БИХЕВИОРИЗМ 75
действия на яз-знание. Однако нек-рые теоретико-методологич. положения, генетически восходящие к Б., продолжают существовать и развиваться в амер, лингвистике.
• Гухман М. М., Лингвистич. механицизм Л. Блумфилда и дескриптивная лингвистика, «Тр. Ин-та яз-знания АН СССР*, 1954, т. 4; Осн. направления структурализма, М., 1964; X э м п Э., Словарь амер, лингвистич. терминологии, пер. с англ., М., 1964; Миллер Дж., Галантер Е.. Приб-р а м К., Планы и структура поведения, пер. с англ., М., 1965; Леонтьев А. А., Психолингвистика, Л., 1967; Белый В. В., Амер, дескриптивная лингвистика, в ки.: Филос. основы зарубежных направлений в яз-знании, М., 1977; Skinner В. F.. Verbal behavior, N. Y., [1957]; Weiss А. Р.» Linguistics and psychology, «Language», 1925, v. 1, № 2; см. также лит. при ст. Дескриптивная лингвистика.	А. А. Леонтьев,
БОЛГАРСКИЙ ЯЗЬ'|К — один из южнославянских языков. Распространен в Болгарии, незначит. число болгар проживает в СССР, Румынии, Югославии и др. соседних странах. Общее число говорящих св. 9 млн. чел. (в т. ч. в Болгарии — ок. 9 млн. чел.). Офиц. язык НРБ. Характеризуется глубокими диал. различиями. По произношению b диалекты делятся на восточные и западные. Важнейшие фонетич. особенности Б. я.: шт на месте праслав. tj, жд на месте dj; ъ в соответствии рус. «беглому» о (<сън>). Сохраняется разноместное ударение экспираторного характера, утрачены интонационные и количеств, признаки гласных фонем. Из грамматич. особенностей главнейшими являются: утрата склонения (по этому признаку Б. я. принадлежит к аналитич. языкам), наличие постпозитивного члена («чо-векът», «човека», «жената», «детето»), утрата инфинитива (вместо него употребляется сочетание союза «да» с наст. вр.), буд. вр. образуется с помощью частицы <ще», широко употребляются простые прошедшие времена, аорист и имперфект, двойное приглагольное дополнение («мене ме викат» — ‘меня зовут1), пересказы-вательное наклонение, к-рое употребляется в случае передачи фактов с чужих слов и др.
Лит. язык сформировался к сер. 19 в., его осн. диал. базой являются сев.-вост, говоры. В 20 в. испытал сильное влияние зап. говоров^ на терр. к-рых расположена столица София. В создании и усовершенствовании лит. языка большую роль сыграли П. Берон, И. Богоров, Л. Кара-велов, X. Ботев, И. Вазов и др. Графика Б. я. восходит к кириллице. Древнейшие памятники относятся к 10 в.: надпись чер-губиля Мостича, надпись царя Самуила (993). Важные сведения для истории Б. я. содержат памятники 11—16 вв., чергед-ские молитвы, влахоболг. грамоты, Дамаскины.
* Андрейчик Л., Грамматика болг. языка, пер. с болг., М., 1949: Стойкое С т., Българска диалектология, 2 изд., София, 1968; Младеиов Ст., История на бъл-гарския език, София, 1979; Маслов Ю. С., Грамматика болг. языка, М.. 1981; Венедиктов Г. К., Из истории совр. болг. лит. языка, София, 1981; Граматика на съвре-менния български книжовен език, т. 1 — 3, [София]. 1982-83.
Речник на съвременния български книжовен език. Гл. ред. Ст. Романски, т. 1—3, София, 1955—59; Речник на българскпя език, т. 1 — 4. София, 1977 — 84; Български етимо-логичен речник, т. 1—3, София, 1971—86; Бернштейн С. Б., Болг.-рус. словарь, 3 изд.. М.. 19Q.6. С. Б. Бернштейн. БбТЛИХСКИИ ЯЗЫК, один из аваро-андо-цезских языков (андийская подгруп-
76 БОЛГАРСКИЙ
па). Распространен в селах Ботлих и Ми-арсо Ботлихского р-на Даг. АССР. Число говорящих ок. 3 тыс. чел. Осн. типология, особенности: отсутствие аффективного падежа; отсутствие локальной серии *-кь! ‘на’; нейтрализация локальных серий -х и -хъ 'у, при, около’ (последняя постепенно вытесняется); наличие вариантов элатива (падежа со значением изнутри наружу) -ру/-ку (последний, как полагают, исторически выражал трансла-тивное значение) и др. Язык бесписьменный.
• ГуДава Т., Ботлих. язык. Грамматич. анализ, тексты, словарь, Тб., 1962 (на груз, яз.); его же, Ботлих. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967.
М. Е. Алексеев. брАхми — см. Индийское письмо. БРАХУИ (брауи, брагуи) — один нз дравидийских языков. Распространен в Пакистане (пров. Белуджистан и Синд), Юж. Афганистане и Вост. Иране. Число говорящих св. 800 тыс. чел. Различаются 2 осн. диалекта — джхальванский (севернее Калата) и сараванский (южнее Калата). Строй совр. Б. определяется сочетаниями типологически разнородных элементов: а) общедравидийских — пятичленная модель вокализма, ретрофлексные согласные, включая носовые и вибранты; суффиксальная агглютинация как осн. средство формо- и словообразования; общедравидийская система частей речи и грамматич. категорий, категория притяжательное™ в классе имен, отри-цат. спряжение глагола, трехплановое членение указат. местоимений; структура предикативной и атрибутивной синтагмы; б) инноваций, общих для Б. и отд. дравидийских языков (курукх, малто, гонди, тода и др.),— противопоставление глухих и звонких смычных, смычных и щелевых велярных, глухие латеральные, неск. рядов сибилянтов, гортанная смычка; отсутствие категории рода, дифференциация имен существительных и прилагательных по определенности/неопределенности, отсутствие инклюзивных местоимений; морфологич. способ образования непереходно-пассивных глаголов, личные формы сослагат. наклонения; в) ареальных и заимствованных — назализованные гласные; местоименные энклитики; синтетич. форма степеней сравнения прилагательных, аналитич. формы в парадигме имен и глаголов, подчинит, и сочинит, союзы в составе служебных слов. Ареальное — иранское (белуджи, пушту, фарси) и индоарийское (синдхи, лахнда) — влияние особенно сильно проявляется в синтаксисе (отсутствие самостоят. причастных и деепричастных оборотов, употребление послелогов в «изафетной конструкции»), а также в лексич. составе Б., где, наряду с заимствованиями из иран. и индоарийских языков, имеется значит, процент араб, лексики.
Письменность на основе араб, графики. Лит. произведения известны со 2-й пол. 18 в. (трактат Малик-Дада Гхаршина «Тохфат-уль-аджаиб»),
• П и к у л и и М. Г.. Брагуи, М., 1967; Андронов М. С., Язык брауи, М., 1971; Bray D., The Brahui language, pt 1 — 3, Calc.— Delhi, 1909—34; E m e-n e a u M. B., Brahui and Dravidian comparative grammar, Berk.— Los Ang., 1962; К a-m i 1 - a 1 • Q a d r i S. M., All about Brahui, IJDL, 1972, v. 1, № 1; McAlpin D„ Linguistic prehistory. The Dravidian situation, в кн.: Aryan and non-Aryan in India, Ann Arbor, 1979; Andronov M. S., The Brahui language, Moscow, 1980.
БРЕТбНСКИЙ ЯЗЬ'1К — один’ из кельтских языков (бриттская подгруппа). Распространен на п-ове Бретань, ку
да в 5—7 вв. мигрировала часть бриттских племен из Британии. Число говорящих ок. 1 млн. чел. Выделяют 4 осн. диалекта: леонский, трегьерский, корнуайский и ваннский, значительно отличающийся от трех других.
В морфонологии большую роль играют чередование в анлауте (мутации). Язык аналитический. Различаются личное и безличное спряжения. Глагольные парадигмы сильно унифицированы. Имеется богатая система местоименных предлогов. Фиксированный порядок слов: субъект не может предшествовать глаголу в неотносит. форме. Лексич. заимствования в основном из латыни и франц, яз. Древнейшие тексты восходят к 8 в. (глоссы). В И— 17 вв. усиливается влияние франц, яз., зона распространения Б. я. сокращается. В 19 в. предпринимаются попытки реформации и кодификации Б. я. (Ж. Ф. Ле Гонидек и др.), прежде всего за счет устранения франц, заимствований. Лит. язык, в основе к-рого лежит леон. диалект, не получил широкого распространения, хотя на нем выходит ряд периодич. изданий. Письменность на основе лат. алфавита.
• Hardie D. W. F., A handbook of modern Breton. Cardiff, 1948; H e m о n R., Dafar geriadur istorel ar brezhoneg, Brest 1958; его же. Historical morphology and syntax of Breton. Dublin, 1975: F 1 e u r i-o t L., Le vieux Breton. Elements d’une gram-maire, P., 1964; Jackson К. H., Historical phonology of Breton, Dublin, 1967.
В. П. Калыгин.
БРИГМАНА ЗАКОН — предложенная К. Бругманом в 1876 формулировка соответствий между индоевропейским гласным aj( = о) и индоиранскими гласными а, а: в открытом слоге а2 отражался как долгий (др.-греч. gonu — санскр. janu), в закрытом — как краткий (др.-греч. de-dorka — санскр. dadarsa). Обнаружение многочисл. отклонений от Б. з. привело к попыткам уточнить роль фонетич. факторов в распределении индоиран, а, а: указано на удлинение гласного гл. обр. перед сонантами г, 1, ш, п или на возможность возникновения открытого слога после окончания действия Б. з. в результате исчезновения предполагаемых ларин-галов (Е. Курилович, М. Майрхофер). Фонетич. уточнения в ряде случаев не были убедительными и не объяснили всех отклонений от Б. з. Было высказано мнение о ведущей роли морфологич., а не фонетнч. факторов в распределении индоиран, а, а (В. Пизани, Курилович, О. Семереньи). Нек-рые лингвисты полностью отклоняют Б. з. (А. Мейе).
• С о с с ю р Ф. д е, Мемуар о первонач. системе гласных в индоевроп. языках. § 7. в его кн.: Труды по яз-знанию, пер. с франц., И., 1977; Зализняк А. А., О «Мемуаре» Ф. де Соссюра, там же; Семереньи О., Введение в сравнит, яз-знание, пер. с нем., М., 1980; Brugmann К., Zur Geschichte der stammabstufenden Declinationen, и кн.: Studien zur griechischen und lateinischen Grammatik, hrsg. von G. Curtius, Bd 9. Lpz., 1876.
В. Я. Плоткин.
БУГЙЙСКИЙ ЯЗЬ'1К — один из юж-носулавесийских языков. Распространен на большей части юго-зап. полуострова о. Сулавеси, в большинстве крупных городов Вост. Индонезии, а также во мн. селениях на побережье о. Сулавеси, на вост, побережье Калимантана и в др. р-нах Индонезии. Число говорящих св. 3 млн. чел. Существуют диалекты областей (бывших княжеств) Боне, Соппенг, Ваджо, Луву, Сиденренг, Савитто и др., мало изученные.
Среди южносулавесийских языков Б. я. выделяется особенно сильным разви
тием сандхи. Б. я. претерпел много звуковых изменений, в т. ч. нетипичные для австронезийских языков переходы mb> >mp, nj>nc и gg>ok. В то же время Б. я. (за исключением диалекта Савитто) сохранил праавстронезийское «шва» (в др. южносулавесийских языках, а также в диалекте Савитто «шва» слилось с «а»), К особенностям грамматики относится эяклитич. употребление указат. местоимений. Имеется постпозитивный артикль, к-рый употребляется с существительными, а также делает субстантивированными разл. синтаксич. конструкции. Лексика характеризуется богатой стилистич. синонимикой. Существует лексич. слой, именуемый «жреческим языком» (basa bissu).
Раннюю форму лит. языка представляет язык эпоса «Ла Галиго», основанный на диалекте Луву. Предположительно с 17—18 вв. лит. язык стал опираться на диалект области Боне. Письм. памятники до 17 в. неизвестны. В 17—19 вв. на Б. я. существовала одна из самых богатых региональных лит-р Индонезии.
До сер. 20 в. (в течение, по меньшей мере, трех веков) осн. системой письменности служило бугийско-макасарское письмо (см. Индийское письмо), позднее оно постепенно вытесняется латиницей.
0 Сирк Ю. X., Бугийский язык, М., 1975 (лит.).	„	,	Ю. X. Сирк.
БУДУХСКИЙ ЯЗЫК — один из лезгинских языков. Распространен в с. Бу-дуг Кубинского р-на Азерб. ССР, а также во мн. селах равнинного Азербайджана. Число говорящих ок. 3 тыс. чел. Диалектов не имеет. Б. я. генетически наиболее близок крызскому языку.
Особенность вокализма — наличие простых (а, о, и, е, у, ы) и умлаутизирован-иых (аь, уь, оь) гласных. В области консонантизма отсутствуют глухие смычные преруптивы (непридыхательные), но появляются глухие смычные геминаты. В Б. я. есть звонкая увулярная аффриката къг, фарингальные спиранты rl, xl. Ударение слабое, подвижное, падает гл. обр. на второй слог. Б. я. имеет 4 грамматич. класса, кол-во к-рых постепенно сокращается: I и IV объединяются в один класс, II и III — в другой. В именном склонении 14 падежей, в т. ч. 10 местных. Сериальная система местных падежей разрушена. В категории числа наряду с мн. ч. употребляется ограниченное мн. ч. (указывающее иа небольшое кол-во предметов), семантика к-рого постепенно исчезает. В качестве относит, прилагательного выступает существительное в род. п. Числительные делятся на количеств., разделит., кратные, а порядковые заимствованы из азерб. яз. Глагол по лицам и числам не изменяется. Глагольная основа может осложняться локальными превербами, показателями класса. Развита сложная система времен и наклонений. Для Б. я. характерно простое предложение с номинативной, эргативной, дативной и локативной конструкциями. Язык бесписьменный.
О Шаумян Р. М., Яфетические языки «шах-дагской подгруппы», в кн.: Язык и мышление, т. 10, М.—Л., 1940; Дешери-ев Ю. Д., Будух. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967.
Мейланова У. А., Будух.-рус. словарь, М., 1984.	Б. Б. Талибов.
будущее время (футурум, лат. fu-turum) — форма финитного глагола, указывающая, что ситуация, о к-рой говорится в предложении, следует во времени после момента речи илн другого момента, мысленно приравниваемого к моменту речи.
В нек-рых языках Б. в. представлено неск. рядами форм. Так, в лат., ром., герм., нек-рых слав., тюрк, языках кроме основного будущего (лат. futurum I), прямо ориентирующего событие относительно момента речи, есть будущее предварительное, или II (лат. futurum ехас-tum), указывающее на событие, предшествующее определ. моменту в будущем, а также «будущее в прошедшем» (лат. futurum praeteriti), обозначающее событие, к-рое было предстоящим в определ. момент прошлого. В слав, языках Б. в., как и др. времена, дифференцируется по виду. ср. рус. «решу» — «буду решать». Б. в. встречается в переносном употреблении, в частности для указания на многократное повторение, обычность действия в настоящем и даже в прошлом, напр. «Купцы наши — чистые варвары... Три года будет врать, божиться, плакать — подсовывать гнилье, покуда и свежее у него не сгниет» (А. Н. Толстой). Ср. также «гномическое будущее» в пословицах, напр. лат. ut sementem feceris, ita metes ‘Как посеешь (fut. exact.), так и пожнешь (fut. I)’.
Во мн. языках для Б. в. типично совмещение временибго значения с различными модальными, особенно со значением возможности или предположения, относящегося к настоящему (у будущего предварительного — к прошлому). Так, нем. Er wird krank sein может значить и ‘Он будет болен’, и ‘Он, должно быть, болен’, a Er wird krank gewesen sein (Futurum II) в большинстве случаев значит ‘Он, должно быть, был болен’. Ср. в рус. яз. «До города будет километра три». Б. в. иногда употребляется в функции повелит, наклонения («Пойдешь в магазин и купишь хлеба» вместо «пойди и купи»), Нек-рые лингвисты, напр. Дж. Лай-онз, считают, что Б. в. в равной мере может рассматриваться и как наклонение.
Б. в. представлено ие в каждом языке. По сравнению с прош. и наст. вр. оно является, как правило, более поздним образованием. Этим объясняются широко встречающееся во мн. языках обозначение будущих действий формами наст. вр. и значит, различия в оформлении Б. в. даже между близкородств. языками, а иногда сосуществование в одном языке параллельных форм Б. в. без четкой смысловой дифференциации. Различают Б. в. модального и аспектуального происхождения. Первое развивалось из переосмысления образований, обозначавших желательность, долженствование или возможность. Таковы аналитич. формы Б. в. в англ. яз. со вспомогат. глаголами will (первонач.— ‘хочу’) и schall (первонач.— ‘должен’), в исл. с типа (букв.— ‘должен’); юж.-слав. Б. в. (серб.-хорв. «пи-cahy», болг. <ще пиша» 'буду писать’), развившееся из сочетаний с глаголом, обозначавшим ‘хочу’, другое слав. Б. в., восходящее к образованиям с прислав, «imamb» ‘имею’ в значении ‘должен’, представленное в Б. в. несов. вида в укр. яз. («писатиму» ‘буду писать’) и в отри-цат. формах Б. в. в болг. яз. («няма да пиша» ‘не буду писать’); ром. Б. в. типа франц, je finirai ‘я кончу, буду кончать’, восходящее к нар.-лат. конструкциям типа finire habeo ‘имею (т. е. должен) кончить’, а также, по-видимому, и старый т. наз. сигматич. футур (с суффиксом, содержащим «дезидеративное» -S-), представленный в ряде индоевроп. языков (др.-греч. lei'pso ‘оставлю’, литов, busiu ‘буду’ н др.). Б. в. аспектуального происхождения либо связано с сов. видом (так, будущее простое типа «решу» в рус.,
польск., чеш. языках развилось из наст, вр. сов. вида и морфологически тождественно с ним), либо возникает из конструкций со значением начала, становления признака (нем. Б. в. со вспомогат. глаголом werden, букв.— ‘становиться’; ср. рус. сочетания типа «Не стану писать», не получившие статуса регулярной грамматич. формы). В рус. «буду» значение Б. в. также развилось из значения становления (индоевроп. корень *bhu- первонач. значил ‘расти’). На базе начина-тельности развились и формы Б. в. со вспомогат. глаголом ’приходить’ (напр., в швед, яз.) или «идти» (в хауса и нек-рых др. афр. языках).
В рус. языке Б. в. глаголов сов. вида, выражаемое формами наст, вр., носит назв. будущего простого («напишу»), Б. в. глаголов несов. вида, выражаемое аналитически,— будущего сложного («буду писать»).
• См. лит. при ст. Время. Ю. С. Маслов. болгарский язйк — один из мертвых тюркских языков. После распада Великой Булгарии в 7 в. часть племен отошла на Дунай и Ср. Поволжье, значит, часть осталась в Приазовье, поэтому языки этих племен стали называть дунайско-, волжско- и кубанско-булгарскими. Сведения о языке древних булгар весьма скудны и представлены в топонимах н именах у авторов 5—14 вв., в угро-финских и слав, заимствованиях, булгарском именнике князей. Отд. лексемы вол-жско-булгар. яз. зафиксированы у Ибн Фадлана (10 в.) и Махмуда Кашгари. (И в.). Большинство памятников — надгробные надписи 13—14 вв., б. ч. однотипные, ограниченные по содержанию. Написаны араб, графикой. В надписях отражен язык относительно раннего периода. Обнаруживаются следы т-, дж- и й-диалек-тов, последний из к-рых является отражением койне, лежавшего в основе лит. языка — локального варианта яз. тюрки.
Б. я. характеризуется прежде всего ротацизмом и ламбдаизмом (см. Тюркские языки), от близкородств. чуваш, яз. отличается нек-рыми фонетич. и морфологич. признаками.
0 Баскаков Н. А.. Введение в изучение тюрк, языков. 2 изд.. М.. 1969; X а-кимзянов Ф. С.. Язык эпитафий волжских булгар. М.. 1978: Р г i t s а к О., Die bulgarische Fiirstenliste und die Sprache der Protobulgaren, Wiesbaden, 1955: Beniing J.. Das Hunnische. Donaubolgarische und Wolgabolgarische, в кн.: Philologiae Turcicae Fundamenta, t. 1, Wiesbaden, 1959,
_	, Ф. С. Хакимзянов.
БУРСКИЙ ЯЗЫК — см. Африкаанс. БУРУШАСКИ (буришскин, канджут-ский, вершикский язык) — генетически изолированный язык, распространенный в горных местностях Хунза (Канджут), Нагар и Ясин в отрогах Каракорума. Число говорящих ок. 50 тыс. чел. Выделяются 2 диалекта — собственно бурушаски и вершикский (вершиквар).
Для фонетики характерен относительно сложный консонантизм (ряды церебральных и глухих придыхательных) при простом вокализме. Осн. особенности морфологии: в именной системе — членение существительных на 4 семантич. класса (мужчин, женщин, животных и нек-рых предметов, остальных предметов и понятий), выражаемых относящимися к существительным местоимениями, прилагательными, глаголами; категория отчуждаемой/неотчуждаемой принадлежности с системой притяжат. префиксов; 2 числа — ед. и мн. ч. (с большим кол-вом—
БУРУШАСКИ 77
ок. 70 — суффиксов мн. ч.); два падежа — прямой и эргативно-косвеиный; система послелогов', постпозитивный неопредел, артикль. Система числительных отражает вигезимальиый (двадцатеричный) счет. В глагольной системе — префиксальносуффиксальное выражение лица, числа и класса субъекта и объекта. Для синтаксиса характерна эргативная конструкция предложения с перех. глаголами в претерите, перфекте, плюсквамперфекте. Яз. бесписьменный.
• Зарубин И. И., Вершикское наречие канджут. языка, Л., 1927; Климов Г. А., Эдельман Д. И., Язык бурушас-ки. М., 1970; Lorimer D. L. R., The Bu-rushaski language, _ v. 1 — 3, Oslo, 1935—38; его же, Werchikwar-English vocabulary, [Oslo! 1962; Berger H., Das Yasin-Bu-rushaski (Werchikwar). Wiesbaden. 1974.
Д. И. Эдельман. БУРЯТСКИЙ ЯЗБ|К — одни из монгольских языков. Распространен на терр. Бурят. АССР, бурят, автономных округов — Усть-Ордынского Иркут, обл. и Агинского Читан, обл. РСФСР, на С. МНР и в сев.-вост, части КНР. Число говорящих в СССР св. 353 тыс. чел. (1979, перепись). Б. я. подразделяется на 4 тер-риториально-диал. группы: западную (эхирит-булагатскую), промежуточную (аларо-тункинскую), восточную (хорин-скую) и южную (цонголо-сартульскую).
Специфич. черты фонетики: наличие долгих и кратких гласных, а также дифтонгов: слабая редукция гласных непервых слогов; проявление губного сингармонизма', наличие фариигального h; отсутствие смычного [к] и аффрикат [ч], [дж]. Особенности морфологии: наличие 7 падежей; отсутствие формы прош. вр. на -жээ; нет уступительных и условных деепричастий; причастие на -аа перешло в изъявит, форму прош. вр. Важнейшей синтаксич. особенностью Б. я. является оформление субъекта в абсолютных оборотах род. падежом. Лексика содержит заимствования из тибет., кит., старомонгольского, тюркских и тунгусо-маньчжурских языков; словарный состав совр. Б. я. обогащается и за счет рус. заимствований.
С кон. 17 в. буряты пользовались ста-ромонг. письменностью (см. Монгольское письмо). Постепенно был создан своеобразный лит. извод, на к-ром велось делопроизводство, обучение грамоте, писались ист. хроники и родословные. В 1931 бурят, письменность была переведена на латиницу, а в 1939 — иа рус. графику. В основу совр. лит. языка положен хорин. диалект.
• Грамматика бурят, языка. Фонетика и морфология, М., 1962; Бертагаев Т. А., Цыдендамбаев Ц. Б., Грамматика бурят, языка. Синтаксис. И., 1962; Шаг-даров Л. Ш., Становление единых норм бурят, лит. языка в сов. эпоху, Улан-Удэ,
вАи ПИСЬМО — слоговое письмо для языка ваи (Либерия и Сьерра-Леоне), одного из манде языков. Существует примерно с 1833. Создатель — Момолу Ду-валу Букеле, к-рый был знаком с лат. и арабским письмом, но в В. п. нет прямых аналогий с известными письменностями; возможно, лишь использование
78 БУРЯТСКИЙ
1967; Цыдендамбаев Ц. Б., Грамматич. категории бурят, языка, М., 1979; Рассадин В. И., Очерки по ист. фонетике бурят, языка, М., 1982.
Черемисов К. М.» Бурят.-рус. словарь, М., 1973.	Г.Ц.Пюроеев.
БУСТРОФЕДйН (греч. bustrophSddn, от bus — бык и strepho — поворачиваю) — способ письма, при к-ром первая строка пишется справа налево, вторая — слева направо, третья — снова справа налево и т. д. Б. использовался в Крит., хетт., юж.-аравийском, этрус. и греч. (на ранних этапах) письме.
БУШМЁНСКИЕ ЯЗЫКЙ — одна из семей макросемьи койсанских языков.-Рас-пространены как языки отд. этнич. групп, разбросанных по всей терр. ЮАР, Ботсваны, Намибии, сев. р-нов Анголы, в Танзании (яз. хадза). Число говорящих ок. 75 тыс. чел. Есть предположение, что население, говоряшее на Б. я., являлось автохтонным для всей Вост, и Юж. Африки,— подтверждением служит распространение языка хадза в одном из вост, р-нов континента. Впоследствии носители Б. я. были вытеснены миграционными волнами бантуязычных народов (см. Банту языки).
Б. я. делятся на след. осн. группы: 1) кунг; 2) нгусан; 3) ауни; 4) кхомани; 5) хадза (хатса). Группы эти скорее всего являются конгломератами диалектов. Ряд Б. я., упоминаемых в науч, лит-ре. относится к числу исчезнувших, напр. нек-рые диалекты в зап. р-нах Капской провинции ЮАР; есть и языки, известные лишь по названию, напр. намби.
Фонетич. структура Б. я. характеризуется вокализмом, включающим a, i, е, о или и; особенность консонантизма — двухфокусные, т. наз. щелкающие, звуки: дентальные / и Ф, палато-альвеолярные I и # и латеральные /// и // с аспирированными, эйективными (при их образовании для размыкания голосовых связок используется толчок воздуха), звонкими и назализованными вариантами. Из языков койсан. макросемьи только в Б. я. имеются билабиальные, т. наз. киссаун-ды (kissaund), обозначаемые символом 0. По сравнению с готтентотскими языками процент щелкающих звуков в Б. я. более низкий, ср., напр., кунг — 18% (Б. я.) и кора (корана) — 44% (готтентот. языки). Позиция шелкающих звуков в словоформе иемаркироваиа, однако встречаются они только в корнях. Структура слова тяготеет к одно-, реже — к двуслоговой модели CV, CVC, CCV.
Типологически Б. я. характеризуются как изолирующие с определенно выраженными чертами агглютинации. Оии неравномерно и слабо изучены, особенно в части морфологии и синтаксиса. Морфология имени существительного и глагола не-©
диакритик в В. п. иавеяно араб, графикой. Начертание нек-рых знаков указывает на их пиктография, (или идеография.) происхождение; не исключено, что В. п. имело истоком более древнюю, не-сохранившуюся рисуночную систему. На протяжении 19—20 вв. претерпело ряд модификаций. В основе совр. «стандартного» В. п. лежит силлабарий М. Маса-куоя, к-рый в 1900 предпринял попытку стабилизации и упрощения знаков. В. п.
единообразна в разных Б. я. В нек-рых из них представлена категория рода (муж. и жен.), маркированная суффиксами, напр. kwe-ba ‘мужчина’, kwe-sa ‘женщина* (язык нарон), а также категория числа (ед. ч., дв. ч. и ми. ч.), иапр., kwe-ci ‘мужчины*, kwe-si ‘женщины’, kwe-бэга ‘двое мужчин’, kwe-Jara ‘две женщины’ (язык нарон).
В иек-рых Б. я. категория рода не служит различит, признаком для имени существительного, а мн. ч. образуется удвоением корня. Видо-временная парадигма глагола выражается не изменением корня, но аффиксами, препозитивными корню глагола, напр. ге’— продолженное наст. вр. (ауни), ka-буд. вр. (нарон и
ауни). Категория лица в глаголе выражается препозитивными личными местоимениями. Развита система местоимений: личные, указательные, притяжательные, имеющие ед., дв. и ми. числа. Личные местоимения в подавляющем большинстве Б. я. во 2-м и 3-м л. изменяются по родам (жен., муж., общий). Прилагательные согласуются с существительными в роде и числе. В предложении субъект, выраженный существительным, и предикат, выраженный глаголом, не согласуются. Порядок слов SPO. Преобладают простые предложения.
Языки бесписьменные, с узким внутрп-этнич. коммуникативным статусом.
Описание и изучение Б. я. началось в кон. 19 — нач. 20 вв. Наиболее многочисленны и теоретически обоснованы работы Д. Ф. Блик; нек-рые исчезнувшие Б. я. известны только благодаря ее работам. Опубликованы работы К. М. Дока, В. Планерта, Д. Цирфогеля, поев, описанию отдельных Б. я., а также тем или иным чертам фонетич. или грамматич. строя; Э. О. Дж. Вестфаль и Дж. X. Гринберг исследовали Б. я. с целью установления их места в генетич. классификации языков Африки.
• В 1 е е k D., The Naron. A Bushman tribe of the Central Kalahari, Camb., 1928; ее же, Comparative vocabularies of Bushman languages, Camb,, 1929; ее же. Bushman grammar, ZES, 1928—30, Bd 19-20; Planert W., Uber die Sprache der Hottentotten und Busch-manner,MSOS, 1905,Bd8; Vedder H., Gram-matik der Buschmann-Sprache vom Stamm der Ku-Buschmanner, «Zeitschrift fiir Kolonials-prachen», 1910—11, Bd 1 — 2; D о к e С. M., An outline of the phonetics of the language of the Chu: Bushman of the North-West Kalahari, «Bantu studies», v. 2, 1923 — 26, 1929 — 65; Ziervogel D., Notes on the language of tne Eastern Transvaal Bushmen, Pretoria, 1955; Westphal E., The non-Bantu languages of Southern Africa, в кн.: Tucker A. N., Bryan M., The non-Bantu languages of North-Eastern Africa. L. —N. Y.. 1956 (suppl.); Greenberg J., The languages of Africa, IJAL. 1963, v. 29. № 1. pt 2. Jan.
H. В. Охотина,
содержит 212 знаков слогового характера (направление письма слева направо); среди них есть простые (непроизводные) знаки, на основе к-рых строятся с помощью диакритик производные. Диакритики (точки и штрихи) передают различия согласных в пределах одного локального ряда (иапр., р/Ь, t/d, c/j/nj/y). Обозначений для чисел нет; они передаются либо слоговой записью названия числа, либо араб, цифрами. В. п. изначально носило
ТАБЛИЦА ЗНАКОВ ПИСЬМА ВАИ
		1	2	3	4	5	6	Л 7			1	2	3	4	5	6	7
		a	е	е	i	0	0	и			a	e	e	i	0	0	u
1	•	S	0	о|о	1			*	20	mb	□:	It	4	8*			
2	ь	%	$		Tf	сто	S	0 О 0	21	mgb		o-r-o	T			0	
3	ь		к	1		i	к		22	п	i	&	V	%	4		ffl
4	0	*6	ж		<S	в		т»	23	nd	cf	1 (	r	4-			h?
5	d	P-	„О II	‘V	J	7	тг	И1	24	'/!	“b	ъ			H		
6	d	(П*	|||	11	0	Т	*	н	25	nj	Ж	s*	JUL		£		Hb
7	f	I	с	?	е	-8-	т	СТО	26	п	л	к			JC		
8	g	IL	г	-н-		Q			27	ng	8	т	V	(э	M-M	u	
9	g + 7		I						28	p	"i		J	в	OrrO	s	*
10	gb	В		Т	-н-	Д	п	ф*	29	Г	11=	L	7	•	5		ъ
II									30	s	T	«4-	III		F	4	1,1
12	h	тг				ч	У		31	t	4		7=	т	E	:<	
13	h	TT	О-~ч			и			32	и		c	5	e		T	0*0
14	J	ж		ЛЛ	.АД.	в	II	н->	33	Iff	Ъ	г	Г		E	ъ	
15	k	и	т		(р	ё	V	о	34	iff	ъ						
16	kp	А	0—0	т		ч	0	ф	35	У	ъ	b	H		§	1:	Hb
17	kp + 7	®	0—0						36	z	&	4-				8	У
18	I	11=	•>'		•	.S	7		37	n	ъ						
19	m		1111	1	сс	3			без	V							
				«Ил.	Г					£ ъ	t'6	t -		n= *				
							Знаки препинания										
		•			7		-отсутствие гласно 'о				Долгие гласные						
	A	♦		К	ГХ9			м									
				V -гласный			7	-назализованный гласный									
ритуальный характер, но использовалось и в частной переписке; записаны тексты иек-рых нар. преданий, изречения, переводы из Библии и Корана. В. п. повлияло на создание менде письма, а также ряда письменностей др. языков (кпелле, лома, баса).
9 Фридрих И., История письма, пер. с нем. М., 1979; KI ingenheben Л., The Vai script. «Africa», 1933, v. 6, № 2; D a 1-by D., A survey of the indigenous scripts of the Liberia and Sierra Leone: Vai, Mende, Loma, Kpelle and Bassa, ALS, 1967, v. 8.
, В. А. Виноградов. вакашские ЯЗЫКЙ — группа североамериканских индейских языков. Распространены на Тихоокеанском побережье, в пограничных р-нах штата Вашингтон (США) и пров. Британ. Колумбия (Канада). Общее число говорящих ок. 1 тыс. чел. В. я. включаются наряду с чимакумскими и салиигскими языками в мосанскую группу, представляющую собой возможное ответвление алгонкино-вакашской макросемьи (см. Алгонкина-вакашские языки), хотя структурное сходство названных языков может объясняться интенсивными контактами. В. я. подразделяются на 2 обособленные группы: квакиутль (языки квакиутль, белла-белла, или хаилцук, и китамат) и нутка (языки нутка, нитинат и маках).
Фонетич. система отличается богатым консонантизмом: представлены ларин-гальный, латеральный и фарингальный
(в нутка) ряды, смычные и аффрикаты противопоставлены по признакам «звонкий (в квакиутль) — глухой — глотта-лизованный». Глоттализованиыми могут быть и сонанты: m’, n’, w’, у’. Согласные велярного ряда противопоставлены по признакам лабиализации и палатализации. Начальные сочетания согласных невозможны. Гласные (а, е, о, i, и) противопоставлены по долготе. В языке хаилцук отмечены тоновые оппозиции.
Морфологич. строй характеризуется разнообразным использованием суффиксов. Особенно многочисленны глагольные суффиксы, вследствие чего предикативное слово может выражать смысл всего предложения. Распространена также редупликация (напр., в квакиутль g’ok” 'дом’, мн. ч. g’ig’ok”).
Ф. Боас разделяет все суффиксы на 19 семантич. групп, особое место среди них занимают локативные суффиксы, выполняющие роль предлогов и пространственных наречий и подразделяющиеся на общие (со значениями типа «в», «на>, «под») и специальные (со значениями «в доме», «в воде», «на груди» и др.). В составе числительных выделяются классификаторы. Глагольные суффиксы могут выражать время (прош., наст, и буд.), аспект (инцептив, или начинательный вид, континуатив, или протяженный вид, и др.), модальность (типа «говорят, что», «вероятно», «очевидно» и т. п.). Разно
образны словообразоват. именные суффиксы, способные образовывать имена деятеля, инструмента, качества, места, времени и т. п., и глагольные (типа «делать...», «пахнуть...», «быть готовым к...» и т. п.) словообразоват. суффиксы.
Родство В. я. было впервые отмечено Боасом, оси. звуковые соответствия между ними описал Э. Сепир. Внешние связи В. я. исследовал М. Сводеш, предложивший объединить их вместе с салиш-скими и чимакумскими языками в мосаи. семью.
• Pilling J. С., Bibliography of the Wakashan languages, Wash., 1894; Sapir E., S w a d e s h M., Nootka texts, tales and ethnological narratives, with grammatical notes and lexical materials, Phil., 1939; BoasF., Kwakiutl grammar, with a glossary of the suffixes, N. Y., 1976 (reprint).
.	M. E. Алексеев.
ВАККЕРНАГЕЛЯ ЗАКОН — сформулированные Я. Ваккернагелем ритмикосинтаксические правила расположения слов в простом предложении, действовавшие в индоевропейском праязыке и древних индоевропейских языках. Согласно В. з., безударные, а также слабоударные частицы примыкали к сильноударным словам и занимали 2-е место в предложении; ср. у Гомера: Dios d'eteleieto boule «Зевсова же воля совершалась», где энклитика d(e) помещена на 2-е место. Морфологич. класс слов, занимавших 1-е место в предложении, не был строго фиксирован. Предложение могло начинаться с частицы или преверба, напр. *nu, или с полнозначного слова, напр. с глагола. Втягивание энклитик в глагольный комплекс стало основой формирования классов глагола с суффигированными и инфигированными местоимениями в нек-рых языках (кельтских, тохарских и др.), а также ряда синтаксич. особенностей типа комплексов начальных частиц в анатолийских,языках. В позиции между двумя семантически связанными словами энклитика служила средством стилистич. выделения группы слов. Этим частично объясняется широкое распространение гипербатоиа (нарушения нормальной синтаксич. последовательности слов, непосредственно сочетающихся по смыслу) в поэзии на древних индоевроп. языках.
• Иванов Вяч. Вс., Общеиндоевроп., праслав. и анатолийская языковые системы, М., 1965; Wackernagel J., Ober ein Gesetx der indogermanischen Wortstellung, IF, 1892, Bd 1. S. 333-436; Watkins C., Preliminaries to the reconstruction of the Indo-European sentence, в кн.: Proceedings of the 9 International Congress of Linguists, L.— The Hague—P., 1964, p. 1035—45.
В. П. Калыгин. ВАЛЕНТНОСТЬ (от лат. valentia — сила) — способность слова вступать в синтаксические связи с др. элементами. В лингвистику впервые ввел это понятие С. Д. Кацнельсон (1948). Л. Теньер, введший термин «В.» в зап.-европ. яз-знание для обозначения сочетаемости, относил его только к глаголу и определял В. как число актантов, к-рые может присоединять глагол. Он различал глаголы ава-лентные (безличные: «Светает»), одновалентные (неперех.: «Петр спит»), двух-валентные(церех.: «Петр читает книгу»), трехвалентные («Он дает книгу брату») и описывал средства изменения глагольной В. (залог, возвратная форма, каузативная конструкция, лексич. глагольные пары типа «идти» «-» «посылать»), В этой трактовке понятие В. сопоставимо с восходящим к логике предикатов понятием
ВАЛЕНТНОСТЬ 79
об одно-, двух- или трехместных предикатах и связано с вербоцентрич. теорией предложения.
В сов. яз-знании развивается более широкое понимание В. как общей сочетат. способности слов (Кацнельсон) и единиц иных уровней. Различаются специфичные для каждого языка сочетат. потенции частей речи, отражающие грамматич. закономерности сочетаемости слов (напр., в рус. яз. существительные шире сочетаются с наречием, чем во франц, яз.), и лексич. В., связанная с семантикой слова. Характеристики лексич. В., определяющие ее реализацию; 1. Общий тип В.: активная В. (способность слова присоединять зависимый элемент)/пассивная В. (способность слова присоединяться к господствующему компоненту сочетания). 2. Облигаторность В.: обязательная/фа-культативная В. (понятие, соотносимое с сильным и слабым управлением). Слово открывает в предложении ряд позиций, из к-рых одни заполняются обязательно, другие — нет. Во фразе «Петр взял книгу из шкафа» «книгу» — обязат. В., «из шкафа» — факультативная. Обязат. активной В. обладают глаголы неполной предикации («иметь», «ставить», «давать», «делать», «держать», «находиться» и др.) и их узкие синонимы («представить», «оказать», «осуществить» и др.). Среди существительных обязат. В. имеют имена действия («приезд отца»), качества («красота пейзажа»), относительные («отец Марии»), категориальные («тип», «пример», «результат»), параметрические («происхождение языка», «высота дома», «цвет платья») и др. Отсутствие зависимого компонента может свидетельствовать об изменении значения слова: расширении («любить красоту»), сужении [«пришел отец» (данной семьи)] или переносе («взять высоту» — «гору»), С В. связаны возможности редукции словосочетания. В. может преобразовываться также в определ. условиях контекста: напр., слово «начало» может утрачивать обязательную объектную В. в условиях анафоры . Анафорическое отношение) («Прочитать рассказ от начала до конца»), а слово «глаз» получает обязательную определит. В. во фразе «У нее голубые глаза». 3. Число В., напр. одно-, двух-, трехвалентные глаголы. 4. Синтаксич. функция дополняющего члена: напр., при глаголе может быть обязательной В. субъектная («Петр спит»), объектная («Он держит ручку»), обстоятельственная («Он проживает в Москве»), предикативная («Он стал врачом»), 5. Форма дополняющего члена (часть речи, слово или предложение, форма связи), ср.: «Я знаю это», «Я знаю этого человека» и «Я знаю, что он пришел»; «Он показал мне свой дом» и «Он показал на дом». 6. Категориальная семантика слова, реализующего В. (для глаголов, напр., важны такие семантич. категории субъекта и объекта, как оду-шевленность/неодушевленность, конкрет-ность/абстрактность, счисляемость/несчи-сляемость и др.). Любое качеств, и количеств. изменение В. слова может свидетельствовать о сдвиге в его значении.
• Кацнельсон С. Д., О грамматич. категории, «Вестник ЛГУ», 1948, № 2; Абрамов Б. Л., Синтаксич. потенции глагола, НДВШ. ФН, 1966, № 3; Степанова М. Д.. Хельбиг Г., Части речи и проблема валентности в совр. нем. языке, М., 1978; Т е и ь е р Л., Основы структурного синтаксиса, пер. с Франц., М., 1988; Busse W., Klasse, Transitivitat, Valenz, Miinch., 1974.	В. Г. Гак.
80 ВАЛЛИЙСКИЙ
ВАЛЛИЙСКИЙ ЯЗЙК (уэльский, кимрский язык) — один из кельтских языков (бриттская подгруппа). Распространен в Уэльсе (Великобритания) и в нек-рых р-нах Аргентины. Число говорящих в Уэльсе ок. 510 тыс. чел., в Аргентине —; ок. 10 тыс. чел. В Уэльсе выделяются 2 диал. зоны, северная и южная, с дальнейшим членением на более мелкие диалекты с многочисл. различиями в фонетике, морфологии и лексике и незначительными — в синтаксисе. В фонетике наблюдается широкое распространение дифтонгизации старых долгих гласных, более последоват. проведение перегласовки на -i, развитие интервокальной группы -nt->-nh->-n-. В отличие от др. языков бриттской ветви В. я. сохранил в морфологии гораздо больше старых образований; в древнейших памятниках еще наличествует, хотя и в сильно разрушенном виде, противопоставление абсолютной (в бесприставочных глаголах) и конъюнктной (в глаголах, имеющих любой «предглагольный» элемент, напр. отрицание и т. п.) флексии в глаголе (как в др.-ирл. яз.). Развитие В. я. отличается все возрастающей ролью аналитизма: «длительные» и «перфектные» формы глагола, замена полнозначных глаголов конструкцией «вспомогательный глагол + + глагольное имя», постепенное исчезновение формы мн. ч. имени с чередованием гласных в основе и т. п. В лексике много ранних лат. заимствований и более поздних французских и английских.
В истории В. я. выделяются древний (8—И вв.), средний (12 — сер. 14 вв.), новый (с кон. 14 в.) периоды. От первого сохранились лишь отд. глоссы и имена собственные. С 12 в. и позднее сохранилось много рукописей, содержащих как оригинальные, так н переводные произв., и тексты, восходящие к древнему периоду, подвергшиеся лишь внешней модернизации. В поздней передаче сохранилось неск. крупных поэтич. произв. древнейшего периода (6—7 вв.), к-рые, хотя и в значит, степени искажены, модернизированы и интерполированы, имеют важное значение как для истории В. я., так и для кельтологии в целом. Совр. лит. язык оформился в кон. 16 в. и с тех пор претерпел незначит. изменения (за исключением лексики). Этим объясняются большие расхождения между письм. и разг, языком, поэтому лит. В. я. служит объединяющим фактором для всех носителей. Письменность на основе латиницы. На В. я. ведется обязат. преподавание в начальной и средней школе в нек-рых р-нах Уэльса, выходит периодика, ведутся радио- и телепередачи.
• Morris Jones J., An elementary Welsh grammar, Oxf., [1938); его ж e, A Welsh grammar. Historical and comparative, Oxf., (1970); Jackson К. H., Language and history in early Britain, Camb., 1953; Thomas A. R., The linguistic geography of Wales, Cardiff, 1973.
Geiriadur Prifysgol Cymru. A dictionary of the Welsh language, Cardiff, 1950—; Evans H. Meurig, Tbomas W. O., Geiriadur newydd. The new Welsh dictionary, [Llan-debie. 1956].	А. А. Королев.
ВАМПУМ (индейское wampum, сокр. от wampumpeag — нити с нанизанными на них раковинами) — разновидность т. наз. предметного письма. В. был распространен среди индейских племен Сев. Америки (ирокезов, гуронов и др.). Состоит из раковии, нанизанных на шнуры. Переплетения шнуров образуют полосу, к-рую обычно носили как пояс. Раковины, окрашенные в разные цвета, имеют символич. значение: красный — война, черный — угроза, враждебность, бе-
Комбинация раковии. вплетенных в пояс или подвешенных к нему.
лый — мир, счастье, благополучие. Комбинации цветных раковин составляют символич. рисунки, напр. красный топор на черном фоне — объявление войны, скрещенные темные руки на белом фоне — мирный договор. Часто встречается В. с абстрактным изображением — геометрия. орнаментом, к-рый также имеет символич. значение. В. применялся как средство передачи сообщений от племени к племени и как украшение. Иногда В. выполнял функцию денег.
• Петрин В. А., Развитие письма, М., 1961; Дирингер Д.. Алфавит, пер. с англ., М., 1963; Фридрих И., История письма, пер. с нем., М., 1979; J е п s е п Н., Die Schrift in Vergangenheit und Gegenwart, B.. 1958. ,	M. А. Журинская.
ВАРВАРИЗМ (отгреч. barbaros— чужеземный)— см. Заимствование.
ВАРИАНТНОСТЬ (от лат. varians, род. п. variantis — изменяющийся) (вариативность) — 1) представление о разных способах выражения к.-л. языковой сущности как об ее модификации, разновидности или как об отклонении от нек-рой нормы (напр., разночтения в разных списках одного и того же памятника); 2) термин, характеризующий способ существования и функционирования единиц языка и системы языковой в целом. В.— фундаментальное свойство языковой системы и функционирования всех единиц языка. Характеризуется с помощью понятий «вариант», «инвариант», «варьирование». При первом понимании В. используются только понятия «вариант» и «варьирование»; то, что видоизменяется, понимается как нек-рый образец, эталон или норма, а вариант — как модификация этой нормы или отклонение от нее. При втором понимании вводится термин «инвариант» и оппозиция вариант — инвариант. Под вариантами понимаются разные проявления одной и той же сущности, напр. видоизменения одной и той же единицы, к-рая при всех изменениях остается сама собой. Инвариант — это абстрактное обозначение
одной и той же сущности (иапр., одной и той же единицы) в отвлечении от ее конкретных модификаций — вариантов. Второе понимание понятия В. представляет собой развитие и углубление первого, вводит в лингвистику общие принципы теории вариантности — инвариантности.
Вариантно-инвариантный подход к явлениям языка утвердился первоначально в фонологии (после работ Пражского лингвистич. кружка и ряда др. лингвистич. школ). Под вариантами стали понимать разные звуковые реализации одной и той же единицы — фоиемы, а саму фонему — как инвариант. Из фонологии этот подход был перенесен на изучение др. уровней языка. Два ряда терминов — эмические и этические — используются для обозначения: первые — для единиц-инвариантов (фонема, морфема, лексема и т. д.), вторые — для единиц-вариантов, т. е. для конкретных реализаций единиц-инвариантов (фон, или аллофон, морф, или алломорф, лекса, или аллолекса, и т. Д.).
В понятии инварианта отображены общие свойства класса объектов, образуемого вариантами. Сам инвариант не существует как отд. объект, это не представитель класса, не эталон, не «образцовый вариант». Инвариант — сокр. назв. класса относительно однородных объектов. Как название инвариант имеет словесную форму существования. Каждый вариант-объект, принадлежащий данному вариантному ряду, несет в себе инвариантные свойства, присущие каждому члену этого ряда, и может быть оценен как «представитель» данного инварианта. Так, классы фонетически сходных и функционально тождественных звуков в к.-л. языке (а1, а2, ...,ап, к1, к2, ...,кп) представляют собой вариантные ряды, сокр. названия к-рых — «фонема А», «фонема К» и т. д,— являются инвариантами по отношению к своим конкретным реализациям — вариантам. По каждому из вариантов можно судить об инварианте благодаря присущим ему инвариантным свойствам. В то же время инвариант и вариант принципиально негомогенны. Напр., фонема Ат в отличие от фонов (аллофонов) непроизносима, поскольку является абстрактным назв. класса. При попытке произнести «фонему А» мы произносим один из ее вариантов — конкретный звук <а‘», «а2» или «а"». Понятие инварианта — классификационное средство упорядочения языкового материала.
Все единицы языка вариативны, т. е. представлены в виде множества вариантов. Вариантное строение единиц языка обусловлено присущим им свойством «эк-земплярности». Каждая единица существует в виде множества экземпляров, оставаясь при этом сама собой, подобно тому как одна и та же книга может быть размножена в бесчисл. кол-ве экземпляров. Само бытие отд. единицы языка есть ее варьирование, сосуществование множества ее вариантов. В В. единиц языка проявляется вариантно-инвариантное устройство всей языковой системы.
Инварианты, будучи результатом осмысления и объединения объективных общих свойств разных рядов конкретных единиц, могут быть разной степени абстрактности. Так, все экземпляры звука «а» позволяют вывести инвариант «фонемы А», ряд, образуемый «фонемой А», «фонемой Б» и т. д., позволяет вывести инвариант — «фонему вообще». Одна и та же конкретная единица может иллюстрировать инварианты разных степеней абстрактности. Так, словоформа «лампа» есть конкретный экземпляр-вариант
(аллолекса, лекса) лексемы «лампа» (инвариант 1-й степени абстрактности), экземпляр-вариант существительного (2-я степень), экземпляр-вариант слова вообще (3-я степень).
В силу восходящего к Ф. де Соссюру принципа линейности речи на одно место в речевой цепи может быть помещен только один экземпляр-вариант языковой единицы. Поэтому речь по своей природе ва-риантна, речевые произведения состоят из вариантов. Распространено мнение, что в отличие от речи язык состоит из инвариантов. Однако поскольку инварианты — это абстрактные сущности, то признать, что язык состоит из абстракций, можно только в рамках понимания языка как «системы классификации». Понимание языка как реального средства (орудия) общения, а речи как применения, использования этого средства заставляет считать, что язык состоит из того же, из чего состоит речь — из конкретных экземпляров, но представленных в виде классов или множеств, названия к-рых, отображающие свойства этих множеств, и есть инварианты. При переходе от языка к речи используются одни из экземпляров этого множества.
В. единиц языка по-разному проявляется на разных уровнях языковой системы. Так, на фонетнко-фонологич. уровне, образуемом односторонними единицами, классы вариантов (фонемы), т. е. инварианты, выводятся на основе звуковых и функциональных свойств единиц. На уровнях двусторонних единиц (морфема, лексема и др.) звучание для вывода инвариантов не релевантно, но существенны значение и функция. Наиболее сложным является вопрос о В. значений языковых единиц. Значение любой единицы само по себе инвариантно и служит основой для объединения в вариантный класс разных экземпляров единицы, обладающей этим значением. Разные значения одного и того же слова не варьируют, а аккумулируются в слове. О вариантах «одного и того же значения» относительно нек-рого инварианта, по-видимому, можно говорить, когда в ряду единиц, семантически различающихся, регулярно обнаруживается «одно и то же значение», напр. одно и то же лексич. и общеграмма-тич. (частеречное) значение у ряда словоформ одного слова. Кроме того, при использовании одного и того же грамматич. форманта иногда обнаруживаются как бы оттенки одного и того же осн. значения, присущего этому форманту (напр., разновидности перфектного значения во мн. языках и т. д.).
Варианты и инварианты языковых единиц не образуют разных уровней языковой системы. В рамках одного уровня можио говорить о единицах как о вариантах и как об инвариантах. Фонема и фон, так же как и морфема и морф, принад-лежат своим уровням (фонологическому и морфемному), соответственно обозначая единицы либо как классы (фонема, морфема), либо как члены классов (фон, морф).
• Ахманова О. С., Фонология, М., 1954; Якобсон Р., Халле М., Фонология и ее отношение к фонетике, пер. с англ., в кн.: Новое в лингвистике, в. 2, М., 1962; Илларионов С. В., Гносеология. функция принципа инвариантности, «Вопросы философии», 1968, Me 12; Арутюнова Н. Д.,О минимальной единице грамматич. системы, в кн.: Единицы разных уровней грамматич. строя языка и их взаимодействие, М., 1969; Горбачевич К. С., Вариантность слова и языковая норма. На материалах совр. рус. языка. Л., 1978; Л эм С. М., Очерк стратификационной грамматики, пер. с англ., Минск, 1977;
Солнцев В. М., Вариативность как общее свойство языковой системы. ВЯ. 1984, Ч 2; J о п е s D..The phoneme, 3 ed., Camb., 1967.	„	В. M. Солнцев.
ВАХАНСКИИ ЯЗЬ'|К — один из памирских языков. Осн. область распространения — долина пограничной между СССР и Афганистаном р. Пяндж (на терр. СССР — Горно-Бадахшанская АО Тадж. ССР). Отд. вахан. поселения имеются в пограничных с СССР р-нах Памира на терр. КНР, а также в сев. р-нах Пакистана и Индии. Число говорящих в СССР ок. 10 тыс. чел., в Афганистане — ок. 10 тыс. чел. В. я. пользуются также соседствующие с ваханцами таджики, иш-кашимцы и др. Выделяются 2 осн. говора: верхний и нижиий, различия между к-рыми невелики. От близкородств. па-мир. языков В. я. отличается наличием церебрального ряда согласных (эта черта присуща также ишкашим. яз.); различением двух падежных форм (прямой и косвенной) в имени существительном; наличием трех падежных форм в системе личных местоимений (как и в ишкашим. яз.); употреблением вигезимального счета для выражения десятков; образованием основы прош. вр. и инфинитива не только с помощью различно вокализованного суффикса -к, но и с помощью суффикса -п; особыми предлогами и послелогами; нек-рыми лексич. особенностями. Для В. я. характерно сохранение наибольшего числа архаич. черт в консонантизме.
Разрабатывается письменность на основе рус. алфавита.
• Соколова В. С., Очерки по фонетике иран. языков, в. 2. М.— Л., 1953; П а-халина Т. Н., Вахан. язык. М., 1975; ее же. Исследование по сравнит.-ист. фонетике Памир, языков, М., 1983; Грюнберг А. Л., Стеблвн-Камен-ский И. М., Языки Вост. Гиндукуша. Вахан. язык, М.. 1976; Morgenstier-ne G., Indo-Iranian frontier languages, v. 2, Oslo, 1938.	T. H. Пахалина.
ВВОДНЫЕ СЛОВА — слова и сочетания слов, грамматически не связанные ни с одним нз членов предложения; посредством В. с, осуществляется модальная, экспрессивная и эмоциональная оценка сообщения. Обычно выделяются в произношении паузами, пониженной интонацией и несколько ускоренным темпом. По значению В. с. подразделяются на: указывающие на степень достоверности сообщаемого («вероятно», «кажется» и т. п.), эмоционально-оценочные («к счастью», «к сожалению»), характеризующие речь, способы и приемы выражения мысли («так сказать», «короче», «точнее»), указывающие на источник информации («говорят», «по слухам»), устанавливающие контакт с собеседником («знаете ли», «послушайте»), определяющие ход мыслей («во-первых», «значит», «итак»). Побочной функцией многих В. с. является функция союзная. Морфологич. природа В. с. разнообразна; в рус. яз. среди них есть глаголы личные и безличные, инфинитивы, императивы, предложно-падежные формы, именные словосочетания («воля ваша»), наречия(«конечио»), союзные конструкции («как говорится»), предикативные конструкции с ослабленной коммуникативной функцией («не знаю», «веришь ли»). Оценка, привносимая В. с. в предложение, может распространяться на весь его состав («По-видимому, он человек умный») или на какую-то часть («Человек он добрый и, по-видимому, умный»).
ВВОДНЫЕ 81
• Шахматов А. А., Синтаксис рус. языка. 2 изд., Л., 1941; Виноградов В. В., Рус. язык, М., 1947; Пешков-с к и й А. И., Рус. синтаксис в иауч. освещении, 7 изд.» М., 1956- И. Н. Кручинина. ВЕДЙИСКИИ ЯЗЫК (ведический язык) — наиболее ранняя разновидность древнеиндийского языка; язык индуистского культа в Индии. Представлен двумя разновидностями — более архаичным поэтич. языком мантр (т. е. стихов) и языком позднейшей прозы. Мантры составляют 4 веды, из к-рых самая древняя — «Ригведа»; проза — это комментарии к ведам и возникшие на основе вед филос. произведения. Язык ведийской прозы со временем все более сближается с санскритом. В фонетике характерная черта мантр — наличие 1, lh как интервокальных вариантов d, dh и допустимость хиатуса (зияния). В. я., в отличие от санскритского экспираторного, свойственно полумузыкальное ударение. Морфологич. строй характеризуется сохранением индоевроп. архаизмов, недостаточной нор-мализованиостью, наличием мн. вариантов, допустимостью окказиональных образований. Глагол имеет сослагат. наклонение, инъюнктив (меморатив — наклонение со значением упоминания действия), плюсквамперфект, вышедшие из употребления в санскрите. В имени продуктивны корневые основы, в дальнейшем развитии языка сведенные к минимуму. Для синтаксиса характерно широкое использование частиц, нередко функционирующих как союзы или имеющих модальное значение, статус полусамостоят. слов у наречий-префиксов, в языке мантр — свободный порядок слов. Язык мантр во многом отражает особенности общеиндоев-роп. поэтич. речи (особенно близок к авестийскому языку). Архаизмы в грамматике, в лексике и фразеологии. Отд. черты В. я. объединяют его с пракритами.
• Ел и Заренкова Т. Я., Грамматика ведийского языка, М., 1982; Macdo-nell A., A Vedic grammar, Stras,. 1910; его же, A Vedic grammar for students. Oxf.. 1916; Renou L., Grammaire de la langue vedique, Lyon — P.,	1952; Grass-
mann H., Worterbuch zum Rig-Veda, 3 Aufl-, Wiesbaden, 1955. T. Я. Елизаренкова. ВЕЙНДХСКИЕ ЯЗЫКЙ — см. Нахские языки.
ВЕЛЯРИЗАЦИЯ (от лат. velum — завеса) — дополнительная артикуляция, в результате к-рой задняя часть спинки языка сближается с мягким нёбом (для заднеязычных согласных эта артикуляция является основной, поэтому их часто называют велярными). Веляризованные (не заднеязычные) согласные характеризуются специфич. тембром, ср. звучание рус. веляризованного I в отличие от не-веляризованного, т. наз. европейского 1. В.— не очень распространенная в разл. языках дополнит, артикуляция, однако иногда она проявляется достаточно последовательно. Так, в рус. яз. мн. твердые согласные являются веляризованными, это объясняется необходимостью более четкого противопоставления твердых согласных мягким, к-рые являются палатализованными (см. Палатализация).
Акустич. эффект В. близок к эффекту лабиализации и определяется как бемоль-ность, т. е. сдвиг вниз или ослабление высокочастотных составляющих. В спектре веляризованных согласных наблюдается усиление в области 1000 Гц.
• Фант Г., Акустич. теория речеобразования. пер. с англ., М.. 1964. с. 210; 3 и и-д е р Л. Р.< Бондарко Л. В., Вер-82 ВЕДИЙСКИЙ
б и ц к а я Л. А., Акустич. характеристика различия твердых и мягких согласных в рус. языке, «Уч. зап. ЛГУ», 1964, в. 69; Реформатский А. А., О корреляции «твердых» и «мягких» согласных (в совр. рус. лит. языке), в его кн.: Из истории отечеств, фонологии, И., 1970; 3 и н д е р Л. Р., Общая фонетика, М., 1979, с. 136. Л. В. Бондарко. ВЕНГЕРСКИЙ ЯЗЫК — один из финно-угорских языков (угорская ветвь). Распространен в Венгрии и прилегающих к ней областях Югославии, Австрии, Чехословакии, Румынии, СССР. Число говорящих 14,4 мли. чел., в т. ч. в Венгрии 10,6 млн. чел. Офиц. язык ВР. Насчитывается 8 диалектов, к-рые мало отличаются друг от друга.
Для фонетики В. я. характерны: противопоставление долгих и кратких гласных и согласных, гармония гласных с противопоставлением гласных заднего и переднего рядов, огубленных и иеогублеи-ных, отсутствие сочетания согласных в начале слова, ударение на 1-м слоге. Морфологически относится к агглютинативным языкам. Грамматич. строй характеризуется отсутствием категории рода, большим числом падежей (св. 20), лично-притяжат. склонением для выражения принадлежности у имен; глагол имеет 3 формы времени, 3 формы наклонения, объектный и безобъектный ряды спряжения. Служебные слова представлены послелогами (управление, как правило, отсутствует), артиклями, союзами и частицами. В словообразовании широко используется суффиксация и словосложение. В предложении определение предшествует определяемому и с ним не согласуется.
Начало формирования лит. языка — 16 в., особенно интенсивное развитие — с кон. 18 в. Письменность на лат. основе. Первый письм. памятник, содержащий связный текст,— «Надгробная речь» (ок. 1200).
* Майтинск ая К. Е., Венг. язык, ч. 1—3, М.. 1955—60; A mai magyar nyelv rendszere, kot. 1—2, Bdpst, 1961—62; Tom-pa J., Ungarische Grammatik. The Hague— P.. 1968; The Hungarian language, Bdpst, 1972.
A magyar nyelv ertelmezo szotara, kot. 1—7. Bdpst. 1959—62.	К. E. Майтинская.
ВЕНЁТСКИЙ ЯЗЫК — язык древиих венетов, дороманских племен, населявших территорию современной Сев.-Вост. Италии и прилегающих к ней областей Югославии и Австрии. Вытеснен лат. языком. В. я. выделяется в самостоят. группу индоевроп. семьи языков (см. Индоевропейские языки), связанную рядом изоглосс с италийскими, кельтскими, германскими и иллирийским языками. Засвидетельствован в кратких надписях (св. 250 текстов) двух типов,посвятительных и эпитафиях (6—1 вв. до н. э. ).Осн. места, где найдены надписи иа В. я.: Эсте (аитич. Атесте), Виченца, Падуя, Спина, Лаголе (Италия). Большинство надписей выполнено местным письмом в неск. вариантах (6—2 вв. до н. э.), к-рое представляет собой адаптацию сев.-этрус. алфавита с добавлением отд. греч. знаков, другая часть — лат. письмом (2 — нач. I вв. до н. э.).
Фонетич. строй В. я. характеризовался наличием 22 фонем, в т. ч. 5 гласных: i, е, а, о, и (по всей видимости, различавшихся по долготе/краткости), двойной системы дифтонгов (ei, ai, oi; eu, au, ou), 6 сонантов (v, w, 1, r, m, n), 11 согласных. Для консонантизма характерно сведение трех серий индоевроп. смычных к двум (звонким и глухим), с утратой звонких придыхательных, сохранение индоевроп. лабио-велярного (kw) и появление новых согласных f, h, ts, отсутствовавших в индоевроп. праязыке.
В морфологии В. я. представлены пятипадежная система склонения имени, 3 рода (муж., жен., ср. род) и 3 числа (ед., мн. и дв. ч.). Важной особенностью склонения является существование основ на -1 в род. п. ед. ч. 1-го склонения и окончания -bhos в дат.-инструмент. падежах мн. ч. 2-го склонения. Система глагола объединяла 4 типа спряжения с противопоставлением категорий презенса и претерита, включала формы медиопассива на -г, сигматич. аориста, причастий на -nt-И -ГППО-.
Синтаксис определялся жанром надписей; иапр., посвятит, тексты составлены по схеме: субъект в им. п., глагол в 3-м л. ед. (иногда мн.) ч., объект в вин. п. Лексика В. я. представлена ограниченно. Известно св. 300 имен собственных (антропонимов, теонимов и этнонимов), часть к-рых относится к заимствованиям, и ок. 60 апеллятивов.
Изучение В. я. началось в кон. 19 в. с работ К. Паули и было продолжено в трудах П. Кречмера, Дж. Уотмоу и Р. С. Коиуэя, М. С. Билера, X. Краэ, В. Пизани, Ю. Унтермана, Э. Поломе. Новый этап в изучении В. я. начался в кон. 60-х гг. 20 в. после реиитерпретации языковых памятников Дж. Б. Пеллегрини и А. Л. Просдочими, а также М. Цежёном. В СССР проблемы В. я. исследовались в работах И. М. Тройского, А. А. Королева, В. П. Нерозиака.
* Тройский И. М.. Очерки из истории лат. языка, М.— Л., 1953; Королев А. А., Новые данные о венет, языке, в кн.: Славянское и балканское яз-эвание, в. 3, М., 1977; Pauli С.. Altitalische Forschun-gen, Bd 3 — Die Veneter. Lpz., 1891; Conway R. S., Whatmough J., Johnson S. E., The praeitalic dialects of Italy, v. 1 — The Venetie inscriptions. L., 1933; Beeler M. S., The Venetie language. Berk.— Los Ang., 1949: Krahe H., Das Venetische. Hdlb.. 1950; Pisani V., Le lingue dell’ Italia antica oltre il latino, 2 ed., Torino, [19641; Pellegrini G. B., P г о s d о c i m i A. L., La lingua venetica, v. 1 — 2. Padova. 1967; L e j e u n e M., Manuel de la langue venete, Hdlb., 1974; Lingue e dialetti dell’ Italia antica, Roma, 1978.
В. П. Нерознак. ВЁПССКИЙ ЯЗЫК — один из прибалтийско-финских языков (северная группа). Распространен в Карел. АССР, Ленингр. и Вологод. областях РСФСР. Число говорящих св. 3 тыс. чел. (1979, перепись). Язык бытового общения. Имеет 3 оси. диалекта — северный, средний и южный, различающиеся в основном фонетикой, лексикой и в небольшой мере — морфологией. Для В. я. (наряду с лив-ским яз.) характерно, в отличие от др. прибалт.-фин. языков, отсутствие чередования согласных. Гармония гласных является частичной. Вследствие синкопы и апокопы большинство двусложных слов превратилось в односложные. Отсутствует оппозиция кратких и долгих гласных (кроме юж. диалекта, где имеются вторичные долгие гласные). Палатализация является фонологич. признаком. В. я. (и ливвик. диалекту карел, яз.) присуща синтетич. форма перфекта кондиционалиса, Своеобразна отрицат. форма имперфекта (в юж. диалекте). Синтаксис сходен с карельским. Имеется пласт лексики, отсутствующий в др. прибалт.-фин. языках. Созданная в 1930-е гг. письменность распространения не получила; в кон. 80-х гг. разрабатывается новый алфавит.
• Хямяляйнен М. М., Вепс. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 3, М., 1966; Зайцева М. И.. Грамматика вепс, языка, Л., 1981; Зайцева Н. Г., Именное словоизменение в вепс, языке, Петрозаводск,
1981; Lonnrot E., Om det nordtschudiska spriket, Hels., 1853; Kettunen L., Vepsan murteiden lauseopillinen tutkimus, Hels.. 1943; Tunkelo E. A., Vepsan kie-len aannehistoria, Hels.. 1946.
Зайцева M. И., M у л л o-в е н М. И., Словарь вепс, языка, Л.. 1972.
М. И. Зайцева. ВЕРБАЛИЗАЦИЯ — см. Транспозиция. БЁРНЕРА ЗАКОН — сформулированная К. Вернером в 1877 закономерность, согласно к-рой общегерманские щелевые f, р, h (возникшие из индоевропейских смычных р, t, к, по Гримма закону), а также s перешли после безударного гласного соответственно в звонкие Ъ, d, g, z (последний затем перешел в г). Для определения места древнейшего ударения, не сохранившегося в герм, языках, были использованы иидоевроп. языки со свободным, подвижным ударением. В. з. объяснил разл. отражение индоев-роп. согласных, напр. в гот. Ьго{>аг и fadar, taihun и (fimf) tig jus, разноместными ударениями в этимологически параллельных др.-греч. phrator и pater, deka и dekas, рус. десять и (пять)десят, санскр. bhrSta и pits. Озвончение щелевых было связано с утратой свободного, подвижного иидоевроп. словесного ударения, к-рое еще сохранялось в древнейшем общегерм. языке; исчезновение просодич. различия типа afa~afa было компенсировано фоиематич. различием afa~ aba. Перенос иидоевроп. ударения с корня на суффикс при образовании и изменении слов обусловил чередования f~b, d, h~g, s~r, по B. 3., гл. обр. в спряжении сильных глаголов нек-рых др,-герм. языков, сохраненные в совр. герм, языках лишь как реликты (нем. bediirfen— darben, ziehen—zogen, нидерл. was—waren, vriezen—vroren, англ, was — were, швед, se—sig, sl&—slog).
в Сравнит, грамматика герм, языков, т. 2 — Фонология. М.. 1962, с. 20—22. 208—14; Кацнельсон С. Д.. Сравнит, акцентология герм, языков. М.— Л., 1966, с. 299— 300. 310; Verner К.. Eine Ausnahme der ersten Lautverschiebung, ZVS, 1877, Bd 23, Mi 2.	В. Я. Плоткин.
ВЁРСИЯ (от ср.-лат. versio — видоизменение, поворот) — грамматическая категория глагола, обозначающая отношение действия к его субъекту или косвенному объекту (преимущественно предназначенность действия). Встречается в кавказских (картвельских, абх.-адыгских), семитских, по-видимому, в отд. индоевропейских и нек-рых др. языках. В. выражает изменение диатезы глагола в связи с наличием — отсутствием при ием косв. дополнения. При этом косв. дополнение выступает обычно в роли беиефакти-ва/малефактива, т. е. лица, в пользу (или во вред) к-рому совершается действие, или в роли посессора, т. е. обладателя одного из объектов, упоминаемых в том же предложении, напр. груз, is emends dis pexsacmlebs ‘Он чистит сестры обувь’ (косв. дополнение отсутствует) — is u-fmends das pexsacmlebs ‘Он чистит сестре (косв. дополнение в фуикпии обладателя) обувь’. Осн. синтаксич. разновидности В.; нейтральная В. (при отсутствии косв. дополнения), объектная (центробежная) В. (при его наличии) и субъектная (ие-центробежиая, рефлексивная, центростремительная) В.— когда косв. дополнение кореферентно подлежащему, иапр. груз, is i-senebs saxls ‘Он строит себе дом’, др.-греч. porizo-mai ‘доставляю себе’. Осн. семантич. разновидности В.: бенефактивная, посессивная, малефактивиая и локативная В. (когда присоединяемое косв. дополнение
6’
выступает в локативном значении, напр. груз, man surati da-a-xafa kedels ‘Он картину нарисовал иа стене’). Присоединяемое косв. дополнение в нек-рых языках часто подвергается эллипсису, напр. в япон. яз.: Сииако-ва тя-о цуйдэ ятта ‘Синако чай налила (ему)’.
В. относится к диатезам, увеличивающим число актантов глагольной лексемы. По этому признаку В. сходна с каузативом и с объектной диатезой, «создающей» прямое дополнение («работать» — «обрабатывать»), В. в разных лингвистич. традициях называется по-разному (напр., «предестинатив» в кушит, яз-знании).
* Ломтатидзе К. В.. Категория версии в картвельских и абх.-адыг, языках, в сб.: Ежегодник иберийско-кавк. яз-знания, т. 3, Тб., 1976; Холо довичА. А., Проблемы грамматич. теории, Л., 1979; Harris А. С., Georgian syntax, Camb.— [а. о.]. 1981.
Я. Г. Тестелец.
ВИД глагол ь н ы й (в междунар. терминологии — аспект) — грамматическая категория глагола, обобщенно указывающая, «как протекает во времени или как распределяется во времени» (А. М. Пешковский) обозначенное глаголом действие. В отличие от категории глагольного времени, В. связан не с дейкти-ческой (см. Дейксис) темпоральной (временной) локализацией действия, а с его внутр, «темпоральной структурой», с тем, как она интерпретируется говорящим. Категория В. в разных языках характеризуется значит, многообразием как со стороны внешних (сиитетич. или аиали-тич.) форм своего выражения, так и со стороны содержания. В языках мира выделяются аспектуальные противопоставления, связанные с достижеиием/недостижением внутр, предела действия, с подчеркиванием процесса протекания действия, с понятием состояния и достигнутого состояния, с понятиями многократности, обычности и т. п. Противопоставление значений этого типа выступает как В., поскольку оно получает в том или ином языке статус грамматич. категории. В противном случае оно рассматривается как семантич. (понятийная) категория (И. И. Мещанинов) или как противопоставление «аспектуальных классов» (дииамические/статические, предельные/ непредельные глаголы) и их подклассов — т. наз. способов действия (см. Глагол) в рамках функционально-семантического поля аспектуальиости (А. В. Бон-дарко), т. е. в составе широкой совокупности грамматич,, словообразоват., лексич. и иных средств, служащих для выражения такого рода значений.
В рус. и других слав, языках грамматически противопоставлены совершенный и несовершенный В. (перфектив и импер-фектив). Семантич. базой этого противопоставления являются предельные глаголы, причем сов. В. сигнализирует достижение предела и, в силу этого, представляет действие в его неделимой целостности, а несов. В. нейтрален к признаку достижения предела и к признаку целостности; во ми. случаях он указывает иа действие, лишь в перспективе направленное к пределу или вовсе не предусматривающее предела (у непредельных глаго-голов). В контексте высказывания значение одного и другого вида в зависимости от ряда условий реализуется в одном из частных видовых значений (в одной из частных функций). У сов. В. выделяются конкретно-фактическая («Я открыл окно»), наглядно-примерная («Татьяна то вздохнет, то охнет») и др. функции. У несов. В. главными частными функциями являются коикретио-процессная («Я открывал окно» — в тот момент), неогра
ниченно-кратная («открывал по вечерам» и т. п.) и обобщенно- или общефактическая («Ты открывал окно? — Да, открывал»), когда важен факт сам по себе, а не его протекание, результат, возможная многократность и т. д. Несов. В. выражает также постоянное отношение («Сумма углов треугольника равняется двум прямым») и др. значения и выступает вместо сов. В. в позициях нейтрализации, напр. в т. наз. историческом настоящем: «Вчера он приходит и говорит» (вместо «пришел и сказал»).
Противопоставление сов. и несов. В. проходит в слав, языках через всю систему глагола. В плайе выражения виды различаются:	сочетаемостью,
ср. невозможность постановки сов. В. после фазовых глаголов типа «начать», «кончить», «продолжать» («начал писать», но не «написать»), после «все», «все больше» («Он все полнел», но не «...располнел»); составом паради г м ы , ср. в рус. яз. отсутствие причастий иа -щий и будущего сложного в числе форм сов. В.; строением глагольной основы: за корневыми основами закреплено значение несов. В., реже (ср. «Дать», «бросить») сов. В.; добавление приставки («с-делать», «проделать», <от-делать») или суффикса однократности («маз-ну-ть») делает основу предельной и переводит ее в сов. В. (пер-фективирует); добавление суффикса им-перфективации создает производную основу несов. В. («да-ва-ть», <6рос-а-ть», < про-дел-ыва-ть >), к-рая может снова перфективироваться («надавать обещаний», «побросать»). Если между образованиями противоположных видов иет различий в лексич. значении, возникает чисто видовая соотносительность (видовая пара): «дать — давать», «проделать — проделывать » и др. (также — с использованием т. наз. пустой приставки: «делать— сделать» или супплетивизма: «брать — взять»). Мн. глаголы стоят по семантич. или формальным причинам вне видовых пар, являясь «только несовершенными» («зависеть», «учительствовать») или «только совершенными» («рухнуть», «побросать»). Есть также двувидовые основы, от каждой из к-рых образуются формы обоих видов (ср. «женить», «исследовать»), Спорным остается вопрос, является ли В. в рус. яз. словообразоват. или словоизменит. категорией.
Со слав, совершенным В. ряд ученых сближает нек-рые префиксальные глагольные образования др. языков. Эти сближения наиболее убедительны для языков, в к-рых получили развитие те илп иные средства имперфективации префиксальных глаголов, напр. для литовского, осетинского, венгерского.
В современных англ., исп. и иек-рых др. языках выделяют т. наз. прогрессивный В. (прогрессив, аигл. Progressive, или континуатнв, англ. Continuous), изображающий действие в процессе его осуществления в конкретный момент времени (англ. I am writing, исп. estoy escribiendo ‘Я пишу в данный момент’) и противопоставленный в разл. временах, наклонениях и инфинитиве «общему» В. (иепрогрессиву). Прогрессивный В. представлен аналитич. формами. Иногда в качестве В. рассматривают также аналитич. перфект англ., романских н ряда др. языков.
В др.-греч. яз. были противопоставлены три В.: презеитно-имперфектный, близкий по значению слав, несов. В. (но
ВИД 83
не выступавший в общефактич. функции), аористический, близкий к сов. В. (ио использовавшийся и при простом указании на факт, в частности с обстоятельством длительности), и перфектный, обозначавший состояние (обычно как результат предшествующего изменения): hesteka ‘Я (стал и) стою'. Эти В. различались синтаксич. употреблением, составом форм (так, в рамках аористич. В. нет форм наст. вр.), строением основы (чередованиями, суффиксами, редупликацией), отчасти и личными окончаниями (особыми в перфектном В.).
В разл. языках выделяют также многократный (итератив, фреквентатив) и нек-рые другие В. В одном языке могут совмещаться разные видовые противопоставления. С др. стороны, есть языки, не имеющие категории В., в к-рых достиг-нутость/недостигнутость предела действия и др. аспектуальные значения обычно явствуют из соотношения предикатов, соседствующих в составе высказывания, или выражаются др. средствами функцио-нально-семаитич. поля аспектуальности (таков, напр., ием. яз.).
Категория В. связана с другими глагольными категориями, особенно тесно — с категорией времени. Эта связь проявляется в невозможности образования нек-рых времен в рамках одного из В., в специфич. использовании нек-рых видо-временных форм: так, в рус. и других слав, языках (кроме юж.-слав.) наст, время сов. В. преим. используется в значении будущего. В ряде языков нек-рые противопоставления по категории В. представлены лишь в сфере прош. времени. В араб., кит., ряде афр. языков нидовое противопоставление вообще не отделено от временного. Так, в глаголе языков йоруба и игбо (см. Ква языки) форма, выражающая завершенное действие, автоматически обозначает прош. вр., а форма, выражающая протекающее действие,— наст. вр. (если в предложении нет лексич. показателей, противоречащих этим временным значениям).
в См. лит. при ст. Аспектология.
Ю- С. Маслов. ВИНОГРАДОВСКАЯ ШКбЛА в языкознании — одна из школ советского языкознания, возникшая в 40—50-е гг. 20 в. и объединяющая учеников и последователей В. В. Виноградова общим пониманием природы языка, общей методологией его исследования. Виноградов работал в Ленинграде (проф. ЛГУ в 1920—29), Вятке (иыне Киров), Тобольске, Москве. Он был крупным организатором сов. филология, науки: в 1950—63 акад.-секретарь ОЛЯ АН СССР; в 1950— 1954 директор Ин-та яз-знания АН СССР; в 1958—68 директор Ии-та рус. языка АН СССР, в 1945—69 возглавлял кафедру рус. языка в МГУ, где вместе с ним плодотворно работали Р. И. Аванесов, П. С. Кузнецов, Т. П. Ломтев, Н. Ю. Шведова, С. И. Ожегов, Н. С. Поспелов, В. А. Белошапкова, С. А. Копорский и др. По инициативе Виноградова был основан журн. «Вопросы языкознания» (гл. ред. в 1952—69).
Виноградова отличала исключит, эрудиция, глубокое знание истории рус. обществ. жизни, рус. лит-ры и рус. языка, исключит, осведомленность в области истории лингвистич. науки, и прежде всего рус. лингвистич. мысли. Значит, влияние оказали на него идеи А. А. Шахматова и Л. В. Щербы. От Шахматова ои воспринял методику сравнительно-ист. ана-
84 ВИНОГРАДОВСКАЯ
лиза и углубленного, строгого системного описания языка, от Щербы — интерес к языку как живой и активно функционирующей системе, к движению языковых норм. Рассматривая язык как обществ, явление, Виноградов видел в ием не только эволюцию системы, но и развитие видов и разновидностей речи и речевых форм. Разрабатывая теорию стиля, он устанавливал и прослеживал связи между языковой личностью и общенац. языком во всех разновидностях его функционирования.
В теории Виноградова в центре изучения языка стоит, с одной стороны, слово как центр, единица языковой системы, с другой стороны,— текст во всей его сложности, рассматриваются взаимоотношения языка и речи, раскрываются динамика языковых явлений, особенности рус. речи, ее закономерности и формы. Эта концепция отличается от концепции Ф. де Соссюра (см. Женевская школа), фактически описывающего язык вне речевых жанров, вне связи с актом речи, и от филология. концепции К. Фосслера, ориентированной прежде всего на экспрессивио-эстетич. функцию языка (см. Эстетический идеализм в языкознании).
Виноградов предложил новую систематизацию разделов и подразделов рус. яз-знания. В соответствии с его взглядами оно включает: а) серию ист.-лиигви-стич. дисциплин — диалектологию, ист. грамматику, историю языка, историю лит. языка, историю языка худож. лит-ры (была предложена, в частности, новая периодизация истории рус. лит. языка); б) стилистику в ее нормативной (культура речи) и ист.-сравнительной (функциональные и авторские стили) разновидностях; в) дисциплины, содержащие системное описание совр. рус. лит. языка (лексика, грамматика, словообразование, фразеология, фонетика), в т. ч. история слов и теория нормы; г) науку о языке худож. лит-ры и языке писателей; д) историю филология, учений. Виноградов дал образцы исследований в каждой из этих областей. Новая систематизация была во многом обращена к практике.
Виноградов создал новую систематизацию частей речи, практически применив предложенный Щербой критерий сиитак-сич. свойств слова: в систему частей речи были включены «частицы речи», модальные слова и категория состояния. Тем самым принимались во внимание морфологич., словообразоват. и семантич. свойства слова. Книга Виноградова «Русский язык. Грамматическое учение о слове» (1947; Гос. пр. СССР, 1951) опиралась иа науч, оценку всех факторов, составляющих общенац. лит. язык (его историю, язык образцовых писателей, язык образованного населения, системные связи всех языковых категорий, сложные взаимодействия разных функциональных сфер речи); она послужила науч, основой для создания последующих грамматик рус. языка и грамматик языков народов СССР. Эта книга, на широком ист. фоне отражавшая совр. этап развития рус. лит. языка, была принципиально новым описанием всей его системы, глубоко методологически и содержательно отличалась от всех предшествовавших описаний — от М. В. Ломоносова до Шахматова. Виноградов предложил деление грамматики иа грамматич. учение о слове, показав при этом всю сложность его природы, учение о словосочетании, учение о предложении и учение о сложном синтаксич. целом. В учении о предложении им были найдены и определены осн. категории предложения: предикативность, модальность, сии-
таксич. лицо, к-рые выделяют предложение в тексте и отделяют язык от др. семи-отич. средств.
Идеи Виноградова в теории лексикологии — разработка типов лексич. значений слов, углубление понятия «лексема» и введение теории стилистич., грамматич. и смысловой вариантности слова, учение о фразеологии как особом разделе яз-зиания, систематизация типов рус. фразеология, единиц — стали основой для дальнейшего развития рус. лексикологии, фразеологии, рус. и общей лексикографии. При его участии были созданы «Толковый словарь русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова (т. 1—4, 1935—40), «Словарь современного русского литературного языка» (т. 1 —17, 1948—65; Ленинская пр., 1970). Он был одним из инициаторов создания и редактором «Словаря языка А.С. Пушкина» (т. 1—4, 1956— 1961).
Виноградов положил начало новой области филология, исследований — истории рус. лит. языка как истории стилей («Очерки по истории русского литературного языка XVII—XIX вв.», 1934). Его идеи в этой области стимулировали изучение разных этапов в развитии рус. лит. языка допетровской эпохи и нового времени, содействовали выработке новых науч, концепций (Б. А. Успенский, Ю. С. Сорокин, В. П. Вомперский и др.). Первично основанное на концепции Шахматова учение Виноградова об истоках рус. лит. языка и о его отношении к языку церковнославянскому наиболее адекватно отражает состояние первых этапов развития письменности на Руси и показывает истоки богатства рус. стилистич. системы, многообразия ее функциональных разновидностей (эта концепция нашла дальнейшее развитие в работах Н. И. Толстого, И. С. Улуханова).
Выделив язык писателей в особую категорию филология, исследований, Виноградов изучал языковое творчество Н. М. Карамзина, И. И. Дмитриева, И. А. Крылова, А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова, Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, А. А. Ахматовой, М. М. Зощенко и др. Эти работы, так же как и работы Ю. Н. Тынянова, Б. М. Эйхенбаума, В. М. Жирмунского, Б. В. Томашевского, Л. П. Якубинского, Б. А. Ларина, дали текстологам новые методы исследования — анализ разновременных публикаций, вариантов худож. текстов, рукописей, сюжетных связей, текстового окружения, изучение истории критики, собств. авторских свидетельств,— заложив тем самым текстология, обоснование лит-ведения.
Рассматривая формирование и развитие худож. образов, Виноградов исследовал и описывал стилистико-смысловые связи внутри текста и на их фойе определял центр, образ произведения — образ автора. Такой метод прочтения нашел свое применение и в теории прозаич. нехудож. речи. Виноградов обращал внимание на то, что текст, имея тропы и фигуры речи, соединяется в сферхфразовые и фразовые единства путем сопоставлений и противопоставлений, сцеплений и соединений, сочетаний и разъединений, образующих единство смыслового развития текста как частей общей композиции, состоящей из явного или скрытого диалога или монолога. Объединение элементов текста в одно смысловое и грамматич. целое послужило основанием, в частности, для исследований по теории текста.
Идеи Виноградова дали творч. импульс для разработки и развития почти всех
отраслей сов. филологии во 2-й пол. 20 в.— в области совр. и сравнит.-ист. славистики, изучения др. языков народов СССР и зап.-европ. языков, в области лит-ведеиия, текстологии, эвристики, стилистики, языка худож. лит-ры, а также в изучении строя рус. яз., его истории, лексики, грамматики, словообразования, в области изучения истории лингвистич. науки, а также в разных сферах преподавания рус. яз. и культуры речи. Его идеи оказали влияние на развитие общего и сравнит, яз-знания. Ученые В. ш. углубляют и развивают все эти направления. Стилистике, поэтике, языку худож. лит-ры, худож. композиции текста, структуре авторского повествования посвящены работы Сорокина, В. Г. Костомарова, В. П. Григорьева, А. Д. Григорьевой, М. Н. Кожиной, Е. А. Иванниковой, И. И. Ковтуиовой, Н. А. Кожевниковой, И. К. Белодеда, А. П. Чудакова и др. Исследованию семантич. структуры слова и фразеологизма, текста, значения слова, метафоры, внутр, организации и назначения словарной статьи как особого лингвистич. жанра и др. проблем лексикологии и лексикографии посвящены работы ученых В. ш., изучающих рус. яз., другие слав, языки, языки народов СССР (Ожегов, Сорокин, Шведова, А. П. Евгеньева, Д. Н. Шмелев, Л. Л. Кутина и др.). Работы ученых В. ш. в этой области содействовали выделению лексикологии как самостоят. области яз-знания, она получила теоретич. обоснование и практически сформировалась прежде всего в СССР. Сов. учеными плодотворно развивается теоретич. и практич. лексикография.
Сов. грамматич. наука развивает и углубляет мн. идеи Виноградова в этой области. Учеными В. ш. была создана описательно-нормативная «Грамматика русского языка» АН СССР (1952—54). Под руководством Шведовой были созданы академия, грамматики нового типа — «Грамматика совр. русского литературного языка» (1970), «Русская грамматика» (т. 1—2, 1980; Гос. пр. СССР, 1982). В этих грамматиках науч, концепциями Виноградова определены способы описания частей речи, морфологии, синтаксиса, в особый раздел, связанный как с лексикологией, так и с грамматикой, выделяется словообразование и описывается формальное и семантич. строение словообразоват. типов. При этом непосредственно реализуются его идеи о месте словопроизводства в строе языка в целом. Рус. словообразование как особой области яз-знаиия посвящены работы Е. А. Земской, В. В. Лопатина, Улухано-ва и др. Ученые В. ш. плодотворно работают также в области синтаксиса рус. и др. слав, языков, в области структуры текста (Н. С. Поспелов, Шведова, А. В. Боидарко, М. В. Ляпон, Белошапко-ва и др.).
Работы Виноградова о Шахматове, Щербе, А. М. Пешковском, М. Н. Петерсоне, его очерки по истории рус. лингвистич. мысли дали импульс для дальнейших исследований в этом направлении (Б. Н. Головин, Ю. В. Рождественский, А. В. Бондарко и др.).
Идеи Виноградова о грамматике совр. рус. лит. языка легли в основу общей и частной дидактики рус. языка и мн. учебных (школьных и вузовских) пособий. Были созданы серии учебников для средней и высшей школы (А. М. Земский, С. Е. Крючков, Л. Ю. Максимов, Н. М. Шанский, Л. А. Четко и др.). Под иепосредств. руководством Виноградова создана Международная ассоциация
преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ), первым президентом к-рой он был. В применении к задачам обучения рус. языку иностр, студентов разрабатываются проблемы стилистики, речевой культуры и лингвостранове-дения (работы Костомарова, Е. М. Верещагина и др.).
Для ученых В. ш. характерны след, общие черты их исследоват. метода: 1) анализ языковых явлений не с к.-л. одной точки зрения, а в аспекте их отношения к другим явлениям, к разным сторонам языка — рассмотрение грамматич. категорий в тесной связи с лексикой, с природой, значением и окружением слова; рассмотрение законов словообразования в связи с правилами морфологич. строения слов и с их грамматич. категориями; изучение синтаксиса не просто как правил синтагматики, а как такого уровня языка, единицы к-рого, обладая не только синтагматич., но и парадигматич. характеристиками, в своем строении и функционировании неразрывно связаны с лексикой и лексич. идиоматикой. Язык худож. лит-ры, язык и стиль писателя изучаются, с одной стороны, в связи с историей общенац. лит. языка, с другой стороны,— в связи с историей обществ, мысли и обществ, жизни; анализ образа автора — в связи с языком произведения и с его сюжетной тканью; анализ строения текста и все эвристич. разыскания — в связи с историей лит. процесса в целом, и т. д.; 2) внимание к функциональной и стилистич. распределенности языковых явлений, к сферам их употребления; 3) изучение языковых явлений в плайе «диахронич. синхронии»: понимание синхронии как условно остановленного момента развития языка и отсюда анализ языковых явлений в границах ист. контекста, в частности понимание языковой нормы как ист. категории, признание сосуществования функционально и семантически разграниченных языковых вариантов; 4) работа только с живым и богатым материалом, всегда самостоят. извлеченным из всех необходимых источников; построение теории опирается только на такой материал и подтверждается им. 9 Виноградов В. В.. Избр. труды, [т. 1 — 5). И.. 1975 — 80; Чудаков А. П., Ранние работы В. В. Виноградова о поэтике рус. лит-ры, в кн.: Виноградов В. В., Избр. труды, [т. 2], М.. 1976; его ж е, В. В. Виноградов и теория худож. речи первой трети XX в., там же, [т. 5]. М.. 1980; Толстой Н. И., Труды В. В. Виноградова по истории рус. лит. языка, там же, [т. 4], М.. 1978; Костомаров В. Г., Труды акад. В. В. Виноградова в области лексикологии, семасиологии и лексикографии, там же. (т. 3). М„ 1977; Рождественский Ю. В., О работах акад. В. В. Виноградова по истории рус. яз-знания. в кн.: Виноградов В. В.. История рус. лингвистич. учений, М., 1978. Ю. В. Рождественский. ВИСДЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — см. Бисайские языки.
внешняя ЛИНГВЙСТИКА — см. Языкознание.
ВНУТРЕННИЕ ЗАКОНЫ РАЗВЙТИЯ ЯЗЫКА — см. Законы развития языка. ВНУТРЕННЯЯ ЛИНГВЙСТИКА — см. Языкознание.
ВНУТРЕННЯЯ РЕЧЬ — 1) планирование и контроль «в уме» речевых действий. В этом смысле В. р. близка мышлению и может рассматриваться как одна из форм его реализации. 2) Внутреннее проговаривание — беззвучная речь «про себя», выполняющая те же функции планирования и контроля и возникающая в определенных ситуациях деятельности (особенно при затруднениях в приня
тии решений, в условиях помех н т. п.). Сов. психологом А. Н. Соколовым были обнаружены скрытые артикуляции — мелкие моторные движения — в процессе В. р. 3) Один из этапов внутреннего программирования как фазы порождения речевого высказывания (то же, что планирование, замысел). Этот вид В. р. соотносится прежде всего с общением, тогда как первые два — с мышлением. Теория фазовой структуры речевого акта была выдвинута сов. психологом Л. С. Выготским (1932) и получила развитие в сов. психолингвистике (работы А. А. Леонтьева и др.). Согласно этой теории, порождение речи состоит из последовательно сменяющих друг друга этапов: интенции, мотива, внутр, программирования и реализации. В. р. является средством представления семантич. схемы высказывания.
В. р. как внутр. проговаривание отличается от остальных видов В. р. по используемым средствам. При внутр, проговаривании используется естеств. язык, в др. видах В. р,— определ. образом организованная система предметных значений, независимых от конкретного нац. языка (универсально-предметный код — по И. Н. Горелову, семантич. язык — по Ю. Д. Апресяну, код образов и схем — по Н. И. Жиикииу).
Все 3 вида В. р. в онтогенезе являются результатом интериоризации внешней речи (через ступень т. наз. эгоцентрич. речи — по Выготскому).
• Жинкин Н. И., О кодовых переходах во внутренней речи, ВЯ. 1964. № 6; Соколов А. Н.. Внутренняя речь и мышление, М.. 1968; Леонтьев А. А., Психолннгвистич. единицы и порождение речевого высказывания, М., 1969; Горе-л о в И. Н., Невербальные компоненты коммуникации, М.. 1980; Выготский Л. С.. Мышление и речь, Собр. соч., т. 2. М., 1982.
А. А. Леонтьев, А. М. Шахнарович.
ВНУТРЕННЯЯ ФОРМА СЛОВА — семантическая и структурная соотнесенность составляющих слово морфем с др. морфемами данного языка; признак, положенный в основу номинации при образовании нового лексического значения слова. В. ф. с. мотивирует звуковой облик слова, указывает иа причину, по к-рой данное значение оказалось выраженным именно данным сочетанием звуков. Выбор признака, лежащего в основе номинации, не обязательно определяется его существенностью, это может быть лишь бросающийся в глаза признак, поэтому в разных языках один и тот же предмет может быть назван на основе выделения разных признаков, напр. рус. «портной» (от «порты» 'одежда'), нем. Schneider (от schneiden 'резать'), болг. «шивач» (от «шия» 'шить').
В. ф. с. может остаться ясной и вызвать положительное или отрицательное по эмоциональному восприятию ассоциативно-образное представление («осел» — об упрямо-глупом человеке, «тащиться» — двигаться медленно и с трудом). В. ф. с., окрашивая лексич. значение экспрессивно, входит в коннотацию и изучается в лексикологии и стилистике. В результате ист. преобразований, происходящих в языке, В. ф. с. может быть затемнена или полностью утрачена. Утрата В. ф. с. объясняется разными причинами: утратой того слова, от к-рого образовано данное слово (исчезновение слова «коло» 'колесо' привело к потере В. ф. с. у слова «кольцо» — первонач. уменьшительное от «коло» — и у слова «око-
ВНУТРЕННЯЯ 85
ло> — букв, ’вокруг’); утратой предметом признака, ранее для него характерного (В. ф. с. «мешок» ие связывается со словом «мех»); существенными фонетич. измеиеииями облика слов в истории языка (иапр., первонач. к одному корню восходят пары слов «коса» и «чесать», «городить» и «жердь»). Воссозданием утраченной В. ф. с. занимается этимология.
Теорию В. ф. с. развивали В. фон Гумбольдт и А. А. Потебня (см. Харьковская лингвистическая школа).
• Будагов Р. А., Введение в науку о языке, М., 1958; Маслов Ю. С., Введение в яз-знание, Ь).. 1975.
ВОДСКИЙ ЯЗЫК — один из прибалтийско-финских языков (южная группа). Распространен как язык бытового общения среди старшего поколения в дер. Лужицы, Пески, Краколье и Межники Кингисеппского р-на Ленингр. обл. Число говорящих неск. десятков человек. Диалекты: зап.-водский, вост.-водский (вымерший во 2-й пол. 20 в.), диалект дер. Куровицы (почти вымерший) и вымерший в 19 в. к реви и. диалект (на терр. Латв. ССР). В. я. близок эстонскому языку. Для В. я. характерны переход k>ts перед гласными переднего ряда (tsula ’деревня’), переход о>е (erava 'белка'), переход st>ss (mussa 'черный'), развитое чередование ступеней согласных (взрывных, шипящих и аффрикат и их сочетаний): kotti 'мешок'— kotiD 'мешки', jaAka 'йога' — jaAgaD 'ноги'; itkea 'плакать' — idgen 'плачу'; seltsa 'спина' — selUza 'на спине’. Морфология и синтаксис В. я. не отличаются от других прибалт.-фин. языков. Язык бесписьменный.
* Адлер Э., Водский язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 3, М., 1966 (лит.); А г i-ste Р., Vadja keele grammatika. Tartu. 1948; его же, A grammar of the Votic language, Bloomington — The. Hague, [ 19681; Adler E.. Vadjalaste endisajast. I. Idavadja murdetekste, Tallinn. 1968; P, о s t i L., Vat-jan kielen Kukkosin murteen sanakirja, Hels.. 1980; Kettunen L.. Vatjan kielen Mahun murteen sanasto, Hels., 1986. Э. Адлер. ВОКАЛЙЗМ (от лат. vocalis — гласный звук) — система гласных в языке, диалекте, говоре или в семье, группе языков. Характеристика В. учитывает: кол-во гласных фонем в языке, правила их употребления в разных фонетич. позициях (соседние звуки, ударность — безударность, начало — середина — конец слова), возможности фонетич. вариативности фонем, функциональную нагрузку в речи. Возможно диахронии, и синхроиич. описание В.
Системы гласных фонем в разл. языках насчитывают разное кол-во единиц, однако в любой системе обязательно наличие гласных основного треугольника i — и. Во мн. языках представлена сис-а тема, в к-рой кроме открытого /а/ и закрытых /i/ и /и/ имеются гласные среднего подъема /е/, /о/.
Системы гласных фонем с большим набором единиц встречаются в языках, где огубленность используется для различения гласных не только заднего ряда, но и переднего ряда и где долгота гласных фоиологична. Наличие дифтонгов еще более расширяет систему гласных.
Анализ системы гласных с т. зр. возможных в языке оппозиций дает представление о кол-ве фонем, но не о внутр, организации этой системы. Организация
86 ВОДСКИЙ
может быть разной. Так, наборы гласных в рус. и укр. языках очень близки, однако системные отношения в них совершенно различны; рус. /а/ — /о/ и /е/ — /1/, напр., связаны отношениями чередования, тогда как в укр. системе гласных таких отношений нет. Для изучения того, в какую систему организован тот или иной набор гласных фонем, необходим учет правил их употребления как в разных фонетич. позициях, так и в разных позициях в пределах слова. Так, для рус. фонемы /а/ существенно, что в ударном слоге она не имеет никаких дистрибутивных ограничений, тогда как в безударном она не может употребляться после мягкого согласного (в пределах лит. нормы). Правила употребления гласных в слове определяются как живыми, так и ист. звуковыми законами (чередования гласных, гармония гласных и др.).
Фонетич. вариативность гласных определяется числом гласных в системе, различит. признаками согласных, с к-рыми гласные способны сочетаться, общими особенностями артикуляционной базы данного языка. Так, широкая фонетич. вариативность рус. гласных определяется, во-первых, сравнительно небольшим кол-вом фонем в системе: отсутствие противопоставления широких и узких гласных среднего подъема допускает реализацию рус. фонемы /е/ и как широкого [е] (в словах «шест», «целый»), и как узкого [е] (в словах «честь», «если»); во-вторых, сочетаемостью гласных заднего ряда с мягкими согласными, что приводит к дифтоигоидности этих гласных— [а] в слове «сядь» [s’sef] и [и] в слове «чуть» [dut'] представлены как неоднородные во времени звуки, начинающиеся и заканчивающиеся i-об-разиым элементом. Наконец, вялость артикуляции гласных и сокращение длительности безударных гласных приводит к таким последствиям, как сильная назализация гласного после носового — в словах «нас», «мало» и др. и сильная качеств, редукция — так, в словах «садовод» [sbOAvdl], «пароход» [ръглхбс] безударный гласный первого слога, будучи аллофоном фонемы /а/, является гласным ие нижнего, а, скорее, верхнего подъема.
Увеличение числа гласных фонем в языке (иапр., в англ., франц., нем.), отсутствие мягких согласных (иапр., в итал., груз, языках — при системе из 5 гласных) ограничивает фонетич. вариативность.
Существенными для системы В. являются также данные о функциональной нагрузке гласных в речи. Эта нагрузка зависит от кол-ва гласных и согласных фонем в языке (если кол-во гласных существенно меньше кол-ва согласных, то информативная нагрузка гласных сравнительно невелика) и от фонетич. структуры слова в языке, так, в языках с гармонией гласных (см. Сингармонизм) функционально нагруженным может оказаться лишь один гласный в слове — а именно тот, к-рый определяет качество остальных гласных. Функциональная нагрузка связана с частотой встречаемости каждой из гласных фонем в речи и с кол-вом миним. пар, где данная фонема может выступать как единств, способ различения звуковых оболочек значимых единиц. Важной особенностью функционирования системы гласных фонем является их участие в образовании грамматич. единиц в связном тексте, реализуемом данной речевой последовательностью: при дублировании грамматич. значений в высказывании возможны случаи, ког
да роль гласного, реализующего флексию' аффикс и т. д., несущественна (ср. рус. «моя синяя чашка» [mAja s'1'п’ьъ саэкл] и «мое синее блюдо» [тл16 зЧп'ьъ Ы’йбл]).
* Трубецкой Н. С., Основы фонологии, М., 1960; 3 и н де р Л. Р.. Общая фонетика, М.. 1979; Бондарко Л. В., Фонетич. описание языка и фонологич. описание речи. Л., 1981: Lindblom В. Е. F., Phonetics and the description of language, в кн.: Proceedings of the Seventh International Congress of Phonetic Science, The Hague — P., 1972.	Л. В. Бондарко.
ВбЛЖСКО-ФЙНСКИЕ ЯЗЫКИ — принятое нек-рыми исследователями условное классификационное название для мордовских и марийского языков, относящихся к финно-угорской семье языков. Эти языки предположительно возводятся при этом к волж.-фии. языку--основе, к-рый мог образоваться вследствие распада фин.-волж. группы фин.-перм. праязыка на 2 подгруппы: прибалт.-финскую и волж.-финскую. Однако существует мнение, что волж.-фин. праязыка не было, а мордовские и марийский языки выделялись непосредственно из фин.-волж. праязыка. Иногда термин <В.-ф. я.» употребляется неточно вместо «фин.-волж. языки» или используется вместо термина «волжские» фин.-угор, языки, к-рый возник иа основе территориального признака, поскольку мордовские и марийские языки распространены в регионе ср. Волги.
К. Е. Майтинская. ВОЛН ТЕОРИЯ — см. Генеалогическая классификация языков.
ВОЛбФ — один из западноатлантических языков (северная группа). Распространен в Зап. Африке, гл. обр. в Республике Сенегал, где он с 1971 провозглашен одним из 5 офиц. языков. Число говорящих св. 2,6 млн. чел. Оси. диалекты, различия между к-рыми невелики: вало, дьолоф, кадьор, баоль, салум, леву; наиболее отличен от других диалект леву. Выделяются урбаиизиров. говоры в Сен-Луи, Дакаре, Банджуле.
Грамматич. строй характеризуется сочетанием изоляции с агглютинацией. Система именных классов редуцирована (8 классов ед. ч. и 2 — мн. ч.). Класс в морфологич. структуре существительного в совр. В. не маркируется, хотя сохранились следы архаич. префикса. Согласование по классу реализуется гл. обр. в области местоимений.
Лит. язык находится в стадии становления. Письменность на основе араб, графики появилась еще до колонизации Сенегала Францией в 1895. Араб, графика сменилась латиницей; на В. издается периодика, ставятся спектакли, фильмы. Язык межэтнич. общения.
* Никифорова Л. А.. Язык волоф, М.. 1981; Sauvageot S., Description synchronique d'un dialecte wolof. Le parler du dyolof, Dakar, 1965.
Lexique wolof-francais, t. 1 — 3, Dakar, 1977-79. ,	А. И. Коваль.
ВОСПРИЯТИЕ РЁЧИ — 1) в психофизиологии и физиологии речи термин для обозначения процессов обработки речевого сигнала, включающей первичный слуховой анализ, выделение акустических признаков, фонетическую интерпретацию. В качестве результата фонетич. интерпретации рассматривается создание моторного (артикуляторного) образа услышанного сигнала.
Первичный анализ речевого сигнала осуществляется в улитке органа слуха. Получаемое изображение сигнала — пространственно-временной рисунок импуль-сации в слуховом нерве — напоминает, с нек-рыми существ, отличиями, дина-
мич. спектрограмму речи. Особенности «слуховых дииамич. спектров» речи исследуются в электрофизиологич. опытах на животных (регистрируются ответы множества нейронов слухового нерва на речевой сигнал) или при применении для анализа речи моделей периферич. слуховой системы.
Электрофизиологами показано, что центральная слуховая система осуществляет много разл. параллельных обработок поступающей информации. При поисках фонетически полезных признаков слуховых дииамич. спектров учитываются проблемы автоматич. распознавания речи. Проверка гипотез производится путем исследования идентификации или сравнения специально конструируемых стимулов. Они синтезируются или получаются из естественной речи с помощью ЭВМ. Набор выявленных признаков пока не полой. Показано, что при формировании нек-рых признаков применяется интегрирование слухового динамич. спектра за большие интервалы времени, при формировании других — операции, близкие к дифференцированию спектра по времени. Новые возможности исследования появились благодаря развитию электродного протезирования слуха. Ймпульсация в слуховом нерве вызывается в этом случае с помощью электрич. раздражения через вживленные в улитку электроды.
Для исследования правил (процедур) фонетич. интерпретации речевого сигнала и изучения отношений, существующих между слуховым и моторным описаниями речи, все чаще применяется метод имитации синтетиц. и естеств. стимулов. Регистрируется или создаваемый речевой сигнал, или те или иные параметры артикуляторных движений. Различают отставленную и текущую имитацию. Задержки последней могут быть очень малыми: 120—250 мс.
Для выявления врожденных элементов структуры В. р. широко исследуются дети, начиная с раннего грудного возраста. Используется феномен угасания и растормаживания ориентировочной реакции, регистрируются двигательные (движение глаз в сторону источника звука) или вегетативные компоненты реакции.	Л. А. Чистович.
2) В экспериментальной и общей фонетике совокупность механизмов, обеспечивающих переход от первичного фонетического описания звука или звуковой последовательности к интерпретации его как определенной единицы системы языка. В связи с этим исследуются перцептивные корреляты различит, признаков фонем и вводится понятие полезного признака, т. е. такого фонетич. свойства сегмента, к-рое используется при восприятии для фонемной идентификации. Показано, что распределение информации о той или иной релевантной единице при восприятии не совпадает с тем, что предписывается правилами парадигматич. противопоставления. Так, обнаружено, что полезные признаки могут линейно не совпадать с реализацией той или иной фонемы (напр., i-образные переходные участки гласных — полезный признак мягкости соседних согласных, часто являющийся их единств, надежным признаком в рус. яз.). Исследованы особенности восприятия супрасегментиых характеристик (ударение, интонация) и показано, как распределена информация о них по временной оси. Обнаружено, что носители разл. языков способны опознавать нек-рые типы интонации (особен
но эмоциональной) совершенно незнакомого языка. Исследования такого рода позволяют выделить универсальные и специфич. свойства звуковых единиц разных уровней. Особенно интенсивно исследуется восприятие при изучении интерференции звуковых систем в связи с такими понятиями, как «фонематич-ность слуха», «фоиологич. сито» и т. п. Обнаружено, что общее положение, в соответствии с к-рым человек воспринимает звуки чужого языка как звуки, родного для него языка, справедливо лишь отчасти: в экспериментах с естеств. и синтезиров. звуками показано, что результат восприятия зависит от целого ряда факторов (качество предъявляемого звука, индивидуальные способности испытуемых, знание иностр, языков, условия и задачи эксперимента) и никак не может быть объяснен стремлением опознавать любой незнакомый звук как фонему родного языка. Л. В. Бондарко.
3) В психолингвистике и психологии речи система процессов информационной переработки текста, опосредующих его понимание. Эти процессы протекают параллельно на неск. уровнях В. р., взаимодействуя друг с другом. Мииим. единицей осмысленного В. р. является слово; отождествление того или иного сегмента текста как слова влияет на эффективность восприятия составляющих его компонентов (звуков, букв). Однако, особенно при восприятии графич. текста (т. е. чтении), в качестве оперативной единицы В. р. могут выступать и большие единицы: словосочетания или синтагмы, высказывания, абзацы (или другие содержательно завершенные фрагменты текста). При В. р. на содержат, уровне осуществляется вероятностное прогнозирование как семантич. развертывания текста, так и грамматич. (синтаксич. или морфосинтаксич.) структуры предложения или цепочки предложений.
В. р. имеет в качестве конечного результата создание образа содержания текста, зависящего ие только от объективных характеристик этого текста, но и от психики воспринимающего текст человека и от той деятельности, в к-рую включены процессы В. р. в качестве ее ориентировочного звена. Психология, стратегия процессов переработки текстовой информации при этом может быть различной. Так, при отождествлении отд. слова человек в зависимости от уровня помех и др. факторов может опираться (как на доминантный признак) на субъективную частотность слова, его грамматич. характеристику и т.п.; при содержат. восприятии текста он может, выделяя из текста разл. опорные семантич. компоненты, строить приближенные модели содержания фрагментов текста (т. иаэ. просмотровое, или быстрое, чтение).
Процессы В. р. протекают лишь частично на уровне сознат. контроля, т. е. могут быть осознаны и отрефлектирова-ны. Напр., как правило, недоступны осознанию процессы выбора и синтезирования опорных элементов при «просмотровом» чтении; полностью бессознательно восприятие семантич. «обертонов» содержания текста (или даже семантики отд. слова), связанных с его фонетич. формой (т. е. семантич. «окраской» отд. звуков и их сочетаний). А. А. Леонтьев. * Сапожков М. А., Речевой сигнал в кибернетике и связи, М., 1963; Речь. Артикуляция и восприятие, М.— Л., 1965; Фланаган Д., Анализ, синтез и восприятие речи, пер. с англ., М., 1968; Модель восприятия речи человеком. [Новосиб., 1968);
Лурия А. Р.. Осн. проблемы нейролингвистики. М._ 1975; Физиология речи. Восприятие речи человеком. Л., 1976; Смысловое восприятие речевого сообщения (в условиях массовой коммуникации), М.. 1976; Психо-лингвистич. и лингвистич. природа текста и особенности его восприятия. К., 1979; Проблемы н методы экспериментально-фоветич. анализа речи. Л.. 1980; Кожевников В. А., Моделирование периферич. слуховой системы, в кн.: Модели речевого процесса в норме и патологии. Л., 1980; В е-личковский Б. М., Совр. когнитивная психология, М., 1982; Электродное протезирование слуха. Л.. 1984; Акустика речи и слуха. Л., 1986; Liberman А. М.. Studdert-Kennedv М., Phonetic perception, в кн.: Handbook of sensory physiology. v. 8 — Perception, В,— Hdlb.— N. Y., 1978; Pickett J. M., The sounds of speech communication. Balt., 1980; Chisto-v i c h L.. Auditory processing of speech, «Language and Speech». 1980, v. 23, p. 66 — 71; The representation of speech in the peripheral auditory system. Amst.— N. Y.—Oxf., 1982. ВОСТОЧНОБАНТбИДНЫЕ ЯЗЫКЙ— см. Бантоидные языки.
ВОСТОЧНОНУМИДЙЙСКИЙ ЯЗЫК (нумидийский, восточноливийский, ливийский, масснлийский язык) — одни из берберо-ливийских языков (генетический статус среди последних неясен). Эпиграфический язык части европеоидных автохтонов Сев. Африки — ливийцев. Засвидетельствован в надписях. находимых начиная с 1631 на терр. древней Нумидии (сев. Тунис — сев.-вост. Алжир) и выполненных ливийским письмом. Помимо множества одноязычных кратких эпитафий и неск. «монументальных» надписей, выделяются ок. 20 кратких лат.-ливийских билингв и две сыгравшие осн. роль в дешифровке большие финикийско(пуиическо)-ливийские билингвы, одна из к-рых предположительно датируется 140 до и. э.
Дешифрованный, хотя и с лакунами, консонантизм близок консонантизму большинства берберо-ливийских языков; двум глухим сибилянтам в последних (s и 5) соответствуют в В. я. три знака (возможно, один передает палатализованный к). Ни графика, ни пунич. и лат. передача не указывает на различие q и у, t и d; три знака, транслитерируемые пуническим z, вероятно, передают z, z и z (для s есть отд. знак). Имеется знак для лариигала, служащий также mater lectionis (см. Матрес лекционис) для гласного в ауслауте. Удвоенный ww передается знаком для b: tbgg < *ta-wwagga — г. Тугга, лат. Thugga (ср. *ww > bb в кабильском). Лат. передача имен собственных указывает на 5 гласных: a, i, и, е, о. В надписях преобладают собств. имена, часть к-рых, по теории О. Рёслера, восходит к застывшим предложениям. В женских именах собственных выделяется конфикс t - ...-t, он же встречается и в иарицат. именах, по-видимому, оформляя жен. род существительных, как в берберо-ливийских языках; др. показатель жен. рода — суффикс -t, оформляющий, возможно, и абстрактные имена. Ми. ч. оформляется суффиксом -п. В отглагольных именах выделяется префикс т- и его вариант п- (по диссимиляции с губными согласными в слове, как во всех берберо-ливийских языках). Рёслер выделяет три состояния (статуса) имени: неопределенное (имя в функциях сказуемого, приложения, определяемого перед именем-определителем и в сочетании с эиклитич. при-тяжат. местоимением), определенное (имя
ВОСТОЧНОНУМИДИ 87
в функциях приложения к имени собственному и определяемого перед генитивной частицей п) и указательное. В глаголах, в основном вычленяемых из собств. имен, выделяются личные показатели у- (3-е л. ед. ч. муж. рода), t-(3-e л. ед. ч. жен. рода) и -п (3-е л. мн. ч. муж. рода) и префиксы производных основ {пород): s- (каузатив), предположительно также с- (рефлексив-пассив), m/n- (социатив) и 1-(образующий хабитатив, обозначающий длящееся, повторяющееся действие, от осн. и производных пород). Порядок слов в превалирующих глагольных предложениях VSO.
* Долгопольский А. Б.. Нуми-дийское (восточноливийское) письмо Сев. Африки, в сб.: Тайны древних письмен, М., 1976; Chabot J. В., Recueil des inscriptions libyques, fasc. 1. P.. 1940.
/1. Ю. Милитарев, ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа славянских языков, включающая русский, украинский и белорусский языки. Распространены на всей терр. СССР, а также в нек-рых странах Европы и Америки . Общее число говорящих в СССР ок. 240 млн. чел. (1979, перепись).
В 6—7 вв. предки вост, славян занимали территории по ср. течению Днепра и прилегающих к ним областей, постепенно передвигаясь к С. и В. и частично к Ю. и Ю.-З. К 9 в. вост, славяне расселились на великом водном пути «из варяг в греки», т. е. от оз. Ильмень и басе. Зап. Двины до Днепра к В. (в р-нах верх, течения Оки, Волги и Дона) и к 3. (в Волыни, Подолии и Галиции). К вост.-слав. племенам или племенным союзам относились словене, кривичи, вятичи, радимичи, дреговичи, поляне, древляне, северяне, уличи, тиверцы, дулебы и хорваты. Расселяясь на обширной терр., вост, славяне сталкивались с фии.-угор. племенами, вступая с ними в языковые контакты (см. Контакты языковые).
В. я. отличаются от юж.-слав, и зап,-слав. языков рядом особенностей, сложившихся в праслав. период: 1) наличием полногласных сочетаний -оро-, -оло-, -ере- из праслав. *or, *ol, *ег, *е! между согласными в соответствии с юж.-слав, ра, ла, pb, лЪ и зап.-слав, ро, ло, ре, ле; ср. рус. и укр. «город», «болото», «молоко», «берег», белорус, «горад», «малако», «бераг» (польск. ogrod, bloto, mleko, brzeg, ст.-слав. «градъ», «блато», «мЛЪко», «брЪгь»); 2) наличием согласных <ч», «ж» из праслав. сочетаний *tj, *dj в соответствии с шт, жд у юж. славян и ц, дз у зап. славян; ср. рус. «свеча», «вижу», укр. «св^ча», «вижу», белорус, «свяча», «вижу» (польск. swieca, widz?, ст.-слав. «свЪшта», «внждЖ»); 3)последовательным развитием 1 эпентетического после губных в неначальиой позиции из праслав. сочетаний губных с j при отсутствии его у зап. славян и непоследовательном развитии у юж. славян; ср. рус., укр., белорус. «земля», «купля» (польск. ziemia, kupiony).
В истории развития В. я. произошла общая для всей группы утрата к 10 в. носовых гласных «о» и «е» (<?,?), изменившихся в «у» и «’а»: рус., укр., белорус, «зуб» (из *грЬъ), «рука» (из *грка), рус. «пять», укр. «п’ять», белорус, «пяць» (из *pptb), рус. «мясо», укр. «м’ясо», белорус, «мяса» (из *m?so). Вместе с тем общий процесс утраты к 12—13 вв. редуцированных «ъ» и «ь» обнаружил и различия между вост, славянами. В рус. яз. «ъ» и <ь» в слабых позициях утрати-
88 ВОСТОЧНОСЛАВЯН
лись, а в сильных последовательно изменились в «о» и <е»: «сънъ» > «сон», «съна» > «сна»; «дьиь» > «день», «дь-ня» > «дня»; «кръвь» > «кровь», «кръ-ви» > «крови»; «сльза» > «слеза», «сльзъ» > «слез» и т. д. В укр. яз. произошло изменение исконных о, е в слоге, ставшем закрытым после утраты слабых ъ, ь в последующем слоге: о, е удлинились и дифтонгизировались: «конь» > > «конь» > «куонь» (с дальнейшим изменением дифтонга в «и»: <кшь>). В укр. и белорус, языках «ъ» и <ь» в позиции после «р» и «л» между согласными изменились в «ы» и «и»: укр. «крышити», белорус, «крышыць» (< «кръшити»), укр. «глитати», белорус, «глытаць» (< «глътати»).
В области морфологии до 13—14 вв. во всех В. я. развивались общеслав. процессы; происходила перегруппировка типов склонения существительных по признаку грамматич. рода, утрата нек-рых старых типов склонения (напр., с древней основой иа согласный и на *и), взаимовлияние твердой и мягкой разновидностей склонения с древними основами на *б и *а, что вело к их унификации, а также взаимовлияние падежных флексий внутри одной парадигмы; развилось широкое влияние флексий жен. рода во мн. ч. на парадигмы муж. и ср. рода, что привело к фактич. утрате различий в типах склонения существительных во мн. ч.; было полностью утрачено дв. ч.; развилась категория одушевленности/ неодушевленности (наиболее последовательно — в рус. яз.). Было утрачено склонение кратких прилагательных, к-рые сохранили форму только им. п. ед. и мн. ч. и выступают в предложении в роли сказуемых. Глагольная система утратила формы простых прошедших времен (аориста и имперфекта), форму плюсквамперфекта и сложного прежде-будущего времени.
К 14—15 вв. в морфологии развились и такие особенности, к-рые различают В. я. между собой: в рус. яз. утратилась зват. форма (ср. в укр. «сыну!», «дру-же!»); в склонении существительных с основой на к, г, х были вытеснены падежные формы с чередованием заднеязычных со свистящими ц, з, с («руке» вместо «руцЪ», «ноге», вместо «нозЪ», «сохе» вместо «сосЪ» и т. д.); развились формы им. п. мн. ч. существительных муж. рода с окончанием -а (типа «дома», «города»; ср. в укр. «дбми», «городи»); укрепились формы повелит, наклонения глаголов на -ите вместо -Ьте (типа «несите», «ведите» вместо «несЬте», «ведете») и на к, г вместо ц, з («пеки» вместо «пеци», «помоги» вместо «помози»). По всем этим явлениям рус. яз. стал отличаться от укр. и белорус, языков.
В лексике В. я., общей в своей основе, унаследованной из праслав. яз., обнаруживаются специфич. вост.-слав. элементы, не свойственные юж.-слав, и зап.-слав, языкам (предполагается, что расхождения между восточными и другими славянами уже в 6—7 вв. составляли около трети всего слав, словарного состава), а также слова, возникшие в относительно поздние эпохи в отдельных В. я. Лексика В. я. характеризуется большим числом заимствований из разных языков. В рус. яз. отмечаются древние заимствования— из вост, языков (тюрко-моиг.), более новые — из зап.-европ. языков (прежде всего франц., нем., в новое время — англ. яз.). В укр. и белорус, языках отражается значит, влияние польск. лексики.
С кон. 10 в. вост, славяне в связи с распространением христианства получили письменность, пришедшую из Болгарии (см. Кириллица, Глаголица). Возникли два близкородственных, но генетически и функционально различных лит. языка: старославянский язык и древнерусский язык, между к-рыми существовало взаимодействие. Совр. нац. лит. языки вост, славян сложились в 19—20 вв. (см. Белорусский язык, Русский язык. Украинский язык).
Первые собственно вост.-слав. памятники письменности относятся к 11 в. (написаны кириллицей).
* Бернштейн С. Б.. Очерк сравнит, грамматики слав, языков. Введение. Фонетика. М.. 1961; его же. Очерк сравнит, грамматики слав. языков. Чередования. Именные основы. М.. 1974; Филин Ф.П., Образование языка вост, славян, И.— Л., 1962; его же. Происхождение рус., укр. и белорус, языков. Л..1972;Нахтигал Р., Слав, языки, пер. со словен., М., 1963: Вступ до пор!вняльно-1сторичного вивчення слов'янских мов, Ки!в, 1966; Очерки по истории и диалектологии вост.-слав. языков. М.. 1980; Булахов М. Г., Ж о в т о б р ю к М. А., Кодухов В. И., Вост.-слав. языки, М., 1987.	В.	В. Иванов.
ВОСТОЧНЫЕ БЕРБЁРО-ЛИ ВЙЙ-СКИЕ ЯЗЫКЙ — восточная группа берберо-ливийских языков. Распространены в Ливии и Египте. Общее число говорящих св. 300 тыс. чел. В состав группы входят языки сиуа, ауджила, фоджаха, сокна, гхадамес; диалекты нефуса в Ливии, относимые по классификации к зенетским языкам, по морфологии близки В. 6.-л. я.
Для консонантизма характерно отсутствие спираитизов. дентальных смычных, оглушение в негемиииров. позиции в ряде языков (сиуа). Вокализм включает большее число фонем, чем языки сев. группы (напр., гхадамес: a, i, и, а, э, е, о). В ауджила и гхадамес сохраняется билабиальная спираитизов. фоиема, соответствующая в ряде случаев туарегскому h. В иефуса и ауджила есть категория определенности прилагательных (показатель определенности — префикс а-); в гхадамес и ауджила сохраняются архаичные локативные формы существительных с показателем -i-. В качестве отрицат. частиц используются заимствованные из араб. яз. или частицы вторичного образования. Характерно отсутствие «отрицат.» перфектива. У имени нет категории статуса. В ауджила сохраняется полная парадигма спряжения глаголов состояния. В большинстве языков непродуктивна пассивная порода с показателем tu-, пассивное значение передает показатель т-.
В сиуа и ауджила сохраняется особый синтетич. пассив с показателем -i-. Релятивные формы глагола не имеют словоизменения (в сиуа они отсутствуют). Частица d используется для оформления нек-рых типов именных предложений. Порядок слов в предложении VSO (гхадамес и др.), SVO (фоджаха, сиуа). Подчинительные союзы, как правило, заимствованы из арабского. В лексике обилие арабских заимствований, имеются также заимствования из итальянского яз. (в В. 6.-л. я. Ливии). Языки бесписьменные.
• Motylinski G. A. de С а 1 assant i, Le dialecte ЬегЬёге de R'edamec, P., 1904; L a о u s t E., Siwa. v. 1, P., 1931; Beguinot F., Il berbero nefusi di fassato, 2 ed., Roma, 1942; P а г a d i s i U., Il ЬегЬё-ro di Augila, «Rivista degli Studi Oriental!», 1960, № 35; его же, El fogaha, oasi berbero-fona del Fezzan. там же, 1961. hfe 36; Lan-fry J., Gbadames. v. 1 — 2, Fort-National, 1968—71.	А. Ю. Айхенвалъд.
ВРЁМЯ глагольное — грамматическая категория глагола, являющаяся специфическим языковым отражением объективного времени и служащая для темпоральной (временной) локализации события или состояния, о к-ром говорится в предложении. Эта локализация яв-ляется дейктической, т. е. соотнесенной прямо или косвенно с реальным или воображаемым hie et nunc ’здесь и теперь’. Она заключается в указании посредством противопоставленных друг другу временных форм (глагольных времен) иа одновременность, предшествие или следование события моменту речи или — в случае т. наз. относит. временной ориентации — какой-то другой точке отсчета. В нек-рых языках формы В. указывают и на временную дистанцию (близость или отдаленность события). Локализация, даваемая категорией В., может сочетаться с более детальным указанием времени при помощи лексич. и синтаксич. средств (обстоятельств времени, соотв. союзов и т. д.).
В совр. рус. яз. глагольные времена, при их прямом употреблении, определяют событие непосредственно по отношению к моменту речи как одновременное (настоящее время), предшествующее (прошедшее время) или последующее (будущее время). При относит, употреблении, напр. в придаточных предложениях, зависящих от глаголов мысли, чувства и речи, событие ориентировано по отношению ко времени действия главного предложения: «Ему показалось, что в доме кто-то ходит»; «Он сказал, что приедет».
В ряде языков существуют спец, «относительные» времена, дающие сложную, двух- (и даже трех-) ступенчатую ориентацию, т. е. ориентирующие событие по отношению к к.-л. точке отсчета, локализуемой, в свою очередь, относительно момента речи. Таковы «времена предшествия» — предпрошедшее (плюсквамперфект), предбудущее (лат. futurum exactum) и перфект, впрочем, занимающий в системе относит, времен особое место; «времена следования», напр. будущее в прошедшем (лат. futurum praeteri-ti), и времена, совмещающие следование и предшествие («будущее предварительное в прошедшем»). Нек-рые исследователи выделяют еще «времена одновременности», напр. как «прошедшее одновременности» («настоящее в прошедшем») трактуют имперфект ст.-слав., лат., франц., болг. и нек-рых др. языков.
Особый случай представляет переносное, метафорич. употребление времен, когда говорящий мысленно переносится в другой временной план, как оы заново «проигрывая» прошлые события (т. наз. историческое настоящее: «Иду я вчера по улице») или предвосхищая будущие («Ну, я пошел», «Мы погибли»),
В непредикативных формах глагола (вербоидах) выступает, как правило, относит, ориентация — на время существования ситуации, описываемой сказуемым соотв. предложения. Ср. деепричастия рус. яз., указывающие, в зависимости от вида глагола, либо на одновременность сопутствующего действия главному («прощаясь, говорил...»), либо на его предшествие («простившись, пошел домой») и иа наличие состояния-результата («сидел сгорбившись»). Значения одновременности, предшествования и следований действий и др. временные отношения между действиями, выражаемые глагольными формами, нек-рыми языковедами выделяются в особую языковую категорию — таксис.
Средства выражения категории В. в языках мира разнообразны. Нередко даже в одном языке используются иа равных правах синтетич. и аналитич. формы (ср. «пишу» — «буду писать»).
Категория В. тесно связана с категориями вида и наклонения, что иногда затрудняет ее выделение. Времена дифференцируются по виду (иапр., в слав, языках). В косвенных наклонениях противопоставление времен отсутствует (напр., в рус. яз.) или сведено к минимуму. Наличие во мн. языках нескольких отд. времен в рамках прошедшего, а иногда также в рамках настоящего и будущего, бывает обусловлено не только наличием относит. времен, ио и существованием между соотв. формами смысловых различий, относящихся к области видовых (аспектуальных) значений. Именно так противостоят друг другу в ряде языков аорист и имперфект. Видовым, по крайней мере по происхождению, является в нек-рых языках и противостояние перфекта другим формам прош. вр. Яркая модальная окрашенность дуд. вр. и особенно будущего в прошедшем, побуждает мн. ученых исключать эти формы из категории В. и относить их к категории наклонения. Привлечение данных по иеиндоевроп. языкам показывает, что вид, время и наклонение нередко выступают в иерас-членениом единстве. Так, осн. формы араб, глагола, т. наз. перфект и имперфект, выражают нерасчлененио значение вида и относит, времени: перфект — значение завершенного действия, предшествующего «точке отсчета», имперфект — значение незаконченного действия, одновременного ей. Глагольные формы бир-ман. яз., америндских языков хопи и меномини, нек-рых австралийских языков нерасчлененио выражают время и наклонение.
Уже Аристотель выделял В. как характерную особенность глагола в отличие от имени. Позже в европ. науч, традиции учение о категории В. опиралось гл. обр. иа систему глагольных времен латыни, различающую основные и относительные времена. Соответственно М. В. Ломоносов насчитывал в рус. яз. 10 времен, трактуя в ряде случаев видовые и нек-рые близкие к ним различия как временные. С осознанием категории вида кол-во выделяемых времен уменьшалось, и в сер. 19 в., отчасти в связи с неразграничеиием прямых и метафорич. употреблений форм В., была выдвинута теория об отсутствии категории В. в рус. глаголе (К. С. Аксаков, Н. П. Некрасов). Более адекватную картину категории В. в рус. яз. и в его истории дает А. А. Потебня. Употребление времен рус. глагола подробно описано в работах А. А. Шахматова, А. М. Пешковского, В. В. Виноградова, Н. С. Поспелова, А. В. Бондарко и др.
В совр. зарубежном яз-зианни значит, распространение получила реинтерпретация традиционной теории времен, предложенная X. Рейхеибахом и оперирующая тремя понятиями: событие (Е — от англ, event), момент речи (S — от speech moment) и момент референции, соотнесения (R — от reference). Последний может совпадать с моментом события (иапр., в простом прош. вр. англ, языка, в буд. вр.), или с моментом речи (в англ. Present Perfect), или с тем и другим моментом сразу (в наст, вр.) или не совпадать ни с тем, ни с другим (напр., в плюсквамперфекте, в к-ром все три момента выстраиваются в последовательность Е — R — S). Близкую систему с др. символикой предложил У. Э. Булл.
Перспективно рассмотрение категория В. с позиций лингвистики текста, основанное на отграничении эпич. повествования от др. видов сообщений. Предшественником этого подхода был А. Белич, выделивший сферу «синтаксич. индикатива», в к-ром употребление всех форм В. соотнесено с реальным моментом речи, и сферу «синтаксич. релятива», в к-рой прошлое как бы полностью отрешено от реального настоящего и изображается само по себе. Э. Бенвеиист разграничил «план речи», использующий во франц, яз. все времена, кроме «аориста» (passe simple), и все три грамматич. лица, п «план истории», использующий только «повествовательные» времена (во франц, яз.— аорист, имперфект, плюсквамперфект, конструкцию «И allait partir», но ие сложный перфект) и — в чистом случае—только 3-е л. ед. и мн. ч. X. Вайирих на материале ряда ром. и герм, языков разработал концепцию, соответственно противопоставляющую времена «обсуждаемого» и времена «повествуемого» мира (besprochene und erzahlte Welt).
* Есперсен О., Философия грамма тики. пер. с англ.. М.. 1958: Бунина И. К., Система времен ст.-слав, глагола, М.. 1959; Иванова И. П., Вид и время в совр. англ, языке. Л., 1961; Поспелов Н. С., О двух рядах грамматич. значений глагольных форм времени в совр. рус. языке, ВЯ. 1966, № 2; Бондарко А. В., Вид и время рус. глагола. М.. 1971; Сыромятников Н. А.. Система времен в новояпон. языке. М.. 1971; Ви ноградов В. В.. Рус. язык. Грамматич. учение о слоае, 2 изд.. М.. 1972; Б е н в е ни ст Э., Общая лингвистика, [пер. с франц.], М., 1974; Рус. грамматика, т. 1, М., 1980; БелнЪ А., О дезичко] при роди и ]еэичком развитку. кн>. 1. 2 изд., Београд. 1958; СтеваиовиЬ М.. Функциде и значегьа глаголских времена, Београд, 1967; Ставков В., Българските глаголни времена. София, 1969; Reichenbach Н.. Elements of symbolic logic. N. Y.. 1947; Bull W. E., Time, tense and the verb. Berk.— Los Ang., 1960; Strunk K.. Zeit und Tempus in altindogermanischen Sprachen. IF, 1968, Bd 73; Guillaume G.. Temps et verbe, P.,1968; W un der lich D., Tempus und Zeitreferenz im Deutschen. Munch., 1970; McCawley J., Tense and time reference in English, в кн.: Studies in linguistic semantics, N. Y.— Chi.— S. F.. 1971; Wein-rich H.. Tempus, 3 Aufl., Stuttg.— [u. a.], 1977; С о m г i e B., Tense, Camb.. 1985.
Ю. С. Маслов.
ВСЕСОЮЗНЫЙ ЦЕНТРАЛЬНЫЙ комитет НОВОГО АЛФАВЙТА (ВЦКНА) — научно-организационный центр разработки алфавитов для языков народов СССР, созданный при ВЦИК в 1930 на основе ранее существовавшего Центрального комитета нового тюркского алфавита. Существовал до кон. 30-х гг.
В процессе ликвидации неграмотности, начавшемся в первые годы после установления Сов. власти, особые сложности возникли с обучением грамоте населения, пользовавшегося араб., старомоиг. и др. письменностями, не приспособленными к фонетич. системам соотв. языков (тюркских и др.). Возникшее движение за переход иа новый алфавит (на лат. основе) активизировало усилия ученых по разработке проектов такого алфавита.
В 1924 разл. проекты алфавитов для тюрк, языков были обсуждены в Радлов-ском кружке при музее антропологии и этнографии Российской АН и Лингвистич. секции Неофилологич. об-ва при ЛГУ. Для подведения итогов дискуссий и разработки применения лат. алфа-
ВСЕСОЮЗНЫЙ 85
вита была образована комиссия во главе с Л. В. Щербой. В 1925 на 2-й конференции по просвещению горских народов Сев. Кавказа было принято решение о латинизации письменности ингушей, кабардинцев, карачаевцев, адыгейцев, чеченцев. В 1926 в Баку на 1-м Всесоюзном тюркология, съезде, поев, вопросам латинизации письменности тюркоязычных народов (с участием представителей горских кавк. и иран. национальностей), был создай Центр, к-т нового тюрк, алфавита, впоследствии преобразованный во ВЦКНА (председатель — С. А. Агамали-оглы, члены— В. А.Артемов, Б. М. Гранде, Л. И. Жирков, В. И. Лыткин, Н. Я. Марр, Е. Д. Поливанов, А. А. Реформатский, А. Н. Самойлович, А. М. Сухотин, Б. В. Чобан-заде, Г. Шараф, Р. О. Шор, К. К. Юдахин, Н. Ф. Яковлев и др.). В задачи ВЦКНА входило также создание алфавитов для бесписьм. народов СССР.
В процессе создания новых письменностей разрабатывались фонология., тео-ретия. и графия. основы построения алфавитов, иэуяались диал. базы младописьм. языков. В лаборатории эксперимент. фонетики ЛГУ под руководством Щербы была проведена работа по изуче-нию фонетики нивхского, эвенского, удэгейского, яукотского и др. языков. Ана-логияиая работа была проведена и в Москве по изуяеиию звукового строя горских кавказских и др. языков при участии Яковлева, Жиркова, Артемова, Реформатского и др. Н. В. Юшманов, Шор, Поливанов, А. А. Драгунов занимались изуяением алфавитов с т. зр. соотношения фонетики и графики; Яковлев на базе лингвистически последовательно обоснованной теории фонем создал матем. формулу построения алфавита.
Одновременно разрабатывались системы орфографий для младописьменных языков. Был установлен фонемный состав всех младо- и бесписьменных языков, изучался словарный состав этих языков, составлялись словари разных типов, создавалась терминология лит. языков. При содействии ВЦКНА были организованы к-ты нового алфавита и терминология, комиссии иа местах. Начиная с 30-х гг. стали создаваться науч, грамматики мн. младописьм. языков (Жирков, Н. К. Дмитриев, Яковлев и др.), работы, поев. отд. вопросам фонетики, морфологии и синтаксиса тюркских, фин.-угорских, кавказских и др. языков. Огромный фактич. материал впервые был подвергнут детальному науч, анализу. Ряд теоретич. положений, выдвинутых в период деятельности ВЦКНА, представляет интерес для понимания строения языков разных систем.
Созданные алфавиты подвергались анализу с лингвистич., психология., педагогия. и графической точек зрения. Языковеды рассматривали графич. особенности алфавита с т. зр. фонематич. состава того или иного языка, психологи и педагоги — ст. зр. восприятия при чтении печатного и рукописного текста.
В результате деятельности ВЦКНА 20 народов СССР перешли на «новый алфавит», 50 народов впервые в истории получили письменность. В 1936—41 «новый алфавит» для большинства языков был заменен алфавитами на основе рус. графики (см. Русский алфавит'). * Яковлев Н.. Итоги унификации алфавитов в СССР, «Сов. строительство». 1931.
8 (61); его же, Матем. формула
90 ВСТАВКА
построения алфавита, в кн.: Реформатский А. А., Из истории отечеств, фонологии, М., 1970; «Революция и письменность», 1933, в. 1 (16—17); Алфавит Октября, М.— Л., 1934; Боровков А. К., К вопросу об унификации тюрк, алфавитов в СССР» «Сов. востоковедение», 1956. № 4; Дешериев Ю. Д., . Развитие младописьм. языков народов СССР, М., 1958; Мусаев К. М.. Алфавиты языков народов СССР, М., 1965. А. И. Островская. ВСТАВКА — см. Эпентеза.
ВУЛЬГАРЙЗМЫ (от лаг. vulgaris — простой, обыкновенный) — см. Культура речи.
ВЫСКАЗЫВАНИЕ — единица речевого общения. Потребность в выделении В. как лингвистич. понятия связана с углублением исследования функционирования языковых форм в речи. В. определяется по отношению к понятию предложения. В зависимости от разных методов анализа и теоретич. подходов отличие В. от предложения видят в объеме, структурном, содержательном и функциональном планах. В первом случае В. считается единицей шире предложения (оно охватывает предложение с относящимися к нему парцеллятами); в нек-рых теориях (дистрибутивная грамматика, отд. лингвисты пражской школы) В.— либо законченный в смысловом отношении текст между паузами (даже целая речь или роман), либо единица уже предложения (семантически самостоят. часть сложного предложения). При структурном подходе к В. относят речевые образования, не укладывающиеся в обычную схему предложения (реплики в диалоге и др.). При содержательном подходе отличие В. от предложения видят в том, что оно в дополнение к структурио-семантич. схеме предложения (и совпадая с ней) включает модально-коммуникативный аспект, проявляющийся прежде всего в интонации и актуальном членении предложения. В таком понимании (В.-предложение + + актуальное членение + интонация) В. приближается к понятию фразы у С. О. Карцевского и А. М. Пешковского. При функциональном подходе В. определяется как речевая единица, к-рая может быть равновеликой предложению, но рассматривается в речи, в иепосредств. соотнесенности с ситуацией. Такое понимание В., восходящее к В. Матезиусу, принципиально отличается от понимания В. в логике высказываний, рассматривающей его только с позиции истинности или ложности.
В связи с развитием лингвистики речи и семантич. синтаксиса ми. элементы предложения, к-рые трактовались ранее как специфика В., стали интерпретироваться как аспекты самой структуры предложения, его синтаксич. категории. Поэтому возникла тенденция противопоставлять ие предложение В., но в самом предложении различать две стороны: струк-турно-семаитич. схему (модель) и В. Первая отвечает уровню сигнификата предложения, второе — его денотата. В. можно считать речевым знаком, означающим к-рого является лексико-грам-матико-интоиациониая структура предложения, а означаемым — соотносящийся с ним отрезок действительности со всеми его элементами, характеристиками, связями, условиями общения и т. п. Семантич. анализ В. предполагает обращение к контексту, ситуации, фоновым знаниям говорящих (пресуппозиции). В В. языковая семантика сливается с прагматикой.
Осн. особенность В.— ориентация иа участников речи (изложение позиции говорящего и расчет на знания и определ.
реакцию собеседника). В В. интегрируются единицы разных уровней, в нем взаимодействуют значения, выражаемые лексически, грамматически, интонационно. В. свойственна ситуативное™ (соотнесенность с конкретной ситуацией, известной говорящим, в связи с чем используются дейктич. элементы, заменяющие прямые обозначения, а также окказиональные обозначения, ясные только в данном случае, и др.), избирательность (не все элементы ситуации обозначаются адекватно, в связи с чем в В. возникает компрессия или избыточность). Формируя в сознании предметио-логич. модель ситуации, говорящий может по-разному избирать и группировать ее элементы, вследствие чего В. отличается вариативностью (возможностью описать одну и ту же ситуацию разными способами). В. эфемерно — оно создается для обозначения данного отрезка ситуации, в данных условиях речи и в данный момент. Однако проявляется тенденция к стереотипизации — в однотипных ситуациях говорящие используют сходные В. (речевые формулы, клише, переходящие в систему языка). Ученые СССР, ЧССР, Франции разрабатывают типологию В., исходя из разных параметров коммуникат. акта. * Пешковский А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении. 7 изд.. М., 1956; Пражский лингвистич. кружок, М.. 1967; Общее яз-знание, т. 2 — Внутренняя структура языка, М., 1972; Гак В. Г.. Высказывание и ситуация, в кн.: Проблемы структурной лингвистики. 1972. М.. 1973; Бен-в е н и с т Э.. Формальный аппарат высказывания, в его кн.: Общая лингвистика, пер. с франц., М., 1974; Ванников Ю. В., Синтаксис речи и синтаксич. особенности рус. речи, М., 1979; Торсу ев а И. Г., Интонация и смысл высказывания, М._ 1979; Бахтин М. М., Высказывание как единица речевого общения, в его кн.: Эстетика словесного творчества, М., 1979; Karcev-s k i S., Sur la phonologie de la phrase, TCLP, 1931, № 4; Histoire des conceptions de 1’enon-ciation, St.-Denis, 1986.	В. Г. Гак.
ВЬЕТМЫбНГСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа аустроазиатских языков. Распространены гл. обр. во Вьетнаме и на В. Лаоса. Делятся на 5 подгрупп: 1) вьетнамский язык; 2) мыонг. яз. (на С. СРВ); 3) подгруппа тьыт с диалектами шать (сек), май, рук, арем и др. (иа 3. пров. Биньчитхьен, СРВ); 4) подгруппа куой — языки поиг, хуиг и др. (иа 3. пров. Нгетинь, СРВ); 5) зап.-чыонгшои. языки — тхавунг, пакатаи, катьямпонгхук (на В. пров. Кхаммуаи, ЛНДР). Общее число говорящих св. 60 млн. чел.
Типологически все В. я.— изолирующие. Фонологии, системы характеризуются наличием слоговых тонов, асимметрией инвентаря инициалей и финалей, сильной тенденцией к моносиллабизму. В архаичных В. я. (3-я, 4-я, 5-я подгруппы) встречаются дисиллабич. слова структуры CVCVC, причем той пресилла-6а (1-го слога) обычно фиксирован, а гласный пресиллаба либо э, либо гармоничен гласному 2-го слога. Инвентарь финалей этих языков богаче инвентаря финалей Вьетнам, и мыонг. языков, а кол-во тонов меньше. Для ист. фонетики В. я. характерно, во-первых, отпадение пресиллабов или их стяжение в сочетании согласных с последующим упрощением, во-вторых — редукция инвентаря финалей, отпадение лариигальиых финалей и развитие специфич. тонов в этих словах. Морфологически В. я. характеризуются отсутствием словоизменения и аналитизмом. Знамеиат. слова делятся на 2 суперкласса — имена (существительные и числительные) и предикативы (глаголы и прилагательные). Служебные слова ие-
синтаксич. характера (видо-временные показатели, показатели множественности, пола и т. п.) обычно имеют параллели в числе знаменат. слов. При сочетании существительного с числительным, прилагательным, указат. местоимением обязательно наличие классификатора. Кроме синтаксич. служебных слов (предлоги, союзы) во В. я. имеется значит, число супрасиитаксич. служебных слов (фразовые частицы, показатели актуального членения). Оси. способом словообразования во В. я. является кориесложение; распространена полная и частичная редупликация. Во Вьетнам, яз. имеются словообразоват. аффиксы кит. происхождения.
Порядок слов в простом предложении SVO, определение следует за определяемым. Кроме сложносочиненных (как правило, бессоюзных) и сложноподчиненных предложений выделяются т. н. усложненные предложения, в к-рых дополнение первого глагола одновременно является подлежащим второго. В правьет-мыонг. лексике значит, число тайских и кит. заимствований.
Все В. я., кроме вьетнамского, бесписьменные. Описат. и сравнит.-ист. изучение В. я. началось в кои. 19 в. Почти все компаративисты (А. Масперо, М. Э. и М. А. Баркеры, Л. К. Томпсон) пользовались данными только Вьетнам, и мыоиг. языков, поскольку по другим В. я. не было данных; лишь в работах М. Ферлю используется материал языка тхавунг. С кон. 1970-х гг. В. я. активно изучаются в СРВ (Нгуен Ваи Тай, Ха Ваи Тан, Фам Дык Зыонг и др.); ведутся совместные сов.-Вьетнам, полевые исследования малоизученных языков.
в Соколовская Н. К., Материалы к сравнит.-этимологич. словарю вьетмыонг. языков, в сб.: Исследования по фонологии и грамматике вост, языков, М., 1978; Нгуен Ван Тай, Еще раз о языках группы вьетмыонг. «Язык», 1978. № 1 (на Вьетнам, яз.); Ха Ван Тан, Фам Дык Зыонг, О протовьетвам. языке, «Этнография», 1978, № 1 (на Вьетнам, яз.); М a s р е г о Н.. Etudes sur la phonetique historique de la langue annamite. Les initiales, BEFEO, 1912, t. 12; Barker M. А., BarkerM. E., Proto-Vietnamuong (Annamuong) final consonants and vowels. «Lingua». 1969—70, v. 24; F e r-lus M., Le groupe Viet-Muong, BCDR (ASEMY). 1974, v. 5, № 1; e г о же, Viet-namien et Proto-Viet-Muong, там же. 1975, v. 6, №4; Thompson L. C.t Protq-Vi-et-Muong phonology, «Austroasiatic Studies», 1978, pt 2.	H. К. Соколовская,
ВЬЕТНАМСКИЙ ЯЗЫК (устар,—аннамский, аннамитский язык) — одни из
вьетмыонгских языков. Офиц. яз. СРВ; распространен также в Камбодже, Лаосе, Таиланде, Нов. Каледонии, Франции, США. Общее число говорящих св. 55 мли. чел. Выделяют 3 осн. диалекта В. я.— северный, центральный и южный, имеющие фонетич. и лексич. расхождения.
От др. вьетмыонг. языков В. я. отличается более простой структурой слога, большим кол-вом тонов (до 6 в сев. диалекте), обилием кит. лексич. заимствований; грамматич. отличия от близкородств. языков незначительны.
Лит. язык сформировался иа базе сев. и центр, диалектов. Письм. форма опирается иа звуковой состав центр, диалекта и систему тоиов сев. диалекта. В устной речи нормативным считается произношение ханойского говора сев. диалекта.
До 1910 во Вьетнаме было распространено два вида письма — кит. иерогли-
Вязь из лицевого летописного свода.
16 в. Работа мастеров Ивана Грозного.
фика и возникшая на ее основе письменность «тьы-ном> (древнейший памятник датируется 1343). С 1910 введено письмо «куок-игы», созданное в 17 в. португ. миссионерами на базе лат. алфавита. * Мхитарян Т. Т., Фонетика Вьетнам. языка, М.. 1959; Вьетнам, язык, М., 1960; Нгуен Ким Тхан, Исследования по грамматике Вьетнам, языка, г. 1 — 2, Ханой, 1963—64 (иа Вьетнам, яз.); Леком-цев Ю. К., Структура Вьетнам, простого предложения. М.. 1964; Быстров И. С.. Нгуен Тай Кан, Станкевич Н. В., Грамматика Вьетнам, языка, Л., 1975; Нгуен Тай Кан, Происхождение и процесс формирования ханьвьетских чтений, Ханой, 1979 (на вьетвам. яз.); Е m е-neau М. В., Studies in Vietnamese (An-namese) grammar. Berk.— Los Ang., 1951.
Вьетнам.-рус. словарь, M., 1961; Ван Тан. Словарь Вьетнам, языка, 2 изд., Ханой, 1977; Рус.-Вьетнам, словарь, т. 1 — 2, М., 1979; De Rhodes A., Dictionarium
annamiticum lusitanum et latinum, Roma, 1651.	H. К. Соколовская.
ВЯЗЬ — 1) декоративное письмо, буквы к-рого связываются в непрерывный орнамент. В. применялась для украшения заглавий в древних византийских, слав, рукописных и старопечатных книгах, чаще в начале текста; иногда ею пользовались в целях сокращения письма при недостатке места. Использовалась В. и в прикладном иск-ве, служила, иапр., для украшения посуды. Для написания В. прибегают к сокращению букв (путем сближения частей букв, подчинения одной буквы другой), к их украшению орнаментальными элементами, к уменьшению отд. букв и размещению их между неумень-шенными и т. п. приемам. В. применялась в визаит. книге с сер. 11 в., у юж. славян — с 1-й пол. 13 в., в рус. книге — с кон. 14 в. К кои. 15 в. В. стала расп-
ространеииым каллиграфии, приемом оформления рус. книги, особенно в Новгороде и Пскове, в Троице-Сергиевом монастыре. Лучшие образцы В. созданы в сер. 16 в. в Москве в каллиграфии, мастерской, к-рой руководил митрополит Макарий, а также в Новгороде. Славится печатная В. книг рус. первопечатника Ивана Федорова. С 18 в. начинается упадок искусства В., к-рая сохраняется лишь в старообрядческих книгах 18—19 вв.
2) Соединение двух или неск. букв в одни составной знак или слитную группу знаков (напр., в индийском письме дева-нагари, арабском письме); см. также Лигатура.
* Щепкин В. Н., Вязь, «Древности. Тр. Моск, археологич. об-ва». 1904. т. 20, в. 1; Ч е р е п в и н Л. В., Рус. палеография, М., 1956.
ГАВАЙСКИЙ ЯЗЬ'1К (хаваии язык) — одни из полинезийских языков (вост,-полииезийская подгруппа). Распространен на Гавайских о-вах. На Г. я. говорит население о. Ниихау и часть старшего поколения иа др. островах. Число говорящих ок. 20 тыс. чел. Диал, различия невелики: лишь диалект о. Ниихау имеет иек-рые фонетич. особенности.
Г. я. обладает одной из самых простых фонетич. систем по сравнению с др. языками мира: 5 гласных — i, е, а, о, и (долгие и краткие) и 8 согласных — р, к, ?, ш, п, w, I, h. Структура слога (C)V. Среди других полинезийских языков Г. я. выделяется аналитизмом; система грамматич. частиц сократилась,
что частично обусловлено редукцией системы согласных, ср. i < *1 — показатель прямого дополнения, и i < *ki — показатель косв. дополнения.
В сер. 19 в. лит. Г. я. становится языком школы, церкви, юриспруденции, прессы, худож. лит-ры. С утратой независимости Гавайским королевством (1893— 1895) он постепенно уступает свои позиции англ. яз. Письменность с 1822 на лат. основе.
• Крупа В., Гавайский язык, М.. 1979; Elbert S. Н., Spoken Hawaiian, Honolulu, 1970; Kahananui D. M.. Anthony A. P., E Kama’ilio Hawai’i kakou, Honolulu, 1970; Elbert S. H., P u-k u i M. K., Hawaiian grammar, Honolulu, 1979.
Pukui M. K.. Elbert S. H., Hawaiian dictionary, [Honolulu), 1971.
В. И. Беликов.
ГАВЛИКА ЗАКОН (ПРАВИЛО) — за-коиомериость развития славянских ре* дуцироваиных гласных в зависимости от их фонетической позиции, выведенная А. Гавликом (1889): в последовательной цепочке слогов с редуцированными все нечетные, считая от конца фонетического слова, падают, а четные становятся глас* иыми полного образования. Напр.: sbvbcb -> svec; sbvbcbmb -» Sevcem.
3 2 1	a S 2	1
ГАВЛИКА 91
Редуцированный падал и в позиции перед слогом с гласным полного образования: зъпъ — зьпа -» «сон ~ сна». Действие
2	1	1
закона относится к начальному этапу самостоят. развития слав, языков в эпоху распада праслав. языка. Г. з. (п.) сформулирован в строгом соответствии с концепцией младограмматиков (позиционная обусловленность и непреложность звукового изменения). Гавлик сопоставил поведение слабого редуцированного с <немым» <е> во франц, яз.
Последующие исследователи детализировали Г. з. (п.) (односложные слова и начальный слог, положение между определ. согласными, роль ударения, мелодия. структуры слова и т. д.).
Совр. диахронич. фонология подтверждает справедливость этого закона и трактует разл. поведение редуцированных в соседних слогах как утрату слоговости редуцированным в связи с трансформацией в один слог двух группофоием [сочетаний согласных с последующим гласным, фонологически спаянных общностью тональности '(CCV) — высокая, т. е. диезная, либо низкая “(CCV), т. е. бемольная] как способ образования структуры закрытых слогов.
* Журавлев В. К., Правило Гавли-ка и механизм падения славянских редуцированных, ВЯ, 1977, № 6: Havlik А., К otazce jerove v stare destine, «Listy filologic-ke». 1889, Roc. 16. В. К. Журавлев. ГАГАУЗСКИЙ Я31э1К — один из тюркских языков. Распространен в Комратском, Чадыр-Луигском, Вулканештском, Бессарабском р-нах Молд. ССР, в Измаильской обл. $'кр. ССР, незначит. ареалами (по неск. сел) в Казах. ССР и Узб. ССР. Общее число говорящих св. 173 тыс. чел. На терр. Молд. ССР и Укр. ССР выделяются 2 диалекта — чадыр-лунгско-комратский (центральный) и вулканештский (южный); существуют также смешанные говоры. До переселения в нач. 19 в. б. ч. гагаузов из сев,-вост. Болгарии в Бессарабию Г. я. испытывал влияние окружавших его балкан. языков, а также соседствующих с ним тур. говоров; после переселения наиболее сильное влияние на Г. я. оказывают рум., молд. и рус. языки. В результате Г. я. приобрел черты, не свойственные фонетич. и грамматич. строю тюрк, языков. На уровне фонетики происходит артикуляционное сближение звуков и звукосочетаний гагауз, речи с таковыми соседних неродств. языков, что проявляется в основном в сильной палатализации согласных перед гласными переднего ряда и в конце слов, появлении в начале слова сочетаний согласных бл, бр, гр, кр, тр, сл, ск, ст, сп '«результат влияния заимствов. лексики), происходит сближение фразовой интонации с интонацией рус. и молд. языков. На фонологич. уровне образовался специфич. гласный заднего ряда среднего подъема, обозначаемый в алфавите буквой «э» (~ болг. «ъ», рум. «а», молд. «э»), к-рый по линии гармонии гласных является коррелятом гласного переднего ряда среднего подъема «е», напр.: алэр ‘берёт’, гидер ‘уходит’, ‘идет’; развилась система долгих гласных фонем аа, ыы, оо, уу, ээ, аа, ии, об, уу, ее, противопоставленная системе кратких гласных а, ы, о, у, э, а, и, б, у, е. На уровне морфологии появился инфинитив на -маа/-маа (из формы дат.-направит. п.-мага/-мейа), напр. алмаа ‘брать’, вермаа ‘давать’; оформилось сослагат.
92 ГАГАУЗСКИЙ
наклонение; имеется относит, местоимение ани ‘который’, образовались многочисл. союзы и союзные слова (гл. обр. нз вопросит, местоимений и наречий). На уровне синтаксиса в Г. я. произошли наиболее кардинальные изменения: получили широкое развитие союзные и бессоюзные сложноподчиненные предложения; соответственно почти вышли из употребления отглагольно-именные и причастные конструкции, характерные для тюрк, языков; образовались структурно новые типы составного сказуемого, гл. обр. с формами сослагат. наклонения, с инфинитивом, со словами наличия и отсутствия «вар> ‘есть’ и «йок> ‘нет’ в особом употреблении. Нормы порядка слов в расположении частей сложноподчиненного предложения приблизились к нормам слав, языков. В лексике Г. я. много заимствований из араб., перс., греч., славянских и романских языков.
Г. я. функционирует гл. обр. как нар,-разг. язык; лит. язык развивается на основе норм нар.-разг, языка. Письменность на основе рус. графики введена в 1957.
• Наречия бессараб. гагаузсв. Тексты собраны в переведены В. Мешковым, в кн.: Образцы нар. лит-ры тюрк, племен, изд. В. Радловым. ч. 10. СПБ. 1904: Дмитриев Н. К.. Фонетика гагауз, языка. Гагауз, этюды. К вопросу о словарном составе гагауз. языка, в его кн.: Строй тюрк, языков, М., 1962: Покровская Л. А.. Грамматика гагауз, языка. Фонетика и морфология, М., 1964: е е ж е. Синтаксис гагауз, языка в сравнит, освещении, М.. 1978; Гай-даржи Г. А., Гагауз, синтаксис. Относительное и бессоюзное подчинение придаточных, Киш.. 1973; его же, Гагауз, синтаксис. Придаточные предложения союзного подчинения, Киш., 1981; Z a j д с z к о w-ski W Jezyk i folklor gagauzow z Bulgarii, [Krakow, 1966).
Гагауз, рус.-молд. словарь, сост. Г. А. Гай-даржи. Е. К. Колца, Л. А. Покровская, Б. П.Тукан, под ред. Н. А. Баскакова. М., 1973.
. w w , Л.Л. Покровская. ГАЛИСЙИСКИИ ЯЗЫК — один из романских языков (иберо-романская группа). Распространен в Испании (Галисия). Число говорящих св. 4 млн. чел. Офиц. язык авт. области Галисия (наряду с. испанским). Диалектные различия выражены слабо, общепринятой классификации диалектов нет.
В области фонетики Г. я. сходен с исп. яз. (отсутствуют фонемы |z| и I3I, наза-лизов. гласные; имеются фонемы |tf|, |0|; не различаются [Ь] и [v]). Грамматич. структура близка к португальской. В лит. Г. я. отсутствуют аналитич. формы глагола.
Г. я. наряду с португальским является развитием галисийско-португ. яз., сохранявшего единство до нач. 15 в. Первые тексты на галисийско-португ. яз. известны с кон. 12 в. С нач. 15 в. Г. я. и португ. яз. расходятся. В связй с распространением в Галисии в офиц. сферах исп. языка Г. я. использовался в основном в быту. Возрождение лит. Г. я. начинается лишь с сер. 19 в. Имеются конкурирующие варианты лит. нормы. Письменность на основе лат. алфавита.
* Шишмарев В. Ф., Очерки по истории языков Испании, М,— Л., 1941; В а-спльева-Шведе О. К., К вопросу о галисийском языке, «Уч. зап. ЛГУ», 1966, № 328, сер. филологич. наук, в. 70; Carballo Calero R., Gramatica elemental del gallego comiin. Madrid, 1966; Alonso Montero J., Informe dramatico sobre la lengua gallega, [Madrid, 1973]; M o-ralejo Alvarez j. S., A lingua ga-lega hoxe, Vigo, 1977.
Rodriguez Gonzalez E., Dic-cionario enciclopedico gallego-castellano, v. 1 — 3. Vigo. 1958—62; Dicionario basico da lingua galega, Vigo, 1980. Б. П. Нарумов.
ГАЛЛА — см. Opo/to.
ГАЛЛЬСКИЙ язык — одни из кельтских языков (континентальная ветвь); в реальности существовал как группа диалектов кельтских племен, населявших начиная с 6—5 вв. до н. э. территорию Зап. н Центр. Европы (исключая Пиренейский п-ов и часть Сев. Италии), а также центр, области М. Азии (галатские племена). Фрагментарный характер памятников Г. я., относящихся к 4 в. до н. э.— первым векам н. э. и представленных неск. десятками посвятит, надписей и эпитафий, граффити и монетных легенд, почти не дает возможности установить специфич. диал. различия.
Г. я. сохранил много архаичных черт, не свойственных островным кельт, языкам: отсутствуют синкопа и апокопа гласных, перегласовки, четко противопоставлены старые долгие и краткие: мутации согласных, по-видимому, существовали лишь как нарождающаяся фонетич. тенденция; судя по рефлексам во франц, и итал. топонимике, ударение, было нефиксированным. В именном’ склонении выявляется общеиндоевроп. восьмипадежная парадигма; в глаголе отмечаются специфич. инновации; 3-е л. ед. ч. претерита на -tu, -ги (мн. ч. -tus, -rus). В синтаксисе характерен свободный порядок слов в предложении. Диал, особенности можно усмотреть в нек-рых отражениях индоевроп. *kw, *kw как qu и как р, в окончании вин. п. ед. ч. -ш вместо -п.
В антич. источниках сохранилось неск. тысяч имен собственных и топонимов, а также глоссы и отд. фразы иа Г. я. Нек-рые слова отложились в качестве субстратных в совр. франц, и итал. лит. языках и диалектах. Обнаружено также несколько более пространных текстов Г. я., находящихся в стадии изучения.
Памятники Г. я. зафиксированы при помощи разл. систем письма: этрусской (4—1 вв. до н. э.), греческой (3 в. до н. э.— 1 в. н. э.) и латинской (1 в. до н. э.— 4 в. н. э.). На терр. собственно Галлии Г. я. исчез к кон. 5 в., уступив место латинскому, в др. р-иах Европы это произошло несколько ранее; язык галатов был вытеснен греч. яз. к 3—4 вв. * Holder A., Altceltischer Sprach-, schatz, Bd 1 — 3. Lpz., 1891 — 1913; Evans D. E., Gaulish personal names, Oxf., 1967; его же. Continental Celtic, в кн.: Indogermanisch und Keltisch, Wiesbaden, 1977; Whatmough J.. The dialects of ancient Gaul, Camb. (Mass.), 1970.
А. А. Королев. ГАЛФ ЯЗЫКЙ — семья североамериканских индейских языков. Распространены на побережье Мексиканского залива. Область первонач. распространения— ниж. течение р. Миссисипи, п-ов Флорида, терр. совр. штатов Луизиана и отчасти Техас. Общее число говорящих св. 28 тыс. чел. Объединение Г. я. в одну семью предложено в 1951 М. Р. Хаас; до этого они подразделялись (по Дж. Суонтону) на 2 разл. группы — натчез-мускоги и туника-читимача — и включались Э. Сепиром в состав семьи хока-сиу.
В семью Г. я. входят языки: натчез (Миссисипи), туника, читимача, атака-па (все — Луизиана), предположительно тимукуа (Флорида) — все эти языки, видимо, следует считать вымершими, кроме туника; группа языков мускоги.
Группа мускоги (образующая более крупное объединение вместе с натчез) представлена живыми языками — чок-то, или чоктав (Оклахома, Миссисипи, Луизиана; в 17 в,— 30 тыс. чел. говорящих, в 1980 — 7 тыс. чел., оценка), чи-касо, или чикасав (Оклахома, 2 тыс. чел.),
коасати (Техас, Луизиана, не более 200 чел.), семинол (Флорида, Оклахома, не более 300 чел.), микасуки (Флорида, ие более 700 чел.), крик, или мускоги (Оклахома, Алабама, 8 тыс. чел.), и вымершими — апалачи и хичити (Джорджия, Флорида), а также возникшим на основе чокто и чикасо языком мобилиан— лингва франка ниж. течения р. Миссисипи.
Характерные особенности Г. я. в основном совпадают с особенностями всех индейских языков юго-востока США, отражая, т. о., скорее ареальные, чем генетич. общности: отсутствие серии глоттализов. смычных в системе консонантизма (кроме читимача), отсутствие лабиализованного kw (кроме натчез), единая серия фрикативных, противопоставление в имени отторжимой — неотторжимой принадлежности, постфиксация субъектных личных и видо-временных показателей в глаголе (кроме натчез), суффиксальное образование мн. ч. (кроме атакапа), наличие дв. ч. в системе местоименных показателей, именные локативные суффиксы, наличие значимой редупликации в глаголе (с дистрибутивно-итеративной семантикой), активный тип (проявляющийся в разграничении личных показателей активных и инактивных глаголов). Языки бесписьменные.
• Haas И. R., The proto-gulf word for water (with notes on Siouan-Yuchi), IJAL, 1951. v. 17, p. 71 — 79; ее же, Natchez and the Muskogean languages. «Language», 1956, v. 32. № 1; e e же. The Southeast, в кн.: Native languages of the America, v. 1. N. Y.— L., 1976: G u rs k у К. H;1< A lexical comparison of the Atakapa. Chitimacba and Tunica languages, IJAL. 1969. v. 35; Crawford J. M.. Southeastern Indian languages. в ки.: Studies in Southeastern Indian languages. Athens. [1975]; Munro P.. Gordon L.. Syntactic relations in Western, Muskogean: a typological perspective. «Language», 1982, v. 58, p. 81 — 115. Я. Г. Тестелец. ГАНДА (луганда) — один из банту языков. По классификации М. Гасри с уточнениями И. Бастен, относится к зоне J. Распространен в Уганде. Число говорящих св. 2,8 млн. чел.
Фонология, система включает 45 фонем, долгота является дифференциальным признаком не только для гласных, но и для согласных фонем. Язык тональный, тоны выполняют смыслоразличит. функцию в лексике и грамматике. Активны нек-рые морфонологич. процессы (см. Даля закон и Майнхофа правило).
Система именного согласования представлена 18 классами, в число к-рых входит 4 собственно оценочных класса: диминутивные сингулярный и плюральный aka- и otu-, аугментативные сингулярный и плюральный ogu- и aga-. Локативные согласоват. классы отсутствуют, их место заняли локативные предлоги. Развита система аспектно-темпоральных форм глагола. Имеется двуслоговой именной префикс.
Письменность на основе латиницы введена в последней четв. 19 в.; до этого времени использовалась араб, графика. На Г. ведется обучение в школе. Язык употребляется в ряде вост, р-нов Уганды в адм. сфере наряду с англ. яз. На Г. ведется радиовещание; издается худож. и учебная лит-ра, периодика. Язык меж-этнич. общения.
* Яковлева И. П., Язык ганда (лу-гаида). М., 1961; A Luganda grammar. L., 1954: В a s t i n J., Les langues bantoues. In-ventaire des etudes linguistiques, P., 1978.
Краткий луганда-рус. и рус.-лугаида словарь, М., 1969; A Luganda-English and Eaglish-Luganda dictionary. L., 1952; Luganda-English dictionary, ed. by R. A. Snoxal, Oxf., 1967*	И. С. Аксенова.
ГАПЛОЛОГИЯ (от греч. haploos — простой и logos — слово, учение) — один из видов комбинаторных изменении звуков', выпадение вследствие диссимиляции одного из двух непосредственно следующих друг за другом одинаковых (или сходных) слогов. Возникает на стыке морфем, чаще в сложных словах (знаменосец < знаменоносец, трагикомедия < трагикокомедия), реже на стыке основы и суффикса (розоватый < розов + оват — розововатый).	Н. А. Грязнова.
ГЕБРАЙСТИКА (от др.-евр. ‘ibri, греч. hebraios — еврей, еврейский) — комплекс гуманитарных дисциплин, изучающих еврейскую культуру; в лингвистическом аспекте — изучение древнееврейского языка и памятников письменности.
Осн. раздел Г.— библеистика, т. е. критич. исследование Ветхого завета (Библии иудейского канона и ветхозаветных апокрифов) в оригинале и древних переводах, а также эпиграфика, палеография, изучение языка библейского периода (13 — 2 вв. до н. э.), история масо-ры — учения о правилах записи и чтения Библии (5—9 вв.), изучение обеих частей Талмуда — Мишны (толкования правовых норм Библии; 2 в. до н. э.— 2 в. н. э.) и Гемары (толкование Мишны иа арамейском яз.), история евр. лит-ры в странах расселения евреев от ср. веков до современности, история арабо-евр. лит-ры в Испании и странах Переднего Востока. В 50-х гг. 20 в. возникла новая область Г.— кумрановедение, исследующее евр. рукопяся, б. ч. датируемые 2 в. до н. э. — 1 в. н. э. и обнаруженные возле урочища Хирбет-Кумран близ Мертвого м. в 1947.
Истоки Г. восходят к первым векам н. э., к работе масоретско-грамматич. школ Палестины (центр — г. Тивериада) и Вавилонии (совр. Ирак). В араб. Испании 10—12 вв. возникли начала науч, грамматики, сравнит, семитологии и лексикографии (Йегуда бен Давид Хай-юдж, Самуил Нагид, Иона ибн Джанах, Давид Кимхн), эти труды легли в основу исследований в Зап. Европе в эпоху Возрождения. Основоположники европ. Г.— И. Рейхлин и И. Буксторф Старший (сер. 15 — 1-я четв. 17 вв.). Новая ступень в развитии Г. относится к нач. 19 в. и связана с именем В. Ф. Г. Гезе-ниуса, автора аналитич. грамматики др.-евр. языка Библии и словаря-конкорданса к ней, выдержавших много изданий и (с дополнениями) продолжающих использоваться гл. обр. в учебных целях.
В Зап. Европе и США Г. сосредоточена на ф-тах востоковедения, а также на ф-тах богословия и в евр. духовных училищах. В Израиле Г. преподается не только в высших гуманитарных, но и в средних учебных заведениях; исследования по Г. ведутся в Иерусалимском ун-те, в Тель-Авиве и в Хайфе.
Возникновение Г. в США относится к 1-й, пол. 17 в.; в Гарвардском колледже, Йельском ун-те, а затем и в других ун-тах др.-евр. яз. изучался наряду с латынью и др.-греч. яз. С 50-х гг. 20 в. усиленное внимание уделяется преподаванию иврита. В 1950 создана Нац. ассоциация преподавателей евр. яз., с сер. 60-х гг. объединившая представителей 200 вузов США и Канады и выпускающая реферативный журн. «Hebrew Abstracts».
В России Г. возникает в 19 в., когда было введено преподавание др.-евр. яз. в духовных академиях; первые преподаватели и авторы учебных пособий — Г. П. Павский и К. А. Коссович. Начало
науч. Г. связано с деятельностью кафедры еврейской, сирийской и халдейской (арамейской) филологии при открывшемся в 1855 ф-те вост, языков С.-Петерб. ун-та; во главе кафедры более полувека находился Д. А. Хвольсон, руководивший также в 1858—84 кафедрой евр. яз. и библейской археологии в духовной академии, где его позднее сменил И. Г. Троицкий. Под руководством и при активном участии Хвольсона был выполнен полный перевод Библии с др.-еврей-ского на русский. Школу рус. и сов. Г. создал П. К. Коковцов; осн. ее направлением является углубленное филология, исследование источников, в первую очередь материала отечеств, рукописных собраний, хранившихся в Публичной б-ке в Петербурге, к-рые начал регистрировать и описывать А. Я. Гаркави. Его работу продолжили Коковцов, А. Я. Борисов, И. И. Равребе, В. В. Лебедев. В 1933 была открыта кафедра семито-хамит. языков в Ленннгр. ин-те истории, философии и лингвистики (ЛИФЛИ; в 1936 преобразован в филология, ф-т ЛГУ) с отделением евр. яз. и лит-ры, где преподавали М. Н. Соколов, Борисов, И. Г. Франк-Каменецкий, И. Г. Бендер. После Великой Отечеств, войны на вновь открывшемся вост, ф-те ЛГУ была учреждена кафедра ассириологии и Г. под руководством И. Н. Винникова. После 1950 преподавание гебраистич. дисциплин осуществлялось семитология, отделением кафедры арабистики (Г. М. Глус-кина, Г. М. Демидова, Л. В. Малыгина, Я. П. Сикстулис). В ЛО ИВАН СССР изучением рукописного фонда занимались М. Н. Зислин, К. Б. Старкова, кумрапо-ведением — И. Д. Амусин, М. М. Елизарова, Старкова. Подготовка специалистов осуществляется также в Тбилисском ун-те под руководством Г. В. Церетели (до 1973), позднее — К. Г. Церетели.
В России с 1881 выходил «Российский палестинский сборник»; в СССР исследования по Г. публикуются в периодич. изданиях «Палестинский сборник» (1954—) и «Вестник древней истории» (1937—), в США—«Journal of biblical literature» (Phil., 1882—), «The Jewish Quarterly review» (Phil., 1888—), в Великобритании— «Journal of Jewish studies» (Oxf., 1948—) и «Journal of Semitic studies» (Manchester, 1956—), во Франции—«Revue biblique» (P., 1882—), «Revue de Qumran» (P., 1958—), в Израиле —«Tarbiz» (Jerusalem, 1931 —), в Бельгии—«Revue des etudes juives» (P., 1880—), в Нидерландах—«Vetus testamentum» (Leyden, 1951—), в ЧССР — «Archiv orientalni» (Praha, 1929—), в Германии, затем в ГДР—«Zeitschrift fur die alttestamentlichen Wissenschaft» (В., 1881—).
C 1947 в США периодически собираются междунар. конгрессы гебраистов.
* Коковцов П. К., К истории ср.-век. евр. филологии и евр.-араб, лит-ры, т. 1 — 2, СПБ — П., 1893—1916; Евр. энциклопедия, т. 1 — 16, СПБ, [1908—13]; Старкова К. Б., Семитология в СССР за 40 лет. «Уч. зап. Ин-та востоковедения». 1960, т. 25; ее ж е, Гебраистика, в сб.: Азиат, музей. ЛО ИВАН СССР, М.. 1972; Encyclopaedia Judaica, t. 1 — 10, В.. 1928—34; Ru-d a v s к у D., Hebraic studies in American colleges and universities, в сб.: Doron. Hebraic studies, N. Y., 1965; Encyclopaedia Judaica, v. 1 — 16, Jerusalem — N. Y.. 1972.
.	К. Б. Старкова.
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ЯЗЫКОВ — изучение н группировка языков мира на основании опреде-
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ 93
ления родственных связей между ними (отнесения их к одной семье, группе), т. е. иа основе общего происхождения из предполагаемого праязыка. Каждая семья происходит из разошедшихся друг с другом диалектов одного языка (праязыка этой семьи), напр., все ром. языки происходят из диалектов народной (вульгарной) латыни, на к-рых говорила 6. ч. населения Рим. империи перед ее распадом. Для определения места языка, согласно Г. к. я., он должен быть сопоставлен с др. родств. языками (см. Родство языковое) той же семьи и с их общим праязыком (к-рый обычно- известен лишь на основании реконструкций, осуществляемых при сопоставлении всех этих языков друг с другом) посредством сравнительно-исторического метода. Для семей, образовавшихся незадолго до фиксации одного из диалектов праязыка на письме (как в случае славянских и тюркских языков), наличие и характер исходного праязыка не вызывает сомнений. Чем дальше отстоит во времени реконструированный праязык от письменных или устных языков-потомков, тем менее отчетливо его представление. Наиболее достоверные результаты в Г. к. я. могут быть получены при сравнении морфологич. показателей, легкость сравнения к-рых определяется, во-первых, семантич. причинами (ограниченностью набора возможных грамматич. значений во всех языках мира и их исключит, устойчивостью прн четкости вероятных смысловых изменений, подчиняющихся строгим правилам: морфа, обозначающая наклонение илн вид, может приобрести значение времени и т. п.), во-вторых, принципом морфонология, характера, согласно к-рому из всех фонем каждого языка в окончаниях используется относительно небольшая часть. Это облегчает установление соответствий между языками, особенно в тех случаях, когда совпадающие формы образованы от одинаковых корней и соответствие простирается на всю словоформу (ср. ст,-слав. jes-ть, др.-инд. as-mi, хет. es-mi ‘я есмь' из общеиндоевроп. *es-mi, ст.-слав. jes-tb, др.-инд. as-ti, хет. es-ti 'он есть’ из общеиндоевроп. *es-ti и т. п.). В языках, использующих морфонология, чередования, к-рые связаны с изменением места словесного ударения в словоформе, могут быть отождествлены друг с другом по происхождению и целые группы словоформ, связанные друг с другом в пределах одной парадигмы (др.-инд. han-ti, хет. kuen-zi ‘он бьет, убивает’ из общеиндоевроп. *gwhen-ti, др.-инд. ghn-anti, хет. kunanzi из общеиндоевроп. *gwhn-dnti; древнее место ударения в хетт-ской клинописи передается сдвоенным написанием гласных как «долгих»). При наличии системы таких отождествляемых форм с одинаковыми значениями принадлежность языков, обладающих морфологич. показателями, к одной семье (в приведенных примерах — к индоевропейской) не может вызывать сомнений.
Значительно более сложным является использование для Г. к. я. словарных соответствий между языками. В таких областях лексики, как числительные, возможно заимствование целых лексич. групп из одного языка в другой, что даже при наличии системы словарных соответствий, подчиняющихся определ. правилам, не дает возможности непосредственно сделать вывод о вхождении язы-
94 ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ
ков в одну семью. Совпадение совр. япон. форм числительных от ‘одного’ до ‘шести’ с совр. тибетскими (см. таблицу) объясняется только тем, что япон. яз. более 1000 лет назад, в эпоху сильного кит. влияния на япон. культуру, заимствовал эти числительные (сосуществующие в япон. яз. с другой, собственно японской системой числительных) из кит. яз., в конечном счете родственного тибетскому. При этом фонетич. развитие в самом тибет. яз. привело к такому упрощению звуковой структуры др.-тибет. слов (с потерей первого согласного в древней начальной группе фонем и т. п.), при к-рой совр. тибет. формы (лхас. диалекта) оказываются значительно более близкими к японским, чем др.-тибетские. Но если бы др.-тибет. формы не
ЧИСЛИТЕЛЬНЫЕ ЯПОНСКОГО, ТИБЕТСКОГО И КИТАЙСКОГО ЯЗЫКОВ
Числовое значение	Японский	Современный тибетский	Дрввний (классический письменный) тибетский	Современный китайский	
				иероглиф	чтение
*•’	мчи	,чи(к)		—•	И
с2>	ни	н’й	gm's	22	*р
					.	
'з’	сан	сум	gsum	—.	сак
Ч’	ши	ши	bzi	и	сы
б’	го	ца	Ina	s	У
'б1	року	1РУК	drug	—U	л; у
Ч’	ку	ГУ	dgu	л	ИЗЮ
*ю’	ху	чу	bcu	+	шы
были известны, то прямое сравнение совр. япон. и тибет. числительных могло бы привести к ошибочным выводам относительно Г. к. я. Между тем до недавнего времени были распространены такие опыты сопоставления ми. беспнсьм. языков (напр., Африки), к-рые основывались преим. на сравнении относительно небольшого числа употребит, слов этих языков. Нек-рое основание для такого метода (к-рый по отношению к языкам без развитой системы флексий может — при отсутствии контроля лексич. сопоставлений грамматическими — не привести к ^окончат, выводам) дает лексикостатисти-ка (глоттохронология), согласно к-рой в пределах нескольких (одной или двух) сотен наиболее употребит, слов языка темп изменений обычно остается очень медленным, хотя этот темп и может сильно варьировать в зависимости от условий развития языка (ср. крайнюю медленность изменения языков, не контактирующих непосредственно с другими, как, напр., исландский; см. Контакты языковые). В Г. к. я. обычно именно сравнение подобных наиболее употребит, слов и использовалось для выводов о языковом родстве. Однако сравнение лексики разных подгрупп австрал. языков, находившихся в длит, контакте друг с другом (уже через много тысячелетий после распада общеавстрал. яз., к к-рому все этн подгруппы в ко-
нечном счете восходят), показывает, что при определ. типе социальной организации и численной ограниченности коллектива (делающей необходимыми интенсивные смешанные браки между разными племенами) значит, число таких наиболее употребит, слов языка (включая мн. термины родства, назв. животных и растений, числительные, а также и ряд глаголов) может заимствоваться из одного языка в другой. Наиболее интенсивно лексич. контакты этого типа происходят (как и в случае с австрал. языками) при наличии первонач. родства позднее контактирующих языков, как, напр., при контакте др.-английского с др.-скандинаве ким в эпоху завоевания Британии др.-сканд. племенами (из ях языка в др.-англ. яз. проникли не только
мн. употребит, существительные, но в такие местоимения, как 3-е л. мн. ч. they и др.).
Значит, близость двух контактирующих языков (как и в случае аналогичного культурно-исторически обусловленного взаимодействия ст.-славянского — позднее церк.-славянского — и др.-рус. языков) делала возможным сосуществование двух параллельных форм одного и того же слова (напр., др.-англ, еу ‘яйцо’ и др.-сканд. egg > совр. англ, egg ‘яйцо’; рус. «надежа» и церк.-слав. «надежда»), после чего одно из слов (во мн. случаях, как в приведенных примерах, заимствованное слово) побеждало. Наличие письм. памятников (соответственно др.-англ, и др.-сканд., др.-рус. и ст.-слав.) делает возможным проследить по ним это развитие. При отсутствии таких памятников или же (как это было, по-видимому, в истории большинства языков мира) при большой хронология. удаленности процессов позднейшего смешения двух первоначально родств. языков только тщательное применение сравнит.-ист. метода, позволяющего выделить разные типы звуковых соответствий между словами (исконно родственными или позднее заимствованными), дает возможность наметить пути этого смешения. Предполагается, напр., наличие целого пласта иран. лексич, заимствований в словаре общеслав. пра-
РОДОСЛОВНОЕ ДРЕВО СЛАВЯНСКИХ ЯЗЫКОВ
языка, исконно родственного иранскому (из к-рого общеславянский, возможно, заимствовал такие термины религ.-социального характера, как слав. ♦ bogb< ираи. baga, отд. слова с грамматич. значением: ст.-слав. ради, др.-перс, radiy в сочетаниях типа др.-перс, bagahya radiy ‘бога ради’ и т. п.).
Процессы такого смешения первоначально родственных языков приводят к тому, что в словаре многих языков имеется два типа слов — слова, непосредственно восходящие к древнему <пра» состоянию данного языка, и их «двоюродные» родственники —слова, происходящие из языка, близкородственного данному, но от него отличного (курш. балтийские заимствования в латышском, мидийские слова в персидском, «догре-ческие» или «пеласгские» индоевроп. заимствования в др.-греческом и др.). При большом числе таких «этимология, дублетов» отнесение языка к одной из подгрупп в Г. к. я. становится в известной мере условным. В конечном счете именно этим процессом постоянно осуществляющегося лексич. взаимодействия близкородств. языков и диалектов объясняется и феномен кажущегося отступления от звуковых законов при развитии группы диалектов. В частности, осуществленное в 70-х гг. 20 в. иа ЭВМ сопоставление разных кит. диалектов на протяжении тысячелетнего развития от ср,-
кит. яз. к совр. диалектам (далеко отстоящим друг от друга) привело к парадоксальному выводу о том, что звуковые законы выполняются только в части случаев. Это объясняется не отсутствием правильных фонетич. изменений, к-рые определяют (как проверено на большом материале истории отд. социальных и местных диалектов совр. англ, яз.) переход от каждой предшествующей стадии развития диалекта к последующей (в масштабах микровремени — одного поколения), а интенсивным междиалектным (и межъязыковым) смешением (в масштабах макровремени, напр. тысячелетия или более). Т. о., формулируемое в работах У. Лабова и др. совр. лингвистов кажущееся противоречие младограм-матич. принципа, по к-рому звуковые законы не знают исключений, и реальной сложности звуковых соотношений между родств. языками (диалектами) объясняется тем, что большинство родств. языков (диалектов) после отделения друг от друга могут оказаться вторично в языковом контакте, при к-ром из одного языка (диалекта) в другой заимствуется значит, число слов (в т. ч. и наиболее употребительных). В традиционной Г. к. я. обычно фиксируется только начальная точка отсчета (первонач. общее происхождение языков из диалектов одного языка), но это схематизиров. описание полностью адекватно лишь в том
(относительно редко встречающемся) случае, когда родств. языки далее никак не контактировали друг с другом. В противном же случае возможно вторичное интенсивное смешение, накладывающееся на первонач. отношения между языками, но, как правило, с помощью методов сравнит.-ист. фонетики удается отделить интенсивные позднейшие словарные заимствования (дающие другую систему фонетич. соответствий) от исходно унаследованного словарного запаса родств. языков.
По отношению к неродств. языкам (пли языкам, находящимся в очень отдаленном родстве друг с другом) в большинстве случаев исконный лексич. запас легко отделяется от результатов позднейших контактов тогда, когда языки имеют систему флексий (как правило, не заимствующуюся из одного языка в другой неродственный), поэтому соответствия, наблюдаемые между фонемами в составе грамматич. морф, могут служить контрольным материалом для сравнения слов, относимых к общему исходному словарю (и соответственно не объясняемых заимствованиями). При отсутствии в данной группе языков системы флексий такого контрольного материала нет, и тогда вывод о принадлеж-
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ 95
ности слов к сбщему исходному словарю остается гипстетическим. В качестве альтернативного объяснения в этом случае возможно вторично приобретенное (ал-логенетическсе, по Г. В. Церетели) родство языков. Гипотеза вторично приобретенного родства в особенности вероятна по отношению к явлениям синтаксич. уровня языка (если они никак не связаны с морфологическими) и к фонетич. структурным сходствам; последние часто возникают при позднейшем ареальном контактировании языков в пределах одного языкового союза (иапр., балкан-
СХЕМА СВЯЗЕЙ МЕЖДУ ДИАЛЕКТАМИ ПРАСЛАВЯНСКОЙ ЯЗЫКОВОЙ.ОБЛАСТИ
Рис. 2.
ского). Согласно взглядам ряда лингвистов (Е. Д. Поливанов, Н. С. Трубецкой, В. Пизани), языковые семьи, фиксируемые в Г. к. я., часто (как в случае индоевропейской) в действительности и представляют собой языковой союз.
Если родств. языки или диалекты не полностью прекращают контакты друг с другом, то вторично возникающие межъязыковые (междиал.) связи могут перекрывать более ранние, что затрудняет последовательное проведение Г. к. я. по принципу родослОвного древа. Этот последний предполагает, что каждый общий язык (праязык) распадается па два или более праязыка, к-рые, в свою очередь, могут распадаться на два или более промежуточных праязыка, из к-рых (при допущении в принципе неограниченного числа промежуточных праязыков) могли развиться реально известные языки. Напр., все известные слав, языки выводились из общеславянского (слав, праязыка) через посредство трех промежуточных праязыков (зап.-слав., юж,-слав. и вост.-слав.), причем можно предполагать и наличие промежуточных праязыков (см. рис. 1). Родословное древо по отношению к славянским, как и применительно ко мн. др. языкам, является удобным схематич. упрощением, но оно в очень малой степени отражает реальные ист. процессы развития диалектов. В частности, по отношению к слав, языкам несомиеино, что юж.-слав, подгруппа не представляет собой результатов развития реального промежуточного праязыка, а только служит обозначением всех тех слав, диалектов, к-рые после переселения носителей венг. яз. в Венгрию к кон. 1-го тыс. до н. э. оказались
96 ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ
отделенными от остальных слав, диалектов и позднее развивались в контакте с языками балкан. языкового союза. До этого времени часть зап.-слав, диалектов, позднее развившихся в словац. и чеш. языки, была связана с тем диалектом, из к-рого развился словен. язык, другая же часть зап.-слав, диалектов, из к-рых развились лехит. языки, имела нек-рые общие черты с сев. диалектом др.-вост.-слав. языка, позднее давшим диалект, известный начиная с новгородских берестяных грамот 10—12 вв. Обозначая древние диалекты праслав. яз.
в соответствии с языками, в к-рые потом эти диалекты превратились, можно выделить не менее 7 таких диалектов, находившихся в контактных отношениях друг с другом в 1-м тыс. (см. рис. 2). Эта схема тоже является условной, но для определ. периода (ок. сер. 1-го тыс. и несколько ранее) она могла отвечать определ. ист. реальности. Однако переосмысление традиц, Г. к. я. в терминах таких схем, отвечающих принципам лингвистической географии, еще только начинается.
Согласно этим принципам, намеченным по отношению к Г.к.я. уже в теории волн И. Шмидта, каждое новое языковое явление распространяется из определ. центра постепенно затухающими волнами. Каждый диалект, постепенно развивающийся в родств. язык, представляет собой сочетание («пучок») таких волн (изоглосс). При исчезновении промежуточных звеньев (диалектов или языков) могут наблюдаться более четкие различия между родств. языками. При сохранении таких звеньев различия между родств. языками (напр., зап.-романскими: франц., лрованс. и др.) являются непрерывными н родств. языки постепенно переходят друг в друга через ряд промежуточных диалектов, позднейшие контакты к-рых делают особенно сложным разграничение древних и более поздних диал. связей.
Чем ближе разделение родств. языков к ист. времени и чем больше число памятников, отражающих древнюю диал. дробность этих языков, тем более реалистической может быть картина их ист. соотношений, фиксируемая в Г. к. я. При отсутствии же древних текстов и при большой удаленности времени разобщения родств. языков схемы их соотношений, фиксируемые в Г. к. я., остаются
более условными (напр., по отношению ко мн. языкам Юго-Вост. Азии или Юж. Америки).
Особенно много трудностей вызывает проблема реальности промежуточных праязыков (и соответствующих им членений на подгруппы в Г. к. я.) при объединении четко выявляемых языковых семей, разделившихся (как, напр., семитские или иидоевроп. языки) во время, отделенное от современности 5—7 тысячелетиями, в большие «макросемьи», время разделения к-рых древнее в два или более раза и относится соответственно к ист. периоду до «неолитич. революции», осуществлявшейся после 10-го тыс. до н. э. По отношению к такой макросемье, как ностратнческая (см. Ностратическиеязыки), проблематична необходимость сохранения всех промежуточных делений, ранее предполагавшихся в Г. к. я. до выявления этой макросемьи. Напр., к числу вост.-ностратич. языков относят корейский и японский, но пока еще не удалось установить, входили ли они в число языков, образовавшихся из промежуточного алт. праязыка, или же их (как, возможно, и др. вост.-ностратич. языки, относимые к алтайским) можно прямо возвести к вост.-ностратич. праязыковому диалекту (см. рис. 3, 4). Аналогичные трудности возникают и по отношению к возможности возведения семитских и др. афразийских языков (и ряда др. языков Африки, возможно, с ними родственных) к зап.-ностратич. праязыковому диалекту без промежуточного афразийского праязыка (см. рис. 5); в последнее время предположено, что афразийские языки образуют особую семью, праязык к-рой родствев праностратическому, но не произошел от него. Допускается и наличие промежуточных диалектов, делающее различие между западно- и восточнонострати-ческим не столь существенным. Промежуточные праязыки являются нек-рой схематизацией, полезной при формулировке выявленных Г. к. я. соотношений, но не обязательно отвечающей нек-рой ист. реальности. Но как промежуточные могут рассматриваться и праязыки отд. макросемей в связи с постановкой вопроса о возможном моногенезе (общем происхождении) всех языков мира (см. Моногенеза теория). Путем последоват. сравнения всех реконструиров. праязыков древнейших макросемей, чему препятствует количеств, ограниченность общих слов, к-рые могли сохраниться от столь далекого времени, проверяется возможность наличия древнейших родств. связей между языками. Часть наблюдаемых сходств в словаре восстанавливаемых макроязыков для больших семей' может объясняться контактами после разделения предполагаемого общего языка' всех сравниваемых макросемей. А это, в свою очередь, крайне затрудняет выделение исконно родств. элементов словаря. Поэтому при углублении временной перспективы определение степени языкового родства становится все менее надежным. Следовательно, в Г. к. я. наиболее достоверными следует признать выводы, относящиеся к осн. языковым членениям времени после «неолитич. революции». Заключения негативного характера .(об отсутствии родств. связей между языками), возможно, не являются вполне корректными. Точнее было бы говорить о предельно малом числе доводов в пользу допущения родств. связей (поскольку пока для наиболее древнего периода остается возможной и гипотеза моногенеза). При очевидности осн. позд-
СХЕМА РАЗДЕЛЕНИЯ НОСТРАТИЧЕСКИХ ЯЗЫКОВ ПО ПРИНЦИПУ „РОДОСЛОВНОГО ДРЕВА"
Рис. 3.
ВОЗМОЖНЫЕ ДИАЛЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ВОСТОЧНО-НОСТРАТИЧЕСКИМИ ЯЗЫКАМИ
них объединений языков в семьи, фиксируемой в Г. к. я., она не гарантирует пока точности деления семей на подгруппы, происходящие из промежуточных праязыков, в случае, если языки не разделились в пространстве и времени достаточно рано (но в этом случае родство иногда определяется с меньшей надежностью). Наконец, Г, к, я. фиксирует «олько происхождение нек-рой осн. ча-
Рис. 4.
сти грамматич. и лексич. (корневых) морф, не предполагая, что известен источник всех остальных морф. Напр., в таких хорошо известных индоевроп. языках, как германские и греческий, только в настоящее время начинает выясняться происхождение значит. . числа субстратных слов, в конечном счете предположительно родственных сев.-кавказским. По всем указанным причинам Г. к. я.
может до сих пор считаться находящейся лишь на предварит, стадии своей разработки. Существ, уточнение ее происходит, с одной стороны, благодаря выяснению ареальных связей между совр. контактирующими диалектами, с другой — благодаря выявлению более
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ 97
Д 4 Лингвистич. энц. словарь
ДВЕ АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ НА СООТНОШЕНИЕ НОСТРАТИЧЕСКОГО И АФРАЗИЙСКОГО
ПРАЯЗЫКОВ
древних отношений между •<макросемьями*.
Отд. наблюдения, предваряющие Г. к. я., содержатся уже в работах средневековых ученых: Махмуда Кашгари по тюрк, языкам, араб, п евр. лингвистов, сравнивавших друг с другом семит, языки, и т. п. Удачный опыт синтеза предшествующих мнений о Г. к. я. можно найти у Г. Лейбница. Но до установления родства индоевроп. языков и выработки в нач. 19 в. на их материале принципов Г. к. я. на основе сравнит, метода эти отд. наблюдения не основывались на сколько-нибудь надежном науч, аппарате. Основы Г. к. я. были намечены в сравнительно-историческом языкознании еще в 19 в., ио дальнейшее ее совершенствование в духе теории волн Шмидта осуществлялось в свете достижении лингвистич. географии в 20 в. Наиболее интенсивные работы по уточнению Г. к. я. большинства языков Юго-Вост. Азин, Африки, Сев. и Юж. Америки проведены в сер. и 2-й пол. 20 в. К этому же времени относится и начало систематич. работ по объединению языков в «макросемьи*.
• Мейе А., Сравнит, метод в ист. яз-знанни. пер. с франц., М., 1954: Иванов В. В.. Генеалогии, классификация языков и понятие языкового родстна. М., 1954; Бонфанте Д., Заметки о родстве европ. языков. К истории постановки вопроса □ период с 1200 но 1800 гг.. «Вестник истории мировой культуры». 1957, № 4; Тсоретич. основы классификации языков мира, под ред. В. Н. Ярцевой, М.. 1980; Pisani V., Parente linguistique. «Lingua». 1952, v. 3, № 1; Pu Igram E.. Family tree, wave theory and dialectology. «Orbis», 1953, t. 2, № 1; Allen W.. Relationship in comparative linguistics, «Transactions of the Philological Society. 1953», Oxf.. 1953; G reenberg J., Genetic relationship among languages, в его кн.: Essays in linguistics, [Chi., 1957]; Pearl H., Zu den Methoden einer neuen
98 ГЕНЕРАТИВНАЯ
Germanischen Stammbaumtheorie, «Beitra-ge zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur», 1986, Bd 108. H. 1. S. 16—29; см. также лит. при ст. Языки мира.
Вяч- Вс. Иванов.
ГЕНЕРАТЙВНАЯ ГРАММАТИКА — см. Генеративная лингвистика, Грамматика.
ГЕНЕРАТЙВНАЯ ЛИНГВЙСТИКА (от ср.-лат. generativus—рождающий, порождающий)—одна из ветвей формального направления в лингвистике, возникшая под влиянием идей Н. Хомского в 50— 60-х гг. 20 в. и основывающаяся на описании языка в виде формальных моделей определенного типа. Исходным н базовым для Г. л. типом формальных моделей являются трансформационные порождающие грамматики, иногда сокращенно называемые трансформационными грамматиками нли порождающими грамматиками. Эта теория возникла в США как реакция на амер, дескриптивизм (см. Дескриптивная лингвистика) и метод
СХЕМА УСТРОЙСТВА ТРАНСФОРМАЦИОННОЙ ПОРОЖДАЮЩЕЙ ГРАММАТИКИ
(аппарат) синтаксич. анализа предложения по непосредственным составляющим, но по своему значению вышла за пределы нац. лингвистич. школы. Г. л. выдвинула неск. фундаментальных противопоставлений: четко различаются .компетенция» — знание языка (competence) и <употребление» — использование языка в речевой деятельности (performance). Трансформационная порождающая грамматика описывает прежде всего компетенцию говорящего. Структура этой грамматики имеет три осн. компонента: синтаксический, семантический и фонологический, из к-рых главным, центральным, является синтаксис, а семантика и фонология выполняют по отношению к синтаксису интерпретирующие функции. В трансформационную порождающую грамматику вводится два уровня синтаксич. представления: глубинный (deep, т. наз. глубинная структура) и поверхностный (surface, т. наз. поверхностная структура)', задачей синтаксич. описания является исчисление всех глубинных и поверхностных структур, а также установление между ними строгого соответствия.
Синтаксис содержит базовый и трансформационный субкомпоненты. База — система элементарных правил, предположительно близких для разл. языков,— исчисляет ограниченное множество глубинных структур, прототипов будущих предложений. Первое правило базы S ==) NP + VP разлагает исходный символ предложения S на последовательность составляющих: NP — именную группу (являющуюся группой подлежащего) и VP — глагольную группу. Каждому из разложимых далее (т. е. нетерминальных) символов соответствует нек-рое правило базы, содержащее этот символ в своей левой части и указывающее в правой части, каково возможное разложение этого символа. В правой части правил возможны как нетерминальные, так и терминальные (конечные, далее неразложимые) символы. К терминальным относятся, в частности, символы частей речи: V — глагол, N — имя, Adj — прилагательное, Det — артикль. Правила базы применяются рекурсивно, пока не будет получена цепочка терминальных символов с их структурной характеристикой, представляемой в виде т. наз. размеченного дерева непосредственных состав л яюших ил ив виде размеченной скобочной записи. Так, для порождения предложения «Хомский соз
дал порождающую грамматику* правила «Стремление теории порождающих грам-базы построят примерно след, структур- матик объяснить язык* — (4д) «Теория ную характеристику:	порождающих грамматик, стремящаяся
объяснить язык» и т. д. Известно около двух десятков осн. трансформаций (процессов), в результате действия к-рых получаются осн. типы синтаксич. конструкций разл. языков. Напр., отрицат. трансформация создает отрицат. предложения типа 46; вопросит. трансформация создает предложения типа 4в; трансформация пас-сивизации строит предложения типа 16 из той же глубинной структуры, что и 1а; трансформация номинализации преобразует предложение, напр. 4а, в именную группу типа 4г; трансформация релятивизации преобразует предложение типа 4а в
относит, предложение типа 4д; трансформация опущения кореферентных именных групп при вставлении предложения типа 3 в структуру, лежащую в основе предложения типа 4а, опускает в силу кореферентности подлежащее вставленного предложения; трансформация подъема из структур, лежащих
Согласно данному разложению, подлежащная NP состоит из сущ. «Хомский», VP состоит из вспомогат. части (Aux), содержащей грамматич. категорию времени, и гл. глагола (MV — main verb). Гл. глагол состоит из глагола (V) и именной группы прямого дополнения. Эта именная группа, в поверхностной структуре представленная как атрибутивное сочетание «порождающая грамматика», в исходной структурной характеристике содержит именную группу «грамматика» и вставленное (embedded) относит. предложение S3 «которая ( = грамматика) порождает», разложение к-рого аналогично разложению матричного (matrix), т. е. гл. предложения Si. Такая структура интерпретируется семантич. компонентом (все терминальные символы лексикализуются в соответствии с сочетаемостными ограничениями, хранящимися в словарных статьях лексикона порождающей грамматики).
Трансформационный субкомпонент порождает поверхностные структуры предложений из структур, полученных в результате действия базовых правил. Если глубинная структура состоит из системы вставленных друг в друга предложений, то трансформационные правила применяются циклически, начиная с наиболее глубоко вставленных предложений (таких, от к-рых уже не зависят никакие придаточные) и кончая гл. предложением.
С формальной т. зр. благодаря трансформациям могут совершаться четыре типа операций над символами: добавление, опущение (стирание), перестановка и замена символов. Содержательно трансформации выявляют регулярные соответствия между синонимичными предложениями типа: (1а) «Хомский создал теорию порождающих грамматик* — (16) «Хомским создана теория порождающих грамматик»; (2а) «Оказалось, что теория порождающих грамматик неверна» — (26) «Теория порождающих грамматик оказалась неверной» и т. п., а также между конструкциями, близкими по структуре и по смыслу, напр.: (3) «Теория порождающих грамматик объясняет язык» — (4а) «Теория порождающих грамматик стремится объяснить язык* — (46) «Теория порождающих грамматик не стремится объяснить язык» — (4в) «Стремится лн теория порождающих грамматик объяснить язык?* — (4г)
в основе предложения типа 2а, строит предложения типа 26 путем подъема подлежащего вставленного предложения в состав матричного; трансформация реф-лексивизации заменяет (в составе одного предложения) кореферентные именные группы на возвратное местоимение (напр., «Мама купила себе перчатки») и др.
После тоансформационного субкомпонента «работает» фонологич. компонент, обеспечивающий фонетич. интерпретацию предложения. На выходе фонологич. компонента предложение преобразуется в цепочку фонетич. символов (сокращенно представляющих матрицу фонетич. признаков).
Формально в общем виде правила трансформационной порождающей грамматики имеют вид: А =) Z/X — Y, т. е. являются правилами подстановки, указывающими, что символ А преобразуется в цепочку символов Z, когда находится в окружении X слева и Y справа. Общее устройство этой грамматики можно представить в виде схемы (см.).
Г. л. получила широкое развитие как в США, так и за их пределами в 60-х гг. 20 в. Она повысила требование к эксплицитности лингвистич. описания, задаваемого в форме исчисления; привлекла внимание к ненаблюдаемым объектам синтаксиса, существование к-рых определяется косвенно; способствовала выработке аппарата описания синтаксиса, сравнимого по детальности с аппаратом описания морфологии; ввела в лингвистику технику формализации описания, облегчающую, в частности, автоматизацию языковых процессов с помощью ЭВМ. Однако сразу после выхода «Аспектов теории синтаксиса* Хомского (1965), отражавших этап т. наз. стандартной теории (Standard Theory), уже в рамках самой Г. л. возникли оппозиционные течения, напр. порождающая семантика, падежная грамматика. В 70-е гг. влияние идей Г. л. значит, ослабляется, вскрываются многие ее слабые стороны, напр. априорность в выделении исходных синтаксич. единиц н правил базового ком
понента; неориентированность на моделирование речевой деятельности и, в частности, недооценка роли семантич. компонента и прагматич. факторов (см. Семантика, Прагматика); слабая применимость к описанию разноструктурных языков. В 80-е гг. идеи Г. л. продолжают развиваться Хомским и его учениками (т. наз. «Расширенная стандартная теория», «Пересмотренная расширенная стандартная теория» и др.). Эти теории также не преодолели недостатков Г. л. Однако терминологический аппарат трансформационной порождающей грамматики вошел в лингвистич. обиход и используется мн. языковедами, работающими вне рамок Г. л. (напр., глубинная структура, поверхностная структура, трансформации и нек-рые др.).
9 Хомский Н.. Синтаксич. структуры, пер. с англ., в кн.: НЛ, в. 2. М., 1962; его ж е, Аспекты теории синтаксиса, пер. с англ., М., 1972; Падучева Е. В., О семантике синтаксиса. (Материалы к трансформационной грамматике рус. языка), М., [1974]; Проблемы порождающей грамматики и семантики, Реферативный сб., М., 1976; Демьянков В. 3.. Англо-рус. термины по прикладной лингвистике и автоматич. переработке текста. Порождающая грамматика, в кн.: Тетради новых терминов, в. 23, М.. 1979; Трансформационно-генеративная	грам-
матика в свете совр. науч, критики, М.. 1980; Chomsky N., Halle М.. The sound pattern of English. N. Y.— Evanston — L., 1968; Katz J. J., Fodor J. A.. The structure of a semantic theory, «Language», 1963, v. 39; Bach E., Syntactic theory, N. Y.— [a. o.J, 1974; Chomsky N.. Some concepts and consequences of the theory of government and binding, Camb. (Mass.) — L..	1982.	A. E. Кибрик.
ГЕРЕРб (очнгереро) — один из банту языков (зона R-41, по классификации М. Гасри). Распространен в вост, р-нах Намибии и в Анголе. Число говорящих ок. 140 тыс. чел.
В систему коисонаитизма входят интердентальные (межзубные) согласные; имеется палатализация. Для глагола характерна прогрессивная ассимиляция финального гласного -а под влиянием гласного предшествующего слога. Определяющая черта грамматич. строя — наличие системы именных классов, релевантных на морфологич. и синтаксич. уровнях (18 классов, из них 3 локативных с полной моделью согласования); каждый класс имеет особый показатель — префикс. Префиксы существительных двусложны и имеют особую форму с начальной фонемой /о/ (исключение — префикс 5-го кл. с начальной фонемой /е/); инициаль о- опускается при согласовании с глаголами, числительными, указат. местоимениями, посессивным формантом и при образовании зват. формы. Глаголы могут образовывать ряд т. наз. производных суффиксных форм, передающих лексич. и грамматич. значения (вид, залог и др.); значит, роль играют аналитич. глагольные конструкции из самостоятельных и вспомогательных глаголов. В лексике — заимствования из африкаанса, а также из готтентотских языков.
Язык младописьменный, письменность с нач. 20 в. на основе лат. алфавита. Язык внутриэтнич. общения.
9 Vie he G., Grammatik des Otjiherero nebst Worterbuch, Stuttg.— B., 1897; Mein-h о f C., Die Sprache der Herero in Deutsch-Sudwestafrika. B., 1909.
Kolbe F. W., An English-Herero dictionary. Cape Town, 1883; I r 1 e J., Deutsch-Herero Worterbuch, Hamb., 1917.
H. В. Громова.
ГЕРЕРО 99
7«
ГЕРМАНИСТИКА— 1) комплекс научных дисциплин, связанных с изучением языков, литературы, истории, материальной и духовной культуры германо-язычиых народов; 2) область языкознания, занимающаяся исследованием германских языков. Г. (во 2-м значении) изучает процессы и закономерности образования герм, языков в кругу индо-европ. языков и в период их самостоят. ист. развития, формы их существования иа разных этапах обществ, жизни герм, народов, структуру и функционирование совр. герм, языков.
Как область знания Г. выделилась о 17 в., когда в период формирования бурж. наций в германоязычных странах усилился интерес к нац. памятникам древней письменнссти, обучению иа родном языке и, в связи со стремлением к единству лит. языков, к вопросам языкового нормирования. В Германии, Англии, Нидерландах учебники родных языков появились в 16 в., в сканд. странах — в17в. В17в. начинается изучение древних памятников на герм, языках. Франциск Юний, первый издатель готского Серебряного кодекса (Дордрехт, 1665), вводит гот. яз. в круг германистич. штудий. Позднее Дж. Хикс ставит вопрос об ист. отношениях герм, языков друг к другу. Л. тен Кате формулирует идею ист. закономерностей в развитии герм, языков. Во 2-й пол. 17 и в 18 вв. большое значение для развития Г. имели работы по нем. яз. (Ю. Г. Шоттель, И. К. Гот-шед, И. К. Аделунг). В нач. 19 в. Р. К. Раск подчеркнул значимость изучения исл. яз.
Науч. Г. сформировалась в 1-й пол. 19 в., гл. обр. в трудах Я. Гримма. Его «Немецкая грамматика» (т. 1—4, 1819— 1837) явилась первым детальным сопоставит. и сравнит.-ист. описанием герм, языков. После частных наблюдений тен Кате и Раска Гримм установил в полном объеме соответствия между иидоевроп., гот. и др.-верхненем. шумными согласными (закон передвижения согласных Гримма; см. Гримма закон). Позднее, однако, было установлено, что он оперировал сопоставлениями букв, а не звуков и был далек от идеи реконструкции герм, праязыка.
На качественно новый уровень Г. поднялась в 70—80-х гг. 19 в., в эпоху мла-дограмматизма, когда внимание исследователей сосредоточилось на изучении живых герм, языков и диалектов и на реконструкции герм, языка-основы (праязыка). Лингвистич. реконструкции достигли высокой степени достоверности, был описан звуковой состав и морфологич. строй герм, праязыка, доказано ин-доевроп. этимология, тождество б. ч. корнеслова, словообразоват. и словоизме-нит. морфем герм, языков. Были определены закономерности изменений, произошедших в фонетике и морфологии герм, языков в эпоху их самостоят. ист. развития. Значит, успехов достигла диалектология, были сделаны многочисл. описания отд.  диалектов, создан ряд диалектология, атласов, в частности атлас диалектов нем. языка Г. Вейкера — Ф. Вреде. Продвинулось изучение фонетич. и грамматич. строя и лексич. состава лит. герм, языков. Вышли труды по сравнит.-ист. грамматике (В. Штрейт-берг, Ф. Клуге, Г. Хирт, Э. Прокош) и по истории отд. языков (англ.— Клуге, К. Луик, нем.— О. Бехагель, нидерл.— М. Шенфельд, сканд.— А. Нурен), по
100 ГЕРМАНИСТИКА
фонетике, морфологии и синтаксису совр. языков, многочисл. этимология, (англ.— У. У. Скита, нем.— Клуге, швед.— Э. Хельквнста и др.), ист. (нем. — Г. Пауля) и толковые словари, издания памятников, описания диалектов, грамматики герм, языков древнего и среднего периодов (серии, изданные в Гейдельберге и Галле) и др. В этот период был накоплен огромный фактич. материал, служащий постоянным источником для изучения герм, языков.
Развитие теоретич. яз-знания 20 в., преодолевшего кризис младограмматиз-ма, нашло отражение и в Г. и привело к ее перестройке. Так, в диалектологии стала очевидной несостоятельность тра-диц. учения о совпадении границ диалектов с границами обитания герм, племен. Т. Фрингс и др. доказали, что совр. распространение диалектов, сложившееся в ср. века, отражает полит., экономия., культурные границы той эпохи. Несостоятельным оказалось и традиц. учение о первоначальности ист. членения герм, языков иа вост., сев. и зап. ареалы, т. к. оно отражает лишь соотношение языка древнейших письм. памятников, т. е. стратификацию герм, языковых массивов в эпоху раннего феодализма и начального периода герм. гос. объединений. Исследование Ф. Маурера (1942) показало, что традиц. классификация герм, языков не объясняет связей, существовавших, напр., у гот. яз. одновременно и со сканд. языками, и с юж.-нем. диалектами. Возникло сомнение и в исконном единстве зап. ветви герм, языков, т. к. противоречивой оказывается генетич. связь между ингвеонским и нем. языковыми ареалами. В сравнит.-ист. грамматике герм, языков возникло новое представление о модели герм, языка-основы, к-рый стал рассматриваться не как набор характерных признаков, отличающих герм, языки от др. индоевропейских, а как изменяюшаяся структура, отд. явления к-рой имеют разную хронология. глубину (Франс Кутсем).
Попытка амер, структуралистов внедрить в сравнит.-ист. описание древних герм, языков методику фонология, и морфонология, анализа (ср. «Опыт грамматики протогерманского языка», 1972, под ред. Кутсема и X. Л. Куфнера) показала, что приемы, применяемые в исследовании совр. языков, в сравнит.-ист. описаниях могут быть результативны лишь при сочетании с социолннг-вистич. анализом; недостаточно перечислить те или иные альтернации и выявить их формальные соотношения в системе языка, необходимо установить также ист. отношения между явлениями и раскрыть их функциональную роль на том или ином этапе развития языка.
Работы сов. германистов характеризуются последоват. историзмом в исследованиях типология, и социального аспектов языкового материала. В 60— 70-х гг. изданы фундаментальные труды по сравнит.-ист. и историко-типологич. грамматике герм, языков, разрабатывались проблемы функционирования герм, лит. языков в разл. ист. периоды их развития и основы теории нац. вариантов языка на материале герм, языков. В коллективной «Сравнительной грамматике германских языков» (1962—66) весь языковой материал получил новое осмысление в свете достижений совр. яз-знания. Пересмотрены устаревшие младограмма-тич. реконструкции. Учитывается принцип относит, хронологии явлений, что углубило ист. подход при установлении системной связи между отд. явлениями.
Широко исполозованы данные лингвистич. географии, позволившие сочетать методику лингвистич. анализа с социология. характеристикой явлений. По-новому решен вопрос о близкородств. связях герм, языков, различных в разные ист. периоды (Н. С. Чемоданов). В. М. Жирмунский ввел новую классификацию герм, языков, постулирующую на основе данных лингвистич. географии первонач. членение германцев на 2 группы — северную и южную, что позволило объяснить позднейшую ист. последовательность образования диал. групп и пестрые связи древних герм. лит. языков. В фонологии С. Д. Кацнельсоном впервые дана подробная характеристика слоговой акцентуации, вызвавшей ряд фонетич. процессов в истории отд. герм, языков. Детально описывается словообразоват. материал (Е. С. Кубрякова) и впервые предпринимается попытка установить типы деривационных моделей в герм, языках и закономерности их образования и развития. Для морфологии (М. М. Гухман, Э. А. Макаев, С. А. Миронов) характерен отказ от традиц. представлений о развитии морфологич. строя герм, языков как о процессе утраты тех или иных форм. Предметом анализа являются имеющиеся грамматич. формы и категории, устанавливаются их типичность или изолированность, продуктивность — непродуктивность, хронологии, соотносительность морфологич. моделей и явлений, на первый план выдвигается не внешняя, а внутр, реконструкция, что позволяет определить специфику развития грамматич. структуры герм, языков, т. е. пути преобразования в них сохранившихся иидоевроп. категорий и явлений и образование инноваций.
Коллективный труд сов. германистов «Историко-типологическая морфология германских языков» (т. 1—3, 1977—78) ставит своей задачей сравнит.-типологич. характеристику развития герм, языков в пору их раздельного существования. Продолжая «Сравнит, грамматику», этот труд показывает общие тенденции в преобразовании и развитии отд. категорий и микросистем и специфику развития отд. языков, определяя тем самым соотношение общего и индивидуального как в направленности развития, так и в интенсивности изменений, в глубине и степени преобразований. Это первое в мировой Г. исследование, характеризующееся новой методикой описания материала. Главным явилось не реконструирование исходных моделей разных уровней, а изучение изменения этих моделей и результатов развития, преобразований, к-рые позволяют судить о типологич. тождестве или об индивидуальных особенностях процессов, протекавших в отд. языках в ист. период их разлития.
Большой вклад сов. германисты внесли в изучение истории отд. герм, языков (англ.— В. Н. Ярцева, Б. А. Ильиш, А. И. Смирницкий, нем.— Жирмунский, О. И. Москальская, нидерл.— Миронов, сканд. языков — М. И. Стеблин-Камеи-ский), нем. диалектологии (Жирмунский). В исследованиях по типологии герм. лнт. языков донац. периода (Гухман, Макаев) определены универсальные признаки, наличие к-рых позволяет решить вопрос о принадлежности того или иного языкового образования к категории лит. языков в донац. период, выявлены пути становления и обособления над дна л. форм этих языков от языка разг.-бытового общения.
Новым аспектом сравнит.-сопоставит, грамматики герм, языков является раз
работка проблемы нац, вариантов аигл, и нем. лит. языков, к-рые обслуживают неск. наций и функционируют одни в течение неск. столетий (амер, вариант англ, языка), другие—неск. десятилетий (нем. яз. ГДР). Эта проблема, неоднократно становившаяся ареной дискуссий за рубежом, в сов. науке получила теоретич. обоснование. Б ряде работ (Г. В. Степанов, Ярцева, А. Д. Швейцер) разработана теория языковой ситуации и языковых состояний, проблема взаимодействия внеш, и внутр, систем языка, изучены важнейшие варианты отд. языков (аигл. в США, Канаде, Австралии — Швейцер, нем. в Австрии, Швейцарии — А. И. Домашнев).
Периодич. издания; «fitudes ger-maniques» (Р., 1946—), «Germanistik. Internationales Referatenorgan mit bibliogra-phtschen Hinweisen» (Tubingen. ФРГ, I960—), «The Journal of English and Germanic Philology* (США. место изд. различно, 1897 — ), < Zei tschrif t fiir deutsche Philologie» (B.— Halle, 1868—), «Quellen und Forschungen zur Sprach- und Culturgeschichte der germanischen Volker» (Strassburg — B.. 1874—1918), «Leu-vensche bijdragen: Tijdschrift voormodern fi-lologie»(The Hague — (а. о.]. Бельгия, 1896—), «Revue . germanique» . (P., . 1905—39), «The Germanic Review* (США. место изд. различно, 1926 — ), «Studia Germanica Gandensia» (Gent. Бельгия. 1959—).
• Жирмунский В. M.. Введение в сравнит.-ист. грамматику герм, языков. М.— Л.. 1963; Прокош Э., Сравнит, грамматика герм, языков, пер. с англ., М.. 1964; Чемоланои Н. С., Герм, языки, в кн.: Сов. яз знание за 50 лет. М., 1967; Р а-ul Н.. Geschichte der germanischen Philolo-gie. в кн.: Grundriss der germanischen Philo-logie, 2 Aufl., Bd 1. Strassburg. 1901; S tre i t-berg W., Michels V., J e 1 1 i-nek M. H.. Die Erforschung der indogerma-oischen Sprachen. Lfg. 1 — 2. Germanisch, Strassburg, 1927 — 36 (Stre itberg W. A., Geschichte der indogermaniscben Sprachen, Bd 2); S t г о h F r., Handbuch der germanischen Philologie. B., 1952; Kurzer Grundriss der germanischen Philologie bis 1500, hrsg. von L. E. Schmitt. Bd 1, Sprachgeschichte, B., 1970; M a r k e у T. L.. К yes R. L., Roberge P. T., Germanic and its dialects. A grammar of Proto-Germanic. pt 3. Bibliography and indexes, Amst,, 1977.
H. С. Чемоданов.
ГЕРМАНСКИЕ ЯЗЫКЙ —группа родственных языков западного ареала индоевропейской семьи (см. Индоевропейские языки). Ареал совр. распространения Г. я. включает терр. ряда стран Зап. Европы (Великобритания, ГДР, ФРГ, Австрия, Нидерланды, Бельгия, Швейцария, Люксембург, Швеция, Давня, Норвегия, Исландия), Сев. Америки (США, Канада), юга Африки (ЮАР), Азии (Индия), Австралии, Н. Зеландии. Общее число говорящих ок. 550 млн. чел. Г. я. традиционно делятся на 3 подгруппы: северную (шведский, датский, норвежский, исландский, фарерский), западную (английский, немецкий, нидерландский, люксембургский, африкаанс, фризский. идиш) и восточную (вымершие готский, бургундский, вандальский, ге-пидский, герульский).
Развитие Г. я. от племенных диалектов до нац. лит. языков связано с многочисл. миграциями их носителей. Область первонач. расселения герм, племен охватывала юж. часть Скандинавского п-ова, п-ов Ютландия и терр. Шлезвиг—Гольштейн. Герм, диалекты древнейшей поры делились на 2 осн. группы: скандинавскую (северную) и континентальную (южную). Во 2—1 вв. до н. э. часть племен из Скандинавии переселилась на юж. побережье Балтийского м., в низовья Вислы и Одера, и образовала вост.-герм. группу, противостоящую зап.-герм, (ранее южной) группе племен, обитавших
между Эльбой и Рейном. С сер. 2 в. до н. э., в эпоху «великого переселения народов», готы, принадлежавшие к вост.-герм. племенам, продвигаются к югу, в причерномор. степи, откуда проникают на терр. Рим. империи и затем через Галлию на Пиренейский п-ов. После падения остготского королевства в Италии (5—6 вв.) и вестготского королевства в Испании (5—8 вв.) носители гот. яз. смешались с местным населением. Внутри зап.-герм, ареала в 1 в. н. э. выделялись 3 группы племенных диалектов: ингве-онская (североморская), иствеонская (рейнско-везерская) и эрминонская (при-эльбская). Переселение в 5—6 вв. части ингвеон. племен (англы, саксы, юты) на Британские о-ва предопределило обособленное развитие в дальнейшем др,-англ. яз. На континенте иствеоны (франки) распространились на 3., в романизованную сев. Галлию, где в кон. 5 в. было образовано двуязычное гос-во Ме-ровингов. Под властью франков в рамках гос-ва Меровингов и Каролингов (5—9 вв.) произошло объединение зап,-герм. племен (франков, алеманнов, баю-варов, турингов, хаттов), а также саксов, переселившихся в 4—5 вв. с побережья Северного м: в области Везера и Рейна, что создало предпосылки для позднейшего формирования др.-верхненем. яз. как языка нем. народности. Эрминоны (алеманны, баювары) с 1 в. н. э. передвигаются из басе. Эльбы на Ю. Германии и становятся в дальнейшем носителями юж.-нем. диалектов. В основу нижненем. диалектов лег др.-саксонский, входивший изначально в ингвеон. группу и испытавший впоследствии мощное влияние франк, диалектов. В результате взаимодействия франк, диалектов с фризскими и саксонскими в 9—11 вв. создаются условия для возникновения нидерл. яз. Группа сканд. диалектов после их обособления в 5 в. от континентальной группы вследствие постепенной миграции их носителей на С. и Ю. делится с 7 в. на вост, и зап. подгруппы. На базе вост.-сканд. диалектов позднее образуются швед, и дат. языки, на базе зап,-скандииавских — норвежский. Заселение в 9—10 вв. Исландии и Фарерских о-вов выходцами из Норвегии привело к становлению исл. и фарер. языков. Из новейших Г. я. идиш сформировался в 10—14 вв. иа основе верхненем. диалектов с включением семитских и позднее слав, элементов, африкаанс возник в 17 в. в результате смешения нидерл. диалектов с нем., англ., франц, языками, а также с нек-рыми афр. языками и с креольским малайско-португ. языком.
Отличит, особенности Г. я., выделяющие их средн других индоевропейских: динамич. ударение на первом (корневом) слоге, редукция безударных слогов, ассимилятивное варьирование гласных, обще-герм. передвижение согласных, широкое использование аблаута как фономор-фологич. средства, образование слабого претерита с помощью дентального суффикса, 2 склонения прилагательных: сильное п слабое.
Уже на древнейшем этапе развития Г. я. наряду с признаками, объединявшими те или иные группы языков, выделяются признаки, характерные для каждой из них в отдельности. Отражением былого гото-сканд. языкового единства являются след, черты: гуттурализа-ция (веляризация) общегерм. -uu- и -jj-, образование форм 2-го л. ед. ч. претерита с помощью перфектного окончания -t, наличие 4-го класса слабых глаголов с суфф. -па-, образование при
частий I жен. рода с помощью суфф. -in- и др. К специфич. новшествам гот. яз. после его обособления относят расширение кратких гласных i, и перед г, К, hv (т. наз. гот. преломление), сужение гласных среднего подъема е, о, сужение дифтонгов ai, au. Хотя генетич. общность зап.-герм, группы диалектов до сих пор подвергается сомнению, на их ист. единство указывают след, явления: зап.-герм. удлинение согласных, переход общегерм. d > d (др.-верхненем. t), выпадение лабиального элемента в сочетаниях заднеязычного с последующим u (w), образование особой формы склоняемого инфинитива, образование презенса глагола 'быть' путем контаминации индоевроп. корней *es- и *bhu-, развитие новых сочинит, и подчинит, союзов и др. Особое место в зап.-герм. группе принадлежит ингвеон. диалектам, для к-рых характерен ряд специфич. признаков (т. наз. иигвеоиизмы): переход герм, ei > ге, сохранение гласных i, и перед m независимо от характера последующего гласного, выпадение носовых перед спирантами, ассибиляция k, g (замена взрывных аффрикатами с шипящим компонентом) перед гласными переднего ряда и j, метатеза г, общее окончание в глагольных формах 1—3-го л. мн. ч., унификация форм им. и вин. падежей в сильном склонении прилагательных муж. рода, формы личных местоимений без конечного -г и др.
Доказательством наличия контактов между зап.-герм. и сев. диалектами после ухода вост.-герм. племен из Скандинавии служат общие инновации (1 — 5 вв. н. э.): расширение герм. e!>a>ae, чередование i ~ е, и ~ о, переход z в г (т. наз. ротацизм), утрата редупликации в глаголах, дентальный суффикс претерита и др. После 5—6 вв. в общескандинавском имели место изменения, к-рые отделили его от зап.-герм. группы: исчезновение начального j и отпадение w перед губными, многочисл. ассимиляции согласных, возникновение восходящих дифтонгов, появление суффигиро-ванного определ. артикля, возвратнопассивная форма глагола на -sk, -st. В 7—8 вв. происходит дифференциация древних сканд. языков по ряду признаков на западные и восточные, в дальнейшем уступившая место их делению иа континентальные (датский, шведский, норвежский) и островные (исландский, фарерский).
В совр. Г. я. общие тенденции развития проявляются в сходствах и различиях между ними. Исходная система общегерм. вокализма (i, u, е, a, i, и, ае, б, ей, ai, аи) подверглась значит, модификации в результате многочисл. перегласовок, преломлений и др. фонетич. процессов (напр., «великий сдвиг гласных» в англ, яз., изменения в наборе и распределении долгих и кратких гласных в исландском, развитие дифтонгов в фарерском). Для Г. я. характерна оппозиция кратких н долгих гласных, причем различия между нек-рыми фонемами не только количественные, но и качественные (ср. англ. [>]— £i:J, [о] — [э:]). Дифтонги представлены во всех языках, кроме шведского, кол-во и характер дифтонгов различаются по языкам (ср. 3 дифтонга в немецком с 26 дифтонгами и 6 трифтонгами в фризском). Редукция окончаний имела место во всех Г. я., кроме исл., швед., фарер. языков. В конце
ГЕРМАНСКИЕ 101
слов в большинстве языков отмечен редуцированный [э], но в исландском конечные— [э], [i], [j], в шведском — Га], [э], [i], [и]- Чередование гласных, обусловленное исторически палатальной и велярной перегласовками, наиболее характерно для исл. и нем. парадигматики, в др. языках зафиксировано в отд. словоформах. Аблаут широко распространен во всех Г. я. (кроме африкаанса) гл. обр. в глагольном словообразовании и словоизменении. Для консонантизма типична оппозиция глухих и звонких смычных (исключение — исл., дат., фа-рер. языки, где все смычные коррелируют по придыхательности). Глухие смычные р, t, к в определ. позициях во всех Г. я., кроме нидерландского и африкаанса, произносятся с придыханием. Для ряда языков характерно оглушение звонких согласных в исходе морфемы (отсутствует в англ., фризском, нидерл., швед., норв. языках). К специфич. особенностям фонетики отд. Г. я. относятся: альвеолярные согласные в английском, какуминальные, или постальвеолярные, согласные в шведском, норвежском, на-зализов. гласные и дифтонги в африкаансе и фризском, отсутствие смычного [g] в нидерландском и африкаансе, твердый приступ в немецком и нидерландском и др. Характерное для Г. я. дииамич. ударение в норвежском и шведском сочетается с музыкальным, обладающим смыслоразличит. функцией (ср. швед, 'axel ‘плечо’ — 'axel ‘ось’), в датском ему генетически соответствует т. наз. толчок, резкое смыкание голосовых связок [ср. дат. anden (со смычкой) ‘утка’ — anden (без смычки) ‘другой’]. В отличве от большинства Г. я., где ударные слоги могут быть краткими и долгими, во всех сканд. языках, кроме датского, ударные слоги всегда долгие (т. наз. слоговое равновесие).
Для грамматич. строя Г. я. характерна тенденция к аналитизму, реализуемая в отд. языках с разной степенью полноты (ср. аналитические английский и африкаанс с флективными исландским и фарерским). Наиболее четко она проявляется в именном склонении. Категория падежа в большинстве языков представлена оппозицией общего и родительного (притяжат.) падежей (в англ., дат., швед., норв., нидерл., фризском), четырехпадежная система сохранилась только в нем., исл., фарер. языках, а в африкаансе формальные показатели падежа отсутствуют. Падежные отношения выражаются в большинстве языков преим. порядком слов и предложными конструкциями. В парадигму склонения личных местоимений, где им. п. (общий/субъект-ный) противопоставлен косвенным (объектным) падежам, входит от 2 до 4 падежных форм: ср. субъектный-объект-ный в африкаансе, им., род., дат., вин. п. в исл. яз. Категория числа двучленная (единственное — множественное), но формально выражено только мн. ч., причем наибольший набор показателей отмечен в нем. и норв. языках (5), наименьший — в английском (1). В сканд. языках форма мн. ч. существительных определяет также тип склонения. Трехродовая классификация существительных (муж., жен., ср.) сохранилась в 5 из 11 Г. я. (в нем., норв., исл., фарерском, идише), в швед., дат., нидерл., фризском представлены 2 рода — общий и средний, в англ, и африкаансе категорнв рода нет. Определ. и неопредел, артикли
102 ГЕРМАНСКИЕ
имеются во всех Г. я., кроме исландского и фарерского, в к-рых неопредел, артикль отсутствует. Инновацией сканд. языков является препозитивный свободно стоящий определ. артикль и его вариант— суффигированный артикль. Свойственное Г. я. наличие двух типов склонения прилагательных — сильного, включающего местоименные окончания, и слабого, являющегося германской инновацией, сохранилось в немецком и скандинавском языках, тогда как в нидерландском яз. и африкаансе оно представлено в виде сильной и слабой форм прилагательного.
Для системы спряжения герм, глагола характерна классификация глаголов по способу образования претерита: сильные, или неправильные, глаголы образуют формы претерита с помощью аблаута, слабые, или правильные, используют дентальный суффикс, у претерито-пре-зентных претерит образуется по типу слабых глаголов, а формы презенса восходят к формам претерита сильных глаголов. Система временных форм включает презенс, претерит, перфект, плюсквамперфект, будущее I и II, будущее в прошедшем I и II. Существенны различия по языкам как в инвентаре, так и в употреблении временных форм. Так, в исландском отсутствует форма буд. вр., в африкаансе—флективный претерит, только в английском имеются особые длительные временные формы. Наибольшее число временных форм представлено в английском (16), наименьшее — в датском и африкаансе (6), причем в последнем 5 вз 6 форм являются аналитическими. Аналитич. глагольные формы, состоящие нз вспомогат. глаголов и неличных форм (инфинитив, причастие, супин), широко представлены в Г. я. Формы буд. вр. образуются путем соединения вспомогат. глаголов с исконным модальным значением и инфинитива, формы перфекта — соединением вспомогат. глаголов с исконным значением «иметь» и «быть» и причастия II. Двучленная категория залога (актив-пассив) выражается оппозицией личных форм и конструкций с глаголами «быть» и «становиться» + причастие II (в англ. яз. только с глаголом «быть»). Особенность сканд. языков — наличие наряду с аналитич. формами пассива флективных на -s, -st. Категория наклонения представлена трехчленной оппозицией индикатив/ императив/конъюнктив (кондиционалис), наибольшие различия по языкам отмечены в плане содержания и формального выражения конъюнктива, к-рый в ряде языков имеет флективные и аналитич. формы. Категория лица в системе глагола морфологически не выражена в шведском, норвежском, датском, африкаансе и идише и передается приглагольным личным местоимением. В др. языках личные глагольные окончания сохранились (наиболее полно в нем. и всл., слабее в нидерл., фарер., англ, в фризском языках). В Г. я. нет грамматич. категории вида, видовые значения выражаются оппозицией временных форм (претерит / перфект, длительные / недлительные формы), описат. конструкциями.
Для структуры простого предложения характерна тенденция к фиксации порядка слов, особенно глагола-сказуемого (ср. твердый порядок слов в английском, африкаансе, рамочная конструкция в немецком). Инверсия наблюдается при эмфазе, в вопросит., побудит, и придаточных предложениях. Имеются определ. закономерности расположения слов в при
даточных предложениях (особенно в бессоюзных условных).
В лексике Г. я. слой ранних заимствований восходит к кельтским, латинскому, греческому языкам, позднейших — к латинскому, французскому. Исконно герм, основу лексики в наибольшей степени сохранил исл. яз., в к-ром почти нет за-имств. слов. Англ. яз. выделяется этимология. неоднородностью словарного состава, из трех осн. источников заимствования (сканд., лат., франц.) самым сильным оказалось воздействие франц, яз. На сканд. языки (кроме исландского) большое влияние оказал нижненемецкий (14—15 вв.).
Среди способов словообразования особое место принадлежит именному словосложению. Из аффиксальных способов для именного словопроизводства типична суффиксация, для глагольного — префиксация. Конверсия отмечена в ряде языков, но наиболее продуктивна в английском.
Историю развития Г. я. условно принято делить на 3 периода: 1) древний (от возникновения письменности до 11 в.) — становление отд. языков, 2) средний (12—15 вв.) — развитие письменности ва Г. я. и расширение их социальных функций; 3) новый (с 16 в. до настоящего времени) — формирование н нормализация нац. языков.
Формирование нац. лит. языков завершилось в Англии в 16—17 вв., в сканд. странах в 16 в., в Германии в 18 в. В Норвегии существуют 2 формы лит. языка: риксмол (с 1929 букмол) и лансмол (с 1929 нюнорск). Распространение англ, яз. за пределы Англии привело к созданию его лит. вариантов в США, Канаде, Австралии. Нем. яз. в Австрии представлен его австр. вариантом, в Швейцарии — двумя формами — швейц, диалектами (Schwyzertiitsch) и лит. языком. В Люксембурге получил статус нац. языка (1984) люксембургский язык, к-рый сформировался на основе зап.-мозельско-франкского диалекта нем. языка.
Древнейшие памятники герм, письменности выполнены рунами — старшими (8—9 вв.), младшими в двух вариантах, швед.-норвежском и датском (9—12 вв.), пунктированными (11 —13 вв.) — и гот. алфавитом (4 в.). Лат. письмо появляется вместе с введением христианства в Англии с 7 в., Германии с 8 в., в сканд. странах с кон. Ив. (Исландия, Норвегия) и с 13 в. (Швеция, Дания). Используются англо-саксонский и каролингский минускулы с добавлением ряда знаков для передачи звуков, отсутствовавших в лат. яз.
Об изучении Г. я. см. в ст. Германистика.
9 Be с сен Э., Сканд. языки, вер. со швед., М., 1949; Мейе А., Осн. особенности герм, группы языков, пер. с франц., М.,	1952; Стеблин-Камен-
ский М. И.. История сканд. языков, М., 1953; Прокош Э., Сравнит, грамматика герм, языков, пер. с англ., М.. 1954; Сравнит. грамматика герм. языков, т. 1 — 4, М., 1962—66 (лит.); Жирмунский В. М., Введение в сравнит.-ист, изучение герм, языков. М, —Л., 1964; Ист.-типологич. морфология герм, языков, [т. 1-3J, М., 1977 — 78; Streitberg W., Urgermanische Grammatik. Hdlb., 1900; H i r t Н., Handbuch des Urge rm anise hen, Tl. 1-3, Hdlb., 1931-34; Lehmann W. P., The grouping of the Germanic languages, в кн.: Ancient Indo-European dialects, Berk.— Los Ang., 1966; Kurzer Grund-riss der germanischen Philologie, Bd 1 — Sprachgeschichte, B.,	1970; H u 11 e-
r e r C. J., Die germanischen Spracben. Bdpst, 1975; К e 1 1 e r R. E., The German language, L.— Boston, 1978.	И. А. Сизова,
ГЕРУНДЙВ (лат. gerundivum) — см. Герундий.
ГЕРУНДИЙ (лат. gerundium, от gero — действую, совершаю)— 1) латинское отглагольное существительное, образуемое с помощью суффикса -nd-; Г. сохраняет глагольное управление и, в отличие от др. существительных, определяется не прилагательным, а, как и глагол, наречием, напр. bene rem agendo inclaruit ‘Он прославился хорошим ведением дела’.
Г. склоняется только в ед. ч. как существительные ср. рода с основой на -о-, но не имеет формы им. п. Логич. номинативом Г. может служить инфинитив соотв. глагола. При помощи того же суффикса -nd- образуется также лат. причастие страдат. залога — герундив (gerundivum), имеющее значение долженствования в будущем: urbs de-lenda ‘Город, который должен быть разрушен’. Г. и герундив в лат. синтаксисе тесно связаны между собой. Семан-тико-синтаксич. особенности Г., неясность происхождения и первонач. морфологич. состава форм породили мн. гипотез и составляют одну из нерешенных проблем индоевроп. яз-знания. 2) В англ, яз. термин Г. (gerund) употребляется применительно к формам на -ing, имеющим как глагольные (управление), так и именные признаки.
• Тройский И. М.. Ист. грамматика лат. языка. М..	1960: Степа-
нов Ю. С.. Герундивы и имена действия в древнейшем строе индоевроп. предложения, ВЯ. 1985, №6;jespersen О.. A modern English grammar on historical principles, pt V. Syntax, pt VI. Morphology, Cph., 1940; Risch E.. Gerundivum und Gerundium. Gebrauch im klassischen und alteren Latein. Entstehung und Vorgeschichte, В,— N. Y.. 1984.	Ю. В. Откупщиков.
ГЕТЕРОГРАММА (от греч. heteros — иной, другой н gramma — рисунок, знак, буква) — знак или сочетание знаков, выражающие слово одного языка, во предназначенные для прочтения в переводе на другой язык в составе текста на этом другом языке. См. Гетерография.	И. М. Дьяконов.
ГЕТЕРОГРАФИЯ (от греч. heteros — вной, другой и grapho — пишу) — способ письма, когда часть слов (или их основ), а иногда и целые выражения пишутся на одном языке, а при чтении переводятся на другой. Г. впервые возникла в Ниж. Месопотамии. В шумер, клинописи основы слов писались идеограммами, а аффиксы и служебные слова — знаками в слоговом значении. В письме аккадцев основы первоначально (3-е тыс. до н. э.) оставлялись в прежнем (шумерском) написании, а аффиксы, служебные слова и др. писались знаками в слоговом значении, но уже по-аккадски; при чтении идеограмм подставлялись их аккад. переводы. Позже было разработано чисто слоговое письмо для аккад. яз., но особенно употребительные слова, канцелярские формулы, имена божеств и др. вписывались шумер, идеограммами или даже заменялись полными написаниями шумер, слов, включая их части, написанные по-шумерски слоговыми знаками; такие гетерограммы читались целиком по-аккадски. Этим достигалась компактность текста на пространстве маленькой тяжелой глиняной плитки — оси. материала письма. Позднее нек-рые тексты (гадат. тексты, ритуалы, хроники) сплошь зашифровывались Г. Применялась Г. также в злам., хетт., хуррит. и урарт. клинописях (наряду с чшумеро-граммами* применялись и «аккадограм-мы>). В обиходе писцов, знавших шу
мерский, текст мог читаться и без перевода гетерограмм. Г. аналогичного типа используется в японском письме.
Г. на базе < консонантного► арамейского алфавита использовалась в ираноязычных странах в 4 в. до н. э.— 7 в. н. э. (отчасти и позже). Причиной появления Г. явился обычай офиц. канцелярий Ахеменидской державы, где писцы вели документацию по-арамейски, но читали ее вышестоящим чиновникам по-ирански. Ознакомившись во 2 в. до н. э. с шумеро-аккад. словарями-справочниками гетерограмм, иран. писцы ввели такие же и для себя; было выработано неск. местных систем письма с разл. набором гетерограмм и с разным объемом их применения (парфянское, пехлеви, согдийское, хорезмийское). В пехлевв Г. осложнялась совпадением мн. букв в рукописном курсиве и ошибочным пониманием гетерограмм писцами. Совр. зороастрийцы чвтают гетерографич. тексты без перевода гетерограмм, т. е. в искаженном арамейском чтении.
* Фридрих И., Дешифровка забытых письменностей и языков (Прилож. 3), М.. 1961;его же, История письма, М., 1979; ДьякоаовИ. М.. Языки древней Передней Азии, М., 1967. И. М. Дьяконов. ГЕЗЗ (гез, гыыз, эфиопский язык) — один из эфиосемитских языков. Мертвый язык эпиграфики и христ. лит-ры Эфиопии. Перестал использоваться в качестве разговорного на рубеже 1—2-го тыс., сохранившись как культовый язык мо-нофиситской церкви. Подвергшись меньшему, чем др. эфиосемит. языки, влиянию кушит, субстрата (см. Кушитские языки), сохранил мн. архаичные черты. Вместе с тем утратил нек-рые общеэфио-семит. черты (продуктивные модели дей-ствит. причастия СгаСзэСз и имен действия на *mV-) и выработал ряд инноваций [напр., суффиксные местоимения 3-гол. мн. ч. муж. и жен. рода-(h)omu/-(h)on < *-hamu I *-han]. Общая инновация с тиграй — замена общесемит. элемента h- в самостоят. местоимениях 3-го л. на ’-; в отличие от живых эфиосемит. языков, не имеет каузативного глагольного префикса *’at-. В фонетике, не считая слияния звонкого увулярного *g со звонким фарингальным^, ряда интердентальных (*t, *t, *d) с сибилянтами (s, s, z) и перехода *s>5 (позднее>5), сохраняет прасемит. систему согласных в ее традиционно реконструируемом виде (см. Семитские языки). В Г. также имеются простой и глоттализованный р (в заимствованиях) и лабио-велярные h”, k”, g”, q”. Вокализм представлен 7 фонемами: э (<*u, *i), а(<*а), и(<*й), i(<*i), а(<*а), o(<*aw), е(<*ау),
В Г. 2 падежа — номинатив с нулевым показателем и аккузатив на -а. Прилагательное обычно согласуется с именем в роде и числе. Глагол имеет 5 производных основ (пород). Порядок слов свободный, чаще VSO.
Г. пользуется слоговым письмом, развившимся из консонантного южноаравийского (сабейского) (см. Эфиопское письмо). Ранние памятники, т. наз. аксум-ские надписи, относятся к 4 в. (по мнению нек-рых ученых, возможно, ко 2 в.). Начиная с 5 в. в Г. проникли кннжные заимствования из греч., коптского, сирийского, др.-евр., араб, языков; кушит, (агавские) заимствования проникали через разг. речь. Г. оказал влияние на разл. эфиосемитские, а также агавские языки; он используется как источник для образования совр. науч, терминов.
* Крачковскнй И. Ю., Введение в эфиоп, филологию, Л.,	1955; Стари
нна В. П., Эфиоп, язык, М.. 1967; Mercer S., Ethiopic grammar with chrestomathy and glossary, Oxf., 1920; D i 1 1 m a n n A., Ethiopic grammar, Amst., 1974.
Leslau W., Comparative dictionary of Ge’ez (Classical Ethiopic), Wiesbaden, 1987.
„	, А. Ю. Милитарев.
гилйцкиИ ЯЗЫК — см. Нивхский
ГИМАЛАЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — собирательное название языков Непала и соседних районов Индии, кроме индоарийских и тибетского с его диалектами. Не составляют единой группы. Один из Г. я., кусунда в юго-зап. Непале, почти исчезнувший, не родствен ни одной языковой семье, остальные входят в тибето-бирм. ветвь кит.-Тибет, семьи (см. Тибето-бирманские языки, Китайско-тибетские языки). В Индии, западнее границы с Непалом, ок. 60 тыс. чел. говорят на языках зап.-гималайской группы — канаури, канаши, лахули, манчати, бу-нан, рангкас. Возможно, им родствен мертвый язык жангжунг, на к-ром были написаны книги древней Тибет, религии бон. В зап. части Непала распространены языки магар (300 тыс. говорящих) и че-панг (ок. 15 тыс.), возможно, составляющие одну группу, а также кхам (ок. 45 тыс.). Языки гурунг (ок. 480 тыс.) и таманг, или мурми (550 тыс.), в центр. Непале образуют подгруппу Тибет, группы. Южнее Катманду св. 450 тыс. чел. пользуются неварским языком (невари), это единств. Г. я. Непала, имеющий письменность и лит-ру. В вост. Непале большое число языков входит в вост.-гималайскую группу (св. 650 тыс. говорящих); она распадается на две сильно различающиеся подгруппы, в одной из к-рых важнейшими представителями являются лимбу (ок. 250 тыс.), якха, кхамбу, в другой — сунвар (св. 25 тыс.), бахинг, рай. Менее известные языки этой группы обычно объединяются под общим назв. киранти. В инд. штате Сикким осн. языком является ронг, или лепча (35 тыс.), имеющий своеобразную письменность, созданную в кон. 17 в. Несколько южнее говорят на языке дхимал.
По типология, признакам среди Г. я. выделяются т. наз. прономинализов. языки, в к-рых к глаголу присоединяются суффиксы и, реже, префиксы, представляющие собой редуцированные личные местоимения и указывающие лицо и число субъекта действия. Прономинал изо-ванными являются языки зап.-гималайские, вост.-гималайские, чепаиг и дхимал (а также кусунда). Ср. в языке лимбу: рёк-а 'я иду’, k’-peg ’ты идешь’, a-peg ’я и вы идем’, me-peg ’они идут’ и т. д. Аффиксы могут указывать не только на субъект, но и на объект: a-k'-hip ’ты меня бьешь’. В ряде языков они различны в зависимости от времени и залога глагола, ср. в бахинг: sad-й 'я убиваю’, sa-t-ong 'я убил’, sa-t-I ’я был убит’ и т. д. Прономинализов. языки имеют и др. особенности: в местоимениях различается ед., дв. и мн. ч., противопоставляются инклюзивные и эксклюзивные местоимения 1-го л. дв. и мн. ч.; счет основан на двадцатеричной системе; различаются одуш. и неодуш. существительные. Так, в лимбу имеются след, местоимения 1-го л.: anga ’я’, an-chi ’я и ты’, an chi-ge 'я и он’, ani 'я и вы’ ani-ge ’я и они’. В канаури назв. числа ’сто’ nga nizza букв, означает 'пятью двадцать’. В каждом отд. языке могут присутствовать не все перечисл. явления, нек-рые из них, напр. двадца-
ГИМАЛАЙСКИЕ 103
иричный счет, встречаются и в др. Г. я., •io в целом они наиболее характерны для прономинализов. языков. Эти явления свойственны также мунда языкам, поэтому существует точка зрения (С. Копов), что прономиналнзов. языки имеют субстрат мунда.
9 Grierson G. A. (ed.), Linguistic survey of India, v. 3. pt 1, Calcutta, 1909; Clause, sentence and discourse pattern in se-Icctcd languages of Nepal, v. 1 — 4, Norman, 1973.	С. E. Яхонтов.
ГИН?ХСКИЙ ЯЗЬ'|К- один из цезских языков. Распространен в с. Генух (Гинух) Цунтинского р-на Даг. АССР. Число говорящих ок. 200 чел. Диал, различий ие имеет. Для Г. я. характерны; в фонетике — сохранение в системе вокализма переднерядного лабиализованного у (этот звук варьируется с «и»), чередование свистящих/шипящих в зависимости от ряда соседнего гласного (икьи-ш ’шел’, реша-с ’жарил’), особый артикуляционный тип фарингализации, сохранение лабиализации согласных в большинстве позиций; в морфологии — эргатив, не совпадающий с косвенной основой (показатель -й/-й), единый способ образования мн. ч. (показатель -бе) и сравнительно небольшое число формантов косвенной основы субстантива, наличие четырех согласоват. классов (с нек-рыми следами пятого), двадцатеричная система числительных. Глагольная морфология характеризуется разветвленной системой синтетич. времен (настоящее на -гьо, общее с нулевым аффиксом, прошедшее I иа -с/-ш, прошедшее II иа -но, будущее I на -н, будущее II на -с). Г. я. наиболее близок цезскому языку, с к-рым он образует особую генетич. ветвь внутри цезской подгруппы. В исконной лексике, однако, обнаруживается много совпадений с бежтинским языком и гунзиб-ским языком. Язык бесписьменный.
ф Бокарев Е. А.. Цезские (дидой-ские) языки Дагестана, М.. 1959; Л о м т а д-з е Э. А., Гииух. диалект дидойского языка, Тб., 1963; Имнайшвили Д. С.. Дидойский язык в сравнении с гииух. и хваршийским языками, Тб., 1963.
Я. Г. Тестелец.
ГИПОНИМ ЙЯ (от греч. hypo — под, внизу и бпута — имя) — одно из основных парадигматических отношений в семантическом поле — иерархическая организация его элементов, основанная на родо-видовых отношениях. Г. базируется на отношении несовместимости — свойстве семантически однородных языковых единиц, соотносящихся с понятиями, объемы к-рых не пересекаются. Г. как родо-видовое отношение представляет собой включение семантически однородных единиц в соотв. класс наименований. Слова, соотв. видовым понятиям (напр., «пудель», «терьер», «спаниель», «дог», «овчарка», «борзая» и др.), выступают как гипонимы по отношению к слову, соотносящемуся с родовым понятием («собака»),— г и-перониму (от греч. hyper — над, сверх и бпута — имя) и как с о г и п о-н п м ы по отношению друг к другу.
В отличие от синонимии Г. определяется в терминах односторонней замены (односторонней импликации): в тексте возможна эквивалентная замена гипонима на гипероним как подведение вида под род, обратное же ие всегда возможно: «Он купил розы» -» «Он купил цветы» (двусторонняя замена невозможна во всех случаях, так как цветы могут быть не только розами). Обратный переход
104 ГИНУХСКИЙ
в тексте — от гиперонима к гипониму, если они соотносятся с одним и тем же денотатом,— связан с получением дополнят. информации и конкретизацией обозначаемого, т. к. значение гипонима семантически сложнее, чем у гиперонима, а представляемый им класс предметов уже: ср. «шампиньон» ’съедобный серовато-белый пластинчатый гриб’ и «гриб». Семантич. отношение согипонимов — это отношение элементов одного класса; гипонимы включают в себя смысловое содержание гиперонима и противопоставляются друг другу соотв. дифференциальными семами: ср. гипонимы «физика» — «химия» — «математика» — «астрономия» — «биология» — «медицина» — «география» — «история» — «филология» — «философия»... и их гипероним НАУКА. На основе Г. взаимосвязанные лексич. единицы последовательно объединяются в тематич. и лексико-семантич. группы, подклассы и классы, семантич. поля и семантич. сферы, что находит отражение в структуре идеография, словарей.
Г. может быть интерпретирована как квазисинонимия. В этом случае выделяются два осн. типа квазиси-нонимич. различий: родо-видовые («болеть» — «саднить»), где имеет место включение значений, и видо-видовые («жечь» — «ломить» — «ныть» — «резать»— «саднить» — «стрелять» и др.), где отмечается их пересечение.
ф Уфимцева А. А., Слово в лексико-семантич. системе языка, М., 1968; А п-ресяи Ю. Д., Лексич. семантика. Синонимии. средства языка, М., 1974; Караулов Ю. Н.. Общая и рус. идеография. М.. 1976; Л а й о н з Д ж.. Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М.. 1978; Новиков Л. А., Семантика рус. языка, М.. 1982: Brekle Н. Е., Semantik, 2 Aufl., Munch., [19741; Lyons J.. Semantics, v. 1—2, Camb., 1977. Л. А. Новиков. ГИПОТАКСИС (от греч. hypo — под, внизу и taxis — расположение) — см. Подчинение.
ГЛАГбЛ (лат. verbum) — часть речи, выражающая грамматическое значение действия (т. е. признака подвижного, реализующегося во времени) и функционирующая по преимуществу в качестве сказуемого. Как специфически предикативное слово Г. противопоставлен имени (существительному); само выделение частей речи в античной (уже у Платона), др.-инд., араб, и др. лингвистич. традициях началось с функционального разграничения имени и Г. Вместе с тем формообразование Г. (спряжение) не во всех языках четко противопоставлено формообразованию имени (особенно прилагательного), а набор грамматич. категорий Г. является далеко не одинаковым в разных языках.
Во мн. языках различают собственно Г. и т. наз. вербоиды. Собственно Г., или финитный Г. (лат. verbum finitum), используется в предикативной функции и, т. о., в языках типа русского обозначает «действие» не отвлеченно, а «во время его возникновения от действующего лица» (А. А. Потебня), хотя бы в частном случае и «фиктивного» (ср. «светает»), В соответствии со своей функцией финитный Г. характеризуется тем пли иным набором специфически предикативных грамматич. категорий (время, вид, наклонение, залог), а во мн. языках также согласоват. категориями (повторяющими нек-рые категории имени и местоимения). Вербоиды (по др. терминологии — нефинитные формы Г.) совмещают нек-рые черты и грамматич. категории Г. с чертами др. частей речи — существительных,
прилагательных или наречий. Вербоиды выступают в качестве разл. членов предложения, а также в составе аналитич. финитных форм и нек-рых близких к ним конструкций. К вербоидам относят инфинитивы (и др. «имена действия» — герундий, масдар, супин), причастия и деепричастия. В нек-рых языках нет морфологич. противопоставления финитных и иефинитных форм; форма Г., выступая в непредикативной функции, получает особое синтаксич. оформление. Так, в кит. яз. Г., функционируя в качестве определения, обязательно присоединяет частицу, как бы аннулирующую свойственную ему предикативность (ср. wo кап shii ’Я читаю книгу’ и wo kan de shii ’читаемая мною книга’).
Семантико-грамматич. разряды глаголов выделяются на основании разл. признаков. Знаменательные Г. противостоят служебным (т. наз. связкам) и вспомогательным Г., используемым в составе аналитич. глагольных форм. По признаку семантически обусловленной способности «открывать вакансии» для актантов все Г. делятся также на ряд валентное т н ы х классов, соотв. фор-мально-логич. классам одноместных и многоместных предикатов (см. Валентность). Так различают одновалентные Г. («спит» — кто? «существует» — кто или что? «знобит» — кого?), двухвалентные («читает» — кто что? «любит» — кто кого или что? «хочется»— кому чего?), трехвалентиые («дает» — кто? кого или что? кому?) и т. д. Особую группу составляют «нуль-валентные» Г., обозначающие некую нечленимую ситуацию и потому неспособные иметь хотя бы один актант («светает», «морозит»). Учитывается также качеств, природа отношений между Г. и его актантами. Напр., среди трехвалеитных Г. выделяют Г; с адресатом («дает»), Г. с орудием («режет» — кто? что? чем?), Г. лишения («отнимает» — кто? что? у кого?) и т. д. Многозначные Г. в разных значениях могут принадлежать к разным группам. Так, «писать» в значении ’наносить письм. знаки на к.-л. поверхность’ задает схему предложения «кто? что? чем? (и на чем?)», а в значении передачи информации — схему «кто? кому? о чем?».
С приведенной классификацией перекрещиваются другие — по способности Г.-сказуемого иметь подлежащее (т. наз. личные и безличные Г.) и по способности принимать дополнение (перех. и неперех. Г.).
Личные Г., т. е. способные употребляться с подлежащим, составляют большинство Г. самой разной семантики. Безличные, т. е. не сочетающиеся с подлежащим (в нек-рых языках сочетающиеся только с формальным подлежащим типа англ, it в it is raining ‘идет дождь’), — это иульвалентиые Г. и все те одно- и многовалентные, первый актант к-рых не получает статуса подлежащего (обычно они обозначают некие непроизвольные состояния живого существа: «меня знобит», «мне везет», «мне хочется яблок»). В языках, где Г. согласуется с подлежащим, безличные Г. морфологически характеризуются дефектностью парадигмы лица, числа (и рода): представлено только 3-е л. ед. ч. и (в рус. и нек-рых др. языках) ср, род («меня знобило»).
Переходные Г. получают (или. могут получать) прямое дополнение (обычно они обозначают действия над к.-л. объектами, материальными или
идеальными, их восприятие, эмоции по отношению к ним и т. п.: «шью пальто», «решаю вопрос», «вижу лес», «люблю детей», «даю книгу брату»). К переходным относятся и те одновалентные Г., единств, актант к-рых принимает форму прямого дополнения («меня знобит»). Непереходные Г. не сочетаются с прямым дополнением («брат спит»), но могут иметь др. типы дополнений («радуюсь весне», «любуюсь закатом», «отступаю от правил»), наз. косвенными. Г., требующие косвенного дополнения, объединяют в группу косвеннопереходных. В нек-рых языках перех. и неперех. Г. разграничиваются морфологически: переходные имеют особые формы объектного спряжения (напр., в венг. яз.) и даже двойное (иногда и тройное) согласование — с подлежащим, прямым дополнением (и с косвенным дополнением), ср. груз, deda me in-zrdi-s ’мать меня воспитывает1, deda sen g-zrdi-s ’мать тебя воспитывает', где глагольное окончание -s указывает на 3-е л. ед. ч. субъекта, а префиксы т- и g- соответственно на 1-е и 2-е л. ед. ч. объекта.
В др. плоскости лежит разделение Г. на динамические и статические. Динамические обозначают действия в прямом смысле слова («рублю», «пишу», «бегу») или же события и процессы, связанные с теми или иными изменениями («чашка разбилась», «дерево растет», «сиег тает»). Статические обозначают состояния, зависящие от воли субъекта («стою») либо не зависящие от нее («болею», «мерзну»), отношения («соответствует», «превосходит»), проявления качеств и свойств («трава зеленеет» в значении 'видится зеленой’). Дииамич. и статич. глаголы разграничиваются своим употреблением, а в нек-рых языках (китайском, ряде кавказских) статич. глаголы (или отд. их группы) обособляются и морфологически: они имеют более бедный состав форм и в ряде отношений сближаются с именами.
Динамич. Г. могут быть «предельными» и «непредельными». Предельные обозначают действия, направленные к пределу и исчерпывающие себя с его достижением («свеча догорает/догорела», «я наполняю/наполнил стакан водой»). Непредельные обозначают действия, не предусматривающие предела в своем протекании («смеюсь», «беседую»). Есть промежуточная группа «двойственных» Г., выступающих и в предельном, и в непредельном значении (ср. «пишу/написал книгу», «курю/выкурил папиросу» и непредельное значение «пишет хорошо», «много курит»), Г. состояния, отношения и т. д. являются непредельными. В слав, языках предельные глагольные значения функционируют и в сов., и в несов. виде, либо, реже, в одном совершенном (в рус. яз., напр., «отшумел», «рухнул»), а Г. с непредельным значением выступают только в несов. виде. Особую группу составляют в слав, языках т. наз. ограничительные Г. типа «поспал», «проболел», в к-рых течение действия, непредельного по своему характеру, ограничивается внеш, пределом — определ. «порцией времени» («поспал часок», «проболел всю зиму»). В герм, и ром. языках предельность/не-предельиость отражается на значении и иа возможности атрибутивного употребления причастия, используемого в формах аналитич. перфекта, иа временных значениях форм пассива, а также на сочетаемости с нек-рыми обстоятельствами.
Наконец, выделяются еще более дробные разряды, т. наз. способы действия (взаимодействующие с категорией вида), иапр. в рус. яз. начинательный («запел», «побежал»), многократный («певал»), одноактный («толкнул»), однонаправленного перемещения («бежал», «нес»), ненаправленного перемещения («бегал», «носил»), кумулятивный («накупил», «набедокурил»), дистрибутивный («перепробовал», «пооткрывал») и др.
В языках с богатой морфологией наблюдается подразделение Г. на фор-мальио-грамматич. разряды типа «тематического» и «атематического» спряжения древних индоевропейских, «сильного» и «слабого» спряжения германских, I и II спряжения рус. языков. По формально-морфологич. основаниям выделяются и такие группы, как возвратные Г. и отложительные (депонентные) Г., хотя обычно эти группы характеризуются и семантико-синтаксич. признаками (непереходностью и др.).
* Мещанинов И. И., Глагол, М, —Л., 1949; Яхоатов С. Е.. Категория глагола в кит. языке. Л., 1957; Исаченко А. В., Грамматич. строй рус. языка в сопоставлении с словацким. Морфология, ч. 2. Братислава, 1960; X о л о д о-в и ч А. А., О предельных п непредельных глаголах, в кн.: Филология стран Востока, [Л.1. 1963; Бондарко А. В., Буланин Л. Л.. Рус. глагол. Л., 1967; Потебня А. А., Из записок по рус. грамматике, т. 4. в. 2, Глагол, М., 1977; Перель-мутер И. А., Общеиндоевроп. и греч. глагол, Л., 1977; Иванов В я ч. Вс., Слав., балт. и раннебалкан. глагол, М., 1981; Семантич. типы предикатов, М., 1982; Якобсон Р. О., О структуре рус. глагола, в его ки.; Избр. работы. М.. 1985: Karcev-ski S.. Systeme du verbe russe, Prague. 1927; Dubois J., Grammaire structurale du fran-Cais, v. 2, Le verbe, P., 1967; V e n d 1 e r Z.. Verbs and times, в его ки.; Linguistics in philosophy, Ithaca — N. Y., [1967); Leech G. N., Meaning and the English verb. [L.. 1971]; Danes F., К strukture slovesnych vyznamu, в кн.-. Jazykovedne stiidie, 12. Brat., 1974; V e у r e n c J., Etudes sur le verbe russe. P., 1980: Allen R. L., The verb system of present-day American English. В,— N. Y.— Amst.. 1982. Ю. С. Маслов. ГЛАГОЛИЦА — одна из двух славянских азбук. Название образовано от ст.-слав, «глаголъ» — слово, речь. Поч
ГЛАГОЛИЧЕСКИЙ АЛФАВИТ
+	а	6	И	от	т	•к *	
L11	б	м	мягкое г		У	к	ь
V	в		к	•fr	Ф		ы
%	г	А	л	•0*	е	А	1,я
л	А	Т	м	)о	X	IP	ю
э	8	•Р	н	о	0	<€	е носовое юс малый
к	Ж	9	0	W	шт	х	о носовое юс большой
&	АЗ	4°	п	V	ц	Э€	йотированный юс малый
&	3	Ь	р	V	ч		йотированный юс большой
		Q	с	ш	ш	&	ижица
ти полностью совпадая с кириллицей по алфавитному составу, расположению и звуковому значению букв, Г. резко отличалась от нее формой букв. Считают, что по происхождению ми. буквы Г. связаны с греческим письмом, а нек-рые буквы составлены на основе знаков самаритян, и др.-евр. письма, однако своеобразие
глаголич. письма не позволяет уверенно связать его ни с одним из совр. ему алфавитов и косвенно подтверждает предположение о том, что эта азбука изобретена одним из слав, просветителей и авторов слав, азбуки Кириллом (Константином-Философом) еще до отъезда Кирилла и его брата Мефодия в Моравию. Г. широко употреблялась в 60-х гг. 9 в. в Моравии, откуда проникла в Болгарию и Хорватию, где существовала до кои. 18 в.; изредка употреблялась и в Др. Руси. О древнейшем виде глаголич. письма можно судить лишь предположительно, т. к. дошедшие до нас глаголич. памятники не старше 10 в.: «Киевские листки, или Киевский миссал» (10 в.), Зографское. Мариинское и Ассемаииево евангелия, «Сборник Клоца», «Синайская псалтырь» и «Синайский требник» (И в.), ф Селищев А. М., Ст.-слав, язык, ч. 1, М.. 1951; Сб. ответов иа вопросы по яз-знанию (к IV Междунар. съезду славистов). J4., 1958.
ГЛАНД (от англ, glide — скольжение) — 1) звук типа английского [h] или гортанного взрыва, т. е. звук, образующийся при прохождении потока воздуха через голосовую щель в момент ее сужения или в момент резкого раскрытия. 2) Переходный элемент, возникающий в сочетании звуков с разл. локализацией артикуляции (напр.. [Ц-образный переход в сочетаниях рус. мягких согласных с гласными непереднего ряда: [f'agA], [l'’ot]: [и]-образный переход в сочетаниях губных согласных с неогубленными гласными: [b'ak], [p'al]). Такие переходы характеризуются формантной структурой, но стационарного участка ие имеют. 3) То же, что полугласный во втором значении.
* Якобсои Р.. Фант Г. и Халле М.. Введение в анализ речи, в кн.: НЛ. в. 2, М.. 1962: Фант Г., Анализ и синтез речи, пер. с англ., Новосиб., 1970.
Л. В. Бондарко. ГЛАСНЫЕ — класс звуков речи, выделяемый на основании их артикуляторных, акустических и функциональных свойств. Артикуляторные свойства Г. заключаются в том, что это звуки, образующиеся с обязательным участием голоса (шепотные гласные — исключение, подтверждающее общее правило) и при отсутствии к.-л. преграды в надгортанных полостях. Для образования Г. характерно отсутствие локализованного в к.-л. участке мускульного напряжения, особая роль губ, языка и мягкого нёба в образовании качества. С акустич. т. зр. Г.— это звуки с голосовым источником возбуждения и с четко выраженной формантной структурой. Особая функция Г. заключается в том, что онн являются вершиной слога, слогообразующим элементом в сочетаниях звуков речи. Все эти признаки не абсолютны: артикуляционные и акустич. различия между Г. и нек-рыми сонантами могут вообще отсутствовать (напр., между рус. [i] и [_i] в словах «у Маи» [umai] и «май» [mai]). Кроме того, слогообра-
ГЛАСНЫЕ 105
зующим элементом может быть не только Г., но и согласный. Т. о., можно утверждать, что звук речи, обладающий пере-числ. особенностями,— скорее всего гласный, а не согласный. Единств, собственным свойством гласного является его большая слогообразующая сила: в сочетании согласный + гласный вершиной слога обязательно будет Г. Выступая в роли слогообразующего элемента, гласный, с одной стороны, как бы подчиняет себе соседние согласные, поскольку артикуляторная реализация согласного существенно зависит от качества Г. в слоге; с другой стороны, изменения самого Г. обеспечивают ф°нетич- це-лостность слова как последовательности слогов, один из к-рых несет словесное ударение, а другие являются безударными; наконец, объединение слов в синтагму (высказывание) происходит благодаря спец, фонетич. организации ударных гласных. Т. о., фонетич. функция Г.— организация звуковой целостности слога, слова и синтагмы.
Артикуляционные классификации Г. строятся на основе след, признаков: степень подъема языка, степень продви-нутости языка вперед или назад, положение губ (наличие или отсутствие лаби-лизации), положение мягкого нёба.
По степени подъема языка Г. делятся на 3 группы: гласные нижнего подъема, при артикуляции к-рых язык занимает максимально низкое положение в полости рта; гласные высокого подъема, при образовании к-рых язык занимает самое высокое положение в полости рта; гласные среднего подъема, т. е. не относящиеся ни к гласным верхнего, ни к гласным нижнего подъема. Относительно числа градаций по подъему среди этих Г. нет единого мнения: так, Л. В. Щерба допускает, что можно говорить о четырех степенях подъема кроме высокого и низкого, однако подчеркивает условность такой классификации. Л. Р. Зиидер считает, что <от ,,i“ к „а“ ...ведет непрерывный ряд гласных, возникающий при медленном опускании или подъеме языка. Три, четыре, шесть или семь степеней подъема — это лишь условные остановки на этом пути».
Продвижение языка в переднюю или заднюю часть полости рта — основание для характеристики гласных по ряду: при образовании Г. переднего ряда вся масса языка продвинута вперед, при образовании Г. заднего ряда — назад; при образовании Г. смешанного ряда язык вытянут вдоль полости рта.
Огубленность (лабиализация), т. е. вытягивание и округление губ при образовании Г.,— один из наиболее распространенных признаков Г.
По положению мягкого нёба Г. делятся на ртовые (мягкое нёбо поднято и закрывает проход воздуха в полость носа) и носовые (мягкое нёбо опущено, воздух проходит в полости носа).
Менее распространенным признаком Г. является фарингализация — сужение стенок глотки во время произнесения.
Кроме артикуляторных признаков при описании Г. учитываются и их просодич. характеристики, в первую очередь длительность и тон, т. к. существуют языки, где противопоставление Г. по длительности или по тону фонематично. Долгие Г. отличаются от соответствующих им кратких не только большим временем звучания, но и нек-рыми артикуляторными характеристиками (напр., англ.
106 ГЛАСНЫЕ
[i:] более закрытый и передний, чем [i], нем. [и] более открытый и менее задний, чем [и:], и т. д.). Различия в длительности между долгими и краткими Г. выражаются по-разному, они максимальны в случае, если долгие и краткие не различаются качественно, и минимальны, если между долгими и краткими существует разница по ряду, подъему и т. д. При классификации Г. по тону имеют в виду не только частотную характеристику колебаний голосовых связок, но и более сложные признаки — такие, как скорость изменения частоты, регистр, время, за к-рое происходит изменение, и т. д. С т. зр. однородности артикуляции Г. делят на монофтонги и дифтонги.
Акустич. характеристики Г. определяются свойствами надгортанных полостей, играющих роль резонаторов. Резонансные частоты каждой из полостей зависят от объема и формы полости, т. е. от положения языка, губ и т. д. Эти резонансные частоты принято называть формантами Г. Пря описании акустич. свойств Г. учитывают, как правило, свойства первых двух формант (FI и FII), относительно к-рых известно, что их частота определ. образом связана с артикуляционными свойствами Г.: частота F1 зависит от подъема гласного (чем более открытый гласный, тем выше частота FI), a FII — от ряда гласного (чем более передний гласный, гем выше частота FII); огубленность понижает частоту обеих формант, назализованиость приводит к ослаблению интенсивности FI и FH и к появлению дополнительной «форманты назади-зованностиь. Предполагается, что для Г. с высокой частотой FII (т. е. для Г. переднего ряда) существенны и характеристики более высокой форманты, Fill. Изменения частотных характеристик формант во времени свидетельствуют об артикуляторных изменениях гласного.
Акустич. классификация Г. основывается как на собственно частотных характеристиках формант, так и на более сложных признаках, описывающих расположение формант в спектре Г. В соответствии с гем, в какой части спектра — высокой или низкой — сосредоточена осн. энергия, Г. делятся на высокие и низкие; с т. зр. расположения формант по отношению к центр, части спектра Г. делятся на компактные (в спектре к-рых форманты занимают центр, часть) и диффузные (форманты расположены по краям спектра); по степени удаления расположения формант от положения формант нейтрального гласного Г. делят на напряженные (большее расстояние) и ненапряженные (меньшее расстояние).
Существенны признаки Г., используемые при их восприятии. Поскольку прямой связи между частотами формант и фонетич. интерпретацией Г. нет, исследуется роль разл. акустич. характеристик для фонемной идентификации гласного. Установлено, что изменение частот формант на протяжении Г. используется человеком для опознания не только самого Г., но и соседнего согласного (чаще всего предшествующего). Существенными для определения таких признаков Г., как ряд или подъем, являются нек-рые пороговые значения одной из формант.
Система Г. в языке, диалекте или в группе языков называется вокализмом.
Основная терминология; применяемая при описании гласных в языках мнра (звездочкой помечены термины, характеризующие функционирование гласных при образовании значимых единиц).
•Беглые гласные — гласные, поя* вляющиеся в морфеме только в определ. фо-иетич. позиции и ие реализующиеся в других позициях морфемы. Напр., в рус. яз. корневые гласные, возникшие исторически в результате падения редуцированных в слабых позициях («сон — сна», «день — дня»), суффиксальные гласные в существительных типа «молоток — молотка», «колодец — колодца» и т. д.
Верхнего подъема (высокого подъема, закрытые, узкие) гласные - гласные, характеризующиеся высоким положением языка в полости рта. Различаются вокалич. системы, в к-рых термин «закрытый», «узкий* употребляется для обозначения гласного, противопоставляемого по положению языка «открытому», «широкому». но с обшефонетич. т. зр. принадлежащему тому же подъему (напр., [е)~ [е], [о] — [ое]).
Высокие гласные— 1) гласные, характеризующиеся акустическим свойством, связанным с частотой F II и F III. Ар-тикуляторно высокими гласными являются гласные переднего ряда, характеризующиеся высокими значениями частоты F II и F III; 2) то же. что гласные высокого подъема.
Глухие гласные — гласные, произносимые без участия голоса, напр. в случае сильной редукции гласного, находящегося между глухими согласными; шепотные гласные.
Диффузные гласные — гласные, характеризующиеся таким расположением формант, при к-ром центр, часть спектра свободна. Напр., [ i ] — диффузный высокий гласный, [и] — диффузный низкий гласный. Противопоставляются компактным глас-вым.
Долгие гласные — гласные, характеризующиеся большей длительностью по сравнению с др. гласными. Если долгота является фоиематич. признаком гласного, по к-рому ов противопоставлен соотв. краткому (напр.. в англ., ием. языках), то различия по длительности часто сопровождаются и качественными (напр., англ, долгий (i:J — более закрытый и передний, a (i) — более открытый и менее передний). Долгие гласные возникают и в результате сочетания двух гласных одинакового качества на морфемных швах, тогда эти гласные лучше называть двойными (ср. рус. «фамилии»).
Заднего ряда (задние, велярные) гласные — артикуляционный признак, характеризующий оттягивание тела языка назад при произнесении этих гласных.
Компактные гласные — гласные, характеризующиеся таким расположением формант, при к-ром центр, часть спект-Йа занята (напр.. гласный [а) в рус. яз.). ротивопоставляются диффузным гласным. Краткие гласные — I) гласные, противопоставленные долгим гласным; 2) гласные, имеющие малую длительность, не являющуюся релевантной для системы фонем (напр., сильное сокращение длительности гласных наблюдается во втором предударном слоге рус. слова).
Назализованные гласные— гласные, во время артикуляции к-рых мягкое нёбо опущено в результате коартикуля-ционного воздействия соседнего носового звука. При вялой общей артикуляции назалиэо-ванность возможна и без влияния носового (напр., в абсолютном исходе слова, где мягкое нёбо может опускаться в результате подготовки к состоянию покоя речевого тракта).
Напряженные (сильные, нередуцированные) гласные-1) гласные, характеризующиеся значительной напряженностью артикуляции (значительное мускульное сокращение, приводящее к большей упругости тканей речевого тракта). Так, франц, гласные характеризуются большей напряженностью, чем русские; ударные рус. гласные — большей напряженностью, чем безударные; 2) гласные, характеризующиеся такой формантной структурой, к-рая более сильно отличается от формантной структуры нейтрального гласного, чем формантная структура ненапряженного.
Нейтральные гласные — 1) гласные, артикулирующиеся при вытянутом вдоль полости рта языке; при среднем его подъеме образуется, напр., англ, р], называемый также центральным; иногда такие
гласные называют среднеязычными; 2) краткие ненапряженные гласные иеопредел. качества, возникающие, как правило, в безударных слогах (иапр.. рус. [pbtAlok]); 3) гласноподобные звуки, возникающие при артикуляции. соответствующей положению покоя произносит. органов.
Ненапряженные (редуцированные, слабые) гласные — гласные, противопоставляемые напряженным гласным.
Неслоговые гласные — гласные. не образующие слоги (ср. Глайды).
Нестационарные (неоднородные) гласные — гласные. характеризующиеся изменениями частотных значений формант на протяжении звучания (и соответственно изменяющейся артикуляцией). Эти изменения могут затрагивать либо часть гласного (его начало или конец), либо весь гласный в случае его небольшой длительности (напр., безударные гласные при их количеств, редукции).
Нижнего подъема (открытые, широкие) гласные — гласные. характеризующиеся низким положением языка в полости рта и соответственно широким раствором. В иек-рых случаях термины «открытый» и «широкий» используются для обозначения качества гласного, противопоставленного фонологически в пределах одного подъема (ср. термины «закрытый», «узкий»).
Низкие гласные — гласные с таким расположением формант в спектре, при к-ром осн. энергия расположена в его низкой части (напр., гласный [и]).
Носовые гласные — гласные, образующиеся при опущенном мягком нёбе, в результате чего полость носа действует как дополнит, резонатор; носовые характеризуются появлением «носовой форманты», а также ослаблением и понижением частоты всех формант.
•Нулевой гласный — гласный, реконструируемый при анализе как функциональная единица, но не реализующийся фонетически (напр., нулевая флексия в рус. ядом», «конь»).
Огубленные (лабиализованные. губиые) гласные — гласные, образующиеся при округлении п вытягивании губ (напр.. рус. (о), [и], франц, [у], (и), англ, р], [о:]).
Отодвинутые назад гласные— гласные переднего ряда, при артикуляции к-рых язык несколько отодвигается назад под влиянием общефонетич. закономерностей звукообразования (напр., рус. гласные [i] и [е] — оба переднего ряда, ио [е] — отодвинутый назад по сравнению с [i]) или под влиянием фонетич. окружения (напр., гласные переднего ряда между заднеязычными согласными отодвигаются назад).
Переднего ряда (передние) гласные — гласные, при артикуляции к-рых язык продвигается в переднюю часть полости рта.
Продвинутые гласные — гласные заднего ряда, артикулирующиеся с несколько продвинутым вперед положением языка, что может определяться как артикуляционным укладом, характерным для звуковой системы языка в целом, так и влиянием фонетич. окружения. Напр.. рус. гласный (а) — задний, ио продвинутый вперед; русский [и] — огубленный задний гласный верхнего подъема — сильно продвигается вперед в безударном слоге между двумя переднеязычными согласными: неуда», «зудеть», «дурачить» и т. д.
•Протетические гласные— гласные, появляющиеся в начале слова, если по к.-л. причинам первоначальный звуковой состав затруднителен для произносящих (напр., франц, начальный (е] в словах, к-рые в латыни начинались с сочетаний согласных*. spathula(m)>epaule, scutu(m)>ecu и т. д.).
Р т о в ы е (оральные, чистые, простые) гласные — гласные, образующиеся при поднятом мягком нёбе, что исключает участие полости носа в их артикуляции.
Сверхкраткие гласные-1) гласные, имеющие очень малую длительность в результате сильной количеств, редукции, напр. гласный второго предударного слога в словах «самовар», «потолок» в моек, варианте рус. лит. произношения; 2) гласные, противопоставленные фонематиче
ски кратким и долгим гласным в системе фонем, где долгота является релевантным признаком.
Синтезировавные гласные — гласноподобные звуки, полученные в результате синтеза частотных составляющих, характерных для того или иного гласного, иа спец, устройствах — синтезаторах, позволяющих экспериментатору управлять разл. характеристиками таких гласных, т. е. произвольно изменять их для выявления значимости тех илн иных характеристик (длительность, интенсивность, частотное положение формант) при восприятии.
Среднего подъема гласные — артикуляторно гласные среднего подъема характеризуются таким положением языка по отношению к твердому нёбу, к-рое можно назвать условно средним, т. е. ие высоким п не низким.
Среднего ряда (смешанного ряда, среднеязычные) гласные — 1) гласные, артикуляторно не являющиеся ни передними, ни задними. В эту группу входят смешанные гласные, образующиеся при вытянутом вдоль полости рта языке, и центр, гласные, образующиеся в том случае, когда язык, собранный в комок, расположен посередине полости рта; 2) гласными среднего ряда иногда называют (ошибочно!) гласные заднего ряда, продвинутые вперед (напр., рус. [а]), и гласные, изменяющиеся по ряду от начала произнесения к концу (напр., рус. [ы1).
Стационарные (однород» ные) гласные — гласные, характеризующиеся постоянным значением частот формант на всем протяжении звучания. Артику-ляционно ато соответствует неизменному укладу речевых органов от начала до конца произнесения гласных.
•Стяжеивые гласные — гласные. образовавшиеся в результате стяжения двух гласных, принадлежащих разным морфемам (напр., рус. «наобум»).
•Тематический гласный— последний гласный основы, соединяющий основу с окончанием, суффиксом инфинитива.
•Умлаутироваиные гласные — гласные, появляющиеся в результате чередования непереднего гласного с передним под влиянием соседней морфемы, содержащей гласный переднего ряда или среднеязычный согласный.
Фарингализованные гласные — гласные, произносимые с дополнит, артикуляцией, характеризующейся сужением стенок глотки.
Централи (гласные централи) — структурные элементы слога в слоговых языках, функционально принадлежащие к финали, а фонетически являющиеся ело* сообразующими.
9 Зиндер Л. Р., Общая фонетика, М.. 1979; Щ е р б а Л. В., Рус. гласные в качеств, и количеств, отношении. Л.. 1983; J a s s е m W.. Podstawy fonetyki akustycz-nej, Warsz., 1973.	Л. В. Бондарко.
ГЛОССА (греч. glossa—язык, речь) — перевод или толкование непонятного, устаревшего, диалектного слова или выражения, написанные над или под ним (интерлинеарная Г.) или на полях рукописи или книги (маргинальная Г.).
Вначале Г. называлось само непонятное слово или выражение. Впервые Г. стали применяться у греков при изучении поэзии Гомера, в дальнейшем — при толковании отд. мест Библии, а также юридич. текстов. С 6—8 вв. известны лат. Г., впоследствии наряду с латинскими появлялись герм., ром. и кельт, толкования, последние часто оказывались самыми древними письм. памятниками этих языков. Г. могли быть двойными и тройными. Словари Г. именовались глоссариями.	Н. Д. Федосеева.
ГЛОССЕМАТИКА (от греч. glossema, род. п. glossematos — слово) — лингвистическая теория, ставшая наиболее последовательным проявлением структурализма в западноевропейском языкознании. Разработана в 30—50-х гг. Л. Ельм-
слевом и X. Й. Ульдаллем, а также (частично) др. членами Копенгагенского лингвистического кружка. Назв. «Г.» выбраио с целью подчеркнуть принципиальное отличие этой теории от т. наз. традиционной лингвистики.
Для Г. характерна методология неопозитивизма, одного из осн. направлений бурж. философии 20 в. Теория признается независимой от опыта в том смысле, что экспериментальные данные не могут усилить или ослабить ее. Такой характер теории обусловлен стремлением максимально сблизить Г. с системами исчисления, к-рым не свойственно отражение конкретных особенностей исчисляемых объектов. Однако Г., по мнению Ельмслева, должна обеспечить понимание не любых объектов, как при др. системах исчисления, а только «объектов определениой природы», т. е. языковых текстов. При этом Ельмслев и Ульдалль считали Г. всеобщей дедуктивной теорией языка, приложимой к любому конкретному языку — существующему или только возможному. Поэтому ей были приданы черты, характерные для формально-логич, и матем. теорий. Анализ фактов языка в Г. отличается крайней степенью абстрактности и формализма. Для обоснования целесообразности предлагаемых исчислений и определения их роли в понимании обществ, функций языка была сформулирована и более общая теория языка, отражающая методология, позиции Г. по вопросам природы и обществ. сущности языка. Главным методология. источником Г. в понимании природы языка является лингвистич. учение Ф. де Соссюра (см. Женевская школа). Из учения Соссюра о языке Г. восприняла с нек-рыми видоизменениями идею о различении языка и речи, понимание языка как системы знаков и понимание знака как единства означающего и означаемого, положение о том, что язык есть форма, а не субстанция и в языке нет ничего, кроме различий, а также о том, что с лингвистич. точки зрения язык должен рассматриваться в самом себе и для себя. Различение языка и речи в Г. детализируется путем введения четырехчленного ряда «схема/иорма/упо-требление/ акт». Разработанное Соссю-ром понятие языка как системы Ельмслев освободил от его социология, аспекта, придав ему более абстрактный и «имманентный» характер.
Г. различает в языке план выражения и план содержания, причем терминам «выражение» и «содержание» придается абстрактное значение, так что допускается возможность употребления одного из них вместо другого. Этим достигается обобщение понятия знака, но ценой искусств. отрыва интеллектуального содержания языка от внеязыковой действительности. И в плане выражения, и в плане содержания выделяются противопоставляемые друг другу форма как ведущее начало в языке и субстанция, к-рая ставится в абсолютную зависимость от формы.
Понимание формы как осн. сущности языка, якобы абсолютно независимой от субстанции, получает в Г. и более конкретное выражение в унаследованном от Соссюра сведении языка к системе чистых отношений, именуемых здесь функциями. Связываемые этими отношениями элементы языка («функтивы») объявляются лишенными самостоят. существования и признаются лишь результатами
ГЛОССЕМАТИКА 107
пересечения пучков отношений. Неправомерное преувеличение роли отношений за счет роли соотносящихся элементов представляет собой осн. проявление идеалистич. сущности Г.
Лингвистич. анализ в Г. начинается с текста и осуществляется в виде дедуктивного (в особом глоссематич. смысле) перехода от класса к сегменту и к сегменту сегмента, кончая нечленимыми далее элементами, т. наз. фигурами (в плане выражения они именуются «ке-немами», что соответствует фонемам, в плане содержания — «плеремами», т. е. элементарными единицами смысла). При этом снимается качеств, различие между элементами разных уровней языка — фонетического, морфологического и т. д. Анализ заключается в выявлении и регистрации зависимостей между элементами (частями) текста, существующими, согласно глоссематич. пониманию природы языка, только благодаря этим зависимостям. Введено большое количество новых терминов для обозначения разл. вида отношений и их членов, как правило выделяемых параллельно в системе языка, в тексте («процессе») и в тексте -и системе, вместе взятых, а также разл. процедур лингвистического анализа.
Свойственное Г. стремление оторвать лингвистич. теорию от конкретных языковых данных отражает общую тенденцию неокантианской и позитивистской философии к превращению науч, теории в имманентную систему положений, не рассчитанных на отражение конкретной природы изучаемых фактов.
Попытка сведения лингвистич. теории к исчислению представляет собой проявление начатой неокантианцами и продолженной позитивистами ложной «математизации» философии и гуманитарных наук, имеющей своей целью устранение из этих науч, областей материали-стич. начала. Построение глоссематич. теории было подчинено трем чисто формальным методологич. требованиям ло-гич. позитивизма, не касающимся степени адекватности теории ее объекту (языку) и сводящимся только к тому, что науч, описание должно быть непротиворечивым, исчерпывающим и предельно простым. Попытка применения этих требований, особенно принципа простоты, к лингвистич. теории вызвала возражения даже у наиболее последовательных сторонников Г. (X. Спанг-Хансен, Э. Фи-шер-Йёргенсен и др.).
При всей методологич. порочности Г. сыграла в истории яз-знания н нек-рую положит, роль. Как общая дедуктивная теория языка она явилась одной из первых попыток соединения яз-знания с формальной логикой и этим оказала воздействие на совершенствование точных методов исследования языка. Однако стремление утвердить при помощи Г. идеалистич. понимание природы языка, с одной стороны, обусловило ряд противоречий в самой глоссематич. теории (напр., между положением о независимости теории от опыта и признанием того, что применение теории должно вести к результатам, согласующимся с экспериментальными данными), а с другой — обусловило невозможность ее практич. использования для анализа конкретных языков. Практич. непригодность Г. как методологии лингвистич. исследования вызвала наиболее острую отрицат. оценку этой теории у большинства лингвистов и сделала
108 ГЛОТТАЛЬНАЯ
невозможным развитие ее в целом, хотя отд. ее понятия и термины нашли применение в нек-рых др. лингвистич. концепциях — понятия «схемы* (структуры), «коммутации*, конкретных типов функций и др.
9 Ельмслев Л., Пролегомены к теории языка, пер. с англ., в кн.: НЛ, в. 1, М«, I960; Ульдалль X. И., Основы глос-сематики, пер. с англ., там же; М у-рат В. П., Глоссематич. теория, в ки.: Осн. направления структурализма, М., 1964; Мельничук А. С., Глоссематика, в кн.: Филос. основы зарубежных направлений в яз-знаиии, М.. 1977; Siertsema В., A study of glossematics. Critical survey of its fundamental concepts, 2 ed., The Hague, 1965.	А. С. Мельничук.
ГЛОТТАЛЬНАЯ ТЕОРИЯ — теория древнейшего состава, фонетических презентаций и дальнейшего развития индоевропейских смычных согласных фонем. Базируется на сравнит.-ист. фонологии и морфонологии индоевроп. языков и типологии аналогичных консонантных систем в разных языках мира. Выдвинута в 1972 Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Ивановым [в окончат, виде на большом материале изложена в их кн. «Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры», 1984 (Ленинская пр., 1988)], а также независимо в 1973 П. Дж. Хоппером. Согласно Г. т., реконструируемые три серии индоевроп. смычных представляли: I глотта-лизованные, II звонкие (=аспираты), III глухие ( = аспираты), причем аспирация являлась фонетически релевантным, но фонологически избыточным признаком. Тем самым традиционная схема (I звонкие простые, II звонкие аспираты, III глухие), не имеющая типология, аналогов как в общем составе серий (наличие звонких аспират при отсутствии глухих аспират), так и в инвентаре I серии (отсутствие или слабая позиция b при наличии bh), реинтерпретируется:
Традиционная схема
I II III =>
bh dh gh gh
J> 8 8 ... 8W 8”h
P t k
k k*
Реинтернретированная схема
I II III
(p')	bh/b	ph/p
t'	dh/d	th/t
k'	gh/fj	kh/k
£’	gh/g	kh/k
k'“	gh°/g°	kh’/k’
Результатом этой интерпретации является принципиально новая парадигма индоевроп. фонологич. и морфонология, системы, без учета к-рой, по-видимому, невозможно дальнейшее развитие индоевропеистики. В ее рамках находит типология. обоснование общий состав серий, ущербность позиции глоттализован-ного р’, а также непротиворечиво объясняются комбинаторные ограничения и позиционная презентация смычных: несовместимость в пределах корня двух согласных I серии (артикуляторное неудобство сочетания двух глоттализован-ных); совместимость согласных II серии, но с разными знаками аспирации (реинтерпретация Грассмана закона как синхронного правила распределения аллофонов в индоевроп. корне, а не диахронич. дезаспирации первого согласного); совместимость согласных III серии. По-новому трактуются рефлексы индоевроп. согласных в языках-наследниках: наиболее архаичными оказываются консонантные системы германских, армянского, хеттского языков, считавшиеся традиционно «продвинутыми»: отражение согласных I серии в виде глухих смычных
в общегерманском и армянском является относительно близким фонетически к общеиндоевропейскому прототипу, как и отражение их в анатолийских (хетто-лувнйских) языках (вместе с рефлексами II серии) в виде непридыхат. (неинтенсивных) согласных, противопоставленных придыхат. (интенсивным), продолжающим III серию. Системы индоиранских, балто-славянских, греческого, кельтских, италийских и др. языков, в к-рых согласные I серии продолжаются в виде звонких согласных, оказываются инновационными. Архаичными предстают в древних индоираи. языках продолжающие I серию глухие согласные исхода корня перед постфиксами, считавшиеся прежде результатом оглушения (реинтерпретация Бартоломе закона): они сохраняют старый тип артикуляции, не подвергшейся в этой позиции озвончению.
• Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс., Лингвистич. типология и реконструкция системы индоевроп. смычных, «Конференция по сравнит.-ист. грамматике индоевроп. языков (12 — 14 дек.). Предварит, материалы», М., 1972: и х ж е, Индоевроп. язык и индоевропейцы. Реконструкция и ист.-типология, анализ праязыка и прото-культуры. т. 1—2, Тб.. 1984: Гамкрелидзе Т. В., Глоттальная теория: новая парадигма в индоевроп. сравнит, яз-знаиии, ВЯ, 1987. № 4; Бомхард А. Р., Совр. направления реконструкции праиндоевроп. консонантизма, ВЯ, 1988, >6 2; Хоппер П. Дж.. Типология праиндоевропейского набора сегментов, НЗЛ, в. 21. М., 1988; Одри Ж.,Типология и реконструкция, НЗЛ, в. 21, М.. 1988; Нор р е г Р. J., Glottalized and murmured occlusives in Indo-European, «Glossa. An International Journal of Linguistics», 1973, v. 7, >6 2.	Д. И. Эдельман,
ГЛОТТОГЕНЁЗ (от греч. glotta — язык и genesis — происхождение) — процесс становления человеческого естественного звукового языка, отличного от других систем знаков. Проблема Г. продолжает более общую проблему возникновения языка, получающую филос., социология, и психология, осмысление (см. Происхождение языка). Изучается Г. как комплексная проблема собственно лингвистич. методами (преим. в сфере сравнительно-исторического языкознания и ист. типологии), а также с помощью ряда смежных наук о человеке. Сравнительно-исторический метод позволяет путем сравнения праязыков отд. макросемей (общим числом не более 10) наметить формы вероятного исходного праязыка Homo sapiens sapiens (т. е. совр. человека), к-рый после своего возникновения ок. 100 тыс. лет назад мог распасться на диалекты, давшие ок. 40—30 тыс. лет назад по мере расселения человека из Африки по Евразии и увеличения числа древних людей начало отд. языкам (праязыкам макросемей); ист. типология помогает вскрыть наиболее вероятные пути формирования основных языковых категорий (см. Категория языковая).
Методы антропологии и примыкающих к ней наук (напр., палеоневрологии, реконструирующей особенности мозга по их отражению на черепах) позволяют ориентировочно отнести возникновение естеств. звукового языка в его членораздельной, близкой к совр. форме к периоду ок. 100 тыс. лет назад, лежащему между неандертальцами (Homo sapiens) и первыми людьми совр. типа (Homo sapiens sapiens). Иначе говоря, естеств. язык — одна из наиболее явных отличит, черт Homo sapiens sapiens. По отношению к неандертальцу вероятен другой тип
языка, т. к. отсутствовали те артикуляционные предпосылки (фарингальиая полость), к-рые необходимы для дифференциации мп. звуков (в частности, гласных), хотя этот вопрос и вызывает дискуссию. С т. зр. палеоневрологии возможно отнесение формирования речевых зон левого (доминантного по звуковой речи у подавляющего большинства людей) полушария к еще более раннему периоду (синантроп, ок. 500—400 тыс. лет до н. э.). Но не исключено, что левое полушарие, к-рое и у совр. человека ответственно не только за речь, но и за координацию движений обеих рук, в глубокой древности отвечало не только за звуковые сигналы, но и за жесты рук предков человека. Можно предположить, что принципы построения последовательностей жестов рук, в «языке жестов» (см. Жестов языки) гоминидов (семейство приматов, включающее Homo sapiens) служившие гл. способом передачи сложных значений, были позднее перенесены на звуковые последовательности. Большая древность языка жестов по сравнению со звуковым языком совр. типа предполагается ми. учеными, в частности, потому, что у антропоидов (горилл и шимпанзе), имевших общих предков с человеком ок. 6—5 млн. лет до н. э., известны на воле системы жестов, к-рые совпадают с жестами детей в доречевой («сенсомоторный», по терминологии Ж. Пиаже) период; антропоиды при общении с человеком в неволе способны усвоить значит, число жестов (от 200 у шимпанзе до 1000 у гориллы) и употреблять их в конструкциях, построенных по синтаксич. правилам. Предполагается, что подобные системы жестовых знаков наряду с ограниченным кол-вом (ок. 20— 40) коротких звуковых сигналов были осн. средством общения гоминидов на протяжении ок. 3 млн. лет и только в самый поздний период эволюции предков человека (100—40 тыс. лет назад) начинается Г. в собств. смысле слова. Согласование данных лингвистич. сравнения всех языков человечества (говорящего в пользу моногенеза теории), антропология. реконструкции развития речевого аппарата от неандертальцев к Homo sapiens sapiens и палеоневрологич. восстановления развития речевых зон левого полушария позволяет предположить, что у предков человека, как и у совр. человека в эмбриональном и раннем развитии, раньше формируются зоны правого полушария, отвечающие за семантику жестов иероглифич. («символич.») типа и слов звукового языка, потом задние (затылочно-теменные) зоны левого полушария, к-рые ответственны за словесное называние отд. предметов, позднее всего передние (височно-лобные) зоны левого полушария, занятые построением синтаксически сложных структур. Можно думать, что отвечающая этой последовательности созревания зон мозга последовательность, в к-рой развивается знаковая деятельность ребенка (жестовая речь — однословные обозначения предметов словами — сочетания слов в предложениях), в известной мере повторяет и эволюционные стадии в Г. Поэтому возможно, что за периодом, когда жестовая сигнализация сосуществовала со звуковой (с ограниченным числом сигналов порядка неск. десятков, как у антропоидов), следует период длит, эволюции словесных способов называния предметов посредством последовательностей фонем, число к-рых во всех языках близко к числу звуковых сигналов антропоидов, тогда как синтаксис раннего звукового
языка (в к-ром из неск. десятков первичных сигналов образовались позднее фонемы — составные части слов) оставался еще очень простым. Описанные периоды ранней эволюции языка, по-видимому, предшествуют появлению Homo sapiens sapiens, для к-рого в отличие от всех предшествующих гоминидов характерно развитие височно-лобных зон и дальнейшее развитие передних лобных зон, связанных со сложными синтаксич. структурами левого полушария. Язык Ното sapiens sapiens по осн. чертам не отличался уже от последующих языков мира.
Теория Г. разрабатывалась на протяжении 20 в. лингвистами А. Тромбет-ти, Б. Розенкранцем, антропологами В. В. Бунаком, Г. У. Хьюзом, А. Либерманом, палеоневрологом В. И. Кочетковой. Особенно интенсивно Г. начали исследовать с кон. 70-х гг., ему были посвящены спец, симпозиум Амер. нац. АН (1976) и симпозиум ЮНЕСКО в Париже (1981). В 1984 учреждено Междунар. об-во по исследованию Г. с центром в Париже.
ф Якушин Б. В.. Гипотезы о происхождении языка, М.. 1984; Hewes G. W., Language origins: A bibliography, Boulder, 1971; Origins and evolution of language and speech. N. Y.. 1976; Decsy G.. Sprachher-kunftsforschung, Bd 1, Wiesbaden. 1977.
_ Вяч. Вс. Иванов.
ГЛОТТОХРОНОЛбГ,ИЯ (от греч. glotta — язык, chronos — время и logos — слово, учение) — область сравнительно-исторического языкознания, занимающаяся выявлением скорости языковых изменений и определением на этом основании времени разделения родственных языков и степени близости между ними. Хотя для их установления можно исследовать разные уровни родств. языков (в частности, фонологический и грамматические), как это делается при выяснении относит, хронологии внутри истории одного языка, наиболее достоверные количеств, результаты для ист. яз-знания дает статистич. исследование словаря (лексикостатистика).
Лексикостатистич. Г. (сокращенно называемая также Г.) определяет время разделения родств. языков, исходя из предположения об одинаковой скорости изменения той оси. части словаря, к-рая нужна для обслуживания наиболее часто встречающихся и существенных ситуации общения. К этой части словаря ес-теств. языков принадлежат, согласно Г., такие наиболее сохранные слова, как личные и вопросит, местоимения, нек-рые глаголы, обозначающие движение ('приходить'), элементарные физиологии, функции и ощущения ('пить', 'слышать', 'видеть'), обозначения размеров ('широкий', 'длинный'), космич, явлений ('солнце', 'небо'), животных ('червь', 'змея'), цвета ('черный'), названия родства и т. п. Внутри группы в 200 или 100 слов, принадлежащих к этой части словаря (основному списку), в тех случаях, когда удается проследить историю языка на протяжении одного или неск. тысячелетий (напр., в истории др,-егип. яз. в его отношении к коптскому, лат. яз. в его отношении к романским и т. д.), за одно тысячелетие сохраняется в среднем не менее 80% словаря (для списка в 200 слов — 80,5 или 81%, для списка в 100 слов — 86%). Поэтому, сопоставив процент сохранившихся родств. слов в осн. списках двух языков одной семьи, можно определить наименьшее время их разделения t по формуле t = logC : 21og г, где С — доля совпадающих слов в осн. списке, г — коэффициент, характеризующий степень сох
ранности осн. списка за интервал времени (принимаемый за г = 81 или 86%). Для значит, числа языков такой способ определения абсолютного времени их разделения хорошо согласуется с др. контрольными данными (в большинстве случаев косвенными). Вместе с тем предполагается, что использование Г. на материале относительно недавно разошедшихся языков дает систематически ошибку в сторону их приближения к нашему времени. Однако в нек-рых случаях, где, как для слав, языков, вычисленное t (ок. 550—700 лет для рус. и праслав. языков, по подсчетам И. Федора, не всеми принимаемым) представлялось существенно меньшим, чем принимавшееся обычно, эту датировку оказывается возможным подтвердить нек-рыми др. косвенными данными (в частности, возможностью определения 12 в. как границы общеслав. изменений, сохранением целого ряда праслав. архаизмов в фонологич. и морфологич. системах языка др.-Новгород. текстов 11—12 вв. и др.). Т. о., Г. может предсказать выводы, к-рые могут подтвердиться при дальнейших исследованиях уровней языка, не связанных с лексикой. Однако в узком смысле выводы Г. касаются только лексики. Иначе говоря, родств. диалекты, различающиеся только фонологически и морфологически, могут вообще не быть разными с т. зр. Г.; однако важность фонологич. и морфологич. критериев такова, что расхождение между языками только по ним достаточно для того, чтобы признать эти языки разными, хотя бы их словарь или осн. списки слов внутри словарей и не различались сколько-нибудь существенно. Такой случай имеет место в исл. яз., лексика к-рого мало изменилась после обособления его носителей на острове от носителей др. сканд. языков, поэтому время для исландского по отношению к др.-норвежскому определяется как t = 63—194 годам при реальном ист. разрыве связи носителей языков за несколько веков до этого; разрыв связей, однако, никогда не означает автоматически прекращения пользования одним и тем же языком (ср. судьбу англ., нем., исп., португ. языков в разных странах).
Следовательно, Г. позволяет определить время разделения языков в той мере, в какой это время в макроэволюции (при достаточно больших интервалах времени) сказывается в словаре, но не обязательно в других уровнях языка (имеющих другие скорости изменения), и лек-сико-статистич. время t может не прямо соотноситься с экстралингвистич. данными — такими, как ист. разъединение носителей соотв. языков или диалектов. Закономерна постановка вопроса о разных видах лингвистич. времени, один из к-рых может быть измерен с помощью Г. Возможно и понимание t не как абсолютного времени, а как относит, меры степени близости осн. списков слов сопоставляемых языков. Поэтому Г. имеет большое значение для установления диал. отношений между языками в пределах данной семьи. Эмпирич. вывод об одинаковости величины г (при достаточной протяженности лексич. развития языка, превышающей одно тысячелетие) представляет несомненный интерес для общей теории коммуникации, т. к. он указывает на наличие нек-рых обязат. условий, без соблюдения к-рых нарушилось бы взаимопонимание между членами
ГЛОТТОХРОНОЛОГ 109
коллектива, принадлежащими к разным возрастным группам.
Для общей теории эволюции языковых и др. дискретных кодов очень важна аналогия между Г. и гипотезой о «молекулярных часах», обсуждаемой в рамках совр. теории эволюции, согласно к-рой предполагается наличие одинакового темпа эволюции, определяемого при сравнении совпадающих частей геномов родств. организмов. Г. принадлежит к числу достижений совр. науки, позволивших уточнить нек-рые осн. принципы классич. сравнит.-нст. яз-знания.
Г. была создана в 1948—52 М. Своде-шом, опиравшимся на нек-рые общие идеи Э. Сепира. Сводеш, исходивший при построении аппарата теории из уравнений радиоактивного распада н методов радиоуглеродного датирования, дал первые образцы определения величины г для языков, имеющих древнюю письменность, и t для бесписьм. языков Америки. В дальнейшем он предложил уточнения, согласно к-рым всегда определяется наименьшее время (min t), причем учитывается одинаковость ступени развития языков и контакт после их разделения, для чего определяется мера дивергенции как St — ср. степень расхождения языков (S), умноженная на время.
Дальнейшее развитие Г. шло по пути уточнения понятий (сем), задаваемых осн. списком (к-рый должен для общности выводов как можно меньше зависеть от социальных и культурных условий употребления языка), определения правил однозначного перевода этих понятий словами сравниваемых языков, выяснения разной степени сохраняемости тех или иных групп слов (и сем) внутри осн. списка, что приводит к нек-рому усложнению матем. аппарата Г., где может быть отражена разная скорость изменения этих групп. Неясно, насколько выводы, сделанные и проверенные на основе письм. истории языков, развивавшихся после неолитич. революции, справедливы для более ранней бесписьм. истории. В сов. яз-знании (С. А. Старостин) предложен и такой усовершенствованный способ Г., к-рый предполагает подсчет не слов, а корневых морфем (основ), сохраняющихся в текстах определ. длины. Вычисления по уточненной методике дают лучшее приближение к датам, основанным на ист. данных. Вместе с тем установлен факт «старения» лексики языка, делающий необходимым при оперировании древними языками до их сопоставления с современными вводить определ. количеств, коэффициент (поправку на «старение»). Сам Сводеш полагал, что возможно доказательство моногенеза всех языков (см. Моногенеза теория), однако Г. показала, что число сохраняющихся родств. слов в осн. списках для интервалов времени в неск. десятков тысяч лет крайне мало. Возможно, что для более ранних эпох темп лексич. изменений меняется (ср. подобную поправку в работах по радиоуглеродной датировке), но пока эту гипотезу не представляется возможным п роверить надежным образом.
* Иванов В. В., Вероятностное определение лингвистич. времени, в кн.: Вопросы статистики речи. Л., 1958; Климов Г. А.. О глоттохроиологич. методе Датировки распада праязыка. ВЯ, 1959, № 2; его же, О лексикостатистич. теории М. Сводета, в кн.: Вопросы теории языка в совр. зарубежной лингвистике, М.. 1961; НЛ,в. 1, М., 1960; Арапов М. В., X е р ц М. М.. Матем. методы в ист. лингвистике, М., 1974;
110 ГЛУБИННАЯ
Проблемы лингвогенеза: сравнит.-ист. незнание и глоттохронология. М. (в печати); Hymes D. Н., Lexicostatistics So Far. «Current Anthropology», 1960, v. 1. № 1; M e r w e N. J. van der, New mathematics for glottochronology, там же, 1966. v. 7; Fodor I., A glottochronologia ervenyessege a szlav nyelvek anyaga alapjan, «Nyelvtudoma-nyi kozlemenyek», 1961, kot. 63. №2;Emb-1 e t о n S., Incorporating borrowing rates in lexicostatistical tree reconstruction, Toronto, 1981 (Diss.).	Вяч. Вс. Иванов.
ГЛУБЙННАЯ СТРУКТУРА — в теории трансформационных порождающих грамматик (см. Генеративная лингвистика, Математическая лингвистика) способ представления (абстрактного описания устройства) предложения. Г. с. позволяет отразить смысловую близость ряда предложений, к-рые содержат одни и те же лексич. единицы и отличаются друг от друга только нек-рыми грамматич. значениями. Так, напр., единая Г. с. постулировалась для предложений «Бобры строят плотины» и «Плотины строятся бобрами». Г. с. формально изображается в виде т. наз. дерева составляющих
{(предложение)
f/p (именная । группа) Н (существи-। тельное)
ур (глагольная
V (глагол)
fjp (именная I группа) д (существи-। тельное)
«бобры* «строят*	«ПЛОТИНЫ"
либо в виде размеченной скобочной записи ([[бобры]н].чр[(строят]у[[плотв-hm]n]np]vp]s. Оба графич. средства представляют синтаксич. устройство предложения.
Г. с. в генеративной лингвистике противопоставляется ' т. наз. поверхностной структуре, дающей (с помощью тех же формальных средств) более конкретное описание синтаксич. устройства каждого отд. предложения. Для перехода от Г. с. к поверхностной используются спец, правила перестройки — трансформации, к-рые сохраняют лексич. состав предложения, но могут изменять грамматич. значения, переставлять слова местами, добавлять или снимать нек-рые служебные слова. Напр., поверхностная структура предложения «Плотины строятся бобрами» получается из Г. с., общей с предложением «Бобры строят плотины», с помощью т. наз. трансформации пассиви-зации; для предложения «Бобры строят плотины» поверхностная структура совпадает с Г. с., поскольку это предложение относится к числу ядерных. Г. с. появляются в результате применения спец, формальных правил подстановки, образующих в совокупности базовый компонент трансформационной порождающей грамматики. Г. с.— первый теоретич. конструкт. еще достаточно близкий к смыслу, на пути к окончат, оформлению предложения в виде последовательности слов в соответствующей графич. записи или в соответствующем фонетическом (звуковом) воплощении.
В 60—70-х гг. 20 в. понятие Г. с. было предметом дискуссий в генеративной лингвистике, что привело к возникновению обособленных направлений, в к-рых это понятие претерпело значит, изменения. Напр., в порождающей семантике понятие «Г. с.»
уступило место понятию «семантическая структура», в к-ром отражалось и семантич., и синтаксич. устройство предложения; «глубинность» семантич. структуры предполагала единство представления для серии предложений с одинаковым смыслом, хотя, возможно, и с разной лексикой, а трансформации непосредственно перестраивали семантич. структуру в поверхностную. В стандартной теории Н. Хомского понятие «Г. с.» продолжало толковаться гл. обр. как синтаксич. структура, однако рост интереса к семантике привел в этой теории к усилению абстрактности описания и, в частности, к различению с помощью спец, абстрактных элементов таких Г. с., к-рые прежде сливались в одну, напр. Г. с. для соответствующих друг другу утвердит., отрицат., повелит, и вопросит. предложений.
В сов. яз-знании нек-рые ученые в 70-х гг. выражали сомнение в объяснит, ценности понятия «Г. с.» и в его психология. реальности (В. М. Солнцев); отд. исследователи предлагали понимать под Г. с. не абстрактные синтаксич. построения, а реальные простейшие (ядерные) предложения (В. Г. Гак), в то время как другие считали возможным обойтись при описании языка без этого понятия (Д. Н. Шмелев).
За рамками генеративной лингвистики понятие «Г. с.» оказалось полезным для описания местоимений-заместителей, явлений эллипсиса и превращения глагольных сочетаний в именные, сочинит, конструкций и др. Оригинальная трактовка этого понятия и трансформационной теории в целом представлена в работах Е. В. Падучевой, Ю. С. Мартемьянова н др. Падучева пользуется Г. с., построенными на основе языка исчисления предикатов и формально изображаемыми в виде деревьев зависимост е й; с их помощью ей удалось описать смысл большого числа синтаксич. конструкций рус. языка. Мартемьянов строит грамматику с использованием т. наз. канонических (в нек-ром смысле глубинных) и модулированных структур. Этот аппарат служит для объяснения смысловой близости предложений, содержащих однокоренные слова, и используется для перевода текста с помощью ЭВМ. Противопоставление Г. с. и поверхностных структур, проводимое в рамках модели «Смысл-Текст» (см. Модель в языкознании) в синтаксисе и морфологии, было последовательно распространено Ю. Д. Апресяном и на семантику: вводимые им глубинно-семантич. и поверх-ностно-семантич. структуры предложения позволяют показать соотношение универсального и индивидуального (для данного языка) в значении отд. слов и предложения в целом. Существуют аналоги понятия «Г. с.» во мн. моделях языка как теоретического, так и прикладного характера.
* Хомский Н., Аспекты теории синтаксиса, пер. с англ., М., 1972; Бархударов Л. С., К вопросу о поверхностной и глубинной структуре предложений. ВЯ. 1973, №3; Падучева Е. В., О семантике синтаксиса, М., [1974]; Апресян Ю. Д., Лексич. семантика, М., 1974; Мартемьянов ГО. С., Синтез: трансформирование глубинной структуры в поверхностную, в кн.: Совр. состояние теории и практики машинного перевода и автоматизации информационных процессов. М., 1977; Лайонз Дж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М., 1978.	Е. Н. Саввина.
ГбВОР—наименьшая территориальная разновидность языка, используемая в качестве средства общения жителями
одного или нескольких соседних, обычно сельских, населенных пунктов, не имеющих территориально выраженных языковых различий. Г.— функционирующая языковая система, к-рая может отличаться от систем др. Г. своеобразием фонетич., грамматич., словообразоват. и лексич. черт. Части одного насел, пункта, образованные выходцами из разл. мест, могут быть представлены разными Г. В ареальной лингвистике Г.— точка в лингвистич. пространстве, ему противостоят ареальные единицы: группа Г., диал. зона, наречие, диалект, объединяющие различные, хотя и близкие в языковом отношении соседние Г.
Степень сложности системы Г. зависит гл. обр. от экстралингвистич. факторов: от степени изолированности Г., уровня контактов носителей Г. с представителями др. Г. и языков, воздействия на Г. лит. языка, от силы иормализаторских тенденций у носителей Г. В изолиров. Г. при отсутствии контактов между его носителями и окружающим населением (что может быть обусловлено географнч. и полит, причинами или резким отличием окружающего населения по языку, культуре, вероисповеданию), при активном стремлении его носителей сохранить традиционный жизненный уклад Г. изменяется медленно, разница между языком старшего н младшего поколений незначительна. В Г., испытывающем интенсивное воздействие лит. языка или др. Г., выделяются противопоставленные друг другу и в разной степени различающиеся традиционный (архаический) и новый слои, характерные для речи разных групп населения.
Различают Г. переходные (смешанные), занимающие промежуточное положение между др. Г. и совмещающие в себе характерные черты неск. Г. (языков); Г. материнский — язык жителей насел, пункта, откуда переселилась его часть, образовавшая Г. переселенческий; Г. островной — находящийся в окружении др. языка или резко отличающегося по мн. языковым чертам диалекта того же языка.
См. лит. при ст. Диалект.
„ Л. Л. Касаткин. ГОДОБЕРЙНСКИИ ЯЗЫК (годоберий-ский язык) — один из языков андийской подгруппы аваро-андийских языков (см. Аваро-андо-цезские языки). Распространен в селах Годобери и Зибирхали Бот-лихского р-на Даг. АССР. Число говорящих св. 2,5 тыс. чел. Имеет годобе-ринский и зибирхалинский говоры, различия между к-рыми относятся пре-им. к фонетике, напр. годоберин. <кьи-буда* — зибирхалин. <кьибу иде> ’станцевал’, годоберин. <бахъи>— зибирхалин. чбахъин» 'ломать'.
От др. андийских языков Г. я. отличается отсутствием корреляции по интенсивности среди абруптивов. В области морфологии имеется противопоставление ограниченного и неограниченного мн. ч. у отд. существительных (ср. <зини> ’корова’— огранич. мн. ч. чзини-бе», не-огранич. мн. ч. <зин-е»), неразличение форм локатива и аллатива и нек-рые др. особенности. Язык бесписьменный.
* Гу дав а Т. Е.. Годоберин. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967: Саидова П. Л., Годоберин. язык. (Грамматич. очерк, тексты, словарь), Махачкала. 1973.	_	, М. Е. Алексеев.
ГОЛЛАНДСКИЙ ЯЗЫК—см. Нидерландский язык.
ГбНДИ — один из дравидийских языков. Распространен в Центр. Индии (штаты Махараштра, Мадхья-Прадеш, Андхра-Прадеш, Орисса). Число говоря
щих ок. 3,2 млн. чел. Днал. членение изучено недостаточно, фонологически противостоят сев.-западная (бетульский, чхиндварский, мандла, еотмальский, ади-лабадский) и юго-восточная (мариа, му-риа, чханда, койя) группы диалектов.
Для системы консонантизма характерно противопоставление смычных и аффрикат по звонкости — глухости и придыхательное™ — непридыхательностн; наличие сибилянта s, фарингального h и гортанной смычки; в нек-рых диалектах — развитие глоттализов. смычных и гуттуральных щелевых; отсутствие ограничений на сочетания согласных; появление ретрофлексных и сонантов в инициальной позиции.
Для морфологии характерны (в ед. и мн. ч.) 2 рода —<мужской> и <немуж-скойь (при сохранении в ряде диалектов особой формы мн. ч. для лиц женского пола), едииаи падежная форма для обозначения прямого и косвенного объекта (дат.-вин. п.), отсутствие (в юговост. и зап. диалектах) инклюзивного местоимения, синтетич. формы сослагат. наклонения. В синтаксисе структура сочинит, синтагм, образующихся с помощью заимствованных союзов (а не особых частиц, как в др. дравидийских языках), и нек-рые типы сложноподчиненных предложений (с придаточными дополнительными, времени и др.) отражают влияние индоарийских языков. Язык бесписьменный.
* Chenevix-Trench С. G., Grammar of Gondi as spoken in the Betul district, v. 1-2, Madras, 1919-21; Mitchell A. N., A grammar of Maria Gondi, Jagdalpur, 1942; Moss C. F., An introduction to the grammar of the Gondi language, [ Juddulpore). 1950;, Subrahmany-am P. S., A descriptive grammar of Gondi, Annamalainagar, 1968; Tyler S. A., Koya: an outline grammar, Berk.— Los Ang.. 1969.
Burrow T., Bhattacharya S., A comparative vocabulary of the Gondi dialects, Calcutta, 1963.	H. В. Гуров.
ГОТИЧЕСКОЕ ПИСЬМО (готический минускул) — вид латинского письма, господствовавший в 12—15 вв. Было выработано как ломаный вариант каролингского минускула (см. Минускульное письмо), отвечавший в качестве более экономного шрифта возросшим потреб-
ностям в книгах в условиях гор. разви- а также порядок их следования, извест-тия. С сер. И в. в странах Зап. Европы, ный из т. наз. Алкуиновой рукописи пользующихся лат. письменностью, фор- (9—10 вв.). К греч. традиции восходит мировались особенности Г. п. (вытяну- использование диграфов для обозначе-тые пропорции букв, тесная их поста- ния монофтонгов (напр., ei для обозначе-новка, соединит, штрихи, излом букв), ния [!]), а также букв с числовым значением (напр., а= 1, Ь = 2, j = 10, г = 100). Начертания нек-рых букв (h, s и др.) восходят к латинице, а в начертании и, о большинство исследователей усматривает влияние рунического письма. Нек-рые буквы представлены в гот. рукописях в разл. вариантах: так, в Амброзианской рукописи s ближе к греч.
ГОТИЧЕСКИЙ ШРИФТ
2lu S8b (Sc ©Ь (S е у f
fyh	21 «Dim
Do	Si
Uu 83v 22ro X? 83
В 12 в. Г. п. обнаруживает в разных странах наибольшее единство, с кон. 12 в. получают развитие его нац. особенности. В Италии начинают преобладать округлые формы букв, что приводит к исчезновению готики уже в 14 в. В Германии продолжается усложнение черт Г. п. В печатных книгах этой страны, как и в рукописях, готич. шрифт господствовал вплоть до нач. 20 в.
* Люблинская А. Д., Лат. палеография, [М., 1969]; Steffens F., Latei-
nische Palaographie, 3 Aufl., В.— Lpz., 1929.	Д. А. Дрбоглав.
готскии язык — один из древиих германских языков (восточная группа). Ряд архаич. гото-сканд. изоглосс, а также топонимич. и археологнч. данные указывают, что областью первонач. расселения готов (до 1 в. до н. э.) была Скандинавия. Однако известен Г. я. преим. по письм. памятникам периода поселения готов в Причерноморье (см. Готское письмо). Наиболее значит, памятник — перевод Библии, приписываемый вестгот, епископу Ульфиле н дошедший до нас в остгот, рукописях 5—6 вв., важнейшая из к-рых — т. наз. Серебряный кодекс (хранится в Упсале). Известны также две гот. рунич. надписи — на кольце из Пьетроассы и на Козельском копье (обе — предположительно 3— 4 вв.).
Выделяются 2 близких диалекта: остготский и вестготский. Г. я. (в силу периферийного положения среди др. герм, языков) сохранил большую близость к общегерм. языку: архаичность системы шумных, отсутствие перегласов. гласных в фонологич. системе, наличие медиопассива и дв. ч. и вместе с тем неразвитость аналитич. конструкций в глагольной системе. Благодаря своей консервативности Г. я. играет особенно важную роль в сравнит, грамматике герм, языков.
В Крыму долго сохранялся т. наз. крымско-готский яз. (известно 68 слов, записанных фламандцем О. Г. де Бус-беком в 16 в.), восходящий к остгот, диалекту Г. я.
9 Гу хм ан М. М., Гот. язык. М., 1958; Wright J., Grammar of the Gothic language. Oxf., 1917; Streitberg W., Gotisches Elementarbuch, 6 Aufl., Hdlb., 1920; его же, Gotiscbe Bibel, 3 Aufl., Hdlb., 1950 (тексты и словарь).
О. А. Смирницкая.
ГбТСКОЕ ПИСЬМб — особый алфавит (27 знаков), применяемый во всех известных рукописях на готском языке. Создателем считается переводчик готской Библии епископ Ульфила (ок. 311 — ок. 383). В основе Г. п. лежит греч. унциальное письмо 4 в., на что указывают начертания большинства букв,
сигме, чем к лат. s.
Г. п. в целом хорошо соответствует системе фонем гот. яз. (ср. применение спец, графем для обозначения лабиове-лярных hw, kw, обозначение одной графемой звонких взрывных согласных и их фрикативных аллофонов). Однако однозначное соответствие между графемами и фонемами прослеживается не всегда, его нарушению способствовали, в част-
ГОТСКОЕ 111
м мчит f^_т^клтмikk'a^iг>« uk^H'd'UKiHMnhMpHKNNseb.NS S|vev ф ST6n|>ni кн i г mi <|hn |CLU lZMU<hN»&!KpMHh^AIbM NMS- v^fVNnhviG^nNMH ri Г-h грныЦ/nKsix kknyeiTyK^eis- sxyeiTyjiM -rcl^GlbipilSTSB MCGINN
’ км*1куе1ту^^<.;лк1М1КЯ1ХБМч гл1мцмчткхуе»тухалу^меп^ пмтеумпх^ф^%илмс,Мэ0^>ф rfrAEBpA- Bp<;nSNI у^ПфОЛ^К UIMM МЦнр{т0£<|>1 -Glt^N-qUS в1Ае1кдчтх.9^гЦ>1кгч«чтхс^ M- IMXhAM- K^^hNCjMSfJSTX C‘ ^lKST^n^MClH^SllNЦelM^ 1ST- nNTtMNSNliriXKl KCjbh SN6IS&NM^M!Kp’T|l’Cj'
Страница Серебряного кодекса.
ности, фонетич. изменения в гот. яз. 4— 6 вв. Звуковое значение ряда графем (напр., ai, au; g) остается спорным.
В совр. изданиях гот. памятники воспроизводятся в лат. транскрипции. Ф Gutenbrunner S., Uber den Ur-sprung des gotischen Alphabets, «Beitrage zur Ceschichte der deutschen Sprache und Literature 1950, Bd 72. H. 3;.P e n z 1 H., Orthography and phonemes in Wulfila's Gothic, JEGP. 1950. v. 49, № 2; см. также лит. при ст. Готский язык. О. А. .Смирницкая. ГОТТЕНТОТСКИЕ ЯЗЫКЙ —одна из семей макросемьи койсанских языков. Распространены в сев. р-нах ЮАР и Ботсваны, в юж. и сев. р-нах Намибии, а также в Танзании (язык сандаве). Общее число говорящих ок. 130 тыс. чел. Г. я. включают в себя группы: 1) кхой с языками нама, кора (корана), гриква; 2) нхауру (нарон) — возможно, конгломерат диалектов; 3) кве с языком демиса и конгломератом диалектов чумакве-шуакве; 4) чу с языками хиочу-вау и хаичу-вау; 5) сандаве (сандави). Язык сандаве дает основание полагать, что готтентотоязычные народы являлись автохтонным населением Юж. и Вост. Африки, откуда они были вытеснены миграционными волнами бантуязычных народов (см. Банту языки).
Вокализм Г. я. включает фонемы а, е, i, о или и. Консонантизм характеризуется наличием двухфокусных, т. наз. щелкающих, звуков — апикальные: / — дентальный,!— палато-альвеолярный, /// — латеральный, и гуттуральные: Ф — дентальный, — палато-альвеолярный, // — латеральный. Каждый из основных щелкаю-
112 ГОТТЕНТОТСКИЕ
ших звуков может быть простым, аспирированным, эйективиым, звонким, назализованным. В Г. я. процент встречаемости щелкающих наиболее высокий по сравнению с др. языками. Как правило, звуки эти употребляются в начале корня; в реляционных и деривационных морфемах они не встречаются. Слоговая структура корня CVCV. В языке нама имеются тоны — три основных (высокий, средний, низкий) и два скользящих (восходящий и нисходящий).
Типологически Г. я. определяются как агглютинативные, все грамматич. категории в них передаются однозначными аффиксами. Для морфологии характерно наличие трех родов имени существительного: мужского (показатель — суффикс -Ь), женского (суффикс -s), общего (суффикс -i), иапр. в языке нама kxoeb ‘мужчина’, kxoes ’женщина’, kxoei ’человек’. Категория числа трехчленна (ед., дв. и мн. ч.) и выражается также суффиксально. В падежной системе противопоставляются прямой (субъектный) падеж с суффиксом -i и косвенный (объектный) с суффиксом -а. Изменение глагола по временам осуществляется путем префиксации; деривативные глагольные формы (каузатив и т. п.) образуются при помощи суффиксов. Категория лица выражена при помощи местоимений, которые препозитивны глагольной словоформе. Местоимения (инклюзивные и эксклюзивные) также имеют формы муж., жен. и общего рода, ед., дв. и мн. числа.
Предложения в Г. я. тяготеют к простым структурам с порядком членов SOP. Глагол-предикат и имя-субъект согласуются.
Большинство Г. я. бесписьменные или младописьменные. Для младописьменных используется лат. алфавит с добавлением дополнительных (не буквенных) обозначений для щелкающих звуков. Язык нама (Намибия) использовался как язык преподавания в начальных классах миссионерских школ, на нем издавалась уч. н религ. лит-ра.
Первые работы, поев, описанию отд. Г. я. или каких-либо — гл. обр. фонетических — особенностей этих языков, появились в кон. 19 в. Начало науч, исследования заложили работы Д. Ф. Блик. Наиболее изученными являются языки нама и сандаве. Г. я. исследовали К. Майнхоф, Г. ван Бюльк, М. Гасри, Р. Стопа, Н. С. Трубецкой и др.
* Hahn Т., Die Sprache der Nama, Lpz.. 1870; Planert W., Handbuch der Nama-Sprache. В., 1905; Trombetti A., La lingua degli Ottentotti e la lingua dei Wa-Sandawi. Bologna, 1910; В leek D. F.. The phonetics of the Hottentot languages, Camb., 1938; Trubetzkoy N., Zur Phonetik der Hottentottensprache. «Antropos». 1939, Bd 34; Stopa R.. The Hottentots: their culture, language, folk-tales and songs, Lublin. 1947; его же. Hotentoci, Krakow. 1949; Kimmenade M. van de. Essai de grammaire et vocabulaire de la langue Sandawe. Posieux, 1954; Westphal E.. The Non-Bantu languages of Southern Africa, в кн.: Tucker A., Bryan M., The NonBantu languages of North-Eastern Africa, L.— N. Y..1956; Greenberg J.. The languages of Africa, Bloomington — The Hague. 1966,
H. В. Охотина.
грабАр — см. Армянский язык. ГРАВИС (от лат. gravis — тяжелый) (тяжелое ударение, тупое ударение) — 1) тон слогов в древнегреческом языке, характеризующийся отсутствием повышения голоса. Противопоставляется акуту. 2) Вид ударения в шведском языке, при к-ром на слоге, следующем за слогом с главным ударением, имеется слабое побочное ударение; движение тона при этом характеризуется как нисходящевосходящее. 3) (accent grave) Диакритический знак ( * ), означающий во французском языке степень открытости гласных: рёге.	В. В. Арефьев.
ГРАЖДАНСКИМ ШРИФТ — шрифт, введенный в России для печатания светских изданий в результате осуществленной Петром I в 1708—10 первой реформы рус. письма.
Рус. письмо, сложившееся в 10—11 вв. на основе ст.-слав. азбуки кириллицы, не вполне соответствовало звуковому строю рус. яз. Обществ, потребность в упорядочении алфавита особенно усилилась с появлением книгопечатания. Введение Г. ш. в России сыграло важную роль в развитии в 18 в. просвещения и науки. Реформа заключалась в создании шрифта гл. обр. на основе нового почерка моек, письма кои. 17 — нач. 18 вв., а также простого по очертаниям, легко доступного для прочтения лат. шрифта антиквы, в изменении и упрощении алфавитного состава. Из прежней азбуки были, в частности, исключены оказавшиеся излишними для передачи рус. речи греч. буквы чпеи», чкеи», чомега», чижица», лигатура чот», знаки ударений (силы), придыхания и сокращений (титлы), чюсы» (большой и малый, служившие для обозначения носовых звуков). В алфавите были узаконены новые начертания букв Э, Я, практически употреблявшиеся и до реформы; вместо обозначения чисел буквами стали употреблять араб, цифры. В 1710 в утвержденной Петром 1 азбуке были восстановлены применявшиеся в старой печати буквы, за исключением чпси>, чомеги»
A/,e**V ” Г'"ММ ШИМ»Щ
Д31
Я'дм
глагол
Л01р
Первая страница гражданской азбуки с собственноручными исправлениями Петра I.

и лигатуры <от>. Эскизы рисунков букв Г. ш., возможно, делал сам Петр, рисовальщиком шрифта был Куленбах, работавший в штабе А. Д. Меншикова. Литеры букв Г. ш. были изготовлены в Амстердаме и на Моск, печатном дворе. Первая книга, набранная Г. ш., «Геометриа славенски землемерие», вышла в марте 1708. Г. ш.— первоисточник совр. рус. графики.
О Ш и ц г а л А. Г.. Рус. типографский шрифт. Вопросы истории и практика применения, М.. 1974.
ГРАММАТИКА (греч. grammatike, от gramma — буква, написание) — 1) строй языка, т. е. система морфологических категорий и форм, синтаксических категорий и конструкций, способов словопроизводства. В триаде, организующей язык в целом — в его звуковой, лексико-фразеологической и собственно формальной системах,— это категории и все явления формального, собственно строевого уровня языка. Г. называется вся несобственно звуковая и нелексич. организация языка, представленная в его грамматических категориях, грамматических единицах и грамматических формах. Г. в этом значении представляет собой строевую основу языка, без к-рой не могут быть созданы слова (со всеми их формами) и их сочленения, предложения (шире — высказывания) и их сочленения;
2) раздел языкознания, изучающий такой строй, его неодноуровневую организацию, его категории и их отношения друг к другу;
3) термин <Г.» иногда также употребляют для обозначения функций отд. грамматич. категорий или лексико-грамматич. множеств. Так, напр., говорят о Г. той или иной части речи (напр., Г. имени, Г. глагола) или о Г. того или иного падежа, инфинитива, отд. предлогов.
Г. имеет дело с абстракциями, обобщениями. Характер этих обобщений различен. Это может быть, напр., обобщение способов словесного называния (в слово
образовании), разнообразных отношений (в падежных значениях, в соединениях слов и форм слов, в строении предложения), обобщенно выраженных в языке ситуаций (таких, иапр., как отношение между субъектом и его действием или состоянием, между действием и его объектом). Г. (грамматич. строй языка) как система абстрактных категорий, представляющих собой единства отвлеченных грамматич. значений и их формальных выражений, является той основой, без к-рой язык не существует и не функционирует. Грамматич. категории находятся друг с другом в сложных и тесных взаимоотношениях, имеющих свойство системы. Грамматические категории противопоставлены друг другу как категории, принадлежащие слову, н как категории, принадлежащие предложению.
Слово — одна из основных единиц Г. В слове сочленены его звуковая материя и его значения — лексическое и грамматическое. К грамматическому значению слова относятся: его значение как части речи, т. е. как единицы, принадлежащей к определеииому лексикограмматическому классу, его словообразовательное значение (в производном слове) и все его общие и частные грамматич. значения (у имени — значения рода, числа, падежа, у глагола — значения вида, залога, времени, лица, числа, наклонения, в ряде форм также значение рода). Кроме того, у ми. зна-менат. слов есть и более частные грамматич. значения, принадлежащие отд. их группам (напр., у рус. имен существительных значение одушевленности или неодушевленности), а также т. наз. лексико-грамматич. значения (иапр., у русских имен существительных значение вещественности, у многих производных глаголов значение способов действия).
Кроме общих и частных- грамматич. значений слову принадлежит также его собств. активный потенциал, проявляющийся, с одной стороны, в возможностях его синтаксич. и лексико-семантич. сочетаемости (интенция слова, его валентность), а с др. стороны, в том, что слово постоянно проявляет тенденцию вбирать в себя, конденсировать и абстрагировать семантические и грамматические характеристики своего лексико-грамматического окружения.
Т. о., слово является единицей как лексич., так и грамматич. уровней языка и обнаруживает признаки, свойственные единицам обоих этих уровней. Кроме того, сама звуковая организация слова также небезразлична как к его формальным изменениям, так и к его непосредственному окружению (см. Морфонология).
Слово связано со всей системой языка неск. линиями отношений. Во-первых, это лексико-парадигматич. отношения, т. е. вхождение в лексико-семантич. классы и подклассы; во-вторых, это собственно грамматич. отношения, т. е. связи грамматич. категорий и грамматич. парадигмы; в-третьих, это все синтагматич. отношения слова, характерные для его функционирования в сообщении, объективируемые в системе языка как внутреннее свойство слова и являющиеся основой для построения словосочетаний.
Роль слова в Г. понимается разными грамматистами по-разному. По существу ни один из них не обходится без обращения к слову как к важнейшей грамматич. единице языка; однако роль слова
в организации грамматич. системы трактуется неодинаково.
В рус. грамматич. традиции слову всегда уделялось большое внимание. То единство грамматич. и лексич. значений слова, к-рое делает его одной из сложнейших единиц языка, рус. грамматистами всегда в той или иной степени принималось во внимание (А. X. Востоков, К. С. Аксаков, Г. П. Павский, А. А. Потебня, Г. К. Ульянов, И. А. Бодуэн де Куртеиэ, А. А. Шахматов, А, М. Пешковский, Л. В. Щерба, В. В. Виноградов и его школа).
В тех направлениях Г., в к-рых грамматич. строй понимается только как абстрактная система отношений, сложная роль слова отодвигается на второй план, уступая место морфеме либо структуре предложения, или совсем не учитывается (напр., копенгагенская школа, дескриптивисты, работы Н. Хомского; см. Глоссематика, Генеративная лингвистика, Дескриптивная лингвистика).
В сов. яз-знаиии практически ни одно грамматич. описание, какими бы методами оно ии пользовалось, ие обходится без обращения к взаимодействию грамматич. и лексич. факторов и, следовательно, к роли слова в системе грамматич. отношений. Сам грамматич. строй языка определяется как неодноуровневая система, организуемая абстрактными грамматич. категориями в их отношении не только друг к другу, но и к определ. лек-сикосемантич. множествам и подмножествам.
Другой важнейшей единицей грамматич. строя языка является единица сообщения — предложение. Предложение в его противопоставлении высказыванию может быть определено как сообщающая единица, построенная по определ. грамматическому (синтаксич.) образцу, существующая в языке в различных своих формах и модификациях, функционально (с той или иной коммуникативной целью) нагруженная и всегда интонационно оформленная.
Предложению как грамматич. единице принадлежат такие категории, как предикативность (максимально абстрагированное грамматич. значение, свойственное любому предложению и предстающее в категориях объективной модальности, т. е. в системе значений, выявляющихся на уровне синтаксич. ре-альности/ирреальности, а также синта*-сич. времен), категории его семантич. структуры, категории актуального членения предложения — тема и рема. Традиционно выделение в предложении его членов — главных и второстепенных, а также распределение предложений по грамматич. типам. Предложение, как и слово, вступает в синтагматич. отношения с др. предложениями или с их аналогами, образуя разные виды сложных предложений, бессоюзные соединения (см. Бессоюзие) или входя в строй текста как его конструирующий компонент.
В рус. грамматич. традиции установилось противопоставление предложения слову как внутренне глубоко различных грамматич. единиц. Однако в работах нек-рых исследователей обнаруживается тенденция нивелировать их внутр, свойства и сводить их функции к общей функции номинации. При этом грамматич. и прежде всего парадигматич. характеристики слова и предложения оказы-
ГРАММАТИКА 113
ваются неоправданно подчиненными рассмотрению этих единиц как равно именующих (понятие, ситуацию).
Характеристики слова, относящиеся к его звуковым преобразованиям, вызываемым его формальными изменениями и его соседством, принадлежат в языке к сфере морфонологии. Явления, связанные с образованием слова как отд. единицы, относятся к словообразованию. Все, что связано с абстрактными грамматич. значениями слова и его формоизменением, относится к морфологии. Все явления, связанные с синтагматикой слова, а также с построением и синтагматикой предложения, относятся к синтаксич. сфере языка (см. Синтаксис). Отд. единицей грамматич. строя может считаться морфема, т. е. минимальная значимая часть слова или словоформы. Средствами морфем конструируются слова и их формы. Явления, к-рые относятся к образованию и функционированию словообразоват. и словоизменит. морфем, могут быть выделены в качестве отд. сферы внутри Г. слова — его морфе-мики, однако традиционным является рассмотрение морфем в системах словообразования (словообразоват. морфеми-ка) и морфологии (словоизменит. мор-фемика).
Т. о., Г. как строй языка представляет собой сложную организацию, сочленяющую в себе словообразование, морфологию и синтаксис. Эти подсистемы, особенно морфология и синтаксис, находятся в самом тесном взаимодействии и переплетении, так что отнесение тех или иных грамматич. явлений к морфологии или синтаксису часто оказывается условным (иапр., категории падежа, залога). Вопрос о принадлежности к Г. «высшего синтаксиса», т. е. закономерностей строения сложных, развернутых текстовых единств, не решен в науке; однако несомненно, что эти закономерности имеют качественно иной характер, чем грамматич. законы языка.
К Г. иногда относят такие стороны звуковой организации языка, к-рыми непосредственно (материально) образуются его значимые единицы, а именно: звуковой строй языка, его акцентную систему и его интонационные конструкции, включая синтагмы как ритмич. единицы речи. Основания для такого расширит, понимания предмета Г. имеются, т. к. единицы звукового уровня, не. являясь двусторонними знаками (т. е. знаками, обладающими как материальной оболочкой, так и значением), служат материальной основой этих знаков и таким образом участвуют в формировании морфем, слов, их форм, предложений и их членов. Однако незнаковый характер перечисленных звуковых средств не позволяет рассматривать звуковой строй языка наряду со словообразованием, морфологией и синтаксисом как подсистему Г.
В определ. момент своего развития грамматич. строй языка представляет собой, с одной стороны, относительно стабильную систему, организованную по строгим и твердым законам; с др. стороны, эта система находится в состоянии постоянного и активного функционирования, предоставляя свои средства для организации бесконечного кол-ва отдельных, конкретных слов и высказываний (см. Язык, Речь). Двойственность самой природы грамматич. строя языка — его относит, стабильность, сложная внутр.
114 ГРАММАТИКА
организация и многообразные явления функционирования этой организации свидетельствуют о том, что в грамматич. строе языка сочленены свойства стабильной системы и заложенных в ней возможностей.
Грамматич. строй языка является яст. категорией, он находится в состоянии постоянного движения и развития и подчинен общим законам развития языка. На каждом этапе своей истории грамматич. строй языка достаточно совершенен и служит формированию и выражению мыслей носителей языка, отвечая своему ист. назначению.
Г. как наука исследует грамматич. строй языка. Эта наука имеет давние традиции. Истоки совр. европ. грамматич. мысли и соотв. терминологии следует искать в трудах др.-инд. филологов (см. Индийская языковедческая традиция), а позднее — в трудах древних греков (см. Античная языковедческая традиция). Эти традиции были продолжены европ. филологами в эпохи Возрождения и Просвещения. Первой рус. грамматикой, открывшей совр. этап в изучении грамматич. строя рус. языка, была «Российская грамматика» М. В. Ломоносова (1755, опубл, в 1757), иа к-рую опирались и от к-рой в то же время отталкивались такие рус. грамматисты 1-й пол. 19 в., как Востоков, Н. И. Греч, И. И. Давыдов. Через логические (Ф. И. Буслаев) и психологические (Потебня, Д. Н. Овсянико-Куликовский, отчасти Шахматов) направления рус. грамматич. мысль пришла к пониманию Г. как науки о разных уровнях формального строя языка в их взаимодействии (Шахматов, Пешков-ский, Виноградов и его школа). Соответственно в Г. теперь уже традиционно выделяются разделы: словообразование, морфология и синтаксис.
В соответствии с осн. характеристиками грамматич. строя языка — его формальной организацией и его функционированием — в рус. науке с наибольшей определенностью, начиная с работ Щербы, намечается противопоставление Г. формальной и функциональной как разных подходов к изучению одного объекта. Под формальной Г. понимается описание грамматич. строя языка, идущее от формы к значению. Под функциональной Г.— описание, идущее от значения к выражающим его формам. По принципу формальной Г. построены все опи-сат. и нормативные Г. рус. яз. В них представлены системы формальных средств на уровне словообразования, морфологии и синтаксиса и описаны грамматич. значения, заключенные в этих формальных средствах. При этом значимая сторона явлений описывается с разной степенью детализации и глубины. Такому описанию противостоят т. наз. активные Г., в основе к-рых лежат определ. образом сгруппированные грамматич. значения. Здесь возможны разные подходы (см. Функциональная грамматика). Одним из таких подходов может явиться тот, при к-ром первым шагом станет выделение собственно функций (предназначений) языка в самом обобщенном их виде (функции номинативная, коммуникативная, квалифицирующая). Исходя из этих предназначений можно выделить единицы функциональной Г.— сложные семантич. комплексы, объединяющие вокруг семантич. инварианта разноуровневые единицы.
Среди направлений грамматич. науки 60—80-х гг. 20 в. определилось противопоставление подходов, связанных, с одной стороны, с углублением и семантику
грамматич. явлений и, с др. стороны, с вниманием к внешнему, формальному синтаксису (представляемому как Г. языка в целом) и к тем формальным преобразованиям, к-рым подвергаются синтаксич. конструкции. По существу, вся история совр. грамматич. мысли колеблется от преимуществ, внимания или к формальной организации языка, или к его смысловой стороне. В разные моменты оказывается доминирующим то один, то др. подход. В самом общем виде в 60—80-х гг. определилось два круга науч, направлений, ориентированных, с одной стороны, на внеш, организацию языка и, с др. стороны, на его смысловую сторону. К первому кругу относится прежде всего получившая широкий резонанс генеративная Г., пытавшаяся возвести все множество принадлежащих конкретному языку конструкций к неск. элементарным моделям — первоначально в сознат. отвлечении от языковой семантики и от всех контекстуальных условий функционирования предложения. На исходные теоретич. положения генеративной Г. опирался в своем анализе конкретных языковых явлений и весь трансформационный синтаксис. В 70-х гг. сторонники генеративной Г. попытались соединить формальный и семантич. аспекты в описании своего объекта, однако попытки эти нельзя считать удавшимися. Второй круг напоавлений представляет большое кол-во работ, объединяемых вниманием прежде всего к смысловой стороне грамматич. единиц. Здесь существуют разнообразные течения. Наиболее результативными можно считать работы, осуществляющие структурно-семантическое и вместе с тем функциональное изучение грамматич. строя языка, связанное с углубленным вниманием ко всем сторонам избранного объекта (работы Виноградова, Г. О. Винокура, А. В. Бондарко, А. А. Зализняка, Д. Н. Шмелева, Е. В. Падучевой, Ю. С. Маслова, М. М. Гухман, Е. А. Земской, В. В. Лопатина и др.).
Активно развиваются исследования грамматич. объектов в аспекте препозитивной иомииации (см. Пропозиция; работы Т. Б. Алисовой, В. Г. Гака, Н. Д. Арутюновой, П. Адамца), в плане семантич. строения грамматич. единиц (работы о семантич. структуре предложения — Ф. Данеша, Я. Коржинского, Г. Беличовой-Кржижковой, А. Вежбиц-кой, А. Богуславского и др.), в аспекте актантной организации предложения (С. Кароляк и др.), в плане прагматич. организации высказывания (см. Прагматика), в аспекте грамматич. типологии (С. Д. Кацнельсон, А. А. Холодович, Г. А. Климов и др.).
В процессе развития Г. как науки существенно менялось понимание ее объема. Каков бы ни был сам ход грамматич. мысли — обращалась ли она в качестве своей опоры к логич. теориям или к тем или иным психология, концепциям, к точным наукам, напр. к математике, или провозглашала свою полную независимость от всех др. отраслей гуманитарных и естеств. знаний,— независимо от всего этого история грамматич. мысли показывает разл. понимание границ науки о грамматич. строе языка, его отношения к др. сферам языка. Отмечается «волнообразное» движение от узкого понимания предмета Г. (только формы, только формальный каркас языка) до такого понимания ее границ, когда выведение или формулировка грамматич. законов ие мыслится без обращения к словесному фонду языка. Так, и в рус
с кой, и в зарубежной грамматич. традиции существует строго формальное, узкое понимание объекта грамматич. науки (Ф. Ф. Фортунатов, М. Н. Петерсон, генеративная лингвистика) или широкое понимание такого объекта, когда учение о грамматич. строе языка смыкается, с одной стороны, с изучением слова (Востоков, Потебня, Шахматов, Виноградов), с др. стороны,— с изучением всех сфер речевого функционирования. Наиболее конструктивными в познании грамматич. объекта оказываются такие подходы (методологически иногда очень различные), к-рые ие отграничивают изучение грамматич. законов и правил от их постоянного и сложного взаимодействия с законами и правилами звуковой н лексич. организации языка.
Результаты грамматич. исследований находят свое выражение в разных типах описаний. Это, с одной стороны,— описания отд. сторон грамматич. строя и отд. его явлений, с др. стороны,— описания грамматич. системы языка в целом. Такие целостные описания могут содержать характеристику синхронного языкового состояния (в условно остановленный момент развития) или восстанавливать ист. картину, показывая развитие грамматич. строя языка. Осуществленные с разной степенью полноты такие описания представлены в разных, типах грамматик. В традиционных представлениях это Г. научные, описательные или нормативные. Такое разделение основано на противопоставлении описаний, во-первых, концептуально обоснованных, т. е. развивающих определ. науч, концепцию автора, во-вторых, собственно констатирующих и систематизирующих факты, в-третьих, строго рекомендательных, т. е. разрешающих или запрещающих то или иное употребление. В настоящее время для академия, традиции такое разделение оказывается не соответствующим реально существующему положению вещей. На совр. стадии развития науки описат. Г. обязательно являются концептуальными (напр., рус. академия, грамматики 1952— 1954, 1970, 1980), а полные грамматич. описания — строго научными и, следовательно, в определ. смысле нормативными.
К сфере науч. Г. относятся также срав-ннт.-ист. Г., изучающие строй родств. языков в их развитии или на отд. прошлых ступенях этого развития, и Г. сопоставительные (в т. ч. контрастивные), описывающие черты сходства и различия в строе родств. или неродств. языков в к.-л. определ. момент их существования.
Отмечается нежелат. разрыв между научной и школьной Г. Последняя обнаруживает признаки консервативности и неполноты отражения существующего положения вешей в лингвистике. В связи с постоянным возрастанием роли рус, яз. в мире н как следствие этого с активизацией его изучения в сов. языкознании в 70—80-х гг. создано много учебных и частных сопоставит. Г. разных типов.
* Потебня А. А.. Из записок по рус. грамматике, т. 1 — 2. Введение. Составные части предложения и их замены в рус. языке, Хар., 1874; т. 3. Об изменении значения и заменах существительного. Хар., 1899 (2 изд., М., 1968); т. 4. Глагол. Местоимение. Числительное. Предлог, М. —Л.. 1941 (2 изд., М., 1977); Дурново Н. Н., Грамматич. словарь, М. —П.. 1924; Виноградов В. В., Рус. наука о рус. лит. языке, «Уч. зап. МГУ», 1946. в. 106; его же, Рус. язык. Грамматич. учение о слове, М.— Л.. 1947; его же, Избр. труды. Исследования по рус. грамматике, М.» 1975; СмирницкиЙ А. И.,
Лексич. и грамматич. в слове, в кн.: Вопросы грамматич. строя, М., 1955; Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М», 1958; К у э н е ц о в П. С., Грамматика, в кн.: Большая Советская энциклопедия, 2 изд., т. 3, М., 1959; его ж е, О принципах изучения грамматики, М., 1961; Грамматика рус. языка, 2 изд., т. 1—2, М.. 1960; Карцевский С., Об асимметричном дуализме лингвистич. знака, в кн.: Звегин цев В. А., История яз-знаиия XIX—XX веков в очерках и извлечениях, ч. 2, [3 изд,], М.. 1965; Матезиус В., О системном грамматич, анализе, в сб.: Пражский лингвистич. кружок. М., 1967; Исследования по общей теории грамматики. М., 1968; Единицы разных уровней грамматич. строя языка и их взаимодействие, М., 1969; Бондарко А. В., Теория морфологич. категорий, Л., 1976; Булыгина Т. В., Грамматика, в кн.: Большая Советская энциклопедия, 3 изд., т. 7, И., 1972; ее же, Проблемы теории морфологич. моделей, М.. 1977; Языковая номинация. Виды наименований, М., 1977; Языковая номинация. (Общие вопросы), М., 1977; А д а м е ц П.. Образование предложений из пропозиций в совр. рус. языке. Прага, 1978; Гак В. Г., Теоретич. грамматика франц, языка. Морфология, М., 1979; Русская грамматика, т. 1 — 2, Прага, 1979; Рус. грамматика, т. 1 — 2, М., 1980; Слово в грамматике и словаре. М., 1984; Совр. зарубежные грамматич. теории. Сб. науч.-аналитич. обзоров, М.. 1985.
.	Н. Ю. Шведова.
ГРАМ МАТЙЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ — система противопоставленных друг другу рядов грамматических форм с однородными значениями. В этой системе определяющим является категоризующий признак (см. Категория языковая), напр. обобщенное значение времени, лица, залога и т. п., объединяющее систему значений отд. времен, лиц, залогов и т. п. и систему соотв. форм. В широко распространенных дефинициях Г. к. на первый план выдвигается ее значение. Однако необходимым признаком Г. к. является единство значения и его выражения в системе грамматич. форм как двусторонних (билатеральных) языковых единиц.
Г. к. подразделяются на морфологические и синтаксические. Среди морфологич. категорий выделяются, напр., Г. к. вида, залога, времени, наклонения, лица, рода, числа, падежа; последоват. выражением этих категорий характеризуются целые грамматич. классы слов (.части речи). Кол-во противопоставленных членов в рамках таких категорий может быть различным: иапр., в рус. яз. Г. к. рода представлена системой трех рядов форм, выражающих грамматич. значения муж., жен. и ср. рода, а Г. к. числа — системой двух рядов форм — ед. и мн. числа. В языках с развитым словоизменением различаются Г. к. словоизменительные, т. е. такие, члены к-рых могут быть представлены формами одного и того же слова в рамках его парадигмы (напр., в рус. яз.— время, наклонение, лицо глагола, число, падеж, род прилагательных, степени сравнения), и несловоизменительиые (классифицирующие, классификационные), т. е. такие, члены к-рых не могут быть представлены формами одного и того же слова (напр., в рус. яз.— род и одушевленность/неоду-шевленность существительных). Принадлежность нек-рых Г. к. (напр., в рус. яз.— вида и залога) к словоизменит. или несловоизменит. типу является объектом дискуссий.
Различаются также Г. к. синтаксически выявляемые (реляционные), т. е. указывающие прежде всего на сочетаемость форм в составе словосочетания или предложения (напр., в рус. яз.— род, падеж), и иесинтаксически выявляемые (референциальные, номинативные), т. е. выражающие прежде всего разл. смысло
вые абстракции, отвлеченные от свойств, связей и отношений внеязыковой действительности (напр., в рус. яз.— вид, время); такие Г. к., как, напр., число или лицо, совмещают признаки обоих этих типов.
Языки мира различаются: 1) по кол-ву и составу Г. к. (ср., напр., специфичную для нек-рых языков — славянских и др.— категорию глагольного вида; категорию «грамматич. класса» — человека или вещи — в ряде иберийско-кавк. языков; категорию определенности/неопреде-ленности, присущую преим. языкам с артиклем; категорию вежливости, или рес-пективности, характерную для ряда языков Азии, в частности японского и корейского, и связанную с грамматич. выражением отношения говорящего к собеседнику и лицам, о к-рых идет речь); 2) по кол-ву противопоставленных членов в рамках одной и той жб категории (ср. шесть падежей в рус. яз. и до сорока — в нек-рых дагестанских); 3) по тому, какие части речи содержат ту или иную категорию (так, в ненецком существительные обладают категориями лица и времени). Эти характеристики могут меняться в процессе ист. развития одного языка (ср., напр., три формы числа в др.-русском, включая двойственное, и две — в совр. рус. яз.).
Нек-рые особенности обнаружения Г. к. определяются морфологич. типом языка — это касается и состава категорий, и способа выражения категориальных значений (ср. синкретизм аффиксального выражения словоизменит. морфологич. значений, напр. падежа и числа, преобладающий во флективных языках, и раздельное выражение этих значений в агглютинативных). В противоположность строгой и последоват. обязательности выражения, свойственной Г. к. языков флективно-синтетич. типа, в изолирующих и агглютинативных языках употребление форм со спец, показателями не является обязательным для всех тех случаев, когда это возможно по смыслу. Вместо них нередко употребляются основные формы, нейтральные по отношению к данному грамматич. значению. Напр., в кит. яз., где усматриваются признаки Г. к. числа, существительные без показателя множественности «-мэнь» могут обозначать и одно лицо, и множество лиц; в нивхском возможно употребление имени в форме абсолютного падежа в тех случаях, когда по смыслу могла бы быть употреблена форма к.-л. из косвенных падежей. Соответственно и деление Г. к. на морфологические и синтаксические не прослеживается в таких языках столь четко, как в языках флективно-синтетич. типа, границы между теми и другими Г. к. стерты.
Иногда термин «Г. к.» применяется к более широким или более узким группировкам по сравнению с Г. к. в указанном истолковании — иапр., с одной стороны, к частям речи («категория существительного», «категория глагола»), а с другой — к отд. членам категорий («категория муж. рода», «категория мн. числа» и т. п.).
От Г. к. в морфологии принято отличать лексико-грамматич. разряды слов — такие подклассы внутри определ. части речи, к-рые обладают общим семантич. признаком, влияющим на способность слов выражать те или иные категориальные морфологич. значения. Таковы, иапр., в рус. яз. существительные собпра-
ГРАМ МАТЙЧЕСКАЯ 115
8*
тельиые, конкретные, отвлеченные, вещественные; прилагательные качественные и относительные; глаголы личные и безличные; т. наз. способы глагольного действия и т. п.
Понятие Г. к. разработано преим. иа материале морфологич. категорий. Менее разработан вопрос о синтаксич. категориях; границы применения понятия Г. к. к синтаксису остаются неясными. Возможно, иапр., выделение: Г. к. коммуникативной направленности высказывания, строящейся как противопоставление предложений повествовательных, побудительных и вопросительных; Г. к. актив-ности/пассивиости конструкции предложения; Г. к. синтаксич. времени и синтаксич. иаклоиеиия, формирующих парадигму предложения, и т. д. Спорным является и вопрос о том, относятся ли к Г. к. так наз. словообразоват. категории: последним не свойственна противопоставленность и однородность в рамках обобщенных категоризующих признаков. • Щерба Л. В., О частях речи в рус. языке, в его кн.’. Избр. работы по рус. языку. М., 1957; Доку ли л М.. К вопросу о морфологич. категории, ВЯ, 1967, № 6; Г у х-м а и М. М., Грамматич. категория и структура парадигм, в кн.: Исследования по общей теории грамматики, М., 1968; Кацнельсон С. Д., Типология языка и речевое мышление. Л., 1972; Ломтев Т. П.. Предложение и его грамматич. категории, М., 1972: Типология грамматич. категорий. Ме-щаниновские чтения, М., 1975; Бондар-к о А. В., Теория морфологич. категорий, Л., 1976; Панфилов В. 3., Филос. проблемы яз-знания, М., 1977; Лайонз Дж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М.,	1978; Холодович А. А.,
Проблемы грамматич. теории, Л., 1979; Рус. грамматика, т. 1, М., 1980. с. 453—59.
В- В. Лопатин. ГРАММАТЙЧЕСКАЯ фбРМА — языковой знак, в котором грамматическое значение находит свое регулярное (стандартное) выражение. В пределах Г. ф. средствами выражения грамматич. значений являются (в разл. языках) аффиксы (в т. ч. нулевые), фонемные чередования («внутр, флексия»), характер ударения, редупликация (повторы), служебные слова, порядок слов, интонация. В морфологии языков, характеризующихся словоизменением, под морфологич. формами понимаются регулярные видоизменеиия слов определ. частей речи, несущие комплекс морфологич. значений или одно такое значение (напр., форма им. п. мн. ч. существительного, форма 1-го л. ед. ч. наст. вр. глагола, форма сравнит, степени прилагательного). Все формы изменяемого слова составляют его парадигму. Различаются синтетические (простые) и аналитические (сложные) морфологич. формы, к-рые представляют собой сочетание знаменательного и служебного слов («буду говорить», «говорил бы»), функционирующие как одно слово. Конкретное слово в определенной его морфологич. форме наз. словоформой. Деление всех Г. ф. слов на формы словоизменения и словообразования восходит к работам Ф. Ф. Фортунатова. Иногда также выделяют сферу «формообразования», очертания к-рой неясны и понимаются по-разному, чаще всего — как область образования всех форм, выражающих как словоизменительные, так и несловоизменительные морфологич. значения.
Выражение и содержание в Г. ф. нередко асимметричны. Напр., с одной стороны, широко распространенный в языках флективного типа синкретич.
116 ГРАММАТИЧЕСКАЯ
способ выражения морфологич. значений (ср. выражение значений рода, числа и падежа одной флексией в рус. прилагательных), с другой —«избыточность» выражения значения лица глагола (флексией и личным местоимением: «Я иду»), числа и падежа существительного (формами самого существительного и согласуемого или координируемого слова), семантики вопроса (особой интонацией предложения, порядком слов и служебными словами — частицами). В языках с невыраженным или слабо выраженным флективным строем (изолирующих и близких к ним) осн. способом выражения грамматич. значений слов является их сиитак-сич. сочетаемость.
* Фортунатов Ф. Ф., Сравнит, языковедение, в его кн.: Избр. труды, т. 1, М.. 1956; Морфологич. структура слова в языках разл. типов, М.— Л., 1963; Реформатский А. А., Введение в языковедение, М., 1967; Зализняк А. А., Рус. именное словоизменение, М., 1967; Общее яз-знание. Внутр, структура языка, М., 1972; Виноградов В. В., О формах слова, в его кн.: Избр. труды. Исследования по рус. грамматике. М.. 1975; Рус. грамматика, т. 1, М.. 1980; Лопатин В. В., Морфологич. категории в плане выражения, в кн.: Рус. язык. Функционирование грамматич. категорий. Текст и контекст, М.. 1984; см. также лит. при статьях Грамматическая категория. Грамматическое значение.
,	В. В. Лопатин.
ГРАМ МАТЙЧЕСКИЕ ЕДИНЙЦЫ — слово, словоформа, синтаксическая конструкция (словосочетание, простое предложение, сложное предложение) как носители обобщенных грамматических свойств, а также средства выражения грамматических значений: служебные морфемы (аффиксы) и их совокупности, служебные слова (предлоги, союзы, частицы) и др. (см. Грамматическая форма). Для грамматики характерно (в той или иной мере — в зависимости от типа языка) иерархия, взаимоотношение Г. е. разных степеней абстракции, в к-ром важнейшую роль играют два вида противопоставлений: 1) линейные (синтагматически выявляемые) Г. е. и соответствующие им Г. е. нелинейные, парадигматические, инвариантные, представляемые в тексте линейными единицами как их вариантами. Напр., морф и морфема (как парадигматич. совокупность морфов), словоформа и слово (как парадигма, состоящая из ряда словоформ), предложение и тип предложения (как синтаксич. парадигма, основанная на чередовании синтаксич, времен и наклонений). 2) Словообразоват. тип, морфологич. форма, тип словосочетания или предложения как абстрактный образец, схема, модель, с одной стороны, и конкретное мотивиров. слово, словоформа, слово в совокупности его форм, словосочетание или предложение как конкретная, лексически иаполиеиная реализация соотв. образца, схемы, модели—с другой.
Дальнейшее обобщение Г. е. приводит к вычленению их классов, напр. таких, как части речи — грамматич. классы слов, как грамматич. категории — классы грамматич. форм с регулярно выражаемыми однородными значениями, как грамматич. способы — классы грамматич. форм с однородными средствами выражения.
* Адмони В. Г., Основы теории грамматики, М. — Л.,	1964; Арутюно-
ва Н. Д., О значимых единицах языка, в кн.: Исследования по общей теории грамматики, М., 1968; Единицы разных уровней грамматич. строя языка и их взаимодействие, М., 1969; Солнцев В. М., Язык как системио-структуриое образование, М., 1971;
Маслов Ю. С., Введение в яз-знание, М., 1975, с. 157 — 240; Булыгина Т. В., Проблемы теории морфологич. моделей, М.. 1977, с. 110—52; Шведова Н. Ю., О принципах построения и о проблематике «Рус. грамматики». «Изв. АН СССР, ОЛЯ», 1977, т. 36. № 4; см. также лит. при статьях Грамматика, Грамматическая категория, Грамматическая форма.
В. В. Лопатин.
ГРАМ МАТЙЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ — обобщенное, отвлеченное языковое значение, присущее ряду слов, словоформ, синтаксических конструкций и находящее в языке свое регулярное (стандартное) выражение. В области морфологии это общие значения слов как частей речи (напр., значения предметности у существительных, процессуальное у глаголов), а также частные значения словоформ и слов в целом, противопоставляемые друг другу в рамках морфологич. категорий (см. Грамматическая категория) (напр., значения того или иного времени, лица, числа, рода). В области синтаксиса это значение предикативности (свойственная предложению отнесенность сообщаемого и тот или иной временной и объективно-модальный план), а также разнообразные отношения компонентов словосочетаний и предложений как абстрактных грамматич. образцов (в отвлечении от их лексич. наполнения): значения семантич. субъекта, объекта, того или иного обстоятельств. квалификатора (локальное, темпоральное, причинное, целевое и т. п.); формализованные в определ. языковых средствах компоненты тематико-рематич. структуры предложения (см. Тема и Рема); выраженные союзной связью отношения частей сложного предложения. К Г. з. могут быть отнесены и словообразоват. значения как обобщенные значения, выраженные внутрисловными средствами у части мотивиров. слов той или иной части речи. Это значения мутационные (напр., носителя признака, производителя действия), транспозиционные (напр., опредмеченного действия или признака), модификационные (напр., градационные — указывающие иа ту или иную степень проявления признака). Г. з. противопоставлены лексическим значениям, лишенным регулярного (стандартного) выражения и не обязательно имеющим абстрагиров. характер, но тесно связаны с ними, иногда ограничены в своем проявлении определ. лексич. группами слов.
В системе Г. з. объективируются — через ступень понятий — знания о предметах и явлениях действительности, их связях и отношениях: так, понятие действия (в широком смысле — как процессуального признака) абстрагированно выявляется в общем значении глагола и в системе более частных категориальных значений, присущих глаголу (время, вид, залог и др.); понятие количества — в Г. з. числа (категория числа, имя числительное как особая часть речи и др.); разл. отношения предметов к др. предметам, действиям, свойствам — в системе Г. з., выражаемых падежными формами и предлогами.
Различаются, с одной стороны, Г. з. референциальные (несинтаксические), отражающие свойства предметов и явлений внеязыковой действительности, напр. значения количественные, пространственные, временные, орудия или производителя действия, и, с другой — Г. з. реляционные (синтаксические), указывающие на связь словоформ в составе словосочетаний и предложений (напр., соединит., про-тивит. значения союзных конструкций) или на связь основ в составе сложных слов
(соединит, словообразоват. значение). Особый характер имеют Г. з., отражающие отношение говорящего к тому, о чем идет речь, или к собеседнику: субъективная модальность, субъективная оценка, вежливость, непринужденность и т. п. * Курилович Е., Заметки о значении слова, в его кн.: Очерки по лингвистике, М., 1962; Исследования по общей теории грамматики, М.. 1968; Инвариантные синтаксич. значения и структура предложения, М., 1969; Принципы и методы семантич. исследований, М., 1976; Улуханов И. С., Словообразоват. семантика в рус. языке и принципы ее описания, М., 1977; Бондарко А. В., Грамматич. значение и смысл. Л., 1978; Б у-лыгина Т. В.. Грамматич. и семантич. категории и их связи, в кн.: Аспекты семантич. исследований, М., 1980; К у б р я к о-в а Е. С., Типы языковых значений. Семантика производного слова, М., 1981; НЛ, в. 10. Лингвистич. семантика, М.. 1981; см. также лнт. при статьях Грамматика, Грамматическая категория.	В. В. Лопатин.
ГРАММЕМА — компонент грамматической категории, представляющий собой по своему значению видовое понятие по отношению к значению грамматич. категории как понятию родовому. Таковы, напр., Г. ед. и мн. числа, 1-го, 2-го и 3-го лица, Г. сов. и несов. вида. Как и грамматич. категория в целом, Г. представляет собой единство значения и способов его выражения. В структуре грамматич. категории Г. представляет собой один из противопоставленных друг другу рядов грамматич. форм, конституирующих грамматич. категорию как систему. Напр., противопоставленные друг другу ряды форм наст., прош. и буд. времени образуют структуру грамматич. категории времени. Г., рассматриваемые как элементы структуры грамматич. категории, близки к «формальным категориям» А. М. Пешковского и «категориальным формам» А. И. Смирниц-кого.
Оси. структурный тип Г. — ряд морфологич. форм, объединенных значением одного из членов грамматич. категории. Граммемами этого типа формируются морфологич. категории. Вместе с тем Г. могут быть представлены синтаксич. формами — классами синтаксич. конструкций (ср. активные и пассивные конструкции). Такие Г. являются компонентами синтаксич. категорий.
Ряд грамматич. форм, составляющий структуру Г., включает формы, к-рые объединяются значением компонента данной грамматич. категории, ио различаются с т. зр. других категорий, присущих данной части речи. Напр., Г. 2-го л. глагола в рус. яз. представлена рядом форм, объединяемых значением 2-го л., но различающихся по наклонению, времени, виду, залогу, числу.
В нек-рых языках (синтетическо-аг-глютинирующего типа и др.) родовое понятие, фиксируемое грамматич. категорией, может быть вместе с тем значением одной из Г. (иапр., таково, по мнению В. 3. Панфилова, соотношение форм ед. и мн. ч. в нивхском яз.).
Указанное двустороннее (содержательно-формальное) понимание Г. раскрывает одно из значений данного термина. Другое его значение выступает в тех случаях, когда он используется лишь по отношению к плану содержания и трактуется как элементарная единица грамматич. значения. Второе значение термина «Г.» не противоречит первому, так как всегда предполагается, что Г. имеет то или иное формальное выражение.
• Смирницкий А. И.. Синтаксис англ, языка, М., 1957; Зализняк А. А., Рус. именное словоизменение. М.,	1967;
Булыгина Т. В.. Грамматич. оппози-
ции (к постановке вопроса), в кн.: Исследования по общей теории грамматики, М., 1968; Бондарко А. В., Теория морфологич, категорий, Л., 1976; Панфилов В. 3., Гносеология, аспекты филос. проблем названия, М., 1982; Pike К., Grammemic theory, «General Linguistics», 1957, v. 2, № 2.
А. В. Бондарко.
ГРАССМАНА ЗАКОН — закон диссимиляции придыхательных в древнегреческом и древнеиндийском языках. Сформулирован в 1863 Г. Грассманом. В др.-греч. и др.-инд. языках два соседних слога не могли начинаться на придыхательные: если второй слог начинался на придыхательные (греч. ср, 8, х, Др.-инд. bh, dh, gh), предшествующий слог терял придыхание (греч. глухие придыхательные Ф, в, х заменялись на простые глухие л, т, х, а соответствующие им др.-инд. звонкие придыхательные bh, dh, gh заменялись иа простые звонкие b, d, g), иапр. от индоевроп. корня *bheudh ’будить’ (-» греч. *феиО-, др.-инд. *bhodh-) -» греч. леоОетсц, др.-инд. b6dhate. Открытие этого закона дало объяснение непонятным ранее нарушениям закономерных соответствий: греч. я, т, х — др.-инд. р, t, к; греч. ф, 0, х — др.-инд. bh, dh, gh; греч. ₽, б, у — др.-инд. b, d, g. Оказалось, что в результате диссимиляции придыхательных в определ. позиции греч. глухим я, т, х (получившимся из *ф, *0, *Х) соответствуют др.-инд. звонкие b, d, g (получившиеся из *bh, *dh, *gh). Г. з. так же, как позднее закон Вернера и др., подготовил почву для выдвижения в иач. 80-х гг. 19 в. (ф. Ф. Фортунатовым в Москве и младограмматиками в Лейпциге) фундаментального положения сравнит.-ист. яз-знания — о непреложности (безысключительности) звуковых законов.
* Grasmann Н., Ober die Aspiraten und ihr gleichzeitiges Vorhandensein im An-und Auslaut der Wurzeln, ZVS, 1863. Bd 12; С о 1 1 i n g e N. E., The laws of Indo-European. Amst.. 1985. О. С. Широкое. ГРАФЁМА (от греч. grapho — пишу) — 1) минимальная единица графической системы языка (системы письма), обладающая тем или иным лингвистическим содержанием. Ее референтом может быть слово, морфема, слог или фонема. Термин «Г.» часто употребляется как синоним буквы, иероглифа или его части. Так, в основе иероглифич. тангутского письма лежит 8 элементарных Г. Вариант Г. (аллограф) — взаимозаменяемые иероглифы, печатная или рукописная, строчная или заглавная буква. 2) Минимальный знак определенной системы письма, выражающий отношение соответствующей единицы языка (план содержания) к ее графическому отображению (план выражения): фонемы — к букве в алфавитном фонографическом письме, группы звуков, слога — к графическому символу в слоговом, слова-понятия — к иероглифу в логографическом письме.
Понятие Г. зародилось в отечеств, яз-знании в ходе дискуссии (кон. 19— нач. 20 вв.) о рус. орфографии, сконцентрировавшей огромный науч, потенциал для решения проблем взаимоотношения между письменной и устной формами языка, между языком и речью, буквой и звуком, звуком и фонемой, фонемой и буквой, буквой и графемой. Руководил дискуссией, предшествовавшей орфографии. реформе 1917—18, Ф. Ф. Фортунатов; в ней приняли участие А. А. Шахматов, И. А. Бодуэн де Куртенэ, Л. В. Щерба, И. В. Ягич и др. Термин «Г.», как и фонема, ввел в науч, оборот Бодуэн де Куртенэ для «зрительно зафиксиров.
образа фонемы в ее простейшей фонетич-ности». Он настаивал на необходимости строго различать не только букву и звук, но и звук и фонему, букву и Г., графику и орфографию. Эта дискуссия стимулировала формирование теории фонем и фонологии, теории графем и построения алфавита, что послужило впоследствии теоретич. фундаментом языкового строительства в СССР.
В совр. яз-знании термин «Г.» не имеет однозначного содержания, что объясняется различием науч, традиций, типов письма и орфографии, фонологич. школ и разл. пониманием родств. термина «фонема». Понятие Г. сближается то с понятием буквы, то фонемы в ее графич. выражении. Дескриптивисты (см. Дескриптивная лингвистика) постулируют па раллелизм устной и письм. речи [фонема — класс звуков, графема — класс букв; здесь ряду фон — аллофон — фонема соответствует граф(а) — аллограф — Г.]. Такой подход допускает на личие графемных оппозиций, дифферен циальных признаков Г. Лондонская школа настаивает на относит, автономии, имманентности письм. формы языка и соответственно графики. Для одних лингвистов более существен звуковой, для других — семантич. референт графемы.
В сов. яз-знании графика понимается как совокупность отношений и связей между звуковыми и графич. единицами (Ю. С. Маслов), а Г. — как совокупность отношений между фонемой и бук вой, как единство означаемого (фонема) и означающего (буква) в алфавитном письме (В. Г. Гак, А. А. Зализняк, В. К. Журавлев и др.). При этом фонема является исходным пунктом при определении Г. в соответствии с инвентарем букв данного алфавита. Соотношению Г. ,	, фонема (означаемое)
(знак) — —г--------------г- соответ
'	буква	(означающее)
г	,	1“1	А	-	1а1
ствуют, напр., рус. Г. I = -—> л — -— , u	т>	lT’l '	ж
4 = V ’ Т	=	т	+	ь, я, ю или	*Ра[щ-
I = ~у и т. д. Объединение аллографов осуществляется на основе един ства означаемого, т. е. фонемы. Поэтомт аллографами графемы I являются — 1и|	lil |i| 111
и — в русской или -г и — , — во франц, графике. Иногда аллографы, объединенные на основе общности фонемы, называют фонографемой, а на основе общности буквы — графофонемой.
Система Г. складывается в результате приспособления данного алфавита как совокупности букв к совокупности фонем данного языка иа данном этапе его раз вития и редко осуществляется как одно однозначное соответствие (фонема = буква). Последнее достигается лишь в фонологич. транскрипции. Приспосабливая готовый алфавит данного культурно-ист. ареала к тому или иному языку, обычно вводят дополнит, буквы (напр., при создании кириллицы буквы ш, ц, ч, отсутствовавшие в греч. алфавите.),или Диакритики (чеш. с, s. i; польск. б, s, г) либо используют диграммы, триграммы, даже тетраграммы, напр. франц, ch, англ, sh, нем. sch для /5/ или нем. tsch
ГРАФЕМА 117
для /£/. Часто одна и та же буква используется для обозначения разных фонем, ср. рус. чт» для /т’/ и /т/, франц, с для /к/ и /с/ и т. п. Система графем данного языка, отражая характер его письма, лежит в основе правил его орфографии. * Реформатский А. А.. Лингвистика и полиграфия, в кн.: Письменность и революция, со. 1, М.— Л., 1933; Яковлев Н. Ф.. Матем. формула построения алфавита, в кн.: Реформатский А. А., Из истории отечеств, фонологии, М., 1970; Зализняк А. А., О понятии графемы, в кн.: Balcanica. Лингвистич. исследования, М.. 1979; Амирова Т. А.. Функциональная взаимосвязь письменного и звукового языка, М., 1985; Horej si V., Formes parlees, formes ecrites et systbmes orthogra-phiques des langues, «Folia linguistics», 1969, t. V; см. также лит. при ст. Графика.
В. К. Журавлев. ГРАФИКА (греч. graphike, от grapho — пишу, черчу, рисую)— 1) совокупность начертательных средств того или иного письма, включающая графемы, знаки препинания, знак ударения и др.; система соотношений между графемами и фонемами в фонематическом письме; 2) раздел языкознания, исследующий соотношения между графемами и фонемами. Понятие «Г.» применяют обычно к фоне-матич. (звуко-буквенному) письму, в к-ром различают 3 стороны: алфавит, Г. и орфографию. В совр. мире наиболее распространены нац. системы письма, построенные на основе лат. алфавита (см. Латинское письмо), кириллицы и арабского письма. Существующее в науке представление об идеальной Г. (когда между фонемами и графемами имеется точное соответствие: каждая графема передает одну фонему, а каждая фонема передается одной графемой) не представлено ни в одном письме и может служить лишь исходным пунктом оценки соответствия между к.-л. звуковым языком и системой письма.
Расхождение между числом графем и фонем во мн. совр. системах письма, построенных на латинице, объясняется ист. приспособлением этого алфавита — без его коренного изменения (нли вообще без изменений) — к принявшим его языкам. 23 лат. буквы (в поздней латыни 25) не могли отразить значительно большего числа фонем мн. совр. языков (36—46). Разрыв в соотношении графем и фонем увеличивался с течением времени и за счет неизбежных фоиетнч. изменений в самих языках, если их орфография оставалась традиционной. Характернее всего это явление представлено в англ, письме. Для 46 фонем в англ, алфавите имеется 26 знаков. В англ, письме широко используются буквосочетания (сложные графемы): диграфы (напр., ck[k]), триграфы (напр., oeu[u:]), полиграфы (напр., augh [э:]). Всего в англ, письме Несложных графем, вместе с м о-иографами (типа Ъ[Ь]) они составляют 144 графемы. Устойчивые буквосочетания вошли в систему англ. Г. как дополнит, средство выражения фонем. Сложные графемы используются и в письме др. языков, ср. нем. ch[h], sch[S], польск. sz[s], rz[z] и др. В нек-рых графич. системах используются специально введенные в алфавит буквы: франц, f, рум. (, ?, нем. ₽, дат. о, польск. {. В иек-рые алфавиты вводятся буквы с надстрочными знаками: в чеш. s, с, г, в польск. с, s, z, Z.
Графич. системы письма, построенные на кириллице, проще по соотношению гра-
118 ГРАФИКА
фем и фонем. При изобретении слав, алфавитов (кириллицы и глаголицы) легший в их основу греч. алфавит был специально переработан с целью максимального его соответствия фонемному составу слав, языков. Дальнейшим развитием кириллицы является русский алфавит. При создании на его основе алфавитов для мн. языков народов СССР Н. Ф. Яковлевым была выведена (опубл, в 1928) матем. формула построения наиболее экономного (в отношении числа букн) алфавита (ее предполагал вывести еще И. А. Бодуэн де Куртенэ). Этой формуле почти полностью отвечает совр. рус. алфавит, располагающий 33 буквами для обозначения 41 (по ленинградской фонологической школе) фонемы. Рациональность рус. Г. обеспечивается ее силлабич. (слоговым) принципом, заключающимся в том, что дифференциальный признак твердо-сти/мягкости согласной фонемы обозначается следующей (после буквы согласной) гласной буквой или (не перед гласной) спец, знаком мягкости (или его отсутствием). Это дает экономию в 15 букв (поскольку в рус. яз. 15 пар согласных, различающихся по твердости/мягкости, ср. «мол — моль», «мял — мал» и т. п.). Второй особенностью слогового принципа рус. Г. является обозначение фонемы [j] вместе со следующей за нею гласной одной буквой: я [ja], ю [ju], е [je], ё [jo]. Эти буквы являются силлабограммами, т. е. элементами силлабич. письма. Т. к. н серб, языке только 4 пары согласных, различающиеся по твердости/мягкости, в серб, кириллицу введены спец, буквы для мягких согласных (л», н>, h, j)), и слоговой принцип не используется.
Во мн. системах Г. действует позиционный принцип: те или иные графемы употребляются в зависимости от графемного контекста (соседства тех или иных букв и нек-рых др. условий). Однако этот принцип не обеспечивает такой строгой и системной спаянности графем, как при слоговом принципе рус. Г.
За счет графич. контекста снимается полифония (многозначность) графем. Так, в нем. письме буква s в положении между пробелом и гласной имеет звуковое значение [z] (Saal, setzen), перед согласной, кроме р, t, и перед пробелом — значение [s] (Press, Ski), после пробела перед буквами р, t — значение [s] (Stein, Speck). Контекстом снимается также и полиграфемность (возможность обозначения одной и той же фонемы или дифференциального [признака фонемы разными графемами). Такой контекст называется фонологическим. Так, возможность обозначить признак мягкости в рус. письме либо мягким знаком, либо буквой типа «я» реализуется в первом случае не перед гласным («письмо»), во втором — перед гласным («сяду»).
Там, где Г. предоставляет более одной возможности обозначения фонемы и не может дать определ. решения, окончательный выбор устанавливает орфография. Так, из возможности обозначения конечного [s] в рус. письме буквами «с» или «з» орфография выбирает «з» в слове «страз» и «с» в слове «палас». В нем. языке фонема [f] независимо от позиции может быть обозначена графемами f, v, ph. Их определяет орфография: fur, vor, Phonetik.
С учетом алфавитных значений букв и тех звуковых значений, к-рые появляются у букв в тексте, разработана теория осн. и второстепенных значений букв (на рус. материале — А. Н. Гвоздевым). * Бодуэн де Куртеиэ И. А., Об отношении рус. письма к рус. языку, СПБ,
1912; Гвоздев А. Н.. Основы рус. орфографии, в его кн.: Избр. работы по орфографии и фонетике, М., 1963; В о л о ц-кая 3. М., Молошная Т. Н., Николаева Т. М., Опыт описания рус. языка в его письм. форме, М., 1964; Балинская В. И.. Графика совр. англ, языка, М., 1964; Топоров В. Н., Материалы для дистрибуции графем в письм. форме рус. языка, в ки.: Структурная типология языков, М., 1966; В а х е к И., К проблеме письм. языка, пер. с нем., в кн.: Пражский лингвистич. кружок. М., 1967; Макарова Р. В.. Понятие графики и графемы, в кн.: Система и уровни языка, М., 1969; Яковлев Н. Ф.. Матем. формула построения алфавита (опыт практич. приложения лингвистич. теории), в кн.: Реформатский А. А.. Из истории отечеств, фонологии. Очерк. Хрестоматия, М.. 1970; Маслов Ю. С., Заметки по теории графики, в кн.: Philologica. Исследования по языку и лит-ре. Памяти академика В. М. Жирмунского, Л.,	1973; Осипов Б. И..
История рус. графики, в кн.: Фонетико-орфо-графич. сборник. Барнаул, 1974; В е т в и ц-кий В. Г., Иванова В. Ф., Моисеев А. И., Совр. рус. письмо. М., 1974; Амирова Т. А., К истории и теории графемики, М., 1977 (лит.); е е ж е. Функциональная взаимосвязь письм. и звукового языка, М., 1985 (лит.); Опыт совершенствования алфавитов и орфографий языков народов СССР, М., 1982; Шерба Л. В., Теория рус. письма, Л.. 1983; ЗиндерЛ. Р., Очерк общей теории письма. Л., 1987 (лит.).
В. Ф. Иванова. ГРАФФИТИ (итал. graffiti, мн. число от graffito, букв. — нацарапанный) — посвятительные, магические и бытовые надписи на стенах зданий, металлич. изделиях, сосудах и т. п. Г. в большом кол-ве находят во время раскопок древних и ср.-век. городов и поселений во ми. странах мира. Почти на всех др.-рус. зданиях имеются Г.; особенно интересны в Софийских соборах Киева и Новгорода. Г. вводят в малоизученную область живого языка древнего населения, пополняют сведения по палеографии.
* Толстой И. И., Греч, граффити древиих городов Сев. Причерноморья, М.— Л., 1953; Высоцкий С. А., Древнерус. надписи Софии Киевской XI — XIV вв., в. 1, К.. 1966.
ГРЕЧЕСКИЙ ЯЗЫК — один из индоевропейских языков (греческая группа). Распространен на Ю. Балканского п-ова и прилегающих к нему о-вах Ионийского и Эгейского морей (Крит, Эвбея, Лесбос, Родос, Кипр), а также в Юж. Албании, Египте, Юж. Италии и СССР. Общее число говорящих ок. 12,2 млн. чел., в т. ч. в Греции 9,5 млн., иа Кипре 530 тыс. чел. Офиц. язык Греч. Республики и (наряду с турецким) Республики Кипр.
Входит в зап. зону иидоевроп. диал. области, находился в наиболее тесных генетич. связях с древнемакедонским языком. В истории Г. я. выделяются 3 осн. периода: др.-греческий (14 в. до н. э. — 4 в. н. э.), ср.-греческий (5—15 вв.), новогреческий (с 15 в.). Д р. - г р е ч. язык прошел след, этапы развития: архаический (14—12 вв. — 8 в. до н. э.), классический (с 8—7 по 4 вв. до н. э.), эллинистический — период формирования общегреч. яз. — койне (4—1 вв. до н. э.), позднегреческий (1—4 вв.). В др.-греч. яз. выделяются диал. группы: ионийско-аттическая (ионийский и аттич. диалекты); аркадо-кипрская (юж.-ахейская), эолийская (сев.-ахейская), генетически связанные с языком крито-микен. памятников (условно наз. ахейским); дорийская. Имеется богатая лит-ра классич. периода на ионийском наддиалекте — Гесиод, Геродот, на аттическом — Эсхил, Софокл, Еврипид (трагедия), Аристофан (комедия), Платон и Аристотель (философия), Фукидид и Ксенофонт (история), Демосфен (риторика), на эо
лийском — Алкей, Сапфо (мелика), на протоионийско-эолийском — Пиндар (хоровая лирика). Др. диалекты известны по многочисл. надписям. Эпич. язык Гомера (8 в. до н. э.) содержит в себе несколько диал. слоев: юж.-ахейский, более поздний эолийский и собственно ионийский. В кон. 5 в. до н. э. лит. языком Греции становится аттич. наддиалект. В эллинис-тич. период на основе аттического и ионийского диалектов оформилось обще-греч. койне в двух разновидностях — литературной и разговорной. Позже, под рим. влиянием, наметился возврат к аттич. лит. норме (т. наз. аттикизм), что привело к расхождению между лит. и разг, языком, развившемуся в 2 автономные языковые традиции.
Вокалич. система др.-греч. яз. состояла из 5 гласных фонем, к-рые противопоставлялись по долготе/краткости (а, е, i, о, и). Соседствующие гласные сливались в долгий гласный или дифтонг. Дифтонги делились на собственные (сочетание краткого гласного с i или и) и несобственные (сочетание долгого гласного с i). Ударение музыкальное, подвижное, трех видов: острое, тупое и облеченное. Система консонантизма включала 17 согласных: смычные звонкие (b, d, g) и глухие (р, t, к), придыхательные (ph, th, ch), носовые (m, п), плавные (г, 1), аффрикаты (dz, ks, ps), спиранты (s). Характерна аспирация двух типов: густая и слабая. Особенностью греч. отражения индоевроп. фонем является переход г, 1, m, п > га, аг; la, al; a, am; a, an; *bh > ph, *dh > > th, *k', *g', *g'h > k, g, ch. Лабио-ве-лярные (серия q", gw обнаружена в крито-микенских текстах) отражаются в большинстве греч, диалектов перед гласными переднего ряда как переднеязычные (t, th, d), в прочих случаях как губные (р, b, ph).
Др.-греч. морфология характеризуется наличием в системе имени 3 родов (муж., жен., ср.), показателями к-рых служат артикли, 3 чисел (ед., мн., дв. ч.), 5 падежей (им., род., дат., вин., зват.), 3 типов склонения (I — с основой на -а, II — на -о, III — на др. гласные и согласный). Глагол имел 4 наклонения (индикатив, императив, конъюнктив и оптатив), 3 залога (активный, пассивный и медиальный), 2 типа спряжения (на -б и на -mi), 2 группы времен: главные (презенс, фу-турум, перфект) и исторические (аорист, имперфект и плюсквамперфект).
Для синтаксиса характерен свободный порядок слов с развитой системой паратаксиса и гипотаксиса. Важную роль играли частицы и предлоги. Система словообразоват. средств включает префиксы, суффиксы и словосложение. Др.-греч. яз. обладал богатой лексич. системой. В ее составе неск. слоев: исконный греческий, догреческий (в т. ч. пеласгийский) и заимствованный, состоящий из слоев семит., перс, и лат. происхождения. Лексика др.-греч. яз., наряду с латинской, послужила источником формирования совр. науч, и науч.-технич. терминологии.
В позднегреческий период др.-греч. языка и среднегреческий период наметился ряд существ, изменений, гл. образом в фонетике [ита-цизм — переход в i ряда гласных и дифтонгов (ё, ei), утрата придыхания и др.], к-рые положили начало иовогреч. яз. Н о-вогреческое койне было создано на базе юж. диалектов и в 18—19 вв. получило широкое распространение в городах. Помимо койне, в иовогреч. яз. выделяется 4 диалекта: понтийский с др.-ионийскими чертами и ср.-греч. морфологией;
каппадокийский, близкий к понтийскому, ио сильно затронутый тур. влиянием; ца-конский — единств, диалект, являющийся продолжением дорийского диалекта; нижнеиталийский. Иовогреч. лит. язык существует в двух видах: кафаревуса — «очищенный», продолжающий традиционную аттич. норму, и димотика — «народный», созданный на основе говоров Центр. Греции.
Иовогреч. яз. сохранил 5 гласных, но утратил их различие по долготе/краткости. Ударение стало динамическим, исчезла разница между острым, тупым и облеченным. В системе согласных развились новые звуки: губно-зубной [о], межзубные звонкий [д] и глухой [0]. В области морфологии: утратилось дв. ч., сократилась падежная система (им., род., вин.; зват. — только в муж. роде). В системе глагольных времен развились новые модели образования сложных времен (перфекта, плюсквамперфекта, футурума). Ряд черт объединяет иовогреч. яз. с другими балкан. языками (см. Балканский языковой союз): совпадение род. и дат. падежей, исчезновение инфинитива и аналитич. форма буд. вр. В синтаксисе иовогреч. яз. свободный порядок слов в главном предложении с преимуществ, последовательностью SVO (субъект—глагол — объект). Балканизмами в синтаксисе являются удвоение дополнения, употребление местоименных повторов. Сходство с балкан. языками имеется также во фразеологии. Лексика иовогреч. яз. объединяет в своем составе и новые слои, и значит, число архаизмов, идущих от др.-греч. яз., а также заимствования из ром., слав., тюрк, языков.
Древнейшие письм. памятники относятся к 14—12 вв. до н. э., написаны силлабическим крито-микеиским письмом (см. Критское письмо). Первые памятники алфавитного греческого письма относятся к 8—7 вв. до н. э.
* Соболевский С. И., Др.-греч. язык, М.. 1948; Белецкий А. А., Краткий очерк грамматики иовогреч. языка, в кн.: Иоанна дне А. А., Новогреч.-рус. словарь, М., 1950; Шантрен П., Ист. морфология греч. языка, пер. с франц., М., 1953; Тройский И. М., Вопросы языкового развития в антич. обществе, Л., 1973; Широков О. С., История греч. языка, М., 1983; Гринбаум Н. С., Ранние формы лит. языка (древнегреческий), М.. 1984; Hatzidakis G.. Einleitung in die neu-griechische Grammatik, Lpz., 1892; Bechtel F r., Die griechischen Dialekte, Bd 1 — 3, B., 1921 — 24; Meillet A., Aperfu d’une histoire de la langue grecque, 3 ёа., P., 1930; Thumb A., К ieckers E., Handbuch der griechischen Dialekte, Bd 1, Hdlb., 1932; Thumb A., Scherer A., Handbuch der griechischen Dialekte, Bd 2, Hdlb., 1959; Schwyzer E., Griechische Grammatik, 2 Aufl., Bd 1-3, Munch., 1959-60; M i-rambel A., La langue grecque moderne, P., 1959.
Дворецкий И. X., Древнегреческо-рус. словарь, т. 1—2, М., 1958; И о а в и и-дис А. А., Рус.-иовогреч. словарь, 2 изд., М., 1983; Frisk Н., Griechisches etymolo-gisches Worterbuch. Bd 1—3, Hdlb., 1960—72; Chantraine P., Dictionnaire etymolo-gique de la langue grecque, v. 1 — 4, P., 1968— 77; Andrioti s N., Lex ikon der Archaismen in neugriechischen Dialekten, W., 1974.
В. П. Нерознак. ГРЁЧЕСКОЕ ПИСЬМО — алфавитное письмо, восходящее к финикийскому письму. Предположительно возникло в 9—8 вв. до и. э. Древнейшие памятники относятся к 8—7 вв. до н. э. (дипилон-ская надпись из Афин и надпись из Феры). По типу и набору знаков наиболее близко др.-фригийскому алфавитному письму (8—7 вв. до н. э.). В Г. п., в отличие от семит, консонантного прототи
па, кроме букв, обозначающих согласные, появились буквы для передачи гласных звуков, что явилось новым этапом в развитии письма и сыграло важную обще-культурную роль.
До возникновения алфавитного письма греки пользовались слоговой линейной письменностью (см. Критское письмо). Алфавитное Г. п. разделялось на 2 ветви: вост.-греч. письмо и зап.-греческое, к-рое, в свою очередь, членилось на ряд местных разновидностей, отличавшихся особенностями в начертании отд. знаков. Вост.-греч. письмо развилось в классическое др.-греч. и визант. письмо, легло в основу копт., гот. и слав, кириллического, а также арм., отчасти груз, письма. Зап,-греч. письмо стало исходным для этрус., лат. и др.-герм. рунич. письма.
Классич. общегреч. алфавит из 27 букв сложился в 5—4 вв. до н. э. на основе ионийской (милетской) разновидности Г. п. Направление письма слева направо. Знаки «стигма», «коппа» и «сампи» употреблялись лишь для обозначения чисел, впоследствии вышли из употребления. В др.-греч. алфавите (аркадской, беотийской, коринфской, лаконской местных разновидностях) для обозначения фонемы [и] использовался знак F «дигамма», занимавший шестое место. Новогреч. алфавит имеет 24 буквы (см. табл. стр. 120).
Г. п. представлено неск. типами: монументальное письмо на твердых предметах — камне, металле, керамике (с 8 в. до н. э.), унциальное (на папирусе с 4 в. до н. э., на пергаменте с 2 в. я. э.), курсивное (с 3 в. н. э.). С 13 в. устанавливается младший минускул, послуживший образцом для первого греч. печатного шрифта (15 в.). Совр. печатные греч. литеры были созданы в 17 в. Новогреч. особый пошиб рукописного письма сформировался под влиянием греч. и лат. минускула.
* Дирингер Д., Алфавит, пер. с англ., М.. 1963; Дьяконов И. М., Предисловие к кн.: Фридрих И., История письма, пер. с нем., М., 1979; Гельб И. Е., Опыт изучения письма, пер. с англ., М., 1982; Jeffery L. Н., The local scripts of archaic Greece, Oxf., 1961; Guarducci M., Epigrafia greca, v. 1 — 2. Roma, (1967 — 69].	В. П. Нерознак.
ГРЙММА ЗАКОН — открытые P. К. Раском в 1818 и систематизированные Я. Гриммом в 1822 регулярные соответствия между индоевропейскими и германскими шумными, возникшие при 1-м германском (общегерманском) передвижении согласных. Индоевроп. глухие смычные р, t, к стали герм, щелевыми f, f>, h, если им не предшествовал другой щелевой (лат. piscis — дат. fisk; рус. «три» — англ, three; лат. octo — нем. acht); индоевроп. звонкие смычные b, d, g стали герм, глухими р, t, к (литов, bala — англ, pool; рус. «едят» — швед, ata; лат. ego — нидерл. ik); индоевроп. придыхат. смычные bh, dh, gh стали герм, звонкими b, d, g (санскр. bharami, др.-греч. phero — исл. Ьега; санскр. madhyas — гот. mid]is; санскр. stighnomi — др.-греч. steikho — нем. steigen). Г. з. был первым достижением сравнительно-исторического языкознания. Остаются спорными время передвижения, его причины, фонологич. сущность, фонетич. механизм, связи со сходными процессами в последующей истории герм, языков и в др. группах индоевроп. семьи. Ранее Г. з. считался основанием для выдвижения герм, языков на особое место в индоевроп. семье (Гримм, Э. Прокош) или для сомнений в их индо-
ГРИММА 119
Классический греческий алфавит				Новогреческий алфавит			
	Названия греческих буке	Древне-греч.про* изношение	Цифровое значение	Прописные буквы	Строчные буквы	Названия ноеогреч. буке	Новогреческое произношение
А	аХсра	а	1	А	а	альфа	а
В		b	2	В	₽	вита	V
Г	уацца		3	Г	7	гамма	g(фрикативный)
Д	SeXrot	п d	4	А	8	дельта	S (межзубной)
Е	е <|>iXov	е	5	Е	Е	эпсилон	е
е	от 1'/ ца		6				
I	чВ™	d z	7	Z	С	зита	Z
н	т)т«	е	8	н	л	ита	t
0	бтра	th	9	е	б	тига	0(межзубной)
1		i	10	I	1	йота	t
к	хатгяа	k	20	к	X	хаппа	к
А	Хацрба	1	30	л	X	яам /в/да	1
М	ци	m	40	м	и-	ми	m
N	VU	П	50	N	V	ни	п
	V	k s	60	•=	с	кси	кз
О	о p.txpo(v)	0	70	0	0	омикро (н)	0
п	ТЛ	P	80	П	тс	пи	р
?	хот:~ос		90				
р	рш	г	100	р	р	ро	г
I	аг/ца	s	200	Е	5	сигма	S
т	таТ)	t	300	т	Т	гаф	t
Y	и <|»cXo*j	u	400	т	V	ипсило(н)	1
Ф	<f~	Ph	500	ф	<₽	фи	f
X	X?	ch	600	X	X	хи	ch
ЦТ		ps	700	V	+	пси	PS
П	ц) ц е у а	0	800	я	(1)	омега	0
3	оацтп		900				
Примечание:	Знаки С? „стигма", о/ коппа", сампи" в классическом др					- греч. письме употреблялись	
	лишь для обозначения чисел.Вышел из употребления также знай F „диагаммы"						
архаического греческого письма, который служил для передачи						w и восстанавливается	
в	архаизмах и	метрике греческого стиха.					
европ. происхождении (А. Мейе). Г. з. отражает, по-видимому, ист. процессы, обусловленные эволюцией строя общеин-доевроп. языка и не ограниченные герм, языками (Л. Хаммерих, В. Я. Плоткин). Новые реконструкции общеиндоевроп. системы согласных (Т. В. Гамкрелидзе, Вяч. В. Иванов) могут привести к пересмотру Г. з.
Ф Сравнит. грамматика герм. языков, т. 2— Фонология, М.. 1962; Grimm J., Deutsche Grammatik, Tl 1, 2 Ausg., Gott., 1822; Coll inge-N. E., The laws of Indo-European, Amst., 1985. В. Я. Плоткин. ГРУЗЙНСКИЙ ЯЗЫК — один из картвельских языков [см, также Кавказские (иберийско-кавказские) языки). Распространен в Груз. ССР, частично в Азерб. ССР, на Сев. Кавказе, в Иране, Турции. Число говорящих на Г. я. в СССР св. 3,5 млн. чел. (1979, перепись). Имеет 2 группы диалектов, расхождения между к-рыми незначительны: горскне (хевсурский, пшавский, тушский и др.) и плоскостные (картлийский, кахетинский, имеретин-
120 ГРУЗИНСКИЙ
ский, рачинский, гурийский, аджарский и др.).
В развитии лит. Г. я. различаются либо два периода — древний (5—11 вв.) и новый (с 12 в.), либо три — древний (5— 11 вв.), средний (12—18 вв.) и новый (с 19 в.). Новогруз. яз., в основном оформившийся к 18 в., отличается от др.-груз. языка гл. обр. лексикой. Его фонетич. система представлена 33 фонемами: 5 простых гласных и 28 согласных. Смычные и аффрикаты образуют трехчленные ряды (звонкий — придыхательный — абруптив), спиранты — парные (звонкий — глухой). Характерны гармония, группы согласных (tk, dg, рх, cq и т. п.). Ударение слабое, нефонологическое. Язык преим. агглютинативного строя. Одно склонение, 6 падежей, характерно отсутствие винительного и наличие эргативного («повествовательного») и транс-формативиого (направительного, обстоятельственного) падежей. Послелоги сращены с падежами, отд. послеложиые образования уподобляются самостоят. падежным единицам. Эргативный и именит, падежи с послелогами не сочетаются.
Два числа — единственное и множественное. Имена не имеют категории грамматич. рода. Различаются семантич. категории человека и вещи. При обращении имена (за исключением имен собственных и местоимений) принимают отличит, окончание. Указат. местоимения и наречия имеют трехчленную систему (в зависимости от близости к 1-му, 2-му, 3-му л.). Глагол полиперсонален (наряду с одноличными имеются двух- и трехличиые глаголы), в нем превалирует префиксация; имеет категории лица, числа, версии (отношение принадлежности или назначения объекта и субъекта или объектов), понудительное™ (каузатива), залога (дей-ствит., страдат., средний; страдат. залог выражает и потенциалис, т. е. возможность, доступность действия; непроизвольность, т. е. действие поневоле, и др.), времени, наклонения (образуют 12 спрягаемых единиц). С помощью превербов выражаются аспект (вид) и направление (т. е. ориентация туда, сюда, наверх, вглубь, внутрь, наружу, вниз). Выделяются глаголы прямого и инверсивного (лицо субъекта обозначено показателем объекта) строя, статические и динамические, переходные и непереходные. Инфинитива нет, его место обычно замещает отглагольное имя действия — масдар, к-рый имеет и неск. глагольных признаков (аспект, направление, поиудительность и редко — залог). Имеется 2 степени сравнения: сравнит.-превосходная и уменьшительная (ослабленная).
Для словообразования характерны аффиксация и словосложение, разнообразие словообразоват. моделей. Система счета двадцатеричная. Синтаксис отличает согласование со сказуемым подлежащего, прямого и косв. дополнений; неодуш. подлежащее обычно со сказуемым не согласуется. При перех. и нек-рых неперех. глаголах подлежащее в зависимости от времени ставится в именительном, эргативном или дательном падеже. Во мн. ч. определение не согласуется с определяемым. Лексика, помимо исконных слов, содержит заимствования из греческого, семитских, иранских и др. языков. Хорошо развита науч.-техиич. терминология.
В основе др.-груз. лит. языка лежит картлийская речь (басе. р. Кура). Древнейшие письм. памятники — надписи из Иудейской пустыни в Палестине (ок. 433) и иа Болнисском Сионе (493—94). В процессе развития новогруз. лит. языка большую роль сыграла борьба, возглавлявшаяся И. Чавчавадзе, против искусственно насаждавшихся во 2-й пол. 18 в. католикосом Аитоиием I норм трех стилей (высокого, среднего и низкого). С 60-х гг. 19 в. развивается единый лит. язык, в основе к-рого лежат картлийский и кахетинский диалекты. На ием созданы произведения И. Чавчавадзе, А. Церетели, Я. С. Гогебашвили, Важа Пшаве-лы и др. Г. я. имеет древнейшую оригинальную письменность (см. Грузинское письмо).
* Руденко Б. Т., Грамматика груз, языка, М.— Л.. 1940: Ч и к о б а в а А. С., Груз, язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967 (лит.); на груз, яз.: К в а ч а д з е Л., Груз, язык, ч. 1, Тб., 1969; его же, Синтаксис совр. груз, языка, Тб., 1977; Д з и д-зигури Ш.. Разыскания по груз, диалектологии, Тб., 1970; Ш а н в д з е А., Основы грамматики груз, языка, Тб., 1973; его же, Грамматика др.-груз. языка, Тб., 1976; П о ч х у а Б., Лексикология груз, языка, Тб., 1974; Т о п у р и а В., Труды, т. 3, Тб.. 1979; Deeters G., Das knarthweli-sche Verbum. Lpz,, 1930; Tschenkeli K., Einfuhrung in die georgische Sprache, Z., 1958; Vogt H., Grammaire de la langue georgien-ne, Oslo, 1971; Shimomiy a T., Zur Ту-
pologre des Georgischen, [Tokyo], 1978; Harris A. C.. Georgian syntax. A study in relational grammar, Camb.— [e. a.]. 1981.
Чу би нов Д., Грузино-рус. словарь, СПБ, 1887, 2 изд.. Тб., 1984; Орбелиа-ни С., Груз, словарь, Тб., 1928; Толковый словарь груз, языка, т. 1—8, Тб., 1950—64; Чубинашвили Н., Груз, словарь с рус. переводом. Тб., 1961; Абуладзе И., Словарь др.-груз, языка, Тб.,, 1973; Рус,-груз. словарь, Тб.. 1981; Georgisch-Deutsches Worterbuch von Kita Tschenkeli, fasc. 1—26, Z., 1960—74.	И.И. Кавтарадзе.
ГРУЗИНСКОЕ ПИСЬМО — оригинальный вид письма, отображающий фонемный состав грузинского языка: каждой фонеме соответствует одна определенная графема. В др.-груз. яз. было 37 (позднее 38) букв, в совр. гоузинском — 33 буквы (5 для гласных и 28 для согласных). Заглавные буквы, как правило, отсутствуют.
Летопись Грузии («Картлис цховреба») приписывает создание Г. п. царю Фариа-вазу (4—3 вв. до н. э.). Имеются разные гипотезы о генетич. связи Г. п. с финикийским, арамейским, греч. и др. видами письма. Нек-рые ученые (Г. В. Церетели) связывают Г. п. с разновидностью вост,-арамейского письма (эллннистич. периода), от к-рого происходит ряд письменностей народов Востока, и с дальнейшей трансформацией арамейской основы под влиянием греч. письма в результате христианизации Грузии (менялось направление письма, порядок букв в алфавите, вводились знаки для обозначения гласных, к-рые частично были заимствованы из греч. яз.). По порядку букв в алфавите Г. п. близко греческому, однако прямые графич. параллели не прослеживаются. Существует гипотеза об участии в создании Г. п. Месропа Маштоца.
Первые дошедшие до нас образцы Г. п. относятся к 5 в.; надписи в груз, монастыре в Палестине — ок. 433, Бол-нисского Сиона — 493—94, Мцхетского Джвари — рубеж 6 и 7 вв. и др. К 5— 7 вв. относятся и древнейшие рукописи, т. наз. «ханмэтные» палимпсесты.
СОВРЕМЕННОЕ ГРУЗИНСКОЕ ПИСЬМО'
В процессе развития возникли сильно отличающиеся друг от друга 3 осн. формы Г. п. Мргловаии (круглое)— заглавное (мтав-рули), или уставное, письмо, характеризующееся округлостью форм и, как правило, одинаковым размером букв (этим шрифтом выполнены «ханмэтные» палимпсесты); было распространено до 9—10 вв. Из мргловаии возникло нусхури (строчное) — более экономный вид Г. п. с угловатым наклонным начертанием и различным по высоте размером букв, первый образец к-рого встречается в Синайском многоглаве (864). Нусхури широко распространилось н 9—11 вв. С 10 в. из нусхури развивается мхедрули (гражданское, или светское; букв. — воинское), с разл. размером вертикальных стволов, подобно нусхури, и округлостью форм. Оно употреблялось как гражд. письмо, в церк. обиходе сохранялось нусхури, получившее второе назв.— хуцури (священническое). К 17 в. мхедрули приобретает совр. вид, проникает во все сферы употребления, а с введением книгопечатания (1629) окончательно стабилизируется.
* Бакрадзе Д., Груз, палеография, в кн.: Труды V археология, съезда в Тифлисе, М., 1887; Церетели Г. В., Армазское письмо и проблема происхождения груз, алфавита, в сб.: Эпиграфика Востока, кн. 2—3, М.— Л., 1948—49; его же, Древнейшие груз, надписи из Палестины, Тб., 1960; Джавахишвили И., Груз, палеография, 2 изд., Тб., 1949 (на груз, яз.); А б у л a flee И.. Образцы груз, письма. Палеография, альбом, 2 изд., Тб., 1973 (на груз. яз.).
3. Г. Чумбрридзе. ГУАЙКУРУ ЯЗЫКЙ (вайкуру) — группа индейских языков. М. Сводеш, Дж. X. Гринберг, Н. А. Мак-Куаун включают Г. я. вместе с группами матако-мака, луле-вилела, маской, мосетан и нек-рыми неклассифициров.. языками в состав макрогуайкуруан, семьи же-паио-кариб. филин. В классификации Ч.Ф.Вёглина подчеркивается большая близость этих языков с языками групп пано и такана: все они объединены в составе паноанской семьи (по др. классификации — семьи пано-такана). Однако, по мнению А. Товара и нек-рых др. исследователей, сходство Г. я. с языками названных групп, а также с группами матако-мака и луле-вилела является, скорее всего, результатом конвергенции, вызванной близким соседством. Распространены в Аргентине, Бразилии, Боливии и Перу. Общее число говорящих ок. 30 тыс. чел. В группу Г. я. входят языки: абипон (С. Аргентины) с диалектами гульгайсен (ки-льваса), мапенус, мпене; мбаха (юж. р-ны Бразилии, Боливии, Перу) с диалектами апакочоде (мбаха, или мбайя, мирим),
ВИДЫ ГРУЗИНСКОГО ПИСЬМА
1	2	3	4	5	I	2		3		5
с		6	а	1	b	&	L	s	200
я.	в	Ъ	ь	2	e	e	If	t	300
я.	*3	Ъ	е	3 4	4	4	3	У	
О	аг	(?	d	4	0.4		7)	u	'400
т	*7	э	е	5	Ф	V	*3	p	500
ъ		3	V	G	+	+	3	k	G00
ъ	ъ	%	Z	7	n		c*	Y	700
	А		е	8	я	4	У	9	800
О-		0)	t	9	3	и	*3	5	900
т		0	i	10	h	c	К	C	1000
ь		3	k	20	c	C	О	C	2000
ъ	ТО		1	30	&	th	d	3	3000
а-	д	э	m	40	₽	("	б1		4000
к		6	n	50	s	S	У		5000
	5	а	j	GO	e	r	b	X	6000
Q.	144	л	0	70	V		3	q	7000
и			p	80	X	X	ъ	3	8000
Я			z	90	ъ			h	9000
О'	сА	fn	г	Ю0			»	CO	10000
1 — мргловаии (круглое). 5—9 вв.; 2 — нусхури (строчное), 9 — 11 вв.; 3 — мхедрули (гражданское), с 10 в.; 4 — транскрипция; 5 — цифровое значение.
кадувео (кадугуэгоди), эйибогодеги, око-тегуэбо, уэтидегоди (гуэтиадебо), личаго-тегоди, нахагуа; мокови (мокоби) (С. Аргентины); тоба (Аргентина) с диалектами агилот, пилага. Мн. языки и диалекты вымерли.
Фонетич. системы характеризуются простым вокализмом и развитым консонантизмом (наличие фарингального велярных и увулярных к и g, палатальных j, 1 и др.). Структура слова обычно CVCV или CVCVCVCV, однако возможно появление в финальной позиции глухих согласных, а также назальных и 1. В языке абипон относительно много сочетаний согласных (в т. ч. в начале и конце слова), в тоба и др. языках сочетаний согласных мало, слоги преим. открытые.
Языки агглютинативного строя, префиксально-суффиксального типа. Глагол спрягается по лицам и числам субъекта и объекта, имеет времена, породы (побудительная, возвратная и др.). Времен-нйе, залоговые, модальные значения выражаются чаще всего синтетически — глагольной формой. Для выражения субъектно-объектных отношений используются и позиционные средства — фиксиров. порядок слов (так, прямой объект, в отличие от косвенного, обычно предшествует глаголу). Имя имеет категорию рода (муж. и жен.) и притяжательности. Значения падежа выражаются аналитически.
ГУАЙКУРУ 121
Словоизменение выражается средствами префиксации и суффиксации (напр., в языке тоба: y-owa ‘моя жена’, aa-owa ‘твоя жена’, cad-owa ‘наши жеиы’, cad-owa-y ‘ваши жены’). В тоба помимо префиксального словоизменения используется система темпоральных и аспектуальных наречий, употребляемых в постпозиции к глаголу. В языке мбаха речь взрослых мужчин грамматически и лексически существенно отличается от речи женщин и детей. Языки бесписьменные.
Первые сведения о Г. я. (напр., о языках абипои, мбаха, мокови и тоба) появились после 16 в. в работах этнография, характера, принадлежавших миссионерам; науч, изучение их началось в 20 в. • Swadesh М., Mapas de clasificacion lingiiistica de Mexico у las Americas, Мех.» 1959; Greenberg J., The general classification of Central and South American Indian languages, в кн.: Indian languages. Selected papers of the Fifth International Congress of anthropological and ethnographical sciences. Phil., 1960; Tovar A., Catalogo de las len-guas de America del Sur. Enumeration, con in-dicaciones tipologicas, bibliografia у mapas, B. Aires, [ 1961 J; N a j 1 i s E., Lengua abipona, t. 1 — 2, B. Aires, 1966; Adrados F. R., Grupos lingiiisticos da Amazonia, «Aetas de Simposis sobre a Biota Amazonia», -1967, v: 2.
Tebboth T., Diccionario Toba,«Revista de antropologia», Tucuman, 1943, t. 3» № 2.
Ю. В. Ванников. ГУАНЧСКИЕ ЯЗЫКЙ — вымершие к 18 в. языки частью уничтоженных, частью, по-видимому, ассимилированных европ. колонизаторами аборигенов Канарских о-вов. Составляют общую с берберо-ливийскими языками ветвь афразийских языков. От Г. я. сохранились в записях европ. хронистов св. 1000 отд. слов (в основном культурных терминов, топонимов и антропонимов) и ок. 30 нерасшифрованных фраз, а также субстратная лексика совр. канар. диалекта исп. яз.
В фонетике и фрагментарно восстанавливаемой морфологии Г. я. много общих черт с берберо-ливийскими языками, особенно с туарегскими, что может объясняться как архаичностью последних, так и вторичными туарегско-гуаич. контактами. Разделение берберо-ливийских и Г. я. предположительно произошло в 3-м тыс. до н. э. в р-не Ливийской пустыни, откуда носители Г. я. мигрировали через Сахару к Атлантич. побережью Зап. Африки и далее на Канарские о-ва.
К Г. я. относятся языки семи о-вов Канарского архипелага; больше всего сохранилось материалов с о-вов Тенерифе и Гран-Канария, меньше с о-вов Пальма, Гомера, Иерро (Ферро), Лансароте (Лан-цароте), Фуэртевентура. Внутр, членение неясно. Имеется много общей лексики, в т. ч., по-видимому, заимствованной из одних Г. я. в другие.
Фонологич. система Г. я. восстанавливается на основании анализа разл. систем транслитерации гуанч. слов, применяемых разноязычными европ. хронистами, с учетом фонетич. процессов в родных языках хронистов в период записи, а также с помощью берберо-ливийских параллелей. Консонантизм Г. я. близок к берберо-ливийскому. Сохраняется ларии-гальиый h, соответствующий туарегскому h; берберо-ливийском у y/qq соответствует, по-видимому, гуанч. «эмфатнч.» увуи лярный смычный 9/q, передающийся графически то как глухой, то как звонкий. С такими же графич. колебаниями передаются игуаич. переднеязычные, соответствующие берберо-ливийским z/ss, d/tt,
122 ГУАНЧСКИЕ
что свидетельствует о нерелевантности оппозиции глухость/звонкость для гуанч. эмфатических. Восстанавливается серия огубленных: hw(?), hw, kw, 9w/qw, g”. Удвоенный ww дает (g)g'“, как и в бербероливийских. Имеются случаи аффрикати-зации к>с; характерная черта языка о. Тенерифе — чередование t/ё. Смычный Ъ имеет спирантизов. вариант. Берберо-ливийскому f соответствуют в Г. я. f н более редкий р. Реконструируемая система гласных a, i, и, е, о, э. Структура слога V, VC, CV, CVC; имеются немно-гочисл. случаи стечения согласных в аи-лауте.
Для морфологии имени характерны форманты общеберберо-ливийско-гуанч. происхождения. Это префиксы: а----------
вероятно, старый артикль в стадии лекси-кализации (ср. idafe—aidafe), ta-, te-
ОБРАЗЦЫ ЛИВИЙСКОГО ПИСЬМА НА
(<*ta-?), ma-; конфиксы: ta-... -ta/e, te/i-... -te — по-видимому, показатели сингулятива и жен. рода, ta-...-a/en, ti-...-an, ti-...-t-an, a-/i-...-en, a-...-t-an, оформляющие ми. ч., собират. имена, названия веществ. Встречаются имена с суффиксами -t, -te/a, напр. bano-t, farau-te. Имеются случаи образования диминутива с помощью инфикса -ау- (напр., ага ’коза’, hara ’овца’, jaira ’козочка’). Немногие сохранившиеся прилагательные соответствуют берберо-ливийским моделям. Выделяются притяжат. местоимения 1-гол. ми. ч. -ka (mai-ca ’мать наша’), 2-го л. ед. ч. -t (zahana-t ’вассал твой’) и 3-го л. ед. ч. муж. рода -s (ati-s ’отец’, букв, ’отец его’) ~ берберо-ливийскому *-(a)s; а также объектное местоимение 1-го л. ед. ч. -е ~ берберо-ливийскому *-1. Сохранились два списка числительных, предположительно с о-вов Гран-Канария и Тенерифе, б. ч. совпадающих с берберо-ливийскими. В глаголах предположительно выделяются показатели 1-го
л. ед. ч. -са после гласного, -эс после согласного (<*-ка/*-эк или <*-qa/*-aq); 2-го л. ед. ч. -са (<*-ка?) и 3-го л. ед. ч. у-; ср. соотв. берберо-ливийские показатели 1-го л. ед. ч. *-ау, 3-го л. ед. ч. *y/i- (но не 2-го л. ед. ч. — здесь с пока-
зателем в Г. я. формально объектное местоимение 2-го *-(i)k].
совпадает л. ед. ч.
Синтаксис характеризуется обилием относит, предложений, свернутых в одну словоформу. Представлены сложные
слова нли словосочетания, образованные посредством аппозитивной связи; положение членов не фиксировано. В притяжат. конструкциях название обладаемого
предшествует названию обладателя; показатель синтаксич. связи — nota genitivi п. В неск. поддающихся анализу глагольных предложениях сказуемое стоит на i-м месте.
В Г. я. наиболее распространены корни с тремя и двумя согласными; встречаются сложные слова и имена-предложения. Имеются заимствования из берберо-ливийских языков (в т. ч. из туарег, яз. типа ахагтара), а также из арабского (по-видимому, через берберо-ливийские языки), египетского и др. африканских языков (xat/ca, вост.-кушитских).
Г. я. бесписьменные. Сохранились наскальные надписи ливийским письмом, сделанные, по А. Милитареву, туарегоязычными мигрантами в кон. 1-го тыс. (см. дешифровку под рис.). Г, я. изучаются с 18 в. В 20 в. Д. Аберкромби и Д. И. Вёльфель предполагали принадлежность Г. я. к берберо-ливий-
Транслитерация, чтение и перевод надписей.
Надпись 1.
(А)-» (В) ymrn [y-ammar-an]
(С) —> (D) ynmss dl [i n mess adal] (A)-»(B) проходящий
(C)	—> (D) (всякий), который от Бога, приходи иа ночлег Надпись 2.
(А)-» (В) yssn уп [y-assan уэп]
(С) п
(D)	—> (Е) mdrsn [i-ma-dras anl
(А)—> (В) знает один
(С) из
(D) —» (Е) немногих
Надпись 3.
(А)—> (В) wr dl [ur adal]
(C)-+(D) tdnt [ta-dan-t]
(E)—> (F) nmr [an-imir]
(А)-» (В)не проси
(С) —> (D) жира
(E)	-» (F) больше
Надпиаь 4.
(A)-» (В), (C)-^-(D), (E)—» (F) nn mryn [annan emir-yan]
(A)-»(B), (C)—» (D), (E) -» (F) читай иногда
ским, поставленную под сомнение рядом берберологов, в первую очередь А. Бассе, указавшим на неточность мн. сопоставлений. Крупнейшим исследователем Г. я., как в плайе каталогизации разрозненных материалов, так и в плане их лингвистич. анализа, был Вёльфель. История гуаи-чей и наскальные надписи изучаются в Ии-те каиарских исследований им. Вёльфеля в Халлайне (Австрия). Г. я. изучаются в Испании и на Канарских о-вах. • Wolfel D., Monuments linguae cana-riae, Graz, 1965; C u h i 1 1 о Ferreira A., El idioma guanche del archipielago africa-no de Canarias у su pertenencia al area berber. La Cuesta. 1983; Kanarische Studien, Bd 1, Hallein, 1986.
А. Ю. Айхенвальд, А. Ю. Милитарев. ГУАРАНИ — южноамериканский индейский язык, относящийся к семье ту-пи-гуараии (см. Тупи-гуарани языки). Распространен в Парагвае, а также сопредельных р-нах Бразилии (Мату-Гросу, Парана) и Аргентины (Мисьонес, Гран-Чако, Корриентес, Формоса).
Типологически Г. — характерный представитель семьи тупи-гуараии; испытывает большое влияние исп. языка (в книжно-письм. форме ок. 30—40% исп. заимствований). Под назв. «Г.» известен близкородств. язык индейцев Боливии, иа к-ром говорит ок. 11 тыс. чел. Г. выполняет функции языка межплеменного общения. В Парагвае офиц. язык — испанский, однако на Г. говорит 90% населения (св. 3 мли. чел.), на нем печатается лит-ра, издаются газеты (двуязычные), ведутся радиопередачи, Г. ограниченно используется в школьном обучении.
Письменность на основе лат. графики, в 1607 были опубликованы первые тексты на Г. В 1640 появилась первая грамматика, Г.-испанский и испано-Г. словари. Вопросами изучения и нормализации Г. занимается Академия языка и культуры тупи-гуарани (Асунсьон).
• Benavento G. L., El guarani en entre rios, [В. Aires], 1962; G r e g о r e s E., Suarez J. A., A description of colloquial Guarani, The Hague — P., 1967; Rubin J., National bilingualism in Paraguay, The Hague — P., 1968.
Ortiz Mayans A.x Diccionario es-panol-guarani, guarani-espanol, 8 ed., B. Aires, 1961;	M. E. Алексеев.
ГУДЖАРАТИ (гуджаратский язык) — один из индийских (индоарийских) языков. Офиц. язык штата Гуджарат Республики Индии. Число говорящих ок. 40 млн. чел. По структурному типу занимает промежуточное положение между хинди и маратхи, сближаясь с первым широким распространением аналитич. форм имени и глагола и тяготением к универсальности словоизменит. парадигм, а со вторым — такими чертами, как отсутствие фонологич. долготы гласных, сохранение ср. рода и др. Вместе с тем тенденцией перестройки именного словоизменения по агглютинативному типу Г. напоминает вост, индоарийские языки. В основу лит. Г. легли диалекты р-нов Вадодары и Ахмадабада. От него отклоняются 3 осн. диал. разновидности: южная (р-н Сурата), северная (р-н Патана) и катхиявари (п-ов Катхиявар). Группы диалектов бхили (диалекты горных племен бхил — св. 2,5 млн. говорящих) и кхандеши (диалекты, переходные к маратхи) могут рассматриваться как особые языки (Дж. А. Грирсон). Традиционная поэзия известна с 14—15 вв. Формирование совр. лит. Г. началось в сер. 19 в. Г. имеет собств. письмо, сходное со скорописной разновидностью деваиагари (см. Индийское письмо).
• Савельева Л. В., Язык гуджара; ти, М., 1965; Cardona G., A Gujarati reference grammar, Phil., [19651; Trive-
d i К. P., Gujarati bha$anum brhad vyaka-rau, Bombay, 1919.
N1 e h t a B. N., The modern Gujarati-English dictionary, Baroda, 1925. Г.А.Зограф. ГУМБОЛЬДТИАНСТВО — совокупность взглядов на язык и способы его изучения, сформировавшихся в русле философско-лингвистической программы В. Гумбольдта, основателя общего языкознания и философии языка. Георети-ко-методологич. базу этой программы составляет антропологии, подход к языку, в соответствии с к-рым адекватное изучение языка должно производиться в тесной связи с сознанием и мышлением человека, его культурой и духовной жизнью.
Лингвистич. концепция Гумбольдта возникла как реакция на антиист. и ме-хаиистич. концепцию языка 17—18 вв., а также иа логич. и универсалист, концепции (см. Логическое направление, Универсальные грамматики); она опирается на идеи И. Гердера о природе и происхождении языка, о взаимосвязи языка, мышления и «духа народа», а также на типологии, (морфологич.) классификацию языков Ф. и А.-В. Шлегелей. Филос. воззрения Гумбольдта сформировались в свете идей нем. классич. философии (И. Кант, И. В. Гёте, Г. В. Ф. Гегель, Ф. Шиллер, Ф. В. Шеллинг, Ф. Г. Якоби и Др.). Идеи Гумбольдта явились одним из источников филос. антропологии — течения зап.-европ., преим. немецкой, философии 1-й пол. 20 в.
Язык, по Гумбольдту, — живая деятельность человеческого духа, единая энергия народа, исходящая из глубин человеческого существа и пронизывающая собой все его бытие. Язык есть не оконченное дело или вещь (Ergon — «эргон»), а деятельность (Energeia —«энергейя»). В нем сосредоточивается не свершение духовной жизни, но сама эта жизнь. Истинное определение языка может быть только генетическим. Язык — главнейшая деятельность человеческого духа, лежащая в основе всех др. видов человеческой деятельности. Он есть сила, делающая человека человеком. Языки, по Гумбольдту, являются отображением изначальной языковой способности, заложенной в человеке в виде нек-рых смутно осознаваемых принципов деятельности и актуализирующейся с помощью субъективной активности говорящего. Человек, пробуждая в себе свою языковую способность и развертывая ее в ходе языкового общения, всякий раз своими собств. усилиями создает сам в себе язык. Язык есть не мертвый продукт (Erzeugtes), а созидающий процесс, порождение (Erzeugung).
Порождение языка, по Гумбольдту, представляет собой синтетич. процесс сплавления понятия со звуком, превращающий звук в живое выражение мысли. Синтез включает два логически последовательных, а в реальности — одновременных момента: 1) расчленение бесформенной субстанции звука и мысли и формирование артикулированного звука и языкового понятия; 2) соединение их в единое целое до чистого проникновения друг в друга.
С понятиями языкового синтеза и порождения тесно связано понятие формы языка, под к-рой Гумбольдт понимает постоянное и единообразное начало в сози-дат. деятельности духа по выражению мысли с помощью звука, взятое во всей совокупности своих связей и систематичности. Форма языка, по Гумбольдту, есть синтез отд. языковых элементов в своем духовном единстве. Форма каждого языка находится в неразрывной связи с
духовными задатками говорящего на нем народа н является неповторимо индивидуальным образованием, хотя в своих существенных чертах она и одинакова для всех языков. Гумбольдт различаетчвнутр. форму языка» (innere Sprachform) как глубинный принцип его порождения, определяющий собой все своеобразие языковой организации, и «внеш, форму языка» (звуковую, грамматическую, и т. д.), в к-рой проявляется и воплощается внутр, форма, не запечатлеваясь ни в одной из частей этой формы.
Предназначение языка, по Гумбольдту, состоит в том, чтобы: 1) осуществлять «превращение мира в мысли», 2) быть посредником в процессе взаимопонимания людей, выразителем их мыслей и чувств, 3) служить средством для развития внутр, сил человека, оказывая стимулирующее воздействие на силу мышления, чувства и мировоззрение говорящих. Язык, по Гумбольдту, есть орган, образующий мысль; мышление не просто зависит от языка вообще, а до известной степени обусловливается каждым конкретным языком; языки — органы оригинального мышления наций.
В трактовке Гумбольдта язык не представляет собой прямого отражения мира. В нем осуществляются акты интерпретации мира человеком. Разл. языки, по Гумбольдту, являются разл. мировиде-ниями. Они представляют собой не разл. обозначения одной и той же вещи, а дают разл. видения ее. Слово — это отпечаток не предмета самого по себе, а его чувств, образа, созданного этим предметом в нашей душе в результате языкотворч. процесса. Оно эквивалентно не самому предмету, даже чувственно воспринимаемому, а его пониманию в акте языкового созидания. Всякий язык, обозначая отд. предметы, в действительности созидает; он формирует для говорящего на нем народа картину мира. Каждый язык, по Гумбольдту, образует вокруг народа, к к-рому ои принадлежит, круг, выйти за пределы к-рого можно, только вступив в другой круг. Язык, будучи системой мировидения, оказывает регулирующее воздействие иа человеческое поведение: человек обращается с предметами так, как их преподносит ему язык.
Язык, в понимании Гумбольдта, представляет собой «напряженное» живое целое своих противоположных и взаимно предполагаемых начал, пребывающих в подвижном равновесии. Гумбольдт различает в языке (по интерпретации X. Штейнталя, А. А. Потебни, П. А. Флоренского, А. Ф. Лосева) след, антиномии: деятельности — предметности («энергейи» и «эргоиа», жизненности — вещности), индивидуума — народа (индивидуального — коллективного), свободы — необходимости, речи — понимания, речи — языка, языка — мышления (человеческого духа), устойчивого — подвижного, логического — стихийного, импрес-сионистически-иидивидуальиого — монументального, континуального — дискретного, объективного — субъективного начал.
Специфику теоретико-методологич. основ программы Гумбольдта составляют: 1) синтез натуралистич. и деятельностного принципов изучения языка и человека — язык трактуется им одновременно как организм духа и самодеятельность, или деятельность, духа; 2) дпалектич. подход (антиномич. трактовка природы языка); 3) системно-целостный взгляд на язык;
ГУМБОЛЬДТИАНСТ 123
4) приоритет динамического процессу-ально-генетич. подхода над структурно-статич. планом описания языка; 5) трактовка языка как порождающего себя организма; 6) приоритет вневременного (панхронического) взгляда на язык над ест. анализом движения языка в конкретно-ист. времени; 7) приоритет изучения живой речи иад описанием языкового организма: 8) сочетание интереса к живому разнообразию реально существующих языков и языку как общему достоянию человечества; попытка представить в идеальном плайе языки как ступени к совершенному образованию языка как такового; 9) отказ от описания языка только изнутри его самого, сопоставление языка с др. видами духовной деятельности человека, и прежде всего с искусством; 10) сочетание филос.-отвлеченного взгляда на язык со скрупулезно-науч, подходом К его изучению. В. И. Постоеалоеа.
Г. развивалось в Германии, а затем в России. Психологическая (самая длительная) традиция Г. берет начало с издания избр. трудов Гумбольдта по философии языка Штейнталем, к-рый снабдил эти труды многочисл. комментариями. Штейнталь обратился к авторитету Гумбольдта для построения новой дисциплины— «психологии народов». Соответственно индивидуалистской ориентации тогдашней эмпирич. психологии гумбольд-товские понятия «дух» (Geist) и «дух народа» в толковании Штейнталя были превращены в «психику» (Seele) говорящих индивидов, утратив свое этносоцио-логнч. измерение. Во 2-й пол. 19 в., в эпоху позитивизма, бурного развития индоевропеистики, имя Гумбольдта упоминается в основном лишь в трудах, поев, классификации языков.
Эволюцию Г. можно проследить на примере многочисл. толкований выдвинутого Гумбольдтом понятия «внутр, формы языка». В Германии существовало неск. направлений: психологическое, согласно к-рому внутр, форма языка — это психология. процесс, определяющий его внеш, форму (Штейнталь, В. Вундт), логикофеноменологическое, отождествляющее с внутр, формой логич. форму «чистых» значений и устанавливающее, насколько адекватно удается говорящему посредством языка воспроизвести «идеальные» значения, имеющие универсальную природу (Э. Гуссерль); иек-рые ученые считали, что внутр, форма языка охватывает н синтаксич. уровень конкретного языка, являясь ключом к оценке всего, что мыслится и высказывается в данном языке (Л. Вайсгербер).
В России осмысление наследия Гумбольдта началось с перевода на рус. яз. П. Билярским осн. соч. Гумбольдта «О различии организмов человеческого языка...» (1859). А. А. Потебня способствовал распространению идей Гумбольдта в России («Мысль и язык», 1862, и др.), хотя его истолкование этих идей не было свободно от влияния психологизма Штейнталя. Второй этап развития Г. связан с появлением в Москве книги Г. Шпета «Внутренняя форма слова» (1927) как реакции на психологизм Штейнталя и Потебни с позиции феноменологии и логики Гуссерля.
Главной лингвистич. дисциплиной, по Гумбольдту, является сравнит, языковедение, коренным образом отличающееся от сравнит, яз-знания, ставящего своей задачей доказать с помощью ист.-сравнит, метода генетич. родство языков внутри
124 ГУНЗИБСКИЙ
одной семьи (см. Сравнительно-историческое языкознание'), а также от типологии языков с ее поисками универсалий и от исследований «глубинных структур» в современном их понимании (см. Глубинная структура). То «общее», на чем строится сравнит, языковедение Гумбольдта и его прямых последователей, — не абстрактная схема, не «язык вообще» или нечто промежуточное между языком и мышлением, а общечеловеческая языковая способность превращения мира в мысли. Хотя общее свойство языковой способности охватывает все человечество (являясь, по Гумбольдту, в то же время внутренним, объединяющим его началом), однако эта способность не реализована в одном общечеловеческом языке, а осуществляется в многоликом воплощении разнообразия языков. Каждый язык, взятый в отдельности, следует рассмотреть как «попытку, направленную на удовлетворение этой внутр, потребности, а целый ряд языков — как совокупность таких попыток». Отсюда и конечная цель языковедения — «тщательное исследование разных путей, какими бесчисленные народы решают всечеловеческую задачу» постижения объективной истины Путем языков. «Разные пути», по Гумбольдту, это не разные звуковые обозначения «одного и того же предмета», а разл. способы его языкового «видения»: «В различных языках возникают понятия, к которым никогда ие смог бы придти один разум сам по себе без помощи языка». Сравнит. языковедение именно в гумбольд-товском его понимании раскрывает суть «философски обоснованного сравнения языков».	Г. В. Рамишвили.
• Гайм Р., Вильгельм фон Гумбольдт, пер. с нем., М.. 1898; Потебня А. А., Мысль и язык.3 изд.,Хар., 1913; Ш пе т Г. Г., Внутр, форма слова. (Этюды и вариации иа темы Гумбольдта), [М.1, 1927; Амирова Т. А., Ольховиков Б. А., Рождественский Ю. В.. Очерки по истории лингвистики (гл. «Философия языка в XIX в.»). М.. 1975; П остов ал ов а В.И.. Язык как деятельность. Опыт интерпретации концепции В. Гумбольдта. М., 1982; Киль-ен Ж.. Культура (Bildung)и разум у В. фон Гумбольдта, в кн.: Разум и культура. Труды междунар. Франко-сов. коллоквиума, [M.J. 1983; Гумбольдт В. фон, Избр. труды по яз-знанию, пер. с нем., М., 1984; его ж е, Язык и философия культуры, пер. с нем., М.. 1985; Звегинцев В. А.. О науч, наследии Вильгельма фон Гумбольдта, в кн.: Гумбольдт В. фон Избр. труды по яз-знанию, М., 1984; Рамишвили Г. В.. Вильгельм фон Гумбольдт — основоположник теоретич. яз-знания, там же; его же, От сравнит, антропологии к сравнит, лингвистике, в кн.: Гумбольдт В. фон, Языки философия культуры, М., 1985; Кацнельсон С. Д., Содержательно-типологич. концепция Вильгельма Гумбольдта. в кн.: Понимание историзма и развития в яз-знании 1-й пол. XIX в., Л., 1984; Гулыга А. В., Нем. классич. философия. М., 1986; Humboldt W. v о п: Gesammelte Schriften. hrsg. von A. Leitzmann. Bd 1 — 17, B.. 1903-36. B., 1968; Werke, hrsg. von A. Flitner und K. Giel. Bd 1 — 4. Darmstadt — B., 1960—64; Der Briefwechsel zwischen F. Schiller und W. von Humboldt, hrsg. von S. Seidel, Bd 1-2. B., 1962; Weisger-b e г L., Zweimal Sprache, Diisseldorf. [19731; S c u r 1 a H., W. von Humboldt. Werden und Wirken. 2 Aufl., B.. 1975.
ГУНЗЙБСКИИ ЯЗБ1К (гунзальский, хунзальский, нахадинский язык) — один из цезских языков. Распространен в селах Гунзиб, Гарбутль, Нахада Цунтин-ского р-на Даг. АССР. Число говорящих на Г. я. ок. 600 чел. Имеет 3 говора — в с. Гунзиб, в с. Гарбутль иве. Нахада, различия между к-рыми крайне незначительны.
В отличие от др. цезских языков, для Г. я. характерны: в области фонетики —
сложный и архатгчялй вокализм с развитым средним рядом (ы, э, а); артикуля-ционно слабая абруптивность и уперед-ненный характер шумных латералов; в области морфологии — несовпадение эргатива с косвенной основой (эргатив выражается морфемой -л, восходящей к дативному окончанию); совпадение тв. и род. падежей; сравнительно простая система локативных форм, включающая 7 серий и 2 пространств, падежа — эссив (падеж нахождения) и элатив; инфиксальное выражение числа в глаголе; изменение глагола по лицам в презенсе: йекье-ч ’иду, идешь' — йекье 'идет'; различение двух инфинитивов иа -а и на -дия; наличие 6-го согласоват. класса, включающего одно лишь слово къэра 'ребенок'. Г. я. близок бежтинскому языку, с к-рым он образует особую генетич. ветвь внутри цезской подгруппы. Язык бесписьменный.
в Бокарев Е. А.. Цезские (дидой-ские) языки Дагестана, М., 1959; его же, Материалы к словарю гунзиб. языка, в кн.: Вопросы изучения иберийско-кавк. языков, М.. 1961.	Я. Г. Тестелец.
ГУР языки — подсемья в составе се-, мьи нигеро-конголезских языков (по классификации Дж. X. Гринберга). Назв. условное, дано по звуковому комплексу «гур-», встречающемуся в назв. ряда языков, относящихся к этой подсемье (гурма, гурен, гурунси, гуруба и др.). Г. я. назывались также вольтийскими — гл. обр. во франц, африканистике. Распространены на значит, терр. Зап. Африки (преим. в басе. р. Вольта) — иа Ю.-В. Мали, Ю.-З. Нигера, в сев. р-иах Кот-д’Ивуар, Ганы, Того и Бенина и по всей терр. Буркина-Фасо. Общее число говорящих ок. 14 мли. чел.
Известно приблизительно 100 языков и диалектов; наличие многочисл. синонимии. и полусинонимич. назв. этих диалектов (как в среде самих носителей и соседних народов, так и в науч, лит-ре) затрудняет их отождествление; возможно, существуют еще ие зарегистрированные диалекты. Это обстоятельство в сочетании с недостаточной изученностью большинства Г. я. придает гипотетич. характер их генеалогии. классификации, хотя в целом подсемья всегда определялась однозначно, за исключением отд. языков, чья таксономич. позиция со временем менялась. Так, в классификации суданских языков Ц. Вестермана (1927) к Г. я. относятся гбаньянг, само и сонгай, но в последующей классификации (1952) Вестерман включил два первых языка соответственно в ква языки и манде языки, а сонгай выделил в изолир. группу вне Г. я. (у Гринберга он принадлежит к ни-ло-сахарским языкам). В иач. 20 в. Г. я. вместе с западноатлантическими языками и бенуэ-конголезскими языками объединились под общей рубрикой банто-идных, или полубайту (X. X. Джонстон); это определение Г. я. отразилось в классификации Д. А. Ольдерогге (1963), называющего Г. я. центр.-бантоидными. Изменение содержания термина бантоид-ные языки у Гринберга привело к выделению Г. я. в автономную подсемью; как отд. группа среди негро-афр. языков Г. я., называемые вольтийскими. фигури-ровали в классификации Э. Ф. М. Де-лафоса (1924).
Внутр, классификация Г. я. в одном из ее возможных вариантов дана Дж. Т. Бендор-Сэмюзлом (1971). Выделяется 10 групп: 1) наиболее многочисленная — . центральные Г. я., среди к-рых?, различаются 3 подгруппы: а) море-гурма— море, дагара, бирифо, гурепне, дагбани.
(дагомба), кусал, були, ханга, йом, бимоба, тоботе, конкомба, дье, гурма и др.; имеется более дробное разделение этих языков на зап., центр., сев.-вост, и вост.; б) сомба (тамари); в) труси — касем, ну-нума, сисала, вагала, пугули, сити, дета, домпаго, кабье, тем, дело, ламба и др. — с разделением их иа сев., центр., юж. и вост. Остальные группы нередко представлены одним языком (с возможными диалектами): 2) б а р г у (бариба), 3) л о б и — лоби, гуен, дьяи, гаи, догосье, 4) б у а м у — буаму, боому, бобо-тара, бобо-кьян и др., 5) к у л а н го — кулан-го, логон, тегесье, 6) кирма-тью-р а м а, 7) у и н (тусьян), 8) с е н у ф о— сеиари, мииьянка (суппире), тагбана, караборо, палара, тьелири, пантера, фан-тера, 9) с е м е, 10) д о г о н (положение этого языка среди Г. я. ие вполне ясно). Возможно, нек-рые из этих мелких подгрупп можно объединить в более крупные (иапр., Гринберг выделяет подгруппу ло-би-догон, охватывающую также буаму, куланго). По мнению У. Э. Узлмерса, ряд языков, включаемых Гринбергом в подсемью гур, обнаруживают не больше сходства с остальными Г. я., чем с языками ква, и их положение в генеалогической классификации следует уточнить.
В типологич. отношении Г. я. характеризуются применением аналитич. способа выражения грамматич. категорий в глаголе (изоляция) при наличии сиите-тич. способа в имени (агглютинация). Слабая изученность Г. я. ие позволяет с достоверностью судить о степени их типологич. единообразия; при наличии ряда существенных общих черт иек-рые языки демонстрируют отклонения от «средней» модели.
Фонологич. системы Г. я. обладают весьма развитой подсистемой гласных; наиболее типичная структура вокализма — 7 простых гласных, противопоставленных по ряду (передние — задние) и по степеням подъема (i, е, е, а, э, о, и), но есть языки, имеющие до 10 гласных (касем, сисала, вагала и Др.) благодаря наличию еще одной высотной серии или гласных среднего ряда (ср. в тьюрама: а, е, е, i, э, о, и, ое, э, й). С др. стороны, в нек-рых языках представлен пятнчлен-ный вокализм (море, буаму); в целом число простых гласных в Г. я. колеблется от 10 до 5. Для Г. я. характерны также долгие и носовые гласные, образующие коррелятивные пары почти со всеми простыми гласными (так, в касем все 10 гласных имеют долгие корреляты и 7 — носовые); дифтонги для Г. я. не характерны. В подсистеме согласных мн. Г. я. имеют лабио-веляриые kp, gb, аффрикаты tf, ds, богатую серию носовых т, п, д, г), дт, в нек-рых языках подгруппы море-гурма отсутствуют звонкие v и z, в лоби, дага-ра и кусал представлен гортанный смычный, а в бирифо и лоби — глоттализо-ванные b, 1 и w. Типичная для Г. я. слоговая структура CV и CVC; преобладание открытого слога сочетается обычно с недопустимостью консонантных комплексов и ограничениями на появление согласного в финали слога, к-рый может замыкаться гл. обр. сонорными и лишь нек-рыми шумными (b, g, f, s). В структуре фонологич. слова мн. Г. я. обнаруживают прогрессивную гармонию гласных (см. Сингармонизм) — гл. обр. по признаку открытости — закрытости; напр., в вагала гласные делятся на 2 сиигармо-нич. серии — узкие i, и, е, о, л (л — гласная среднего ряда) и широкие I, U, е, э, а, и в слове могут быть только гласные одной серии. В нек-рых языках (напр.,
сисала) гармония по подъему сопровождается в определ. случаях гармонией по ряду.
Г. я.— тоновые (см. Тон); в иих имеется 2 существенно различающиеся системы тонов, причем различия наблюдаются даже между языками одной подгруппы. По характеру тонетики Г. я. делятся на 2 класса: языки с дискретно-уровневой системой тона и языки со ступенчатоуровневой системой (языки с тоновым перепадом); к 1-му кл. относятся, напр., кусал, баргу, касем, ко 2-му кл. — бирифо, сисала, вагала. Тоновая парадигма включает по разным языкам от 2 до 4 высотных уровней; наряду с ровными тонами возможны контурные. Тоны выражают различия как в лексич., так и в грамматич. значении, ср. в семе: краг* ‘циновка’ (низкий той) — краг2 ‘обезьяна’— краг3 ‘обезьяны’ (мн. ч.) — краг4 ‘кость’ (высокий тон). Противопоставление двух типов тоновых систем, не совпадая с внутр, генеалогии, членением Г. я., образует супрагенетич. характеристику, и наличие двухтоновой системы с перепадом выступает в качестве ареальной черты, объединяющей соотв. Г. я. с языками ква.
В морфологии важной типология, характеристикой является наличие именных классов, что сближает Г. я. с зап,-атлантическими и бенуэ-конголезскими. Кол-во классов по языкам достигает 11. Класс выражается формой существительного и формами согласуемых с ним слов (прилагательных, местоимений), однако более или менее последовательное согласование по классу встречается не во всех Г. я. В существительных типичный показатель класса — суффикс, но возможен префикс или комоиниров. показатель типа «рамочной конструкции» (префикс + корень + суффикс; эта форма считается наиболее архаичной); категория числа переплетается с категорией класса, что отражается в наличии соответствий сингулярных и плюральных классов. Ср. в тем: ke-ie ‘зуб’ —мн. ч. ke-la, ta-ka ‘жаба’ — мн. ч. ta-se (суффикс класса), du-vo-re ‘голубь’ — мн. ч. a-vo-a (комбиниров. показатель); в каселе: o-ta ‘лошадь’ — мн. ч. i-ta, bu-ci ‘дерево’ — мн. ч. i-ci (префикс класса); пример согласования: каселе o-ta o-mama ‘рыжая лошадь’ — ми. ч. i-ta i-mam. В ряде Г. я. осн. способ выражения класса — детерминативы, сочетающие функции «классного артикля» и анафорич. местоимения; их форма служит маркой класса. Напр., в буаму: 1-й кл. о, 2-й кл. Ва, 3-й кл. 1ё, 4-й кл. ho, 5-й кл. ha, 6-й кл. mil, при этом на различия в классе накладываются различия в одушевленности/неодушевленности, и класс 1 = сингулярность + + одушевленность, класс 2 = плюраль-иость + одушевленность, классы 3, 4, 6 = сингулярность + неодушевленность, класс 5 = плюральиость + неодушевленность, а кроме того, класс 6 = <не-считаемость» + неодушевленность. Различия детерминативов подкрепляются в буаму различиями суффиксов, ср. о pto ‘баран’ — мн. ч. Ba pio-wA, ho ю-hd ‘деревня’ — мн. ч. ha 1б-1а, mil убб-тц ‘молоко’. Г. я. демонстрируют разл. степень выраженности категории класса, вплоть до ее полного отсутствия, как в языке догон.
Прилагательные в Г. я. относительно немногочисленны; среди них различаются согласуемые с существительными по классу н несогласуемые. В одних языках согласуемые прилагательные в составе
адъективной синтагмы дублируют классный аффикс существительного, в других показатель класса присоединяется только к прилагательному, а существительное представлено чистым корнем, ср. в гуен (кирма): уа-да 'лицо' — мн. ч. ya-mu, ио ya fafa-na ‘доброе лицо’ — мн. ч. уа fafa-mu. В системе местоимений указат., вопросит, и относит, местоимения (как и анафорические) имеют формы, соответствующие классу определяемого ими существительного. Ми. Г. я. обладают сложными системами числительных, отражающими группировку их по разрядам, каждый из к-рых строится на ином принципе счисления и имеет опорное имя, служащее основой для образования остальных имен данного разряда (при этом базисный элемент в них может быть представлен фонетическим или супплетивным вариантом опорного имени). Так, в миньянка (суппире) и тьюрама отражена пятеричная (для числительных 6—9), двадцате-ричная.(для числительных от 20 до 200) и восьмидесятеричная (для числительных, кратных 80) системы счисления; в тусьян (уин) опорные имена — 5, 20, 100; в тень-ер (караборо) — 5, 20, 400 и т. п.; еще сложнее система числительных в догон; есть языки и с простой десятеричной системой (море). В сочетании с существительными числительные имеют обычно особые формы в зависимости от класса существительного.
В глагольных системах Г. я. развита категория вида: перфектив (выражается суффиксом или чистым корнем) и им-перфектив (выражается суффиксом и вспомогат. глаголами; иногда вместо суффикса используется носовой префикс, как в уин и теньер, или изменение тона, как в моба). Формы имперфектива могут иметь значение прогрессива, дуратива, фреквентатива (многократности) и хаби-туалиса, ср. в уин: me n-wil ‘я ухожу’ (дуратив) — те ре [вспомогат. глагол ‘быть’] n-wil ‘я ухожу’ (прогрессив) при me wil ‘я ушел’ (перфектив-презенс). В категории времени Г. я. различают настоящее, прошедшее и будущее, причем прошедшее и будущее могут градуироваться по степени отдаленности от момента речи (временные сферы «сегодня», «раньше/ позже», «давно»); временные значения выражаются вспомогат. глаголами (так, для буд. вр. часто используется глагол ‘идти’) и частицами (иапр., в дагбаии: da — прош. 'в тот же день’, sa — прош./буд. ‘днем раньше/позже’, daa — прош./буд. ‘более чем одним днем раньше/позже'). Категория залога в Г. я. не развита. Во мн. языках разным видовременным формам соответствуют разные типы отрицат. форм [ср. в гуен: mi wo ‘я ел’ (перфектив) — отрицат. mi sa wo; mi ka wo ‘я поем’ — отрицат. mi sie ka wo; wo ‘ешь’ (повелит, наклонение) — отрицат. ba wo]. В Г. я. часта т. наз. сериализация, т. е. употребление цепочки глаголов, выражающей семантически единый предикат (напр., в море: tall n wa ко та ‘принеси мне’ = ‘возьми и приди дай мне’).
Синтаксис простого предложения: порядок членов предложения SVO (+ обстоятельство); косвенное дополнение чаще предшествует прямому; дополнение и обстоятельство могут быть в начале предложения (эмфатизация). Определение (прилагательное, числительное, местоимение) — в постпозиции к существительному, ср. в гуен: bilon da-yo ‘этот ребенок' (1-й кл.), humel da-de ‘эта дорога
ГУР 125
(4-й кл.), kyamba [мн. ч.] hay ‘две женщины’. В посессивных конструкциях зависимый член (существительное или местоимение) стоит перед независимым, ср. в тьюрама: moren куе ‘жена вождя’ (more ‘вождь’), sunsu yugu ‘голова лошади’ (sunsu ‘лошадь’), mi to ‘мой отец’ (mi ‘я’). В сложном предложении его части соединяются сочинит, и подчинит, союзами.
Словообразование гл. обр. суффиксальное; широко представлены в Г. я. отглагольные существительные. Развито словосложение (суппире): nyu-goryo ‘череп’ = ‘голова’ + ‘кость’.
Г. я. в большинстве бесписьменные, лишь для нек-рых еще в колониальное время были созданы алфавиты и переведены отд. тексты из Библии (гурма, море, касена, • лоби, бобо-тара). Только дагомба использовался в начальной школе, была попытка его стандартизации, издавалась нац. лит-ра. В 70-е гг. ряд Г. я. начинает вводиться в школе, разрабатываются письменности.
Первые сведения о нек-рых Г. я. даны С. В. Кёлле (1854). Начало изучения Г. я. положили работы И. Г. Кристаллера (1889), в нач. 20 в. значит, вклад в описание и классификацию Г. я. внесли Делафос и Вестерман. В эти и последующие годы появляются также работы по отд. языкам — Р. Фиша (дагомба), А. Лабуре (лоби), Л. Токсье (море, ло-
ДАГЕСТДНСКИЕ ЯЗЫКЙ — см. Нахско-дагестанские языки.
ДАЛМАТЙНСКИЙ ЯЗЬ'1К —один из романских языков. Существовал до кон. 19 в. Был распространен на побережье ист. области (бывшей рим. провинции) Далмации и на прилегающих о-вах Ад-риатич. моря (терр. совр. Югославии). Известен в двух территориальных разновидностях: северной (вельотский диалект, до нач. 20 в. вельотским называли язык в целом) и южной (рагузин. диалект).
Тип структуры западно-романский. Для вельот. диалекта (о. Белья, ныне Крк) характерны: фонетич. чередования (ке-пиг ‘ужинать’ — kaina ‘ужин’, murataur ‘каменщик’ — mor ‘стена’); отсутствие в ряде случаев у существительных и прилагательных флективного показателя рода и числа [viant ‘ветер’ (муж. род), nuat ‘ночь’ (жен. род), foriast ‘иностранный’ (муж. и жен. род), iain ‘год, годы’ и др.]; препозиция определ. артикля; отсутствие склонения существительных; вариативность форм личных местоимений (ial, el, 1- ‘он’ и Др.); омонимия глагольных форм (favlua ‘я говорю, ты ..., ои .... они ...’). Основу лексики составляют слова лат. происхождения, имеются итал. и слав, заимствования (из сербскохорв. яз. или через его посредство).
Первое упоминание о языке относится к 1842, письм. фиксация вельот. диалекта осуществлена впервые в 60—80-х гг. 19 в. (в основном это записи речи последнего его носителя Антонио Удины, скончавшегося в 1898). Наиболее полные сведения о Д. я. и наибольшее число записей вельот. диалекта содержатся в монографии
126 ГЭЛЬСКИЙ
бн, гуен). Интерес к Г. я. особенно возрос в 60-х гг. 20 в.; серии исследований опубликовали Г. Манесси (буаму, тем, сенуфо и др.), A.JIpocT (тоботе, ламба, тамари и др.), Й. Цвернеман (касем), Дж. Каллоу (касем), Г. Каню (море, гу-ренне), Бендор-Сэмюэл (моба, груси, дагбани) и др.
• Westermann D., Die westlichen Sudansprachen, В.,	1927;. Green-
berg J. H., Languages of Africa, Bloomington — The Hague. 1963; Delafosse M.. C aquot A., Les langues du Sudan et de la Guinee, в кн.: Les langues du monde, t. 2, P.. 1964; Prost A.. Contribution i I’etude des langues voltaTques, Dakar, 1964; Westermann D., Bryan M. A., Langua-§es of West Africa, Folkstone — L.. 1970; В e n-or-Samuel J. T., Niger-Kongo, Gur, CTL, 1971, v. 7; Manessy G., Les langues Oti — Volta, P., 1975. В. А. Виноградов. ТУЛЬСКИЙ ЯЗЬ'|К (гаэльский, шотландский, эрский язык) — один из кельтских языков. Распространен в сев,-зап. Шотландии и на Гебридских о-вах, а также в канадской пров. Н. Шотландия. Число говорящих менее 100 тыс. чел. По происхождению является диалектом ирландского языка. Первые ирл. поселенцы появились в Шотландии в 5 в., но Г. я. начал отделяться от ирл. яз. только в И—13 вв. По ряду фонетич. признаков в Г. я. выделяются 3 крупные диал. зоны: восточная, юго-западная и западная. Носители юго-зап. диалекта относи-
М. Дж. Бартоли (1906), к-рый ввел и сам термин <Д. я.». Рагузин, диалект представлен немиогочисл. письмами н документами, обнаруженными в архивах г. Рагуза (Дубровник) и относящимися к 13—16 вв., к-рых, однако, недостаточно для восстановления особенностей этого диалекта. Тексты на обоих диалектах записаны лат. алфавитом (с использованием при передаче вельот. речи диакритич. знаков).
•	Репина Т. А., О далматин, языке и его месте в группе ром. языков, ВЯ, 1983, № 6; В а г t о 1 i М. G., Das Dalmatische, Bd 1-2. W., 1906; H adlich R. L.. The phonological history of Vegliote, Chapel Hill, [19651; I 1 iescu M., Nicu lescu A.. Idiomu-ri roman ice din R. S. F. Jugoslavia. [Limba dal-mata. aDialectul vegliotl, в кн.: Crestomatie romanica, y. 3, pt 1, Buc., 1968; Mulja-c i c 2.. Bibliographic de linguistique romane. Domaine dalmate et istriote avec les zones limitrophes (1906—1966), <Revue de linguistique romane», 1969, t. 33, p. 144—67, 356—91; его же, Aspetti recenti dello studio del dalmatico (1966—1980), в кн.: Scritti linguistic! in onore di Giovanni Battista Pellegrini, v. 1, Pisa, [19831, p. 101—08.
T. А. Репина. ДАЛЯ ЗАКОН — явление диссимиляции согласных двух соседних слогов, характерное для многих банту языков. Впервые обнаружено Э. Далем в языке ньямве-зи. Д. з. имеет свои особенности в разных языках банту. В языках, имеющих аспи-риров. согласные, Д. з. проявляется следующим образом: если в каждом из двух соседних слогов содержатся аспири-ров. согласные, то согласный предшествующего слога теряет аспирацию н озвончается, напр. ньямвези dathu (вместо thathu) ‘три’, gathi (вместо khathi) ‘середина*. В языках, не имеющих ас-пириров. согласных, Д. з. означает запрет на реализацию у согласных сосед-
тельно легко достигают взаимопонимания с носителями сев. ирл. диалектов.
Для Г. я. типично оглушение старых звонких согласных и переход глухих в аспираты, появление преаспириров. смычных типа 1’р, ht, hk, упрощение системы начальных мутаций согласных. Для морфологии характерны редукция падежной системы до двух падежей (им. п. и род. п.), сокращение синтетич. спряжения, появление категории аналитич. .длительных» форм на основе глагольного имени и др. В результате многовековых контактов с викингами в лексике много сканд. заимствований.
Отд. памятники Г. я. появились в нач. 16 в., но до сер. 18 в. в лит-ре и печати использовался гл. обр. классич. новоирл. язык. Письменность иа основе латиницы; в 19 в. была разработана особая орфография, построенная на тех же принципах, что и ирландская, ио в значит, мере отличающаяся от нее. В областях с преим. гэльским населением на Г. я. существует худож. лит-ра, издается периодика, осуществляется преподавание в школах и ведется радиовещание.
•	О f t е d а 1 М., The Gaelic of Leurbost, Isle of Lewis, Oslo, 1956; Dilworth A., Mainland dialects of Scottish Gaelic, Fort Augustus, 1958; Calder G., A Gaelic grammar, Glasgow, 1972.
D w e 1 1 у E., The illustrated Gaelic-English dictionary, Glasgow, [19711.
А. А. Королёв.
них слогов тождественных значений признака звонкость/глухость. Общим для всех языков банту, в к-рых имеет место Д. з., является наличие среди согласных, подверженных действию Д. з., велярных смычных. Число согласных, вовлеченных в круг действия Д. з., сфера его действия в рамках слова и направление его действия различны в разных языках банту. В одних языках действию Д. з. подвергаются только велярные смычные к и g (гусии, курия), в других — также дентальные смычные t и а (руанда) или фрикативные (у в кикуйю) и т. д., ср. в гусии: go-ika ‘приходить’, но ko-ruuga ‘варить’; в кикуйю: ko-ruya ‘варить’, но yo-tegera ‘бежать’; в руанда: utu-gabo ‘мужчины’ (уменьшит.), ио udu-hambi ‘маленькие количества’. В одних языках банту диссимиляция согласных имеет место в любых двух соседних слогах: как внутри корня, так и на стыке корня и служебных аффиксов, напр. ньямвези: -dathu ‘три’, -id-ikha ‘отвечать’ ((-itha ‘звать’). В др. языках банту Д. з. имеет место только на стыке морфем, напр. гусии na-minyok-ire ‘я побежал’, но na-mi-nyog-ete ‘я бежал’. Для большинства языков банту характерен регрессивный характер диссимиляции согласных, однако встречаются также случаи прогрессивной диссимиляции.
9 D a h 1 Е.. Nyamwesi-Worterbuch, Hamb., 1915; Meinhof С.. Warmelo N. J. von, Introduction to tbe Phonology of the Bantu languages, B., 1932.
И. С. Аксенова. ДАРГЙНСКИЙ ЯЗЫК— один из нахско-дагестанских языков (лакско-даргинская группа). Распространен гл. обр. в горных р-нах Дагестана. Число говоря-, щих на Д. я. 320 тыс. чел. О фонетико-грамматич. чертах и диалектах Д. я. см.
Лакско-даргинские языки. Лит. язык формировался на базе акушин. диалекта, преодолевая влияние др. диалектов, в частности урахинского. Акушин. диалект на протяжении веков выполнял функцию языка междиал. общения.
В лексике лит. даргии. яз. большое число заимствований из рус. яз. (гл. обр. терминология).
Письменность до 1928 на основе араб, алфавита, в 1928—38 иа основе лат. алфавита, с 1938 на базе рус. графики.
в Услар П. К., Хюркилин. язык, Тифлис, 1892; Жирков Л. И., Грамматика даргин. языка, И., 1926; Абдуллаев С. Н., Грамматика даргин. языка, Махачкала, 1954; Абдуллаев 3. Г., Категория падежа в даргин. языке, Махачкала, 1961; его же, Очерки по синтаксису даргин. языка, М., 1971; Гасанова С. М., Глагол в даргин. языке, Махачкала, 1962; ее же, Очерки даргин. диалектологии, Махачкала, 1971; Магометов А. А., Ку-бачин. язык, Тб., 1963; его же, Мегеб. диалект даргин. языка, Тб., 1982; Г а п р ин-да ш в и л и Ш, Г., Фонетика даргин. языка, Тб., 1966; Мусаев М.-С. М., Именное словоизменение даргин. языка. (Категория числа). Махачкала, 1980; Хай лаков С. М., Даргин. и мегеб. языки. Принципы словоизменения, М., 1985.
, С. М. Хайдаков.
ДАРДСКИЕ ЯЗЫКИ —группа индоиранских языков, восходящая к ответвлению индийских (индоарийских) языков. Иногда к ним по типология, признакам причисляют также нуристанские языки. Собственно Д. я. распространены в горных р-нах сев. Афганистана, Пакистана и Индии. Число говорящих ок. 4 млн. чел. Подразделяются на подгруппы: восточную (языки кашмири, шина, пхалура, гарви, торвали, майян и др.) и центральную (северные — кховар, калаша, южные — гавар, шумашти, катар-калаи, глангали, тирахи, дамели, группа диалектов или языков пашаи).
В фонологии: вокализм различается по языкам; в консонантизме отд, Д. я. (в диалектах пашаи, в калаша, пхалура) отсутствует корреляция аспирации, в остальных — трехчленная корреляция (типа t — th — d), в нек-рых языках (торвали, майян, Кашмир, диалекте кашта-вари) — четырехчлеиная (типа t — th — d — dh). Корреляция церебральиости охватывает чистые смычные, аффрикаты (в большей части Д. я.) и щелевые s — s, i — г (в части центр, и вост. Д. я.), В языках кашмири, шина прослежены корреляции палатализации н лабиализации согласных (в кашмири типа t' — — t — t°, k' — k — k°). В гавар, ка-таркалаи, дамели, башкарик, шина имеются тоновые оппозиции.
В морфологии 2—4 падежа, дополняемые системой послелогов (реже предлогов). Категория числа связана обычно с падежными показателями, но имеются и внепадежиые агглютинативные форманты мн. числа. Категория рода (как правило, муж. и жен. род) выражается в большинстве языков соотнесенностью существительных с прилагательными, местоимениями, глаголами соотв. рода. Категория определенности/неопределен-иости выражается артиклями и различием в падежном оформлении имени объекта; лицо/ие-лицо (и одушевленность/неодушевленность) — различием в падежной парадигме имен и соотнесенностью с разными местоимениями. Счет вигезимальный (двадцатичный), кроме кашмири, где используется десятичная система счисления. Личные местоимения имеются, как правило, для 1-го и 2-го л.; 3-е л. выражается указат. местоимениями. Имеются энклитич. местоимения, упо
требляемые постпозитивно при глаголе для указания на субъект или объект (в пхалура, дамели, кашмири) или при имени как показатели принадлежности (в гавар, калаша); в обеих функциях отмечены в пашаи, шумашти, тирахи, катар-калаи. Глагольная система неоднородна. В центр. Д. я. развиты флективные формы, в восточных преобладают причастные предикаты и аналитич. формы, не всегда имеющие категорию лица (особенно в торвали, майян и др., где связка изменяется только в роде и числе). В кховар и калаша сохраняется аугментный префикс.
Для синтаксиса большинства Д. я. (кроме кховар и калаша) характерны эргативная и эргативообразная конструкции предложения с перех. глаголами в прошедшем (в шина — ив настоящем) времени, однако наличие залоговых противопоставлений и пассивных конструкций делает эргативность формальной и подчиненной. Словообразование в целом единообразно (словосложение и аффиксация). Лексика в основе искониа. Заимствования из урду, пушту, персидского (по регионам), в кашмири также из санскрита, английского. Араб, лексика заимствуется — через языки-посредники — н из книжных источников.
Многовековую письм. традицию имеет только кашмири. Традиционное письмо на основе график шарада и нагари (см. Индийское письмо); носители Кашмир, диалекта каштавари использовали разновидность такари. Совр. кашмири и недавно получившие письменность кховар, майян, шина, пашаи пользуются араб, алфавитом в разных модификациях. Остальные языки бесписьменные. На кашмири, кховар, пашаи и шина ведется радиовещание.
Изучение Д. я. началось в 30-х гг. 19 в., значительно продвинулось в кон. 19 — нач. 20 вв. (труды Дж. А. Грирсона). Появились описания отд. Д. я.: в 20—30-х гг. Т. Г. Бейли — языки шина, кашмири и др., Г. Моргенстьерне— центр. Д. я., в 50-х гг. Г. Будрусс — центр, и вост. Д. я., в 70-х гг. А. Л. Грюнберг— центр. Д. я., Б. А. Захарьин, Д. И. Эдельман, Б. Б. Качру — кашмири и др. В 60—80-е гг. Д. я. изучаются в сравнит.-ист., типологии., ареальном аспектах (Моргенстьерне, Ж. Фусман, Будрусс, Р. Л. Тёрнер, В. Н. Топоров, Грюнберг, Эдельман н др.).
* Эдельман Д. И., Дард. языки, М., 1965; ее же, Дард. языки, веб.: Языки Азии и Африки, ки. 2, М., 1978; Грюнберг А. Л., Опыт лингвистич. карты Нуристана, «Страны и народы Востока», 1971, в. 10; Grierson G. A., Linguistic survey of India, v. 1, pt. 1, Calcutta, 1927, v. 8, pt 2, 1919 (repr. 1968); Fussman G., Atlas linguistique des parlers dardes et kafirs, t. 1—2, P., 1972; M о r-genstierne G., Irano-Dardica, Wiesbaden, 1973; его же, Languages of Nuristan and surrounding regions, в кн.: Cultures of the Hindukush, Wiesbaden, 1974; Buddruss G., Nochmals zur Stellung der Niiristan-Sprachen des afghani-schen Hindukusch, «Miinchener Studien zur Sprachwissenschaft», 1977, Bd 36; Edelman D. I.. The Dardic and Nuristani languages, Moskow, 1983. Д. И. Эдельман. ДАРЙ (фарси-кабули, кабульско-персидский язык) — один из иранских языков (юго-западиая подгруппа). Один из двух главных лит. языков Афганистана (наряду с пушту). Общее число говорящих ок. 4 млн. чел. Выделяются 2 группы диалектов; говоры р-иов Герата, Хазараджата, Логара и Гар. еза, имеющие сходные черты с диалектами сев.-вост. Ирана, и говоры Бадахшана, Панджше-ра, Кохистаиа н р-на Кабула, близкие
тадж. диалектам на терр. СССР. Выделяются также диалекты неавтохтонных групп населения, перешедших иа язык Д. (народность предположительно моиг. происхождения — хазарейцы и полукочевые племена аймаков). В основе лит. языка лежит кабульский диалект (ка-були).
Наиболее близки языку Д. перс, и тадж. языки, с к-рыми его объединяет общность происхождения: все они восходят к языку тадж.-перс, классич. лит-ры (или к т. наз. классич. Д.), имеющему богатую письм.-лит. традицию (классич. лит-ра 9—16 вв.: Рудаки, Фирдоуси, Саади, Хафиз, Омар Хайям, Джами). Исторически терр. совр. Афганистана вместе с терр. Ср. Азии и Сев.-Зап. Индии входила в вост, регион распространения новоперс. языка, где наблюдается ряд языковых особенностей по сравнению с лит. языком, формировавшимся в Иране. Отсюда отличия Д. от совр. персидского и большая близость к тадж. яз. От перс. яз. отличается наличием в системе вокализма долгих гласных 6 и ё, архаичной формой дифтонгов ai и aw, более сложной системой видо-временных глагольных форм, а также отчасти словарным составом.
Лит. Д. в феодальном Афганистане как язык социальных верхов был оторван от нар.-разг. речи. После завоевания Афганистаном независимости в 1919 и особенно после Апрельской революции 1978 в связи с усилением демократии, тенденций в обществ, жизни происходит расширение социальной базы н функций лит. языка, приближение его к нар.-разговорному. Лит. Д. функционирует в условиях двуязычия (дари и пушту). Развивается худож. лит-ра, иа обоих языках выходят осн. периодич. издания, работают средства массовой информации.
* Негхат Саиди М.-H., Грамматика совр. языка дари, Кабул. 1969 (на языке дари); Киселева Л. Н.. Очерки по лексикологии языка дари, М., 1973; ее же, Осн. черты развития языка дари в совр. Афганистане, в кн.: Социолингвистич. проблемы развивающихся стран, М., 1975; Фархади Раван, Разг, фарси в Афганистане, пер. с франц. М., 1974.
Киселева Л. Н., Микола ft-чи к В. И., Дари-рус. словарь, М.. 1978.
_	Л. Н. Киселева.
ДАРМСТЕТЁРА ЗАКОН — объяснение фонетических процессов, происходивших в четырехсложных словах в начальный период превращения галльской латыни в старофранцузский язык, сформулированное в кон. 19 в. А. Дармстетером. Согласно Д. з., гласный (кроме а) предударного и заударного слогов в словах-парокситонах подвергался редукции с последующей синкопой (апокопой): лат. manducare > франц, manger, лат. civi-tate(m) > франц, cite, лат. adjutare > франц, aider. Действие Д. з. не затрагивало гласные начальных и ударных слогов. Синкопа гласного предударного слога имела место после озвончения глухих согласных в интервокальной позиции: vereciin-dia > veregondia > vergondia > совр. франц, vergogne. Апокопа конечного согласного произошла, по-видимому, позднее (ср. колебания в старофраиц. написаниях в «Страсбургских клятвах»: Karlo~-Karie, fradra~fradre).
ф . D ar mesteter A.. Cours de grammaire historique de la langue francaise, pt. 1, P.,	1891.	B. 77. Калыгин.
ДАТСКИЙ ЯЗЙК — один из скандинавских языков. Официальный язык Королевства Дании (и в 16—19 вв. — Нор-
ДАТСКИЙ 127
вегии). Распространен также на Фарерских о-вах, в Гренландии и США. Общее число говорящих св. 5,6 млн. чел. Диалекты делятся на 3 группы: западные (ютландские, или ютские), островные (о-ва Зеландии, Фюн и прилегающие к ним), восточные (диалект о. Борнхольм; до сер. 17 в.— говоры Сконе, Халланда н Блекииге, ставшие впоследствии юж.-швед. диалектами).
История Д. я. делится на 2 периода: др.-датский (9—15 вв.) и новодатский (с 16 в.). Характерные черты фонетики: совершившийся в 12—13 вв. переход р, t, к в звонкие спиранты Ь, д, у (с их последующей частичной вокализацией), сильная аспирация сохранившихся глухих взрывных и оглушение звонких взрывных, замена музыкального ударения «толчком» (резким смыканием голосовых связок). В грамматике наряду с развитием черт аналитич. строя — редукцией систем склонения и спряжения — развиваются новые флективные формы: суффигированный определ. артикль, син-тетич. форма страдат. залога. Лексика пополняется значит, числом заимствований из нем., франц., англ, и др. языков. Письменность на основе лат. алфавита. Древнейшие письм. памятники — надписи 9—11 вв. («Младшие руны», см. Руническое письмо), к 13—14 вв. относятся рукописи с графикой на лат. основе (др.-датские областные законы). В 1495 появилась первая печатная книга на Д. я.
* Новаков и ч А. С., Дат. язык, М., 1974; Кузнецов С. Н., Теоретич. грамматика дат. языка. Синтаксис, М., 1984; Skautrup Р., Det danske sprogs histone, bd 1 — 4, Kbh., 1944—68; D i de r ichsenP., Elementaer dansk grammatik, 3 udg., Kbh., 1963; R e h 1 i n g E., Det danske sprog, Kbh., 1965; Hansen A., Moderne Dansk, bd 1 — 3, Kbh., 1967; его же, Udtalen i moderne dansk, Kbh., 1968.
Рус.-дат. словарь, сост. H. И. Крымова и А. Я. Эмзина, М.. 1968; Дат.-рус. словарь, сост. Н. И. Крымова, А. Я. Эмзина, А. С. Но-вакович, М.. 1975; Ordbog over det danske sprog, bd 1-28, Kbh., 1919-56; Nielsen N. A., Dansk etymologisk ordbog. Khh., 1966.	С. H. Кузнецов.
ДВУЯЗЫЧИЕ — см. Многоязычие. ДЕВАНДГАРИ — см. Индийское письмо.
ДЕЕПРИЧАСТИЕ — нефинитная форма глагола (вербоид), обозначающая второстепенное действие, подчиненное главному, выраженному в предложении сказуемым или инфинитивом в различных синтаксических функциях («Писал, время от времени заглядывая в книгу»; «У меня была возможность получить образование, воспитываясь дома»),
Д. распространены в языках разл. типов. По происхождению рус. Д. связано с краткими причастиями наст, и прош. вр., утратившими категории рода, числа и падежа и превратившимися в неизменяемые формы. Особенность рус. Д. состоит в том, что субъект обозначаемого им действия совпадает с субъектом гл. действия, выраженного финитной формой или инфинитивом. Как глагольная форма рус. Д. сохраняет вид и залог. Видовые формы Д. служат для выражения семантики таксиса. Как правило, Д. сов. вида выражают предшествование второстепенного действия по отношению к действию основному («Проснувшись, он встал и умылся»), реже одновременность («Шел, опустив голову ») или последующее действие («Вышел, хлопнув дверью»), Д. несов. вида передают одно-
128 ДВУЯЗЫЧИЕ
временность («Отвечая на вопрос, он волновался»). Действие, обозначаемое Д., может быть связано с гл. действием отношениями уступки («Обдумав все последствия своего поступка, он все же подал заявление об уходе с работы»), причины («Заболев, он не мог много работать») н т. д. В Д. сохраняются синтаксич. связи глагола, от к-рого оно образовано («любить родину»—«любя родину»), Конструкции с Д. могут быть синонимичны придаточным предложениям («Проснувшись, он встал и умылся » = «Когда он проснулся, он встал и умылся»), конструкциям с однородными сказуемыми («Он отвечал волнуясь» = «Он отвечал и волновался»), предложно-падежным конструкциям с отглагольными существительными («Во время ответа он волновался») и др. Функция Д. в предложении обычно определяется как второстепенное сказуемое (А. А. Шахматов), однако нек-рые ученые считают Д. также обстоятельством. В рус. яз. Д. может выполнять обе функции.
В нек-рых языках Д. может обозначать действие, субъект к-рого не тождествен субъекту действия, выраженного сказуемым. В кавк. и алт. языках развитая система Д. выполняет функции, соответствующие функциям разл. типов придаточных предложений в иидоевроп. языках. В алт. языках Д. употребляется также для выражения подчиненного действия при модальных и фазовых глаголах, иапр. в тат. яз. «укый башлау» ‘начать читать’ (букв, ‘читая начать’), «укый бел» ‘уметь читать’ (букв, ‘читая знать’). Д. входит также в состав аналитич. видо-временных форм глагола.
Функционально близки Д. герундий в ром. языках, падежные формы инфинитива и имени действия в финно-угор. и др. языках.
Среди языковедов нет единого мнения о семантико-грамматич. статусе Д. В русистике Д. рассматривалось как «смешанная часть речи», объединяющая свойства глагола и наречия (А. М, Пешков-ский), как «гибридная наречно-глагольная категория» (В. В. Виноградов). Д. трактовалось также как одна из форм словоизменит. транспозиции глагола; в настоящее время Д. рассматривается как один из разрядов форм глагола. В рус. грамматич. терминологию термин «Д,» был впервые введен М. Смот-рИЦКим.
• Виноградов В. В., Рус. язык. Грамматич. учение о слове, 2 изд., М., 1972; Якобсон Р. О.. Шифтеры, глагольные категории и рус. глагол, в ки.: Принципы типологич. анализа языков разл. строя, М., 1972; Черемисина М. И., Деепричастие как класс форм глагола в языках разных систем. Новосио., 1977; Рус. грамматика, т. 1, Прага, 1979; Дмитриева Л. К., Деепричастие и обособление обстоятельств, в кн.: Функциональный анализ грамматич. единиц, в. 3, Л., 1980; Рус. грамматика, т. 1, М., 1980; Семантика и синтаксис конструкций с предикатными актантами, Л., 1981; Щербак А. М., Очерки по сравнит, морфологии тюрк, языков (Глагол), Л., 1981; Теория функциональной грамматики. Введение. Аспектуальность. Временная локали-зованиость. Таксис, Л., 1987; Hrabe V., Polovetne vazby a kondenzace «druheho sdele-ni> v rustine a v cestine, Praha, 1964.
И. А. Козинцева. ДЁЙКСИС (греч. deixis — указание) — указание как значение или функция языковой единицы, выражаемое лексическими и грамматическими средствами. Д. служит для актуализации компонентов ситуации речи и компонентов денотативного содержания высказывания (см. Денотат). Сфера Д. включает: указание на участников речевого акта (ролевой Д,)—
говорящего и адресата (т. наз. Ich-Д. н Du-Д., по К. Бругману и К. Л. Бюлеру), выражается разл. видами местоимений (1-е и 2-е л.: «я», «ты», «мой»,«твой»); указание на предмет речи (местоимения 3-го л.); указание на степень отдаленности объекта высказывания (Der/.Iener-Д.), выражается указат. местоимениями и частицами («этот» — «тот», «вот» — «вон», франц, ceci—cela); указание на временную и пространств, локализацию сообщаемого факта (хронотопич. Д.), выражается местоименными наречиями, напр. лат. hie, nunc ‘здесь’, ‘сейчас’. Д. как один из способов референции противополагается номинации; это противопоставление нейтрализуется в ролевом Д.
Носителями дейктич. функции могут быть лексич. единицы и грамматич. категории. Так, у предлогов и указат. местоимений дейктич. значение — это их лексич. (словарное) значение, такие слова, выражающие Д., иногда называют дейктиками. Из грамматич. категорий дейктич. характер присущ, напр., глагольным категориям времени, таксиса и лица (ролевой Д.: личные формы глагола); к дейктич. категориям относится и т. наз. категория вежливости (указание на социальный статус участников речевого акта, напр., в япон. яз.; см. также Речевой этикет). Во всех этих случаях Д. ориентирован на внеязы-ковую действительность, отражаемую в содержании высказывания, т. е. реализуется в «вещественном поле указания» (Бюлер) и представляет собой собственно Д. Этот вид Д. (парадигматич. Д.) соотносится с содержат, структурой предложения. Кроме того, Д. может быть ориентирован на внутр, организацию текста (см. Лингвистика текста), т. е. реализуется в «контекстуальном поле указания», обеспечивая семантич. связность дискурса; этот вид Д. (синтагматич. Д.) в отличие от собственно Д. называют анафорой (см. Анафорическое отношение). Промежуточная разновидность Д. наблюдается у нек-рых грамматич. категорий, напр. род, именные классы, в к-рых сфера указания ограничена системой самого языка и соотносится с формальной структурой предложения. Так, род, по определению Е. Куриловича, есть дейктич. категория у существительных (указывает на принадлежность его к определ. согласоват. классу) и анафорическая у прилагательных (указывает на род существительного, с к-рым оно согласуется, обеспечивая синтаксич. связанность определяемого и определяющего). Д.— универсальное свойство языка, но виды и способы выражения Д. в разл. языках варьируют.
* Лайона Дж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М.. 1978; Крылов С. А., К типологии дейксиса, в сб.; Лингвистич. исследования, ч. 1. М., 1984; Падучева Е. В., Высказывание и его соотнесенность с действительностью, М., 1985; Buhler К., Sprachtheorie, Jena. 1934; Kurilow icz J.. Universaux linguisti-ques, в кн.: Proc, of the XI Intern, congress of linguists, V; 1, Bologna, 1974; Here and there; Cross-linguistic studies on deixis and demonstration, Amst.— Phil., 1982; Essays on deixis, Tiibingen. 1983; Sennho Iz K.. Grund-ziige der Deixis, Bochum, 1985; см. также лит. при ст. Референция. В. А. Виноградов. ДЕНОТАТ (от лат. denotatum — обозначаемое) — обозначаемый предмет. Термин <Д.» употребляется в след, значениях: 1) Д. нек-рого конкретного речевого отрезка — то же, что референт (как его определяют Ч. Огден и А. А. Ричардс). Термин «Д.» в этом смысле употребляется как рус. эквивалент термина Г. Фреге Bedeutung (букв.
«значение») и его аигл. перевода denotation, используемого, напр., Б. Расселом и А. Чёрчем.
2)	Д. нек-рой языковой (абстрактной) единицы — множество объектов действительности (вещей, свойств, отношений, ситуаций, состояний, процессов, действий и т. д.), к-рые могут именоваться данной единицей (в силу ее языкового значения); обычно речь идет о Д. лексич. единиц. Такое употребление термина «Д.» (К. И. Льюис, У. О. Куайн, Дж. Лайоиз и др.), восходящего к термину denotation Дж. С. Милля (1843), соответствует тому, что в традиционной логике называется «объемом понятия», а у Р. Карнапа — «экстенсионален». В этом случае Д. противопоставлен в первую очередь сигнификату («содержанию понятия» традиционной логики, «интенсиоиалу», по Карнапу), а во вторую очередь — референту. Д. языкового выражения в науч. картине мира, где, напр., Д. слов «огурец» или «арбуз» включены в Д. слова «ягода», а Д. слова «кит» — в Д. слова «зверь» или «млекопитающее», отличается от Д. этого выражения в наивной картине мира, где Д. этих слов могут включаться соответственно в Д. слов «овощ», «фрукт», «рыба». В естеств.-науч, сферах, в отличие от художественных, выражения типа «единорог», «кентавр», «король, правивший во Франции в 1905 г.» имеют т. наз. пустой Д. или, как иногда говорят, вообще не имеют Д., однако предметом семантики могут быть на равных правах и естеств.-науч., и худож. картины мира. Исследователями предпринимаются попытки очертить границы Д. иек-рых слов, напр. цвете- н звукообозначений, путем измерения фи-зич. параметров соотв. явлений (таков анализ глаголов типа «мерцать», «сверкать», «искриться», «лосниться» и их англ, соответствий в работах О. Н. Селиверстовой). Чем больше значимых черт содержит сигнификат («смысл») языковой единицы, тем (обычно) уже его Д., и наоборот. Следует различать языковые выражения с «постоянной» референцией (автор «Илиады», Ходжа Насреддин, Луна, Земля, Солнце), имеющие одноэлементные Д., и выражения с «переменной» референцией, имеющие многоэлемеитные Д.
Нек-рые логики определяют Д. (или экстенсионал) предиката как множество таких объектов, подстановка к-рых в качестве аргументов (единиц, от к-рых зависит значение высказывания) на место этого предиката дает истинные высказывания. Напр., Д. слова «кит» есть множество объектов, относительно к-рых верным будет высказывание «X — кит» (т. е. множество объектов, удовлетворяющих свойству «быть китом»). В этом случае нельзя говорить о Д. референтных выражений, не переведя их предварительно в предикатную позицию. Это порождает трудности при установлении Д. выражений типа «он», «этот кит», «нынешняя королева Великобритании» и т. п., т. к. условия истинности высказываний с именными сказуемыми типа «быть им», «быть этим китом», «быть нынешней королевой Великобритании» и т. п. существенно зависят от ситуации речевого акта, в к-рой произносится данное высказывание. По той же причине субъективно окрашенные предикаты типа «быть прогрессивным, реакционным, хорошим, плохим, умным, глупым» и т. п. имеют диффузные Д. (с нежесткими границами), в отличие от т. наз. таксоно-мич. предикатов (по Н. Д. Арутюновой) типа «быть лимоном, карасем, ар
Д 5 Лингвистич. энц. словарь
бузом, китом, археоптериксом, русалкой» и т. п.
3)	Элемент экстенсионала (т. е. множества объектов, способных именоваться данной языковой единицей). При таком понимании Д. считается всякий элемент экстенсионала, безотносительно к тому, с к-рым из них соотносится к.-л. конкретный речевой отрезок. Напр., говорится, что и Суворов, и Меншиков относятся к числу Д. слова «генералиссимус». Экстенсионал в этом случае квалифицируется как «класс денотатов»; т. о., говорят о «пустом» или «непустом», «одноэлементном» или «многоэлементном» классе Д., о границах класса и т. п.
4)	То же, что «денотативное значение» — понятийное ядро значения, т. е. «объективный» («номинативный», «внещ-неситуационный», «когнитивный», «репрезентативный», «фактический», «дик-тальиый »,	« предметно-реляционный »)
компонент смысла, абстрагированный от стилистич., прагматич., модальных, эмоциональных, субъективных, коммуникативных и т. п. оттенков.
Достаточно распространено термино-употребление, не делающее различия между Д. и референтом (нек-рые авторы отдают предпочтение одному из этих терминов, другие используют оба термина в качестве эквивалентных). Однако уже наметилась тенденция к соотв. терминология. дифференциации, основанная, в частности, на существенном с лннгвис-тич. т. эр. различении виртуального (возможного) и актуализованиого значений языковых единиц. Др. признаки, по к-рым иногда различаются Д. и референт, в частности прямая зависимость Д. от способа номинации и отсутствие такой зависимости для референта (напр., когда речь идет об ошибочном представлении говорящего о применимости той или иной номинации к объекту, к-рый он «имеет в виду»), представляют для яз-знания лишь косв. интерес.
Многозначность характеризует не только термин «Д.», но и соотносительные с ним термины — «денотативное значение», «денотативная (предметная) отнесенность», «денотативные аспекты (компоненты) смысла» н др.
* Милль Дж. Ст., Система логики силлогйстич. и индуктивной, пер. с англ., 2 изд., М., 1914; Кариап Р-, Значение и необходимость, [пер. с англ.], М.,	1959;
Чёрч А., Введение в математич. логику, пер. с англ., М., I960, с. 15—63; Селиверстова О. Н., Опыт семантич. анализа группы рус. и англ, глаголов с общим компонентом «излучать свет», в кн.: Актуальные проблемы психологии речи и психологии обучения языку, М., 1970; Апресян Ю. Д., Лексич. семантика, М., 1974, с. 56—114; Языковая номинация. (Общиевопросы), М., 1977; Арутюнова Н. Д., К проблеме функциональных типов лексич. значения, в кн.: Аспекты семантич. исследований, М., 1980; НЗЛ, в. 13, Лингвистика и логика, пер. с англ., М., 1982; Фрумкина Р. М., Цвет, смысл, сходство, М., 1984; Падучева Е. В., Высказывание и его соотнесенность с действительностью, М., 1985; НЗЛ, в. 18, Логич. анализ естеств. языка, М., 1986; Lyons J., Semantics, v. 1, Camb., 1977; см. также лит. при статьях Сигнификат, Референт, Референция.
Т. В. Булыгина, С. А. Крылов. ДЕРИВАЦИЯ (от лат. derivatio — отведение; образование) — процесс создания одних языковых единиц (дериватов) на базе других, принимаемых за исходные, в простейшем случае — путем «расширения» корня за счет аффиксации (см. Аффиксу или словосложения, в связи с чем Д. приравнивается иногда к словопроизводству или даже словообразованию. Согласно более широкой точке зре
ния, Д. понимается либо как обобщенный термин для обозначения словоизменения (inflection) и словообразования (wordformation) вместе взятых, либо как название для процессов (реже результатов) образования в языке любых вторичных знаков, в т. ч. предложений (см. Знак языковой), к-рые могут быть объяснены с помощью единиц, принятых за исходные, или выведены из них путем примеиеиия определ. правил, операций.
В процессах Д. происходит изменение формы (структуры) и семантики единиц, принимаемых за исходные. В содержат. отношении это изменение может быть направлено либо на использование знака в новом значении (при т. наз. семантич. Д., ср. <лиса»| — ‘зверь’ и <лиса»з — ‘хитрец’), новой функции (ср. «Медведь — добродушное животное» и «Он—такой медведь»), либо на создание нового знака путем преобразования старого или его комбинации с др. знаками языка в тех же целях. Поскольку процесс Д. можно представить в виде последовательности применения к исходной единице серии формальных операций, для его описания (особенно в генеративной грамматике для описания Д. предложения) вводятся понятия ступе-• ни Д., деривационного шага и деривационного «дерева».
Понятие Д., введенное в 30-х гг. 20 в. Е. Куриловичем для характеристики словообразоват. процессов, позволило соотнести конкретные цели и задачи процессов со средствами их осуществления и их семантич. результатами; большое значение для теории Д. сыграло предложенное Куриловичем разграничение лексич. и синтаксич. Д. как процессов, один из к-рых направлен на преобразование лексич. значения исходной единицы (ср. «камень»—«каменщик»), а другой — лишь иа преобразование ее синтаксич. функции (ср. «камень» — «каменный»). Впоследствии эти определения стали прилагать к широкому классу явлений создания языковых форм за пределами слова; в этом смысле синтаксич. Д. обозначает процесс образования разных синтаксич. конструкций путем трансформации определ. ядерной конструкции (ср. «рабочие строят дом» — «дом строится рабочими» — «строительство дома рабочими» и т. д.). Введение понятия Д. позволило установить изоморфизм в правилах синтагматич. разворачивания исходных символов, а также их возможного преобразования, найти основания для противопоставления простых единиц — производным, мотивирующих — мотивированным, источников Д.— ее результатам, единиц обусловливающих (fondu) — обусловленным (fondle) и т. п. Оно позволило также установить модели Д. и тем самым — структуру вторичных единиц языка в системах отд. языков, связав возникновение деривационных структур с формальными операциями разного типа, а также исследовать семантич. последствия этих операций.
Процессы Д. завершаются не только созданием вторичной, или результативной, единицы, но и возникновением особых деривационных отношений между исходными и производными знаками языка (частный случай таких отношений — наиболее хорошо изученные отношения словообразоват. про-изводности). Отношения эти обнаруживаются как между единицами одного
ДЕРИВАЦИЯ 129
и того же уровня (из морфов одной морфемы один можно считать исходным, а все остальные выводимыми; напр., в парадигме одна из словоформ оказывается основной, а другие производными и т. п.), так и между единицами разных уровней (для Д. слова нужны морфемы, для Д. предложения — слова, для Д. текста — высказывания и т. п.). В этом смысле термин «Д.» отражает как меж-уровиевый подход, позволяющий выяснить механизмы образования более сложных единиц «верхнего» уровня из менее сложных единиц «нижнего» уровня, так и, напротив, подход внутриуровневый, объясняющий механизмы синтагматич. сочетаемости единиц. Самостоят. статус присбретает т. наз. деривационная морфология, описывающая средства и способы организации морфологич. структур слова в языках разного типа и использующая данные о различии деривационных процессов в словоизменении и словообразовании для типологии, характеристики языков. Понятие Д. применимо только к тем единицам языка, возникновение к-рых может быть описано путем реконструкции породившего их процесса, т. е. восстановления их деривационной истории. Методика анализа, называемого синхронной реконструкцией деривационного акта (Е.С. Кубрякова), заключается в том, чтобы представить производные знаки языка в виде конечного продукта формальной операции или серии операций, совершенных для достижения функционально-семаи-тич. сдвига в исходной единице.
Классификационной чертой деривационных процессов является степень их регулярности. Если значение единицы может быть выведено из значения ее частей, она рассматривается не только как мотивированная, но и как форма, построенная по аддитивному, или сумма-тивиому, типу. Для языков более типичны неаддитивные, или интегративные, процессы, в итоге к-рых возникают единицы, обладающие значениями или функциями, несводимыми к значениям или функциям составляющих частей. В основе классификации процессов Д. лежит также их кардинальное деление на линейные и нелинейные. В то время как линейные процессы Д. приводят к чисто синтагматич. изменению исходного знака и результатом образования производного знака являются разные модели сочетаний или порядка распределения знаков («дом» —«дом-ик»), нелинейные процессы Д. представляют собой не столько изменение сегментной протяженности знаков, сколько внутр, изменение самого знака, его «претерпевание», и определяются поэтому как действия по преобразованию самого знака (напр., морфонологии. преобразования корневых морфем, ср. <рук-а»—«руч-и-ой»).
Операциональное описание языковых единиц через восстановление их синхронной деривационной истории, начатое первоначально в рамках трансформационной грамматики (см. Генеративная лингвистика), вышло далеко за ее пределы и способствовало уточнению теории синтаксиса и словообразования в их динамич. аспекте; оно используется в типологии, а также при описании речевой деятельности и характеристике механизмов порождения речи.
• Курилович Е., Деривация лексическая и деривация синтаксическая, в его кн.: Очерки по лингвистике, М., 1962; X р а к о fl-
130 ДЕСИГНАТ
с к и й В. С., Деривационные отношения в синтаксисе, в кн.: Инвариантные синтаксич. значения и структура предложения, М., 1969; Кацнельсон С. Д., Порождающая грамматика и процесс синтаксич. деривации, в кн.: Progress in linguistics, The Hague — P., 1970; Кубрякова E. С., Деривация, транспозиция, конверсия, ВЯ, 1974, № 5; Мурзин Л. Н., Синтаксич. деривация, Пермь, 1974; Никитевич В. М., Словообразование и деривационная грамматика, ч. 1—2, А.-А.—Гродно, 1978-82; Кубрякова Е. С., П а н к р а ц Ю. Г., О типологии процессов деривации, в ки.: Теоре-тич. аспекты деривации, Пермь, 1982; Marchand Н., Expansion, transposition and derivation, «La linguistique», 1967, № 1; Lightner T. M., The role of derivational morphology in generative grammar, «Language», 1975, v. 5, № 3; e г о же. Introduction to English derivational morphology, Amst., 1983; Language typology and syntactic description, v. 3, Camb., 1985.
E. С. Кубрякова, Ю. Г. Панкрац. ДЕСИГНАТ (от лат. designatum — обозначаемое, отмеченное) — см. Означаемое.
ДЕСКРИПТЙВНАЯ ЛИНГВИСТИКА (англ. descriptive — описательный) — одно из направлений американского языкознания, возникшее и активно развивавшееся в 30—50-х гг. 20 в. в общем русле структурной лингвистики (на-.ряду с глоссематикой и пражской лингвистической школой). Однако Д. л. имеет ряд существ, отличий от европ. школ структурной лингвистики, отражающих специфич. обществ.-ист., фи-лос., языковые условия развития яз-знания в США: распространение теорий позитивизма, прагматизма и бихевиоризма; традиция изучения языков коренного индейского населения; актуальность практич. проблем, связанных с разнородными группами иммигрантов, живущих в США, и т. п.
Д. л. сложилась под непосредств. влиянием идей Л. Блумфилда, к-рый, применив к индейским (америндским) языкам строгие методы сравнительно-исторического языкознания, основанные на признании регулярности фонетич. изменений и фонетич. соответствий между родств. языками, пришел имеете с тем к необходимости создания для изучения этих языков, в большинстве своем бесписьменных и не имеющих ни грамматик, ни словарей, новых методов анализа. При полевом исследовании незнакомых языков, когда значения языковых форм лингвисту не известны, для установления и различения единиц языка был необходим формальный критерий — сочетаемость единиц, их место в речи относительно др. единиц, получивший название дистрибуции (англ, distribution — распределение). Методика полевых исследований во многом определила в Д. л. методы лингвистич. исследований вообще. Сформулировав в духе бихевиористской психологии теоретич. посылки синхронного описания языка (язык понимается как разновидность поведения человека), Блумфилд предложил дескриптивный метод, исключающий, с его точки зрения, ненаучный критерий значения языковых форм («Язык», 1933). Объяснение языковых явлений через категории мышления и психики человека (см. Младограмматизм, Эстетический идеализм в языкознании) Блумфилд назвал ментализмом (от лат. mentalis — мыслительный) и считал гл. препятствием для превращения лингвистики в точную науку.
Д. л. не ставила задачи создания обшей лингвистич. теории, к-рая объясняла бы явления языка и их взаимосвязи, но разрабатывала методы синхронного
описания н моделирования языка (хотя важность ист. исследований не отрицалась). Описание языка понималось как установление языковой системы, индуктивно выводимой из текстов и представляющей собой совокупность нек-рых единиц и правил их аранжировки (расположения). Детально разрабатывались проблемы уровней дистрибутивного анализа (см. Дистрибутивный анализ), уровней структуры языка и соответствующих им осн. единиц — фонемы, морфемы и (иногда) конструкции (или предложения). Был поставлен вопрос о промежуточных уровнях, напр. морфонематическом и его единице морфонеме. Слово как осн. единица языка, как правило, не выделялось и трактовалось как особо тесно спаянная цепочка морфем, соединенная в пределах предложения с другими такими же цепочками. Единицы, более крупные, чем предложение, не рассматривались, т. к. считались не принадлежащими структуре языка (исключение — работа 3. Харриса «Анализ дискурса», 1952).
Методика анализа и Д. л. характеризуется изоморфизмом, т. е. включает на фонологич. и морфологич. уровнях, несмотря на их качеств, различие, одни и те же оси. этапы и операции: 1-й этап — членение текста на минимальные для данного уровня сегменты (фоны, морфы), установление их дистрибуции и подведение на этой основе под определ. единицы структуры языка (фонемы, морфемы) в качестве их вариантов (аллофонов, алломорфов); 2-й этап — установление дистрибуции самих единиц структуры языка и объединение их в дистрибутивные классы; 3-й этап — построение нек-рой модели языка на данном уровне его структуры. Допускалась возможность разных моделей, и были предложены критерии выбора оптимальной — чаще всего критерии наибольшей простоты, полноты и логич. непротиворечивости. Описание языка должно было в Д. л. завершаться построением общей модели структуры языка, отражающей взаимодействие разл. уровней. Этим, по мнению дескриптивистов, исчерпывались задачи микролиигвистики, или собственно лнигвистики, составляющей ядро науки о языке (макролингвистики). Фонетич. исследования они относили к предлинг-вистике, а исследования значений — к металингвистике.
В Д. л. было создано учение о разных типах дистрибуции, выполняющих диаг-ностич. функцию при определении статуса тех или иных явлений в структуре языка, и сформулированы общие принципы отождествления вариантов языковых единиц. Наиболее важным является противопоставление дистрибуции контрастирующей — неконтрастирующей. Контрастирующая дистрибуция (при к-рой элементы встречаются в тождеств, окружениях и при взаимозамене выступают раз-личителями смысла) характеризует самостоят. единицы структуры языка (инварианты) на любом уровне. Неконтрастирующая дистрибуция (свободное варьирование и дополнит, распределение) присуща вариантам одной единицы. При свободном варьировании элементы встречаются в тождеств, окружениях, но при взаимозамене не различают смысла, т. к. различия между ними обусловлены индивидуальными или стилистич. факторами. При дополнит, распределении элементы не встречаются в тождеств, позициях и различия между ними вызваны различием позиций. Дескриптивисты признавали теоретич. возможность построить полное
описание языка исключительно на основе данных о дистрибуции его форм. В связи с этим Д. л. часто называют дистрибутивной лингвистикой. Харрис сделал попытку само значение языковых единиц представить как функцию дистрибуции. Формализов. процедура описания языка, предложенная Харрисом и имеющая обобщающий характер, подводит итоги развития Д. л. («Метод в структуральной лингвистике», 1951, переизд. в 1961 под назв. «Структурная лингвистика»),
В Д. л. были подробно разработаны методы фонология, анализа, легче всего поддающиеся формализации из-за отсутствия у единиц фонология, уровня прямой связи со значением. Были созданы описания фонология, систем мн. языков, в т. ч. ранее не описанных, исследовались супрасегментные (просодич.) явления — тон, ударение, явления стыка. Выделены и описаны разл. типы морфем, причем само понятие морфемы было значительно расширено за счет выделения супрасегментных, слитных, отрицательных и т. п. морфем. Созданы труды по морфологии мн. языков, гл. обр. ранее не описанных, по сложным частным морфологич. вопросам (работы Ю. А. Найды, Дж. X. Гринберга, Харриса, Ч. Ф. Хоккета, П. Л. Гарвина, Ч. Ф. Вёглина и др.). Синтаксис мн. дескриптивисты рассматривали как простое продолжение морфологии. Подобно тому как все в морфеме считалось сводимым к составляющим ее фонемам, слова и конструкции считалось возможным описывать через составляющие нх морфемы и классы морфем. Структура высказывания описывается в терминах классов морфем (или слов), представляется в виде линейной модели — цепочки ядро + адъюнкты (т. е. сопроводители), признается параллелизм анализа любых сложных форм — как морфологических, так и синтаксических (работы Ч. Фриза, Харриса, Найды н др.). Однако наибольшее распространение в дескриптивных синтаксич. исследованиях получил метод анализа по непосредственно составляющим (см. Непосредственно составляющих метод). Для членения высказывания на составляющие используется операция, аналогичная предложенной Харрисом для формального морфологич. анализа,— учёт числа возможных продолжений в разл. местах высказывания (работы С. Чзтмена и др.). Большое внимание Д. л. уделяла языку лингвистич. науки (метаязыку), проблемам лингвистич. терминологии (Э. П. Хэмп, «Словарь американской лингвистической терминологии», пер. с англ., 1964); напр., были созданы триады терминов для обозначения единиц речи, единиц структуры языка и их вариантов: фон — фонема — аллофои, морф — морфема — алломорф и т. п.
Д. л. с момента возникновения не была однородным течением. Последоват. анти-ментализмом и стремлением к все большей формализации характеризуется группа учеников и последователей Блумфилда в Йельском ун-те (Коннектикут), т. наз. йельская школа (Б. Блок, Дж. Л. Трейджер, Харрис, Хоккет и др.). Напротив, т. наз. анн-арборская школа (Мичиганский ун-т) отличается более широкой проблематикой, исследует значения, связи языка с культурой н социальным окружением, смыкаясь, т. о., с этнолингвистикой (Фриз, К. Л. Пайк, Найда и др.).
Упрощенное понимание языка, ограниченность проблематики, абсолютиза
9‘
ция дистрибутивного аспекта языка привели уже к кон. 50-х — нач. 60-х гг. к кризису Д. л., к резкой критике «лингвистики без смысла» и механистич. ди-стрибуционализма, к появлению теорий, широко обращающихся к семантике, в разработке к-рых приняли участие мн. бывшие дескриптивисты,— трансформационная и порождающая грамматика, теория компонентного анализа, разл. теории синтаксич. семантики н т. д.
* Реформатский А. А., Проблемы фонемы в амер, лингвистике, «Уч. зап. МГПИ», 1941, т. 5, в. 1; Г л и с о и Г., Введение в дескриптивную лингвистику, пер. с англ., М., 1959; X э р р и с 3. С., Метод в структуральной лингвистике, пер. с англ., в кн.: Звегинцев В. А., История яз-знания XIX и XX вв. в очерках и извлечениях, 3 изд., т. 2, М.,	1965; Блум-
филд Л., Ряд постулатов для науки о языке, пер. с англ., там же; его же, Язык, пер. с англ., М., 1968; Хауген Э., Направления в совр. яз-знании, пер. с англ., в кн.: НЛ, в. 1, М., 1960; Арутюнова Н. Д., Климов Г. А., Кубрякова Е. С., Амер, структурализм, в кн.: Осн. направления структурализма, М., 1964; Фриз Ч., «Школа» Блумфилда, пер. с англ., в кн.: НЛ, в. 4, М., 1965; Белый В. В., Амер, дескриптивная лингвистика, в кн.: Филея:, основы зарубежных направлений в яз-знании. М., 1977; Readings in linguistics. The development of descriptive linguistics in America since 1925, 4 ed., by M. Joos, Chi., 1971.
В. П. Мурат. ДЕТЕРМИНАНТ — член предложения, относящийся ко всему составу предложения, распространяющий его в целом и не связанный ни с каким отдельным его членом. Д. соединен с предложением связью свободного присоединения, внешне сходного с примыканием, но отличающегося от иего своим неприсловным характером, напр.: «К а т ю щ е было много дела по дому, но она успевала все переделать» (Л. Н. Толстой), «Дорога в нетерпении показалась ему чрезвычайно длинною» (Ф. М. Достоевский). Д. всегда участвует в формировании семантич. структуры предложения. Во мн. случаях он является ее обязаг. се-маитич. компонентом, выражая семантич. субъект или объект, а также сочленяя в себе одно из этих значений со значением локального или темпорального квалификатора. Д. сохраняется во всех формах предложения н во всех его регулярных реализациях. Одно предложение может быть распространено несколькими Д. Термин «Д.» в русистике введен в сер. 60-х гг. Н. Ю. Шведовой.
• Шведова Н. Ю., Детерминирующий объект и детерминирующее обстоятельство как самостоят. распространители предложения, ВЯ, 1964, Х6 6; е е же, Существуют ли все-таки Детерминанты как самостоят. распространители предложения?, ВЯ, 1968, № 2; Рус. грамматика, т. 2, М., 1980.
ДЕТЕРМИНАТЙВ (от лат. determine— определяю) — 1) (ключ, семантический индикатор) знак в идеографическом письме (см. Протописьменности), употребляющийся при записи слова как дополнительный к основному, фонетическому, знаку для его более однозначного прочтения и понимания. Д. не имеет фонетич. соответствия в слове, для записи к-рого он служит, или в языке в целом; противопоставляется фонетику (т. е. знаку, имеющему материальное соответствие в звучащем слове). Первоначально употреблялся как вспомогат. знак для различения омонимов/омографов, но затем превратился также в знак-классификатор, указывающий на понятийную (категориальную) группу, к к-рой принадлежит слово (напр., в ближневост, добук-венных письменностях указывает на класс божеств, класс металлов, класс
рек и Др.). В этой функции Д. может употребляться даже при слоговой записи слова. Д. может быть в препозиции к фонетику (в клинописи), в постпозиции к нему (в егип. письме), а также может входить в состав единого иероглифа (в кит. иероглифике). Знак Д. может быть омографичен отд. иероглифу. Термин «Д.» предложен Ж. Ф. Шампольо-ном (1821; 1824). 2) [Распространитель, определитель (корня)] элемент неясного происхождения и неясного значения, присоединяющийся к неразложимой части слова (обычно к корню). Термин введен Г. Курциусом, распространен преим. в индоевропеистике. Ср. один корень с разными Д. в лат. trepidus ‘боязливый’, tremo ‘дрожу’, рус. «трепет», «тряска» (*trems-). Выполняет в слове как словообразоват., так и словоизменит. функцию; в отличие от суффикса, Д. не принимает участия в аблаутных чередованиях. Большинство Д.— одноэлементные консонантные распространители (формативы), однако если принять лариигальиую интерпретацию иидоевроп. праязыкового состояния, к Д. можно отнести и тематич. гласные *-е-, *-о-. 3) В ряде грамматич. описаний класс (или неск. классов) служебных слов, реже морфем, сочетающихся с именем для выражения количеств. отношений типа референции, классификационных отношений (напр., артикль, указат. местоимение, классификатор).
9 Мейе А., Введение в сравнит, изучение иидоевроп. языков, пер. с франц., М.— Л., 1938; Беивенист Э., Индо-европ. именное словообразование, пер. с франц., М., 1955; Г е л ь о И. Е., Опыт изучения письма, пер. с англ., М., 1982 (лит.).
М. С. Полянская. ДЕТСКАЯ РЕЧЬ — особый этап онтогенетического развития речи, речь детей дошкольного и младшего школьного (до 8—9 лет) возраста. Первые систематич. описания Д. р. (дневниковые записи развития речи детей) появились в сер. 19 в. С 20—30-х гг. 20 в. начинается интенсивное изучение развития речи в сов. детской психологии, гл. обр. в целях обучения родному языку и развития речи в случае патологии. Собственно лингвистич. изучение Д. р. началось в психолингвистике (психолингвистике развития), рассматривающей Д. р. как речевую деятельность, к-рой свойственно употребление специфич. средств для речевого общения. Особенности языковых средств Д. р.: детерминизм формы языковых знаков, большее число (по сравнению с речью взрослых) звукоподражаний и изобразит, слов, употребление нерегулярных форм по регулярным моделям, окказиональное словообразование, диф-фузность употребления лексем, случайности обобщения при номинации. Эти особенности определяются свойствами мышления детей, а также иным, по сравнению со взрослыми, уровнем обобщения.
Д. р. свойствен своеобразный синтаксис. На ранних этапах наиболее употребительны однословные предложения, к-рые вместе с жестом, мимикой и интонацией оказываются достаточными для полного выражения необходимого содержания. Двусловиые предложения (следующая ступень развития синтаксиса) знаменуют появление выраженного словесно предиката, а также появление умений ребенка программировать высказывание. К 3—5 годам Д. р. практически не отличается от взрослой ни по грамма-
ДЕТСКАЯ 131
гич. признакам, ни по лексич. наполнению, ни по структуре предложения. Од-иако полное и завершенное развитие речи наступает только при смене житейских понятий научными — в процессе обучения языку.
Психолингвистич. подход к изучению Д. р. позволил решить вопрос о гл. закономерностях развития речи: формировании грамматич. и семантич. обобщений в процессе предметной деятельности и общения, а также формировании на этой основе языковой способности — иерархия. организованной системы элементов и правил их функционального использования. Компоненты языковой способности — фонетический, лексический, грамматический, семантический — соответствуют определ. уровням языка, но не тождественны им, представляя собой результат отражения и обобщения соотв. единиц языка и правил их функционирования. Формирование компонентов языковой способности осуществляется по универсальным признакам, независимым от специфики конкретного языка.
* Гвоздев А. Н., Вопросы изучения дет. речи. М., 1961; Леонтьев А. А., Исследования дет. речи, в сб.: Основы теории речевой деятельности, М.. 1974; Н е г н е-в и цк ая Е. И., Шахнарович А. М., Язык и дети. М., 1981; Выготский Л. С.. Мышление и речь, Собр. соч., т. 2, М., 1982; Психолингвистика, М., 1984; М с N е i 1 1 D., The acquisition of language. [N. Y.J, 1970; S 1 о b i n D., Ferguson Ch. [ed.]. Studies of child language development, N. Y., [1973].	A. M. Шахнарович.
ДЕШИФРОВКА (от франц, dechiff-rer — разбирать, разгадывать) — исследование сообщений или текстов для обнаружения информации, закодированной или представленной способом, не известным исследователю. Открываемый и процессе Д. способ представления информации, содержащейся в тексте, называется ключом.
По предмету исследования различаются; естественнонауч. Д., занимающаяся изучением явлений природы, рассматриваемых как язык (исследование белковых и нуклеотидных цепей, распознавание образов при отсутствии эталонов сравнения, медицинская диагностика и т. д.); техн и ч. Д., исследующая результаты человеческой деятельности, не являющиеся нац. языками общения (нотные и картографии, документы неизвестного содержания, сообщения секретного характера, изучаемые с помощью т. наз. военной дешифровки); лингвистич. Д., имеющая целью исследование текстов на языках, смысл к-рых непонятен или полагается непонятным из теоретич. соображений. Ключ в этом случае имеет весьма сложное строение и содержит двуязычный словарь и грамматику.
По методу исследования различаются: прикладная Д., к-рая использует свойства отд. языков и даже отд. сообщений и имеет целью открытие конкретного ключа, и общая (универсальная) Д., к-рая создает способы отыскания ключей для возможно более широкого класса языков и опирается на их общие (универсальные) свойства. Эти свойства определяются сочетаемостью языковых элементов.
Прикладная лингвистич. Д. исследует, как правило, древние тексты, для к-рых неизвестны письменность или язык (или то и другое). При этом, в отличие от общей Д., используются не только сведения о сочетаемости элементов текста, но и
132 ДЕШИФРОВКА
«ивешние» данные: наличие параллельных переводов («билингвы»), знание собств. имен и ист. событий, современных текстам, и т. д.
Важнейшие открытия в этой области — Д. егип. письменности (см. Египтология), Л. клинописных текстов на др,-перс., аккад. и шумер, языках (см. Ассириология), текстов на хетто-лувийских языках, крито-мнкенского письма Б (см. Критское письмо) н письменности майя (см. Майя письмо). Осн. роль в этих достижениях играли не столько уже выработанные наукой методы, сколько выдвижение удачной «решающей идеи». Так, Д. егип. письменности (Ж. Ф. Шам-польон, 1822) началась с сопоставления греч. царских имен Птолемея, Береники и Александра с участками егип. текстов, обведенными рамкой («картушами»); Д. др.-перс, клинописи (Г. и>. Гро-тефенд, 1802) началась с сопоставления титулатуры двух царей, хорошо известных по антич. источникам, один из к-рых был сыном царя (Ксеркс), а другой (Дарий) ие был; Д. хеттского яз. (Б. Грозный, 1915) началась с предположения о родстве хеттского uatar, eku/aku с германским water, латинским aqua и др.
Значит, вклад в развитие Д. внесли сов. ученые: Ю. В. Кнорозов (работы по Д. письменности майя, а также др.-иид. памятников из Мохенджо-Даро и Харап-пы), И. М. Дьяконов, М. В. Софронов (работы по хетто-лувийским языкам и языкам Центр. Азии) и др.
Общая Д. имеет характер теоретич. дисциплины. При отождествлении класса дешифруемых языков с классом всех нац. языков общая Д. по своему предмету сближается с общим яз-знанием. Если же подразумевается класс всех встречающихся в действительности языков, то она сближается с теорией познания. Результатом исследований по общей Д. большей частью являются реализуемые на ЭВМ методы распознавания лингвистич. явлений — дешифровочные алгоритмы, которые представляют собой операционные определения этих явлений.
Ряд работ по прикладной Д. содержит и результаты общего характера, напр. предложенный Кнорозовым метод классификации морфем на служебные и знаменательные. Однако большинство работ по общей Д._ связано с дескриптивной лингвистикой. 3. Харрисом была выдвинута «дистрибутивная гипотеза» о возможности распознания любого лингвистич. явления путем изучения сочетаемости единиц «низшего уровня». Им же предложена идея алгоритма, устанавливающего границы между морфемами в тексте без пробела между словами. Весьма важны для общей Д. работы К. Э. Шеннона, к-рым, в частности, получены формулы, определяющие наименьший объем текста, допускающего однозначную Д.
Начиная с кон. 50-х гг. работы в области общей Д. велись в основном сов. учеными. В исследованиях Н. Д. Андрееиа и А. Я. Шайкевича по выделению морфем использовались элементы теории вероятностей и комбинаторики. Б. В. Сухотиным предложены т. наз. оптимизационные дешифровочные алгоритмы, к-рые строятся по след, схеме: описывается множество возможных решений; вводится «функция качества», позволяющая оценить каждое решение нек-рым числом; отыскивается решение, имеющее наивысшее «качество». В 70—80-х гг. ряд дешифровочных задач возник в связи с программой поиска внеземных цивилизаций
(установление разумности сигналов, задача Д. изображений и т. д.).
* Фридрих И., Дешифровка забытых письменностей и языков, пер. с нем., М., 1961; Кнорозов Ю. В.. Письменность индейцев майя, М.— Л.. 1963; Шеннон К., Теория связи в секретных системах, в его кн.: Работы по теории информации и кибернетике, пер. с англ., М., 1963; Андреев Н. Д., Статистико-комбинаторные методы в теоретич. и прикладном языковедении, Л.. 1967; Сухотин Б. В.. Оптимизационные методы исследования языка, М., 1976; Наг-г i s Z., From phoneme to morpheme, «Language», 1955, v-w31. № 2. Б. В. Сухотин. ДЖЁКСКИИ ЯЗЫК —см. Крызский язык.
ДИАКРИТЙЧЕСКИЕ ЗНАКИ (диакри тики; от греч. diakritikos — служащий для различения) — различные надстрочные, подстрочные, реже внутристрочные знаки, применяющиеся гл. обр. в буквенных и отчасти слоговых типах письма для изменения или уточнения значения отдельных знаков.
Д. з. придают букве новое значение: напр., в алфавитах народов СССР на базе рус. алфавита — a, a, a, f, ё, е и др.; в лат. алфавите — и, ii, s, 9, n, 1 и др.; нек-рые Д. э. указывают, что букву следует читать изолированно (иапр., франц. !). Просодич. Д. з. указывают на долготу или краткость звука, ударение и его типы, тоны (напр., во вьетнамском и в нек-рых проектах лат. письма для кит. яз.). Д. з. играют большую роль в нек-рых системах транскрипции и в проектах междунар. алфавита. Одни и те же Д. з. имеют разное значение в разл. нац. системах письма. Особенно много их во франц., порту г., польск., чеш., латыш., литов, письме на базе лат. алфавита и в письменностях народов СССР на базе рус. алфавита (где назначение Д. з. по возможности унифицировано). Д. з. применяются и в арабском письме (для различения букв одинакового начертания, напр. «шии» и «син» и др.), и в письменностях, созданных на базе араб, письма (напр., в персидской). В инд. системах письма Д. з. указывают на носовой согласный, различают долготу и краткость [и] и [i], обозначают отсутствие гласного, особенно в конце слова.
Нек-рые ученые относят к числу Д. з. также систему огласовок в семит, типах письма (напр., в араб, и евр. письме), где гласные звуки обозначаются значками над и под согласными.
* И с трин В А., Развитие письма, М., 1961; Дирингер Д., Алфавит, пер. с англ., М., 1963; Гиляревский Р. С., Гривнин В. С.. Определитель языков мира по письменностям. 3 изд., М., 1964; Фридрих И.. История письма, пер с нем., М., 1979; Gelb I. J., A study of writing, Chi,, 1963.
ДИАЛЕКТ (от греч. dialektos — разговор, говор, наречие)— разновидность данного языка, употребляемая в качестве средства общения лицами, связанными тесной территориальной, социальной или профессиональной общностью. Различают территориальные и социальные Д.
Территориальный Д. всегда представляет собой часть целого — данного языка или одного из его Д. Поэтому Д. всегда противопоставлен другому Д. или другим Д., объединяясь с ними целым рядом общих языковых черт. Территориальные Д. обладают различиями в звуковом строе, грамматике, словообразовании, лексике. Эти различия могут быть небольшими, так что говорящие на разных Д. данного языка понимают друг друга (напр., Д. слав, или тюрк, языков), Д. других языков так сильно отли
чаются друг от друга, что общение между говорящими на разных Д. затруднено нли невозможно (напр., Д. нем., кит., хинди языков).
В истории диалектологии изгляды на Д., иа принципы его иыделения, его структурные признаки были различными в разных диалектология, школах и в разные ист. периоды. В кон. 19 — иач. 20 вв. нек-рые представители ром. диалектологии (Г. шухардт, П. Мейер, Г. Парис, Ж. Жильерон) отрицали существование Д. По их мнению, реально существуют только границы отд. диал. явлений и их проекции на карте — изоглоссы, к-рые ие образуют никакого единства, в связи с чем выделение Д. невозможно. Нем. и швейц, диалектологи (Ф. Вреде, К. Хааг, Т. Фрингс, Л. Гоша) показали реальность Д., наличие у них ядра и периферии — пограничной зоны, илн «зоны вибрации», представленной пучком изоглосс.
Сов. диалектология, опираясь иа традицию рус. диалектологии и достижения лингвистической географии, признает Д. как реально существующую разновидность языка и разработала принципы его описания в противопоставлении другим Д. Особое внимание уделяется принципам отбора типичных изоглосс, наиболее существенных для диал. членения языка. Изоглоссы разных языковых явлений могут членить одну и ту же территорию самым разл. образом. В зависимости от того, каким из них придается решающее значение при выделении Д., существуют две точки зрения на Д. Одна из них заключается в том, что Д. ограничивается областью, очерченной пучком изоглосс. Этот пучок составляют явления. относящиеся ко всем уровням языка и занимающие в них разл. место, существенное или несущественное со структурной точки зрения (напр., различие между Д. по кол-ву и составу фонем или по звуковой реализации одной и той же фонемы). Признаки, отличающие один Д. от другого, объединяются лишь общностью изоглосс, выделяющих и противопоставляющих друг другу одни и те же территориальные массивы. С этой т. зр., Д.— единица лингвогеографич. членения языка. Такое определение совр. границ Д. сознательно не учитывает границы экст-ралингвистич. явлений, напр. общих этнографии. особенностей, нередко отражающих границы полит, и социально-вкономич. объединений прошлых эпох (К. Ф. Захарова и В. Г. Орлова).
С другой т. зр., при выделении Д. необходимо учитывать не только языковой ландшафт, но и элементы материальной и духовной культуры, ист.-куль-турные традиции, этнич. самосознание, самооценку и оценку соседей и т. п. (Р. И. Аванесов). Территориальный Д. определяется как средство общения населения исторически сложившейся области со специфич. этнографии, особенностями, как единица лингвоэтнографич. членения, обрисовывающаяся на карте совокупностью языковых и этнографии, границ (Г. А. Хабургаев). Комплексное рассмотрение изоглосс и изопрагм (изолиний соотв. реалий) доминирует, иапр., в изучении белорус.-укр.-рус.	Полесья
(Н. И. Толстой).
Сложность диал. членения языка отражается в ряде названий ареальных единиц. Наиболее употребительны из них: группа говоров — элементарная, минимальная ареальная единица языка; наречие — наиболее крупная единица диал. членения языка, совокупность диалектов, объединенных общими
признаками; диалектная з о * на — терр. распространения комплекса диал. явлений, не противопоставленная др. терр., к-рая бы характеризовалась соответствующими, собственно диал. чертами. В иауч. лит-ре термин «Д.» может употребляться как синоним всех этих названий ареальных единиц языка, а также как синоним термина говор.
Отнесение Д., находящегося на границе двух близкородств. языков, к тому или др. языку, а также определение ареальной единицы как Д. данного языка или как самостоят. языка в ряде случаев представляет значит, трудности. В качестве критериев того, что данные ареальные единицы являются Д. одного языка, часто выдвигаются наличие взаимопонимания между их носителями, наличие единого лит. языка, единства в направлении структурного развития, хотя каждый из этих факторов не является обязательным. Решающий фактор — этнический: при отнесении Д. к определ. языку учитывается единое самосознание и самоназвание носителей локальных языковых единиц.
Современные Д.— результат многовекового развития. На протяжении истории в связи с изменением территориальных объединений происходит дробление, объединение, перегруппировка Д. Границы соир. Д. могут отражать существовавшие в прошлом границы между разными территориальными объединениями: гос-вами, феодальными землями, племенами. Территориальная разобщенность отд. племен и земель рабовладельч. или феодального гос-ва способствовала развитию у этих племен или на этих землях диал. различий. Особенно активно происходило формирование Д. в период феодализма. В эпоху капитализма с преодолением феодальной раздробленности ломаются старые территориальные границы внутри гос-ва, происходит сближение и нивелировка Д. При социализме Д. превращаются в пережиточную категорию.
В разные эпохи меняются взаимоотношения между Д. и лит. языком. Памятники феодального времени, написанные на основе нар. языка, отражают местные диал. черты, степень насыщенности к-ры-ми в зависимости от жаира памятника может быть довольно значительна. Становление лит. языка периода формирования нации обычно происходит на основе одного из Д.— Д. гл. полит., экономии., культурного, религ. центра страны. Этот Д. по существу представляет собой гор. койне — синтез разл. Д. Напр., рус. лит. язык складывался на основе моек. Д., французский — парижского, английский — лондонского, испанский — мадридского, чешский — пражского, китайский — пекинского, японский — токийского, узбекский — ташкентско-ферганского, азербайджанский — шемахин-ско-бакинского Д. Остальные Д. постепенно теряют свою самостоятельность, частично обогащая лит. язык нек-рыми своими чертами. В случае смены ведущего центра страны может смениться и диал. база уже сложившегося лит. языка. Такова, иапр., история нидерл., сло-вац., тур. лит. языков. Возможно развитие двух вариантов лит. языка на основе разных Д., обусловленное длит, разобщенностью носителей одного языка (напр., алб., арм., укр. языкои). Д. под влиянием лит. языка постепенно утрачивают наиболее значит, отличия от него и превращаются в полудиалекты, ^пользуемые широкими слоями гор. населения, молодым поколением сел. жителей и т. п.
Под социальными Д. понимают язык определ. социальных групп. Таковы отличающиеся от общенар. языка только лексикой профессиональные языки охотников, рыболовов, гончаров, сапожников и др.; групповые, или корпоративные, жаргоны или сленги учащихся, студентов, спортсменов, солдат и других, гл. обр. молодежных, коллективов; тайные языки, арго деклассированных элементов, ремесленииков-отходни ко в, торговцев. Таковы также варианты общенар. языка, характерные для определ. экономии., кастовых, релнг. и т. п. групп населения. Вопросы социальной дифференциации языка изучаются социолингвистикой.
* Десницкая А. В., Об ист. содержании понятия «диалект», в кн.: Ленинизм и теоретич. проблемы яз-эиания, М., 1970; Захарова К. Ф.. Орлова В. Г.. Диал, членение рус. языка, М., 1970; Ж и л-ко Ф. Т.. Ареальные единицы укр. языка, в кн.: Общеслав. лингвистич. атлас. Материалы и исследования. 1970, М., 1972; X а-бургаев Г. А., Осн. диалектологии. понятия в свете данных лингвистич. географии (на материале рус. языка), в кн.: Слав, филология, в. 9, М., 1973; Эдельман Д. И., Проблема «язык или диалект?» при отсутствии письменности (иа материале Памир, языков), в кн.: Лингвистич. география, диалектология и история языка, Ер., 1976; Borodina М. A.. Sur la notion de dialecte (d’ap-res les donnees des dialectes francais). «Orbis», 1961, t. 10, № 2; см. также лит. при статьях Диалектология и Лингвистическая география.	Л. Л. Касаткин.
ДИАЛЕКТИЗМЫ — характерные для территориальных диалектов языковые особенности, включаемые в литературную речь. Д. выделяются в потоке лит. речи как отступления от нормы (языковой). Различаются Д. фонетические; напр., в рус. яз. цоканье, т. е. произношение «доцка», «ноць»; яканье — «вядро», «сястра», «пятух»; «х» на месте «г» в конце слова — «сиех», «друх», «врах»; грамматические: иапр., -ть в окончании 3-го л. глаголов — «идеть», «сидить», «беруть»; окончание -е в форме род. п. типа «у жене», «от сестре»; особое употребление предлогов — «приехал с Москвы», «по-за хлебом ушла», «иди до хаты»; с л о в о о б р а з о в а-тельные; иапр., «сбочь» ‘сбоку’, «черница» ‘черника’, «телок, телыш» ‘теленок’. Среди лексических Д. различают неск. типов: этнографизмы — названия предметов, понятий, характерных для быта, хозяйства данной местности, не имеющие параллелей в лит. языке, напр. «понева» — разновидность юбкн, «туес» — сосуд из бересты; собственно лексич. Д.— синонимы, соотв. лит. словам,— «кочет» — «петух», «дюже» — «очень»; семантич. Д., имеющие иное, чем в лит. языке, значение,— «худой» ‘плохой’, «погода» ‘ненастье’. Д. употребляются в языке худож. лит-ры как средство стилизации, речевой характеристики персонажей, создания местного колорита. Д. могут встречаться также в речи лиц, не вполне овладевших нормами лит. языка. Л. Л. Касаткин. ДИАЛЕКТОЛОГИЯ (от «диалект» и греч. logos — слово, учение) — раздел языкознания, изучающий местные, территориальные разновидности языка, диалекты. Подразделяется на описательную, изучающую современные исследователю местные разновидности языка, и историческую, изучающую развитие диалектов и истории данного языка.
Описательная Д. изучает языковые особенности территориальных диа-
ДИАЛЕКТОЛОГИЯ 133
лектов, устанавливая характер тех фонетич., грамматич., лексич. черт, к-рые отличают данные диалекты н имеют определ. распространение в тех нли иных местных разновидностях. При выделении диалектов учитываются также вне-языковые, социально-ист. факторы (элементы материальной и духовной культуры, культурно-ист. традиции и т. п.). Диал, различия объединяют одни территории и разделяют другие. По совокупности определ. различий выделяются и противопоставляются отд. диалекты данного языка. Однако совокупность диал. различий может иметь разный характер, ибо диал. членение языка многостепенно: диалекты, сходные по комплексу признаков, объединяются в более крупные группы, но могут распадаться на более мелкие по совокупности иных признаков. Поэтому в Д. наряду с понятием диалекта существуют понятия наречия, диал. зоны и говора.
Т. к. диалекты являются бесписьм. формой языка, Д. для их изучения использует анкетный метод и метод непосредств. наблюдения. При анкетном методе сбор сведений о языковых особенностях диалекта осуществляется путем получения письм. ответов компетентных в языковом отношении людей (учителей, сельской интеллигенции и др.) на вопросы специально составленной анкеты; эти вопросы могут относиться к разным уровням языковой системы диалектов и рассчитаны на возможность сопоставления полученных данных. При методе непосредств. наблюдения диалектологи записывают живую речь носителей диалекта, опираясь на заранее составленную программу-вопросник. Запись живой речи (особенно на магнитофонную ленту) позволяет проводить тщательный анализ языковых особенностей, характеризующих данный диалект.
Историческая Д., имеющая своей целью реконструкцию истории разных диалектов, истории возникновения, развития или утраты диал. особенностей, распространения их на определ. территориях или сужения области такого распространения, в конечном счете стремится воссоздать историю данного языка в его диал. разновидностях на всем протяжении его существования н развития. Ист. Д. имеет своими источниками совр. диалекты и памятники письменности прошлых эпох, в к-рых нашла отражение живая речь создателей этих памятников. Изучая совр. диалекты (особенно при отсутствии памятников письменности с территории данных диалектов), ист. Д. использует ретроспективный метод: т. к. в языковой системе диалектов (как и вообще в языке) сосуществуют разные по времени происхождения элементы, путем внутр, реконструкции можно вскрыть ист. напластования н восстановить прошлое состояние диалектов н пути развития их системы. При наличии памятников письменности (особенно территориально прикрепленных) используется прямой метод изучения отражения живых диал. особенностей в письменности (они отражаются в виде отклонений от традиционной орфографии, вызванных влиянием говора писца); в этом случае появляется возможность установления абсолютной хронологии -возникновения диал. особенностей и последовательного, от прошлого к настоящему, изучения развития данного диалекта. Наибольших результатов ист.
134 ДИАЛЕКТОЛОГИЯ
Д. достигает тогда, когда история диалектов изучается и по письм. памятникам, и по совр. данным.
Д. тесно связана с историей языка, т. к. диалекты сохраняют мн. языкоиые явления, уже утраченные лит. языком, или развивают такие особенности, к-рые не получили развития или развились и ином направлении в лит. языке; она связана также с историей народа — носителя данного языка, ибо диалекты зачастую оказываются единств, источником знаний о прошлых связях населения разл. территорий, об ист. процессах сближения и расхождения носителей разных диалектов и языков, о колонизационных и миграционных движениях; наконец, она связана с этнографией, т. к. многие этнография, и днал. особенности в совокупности определяют ту нли иную ист. территорию.
Д. как наука зарождается в связи с развитием интереса к живой нар. речи. В кон. 17 в. в Германии начинается собирание материалов нар. нем. говоров в виде записей местных слов и составления словарей диалектизмов. Науч, изучение территориальных диалектов развертывается во 2-й пол. 19 в. вместе с появлением мла-дограмматизма. Диалекты начинают рассматриваться как продукт естестиенного, спонтанного развития языка, как закономерное варьирование системы на разных терр. распространения языка. Д. получает широкое развитие в Германии (И. А. Шмеллер), Франции (Г. Парис, Ж. Жильерон), Италии (Г. И. Ас-коли).
Истоки рус. Д. восходят к 18 в., к трудам М. В. Ломоносова, к-рый впервые выделил три -«главных российских диалекта»— московский, северный и украинский, из к-рых главным считал моек, диалект. С нач. 19 и. в России развертывается работа по собиранию диал. материалов, к-рые публикуются в «Трудах» Об-ва любителей рос. словесности; позднее такую же работу проводит Рус. география. об-во. В 1852 благодаря усилиям А. X. Востокова и И. И. Срезневского выходит «Опыт областного великорусского словаря», а в 1858 — «Дополнение» к «Опыту областного великорусского словаря». В. И. Даль в 1852 в ст. «О наречиях русского языка», написанной по поводу «Опыта», дал сжатый очерк наречий великорус, языка. Большую роль в развитии рус. Д. сыграл «Толковый словарь живого великорусского языка» Даля (1863—66), в к-рый он иключил мн. диал. слова. Дальнейшее развитие рус. Д. получила в трудах А. А. Потебни, главное внимание к-рого было обращено на описание и объяснение происхождения отд. фонетич. явлений в рус. диалектах.
Кон. 19 — нач. 20 вв. в области Д. ознаменовались крупными работами А. И. Соболевского н А. А. Шахматова. Соболевский собрал н систематизировал нее достижения рус. Д. того времени и создал «Опыт русской диалектологии» (1897); он же впервые ввел курс Д. в университетское образование. Шахматов составил программу для собирания сведений по рус. говорам и широко использовал данные Д. для объяснения разл. ист. процессов в развитии рус. языка. Вместе с Л. Л. Васильевым он установил оси. типы аканья в рус. диалектах и предложил объяснение его происхождения. Типологию аканья разрабатывал Н. Н. Дурново («Диалектологические разыскания в области великорусских говоров», ч. 1, в. 1, 1917; в. 2, 1918). Классификация осн. рус. наречий Шахматова
была принята н развита Московской диалектологической комиссией (1903— 1931), к-рая опубликовала две программы для собирания диалектологических сведений (1909 н 1911) и в 1915 издала «Опыт диалектологической карты русского языка в Европе с приложением очерка русской диалектологии» (Н. Н. Дурново, Н. Н. Соколов и Д. Н. Ушаков).
После Окт. революции 1917 стала интенсивно развиваться диалектологич. работа по изучению рус. говоров. В 20— 30-е гг. Д. разрабатывают Е. Ф. Карский, Н. М. Каринский, А. М. Селищев, В. И. Чернышев, И. Г. Голанов. В 30-е гг. развертывается диалектологич. деятельность Р. И. Аванесова, А. Н. Гвоздева, Н. П. Гринковой, П. С. Кузнецова, Б. А. Ларина, В. Н. Сидорова, Ф. П. Филина и др. С 40-х гг. широко публикуются диал. материалы и исследования разных сторон языковой системы рус. говоров. Развивается изучение диалектов эксперимент, методами (С. С. Высотский), ведутся исследования по нет. Д. рус. языка (Аванесов, Филин).
Со 2-й пол. 40-х гг. развернулась работа по сбору диал. материала для составления диалектологич. атласа рус. языка (см. Атлас диалектологический). Фронтальное обследование рус. говоров на Европ. части СССР, осуществленное АН СССР и мн. ун-тами и пед. институтами по спец, программе, выявило множество ранее неизвестных диал. явлений и легло в основу мн. теоретич. работ. Проблемы Д. изучаются иа материалах мн. языков народов СССР, особенно интенсивно развивается Д. укр., белорус., молд., литов., узб. языков.
С 60-х гг. большие успехи достигнуты в области создания словарей диал. лексики: созданы многочисл. словари областной лексики разных терр. СССР, с 1965 выходит обобщающий «Словарь русских народных говоров», над к-рым работает Ин-т рус. языка АН СССР. Сложилась особая область лексикографии — диал. лексикография.
Накопление данных о диалектах разных языков и перенесение их на география. карту в кон. 19 в. привело к образованию новой науч, дисциплины, вычле-иившейся из Д.,— лингвистической географии. Д. 20 в. как в СССР, так и за рубежом развивается в тесной связи с лингвистич. географией.
В отличие от Д., изучающей территориальные диалекты, выделяется социальная Д., изучающая социальноклассовую, возрастную, профессиональную дифференциацию языка. Социальная Д.— часть социолингвистики. Она изучает жаргоны и арго, отличающиеся от др. разновидностей нац. языка гл. обр. в области лексики, фразеологии и семантики; специфич. особенностей в фонетике и грамматике у социальных диалектов почти нет.
• Аванесов Р. И.. Очерки рус. диалектологии, ч. 1, М., 1949; его же, Описат. диалектология и история языка, в кн.: Слав, яз-знание. Доклады сов. делегации. V Меж-Лунар. съезд славистов. И., 1963; его же, О Двух аспектах предмета диалектологии, в кн.: Общеслав. лингвистич. атлас. (Материалы и исследования), М., 1965; Жирмунский В. М., Нем. диалектология, М,— Л., 1956; Нарысы па беларускай дыялекталогц, пад рэд, Р. 1. Аванесова, Mihck. 1964: Рус. диалектология, под ред. Р. И. Аванесова и В. Г. Орловой, 2 нзд., М., 1965; Жил-к о _Ф. Т., Нариси з диалектологи украш-сько! мови, 2 вид,, Кшв, 1966; Йордан Й., Ром. яз-знание, пер. с рум., М., 1971; В а с h A.. Deutsche Mundartforschung. 2 Aufl., Hdlb., 1950; Pop S., La dialectologic.
pt. 1 — 2, Louvain, [1950]; I v i d P., Structure and typology of dialectal differentiation, в кн.: Proceedings of the IX International Congress of linguistics, The Hague — [a. o.], 1964; Zamora Vicente A., Dialectologia espanola, 2 ed., Madrid, 1979; см. также лнт. при ст. Лингвистическая география.
В. В. Иванов. Д И АЛО ГЙЧ ЕС КАЯ РЕЧЬ (от греч. dialogos — беседа, разговор двоих) — форма (тип) речи, состоящая из обмена высказываниями-репликами, на языковой состав к-рых влияет непосредственное восприятие, активизирующее роль адресата в речевой деятельности адресанта. Для Д. р. типичны содержательная (вопрос/ ответ, добавление /пояснение/ распространение, согласие/возражение, формулы речевого этикета и пр.) и конструктивная связь реплик (пренм. соседних: «Где ты был? — На работе задержалс я»), Ее отсутствие возможно при реакции говорящего не на речь собеседника, а на ситуацию речи («Где ты был? — Отойди от двери, простудишься»), или (реже) на обстоятельства, не имеющие отношения к данному речевому акту. Последняя черта используется как худож. прием для изображения некоммуникабельности персонажей (напр., у А. П. Чехова).
Д. р.— первичная, естести. форма языкового общения. Генетически восходит к устно-разг, сфере, для к-рой характерен принцип экономии средств словесного выражения. Информативная полнота Д. р. может быть (помимо интонации, мимики и жеста) обеспечена тем меньшим их объемом, чем больше проявляются ее ситуативная обусловленность и «общность апперцепционной базы» (Л. П. Якубинский): «Сюда! — Сыр-к у?» (говорящие идут мимо магазина); «Математика когда? — Последняя пара» (разговор студентов о расписании лекций). Нарушение этой закономерности вызывает повышение экспрессии высказывания, увеличиваемой лексико-синтаксич. повторами (ср.: «В семь придешь? — Да»; «В семь придешь? — В семь? Прид у»), степень развернутости к-рых непредсказуема («Ты прекрасно знаешь, как нужно держать себя, чтобы не бросить тень на фамилию Тальбер г.— Хорошо... Яне брошу тень на фамилию Тальбер г» — М. А. Булгаков). Разные варианты повторов способны, пронизывая отрывок Д. р., сформировать из него (относительно законченное тематически) структурное целое.
При воспроизведении разг. Д. р. в худож. лит-ре роль ситуации играет авторский комментарий (ремарка). Языкоио-стилистич. особенности Д. р. соответствуют индивидуальному стилю писателя и информативно-эстетич. нормам жанра. Внеш, форма Д. р. (чередование реплик) характерна для филос.-публицистич. жанра, напр. диалоги Платона, Галилея н совр. дискуссии, интервью, «беседы за круглым столом» н пр., в к-рых, однако, большинство типологии, признаков живой Д. р. отсутствует.
• Винокур Г. О., «Горе от ума» как памятник рус. худож. речи, в его кн.: Избр. работы по рус. языку, М., 1959; Л а п т е-в а О. А., Рус. разговорный синтаксис, М., 1976; Валюсинская 3. В., Вопросы изучения диалога в работах сов. лингвистов, в кн.; Синтаксис текста. М.. 1979; Яку-бннскнй Л. П., О Аналогия. речи, в его ки.: Избр. работы. Язык и его функционирование, М., 1986.	Т. Г. Винокур.
ДИАТЁЗА (от греч. diathesis — расположение, размещение) — соответствие между ролями глагольной лексемы (субъ
ектом, объектом, адресатом н т. и.) и выражающими их членами предложения (подлежащим и дополнениями). Напр., в предложении «Водитель открывает дверь» активная форма глагола «открывать» имеет след. Д.: слово «водитель» — субъект действия — выступает и им. п. н занимает позицию подлежащего, слово «дверь» — объект действия — выступает и вин. п. н занимает позицию прямого дополнения. В предложении «Дверь открывается водителем» пассивная форма глагола «открывать» имеет другую Д.: слово «водитель» — субъект действия — выступает в тв. п. и занимает позицию агентивного дополнения, слово «дверь» — объект действия — выступает и им. п. и занимает позицию подлежащего. Разные Д. глагольной лексемы обозначаются не только разл. залоговыми формами глагола, но могут выражаться н одной словоформой, напр. «Девочка намазала хлеб маслом» н «Девочка намазала масло на хлеб». С помощью понятия Д., т. о., фиксируются любые соответствия между ролями глагольной лексемы и вы-gaжaющимн их членами предложения.
тим понятие Д. отличается от понятия залога. Понятие Д. является универсальным. Любая глагольная лексема в любом языке имеет по меньшей мере одну Д. А. А. Холодовичем предложено исчисление, определяющее общее кол-во Д., к-рые может иметь глагольная лексема с данными свойствами в любом языке (макс, схема). Однако все логнч. возможности построения Д. обычно не реализуются из-за ограничений, накладываемых на исчисление отд. языками н конкретными лексемами.
Понятие Д. было введено Холодовн-чем и нач. 70-х гг. 20 в. в рамках универсальной концепции залога. Оно применяется при описании разл. неродств. языков.
* Категория залога. Л., 1970; Типология пассивных конструкций, Л., 1974; Диатезы и залоги. Л., 1975; Успенский В. А., К понятию диатезы, в кн.: Проблемы лингвистич. типологии и структуры языка. Л., 1977; Khrakovsky V. S., Diathesis, «Acta Linguistica», 1979, t. 29; см. также лит. при ст. Залог.	В. С. Храковский.
ДИАХРОНИЧЕСКАЯ ТИПОЛОГИЯ (историческая типология) — направление в типологии, исследующее не сходство материальных компонентов сравниваемых языков, а их категориально-содержательные структуры. В Д. т. возможно типология, сходство неродств. языков н признание значит, расхождений у родственных. Д. т. связана с идеями универсалий языковых, но выдвигает специфич. универсалии. Осн. понятием Д. т. является идея общего для всех языков пути развития, проходя к-рый одни языки могут опережать другие; эта идея нек-рым образом соотноснма-с теорией стадиальности в языковом Йазвитин (см. Стадиальности теория).
[о понятие стадиальности в целом имеет двоякую трактоику: 1) языки должны пройти определ. ряд формальных стадий, напр. посессивный — эргативный — номинативный строй; Д. т. ищет формальные показатели становления этих стадий; 2) языки сравниваются по критериям содержательно-смыслового характера, при этом не исключена оценка содержат, категорий как стадий. В этом смысле выделяется направление Д. т. как контенсивной типологии (С. Д. Кацнельсон, В. И. Абаев, Г. А. Климов). В рамках Д. т. происходит поиск н выявление диахронич. констант, т. е. доминирующих тенденций
изменения реального языка (М. М. Гух-ман).
Одно из направлений Д. т. (Ч. Н. Ли, Т. Гнвон н др.) видит причины языковых изменений в речевых установках участников коммуникации. Так, в первую очередь изменяются явления, наиболее важные в коммуникации. Напр., чаще всего человек говорит о себе, поэтому б. ч. языковых изменений связана с морфологией и синтаксисом 1-го л., изменения во 2-м и 3-м л. происходят позже; т. о., становление грамматич. категории происходит неравномерно — в 1-м л. на каком-то этапе развития может быть иная система времен глагола, чем в 3-м л. В коммуникации среди объектов речи человеческое доминирует над не-человече-ским, живое — над неживым, определенное, известное — над новым и т. д. Напр., при глаголах с отрицанием в истории рус. яз. возникновение вин. п. на месте родительного происходит в первую очередь у одуш. существительных, обозначающих лицо (раньше собственных, чем нарицательных, раньше ед. ч., чем мн. ч., раньше муж. рода, чем жен. и ср. рода; работы А. Тимберлейка). Соотв. шкала намечается и для изложения событий.
Д. т. объединяет языковые уровни («сегодняшняя морфология есть вчерашний синтаксис» — Гивои). Напр., показатели темы (топики) склеиваются с глагольными компонентами, становятся флексиями, при этом возможно дублирование грамматич. информации при де-семантизации флексии и опрощении формы; так, в словосочетании «он делает» грамматич. субъект выражен дважды — местоимением н флексией, но в совр. рус. яз. флексия уже не воспринимается как указание иа субъект.
Д. т. связывает воедино изменения, происходящие во времени в разных категориях, напр. соотносит, перфект, пассив, эргативность и посесснвность: так, источником эргативиости являются либо пассивные, либо перфектные конструкции, перфектные, в свою очередь, восходят к посессивным: I have the book/read реинтерпретируются как I have read/the book, т. e. на месте посессивной конструкции возникает перфект.
Одной из ведущих идей Д. т. коммуникативного направления является деление языков на языки, в к-рых порядок компонентов соответствует непосредств. представлению ситуации (прагматич. способ), и языки, в к-рых план линейного развертывания подчинен заданным синтаксич. правилам (синтаксич. способ). Синтаксич. способ, или синтактизация, отличает языки с более высокой степенью развития их лит. формы, хотя в пределах синхронии могут варьироваться оба способа, с преобладанием прагматического для разг, речи, речи детей, плохо говорящих на данном языке иностранцев и др. В соответствии с этим делением принимается порядок SOV как начальный н порядок SVO как конечный этап сннтактизации. Существенно также деление языков на темо(топико)-подчеркивающие и языки с обязат. грамматич. субъектом, субъектно-подчерки-вающие; при этом грамматич. субъект (it, es, il н т. д.) может не совпадать с топиком.
Д. т. допускает существоианне явлений разной тнпологнч. хронологии в пределах одного языка, при этом языки могут отличаться большей или меньшей гомоген-
ДИАХРОНИЧЕСКАЯ 135
ностью в отношении к универсальному пути, определяемому Д. т.
Позитивным моментом теории Д. т. является ее обращенность не только в прошлое, но и в будущее, т. е. ее про-гностич. нацеленность. Если ряд выдвигаемых Д. т. положений окажется абсолютно доказанным, то по фактам эволюции языка X, прошедшего большое число этапов на универсальном пути, намеченном Д. т., можно предсказать будущее развитие языка Y, прошедшего меньшее число этапов. Однако Д. т. еще не представила полного иерархия, перечня эволюции языковых фактов и теории компенсаторных феноменов на общем пути изменений.
Д. т. начала развиваться в СССР с 30-х гг. 20 в. и активно — с 70-х гг. в США, однако близкие идеи содержатся в работах Э. Бенвениста, у представителей компаративистики 19 в. (в особенности у Ф. Боппа), а также у В. Гумбольдта. Будучи ориентированной иа коммуникативный аспект языка, Д. т. соотносится с такими направлениями в лингвистике, как прагматика, дискурсивная теория и др. Теории Д. т. представляют интерес для изучения не только эволюции языка, но и эволюции мышления человека, говорящего на языке.
* Мещанинов И. И., ГлагоЛ, М.— Л., 1949; его же, Проблема развития языка. Л., 1975; его же. Члены предложения и части речи, Л., 1978; Кацнельсоне. Д., Типология языка и речевое мышление, Л., 1972; Бенвенист Э., Общая лингвистика, М., 1974; Климов Г, А., Типология языков активного строя, М., 1977; Г у х м а н М. М., Ист. типология и проблемы диахрония, констант, М., 1981; НЗЛ, в. 11, Совр. синтаксич. теории в амер, лингвистике. М., 1982: Universals of language, 2 ed., Camb. (Mass.), [19661; Word order and word order change, Austin — L., 1975; Subject and topic, N. Y., 1976; Mechanisms of syntactic change, L., 1977; Lehmann W. P. [ed.], Syntactic typology. Austin, 1978; G i-von T., On understanding grammar, N. Y.> 1979; Syntax and semantics, v. 12, N. Y.— L., 1979 (Discourse and syntax); Linguistic reconstruction and Indo-European syntax, Amst., 1980. t	T. M. Николаева.
ДИАХРОНЙЯ (от греч. dia — через, сквозь и chronos — время) — историческое развитие системы языковой как предмет лингвистического исследования; исследование языка во времени, в процессе его развития на временной оси.
В истории яз-знания понятие Д. неразрывно связано с понятием синхронии и с противопоставлением двух аспектов и двух подходов к анализу языка. Проблемы Д. изучаются диахрония, лингвистикой. Последняя иногда отождествлялась со сравнит.-ист. яз-знаиием, а с нач. 20 в. с ист. фонетикой; позднее объектом ее исследования стали считать языковые изменения и установление причин и времени их появления. Во 2-й пол. 20 в. диахрония, подход, в отличие,, от собственно исторического, связанного с периодизацией истории языка н описанием элементов его частных подсистем, направляется на изучение диахрония, преобразований в системе языка и на определение их роли в перестройке системы; он ориентируется на восстановление осн. закономерностей (универсалий, констант) развития языка как системы и включает поиски числа н типа закономерных переходов от одного состояния к другому, вырабатывая для этого св< и методы.
Принадлежащий Ф. де Соссюру тезис об абсолютном противопоставлении двух
136 ДИАХРОНИЯ
принципов — синхронного и диахрон-ного, принятый, в частности, Ш. Балли, затем отвергался большинством языковедов (представители пражской лингвистической школы, а также А. Сеше, Э. Бёй-сенс, Э. Косерю и др.). Подвергались сомнению и критике положения о возможности адекватной характеристики синхронной системы языка без обращения к ее истории, а также о примате синхронного анализа перед диахронным (И. А. Бодуэн де Куртенэ, Н. С. Трубецкой, Р. О. Якобсон и др.). Синхронный анализ легче осуществим практически — в силу большей полноты фактич. данных н их доступности; он проще подвергается проверке и верификации. Однако лишь диахрония, подход помогает понять, как сложилась данная языковая система. Поэтому, хотя синхронное рассмотрение языка и предшествует диахроническому, ибо это последнее всегда связано с сопоставлением по крайней мере двух последовательных стадий (синхронных срезов) в системе языка, оба подхода дополняют и обогащают друг друга. Диахронии, объяснения понимаются как способствующие познанию особенностей функционирования языка во времени, в т. ч. и в синхронии, а потому — как важная часть теории языка вообще (см. Диахроническая типология).
* О соотношении синхронного анализа и ист. изучения языков, М., 1960; Бодуэн де Куртенэ А. И., Избр. труды по общему яз-знанию. пер. с франц., т. 1 — 2, М., 1963; Реформатский А. А., Введение в языковедение, 4 изд., М., 1967; С о с-с ю р Ф., Труды по яэ-энанию, пер. с франц., М., 1977; Г у х м а и М. М., Ист. типология и проблема диахронич. констант, М., 1981; см. также лит. при ст. Синхрония.
Е. С. Кубрякова.
ДИВЕРГЕНЦИЯ (от ср.-лат. diverge — отклоняюсь, отхожу) — расхождение, отдаление друг от друга двух и более языковых сущностей.
Термин «Д.» используется в двух аспектах: глоттогоническом и структурнодиахроническом. В первом случае Д. означает расхождение родств. языков или диалектов одного языка вследствие особых социальио-ист. условий (миграции, контакты с др. языками, география, или полит, обособление и т. п.). Процесс Д.— осн. путь формирования семьи языков после расщепления общего для них праязыка (см. Родство языковое). Д. может затрагивать также варианты одного языка (напр., наблюдается расхождение двух вариантов нем. лит. языка и ГДР и в ФРГ).
Во втором аспекте Д. означает диахронич. процесс, приводящий к увеличению разносюразия в системе языковой вследствие обособления в самостоят. инвариантные единицы тех сущностей, к-рые прежде были вариантами одной единицы (Д. на инвариантном уровне), либо вследствие появления новых вариантов (формальных и смысловых) у уже имеющихся единиц (Д. на вариативном уровне). Понятие Д. в этом смысле было разработано в теории диахронич. фонологии Е. Д. Поливановым (1928), а в иных терминах — Р. О. Якобсоном (1930). Существо фонологич. Д. состоит в фоно-логизации нек-рого вариантного контраста в результате затемнения позиционных условий варьирования или более общих сдвигов в фонологич. структуре языка. В аналогичном смысле понятие Д. применимо и к др. уровням языка. Можно также говорить о стилистич. Д.— развитии стилистич. вариантов обозначения одного и того же понятия. Д. онтологически н терминологически Тесно связана
с явлением конвергенции. В процессе структурного изменения языка Д. в одном звене системы может представать как конвергенция в другом звене. Так, вариантная Д. для нек-рой единицы А (обособление ее вариантов) может вылиться в инвариантную конвергенцию — совпадение этих обособленных вариантов с вариантами др. единиц и исчезновение единицы А из системы; напр., в истории греч. яз. произошла Д. вариантов индоевроп. *kw в разл. позициях (перед а, о, перед е, i, после и перед и), и оии дали разные рефлексы, совпавшие с уже имевшимися фонемами л, т, х; *kwo > > ло, *kwe > те, uk” > vx.
* См. лит. при статьях Родство языковое, Фонетические законы, Фонологизация.
,	В. А. Виноградов.
ДИГЛОССИЯ (от греч. di----дважды и
glossa — язык) — одновременное существование в обществе двух языков или двух форм одного языка, применяемых в разных функциональных сферах. В отличие от билингвизма и многоязычия Д. как социолингвистич. феномен (см. Социолингвистика) предполагает обязательную сознательную оценку говорящими своих идиомов по шкале «высокий — низкий» , («торжественный — обыденный»). Компонентами Д. могут быть разные языки (напр., французский и русский в дворянском об-ве России 18 в.), разные формы существования одного языка (лит. язык — диалект; напр., классич. араб, язык и местные араб, диалекты в странах Магриба), разные стили языка (напр., книжный — разговорный в теории трех «штилей» М. В. Ломоносова). Иногда Д. неправомерно отождествляют только с наличием функциональной стратификации идиомов, исключая оценочный фактор. Однако возможны языковые ситуации, характеризующиеся многоязычием и функциональной стратификацией языков, но отсутствием Д. (напр., во мн. странах Зап. Африки). Понятие Д. введено Ч. А. Ферпосоиом. * Белл Р. Т., Социолингвистика. Цели, методы н проблемы, М., 1980; Ferguson Ch., Diglossia, «Word», 1959, v. 15, №4.	В. А. Виноградов.
ДИГРАФ (от греч. di---дважды и gra-
phs — пишу) (диграмма, двойная, двузначная буква) — составной письменный знак, состоящий из двух букв и употребляющийся для обозиачеиия на письме фонем и их основных вариантов: польск. cz [ч], sz [щ], англ, th [6,3].
ДИДОИСКИЙ ЯЗЫК —см. Цезский язык.
ДЙНКА — один из пилотских языков (западная зона). Распространен на Ю. Судана. Число говорящих св. 2,5 млн. чел. Крупнейшие диалекты: агар, бор. рек, падаиг. В сравнении с другими зап.-нилот. языками Д. обладает особенностями, общими у него с языком нуэр. В колон, период существовала письменность на основе лат. алфавита, крупнейшие диалекты использовались в адм. сфере и в просвещении, публиковалась лит-ра религ. и учебного содержания. С 1956 Д.— язык внутриэтнич. общения (вытеснен из офиц. сферы араб. яз.). * Neb el A., Dinka grammar (Rek-Malual dialect) with texts and vocabulary. Verona. 1948.	Б. В. Журковский.
ДИСКУРС (от франц, discours — речь) — связный текст в совокупности с экстралингвистическими — прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и ме-
хаяизмах их сознания (когнитивных процессах). Д.— это речь, < погруженная в жизнь». Поэтому термин «Д.», в отличие от термина «текст», не применяется к древним и др. текстам, связи к-рых с живой жизнью не восстанавливаются непосредственно.
Д. включает паралингвистич. (см. Паралингвистика) сопровождение речи (мимику, жесты), выполняющее след. осн. функции, диктуемые структурой Д.: ритмическую («автодирижирование»), референтную, связывающую слова с предметной областью приложения языка (лейк-тич. жесты), семантическую (ср. мимику и жесты, сопутствующие иек-рым значениям), эмоционально-оценочную, функцию воздействия на собеседника, т. е. иллоккутивную силу (ср. жесты побуждения, убеждения). Д. изучается совместно с соотв. «формами жизни» (ср. репортаж, интервью, экзаменационный диалог, инструктаж, светская беседа, признание и пр.).
Одной своей стороной Д. обращен к прагматич. ситуации, к-рая привлекается для определения связности Д., его коммуникативной адекватности, для выяснения его импликаций и пресуппозиций, для его интерпретации. Жизненный контекст Д. моделируется в форме «фреймов» (типовых ситуаций) или «сценариев» (делающих акцент на развитии ситуаций). Разработка фреймов и сценариев — важная часть теории Д., используемая также в разных направлениях прикладной лингвистики. Другой своей гторонсй Д. обращен к ментальным процессам участников коммуникации: этнография., психология, и социокультурным правилам и стратегиям порождения и понимания реяи в тех илн других условиях (англ, discourse processing), определяющих необходимый темп речи, степень ее связности, соотношение общего и конкретного, нового и известного, субъективного (нетривиального) и общепринятого, эксплицитного и имплицитного в содержании Д., меру его спонтанности, выбор средств для достижения нужной цели, фиксацию точки зрения говорящего и т. п.
Возникновение и развитие теории Д. и практики его анализа отвечает след, тенденциям в лингвистике 60—70-х гг. 20 в.: стремлению вывести синтаксис за пределы предложения (ср. гиперсинтаксис Б. Палека, макросинтаксис Т. ван Дейка и др., синтаксис текста В. Дресле-ра), разработке прагматики речи (ср. теорию речевых актов), подходу к речи как к социальному действию (ср. понятие перформатива), интересу к речевому употреблению и субъективному аспекту речи, общей тенденции к интеграции гуманитарных исследований. Э. Бенвенист одним из первых придал слову «Д.», к-рое во франц, лингвистич. традиции обозначало речь вообще, текст, термино-логпч. значение, обозначив им «речь, присваиваемую говорящим». Он противопоставлял Д. объективному повествованию (recit). Эти формы речи различаются рядом черт: системой времен, местоимений и др. Впоследствии понятие Д. было распространено на все виды прагматически обусловленной и различающейся по своим целеустановкам речи.
Непосредств. истоки теории Д. и методов его анализа следует видеть в исследованиях языкового употребления (нем. школа П. Хартмана, П. Вундерлиха и др.), в социолингвистич. анализе коммуникации (амер, школа Э. Щеглова, Г. Закса и др.), логико-семиотич. описании разных видов текста — политического, дидактического, повествователь
ного — франц, постструктурализм (се-миотич. исследования в лингвистике — А. Греймас, Е. Ландовский и др.), в моделировании порождения речи в когнитивной психологии, описании этнографии коммуникации в антропология, исследованиях. Более отдаленные корни теории Д. можно видеть в работах М. М. Бахтина. Косвенные отношения связывают теорию Д. с риторикой, разными версиями учения о функциональных стилях, с сов. психолингвистич. школой (см. Психолингвистика), а также с разными направлениями в исследовании разг. речи. Термин «анализ дискурса» был в 1952 использован 3. 3. Харрисом, к-рый пытался распространить дистрибутивный метод с предложения на связный текст и привлечь к его описанию социокультурную ситуацию. Позднее этот термин стал ассоциироваться с нем. термином Textlinguistik, получившим распространение с сер. 50-х гг. 20 в. Э. Ко-серю употребил термин linguistica del texto. Анализ Д. и лингвистика текста образуют близкие, а иногда н отождествляемые области лингвистики. Однако в кон. 70-х — нач. 80-х гг. наметилась тенденция к их размежеванию, проистекающая из постепенной дифференциации понятий «текст» н «Д.». Под текстом понимают преим. абстрактную, формальную конструкцию, под Д,— разл. виды ее актуализации, рассматриваемые с т. зр. ментальных процессов и в связи с экст-ралингвистич. факторами (ван Дейк). Анализ Д. выполняется в основном опи-сат. и эксперимент, методами.
Анализ Д.— междисциплинарная область знания, в к-рой наряду с лингвистами участвуют социологи, психологи, специалисты по искусств, интеллекту, этнографы, литературоведы семиотич. направления, стилисты и философы.
• Бенвенист Э., Общая лингвистика, И., 1974; НЗЛ, в. 8, Лингвистика текста, М., 1978; Греймас А. Ж., Курте Ж., Семиотика. Объяснит, словарь теории языка, пер. с франц., в сб.: Семиотика. М., 1983; Harris Z., Discourse analysis, «Language», 1952, v. 28, hb 1; С о s e r i u E., Deter-minacion у entorno, в кн.: Romanistisches Jahrbuch. v. 7, Hamb., 1955—56; Directions in sociolinguistics. The ethnography of communication, ed. by J. Gumperz, D. Hymes. N. Y., 1972: Fillmore Ch., Pragmatics and the discription of discourse, в кн.: Berkeley studies in syntax and semantics, v. 1, Berk. (Calif.), 1974; Hartmann P., Tex-tlinguistische Tendenzen in der Sprachvris-senschaft, в кн.: Folia linguistica, v. 8, The Hague, 1975; W e i n r i c h H., Sprache in Texten, Stuttgart, 1976; Syntax and semantics, v. 12, Discourse and syntax. N. Y.— [a. o.l. 1979; Discourse and communication, ed. by T. van Dijk, B. — N. Y., 1985; Handbook of discourse analysis, ed. by T. van Dijk. v. 1—4, L.— [a. o.l, 1985; ван Дейк T. А., Язык, познание, коммуникация, пер. с англ., М., 19S9.
Н. Д. Арутюнова.
ДИССИМИЛЯЦИЯ (от лат. dissimila-tio — расподобление) — один из видов комбинаторных изменений звуков: расподобление артикуляции двух или более одинаковых или подобных звуков в пределах слова, утрата ими общих фонетич. признаков. Напр., прост, произношение «бонба» вместо «бомба» объясняется Д. по активному артикулирующему органу: билабиальный (м) перед билабиальным [б] заменяется на зубной переднеязычный [н], в результате чего утрачивается общий признак — губная артикуляция. Д. возникает между звуками одного типа — гласными (вокалическая Д.) либо согласными (к о н с о н а и типе с к а я Д.) — и обычно направлена па облегчение произношения. Возможна Д. смежных звуков (контактная Д.)
и звуков, разделенных др. звуками (д и с-т а к т н а я, напр. Д. плавных [р], [л] в истории рус. лит. языка: «велблюд> верблюд», «феврарь > февраль»). Различаются прогрессивная Д. (изменение звука под влиянием предшествующего: «прорубь» > прост, «пролубь») и регрессивная (изменение звука под влиянием последующего: «коридор» > прост, «колндор»), Д. характерна для ненормированной речи (диалекты, просторечие, детская речь) и в лит. языке встречается редко. Д. противоположна ассимиляции, однако иногда оба эти вида фонетич. изменений происходят одновременно. Напр., «мягкий» произносится как [м’ах'к’ьП в результате полной регрессивной ассимиляции по голосу ([гк’] > [кк’]), регрессивной Д. по способу образования ([кк’] > [хк’]) и регрессивной ассимиляции по мягкости ([хк’] > [х’к'1). На диссимилятивной основе могут происходить эпентеза, гаплология, метатеза.	н. А. Грязнова
ДИСТРИБУТИВНЫМ АНАЛИЗ (от лат. distribuere — распределять, разделять) — метод исследования языка, основанный на изучении окружения (дистрибуции, распределения) отдельных единиц в тексте и не использующий сведений о полном лексическом или грамматическом значении этих единиц.
Первоначально Д. а. применялся гл. обр. в фонологии и морфологии. Осн. принципы Д. а. были сформулированы Л. Блумфилдом в 20-х гг. 20 в., а затем развиты в 30—50-х гг. в работах 3. Харриса и др. представителей дескриптивной лингвистики. Однако отд. экспериментальные приемы, вошедшие в состав Д. а., были известны значительно раньше (Ш. Балли, О. Есперсен, Л. В. Щерба и др.).
Для Д. а. характерен «дешифровочный» подход к объекту; лингвистич. описание мыслится как результат применения к текстам конкретного языка упорядоченного набора универсальных процедур, к-рые должцы автоматически приводить к открытию структуры этого языка. Помимо текстов исследователь может пользоваться суждениями информанта (в частности, своими собственными, если он является носителем изучаемого языка) о правильности — неправильности предъявляемых ему языковых объектов и о тождестве — различии их значений.
Канонич. Д. а. выполняется след, образом. Сначала текст делится (сегментируется) на элементарные текстовые единицы — фоны (отд. звуки) и морфы (миним. последовательности фонем, имеющие значение). След, ступенью Д. а. является идентификация — объединение множества текстовых единиц в одну единицу языка (фонему или морфему). Две текстовые единицы принадлежат одной и той же единице языка, если они находятся в доп о л вит. распределении, т. е. никогда не встречаются в одних и тех же окружениях (таковы, напр., закрытый и открытый варианты фонемы /е/ в словах «семь» и «шест»), или в свободном чередовании, т. е. встречаются в одних н тех же окружениях без различия в значениях (таковы окончания тв. п. -ей и -ею в словоформах типа «землей» — «землею»). Две текстовые единицы принадлежат разным единицам языка, если они находятся в контрастном распределении, т. е. встречаются в одних и тех же окружениях, но с различием
ДИСТРИБУТИВНЫЙ 137
в значении (таковы звуки [т] и [д] в словах «том» и <дом>). выделенные т. о. языковые единицы объединяются в классы с помощью экспериментальной техники субституции (замещения). Разные языковые единицы относятся к одному и тому же классу, если они способны замещать друг друга в одних и тех же окружениях. Так, «диагностическим» контекстом для прилагательных рус. яз. является положение перед словами типа «дом»: ср. «большой (красный, кирпичный, пятый) дом». Возможность замещения прилагательного в контексте слов типа «очень» дает подкласс качеств, прилагательных, ср. «очень большой (красный)», а возможность замещения в контексте слов типа «двадцать» — подкласс порядковых прилагательных, ср. «двадцать первый (пятый)».
В дальнейшем выяснилось, что Д. а. противоречив и не решает тех задач, для к-рых он был предназначен. Поэтому в сов. яз-знания он был дополнен др. экспериментальными приемами и числовыми методами обработки языкового материала. Общие основания Д. а. были уточнены на базе теории множеств, результатом чего явилась теоретико-мно-жеств. концепция языка.
В дополненном и уточненном виде Д. а. применялся для исследования всех уровней языка, включая синтаксис и семантику; в целом он привел к осознанию важности экспериментирования с языковым материалом и усовершенствованию техники лингвистич. эксперимента.
ф Глисон Г,, Введение в дескриптивную лингвистику, пер. с англ., М.. 1959; Осн. направления структурализма, М., 1964; А □-р е с я н Ю. Д., Идеи и методы совр. структурной лингвистики, М., 1966; Harris Z., Methods in structural linguistics, [Chi., 1951].
Ю. Д. Апресян. ДИФТОНГ (от греч. diphthongos — двугласный)— сложный гласный, состоящий из двух элементов, образующих один слог, чем и обеспечивается фонетическая целостность Д. От Д. следует отличать дифтонгоиды — качественно неоднородные гласные, имеющие в своем составе в качестве призвука элемент, артикуляциоино близкий к основному, напр. дифтонгоиды в долганском языке. Обычно Д. обладают большей длительностью, чем монофтонги, в т. ч. и ди-фтонгондные. Фонологич. свойством Д. является его потенциальная нечленимость на 2 фонемы. Д. имеются в нем., англ., франц., кит., бирм. и др. языках.
Различают истинные и ложные Д. В истинных (иначе — «устойчивых», «равновесных») Д. оба компонента действительно равноценны в пределах слога. Такие Д. встречаются редко (напр., в удэйском яз.). В ложных (иначе — «скользящих») Д. одни элемент является вершиной слога, а второй (т. наз. глайд, или полугласный) лишь сопутствует ему (напр., в англ., ием. яз.). В зависимости от положения вершины слога различают Д. падающие, или нисходящие, в к-рых слогообразующим является первый элемент (напр., нем. [ае] Leid, англ, [ai] шу), н восходящие, в к-рых слогообразующий элемент — второй (напр., франц, [ie] pied).
Вопрос о фонематич. статусе Д. решается на основе лингвистич. критериев, определяющих членимость на фонемы в данном языке (в первую очередь — возможность или невозможность морфоло-
138 ДИФТОНГ
гич. границы внутри Д.). Потенциальная фонологич. нечленимость Д. реализуется далеко не всегда, так что сложные гласные, наз. в разных языках Д., могут быть бифонемнымн или монофонемными звуковыми единицами.
• Зиндер Л. Р., Общая фонетика, М., 1979; Lehiste J., Peterson G. Е., Transitions, glides and diphthongs, JAcS, 1961, v. 33.	Л. В. Бондарко.
догбн — один из гур языков. Распространен в Мали (в адм. р-не Мопти), небольшой анклав есть в Буркина-Фасо. Общее число говорящих ок. 570 тыс. чел. Имеет ряд диалектов и говоров; осн. из них — томо кан, того кан, дьамсай, торо со, томбо со, донно со. Различия между нек-рыми диалектами весьма значительны, расхождения наблюдаются в лексике, грамматике и фонетике.
Дж. X. Гринберг (как ранее Д. Вестерман) включает Д. в группу лоби-догон, Дж. Т. Бендор-Сэмюэл выделяет в отд. группу, полагая, что известные лексич. соответствия недостаточны для сближения его с к.-л. языком гур. Нек-рые черты его строя сходны с чертами манде языков, к к-рым Д. причислялся Э. Ф. М. Дела-фосом (1924), а также западноатлантических языков (фула, волоф); пока еще нельзя определить, насколько эти сходства отражают глубокое родство или ареальные инновации.
Типологически Д.— язык агглютинативный; среди языков гур выделяется полным отсутствием именных классов и тенденций к единообразному выражению мн. ч. Сложная система числительных: напр., в томбо со—десятеричный принцип в числительных от 1 до 80, в числительных от 80 (kesu) до 800 названия базируются на 80 (ср. 100 — kesule ре:пе, т. е. 80 + 20; 320 — sunai, т. е. 80 X 4, и т. д.), далее опорное имя — 800, ср. 2000 — munjone: su;no, т. е. (800 X 2) + + (80 X 5). В предложении порядок членов SOV. В лексике значит, заимствования из бамана и фула.
Д.— бесписьменный язык внутриэтнич. общения, лишь для диалекта торо со с 1931 существует алфавит, созданный миссионерами. На основе этого алфавита в Мали в 70-х гг. создан стандартный алфавит на лат. основе для Д.
* Calame-Griaule G.. Diction-naire Dogon. P.. 1968 [есть очерк грамматики]; К е г v г a n М., Prost A., Les раг-lers dogon, Dakar, 1969; Leger J.. Gram-maire dogon. Tomo-kan, Hennebont, 1971.
Lexique Dogon-Francais, Bamaco, 1979; Ker v г an M., Dictionnaire dogon. Donno so, Bandiagara, 1982. В. А. Виноградов. ДОЛГАНСКИЙ ЯЗЫК —один из тюркских языков. Распространен в Дудинском и Хатангском р-нах Таймырского (Долгано-Ненецкого) авт. окр. РСФСР. Число говорящих св. 4,5 тыс. чел. (1979, перепись). Выделяются норильский, пя-синский, авамский, хатангский и попи-гайский говоры.
Д. я. как самостоят. язык отделился от якутского языка в процессе изолиров. развития н внутр, перестройки под влиянием эвенкийского языка. Отличия в фонетике: переход дифтонгов в дифтонгоиды и долгие гласные, разрушение гармонии гласных, переход начального с-в h-, утрата увулярных х, б. В морфологии: употребление партитива в притяжат. склонении как винит.-назначнтель-ного, совместного п.— как оформителя однородных членои предложения; в спряжении глагола распространена форма на -ааччы, сохранились парадигмы дол-жеиствоват. наклонения со словом баар
‘есть’, ‘имеется’. В лексике: утрата ми. разрядов старой якут, лексики (напр., сельскохозяйственной), отсутствие совр. якут, полит, н науч, терминологии, изменение значений слов под влиянием эвенкийской семантич. системы.
В 1933 был издан на якут. яз. букварь, приспособленный для долган, школы. В 1973 издана первая книга на Д. я.— сборник стихов Огдо Аксеновой, в 1984 — долган, букварь. Нек-рые ученые считают Д. я. диалектом якут. яз. * Долгих Б. О., Происхождение долган, в ки.: Сиб. этиографич. сб., т. 5, М., 1963; Убрятова Е. И., О языке долган, в сб.: Языки и фольклор народов сиб. Севера, М.— Л., 1966; ее же. Язык норильских долган, Новосиб.. 1985; Демьяненко 3. П., Лексич. материал как источник по истории долган и якутов, в кн.: Проблемы этногенеза народов Сибири и Д. Востока, Новосиб., 1973; Бельтюкова Н. П., Консонантизм долган, языка (экспериментальное исследование), А. А.. 1979; Н аделя-е в В. М., Графика и орфография долган, языка, в кн.: Экспериментальная фонетика сиб. языков, Новосиб., 1982.
Е. И. Убрятова. ДОПОЛНЕНИЕ — член предложения, выраженный именем существительным и обозначающий предмет (объект), отражающий на себе действие глагольного признака или служащий его орудием. Различаются прямое и косвенное Д. Прямое Д. обозначает объект, непосредственно охваченный действием. Критерии его выделения в разных языках различны. В рус. яз. выражается вин. п. без предлога, сочетается только с перех. глаголами. В зависимости от характера действия такой объект может быть внешним (неизменным): «купить дом», «бросить камень», и внутренним (результативным): «строить дом», «раздробить камень». Разновидность внутр, объекта — объект содержания («родственное Д.», figura etymologica), т. е. объект, как бы извлекаемый из самого действия: «думать думу», «кликать клич», «горе горевать». Объект, обозначающий предмет речи, мысли, восприятия («сообщать известие», «замышлять преступление», «видеть корабль»), наз. делиберативным.
Косвенное Д. выражается существительным в косв. падежах с предлогами и без предлогов. С понятием косв. Д. связано представление об объекте, затронутом действием не прямо (ср.«сообщить новости» и «...о новостях») и не полностью, а частично (ср. «выпить воду» и «...воды»), С косв. Д. может быть связано также представление о меньшей определенности объекта (ср.: «ждать поезда» в отличие от «ждать поезд») и о его своеобразной активности (ср.: «испугаться собаки», «радоваться за сына», где объект определ. образом стимулирует деятельность субъекта).-В классич. лингвистике понятием косв. Д. охватываются разнообразные виды объектных значений. В частности, различаются объекты, иа к-рые нацелено действие («просить хлеба», «добиваться успеха») и от к-рых оио отправляется или уклоняется («лишиться наследства», «избежать ссоры»); объекты-адресаты («улыбнуться ребенку», «помочь соседу»); объекты-орудия («жать серпом», «покорить красотой»), В структуре высказывания все виды объектов в принципе совместимы и иерархически упорядочены: «рассказать друзьям (О — адресат) правду (делиберативный прямой О) о войне (делиберативный косвенный О) словами очевидца (орудийный косвенный О)», причем одни объекты связаны с глаголом как ядром сообщения более обязательной, другие — менее обя-зат. связью.
Разновидностью Д. иногда считается член предложения, выраженный инфинитивом и обозначающий зависимый глагольный признак (< надеяться отдохнуть», «обещать помочь», «бояться ошибиться», «убедить остаться»). При еще более широком понимании Д. под него подводятся также разнообразные виды придаточных предложений, связанных с главными изъяснит, отношениями («Хочу, чтобы мне помогли», «Знаю, что мне помогут», «Боюсь, как бы ие ошибиться»), В школьных грамматиках наряду с глагольными Д. выделяются приименные Д., к-рые в большинстве случаев являются производными от глагольных, ср.: «читать книгу» и «чтение книги», «любить родину» и «любовь к родине», «жаждать славы» и «жажда славы», «наполнить содержанием» н «наполненный содержанием».
• Шахматов А. А., Синтаксис рус. языка, 2 изд.. Л., 1941; Грамматика рус. языка. т. 2, я. 1, М., 1954; М.. 1960; Пешков-с к и й А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении, 7 изд., М., 1956; Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М., 1958; Габучан К. В.. Дополнение, в кн.: Рус. язык. Энциклопедия. М., 1979.
И. Н. Кручинина. ДРАВИДЙЙСКИЕ ЯЗЫКЙ (дравидские языки) — семья языков на территории Южноазиатского (Индийского) субконтинента. Распространены гл. обр. в Индии, особенно и юж. штатах, а также в Пакистане, Юж. Афганистане, Вост. Иране (язык брахуи), частично в Шри-Ланке, странах Юго-Вост. Азии, на о-вах Индийского и Тихого океанов и в Юж. Африке. Общее число говорящих 192 мли. чел., св. 95% из них пользуются четырьмя языками: телугу, тамильским языком, каннада и малаялам.
Геиетич. связи с др. языковыми семьями неясны. Наиболее убедительна гипотеза о родстве (или тесных языкоиых контактах) с уральскими языками, выдвинутая Р. Колдуэллом.
Геиетич. классификация Д. я. окончательно не разработана. В 19 — 1-й пол. 20 вв. дравидологич. исследования опирались на классификации Колдуэлла и С. Конова, по к-рым Д. я. подразделялись на 3 группы: южную (тамильский, каннада, малаялам, телугу, тулу и др. языки; Юж. Индии), центральную (гон-ди, куи, парджи, колами и др. языки Центр. Индии) н северную (курукх, мал-то, брахуи). Б. Кришнамурти разделил юж.-дравидийскую группу на 2 подгруппы: 1) тамильский, малаялам, каннада, кодагу, кота, тода, ирула и др.; 2) телугу, гонди, кон да, пенго, манда, кун, куви. М. С. Андронов подразделяет Д. я. на 7 групп: сев.-западную (брахуи), сев,-восточную (курукх, малто), центральную (колами, парджи, найкн, гадаба), гонд-ванскую(гонди, коида, пенго, манда, куи, куви), юго-восточиую (телугу), юго-за-падиую (тулу, корага, беллари) и южную (тамильский, малаялам, каниада, тода, кота, кодагу и др.).
Этногенез дравидов, их первонач. миграции, ист. развитие отдельных Д. я. и их групп недостаточно исследованы. Большинство исследователей признает существование протодравиднйской языковой общности, распадение к-рой, по данным глоттохронологии (Андронов), началось в 4-м тыс. до н. э. Предполагается, что миграции дравидов'на терр. Индийского субконтинента происходили раньше, чем миграции носителей других языков иид. лингвистич. ареала (индоарийских н мунда). Контакты с индоарийскими н мунда языками имели большое значение для развития Д. я.
Для фонологич. системы Д. я. типична реконструируемая для протодравидий-ского языка модель, насчитывающая 5 пар чистых гласных фонем, различающихся по долготе/краткости, и 18 согласных — 6 рядов смычных (велярные, палатальные, ретрофлексные, альвеолярные, дентальные, лабиальные: парами «шумный — носовой») и 6 щелевых н сонантов (в т. ч. щелевой и латеральный ретрофлексного ряда). Придыхательные смычные и сибилянты отсутствуют. Позиционная и комбинаторная дистрибуция фонем характеризуется рядом ограничений: недопустимость зияния, отсутствие ретрофлексных, альвеолярных, латеральных и вибрантов (дрожащих) в начальной позиции; ограниченные сочетания согласных и др. Противопоставление глухих и звонких согласных нефоиематично. Смычные представлены напряженными и ненапряженными вариантами, различающимися по звонкости/глухости.
В современных Д. я. изменилась дистрибуция нек-рых протодравидийских фонем, образовались новые фонологич. единицы за счет фонемизацин позиционных вариантов. В системе вокализма развилось чередование гласных высокого и среднего подъема в юж.-дравидийских языках, лабиализованные гласные переднего ряда в языках тода и тулу; гласные среднего ряда среднего н высокого подъема в языках тода, кодагу, куруба, корага, беллари; назализованные гласные в куви, курукх н брахуи и т. д. В системе консонантизма — нейтрализация во всех языках, кроме тамильского, малаялам, кота, тода, касаба н конда, противопоставления дентальных альвеолярным; сокращение ретрофлексного ряда с утратой ретрофлексных щелевого (сохраняется только в тамильском н малаялам), латерального (сохраняется только и языках юж. группы и телугу) н носового (сохраняется в юж.-дравидийских языках, пенго н курукх); фонемизация глухих и звонких согласных; глухие н звонкие латеральные в тода и брахуи; фонемизация спирантов — во всех языках, кроме тамильского и малаялам; образование двух рядов велярных в сев.-дравидийских языках; гортанная смычка в языках сев.-зап., сев.-вост. и гондваиской групп. Расширилась комбинаторная и позиционная дистрибуция гласных и согласных: допускаются зияние в тода, куи, брахуи, многокомпонентные сочетания согласных в тода, кота и малто; появились ретрофлексные латеральные и вибранты в начальной позиции.
Для морфологии Д. я. характерно сочетание аффиксального словоизменения и словообразования с развитым аналитизмом. Преобладающий тип морфемной связи — суффиксальная агглютинация (префиксация отсутствует; фузия встречается редко). Морфема, как правило, односложна, средняя длина морфемной цепочки 3—4 морфемы, максимальная — 9—10 морфем. Система частей речи включает 3 класса знаменат. слов: 1) имена с подклассами имен существительных, прилагательных, числительных, подражательных (имитативных) слов и наречий; 2) местоимения; 3) глаголы (с подклассами финитных и нефинитных форм), а также служебные слова (послелоги, союзы, союзные слова, частицы) и междометия.
Имя характеризуется грамматич. категориями числа (во всех Д. я. 2 числа — ед. и мн.), рода, падежа и притяжательное™. Категория рода (отмеченная во всех языках, кроме тода, куруба, касаба и брахуи) носит лексико-грамматич. ха
рактер: в большей части Д. я. в ед. ч. различаются 2 рода — мужской (названия лнц мужского пола) и немужской; в тамильском, малаялам (диалекты), каннада, кота, кодагу, тулу и пенго — мужской, женский (лица женского пола) и средний (животные и неодуш. предметы). Во мн. ч. языки групп парджи — колами и гонди — кун сохраняют оппозицию мужской — немужской род; в остальных языках «эпицеиовый род» (названия групп людей) противопоставлен среднему.
В склонении имен различаются 2 осн. формы падежа — им. п. и общекосвенный (атрибутивный), к-рый в большинстве Д. я. выступает как основа для образования конкретных падежей и дифференцирует типы склонения (от 2 в кота до 5—6 в телугу, куи, куви). Грамматич. значения конкретных падежей передаются с помощью аффиксов и послелогов. Число падежных форм колеблется от 4—5 (пенго, конда, манда, курукх) до 10—11 (кодагу, куруба, касаба, брахуи).
Категория притяжательное™ выражена притяжат. формой (атрибутивная форма имени 4- аффикс рода и числа). Все названные грамма™ч. категории имеют существительные и числительные. Прилагательные изменяются только по категории притяжательное™ (ио в атрибутивной форме неизменяемы), наречия — по категориям притяжательное™ и падежа, подражат. слова — по категориям числа н падежа. Числительные подразделяются на количественные и порядковые, образующиеся в большей части Д. я. аналитически.
Местоимения делятся на местоимения-существительные, -прилагательные, -числительные и -наречия. По лексико-се-маитич. признакам выделяются личные, возвратные, указат. и вопросительные, в юж.-дравидийских языках, телугу и кун — также собират. местоимения; относит. местоимений нет; функции неопредел. и отрицат. местоимений выполняются вопросительными (+ эмфатач. частицы). Имеется особая форма инклюзивного личного местоимения (я / мы + + ты / вы), кроме корага, беллари, каннада (диалекты), иайки, парджи, гадаба, гонди (диалекты) и брахуи языков. Морфологически личные местоимения отличаются от имен классифицирующей категорией лица и особым способом образования общекосвенного падежа (внутр, флексия, супплетивизм). Указат. местоимения различают неск. дейктач. подразрядов (4 «плана» — в кун и куви, 3 — в тулу, пенго, манда, курукх и брахуи, 2 — в остальных Д. я.).
Глагол характеризуется противопоставлением основ перех. и неперех. глаголов, а также позитивных («делать») и негатав-ных («не делать») основ, в большинстве Д. я. маркируются переходные и негативные основы; особые показатели для неперех. глаголов отмечены в малто и брахуи; в языках курукх и малто отрицание глагольного действия выражается, как в индоарийских языках, особыми частицами. Глаголу присущи словоизменит. категории времени, наклонения, лица и числа. Временная система основана иа противопоставлении прошедшего и настояще-будущего (общего) времени. Наблюдается тенденция к формальному выделению наст. вр. и к усложнению темпоральных оппозиций аспектуальными (граммемы «длительности», «завершенно-
ДРАВИДИЙСКИЕ 139
сти» и т. д.), в результате чего в разл. Д. я. насчитывается от 2 (корава, кодагу, куруба) до 5—6 [брахуи, гонди (диалекты), курукх] временных форм. Категория наклонения включает изъявительное и косвенные наклонения — повелительное, желательное и сослагательное (ус-ловио-предположительное). Категории рода, лица и числа являются согласовательными. Залог отсутствует. Грамматич. значения выражаются агглютинативными суффиксами, а также аналитически — с помощью связочных и вспомогат. глаголов. Типичная структура финитной формы: основа + (аффикс переходности) + + (аффикс негативности) + аффикс времени, наклонения + аффикс лица, рода, числа. В состав неличных форм глагола входят причастия, деепричастия, инфинитивы, супины (отсутствуют в каннада, телугу, языках Центр, и Сев.-Вост. Индии и брахуи), глагольные имена (« имена действия»), причастные имена и условно-временные деепричастия (отсутствуют в курукх, малто и брахуи).
Служебные слова генетически соотносятся со знаменательными: послелоги восходят, как правило, к падежным словоформам существительных и наречиям, союзы и союзные слова — к неличным формам связочных и вспомогат. глаголов. Частицы выражают конкретные грамматич. значения (напр., зват. падежа), синтаксич. отношения (сочинение), разл. виды модальности (эмфазис, сомнение). Особым видом частиц являются форманты, образующие т. наз. эхо-сло-ва.
Осн. способы словообразования — суффиксация и словосложение. Наиболее распространенные типы сложных слов — сочинительный («отец + мать» > «родители») и детерминативный («дерево + 4- коробка» > «деревянная коробка»).
Для синтаксиса характерен фиксиров. порядок слов в простом предложении — подлежащее + (дополнение) + сказуемое — и атрибутивной синтагме — определение + определяемое. Вопросит, предложения и сочинит, словосочетания образуются с помощью особых частиц. Характерно употребление (в утвердит, и отрицат. форме) двух связок со значением «быть, существовать» и «являться, делаться». Именное сказуемое без связки согласуется с подлежащим не только в роде и числе, но и в лице. В сложноподчиненных предложениях функции придаточных выполняются, как правило, самостоят. причастными, деепричастными, инфинитивными и глагольно-именными оборотами.
Письменность существует на тамильском яз., телугу, тулу, каннада и малаялам, остальные языки бесписьменные.
• Зограф Г. А.. Языки Индии, Пакистана, Цейлона и Непала, М., 1960; Андронов И. С.. Дравидийские языки, М.. 1965; его же, Сравнит, грамматика дравидийских языков, М.. 1978; Bloch J., Structure grammaticale des langues dravidiennes. P., 1946; Caldwell R.. A comparative grammar of the Dravidian or South-Indian family of languages. Madras. 1956; Erne neau M. B., Brahui and Dravidian comparative grammar, Berk.— Los Ang., 1962; его же. Dravidian linguistics, ethnology and folktales. Collected papers. Annamalainagar, 1967; его же. Dravidian comparative phonology, Annamalainagar. 1970; Burrow T.. Collected papers on Dravidian linguistics, Annamalainagar, 1968; Dravidian languages, CTL, 1969, v. 5, pt 2; Z v e 1 e b i 1 K.. Comparative Dravidian phonology, The Hague, 1970; S h a n m u-
140 ДРЕВНЕАРМЯНСК
gam S. V.» Dravidian nouns. Annamalainagar, 1971; Subrahmanyan! P. S., Dravidian verb morphology, Annamalainagar, 1971.
Burrow T..Emeneau M.B..A Dravidian etymological dictionary, Oxf., 1961—68.
H. В. Гуров.
ДРЕВНЕАРМЯНСКИЙ ЯЗЫК — см. Армянский язык.
ДРЕВНЕЕВРЁИСКИЙ ЯЗЫК — один из семитских языков. Сохранился в книгах Библии (Ветхий завет, 12—3 вв. до н. э.), а также в надписях на глиняных черепках в Палестине 8 в. до н. э.— 2 в. н. э. В древности назывался ханааией-ским яз. либо обозначался по отд. племенным говорам (напр., «иудейский»). Язык оставался разговорным до первых веков н. э. Дальнейшая его стадия — т. наз. мншнаитский еврейский (язык ранних частей Талмуда), для к-рого характерны лексич. инновации, обилие ара-меизмов, грецизмов, латинизмов и др. заимствований, ряд изменений в морфологии и синтаксисе. Поскольку обязат. грамотность на Д. я. была одной из религ. догм, активное владение им было широко распространено среди евреев в ср. века и в новое время наряду с бытовыми языками (см. Идиш, Ладино); на Д. я. создана богатая религ., филос., науч, и ху-дож. лит-ра. С течением времени Д. я. все более изменялся, и его совр. «потомок» иврит должен рассматриваться как особый язык.
Являясь семит, языком т. наз. средней ступени, Д. я., по сравнению с семит, языками древней ступени, имеет сокращенную систему согласных фонем и дифтонгов, увеличенную систему гласных; он утратил падежиую флексию, глагольная система перестроена.
В состав согласных входят лабиальные р, Ь, дентальные смычные t, t, d, сибилянты s, s, z, J, j, велярные смычные k, q (вероятно, поствелярный), g, велярные фрикативы h (графически совпадал с h) и у, фарингальные h (графически совпадал с с), с, аспирация h (частично < общесемит. *s), гортанный взрыв', «полугласные» u, i, сонорные m, n, 1, г. Система гласных фонем должна, по-видимому, реконструироваться как *а, *ё, ♦I, *б, *а, *i, *u. Первоначально на письме передавались лишь нек-рые долгие гласные с помощью гоморганных согласных; позднее было выработано неск. систем диакритических знаков для обозначения гласных (см. Западносемитское письмо).
Корень обычно включает 3 согласных; слог не может начинаться с гласного или двух согласных или кончаться на два согласных. Ударение падает на последний слог прн утрате конечной гласной флексии (напр., падежной), в нек-рых случаях — на предпоследний. В паузе ударный гласный может удлиняться, а ударение передвигаться к началу слова, оказывая разл. влияние на фонетич. реализацию гласных.
Имя имеет муж. и жен. род, ед., мн., дв. число. В зависимости от синтаксич. роли имя может находиться в абсолютном, сопряженном (status constructus) и предместоименном (status pronominalis) состояниях, к-рые различаются ударением и огласовкой, напр. 'hok, сопряженное hok, предместоименное huk’k-d ‘закон’. Падежная система в Д. я. отмерла, пережиточно сохранился локатив на -ah>-a;’aras ‘земля’, ‘ars-a 'на землю’. Имеется определ. артикль ha- (< *han-?), после к-рого удлиняется началь
ный согласный: malak ‘царь’ (неопредел.), hammalak ‘царь’ (определ.). Прилагательные отличаются от существительных преим. синтаксически; относит, прилагательные (нисбы) образуются при помощи суффиксов -I, -ai, -а (муж. род), -it (жен. род), -iiim, -im, -iiot (мн. ч.). Числительные в Д. я. общесемитские. Личные самостоят. местоимения вне именных предложений служат лишь для подчеркивания лица; в глаголе лицо выражается субъектным показателем. Притяжательные и объектные местоимения — суффиксальные (энклитики). Глагол имеет двухвидовую систему: имперфектив с префиксально-суффиксальным субъектным спряжением и перфектив с суффиксальным спряжением. Системы наклонений и пассива слабо развиты. Как и во всех семит, языках, существует система пород. Порядок слов глагольного предложения PSO, в именном предложении обычен обратный порядок, связка (именная, глагольная или местоименная) в нем факультативна. Своеобразен синтаксис числительных: числит, 'iihad ‘один’ — прилагательное; числит, от 3 до 10 и от 13 до 19 ставятся в жен. роде при исчисляемом объекте муж. рода и в муж. роде при объекте жен. рода; числит, от 100 и выше — существительные, управляющие исчисляемым объектом как определением. Порядковые числительные образуются как относит, прилагательные на -I.
Лексика Д. я. преим. исконно семитская; встречаются арамейские, егип., аккад., позднее — иран., греч., иид. заимствования.
* Троицкий И. Г., Грамматика евр. языка. 2 изд., СПБ, 1908; Дьяконов И, М., Языки древней Передней Азии, М., 1967; Gesenius W., Hebraische Grammatik, 28 Aufl.. Lpz., 1909; то же. bearb. und verfasst von G. Bergstrasser. Bd 1 — 2, 29 Aufl., Lpz.. 1918 — 29; Bauer H.. Leander P.. Historische Grammatik der hebraischen Sprache des Alten Testamentes, Bd 1. Lfg. 1-3, Halle. 1918-22; Segal M. H., A grammar of Mishnaic Hebrew, Oxf,, 1927; Beer G.. Meyer R., Hebraische Grammatik. Bd 1 — 2, 2 Aufl., B.. 1952— 1955; Brockelmann C., Hebraische Syntax, Neukirchen. 1956.
Ben Jehudhah E.. Thesaurus totius hebraitatis, v. 1 — 17, Jerusalem — B., 1908 — 1940; Gesenius W., Buhl F.. Hebra-isches und aramaisches Handworterbuch uber das Alte Testament. 17 Aufl., [B.. 19331; Kohler L., Baumgartner W.. Le-xikon in Veteris Testament! libros. Leiden. 1953; Suppl., Leiden, 1958. И. M. Дьяконов. ДРЕВНЕЕГЙПЕТСКИЙ ЯЗЫК (египетский язык) — отдельная ветвь афразийских языков (вместе с развившимся из него, начиная с 3 в., коптским языком). С 5 в. мертвый язык. Был распространен на терр. совр. Египта, вытеснен египетским диалектом арабского языка.
Первые памятники, написанные египетским письмом, относятся к кон. 4-го — нач. 3-го тыс. до и. э. За время своей истории Д. я. претерпел значит, изменения. Осн. ступени развития: староегипетский (32—22 вв. до н. э.), среднеегипетский (22—14 вв. до н. э.), ново-египетский (14 — 7 вв. до н. э.), демотический (7 в. до н. э.— 5 в. н. э.). О наличии диалектов в Д. я. можно судить лишь по диал. членению копт. яз. и по нек-рым упоминаниям в новоегип. и де-мотич. источниках; носители диалектов крайнего юга и крайнего севера Египта с трудом понимали друг друга.
Все сведения о структуре Д. я. носят приблизит, характер, что в значит, сте
пени объясняется сложностью письма. В фонетике отмечено наличие шумных спирантов s, z, 5 и аффрикат ё, 3, смычных дентальных t, d, постпалатальных у, 'г, смычных велярных k, q, g, ларин-галов — шумных спирантов h, h, фарин-гальиых спирантов h‘ и гортанного взрыва Позже появляются придыхательные, кол-во велярных, фарингалов и ларингалов сокращается. Для ранних этапов постулируются гласные а, I, и, различавшиеся, видимо, по долготе, носившей морфонология, характер. Позже возникают краткие и долгие а и ё, реду-циров. беглый э. Слог, к-рый, по-види-мому, мог быть открытым н закрытым, на ранних ступенях развития Д. я. не мог начинаться с гласного, двух согласных, а также кончаться на два согласных. В староегипетском развивалось экспираторное синтагматич. ударение; не позже чем со 2-го тыс. до и. э. появилось силовое словесное ударение.
В Д. я. были представлены существительное, личные и указат. местоимения, числительные (количественные, порядковые и собирательные), прилагательное (качеств, и относит., т. е. нисба), имя действия, инфинитив, причастия (активное и пассивное), относит, форма, глагол в финитных формах по типу посессивной конструкции (имя действия + притяжат. местоимение, между к-рыми могли помещаться разл. форманты, значение и происхождение к-рых не вполне ясны) и особо — форма качества и состояния (т. наз. старый перфектив), генетически родственная афразийскому стативу (глагольной форме, обозначающей состояние). Существовала развитая система предлогов (ок. 400) — простых, сложных и составных; имелись частицы, в т. ч. и модальные, а также междометия.
Основы собственно именные в количеств. отношении сильно уступали глагольным, глагольно-имениым и глагольно-качественным. Доминировали трехсогласные основы, а среди них — основы, в к-рых все три согласные различны; имелись, однако, основы с частичной редупликацией двухсогласной ячейки (протоосновы), с гемннацией второго илн первого коренного и с дополнением двухсогласной ячейки при помощи w/y. Имя имело 2 рода и 3 числа (ед., мн., дв. ч.). Судя по косвенным данным, в староегипетском могла существовать двух- или трехпадежная система. В отличие от семитских языков, в Д. я. относит, прилагательные образовывались от всех простых предлогов. В новоегипетском относит, прилагательное исчезает, а в коптском и от категории качеств. прилагательных остались лишь рудименты. В Д. я. прилагательное и причастие в атрибутивной функции находились в постпозиции к существительному, согласуясь с ним в роде и числе. Личные местоимения имели 3 ряда: независимые (локативные), или эмфатические (обычно в начале предложения), зависимые — субъектно-объектные (в нач. предложения только после спец, вводных частиц) и притяжат. (генитивные), соответствовавшие суффиксным местоимениям в афразийских языках. Указат. местоимения супплетивно изменялись по родам и числам (показатель муж. рода — фонема /р-/, жен. рода — /t-/, общего — /п-/, после чего ставились морфологич. показатели степени дейксиса w/y, , ,n, t). В глаголе прослеживается
рудиментарная система пород. Глаголы действия образуются как притяжательные н предложные формы глагольного имени; помимо того, существует категория глаголов качества, практически трудно отличимых от собственно прилагательных.
Сочетания слов подразделялись на глагольные, предложные н именные. Имелись 2 вида генитивных сочетаний имен: т. наз. прямой геиитив, или status соп-structus, и косвенный; в первом определяемое ставилось после определения, косвенная генитивная конструкция характеризовалась употреблением относит, прилагательных от предлога *ni ‘для’. Прямая генитивная конструкция была вытеснена косвенной. Различались именное, наречное, ложноглагольное (грамматич. сказуемое либо предлог + инфи-нитии либо форма качества и состояния), глагольное предложения. Роль союзов между предложениями отчасти выполняли предлоги. Нек-рыми учеными делаются попытки пересмотреть древне-егип. синтаксис, сводя все типы предложений к именным. Совр. исследование Д. я. находится на пороге полного пересмотра традиционных представлений.
* Петровский Н. С.. Егип. язык, Л., 1958; его же, Сочетания слов в егип. языке, М., 1970; Коростовцев М. А.. Егип. язык, М., 1961; его же, Введение в егип. филологию, М., 1963; Дьяконов И. М., Семито-хамит. языки, И., 1965; его же, Языки древней Передней Азии, М., 1967; Тайны древних письмен. Проблемы дешифровки, под ред. И. М. Дьяконова, М., 1976; Spiegelberg W., Demotische Grammatik, Hdlb.. 1925; E r m a n A., Neuaegyptische Grammatik. 2 Aufl., Lpz., 1933; его же, Agyptische Grammatik, Osnabriick, 1972; Lefebvre G.. Grammaire de 1’egyptien classique, Le Caire, 1940; Buck A. de, Egyptische grammatics, Leiden, 1944; Gardiner A. H., Egyptian grammar, 2 ed., L., 1950; Edel E., Altagyptische Grammatik, v. 1 — 2, Roma, 1955—64; V e r g о t e j., Egyptian. CTL, 1970, v. 6.
А. С. Четверухин. ДРЕВНЕИНДИЙСКИЙ ЯЗБ|К — язык древних ариев, вторгшихся в Сев.-Зап. Индию в сер. 2-го тыс. до н. э., распрост-Ёанившийся по сев. и центр, части п-ова [ндостан. Д. я.— один из ранних представителей индоевропейских языков, находится в ближайшем родстве с др.-иран. языками (авестийским и др.-персидским), составляя вместе с ними арийскую языковую общность. Распространяясь в Индии, Д. я. усвоил ряд особенностей из языков субстрата (дравидийских, мунда). В Д. я. различают 2 разных языка — ведийский язык и санскрит, — не совпадающие хронологически и по диал. базе (С.-З. Индии — С. Центр. Индии). Контакты с пракритами привели, с одной стороны, к возникновению мн. пра-критизмов в Д. я., с другой — к созданию гибридных вариантов Д. я. на базе пракрит. диалектов, подвергшихся сильному влиянию буддийского санскрита н джайн-ского санскрита.
Период миграции ариев (до вторжения в Индию) отразился в ряде др.-инд. собств. имен, имен богов, коне-водч. терминов в языках древних народов Малой и Передней Азии. Помимо ведийского яз. и санскрита существовали и другие др.-инд. диалекты, не получившие отражения в текстах. О них можно судить по тем ср.-инд. языкам, к-рые явились результатом эволюции этих диалектов.
* Wackernagel J., Debrunner A., Altindische Grammatik, Bd 1—3, Gott., 1930—57; Renou L., Introduction generate. Nouvelle edition du texte paru en 1896, в кн.: Wackernagel J., Altin-
dische Grammatik. Bd 1. Gott., 1957; см. также лит. при статьях Ведийский язык, Санскрит.	. Т. Я. Елизаренкова.
ДРЕВНЕМАКЕДбНСКИИ ЯЗЬ1К — один из индоевропейских языков, язык древних македонцев, населявших в античный период историческую область Македонию на Балканском п-ове. Свидетельства Д. я. дошли в отд. глоссах: апеллятивах и именах собственных (ок. 150 слов), к-рые зафиксированы в произведениях греч. авторов. Большая часть др.-макед. языковых единиц собрана в словаре Гесихия Александрийского, греч. лексикографа 5 в. Текстов на Д. я. не сохранилось. Определение места Д. я. в кругу индоевроп. и его ближайших генетич. связей затрудняется недостаточностью материалов. Одни исследователи (О. Хофман, Г. Хаджидакис, Я. Калле-рис, Ч. Погирк) относят Д. я. к греческому, считая его диалектом последнего. Согласно противоположной концепции (X. Барич, И. Пудич, В. Пизани, В. Георгиев, О. Хаас, И. И. Руссу, В. П. Неро-знак), Д. я. в своей основе рассматривается как негреч. яз., близкий к другим др.-балкан. языкам (иллирийскому, фригийскому, фракийскому), но испытавший сильное влияние греч. яз. в процессе эллинизации.
Д. я. характеризуется: наличием системы долгих н кратких гласных i, ё, а, о, й, сохранением дифтонгов и сонантов; отражением звонких придыхательных как звонких (в отличие от греч. яз.); сохранением качества простых звонких и глухих; сохранением велярности заднеязычных палатальных. Морфология Д. я. известна фрагментарно. Засвидетельствованы формы с основами на -а и -о и отд. согласные. В словообразовании преобладает греч. тип деривации наряду с образцами словосложения с негреч. формантами. В лексике Д. я. выделяется два слоя — исконный и заимствования.
Изучение Д. я. начато в нач. 20 в. Хофманом, собравшим и описавшим др.-макед. языковые следы. Первое систематич. описание в сравнительно-ист. аспекте с привлечением ист. свидетельств было осуществлено Каллерисом. В работах Г. Б. Джаукяна Д. я. рассматривается в плайе связей др.-балкан. языков с армянским. В исследованиях Нерозна-ка выделяется неск. языковых слоев в др.-макед. лексике: архаический греч. слой, современный классич. состоянию, и автохтонный негреческий (палеобал-канский).
* Погирк Ч.. Отношение др.-макед. языка к древнегреческому, Л., 1959 (днсс.); Д ж а у к я н Г. Б.. Арм. и др.-макед. языки, «Вестник общественных наук АН Арм. ССР», 1968, № 8 (на арм. яз.); его же, Армянский н древние индоевроп. языки, Ер., 1970 (на арм. яз.); Нероэнак В. П., Палеобалкан. языки, М., 1978; его же, Др.-макед. язык, в ки.: Проблемы антич. истории и культуры, т. 1, Ер., 1979; Георгиев В., Траките и техният език, София, 1977; Hoffmann О., Die Makedonen. ihre Sprache und ihr Volkstum, Gott., 1906; Baric H., Ilirske jezicne studije, Zagreb. 1948; К all er is J., Les anciens Macedonians. Etude linguistique et historique, t. 1 — 2, Athenes, 1954—77; Pudid I., Die Sprache der alten Makedonen, в кн.: Studia Balcanica, v. 5, Sofia, 1971.	В. П- Нерознак.
ДРЕВНЕПЕРМСКАЯ ПИСЬМЕННОСТЬ — одно из названий древнеко-ми письменности, созданной в 14 в. миссионером Стефаном Пермским (Степаном Храпом) на территории басе. р. Вымь, притока Вычегды (см. Коми-зырянский
ДРЕВНЕПЕРМСКАЯ 141
язык). Азбука Д. п. была составлена по образцу греческой и славяно-русской. К 17—18 вв. вышла из употребления.
• Лыткин В. И., Др.-перм. язык, М., 1952; его же, Ист. грамматика коми языка, ч. 1, Сыктывкар, 1957. Р. М. Баталова. ДРЕВНЕПЕРСЙДСКИЙ ЯЗЙК — мертвый язык юго-западной группы иранских языков. Непосредственным продолжением Д. я. являются ср.-перс., перс., тадж. и дари языки. Первоначально был распространен на Ю.-З. Персии (терр. современной пров. Фарс в Иране). Был родным языком древних правителей Персии, принадлежавших к Ахеменид-ской династии, имел распространение на всей терр. Ахеменидской державы в 6—4 вв. до н. э. Клинописные надписи на Д. я. обнаружены на терр. совр. Ирана, Турции, Египта. Все они сопровождаются переводами на эламский, аккадский, иногда арамейский и египетский языки.
Д. я. ие имел диал. различий. Фонологич. система устанавливается косвенно-этимологич. путем. Вокализм представлен 3 парами монофтонгов, противопоставленных по длительности (i—i, а—а, и—й), и 2 парами дифтонгов (ai, Si, au, au). Позднее он усложнился за счет ё, б, развившихся из дифтонгов. К вокализму относят и слоговой вариант сонанта г. Консонантизм представлен 23 фонемами.
Языковой строй флективный, синтетич. типа. Три разряда морфологич. единиц (корневые морфемы, аффиксальные морфемы, флексии) выражали категориальные значения. У существительных и прилагательных имелись категории рода (муж., жен., ср.), числа (ед., мн., дв. ч.), падежа (падежных форм); у глагола — категории лица, числа, залога, времени, наклонения. Словоизменение, особенно именное, характеризовалось многообразием типов, зависящих от исхода основы. Количеств, чередования гласных, продолжавшие индоевроп. качеств, и количеств, чередования и выступавшие уже как ист. чередования фонем, участвовали как в словоизменении,так и в словообразовании.
Предложение характеризовалось относительно свободным порядком слов, сочетаемых друг с другом по способу управления, согласования и примыкания. В лексике имеются заимствовании из других древних иранских (напр.. мидийского) и из неиранских (напр., из арамейского) языков. Арамейское влияние сказалось и на синтаксисе, в частности на построении фразы.
Д. я. отражает начало процессов, к-рые на уровне ср.-перс. яз. привели к изменению морфологич. типа. Таковы формальное и функциональное смешение нек-рых падежей, функциональное смешение ви-до-времеииых и модальных личных форм глагола, широкое использование причастий в роли предиката.
Буквенно-силлабическое письмо графически сходно с клинописным слоговым алфавитом аккадского яз. Древнейшие памятники — надписи Дария I 521—486 до н. э. (подлинность надписей его деда и прадеда, Аршама и Ариярам-ны, остается недоказанной). Начало расшифровке положено Г. Ф. Гротефендом в 1802.
• Соколов С. Н., Др.-перс, язык, в ки.: Основы Иран, яз-знания. Др.-иран. языки, М., 1979; Kent R., Old Persian. Grammar, texts, lexicon. New Haven, 1953;
142 ДРЕВНЕПЕРСИД
CAE
Яренский список древнепермской азбуки. Государственная публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, рукописный отдел, F. IV. 712. Табл. 6.
Устьсысольско-Карамзинскпй список древнепермской азбуки. Государственная публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, рукописный отдел F. IV № 712. Табл. 8.
Brandenstein W.. M ayrhoferM., Handbuch des Altpersischen, Wiesbaden, 1964.
С. П. Виноградова.
ДРЕВНЕПЕРСЙДСКОЕ ПИСЬМО — см. Клинопись.
ДРЕВНЕПРУССКИЙ ЯЗЙК — см. Прусский язык.
ДРЕВНЕРУССКИЙ ЯЗЫК — общий язык восточных славян (см. Славянские языки), сформировавшийся и Древнерусском государстве в 7—8 вв. и существовавший до 14—15 вв., когда распался на 3 отдельных восточнославянских языка (русский, украинский и белорусский). В области фонетики характеризовался полногласием, наличием [ч’] и [ж1] на месте праслав. сочетаний *tj, *dj (хожу, вижу) и *kt, *gt перед гласными переднего образования (печи, мочи, ср. пеку, могу), отсутствием носовых гласных, изменившихси к 10 в.: (<?] > (У), Ге] > [а] > [’а] (зубъ, рука, пАть, сЬмА). До 12 в. действовал закон открытого слога: слог оканчивался наиболее звучным звуком — гласным (сто/лъ, хо/ди/лъ). Гласных фонем в Д. я. было 10: гласные переднего ряда [и], [ё](Ь), [е], [Ь], [а] и заднего ряда [ы] [у], [о], [ъ], [а]. Согласных фонем 26: губные [П], [б], (в), [м] (согласный [в] по диалектам мог иметь губио-губное образование [W]), переднеязычные [т], [д], [с], [з], Гс'], [з’З, [ш’Ъ [ж'], [ц’], [ч’], [ш’т'ш’], [ж’д’ж’], [и], [и’],. Гр], Гр’), [л], [л’], среднеязычный [j] и заднеязычные [к], [г], [х]. Согласный [ф] в нар.-разг. Д. я. отсутствовал (он мог выступать в заимств. словах в книжно-письм. языке), на его месте произносился звук [п] или [х]: парус (<греч. faros), Осип (<Iosif). В 12—13 вв. утратились редуцированные гласные, в результате чего развились закрытые слоги, образовалось множество сочетаний согласных, появились согласные на конце слова, что вызвало оглушение согласных и совпадение в конце слов звонких и глухих в одном звуке; т, о., утрата редуцированных повлекла за собой перестройку всей фонетич. системы Д. я.
Грамматич. строй флективный. Существительные различались по родам — муж., жен. и ср.— н изменялись по числам — ед., мн. и дв. (дъва стола, дъвЬ рыбь, дъвЬ озерЬ) и по падежам — им., род., дат., вин., тв. и местный (совр. прёдл. п.), была также зват. форма, у нек-рых существительных, отличная от им. п. (кънАже, сестро, сыну). По системе падежных форм существительные объединялись в 6 типов склонений, в каждый нз к-рых могли входить слова разной родовой принадлежности (напр., в склонение с древней основой на согласный — слова муж. рода камы ’камень’, жен. рода мати, ср. рода тЬлА, слово. сЬмА, в склонение с древней основой иа *1 — жен. рода кость, муж. рода путь и < д.). Разрушение этой системы склонения произошло к концу др.-рус. периода. Прилагательные (качеств. и относит.) имели полную и краткую формы и в обеих формах склонялись. Глагол имел форму наст, (буд.) времени (ношу, скажу), 4 формы прош. времени: две простых — аорист (носихъ, сказахъ) и имперфект (ношахъ, хожахъ), и две сложных — перфект (есмь носилъ) и плюсквамперфект — давнопрошедшее (бАхъ носилъ или есмь былъ носилъ), каждая из форм прош. вр. имела особое значение, связанное с указанием на протекание действия в прошлом, 2 формы сложного будущего: преждебудущее (буду носилъ) и аналитическое будущее, сохранявшее во многом характер составного глагольного сказуемого [имамь (хочу, начьну) носити]. Форма на -л (типа
носилъ) являлась причастием прош. вр. и участвовала в образовании сложных глагольных временных форм, а также сослагат. наклонения (быхъ носилъ). Кроме инфинитива глагол имел еще одну неизменяемую форму — супин (или инфинитив цели), к-раи употреблялась при глаголах движения («Иду ловить рыбы»).
По диал. особенностям внутри Д. я. были противопоставлены сев.-зап. терр. с цоканьем (неразличением [ц* ] и (ч’]), [г] взрывного образования, формой род. п. ед. ч. жен. рода на -Ъ (у женЬ) и юж. и юго-вост, области с различением [ц’] и (ч’], [у] фрикативным и формой род. п. ед. ч. жен. рода на -ы. Были различия и в лексике. Однако диал. особенности не разрушали единства Д. я., о чем свидетельствуют памятники письменности 12—13 вв., созданные на разных терр. Др.-рус. гос-ва. Др.-рус. памятники написаны кириллицей, глаголических (см. Глаголица) текстов на Д. я. не сохранилось. Д. я., на к-ром написаны эти памятники, являлся общим языком др.-рус. народности, сложившейся в Киевском гос-ве. На Д. я. создавалась деловая и юридич. письменность, в сложном соединении с элементами церк.-слав. языка Д. я. выступал в памятниках житийной лит-ры и в летописях. Укреплению единства Д. я. способствовало и образование общего разг, языка центра Др.-рус. гос-ва — Киева, население к-рого сложилось из выходцев с разных диал. территорий. Единый разг, язык Киева — киевское койне — характеризовался сглаживанием диал. особенностей и распространением общих фонетич., морфологич. и лексич. черт и речи его жителей.
Усиление диал. черт и как следствие ослабление языковых связей между территориями распространения Д. я. было связано с утратой Киевом с кон. 11 и особенно во 2-й пол. 12 в. его полит, значения и усилением роли новых центров обществ. жнзни. Памятники 13 в. отражают ряд местных языковых явлений, что свидетельствует о формировании новых языковых общностей. По ряду таких особенностей в 13 в., после завершения общего для всех вост, славян процесса утраты Редуцированных, юг и юго-запад (Киев, алицко-Волынская, Турово-Пинская земли — территории будущих укр. и белорус. языков) оказались противопоставленными северу и северо-востоку (территориям будущего рус. языка), где, в свою очередь, начали формироваться новгородский, псковский, смоленский, ростово-суздальский диалекты, а также диалект верхнего и среднего течения Оки и междуречья Оки и Сейма. В 14 в. территории юго-запада и запада Руси оказались под властью Великого княжества Литовского и Польши, что еще сильнее отторгло их от сев. и сев.-вост, территорий, где складывалось Российское гос-во и язык великорус, народности. В 14— 15 вв. Д. я. распался на 3 отд. вост.-слав, языка (см. Русский язык, Белорусский язык, Украинский язык).
• Соболевский А. И., Лекции по истории рус. языка, М., 1907; Шахматов А. А., Курс истории рус. языка, ч. 1—3, СПБ. 1910—12; его же, Введение в курс истории рус. языка, ч. 1, П., 1916; его же, Древнейшие судьбы рус. племени, П., 1919; Дурново Н. Н.. Очерк истории рус. языка, М.— Л., 1924; Аванесов Р. И., Вопросы образования рус. языка в его говорах, «Вестник МГУ», 1947, №9; его же, Проблемы образования языка рус. (великорус.) народности, ВЯ, 1955, № 5: Я к у б и н-ский Л. П., История др.-рус. языка, М.. 1953; Аванесов Р. И., Виноградов В. В., Рус. язык, в кн.: Большая Со
ветская Энциклопедия. 2 изд., т. 37, [М., 1955); Филин Ф. П.. Образование языка вост, славян, М., 1962; его же, Происхождение рус., укр. п белорус, языков, Л., 1972; Борковский В. И.. Кузнецов П. С., Ист. грамматика рус. языка, 2 изд.. М., 1965; Иванов В. В., Ист. грамматика рус. языка, 2 изд., М., 1983; Янин В. Л., Зализняк А. А.. Новгородские грамоты на бересте. (Из раскопок 1977 — 1983 гг.), М., 1986. В. В. Иванов. ДРЕВНЕТЮРКСКИЕ ЯЗЫКЙ — условный термин, обозначающий утратившие коммуникативные функции языки письменных памятников различных тюркских народов. Временные рамки их существования достаточно широки.
Наиболее ранний из Д. я.— язык тюрк, рунич. памятников, лит. вариант 7—9 вв. Рунич. надписи обнаружены на огромном пространстве от р. Лена на В. до р. Дунай на 3.; наиболее крупные надписи найдены в басе. р. Орхон (орхонские) и басе. р. Енисей (енисейские). Орхонские надписи впервые дешифрованы в 1893 В. Томсеном и В. В. Радловым (см. Древнетюркское руническое письмо). Базой формирования рунич. койне был язык огуз. племен. Как языку литературному ему свойственны обработанность, сме-шанно-наддиалектный характер, а поскольку им пользовались разл. этнические и социальные слои, то и нек-рая функционально-стилисгич. и региональная вариативность.
Собственный лит. язык выработали после переселения в 9 в. на терр. Тур-фана (Вост. Туркестан) уйгуры. Основу его составляло рунич. койне, к-рым уйгуры пользовались прежде и к к-рому были добавлены элементы говора гор. центра Турфана, близкого к совр. уйгур, яз. Так возник структурно-смешанный язык, называемый в уйгур, рукописях tiirkujyur till, т. е. тюрк.-уйгур, яз. Кроме рунич. алфавита уйгуры пользовались согдийским и адаптированным его вариантом (он назывался уйгурским), манихейским и брахми шрифтами. Радлов считал, что др.-уйгур, лит. язык окончательно сложился между 8 и 9 вв. и потом употреблялся в монастырях без изменения. Судя по находкам С. Е. Малова, уйгур, письменность продолжала существовать у ганьчжоуских уйгуров до нач. 18 в.
Древнеуйгурский язык, хорошо известный др. тюркоязычным народностям, был использован при формировании ряда лит. языков. Так, под его влиянием на терр. мусульм. гос-ва Караханидов с центром в г. Кашгар к И—12 вв. сформировался свой лит. язык, обычно именуемый караханидско-уйгурским; впитанная им в процессе сложения традиционная огузо-уйгур. основа др.-уйгур, языка, несомненно, воспринималась как уйгурская в целом. Уйгур, влияние сказывалось и в том, что наряду с араб, алфавитом для нек-рых сочинений употреблялся и уйгур, алфавит. Термин «кара-ханидско-уйгурский» недостаточно точен; ср.-век. авторы пользовались иными определениями: буграхане.кий (buyra han till) у Юсуфа Баласагуни, хаканский (haqanije) у Махмуда Кашгари и кашгарский (kaSyar tili) у Ахмада Югнаки.
В 13—14 вв. на терр. по ниж. течению Сырдарьи (вместе с Хорезмом) и на терр. Золотой Орды возник лит. язык, именуемый в вост, источниках хорезмско-тюркским. В лит. и науч, жизни Хорезма 11— 12 вв. принимали участие огуз. и кыпчак, племена, языки к-рых образовали основу лит. языка. Традиционную огузо-уйгур.
ДРЕВНЕТЮРКСКИЕ 143
АЛФАВИТ ДРЕВНЕТЮРКСКОГО РУНИЧЕСКОГО ПИСЬМА
Румы		Транскрипция	Руны		Транскрипция
Орхонские	Енисейские		Орхонскке	Енисейские	
	-Г 5 X	а (а/			т
Г		е	?		п<
г	ь	/ Г	rf	«Г гГ	п2
> >		о и	1		1
г г	и и	о~й			Л/
D	0 о	j'	£	гл <	пс пд
94	Г	j2	W о		nt nd
<) J <5	boon	b'	1		Р
	я	b2	К А	г1	<?'
	А	c~g	0		<?/• дГ
Y	Y	с2 g2		т	од ид до ди
JS	N	d 1	Ч	ч н н	г!
	X	d2	/р	/у»	г2
¥7	т и т	У'		f К	$!
	F ( f	дг	I	1	S2
	Z ?	к2	Y	Т п 'о Л1	V $
Rh	в в	о/г uk kb’ kii		1	t’
)	J V	('	h К	h h ч	t2
	у	I2	О	Чт -И	z
м		Id It			
часть языка сочинений этого периода составляет далеко не полный перечень элементов языка караханид. поры. К ней добавлены новообразования преим. кыпчак. происхождения. Хотя доля уйгур, яз. здесь и не велика, но уйгур, влияние еще сказывается на графике памятников — нек-рые из них написаны на уйгур, алфавите. Самым значительным в истории тюрк. лит. языков средневековья был период, наз. в вост, источниках и в науч.
144 ДРЕВНЕТЮРКСКОЕ
лит-ре чагатайским (см. Чагатайский язык).
Кроме названных выше известны Д. я. др. география, регионов: Закавказья, М. Азии, Поволжья, Египта. Эти языки не связаны к.-л. единой традицией, и сфера их действия меньше, нежели у группы языков Центр, и Ср. Азии. К ним относятся: язык арабографичных сельджук. памятников 13—14 вв. из М. Азин и Закавказья, тяготеющий к совр. языкам юж. огуз. группы; язык арабографичных кыпчак, памятников 13—14 вв. из Египта и Сирии, получивший назв. мамлюк
ско-кыпчакского и имеющий общие черты с совр. языками сев. кыпчак, группы; язык эпитафийных надписей 13—14 вв. араб, шрифтом нз Поволжья, получивший назв. булгарского и традиционно сближаемый с совр. чуваш, яз.
В числе древних тюркоязычных памятников имеются и такие, к-рые отражают языки не литературные, а разговорные или диалектные: латинографичный «Codex Cumanicus» (кыпчак, ареал 13— 14 вв.), судебные акты арм. письма из Каменец-Подольска (кыпчак, ареал 15— 17 вв.; см. Половецкий язык).
Т. о., Д. я. включают в себя языки двух типов: литературные и нар.-разговорные (диалектные). Лит. языки представлены в двух разновидностях: языки большого пространств, охвата (Центр, и Ср. Азия) и продолжит, времени действия, нанизанные на стержень единой огузско-уйгур. письм.-языковой традиции, и языки меньшего география, и временного масштаба, не связанные между собой единой традицией (Египет, М. Азия, Закавказье, Поволжье, 13—15 вв.). Очень невелик сравнительно с литературным фонд памятников с записью тюрк, диал. речи; такая диспропорция стоит в прямой связи с интенсивностью ист., социальных н культурных процессов у тюркоязычных народностей. Обилие образцов лит. языков сравнительно с текстами обиходно-бытовой речи связано с уровнем развития гос. образований и высокой степенью книжной грамотности тюрок.
Изучением Д. я. успешно занимались рус., сов. и зарубежные ученые: Радлов, Малов, А. Н. Кононов, С. Г. Кляштор-ный, А. Н. Бернштам (рунич. памятники); Радлов, Малов, Ф. В. К. Мюллер, А. А. фон Ле Кок, В. Банг-Кауп, А. фон Габен, П. Циме (др.-уйгур. тексты); Радлов, Р. Арат, Б. Ата лай, С.М.Му-таллибов (тексты караханид. периода); А. Зайончковский, Р. Нур, Э. Н. Над-жип, Э. И. Фазылов (хорезм. памятники); А. Вамбери, М. Ф. Кёпрюлю, Кононов, А. К. Боровков, Дж. Клосон, Я. Экман (чагатаистика).
* Мели оранский П. М., Памятник в честь Кюль-Тегина, СПБ, 1899: М а-лов С, Е., Памятники др.-тюрк, письменности. М.— Л.. 1951; его же. Енисейская письменность тюрков, М,— Л.. 1952: его ж е, Памятники др.-тюрк, письменности Монголии и Киргизии, М,— Л.. 1959: Боровков А. К., Лексика ср.-азиат, тефсира XII - XIII вв., М., 1963: Фазылов Э., Ст.-узб. язык, Хорезмийские памятники XIV века, т. 1 — 2, Таш., 1966—71; Др.-тюрк, словарь, Л., 1969; Н а д ж и п Э. Н., Исто-рико-сравнит. словарь тюрк, языков XIV века. На материале «Хосрау и Ширин» Кутба, кн. 1, М., 1979; Айдаров Г., Библиография. указатель лит-ры по енисейско-орхонскнм и Таласским памятникам др,-тюрк. письменности, А.-А., 1979; Кононов А. Н.. Грамматика языка тюрк, рунич. памятников VII — IX вв.. Л., 1980; Thomsen V., Inscriptions de L’Orkhon.... Helsingfors, 1896; Radloff W., Die altturkischen Inschriften der Mongolei. Neue Folge. St.-Petersbourg, 1897; Orkun H. N.. Eski tiirk yazitlari, 1—4. 1st., 1936—41; Philologiae turcicae fundamenta, t. -1, [Wiesbaden], 1959.
Э. P. Тенишев.
ДРЕВНЕТЮРКСКОЕ РУНИЧЕСКОЕ ПИСЬМО — письменность, существовавшая у части древних тюркских племен в 8—10 вв. и напоминающая по форме знаков германские руны (см. Руническое письмо).
Различаются Д. р. п. Центр. Азии п Сибири, запечатлевшее орхоно-енисей-ских надписей язык, и рунич. надписи из Вост. Европы, лишь в части знаков совпадающие с центр.-азиат. руникой; надписи вост.-европ. рунами ввиду их краткости и отсутствия билингв не получили окончат.
дешифровки и достоверной языковой интерпретации. По предположениям ряда ученых, тюрк, азиат, руны были созданы ранее 8 в. на базе согдийского письма (см. Согдийский язык) в результате трансформации курсивных начертаний знаков в геометризов. формы, что наиболее оправдано для целей эпиграфики — преимущественного типа тюрк, рунич. надписей. В алфавите, с учетом региональных и хронологии, вариантов, более 40 графем.
Оригинальная особенность Д. р. п.— наличие пар самостоят. букв для большинства велярных и палатальных согласных. Это позволило построить систему письма таким образом, что не выписывались широкие гласные корневых и в большинстве случаев — все гласные аффиксальных слогов, за исключением конечных открытых слогов. Д. р. п. было дешифровано в 1893 В. Томсеном, первые опыты переводов орхон. памятников опубликовал в 1894 акад. В. В. Радлов. * Радлов В. В., Атлас древностей Монголии, в. 1—4, СПБ, 1892—99; Щербак А. М.. Енисейские рунич. надписи. К истории открытия и изучения, в кн.; Тюркология. сб.. М., 1970; КормушинИ. В., К осн. понятиям тюрк, рунич. палеографии, «Сов, тюркология», 1975, № 2; Аманжолов А. С.. К генезису тюрк, рун, ВЯ. 1978, № 2; Лившиц В. А., О происхождении др. тюрк, рунич. письменности, «Сов. тюркология», 1978, № 4; Clauson G., The origin of the Turkish «runic» alphabet, «Acta orientalia», Kph., 1970, v. 32; см. также лит. при ст. Орхоно-енисейскшс надписей язык.	И. В. Кормушин.
ДРЕВНЕУЙГУРСКИЙ ЯЗЬ'1К— условное название одного из литературных тюркских языков раннего средневековья. В сер. 9 — сер. 13 вв. был офиц. языком уйгур, гос-ва Кочо в Вост. Туркестане (совр. Синьцзян-Уйгурский авт. р-н КНР). Стал известен благодаря открытию в кон. 19 — нач. 20 вв. в Вост. Туркестане письм. памятников, датируемых 8— 18 вв. (хранятся в рукописных собраниях в Берлине, Киото, Ленинграде, Лондоне,
ЕВРЕЙСКАЯ ЯЗЫКОВЕДЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ — совокупность способов описания и осмысления древнееврейского языка, складывавшаяся начиная с первых веков на Бл. Востоке, а с 10 в. также в Европе.
Сведений о лингвистич. знаниях в период существования живого др.-евр. языка не сохранилось; написанные на этом языке лит. тексты, став частью Ветхого завета, сделались каноническими в кон. 2 в. и ограждались от влияния разг, языка. Послебиблейская лит-ра (т. наз. талмудическая, 2 в. до н. э.— 5 в. н. э.) писалась на др.-евр. яз., отличавшемся от языка Ветхого завета (мишнаист. лит. норма; см. Гебраистика), а отд. ее части — на разг, арамейских диалектах: галилейско-палестинском, южнопалестинском и вавилонском. В этой языковой ситуации священные тексты начали переводить на арамейский яз., в связи с чем и возникли суждения о технике и общих проблемах перевода. Систематич. изложения языковедч. знаний этого времени ие дошло, и судить о них можно лишь по терминам и отд. лингвистич. положениям, встречающимся в послебиблейской лит-ре. Традиционалисты -текстологи (масореты),
Париже, Пекине, Стамбуле, Стокгольме и служат важным источником для изучения истории и культуры народов Центр. Азии). На основе языковых различий, отраженных в текстах, в Д. я. выделяются 2 диалекта, условно называемые п- и j-диалектами. Отличит, признаки Д. я.: употребление в нек-рых позициях переднеязычного смычного d вместо среднеязычного спиранта j; наличие утраченного в совр. тюрк, языках форманта -yma/-gma, служащего для образования причастия наст, вр., и форманта -da£i/-da-61, образующего причастия буд. вр.; употребление аффикса -da/-da для выражения значения не только локатива, но н аблатива, и др.
• Щербак А. М., Грамматич. очерк языка тюрк, текстов X -- XIII вв. из Вост. Туркестана, М.— Л.. 1961; Др.-тюрк, словарь, Л., 1969; Насилов В. М., Язык тюрк, памятников уйгур, письма Х1 — XV вв., М., 1974; Gabain A. von, Alttiirkische Grammatik, 3 Aufl., Wiesbaden, 1974.	Л. К). Тугушева.
ДУНГАНСКИЙ ЯЗЫК —один из китайско-тибетских языков (китайская ветвь). Распространен в отд. р-нах Кирг., Казах, и Узб. ССР. Число говорящих в СССР ок. 50 тыс. чел. (1979, перепись). Осн. масса дунган, проживающих в КНР в щювинциях Ганьсу, Шэньси, Цинхай, Хэбэй, Хэнань, Шаньдун, Ляонин, Юньнань, Аньхой и др. (их кит. название хуэй, или хуэйцзу, общее число св. 7 млн. чел., 1986, оценка), говорит на диалектах соотв. провинций и на совр. лит. китайском языке.
В СССР различают 2 диалекта Д. я.; ганьсуский и шзньсиский — от назв. провинций на С.-З. Китая, откуда во 2-й пол. 19 в. пришли предки ср.-азиат, дунган на терр. нынешних Казахстана н Ср. Азии. Между диалектами имеются значит, различия.
Д. я. в СССР сохранил исконные черты сев .-зап. диалектов кит. яз., на базе к-рых он сложился и к-рые в Китае поч-
Л
ставя себе целью охранять текст Ветхого завета от искажений, фиксировали на полях и в конце канона Ветхого завета варианты написаний и чтения слов и словосочетаний. В 6—8 вв. было создано неск. систем огласовок: вавилонская, палестинская и тивериадская; последняя, наиболее распространенная, имела диакритики для различения гласных и их качества, удвоения согласных и др. (см. Матрес лекционис). Начиная с 10 в. текст Ветхого завета, огласованный тивериадскими знаками, лег в основу грамма-тнч. описания др.-евр. языка.
В мистич. соч. «Книга созидания» (8 в., Палестина) было сформулировано деление «букв» (т. е. фонем) на 5 групп по их произношению, в совр. терминологии — лабиальные, дентальные, велярные (включая у), сибилянты (включая г) и фарин-гально-ларипгальные («гортанные»). Первую грамматику др.-евр. яз. «Книги языка» создал в нач. 10 в. Саадия Гаон, философ, языковед, переводчик Ветхого завета на араб. яз. Он дал деление букв на И корневых и 11 служебных, определил по арабскому образцу 3 части речи — глагол, имя, частицы, предложил парадигму др.-евр. глагола, но, не опоз-
ти полностью утратились под влиянием кит. лит. языка. Особенности Д. я. в фонетике: переход начальных слоговых u > v, i > j, превращение какуминального z в шипящий z; оппозиция парных мягких и твердых согласных; сокращение числа тонов с 4 до 3 в ганьсуском диалекте. В морфологии относительно развита суффиксация. В отличие от кит. яз. в Д. я. суффикс мн. числа может употребляться не только с существительными, обозначающими лица, но и с существительными, обозначающими живые существа и предметы. В словообразовании развивается тенденция к созданию двусложных и многосложных слов путем словосложе-ния (корнесложения), редупликации (повтор односложного корня) или присоединением к односложному корню суффикса предметности -гь. В синтаксисе имеются лишь отд. случаи нарушения обычного порядка слов под влиянием соседних языков иного строя. Характерна инверсия прямого дополнения с помощью показателя Ьа. В лексике много заимствований нз совр. кит., араб., рус. и тюркских языков.
Д. я. в СССР имеет письменность: в 1926—28 на основе араб, алфавита, с 1928 на основе латиницы, с 1953 на основе рус. графики. Лит. язык сформировался на базе ганьсуского диалекта.
* Драгунов А. А., Д р а г у н о-в а Е. Н., Дунган, язык, «Зап. Ин-та востоковедения АН СССР». 1937, т. 6; Поливанов Е. Д., Фонологич. система ганьсуйского наречия дунган, языка, в сб.: Воир. орфографии дунган, языка, Фр., 1937; К а л и м о в А., Дунган, язык, в ки.: Языки народов СССР, т. 5. Л., 1968 (лит.); его же. Неск. замечаний о путях развития дунган, языка, в кн.: Социолингвистич. проблемы развивающихся стран, М., 1975; И м а-з о в М., Фонетика дунган, языка. Фр., 1975; его же. Очерки по морфологии дунган. языка. Фр., 1982; Яншансин Ю., Тоны и ударения в дунган, языке, Фр., 1940 (на дунган, яз.).
Рус.-дунган, словарь, т. 1—3, Фр., 1981. А. Калимое,
нав категорию глагольной породы, составил лишь ряд словоформ основной и каузативной пород. Корни др.-евр. языка он считал одно-, двух- и трехсогласными. Ему принадлежат также словарь др.-евр. слов в алфавитном порядке и слов по последним согласным; словарь слов, встречающихся один раз в Ветхом завете, и список трудных слов Мишны.
В сер. 10 в. в Испании Менахем бен Сарук составил корневой словарь «Тетрадь» с включением в гнездо предполагаемых производных. Ученый не проводил сравнений др.-евр. яз. с др. языками, хотя в 1-й пол. 10 в. Йегуда ибн Курайш из Феса (Сев. Африка) выдвинул принципиально важное положение о близости др.-евр., арамейского и араб, языков.
Собственно науч, исследование др.-евр. языка началось на рубеже 10—11 вв. в работах Иегуды бен Давида Хайюджа, писавшего на араб. яз. и выделившего в монография, соч. «Книга о глаголах со „слабыми" буквами» и «Книга о глаголах с двумя подобными корневыми буквами» осн. категории морфологии глагола, в
ЕВРЕЙСКАЯ 145
частности категорию глагольных пород др.-евр. яз.; фактически впервые последовательно определялся состав корня, причем Хайюдж сформулировал положение о трехсогласном составе др.-евр. глагольного корня. Впоследствии Б. Дельбрюк отмечал, что понятие корня проникло в европ. языковедч. науку из евр. грамматич. традиции, восходящей к Хайюджу, чьи идеи продержались в европ. семитологии до кон. 19 в.
Последователь Хайюджа Абу-ль-Ва-лид Мерваи ибн Джанах (рабби Иона), живший в Испании в кон. 10 — 1-й пол. 11 вв., стремился дать полное науч, описание др.-евр. яз., но в своем соч. в двух частях на араб. яз. «Книга критического исследования» сознательно опустил те разделы грамматики и лексики, к-рые имелись в трудах Хайюджа, и раздел об огласовке. Освещая в 1-й части проблемы строя др.-евр. яз., нбн Джанах 2-ю часть целиком отвел корневому словарю, составленному в алфавитном порядке. При словоформах приводится примеры из Ветхого завета, указания на грамматич. категорию и (не везде) араб, перевод. Автор проводил сравнения с араб, яз., арамейским и языком Мишны, обращая внимание на полисемию.
Современник ибн Джанаха Самуил ха-Нагид, живший также в Испании, составил фундаментальный корневой словарь «Книга, избавляющая от нужды обращаться к другим книгам», куда включены были все слова и словоформы, встречающиеся в Ветхом завете. Сохранившиеся фрагменты этого словаря были изданы П. К. Коковцовым в 1916. В нач. 12 в. в Испании Исаак ибн Барун в своем соч. «Книга сравнения еврейского языка с арабским» впервые в истории изучения этих двух языков сопоставил их в грамматич. и лексич. плане; теоретически основанная на трудах Хайюджа и его преемников, книга эта отмечена строгой систематичностью. Онг впервые была издана Коковцовым (1893).
Одновременно с Хайюджем и его последователями изучали язык караим, ученые, создавшие своеобразное описание грам-матнч. строя др.-евр. яз. Крупнейшим грамматистом этого направления был Абу-ль-Фарадж Харун ибн аль-Фа-радж (кон. 10— 1-я пол. И вв., Иерусалим), не принявший закон о трехсогласном составе корня и потому не различавший все составные части глагольных словоформ. Но его описания инфинитива, имени, частиц и синтаксич. структур были, видимо, приняты во внимание ибн Джанахом.
Работами Самуила ха-Нагнда и ибн Ба-руна завершается период творч. подъема в истории осн. направления евр. яз-знания. Начинается деятельность языковедов-популяризаторов, писавших только на др.-евр. яз., таких, как, напр., Авраам бен Меир ибн Эзра (кон. И—12 вв.), расширивший евр. языковедч. терминологию в основном за счет переводов с араб, яз., Иосиф Кнмхи (12 в.), введший в соч. «Памятная книга» под влиянием лат. языковедч. традиции систему долгих (5) и кратких (5) гласных в др.-евр. грамматике, Моисей бен Иосиф Кимхи (12 в.), книга к-рого «Движение по пути знания» излагала основы грамматики, использовалась в учебных целях н неоднократно переиздавалась, Давид Кимхи (2-я пол. 12 — 1-я пол. 13 вв.), автор грамматич. соч. «Совершенство» и словаря «Книга корней», вытеснившего не
146 ЕВРЕЙСКИЙ
только арабоязычные труды Хайюджа и ибн Джанаха, но и переводы этих трудов на др.-евр. яз., Илья Левита (2-я пол. 15— 1-я пол. 16 вв.), автор критнч. истории масоры, популярных книг по грамматике и сочинений по лексикологии (словарь арамейских слов Ветхого завета и словарь др.-евр. слов послебиблейской лит-ры).
Книги Кимхидов и Левиты в эпоху Возрождения легли в основу обучения др.-евр. и арамейскому языкам и в основу развития семитологии в христ, ун-тах Зап. Европы. Иогани Рейхлин (нач. 16 в.) излагал учебный курс др.-евр. языка по Д. Кимхи, книга М. Кимхи «Движение по пути знания» была переведена Себастьяном Мюнстером на лат. яз. * Коковцов П., Книга сравнения евр. языка с арабским Абу Ибрагима (Исаака) Ибн Баруна..., СПБ, 1893; его же, Новые материалы для характеристики 1еху-ды Хайюджа, Самуила Нагнда..., П., 1916; 3 и с л и и М. Н., Из истории вост, грамматич. науки в XI в. (О двух направлениях в изучении др.-евр. языка), в кн.: Письм. памятники и проблемы истории культуры народов Востока. XI годичная науч, сессия ЛО ИВАН СССР. Краткие сообщения и аннотации, II, М., 1975; Н а г k a v у A.. Le-Ьеп und Werke des Saadja's Gaon (Said al-Fajjumi, 892—942), St.-Petersburg, 1891; В a c h e г W., Die hebraische Spracbwissen-schaft vom 10. bis zum 16. Jahrhundert, Trier. 1892; его же. Die Anfange der hebraischen Grammatik, ZDMG, 1895, Bd 49; В e n-H ay yim Z., The literary and oral tradition of Hebrew and Aramaic..., v. 1—5, Jerusalem, 1957—77; Linguistic literature. Hebrew, в кн.: Encyclopaedia Judaica, v. 16, N. Y-, 1973. p. 1352-1401. M. И. Зислин. ЕВРЕЙСКИЙ ЯЗЫК —см. Иврит, Идиш.
ЕВРЕЙСКОЕ квадратное письмо — см. Западносемитское письмо. ЕВРОПЕЙСКАЯ языковедческая ТРАДИЦИЯ — совокупность методов и принципов описания и изучения языка, исторически сложившаяся в пределах европейской науки и культуры.
Несмотря на большое кол-во школ и направлений, существовавших в Е. я. т., она в целом представляет собой единую линию развития науки о языке («западная» традиция) в противоположность разл. «восточным» традициям, особенно развивавшимся независимо от античной языковедческой традиции, к к-рой исторически восходит Е. я. т., возникшая после крушения Зап. Рим. империи, в эпоху европ. средневековья, и складывавшаяся на базе т. наз. т р и в и я: латиноязычных грамматик, риторик (включая поэтики), а также логич. учений («диалектик»). Эта система формировалась в 6 в. как часть «энциклопедии», или «семи свободных искусств», состоявших из тривия и квадривия (музыка, арифметика, геометрия, астрономия). Считается, что канонизация антич. знания была впервые проведена Капеллой и Боэцием; впоследствии были канонизированы грамматики Элия Доната и Присциана, наиболее важные лат. риторики, поэтики и логич. трактаты. Боэций перевел на латынь осн. тексты Аристотеля, относящиеся к логике, прокомментировал его трактаты «Категории» и «Об истолковании». Эти сочинения легли в основу развития логич. учений в Европе. Современник Боэция Кассиодор составил энциклопедич. компиляцию лат. трудов по «словесным иск-вам», к к-рым ои отнес грамматику, риторику с поэтикой и логику.
В развитии Е. я. т. в Зап. Европе можно выделить неск. этапов: 1) 6—12 вв., период усвоения лат. наследия и рождения схоластич. логики, причем грамматика
рассматривалась как вспомогат. дисциплина, служащая целям практич. овладения чтением н письмом; 2) 13—14 вв., или т. наз. предреиессансный период, когда европ. ученые более широко и углубленно знакомились с подлинными сочинениями Аристотеля и когда делались новые, более точные переводы логич. трактатов греч. мыслителя; грамматика из вспомогат. дисциплины становится частью философии, ключом к пониманию природы человеческого мышления. В этот период формируется концепция филос. грамматики, противопоставленной грамматике практической. Создаются грамматики греч. и др.-евр, языков (Р. Бэкон). Пётр Гелийский комментирует грамматику Присциана в соответствии с теми изменениями, к-рые претерпел лат. яз. На основе логич. идей Петра Испанского (13 в.) возникает крупнейшая логико-грамматич. школа «модистов» (см. Логическое направление)', 3) 15—16 вв., или ренессансный период, когда возникает интерес к нац. языкам, стремление «обогатить ц прославить» их наряду с «классическими» (греческим и латынью). Канонич. тексты переводятся на лит. языки на нар. основе, создаются первые грамматики этих языков. Возникает проблема специфики строя отд. языков и ее отражения в грамматиках. В Италии, Испании, позже во Франции (1634) и ряде др. стран Европы возникают академии, занимающиеся вопросами языка, его изучения и нормирования. Это значительно обогащает Е. я. т., способствуя формированию на ее основе самостоят. языковедч. традиций в ряде стран. Создаются предпосылки для рождения науки о языке, отличной от традиц. иск-в речи; 4) 17—18 вв., или «рационалистический» период. Происходившая в то время в науке «декартовская революция» повлияла на филологов, заставив их искать новые, «основанные на разуме», т. е. логикорационалистические, принципы исследования языка. Возникла «грамматич. наука» как область изучения общих и неизменных свойств человеческой речи, противопоставившая себя традиционному «грамматическому искусству» (см. У ниверсальные грамматики). В этот период были сделаны наблюдения о родстве языков и подготовлена почва для рождения сравнительно-исторического языкознания.
Указанные этапы и направления характеризуют в основном зап.-европ. ветвь развития антич. языковедч. традиции; за этой ветвью и закрепилось представление о Е. я. т. Но помимо зап.-европейской антич. традиция дала и др. ответвления, напр. греч.-визант. языковедч. традицию и непосредственно восходящие к ней вост.-слав., груз, и арм. традиции, возникновение к-рых связано с раннесредневековым разделением Европы на западную и восточную. К 9—И вв. усилился процесс разграничения двух наиболее крупных культурных регионов в Европе — греко-славянского и ром.-германского, чему в известной мере способствовало разделение христ. церкви на восточную и западную. Страны Вост. Европы находились под влиянием греч.-визант. традиции; развитие письменности и лит-ры в них, а также яз-знаиия характеризуется по сравнению с зап. ветвью следующими особенностями: 1) наличием собств. письменностей, отличных от греческой и латинской; 2) ранними, начиная с 5 в., традициями перевода книг Священного писания и создания в этой связи канонич. языков на нар. основе (см., напр., Старославянский язык); 3) более слабым
развитием диалектик, логики и общей методологии науки.
Тенденции к синтезу зап. н вост.-европ. традиций, обусловленные в значит, степени их общими истоками, наметились в 16—17 вв., но особенно ярко проявились в эпоху Просвещения.
Колонизация европейцами значит, территорий др. континентов привела к тому, что с 15—16 вв. начинается перенесение принципов Е. я. т. на неевроп. регионы. Лристианизация завоеванных колоний, требовавшая перевода Библии н др. религ. лит-ры на местные языки, привела к созданию т. наз. миссионерских грамматик, описывавших эти языки на базе методов и принципов европ. традиции. Подобные опыты, с одной стороны, расширили кругозор европ. филологов, способствовали развитию понятийного строя европ. науки о языке, а с другой — стимулировали процесс развития новых, внеевроп. лингвистич. традиций на базе Е. я. т., в т. ч. таких крупных, как сев.-американская (США, Канада).
* Конрад Н. И., Запад и Восток. Статьи, М.. 1972; Амирова Т. А., Оль-ховиков Б. А., Рождественский Ю. В.. Очерки по истории лингвистики, М., 1975; История лингвистич. учений, [2]. Ср.-век. Восток. Л.. 1981; История лингвистич. учений. Ср.-век. Европа, Л., 1985; Ольховиков Б. А., Теория языка и ввд грамматич. описания в истории яэ-зна-ния. М.. 1985; Robins R. Н., Ancient and mediaeval grammatical theory in Europe with particular reference to modern linguistic doctrine, L., 1951; CTL. 1972, v. 9 (Linguistics in Western Europe); Jacob A.. Genese de la pensee linguistique, P.,	[1973]; Ash-
worth E. J., Language and logic in the Post-medieval period, Dordrecht — Boston, [1974]; CTL. 1975, v. 13 (Historiography, of linguistics); P a d 1 e у G. A.. Grammatical theory in Western Europe 1500—1700. The Latin tradition, Camb.— [a. o.J. [1976]; его ж e. Grammatical theory in Western Europe 1500—1700. Trends in vernacular grammar. I, Camb., 1985; H u nt R. W., The history of grammar in the Middle Ages. Amst.. 1980.
H. Ю. SoKadopoeat
ЕВРОПЕЙСКОЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ Общество (Societas Linguistica Europea) — международное научное общество, объединяющее в качестве действительных членов языковедов стран Европы и содействующее развитию исследовательской работы в области языкознания и смежных наук. Основано в 1966 по образцу Американского лингвистического общества. Е. л. о. проводит ежегодные собрания, на к-рых избираются президент и вице-президент, а также организует междунар. науч, конференции. Первым президентом был А. Мартине; в 1986/87 президентом избран Т. В. Гамк-релидзе. Печатные органы: ежеквартальный науч. жури. «Folia Linguistica* (1967—) и журн. «Folia Linguistica His-torica» (1980—).	В. П. Нерознак.
ЕГЙПЕТСКИИ ЯЗЬ'1К—см. Древнеегипетский язык.
ЕГИПЕТСКОЕ ПИСЬМО — словеснослоговая система письма, обслуживавшая древнеегипетский язык (ок. 4-го тыс. до н. э.— 3—4 вв. н. э.). Основу его составляли ок. 500 знаков-рисунков, мнемонически связанных с определ. понятиями и выражающими нх словами [отд. словом или группой слов, соотнесенных с рисунком по семантич. или фонетич. ассоциации, напр.: изображение ‘(план) дома’ означало рг ‘дом’ н prj ’выходить’; ‘связка шкур шакалов’ ms 4- ‘сноп льна’ dr могли означать nisdr ‘ухо’]. При этом фонетич. ассоциации учитывали только согласный костяк слова, отвлекаясь от огласовки. В своем фонетич.-консонантном употреблении знак мог пере
давать либо один согласный с произвольным или нулевым гласным («алфавитный знак»), либо два или три согласных — в зависимости от слова, для к-рого был перво-нач. выработан этот знак. Т. о. каждый знак получал не только словесное, ио и фонетич. (консонантное) значение.
С кон. 4-го тыс. до н. э. выработалась орфографии. система, имевшая целью обеспечить однозначное чтение: 1) нек-рые знаки выражали одно определ. слово; к такому знаку прибавлялась вертикальная черточка, определявшая его именно словесное, а не фонетич. прочтение; 2) др. знаки в словесном нх значении рассматривались как идеограммы и могли выражать либо одно слово, либо одно из неск. ассоциативно связанных слов; однозначность прочтения обеспечивалась добавлением «комплемента» — одного или неск. знаков в фонетич. консонантном употреблении; комплемент воспроизводил весь согласный костяк слова или его конечную часть; он нередко добавлялся и тогда, когда идео
грамма имела всего одно словесное значение; 3) слово могло также передаваться одними знаками в фонетич.-консонантном употреблении, но т. к. это не обеспечивало его однозначного прочтения из-за отсутствия гласных, то добавлялась соотв. идеограмма в качестве «детерминатива», т. е. непроизносимого знака, характеризующего категорию понятий, к к-рой относится данное слово. Служебные слова писались только фонетич.-консонантными знаками. Дв. и мн. числа обозначались удвоением/утроением знака или двумя/тремя черточками. Е. п. употреблялось параллельно в двух разновидностях: рисуночной с тщательным воспроизведением изображаемого предмета (иероглифика) и скорописной (иерати-ка). С сер. 2-го тыс. до н. э. применялся особый вариант Е. п. для записи иноязычных слов, гл. обр. имен собственных: одно- и двухконсонантные знаки, как полагают, подбирались по огласовке соответственного егип. слова и потому могли передавать не только согласный костяк, но и огласовку неизвестного слова. Со 2-го тыс. до н. э. начинает создаваться параллельно обычному еще особое тайное письмо, в принципе из односложно-консонантных знаков, но со значит, вариативностью для каждого фонетич. значения; традиционные знаки использовались как идеограммы-детерминативы слов, но не по семантич., а по фонетич. ассоциации (сходство начального согласного и т. п.). С 3 в. до и. э. это письмо становится священным.
С 7 в. до и. э. на основе иератики выработалась новая скоропись — демоти-

2°г;.21
HH^Loni ад 4 о о
Образец иератического письма; ниже тот же текст в иероглифической передаче.
6
ка. Знаки в ней упрощены, поликонсонан-тные знаки употребляются реже, заменяясь написаниями одноконсонантных знаков с детерминативами, носящими характер обобщающих знаков для классов понятий.
• Петровский Н. С., Егип. язык, Л., 1958; его же, Звуковые знаки егип. письма как система, М., 1978; L а с a u Р., Sur le systeme hieroglyphique, Le Caire, 1954; Gardiner A. H.. Egyptian grammar, 3 ed., L., 1957.	И. M. Дьяконов.
ЕГИПТОЛОГИЯ — комплекс историко-филологических дисциплин, занимающихся изучением истории, культуры, языка и письменности Др. Египта.
Возникновение лингвистич. Е. связано с дешифровкой египетского письма. Самобытная егип. нероглифич. система и ее скорописные варианты — иератика и де-мотика — были со временем забыты самими египтянами; памятники егип. письменности, отражающие жизнь египтян и фиксирующие этапы развития древнеегипетского языка на протяжении более трех тысячелетий, оставались непрочитанными вплоть до нач. 19 в. В 4 в. расшифровать егип. письменность пытался Гораполлон, в 17 в.— А. Кирхер, в 18 в.— У. Уом-бертон, Ж. де Гинь и др. ученые, но их усилия не имели успеха.
Найденный в 1799 т. иаз. Розеттский камень с идентичными по содержанию нероглифич., демотич. и греч. текстами дал ключ к дешифровке егип. иероглифов. Его первыми исследователями были
ЕГИПТОЛОГИЯ 147
ю»
А. И.Сильвестр де Сасн, Ю. Д. Окерблад и Т. Юнг, определивший звуковое значение неск. иероглифов и вплотную подошедший к дешифровке. Основоположником Е. как науки стал Ж. Ф. Шампольон, к-рый в результате многолетних исследований дешифровал систему егип. письма («Письмо к г. Дасье», 1822). В 1824 он опубликовал «Очерк иероглифической системы древних египтян», в 1836 — первую грамма
тику егип. яз.; словарь егип. яз. вышел посмертно в 1841. В 1828 Шампольон возглавил первую науч, экспедицию в Египет, результатом к-рой был труд «Памятники Египта и Нубии», изданный в 1844 при участии И. Розеллини.
Преемники Шампольона (т. наз. старая школа египтологов) занимались накоплением науч, материала, изданием памятников, разрабатывали осн. направления егип. филологии. В 40—60-х гг. 19 в. К. Р. Лепсиус работал над вопросами хронологии, истории, развития егип. иск-ва; его 12-томный труд «Памятники Египта и Эфиопии» (1849—56) не утратил науч, значения. Г. Бругш занимался изучением демотнкн, Э. де Руже и Ф. Ж. Шаба исследовали иератнку. Первый полный список егип. иероглифов составил С. Бёрч.
Начавшиеся со 2-й пол. 19 в. упорядоченные археология, изыскания, к-рые проводились Ф. О. Ф. Мариетом, возглавившим «Службу древностей Египта» и основавшим Египетский музей в Каире, Г. К. Ш. Масперо, У. М. Питри Флиндерсом, Л. Борхардтом, X. Картером, М. 3. Гонеймом и др. учеными, способствовали накоплению богатого эпиграфич. материала, ставшего базой для дальнейшего развития филологии. Е., расцвет к-рой с 90-х гг. 19 в. связан с т. наз. берлинской школой во главе с А. Эрманом. Эр-ман издал классич. грамматики егип. яз. среднего и нового периодов («Aegyptische Grammatik», 1894; 4 Aufl., 1928; <Neu-aegyptische Grammatik», 1880;2Aufl. ,1933), его ученик К. Зете — 3-томное исследование о егип. глаголе (1899—1902), Г. Мёллер — 3-томную иератич. палеографию (1909—12). фундаментальные труды в области демотики создал В. Шпигельберг; Г. Юнкер стал основоположником изучения иероглифики греко-рим. времени. Берлинская школа известна также образцовыми критич. изданиями егип. текстов; в ее рамках составлен и выпущен в 1926—50 6-томный егип. словарь под ред. Эрмана и Г. Грапова. Достижения этой школы были развиты н приумножены последующими поколениями египтологов разных стран. В Англии автором классич. трудов по егип. ономастике и грамматике ср.-егип. яз. стал А. X. Гардинер, издавший также многочисл. литературные и деловые иератич. тексты; известны трудами по егип. синтаксису Б. Гани и трудами по новоегип яз. ученик Гардинера Я. Черный. Значит, вклад в развитие Е. внесли Т. Э. Пит, Р. О. Фолкнер (Великобритания), П. Лако, Г. Лефевр, Э. Дриотон (Франция), Э. Эдель, автор грамматики староегип. яз. (1955—64), В. Вестен-дорф, Г. Кеес, Э. Отто (ФРГ), Ж. Капар (Бельгия), В. К. Эриксен (Дания),
148 ЕГИПТОЛОГИЯ
f	о-ЛаЛ; Д v. pU *
/Гм^К’ ^lb3Zr^®*Tj^ г^*'ч"х^ъ~?^ля«Л£ tbrtiz)	"'^г'
.;<£0.«W4tee<».l£,1^^;«l»P»Z’ib««_>P?ZHW=)^4iMI<WIH‘fS)ibf1n^y_iol11.tT«
_"T ~Р0ХУ •,£ JI£,PM.~ а	fl,JWlee oo^i 5»x-~~ ЖГ&
fwiaj“ EW9J 4 U	F.WT^y/^iOTMUf/^^OfMW^Xfo-^x
Демотическое письмо Зв. до н. э.;
Р. А. Каминос (США), 3. Моренц, Ф. Хинце (ГДР), Ф. Лекса, 3. Жаба (ЧССР), Т. Анджеевскнй (ПНР), Л. Ка-коши (ВР), С. Хасан, А. Фахри, А. Бадави, А. Бакир (АРЕ) и др.
В России интерес к Египту н его культуре возник в нач. 19 в. Сокр. перевод «Очерка иероглифической системы» Шампольона был издан декабристом Г. С. Ба-теньковым в 1824; сохранилась переписка А. Н. Оленина с Шампольоном. Развитие
дореволюционной рус. египтологии связано прежде всего с именами В. С. Голенищева, О. Э. Лемма, Б. А. Тураева. Голенищев открыл и издал неск. уникальных памятников егнп. лит-ры, внес значит. вклад в изучение глагольных форм и синтаксиса егип. яз.; он основал кафедру Е. в Каирском ун-те, собранная им в Египте коллекция древностей легла в основу егип. отдела Музея изобразит, иск-в им. А. С. Пушкина в Москве. Лемм с 1887 читал курс егнп. яз. в Петерб. ун-те. Тураев', автор ряда трудов по рели-
ниже тот
же текст в иероглифической передаче.
гии и лит-ре Др. Египта, создал школу рус. египтологов (В. М. Викентьев, И. М. Волков, А. Л. Коцейовский, Н. Д. Флиттнер, И. Г. Франк-Каменецкий). Ученик Тураева В. В. Струве стал основоположником сов. школы Е. и истории Др. Востока. Как египтолог он известен изданием Моск, матем. папируса (1930), ряда демотич. текстов (1954) и многочисл. работами по истории егип. общества. Сов. Е. охватывает своими ис
следованиями широкий круг культурно-ист. проблем; в области яз-знания известны работы М. А. Коростовцева, автора «Введения в египетскую филологию» (1963) и «Новоегипетской грамматики» (1973), И. Г. Лившица, автора исследования о Шампольоне и истории дешифровки егип. письменности (1950), Н. С. Петровского, автора грамматики егип. яз. (1958), монографий «Звуковые знаки египетского письма как система» (1978) и «Сочетания слов в египетском языке» (1970).
a)wr ’ласточка' и wr ’большой’, hprr 'жук' и hpr ‘становиться’, ms 'хвост' и msj ‘рожать’, dr ’корзина’ и dr ‘граница*, 6)msdr 'ухо': (1) рисуночный знак. (2) ms ‘хвост’ + _dr ’корзина’.
Звуковая замена в египетском письме при помощи сходно звучащих слов.

a) jb 'козленок' и jb(j) 'жаждать', б) рг 'дом' и pr(j) 'выходить'. Различные понятия, обозначаемые словами с одинаковым составом гласных (египетское письмо).
В СССР проблемы лингвистич. Е. исследуются на вост, ф-те ЛГУ, в ИВАН СССР, ЛО ИВАН СССР, Гос. Эрмитаже, Музее изобразит, нск-в нм. А. С. Пушкина, Одесском гос. археологич. музее; за рубежом — в Лондоне, Оксфорде (Великобритания), Берлине (ГДР), Зап. Берлине, Гёттингене, Бонне (ФРГ), Париже, Страсбурге (Франция), Лейдене (Нидерланды), Риме, Милане (Италия), Вене (Австрия), Женеве (Швейцария), Праге (ЧССР), Чикаго, Бостоне (США), Каире (АРЕ). В Каире функционирует «Служба древностей Египта»; по соглашению с правительством АРЕ на терр. страны находятся постоянные египтология. центры ряда стран: Великобритании, Бельгии, Италии, ГДР, ФРГ, Нидерландов, ПНР, Франции, ЧССР.
Материалы по лингвистич. Е. публикуются в периодич. изданиях: «Вестник древней истории» (М.— Л.,	1937—),
<Zeitschrift fur agyptische Sprache und Altertumskunde» (Lpz., 1863—), «Annales du service des antiquitds de I’Egypte» (Le Caire, 1900—), «Journal of Egyptian Archaeology» (L., 1914—), «Aegyptus. Rivista italiana di egittologia e di bapi-rologia»(Mil., 1920—), «Chronique d’Egyp-te. Bulletin periodique de la Fondation igyptologique reine Elisabeth» (Brux., 1925—), «Kemi. Revue de philologie et d'archeologie egyptiennes et coptes» (P., 1928—), «Mitteilungen des Deutschen Archaologischen Instituts. Abteilung Kai-ro» (Wiesbaden, 1930—), «Journal of Near Eastern Studies» (Chi., 1941—), «Revue d’Ogyptologie риЬпёе par la So-siete franQaise d’egyptologie» (P., 1948—) и др.
• Кагаров E., Прошлое и настоящее египтологии, Сергиев Посад, 1914; Б у з е-с к у л В. П.. Открытия и науч, достижения за последние годы в области изучения Др. Востока, Хар., 1927; КацнельсонИ. С., Материалы для истории египтологии в России, в кн.: Очерки по истории рус. востоковедения. сб. 2, М., 1956; Постов-с к а я Н. М., Изучение древней истории Вл. Востока в Сов. Союзе (1917 —1959), М., 1961; Коростовцев М. А., Пятьдесят лет египтологии в СССР, в кн.: Ж. Ф. Шамполь-ов в дешифровка егип. иероглифов, М., 1979; Петровский Н. С., Источники сведений о Др. Египте в России в XI — XVIII вв., в хи.: Замаровский В., Их величества пирамиды, М., 1981; S е t h е К., Die Асур-tologie..., Lpz., 1921: G 1 a n v i I 1 е
S. R. K.. The growth and nature of egyp-tology, Camb., 1947; Dawson W. R., Who was who in egyptology..., L-. 1951; Hornung E., Einfunrung in die Agyptologie..,, Darmstadt, 1967; Sauneron S., L'egyp-tologie, P., 1968.	И. В. Виноградов.
ЕДИНЙЦЫ ЯЗЫКА—элементы системы языка, имеющие разные функции и значения. Совокупности основных Е. я. в узком смысле этого термина образуют определ. «уровни» языковой системы, напр. фонемы — фонемный уровень, морфемы — морфемный уровень н др. (см. Уровни языка).
Термином «Е. я.» в широком смысле обозначают обширный круг неоднородных явлений, являющихся объектом изучения лингвистики. Выделяют материальные, имеющие постоянную звуковую оболочку единицы, напр. фонему, морфему, слово, предложение и т. д., «относительноматериальные» единицы (по А. И. Смир-ницкому), имеющие переменную звуковую оболочку, напр. модели строения слов, словосочетаний, предложений, и единицы значения (напр., семы и др.), составляющие смысловую (идеальную) сторону материальных или относительноматериальных единиц и вне этих единиц не существующие.
Материальные Е. я. делятся на односторонние, не имеющие собственного значения (фонемы, слоги), и двусторонние, имеющие как звучание, так и значение. Функция односторонних Е. я.— участие в формировании и различении звуковых оболочек двусторонних единиц. Иногда к односторонним Е. я. («единицам выражения») относят сами звуковые оболочки двусторонних единиц («сонема» — звуковая оболочка морфемы, «номема» — звуковая оболочка слова). Двусторонние Е. я. выражают определ. значение (смысл) или используются для его передачи (морфемы, слова, предложения).
Материальные Е. я. характеризуются вариантно-инвариантным устройством. Одна и та же Е. я. существует в виде множества вариантов (см. Вариантность), представляя собой конкретные реально артикулируемые (произносимые) звуковые отрезки. Е. я. существуют н в абстрактном виде — как класс (множество) своих вариантов, как абстрактная сущность — инвариант. Инвариантно-вариантное устройство Е. я. отображено в двух рядах терминов: омических», используемых для обозначения единиц как инвариантов (фонема, морфема, лексема и т. д.), и «этических», обозначающих варианты единиц (фон, аллофон, морф, алломорф и т. д.). Эмич. и соответствующие им этич. Е. я. образуют один уровень: фоиема/фон, аллофон образуют фонемный уровень и т. д. В некоторых направлениях ,амер. дескриптивнзм, см. Дескриптивная лингвистика) этнч. и эмнч. Е. я. относят к разным уровням.
Относительно-материальные единицы существуют в виде образцов, моделей или схем построения слов, словосочетаний и предложений, обладают обобщенным конструктивным значением, воспроизводящимся во всех Е. я., образованных по данной модели (см. Модель в языкознании, Предложение).
Е. я. могут быть простыми н сложными. Простые абсолютно неделимы (фонема, морфема), сложные неделимы в пределах тех уровней языка, в к-рые они входят (напр., сложные и производные слова, предложения и т. д.). Деление сложной Е. я. ликвидирует ее как таковую и обнаруживает составляющие ее единицы
более низких уровней (напр., слово делится на морфемы, предложение — на слова).
Нек-рые направления лингвистики стремятся расчленить простые Е. я. на еще более простые, т. е. выявить «элементы элементов». Различит, признаки фонем рассматриваются, напр., не как свойство фонемы, а как ее составные части, выделяются элементы смысловых единиц (см. Компонентного анализа метод).
Разные школы и направления лингвистики дают разные характеристики одним и тем же Е. я.: напр., фонема рассматривается либо как наиболее «типичный» или «важный» звук из множества (семейства) звуков (Д. Джоунз, Л. В. Щерба), либо как инвариант звука (Н. С. Трубецкой, Р. О. Якобсон); морфема рассматривается как «мельчайшая единица языка» (Л. Блумфилд), «мельчайшая значимая часть слова» (И. А. Бодуэн де Куртенэ), грамматич. средство, «выражающее отношения между идеями» (Ж. Ванд-риес).
Значит, расхождения в трактовке и оценке Е. я. разными школами, расхождения в перечне выделяемых Е. я. затрудняют сопоставление и сравнение языков. Это сопоставление и сравнение оказывается возможным путем выявления универсальных свойств Е. я. и отображения этих свойств в терминах — названиях Е. я. Такими свойствами или характеристиками Е. я. являются их наиболее общие свойства, обнаруживаемые во всех языках, напр. фонема — класс фонетически сходных и функционально тождественных звуков, морфема — двусторонняя Е. я., не обладающая синтаксич. самостоятельностью, слово — синтаксически самостоят. Е. я., предложение — речевая система, состоящая из Одного или неск. слов, выражающая и сообщающая семантич. информацию. Использование при описании языков соотв. образом определ. терминов делает описания сопоставимыми и позволяет выявить сходства и различия языков.
Е. я. в наиболее общем виде обнаруживают три вида отношений: парадигматические (см. Парадигматика), синтагматические (см. Синтагматика), иерархические (по степени сложности, отношения вхождения единиц низших уровней в высшие). Е. я. обладают свойством «уровневой сочетаемости»: в парадигматич. и синтагматич. отношения вступают только единицы одного уровня, напр. фонемы образуют классы и в линейной последовательности сочетаются только между собой.
Е. я. комбинируются в речевой цепи, образуя единицы речи. Однако фоиемы и морфемы не могут быть единицами речи подобно словам, к-рые могут быть как единицами языка, так и единицами речи (производные и сложные слова могут иногда свободно образоваться в речи по тем или иным «формулам строения»); словосочетания (за исключением фразеологизмов) и предложения — единицы речи, т. к. не воспроизводятся, а производятся по определ. моделям. Комбинаторика Е. я. регулируется грамматич. правилами. Единицы языка подчиняются этим правилам в силу объективно присущих им свойств. В конечном счете правила языка являются проявлением свойств Е. я., поскольку эти свойства лежат в основе возможных связей и отношений между Е. я.
ЕДИНИЦЫ 149
В истории яз-знания существовал разный подход к вопросу о центральной Е. я. Из истории языков известно, что слова исторически предшествуют морфемам. Последние — либо бывшие слова, утратившие способность к синтаксич. употреблению, либо усеченные части слов, образовавшиеся в результате слияния или сложения слов. В рамках направлений, считающих слово центр, единицей языка, теоред ически допускается возможность существования языка, не имеющего морфем и состоящего только из слов (ср. упрощение морфологии в англ., др.-кит. и нек-рых др. языках). Направления лингвистики (напр., дескриптивная лингвистика), исходящие из того, что морфемы — мельчайшие единицы языка независимо от того, обладают они синтаксич. самостоятельностью или, наоборот, не обладают, т. е. являются частями слов, к числу слов относят только производные и сложные слова, как производные от морфем. Так, по Г. Глисону, простые слова англ. яз. dog, box и др. являются морфемами. Для этих направлений теоретически допустим язык, не имеющий слов, а состоящий только из морфем.
• Виноградов В. В., Рус. язык, М., 1947; С мириицкий А. И., Синтаксис англ, языка, М., 1957; Г лисов Г.. Введение в дескриптивную лингвистику, пер. с англ., М., 1959; Якобсон Р., Халле М., Фонология и ее отношение к фонетике, пер. с англ., в кн.; НЛ, в. 2. М., 1962; Степанов Ю. С.. Основы яз-знания, М., 1966; Булыгина Т. В., О нек-рых аналогиях в соотношении семантич. и звуковых единиц. ВЯ, 1967, № 5; Реформа т-с к и й А. А., Введение в языковедение, 4 изд.. М., 1967; Арутюнова Н. Д., О значимых единицах языка, в кн.: Исследования по обшей теории грамматики. М., 1968; Блумфилд Л.. Язык. пер. с англ., М.. 1968; Единицы разных уровней грамматич. строя языка и их взаимодействие, М.. 1969; Солнцев В. М.. О соизмеримости языков, в кн.; Принципы описания языков мира. М.. 1976; его же. Язык как системно-структурное образование. М., 1977.
В. М. Солнцев. ЕНИСЁЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа языков, распространенная в Сибири вдоль Енисея (иногда по наиболее известному из Е. я. группа называется кетской, ио это менее точно). По давней традиции, Е. я. считаются изолнров. языками среди др. языковых семей Евразии. По соображениям этноисторического характера нек-рые ученые относят Е. я. к палеоазиатским языкам. В разное время эти языки (а именно кетский) сравнивали с языками Юго-Вост. Азии, Кавказа, с такими изолиров. языками, как баскский, бурушаски, даже с языками амер, индейцев. Наиболее перспективна точка зрения, согласно к-рой Е. я. генетически связаны как с тибето-бирманскими языками, так и с нахско-дагестанскими языками (С. А. Старостин).
Из Е. я. живыми являются кетский и сымский (самоназв.— югский) языки; на последнем говорит всего неск. чел. Ранее сымский рассматривался как один из двух (наряду с имбацким) осн. диалектов кетского яз. Др. Е. я. относятся к мертвым: коттский (в сер. 19 в. на нем еще говорило неск. чел.), аринский и пум-покольский, последние сведения о существовании к-рых относятся ко 2-й пол. 18 в., ассанский, близкий к коттско-му как диалект одного языка. Кроме того, енисейскоязычными, видимо, были ястын-цы, яринцы, бохтинцы, население верховьев р. Кеть, отчасти бачатские телеуты (ашкиштимы) и койбалы, или койбал-
150 ЕНИСЕЙСКИЕ
кнштнмы, от к-рых илн дошли отд. слова в записях 18 в., или ничего не сохранилось. Влияние Е. я. обнаруживается в соседних тюркских (хакасском, тувинском, особенно у тувинцев-тоджинцев, и др.) и нек-рых вымерших самодийских языках (прежде всего в камасинском) этого ареала. Характерно, что население, утратившее Е. я., нередко переходило сначала на самодийскую, потом на тюркскую и, наконец, на рус. речь. Терр. распространения совр. Е. я. охватывает ср. течение Енисея от р. Курейка на С. до рр. Елогуй и Подкаменная Тунгуска на Ю. (кеты) и несколько южнее — басе. р. Сым (сымские кеты, или юги). Вымершие Е. я. располагались по Енисею дальше к Ю.: коттский к В. от Енисея, севернее р. Кан, ассанский — к Ю. от коттского, пумпокольский — в верховьях р. Кеть, аринский — к С. от Красноярска. О более древнем ареале Е. я. и их диал. членении можно судить по гидронимия. данным (прежде всего по разл. формам слова, обозначающего реку: кет. •сес', котт, 'шет’/'чет', арин, 'сет', пум-покольское ‘тет’, ассан. ‘ул’—букв, ‘вода’). Гидронимы этого типа распространены на обширной терр. от Курейки на С. до Алтая и истоков Енисея на Ю. и от Иртыша (в р-не р. Тара) на 3. до р. Бирюса на В. Учитывая относительно позднее передвижение кетов в сев. широты и наличие разных Е. я. в верховьях Енисея, правдоподобно заключение о более южном распространении Е. я. в прошлом и о характерных связях носителей Е. я. с древними культурами Саян и Центр. Азии.
Кетскнй яз. (в значительно меньшей мере — сымский) известен по записям текстов мифология., фольклорного, бытового содержания. У большинства Е. я. известны гл. обр. фонетия. особенности и неск. сотен слов; о грамматич. строе можно судить на основании кетского и — в меньшей мере — сымского и коттского, Поэтому типологич. характеристика Е. я. ориентируется на частичный материал.
Среди важных фонетич. черт Е. я.— наличие гортанной смычки (среди смычных н, возможно, шелевых), увулярных и имплозивных согласных, огранич. развитие оппозиции звонкость — глухость, появление оппозиции твердость — мягкость в сев. части ареала Е. я., относительно простая схема дистрибуции звуков (в начальной позиции — только одиночный гласный или согласный, в конечной — V или С, СС и в виде исключения — ССС, ср. кет. ok$n ‘стерляди’; в середине слова встречаются сочетания VV и СС и даже ССС), простой набор слоговых типов (V, VC, CV, CVC,CCVC, CVCC), разноместное фонология, ударение (ср. в кет.: uldi; ‘капля’, но u|di; ‘капли’), наличие четырех тонов в зависимости от регистра мелодии, уровня и распределения интенсивности, длительности и фарингализации (по сымским данным).
Морфология Е. я. характеризуется относит. простотой и регулярностью системы имен и исключит, сложностью глагольной системы. Для существительных характерны категории рода, числа, падежа и притяжательное™ (особое притяжат. склонение). Категория рода хранит отчетливые следы старой системы именных классов; так, в нек-рых кетских говорах выделяются 4 класса: 1) разумный, активный ( = мужской), 2) разумный, неактивный ( = женский), 3) неразумный, активный (нек-рые сакрально отмеченные предметы, напр. дерево, крест и т. п.),
4) неразумный, неактивный ( = вещный), хотя в большинстве говоров утвердилась система трех классов (мужской, женский, вещный). Падежная система двухслойная; т. иаз. общий падеж имеет форму, к-рая является базой для всех падежей включая род. п.; сам же род. п. служит базой для построения падежей своей собственной подсистемы — вин., дат., местный, отложит., назначит, (нередко трактуемый как вин. п.). Помимо названных, существуют падежи, нередкие и для др. языков этого ареала: лишительный, продольный (просекутив), совместно-орудный, местно-временной, местно-личный; иные из этих форм еще не стали полноправными членами падежной парадигмы. Прилагательные в составе сказуемого образуют особые лично-предикативные формы, обладающие временным значением. Притяжат. местоимения имеют атрибутивную н предикативную формы. Числительные хранят следы старой семеричной системы, что также связывает Е. я. с рядом др. языков этого ареала. В глаголе существенны категории лица, числа, класса, времени, наклонения, пе-реходности/непереходности, способа действия (вида); различаются формы состояния и формы действия. Субъектнообъектные отношения в глаголе, как и ряд др. категорий, выражаются аффиксами, к-рые могут находиться в середине, начале и конце слова; внутр, флексия сочетается с агглютинативным принципом, широко распространенным в соседних языках. В глаголе отмечены явления, близкие к эргативности; особую роль играют формы 3-го л. Со словообразоват. т. зр. существенно различение у глаголов простых и сложных, прерывных (прерываемых инфиксами) н непрерывных основ и учет места основы и деривационных морфем в структуре слова. Инфинитив, будучи сказуемым, принимает личнопредикативные показатели и передает временные значения. В целом для Е. я. характерны тенденции к полисинтетизму. В грамматич. отношении Е. я. входят вместе с рядом самодийских, тунгусо-маньчжурских, тюркских н монгольских (отчасти угорских) языков в состав енисейского языкового союза. Лексика Е. я. богата заимствованиями из самодийских, тюрк, и русского языков.
На основании сравнения данных живых и мертвых Е. я. восстанавливается общеенисейский («праенисейский») словарь (в его ядре) и, следовательно, звуковая система праенисейского языка и серии фонетич. соответствий между Е. я. Можно полагать, что праенисейский яз. имел неск. ветвей. Во всяком случае, преимуществ, близость обнаруживают кетский и югский, аринский и пумпокольский, коттский н ассанский. Кажется, можно говорить о нек-рой дифференциации между зап. н вост, частями общеенисейского языкового ареала.
Опыт введения кетской письменности в нач. 30-х гг. 20 в. (букварь, составленный Н. К. Каргером) не получил развития; во 2-й пол. 80-х гг. разрабатывается новая письменность.
Данные о котт., арин., пумпокольском и ассан. языках содержатся в записях ученых 18 в. (Ф. Ю. Страленберг, Г. Ф. Миллер, И. Э. Фишер, П. С. Пал-лас). Пионером в науч, изучении Е. я. был М. А. Кастрен, давший первое описание кетского и коттского языков. Значит. вклад в изучение Е. я. и в установление нх связей с др. языками внесли Г. Й. Рамстедт, К. Доннер, Э. Леви, Каргер, К. Боуда, О. Тайёр, Г. К. Вернер. Особо следует отметить труды
А. П. Дульэона н Ю. А. Крейновича, открывшие новый этап в изучении истории енисейцев и строя Е. я., а также работы С. А. Старостина по реконструкции и генезису Е. я.
• Дульэон А. П., Былое расселение кетов по данным топонимики, в сб.*. Вопросы географии, сб. 58, М., 1962; его же, Кетский язык, Томск, 1968; К ре й н о-вич Е. А., Кетский язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 5, Л., 1968; его же, Глагол
кетского языка, Л., 1968; Кетский сб., М., 1968; то же, М., 1969; то же, Л., 1971; Т о-поров В. Н., Заметки по лингвистич. географии Енисея, в кн.: Лингвотипологич. исследования, в, 1, ч. 1, М., 1973; Старостин С. А., Праенисейская реконструкция и внеш, связи енисейских языков, в кн.: Кетский сб., Л., 1982; Вернер Г. К., Типология элементарного предложения в енисейских языках, ВЯ, 1984, № 3; С a s t-геп М. A.. Versuch einer jenissei-ostjaki-schen und kottischen Sprachlenre, St.-Peters-
bourg, 1858; Ramstedt G. I., Ober den Ursprung der sogenannten Jenissei-Ostjaken, JSFOu. 1907, Bd 24; Donner K., Ober die Jenissei-Ostjaken und ihre Sprache, там же, 1930, Bd 44; его же, Ketica, It. 1-2], Hels., 1955-58; Bouda K., Die Sprache der Jenissejer. Genealogische und morphologische Untersuchungen. «Anthro-pos», 1957, Bd 52; T a i 1 I e u r O. G., Un ilot basco-caucasien en Siberie: les langues idnisseiennes, «Orbis», 1958, t. 7.
В, H. Топоров.
ЖАРГбН (франц, jargon) — разновидность речи, используемой преимущественно в устном общении отдельной относительно устойчивой социальной группой, объединяющей людей по признаку профессии (Ж. программистов), положения в обществе (Ж. рус. дворянства в 19 в.), интересов (Ж. филателистов) или возраста (молодежный Ж.). От общенар. языка Ж. отличается специфич. лексикой и фразеологией и особым использованием словообразоват. средств. Часть жаргонной лексики — принадлежность не одной, а многих (в т. ч. и уже исчезнувших) социальных групп. Переходя из одного Ж. в другой, слова их «общего фонда» могут менять форму и значение: «темнить» в арго — ‘скрывать добычу’, потом — ‘хитрить (на допросе)’, в совр. молодежном Ж.— 'говорить неясно, увиливать от ответа'. Лексика Ж, пополняется за счет заимствований из др. языков («чувак» — ‘парень’, из цыган, яз.), но ббльшая ее часть создается путем переоформления («баскет» ‘баскетбол’), а чаще — переосмысления общеупотребит. слов («рвануть» ‘пойти’, «тачка» ‘автомашина’; франц, молодежное la cafetidre ‘голова’). Соотношение лексики разг, происхождения, а также характер ее переосмысления в Ж.— от шутливо-ироничного до грубо-вульгарного — зависят от ценностной ориентации н характера социальной группы: носит она открытый или замкнутый характер, органически входит в общество или противопоставляет себя ему. В открытых группах (молодежь) Ж.— это «коллективная игра» (О. Есперсен). В замкнутых группах Ж.— также сигнал, различающий «своего» и «чужого», а иногда — средство конспирации (см. Тайные языки). Жаргонизмы чаще отражают юмористическое или фамильярное отношение к предметам действительности (в период Великой Отечеств. войны предметы вооружения носили бытовые названия: «керосинка», «ишачок», «этажерка» — самолеты разных типов; наоборот, предметы быта «милитаризовались»: «разводящий» 'половник', «наступательные» ‘мясные щи’). Выражения Ж. быстро заменяются новыми: в 50—60-хгг. 20в. «тугрики», «рупии» ('деньги'), в 70-х гг.— «монеты», «мани», в 80-х гг. — «бабки». Лексика Ж. проникает в лит. язык через просторечие и язык худож. лит-ры, где она используется как средство речевой характеристики. Борьба с жаргонизмами за чистоту языка и культуру речи отражает неприятие языкового обособления обществом в целом. Изучение Ж.— одна из задач социолингвистики.
Иногда термин «Ж.» применяют для обозначения искаженной, неправильной речи. Поэтому в собственно терминология, смысле его часто заменяют словосонета-
ниями типа «язык студенчества» или терминами арго, сленг.
• Поливанов Е. Д., Стук по блату, в его кн.; За марксистское яз-знание, М., 1931; Лихачев Д. С., Черты первобытного примитивизма воровской речи, в кн.: Язык и мышление, III —• IV, М,— Л., 1935; Жирмунский В. М., Нац. язык и социальные диалекты, Л., 1936; его же, Проблемы социальной диалектологии, «Изв. АН СССР. ОЛЯ». 1964, т. 23, в. 2; С у д-э и л о в с к в й Г. А., Сленг — что это такое? Англ, просторечная военная лексика. Англо-рус. словарь военного сленга, М., 1973; Скворцов Л. И., Лит. язык, просторечие п жаргоны в их взаимодействии, в кн.: Лит. норма и просторечие, М.. 1977; Борисова Е. Г., Совр. молодежный жаргон, «Рус. речь», 1980, № 5; Дубровина К. Н.. Студенч. жаргон, «Филология, науки», 1980, М 1; Jespersen О., Mankind, nation and individual from a linguistic point of view. Bloomington, [19641; см. также лит. при статьях Арго, Сленг, Тайные языки.
М. В. Арапов.
ЖЕ ЯЗЫКЙ (жес языки) — семья южноамериканских индейских языков. Распространены иа Ю.-В. Бразилии. Включает ок. 10 языков (апинайе-каяпо, ка-нела, суя, шаванте, каингаиг и др.), образующих 3 группы: центральную, сев.-западную и каииганг. Общее число говорящих 35 тыс. чел. Вместе с группами машакали и каража (куда, в частности, входит и ботокудский яз.) составляет более широкое генетич. объединение — т. наз. семью макроже (целый ряд языков уже утрачен). На основании нек-рых структурных и материальных параллелизмов предполагается ее отдаленная генетич. связь с тупи-гуарани языками и бороро.
Фонетич. системы относятся к т. наз. атлантич. типу. При развитом вокализме (от 14 до 17 фонем с противопоставлением простых гласных назализованным) бедный консонантизм (И—15 согласных, из к-рых 7 сонорных). Варьирование аллофонов широкое. Наиболее типичные модели фонологич. структуры основы CV, CVC(V) и CCV. В двухконсонантных группах всегда участвуют сонорные. Распространен моносиллабизм, хотя немало и двусложных основ. Налицо сложная фразовая просодия. Ударение падает на последний слог.
Морфология преим. агглютинативная с невысокой степенью синтетизма. Наряду с суффиксацией известна и префиксация. Именное словоизменение значительно беднее глагольного. Нет изменения по падежам и числам. Имеются категория при-тяжательностя, различающая формы ор-ганич. и неорганич. принадлежности, а также послелоги локативной семантики. Глаголы распределяются между классами активных и стативных (или переходных н непереходных), нередко глагол имеет спец, показатели активности и ста-тивности. В глагольном словоизменении
участвуют категории лица, числа (последняя выражается особыми аффиксами, редупликацией и супплетивизмом основ), способа действия, наклонения.
Синтаксич. строй почти не изучен. В предложении, по-видимому, преобладает словопорядок SOV. Определение-существительное предшествует определяемому. Для лексики характерны конверсионные взаимоотношения именных и глагольных слов. Развито словосложение. В нек-рых Ж. я. немало заимствований из португ. яз., а также из языка тупи.
Языки бесписьменные (в 1966 был предпринят опыт создания функционально огранич. письменности для языка машакали).
Ж. я. изучены слабо, по существу не завершен даже этап нх описат. анализа. Материал ряда языков впервые попал в поле зрения науки только в 19 в. Лучше изучен фонетич. строй, свидетельством чего является опыт реконструкции фонологич. системы праязыка.
* Shell О. A., Grammatical outline of Kraho (Ge family), UAL, 1952,a v. 18, № 2; Davis .1., t Comparative Je phonology, «Estudos linguisticos», 1966, v. 1. № 2; его ж e, Some macrq-Je relationships, UAL. 1968, v. 34, hfe 1; W i e s e m a n n tl., Die phono-logische und grammatische Struktur der Kain-gang-Sprache, The Hague — P., 1972; e e ж e. The pronoun systems of some Je and Macro-Je languages, в кн.: Pronominal systems, Tiibingen, 1986.	Г. А. Климов.
ЖЕНЕВСКАЯ ШКбЛА — одна из школ социологического направления в языкознании, непосредственно опирающаяся на идеи «Курса общей лингвистики» Ф. де Соссюра и развивающая научные традиции Женевского университета (самоназвание существует с 1908). Первое поколение ученых Ж. ш. представляют ученики Соссюра Ш. Балли и А. Сеше, С. О. Кар-цевский, второе — А. Фрей, Р. Гёдель и др. В центре интересов Ж. ш.— проблемы общего яз-знания, решаемые на материале разных языков, преим. французского, соотношение индивидуального и социального в явлениях языка и речи, связь языка и мышления, проблемы семиологии, семантики и синтаксиса.
Работа Соссюра «Мемуар о первоначальной системе гласных в индоевропейских языках» (1879) принесла автору всемирную славу крупнейшего специалиста по этим языкам, т. к. в ней был введен в науку новый принцип реконструкции фонологич. системы праязыка по данным морфологии. В работах по литов. акцентологии (1894—96) Соссюр определил (одновременно с Ф. Ф. Фортунатовым, но независимо от него) характер ударения и интонации слова в балт. языках в соотношении с аналогич-
ЖЕНЕВСКАЯ 151
ными явлениями в слав, языках (Фортунатова — Соссюра закон). В 1916 был издан «Курс общей лингвистики», составленный Баллн н Сеше по записям студентов, трижды слушавших курс. В нем сформулированы взгляды на язык, оказавшие огромное влияние на яэ-зна-ние 20 в., в частности на развитие структурной лингвистики, т. к. впервые в яз-знании рассмотрение языка как системы (структуры) было положено в основу теории (см. Система языковая). В разнородных проявлениях речевой деятельности Соссюр выделил: язык — систему знаков, социальное и психич. явление, пассивно усваиваемое (принимаемое) говорящими,— изучается лингвистикой языка; речь — индивидуальное и психофизиология, явление, активное использование кода языка в соответствии с мыслью говорящего — изучается лингвистикой речи. Лингвистику Соссюр определил как часть новой науки, изучающей жизнь знаков внутри общества, к-рую он назвал семиологией (см. Семиотика), но включил в социальную психологию. Лингвистич. знак (слово, его значимая часть ) — двусторонняя сущность, единство означаемого (понятие) и означающего (акустнч. образ), связанных по принципу произвольности (отсутствия мотивированности). Вторая особенность лингвистич. знака — линейность означающего — последоват. развертывание языковых единиц (слов, аффиксов) в акте речи и строгие законы их расположения (соположения) относительно друг друга. Соссюр сформулировал понятие ценности (значимости) лингвистич. знаков, т. е. совокупности их реляционных свойств, существующих наряду с абсолютными свойствами (значение, звуковые черты и т. д.). Реляционные свойства устанавливаются по ассоциативным (общность корней, аффиксов, фонем) и синтагматическим (смежность использования) отношениям знаков как членов системы к др. членам и служат основой отождествления языковых единиц. Язык — предмет изучения синхронической (статической) лингвистики (см. Синхрония), а речь — диахронической (эволюционной) лингвистики (см. Диахрония). Язык как предмет внутр, лингвистики рассматривается «в самом себе н для себя»; связь истории языка с историей народа, изучение лит. языка и диалектов, географич. размещения языков и т. п. относятся к внеш, лингвистике.
Лингвистич. сторона концепции Соссюра смыкается с идеями И. А. Бодуэна де Куртенэ, Н. В. Крушевского, У. Д. Уитни.
С 70-х гг. 20 в. Соссюра трактуют как представителя философии языка, т. к. он ввел проблемы онтологии языка как семиотич. системы, одиако методологич. база его теории эклектична. Постулирование целостности языковой системы тяготеет к феноменологии Э. Гуссерля. В теории языка н речи Соссюр пытался объединить идеи Э. Дюркгейма и Г. Тар-да о связи социального и индивидуального, но решение этой проблемы с позиций связи общего, особенного и отдельного осталось вне его концепции, как и диалектика восхождения от абстрактного к конкретному. Выступая против позитивизма кон. 19 в., Соссюр определил наличие
152 ЖЕНЕВСКАЯ
ценности (значимости) как реляционного свойства у единиц языка, но исключил абсолютные свойства из рассмотрения, тем самым он сделал шаг в сторону субъективизма и софистики. В теории ценности он следует за концепциями А. Смита и Д. Рикардо о наличии меновой и потребительской стоимости у вещей. Приняв за основу гегелевский принцип дифференциации, Соссюр не смог обратиться к идее диалектич. противоречия, содержащего идею развития, и остался в рамках метафизич. подхода. Требование выделять предмет науки с определ. т. зр. также сходно с положениями Гегеля, хотя Соссюр не называет имен. Теория языка Соссюра оказала влияние не только на яз-знанне, но и на нек-рые направления зарубежной семиотики, антропологии, лит-ведения и эстетики.
С 1957, после публикации Годелем рукописных источников «Курса общей лингвистики» Соссюра, открылась особая область исследований в Ж. ш.: публикация личных заметок Соссюра и его окружения, комментирование его идей в свете этих данных и изучение воздействия его теории на разные области науки о языке в разных странах, т. е. определение места Соссюра в науке 20 в. Годель доказывал отсутствие полной аутентичности идей Соссюра и изданного Балли н Сеше текста. В 1967—74 Р. Энглер издал «Курс общей лингвистики» с параллелями к каждому предложению из всех записей студентов и автографов Соссюра, а также составил «Словарь терминов Соссюра» (1968).
Начало послесоссюровского периода связано с деятельностью Баллн и Сеше, развивавших новые области яз-знания на основе идей Соссюра. Баллн разрабатывал функциональный подход к языку, т. е. обратился к проблемам лингвистики речи. Выделив особую область стилистики — стилистику как языковедч. дисциплину, он, в противовес фосслериан-ству (см. Эстетический идеализм в языкознании), отделил стилистику общенар. языка от изучения стиля отд. писателей («Французская стилистика», пер. с франц., 1961). Он сформулировал теорию высказывания, к-рая включила ло-гнч. анализ предложения (выделение «днктума» и «модуса», исследование «монорем* и «дирем»), принципы классификации языковых знаков как виртуальных единиц, хранимых в памяти, способы их актуализации в речи в виде частей предложения илн внеязыковых средств (жестов и т. п.) и теорию функциональной транспозиции — перехода единиц языка на основе их функции, т. е. при использовании их в речи, из одного класса в другой («Общая лингвистика и вопросы французского языка», пер. с франц., 1955). Баллн рассматривал функциональные и экспрессивные свойства языка как обществ, явления, проблему соотношения языка и мысли, теорию языкового знака. Сеше обратился к исследованию взаимодействия индивидуального и социального в языке («Программа и методы теоретической лингвистики. Психология языка», на франц, яз., 1908), где изложил понимание грамматики как науки об общей организации языка. Он выдвинул идею иерархия, организации явлений языка: в речевую деятельность входит организов. речь, к-рая связывает статику языка с его динамикой и показывает, что дограмма-тические аффективные индивидуальные элементы выражений, имеющие психофизиология. природу, преобразуются в язык как социальное явление, т. е. в грамма
тику знаков («Ояерк логияеской структуры предложения», на франц, яз., 1926, 1965). Сеше исследовал проблему соотношения языка и мысли, вместе с Балли и А. Фреем отстаивал идею произвольности языкового знака, был первым историком Ж. ш.
Карцевский разрабатывал семантикоструктурный подход к явлениям грамматики, описывая систему рус. глагола в синхронии, изучал проблему соотношения предложения и суждения («Повторительный курс русского языка», 1928), развил теорию асимметрии языкового знака (см. Асимметрия в языке): эволюция языковой системы происходит благодаря раздельному движению означающего и означаемого по линиям омонимии и синонимии («Об асимметричном дуализме лингвистического знака», пер. с франц., 1965). Функциональный подход к явлениям языка характерен для Фрея, считавшего, что необходимо изучать живую речь, т. к. в ней есть не столько ошибки, сколько ясные и прямые выразит, средства, составляющие базу будущего развития языка («Грамматика ошибок», на франц, яз., 1929). Фрей обосновал необходимость создания идеография. словаря наиболее употребит, предложений франц, яз. («Книга двух тысяч предложений», на франц, яз., 1953), исследовал проблемы языка и речи, языкового знака, ввел термин «монема» для знака, означающее к-рого далее неделимо. Годель — специалист по классич., тур. н арм. языкам — занимался рядом проблем общей теории языка: омонимию или тождество знаков устанавливал по их месту в парадигме («Омонимия и тождество», на франц, яз., 1948), с этих же позиций он подошел к вопросу о нулевом знаке и эллипсисе, занимался теорией предложения, составил антологию работ представителей Ж. ш. («Хрестоматия трудов женевской лингвистической школы», на франц, яз., 1969).
К младшему поколению Ж. ш. относится Энглер (ученик Годеля), издавший все рукописные автографы Соссюра и публикующий продолжающуюся библиографию работ по соссюровской тематике; разрабатывает проблемы семиологии и семантики. Попытка построения семиология, синтаксиса принадлежит Р. Амакеру. Л. Прието разрабатывает проблемы общей лингвистики и семиологии.	'
С 1941 в Женеве Женевским лиигвис-тич. об-вом издается ежегодник «Cahiers F. de Saussure» («Тетради Ф. де Соссюра»), в к-ром публикуются статьи по общему яз-знанию, био- н библиография, материалы.
• Звегивцев В. А., История яэ зна-ния XIX и XX вв. в очерках и извлечениях, 3 изд., ч. 2, М., 1965; С л юс аре в а Н. А., Теория Ф. де Соссюра в свете совр. лингвистики, М., 1975; ее же, Соссюр и соссюри-анство, в кн.: Филос. основы зарубежных направлений в яз-знании, М., 1977; Кузнецов В. Г., Язык как орудие культуры в концепции лингвистов Женев. школы, НДВШ. ФН, 1975, № 2; е г о же. Общеязы-коведч. проблематика в концепции лингвистов Женев, школы, «Сб. вауч. трудов МГПИИЯ им. М. Тореза», 1975, в. 93; Соссюр Ф. д е, Труды по яз-знавию, пер. с франц., М.. 1977; Sechehaye А., L'ecole genevoise de linguistique generate, IF, 1927, t. 44; F re i H., La linguistique saussurienne a Geneve depuis 1939, «Acta linguistica», 1945/49, v. 5; Godel R., L'ecole saussurienne de Geneve, в сб.: Trends in European and American linguistics. 1930— I960, Utrecht — Antw.. 1963; A Geneva school reader in linguistics, Bloomington — L., 1969; Koerner E. F. К.» Bibliograpbia SausAreana. 1870—1970, Metuchen (N, J.),
1972; Engler R., European structuralism: Saussure, CTL, 1975, v. 13; Amacker R., Linguistique saussurienne, Gen., 1975.
H. А. Слюсарева. ЖЕНСКИЙ ЯЗЫК — условное название явления дифференциации единиц языка в зависимости от пола говорящего, избирательное употребление тех нли иных единип языка женщинами. Существование Ж, я. определяется социальными, религиозными и др. факторами, однако различия между жен, и др. разновидностями изыка может сохраняться и после полного или частичного прекращения действия этих факторов. В нек-рых языках (чукот. яз.) дифференциация затрагивает фонология, систему, однако чаще она проявляется в лексике (напр., в табуи-роваиии женщинами нек-рых слов в ряде диалектов араб, яз., до нач. 20 в. в казах., алт. языках). В япон. яз. дифференциация языка на жен. и муж. разновидности строго последовательна и охватывает систему местоимений (напр., местоим. 1-го л. ’боку’, часто употребляемое мужчинами, не употребляется женщинами), набор модально-экспрессивных частиц, систему форм вежливости (наиболее вежливые формы употребляются, как правило, женщинами) и др.
* Крючкова Т. Б., К вопросу о дифференциации языка по полу говорящего, в сб.: Восточное лз-знание, М., 1976; Алпатов В. М., Крючкова Т. Б.. О мужском и женском вариантах япон. языка, ВЯ, 1980, № 3; Jesperse п О., Language, its nature, development and origin, L.. [19491; Lak off R.. Language and woman's place, N. Y.. 1976.	В. M. Алпатов.
ЖЁСТОВ ЯЗЫКЙ — коммуникативные системы, план выражения к-рых строится ие на акустической, как в звуковых языках, а на кинетической (жестикуля-торно-мимической) основе. Распространено мнение, что в процессе глоттпоге-неза Ж. я. предшествовали звуковым языкам. Ж. я. служат основным, а нередко и единств, средством общения глухих. Во мн. регионах были также распространены Ж. я. слышащих; их существование отмечено в Сев. и Юж. Америке, Африке, Австралии, Океании, Индии, на Кавказе, в Средиземноморье.
Среди Ж. я. слышащих наиболее известны Ж. я. аборигенов Австралии и Сев. Америки. Широкое распространение Ж. я. средн австралийцев связано с ритуальным молчанием юношей во время инициационных обрядов и вдов в период траура, длившегося у нек-рых племен до года и более; Ж. я. используются также для коммуникации на расстоянии, для соблюдения тишины на охоте и т. п. Терр. распространения отд. Ж. я. австралийцев ие совпадает с этнич. и лингвистич. границами. Эти Ж. я. описаны недостаточно; опубл, словники ряда языков (от неск. десятков до неск. сотен жестов), • грамматич. наблюдения единичны.
В сев.-амер, прернях был широко распространен единый Ж. я., использовавшийся в основном при межэтнич. общении; по нек-рым данным, в кон. 19 в. им владело св. 100 тыс. чел. Лексич. состав этого Ж. я. описан достаточно полно, грамматич. структура изучена слабо.
Ж. я. глухих, наиболее развитые ки-нетич. системы общения, потенциально не уступают по коммуникативным возможностям звуковым языкам, но фактически их лексика беднее лексики развитых лит. языков, что является следствием низкого социолингвистич. статуса Ж. я. Структурно эти Ж. я. независимы от звуковых языков. Их родств. связи не определяются родством соотв. общенац. языков. Напр., амслен (Amslan< American Sign
Language), Ж. я. глухих США и б. ч. Канады, близок к языку глухих Франции, но не родствен языку глухих Англии.
Самые существ, различия между Ж. я. и звуковыми языками относятся к плану выражения. Жест, минимальная билатеральная единица Ж. я., складывается из х е р е м (от греч. hejr, hejros ‘рука’), объединяющихся в три класса. Херемы одного из них указывают место исполнения жеста, второго — конфигурацию руки, третьего — характер движения. Число херем сравнимо с числом фонем звукового языка. Так, в амслене 55 херем, в швед. Ж. я. глухих — 64, в юж.-франц. Ж. я. глухих — 53. Херемный анализ позволил выработать эффективные системы нотации для ряда Ж. я. Экспериментальные исследования доказали психология. реальность херем: запоминание жестов н жестовые «оговорки» основываются на херемном составе жеста; на компонентной структуре жестов строится и выполнение Ж. я. поэтич. функции.
Ж. я. используют трехмерность пространства и с грамматич. целями. Если в звуковых языках нормой является разделение лексич. и грамматич. значений в некоей минимальной временнбй последовательности, то в Ж. я. грамматич. семантика передается, как правило, одновременно с лексической; в процессе исполнения жесты подвергаются модуляциям, к-рые внешне напоминают внутр. флексию звуковых языков, однако эта аналогия поверхностна; по данным психолингвистики, жесты и морфологич. операции, к-рым оии подвергаются, хранятся в памяти как отд. сущности. Типы модуляций, к-рым может подвергаться конкретный жест, определяют отнесение его к той или иной части речи. Набор грамматич. категорий конкретного языка глухих не связан с набором категорий общенац. языка данного социума; в амслене, напр., прилагательное — подкласс предикатов, а не имен, в глаголе морфологически выражается число объекта (в т. ч. дв. число) и т. д.
В синтаксисе нелинейность плана выражения Ж. я. используется в первую очередь для локализации: жестикулирующий «помещает» участников описываемой ситуации в разл. точки пространства, и в дальнейшем артикуляция предикатов предсказуемо модифицируется в зависимости от локализации их аргументов.
Высказывания на Ж. я., кроме осн., жестикуляториого, компонента, имеют еще н немануальный компонент (использование взгляда, выражения лица, движений головы н тела), функции к-рого значительно шире функций невербального компонента звуковых высказываний. Мимика в ряде случаев служит для противопоставления иначе не различающихся лексем; в нек-рых Ж. я. имеются мимич. наречия, артикулируемые одновременно с определяемыми ими предикатами. Немануальный компонент высказывания используется для выражения дейксиса, отрицания, актуального членения, разных типов вопросов и т. п.
Ж. я. называют также жестовые манифестации звуковых языков. В развитых обществах б. ч. глухих двуязычна: наряду с родными Ж. я. они владеют и общенац. языком. При общении на общенац. языке используется его жестовый вариант: синтаксич. структура общенац. языка сохраняется, морфология, как правило, редуцируется, слова звукового языка заменяются жестами родного языка; те лексич. и грамматич. единицы, аналоги к-рых в родном языке отсутст
вуют,— дэктилируются (побуквеино передаются средствами пальцевой азбуки).
Лингвистич. изучение Ж. я., начатое У. К. Стокоу в 50-х гг. 20 в., особенно активизировалось с 70-х гг., появилась периодика, специально посвященная Ж. я. («Sign Language Studies», 1972—; «The Reflector: A Journal for Sign Language Teachers and Interpreters», 1981 — ), проводятся междунар. конференции (Стокгольм, 1979; Бристоль, 1981; Рим, 1983; Амстердам, 1985; Хельсинки, 1987). * Зайцева Г. Л., Фрумкина Р, М.. Психолингвистич. аспекты изучения жестового языка, «Дефектология», 1981, ЛЬ 1; Б е л и к о в В. И., Жестовые системы коммуникации (обзор), «Семиотика и информатика», в. 20, М., 1983 (лит.); Зайцева Г. Л., Выражение кванторных значений в жестовом языке глухих, в кн.: Лингвистич. и психология, структуры в речи, М.. 1985; ее же, Методы изучения системы жестового общения глухих. «Дефектология», 1987. № 1; St ok о е W., Sign language structure. An outline of the visual communication systems of the American deaf. «Studies in Linguistics. Occasional Papers», 1960. № 8; Umiker-Sebeok D. J., Sebe-ok T. A. (eds.). Aboriginal sign languages of the Americas and Australia, v. 1—2, N. Y.. 1978; The sums of language, Camb.— L.. 1979; Tervoort B. [ed.J, Signs of life. Proceedings of 2nd European congress of sign language researches, Amst., 1986.
Гейльман И. Ф., Специфич. средства общения глухих. Дактилология и мимика, ч. -1—4, Л., 1975-79; Stokoe W.. С a s-t е г 1 i n е D., С го neberg С., A dictionary of American sign language on linguistic principles, Wash., [1965]. В. И. Беликов. ЖУРНАЛЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ — периодические издания, посвященные вопросам общего, частного и прикладного языкознания; к ним примыкают продолжающиеся издания (серии) журнального характера. Языковедч. проблематика присутствовала уже в первом науч, журнале мира — «Journal des spavans» (Р., 1665— 1828) и нек-рых др. журналах 17 в. В 18 в. возникли комплексные гуманитарные издания, совмещавшие лингвистику с лит-ведением, искусствоведением, историей. этнографией, педагогикой, психологией, философией. В то же время появились журналы с узкой специализацией, в особенности по проблемам нац. языков. Как правило, они выпускались нерегулярно и недолго; таковы в Германии — «Critische Versuche zur Aufnahme der deutschen Sprache» (Greifswald, 1741— 1746), «Briefe die deutsche Sprache bet-reffend», hrsg. von J. F. Heynatz (B., 1771—75), «Der deutsche Sprachforscher», hrsg. von J. Nast (Stuttg., 1777—78), «Kleine Beitrage zur nahern Kenntniss der deutschen Sprache», hrsg. von S. J. E. Stosch (B., 1778—82) и наиболее известный «Magazin fur die deutsche Sprache», hrsg. von J. Ch. Adelung (Lpz., 1782—84); во Франции — «Journal de la langue franpaise, soit exacte, soit огпёе», par U. Domergue (Lyon—P.. 1784—91).
Co становлением иидоевроп. яз-знания связаны такие издания, как основанные У. Джоунзом «Asiatic Researches» (Calcutta, 1788—1839) и издававшаяся А. В. фон Шлегелем «Indische Biblio-thek» (Bonn, 1820—30). Успехи компаративистики и рост престижа филология, наук обусловили в 1-й пол. 19 в. интенсивное развитие гуманитарной периодики. В это время возникли старейшие нз существующих Ж. л., в частности «Journal asiatique» (Р., 1822—Y «Rheinisches Museum fur Philologie» (Bonn—Fr./M., 1827—), «Journal of the Asiatic Society of Bengal» (Calcutta, 1832—), «Journal
ЖУРНАЛЫ 153
литературы и языка» (М., 1940—), «Вопросы языкознания» (М., 1952—), «Историко-филологический журнал» [пре-нм. арм. яз-знанне] (Ер., 1958—), «Научные доклады высшей школы. Филологические науки» (М., 1958—), «Kalbotyra» [с тематически чередующимися выпусками] (Vilnius, 1962—), «Мовознавство» [преим. укр. яз-знание] (Ки!в, 1967—, одноименное продолжающееся издание выходило там же в 1934—63); издается ряд лингвистич. или филологнч. серий университет. «Вестников» и «Известий» респ. академий, для к-рых характерна специализация по языку республики.
Ряд журналов посвящен отдельным языкам: белорусскому — «Беларуская лшгвштыка» (MiHCK, 1972—), идишу — «Афн шпрах фронт» (Киев, 1927—39; до 1930 — «Ди йидише шпрах»), каз ахском v — «Казак филологнясы» (Алматы, 19?5—), л и-товскому — «Lietuviu kalbotyros klausimai» (Vilnius, 1957—; в довоен. Литве издавались «Tauta ir iodis», Kaunas, 1923—31, и «Gimtoji kalba», Kaunas — Vilnius, 1933—41), «Kalbos kultura» (культура речи; Vilnius, 1961—), «Ли-туанистика в СССР. Языкозианне: Научно-реферативный сборник» (Вильнюс, 1978—), молдавском у— «Лимба шн литература молдовеняска» (Ки-шинеу, 1958—), русскому — «Русская речь» (иаучно-популярНый; М., 1967—), «Русское языкознание» (К., 1980—), а также ряд продолжающихся изданий журнального характера («Вопросы культуры речи», М., 1955—67; «Этимологические исследования по русскому языку», М., 1960—, и др.), v з-бекскому — «Узбек тили ва адабиё-ти» (Тошкент, 1958—; до 1962 — «Узбек тили ва адабиёти масалалари»), украинскому — «Р1дне слово» (Ки1в, 1967—; до 1971 — «Питания мовно! куль-тури»), эстонскому — «Emakeele seltsi aastaraamat» (Tallinn, 1955—76); «Keel ja kirjandus» (Tallinn, 1958—; в довоен. Эстонии издавался журн. «Eesti keel», Tartu, 1922—40).
Ж. л. по языковым сем ь-я м, группам и ареалам: «Советское славяноведение» (М., 1965—), «Baltistica» (Vilnius, 1965—• в довоен. Литве издавался журн. «Balticoslavica», Vilnius, 1933—38), «Советское финно-угроведе-ние» (Таллинн, 1965—), «Проблеми сло-в’янознавства» (Льв!в, 1970—; до 1976 — «Украшське слов’янознавство»), «Советская тюркология» (Баку, 1970—), «Ежегодник иберийско-кавказского языкознания» (Тб., 1974—), «Иранское языкознание. Ежегодник» (И., 1981—).
Многие центр, и респ. журналы посвя-шены вопросам преподавания языков, в особенности русского: «Русский язык в школе» (М., 1936—41, 1946—; предшественники: «Родиой язык в школе», 1914—27, «Родной язык и литература в трудовой школе», 1928, «Русский язык в советской школе», 1929—31, «Литература н язык в политехнической школе», М., 1932, «Русский язык и литература в средней школе», М., 1934—35), «Русский язык в национальной школе» (М., 1957—), «Русский язык за рубежом» (М., 1967—) и ряд изданий в союзных республиках («Русский язык и литерату-?а в азербайджанской школе», Баку, 947—, «Русский язык в армянской школе», Ер., 1957—, и др.). Имеются журналы по преподаванию других языков народов СССР: азербайджанского — <Азэрба)чаи дили вэ эдэбиjjaT тэд-риси» (Бакы, 1954—), грузинского — «Картули эиа да литература ско-
of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland» (L., 1834—), <Zeit-schrift fur deutsches Altertum und deut-sche Literature (Lpz.— B.— Wiesbaden, 1841—), «Transactions of the Philological Society» (L., 1842—), «Journal of the American Oriental Society» (New Haven, 1843—).
В дальнейшем развитие лингвистич. периодики расширялось, углублялась ее специализация. Для 2-й пол. 19 в. характерно создание новых журналов по семьям, группам и ареалам языков, для нач. 20 в.— по отд. нац. языкам, для сер. 20 в.— по отд. областям общего и прикладного яз-знания. Число Ж. л. резко возросло в 60—70-х гг. 20 в.: характерно увеличение кол-ва и роли международных Ж. л. (как правило, с лат. или англ, названием и со статьями на разных языках), издающихся гл. обр. в Нидерландах, а также в Бельгии, Великобритании, Канаде, Польше, США, ФРГ, Франции, Швейцарии и нек-рых др. странах; создание Ж. л. в странах Азии, Африки и Лат. Америки, ранее почти не имевших лингвистич. периодики; преобразование в Ж. л. ряда существовавших ранее продолжающихся изданий типа трудов и ученых записок; рост специализации Ж. л., в т. ч. с такой узкой проблематикой, как история яз-знания («Historiographia Linguistica: International Journal for the History of Linguistics», Amst., 1974—Q, исследование детской речи («Journal of Child Language», Camb.— L., 1974—; «Children’s Language», N. Y., 1978—), исследование древних языков с помощью ЭВМ («Calculi: Contains News of Interest to Classicists Working with Computers», Hanover, США, 1967—; «Revue de 1'Organisation internationale pour I’dtude des langues anciennes par ordinateur», Liege, Бельгия, 1970—); занимательное яз-знание («Word Ways: The Journal of Recreational Linguistics», США, место изд. разл., 1968—); изучение экспрессивного речевого поведения («Maledicta: The International Journal of Verbal Aggression», Waukesha. США, 1977—).
Ж. л. в России и СССР. Ведущим направлением Ж. л. в России, появившихся в сер. 19 в., было рус. и слав, яз-знание, филология, изучение памятников. Издавались: «Журнал Министерства народного просвещения» (СПБ, 1834—1917), «Известия императорской Академии наук по Отделению русского языка и словесности» (СПБ, 1852—63), «Филологические записки» (Воронеж, 1860—1917), «Сборник Отделения русского языка и словесности Российской Академии наук» (СПБ, 1867—1928), «Русский филологический вестник» (Варшава, 1879—1914, М., 1915—16, П., 1917, Каз., 1918), «Известия Отделения русского языка и словесности Российской Академии наук» (СПБ, 1896—1927). Классич. филологин был посвящен журн. «Филологическое обозрение» (М., 1891—1902).
В СССР в первые послереволюционные годы продолжилось издание нек-рых академия. Ж. л. (см. выше). Стали издаваться: «Яфетический сборник» (Л., 1922— 1932), «Язык и мышление» (М.—Л., 1933—48), а также посвященный проблемам языкового строительства в СССР журн. «Революция и письменность» ( М., 1928—36; до 1931 — «Культура и письменность Востока»),
В 80-е гг. 20 в. выходит ряд Ж. л. общего характ ер а: «Известия АН СССР: Серия [до 1963 — Отделение]
154 ЖУРНАЛЫ
лаши» (Тб., 1966—), украинского— «Укра'шська мова i лНература в школ!» (Ки1в, 1951—; до 1963 — «Ук-ра!нська мова в школ!»), а также иностр, языков — «Иностранные языки в школе» (М., 1948—; предшественник — «Иностранный язык в школе», М., 1934—41), «Уцхоури энеби сколаши» (Тб., 1968—).
Имеется ряд продолжающихся изданий по отд. направлениям лингвистич. исследований («Машинный перевод и прикладная лингвистика», М., 1959—, «Этимология», М., 1963—, и др.).
В СССР выходят Ж. л. библиографического и реферативного содержания: «Новая иностранная литература по общественным наукам. Языкознание: Библиографический указатель» (М., 1953—), «Новая советская литература по общественным наукам. Языкознание: Библиографический указатель» (М., 1954—), «Общественные науки за рубежом. Сер. 6, Языкознание. Реферативный журнал» (М., 1973—), «Общественные науки в СССР. Сер. 6, Языкознание: Реферативный журнал» (М., 1973—), «Сборник рефератов научно-исследовательских работ. Общественные науки. Сер. 3, Педагогика. Народное образование. Культура. Языкознание» (М., 1972—).
Ж. л. за рубежом. Один из наиболее распространенных типов Ж. л.— издания общего характера, затрагивающие материал разл. языков и разных сфер лингвистич. исследования (что обычно сочетается с преобладающим вниманием к языку или языкам страны издания, особенно в странах со сравнительно слабо развитой лингвистич. периодикой). Ниже буквой «Т» помечены Ж. л. теоретич. уклона, буквой «Э» — этнолин-гвистич. уклона. Ж. л., общий характер к-рых сочетается со специализацией по к.-л. частной теме, помечены буквой «С» с указанием конкретной специализации.
Ж. л. общего характера по странам: Австралия — «AUMLA: Journal of the Australasian Universities Language and Literature Association» (совместно с Новой Зеландией; место изд. разл.. 1953—), «Talanya: Journal of the Linguistic Society of Australia» (The Hague, 1972—): Австрия — «Die Sprache: Zeitschrift fiir Sprachwissenschaft» (W., 1949—), «Acta Ethnologica et Linguistica» (Э; W., 1950—); Apr e н тина — «Lengua-jes: Revista de linguistica у semiologia» (B. Aires, 1974—); Б e л ь г и я — «Revue beige de philologie et d'histoire» (С: классич. и ср.-век. европ. филология; Brux., 1922—), «Orbis: Bulletin international de documentation linguistique» (Э и С: диалектология; Louvain, 1952—), «Le langage et I'homme» (C: психолингвистика; Brux., 1966—). «Linguistica Antverpiensia» (Antw., 1967 — ). «Caniers de 1'Institut de linguistique» (Louvain, 1972—); Бразилия — «Revista brasileira de filo-logia» (Rio de J.. 1955—617), «Lingua e literature» (Sao Paulo, 1972—). «Revista brasileira de linguistica» (Rio de J., 1974—), «Revista brasileira de lingua e literature» (Rio de J., 1979—); Великобритания — «Transactions [до 1853 — Proceedings] of the Philological Society» (L.t 1842—), «Archivum Lin-guisticum: A Review of Comparative Philology and General Linguistics» (место изд. разл., 1949—, новая сер. 1970—), «Journal of Linguistics» (L.— N. Y., 1965—), «Papers _ in Linguistics» (Norwich. 1976—), «Logophile: The Cambridge Journal of Words and Language» (L., 1977 — ); Венгрия (для всех венг. изданий С: уралистика, отчасти ал-таистика) — «Nyelvtudomanyi Kozlemenyek* (Bdpst, 1862—), «Acta LinguisticaAcademiae Scientiarum Hungaricae» (Bdpst, 1951—), «А Magyar Tudomanyos Akademia Nyelv- es Irodalomtudominyi Osztalyanak Kozlemenyei» (Bdpst, 1951 — ). «Neprajz es Nyelvtudomany» (Szeged. 1957—); Венесуэла — « Anuario de filologia» (Maracaibo, 1962—); Германия До 1945 (в дополнение к многочисленным, не перечисляемым здесь Sitzungsberichte, АЬ-handlungen, Nachrichten разл. академий и
науч, обществ по филос,-ист. классу) — «Zeitschrift fiir die Wissenschaft der Sprache* (B.— Greifswald, 1845—53), «Zeitschrift fur V61-kerpsychologie und Sprachwissenschaft» (T; B.— Lpz.. 1860-90); Г Д P — «Zeitschrift fiir Phonetik, Sprachwissenschaft und Kom-munikationsforschung* [до 1960 — «Zeitschrift fur Phonetik und allgemeine Sprachwissenschaft*] (В.. 1947—); Дания— «Nordisk tidsskrift for filologi* (Koh., 1860—1922; до 1873 — «Tidsskrift for philologi og paedago-gik»); «Acta Linguistica Hafniensia: International Journal of Structural Linguistics* (C: структурализм копенгагенской школы; Kbh., 1939—53, 1965—); Зап. Берлин— '«Theoretical Linguistics* (T; West В., 1974—); Индия— «Indian Linguistics* (место изд. разл., 1931—); «Language Forum* (New Delhi, 1975—), «Osmania Papers in Linguistics* (Hyderabad. 1975—); Ирландия — «Her-mathena* (С: классич. филология; Dublin, 1873—); Испания — «Revista valenciana de filologia* (С: каталан. язык; Valencia, 1951 — ), «Revista espanola de linguistica* (Madrid. 1971—); Италия — «Archivio glottologico italiano* (С: индоевропеистика; Firenze, 1873—), «Aevum: Rassegna di scienze storiche, linguistiche, filologiche* (С: лат. и итал. языки; Mil., 1927—), «Giornale italiano di filologia* (С: классич. и ср.-век. итал. филология: Roma, 1948—). «Studi italiani di linguistica teorica ed applicata* (Padova, 1972—), «Incontri linguistici* (место изд. разл., 1974—), «Rivista di grammatica generative* (С: трансформационно-порождающая теория; Padova, 1976—); Канада — «Canadian Journal of Linguistics / Revue cana-dienne de linguistique* (место изд. разл., 1954—. до 1964 — «The Journal of the Canadian Linguistic Association»), «Glossa: An International Journal of Linguistics* (Burnaby, 1967—), «Revue quebecoise de linguistique* (Sillery, 1971—; до 1981 — «Cahier de linguistique»), «Cahiers linguistiques d’Ottawa* (Ottawa, 1971 — ); Колумбия — «Thesaurus* (Bogota, 1945—; до 1951 — «Boletin del Institute Саго у Cuervo»), «Lenguaje» (Cali, 1972—); Коста-Рика — «Revista de filologia у linguistica» (Ciudad Universitaria, 1975—); Непа л — «Himalangue: Discussions on Linguistics» (Kathmandu, 1973—): Нидерланды — «Lingua: International Review of General Linguistics» (Amst.. 1948—), «Linguistics* (The Hague, 1963—), «Foundations of Language: International Journal of Language and Philosophy* (T; место изд. разл., 1965—; с 1977 разделился на два журнала — «Studies in Language» и «Linguistics and Philosophy»), «Folia Linguistica* (орган Европ. лингвистич. об-ва; The Hague, 1967 — ); «Linguisticae Investiga-tiones: Revue internationale de linguistioue francaise et de linguistique generale* (C: франц, язык; Amst., 1977). «Lingua Descriptive Studies* (Amst., 1979—); Норве-r и я —«Norsk tidsskrift for sprogvidenskap/ Nordic [до 1977 — Norwegian] Journal of Linguistics* (Oslo. 1928—); Перу — «Lenguaje у ciencias* (Trujillo, 1961 — ); Польша — «Prace filologiczne* (Warsz., 1885— 1937, 1963—), «Biuletyn Polskiego towarzyst-wa Jezykoznawczego» (место изд. разл., 1927—), «Lingua posnaniensis* (С: индоевропеистика; Poznan, 1949—); Португалия- «Boletim de filologia* (Lisboa, 1932—), «Revista portuguesa de filologia» (Coimbra, 1947 — ); Румыния — «Bulletin linguistique» (место изд. разл.,. 1933—48v), «Anuar de lingvistica si istorie literara» (Ja$i, 1950—; назв. неоднократно менялось), «Studii si cercetari lingvistice» (Buc., 1950—), «Revue roumaine [до 1964 — Revue] de linguistique* (Buc., 1956—), «Probleme de lingvistica general^» (T; Buc., 1959—). «Cahiers de linguistique theorique et appliquee* (T; Buc., 1962-); США- «Studies in Philology* (Chapel Hill, 1906—), «Philological Quarterly» (Iowa City, 1922—), «Language* (Baltimore. 1925—), «Studies in Linguistics» (место изд. разл., 1942—), «Word» (N. Y., 1945—L «International Anthropological and Linguistic Review» (Э; Miami, 1953—58), «General Linguistics» (T; место изд. разл., 1955—), «С. L. A. Journal [College Language Association]*(место изд. разл., 1957—), «Anthropological Linguistics* (Э: Bloomington, 1959—у «Texas Studies in Literature and Language* (Austin, 1959—), «Papers on Language and Literature» (место изд. разл., 1965—)> «Language Sciences» (Bloomington,
1968), «Linguistic Inquiry* (С: трансформационно-порождающая теория; Camb., 1970—). «Studies in Language and Linguistics* (El Paso, 1969—), «Studies in the Linguistic Sciences* (Urbana, 1971—), «Centrum* (C: стилистика; Minneapolis, 1973—), «Lektos* (Louisville, 1975—), «Linguistic Analysis* (T; N. Y.. 1975—), «Forum Linguisticum* (Lake Bluff, 1976—), «Language and Communication* (Elmsford. 1981—); Турция — «Dilbilim* (1st., 1976—); Уругвай — «Boletin de filologia» (Montevideo, 1936—); ФРГ — «Miinchener Studien zur Sprachwis-senschaft* (С: индоевропеистика; Munch., 1954—), «Beitrage zur Linguistik [до 1965— ...zur Sprachkunde] und Informationsverarbei-tung»(C: автоматич. анализ текста; Munch.— W., 1963—72); «Linguistische Berichte: For-schung Information Diskussion» (место нзд. разл., 1969—), «Papiere [до 1972 — Miinchener Papiere] zur Linguistik* (С: романистика; Munch., 1971 — ); «Studium Linguistik* (Kronberg/ Ts.. 1976—), «Sprachwissenschaft» (T; Hdlb., 1977 — ); Филиппины— «Philippine Journal of Linguistics» (Manila, 1970 — ); Франция—«Revue de linguistique et de philologie comparee* (P., 1867 — 1916), «M4moires de la Societe de linguistique de Paris* (P., 1868—1935), «Bulletin de la Societe de linguistique de Paris* (P.. 1865—), «L’Homme* (Э; P.— La Haye, 1961—), «Travaux de linguistique et de litterature* (C: романистика; Stras.— P., 1963—), «La linguistique:'Revue internationale de linguistique generale» (T; P., 1965—), «Modeles linguistiques* (T; Villeneuve d’Ascq, 1979 — ); 4 e x o-с л о в а к и я — «Travaux du Cercle linguistique de Prague» (орган пражской школы; Prague, 1929—39), «Slovo a slovesnost» (Praha, 1935—). «Jazykovedny casopis* (Brat., 1946—), «Sbornik praci filosoficke faculty BrnSnske university — Rada jazykovedna» (Brno, 1952—). «Travaux linguistiques de Prague» (Prague, 1964—71); Чили— «Boletin de filologia» (Santiago, 1934—), «RLA— Revista de linguistica aplicada» (Concepcion, 1963—), «Signos: Estudios de lengua у literature» (Valparaiso, 1967 — ), «Alpha: Revista de linguistica у filologia» (Valparaiso, 1976—); Швейцария — «Anthropos: Revue internationale d’ethnologie et de linguistique* (Э; Fribourg. 1906—), «Cahiers Ferdinand de Saussure» (С: соссюрианская лингвистика; Gen., 1941 — ); HI в e ц и я — «Sprikyeten-skapliga sallskapets i Uppsala forhandlingar/ Acta Societatis Linguisticae Upsaliensis* (Uppsala, 1882—85—, новая cep. 1962—), «Studia Linguistica: Revue de linguistique generale et comparee* (С: индоевропеистика; Lund, 1947 —), «Sprikliga bidrag: Meddelanden frAn seminarierna For slaviska spr&k, jamforande spr&kforskning, finsk-ugriska sprak och ost-asiatiska spr&k» (Lund, 1956—); Югославия— «Linguistica* (Ljubljana, 1955—), «Filologija* (Zagreb, 1957—),«36орникза фи-лологи]у и лингвистику* (Нови Сад, 1957—), «Филолошки преглед» (Београд. 1963—); Южная Корея — «Language Research» (Seoul, 1964—); ЮАР — «Lingua: Linguistic Journal of the University of Cape Town» (Cape Town, 1943—52); Япония — «Гэнго кзнкю — Journal of the Linguistic Society of Japan* (Tokyo, 1939—), «Кокурицу кокуго кзнкюдзё нэмпб* (Токио. 1951 — ), «Гэнго-но кагаку — Sciences of Language* (Tokyo, 1970-).
Ж. л., посвященные отдельным языкам мира. Наибольшее кол-во Ж. л. посвящено англ., исп., итал., нем., рус., франц, языкам (см. в статьях Английский язык, Испанский язык. Итальянский язык, Немецкий язык, Русистика, Французский язык).
Другие языки мира, представленные специализированными Ж. л.: албанский — «Studime filologjike* (Tirane, 1962—; назв, неоднократно менялось), «Gjurmime albano-logjike* (Prishtine. Югославия, 1962—), «Studia Albanica» (Tirane, 1964—); арабский «Маджаллат маджмадол-луга ал-сарабийа» (Каир, 1935—; назв. неоднократно менялось), «Arabica: Revue d’etudes arabes* (Leiden, 1954—), «Journal of Maltese Studies» (Мальтийско-араб. диалект; Msida, Мальта, 1961—),« Ал-лисанал-сараби» (Рабат. 1964—), «Al-Arabiyya» (Chi,, 1967 — ; до 1973—«А1-Nashra»), «The American Journal of Arabic Studies» (Leiden, 1973—), .«Zeitschrift fiir
arabische Linguistik» (Wiesbaden, 1978—); армянский — «Handes Amsorya: Zeitschrift fur armenische Philologie* (W., 1888— ), «Revue des etudes armeniennes* (P., 1920—, новая cep. 1964 — ); «Annual of Armenian Linguistics» (Cleveland, США, 1980—); африкаанс— «Taalgenoot» (научно-популярный; Johannesburg, 1931—). «Tydskrif vir volkskunde en volkstaal* (ЮАР, место изд. разл., 1944—); баскский — «Revue internationale des etudes basques* (P., 1907 — 1913). «Euskera» (Bilbao, 1920 — ), «Seminario de filologia vasca Julio de Urquijo* (San Sebastian, 1967—); белорусский — «Journal of Byelorussian Studies* (L., 1965—); болгарский— «Родна реч» (Казанлък, 1927—43), «Български език* (София, 1951 — ), «Родна реч» (научно-популярный; София, 1957—), «Български език и литература» (преподавание; София. 1958—). «Бъл-гарска диалектология» (София, 1962 — ); венгерский — «Magyar Nyelvor* (Bdpst, 1872—), «Magyar Nyelv* (Bdpst, 1905—), «Magyarosan: Nyelvmuvelo folyd-irat» (культура речи; Bdpst, 1932—49), «Magyartanitas» (преподавание; Bdpst, 1948—). «Magyar Nyelvjarasok» (диалектология;, Debrecen, 1951 — ), «Nyelv-es Irodalom-tudomanyi Kozlemenyek» (Kolozsvar/Cluj-Napoca. Румыния, 1957 — ), «Hungaroldgiai Ertesito* (реферативно-библиографический; Bdpst, ^1979—); вьетнамский— «Ngon ngu* (Ha noi, 1969?—); галисийский— «Verba: Anuario gallego de filologia» (Santiago de Compostela, Испания, 1974—); греческий (византийско- и новогреческий) — «Byzantinische Zeitschrift* (Lpz.— Munch., 1892 —), «Byzantion* (Brux., 1924—), «‘EXXtjvix’* (Греция, место изд. разл., 1928—), «fJufcavtiva» (беоааЛохчхл, 1969—), «Neo-Hellenika* (Austin, США, 1970—), «AeXziov ptpXioypacpictc rfc ‘eXX^Vixqc уХ<ЬоОпс» (библиография; ’AO^vat, 1974 — ), «Byzantine and Modern Greek Studies* (Oxf., 1975—); гуджарати — «Буд-хипракаш» (Ахмадабад. Индия. 1948—); датский — «Danske studier* (Kbh., 1904—), «Danske folkemaal* (диалектология; Kbh., 1927—). «Sprog og kultur* (Aarhus, 1932—); древнегреческий (см. также Ж. л. по классич. филологии) — «PapvaoooG» (’AO’jvai, 1877 — ; новая сер. 1959—), «The Journal of Hellenic Studies* (L.. 1880—), «Revue des etudes grecques* (P., 1888—), «ПХотшу* (’A0T|Vai, 1949—), «Minos: Revista de filologia egea* (Salamanca, 1951—), «Studies in Mycenaean Inscriptions and Dialect* (микенология; Camb., Великобритания, 1956—); египетский н коптский — «Zeitschrift fiir agyptische Sprache und Altertumskunde* (B.— Lpz., 1863—), «Aegyptus: Rivista italianadi egitto-logia e di papirologia* (Mil., 1920—), «Kemi: Revue de philologie et d’archeologie egyptien-nes et coptes* (P., 1928—), «Enchoria: Zeitschrift fur Demotistik und Koptologie* (Wiesbaden, 1971—). «Revue d’egyotologie* (P., 1935—); иврит (и язык Библии) — «Zeitschrift fiir die alttestamentliche Wissenschaft* (B., 1881— ).«Лешонену» (Тель-Авив, 1928—). «Sefarad» (посвящен также языку евреев-сефардов — спаньолу; Madrid — Barcelona, 1941 — ), «Лешонену ла-сам» (научно-популярный; Иерусалим, 1947 — ); «Vetus Testamentum» (Leiden, 1951 — ), «Hebrew Studies: A Journal Devoted to the Hebrew Language, the Bible and Related Areas of Scholarship* (Louisville, США, 1955—; до 1976 — «Hebrew Abstracts»). «Hebrew Computational Linguistics* (квантитативные методы; Ramat-Gan, Израиль. 1969—). «Linguistica Biblica: In-terdisziplinare Zeitschrift fiir Theologie und Linguistik* (Bonn, 1970 — ), «Hebrew Annual Review*(Columbus, США, 1977—); и д и ш — «Йиднше шпрах» (Нью-Йорк, 1941 — ), «The Field of Yiddish: Studies in Language. Folklore and Literature* (L., 1954—); ирландский — «Eriu: Journal of the School of Irish Learning Devoted to Irish Philology and Literature* (Dublin. 1904—). «tigse: A Journal of Irish Studies* (Dublin. 1939—); исландский — «Scripta Islandica* (Uppsala, 1950—), «Islenzk tunga* (Reykjavik, 1959—); йоруба — «Yoruba* (Ibadan. Нигерия, 1973—); каннада — «Каннада ву-
ЖУРНАЛЫ 155
ди» (научно-популярный; Бангалор. Индия, 1938—); китайский — «Юйвэнь сюеси> (научно-популярный; Пекин. 1951—60), «Чжунго юйвэнь» (Пекин, 1951 — ); «Вэнь-цзы гайгэ» (проблемы письменности; Пекин, 1956—; до 1957 — «Пиньинь»), «Наньда чжун-вэнь сюебао. Nantah Journal of Chinese Language and Literature» (Singapore, 1962—). «Journal of the Chinese Language Teachers Association» (США, место изд. разл., 1966—), «Journal of Chinese Linguistics» (Berk., США, 1973—); корейс к^и й — «Хангеул» (Сеул, 1932—); «бмун, Йонгу» (Пхеньян, 1956—; до 1960 —«Чосон омун», затем до 1965 — «Чосон охак»), «Мал ква кыл» (Пхеньян, 1958—); латинский (см. также Ж. л. по классич. филологии) — «Latin Teaching» (преподавание; Kidderminster, Великобритания, 1913—), «Revue des etudes latines* (P., 1923—), «Latomus: Revue des etudes la-tines» (Brux., 1937 —), «Latinitas: Commenta-rii linguae latinae excolendae» (культура церк. латыни; Citta del Vaticano, 1953—), «Studi mediolatini e volgari» (нар. и ср.-век. латынь; Bologna, 1953—), «Mittellateinisches Jahrbuch» (ср.-век. латынь; ФРГ, место изд, разл., 1966—); лужицкий — «Letopis Institute za serbski ludospyt. Rjad A: Recespyt a literatura» (Budysin/Bautzen, ГДР, 1952—); македонский — «Македонски jasHK» (Cxonje, 1950—); малайский — «Dewan bahasa» (Kuala Lumpur, 1957—); малаялам— «Бхаша траймасикам» (Тривандрам. Индия, 1948—); маньчжурский — wManchu Studies Newsletter» (Bloomington. США, 1977 — ); монгольский — «Хзл зохиол судлал» (Улаанбаатар. 1959—; до 1968 — «Хэл зохиол»); навахо — *Dine bizaad nanil’iih/Navajo Language Review» (науч.-педагогический; Camb., США, 1974 — ); нидерландский (с фламандским) — «Tijdschrift voor nederlandse taal- en letter-kunde» (Leiden, 1881 — ), «Verslagen en mede-delingen van de Koninklijke Vlaamsche Academic voor taal- en letterkunde» (Ghent, 1886—), «De nieuwe taalgids» (Groningen, 1907—), «Taal en tongval» (диалектология; Antwerpen, 1949—), «Neerlandica Americana» (N. Y..	1956—; до 1961— «Bataviana»),
«Spektator: Tijdschrift voor neerlandistiek» (Amst., 1971 — ), «Dutch Studies» (The Hague, 1974—); норвежский — «Maal og min-ne: Norske studier» (Oslo, 1909—); п а н Д ж a-б и — «Пакха санджам» (Патиала, Индия, 1968—); польски й — «Poradnik jezykowy» (Warsz., 1901 — ), «Jezyk polski» (Krakow, 1913—), «Polonistyka: Czasopismo dla nauc-zycieli» (преподавание; Warsz., 1948—); «Stu-dia polonistyczne» (Poznan, 1973—), «Poloni-ca» (Wroclaw, 1975—); португальский- «Hispania: A Journal Devoted to the Interests or the Teaching of Spanish and Portuguese» (преподавание; США, место изд. разл., 1918—); «Lingua portuguesa» (Lisboa, 1929—38), «Revista de Portugal. Seria A; Lingua Portuguese» (Lisboa, 1941 — 70), «Lingua portuguesa» (Lisboa, 1949—j до 1976 — «А bem da lingua portuguesa»), «Iberida: Revista de filologia» (Rio de J., 1959—), «Letras de hoje; Estudo e debate de assuntos da lingua Portuguese» (Porto Alegre. Бразилия, 1969—). «Lingua e culture» (Lisboa. 1971 —), «Sillages» (Poitiers, Франция, 1972—), «Quaderni portoghesi» (Pisa, 1977 — ); провансальский — «Revue de pbilo-logie fran^aise et proven^ale» (P., 1887 — 1932), «Revue de langue et litterature d'oc» (Avignon, 1962—); пушту — «Пашту / Pashto» (Пешавар, Пакистан£ 1957/58—); румынский — « Dacoromania» (Cluj. 1920—43); «Limbi romana» (Buc., 1952—), «Limbi $1 literaturi romana» (Buc., 1955—; до 1975—«Limbi si literaturi»), «Cercetari de linguistici» (Cluj — Napoca, 1955—), «Fonetica si dialectologic» (Buc., 1958—); санскрит — «Манджуша» (Калькутта, 1933 — ); «Vak> (Poona, Индия, 1951—). «Санскрит пратибха» (Нью-Дели, 1959—); сербскохорватский— «Наш }език» (Београд, 1933—41; новая сер. 1949—), «Jezik: Casopis za kulturu hrvat-skosrpskoga knjizevnog jezika» (Zagreb, 1952—), «Кгьижевност и }език» (преподавание; Београд. 1954—), «Cakavska ric» (Split, 1971 — ); «Knjizevni jezik» (Sarajevo. 1972 —),
156 ЖУРНАЛЫ
«Suvremena metodika nastave hrvatskog iji srpskog jezika» (преподавание; Zagreb, 1976—); словацкий — «Slovenski геб* (Brat., 1933—), «Slovensky jazyk a literatura v skole» (преподавание; Brat., 1955—), «Kultura slo-va» (терминология и культура речи; Brat., 1953—; до 1961 — «Slovenske odbomi nazvo-slovie», затем до 1966 — «Ceskoslovensky terminologicky casopis»); с л о в e в с к и й — «Jezicnik» (Ljubljana, 1863—93?), «Casopis za slovenski jezik. knjizevnost in zgodovino» (Ljubljana, 1918—31), «Jezik in slovstvo» (Ljubljana, 1955—), «Slovene Studies» (США, 1973—, место изд. разл., до 1978 — «Society for Slovene Studies Newsletter»); старославянский— «Slovo: Casopis Staro-slovenskog instituta» (Zagreb, 1952—), «Pa-laeobulgarica» (София, 1977 —); суахили — «Kiswahili» (Dar es Salaam, 1962—; до 1970 — «Swahili»), «Lugha yetu» (научно-популярный; Dar es Salaam, 1969—); тамильский — «Сентамил» (Мадурай, Индия, 1907 — ), «Тамил акан» (Джафиа, Шри-Ланка, 1966—), «Journal of Tamil Studies» (Madras, Индия, 1969—); e т у p e ц-ки й — «Turk dili: Aylikdil ve edebiyat dergi-si> (Ankara, 1933—; до 1950 — «Turk dili belleten»), «Turk dili arajtirmalan yillici» (Ankara, 1953—), «Turcica: Revue d’etudes turques» (P., 1969—), «Journal of Turkish Studies» (Camb., США, 1977—); у край в-с к и й — «Journal of Ukrainian Studies» (Toronto, 1976—); урду — «Урду» (Карачи, 1921 — ), «Урду нама» (Карачи. I960—); фивский — «Virittaja» (Hels,. 1897—), «Sananjalka: Suomen kielen seuran vuosikirja» (Turku, 1959—); фризский — «It Bea-ken» (Нидерланды, место изд. разл., 1938—). «Us wurk: Meidielingen fan in Frysk Institut oan de Ryksuniversiteit to Grins* (Groningen, Нидерланды, 1952—); хинди— «Нагари-прачарини патрика» (Варанаси, Индия, 1897 — ), «Бхаша* (Нью-Дели. 1961—); цы-гавский — «Etudes Tsiganes» (Р., 1955—); ч е ш с к и й — «NaSe тес» (Praha, 1917—), «Cesky jazyk a literatura» (преподавание; Praha, 1951 — ; до 1959 — «Cesky jazyk»); шведский —«Svenska landsmil och svenskt folkliv* (Stockh.— Uppsala, 1878—), «Nysvenska studier: Tidskrift for svensk stil-och sprAkforskning* (Uppsala, 1921—), «Mei-jerbergs arkiv for svensk ordforskning» (Goteborg. 1937—), «SprAkvArd» (культура речи; Stockh., 1965—); этрусский — «Studi etruschi» (Firenze, 192/ — ); японский— «Хогэн» (диалектология; Токио, 1931 — 38), «Кокугогаку» (Токио, 1948—), «Гэнго сэйкацу» (Токио, 1951 — ), «Journal of the Association of Teachers of Japanese» (Chi., 1963—), «Papers in Japanese Linguistics» (Los Ang.. 1972—), «Journal of Japanese Studies» (Seattle, США, 1974—).
В Ж. л., посвященных с о в о к у п-носгн языков, применяется группировка по нет.-география, и генетнч. принципам; традиционным является общее подразделение языков на «классические», «современные» и «восточные».
Ж. л. по «классич. филологии» (кроме лат. и др.-греч. языков охватывают другве языки антич. Средиземноморья, палеобалкаиистику и византиноведение) по странам:
Австрия — «Wiener Studien: Zeitschrift fur klassische Philologie und Patristik» (W., 1879—): Бельгия — «Musee beige: Revue de philologie classique» (Louvain, 1897—1932), «Les etudes classiques» (Namur, 1932—); «Didactica classica Gandensia» (преподавание; Ghent, 1962—); Великобритания — «Classical Journal» (L., 1810—29), «Journal of Philology» (L., 1868—1920). «The Classical Review» (L., 1887—), «The Classical Quarterly» (Oxf.— L.. 1907 — , новая cep., 1951 —), «Bulletin of Institute of Classical Studies» (L., 1954—); Венгрия — «Acta Antique Academiae Scientiarum Hungaricae» (Bdpst, 1951—); Германия до 1945 и ГДР — «Leipziger Studien zur classischen Philologie» (Lpz., 1878—1902), «Archiv fur Papyrusror-schung und verwandte Gebiete» (Lpz.— B.. 1900—); Германия до 1945 и Ф P Г — «Rheinisches Museum fur Philologie» (Bonn — Fr./M. 1827—), «Philologus: Zeitschrift fur klassische Philologie» (место изд. разл., 1846—), «Hermes: Zeitschrift fur klassische Philologie» (Wiesbaden — Denzlingen, 1866—),
«Wochenschrift fur klassische Philologie» (место изд. разл., 1881—1944; назв. неоднократно менялось), «Glotta: Zeitschrift fur griechi-sche und lateinische Sprache» (Gott., 1907 — ), «Der altsprachliche Unterricht» (преподавание; Stuttg., 1951—»). «Zeitschrift fur Papyro-logie und Epigraphik» (Bonn, 1967 — ); Дания — «Classica et Mediaevalia: Revue da-noise de philologie et d ’histoire» (Cph., 1938—); Испания — «Emerita: Revista de linguis-tica yt filologia clAsica» (Madrid, 1933—), «Estuaios clasicos» (Madrid, 1950—), «Studia Papyrologica: Revista espanola de papirologia» (Barcelona, 1962—), «Cuadernos de filologia clasica» (Madrid,. 1971 —); Италия — «Rivista di filologia e di istruzione classica» (научно-педагогический; Torino, 1872— ),«Bol-letino di filologia classica» (Torino, 1894— 1942), «Studi italiani di filologia classica» (Firenze, 1893—; новая cep. 1920—), «La pa-rola del passato: Rivista di studi antichi» (Napoli, 1946—), «Rivista di studi classici» (Torino, 1952—), «Vichiana: Rassegna di studi classici» (Napoli, 1964—), «Studi micenei ed egeo-anatolici» (преим. микевология; Roma, 1966—); Канада — «Phoenix: The Journal of the Classical Association of Canada» (Toronto — Ontario, 1946—); Нидерланды— «Forum der letteren» (место изд. разл., 1893—; до 1960 — «Museum»), «Vigi-liae Christianae: A Review of Early Christian Life and Language» (языки раннего христианства; Amst., 1947—); Норвегия — «Symbolae Osloenses» (Oslo, 1922—); Польша — «Eos: Commentarii Societatis Philolo-gicae Polonorum» (место изд. разл., 1894—); Португалия — «Humanitas» (Coimbra, 1947—); Румыния — «Studii clasice» (Buc., 1959—); С Ш A — «Transactions of the American Philological Association» (место изд. разл., 1869—), «American Journal of Philology» (Balt., 1880—), «Harvard Studies in Classical Philology» (Camb., 1890—), «The Classical Journal» (преподавание; место изд. разл., 1905—), «Classical Philology» (Chi., 1906—), «The Classical World» (Pittsburgh, 1907—; до 1958— «The Classical Weekly*), «Nestor» (co специализацией по мике-вологии; место изд. разл., 1957 — ), «Greek, Roman and Byzantine Studies» (место изд. разл.. 1958—). «American Classical Review» (Flushing, 1971 — ); Финляндия — «Arctos: Acta Philologica-Philosophica Fenni-ca» (Hels., 1930—): Франция — «Revue de philologie, de litterature et d'histoire ancien-nes» (P., 1845—), «Revue des Etudes anciennes» (Bordeaux, 1899—); Чехословакия— «Listy filologicke» (Praha, 1874—), «Eirene: Studia Graeca et Latina» (Praha, I960—); Швейцария — «Museum Helveticum» (Basel, 1944—); Швеция — «Eranos: Acta Philologica Suecana» (Stockh.— Uppsala, 1896—); ЮАР—«Acta Classica» (Cape Town, 1958—). Текущая библиография классич. филологии: «Bibliotheca Philologica Classica» (Lpz.— B., 1874—1938), «Year’s Work, in Classical Studies» (L., 1906—47), «Annee philologique; Bibliographic critique et analytique de I’antiquitl greco-latine» (P., 1924—), «Gnomon» (рецензионный журнал; В.— Munch., 1925—).
Ж. л. по «современной филологии* («неофилологии») посвящены описательному и сопоставительному, реже ист. изучению совр. языков (и лит-р) Европы, гл. обр. романских и германских. Как правило, в таких Ж. л. затрагиваются и проблемы общего яз-знания. Многим из них присущ пед. аспект. В приводимом ниже перечне по странам буквой <П» помечены журналы смешанного научно-пед. характера.
Австрия — «Moderne Sprachen» (П; W., 1957—); Б е л ь г н я — «Revue des lan-gues vivantes/Tijdschrift voor levende talen» (П; Brux., 1935—); Болгария — «Съпо-ставнтелно езикознавие» (София, 1976—; до 1977 — «Бюлетин за съпоставително из-следване на българския език с други езици»); Великобритания — «Modern Language Review» (Camb., 1905—) «Modern Languages» (П; L., ,1905—; до 1919—«Modern Language Teaching»); «Forum for Modern Language Studies» (место изд. разл., 1965—), «Modern Languages in Scotland» (П; Aberdeen, 1973—), «Quinquereme: New Studies in Modern Languages» (Bath., 1978—); Германия до 1945, Зап. Берлин и
ФРГ — «Archiv fur das Studium der neueren Sprachen und Literaturen» (место изд. разл. [ныне West В.], 1846—). «Die neueren Sprachen» (П; место изд. разл. [ныне Fr./M.J, 1893—1943, 1952—; предшественник — «Pho-netische Studien». Marburg, 1887—93; в 1949— 1952 выходил журнал «Neuphilologische Zeitschrift», В.). «Germanisch-romanische Mo-natsschrift» (Hdlb., 1909—, новая cep. 1950—), MNeusprachliche Mitteilungen aus Wissenschaft und Praxis» (П; West B., 1947—), «Lebende Sprachen; Zeitschrift fur fremde Sprachen in Wissenschaft und Praxis» (FI; West В., 1956—); Испания — «Filologia moderna» (Madrid, I960—); Италия — «Le lingue stra-niere» (П; Roma, 1952—); Канада — .«The Canadian Modern Language Review» (П; место изд. разл.. 1943—); Нигерия — «West African Journal of Modern Languages» (Maiduguri, 1976—); Нидерланды — *Le-vende Talen» (П; Groningen. 1912—);«Neophi-lologus» (Groningen, 1916—), «Semasia; Beitrage zur germanisch-romanischen Sprach-forschung» (Amst., 1974—); Польша — «Kwartalnik neofilologiczny» (Warez., 1954—); Румыния — «Revista de filolog ie romanica gi germanica» (Buc., 1957—63); США — tiPMLA: Publications of the Modern Language Association of America» (N. Y., 1884—), «Modern Philology» (Chi., 1903—), «Modern Language Forum» (П; Los Ang., 1915—57; до 1925 — «Modern Language Bulletin»), «The Modern Language Journal» (П; место изд. разл.. 1916—). «Modern Language Quarterly* (Seattle. 1940—), «Modern Language Studies» (Kingston. 1970—); Турция — «Batl dil ve edebiyatlan ara$tirmalan dergisi» (Ankara, 1964—); Финляндия — «Neuphilologische Mitteilungen» (Hels., 1899—); Фран-ция— «Les langues modernes» (П; P., 1906—); Чехословакия — «Philolo-gica Pragensia» (Praha, 1958—. c 1972 слился с журн. «Casopis pro modern! filologii», Praha, 1911—71); Швеция — «Moderna spr4k* (П; место изд. разл., 1907 —), «Studia Neophilologica: A Journal of Germanic and Romance Philology» (Stockh., 1928—), «LMS — Lingua [Lararna i Moderna SprAk]» (П; Uppsala, 1966—); Югославия — «Stu-dia Romanica et Anglica Zagrabiensia» (Zagreb, 1956—), «Zivi jezici» (Beograd, 1959—). Наевроп.ср.-век. филологии специализирован журн. «Medium Aevum» (Oxf., 1932—). Библиография. периодика по совр. языкам указана среди оощебиблиографнч. Ж. л. (см. ниже).
Ж. л. по «восточным» языкам. К «восточным» языкам в широком смысле относят все языки мира, за вычетом «современных» и «классических» (в отд. случаях в эту категорию включают неиндо-европ. языки Европы и даже слав, языки). В приводимом ниже перечне по странам наиболее общие ориенталистич. издания условно объединены с журналами, посвященными языкам Азии в целом и крупным региональным (не генетическим) совокупностям азиат, языков:
Австралия — «Pacific Linguistics» (Canberra, 1963—; выпускается в виде ряда серий — «Papers in New Guinea Linguistics», * 1964—, «Papers in Philippine Linguistics», 1966—, «Papers in Australian Linguistics», 1967—, «Papers in South East Asian Linguistics». 1967—, «Papers in Linguistics of. Melanesia», 1968*—, «Papers in Borneo Linguistics», 1969—); Австрия — «Wiener Zeitschrift fur die Kunde des Morgenlandes» (W., 1887 — ); Бельгия—«Le museon: Revue d'6tudes orientates» (Louvain, 1881—), «Orientalia Gandensia» (Ghent — [e. a. J, 1964—); В e н r-рвя —«Keleti szemle» (Bdpst, 1900—32), «Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hungaricae» (Bdpst, 1950—); Великобритания— «Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland» (L., 1834—), «Bulletin of the School of Oriental and African Studies» (L., 1917—), «Asia Major: A British Journal of Far Eastern Studies» (Вост. Азия; L., 1923—; новая cep. 1952—); Германия до 1945 и Г Д P — «Orienta-Ustische Literaturzeitung» (Lpz. — B., 1898— 1944,	1953—); «Mitteilungen des Insti-
tute fur Orientforschung» (B., 1953—71/72); Германия до 1945 и Ф P Г — «Zeit-echnftfur die Kunde des Morgenlandes» (Gott,, 1837—46), «Zeitschrift der Deutschen Morgen-
lAndischen Gesellschaft» (место изд. разл., 1846—; новая сер. 1922—), «Afrika und Ubersee: Sprachen und Kulturen» (B.— Hamb., 1910—; до 1920 — «Zeitschrift fur Kolonial-sprachen», затем до 1950 — «Zeitschrift fur eingeborenen Sprachen»; предшественники — «Zeitschrift fur afrikanische Sprachen», B.. 1887—90, и «Zeitschrift fiir afrikanische und oceanische Sprachen», B., 1895—1902), «Isla-mica: Zeitschrift fiir die Erforschung der Sprachen, t der Geschichte und der Kulturen der islamischen Volker» (мусульман, страны; Lpz., 1924/25-35. 1938), «Die Welt des Orients» (Gott., 1947 — ), «Oriens Extremus» (Вост. Азия; Wiesbaden, 1954—); Дания — «Acta Orientalia» (совместное изд. сканд. стран; Kbh.z 1922—); Индия — «Journal of the Asiatic Society of Bengal» (Calcutta, 1832—; новые cep. 1905—34, 1935—58 и 1959—; предшественник — «Asiatic Researches», Calcutta. 1788—1839); Израиль — «Israel Oriental Studies» (Tel-Aviv, 1971 — ); Италия— «Giornale della Society asiatica italiana» (Firenze, 1887—1935), «Rivista degli studi oriental!» (Roma, 1907—); Ни дер* л а н д ы — «T’oung Рао» (Leiden, 1890—). «Oriens» (Leiden, 1948—), «Journal of Asian and African Studies» (Leiden, 1966—); Польша — «Rocznik orientalistyczny» (место изд. разл., 1914—), «Przeglftd orientalistyczny» (Warsz., 1948—), «Folia Orientalia» (место изд. разл., 1958—); Румыния — «Studia et Acta Orientalia» (Buc., 1957—); США — «Journal of the American Oriental Society» (New Haven, 1843—), «Bulletin of the American Schools of Oriental Research» [South Hadley (Mass.), 1919—], «Harvard Journal of Asiatic Studies» (Camb., 1936—), «The Journal of Asian Studies» (место изд. разл., 1941—); С я н г а и — «Journal of Oriental Studies» (Hong-Kongj 1954—); Турция — «Dogu dillen — Oriental Languages» (Ankara, 1964/66—); Финляндия — «Studia Orientalia» (Hels., 1925—); Франция — «Journal asiatique» (P., 1822—), «Revue de I’Ecole nationale des langues orientates» (P., 1964—69), «Cahiers de linguistique — Asie Orientate» (Вост. Азия; P,, 1977--); Ш в е fl-цари я— «Asiatische Studien/Etudes asiati-3ues» (Bern, 1947—); Швеция — «Le mon-
e oriental» (Uppsala, 1906—41), «Orientalia Suecana» (Stockh., 1952—); Чехословаки я — «Archiv oriental™» (Praha, 1929—), «Asian and African Studies» (Brat., 1965—); Япония- «Computational Analysis of Asian and African Languages» (квантитативные методы; Tokyo, 1974—). Более узкую специализацию по древиим и совр. языкам Бл. Востока и Передней Азии имеют (помимо семитологических) такие ориенталистич. Ж. л., как: «Revue d'assyriologie etd'arch^o-logie orientate» (P., 1884—), «Zeitschrift fur Assyriologie und vorderasiatische Archeologie [до 1938—... und verwandte Gebiete)» (Lpz.— West В., 1884—), «Mitteilungen der Vorder-asiatisch-agyptischen Gesellschaft» (Lpz., 1896—1944), «Archiv fur Orientforschung [до 1924—... fur Keilschriftforschungl» (B.— Graz, 1923—), «Revue hittite et asianique» (преим. хеттология; P., 1930—), «Orientalia» (Roma, 1932—), «Bibliotheca Orientalis» (pe-цензионнб-библиографич.; a Leiden, 1943—), «Journal of Cuneiform Studies» (Camb., США, 1947—), «Anatolian Studies» (преим. хеттология; L., 1951—), « Arb-Nahrain» (Melbourne — Leiden, 1959/60—), «Studien zu den Bogazkoy-Texten» (преим. хеттология; Wiesbaden, 1965-).
О тематич. Ж. л., посвященных группам языков, см. также в статьях Австронезийские языки, Алтайские языки, Афразийские языки, Африканистика, Балканистика, Германистика, Дравидийские языки, Индейские языки, Индоевропеистика, Индоиранские языки, Кавказские (иберийско-кавказские) языки, Кельтология, Мон-кхмерские языки, Палеоазиатские языки, Папуасские языки, Романистика, Славистика, Фин-но-угроведение.
Ж. л. по областям исследования.
Статистико-матем. методы в яз-знании и лингвистич. исследования с помощью ЭВМ: «Кэйрё кокуго гаккай — Mathematical Linguistics» (Tokyo, 1957—), «SMIL Quarterly: Journal of Linguistic Cal
culus» (Stockh., 1961 —; до 1977— «Statistical Methods in Linguistics»), «Computational Linguistics» (Bdpst, 1962—), «The Prague Bulletin of Mathematical Linguistics» (Praha, 1964—), «Prague Studies in Mathematical Linguistics» (Praha, 1966—), «Computers and the Humanities», (Flushing, США, 1966—). «Computer Studies in the Humanities and Verbal Behavior» (The Hague, 1968—74?), «ALLC Journal» (Camb., Великобритания, 1973—; до 1980 — «Association for Literary and Linguistic Computing Bulletin»).
Психолингвистика, речевая деятельность, нейролингвистика: «Communication Monographs» (США, место изд. разл., 1934—; до 1976— «Speech Monographs»), «Journal of Speech and Hearing Disorders» (расстройства речи и слуха; США. место изд. разл., 1936—; до 1947 — «Journal of Speech Disorders»). «Nordisk tidsskrift for tale og stemme» (расстройства речи; Kbh., 1936—). «Folia Phoniatrica» (расстройства речи; Basel — N. Y.. 1947—), «Journal of Communication» (Phil., 1951 — ), «Journal of Speech and Hearing Research» (США. место изд. разл., 1958—). «Language and Speech» (Teddington, Великобритания, 1958—), «Langage et comporte-ment» (P., 1965—), «The British Journal of Disorders of Communication» (расстройства речи и слуха; L., 1966—), «Journal of Communication Disorders» (расстройства речи и слуха; Amst,— N. Y., 1967 — ), «Journal of Psycholinguistic Research» (N. Y.— L., 1971—), «Psycho-Lingua: A Bi-Annual Research Journal Devoted to Communicative Behavior» (Raipur — Agra, Индия. 1971—), «Human Communications» (реабилитационное обучение; Edmonton, Канада, 1973—), «Neurolinguistics» (Lisse, Нидерланды, 1973—), «Brain and Language» (нейролингвистика; N. Y.. 1974—), «Cognitive Science: A Multidisciplinary Journal of Artificial Intelligence, Psychology and Language» (пснхолингвнстич. проблемы разработки искусств, интеллекта; Norwood, США, 1977—); «International Journal of Psycholinguistics» (The Hague. 1977—), «Journal of Pragmatics: An Interdisciplinary Quarterly of Language Studies» (прагматика речевой деятельности; Amst., 1977—). «Sprache — Stimme — Gehor: Zeitschrift fiir Kommunikationsstorungen» (расстройства речи и слуха; Stuttg., ФРГ, 1977—),«Discourse Processes: A Multidisciplinary Journal» (восприятие речи; Norwood, США, 1978 — ), «Applied Psycholinguistics» (Camb., Великобритания, 1980—), «Pragmatics and Beyond: An Interdisciplinary Series of Language Studies» (прагматика речевой деятельности; Amst., 1980—).
Социолингвистика: «Sociolinguistics Newsletter» (Missoula, США, 1966—), «Lingvaj problemoj kaj lingvo-planado» (языковая ситуация в странах мира; The Hague, 1977—; предшественник — «Monda lingyo-problemo». Austin. США. 1969—76), «Cahiers du bilinguisme/Land un Sproch» (нем.-франц, двуязычие в Эльзасе; Strasbourg, 1971 — ), «Carrier Pidgin» (креольские языки и пиджины; Honolulu, 1972—), «Language in Society» (Camb., Великобритания, 1972—), «The Bilingual Review/La revista bilingue» (исп,-англ, двуязычие в США; N. Y., 1974—), «International Journal of the Sociology of Language» (The Hague, 1974—), «Sprache und Gesellschaft» (В., ГДР, 1974—), «Lengas: Revue de sociolinguistique» (Montpellier, Франция, 1977—), «Journal of Multilingual and Multicultural Development» (социальные проблемы мультилингвизма; Clevedon, Великобритания. 1980—),«Sprache und Herrschaft» (W.,1980—).
Семиотика,	лингвистика
текста, поэтика, лингвистич. анализ стиля: «Et cetera: A Review of General Semantics» (США, место изд. разл., 1943—). «Cahiers d’analyse textuelte» (Liege, Бельгия— P., 1959—), «Langages: Semiotiques textuelles» (P.. 1966—), «Poetica: Zeitschrift fur Sprach-und Literaturwissenschaft» (Munch.— Amst., 1967—); «Language and Style» (Carbondale, США, 1968—), «Semiotica» (The Hague, 1969—), «Studia semiotyczne» (Wroclaw — [e. a.]. 1970—), «LiLi: Zeitschrift fur Litera-turwissensehaft und Linguistik» (ФРГ, место изд. разл., 1971—), «Journal of Literary Semantics» (Hdlb., ФРГ, 1972—), «Language
ЖУРНАЛЫ 157
of Poems* (Columbia, CHIA, 1972—), «Versus: Quaderni di studi semiotici» (Mil., 1971—), «Papiere zur Textlinguistik* (Hamb., 1972—), «Sign Language Studies* (языки знаков; Silver Spring, США, 1972—), «Degres: Revue de synthese h orientation semiologique* (Brux., 1973—), «Canadian Journal of Research in Semiotics/Journal Canadien de recherche se-miotique* (Edmontdn, Канада, 1973—), «Lingua e contest©» (Manfredonia, Италия, 1974— ). «Semiotexte* (N. Y., 1974—), «Linguistics in Literature* (San Antonio, США, 1975—). «Linguistica e letteratura* (Pisa, 1976—). «Linguistique et semiologie* (Lyon, 1976—). «Semiotic Scene* (Bloomington. США, 1976—), «Ars Semeiotica: International Journal of American Semiotic* (Boulder, США, 1977 — ), «Zeitschrift fiir Semiotik* (B., 1979—).
Фонетика: «Journal of the International Phonetic Association* (L.. 1886—: до 1971 — <Le maitre phonetique»). «Vox: Internationales Zentralblatt fiir experimentelle Phonetik* (B., 1891 — 1922), «Revue de phonetique» (P., 1911 — 30), «Vox: Mitteilungen aus dem phonetischen Laboratorium der Universi-tat Hamburg* (Hamb., 1925—36), «Онсэй-но кэнкю — Study of Sounds* (Tokyo,. 1927—), «Archiv fiir vergleichende Phonetik* (B;, 1937—44). «Biuletyn fonograficzny* (Poznan, 1953—75?), «Phonetica* (Basel — N, Y.. 1957—), «Revue de phonetique appliquee* (фонетика и преподавание иностр, языков; Бельгия, место изд. разл., 1965—). «Govor: Revija za teoretsku i primenjenu fonetiku* (Zagreb. 1967—), «Bulletin de 1’Institut de phonetique* (Grenoble, 1972—), «Journal of Phonetics* (L.— N. Y., 1973—).
Лексика. семантика: «Worter und Sachen: Kulturhistorische Zeitschrift fur Sprach- und Sachforschung* (Hdlb.. Германия, 1909—42), «Cahiers de lexicologie* (P., 1959—). «Semantische Hefte* (ФРГ, место изд. разл.. 1973/74—). «Semantikos* (Р., 1975—), «Quaderni di semantica* (Bologna, 1980-).
Ономастика: «Namn och bygd: Tid-skrift.for nordisk ortnamnsforskning» (Uppsala, Швеция. 1913—), «Zeitschrift fiir Namenfor-schung [до 1937 —... fiir OrtsnamenforschungJ* (Miinch., 1925—43), «Ortnamnssallskapets i Uppsala irsskrift* (Uppsala. Швеция. 1936—), «Beitrage zur Namenforschung» (Hdlb.. ФРГ, 1949—; новая cep. 1966—). «Revue internationale d’onomastique* (P., 1949—), «Onoma: Bibliographical and Information Bulletin of the International Committee of Onomastic Sciences* (Louvain, Бельгия, 1950—), «Names: Journal of the American Name Society* (Potsdam, США, 1952—). «Onomastica* (Польша, место изд. разл., 1955—), «Namen-kundliche Informationen* (Lpz.. 1964—; до 1968 — «Informationen der Leipziger namen-kundlichen Arbeitsgruppe»), «Naamkunde* (Louvain. Бельгия. 1969—), «Onomastica Jugoslavica* (Zagreb — Ljubljana. 1969—).
Диалектология: «Dialekt: Internationale Halbjahresschrift fiir Mundart und
Mundartliteratur* (W., 1977—), диалектология языков Средиземноморья—«Bolletino dell'Atlante linguistico mediterraneo* (Venezia, 1959—).
Прикладная лингвистика, в первую очередь лингвистич. вопросы преподавания языков: Бельгия — «ITL: Tijdschrift van het Instituut voor toegepaste linguistiek* (Leuven, 1968—); Великобритания— «The Incorporated Linguist* (L., 1924—; до 1961 — «The Linguist's Review*), «Language Teaching and Linguistics Abstracts* (реферативный; L., 1961—; до 1967 — «English Teaching Abstracts», затем до 1974 — «Language Teaching Abstracts»). «Audio-Visual Language Journal: The Journal of Applied Linguistics and Language Teaching Technology* (место изд. разл., 1962—), «Applied Linguistics» (L., 1980—); Венгрия — «Modern Nyelvoktatas* (Bdpst, 1963—); И з p а и л ь — « Балшанут шимушит* (Иерусалим, 1977 — ); Индия — «Indian Journal of Applied Linguistics» (New Delhi. 1975—); Италия — «Rassegna ita-liana di linguistica applicata» (Roma, 1969—); Польша — «Glottodidactica: An International Journal of Applied Linguistics» (Poznan, 1966—), «Przeglqd glottodydaktyczny» (Warsz., 1977 — ); С Ш A — «Language Learning: A Journal of Applied Linguistics* (Ann Arbor, 1948—). «The Linguistic Reporter* (Arlington. 1959—), «Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior* (N. Y.— L., 1962—); ФРГ — «Sprachforum: Zeitschrift fiir angewandte Sprachwissenschaft» (место изд. разл., 1955—60), «Sprache im technischen Zeitalter» (Stuttg,. 1961 — ). «IRAL: International Review of Applied Linguistics in Language Teaching* (Hdlb., 1963—), «Linguistik und Didaktik» (Munch.. 1970—); Фран-ц и я —«Etudes de linguistique appliquee» (P.,	1962—); Швейцария - «Bulle-
tin С. I. L.A.: Qrgane de laCommission interuniversitaire suisse de linguistique appliquee» (Nchat.. 1966—). Преподавание иностр, языков — «Praxis des neu-sprachlichen Unterrichts» (Dortmund, 1953—), «Cizi jazyky ve skole* (Praha, 1957 — ), «Fremd-sprachenunterricht* (В., ГДР. 1948—). «Jezy-ki obce w szkole» (Warsz.. 1957—), «Idegen Nyelvek Tanitasa* (Bdpst, 1958—), «Foreign Language Annals» (N. Y.. 1967 — ), «Der fremdsprachliche Unterricht:Wissenschaft-liche Grundlegung — methodische Gestal-tung» (Stuttg.. ФРГ, 1967 — ). «Bibliographic moderner Fremdsprachenunterricht» (библиография; Ismaning. ФРГ. 1970—). «Limbile moderne in scoala» (Buc.. 1970—). «Strani jezici: Cascpis za unapredenje nastave stranih jezika* (Zagreb. 1973—) и ряд других (см. также Ж. л. науч.-лед. профиля по совр. языкам); перевод — « L’interprete» (Gen.— Brux.. 1945—), «Babel» (международный; страны изд. разл., 1955—), «Traduire* (Р., 1955—),«МЕТА: Journal des traducteurs, Translators' Journal» (Montreal, 1956—), «Fremdsprachen: Zeitschrift fur Dolmetscher/
Obersetzer und Sprachkundige* (ГДР. место изд. разл., 1957 —), «Der Ubersetzer* (Tubingen, ФРГ, 1964—), «Equivalences* (Brux,, 1970—) и ряд др.; машинный перевод — «Mechanical Translation» (Chi., США, 1954—68), «Т. A. Information: Revue Internationale du traitement automatique du langage* (P.. I960—; до 1965 — «Traduction automatique»); лингвистич. обеспечение информационно-пои с к ов ых си с т е м — «Pensiero е linguaggio in opera-zioni» (Mil., 1970—). «Sprache und Datenver-arbeitung* (Tubingen, ФРГ, 1977 — ); лингвистич. проблемы научно-тех-нич. терминологии — «Langues et terminologies* (Р., 1977 — ) и ряд других.
Текущая лингвистич. библиография отражается рядом библиографпч. и реферативно-ре-цензионных Ж. л. (о выходящих в СССР изданиях и о журналах, специализированных по частной библиографии, см. выше). Наиболее представительно лингвистич. публикации всего мира начиная с 1939 отражаются в ежегоднике «Bibliographic linguistique/ Linguistic Bibliography» (Utrecht — [e. a.), 1949—). Другие Ж. л. данной категорви: •«Bibliotheca Philologica oder geordnete Uber-sicht aller auf dem Gebiete der classiscben Alterthumwissenschaft wie der alteren und neueren Sprachwissenschaft in Deutschland und dem Ausland neu erschienenen Bucher* (Gott., 1848—97), «MLA International Bibliography of Books and Articles on the Modern Languages and Literatures» (N. Y., 1922—), «The Year’s Work in Modern Language Studies* (L., 1929—), «Language ana Language Behavior Abstracts» (резюме и выдержки из работ; США, место изд. разл., 1967 — ), «Analecta Linguistica: Informational Bulletin of Linguistics» (информация и библиография новых книг по лингвистике; Bdpst — Amst., 1971—); «Kritikon Litterarum: Internationale Rezensi-onszeitschrift fiir Romanische. Slavische, Ang-listische und Americanistische Sprach- und Literaturwissenschaft* (рецензии; Darmstadt, ФРГ, 1972—). В ряде стран издаются нап. библиография. бюллетени: «Bulletin signa-ietique du C. N. R. S. 524: Sciences du langage» (P., 1947—), «Реферативный бюллетень болгарской научной литературы. Языкознание и литературоведение» (София, 1958/ 1959—), «Buletin de informare stiintifica. Lingvistica, filologie* (Buc., 1964—), «Novin-ky literatury. Jazykoveda a literdrni vSda» (Praha, 1964—), «Bibliographic van de neder-landse taal- en literatuurwetenschap» (s’-Gravenhage, 1970—); «Bibliographia linguistica italiana» (Pisa. 1975—).
9 Liste mondiale des periodiques specialises» Linguistique, P.— La Haye. [1971); О k r e g-1 a k L., Taylor M. E., Periodicals in the field of applied linguistics. An international survey, Arlington, 1974; Ulrich’s international periodicals directory, 19 ed., N. Y.— L., [1980]; Irregular serials and annuals» An international directory, 6 ed.. N. Y.— L., [1980]»	E. А» Хелимский,
ЗАИМСТВОВАНИЕ — элемент чужого языка (слово, морфема, синтаксическая конструкция и т. п.), перенесенный пэ одного языка в другой в результате контактов языковых, а также сам процесс перехода элементов одного языка в другой. Обычно заимствуются слова и реже синтаксич. и фразеология, обороты. 3. звуков и словообразоват. морфем из др. языков происходит в результате их вторичного выделения из большего числа заимств. слов. 3. приспосабливаются к системе заимствующего языка и зачастую настолько им усваиваются, что иноязычное происхождение таких слов не ощущается носителями этого языка
158 ЗАИМСТВОВАНИЕ
и обнаруживается лишь с помощью этимологич. анализа (см. Этимология). Таковы, напр., старые тюркизмы в рус. языке: «башмак*, «ватага*, «казак*, «очаг*. В отличие от полностью усвоенных 3., т. наз. иностранные слова сохраняют следы своего иноязычного происхождения в виде звуковых, орфография., грамматич. и семантич. особенностей, к-рые чужды исконным словам. Иностр, слова относятся гл. обр. к спец, отраслям знания или производства (напр., «гиппология* — наука о лошадях). Иногда они обозначают свойственные чужим народам или странам понятия (этнографизм ы, регионализм ы, экзотизм ы), напр. «гуайява* — плодовое растение из тро-пич. Америки. Слова такого рода обычно
толкуются в спец, словарях иностр, слов, часть из них включается в общие словари. Нек-рые иноязычные по происхождению слова занимают промежуточное положение между иностр, словами и полностью освоенными 3., напр., в рус. яз. широко-употребительное слово «пальто» до сих пор не получило способности склоняться. На первых ступенях 3. слова чужого языка могут употребляться в текстах заимствующего языка в качестве иноязычных вкраплений, сохраняя свой иноязычный облик, а если они (обычно как проявление моды) получают более или менее регулярное употребление, то нх называют варваризмами.
Будучи результатом длительного ист, взаимодействия языков, их смешения, 3. занимают значит, место в лексике мн».
языков. Усиление взаимодействия языков при возрастающей роли культурных и экономия, связей между народами приводит к образованию особого фонда интернациональных слов, имеющихся как в родств.. так и внеродств. языках. В языках Европы осн. фонд иитернац. слов составляют 3. из греч. и лат. языков, на Бл. и Ср. Востоке — из араб, и перс, языков, на Д. Востоке — из кит. яз. Интернац. слова относятся преим. к области спец, терминологии разных отраслей науки н техники.
Каналы 3. могут быть как устные (на слух), так и книжные, письменные (по буквам). При устном 3. слово претерпевает больше изменений во всем своем облике, чем при письменном. Если слово входит в язык др. народа при одновременном 3. нового предмета или понятия, то значение этого 3. не претерпевает изменений, но в случае вхождения нового слова в качестве синонима к уже существующим словам между этими синонимами происходит разграничение значений и наблюдаются сдвиги в исходной семантике. Слова подобного рода иногда называют проникновениями (в отличие от собственно 3.).
Пути движения слова из языка в язык могут быть прямыми и косвенными. Рус. слово «хрусталь» (устар, форма — «крус-таль») заимствовано непосредственно из греч. xpvaiakkog,а через посредство лат. crystallus и нем. Kristall оно вошло в рус. яз. в форме «кристалл». Морфологически сложное запмств. слово при переходе в новый язык обычно подвергается опрощению и воспринимается в этом языке как простое и непроизводное. Напр., в пришедшем в рус. яз. через франц, посредство арабском по происхождению слове «магазин» уже не ощущается пер-воиач. значения мн. числа и связи с од-иокоренным ему арабским же словом «казна», к-рое проникло в рус. яз. через тюрк, языковую среду (в араб. яз. эти слова имеют корень «хзн»). При массовом 3. иноязычных слов с общими Кориями и разными суффиксами или разными корнями и общими суффиксами эти словообразоват. элементы могут вторично выделяться в заимствующем языке и даже становиться продуктивными, как это было с суффиксами -ист, -изм в истории рус. яз.
Близко к 3. примыкают кальки (структурные 3.), в к-рых заимствованная структура облекается исконным материалом .
# Лотте Д. С., Вопросы заимствования я упорядочения иноязычных терминов и тер-ывноэлемевтов, М., 1982 (лит.).
И. Г. Добродомов. ЗАКОНЫ РАЗВИТИЯ ЯЗЫКА —понятие, нередко встречающееся в лингвистической литературе, однако не определенное достаточно четко. Одна из причин — отсутствие в яз-знании достаточного разграничения понятий развитие и изменение. Часто изменение к.-л. единиц языка, их связей и отношений и т. п., не ведущее к совершенствованию языка, рассматривается как его развитие. Термин «развитие» понимается в двояком смысле: развитием называют либо переход единицы языка из одного состояния в другое (иапр., развитие суффикса из самостоят. слова), либо процесс приспособления языка к растущим потребностям общения. Мн. языковые изменения не образуют постоянной восходящей линии, связанной с развитием языка, напр. превращение иидоевроп. «е», «о» в «а» в древнеиндийском, падение носовых и редуцированных глас
ных во мн. слав, языках, передвижение согласных в герм, языках и др.
Убеждение в том, что язык — исторически развивающееся явление, порождало в истории яз-знания разл. теории развития языка, отличит, особенностью к-рых были односторонний подход к этой проблеме и неспособность сколько-нибудь удовлетворительно объяснить причины н характер развития языка. Идея о происхождении всех иидоевроп. языков от общего языка-предка — иидоевроп. праязыка, а также распространение эволюционной теории Ч. Р. Дарвина явились причиной натуралистич. подхода к языку и проблемам его развития (А. Шлейхер, Ф. М. Мюллер и др.; см. Натуралистическое направление в языкозна-н и и). Шлейхер отождествлял язык с естеств. организмом и выделял в развитии языков два периода: период развития языка (доист. период) н период разложения языка (ист. период). Развитием языка он считал разрушение праязыковых звуков и форм в родств. языках, т. е. изменение их первонач. облика. Не освободились полностью от этих идей также младограмматики (см. Младограм-матизм). В. фон Гумбольдт говорил о зависимости 3. р. я. от законов развития духа (см. Гумбольдтианство). Были попытки рассматривать разл. морфологич. типы языков (изолирующие, агглютинативные н флективные) как последоват. стадии в развитии языков (Шлейхер, отчасти Н. Я. Марр). Марр н его последователи связывали 3. р. я. с законами развития экономия, формаций, с развитием производства, причем эти связи понимались слишком упрощенно (см. «Новое учение о языке», Стадиальности теория). Намечались закономерности развития семантики (М. М. Покровский). Для совр. теорий о закономерностях развития языков характерно неразличение таких понятий, как закон развития н причина языковых изменений (в работах Ф. де Соссюра и др.), отождествление определ. рола деятельности людей с законами языкового развития и т. п.
Понятие эволюции и прогресса в языке имеет свою специфику и является крайне сложным, язык в своем развитии подчиняется также общим законам диалектики (см. Методология). В связи с развитием общества развивается мышление, и язык не может не отражать это движение. Он также развивается и совершенствуется. Однако существует различие между т. наз. относительным и абсолютным развитием (прогрессом) в языке (хотя нек-рые лингвисты считают языковой прогресс единым процессом и не делают этого различия). Языковая техника чаще всего отражает т.наз. относит. прогресс. Напр., появление аналитич. строя в разл. языках мира нек-рые ученые рассматривают как совершенствование (прогресс) языковой техники. Древние иидоевроп. синтаксич. падежи и глагольные формы, обремененные большим кол-вом значений, находились в известном противоречии с нек-рыми законами человеческой психики и физиологии, поскольку значение, выраженное только ему присущей формой, легче воспринимается, чем конгломерат значений, выражаемый одной формой. Естественно, что рано или поздно должно было произойти коренное изменение этой технически недостаточно совершенной системы, и оио произошло. Фонетич. изменения в разл. языках часто подчинены довольно ярко выраженной тенденции к ликвидации «участков напряжения» (ср. «принцип экономии усилий» А. Мартине). Это всевоз
можные ассимиляции согласных, упрощение групп согласных, превращение полных гласных в редуцированные, ликвидация слоговых плавных и носовых, вокализация твердого «л», альвеоляриза-ция «р», превращение твердого «г» в [у] н т. д. (см. Фонетические законы). Проявление тенденций, направленных к упрощению языковой техники и языкового механизма, порождает многочисл. внутр, противоречия, поскольку оно осуществляется в разных, по-разному организованных сферах. Если бы все полезно направленные тенденции последовательно н регулярно осуществлялись, то система технич. средств разл. языков мира давно достигла бы «идеального» состояния. Однако во внутр, сфере языка постоянно действует множество других процессов, к-рые сводят на нет достигнутые результаты; напр., фонетич. изменения, направленные на устранение участков напряжения, не могут привести язык к такому состоянию, когда появление участков напряжения прекращается полностью. Определ. внутр, процессы все время создают новые участки напряжения, а противоположно действующие силы стремятся их ослабить. Совершенствование языковой техники напоминает волнообразное движение: что-то «улучшается» на одном участке языковой системы и одновременно «ухудшается» иа другом, и наоборот. Когда синтетич. строй к.-л. языка с его семантически перегруженными формами сменяется более четким аналитич. строем, это новое состояние не застывает на месте. Служебные слова, утратив лекснч. значение, начинают фонетически выветриваться и превращаться в новые падежные суффиксы, как это произошло в нек-рых ново-инднйских языках. Не приостанавливаются процессы семантич. филиации, вследствие чего новые суффиксы вновь становятся полисемантичными. Т. о., относит, прогресс в языке — это прогресс, осуществляющийся лишь на нек-рое время.
В языке совершаются также изменения, к-рые можно назвать компенсационными. Четыре прошедших времени др.-рус. яз. были постепенно заменены т. наз. «л-овым прошедшим временем». Старые времена имели видовые различия. Развитие системы глагольных видов в др.-рус. яз. сделало старую систему прош. времен излишней — произошла компенсация утраченного. Все эти особенности языка затрудняют формулирование, определение 3. р. я. (ср. спор младограмматиков о том, являются ли фонетич. законы законами, не знающими исключений). Не нашло четкого определения и понятие «внутр, законы развития языка», встречаюшееся в лингвистич. работах.
Абсолютный прогресс в области языковой техники выражается в приспособлении языка к усложняющимся формам обществ, жизни н вызываемым ими новым потребностям общения. Рост производит. сил общества, развитие науки, техники и общечеловеческой культуры, постоянное проникновение в тайны окружающего мира и увеличение сведений о нем, усложнение форм обществ, жизни людей и установление новых отношений между ними — все это, вместе взятое, вызывает к жизни большое кол-во новых понятий, для к-рых язык вынужден найти выражение, ведет к увеличению обществ, функций языка и расширению
ЗАКОНЫ 159
его стнлевой вариативности. Абсолютный прогресс выражается прежде всего в росте словарного состава языка и в увеличении кол-ва значений слов. Греч, grapho ’пишу’ в глубокой древности, по-видимому, имело одно значение ’отмечать что-либо или делать зарубку’. Семантич. разветвление корня graph- в совр. греч. яз. поражает своим многообразием. В связи с развитием лит-ры самых разл. жанров необычайно увеличиваются стилистич. возможности языка. Слова становятся способными передавать самые тонкие значения. Увеличивается технич. и спец, терминология. Абсолютный прогресс проявляется также в области синтаксиса, к-рый в языках древних времен не имел той упорядоченности, к-рая отличает синтаксис совр. высокоразвитых языков. Напр., в др.-рус. яз. подчинит, союзы («что», «яко» и др.) были многозначными. Союз «яко», напр., мог присоединять придаточные дополнительные, следствия, причины и сравнительные. Развитие шло по пути уточнения подчинит. союзов и союзных слов, закрепления за ними одного конкретного значения. Система выражения мыслей в совр. языках стала более стройной и упорядоченной.
Языки развиваются по линии относит, и абсолютного прогресса одновременно. Трудности разделения в языке прогрессивного и отживающего, выделения каких-либо 3. р. я., имеющих определ. материальные формы выражения, связаны еще п с отсутствием в огромном большинстве случаев корреляции между развитием мышления и материальными средствами его выражения. Одно и то же значение может быть выражено разл. способами. На протяжении мн. десятилетий форма слова может не претерпевать к.-л. существ, изменений, но его значения неоднократно меняются, с др. стороны, форма слова может много раз меняться, а значение сохраняется в течение очень долгого времени. Нет корреляции между степенью развития культуры в обществе и типом языка. Общества, находящиеся на высоком уровне развития культуры, могут обслуживаться совершенно различными по своему типу языками, напр. английским и японским. Естеств. язык развивается стихийно, без к.-л. преднамеренного плана. Поэтому в самых общих чертах 3. р. я. можно определить как постоянные и закономерные тенденции, направляющие развитие языков по пугн их совершенствования (абсолютного прогресса).
• Истрина Е. С., Синтаксич. явления Синодального списка I Новгородской летописи, П.. 1923; Покровский М. М., Избр работы по яз-знанию, М.. 1959; И в а-но в В. В.. Развитие грамматич. строя рус. языка, М.,	1960; Серебренни-
ков Б. А.. Об относит, самостоятельности развития системы языка, М., 1968; Общее яз-знание. Формы существования, функции, история языка, М.. 1970; Будагов Р. А., Что такое развитие и совершенствование языка?. И., 1977; Jespersen О., Efficiency in linguistic cnange, Cph.. 1941: его .же, Language, its nature, development and origin. L., 1949; Wald L., Progresul in limba. Buc., 1969: Samuels M. L., Linguistic evolution. With special reference to English. Camb., 1972.	Б. А. Серебренников.
ЗАЛОГ (греч. diathesis) — грамматическая категория глагола, выражающая, в соответствии с широко распространенной до недавнего времени точкой зрения, субъектно-объектные отношения. Однако общепринятого определения категории 3.
160 ЗАЛОГ
в яз-знании нет. В залоговые системы каждого языка обычно входит морфологически исходная форма активного (действительного, основного) 3. (а к-т и в а), когда субъект действия, напр. в рус. яз., выступает в им. п. и занимает позицию подлежащего, а объект действия выступает в вин. п. и занимает позицию прямого дополнения («рабочие строят дом*). Выделяются также морфологически производные формы 3.: п а с с и в-н ы й (страдательный) 3. (пассив), когда субъект действия, напр. в рус. яз., выступает в тв. п. и занимает позицию агентивного дополнения, а объект действия выступает в им. п. и занимает позицию подлежащего («дом строится рабочими»); средний 3. (медиум, ме-дий), указывающий, что действие исходит из субъекта и замыкается в нем; возвратный 3. (рефлексив), указывающий, что действие направлено на само действующее лицо, к-рое является одновременно и субъектом, и объектом этого действия; взаимный 3. (рецн-прок), обозначающий действие, совершаемое двумя или неск. субъектами по отношению друг к другу; совместный 3. (кооператив), обозначающий совместное действие двух (или неск.) субъектов; совместно-взаимный 3., обозначающий либо совместное, либо взаимное действие двух (или неск.) субъектов; побудительный (понудительный) 3. (каузатив), указывающий, что действие наряду с реальным субъектом имеет и т. наз. каузирующий субъект, т. е. лицо, к-рое побуждает реального субъекта к выполнению действия, н нек-рые др. Залоговые системы конкретных языков нередко отличаются друг от друга составом морфологически производных форм 3. Напр., залоговая система аигл. яз. (по А. И. Смирницко-му) включает два 3.: актив и пассив, а залоговая система якут. яз. (по Л. Н. Харитонову) включает 5 залогов: основной (актив), страдательный (пассив), возвратный, совместно-взаимный и побудительный. Центр, формами категории 3. принято считать актив и пассив. 3. (как и наклонение, время, лицо, число) свойствен мн. языкам мира, напр. индоевропейским, семито-хамитским, алтайским, банту и ряду др.
В понятие 3. разными исследователями вкладывается крайне разнообразное и противоречивое содержание. В русистике концепции 3. отличаются друг от друга по неск. параметрам: в определении 3., в выделении кол-ва форм 3. и в их качеств, характеристике, в определении семантич, однородности/неоднородностн форм 3., в определении характера залоговых оппозиций, в решении проблемы охвата категорией 3. глагольной лексики.
Определения 3. Известны три типа определений. Семантич. определения: формы 3. выражают разл. отношения глагольного действия к его субъекту (Ф. Ф. Фортунатов, А. М. Пеш-ковский, Р. О. Якобсон, «Грамматика современного русского литературного языка», 1970, н др.); формы 3. выражают разл. отношения глагольного действия к его субъекту и объекту (А. А. Потебня, А. А. Шахматов, «Русская грамматика», 1980, и др.). Ои н т а к с и ч. определения: формы 3. выражают разл. отношение глагола к подлежащему (А. В. Исаченко и др.); немаркированная форма 3. указывает иа исходное синтаксич. употребление глагола, формы производных 3. указывают на изменение исходного синтаксич. употребления (Е. В. Паду
чева). Семантик о-синтаксич. определения: формы 3. выражают разл. отношения глагольного действия и его субъекта к подлежащему и дополнению (А. И. Моисеев); формы 3. выражают одно и то же отношение между субъектом и объектом, однако при каждой форме 3. субъект и объект выражаются разл. членами предложения (Э. И. Королев).
Количество форм 3. п их качеств, характернстп-к а. Одни русисты выделяют четыре 3.: действительный, средний, возвратный, средне-возвратный (В. П. Брюханов); действительный, страдательный, средний, безличный (Моисеев); по мнению др. ученых, существует три 3.: действительный, страдательный, возвратный (Шахматов, Падучева н др.); действительный, страдательный, подстрадательный (Б. Гвоздиков); действительно-подлежащный, страдательно-подлежащный , бесподлежащны й (Б. Д. Рабинович). Нек-рые русисты выделяют два 3.: невозвратный, возвратный (Фортунатов, Якобсон); действительный, средний (В. А. Богородицкий); переходный, непереходный (А. Б. Шапиро); действительный, страдательный (Исаченко, А. В. Бондарко, Л. Л. Буланин, Королев, «Грамматика современного русского литературного языка», 1970; «Русская грамматика», 1980). В концепциях, выделяющих только действит. и страдат. 3., обычно подчеркивается связь 3. с категорией переходности/пепереход-ности, т. к. формы страдат. 3. бывают лишь у переходных глаголов.
Семантич. однородность/ неоднородность форм 3. В одних концепциях все формы 3. характеризуются как семантически однородные, в других все формы 3. или нек-рые — как семантически неоднородные. Как многозначный обычно описывается возвратный 3. Фортунатов выделяет в этом 3. пять значений: прямо-возвратное, взаимное, изменения состояния субъекта действия, отвлеченного от объекта, страдательное. В. В. Виноградов, развивая концепцию Шахматова,— пятнадцать: собственно-возвратное (прямо-возвратное), средне-возвратное, общевозвратное, страдательно-возвратное, взаимно-возвратное, косвенно-возвратное, побочно-возвратное, средие-пассивно-возвратное, качественно-пассивно-безобъектное, активно-безобъектное, ннтенсивно-побочно-воз-вратное, пассивного обнаружения внеш, признака, косвенно-результативно-возвратное, взаимно-моторное, безлично-интенсивное.
Характер залоговых оппозиций. В концепциях, выделяющих актив и пассив, дискутируется вопрос о типе оппозиции, образуемой этими формами. Высказаны три точки зрения: признаковым (маркированным) членом неравнозначной (привативпой) оппозиции является пассив (Исаченко, А. В. Бондарко, Буланин и др.); признаковым (маркированным) членом неравнозначной (привативной) оппозиции является актив (Ш. Ж. Вейренк), актив и пассив образуют равнозначную (экви-полентную) оппозицию (И. В. Панов, Королев).
В сов. яз-знании в нач. 70-х гг. была выдвинута универсальная теория 3., к-рая позволяет единообразно описывать формы 3. в разл. неродств. языках. В этой теории наряду с понятием 3. используется понятие диатезы и 3. определяется как «грамматически маркированная в глаголе диатеза» (А. А. Холодович), т. е. выделяется тогда, когда в языке име! ются глагольные лексемы, разл. слово
формы к-рых соотносятся с разными диатезами, т. е. с разными соответствиями между ролями лексемы и членами предложения, выражающими эти роли. В отличие от диатезы — семантико-син-таксич. и универсальной категории (любая глагольная лексема в любом языке имеет по меньшей мере одну диатезу) — 3. считается морфологической и тем самым неуииверсальной категорией (не любая глагольная лексема и не в любом языке имеет хотя бы две разл. словоформы, к-рые соотносятся с разными диатезами). По-видимому, все эмпирически наблюдаемые типы соотношений между диатезами и словоформами одной глагольной лексемы находятся между двумя полюсами: а) каждая диатеза обозначается спец, глагольной формой — число залогов равно числу диатез, б) все диатезы обозначаются одной и той же глагольной формой и, следовательно, 3. нет. В отд. языках, напр. тюркских, литовском, встречаются пассивно-рефлексивные, пассивно-реципрокные, пассив-ио-кауэативные и нек-рые др. глагольные формы, к-рые следовало бы считать «дву-эалоговыми». Но поскольку частные значения любой грамматич. категории, в т. ч. и 3., будучи семантически однородными, не могут комбинироваться в одной словоформе, постольку в данной концепции формы рефлекснва, реципрока и каузатива исключаются из категории 3. и основной залоговой оппозицией признается оппозиция актив—пассив.
Одна из концепций 3. представлена в теории функционально-семантнч. полей, развиваемой на материале славянских, и впервую очередь рус. языка (А. В. Бон-дарко). Понятийную основу поля залоговое™ составляет залоговое отношение понятия действия к логич. субъекту и объекту. Ядро поля образует категория 3., представленная оппозицией активной (носитель глагольного признака соответствует субъекту) и пассивной (носитель глагольного признака соответствует объекту) конструкций. Морфологич. ядром актива являются невозвратные глаголы, пассива — страдат. причастия. Кроме ядра, к полю залоговости в направлении от центра к периферии относятся: оппозиция возвратных — невозвратных глаголов, оппозиция перех.— неперех. глаголов и отд. словообразоват. разряды возвратных глаголов.
Нек-рые ученые определяют 3. как категорию глагольного формообразования, к-рая соотносит между собой три уровня: синтаксический, семантический н коммуникативный (М. М. Гухман). Согласно этой концепции, в активной конструкции в позиции подлежащего выступает агенс, сказуемое обозначает центробежный процесс, н при этом подлежащее выражает тему, а сказуемое — рему. В то же время в пассивной конструкции в позиции подлежащего выступает неактивный носитель признака (пациенс), сказуемое обозначает центростремит. процесс, и при этом подлежащее выражает рему, а сказуемое — тему.
Залоговые преобразования регулируются вероятностными закономерностями. Прежде всего их возможность определяется семантикой глаголов. Напр., формы пассива характерны для предельных глаголов (типа «открывать», «убивать »), обозначающих конкретные действия субъекта с объектом, к-рые имеют следствием Наблюдаемые результаты. Напротив, иудеями потенциями пассивного пре-шазования обладают глаголы «недейст-ВДО», к числу к-рых относятся глаголы М(фЫ («стоить*, «весить»), наличия и со
А 6 Лингвистич. энц. словарь
держания («соответствовать*, «превосходить»). Залоговые преобразования в разл. языках имеют свои формальные особенности. Напр., в рус. яз., как н во мн. других, в пассивной конструкции в позиции подлежащего может быть лишь партицнпант (т. е. объект, адресат, инструмент и т. п.), к-рый в соотносительной активной конструкции занимает позицию прямого дополнения. В то же время в англ. яз. у нек-рых глаголов в позиции подлежащего в пассивной конструкции может быть и партицнпант, к-рый в соотносительной активной конструкции занимает позицию косв. дополнения. При построении текста выбор разл. залоговых форм н соотв. конструкций детерминируется установкой субъекта речи на определ. актантную иерархизацию нли «фокусировку» конструкции.
В нек-рых языках категории 3. нет. По наблюдениям Г. А. Климова, отсутствие оппозиции форм действит. и страдат. 3.— одна из типологич. черт языков эргативного строя.
Термин «3.» появляется в грамматиках церк.-слав. и рус. языков, создававшихся под влиянием грамматик класснч. языков (Мелетий Смотрицкий, 17 в.). Основы учения о категории 3. были заложены в грамматиках 18 — 1-й пол. 19 вв. (М. В. Ломоносов, Н. И. Греч, А. X. Востоков, Г. П. Павский, Ф. И. Буслаев).
* Фортунатов ф. ф., О залогах рус. глагола, СПБ, 1899; Шахматов А. А., Синтаксис рус. языка, М,— Л., 1941: Виноградов В. В., Рус. язык, М,- Л., 1947; 2 изд., М., 1972: Пешков-с к и й А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении, М., 1956; Исаченко А. В., Грамматич. строй рус. языка в сопоставлении с словацким. Морфология, ч. 2, Братислава, 1960; Гухман М. М., Развитие залоговых противопоставлений в герм, языках, М., 1964; Панов М. В., Рус. язык, в кН.: Языки народов СССР. т. 1. М., 1966; Королев Э. И., О залогах рус. глагола, в кн.; Мысли о совр. рус. языке, М., 1969; Грамматика совр. рус. лит. языка, М., 1970; Падучева Е. В., О семантике синтаксиса, М., [19741; Б о и д а р к о А. В., Теория морфологич. категорий, Л., 1976; П о-т е б н я А. А., Из записок по рус. грамматике. т. 4, в. 2, Глагол, М., 1977; Проблемы теории грамматич. залога. Л., 1978; Рус. грамматика, т. 1. М., 1980; Залоговые конструкции в разноструктурных языках. Л., 1981; Havranek В., Genera verbi v slovan-skych jazycich. I, Praha, 1928; Keenan E., Some universals of passive in relational grammar, «Papers from the Eleventh Regional Meeting of the Chicago Linguistic Society», 1975; Veyrenc J., Агентный залог/объект-ный залог. «Russian Linguistics», 1978, v. 4, № 1; см. также лит. при ст. Диатеза.
В. С. Храковский. ЗАНДЕ — один из адамау а -восточных языков (восточная группа). Распространен на Ю. Судана, в ЦАР и в Заире. Число говорящих св. 2,8 млн. чел. Меж-диал. различия в 3. крайне незначительны. А. Н. Такер выделяет только диалект нзакара, отмечая также региональные варианты 3.: дно и патри.
В 3. богатый вокализм с распределением гласных на 2 серии н гармонией гласных в соответствии с этим распределением (в нек-рых перфектных глагольных основах наблюдается полный сингармонизм). В консонантизме представлены двухфокусные лабио-велярные смычные; одноударный и многоударный г, а также I являются аллофонами одной фонемы. Распространены сочетания согласных: назальный + смычный, причем если в слове встречаются два таких сочетания, первое теряет смычный элемент. Тон имеет грамматич. и лексич. значение. Характерно ступенчатое понижение тонов в синтаг
матич. последовательности (в редких случаях отмечается ступенчатое повышение тона в синтагме).
Категория согласоват. именных классов отсутствует; мн. ч. имени выражается префиксом а-, имеются также локативные суффиксы. Личные местоимения делятся на 2 ряда: 1) самостоят. местоимения и субъектные приглагольные аффиксы (префиксы или суффиксы); 2) объектные суффиксы (присоединяются также к именам в функции притяжат. суффиксов). Все этн местоимения в 3-м л. ед. ч. имеют 4«родовые> формы: муж. и жен. рода для класса людей и соответственно — для классов животных и неодуш. предметов; во мн. ч. противопоставлены формы для класса людей (муж. и жен. род не различаются) и для класса животных; в классе неодуш. предметов формы местоимения для ед. и мн. ч. совпадают. Имеются также спец, референтные местоимения, совпадающие по форме с личными местоимениями для класса животных, но употребляемые для обозначения имен всех классов в придаточных предложениях, если в гл. предложении представлено соотв. имя. Существует 2 типа генитивных конструкций для выражения неотчуждаемой н отчуждаемой принадлежности. В первом случае порядок слов: обладаемое + обладатель, во втором: показатель генитива ga + обладатель + обладаемое. В конструкциях с личными местоимениями в случае неотчуждаемой принадлежности: имя + объектный местоименный суффикс, в случае отчуждаемой принадлежности: ga 4- субъектное личное местоимение + имя.
Глагол делится на 2 морфологич. класса (различаются тонами и суффиксом перфектной основы). Помимо противопоставления двух аспектов (перфектив — имперфектив) имеется богатая система спрягаемых видо-времеиных форм («времен»), образуемых постановкой спец, частиц между субъектным местоименным показателем и глагольной основой, а также система производных глагольных основ (пород), образуемых с помощью суффиксов. В предложении глагольная основа часто повторяется в самом конце, как правило, с префиксом a- (figura etymologica).
Язык бесписьменный. Отд. публикации, в основном переводы из Библии, на лат. графике.
* Lagae С., La langue des Azande. introd. par V. H. Vanden Plas, v. 1 — 3. Gand, 1921—25; Gore E.. A Zande grammar, L., 1931; Tucker A., Bryan M., The Non-Bantu languages of North-Eastern Africa. L.. 1956; их же, Linguistic analyses. The Non-Bantu languages of North-Eastern Africa, L.. 1966: Tucker A.. Hackett P.. Le groupe linguistique zande, Tervuren, 1959; Samarin W.. Adamawa-Eastern. CTL, v. 7, Linguistics in Sub-Saharan Africa, The Hague — P., 1971. В. Я. Порхомовский. ЗАНСКИЕ ЯЗЫКЙ —cm. Картвельские языки, Мегрельский язык, Лазский язык.
ЗАПАДНОАТЛАНТЙЧЕСКИЕ ЯЗЫКЙ — подсемья в составе семьи нигероконголезских языков. Распространены у Атлантич. побережья Зап. Африки, от р. Сенегал на С. до Либерии на Ю. (Сенегал, Гамбия, Гвинея-Бисау, Гвинея, Сьерра-Леоне, частично Либерия); лишь язык фула распространился также за пределами этого ареала — по всей Зап. Африке. 3. я. делятся на 2 ветви: северную и южную, резко различающиеся между собой по степени близости объединяе-
ЗАПАДНОАТЛАНТ 161
мых языков. Языки сев. ветви характеризуются большим внутр, разнообразием (для нек-рых степень лексич. общности оценивается лишь в 10%). К ним относятся: 1) языки фула, серер, волоф (включая леоу); 2) группа чангин — лехар, сафен, нон (серер-нон); идут, фалор и др.; 3) группа оак — подгруппа диола (фони, хулуф; гусилай; карой; кватай; байот); манджак (мандьяк), папел (пепел), манкань; баланте; 4) подгруппа тен-да (танда, басари, бедик); коньяги; биафада, паджаде; баньюи; кобиана, касанга; 5) языки налу, мбулунгиш и др. Юж. ветвь, напротив, включает настолько близкие языки, что их иногда определяют как пучки диалектов. К юж. ветви относятся: 1) язык суа; 2) группа мел — темне, бага-коба н др. диалекты бага (собане, ситему, мадурн и др.), ландума, тиапи; булом (включая шербро), мманн, крим, киси; гола; 3) язык лимба. Язык биджаго, по Дж. Д. Сепиру, является изолированным.
3. я. в большинстве своем имеют небольшое число говорящих, однако на иек-рых из них (баланте, диола, киси, булом, лнмба, гола) говорят от 150 до 600 тыс. чел., на таких, как серер и темне, — св. 1 млн. чел., на волоф — ок. 2,6 млн. чел., на фула —св. 19 млн. чел. Обшсе число говорящих св. 26 млн. чел.
Вокализм 3. я. по меньшей мере пятн-членный (i, е, о, а, и), он может быть усложнен по признакам степени раствора (открытые — закрытые гласные), назализации н долготы. Долгие гласные либо возникают за счет слияния кратких(напр., в гола), либо являются первичными (не-этимологизируемыми); противопоставление последних кратким имеет смысло-различит. функцию, ср. hiira ‘проводить вечер’ — hira 'ревновать' (фула), tniis ‘делать облаву’ — mis ‘строгать’ (серер), хоо! 'смотреть' — xol ‘сердце’ (волоф). В консонантизме имеются особые ряды смычных с осложненной артикуляцией — преназализованные, чаще звонкие ("*b, "d, “j, ng), и преглоттализованные, чаще звонкие (Ь, а, у). Геминацня представлена широко, но состав геминированных различен по языкам; во мн. случаях, но далеко не во всех, гемннация объясняется процессами регрессивной ассимиляции. Богатая система чередований захватывает большую часть согласных, кроме, как правило, преглотталнзованных и назальных. Чередования проходят преим. по признакам смычный — фрикативный (в сочетании с признаком звонкий — глухой) и «чистый» — преназалнзованный. Особо важны чередования начальных согласных именных н глагольных корней. В совр. языках, особенно в сев. ветви, начальные корневые чередования не получают фонологич. (контекстного) объяснения; онн несут морфонологич. функции, сопровождая грамматические и деривационные процессы — образование форм числа-класса для имен, числа-лица для глаголов н др.
Типичная структура корневой морфемы CVC. Отмечается тенденция к открытому слогу, что обусловливает многочисл. модификации. Конечный согласный слога способен утрачиваться, сообщая компенсаторную долготу предшествующему гласному, напр. paa-"dam ‘глухота’<pah-"dam (фула). Отмечается также процесс перехода шумного, закрывающего слог, в соотв. сонорный, напр. wan ‘сделай’ <wad (фула). Статистически в конце закрытого слога преобладают сонорные.
162 ЗАПАДНОАТЛАНТ
Тональные характеристики в 3. я., как и в др. конго-кордофан. языках, фонологически значимы.
Морфологич. строю 3. я. свойствен синтетизм, сочетающий элементы агглютинации и флексии. Морфемы фула характеризуются многозначностью, обилием чередований и фузионных процессов на стыках. В волоф, напротив, морфология обеднена, для выражения грамматич. значений и отношений нередко используются аналитич. частицы. Общей чертой всех 3. я. является наличие именных классов, инвентарь к-рых может сильно варьироваться даже в олизкородств. языках; так, в фула отражена наиболее громоздкая система — от 20 до 25 классов по диалектам, в серер 16 классов, а в волоф система редуцирована до 10 классов. В темне, бага, ландума 16 классов, в гола — лишь 6, хотя эти языки входят в одну группу мел. Разнообразна маркировка классов существительных: в одних языках класс выражается префиксом, в других — суффиксом, в третьих — н префиксом, и суффиксом, в волоф же разбиение на классы находит выражение лишь на синтаксич. уровне. Префиксация может сопровождаться регулярной заменой начального согласного корня: ср. gu-ranka ‘нога’, ma-tanka ‘ноги’ (биафада). С др. стороны, в языках с преобладанием суффиксации наблюдаются аналогичные корневые чередования согласных в абсолютном начале слова, в чем усматривают следы утраченной префиксации.
Степень связанности показателя класса с корнем может быть разной. В фула, напр., классный суффикс является обя-зат. ингредиентом морфологич. структуры имени и без него имя, как правило, не употребляется; кроме того, при существительном используются классные арти-клевидиые местоимения — либо пре-, либо постпозитивные, причем последние могут употребляться дистантно. В гола, однако, существительное может употребляться и самостоятельно, и с классными аффиксами, причем суффикс может помещаться в конце атрибутивной группы, включающей прилагательное. Такой показатель класса выполняет разнообразные дейктич. и референциальные функции, аналогичные функциям артикля. Разряды согласуемых не совпадают в полной мере по языкам, а в языках с редуциров. классной системой согласованию с существительным подлежат лишь местоимения (волоф).
Наиболее регулярно отражено в классных системах значение числа. Типологически существенно, что кол-во классов мн. числа уступает кол-ву классов ед. числа: в диалектах фула от 16 до 20 классов ед. ч. и от 4 до 5 — мн. ч., в волоф 8 классов ед. ч. и 2 — мн. ч., в гола 4 класса ед. ч. и 2 — мн. ч., в серер 9 классов ед. ч. н 7 — мн. ч. Другая категория, отраженная в классной системе,— «личность» («разумность»): обозначения людей выделяются в особые классы (ед. и мн. числа), противопоставленные прочим. В гола категория «личности» сливается с категорией одушевленности; тенденция к такому слиянию проявляется и в др. языках группы мел(темне, бага, ландума), но уже на синтаксич. уровне.
В языках с громоздкими классными системами получают более нли менее явное выражение и др. языковые значения, как, напр., в фула: диминутив (значение уменьшения), партитивный диминутив, аугментатив (значение увеличения), значения «жидкость», «дерево», «мелкоокруглый предмет», «массивный предмет»
и т. п. В гола имеется особый локативный класс, ср. e-wie-le ‘река’ (как предмет), ko-wie-o ‘река’ (как место). Т. о., категория именного класса служит и синтаксическим, и деривационным целям.
Аналогичное свойство имеют и мн. глагольные категории. Специфику 3. я. составляют особые деривативные морфемы, включаемые в глагольную основу, к-рые способны менять валентностные свойства глаголов, модифицируя предикатно-аргументные отношения. Так выражается каузатив, датив-бенефактив, ин-струментатив-локатив, реципрок, комитат» в и др. категории. Приоснбвные глагольные морфемы, не меняющие валентности, но модифицирующие значение базисного глагола,также широко представлены по языкам (в частности, сев. ветви); они могут передавать значение репетити-ва (повторности), реверсива (обратного действия), альтрилокальности (перемещения действия), симулятива (притворного действия) и др.
Категория залога может выражаться не только на синтаксическом, но и на формообразовательном уровне; так, в фула различаются активный, медиальный н пассивный залоги, каждому из них соответствует (при тождестве основ) особый тип спряжения с особым набором флексий. При спряжении глагола гл. роль в противопоставлении парадигм играет признак вида, а не времени. В структуре глагола может получать выражение также категория отрицания.
Регулярный порядок следования оси. синтаксич. элементов в «нейтральном» высказывании SVO; при прономинальном субъекте возможен также порядок VSO, при прономинальных субъекте и объекте — VOS. Порядок слов во мн. 3. я. достаточно твердо регламентирован.
Из всех 3. я. лишь на фула и волоф еще в доколон. период существовала письменность на основе араб, графики (письмо аджами). Предпринимаются шаги по созданию и развитию письменностей на нек-рых языках: в Сенегале языки волоф, фула, серер, диола н др. были введены в ранг национальных, их алфавиты иа основе лат. графики в 1971 утверждены особым декретом.
3. я. изучены неравномерно и в целом слабо. О нек-рых из ннх имеются лишь фрагментарные сведения, нек-рым посвящены отдельные, далеко не исчерпывающие монографии, исследования. Наиболее обстоятельно описаны языки волоф и фула. Термин «3. я.» был впервые использован С. В. Кёлле. Э. Ф. М. Делафос называл семью «сенегало-гвинейской». Единство 3. я. было научно обосновано Д. Вестерманом (1927). Взяв за основу классификацию Вестермана, Дж. X. Гринберг уточнил ее (1949), уделив особое внимание наиболее спорному языку — фула. Хотя связи фула с волоф и серер подчеркивались еще в 19 в. Л. Л. Ц. Фе-дербом и впоследствии Л. Омбюрже, А. Лабуре, Делафосом н др., этот язык, согласно концепции К. Майнхофа (т. наз. хамитской теории), устойчиво классифицировался как хамитский. Гринберг подверг критике аргументацию Майнхофа н привел убедит, свидетельства генетнч. связей между фула и серер; ныне определение фула как одного из 3. я. общепринято. Результаты компаративных исследований, посвященных внутр, группировке 3. я., были обобщены и проверены Сепиром (1971), к-рый осуществил лексико-статнстич. подсчеты для 34 языков и на этой основе предложил уточненную генетнч. систематизацию;
нек-рые поправки к ней были предложены Ж. Доиё (1978).
• Westermann D., Die Westlichen Sudansprachen und ihre Beziehungen zum Bantu, B., 1927; Tr e s s an L. d e, Inventaire linguistique de 1’Afrique Occidentale Fran-$aise et au Togo, MIFAN, 1953, Ne 30; Gr e-enberg J., Studies in African linguistic classification, New Haven, 1955; Wilson W. A. A., Temne, Landuma and the Baga languages, «Sierra-Leone Language Rewiew», 1962. No 1; Voegelin C. F., Voege-1 i n F. M., Languages of the world: African, fasc. 1, «Anthropological Linguistics*, Bloomington, 1964, v. 6, No 5; De 1 afosse M.. Caquot A., Langues du Soudan et de la Guinde. XVI. Groupe Senegalo-Guinden, в кн.: Les langues du monde, ed. A. Meillet et M. Cohen, P., 1965; D a 1 b у D., The Mel languages. A reclassification of Southern «West Atlantic», ALS, 1965, No 6; P i c h 1 W.. The Cangin Group: a language group in Northern Senegal, Pittsburgh, 1966; Wester-m a n n D., Brian M. A., Languages of West Africa, HAL, pt 2, Folkestone — L., 1970; S a p i r D., West Atlantic: an inventory of the languages, their noun class systems and consonant alternation, CTL, 1971, v. 7; Doneux J. L., Les liens historiques entre les langues du Senegal, «Realites africaines et langue frangaise», 1978, 7.
Л. И. Коваль. ЗАПАДНОБАНТОИДНЫЕ ЯЗЫКА — см. Западноатлантические языки. ЗАПАДНОСЕМ АТСКОЕ ПИСЬМО — квазиалфавнтное письмо, состоящее только на знаков, выражающих .согласный + произвольный или нулевой гласный», с направлением написания справа налево; изобретено, по-видимому, в 1-й пол,—сер. 2-готыс. до н. э. в вост. Средиземноморье и применялось первонач. для западных семитских языков. 3. п.— предок мн. алфавитов мира. Предполагаемый общий прототип пока не обнаружен; древнейшие известные варианты 3. п. относятся к четырем типам, различающимся по виеш. форме знаков н характеру начертания, но совпадающим по внутр, структуре: 1) синайско-палестинское письмо — система полукурснвных знаков, имеющих сильно изменчивые очертания в зависимости от времени, места и индивидуальных особенностей писца; частью знаки имеют нек-рое сходство с рисунками (глаз, рыба, змея, голова), хотя в ряде случаев предполагаемое сходство с изображениями — мнимое, отчасти диктуемое желанием увязать синайское письмо с егип. нероглифи-кой как якобы его прототипом. При разнообразии индивидуальных начертаний система в целом, скорее всего, сводима к 22—24 знакам, не считая аллографов. Все надписи — очень краткие граффити, почти ни одна надпись не сохранилась целиком; читаются (без полной уверенности) лишь немногие нзолиров. слова. Датировка неясна (1-я пол.— сер. 2-го тыс. до и. з.?); позднейший (ок. 1200 до н. э.) курсивный алфавит из Избет-Сар-ты (на Ю. Палестины) уже почти совпадает с финикийским алфавитом и по форме знаков, и по их порядку и, возможно, является его вариантом.
2)Ханаанейское, илн финикийское письмо — линейное; 22 четко различаемых знака; нх азбучный порядок можно считать восходящим ко 2-му тыс. до и. э. Мн. знаки похожи на начертания библского псевдоиероглифич. письма (см. Библское письмо); значит, часть знаков совпадает по форме и, видимо, по значению и со знаками синайско-палестин. письма. Сохранились надписи иа камне, металле; древнейшие найдены в Библе (Финикия; ныне Джубейль, Ливан); датировка их спорна, скорее всего — 2-я пол. — кон. 2-го тыс. до и. э. К более позднему времени относятся надписи
11»
на Кипре, в Киликии, в Сардинии, Сев. Африке и т. п.
3) Угаритское письмо — лииейио-клинообразное; технически сходно с шу-меро-аккад. клинописью, с к-рой оно, однако, по своей внутр, структуре н по очертаниям знаков генетически не связано.
4) Аравийское письмо — линейное; 28—29 четко различаемых знаков; алфавитный порядок известен не полностью, но сохранился для потомка юж.-аравийского письма — эфиопского письма. Аравийские алфавиты можно разделить на 2 группы: а) использовавшиеся для др.-араб. яз., возможно, с 7 в. до н. э. нли ранее; древнейшее —лихьянит-ское, более поздние — самудское, сафант-ское; знаки линейные, тексты — б. ч. граффити; б) использовавшиеся для древних языков Юж. Аравии — сабейского, минейского, катабанского, хадрамаут-ского (на терр. совр. ЙАР и НДРИ). Памятники — адм., посвятит, и законо-дат. надписи на камне и металле. Древнейшие сохранившиеся надписи не старше 3 в. до и. э., но поскольку Сабейское (Савское) царство существовало уже лет иа 400 раньше, то и письмо, по-виднмому, восходит еще ко 2-му тыс. до и. э. Почти половина знаков [’, b, g, z, t, 1, m(7), n, c, s(7), q, s, t] восходит к общим прототипам с финикийскими буквами. Исходный юж. протоалфавит содержал 24 знака, т. е. 22 тех же, что и в финикийском, плюс знаки для t, d. Из букв, не имеющих сходства с финикийским алфавитом, нек-рые имеют, видимо, ближайшие аналоги в синайско-палестин. пбшнбах, другие же либо изменены до неузнаваемости, либо ие имеют общих прототипов ни с финикийскими, ни с синайско-палестинскими. Однако для многих из них (как и для финикийских) имеются похожие знаки в библском псев-доиероглифнч. письме, хотя нет уверенности в сходности также и их значений (кроме юж.-семит, знака t, к-рый соответствует библскому псевдоиероглнфичес-кому ta).
Древнейшее царство на терр. Эфиопии — Аксумское вначале пользовалось юж.-аравийским (сабейским) языком и письмом, а с 4 в. приспособило это письмо к местному языку геэз (с передачей огласовки путем видоизменения формы осн. знаков).
Для реконструкции зап.-семит, квазиалфавита существенны заимствования его народами М. Азии и Греции. Финикийское происхождение греч. алфавита (и фригийского), установленное еще др.-греч. учеными, никогда не подвергалось сомнению; его заимствование (видимо, из юж. вариантов финикийской азбуки — Тнр, Яффа) относится к 8, самое раннее — к 9 вв. до и. э. (см. Греческое письмо).
Древние малоазийскне алфавиты (лидийский, ликийский, карийский и др.) ранее не привлекались к проблеме истории возникновения 3. п., т. к. сохранившиеся памятники довольно поздние (не ранее 6—4 вв. до и. э.). Но можно предполагать, что были и более ранние памятники, до нас не дошедшие. Так, «паралндийская» надпись (из Лидин на западе М. Азии), видимо, показывает, что в позднейшем лнднйском письме добавлен ряд знаков к первонач. алфавиту, еще очень близкому по составу и числу знаков к фнннкнйскому. Формы мн. букв, однако, отличны как от греческих, так и от известных нам финикийских; возможно, что лидийское 8 (f) и общеза-падномалоазийские f w (tz, ts) восходят
к юж.-семит, формам букв w и t или у, по-видимому, конкурировавшим с зап.-семит. формами в нек-рых юж.-финикийских или палестинских местных алфавитах, переходных к аравийскому.
Вопрос о происхождении 3. п. упирается в две проблемы: возникновение формы знаков, возникновение внутр, структуры системы письма. Вплоть до 50-х гг. 20 в. почти все внимание было устремлено на первую проблему; наиболее популярны были гипотезы, возводившие форму знаков 3. п. к египетским (либо к иеро-глифич., либо к скорописным; либо непосредственно, либо через синайское письмо), но при этом семиты якобы придали егип. знакам собств. чтения. Эти гипотезы оказались неубедительными.
Согласно др. гипотезе, распространенной в сер. 20 в. и имеющей сторонников в 80-е гг. (А. Г. Лундин), формы знаков подбирались к звучаниям по «акрофонич. принципу», т. е. в соответствии со значениями традиционных назв. букв. Но эту гипотезу также нельзя признать убедительной поскольку: 1) назв. букв появились после возникновения соотв. письменности, а возможно, даже н алфавитного порядка (угарит. письменность 14—13 вв. до н. э. имела алфавитный порядок, почти идентичный финикийскому, но назв. букв были иные — слоговые); 2) если для отд. финикийских букв можно усмотреть сходство с предметами, соответствующими их названиям, то о других этого сказать нельзя; 3) не известно ни одного другого случая возникновения письменности по «акрофонич. принципу», а значащие названия букв могли возникать вторично, без всякой связи с формой буквы (ср. сохранение финикнйско-палестинских названий букв у греков, но введение собственных значащих названий для тех же букв славянами). Т. о., акрофонич. теория не дает ничего для объяснения возникновения внеш, формы знаков 3. п. Скорее всего, они были просто придуманы, возможно, с использованием уже знакомых финикийцам форм библской псевдоиероглифич. системы (может быть, путем отбора знаков типа «согласный + а»таким, по И. Дж. Гел-бу, было «основное значение» каждого знака). Кстати, если перевести названия букв в ту фонетич. форму, к-рую они регулярно должны были иметь во 2-м тыс. до н. э., то во всех случаях после первого согласного, дающего название букве, имеется гласный а: *’а-1р-, ba-it-, *ga-ml-, da-lt- и т. д.
Гораздо более важная проблема — происхождение внутр, формы 3. п. К сер. 2-го тыс. до н. э. на Бл. Востоке существовало 3 типа словесно-слоговых и слоговых письменностей: 1) аккадский, имевший отд. знаки для открытых и закрытых слогов с разными согласными и разными гласными; 2) эгейский (напр., крито-микенское, лувийское, библское псевдоиероглифич. письмо), имевший отд. знаки только для открытых слогов; 3) египетский, имевший отд. знаки только для слогов с произвольным или нулевым гласным; в определ. позициях одноконсонантные знаки могли передавать и «согласный + нуль гласного». Если бнбл-ское псевдоиероглифич. письмо относилось к типу 2 (Гелб), то 3. п. относилось к типу 3, очевидно, идея его внутр, структуры (но не формы его знаков) заимствована из египетского письма.
ЗАПАДНОСЕМИТСК 163
Т. о., к кон. 2-го — нач. 1-го тыс. до н. э. создались три родственные системы линейного письма из 22—28 знаков; каждый нз них обозначал «согласный + + произвольный нли нулевой гласный». Такое письмо называется квазиалфавит-ным или консонантным и является разновидностью слогового письма. Оно ие обязательно передавало один к одному даже н систему согласных фонем; так, финикийско-ханаанейское письмо имело по одному знаку для двух фонем /5/ и Is/, /Ь/ и /Ь/, /'/ и /у/; возможно, подобное явление надо предположить н в нек-рых др. случаях. Значит, усовершенствованием было введение т. наз. матрес лекционис — написания согласных', h, w, j для обозначения долгих согласных /а/, /и/, /о/, /i/, /ё/, но этот прием, хотя н вполне обычный к 9—8 вв. до и. э., оставался факультативным; лишь в греч. письме (возникшем из финикийского) были введены обязат. знаки для всех гласных.
Финикийско-ханаанейский квазналфа-вит в составе согласных b, g, d, h, w, z, h, t, j, k, 1, m, n, s, p. s, q, r, J, t и матрес лекционис’, h, w, j употреблялся помимо финикийского яз. ( н его гораздо более позднего варианта — пунического) также для всех др.-зап.-семит, языков, пока оии существовали, и применяется в мо-дифициров. виде и поныне для языка иврит и др. разг, языков евреев, а также для совр. ассирийского (новосирнй-ского). Лишь внешние формы знаков с течением времени менялись до неузнаваемости, в связи с чем различаются след, самостоят. разновидности 3. п.: 1) собственно финикийское (н пуническое) линейное письмо (до 5 в.); 2) ст.-арамейское курсивное письмо (по-внднмому, первоначально курсивная форма собственно финикийского); буквы пишутся раздельно н без лигатур, характерная особенность — неразличение букв биг; офиц. письмо позднеассирнйских н др.-перс, канцелярий 6—4 вв. до и. э., источник большинства позднейших арамейских вариантов 3. п., а также иран. гетерографич. систем письма (парфянской, ,ср.-перс., хорезмнй-ской, согдийской, а через согдийскую — уйгурской и др. письменностей Центр. Азии); 3) самаритянское письмо, к-рым писала, по-еврейски н на местном арамейском диалекте, секта самаритян (существует поныне в р-не г. Наблус, Палестина); это письмо — стилизация монументального финикийского письма (1); 4) еврейское «квадратное» письмо— стилизация ст.-арамейского курсива (2). Употребляется евреями по крайней мере с 3—2 вв. до и. э. и сохранилось для языка нврнт н других евр. разг, языков — ладино, идиш н др. В 8— 10 вв. для священных текстов была детально разработана система надстрочных н подстрочных дйакритич. гласных на субфонемном уровне (знаки а, а, а, е, i, и, б, й, э, ё, а, о). Письмо имело и имеет разнообразные формы скорописи, однако слитного письма не развилось. Этим письмом написан Ветхий завет (часть Библии), обширная ср.-век. богословская, филос., худож. лит-ра; 5) паль-мирское письмо — другая, во многом аналогичная «квадратному» письму стилизация ст.-арамейского курсива; буквы раздельные, характерны завитки по углам букв, надлом прямых линий. Сохранились только надписи на камне (надгробия, тариф пошлин), монетах и т. п. Употреб-
164 ЗАПАДНОСЛАВЯНС
лялось в арамейском царстве Пальмире в 1-й пол. 1-го тыс. и. э.; 6) набатейское письмо — развитие одного из монументальных вариантов ст.-арамейского письма; обильные лигатуры. Было распространено в Набатейском царстве (ныне Иордания — Синай) со 2 в. до и. э. по 2 в. н. э. (надписи на камне н монетах); источник арабского письма-, 1) сирийское письмо; 8) палестннско-хрнстнанское письмо, к-рое, видимо, является более отдаленным потомком сирийского письма эстрангела; использовалось арамееязыч-нымн православными христианами Палестины н юж. Сирии в раннем средневековье; 9) мандейское письмо — полу-слитное, отпасованное; развитие одной из арамейских письменностей пальмнрского или ранненабатейского типа, используется носителями вост.-арамейского диалекта — приверженцами гностич. религии мандеизма, небольшая группа к-рых сохранилась на Ю. Ирака; 10) манихейский алфавит (арамейского происхождения), сложившийся в 3 в. для религии манихеев; религ. тексты писались на разных языках.
• Дирингер Д., Алфавит, пер. с англ., М., 1963: Тайны древних письмен. Сб. переводов, М., 1976; Фридрих И., История письма, пер. с вем.. М., 1979; Г е л ь б И. Е., Опыт изучения письма. (Основы грамматологии), пер. с англ., М., 1982; Лундин А. Г., О происхождении алфавита, «Вестник древней истории», 1982, № 2; Driver G. R.. Semitic writing from pictograph to alphabet, L., 1976; G a r b i n i G., Sull'alfabetario di 'Izbet Sartah, «Oriens Antique», 1978, XVII; Bees ton A. F. L., South Arabian alphabetic letter order, «Ray-dan», Aden, 1979. _ И. M. Дьяконов. ЗАПАДНОСЛАВЯНСКИЕ ЯЗЫКИ — группа славянских языков, включающая чешский, словацкий, польский, лужицкий (в двух вариантах — верхие- и нижнелужицкий), а также вымерший полаб-скнй языки. Распространены в Чехословакии, Польше, частично в СССР (Украина, Белоруссия, Литва), ГДР [верхнелужицкий и нижнелужицкий языки — в окрестностях гг. Бауцен (Будншин), Котбус н Дрезден]. Носители 3. я. проживают также на терр. Америки (США, Канада), Австралии и Европы (Австрия, Венгрия, Франция, Югославия н др.). Общее число говорящих св. 60 млн. чёл.
В 6—7 вв. предки зап. славян занимали обширные области между Одером и Эльбой (Лабой). Движение славян из Прикарпатья н басе. Вислы происходило на запад н юго-запад к Одеру, за Судеты, к сев. притокам Дуная. На 3. слав, племена жили вперемежку с германскими (нек-рые нз них на протяжении 8—14 вв. подверглись онемечиванию, до сер. 18 в. удерживался язык полаб. племен), на Ю. достигали Дуная.
В 3. я. выделяются 3 подгруппы: ле-хитская, чешско-словацкая, серболужицкая, различия между к-рыми появились в позднюю праслав. эпоху. От лехнт. подгруппы, в к-рую входили польский, полабскнй, кашубский, а ранее н др. племенные языки, сохранился польск. яз. с кашуб, диалектом, сохранившим определ. генетич. самостоятельность.
3. я. отличаются от вост.-слав. и юж,-слав. языков рядом особенностей, сложившихся в праслав. период: 1) сохранение группы согласных kv', gv’, перед гласными i, 'е, ’а (<-ё) в соответствии с cv, zv в юж.-слав, н вост.-слав. языках: польск. kwiat, gwiazda; чеш. kvet, hv6zda; сло-вац. kvet, hviezda; ниж.-луж. kwet, gwSzda; верх.-луж. kw6t, hwezda (ср. рус. «цвет», «звезда» и др.). 2) Сохранение неупрощенных групп согласных tl, dl в соответствии с 1 в языках др. слав.
групп: польск. plot!, mydio; чеш. pletl, mydio; словац. plietol, mydio: ннж.-луж. pletl, mydio; верх.-луж. pletl, mydio (ср. рус. «плел», «мыло»), 3) Согласные с, dz (нлн z) на месте праслав. *tj, *dj, ♦ktj, *kti, к-рым в др. слав, языках соответствуют согласные с, г, st, dj, zd.d: польск. swieca, sadzac; чеш. svice, sazet; словац. svieca, sadzat’; ниж.-луж. sweca, sajzad; верх.-луж. sweca, sadzec (ср. pyc. «свеча», «сажать»), 4) Наличие согласного s в тех случаях, к-рым в языках др. слав, групп соответствуют s или s (при аналогических образованиях ch): польск. wszak, musze (дат.-предл. п. от mucha); чеш. vsak, mouse; словац. vsak, muse; ниж.-луж. vsako, muse; верх.-луж. wsak, muse [ср. рус. «всякий», «мухе»; укр. «всяк», «Myci» ( = мухе)]. 5) Отсутствие! эпентетического после губных в неначальной позиции слова (нз сочетания губной +J): польск. ziemia, kupiony; чеш. zeme, koupe; словац. zem, kupeny; ниж.-луж. zemja, kupju; верх.-луж. zemja, kupju (ср. рус. «земля», «купля»).
В нсторни развития 3. я. произошли общие для всей группы изменения: 1) стяжение групп гласных в один долгий при выпадении интервокального j н ассимиляция гласных во флексиях и в корнях: чеш. dobry «- dobryi, dobra <- dobraja, dobre «- dobroje; meho «- mojego, tve-mu «- tvojemu; тв. п. ед. ч. zenou «-«-ienti «— zenojp, d61ame «- delajeme, pas pojasb; словац. pekny (муж. род), pekna (жен. род), pekne (ср. род); польск. prosty (муж. род), prosta (жен. род), proste (ср. род); верх.-луж. nowy, nowa, nowe. 2) В 3. я. установилось фнксиров. ударение либо на первом (чеш., словац., лужицкие языки), либо на предпоследнем слоге (польск. яз., нек-рые чеш. диалекты). В кашуб, диалекте ударение разноместное. 3) Для большей части 3. я. н диалектов характерно одинаковое изменение сильных редуцированных ъ н ь > е: чеш. sen «- въпъ, беп«-бьпь; польск. sen, dzieri. Отклонения представлены в словацком, ср. pes «- рьэъ, den «- dbnb, но orol «- огь1ъ, ovos «- ovbsb, и в верх,-лужицком, ср. dzeri, но kozol «- kozblb.
Осн. различия между отд. 3. я., возникшие в ист. период их развития: разл. судьба носовых гласных, звука ё (ять), долгих и кратких гласных; праслав. согласный g в чеш., словац. и лужицких языках изменился в h (гортанный, фрикативный), различия касаются также категории твердости/мягкости согласных. В системе именного склонения всех 3. я. протекали общеслав. процессы: перегруппировка типов склонения по признаку грамматич. рода, утрата нек-рых прежних типов (гл. обр. основ на согласный), взаимовлияние падежных флексий внутри парадигмы, переразложенне основ, появление новых окончаний. В отлнчне от вост.-слав. языков влияние жен. рода более ограничено. Наиболее арханч. систему склонения сохранил чеш. яз. Все 3. я. (кроме лужицких) утратили формы дв. ч. Развилась и получила морфологич. выражение категория одушевленности (чеш., словац.) и специфич. категория личности (польск., верх.-луж.). Краткие формы прилагательных исчезли (словац., верх.-луж.) или сохранились ограниченно (чеш., польск.).
Для глагола характерен переход непродуктивных классов спряжения к продуктивным (ср. чеш. siesti -» sednouti), утрата (кроме лужицких языков) простых прош. времен (аориста и имперфекта), в нек-рых языках и плюсквамперфекта (чеш., отчасти польск.). Наиболее существенные изменения в спряжении презент-
ных форм глаголов пережил словац. яз., где все глаголы в наст. вр. имеют одну систему окончаний.
Синтаксич. особенности обусловлены отчасти влиянием лат. и нем. языков. В отличие от вост.-слав. языков чаще употребляются модальные глаголы, возвратные формы глаголов в неопределенно-личном н обобщенно-лнчном значении типа чеш. Jak se jde? ‘Как пройти?’ и др.
В лексике отразилось лат. и нем. влияние, на словац. яз.— чешское и венгерское. Влияние рус. яз., значительное в 18—19 вв., особенно усилилось после 2-й мировой войны.
В ранний феодальный период в качестве письм. языка у зап. славян использовалась латынь. Самый древинй лит. язык славян — старославянский язык возник в 9 в. Первые собственно чешские памятники относятся к кон. 13 в., польские — к нач. 14 в., словацкие — к кои. 15—16 вв., лужицкие — к 16 в. Совр. 3. я. пользуются лат. графикой. • Селище в А. М.. Слав, яз-знание, т. 1, Зап.-слав, языки, М., 1941; Бернштейн С. Б., Очерк сравнит, грамматики слав, языков. [Введение. Фонетика], М., 1961; его же, Очерк сравнит, грамматики слав, языков. Чередования. Именные основы, М., 1974; Нахтигал Р., Слав, языки, пер. со словенского, М.. 1963; Вступ до по-р1вняльно-1сторичного вивчення слов’янсь-ких мов. Кшв. 1966; Слав, языки. (Очерки грамматики зап.-слав, и юж.-слав, языков), под ред. А. Г. Широковой и В. П. Гудкова, М., 1977; Ист. типология слав, языков. Фонетика, словообразование, лексика и фразеология, К., 1986; Lehr-Splavid-skiT., Kuraszkiewic! W., Slawski Ft.,, Przeglqd i charakterystyka Jezy-k6w stowianskich, Warsz., 1954; H о г a-lek K.. Gvod do studia slovanskych jazyku, Praha, 1955; Petr J., Zaklady slavistiky, Praha. 1984.	А. Г. Широкова.
ЗВУКИ РЕЧИ — минимальные единицы речевой цепи, являющиеся результатом сложной артикуляционной деятельности человека и характеризующиеся определенными акустическими и перцептивными (связанными с восприятием речи) свойствами. 3. р. относятся к сегментным средствам, поскольку соотносятся с миним. линейными единицами языка — фонемами. Супрасегмент н ы е звуковые средства, напр. тон, ударение, интонация, соотносятся с единицами большей протяженности — такими, как слог, слово, синтагма.
Способность к членораздельной речи возникает параллельно со способностью к таким мыслит, процессам, к-рые отличают человека от животных, пользующихся звуковой сигнализацией в целях коммуникации. При описании 3. р. учитываются нх артикуляционные, акустнч. и перцептивные характеристики (см. Артикуляция, Акустика, Восприятие речи).
Артикуляционно все 3. р. делятся иа 2 класса — гласные и согласные, различия между к-рыми связаны как с ролью отд. участков речевого тракта при их образовании (обязат. участие голосовых связок при произнесении гласных), так и с наиболее типичными артикуляторными движениями (смыкат. движения при артикуляции согласных, размыкательные — при артикуляции гласных), а также со специфическими для каждого класса 3. р. общими свойствами (локализованное мускульное напряжение при артикуляции согласных, разлитое — при артикуляции гласных). Наиболее существенны различия между гласными и согласными в их роли при образовании слога: как правило, вершиной слога является гласный.
Артикуляторно звук речи может быть Представлен как последовательность трех
фаз или состояний речевого тракта — экскурсии, выдержки и рекурсии, где экскурсия — переход артикулирующих органов в состояние, необходимое для производства данного звука, выдержка — нахождение органов в данном положении, а рекурсия — переход к артикуляции следующего звука или переход к нейтральному положению. Реально в речевой цепи все три фазы представлены редко, поскольку экскурсия одного звука часто является рекурсией предшествующего, а рекурсия — экскурсией следующего за ним. Гласные чаще характеризуются отсутствием фазы выдержки (особенно в безударных слогах), тогда как для согласных отсутствие выдержки — признак артикуляционной «небрежности» речи (напр., произнесение щелевой, а не смычиой аффрикаты в словах «часто», «лицо» и т. д.).
Артикуляция 3. р. может быть охарактеризована как специфич. работа органов речи, создающая определ. акустич. эффект. Кроме того, артикуляция каждого 3. р. зависит от состава миним. произносит. единицы — слога, в пределах к-рого этот звук произносится, так, согласный [s] в слогах [su], [stu] и т. д. будет произноситься с обязат. участием губ (их ок-fiyrneHHeM и выпячиванием), а в слогах sa], [sta] н т. д.— без этого участия. Огубленность [s]— результат активной подготовки артикулирующих органов к произнесению гласного. Возможно и влияние артнкуляц. свойств предшествующего звука: напр., в слове «тут» конечный согласный [tj значительно озвончается на участке, примыкающем к гласному, что объясняется инертностью голосовых связок, к-рые «не успевают» полностью выключиться после окончания артикуляции гласного.
С акустической точки зрения 3. р. представляют особый класс звуков. При их образовании в качестве источников выступают: а) голос; б) импульсный шум; в) турбулентный шум. Возможны разл. комбинации источников: при произнесении гласных участвует только голосовой, при произнесении глухих взрывных — только импульсный, при произнесении звонких щелевых — голосовой и турбулентный н т. д. Звук источника видоизменяется под влиянием резонансных свойств надгортанных полостей, конфигурации к-рых определяются положением языка, губ, мягкого нёба и т. д.
Восприятие 3. р.— сложная функция слуховой системы, осуществляющей и обнаружение 3. р. (выделение нх на фоне неречевых звуков), и их опознание. Известно, что опознание гласных н согласных связано с выделением полезных признаков и что такими признаками могут быть разные свойства звуков: так, напр., полезным признаком, по к-рому различаются согласные [р], [t], [к], может быть характер движения формант иа переходном участке спектра следующего гласного, полезным признаком сонанта [1] — лишь его меньшая интенсивность по сравнению с соседним гласным.
Сама выделнмость звука речи как элемента речевой цепи базируется не столько на его артикуляторных, акустических или перцептивных характеристиках, сколько на той фонологич. организации, к-рая свойственна языку (см. Сегментация).	•
• фант Г., Акустич. теория речеобра-зования, пер. с англ., М., 1964; В о в д а р-к о Л. В., Звуковой строй совр. рус. явыка, М., 1977; ее же, Фонетич. описание языка и фонологич. описание речи, Л., 1981; Зин-дер Л. Р., Общая фонетика, М., 1979.
Л. В, Бондарко.
ЗВУКОВЫЕ ЗАКОНЫ—см. Фонетические законы.
ЗВУКОПОДРАЖАНИЕ (ономатопея) — закономерная не произвольная фонетически мотивированная связь между фонемами слова и лежащим в основе номинации звуковым (акустнч.) признаком денотата (мотивом). 3. также определяют как условную имитацию звучаний окружающей действительности фонетнч. средствами данного языка («плюх»,«ж-ж-ж», «мяу», «тик-так»). Изучение звукоизобразит. системы языка, в к-рую звукоподражат. подсистема входит наряду со звукосим-волич. подсистемой (см.Звукосимволизм), приводит, однако, к выводу, что нет оснований подчеркивать условный характер имитации при 3. В течение длит, времени изучение 3. не было отграничено от изучения звукосимволизма (см. Звукоподражания теория). В 60—80-х гг. 20 в. разработана универсальная классификация звукоподражат. слов (по соотносимости их с денотатом). Корневые звукоподражат. слова образуются по определ. моделям. Зная характер звучания-денотата, можно предсказать фонетич. структуру соотв. звукоподражат. слова; предсказуемость возможна в терминах акустич. ф о н е м о-типов (типов фонем), но не отд. конкретных фонем. Так, модель «взрывной + низкий (по частоте) гласный + + носовой сонант» характерна для обозначений удара с последующим низким резонаторным тоном: англ, dong ‘звучать (о низком звуке большого колокола при ударе)’ и индонез. bam ‘бомГ. Звукоподражат. основы в языках мира весьма продуктивны.	*
• Скаличка В., Исследование венг. звукоподражат. выражений, пер. с чеш., в кн.; Пражский лингвистич. кружок, М., 1967; Воронин С. В., Основы универсальной классификации ономатопов, в кн.: Фонетика—83, М.. 1983; Grammont М., Traite de phon4tique, Р.. 1933; Jesper-sen О., Language, L., [1949]; см. также лит. при статьях Звукосимволизм, Звукоподражания теория.	С. В. Воронин,
ЗВУКОПОДРАЖАНИЯ ТЕОРИЯ (ономатопоэтическая теория) —одна нз теорий происхождения языка, согласно к-рой язык возник в результате того, что человек подражал звуковым (и незвуковым) признакам называемых объектов. Сторонники 3. т. обычно понимали звукоподражание широко — и как подражание звуком звуку (отражение в звучании слова звукового признака объекта-денотата), и как подражание звуком не-звуку (отражение в звучании слова к.-л. незвукового признака объекта-денотата), т. е. и как собственно звукоподражание («трах», «ква-ква»), и кая звукосимволизм («бублик», «боб», «губа» — с губными звуками, характерными для обозначения чего-либо округлого, выпяченного). 3. т. была выдвинута стоиками (3 в. до н. э.), получила развитие в трудах Г. В. Лейбница, И. Г. Гердера и др. Сильной стороной 3. т. было признание существования первонач. связи между звуком и значением в словах языка и признание естественного, отпрнродного характера этой связи. Противники 3. т., справедливо критикуя ее за недооценку социальных условий возникиовення языка и за абсолютизацию принципа звукоподражания, вместе с тем необоснованно принижали значение звукоподражания и отказывались признать существование звукосимволизма. Исследования 50— 80-х гг. 20 в. дают веские доказательства
ЗВУКОПОДРАЖАН 165
в пользу того, что собственно звукоподражание и звукосимволизм играли, наряду с жестом, важнейшую роль при возникновении языка.
• С пирки н А. Г., Происхождение языка и его роль в формировании мышления, в кн.: Мышление и язык, М., 1957; Будагов Р. А., Введение в науку о языке, 2 изд., М., 1965; Газов-Гинзберг А. М., Был ли язык изобразителен в своих истоках?, М., 1965; Корнилов Г. Е., Имита-тивы в чуваш, языке, Чебоксары, 1984; Якушин Б. В., Гипотезы о происхождении языка, М., 1984; Theoretische РгоЫеше der Sprachwissenschaft, Т1 1,	В.,	1976
(Sprache und Gesellschaft, Bd 9).
С. В. Воронин.
ЗВУКОСИМВОЛЙЗМ (звуковой символизм, фонетический символизм, символика звука) — закономерная, не произвольная, фонетически мотивированная связь между фонемами слова и полагаемым в основу номинации незвуковым (неакустнческим) признаком денотата (мотивом). Звукоснмволич. слова (идеофоны, образные слова) особенно часто обозначают разл. виды движения, световые явления, форму, величину, удаленность объектов, свойства их поверхности, походку, мимику, физиологическое и эмоциональное состояние человека и животных, напр. англ, totter 'идти неверной походкой; трястись, шататься’, кхмер. тотре:т-тотроут ‘ходить пошатываясь’, лат. bulla ‘водяной пузырь', нндонез. bulat ‘круглый’. Разработаны методика опознания звукоснмволич. слов, критерии их выделения (вариативность, редупликация, экспрессивная гемннация, типологии. сходство звукоснмволич. слов по языкам мира н др.). Звукоснмволнче-скимн являются не только те слова, к-рые ощущаются таковыми совр. носителями языка, но н те, в к-рых эта связь в ходе развития языка оказалась ослабленной (и даже на первый взгляд утраченной), но в к-рых с помощью метода фоносеман-тич. анализа данная связь выявляется (это верно и для слов звукоподражательных). Нек-рые ученые определяют 3. как такую связь между означаемым и означающим, к-рая носит не произвольный, мотн-виров. характер. Однако это определение не позволяет отличить фонетически мотивиров. слова, в к-рых действует 3., ни от слов, вторично (морфологически, семантически) мотивированных, ни от первично (фонетически) мотивиров. слов, в к-рых действует звукоподражание. Звукоснмволич. основы в языках мира обладают чрезвычайно высокой продуктивностью. Выделяясь семантически и структурно, многие звукоснмволич. и звукоподражат. слова образуют особые разряды в составе глагола и др. частей речи.
Звукоснмволич. подсистема языка входит (наряду со звукоподражат. подсистемой) в звуконзобразит. систему языка. 3. в совр. языках носит статнстнч. характер. Различают 3. субъективный (связь между звуком и значением в психике человека) и объективный (связь между звуком и значением в словах языка). Важнейшие компоненты психофизиология, основы 3.— синестезия н кинемнка. Синестезия — феномен восприятия, состоящий в том, что впечатление, соответствующее данному раздражителю и специфическое для данного органа чувств, сопровождается другим, дополнит, ощущением или образом, часто характерным для другой модальности. Кинем ика — совокуп-
166 ЗВУКОСИМВОЛИЗ
ность непроизвольных движений мышц, сопровождающих ощущения и эмоции.
Вопрос о связи между звуком и значением ставился мн. учеными в разл. периоды развития науки (Платон, Ж. Ж. Руссо, М. В. Ломоносов и др.). В 18—19 вв. изучение 3. шло пренм. в плане звукоподражательной и междометной теорий происхождения языка (Г. В. Лейбниц, В. Гумбольдт и др.). В отечеств, яз-знании работы по 3. длит, время рассматривались как «лежащие вне науки»; с 50—60-х гг. 20 в. наметилась тенденция к глубокому изучению этого явления. 3. и звукоподражание исследуются в связи с проблемами мотивированности языкового знака, теории детской речи, стилистики и поэтики, лингвистич. типологии, экспериментальной психологии, психолингвистики. В 70—80-х гг. 3. стал рассматриваться также в рамках фоносемантики (изучающей звуконзобразит. систему языка с пространственных и временных позиций).
• Вестерман Д., Звук, тон и значение в западноафр. суданских языках, пер. с нем., в ки.: Афр. яз-знание, М., 1963; Журков-с к и й Б. В., Идеофоны: сопоставит, анализ, М., 1968; Левицкий В. В., Семантика и фонетика, Черновцы, 1973; Ш а хна-ров и ч А. М., Проблемы мотивированности языкового знака в онтогенезе речи, в кн.: Общая и прикладная психолингвистика, М., 1973; Газов-Гинзберг А. М., Символизм прасемит. флексии. М.. 1974; Горелов И. Н., Проблема функционального базиса речи в онтогенезе. Челябинск, 1974; Журавлев А. П., Фонетич. значение. Л., 1974; Воронин С. В., Основы фоносемантики, Л.. 1982; S а р i г Е., A study in phonetic symbolism, «J. Experim. Psy.», 1929, v. 12, № 3; В г о w n R., Words and things, Glencoe, [19581; Werner H., Kaplan B., Symbol formation, № 4, 1963; Marchand H., The categories and types of present-day English word-formation, 2 ed., Munch., [1969]; Peterfalvi J.-M., Recherches experimentales sur le symbolisme phonetique, P., 1970; J akobson R., Waugh L., The sound shape of language, Bloomington. 1979; Dog ana F., Suono e senso. Mil.. 1983; см. также лит. при статье Звукоподражание.	С. В. Воронин.
ЗЕНАГД (изнаген) — один из бербероливийских языков (составляет отдельную западную их группу). Распространен в юго-зап. Мавритании и, как предполагают, в юго-вост. Сенегале. Число говорящих ок. 20 тыс. чел.
Фонологич. система 3. характеризуется спирантнзацией дентальных смычных, спорадич. утратой признака эмфатнч-ностн, переходом у > е> о, аффрнка-тнзацией g > 6, z >dz, палатализацией и аффрнкатизацней 1 > dj, переходом u > b и uu > bb в поствокальной позиции, чередованием глухих и звонких смычных в разл. позициях, обилием аллофонов у гласных. Облик слова изменен по сравнению с др. берберо-лнвийскими языками под воздействием фонетич. и морфонологнч. процессов.
В области морфологии диминутивы, в отличие от др. оерберо-лнвнйских языков, образуются при помощи частиц муж. рода ау, жен. рода ба в сочетании с суффиксами -it/-t. Распространено анали-тнч. мн. число. Отсутствуют категории статуса имени и «отрицат.» перфектива; нет особого спряжения глаголов состояния. Каузатив выражается префиксами es-/et-, рефлексив — m-/n-/mn-, пассив — t-/c-. Используется частица ad, соответствующая общеберберо-лнвийской частице d — показателю именного предложения. Порядок слов в предложении SVO. В функции подчинит, союзов используются союзы, заимствованные из
араб. яз. В лексике много араб, заимствований. Язык бесписьменный.
* Faidherbe G.,La Zenaga des tribus senegalaises. P.. 1877; Nicolas F., La langue berbere de Mauritanie, Dakar. 1953.
_	Л Ю. Айхенвальд,
ЗЕНЁТСКИЕ ЯЗЫКЙ (зенатья) — подгруппа северной группы берберо-ливийских языков. Распространены в сев,-вост. Марокко, Алжире, Тунисе и сев.-зап. Ливии. Число говорящих ок. 3,5 млн. чел.
Включают 3. я. Марокко — сегхру-шен, риф, гхмара, жбала, сенхажа, нзнасын, фигнг и др., сев. Алжира — зеккара, снус, матмата, харауа, мена-сыр, шенва, бен и, салах, шауйа, оазисной зоны центр. Алжира — диалекты юж. Орана, гурара, туат, тидикельт, мзаб, уаргла, ригх и др., Туниса —сенед, джерба, зрауа и др., сев.-зап. Ливии — зуара н, возможно, нефуса.
Гласные фонемы — a, i, и, э, в ряде диалектов также е, о. Консонантизм характеризуется палатализацией и дальнейшей аффрикатизацией велярных g>i и k > ts (к в иек-рых диалектах подвержен спираитизации), тенденцией к потере эмфатизации d и z, спирантизацней дентальных смычных в ряде диалектов. Имеется категория неопределенности прилагательных (показатель — частица d). Утрачено общеберберо-ливийское спряжение глаголов состояния, релятивные формы не изменяются по родам и числам. Пассивная порода с показателем tu-менее продуктивна, чем в др. языках сев. группы. Характерная черта 3. я. сев.-зап. н сев. Алжира и сев.-вост. Марокко— наличие форм «отрицат.» интенсивного имперфектива; особенность 3. я. вост. Алжира и Туниса—отсутствие оформления подлежащего посредством аннексионного статуса. Преобладающий порядок слов VSO. В лексике большое кол-во заимствований из арабского; есть заимствования из лат. яз. и др. роман, языков. Языки бесписьменные.
• Basset R., Etude sur les dialectes berberes de la Zenatia du Mzab, de 1'Ouargla et de 1’Oued Righ, P., 1892; Mercier G., Le chaouia de Г Aures, P.. 1896: Destaing E., Etude sur le dialecte berbere des Beni-Snous. P., 1907—1911; его же, Etude sur le dialecte berbere des Ait Seghrouchen, P., 1920; L a о u s t E., Etude sur le dialecte berbere du Chenoua compare avec ceux des Beni-Menacer et des Beni-Salah, P., 1912; В i a r n a у S., Etude sur les dialectes berberes du Rif, P., 1917; Basset A.. Les parlersberberes, в кн.: Initiation 4 la Tunisie. P., 1950.
H u у g h e G.. Dictionnaire chaouia-arabe-kabyle-francais. Alger. 1907; Ibanez E., Dic-cionario Rifeno-Espanol, Madrid, 1949.
А. Ю. Айхенвальд. ЗЙБСА ЗАКОН —сформулированный T. Знбсом закон, по к-рому в позиции после начального спиранта индоевропейский звонкий придыхательный чередуется с глухим (придыхательным, по нек-рым из совр. интерпретаций), напр. англ, steam 'пар' < герм. *stauma- при герм. *dauma- (где *d < u. е. *dh ). Согласно переформулировке 3. з., предложенной В. М. Иллпч-Свитычем, в позиции после *s- оба члена противопоставления ♦g<h): *k‘h) были представлены глухим ♦к01’ (откуда слав. *х-). По Е. Куриловичу, 3. з. объясняет возникновение глухих придыхательных в индоиранском из совпадения в позиции после *s- рефлексов звонких придыхательных с результатами развития групп „глухой согласный + + ларингальный": *spn- < *s-4-*bh, где -*ph- неотличимо от -*ph- < -*р-+Н-в др. позициях.
• И л л и ч - С в и т ы ч В. М., Один из источников начального х- в праславянском>
Поправка к «закону Зибса»), ВЯ, 1961, № 4. с. 93—98; Курилович Е.. О методах внутр, реконструкции, в кн.: НЛ, в. 4, №.. 1965; Семереньи О., Введение в сравнит, яз-знание, пер. с нем., М., 1980, с. 119—20, 160; Г амкрелид-зе Т. В., Иванов Вяч. Вс., Индоевроп. язык и индоевропейцы, т. 1, Тб., 1984, с. 56, 118, 140; S i е b s Th., Anlautstudien, ZVS, 1901, Bd 37. Н. 3. S. 277-324; Сипу A., Evolution prehistorique de 1’indoeuro-peen, «Revue des dtudes anciennes». 1936, v. 38, p. 69—76; Col linge N. E., The laws of Indo-European, Amst.— Phil., 1985.
Вяч. Вс. Иванов. зйверса — Эджертона закон — правила распределения и последующего отражения в отдельных индоевропейских диалектах индоевропейских праязыковых сонантных фонем в зависимости от характера предшествующего слога. В положении после шумного согласного после краткого слога сонант представлен своей неслоговой формой, после долгого (а также после паузы, к-рая в нек-рых случаях предполагала наличие долгого или краткого гласного в предшествующем слоге) — сочетанием соотв. слоговой формы с неслоговой. Напр., лат. luppiter ‘Юпитер’ отражает неслоговое -*у- после *d-: *dyu-pHter ‘небо-отец’, тогда как лат. dies ‘день’ содержит отражение слогового -*i- в сочетании с последующим -у- в том же корне: *diy-. Для доисторического периода, частично еще отраженного в«Ригведе>, можно думать острогом распределении форм с группами типа аСуа: aCiya (где С —шумный согласный). Дальнейшие исследования показали, что 3.— Э. з. действовал также в хеттском и др. анатолийских языках и поэтому относится к раннему индоевропейскому. • Семереньи О.. Введение в сравнит, яз-знание, пер. с нем., М., 1980, с. 120—24; Гамкрелидзе Т. В.. Иванов Вяч. Вс., Индоевроп. язык и индоевропейцы, т. 1, Тб., 1984, с. 210; Sievers Е., Zur Akzent- und Lautlehre der germanischen Sprachen. «Beitrage zur Geschichte der deut-schen Sprache und Literatur». 1878, Bd 5. S. 63—163; Edgerton F.. Sievers’s law and IE Weak-grade vocalism, «Language», 1934, v. 10, p. 235—65; его же, The Indo-European semivowels, там же, 1943, v. 19. p. 83—124; его же, The semivowel phonemes of Indo-European: a reconsideration, там же. 1962. V. 38. Ml 4. p. 352—59; Atkins S. D.. The RV dyaus-paradigm and the Sievers-Edgerton law, JAOS. 1968, v. 88, № 4, p. 679—709; Nagy G.. Greek dialects and the transformation of an Indo-European process, Camb. (Mass.), 1970; S i h 1 e r A., Sievers-Edgerton phenomena and Rigvedic meter, «Language», 1969. v. 45, p. 248—73; его же. Word-initial semivowel alternation in the Rigveda, там же. 1971, v. 47, № 1. p. 53—78; С о 1 1 i n g e N. E.. The laws of Indo-European, Amst.— Phil., 1985.
Вяч. Вс. Иванов. ЗНАК ЯЗЫКОВОЙ —материально-идеальное образование (двусторонняя единица языка), репрезентирующее предмет, свойство, отношение действительности; в своей совокупности 3. я. образуют особого рода знаковую систему — язык. 3. я. представляет единство определ. мыслит, содержания (означаемого) н цепочки фонематически расчлененных звуков (означающего). Две стороны 3. я., будучи поставлены в отношение постоянной опосредованной сознанием связи, составляют устойчивое единство, к-рое посредством чувственно воспринимаемой формы знака, т. е. его материального носителя, репрезентирует социально приданное ему значение; только в единстве и взаимосвязи двух сторон 3. я. сознанием «схватывается», а знаком обозначается и выражается определ. «кусочек действительности», вычлененные факты Я события.
Обе стороны 3. я. взаимно обусловливают и предполагают друг друга, однако подчиняются общему закону асимметрии в языке. Существует точка зрения, что 3. я. являются односторонними сущностями (см. об этом в ст. Знаковые теории языка).
Наиболее типичным 3. я. является слово, ибо человеческое познание в целом и познават. образ предмета в частности определены практикой и результатами мышления предшествующих поколений, закрепленными в словах. Содержание словесных знаков носит, т. о., кумулятивный характер, т. е. складывается из накопленной ранее информации.
Означаемое одних словесных знаков представляет собой более или менее схематич. отражение элементов опыта человека, фактов и явлений окружающего его мира, формируя значение т. наз. характеризующих знаков, представленных полнозначными словами. Означаемое др. словесных знаков (местоимений, предлогов, союзов и др.) составляет информация о внутр, отношениях между самими знаками, о связях разл. предметов мысли в рамках сложных 3. я.— в высказываниях.
Особое внутриструктурное назначение, а следовательно, и специфич. означаемое имеют словообразоват. и словоизменит. морфемы, реализующие свое значение в комбинации (и противопоставлении) с др. знаками и в силу этого называемые иногда полузнакам н.
Гл. отличит, чертой словесного знака является двухступенчатый принцип построения его означающего: форма выражения любого словесного знака состоит из фонем, односторонних незнаковых единиц плана выражения, представленных в каждом языке ограниченным числом артикулированных, «семасиоло-гизированных» (И. А. Бодуэн де Куртенэ) звуков, к-рые создают путем их комбинирования неограниченные возможности обозначения, наименования элементов объективной реальности всех сфер человеческой деятельности. Второй, нижестоящий, уровень незнаковых единиц в строении означающего словесного знака представлен дифференциальными признаками фонем, способствующими осуществлению не только перцептивной функции (функции восприятия), но н дистинктнвной (различительной) функции фонем. Фонемы с нх дифференциальными признаками интерпретируются (К. Л. Бюлер, О. С. Ахманова, Ю. С. Степанов) как своеобразные «знаки знаков»; в отличие от 3. я. их называют также фигурами (Л. Ельмслев).
Т. о., словесный знак помимо обобщающей познават. функции выполняет функцию идентификации структурных единиц языка, как меньших, чем слово (фонемы, морфемы), так и больших '(словосочетания, предложения).
Язык как сложная система знаков характеризуется двукратным означиванием ее единиц, к-рое формируется первично в системе средств (в целях выделения и обозначения релевантных признаков предметов, явлений) и вторично в речи [с целью передачи информации, прагматического (см. Прагматика) воздействия иа участников коммуникативного акта].
3. я. не возникают и тем более не функционируют раздельно; любой языковой элемент означивается в рамках той нли иной системы, микросистемы, ряда, формируясь на основе отработанных моделей, и строго подчиняется двум структурным
измерениям человеческого языка — парадигматическому, представленному разл. оппозициями, группировками, парадигмами означающих и означаемых, и синтагматическому — сочетаемости знаков в линейном ряду. Знакам, являющимся полнознач-иыми словами, присуще третье структурное измерение — ось семантич. произ-водности, или ист. тождества, слова.
3. я. могут быть расклассифицированы по след, признакам: 1) п о принципу (способу) знакообразова-н н я: а) знаки первичного означивания, собственно семнологич. способа знакооб-разования (лексич. морфемы, полнозначные и служебные слова); б) знаки вторичного означивания, т. наз. (Э. Бен-венист) принципа семантич. интерпретации [все дискурсивные (речевые) знаки — высказывания].
2)	По з а ко н че в и ос т н / незаконченности процесса порождения законченных высказываний 3. я. могут быть полными (предложения-высказывания) и неполными (слова, словосочетания).
3)	По соотнесенности/не-соотнесенностн с актом речи 3. я. (слова, предложения) могут носить виртуальный (потенциальный) н актуальный характер. Напр., у словесных знаков имеется 3 ступени актуализации их семантики: а) слово-лексема, семантически нерасчлененный виртуальный знак (напр., «дом»); б) с о-четанне слов (словосочетание) как относительно семантически расчлененный знак (напр., «старый дом», «отчий дом» и т. д.); в) словоупотребление — абсолютно актуализированный словесный знак в составе высказывания (напр., «Этот дом продается дешево»). Два крайних члена приведенного ряда составляют оппозицию: виртуальный словесный знак (в лексич. системе)— актуальный словесный знак (в речевом акте); средним между ними звеном является относительно актуализированный словесный знак — элемент лексико-семан-тич. системы языка.
4)	По совокупности основных признаков (по категориальному значению, по выполняемым в речи функциям, по сфере пренм. использования) словесные знаки разграничиваются на семнологнч. классы: а) характеризующие — полнозначные слова; б) идентифицирующие — имена собственные; в) квантитативные — числительные; г) д е й к-тнческие (см. Дейксис) — слова субъективного, объективного и внутрн-структурного указания (личные, указат. н пр. местоимения); д) связочные (реляционные) — предлоги, союзы и т. п.; е) заместительные слова— неопредел., вопросит., отрицат. и др. местоимения.
Особую семнологич. область занимают полные 3. я.— дискурсивные, разнообразные по структуре и выражаемому ими смыслу, обозначающие не только ситуации, но н события, факты, являющиеся «предметами мысли».
* См. лит. при статьях Знаковые теории языка. Семиотика. А. А. Уфимцева. ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ —см. Пунктуация.
ЗНАКОВЫЕ ТЕОРИИ ЯЗЫКА—совокупность теоретических положений (идей, гипотез) о строении языка, рассматриваемого как система знаков (см. Знак язы-
ЗНАКОВЫЕ 167
ковой), и об отношении его к внеязыко-вой действительности. 3. т. я. не исчерпывают всех аспектов языка. Понятие знака, восходящее к стоикам, изначально определялось как двусторонняя сущность, образованная отношением означающего (semainon) — звуковой речи — и означаемого (semaindmenon) — значения, интерпретируемых соответственно как «воспринимаемое» и «понимаемое». Определение знака как единства звуков и значения прошло через всю ср.-век. философию. В новое время теория о знаках человеческого языка была изложена в трудах В. Гумбольдта, сформулировавшего «закон знака», к-рый вскрывал гл. универсальный принцип строения языков, механизм соединения значения и формы его выражения: это единство «коренится во внутреннем, соотнесенном с потребностями мыслительного развития, языковом сознании и в звуке», к-рые взаимодействуют между собой (Гумбольдт В., Избранные труды по языкознанию, М., 1984\ с. 127).
Общие принципы знаковых концепций были сформированы на основе анализа свойств естественного языка одновременно разными науками — философией, логикой, математикой, психологией, лингвистикой в конкретных, специфических для каждой отрасли знаний целях, что позволяет разграничить знаковые теории по четырем науч, сферам: философской, логико-математической, психологической и лингвистической, хотя граница между ними относительна. Большое влияние на формирование 3. т. я. оказала семиотика. В «теории символич. форм» нем. философа Э. Кассирера (1923) язык рассматривается как одна из символич. форм наряду с религией, мифологией, культурой, наукой и т. п.
Логико-математическая линия представлена прежде всего работами Ч. С. Пирса, к-рый разрабатывал особый вариант матем. логики, называемый «умозрительной или чистой грамматикой». По характеру соотношения двух сторон знака Пирс выделил З'типа знаков: а) иконич. знаки, формируемые на основе подобия означающего и означаемого; б) зиаки-нндексы, создаваемые отношением смежности означаемого и означающего; в) знаки-символы, порождаемые установлением связи означающего л означаемого по условному соглашению. Связь двух сторон знака-символа не зависит от их сходства; такой знак обретает статус условного установления и всеобщего правила. Пирс показал, что для человеческого языка, его знаковой организации синтаксис (в частности, модели предложений) играет ие менее важную роль, чем лексика и морфология. В духе логич. позитивизма эти идеи развивает Р. Карнап, работы к-рого («Логический синтаксис языка», 1934, «Введение в семантику», т. 1—2, 1942—43) оказали большое влияние на лннгвнстич. знаковые теории.
Науч, программа Карнапа и его последователей сводилась к формализации синтаксиса естеств. языка, к описанию последнего как строго упорядоченной, предельно формализованной дедуктивной системы —«исчисления» (calculus); значение языковых форм, как препятствующее процессу формализации и математизации, было исключено из иауч. исследования. В работах Карнапа понятие «знак», будучи приспособлено к конкрет-
168 ЗНАКОВЫЕ
ным нуждам спец, области знаний, гл. обр. математики н физики, полностью трансформируется. Если все предшествующие концепции знака трактовали эту категорию как двустороннюю сущность, сформированную отношением формы знака (знаконоснтеля) и его значения, то в теории Карнапа «знак» (sign) был приравнен к «знаковому выражению» (sign expression) и тем самым сведен к ф°Рме знака, к односторонней сущности. Характерной чертой знака стало не свойство «замещать что-либо», «репрезентировать (обобщенно) объекты реального мира», а «принадлежать к системе, быть членом строго формалнзов. системы, исчисления». Такое определение удовлетворяло оси. методологии, посылке логич. позитивистов — постулируемому ими одно-одноз-иачному соответствию языка и мира объектов (фактов), находящихся одни к другому лишь в отношениях обозначения, а не отображения.
3. т. я. на бихевиористской основе (см. Бихевиоризм в языкознании) создал Ч. У. Моррис. В концепции Морриса язык интерпретируется как «целенаправленное поведение» (goal-seeking behavior), введено понятие «знаковая ситуация», а знак определяется как сумма условий, достаточных для его формирования. Моррис ввел новое понятие системности знаков, разграничив последние по способу снгнификации на характеризующие (designators), оценочные (appraisers), предписывающие (prescriptors), идентифицирующие (identifiers) и знаки-форматоры (formators). Достижением теории Морриса явилось разграничение трех семнотич. сфер: семантики, снитактики н прагматики, однако в этой теории все факторы, составляющие знаковую ситуацию и знаковое значение (определяемые в терминах «стимул», «реакция»), ставятся в зависимость только от субъекта, от его зм-пирич. опыта и данных его чувственного восприятия. Влияние бихевиористских знаковых теорий испытал Л. Блумфилд (см. Дескриптивная лингвистика'). В работе Ч. К. Огдена и А. А. Ричардса «Значение значения» (1923) исходными понятиями являются «символ», «мысль», «вещь», известные лингвистам (в разной терминологии) как необходимые константы «семантич. треугольника» (см. Семантика). Огден и Ричардс разработали теорию знаковых ситуаций (sign situation), введя понятие внутреннего психологического и внешнего контекста. Для этой теории, в противоположность бихевиоризму Блумфилда, характерно акцентирование факта связи знакового выражения (sign expression) с ментальным, мыслит, образом вещи. В работе А. X. Гардинера «Теория речи и языка» (1932) язык интерпретируется как сумма (outcome) бесчисленных индивидуальных речевых актов. К знакам Гардинер относил только слова, определяя их как «фи-зич. субституты», к-рые обладают значением и к-рые, как носители смысла, должны легко трансформироваться. К этому типу исследований примыкает теория австр. психолога К. Л. Бюлера, пытавшегося в работе «Теория языка» (1934) дать аксиоматику языка. Он предложил разграничение лексикона иа слова-символы (Nennworter) и слова-указатели (Zeigworter).
Первым лингвистом, применившим понятие знака к конкретному описанию языка, был Ф. де Соссюр (см. Женевская школа). Через призму знака, моделирующего взаимоотношение двух «аморфных масс» — цепи звуков и потока мыслит, содержания,— он вскрыл
нек-рые существ, стороны механизма внутр, организации языка как системы. Рассматривая язык как «систему знаков, в которой единственно существенным является соединение смысла н акустического образа», он предложил семантич. понятия «знак», «значение», «значимость» и др., применимые только к системе слов, т. е. к первичному этапу знакообразова-иия. Ряд непоследовательностей его знаковой теории объясняется тем, что он исключил из рассмотрения реальный, функционирующий язык; напр., тезис о психич. характере обеих сторон знака проистекает из того, что физич. свойства словесного знака, обнаруживаемые только в актуальной речи, нм не рассматривались. Для 3. т. я. Соссюра характерно расплывчатое определение процесса и особенно результатов членнмости языка, гипертрофия формальной н особенно содержат. значимости (valeur) слов, игнорирование фактов объективной действительности и обществ.-ист. опыта человека и механизма порождения речевых единиц, что привело к обедненному моделированию естеств. языка, не учитывающему его сложную иерархическую структуру. Идеи Соссюра были подхвачены многими последующими структуральными направлениями (см. Глоссематика, Копенгагенский лингвистический кружок).
Другой подход к определению сущности языка и языкового знака н к методам их исследования представляла пражская лингвистическая школа. Языковой знак определяется «пражцами» как социальная сущность, служащая посредником между членами одного коллектива и понимаемая только на базе всей системы значимостей, обязательной для всей языковой общности. Помимо двух постоянных факторов, детерминирующих языковой знак,— говорящего и слушающего — признается как необходимое условие семио-зиса (т. е. процесса порождения знака) наличие третьего — реальной действительности, к-рую знак отображает. Пражская школа испытала на себе влияние рус. лингвистич. мысли, особенно идей И. А. Бодуэна де Куртенэ (см. Казанская лингвистическая школа).
В противоположность знаковой теории Соссюра Э. Бенвенист предложил единую концепцию членения языка в виде схемы уровней лингвистич. анализа, определив естеств. язык как знаковое образование особого рода с двукратным означиванием его единиц — в системе средств (первичное означивание, собственно се-миологнч. принцип знакообразовання) и в речи (вторичное означивание, принцип семантич. интерпретации речевых единиц).
Бенвенист разграничил два разных, но взаимообусловленных этапа языкового семиознса: единицы первичного означивания (словй) должны быть опознаны, идентифицированы с предметами и понятиями, к-рые они обозначают; единицы вторичного означивания (предложения, высказывания) должны быть поняты, соотнесены со смыслами, к-рые они несут.
Идеи изучения синтактики и прагматики естеств. языка нашли также отражение в разработке знаковой теории дискурса в трудах Э. Бёйсенса («Les langages et le discours», 1943), Л. Прието (<Se-miologie de la communication et semiologie de la signification», 1975). Идеи P. Барта («Основы семиологии») о знаковых системах как носителях смыслов в контексте совр. европ. культуры разрабатываются гл. обр. применительно к худож.
текстам, в отвлечении от конкретных коммуникаций.
Философской основой 3. т. я. в сов. языкознании является диалектнч. материализм (см. Методология в языкознании, Философские проблемы языкознания), к-рый в противоположность ндеалистич. истолкованию понятий «языковой знак» н «язык» утверждает, что языковые знаки и язык в целом являются средством абстрагированной мыслит. деятельности и общения людей в условиях материального производства; представления, понятия и суждения людей суть отображения объективной действительности, предполагающие сходство между мыслит, образом, формирующим основу значения данного языкового знака, и отображаемыми объектами. Теоретич. разработка проблем знаковости ес-теств. языка представлена трудами А. Ф. Лосева, Ю. С. Степанова, Л. О. Резникова, Л. А. Абрамяна, Э. Г. Аветяна, К. К. Жоля и др. Работы Лосева о знаковой природе языка посвящены критике знаковых теорий нек-рых зарубежных ученых, разработке методологич. основ 3. т. я., выработке аксиоматики и обоснованию билатеральности языковых знаков, системному описанию осн. семио-тич. категорий (знак, символ).
Разрабатывая гносеология. вопросы семиотики, Резников, в отличие от неопозитивистов, определяет язык как «сложное материально-идеальное образование, сочетающее в себе по отношению к объективной действительности свойства обозначения и отображения». При этом процесс обозначения языковыми знаками подчинен задачам отражения.
Абрамян в работе «Гносеологические проблемы теории знаков» (Ер., 1965) определяет значение языковых знаков как «особое отношение между компонентами знаковой ситуации, а именно специфическое отношение знака к предмету обозначения, зафиксированное адресатом». Аветян в своей кн. «Природа лингвистического знака» (Ер., 1968), определяя сущность языкового знака в отличие от признаков, сигналов и символов, утверждает, что «начало знаковости —в замещении и обобщении вещей». Жоль в работе «Мысль, слово, метафора» (1984) пишет о смыслообразующей знаковой деятельности человека н раскрывает марксистское определение языка как целенаправленной деятельности человека, рассматривая ключевые вопросы 3. т. я. через призму понятий «сознание/мышле-ние», «целесообразность/сознательность», «творчество/лнчность» и т. д.
Психофизиологическая основа членораздельной речи была обоснована русскими учеными И. М. Сеченовым и И. П. Павловым. Сеченов разработал ма-териалистич. концепцию о мозговых механизмах сознания н воли («Рефлексы головного мозга») и, предвосхитив понятие об обратной связи как регуляторе поведения, создал строго детерминистскую теорию о сложных формах позна-ват. активности человека и познаваемости окружающего мира. Продолжателем идей Сеченова был Павлов, создавший учение о двух сигнальных системах действительности: сигналы первой (сенсорные), взаимодействуя с сигналами второй (речевыми), создают необходимые условия возникновения абстрактного мышления. Вторая сигнальная система Действительности стала основой знаковой репрезентации материального мира при помощи языковых знаков, что позволило человеку оперировать не самими предметами, а знаками, их замещающими.
Другим последователем Сеченова был психолог Л. С. Выготский, разработавший культурно-ист. теорию развития психики человека. В рамках, «орудийнознаковой» теории человеческой деятельности Выготский создал динамич. модель языка, основанную на главной посылке: «Мысль не выражается в слове, она совершается в слове». Иден Выготского, понимание языка как целенаправленной знаковой деятельности разрабатывались его последователями А. Н. Леонтьевым, А. Р. Лурней и др.
Логико-матем. изучение знаковости естеств. языка характеризуется применением к естеств. языку методов логич. формализации, матем. моделирования, вероятностно-статистич. приемов, позволяющих в разных целях формализовать его.
Исследования этого направления тпзед-ставлены в СССР как теоретич. работами (Ю. К. Лекомцев, Б. В. Бирюков, В. В. Мартынов), так н практич. приложениями, служащими непосредственно цели создания формализов. языков (языков программирования, информационных языков и т. п.). Естеств. язык исследуется как средство человеко-машинной коммуникации, он стал предметом изучения мн. прикладных дисциплин (Р. Г. Пиотровский, М. М. Лесохин, К. Ф. Лукья-ненков, Б. В. Якушин н др.; см. также Математическая лингвистика, Автоматическая обработка текста).
Специфика языка как знаковой системы особого рода и проблема мотивированности языкового знака были предметом дискуссий 1967 в Москве и 1969 в Ленинграде.
Общеметодологич. и теоретич. вопросы о знаковой природе языка, такие, как «Знаковость языка и марксистско-ленинская теория познания» (В. М. Солицев), «Развитие человеческого мышления и структура языка» (Б. А. Серебренников), освещены в кн. «Ленинизм н теоретические проблемы языкознания» (1970). Проблемные вопросы о характере языковых знаков нашли отражение в серии трудов Ин-та яз-знания АН СССР «Общее языкознание», под ред. акад. Серебренникова. В т. 1 (1970), в главе «Понятие языкового знака», рассмотрены вопросы: сущность знаковой репрезентации, природа языкового знака и его онтология, свойства, особенности словесного знака, язык в сопоставлении со знаковыми системами иных типов, функциональные классификации знаков, отсутствие постоянного соответствия между типом означающего и типом означаемого, излишняя сигнализация, отсутствие прямой связи между единицами языковых планов и др.
В сов. лингвистич. лит-ре продолжает дискутироваться вопрос о двусторонио-сти/односторонности языкового знака, притом что представители как первой, так и второй точек зрения исходят из одних и тех же общеметодологич. посылок в определении сущности языка. Первую точку зрения разделяет Серебренников, Ю. С. Степанов, В. А. Звегинцев, Ю. Н. Караулов, Мартынов, А. С. Мельничук, Б. Н. Головин, В. Г. Гак, Н. А. Слюсарева, Н. Д. Арутюнова, Т. В. Шмелева (Булыгина), А. А. Уфимцева н др. Как одностороннюю сущность понимают языковой знак В. М. Солицев, В. 3. Панфилов, А. А. Ветров, П. В. Чесноков, Т. П. Ломтев н нек-рые др. Так, напр., Солнцев рассматривает знак как материальный предмет (в языке — звучание), социально используемый для указания на нек-рое мыслит, содержание
(в языке — значение), к-рый через посредство этого содержания (или значения) может указывать на нек-рую предметную область. То, на что указывает знак (означаемое), находится вне знака. В этом смысле, считает В. М. Солнцев, знак односторонен. С этой т. зр. слово как единство звучания н значения ие является знаком, знаком является лишь звучание слова, а значение есть то, иа что это звучание указывает.
Противопоставление обоих названных подходов снимается при принятии концепции «уровней, градаций знаковости» Ю. С. Степанова, к-рая выдвигает идею о том, что признаки фонем различают фонемы — односторонние единицы, являясь нх знаками, фонемы различают морфемы — двусторонние единицы, являясь знаками последних, и т. д. (см. также Уровни языка).
• Ленин В. И., Материализм и эмпириокритицизм, Поли. собр. соч., 5 изд.,т. 18; Труды по знаковым системам, «Уч. зап. Тартуского ун-та». 1964—73, кн. 1—6; Резников Л. О., Гносеология. вопросы семиотики, Л., 1964; Слюсарева Н. А., О знаковой ситуации, в кн.: Язык н мышление, М., 1967; Проблемы знака и значения, М., 1969; Общее яз-знание, т. 1, М., 1970; Ленинизм и теоретич. проблемы яз-знания, М., 1970; Мельников Г. П., О типах дуализмов языкового знака, НДВШ. ФН, 1971, № 5; е г о же, Теории знака и особенности языкового знака, «Изв. Сев.-Кавк, науч, центра высшей школы. Обществ, науки», 1977, № 3; Степанов Ю. С., Семиотика, М., 1971; его ж е, В мире семиотики, в кн.: Семиотика, М., 1983; его же, В трехмерном пространстве языка, М., 1985; Бенвенист Э.. Общая лингвистика, [пер. с фраиц.], М., 1974; Уфимцева А. А., Типы словесных знаков, М.. 1974; ее же, Лексич. значение. Принцип семиологич. описания лексики, М., 1986; Мартынов В. В., Семиологич. основы информатики. Минск. 1974; его же, Категории языка. Семиологич. аспект, М., 1982; [Степанов Ю. С., Эдельман Д. И.], Семиологич. принцип описания языка, в кн.: Принципы описания языков мира, М., 1976; Соссюр Ф. де, Труды по яз-знанию, пер. с франц., М., 1977; Солнцев В. М., Язык как системно-структурное образование. 2 изд., М., 1977; Панфилов В. 3., Гносеология, аспекты фнлос. проблем яз-знания, М., 1982; Серебренников Б. А., О материалистич. подходе к явлениям языка, М., 1983; Семиотика, М., 1983; Семиотич. аспекты формализации интеллектуальной деятельности. Школа-семинар «Кутаиси-85». Тезисы докладов и сообщений, М., 1985; Стал л П., Значение, содержание и прагматика, в кн.з НЗЛ, в. 16, М., 1985, с. 384-98.
А. А. Уфимцева.
ЗНАЧЕНИЕ СЛОВА — см. Грамматическое значение, Лексическое значение слова.
З^ЛУ — один нз банту языков. Относится к зоне S (классификация М. Гасри). Распространен в ЮАР и Зимбабве. Число говорящих св. 6,7 млн. чел. В бантустане Квазулу является офиц. языком. Включает диалекты ндебеле, к’вабе, лала и др. Дналект ндебеле служит в Зимбабве, наряду с шона, вторым по значению языком межэтнич. общения.
По своей структуре 3. типично бантус-кий. К фонологич. особенностям относятся: наличие щелкающих согласных (бушмено-готтентотский субстрат), имплозивного Ь (наряду с аспирированным bh), озвонченной формы к (наряду с глухим к н аспирированным глухим kh), латеральных фрикативов hl, dl; наличие палатализации при образовании пассивной формы глагола н локатива с суффиксом -eni: ph > sh, bh > j, b >tsh
ЗУЛУ 169
и т. д. Имеется тон со смыслоразличит. значением. Морфология характеризуется наличием 15 именных классов, среди к-рых отсутствуют локативные и оценочные. Письменность иа основе лат. графики — со 2-й пол. 19 в. Становление
лит. языка относится к кон. 19 в. На 3. существует худож. дит-ра, издается периодика, ведется радиовещание, обучение в школе.
• О хоти на Н. В., Язык зулу. М., 1961; D о k е С. М., The phonetics of the Zulu
language, Johannesburg, 1926; его же, Textbook of Zulu grammar, L.. 1954; e г о ж e, Zulu syntax and idiom, L., [1955].
D о к e С. M., V i 1 а к а г i B. W., Zulu-English dictionary. Johannesburg, 1953; Doke С. M., English-Zulu dictionary, Johannesburg, 1958,	А. Д. Луцкое,
ИБЕРЙЙСКО-КАВКДЗСКИЕ _ ЯЗЫКЙ — см. Кавказские (иберийско-кавказские) языки.
ИБЁРСКИЙ ЯЗЫК —см. Средиземноморские языки.
ИБИБЙО-ЭФЙК ЯЗЫКЙ — подгруппа бенуэ-конголезских языков. Распространены в юго-вост, областях Нигерии вплоть до побережья зал. Биафра н в Прилегающих областях Камеруна. Число говорящих св. 5,3 млн. чел. Нек-рые ученые рассматривали И.-э. я. как пучок диалектов (Д. Вестерман, М. Брайан), совр. исследователи считают их группой самостоят. близкородств. языков (К.Уильямсон). В подгруппу И.-э. я. входят языки ибибио, анаиг, эфнк, окобо, орои, экет, ибино, андони.
Для фонология, системы И.-э. я. характерен богатый вокализм с многочисл. дифтонгами, имеются фонология, противопоставления тонов, противопоставлены долгие и краткие гласные (в ибибио). В консонантной системе имеется глухой лабио-велярный кр, возможны сочетания согласных.
Большинство имен имеет гласный (реже назальный) префикс. Мн. число образуется путем изменения именного префикса (т. е. имеются пары префиксов для ед. и ми. ч.). Глаголы и прилагательные согласуются с именем в числе. В глаголе имеется система производных глагольных основ (рефлексив-пассив, нн-версив и др.), а также богатая система спрягаемых глагольных форм с разл. видо-временными и модальными значениями, в т. ч. ряд отрицат. форм. Спрягаемые глагольные формы образуются присоединением разл. рядов приглагольных местоименных субъектных префиксов, изменением тона глагольного корня, а также присоединением к глагольному корню префиксов, образующих глагольные основы для нек-рых видовременных форм. Отрицат. формы используют особые ряды местоименных субъектных аффиксов; также имеет место присоединение суффикса -ке к глагольной основе и изменение тонов основы и суффикса в разных отрицат. формах. Всего насчитывается 19 спрягаемых глагольных форм, нз них 6 отрицательных.
Обычный порядок слов в простом предложении SVO, в генитивной конструкции определение следует за определяемым (при этом есть две разл. тональные модели). Категория бытия выражается спец, спрягаемым глаголом di ‘быть*.
Среди И.-э. я. наиболее длит, письм. традиция существует на языке эфик (иа лат. графике) — вплоть до 20 в. эфик был важнейшим лингва франка Юго-Вост. Нигерии, но затем утратил эти функции. В 7О-е гг. все более устойчивые позиции в качестве письм. языка занимает ибибио.
170 ИБЕРИЙСКО-КАВК
• Goldie Н.. Principles of Efik grammar, with specimen of the language, pt 1—2, Edinburg. 1868; Ward I., The phonetic and tonal structure of Efik, Camb., 1933; Westermann D.. Bryan M., Languages of West Africa, 2 ed., Folkestone — L.. 1970; Williamson K., The Benue-Congo languages and Ijo, CTL, v. 7, Linguistics in Sub-Saharan Africa, The Hague — P.. 1971.
Adams R., English-Efik dictionary. Efic-English dictionary, 3 ed., v. 1 — 2, Liverpool. 1952—53. В. Я. Порхомовский. ИВРЙТ — современная модификация древнееврейского языка, сформировавшаяся на базе языка мишнаитского периода. Относится к семитским языкам новой ступени. Офиц. язык Гос-ва Израиль (наряду с арабским языком). Число говорящих св. 3,5 млн. чел.
К сер. 1-го тыс. до и. э. др.-евр. яз. вышел из употребления как разг, язык и оставался языком религ. практики н духовной и светской лит-ры высокого стиля. Во 2-й пол. 18—19 вв. на его основе формировался И., гл. обр. у евреев Вост. Европы, как язык просветит, и худож. лит-ры. Со 2-й пол. 19 в. И. стал также разг, языком повседневного общения. До нач. 20 в. бытовал в иеск. произносит, нормах, из к-рых важнейшие — ашкеназская (в среде германских по происхождению евреев Вост. Европы) и сефардская (в среде испанских по происхождению евреев Вост. Средиземноморья, Нидерландов, Юж. Франции и др. стран). Господствующей сделалась последняя, близкая, как полагают, к раннесредневековой произносит, норме.
Для консонантизма совр. фонетич. койне И. характерно преобразование древней системы согласных_ с переходом u>v, B>v, h>x, k>x, p>f, q>k, t>t, s>s, 5>c, выпадением эмфатич. согласных и €, а также отсутствием удвоения согласных. Особенности вокализма — исчезновение беглого гласного э и различий между долгими и краткими гласными, а также между а и е. Специфнч. черта грамматич. строя И.— развитие системы глагольных времен: прошедшего (перфек-тнв), настоящего (причастие в роли сказуемого) и будущего (имперфектив). Существует и составное прош. время (причастие + финитная форма глагола haya ‘быть’). Наряду с генитивной конструкцией, т. наз. сопряженным состоянием, распространены конструкции с генитивной частицей sei. Для синтаксиса характерны отсутствие консекутивных цепей и преобладание свободного порядка слов. При формировании придаточных предложений активно используется союз se. Основу лексики И. составляет словарный фонд др.-евр. яз. Лексика обогащается за счет приобретения древними словами новых значений (напр., xaSmal в Библии ‘янтарь’, в совр. И.— ‘электричество’), лексика-лизации устойчивых словосочетаний и аббревиатур, образования отглагольных имен, а также заимствований из древних и совр. языков, в т. ч. нз арабского, рус
ского, английского, немецкого, идиша. Письменность традиционная др.-еврейская (см. Западносемитское письмо). • Ben-Yehudhah Е., Thesaurus totius hebraitatis, Bd 1—17, Jerusalem — В., 1908—40; Chomsky N., Morphophonemics of Modern Hebrew, Phil,, 1951; Even-Shoshan A., Milon xadash menukad u-metsuyar, v. 1—4, [Yerushalayyim, 1960].
Шапиро Ф. Л„ Иврит рус. словарь, z	И. Ш. Шифман.
ИГБО (ибо) — один из ква языков. Распространен в юго-вост, областях Нигерии. Число говорящих св. 17 млн. чел. И. представляет собой совокупность (пучок) диалектов, в т. ч. онича, оверри нка, ида, аро, огу, уку.
Вокализм включает 8 гласных фонем, образующих 2 серии по степени подъема: высокую и низкую. В рамках этого противопоставления осуществляется гармония гласных, аналогичная сингармонизму в нек-рых др. языках ква (см. Акан). Имеются фонология, противопоставления
тонов как с грамматич., так и с лексич. значениями. Характерно присущее и мн. др. языкам Зап. Африки явление ступенчатого понижения тонов в синтагме.
Личные местоимения в ед. ч. образуют 2 ряда: самостоят. местоимения и субъектные приглагольные местоименные показатели (во мн. ч. последние отсутствуют). В случае употребления местоименных показателей опускается гласный префикс глагольной основы (сохраняется с местоимениями мн. ч.).
Глаголы делятся на два тональных морфологич. класса: высокий н низкий. Име-
ются две спрягаемые глагольные формы («времена») — сов. и иесов. вида, или курсива и пунктива, а также три аспекта. Противопоставлены независимая и три зависимые глагольные формы; эти последние употребляются в разных типах придаточных предложений (различаются тональными характеристиками). Имеется также система глагольных суффиксов, служащих для выражения разл. дополнит. значений, в т. ч. временных. Имена также делятся на морфологич. классы в соответствии с тональными схемами в
разных синтагматич. конструкциях, в частности в генитивной конструкции.
Письменнссть на лат. основе; разл. диалекты обладают собств. письм. традициями, единая лит. норма отсутствует. В 70—80-е гг. все большее распространение, особенно в сфере письм. употребления, получают нормы диалектов онича и оверри.
• Ward I.. An introduction to the Ibo language, Camb., 1936; Green M.. I g-w e G.. A descriptive grammar of Igbo. B.— L., 1963; их ж e. A short Igbo grammar, L.. 1964; Westermann D., Bryan M., Languages of West Africa. 2 ed.. Folkestone — L.. 1970.	В. Я. Порхомовский.
ИДДФА (от араб, аль-идафату — добавление) — термин, используемый в арабистике для обозначения отношения одного имени к другому, определяющему или дополняющему первое, а также для
обозначения словосочетаний, возникающих при беспредложном сочетании двух имен существительных или существительного и т. наз. слитного местоимения, напр. джамусату-л-фаллахи ‘буйволица крестьянина’, китабу-ху ‘его книга’. Осн. компонент сочетания предшествует зависимому и выступает в форме сопряженного состояния (status construc-tus), т. е. без определ. артикля и без т. наз. танвинного окончания, добавляемого к основе в падежных формах [-ун], [-ин], [-ан] и выражающего неопредел. состояние; зависимый компонент выступает в форме род. п. определ. (чаще) или неопредел, состояния. И. передает в основном отношения 1П>инадлежности. Компоненты И. могут быть разделены только указат. местоимением, относящимся к зависимому члену. См. также Изафет.
* Шагаль В. Э.. О структурно-семан-тич. характеристике субстантивных словосочетаний типа идафы в араб. лит. языке, НДВШ. ФН. 1959, № 1. Е. Л. Поцелуевский. ИДЕОГРАММА (отгреч. idea — идея, образ, понятие и gramma — черта, буква, написание) — письменный знак, обозначающий, в отличие от букв, не звук или слог к.-л. языка, а целое слово или корень. Наряду с термином «И.» употребляется также термин «логограмма».
И? применяются в системах идеография. письма (см. Протописьменности) и представляют собой рисунки, в большей или меньшей степени схематизированные, к-рые могут передавать понятия конкретных существ и предметов, символизировать действия, т. е. передавать глагольные понятия, а также отвлеченные понятия, так или иначе ассоциируемые с изображениями. В примитивных письменностях простые И. в общих чертах совпадают (напр., изображение глаза с капающими из него слезами обозначает горе в таких исторически и территориально далеких одна от другой письменностях, как китайская и письменность майя, и т. п.). * Дирингер Д., Алфавит, пер. с англ., М., 1963; Фридрих И., История письма, пер. с нем., М., 1979. Л. И. Лебедева. ИДЕОГРАФИЧЕСКОЕ ПИСЬМО — см. Протописьменности.
ИДЕОФбНЫ — см. Звукосимволизм. ИДЙОЛЁКТ [от греч. idios — свой, своеобразный, особый н (диа)лект] — совокупность формальных и стилистических особенностей, свойственных речи отдельного носителя данного языка. Термин «И.» создан по модели термина диалект для обозначения индивидуального варьирования языка в отличие от территориального и социального варьирования, при к-ром те или иные речевые особенности присущи целым группам нли коллективам говорящих. И. в узком смысле — только специфич. речевые особенности данного носителя языка; в таком аспекте изучение И. актуально прежде всего в поэтике, где осн. внимание уделяется соотношению общих и индивидуальных характеристик речи (стиля), а также в нейролингвистике, где необходимо представить соотношение индивидуальной и типовой клинич. картин при разл. видах расстройств речи (см. Афазия). В широком смысле И.— вообще реализация данного языка в устах индивида, т. е. совокупность текстов, порождаемых говорящим и исследуемых лингвистом с целью изучения системы языка; И. всегда есть «точечный» представитель определ. идиома (лит. языка, территориального нлн социального диалекта), соединяющий в с«бе общие и специфич. черты его структуры, нормы и узуса. Поскольку И. в широком смысле — единств, языковая
реальность, доступная прямому наблюдению, иек-рые ученые были склонны преувеличивать онтологии, значимость И. и трактовать язык как сумму И., тем самым отказывая языку в объективном, независимом от индивида, социальном существовании. Такой подход был особенно свойствен младограмматизму.
В. А. Виноградов. ИДИОМ (от греч. idioma — особенность, своеобразие) — общий термин для обозначения различных языковых образований — языка, диалекта, говора, лит. языка, его варианта и др. форм существования языка. Термин «И.» используется в тех случаях, когда определение точного лингвистич. статуса языкового образования затруднено (напр., для мн. языковых ситуаций в странах Африки невозможно однозначно разграничить языки и диалекты) или когда такое определение несущественно в рамках решаемой задачи (напр., при социолингвистич. описании функциональной стратификации сосуществующих в обществе языковых образований). И.— понятие чисто функциональное и не предполагает никаких спец, структурных характеристик. Термин «И.» не следует смешивать с термином «идиома», относящимся к фразеологии. Такому смешению способствует омонимичность их в нек-рых европ. языках (фр. idiome, нем. Idiom, англ, idiom).
В. А. Виноградов. йдиш — один из германских языков, бытовой и литературный язык ашкеназских (германских по происхождению) евреев.
Сложился в 10—14 вв. на базе одного из верхненем. диалектов, к-рый подвергся интенсивной гебраизации (в ашкеназском варианте; см. Древнееврейский язык, Иврит), а позже — славянизации. После массового переселения в 15—16 вв. ашкеназских евреев из Германии в Польское королевство осн. областью бытования И. стали Польша, Литва, Украина, Белоруссия. Эмиграция евреев во 2-й пол. 19 — нач. 20 вв. из Австро-Венгрии и царской России привела к распространению И. в США, Канаде, странах Лат. Америки, а после прихода в 1933 нацистов к власти в Германии — в Великобритании, Юж. Африке и ряде др. стран. В Израиле И. активно вытесняется ивритом. Оси. диалекты (их названия носят условный характер и определяются территорией распространения): польский,, литовско-белорусский и украинский, легший в основу лит. языка.
Для фонологич. системы И. характерны: появление, преим. в заимствованных словах, согласных б н 1, развитие под слав, влиянием системы йотированных («мягких») согласных t', d', п', s', z', Г, а также появление аффрикат dz и dz; утрата долготы гласных, причем долгие ё и б часто реализуются как дифтонги ej и oj. В ряде случаев немецкий литературный [а] соответствует в И. [о]. Для морфологии имен существительных характерны: наличие неопредел, артикля а/ап, четырехпадежная система склонения; возможность образования мн. ч. с помощью чередования гласных (напр., barg ‘гора’ — berg ‘горы’); оформление ми. ч. заимствований из др.-евр. яз. по парадигме последнего. Личные местоимения: 1-е л. ед. ч. mir ~ нем. wir и 3-е л. мн. ч. zey ~ нем. sie. Специфич. черта глагола — образование деепричастий с помощью суффикса -dik (напр., kumen-dik ‘приходя’). Лексика богата заимствованиями из др.-евр. яз., интернационализ-мами н кальками. Письменность традиционная др.-еврейская, приспособлен
ная для передачи фонетич. системы И. (см. Западносемитское письмо).
•Жирмунский В. М., О нек-рых вопросах евр. диалектографии, в кн.: Языв и мышление, т. 9, Минск, 1940; Фалькович Э. М., Евр. язык (идиш), в кн.: Языки народов СССР, т. 1, М., 1966; Виленкин Л., Евр. диалектология. Минск, 1929 (на яз. ндиш); Зарецкий А., Курс евр. языка, Хар., 1931 (на яз. идиш).
Рус.-евр. (идиш) словарь, М., 1984.
И. Ш. Шифман, ИДУ («чиновничье письмо») — общее название нескольких разновидностей корейской системы письма, созданной до изобретения фонетического алфавита (см. Корейское письмо) для записи корейских слов и агглютинативных аффиксов на основе комбинированного использования значений и звучаний китайских иероглифов в полной или сокращенной форме. И. употреблялось как вспомогат. письмо в кит. тексте. Традиция приписывает создание И. (692) буддийскому наставнику из гос-ва Силла Соль Чхону, к-рый, видимо, лишь упорядочил его. В эпиграфике 5—6 вв. с помощью И. передавались кор. собств. имена, затем стала комментироваться кит. классика. Ранние тексты на И. отличались от китайских только порядком слов, характерным для кор. яз., частым употреблением «пустых» иероглифов (служебных морфем). В 7— 11 вв. для записи древней поэзии хянга применялся способ хянчхаль, при к-ром у одних иероглифов бралось только значение и переводилось на кор. яз., у других — звучание, измененное по законам кор. фонетики. Реконструкции текстов на хянчхаль недостаточно убедительны. В 10 в. получило распространение канцелярское письмо и ч х а л ь (имун, или собственно И.), в к-ром специально отобранные иероглифы употреблялись фонетически (как силлабограммы) и семантически (как морфемо- н синтаг-мограммы). Ими передавались кор. морфемы и словоформы (глаголы, наречия) и канцеляризмы. Ичхаль использовалось в канцелярской практике и эпистолярном стиле гл. обр. низших слоев общества до кон. 19 в. С усилением китаизации страны после 10 в. для облегчения чтения и понимания китайской конфуцианской классики развился способ к у-г ё л ь (ипкёт, тхо), к-рый состоял в добавлении мелким шрифтом к кит. тексту кор. грамматич. форм, переданных сокращенными и составными иероглифами как слоговыми транскрипционными знаками (число их не превышало 40; с 15 в. заменены кор. буквами). И. повлияло на создание япон. манъёгана(см. Японское письмо) и явилось одним из стимулов изобретения кор. алфавита.
* Хои Гимун, Исследование иду, Пхеньян, 1957 (на кор. яз.); Fabre А., Trois ecritures 4 base de caracteres shinois: le idu (Coree), les kana (Japan)ct le clu ndm (Viet Nam), «Asiatische Studien», 1980. XXXIV, 2.
Чон Джиён, Чан Сегён, Словарь иду, Сеул, 1976 (на кор. яз.).
Л. Р. Концевич. ИЕРОГЛИФ (от греч. hierds — священный и glyphd — то, что вырезано) — графема, имеющая вид рисунка к.-л. объекта (люди, животные, предметы). Чаще всего встречается в системах словесно-слогового письма (напр., египетское письмо, китайское письмо и др.). ИЖОРСКИЙ ЯЗЬ'|К — один из прибалтийско-финских языков (северная группа). Распространен в неск. десятках деревень Кингисеппского и Ломоносов-
ИЖОРСКИЙ 171
ского р-нов Ленингр. обл. Число говорящих 244 чел. (1979, перепись). Язык бытового общения старшего поколения. Имеет сойкинский, хэваский, нижнелужский, оредежский (уже вымерший) диалекты.
К особенностям фонологич. и грамматич. систем относятся: частичное сохранение k (G) в конце слова (pareG ‘лучина’); сохранение h во всех положениях (lampahaD ‘овцы’, ср. фин. lampaat; ve-neh ‘лодка’, ср. фин. vene); широкое распространение чередования ступеней согласных, в т. ч. в сочетаниях hk, tk, st (pehko ‘куст’ — pehoD ‘кусты’, pitka ‘длинный’— piDaD ‘длинные’, musta ‘черный’— mussaD ‘черные’); удвоение согласных (шаппб ‘идет’, ср. фин. menee; mat tala ‘низкий’, ср. фин. matala); окончание 3-го л. мн. ч. не имеет элемента v (mannoD ‘они идут’, ср. фин. menevat). В морфологии и синтаксисе существенных различий с др. близкородств. языками нет.
Древнейшие записи текстов — рукописные материалы к словарю П. С. Палла-са — относятся к 18 в. В 1933—37 существовала письменность на основе лат. графики (издавались школьные учебники).
* Лаанест Л., И жор. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 3, М., 1966; его же, Ижор. диалекты. Лингвогеографич. исследование, Тал., 1966; Pork k а V.. Uber den ingrischen Dialekt mit Beriicksichtigung der ubrigen finnisch-ingermanlandischen Dia-lekte, Hels., 1885; Inkeroismurteiden sanakirja. Toim. R. E. Nirvi, Hels., 1971. A.X. Лаанест. ИЗАФЁТ (от араб, аль-идафату — добавление) — термин, обозначающий определенные типы атрибутивных конструкций в нек-рых иранских и тюркских языках.
В иранистике термин «И.», обозначает соединение определяемого с постпозитивным определением прн помощи эиклитич. показателя, присоединяемого к определяемому и восходящего к относит, местоимению «который». Вперс., тадж. и ряде др. языков показатель неизменяем, напр. тадж. -и: китоб-и хуб ‘хорошая книга’, китобхо-и хуб ‘хорошие книги’. В курд. яз. показатель имеет разные формы в зависимости от рода и числа определяемого: ед. ч. муж. рода дэст-е р’аст 'правая рука’, ед.ч. жен. рода сев-a тьрш ‘кислое яблоко’, мн. ч. сев-ед тьрш ‘кислые яблоки'.
В тюр к о л о г и н термин «И.» обозначает именные определит, сочетания, оба члена к-рых выражены существительными. Выделяется 3 типа И.: для первого характерно отсутствие морфологич. показателей связи компонентов (напр., азерб. дэмир гапы ‘железные ворота’, букв, ‘железо ворота’), для второго — наличие при определяемом аффикса принадлежности 3-го л. (напр., тур. turk. dil-i ‘турецкий язык’), для третьего — аффикс принадлежности 3-го л. при определяемом и аффикс род. п. при определении (напр., туркм. ат-ынелум-и ‘смерть коня’). Типы И. различаются не только оформлением, но н характером семаитико-синтаксич. отношений между компонентами: определение в И., характеризует определяемое по материалу, форме, полу, профессии и т. и., в И.1 оно выражает неопредел, родовое понятие и значение его приближается к значению рус. относит, прилагательных; И.з выражает отношения принадлежности в широком смысле. Распределение функций между типами И. в
172 ИЗАФЕТ
разных тюрк, языках не совпадает; в одном и том же языке разл. его тийы могут употребляться как синтаксич. синонимы. См. также Идафа.
* Расторгуева В. С., Краткий очерк грамматики перс, языка, в кн.: Миллер Б. В., Перс.-рус. словарь. 2 изд., М., 1953; ее же. Краткий очерк грамматики тадж. языка, в кн.: Тадж.-рус. словарь, М., 1954; Майзель С. С., Изафет в тур. языке, М.— Л.. 1957; Пейсиков Л. С., Вопросы синтаксиса перс, языка. М.. 1959; Гаджиева Н. 3., Осн. пути развития синтаксич. структуры тюрк, языков, М., 1973; Бакаев Ч. X., Язык курдов СССР, М., 1973.
Д. И. Эдельман, Е. А. Поцелуевский. ИЗОГЛОССА (от греч. isos — равный н glossa — язык, речь) — см. Лингвистическая география.
ИЗОЛЙРУЮЩИЕ ЯЗЫКЙ (аморфные языки) — см. Типологическая классификация языков.
ИЛЛИРЙЙСКИЙ ЯЗЫК — язык древних иллирийцев, относящийся к палео-балканской группе семьи индоевропейских языков. Наиболее близок к албанскому языку, обнаруживает связи с сев. индоевроп. языками (балт., слав., герм.). Представлен двумя близкородств. разновидностями — балканоиллнрийским и мессапским языками. Первый был распространен на С.-З. Балканского п-ова. Сведения о нем встречаются у антич. авторов с 7 в. до и. э. по 4 в. и. э. Вытеснен лат. языком. И. я. на Балканах, по данным ономастики, членится на 2 диал. зоны (далматинскую и паннонскую). Балканоиллирийский яз. не засвидетельствован письм. памятниками, его следы восстанавливаются по многочисл. именам собственным (антропонимам, топонимам, этнонимам) и незначит. числу глосс из сочинений антич. авторов. Мес-сапский яз. отражен в кратких стереотипных надписях (ок. 350), обнаруженных в юго-вост. Италии (6 в. до н. э.— 1 в. н. э.), и неск. глоссах.
Обе разновидности И. я. характеризуются переходом трехчленной системы индоевроп. гласных *а, *е, *о в двучленную е, а, наличием дифтонгов ai, au, ей, в мессапском также ou, ei, сонантов 1, г, m, п и 10 согласных. Для консонантизма характерно отражение индоевроп. *b/bh,*d/dh, *g/gh как b, d, g. И. я. отличается непоследовательной сатемизацней заднеязычных смычных, подобно другим палеобалкан. языкам, а также балт. и слав, языкам. О морфологии балканоиллирийского языка известно немного: восстанавливаются основы имени на -а, -о и согласный, ряд формантов -n-, -nd-, -nt-, -г-, -1-, -d-, -t-, -st- и др. Для мессап. яз. восстанавливается 5 падежей (им., род., дат., вин., инструментальный), отд, глагольные формы аориста, перфекта, оптатива. Синтаксис из-за трафаретности текстов надписей известен ограниченно. Надписи посвятит, характера строятся по модели VO (глагол + объект), другая частая последовательность — имя в им. п.+ имя в род. п.+ глагол. Лексика б. ч. состоит из имен собственных, значение к-рых часто остается неясным. Апеллятнвная лексика включает глоссы и нек-рые слова из надписей, поддающиеся интерпретации.
* Нерознак В. П., Палеобалкан. языки, М.. 1978; Krahe Н., Die Sprache der Illyrier. Bd 1—2, Wiesbaden, 1955—64; Untermann J., Die messapi-schen Personennamen, в кн.: Krabe H., Die Sprache der Illyrier, T1 2, Wiesbaden, 1964; Mayer A., Die Sprache der alten Illyrier, Bd 1—2, W., 1957-59; Russu I. I., lllirii, Buc., 1969; Katicii R., Ancient languages of the Balkans, pt 1—2, The Hague — P,, 1976; P ar I ang e 1 i O.,Santoro C.,
Il messapico, в кн.: Lingue e dialetii dell'Ita-lia antica, Roma, 1978. В. П. Нерознак, ЙЛЛИЧ-СВЙТЫЧА — ДЫБб ЗАКОН — акцентологический закон, согласно к-рому в праславяиской акцентной системе произошло расщепление неподвижного акцентного типа в результате сдвига ударения вправо у основ с крат-костным или циркумфлектироваиным первоначально ударным слогом. Впервые был .сформулирован В. А. Дыбо (1962) в рецензии на книгу К. Станга «Slavonic accentuation» (1957) и явился заменой (для слав, языков) закона Фортунатова (см. Фортунатова — Соссюра закон). Отсутствие такого же сдвига в подвижном акцентном типе объяснялось фо-ветич. отличием циркумфлекса энкли-номеиов (см. Акцентология) от циркумфлекса неподвижного акцентного типа. Работа В. М. Иллпч-Свитыча «Именная акцентуация в балтийском и славянском. Судьба акцентуационных парадигм» (1963) представила полную сводку внеш, данных, подтверждающих действие закона в области непроизводных имев. Одновременно она содержала существенно отличающуюся интерпретацию этого процесса, связывающую его с син-такснч. позицией после проклитики для двусложных форм, соответственно с позицией внутр, слога в многосложных основах. Эта интерпретация в дальнейшем была отклонена в результате исследования всей системы акцентных модификаций энклииоменов во фразовых условиях. Таким образом, И.-С.— Д. з. приобрел характер гипотезы, дистрибуционная сторона к-рой опиралась на слав, материалы, проецированные на индоевроп. этимологич. фон (правила Бецценбергера — де Соссюра), к-рый определял позиции распределения акцентных парадигм, а интерпретационная сторона (постулирование правостороннего перемещения акцента) почти полностью определялась балт. материалом и, т. о., зависела от надежности атрибуции реконструированного балт. состояния как непосредственного отражения индоевропейского.
Завершение в осн. чертах реконструкции праслав. акцентной системы и установление кардинального принципа ее построения определили совр. представление об И.-С.— Д. з. как об одном из процессов деформации акцентных парадигм в праслав. яз., вызвавших отклонение последних от идеального вида, постулируемого кардинальным принципом (Дыбо, «Слав, акцентология. Опыт реконструкции системы акцентных парадигм в праславянском...», 1981), и, т. о., привели к фактич. независимости его интерпретации как правостороннего процесса от балт. материала. С др. стороны, необходимость введения тонологич. интерпретации самого кардинального принципа значительно расширяет возможности для разл. конкретных переинтерпретаций закона в рамках тонологич, гипотезы, к-рые могут последовать в результате дальнейших исследований.
* Дыбо В. А.. О реконструкции ударе* ния в праслав. глаголе, «Вопросы слав, яз-знання», 1962, в. 6; Dybo V., N i k о-layevS., Starostin S..A tonological hypothesis on tbe origin of paradigmatic accent systems, в кн.: Estonian papers in phonetics, Tallin, 1978.	А. А. Зализняк,
ИЛОКАНСКИЙ Я31>1К (илокан, илукав, илокано, илукано, илоко, илуко, старинное—самтой) — один из осн. языков филиппинской подгруппы (см. Филиппинские языки). Распространен в Республике Филиппины — в сев.-зап. провинциях о. Лусон (Сев. и Юж. Илокос, Абра,
Ла-Унион; общее назв.— Илокандия), а также в сопредельных провинциях Кагаян, Горная Исабела, Нуэва-Виская, Кирино, Самбалес, Пангасинан, Тарлак, Нуэва-Эсиха, в Маниле, на о-вах Миндоро, МинданаЪ и др.
Общее число говорящих св. 6 млн. чел., в т. ч. за пределами Филиппин — св. 100 тыс. чел. (в основном в США). И. я. служит для межэтнич. общения на всей сев. половине о. Лусон, наряду с тагальским языком.
Диал, членение выражено слабо, различают северный (Сев. Илокос, Абра) и южный (Юж. Илокос, Ла-Униои) диалекты; нек-рой спецификой отличаются говоры г. Баквотан (Ла-Унион) и о. Гавайи. Характерной чертой И. я. является наличие в фонетич. системе 16 согласных и 6 гласных, в т. ч. двух i разного качества. По лексич. составу И. я. почти столь же близок тагальскому яз., как и себуанскому (см. Бисайские языки), содержит меньше испанизмов и англицизмов, чем др. Филиппин, языки.
Лит. И. я. находится в процессе становления. На И. я. ведется преподавание в школе, теле- и радиовещание, развивается многожанровая худож. лит-ра. Письменность на основе лат. графики с сер. 18 в. Письм. памятники древнего слогового письма не сохранились, из исп. хроник известны два варианта ило-канского письма, не имеющие знаков для wa и ha. Изучение И. я. началось с 17 в. • В а 1 Ь i n V.. Gramatica ilocana fundamental.... Manila, 1940; Bloomfield L., Outline of Ilocano syntax. «Language», 1942, v. 18, № 3; W i d d о e s H., A brief introduction to the grammar of the Ilocano language, Manila, 1950; Vanoverbergh M., llo-ko grammar, Bauko, [19551; Bernabe E., Lapid V., S i b a у an B., Ilokano lessons, Honolulu. 1971; Foronda M., A bibliographical survey of lloko linguistics, 1621— 1974, «Language Planning», Manila, 1977, p. 368—413 (496 items).
Carr о A.. IIoko-English dictionary, transl. and rev. by M. Vanoverbergh, [Manila, 1956]; Constantino E., Ilokano dictionary, Honolulu, 1971. В. А. Макаренко. ИМЕННОЕ КЛАССЫ — лексико-грамматическая категория существительного, состоящая в распределении имен по группам (классам) в соответствии с век-рыми семантическими признаками при обязательном формальном выражении классной принадлежности имени в структуре предложения.
И. к. вместе с категорией рода образуют более общую категорию согласовательных классов. И. к. отличаются от рода иными основаниями классификации: в И. к. признак дифференциации (реальной или метафорической) денотатов по признаку пола либо вовсе отсутствует, либо совмещается с др. признаками, вследствие чего системы И. к. обычно богаче, чем родовые; в более редких случаях род существует как автономная подсистема в пределах одного из И. к. (напр., в тамильском языке, где различаются 2 класса по признаку разумности/неразумностн н в классе разумных существ имена подразделяются по роду на мужские и женские). И. к. присущи разным языкам Сев. Америки (напр., апачийскне, на-дене языки), Африки (конго-кордофанские языки), Кавказа (нахско-дагестанские языки), Юго-Вост. Азии (дравидийские языки), Австралии, Океании. Кол-во И. к. колеблется по языкам от двух до неск. десятков (иапр., для языка насиой в Н. Гвинее отмечается св. 40 И. к.).
В большинстве языков с И. к. семантич. основания классификации затемнены и лишь отд. классы обнаруживают отно
сительно единообразное содержание; напр., в эйяк (на-дене) отчетливо выделяются классы жидкостей и плодов и ягод, а остальные классы гетерогенны по составу; в банту языках только 1-й кл. содержит семантически однородные имена (класс людей), прочие имеют условное семантич. определение (классы растений, животных и т. п.), т. к. в них немало имен с иным значением. По типу общего лексич. значения можно различать номинативные и оценочные И. к.: первые содержат осн. наименования объектов, вторые дают их вторичную характеристику по величине, конфигурации, субъективной оценке говорящими и т. п. (ср. в ганда omu-ntu ‘человек’ — ogu-ntu ‘человечище’, ‘великан’, ery-ato ‘лодка’ — ака-ato 'лодочка', где И. к. выражены префиксами). Но деление И. к. на два указанных типа не абсолютно: один и тот же класс может для части имен быть номинативным, для других — оценочным; так, в ганда 13-й кл. aka- выступает как диминутивный (выражающий уменьшительность) по отношению к др. классам, но в нем есть имена, для к-рых он номинативный (aka-mwa ‘рот’, ака-solya ‘крыша’ и т. д.); в результате мн. классы в банту двойственны по семантике, совмещая номинативные и оценочные лекснч. функции. В др. языках оценочные характеристики могут быть основой классификации (напр., в нек-рых языках Сев. Америки); при этом принадлежность к классу является скользящей речевой характеристикой имени, привязанной к реально наблюдаемой форме или положению объекта, а в определ. случаях имя может быть вообще не классифицировано, если конкретные черты объекта несущественны для содержания сообщения или если объект предстает в нетипичном, деформиров. состоянии. Мн. ученые считают, что оценочные признаки были первонач. основой классификации и в таких языках, как банту и фула, но, т. к. исконная семантика И. к. размыта, гл. критерием их обнаружения становится формальный.
Существуют разл. определения И. к. на основе формальных признаков; отличия между ними сводятся к большему или меньшему акцентированию синтаксич. критерия — согласования. Значит, вклад в теорию И. к. внесли африканисты (Д. Вестерман, К. Майнхоф, А. Клин-генхебен, М. Гасри, Г. Манесси, Б. Хайне, Л. Хаймен, У. Уайтли и др.), т. к. во мн. афр. языках И. к.— гл. типологич. характеристика грамматич. системы. Вестерман считал достаточным для определения И. к. морфологич. критерии: 1) наличие групп существительных, объединяемых общим классным показателем (КП), 2) наличие двух серий, образуемых этими группами,— сингулярных классов (выражающих ед. ч.) и плюральных классов (выражающих мн. ч.), причем для каждого сингулярного класса имеется нек-рый плюральный. Это определение И. к. ориентировано на т. наз. суданские языки, где согласование по классу между существительным и зависимыми от него словами выражено слабее, чем в банту; в банту-истике же осн. критерий выделения И. к.— согласовательный. Имеется и более гибкое определение И. к., исходящее из наличия любого (морфологич. и/или синтаксич.) средства выражения класса, т. к. есть языки, в к-рых И. к. в самих существительных являются скрытой категорией (см. Категория языковая), т. е. не имеют спец, показателей, но
зато наличие И. к. проявляется в формах согласуемых слов (прилагательного, местоимения, числительного, глагола) или иным образом (напр., синтаксич. конструкцией, как в тамильском). Пример языков, не имеющих в существительном классных показателей (КП),— Дагестан, языки (лишь нек-рые имена, гл. обр. термины родства, могут иметь архаичный тип с КП), ср. аварское эмен в-ач|ана ‘отец пришел’— эбел й-ач|ана ‘мать пришла’, где классы двух имен выражены глагольными согласователя-ми В-/Й-.
Языки с И. к. различаются; 1) по способу морфологич. выражения класса (префикс-суффикс или комбиниров. показатель, реже редупликация или фонемные и тоновые чередования; иногда аффиксальный способ сочетается с фонологическим, как в фула, где КП имеют 3 ступени консонантных чередований); 2) по степени выраженности классной системы в структуре предложения. Так, языки банту демонстрируют максимально развитую систему средств выражения И. к., охватывающих как существительное, так и согласуемые с ним части речи; существительное без КП в банту — аномалия, обычно это заимствования, архаизмы или имена, сменившие классную принадлежность и деграмматизировав-шие прежний КП, вследствие чего класс таких имен определяется только по согласоват. модели, а самим существительным приписываются нулевые КП, напр. в ганда 1-й кл. (людей) с префиксом omu- имеет подкласс имен типа ssaa-longo ‘отец близнецов', nnaalongo ‘мать близнецов’, kabaka ‘вождь’, lukulwe ‘главный*, ‘знатный’ и т. п., к-рые, оформляясь нулевым КП, согласуются по типу omu-ntu ‘человек’: omu-ntu w-ange ‘мой человек’, kabaka w-ange ‘мой вождь’. В тех языках, где существительное имеет собственные КП, согласо-ватели (адъективные, местоименные, глагольные) по форме обычно тождественны или подобны этому КП, ср. в лин-гала: lo-lenge lo-ye 1-а lo-beki lo-na lo-ko lo-zali lo-lamu ‘форма эта горшка того одного есть хорошая’. Наличие согласования — самый веский индикатор наличия И. к.; их формальное обнаружение предполагает помещение имен в т. наз. диагностич. контексты — конструкции «существительное + зависимое слово». Но даже в группах родств. языков наблюдается расхождение по степени согласоват. мощности И. к. Напр., среди бенуэ-конголезских языков есть языки с широко развитой согласоват. системой и с дифференциров. набором КП в существительном (банту, в к-рых выделяется до 20 классов) и языки с существенно редуцированной системой И. к., в к-рых представлены лишь нек-рые согласоват. типы и почти отсутствуют КП в существительном (иапр., в бамилеке относительно развито лишь местоименное согласование). Сдвиги и разрушение И. к. затрагивают прежде всего стройность согласоват. моделей, кол-во согласоват. типов, а также способы выражения числа.
Соотношение класса и числа — особая проблема, и языки с И. к. обнаруживают в этом отношении значит, разнообразие. В идеальной системе И. к. серии сингулярных и плюральных классов должны быть изоморфны, однако в реальных языках такой системы нет и они могут сравниваться по степени приближения к
ИМЕННЫЕ 173
деальной системе (или по степени диспропорции между двумя сериями И. к.). Напр., в суахили при 6 сингулярных классах — 5 плюральных (локативные классы не учитываются), в тив соотношение 6/4 и один класс синкретический (сингулярно-плюральный), в фула — 20/5, в ворора (Австралия) — 2/1 плюс два синкретич. класса. Диспропорция между сериями И. к. объясняется не только наличием имен типа singularia tantum и pluralia tantum, имеющих лишь одну классную форму, но и разл. ист. напластованиями и затемнением семантич. основ классификации. Поэтому, напр., в языках банту, вообще ближе стоящих к идеальному типу И. к., часты синкретич. классы, к-рые, будучи сингулярными для нек-рых имен, одновременно служат плюральными для др. классов (напр., в ганда 14-й кл. obu-охватывает бесчнсловые абстрактные существительные и является плюральным для 13-го кл. aka-). Принято считать, что в языках с И. к. категория числа была изначально неотделима от категории класса, и тогда появление и увеличение диспропорции между сингулярными н плюральными И. к. можно расценивать как тенденцию к обособлению числа в самостоят. категорию. Языки банту находятся на начальном этапе этого процесса, а, напр., в даг. языках он зашел дальше, и прежняя классно-числовая система уже значительно деформирована, имеется внеклассное выражение кол-ва. Замечено также, что превращение языка с И. к. (в частности, это имеет место в банту) в надэтнич. средство коммуникации— лингса франка или его пиджинизация (см. Пиджины), обусловливая общее упрощение грамматич. структуры, отражается в деформации классной системы: действует тенденция к уменьшению кол-ва плюральных КП и унификации выражения числа с помощью ограннч. набора классов.
В вопросе о происхождении И. к. нет полной ясности. Предполагается, что в семантич. плане И. к. отражают мета-фпзич. классификацию предметов и явлений действительности по их внеш, признакам, существенность к-рых может быть различной в разных этнич. культурах; указывается на ассоциативный принцип классификации (соотнесенность И. к. с т. ваз. семантич. полями). Неясно также, следует ли считать многочленные системы И. к. развившимися нз более бедных (в пределе — двучленных) систем или же развитие шло по линии сокращения изначально богатых систем; видимо, для разных языковых групп можно предполагать разл. пути развития И. к. (в т. ч. и циклические). Напр., в языках банту исторически прослеживается противопоставление 1-го и 9-го классов («людей» и «животных») всем прочим классам по тону КП и согласоват. морфем (в 1-м н 9-м классах тон низкий, в остальных — высокий), что может отражать древнее противопоставление по одушевленности — неодушевленности. В связи с этим важно отметить, что в нек-рых бантоидных языках (напр., бами-леке), претерпевших значит, разрушение системы И. к. (генетически связанной с системой И. к. банту), вновь наблюдается выравнивание классных различий по линии семантич. оппозиции одушевленность — неодушевленность (такая тенденция присуща и языкам банту), выражаемой в ед. ч. и нейтрализуе-
174 ИМПЕРФЕКТ
мой во мн. ч. Развитие системы И. к. из этой оппозиции отчетливее, по-видимому, прослеживается в даг. языках. В формальном плане происхождение КП связывается обычно с местоименными (дейктич.) элементами (в частности, с показателями определенности, как указывает Дж. X. Гринберг), десемантизи-рованными и превратившимися в аффиксы.
И. к. представляют собой менее грам-матикализов. систему, чем род, но более грамматикализованную, чем т. наз. счетные (нумеративные) классификаторы, известные ряду языков Сев. Америки и Юго-Вост. Азии (напр., тцелтал, бирманский, вьетнамский и др.). Счетно-клас-сификаторные языки находятся на грани между классными и бесклассными языками. Осн. отличие систем счетных классификаторов от И. к. состоит в их нетаксономич. характере: они не разбивают имена на статичные классы, принадлежность имени к тому или иному классу не является его постоянной характеристикой и не требует обязательного формального выражения в каждой фразе, проявляясь только в спец, счетных конструкциях с числительными. Семантич. основания такой классификации обычно прозрачны (форма, размер, консистенция, расположение предметов); она остается преим. лексической и находится вне категории числа. Однако счетно-классификаторная система может стать основой формирования И. к., если классификаторы получат постоянное закрепление за определ. группами слов с дальнейшей их грамматикализацией.
* Афр. яз-знание, М., 1963; Хайда-кон С. М., Принципы именной классификации в даг. языках, М., 1980; О х о т и-н а Н. В., Согласоват. классы в вост, и юж. языках банту, М., 1985; Именные классы в языках Африки, М., 1987; Roy ев G., Die nominalen Klassifikations-Systeme in den Sprachen der Erde, Mod ling bei Wien, 1929; La classification nominale dans les langues ndgro-africaines, P., (19681; К r a-uss M. E., Noun classification systems in Athapaskan, Eyak, Tlingit and Haida verbs, UAL, 1968, v. 34, № 3; D i x о n R. M. W., Noun classes, «Lingua», 1968, v. 21; Denny J, P., Cre ide r C. A., The semantics of noun classes in Proto-Bantu, SAL, 1976, v. 7; Allan K., Classifiers «Language», 1977, v. 53, № 2; Greenberg J. H., How does a language acquire gender markers?, «Universals of Human Lanftuape», 1978, v. 3; Noun classes and categorisation, Amst.— (a. o,l, 1986.	В. А. Виноградов.
ИМПЕРФЕКТ (лат. imperfectum, букв.— незавершенное) — видо-временная форма глагола в ряде индоевропейских и других языков, обозначающая прошедшее действие или состояние, рассматриваемое в процессе его протекания или повторения без указания на момент завершения или прекращения, напр. др.-греч. ешА-chonto 'они сражались’ (в тот определ. момент или неоднократно). И. употребляется обычно при описании постоянных ситуаций прошлого, обычаев, а также действий, протекающих одновременно с другими и служащих для них фоном: лат. cum intravit, села ba га ‘Когда он вошел, я обедал’. Ср. также «И. попытки» (imperfectum de conatu): др.-греч. edidoun, лат. dabam, болг,. давах — ‘я давал’, т. е. ‘пытался дать, предлагал'.
Значением процессности, незавершенности И. противопоставляется аористу или его эквивалентам (лат. «ист. перфекту», франц, passe simple, тур. «прошедшему категорическому» и т. д.), т. е. формам, обозначающим прошедшее действие как совершившийся факт, а в повествовании — как очередной поступят, шаг в ряду последоват. событий. Вместе с
тем как обозначение ситуации прошлого, обособленной от настоящего момента, И. противопоставлен перфекту, так или иначе указывающему иа связь между прошлым и настоящим.
В др.-греческом (а также в древних индоиран, языках) И. входит в состав презентной (см. Настоящее время) группы форм (противопоставленной аористической и перфектной группам) и образуется от презентной основы с помощью показателей прош. вр.—аугмента и т. наз. вторичных окончаний. Этот тип образования И. не является общеиндоевропейским. В ряде ветвей представлены новообразования. В лат. яз. И. входит в группу инфекта, т. е. «незавершенных» времен, образуемых от основы иаст. вр. и противопоставленных группе перфекта. В др,-слав. языках И. образуется от основы аориста (реже от основы наст, вр.) с помощью суффиксального комплекса — ст.-слав. -Ьа- (-аа) + -х- (чередующегося с -ш- и -с-) — и окончаний, отчасти совпадающих с окончаниями аориста. В нек-рых индоевроп. языках (напр., в санскрите) И. рано утратил видовую специфику и превратился в основное повествовательное время.
И. совр. ром. языков, являющийся продолжением лат. И., противопоставлен и старому синтетическому, и новому аналитич. перфекту. Однако во фраиц. яз. он все шире используется в повествовании при изображении последовательно наступающих событий (т. наз. imparfait pittoresque ‘живописный И.’).
Из совр. слав, языков И. как живая форма сохраняется в болг. и макед. языках, где, как и в др.-славянских, образуется в несов. и сов. виде. И. сов. вида часто обозначает неогранич. повторение в прошлом действия, каждый отд. акт к-рого рассматривается как завершенный: болт. Той се хилеше, щом го з ъ р и е-ше отдалеч ‘Он улыбался [И. несов. вида], как только (бывало) увидит его издали’. Большинством слав, языков И. утрачен, функциональным эквивалентом И. в совр. рус. яз. является прошедшее несовершенное в конкретно-процессном, неограниченно-кратном, постоянно-непрерывном и близких значениях (см. Вид); как эквивалент И. сов. вида выступает конструкция типа «бывало увидит».
В грамматиках нек-рых языков (напр., немецкого, скандинавских, финского), не имеющих противопоставления И. формам с функцией аориста, термином «И.» иногда обозначают простое прош. вр. типа нем. machte ‘делал’ или ‘сделал’, las ‘читал’ или ‘прочитал’.
* С т о j и h е в и h А., Значен>е аориста и имперфекта у српскохрватском ;езику, Ljubljana, 1951; Маслов Ю. С., Имперфект глаголов сов. вида в слав, языках, «Вопросы слав, яз-знания», 1954, в. 1; Б у-ннна И. К., Система времен ст.-слав. глагола, М., 1959; Тройский И. М., Заметки о видо-временной системе лат. глагола, в кн.: Вопросы грамматики. Сб. статей к 75-летию акад. И. И. Мещанинова, М.— Л., 1960; Вопросы глагольного вида, М., 1962; Д е я н о в а М., Имперфект и аорист в славянскнте езици, София, 1966; Станков В., Имперфекты в съвременния български книжовен език, София, 1966; Те s-niere L., Imparfait et imperfectif, CMF, 1929, roc. 15, ses. 3—4; Pollak W., Studien zum «Verbalaspekt» im Franzdsischen, W., 1960; Kurylowicz J., The inflectional categories of Indo-European, Hdlb., 1964; Wandruszka M., Les temps du passe en francais et dans quelques langues voisines, FM, 1966, t. 34; Johanson L., Aspekt im. Tiirkischen, Uppsala, 1971; P f i s t e r M., L'imparfait, le passe simple et le passd compose en frangais moderne, RLR, 1974, v. 38.
Ю. С. Маслов,
имя —слово, реже сочетание слов, называющее, именующее вещь или человека. Отличит, черты И. как типа слов связаны также с особенностями процесса именования (см. Номинация), приводящего к И., и с ролью И. в предложении.
Морфологич. отличия И. от слов др. классов не универсальны и не поддаются обобщению, они могут вообще отсутствовать. В языках с развитой морфологией И. отличается формами склонения, тогда как глагол имеет формы спряжения, прилагательное — формы согласования и степеней сравнения и т. д. Однако то, что в индоевроп. языках естественно воспринимается как объект и выражается И., может в иек-рых индейских языках выражаться как процесс, в формах 3-го л. глагола; иапр., в яз. хупа ‘он спускается’ — назв. дождя (имя объекта «дождь»), в языке тюбатюлабаль различаются имена «дом» и «дом н прошлом» (то, что было домом и перестало им быть), т. е. имя обладает изменением по категории времени, и т. п.; понятие «дождь» в рус. яз. выражается обычно именем, к-рое по функции может быть предикатом или предложением («Дождь, надо взять зонтик»), а, напр., в англ, и франц, языках обычно не получает именной формы выражения, ср. It is raining, Il pleut и т. п.
По этой причине в разл. концепциях языка, выработанных в рамках неопозитивизма, в лингвистической философии и др. (см. Философские проблемы языкознания), неправомерно отрицалось объективное, внеязыковое основание различения «имен» и «предикатов» («признаков», «отношений»). Так, Э. Беивенист считал, что различие «процесса» и «объекта» («вещи») не может иметь в лингвистике единого критерия, ни даже ясного смысла, являясь всего лишь результатом проекции иа природу классификации слов, присущей индоевроп. языкам (если «лошадь» — это вещь, а «бежать» — это процесс, то лишь потому, что первое обозначается именем, а второе глаголом); У. О. Куайн утверждал, что всякая теория может признавать в качестве объектов лишь то, что обозначается «связанными переменными» в ее формальных предложениях.
Существуют, однако, объективные основания, как внеязыковые, так и внутриязыковые, для отличения И. от слов др. типов. Виеязыковым основанием служит то, что И. обозначает вещь, тогда как глагол, вообще предикат — признак или отношение; различие же этих внеязыковых сущностей объективно и не зависит от языка. Внутриязыковым основанием является то, что только И. стоит в таком отношении к виеязыковому объекту, к-рое является отношением именования. Глаголы и вообще предикатные слова «выражают» отношения между предметами действительности, не именуя этих отношений, т. е. своих объектов обозначения. Союзы «выражают» логич. связи между элементами мысли, не обозначая никаких внеязыковых объектов; междометия «выражают» эмоции, также ие именуя их. Особое положение занимают «имена признаков» — прилагательные (также могущие служить предикатными словами) и наречия, отношения тех и других к виеязыковым объектам подобны отношениям И. к вещи, но объекты здесь не являются.вещами. Т. о., с внутриязыковой стороны обоснование определения И. сводится к проблеме именования и в конечном счете к объективному виеязыковому различию вещей, свойств, отношений.
В предложении И. занимает место актанта (терма) в составе предиката, в качестве субъекта и объекта, а также разл. дополнений.
При формализации аналогом И. выступает свободная или связанная переменная, а также (в случае собственного И.) постоянная (константа). Слова др. типов не формализуются этим способом (аналогом глагола выступает предикат, аналогами предлога и союза — логич. связки). Семаитико-синтаксич. критерий И. и его формализация являются универсальными, не зависят от типа и строя языка.
В развитых языках, как естественных, так и искусственных, путем особой трансформации, т. наз. номинализации, в И. может быть превращено любое выражение, иапр. в рус. яз.: глагол «бежать»> ‘бег’; предикатив «В комнате холодно» > ‘В комнате холод’; целое предложение «Я опаздываю» > ‘Тот факт, что я опаздываю...’. В этом смысле предложение иногда рассматривается как «имя факта или события». Путем трансформаций могут возникать имена 2-го, 3-го, 4-го и т. д. порядка. Напр., рус.«здоровый»’> ‘здоровье’ 2 > ‘оздоравливать’s > ‘оздоравливаемый* ‘>‘оздоравливаемость’s, где ‘оздоравливаемость’ может рассматриваться как И. 5-го порядка — результат пятикратной трансформации. И., не являющиеся результатом трансформаций, именуют вещи прямо и непосредственно, являются первичными, или базовыми, И. Первичная номинация производится обычно по наиболее характерному признаку, к-рый и становится основанием для создания нового И. Т. о., номинация закономерна, но выбор признака случаен, чем и объясняется различие И. одних и тех же объектов в разных языках. Тем не менее, поскольку положенный в основу И. признак сам имел уже языковое выражение, И. всегда включается в лек-сико-семантич. систему, получая свое место в группе взаимосвязанных И., противопоставленных др. группам (см. Оппозиции языковые, Поле). Так, др.-греч. назв. рынка agora связано с глаголом ageiro ‘собирать’ (место, где собирается народ); рус. «рынок» — заимствование из герм, языков rinc—‘круг’, ‘круглая площадь’); германские — нем. Markt и англ. market — происходят от лат. mercari ‘покупать’ и т. д. В силу устойчивости оппозиций, полей и лексико-се-мантич. системы в целом она, и гл. обр. И., являются фактом духовной культуры народа (этноса), образуя устойчивый реляционный каркас этой культуры — имена родства, власти, права, экономич. отношений, человека, животных и т. д., отражают глубокие традиции культуры, вскрывающиеся при ист. реконструкции (М. М. Покровский, Бенвенист, Т. В. Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванов и др.). Характерная особенность первичных И.— быстрая утрата связи с признаком; как правило, они в каждую данную эпоху (т. е. в синхронии языка) воспринимаются как именно первичные, непроизводные. Так, И. «рука» обычно не является производным от признаков «брать», «хватать», «нос» — от «нюхать», «обонять» и т. п.
Внутр, структура И., в особенности непроизводного, достаточно полно характеризуется схемой т. наз. семантич. треугольника (см. Семантика): И. (1) обозначает, именует вещь (2) и выражает понятие о вещи (3). В истории философии языка и собственно яз-знания отношение «именовать» понималось неоднозначно — то как связывающее имя и
вещь («И. именует вещь»), то как связывающее И. и понятие («И. именует понятие»).
В первой европ, философии языка, у Платона, в его диалоге «Кратил», излагается второе понимание: И. именует идею, понятие («эйдос») и лишь вследствие этого способно именовать «соименную» с ним вещь. Этот взгляд, в общем, преобладал в ср.-век. схоластике, в ее течениях «реализма» и «концептуализма» (но не в «номинализме», в к-ром общие И. признавались лишь созданиями разума). Вместе с тем в схоластике было выработано тонкое понимание различий «именования», выразившееся в тезисе Nominantur singularia, sed universalia significantur («Именуется единичное, a общее означивается»).
Постепенно, особенно сов. исследователями, была обнаружена недостаточность такого, в целом признаваемого правильным, понимания именования: было предложено из совокупности всех объективно различимых признаков вещи выделять меньшую совокупность — непо-средств. предмет именования, денотат. В логике до нек-рой степени параллельно этому было введено понятие «экстенсио-нал» И., соответствующее классу предметов, непосредственно именуемых данным И. Аналогичный процесс расщепления пережило понятие «понятие о вещи», в к-ром в логике стали выделять непосредственно структурированную языком часть — «интенсионал», а в яз-знании — сигнификат. В лингвистике прообразом сигнификата и интенспонала еще ранее послужило понятие «значимость» (отличное от «значения»), введенное Ф. де Соссюром (1916). К. И. Льюис в работе «Виды значения» (1943) ввел 4 компонента в семантике И. (одновременно оии же — процессы): сигнификацию (signification) — совокупность признаков, служащих мыслимым предметом обозначения; объем, или «охват» (comprehension), — все мыслимые предметы, соответствующие такой сигнификации (в т. ч. и ие существующие реально); денотацию, или экстенсию (denotation, or extension), — предметы, существующие реально; коннотацию, или интенсию (иитенсиоиал) (connotation, or intension),— мыслимый предмет обозначения, соответствующий такому денотату, или экстенсии. Т. о., интенсия, интенсионал так относится к экстенсии, денотату, как сигиификация относится к охвату, или объему. На этой основе Льюисом впервые было даио строгое определение иитенсионала (см. Понятие).
По мере расширения семантич. исследований в ряде теорий (логиков Г. Фреге, А. Чёрча, лингвистов генеративного подхода) предложение стало трактоваться как разновидность И. со своим денотатом, или экстенсионалом, или референцией, в разл. теориях понимаемыми различно, и, с др. стороны, смыслом, интенсиоиалом. Напр., по Фреге, денотатом предложения является «истина» или «ложь». Специфика И. стала теряться, растворяясь в семантике предложения.
Однако в ряде работ была показана невозможность отождествления одноименных элементов в семантике И. с таковыми в предложении. В англо-амер, философии языка, как и в сов. яз-знании, были подвергнуты критике генеративные теории и показана специфика «семантики словаря (лексикона)» и соответственно
ИМЯ 175
И., в отличие от «семантики синтаксисах (Р. Монтегю, Б. Холл Парти и др.). В этой связи на первый план выходит новая проблематика, связанная с понятием интенсионала и т. наз. интенсиональных языков (к последним относится, в частности, язык художественной литературы).
Размышления об И. во все времена служили предметом, а иногда и основанием филос. теорий (иапр., у Б. Спинозы, Дж. Локка, Э. Гуссерля, А. Ф. Лосева и др.).
Классификации И., в соответствии со схемой семантич. строения (семантич. треугольником), могут проводиться по трем разл. основаниям: 1) по форме слова, или морфологические; 2) по типу значения в синтаксич. конструкции, или семантнко-си н-т а к с и ч е с к и е; 3) по типу значения в пропозиции, или логико-лингвистические. В значит, части все классификации соотносятся и пересекаются.
Морфологич. классификации описывают разряды И., существующие в данном отд. языке; они опираются на морфологич. показатели — гл. обр. аффиксы и строение основ (аблаут, апофонию); в них выделяются такие рубрики, как «имена деятелях, «имена действиях, «имена качествах (напр., рус. «краснотах, но не «красныйх), «имена отчуждаемой и неотчуждаемой принадлежности х. Эти рубрики наделены в то же время ясным семантич. признаком (выраженным в их названии). Далее, могут выделяться такие рубрики, как роды иидоевроп. языков (муж., жен., ср.), где семантич. основание выражено гораздо слабее. Наконец, могут выделяться такие морфологич. классы, как деклинационные разряды (типы склонения) И., в к-рых связь с семантикой в данном состоянии языка отсутствует, но в далеком прошлом, возможно, существовала. Эти классификации имеют важное значение для флективных языков, в особенности для индоевропейских, на них основаны глубинные ист. реконструкции грамматики (А. Мейе, Е. Курилович, Бенвенист и др.).
В языках др. типа, напр. в банту языках, выделяется ок. 20 морфологич. именных классов, к-рые служат также целям согласования слов в предложении. В языках т. наз. активного строя, к к-рым относятся, в частности, мн. языки амер, индейцев, И. разбиваются на 2 класса—«активныйх (откуда и название всей группы языков) и «неактивный х; к активному относятся И. людей, животных, деревьев н растений (т. е. здесь явно доминируют признаки «живой х, «одушевленныйх), к неактивному — И. всех прочих предметов и явлений.
С исторической, эволюционной т. зр. можно предположить такое развитие именных классификаций этого типа: от активны х/неактивных классов к классам типа банту, от них к родам индоев-роп. языков и к суффиксальным классам типа «имя деятелях, «имя действиях.
Семантнко-синтаксич. классификации носят более общий, типологич. характер, они основаны на роли И. в предложении, формально — на его месте как актанта в предикате. Поскольку такие различия далеко не всегда выражаются морфологически, то их описание и классификации более гипотетичны, чем морфологич. классификации; в значит, степени они зависят от избранного метода описания.
176 ИНВАРИАНТ
Однако в большинстве описаний (и, следовательно, достаточно объективно) выделяются И. денотативного характера, тяготеющие к непосредств. обозначению вещей и занимающие в предложении (при прочих равных условиях) позицию субъекта, и И. сигнификативного характера, тяготеющие к обозначению, сигни-фикации понятий и занимающие в предложении позицию предиката (включая «запредикатную позициюх — напр., рус. «принимать участиех). Формулировки закономерностей и рубрик в этих классификациях носят статистнч. (т. е. не жестко определенный) характер (Покровский, А. А. Уфимцева, Ю. Н. Караулов, Ю. С. Степанов), Эти классификации пересекаются с морфологическими, поскольку в языках нек-рых типов (напр., в т. наз. эргативных) различие актантов связано с разл. падежным оформлением И. (эргативный падеж противопоставляется абсолютному и др.).
Логико-лингвистич., универсальные классификации, полностью отвлекаясь от морфологич. типа И,, соотносят его с логич. строением пропозиции, в основе чего лежит в конечном счете отношение И. к вещи в составе высказывания — референция. Выделяются (Б. Рассел, Н. Д. Арутюнова, Е. В. Падучева) такие рубрики, как референтные И. и нереферентные И.; индивидные, общие, метаимена; И. в прямых и в косвенных контекстах; подлинные И. и квази-И.— дескрипции, и др.
* Лосев А. Ф., Философия имени, М.. 1927; Леви-Брюль Л.. Выражение принадлежности в меланезийских языках, в кн.: Эргативная конструкция предложения, сост. Е. А. Бокарев, М., 1950; Покровский М. М., Избр. работы по яз-знанию, М., 1959; Уемов А. И., Вещи, свойства и отношения, М., 1963; Ельмслев Л., О категориях личности/неличностн н одушевленности/неодушевленности, пер. с фравц., в кн.: Принципы типологич. анализа языков разл. строя, сост. О. Г. Ревзина, М., 1972; Уфимцева А. А., Типы словесных знаков, М., 1974; Никитин М. В., Лексич. значение в слове и словосочетании, Владимир, 1974; Арутюнова Н. Д., Логич. теории значения, в кн,: Принципы и методы семантич. исследований. М., 1976; Караулов Ю. Н., Общая и рус. идеография, М., 1976; Гак В. Г., Сравнит, типология франц, и рус. языков, Л., 1977; Климов Г. А., Типология языков активного строя, М.,	1977; Серебренни-
ков Б. А., Номинация и проблема выбора, в кн.: Языковая номинация. Общие вопросы, М., 1977; Языковая номинация. Виды наименований, М., 1977; История лингвистич. учений. Древний мир. Л.. 1980; Степанов Ю. С., Имена. Предикаты. Предложения, М., 1981: НЗЛ, в. XIII. Логика и лингвистика. (Проблемы референции), сост. Н. Д. Арутюнова, М., 1982; Льюи с К. И., Виды значения, пер. с англ., в кн.; Семиотика, сост. Ю. С. Степанов, М., 1983; Г а м-крелидзе Т. В., Иванов В. В., Индо-европ. язык и индоевропейцы, т. 2, Тб., 1984; R о у е n. G., Die nominalen Klassifikations-Systeme in den Sprachen der Erde, Mod ling bei Wien. 1929 («Anthropos. Linguistische Bibliothekx); Kuryiowicz J., The inflectional categories of Indo-European, Hdlb., 1964; Benveniste E., Le vocabulaire des institutions indo-europeennes, t. 1—2, P., 1969; R u s s e 1 1 B., An inquiry into meaning and truth, L.. 1980.	Ю. С. Степанов.
ИНВАРИАНТ (от лат. invarians, род. падеж invariantis — неизменяющийся)— см. Вариантность. .
ИНВЁРСИЯ (от лат. tnversio— переворачивание, перестановка) — 1) в широком понимании: любое отклонение порядка членов предложения от наиболее распространенного; 2) в узком понимании: такое отклонение от порядка членов предложения, к-рое не связано с изме
нением синтаксических связей и актуального членения предложения. И. (и 1-м значении) как грамматич. средство встречается, напр., при общем вопросе в герм, и ром. языках, ср. англ. Не is ready ‘Он готов’ и Is he ready? ‘Готов ли он?’ Одни из типов И. во 2-м значении—постановка ремы перед темой в целях эмфазы, обычно сопровождаемая интонационным выделением ремы, ср. рус. «Интересную книгу я вчера виделх. В поэтич. речи такая И. во 2-м значении связана с требованиями размера, рифмы: «Играет и воет, как зверь молодой, завидевший пищу из клетки железнойх (А. С. Пушкин). И. может использоваться в стилистич. целях; напр., в рус. яз. постпозиция прилагательного-определения может делать речь более торжественной или архаизированной.
ИНГУШСКИЙ ЯЗЬ'1К — один из нахских языков. Распространен в Чеч,-Ингуш. АССР. Число говорящих св. 181 тыс. чел. (1979, перепись).
В результате сложных процессов смешения диалектов и говоров ингуш, н чечен, языков (особенно сильно смешение проявлялось в галанчожском, орштхоев-ском и кистинском диалектах) И. я. как бы утратил диал. дифференциацию, если не считать незначит. расхождений между говорами плоскостного диалекта, послужившего основой ингуш, лит. языка.
Фонологии, система И. я. характеризуется сложным консонантизмом и вокализмом. В отличие от чечен, языка для И. я. характерно наличие фонемы «фх. Есть абруптивы п1, т1, к1, ц1, ч1, къ. Долгие и краткие гласные фонематически противопоставлены. Долгота гласных в закрытых слогах слабее, чем в открытых: [а:ла] ‘скажи’, но (аьннад) ‘сказал’. Для И. я. характерен процесс регрессивной ассимиляции: «алах ‘скажи’, «аьннадх ‘сказал’, «али-н д-ах ‘сказанный есть’. В отличие от чеченского и бацбийского языков в И. я. аффиксами дат. п. служат долгое [а:] и -т(а). Различаются классные и неклассные глаголы. Глагол имеет категории времени, наклонения, вида и грамматич. классов.
В синтаксисе различаются номинативная, эргативная, локативная, дативная (от глаголов «чувственного восприятиях) и генитивная конструкции предложения, широко употребляются причастные и деепричастные конструкции. Лексико-семантич. система сильно развилась после Окт. революции 1917, особенно под воздействием рус. яз. Лит. язык начал стилистически дифференцироваться в 40— 80-х гг. Письменность создана после Окт. революции 1917, первонач. на основе арабского, с 1923 — латинского, с 1938 — русского алфавитов.
* Мальсагов 3. К.. Ингуш, грамматика, Владикавказ. 1925; Д о л а к о-в а Р. И.. Ингуш, язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967; Куркиев А. С., Осн. вопросы лексикологии ингуш, языка, Грозный, 1979.
Рус.-ингуш, словарь, М., 1980.
_ „	Ю. Д. Дешериев.
ИНДЁИСКИЕ ЯЗЫКЙ (америндские языки) — языки коренного населения Америки (за исключением эскимосско-алеутских языков). С наибольшей ист. полнотой представлены в Центр, и Юж. Америке. Общее число говорящих 27,5 млн. чел. Исторически восходят к языкам населения, мигрировавшего ок. 40—30 тыс. лет назад из Азии через зону Берингова прол. Несмотря на ряд гипотез, предполагающих исконное генетич. родство всех групп И. я. (П. Риве, А. Л. Крёбер, М. Сводеш и др.), вх
родств. связи не могут считаться доказанными. Попытки сближения И. я. с нек-рыми языковыми семьями Ст. Света вызывают еще большие возражения.
Осн. семьи И. я. Сев. Америки: на-дене, салишская, алгонкинская, сиу, ирокезская, галф, хокальтекская. Гл. обр. в Центр. Америке представлены семьи тано-ацтекская, отомангская, майя. Наиболее крупные семьи И. я. Юж. Америки: чибча, аравакская, карибская, ке-чумара, паио-такана, же, тупи-гуарани. Вие этой классификации остается целый ряд изолиров. языков и мелких языковых групп. Сравнит.-ист. исследования и создание генеалогич. классификации затрудняются не только незавершенностью описат. этапа изучения языков, ио и (в связи с сокращением кол-ва И. я.) утратой большого числа ранее существовавших переходных звеньев в цепи ист. развития. Особенно осложнено доказательство гипотез отдаленного языкового родства. Тем не менее вполне реальны предположения о возможности широких генетич. связей как для ряда сев.-американских, так и для ряда юж.-амер, языков.
В формально-типологич. отношении И. я. обнаруживают, с одной стороны, значит, расхождения, с другой — явные параллелизмы. Фонетич. строй в разных языках существенно варьирует. Т. Милевский выделяет в амер, ареале 3 осн. типа фонологич. систем: атлантический (с развитым вокализмом и бедным консонантизмом при заметном удельном весе сонорных), тихоокеанский (с богатым коисоиантизмом при ограниченном вокализме) и центральный (с фонемным составом промежуточного типа). В целом развиты лариигальные артикуляции, на базе к-рых возникают преим. в Сев. Америке два или три ряда противопоставлений смычных (и иногда аффрикат), образуемых придыхательными, глоттали-зованиыми и звонкими согласными. Широко распространены лабиализов. согласные, моиофоиемность к-рых, впрочем, не всегда легко обосновать. Звонкие смычные встречаются относительно редко. В большинстве языков согласные и гласные распределяются в слове довольно равномерно, ср. широко распространенные фонологич. структуры слова типов CVC, CVCV, CVCVC(V) ит. п. Сочетания согласных обычно включают не более двух фонем. Законы ударения весьма различны. Во ми. языках отмечены тоновые характеристики. Интересны и нек-рые просодич. явления (в частности, явления типа сингармонизма).
В плайе контенсивиой типологии среди И. я. представлены языки номинативного (кечумара, хокальтекские), эргативного (алгонкинские, майя, пано-та-каиа) и активного (на-дене, сиу, тупи-гуараии) строя. В ряде случаев структура языка может быть признана типологически промеж уточной.
В плане морфологич. типологии большинство И. я. представляют более или менее выдержанный агглютинативный строй с разной степенью синтетизма. Полисиитетич. языки особенно характерны для Сев. Америки. Соотношение префиксации и суффиксации различно пр языкам, однако чисто суффиксальные языки составляют исключение. Соотношение именного и глагольного словообразования в разных языках не совпадает. Развиты аффиксы производства отглагольных имен. Глагольное словоизме-иеине в целом развито значительно лучше именного. Из морфологич. категорий глагола чаще других встречаются: лицо
(обычно с префиксальным выражением), число, вид-время, версия, способ действия. Одноличные глагольные структуры преобладают над двухличными. Во мн. языках существует супплетивизм глагольных основ, передающий ед. и мн. число участвующих в действии субъектов или объектов. Падежная парадигма имени известна лишь в нек-рых языках (иапр., в кечумара, майя). Несколько шире представлена именная категория числа. Широко распространена категория притяжательное™, нередко различающая формы органич. и иеорганич. принадлежности. Общей чертой для И. я. является система послелогов локативной и обстоятельственной семантики. Прилагательные в нек-рых языках составляют весьма ограниченный по своему объему класс слов, в нек-рых языках имя прилагательное отсутствует. Развиты прономинальные системы. Для них характерны оппозиция трех ступеней удаления, передаваемая указат. местоимениями, а также наличие инклюзивной и эксклюзивной форм местоимения 1-го л. мн. ч.
Синтаксич. структуры И. я. разнообразны, но изучены слабо. Глагол-сказуемое является организующим центром предложения. Во мн. случаях известна иикорпоративная связь дополнения (реже подлежащего) с глагольным сказуемым. Порядок слов в предложении существенно варьирует, отмечены модели SOV, OSV, OVS, VOS и VSO. Определение-прилагательное обычно следует за определяемым, а определеиие-существи-гельиое предшествует ему. Сложное предложение изучено хуже, но ясно, что паратаксис резко преобладает над гипотаксисом.
Лексич. фонд И. я. существенно различается как по своему объему, так и по внутр, организации. По языкам распространены т. наз. скрытые именные классификации, устанавливаемые ввиду отсутствия классных признаков в самих именах по характеру согласования слова с синтаксически связанными с ним словами. В словаре значителен удельный вес дескриптивных (звукосимволнч. и звукоподражат.) слов. Особый интерес представляют лексич. параллелизмы между сев.-амер, и юж.-амер, языками (ср. основы личных местоимений 1-го и 2-го л., а также лексемы со значением ‘человек1, ‘рука’, ‘рот,’ ’пить’, ‘солнце’ и др.). Во мн. сев.-амер, языках отмечаются заимствования из англ., франц, и отчасти рус. языков. В центр, и юж,-амер. языках отмечается множество ис-панизмов и португ. слов. В центр.-амер, зоне немало заимствований из языков тано-ацтекских и майя, в андской зоне Юж. Америки — из языков кечумара.
Большинство И. я. остаются бесписьменными. На континенте известны 3 осн. вида древней письменности: ацтекское письмо, майя письмо и иероглифич. письмо для записи текста на языках кечуа и аймара (последнее, по-видимому, также возникло в доколумбову эпоху).
Уже в новое время в нек-рых регионах Сев. Америки использовались пиктография. системы. В нач. 19 в. индеец племени чироки Секвойя создал на лат. графич. основе слоговое письмо (см. Ирокезские языки). Были попытки создать силлабич. системы письма и для нек-рых др. сев.-амер, языков. В 20 в. свои лит. формы имеют языки навахо, кечуа, аймара, гуарани и нек-рые др.
Изучение И. я. началось в 16 в., однако очень долго сохраняло чисто практич. направленность. С 17 в. до нач. 20 в.
был создан (гл. обр. миссионерами) ряд словарей и кратких грамматик. Собственно науч, исследование языков началось со 2-й пол. 19 в. В кон. 19 — 1-й пол. 20 вв. большую роль в изучении И. я. сыграли работы Риве, Ф. Боаса, Э. Сепира, Сводеша. Во 2-й пол. 20 в. в области американистики работают М. Р. Хаас, К. Л. Пайк, X. Хойер, Р. Э. Лоигейкр, Дж. Гринберг, Э. Маттесон и мн. др. Однако изученность И. я. остается очень неравномерной. Нельзя считать завершенным, в частности, даже описат. этап, особенно для юж.-амер, языков. Относительно лучше известны фонетич. системы. Сравнит.-ист. исследования существенно опережают типологические. Частично обоснованы генетич. связи между нек-рыми языковыми группировками Юж. Америки. Ареальные взаимоотношения И. я. также становятся объектом исследования.
* Кнорозов Ю. В., Письменность индейцев майя, М.— Л., 1963; Климов Г. А., Типология языков активного строя, М., 1977; Handbook of American Indian languages, pt 1 — 2, Wash., 1911 — 22; pt 3, N. Y., 1933—39; Linguistic structures of native America, N. Y.. 1946; P i n-n о w H. J.. Die nordamerikanischen Indianer-sprachen. Wiesbaden, 1964; Milewski T., Typological studies on the American Indian languages, Krakow, 1967; CTL, v. 4, Ibero-American and Caribbean linguistics, p. 2. The Ha-§ue — P., 1968; Comparative studies in Amerin-ian languages, The Hague — P., 1972: S h e r-z e r J.j An areal-typological study of American Indian languages north of Mexico, Amst.— Oxf., 1976; Campbell L., Mithun M. (eds.), The languages of Native America. Historical and comparative assessment, Austin, 1979; Greenberg J. H., Languages in the Americas, Stanford, 1987.
Г. А. Климов.
Материалы, поев, исследованию И. я., кроме общелингвистич. журналов (см. Журналы лингвистические) публикуются в спе-циализиров. журналах ряда стран: «Journal de la Societe des americanistes» (P., 1895—), «International Journal of American Linguistics» (США. место изд. разл., 1917—), «Amazonia colombiana americanista» (Sibundoy, Колумбия, 1940—), «America indigena» (Мёх.. 1941 — ), «Indiana: Beitrage zur Volker und Sprachenkunde, Archaologie und Anthropolo-?ie des indianischen Amerika» (West B.. 973—), «Amerindia. Revue d'ethnolinguistique amerindien» (P., 1976—).
E. А.Хелимский. ИНДЙЙСКАЯ ЯЗЫКОВЕДЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ — совокупность способов описания и осмысления языка и результатов их применения, сложившаяся в Индии в 1-й пол. 1-го тыс. до н. э. и существующая до сих пор. И. я. т. возникла, отвечая потребности уберечь от искажений сакральные тексты на санскрите, передававшиеся изустно. Ранний этап развития представлен пратишакхьями (pratifakhya) — фонетич. трактатами, к-рые ценны классификацией звуков речи, они содержат также разрозненные грамматич. наблюдения. В развитом виде И. я. т. представлена след. осн. типами текстов, трактующих санскрит. 1) Грамма т и к и. Важнейшая из грамматик — «Восьмикнижие» Панини (5 в. до н. э.), известны также труды Чандры (5 в.) и Джайиендры (7 в.). Грамматика — в высшей степени формализованная система-программа, состоящая примерно из 4 тыс. правил (правило — siitra). Программа в принципе нелинейна, изобилует перекрестными ссылками и подпрограммами, чаще всего неявными и нуждающимися в пояснении. Макс, краткость («грамматист рад сокращению на полморы, как рождению сына»,— писал
ИНДИЙСКАЯ 177
Нагеша в 18 в.) является методология, правилом, что связано с практикой заучивания грамматики наизусть. Апелляция к узусу в И. я. т. неизвестна. Считалось, что все множество санскрит, форм выводимо из грамматики, в охват языкового материала мыслился абсолютным. Исходный материал грамматики: упорядоченный морфонологически список фонем и их вариантов (pratyaharasiitra); полный список корней с указанием их значений; массив, состоящий более чем нз 200 списков имен, наречий, служебных слов и отчасти аффиксов (каждый из таких списков есть область применения к.-л. сутры). Задача грамматики — породить, отправляясь от этого материала, морфонологические и морфологические, в меньшей степени синтаксич. уровни санскрита. Для этой цели используется, в частности, система искусств, морфем (anubandha), обычно однофонемных, присоединяемых к естеств. морфемам (корням и аффиксам) и друг к другу и означающих особенности словопроизводства п словоизменения. Правила предписывают поэтапно заменять их классами естеств. морфем. Отличаются не словообразование от словоизменения, а словоформы и мотивированные слова от производных. При тождественности планов содержания падежных окончаний и словообразоват. суффиксов они описываются одними терминами. Смысловые определения устранены, т. к. языковые единицы задаются исчерпывающими списками. Нек-рые термины: dhatu ‘корень’, samasa ‘композита’, pratipadika ‘именная основа’, pratyaya ‘постфикс’, pada ‘словоформа изменяемого слова’ (личный глагол или падежная форма имени), avyaya ‘неизменяемое’ (деепричастие, наречия, застывшие падежные формы, предлоги, инфинитив и пр.).
2)	К грамматикам Панини н Чандры прилагаются «У надисутры» — перечни образованных омертвевшими суффиксами имен с возведением их к корням. Объем ок. 1,5 тыс. лексич. единиц.
3)	Комментаторская литература создавалась гл. обр. вокруг текста «Восьмикнижия». Наиболее значит, труды: Varttika ‘Дополнения’ Катьяяны (3 в. до н. э.), Mahabhajya ‘Великий комментарий’ Патанджали (2 в. до н. э.), Kacika ‘Бенаресский’ Ваманы и Джаядитьи (7 в.), Uddyota ‘Освещение’ Натеши (18 в.). Первичная задача этих сочинений — разъяснение подразумеваемого (без чего грамматика понята быть не может), снабжение сутр примерами, устранение кажущихся противоречий. Попутно рассматриваются и нек-рые обще-лингвистич. проблемы: природа означаемого, типы значений слова. Вводится ряд понятий, не встречающихся в п>ам-матике: adhikara ‘операторные скобки’, paribhaja ‘метаправило’. Дана унаследованная от традиции пратишакхьев классификация слов по частям речи: имя, глагол, приставка-предлог, частица. Завершается эта линия развития обобщающими трудами Натеши, в т. ч. сборником метаправил Paribhasendufekhara, где сутры окончательно упорядочены по старшинству (последовательности выполнения). Осн. предмет Натеши не санскрит, а грамматич. техника описания; здесь комментарий переходит в металингвистику.
4)	Составленные в метрич. форме словари предназначались, как и грамматики, для заучивания наизусть. Они
178 ИНДИЙСКИЕ
охватывают от 7 до 14 тыс. слов двух групп: а) имена — собственные (богов, героев эпоса, топонимы и пр.) и нарицательные (предметные, абстрактные и пр.), прилагательные, что в совокупности составляет осн. лексич. фонд имен. Одновременно это перечень названий всех предметов, попадающих в сферу общей культуры. Переносные значения слов, архаизмы и профессионально ограниченные слова и значения в словарях не приводятся; б) полный список наречий и служебных слов с толкованиями. Известнейший из словарей Namaliiiganucasana ‘Обучение именам и грамматическому роду’ Амарасннхи (5 в.) делится на 3 книги. Первые две — свод синонимов, упорядоченный в соответствии с традиционной иерархии, картиной мира. В главах первой книги «Небеса» и «Преисподняя» собраны слова для всего «высшего» (боги, космос, пространство, время, науки, искусства) и «подземного и водного» (в т. ч. обитатели моря). Вторая книга посвящена земному миру — главы «Земля», «Город», «Горы», «Растения» (кроме культурных), «Животные» (дикие), «Человек», 4 главы о сословиях инд. общества (в главу о крестьянах включены^ также культурные растения и сельско-хозяйств. животные). Последняя «Сборная» книга состоит из 6 глав: прилагательные, определяющие обычно названия одуш. существ (гл. 1) и неодуш. предметов (гл. 2), общие понятия (гл. 3), многозначные слова и омонимы, расположенные в алфавитном порядке последних согласных (гл. 4), неизменяемые слова (гл. 5), правила определения рода для нек-рых разрядов производных имен (гл. 6). Сходно строятся и словари Ха-лаюдхи и Хемачандры (12 в.).
5)	Учебные пособия также опираются гл. обр. на труд Панини. Лучшее из них — Siadhantakaumudi ‘Лунный свет принципов’ Bhattojidik$it’a (17 в.). В эту же группу входит и грамматика Вопадевы (14 в.), построенная значительно проще работ типа «Восьмикнижия».
К сочинениям, описывающим санскрит, примыкают как дополнительные работы о пракритах, так как И. я. т. рассматривает их как стилистич. разновидности санскрита. Пракрит описывается как совокупность отклонений от санскрит, эталона на всех языковых уровнях. Сутры пракрит, грамматик (авторы: Вараручи — 2 в. до н. э.; Хемачандра) предписывают последоват. замены санскрит, фонем, суффиксов, окончанвй, основ, корней и служебных слов пракритскими. Способ описания не показывает пракрит как языковую систему, однако очень экономен и практически удобен. Пракритская грамматика содержит ок. 400 сутр против 4 тыс. санскритской. В пракритские глоссарии (decinamatnala) включаются лишь слова, невыводимые из санскрита по правилам грамматики.
С 6—7 вв. появляются мн. работы по фонетике, частным вопросам грамматики санскрита (напр., о префиксах, о падежах), сочинения об особенностях языка классич. авторов, терминология, словари, словари архаизмов н пр.
Язык пали описывался по образцу санскрита, одиако уровень грамматик пали [Каччаяна (первые века н. э.), Могга-лана (12 в.), Аггаванса (12 в.)] заметно ниже. Словарь Abhidhanappadipika (И в.) подобен словарю Амарасинхи.
Семиотпч. проблемы (уровни языкового значения, природа сигнификата, соотношение между значениями отд. слов и значением предложения, составленного из этих слов, нек-рые вопросы психолинг
вистики) интенсивно разрабатывались с первых веков в. э. в филос. школах вайя-карана, ньяя и миманса.
И. я. т. оказала решающее влияние на формирование мв. языковедч. градаций Азии, стимулировала зарожденае индоевропеистики.
* История лингвистич. учений. Древнай мнр, Л.. 1980; История лингвистич. учений. Средневековый Восток, Л., 1981; Paribhasen-ducekhara of Nagojibhatta, ed. and transl. by F. Kielhorn, Poona, 1960; Panini's Grammatik, hrsg. von O. Bohtlingk, Lpz.. 1887; L.iebich B., Panini. Lpz., 1891; P a о i-n i, La grammaire, traduite du Sanskrit avec des extraits des commentaires indigenes par L. Renou, fasc. 1 — 3, P.. 1948—54; Amara-simba, The Namalinganucasana. Bombay, 1915; Renou L., Etudes vediques et pani-neennes, v. 1 — 16, P.. 1955 — 67; S c h a r-fe H., Grammatical literature. Wiesbaden, 1977 (A history of Indian literature, v. 5, fasc. 2); Vogel C.. Indian lexicography, Wiesbaden, 1979 (A history of Indian literature, v. 5. fasc. 4).	Л. В. Парибок.
ИНДЙЙСКИЕ (ИНДОАРЙ ЙСКИЕ) ЯЗЫКИ — группа генетически родственных языков, восходящих к древнеиндийскому языку и вместе с дардскими языками и иранскими языками к индоиранской языковой общности, входящей в индоевроп. семью языков (см. Индоиранские языки, Индоевропейские языки). И. (и.) я. распространены в сев. и центр. Индии [хинди, урду, бенгали, панджаби, маратхи, гуджарати, ория, ассами (ассамский), синдхи и др.], Пакистане (урду, панджаби, синдхи), Бангладеш (бенгали), Шри-Ланке (сингальский — на Ю. острова), Мальдивской Республике (мальдивский), Непале (непали); за пределами этого региона — цыганский и парья (диалект на терр. СССР в Гиссар-ской долине Таджикистана). Общее число говорящих 770 млн. чел. На 3. и С.-З. И. (и.) я. граничат с иранскими (белуджский, пушту) и дардскими языками, на С. и С.-В.— с тибетскими и гималайскими, на В.— с рядом тибето-бирм. и мон-кхмер. языков, на Ю.— с дравидийскими (телугу, каннада). В Индии в массив И. (и.)я. вкраплены языковые островки др. лингвистич. групп (мунда, мон-кхмер, дравидийские и др.).
Древнейший период развития И. (и.) я. представлен ведийским яз. (языком культа, функционировавшим условно предположительно с 12 в. до и. э.) и санскритом в нескольких его лит. разновидностях (эпическим —3—2 вв. до и. э., эпиграфическим — первые века н. э., классич. санскритом — расцвет 4—5 вв. н. э.). Отд. индоарийские слова, принадлежащие диалекту, отличному от ведийского (имена богов, царей, коневодч. термины), засвидетельствованы начиная с 15 в. до н. э. в т. наз. мптаннийском арийском в документах из Малой и Передней Азии.
Для др.-инд. состояния иа фонетико-фонологич. уровне характерно наличие классов смычных шумных придыхательных и церебральных фонем (сохранившихся с нек-рыми изменениями вплоть до совр. состояния), фонологич. противопоставление простых гласных по долго-те/краткости в слогах любого типа, допустимость согласного исхода слова наряду с гласным, наличие многочисл. сочетаний согласных, особенно сложных, в середине слова. В основе др.-инд. морфологии лежит система качеств, чередований гласного в корне и в суффиксе. Языку свойствен развитый синтетич. строй. Грамматич. значения передаются сочетанием многочисл. типов основ имени и глагола с той или иной серией окончаний. Имя имеет 8 падежей, 3 числа, глагол —
3 лица, 3 числа, 6—7 времен, 4—6 наклонений, 3 залога. Парадигма глагола представлена ми. десятками личных флективных форм. В словообразовании продуктивны префиксация и суффиксация, причем ряд суффиксов требует определ. ступени чередования корневого гласного. Морфологич. структура слова предельно ясна. В синтаксисе при преимущественном конечном положении глагольного сказуемого и препозитивности определения порядок слов свободный.
Ср.-инд. период развития И. (и.) я. представлен многочисл. языками и диалектами, бывшими в употреблении в устной, а затем и в письм. форме к сер. 1-го тыс. до н. э. Из них наиболее архаичен пали (язык буддийского Канона), за к-рым следуют пракриты (более архаичны пракриты надписей) и апаб-храиша (диалекты, сложившиеся к сер. 1-го тыс. н. э. в результате развития пракритов и являющиеся переходным звеном к новоинд. языкам). Для ср.-инд. состояния по сравнению с др.-индийским на фонетико-фонологич. уровне характерны резкие ограничения на сочетания согласных, отсутствие консонантного исхода слова, изменение интервокальных смычных, появление назализованных гласных фонем, усиление ритмич. закономерностей в слове (гласные противопоставляются по долготе/краткости только в открытых слогах). В результате этих фонетич. изменений утрачивается ясность морфемной структуры слова, исчезает система качественных морфонологии, чередований гласных и ослабевает различит, сила флексии. В морфологии проявляются тенденции к унификации типов склонения, к смешению именного и местоименного склонения, к сильному упрощению падежной парадигмы и развитию системы послелогообразных служебных слов, к исчезновению целого ряда глагольных категорий и сужению сферы употребления личных форм (начиная с пракритов в функции личных форм глагола в прош. вр. употребляются только причастия). В синтаксисе появляется ряд дополнит, ограничений, приведших к большей стандартизации структуры предложения.
Новоинд. период в развитии И. (и.) я. начинается после 10 в. Он представлен приблизительно двумя десятками крупных языков и большим кол-вом диалектов, иногда весьма отличающихся друг от друга. Классификация совр. И. (и.) я. предложена в 80-х гг. 19 в. А. Ф. Р. Хёрнле и лингвистически разработана в 20-х гг. 20 в. Дж. А. Грирсоном. В ее основе лежит различение «внешних» (периферийных) языков, обладающих рядом общих черт, и «внутренних», где соотв. черты отсутствуют (предполагается, что это деление отражает соответственно раннюю и позднюю волну миграции арийских племен в Индию, шедших с северо-запада). «Внешние» языки делятся на сев.-западные [лахнда (ленди), синдхи], южные (маратхи) и восточные (ория, бихари, бенгали, ассамский) подгруппы. «Внутренние» языки членятся на 2 подгруппы: центральную (зап. хинди, панджаби, гуджарати, бхи-ли, кхандеши, раджастхани) н пахари (вост, пахари — непали, центр, пахари, зап. пахари). В состав промежуточной подгруппы входит вост, хинди. Инд. лингвисты чаще следуют классификации С. К. Чаттерджи, отказавшегося от различения «внешних» и «внутренних» языков и подчеркнувшего сходство языков, занимающих смежные ареалы. По этой классификации, не противоречащей, по сути дела, грирсоновской, выделяются
12-
сев., зап., центр., вост, и юж. подгруппы. Особое место занимает цыган, яз., обнаруживающий ряд общих черт с языками сев.-зап. Индии и Пакистана. И. (и.) я. за пределами Индии (цыган, яз. в разных странах, диалект парья в Таджикистане, сингальский яз. на Шри-Ланке, мальдивский яз. в Мальдивской Республике) обнаруживают значит, влияние иноязычных систем.
Совр. И. (и.) я. объединяются рядом общих особенностей, к-рые в известной степени объясняются дальнейшим развитием тенденций, свойственных пракритам, и наличием межъязыковых контактов, приводящих к образованию разл. языковых союзов. Фонология, системы этих языков насчитывают от 30 до 50 и более фонем (число фонем постепенно уменьшается в языковых ареалах с северо-запада на юго-восток). В целом для общеинд. фонология, модели характерно наличие согласных придыхательного и церебрального рядов. Наиболее распространенная модель консонантизма включает 5 четырехугольников: к—g, kh—gh; с—j, ch— jh; t—d, th—dh; t—d, th—oh; p—b, ph— bh (хинди, ория, бенгали, непали, маратхи и синдхи — в последних двух языках общая модель представлена в разросшемся виде: в маратхи за счет аффрикат, в синдхи за счет имплозивных). В панджаби это не четырех-, а трехчленное противопоставление (к—g—kh и т. д., как в дард-ских), в сингальском и мальдивском — двоичное (к—gHT. д., как в тамильском), в ассамском модель та же четырехчленная, но нет квадратов церебральных и палатальных. Оппозиция придыхательности у звонких согласных трактуется в ряде совр. И. (и.) я. на грани ингерентной и просодической (в панджаби, ленди, диалектах зап. пахари и вост, бенгали это просодич. оппозиция тонов). В большинстве языков (кроме маратхи, сингальского и мальдивского) для гласных фонологична оппозиция назальности, противопоставление по долготе/краткости не фонологично (кроме сингальского и мальдивского). Для совр. И. (и.) я. в целом характерно отсутствие начального сочетания согласных фонем.
В области морфологии совр. И. (и.) я. представляют разные стадии последоват. процессов: утрата старой флексии — выработка аналитич. форм — создание на их базе новой агглютинативной флексии или новой сиитетич. флексии, выражающей меньший круг значений, чем старая флексия. На основании типологич. изучения морфологич. строя совр. И. (и.) я. Г. А. Зограф делит их на 2 типа: «западный» и «восточный». В «зап.» типе грамматич. значения передаются флективными и аналитич. показателями, причем вторые наращиваются на первые, образуя двухъ- и трехъярусные системы формантов (у имен — косвенная основа + послелоги, первичные и производные; у глагола — сочетание причастий или отглагольных имен с вспомогат. глаголами, первичными и вторичными). В «вост.» типе эти значения передаются преимущественно агглютинативными показателями, на к-рые могут наращиваться аналитические, напр. у имен — основа ( = прямому падежу) + [аффикс определенности или множественности] + аффикс падежа + [послелог]; у глаголов — основа ( = корню) + аффикс времени + аффикс лица. В «зап.» типе есть грамматич. категория рода, включающая обычно два рода, реже — три (маратхи, гуджарати), в «восточном» такой категории нет. В «зап.» типе прилагательные делятся на 2 подкласса: изменяемые и
неизменяемые, в «восточном» они всегда неизменяемы.
В синтаксисе для совр. И. (и.) я. характерно фиксированное положение глагола (в конце предложения) и связанных с ним слов, широкое распространение служебных слов (в «зап.» типе — послелоги, в «вост.» типе —особые частицы). Для «зап.» типа характерно развитие эргативной или разных вариантов эргативообразной конструкции; «вост.» типу они несвойственны.
В лексике совр. И. (и.) я. принято различать слова тадбхава (букв.— «происходящий от него», т. е. от санскрита) — осн. ядро исконных, незаимствованных слов, прошедших через пракриты к совр. состоянию; татсама (букв.— «подобный ему», т. е. санскриту) — заимствования из санскрита, дешья (букв.— «местный») — слова, не имеющие санскрит, источника, диалектизмы др.-инд. периода, заимствования из неарийских языков Индии. Среди внеш, заимствований выделяются арабские, персидские, английские и др.
В разных местах ареала, занимаемого совр. И., (и.) я., на общую модель накладываются местные особенности. Отчетливо противопоставляются на всех уровнях вост.-инд. языки и более раздробленная группа языков, условно иаз. зап.-индийской. Черты языкового союза объединяют нек-рые И. (и.) я. с дравидийскими: сингальский с тамильским, маратхи с каннада. Синдхи, панджаби, пахари обнаруживают ряд общих черт с др. языками «гималайского» языкового союза, в частности с дардскими и тибетскими.
И. (и.) я. пользуются многочисл. алфавитами, исторически восходящими к орахми (девангари, гурмукхи и др.; см. Индийское письмо). Нек-рые языки сев. и сев.-зап. Индии используют арабо-перс. графику (урду, синдхи, ленди). Об изучении И. (и.) я. см. Индология. * Зограф Г. А., Языки Индии. Пакистана, Цейлона и Непала, М.. 1960; его же, Морфологич. строй новых индоарийских языков, М.. 1976; Елизаренкова Т. Я., Исследования по диахрония, фонологии индоарийских языков, М.. 1974; Языки Азии и Африки, т. 1. Индоарийские языки. М., 1976; Чаттерджи С. К., Введение в индоарийское яз-знание, [пер. с англ.], М., 1977; Beames J., A comparative grammar of the modern Aryan languages of India: to wit, Hindi, Panjabi, Sindhi. Gujarati, Marathi, Oriya and Bangali, v. 1 — 3, L., 1872 — 79; Hoernle R., A comparative grammar of the Gaudian languages, L.. 1880; Grierson G. A., Linguistic survey of India, v. 1—11, Calcutta, 1903—28; В a i-1 e у T. G., Studies in North Indian languages, L., 1938; Bloch J., Indo-Aryan from the Vedas to modern times, P., 1965; Turner R. L.. A comparative dictionary of the Indo-Aryan languages. L.. 1962—69.
Г. Я. Елизаренкова. ИНДЙЙСКОЕ ПИСЬМО — обширная группа письменностей Юж, и Юго-Вост. Азии, связанных общностью происхождения и единым (фонетическим) принципом строения алфавитов. Помимо терр. самой Индии, Бангладеш, Пакистана, Непала и Шри-Ланки разновидности И. п. имели более или менее широкое распространение в соседних р-нах: на С.— в Тибете и Центр. Азии, вплоть до Монголии, на Ю.-В.— в Бирме, на п-ове Индокитай и в Индонезии. Проникновение И. п. в сопредельные с Индией страны, имевшее место гл. обр. в 1-м тыс. н. з., во многом было связано с распространением в этих р-нах буддийской религии  лит-ры. Число разновидностей И. п.
ИНДИЙСКОЕ 179
Письмо брахми.
достигает неск. десятков, ниже упоминаются лишь важнейшие из них.
В самой Индии письменность существует не менее 5 тыс. лет. Древнейший тип ее представлен иероглифич. надписями на печатях 3—2-го тыс. до и. э. из долины Инда (Мохенджо-Даро и Хараппа). Дешифровка этого письма еще не закончена, и связь его с позднейшими видами И. п. пока не может быть установлена. Самые ранние прочитанные письм. памятники (3 в. до н. э.) исполнены слоговым письмом брахми, явившимся родоначальником позднейших собственно инд. письменностей и писавшимся, как и они, слева направо. Наряду с брахми в 3 в. до н. э.— 5 в. н. э. в сев.-зап. Индии существовало письмо кхароштхи, писавшееся справа налево, к-рое было постепенно вытеснено первым. Уже в ранних памятниках письма брахми выделяются его местные разновидности, на основе к-рых впоследствии сложились 3 осн. ветви И. п.: северная, южная и юго-восточная.
В сев. ветви, для алфавитов к-рой характерны угловатые очертания букв, имеющих прямые вертикальные и горизонтальные штрихи, выделяются след, осн. виды письма: а) вертикальное и наклонное центральноазиатское брахми (т. наз. гуптское), употреблявшееся в
180 ИНДИЙСКОЕ
6—10 вв. в Центр. Азии для записи текстов на санскрите, сакском, кучанском и др. языках; б) тибетское письмо (употребляется в неск. разновидностях с 7 в. по настоящее время); в) нагари письмо, складывающееся с 7—8 вв. (монументальный тип) и засвидетельствованное в рукописях с 10—И вв.; его позднейшая форма — деванагари — заняла центр, место среди алфавитов Сев. Индии, употребляясь для хинди, маратхи и др., а также для записи и публикации санскр. текстов; г) шарада, употребительное с 8 в. в Кашмире; д) невари (с 12 в.) — непальская разновидность письма, ныне уступающая место деванагари. К более поздним относятся: е) бенг. письмо (для бенгали и ассамского языков, а также санскрита), сложившееся в 15 в., но в своих ранних (<протобенгальских>) формах засвидетельствованное с 11 в.; ж) орья письмо, отличающееся тем, что буквы в нем обведены дужкой, соответствующей верх, горизонтальной черте букв др. алфавитов; з) гуджаратское письмо, сформировавшееся из курсивной разновидности нагари (кайтхи) и отличающееся отсутствием верх, черты букв; и)гурмукхи— пенджабское письмо, введенное сикхами в 16 в. Помимо этого, существует большое число скорописных форм, употребительных в переписке, торговых и деловых записях и т. п.: кайтхи (в области распространения хинди), махаджани (в
Раджастхане и среди торговцев, выходцев из этого штата), лайда (в Синде и Пенджабе), моди (в Махараштре) и др.
Юж. ветвь, характеризующаяся округлостью очертаний букв, представлена письмом грантха (развивается с 5—6 вв., но в рукописях засвидетельствовано с 14 в.), употреблявшимся для записи санскр. текстов, и алфавитами четырех совр. лнт. языков Юж. Индии: каннада и телугу, очень сходными по своим начертаниям (засвидетельствованы в надписях с 5 в.), малаяльским (с 8—9 вв.) и тамильским (с 7 в.), отличающимся от остальных алфавитов меньшим кол-вом знаков (передает только собственно тамильские звуки).
К юго-вост, ветви относятся письменности, развивавшиеся за пределами Индии, гл. обр. на основе древнего палий-ского письма: сингальское, бирманское, кхмерское, лаосское, тайское письмо; старые письменности Индокитая и Индонезии.
Общеинд. модель слогового письма, построенного в соответствии с фонетич. системой индоарийских языков, в первую очередь санскрита, может быть наиболее четко представлена на примере алфавита деванагари. Каждая буква (акша-ра) здесь, как и в др. алфавитах, обозначает слог, состоящий либо из одного гласного, либо из согласного, сопровождаемого гласным <а>. Прочие гласные после согласного обозначаются приписываемыми к нему (сверху, снизу или по бокам) дополнит. значками (см. табл.). Отсутствие гласного при согласном обозначается подстрочным значком «вирамаь. Этот значок может использоваться при передаче сочетаний согласных (ставится при первой букве сочетания), однако в деванагари такие стечения согласных чаще передаются сложными знаками — лигатурами, объединяющими в себе (по горизонтали или по вертикали) характерные элементы входящих в сочетание букв. Отд. знаки при этом существенно видоизменяются, и в типографском наборе деванагари требуется большое кол-во литер (до 600), во много раз превышающее число осн. знаков алфавита.
Сходство структуры письменностей инд. типа не означает фонологич. подобия обслуживаемых ими языков. Если применительно к хииди, а тем более к санскриту алфавит деванагари можно ог-рублеино считать фонематическим, то в большинстве остальных языков прямое соотношение между фонемой и графемой в той или иной мере нарушено. Наблюдается как дублетность одних графем, так и многозначность других, регулируемая позиционными и комбинаторными факторами. Особенно велики такие расхождения в алфавитах Юго-Вост. Азии, к-рые осложнены добавочными средствами передачи тонов; помимо спец, значков (как в бирманском) для этого используются и дублетные знаки осн. алфавита (как в тайских).
* Дирингер Д., Алфавит, пер. с англ., М., 1963; Фридрих И.. История письма, пер. с нем., М., 1979; Burnell А. С., Elements of South-Indian palaeography, 2 ed., L., 1878; В ii h 1 e r G., Indische Palaeogra-phie, Stras., 1896: О j h a G. H.. The palaeography of India, 2 ed., Ajmer, 1918; Dail i A. H., Indian palaeography. Oxf., 1963.
Г. А. Зограф. Письменности индийского происхождения в Юго-Вост. Азии. Распространенные в Юго-Вост. Азии алфавиты инд. происхождения, восходящие к брахми, отличает от древних и совр. инд. алфавитов принципиальная модификация систем записи, обусловленная структурными осо-
бенностями местных языков и стремлением унифицировать запись согласных и гласных фонем на чисто графич. основе.
В соответствии с принципом записи можно условно выделить след, группы письменностей: 1) алфавиты, где наряду с тенденцией к устранению самостоят. знаков гласных существует деление графем, обозначающих инициали слогов, на две (в лаосском — на три) серии, что позволяет меньшим кол-вом диакритик обозначить большее кол-во гласных или тонов; сюда относятся кхмерский, лаосский, тайский, тхайский, лы и пр.; 2) алфавиты, характеризующиеся отсутствием системы серий при наличии диакритик для обозначения тонов и тенденции к устранению самостоят. знаков гласных; сюда относятся бирманский и шанский; 3) алфавиты, где отсутствует деление на серии и не имеется диакритик для обозначения тонов, самостоят. знаки гласных в большинстве письменностей неупотребительны или отсутствуют, а гласные инициали по аналогии с согласными обозначаются спец, «немой» акшарой с соотв. диакритиками (эта черта характерна и для нек-рых алфавитов первой группы); сюда относятся письменности Малайского арх. и Филиппин, а внутри группы уже по начертанию знаков можно выделить, с одной стороны, сильно упрощенные по форме бугийско-макасарское, батакское, ка-га-нга, тагальское, пангасинан и др. виды письма, с др. стороны — яван. письмо чаракан. Особняком стоит чам-ское письмо, сохранившее структурную близость к иид. письменностям.
В заимствовании письменности проявилась общая тенденция восприятия инд. культуры — заимствовать «книжную» санскр. ученость с целью приблизиться к кавонич. образцам (хотя в сфере письма ввиду отсутствия строгого канона не могли не заимствоваться локальные модификации). Следствие этого — определ. единообразие раннего письма во всей Юго-Вост. Азии и передача структурных особенностей местных языков средствами инд. письма, без введения новых диакритик (напр., «шва» индонез. языков могло передаваться через -а-, через а и через удвоение последующего согласного).
Первый пространный письм. текст из Юго-Вост. Азии — надпись Bo-кань с терр. гос-ва Фунань (?)(р-н Нячанга, совр. Юж. Вьетнам, Зв.) — близок по манере письма юж.-инд. надписям династии Ик-шваков. Письмо юго-восточноазиат. эпиграфики 4 — нач. 7 вв., обнаруживающее сходство с юж.-инд. паллава — вариантом грантха, принято называть «ранним паллава», а следующую его стадию [сер. 7 — сер. (на Яве) нли кон. 8 вв.], отличающуюся прежде всего уравнением высоты акшар,— «поздним паллава». В меньшей степени и в осн. в буддийских текстах использовалось «раннее нагари» (сиддха-матрика), но влияния на совр. алфавиты оно не оказало.
С сер. 8 в. возникают собственно юго-восточноазиат. модификации брахмн, ве имеющие прямых инд. прототипов [первый памятник — надпись Плумпун-ган (Хампран) с центр, части о. Ява, 750]. Вводятся новые диакритики, формируются особенности графики, характеризующие совр. алфавиты (написание ряда кхмерских акшар с дополнит, верх, элементом и пр.), но принцип записи продолжает соответствовать санскр. фонетике.
Становление характерных для совр. языков систем записи, отличных от индийских, относится к позднему средневековью. Так, на Яве не позднее 15 в.
Начальное гласные буквы		• Согласные > сочетании с гласной буквой „а"									
	а	"cfj		ка	sr		ла		na'		X
	а			kha	г		fa	Q	pa	1	г sa
	i	J |		.да	д		tha	Ц"!	pha	4	
г	t	чц		gha			da		ba		sa
	и			па			dha		bha		sa
	й	"xZT		са	и		па		ma	i	ha
	г -•			cha	d		ta		ya		la
^4^	г	yj-j		ja			tha		ra	О •	h
С*^	1г	_____		jha			da	Oj	la		
							dha		va		
к	е										
		примеры сочетаний согласных с другими гласными									
		ГТ		га	о|“|		ke				
		fr		ri	•		nam				
		xt		тТ	~9”		PU				
				го			su				
Письмо деванагари.
оформляется запись гласных инициалей слогов по аналогии с согласными посредством «немой» акшары ha-. Эта тенденция окончательно реализована в бугий-ско-макасар. письме, письменностях нек-рых тайских языков, где самостоят. знаков гласных нет, а отсутствие согласного в начале слога обозначается спец, условной графемой (графемами), не имеющей самостоят. чтения и служащей как бы «опорой» для присущего гласного или диакритич. значка.
В кхмерском и большинстве тайских языков сохранение на письме различия
между глухими и звонкими смычными одного происхождения, в большинстве случаев исчезнувшего в произношении, привело к созданию системы «двух серий »: первой, или высокой (куда относятся этимологически глухие согласные), и второй, или низкой (куда входят этимологически звонкие), и эта система, в свою очередь, была использована для записи более богатого, чем в санскрите, вокализма или тонов. Так, в кхмерском у
ИНДИЙСКОЕ 181
омофонов разл. серий — разные присущие гласные, а одни и те же диакритики, как правило, читаются по-разному з зависимости от серии. Принцип «двух серий» доведен до логич. завершения в языке лы: если в кхмерском и собственно тайском деление на серии в основном этимологически оправдано, то в лы после реформы письменности в 1956 все графемы, независимо от происхождения, получили два написания для двух серий.
Инд. система записи сохраняется в нек-рых совр. языках (кхмерском, яванском и пр.) для санскр., палийских и собственных древних текстов.
* С ое d ё s G., History of Thai writing. Bangkok, [19251; Dam a is L. Ch., Les ecritures d'origine indienne en Indonesie et dans le Sud-Est Asiatique continental, «Bull, de la Societe d’Etudes Indochinoises*, Nouv. ser., 1955. XXX, № 4; C a s p a r i s J.C.de, Indonesian palaeography. A history of writing in Indonesia from the beginnings to c. A. D. 1500, Leiden — Koln. 1975. С. В. Килланда. ИНДОАРЙЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — см. Индийские (индоарийские) языки.
ИНДОЕВРОПЕЙСТИКА (индоевропейское языкознание)— раздел сравнительно-исторического языкознания, изучающий индоевропейские языки —прежде всего под углом зрения их происхождения из единого источника. В науч, лит-ре понятие «И.» употребляется в двух случаях — кдгда речь идет о совокупности частных и специализиров. дисциплин, изучающих конкретную группу индоевроп. языков или отд. язык (напр., индоиранистика, германистика, кельтология, славистика, хеттология — составные части И.), и когда речь идет об индоевроп. языках как целом, закономерно связанном в своих частях и предполагающем язык-источник («общеиндоевропейский», «индоевропейский праязык». «протоиндоевропейский»). Употребление слова «И.» в первом случае следует признать Хотя и допустимым, но экстенсивным, не затрагивающим главного в языках, к-рые являются индоевропейскими. Понятие «И.» наиболее оправдывает себя, когда оно непосредственно связано со сравнит.-ист. грамматикой индоевроп. языков, с индоевроп. языком-источником н теми его диалектами, к-рые дают наиболее очевидные и информативные сведения для реконструкции языка-источника. Поэтому совр. И. имеет в своей основе исследование системы регулярных соответствий между формальными элементами разных уровней, соотносимыми в принципе с одними и теми же (или, точнее, диахронически тождественными) единицами плана содержания, а также интерпретацию этих соответствий. Поскольку объяснение системы соответствий, выявляющих ми. о 6-щ и е черты, как правило, видят в особенностях прошлого состояния индоевроп. языков и сам язык-источник, объясняющий как единое, так и различающееся в языках-преемниках, помещается тоже в прошлом, подлежащем реконструкции, И. ориентируется прежде всего иа наиболее архаичные языки и языковые факты, т. е. иа то, что засвидетельствовано на наиболее раниих этапах развития и, следовательно, является особенно показательным в свете задач, стоящих перед И. На прогяжении долгого времени в центре И. стояли след, проблемы, остающиеся актуальными и для совр. ее состояния: 1) состав семьи индоевроп. языков; 2) отношения между
182 ИНДОАРИЙСКИЕ
языками этой семьи (частные «промежуточные» праязыки, языковые единства, проблема диал. членения индоевроп. праязыка и соответственно территории); 3) источник единства индоевроп. языков (теория индоевроп. праязыка, теория конвергентного развития первоначально разл. языков и т. п.); 4) система соответствий индоевроп. языков как формальная структура связей между языками индоевроп. семьи (т. е. сравнит.-ист. грамматика индоевроп. языков в подлинном смысле слова); 5) индоевроп. древности — проблема временной и пространств, локализации индоевроп. языка-источника (археологии., языковые и др. данные), реконструкция условий жизни древних индоевропейцев — экология, природные условия, экономика, быт, социальное устройство, семья и система брачных отношений, право, идеологии, системы (мифология, религия, ритуал, умозрение, т. е. индоевроп. «предфилософия», и т. п.) и способы их фиксации с помощью знаковых систем (жанры словесного творчества, проблема «поэтич. языка» и т. п.); 6) вхождение индоевроп. языка-источника в более обширную и древнюю языковую общность, отношения индоевроп. языка-источника к смежным языковым образованиям (проблема заимствований индоевропейских в неиндоевроп. языках и неиндоевропейских в индоевроп. языках).
Основы И. были заложены во 2-й пол. 10-х гг. 19 в., хотя идеи о сходстве и даже родстве как отд. лексем или форм (напр., в спряжении глагола в наст, вр.), так и языков (греческого, латинского, германских, славянских) высказывались и раньше (нек-рые наблюдения ср.-век. науки, опыты И. Ю. Скалигера, 15—16 вв.), особенно начиная с 18 в. (Л. тен Кате в 1-й пол. 18 в.. А. Л. фон Шлёцером и И. Э. Тунманом во 2-й пол. 18 в.). Во 2-й пол. 18 в. исключительно важным было привлечение внимания к сходствам санскрита с рядом языков Европы (франц, иезуитом Кёрду в 1767, нем. иезуитом Паулином a Sancto Bartholomaeo и особенно англичанином У. Джоунзом в 1786), что сразу же дало основание для выдвижения гипотез о родстве этих языков, к-рые, однако, в то время не могли быть ни правильно сформулированы, ни тем более проверены. Решающим для зарождения И. было открытие санскрита, знакомство с первыми текстами на нем и начавшееся увлечение др.-инд. культурой, наиболее ярким отражением чего была книга Ф. фои Шлегеля «О языке и мудрости индийцев» (1808). В этом культурном и науч, климате проявились основополагающие труды по И. У ее истоков стоят Ф. Бопп (описавший в 1816 систему спряжения в санскрите в сравнении с греческим, латинским, персидским и германскими языками) и Р. К. Раск (сравнение фактов герм, языков с греческим, латинским, балто-славянскими и установление их родства). Я. Гримму принадлежит заслуга первого сравнит.-ист. описания целой группы языков. В его «Немецкой грамматике» (т. 1—4, 1819—37), как и в «Истории немецкого языка» (т. 1—2, 1848), содержится первый опыт соединения собственно компаративистской и ист. методики исследования языка. Отд. черты сравнит.-ист. подхода к слав, языкам характерны для исследований А. X. Востокова и Й. Добровского. Постепенно закладываются основы сравнит.-ист. интерпретации и ряда др. групп языков индоевроп. семьи, но ведущее место в этом отношении занимает германистика (ср. труды Я. Гримма, Раска и
др.) — на долгий период И. становится «немецкой» по преимуществу наукой. Этим объясняется исключительно широкое распространение обозначения И. как «нндогерманистики», а индоевроп. языков — как «индогерманских» (Indoger-manisch). Осн. достижения 1-го периода в развитии И. (до нач. 50-х гг. 19 в.): 1) нахождение наиболее «сильного* и надежного элемента для сравнит.-ист. исследования — грамматич. показателей (прежде всего флексии), на базе чего строится сравнит.-ист. анализ, наиболее полная форма к-рого представлена сравнит.-ист. грамматикой — как отд. языковых групп, так и всех индоевроп. языков в особенности (ср. «Сравнительную грамматику санскрита, зендского, греческого, латинского, литовского, старославянского, готского п немецкого» Боппа, 1833—52, как итог всего 1-го периода И.), т, е. выработка метода и осн. формы исследований в области И.; 2) установление понятия лингвистич. закона, объясняемого из специфики сравнит.-ист. исследования (ср. закон Гримма о герм, «передвижении звуков» — Я. Гримм, 1822, а до него — Раск, 1818) и являющегося высшей и наиболее доказат. формой демонстрации языковых закономерностей; 3) создание основ науч, этимологии индоевроп. языков (прежде всего — этимологии. разыскания А. Ф. Потта, 1833— 36), имевшее исключит, значение для расширения круга родств. лексем в индоевроп. языках и, следовательно, для формулировки на их основе правил фонетич. соответствий, к-рые позже станут путеводной нитью в И.; 4) определение ядра индоевроп. языков как в отношении отд. групп, напр. включение кельт, языков (Ж. Ришар, 1831; А. Пикте, 1837; Бопп, 1838; А. Шлейхер, 1858), слав, языков (со 2-го тома «Сравнительной грамматики» Боппа, 1835, хотя сама идея их родства с индоевроп. языками возникла раньше), арм. яз. (со 2-го изд. «Сравнительной грамматики» Боппа; окончат, введение арм. яз. в И.— заслуга И. Г. Хюбшмана), алб. яз. (Бопп, 1843, 1855; И. Г. Ган; сам факт, родства стал более или менее очевиден после работы Й. Ксюландера, 1835), так п в отношении отд. языков в группах, ср. замену перс. яз. (Бопп, 1816) мидийско-персидским (Потт, 1833), зендским (Бопп, 1833), т. е. авестийским (начиная с Э. Бюрнуфа), и введение др.-перс, языка клинописных надписей; введение прусского (Бопп, 1849, 1853), ряда италийских, кельтских и т. п.; на этом пути И. зиала и неудачи (ср, попытки зачислить в индоевроп. семью груз. яз. или кави, предпринятые Боппом); 5) первые опыты определения преимуществ, связей (генетических) между индоевроп. языками (преимуществ, близость индийских и иранских, италийских и кельтских, балтийских и славянских, но и — ошибочно — греческого и латинского); 6) указание двусторонних связей: славянско-балтийских, славянско-германских или славянско-балтийских и славянско-арийских (А. Кун), кельтско-германских (А. Хольцман) и кельтско-италийских; 7) определение крупных диал. областей: балто-славянско-германских (П. Гримм, И. К. Цейс, отчасти Бопп), германо-кельто-италийских; 8) создание первых сравнит.-ист. грамматик отд. групп языков (германских — Гримм, романских — Ф. К. Диц, 1836—45; позже, уже в след, период,— славянских — Ф. Мнклошич, с 1852, и кельтских — Цейс, 1853).
2-й период в развитии И. (нач. 50-х гг.— 2-я пол. 70-х гг. 19 в.) характеризуется созданием А. Шлейхером,
нового варианта сравнит.-ист. грамматики иидоевроп. языков («Компендиум сравнительной грамматики индогерманских языков», 1861—62). Формулируется постулирование единого источника всех иидоевроп. языков — иидоевроп. праязыка, осуществляется реконструкция его существенных черт в фонетике, морфологии и словаре, определяются осн. линии и этапы развития от иидоевроп. праязыка к отд. группам иидоевроп. языков. Присущий Шлейхеру пафос систематизации и рассмотрение эволюции языка
СХЕМА 3. ЛОТНЕРА
Индоевропейский
I " I
Индо-персидская ветвь	Европейская ветвь
Иранский	Индийский	Греческий Северные языки
Кельтский Италийский Германский Латышско-славянский (?)
ло аналогии с развитием живых организмов объясняют исключительное для И. того времени внимание к фонетике, прежде всего к закономерностям фонетич. развития, а также создание первых законченных схем развития нндоевроп. языков, начиная с праязыкового состояния. Внимание к фонетич. стороне сравнений и к реконструкции привело в 60-х, а особенно в 70-х гг. 19 в. к ряду важных открытий: закон Грассмана (1863), объясняющий кажущуюся аномалию в соотношении губных согласных в начале слова в греч., др.-инд. и др. языках: установление Г. И. Асколи (1870) двух рядов соответ
СХЕМА А. ШЛЕЙХЕРА
ствий нндоевроп. гуттуральных и выдвижение тезиса о «расшеплении» их уже в иидоевроп. праязыке (след, шаг — постулирование в индоевропейском двух рядов гуттуральных — А. Фик, Л. Аве, И. Шмидт); установление К. Бругманом (1876) в нндоевроп. праязыке триады гласных — е, о, а вместо ранее принимавшихся по образцу санскрита а, (, и, а также реконструкция нндоевроп. носовых слоговых сонантов m и п и плавных слоговых г, / (Г. Остхоф); новая теория ин-доевроп. вокализма Шмидта (1871—75); закон Вернера (1877) о соотношении в германском рефлексов иидоевроп. смычных в зависимости от места ударения в
слове; закон палатализации — Г. Кол-лиц, Шмидт (1879—81) — и, следовательно, вычленение языков kentum и satam и др.
К кон. 70-х гг. в И. практически сложилось убеждение в регулярности действия фонетич. изменений, сыгравшее большую роль в дальнейшем развитии И.— и непосредственно (через выявление новых фонетич. законов и соответствий), и косвенно (через возникновение новых принципов объяснения случаев нарушения регулярности фонетич. изменений, напр. принципа аналогии и т. п.). В этот же период были выдвинуты первые схемы, описывающие* распадение» иидоевроп. праязыка и косвенно характеризующие степень близости между собой отд. групп нндоевроп. языков. Схемы родословного древа индо-европ. языков играли, несомненно, положит, роль, стимулируя к исследованию внутр, связей между потомками
иидоевроп. языка и тем самым создавая основу для будушей теории нндоевроп. диалектов. Из схем родословного древа особой известностью пользовались две схемы — Э. Лотнера и Шлейхера.
Практически одновременно, на рубеже 50-х и 60-х гг., возникают такие теории соотношения членов нндоевроп. семьи, к-рые акцентируют не жесткое закрепление языков в данном месте схемы (часто ведущее к слишком упрощенным результатам), известную текучесть, переходность данной группы нндоевроп. языков среди всей нх совокупности. Пикте (1859) предпочитает говорить о «непрерывной цепи специфич. языковых связей», а Г. Ф. Эбель устанавливает преимуществ, двусторонние отношения для целого ряда языков: славянского с балтийским и иранским; греческого с арийским и италийским; кельтского с германским и италийским; германского с кельтским и балто-славянским и т. п. Эта тенденция объяснения внутр, соотношения ин-доевроп. языков получила отражение в «теории волн» Шмидта (1872), отметившего особое значение фактора географии, смежности нндоевроп. языков и оспорившего само поня
тие распадения нндоевроп. праязыка. По Шмидту, речь идет не о частных праязыках типа славянско-балто-германского пт. п., а о непрерывной сети переходов от индийского к иранскому, от иранского к славянскому, от славянского к балтийскому, от балтийского к германскому, от германского к кельтскому и др. Теория Шмидта оказала позже значит, влияние на разные направления ареальной лингвистики. Из др. достижений 2-го периода нужно отметить: 1) расширение н улучшение языковой и филологич. основы сравнения, напр. включение в исследование древнейших из известных в то время ин-доевроп. текстов — ведийских (ср. изда-
нне «Ригведы» Т. Ауфрехтом в 1861—63, «Атхарваведы» Р. фон Ротом и У. Д. Уитни в 1856; появление полного санскритско-нем. словаря О. Бётлиигка и Рота, 1855—75), др.-персидских, авестийских, гомеровских, италийских и др.; 2) срав-нит.-ист. интерпретацию таких архаичных языков, как балтийские (литовский — Шлейхер, 1856—57, латышский — А. Биленштейн, 1863—64, прусский — Г. Г. Ф. Нессельман, 1845, 1873) нли ст.-славянский (Шлейхер, 1852) и др., не говоря о др.-греческом (ср. исследования Г. Курциуса, в частности фактически первый этимология, словарь конкретного ин-доевроп, языка—греческого, 1858—62); 3) появление сравнит.-ист. исследований по отд. группам языков и создание таких обобщающих трудов, как .Компендиум сравнительной грамматики индогерман-ских языков » Шлейхера и «Сравннтел ьный словарь индоевропейских языков» Фика, 1868; 4) зарождение науки об нндоевроп. древностях, основоположником к-рой был Кун (ср. также труды Пикте, особенно «Происхождение индоевропейцев», т. 1 — 2, 1859—63, и др.), много сделавший и в области сравнит.-ист. нндоевроп. мифологии. Эпохальное значение в развитии И. н ист. яз-знания вообще имело возник-
новение принципа лингвистич. реконструкции и ее техники (в этом смысле искусств. текст, составленный Шлейхером на иидоевроп. праязыке, имел большое методология, значение).
Превращение И. в весьма точную науку, возглавившую прогресс в яз-знании, со сложным аппаратом методолргич. принципов и строгой техникой анализа относится к 3-му периоду ее развития, начавшемуся с кон. 70-х гг. 19 в. и в основном исчерпанному к 10—20-м гг. 20 в. Этот период можно назвать в основном «младограмматическим» (см. Младо-грамматизм), хотя первые работы младограмматиков появились несколько раньше, а исследования младограмматич. типа нередко появляются и позже—вплоть до настоящего времени, хотя Ф. де Соссюр, заложивший основы новой методологии как в общем, так и в значит, степени в сравнит.-ист. яз-знании, не может быть отнесен к числу младограмматиков, как и А. Мейе, отчасти Ф. Ф. Фортунатов, Асколи, П. Кречмер и нек-рые др. Центр, фигуры этого периода: в Германии — Бругман, Б. Дельбрюк, Остхоф, Г. Пауль, Хюбшман, Ф. Бехтель, Малов, А. Бец-ценбергер, А. Лескин, К. Бартоломе, Ф. Зольмсен, их последователи и продолжатели В. Штрейтберг, Э. Виндиш, Г. Циммер, Р. Траутман, ф. Клуге, В. Шульце, А. Вальде, Р. Турнейзен, Г. Хирт, ф. Зоммер и др.; во Франции — Мейе, Р. Готьо, Ж. Вандрнес; в Швейцарии — Соссюр, Я. Ваккернагель, в Данни — X. Педерсен; в Австрии — Кречмер; в России — Ф. Ф. Фортунатов н др. Признание принципа регулярности фонетич. изменений (уже с самого начала вызвавшего критику со стороны ряда ученых — И. А. Бодуэна де Куртенэ, Г. Шухардта, Ж. Жильерона, О. Есперсена и др.) привело к выявлению др. звуковых законов (ср. законы Соссюра, Фортунатова, Лескина, Хирта и т. д.; по аналогии появляются законы, описывающие и др. уровни языка, напр. синтаксис, ср. закон Ваккернагеля и др.) и созданию довольно целостной картины нндоевроп. вокализма и чередований, что способствовало заложению основ индо-европ. морфонологии. Картина, восста-
ИНДОЕВРОПЕИСТ 183
новленная для индоевроп. консонантизма, отличалась большей сложностью и меньшим единством точек зрения (ср. проблему двух или трех рядов гуттуральных, т. и. спиранты Бругмана, и т. п.). Заслуга младограмматиков — в постановке вопроса о надежности соответствий и выработке достаточно строгих критериев достоверности полученных результатов. Но самое блестящее достижение И. этого периода— обращение к системному анализу фактов. Именно таким образом Соссюр открыл (1879) «сонантич. коэффициент» (условно — А), к-рый в сочетании с основными (краткими) гласными дает долгие гласные, а в безударном положении приобретает слогообразующую функцию (индоевроп. «шва» — а). Реальность этого открытия была вскоре же подтверждена Фортунатовым (а отчасти и Ф. Куршай-тисом) на примере различия интонаций на сочетаниях il, ir, im, in в литов, яз. а в кон. 20-х гг. н Е. Куриловичем, опоз! навшим в хеттском h отражение соссюров. ского «Сонантич. коэффициента». Открытие Соссюра позволило создать единую теорию индоевроп. аблаута, к-рая не только обобщала все ранее известные факты, определяя им должное место, но и позволяла вскрыть новые, до того неизвестные. Достижения И. были столь значительны, что в отношении мн. осн. разделов И. возникла иллюзия окончательности полученных результатов, к-рая, в свою очередь, объясняет уход (частичный) в исследование частных, разрозненных, иногда мелких фактов вне их функций’н вне общей ‘картины (не говоря о системе). Нек-рые важные разделы (напр., семантика) оказались в пренебрежении, несмотря на появление ряда интересных исследований (М. Бреаль, М. М. Покровский и др.). Все сильные и слабые стороны младограмматизма отразились в «Сравнительной грамматике индоевропейских языков» Бругмана и Дельбрюка — самом обстоят, труде в области индоевроп. яз-знания, во мн. отношениях сохраняющем свое значение и в наши дни (т. 1—2, 2 изд., 1897—1916), много внимания уделено синтаксису; более сжатое изложение — в «Краткой сравнительной грамматике индоевропейских языков» Бругмана IT. 1—3, 1902—04). Младограмматич. исследования в области И. строились обычно как самодовлеющий лингвистич. анализ, при к-ром и сама проблема праязыка и его диал. членения, и тем более вопросы индоевроп. древностей оставались за пределами внимания. В основном ограничивались несколько скорректиров. результатами гипотез, выдвинутых ранее (признание преимуществ, связей внутри индоевроп. языков — др.-индийского и иранских, кельтских и италийских и особенно славянских н балтийских; в связи с последними возникла острая дискуссия о характере этой связи — балто-славянская языковая общность, или искони близкие диалекты, находившиеся всегда в тесиом соседстве, или же конвергенция н условиях соседства и т. п.).
Попытки в какой-то мере заполнить пробелы в младограмматич. подходе предпринимаются со стороны тех ученых, к-рые лишь отчасти разделяли нден и методы младограмматиков, стремясь вовлечь в сферу исследования более широкий круг вопросов, связанных с И.
В книге об индоевроп. диалектах как ист. реальности, связанных друг с другом сетью изоглосс (1908), Мейе предлагает методику изучения этих изоглосс, отра-
184 ИНДОЕВРОПЕИСТ
жающую влияние идей лингвистич. географии в применении к диалектам живых языков, и устанавливает нек-рые критерии надежности и степени диагностич-ности тех или иных схождений. Хотя Мейе на основании метода изоглосс и делает ряд выводов (наличие итало-кельт. яз., отрицание балто-слав. яз. и т. п.), оригинальный характер имеет сама схема (см.) диал. дифференциации индоевроп. языка и состав изоглосс, особенно их пучков, определяющих с большей надежностью относит, самостоятельность тех или иных областей общеиндоевроп. ареала.
СХЕМА А. МЕЙЕ
Краткой сводкой состояния И. является др. классич. труд Мейе—«Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков» (1903). Эти труды общего характера, как и исследования Мейе в частных областях И. (армянский, славянские, др.-греческий, германские, иранские и др. языки), определяют лицо И. вплоть до сер. 20 в.
Чисто лингвистич. направленность младограмматич. исследований восполняли труды в области индоевроп. древностей, получившие в этот период широкое развитие. Среди них выделяются работы, гл. цель к-рых — объяснить совр. соотношения индоевроп. языков в пространств, плане (др.-индоевроп. диалектология и позднейшие миграции, проблема прародины, промежуточных «малых» прародин и т. п.), и работы, поев, реконструкции природных, социальных, культурных, бытовых ф°Рм жизни древних индоевропейцев. К первым относятся труды П. фон Брадке, Хирта (1905—1907), 3. Файста, Вальде и др., а также исследования М. Муха, Г. Коссинны н др., отражавшие начавшиеся в кон. 19 — нач. 20 вв. попытки решения этих вопросов с археология, т. зр., существенные в плане установления временных границ индоевроп. праязыка и осн. этапов его расчленения. К работам второго рода относятся труды О. Шрадера (с 80-х гг. 19 в.), обобщенные позже (с помощью А. Неринга) в фундаментальном словаре реалий индоевроп. древности (2 изд., 1917—29), исследования ряда специалистов по отд. группам индоевроп. языков или по конкретным разделам индоевроп. культуры — прежде всего по мифологии и по сравнит.-ист. индоевроп. праву (Б. В. Лейст и др.). Индоевроп. «веще-ведение» получает развитие в работах направления «слова н вещи» (Worter und Sachen) в 10—20-е гг. 20 в. (ср. труды Р. Мерингера н др.). Для этого периода характерно появление весьма дифферен-циров. лингвистич. исследований по спец, вопросам индоевроп. фонетики, морфологии, словообразования, реже — синтаксиса, а также этимологич. словарей осн. древних н новых индоевроп. языков (К. К. Улнебек, П. Хорн, В. Прельвиц, Э. Буазак, Вальде, А. Стокс, А. Холь-дгр, Г. Фальк и А. Торп, Клуге, Файст, Э. Бернекер, А. Г. Преображенский,
Г. Мейер и др.) и сравнит.-ист. грамматик групп индоевроп. языков 2-го (а иногда и 3-го) поколения: для др.-индоевропейского — Ваккернагель, для иранских — Бартоломе, для греческого — Кречмер, Ваккернагель, Зольмсен, Шульце, Мейе, Бругман, для латинского — Ф. Штольц, Зоммер, У. М. Линдсей, Мейе, А. Эрну, М. Нидерман и др.; для др. италийских — Р. фон Планта, Р. С. Конуэй, К. Д. Бак, для кельтских— Педерсен, Турнейзен, для германских — Штрейтберг, А. Нурен, Клуге, Хирт, для славянских — В. Вондрак, И. Ю. Мик-кола, В. К. Поржезинский, Лескин, позже — Мейе, для армянского — Хюбшман, Мейе, для балтийских — О. Видеман, Траутман, Я. М. Эндзелин, К. Буга и т. п. В это же время появляются подробные описания диалектов ряда древних индоевроп. языков, к-рые в ряде случаев имеют значение не только для данной группы языков, но н для И. в целом (ср. исследования др.-греч. диалектов О. Хофмана, Бехтеля, Бака, А. Тумба, работы в области иран., герм., италийской, кельт, диалектологии), вовлекаются в сферу исследования нек-рые древние языки Балкан н М. Азии (иллирийский, фракийский, фригийский, ликийский и др.), а также становятся известными (т. е. дешифруются и становятся объектом предварит, сравнит.-ист. интерпретации) новооткрытые индоевроп. языки — хетт-ский (Б. Грозный, 1915—1917) и тохарский (Э. Зиг, В. Зиглинг, Мейе), хотя более детальная их разработка относится уже к след, периоду.
Следующий период в развитии И., начавшийся с 20-х гг. 20 в., продолжает предыдущий в том, что касается освоения (и введения) нового языкового материала: данные анатолийской, или хетто-лувийской, группы языков, изучение к-рой внесло исключительно большие изменения как в представление о типе древних индоевроп. языков, так и в понимание того, какой могла быть структура индоевроп. праязыка (Зоммер, Э. Форрер, А. Гётце, Э. Стертевант, X. Ээлольф, И. Фридрих, X. Т. Боссерт, И. Дж. Гелб, Педерсен, Э. Бенвенист, Курилович, А. Камменхубер, Э. Ларош, Г. Нойман, X. Кроиассер, Г. Оттен, П. Мериджи, У. Жюкуа, Ф. Джозефсон, О. Карруба, Вяч. Вс. Иванов, Т. В. Гам-крелидзе н др.). Частичное сохранение ларннгальных, мена двойных и простых согласных, tenuis и media, а и е, ей i нт. п., структура падежей парадигмы имени и особенности флексии в ряде форм, обилие примеров гетерокли-тич. склонения, род. п. на -el в местоимениях, четкое противопоставление двух спряжений — на -hi и на -mi, структура медиопассива, следы эргативности, комплексы служебных (местоименно-частичных) элементов, нх функция и место в структуре фразы, как и мн. др. особенности хеттского и др. анатолийских языков, сильно повлияли на представления о характере структуры древнего индоевроп. языка и на мн. разделы сравнит.-ист. грамматики индоевроп. языков. Установление ист. и генетич. связей между древнейшими анатолийскими языками (клинописный хеттский, лувийский, палай-скнй, отчасти хеттско-иероглифический) и анатолийскими языками антич. эпохи (лидийский, ликийбкий, может быть, карийский н нек-рые другие — ср. исследования Педерсена, Зоммера, Р. Гус-мани, Каррубы, А. Хойбека, Ноймана, О. Массона, Мериджи и др.) позволило еще более обстоятельно описать эволюцию этой ветви индоевроп. языков. Зна-
чительио пополнились и сведения о ранее неизвестном древнейшем языке греков — языке крито-микен. табличек из Пилоса, Кноса, Микен и т. п., написанных линеарным письмом В (дешифровка М. Дж. Ф. Вентриса, при участии Дж. Че-дуика) и относящихся ко времени до сер. 2-го тыс. до н. э. Незначительно увеличились данные о древнейшем индоарийском яз. (его следы — в Передней Азии), но они ценны тем, что эти языковые остатки могут быть относительно точно определены во времени и пространстве (причем далеко к 3. от Индии). Существенны данные о снндо-меотских и таврских реликтах индоарийской речи на Ю. Рсссии (О. Н. Трубачев). Большой н разнообразный материал ср.-иран. языков был введен в И. в 20 в.: хотаносакскнй, согдийский, хорезмийский, парфянский, бакт-рийский (Готьо, Бенвенист, К. Г. Зале-ман, Г. У. Бейли, И. Гершевич, В. Б. Хеннинг, X. Хумбах, М. И. Дресден, С. Конов, Р. Э. Эммерик, А. Марик, А. А. Фрейман, В. А. Лившиц, И. М. Дьяконов, М. Н. Боголюбов, Л. Г. Герцен-берг и др.), остатки скифского яз. (В. И. Абаев, Я. Харматта и др.), а также целый ряд совр. иран. диалектов (прежде всего памирских). Ждет своей сравнит.-ист. интерпретации все увеличивающийся материал дардских языков. После синтетич. трудов по тохар, яз. (грамматич. исследования Зига, Зиглинга, Шульце, В. Краузе, В. Томаса, словарь П. Поухи, этимологии, собрание А. ван Внндекен-са и т. п.) и работ ряда исследователей (Э. Швентнер, В. Куврер, Г. С. Лейн, Э. Эванджелисти, Педерсен и др.) тохар, факты во все большем объеме входят в И. Индоевропеистика последних десятилетий обогатилась данными т. наз. топоно-мастич. языков и языков с малым кол-вом письм. памятников — иллирийского, мес-сапского, венетского, фракийского, фригийского, македонского и др. (Н. Йокль, X. Краэ, Фридрих, Ю. Покорный, Дж. Бонфанте, В. Пизани, А. Блюменталь, М. С. Билер, Д. Дечев, А. Майер, Брандеиштайи, М. Лежён, Й. И. Руссу, Г. Райхенкрон, Р. Катичич, Ч. Погирк, О. Хаас, В. Георгиев, И. Дуриданов, К. Влахов, Ю. Унтерман, К. де Симоне, Дж. Б. Пеллегрини, А. Л. Просдочими, О. Парланджели, Э. Поломе, Я. Калле-рис, Дьяконов, В. П. Нерознак, Л. А. Гиндин и др.).
На очереди стоит вовлечение в русло И. остатков индоевроп. речи, обнаруженных в древнем Средиземноморье, а также определение генетич. принадлежности нек-рых языков, иногда подозреваемых в индоевроп. принадлежности (ср. этрусский). И. последнего периода обнаруживает тяготение к использованию новых методов исследования. Средн них — стремление к структурному подходу, к выработке новых критериев реконструкции (ср., в частности, «внутреннюю» реконструкцию), к использованию достижений ареальной лингвистики, статистических и близких им методов (см. Глоттохронология), учет опыта типология, исследований и т. п. Среди достижений этого периода: 1) создание новых теорий в области индоевроп. вокализма и консонантизма (нек-рые из них не только дают возможность по-новому аранжировать известные факты, но и вскрыть более древиее состояние системы, когда элементы данной системы входили еще в др. классы явлений, ср. соотношение звонких и глухих смычных или придыхательных и иепридыхательных и их более архаичную интерпретацию; реконструкция индоевроп. праязыка без гласных фонем
и т. п.), дальнейшее развитие ларингаль-ной теории, реабилитация тезиса об индоевроп. происхождении акцентных систем нек-рых конкретных индоевроп. языков и попытки восстановления акцентноинтонационных типов, связанных с определ. грамматич. парадигмами (намечающаяся в реконструкции «тоновая» система в протоиндоевропейском), ср. исследования В. А. Дыбо, В. М. Иллич-Свитыча и др.; 2) идеи, связанные как с реконструкцией прошлого состояния ряда грамматич. категорий (напр., рода, активности/инактивности, времени и вида, возможность реконструкции «довременной» системы в связи с ролью инъюнктива), так и со структурой нек-рых парадигм (напр., склонение в имени и в глаголе — две серии, видимо, соотнесенные с двумя классами имени) н характером флексии (ср. возможность реконструкции «допарадигматического» состояния в имени н в глаголе, когда особую роль во фразе играли служебные элементы); 3) новые представления о синтаксич. структуре предложения в древнейшем состоянии (роль комплексов из частиц и местоимений, самостоят. характер элементов,
к-рые позже стали предлогами, наличие эргативной конструкции, правила распределения слов в предложении и т. п.); 4) дальнейший прогресс в области исследования индоевроп. лексики — индоевроп. словари Вальде и Покорного, 1928— 1933, Покорного, 1959—69, а также этимология. словари др.-греч. (И. Б. Хофман, Я. Фриск, П. Шантрен), др.-инд.
СХЕМА В. ПИЗАНИ
Ирландский Бриттский Галльский	Германский	Балто-славянский			Арийский
	Латинский Сикульский		Иллирийский	Фрако-Фригийский	Тохарский
			Оскско-умбрский	Греческий	
				Хеттский	
(М. Майрхофер), лат. (Эрну, Мейе, Вальде), балт. (Э. Френкель), слав. (М. Фасмер, Ф. Славский, В. Махек, П. Скок, Ф. Безлай и др.) и др. языков. Исследования в области ономастич. лексики позволили выявить осн. модели индоевроп. именословия (ср. исследования Т. Милевского, Бенвениста, Г. Шрамма, Майрхофера и др.) и гидронимич. типы (исследования Краэ и его последователей по т. наз. центр.-европ. гидронимии, выявление индоевроп. слоя гидронимии древней М. Азии и его связей с гидронимией древних Балкан и т. п.). Общие представления о едином индоевроп. языке-источнике подверглись критике с разных сторон — от итал. неолингвистов (М. Бартоли, Пизани, Бонфанте, Дж. Де-вото и др.), подчеркивавших принципиальную «континуальность» индоевроп. языковой области, ее незамкнутый характер (вплоть до продолжения ряда явлений за пределами индоевроп. области, на территориях других смежных языковых общностей), до Н. С. Трубецкого, выдвинувшего идею конвергентного развития диалектов в относительно стабильное языковое единство типа «языкового союза». В результате появились схемы диал. членения индоевроп. языкового ареала, к-рые носили негативный характер (книга Бонфанте «Индоевропейские
диалекты», в к-рой отрицаются не только такие единства, как итало-кельтские или балто-славянские, но даже и сама италийская языковая общнссть). Основываясь на методах лингвистич. географии, Бонфанте постулирует наличие двух относительно замкнутых групп — западной (италийский, кельтский, германский) и восточной (славянский и арийский), связующими звеньями между к-рыми являются иа С. балтийские языки, на Ю. греч. яз. Диал, схема И. А. Кернса и Б. Шварца, учитывающая и новооткрытые языки, строится на признании особой сев.-центр, группы в составе германского, балто-славянского, греческого и арийского языков, из к-рых арийский позже передвинулся на юго-восток. По дуге, внешней к этой группе, в направлении с С.-З. на Ю.-В. располагались кельтские (бритт-ский), оскско-умбрский, иллирийский, фракийский, а еще дальше, иа периферии, соответственно ирландский, латинский, фригийский, хеттский и тохарский, также передвинувшийся иа восток. Пизани, подчеркивавший проницаемость днал. границ для языковых инноваций н на этом основании отказавший в доказа-
тельности ряду традиционных критериев, строит свою схему (см.).
Используя лексико-статистич. методику, А. Л. Крёбер и К. Д. Кретьен (1937) пришли к выводам, согласующимся с представлениями, сложившимися иа иной основе: преимуществ, близость греческого и индоиранского, а германского — с балтийским н италийским и лишь
во вторую очередь — сославянскими и кельтскими языками. Попытки начертить схему индоевроп. диалектов принадлежат В. Порцигу (1954) и отчасти Краэ (1954). Их общая черта — подчеркивание тесных связей внутри зап. части индоевроп. ареала (попарных — италийский и иллирийский, италийский и кельтский, кельтский и германский и т. п. свя
зей, и более крупных — италийский, кельтский, германский; кельтский, балтийский и славянский; германский и балто-славянский; иллирийский, балтийский и славянский; италийский, кельтский, венетский, иллирийский и т. п. связей)’ Порциг сходным образом описывает и вост, часть индоевроп. ареала (греческий и армянский, греческий и арийский, армянский н арийский и т. п.; греческий, армянский и арийский; арийский, славянский н балтийский; греческий, армянский, балтийский и славянский; арийский, греческий, балтийский и славянский; албанский, балтийский и славянский и т. п.; тохарский и хеттский рассматриваются особо). Т. о., наблюдается тенденция к более дифференциров. схемам соотношения индоевроп. диалектов, не всегда даже допускающим однозначную пространств, интерпретацию линг-вистнч. картины. Ведущие фигуры этого периода в развитии И.: во Франции — Бенвенист, в Польше — Курилович, в Германии — Ф. Шпехт, Зоммер, Краэ, Порциг, П. Тиме, Покорный, в Италии — Пизани, Бонфанте, Девото, в США — К. Уоткинс, Я. Пухвел, Поломе; н СССР — Вяч. Вс. Иванов, Гамкрелидзе и др.
ИНДОЕВРОПЕИСТ 185
В последнее время получает развитие типологич. описание нндоевроп. языков (ср., напр., работы П. Хартмана и др.), к-рое может привлечь к себе внимание исследователей в связи с вхождением ин-доевроп. языков в более широкие общности — как генетически связанные, так и не связанные. Особое развитие получила в 60—70-х гг. 20 в. наука об нндоевроп. древностях, к-рая обнаруживает тенденцию к дифференциации. Единичные в прошлом попытки определения археология. культуры древних индоевропейцев (Коссиниа, Г. Гюнтерт, Шпехт и др.) продолжены на более широкой основе и с перспективными результатами (ср. исследования М. Гимбутас, П. Боск-Гим-пера, Р. У. Эрих и др.). Социальные, правовые, экономия, институции древних индоевропейцев исследовал Бенвенист (отчасти Уоткинс и др.). В области нндоевроп. мифологии (как и в изучении социального устройства) много сделано Ж. Дюмезилем, Тиме, Г. Ломмелем, Ф. Б. Я. Кёйпером и др. В области исследования поэтпч. языка древних индоевропейцев («indogermanische Dichter-sprache») особенно стимулирующими оказались опубликованные (посмертно) записи Соссюра об анаграммах, труды Гюнтерта (в частности, о языке богов и языке людей) и Р. Шмитта об нндоевроп. поэзии и поэтич. языке (в частности, о поэтич. формулах). Наука об нндоевроп. древностях находит дополнит, стимулы в ностратич. теории, выдвинутой и обоснованной Иллич-Свитычем. Вхождение иидоевроп. языков в группу «больших» языковых общностей (семито-хамитской, картвельской, уральской, алтайской, дравидской) и специфич. связи внутри этой «сверхгруппы», несомненно, должны помочь в определении прародины индо-европ. языка (проблема, занимающая особое место в И. и цока еше далекая от решения, к-рое бы примирило хотя бы большую часть специалистов) и путей миграции иидоевроп. племен в те области, где их уже . застает история.
В фундаментальном исследовании Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова («Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры», 1984) индоевропейский рассматривается в контексте др. ностратич. языков и предлагается новое решение прародины индоевропейцев, учитывающее расположение возможных прародии др. ностратич. языков; предлагается объяснение путей расселения разных нндоевроп. семей; восстанавливаются особенности жизни древних индоевропейцев на основании нндоевроп. словаря.
Более чем за полтора века своего существования И. стала ведущей во всех отношениях областью сравнит.-ист. яз-знання, образцом для исследования др. родств. групп языков. Важнейшие достижения сравнит.-ист. и теоретич. яз-знания имели место именно в И. и, получив здесь апробацию, стали внедряться в др. областях яз-знания.
* Дельбрюк Б., Введение в изучение языка, в кн.: Б у л и ч С.. Очерк истории яз-знания в России, т. 1, СПБ. 1904; Томсен В., История языковедения до кои. XIX в., [пер. с дат.], М., 1938; Мейе А., Введение в сравнит, изучение иидоевроп. языков, 3 изд., М,— Л., 1938; Бенвенист Э., Нндоевроп. именное словообразование, пер. с франц., М.. 1955; Десницкая А. В., Вопросы изучения родства иидоевроп. языков, М. —Л.,1955; Общее и нндоевроп. яз-знание.
186 ИНДОЕВРОПЕЙСК
Обзор лит-ры, пер. с нем., М., 1956; Георгиев В. И., Исследования по сравнит.-ист. яз-знанию. (Родств. отношения иидоевроп. языков), М.» 1958; Порциг В., Членение нндоевроп. языковой области, пер. с нем., М., 1964; Иванов Вяч. Вс., Общеиндоевроп. праславянская и анатолийская языковые системы, М.,	1965; Савчен-
ко А. Н., Сравнит, грамматика нндоевроп. языков, М., 1974; Семереньи О., Введение в сравнит, яз-знание, пер. с нем., М., 1980; Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс., Нндоевроп. язык и индоевропейцы. Реконструкция и ист.-типология. анализ праязыка и протокультуры, кн. 1 — 2, Тб., 1984; Леман В. Ф. (Остин), Индоевропеистика сегодня. ВЯ, 1987, № 2; НЗЛ, Новое в совр. индоевропеистике, в. 21, М., 1988; Brugmann К.. Del-fa г u с к В., GrundriB der vergleichenden Grammatik der indogermanischen Sprachen, Bd 1 —2. 2 Aufl., Stras.,1897 —1916; Schrader O., Reallexikon der indogermanischen Altertums-kunde, hrsg. von A. Nehring, 2 Aufl., Bd 1—2, B.— Lpz., 1917 — 29; Hirt H., Indogerma-nische Grammatik, T1 1—7, Hdlb., 1921 — 37; Pokorny J., Indogermanisches etymolo-gisches Worterbuch, Lfg 1 — 18, Bern — Munch., 1950—69; Hencken H., Indo-European languages and archeology, Menasha (Wisconsin), 1955; Bosch-GimperaP., Les Indo-Europeens. Problemes archeologiques, P., 1961; De vo to G., Origini indeuropee, Firenze, 1962; Kurylo w icz J., The inflectional categories of Indo-European. Hdlb., 1964; Schmitt R.. Dichtung und Dichtersprache in indogermanischer Zeit, Wiesbaden. 1967; Watkins C.. Formen-lehre, в кн.: Indogermanische Grammatik. hrsg. von J. Kuryiowicz.. Bd 3. T1 1. Hdlb.. 1969; Ben veniste E.,Le vocabulaire des institutions indo-europdennes, t. 1 — 2, P.. 1969; Indo-European and Indo-Europeans, ed. by G. Cardona, H. M. Hoenigswald and A. Senn, Phil.. [1970]; см. также лит. при ст. Индоевропейские языки.	В. Н. Топоров.
Кроме общелингвистич. журналов и журналов по классич. филологии (см. Журналы лингвистические) проблемам И. посвящены специализнров. журналы: «Zeitschrift fur vergleichende Sprachforschung auf dem Gebiete der indogermanischen Sprachen» («Kuhn's Zeitschrift*. Германия. ФРГ, место изд. разл., 1852—), < Archivio glottologico italiano» (Firenze, 1873—X,<Beitrage zur vergleichenden Sprachforschung auf dem Gebiete der arischen, cel-tischen und slavischen Sprachen» (B., 1856— 1876), «Beitrage zur Kunde der indogermanischen Sprachen» («Bezzenberger's Beitrage*; Gott., 1877 — 1906), «Indogermanische Forschungen: Zeitschrift fur In-dogermanistik und allgemeine Sprachwis-senschaft» (место изд. разл. [ныне West В.], 1891—). «Rivista indo-greco-italica di filologia: Lingua antichita» (Napoli, 1916—37), «Revue des etudes indo-europeennes» (Buc., 1938—47); «Studia Linguistica: Revue de linguistique generale et comparee» (Lund, 1947 — ), «Lingua posnaniensis» (Poznan. 1949—), «Munchener Studien zur Sprachwissenschaft» (Munch., 1954—), «РНМА. Mitteilungen zur indogermanischen, vornehmlich indo-iranischen Wortkunde sowie zur holothetischen Sprach-theorie» (Miinch., 1955—69), «The Journal of Indo-European Studies» (США, место изд. разл., 19/3—). Рецензии и библиография работ по И. содержатся в «Indogermanisches Jahrbuch» (за 1913—1948; Stras.— В.— Lpz., 1914—55) и его преемнике «Kratylos» (Wiesbaden, 1956—). Е. А. Хелимский. ИНДОЕВРОПЕЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — одна из крупнейших семей языков Евразии, распространившаяся в течение последних пяти веков также в Сев. и Юж. Америке, Австралии и отчасти в Африке. Поскольку сравнительно-исторический метод и соответственно сравнительно-историческое языкознание возникли на основе изучения ряда языков, к-рые позже были названы индоевропейскими («индогерманские» — в нем. лингвистич. традиции), И. я. были первой языковой семьей, постулированной как особая форма объединения языков по генетич. связям. Выделение в науке др. языковых семей, как правило, непосредственно или
хотя бы опосредствованно, ориентировалось на опыт изучения И. я., подобно тому как сравнит.-ист. грамматики и словари (прежде всего этимологические) для др. языковых групп учитывали опыт соотв. трудов на материале И. я., для к-рых эти труды впервые были созданы. Этим определяется роль И. я. как единой языковой семьи и исследований в области изучения И. я. (см. Индоевропеистика) для развития ист. яз-знания.
Основания для выделения И. я. в особую семью лежат в области сравнит.-ист. яз-знания, и именно его принципами определяется характер подобия (и его степень) языков, классифицируемых как И. я. Состав нндоевроп. семьи языков определяется след, образом.
Хеттско-лувийская, или анатолийская, группа (в М. Азии) представлена рядом языков двух разл. хронология, периодов: 18—13 вв. до н. э.— хеттский клинописный, или ие-ситский (древнейший памятник — надпись хеттского царя Аниттаса, позже — тексты ритуального, мифология., ист., политич., социально-экономич. характера; эпич., автобиография., завещат. тексты, остатки гимновой традиции и т. п.), лувийский клинописный, палай-ский (тексты на обоих — 14—13 вв. до н. э.; палайскне отрывки скудны); к промежуточному периоду относится иеро-глифич. хеттский (нероглифич. лувийский), просуществовавший до 9—8 вв. до н. э.; тексты этой письменности во 2-м тыс. до н. э. начинаются, возможно, еще с 16 в. до н. э. (булла с оттиском печати царя Испутахсу), но они пока не читаются, н вопрос об их языковой принадлежности остается открытым; античное время — лидийский (в основном надписи 7—4 вв. до н. э., ср. лидийско-арамейские билингвы; т. наз. парали-дийские надписи пока не объяснены с т. зр. их языковой принадлежности), ликийский (ср. ликийско-греч. билингвы и особенно большую надпись из Ксанфа; выделяют ликийский А и ликийский Б, или милийский), карийский (надписи 7—3 вв. до н. э.; т. иаз. пракарийские и кароидные надписи еще не дешифрованы, и принадлежность соотв. языков ие установлена), сидетский (ряд надписей, средн к-рых два сравнительно больших текста посвятит, характера), писидий-ский (16 кратких эпитафий); возможно, сюда же следует отнести нек-рые «малые» языки, известные из греч. глосс и по то-пономастич. материалам, типа киликийского, ликаонского, мэонского (мавн-ского).
Индийская, или индоарийская, группа (сев. половина Индийского субконтинента, о. Ланка): древний период — ведийский язык (древнейшие тексты —собрание гимнов «Ригведы», кои. 2-го — нач. 1-го тыс. до н. э.), санскрит, известный в неск. вариантах — классическом, эпическом и т. наз. буддийском (иногда выделяют также ведийский санскрит), возможно, особый «месопотамский» древнеиндийский, о к-ром можно судить по отд. словам и именам собственным в переднеазиат. источниках с сер. 2-го тыс. до н. э.; средний период — ср.-инд. языки, или пракриты, среди к-рых особенно известны пали (язык буддийского Канона, наиболее архаичный из пракритов и более всего близкий к др.-индийскому), пракриты надписей Ашоки, т. наз. ранний пайшачи, пракриты нек-рых ранних эпиграфич. документов, т. наз. литературные пракриты — как сев.-западные (шаурасени — довольно значит, прозаич. фрагменты в пьесах),
так и восточные (магадхи — реплики в пьесах со следами диал. дифференциации, лит. обработка слаба и непоследовательна; махараштри—светская поэзия, поэмы, лирич. антология Халы и т. п.); промежуточное положение занимает ард-хамагадхи (язык джайнской лит-ры); пракриты эпиграфич. текстов 1—4 вв. и. э., пайшачи, чулика-пайшачи, пракрит документов иа кхароштхи из Вост. Туркестана (сев.-зап. пракрит); поздние пракриты, или апабхранша; новый период— 1) центр, группа — хинди; 2) вост, группа — бпхари (майтхпли, магахи, бходжпури), бенгали, ассамский, ория (или одри, уткали); 3) юж. группа — маратхи; 4) сингальский яз.; 5) сев.-зап. группа—синдхи, лахнда (ленди), панджаби; 6) зап. группа — раджастхани, гуджарати, бхили, кхандеши; 7) группа пахари — вост, пахари (он же непали), центр, пахари, кумацни, гархвали, зап. пахари. Особого упоминания заслуживает недавно обнаруженный в Ср. Азии инд. язык парья. Цыган, яз., представленный в Индостане рядом диалектов, довольно широко распространен и за его пределами (в Европе). Возможно, к индоарийской группе восходят и близкие к ней дардские языки, связываемые, впрочем, нек-рыми специалистами с иранскими языками, но чаще рассматриваемые как третья равноправная группа внутри индоиранской семьи (наряду с индоарийской и иранской; см. Индоиранские языки). Обычно выделяют нурнстанские языки, центр.-дардские, вост.-дардские, или собственно дардские.
Иранская группа: древний период — авестийский (прежде назывался зендским; язык собрания священных текстов «Авесты», самые ранние рукописи— с 13—14 вв., они отражают кано-нич. текст сасанидекой «Авесты» сер. 1-го тыс., к-рый в свою очередь восходит к еще более ранним, «аршакндским», записям, сохраняющим нек-рые черты, видимо, современные ведийской эпохе); др.-персидский (язык ахеменидских клинописных надписей 6—4 вв. до н. э., важнейшая из них — Бехистунская), принадлежащий к зап.-пран, диалектам, как и мидийский (язык, о к-ром можно судить по топономастич. данным, обычно в несовершенной передаче); скифский яз., напротив, как и авестийский, отражает вост.-иран. диалекты (ок. 200основ, восстанавливаемых иа материале греч. записей скиф, наименований людей и мест при контроле со стороны нек-рых других вост.-иран. языков более позднего времени); средний период (4—3 вв. до н. э.— 8—9 вв. н. э.) — ср.-персидский, или пехлеви (2—3 вв. и. э.; надписи на печатях, монетах, геммах, сосудах, наскальные надписи, манихейские документы 8—9 вв. и особенно, конечно, богатейшая вероучит. лит-ра зороастризма, а также тексты светского содержания), парфянский (хозяйств, документы, надписи, письма, с 1 в. до н. э.; манихейские тексты), относящийся к зап.-пран, языковой области, и согдийский (по языку несколько различаются между собой буддийские, манихейские и христ. тексты на согдийском), хорезмийский (фрагмент надписи на сосуде 3 в. до н. э., документы архива из Топрак-Кала предположительно 3 в. н. э., глоссы в араб, сочинении 13 в,, фразы в араб.-перс, словаре 11 — 12 вв. и т. п.), сакский, или хотаносак-ский, язык ираноязычных надписей на брахми из Хотана, Тумшука («тумшук-СКий» диалект) и др. мест, 7—10 вв. (обычно различают др.-хотанский и позд-нехотаиский), принадлежащие вост.-иран.
днал. области; сюда же, видимо, относятся бактрийский яз., или т. наз. этео-тохарский, о к-ром можно судить прежде всего по недавно найденной относительно большой надписи из Сурхкоталя (Сев. Афганистан, предположительно 1—2вв.)ипо легендам на кушанских н эфталитских монетах, и, несомненно, аланский яз., продолжающий скифо-сарматские диалекты и имевший распространение на Сев. Кавказе, в южнорус. степях; сохранилось неск. аланских фраз у визант. писателя 12 в. Иоанна Цеца, Зеленчукская надгробная надпись 10 в., топономастич. данные и алан, заимствования в венг. яз.; новый период (с 8— 9 вв.) — персидский (др. наименования— фарси, парси, парси-и-дари) — язык многовековой лит-ры, иногда особо выделяют совр. персидский, отличающийся в ряде отношений от классического персидского; таджикский, пушту (пашто, афганский), курдский, лурские и бахтиярс-кие диалекты (бесписьменные, на Ю.-З. Ирана), белуджский, или балучи, татский, талышский, гилянский и мазаиде-ранский, диалекты Центр, и Зап. Ирана (язди, или габри, наини, натанзи, хури и др.), парачи, ормури, кумзари, принадлежащие к зап.-иранским, осетинский, памирские языки, среди к-рых — шуг-нанский, рушанский, бартангский, оро-шорский, сарыкольский; язгулямский, ишкашпмекий, ваханский, мунджанский, йидга, принадлежащие к вост.-иранским.
Тохарская группа, где выделяют тохарский А (он же вост.-тохарский, кара-шарский или турфаиский) и тохарский Б (он же зап.-тохарский, кучанский) (Синьцзян, 5—8 вв.).
Армянский язык: др.-армянский — грабар, язык древнейших памятников 5—11 вв., включающих религ., ист., фи-лос. и др. тексты, в значит, степени переводные; ср.-армянский 12—16 вв.; новоармянский — с 17 в., когда создается «гражд. язык» — ашхарабар, легший в основу вост, варианта лит. языка; на основе говоров гур. Армении сложился зап. вариант арм. лит. языка, на к-ром также существует богатая лит-ра.
Фригийский язык (в зап. части М. Азии): ст.-фригийские надписи 8 — 3 вв. до н. э., новофригийские надписи 2—3 вв.; фригийские глоссы у Гесихия и других греч. и визант. авторов; фригийская гопоиомастика.
Фракийский язык (в вост, части Балкан и на С.-З. М. Азии): известно неск. кратких надписей — из Кёльмена (6 в. до н. э.), Езерова (5 в. до н. э.), Ду-ваилы (5 в. до н. э.) и т. п., в отношении к-рых предлагаются разные варианты дешифровок; фракийские глоссы у антич. и визант. авторов, ряд дакийских названий растений, обширный топономастич. материал; с фракийским языком были связаны дако-мизийские говоры, ср. ми-зийскую надпись из Уюджука (4—3 ви. до н. э.).
Иллирийская группа (в зап. части Балкаи и отчасти в юго-вост. Италии): выделяют собственно иллирийский, вероятно, обладавший рядом диалектов (известен по ряду глосс у греч. и лат. авторов и довольно обширным топономастич. данным; эпиграфич. памятников, строго говоря, нет), и мессапский (Юж. Италия, ок. 350 надписей 6—1 вв. до н. э., ряд глосс, чаще всего у Гесихия, топономас-тнч. материал).
Албанский язык: первые памятники с 15 в.; нек-рые ученые видят в албанском потомка иллирийского языка, другие считают его продолжением фракийского.
Венетский язык (в сев.-вост. Италии) представлен материалом ок. 250 надписей 6—1 вв. до н. э.; в прежних классификациях нередко зачислялся в италийскую группу; об отношении этого языка к племени венетов — вендов античных источников, помещаемых на юж. побережье Балтийского м., ничего определенного сказать нельзя.
Греческая группа представлена рядом др.-греч. диал. группировок: ионийско-аттическая, аркадо-кипрская (ахейская), северо-восточная, западная; древнейшие тексты — крито-микен. надписи из Кносса, Пилоса, Микеи и г. д., написанные на табличках линеарным Б письмом и датируемые 15—11 вв. до н. э.; язык поэм Гомера сложился, вероятно, ок. 9 в. до н. э.; несколько позже появляются тексты лирич. поэтов, трагиков, обширный эпиграфич. материал и т. д.; к 4 в. до и. э. на основе аттич. диалекта складывается койне, с начала нашей эры до 15 в.— ср.-греческий (византийский), далее — новогреческий в двух вариантах — книжном и более архаичном (кафаревуса) н близком к разговорному (димотика).
Италийская группа (на Апеннинском п-ове): древний период — латинский, представленный- вначале говором Рима и его окрестностей, а позже распространившийся на всю Италию, оттеснив. затем и вытеснив др. языки, а далее — и на значит, часть Европы от Пиренейского п-ова и Галлии до Дании и Сев. Африки (древнейшие тексты: надпись на Преиестинской фибуле, ок. 600 до н. э., подлинность к-рой в последнее время была поставлена под сомнение; сильно поврежденная надпись на форуме, 6 в. до н. э.; т. наз. Дуэнова надпись, от 6 до 4 вв. до н. э.; позже — Сципионовы эпитафии, лит., правовые, ист., науч., публицистич. и т. п. тексты), фалискский (иеск. надписей, в т. ч. 7—16 вв. до н. э.; имена собственные), певкинский (скудные остатки), оскский, или осский (язык племен кампан-ской федерации; известно ок. 300 надписей 5 в. до и. э.— 1 в. н. э., наиболее известен текст Бантинского закона), умбрский (немногочисл. надписи и один крупный италийский текст—«Игувин-ские таблицы», наиболее поздняя часть к-рых датируется 2 в. до н. э.); возможно, сюда же относились и нек-рые другие райо исчезнувшие и/или не оставившие после себя текстов языки, как, иапр., сикульский в Сицилии (неск. глосс); средний период — нар. латынь (вульгарная латынь) и формирующиеся на ее основе локальные варианты «романской» речи; новый период — ром. языки. Р о-майская группа включает французский, окситанский (провансальский), испанский, каталанский, галисийский, португальский, итальянский, сардский (сардинский), ретороманский, румынский, молдавский, арумынский (или аро-муиский, македоно-румынский), истро-румынский, мегленитский, или меглено-румынский, вымерший в кон. 19 в. далматинский; на основе ром. языков возникли креольский язык (в результате скрещения с языком туземцев на о. Гаити, см. Креольские языки) и некоторые искусств, междунар. языки типа эсперанто.
Кельтская группа (на крайнем 3. Европы — от Ирландии и Шотландии на С. до Пиренейского п-ова на Ю.), в к-рой обычно выделяются 3 группировки: 1). галльская, представленная галльским яз., распространившимся на терр.
ИНДОЕВРОПЕЙСК 187
Франции и Сев. Италии, а позже и далеко к В.— на Балканы и даже в М. Азию; надписи скудны и обычно далеки от ясности, среди ннх — известный календарь из Колиньи; есть глоссы и топономастич. факты в трудах антич. авторов; в первые века н. э. галльский прекратил свое существование; 2) бриттская, представленная двумя живыми языками — валлийским (уэльским, памятники с 11 в.) и бретонским, известным по глоссам с 8 в., а по лит. текстам с 14 в., и корнским, вымершим в 18 в. (известен глоссарий 13 в. и тексты, начиная с 15в.); 3)гойдельская, представленная самым многочисленным из совр. кельт, языков — ирландским («огамические» надписи с 4 в., многочисл. глоссы с 7 в. и далее — богатая лит-ра; выделяют др.-ирландский, ср.-ирландский и новоирландский), а также гэльским (шотландским) и вымершим мэнс-ким; особо следует назвать кельт, яз. (или языки) Испании, появившийся здесь около сер. 1-го тыс. до н. э. с севера и вымерший, видимо, к эпохе Великого переселения народов, обычно его называют кельтиберским, иногда к кельтским причисляют лепоитийский яз., известный по иемногочисл. реликтам; заслуживают внимания несомненные следы кельт, элемента (в виде заимствований и топонимии, не говоря уже об археологии, данных) в Центр, и Вост. Европе (юж. Германия, Австрия, Чехия, терр. к 3. от Карпат, Балканы), а также в М. Азии (галаты); кельт, субстрат оказал особое влияние на развитие ром. языков.
Германская группа, в к-рой представлены 3 группировки-. 1) вост.-германская — готский [перевод Библии Ульфи-лой (Вульфилой) в 4 в.; ряд мелких текстов и надписей, в т. ч. и предшествовавших переводу]; в 16 в. было записано неск. слов на «крымско»-гот. яз. О. Г. фон Бузбеком; в Италии, Испании, иа Балканах готский исчез очень райо; в группировку входят и нек-рые другие рано вымершие и почти не оставившие следов языки типа вандальского, бургундского и др.; 2) зап.-германская — верхненемецкий, причем обычно различают др.-верхненемецкий, 8—11 вв. (глоссы; перевод устава бенедиктинцев Сен-Галлена, кон. 8 в.; переводы молитв, богословского трактата Исидора Севильского, кон. 8 в.; Татиан, 9 в., Л. Ноткер, кои. 10—нач. 11 вв.; поэтич. тексты — «Муспилли», 9 в., и др.; « Мерзебургские заговоры», 10 в., «Песнь о Гильдебранде» и др.), ср.-верхненемецкий, 12—15 вв., и нововерхненемецкий, или просто немецкий; идиш, или иовоеврейский (на основе верхненем. диалектов с элементами др.-еврейского, славянских и др. языков); нижненемецкий, где различают др,-нижненемецкий (древнейший текст — поэма «Хелианд», 9 в.), ср.-нижнене-мецкий и новонижненемецкий, в лит. форме представленный нидерландским (голландским); африкаанс, или бурский язык, — нижненем. речь, перенесенная колонистами в Юж. Африку; др.-английский, или англосаксонский, 7—11 вв. (такие тексты, как «Беовульф», сочинения Альфреда Великого, Альфриха и др.), др.-саксонский, ср.-английский, 12—15 вв., новоанглийскии, или английский; фризский (памятники с 13 в.); 3) сев.-германская, или скандинавская,— исландский (древнейшие рукописи с 12 в.), язык эпич. поэзии («Эдда», поэзия скальдов) и богатой прозаич. лит-ры (саги); язык раннего периода обычно называют
188 ИНДОЕВРОПЕЙСК
др.-исландским, др.-северным, др.-за-падносеверным (с 3 в. начинаются рунич. надписи); датский, шведский, норвежский с двумя формами лит. языка — риксмол (или букмол) и лансмол (или нюнорск), различающимися между собой как более книжный, близкий к датскому, и более близкий к нар. норв. речи; фарерский. Согласно новейшей т. зр. др.-герм. языки делятся на 2 группы (см. Германские языки).
Балтийская группа, обычно членимая на зап.-балтийские — прусский (памятники 14 и 16 вв.), ятвяжский, или судавский, галиндский, или голядский, возможно, и нек-рые другие, напр. ша-лавский, оставившие по себе следы только в топономастике и все вымершие, видимо, в 17 в., и вост.-балтийские — литовский, латышский (первые значит, тексты с 16 в.) и иногда особо выделяемый латгальский, а также вымершие языки: куршский (в последнее время относимый к зап.-балт.), селонский, или селийский; следует иметь в виду и балт. речь (до 11 в.) Верх. Поднепровья, Поочья, Подмосковья, по крайней мере отчасти совпадающую с галинд. яз. и тоже рано вымершую.
Славянская группа, в к-рой обычно вычленяют 3 подгруппы (первоначально предпочитали двойное деление: сев.-славянская и юж.-славянская): 1) юж,-славянскую: старослав. яз., 10—11 вв., в реконструкции — 9 в. (переводы Евангелия, Псалтыри, Требника и др. религ. лит-ры; следы поэтич. текстов, публицистики и т. п.), выступавший как общий язык культа у славян и продолживший свое существование у восточных и у б. ч. юж. славян, с нек-рыми местными модификациями как церк.-слав. яз. разных изводов (рус., болг., серб, и т. п.); болгарский, македонский, сербскохорватский (с двумя вариантами — сербским, пользующимся кириллицей, и хорватским, пользующимся латиницей), словенский, или словинский; 2) зап.-славянская: чешский, словацкий, польский с обладающим собств. лит. традицией кашубским диалектом, словинско-помор. говоры, верхнелужицкий, нижнелужицкий, вымерший полабский (дравено-полабский) и ряд слав, говоров между Одрой и Эльбой, также исчезнувших уже на глазах истории; 3) вост.-славянская: русский, или великорусский, украинский, раньше называвшийся и малорусским, белорусский.
Несомненно, что существовали и нек-рые другие И. я. Одни из них вымерли бесследно, другие оставили по себе иемногочисл. следы в топономастике и субстратной лексике. Случай, когда таких следов вполне достаточно, чтобы на их. основе реконструировать особый язык, представлен т. наз. пеласгским яз. до-греч. населения Др. Греции; сама реконструкция его фонетич. особенностей может быть и довольно корректной, но это еще не решает вопроса о конкретной принадлежности данного языка. В отношении третьих языков есть сомнения, являются ли они самостоят. особыми языками илн же лишь разновидностями уже известных языков (случай др.-македонского, или македонского, яз., к-рый часто считают др.-греческим или иллирийским); наконец, в связи с четвертыми продолжает стоять вопрос о принадлежности их к И. я. (случай этрус. яз.).
Временные и пространств, диапазоны И. я. огромны: во времени — с самого нач. 2-го тыс. до н. э., в пространстве — от побережья Атлантического ок. на 3. до Центр. Азии на В.
и от Скандинавии на С. до Средиземноморья на Ю.; в последние 500 лет наблюдается активная экспансия таких новых И. я., как английский, испанский, французский, португальский, нидерландский, русский, приведшая к появлению индоевроп. речи на всех материках. Уже в ист. время или незадолго до него (притом что реконструкция исходного состояния достаточно надежна) совершались миграции носителей И. я. Из них достаточно указать лишь нек-рые: приход хетто-лувийских племен в М. Азию, вероятно, из более сев. ареала (не исключено, что из-за Черного или Каспийского морей — через Кавказ или Балканы) и продвижение их на 3. М. Азии к Эгеиде; миграция индоиран, племен (видимо, из южнорус. степей) на Ю.-В.— частично через Кавказ и далее в М. Азию, Месопотамию, Иран, но в значит, степени — севернее Каспийского м., через Ср. Азию (для ведийских племен более или менее надежно прослеживается путь из вост. Ирана, в частности из Белуджистана, в сев.-зап. Индию, в Пенджаб, и уже в более позднее время далее на В. по течению Ганга и на Ю. в сторону Декана); дальше всех продвинулись иа В. тохары, к-рые, судя по ряду обстоятельств (в частности, по заимствованиям из финно-угор. языков), видимо, также пришли к В. между юж. оконечностью Уральских гор и Каспийским м. Др.-греч. племена из глуби Балкан двинулись в юж. направлении, освоили всю Грецию вплоть до Пелопоннеса, о-вов Эгейского и Средиземного морей, а далее и зап. побережье М. Азии (Иония) и сев. берега Черного м.; вместе с тем не исключены и зап. миграции греч. племен— как в пределах М. Азии, так и вие ее; происходили миграции фригийцев, фракийцев, вероятно, армян (как позже кельтов и нек-рых др. племен) с Балкан в М. Азию, а иногда и далее иа В. вплоть до Закавказья (армяне); движение герм, племен с С. (из Скандинавии, Ютландии, с юж. побережья Балтийского м., напр. готов и др.) к Ю., через Польшу, Россию, в южнорус. степи, Крым, Дакию, на Балканы, в Италию, Францию, Испанию, даже в Сев. Африку, на Британские о-ва ит. п.; кельт, миграции к Ю. в Испанию н Италию, а также на В. и Ю.-В. через Германию, Австрию в Чехию, юж. Польшу, зап. Предкарпатье, Балканы, в М. Азию; движение италийских племен, венетов, иллирийцев из Центр. Европы к Ю. на Апеннинский п-ов и на Балканы; распространение славян к Ю. на Балканы, к В. и С. в России, позже вплоть до Ледовитого и Тихого океанов, отчасти и на 3. к Эльбе; распространение балт. племен к Ю. и Ю.-В. от Прибалтики и т. п. Эти этнич. передвижения соотносятся с постоянным изменением языковой ситуации на территориях, охваченных И. я. Можно полагать (такова пока наиболее распространенная точка зрения), что область первоначального (или просто достаточно раннего) распространения И. я. (или, точнее, диалектов) лежала в полосе от Центр. Европы и Сев. Балкан до Причерноморья (южнорус. степи). Вместе с тем выдвигается гипотеза, согласно к-рой начальный центр иррадиации И. я. и соотв. культуры лежал на Бл. Востоке, в достаточно близком соседстве с носителями картвельских, афразийских (семито-хамитских) языков и, вероятно, дравидских и уралоалтайских. Во всяком случае, индоевроп. речь такого раннего локального центра, как Юго-Вост, (или Центр.) Европа или Бл. Восток, должна была представлять достаточно единое линг-
висгич. образование, к-рое вполне может претендовать на роль индоевроп. праязыка, или индоевроп. языка-основы. Сравнит.-ист. индоевроп. яз-знание постулировало на определ. этапе своего развития (А. Шлейхер и позднее др. ученые) существование такого языка-источника всех известных И. я., выявляемого в его конкретных чертах через установление системы соответствий между частными И. я. Эти регулярные соответствия между формальными элементами разных уровней, связанных в принципе с одними и теми же единицами содержания, как раз и позволяющие говорить об индоевроп. праязыке, в свою очередь, могут интерпретироваться по-разному, напр. как результат существования исходного единства (индоевроп. праязык или совокупность древнейших индоевроп. диалектов) или ситуации языкового союза, возникшего как следствие конвергентного развития ряда первоначально разл. языков. Такое развитие могло привести к тому, что, во-первых, эти языки стали характеризоваться типологически сходными структурами и, во-вторых, эти структуры получили такое формальное отношение, когда между ними можно установить более или менее регулярные соответствия (правила перехода). В принципе обе указанные возможности не противоречат одна другой, но принадлежат разным хронологии, перспективам. Т. о., объединение ряда совр. И. я. в общее единство оправдано с т. зр. ист. схемы, к-рая оказывается малоактуальной для настоящего состояния И. я., хотя и позволяет установить наиболее простым образом связи между И. я. в наиболее древиюю эпоху их существования — ср. такие типологии, полюса развития И. я., как закоииенный синтетизм др.-индийского и балто-славянского при аналитизме совр. английского; как флективность древних И. я. при выработке агглютинативной техники в ряде новых индийских и иранских языков. При этом в ходе развития И. я. могла неоднократно получать перевес то одна, то другая из названных тенденций. Учет типологии, разнообразия И. я. требует обращать внимание и иа нек-рые исключения из «общего» типа — ср. наличие в ряде И. я. церебральных или фарингальных согласных, изафета или пересказывательного наклонения, двухслойной системы склонения пли групповой флексии (как в тохарском), вторичных локативных падежей финно-угор. типа или следов классной системы имени и т. п.
Из особенностей диал. членения индоевроп. языковой области следует отметить особую близость соответственно индоарийских и иранских языков (в ряде случаев восстанавливаются целые фрагменты общего индоиран, текста), балт. и слав, языков (см. Балтийские языки), несколько в меньшей степени италийских и кельтских, что позволяет сделать нек-рые выводы об этапах и хронологии эволюции индоевроп. семьи языков. Индоиранский, др.-греческий и армянский обнаруживают значит, кол-во общих изоглосс. Вместе с тем балтийские, славянские, фракийский, албанский языки разделяют ряд характерных общих черт с индоиран, языками, а италийские и кельтские — с германскими, венетским и иллирийским (ср. введенное X. Краэ понятие «центрально-европейских» языков).
Для древнего состояния языка-источника- И. я. (было бы неосторожно относить следующую ниже картину непременно к индоевроп. праязыку) были, видимо,
характерны след, черты: в фонетике — наличие «е» и «о» как вариантов единой морфонемы (отсюда следует, что для более раннего периода гласные могли не быть фонемами), особая роль «а» в системе, присутствие лариигальных, имевших отношение к становлению оппозиции долгота — краткость (или соответствующих интонационных или даже тоновых различий); наличие трех рядов смычных, обычно трактуемых как звонкий, глухой, придыхательный (для более раннего периода интерпретация, возможно, должна быть иной, в частности должна учитывать противопоставление по напряженности—ненапряженности), трех рядов заднеязычных, ранее сводимых к более простым отношениям; тенденция к палатализации определ. согласных в одной группе И. я. и к лабиализации их в другой; возможная позиционная (в слове) мотивировка появления определ. классов смычных (т. е. правила дистрибуции, впоследствии часто недействительные); и морфологии — гетероклитич. склонение, совмещающее в одной парадигме разные типы склонения, вероятное наличие эргативного («активного») падежа, признаваемое мн. исследователями, относительно простая падежная система с дальнейшим развитием косвенных падежей из ранее непарадигматич. образований (напр., из синтаксич. сочетания имени с послелогом, частицей и т. п.); известная близость номинатива на -s и генитива с тем же элементом, предполагающая единый источник этих форм; наличие «неопределенного» падежа (casus inde-finitus); противопоставление одуш. и неодуш. классов, давших впоследствии начало трехродовой (через двухродовую) системе; наличие двух серий глагольных форм (условно на -mi и на -Hi /оН), определивших развитие ряда др. категорий — тематич. и атематич. спряжения, медиапассивных и перфектных форм, переходности/непереходности, активно-сти/инактивности; две серии личных окончаний глагола, с помощью к-рых, в частности, дифференцировались наст, и прош. времена, формы наклонений и т. д.; основы на -s, из к-рых возникли один из классов презентных основ, сигматич. аорист, ряд форм наклонений и производное спряжение; в синтаксисе— структура предложения с указанием взаимозависимости и места его членов, определяемая т. наз. законом Ваккернагеля (см. Ваккернагеля закон); роль частиц и превербов; наличие полнозначного статуса у слов, позже превратившихся в служебные элементы; иек-рые синтаксич. черты первонач. аналитизма (с отд. элементами «изолирующего» строя) и т. п.
Подобно тому как в течение более чем полуторавекового развития индоевроп. яз-знаиия понимание состава И. я. менялось обычно в сторону увеличения языков (так, первонач. ядро — санскрит, греческий, латинский, германский — расширялось за счет кельтских, балтийских, славянских, позже албанского и армянского, уже в 20 в.— за счет хетто-лувий-ских и тохарских и т. п.; впрочем, известны и противоположные случаи — исключение из числа И. я. грузинского или ка-ви), оно не вполне стабильно н сейчас: с одной стороны, существуют нек-рые языки, усиленно проверяемые на их возможную принадлежность к И. я. (как этрусский или нек-рые другие, еще ие дешифров. языки), с другой стороны, сами И. я. в ряде построений выводятся из изоли-ров. состояния (так, П. Кречмер считал И. я. родственными т. наз. рето-тиррен-скому и возводил их к единому прото-
индоевроп. источнику). Теорию более глубокого родства И. я. предложил В. М. Иллич-Свитыч, подтвердивший на обширном материале фонетич. и отчасти морфологич. соответствий родств. связи И. я. с т. иаз. ностратическими, куда входят, по меньшей мере, такие большие языковые семьи Ст. Света, как афразийская, уральская, алтайская, дравидская и картвельская. Обретение И. я. своей собственной языковой «сверхсемьи» позволяет наметить новые важные перспективы в изучении их развития. Об истории изучения И. я. см. в ст. Индоевропеистика.
* Мейе А., Введение в сравнит, изучение индоевроп. языков, пер. с англ.. М.— Л., 1938; Бенвенист Э., Индоевроп. именное словообразование, пер. с франц., М.. 1955; Георгиев В. И.. Исследования по сравнит.-ист. яз-знаиию, М., 1958; П о р-циг В., Членение индоевроп. языкоаой области, пер. с нем., М.. 1964; Иванов В. В., Общеиндоевроп., праслав. и анатолийская языковые системы, М.. 1965; Языки народов СССР, т. 1, Индоевроп. языки. М., 1966; Иллич-Свитыч В. М.. Опыт сравнения ностратич. языков. Сравнит, словарь, [т. 1—3], М.. 1971—84; Языки Азии и Африки, т. 1—2, Индоевроп. языки, М., 1976—78; Гамкрелидзе Т, В.. Иванов В. В., Индоевроп. язык и индоевропейцы. Реконструкция и ист.-типологич. анализ праязыка и протокультуры, кн. 1 — 2, Тб.. 1984; Десницкая А. В., Сравнит, яз-знание и история языков, Л., 1984; Brugmann К., D е 1 Ь г и с к В., Grundriss der vergleichenden Grammatik der indogermani-schen Sprachen, Bd 1—2, 2 Aufl.. Stras., 1897— 1916; Hirt H., Indogermanische Grammatik, Bd 1-7. Hdlb.. 1927-37; Kuryfowicz J.. The inflectional cathegories of Indo-European, Hdlb.. 1964; Watkins C., Indogermanische Grammatik, Bd 3, Formenlehre, T1 1, Hdlb.. 1969; Lehmann W., Proto-Indo-European syntax, Austin — L.. [1974]; The Indo-Europeans in the fourth and third millennia. Ann Arbor, 1982.
Schrader O., Reallexikon der indoger-manischen Altertumskunde, 2 Aufl., Bd 1 — 2. B. —Lpz.. 1917—29; P о к о r n у J., Indoger-manisches etymologisches Worterbuch, Lfg 1—18, Bern — Miinch., 1950—69.
_	,	В. H. Топоров.
ИНДОИРАНСКИЕ языки (арийские языки) — ветвь индоевропейской семьи языков (см. Индоевропейские языки), распадающаяся на индийские (индоарийские) языки и иранские языки; в ее состав входят также дардские языки и ну-ристанские языки. Общее число говорящих — 850 млн. чел. И. я.— это генетич. понятие, мотивируемое наличием индоиран. языковой общности, предшествовавшей распадению на отд. группы и сохранившей ряд общих архаизмов, относящихся к индоевроп. эпохе. Весьма вероятно, что ядро этой общности сложилось еще в южнорус. степях (о чем свидетельствуют археологии, находки на Украине, следы языковых контактов с финно-уграми, имевшие место, скорее всего, к С. от Каспия, арийские следы в топонимике и гидронимике Таврии, Сев. Причерноморья и др.) и продолжало развиваться в период совместного существования в Ср. Азии или на прилегающих территориях.
Сравнит.-ист. грамматика реконструирует для этих языков общую исходную систему фонем, общий словарный состав, общую систему морфологии и словообразования и даже общие синтаксич. черты. Так, в фонетике для И. я. характерно совпадение индоевропейских *ё, *3, *а в индоиранском а, отражение индоевропейского *э в индоиранском i, переход индоевропейского *s после i, u, г, к в s-об-разиый звук; в морфологии вырабаты-
ИНДОИРАНСКИЕ 189
вается в принципе одинаковая система склонения имени и формируется ряд спе-цифич. глагольных образований и т. д. Общий лексич. состав включает в себя наименования ключевых понятий индоиран. культуры (прежде всего в области мифологии), религии, социальных установлений, предметов материальной культуры, имен, что подтверждает наличие индоиран. общности. Общим является са-моназв. *агуа-, отразившееся во многих иран. и инд. этнич. терминах на огромной терр. (от формы этого слова произошло назв. совр. гос-ва Иран). Древнейшие иид. и иран. памятники «Ригведа» и «Авеста» в своих наиболее архаичных частях настолько близки друг другу, что могут рассматриваться как два варианта одного исходного текста. Дальнейшие миграции ариев привели к разделению индоиран, ветви языков на 2 группы, обособление к-рых началось с вступления в сев.-зап. Индию предков совр. индоарнйцев. Сохранились языковые следы от одной из более ранних волн миграции — арийские слова в языках Малой и Передней Азии с 1500 до н. э. (имена богов, царей и знати, коневодч. терминология), т. наз. митаннийский арийский (принадлежащий к инд. группе, но не объяснимый полностью из ведийского языка).
Индоарийская группа оказалась во мн. отношениях более консервативной, чем иранская. В ней лучше сохранились нек-рые архаизмы иидоевроп. и индоиран, эпох, в то время как иран. группа претерпела ряд существенных изменений. В фонетике — это изменения прежде всего в области консонантизма: спирантизация глухих смычных, утрата придыхания согласными, переход s в h. В морфологии — это упрощение сложной древней флективной парадигмы имени и глагола, прежде всего в др.-перс. яз.
Др.-инд. языки представлены ведийским яз., санскритом, а также нек-рым кол-вом слов митаннийского арийского; ср.-индийские — пали, пракритами, апа-бхранша; новые индоарийские языки — хинди, урду, бенгали, маратхи, гуджарати, панджаби, ория, ассамским, синдхи, непали, сингальским, мальдивским, цыганским языками и др.
Др.-иран. языки представлены авестийским, др.-персидским (язык ахе-менид. надписей), а также отд. словами в греч. передаче на скифском и мидийском (можно судить о нек-рых фонетич. особенностях этих языков). К ср.-иран. языкам относятся ср.-перс, (пехлеви), парфянский, согдийский, хорезмийский, сакские языки (диалекты), оактрнйский (прежде всего — язык надписи в Сурх-котале). К новоиран. языкам относятся персидский, таджикский, пушту (афганский), осетинский, курдский, белуджский, гилянский, маэандеранскнй, татский, та-лышский, парачи, ормури, ягнобский, мунджанский, йидга, памирские (шуг-нанский, рушанский, бартангский, оро-шорский, сарыкольский, язгулямский, ишкашимский, ваханский) и др.
Совр. И. я. распространены в Индии, Пакистане, Бангладеше, Непале, Шри-Ланке, Мальдивской Республике, Иране, Афганистане, Ираке (сев. р-ны), Турции (вост, р-ны), СССР (в Таджикистане, на Кавказе и др.). Они характеризуются целым рядом общих тенденций, что свидетельствует об обшей типологии развития этих двух групп языков. Почти целиком утрачена древняя флексия имени и глагола. В именной парадигме
190 ИНДОЛОГИЯ
вместо многопадежной флективной системы склонения вырабатывается противопоставление прямой и косвенной формы, сопровождаемой служебными словами: послелогами или предлогами (только в иран. языках), т. е. аналитич. способ выражения грамматич. значения. В ряде языков на базе этих аналитич. конструкций образуется новая агглютинативная падежная флексия (вост, тип инд. языков, среди иранских — осетинский, белуджский, гилянский. мазандеранский). В системе глагольных форм получают большое распространение сложные аналитич. конструкции, передающие значения вида и времени, аналитич. пассив, аналитич. словообразование. В ряде языков образуются новые синтетич. стяженные глагольные формы, в к-рых служебные слова аналитич. конструкций приобретают статус морфем (в инд. языках, прежде всего в языках вост, типа, этот процесс зашел дальше, в иранских наблюдается лишь в разг, речи мн. живых языков). В синтаксисе для новых И. я. характерна тенденция к фиксиров. порядку слов и для многих из них — к эргативности в разных ее вариантах. Общей фонология, тенденцией в совр. языках этих двух групп является утрата фонология, статуса количеств. противопоставления гласных, усиление значения ритмич. структуры слова (последовательности долгих и кратких слогов), очень слабый характер ди-намич. словесного ударения и особая роль фразовой интонации. Дардские языки составляют особую промежуточную группу индоиран, языковой ветви. Относительно их статуса у ученых нет единого мнения. Р. Б. Шоу, С. Конов, Дж. А. Грирсон (в ранних работах) усматривали в дард. языках иран. основу, отмечая их особую близость с памирскими. Г. Мор-генстьерне в целом относит их к инд. языкам, как и Р. Л. Тёрнер. Грирсон (в поздних работах), Д. И. Эдельман считают их самостоят. группой, занимающей промежуточное место между индоарийскими и иранскими языками. По мн. чертам дард. языки включаются в центр.-азиат, языковой союз.
* Эдельман Д. И., Сравнит, грамма" тика вост.-иран. языков. Фонология, М.. 1986; см. также лит. при статьях Индийские (индоарийские языки), Иранские языки, Дардские языки, Нуристанские языки.
Т. Я. Елизаренкова.
Материалы, поев, исследованию И. я., кроме общелингвистич. журналов (см. Журналы лингвистические) публикуются в спе-циализиров. журналах ряда стран: «Indische Bibliothek» (Bonn, 1820—30), «Indische Studien» (В,— Lpz., 1850—98). «Zeitschrift fur Indologie und Iranistik» (Lpz., 1922—36), «Indo-Iranian Journal» (The Hague. 1957—), «Indological Studies'. Journal of the Department of Sanskrit» (Delhi, 1972—), «Studia Iranica» (P., 1972—), «Studien zur Indologie und Iranistik» (Reinbeck, ФРГ. 1975 — ).
E. А. Хелимский. ИНДОЛОГИЯ — комплекс историко-филологических дисциплин, изучающих, прежде всего по письменным памятникам, культурную историю народов Юж. Азии. Ныне термин «И.» используется и во всеобъемлющем страноведч. смысле. Лингвистич. И. включает собственно индийское (индоарийское) яз-знание, изучение дравидийских языков (дравидских) и мунда языков. С И. смыкается тибето-бирманистика, изучающая языки, захватывающие сев. и вост, периферию названного региона, но в большей своей части распространенные за его пределами.
Изучение языка зародилось в Индии в древности на основе правил рецитации Вед (см. Индийская языковедческая традиция). Первое из сохранившихся индо
арийских грамматич. сочинений — «Аш-тадхйайи» Паниии (5—4 вв. до и. э.), представляющее собой полное нормативное описание санскрита, предполагает существование длит, предшествующей традиции. Среди последующих грамматистов, представляющих разл. школы, выделяется Патанджали (2 в. до н. э.). Основы сравнит, изучения индоарийских языков заложил Вараручи (3 в. до н. э.7), проводивший в своей грамматике «Пракрита-пракаша» идею развития пракритов из санскрита. Поздние ср.-инд. языки — апабхранша — получили наряду с санскритом и пракритами нек-рое освещение в трудах Хемачтидры (11 в.). Значит, успехов достигла др.-инд. лексикография. Среди словарей, классифицирующих санскр. лексику по смысловым группам, выделяется «Амаракоша» Амарасиихи (сер. 1-го тыс.).
Древнейшую лингвистич. традицию среди дравидийских языков имеет тамильский. Ее открывает грамматика «Тол-хаппиям» (ок. 5 в.), сопровождающаяся рядом позднейших комментариев; среди более поздних выделяется «Наннул» Па-ванади (14 в.). Первая грамматика телугу— «Шабдачинтамани» Наннаи Бхатты относится к 11 в. Древнейшие грамматики каннада—«Карнатака бхашабхушана» Нагавармы (12 в., на санскрите) и «Шаб-дамаиидарпана» Кешираджи (13 в., иа каннада), малаяльского — «Лилатила-кам»(14в., на санскрите). Языки мунда собств. традиции изучения не имеют.
Изучение языков Индии европейцами началось в 17—18 вв. и до сер. 19 в. ио-сило преим. прикладной характер: миссионеры и чиновники колон, компаний создавали пособия для изучения живых языков. В кон. 18 — нач. 19 вв. благодаря трудам У. Джоунза и Г. Т. Колбру-ка (Великобритания) состоялось знакомство европейцев с санскритом, что послужило толчком к возникновению в Европе теоретич. яз-знания на базе сравнительно-исторического метода. Работы Ф. Боппа повели к тому, что санскрит стал важнейшим объектом изучения на кафедрах сравнит, яз-знания, появившихся сначала в Германии, а затем в крупнейших уи-тах др. стран Европы (включая Россию) и США. Для 19 в. характерно в первую очередь описание фонетики и грамматики санскрита, что нашло отражение в трудах Т. Бенфея, Б. Дельбрюка (Германия), И. Г. Бюлера (Австрия), О. Бёт-лингка (Россия), М. Мюллера (Великобритания), У. Д. Уитии (США), И. Шпейера (Нидерланды) и др. Обобщением достижений в этой области явилась капитальная грамматика Я. Ваккернагеля (Швейцария), первый том к-рой вышел в 1896 (завершена А. Дебруннером и Л. Рену в 1957). Основы изучения ведийского (ведич.) яз. заложили Г. Грассман, К. Ф. Гельднер (Германия), А. Макдо-нелл (Великобритания) и др. Значит, внимание уделялось изучению трудоз др.-инд. языковедов. Вершиной санскр. лексикографии явились составленные Бётлингком и В. Р. фон Ротом т. наз. Петербургские санскритско-нем. словари— «полный» (1855—75) и «краткий» (1879—89).
Из ср.-инд. языков первым привлек внимание европейцев пали, основоположниками изучения к-рого явились К. Лассен и Э. Бюрнуф. Рус. грамматика пали (1872) И. П. Минаева была сразу же переведена на англ, и франц, языки. Р. Чайлдерс составил пали-англ. словарь (1875). Среди исследований пракритов выделяются работы Э. Б. Кауэлла (Великобритания), А. Ф. Р. Херн ле.
Г. Г. Якоби (Германия), Ж. Сенара (Франция). Первую сравнит, грамматику пракритов, опиравшуюся на труды инд. грамматиков, издал в 1900 Р. Пи-шель (Германия).
В 70-е гг. происходит качеств, поворот в иовоиид. яз-знании. Создаются сравнит. грамматики живых индоарийских языков, авторами к-рых были Р. Г. Бхандаркар (1877), один из основоположников инд. востоковедения, и работавшие в Индии Дж. Бимс (1872—79) и Хёрнле (1880). Тогда же появились обстоятельные, с широким привлечением сравнит, и ист. материала описания конкретных языков — синдхи (Э. Трумп, 1872) и хинди (С. X. Келлогг, 1875), а также словари, охватывающие разнородную, в т. ч. н диалектную, лексику и указывающие ее этимологию. Как отрасль индоарийского яз-знания развивается цы-гаиистика (А. Ф. Потт, Ф. Миклошич и др.). В кон. 19 в. начинается изучение дардских языков, сведения о к-рых раньше давались попутно в разного рода общих работах.
Еще в 1856 Р. Колдуэлл издал сравнит, грамматику дравидийских языков, впервые убедительно показав их генетич. обособленность от индоарийских. В тот же период появились грамматики и словари всех четырех лит. дравидийских языков, а также отд. бесписьменных (напр., малто).
Наступление 20 в. знаменовалось прогрессом во всех направлениях. Особенно характерно расширение и углубление интереса самих индийцев к нац. культурной традиции (в т. ч. лингвистической) и к родным языкам, на к-рых были созданы нормативные грамматики (маратхи— М. К. Дам ле, хинди — К. Гуру, гуджарати — К. П. Триведи и др.) и большие толковые словари.
Изучение др.-инд. яз. развивалось в плане все более глубокого исследования как конкретных явлений его строя, так и определ. этапов развития. Были созданы многочисл. монографии и широкие системные описания языков: труды Г. Гхоша (Индия), В. Пизани (Италия), Г. Ор-теля, П. Тиме (Германия), Рену (Франция), Т. Барроу (Великобритания), Я. Гонды, Ф. Б. Я. Кёйпера (Нидерланды) и др. Пристальное внимание уделялось предыстории индоарийских языков; исследовались как общие проблемы индоевропеистики, поставленные открытием древних индоевропейских языков Передней Азии (работы Э. Стертеванта, Пизани и др.), так и вопросы влияния на индоарийские языки неарийского субстрата в Индии (С. Леви, Ж. Пржилуски, Ж. Блок, Барроу, Кёйпер). Одной из итоговых работ является этимологии, словарь др.-инд. яз. М. Майрхофера (Австрия). В Пуне составляется капитальный словарь санскрита, основанный на ист. принципах (А. М. Гхатаге и др.).
В изучении пракритов, как и вообще истории индоарийских языков, серьезную роль сыграло исследование эпиграфических и ранних рукописных памятников (работы Блока, Э. Хульча, Дж. Брафа и др.). Были созданы описания «буддийского гибридного санскрита» (Ф. Эджертон, США) и пракрита из Ния. В 40-х гт. инд. учеными опубликованы обобщающие труды, поев, сравнит, грамматике и ист. синтаксису ср.-инд. языков !С. Сеи), языку пракрит, надписей М. Мехендале) и апабхранша (Г. Тага-ре). Продолжалось исследование пали '.Ж. Гайгер, Г. Людерс и др.); составляется «Critical Pali dictionary» (К. Р. Норман Ш ДР-)-
Издание в 1903—28 Дж. А. Грирсоном при участии С. Конова «Описания языков Индии», охватившего 179 языков и 544 диалекта, стимулировало, с одной стороны, дальнейшие полевые работы, а с другой — теоретич. осмысление доступных материалов. На новый качеств, уровень вышли фонетич. описания (Т. Г. Бейли, С. К. Чаттерджи, Дж. Р. Фере). Капитальные труды Блока (1920, Франция) и Чаттерджи (1926, Индия), поев, истории маратхи и бенгальского, открыли серию ист. описаний др. новоиндоарийских языков (Дх. Варма, Б. Саксена, У. Тивари, С. Джха и др.). Большой материал по дард. языкам собрал Г. Моргенстьерие (Норвегия). В 1934 появился общий очерк истории индоарийских языков Блока, а к 1966 был закончен «Сравнительный словарь индоарийских языков» Р. Л. Тёрнера (Великобритания).
В дравидологии 1-я четв. 20 в. отмечена созданием ряда грамматик бесписьм. языков (гонди, куи, курукх, брахун и др.) и продолжением грамматич. и лексикографии. работы по лит. языкам. С 40-х гг. полевые работы принимают регулярный характер (М. Б. Эмено, Барроу, С. Бхаттачарья и др.). Создаются важные обобщающие труды: «Грамматический строй дравидских языков» Блока (1946), «Этимологический словарь дравидских языков» Барроу и Эмено (2 изд., 1984). С 60-х гг. все более расширяются исследования в области ист. фонетики и морфологии (Эмено, Л. В. Рамасвами Айяр, Б. Кришнамурти, Г. Самбасава Рао, П. С. Субрахманьям, С. В. Шан-му гам и др.).
Из языков мунда наиболее активно изучался сантальский, грамматику и 5-томный словарь (1929—36) к-рого составил П. О. Боддииг. Полевая работа над др. языками и общие исследования их строя развернулись в осн. с 50-х гт. (Бхаттачарья, X. Ю. Пиннов, Н. Зайде и др.).
Внимание исследователей, особенно американских и индийских, привлекают проблемы социолингвистики (Дж. Гам-перц, Ч. А. Фергюсон, П. Б. Пандит, Л. Кхубчаидани и др.). Стала активно разрабатываться типологическая н ареальная проблематика (Эмено, Ф. Сау-суорс, К. Масика, X. Вермер и др.).
Для 2-й пол. 20 в. характерно быстрое развитие И. в СССР, социалистич. странах (Чехословакия, ГДР) и США, а главное — перемещение центра исследований в саму Юж. Азию, прежде всего в Индию. Вслед за Калькуттским ун-том, где еще в 20-х гг. сложилась сильная сравнит.-ист. школа (Чаттерджи, Сен и др.), в независимой Индии появились центры прикладной (Пуна) и дравидской (Аннамалайнагар) лингвистики, выпускающие ежегодно многотомную серию исследований, а также центр, ин-ты инд. языков (Майсур), хинди (Агра) и др.; функционирует Лингвистич. об-во Индии (Пуна). В изучение региональных языков значит, вклад вносят местные ун-ты. В плане подготовки к новому «Описанию языков Индии» публикуются диал. материалы.
Издаются языковедческие журналы: «Indian Linguistics» (Пуна, 1931—), «International Journal of Dravidian Linguistics» (Тривандрум, 1972—), «Bulletin of the Philological Society of Calcutta» (Калькутта, 1959—), «Bhasa» (Дели, 1961—) и др. В Пакистане образована Исследоват. группа по яз-знанию, выпускающая «Пакистанскую лингвистическую серию» (1962—).
В СССР продолжает развиваться санскритология. традиция, к-рая в дорево-люц. время была представлена наряду с Бётлингком такими учеными, как Р. X. Ленц. К. А. Коссович, Минаев, Ф. И. Щероатской, Д. Н. Кудрявский, Ф. И. Кнауэр, П. Г. Риттер. Исследованиями ведийского языка до 1940 занималась Р. О. Шор, а позднее — Э. А. Макаев и Т. Я. Елизаренкова. Разл. аспектам строя санскрита посвящены работы В. И. Кальянова, В. С. Воробьева-Деся-товского, Вяч. Вс. Иванова, В. Н. Топорова, А. А. Зализняка, Э. Г. Алексидзе, Т. И. Оранской и др. В. А. Кочергиной издан первый саискритско-рус. словарь (1978). Исследуются пали (Ёлизаренко-ва, Топоров, А. В. Парибок) и пракриты (В. В. Вертоградова). Но наибольший размах получило изучение иовоинд. языков, начатое вскоре после Окт. революции 1917 акад. А. П. Баранниковым и его старшими учениками (В. М. Бескровным, А. С. Зиминым, В. Е. Крас-нодембским, М. Н. Сотниковым) в Ленинграде и М. И. Клягиной-Кондратьевой в Москва. Вслед за подготовленными ими начальными пособиями по осн. языкам (хииди, урду, маратхи, бенгальскому) в 40—70-х гг. было выпущено более десяти словарей (среди них выделяется 2-томный хинди-рус. словарь под ред. Бескровного, 1972) и общие очерки всех лит. языков. Ведутся исследования совр. строя и истории хинди и урду (А. С. Бархударов, Бескровный, А. А. Давидова, 3. М. Дымшиц, Елизаренкова, Г. А. Зограф, Т. Е. Катенина, В. П. Ли-перовский, О. Г. Ульциферов, С. А. Черникова, В. А. Чернышев, А. Н. Шаматов и др.), бенгальского, ория и ассамского (Е. М. Быкова, В. Д. Бабакаев, Б. М. Карпушкии, И. А. Световидова, Л. М. Чевкина и др.), панджаби (Ю. А. Смирнов, А. Т. Аксенов, И. Д. Серебряков, Н. И. Толстая), синдхи (Р. П. Егорова), гуджарати (Л. В. Савельева), маратхи (Катенина, Б. И. Кузнецов и др.), непальского (Н. И. Королев), сингальского (А. А. Белькович, Б. М. Волхонский, В. В. Выхухолев, Н. Г. Крас-нодембская), цыганского (Т. В. Вентцель, Л. Н. Черенков), дардских (А. Л. Грюнберг, Б. А. Захарьин, Д. И. Эдельман и др.). Неизвестный ранее индоарийский язык парья открыл на терр. Тадж. ССР и описал И. М. Оранский. Предметом спец, анализа стали вопросы типологии индоарийских языков (Елизаренкова, Зограф) и лингвистич. география индоиран. ареала (Эдельман).
Тамильский язык исследовался А. М. Мервартом; особенно активно дравидийские языки стали изучаться благодаря работам М. С. Андронова, к-рый дал типологии, и сравнит.-цст. характеристику дравидийской семьи языков. Изданы словари н грамматич. очерки всех четырех лит. языков; обстоят, грамматика тамильского яз. (Андронов); исследования по грамматике телугу (Н. В. Гуров, С. Я. Дзенит, 3. Н. Петруничева), каннада и малаялам (М. А. Дашко). Четкой методикой анализа выделяются описание морфологич. структуры тамильского яз., выполненное С. Г. Рудиным, и его работы по фонетике дравидийских и индоарийских языков. Исследования языка протоинд. надписей (Ю. В. Кнорозов, М. Ф. Альбедиль, Гуров и др.) показали его соответствие дравид, строю. Строй языков мунда был исследован в работах Ю. К. Лекомцева.
ИНДОЛОГИЯ 191
Активно исследуются социолингви-стич. проблемы Юж. Азии, и в первую очередь Индии (А. М. Дьяков, Андронов, П. А. Баранников, Бескровный, Ю. В. Ганковский, Б. И. Клюев, Т. X. Халмурзаев, Зограф, Чернышев).
Осн. центрами изучения инд. языков в СССР являются: ИВАН СССР и ЛО ИВАН СССР, Ин-т востоковедения АН Груз. ССР; Московский, Ленинградский и Ташкентский ун-ты, Моск, ин-т меж д унар. отношений.
ф Бескровный В. М., Из истории изучения живых инд. языков в России в XIX в., «Вестник ЛГУ», 1957, № 8, в. 2; Кальянов В. И., Изучение санскрита в России, «Уч. зап. ЛГУ», 1962, № 304; Сов. яз-знание за 50 лет, М., 1967; Чижикова К. Л.» Библиография работ по бенгальскому яз-знанию, М., 1974; W indis с h Е., Geschichte der Sanskrit-Philologie und indischen Altertumskunde, T1 1—2. B., 1917—20; R e n о u L.. Les maitres de la philologie vedioue, P., 1928; Zograf G. A., Indian philology, в сб.: Fifty years of Soviet oriental studies, Moscow. 1967; CTL, v. 5. Linguistics in South Asia, The Hague — P., 1969.	Г. А. Зограф.
ИНДОНЕЗИЙСКИЕ ЯЗЫКИ —одна из традиционно выделявшихся (до 60-х гг. 20 в.) ветвей австронезийской семьи языков (см. Австронезийские языки). К И. я. относится ок. 350 языков, на к-рых говорят более 237 мли. чел. До 80-х гг. 19 в. (иногда и позднее) И. я. назывались малайскими языками. Понятие «малайские языки» возникло в 1-й пол. 19 в. как объединение языков Зондских о-вов, п-ова Малакка и о. Мадагаскар в противоположность полинезийским языкам. Позднее в число малайских (индонезийских) были включены австронезийские языки Молуккских о-вов, Тайваня, Индокитая, Филиппин и нек-рые др. Термин «И. я.» фактически употребляется для обозначения западных (неоке-аиийских) австронезийских языков. Гипотеза о единстве И. я. как генетич. группы ие доказана (вероятно, наиболее древние в австронезийской семье процессы деления проходили среди И. я.). Полной обоснованной классификации И. я. не существует. Выделялось много предположительных генетич. групп разл. таксономии. рангов: южносулавесийские языки, каили-памона языки, неск. групп т. наз. баритосских языков (распространены иа Калимантане, но в одну из этих групп, по-видимому, входит малагасийский язык), обширная малайско-яван. группа (внутри к-рой явно выделяется малайская подгруппа), амбонская, сама-баджау, цоуская группы, ряд групп и подгрупп филиппинских языков (единство филиппинских языков ие доказано). Среди традиционных ветвей австронезийской семьи И. я. наименее однородны по своей структуре.
Инвентарь сегментных фонем в И. я. включает всегда локальные ряды лабиальных, апикальных и велярных смычных. Ми. языки (в особенности на Б. Зондских о-вах) имеют еще четвертый, альвео-палатальный (или палатальный) ряд. В локальных рядах противопоставляются глухие взрывные, полузвонкие взрывные и носовые. Почти всюду представлены гортанный взрыв, плавные г и I, фрикативные s и Ь, фонемы типа w или v (очень редко в одном языке встречаются обе эти фонемы); обычно есть фонема j. Для языков нек-рых р-нов (в частности, Вост. Индонезии) характерен фрикативный f. В ряде языков, в част-
192 ИНДОНЕЗИЙСКИЕ
ности на о-вах Нуса-Тенгара, помимо обыкновенных взрывных имеются инспираторные (вдыхательные) взрывные. Вокализм небогат, особенно ограничен в языках Филиппин. Во всех языках представлены гласные а, iH и; обычно имеется гласный типа э или 1 (редко — оба гласных), гласные среднего подъема (е, о). Сочетания согласных в иек-рых И. я. (в частности, в филиппинских) весьма разнообразны по составу (но, как правило, ие длиннее двухэлементных); в ряде языков оии ограничены моделью «носовой + гоморганный взрывной», а в нек-рых отсутствуют полностью. Последовательности гласных возможны всюду; часто они разрываются нефонологич. глайдами. На консонантизм конца слова почти всюду наложены ограничения, к-рые в нек-рых языках доходят до полного запрета консонантного ауслаута. Ударение фонологичио в пределах слова только в части языков (в основном в филиппинских).
В грамматич. строе И. я. наблюдаются резкие различия. Особенно значительны они в морфологии глагола. В языках Филиппин, Тайваня, Мадагаскара, сев. областей Сулавеси и Калимантана представлен филиппинский тип глагольной морфологии, осн. черты к-рой следующие. Нет четкого деления глаголов иа переходные и непереходные. Глагол имеет аффикс, к-рый передает залоговое значение и одновременно выделяет («фокусирует») одни из членов ситуации (субъект действия, непосредств. объект действия, место, инструмент, заинтересованный объект и т. д.), выражаемый подлежащим. В итоге система залоговых форм несимметрична: одному активу противопоставляется неск. пассивов, напр. в тагальском яз. butnili ‘покупать’ — bilhin ‘быть тем, что покупают’, bilh&n ‘быть тем, у кого (где) покупают’, ibili ‘быть тем, на что (для кого) покупают*. Для Филиппин, типа морфологии характерны синтетич. модально-временные формы (каждая из приведенных тагальских залоговых форм, в свою очередь, входит в четырехчленную парадигму модально-временного характера).
В языках Б. Зоидскнх (за исключением сев. областей Сулавеси и части Калимантана) и близлежащих островов представлен малайский тип глагольной морфологии, строго различающий перех. и неперех. глаголы. В перех. глаголе отношение к объекту и залоговая характеристика выражаются независимо друг от друга, что приводит к пересечению соотв. парадигм. Напр., в бугийском яз. каждый из глаголов -йк*'> ‘писать (что?)’, -ukiri ‘писать (на чем?)’ и -ukirar) ‘писать (кому?)’ имеет и активную, и пассивную форму. В большинстве языков с малайской морфологией, в отличие от языков с Филиппин, морфологией, возможна постановка личиоместоименных морфем (иногда также полных личных местоимений и личных имен) перед основой глагола; возникающие сочетарчя обычно имеют характер пассива.
Глагольная морфология мн. И. я. не подводится под эти типы. В ряде языков внутр, р-нов Калимантана глагол не имеет показателей связи с объектом, ноакгиви пассив строго различаются. В языках Вост. Индонезии противопоставление актива и пассива обычно мало развито или отсутствует; важную роль играют приглагольные служебные местоименные морфемы.
В И. я. развита специфическая агглютинация: преобладание префиксов над
суффиксами, наличие многозначных аффиксов, наличие особых полифункцио-нальных формообразоват. аффиксов, к-рые могут выступать и как словообразовательные.
Для уточнения функций именных членов предложения в И. я. применяются: артиклеподобные служебные слова (свойственны в основном языкам Филиппин), согласование с приглагольными местоименными морфемами (в основном в языках р-на Сулавеси и восточнее), предлоги (наиболее развиты в Зап. Индонезии), порядок слов (повсеместно).
Для языков с филиппинским типом морфологии характерна постановка сказуемого в начале предложения. В других И. я. чаще встречается порядок ПС. Определение в И. я. обычно следует за определяемым, одиако в языках Вост. Индонезии притяжат. определения находятся в препозиции, а в части языков Филиппин и Тайваня качеств, определение может стоять как в постпозиции, так и в препозиции. Во многих И. я. имеются морфемные средства выражения атрибутивных связей. В части языков Вост. Индонезии (как и в океанийских языках) представлена категория неотторжимой/отторжимой принадлежности.
Сопоставит, и сравнит.-ист. исследование И. я. началось в 19 в. (В. фон Гумбольдт, X. ван дер Тюк, X. К. Керн и др.). Важный этап в изучении И. я. связан с именем Р. Брандштеттера (иач. 20 в.). Первой попыткой реконструирования праязыка отд. группы была работа Э. Штре-земана по амбонским языкам (1927). К 80-м гг. 20 в. подобные реконструкции осуществлены по ми. группам И. я. Проводятся исследования самого разл. плана как по отдельным И. я., так и по группам языков; материал И. я. нередко привлекается к решению общелингвистич. проблем. Однако многие И. я. остаются до сих пор не описанными.
• Аракин В. Д., Индонез. языки. М.. 1965; Brandstetter R., An introduction to Indonesian linguistics, being four essays, L., 1916; Go nd a J., Indonesian linguistics and general linguistics, «Lingua», 1950, v. 2, № 3; 1952, v. 3, № 1; см. также лнт. при ст. Австронезийские языки.
Ю. X. Сирк. ИНДОНЕЗИЙСКИЙ ЯЗЬ'1К (бахаса ин-донесиа) — один из австронезийских языков (малайско-полииезийская ветвь, западная подветвь). По традиционной классификации, И. я. относили к индонезийским языкам. Офиц. язык (с 1945) и язык межэтнич. общения Республики Индонезии, где им владеют в разной степени более 150 мли. чел., в т. ч. 20 млн. чел. используют в семейно-бытовом общении. Диалектов ие имеет.
И. я.— продолжение и развитие в Индонезии малайского языка, фонология., грамматич. строй и лексика к-рого составляют основу И. я. В освоенных заимствованиях И. я. ие соблюдаются иек-рые правила фонетич. структуры малайского двуслога: гласные [э], [е], [о] стали встречаться в конечном слоге, дифтонги [xij, [ди] — не только в конечном, ио и в иеконечном слоге; увеличилось число дет пустимых двухсогласных сочетаний (обычно включающих плавный или носовой) в начале и середине двуслога (нек-рые из них в исконных словах встречаются на границах морфем): встречаются даже трехсогласные сочетания. Большинстве корневых морфем двусложно. В И. я. вошло много новых заимствований из яван., сундан., нидерл., аигл., араб, языков и джакарт. диалекта; обогащена система словопроизводства (в частности —
санскрит, формантами), в лексике появилось много новых слов на базе старых корней, вырабатывается новая терминология. В грамматич. строе повысилась частотность предложений действит. залога, совершенствуется система выражения видовых и временных значений, возросло число предлогов и союзов, развились сложные синтаксич. конструкции. Лексич. и грамматич. нормы И. я. в основном сложились к кон. 60-х гг. 20 в., орфоэпии. нормы четко не определены, но в узусе переориентированы со старых малайских эталонов на джакарт. произношение, под влиянием к-рого произносятся: раскатистое апикальное [г] вместо [R] малайских диалектов, [э] под ударением (как в яван. заимствованиях), дифтонги lei], [эй] вместо [аП, [au] малайских диалектов (при нейтральных вариантах [xi], [о]}])-
И. я. формировался в процессе конвергенции письм.-лит. н просторечных форм малайского яз. при влиянии европ. языков через деловые жанры и публицистику. Назв. «И. я.», принятое на Конгрессе молодежи в 1928, постепенно вытеснило иазв. «малайский язык». Письменность (с иач. 20 в.) на основе лат. алфавита.
• Грамматика индонез. языка, М., 1972; Алиева Н. Ф., Индонезийский глагол. Категория переходности. М.. 1975; Индонезия. Справочник, М., 1983; Кондрат-кива Е. А., Индонезия. Языковая ситуация и языковая политика, М., 1986; Mees С. A., Tatabahasa Indonesia, Djakarta — Groningen, 1957; Slametmul-j a n a. Kajdan bahasa Indonesia, I — II, Djakarta, 1956—57; Alisjahbana Sutan Jakdir, Tatabahasa baru bahasa Indonesia, dj. 1—2, Djakarta, 1961; L о m-b a r d D., Introduction a 1'indonesien, P.,1976.
Индонез.-рус. словарь, M., 1961; Рус,-индонез. словарь, М., 1972; Poerwadar-m i n t a W. J. S., Kamus umum bahasa Indonesia, cet. 5, Jakarta, 1976: Labrous-se P., Dictionnaire general Indonesian fran-?ais, P., 1984; см. также лит. при ст. Малайский язык.	Н. Ф. Алиева.
ИНКЛЮЗИВ (франц, inclusif— включающий в себя, от лат. include — включаю, заключаю) — местоименная форма, выражающая включенность адресата речи в дейктическую сферу (см. Дейксис") местоимения 1-голицами. числа(иногда— дв. числа). И. образует субкатегориальное значение в составе категории лица. Буквальное значение И.— 'мы(я) с тобой/с вами’. В грамматич. системе И. существует только в оппозиции с эксклюзивом, ср. в тамильском яз.: 1-е л. мн. ч. инклюзивное пат— 1-е л. мн. ч. эксклюзивное yarn. Иногда различают огранич. И. (включающий только адресата) и общий И. (включающий также 3-е л.). Способы образования форм И. различны по языкам (возможны как аффиксация, так и супплетивизм). И. встречается в языках Центр, и Юго-Вост. Азии, Океании, Австралии, Америки, Африки. В нек-рых языках (иапр., нигеро-конголезских) есть системы сложных форм И., образованных путем комбинации простых местоименных элементов, напр. в бамилеке (банджун): простые формы И.— рэ ‘мы с вами’, ри ‘мы с тобой’(дуалис), сложные — рэ-е ‘мы с вами и с ним’, рэ-а-рй ‘мы с вами и сними’, рй-е ‘мы с тобой и с ним’, рй-а-рй 'мы с тобой и с ними’ (сложные формы в этих языках возможны, независимо от категории И., для всех лиц).
В языках, где иет морфологич. И., его значение выражается лексически (словосочетанием, напр. в рус. яз. «мы с вами» или «мы с тобой» в отличие от иеопредел. «мы»). Термин «инклюзивный» используется также в др. значении при опи-
Д 7 Лингвистич. энц. словарь
сании семантики падежей (ср. дат. инклюзивный п.) и времен (см. Перфект). • Forchheimer Р.. The category of person in language, B., 1953.
В. А. Виноградов. ИНКОРПОРАЦИЯ (поздиелат. incor-poratio — включение в свой состав, от лат. in — ви corpus — тело, единое целое) — способ синтаксической связи ком-понеитоа словосочетания (частичная И.) или всех членов предложения (полная И.), при к-ром компоненты соединяются в единое целое без формальных показателей у каждого из них. Кол-во и порядок этих компонентов с обособленными лексич. значениями каждый раз обусловлены содержанием высказывания, а отношения между ними соответствуют отношениям синтаксическим. Напр., в чукот. яз. И. выражаются отношения, соответствующие атрибутивным (га-цэран-тор-мэлгар-ма 'с двумя новыми ружьями’), обстоятельственным (мыт-винвы-эквэт-ыркын ‘тайно отправляемся’), объектным (мыт-ку-прэ-гынрит-ыр-кын ‘сети охраняем’), а также объектным, осложненным атрибутивными элементами (мыт-тур-купрэ-гынрит-ыркын ‘новые сети охраняем’). Такой инкорпоративный комплекс не сиодим ни к слову (отличается лексико-семантич. расчлененностью), ни к словосочетанию (морфологич. цельность). И. представлена в языках наряду с агглютинацией, причем агглютинация и И, тесно связаны между собой и взаимообусловлены .
• Стебницкий С. Н., Из истории падежных суффиксов в коряк, и чукот. языках, Л., 1941; Скорик П. Я.. О соотношении агглютинации и инкорпорации, в сб.: Морфологич. типология и проблема классификации языков. М.— Л., 1965; М е-щанинов И. И., Члены предложения и части речи. 2 изд., Л.. 1978. П.Я. Скорик. ИНКОРПбРЙРУЮЩИЕ ЯЗЫКЙ (полисинтетические языки) — см. Типологическая классификация языков.
ИНСТИТУТЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ, в системе АН СССР проблемы языкознания разрабатываются в специализированных языковедч. ин-тах (Ин-те яз-знания и Ин-те рус. языка), в ин-тах комплексной проблематики (Ин-те востоковедения, Ин-те славяноведения и балканистики), в комплексных ин-тах, входящих в состав Башкирского, Дагестанского, Казанского, Карельского филиалов АН СССР, а также Коми науч, центра Уральского отделения АН СССР и Якутского филиала Сибирского отделения АН СССР. Ин-ты, занимающиеся исследованием языка (или языка и лит-ры), имеются в академиях наук союзных республик (см. также Академия наук СССР. Отделение литературы и языка).
Институт языкознания АН СССР — научно-исследовательское учреждение по проблемам общего и прикладного языкознания, изучению языков народов СССР и зарубежных стран. Находится в Москве, имеет отделение в Ленинграде. Создай в 1950 иа базе Ин-та языка и мышления АН СССР и Ии-та рус. языка АН СССР. В постановлении Президиума АН СССР (1958) были определены оси. науч, задачи ин-та: изучение языков народов СССР (кроме славянских) в их совр. состоянии и истории, а также родственных им зарубежных языков; изучение романских и германских языков; разработка вопросов общего и прикладного яз-знаиия. Структура ин-та в последующие годы совершенствовалась и изменялась в соответствии с развитием исследований по теоретич. проблемам яз-знаиия, социальной и прикладной лингвистике, психолингви
стике и расширению круга исследуемых языков. С 1970 осн. направления науч, деятельности ин-та: общие вопросы теории, методологии яз-знаиия; методы лингвистич. исследования, разработка проблем социальной лингвистики и теории массовой коммуникации; языковая политика и нац. отношения на совр. этапе; процессы функционирования рус. яз. как средства межиац. общения; типологии., генетич. и ареальное изучение языков народов СССР и родственных им зарубежных языков; координация работы по изучению языков народов СССР, ведущейся в др. науч, учреждениях; вопросы становления языков в их лит. и пар.-разг, формах; изучение строя ром., герм., других индоевропейских, а также афр. языков и истории их развития; изучение процессов формирования языковых семей, раскрытие природы языковых общностей разных типов; вопросы лексикологии и лексикографии, алфавитов и орфографии нац. языков СССР; разработка проблем прикладной лингвистики.
В 70—80-х гг. активизировались исследования по проблемам: рус. яз. как средство межнац. и междунар. общения; развитие нац. языков народов СССР; развитие нац.-рус. и рус.-иац. двуязычия; развитие национальных языков и культур в нх взаимосвязи в условиях социалистич. общества и дальнейшего развития нац.-языковых отношений; психолингвистика — речевое воздействие и смысловое восприятие текстов в массовой коммуникации и пропаганде; психо-лингвистич. проблемы социального и личностного общения и его культурио-нац. специфика; семантика — категория языкового значения, ее гносеологии, и лингвистич. аспекты; специфика знаковых систем естеств. и искусств, языков; основы лингвистич. семантики, нац. специфика языка в семантич. структуре; разработка методологии лингвистич. исследований в аспекте изучения языковой семантики; языки мира — структурная и функциональная характеристика языков мира на всех языковых уровнях; проблема универе, категорий при описании языков мира; выявление специфич. особенностей разноструктурных языков, принципы их классификации; формализация языка в связи с потребностями науч.-технич. прогресса. Формальное описание естеств. языка, статистич., структурновероятностные и психометрич. методы исследования языка; информационно-лии-гвистич. обеспечение автоматизированных информационных систем и АСУ.
Выполнение науч, исследований обеспечивается организационной структурой ии-та, осн. подразделениями к-рого (в Москве) являются отделы, лаборатории и секторы, образованные: а) по проблемному принципу — лаборатория теорс-тич. яз-знания с группой логич. анализа языка; отдел прикладного яз-зиания с сектором вычислит, лингвистики, сектором психолингвистики и теории коммуникации и группой ономастич. исследований; лаборатория лингвистич. компаративистики; центр по нац.-языковым проблемам СССР; б) по принципу генетич. родства языков — отдел германистики и кельтологии с сектором герм, языков и группой «Языки мира»; нац.-языковые лаборатории: тюркских и монгольских языков, иранистики, романских, кавказских, фипно-угорских языков с сектором лингвистич. проблем финно-угорских народностей Крайнего Севера,
ИНСТИТУТЫ 193
а также афр. языков и языков Вост., Юго-Вост, и Юж. Азии. Исследования по отд. проблемам координируются проблемными группами по развитию лит. языков, лексикологии и лексикографии, лингвистич. теории перевода, по интерлингвистике, по этнолингвистике, по ло-гич. анализу языка. Для помощи школе и вузам создана спец, консультативно-ме-тодич. комиссия. Ленингр. отделение включает отдел теории грамматики и типология, исследований индоевроп. языков, отделы сравнит.-ист. изучения индоевроп. языков и ареальной лингвистики; алт. языков; палеоазиатских и самодийских языков, а также отдел словарей рус. языка (в иауч. отношении подчиненный Ии-ту рус. языка АН СССР).
Важнейшие труды: «Сравнит, грамматика герм, языков» (т. 1—4, 1962—66); «Языки народов СССР» (т. 1—5, 1966—68); «Основы финно'угор. яз-знания» (в. 1—3, 1974—76); «Рус. язык как средство межнац. общения» (1977, совм. с Ин-том рус. языка АН СССР); «Научно-технич. революция и функционирование языков мира» (1977); «Основы иран. яз-знания»(кн. 1 — 4, 1979—87); Исаев М. И., «Языковое строительство в СССР» (1979); Степанов Г. В., «Кпроблеме языкового варьирования» (1979); «Опыт совершенствования алфавитов и орфографий языков народов СССР» (1982); «Сравнит.-ист. грамматика тюрк, языков» (1984—88); «Роль человеческого фактора в языке» (1988); Севортяи Э. В., «Этимология, словарь тюрк, языков» (т. 1—3, 1974 — 80); Абаев В. И.. «Ист.-этимология, словарь осет. языка» (т. 1 — 4, 1958—89; Гос. пр. СССР, 1981).	Ю. С. Елисеев.
Институт русского языка АН СССР — научно-исследовательское учреждение по изучению русского языка и пропаганде научных знаний о ием. Находится в Москве, словарный отдел в Ленинграде. Основан в 1944. Ведущие направления научно-исследовательской работы: исследование процессов развития рус. яз. в связи с развитием общества, описание грамматич. строя рус. яз. в его совр. состоянии и истории, определение места и роли рус. яз. в совр. мире и в межиац. общении народов СССР, изучение вопросов культуры речи, разработка теории лексикологии и лексикографии, создание словаря языка В. И. Ленина, создание словарей рус. языка разных типов, исследование лит. языка и диалектов в их совр. состоянии и истории; создание машинного фонда рус. яз. как базы для интенсификации лингвистич. исследований.
Выполнение иауч. исследований обеспечивается организационной структурой ин-та, состоящего из 12 отделов; совр. рус. языка, культуры рус. речи, грамматики, стилистики и языка худож. лит-ры, словаря языка В. И. Ленина, изучения рус. яз. как средства межиац, общения народов СССР, этимологии и ономастики, истории рус. яз., ист. лексикологии и лексикографии, лингвистич. источниковедения и истории рус. лит. языка, диалектологии и лингвистич. географии, машинного фонда рус. яз. (включает лаборатории вычислит, лингвистики и экспериментальной фонетики) и орфографии, группы. Словарный отдел в адм. отношении подчинен Ин-ту яз-зиация АН СССР.
Важнейшие труды: «Грамматика рус. языка» (т. 1 — 2, I960); «Грамматика совр. рус. лит. языка» (1970); «Рус. грамматика» (т. 1 — 2, 1980; Гос. пр. СССР, 1982); циклы работ по рус. разг, речи, по культуре рус. речи, по языку худож. лит-ры, монографии по нет. грамматике рус. яэ., издания памятников письменности 11 — 17 вв. и др.; «Словарь рус. языка» С. И. Ожегова (1949, 20 изд.» 1988); «Словарь совр. рус. лит. языка» (т. 1 —
194 ИНСТИТУТЫ
17, 1950—56; Ленинская пр., 1970): «Словарь языка Пушкина» (т. 1—4, 1956—61); «Орфо-графич. словарь рус. языка» (1956, 25 изд., 1987); «Словарь рус. языка» (т. 1—4, 1957 — 1961, 2 изд., 1981—84); «Словарь рус. иар. говоров» (в. 1—23, 1965—87; изд. продолжается); «Этимология, словарь слав, языков» (в. 1—5, 1974—88: изд. продолжается); «Словарь рус. языка XI—XVII вв.» (в. 1 — 15, 1975—89; изд. продолжается); «Орфоэпия, словарь рус. языка» (1983, 2 изд., 1985); словарь-справочник «Новые слова и значения» (1984); «Словарь рус. языка XVIII в.» (в. 1 — 5, 1984—89; изд. продолжается).
А. М. Молдаван.
Институт востоковедения АН СССР — научно-исследовательское учреждение, изучающее историю, экономику, культуру, литературу и языки стран и народов Азии, Сев. Африки, а также Австралии и Океании; координирует востоковедч. работу в СССР. Обиован в 1930 в Ленинграде на базе Азиатского музея, Коллегии востоковедов, Ии-та буддийской культуры и Тюркология, кабинета, в 1950 включен Тихоокеанский ии-т АН СССР. С 1950 находится в Москве, имеет отделение в Ленинграде, где находится библиотека и рукописный фонд. Награжден орденом Трудового Красного Знамени (1980).
Ин-т— крупнейший центр вост, яз-зиа-ния, в к-ром ведутся исследования всех офиц. (а также ряда других) языков стран зарубежного Востока. Осуществляется описание совр. вост, языков, создаются грамматики, словари, изучается история вост, языков (включая сравнит.-ист. исследования), ведутся общелиигвистич. и типология., а также социолингвистич. исследования, разрабатываются вопросы машинного перевода.
Важнейшие труды: ряд серийных лингвистич. изданий, в т. ч. «Языки народов Азии и Африки» (1959—, монографии, описания отд. языков; вышло ок. 120 книг); «Языки Азии и Африки» (1976—, описание осн. языковых семей и групп региона; изд. продолжается); «Языки Азии и Африки» (т. 1—3, 1978—79); «Материалы сов.-Вьетнам, лингвистич. экспедиции» (науч, описание ранее не описанных языков Юго-Вост. Азии, 1986); «Большой япон.-рус. словарь» (под ред. Н. И. Конрада, т. 1 — 2, 1970; Гос. пр. СССР, 1972); «Большой кит.-рус. словарь» (под ред. И. М. Ошанина, т. 1—4, 1983—84; Гос. пр. СССР, 1986).
•	Солнцев В., Баэиянц А., Сов. востоковедение и АН СССР. [К 250-летию АН СССР], «Вестник АН СССР», 1974, № 5; Кононов А. Н., Лениигр. отделение ин-та востоковедения АН СССР (осн. направления деятельности), «Народы Азии и Африки», 1979, № 1; Ордена Трудового Красного Знамени Институт востоковедения, М., 1986.	В. М. Солнцев.
Институт славяноведения и балканистики АН СССР — научно-исследовательское учреждение, изучающее историю, литературу, языки и культуру зарубежных славянских народов, а также других народов Балкан и Центр. Европы. Находится в Москве. Создан в 1947 на базе сектора славяноведения Ин-та истории АН СССР, славяно-балт. сектора Ии-та рус. языка АН СССР и Славянской комиссии при Президиуме АН СССР. До 1968 — Ин-т славяноведения, в связи с расширением иауч. задач в 1968 переименован в Ин-т славяноведения и балканистики.
Ин-т — крупнейший центр слав, яз-знания, в к-ром изучаются языки зарубежных слав, народов в сравнит.-ист., сопоставительно-типологич., ареальном и лингвогеографич. аспектах. Исследуются лингвистич. проблемы этногенеза слав., балт. и балкан. народов; древние слав, письменности и история лит. языков; изучается лексика, фонологич. и грамматич. строй совр. слав. лит. языков и
диалектов и социолингвистич. аспекты их функционирования; история слав, яз-знания. Ин-т координирует работу науч, учреждений и вузов СССР по слав, яз-знанию, сотрудничает с зарубежными центрами славистики.
Важнейшие труды: серийные лингвистич. издания — «Славянское и балканское яз-знание» (1975—) и «Балто-славянские исследования» (1981 — ); Бернштейн С. Б.. «Очерк сравнит, грамматики слав, языков» (ч. 1—2, 1961—74); Иллич-Свитыч В. М.,«Опыт сравнения ностратич. языков» (т. 1—2, 1971—76); «Нац. возрождение и формирование слав. лит. языков» (1978); Дыбо В. А., «Слав, акцентология. Опыт реконструкции системы акцентных парадигм в праславянском» (1981); «Полесский этнолингвистич. сборник» (1983); Гам-крелпдэе Т. В.. Иванов В. В., «Индоевроп. язык и индоевропейцы. Реконструкция и ист.-тнпологич. анализ праязыка и протокуль-туры» (ч. 1—2, 1984; Ленинская пр., 1988); Толстой Н. И.. «История и структура слав, лит. языков» (1988); Топоров В. Н., «Прусский язык. Словарь» (т. 1—4, 1975—84; изд. продолжается).
ф Ин-т славяноведения и балканистики, 1947 —1977. Справочно-информационный обзор. М., 1977.	Л. Н. Смирнов.
Институты филиалов АН СССР. Ордена «Знак Почета» Ин-т истории, языка и лит-ры Башкирского филиала АН СССР (Уфа). Основан в 1932, Исследует грамматич. строй, словарный состав башк. лит. языка, его диалекты, связи с родств. тюрк, языками, а также с рус. яз.
Важнейшие труды: Баишев Т. Г.. «Башк. диалекты в их отношении к лит. языку» (1955); Гарипов Т. М., «Кипчакские языки Урало-Поволжья» (1979); «Грамматика совр. башк. лит. языка» (1981); «Рус.-башк. словарь» (1964); «Словарь башк. говоров» (т. 1 — 2, 1967 — 70; на башк. яэ.).
•	В научном поиске. К 50-летию Ин-та истории, языка и лит-ры Башк. филиала АН СССР, Уфа. 1982.
Ордена «Знак Почета» Ии-т истории, языка и лит-ры им. Г. Цадасы Дагестанского филиала АН СССР (Махачкала). Основан в 1924. Исследует лит. и бесписьменные языки Дагестана, их грамматич. строй и словарный состав, диал. состояние, ист. контакты с тюркскими и др. языками, иахско-даг. ист,-генетич. связи, взаимодействие дагестанских и русского языков.
Важнейшие труды: Жирков Л. И.. «Грамматика лезгин, языка» (1941); Абдуллаев С., «Грамматика даргин. языка» (1954); Михаилов Ш. И., «Очерки авар, диалектологии» (1959); Мейланова У. А.. «Очерки лезгин, диалектологии» (1964); Гасанова С.М., «Очерки даргин. диалектологии» (1971); «Сравнит.-ист. лексика даг. языков» (1971); Талибов Б. Б., «Сравнит, фонетика лезгин, языков» (1979); «Рус.-даргвн. словарь» (1950); «Рус.-лакский словарь» (1953); «Рус.-авар, словарь» (1955); «Лезгин.-рус. словарь» (1966); «Авар.-рус. словарь» (1967); «Кумыкско-рус. словарь» (1969) и др.
Ин-т языка, лит-ры и истории им. Г. Ибрагимова Казанского филиала АН СССР (Казань). Основан в 1939. В Ин-те исследуется грамматич. строй, словарный состав, история и диалектология тат. яз., его связи с др. языками Поволжья, взаимодействие с рус. яз.
Важнейшие труды: Заляй Л., «Тат. диалектология» (1947; на тат. яз.); «Совр. тат. лит. язык» (т. 1—2, 1969 — 71; на тат. яз.); Хакпмзянов Ф. С.. «Язык эпитафий волжских булгар» (1978); «Рус.-тат. слоаарь» (т. 1—4,1955—59); «Тат.-рус. слоаарь» (1966); «Толковый словарь тат. языка» (т. 1—3, 1977—81; на тат. яз.) и др.
Ин-т языка, лит-ры и истории К а-рельского филиала Ан СССР (Петрозаводск). Основан в 1931. Изучает проблемы развития и функционирования прибалтийско-фин. языков и диалектов — фин. лит. язык, диалекты карельского, вепсского, саамского языков, ин
германландские говоры фин. яз., а также общие проблемы финно-угор. яз-знания.
Важнейшие труды: Бубрих Д. В.. «Ист. фонетика фин.-суоми языка» (1948); его же, «Ист. морфология фин. языка» (1955); «Прибалтийско-фин. яз-знание» (в. 1—5, 1958—81); Керт Г. М., «Образцы саамской речн» (1961); Макаров Г. Н., «Образцы карел, речи. Калининские говоры» (1963); Зайцева М., Муллонен М., «Образцы вепсской речи» (1969); Макаров Г. Н.. Рягоев В. Д., «Образцы карел, речи. Говоры ливви-ковского диалекта карел, языка» (1969); Баранцев А. П., «Образцы люднковской речи» ([11. 1978); «Рус.-фин. словарь» (1963); «Фин.-рус. словарь» (1975).
Ии-т языка, лит-ры и истории Коми науч, центра Уральского отделения АН СССР (Сыктывкар). Основан в 1970. Исследует проблемы фиино-угор. яз-зиа-иия, грамматич. строй и лексич. состав коми языка, его диалекты, историю, контакты коми языка с родств. я ие-родств. языками, взаимодействие его с рус. яз. в сов. эпоху.
Важнейшие труды: Жилина Т. И., Баракса-ihob Г. Г.. «Присыктывкарский диалект и коми лит. язык» (1971); «Образцы коми-зырянской речи» (под ред. Сорвачевой В. А., Жилиной Т. И., 1971); «Совр. коми язык. Лексикология» (1985); «Комн-рус, словарь» (1961); «Сравнит, словарь коми-зырян, диалектов» (1961); «Рус.-коми словарь» (1966); Лыткин В. И., Гуляев Е. С.. «Краткий эти-мологич. словарь коми языка» (1970).
Ин-т языка, лит-ры и истории Якутского филиала Сибирского отделения АН СССР (Якутск). Основан в 1935. Разрабатывает вопросы фонетики, морфологии, синтаксиса, лексикологии, диалектологии и истории, совр. состояния якут, яз., его связей с русским п контактов с соседними языками. Проводит комплексные исследования языков народов Севера (эвенков, эвеиов, юкагиров). Ведет экспериментально-фонетич. изучение звукового строя и интонационной структуры языков народов Якутии. Занимается составлением словарей разных типов (толкового словаря якут, языка, орфографии., двуязычных и др.).
Важнейшие труды: Харитонов Л. Н., «Совр, якут, язык» (1947); «Грамматика совр. якут. лит. языка», ч. 1, Фонетика и морфология (1982); Слепцов П. А., «Якут, лит. язык» (ч. 1, 1986); «Рус.-якут, словарь» (1968); «Якут. рус. словарь» (1972); «Диалектологич. словарь якут, языка» (1976).
В рамках академий наук союзных республик лингвистич. проблематику разрабатывают специализированные и комплексные и.-и. ин-ты (по алфавиту республик):
Ин-т яз-знания им. Насими АН Азербайджанской ССР (Баку). Основан в 1945. Разрабатывает общие проблемы яз-зиания, проводит комплексное исследование азерб. яз., его диалектов, истории и совр. состояния, его места в кругу родств. тюрк, языков, взаимодействия с рус. и др. языками.
Важнейшие труды: Ширалиев М. Ш.» «Основы азерб. диалектологии» (2 изд., 1967; иа азерб. яз.); «Грамматика азерб. языка» (1971; на азерб. яз.); «Совр. азерб. язык» (т. 1—3, 1978—81; на азерб. яз.); Саадиев 1П. И., «Общеста. науки Сов. Азербайджана. Библиография, указатель». Сер. «Азерб. яз-знание» (1983; на рус. и азерб. яз.); «Толковый словарь азерб. языка» (т. 1—3, 1964 — 1983; на азерб. яз.); «Диалектологич. словарь азерб. языка» (1964; на азерб. яз.): «Рус.-азерб. словарь» (3 изд., т. 1—3, 1976—78).
Йн-т языка им. Р. Ачаряиа АН А р-мя некой ССР (Ереван). Основан в 1943. Изучает вопросы общего п арм. яз-знания, ист. развития и совр. состояния арм. языка, его место в семье индо-европ. языков, ист. контакты с языками Передней Азии, взаимодействие с рус. яз. в сов. эпоху.
13*
Важнейшие труды: Ачарян Р., «Полная грамматика арм. языка» (т. 1—6, 1953—71; на арм. яз.); его же, «Этимология, коренной словарь арм. языка» (т. 1—4, 2 изд., 1971— 1979; на арм. яз.); «Совр. арм. язык» (т. 1—3, 1974—79; на арм. яз.); Джаукян Г. Б., «Сравнит, грамматика арм. языка» (1982); «Сопоставит, анализ рус. и арм. языков» (т. 1—3, 1981—85; на арм. и рус. яз.); «Рус.«арм. словарь» (т. 1—4, 1954—58); «Толковый словарь совр. арм. языка» (т. 1 — 4, 1969—80; на арм. яз.).
Ин-т яз-знания нм. Я. Коласа АН Б е-л о р у с с к о й ССР (Минск). Основан в 1929. Изучает совр. состояние белорус, яз., его диалекты, историю, связи с рус., укр. и др. слав, языками, проблемы общего и прикладного яз-знания.
Важнейшие труды; «Курс совр. белорус, лит. языка» (ч. 1—3, 1957—61; на белорус, яз.); «Грамматика белорус, языка» (т. 1 — 2, 1962—66; иа белорус, яз.); «Диалектологич. атлас белорус, языка» (1963; Гос. пр. СССР, 1971); Бирилло Н. В., «Белорус, антропонимия» (ч. 1—3, 1966—82; на белорус, яз.); «История белорус, лит. языка» (т. 1—2, 1967—68; на белорус, яз.); Подлужиый А. И., «Фонология, система в белорус, лит. языке» (1969; на белорус, яз.); Мартынов В. В., «Универсальный семантич. код» (£ч. 1—3], 1977—84); «Белорус, грамматика» (ч. 1 — 2, 1985—86; на белорус, яз.); «Белорус.-рус. словарь» (1962); «Толковый словарь белорус, языка» (т. 1—5, 1977—84; на белорус, яз.); «Этимология, словарь белорус, языка» (т. 1—3, 1978—85; изд. продолжается); «Ист. словарь белорус, языка» (в. 1—6, 1982—86; на белорус, яз.; изд. продолжается); «Рус.-белорус. словарь» (т. 1—2, 1982).
Ии-т яз-зиания им. А. С. Чикобавы АН Грузинской ССР (Тбилиси). Основан в 1936. Исследует общие и прикладные проблемы яз-знаиия, ведет всестороннее изучение кавказских (иберийско-кавказских) языков. Важное место в исследованиях ин-та занимает изучение груз, языка и его диалектов в ист. развитии, вопросы совр. состояния груз. лит. языка, его взаимодействие с др. языками, составление словарей разл. типов.
Периодич. издания: «Иберийско-кавк. яз-знание» (1946; иа груз, и рус. языках), «Ежегодник иберийско-кавк. яз-знания» (1974—; на груз., рус. и англ. яз.).
Важнейшие труды: Чнкобава А. С., «Древнейшая структура именных основ в картвельских языках» (1942; на груз, яз.); Шарадэе-нидзе Т. С., «Теоретич. вопросы совр. яз-знания» (1972; на груз, яз.); Ломтатидзе К. В.. «Ист.-сравнит, анализ абх. л абазин, языков. 1. Фонология, система н фонетич. процессы» (1976; на груз, яз.); «Толковый словарь груз, языка» (т. 1—8, 1950—64; на груз, яз.); «Рус.-груз, словарь» (т. 1—3. 1956—59); «Орфография, словарь груз, языка» (1968); «Инверсионный словарь груз, языка» (1967), «Рус.-груз, словарь» (1983).
Абхазский ин-т языка лит-ры и истории им. Д. И. Гулиа АН Груз. ССР (Сухуми). Основан в 1930. Изучает абх. яз., проблемы его истории и диалектологии, его связи с др. языками Кавказа н с рус. яз., проблемы отраслевой терминологии и др.
Важнейшие труды: Бгажба X. С., «Бзыб-ский диалект абх. языка» (1964; на абх. яз.); «Грамматика абх. языка. Фонетика и морфология» (1968; на абх. яз.); Килба Э. К.» «Особенности речи батум. абхазов# (1983; на рус. и абх. языках).
Ин-т яз-знания АН Казахской ССР (Алма-Ата). Основан в 1961. Изучает общие проблемы яэ-знания, ист. развитие и совр. состояние казах, яз., вопросы лит. казах, яз. и его диалектов, его место в семье тюрк, языков, взаимодействие с рус. яз.
Важнейшие труды: «Грамматика казах, языка» (т. 1—2, 1967; на казах, яз.); Бала-каев М., Сыздыкоаа Р., Жаипеисов Е., «История казах, лит. языка» (1968; на казах, яз.); Хасанов Б. X., «Языки народов Казахстана и их взаимодействие» (1976; на казах.
яз.); «Толковый словарь казах, языка* (2 изд., т. 1—9, 1974—86; на казах, яз.); «Рус.-казах, словарь» (т. 1—2, 1978—81).
Ин-т языка и лит-ры АН Киргизской ССР (Фруизе). Основан в 1935. Изучает преим. проблемы ист. развития кирг. языка, его совр. грамматич. строй, памятники др.-тюрк, письменности.
Важнейшие труды: Джумагулов Ч., «Эпиграфика Киргизии» (в. 1 — 2, 1963—82); «Грамматика кирг. лит. языка» (я. 1, 1980; на кирг. яз.); Конкобаев К., «Топонимия Юж. Киргизии» (1980); «Орхоно-енисейские тексты (хрестоматия)» (1982; на кирг. и рус. яз.); «Толковый словарь кирг. языка» (т. 1 1984; на кирг. яз.).	'
Ин-т языка и лит-ры им. А. Упита АН Латвийской ССР (Рига). Основан в 1946. Изучает историю и совр. состояние латыш, яз. и его диалектов, положение латыш, яз. в кругу балт. и иидоевроп. языков, его взаимодействие с рус. яз. в совр. эпоху, а также вопросы прикладного яз-зиания.
Важнейшие труды: Эндэелин Я.» «Грамматика латыш, языка» (1951; Ленинская пр., 1958); его же, «Топонимия, названия Латв. ССР» (ч. 1, т. 1—2, 1956—61; на латыш, яз.); его же, «Избр. труды» (т. 1—4, 1971 — 1982; на латыш., рус. и нем. языках); «Грамматика совр. латыш, лит. языка» (т. 1—2, 1959—62; на латыш, яз.); «Вопросыразработки иауч.-технич. терминологии» (1973); «Балт. языки в настоящем и прошлом» (1985; на латыш., литов., рус. н нем. языках); «Терми-нологич. словарь» (т. 1 — 14, 1958—81; на латыш, яз.); «Частотный слоаарь латыш, языка» (т. 1—4, 1966—76); «Словарь латыш, лит. языка» (а 8 тт., т. 1 — 5, 1972—84; на латыш, яз.).
Ии-т литов, языка и лит-ры АН Л и-т о в с к о й ССР (Вильнюс). Основан в 1952. Изучает проблемы общего и балт. яз-знания, литов, яз, в его ист. развитии и совр. состоянии, место и роль литов, яз. в нндоевроп. яз-знании, взаимодействие его с языками Прибалтики, с рус. яз. и др. слав, языками.
Важнейшие труды: «Вопросы литов, яз-знания» (т. 1—24, 1957—85; на литов, яз.); «Культура речи» (в. 1—51, 1961—86; на литов. яз.); «Грамматика литов, языка» (т. 1 — 3, 1965—76; на литов, яз.); «Атлас литов, языка», т. 1— Лексика, т. 2 — Фонетика (1977 — 1982; на литов, яз.); «Грамматика литов, языка» (1985); «Словарь литов, языка» (а 18 тт., т. 1 — 13, 1948—84; на литов, яз.); «Словарь совр. литов, языка» (2 изд., 1972; на литов, яз.).
Ин-т языка и лит-ры АН Молдавской ССР (Кишинев). Основан в 1958. Изучает вопросы молд. языка, проблемы общего и ром. яз-знания, вост.-ром.-слав, языковые контакты, рус.-молд. языковое взаимодействие в сов. эпоху.
Важнейшие труды: «Восточнослааяно-молд. языковые взаимоотношения» (1961—67; на рус. и молд. языках); Корлэтяну Н.Г., «Исследование лексич. системы молд. языка. 1870—1890 гг.» (1964; на молд. яз.); «Молд. лингвистич. атлас» (т. 1—2, 1968 — 72; на молд. яз.); «Социально-ист. обусловленность развития молд. иац. языка» (1983; на рус. и молд. языках); Ильяшеико Т. П.. «Формирование ром. лит. языков. Молд. язык» (1983); Борш А. П., «Рус.-молд. словарь» (1976); «Толковый словарь молд. языка» (в. 1—2, 1977—85; иа молд. яз.); «Краткий этимология, словарь молд. языка» (1978; на молд. яз.).
Ин-т языка и лит-ры им. Рудаки АН Таджикской ССР (Душанбе). Основан в 1951. Изучает проблемы совр. тадж. яз., его историю, диал. членение, вопросы двуязычия, а также памирские языки и общие вопросы иран. языкознания.
Важнейшие труды: «Грамматика тадж. языка. Фонетика и морфология» (1956; иа тадж. яз.); «Грамматика тадж. языка. Синтаксис»
ИНСТИТУТЫ 195
(1963; на тадж. яз.); «Южные говоры тадж. языка» (т. 1—5, 1973—84; иа тадж. яз.); Асимова Б., «Языкоаое строительство в Таджикистане» (1982); «Грамматика совр. тадж. лит. языка» (т. 1—2. 1985—87; на тадж. яз.); «Рус.-тадж. словарь» (1949, 1985); «Тадж.-рус. словарь» (1954); Фазылов М., «Фразеология, словарь совр. тадж. языка» (т. 1-2, 1963-64).
Ии-т языка и лит-ры им. Махтумкули АН Туркменской ССР (Ашхабад). Осиоваи в 1936. Изучает проблемы турки, яз., его историю и совр. состояние, диал. членение, вопросы тюрк, яз-зна-ния, взаимодействие туркменского с русским и др. языками.
Важнейшие труды: Чарыяров Б., «Времена глагола в тюрк, языках юго-зап. группы» (1969; на туркм. яз.); «Грамматика турки, языка» (ч. 1, 1970; на рус. яз.; ч. 2, 1977: на туркм. яз.); Тачмурадов Т.. «Развитие и нормализация туркм. лит. языка в сов. эпоху» (1984; на туркм. яз.); «Словарь туркм. языка» (1962; на туркм. яз.); «Туркм.-рус. словарь» (1968).
Ии-т языка и лит-ры им. А. С. Пушкина АН Узбекской ССР (Ташкент). Основан в 1934. Изучает вопросы общего и тюрк, яз-зиания, узб. яз., его историю, диал. членение и совр. лит. язык, взаимодействие с рус. яз. в сов. эпоху.
Важнейшие труды: «Грамматика узб. языка» (т. 1—2, 1975—76: иа узб. яз.); «Узб. говоры Ташкентской области» (1976; на узб. яз.); «Вопросы истории узб. языка» (1977; на узб. яз.); «Проблемы изучения рус. языка в Узбекистане» (1982); «Толковый словарь узб. языка» (т. 1—2, 1981).
Ин-т истории, языка и лит-ры им. Н. Давкараева Каракалпакского филиала АН Узб. ССР (Нукус). Основан в 1959. Изучает проблемы кара-калп. языка, его совр. состояния, ист. развития, диалектологии, связей кара-калп. яз. с другими тюрк, языками.
Важнейшие труды: Насыров Д. С., «Становление каракалп. общенар. разг, языка и его диалектная система» (1976; на каракалп. яз.): «Толкоаый словарь каракалп. языка» (в 4 тт., т. 1 — 2, 1982 — 84; иа каракалп. яз.).
Ордена Трудового Красного Знамени Ин-т языковедения им. А. А. Потебни АН Украинской ССР (Киев). Основан в 1921. Изучает проблемы общего и прикладного яз-зиания, слав., герм., ром., балт. яз-зиания, закономерности ист. развития и совр. состояния укр. яз., взаимодействие его с русским н др. языками.
Важнейшие труды: «Совр. укр. лит. язык» (т. 1—5, 1969—73; на укр. яз.); Булахов-ский Л. А.. «Избр. труды» (т. 1—5, 1975— 1983; иа укр. и рус. яз.); «Рус. язык — язык межнац. общения и единения народов СССР» (1976): «История укр. языка» ((ки. 1—4], 1978—83; на укр. яз.): «Укр.-рус. словарь» (т. 1—6, 1953—63); «Словарь укр. языка» (т. 1-11, 1970-80; Гос. пр. СССР, 1983); «Рус.-укр. словарь» (2 изд., т. 1—3, 1980—81); «Этимологич. словарь укр. языка» (в 7 тт., т. 1 — 2. 1983—85; на укр. яз.).
Ин-т языка и лит-ры АН Эстонской ССР (Таллинн). Основан в 1947. Изучает эст. язык и другие финно-угор. языки, их историю и совр. состояние, развивает методы применения ЭВМ в лингвистике, ведет сопоставит, исследования эст. и рус. языков.
Важнейшие труды: «Эст. диалекты» (т. 1—3, 1961 — 70; на эст. яз.); Лаанест А., «Введение в прибалтийско-фин. языки» (1975; на эст. яз.; 1982; на нем. яз.); Вийтсо Т.-P., «Вопросы фонологии прибалтийско-фин. языков» (1981; на эст. яз.); Эрелт Т.. «Эст. терминология» (1982; на эст. яз.); сер. «Estonian papers in phonetics» (1972—; иа англ, яз.); сер. «Ars grammatica» (1981—; на зет. яэ.); сер. «Comparativa» (1982—); «Ортологич. словарь» (1976, 4 изд. 1984; на эст. яз.); «Краткий диалектный словарь»
196 ИНТЕРЛИНГВИСТ
(т. 1—2, 1982—85; на эст. яэ.); «Словарь эст. лит. языка» (в 6 тт., т. 1, в. 1, 1985).
В. П. Нерознак. ИНТЕРЛИНГВЙСТИКА — раздел языкознания, изучающий международные языки как средство межъязыкового общения. Оси. внимание обращается на процессы создания и функционирования междунар. искусственных языков, к-рые исследуются в связи с вопросами многоязычия, взаимовлияния языков, образования интернационализмов и т. п.
Выделение объекта и внутр, структура И. определились в процессе ее длит, развития. И. сформировалась на базе теории лингво пр оектиро-в а и и я, заложенной раоотами Р. Декарта (1629) и развитой Г. В. Лейбницем и др. Осн. направлением лиигвопроекти-рования 17—19 вв. было логическое, опиравшееся на рационалистич. философию с характерной для нее критикой естеств. языка. В рамках этого направления разрабатывались т. наз. фи-лос. языки, предназначавшиеся для замены естеств. языков как якобы недостаточно совершенных орудий мышления. Наиболее известны проекты филос. языков Дж. Дальгарно (1661), Дж. Уилкинса (1668), Ж. Делормеля (1795), муз. язык сольресоль Ж. Сюдра (1817—66) и др. Логич. направлению противостояло эмпирическое, предлагавшее упрощение естеств. языка как коммуникативной системы без попытки реформирования его как средства мышления: упрощенная латынь Ф. Лаббе (ок. 1650); всеславянский язык Ю. Крижанича (1659—66); упрощенный франц, язык И. Шипфера (1839) и др. Большинство проектов 17—19 вв. предполагало создание априорных языков (лишенных материального сходства с естественными), попытки проектирования апостериорных искусств, языков (по образцу естественных) были редки и непоследовательны. И логич., и эмпирич. направления разрабатывали системы либо звукописьм. языка (п а з и л а л и и), либо только письм. языка (пазиграфии); среди последних наибольшую известность получила пазиграфия Ж. Мемье (1797). Хотя с сер. 18 в. логич. направление подвергалось критике (П. Л. М. де Мопер-тюи, И. Д. Михаэлис), еще в 1856—58 оно поддерживалось Интернац. лингвистич. об-вом — первой орг-цией лингвистов, занявшейся проблемой универсального, т. е. междунар. искусств, языка. Со 2-й пол. 19 в. лингвопроектирование начинает ориентироваться на создание искусств, языков, к-рые были бы одновременно коммуникативно совершенными, апостериорными и пазилалиями. Вместе с тем определяется роль такого языка как вспомогат. средства общения по сравнению с нац. языками.
С появлением в 1879 междунар. искусств. языка волапюк, впервые реализовавшегося в общении, начинается этап социального использования искусств, языков. Возникает движение за междунар. язык, первоначально группировавшееся вокруг волапюка, а затем эсперанто (1887). Переход от теоретич. конструирования искусств, языков к прак-тич. проверке их в условиях общения создал необходимые предпосылки для формирования И. в собств. смысле слова, к-рая ие ограничивается теорией лингво-проектирования, а включает также теорию функционирования социально реализованных языковых систем (к-рые стали называться плановыми языками). Новая область яз-знания первоначально называлась кос-
моглоттикой, а в 1911 Ж. Мейсманс предложил термин «И.». После 1879 проблемы междунар. искусств, языка широко обсуждаются лингвистами разных стран. Вызывала споры сама идея о возможности создания и использования планового языка. В положительном решении этого вопроса большую роль сыграли теоретич. выступления Г. Шухардта (в полемике с Г. Мейером) и И. А. Бодуэна де Куртеиэ (в полемике с К. Бругманом и А. Лескииом), к-рые показали несостоятельность критики планового языка с позиций лингвистич. натурализма, приравнивавшего язык к «организму», «природному дару» и поэтому отвергавшего возможность его искусств, создания.
К иач. 20-х гг. 20 в. А. Мейе констатировал, что полемика о возможности существования планового языка снята самим фактом относительно широкого коммуникативного использования эсперанто. На этом основании он включил в свой обзор языков Европы как естественные (этнические), так н плановые языки. Преимуществ. внимание исследователей привлекает проблема определения роли плановых языков в межъязыковом общении. Иитерлиигвистич. проблематика поднималась на 2-м и 6-м Междунар. лингвистич. конгрессах (1931 и 1948), где в пользу планового языка как оптимального способа преодоления многоязычия высказывались О. Есперсен, Э. Сепир, Мейе, М. Дж. Бартоли, К. К. Уленбек, Ш. Балли, А. Фрей, Б. Мильориии, Ж. Ванд-риес, А. Дебруннер, В. Георгиев, противоположной точки зрения придерживались А. Доза, Р. Дж. Келлог, Б. Спек-ман, предлагавшие в качестве международных использовать только иац. языки. Важный вклад в решение принципиальных вопросов И. внесен сов. языковедами (Е. А. Бокарев, В. П. Григорьев, Э. К. Дрезен, Э. П. Свадост, В. Ф. Спи-ридович, Н. В. Юшмаиов), сосредоточившими свои усилия иа решении насущных проблем междунар. вспомогат. языка и четко отграничившими этот круг вопросов от проблем дальнего нптерлингви-стич. прогнозирования (единый язык человечества). Плановые языки (гл. обр. эсперанто) изучаются сов. И. в конкретных формах нх совр. использования (Бокарев, М. И. Исаев и др.).
Наряду с общими вопросами статуса плановых языков, И. разрабатывает их историю и науч, систематику (Л. Кутюра, Дрезеи, А. Д. Дуличенко) и принципы структурной организации (Есперсен, Юшманов, Г. Варииьен). Вопросы фонологии планового языка рассматривались Н. С. Трубецким, вопросы семантики — Сепиром, лексич. состава — А. Мартиие. Важное значение имеет установленный Реие де Соссюром факт возникновения в социально используемом плановом языке (эсперанто) закономерностей, ие постулированных в первонач. проекте этого языка. Тем самым плановый язык предстает как саморегулирующаяся система, способная и к развитию, и к поддержанию стабильности. Эти вопросы служили предметом спец, рассмотрения на 14-м Междунар. лингвистич. конгрессе (1987).
Практич. использование плановых языков показало, что из всех предлагавшихся систем коммуникативную пригодность имеют лишь языки апостериорного типа, строящиеся по модели естеств. языков и комплектующие свой словарь из числа интернационализмов. Две интерлиигви-стич. школы, одинаково стоящие на принципах апостериоризма, различаются характером применения этих принципов.
Автономистская (или схема-тич.) школа исходит из необходимости упорядочения материала, к-рый кладется в основу планового языка; заимствуя из естеств. языков лексич. и грамматич. элементы, плановые языки этого типа подчиняют их собств. структурным законам, не имеющим исключений. Сторонники натуралистич. школы считают необходимым использовать заимствованные лексич. и грамматич. элементы в той форме, в к-рой они существуют в естеств. языках; этим достигается лучшая опознаваемость слов интернац. корнеслова, ио затрудняется их активное усвоение из-за большого числа отклоняющихся 11 неправильных форм. Эсперанто (как и меиее распространенный его реформированный вариант идо, созданный в 1907) отвечает принципам автономистской школы. В рамках натуралистич. школы были разработаны языки окциденталь (1922) и интерлингва (1951), не нашедшие широкого распространения.
Хотя объектом интерлиигвистич. исследований являются преим. плановые языки, И. проявляет постоянный интерес к вопросам сознат. воздействия человека на язык, т. е. к языковому планированию и языковой политике, а также к вопросам междунар. стандартизации иауч. и техиич. номенклатуры.
• Междунар. языки наука, пер. с нем., Од., 1910; Д р е з е н Э. К., За всеобщим языком, М,—Л., 1928; его же, Основы яз-знания, теории и истории междунар. языка, 3 изд., М., 1932; Ахманова О. С., Бокарев Е. А., Междунар. вспомогат. язык как лингвистич. проблема, ВЯ, 1956, №6; Григорьев В. П., И. А. Бодуэн де Куртенэ и интерлингвистика, в кн.; И. А. Бодуэн де Куртенэ (К 30-летию со дия смерти), М., 1960; его ж е, О нек-рых вопросах интерлингвистики, ВЯ, 1966, № 1; Свадост-Истомин Э. П., Как возникнет всеобщий язык?, М., 1968; Проблемы интерлингвистики, М., 1976; Дуличенко А. Д., Сов. интерлингвистика (аннотированная библиография за 1946—1982 гг.), Тарту, 1983; Кузнецов С. Н., Направления совр. интерлингвистики, М., 1984; его же, Теоретич. основы интерлингвистики, М., 1987 (лит.); Shen ton Н., S а р i г Е.. Jes-р е г s е п О.. International communication, L., 1931; J а с о b Н.. A planned auxiliary language. L., 1947; Monnerot -D u m a i n e M.. Precis d’interlinguistique gen£raie et spe-ciale. P., I960; T a u 1 i V., Introduction to atheory of language planning, Uppsala, 1968; Ronai P.. Der Kampf gegen Babel oder das Abenteuer der Universalsprachen, Munch., 1969; Bausani A., Le lingue. inventate. Roma. 1974; Plansprachen. Beitrage zur Interlinguistik, hrsg. von R. Haupenthal, Darmstadt, 1976; Interlinguistica Tartuensis (серия сборников), Tartu, c 1982; Blanke D., Internationale Plansprachen. B., 1985.
С. H. Кузнецов. ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ Ы — слова, совпадающие по своей внешней форме (с учетом закономерных соответствий звуков и графических единиц в конкретных языках), с полно или частично совпадающим смыслом, выражающие понятия междунар. характера из области науки и техники, политики, культуры, искусства и функционирующие в разных, прежде всего неродственных (не меиее чем в трех) языках.
И., как правило, распространены в границах крупных ареалов: европ.-американского, ближне- и средневосточного, вост.-азиатского, юж.-азиатского и сравнительно нового ареала языков народов СССР (в формировании к-рого организующая роль принадлежит рус. яз.).
Наиболее изучены И.-«европеизмы», основу фонда к-рых составляют слова т. наз. классич. языков — греческого и латинского (ср. «форум», «деспот», «класс» и т. д.), однако немало подоб-
ных слов вошло в междунар. обиход из совр. языков; морские термины — из нидерл. яз., музыкальные — из итал. яз., спортивные — из англ, яз.; новейшие И. вошли во мн. языки мира из рус, яз. («ленинизм», «совет», «спутник» и т. д.). Развитие фонда И. в 20 в. идет под знаком количеств, роста и расширения сферы распространения, что связано с усилением интернационализации со-циально-экономич. процессов, науч.-технич. прогрессом, ростом междунар. науч, и культурного обмена. Удельный вес И. в ряде языков достаточно велик (иапр., в активном словаре рус., англ., нем., франц, языков их более 10%). • Виноградов В. В., Великий рус. язык, М., 1945; его же, Осн. вопросы изучения совр. слав. лит. языков, «Вестник МГУ». Сер. обществ, наук, 1949, №7; Бе л ь-чнков Ю, А., Интернац. терминология в рус. языке, М., 1959; Дешериев Ю. Д., Закономерности развития и взаимодействия языков в сов. обществе, М., 1966; Акуленко В. В., Вопросы интернационализации словарного состава языка, Хар., 1972; Интернац. элементы в лексике н терминологии, Хар., 1980; Протченко И. Ф., Лексика и словообразование рус. языка сов. впохи. Социолингвистич. аспект, 2 изд., М., 1985; М е i 1-1 е t A., Les lanques dans 1'Europe nouvelle, P., 1918, 2 ed., P., 1928; Wister E., Internationale Sprachnormung in der Technik, besonders in der Elektrotechnik, 3 Aufl., Bonn, 1970; Tchekhoff CL, Les formations savantes greco-latines en frangais, anglais, italien, espagnol, allemand et russe. Norme et deviations recents, «La linguistique», 1971, v. 7, fasc. 2; J i г a c e k J., Adjektiva s internacionalnimi sufixalnimi morfy v sou-casne rustine v porovnini s cestinou. Brno, 1984.	Ю. А. Бельчиков.
«ИНТЕРПРЕТЙРУЮЩАЯ ЛИНГВЙСТИКА» (интерпретационизм, интерпретирующий подход, интерпретивизм) — 1) в узком смысле называется также «интерпретирующей семантикой»—одно из направлений в теории порождающих грамматик. И. л. в противоположность порождающей семантике утверждает, что весь спектр возможных значений конкретного предложения, порожденного синтаксич. правилами грамматики, возникает только в результате действия «правил семантической интерпретации» (работы Н. Хомского, Р. Джэкендоффа и др.); 2) в широком смысле — направление в зарубежном теоретическом языкознании, возникшее в сер. 60-х гг. как реакция иа бихевиоризм (см. Бихевиоризм в языкознании) и получившее распространение к сер. 70-х гг. 20 в. под влиянием семиотики, теории интерпретации в лит-ведеиии, «интерпретирующей семантики» и др. В И. л. значение и смысл языковых выражений рассматриваются как результат интерпретирующей деятельности человека, обладающего конкретным багажом знаний, презумпций и предпочтений в выборе «стратегий интерпретирования», а также обладающего «внутренним миром», к-рый в большей или меньшей степени определяет интерпретации и определяется ими. И. л. обладает двойной направленностью: а) объясняет факты речи и языка через понятие интерпретации, б) выявляет механизмы интерпретации при понимании и общении. Отправное теоретич. положение И. л. о том, что значения знаков не образуют особого «царства идей», а существуют только как отражения знаков в мозгу человека, дает положит, результаты при описании процессов восприятия речи. Однако в И. л. нет устоявшихся определений таких терминов, как «интерпретация» и «понимание»; разработка этих определений входит в программу исследования в рамках И. л.
В качестве эвристич. принципов подход И. л. используется в вычислит, лингвистике при разработке систем переработки текстов на естеств. языке.
• Демьянков В. 3., Основы теории интерпретации и ее приложения в вычислит, лингвистике, М., 1985 (лит.).
-	В. 3. Демьянков.
ИНТЕРФЕРЕНЦИЯ (от лат. inter — между собой, взаимно и ferio — касаюсь, ударяю) — взаимодействие языковых систем в условиях двуязычия (см. Многоязычие'), складывающегося либо при контактах языковых, либо при индивидуальном освоении неродного языка; выражается в отклонениях от нормы и системы второго языка под влиянием родного.
И. проявляется как иноязычный акцент в речи человека, владеющего двумя языками; он может быть стабильным (как характеристика речи коллектива) и преходящим (как особенность чьего-либо идиолекта). И. способна охватывать все уровни языка, но особенно заметна в фонетике (акцент в узком смысле слова). Гл. источник И.— расхождения в системах взаимодействующих языков: разл. фонемный состав, разл. правила позиционной реализации фонем, их сочетаемости, разл. интонация, разл. соотношение дифференциальных и интегральных признаков (см. Фонема, Фонология), разл. состав грамматич. категорий и/или разл. способы их выражения и т. п. Явление И. по своему механизму напоминает осн. диахронич. изменения в фонологии (см. Фонологиза-ция). Отношения между смешиваемыми звуками (субститутами) взаимодействующих языков при И. называют диафониче-скими, а сами звуки родиого языка, подменяющие звуки второго,— диафонами (термин предложен для др. целей Д. Джоунзом и переосмыслен Э. И. Хаугеном); аналогичные явления возможны и в грамматике, и в лексике, в связи с чем можно говорить также об отношениях диаморфии и диасемии (диалексии). Термин «И.» используется также для обозначения ее результата. И., происходившая в прошлом, может оставлять следы в системе языка в виде субстрата и суперстрата (остаточная И.).
• Вайнрайх У., Языковые контакты, пер. с англ., К., 1979. В. А. Виноградов. ИНТЕРФЙКС (от лат. inter — между и fixus — укрепленный) — см. Аффикс. ИНТОНАЦИЯ (ср.-лат. intonatio, от intono — громко произношу) — единство взаимосвязанных компонентов: мелодики, интенсивности, длительности, темпа речи и тембра произнесения. Нек-рые исследователи включают в состав компонентов И. паузы. Вместе с ударением И. образует просодич. систему языка (см. Просодия). И. является важным средством формирования высказывания и выявления его смысла.
В высказывании И. выполняет след, функции: различает коммуникативные типы высказывания — побуждение, вопрос, восклицание, повествование, импликацию (подразумевание); различает части высказывания соответственно их смысловой важности, выделенности; оформляет высказывание в единое целое, одновременно расчленяя его на ритмич. группы и синтагмы; выражает конкретные эмоции; вскрывает подтекст высказывания; характеризует говорящего и ситуацию оощения. Две первые функции
ИНТОНАЦИЯ 197
относят И. к системе языка, остальные связаны с речевой сферой.
Особую роль играет И. в рамках целого текста: различным образом окрашивает тексты разных стилей и жанров, расчленяет текст на смысловые кускн, осуществляя вместе с тем межфразовую связь, является активным фактором эмо-ционально-эстетич. воздействия на слушателя. В худож. тексте И. выполняет изобразит, функцию, рисуя нек-рые элементы действительности: быстрое и медленное движение, больших и маленьких персонажей, эмоциональное состояние персонажей, силы добра и зла в сказках и т. п.
С т. зр. акустики И.— взаимосвязанные изменения частоты осн. тона и интенсивности, развертывающиеся во времени. Для лингвиста важны не абсолютные, а относит, значения акустич. параметров И. Акустич. параметры воспринимаются как модификации мелодич. движения (выше/ниже, плавно/резко), мелодич. диапазона (шире/уже), громкости (слабее/сильнее), темпа речи (быстрее/ медленнее). Регулярности воспроизведения этих модификаций создают ритм речи. Единица И.— интонема (в иной терминологии — «фонема тона», «интонационная конструкция») — совокупность интонационных признаков (параметров), достаточных для дифференциации значения высказывания или его части и передающих коммуникативный тип высказывания, смысловую важность синтагм, членение на тему и рему. Ин-тоиема имеет план выражения и план содержания и является одним из знаков языка. Интонемы образуют систему лииг-вистич. единиц супрасегмеитного уровня языка. В системе И. вычленяются также фигуры: повышения и понижения мелодич. движения на разл. участках фразы (восходящая И., нисходящая И.), мелодич. пики. Сами по себе они значения не имеют, но могут изменять коммуникативные и тема-рематич. характеристики высказывания.
Специфика И. отд. языков связана прежде всего с типом словесного ударения, в зависимости от к-рого происходит перераспределение функцион. нагрузки компонентов И. Напр., в языках, имеющих смыслоразличит. тоны (кит.), мелодика не является самым важным компонентом фразовой И. и ведущая роль в интонационной организации высказывания принадлежит динамическим и временным параметрам. Абсолютные универсалии в области И. не выделены. Собственно типологии, работы по И. касаются нетональных языков (Т. М. Николаева).
И. находится в тесной взаимосвязи с синтаксич. и лексико-семантич. средствами формирования высказывания и текста. Она может действовать одновременно с этими средствами, усиливая их эффект, либо компенсировать отсутствие нек-рых из них, напр. союзов. В тексте отсутствие прямой смысловой связи может компенсироваться тесной интонационной спаянностью. Напр., однонаправленное воздействие лексико-семантич. средств и И. проявляется в оформлении слов-усилителей во мн. европ. языках мелодич. пиком. Изучение И. ведется с кон. 19 в. (Г. Сунт, Д. Джоунз). В отечеств. яз-знании основы изучения И. заложены В. А. Богородицким, А. М. Пеш-ковским, Л. В. Щербой. До сер. 20 в. интерес исследователей сосредоточивался
198 ИНФИКС
в основном на выявлении роли И. в различении типов высказываний (вопрос, побуждение и т. д.), в 40—50-х гг. в центре внимания была проблема соотношения И. и синтаксиса, в 60-х гг. велся интенсивный поиск единиц И., в 70— 80-х гг. возрос интерес к исследованиям в области фоностилистики и И, текста.
И. изучается при помощи анализаторов и синтезаторов речевого сигнала с применением ЭВМ. Акустич. параметры обязательно соотносятся с данными восприятия. Результаты исследований И. используются при обучении иностр, языку, при разработке систем автоматич. распознавания и синтеза речи, идентификации личности говорящего и его эмоционального состояния по акустич. характеристикам речевого сигнала, диагностике нек-рых заболеваний.
• Богородицкий В. А., Лекции по общему языковедению. Каз., 1915; Т о р-с у е в Г.П., Фонетика англ, языка. М., 1950; Пешковский А. М., Рус. синтаксис в иауч. освещении. 7 изд.. М., 1956; Щ е р-б а Л. В., Фонетика франц, языка, М., 1963; Фланаган Д. Л., Анализ, синтез и восприятие речи. пер. с англ., М., 1968; Румянцев М. К.. Тон и интонация в совр. кит. языке. М., 1972; Реформатский А. А., Пролегомены к изучению интонации, в его кн.: Фонологич. этюды, М., 1975; Брызгунова Е. А., Звуки и интонация рус. речи, 3 изд., М.. 1977; Н и-колаева Т. М., Фразовая интонация слав, языков. М., 1977; Зин дер Л. Р., Общая фонетика. М., 1979; Т о р с у е-в а И. Г.. Интонация и смысл высказывания, М,, 1979; Sweet Н.. A new English grammar logical and historical, pt 1. Oxf.. 1892; Jones D., Intonation curves. Lpz.— B.,1909; Pike K., The intonation of American English, Ann Arbor, 1946; Lieberman Ph., Intonation, perception and language, Camb. (Mass.X 1967; Leon P. R., Martin Ph., Prolegomenes a 1’etude des structures intonatives. Montreal — P., 1969; L'intonation de 1'acoustique a la sdmantique, P., 1981.	И. Г. Topcyeea.
ЙНФИКС (от лат. infixus — вставленный, прикрепленный) — см. Аффикс. ИНФИНИТЙВ (от лат. infinitivus— неопределенный) (неопределенная форма, устар. — неопределенное наклонение) — нефинитная форма глагола (вер-боид), существующая во флективных и агглютинативных языках (см. Типологическая классификация языков) и используемая для оформления сказуемого, а также слов с предикатным значением в позициях именных членов предложения. В отличие от финитных форм в И. морфологически не выражены такие категории глагола, как абсолютное время, наклонение и, как правило, лицо и число. Благодаря меньшей категориальной нагруженности И. в описаниях ряда языков используется как словарная форма (представитель глагольной лексемы в словаре).
Исторически И. в индоевроп. языках представляет собой перешедшую в парадигму глагола форму имени со значением действия. И. как глагольная форма может иметь такие грамматич. категории, как вид («подписать» —«подписывать»), залог («строить»—«строиться»), относит, время (лат. laudare ‘хвалить’ — наст, вр., laudavisse — прош. вр., lauda-turum esse—буд. вр.), редко лицо и число (португ. falar ‘говорить’ — 1-е л. ед. ч., falar-es — 2-е л. ед. ч. н т. д.). И. учасгвует в образовании личных аналитических форм глагола («буду читать »).
И. выступает в предложении чаще всего для обозначения предиката, зависимого от каузативных, модальных и фазовых глаголов. И. употребляется также в позициях подлежащего и сказуемого
(«Курить — здоровью вредить»), части составного сказуемого («Его мечта — побывать в Африке»), главного члева односоставных предложений («Не входить»), обстоятельства цели («Пошел купить хлеба»), несогласованного определения («Он говорил о своем желании уехать в город»),
В тех случаях, когда И. подчинен финитной форме, он может быть субъектным, если его субъект совпадает с субъектом финитной формы (« Начал есть»), или объектным, если его субъект совпадает с объектом финитной формы («Ои велел мне отправить письмо»). И. имеет собств. субъектную соотнесенность («абсолютивный» И.), когда ои подчинен прилагательному, напр. в составе именной части сказуемого (It’s extremely funny for me to be consoling you) либо в спец, предложном обороте (I sent a boat for them to come home).
В алтайских, картвельских и семитских языках И. соответствует отглагольное имя, т. е. имя действия, сохраняющее в отд. случаях нек-рые глагольные категории (время, залог) и получающее ряд морфологич. и синтаксич. признаков имени (род, падеж, категорию принадлежности, возможность иметь при себе согласованное определение и др.). В грамматич. традиции изучения иек-рых языков И. и отглагольное имя ие различаются и выступают под общим назв. «И.». Семантика падежей И. и глагольного имени имеет своп особенности; так, И. третий в ииессиве (виутр.-местном падеже) фин. яз. обозначает сопутствующее имперфективное действие подобно рус. деепричастию несов. вида; форма отложит. падежа И. в арм. яз. обозначает подчиненное действие, послужившее причиной главного, выраженного финитной формой.
И. может вторично субстантивироваться, присоединяя в нек-рых языках артикль (в др.-греч. и ием. языках субстантивированный II. относится к ср. роду, в исп. и португ. языках — к мужскому).
В ряде языков И., обозначающему подчиненное действие, функционально соответствуют формы косвенных наклонений или эквивалентные им конструкции с финитными формами (напр,, в болг., перс, языках). Функционально близки И. супин в латыни и ст.-слав, яз., употребляемый при глаголах движения и обозначающий цель действия, герундий в англ. яз. Эти формы входят наряду с И. в парадигму глагола, но отличаются от него соотношением именных и глагольных свойств.
В разл. языках II. характеризуется преим. спец, аффиксами, иногда в комбинации с предлогами. Особо выделяются случаи, когда И. п финитные формы составляют супплетивный ряд, ср. в индоевроп. языках глаголы со значениями «быть», «иметь», «идти».
• Шахматов А. А.. Синтаксис рус. языка, Л., 1941, с. 461 — 62; Виноградов В. В., Рус. язык. Грамматич. учение о слове, М., 1947; Тимофеев К. А., Об основных типах инфинитивных предложений в совр. рус. лит. языке, в кв.: Вопросы синтаксиса совр. рус. языка. М.. 1950; Балли Ш.. Общая лингвистика и вопросы франц, языка, пер. с франц., М., 1955; Потебня А. А., Из записок по рус. грамматике, т. 1 — 2, М., 1958; Габинский М. А.. Возникновение инфинитива как вторичный балканский языковой процесс. .’I.. 1967; Дубровина 3. М,, Инфинитивы в фии. языке, Л., 1972; Ярцева В. Н.. Глагольные категории в инфинитиве индоевроп. языков, в кн.: Иран, яз-знание, М., 1976; Рус. граи-
матика, т. 1—2. Прага. 1979; Рус. грамматика, т. 1 — 2. М.. 1980; Богданов В. В., Семантико-грамматич. статус инфинитива. Опыт типологич. анализа, в кн.: Исследования по семантике. Лексич. и грамматич. семантика, Уфа, 1980; Семантика и синтаксис конструкций с предикатными актантами. Л.. 1981; Be ch G., Studien uber das deutsche Verbum infinitum. Bd 1—2, Kbh., 1955—57; Burguiere P.. Histoire de 1’infinitif en grec, P.. 1960; Hrabe V., Polovetne vazby a kondenzace «druheho sdfi-leni» v rustine a v cestine. Praha, 1964; R a-ecke J., Verbalsubstantiv und Infinitiv. Zur syntaktischen und stilistischen Funktion von Verbalsubstantiven in der gegenwartigen russischen Zeitungssprache, «Slavistische Beit-rage*. 1977, Bd 113. H. А. Козинцева. ИНФОРМАЦИОННО - ПОИСКОВЫЕ ЯЗЫКЙ — см. Искусственные языки. ИРАКВСКИЕ ЯЗЫКЙ—южная подгруппа кушитских языков. Распространены в Сев. Танзании (Ю.-З. пров. Аруша). Число говорящих ок. 400 тыс. чел. И. я. включают близкородств. языки: иракв (мбулу, мбулуиге), горова (фно-ме), алагва (васи), бурунге.
В И. я. богатый консонантизм (ряды глоттализоваиных, латеральных, лабио-веляриых, увулярных п фарингальиых); 12 гласных фонем (а, е, i, о, а, и двух степеней долготы). Обнаружены 4 фонологии. тона (высокий, низкий, восходящий и падающий). Для имени характерны грамматич. категории рода (муж. и жен.), числа (единств, и множеств.), состояния (абсолютное и два сопряженных) и личной притяжательное™ (суффиксальные показатели лица и . числа обладателя). Регулярное падежное словоизменение не зарегистрировано; соотв. отношения выражаются либо порядком слов, либо с помощью послелогов именного происхождения. Прилагательные выделяются как отд. часть речи. Местоимения личные самостоятельные (эмфатич.), вопросительные и указательные (4 дейксиса). Особенность И. я.— наличие сложной системы «индикаторов» («селекторов»), т. е. пред-глагольиых частиц, служащих для синкретичного выражения ряда грамматич. категорий глагола (сам глагол при этом выступает в виде либо чистого корня, либо корня с суффиксальными показателями залога): лица-числа-рода субъекта и объекта, вида-времени (5 времен в индикативе, времена могут разграничиваться также акцентологически в самой глагольной словоформе), наклонения (форма императива лишена индикаторов), статуса [(аффирматив-негатив(отрица-ние)-интеррогатив)] и глагольного падежа (предикатив, релятив, темпоралис, кондиционалис и др.). Для И. я. характерны разл. способы слово- и формообразования: словосложение, чередование тойов и гласных в корне, суффиксация, частичная редупликация корня. Порядок слов отличается от общекушитского тем, что определения выступают в постпозиции к определяемому, индикатор образует с глаголом единый комплекс. Именная предикация осуществляется с помощью индикаторов.
Из И. я. лучше других описан язык иракв. Языки бесписьменные, используются при виутриэтнпч. общении.
• Whiteley W., A short description of item categories in Iraqw, Kampala, 1958; Elderkin D.. Southern Cushitic. в кн.: The NonSemitic languages of Ethiopia. East Lansing (Mich.), 1976, p. 278—97.
T. Л. Ветошкина. ИРАНИСТИКА— 1) комплекс научных дисциплин, связанных с изучением языков, лит-ры, истории, материальной и духовной культуры ираноязычных народов; 2) область языкознания, занимаю
щаяся исследованием иранских языков. Изучение отд. иран. языков с практич. целями началось в Европе в 17—18 вв. В России первые переиодчики с перс. яз. появились в нач. 18 в,, в 1732 началось преподавание перс. яз. в Коллегии иностр, дел, с 1804 было введено в ун-тах. Сбор материалов по иран. языкам (осет., афг., курд., перс.) с лингвистич. целями впервые был предпринят И. А. Гюльден-штедтом в 70-е гг. 18 в. в связи с подготовкой труда «Сравнительные словари всех языков и наречий», изданного в 1787 П. С. Палласом. В кон. 18 в. С. Г. Гмелиным были сделаны первые записи материалов по гилян. языку.
Систематич. исследования иран. языковых материалов и формирование И. как особой отрасли яз-знания началось в 19 в. и связано в первую очередь с открытием и дешифровкой др.-иранских (авестийских и др.-персидских) письм. памятников. В 1761 А. Анкеталь-Дю-перрон привез из Индии рукопись Авесты и в 1771 опубликовал ее первый, хотя и несовершенный перевод. Р. К. Раск в 1826 доказал древность языка Авесты и его близкое родство с санскритом. В 30-е гг. 19 в. санскритолог Э. Бюрнуф, опираясь на закономерные соответствия между авестийским языком и санскритом, выявил осн. черты грамматич. строя авестийского яз., уточнил чтение и перевод нек-рых частей Авесты, Благодаря своей близости с санскритом авестийский яз. привлек внимание компаративистов. Систематич. его сравнение с санскритом, греч., лат. и др. нндоевроп. языками проведено Ф. Боппом (1833). В течение 19 в. осуществлено неск. изданий Авесты с переводом, комментариями, грамматич. очерками, глоссариями (К. Бартоломе, В. Гайгер, К. Ф. Гельднер, Ф. Шпигель, Н. Л. Вестергард, Ж. Дармстетер и др.).
Начало изучения др.-перс. яз. было положено в 1802 Г. Ф. Гротефендом, осуществившим дешифровку двух коротких клинописных надписей Дария I и Ксеркса. Усилиями Раска, Бюрнуфа, К. Лас-сена и др. к 40-м гг. 19 в. был установлен почти весь др.-перс. алфавит. В 1846 Г. К. Роулинсон опубликовал перевод скопированной им Бехистунской надписи, что подтвердило дешифровку др.-перс. текстов. Одно из первых полных изданий др.-перс. надписей (с лат. переводом и словарем) осуществлено в Петербурге в 1872 К. А. Коссовичем. Им же издано неск. важных авестийских текстов (1871). В 1904 в Германии издан фундаментальный словарь авестийского и др.-перс. языков «Altiranisches Wor-terbuch» Бартоломе, сохраняющий свое значение до нашего времени.
В кои. 18 в. А. И. Сильвестр де Саси дешифровал неск. надписей на ср.-перс, яз. В течение 19 в., гл. обр. в Индии, был издан ряд ср.-персидских (пехлевийских) письм. памятников с переводом, комментариями и глоссариями. Важное открытие было сделано рус. ученым К. Г. Залеманом, к-рый установил, что арамейские элементы в пехлевийских текстах являются идеограммами (гетерограммами) и в живой речи не употреблялись. В 19 в, все более активно вовлекаются в орбиту науч, исследования живые ираи. языки. В 1842 в Иран был послан магистр Казанского уи-та И. Н. Березин для изучения перс, и других иран. языков. В 1853 в Казани им изданы «Грамматика персидского языка» и кн. «Recher-ches sur les dialect.es persans», содержащая грамматич. очерки татского, талышского, гиляиского, мазандеранского, курдского языков. В 1895 в Петербурге вышла
в свет «Краткая грамматика новоперсидского языка» Залемана и В. А. Жуковского, не потерявшая своего значения до вашего времени. Большой вклад внесли ученые 19 в. и в исследование других нран. языков: курдского (А. Жаба, Ф. Юсти, С. А. Егиазаров, П. И. Лерх), осетинского (А. М. Шёгреи, В. Ф. Миллер), мазандеранского (Б. А. Дорн), памирских (Залеман, В. Томашек, Р. Б. Шоу). Изучением белудж, яз. занимались М. Л. Деймс, В. Марстон, Э. А. Моклер, Гайгер, пушту — Дорн, Г. У. Белью, Г. Дж. Раверти, Гайгер, Э. Трумп и др., татского — В. Ф. Миллер.
К кон. 19 в. были накоплены значит, материалы по иран. языкам, что позволило издать сводный, обобщающий труд «Grundriss der iranischen Philologie», созданный усилиями крупнейших иранистов разных стран (Бартоломе, Гайгер, П. Хорн и др.), в т. ч. рус. ученых (Залеман и В. Ф. Миллер).
Наибольшего развития И. достигла в 20 в. Пополнились и углубились сведения о др.-иран. языках, найдены новые, хотя и немногочисленные памятники иа др.-перс. яз., осуществлена их дешифровка (В. Шейль, Э. Херцфельд, В. И. Абаев и др.). Созданы более полные и совершенные грамматики др.-перс. яз. (Э. Л. Джонсон, А. Мейе и Э. Бенвенист, Р. Г. Кент, В. Браидеиштайн и М. Майр-хофер. С. Н. Соколов). Внесены значит, поправки в фонетич. интерпретацию др.-перс. текстов (В. Хинц). Изданы мио-гочисл. исследования по авестийскому яз. (X. Р. Рейхельт, Ж. Келлене, Ж. Дю-шен-Гийемен, Соколов и др.), разработана и введена в практику фонология, (нормализованная) транскрипция авестийских текстов (Г. Моргенстьерне, Бенвенист). Сов. ученый Абаев путем анализа скифских собств. имен, топонимов, иазв. племен и пр., зафиксированных в эпиграфич. памятниках и произв. др.-греч. историков, установил нек-рые характерные черты фонетики и грамматики скифского языка, выявил ок. 250 лексич. единиц. По материалам побочных источников («мидизмы» в др.-перс. и эламских текстах) Майрхофер предпринял попытку реконструкции мидийского языка.
Крупным событием для И. явилось открытие и дешифровка в 20 в. многочисл. письм. памятников ранее неизв. иран. языков среднего периода — парфянского, хорезмийского, согдийского, сакских языков (диалектов), бактрий-ского. Исследования по этим языкам осуществили: М. Н. Боголюбов, Л. Г. Герценберг, М. М. Дьяконов, И. М. Дьяконов, Залеман, В. А. Лившиц, Е. К. Молчанова, В. С. Расторгуева, О. И. Смирнова, И. М. Стеблии-Камен-ский, А. А. Фрейман и др., за рубежом — Бенвенист, X. У. Бейли, М. Бойс, И. Гершевич, А. Гилен, Р. Готьо, М. Й. Дресден, Ф. Жинью, С. Конов, Э. Лейман, Д. Н. Макензи, Ф. В. К. Мюллер, X. С. Нюберг, П. Тедеско, Я. Харматта, В. Б. Хеннинг, X. Хумбах и др.
В нач. 20 в. в Турфане были найдены манихейские памятники на ср.-перс, яз., в отличие от книжного пехлеви написанные фонетически, т. е. без ист. орфографии и без идеограмм. Это позволило с большой точностью установить фоие-тич. систему ср.-перс. яз. сасанид. периода. Осн. заслуги по исследованию ср.-
ИРАНИСТИКА 199
перс, манихейских памятников принадлежат Залемаиу, Мюллеру, Хеннингу, Бойс, Макензи. Продолжалось изучение ср.-перс. надписей (Херцфельд, Жинью, М. Бакк, Боголюбов н др.), исследование грамматич. строя ср.-перс. языка (Хеннинг, Нюберг, К. Бруинер, Расторгуева, Молчанова, А. Каримов), составление словарей и глоссариев (Нюберг, Макензи, Бойс).
Наиболее активно в течение 20 в. велась работа по изучению живых ираи. языков и диалектов: персидского — в России и СССР А. К. Арендс, Е. Э. Бертельс, Боголюбов, Л. И. Жирков, Б. В. Миллер, Л. С. Пейсиков, Расторгуева, Ю. А. Рубинчик, Е. Н. Шарова, за рубежом — Ж. Лазар, А. К. Ламтон, Д. Филлот и др.; дари (фарси-кабули) — в СССР Л. Н. Дорофеева-Киселева, В. И. Миколайчик; пушту — в СССР М. Г. Асланов, Бертельс, Н. А. Дворянкой, А. Г. Ганиев, П. Б. Зудин, 3. М. Калинина, К. А. Лебедев, Лившиц, за рубежом — Дж. А. Грирсон, Дж. Лоример, X. Пенцль; курдского — в СССР И. А. Орбели, Ю. Ю. Авалиани, Ч. X. Бакаев, О. В. Вильчевский, К. К. Курдоев, И. А. Смирнова, И. И. Цукерман, Р. Л. Цаболов, К. Р. Эйюби и др., за рубежом — Макензи, А. Бадырхан; белуджского — в СССР И. И. Зарубин, С. Н. Соколов, В. С. Соколова, В. А. Фролова, Расторгуева, за рубежом — Г. В. Джилбертсон, Дж. X. Эл-фенбейи, М. А. Баркер и Менгал; прикаспийских — в СССР В. И. Завьялова, А. А. Керимова, А. Мамед-заде, Т. Н. Пахалина, Расторгуева, Д. И. Эдельман, за рубежом — А. Кристенсен; памирских — в СССР М. С. Андреев, А. Л. Грюнберг, Р. X. Додыхудоев, Зарубин, Д. К. Карамшоев, Пахалина, Соколова, И. М. Стеблин-Каменский, Эдельман, за рубежом — Готьо, Грирсон, В. Ленц, Моргенстьерне; ормури и парачи — Моргенстьерне, Ш. М. Кифер, В. А. Ефимов; диалектов Центр. Прайа, Фарса — в России и СССР Жуковский, А. А. Ромаскевич, за рубежом — О. Майн и К. Хаданк, В. Эйлерс, Кристенсен, диалектов южного тати — Э. Яр-Шатер (Иран), диалекта хазара — Ефимов (СССР).
Преим. силами рус. и сов. ученых велось исследование языков: таджикского — С. Д. Арзуманов, А. Г. Гаффаров, Зарубин, Я. И. Калонтаров, Керимова, Р. Л. Неменова, Н. Масуми, Ш. Ниёзи, Б. Ниязмухамедов, Расторгуева, А. 3. Розенфельд, А. А. Семенов, Соколова, О. И. Сухарева, Д. Т. Таджиев, Л. В. Успенская, М. Ф. Фазилов, А. Л. Хромов и др., за рубежом — Лазар, М. Лоренц; осетинского — Абаев, Б. В. Алборов, Г. С. Ахвледиани, М. И. Исаев, Фрейман; ягнобского — М. С. Андреев, Боголюбов, С. И. Клим-чицкий, А. К. Писарчик, Хромов, Бенвенист; талышского — Б. В. Миллер, Л. А. Пирейко; татского — Грюнберг.
В течение 20 в. издан ряд важных обобщающих трудов по И. Разработана классификация иран. языков (Бартоломе, П. Тедеско, Фрейман, И. М. Оранский). Группа зап.-европ. ученых (К. Хофман, Ленц, Хеннинг, Бейли, Моргенстьерне) подготовила и издала в ФРГ кн. «1га-nistik>, пополняющую новыми данными <Grundriss...>. В СССР выпущен двухтомный коллективный труд «Опыт историко-типологического исследования иран-
200 ИРАНСКИЕ
ских языков», начато издание 5-томного обобщающего труда <Основы иранского языкознания» (вышли в свет 4 книги — по др.-иран., ср.-иран. и новоиран. языкам зап. группы и вост, группы).
9 Оранский И. М., Введение в ираи. филологию, М.. 1960; его же. Иран, язы* кн в ист. освещении. М., 1979; Очерки по истории изучения иран. языков. М.. 1962; Расторгуева В. С., Иран, языки, в кн.: Языки народов СССР. т. 1, М.. 1966; Опыт ист.-типология, исследования иран. языков, т. 1—2, М.. 1975; Основы ираи. яз-знания, кн. 1, Др.-иран. языки, кн. 2, Ср.-иран, языки, кн. 3. Новоиран. языки: зап. группа, прикаспийские языки, кн. 4. Новоиран. языки: вост, группа, М., 1979— 1987; Grundriss der iranischen Pbilologie. hrsg. von W. Geiger und E. Kuhn. Bd 1, Abt. 1—2, Stras., 1895—1904; Iranistik, Abt. 1-3, Leiden - Koln. 1958-68; CTL. 1970. v. 6.	В. С. Расторгуева.
ИРАНСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа языков, относящихся к индоиранской ветви (см. Индоиранские языки) индоевропейской семьи языков (см. Индоевропейские языки). Распространены в Иране, Афганистане, нек-рых р-нах Ирака, Турции, Пакистана, Индии, в СССР — в Тадж. ССР, Сев.-Осет. АССР и Юго-Осет. АО, нек-рых др. р-нах Кавказа и Ср. Азии. Прежде существовали в виде отд. очагов также в Сев. Причерноморье, Туркмении, Вост. Туркестане, на Вост. Памире. Общее число говорящих 81 мли. чел.
Историко-генетич. классификация делит И. я. на 2 осн. группы: западную и восточную, с членением каждой из них на сев. и юж. подгруппы (для вост, группы членение не вполне четкое). К сев. зап.-иран. языкам относятся: а) мертвые — мидийский, парфянский, б) живые — курдский, белуджский, та-лышский, гилянский, мазандеранский, ряд малых бесписьм. языков Ирана, Ирака, Турции и языки парачи и ормури; к южным: а) мертвые — др.-персидский, ср.-персидский, б) живые — персидский, таджикский, дари (фарси-кабули), хазара, кумзари, ряд малых языков и диалектов Ирана. К сев. вост.-иран. языкам относятся: а) мертвые — скифский, аланский, согдийский, хорезмийский, б) живые — осетинский, ягнобский; к южным: а) мертвые — бактрийский, сакские языки (или диалекты): хотанский, тумшук-ский и др., 6) живые — афганский (паш-то) и ряд языков, составляющих ареальную группу, известную как памирские языки: шугнано-рушаиская языковая группа, язгулямский, ваханский, ишка-шимский (по нек-рым признакам к ним примыкают мунджанский и йидга). Мертвый авестийский имеет ряд зап. и вост, признаков.
Типологически И. я. неоднородны. В вокализме др.-иран. языки — авестийский и др.-персидский — сохраняют корреляцию длительности, к-рая в языках последующих периодов утрачивает позиции, удерживаясь лишь в части фонемных пар (в белуджском, ягнобском, шуг-нано-рушан. группе), переходя в корреляцию устойчивости (осн. часть языков) или исчезая полностью (мазандеранский). В консонантизме — 4 типа систем: 1-й тип — близкий к прасистеме (древние языки, а также персидский, таджикский, татский, гилянский, мазандеранский, часть курд, диалектов); остальные типы — с позднейшими корреляциями: 2-й — аспирации (сев. курд, диалекты, вост.-белудж, диалекты, парачи); 3-й — церебральности (афг., мунджанский и йидга, ваханский, ишкашимский, парачи, ормури, белуджский, хазара; условно также язгулямский и шугнано-рушан.
группа); 4-й — абруптивности (осет.). В морфологии др.-иран. языки сохраняют флективное формообразование и аблаут корня и аффикса; склонение и спряжение многотипиые. Троичные системы числа (единственное, двойственное, множественное), рода (мужской, женский, средний). В имени — миогопа-дежная флективная парадигма. В глаголе лицо и число выражены флексией, оппозиция актив — медиалис (версия) тоже флексией, актив — пассив (собственно залог) суффиксально. Видовые характеристики (длительность; однократность, завершенность; результативность, состояние) выражены типами основ (соответственно презентной, аористной, перфектной), категория времени — типом флексии и аугментом. Наклонения связаны с типами основ и флексии. Зачатки аналитич. конструкций.
В более поздиих языках — унификация типов формообразования в имени и глаголе, отмирание аблаута. Двоичные системы числа (во всех языках), рода (реликты ср. рода только в сакских а согдийском); в ряде языков род отмирает (перс., тадж. и др.). Упрощение падежной системы с перестройкой во мн. языках по агглютинативному принципу (в осетинском — под кавк. влиянием; гилянский, мазандеранский, та-лышский, белуджский и др.). Отмирание падежей (перс., тадж., татский и др.) с агглютинацией аффикса числа. Постпозитивный (в перс., тадж., саигисари, гилянском, белуджском, парачи, курдском и др.) и препозитивный (в неск. языках) неопредел, артикль. В глаголе — новые аналитические и вторичные флективные формы иа базе причастий. Лицо и число выражены флексией (новой н старой), энклитиками, отделяемыми показателями, связками, вспомогат. глаголами; залог — наличием вторичных форм пассива, видовые характеристики — аналитич. формами, превербами, сложновербальными глаголами; категория времени — типами основ, окончаний, построением формы в целом, реже аугментом (ягноб. яз.).
Для синтаксиса ряда языков характерна изафетная конструкция (см. Изафет) с препозицией определяемого, оформленного особым показателем (перс., тадж., курдский, авромани и др.). Во многих языках — эргативное (или эргативообразное) построение предложения с перех. глаголами в прош. временах с объектным (афганский, мунджанский, курдский и др.) или субъектным (язгулямский, рушанский и др.) согласованием глагола.
Периодизация И. я. на древний, средний и новый периоды базируется иа экст-ралингвистич. признаках (культурио-ист. и др.). По лингвистич. признакам вычленяются 2 периода: древний (др,-перс., авестийский, мидийский, скифский языки) и последующий (все остальные языки).
Первые памятники др.-перс, письменности — клинописные надписи (начиная с 6 в. до н. э.). Авестийские гимны, передававшиеся мн. века изустно, записаны ок. 4 в. н. э. спец, алфавитом на основе среднеперсидского. Памятники ср.-персидского (со 2—3 вв. н. э.), парфянского (с 1 в. до н. э.), согдийского (с 4 в. н. э.) и частично хорезмнйского (с 3 в. до н. э.) языков написаны разновидностями арамейского письма (часть хорез-мийских текстов дошла в арабоязычных соч. 12—13 вв. на араб, алфавите). Хо-таносакский язык (с 7 в. и. э.) использовал разновидность брахми (см. Индий
ское письмо), бактрийский (ок. 2 в. и. э.) —греч. алфавита. Персидский, дари, афганский, белуджский используют разновидности араб, алфавита; таджикский, осетинский, татский — алфавиты на основе рус. графики. Курды СССР используют рус. графику, часть курдов Сирии и Ирака — латинскую, остальные — арабскую. Прочие языки практвчески бесписьменны.
Изучение живых языков начато с кон. 17, древних — с 18 вв. На рубеже 19— 20 вв. сводным трудом «Grundriss der iranischen Philologie> (см. Иранистика) подведен итог предшествующим исследованиям. В 20 в. открыты новые памятники мертвых языков (в т. ч. и неизвестных ранее), изучались (и открывались) живые языки. Обобщение материала с историко-генетич. позиций — в трудах И. М. Оранского; с историко-типологических — в «Опыте историко-типологического исследования иранскик языков> (т. 1—2, 1975).
• Оранский И. М„ Введение в иран. филологию, М., 1960; 2 изд., М., 1988; его ж е, Иран, языки, М., 1963; его же, Иран, языки в ист, освещении, М., 1979; Очерки по истории изучения ираи. языков, М., 1962; Иран, языки, в кн.; Языки Азии и Африки, т. 2, М., 1978; Основыиран. яз-знания, кв. 1, Др.-Иран, языки, кн. 2, Ср. иран. языки, кн. 3. Ново-иран. языки; зап. группа, прикаспийские языки, кн. 4, Новоиран. языки: вост, группа М., 1979—87; Grundriss der iranischen Philologie, Bd 1, Abt. 1 — 2, Stras., 1895— 1904; Handbuch der Orientalistik, Abt. 1, Bd 4, Abschn. 1, Leiden — Koln, 1958.
Д. И. Эдельман.
ИРЛАНДСКИЙ ЯЗЫК —один из кельтских языков. Распространен в Ирландии, где ои является офиц. языком наряду с английским, Сев. Ирландии, отчасти в США, Великобритании и др. странах. Число говорищих ок. 600 тыс. чел. (большая часть ирландцев, общее число к-рых достигает 7,6 млн. чел., пользуется аигл. яз.). Выделяются 3 диал. зоны, мунстерская, кониахтская и ульстерская, к-рые, в свою очередь, подразделяются на многочисл. поддиалекты и говоры. Различия между ними значительны, в нек-рых случаях вплоть до отсутствия взаимопонимания. В истории И. я. выделяются древнейший, или огамический (4 — нач. 6 вв.), архаич. др.-ирландский (сер. 6 — иач. 8 вв.), классич. др.-ирландский (сер. 8 — нач. 10 вв.), ср.-ирландский (сер. 10 — кон. 12 вв.), ново-ирландский (нач. 13 — кон. 17 вв.) и современный (с нач. 18 в.) периоды. В фонетич. системе древнейшего периода И. я. сохраняется индоевроп. лабио-ве-лярный к". Характерно противопоставление согласных по признакам мягкости и огубленности; последний признвк позже исчезает. Ударение в И. я. с до-письм. периода фиксировано на первом слоге. В древний период И. я. сохранял в осн. все существенные черты флективного строя, присущего индоевроп. праязыку. У имени сохранялась 4-падежная система склонения, а у существительных — также категория дв. ч. Несмотря иа процесс отпадения конечных слогов (апокопа), формы разл. падежей часто противопоставлялись качеством конечного согласного старой основы (нейтральный — палатализованный — лабиализованный). Глагольная система отличалась крайней усложненностью: с одной стороны, противопоставлялись формы с абсолютными и конъюнктными окончании-ми, с другой — прото- и дейтеротонич. формы в зависимости от наличия синтаксич. превербов в одной и той же парадигме. Уже в начале среднего периода эта система начала разрушаться и упро
щаться. В классич. др.-ирл. яз. и в последующие периоды порядок слов в предложении был фиксвроваииым — VSO; после преверба могли следовать комплексы местоименных энклитик, показателей относительности и т. п. В лексике отмечается неск. слоев лат. заимствований, осн. масса к-рых была воспринята через бриттское посредство; есть заимствования и из самих бриттских языков. С 12 по 15 вв. в И. я. проникло много франц, (англо-норманд.) слов; продолжается влияние англ, яз., заимствования из к-рого составляют значит, часть словарного запаса совр. диалектов. С 8 по кон. 17 вв. вписьменности зафиксирована единообразная языковая норма, не отражавшая диал. различий. Первые упоминания о существовании диалектов относятся к 14 в. В 18—19 вв. все памятники имеют ту или иную диал. окраску. Нормы нового единого лит. языка начали вырабатываться в нач. 20 в., но они еще крайне неустойчивы, поскольку отражают различия диалектов на всех уровнях. По-видимому, совр. лит. язык будет опираться на коннахтский диалект, как занимающий промежуточное положение. Письменность на И. я. возникла в первые века и. э.; огамич. надписи (см. Огамическое письмо) относятся к 4—7 вв.; лат. письменность была введена в кон. 5 — нач. 6 вв. Первые памятники дошли от кон. 6 в., но сохранились лишь в списках не ранее 11 в. Язык 7—9 вв. представлен многочисл. глоссами, но лит. памятники в рукописях известны начиная с 11—12 вв. На И. я. существует богатая оригинальная и переводная лит-ра, ведется преподавание в школе.
в Best R. I., Bibliography of Irish philology and manuscript literature, Dublin, 1942; Thurneysen R., A grammar of Old Irish, Dublin, 1946; Wagner H., Linguistic atlas and survey of Irish dialects, v. 1-4, Dublin, 1958-69.
Contributions to a dictionary of the Irish language, Dublin, 1939—74; DinneenP. S., An Irish-English dictionary, Dublin, 1927; его же, A concise English-Irish dictionary, Dublin, 1959.	А. А. Королев.
ИРОКЁЗСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа индейских языков, включаемая вместе с языками каддо (каддо, китсаи, павни, арикара и др.) в семью ирокуа-каддо, родственную хокальтекским языкам, и, в свою очередь, входящую в макросемью хока-сиу. И. я. распространены в сев,-вост. части США и соседних р-нах Канады (в основном в окрестностях оз. Онтарио и Эри). Общее число говорящих ок. 100 тыс. чел. (из них иа яз. чероки 66 тыс. чел.). Принято выделять 2 группы И. я.— северную (языки Сенека, оне-ида, оиоидага, каюга, тускарора, могавк, гурон и исчезнувшие в ранний период европ. колонизации сускеханнок, конестога, андасте, ноттовей и лаврентий-ский) и южную, включающую наиболее распространенный язык чероки, или чи-роки.
Фонетич. система И. я. включает ок. 10 согласных, имеются долгие и назали-зов. гласные. Именное словоизменение различает два ряда лично-притяжат. префиксов — органич. и неорганич. принадлежности с противопоставлением инклюзивной и эксклюзивной форм 1-го л. мн. ч. Глагол, помимо богатой аффиксации [личные субъектные и субъектно-объектные префиксы, суффиксы каузатива, инхоатива (начинат. вида) и др.], использует инкорпорацию прямого дополнения. Существ, роль играет оппозиция активных и стативных глаголов. Обычный порядок слов SVO.
На одном из И. я.— чероки — существовала слоговая письменность, вышедшая из употребления. Ее создал в нач. 19 в. индеец Секвойя (1770—1843), использовав буквы лат. алфавита.
* Holmer N. М., The character of the Iroquoian languages, Uppsala, [1952]; Papers in linguistics from the 1972 Conference on Iroquoian research. Ottawa, 1974.
M. E. Алексеев. ИСКУССТВЕННЫЕ ЯЗЫКЙ — знаковые системы, создаваемые для использования в тех областях, где применение естественного языка менее эффективно или невозможно. И. я. различаются по специализации и назначению, а также по степени сходства с естеств. языками. Неспециал из и р о в а и и ы-ми языками общего назначения, в наибольшей степени сходными с естественными, являются междунар. И. я. (к-рые называются плановыми языками, если они получили реализацию в общении; см. Интерлингвистика, Международные языки). В 17—20 вв. было создано ок. 1000 проектов таких языков, но только единичные из них получили реальное использование (волапюк, эсперанто и иек-рые др.). Различаются априорные И. я. (независимые от естеств. языков), апостериорные (заимствующие материал из естеств. языков) и смешанные. В 17— 19 вв. создавались преим. проекты априорных языков, основанные на логич. классификации понятий (т. наз. филос. языки) или иным образом мотивирующие соотношение между знаками и значениями (напр., проекты И. я. иа базе звуковой символики). Основанием для построения философских, звукосимволических и подобных систем служила идея о прямом соответствии между понятием и словом, содержанием и выражением; реже разрабатывались априорные И. я. с произвольным соотношением знаков и значений (проекты нумерации понятий и пр.).
В плане выражения И. я. имели значит. различия: наряду с письменно-звуковыми системами всеобщего языка (п а-з и л а л и я м и) разрабатывались проекты всеобщего письма, ие имеющего звукового выражения (п а з и г р а-ф и и), жестовые языки и пр. Знаки музыкального языка сольресоль (1817—66; Франция) могли выражаться с помощью нотной азбуки (и соотв. звуков), цифр, цветов спектра, жестов и т. п. К кои. 19 в. семиотич. диапазон И. я. сужается, они все более приближаются к естеств. языкам.
Первый И. я., получивший реализацию в общении,— волапюк (создай И. М. Шлейером в 1879; Германия) — принадлежит к априорно-апостериорному (смешанному) типу: слова естеств. языков (англ., нем., франц., лат. и др.) в этом языке видоизменяются и теряют опознаваемость, напр. англ, world > vol, speak > piik (отсюда volapiik ‘всемирный язык’); грамматика волапюка имеет синтетич. характер, включая большое число именных и глагольных категорий (2 числа, 4 падежа, 3 лица, 6 времен, 4 наклонения, 2 вида и 2 залога). Практика показала сложность использования такой системы в коммуникации, и в конструировании И. я. возобладал апостериорный принцип. И. я. стали создаваться преим. на основе интериац. лексики, с определ. упорядочением ее по авт. правилам данного И. я. (схематич., или автономные, И. я.) или с сохранением
ИСКУССТВЕННЫЕ 201
в форме, максимально приближенной к естеств. языкам (натуралистич. И. я.). Грамматика И. я. стала строиться по аналитич. типу с макс, сокращением числа используемых грамматич. категорий. Этап широкого коммуникативного применения апостериорных И. я. был открыт языком эсперанто (создан в 1887; Польша), к-рый остается наиболее употребительным из всех существующих И. я. Значительно меньшее распространение имел язык идо (реформированный эсперанто, создан в 1907 Л. Бофроном, Л. Кутюра, О. Есперсеном, В. Оствальдом и др.; Франция). Из натуралистич. проектов получили известность: латино-сине-флексионе (создан, итал. математиком Дж. Пеано в 1903), окциденталь (создан в 1921—22 Э. Валем; Эстония) и интерлингва (создан в 1951 Ассоциацией международного вспомогательного языка под рук. А. Гоуда; США). Синтез идо и окциденталя представлен в проекте новиаль Есперсена (1928; Дания), в Дрезен Э. К., За всеобщим языком, М.—Л., 1928; Кузнецов С. Н., К вопросу о типология, классификации междунар. искусств, языков, в кн.: Проблемы интерлингвистики, М.. 1976; Couturat L., Lea u L.. Histoire de la langue universelle, P., 1907; их же, Les nouvelles langues internationales, P., 1907; Ronai P., Der Kampt gegen Babel. Munch., 1969; В a u-sani A., Le lingue invent ate. Roma, 1974; К now Ison J., Universal language schemes in England and France 1600—1800, Toronto — Buffalo, 1975. С. H. Кузнецов.
Спепиализиро в а и и ы м и И. я. разл. назначения являются симво-лич. языки науки (языки математики, логики, лингвистики, химии и др.) и языки человеко-машинного общения (алгорит-мич., или языки программирования, языки операционных систем, управления базами данных, информационных, запросно-ответных систем и т, п.). Общим признаком специализиров. И. я. является формальный метод вх описания (определения) путем задания алфавита (словаря), правил образованвя и преобразования выражений (формул) и семантики, т. е. способа содержательной интерпретации выражений. Несмотря на формальный метод определеиия, эти языки в большинстве своем не являются закрытыми системами, т. к. правила образования слов и выражений допускают рекурсию. Поэтому, как и в естеств. языках, словарь и кол-во порождаемых текстов потенциально бесконечны.
Началом создания и применения специализиров. И. я. можно считать использование в Европе с 16 в. буквенной нотации и символов операций в матем. выражениях; в 17—18 вв. был создан язык дифференциального и интегрального исчисления, в 19—20 вв.— язык матем. логики. Элементы символич. языков лингвистики создаются в 30—40-е гг. 20 в. Символич. языки науки являются формальными системами, предназначенными для представления знаний и манипулирования ими н соотв. предметных областях (существуют и независимые от предметных областей языки представления знаний), т. е. в них реализуются ограиичениое число функций языка (ме-талиигвистич., репрезентативная), в то же время они выполняют функции, не свойственные естеств. языку (напр., служить средством логич. вывода).
Развитие языков человеко-магпиниого общения началось в 40-х гг. вместе с появлением ЭВМ. Первыми языками этого
202 ИСКУССТВЕННЫЕ
типа были языки описания вычислит, процессов путем задания машинных команд и данных в двоичном коде. В нач. 50-х гг. создаются системы символич. кодирования (ассемблер ы), в к-рых используются мнемонич. символьные обозначения операций (глаголов) и операндов (объектов, дополнений); в 1957 в США был разработан язык программирования фортран, в 1960 группа европ. ученых предложила язык алгол-60. Обычно текст иа языке программирования состоит из заголовка программы, описательной (декларативной) и процедурной части; в декларативной части описываются объекты (величины), над к-рыми будут производиться действия, в процедурной части в императивной или сентенциальной (повествоват.) форме задаются вычисления. Вычисления на языках программирования задаются в виде операторов (предложений), в состав к-рых входят операнды (переменные и константы) и символы, обозначающие арифметич., логич., символьные, тео-ретико-множеств. и др. операции и вычислит. фуикпин; имеются особые грамматич. конструкции для задания логич. условий, циклов, составных операторов (аналоги сложных предложений), конструкции для задания и использования процедур и функций, операторы ввода и вывода данных, операторы для обращения к транслятору и к операционной системе, т. е. к программам, интерпретирующим текст на изыке программирования и следящим за его правильным исполнением (пониманием). Из И. я. языки программирования наиболее близки к естеств. языкам по составу выполняемых ими лингвистич. функций (вмеют место коммуникативная, репрезентативная, конативная, фатич. и металингви-стич. функции). Для языков программирования, как и для естеств. языка, обычна асимметрия плана выражения и плана содержания (имеется свнонимия, многозначность, омонимия). Они служат не только для собственно программирования, но и для профессионального общенвя программистов; существуют спец, версии языков для публикации алгоритмов.
К 80-м гг. существовало, по-видимому, св. 500 разл. языков программирования, многочисл. версии (диалекты) нек-рых наиболее распространенных языков (фортрана, алгола-60, ПЛ/I, кобола). Языки программирования обладают в определ. степени свойством саморазвития (расширяемостью) за счет возможности определеиия в них бесконечного числа функций; существуют языки с определяемыми типами значений (алгол-68, паскаль, ада). Это свойство дает возможность пользователю определять свой язык программирования средствами данного.
Близки к языкам программирования и др. средства человеко-машинного общения: языки операционных систем, с помощью к-рых пользователи организуют свое взаимодействие с вычислит, машиной и ее программным обеспечением; языки взаимодействия с базами данных и информационными системами, с помощью к-рых пользователи определяют и вводят информацию в систему, запрашивают в системе разл. данные. Частной (и первоначально возникшей) формой запросных языков являются информационно-поисковые я з ы-к и, задаваемые информационно-поисковыми тезаурусами, классификаторами понятий и предметов или просто словарями, автоматически составленными системой при вводе в нее информации. Текст
на информационно-поисковом языке имеет форму назывного предложения, в к-ром перечисляются понятия, являющиеся признаками искомых данных. Информационно-поисковые языки могут быть чисто словарными (без грамматики), но могут обладать и грамматич. средствами выражения синтагматич. и парадигматич. отношений между понятиями. Они служат не только для формулирования запросов к информационной системе, но и средством индексирования (т. е. отображения содержания) текстов, вводимых в ЭВМ.
Для взаимодействия с ЭВМ используется также строго формально определимая часть (подмножество) естеств. языка, т. наз. ограниченный естественный, или специализиров. естественный язык, занимающий промежуточное положение между естеств. и искусств, языками. Выражения на ограниченном естеств. языке подобны выражениям на естеств. языке, но в них не используются слова, значения к-рых лежат вне данной предметной области, сложные для анализа или нерегулярные грамматич. формы и конструкции.
• Це й тин Г. С.. Черты естеств. языков в языках программирования, в кн.: Машинный перевод и прикладная лингвистика, в. 17, М., 1974; Морозов В. Г!.. Ежова Л. Ф.. Алгоритмич. языки, М., 1975; Черный А. И., Введение в теорию информационного поиска. М., 1975; Андрющенко В. М., Лингвистич. подход к изучению языков программирования и взаимодействия с ЭВМ. в кн.: Проблемы вычислит. лингвистики и автоматич. обработки текста на естеств. языке. [M.J, 1980; Леком ц е в Ю. К., Введение в формальный язык лингвистики, М.. 1983; S am т е t J., Programming languages: history and fundamentals, Englewood Cliffs (N. J.). (1969).
В. M. Андрющенко.
Термин «И. я.» прилагается также к подсистемам (или модификациям) естеств. языков, к-рые отличаются от др. подсистем большей степенью сознат. воздействия человека на их формирование и развитие. При таком понимании (Г. Пауль, И. А. Бодуэн де Куртенэ и др.) к И. я. относят, с одной стороны, лит. языки (в противоположность диалектам), а с другой — профессиональные и тайные языки (в противоположность об-щенар. языку). Наибольшей искусственностью отличаются такие лит. языки, к-рые представляют собой более или менее произвольный синтез ряда существующих диалектов (иапр., лансмол; см. Норвежский язык). В этих случаях антитеза «искусственное — естественное» приравнивается к противопоставлению сознательного и стихийного.
В нек-рых лингвистич. концепциях искусственными признаются все человеческие языки на том основание, что они выступают как продукт человеческого творчества («создание человечества» — Н. Я. Марр) и в этом смысле противостоят естеств. коммуникации животных. Антитеза «искусственное — естествевное» тем самым сближается с антитезой «социальное — биологическое».
Изучение И. я. как в собственном смысле, так и в приложении к искусственно упорядоченным подсистемам естеств. языков позволяет осознать общие принципы устройства и функционирования языка вообще, расширяют теоретич. представления о таких свойствах языка, как системность, коммуникативная пригодность, стабильность и изменчивость, а также о пределах сознательного воздействия человека на язык, степени и типах его формализации и оптимизации.
• Mapp H. Я., Общий курс учения об языке, в его кн.: Избр. работы, т. 2, Л., 1936; Пауль Г., Принципы истории языка, пер. с нем., М., I960, §§ 30, 291 и след.; Бодуэн де Куртенэ И. Л., Избр. труды по общему яз-знанию, т. 1 — 2, М., 1963.	С. Н. Кузнецов.
ИСЛАНДСКИЙ ЯЗЫК — одни из западноскандинавских языков (см. Скандинавские языки). Офиц. язык Республики Исландии. Число говорящих 242 тыс. чел. Распространен также в Канаде и США (число говорящих ок. 35 тыс. чел.). Диал, различии почти нет. Для фонологии, системы, к-рая в 12— 13 вв. была очень близка к фонологии, системе норвежского языка, характерно, в отличие от других сканд. языков, различение долгих и кратких дифтонгов, наличие только глухих смычных (сильные аспирированные противопоставлены слабым неаспирированным), глухих сонантов, преаспирации (придыхания, предшествующего смычному). Слоговое равновесие — ударный слог всегда долгий. Ударение падает на первый слог. И. я. в большей мере, чем другие сканд. языки, сохранил древнюю систему словоизменения (флективные формы). В лексике мало заимствований, новые понятия получают собственно исл. обозначение (напр., erfdafrsedi — генетика, от erfd — наследование и fraeSi — наука). Письменность (с кон. И — нач. 12 вв.) на основе лат. алфавита. Древнейшие памятники восходят ко 2-и пол. 12 в. В 16 в. появились первые печатные книги. Совр. орфография близка древнеисландской. Лит. язык имеет богатую лит. традицию.
• Стеблин-Каменский М. И., Др.-исл. язык. М., 1955; Einarsson S., Icelandic: grammar, texts, glossary, 3 ed., Balt.. 1956; Kress B., Islandische Grammatik, Lpz., 1982.
Берков В. П., Б ё д в a p_c с о н А., Исл.-рус. словарь, М., 1962; В 1 б п d а 1 S., IslensK-donsk orSabdk, Reykjavik, 1920—24; Cleasby R., Vigfusson G.. An Icelandic-English dictionary, 2 ed.. Oxf., 1957; Svensk-islandsk ordbok, Lund — Reykjavik, 1982; Bodvarsson A.. Islensk ordabok, dnnur utgafa, Reykjavik, 1985.
В. П. Берков. ИСПАНСКИЙ ЯЗЫК — одни из романских языков (иберо-романская под-группа). Офиц. язык Испании, 19 стран Лат. Америки (в Перу наряду с кечуа, в Боливии — с кечуа и аймара, в Пуэрто-Рико — с англ. яз.). Распространен также на Филиппинах, в быв. колониях и зонах исп. протектората в Африке (офиц. язык Республики Экваториальная Гвинея),на Ю.-З. США. Общее число говорящих 300 млн. чел. Один из шести офиц. и рабочих языков ООН. До кон. 15 в. преобладало назв. «кастильский языкь. По мере формирования исп. нац. языка возобладал термин «И. я.». В Лат. Америке употребляются оба термина, однако предпочтение отдается первому.
И. я. представляет собой новейший этап развития живой нар. латыни, занесенной на Пиренейский п-ов рим. колонизаторами на рубеже 3—2 вв. до н. э.
Специфика диал. членения совр. И. я. состоит в множественности сев. говоров и диал. нерасчлененности юга Испании, подвергавшегося араб, завоеваиию (711— 1492). Сев. диалекты: арагонский с 3 говорами — пиренейским, прибрежным (басе. р. Эбро в Наварре и Арагоие), нижнеарагонским; леоиский (собственно леонский, астурийский, или бабле, ми-рандский), кастильский (говоры: бургосский, алавский, сорийский, или со-рианский, риохский, или риохаиский). На юге — аидалуспйский диалект,
включающий собственно андалусийскую, мурсийскую, эстремадурскую и Канарскую разновидности. В основе лит. языка лежит кастильский диалект, занявший ведущее положение с 16 в.
В звуковом составе И. я. 5 гласных: а, о, е, u, i. В лит. языке различия по открытости/закрытости не фонологизированы, а обусловлены характером слога (открытый слог — закрытый гласный и наоборот). Имеются дифтонги (из соединения сильных гласных а, е, о со слабыми u, t или двух слабых) и трифтонги (редко). Взрывные согласные Ь, о, g (в сильной позиции) имеют позиционные варианты — спиранты [Ъ], (d), (g) (в слабой позиции). Полусмычиая (аффриката) [б] сходна с соотв. согласным в англ., итал. и др. языках. Межзубная глухая [е] ие имеет соответствий в других ром. языках. Фонема [s] в лит. норме Испании — апикально-альвеолярная в отличие от предорсальной [s] в Андалусии и Лат. Америке. Велярная, постдорсальная (х] имеет более жесткую фрикацию, чем др. фрикативные, и неизвестна другим ром. языкам. У всех фрикативных глухих отсутствуют звонкие пары. Боковая согласная [X] обнаруживает тенденцию к переходу в [j]. Дрожащая [г] в начале слова и после п, 1, s имеет многократную вибрацию, между гласными,— однократную; фонема [г] встречается между гласными и фонематически отличается от (г) в сходной позиции. В отличие от франц, яз. место словесного ударения не фиксировано, наиболее часто — на предпоследнем слоге.
Существительные и прилагательные не склоняются, имеют категории рода (муж. и жен.) и числа (ед. и мн. ч.). Для выражения определ. и неопредел, соотнесенности используется 3 вида артикля: определенный, неопределенный и нулевой. Личные местоимения сохранили склонение. Указат. местоимения трех ступеней: este ‘этот’ (около говорящего), ese ‘тот’ (около собеседника), aquel ‘тот’ (предмет, удаленный от обоих собеседников).
Глагол имеет 14 грамматич. времен, распределенных по 3 наклонениям: изъявительному (8 времен), сослагательному (4) и условному (2 времени). Форму повелит, наклонения глаголы имеют только во 2-м л. ед. и мн. числа. Своеобразной чертой является наличие двух глаголов со значением ‘быть’: ser и estar. Имеются 3 неличные формы глагола: причастие прош. вр. страдат. залога, герундий и инфинитив, 2 залога: действительный и страдательный, образуемый от личной формы глагола ser + причастие осн. глагола. Страдат.-возвратная форма состоит из глагола в действит. залоге и возвратного местоимения se.
Порядок слов относительно свободный. Постановка прямого дополнения до глагола вызывает местоименную репризу: Este libro по lo he leido ‘Эту книгу я ее не читал’. Прямое дополиение, обозначающее лицо, в отличие от других ром. языков сопровождается предлогом а (ср. рум. и молд. предлог ре). Осн. особенность неличных форм глагола — образование абсолютных конструкций.
Большинство слов И. я. происходит из нар. латыни, сохраняется также лексика классич. латыни. Выбор из лат. фонда отличает исп. лексику от других ром. языков (исп. hermano ‘брат’ от gennanus, ср. итал. fratello, франц, frere от frater). Заимствования из книжного лат. языка ср. веков и Возрождения привели к образованию дублетных
пар: народное llamar — книжное clamar. Герм, заимствования сходны с другими ром. языками, специфична лексика араб, и индейского происхождения. В разные периоды проникали франц., англ, и рус. заимствования. ,
Письменность на основе лат. алфавита. Старейшие памятники на кастильском — «Песнь о моем Сиде> (1140), запись прав г. Авила (т. наз. Fuero; 1155).
И. я. Лат. Амервки функционирует как совокупность разл. иац. вариантов. Общее число говорящих в Лат. Америке св. 200 мли. чел. Ист. база И. я. Лат. Америки — разг, язык Испании кон. 15 в. (начала колонизации) с преим. влиянием юж.-исп. разновидности (андалу-сийская, каиарская). В основе особенностей И. я. Лат. Америки (т. наз. американизмов) лежат фонетич. и лексич. явления, реже грамматические.
И. я. на Филиппинах — вариант И. я., возникший в результате их колонизации во 2-й пол. 16 в. На уровне разг, речи смешался с местными языками и говорами, образовав подобие креолизованного тагало-исп. яз.
Испанский еврейский (сефардский) яз.— разновидность И. я., начало образования к-рой связано с изгнанием из Испании в кон. 15 в. евреев, расселившихся гл. обр. на терр. Османской империи, в Сев. Африке, затем в Португалии, Италии, Греции, Румынии, Палестине я др. Пребывая в условиях иноязычного окружения и не имея статуса офиц. языка, он до сих пор сохраняет черты (гл. обр. в фонетике) И. я. кон. 15 в. Функционирует как бытовой язык, проявляющий признаки вымирания.
• Шишмарев В. ф., Очерки по истории языков Испании, М,— Л.. 1941; Степанов Г. В., Исп. язык в странах Лат. Америки. М., 1963; его ж е, К проблеме языкового варьирования. Исп. язык Испании н Америки, М., 1979; Л е в н н т о-ва Э. И., Вольф Е. М., Исп. язык, М., 1964; В а си л ь е в а - Ш в е ле О. К.. Степанов Г. В., Теоретич. грамматика исп. языка. Морфология и синтаксис частей речи, 2 изд., М.. 1980; их же, Теоретич. грамматика исп. языка. Синтаксис предложения. М., 1981; Cuervo R. J., El castellano en America, Bogota, 1935; Entwistle W. J., The Spanish language together with Portuguese, Catalan and Basque, L., 1936; Lenz R., La oracion у sus partes. Estudios de gramatica general у castellana, 4 ed., Santiago de Chile. 1944; В e s s о H., Bibliografia sobre el judeo-espanol, «Bulletin Hispanique», 1952, t. 54; Bello A., Cuervo R. J., Gramatica de la lengua castellana, B. Aires, 1954; La lengua espanola en Filipinas, Madrid, 1965 (Oficina de Educacion Iberoamericana, ser. 7. v. 1); Menendez P i d a 1 R., Origenes del espanol, 7 ed., Madrid, 1972; Esbozo de una nueva gramatica de la lengua espanola, Madrid, 1973; Al ar cos Llorach E., Fonologia espanola, 4 ed., Madrid, 1976; Zamora Vicente A., Dialectologia espanola, 2 ed., Madrid, 1979; L a p e s a R., Historia de la lengua espanola, 8 ed., Madrid, 1980.
Исп.-рус. словарь, под ред. Б. П. Нарумо-ва, М., 1988;S a n t a m а г i a F. J., Diccionario general de americanismos, v. 1—3, Мёх., 1942; M о 1 i n e r M., Diccionario de usp del espanol, v. 1—2, Madrid, 1966—67; Diccionario de la lengua espanola, 19 ed., Madrid, 1972 (Real Academia Espanola); Corominas J., Pascual A., Diccionario critico etimoldgico de 1 a lengua castellana, v. 1—4, Madrid, 1974; Casares J.,_ Diccionario ideologico de la lengua espanola, 2 ed., Barcelona, 1975.
Г. В. Степанов.
Материалы, посвященные исследованию И. я., кроме общелингвистич. журналов (см. Журналы лингвистические) публикуются в специализиров. журналах ряда стран:
ИСПАНСКИЙ 203
Аргентина*— «Revista de filologia his* panica» (B. Aires, 1939—46; изд. продолжилось в Мексике как «Nueva revista...», см. ниже), «Filologia» (В. Aires, 1949—), «Cuader-nos del idioma» (B. Aires, 1965—); Великобритания— «Bulletin of Hispanic Studies» (Liverpool, 1923—); Испани я — «Revista de filologia espanola» (Madrid, 1914—), «Revista de dialectologia у tradicio-nes populares» (диалекто лого-этнография.; Madrid, 1945—), «Espanol actual» (Madrid, 1963—), «Linguistica espanola actual» (Madrid, 1979—); Италия — «Studi ispanici» (Pisa, 1962—); К у 6 a — «Islas» (место изд. разл., 1958—); Мексика — «Nueva revista de filologia hispanica» (Мех., 1947 — ); США — «Hispanic Review» . (Philadelphia, 1933—), «Revista de estudios hispanicos» (Alabama University, 1967 — ), «Spanish Today» (Miami, 1968—}, «Coronica: Spanish Medieval Language and Literature Newsletter» (медиеви-стич.; Syracuse, 1972—), «Journal of Hispanic Philology» (Tallahassee, 1976—); Ф P Г — «Iberoromania: Zeitschrift fiir die iberoroma-nischen Sprachen und Literaturen in Europa und Amenka» (испанский и др. иберо-романские языки; Tubingen, 1974—); Франция— «Bulletin hispanique» (Talence, 1899—). Преподаванию И. я. посвящены, в частности, журналы: «Yelmo: La revista del profesor de espanol» (Madrid, 1971 — ), «His-pania: A Journal Devoted to the Interests of the Teaching of Spanish and Portuguese» (США, место изд. разл.; 1918—), «Zielsprache Spanisch» (Munch.— Ismaning, 1974—). Ин-формационно-библиографнч. характер носит «Boletin de filologia espanola» (Madrid. 1953—).	E. А. Хелимский.
ИСТОРИЗМЫ — слова или устойчивые словосочетания, означающие исчезнувшие реалии (рус. «колесовать», «кравчий», «тягло», «целовальник», польск. more, szambelan, укр. с1човик, франц, bailli, англ, dog-whipper, manbote). И. могут относиться к глубокой древности (рус. «закуп», «смерд») или к недавнему прошлому (рус. «ликбез», «нэпман», «продразверстка»), И. может быть одно из значений многозначного слова (рус. «фарисей» ‘член религиозно-политич. партии в древней Иудее’ — ср. «фарисей» ‘лицемер’; «ярлык» 'письменный указ хана’ — ср. «ярлык» ‘этикетка’). И. принадлежат к пассивному словарю, но в отличие от архаизмов (см. Устаревшие слова) не имеют синонимов в активном словаре. В уч. и науч, лит-ре используются в терминология, значении, в худож. лит-ре — для создания ист. колорита.
* См. лит. при ст. Устаревшие слова. .	Н. С- Арапова.
ИСТОРИОГРАФИЯ ЛИНГВИСТИКИ (история лингвистических учений) — направление исследований, посвященных развитию знаний о языке в истории науки и культуры, теоретическому осмыслению этого развития, анализу теорий и концепций генезиса лингвистической мысли в целом, а также в ее отдельных аспектах, традициях, течениях, направлениях, разделах и школах. И. л. иногда определяется термином «история языкознания», к-рый, по сути, обозначает сам процесс развития знаний о языке.
Начиная с античности появлялись работы историография, характера в области грамматики, поэтики, риторики и др. филологич. дисциплин. Однако возникновение науч. И. л. относится к 19 — иач. 20 вв., когда были созданы работы, стремившиеся осмыслить и охватить процесс развития науки о языке в целом, дать ее периодизацию и выделить осн. тенденции в развитии лингвистич. мысли. Одна из первых работ такого рода — «История языковедения до конца XIX в.»
204 ИСТОРИЗМЫ
В. Томсена (1902, рус. пер. 1938). Формированию И. л. способствовали исследования по истории лингвистики в отд. странах и ареалах.
В становлении И. л. можно выделить осн. этапы, связанные с господствующими в то или иное время взглядами на развитие науки о языке. Так, в кон. 19 — нач. 20 вв. преобладала концепция, согласно к-рой возникновение яз-знания как науки относилось к 19 в.; следствием этой концепции, связывавшей рождение яз-знания со сравнительно-историческим языкознанием, было отрицат. отношение к науке о языке до нач. 19 в., в частности к «универсальным грамматикам» (см. Универсальные грамматики) и логическому направлению в целом.
До нач. 60-х гг. 20 в. в исследованиях по И. л. наиболее распространенным являлось весьма беглое рассмотрение науки о языке до нач. 19 в. и относительно подробное изложеиие истории яз-зиания 19 и 20 вв. С появлением и развитием школ структурализма (см. Структурная лингвистика) в яз-знакии усилилось внимание к синхронно-сопоста-вит. изучению языков, что заставило искать в прошлом примеры сиихронно-сопоставит. штудий и проявлять к ним преимуществ, интерес. На этом строится, в частности, концепция Ф. де Соссюра о трех последовательных фазах развития лингвистики; «грамматическая» фаза, когда преимуществ, внимание уделялось нормативному описанию языков; «филологическая» «раза, когда преимуществ, внимание, уделялось толкованию и комментированию текстов; фаза сравнительно-исторического языкознания.
Совр. И. л. в СССР и за рубежом пытается преодолеть односторонность взглядов на развитие науки о языке; она стремится изучать историю яз-зиаиия в каждый из периодов как систему представлений, идей и методов, отражающих потребности исследуемой эпохи, ее филос. взгляды, общий уровень развития науки и культуры и т. д. В связи с этим совр. И. л. выдвинула на первый план вопросы методология, характера, в первую очередь вопрос об объекте И. л. и осн. принципах описания процесса развития знания о языке. Совр. И. л. осознает свою тесную связь с теорией языка; она персонифицирует теории языка, существовавшие в истории, выделяет традиции, школы и направления в яз-знании, дает его периодизацию и выдвигает концепции развития яз-знания как науки, критически анализируя труды предшественников. И. л. тесно связана с науковедением и историей науки. Разработка проблем генезиса лингвистич. мысли, значения обществ, условий для развития знаний о языке, изучение существовавших в разное время взглядов на язык, его природу и происхождение невозможны без обращения к общим проблемам генезиса науки, к роли обществ, условий в ее развитии, а также — к вопросам природы и системы науч, мировоззрения. Разработка и решение этих проблем во многом зависят от исходных филос. и методология, посылок исследований по И. л.
Для марксистской И. л. исключит, важность имеет разработанное К. Марксом и Ф. Энгельсом положение о диалек-тич. единстве логического и исторического в процессе познания. В изучении истории лингвистики марксистская наука опирается иа учение о диалектике движения мысли и ее форм к объективной истине, разработанное Марксом. Марк
систская И. л. опирается на представление о непрерывности развития знания, к-рая диалектически связана с неравномерностью, что позволяет говорить о «классических формах» знания (Энгельс), когда «исторический процесс рассматривается в той точке его развития, где процесс достигает полной зрелости» (М арке К.иЭнгельс Ф., Соч., т. 13, с. 497).
Сов. историография стремится подходить к анализу материала с позиций марксистского науковедения. Осн. аспекты исследования в сов. И. л. следующие: 1) выяснение социальной основы лингвистич. познания на каждом этапе его развития (напр., обусловленность круга интересов языковедов задачами общественно-языковой практики, связь принципов описания языка в ту или иную эпоху с периодом в развитии языка, история лит. языков и их нормирование как отражение эволюции общемировоззренч. категорий, определение социальных функций языковедения в разные эпохи (напр., осуществление языковой политики, регулирование социальной базы лит. языков, социальная оценка механизмов языкового варьирования); 2) изучение теоретико-методологич. принципов, характеризующих разл. традиции, направления и школы в яз-знании, изучение изменения структуры знания о языке, анализ связей яз-знания с философией, социологией, естеств.-науч, теориями на разных этапах развития науки о языке; 3) исследование внутр, логики развития знаний о языке и проблем прогресса в лингвистич. знании. И. л. тесно связана с лингвистич. источниковедением.
И. л. является одной иа интенсивно развивающихся областей зарубежного яз-зиания. Совр. зарубежная И. л. уделяет значит, внимание анализу забытых или малоизвестных источников, переосмыслению традиционных взглядов на уже известные источники с разл. филос. и методологии, позиций, но особенно пристальное внимание уделяется разработке общих филос. методологии, основ И. л. На базе такого рода исследований, содержащих разл. концептуальные построения в сюласти историко-лингвистич. науковедения, возник ряд направлений в зарубежной И. л.; наиболее распространены т. наз. парадигматическое и эпистемологическое направления. Первое из них, широко распространенное в англоязычных странах и ряде др. стран Зап. Европы, использует в описании процесса развития науки о языке понятие «парадигма науки», разработанное в книге Т. Куиа «Структура научных революций» (1962, рус. пер. 1975). Понятие парадигмы науки как доминирующей формы науч, мышления и его категориального строя на определ. этапе развития науки применяется в зарубежных и ряде сов. работ по истории и теории яз-знания (см., напр., «Общую теорию сравнительного языкознания» Э. А. Макаева, 1977). Проблемы описания процесса развития науки о языке с применением понятий «парадигма», «научное сообщество», «нормальная наука», «интеллектуальный климат» эпохи обсуждались в таких трудах по И. л., как «Historiography of linguistics» (1975), «History of linguistic thought and contemporary linguistics» (1976). Эти проблемы дискутируются и в работах сов. языковедов. Отмечая определ. операциональные удобства применения понятий «парадигма», «интеллектуальный климат» и т. п. к освещению процессов развития иауки, сов. ученые подчеркивают
ряд слабых сторон концепции Куна в целом и по отношению к И. л. в частности. Процесс смены «парадигм» у Куна не направлен; он не проявляет интереса к внутр, логике развития науки, к проблемам преемственности и прогресса в науч, позиаиии, т. е. именно к тем проблемам, к-рые представляют преимуществ, интерес для истории науки.
Уделяется виимание вопросам методологии гуманитарных наук, в т. ч. и яз-эиания, во Франции (напр., теории Г. Башляра, М. П. Фуко и др.). Теория ист. развития наук, или «историческая эпистемология», разработанная Фуко («Les mots et les choses», 1966, рус. пер. 1977, и «Archdologie du savoir», 1969), пытается отразить исторически изменяющиеся структуры мировосприятия, или «призмы видения» природных и социальных процессов, к-рые, по мнению Фуко, определяют возникновение и существование различных в разные ист. эпохи наук, теорий, гипотез. Эти призмы видения он называет «эпистемами». Осн. фактором, формирующим и упорядочивающим эпистему, является для Фуко соотношение «слов» и «вещей». Подходя к его концепции с позиций марксистской науковедч. критики, можно отметить, что Фуко абсолютизирует «допоиятийный уровень» человеческого мышления, считая отношение к действительности первичным, заданным априорно для каждой ист. эпохи. Момент смены эпистем для него немотивирован и абсолютен. Между эпистемами отсутствует преемственность, что противоречит идее прогресса человеческого познания и диалектич. движения мысли и ее форм к объективной истине. Более того, сама объективность науч, познания действительности ставится под сомнение.
Наиболее существ, достижениями названных направлений в И. л. являются системное описание знаний о языке в каждый из периодов развития яз-знания, пристальное внимание к «интеллектуальному климату» прошлых эпох и попытка найти в прошлом реминисценции совр. науч, течений. Выходит междунар. журн. «Historiographia linguistica» (1974—, 3 раза в год). В 1982 в Париже создано междунар. Общество истории и эпистемологии наук о языке, занимающееся теоретич. и практич. вопросами исследований в области развития знаний о языке. Об-во издает журн. «Histoire episthemologie langage» (1982—, 2 раза в год).
Все большее виимаиие сов. языковедов привлекает проблема методологии изучения истории яз-знания (Н. А. Слю-сарева, С. А. Ромашко и др.). Поставлены проблемы создания теории историко-лингвистич. процесса, разработки понятийного и концептуального аппарата И. л. Эта область выделяется в самостоят. направление исследований, получившее назв. «историологии науки о языке».
• Амирова Т. А., О л ь х о в и-ков Б. А., Р о ж л е с т в е в с к и й Ю. В., Очерки по истории лингвистики, М., 1975; Березин Ф. М., История лингвистич. учений, М., 1975; Слюсарева Н. А., Проблемы сов. историографии науки о языке. Науч.-аналитич. обзор, М., 1979; История лингвистич. учений. Древний мир, Л., 1980; История лингвистич. учений. Ср.-век. Восток, Л., 1981; Ромашко С. А., Методология изучения истории яз-знания. Науч,-аналитич. обзор, М., 1985; Бокадоро-ва Н. Ю., Проблемы историологии науки о языке, ВЯ, 1986, Afc 6; M o u n in G., Histoire de la linguistique. Des origines au XX siecle, P., 1967 (лит.); его ж e, La linguistique du XX-e siecle, P., 1975; Helbig G., Geschichte der neueren Sprachwissenschaft,
Lpz., 1970; Jacob A., Genese de la pensde linguistique, P., 1973; Robins R. H., A short history of linguistics, 2.ed.l L.— N. Y., 1979; Progress in linguistic historiography, Amst., 1980; Materiaux pour une histoire des theories linguistiques, Lille, 1985.
H. Ю. Бокаоорова.
ИТАЛИЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа мертвых языков индоевропейской семьи (см. Индоевропейские языки). Были распространены во 2-й пол. 1-го тыс. до н. э.— первых веках н. э. в центр, и юж. Италии. Проникновение италийских племен на Апеннинский п-ов сопровождалось распространением археология, культур террамара (нач. 2-го тыс. до н. э.) и вилланова (кон. 2-го — нач. 1-го тыс. до н. э.). И. я. традиционно делятся на 2 ветви — оскско-умбрскую и латино-фалискскую. Оскско-умбр. ветвь включает оскский и умбрский языки. Под первым обычно понимают совокупность диалектов сабельских племен — пелигнов, ве-стинов, марруцинов, самнитов и др. Ведущую роль играл, по-видимому, диалект кампанских осков, к-рый лег в основу языка оскских офиц. документов. Памятники оскского яз. датируются 5 в. до и. э.— 1 в. н. э. Памятники умбрского яз. относятся к 3—1 вв. до н. э.; к этому языку близко стоит диалект вольсков. Еще в 1444 близ Губбио (Умбрия) найдены были т. наз. Игувинские таблицы (3—2 вв. до н. э.), но лишь в 1928 К. О. Мюллер установил, что язык таблиц не является этрусским. Известно еще неск. языков (возможно, диалектов), к-рые с трудом поддаются классификации из-за скудости дошедших до нас материалов. Так, сикульский яз. представлен неск. надписями, небольшим числом глосс и ономастикой. О языке морге-тов, эиотров, опиков, авзонов и др. племен надежных данных нет. Нек-рые лингвисты выделяют сикуло-авзоиийский как особую ветвь И. я., для к-рой характерен переход индоевроп. *dh > t, другие связывают авзонийский (опико-си-кульский) с латинским или умбрским. Ограниченность сведений затрудняет определение места южнопицеи. языка. Экспансия Рима повлекла за собой романизацию италийских племен. В 1 в. до н. э. эпиграфич. памятники иа И. я. исчезают, однако оскский яз. оставался живым еше в 1 в. н. э.
К латино-фалиск. ветви относятся лат. и фал иск. языки. Фалиск. тексты (древнейшие надписи датируются 7—6 вв. до н. э.) содержат в основном ономастику, к-рая подверглась сильному влиянию этрус. яз. В отличие от латинского в фалиск. яз. сохранились неизменными гласные срединных слогов, ряд древиих окончаний, но монофтонгизация дифтонгов ai>e, au>o произошла раньше, индоевроп. иилаутные *-dh-, *-bn- переходят в -f- (лат. -Ь-).
Наиболее характерные различия между 2 ветвями И. я.: трактовка индоевроп. *kw и *gw как qu и v в латинском и р, Ь в оскско-умбрских языках; в последних сохраняется s перед носовыми сонантами (ср. оскское fisnam — лат. fa-num), индоевроп. *-dh-, *-bh- отражаются как г [ср. оскское mefiai — лат. (in)me-dia (но в фалискском f)], в группах двух согласных обычно происходит дифференциация или прогрессивная ассимиляция (-kt->-ht-, -nd->-nn-), тогда как в латинском — регрессивная ассимиляция. Оскско-умбр. языки сохраняют локатив; род. п. ед. ч. основ на -о в них -eis при лат. -i; различны способы образования буд. времени; оскско-умбр. языкам свойственно употребление послелогов.
Характер фонетич. изменений в И. я. свидетельствует о существовании в них силового начального ударения. В лат. языке в ист. время тип ударения изменился; надежных данных о подобных изменениях в других И. я. нет. Начальное силовое ударение повлекло за собой синкопу и сокращение гласных неударных слогов, что особенно характерно для умбр. яз. Тенденция к смещению ё и "1, б и й, проявившаяся в поздней латыни, имела место и в оскско-умбр. ветви.
С фонетич. точки зрения оскский яз. наиболее консервативен. Это проявляется в сохранении во всех позициях старых дифтонгов ai, oi, ei, ои, к-рые были мо-нофтоигизованы в латинском и умбрском, отсутствии ротацизма, возникшего в латинском и умбрском; сочетание kt развивается в оскском и умбрском в ht, но pt дает в оскском ft, тогда как в умбрском наблюдается след, ступень развития ht; в оскском отсутствуют сибилянты типа умбрских г>d, с<к.
В морфологии И. я. немало общего. В оскско-умбр. ветви представлены те же 5 склонений и 4 спряжения, что и в классич. латыни, с незначит. изменениями (если отвлечься от фонетич. процессов). В род. п. ед. ч. основ на -а нормальным является окончание -as, исчезнувшее в латииском за исключением неск. архаизмов (pater familias). В системе глагола различия относятся к образованию перфекта, буд. вр. и инфинитива. Общими являются редупликация и удлинение корневого гласного. Однако продуктивные способы словоизменения сформировались в оскско-умбрском независимо от латинского.
Синтаксис оскско-умбр. языков имеет много схождений с синтаксисом ранней лат. прозы. В оскско-умбрском чаще используются безличные конструкции, более широкое употребление имеет партитивный генитив, а также генитив времени и генитив отношения; значительно чаще, чем в латинском, встречается паратаксис.
Изучение лексики И. я. (кроме лат.) затрудняется фрагментарностью текстов. И. я. сохраняют значит, число лексем общеиндоевроп. фонда. В то же время отмечены слова, характерные для зап. ареала индоевроп. языков: ср. лат. сапо — др.-ирл. cani.m ‘пою’. Ряд оскско-умбр. лексем не имеет лат. соответствий. Контакты с греч. колониями в Италии создавали благоприятную почву для лексич. заимствований. Вероятно, лексика И. я. пополнялась также заимствованиями нз этрусского и др. доиндо-европ. языков Италии, однако из-за практически полной неизвестности этих языков исследования в дайной области невозможны. Оскско-умбр. заимствования из латинского ограничиваются в основном сферой административной терминологии.
Определяющими в изучении И. я. в сер. 19 в. стали труды Т. Моммзена, Т. Ауфрехта и А. Кирхгофа. Во 2-й пол. 19 в. выходят работы М. Бреаля и Ф. Бюхелера по умор. яз.,а также двухтомная оскско-умбр. грамматика (1892— 1897) Р. фон Планты. В последней четв. 19 в. И. В. Цветаев издает серию работ по оскскому яз. В 20 в. заметную роль играют исследования В. Пизани, Дж. Де-вото, Дж. Бонфанте, Ф. Рибеццо и др., уделяющих много внимания изучению остатков древнейших языков Италии, а также проблемам распространения И. я.
ИТАЛИЙСКИЕ 205
на Апеннинском п-ове, их связям с Другими иидоевроп. языками. Подобным проблемам посвящены работы Э. Феттера, У. Шмоля, А. Вальде и др.
• Тройский И. М., Очерки из истории лат. языка, М,— Л., 1953; Buck С. D., A grammar of Oscan and Umbrian, Boston — [a. o.J. 1928; Conway R., Whatmo-ugh J., JohnsonS., Prae-ltalic dialects of Italy, v. 1—3, L., 1933; Vetter E., Handbuch der italischen Dialekte, Hdlb., 1953; Pisani V., Le lingue dell’ltalia antica oltre il latino, в его кн.: Manual sto-rico della lingua latina, v. 4, Torino, 1953; Bottiglioni G., Manuale dei dialetti italici, Bologna, 1954; Giacomelli G., La lingua falisca, Firenze, 1963; S о 1-t a G. R., Zur Stellung der lateinischen Sprache, W., 1974.
Muller J. F., Altitalisches Worterbuch, Gott., 1926.	В. П. Калыгин.
ИТАЛЬЯНСКИЙ ЯЗЫК — один из романских языков (итало-романская подгруппа). Офиц. язык Итальянской Республики, Ватикана (наряду с лат. яз.), Республики Сан-Марино и Швейцарской Конфедерации (наряду с нем., франц, и швейцарским ретороманским). Распространен также в США, ФРГ, Аргентине, Франции, Бельгии, Эфиопии, Сомали, Ливии и на Мальте. Общее число говорящих св. 65 млн. чел.
Диалекты в Италии образуют северную (пьемонтский, лигурийский, ломбардский, эмильянский, венецианский), центральную (тосканский, умбрский, римский, корсиканский) и южную (неаполитанский, абруццский, апулийский, калабрийский, сицилийский) группы; имеется более 100 говоров. Диал, различия (в т. ч. и внутри одной группы) значительны, особенно в области фонетики и лексики. И. я. более близок к лат. яз., чем другие ром. языки. Наиболее характерные черты фонетики — вокалич. исход (отсутствие конечных согласных) в исконной лексике и способность ударения падать на любой слог. Отличия от других ром. языков имеются также в системе местоимений, глагола, в синтаксисе: личные местоимения в позиции подлежащего обычно опускаются. Широко распространены энклитики. Так же, как в португ. и рум. языках, в И. я. не различаются автономные и неавтономные формы притяжат. местоимений; в составе именной группы с артиклем употребляются и автономные, и неавтономные притяжат. местоимения. Страдат. залог образуется при помощи вспомогат. глаголов essere ‘быть’ и venire ‘приходить’. Дополнение со значением деятеля или орудия действия (агентивное дополнение) присоединяется с помощью предлога оа. Для выражения будущего в прошедшем употребляется только сложная форма кондиционалиса.
В основе лит. И. я. лежит флорентийский говор тоскан. диалекта (центр, группа). Первые письм. памятники относятся к 10 в. Язык Данте, Боккаччо, Петрарки сыграл большую роль в формировании лит. И. я. («тосканского вольгаре») и лег в основу Словаря Академии Круска (1612). Решающий вклад в становление И. я. как общенационального внес классик итал. лит-ры и филолог А. Манд-зони.
Наряду с лит-рой на И. я. продолжает выходить лит-ра на диалектах. Для большинства населения характерна диглоссия (владение общенац. языком и диалектом). Под влиянием диалектов
206 ИТАЛЬЯНСКИЙ
образовались региональные варианты И. я. Письменность на базе лат. алфавита.
* Алисова Т. Б., Черданцева Т. 3., Итал. язык, И., 1962; М i fill orini В., Storia della lingua italiana, Firenze, 1960; Regula M., Jernej J.: Grammatica italiana descrittiva. Su basi storiche e psicologiche. Bern — Munch., [1965]; Rohlfs G., Grammatica storica della lingua italiana e dei suoi dialetti, [v. 1—3], Torino, [1966—69]; De Mauro T.. Storia linguistica dell’ltalia unita, Bari, 1970; Devo-t о G., Giacomelli G.,1 dialetti delle region! d'Italia, Firenze,1972; D a r d a n о M., Tri fore P., Grammatica italiana, Bologna, 1983.
МайзельБ. H., С к в о p ц о в а Н. А., Рус.-итал. словарь, 2 изд., М., 1972; Скворцова Н. А., М а й з е л ь Б. Н., Итал.-рус. словарь, 3 изд., М., 1977; Черданцева Т. 3., Розенталь Д. Э., Ре джо С., Итал.-рус. н рус.-итал. словарь, М., Генуя, Эдест, 1988; М i g 1 i о-rini В., Vocabolario della lingua italiana, Torino. 1965; Dizionario moderno della lingua italiana, Mil., 1984. T. 3. Черданцева.
Материалы, посвященные исследованию И. я., кроме общелингвистич. журналов (см. Журналы лингвистические) публикуются в специализиров. журналах: в Италии — общих: «Studi di filologia italiana» (Firenze, 1927 — ), «Lingua nostra» (Firenze, 1939—). «Lingua e stile» (Bologna. 1966—), «Studi di grammatica italiana» (Firenze, 1971 — ); диалектологических: «L’Italia dialettale» (Pisa, 1925—), «Bolletino del Centro di studi filolo-gici e linguistici siciliani» (Palermo, 1953—), «Rivista italiana di dialettologia: scuola, societa, territorio» (Bologna, 1977 — ). В др. странах выходят: Великобритания — «Italian Studies» (место изд. разл., 1937 — ); Нидерланды — «Italian Linguistics» (Lisse, 1976—); С Ш А — «Italica» (N. Y., 1924—), «Forum Italicum» (место изд. разл., 1967 — ); Франция — «Revue des dtudes italiennes» (P., 1936—. новая сер. 1954—); Швейцария — «Studi linguistici italiani» (Friburgo, I960—).
E. А. Хелимский.
ИТЕЛЬМЁНСКИЙ ЯЗЫК (устар.— камчадальский язык) —один из чукотско-камчатских языков. Распространен на зап. побережье п-ова Камчатка. Число говорящих ок. 200 чел. старшего поколения. Большинство ительменов пользуется рус. языком. Принадлежность И. я. к чукотско-камчат. языкам признается не всеми исследователями. К 20 в. сохранился лишь «зап. И. я.», к-рый был либо диалектом, либо одним из языков ительмен, ветви чукотско-камчат. языков, распространенным по всей Камчатке, начиная от 58° сев. широты.
И. я. отличается от близких ему чукот. и коряк, языков высокой консонантной насыщенностью, отсутствием основосло-жения и инкорпорации, номинативным характером синтаксиса. Лексич. различия у этих языков также отчетливы. « Крашенинников С. П., Описание земли Камчатки, М,— Л., 1949 (1 изд., СПБ, 1755); Володин А. П., Ительмен, язык, Л., 1976; R a d 1 i n s k у I., Stowniki narzeczy luddw kamczackich, Krakdw, 1891— 1894; Worth D., La place du kamtchadal parmi les langues soi-disant paleosiberiennes, «Orbis», 1962, t. 11, Mi 2. А. П. Володин. ИШКАШЙМСКИЙ ЯЗЫК — один из памирских языков. Осн. область распространения— пров. Бадахшан на С.-В. Афганистана; на терр. СССР — в Горно-Бадахшанской АО Тадж. ССР. Число говорящих в СССР ок. 700 чел. Выделяются 2 диалекта: собственно ишка-шимский (на терр. СССР) и санглич-ский (в Афганистане). От близкородственных памирских языков И. я. отличается наличием церебрального ряда согласных (эта черта присуща также ва-хаискому языку); богатством форм в си
стеме личных и указат. местоимений; особым окончанием 3-го л. ед. ч. в глагольной форме наст.-буд. времени; наличием особых предлогов и послелогов; нек-рыми лексич. особенностями. Разрабатывается письменность на основе рус. алфавита.
в Соколова В. С., Очерки по фонетике пран, языков, в. 2. М,— Л., 1953; Пахалина Т. Н., Ишкашим. язык, М., 1959; ее же. Исследование ио сравнит.-ист. фонетике памир. языков, М., 1983; Grierson G. A., Ishkashmi, Zebaki and Yazghu-lami, L., 1920; Morgenstierne G., Indo-iranian frontier languages, v. 2, Oslo, 1938.	T. H. Пахалина.
ЙЕЛЬСКАЯ ШКОЛА —см. Дескрип-тивная лингвистика.
ЙОРУБА — один из ква языков. Распространен в зап. и юго-зап. р-иах Нигерии, в Бенине, Того, Сьерра-Леоне. Потомки народа йоруба, называемые лу-куми, живут на о. Куба. Общее число говорящих ок. 20,6 млн. чел. Используется в Нигерии как офиц. язык в гос. учреждениях на уровне штата (наряду с хауса, игбо, а также с англ., имеющим статус офиц. языка). Й. имеет ок. 30 диалектов: ойо, ифе, иджебу, эгба и др. В фоиологич. системе 14 гласных фонем, включая назализованные. Среди согласных — двусмычные лабио-велярные g", kp. Язык тональный, имеет три фонема-тич. тона-, высокий, низкий, средний; каждый слог на одну ступень выше или ниже следующего, переходы от тона к тону плавные. Характерна элизия звуков и слогов (выпадают гласные на стыках слов, иногда — слоги, при этом тон в оставшейся части слова модифицируется). Распространены идеофоны .
Язык изолирующий, грамматич. значения передаются лексически и синтаксически. В роли служебных обычно выступают значимые слова. Дифференциация слов по классам слабая, четко проводится лишь различие между глаголами (корневые слова со структурой CV) и не глаголами. Много т. наз. качеств, глаголов типа бага ‘быть хорошим’. Развита система бытийных глаголов: ni — тождество, je — характеризация, wa — наличие, se — пребывание в качестве и др. Форм пассива нет. Наличие или отсутствие дополнения указывает на активный или средний залог. Каждое дополнение связано с отд. глаголом. Времена: реальное (соответствует иаст. и прош. временам нндоевроп. языков) и гипотетическое (соответствует буд. вр. и сослагат. наклонению иидоевроп. языков). Предложение двусоставное, порядок слов SPO. Характерны «цепочки» сопряженных слов, именные и глагольные (средн последних — т. наз. сериальные глаголы).
Й. является языком межэтнич. общения. Письменность на базе лат. алфавита введена миссионерами в сер. 19 в. Лит. вариант Й. сложился на базе диалекта ойо. Существует религ. учебная, худож. лит-ра; в Нигерии на Й. ведутся передачи по радио, осуществляется преподавание в нач. школе, язык изучается в ун-тах Нигерии и Бенина.
* Яковлева В. К., Язык йоруба, М., 1963; М а я н ц В. А.. Типологич. особенности простого предложения языка йоруба, «Уч. зап. МГИМО», 1969, т. 1; е е же, Глагольная цепочка в языке йоруба, в сб.: Africana, Л.. 1971; Bamgbose А., A grammar of Yoruba, Camb., 1966.
Abraham R.. Dictionary of modern Yoruba, L., 1958.	В. А. Маянц
КАБАРДЙ НО-ЧЕРКЁССКИ Й ЯЗЫК (кабардинский язык) — одни из абхазско-адыгских языков. Распространен в Каб.-Балк. АССР, Карачаево-Черкес. АО, в г. Моздок и части прилегающих к нему хуторов Ставропольского края, в аулах Краснодарского края, Адыгейской АО. Число говорящих ок. 370 тыс. чел. (1979, перепись). В К.-ч. я. 5 диалектов: собственно кабардинский, моздокский, черкесский, бесленеевский и кубанский. В основе лит. языка лежит речь кабардинцев Б. Кабарды. В отличие от адыгейского языка имеет спиранты в, ф! (в адыг. яз. «в» встречается только в заимствованиях из рус. яз.); в исконных неодносложных словах с конечными э, ы отсутствует ударение на последнем слоге. Имеет ряд специфич. морфологич. черт в формах времен и наклонений, статичности и динамичности, в образовании числительных, в передаче отрицания, в показателях эргативного падежа. В лексике отмечаются осетинизмы, не представленные в адыг. яз.
Письменность создана в 1923—24 на базе лат. графики, с 1936 переведена на рус. графич. основу. Лит. язык после Окт. революции 1917 интенсивно развивается; испытывает влияние рус. яз.
• Яковлев Н. Ф., Материалы для кабардин. словаря, М., 1927; его же, Грамматика лит. кабардино-черкес. языка, М.— Л.. 1948; Грамматика кабардино-черкес. лит. языка. М., 1957; У рыс X ь., Адыгэ тхыбзэм н тхыдэ. Налшык. 1968; Очерки кабардино-черкес. диалектологии, Нальчик, 1969; Kuipers А. Н.. Phoneme and morpheme in Kabardian, ’s-Gravenhage, 1960.
Карданов Б. M., Бияоев A. T., Рус.-кабардинско-черкес. словарь, M., 1955; Кабардинско-рус. словарь, М., 1957.
_	. А. К. Шагиров.
КАБЙЛЬСКИЙ ЯЗЫК—один из берберо-ливийских языков. Распространен в горных р-нах сев. Алжира. Число говорящих ок. 2,6 млн. чел. Различаются диалекты Большой и Малой Кабилии.
Для консонантизма характерны сци-рантизация, палатализация и аффрика-тизация смычных в негеминиров. позиции, наличие лабио-велярных (диалект — иржен). Гласные фонемы: /а/, И/, /и/, /э/. Имя имеет категорию статуса, прилагательные — категорию неопределенности. Сохраняется полная парадигма спряжения глаголов состояния. Имеются формы интенсивного перфектива в значении ирреального наклонения. Релятивные формы ие имеют словоизменения.
Отрицат. частица состоит из двух компонентов, в функции приименных отрицаний выступают частицы, заимствованные из араб. яз. Местоимения «объект; ного ряда» нередко оформляют субъект неперех. предиката. Используется показатель именного предложения d. Порядок слов в предложении VSO; подчинение предложений развито слабо. В лексике много арабизмов. Письменность создана на лат. основе в 80-е гг. 20 в. • Basset R., Manuel de la langue Ka-byle, P., 1887; Picard A., Textes berberes dans le parler des Irien, t. 1 — 2, Alger, 1958; Vincennes L. de. Dal let J., Initiation a la langue berbere (Kabylie), v. 1 — 2, Fort-National, 1960; Ch aker S., Un parler berbere d’Algerie (Kabylie). Syntaxe, Lille. 1983 (Diss.).
Dal let J.-M., Dictionnaire Kabyle-Francais. Algerie — P., 1982.
А. Ю. Аихенвальд.
КАВКАЗОВЕДЕНИЕ — комплекс гуманитарных дисциплин, изучающих языки, фольклор, историю, культуру народов, говорящих на кавказских (иберийско-кавказских) языках. Лингвистич. К. формируется к сер. 19 в., однако начало изучения кавк. языков восходит к ср.-век. филологич. традиции Грузии. В самый ранний период разрабатывались нормы др.-груз. лит. языка и вопросы перевода; 11 —12 вв. характеризуются деятельностью груз, филологов эллинофильского направления по изучению адекватности переводов. В поздием средневековье обозначились две линии развития К.: начало грузиноведения в Европе (практич. пособия С. Паолини, Н. Ирбаха и Ф. М. Мад-жо) и работы в области лексикографии и грамматики в Грузии (толковый словарь Сулхана Сабы Орбелиани, а также грамматики 3. Шаншовани п Антония I, строившиеся на основе т. наз. рациональной грамматики, см. Универсальные грамматики).
В 18 в. начинается словарно-собират. этап в развитии К. Рус. академики П. С. Паллас и И. А. Гюльденштедт составили многоязычные словари ряда кавк. языков. Гюльденштедт предложил классификацию кавказских языков, выделив черкесскую (абхазско-адыгскую), грузинскую (картвельскую), кистии-скую (нахскую) и лезгинскую (дагестанскую) группы. При этом незамеченным оставалось родство двух последних групп.
В европ. К. в 1-й пол. 19 в. появились грамматич. работы основателя грузиноведения в Петербурге М. И. Броссе, гипотеза Ф. Боппа о родстве картвельских и индоевроп. языков, а также исследования Г. Розена по бесписьм. картвельским языкам. В Грузии в это время была создана серия новых грамматик. В грудах петеро. ученых Д. И. Чубинова и А. А. Цагарелп происходит синтез европ. и груз, кавказоведч. традиций. Длит, период накопления новых языковых материалов отмечен в К. описат. исследованиями А. А. Шифнера, П. К. Услара и А. Дирра, заложившими фундамент для дальнейшего развития К. Особую роль сыграли работы Услара, отличавшиеся строгой методикой описат. анализа и богатством языкового материала. Дирр опубликовал также обобщающую монографию по кавк. яз-знанию и основал жури. «Caucasica» (1924—34). Положит, роль в ознакомлении европ. ученых с достижениями К. сыграли работы Г. Шу-хардта.
Особое место в истории К. принадлежит Н. Я. Марру, основателю серий «Материалы по яфетическому языкознанию» (1910—25) и «Тексты и разыскания по армяно-грузинской филологии» (1900— 1919). Марр положил начало сравнит.-ист. изучению картвельских языков, ввел в науч, обиход большой материал сев,-кавк. языков, опубликовал др.-груз, тексты. Вместе с тем значит, часть его наследия обесценена влиянием положений «нового учения о языке*. Исследования Н. С. Трубецкого по абхазско-адыгским и нахско-дагестанским языкам спо
собствовали внедрению в К. методов классич. компаративистики.
Значит, развития достигло К. в СССР— в науч, изучении языков и языковом строительстве. Завершен первичный описат. этап (по ряду языков есть многочисл. описания), созданы обобщающие труды. Проведена большая работа по созданию письменности и лит. норм для младописьменных языков, а также по совершеиствованию норм лит. груз, языка. Издано и создается большое число словарей. Наиболее изученными являются картвельские языки (особенно грузинский). С точки зрения уровневого строения кавк. языков более результативны исследования по фонетике и морфологии. В области синтаксиса особенно интенсивно изучался эргативный строй кавк. языков. Среди наследия представителей старшего поколения сов. исследователей сев.-кавк. языков остаются актуальными работы А. А. Бокарева, А. Н. Генко, Л. И. Жиркова, Ш. И. Михайлова, Н. Ф. Яковлева. В картвели-стике аналогичное место занимают труды Г. С. Ахвледиани, С. М. Жгенти, В. Т. Топуриа. А. С. Чикобавы. В области изучения абхазско-адыг. языков выделяются работы К. В. Ломтатидзе, Г. В. Рогавы. Совр. этап в развитии картвелистики отражают исследования Т. В. Гамкрелидзе, III. В. Дзидзигури, Г. И. Мачавариани, А. Г. Шанидзе и ми. др. Нахско-даг. яз-знание представлено работами Е. А. Бокарева, Т. Е. Гудавы, Ю. Д. Дешериева, Чикобавы и др. Описан строй всех кавк. языков, изучены их диалекты, появились и продолжаются ист. исследования по отд. языковым группам.
Ко 2-й пол. 70-х гг. в К. сложились два направления исследований, характеризующиеся разл. теоретико-методич. установками. С одной стороны, это кавказоведы, признающие внутр, родство групп кавк. языков доказанным, а с др. стороны, ученые, считающие это положение необоснованным. Такое расхождение, естественно, обусловливает разное понимание перспектив и актуальных задач К. Представители первого направления считают, в частности, что осн. вопросы истории картвельских языков не могут правильно решаться вне учета данных других кавк. языков. Напротив, представители второго направления полагают, что осн. вопросы истории картвельских языков могут вполне адекватно решаться без данных других языков. Между тем поиск закономерных звукосоответствий чрезвычайно затруднен резким отставанием этимологич. исследований сев.-кавк. языков. Проблематичными остаются встречающиеся преим. в работах некав-казоведов и противоречащие друг другу гипотезы о внеш, генетич. связях кавк. языков: абхазско-адыгско-хаттская, нахско-дагестанско-хурритско-урартская, баскско-кавказская и ностратическая (согласно к-рой картвельские языки отдаленно родственны неск. большим языковым семьям Ст. Света) и др. гипотезы. В гораздо большей степени разработана в К. типология кавк. языков. Существ, резуль-
КАВКАЗОВЕДЕНИЕ 207
таты достигнуты сов. исследователями в области как формального, так и содержательно ориентированного типологич. изучения материала. Ареальный аспект кав-казоведч. исследований находится в самой начальной стадии.
Ведущая роль в совр. К. принадлежит отечеств, лингвистам: наибольший объем работ выполняется в лингвистич. учреждениях Тбилиси (Ии-т яз-знания АН Груз. ССР, Тбилисский гос. ун-т, Ин-т рукописей АН Груз. ССР, Ин-т востоковедения АН Груз. ССР, Тбилисский гос. пед. ии-т им. А. С. Пушкина) и Москвы (Ин-т яз-знания АН СССР, Моск. гос. уи-т). Большую исследоват. работу ведут также кавказоведы Махачкалы, Грозного, Сухуми, Ленинграда, Майкопа и иек-рых др. городов. В Тбилиси публикуются спец, периодич. исследования: « Иберийско-кавказское языкознание » (с 1946), «Ежегодник иберийско-кавказского языкознания» (с 1974), «Вопросы структуры картвельских языков» (с 1959).
В 60—70-х гг. 20 в. резко возрос интерес к К. н в зарубежной лингвистике, где особенно много сделано в области изучения абхазско-адыгских и картвельских языков (Ж. Дюмезиль, К. X. Шмидт, Г. Фенрих и др.). Кавк, языки исследуются в ФРГ, Франции, ГДР, Великобритании, США, Нидерландах, Норвегии, Бельгии, Швейцарии, Польше, Чехословакии и в ряде др. стран.
Журналы: «Caucasica: Zeitschrift fiir die Erforschung der Sprachen und Kulturen des Kaukasus» (Lpz., 1924—34), «Bedi Kartblisa. Destin de la Georgie. Revue de Karthvelologie» (P., 1948—), «Studia Caucasica» (The Hague, 1963-). в Цагарели А., О грамматич. лит-ре груз, языка, СПБ. 1873; Аннотированная библиография фонетич. лит-ры. I. Картвельские языки, Тб., 1937; II. Кавк, языки, Тб., 1940 (на груз, яз.); Качарава Г. Н., Топуриа Г. В., Библиография языковедч. лит-ры об иберийско-кавк. языках, ч. 1, Тб., 1958; Чикобава А. С., История изучения иберийско-кавк. языков, Тб., 1965 (на груз, яз.); Библиография изданий Ин та яз-знания АН Груз. ССР, в кн.: Иберийско-кавк. яз-знание, т. 19, Тб., 1974; П о-цхишвнли А. В., Из истории груз, грамматич. мысли. Тб., 1979 (на груз, яз.); Климов Г. А., Введение в кавк. яз-знание, М., 1986,	, Г. А. Климов.
КАВКАЗСКИЕ (ИБЕРЙиСКО-КАВ-КАЗСКИЕ) ЯЗЫКЙ — условное название совокупности около сорока автохтонных (коренных) языков Кавказа. Распространены на Сев. Кавказе, в Закавказье, Турции. Мелкие группы носителей К. (и.-к.) я. представлены в Сирии, Иране и в иек-рых др. странах Бл. Востока. Общее число говорящих ок. 7 мли. чел. К. (и.-к.) я. распадаются на 3 группы: абхазско-адыгские языки, картвельские языки и нахско-дагестанские языки. По др. классификации (Ю. Д. Дешериев и др.), нахско-даг. группа делится на две — нахскую и дагестанскую. Абхазско-адыгские и нахско-дагестанские языки нередко именуются сев.-кавказскими (или горскими иберийско-кавказскими), в отличие от картвельских, или юж.-кавказских, локализованных в Закавказье.
При наличии глубоких структурных и материальных расхождений между отд. группами К. (и.-к.) я. в иих выявлен ряд параллелизмов. Однако обоснованию гипотезы об их генетич. единстве (сформулированной еще в 19 в. П. К. Усларом) мешает отставание этимология, исследований: закономерные фонетич. соответствия между праязыками всех групп не
208 КАВКАЗСКИЕ
установлены (напр., нет звукосоответст-вий праязыкового уровня для доказательства родства абхазско-адыгских и нахско-дагестанских языков). Сравнительно-ист. исследования объективно затруднены отсутствием у кавк. языков, за исключением грузинского, древне-письм. традиции. При большом числе гипотез (см. Кавказоведение') остаются неясными генетич. взаимоотношения кавк. языков с др. языками, изучавшиеся гл. обр. некавказоведами.
Структурные различия между отд. группами кавк. языков существенны. Так, для абхазско-адыгских языков характерны: в фонетике — богатство консонантного инвентаря и бедность вокалического, в грамматике — многолич-ный принцип глагольного спряжения (с обозначением до четырех участников действия) при отсутствии или минимальном развитии именного склонения. Специфич. черты фонетики картвельских языков — высокая консонантная насыщенность текста, отсутствие шумных латеральных согласных, обычная двукон-соиантная структура глагольного корня. Специфич. черты грамматики — залоговая дифференциация перех. глагола, развитие сложноподчиненного предложения. Характерными признаками нахско-даг. языков являются система именных классов (от 2 до 8), к-рой в грамматике соответствует морфологич. категория класса, выраженная и функционирующая в синтаксически связанных с именами существительными частях речи (глаголах, прилагательных), а также самая большая падежная парадигма (в нек-рых случаях около 40 падежей), не свойственная ни одному из языков мира.
Кавк, языки имеют общие черты, если рассматривать их в плане формальной типологии и характерологии: ограниченность вокалич. инвентаря (кроме нек-рых нахско-даг. языков, имеющих до 24 гласных) и разветвленные консонантные системы; наличие в словоизменении и словообразовании префиксального строя наряду с суффиксальным; преим. агглютинативный морфологич. тип при подчиненном положении черт флективности (во всех группах языков в разной степени прослеживается система аблаута, рассматриваемая обычно в качестве архаичной). Нек-рые черты сходства обнаруживаются в порядке слов в предложении (тяготение глагольного сказуемого к концу предложения, тенденция прямого дополнения к препозиции по отношению к сказуемому, а определения — к препозиции к своему определяемому). По совокупности формальных структурных признаков можно говорить о промежуточности картвельской языковой структуры между абхазско-адыгской и нахско-дагестанской: ср. постепенное нарастание черт флективности, уменьшение роли префиксации, усложнение системы именного склонения и, напротив, упрощение системы глагольного спряжения, сокращение словообразоват. типов и др. черты, проходящие с 3. на В. кавк. ареала через картвельскую языковую область. Однако в целом картвельские языки в формаль-но-типологич. плане ближе к абхазско-адыгским. Обнаружены и нек-рые лексич. параллели картвельских и абхазско-адыгских языков. На этих предпосылках основывается предположение о возможности отношений аллогенетич. (приобретенного) «родства» между картвельской и абхазско-адыгской группами. Выявлены также структурные параллелизмы и материальные совпадения (часть из к-рых может рассматриваться, однако, как древней-
шие заимствования) картвельских и индоевроп. языков.
В плане содержат, типологии соотношение кавк. языков оказывается иным. Абхазско-адыгские и нахско-дагестанские языки объединяются эргативным строем, хотя в нахско-даг. языках он несколько менее последователен [частое отсутствие глагольных аффиксов эргативной серии, случаи функционирования т. и. несовмещающего, т. е. чисто субъектного по своей семантике эргативного падежа (эргатива), возможность построения не эргативной, а т. н. общей конструкции предложения при перех. глаголе-сказуемом и др. ]. Своеобразие картвельских языков составляет совмещение признаков эргативной (точнее — активной) типологии с номинативной (регулярное проведение залоговой диатезы перех. глагола, по-видимому, позволяет говорить даже о перевесе в них черт номина-тивности; см. Номинативный строй).
Наиболее слабо изучены ареальные взаимоотношения кавк. языков. Не получило обоснования мнение о существовании т. и. кавк. языкового союза в составе не только автохтонных, но и индоевроп. языков Кавказа: отмечались аналогии в фонетич. системах, совпадения в составе фразеологизмов и др. Гипотезу об абхазско-адыгском субстрате для картвельских языков в Зап. Грузии поддерживал С. Н. Джаиашиа. Нек-рые факты говорят о существовании в прошлом некоего языкового союза в составе картвельского и индоевроп. ареалов, напр. изоморфность (соответствие) общекартвельской морфофонологич. системы древней индоевропейской. Начинается изучение как собственно лингвистич., так и культурно-ист. аспектов ареальных связей кавк. языков е древними языками Передней Азии.
Из всех кавк. языков лишь грузинский является древнеписьменным. По-видимому, существовала письменность и на удин, языке (см. Агванское письмо). Начиная преим. с позднего средневековья имели место опыты применения письменности на араб, графич. основе для ряда др. кавк. языков, иапр. аварского, лакского, даргинского. Лишь после Окт. революции 1917 на Кавказе развернулось активное языковое строительство. Были созданы письменности, разработаны алфавиты, усовершенствованы орфографии, определены диал. базы лит. языков, упорядочены нормы лит. языков, создаются нормативные грамматики и словари. На мн. кавк, языках функционирует радиовещание. Младописьменные лит. языки (абхазский, абазинский, адыгейский, кабардино-черкесский, чеченский, ингушский, аварский, лакский, даргинский, лезгинский, табасаранский) переживают процесс интенсивного развития. Об изучении К. (и.-к.) я. см. Кавказоведение. в Джавахишвили И. А., Первоначальный строй и родство груз, и кавк. языков. в его кн.: Введение в историю груз, народа, т. 2, Тб., 1937 (на груз. яз.); К а ч а р а-в а Г. Н., Т о п у р и я Г. В., Библиография языковедч. лит-ры об иберийско-кавк, языках, ч. 1, Тб., 1958; Дешериев Ю. Д., Сравнит.-ист. грамматика нахских языков и проблемы происхождения и ист. развития горских кавк. народов. Грозный, 1963; Кламов Г. А., Кавк, языки, М., 1965; Иберийско-кавк. языки, в ки.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967; Закономерности развития лит. языков народов СССР в сов. эпоху. [Иранские и кавк. языки], под ред. Ю. Д. Дешериева, М., 1969; Структурные общности кавк. языков. М.. 1978; Языки Азии и Африки, т. 3, М.. 1979; Чикобава А. С., Введение в иберийско-кавк. яз-зва*
ние, Тб., 1979 (на груз, яз.); К л и м о в Г. А., Алексеев М. Е., Типология кавк. языков, М., 1980; Очерки морфологии иберийско-кавк. языков, Тб., 1980 (на груз, яз.); К ли мор Г. А., Введение в кавк. яззна-ние, М.. 1986; Deeters G., Die Kaukasi-schen Sprachen. в кн.: Armenisch und Kaukasi-sche Sprachen, Leiden — Koln. 1963 (Handbuch derOnentalistik, Abt. l,Bd7). Г. А. Климов. КАДДЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа языков, занимающая промежуточное положение между тайскими языками и австронезийскими языками. Включает языки: лакуа (пупео, или кабео), гэлао (клау, кау), лати и ли. Место в генеалогии, классификации окончательно не установлено. Как самостоят. группа выделена П. К. Бенедиктом, А. Ж. Одрикур дополнительно включил в нее языки лаха и лаккья. Кит. ученые относят язык гэлао к китайско-тибет. семье, отмечая, однако, его наибольшее сходство с чжуанским и тайскими языками, а также с дун-шуйскими, а наибольшее расхождение с языком ли. Язык лаккья кит. ученые относят к дун-шуйской ветви китайско-тибет. семьи. Ряд сов. ученых (С. Е. Яхонтов и др.) объединяет К. я., а также тайские, дун-шуйские (кам-суй-ские) языки в одну группу, называемую парата йскими языками. К. я. распространены на севере СРВ и на юге КНР, гл. обр. в горных р-нах. Сведения о численности говорящих неполные. На языке пупео в СРВ говорят ок. 250 чел. (численность пупео в КНР неизвестна), на лаха — 1500 чел. (перепись 1979 в СРВ). Численность народа гэлао в КНР 55 тыс. чел., но б, ч. его не владеет этим языком.
К. я. относятся к изолирующим языкам. В большинстве К. я. границы морфемы, как правило, совпадают с границами слога. Отклонения от этого закона свидетельствуют об определ. этапе развития того пли иного языка и выявляют отличия одного языка от другого как на фонетико-фонологич., так и иа морфологич. уровнях. В К. я. простое слово или морфема представлены гл. обр. сильным слогом. Возможно также сочетание сильного и слабого слогов (напр., в пупео, в меньшей степени в лаха, при практич. отсутствии в гэлао). Структура сильного слога CVC пли CtCjVCs. Сильный слог всегда тонирован, он ударный, занимает конечную позицию. Структура слабого слога CV, он всегда безударный и предшествует сильному; в пупео тонируется «нейтральным» ровным средним тоном, в лаха тон слабого слога повторяет этимология. тон сильного слога. Систему консонантизма составляют простые фонемы и кластеры. Кластеры в пупео и лаха фонологически представляют собой две фонемы, в гэлао — одну фонему, осложненную дополнит, артикуляционными признаками. В пупео, гэлао, лаха в инициальной позиции могут выступать до 26 простых фонем и до 23 кластеров (ph, pw, tsh, mn, kl и др.). Системы финалей различны: в гэлао возможна одна конечная согласная /п/ и нулевая финаль, в лаха и пупео возможны 9 конечных фонем (/p/,/t/,/k/ и др.) и нулевая финаль. Систему вокализма в пупео, гэлао, лаха образуют от 10 до 25 гласных и от 4 до 8 дифтонгов. В пупео дифтонги могут образовываться гласными верхнего подъема. В лаха дифтонги встречаются только в словах, заимствованных из вьетнамского или тайского языка, в гэлао часть дифтонгов связана только с кит. заимствованиями. В пупео все гласные, кроме /у/, различаются по долготе, в лаха — только гласные среднего ряда. В пупео пять тонов, в гэлао
и лаха — шесть. В системе частей речи глаголы н прилагательные противопоставляются именам, местоимениям и числительным. У всех частей речи, кроме наречий, имеются частные грамматич. категории: у имен и личных местоимений — категория числа, у глаголов и прилагательных — категории вида, времени и залога (пассив, каузатив). У числительных имеются четыре формы: предметного, порядкового, абстрактного н предметно-порядкового счета. Показатели этих категорий частично исконные, частично заимствованные из вьетнамского, китайского, тайского языков.
Синтаксич. отношения между словами выражаются порядком слов, служебными словами и нитонацией. Порядок слов относительно фиксированный; при перех. глаголе возможен SVO и OSV, при непереходном — SV и VS. Прямое дополнение вводится непосредственно, косвенные — с помощью предлогов, позиция косв. дополнений относительно свободна. В гэлао возможна инверсия прямого дополнения с помощью служебного слова «ба», заимствованного из кит. яз. В К. я. отмечены простые и сложные предложения (союзные и бессоюзные), односоставные и двусоставные, к-рые делятся на глагольные, качественные и связочные. Предложения подразделяются также по цели высказывания.
Среди способов словообразования имеются удвоение, аффиксация и словосложение; словообразоват. модели распределены по частям речи. Напр., полный повтор служит целям формообразования у имен, дивергентный повтор — целям слово- и формообразования у прилагательных. Дивергентный повтор может быть консонантным и рифмованным. Образование производных слов осуществляется с помощью новых аффиксов и полуаффиксов, а также старых аффиксов. Старые аффиксы (напр., ka-, ро'-, то'- в пупео и в нек-рых словах лаха, lu-, qe-, qau- в гэлао), распространенные в австроазиатских и австронезийских языках данного ареала, в К. я. встречаются в основном в сфере словообразования.
В основном словарном фонде наряду с исконными словами отмечено множество слов, общих с другими языками: тайскими, китайским, австронезийскими, австроазиатскими. Напр., в пупео до 30% слов, общих с тайскими, до 25% — общих с лаха и тайскими, 7% — общих с австронезийскими, в т. ч. общих для лаха и тайских языков. Звуковые оболочки слов, общих для пупео, лаха и тайских, как правило, в пупео и лаха более древние, чем в тайских языках (в пупео и лаха слова многосложные, в тайских — односложные, в пупео и лаха сохранены кластеры, отсутствующие в тайских). Среди слов, общих для пупео, лаха и австронезийских языков, много числительных. Слова, общие для пупео, лаха и китайского, скорее всего заимствованы из ср.-век. или совр. кит. яз.
Все К. я. бесписьменные. Носители их, как правило, многоязычны. Родные языки используются преим. в семейно-бытовой сфере, в обществ, сферах применяются Вьетнам, и тайский языки (у пупео и лаха в СРВ) или китайский (у гэлао в КНР).
Изучение К. я. началось сравнительно недавно. Язык пупео впервые был упомянут в книге Ле Куй Дона (1773), лаха стал известен после работы Вьетнам, этнографов Данг Нгием Вана н Нгуен Чук Виня. Языки лаха и пупео были обследованы совм. сов.-Вьетнам, экспедицией
в 1979 и 1981. По результатам полевых обследований подготовлены две книги, включающие описание этих языков, материалы по грамматич. и лексич. анкетам, а также фольклорный материал. Языку гэлао посвящена работа Хэ Цзя-шаня, вышедшая в КНР в 1983, а также статья в Кит. энциклопедии.
• Яхонтов С. Е., В защиту аустро-тайской гипотезы, в кн.: Ностратич. языки и ностратич. яз-зиание. Тезисы докладов, М., 1977 (лит.); Материалы сов.-Вьетнам, лингвистич. экспедиции 1979 г. Язык лаха, М., 1986; Материалы сов.-Вьетнам, лингвн-стнч. экспедиции 1981 г. Язык пупео (в печати); Benedict Р. К., Thai. Kadai and Indonesian. A new Alignment in South-Eastern Asia, «American Anthropologist», 1942, v. 44 (лит.); Ле Куй Дон, Заметки об увиденном п услышанном, Ханой, 1962 (иа Вьетнам. яз.); ДангНгиемВан, Нгуен Чук Б и н ь, Этиич. группы носителей семи австроаэиат. языков, Ханой, 1972 (на вьетиам. языке); Хэ Цзяшань, Краткий очерк языка гэлао, Пекин, 1983 (на кит. яз.); Ван Буши, Язык гэлао, в кн.: Кит. энциклопедия. Национальности, Пекин — Шан-хай, 1986, с. 131 (на кит. яз.).
Н. В. Солнцева. КАЗАНСКАЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ШКОЛА — одно из направлений рус ского языкознания 2-й пол. 19 в., представители которого (И. А. Бодуэн де Куртенэ и его ученики — Н. В’ Кру-шевский, В. А. Богородицкий, А.И. Ана-стасиев, А. И. Александров, Н. С. Ку-кураиов, П. В. Владимиров и др.) работали в Казани в 1875—83. К К. л. ш. принадлежали также В. В. Радлов, С. К. Булич, К. Ю. Аппель. Идеи К. л. ш. изложены в подробных программах лекций, читанных Бодуэном де Куртенэ в этот период в Казанском ун-те, в книге Крушевского «Очерк науки о языке» (1883) и в его посмертно изданных «Очерках по языковедению» (1891—93), в работах Богородицкого «Очерки по языковедению ибусскому языку» (1901; 4 изд., 1939), «Лекции по общему языковедению» (1911) и др., в статьях Анастасиева «Морфологический анализ слова» (1884 — 1887), «Отношение звуков русского языка к буквам русской азбуки» (1879) и др.
Для К. л. ш. характерны след, принципы: преимущество строгого разграничения звуков и букв, фонетич. и морфологич. члеиимости слова; строгое разграничение процессов, происходящих в языке на данном этапе его существования, и процессов исторических, совершающихся на протяжении длит, времени (это была первая — еще до Ф. де Соссюра — попытка сформулировать различия между синхронней и диахронией); преимущество наблюдений над живыми языками и изучения новых языков — перед догадками, извлекаемыми из рассмотрения памятников письменности, в связи с чем подчеркивалась особенная значимость диалектологии. «Казанцы» последовательно утверждали и отстаивали в своих работах полное равноправие всех языков как объектов исследования. Характерной чертой К. л. ш., ив особенности Бодуэна де Куртенэ и Крушевского, было стремление к обобщениям, без которых, как подчеркивал Бодуэн де Куртенэ, «немыслима ни одна настоящая наука».
При анализе языка Бодуэн де Куртенэ придерживается стихийно-материали-стич. взглядов. Он рассматривал язык как психосоциальную сущность, а яз-зна-ние как науку психолого-соцнологпче-
КАЗАНСКАЯ 209
скую. Мировоззрение Крушевского формировалось под влиянием достижений естеств. наук и идеал истин, позитивистской философии; для его филос. концепции был характерен дуализм: понимание языка как соединения физич. и пснхич. начал, связываемых ассоциацией, а яз-знания как науки естественной, индуктивно-дедуктивной. Мн. идеи представителей К. л. ш. сыграли большую роль в развитии лингвистич. мысли: они предвосхитили развитие идей структурной лингвистики, фонологии, морфонологии, типологии языков и др. Внимание Бодуэна де Куртенэ к индивидуальному языку, к единичному акту коммуникации, утверждение, что сущность языка — в речевой деятельности, в речевом общении людей, дали толчок к развитию психолингвистики; работы Крушевского по «антропофонике» легли в основу совр. артикуляционной и акустич. фонетики.
Для ученых К. л. ш. было характерно понимание языка как системы, к-рую Бодуэн де Куртенэ рассматривал как «обобщающую конструкцию». Реализацию задачи ее целостного изучения он видел во взаимосвязанном описании фонетич. и морфологич. структур слова и «морфологич. структуры предложений». Система языка — категория историческая: она изменяется в процессе ист. развития языка. Более подробно системные отношения между единицами языка рассматривает Крушевский, выделяя ассоциации по сходству (позже у Соссюра — ассоциативные, в совр. терминах — парадигматич. отношения) н ассоциации по смежности (у Соссюра и в совр. терминах — синтагматич. отношения). По Крушевскому, ассоциации по сходству и по смежности — антагонистичны и в то же время вторые определяют первые. Система языка у Крушевского («Язык представляет одно гармоническое целое») связана с процессами типизации — способностью человеческого мышления классифицировать и обобщать предметы и явления объективного мира в определ. системы или типы понятий. Крушевский полагал, что законы языка подобны законам природы, что они не знают «никаких исключений и уклонений», и с этих крайних позиций призывал изучать то, как устроен язык вообще, а не отд. языки (лекция «О предмете и методе науки о языке», 1880), чем предвосхитил значительно более поздние идеи амер, генеративистов. Главная задача лингвистики, считал Крушевский, не н восстановлении картины прошлого в языке, а в постижении языковых законов.
Для К. л. ш. характерен четко выраженный историзм в подходе к языку. Бодуэн де Куртенэ выделял историю (простую последовательность однородных явлений, прерываемых во времени и пространстве) и развитие (непрерывную продолжаемость существенных изменений, а не явлений) языка. В иач. 80-х гг. 19 в. он выдвигает идею триады: статика — динамика — история, в к-рой тесно связанные статика и динамика разъясняются с помощью истории. В этой связи Бодуэн де Куртенэ выдвигает принципы относит, хронологии, развитые позднее Богородицким, к-рый понимание статики языка дополнил ист. подходом и сравнением путей развития отд. индоевроп. языков, что позволило определить сравнительную (относит.) скорость изменения одного и того же явления
210 КАЗАХСКИЙ
в отд. языках. Осн. законом развития языка Крушевский считал закон соответствия мира слов миру понятий; ему же принадлежит формулировка важной семантич. закономерности: «чем шире употребление одного слова, тем менее содержания оно будет заключать в себе» («Очерк науки о языке»). Ученые К. л. ш. большое внимание уделяли анализу ист. изменчивости морфологич. структуры слова. Бодуэн де Куртенэ прослеживает последоват. этапы процесса изменения древних основ, в результате к-рого основы сократились в пользу окончаний. Крушевский установил, что в индоевроп. языках граница между корневым суффиксом и окончанием в процессе ист. развития становится неустойчивой. Богородицкий разработал виды морфологич. изменения слов (аналогия, дифференциация, переразложение, опрощение) н вместе с Анастасиевым проиллюстрировал эти виды конкретными примерами из рус. яз.
В казан, период деятельности Бодуэн де Куртенэ и Крушевский вводят термин «фонема», заимствуя его у Соссюра, но наполняя специфич. содержанием: для «казанцев» фонема —это то, что «неделимо при сравнении коррелятивов, что образует само чередование, например ч//т в примере лечу — летишь» (Богородицкий). В дальнейшем взгляды Бодуэна де Куртенэ и его последователей на фонему претерпели значит, изменения: Богородицкий, иапр., использовал термин «фонема» для обозначения реконструируемых звуков индоевроп. праязыка (т. е. вне связи с чередованием); Бодуэн де Куртенэ, определяя фонему как «представление звука», имеющееся в языковом сознании говорящих, выдвинул понятие факультативных и нулевых фонем, указывал иа функциональную значимость фонем. Фонологич. теория Бодуэна де Куртенэ сыграла основополагающую роль в создании совр. фонологии.
Замечания Бодуэна де Куртенэ о тесной связи фонетики и морфологии получили в дальнейшем более конкретную и углубленную интерпретацию в учении о «морфологизации» и «семасиологиза-ции» фонем и легли в основу морфонологии. Значителен вклад в эту науку и Крушевского: теорию чередований (альтернаций) звуков Крушевский развил в работе «К вопросу о гуне», 1881 («гуна» — термин инд. грамматистов: отношение между чередующимися гласными одного и того же корня, напр. «соберу» — «собирать»), На материале старослав. яз. Крушевский описал три типа фонетич. чередований: 1) закономерные чередования, не знающие исключений типа [ва-да) — [воду], впоследствии названные позиционными фонетич. чередованиями; 2) исторически и лексически обусловленные чередования, причины к-рых не очевидны и требуют исследования, типа «глухой» —«глохнуть»; 3) исторически и грамматически обусловленные чередования, к-рые «есть чередование [именных и глагольных) форм»: «пророк»—«пророчить».
Бодуэн де Куртенэ заложил основы типологич. классификации слав, языков по двум структурным признакам: дол-гота/краткость гласных и функция ударения. Он исследовал также морфологич. типологию индоевроп. и урало-алт. языков. Типологич. признаки слав, языков Богородицкий использовал при исследовании тюрк, языков; задолго до А. Мейе он выдвинул идею сочетания генетич. и типологич. исследований. Бодуэн де Кур
тенэ сформулировал также идею социальной дифференциации языков: одним из первых в мировой лингвистике он писал о горизонтальном (т. е. территориальном) и вертикальном (т. е. собственно социальном) членении языка, указывал, что поскольку «язык возможен только в человеческом обществе, то кроме пси-хич. стороны мы должны отмечать в нем всегда сторону социальную». Однако в целом для К. л. ш. были характерны психологизм, интерес к индивидуальной речи и недостаточное внимание к социальному аспекту языка и языковых изменений.
Наиболее плодотворные идеи К. л. ш. позднее развивались и углублялись учеными московской фонологической школы и пражской лингвистической школы, а также представителями др. направлений отечеств, и зарубежного яз-знания. * Богородицкий В. А., Казанская лингвистич. школа, в кн.: Труды МИФЛИ. т. 5. М., 1939; Земская Е. А., «Казанская лингвистич. школа» проф. И. А. Бодуэна де Куртенэ, РЯШ, 1951, №6; Бодуэн де Куртенэ И. А., Избр. труды по общему яз-знанию, т. 1 — 2, М., 1963: Березин ф. М., Рус. яз-знание кон. XIX— нач. XX вв., М., 1976, гл. 8—13 (лит.); его же. История лингвистич. учений, 2 изд., М.. 1984. гл. 10; Шарадэенпд-з е Т. С., Лингвистич. теория И. А. Бодуэна де Куртенэ и ее место в яз-знании XIX — XX веков. М., 1980.
Ф. М. Березин, Л. П. Крысин. КАЗАХСКИЙ ЯЗЫК — один из тюркских языков. Распространен в Казах. ССР и в отд. р-нах соседних с ней областей РСФСР, а также в отд. р-нах Узб. ССР, Туркм. ССР и Кирг. ССР. За рубежом — в КНР, МНР, Иране, Афганистане, Пакистане и Турции. Общее число говорящих ок. 8 млн. чел. (вт. ч. в СССР — ок. 6,4 млн. чел.; 1979, перепись). Четкого диал. членения не имеет. В лексике и фонетике нек-рых говоров имеются ие-значит. отличия. Характерные черты фонетики — наличие 9 гласных фонем, последоват. соблюдение нёбной гармонии (уподобление по степени подъема), соблюдение губной гармонии (уподобление по огубленности; см. Сингармонизм) до второго слога включительно. В морфологии наличествует форма -атын//-ет|'н для образования форм времени и причастия. В синтаксисе широко представлены конструкции, образуемые причастиями и деепричастиями; союзная связь компонентов простого и сложного предложения ограничена. В лексике сохраняется осн. общетюрк. пласт, араб, и перс, заимствования малочисленны. Лит. К. я. сложился в 19 в. на базе общенар. языка. Письм. памятники с 19 в. Письменность до 1930 на основе араб, графики, затем на основе латиницы, а с 1940 на рус. графич. основе.
* Мелиоранский П. М., Краткая грамматика казах.-кирг. языка, ч. 1—2. СПб., 1894—97; Мусабаев Г. Г., Совр. казах, язык, ч. 1. Лексика, А.-А., 1959; Совр. казах, язык, фонетика и морфология, А.-А.. 1962; Жубанов X.. Исследования по казах, языку. А.-А., 1966; Мусаев К., Казах, язык, в кн.: Закономерности развития лит. языков народов СССР в сов. эпоху, М., 1969; Калиев F., Сары баев Ш., Казак диалектологиясы, Алматы, 1979; Казак эдеби TiniHiK калыптасу тарихы мен даму жолдары. Алматы, 1981; Томанов М., Казак т1л1н1я тарихи грамматвка-сы. Фонетика, морфология, Алматы, 1981.
Махмудов X. X.,Мусабаев Г. Г., Казах.-рус. словарь, А.-А., 1954; то же, А.-А., 1987; Казак тглшщ тусшдгрме ceaairi, т. 1 — 10, Алматы, 1974 — 86; К е н е с-баев I.. Казак т1лш!н фразеологиялык создгг!, Алматы. 1977.	К. М. Мусаев.
КАЙЛИ-ПАМОНА ЯЗЫКЙ (торадж-ские языки) — одна из групп австроне
зийской семьи языков (см. Австронезийские языки). Традиционно К.-п. я. относили к индонезийским языкам. По Р. Бласту, входят в зап. «подветвь» малайско-полинезийской ветви австронезийской семьи языков. Распространены в сев. половине центр, части о. Сулавеси и на о-вах Тогиан. К К.-п. я. относятся языки баре’э (др. названия — памона и посо, занимает всю вост, половину ареала К.-п. я.), ледо, кулави, ума, бада н др. От К.-п. я. следует отличать юж,-сулавесийский садданский яз., часто наз. «тораджа».
Фонологически К.-п. я. несложны: имеют 14—18 согласных, в т. ч. палатальный ряд. В ряде языков нет отд. фонем s и h. Гласных, как правило, пять (a, i, и, е, о). Сочетания согласных ограничены моделью чносовой + гоморганный взрывной». В большинстве языков аус-лаут всегда вокалический; в других встречается также конечный? (т. е. гортанная смычка). Глагольная морфология близка к малайскому типу, в ряде зап. К.-п. я. имеется филиппинская черта — синтетич. модально-временные формы. Напр., в языке ледо: шёреки ‘мне слышно, было слышно', киёре ‘мне будет слышно, я хочу слышать’.
В части К.-п. я. энклнтич. местоименные морфемы совмещают значение субъекта сказуемого, не выраженного перех. глаголом, и значение объекта перех. глагола (ср. Южносулавесийские языки). Правила аранжировки этих морфем с др. энклитиками довольно сложны, ср. в кулави: natiia-?a-mo ‘я уже стар’, natiia-mo-ko 'ты уже стар’, natiia-m-i ‘он уже стар'.
Сказуемое, как правило, предшествует подлежашему. Перех. глагол в функции сказуемого обычно получает форму пассива; нейтральный порядок слов в таком случае чглагол — агенс — объект действия», причем в нек-рых языках агенс оформляется как определение: баре’э Nakitamo (1) пц asu (2) рйепа (3) ‘Собака (2) увидела (1) своего хозяина (3)’ (пи — показатель притяжат. определения). Употребительны конструкции с субстантивацией глагола.
К.-п. я. бесписьменны, хотя имелись отд. попытки нх письм. фиксации при помощи лат. н бугийско-макасарского письма.
Изучению К.-п. я. положил начало Н. Адриани (в кон. 19 в.), выделивший данную группу языков. Описание К.-п. я. продолжил С. Эссер. К.-п. я. еще не подвергались детальным сравнит.-ист. исследованиям.
* Adrian! N.. Kruijt А. С.. De Bare'e-sprekende Toradjas van Midden-Ce-lebes, v. 1—3, Batavia, 1912; Adrian i N., Spraakkunst der Bare'e-taal. Bandoeng, 1931; Mededelingen uit de verslagen van Dr. S. J. Esser, «Bijdragen tot de Taal-, Landen Volkenkunde», 1963, dl 119. Ю. X. Сирк. КАЛМЫЦКИЙ ЯЗЫК — один из монгольских языков. Распространен на терр. Калмыцкой АССР, частично в Астра-хан., Ростов, областях и Ставропольском крае РСФСР, а также в Кирг. ССР (р-н оз. Иссык-Куль). Число говорящих св. 134 тыс. чел. (1979, перепись). Подразделяется на 2 говора — дербетский и тортугский (каждый с подговорами).
Вокализм характеризуется наличием долгих, кратких н неясных, редуциров. гласных. Действует нёбный сингармонизм. Сохраняются переднерядные [б], [у], древний смычный [к] н аффрикаты, отсутствует лабиальная гармония. Морфологич. особенности: наличие 8 падежей, условного деепричастия на -хла,
14*
глагольной формы на -жана, употребление отрицания «уга» ‘не’ при разделит, деепричастии, сохранение в им. п. конечного -н. Субъект оборотов оформляется вин., род. падежами. В лексике значит. кол-во заимствований из санскрита, тибетского, китайского, арабского, персидского и тюркских языков, а также из русского. С 1648 до 1924 калмыки пользовались заяпанднтской письменностью (см. Монгольское письмо), на к-рой существует обширная лиу-ра, причем наибольшее число памятников сохранилось от 18—19 вв. В 1924 был введен алфавит на основе рус. графики, в 1931—38 применялся латинизиров. алфавит, с 1938 письменный К. я. развивается на основе & ус. графики.
। Тодаева Б. X., Калм. язык, в кн.: Языки народов СССР. т. 5, Л., 1968 (лит.); Павлов Д. А., Совр. калм. язык. Фонетика и графика. Элиста. 1968; Пюрбе-ев Г. Ц., Грамматика калм. языка. Синтаксис, Элиста, 1979; Грамматика калм. языка. Фонетика и морфология, Элиста, 1983: Бардаев Э. Ч., Совр. калм. язык. Лексикология, Элиста, 1985.
Калм.-рус. словарь, под ред. Б. Д. Му-ниева, М., 1977.	Г. Ц. Пюрбеев.
КАЛЬКА (франц, caique — копия) — образование нового фразеологизма, слова или нового значения слова путем буквального перевода соответствующей иноязычной языковой единицы. Словообразовательные К. — помор-фемный перевод иноязычного слова (рус. «внутримышечный» — пер. лат. intramusculans; intra- ‘внутри’, muscul-‘мышца’, -аг-‘-н-’, -is ‘-ый’). Семантическая К. — заимствование переносного значения слова, напр. рус. «ограниченный» ‘туповатый, недалекий’ из франц. Ьогпё ‘ограниченный’ — о территории и о человеке. Фразеологические К. — пословный перевод фразеологизма (рус. «слепое повиновение» из нем. blinder Gehorsam: blind ‘слепой’, Gehorsam ‘повиновение’). Полукалька — разновидность словообразоват. К., когда переводится только часть слова (рус. «антитело» — франц, anticorps, рус. «желтофиоль» — нем. Gelbviole). Ложная К. возникает вследствие ошибочного понимания мор-фолого-семантич. структуры иноязычного слова: рус. назв. растения орлики ‘аквилегия’ является переводом лат. aqui-legia, воспринятого как производное от aquila ‘орел’. К. возникают как реакция носителей языка на резкое увеличение числа прямых заимствовании. Соотношение К. и прямых заимствований в разных языках различно. В нек-рых языках (исл., тибет.) калькирование — почти единств, способ освоения иноязычной лексики. К. изучаются этимологией и лексикологией.
• Пизани В., Этимология. История — проблемы — метод, пер. с итал., М., 1956; Пауль Г., Принципы истории языка, пер. с нем., М., 1960; Шанский Н. М., Рус. язык. Лексика. Словообразование, М., 1975; Лексика рус. лит. языка XIX — иач. XX вв., М., 1981.	Н. С. Арапова.
КАМАСИНСКИЙ ЯЗЙК — один из самодийских языков, вымерший к нач. 20 в. Язык камасинцев (самоназв.— кан-мажн) — племени саянских самодийцев, насчитывавшего в 17 в. ок. 500 чел. и жившего в юж. части совр. Краснояр. края РСФСР по рр. Кан и Мана. С течением времени камасинцы либо полностью охакаснлись, либо обрусели. В кон. 19 — нач. 20 вв. К. я. существовал только в устной форме, ио еще в 1-й пол. 20 в. перестал функционировать как средство общения н к нач. 80-х гг. представлен единств, престарелой носи
тельницей. Одним из диалектов К. я. является т. наз. койбальскнй (самодийский) яз., известный по записям 18 — нач. 19 вв. (ныне назв. «койбальскнй» относится к одному из диалектов хакасского языка).
Отличит, черта фонетики К. я. — наличие в нем гортанного смычного и долгих гласных фонем. В морфологии — утрата дв. числа имен в абсолютном склонении (при сохранении его у именных лично-притяжат. суффиксов, местоимений, глаголов), перестройка именных парадигм в направлении большей агглютинативности, использование разл. окончаний для перех. и неперех. глаголов в 3-м л. (в императиве — также во 2-м л.), развитая система причастий и деепричастий. В лексике — насыщенность заимствованиями из тюрк, языков.
Donner Kai. Kamassisches Worterbuch. Nebst Sprachproben und Hauptziigen der Grammatik, bearb. und hrsg. von A. J. Jo-ki, Hels., 1944; Kiinnap A.. System und Ursprung der Kamassischen Flexionssuffixe, 1-2. Hels., 1971-78. В. И. Рассадин. kAha — см. Японское письмо. кАннада — один из дравидийских языков (южная группа). Распространен на Ю.-З. Индии (офиц. язык штата Карнатака; отд. анклавы — в штатах Махараштра, Тамилнад и Андхра-Прадеш). Общее число говорящих ок. 30,7 млн. чел.
Диал, структура изучена слабо. Выделяют 3 группы диалектов — прибрежную, центральную и восточную, в их составе — мн. локальные диалекты и говоры (ха-лакки, хавьяка, нанджагудский, гауда и др.). В истории развития лит. языка выделяется 3 этапа—«старый К.» (до сер. 13 в.), ср.-век. К. (сер. 13 — сер. 19 вв.) и совр. язык (с сер. 19 в.).
Для фонологич. системы совр. К. характерно: наличие гласной фонемы э (среднего ряда, средне-нижнего подъема); фонематич. характер противопоставления смычных по звонкости — глухости; спо-радич. аспирация смычных; дополнит, дистрибуция двух позиционных вариантов аффрикат — палатальных с, j и дентально-альвеолярных ts, dz; наличие группы сибилянтов (дентальный s, альвеолярный s, ретрофлексный s) и фарин-гального h (как правило, из протодрави-дийского *р-). В совр. языке утрачены сохранявшиеся в «старом К.» ретрофлексный щелевой г (> J) и альвеолярный г (> г). Для морфологич. структуры характерно: в системе словоизменения имен и местоимений — выделение граммемы жен. рода в ед. ч. (при наличии во мн. ч. эпиценового рода); утрата инклюзивного местоимения н указат. местоимения «промежуточной» ступени дейксиса, указывающей на предметы, равно удаленные от говорящего и адресата (сохраняется в нек-рых диалектах); в системе глагола — наличие трех временных планов (наст., прош., буд.); синтетич. формы косвенных наклонений (желательного, потенциального), выражающихся особым набором личных окончаний; 2 формы деепричастий (сов., несов.). В синтаксисе утрачено (начиная с 13—14 вв.) согласование бес-связочного именного сказуемого. В лексике лит. языка отмечается значит, влияние санскрита, заимствования из маратхи н хинди.
Буквенно-снллабич. алфавит К. восходит к юж.-ннд. варианту брахми (см. Индийское письмо), его совр. форма существует с 14 в. (до этого времени был единый алфавит для К. и телугу). Древнейшие
КАННАДА 211
памятники письменности относятся к 5 в. Лит. традиция восходит к 9—10 вв.
• Андронов М. С., Язык каннада, М., 1962; Narasimhia A. N., A grammar of the oldest Kanarese inscriptions, Mysore, 1941.; Gai G. S., Historical grammar of old Kannada, Poona. 1946; Spencer H., A Kanarese grammar, Mysore, 1950; Bright W.. An outline of colloquial Kannada, Poona, 1958; Acharya A. S.. Ha-lakki Kannada, Poona. 1967; J easen H., Grammatik der Kanaresischen Schriftsprache, Lpz., 1969; Kushalappa Gowda K., Grammar of Kannada. Annamalainagar, 1972; Schiffmann H. F., A reference grammar of spoken Kannada, Seattle — L., [1983].
Андронов M. С., Каннада-рус. словарь, M.. 1979.	H. В. Гуров.
КАНУРИ — один из сахарских языков. В широком смысле включает также блнз-кородств. язык канембу. Распространен в областях к Ю.-З. от оз. Чад — в штате Борио (Борну) на С.-В. Нигерии, а также прилегающих р-нах Нигера, Камеруна, Чада. Канембу распространен преим. к В. от оз. Чад. Число говорящих св. 4.67 млн. чел. (преим. на собственно ка-нури). Имеется ряд племенных и/или территориальных диалектов, среди к-рых специфичны квайам, мобер, манга.
Распространение К. связано с историей ср.-век. гос-ва Центр. Судана Канем-Бор-ну. До 14 в. гос-во Канем занимало терр. на С.-В. от оз. Чад, затем политич. центр переместился на Ю.-З., в обл. Бориу. Канембу — язык гос-ва Канем уступил позиции К. — языку гос-ва Борну. В 16—19 вв. К. являлся основным лингва франка в Центр. Судане; это качество он утратил с упадком гос-ва Борну, оставив, однако, мн. заимствований в языках Зап. н Центр. Судана, в т. ч. в хауса.
Специфич. особенности К.: фонология. противопоставление пяти тонов — трех ровных и двух контурных, имеющих лексич. и грамматич. значение. Тоны различаются не по абсолютной высоте, а в соответствии с местом в синтагматич. последовательности. Имеется богатая система именных словообразоват. аффиксов (преим. суффиксов), распространены составные имена. В К. в наиболее полном виде представлена своеобразная падежная система, характерная для сахарских языков; 6 падежей, выраженных с помощью суффигируемых частиц, занимающих последнее место в именной группе н присоединяемых т. о. к зависимому члену конструкции. Между именем и определяющим его указат. местоимением (с присоединенным к нему падежным показателем) может быть вставлено относительное придаточное предложение. Глагол имеет систему из 14 спрягаемых видовременных форм («времен»), в т. ч. по две отрицательных, относительных и причастных, а также систему производных глагольных основ (пород), включающую аппликатив (значение благоприятствования объекту), рефлексив-пасснв, каузатив, интенсив, а также составные породы, образуемые путем комбинации двух (иногда трех) первичных.
Лит. К. сложился на базе речи жителей г. Майдугури — политического и культурного центра Борну. Письменность существовала первоначально на основе араб, графики (т. наз. аджами), позднее на лат. графич. основе. Наиболее ранняя из известных совр. науке рукопись на К. в араб, графике (комментарий к Корану) относится к 17 в. В Нигерии К. используется в системе школьного образования, в деятельности местной администрации,
212 КАНУРИ
на нем ведутся радио- и телепередачи, издается периодика.
• Lukas J.,A study of the Kanuri language, L., 1937; Tucker A., Bryan M., Linguistic analyses. The Non-Bantu lan-guages of North-Eastern Africa, L., 1966; Cyffer N., Syntax des Kanuri, Hamb., 1974.	В. Я. Порхомовский.
КАНЦЕЛЯРИЗМ Ы — слова, устойчивые словосочетания, грамматические формы и конструкции, употребление к-рых в литературном языке закреплено традицией за официально-деловым стилем, особенно за канцелярско-деловым под-стнлем, Примеры К.: «уведомление», «надлежит»; «оказывать помощь» (вместо «помогать»), «настоящим доводится до вашего сведения»; «согласно чего» с род. падежом вместо общелит. дательного; многокомпонентные именные конструкции с род. падежом типа «взыскание с работника имущественного ущерба» и т. п.
В отличие от традиционного употребления при неуместном применении вне рамок офиц.-делового стиля стилистич. окраска К. может вступать в конфликт с его окружением; такое употребление принято рассматривать как нарушение стилистич. норм или как средство характеристики персонажа в худож. лит-ре, как сознат. стилистич. прием. • Щерба Л. В., Совр. рус. лит. язык, в его кн.: Избр. работы по рус. языку. М., 1957; Чуковский К., Живой как жизнь, Собр. соч., т. 3, [М., 19661; Рус. язык в совр. мире, М.» 1974; Рахманин Л. В., Стилистика деловой речи н редактирование служебных документов, 3 изд., М., 1988.
_	Б. С. Шварцкопф.
КАПИТАЛЬНОЕ ПИСЬМО — см. Ла-
тинское письмо.
КАПУЧЙНСКИЙ ЯЗЫК — см. Беж-тинский язык,
КАРАИМСКИЙ ЯЗЫК — одни из тюркских языков. Распространен островками в СССР (в Крыму, на Зап. Украине, в Литве; число говорящих ок. 535 чел., 1979, перепись), за рубежом — в Польше и нек-рых др. странах.
Имеется 3 диалекта, к-рые отличаются гл. обр. в фонетике и лексике: крымский, тракайский (в Литве), галицкий (на Зап. Украине). Крым, диалект в значит, мере ассимилировался с близкородств. крымскотатарским языком, сохранив ряд особенностей в лексике и фонетике. Тракайский и крым. диалекты имеют 8 гласных фонем, из них губные переднего ряда б, у в галицком диалекте, имеюшем 6 гласных, соответственно замещаются на «э», «и» (крым., тракайское кбз// галиц-кое кэз ‘глаз’); начальному и конечному «ч» крымского и тракайского диалектов в галицком соответствует «ц» (чач//цац ‘волосы’); конечному «ш» крымского и тракайского диалектов в галицком соответствует -с (баш//бас ‘голова’). В синтаксисе тракайского и галицкого диалектов заметно сильное влияние слав, языков. В лексике, с одной стороны, сохранились древние тюрк, слова (крым., тракайское бксуз, галицкое эксиз ‘сирота’, крым., тракайское ббгя, галицкое эбге 'предок' и т. д.), с др. стороны, имеется множество заимствований нз рус., польск., укр., белорус., литов., греч. и итал. языков. Единый лит. К. я. не сформировался. Караимы пользовались др.-евр., лат., рус. алфавитами. Сохранились рукописные переводы Библии, старейшие из к-рых относятся к 14 в. Печатные издания относятся к 19—20 вв.
•	Мусаев К. М. Грамматика караим, языка, М.. 1964; его же, Краткий грамматич. очерк караим, языка, М., 1977; Kowalski Т.. Karaimische Texte im Dia-lekt von Troki, Krakdw, 1929.
Караим.-рус.-польский словарь, М., 1974. К. М. Мусаев.
КАРАКАЛПАКСКИЙ ЯЗЬ'1К — один из тюркских языков. Распространен в Каракалп. АССР, а также в отд. р-нах Узб. ССР и Казах. ССР. Число говорящих св. 290 тыс. чел. (1979, перепись). Имеет 2 осн. диалекта — сев.-восточный и юго-западный, обладающих рядом различий в фонетике.
Специфич. черты К. я.: общетюрк. «ч» и «ш» соответствуют каракалп. «ш» и «с» (ср. каш ‘убегать’ в каракалп. яз. — кач в большинстве др. тюрк, языков; бас ‘голова’ в каракалп. яз. — баш в большинстве др. тюрк, языков) — эти явления у К. я. общие с близкородств. казахским языком и ногайским языком. Для К. я. характерно отсутствие чередования л/д/т в зависимости от соседнего предшествуюшего согласного (ср., напр., казах. тас-тар — каракалп. тас-лар ’камни’), эта черта, так же как и наличие звонких согласных «г» и «д» в анлауте, сближает К. я. с тюрк, языками огузской группы, к-рые оказывали на него влияние и процессе формирования. С др. стороны, нек-рые племенные языки, легшие в основу единого К. я., подверглись воздействию булгарского языка, чем объясняются общие черты совр. К. я. с чувашским языком (напр., дифтонгизация начальных широких губных гласных),
Лит. К. я. сложился в сов. время; ранее каракалпаки пользовались староузб. лит. языком — одним из локальных вариантов ср.-азиат, лит. языка тюрки. Письменность в 1924—28 на основе араб, реформиров. алфавита, позднее на основе латиницы, а с 1940 на основе рус. графики.
«Баскаков Н. А., Краткая грамматика каракалп. языка. Турткуль, 1931; е г о же, Каракалп. язык, т. 1 — 2, М,— Л., 1951 — 52; М а л о в С. Е., Каракалп. языки его изучение, в сб.: Каракалпакия, т. 2. Л., 1934; Насыров Д.. Становление каракалп. обгценар. разг, языка и его диал. система, Нукус, 1976.
Каракалп.-рус. словарь. М., 1958; Рус,-каракалп. словарь, М., 1967.
. Н. А. Баскаков. КАРАТИНСКИИ ЯЗЫК (каратайский язык) — один из аваро-андийских языков (см. Аваро-андо-цезские языки). Распространен в неск. аулах Ахвахского S-на н в с. Сиух Хасавюртовского р-на аг. АССР. Число говорящих ок. 6 тыс. чел. Имеет собственно каратинский (с анчнхским, арчойским, рачабалдинским н рацитлинским говорами) и токитинский диалекты. От др. андийских языков К. я. отличают отсутствие аффектива, или аффективного падежа (он сохраняется в токитин. диалекте), противопоставление элатива и транслатива (в токитин. диалекте) в системе местных падежей, наличие суффикса прилагательных -х!уб, выражающего высокую степень качества (напр., гьинкГах1уб ‘большущий’ от гьинкГа ‘большой’). Язык бесписьменный.
•	Магомедбекова 3. М.. Каратин. язык. Грамматич. анализ, тексты, словарь. Тб., 1971.	М. Е. Алексеев.
КАРАЧАЕВО-БАЛКАРСКИЙ ЯЗЬ'1К — один из тюркских языков. Распространен в Каб.-Балк. АССР и Карачаево-Черкес. АО РСФСР, а также частично в Кирг. ССР, Казах. ССР и Узб. ССР. На нем говорят карачаевцы и балкарцы. Число говорящих св. 190 тыс. чел. (1979, перепись).
К.-б. я. имеет 2 диалекта: чокающе-жо-кающий и цокающе-зокающий, отличающиеся гл. обр. в фонетике, в меньшей степени — в лексике и морфологии. Чокаю-ще-жокающий диалект сохранил обще-порк. глухую аффрикату «ч» во всех позициях, в цокающе-зокающем ей почти ре-
гулярно соответствует аффриката «ц». Аффрикате чдж» н щелевому звонкому «ж» в чокающе-жокающем диалекте соответствует аффриката чдз» и щелевой звонкий «з» в цокающе-зокающем диалекте. Смычные чб», чп» в ауслауте переходят в щелевой чф» в цокающе-зокающем диалекте; в последнем сильнее развита губная гармония (см. Сингармонизм).
Морфологич. особенности цокающе-зо-кающего диалекта; аффикс 1-го л. ед. ч. желат. наклонения -н (-м в чокающе-жокающем), аффикс 3-го л. ед. ч. наст. вр. -ды/-ди редуцирован: барады > бара 'едет, идет’, вопросит, аффикс -мы/-ми > -ны/-ни: айтайыны? ’можно ли сказать?’.
Для К.-б. я. характерны исчезновение начального й- в нек-рых словах (ср. азерб. )ахшы — карачаево-балк. ахшы ’хорошо, хороший’), отсутствие конечного -н в ряде аффиксов (1-е л. ед. ч. -ма/-ме, а не -ман/-мен, 2-е л. ед. ч. -са/ -се, а не -сан/-сен, род. п. -ны/-нн, а не -нын/-нин). В лексике заимствования из осет., каб.-черкес., груз., рус. языков.
Лит. К.-б. я. сложился после Окт. революции 1917 на базе чокающе-жокающе-го диалекта. Письменность в 1924—26 на основе араб, графики, в 1926—37 на основе лат., позже на основе рус. графики, в Аппаев А. М., Диалекты балк. языка в их отношении к балк. лит. языку, Нальчик. 1960; Алиев У. Б., Синтаксис карачаево-балк. языка, М., 1973; Проблемы семантики и стилистики карачаево-балк. языка. Нальчик, 1987; Къарачай-малкъар тилни грамматикасы. Нальчик, 1970.
Рус.-карачаево-балк. словарь, М., 1965.
А. А. Чеченов.
КАРЕЛЬСКИЙ ЯЗЬ'Ж — один из прибалтийско-финских языков. Распространен в Карел. АССР и Калинин, обл. РСФСР и частично в Ленннгр. и Новгород. областях РСФСР. Число говорящих 77 тыс. чел. (1979, перепись).
Имеет 3 диалекта (наречия): собственно карельский (наиболее близок к финскому языку), ливвнковский, совмещающий осн. черты собственно карел, диалекта и ряд особенностей вепсского языка, людиковскнй, с сильно выраженными чертами вепсского языка.
Для фонетич. системы характерны: озвончение древних к, р, t > g, b, d в интервокальной позиции и после сонорных согласных; позиционная палатализация согласных (напр., t-t', d-d'); последовательное количеств, и качеств, чередование согласных k, р, t, ё, g, b, d в собственно карел, диалекте (напр., kk/k, lg/11, nd/nn), количественное и с ограничениями качеств, чередование в лнввиков. диалекте, только количеств, чередование в людиков. диалекте; дифтонгизация долгих и стяженных гласных; в двусложных именах — изменение конечных -а, -а [ср. фин. haapa ’осина’, собственно карел. nuaba, ливвиков. huabu, людиков. nuab(e)]. Для морфологии характерно: специфич. показатель мн. ч. -loi-/-loi-в косвенных падежах; синкретизм в подсистемах внешнеместных и внутреннеместных падежей: в собственно карел, диалекте аллатив (внешнеместный падеж приближения) совпал по форме с адесси-вом (внешнеместным падежом нахождения на чем-либо), а в лнввнковском и людиковском — аблатив (отдалительный падеж) с адессивом; в собственно карельском ’ сохраняется трехчленная подсистема' внутр, местных падежей: ниес-сив — падеж нахождения в чем-либо, элатив — падеж выхождения из чего-либо, иллатив — падеж вхождения во что-либо, а в лнввнковском и людиковском элатив совпал с инессивом.
Древнейший письм. памятник — Новгородская берестяная грамота Л& 292 — четыре строки заклинания от молнии (13 в.). В 30-е гг. 20 в. существовала письменность на основе рус. алфавита (издавались учебники, словари, переводная лит-ра, газеты). С 40-х гг. К. я. употребляется гл. обр. в быту. С кон. 80-х гг. разрабатывается письменность на основе лат. графики.
* Макаров Г. Н., Карел, язык, в кн.: Языки народов СССР. т. 3. М., 1966 (лит.); Основы финно-угор. яз-знания. Прибалт.-финские, саамский и мордовские языки, М., 1975, с. 12-13, 16-17, 18-20.
Макаров Г. Н., Рус.-карел, словарь, Петрозаводск, 1975.	Ю. С. Елисеев.
КАРЁНСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа языков в составе китайско-тибетской семьи (см. Китайско-тибетские языки). Распространены в Мьянме (юж. области) и прилегающих р-нах Таиланда. Общее число говорящих 3,3 млн. чел., в т. ч. в Таиланде — 190 тыс. чел.
У лингвистов нет единства в оценке статуса К. я. Одни ученые считают, что К. я. образуют отд. группу кит.-тибет. семьи языков, наряду с кит. и тнбето-бирм. группами. П. К. Бенедикт предполагает существование тибето-карен. группы, разделяющейся на тнбето-бнрм. и карен, ветви. Г. Льюс относит К. я. к тибето-бирм. группе.
В составе К. я. выделяются юго-вост, и сев. (язык пао с его диалектами) ветви. Юго-вост, ветвь составляют классы сго-пво (крупнейшие представители — сто н пво) и бве-кая (бве, кая, падаун и др.).
К. я. — слоговые и тональные. Число тонов от шести (пао, вост, сто) до трех (бве). Тоны различаются регистром (вы-сокне/средине/низкне) и завершением (смычногортанные / несмычногортанные). Закрытые слоги есть в пао (на -р, -t, -к, -ш, -п, -rj), в пво (на -rj). В остальных К. я. (из известных) все слоги открытые. Типичны сложные инициали — pr, pl, в сто также рк и др. Медиалн —j и и. Для большинства К. я. характерны *9 гласных-централей: е, е, i, a, tf, ш, э, о, и. Среди нницналей представлены межзубная t, увулярные, придыхательные; звонкие — часто только b и d. В бве отмечены преглотталнзованные.
Морфология относительно бедна. Мн. число существительных передается постпозитивными служебными показателями, нх употребление нерегулярно. Личные местоимения изменяются в зависимости от числа, лица и синтаксич. функции, напр. в вост, его для 1-го л. ед. ч.:	—
слово-тема, ja — дополнение, ja — под-лежащее/определение; для мн. ч. — paw£, риа, рэ соответственно. Числительные, употребляясь с существительными, сопровождаются счетными словами-классификаторами (порядок: существительное— числительное—классификатор). Вместо порядковых числительных используется повторение классификатора с введением числительного «одни», напр. вост, его lui ’4’ — lul k‘a ’4 раза’ — lui k‘4 tak’a '4-й раз’. Глагол имеет категорию времени (наст.-прош. и буд. вр.), к-рое выражается агглютинативными префиксами, категорию отрицания, к-рое передается префиксами, конфиксами или постпозитивными служебными словами (пво, палайчхн), категории императива и прохибитива, выражающиеся постпозитивными служебными словами, к-рые могут отделяться от глагола дополнениями н обстоятельствами. Нефинитные формы глагола, образуемые удвоением, префиксами, постпозитивными служебными словами, используются атрибутивно, в
связочных конструкциях, как второстепенные сказуемые. Особые служебные слова употребляются для повышения и понижения валентности глаголов, превращения переходных глаголов в непереходные и наоборот (без изменения их лексич. значения), напр. вост, его U ’говорить’ (перех. глагол) — teta ’разговаривать’ (неперех. глагол). Осн. структура предложения — подлежащее—сказуемое —дополнение. Зависимые слова следуют за главными. Показателей подлежащего и дополнений, как правило, нет (в отличие от тибето-бирм. языков), иа синтаксич. функцию указывает позиция. Косв. дополнение располагается ближе к глаголу-сказуемому, прямое — дальше. В качестве предлога наиболее употребительно служебное слово! V (в сто и пво, в бве — 16), передающее значения орудийности, места, исходиости и др. Имеются послелоги. Употребление подлежащего обязательно. Местоименные подлежащие — глагольные проклитики. Именные члены предложения обычно употребляются с разного рода детерминативами, часто местоименно-проклитич. характера. Притяжат. определение-существительное предшествует определяемому, к-рое сопровождается местоименной проклитикой (конструкция напоминает изафет-ную), ср. вост, сто ho р’б э11? 'книга ученика’, букв.— ’ученик, его книга’. В конце повествоват. и вопросит, предложений употребляются частицы, указывающие на коммуникативный тип. Развита система сложных предложений. В сложноподчиненных придаточные предложения вводятся служебными словами. Словообразование представлено словосложением и лсксикализацией синтаксич. конструкций.
Письменности К. я. разработаны в 19 в. (для вост, пво — в сер. 20 в.). Слоговой письменностью (на основе бирманской) пользуются сто и зап. пво, пао, вост, пво — с элементами монской письменности. Для иек-рых К. я. существует письменность на основе латиницы (геба, гекхо). в Haudricourt A.-G., Restitution du karen commun. BSLP. 1946, t. 42. № 124; Luce G. H., Introduction to the comparative study of Karen languages. «Journal of the Burma Research Society», 1959, v. 42, pt 1; Jones R., Karen linguistic studies, Berk.— Los Ang., 1961; Shafer R., Introduction to Sino-Tipetian. pt 1, Wiesbaden, 1966; Benedict P. K., Sino-Tibetian: a conspectus, L., 1972.
Co Ко Ту, Уэйд Д ж., Словарь ка-ренского языка, т. 1 — 4, Тавой, 1847—50 (на яз. вост, его); Wade J.. Binney J. Р., The Anglo-Karen dictionary, Rangoon, 1954; Wade J., Thesaurus of Karen knowledge, v. 1. .Rangoon, 1963. , В. Б. Касевич. КАРЙБСКИЕЯЗЫКЙ (караибские языки) — одна из семей индейских языков Юж. Америки. Насчитывает св. 100 языков, распространенных на терр. Гайаны, Суринама, Франц. Гвианы, Венесуэлы, сев. Бразилии и частично в Колумбии и внутр, р-нах Бразилии. Общее число говорящих ок. 170 тыс. чел. Наличие ка-рибского суперстрата отмечается также в т. н. островном кариб, яз. на М. Антильских о-вах н в Центр. Америке, относящемся к аравакской языковой семье. По классификации Дж. X. Гринберга, К. я. объединяются вместе с языками же, пано, намбнквара, уарпе, пеба, вито-то (унтото) н другими в же-пано-кариб. макросемью (иногда их сближают также с аравакскнмн н хока-сиу языками). В семью К. я. иногда включают языки, традиционно относимые к др. семьям,
КАРИБСКИЕ 213
напр. каранкава (см. Хокальтекские языки), чоко и др. Существующие классификации К. я. основываются гл. обр. на география, принципах. Ч. Лоукотка разделяет К. я. иа 24 группы: западную (кариб, яз. и др.), восточную (вайяна, апалаи и др.), трио, чикена, ваиваи, яуапери, паушиана, макуши, пемоп (языки пемон, арекуна, акаваи н др.), макиритаре, мапойо, панаре, таманако (языки таманако, чайма и др.), яо, ше-байи, мотилон, пихао. опоне, карихона, патагон, арара, палмела, пнментейра и шингу (языки ярума, бакаирн, науква и др.). Затрудняет классификацию слабая изученность ныне существующих языков и недостаток материалов по уже исчезнувшим языкам, традиционно причисляемым к К. я. Напр., все известные материалы по языкам группы пихао (пихао, панче, пантагора, колима, мусо) составляют списки не более чем в 40 слов, по языку патагон — 5 слов, что вынуждает нек-рых ученых относить подобные языки к числу неклассифицированных.
Фонетич. система К. я. характеризуется довольно бедным консонантизмом: обычно здесь представлена только одна серия смычных (глухие или звонкие) и одна серия фрикативных (глухие). Среди сонорных не различаются г и 1. В системе вокализма обычно имеются гласные i, е, а, I, и, о, реже э и иногда их долгие и назализов. корреляты, широко распространены дифтонги. Для К. я. характерна тенденция к открытости слога, хотя в положении между гласными встречаются сочетания «сонорный + шумный». Довольно высок удельный вес двух- и трехсложных корней.
Морфологич. строй К. я. — агглютинативный (имеются случаи инкорпорации, напр. в языке бакаирн kaxiang axegodeli 'я-свою-голову-уда-ряю’, где anga ’голова’, xego ’ударять’). Именное словоизменение характеризуется наличием лично-притяжат. префиксов: в кариб, яз. topuru ’мой камень’, atopuru 'твой камень’, itopuru ’его камень’, titopuru 'его (собственный) камень’, kitopuru ‘наш (мой и твой) камень*. Падежи отсутствуют. Категория числа выражается общими для имени и глагола суффиксами. Аналогично изменяются .многочисл. послелоги.
Личные префиксы перех. глагола совпадают с лпчно-притяжат. префиксами имен. Выбор личных префиксов перех. глагола зависит от того, какую комбинацию лиц субъекта п объекта требуется выразить: кариб, saroya 'Я беру его’, шагбуа 'Ты берешь его', kisaroya 'Я н ты берем его’, кагбуа ’Я беру тёбя/Ты берешь ме_ня’, уагоуац. 'Он берет тебя', ktnaroyaij 'Он берет его’ н т. п. Глагол имеет также формы каузатива, взаимности, возвратности, меди’оактнва (неперех. глаголы активного действия, образованные от переходных) и, по-виднмому, пассива. Различаются 3 формы императива: вайяна onam-кэ ’спрячь (здесь)’, onam-ta ’пойди и спрячь’, onam-kt 'приди и спрячь’. Временная система включает настоящее (выступающее и в значении будущего), недавнопрошедшее и давнопрошедшее времена. Суффиксы вида обычно выражают значения завершенности действия, перфективности, повторности, длительности, модальные суффиксы — долженствование, желательность и ирреальность действия. Повторяемость, продолжительность действия мо-
214 КАРИЙСКИЙ
жег выражаться редупликацией. Довольно развита система как именных, так и глагольных словообразоват. суффиксов.
Указат. местоимения противопоставлены по признакам близкнй/далекий и одушевленный/неодушевлеиный. Практически все числительные первого десятка либо являются производными (бакаири ahage-ahage ’4’, букв. '2 + 2’, ahage-ahage-tokale ’5’, букв. ’2 + 2 + 1’), либо сохраняют этимология, связь с существительными (кариб. aiyato :пе ’5’, букв. — 'рука на одной стороне’, aiya-pato :го ’10’, букв. — "рука на другой стороне’ и т. п.). Для обозначения числа 20 используется существительное «человек».
Порядок слов в предложении с перех. глаголом характеризуется построениями как SOV, так и OSV: кариб, moxko ku-riipi moxko karifna епёуар или moxko kari? па епёуар, moxco kurupi ’Курупн [имя собств.] увидел индейца’. Определение предшествует определяемому, в Steinen К. von den. Die Bakairi-Sprache, Lpz., 1892; Armellada C. de. Grammitica у diccionario de la lengua pemdn, v. 1—2, Caracas, 1943—44; Goeje С. H. d e, Etudes linguistiques Caraibes, v. 2, Amst., 1946; Tovar A,, Catalogo de las lenguas de Атёпса del Sur, B. Aires, [1961]; S n a-fer R., Vergleichende Phonetik der karaibi-schen Sprachen. Amst., 1963; Hoff B. J.. The Carib language. The Hague. 1968; В a s-s о (ed.), Caribspeaking Indians: culture, society and language. Tucson. 1977; Derbyshire D. С.. P u I 1 u m G. K., A select bibliography of Guiaka Carib languages. IJAL. 1979. v. 45, N» 3. M. E. Алексеев, КАРИЙСКИЙ ЯЗЫК — одни из хетто-лувийских языков. Был распространен среди автохтонного населения ист. обл. Кария на Ю.-З. древней М. Азии.
Карийская надпись из Египта (бустрофедон).
Памятники К. я. — ок. 200 надписей, б. ч. очень кратких (самая пространная — на камне из Кавна — содержит 14 неполных строк). Они относятся к 7—3 вв. до н. э. и выполнены особым карийским алфавитом (ок. 40 букв), восходящим, по-вндимому, к одному из алфавитов западносемитского письма. Большинство надписей обнаружено на терр. Египта (Абу-Симбел, Абидос, Фивы), а также Судана (Вадн-Хальфа), где они
107 ф 0-0.0 vaVaa^QaaA OAV ГГ0 М Г SA V О© v '♦’О Г \ЮГ8-ДАу\М
Карийская надпись из Карин.
были выцарапаны на скалах, зданиях и т. п. карийскими наемниками в войсках фараонов; надписи на надгробных стелах принадлежат карийским колонистам (Мемфис — Саккара). Фрагментарная карийско-греч. билингва 6 в. найдена в Афинах. На терр. собственно Карии известно лишь ок. 30 надписей — эпитафий и монетных легенд. В греч. надписях из Карин и в антич. лит. традиции сохранилось значит, число антропонимов и топонимов; встречается также неск. карийских глосс у др.-греч. лексикографов. На основании лингвистич. анализа этих материалов определена генетич. принадлежность К. я. Из языков хетто-лувий-ской (анатолийской) группы К. я. ближе всего к хеттскому языку и лидийскому языку.
Алфавит К. я. долгое время ошибочно считался смешанной буквенно-слоговой системой. Идентификация многочисл. локальных и хронология, вариантов графем позволила в основном дешифровать карийское письмо в сер. 60-х гг. 20 в.; остается, однако, много неясностей в деталях ввиду фрагментарности текстов. * Дьяконов- И. М., Карийский алфавит и его место среди древнейших алфавитных письменностей (дешифровка и псевдодешифровка карийских надписей). «Вестник древней истории». 1967, № 2; Языки Азии и Африки, т. 1, М.. 1976; Masson О., Que savons-nous de ГёсгКиге et de la langue des Cariens?. BSLP, 1973, t. 68.
А. А. Королев.
КАРТА диалектологическая — карта распространения отдельных диалектных явлений или диалектов одного или нескольких соседних языков. Карты отд. языковых явлений могут быть результатом монография, изучения явления напр., «Карта великорусских говоров с неорганическим смягчением задненебных» Д. К. Зеленина в его книге 1913) либо частью диалектоло-гич. (лингвистич.)атласа (см. Атлас диалектологический, Атлас лингвистический). По характеру представленного материала возможны К. д., отражающие простые, одиоплановые диал. различия и сложные, многоплановые, совмещающие неск. противопоставлений одновременно, иногда относящихся к
разным уровням языка. Другим видом обобщения является сводная К. д., на к-рой объединяется несколько однотипных явлений, обычно представленных изоглоссами. Результатом анализа и обобщения всех частных карт данной терр. является карта диалектов. Так, К. д. рус. языка, составленная па основе «Диалектологического атласа русского языка», выделяет в качестве величин диал. членения наречия, диал. зоны, группы и подгруппы говоров.
По методу картографирования различаются К. д,, использующие непосредств. запись в транскрипции или орфографии слов, словосочетаний или предложений рядом с номерами, обозначающими насел. пункты, н К. д., передающие картографируемые явления при помощи условных обозначений двух типов: системы знаков, ставящихся у каждого пункта, и выделения ареалов при помощи изоглосс нлн заливок, разл. сеток и штриховок, одно- и многоцветных. Возможно совмещение на карте неск. способов показа территориального распространения диал.
явлений. В легенде раскрывается символика картография, знаков. Комментарий к карте содержит те важные сведения о явлении и о материале, к-рые не поддаются картографированию. Л. Л, Касаткин. КАРТВЕЛЬСКИЕ ЯЗЫКЙ (южнокавказские, иберийские языки) — южная группа кавказских (.иберийско-кавказских) языков. Распространены в осн. в Груз. ССР, частично в Азерб. ССР, Турции н Иране. Число говорящих ок. 3,8 млн. чел. Включают 4 языка: грузинский, мегрельский, лазский (чанскнй) и сванский. Мегрельский и лазский образуют заискую подгруппу и нередко рассматриваются как единый занский язык, однако такому объединению противоречит отсутствие у их носителей языкового взаимопонимания, единого сознания народности, а также общего лит. языка. Мегрельский, лазский, груз, языки имеют большое число однородных новообразований, в отличие от сванского, характеризующегося рядом архаизмов.
В структурно-типологнч. плане строй К. я. сравнительно един. Фонетич. система включает от 5 до 7 гласных при 28—30 согласных. Смычные и аффрикаты образуют троичную оппозицию в составе звонкого, глухого придыхательного и смычно-гортанного, спиранты — парную (звонкий и глухой). Расхождения консонантного состава — гл. обр. в рядах фарингальных и ларингальных. Аллофо-нич. варьирование фонем слабое. В отношении вокализма специфичны нек-рые сван, диалекты, где за счет признаков долготы и умляутизацни налицо до 12 гласных. В фонологич. структуре корня К. я. преобладает тип CVC. Характерны двухфонемные гармония, группы согласных акцессивного (bd, dg, tk, zg, tk) и децессивного (db, gd, gz, xp, kt) рядов (в акцессивном ряду 1-й член пары переднеязычный, 2-й член заднеязычный; в децесснвном ряду порядок членов обратный). Ударение слабовыраженное, силовое (трудности его анализа связаны, вероятно, с элементами тоновостн); в двусложных словах падает на второй, в трехсложных — на третий слог. Морфология К. я. сложна не только за счет развитых парадигм именного и глагольного словоизменения, но и обилия нерегулярностей. В рамках общего агглютинативного типа высока степень синтеза, особенно характерная для глагольной структуры. Черты древней системы аблаута с ее позднейшими напластованиями более свойственны глаголу. Имя различает категории числа (ед. и мн. ч.) н падежа (от 6 до 9 падежных противопоставлений). В парадигме склонения налицо нм., «повествовательный». дат., род., тв., обстоятельственный падежи с варьирующим числом локативов. Склонение обычно однотипно (отклонения лишь в сванском). Известна также система послелогов. Личные местоимения 1-го и 2-го лица неизменяемы. Словоизменение прилагательных-определений ограничено. Важнейший принцип организации глагольного словаря — противопоставление перех. и неперех. глаголов. Осн. морфологич. категории глагола: лицо (при обозначении субъекта и объекта спряжение становится двухличным), версия (субъектная, объектная, нейтральная), залог, аспект — преим. с префиксальным выражением, число, время и наклонение — с суффиксальным. По языкам налицо от 11 до 15 модально-временных форм, группирующихся по семантике глагольной основы вокруг трех временных серий — щэезенса, аориста и результатива. Способы формальной связи членов словосочетания —
управление, координация, примыкание и согласование. Различаются 3 осн. конструкции предложения: номинативная, «эргативная» (как при перех. глаголе, так и большом числе непереходных) и дативная (при глаголах восприятия). В истории К. я. отчетливо наблюдается процесс номинативизацнн нх синтаксич. структуры (см. Номинативный строй). Словопорядок в предложении довольно свободен. Сказуемое тяготеет к концу предложения, прямое дополнение — к приглагольной позиции, определение предшествует определяемому. Развиты как сочинение, так и подчинение предложений. Развито и словообразование (префиксальное, суффиксальное и особенно префиксально-суффиксальное), и словосложение. Средн лексич. заимствований помимо совр. интернационализмов в К. я. немало арабизмов, тюркизмов (особенно в лазском), перснзмов. Интересны заимствования нз древних языков Передней Азии.
Носители К. я. в течение мн. столетий пользуются груз. лнт. языком, древнейшие памятники к-рого восходят к 5 в. Синтез местной н европ. традиций в изучении К. я. наступил во 2-Й пол. 19 в. Становление науч, картвелистики связано с именами М. И. Броссе, А. А. Цага-рели, Н. Я. Марра. Ее дальнейшее развитие представлено трудами Г. Детер-са, А. Г. Шанидзе, Г. С. Ахвледиани, А. С. Чнкобавы, В. Т. Топуриа. Ныне ведущая роль в исследовании К. я. принадлежит сов. груз, языковедам (см. Кавказоведение).
• Чикобава А. С., Древнейшая структура именных основ в картвельских языках, Тб., 1942 (на груз, яз.); Гамкрелид-зе Т. В.. Сибилянтные соответствия и нек-рые вопросы древнейшей структуры картвельских языков, Тб., 1959 (на груз, яз.); Гамкрелидзе Т. В.. Мачаварм-ани Г. И., Система сонантов и аблаут в картвельских языках. Типология общекартвельской структуры, Тб., 1965 (на груз, и рус. яз.); Мачавариани Г. И., Обще-картвельская консонантная система, Тб., 1965 (на груз, яз.): Топуриа В. Т., Труды, т. 3. Тб.. 1979 (на груз, яз.); D е е-t е г s G.. Das khartwelische Verbum, Lpz., 1930.
Чикобава А. С., Чанско-мегрельско-груз. сравнит, словарь, Тб., 1938 (на груз, яз.); Климов Г. А.. Этимологич. словарь картвельских языков. М.  1964. Г. А. Климов. КАССЙТСКИИ ЯЗЫК — исчезнувший язык древиих горных племен касситов. Был распространен во 2—1-м тыс. до и. э. в Зап. Иране, на терр. совр. Лурн-стана, проникал на терр. Вавилонии. Из анализа касситско-аккад. словарика, кас-снт. имен собственных н глосс, встречающихся в аккад. текстах, удается выявить ок. 100 корней К. я. н неск. суффиксов (видимо, агглютинативных). Предположение о родстве К. я. с эламским (Ф. Делич, Г. Хюзинг, И. М. Дьяконов) пока достаточных подтверждений не получило. * Дьяконов И. М.. История Мидии от древнейших времен до кон. IV в. до н. э., М,— Л., 1956; Delitzsch F.. Die Sprache der Kossaer, Lpz., 1884; Hiising G., Die Sprache Elams. Breslau, 1908;. Balkan K., Kassitenstudien, Bd 1, Die Sprache der Kassiten, New Haven, 1954.
И. M. Дьяконов. КАТАКАНА — см. Японское письмо. КАТАЛАНСКИЙ ЯЗЫК —один из романских языков (иберо-романская подгруппа). Распространен в Испании (авт. области Каталония, Валенсия, Балеарские о-ва), Франции (ист. обл. Руссильон, деп. Вост. Пиренеи), гос-ве Андорра и в г. Альгеро (о. Сардиния, Италия). Офиц. язык названных авт. областей Испании (наряду с псп. яз.) н гос-ва Андорра (наряду с исп. и франц, языками).
Число говорящих 7,8 мли. чел. Имеет 2 группы диалектов: восточную (барселонский, балеарский, руссильонский, аль-герский) и западную (лериданский, валенсийский). В области фонетики, в отличие от др. иберо-ром. языков, характеризуется сложным консонантизмом, ва-guaTHBHocTbto реализаций фонем в речи.
морфологии н лексике близок к окситанскому (прованс.) языку, что дало повод нек-рым романистам относить К. я. к галло-ром. языкам. Отличит, черта К. я. — наличие перифрастич. претерита индикатива (изъявит, наклонения): vaig cantar ‘Я пел’. В синтаксисе и лексике велико влияние исп. яз. Первые памятники письменности относятся к 11 —12 вв. С сер. 13 в. развивается лит. язык. Совр. лнт. язык сложился в результате переработки писателями 19—20 вв. языка классич. ср.-век. лнт-ры, в его основе лежит барселон. диалект. Существуют также региональные варианты лит. языка (валенсийский, балеарский, руссильонский) с незначнт. отличиями в фонетике и морфологии. Письменность на основе лат. алфавита.
Ф Шишмарев В. Ф., Очерки по истории языков Испании, М,— .1., 1941; Ва-спльева-Шведе О. К.,О месте каталанского среди ром. языков. Уч. зап. ЛГУ. 1961, № 299, сер. филологич. наук. в. 59; Huber J., Katalanische Grammatik. Hdlb., 1929; G riera у Gaja A., Bibliografia linguistica catalana, Barcelona, 1947; В a-dia Margarit A. M., Gramatica histd-rica catalana, Barcelona, [1951]; его же. Gramatica catalana. [v. 1—2], Madrid. [1962]; Roca Pons J.. Introduccid a 1’estudi de la llengua catalana, Barcelona, [1971].
F a b r a P„ Diccionari general de la llengua catalana, [7 ed.]. Barcelona. [1977]; Szmidt D., Lgustova M., Diccionari rus-catala, Barcelona. 1985. Б. П. Нарумов. КАТЕГОРИИ ПОНЯТИЙНЫЕ — см. Понятийные категории.
КАТЕГОРИЯ (от греч. kategoria) я з ы-к о в а я — в широком смысле — любая группа языковых элементов, выделяемая на основании к.-л. общего свойства; в строгом смысле — нек-рый признак (параметр), к-рый лежит в основе разбиения обширной совокупности однородных языковых единиц на ограниченное число непересекающнхся классов, члены к-рых характеризуются одним и тем же значением данного признака (напр., «К. падежа», «К. одушевленности/неодушсвлен-ности», «К. вида», «К. глухостп/звонко-сти»). Нередко, однако, термином «К.» называется одно из значений упомянутого признака (параметра), напр. «К. винительного падежа», «К. неодушевленности», «К. совершенного вида», «К. глухости», «К. состояния».
В зависимости от состава категоризуемого множества, характера категоризующего признака и отношения данного признака к классам разбиения выделяются разл. типы К. Категоризуемое множество может состоять нз односторонних единиц — фонем, н в этом случае выделяют «фонологические К.», напр. «К. глухости/ звонкости», «К. смычных согласных» и т. п. Классификация производится по нек-рому фонетич. дифференциальному признаку. Категоризуемое множество может состоять нз двусторонних единиц (см. Знак языковой) — обычно слое, словосочетаний или предложений, н в этом случае речь идет о грамматич., синтаксич., лексико-семантич., словообразоват. и др. К. Классификация производится по нек-рому синтаксич. или семантич. признаку. Категоризующий признак может быть
КАТЕГОРИЯ 215
собственно семантическим, синтаксическим или общекатегориальным (прилагательное «категориальный» нли «общекатегориальный» часто понимается как «относящийся к частям речи»).
С т. зр. отношения к классам разбиения категориальные признаки делятся на модифицирующие (дифференциальные, флексионные) и классифицирующие (интегральные, селективные). Признак является модифицирующим для нек-рого элемента, если ему соответствует элемент др. класса разбиения, отличающийся от первого элемента только значением данного признака (такое соответствие называется оппозицией'). Если такого соответствия нет, то признак является классифицирующим для данного элемента. Элементы, различающиеся только значениями модифицирующего признака, являются разновидностями более общей единицы, к-рая изменяется по данному признаку (принимает разные значения признака). Напротив, определ. значение классифицирующего признака является фиксированным, постоянным для данной единицы.
Если для большинства элементов категоризуемого множества признак является модифицирующим, то и К. в целом называется модифицирующей, напр. сло-вопзменит. («флективные») К. (число н падеж существительного, род, число, падеж прилагательного, род, число, лнцо, время, наклонение глагола). Если категориальный признак является для значит, числа элементов классифицирующим, то и К. в целом называется классифицирующей, напр. т. наз. лекенко-грамматич. разряды (части речи, род и одушевленность существительного, именные классы. переходность/непереходность глагола и т. и.).
Отнесение К. к тому или иному типу зависит от первоначальной классификации языковых единиц, а также от того, что считается «правилом» для данного класса, а что «исключением»; напр., можно либо считать, что для нек-рых классов глаголов в рус. яз. К. вида является модифицирующей (словоизменительной), а для др. классов глаголов — классифицирующей (словообразовательной), либо принимать одно из двух возможных решений по отношению к классу глагольных лексем в целом (в русистике представлены все три решения).
Понятие «К.» восходит к Аристотелю (см. Античная языковедческая традиция), выделявшему, в частности, 10 К.: сущность, количество, качество, отношение, место, время, положение, состояние, действие и претерпевание (выделение этих К. во многом повлияло на дальнейшую инвентаризацию частей речи, членов предложения, сказуемых н предикатов). Под понятийной категорией обычно понимается замкнутая система значений нек-рого универсального семантич. признака или же отд. значение этого признака безотносительно к степени их грамматикализации и способу выражения («скрытому» нли «явному», см. Скрытые категории) в конкретном языке, напр. говорят о понятийной К. «активности/неактивностн», «отчуждаемости/неотчуждаемостн», «цели», «места», «причины» н т. д. В лексикологии выделяют «лексико-семантические К.», имея в виду классы типа: «назв. живых существ», «назв. профессий», «назв. государств» и т. п. Если категоризующая сема полу-
216 КАФФА
чает формальное словообразоват. выражение, то К. называется словообразовательной, напр. «имена деятеля» (учи-тель, воз-чик, бег-ун), «уменьшит. имена» (дом-нк, дым-ок, блин-чнк).
Изучая парадигматнч. отношения в синтаксисе, мн. исследователи используют понятия «К. предложения» или «коммуникативно-грамматические К.», подразумевая дифференциальные семантич. признаки предложений (типа «целеуста-новка высказывания», «утвержденне/от-рицание», «синтаксич. модальность») или, реже, отд. значения этих признаков («К. отрицания» и др.). Нек-рые исследователи (напр., Н. Ю. Шведова) говорят при этом о «фразонзменнтельных К.». В синтакснч. семантике употребляется термин «семантик о-синтаксн-ч е с к и е К.» применительно к реляционным значениям (семантич. ролям) типа «агентнвность», «орудийность» и пр. Рассматривая формальную организацию предложения, ряд синтаксистов выделяют «структурно-синтаксические К.», т. е. разнообразные типы синтакснч. отношений: подчинение, сочинение, предикация, атрибут, актант и пр. Синтаксич. К.«частеречного» характера используются в нек-рых типах формальных грамматик, в порождающей грамматике (см. Генеративная лингвистика, Математическая лингвистика), где К. понимается как класс синтагм, играющих одну и ту же синтаксич. роль в составе более сложных синтагм.
Один из важнейших и наиболее изученных типов языковых К. — грамматические категории, к характерным чертам к-рых относятся модифицирующий тип категоризующего признака, его причастность к синтаксису, «обязательность» выбора одного из его значений для (словоформ нз категоризуемой совокупности и наличие регулярного способа его выражения. Наличие всей совокупности этих свойств обычно является основанием для безоговорочного признания грамматич. характера К., хотя каждое нз них в отдельности не является ни необходимым, ни достаточным признаком грамматич. К. Грамматич. К. выступает как замкнутая система взаимоисключающих грамматич. значений, задающая разбиение обширной совокупности словоформ на непересекающиеся классы. Напр., грамматич. значения «единственное число» и «множественное число» в совокупности образуют грамматич. «К. числа». По характеру грамматич. значений выделяются номинативные («семантические», «референциальные») К., непосредственно участвующие в отражении внеязыковой действительности, и синтаксич. («реляционные») К., отражающие лишь способность словоформ вступать в те или иные синтаксич. отношения в предложении. По характеру категориального признака грамматич. К. подразделяются на к л ас-си фицнрующне («лексико-грамматические», «словообразовательные»), характеризующие целую лексему и постоянные для нее, и словоизменительные («собственно грамматические»), по к-рым лексема может изменяться.
* Есперсен О., философия грамматики, пер. с аигл., М., 1958; С м и р и и ц-кий А. И.. Морфология англ, языка, М., 1959; Зализняк А. А.. Рус. именное словоизменение, М., 1967; Блумфилд Л., Язык, пер. с англ., М., 1968; Хомский Н., Категории и отношения в синтаксич. теории, в его кн.: Аспекты теории синтаксиса, пер. с англ., М.. 1972; Виноградов В. В.. Рус. язык. (Грамматич. учение о слове), 2 изд.. М., 1972; Глад-
кий А. В., Категориальные грамматика, в его кн.: Формальные грамматики и языки, М., 1973; Бенвенист Э., Категории мысли и категории языка, в его кн.: Общая лингвистика, пер. с франц., М., 1974; Бов-дарко А. В.. Теория морфологич. категорий, Л., 1976; Л а Йон з Дж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М., 1978; Булыгина Т. В., Грамматич. и семантич. категории и их связи, в кв.: Аспекты семантич. исследований, М., 1980; Степанов Ю. С., Имена. Предикаты. Предложения, М..	1981; Москаль-
с к а я О. И., Проблемы системного описания синтаксиса, 2 изд., М.. 1981; Гак В. Г., Теоретич. грамматика франц, языка, т. 1, Морфология, т. 2, Синтаксис, 2 изд., М., 1986; см. также лит. при статьях Понятийные категории. Грамматическая категория, Части речи. Т. В. Билыгина, С. А. Крылов, КАФФА (кэфа, кафичо) — один из омот-ских языков. Распространен в пров. Кэфа на Ю.-З. Эфиопии. Число говорящих ок. 380 тыс. чел.
Для консонантизма характерно наличие палатального п, ряда аффрикат и глотта-лнзованных р, t, ё, к’ и отсутствие увулярных и лабиалнзов. фонем; фонологически релевантна геминацня. Вокализм типичен для омот. языков. Грамматич. категории имени: число (мн. ч. противопоставлено немаркированной в отношении числового значения форме, употребляющейся там, где число упоминаемых объектов несущественно либо явствует из контекста) и падеж (общий, аккузатив, приименной генитив, датив, локатив и инструменталис). Прилагательные как особая часть речи не выделяются. Среди местоимений различаются указательные (два, по степени удаленности), вопросительные и личные, склоняющиеся по падежам. Функции притяжат. местоимений выполняют личные, помещаемые в препозиции к определяемому. В глаголе различаются категории лица-числа субъекта, породы, времени (3 времени в индикативе), наклонения (индикатив, императив, юссив, кондиционалис), статуса (аффнр-матив-негатив) и глагольного падежа (предикатив, общий, релятнв, концесснв и общекосвенный). Осн. средство слово- и формообразования —суффиксация, значительно реже используется редупликация-корпя (образование мн. ч. имени и глагольного итератива). Порядок слов в предложении не отклоняется от общекушитского. Именная предикация оформляется с помощью неизменяемой связки. Язык бесписьменный, используется при внутрнэтнич. общении.
• Сети) li Е., Studi etiopici. IV. La lingua caffina, Roma, 1951; Fleming H., Kefa (Gonga) languages, в кн.: The Non-Semi-tic languages of Ethiopia, East Lansing (Mich.), 1976, p. 351—76.	T. Л. Ветошкина.
КАШМИРИ — один из дардских языков. Распространен в Кашмирской долине (Сев. Индостан). Число говорящих ок. 3,4 млн. чел. Офиц. язык штатов Джамму и Кашмир в Индии. Диалекты: собственно кашмири (лежащий в основе лит. языка), каштавари, погулн, сираджи, рамба-ни.
Осн. фонетич. черты: корреляция гласных по длительности, 3 ступени подъема в среднем ряду (типа а—э—ъ); консонантизм характеризуется трехчленной системой аспирации (типа t—t”—d), корреляцией церебральности и непересекающи-мися корреляциями палатализации и лабиализации (типа t—t'—1°, t—t'—1“). В морфологии: четырехпадежная система (с особым агентивным падежом — падежом субъекта при перех. и нек-рых др. глаголах активной семантики) имен муж. рода ед. ч. при трехпадежной системе (без агентивного) большинства остальных имен; 2 рода (муж. и жен.); 3 видовые се-
рнп глагольных форм. Для синтаксиса характерно эргативное построение предложения с перех. глаголами в прош. временах нейтрального н результативного видов.
Письм. традиция с 13—14 вв., первое датиров. сочинение — 15 в. Традиционная письменность на основе графики шарада и нагари (см. Индийское письмо', носители диалекта каштавари использовали разновидность такари), современная — гл. обр. на основе араб, алфавита с дополнит. знаками.
* Захарьин Б. Л., Эдельман Д. И., Язык кашмири, М., 1971; 3 а-х а р ь и н Б. Л.. Строй и типология языка кашмири, М., 1981; Grierson G. А., A manual of the Kashmiri language, v. 1—2, Oxf., 1911 (repr. Rohtak — Jammu — Lucknow, 1973): его ж e, A dictionary of the KSshmiri language, pt 1—4, Calc., 1916—32.
Д. И. Эдельман. КВА ЯЗЫКИ — подсемья в составе семьи нигеро-конголезских языков, распространенных на В. Кот-д’Ивуар, в Гане, Того, Бенине, Либерии, юго-зап. и вост. Нигерии. Число говорящих ок. 67 млн. чел. По классификации Дж. X. Гринберга, выделяются след, группы и языки: кру; западные ква, средн к-рых наиболее крупные объединения — акан (тви-фанти), затем эве (эвегбе), тан, адан-гме; йоруба; нупе; эдо; ндома; игбо; ид-жо.
Языки тональные, тоны фонематичны, кол-во тонов варьируется по языкам от 2 до 4. Кроме тонов высокого, низкого, среднего отмечают падающий и повышающийся. Тоновая система «ступенчатая»: каждый слог на единицу тона выше или ниже соседнего (кроме эве). Переходы от тона к тону плавные. В нек-рых К. я. тон выражает грамматич. значения: н тан — императив, перфект, имперфект; в нупе — генитив, в эве — функции под-лежащее/дополненне н т. д. Развит вокализм. В большинстве К. я. 7 гласных фонем (а, о, о, е, е, i, и), в акан также и, i, в нгбо отсутствует е. Для всех К.я. характерны лабио-велярные двухфокусные gb, 1ср. Во мн. языках (йоруба, нупе, иджо, эве и др.) распространена назализация гласных. Дифтонги отсутствуют, долгота не является дифференцирующей, динамич. ударение не отмечено. В нек-рых языках существует гармония гласных (2 системы гласных звуков разных уровней подъема, к-рые взаимодействуют между собой).
К. я. относятся к языкам изолирующим; слова грамматически не оформлены, грамматич. значения выражаются в осн. лексически и синтакснческн. В роли служебных выступают значимые слова, близкие по смыслу к данной грамматич. категории. Основа лексики — корни со структурой CV. Слова имеют обобщенное значение, для их конкретизации используются два н более слова («цепочки»). Некорневые слова образуются путем удвоения, деривации н словосложения. Сложные слова и словосочетания принципиально неразличимы, т. к. составлены по единым синтаксич. законам. При удвоении первый гласный сужается (ср. эве: gbo ‘сосать’, gbugba ‘сосание’). Четкая грань есть между классом глаголов н не-глаголов. Мн. число выражается путем удвоения, с помощью местоимения 3-го лица мн. ч. (йоруба, игбо), аффиксами (тви, нупе). Генитнв выражается позицией. Предложение двусоставно. Сннтак-еич. единицы вычленяются с помощью стяжения: строгий порядок слов, нерасчле-нимость, рамочность конструкции. Отд. слова именной цепочки могут выразить
множественность, единичность, посессив, предложные отношения, в глагольной цепочке — вид, модальность, ориентацию (глаголы движения), сравнение, объектные отношения, качественно-ко-личеств. характеристики, отношения при-чнна/следствие н т. д. Грамматич. времена отражают иное по сравнению, напр., с индоевроп. языками восприятие реальности: события описываются как реальные нли гипотетические. Развита система видов. Формы пассива отсутствуют. Активный и средний залоги выражены синтаксически (акан, йоруба), путем употребления или отсутствия дополнения. Каждое дополнение связано с одним из глаголов цепочки. Для выделения эмфатической именной части предложения существует препозиционный сегмент — «тема» (тви, йоруба).
Письменность была введена миссионерами в сер. 19 в. на основе латиницы. На мн. диалектах ведется преподавание в начальной школе, имеется учебная, релнг. лит-ра, записи легенд. На крупных языках (твн, йоруба, игбо) ведется радиовещание, издается пресса, худож. лит-ра. * Яковлева В. К., Язык йоруба, М., 1963; Мая нц В. А., Глагольная цепочка в языке йоруба..., «Тр. ин-та этнографии АН СССР». 1971, т. 96; Ф и х м а н Б. С.. Язык игбо, М., 1975; Ellis А. В., The Tshi-speaking peoples of the Gold Coast of West Africa, L.. 1807; Westermann D., A study of the Ewe language, L., 1930; Weimers W., A descriptive grammar of Fanti, «Language», 1946, v. 22, № 39; Green M., I g w e G. E., A descriptive grammar of Igbo, B., 1963; BamgboSe A., A grammar of Yoruba, Camb.. 1966; Smith N., An outline grammar of Nupe, L., 1967; Williamson K., A grammar of the Kolokuma dialect of Ijo, Camb., 1969; Westermann D., Bryan M. A.. The languages of West Africa, L., 1970; Carrell P. L.. A transformational grammar of Igbo, Camb., 1970; Stewart J. M., Niger-Congo, Kwa, CTL, v. 7, Hague, 1971; H ё r a u T t G.. The Kwa languages, в кн.: Inventaire, des etudes linguistiques sur les pays d'Afrique Noire d’expression fran;aise et sur Madagascar, P., 1978.
Abraham R., Dictionary of modern Yoruba, L., 1958.	В. А. Маянц.
КВАЗИАЛФАВЙТНОЕ ПИСЬМО (консонантное письмо) — слоговое письмо, состоящее из знаков, каждый из к-рых выражает один определенный согласный с произвольным или нулевым гласным. В К. п. одни и тот же знак передает звукосочетания Са, Се, Ci, Си, Со, Со. Как исходное значение знака обычно рассматривается «согласный + + а». К. п. было изобретено западными семитами во 2-м тыс. до н. э., видимо, с учетом опыта др. письменностей Средиземноморья (египетской, крнто-микен-ской, лувийской иероглифической) и, возможно, на основе протооиблского слогового письма. Засвидетельствовано с кон. 2-го — сер. 1-го тыс. до н. э. (клинообразное угаритское письмо, линейные синайское, финикийское, юж.-аравийское н др. аравийские виды письма). Из всех письменностей К. п. является наиболее экономной по числу употребляемых знаков (букв) н скорости изучения, но тексты, писанные К. п., были трудны для однозначного прочтения, особенно до введения словоразделов. В дальнейшем К. п. было усовершенствовано либо путем введения матрвс лекционис (в зап.-семнт. письменностях), либо путем модификации форм букв для согласных в зависимости от сопровождающего гласного (в эфиоп., инд. письменностях). Матрес лекционис применялись либо факультативно (в финикийском, др.-еврейском, арамейском), либо систематически (в араб, письме).
К. п. было заимствовано народами М» Азии 1-й пол. 1-го тыс. до н. э., а также греками (9—8 вв. до н. э.)( к-рые переделали, его в алфавит, т. е. в систему письма, обозначающую как согласные, так и гласные фонемы отд. буквами.
-	„	И W. Льяконов.
КЕЛЬТИБЁРСКИИ ЯЗЫК — один из кельтских языков, ныне мертвый язык кельтских племен, населявших центр, часть Пиренейского п-ова н пришедших туда, по-видимому, несколькими волнами в течение 7—6 вв. до н. э. По факту сохранения старого лабио-велярного К. я. относят к т. наз. q-ветви кельт, языков. К. я. отмечен крайне архаичными чертами: в фонологич. системе сохранен старый дифтонг *ei, старый *ё (перешедший в I в др. кельт, языках), интервокальные -S-, -w- и т. д.; в морфологии имеется генитив на -о (из индоевроп. аблатива на *-6d), номинатив мн. числа на -os; возможно, сохранялись инструменталис и локатив. В глагольной системе отмечаются и специфич. инновации: «агглютинативная» флексия -tus в 3-м л. мн. ч. претерита н императива. Весьма архаичен синтаксис: свободный порядок слов, двойной союз -сие ‘н’ при однородных членах предложения, двойной разделит, союз -ие ‘или’, относит, предложения с союзами io- и сиа- и т. п. Показательно сохранение лексем, имеющих соответствия лишь в индоиран, языках: союз uta ’также’, суш. boustom ‘стойло для коров’ и др. Изучение К. я. затруднено по иеск. причинам: малое число надписей (многие представляют собой монетные легенды), их фрагментарный характер. Нек-рые записаны лат. алфавитом, но большинство — нбернйскнм письмом, мало приспособленным для К. я., т. к. оно не передавало противопоставления звонких н глухих смычных, вследствие чего не отражались консонантные группы, невозможна была передача согласного исхода слова, за исключением сонантов и -s. Материалы К. я. крайне важны для сравнит.-нет. изучения как кельт, языков, так н индоевропейских в целом.
* Le Jeune М.. Celtiberica, Salamanca, 1955; Scbmoll U., Die Sprachen der vorkeltischen Indogermanen Hispaniens und da.s Keltiberische. Wiesbaden, 1959; Schmidt К. H.. On the Celtic languages or continental Europe, «Bulletin of the Board of Celtic Studies», 1979, v. 28. p. 189—205.
А. А. Королев, КЕЛЬТОЛОГИЯ — комплекс гуманитарных дисциплин, изучающих языки, литературу, историю, этнографию и археологию кельтских народов. Лингвистич. К. занимается изучением кельтских языков. Представление о геиетнч. единстве кельт, языков восходит к нач. 17 в., когда Дж. Дэвнс («Валлийско-латинский словарь», 1632) проводил лексич. параллели между бриттскнми языками и ирландским языком. На иауч. основу сравнение кельт, языков и установление закономерных соответствий между ними было поставлено Э. Луйдом, к-рый привлек также известные к тому времени факты галльского языка н определил нек-рые фонетич. соответствия с лат. яз. и др.-греч. яз.; его «Британская археология» (1707), в к-рой приводятся сравнит, словари, тексты н грамматич. очерки всех островных кельт, языков, не утратила науч, значения. Становление индоевропеистики как науки дало новый стимул к изучению кельт, языков; принадлежность их к индоевроп. языкам была установлена в работах Дж. К. Причарда
КЕЛЬТОЛОГИЯ 217
(1831), А, Пикте (1837) и Ф. Боппа (1838); последний, в частности, показал, что такое «неиндоевроп.» явление, как начальные мутации согласных, восходит к первонач. внешнему сандхи на стыке слов.
Основателем К. как науки является И. К. Цейс, к-рый опубликовал в 1853 сравнит.-ист. труд «Grammatica Celti-са» (2 изд., переработанное и дополненное Г. Ф. Эбелем, 1871), где впервые были установлены строго закономерные фонетич. соответствия между кельтскими и др. индоевроп. языками и намечены осн. контуры сравнит.-ист. морфологии. Во 2-й пол.19 в. особенно интенсивно развивалась ирландистика.что было обусловлено как архаичностью ирл. яз., так и обилием сохранившихся памятников. У. Стокс н С. Дж. ОТрейди в Ирландии, Э. Виндиш, Г. Циммер, К. Мейер н М. Нетлау в Германии, Г. И. Асколи в Италии, А. Гедо и А. д’Арбуа де Жю-бенвиль во Франции публикуют др,- н ср.-нрл. тексты, работы по яз-знанию и истории лит-ры. Центром кельтологии, исследований становится основанный Гедо в 1870 в Париже жури. <Revue celtique». Публикуются также памятники валлийского, корнского и бретон. языков (Стокс, Э. Эрно. Ж. Лот, Дж. Эванс, Дж. Рис). Рис впервые собрал и издал сохранившиеся галльские надписи. В 1894 Стокс опубликовал этимологич. <Древнекельтский словарь», к-рый, однако, уже для того времени был крайне неполон и не соответствовал уровню достижений компаративистики. Собирание и изучение др.-ирл. текстов 8—9 вв. было завершено монументальным «Thesaurus Palaeohibernicus» (т. 1—2, 1901—03), изданным Стоксом и Дж. Строном.
Нач. 20 в. характеризуется стремлением осмыслить опубл, материал. В 1908 вышла синхронная грамматика др.-ирл. яз. Ж. Вандриеса, в 1909 — справочный труд Р. Турнейзена по др.-ирл. яз., ориентированный на сравнит.-ист. аспект. Истории валлийского яз. посвяшено «Введение в староваллийский язык» (1908) Строна и «Валлийская грамматика, историческая и сравнительная» (1913) Дж. М. Джоунза; недостатки последней подверглись критике в серии статей Лота в «Revue celtique» (1914—15). X. Педерсен выпустил «Сравнительную грамматику кельтских языков» (1909—13), где учтены в максимально полном объеме факты всех кельт, языков, полученные в результате исследования как пнсьм. памятников, так н живых языков н диалектов, дана картина развития фонетич. н морфологич. систем как в обтекельт. период, так н на протяженнн докумен-тиров. истории кельт, языков.
В 1-й пол. 20 в. особую роль в К. сыграли работы Турнейзена и А. Уильямса. Турнейзеи начал кельтологич. исследования еще в 80-х гг. 19 в., когда им были установлены акцентные причины большой разницы в фонетич. облике др.-нрл. приставочных н бесприставочных глаголов; он тщательно изучил кельт, лексич. субстрат в совр. романских языках. С нач. 20-х гг. 20 в. он приступил к изучению языка др.-ирл. законов, текст к-рых в основном был опубликован или транскрибирован еще в 50—70-х гг. 19 в. IB. О’Донованом и Ю. О’Каррн. Применив к текстам выводы, полученные историками сравнит, права, в сочетании с методами филологич. критики текста и чисто лингвистич. анализа, Турнейзен
218 КЕЛЬТСКИЕ
показал, что почти все предшествовавшие интерпретации законов были неверны и что язык нх обнаруживает архаизмы и морфологии и синтаксисе, уже не отмечаемые в текстах 8 в. Ученый выявил в законах неск. хронологии, пластов, самый поздний нз к-рых относится ко 2-й пол. 7 в.; самый ранний представлен формулами и юрндич. максимами обычного права, возможно, восходящими к сер. 6 в. Филологич. анализ рукописной традиции позволил Турнейзену выдвинуть гипотезу о том, что лат. графика использовалась для ирл. яз. уже в сер. 6 в. Грамматика (1909) Турнейзена трактует лишь материал классического др.-нрл. яз. 8—9 вв., однако ученый в 1940 говорил о необходимости выявления и изучения архаических текстов 6—7 вв. с целью создания принципиально новой грамматики.
Уильямс сосредоточил внимание на бриттских языках и особенно на валлийском яз. В 20-х гг., анализируя поэтич. произведения, традиционно приписывавшиеся валлийским бардам 6 в., он установил, что в ряде случаев традиция соответствует действительности; так, первонач. ядро поэм Анейрина восходит к кон. 6 в., так же как и 12 поэм Талиесина. Ранняя датировка части традиционной поэзии вызвала дискуссию; К. Джэксон привел убедит, доводы, в т. ч. основанные на лингвистич. данных, в пользу того, что основа пнкла поэм Анейрина «Гододин» действительно относится к кои. 6 в., хотя в фонетических и частично в морфологич. аспектах они сильно модернизированы и, скорее всего, подверглись переработке в 8 в. Т. о., одной из важных задач совр. К. является реконструкция текстов, первонач. составленных на архаических ирл. и валлийском языках.
Новые перспективы в исследовании древнейших памятников кельт, языков открыло в 1918 изучение Вандриесом специфич. совпадений индоиранских, италийских н кельт, языков в сфере социальной, сакральной и поэтич. лексики. В этом же направлении велись исследования М. Диллона, А. и Б. Рисов, П. Мак-Каны. Последнему удалось доказать, что т. наз. риторич. части др.-нрл. саг представляют собой весьма древние тексты, сохранившиеся в устной передаче и записанные, по-видимому, уже тогда, когда они были практически непонятны писцам. Указанные направления нашли отражение в работах К. Уоткинса по кельт, синтаксису и метрике. Факты архаического ирл. яз. находят прямые соответствия в др.-хеттскнх и ведич, текстах, несмотря на разрыв в 2 тыс. лет.
В 70—80-х гг. вновь привлекли к себе внимание континентальные кельт, языки, на к-рых были обнаружены новые тексты. Слоговое иберийское письмо, к-рым записано большинство памятников кельт-иберского языка, было дешифровано еше в 20-х гг. исп. археологом М. Гомесом Морено; критика его дешифровки Г. Шу-хардтом надолго задержала прогресс в этом направлении, лишь в 40-х гг. А. Товару удалось подтвердить правильность дешифровки. Обнаруженная в 1970 пространная надпись на кельтибер. яз. дала новый материал. Этому языку, а также лепонтийскому и галльскому посвящены работы М. Лежёна, К. X. Шмидта, Л. Флёрио. Новые находки усиливают роль фактов континентальных кельт, языков при реконструкции общекельт. состояния, а также при верификации данных, полученных методом виутр. реконструкции.
В кельт, лексикографии к сер. 10-х гг. 20 в. др.- и ср.-ирл. языки были представлены лишь частичными и фрагментарными собраниями материалов. Новоирл. яз. нашел отражение в относительно полном словаре П. Диннина, равным образом как и шотландский язык и мэнскнй. Имелись также словари для бретон. и кори, языков. Лексич. материал древних бриттских языков был представлен в «Словаре старобретонского языка» (1884) Лота. Валлниско-англ. и валлийско-лат. словари издавались еще с кон. 16 в., наиболее полным из них был валлийско-англ, словарь (1803) У. Оуэна Пью, к-рый, однако, изобиловал ошибками н неточностями. В кон. 19 в. появляются словари и описания живых диалектов кельт, языков; первым из них было описание диалекта Аранских о-вов Ф. Н. Фииком (1899), за к-рым последовали описания Э. Куиг-гина, А. Соммерфельта н др. Живые валлийские диалекты описывались Г. Суитом, О. Файнсом Клинтоном, бретонские — Лотом, Эрно, Ж. Доттеном. Но лишь с 50-х гг. 20 в. начали регулярно выходить полные научные синхронные описания живых диалектов н говоров; наиболее известны методологически строгие и четкие описания фонетики ирл., бретон. и валлийских диалектов Соммерфельта, шотл. диалектов М. Уфтедаля, фонетики мэнскогояз. (поданным последних носителей) Джэксона и 4-томный «Атлас ирландских диалектов» Г. Вагнера, где также имеются сведения по мэн-скому и по юго-зап. шотл. диалектам. Детальное описание ваннского диалекта бретон. яз. на о. Груа дано Э. Тернесом. в Калыгин В. П., К о р о л е в А. А., Кельт, языки, в кн.: Сравнит.-ист. изучение языков разных семей. Задачи и перспективы, М., 1982; Thu rneysen R.. Die keltische Sprachen, в кн.: Geschichte der indogermani-schen Sprachwissenschaft. T1 2. Bd 1, Strassburg. 1916; Pokorny J.. Keltologie, в кн.: Wissenschaftliche Forschungsbericnte, Bd 2. Bern, 1953; Me id W., Old Celtic language. CTL. 1972, v. 9. А. А. Королев.
Материалы, поев, исследованию кельт, языков, кроме общелингвистич. журналов (см. Журналы лингвистические') публикуются в специализпров. журналах ряда стран: «Zeitschrift fiir keltische Philologie (Halle — Tubingen, Германия, ФРГ, 1896—); «Bulletin of the board of Celtic studies» (Cardiff, Великобритания, 1921—); «Scottish Gaelic studies» (Великобритания, место изд. разл., 1926—); «Etudes celtiques» (P.. 1936—); «Celtica» (Dublin, 1946—); «Lochlann: A Review of Celtic studies» (Oslo, 1958—); «Studia Celtica» (Cardiff, Великобритания, 1966—).
E. А. Хелимский. КЁЛЬТСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа языков индоевропейской семьи (см. Индоевропейские языки). В 1-м тыс. до н. э. К. я. были распространены на значит, части Европы (ныне это часть Германии, Франции, Великобритания, Ирландия, Испания, Сев. Италия), доходя на В. до Карпат и через Балканы до М. Азии. Позднее зона их распространения сильно сократилась; языки мэнский, корнский, кельтиберский, лепонтийский, галльский вымерли, живыми К. я. являются ирландский, гэльский, валлийский и бретонский. В совр. кельтологии принято делить К. я. либо по география, признаку — на континентальные и островные, либо по признаку фонетическому —различному рефлексу индоевроп. лабио-ве-лярного *kw, к-рое в островных К. я. в гойдельской подгруппе (ирландский, гэльский, мэнский)отражается как 1с, а в бритт-ской подгруппе (валлийский, корнский, бретонский) дает р. Из континентальных К. я. кельтиберский принадлежит к q-ветви, а лепонтийский и галльский — к р-ветви, хотя в галльском есть свнде>
тельство пережиточного сохранения ин-доевроп. *к" (ср. Equos — назв. месяца из галльского календаря).
Представляя собой особую группу, К. я. вместе с тем имеют разнообразные связи с разл. нндоевроп. языками. Ближе всего они стоят к италийским языкам, с к-рыми ряд ученых объединяют их в одну нтало-кельт. группу. А. Мейе полагал, что италийские и К. я. отделились от общеиндоевроп. праязыка одновременно и поэтому представляют одни и тот же иидоевроп. диалект. Общие для них особенности: род. падеж ед. ч. на -i в склонении существительных с основой на -о- (нрл. огамнч. MAQI, галльское Segomari, лат. domini), формы глаголов отложительных и глаголов со средним или страдат. значением (др.-нрл. 1-е л. ед. ч. наст. вр. изъявит, наклонения labrur ‘говорю’, ср. с лат. loquor). Др.-нрл. формы глагола в наст. вр. сослагат. наклонения на -а- имеют точное соответствие в лат. яз.: 1-е л. ед. ч. scribam ‘писал бы’, 1-е л. мн. ч. scribamus наряду с изъявит, наклонением основы иа -о-/-е- scribo. Оба типа сослагат. наклонения на -3-н -s- родственны формам аориста др. нндоевроп. языков.
Резкие отклонения от древнего нндоевроп. типа свойственны островным К. я.: многочисл. комбинаторные фонетич. изменения (аспирация, леннцня, палатализация и лабиализация согласных), впоследствии частично закрепившиеся как ист. чередования; инфиксация местоимений в формах глагола, т. наз. спрягаемые предлоги; специфич. употребление отглагольных имен (называемых в кельтологии инфинитивами), сохраняющих именное управление, иногда примыкающих к глаголу в словообразоват. отношении, но не входящих в глагольную парадигму; порядок слов в предложении по схеме VSO. Эти и мн. др. черты грамматич. строя выделяют К. я. средн других иидоевроп. языков. Нек-рые кельтологи (Ю. Покорный, Г. Вагнер) объясняли своеобразие К. я. влиянием на них неин-доевроп. субстрата, однако большинство лингвистов (Д. Грин, Ф. Кортландт, В. Майд) считает вышеуказанные черты островных К. я. ист. инновациями на том основании, что в континентальных К.я., а также, видимо, в архаичном нрл. яз. подобные явлеиня отсутствовали. На протяжении истории строй живых К. я. претерпел значит, изменения. Др.-ирландский отличался оппозицией личных окончаний глагола — абсолютных и конъюнк-тиых — в глагольных временах презенса, футурума, претерита индикатива, презенса субъюнктнва, где простой глагол имел абсолютную форму, только если ему предшествовал союз или модальное наречие b£s ‘возможно’. Однако, начиная со времени ср.-ирл. яз., постепенно вырабатывается единая глагольная парадигма и противопоставление абсолютных и конъюнктных форм глагола утрачивается. По мнению ряда кельтологов (К. X. Шмидт, Г. Льюис), континентальные К. я. сохранили ряд архаичных черт, что помогает выяснить последовательность ист. Изменений во всей группе К. я. В лепон-тийском (частично также в кельтнберском и галльском) сохранилось конечное -ш, к-рое совпало с -п в других К. я. Большинство галльских надписей имеет порядок слов SVO, в кельтнберском (надпись из Боторриты) — SOV, возможно, что характерная для островных К. я. последовательность VSO явилась результатом распространения одного из возможных для нндоевроп. языков типов построения предложения, а для протокельт-
ского надо принять реконструкцию SOV, что равно немаркированной (конечной) позиции глагола в протоиндоевропейском.
Континентальные К. я. известны по разл. источникам (иберийским, этрус., греч., лат.), датированным примерно 5 в. до н. э. — 4 в. и. э. и подтверждающим принадлежность фиксиров. языков к группе К. я. Эти источники ограничены надписями, глоссами, монетными легендами. Старейшие надписи на кельти-бер. яз. от 3—1 вв. до и. э. выполнены т. наз. иберийским письмом. Более поздние надписи (гл. обр. иа камнях) выполнены лат. алфавитом. Сохранилось ок. 70 надписей на лепонтийском яз. (р-н Сев. Италии) от 3—2 вв. до и. э.; они выполнены вариантом этрус. письма, так же каки относящиеся ко 2 в. до н. э. надписи на галльском яз. из Цизальпинской Галлии. Галльский яз. представлен также галло-лат. билингвами, неск. граффити на вазах. Св. 60 надписей из Нарбонской Галлин написаны греч. алфавитом. Памятники галльского яз. на основе лат. алфавита (открыто св. 100) б. ч. относятся к н. э.; наиболее обширны галльский календарь нз Колиньи и открытая в 1971 надпись из Шамальера. Памятники континентальных К. я. играют важную роль в реконструкции общего протокельт, яз. и в выяснении ист. развития всей группы К. я. в целом.
Из островных К. я. ирландский засвидетельствован с 4 в. т. наз. огамическими надписями (см. Огамическое письмо) и с 7 в. — глоссами на основе лат. алфавита. Гэльский яз. ведет начало от языка ирл. переселенцев, обосновавшихся в Зап. Шотландии и на о. Мэн в 5—6 вв. Не-многочнсл. письм. памятники имеются с 16 в. Мэнский яз. на о. Мэн вымер в 20 в. Валлийский известен со 2-й пол. 6 в.; письм. свидетельства (с кон. 8 в.) представляют собой валлнйско-лат. глоссы, личные имена, топонимы и отд. валлийские фразы в лат. текстах. Близко стоящий к валлийскому корнский, известный по письм. данным с кон. 9 в., вышел из употребления в 18 в. Бретон, яз. исторически продолжил язык той части бриттов, к-рая в 5 в. переселилась из Британии в Бретань (Франция). Наиболее ранние письм. памятники бретон. яз. — глоссы 9—И вв. В начале и. э. бриттские диалекты были, видимо, распространены по всей Британии, за исключением р-нов Шотландии к С. от зал. Ферт-оф-Форт и р-на Клайда. К. Джэксон считает, что с кон. 6 в. можно говорить о валлийском, корнском и бретонском как об отд. языках. Между корнским и бретонским в области фонетики и морфологии так много сходного, что эти языки могут вместе противопоставляться валлийскому.
Социолннгвнстнч. статус живых К. я. различен. Ирл. яз. является офиц. языком (наряду с англ, яз.) в Ирландии. Валлийский яз., не обладая офиц. статусом, используется, однако, в прессе и на радио, преподается как второй язык в школе (наряду с англ. яз.). Бретонский и гэльский представляют каждый совокупность региональных диалектов без устойчивой письм. лит. нормы и используются в бытовом общении.
• Льюис Г., Педерсен X., Краткая сравнит, грамматика кельт, языков, пер. с англ., М., 1954; Королев Л. А., Древнейшие памятники ирл. языка, М., 1984; Pedersen Н., Vergleichende Grammatik der keltischen Sprachen, Bd 1 — 2, Gott., 1909—13; Vendryes J., La position linguistique du celtique, L., [1937]; Jack-son K., Language and history in early Britain, a chronological survey of the Bnttonic languages first to twelfth century, Edinburgh, 1953, repr. 1963, 1971; Indogermanisch und
Keltisch. Kolloquium der Indogermanischen Gesellschaft, Wiesbaden, 1977. В. H. Яриева. КЕРЁКСКИЙ ЯЗЬ'1К — один из чукотско-камчатских языков (чукотско;коряк-ская ветвь). Распространен в Берин-говском р-не Чукот. авт. округа. На К. я. говорит ок. 100 чел. Изучен мало: ранее считался диалектом корякского языка. В К. я. выделяются майно-пильгинский и хатырский диалекты.
Наиболее характерные отличия от близкородств. языков относятся к области фонетики. В К. я. сингармонич. варианты попарно совпали, в результате сложилась 4-члеиная вокалич. система (и, у, а, ы). В системе консонантизма фонемы /р/ и /г/ отсутствуют; имеется поствелярный фрикативный h (наряду со смычным ?); /т/ в ряде позиций палатализуется (тй > ч, тн> чн); в керекском /й/ совпали прафонемы *д, *р и *й, в фонеме /в’/— *вн ‘в’, Для слоговой структуры характерны стечения согласных, зияния. Особенность морфологии — особый показатель наст, времени ку — ц (как в коряк, яз.). Язык бесписьменный. * Богораз В. Г.. Чукчи, ч. 1, Л., 1934; Скорик П. Я.. Керек. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 5, Л.. 1968.
И. Л. Муравьева. КЁТСКИЙ ЯЗЫК (устар.— енисейско-остяцкий язык) — один из енисейских языков. Распространен по течению Енисея и его притоков от Курейкп до Подкаменной Тунгуски в неск. изолированных р-нах. Число говорящих 684 чел. (1979, перепись). В К. я. обычно выделяют 2 диалекта — пмбатский (в сев. части) и сымский (в юж. части ареала), различия между к-рыми значительны. Однако диалектно обособлены и нек-рые др. группы (напр., курейские кеты). Предлагается также иное диал. членение: юж.-кетский, ср.-кетскпй, сев.-кетский (Г. К. Вернер).
Важнейшие фонетич. и фонологии, черты: богатый вокализм (10—И фонем), в консонантизме наличие гортанной смычки, увулярных и имплозивных согласных, ограннч. развитие оппозиции звонкость — глухость, формирование противопоставления по твердости — мягкости, простота дистрибуции согласных, наличие системы тонов. Падежная парадигма регулярна и лвуступеичата: часть падежей — инструментальный, каритив (т. наз. лишит, падеж), просекутив (продольный) — образуется от основы им.-внн. падежа, др. часть (дательный, локатив, аблатив) — от основы род. падежа. Есть особое посессивное склонение (нек-рые падежные формы образуются при помощи падежных форм притяжат. местоимений). Сохраняются многочисл. следы именных классов. Глагольная система отличается исключит, сложностью. Субъектно-объектные отношения, как и нек-рые др. категории, выражаются особыми аффиксами, к-рые могут находиться в начале, в середине и в конце слова. Элементы внутр, флексии сочетаются с агглютинативными аффиксами. Язык номинативной типологии с остаточными признаками активного строя и эргативного строя. В лексике заимствования из самодийских (гл. обр. селькупского), тюркских и рус. языков. Разрабатывается письменность на осн. рус. графики. • К. рейвов и ч Е. А., Именные классы и грамматич. средства их выражения в кет-ском языке. ВЯ. 1961, № 2; е г о ж е. Кетский язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 5, Л.. 1968; его же, Глагол кетского языка, Л., 1968; Дульзон А. П., Очер-
КЕТСКИЙ 219
ки по грамматике кетского языка, 1, Томск, 1964; его же, Кетский язык, Томск, 1968; Кетский сборник. Лингвистика, М,( 1968; Castren М. A., Versuch einer ienissei-ostjakischen und kottischen Sprachlebre..., Sankt-Petersburg, 1858; Donner K., Ketica, [t. 1 — 2], Hels., 1955—58. В. H. Топоров. КЁЧУА — один из индейских языков Юж. Америки. Офиц. язык Республики Боливии (наряду с испанским и аймара) п Республики Перу (наряду с испанским). Распространен в странах Андского нагорья. Общее число говорящих 12,9 млн. чел., в т. ч. в Перу — 6,75 млн. чел., Боливии — 2,1 млн. чел. и Эквадоре — 3,65 млн. чел. Небольшие группы носителей К. живут в Аргентине, Колумбии и Чили. Широко представлено кечуа-исп. двуязычие. Место в генеало-гнч. классификации неясно. Традиционно К. объединяют с языком аймара в ке-чумарскую (кечумара) семью. М. Сво-деш включает кечумар. языки в макросемью кечуа-чон, Дж. X. Гринберг — в андскую ветвь андо-экваториальной филин. Делались попытки генетически связать К. с алт. языками (Ж. Дюмезиль, К. Боуда). Однако есть основания считать его изолированным.
Выделяются 3 группы диалектов: южная (юж. Перу, Боливия, сев.-зап. Аргентина), центральная (центр. Перу) и северная (сев. Перу, Эквадор, юж. Колумбия). Генетически сев. диал. группа является ответвлением южной. Вместе сев. и юж. диалекты («кечуа А». по Г. Дж. Паркеру) противопоставлены центр, диалектам («кечуа Б»), Взаимопонимание между носителями нек-рых диалектов затруднено, поэтому иногда говорят об отд. кечуан. языках (до 6— 8 языков).
Исконная система гласных содержит 3 фонемы (a, i, и). В диалектах число гласных может доходить до 6. Особенность нек-рых юж. диалектов (Куско и Боливии), объединяющая их с языком аймара,— наличие грех коррелятивных серий смычных — простые, придыхательные и смычно-гортанные (напр., tanta ‘совокупность, вместе’ — thanta ‘лохмотья’— t'anta ‘хлеб’). Ударение на предпоследнем слоге. В диалектах с тройными сериями смычных действуют четкие законы распределения ларннгаль-ных артикуляций в слове.
Грамматич. строй агглютинативно-суффиксальный. Развито именное словоизменение (категории числа, падежа, при-тяжательности). Для категории лица характерна инклюзивность/эксклюзнвность. Глагол характеризуется субъектно-объектным спряжением, обилием производных форм. Строй предложения номинативный, порядок слов фиксированный (SOV, определение предшествует определяемому). Употребительны причастные, деепричастные и инфинитивные обороты. Развиты как сложносочиненные, так и сложноподчиненные предложения.
В гос-ве инков Тауантинсуйу (15— 16 вв.) К. (на основе столичного диалекта Куско) выполнял функции офиц. языка, предположительно существовала письменность идеографнч. типа. С 16 в. для записи кечуан. текстов применяется лат. алфавит. В 16 — нач. 19 вв. на К. издавалась гл. обр. религ. лнт-ра, с 17—18 вв. создаются драматич. произведения, в 19—20 вв. большого развития достигла поэзия. В 1954 был разработан единый алфавит на лат. основе для языков кечуа и аймара, официально утвержден в 1975.
220 КЕЧУА
• Middendorf Е. W., Das Runa Sinn oder die Keshua-Sprache, Lpz.. 1890; R i-vet P., Crequi’Montfort G-.de, Bibliographic des langues aymara et kicua, v. 1—4, Р.» 1951—56; Lira J.. La literatura de los quechuas, Cochabamba, 1961; Parker G. J., Ayacucho Quechua. Grammar and dictionary. The Hague — Р.» 1969; A 1-bo X.. Los mil rostros del quechua. [Lima. 1974]; Cusihuaman G. A., Gramatica quechua; Cuzco-Collao, Lima. 1976; A d e-laar W. F. H., Tarma Quechua grammar, texts, dictionary, Lisse, 1977; Cerrdn-Palomino R.. El quechua: una mirada de conjunto. Lima, 1980; В ii t t n e r Th. Th.. Las lenguas de los Andes Centrales, Madrid, 1983.
Middendorf E. W., Worterbuch des Runa Simi oder der Keshua-Sprache. Lpz., 1890; Lira J. A.. Diccionario kkechuwa-espanol, [Tucuman, 1945]. E, И. Царенко, КЕЧУМАРА ЯЗЫКЙ — семья южноамериканских индейских языков. Включает языки кечуа и аймара (16,2 млн. говорящих, нз них на аймара — ок. 3,3 млн. чел.). Природа общности обоих языков не вполне ясна, она может быть результатом происхождения от единого праязыка или межъязыковых контактов еще в доинкскую эпоху (в ряде регионов распространения кечуа очевиден языковой субстрат аймара). Генетич. связи с другими юж.-амер, языками не определены.
Фонетич. системы характеризуются ограниченным вокализмом (в аймара 3—5 гласных, в кечуа 3—6), состав согласных варынзует за счет смычных и аффрикат (от 15 до 27 фонем в кечуан. диалектах, 28 согласных в аймара). Значителен удельный вес сонорных. Фонологич. структура основ разнообразна: CV, CVC, CVCV(C) и др., преобладают двухсложные модели. Возможны последовательности из двух согласных, сочетания гласных невозможны. Ударение динамическое, падает на предпоследний слог.
Морфология агглютинативная, суффиксального типа, с высокой степенью синтетизма. В плане контенснвной типологии К. я. относятся к номинативным языкам. Как именное, так и глагольное словоизменение достаточно развито. Различаются перех. и неперех. глаголы. Глагол имеет морфологич. категории лица (различаются инклюзивная н эксклюзивная формы 1-го л. ми. ч., возможны двухличные словоформы), числа, залога, времени, наклонения, категорию способа действия. Имя прилагательное вполне сформировано. Отмечается аффиксальное словообразование и композиция (словосложение). Именное словообразование богаче глагольного. Преимуществ, порядок слов в предложении SOV. Разл. виды определений предшествуют своим определяемым. Развиты как сложносочиненное, так и сложноподчиненное предложения (особенно в кечуа). В лексике обоих языков совпадает до одной трети словарного состава (гл. обр. в его периферийных пластах). Много заимствований из исп. яз.
Письменность (иероглнфика) возникла предположительно еще в доинкскую эпоху. Начиная с 16 в. для кечуа, с 17 в. для аймара существует письменность на основе лат. алфавита. К. я. относятся к наиболее изученным индейским языкам. История нх исследования начинается с 16 в. Созданы грамматики и словари (преим. практические). Начат этап сравнит. исследования К. я. Особый интерес представляет проблема становления языковой общности кечумара.
• Middendorf Е. W., Die Aimara-Sprache, Lpz., 1891; L a s t r a Y., Cochabamba Quechua syntax, The Hague — P., 1968; О r r C., L о n g a c r e R. E., Proto-Quechu-maran, «Language», 1968, v. 44; Par-
ker G. J., Ayacucho Quechua grammar and dictionary, The Hague — P., 1969; Levin-sohn St. H., The Inga language, The Ha$ue — P., 1976; The Aymara Language in its social and cultural context, Gainesville, 1981.	Г. А. Климов.
кидАньский ЯЗЬ'|К — одни нз монгольских языков, мертвый язык кида-ней, обитавших в 4—12 вв. на терр. сев.-вост. Китая и Монголии. На К. я. сохранились эпнграфич. памятники, относящиеся к эпохе киданьского гос-ва Ляо (916—1125). К. я. пользовался двумя системами письма — т. наз. большим и малым, к-рые были составлены по образцу старокит. иероглифич. письма. Считается, что большое письмо, созданное в 920, состояло из неск. тысяч знаков, писавшихся отдельно, однако конкретные сведения о ием отсутствуют. Все найденные кнданьские тексты выполнены малым письмом, введенным в 925 и насчитывающим всего неск. сотен знаков.
Графич. элементы киданьского письма, общее расположение графем, их конфигурация, направленность строк сверху вниз и слева направо, а также осн. принципы изменения знаков соответствуют нормам китайского письма и каллиграфии. Вместе с тем большинство кнданьскнх знаков отличается характером сочетаемости составных элементов при напнсанни той или иной графемы в целом. Кнданьское письмо, в отличие от китайского, является силлабическим: в нем неделимая графич. комбинация элементов (от 2 до 7) образует своеобразный блок, соответствующий слогу нлн слову, одно- и многосложному. Другая специфич. черта киданьского письма — наличие особых знаков для формантов. Слова передаются обычно полиграммами, т. е. целой группой взаимосвязанных между собой графич. компонентов, написанных в форме прямоугольника, треугольника н т. п. Однако нек-рые знаки, будучи идеограммами, могут стоять отдельно, В результате дешифровки кнданьских текстов малого письма 11—12 вв. составлен полный каталог графем и их аллографов, подготовлены прямой и обратный словари полнграмм с учетом расположения нх инициальных и финальных элементов. Формально-функциональный анализ компонентов графем выявил агглютинативность строя К. я. и постпозитивный характер его агглютинации. Машинная обработка киданьских текстов, а также сравнит, анализ морфологич. явлений и моделей словоизменения в кидань-ском и монг. языках подтвердили гипотезу о принадлежности К. я. к монгольским.
9 Рудов Л. Н., Проблемы киданьской письменности. «Сов. этнография», 1963, TJj 1; Тас ки и В. С., Опыт дешифровки киданьской письменности, «Народы Азии и Африки», 1963, № 1; Предварит, сообщение о дешифровке киданьского письма, М., 1964; Материалы по дешифровке киданьского письма, кн. 1 — 2, М., 1970; Кара Д., Книги монг. кочевников, М., 1972; Tamura J., Kobayashi Y., Tombs and mural paintings of Ch’ing-Ling Liao imperial mausoleums of 11th century A. D. in Eastern Mongolia, v. 1 — 2, Kyoto, 1952—53; Пэр-лээ X.. Хятан нар, тэдний монголчуудта! холбогдсон нь, Улаанбаатар, 1959.
,	Г. Ц. Пюрбеев.
КИДАНЬСКОЕ ПИСЬМО — см. Ки-даньский язык.
КИКУЙЮ (гнкуйю) — один нз банту языков. Относится к сев. зоне (по классификации К. М. Дока) или к зоне Е (по классификации М. Гасри). Распространен в Кенни (центр, часть). Число говорящих 4,4 млн. чел. Имеет много диалектов, наиболее значительны: ньери, ндна, эмбу. меру.
ЗНАКИ КИДАНЬСКОГО ПИСЬМА
Великий
Золото
Государь
Дракон
Конь
Небо
Император
Неба (род.падеж)
День
Один
Императора (род.падеж)
Написанное; образованный

Милостивый
Большой
Месяц
Шесть
Год
Двадцать
Почитающий
Кидань (ляо) (род.падвж?)
	а	е	1	О	U
	Ж	Ж !К	ж	52	лгч
У	0				
W	\(	Т		Ф	
г	0.	4?		Я	д
1		8	Z.	+	
га	й	X			
а		Ф			>;
Р		5		р	
t	h	ж		г	к
к	Т	£		ДА	ж
S	V				
Z»	А			я	
X		<4			
Таблица кипрских слоговых знаков.
Фонетич. особенности: наличие межзубных 5 и 6, долгих гласных, играющих смыслоразличит. роль; в ряде диалектов представлены геминаты. В К. реализуется Даля закон. Язык тональный (см. Тон). Грамматич. строй характеризуется наличием согласоват. именных классов. В отличие от др. языков этой эоны, в К. представлен однослоговой префикс.
Письменность на основе лат. алфавита с кон. 19 в. На К. издаются газеты, ведется радиовещание, осуществляется преподавание в начальной школе.
* Armstrong L., Phonetic and tonal structure of Kikuyu. L., 1940; В a r 1 о w A. R., Studies in Kikuyu grammar and idiom, Edinburgh. 1960.
Gecaga В. M., Kirkaldy-Wil-lis W. H.. English-Kikuyv. Kikuyu-English vocabulary. Nairobi, [19521; Bar low A. R., English-Kikuyu dictionary. [Oxf.], 1975.
И. И. Топорова. КИНЁСИКА (от греч. kinesis — движение) — совокупность чимых	_______
ческих движений, входящих в коммуникацию в качестве невербальных компонентов при непосредственном общении коммуникантов. К. изучается в яз-знании (гл. обр. в паралингвистике) в связи с проблемами происхождения языка, а также в теории общения н семиотике; рассматривается также лингвостранове-дением. Описывается в синхронии и в генезисе — как рудимент древнейших форм общения и как средство становления речевой деятельности (см. Жестов языки). Различают универсальные (в т. ч. врожденные) и социально обусловленные движения. Движения первого типа, частично
кинем — зна-жестов, мимических и пантомими-
общие для человека и высших животных, являются непреднамеренными (эмоциональными и подражательными) и изучаются зоопсихологией в связи с предпосылками знакового поведения, используются при дрессировке. Функции К. привлекали внимание ученых начиная с 19 в. (Ч. Р. Дарвин, В. Вундт). Во 2-й пол. 20 в. К. стала предметом изучения в яз-зна-пии. Ее рассматривают как вспомогат. средство общения, вторичное относительно номинативной и коммуникативной функций языка (Г. В. Колшанскяй); как средство сопровождения речи (вне значимости) и как значимый субститут речевых отрезков (Е. М. Верещагин); как обязательный, всегда значимый и первичный (относительно момента развертывания речи) невербальный компонент 'коммуникации (И. Н. Горелов).
• Дарвин Ч., Выражение эмоций у человека и животных, Соч., т. 5, М.. 1953, с. 681 — 923; Николаева Т. М., Успенский Б. А., Яз-знание и паралингвистика, в сб.; Лингвистич. исследования по общей и слав, типо-
логии, М., 1966; Колшанский Г. В., Паралингвистика, М., 1974; Горелов И. Н., Невербальные компоненты коммуникации, М., 1980; Tracer G., Para-language: a first approximation, «Studies in Linguistics», 1958, v. 13; В i г d w h i s t e 1 R. L.. Kinesics and context, Phil., 1970; Leonhard K., Der menschliche Ausdruck in Mimik, Gestik und Phonik, Lpz., 1976.
.	И. H. Горелов.
КИНЕТИЧЕСКАЯ РЕЧЬ — см. Жестов языки, КЙПРСКОЕПИСЬМО — слоговое письмо из 56 знаков, обозначающих либо гласный, либо согласный + гласный. Является потомком кипро-мииойского письма (одной из разновидностей критского письма); использовалось для местного (о. Кипр) «этеокипрского» языка н для кипрского диалекта греч. яз.; засвидетельствовано в надписях 6—4 вв. до н. э. К. п. ие различает кратких гласных от долгих, глухих согласных от звонких и придыхательных, внутри слова н в конце артикля ие обозначает носовых согласных, замыкающих слог. Согласный с нулевым гласным передается слоговым знаком, содержащим гласный, повторяющий гласный соседнего слога, на конце слова — знаком для согласного 4-о (a-to-ro-po-se s= anthropos, ka-regar, to-ko-ro-ne = ton khoron). К. п. вытеснено более совершенным греческим письмом.
* Фридрих И., История письма, пер. с цем., М., 1979.	И. М. Дьяконов.
КИПУ (на языке кечуа quipu — узел) — узелковое письмо, существовавшее у ряда народов Юж. Америки. Возникло в области Центр. Анд н достигло широкого распространения в эпоху инков. В гос-ве ннков Тауантинсуйу (15—16 вв.) име-
лось значит, число профессиональных кипукамайок («мастеров кипу»). К. представляло собой шнурок (или палку) с привязанными к нему отводными разноцветными (цвету придавалось символич. значение) шнурками, на к-рых на разл.
Кипу, удалении друг от друга завязывались узелки. Иногда в узелке укреплялся к.-л. предмет (кусочек дерева, камень, зерно
КИПУ 221
и т. п.). По мнению одних ученых, К. являлось чисто мнемонич. приспособлением, по мнению других — своеобразной формой письма. По наиболее спорной концепции, К. содержат тексты хроник, законов и поэтич. произведений. Существует предположение, что К. служили атрибутом погребального ритуала (древние К. обнаружены в захоронениях).
* Народы Америки, т. 1, М., 1959; Д и-рингер Д., Алфавит, пер. с англ., М.. 1963; Astete Спосапо S.. Coordinada investigation del quechua у del kipu, Cuzco, 1960; Kauffman Doig F., Historia general de los peruanos, t. 1, Lima. 1973. _
Ю. А. Зубрицкии.
КИРГЙЗСКИИ ЯЗЫК —один из тюркских языков. Распространен в Кирг. ССР, частично — в Наманганской, Андижанской и Ферганской областях Узб. ССР, в нек-рых горных р-нах Тадж. ССР, в соседних с Киргизией р-нах Казах. ССР, за пределами СССР — в Синьцзян-Уй-гур. авт. р-не КНР, в зап. р-нах МНР, на С.-В. Афганистана и Пакистана. Общее число говорящих 2,4 млн. чел. (в т. ч. в СССР — ок. 1,87 млн. чел., 1979, перепись). В Кирг. ССР выделяют 2 диал. группы — северную и южную, по др. классификации,— северную, юго-западную и юго-восточную, различающиеся в основном в фонетике и лексике.
Особенности К. я. в фонетике: восьми кратким гласным фонемам противопоставлены восемь долгих (долгота вторичная), последовательно выдержан сингармонизм, в анлауте характерна звонкая аффриката ж[дж], соответствующая начальным й-/ж-/дь-... других тюрк, языков; в ауслауте из звонких согласных возможен лишь фрикативный однофокусный г/г/. Морфология типичная для тюрк, языков. Указат. местоимения имеют, как правило, две формы — с конечным -л и без него (бул/бу ‘этот’). Отрицат. аспект глагола образуется при помощи аффикса -ба-..., но в нек-рых случаях может быть выражен аналитически, при помощи отрицательного слова «змее». В лексике значит, пласт образио-подражат. слов. В лит. языке, в основу к-рого лег сев. диалект, незначит. кол-во араб, и перс, заимствований, много заимствований из рус. яз. Обогащение лексики лит. языка происходит в оси. за счет собств. средств К. я., в 60—80-х гг. усилился приток слов из юж. диалектов. В синтаксисе развиты аналитич. глагольные конструкции. Для сложноподчиненного предложения нетипична союзная связь компонентов, чаще используется морфологич. оформление сказуемого придаточного предложения.
Нац. письменность создана в 1924 иа основе араб, алфавита, после 1926 на латинице, с 1940 — на рус. графич. основе. * Юнус алиев Б. М., Кнрг. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 2, Тюрк, языки, М., 1966 (лит.).
Кирг.-рус. словарь, сост. К. К. Юдахин, М.. 1940; 2 изд., М.. 1965; Рус.-кирг. словарь, М.. 1957; Кыргыз тплинии фразеологиялык сездугу. Фр.. 1980; Карасаев X., Накыл сездер. Фр., 1982. Л. И. Лебедева. КИРЙЛЛИЦА — одна из двух древнейших славянских азбук (ср. Глаголица). Название восходит к имени Кирилла (до принятия монашества — Константина), выдающегося просветителя и проповедника христианства у славян. Вопрос о времени создания К. и о ее хронология, соотношении с глаголицей нельзя считать окончательно решенным. Нек-рые исследователи предполагают, что К. была создана Кириллом и его братом Мефодием («первоучителями славянскими») в 9 в.,
222 КИРГИЗСКИЙ
ранее, чем глаголица. Однако б. ч. специалистов считает, что К. моложе глаголицы и что первой слав, азбукой, к-рую создали Кирилл и Мефодий в 863 (или 855), была глаголица. Создание К. датируют эпохой болг. царя Симеона (893—927), вероятно, она была составлена учениками н последователями Кирилла и Мефодия (Климентом Охридским?) на основе греч. (визант.) торжеств, унциального письма. Буквенный состав древней К. в целом соответствовал Др.-болг. речи.
Для передачи др.-болг. звуков унциальное письмо было дополнеио рядом букв (напр., ж, ш, ъ, ь, Ж, А и др.). Графич. облик слав, букв стилизован по визант. образцу. В состав К. были включены «лишние» унциальные буквы (дублетные; и — i, о — <о, буквы, встречающиеся только в заимств. словах: ф, в и др.). В К. по правилам унциального письма применялись надстрочные знаки: придыхания, ударения, сокращения слов с титлами и выносными буквами. Знаки придыхания (с И по 18 вв.) изменялись функционально и графически. Буквы К. употреблялись в цифровом значении (см. табл.), в этом случае над буквой ставился знак титла, а по сторонам ее — две точки или одна.
Письм. памятники от эпохи создания К. не сохранились. Не вполне ясен и состав букв первонач. К., возможно, нек-рые из них появились позднее (напр., буквы йотированных гласных). К. употреблялась у южных, восточных н, очевидно, нек-рое время у зап. славян, на Руси была введена в 10—И вв. в связи с христианизацией. К. у вост, и юж. славян имеет длит, традицию, что засвидетельствовано многочисл. памятниками письменности. Древнейшие из них датируются 10—И вв. К точно датированным относятся др.-болг. надписи на каменных плитах 10 в.: Добруджанская (943) и царя Самуила (993). Рукописные книги или их отрывки, написанные на пергамене, сохранились с 11 в. Время и место создания древнейших из них определяется по палеографическим и языковым приметам. И в. или, возможно, концом 10 в. датируется «Саввина книга» (сб-к евангельских чтений — апракос), к 11 в. относятся «Супрасльская рукопись», «Енинский апостол» и др. Самая ранняя датированная н локализованная вост.-слав. рукопись — «Остромирово евангелие» (апракос, 1056—57). Вост.-слав. рукописи сохранились в большем кол-ве, чем юж.-славянские. Древнейшие деловые документы на пергамене относятся к 12 в.; др.-рус. грамота кн. Мстислава (ок. ИЗО), грамота боснийского бана Кулина (1189). Сербские рукописные книги сохранились с кон. 12 в.: «Мирославово евангелие» (апракос, 1180—90), «Вукано-во евангелие» (апракос, ок. 1200). Датированные болг. рукописи относятся к 13 в.; «Болонская псалтырь» (1230—42), «Тырновское евангелие» (тетр, 1273).
К. 11—14 вв. характеризовалась особым типом письма — уставом с геометричностью в начертаниях букв. С кон. 13 в. у юж. славян и с сер. 14 в. у восточных буквы К. теряют строгий геометрия, облик, появляются варианты начертания одной буквы, увеличивается кол-во сокращенных слов, этот тип письма называется полууставом. С кон. 14 в. на смену уставу и полууставу приходит скоропись.
В письменности вост, и юж. славян изменялась форма букв К., менялись состав букв н нх звуковое значение. Изменения вызывались языковыми процессами в живых слав, языках. Так, в др.-
рус. рукописях 12 в. выходят из употребления буквы йотированных юсов и юса большого, на месте к-рых пишут соответственно «1й», А или«ю», «оу»; буква юса малого постепенно приобретает значение [’а] с предшеств. мягкостью или сочетания ja. В рукописях 13 в. возможен пропуск букв ъ, ь, отражается взаимная мена букв ъ — о и ь — е. В нек-рых рукописях, начиная с 12 в., буква i пишется на месте буквы «е» (юго-зап., нли галиц-ко-волын. источники), в ряде др.-рус. рукописей встречается взаимная мена букв ц — ч (новгородские рукописи с 11 в.), мена с — ш, з — ж (псковские). В 14—15 вв. появляются рукописи (среднерус.), где возможна мена букв i — е или t — и и т. д.
В болг. рукописях с 12—13 вв. обычна взаимная мена юсов, большого и малого, йотированные юсы выходят из употребления; возможна мена букв t — la, ъ — ь. Появляются одноеровые источники: употребляется или «ъ», или «ь». Возможна взаимная мена букв «ъ» и юс большой. Буква Ж существовала в болг. азбуке до 1945. Постепенно выхолят из употребления буквы йотированных гласных в положении после гласных (моа, добраа), часто смешиваются буквы ы — и.
В серб, рукописях на раннем этапе происходит утрата букв носовых гласных, выходит из употребления буква «ъ>, а буква «ь» часто удваивается. С 14 в. возможна мена букв ъ — ь с буквой «а». В 14—17 вв. К. и слав, орфографией пользовалось население совр. Румынии. На основе К. исторически сложились совр. болг. и серб, алфавиты, рус., укр. и белорус. алфавиты и через русский алфавит — алфавиты др. народов СССР, ф Лавров П. А., Палеография, обозрение кирилловского письма, П.. 1914; Л о у-котка Ч., Развитие письма, пер. с чеш., М., 1950; И ст р и н В. А., 1100 лет слав, азбуки, М.. 1963 (лит.); Щепкин В. Н.. Рус. палеография. 2 изд.. М.. 1967; Карский Е. Ф., Слав, кирилловская палеография, 2 изд., М.. 1979; Сказание о начале слав, письменности. [Комментированное издание текста древних источников. Вступит, ст., пер. и коммент. Б. Н. Флори], М.. 1981; Бернштейн С. Б.. Константин-Философ и Мефодий, М.. 1984; Ъ о р Ъ и h Пе-тар, Историка сриске Йирклице. Београд, 1971; Bogdan Damian Р.. Paleografia romano-slavii. Buc., 1978. О. А. Князевская. КИТАЙСТИКА (синология)— в широком смысле: комплекс наук, изучающих историю, экономику, политику, философию, язык, литературу и культуру Китая; в узком смысле — раздел языкознания, изучающий китайский язык и китайское письмо: китайское языкознание. В России и др. европ. странах зародилась на рубеже 18—19 вв., несколько позднее— в Японии с появлением первых словарей и грамматик кит. языка. В самом Китае изучение кит. яз. в собственно грамматич. плане началось с кои. 19 в., с опубликования в 1898 грамматики Ма Цзянь-чжуна «Маши вэньтун». До этого в Китае язык н письмо изучались в рамках традиционной филологии (см. Китайская языковедческая традиция). Осн. внимание уделялось фонетике (устройство слога, тоны, рифмы и т. д.), нероглифике (типы и виды иероглифов), диалектам (диал. словари), объяснению служебных слов и толкованию текстов. Несмотря на отсутствие в кит. традиции собственно грамматич. теорий, кит. филологи выработали ряд грамматич. понятий, использовавшихся при объяснении и комментировании текстов. К ним относятся понятия «пустых» и «полных» слов (служебные и веществ, слова), «живых» (подвижных) и «мертвых» ’ (неподвижных)
КИРИЛЛИЧЕСКАЯ АЗБУКА ЭПОХИ ДРЕВНЕЙШИХ СЛАВЯНСКИХ РУКОПИСЕЙ (КОН.Ю-Пвв.)
Начертание буквы	Название буквы	Звуковое значение буквы	Цифровое значение	Начертаиие буквы	Название буквы	Звуковое значение буквы	Цифровое значение
А	азъ	м	1	X	хЬръ	Сх]	600
5	боукы	[6]		со	отъ (омега)*	Со]	800
Б	В1ДИ	Св]	2	Ч	им	Си’]	900
Г	глаголи	[г]	О	Y	чьрвь или чрьвь *•	Сч']	30
д	добро	Сд]	4	ш	ша	Сш-]	
е	исть или нст1**	Се]	5	У	шта	[иРт’], [ш'ч']	
ж	живСте	Сж-]		шт	шта ♦*	[штЦш'ч]	
S3	5 -31Л0*	ССз’]	5=6	ъ	иръ	С»]	
5	землю»	Сэ]	7	Ъ1	иры *♦	См]	
н	ижеи •*	Си]	8	Ь	крь	Сь]	
1	иже *	С"]	10		игь*	Csl.ffl	
к	како	Ск]	20	И		Су], С/у]	
л	люди	Сл]	30	га	а йотированная *	[а ],[уа]	
м	мыслите	См]	40	н	в йотированная*	С’е],Гуе] •	
N	нашь **	Сн]	50	А	юс малый *	первоначально С}]	900
0	онъ	[о]	70	ТА	юс малый йотированный*	первоначально С} ]. Cjf]	
п	покои	Сп]	80	Ж	юс большой *	первоначально Су!	
f	рьцн	[р]	100	Т-Я»	юс большой йотированный*	первоначально Cj ]. Оу]	
с	слово	Сс]	200	>CCU	КСИ *	Скс]	60
	твьердо или тврьдо	W.	300	¥	пси *	Спс]	700
	оукъ**	[у]	400		Оита*	Сф]	3
	фьрть или фрьт1	Сф]	500	V	ижица*	Си], [в]	400
Буквы, вышедшие из употребления в современной иириллице н.
Буквы, у которых в современной кириллице изменились начертания
слов, приблизительно соответствующих глаголам и именам, понятия единиц «цзы» и «цзюй». Первое понятие есть простая единица, обладающая значением, к-рой в звуковом отношении соответствует слог, а на письме — иероглиф. Едини
ца «цзы» примерно соответствует понятиям «простое односложное слово» и «морфема». Единица «цзюй» соответствует предложению. При анализе строения слога применялась хорошо разработанная терминология.
В истории изучения кит. яз. за пределами Китая выделяются три подхода, к-рые в целом следуют друг за другом во
КИТАИСТИКА 223
времени, но соотв. точки зрения обсуждаются и в наши дни. Первый подход, господствовавший в 19 в., характеризовался переносом на кит. яз. в грамматиках и описаниях категорий индоевроп. языков. В кит. яз. находили склонение, личное спряжение, роды и другие не свойственные ему категории. Это связано с тем, что авторами первых грамматик и описаний кит. яз. были преим. миссионеры, описывавшие его по образцу лат. и греч. языков. Второй подход (будучи реакцией на первый) характеризуется полным отрицанием в кит. яз. грамматич. категорий и частей речи на том основании, что в кит. яз. не видели категорий, аналогичных категориям европ. языков. Наиболее полно этот подход выразился в работах А. Масперо, указавшего в 1934 на три якобы гл. особенности кит. яз.: неизменяемость слов, отсутствие всех грамматич. категорий и частей речи. Третий подход характерен для совр. К., к-рая развивается, преодолевая крайности двух названных подходов, и стремится рассматривать кит. яз. в его специфике, с присущими ему особенностями и категориями, соизмеряя его с др. языками.
К. представлена в большинстве стран Гзропы. Осн. направления исследований: фонетика и фонология, ист. фонетика и реконструкции древнего звукового облика кит. яз., история языка, диалектология, лексикология н лексикография, др.-кит. язык и совр. кит. язык, после 1949 преим. грамматика. Наибольшие достижения отмечены в ист. фонетике и реконструкции (Масперо, Франция; Б. Карлгрен, Н. Малмквист, Швеция; У. Саймон, Г. Б. Даунер, Великобритания; Э. Дж. Пуллибланк, Великобритания, позже Канада; Б. Чонгор, Венгрия, и др.). Особое значение имеют работы Карлгрена, реконструировавшего сначала звучания кит. яз. 6 в. н. э. («Analytic dictionary of Chinese and Sino-Japa-nese, 1923), а затем — 6 в. до н. э. («Gram-mata serica», 1940). Эту проблематику позднее развивали мн. ученые разных стран, в т. ч. СССР, США, Канады и Китая. Широко известны диалектология, исследования (Карлгрен; С. Эгерод, Дания, и др.); грамматич. исследования содержатся в работах Ж. П. Абель-Ре-мюза, С. Жюльена, М. Базена (19 в.), А. Н. Рыгалова, В. Альтой (20 в.) во Франции; X. Г. К. фон дер Габеленца (19 в.) в Германии; К. Кадена (20 в.) в ГДР; М. А. К. Халлидея (20 в.), Дж. В. Мюлдера (20 в.) в Великобритании; Ж. Мюлли (20 в.) в Бельгии; Я. Хмелевского (20 в.) в ПНР; Я. Прушека (20 в.), Я. Калоусковой (20 в.) в ЧССР; М. Е. Кюнстлера (20 в.) в ПНР (др.-кит. яз.).
Реконструкции древнего звукового облика кит. яз., выявившие стечение согласных в начале слов и разнообразные конечнослоговые, дали основания для гипотез о наличии в др.-кит. яз. остатков древнейшей морфологич. системы, во многом отличной от современной (консонантная аффиксация, нарушения морфологич. значимости слогоделения, чередование звуков и тонов).
По направлению исследований с европ. К. тесно связана К. США и Канады. Крупный вклад в К. внесли Чжао Юань-жэнь (ист. фонетика, диалектология, грамматика), Ли Фангуй (ист. фонетика), известны работы Н. К. Бодмана (ист. фонетика), Дэн Шоусиня (грамматика) и др. В Канаде серию значит, работ по др.-кит. яз. создал У. Добсон. В Авст-
224 КИТАИСТИКА
ралии грамматич. исследования по кит. яз. проводит Г. Саймон и др.
С нач. 20 в. в Китае началось интенсивное изучение кит. яз. в грамматич. и собственно лингвистич. плане, до этого работа шла в основном в рамках традиц. кит. филологии. Кит. лингвисты испытали влияние разных лингвистич. школ Европы и США. Осн. направления исследований: грамматич. строй, фонетика и фонология, ист. фонетика и реконструкция, лексикология и лексикография, диалектология и история языка, иерогли-фич. письмо и проблемы его реформирования. Особое место в кит. лингвистике занимает работа ученых по реформе (латинизации, романизации) кит. письма, активно развернувшаяся после «Движения 4 мая» 1919. К моменту провозглашения КНР (1949) в Китае уже сложилась нац. школа языковедов, успешно работавших во всех областях изучения кит. яз. и письма. После 1949 лингвистич. работа из чисто науч, занятий превратилась в важную практич. деятельность в связи с необходимостью стандартизации и распространения в стране нац. лит. языка путунхуа, к-рым к сер. 20 в., по данным До Чанпея и Люй Шусяна, владело 70% населения (остальное население говорило на диалектах). Задача стандартизации кит. яз. и подготовка к реформе письма стимулировали все направления исследований языка. В 50-х гг. кит. лингвисты активно сотрудничали с сов. учеными и использовали теоретич. достижения сов. яз-знания.
«Культурная революция» резко затормозила лингвистич. работу, а также замедлила процесс распространения нац. языка, т. к. в течение длит, времени не работали школы — главный канал распространения путунхуа.
Большой вклад в развитие К. в 20 в. внесли Ли Цзиньси (грамматика совр. кит. яз.), Ян Шуда, Ян Боцзюнь (грамматика др.-кит. яз.), Хэ Жун (теория грамматики), У Юйчжан, Ни Хайшу (латинизация кит. письма), Ду Чживэй (грамматика, ист. фонетика), Ло Чаипэй (фонетика, диалектология, история языка), Ван Ли (история языка, грамматика, фонетика, ист. фонетика), Люй Шусян (грамматика), Чжу Дэси (грамматика), Гао Минкай, Цэнь Цисян (общая теория кит. яз.), Фу Цзыдун, Вэнь Лянь, Ху Фу (грамматика), Ли Жун (диалектология, ист. фонетика, грамматика), Фу Маоцзи (языки народов Китая), Юань Цзяхуа (диалектология), Чэнь Юань (социолингвистика) и др. Совр. кит. наука признает в кит. яз. части речи, морфологию, грамматич. категории, отрицает моно-силлабичность кит. языка.
Значит, развитие К. получила в Японии, где гл. внимание уделялось и уделяется фонетике, истории языка, диалектологии, ист. фонетике. Япон. лингвисты (М. Хасимото, Т. Ота, И. Рай, X. Хираяма, А. Тодо) разрабатывают гипотезы о родственных связях кит. яз., в частности выдвигают гипотезу о родстве кит. яз. с тайскими. Ряд работ посвящен вопросам грамматики кит. яз. (М. Хасимото, А. Хасимото). Япон. китаеведы составили серию кит.-япон. словарей, самый большой из них — под ред. Т. Мо-рохаси. Словарь Т. Кураиси построен как словарь слов, а не иероглифов.
Рус. и сов. К. имеет давние традиции. Науч, изучение кит. яз. восходит к работе Н. Я. Бичурина «Китайская грамматика» (1837). В 19 в. рус. китаисты В. П. Васильев, С. М. Георгиевский в др. изучали иероглифич. письменность, В. М. Алексеев (1910) — фонетику кит.
яз. В нач. 20 в. появились работы по грамматике (П. С. Попов, П. П. Шмидт). В «Опыте мандаринской грамматики» Шмидта (1915) проводилась идея о наличии в кит. яз. частей речи. В предрево-люц. период в России были созданы крупные словари кит. яз. (Палладий, Иннокентий).
Сов. К. может быть подразделена иа 3 периода: 1917—40, 40—60-е гг., с 60-хгг. до настоящего времени. Первый период характеризовался интересом к иероглифич. письму, латинизации кит. письма, проблемам фонетики и диалектологии, а также к вопросам грамматики и лексикографии. К этому времени относятся работы А. И. Иванова и Е. Д. Поливанова («Грамматика современного китайского языка», 1930), В. М. Алексеева («Китайская иероглифическая письменность и ее латинизация», 1932), Ю. В. Бунакова («Китайская письменность», 1940), А. А. Драгунова («Китайский язык», 1940), а также работы Ю. К. Шуц-кого, А. Г. Шпринцина, Б. К. Пашкова и др. В этот период были заложены основы совр. сов. школы К. В области развития фонетики и фонологии, диалектологии, а также грамматики особую роль сыграли труды Драгунова и Поливанова. В «Грамматике современного китайского языка» Поливанов разработал фонетич. теорию, предложив понятие слогофоиемы, и заложил основы теории сложного слова, . позднее развитые др. учеными. Драгунов н Е. Н. Драгунова открыли группу диалектов сян. Ими же была предложена новая теоретич. разработка частей речи (1937). Второй период характеризовался началом широкой подготовки науч, кадров китаистов. Наибольшее внимание в этот период уделялось вопросам разработки грамматич. строя кит. яз. В 1952 Н. И. Конрад в ст. «О китайском языке» подверг критике теории о моносиллабизме, аморфности кит. яз. и об отсутствии в нем грамматич. категорий. В том же году Драгунов обосновал наличие в кит. яз. частей речи, не прибегая к морфологич. критериям, а исходя только из синтаксич. свойств слова. Работа Драгунова имеет важное значение для изучения не только кит. яз., но, шире, вообще изолирующих языков. В 1946 И. М. Ошанин, развивая идеи Поливанова, разработал учение о типах сложных слов кит. яз. Вопросы грамматики совр. кит. и др.-кит. яз. получили освещение в трудах Н. Н. Короткова. Выходит ряд сборников и монографий по кит. языку (1957): «Практич. грамматика кит. языка» В. И. Горелова, «Очерки по совр. кит. языку» В. М. Солнцева, «Предложение-подлежащее в совр. кит. языке» М. К. Румянцева, «Категория глагола в кит. языке» С. Е. Яхонтова, «Опыт кит.-рус. фонетич. словаря» Б. С. Исаеико.
В третий период развитие К. в СССР осуществляется по след, направлениям: общие вопросы строя кит. яз. (Коротков, Ю. В. Рождественский, Солнцев, Н. В. Солнцева, Яхонтов), фонетика и фонология (Н. А. Алексахин, Т. П. За-доенко, Н. А. Спешнев, Румянцев, М. В. Софронов), грамматика (Горелов, А. М. Карапетянц, Коротков, А. Ф. Котова, И. С. Мельников, Румянцев, Рождественский, Солицев, Солнцева, Софронов, Тань Аошуан, Н. И. Тяпкииа, О. С. Фролова, А. И. Цыкни, Е. И. Шутова, С. Б. Янкивер), лексикология (Горелов, И. Д. Кленин, А. Л. Семе-нас, В. Ф. Щичко, А. А. Хаматова), стилистика (Горелов, А. М. Котов), древний кит. яз. (Т. Н. Никитина, М. В. Крюков, Яхонтов), история языка (И. С. Гу-
ревич, И. Т. Зограф, Софронов, Крюков, Хуаи Шуин), диалектология (Алекса-хин, И, Б. Астрахан, О. И. Завьялова, М. В. Соколов, Софронов, Ю. В. Нового-родскнй, Янкивер, Яхонтов), проблемы реконструкции (Яхонтов, С. А. Старостин, И. И. Пейрюс), проблемы машинного перевода (В. М. Жеребии, В. А. Воронин, А. А. Звонов, А. А. Ларин).
В 1984 завершилось издание «Большого китайско-русского словаря», т. 1—4, под ред. И. М. Ошанина,— одного из крупнейших кит.-ииостр. словарей мира (Гос. пр. СССР, 1986).
Для совр. сов. К. характерно признание в кит. яз. грамматич. категорий (в т. ч. категорий словообразования и словоизменения), сложных н производных (по-лисиллабичных) слов и частей речи, различающихся набором грамматич. признаков, характерен интерес к истории языка, ист. фонетике, грамматике, развивается диалектология и функциональная стилистика, а также лексикология и лексикография.
• Chugokugogaku jiten (Энциклопедия по кит. яз-знанию), Токио, 1958 (на япои. яз.); Чжунго Юйяньсюе лунь-вэнь соинь (Указатель статей по кит. яз-знаиию), 2 изд., т. 1 — 2, Пекин, 1983 (на кит. яз.); Скачков П. Е., Библиография Китая, М., 1960 (Язык и письменность, с. 476—91); Солнцева Н. В., Библиография работ рус. и сов. ученых по кит. языку, в кн.; Великий Октябрь и развитие сов. китаеведения, М., 1968, с. 136-71; William S. - Y. Wang, Bibliography of Chinese linguistics, CTL, 1967, v. II. p. 188-499.
В. M. Солнцев. КИТАЙСКАЯ ЯЗЫКОВЕДЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ — традиция изучения языка, возникшая в Китае, одна из немногих независимых традиций, известных истории мирового языкознания. Методы ее и сейчас применяются при изучении китайского и близких к нему по строю языков. Изучение языка началось в Китае св. 2000 лет назад и до кон. 19 в. развивалось совершенно самостоятельно, если не считать нек-рого влияния инд. науки. Кит. классич. яз-знание интересно тем, что оно единственное, к-рое возникло на почве языка иефлективного типа, причем записываемого идеографнч. письменностью. Кит. яз. принадлежит к числу слоговых языков; морфема или простое (корневое) слово в нем, как правило, односложны, фоиетич. границы слогов совпадают с границами грамматич. единиц — слов или морфем. Каждая морфема (или простое слово) обозначается иа письме одним иероглифом. Иероглиф, обозначаемая им морфема и слог составляют в представлении К. я. т. единый комплекс, к-рый и был главным объектом изучения; значение и чтение иероглифа были предметом двух наиболее развитых разделов кит. яз-знания — лексикологии и фонетики.
Старейшей отраслью яз-знания в Китае было толкование значений слов или иероглифов. Первый словарь — «Эр я» — представляет собой систематизированное собрание толкований слов, встречающихся в древних письм. памятниках. Ои не принадлежит одному автору и составлялся неск. поколениями ученых, в основном в 3—2 вв. до и. э. Около начала н. э. появился «Фан янь» («Местные слова») — словарь диал. слов, приписываемый Ян Сюну. Наиболее важен третий по времени словарь —«Шо вэнь» («Толкование письмен») Сюй Шэня, законченный в 121 н. э. Он содержит все иероглифы, известные автору (около 10 тыс.), и является, вероятно, первым в мире полным толковым словарем к.-л. языка. В нем не только указывается зна-
Д 8 Лингвистич. энц. словарь
чеиие иероглифов, но также объясняется их структура и происхождение. Принятая Сюй Шэнем классификация иероглифов по «шести категориям» (лю шу) сложилась несколько ранее, не позднее 1 в.; она просуществовала до 20 в., хотя нек-рые категории в разное время истолковывались по-разному.
В дальнейшем осн. направлением в кит. яз-знаиии становится фонетика. Кит. письменность не дает возможности обозначать на письме единицы меньше слога. Это придает кит. фонетике очень своеобразный вид; содержанием ее является не описание звуков, а классификация слогов. Китайцам было известно деление слога лишь на две части — инициаль (шэн, начальный согласный) и финаль (юнь, букв.— рифма, остальная часть слога); об осознании этих единиц свидетельствует наличие рифмы и аллитерации в кит. поэзии. Третьим выделяемым элементом слога была несегмеитная единица — тон. В кон. 2 в. был изобретен способ обозначения чтения иероглифа через чтения двух других — т. наз. разрезание, (фаньце): первый знак обозначал слог с той же инициалью, второй — с той же финалью и тоном, что и чтение неизвестного иероглифа. Напр., duSn ‘прямой’ разрезается иероглифами duo ‘много’ и guan 'чиновник': d(uo) + (g)uan = duan. С 3 в. появляются словари рифм, построенные по фонетич. принципу. Наиболее ранний дошедший до нас словарь этого типа — «Це юнь» Л у Фаяня (601). Большим шагом вперед было создание фонетич. таблиц, к-рые позволяют наглядно представить фонологич. систему кит. яз. и отражают все существующие в ней фонологич. противопоставления. В таблицах по одной оси расположены инициали, по другой — финали; на скрещении строк проставляется соотв. слог. Напр., на пересечении строки, соответствующей финали -й, и столбца, соответствующего инициали g-, пишется иероглиф с чтением gfl. Каждая таблица разделена на четыре части по четырем тонам и включает несколько близко звучащих финалей, различающихся промежуточным гласным или оттенками осн. гласного. Инициали объединены в группы, сходные с инд. варгами (в чем можно видеть инд. влияние). Систематизация слогов в таблицах потребовала сложной и разветвленной терминологии. Первые фоиетич. таблицы — «Юнь цзин» («Зеркало рифм») известны по изданию 1161, но составлены значительно раньше (возможно, в кон. 8 в.).
В 17—18 вв. достигла больших успехов ист. фонетика. Наиболее известны работы Гу Яньу (1613 — 82) и Дуань Юйцая (1735—1815). Ученые, работавшие в этой области, стремились на основании рифм древней поэзии и структуры иероглифов т. наз. фоиетич. категории реконструировать фоиетич. систему др.-кит. яз. Это было первое в мировой лингвистич. науке направление, целиком основанное на принципе историзма и ставившее целью восстановить факты прошлого состояния языка, не отраженные непосредственно в письм. памятниках. Методы его и достигнутые им результаты используются и совр. наукой.
Гораздо менее развита была грамматика, что связано с изолирующим характером кит. яз. С древнейших времен было известно понятие служебного слова. В 12—13 вв. появилось противопоставление «полных слов» (ши цзы) и «пустых слов» (сюй цзы); к числу «пустых» относили служебные слова, местоимения, междометия, непроизводные наречия и
иекрые др. разряды слов. Единств, видом грамматич. работ были словари «пустых слов»; первый появился в 1592. Такие словари существуют и сейчас. В области синтаксиса различали предложение (цзюй) и синтаксич. группу (Д°У).
Изолированное положение кит. яз-знания закончилось в последних годах 19 в., с появлением первых проектов алфавитной письменности для кит. диалектов и первой кит. грамматики Ма Цзяньчжуна (1898; см. Китаистика}. Кит. традиция оказала большое влияние на яз-знание ряда соседних стран — Кореи, Японии, Вьетнама, а также тангут-ского гос-ва Си-ся (11—13 вв.).
* История лингвистич. учений, т. 1 — Древний мир, т. 2 — Средневековый Восток, Л., 1980-81.	С. Е. Яхонтов.
КИТАЙСКИЙ ЯЗЙК —одни из китайско-тибетских языков. Офиц. язык КНР (число говорящих св. 1 млрд. чел.). Распространен также в Индонезии, Камбодже, Лаосе, Вьетнаме, Мьяиме, Малайзии, Таиланде, Сингапуре и др. (число говорящих ок. 50 млн. чел.; 1989, оценка). Один из 6 офиц. и рабочих языков ООН.
К. я. имеет 7 осн. диал. групп: северную (св. 70% говорящих), у, сяи, гаиь, хакка, юэ, минь. Диалекты различаются фонетически, лексически, отчасти грамматически, что затрудняет или делает невозможным междиалектное общение, однако основы их грамматич. строя и словарного состава едины. Диалекты связаны регулярными звуковыми соответствиями. Совр. К. я. существует в двух формах — письменной и устной, в грамматич. и лексич. отношении паи. лит. К. я. опирается на сев. диалекты. Fro фонетич. нормой является пекинское произношение.
Согласные и гласные (данные о кол-ве фонем расходятся) организованы в ог-ранич. кол-во тониров. слогов фиксированного (постоянного) состава. В К. я. 4 тона, причем той — обязательная характеристика слога и может утрачиваться лишь в безударной позиции (как правило, безударны и лишены тона аффиксы). С учетом тонов в общенан. К. я.— путунхуа — 1324 разных слога, в отвлечении от тона — 414 слогов (сегментных звуковых отрезков). Слогоделение морфологически значимо, т. е. каждый слог — звуковая оболочка морфемы или простого слова. Отд. фонема как носитель смысла (гласная, в диалектах — нек-рые сонорные) тонируется и представляет собой частный случай слога.
Морфемы и простые слова, как правило, односложны. Часть односложных слов из др.-кит. яз. употребляется лишь как компонент сложных и производных слов. Доминирует двусложная (двуморфемная) норма слова. В связи с развитием терминологии растет число более чем двусложных слов. Словообразование осуществляется за счет словосложения, аффиксации и конверсии. Модели словосложения — аналоги моделей словосочетаний (во мн. случаях невозможно отличить сложное слово от словосочетания). Формообразование представлено гл. обр. глагольными видовыми суффиксами. Форма мн. ч. присуща существительным, обозначающим лиц, н личным местоимениям. Один аффикс может относиться к ряду знаме-нат. слов. Аффиксы немногочисленны, в ряде случаев факультативны, имеют
КИТАЙСКИЙ 225
агглютинативный характер. Агглютинация не служит выражению отношений между словами, и строй К. я. остается изолирующим.
Синтаксис характеризуется номинативным строем, грамматически значимым порядком слов, определение всегда в препозиции. Предложение с перех. глаголом в качестве сказуемого может иметь форму активной (2 разновидности) п пассивной конструкции; возможны перестановки слов, не меняющие их синтаксич. роли. К. я. имеет развитую систему сложных предложений, образуемых союзным и бессоюзным сочинением и подчинением.
На основе живых диалектов, существовавших в 1-й пол. 1-го тыс. до н. э., сложился лит. др.-кит. яз.— вэньянь (окончательно — к 4—3 вв. до н. э.), к-рый уже в 1-м тыс. н. э. разошелся с языком устного общения и стал непонятным на слух. Этот письм. язык, отражающий нормы др.-кит. яз., использовался в качестве лит. языка до 20 в., претерпев в течение веков значит, изменения (напр., пополнился терминологией). С нач. 1-го тыс. и. э. формируется новый письм. язык, отражающий разг, речь,— байхуа («простой», «понятный язык», сложился в 10—13 вв.). Сев. байхуа (на основе сев. диалектов) лег в основу общенар. К. я.— путунхуа («общепонятный язык»; до 1911 его называла гуань-хуа, затем, до 1949,— гоюй). В 1-й пол. 20 в. путунхуа утвердился в письм. общении, вытеснив вэньянь, н стал нац. лит. языком.
К. я. пользуется нероглифич. письменностью (см. Китайское письмо). Древнейшие памятники (гадат. надписи на бронзе, камнях, костях, черепашьих панцирях) восходят, по-видимому, ко 2-й пол. 2-го тыс. ло н. э. Древнейшие лит. памятники—«Шуцзин» («Книга истории») и «Шицзин» («Книга песен») — относятся к 1-й пол. l-го тыс. до н. э.
* И в а н о в А. И., II о л 11 в а н о в Е. Д., Грамматика совр. кит. языка, М., 1930; Драгунов А. А., Исследования ио грамматике совр. кит. языка, ч. 1. М.— Л., 1952; Ван Л я о - и, Основы кит. грамматики, пер. с кит.. М.. 1954; Яхонтов С. Е., Категория глагола в кит. языке. Л., 1957; его же, Древнекит. язык, М.. 1965; Солнцев В. М.. Очерки по совр. кит. языку, М.. 1957; Л ю й Ш у - с я н, Очерк грамматики кит. языка, пер. с кит., т. 1 — 2, М.. 1961 — 65; Юань Цзя-хуа, Диалекты кит. языка, пер. с кит., М., 1965; Коротков Н. Н.. Осн. особенности морфологич. строя кит. языка, М.. 1968; Зограф И. Т.. Среднекпт. язык. М., 1979; К ar 1g геп В., The Chinese language, N. Y.. 1949; Chao Y u e n - r e n, A grammar of spoken Chinese. 2 ed.. Berk.— Los Ang., 1970; Wang W. S.Y.. Lyovin A., CLIBOC: Chinese linguistics bibliography on computer, Camb.. 1970.
Большой кит.-рус. словарь, под ред. И. М. Ошанина, т. 1 — 4, М.. 1983—84; Большой русско-кит. словарь. Пекин. 1985; Большой толковый словарь кит. яз., т. 1 —, Шанхай, 1986 — (на кит. яз.).
_ В. М. Солнцев. КИТАЙСКОЕ ПИСЬМО — письмо, использующее особые знаки — иероглифы, записывающие слова или морфемы. В звуковом отношении иероглиф соответствует тонированному слогу. Начертание иероглифа складывается из стандартных черт (от одной до 28), повторяющихся в разл. комбинациях. Сложные иероглифы являются комбинацией простых знаков, употребляющихся и самостоятельно. Древнейшие иероглифы-пиктограммы —
226 КИТАЙСКОЕ
схематизированные изображения предметов; восходят к сер. 2-го тыс. до н. э. Способ начертания и облик иероглифов неоднократно менялись. В 1 в. н. э. был выработан совр. стиль написания иероглифов (кайшу — ‘образцовое письмо’). Общее число знаков К. п. приблизительно 50 тыс. В совр. кит. яз. используется 4—7 тыс. иероглифов. Кит. традиция различает 6 категорий иероглифов, к-рые ныне сводят к 3 группам: 1) пиктограммы и идеограммы (ок. 1500). К ним относятся древнейшие простые. знаки (напр., ‘дерево’, Ш ‘гора’, ±‘верх’,тг ‘низ’р.атакже комбини ров. знаки, указывающие на более абстрактные значения (напр., А ‘человек’ + йч ‘дерево’ — ft ‘отдыхать’; 0 ‘солнце’ + Я ‘луна’== ВД ‘ясный, светлый’ и т. п.); 2)фонограммы (большинство иероглифов) — сложные знаки, состоящие из ключей, дающих намек на значение слова или морфемы, и т. наз. фонетиков,
указывающих на точное или приблизит, звучание знака. Ключи — всегда простые знаки, фонетики могут быть простыми и сложными. Напр., в знаке #81 ма — ‘мать’ ключом является знак #. — ‘женщина’, а фонетиком —К ма — ‘лошадь’ (древняя пиктограмма). В кит. словарях иероглифы обычно располагают по ключам, число к-рых составляет 214; 3) «з а-имствованны е» иероглифы— знаки разного строения, первоначально созданныедля записи определ. слов, а затем использованные для записи др.слов (с отвлеченным значением). Напр., знак К(вид древнего оружия) использован для записи личного местоимения 1-го л.; знак X ‘рука’ заимствован для записи наречия ‘снова, опять’. Одни и те же иероглифы употребляются для записи фонетически различающихся, но семантически тех же слов в разных диалектах, а также слов древнего и совр. языка, значительно разошедшихся в своем звучании. Это позволило иноязычным народам Японии, Кореи и Вьетнама заимствовать К. п. (в значит. мере вместе с кит. лексикой). В сер. 20 в. иероглифы широко употребляются только в Японии и Юж. Корее (в сочетании с япон. слоговым письмом либо с кор. азбукой). К. п. приспособлено к фоне-ти ко-м орфологич .строю кит. яз., однако сложно и громоздко для изучения и использования. С нач. 17 в. делались попытки создания звуковых алфавитов. В
1958 в КНР принят транскрипционный алфавит на лат. основе из 26 букв (используется в спец, областях — индексы, телеграф, учебные тексты и т. п.). Реформа К. п. н переход к алфавитному письму сопряжены с большими трудностями (диал. раздробленность, проблема культурного наследия). Начиная с 1956 в КНР ведется работа по графич. упрощению иероглифов. Введение упрошенных иероглифов расценивается как этап в подготовке к коренной реформе письма,
* Бунаков Ю., Кит. письменность, в сб.: Китай. М.— Л.. 1940; Шер А. Я., Что нужно знать о кит. письменности, М., 1968: Краткая история происхождения кит. письменности. Пекин, 1979 (на кит. яз.).
В. М. Солнцев, КИТАЙСКО-ТИБЕТСКИЕ ЯЗЫКЙ (сино-тибетскне языки) — одна из крупнейших языковых семей мира. Включает св. 100, по др. данным, несколько сотен
языков, от племенных до национальных. Общее число говорящих св. 1100 млн. чел. (1989, оценка). По-виднмому, нек-рые К.-т. я. еще не известны науке, другие известны лишь по случайным коротким спискам слов. Согласно традиц. классификации, принимавшейся большинством исследователей в нач. 20 в., К.-т. я. делились на 2 осн. группы: восточную (таи-китайскую), включавшую китайский язык и тайские языки, и западную (тибето-бирманские языки}. К вост, группе иногда относили также мяо-яо языки и корейские языки. Г л .признаком, различавшим группы, был порядок слов: в вост, языках дополнение помещается после глагола, в западных — передним. В настоящее время известно, что тайские языки и мяо-яо не входят в кит.-тибет. семью.
В совр. яз-знании К.-т. я. обычно делят на 2 ветви, различные по степени их внутр, расчлененности и по их месту на лингвистич. карте мира,— китайскую и тибето-бирманскую. Первую образует кит. яз. с его миогочнсл. диалектами и группами диалектов. На нем говорит св. 1050 млн. чел., в т. ч. ок. 700 млн.— на диалектах сев. группы. Осн. областью его распространения является КНР южнее Гоби н восточнее Тибета, ио многочисл. кит. население есть и в др. р-нах страны и за ее пределами. К кнт. ветви относится дунганский язык', разг, язык дунган входит в состав сев. группы кит. диалектов. Возможно, что к этой ветви принадлежит также язык бай, или миньцзя, в КНР (пров. Юньнань, св. 1 млн. говорящих), однако это не доказано; обычно этот язык считают тибето-бирманским или вообще исключают из китайско-тибет. семьи. Остальные К.-т. >., насчитывающие ок. 60 млн. говорящих, входят в тибето-бирм. ветвь. Народы, говорящие иа этих языках, населяют большую часть Мьянмы (быв. Бирмы), Непала, Бутана, обширные р-ны юго-зап. Китая и сев.-вост. Индии. Важнейшие тибето-бирм. языки или группы близкородств.языков:бирман-ский (до 30 млн. говорящих) в Мьянме и (св. 5,5 млн.) в Сычуани и Юньнани (КНР); тибетский (св. 5 млн.) в Тибете, Цинхае, Сычуани (КНР), Кашмире (сев. Индия), Непале, Бутане; карен-ские языки (св. 3 млн.) в Мьянме у границы с Таиландом; хани (1,25 млн.) в Юньнани; манипури, или мейтхей (св. 1 мли.); бодо, или качари (750 тыс.), и гаро (до 700 тыс.) в Индии; цзинпо, или качин (ок. 600 тыс.), в Мьянме и Юньнани; лису (до 600 тыс.) в Юньнани; таманг (ок. 550 тыс.), неварский (св. 450 тыс.) и гурунг (оК. 450 тыс.) в Непале. К тибето-бирм. ветви относится исчезающий язык народа туцзя (до 3 млн. чел.) в Хунани (КНР), но к настоящему времени большинство туцзя перешли на кит. яз.
К.-т. я.— слоговые, изолирующие с большей или меньшей тенденцией к агглютинации. Осн. фонетич. единицей является слог, причем границы слогов, как правило, являются одновременно границами морфем или слов. Звуки в составе слога располагаются в строго определ. порядке (обычно — шумный согласный, сонант, промежуточный гласный, осн. гласный, согласный; все элементы, кроме оси. гласного, могут отсутствовать). Сочетания согласных встречаются не во всех языках и возможны только в начале слога. Число согласных, встречающихся в конце слога, значительно меньше числа возможных начальных согласных (обычно не более 6—8); в нек-рых языках допускаются только открытые слоги нли существует только один конечный носовой согласный. Во мн. языках имеется
тон. В языках, история к-рых хорошо известна, можно наблюдать постепенное упрощение консонантизма и усложнение системы гласных и тонов.
Морфема, как правило, соответствует слогу; корень обычно неизменяем. Однако во ми. языках эти принципы нарушаются. Так, в бирм. яз. возможно чередование согласных в корне: п’ау’ ‘продырявить’, пау’ ‘быть продырявленным, иметь дыру’; в классич. тибетском существовали неслоговые префиксы и суффиксы, выражавшие, в частности, грамматич. категории глагола: b-kru-s ‘вымыл’, khru-d ‘мой’; в цзинпо ми. корни состоят из двух слогов, причем первый имеет редуцированный гласный и в сочетаниях может отпадать: tna'kui3 ‘слон’, ио kui3-потр ‘стадо слонов’. Корень в принципе может употребляться как корневое слово, напр. кит. ша ‘лошадь’, 14i ‘иди сюда’, бирм. мйин3 ‘лошадь’, пей3 ‘дай’; однако часть именных корней (в нек-рых языках значительная), чтобы стать словом, нуждается в спец, аффиксе. Таков кит. суффикс -z (слог с редуциров. гласным) в слове f4ng-z ‘дом’, тибет. -ра в lag-pa ‘рука’, префикс а1- в лису а*шо3 ‘лошадь*. Единств, назначение таких аффиксов в том, чтобы образовать от корня законченное слово; в др. случаях они образуют имена от глаголов. Преобладающим способом словообразования является сложение корней. Выделение слова часто представляет сложную проблему: трудно отличить сложное слово от словосочетания, аффикс от служебного слова. Классы слов (части речи) выделяются по способности слов употребляться в составе определ. синтаксич. конструкций и по сочетаемости со служебными морфемами. Напр., в кит. яз., сравнивая сочетания zhong huSr ‘сажать цветы’ и hong huar ‘красный цветок’, можно выделить три класса слов — существительное, глагол, прилагательное, различающиеся по тому, какое место они могут занимать в сочетаниях этого типа: глагол может иметь после себя существительное в качестве дополнения или др. зависимого члена, прилагательное может быть определением к существительному. В бирм. яз. среди служебных морфем выделяются именные частицы (напр., тоу* — показатель мн. ч., и1 — показатель притяжательное™) и глагольные частицы (напр., мэ3 — показатель буд. вр., пйи’ — показатель перфекта); слова, сочетающиеся с частицами первой группы,— имена, второй группы — глаголы. Прилагательные в К.-т. я. по грамматич. признакам стоят ближе к глаголам, чем к именам; иногда их включают в состав категории глагола как «глаголы качества». Широко распространена конверсия, т. е. образование слова, принадлежащего к др. части речи, часто происходит без помощи словообразоват. морфем, только путем изменения употребления.
Простейшие отношения между словами в предложении — дополнение при глаголе, определение при существительном и т. п.— выражаются порядком слов; напр., кит. предложение b«ii mi chi cio ‘белая лошадь ест траву' состоит только из корневых слов, отношения между к-рыми определяются по их расположению. Др. грамматич. значения выражаются служебными морфемами. Последние обычно легко отделяются от слова, к к-рому относятся, т. е. оформляют не слово, а словосочетание; ср. кит. chi сао de ша 'лошадь, едящая траву* (показатель определения de присоединен к словосочетанию chi сЗо ‘есть траву’); бирм. пан3 ахла1 тоу* ‘красивые цветы’ (пока
затель мн. ч. присоединен к сочетанию пан3 ахла1, букв.— цветы красивые). Часто в одних и тех же условиях служебный элемент может пли употребляться, или опускаться, почти не меняя значения целого: напр., в классич. тибетском sing-gi lo-ma и sing-lo (-gi — частица притяжательное™, -ma — суффикс существительного) одинаково переводятся ‘листья дерева’. Постпозитивные служебные морфемы встречаются гораздо чаще, чем препозитивные.
Письменности К.-т. я. делятся на три осн. типа: идеографические, фонетич. письменное™ иид. происхождения и письменности, созданные сравнительно недавно на основе лат. или рус. алфавитов. К 1-му типу относится кит. иероглифика (см. Китайское письмо-, первые памятники относятся к 13 или 14 вв. до и. э.), внешне похожее на нее тангутское письмо, введенное в И в. и забытое после гибели тангутского гос-ва, письмо паси, знаки к-рого напоминают стилизов. рисунки, и более простое по форме письмо и (скорее, слоговое, чем идеографическое). Второй тип представлен прежде всего тибет. и бирм. алфавитами (первый существует с 7 в., второй — с И в.). Менее распространены письмо невари (известно с 12 и.), ронг, или лепча (с кои. 17 в.), и манипури. Слегка видоизмененный бирм. алфапит используется для записи неск. карен, диалектов. Иид. происхождение имела также письменность мертвого языка пью в совр. Мьянме (сохранились тексты 6— 12 вв.). Общая особенность алфавитов этого типа состоит в том, что гласный«а» ие имеет спец, обозначения — согласная буква без знака гласного читается с гласным «а»; знаки остальных гласных могут занимать любое место по отношению к согласной букве — над ней, под ней и т. п.; в сочетаниях согласных вторая буква подписывается под первой и обычно упрощается. Письменности па лат. основе разработаны для ряда языков Китая и Мьянмы, в т. ч. для языка и. Дунган, яз. (в пределах СССР) пользуется письменностью на основе рус. алфавита (с добавлением неск. букв).
Первые попытки сравнит, п типология, изучения К.-т. я. делались в 80—90-х гг. 19 в. (В. Грубе, А. Террьеп де Лакупри, А. Конради и др.). Обширный систематизированный материал по К.-т. я., обработанный С. Коновом, опубл, в «Лингвистич. обзоре Индии» (1899—1928). В 30-х гт. 20 в. аналогичная работа была выполнена в Калифорнийском ун-те (США), но осталась неопубликованной. На ней осиоваиы обобщающие исследования Р. Шейфера (1966—74) и П. К. Бенедикта (1972).
* Grierson G. Л. (cd.), Linguistic survey of India, v. 1. pt 2. Calcutta, 1928; v. 3, pt 1—3, Calcutta. 1903 — 09; Shafer R., Bibliography of Sino-Tibetan languages, v. 1 — 2. Wiesbaden, 1957—63; его же, Introduction to Sino-Tibetan, pt 1 — 5, Wiesbaden, 1966—74; Benedict P. K., Sino-Tibetan: a conspectus, Camb., 1972.
С. E. Яхонтов. КЛАССИФИКАТОРЫ (нумератпвы, числовые детерминативы) — лексикограмматический разряд слов, служащих в ряде языков для оформления счетных конструкций «числительное + существительное». В последних К. занимает позицию, непосредственно примыкающую к числительному, независимо ог свойственного данному языку порядка членов этой конструкции, иапр. бирм. э ta-lourj
КЛАССИФИКАТОР 227
15*
‘один кувшин’, кит. н-тяо лу ‘одна дорога’ (lourj, тяо — К.). В нек-рых языках, наряду с числовыми К., выделяются К. в посессивных конструкциях (см. Микронезийские языки).
К. обычно образуют особый функциональный подкласс существительных и, будучи по языкам в разной мере грамматикализованными, могут сами выступать как опорное имя в счетной конструкции, ср. в бпрм. eirj ta-eio ‘один дом’ (букв.— дом один дом). Кол-во К. различно в разных языках — от неск. десятков до неск. сотен. К. соотносятся с группировкой существительных по денотативным признакам, отражающей классификацию человеком объектов действительности по нх форме, объему, состоянию и т. п. (включая одушевленность/неодушевлен-ность). Так, в языке целталь (группа майя) для существительных выделяется 80 семантич. областей, каждая из к-рых обслуживается неск. К.; напр., семантич. область «промежутки между вертикальными, расположенными в ряд предметами» имеет 2 К.— кау (при более узких промежутках) н hahp (при более широких), ср. da?-kay c’uhte’ ‘два (узких) просвета между досками (забора)’. В нек-рых языках (напр., в кхмерском языке) возможно опущение К., что связано со стилистич. окраской речи; иногда (напр., в целталь) К. могут выступать без опорного существительного. В языках с К., в отличие от языков, имеющих род, разбиение нмеи на семантич. классы носит нежесткий характер: одно и то же существительное может выступать с разными К. в зависимости от того, какие признаки денотата актуальны в данный момент для говорящего. К. широко представлены в языках Юго-Вост. Азии, а также в языках Ср. Азии, Африки, Америки. Функционально с К. сближаются т. наз. счетные слова европ. языков (типа «штука», «пара»), но оии факультативны в языке и не связаны с классификацией предметов. Иногда К. неправомерно отождествляются с показателями именных классов, к-рые, в отличие от К., являются чисто грамматич. элементами, не способными к самостоят. употреблению и обязательными в структуре существительных н/или согласуемых с ними слов. * Greenberg J. Н.. Numeral classifiers and substantival number; problems in the genesis of a linguistic type, в сб.: Proceedings of the Xlth International Congress of Linguists, v. 1, Bologna, 1974; Allan K., Classifiers, «Language». 1977, v. S3. Ni 2; Koi ver U., Klassifikatorkonstruktionen in Thai, Vietnamesisch und Chinesisch, в кн.; Apprehension, Tl 1, Tubingen. 1982.
В. А. Виноградов. КЛАССИФИКАЦИЯ ЯЗЫКОВ —распределение языков мира по определенным таксономическим рубрикам в соответствии с принципами, вытекающими из общей цели исследования, и на основе определенных признаков. Проблема К. я. возникает при их сравнит, изучении и мыслится иногда как его конечная цель, для достижения к-рой необходимо всестороннее рассмотрение систем сравниваемых языков в поисках наиболее существ. характеристик, к-рые кладутся в основу классификации (параметры К. я.) — одномерной (по одному параметру) или многомерной (по нескольким параметрам). Существует два осн. вида К. я.— генеалогическая классификация языков и типологическая классификация языков, осн. различие между ними в том, что первая базируется на понятии родст-
228 КЛАССИФИКАЦИЯ
ва языкового, вторая — на понятии сходства (формального и/или семантического). С т. зр. своих целей они несводимы друг к другу, но их принципы могут пересекаться: генеалогия. К. я. нередко строится с учетом типология, признаков, что бывает неизбежным при недостаточной сравнит, изученности соотв. языков, когда нх генеалогия, классификация носит предварит, характер. Независимость двух видов К. я. проявляется в возможности типология, классификации в пределах уже установленных генеалогия. группировок.
Существует и третий вид К. я.— ареальная К. я. (см. Ареальная лингвистика), занимающая хотя и автономное, но промежуточное положение между двумя указанными классификациями. Ареальная К. я. возможна и для идиомов внутри генеалогия. К. я. (напр., полесский ареал, охватывающий белорус.-укр. диалекты), и для языков разной генетич. принадлежности (напр., карпат. ареал венгерско-слав. диалектов); в ареальной К. я. важную роль играют признаки, связанные с контактными явлениями (см. Контакты языковые); ареальная классификация возможна и внутри одного языка применительно к его диалектам, она лежит в основе лингвистической географии.
При генетич. подходе к К. я. оперируют таксономия, категориями: семья, ветвь, группа и т. п., при типологическом — тип, класс, при ареальном — ареал, зона (напр., зона переходных говоров); особую категорию ареальной К. я. образуют языковые союзы. Только генеалогия. К. я. носит абсолютный характер (каждый язык принадлежит к одной определ. генеалогия, группировке и не может изменить этой принадлежности; случаи ошибочного отнесения языка к одной семье или группе с последующим переносом в др. семью в расчет не принимаются). Типология. К. я. всегда относительна и исторически изменчива ввиду изменчивости самой структуры языка и ее теоретич. осмысления; ареальная К. я. обладает большей или меньшей устойчивостью в зависимости от характера параметров классификации. Только для ареальной К. я. существенна территориальная локализация идиомов, генеалогия. и типология. К. я. строятся независимо от пространственного размещения языков.
Вопросы К. я. стали активно разрабатываться с нач. 19 в., один из первых капитальных трудов в этой области — «Митридат» И. К. Аделунга (1806—17), где в синкретич. форме намечены все три вида К. я. С сер. 20 в. интенсивно обсуждаются теоретич. принципы разл. видов К. я.; ми. языки еще ие нашли окончат, места в генетич. К. я. (особенно в Африке, Океании, Полинезии), для нек-рых же решается вопрос уже о мета-генеалогич. классификации, исходящей из возможности более глубокого родства ряда установленных семей (см., напр., Ностратические языки). Во 2-й пол. 20 в. повысился интерес к проблемам ареальной классификации, типология, классификация обогатилась новыми идеями и методами.
* Бенвенист Э., Классификация языков, в кн.: НЛ, в. 3. М., 1963; Теоретич. основы классификации языков мира, ч. 1 — 2, М., 1980—82.	В. А. Виноградов.
КЛИНОПИСЬ — способ письма путем выдавливания на глине комбинаций клиновидных черточек, применявшийся в Передней Азии. К. появилась впервые в Шумере. Ок. 3000 до н. э. шумеры нача
ли передавать изображениями названия отд. конкретных предметов и общих понятий (см. Протописьменности). Так, рисунок ноги стал передавать понятия «ходить» (шумерское du-, га-), «стоять» (gub-), «приносить» (turn-) и т. п. Число знаков было порядка тысячи. Знаки являлись лишь вехами для памяти, закреплявшими важнейшие моменты передаваемой мысли, а не связную речь, ио т. к. читающие говорили на шумер, яз., то знаки связывались с определ. словами, что позволило использовать эти знаки для обозначения звуковых комбинаций уже и независимо от их значения; так, знак ноги мог употребляться не только для передачи упомянутых глаголов, но также для слогов du, га и т. д.; знак звезды мог обозначать и имена dingir ‘бог’ и ап ‘небо’, и слог ап и т. д. Словесно-слоговая письменность складывается в систему к сер. 3-го тыс. до н. э. Основа имени или глагола выражалась в ней идеограммой (знаком для понятия), а грамматич. показатели и служебные слова — знаками в их слоговом значении. Одинаково звучавшие основы разл.значения выражались разными знаками (омофония). Каждый знак мог иметь неск. значений, как слоговых, так и связанных с понятиями (полифония). Для выделения слов, выражавших понятия нек-рых определ. категорий (напр., птицы, рыбы, профессии и т. д.), применялось небольшое число детерминативов — непроизносимых показателей. Число знаков сократилось до 600, не считая комбинированных. С ускорением письма рисунки упрощались. Черточки знаков вдавливались прямоугольной палочкой, входящей в глину под углом и потому создававшей клиновидное углубление. Направление письма: вначале вертикальными столбцами справа налево, позже — построчное, слева направо. Аккадцы (вавилоняне и ассирийцы) приспособили К. для своего семит, флективного языка в сер. 3-го тыс. до н. э., сократив число наиболее употребит. знаков до 300 и создав новые слоговые значения, соответствующие аккадской фонетич. системе; стали употребляться чисто фонетич. (силлабич.) записи слов; однако шумер, идеограммы и написания отд. слов и выражений (в аккад. чтении) также продолжали применяться. Аккад, система К. распространилась за пределы Двуречья, приспособившись также к языкам эламскому, хурритско-му, хетто-лувийским, урартскому. Начиная со 2-й пол. 1-го тыс. до н. э. К. использовалась в религ. и юридич. целях лишь в отд. городах Юж. Двуречья (для уже мертвого шумерского и сохранявшегося в отд. городах аккадского языков).
Формы памятников К. разнообразны (призмы, цилиндры, конусы, каменные плиты); наиболее распространены плитки из глины. Сохранилось огромное кол-во.текстов, написанных К.: деловые документы, ист. надписи, эпос, словари, науч, сочинения, религ.-магич. тексты.
Особо выделяются: 1) угаритская алфавитная К. из г. Угарит (Рас-Шамры) 2-го тыс. до н. э.— приспособление др,-семит. алфавита к письму иа глине; с аккад. К. сходна лишь способом нанесения знаков; 2) иранская («др.-персидская») слоговая К. 6—4 вв. до н. э.; расшифровка ее начата Г. Ф. Гротефендом в 1802, К. Лассеном в 1836 и др.; наличие трехъязычных персидско-эламско-аккад. надписей позволило в 50-х гг. 19 в. расшифровать и аккад. К. (Г. К. Роулинсон, Э. Хиикс, Ж. Опперт и др.). Шумер, система К. была расшифрована рядом ученых в кон. 19 — нач. 20 вв., угаритская —
Шумер IV тыс. до н.э.	Шумер Ш тыс. до н.э.	Вавилония курсив II тыс. дв и.э.	Ассирия курсив 1 тыс. до Н.Э.	Шумерское значение	Вавилвно-ассирийское значение
——	н- Р—			„вода; семя, потомство; родитель"	«вода'*; „ наследник'1;
				„голова; глава; верх"	„голова, глава";
	л	№	ж	.рыба";	„рыба";
£	я	&		„ходить"; „стоять" „приносить";	„ходить"; „столть“ и тд.
—			>1^	алии „плуг"; энгар „земледелец"; УДУ„возделывать"	эпиину „плуг"; иккару „земледелец" и др.; слог пин
	$			нас „пиво"; бе „род сосуда“(7); слог бе	шикару слоги би, пи, нас. наш, гаш
	Вышел из употребления	—	—	1	—
А		&	*	кур „гора ; чужая Страна"; гин „холм"	мату „страна"; шаду „гора"; слоги мат. мад, шат, шад, мат. лат, кур, гин и тд.
Развитие клинописных знаков.
в 1930—32 Ш. Внролло, X. Бауэром и др. Начало расшифровке архаич. шумерского рисуночного письма положено А. А. Вайманом, хеттская и урартская К., относящиеся к аккад. системе, не нуждались в расшифровке в сооств. смысле.
• Фридрих И., Дешифровка забытых письменностей и языков, пер. с нем., М., 1961; Вайман А. А., К расшифровке протошумер, письменности, в ки.: Передне-азиат, сборник, в. 2, М., 1966; Дьяконов И. М., Языки древней Передней Азии, М.. 1967.	И. М. Дьяконов.
КЛИШЕ (франц. сПсЬё) — см. Штамп речевой.
КНИГОПЕЧАТАНИЕ — комплекс процессов по изготовлению печатной книги. К. предполагает печатание текста с наборной формы, составленной из отд. элементов — литер. Термин «К.» обычно применяется по отношению к истории изготовления книги. Для совр. книгопечатного производства чаще используется термин -«полиграфия».
Древнейший образец бескрасочного оттискивания текста с помощью рельефных форм — глиняный диск из Феста (о. Крит, 17 в. до н. э.). Самый ранний способ воспроизведения текстов и иллюстраций с переносом красочного слоя — ксилография, т. е. печатание с гравированной на дереве формы. Первые известные оттиски, изготовленные ксилографии, способом, датируются 8 в. (Корея, Китай, Япония). В Европе в 1-й пол. 15 в. появились первые книги, оттиснутые ксилографии. способом, на страницах к-рых воспроизведены иллюстрации с неболь
шим пояснит, текстом, вписанным от руки, а позднее — также воспроизведенным способом гравюры на дереве.
Первые опыты К. путем переноса красочного слоя с наборной формы на бумагу были предприняты в 1041—48 в Китае Ви Шэном, изготовлявшим отд. литеры из глины. В 15 в. в Корее были применены металлич. литеры из броизы. Возникновение европ. способа К. связано с именем И. Гутенберга и относится к 40-м тт. 15 в. К. Маркс считал К. «...самым мощным рычагом для создания предпосылок необходимого духовного развития» (Маркс К., Машины. Применение природных сил и науки, «Вопросы истории естествознания и техники», 1968, в. 25, с. 36). Изобретение К. сделало возможным быстрое закрепление и массовое распространение науч, исследований, информации, полученной в результате возникновения новых производств и ремесел, географич. открытий. К. способствовало тому, что образование потеряло религ. характер и сделалось светским, содействовало становлению и развитию лит-р на нац. языках, унификации орфографии н графич. форм письма. Печатная книга стала средством распространения и пропаганды форм обществ, сознания, орудием социальной и идеология, борьбы. Это в значит, степени обусловлено тех-нич. преимуществами К., и прежде всего тем, что оно обеспечило возможность повторного воспроизводства текстов, массовость тиражей.
В изданиях Гутенберга типограф, способом воспроизводился лишь текст, ини
циалы и орнаментальные украшения делались от руки. Первый опыт типограф, воспроизведения орнаментики был предпринят П. Шёффером в 1457 на страницах т. наз. Майнцской псалтыри. Печатная книга с гравированными на дереве иллюстрациями впервые выпущена в Бамберге в 1461 А. Пфистером.
К. быстро распространилось по странам Европы: в Италии с 1465 (Субиако, близ Рима), в Швейцарии ок. 1468 (Базель), во Франции с 1470 (Париж), в Бельгии с 1473 (Алст), в Венгрии с 1473 (Будапешт), в Польше ок. 1473 (Краков), в Испании с 1474 (Валенсия), в Чехословакии (Пльзень) и Англии (Вестминстер) с 1476, в Австрии (Вена) и Дании (Оденсе) с 1482, в Швеции с 1483 (Стокгольм), в Португалии с 1487 (Фару). Значит, центром К. в 15 в. становится Венеция, где до 1500 было основано ок. 150 типографий. Первые книги слав, глаголич. шрифта (см. Глаголица) были напечатаны в 1483, кирилловского шрифта (см. Кириллица) — в 1491 (Краков, типограф Ш.Фиоль).Крупнейшие типографы 15 в.: Шёффер, А. Кобергер (Германия), Э. Ратдольт (Германия — Италия), Н. Иенсон, А. Мануций, У. Ган (Италия), И. Амербах, И. Фробен, Н. Кеслер (Швейцария), У. Кэкстон (Англия). Мануций в 1490 в Венеции объединил вокруг себя знатоков греч. яз. и издавал др.-греч. авторов с тщательной текстологич. подготовкой печатаемых соч.
До 1500 примерно в 260 городах Европы возникли типографии; было напечатано ок. 40 тыс. книг общим тиражом св. 10 млн. экз. Книги, изданные в Европе до 1 яив. 1501, называются инкунабулами. В 16—17 вв. в Европе сложились типографско-издат. династии Этьеииов (Франция), Плантенов (Бельгия), Эльзевиров (Нидерланды). Робер Этьенн Первый, в частности, составил и издал толковый словарь лат. яз.— «Сокровищница латинского языка» (т. 1—2, 1531). Среди фундаментально подготовленных текстологически и снабженных науч, аппаратом изданий Эльзевиров (их книги по имени издателей называются «эльзевирами») — труды по араб, и др.-евр. языкам.
В 1517 белорус, просветитель Ф. Ско-рина напечатал книги кирилловским шрифтом в Праге, а в 1522 основал в Вильне (ныие Вильнюс) первую типографию. Возникновение К. в Москве датируется ок. 1553, когда появилась т. наз. анонимная типография, выпустившая ие менее 7 изданий. В 1564 Иван Федоров и Петр Мстиславец закончили печатать первую точно датированную рус. печатную кн. «Апостол». Иван Федоров напечатал в Москве также два издания «Ча-совиика», затем в 1566 переехал в Заблу-дов (ныне на терр. ПНР), где в 1568— 1569 напечатал «Учительное евангелие» (на его страницах помещено «Слово Кирилла Туровского» — первый напечатанный памятник др.-рус. лит-ры) и «Псалтырь с Часословцем» (1569—70). Третья типография Ивана Федорова, ставшая первой типографией на Украине, была основана во Львове в 1573; здесь напечатано в 1573—74 новое издание «Апостола», а в 1574 —«Азбука», первый печатный рус. учебник. Четвертая типография Ивана Федорова основана в 1578 в Остроге, где в тот же год было напечатано новое издание «Азбуки», а в 1580—81 — первое полное издание слав. Библии кпри.т-
КНИГОПЕЧАТАНИЕ 229
Диск из Феста.
ловского шрифта (т. наз. Острожская библия).
Возникновение К. в Москве было тесно связано с централизацией гос. власти, с реформационными рус. религ. течениями, со стремлением правительства Ивана Грозного унифицировать тексты богослужебных книг, с гуманистич., просветит. воззрениями передовых людей. Применительно к нуждам К. в нач. 18 в. в России по инициативе Петра I был создан гражданский шрифт, получивший широкое распространение.
Основой печатных процессов со времен Гутенберга был ручной печатный станок, древнейшее изображение к-рого относится к 1499, а первое полное технич. описание сделано в 1607 В. Дэоико. Реконструкция станка в 16 — 18 вв. сводилась к механизации отд. процессов, а также к последоват. замене деревянных частей металлическими. Первый цельно-металлич. станок изготовил ок. 1800 Ч. Стенхоп.
Большую роль в развитии К. сыграла т. наз. типометрия — типографская система мер, предложенная П. С. Фурнье в 1737, усовершенствованная Ф. А. Лидо п позднее применяемая без существ, изменений; с ее помощью измеряются типограф. шрифты, линейки и пробельные материалы, а также элементы 'печатной формы.
Резкому удешевлению иллюстриров. печатной книги способствовало создание в 18 в. новых репродукционных процессов — торцовой ксилографии н литографии, преобладавших в К. до кон. 19 в.
В 19 в. типографская мануфактура превратилась в машинную полиграфия, индустрию благодаря появлению печатных, наборных и брошюровочно-переплетных машин. Переворот в печатной технике совершила запатентованная в 1863 У. Баллоком ротационная машина, печатавшая с полуцилиндрич. стереотипов (цельных рельефных копий типограф, набора и клише) на бумажном полотне, сматываемом с рулона; в 1869 X. Скотт снабдил эту машину фальцевальным ап-
230 КОАФФИКС
паратом. Решающий шаг в механизации наборного процесса —изобретение строкоотливной машины линотип (1886)и буквоотливной машины монотип (1897). В 19 в. были созданы и фотомеханич. способы воспроизведения иллюстраций — фототипия. гелиогравюра, фотоцинкография, автотипия. В нач. 20 в. создан способ офсетной печати, при к-ром краска с печатной формы передается под давлением иа промежуточную эластичную поверхность резинового полотна, а с нее на бумагу или др. печатный материал. Все это потребовало дальнейшей рационализации наборного процесса, что было осуществлено с изобретением в кон. 19 в, фотонаборных машин, широко внедренных в производство в 50— 60-е гг. 20 в. В К. на
ступил переход к автоматич. с и с т е-м е машин, к широкому применению электронных счетно-решающих устройств, электрич. и магнитным способам формирования изображений, к внедрению синтетич. материалов.
Механизация производств, процессов создала условия для появления в К. ряда развитых капиталистич. стран крупных фирм, сосредоточивших в своих руках разл. отрасли книжного дела; первоначально универсальные, эти фирмы в дальнейшем, как правило, специализируются в области определ. печатной продукции.
В СССР развитие К. после 1917 столкнулось с проблемой перестройки и, главное, значит, расширения полиграфия, базы, к-рая была далеко недостаточна для удовлетворения быстро растущей потребности и печатной продукции. В. И. Ленин поставил перед Наркомпросом задачу «...в один год — даже при теперешней нищете — дать народу... все необходимые учебники и всех необходимых классиков всемирной литературы, современной науки, современной техни-ки> (Поли. собр. соч., 5 изд., т. 42, с. 332). Выполнение этой задачи осложнялось многонац. характером сов. гос-ва, но уже в 20-х гг. началась широкая науч, работа по созданию новых письменностей для ранее бесписьм. народов и усовершенствованию ряда существующих письменностей (см. Всесоюзный центральный комитет нового алфавита). Это потребовало решения мн. технич. задач, в первую очередь разработки значит, кол-ва новых типографских шрифтов. Имеющиеся в нек-рых регионах полиграфии. предприятия перестраивались и расширялись, но преим. они заново создавались во многих союзных и авт. республиках. В 80-х гг. в СССР действовало св. 4 тыс. таких предприятий, выпускающих печатную продукцию на неск, десятках языков народов СССР, а также на мн. иностр, языках.
* Булгаков ф. И.. Иллюстриров. история книгопечатания и типограф, иск-ва, т. 1. СПБ, [1889]; Щелкунов М. И., История, техника, иск-во книгопечатания, М.— Л., 1926; Немировский Е. Л., Возникновение книгопечатания в Москве. И. Федоров, М., 1964; его же. Начало
слав, книгопечатания. М.. 1971; Пятьсот лет после Гутенберга. 1468—1968.	И., 1968;
его же, Иоганн Гутенберг, М.. 1980; В. И. Ленин. КПСС о печати. Сб. документов и материалов, 2 изд.. М.. 1974; Функе Ф., Книговедение. Ист. обзор книжного дела, М., 1982: Во J е ns G. А. Е., Geschichte der Buchdruckerkunst, Hellerau — Lpz.— В., 1930—41; Barge H., Geschichte der Buchdruckerkunst von ihren Anfangen bis zur Gegenwart, Lpz., (1940); Vladimirovas L., Knygos istorija. Vilnius, 1979; Steinberg S. H., Five hundred years of printing, 3 ed., Harmondsworth, 1979.
.	E. Л. Немировский.
КОАФФИКС (от лат. со—приставка, означающая совместность, и аффикс) — см. Аффикс.	ч
КОЙНЕ (отгреч. koine dialektos — общий язык) — функциональный тип языка, используемый в качестве основного средства повседневного общения с широким диапазоном коммуникативных сфер в условиях регулярных социальных контактов между носителями разных диалектов или языков.
Первоначально термин «К.» применялся в лингвистике лишь к общегреч. яз., сложившемуся в эллиннстич. период (4— 3 вв. до и. з.) на ионнйско-аттич. диал. основе и служившему единым языком деловой, науч, и худож. лит-ры Греции до 2—3 вв., хотя уже в начале н.э. возникает движение <аттикистов> (Лукиан) против господства К., за возрождение норм старой аттич. лит-ры; эллинистич. К., вытеснившее древние греч. диалекты, послужило ист. основой совр. греч. диалектов, возникших после распада К. (см. Греческий язык). В совр. социолингвистике К. понимается шире — как любое средство общения (гл. обр. устного), обеспечивающее постоянную коммуникативную связанность иек-рого региона; различаются городские К. и К. ареала (страны). В роли К. может выступать наддиа-лектиая форма определ. языка, развивавшаяся на базе одного или неск. диалектов, а также одни из языков, представленных в данном ареале [напр., в многоязычной Респ. Мали в качестве К. распространился язык бамана (бамбара), имеющий иад-диал. форму, сложившуюся как столичное К. в Бамако]. Устные К. занимают промежуточное положение между лингва франка и общенац. лит. языком (см. Литературный язык); К. служит важной предпосылкой формирования лит. языка (особенно городское К.). Иногда К. рассматривается в одном ряду с пиджинами, однако процесс формирования К. существенно отличен от пиджинизации, предполагающей ощутимую структурную модификацию языка-источника, тогда как К. развивается, как правило, по линии сохранения и обогащения языка или диалекта, становящегося К.; пиджин формируется в условиях контактирования и взаимовлияния разных языков, тогда как К. чаще всего (хотя и не всегда) складывается на базе диалектов одного языка или на базе близкородств. языков, в отд. случаях пиджин может приобрести функции К., развиваясь затем в сторону креольского языка (см. Креольские языки). Кроме устных возможны также письменные К., иапр. латынь как иауч.-письменный К. в ср.-век. Европе.
* Десницкая А. В., Наддиалектные формы устной речи и их роль в истории языка. Л.. 1970; М е i I 1 е t A., Apergu d’une histoire de la langue grecque, P., 1975. ____	В. А. Виноградов. КОЙСАНСКИЕ ЯЗЫКИ—макросемья языков Африки (по классификации Дж. X. Гринберга). Совр. К. я. распространены на терр. ЮАР, Намиоии и на Ю.-В. Анголы. Небольшие группы языков этой макросемьи распространены в Танза-
яии. Предполагается, что народы, говорящие на К. я., являются автохтонным населением не только Южной, но и Вост. Африки и были вытеснены на Ю. и Ю.-З. континента миграционными волнами бантуязычных народов. Подтверждением таких предположений служат археологии. данные, а также то, что на терр. Танзании сохранились этнич. группы, говорящие на К. я.
Макросемья К. я. делится на 2 семьи — готтентотскую и бушменскую. Бушмен, языки Юж. Африки включают 5 языковых групп: 1) кунг с языками кунг, ссу гхасси, каукау, 1о1кинг; 2) нгусан с диалектами; 3) ауни с языками ауни, кха-тия, какиа; 4) кхоманн с диалектами; 5) язык хадза (хатса), на к-ром говорит народ хадзапи (Танзания). Готтентот, языки включают 5 групп: 1) кхой с языками нама, кора (корана), гриква; 2) нхауру (нарон) с диалектами; 3) кве с языками демиса, чумакве-шуакве; 4) чу с языками хиочувау (хичваче) и хаичу-вау; 5) сандаве (сандави) (Танзания). Кроме классификации Гринберга, к-рый исходит нз генетич. единства К. я., известна гипотеза Э. О. Дж. Вестфаля о том, что существуют генетически самостоят. группы — сандаве-готтеитот-ские и бушмено-хадза языки.
Генетич. единство К. я. не исключает различий бушменских и готтентотских языков на разных уровнях, вплоть до типология, характеристик. Готтентот, языки типологически могут быть отнесены к языкам флективного типа, бушмен-с»ие имеют нек-рые черты изолирующих языков. В обеих семьях достаточно представлены элементы агглютинации.
Фонетич. структура К. я. характеризуется наличием т. наз. щелкающих звуков, т. е. двухфокусных имплозивных смычных согласных: зубно-заднеязычных, альвеолярно-заднеязычных, боко-вых-заднеязычных, губно-губных заднеязычных (последние только в бушменских), каждый из к-рых имеет приды-хат., зйективный, огласов. и назализов. варианты. Щелкающие звуки обычно занимают инициальную позицию в корне. Так, более 70% глагольных и адъективных корней в готтентот, языках начинаются со щелкающих звуков. В бушменских щелкающие встречаются реже, ср., напр., языки кунг(18%)и корана (44%). Система вокализма в обеих семьях состоит из а, е, i, o/u.
Структура корней глаголов, имен существительных и прилагательных в К. и. двусложная, притом что корень, как правило, начинается на щелкающий или к.-л. другой согласный. Структура слога V, Cv, CCV, CCCV. Нек-рые из готтентот, языков, напр. нама, обладают тонами; низкий, высокий, средний, нисходящий, восходящий.
Осн. чертами морфологии имени К. и. являются наличие рода (муж., жен., ср., обозначаются суффиксами) и числа (ед., дв., мн.). В разных языках макросемьи они реализуются по-разному; наиболее регулярно — в готтентот, языках, напр. в нама: кхое-b ‘мужчина’, кхое-s ‘женщина’, kxoe-b ‘человек’; kxoe-kxa ‘двое мужчин', kxoe-ra ‘две женщины’ и ‘два человека’; kxoe-ku ‘мужчины’, kxoe-ti ‘женщины’, kxoe-n ‘люди’. В нек-рых бушмен, языках обнаруживаются параллели этим категориям, напр. в нарон: kwe-ba ‘мужчина’, kwe-sa ‘женщина’; kwe-сэга ‘двое мужчин’, kwe-Jara ‘две женщины’; kwe-ci нлн kwe-//kwa ‘мужчины’, kwe-si ‘женщины*.
В посессивных конструкциях обладае-мое предшествует обладателю; использу
ется посессивная частица di. В готтентот. языках отмечаются прямой и косвенный падежи с суффиксными показателями -i для прямого (субъектного) и -а дли косвенного (объектного). Глагольное спряжение в К. я. осуществляется при помощи независимых формантов, к-рые располагаются после местоимений. Показатели времени и др. категорий глагола в большинстве случаев фонетически единообразны. Так, иапр., показателю прош. вр. изъявит, наклонения ko(go) в нама соответствует ко в кунг, нарон, ауни; показатель длительности действия ге характерен как дли нама, так и для нарой и т. п.
Личные местоимения в К. я. состоят нз двух элементов — префикса и основы, напр. sa-ts ‘ты, мужчина’, где sa- — префикс, -ts — основа; в готтентот, языках они обладают категориими числа (ед., дв. и мн.) и рода (муж., жен., общего в большинстве языков, только муж. и жен. в нарой). Указат. местоимении в готтентот. языках и в большинстве бушмен, языков обладают категорией рода, к-рый выражается при помощи вффиксов, присоединяемых к основе.
В синтаксисе бушменских и готтентотских языков наблюдаются значит, различия: в готтентот, языках имеется, в отличие от бушмен, языков, согласование подлежащего со сказуемым. Различен также порядок членов простого предложении; в готтентот, языках SPO, в бушмен. языках SOP.
К. я. бесписьменные, за исключением нама (см. Готтентотские языки). К. и. в целом — наименее изученные среди афр. языков. Описания отд. языков появляются в нач. 20 в. Основы научного их изучения были заложены работами Д. Ф. Блик. В дальнейшем структура К. я., гл. обр. фонетическая, привлекала внимание отд. исследователей — К. Майнхофа, Н. С. Трубецкого, Р. Стопы. Обзор осн. черт К. я. в целях построения генетич. классификации имеется в работах Гринберга и Вестфаля.
• В 1 е е k D. F., The Naron. A Bushman tribe of the Central Kalahari, Camb., 1928; e e ж e. Comparative vocabularies of Bushman languages, Camb., 1929; Beach D. M., The phonetics of the Hottentot languages, Camb., 1938; Westphal E., The NonBantu languages of Southern Africa, в кн.; T u c k e r A., Bryan M., The Non-Bantu languages of North-Eastern Africa. Supplement. v. 3, Oxf., 1956; Greenberg J., The languages, of Africa, Bloomington, 1963; см. также лит. при статьях Бушменские языки. Готтентотские языки. Н. В. Охотина. КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ МЕТОДЫ в изы кознании — использование подсчетов и измерений при изучении языка и речи. В той мере, в какой К. м. опираются на матем. статистику, они могут быть названы ста т и ст и ч. методами. Как и все матем. методы, К. м. могут применяться к объектам самой разной природы, поэтому в яз-знании они используются для анализа единиц любого уровня. Во ми. сферах яз-зиания применение К. м. ничем не отличается от применения их в др. науках. Напр., экспериментальная (инструментальная) фонетика использует тот же матем. аппарат, что и физика. Применение выборочных методов статистики в из-знании аналогично их применению в других естественных и социальных науках. В психолингвистике и социолингвистике, где обрабатываются мнения информантов, применяются те же методы конструирования шкал, что и в психологии и социологии.
Вместе с тем в яз-знании возникают специфич. аспекты применения К. м., связанные с противопоставлением языка
и речи. Непосредственно к системе языка К. м. применяются крайне редко и ограничиваются гл. обр. лексикой (количеств. изучение этимологич. состава словаря, процессов словообразования, распространенности разных типов полисемии). К. м. используются также в сравнит.-ист. яз-зиании (см. Глоттохронология).
Осн. объектом применения К. м. обычно является речь, точнее, текст. Количеств. показатели дают определ. информацию о самих текстах. На том факте, что различия между языковыми стилями и жанрами носят преим. статистич. характер, основана т. наз. статистич. стилистика. Возможность через лексику количественно отражать тематич. отнесенность текстов изыка важна для нек-рых приложений лингвистики (напр., н информатике). Широкое применение К. м. для описания и классификации текстов (напр., при атрибуции текстов, в частности при установлении авторства анонимных или псевдонимных текстов) связано с тем, что большинство двусторонних единиц и конструкций изыка могут служить основой для различения текстов или для их квалификации.
С др. стороны, К. м., примененные к текстам, открывают путь к изучению самого изыка, поскольку сегменты текстов, являющиеся объектами подсчетов, соотнесены с единицами языка. К. м. позволяют количественно описывать поведение разл. языковых единиц (фонем, букв, морфем, слов) в тексте: частоту употребления единиц, их распределение в текстах разного жанра, сочетаемость с др. единицами и т. п. Одновременно накапливается обобщенная количеств, информация о классах единиц, о языковых конструкциях (напр., данные о средней длине слова или предложения, о частоте употребления к.-л. грамматич. форм в тех или иных синтаксич. функциях и т. п.). Такай информация углубляет описание единил языка. Напр., простая констатации наличия форм им. падежа ед. числа личных местоимений в англ., рус. и лат. языках недостаточна для выявлении типологии, различий, если не учитывать количеств, различия в текстовом поведении соотв. единиц: почти абсолютная необходимость местоимения при глаголе в англ, яз., его обычность — в рус. яз. н редкость и стилистич. маркированность — в лат. яз. Т. о., создается перспектива превращения обычной структурной модели языка в структурно-вероятностную модель, в к-рой учитываются результаты статистич. анализа текстов (в этой модели единицы языка обладают «весом», измеряемыми оказываются языковые противопоставления и связи). Структурно-вероятностная модель отличается .большей реалистичностью, особенно эффективна она в диахронич. и типологии, исследованиях (напр., при сличении и обработке исторически после-доват. текстов).
Соединение статистич. методов с идеями дистрибутивного анализа легло в основу дистрибутивно-стати-стич. анализа, описывающего структуру языка и структуру текста на основе очень ограниченной исходной информации (напр., принимая за данное письм. текст без к.-л. сведений о его семантике). В этом случае единицы языка и их отношения выделяются в процессе этого анализа, а не используются как готовый материал.
КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ 231
К. м. в яз-знании предполагают наследование обширных массивов текстов, поэтому для их применения большое значение приобретают средства доступа к текстовым данным, допускающие многократное к ним обращение. К таким средствам относятся базы данных, хранимые в ЭВМ, издания, подготовленные с помощью ЭВМ (частотные словари, конкордансы — словари, фиксирующие все контексты употребления слова, и т. п.).
Создание машинных фондов нац. языков (см. Автоматическая обработка текста) расширяет возможность изучения изыка, особенно с помощью К. м.
* Аил рее в Н. Д., Статистико-комбинаторные методы в теоретич. и прикладном языковедении. Л., 1967; Головин Б. Н., Язык и статистика, М., 1971; Алексеев П. М., Статистич. лексикография, Л., 1975; Шайкевич А. Я., Дистрибутивно-статистич. анализ в семантике, в кн.: Принципы и методы семантич. исследоваиий, М., 1976; Пиотровский Р. Г., Бекта-ев К. Б., Пиотровская А. А., Матем. лингвистика, М., 1977; Квантитативная типология языков Азии и Африки, Л., 1982; Guiraud Р., Problemes et methodes de la statistique linguistique, Dordrecht. [1959].
А. Я. Шаикевич.
КОМБИНАТОРНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ ЗВУКОВ — фонетические изменения, возникающие в результате влиянии звуков друг на друга в потоке речи. Осн. виды: аккомодация, ассимиляция, диссимиляция. На ассимилятивной и диссимилятивной основе могут происходить фонетич. явления, к-рые традиционно также относит к К. и. з.: эпентеза, диэреза (выпадение звуков: рус. «честиый»> [ч’ёсньп], англ. I ат>Гт, франц. 1е ami>l'ami и т. п.), гаплология, метатеза. С фонология, точки зрения К. и. з. приводят к возникновению либо модификаций фонем (иначе — аллофонных вариантов, комбинвторных оттенков), к-рые никогда не выступают в данном изыке как фонемно противопоставленные, либо фонетических, или живых, чередований фонем, образующих фонемные ряды. Напр., в рус. яз. ассимилицня шумных согласных по глухости — звонкости дает в результате чередовании фонем («лодка — лодочка» т||д, «просьба — просить» з’||с’), а возможное ассимилятивное оглушение сонанта перед глухим шумным — модификацию («масте[р]скаи», «за[м]ша»), т. к. в системе фонем рус. яз. отсутствуют глухие сонанты. Однако возможна иеодиозначиаи трактовка понятий модификации и чередования фонем в разл. фонология, школах. Степень подробности описания фонетич.характеристик аллофонов определяется целями лиигви-стич. исследования.
Одна из причин К. и. з.— артикуляционная связанность звуков, особенно соседних, приводящая к тому, что рекурсия (окончание артикуляции) предшествующего звука взаимодействует с экскурсией (началом артикуляции) последующего. Вследствие этого происходят качеств, изменения; напр., артикуляции, характерная только для одного из звуков, распространяется и на другие: назализуется гласный, следующий за носовым согласным («нос», «мы»), смягчается согласный перед мягким («кости» — ср. «косточка»). В зависимости от направлении влияния звуков друг на друга различают регрессивные и прогрессивные К. и. з. Механизм регрессивных заключается в предвосхищении артикуляции последующего звука, в подготовке ее одновремен-
232 КОМБИНАТОРНЫЕ
но с артикуляцией предыдущего, если соотв. произносит, орган оказывается свободным. Напр., согласный перед огубленным гласным приобретает дополнит, губную артикулицию: «[t’Jom», <[с°]уп». Механизм прогрессивных К. и. з. основан иа менее распространенной тенденции — инерции сохранить нек-рые элементы артикуляции предыдущего звука при произнесении последующего. Напр., в диал. «Ваньки < Ванька» палатализация согласного распространяется и на соседний согласный.
Действие артикуляционного механизма, т. е. физиология, фактора, вызывающего К. и. з., направляется и ограничивается системно-языковым фактором: взаимовлияние звуков проявляется лишь в том случае, если при этом не нарушаются существующие в языке фоиематич. отношении. Напр., во франц, яз. (в отличие от русского) носовые гласные существуют как особые фонемы, поэтому полная назализация гласного между носовыми согласными возможна в рус. яз. («мама» [мамъ]), но невозможна во франц, яз. (mamanfmama]). Однако и в случае сходства фоиематич. отношений в разных языках при одинаковых артикуляционных предпосылках происходят разл. К. и. з. Напр., в рус. и англ, изыках глухие шумные согласные фонематически противопоставлены звонким, однако полное озвончение глухого перед звонким характерно для рус. яз.: ср. англ, setback [setbask] — рус. «отбор» [адббр]. Таким образом, К. и. з. определяются принятыми в каждом языке правилами, находящимися в тесной связи с особенностями артикуляционной базы данного языка. Правила могут учитывать и нек-рые морфологич. характеристики: иапр., в рус. яз. сочетание согласных «тс» сливается в аффрикату [ц] на стыке корня и суффикса, но ие иа стыке приставки и корня, ср. «братский», «моетси» и «отсыпать», «отсветы». Отражение в системе правил К. и. з. особенностей условий общения, стиля и темпа произнесения, возрастных и социальных характеристик говорящего в т. п. объясняет наличие в языке орфоэ-пич. дублетов. Напр., в рус. изыке т. наз. факультативное смягчение согласных («по[с’п’]еть — по[сп’]еть», «бо[м’б’] ить— бо[мб’] ить») более вероятно в речи старшего поколении. Правила К. и. з. могут учитывать и частоту употребления лексич. единиц в речи (ряд К. и. з. более вероятен в широко употребит, словах, иапр. «когда»>[када] в разг, речи — ср. «иногда», «всегда»), и степень освоенности слова языком.	И. А. Грязнова.
КОМИ — название современного литературного коми-зырянского языка, принятое в советской лингвистической литературе. Общее самоназв. народа — «коми» и языка — «коми», бытующее в разг, речи народа коми (в прошлом коми-зырян) и коми-пермиков, свидетельствует о былом единстве двух близкородств. языков. После 1917, в связи с консолидацией как коми (в прошлом коми-зырииского), так и коми-пермяцкого этносов, развились два лнт. языка (см. Коми-пермяцкий язык). .	_ Р. М. Баталова.
КбМИ-ЗЫРЯНСКИИ ЯЗЫК (коми язык) — один из пермских языков (см. также Финно-пермские языки). Распространен в Коми АССР, частично на Кольском п-ове, в Ямало-Ненецком и Ханты-Мансийском авт. округах РСФСР. Число говорящих 327 тыс. чел. (1979, перепись).
Имеет присыктывкарский, нижневычегодский, верхневычегодский, средне-сысольский, верхиесысольский, вымский,
лузско-летский, ижемскнй, печорский  удорский диалекты.
Для К.-з. я,, в отличие от коми-пермяцкого, характерно сохранение звука 1 во всех диалектах, тенденция ставить ударение иа 1-м слоге, отсутствие коми-татива в падежной системе большинства диалектов, а также системы внешне-местных (указывающих иа то, что действие происходит на поверхности кого-либо или чего-либо) и приблизительно-местных (указывающих на то, что действие происходит вблизи кого-либо или чего-либо) падежей, наличие лично-притяжат. суффиксов в инфинитивных формах глагола, звательной формы существительных на -бй.
До 1917 у коми-зырян не было единого лит. языка, религ. лит-ра издавалась иа ижем., средиесысольском, иижневы-чегод. диалектах. Лит. язык сложился после 1917 на основе присыктывкар. диалекта.
Письменность была создана миссионером Стефаном Пермским (Степаном Храпом) во 2-й пол. 14 в. (см. Древнепермская письменность). В 17 в. она была вытеснена письменностью иа основе славяно-рус. графики. После 1917 создана новая система графики: с 1918 использовался рус. алфавит, с 1920 применялся т. наз. молодцовский алфавит (система значительно измененных графем рус. яз.) и фоиематич. система письма, в нач. 30-х гг. произведена латинизация алфавита, в кои. 30-х гг. введен рус. алфавит с нек-рыми дополнит, буквами (i, б). * Совр. коми язык, ч. 1—2, Сыктывкар, 1955—64; Лыткин В. И., Ист. грамматика коми языка, ч. 1, Сыктывкар, 1957; его же. Коми-зырян, язык, в кн.: Языки народов СССР. т. 3. М.. 1966.
Тимушев Д. А., Колегова Н. А., Коми-рус. словарь. М., 1961; Fokos-Fuchs D., Syrjanisches Worterbuch, Bdpst, 1959.	P. M. Баталова,
КбМИ-ПЕ PM ЙЦКИИ ЯЗЫК —один нз пермских языков (см. также Финнопермские языки). Распространен в Коми-Пермяцком авт. окр. РСФСР, иа С.-В. Кировской и Пермской областей, в разных р-иах Сибири. Число говорящих 151 тыс. чед. (1979, перепись). Имеет 4 наречия: южное (включает кудымкарско-иньвенский, нижнеиньвеиский, оньков-ский, нердвинский диалекты), северное (кочевский, косинско-камский, мысов-ский, верхлупьинский диалекты), вер-хиекамское и коми-язьвинское. В отличие от коми-зырян, языка для К.-п. я. характерно наличие вэовых (т. е. не имеющих звука I) и безвэового (т. е. не имеющего звука V как фонемы) диалектов, морфо-логизация и фоиологизация ударения, развитие системы внешне-местных и приблизительно-местных падежей, наличие комитатива, исчезновение исконных числительных.
Становление лит. изыка начинается о 1918. С кои. 30-х гг. в его основе лежит кудымкарско-иньвен. диалект, в к-рый введены звуки 1 и V для сближения двух осн. наречий — северного и южного.
До 1917 на К.-п. я. появилось неск. учебных книг, к-рые были изданы на разных диалектах (графика кириллическая). В 1918 создан алфавит на основе рус. графики, с 1920 использовался т. наз. молодцовский алфавит (система значительно измененных графем рус. яз.), с иач. 30-х гг. в основе алфавита латинская, с кои. 30-х гг.— рус. графика с введением дополнит, букв (i, б).
* Коми-пермяцкий язык, Кудымкар, 1962; Л ы т к и и В. И., Коми-пермяцкий язык, о кн.: Языки народов СССР, т. 3. М., 1966; Баталова Р. И., Коми-пермяцкая диалектология, М., 1975.
[Баталова Р. М.. Кривощек о-ва-Гавтман Л. С.], Коми-пермяцко-рус. словарь. М., 1985. Р. М. Баталова. КОММУНИКАЦИЯ (лат. communica-tio, от communico — делаю общим, связываю, общаюсь) — общение, обмен мыслями, сведениями, идеями и т. д.— специфическая форма взаимодействии людей в процессе их позиавательно-трудовой деятельности. В отличие от К. животных (биологически целесообразного совместного поведения, направленного на адаптацию к среде и регулируемого, в частности, сигнализацией), человеческие SopMbi К. характеризуются гл. обр. ункционированием языка — «важнейшего средства человеческого общения» (В. И. Ленин). В коммуникативной функции язык проявляет свою орудийно-знаковую сущность, благодаря чему К. становится важнейшим механизмом становления индивида как социальной личности, проводником установок данного социума, формирующих индивидуальные и групповые установки. Индивидуальные мотивации и формы поведения могут быть приняты социумом, если они представляют собой вариации в определ. границах; К. является средством коррекции асоциального проявления индивида или группы. Будучи социальным процессом, К. служит формированию общества в целом, выполняя в нем связующую функцию.
К. складывается из коммуникативных актов (единица К.), в к-рых участвуют коммуниканты, порождающие высказывания (тексты) и интерпретирующие их. Начальный и заключительный этапы К. средствами нац. языка (порождение и интерпретация текста, понимание) восходят к механизмам внутренней речи, ее глубинным структурам иа уровне УПК (универсально-предметный код мышления, по Н. И. Жиикииу), где нац.-языковая специфика нейтрализована общечеловеческими схемами смыслообразования. Напротив, в поверхностных структурах собственно К. эксплицируется высказывание (текст), где все составляющие образуют нац.-языковой вербализованный продукт, призванный информировать о к.-л. идеях, интересах, эмоциях коммуникантов. В К. при непосредств. общении коммуникантов входят и невербальные компоненты, иапр. жесты, мимика и т. п. (см. Кинесика). К. в любом случае обусловлена экстралиигвистич. факторами (ситуативная конкретность, пресуппозиция, нац.-культурная традиция). К. может осуществляться средствами вторичных семиотич. систем («языки наук», музыкальная нотация, правила игр, азбука Морзе, языки программирования в диалоге с ЭВМ) или же средствами «первичных языков» (пантомима, система жестов). Понятие К. используется также в теории информации, в исследованиях, разрабатывающих проблему «искусств, интеллекта», задачи создания диалоговых систем «человек — компьютер». При этом К. понимается как синоним «общения». Математический и технич. подход к проблематике К,, наблюдаемый в концепциях К. Э. Шеннона, К. Черри и большинства зарубежных кибернетиков, создававших компьютеры 1—3-го поколений, ограничивал содержание К. машинными возможностями, условиями функционирования технич. систем. Последующие проекты и реализации компьютеров 4—5-го поколений показали в ходе их теоретич. обсуждений (Н. Нильсон, Д. А. Поспелов, А. Эндрю, Дж. Симонс и др.), что при любой форме К. человече
ского типа или даже ее машинной имитации невозможно ограничиваться пониманием К. в связи с «кодом», «шумом» (помехами в «каналах связи»), «информацией» и ее «трансляцией». При таком понимании игнорируются и факт включенности любого коммуникативного акта в совместную деятельность (речевая деятельность, т. о., представляется самодовлеющей), и все существенные составляющие К., влияющие иа выбор конкретных средств «кода», на порождение самой «информации» и на способы и результаты ее интерпретации, на процесс коллективной деятельности и на функции когнитивных структур.
* Бодуэн де Куртенэ И. А., Введение в языковедение, 5 нзд., [П. 1, 1917; Поливанов Е. Д., Лекции по введению в яз-знание и общей фонетике, Берлин, 1923; А. А. Шахматов. 1864—1920. Со. статей и материалов, М.— Л., 1947; Шеннон К., Работы по теории информации и кибернетике. пер. с англ., М., 1963; Шубин Э. П., Языковая коммуникация и обучение иностр, языкам, [М., 1972); Черри К., Человек и информация, пер. с англ., М., 1972; Основы теории речевой деятельности, М., 1974; Леонтьев А. А., Психология общения, Тарту, 1974; Попов Э. В., Общение с ЭВМ на естеств. языке, М., 1982; Нильсон Н., Принципы искусств, интеллекта, М., 1985; Поспелов Д. А., Предисловие редактора к кн.: Эндрю А., Искусств, интеллект, пер. с англ., М., 1985; Симонс Дж., ЭВМ пятого поколения: компьютеры 90-х годов, пер. с англ., М., 1985; Skinner В., Verbal Behavior, N. Y., [19571; Slama-Cazacu T., Comunicarea in procesul muncii, Buc., 1964; Ritchie M. [e. d.], The relationship of verbal and nonverbal communication, The Hague — P.— N. Y., 1981.	И.Н. Горелов.
КОММУТАЦИЯ (от лат. commutatio — перемена) — такое отношение между двумя знаками языка, при к-ром единицы плана выражения данных знаков находятся в таком же соответствии, как и единицы плана содержания этих же знаков. Понятие «К.» введено Л. Ельмслевом в 1935 для определения осн. парадигматич. отношения между знаками языка в глос-сематике. Он разработал к о м м у та-ционный тест — операцию выделении наименьших элементов (т а к-с е м) как в плане выражения, так и в плане содержания. Принцип миним. пар пражской лингвистической школы и метод выделения дифференциальных призиаков фонем входят в коммутационный тест в плане выражения как составная часть. В «Пролегоменах к теории языка» Ельмслева проводится различие между К. знаков и К. составляющих знака («фигур»), поскольку только знак в целом имеет план содержания и план выражения. В случае «фигур» таксемы коммутируют в способности быть составляющими знака. Напр., планы выражения слов «моль» и «ноль», «ноль» и «нуль» различаются, как и слов «роль» и «руль». Однако планы содержания этих знаков находятси в разных отношениях; для первой и последней пар можно констатировать отношение различения, и, следовательно, знаки «моль», «ноль», «роль» и «руль» находятся в отношении К. друг к другу; для пары «ноль» и «нуль» планы содержания совпадают, и эти единицы остаются вариантами одного знака, они не коммутируют друг с другом,
Коммутационный тест применяется на всех уровнях анализа — и для плана содержания, и для плана выражения. При нек-рых условиях К. между двуми инвариантами исчезает — происходит нейтрализация (по терминологии пражской школы), тогда, по терминологии глоссе-матики, возникает синкретизм.
к-рый проявляется как импликация, если он проявляется в элементе, совпадающем с одним из сиикретизирующих (напр., рус. [р] и [Ь] в конце слова совпадают в [р]), или как слияние (фузия), если он проявляется в элементах, совпадающих со всеми синкретизирующими элементами (напр., дат. [р] и [Ь] в конце слова свободно варьируют), или в элементах, не совпадающих ни с одним из синкре-тизирующих элементов (иапр., рус. [А] в безударных слогах из [о] и [а]). Особый случай синкретизма — латентность, т. е. синкретизм между таксемой и ее отсутствием (напр., франц, [z] в конце слова, к-рый проявляется только перед словом с гласной ииициалью). В отличие от понятия нейтрализации синкретизм не требует общих призиаков, по к-рым данные единицы противопоставляются всем остальным единицам изыка; с др. стороны, синкретизм в фоиологии предполагает морфоиологич. чередования и потому исключает из рассмотрения в таком аспекте случаи типа нейтрализации глухих и звонких после начального [s] в аигл. или дат. языках. При наличии мор-фоиологнч. чередования синкретизм считается разрешимым (ср. рус. «вода — вбды»), при его отсутствии — неразрешимым (ср. рус. «баран», «стакан»).
Понятие коммутационного теста принято во многих совр. направлениях яз-знаиия. Развитие идей и методики коммутационного теста связано с именами Э. Фишер-Йёргеисен, выявившей роль фонетич. сходства двусторонних единиц и миним. последовательностей, М. Клостер Енсеиа, разработавшего методику статистич. обработки данных коммутационного теста и получившего важные результаты по социофоиетике и градуально-сти фонологич. изменений в языке, и У. Лабова, перенесшего методику коммутационного теста в сферу изучения пси-хофонетич. явлений.
* Ельмслев Л., Пролегомены к теории языка, пер. с англ., в кн.: НЛ. в. 1. М., 1960; Лекомцев Ю. К., Принцип коммутации, в его кн.: Структура Вьетнам, простого предложения, М., 1964; его же. Планы языка, в его кн.: Введение в формальный язык лингвистики, М., 1983; Hjelmslev L., On the principles of phonematics, в кн.: Proceedings of the II International Congress of phonetics science, London, 1953, Camb., 1936; его же, La stratification du langage. «Word», 1954, v. 10, № 2—3; его же, Resume of a theory of language, Cph., 1975; Fischer-Jorgensen E.. The commutation test and its application to phonemic analysis, в сб.: For Roman Jakobson, The Hague, 1956; Kloster Jensen M., Tonemicity, Bergen, 1961; L a b о v W., On the use of the present to explain the past, в кн.: Proceedings of the XI International Congress of Linguists, Bologna —Florence, 1972, Bologna, 1974.	Ю. К. Лекомцев.
КОМПАРАТИВИСТИКА (от лат. com-parativus — сравнительный) — см. Сравнительно-историческое языкознание.
КОМПОНЕНТНОГО АНАЛИЗА МЕТОД — метод исследования содержательной стороны значимых единиц языка, имеющий целью разложение значения на минимальные семантические составляющие. К. а. м. впервые был использован при исследовании лексич. материала как техника описания узкого круга лексич. единиц (терминов родства) в разных языках (50-е гг. 20 в.). Он основан на гипотезе о том, что значение каждой единицы языка состоит из семантич. компонентов (сем) и что словарный состав языка может быть описан с помощью ограниченного и сравнительно небольшого числа семан-
КОМПОНЕНТНОГО 233
тич. признаков. К. а. м. тесно связан с системио-парадигматич. представлениями о языке (см. Парадигматика), в частности с теорией поля, и может рассматриваться как расширение и углубление ее теоретич. и ииструментально-методич. базы. Этот метод обнаруживает связь с идеями Р. О. Якобсона, Л. Ельмслева и др., считавших возможным перенесение принципов фонологии Н. С. Трубецкого в грамматику и семантику. На основе К. а. м. семантич. поле определяется как рид парадигматически связанных слов или их отд. значений, имеющих в своем составе общий (интегральный) семантич. признак и различающихся по крайней мере по одному дифференциальному признаку. Общие и дифференциальные признаки. так же как и содержащие их слова, образуют определ. иерархия, структуры (ср. интегральный признак «родство» и дифференциальные признаки «пол», «поколение», «степень родства» в семантич. поле родства). Один и тот же семаитич. признак в разных семаитич. полях может иметь разный иерархия, статус (от компонента дифференциального признака до категориального, существенного для всей системы языка в целом), как, напр., сема «пол», входящая в значения слов с признаком одушевленности. Предполагается, что наиболее общие категориальные семантич. признаки имеют универсальную значимость и могут быть представлены (по-разному) во многих или во всех языках.
Характер компонентного состава лексич. значения зависит от степени конкретности (абстрактности) выражаемого данным словом понятия. При компонентном описании предметно ориентированных слов (т. наз. денотативов типа «слон», «грач», «сосна») значительно повышается роль индивидуальных (уникальных) признаков, характеризующих только данное слово (ср. сему «наличие хобота» у слова «слои»), а также возрастает вероятность совпадения содержания семантич. признака слова и признака предмета, обозначенного данным словом. На этом основании нек-рые ученые относят компонентный анализ денотативов к области внеязыковой семантики (Ж. Мунен и ДР)-
Применение К. а. м. в синтагматике обнаруживает ряд закономерностей функционирования слов в речи: правила селекционных ограничений (Дж. Кац, Дж. Федор), правила сложения лексич. значений (Ю. Д. Апресян), правила семантич. согласования (В. Г. Гак). На их основе устанавливаются, в частности, условия правильного выбора слов в словосочетании, зависящие от наличия общей семы в обеих частях словосочетания, отсутствия (погашения) противоречивых сем в одной из частей словосочетания. При этом повтор сем выступает как важное конструктивное средство построения речи, подобное по функции др. сиитагматич. средствам языка.
В 70—80-х гг. 20 в. К. а. м. стал применяться также в грамматике, особенно в морфологии (Е. В. Гулыга, Е. И. Шен-дельс). В сов. яз-знании делаются попытки компонентного анализа простых и сложных предложений (работы О. И. Москальской, В, А. Белошапко-всй, Гака, Е. М. Вольф). Совершенствуются существующие и разрабатываются новые приемы и методы выявления семантич. признаков, устанавливаются типы их взаимосвязи. Эти приемы и ме-
234 КОНВЕРГЕНЦИЯ
тоды дополняют и расширяют К. а. м.: методы лингвистич. эксперимента, ведущие начало от идей Л. В. Щербы и А. М. Пешковского, методы оппозиции и комбинаторики (Т. П. Ломтев), разл. процедуры анкетирования и опроса информантов (О. Н. Селиверстова и др.), компонентного синтеза (А. М. Кузнецов), варьирования сиитагматич. сочетаемости слов (Апресяи и др.), метод словарных дефиниций (Ю. Н. Караулов и др.), а также психолиигвистич. экспериментальные приемы исследования.
• Кузнецов А. М., О применении метода компонентного анализа в лексике, в кн.: Синхронно-сопоставит. анализ языков разных систем, М.. 1971; его ж е, От компонентного анализа к компонентному синтезу. М.. 1986; Гак В. Г., К проблеме семантич. синтагматики, в кн.: Проблемы структурной лингвистики, 1971. М., 1972; Селиверстова О. Н., Компонентный анализ многозначных слов, М., 1975; Гулы-г а Е. В., Ш е н д е л ь с Е. И., О компонентном анализе значимых единиц языка, в кн.: Принципы и методы семантич. исследований, М., 1976: Nida Е. A., Componential analysis of meaning: an introduction to semantic structures, The Hague — P., 1975.
А. M, Кузнецов. КОНВЕРГЕНЦИЯ (от лат. convergo — приближаюсь, схожусь) — сближение нли совпадение двух и более лингвистических сущностей. Понятие К. имеет два аспекта — глоттогонический и структурно-диахронический. Глоттогоническая К. — возникновение у неск. изыков (как родственных, так и неродственных) общих структурных свойств вследствие достаточно длительных и интенсивных Языковых контактов, а также на базе общего для конвергирующих языков субстрата, в связи с чем различается контактная К. и субстратная К., причем оба вида К. могут совмещаться. К. охватывает либо отд. фрагменты изыковой системы (напр., фонология. систему или лексику), либо весь язык в целом. Ареал действия К. называют конвергентной зоной; на ее основе могут складываться т. наз. языковые союзы. Понятие глоттогония. К. применимо также к взаимному сближению диалектов одного языка, в результате к-рого может возникать койне.
Структурио-диахроииче-с к а я К.— ист. процесс, приводящий к уменьшению разнообразия в системе языка вследствие исчезновения нек-рых вариантных или инвариантных различий, иапр. совпадение двух и более фонем: индоевроп. *а, б, ё> иидоиран. а. Источником структурио-диахроиич. К. являются изменения позиционных условий реализации языковой единицы. Понятие К. в этом смысле было разработано в теории диахронич. фонологии Е. Д. Поливановым (1928) и — в иных терминах — Р. О. Якобсоном (1930). Существо фонологич. К. состоит в д е-фоиологизации нек-рого фонемного различия, т. е. в утрате тем или иным различит, признаком его дифференцирующей функции и превращении его в избыточный для данных конвергирующих фонем (о типах признаков см. Фонология). Механизм диахронич. К. в известном смысле аналогичен механизму синхронии. нейтрализации, поэтому результат К. называют иногда парадигматич. нейтрализацией. К. наблюдается также в грамматич. системе и имеет в принципе тот же механизм, будучи обусловлена такими факторами, как выравнивание по аналогии, устранение омонимии грамматич. форм и т. п. Пример грамматич. К.— редукции падежной системы; так, в индоевроп. праязыке противопоставля
лись аблатив!— инструменталис — локатив, к-рые в италийском свелись к оппозиции аблатива — локатив (вследствие К. аблатива! и инструменталиса); в лат. яз. происходит дальнейшая К, (аблативах X локатив), в результате чего возникает аблатива, вобравший в себя значения трех индоевроп. падежей.
Понятие К. в обоих его употреблениях тесно связано с антонимия, понятием дивергенции.
• См. лит. при статьях Языковой союз, Фонетические законы. Фонология.
В. А. Виноградов. КОНВЕРСИЯ (от лат. conversio — изменение, превращение) в грамматике и лексике — способ выражения субъектно-объектных отношений в эквивалентных по смыслу предложениях. В грамматике К. проявляется в залоге (в соотносит. структурах активной и пассивной конструкций) и выражается формами одного слова — т. наз. грамматич. кон-версивами: «Насос накачи вает воду в резервуар» <=> «Вода накачивается насосом в резервуар»; «Командир вручил бойцу орден» <=> «Орден вручен бойцу командиром».
В лексике К. выражается разными словами — лексич. конверсивами, передающими двусторонние субъектно-объектные отношения и обладающими в силу этого как минимум двумя валентностями: «Наши хоккеисты превосходят соперников в скорости» <=> «Соперники уступают нашим хоккеистам в скорости»; «Сестра старше брата» «Брат моложе сестры»; «В. В. Виноградов — ученик Л. В. Щербы» <=> «Л. В. Щерба — учитель В. В. Виноградова»; «Я стою перед вами» о «Вы стоите за мной».
Представляя в тексте одно и то же действие или отношение в разных, обратных, направлениях — от одного участника ситуации (А) и другому (В) и наоборот, конверсивы употребляются в соотносит, конструкциях соответственно с прямой и обращенной ролевой структурой: при преобразовании по К. субъект и объект мениются в предложении ролями. Такие высказывания обладают одинаковой предметной отнесенностью и используются как сиионимич. средства языка, с помощью к-рых может подчеркиваться различие в актуальном членении предложения. Сами конверсивы имеют обратные по характеру значения, часто несовместимые, когда источником конверсивов являются антонимы.
Существуют языковые единицы, выражающие К. без коррелятов (напр., «дружить», «ссориться», «рифмоваться», «товарищ», «коллега», «сослуживец», «соавтор» и т. п.); их синтаксич. и семантич. свойства позволяют передать конвер-сиые отношения как в исходном, так и в обращенном предложении (ср.: «Иванов — соавтор Петрова» <=> «Петров — соавтор Иванова»).
При классификации конверсивов выделяют их структурные и семантич. типы. Структурные типы определяются принадлежностью к частям речи: конвер-сивы-глаголы («строить» — «строиться», «пугать» — «бояться»), существительные («предшественник» — «последователь», «муж» — «жена»), прилагательные (в формах сравнит, степени: «выше» — «ниже», «тяжелее» — «легче»), наречия, предлоги. Семантич. типы конверсивов выделяются по общности их значения, напр. передачи («передавать» — «получать», «сдавать» — «принимать»), продажи/купли («продавать» — «покупать»), заполнения чего-либо («вме
щать» — «входить», «занимать» — «уходить»: «Сборы заняли весь вечер» о «Весь вечер ушел на сборы»), зависимости («определять» — «зависеть», «начальник» — «подчиненный») и др.
В отличие от синонимов и антонимов, один из коиверсивов употребляется в тексте, другой остается за его пределами, но всегда подразумевается благодаря закономерной мене субъекта и объекта. Введение обоих коиверсивов в текст представляет собой прием двустороннего экспрессивного подчеркивания мысли; «В борьбе враждебной выигрыш одного есть проигрыш другого».
* Есперсен О.. Философия грамматики, пер. с англ., М., 1958; Л о м т е в Т. П., Предложение и его грамматич. категории. [М.]. 1972; Апресян Ю. Д.. Лексич. семантика. Синонимии, средства языка. М., 1974; Лайонз Дж.. Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М., 1978; Степанов Ю. С., Имена. Предикаты. Предложения. Семиологнч. грамматика, М.. 1981; Нови ков Л. А.. Семантика рус. языка, М., 1982.	Л. А. Новиков.
КОНВЕРСИЯ в словообразовании — способ словообразования без использования специальных словообразовательных аффиксов; разновидность транспозиции, при к-рой переход слова из одной части речи в другую происходит так, что назывная форма слова одной части речи (или его основа) используется без всякого материального изменения в качестве представителя другой части речи (ср. нем. leben ‘жить’ и das Leoen ‘жизнь’, англ, salt ‘соль’ н to salt ‘солить’, to jump ‘прыгать’ и a jump ‘прыжок’ и т. п.).
К. как прием безаффиксального словообразования противопоставляется аффиксации. В качестве словообразоват. средства при К. выступает морфологич. парадигма(А. И. Смирницкий), а именно— способность парадигмы и составляющих ее окончаний передавать значение определ. части речи. Употребление слова в новой синтаксич. функции сопровождается ие только его использованием в соотв. синтаксич. позиции, но и приобретением им нового морфологич. показателя, свойственного классу слов, функции к-рого оно перенимает. Поэтому К. нередко именуют морфолого-спнтаксич. способом словообразования.
При более узкой трактовке К. называют только случаи полного совпадения исходного и результативного слов; при более широкой трактовке — случаи совпадения лишь их основ (типа рус. «золо-т-о» — «золот-ой» или «соль» — «сол-и-ть»), К. может рассматриваться как одно из распространенных средств иомииа-лизации, т. е. превращения мотивирующей конструкции с глаголом в отглагольное имя, ср. англ, he played ‘он играл’— his play ‘его игра’.
К. приводит к некоему подобию омонимии форм, поскольку одна и та же материальная последовательность соответствует словам разных частей речи, ср., напр., англ, round the table ‘вокруг стола’, где слово round — предлог, a round table ‘круглый стол’, где оно является прилагательным, a round ‘раунд’, где это слово — существительное, и, наконец, to round with ‘окружить’, где round — глагол. На самом деле омонимии здесь нет, т. к. указанные единицы семантически сходны и связаны единством корня.
При К. возникают словообразоват. значения, аналогичные наблюдаемым при аффиксации или близкие им, так что в конечном счете аффиксация и К. оказываются взанмодополнительньтми нли же
конкурирующими словообразоват. приемами.
К. распространена в разных языках мира и представлена разными типами случаев, зависящими от следующего: а) какие части речи она связывает между собой и каково направление деривации в этих случаях (от имени — к глаголу или же от глагола — к имени и т. п.), б) смена каких морфологич. парадигм наблюдается при К.
Явления, близкие К. или даже тождественные ей, рассматривают иногда как результат словообразования с помощью нулевой морфемы, в связи с чем выдвигается понятие нулевого словообразования, принимаемое одними лингвистами (Дж. Марчанд, В. В. Лопатин) и отвергаемое другими (М. Докулил, Е. С. Кубрякова).
* Смирн п цкнй А. И., По поводу Конверсии в англ, языке, «Иностр, языки в школе», 1954, №3; Соболева П. А.. Об основном и производном Слове при словообразоват. отношениях по конверсии, ВЯ, 1959, №2; Кубрякова Е. С., Деривация. транспозиция, конверсия, ВЯ. 1974. № 5; Н и ки тевич В. М., Основы номинативной леривации, Минск, 1985; Doku-1 i 1 М., Zur Frage der Konversion und ver-wandter Wortbildungsvorgange und -beziehun-gen, TCLP, 1968, № 3. E. С. Кубрякова. Кб НГО — один из банту языков. По классификации языков банту К. М. Дока, относится к зоне Конго (зона Н, по классификации М. Гасри). Распространен в Конго, Заире и Анголе. Число говорящих ок. 7,6 млн. чел.
Распадается на 2 группы диалектов: сев. (каконго) и южную (киконго, киши-коиго). Число диалектов в разных источниках указывается по-разному (от 11 до 18), наиболее крупные из них — оембе, вили, ндинги, моока. К.— типичный язык банту. Специфично наличие в ряде диалектов сложной системы тонов, имеющих смыслоразличит, значение. В вост, и сев,-вост. диалектах представлен фрикативный велярный у; в ндинги на месте исчезнувших s и z появляются межзубные 0, S. Грамматич. строй характеризуется наличием согласоват. именных классов. Имеется диминутивный класс (показатель fi-). Не имея устойчивой лит. нормы, К. употребляется в бытовой и отчасти офиц. сфере (в учреждениях и т. п.), на нем осуществляется преподавание в начальной школе, ведется радиовещание, издаются газеты. Письменность с 19 в. иа основе лат. алфавита.
• Dereau L., Cours de Kikongo, Namur. 1955; Daeleman J., Morfologie van naamwoord en werkwoord in het Kongo (Ntan-du) met ontleding van het foneemsysteem, Leuven, 1966; Carter Hazel, Syntax and tone in Kongo, L., 1973. И. H. Топорова. кОнго-кордофАнские ЯЗЫКЙ (нигеро-кордофанские языки) — макросемья африканских языков. По классификации Дж. X. Гринберга, подразделяется иа 2 семьи: 1) нигеро-конголезскую, включающую 6 подсемей языков — зап.-атлантическую, манде, гур, ква, беиуэ-конголезскую (в т. ч. языки банту), адамауа-восточиую; 2) кордофанскую. Нигеро-коиголез. языки распространены на большей части Зап. и Юж. Африки, кордофаи. языки занимают сравнительно небольшой ареал на В. Республики Судан (Вост. Африка).
Характерной типологич. чертой б. ч. К.-к. я. является наличие системы именных классов, формально выражаемых с помощью аффиксальных показателей, в большинстве случаев — префиксов, ио у части языков — суффиксов или префиксов н суффиксов. Эти классные показатели, как правило, парные для ед. и мн.
ч. Однако нек-рые изыки, в т. ч. все языки манде, не имеют именных классов.
Постулат о генетич. единстве К.-к. я. нуждается в строгом доказательстве. В обоснование своей гипотезы Гринберг приводит более пятидесяти лексич. соответствий между нигеро-конголезскими и кордофаискими языками, а также ряд морфологич. соответствий.
Здесь прежде всего выделяются соответствия кордофан. классных показателей l/о нигеро-конголезским li/а, та (та преим. в банту, но также и в др. языках, напр. в зап.-атлантпч. языке гола). Кордофан, показатель для класса жидкостей и иногда для абстрактных понятий д соответствует показателю m ана-логичного нигеро-конголез. класса. Фоие-тич. соответствие кордофанского д нигеро-конголезскому m обнаруживается н в др. случаях; так, кордофан. личные местоимения ед. ч., видимо, следует реконструировать: 1-е л. pi, 2-е л. рэ или ра, 3-е л. до или ди . В нигеро-конго.тсз. языках представлень) соотв. формы с т-, напр. в зап.-атлантич. языке фула: 1-е л. ед. ч. mi, 2-е л. ед. ч. та, 3-е л. ед. ч. (объектное местоимение) то. В банту *шо- является объектным местоимением 3-го л. ед. ч., возможно, эта же форма послужила источником для показателя ед. ч. класса людей в банту *то-, вытеснившего распространенный в др. нигеро-конголез. языках соответствующий ему показатель о-. Соответствие кордофанского д ннгеро-конголезском у m представлено и в нек-рых этимология, сближениях, напр. в корне со значением ‘язык’: кордофанские — талоде lope, зль амира lip, лафофа liar) i и др.; нигероконголезские — бадьяра (зап.-атлантпч.), (pu)leme, йесква (бенуз-конголез.) (и)1е-ша, мбум lima, теме lem, кам (a)lim (ада-мауа-вост.), протобанту *-deme и др.
Имеются также отд. частные соответствия. Так, в кордофаи. языке тагои показатель ед. ч. класса 1/д — уе, у, т. е. вариант без 1, что соответствует широко распространенному в банту классному показателю i- (вместо Н-); эта форма встречается и в др. нигеро-конголез. языках. В кордофан. языках масакии и оторо в классе людей вместо префиксального используется суффиксальный классный показатель в терминах родства и собств. именах: в масакйн -ре, в оторо -да (в оторо этот показатель употребляется также в нек-рых местоимениях). Среди нигеро-конголез. языков в нек-рых именах класса людей в акпафу и класса людей и животных в ликпе (языки подсемьп гур) также вместо префикса употребляется суффиксальный классный показатель -та, причем в ликпе в т. ч. и в терминах родства.
Гринберг отмечает и др. важные соответствия в системе именных классных показателей кордофанских и нигероконголезских языков. Напр., в Кордофан. языке коалнб показатель t- употребляется в качестве префикса ед. ч. класса жидкостей в значении ‘капля чего-либо’. Этому полностью соответствует имеющий то же значение префикс (o)tu-в ньоро и др. языках банту: коа-либ t-au/y-au .— ньоро (o)tu-izi/(a)ma-izi ‘капля воды'Г вода'. В кордофан. языке катла абстрактные существительные образуются от прилагательных с помощью префикса Ъ-, чему точно соответствует префикс bu- в языках банту, встречающийся также и в др. нигеро-конголез. языках. Как в кордофанских,
КОНГО-КОРДОФАН 235
так и в нигеро-конголезских языках имеются билабиальные префиксы или суффиксы, употребляемые в обозначениях крупных животных. Класс людей в кор-дофан. языках имеет показатели к-/1-, отличающиеся от нигеро-конголез. показателей этого класса u/ba. Однако в ни-геро-коиголез. языках можно предположить общий местоименный показатель к- для ед. ч. класса людей. Так, в зап.-атлантич. языке фула местоимение 3-го л. ед. ч.— kanko (кап--общая база
самостоятельных личных местоимений), суффикс -ко встречается также в слове gorko (мн. ч. worbe) ‘человек’ и в агентивных именах. В зап.-атлантич. языках темне и волоф ко — объектное местоимение 3-го л. ед. ч., а также согласоват. показатель ед. ч. класса людей в темне и демонстратив ед. ч. для слова ‘человек’ в волоф. В языках группы ада-мауа-восточная этому соответствует самостоят. личное местоимение 3-го л. ед. ч.: джукун, монгвади ku, амади, барамбу, занде, нзакари ко, в яз. тула к---показатель принадлежности для
ед. ч. имени класса людей.
Гринберг также высказывает предположение о соответствии кордофаи. классного показателя ми. ч. I- местоименным и именным показателям мн. ч. -In. -пи в языках манде.
• Greenberg J.. The languages of Africa, The Hague, 1963. В. Я. Порхомовский. КОННОТАЦИЯ (ср.-лат. connotatio, от connoto — имею дополнительное значение) — эмоциональная, оценочная или стилистическая окраска языковой единицы узуального (закрепленного в системе языка) или окказионального характера. В широком смыс-л е это любой компонент, к-рый дополняет предметно-понятийное (или денотативное), а также грамматич. содержание языковой единицы и придает ей экспрессивную функцию (см. Функции языка) на основе сведений, соотносимых с эмпирич., культурно-ист., мнровоз-зренч. знанием говорящих на данном языке, с эмоциональным или ценностным отношением говорящего к обозначаемому или со стилистич. регистрами, характеризующими условия речи, сферу языковой деятельности, социальные отношения участников речи, ее форму и т. п. В узком смысле это компонент значения, смысла языковой единицы, выступающей во вторичной для нее функции наименования, к-рый дополняет при употреблении в речи ее объективное значение ассоциативно-образным представлением об обозначаемой реалии на основе осознания внутр, формы иаименования, т. е. признаков, соотносимых с буквальным смыслом тропа или фигуры речи, мотивировавших переосмысление данного выражения.
Субъективная речевая природа К. противопоставлена объективному содержанию языковых единиц, ориентированному на когнитивную (познават., гносеология.) функцию языка.
Субъективность К. проявляется в возможности противоположной интерпретации реалии, назваииой одним и тем же словом, напр. «волосенки» — ласкат. или пренебрежит. К. связана со всеми эмо-тивно-прагматическими (см. Прагматика) аспектами текста, создающими его экспрессивную окраску. Все языковые сущности, содержащие К.,— своего рода прагматич. «полуфабрикаты», к-рые при реализации в высказывании придают
236 КОННОТАЦИЯ
ему субъективную модальность. К. способна также выполнять текстообразующую функцию путем оживления образа (внутр, формы) и использования его как средства поверхиостио-синтаксич. согласования элементов текста или путем обыгрывания стилистич. регистра.
В структуре К. ассоциативно-образный компоиент выступает как основание оценочной квалификации и стилистич. маркированности, связывая денотативное и коннотативное содержание языковой единицы. Последнее придает «суммарную» экспрессивную окраску всему выражению, в к-ром может доминировать: образное или звукосимволич. представление («губошлеп», «кровавая заря»); оценочная квалификация — эмоциональ- ная («солнышко»), качественная («бурда»), количественная («носище»); к.-л. из стилистич. регистров (офиц. или торжеств, «воздвигать», прост, «валандаться»), Узуальная К. оформляется суффиксами субъективной оценки, осознаваемой внутр, формой, звукоподражаниями, аллитерацией, экспрессивно окрашенными словами и фразеологизмами. Однако для К. характерна иелокализо-ванность, разлитость по всему тексту, создающая эффект подтекста. К.— языковая универсалия (см. Универсалии), формы проявления к-рой зависят от специфики значимых единиц того или иного языка и от правил их комбинаторики и организации текста.
Существуют многочисл. определения К. как на основе семантич. свойств («соз-начение», «добавочное значение» и т. д.), так и с учетом системных свойств языкового выражения, проявляющихся в синонимии, антонимии, в принадлежности к определ. формам существования языка (литературной, диалектной и т. п.), или с учетом звуковой оболочки выражения.
Понятие К. возникло в схоластич. логике и проникло в яз-знание в 17 в. через грамматику Пор-Рояля (см. Универсальные грамматики) для обозначения свойств (акциденций) в отличие от субстанций. В логике позднее она стала противопоставляться денотации (экстеи-сиоиалу) как сущность понятийная (ин-тенсионал). В лингвистике с кон. 19 в. термином «К.» стали обозначаться все эмотивно окрашенные элементы содержания выражений, соотносимые с прагматич. аспектом речи (О. Эрдман, Л. Блумфилд), Закреплению подобного понимания термина «К.» способствовали психолингвистич .исследования аффективной стороны слов, а также ассоциативные эксперименты, показавшие реальность осознания ассоциативно-образных, оценочных и стилистич. признаков.
• Блумфилд Л., Язык, пер. с англ., М.. 1968; Комлев Н. Г., Компоненты содержат, структуры слова, М., 1969; Гальперин И. Р., Информативность единиц языка, М., 1974; К о л m а и с к и й Г. В., Соотношение субъективных и объективных факторов в языке, М,, 1975; Харченков. К., Разграничение оценочности, образности, экспрессии и эмоциональности в семантике слова, РЯШ, 1976, № 3; Говер-довский В. И., История понятия коннотации, НДВШ, ФН, 1979, № 2; Винокур Т. Г,. Закономерности стилистич. использования языковых единиц, М., 1980; Ульман С., Стилистика и семантика, пер. с англ., в кн.: НЗЛ. в. 9 — Лингвостилистика, М., 1980; Шаховский В. И., Эмо-тивный компонент значения и методы его описания. (Учебное пособие к спецкурсу), Волгоград, 1983; Телия В. Н., Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М., 1986.	В. Н. Телия.
КОНСОНАНТИЗМ (от лат. consonans, род. падеж consonantis — согласный звук) — система согласных в языке, диа-
лекте, говоре или в семье, группе языков. К. может быть описан как в синхронии, так и в диахронии. В зависимости от конкретной задачи описания учитываются разные явления, характеризующие К. При описании конкретного языка в определ. период учитывают кол-во согласных фонем, правила их употребления (зависящие от фоиетич. позиций), фоиетич. реализацию различит, признаков и её вариативность, функциональную нагрузку в речи.
Кол-во согласных фонем в языке по сравнению с кол-вом гласных варьирует в широких пределах: в рус. яз. согласных почти в 6 раз больше, чем гласных, в исп. яз—в 4 раза, в англ. яз.— в 2 раза (по сравнению с кол-вом монофтонгов), во франц, яз.— в 1,25 раза, а в дат. яз.— несколько меньше, чем гласных (20 согласных и 23 гласных). Кол-во согласных определяется тем, какие из их признаков являются релевантными для различения фонем, а какие зависят от фоиетич. положения и тем самым характеризуют лишь аллофонич. изменения. Так, в рус. яз. мягкие согласные являются самостоят. фонемами и, будучи противопоставлены твердым, встречаются в идентичных фонетич. позициях, во фраиц. яз. палатализация согласных характеризует лишь определ. позицию (перед гласным переднего ряда Ц/ и перед среднеязычным сонантом /j/), так что различение значимых единиц благодаря различию твердых (иепалатализов.) и мягких (палатализов.) невозможно.
Релевантные для данной системы согласных признаки образуют оппозиции, а положение конкретного согласного в системе фонем определяется характером этих оппозиций (см. также Корреляция). Так, рус. /Ь/, /d/, являющиеся смычными звонкими твердыми согласными, фонологически наиболее тесно связаны с /р/, Д/, т. е. с соотв. глухими, с к-рыми они вступают в отношения чередования при определ. условиях (когда оказываются на конце слова или перед глухим шумным согласным и т. д.); эта связь сильнее, чем, иапр., связь с соотв. щелевыми /v/, /z/, фонетически более «похожими» на /о/ и /б/, но с к-рыми смычные не находятся в отношениях чередований. Чередования согласных в пределах одной морфемы определяются правилами употребления этих согласных в разл. фонетич. позициях (живыми и историческими звуковыми законами).
Фоиетич. вариативность согласных определяется допустимой в данном языке вариативностью фонетич. коррелятов различит, признаков. Так, противопоставление глухих и звонких согласных в одних языках (напр., в славянских) реализуется как различия в поведении голосовых связок во время артикуляции (при артикуляции звонких голосовые связки работают, при артикуляции глухих — не работают), в других (напр., в ряде герм, языков) — как различия в степени напряженности артикуляции («звонкие» — слабые, «глухие» — сильные). Однако й в слав, языках звонкие являются более слабыми, чем глухие, а в герм, языках вполне возможно участие голосовых связок при артикуляции слабых (ненапряженных) согласных.
Примером фонетич. вариативности фонологич. признака является оппозиция русских твердых и мягких согласных, к-рая реализуется по-разному в зависимости от др. признаков согласных.
Нек-рые признаки согласных фонетически реализуются на сегментах, соседних с согласными (так, в англ. яз. дли-
тельность гласного является наиболее надежным признаком глухости или звонкости согласного, в рус. яз. качество гласного является признаком твердости или мягкости соседнего согласного).
Функциональная нагрузка согласных в речи определяется их ролью в организации звуковой цепи: отношение кол-ва согласных к кол-ву гласных в слове определяется как консонансный коэффициент. Разные языки имеют разл. коэффициенты: в иек-рых герм, языках он близок к 2, в русском равен 1,38, в полинезийских близок к 0,5. С величиной консонансного коэффициента связана информационная нагрузка согласных: если и число согласных в системе фонем, и консонансный коэффициент достаточно велики, информативность согласных тоже велика. Однако большая роль согласных по сравнению с гласными в организации звуковых оболочек значимых единиц (морфем, слов), обнаруживаемая при анализе фонематич. явлений, ослабевает при переходе к фонетич. уровню, т. к. сами согласные на этом уровне реализуются (артикуляционно-акустически и перцептивно) лишь благодаря соседним гласным.
* Трубецкой Н. С.. Основы фонологии, пер. с нем., М., i960; Бондарко Л.В.,Зивдер Л. Р..Ш те р в А.С., Нек-рые статистич. характеристики рус. речи, в кн.: Слух к речь в норме и патологии, в 2, Л., 1977; Зин дер Л. Р., Общая фонетика, М., 1979; Бон ларко Л. В., Фонетич. описание языка и Фонологич. описание речи, Л., 1981. Л. В. Бондарко. КОНСОНАНТНОЕ ПИСЬМО — См. Квазиалфавитное письмо.
КОНТАКТЫ ЯЗЫКОВЫЕ (от лат. соп-tactus — прикосновение) — взаимодействие двух или более языков, оказывающее влияние на структуру и словарь одного или многих из иих. Социальные условия К. я. определяются необходимостью общения между представителями разных этнических и языковых групп, вступающих между собой в интенсивные связи □о хозяйств., полит, и др. причинам. К. я. происходят благодаря постоянно повторяющимся диалогам, постоянному общению между носителями разных языков, при к-рых используются оба языка либо одновременно обоими говорящими, либо порознь каждым из них. Соответственно возможно либо активное владение двумя языками (двуязычие в строгом смысле слова, когда каждый из говорящих может говорить на том и другом языке), либо пассивное понимание чужого языка. По новейшим данным нейролингвистики, К. я. осуществляются внутри каждого из двуязычных говорящих таким образом, что одно полушарие коры головного мозга владеет одним языком (обычно левое, илн доминантное, владеет главным языком общения в данном ареале, напр. амер, вариантом англ, языка в США), тогда как другое полушарие (чаще всего правое) понимает или знает в ограниченной степени второй язык (напр., один из американских индейских в США); по каналам межполушарной связи формы одного из языков, находящихся в К. я., передаются в другое полушарие, где они могут включаться в текст, произносимый на др. языке, или оказывать косвенное влияние на строение этого текста,
Результаты К. я. по-разному сказываются иа разных уровнях языка в зависимости от степени вхождения их элементов в глобальную целостную структуру. Наименее структурированы (интегрированы в пределах словаря в целом) группы спец, терминов для узких
областей использования языка, поэтому они могут быть заимствованы целиком (как итал. музыкальные термины в русский и мн. др. европ. языки в 18 в., голл. термины, относящиеся к мореходству, в рус. яз. Петровской эпохи и т. д.). Относит, свобода отд. слова в пределах части словаря, в к-рую оно входит, облегчает заимствование или семантич. сдвиг (в частности, калькирование — передачу внутр, формы иноязычного слова) под влиянием К. я., в т. ч. и по отношению к употребит, словам обиходной лексики, чаще всего с конкретными (иеграмматикализованными) словарными значениями. Заимствование слов с грамматич. значениями (напр., личного местоимения 3-го л. ед. ч. жен. рода из др.-сканд. из. в др.-английский или послелога типа др.-перс. radiy из др.-иран. яз. в общеславянский, ср. рус. «ради») возможно при тесных К. я. родств. языков. В этих же условиях осуществляется заимствование аффиксов не только со словообразоват. значениями (часто перенимаемыми при массовых лексич. заимствованиях слов, их включающих, ср. рус. -ир-овать в заимствованиях из нем. через польск, и т. п.), но и со значениями грамматическими (в языках балканского языкового союза, австрал. языках нганди и рит-харнгу и т. п.). Поэтому распространенное утверждение о том, что К. я. не могут привести к возникновению «вторичного» (аллогенетич.) родства языков нуждается в той оговорке, что по отношению к родств. языкам К. и. могут существенно увеличить иа более позднем этапе степень их близости.
При сохранении осн. набора морф, выражающих грамматич. значения, сами эти значения и правила комбинации морф могут при наиболее интенсивных К. я. почти полностью заимствоватьси из второго языка, с к-рым осуществляется контакт. Это характерно для креольских языков, сохраняющих морфный набор ром. языков или англ, яз., но передающих посредством этого набора систему грамматич. значений второго языка — зап.-африканского или австронезийского, при К. я. с к-рым образовался данный креольский язык. Каждая из исходных морф при этом претерпевает существ, семантич. сдвиги, ср. belong (из англ, belong ‘принадлежать’) в функции грамматич. показателя принадлежности (в сочетаниях типа think-think belong me ‘мои мысли') в неомеланезийском яз. (язык Папуа — Новой Гвинеи, образовавшийся на основе языка пиджин-ииглиш).
К наиболее распространенным результатам К. я. относится возможность изменения системы фонем одного (или обоих) контактирующих языков. Эти изменения могут касаться либо фонетич. реализации одной или неск. фонем (произношение определ. смычных как глоттали-зованиых в осет. яз. под влиянием фонетич. систем соседних сев.-кавк. языков), либо всей фонологич. системы в целом (в славянских, вост.-ромаиских языках и т. п.). Одновременное совпадение структуры фонологич. системы, части обиходного словаря, нек-рых грамматич. категорий (при возможности их выражения разными средствами в каждом из контактирующих языков) характеризуют языковые союзы, возникающие при К. я. (иапр., балканский языковой союз).
Языки, образующие языковой союз, могут при К. я. функционировать в качестве разных воплощений одной абстрактной языковой системы, самими говорящими воспринимаемой как единое целое, несмотря на различие двух (или бо
лее) способов кодирования этой системы, хотя одному из этих способов может быть отдано предпочтение. В частности, в зоне литовско-польско-белорус. языкового пограничья (на терр. древнего Великого княжества Литовского, где могут отражаться следы К. я., осуществлявшихся в период социального единства всех входивших в него языковых групп) сами говорящие оценивают используемый ими слав. яз. как основной, что соответствует и количеств, соотношению между членами контактирующих языковых групп. Обычно при двуязычии (или многоязычии) этого типа каждый текст существует в двух (или более) языковых воплощениях, в каждое из к-рых могут быть включены фрагменты (более или менее обширные) из параллельно существующего варианта того же текста на др. языке. Образование креольского яз. происходит в том случае, если единая система лексич. и грамматич. значений, возникшая при К. я., начинает кодироваться посредством набора морф, заимствованных преим. из одного языка, но переосмысленных в соответствии с данной системой значений; обычно при этом правила грамматики упрощаются, что делает возможным сравнение с грамматикой детского языка. Особый случай представляет такое двуязычие, при к-ром один из взаимодействующих языков (напр., англ. яэ. в США и Канаде) явно представляет собой осн. систему, на к-рую ориентируются говорящие, изменяющие фонетич., лексич. и др. характеристики вгорого из используемых ими языков под влиянием более престижного первого языка. В этом случае К. я. может в конце концов привести к победе первого языка, в слабой степени меняющегося в ходе этого процесса. Третьим возможным случаем развития языков, связанного с К. я., может быть видоизменение осн. языка общения под влиянием языка более престижного, но ие становящегося основным. Этот случай имеет место при диглоссии —- взаимодействии с языком, обладающим культовым или социальным престижем, но ограниченным в своих функциях (как разные изводы церк.-слав. языка у юж. и вост, славян, араб. яз.— у неарабоязыч-иых мусульм. народов и т. п.); функциональное различение языков при диглоссии отличается от сходных функций двух языков при билингвизме.
В качестве частного случая К. я. можно рассматривать контакты диалектов одного языка и лит. языка, основанного на одном из этих диалектов (или на соединении разнодиалектных характеристик в одном койне — общем наддиалектиом языке). В этом случае в еще большей степени, чем по отношению к родств. языкам (некогда тоже являвшимся диалектами одного языка), возможно заимствование (точнее, взаимопроникновение) всех форм, включая словоизменительные. Поэтому в составе каждого диалекта в условиях К. я. (если диалект не изолирован полностью по особым географическим или социальным причинам) обычно имеется значит, число инодналектных форм; «чистый» диалект без инодиалектных примесей в большинстве случаев — удобная идеализация, ие имеющая конкретной опоры в фактах лингвистич. географии.
* Поливанов Е. Д., За марксистское яз-знание, М., 1931; Жирмунский В. М., Нац. язык п социальные диалекты, Л., 1936; Щ е р б а Л. В.. Избр. работы по яз-знанию п фонетике. Л., 1958;
КОНТАКТЫ 237
Бодуэн де Куртенэ И. А., Избр. труды по общему яз-знанию, т. 1, М., 1963; НЛ, в. 6. Языковые контакты, М., 1972; Вайнрайх У., Языковые контакты, пер. с англ,. К., 1979; Pidginization andcreoliza-tion of languages, Camb., 1971; Silverstein M., Chinook jargon: language contact and the problem of multi-level generative systems, «Language». 1972, v. 48, № 2—3; Pidgins and creoles. Wash., [19741: N a-r о A. J., A study on the origins of pidginization. «Language». 1978, v. 54, № 2: Heath J.. A case of intensive lexical diffusion, A: Arnhem Land. Australia, там же. 1981, v. 57, № 2.	Вяч. Вс. Иванов.
КОНТАМИНАЦИЯ (от лат. contamina-tio — соприкосновение, смешение) — объединение в речевом потоке структурных элементов двух языковых единиц на базе их структурного подобия или тождества, функциональной или семантической близости. В результате происходит «обмен» компонентами таких единиц, напр. в рус. «играет значение» < «играет роль» + «имеет значение», во франц, je me souviens ‘я помню’ < je ше rappele + + il me souvient.
Обычно К. наблюдается в сфере разг, речи и является отступлением от лит. нормы (см. Норма языковая). Одиако в истории конкретного языка, особенно в период становления лит. языка, пока он еще недостаточно кодифицирован, К. может служить источником создания новых языковых единиц (напр., в рус. глаголе «гнать» объединили свои формы в контампниров. парадигме др.-рус. глаголы «гънати» и «гонптн»; как результат К. ст.-слав. «моравпп» и др.-рус. «мурава» возникло «муравей»; рус. «пуля», по-видимому, от польск. kula как результат польск. заимствования и рус. «палить» и «пушка»; «сальность» образовалось вследствие К. франц, sale и рус. «сало»). В основе мн. явлений ложной этимологии лежит К. («гульвар» < «бульвар» и т. п.).
К. наблюдается гл. обр. в сфере фразеологии, ср. «в недалеком прошлом», при нормативных «в недалеком будущем» и «в недавнем прошлом», а также в синтаксисе,где К. обычно связана с т. наз. смещением конструкции, характерным для разг, речи, напр. «Последнее, иа чем я остановлюсь, это на вопросе...» (норма: «это вопрос»). Наблюдается К. и в сфере лексич. валентности, когда смешиваются значения семантически близких слов и границы их сочетаемости, напр. «Поезд идет скоро» при норме «Поезд идет быстро» и «Поезд скоро придет».
Случаи, когда результаты К. приобретают нормативный характер, сравнительно редки в развитых лит. языках: напр., «смириться с чем»— результат смешения предложного управления в сочетаниях «смириться перед чем» и «примириться с чем». К. используется также для образования нормативных композитов, образованных объединением разных частей двух слов: рус. «бестер» < «белуга» + + «стерлядь», нем. Postkarte ‘открытка’ < Postolatt ‘почтовый лист’ + Korres-pondenzkarte ‘письменное извещение’.
Сходный с К. процесс, именуемый интерференцией, происходит при переносе лексико-сиитаксцч. дистрибуции нек-рой единицы родного языка иа в чем-то сходную единицу изучаемого чужого языка.
• Шведова Н. Ю.. Активные процессы в совр. рус. синтаксисе. (Словосочетание), М.. 1966; Г е л ь г а р д т Р. Р., Нар. этимология и культура речи, в его кн.: Избр. статьи. Яз-знание. Фольклористика. Калинин, 1966; Ицкович В. А., Шварц-
238 КОНТАМИНАЦИЯ
копф Б. С., О контаминации и смежных с нею явлениях, в сб.: Памяти академика В. В. Виноградова, [М.], 1971; Розенталь Д. Э., Практич. стилистика рус. языка, 5 изд., М., 1987. Ю. А. Бельчиков. КОНТЁКСТ (от лат. contextus — соединение, связь) — фрагмент текста, включающий избранную для анализа единицу, необходимый и достаточный для определения значения этой единицы, являющегося непротиворечивым по отношению к общему смыслу данного текста. Иначе говоря, К. есть фрагмент текста минус определяемая единица. Понятие «К.» не равнозначно понятию «текст». Так, в тексте «Летайте самолетами Аэрофлота» для слова «летайте» К.— «самолетами Аэрофлота», для слова «самолетами» — «летайте... Аэрофлота», для слова «Аэрофлота» — «летайте самолетами», т. е. число К. в тексте зависит от числа составляющих его единиц, где каждой соответствует свой К.
Различают микроконтекст — мииим. окружение единицы, в к-ром она, включаясь в общий смысл фрагмента, реализует свое значение плюс дополнительное кодирование в виде ассоциаций, коннотаций и т. д., и макроконтекст — окружение исследуемой единицы, позволяющее установить ее функцию в тексте как целом. Напр., выделение ключевых слов текста возможно лишь с привлечением макроконтекста. То же относится к трактовке символов.
Исследование единицы с привлечением микро- и макроконтекста может привести к разл. результатам. Так, при анализе текстов В. Я. Брюсова микроконтекст определяет слово «жизнь» как одно из возможных словарных значений: 1) физиологии, существование человека, 2) совокупность всего пережитого, 3) жизненная сила, энергия. В то же время макроконтекст (совокупность поэтических текстов Брюсова) осуществляет смысловую параллель: жизнь — могила. Т. о., микротекст и макроконтекст различны по своим функциям.
Существует точка зрения, согласно к-рой микрокоитекст и макроконтекст отличаются только своей протяженностью. Под первым понимается предложение (высказывание), под вторым — более протяженный фрагмент, как минимум — сверхфразовое единство. Этот чисто формальный подход неоправдан; иапр., в высказывании «Сильвио продолжал метать» (А. С. Пушкин) значение глагола «метать» становится ясным только с привлечением предшествующего фрагмента, где описывается ситуация игры в карты. Границы микро- и макроконтекста ие могут быть детерминированы заранее; они зависят как от исследуемой единицы, так и от целей исследования. Представление о том, что чем крупнее единица, тем более широкий К. требуется для ее детерминирования, далеко ие всегда соответствует лингвистич. реальности.
Поскольку текст развертываетси линейно, К. подразделяется на л е в ы й и правый; напр., «Рождение царевича праздновали трехдневным торжеством при колокольном звоне и пушечной пальбе. Царь в знак своей радос-т и даровал прощение осужденным на смерть, возвратил из ссылки преступников, роздал богатую милостыню, простил народу долги и недоимки, искупил невольников, заключенных за долги» (Пушкин). В данном случае левый, т. е. предшествующий, К. разъясняет причину радости; правый, т. е. последующий,— следствие. Значение выражения «в знак своей радости» понятно и без К., но стоящая за этим
коикретиая ситуация раскрывается только через К.
К.— необходимое условие коммуникации. Различаются собственно лингвистический и экстра-лингвистический К., т. е. ситуация коммуникации, включающая условия общения, предметный ряд, время и место коммуникации, самих коммуникантов, их отношения друг к другу и т. п. Так, смысл высказывания «Окно открыто?» может трактоваться как просьба закрыть или открыть окно в зависимости от температуры в помещении и на улице, от уличного шума, т. е. от условий протекания общении.
Собственно лингвистический, или вербальный, К. противопоставляется невербальному К., т. е. мимике, жестам, телодвижеииям. Невербальный К. всегда сопровождает вербальный, а иногда его заменяет. Невербальный К. может раскрывать значение языковых единиц. Напр., указывающие жесты раскрывают значение дейктических (см. Дейксис) элементов высказывания.
К. бывает эксплицитный, т. е. явно выраженный как вербальными, так и невербальными средствами, и и м п-л и ц и т н ы й, т. е. явно не выраженный. Имплицитный К. является одиим из видов пресуппозиции: либо это фоновые знания коммуникатов о предшествующей ситуации, либо знание предшествующих текстов. Так, высказывание «К вечеру похолодало» содержит имплицитный левый К.— «Дием было тепло». Высказывание «Петр видел в сыне препятствие настоящее и будущего разрушителя его создании» (Пушкин) предполагает знание предшествующих текстов по истории России.
В зависимости от функций выделяется неск. типов вербального К.: разрешающий, поддерживающий, погашающий, компенсирующий, интенсифицирующий. Под разрешающим понимается К., снимающий полисемию языковой единицы; в этом случае единица трактуется как однозначная: «На вечернем небе показалась яркая звезда» («звезда» — небесное тело). Поддерживающий К. обеспечивает повторяемость значения определ. единицы в тексте; в частности, это относится к употреблению терминов в науч, и науч.-тех-нич. тексте. Погашающий К. создает значение единицы, не совпадающее с ее типичным значением в системе языка (ср. выше пример со словом «жизнь» у Брюсова). Компенсирующий К. способствует адекватному восприятию смысла в условиях невыражен-иости к.-л. элемента, напр. при эллипсисе. Интенсифицирующий К. способствует приращению смысла в процессе восприятия текста, как бы прибавляя новые значения к уже употребленной единице. Так, во мн. произведениях рус. поэзии слово «звезда», вводимое в начале текста в значении ‘небесное тело’, начинает приращивать такие значения, как ‘любовь’, ‘судьба’, ‘предназначение’. К интенсифицирующему К. могут быть отнесены случаи появления т. наз. мерцающего значения, когда в тексте реализуются одновременно неск. значений единицы. Так, в стихотворении Пушкина «Я помню чудное мгновенье...» слово «гений» реализует значения: 1) воплощение идеала душевных свойств человека, высшее проявление чего-либо, 2) божество, дух вдохновеньи. Первое детерминируется микроконтекстом, второе — макроконтекстом. К. является объектом изучения в лингвистике, но одновременно
и инструментом исследования (напр., контекстуальный анализ семантики слова, ситуативио-прагматич. анализ высказывания и т. п.).
• Колшаиский Г. В., Паралингвистика, М., 1974: его же, Контекстная семантика, М., 1980; Хованская 3. И., Лексич. актуализация НДВШ, ФН, 1983, № 1; Slama-Cazacu Т., Langage et contex-te. Je ргоЫёте du langage dans Ta conception de 1'expression et de Г interpretation par des organisations contextuelles, s’Gravenhage, 1961.
И. Г. Topcyeea. КОНТРАСТЙВНАЯ ЛИНГВЙСТИКА (конфронтативная лингвистика, сопоставительная лингвистика) — направление исследований общего языкознания (см. Языкознание), интенсивно развивающееся с 50-х гг. 20 в. Целью К. л. является сопоставит, изучение двух, реже нескольких языков дли выявления их сходств и различий иа всех уровнях языковой структуры. Раниими источниками К. л. можио считать наблюдения над отличиями чужого (иностр.) языка по сравнению с родным, к-рые нашли свое отражение в грамматиках, публиковавшихся в разл. странах (в Зап. Европе особенно активно — начиная с эпохи Возрождения), и работы по типология, сравнению неродств. языков, проводившиеся в связи с задачами типология, (морфологич.) классификации языков (см. Типологическая классификация языков). Эти два нстояника в известной мере ощущаются в К. л. и поныне.
Как правило, К. л. оперирует материалами на синхронном срезе языка (см. Синхрония). В колияеств. отношении работы по разл. уровням изыка распределены неравномерно: больше всего — по контрастивной грамматике (вклюяая словообразование), меньше — по контрастивной фонологии, еще меньше — по контрастивному сравнению лексия. систем. Обособлению К. л. от более широкой области сравиит.-сопоставит. рассмотрения разных языков способствовало проведение спец, конференций, поев, контрастивным исследованиям (первая — в Джорджтауне, США, 1968), а также включение проблематики К. л. в программу междунар. лингвистич. конгрессов (с 1972). Методы, применяемые в контрастивных исследованиях, с одной стороны, тесно связаны с развитием теории в разл. направлениях совр. общего яз-зиания, а с другой — зависят от целей и ориентации той или иной работы контрастивного характера. В работах, направленных иа улучшение методики изучения иностр, языка (Г. Никкель, Р. Филипович), родной язык берется как исходная модель — «язык-эталон» (source language), с к-рой по линии сходства и гл. обр. различий сравнивается изучаемый иностр, язык (target language). Работы подобного рода охватывают обычно всю область грамматики (иногда и фонетики) в целом. Иллюстрацией могут служить многочисл. проекты контрастивных исследований в ряде стран (в Венгрии — венгеро-английские, в Польше — польско-английские и т. д.). Столь же многочисленны монографии и статьи, поев, изучению к.-л. одного языкового явления на материале двух разных языков. Подобные работы тяготеют к типология. исследованиям, и в иих чаще применяются принципы совр. типологии и теории языковых универсалий (см. Универсалии). В 70-х гг. контрастивные исследования в отд. странах (гл. обр. в США, Польше, отчасти в ФРГ) использовали порождающую модель генеративной грамматики Н, Хомского, с возведеиием явлений двух сопоставляе
мых языков к общей «глубинной» структуре; наблюдается, одиако, отход от этой методики и предпочтение того, что можно назвать «структурно-функциональным» подходом к сопоставляемым языкам. Таковы мн. работы, осуществляемые в Венгрии (Л. Дежё и др.).
Началом К. л. принято считать появление в 1957 работы Р. Ладо, однако труды рус. языковедов кон. 19 — иач. 20 вв. содержали не только богатые материалы по сопоставит, изучению языков, но и положения о возможностях применения К. л.— работы А. А. Потебни, Ф. Е. Корша, позже Е. Д. Поливанова (все — с уклоном в типологию), труды В. А. Богородицкого, И. А. Бодуэна де Куртенэ, Л. В. Шербы с изложением теоретич. основ сравнения родного и иностр, языков. Разнообразие языков народов СССР стимулировало разработку проблем К. л. Улучшение преподавания рус. и иностр, языков в нац. школах, создание двуязычных словарей, иек-рые вопросы перевода явились сферами прак-тич. приложения теоретич. достижений контрастивных исследований. Собственно контрастивные работы не всегда четко выделяются среди многочисл. изысканий сопоставит, характера, что часто отражается и на применяемой в иих терминологии. Видимо, в контрастивных исследованиях гл. внимание должно уделяться специфич. чертам сравниваемых языков на основе нек-рого набора общеязыковых явлений.
Советскую К. л. характеризует прежде всего установка иа анализ форм в связи с передаваемым содержанием и оценка функциональной значимости отд. явлений в системе языка. Имеются работы, в к-рых за исходный пункт берется то или иное понятие и соответственно рассматриваются формы его выражения в сравниваемых языках. Подобные исследования часто смешаются в сторону теории универсалий, и не случайно мн. языковеды полагают, что, иесмотри на быстрое развитие К. л., ее место в общей номенклатуре лингвистич. дисциплин еще нуждается в уточнении.
По проблемам К. л. издается междунар. жури. «Съпоставителио езикозна-ние» (Болгария, София, 1976—).
* Гак В. Г., Сравнит, типология франц, и рус. языков, Л.. 1977; Вопросы сопоставит, аспектологии, Л., 1978; Ярцева В. Н.. Контрастивная грамматика. М., 1981; Hammer J. Н., Rice ,F. A., A bibliography of contrastive linguistics, Wash., 1965; L a-do R.t Linguistics across cultures. Applied linguistics for language teachers, Ann Arbor, 1968; Di Pietro R. J., Language structures in contrast, Rowley (Mass.), 1971; Papers in contrastive linguistics, ed. by G. Nickel, Camb., 1971; Sei inker L. and Se-1 inker P. J., An annotated bibliography of U. S. Ph. D. dissertations in contrastive linguistics, Wash., 1971; Studies in English ana Hungarian contrastive linguistics, ed. by L. Dezso and W. Nemser, Bdpst. 1980.
	В. H. Ярцева.
КОНФИКС (от лат. con-—приставка, означающая совместность, и fixus — прикрепленный) — см. Аффикс.
КОПЕНГАГЕНСКИЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ КРУЖОК (Lingvistkredsen i Ко-benhavn, Cercle Linguistique de Copen-hague)— объединение датских лингвистов, включающее нескольких иностранных членов. Основан в 1931 группой копенгагенских лингвистов во главе с Л. Ельмслевом и В. Брёндалем. Руководящий орган — ежегодно избираемое бюро во главе с председателем (со дня основания до 1965 — Ельмслев, в 1934— 1937 — Брёндаль, с 1965 — после смерти Ельмслева — X. К. Сёренсен, Э. Фи
шер-Йёргенсеи, Н. Эге). К К. л. к. принадлежат также X. Педерсен, О. Есперсен, X. Ульдалль, Л. Хаммерих, X. С. Сервисен, К. Тогебю, X. Спанг-Хансен, А. Стендер-Петерсен, П. Дидерихсен, из иностр, членов — Р. О. Якобсон, Э. П. Хэмп и др.
Осн. цель К. л. к.— способствовать исследованиям в области общей и системной лингвистики, ориентировать лат. лингвистов иа проблемы и методы совр. лингвистики, развивать новые направления. Становление и первый этап деятельности К. л. к. совпали с периодом распространения в яз-знании идей структурализма (см. Структурная лингвистика), к-рые К. л. к. стал развивать наиболее активно.
Формирование копенгагенского структурализма проходило под влиянием Э. Сепира, московской фортунатовской школы, женевской школы, пражской лингвистической школы. Свое крайнее проявление копенгагенский структурализм получил в разработанной Ельмслевом и другими концепции глоссема-тики, к-рая в течение мн. лет обсуждалась и рассматривалась как новая лингвистич. теория в конструктивном и в кри-тич. планах; были попытки применения глоссематич. теории к описанию структуры нек-рых конкретных языков (Тогебю, Я. Л. Мей).
Не все члены К. л. к., разделяющие в разной степени структуралистские взгляды, напр. Хаммерих, признали осн. положения глоссематпки. Этих ученых объединяет гл. обр. интерес к исследованиям в области структуры языка и ее отд. уровней, преим. с позиций различных,'более или менее последоват. разновидностей структурализма, уходящего своими истоками в учение Ф. де Соссюра. Представители старшего поколения дат. лингвистов, вошедшие в К. л. к., напр. Педерсен и Есперсен, не признавали себя структуралистами. С 70-х гг. 20 в., когда идеи глоссематпки и структурализма в целом перестали быть в центре внимания мн. языковедов, среди членов К. л. к. начинает проявляться интерес к генеративной лингвистике и др. новым направлениям в науке о языке.
К. л. к. проводит, согласно уставу, пленарные заседания, иа к-рых обсуждаются актуальные проблемы яз-зна-иия. В 1935—46 выпускался ежегодный бюллетень К. л. к. (сведения о заседаниях кружка, составе его членов, публикациях и т. п.); с 1967 публикуется в составе жури. «Acta linguistica Hafnien-sia» (1939—), издаваемого кружком в качестве междунар. органа общелингвис-тич. (структуральных) исследований. Монографии или сборники статей членов К. л. к. публикуются в непериодпч. издании «Travaux du Cercle linguistique de Copenhague» (1944—). Определ. место в публикациях отводится обзорам лингвистич. исследований в зарубежных странах, в т. ч. в СССР.
• Rapport sur 1’activite du Cercle linguistique de Copenhague. 1931 — 1951, Cph., 1951; Bulletin du Cercle linguistique de Copenhague. 1934 — 1941, Cph.. 1935—46.
_	„	. А. С. Мельничук.
КбПТСКИЙ ЯЗЫК — последний этап развития египетского языка, в отличие от него — с алфавитной системой письма (см. Коптское письмо). Сохранился как культовый у коптов (египтян-христиан; ок. 4 млн. чел.). Осн. диалектов 5: саид-ский, ахимимский, субахимский, файюм-ский (южные) и бохайрский (северный);
КОПТСКИЙ 239
имеется ряд субдиалектов и смешанных диалектов.
Для К. я. характерны черты, к-рыми не обладал древнеегипетский язык: отсутствие звонких согласных; редукция безударных гласных; сокращение продуктивных способов словообразования; неизменяемость имен в роде и числе; появление артикля (6 типов), к-рый выполняет, в числе прочих, и функцию показателя рода и числа; замена прилагательных существительными качества; замена прежней системы спряжения аналитич. описат. системой с формализацией спрягаемого смыслового глагола в виде особого конъюгациоииого основания и образованием префиксов, выражающих видовременные, модальные и подчинит, отношения; значит, развитие сложных предлогов; появление сочинит, союзов, увеличение числа и специализация подчинительных; большое развитие придаточных форм и их специализация; обильное заимствование греч. лексики.
Копт, письмо было создано во 2 в. Роль лит. языка играл первоначально саид-ский диалект, поскольку на нем писали зачинатели копт, лит-ры, в т. ч. Шенуте (333—451). В 11—12 вв., когда К. я. вытеснен был из лит-ры арабским и остался лишь языком культовым, роль лит. изыка перешла к бохайрскому (нижне-егип. диалекту), т. к. религ. центрами были Каир и Александрия.
* Еланская А. И., Копт, язык, М., 1964; Ернштедт П. В., Исследования по грамматике копт, языка, М., 1986; Worrell W. Н._ Coptic sojinds, Ann Arbor, 1934; P о 1 о t s k у H. J.. Etudes de syntaxe copte. Le Caire, 1944; Stei ndorff G., Lehrbuch der koptischen Grammatik, Chi., 1951; Mallon A.. Grammaire copte. Bibliographic. chrestomathie et vocabulaire, 4 ed., Beyrouth. 119561; Till W. C., Kop-tische Dialektgrammatik, Miinch., 1961; Nagel P., Der Ursprung des Koptischen. Das Altertum. Bd 13, H. 2, B., 1967; его же, Bibliographic zur russischen und sowjetischen Koptologie. Halle (Saale). 1978; Till W. C., Koptische Grammatik. Lpz., [1970]; V e r-g о t e J., Grammaire copte, t. 1 — 2, Louvain, 1973-83.
Kammerer W., A Coptic bibliography, Ann Arbor, 1950; Crum W. E., A Coptic dictionary, pt 1 — 6, Oxf., 1929—39; W e s-tendorf W.. Koptisches Handworterbuch, Hdlb.. 1965—77; CernJ J., Coptic etymological dictionary. Camb., 1976; Vycichl W.. Dictionnaire etvmologique de la langue copte. Leuven, 1983. А. И. Еланская. КОПТСКОЕ ПИСЬМО— буквенное письмо, созданное во 2 в. переводчиками Библии с греческого языка на древнеегипетский для пропаганды христианства среди египетского населения. Демотич. пись
КОПТСКИЙ АЛФАВИТ
X а	1 1,1	Р г	U) s
В Ь	к к	С S	4 f
г Г	А 1	т t	»>, в h,h
Ad	М m	Y u,w,y	®	h, h
6 е	N п	Ф ph	2 h "
Z Z	2 ks	X kh	X c
н г	О S	S' ps	<F c,kj
6 th	П р	Ц) 0	+ tl
мо, к-рым в то время пользовались египтяне (см. Египетское письмо), не могло быть использовано для этой цели в силу своей сложности и неприспособленности для перевода иноязычного текста. Созда-
240 КОПТСКОЕ

ш
ч b г х О'
3
J-
0—4 а
Коптские дополнительные знаки, взятые из египетского иероглифического письма.
тели К. п. взяли за основу греч. алфавит. Использование последнего ие было новшеством, т. к. попытки писать егип. текст греч. буквами делались и раньше, еще в 3 в. до и. э. В рим. время греч. алфавит использовался для передачи иностр, слов в егип. текстах. В 1—5 вв. греч. буквами с добавлением демотнч. знаков писались магич. тексты (т. наз. старокоптские). Но для ста и да ртного копт, алфавита, такого, каким он просуществовал века и сохранился до наших дней (на нем печатаются копт, книги), был заимствован греч. алфавит с добавлением восьми знаков демотич. пись-
ма, стилизованных под характер греч. алфавита и передававших в осн. те звуки, для обозначения к-рых не было греч. букв.
•	См. лит. при ст. Коптский язык.
А. И. Еланская КОРДОФДНСКИЕ ЯЗЫКЙ — семья в составе макросемьи конго-кордофанских языков. Распространены на В. Судана н в горных р-нах Кордофана.
К. я., по классификации Дж. X. Гринберга, делятся иа 5 групп: 1) коалиб, кан-дерма, хейбан, ларо, оторо, кавама, швай, тиро, моро, фрунгор; 2) тегали, рашдад, тагой, тумале; 3) талоди, лафофа, эли-ри, масакин, таго, лумун, эль-амира; 4) тумтум, тулеши, кейга, кароиди, крон-го, мири, кадугли, кача; 5) катла, тима. К. я. относятся к числу малоизученных афр. языков. Гринберг объединил их в одну семью на основании существенных схождений в основном словарном фонде, а также по ряду морфологич. соответствий, ведущее место среди к-рых принадлежит соответствиям в системе независимых личных местоимений ед. числа, а
также соответствиям в именных согласоват. префиксах (см. Именные классы).
Для фонологич. систем К. я. характерно противопоставление дентальных и альвеолярных рядов согласных, наличие имплозивных (преглоттали-зов.) согласных, противопоставление одноударного и миогоудариого г; в велярном ряду противопоставлены простые и ла-биализов. согласные (в языке катла имеются ла-
био-веляриые kp, gb), богатая система носовых сонорных согласных (в большинстве языков) охватывает ряды: лабиальный, дентальный, альвеолярный, постальвеоляриый- (палатальный), велярный. Носовые согласные, а также г противопоставлены по долготе — краткости.
Для морфологич. системы большинства К. я. характерно наличие согласоват. именных классов, показателями к-рых служат префиксы, как правило парные (для ед. и мн. ч.),— в наиболее полном виде эта система представлена в языках 1-й и 3-й групп, где насчитывается 13 парных согласоват. классов. В языках 4-й группы система именных классов испытала существенные упрощения, в языках 5-й группы она отсутствует (видимо, полностью утрачена) — так же, как в языках тагой и рашдад 2-й группы. Остальные языки 2-й группы сохраняют систему в несколько редуциров. виде по сравнению с языками 1-й и 3-й групп. Глагол в К. я. имеет два или три аспекта (с разл. видовыми и модальными значениями), образуемых с помощью аффиксов или путем изменения гласных в глагольной основе, а также систему времен, образуемых с помощью вспомогат. глаголов или разл. частиц, входящих в состав глагольного комплекса. Личные местоимения употребляются как самостоятельно, так и в качестве субъектных, объектных и притяжат. аффиксов. Как правило, имеются особые ряды самостоят. личных местоимений и разл. местоименных аффиксов. В нек-рых языках (в 1-й, 3-й и 4-й группах) различаются инклюзивные и эксклюзивные местоимения 1-го л. мн. ч., а в языке коалиб имеется местоимение 1-го л. дв. ч. В системе указат. местоимений К. я. противопоставлены три ряда по степени близости —-удаленности от говорящего. В синтаксисе определение следует за определяемым. Порядок в цепи SOV различен в разных языках и даже в одном языке— для разл. видо-временных форм.
•	Tucker A. N., Bryan М.. The Non-Bantu languages of North-Eastern Africa, HAL, pt. 3, L., 1956; их же. Linguistic analyses. The Non-Bantu languages of North-Eastern Africa, L., 1966; Greenberg J., The languages of Africa. The Hague, 1966.
, В. Я. Порхомовский. КОРЁЙСКИЙ ЯЗЫК (чосонмаль, чосо-но — до 1945, позже в КНДР, хаигуго — в Юж. Корее) — изолированный язык, генетические связи к-рого устанавливаются лишь гипотетически. Распространен в КНДР (офиц. язык; число говорящих 18,8 млн. чел., 1982, оценка), Юж. Корее (офиц. язык; 40,47 мли. чел., 1985, перепись), КНР (гл. обр. Яньбянь-Корейский авт. округ, 1,76 млн. чел., 1982, перепись), Японии (ок. 663 тыс. чел., 1978, оценка), США (включая Гавайи; ок. 372 тыс. чел., 1978, оценка), СССР (ок. 389 тыс. чел., 1979, перепись). Общее число говорящих св. 60 млн. чел. Различают 6 диалектов; сев.-восточный, включающий кор. говоры Сев.-Вост. Китая, сев.-западный, центральный, юго-восточный, имеющий ми. общих черт с сев.-восточным, юго-западный и диалект о. Чеджудо, сохраняющий, как и сев. диалекты, ряд архаичных черт. Диал, различия затрагивают гл. обр. лексику и фонетику, в меньшей степени морфологию, причем в 20 в. происходит нивелирование диалектов.
Из разл. гипотез геиетич. родства К. я. наиболее распространена т. наз. алтайская, сторонники к-рой, опираясь на фонетич. соответствия, структурное сходство и этимологич. данные (см. Алтайские языки), либо возводят К. я. (иногда вместе с японским языком) к тун-гусо-маньчж. ветви, либо определяют как особую ветвь, выделившуюся раньше других — ок. 3-го тыс. до н. э.
От архаического периода (до 5 в. и. э.) сохранились лишь фрагментарные записи о близкородств. племенных языках на Корейском п-ове. В 1 в. до н. э.— 7 в.
и. э. сев. племенвые языки йе (в Др. Носове с 8 в. до в. э.) и пуё (с 5 в. до в. э.) развились в язык когуре, юж. языки племенных союзов трех хаи: махай — в язык пэкче, чивхан — в силла и язык пёвхав — в кая (карак). С объединением страны в 7—10 вв. древние языки интегрировались в общий язык народности силла; с перенесением в 10 в. столицы в Соидо (совр. Кэсон), а в 14 в.— в Сеул возросла роль центр, диалекта, легшего в основу ср.-кор. яз., к-рый в кои. 16 в. сменился новокор. яз., а в иач. 20 в. развился в совр. Д. я.
В лит. К. я. обычно выделяют 40 фонем: 19 согласных— взрывные р, р‘, р, t, t‘, t, k, k‘, k, аффикатьп/, tf‘, tj, щелевые s, s, h, сонорные носовые m, n, q, какуминальная одноударная f/1, и 21 гласную, из к-рых 10 монофтонгов — передние i, у, е, и, е, средние ш, э/э, а, задние и, о, 10 восходящих дифтонгов с неслоговыми i и u Ga, Ja, _io, Je, ie; ua, из, ие, ие) и исчезающий («парящий») дифтонг mi, реализуемый часто как |i| и |е|. Особенности консонантизма: деление начально-слоговых шумных, кроме |s|, на 3 ряда (слабые глухие, глухие придыхательные и усиленные глухие, или интенсивы, сопровождаемые напряжением органов артикуляции, напоминающей гортанную смычку); нейтрализация шумных в имплозивные в конце слова и перед глухими и в связи с этим ограиич. употребление согласных в конце слога; невозможность стечения согласных и отсутствие |f|, 1о| в начале слова (в орфоэпии КНДР lf| в этой позиции употребляется с 1966); развитие палатализации губных и задненебных согласных; ассимиляция согласных иа стыке слогов и слов. Система гласных отличается полнотой и симметричностью (с остатками сингармонизма), сильным приступом начальных гласных, стяжением и сокращением их в середине слова. Долгота гласных фонематична факультативно и связана с высотой тоиа. Структура слога V, CV, VC(C), CVC(C). Словесное ударение в одних диалектах музыкально-квантитативное, в других — динамическое разноместное.
К. я.— агглютинирующий язык (имеется тенденция к усилению флективиости) номинативного строя. В морфологич. структуре слова могут присутствовать корень, основа, аффиксы (префиксы только словообразовательные, суффиксы также и словоизменительные), соединит, морфема и флексии (в предикативах). Имеется 5 лексико-грамматич. классов, объединяющих 8 (или 9) частей речи. У имен (существительные, местоимения, числительные) отсутствует категория грамматич. рода. Категория одушев-леииости/неодушевленности перекрещивается с категорией лица/ие-лица. Противоположение единичности и множественности несущественно; в имени отражено единство целого и части. Склонение включает 9 простых (основной, не имеющий показателя и совпадающий с основой или корнем слова, им., обладающий в К. я. специфич. показателями, род., вин., дат’., местный, тв., совместный, звательный) и множество т. наз. составных (2—3 показателя) падежей. Личные местоимения развиты слабо; указательные различаются по степени удаленности от говорящего. Относит, местоимений нет. Числятельные имеют 2 ряда: от 1 до 99 — собственно корейские, образуемые сложением основ, и параллельно им китайские (от 100 и далее — только китайские). Самый развитый к
сложный грамматич. класс слов в К. я. — предикативы, включающие глаголы и предикативные прилагательные. Различают срединные и конечные грамматич. формы предикативов. В систему времен входят настоящее, 2 прошедших и 2 будущих времени. Категория лица в совр, К. я. грамматически почти не выражена. Для предикативов характерна категория личного отношения (т. наз. формы вежливости). Категория залога (действительный, страдательный и побудительный) свойственна не всем глаголам. Видовые и модальные значения передаются авали-тич. формами. Особенностью предикативов является развитие стяженных форм (контрактур). Позиционные формы предикативов (более 50 спрягаемых и неспрягаемых деепричастий, причастия, 3 склоняемых инфинитива) используются как средство синтаксич. связи между предложениями, компенсируя бедность союзов. Неизменяемые застывшие формы прилагательных иногда выделяют в особую часть речи — атрибутивы. В передаче грамматич. значений велика роль служебных слов (послелоги, счетные слова, союзы и союзные слова, слова-уподобителн, вспомогательные и служебные глаголы и прилагательные, модальные имена и частицы).
Порядок слов SOP. Для др.-кор. яз. типично было именное предложение, н совр. К. я. оно обрело предикативный характер. Зависимый член предложения всегда предшествует главному. Развиты аиалнтич. конструкции н сложные периоды.
В лексике имеется неск. слоев: исконно корейские слова, включая богатую ономатопею; ханмунные, или заимствованные из кит. яз., разл. типов; старые заимствования из санскрита, монгольского, чжурчжэиьского и маньчжурского, новые — из рус., англ, и др. европ. языков.
До 1894 письм. лит. языком был в осн. ханмун. С изобретением в 1444 фонетич. письма (см. Корейское письмо) расширились возможности для развития лит. К. я. Совр. лит. язык был кодифицирован лишь в 1933 как «стандартный язык» (пхёджунмаль) с опорным сеульским говором центр, диалекта. В 1966 в КНДР взамен «стандартного языка» введен статус «культурного языка» (мунхвао). Нормой его считается пхеньянский говор. Из-за разделения страны на две части единый процесс нормирования лит. К. я. оказался нарушенным, развиваются по существу две его разновидности.
Кор. эпиграфич. памятники на ханмуне датируются иач. 5 в. Ранние тексты, записанные кит. иероглифами способом йду, сохранились с 9 в.
• Холодович Л. Л., Очерк грамматики кор. языка, М., 1954; Ковцевич Л. Р., Библиография, указатель работ по кор. яз-знавию, в сб.: Вопросы грамматики и истории вост, языков, М.—Л., 1958; М а-зур Ю. Н., Кор. язык, М., 1960; Ким Бейдже, Очерки по диалектологии кор. языка, т. 1—3, Пхеньян, 1959—75 (на кор. яз.); Грамматика кор. языка, т. 1—2, Пхеньян. 1960—61 (на кор. яз.); Лн Суинён, Грамматика ср.-кор. языка, Сеул, 1961 (на кор. яз.); Огура Симпэй, Коно Р о к у р о, История кор. яз-знания, Токио, 1965 (на япои. яз.); Хон Гимун, Ист. грамматика кор. языка, Пхеньян, 1966 (на кор. яз.); Ли Г н м у н, История кор. языка, Сеул, 1974 (на кор. яз.); Хо У н, фонология кор. языка, Сеул, 1982 (на кор. яз.); е г о ж е, Кор. яз-знание вчера и сегодня, Сеул, 1983 (на кор. яз.); Ким Бан-хан, Геиетич. связи кор. языка, Сеул, 1984 (на кор. яз.); Теоретич. грамматика кор. языка, т. 1—4, Пхеньян, 1985—88 (иа кор. яз.); Нам Г и сим, Ко Ё н гы и, Теоретич. грамматика кор. лит. языка, Сеул, 1986 (иа кор. яз,);
Ogura Shitnpei, The outline of the Korean dialects, Tokyo, 1940: Ramstedt G. J., Studies in Korean etymology, pt 1 — 2. Hels., 1949—53; Cho Seungbog, A phonological study of Korean..., Uppsala — Stockh., 1967; Lukoff F., Linguistics in the Republic of Korea, CTL, t. 2, The Ha-?983~~ ** ' The Korean language, Seoul,
Холодович A. A.. Кор.-рус. словарь, 2 изд., M., 1958; Большой кор.-рус. словарь, под ред. Л. Б. Никольского п Цой Ден Ху, т. 1—2, М., 1976; Большой словарь кор. языка, т. 1—6, Сеул. 1947—56 (на кор. яз.); Толковый словарь совр. кор. языка. 2 изд.. Пхеньян, 1981 (на кор. яз.); Ли Хисын, Большой словарь кор. языка, Сеул, 1982 (на кор. яз.).	Л. Р. Концевич.
КОРЕЙСКОЕ ПИСЬМО — фонетическое буквенно-слоговое письмо, применяемое для записи текстов иа корейском языке. В Корее сосуществовало неск. систем письма. С первых веков н. э. до бурж. реформ 1894 осн. офиц. письмом было кнтайское (см. Китайское письмо и Ханмун). Версия о наличии у корейцев собсти. неиероглифич. письма до 15 в. не подтверждены. Попытки приспособить кит. иероглифы для записи кор. агглютинирующего языка привели к созданию с 5—6 вв. разновидностей силлабо-мор-фемного письма иду, но эта сложная и несовершенная система передавала язык корейцев лишь в малой степени. В янв. 1444 по инициативе государя Седжона Великого был изобретен, а с 1446 введен в качестве гос. письма кор. фонетич. алфавит чоным («правильные звуки») из 28 букв. Разработку принципов и структуры алфавита осуществили придворные ученые. Источниками этой науч, системы графики послужило знакомство изобретателей К. п. с алфавитами др. народов (индийскими, тибетским, монгольским квадратным, уйгурским, японским и др. алфавитами), творч. переосмысление применительно к звуковому строю кор. языка кит. теории рифм и натурфилос. учений о пяти первоэлементах, о двух кос-мич. силах Инь-Ян (Тьмы и Света), об «образах и мантическнх числах», стихий-но-иауч. осознание фонемного состава ср.-кор. яз.
Первый памятник — «Хунмин чоным» («Наставление народу о правильном произношении», 1446) — содержит эдикт Седжона Великого о введении кор. алфавита, предисловие к эдикту и обширный комментарий к нему. Из гипотез происхождения К. п. (их было ок. 20) после открытия в 1940 полного текста «Хунмин чоныма» стала популярной символикоартикуляторная концепция, согласно к-рой исходные буквы для согласных как бы символизируют положение органов речи (губная □ — образ рта, гортанная О — образ горла и т. д.), а буквы для гласных — формы трех первоначал мироздания — Неба (круглая »), Земли (плоская, горизонтальная—) н Человека (вертикальная | ). Из-за китаефнльской позиции феод, знати К. п. не заменило кит. письма, продолжая оставаться гл. обр. транскрипционным средством. И хотя иа нем создана лит-ра — комментаторская (к буддийскому канону и конфуцианской классике), художественная (ср.-век. кор. повесть, кор. поэзия в жанрах сиджо, каса н др.), учебная (словари н снллабарии), удельный вес ее невелик по сравнению с лит-рой на ханмуне. В зависимости от среды распространения К. п. называли простым или вульгарным (онмун), женским (ам-кхыль), монашеским (чуигыль) и др. Лишь с подъемом культурно-просвети-
КОРЕЙСКОЕ 241
КОРЕЙСКИЙ АЛФАВИТ В „ХУНМИН ЧОНЫМ"
Начальные (согласные)								Средние (гласные)					
	1		II		III		IV	Основные буквы		Буквосочетания			
1 2 3 4 5 6 7	и к с т н л 7Г ч А с *О ? *д ж	1	CnJ кк М тт М лл чч EmJ сс XX		=1 кх Е тх к лх л чх О X		Ю х Jх □1	О * Ш -ч	(1) (2) (3)	.(») а — ы 1 и — 0 |. а — у •1 i — ЙО |: йа тгйу •| йЯ	(4) (5)	—1* ?а йойа ~1 уХ йуйХ *-| 5й —1 ый J-I ой Ы ай —1 Уй •II Хй ЕМ] йой	(6)	|:| йай №уй :|| йой -Ь-|-| оай -|| уУй йо йай йуйой
Конечные (согласные)							при о ходящем тоне				П С Ы А о		
							при остальных гонах				6 и□а до		
Букоы для китайских зубных				„лереднозубные”				Л Л 7/ А /Л					
				„истинно-зубные"				А	'ч 'Хч					
Тоны		Название				Ровный		Восходящий		Нисходящий		Входящий	
		Обозначение				без точек		1(дво точки)		.(одна точка)		 (одна точка)	
Звездочкой помечены буквы и буквосочетания, не употребляемые в совр. кор. алфавите, цифрой 1 — исходные буквы для согласных, цифрой 2 — конечные согласные, к-рые рекомендовалось не употреблять. В квадратных скобках даны сочетания букв, употреблявшиеся только для передачи звучаний кит. иероглвфов.
Рим. цифрами обозначена классификация согласных по «чистым» и «мутным» звукам, основанная на силе экспирации н напряженности органов артикуляции: I — «полночистые» (глухие непридыхательные), II — «неполночистые» (глухие придыхательные), III — «полномутные» (интенсивные глухне непрндыхательные), IV — «нечистые и немутиые» (звонкие сонорные).
Араб, цифрами обозначены «семь звучаний» по месту артикуляции: 1 —«заднезубные» (заднеязычные смычные), 2 — «язычные» (переднеязычные смычные), 4, 5 — «переднезубные» (передне- и среднеязычные аффрикаты и фрикативные), 6 — «гортанные» (гортанные смычные и фрикативные), 7 — «полузубной» (среднеязычный фрикативный) и «полуязычный» (переднеязычный боковой). Араб, цифрами в скобках указаны ряды основных букв для гласных: (1) — исходные, (2) — производные простые и (3) — производные простые с I (восходящие дифтонги), а также буквосочетания: (4) — из двух букв (восходящие дифтонги и трифтонги), (5) — из одной буквы с j (нисходящие дифтонги и трифтонги), (6) — нз двух букв с I (трифтонги и полифтонги). В рус. графике дана транслитерация кор. букв.
тельского движения в кон. 19 в. оно обрело права гражданства (с этой поры его совр. названия: куимун — «государственное письмо» и хангыль — «великое [-кор.] письмо»),
К. п. фонематично (графема фонема), элементарно (для каждой фонемы — отд. графема или сочетание графем), системно (образование графем от исходных и их сочетаемость). Осн. графич. элементы — черта (вертикальная и горизонтальная), точка (изменившаяся в короткую черту) и окружность. Буквы не следуют одна за другой, а группируются по ярусам, в зависимости от направления гласной буквы, в слоги, похожие на лигатуры в располагаемые в пределах воображаемых квадратов равной величины, как иероглифы в кит. письме. При отсутствии начальной согласной слог открывается «немой» буквой О, к-рая в
242 КОРЕНЬ
конце слога передает заднеязычный носовой. При гласных вертикальной оси согласная буква пишется слева, при гласных горизонтальной осн — сверху. Конечная согласная нли их сочетанне приписываются снизу под гласными, образуя «подслог». Со 2-й пол. 15 в. получил распространение способ смешанного письма, при к-ром знаменательные слова в основном пишутся иероглифами, а служебные слова и грамматич. показатели — кор. буквами. С 1949 в КНДР стали употреблять чисто К. п.; в Юж. Корее продолжает использоваться в основном смешанное письмо.
В совр. кор. алфавите 40 графем (порядок их отличается в КНДР и Юж. Корее), из них 24 простые, сохранившиеся с нек-рыми изменениями от 28 букв 15 в. Осн. принцип орфографии совр. кор. яз. (после реформы 1933) — этимолого-морфологический; в Юж. Корее с 1989 — тенденция к фоиетич. написанию. Орфография. нормы в КНДР в Юж. Корее
различны. По реформам орфографии 1966, в КНДР принято не пословное, а слитное написание компонентов, выражающих одно понятие. Попытки латинизации К. п. не привились.
* Концев ич Л. Р., Из истории лингвистич. учений на Востоке, «Народы Азии и Африки», 1975, >6 4; Хуимин чоным («Наставление народу о правильном произношении»). Исследование, пер. с ханмуна, примечания и приложения Л. Р. Концевича, М., 1979; Чхве Хёнбэ, Исследование кор. письма, Кёнсон, 1942 (на кор. яз.); Хон Г и м у н. История развития кор. письма, т. 1—2, Сеул. 1946 (на кор. яз.); Ким Юн-гё н, История изучения кор. письма и языка, Сеул, 1954 (на кор. яз.); Ким Минсу, Комментиров. изд. «Хунмии чоным», Сеул, 1957 (на кор. яз.); Пак Чихон, «Хунмин чоным». Исследование н пер. с комментариями, Сеул, 1984 (на кор. яз.); Кан Синхаи, Исследование «Хунмин чоныма», Сеул, 1987 (на кор. яз.); Gale J. S., The Korean alphabet, «Transactions of the Korean Branch of the Royal Asiatic Society», Seoul, 1912, v. 4, pt 1.	Л. P. Концевич.
КОРЕНЬ — носитель вещественного, лексического значения слова, центральная его часть, остающаяся неизменной в процессах морфологической деривации-, выражает идею тождества слова самому себе; коррелирует с понятием лексемы; простая, или непроизводная основа слова, остающаяся после устранения всех словообразоват. и/или словонзменнт. элементов. К. противопоставлен как всем служебным морфемам, так и основе, отличающейся от него в формальном отношении наличием основообразующего элемента, или темы, и в содержат, отношении передачей значения определ. части речи; во мн. традиц. грамматиках К. от основы не отличался, и это позволяло Ф. Ф. Фортунатову противопоставлять в слове не К. и флексии, а основную и формальную принадлежности слова.
Несмотря на то что тип языка задает возможность варьирования К. как в семантическом (многозначность), так и в формальном отношении (ср. чередования в корневых морфемах в славянских, германских и др. языках), К. составляют обычно неизменяемую часть серии словоформ и производных, входят в обширные н легко увеличивающиеся ряды, образуя нередко «вершину» морфологич. парадигмы и/или словообразоват. гнезда. К. (вепроизводный) нередко совпадает с основой слова.
Во мн. языках мира строение К. характеризуется специфич. фонологич. составом, а К. разных частей речи противопоставляются по набору фонем; ср., напр., учение Е. Куриловича, Э. Бенвениста и Э. А. Макаева о структуре индоевроп. К. и правилах его преобразования в рядах аблаута, наблюдения Н. С. Трубецкого о местоименных корнях, противопоставление именных и глагольных К. в языках Африки (Н. В. Охотнна, В. А. Виноградов). Со структурной точки зрения К. могут выступать либо как свободные (когда они встречаются в языке иа правах автономного слова без сопровождающих их аффиксов), либо как связанные (когда они известны лишь в сочетании с аффиксами); частный случай свободного К.— его употребление с нулевой морфемой (ср. рус. «стол», нем. Baum ’дерево’, англ, kill ’убивать’ и т. п.). К. могут быть выражены разными типами морфем, в т. ч. «разрывными» (см. Семитские языки); они противопоставлены аффиксальным морфемам языка, в отличие от к-рых встречаются в качестве как первых, так в вторых компонентов сложного слова. Этимология. К. (см. Этимон) — форма в значевие слова, мыслимые как
СОВРЕМЕННЫЙ КОРЕЙСКИЙ АЛФАВИТ
Согл а с н ы е			Гласные		
Буквы	Фонетическое значоние		Буквы	Фонетическое значение	
	МФА	РПТ		МФА	РПТ
Простые	к п t тЛ т Р с ‘S’ к‘ V Г h к t s tS ошие из алфавит г°в:	-К н т,-д-,-г -р«,ЛЬ м П,-б-гП С,-Т /,-н[нъ] 4,-дж-т чх,-т кх,-К ГХ.-Г ПХ.-П X КК тт пп сс чч а-15в.: О А' „человек",	[JJ-j-l	Простыв	а 1а 9 is О jo .‘U hi Ш 1 е Ле е де 0 и иа А U9 А ие ие Л о 1) И,, «в рф] Фа	а я о Й В[йО 0 8 У ю ы и 3 ЙЯ э-,-8 йе,-в ве ВИ ЫЙ-.-И ва во [6?] вэ во *, ур ». ан".
1 Е н п У О т; л =1 5L ’о’ Сложные 71 ГЕ на ЛА ЛА Буквы, .выла Примеры сл			ь я-тг т Сложные Я я 41 -т4 Я Я ifl ж, б-’ll „учбба“		
исходные (ср. «кол» в значения ’круг’ в словах «колесо», «около»).
• См. лит. при ст. Морфема.
Е. С. Кубрякова, Ю. Г. Панкрац. КОРЕФЕРЁНТНОСТЬ (от лат. со------
приставка, означающая совместность, и референт') (референциальное тождество)— отношение между компонентами высказывания (обычно именными группами), к-рые обозначают один и тот же внеязы-ковой объект или ситуацию, т. е. имеют один и тот же референт. К. часто является одним из видов анафорического отношения, выражаемого местоимениями и местоименными словами (напр., во фразе «Письмо Татьяны предо мною, его я свято берегу» местоим. «его» кореферентно именной группе «письмо Татьяны») или значением определенности в составе одного из кореферентных выражений (напр., «Она вышивала воротник мужской сорочки. Работа была срочная»; см. Определенности — неопределенности категория). Коре-фереитны могут быть н слова, ие связанные анафорич. отношением, напр. «свою» и «его» во фразе «Он признал
свою ошибку, н его простили». Отношение тождества референтов, выраженное с помощью спец, предиката тождества (напр.: «Утренняя звезда — это Венера»), обычно ие считается К.
При семантич. переносах возможна К. между именными группами, к-рые обозначают разные объекты, лишь метонимически связанные друг с другом; напр., во фразе «Этот господин заставил публику читать себя» выделенные части кореферентны, хотя «себя» обозначает ие «этого господина», а «сочинения этого господина».
К. следует отличать от лексич. и семантич. повтора, иапр.: «Приутих-л о море синее, приутихли реки быстрые»; во фразе «Ворон хворо-н у летит» две лексически тождественные именные группы «ворон» и «ворону» не кореферентны.
К. возможна между именными группами, ие обозначающими определенных, т. е. индивидуализированных, объектов, напр.: «У разных лексем возможности подчинения себе других слов различны». К. невозможна, однако,
между выражениями с существенно разл. типом референции (см. Референция). Так, во фразе «Иван врач, но он не педиатр» местоимение «он» кореферентно имени «Иван», тоже обозначающему конкретный объект, но не слову «врач», выражающему свойство.
Понятие К. используется для описания семантики местоимений. Так, возвратные местоимения всегда выражают К., а личные н относительные могут выражать ие К., а концептуальное тождество («У тебя дети в школе, а у меня они в детский сад ходят») или частичную равносильность («Завязался бесконечный спор, которых я не выношу»). К. лежит в основе связности текста; напр., связь фраз «Ограблен крупный банк. Грабителям удалось скрыться» создается за счет К. слова «грабителям» с подразумеваемым субъектом глагола «ограблен».
* Падучева Е. В., Высказывание и его соотнесенность с действительностью, М., 1985; Dik S. С., Referential indentity, «Lingua». 1968, v. 21- Bosch P., Agreement and anaphora. A study of the role of pronouns in syntax and discourse, L., 1983.
,	„	E. В. Падучева.
КбРНСКИЙ ЯЗЫК — один из кельтских языков, вымерший язык кельтского населения п-ова Корнуолл (Великобритания). К. я. часто, но неоправданно называют корнуэльским яз. Разделение бриттской ветви кельт, языков, к к-рой принадлежит К. я., началось в 5—6 вв., но вплоть до 17 в. сохранялась возможность относит, взаимопонимания его носителей- с бретонцами.
Оси. отличит, черты К. я.: переход интервокального н конечного -t > -s, а позже в разного рода спиранты и аффрикаты; с 16 в. развитие носовых геминат пп > dn, mm > bm; в морфологии — развитие аналитич. спряжения на основе вспомогат. глаголов «быть» и «делать». В лексике много лат. заимствований, а также английских и в меньшей степени французских. В истории К. я. выделяются древний (8—12 вв.; известны только имена собственные, отд. глоссы и краткий латиио-корн. словарь), средний (13— 16 вв.; представлен иеск. переводными и подражательными драмами-мистериями) и новый (17—18 вв.; сохранились переводные произведения, письма, неск. фольклорных текстов) периоды.
Письменность на основе латиницы; орфография находилась сначала под сильным англо-саксои. влиянием, позднее — англо-нормандским и английским; пестрота н неупорядоченность письм. традиции затрудняют изучение фонетич. системы и затемняют ее эволюцию. После того как в кон. 18 в. (возможно, в нач. 19 в.) вымерли последние носители К. я., предпринимались попытки искусственно его возродить (об-ва, ставящие перед собой эту цель, объединяют неск. тыс. человек).
• Jenner Н. A., Handbook of the Cornish language, L., 1904; Ellis P. B., The Cornish language and its literature. L., 1974.
Williams R.. Lexicon Cornu-Britan-nicum, Llandovery, 1862—65; Loth J., Remarques et corrections au lexicon Cornu-Bri-tannicum de.Williams, P., 1902; N a n ce R. M., New Cornish-English dictionary, St.Ives, 1938.	Л. А. Королев.
КОРРЕЛЯЦИЯ (от позднелат. correla-tio — соотношение) — взаимное соответствие, взаимосвязь и обусловленность языковых элементов. Будучи построенной на основании отношений тождества и различия материальных либо функцио-
КОРРЕЛЯЦИЯ 243
16*
нальных свойств элементов структуры языка, К. является осн. способом их интеграции в систему, важнейшим системообразующим фактором.
Понятие «К.» ввели фонологи Н. С. Трубецкой, А. Мартине, Р. О. Якобсон н др. Теория К. наиболее детально разработана в фонологии. Ф о-1гологическая К.— система фонология. оппозиций, связанных общим дифференциальным признаком, наз. коррелятивным. Так, в совр. рус. лит. языке 15 коррелятивных пар согласных фонем образуют К. с общим коррелятивным признаком мягкости (т:т’) = (с:с’) и т. д. Согласный j стоит вне отношений по твердости — мягкости, «ж», «ш», «ц» примыкают к немаркиров. коррелятивному ряду, объединяющему твердые согласные «б», «п» и т. д., а «ч» — к маркированному: б’, п’ и т. д. На реляционном (абстрактном) уровне внепарные фонемы не являются ни твердыми, ии мягкими, т. к. не имеют соотв. коррелятивной пары. Признак мягкости этих фонем является интегральным, потенциально дифференциальным.
К. могут быть нейтрализуемыми и не нейтрализуемыми. Нейтрализация усиливает связь между коррелятами: в позиции нейтрализации чаще выступает немаркиров. коррелят. Участие всех членов К. в нейтрализации принципиально одинаково, хотя возможны и исключения. Так, рус. оппозиция в:ф в нейтрализации ведет себя иначе, чем все др. коррелятивные оппозиции по глухости, ср. <[зв]он», <[св]ой», ио только «[зб]ор», <[сп]ор». Любая фонема, как правило, образует не одну, а неск. оппозиции, относящихся к разным К., связывая последние в пучок, целостный блок фонология, системы. Чем большее число оппозиций и К. образует данная фонема, тем она сильнее включена в систему. Фонемы, включенные в К. и пучки, образуют центр, а слабо включенные — периферию фонологии. системы. Напр., в центре рус. системы консонантизма 8 согласных, включенных в К. по мягкости: (т:т’) — (с:с’) и т. д., по звонкости: (т:д) = (з:с) и т. д., по взрывности: (т:с) = (д:э) и т. д., а на периферии — «ч», «ш>, «г» и др. В диахрония. фонологии понятие «К.» является фундаментальным. Через К. осуществляется т. наз. «давление системы», тенденция к симметрии. К. обусловливает аллофонное варьирование, фонологиза-цию аллофонов вплоть до изменения физич. субстанции фонем. Напр., в рус. яз. К. по глухости обусловила переход губно-губиого «в» в губно-зубной в связи с формированием новой оппозиции в:ф.
Распространение теории фонология. К. на др. уровни языка (структура рус. глагола, падежная система и др.) было предпринято Якобсоном. Элементы теории К. содержались в учении о морфологии Ф. Ф. Фортунатова, А. А. Шахматова, Н. Н. Дурново и др., термин «К.» употреблялся для обозначения соотносит. рядов слов. Теория К. успешно развивается применительно ко всем уровням языка. Установлены отличия грамматической (морфологич., синтаксич., словообразоват.) и лексической К. от фонологической. Они заключаются в строгой необходимости учитывать К. единиц плана выражения и плана содержания (семантические К.). Коррелятивный анализ успешно применяется в диахрония, морфологии.
244 КОРЯКСКИЙ
• Трубецкой Н. С., Основы фонологии, М., 1960; Журавлев В. К., Введение в диахроническую морфологию, «Балканско езикознание», 1976, т. 19, № 2; е г о ж е. Диахроническая Фонология, М., 1986; Якобсон Р. О., О структуре рус. глагола, пер. с нем., и его кн.: Изор. работы, М.. 1985; Prieto L., Structure oppositionelle et structure s4miotique. Cahiers V. Pareto, Gen., 1976; Viel M., La notion de «marque» chez Trubetzkoy et Jakobson: Un episode de 1’histoire de Ja pensee structurale, Lille—P., 1984. _	„	, В. К. Журавлев.
КОРЯКСКИЙ ЯЗЫК (устар. — нымы-ланский язык) — один из чукотско-камчатских языков (чукотско-корякская ветвь). Распространен в Коряк, авт. окр. РСФСР. Число говорящих 5,4 тыс. чел. (1979, перепись). В К. я. выделяются чавчувеиский, апукинский, каменский, ,пареиский и итканский диалекты.
Характерные черты фонетики: сингармонизм гласных, отсутствие вибранта /р/, наличие поствелярного фрикативного h (наряду со смычным 7, выполняющим служебную функцию), специфич. ассимиляция йй > чч, дистактная ассимиляция зубных согласных по палатали-эованности, приращение добавочного слога после односложных основ (ср. коряк, ваккы 'быть' — чукот. вак); в коряк. 7й/ совпали прафоиемы *д, *р и *й; для слоговой структуры характерны слоги вида СГ и СГС. Особенность морфологии — наличие особого показателя наст, времени ку — ц, В К. я. хорошо развит слой лексики, относящийся к оленеводству.
Письменность, созданная в 1931 на основе лат. графики, в 1936 переведена на рус. графику.В основу лит. языка положен чавчувен. диалект.
* Стебницкий С.Н., Осн. фонетич. различия диалектов нымыланского (коряк.) языка, в кн.: Памяти В. Г. Богораза, М.—Л., 1937; Ж у к о в а А. Н., Грамматика коряк, языка, Л., 1972.
Молл Т. А., Коряк.-рус. словарь, Л., 1960; Жукова А. Н., Рус.-коряк, словарь, М., 1967.	И. А. Муравьева,
КОСА (кхоса) — один из банту языков. Относится к подгруппе нгуии зоны S (классификация М. Гасри). Распространен в вост, р-иах Капской пров. ЮАР. Число говорящих св, 6 млн. чел. К. имеет диалекты гцалека, нзламбе, нгаика, тхембу, бомвана, мпондомсе, мпонде, кесибе, нз к-рых два последних обладают значит, отличиями от других.
Фонетич. система обладает семичлев-ным вокализмом за счет противопоставления по признаку открытостн/закрытос-ти гласных е/е, э/о. Осн. особенность консонантизма — наличие щелкающих звуков (субстрат койсанских языков), представленных тремя оси. фонемами (дентальный с; палатоальвеслярный q; латеральный х) с иазализон., аспириров., озвонченными, оэвоичевно-назал изов., назад нзованио-аспириров. вариантами. Развиты фузионные процессы на стыке морфем: назализация, палатализация согласных, элизия, слияние и ассимиляция гласных. Сиигармонвзм отсутствует.
Классная система включает 15 классов, показатели к-рых, префиксы, имеют обязательный начальный гласный: VC (I кл. urn-); V (1а кл. u-); W (X кл. и); VCV (IV кл. itni-). Отсутствуют диминутивные и аугментатнвные классы, соотв. категории образуются при помощи деривативных суффиксов -ana, -ozana, -kazi. Отсутствуют локативные классы, пространств. отношения передаются весогла-сующимся конфиксом е-... -ini и префиксом ku- для 1а/Па кл., к-рые не меняют согласоват. модель существительных. Развиты копулятивные и релятивные формы всех частей речи. Широко представлены ндеофовы.
Лит. К. базируется на диалектах гцалека, нзламбе и нгаика. На нем издаются с кон. 19 в. газеты, осуществляется преподавание в начальной школе, ведется радиовещание. Худож. лит-ра развивается с иач. 20 в. Письменность на основе лат. алфавита. В 1931 была регламентирована орфография К., введены дополнит. обозначения для нек-рых звуков. • McLaren J., A Xhosa grammar, L.-N. Y.. [1939]; D о k e С. M., The Southern Bantu languages, L., 1954; L о u w J. A., J u b a s e J. B., Handbook van Xhosa, Johannesburg, 1963.
McLaren J.. A concise Xhosa — English dictionary, L. —N. Y., [1955].
H. В. Охотина.
КОСВЕННАЯ РЕЧЬ (лат. oratio obli-qua) — одна из форм передачи чужой речи, синтаксически организованая в виде сложноподчиненного предложения (см. Сложное предложение).
Конструктивно К. р. членится на «слова автора», к-рые оформляются как главное предложение, и воспроизводимое высказывание, заключенное в рамки придаточного предложения. В целом представляет собой речь в речи, или сообщение о сообщении. Внутренне дифференцируется на К. р. в собств. смысле («Он сказал, что е: о подождут»), косвенный вопрос («Он спросил, подождут ли его») и косвенное побуждение («Он попросил, чтобы его подождали»). В лит. языке конструкция К. р. ориентирует лишь на передачу предметного содержания первичного сообщения в отвлечении от индивидуальных особенностей выражения, к-рые или устраняются, или переводятся в план содержания. В рус. яз. собственно синтаксич. свойства К. р. обнаруживаются в организации ее субъектно-объектного и модального планов, к-рые определяются точкой зрения говорящего, а не того, кому принадлежит первичное высказывание. В др. языках к этим признакам могут присоединяться закономерные сдвиги в употреблении глагольных времен (consecutio temporum), регулярные замены одних форм другими (напр., замена наст. вр. глагола сослагат. наклонением в нем. яз.). В разг, речи требования, предъявляемые конструкцией К. р. к организации чужого высказывания, нередко бывают ослабленными; в результате по своим синтактико-стилистич. свойствам К. р. не всегда противостоит прямой речи.	И. Н. Кручинина.
КОТЙКО ЯЗЫКЙ — подгруппа чадских языков (центральночадская группа). Распространены к Ю. от оз. Чад, в междуречье Логоне и Шари, а также на побережье и островах оз. Чад, на терр. Камеруна и Республики Чад. Число говорящих ок. 200 тыс. чел.
К. я. включают близкородств. языки и диалекты будума (йедииа), логоне, ма-карн, гуль фей, афаде, кусерп, шое и др., а также вымершие на рубеже 19 и 20 вв. клесем и нгала (их носители перешли на канури). Есть предположение, что иа одном из К. я. говорил известный по ист. хроникам народ сао.
Специфич. особенности К. я.— сохранение ряда архаичных общечад. черт, утраченных мн. центр.-чад. языками, но известных в зап.-чад. языках, напр. категории грамматич. рода. В языке логоне имеется сходная с хауса система грамматически значимых и позиционных (в зависимости от наличия объекта) изменений конечного гласного глагольной основы. Наряду с этим отмечены следующие, характерные прежде всего для цеитр.-чад. языков, черты: противопоставление инклюзивных и эксклюзивных личных местоимений 1-го л. ми. ч., наличие системы
«расширенных» глагольных основ, значит, упрощения в области консонантизма и наряду с этим сохранение латеральных сибилянтов в нек-рых языках (логоне, гульфей). К. я. испытали значит, влияние языка канури. Наряду с хауса и музгу К. я. относятся к числу языков, сравнительно райо ставших объектом науч, изучения. В течение длит, времени все чад. языки именовались группой хау-са-котоко. Языки бесписьменные.
• Lukas J., Die Logone-Sprache in zentralen Sudan, Lpz., 1936; его же, Zen-tralsudanische Studien, Hamb., 1937; его ж e, Die Sprache der Buduma in zentralen Sudan, Lpz., 1939; Solken H., Seetzens Affadeh, B., 1967; Westermann D., Bryan M., Languages of West Africa, Folkestone — L-. 1970. В. Я. Порхомовский. КОХИ СТАН Й — общее название языков и диалектов, входящих в восточную подгруппу дардских языков. Распространены в горном регионе Сев. Индостана. В разных источниках термином «К.» называют; 1) группу языков и диалектов горных областей в р-нах рр. Панджко-ра, Сват, Инд; осн. языки — башкарик (гарви), торвали, майян; 2) язык майян, распространенный в горах по р. Инд (термин «майян» употребляется носителями языка, термин «К.»— окружающим населением); 3) один из распространенных здесь же диалектов языка шина, не входящего в группу кохистаии. Общая оценка этнографами (введшими этот термин как обобщающий) кол-ва кохистанцев (включая носителей шина) — св. 200 тыс. чел.
Осн. черты языков К. (исключая шина) следующие. В фонетике: четырехчленная корреляция аспирации согласных (типа t—t*—d—d*), корреляция церебральное™ смычных, щелевых и аффрикат; в башкарик — тоновые оппозиции. В морфологии; отсутствие категории лица в большинстве финитных форм глагола (включая связку) при наличии числа и рода. Эргативное построение предложений с перех. глаголами в прош. временах. Языки бесписьменные.
• Эдельман Д. И., Дард. языки. М., 1965: Linguistic survey of India, ed. by G. A. Grierson, v. 8, pt 2, Calcutta, 1919; Grierson G. A., Torwali, an account of a Dardic language of the Swat Kohistan, L., 1929; В ujl d r u s s G., Kanyawali. Proben eines Maiya-Dialektes aus Tangir(Hindukusch), Munch,, 1959.	Д. И. Эделылан.
КРЕОЛЬСКИЕ ЯЗЫКЙ — языки, сформировавшиеся на основе пиджинов и ставшие родными (первыми) для определенного коллектива их носителей.
Процесс формирования пиджина (пид-жинизация) протекает в условиях ситуативно огранич. контактов носителей языка-источника с носителями другого или других не схожих с ним языков. Пнджин может стать родным языком к.-л. этноса, расширяя при этом свои коммуникативные функции и усложняя структуру, превращаясь в «нормальный» язык. Процесс превращения пиджина в К. я. называется креолизацией. К. я. являются родными для след, поколений соотв. этноса. Генетич. родство пиджинов и К. я. с языками-источниками сохраняется, но резко нарушается эволюционный процесс в ходе их формирования.
К. я. распространены в Африке, Азии, Америке н Океании (25—30 млн. говорящих). К К. я., сформировавшимся иа базе англоязычных пиджинов, относятся: джагватаак (Ямайка), сраиан-тонго (Суринам), сарамакка и джука (Суринам), гайанский К. я. (Гайана), крио (Сьерра-Леоне, Гамбия и Экваториальная Гви
нея), ток-писин (Папуа — Н. Гвинея), К. я. Соломоновых о-вов, о-вов Тринидад и Тобаго и др. К. я. на основе фраиц. яз.: гаитянский (Гаити), маврикийский (Маврикий), сейшельский (Сейшельские о-ва), К. я. о-вов Гваделупа, Мартиника, Гренада н др. К. я. иа исп. основе: папьяменто (о-ва Аруба, Бонайре и Кюрасао), замбоангеньо, кавитеиьо, тернатеиьо (иа Филиппинах) и др. К. я. иа португ. основе: К. я. Гвинеи-Бнсау и Кабо-Верде, сенегальский К. я. и др. В Африке н Океании существуют языки, имеющие частично сходные структурные свойства с К. я., ио сформировавшиеся в результате взаимодействия между автохтонными языками, без пиджинизации. К ним относятся: санго (ЦАР), китуба (Заир, исходный язык — киконго), хири-моту (Папуа— Н. Гвинея, язык-источник — моту) и др. Подобные языки называют
Глиняная таблица с надписью критским слоговым письмом.
креолизованными или койне-зированнымн (см. Койне).
Фонологич. система К. я. формируется, как правило, в результате упрощения фонологич. системы яэыка-нсточиика. Иногда в нее может быть добавлено небольшое число фонем (обычно 2—3), не имеющихся в языке-источнике.
Грамматич. строй большинства описанных к настоящему времени К. я. характеризуется отсутствием словоизменит. парадигматики. Грамматич. отношения выражаются посредством фиксиров. порядка слов, служебными словами и виутрифра-зовыми паузами. Большинство слов корневые одноморфемные, семантика корня сама по себе не определяет синтаксич. валентность слова. Во всех пиджинах
и в подавляющем большинстве К. я. ок. 90% словарного состава сформировано на лексическом материале яэыка-источ-
ника.
Наиболее продуктивными моделями словообразования являются двухкомпонентное словосложение, редупликация, а в нек-рых К. я. также и деривация. К. я. обладают общими типология, свойствами вследствие единого процесса формирования, но не существует типологических свойств, характерных только для К. я.
В лингвистич. лит-ре К. я. иногда характеризуются как «смешанные», т. е. представляющие комбинацию словаря одного языка с грамматикой другого. Как показано выше, подобная характеристика К. я. представляется неправомерной.
К. я. относятся к бесписьменным или младописьменным (письменность на основе лат. графики с добавлением знаков из междунар. фонетич. транскрипции). На нек-рых К. я. (ток-писин, сранан-тои-го и др.) имеется значит, кол-во публикаций.
Изучение К. я. и пиджинов началось с кон. 19 в. В 1959 и 1968 в уи-те Вест-Индии на Ямайке состоялись междунар. лингвистич. конференции по креольским языкам и пиджинам.
* Дьячков М. В., Креольские языки, М., 1987; Schuchardt, Н., Kreoliscbe Studien, 1—VI, Sitzungsberichte der philo-
sophisch-historischen Classe der Akademie der Wissenschaften, Bd 101—05. W.. 1882— 1883; Proceedings of the Conference on Creole language studies, ed. by R. B. Le Page. L.. 1961; Hall R. A., Jr.. Pidgin and Creole, languages. Ithaca (N. Y.), [19661: Pidginization and creolization of languages, ed. by D. Hymes, Camb., 1971 (Proceedings of a Conference held at the University of the West Indies, Mona, Jamaica, April, 1968): Pidgin and Creole linguistics, Bloomington — L., 1977; Substrata versus universals in Creole genesis, ed. by P. Muysken. Amst.— Phil., 1986; Byrne F., Grammatical relations in a Radical Creole, Amst., 1987.
M. В. Дьячков. КРЙТО-МНКЁНСКОЕ ПИСЬМО — см. Критское письмо.
КРЙТСКОЕ ПИСЬМО (крито-микен-ское письмо) — система письменности эпохи бронзы, обнаруженная на о. Крит и в материковой Греции. Свидетельствует о крито-микен. культуре, предшествовавшей классич. культуре Греции. В развитии К. п. устанавливаются 2 ступени: ' рисуночное (иероглифич.) и линейное письмо. Рисуночное К. п., датируемое ср.-минойским периодом I (2100—1900 до и. э.), делится на
2 типа: раннее (засвидетельствованное на пе
чатях) и более позднее, к-рое использовалось в ср.-мннойскнй период П (1900— 1700 до н. э.)н представлено рисунками на печатях и глиняных табличках. Рисуночное К. п. включает ок. 150 идеограмм, изображающих человека, животных, растения, предметы. Направление письма слева направо, справа налево и бустро-федон. Использовалось для хозяйств, записей.
Рисуночное письмо плохо поддается дешифровке, предполагается, что оно не было чисто словесным, но содержало элементы слогового письма. Нек-рые знаки-рисунки могут толковаться как детерминативы. В начертании знаков наблюдается сходство с - иероглифич. египетским письмом.
В ср.-мииойский период III (1700— 1550 до н. э.) появилось курсивное линейное . письмо А, зафиксированное на
печатях, орудиях, ярлыках, а позже преим. на глиняных табличках. Памятники этого типа найдены, кроме Крита, также на о-вах Мелос и Фера Кикладского арх. Число знаков линейного письма А определяется от 77 до 100. Предполагается, что это письмо носило слоговой характер, однако язык, использовавший его, окончательно не установлен, условно он может быть отнесен к средиземноморским языкам. Линейное письмо А послужило основой для развития линейного письма Б, к-рое возникло на Крите в позднеминойский период II (ок. 1450— 1350 до н. э.) и распространилось в Греции (Пилос, с 1200 до и. э., и Микеиы, с 1275 до н. э.). Ок. 1200 до н. э., после уничтожения дорийцами центров крито-микен. культуры, линейное письмо Б исчезло. Оно засвидетельствовано в неск. тыс. глиняных табличек разл. назначения, для него установлено 88 слоговых знаков и ряд логограмм. В линейное К. п. обоих типов входят слоговые знаки для обозначения последовательности «гласный + согласный» и словесные знаки (логограммы), играющие роль детерминативов.
КРИТСКОЕ 245
Дешифровка линейного письма Б была осуществлена М. Дж. Ф. Вентрисом н Дж. Чедвиком. Было доказано, что оно передает архаическую ступень греч. яэ. В нем отсутствуют различия при передаче долгих и кратких, звонких и глухих, двойных согласных, плавных г, 1; не обозначаются иа письме в конце слога 1, ш, п, г, s.
Одним из вариантов К. п. является недешифрованиое кипро-мииойское письмо, предок кипрского письма.
• Лурье С. Я., Язык н культура Микенской Греции, М.—Л., 1957; Чэдуик Дж., Дешифровка линейного письма Б, в кн.: Тайны древних письмен, пер. с англ., нем., франц, и итал., М., 1976; Фридрих И., История письма, пер. с нем., М., 1979; Г е л ь б И. Е., Опыт изучения письма (Основы грамматологии), пер. с англ., М., 1982; Мол ч а н о в Л. Л., НерознакВ. П., Шарыпкнн С. Я., Памятники древнейшей греч. письменности, М., 1988; Evans A. J., Scripta Minoa, v. 1 — 2, Oxf., 1909—52; V e n t-r i s M., Chadwick J., Documents in Mycenaen Greek, Camb., 1956, 1973; P e-ruzzi E.. Le iscrizioni minoiche, Firenze, (I960); Bennet't E. L., Olivier J. - P., The Pylos tablets transcribed, pt 1—2, Roma, 1973—76,	В. П. Нерознак.
КРУ ЯЗЫКЙ — общность родственных языков в рамках семьи нигеро-конголезских языков. Дж. X. Гринберг гипотетически включил К. я. в состав ква языков в качестве одной из подгрупп; возможно, однако, что они составляют самостоят. группу в рамках нигеро-конголеэ. семьи. Распространены в Либерии и Кот-д’Ивуар. Включают языки бете, бакве, гребо, басса, клан, кру, де и др. Общее число говорящих ок. 3,3 млн. чел.
К. я. обладают богатым вокализмом. В системе согласных представлены лабио-велярные двухфокусные смычные, часто встречаются сочетания «смычный + + г/1». Имеются фонологич. тоны. Категории именных классов и грамматич. рода отсутствуют. Представлены разл. местоимения 3-го л. ед. и мн. ч. для обозначения одуш. и неодуш. предметов. Глаголы имеют систему производных основ со значениями каузатива, аппликатива, ревер-снва, пассива и др. Эти основы образуются в основном с помощью суффиксов, но возможны и инфиксы, напр.: ка ’закрывать’— кга 'открывать' (бакве); ka ’открывать'— kla ’закрывать' (бете). Существует богатая система спрягаемых видовременных форм («времен»), образуемых с помощью суффиксов или вспомогат. глаголов (напр., в языке гребо таких глаголов 10). В именном словообразовании используются суффиксы и словосложение, нередки составные слова, включающие неск. именных корней. Порядок слов в простом предложении SOV или SVO. Косвенный объект предшествует прямому объекту. В генитивной конструкции определение предшествует определяемому. Притяжат. местоимения предшествуют имени, указательные следуют за ним.
Языки бесписьменные. Для языка басса в 20 в. была предложена оригинальная слоговая система письма, не получившая распространения.
* Westermann D., Bryan М., Languages of West Africa, Folkestone — L., 1970; Duitsman J., Bertkau J., L ae s c h J., A survey of Kru dialects, SAL, 1975, v. 6, № 1.	В. Я. Порхомовский.
КРЬ’13СКИЙ ЯЗЫК (устар.— джекскнй язык)— один из лезгинских языков. Распространен в горных селениях Крыз, Ергюдж, Хапут, Джек и Алык Кубинского р-ва и в неск. селениях Хачмас-
246 КРУ
ского, Исмаиллинского, Куткашенского и Агдашского р-нов Азерб. ССР. Число говорящих ок. 9 тыс. чел. Имеет крыз-ский, хапутлинский и джекский диалекты (дробящиеся иа островные говоры и подговоры), существенно отличающиеся друг от друга, в т. ч. инновациями, возникшими под влиянием диалектов азерб. яз.
К. я. отличается от др. лезгин, языков развитой системой вокализма, а в системе консонантизма — отсутствием неприды-хательиых, ограниченным употреблением абруптивов, исчезновением лабиализов. вариантов ряда согласных. Нек-рые формы местных падежей непродуктивны, их значения часто выражаются конструкциями имев с послелогами. Род. п. (а не эргативный) используется в качестве косвенной основы склонения. Глагольные формы осложнены многочисл. вариантами классных показателей. В К. я. наблюдается употребление лексич. единиц, словообразоват. средств и даже иек-рых грамматич. форм азерб. яэ. Язык бесписьменный.
* Шаумяи Р. М., Яфетнч. языки «шах-дагской подгруппы», в кн.: Язык и мышление, т. 10, М,—Л., 1940; Саади ев Ш. М., Крызский язык, в кн.: Языки народов СССР. т. 4, М., 1967; его же, Опыт исследования крызского языка, Баку, 1972 (диссертация); его же, Лексич. дифференциация крызского языка, в кн.: Ежегодник иберийско-кавк. яз-знания, т. 13, Тб., 1986.
Ш. М. Саадиев.
КРЫЛАТЫЕ СЛОВА—устойчивые, афористические, обычно образные выражения, вошедшие в речевое употребление из определенного фольклорного, литературного, публицистического или научного источника, а также изречения выдающихся исторических деятелей, получившие широкое распространение. Употребляются в переносно-расширит. смысле и выступают как стилистич. средство усиления выразительности текста.
К. с. устойчивы и воспроизводимы (с возможными модификациями, иезначит. усечениями, во при сохранении общего смысла), вследствие чего их относят к фразеологии, хотя осознание индивидуально-авторского происхождения обусловливает их особое положение среди речевых средств. Грамматич. структура К. с. различна, преобладают предикативные единицы, из номинативных — гл. обр. именные сочетания.
Состав К. с. исторически подвижен. Для новейшего времени оси. активный фонд составляют цитаты из произведений классиков лит-ры: «Быть или ие быть — вот в чем вопрос» (У. Шекспир), «Аппетит приходит во время еды» (Ф. Рабле), «Да здравствует солнце, да скроется тьма!» (А. С. Пушкин), «Человек — это звучит гордо» (М. Горький), изречения ист. деятелей современности, высказывания деятелей далекого прошлого. К. с. иноязычного происхождения часто воспроизводятся на языке оригинала.
Мн. К. с. благодаря своей афористичности используются в назв. лит. произведений («Дым отечества» К. Симонова — ср. «И дым отечества нам сладок и приятен», А. С. Грибоедов), а также могут восприниматься как пословицы н поговорки («Свежо предание, а верится с трудом», «А воз и ныне там»).
Выражение «К. с.» приписывают Гомеру. Как термин оно используется после выхода в свет одноименной книги В. Бюхмана (1864).
Сборники: Михельсон М. И., Рус. мысль и речь. Свое и чужое. Опыт рус. фразеологии. Сб. образных слов и иносказаний, т. 1-2, СПБ, [1902-03]; Фе ли ЦЫ-и а В. П., Прохоров Ю. Е., Рус, посло-
вицы, поговорки и крылатые выражения. Лингвострановедч. словарь, М., 1979; Баб-кии А. М., Ш е и д е ц о в В. В., Словарь иноязычных выражений и слов, 2 изд., пере-раб. и доп., [т. 1 — 2), Л., 1981—87; Уолш И. А.,Берков В. П., Рус.-англ, словарь крылатых слов, М., 1984; Афонькин Ю. Н., Рус.-нем. словарь крылатых слов, М.— Лейпциг, 1985; Ашукнн Н. С., Ашукина М. Г., Крылатые слова. Лнт. цитаты. Образные выражения, 4 изд., М., 1988; Rat М., Dictionnaire des locutions francaises, [P., 1957), * СмирннцкийА. И., Лексикология англ, языка, М., 1956; Бабкин А. М., Рус. фразеология, ее развитие и источники, Л., 1970; Петров В. К., Вопросы образования крылатых выражений в рус. языке, н кн.: Проблемы рус. фразообразования, Тула, 1973; Ожегов С. И.,О крылатых словах. (По поводу книги Н. С. и М. Г. Ашуки-ных «Крылатые слова»), в его кн.: Лексикология. Лексикография. Культура речи, М., 1974; Шварцкопф Б. С., О параметрах лексикографич. описания крылатых выражений совр. рус. лит. языка, в кн.: Сочетание лингвистич. и внелингвистнч. информация в автоматнч. словаре, Еу>., 1987; Cer-in a k F., Ceska prirovnani, в кн.: Slovnik безкё frazeologie a idiomatiky. Prirovnani, Praba, 1983.	Ю. А. Бельчиков.
КРЫМСКОТАТАРСКИЙ ЯЗЫК -одни из тюркских языков. Распространен в отд. р-нах Узб. ССР, Укр. ССР, а также РСФСР, Тадж. ССР, Груз. ССР и Азерб. ССР, за рубежом — в нек-рых р-нах Румынии и Турции. Число говорящих в СССР ок. 700 тыс. чел.
В ист. условиях формирования тюрк, населения Крымского п-ова К. я. сложился как язык типологически неоднородный. Разделяется иа степной, средний и южный диалекты, относящиеся соответственно к кыпчакско-иогайскому, кыпчакско-половецкому и огузскому типам тюрк, языков. Неоднородность выявляется на фоиетич., морфологич. и лексич. уровнях. Характерные черты фонетики: последоват. соблюдение небной гармонии и губной гармонии до 2-го слога включительно для всех диалектов и наддиалектного языка (см. Сингармонизм); в диалектах имеются вторичные, т. наз. заместительные, долготы, возникшие в результате выпадения интервокального согласного, а затем уподобления соседних гласных. В морфологии диалектов наличествуют: атрибутивные указат. местоимения с показателем -джине/-жине, сложная форма аффикса сказуемости иа -дыр, формы, образуемые сочетанием имен действия в дат. п. с глаголом къал- в соотв. времени, орудийно-совместный послелог -дан/-тан. Для синтаксиса характерны свойственные подавляющему большинству тюрк, языков конструкции, образуемые сложными формами глагола, причастиями и деепричастиями, союзная связь компонентов простого и сложного предложений. В лексике миогочисл. заимствования из греч. и итал. языков.
Дневиейшие письм. памятники относятся к 13 в. Реформирование старого лнт. языка (см. Тюрки) началось в 19 в. Совр. лит. язык сложился иа базе ср. диалекта в сов. время. Письменность до 1929 на основе араб, графики, затем на основе латиницы, а с 1938 на рус. графич. основе.
* Самойлович А. Н.. Опыт краткой крым.-тат. грамматики, П., 1916; Север-т я и Э. В., Крым.-тат. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 2, М., 1966; Кононов А. Н., История изучения тюрк, языков в России, Дооктябрьский период, Л.,	1982,
с. 248—54; И з и д н н о в а С. Р., Фонетич. и морфологич. особенности крым.-тат. языка в ареальном освещении, в сб.: Вопросы вост, яз-знаиия, М., 1983; М е м е т о в А., Источники формирования лексики крым-скотат. языка, Таш., 1988; ЧобанзадвБ., Кърым татар ильмий сарф, Симферополь,
1925 (на араб, алфавите); Doerfer G., Das Krimosmanische, — Das Krimtatarische, в кн.: Philologiae Turcicae fundamenta, t. 1, [Wiesbaden), 1959; Mamut Е.» Curs gene* ral de limba tatara, Buc., 1975.
Заатов О.. Полный рус.-тат. словарь крым.-тат. наречия, Симферополь, 1906.
С. И. Изидинова. КУЛЬТУРА речи — 1) владение нормами устного н письменного литературного языка (правилами произношения, ударения, словоупотребления, грамматики, стилистики), а также умение использовать выразительные средства языка в различных условиях общения в соответствии с целями и содержанием речи; 2) раздел языкознания, исследующий проблемы нормализации (см. Норма языковая) с целью совершенствования языка как орудия культуры.
В зарубежном яз-энанни в общем значении часто употребляется термин «культура языка» (ср. ием. Spracnkultur или Sprachpflege, чеш. jazykova kultura, словац. jazykova kultura, болг. езикова култура, польск. kultura j?zyka и т. п.). Однако в отечеств, яэ-эиании существует тенденция разграничивать понятия «культура языка» (когда имеются в виду свойства образцовых текстов, закрепленных в памятниках письменности, а также выразительные и смысловые возможности языковой системы) и «К. р.>, под к-рой понимают конкретную реализацию языковых свойств и возможностей в условиях повседневного и массового — устного и письменного — общения. Но такое терминология, разграничение ие является пока общепринятым. Особое понимание К. р. представлено в теории и практике «языкового существования» совр. Японии, направленных на активную рационализацию речевых действий (сфер и актов коммуникации), повышение их эффективности.
Понятие К. р. (в 1-м значении) включает в себя две ступени освоения лит. языка: правильность речи, т. е. соблюдение лит. норм, воспринимаемых говорящими и пишущими в качестве «идеала» или общепринятого и традиционно охраняемого обычая, образца, и р е-чевое мастерство, т. е. не только следование нормам лит. языка, но и умение выбирать из сосуществующих вариантов наиболее точный в смысловом отношении, стилистически и ситуативно уместный, выразительный и т. п. Высокая К. р. предполагает высокую общую культуру человека, культуру мышления, сознат. любовь к языку.
Центр, понятие теории К. р.— норма языка. Осн. задачей К. р. (во 2-м значении) является изучение объективных языковых норм (на всех уровнях языка) в их отстоявшихся формах, противоречиях, в возникающих тенденциях и т. п. с целью активного воздействия на языковую обществ, практику (см. Языковая политика).
Проблемы языковой нормы как функционального, лингвосоциологич. и конкретно-ист. понятия активно разрабатывали представители пражской лингвистической школы. Они разграничили «узус» (речевой обычай) и «лит. язык», а также «норму» (объективные правила) и «кодификацию» (науч, описание, практич. закрепление этих правил). Функциональность, т. е. соответствие языковых средств целям общения, и связанная с ней объективная вариантность нормы (см. Вариантность) составляют основу науч, проблематики К. р. Норма динамически соотносится с узусом, традицией употребления и структурой лит. языка. Успехи сознат. нормализации языка за
висят от соблюдения условий, сформулированных Пражским лингвистич. кружком: 1) способствовать стабилизации лит. языка. Стремление к стабилизации лит. языка ие должно приводить к его нивелировке; 2) не углублять различий между устным и письменным языком; 3) сохранять варианты и не устранять функциональных и стилистич. различий.
Совр. К. р.— это теоретич. и практич. дисциплина, обобщающая достижения и выводы истории лит. языка, грамматики, стилистики и др. разделов яэ-знання с целью воздействия на языковую практику. К. р. как наука оказывается смежной с нормативной грамматикой и стилистикой. Однако в отличие от нормативной стилистики учение о К. р. распространяется и иа те речевые явления и сферы, к-рые не входят в систему лит. норм (просторечие, территориальные и социальные диалекты, сленги, жаргоны и арго и т. п.). В теории К. р. высшей формой нац. языка признается лит. язык; язык худож. лит-ры — в лучших своих образцах — закрепляет и накапливает, как в сокровищнице, культурные достижения и традиции народа.
Нормализация включает в себя стихийные и сознательные процессы отбора нормативных реализаций в условиях их обществ. оценки. Соотношение стихийности и сознательности в ходе нормализации отд. лит. языков зависит от характера ист. условий их формирования, наличия или отсутствия длит. лит.-письм. традиции (старописьменные и младописьменные лит. языки) и т. п. Сознательность и целенаправленность нормализации проявляется ярче там, где есть значит, расхождения между нормами письменного и устного общения и где, следовательно, есть необходимость в их взаимном сближении.
Науч, языковая нормализация проходит в борьбе с двумя крайностями: пуризмом и антинорма л изаторством. П у-р и э м (франц, purisme, от лат. purus — чистый) —стремление очистить лит. язык от иноязычных заимствований, разного рода новообразований, от элементов вие-лит. речи (диалектизмов, просторечия и др.). Положит, стороны пуризма связаны с заботой о развитии самобытной иац. культуры, обращением к богатствам родного языка, его лексико-семантич. и словообразоват. ресурсам. Отрицат. стороны пуризма — субъективность его последователей, неисторичность, непонимание поступит, развития языка. Пуризм рет-роспективен (при отрицании новых фактов признается то, что уже закрепилось в языке) нли прямо консервативен (отказ даже от освоенных и употребительных заимствований, стремление заменить их новообразованиями из исконных корней и морфем).
Пуризм характерен для времени становления нац. лит. языков, он проявляется также в периоды важных обществ, событий (подъем демократия, движения, революции, войны и т. п.) и связанных с ними значит, сдвигов в языке (гл. обр. в лексике), когда язык быстро и наглядно изменяется, вбирая много заимствований, неологизмов, стилистически перестраиваясь, и т. п.
Аитинормализаторство — это отрицание необходимости сознат. вмешательства в языковой процесс и процесс науч, нормализации. Сторонники анти-нормалиэаторства обычно выступают с субъективных, вкусовых позиций при оценке фактов языка.
Вопросы К. р. встают особенно остро в периоды становления нац. лнт. язы
ков, формирования системы лит. норм, что можег быть связано с противодействием иноязычному влиянию, неравноправным двуязычием, а также с процессами разл. социальных преобразований. С развитием иац. лит. языков лнт. нормы стабилизируются, происходит их усложнение: увеличивается избирательность, Вариативная дифференцированность и т. п. В условиях со-цналистич. общества нормализация (кодификация) лит. норм происходит на широкой социальной основе, при активном участии науч., пед., писат. общественности и широких слоев образованных носителей лит. языка.
Особая роль в становлении и развитии К. р. принадлежит реформаторам лит. языков (напр., В. С. Караджич в сербскохорватском языке, И. Добровский, Й. Юнгман в чешском, Л. Штур в словацком языках), а также авторитетным в языковом отношении учреждениям, иапр. Франц, академии (осн. в 17 в.) или Академии Российской.
Важную роль в нормализации лит. языка и развитии теории К. р. занимает лексикография, тп. обр. нормативные толковые, орфография., орфоэпия., учебные, грамматич. и др. словари, а также спец, словари «правильностей», «трудностей» и т. п.
В истории рус. яз-знания вопросы нормализации лит. языка разработаны впервые М. В. Ломоносовым, заложившим основы нормативной грамматики и стилистики рус. языка. Разработка этой проблематики продолжалась в трудах А. X. Востокова, Ф. И. Буслаева, К. С. Аксакова, Я. К. Грота, А. А. Потебни и др. Расцвет сравнит.-нет. яз-знания во 2-й пол. 19 в. привел к значит, отходу. рус. языковедов от теоретич. проблем К. р. В кон. 19 — нач. 20 вв. была широко распространена концепция А. А. Шахматова, выводившего вопросы нормализации языка за пределы акаде-мич. лингвистич. науки. Исключением явилась книга В. И. Чернышева «Правильность и чистота русской речи. Опыт русской стилистической грамматики» (1911).
Интенсивные изменения рус. яз. в сов. время, потребности иац. языкового строительства повысили интерес языковедов к проблемам К. р. и науч, нормализации. Работы Г. О. Винокура, Е. С. Истриной, С. П. Обнорского, А. М. Пешковского, Д. Н. Ушакова, Л. В. Щербы, Л. П. Яку-бинского, а позднее Р. И. Аванесова, С. И. Ожегова, Ф. П. Филина и др. сыграли большую роль в установлении совр. лит. норм в области произношения и ударения, грамматики, стилистики и словоупотребления. Особое значение для теоретич. разработки вопросов К. р. н нормализации совр. рус. яз. как самостоят. иауч. направления имели труды В. В. Виноградова.
Развитие науки о К. р. основывается на признании сов. языковедами принципиальной возможности регулировать социальную речевую деятельность и эффективно решать актуальные вопросы нормализации н языковой политики при понимании объективности законов формирования норм лит. языка. Задачи науч, языковой политики состоят в том, чтобы удерживать лит. речь иа высшем уровне совр. культуры и книжно-письм. традиции и в то же время не допускать ее отрыва от нар. почвы, живых процессов развития нац. языка.
КУЛЬТУРА 247
Вопросы К. р. в условиях иац.-рус. двуязычия решаются с учетом вац. особенностей конкретных языков, характера интерференции на разных этапах овладения рус. лит. языком.
В разл. периоды развития общества иа первый план выдвигаются свойственные этому этапу проблемы К. р. В эпоху иауч.-техиич. революции особенно остро встают вопросы упорядочения науч.-технич. терминологии, рационализации и кодификации языка науки (науч, стиля), а также проблемы совершенствования языка массовой информации (печать, радио, телевидение и др.).
К. р. как обществ, наука предполагает широкое лингвистич. воспитание и стилистич. просвещение масс, внедрение в школьную практику достижений совр. яз-эиания. В СССР издаются серии книг и брошюр науч.-популярного характера о культуре рус. речи и нац. языков. С 1962 ведутся передачи Всесоюзного радио «В мире слов» — ответы на письма радиослушателей о рус. яэ. С 1967 выпускается телевизионный альманах «Русская речь». При Ин-те рус. языка АН СССР с 1967 издается науч.-популярный журн. «Русская речь», ведется справочная телефонная «Служба рус. языка». В массовой печати («Литературная газета» и др.) организованы постоянные рубрики, посвященные практнч. вопросам К. р. В работе по повышению К. р. активно участвуют писатели, журналисты, педагоги. Мн. сов. писатели (М. Горький, А. Н. Толстой, К. А. Федин, М. А. Шолохов, Л. М. Леонов, Ф. И. Гладков, К. И. Чуковский, Л. В. Успенский, А. К. Югов и др.) были инициаторами и участниками дискуссий о языке на страницах газет и журналов.
• Винокур Г. О.. Культура языка, 2 изд., М., 1929; И с т р и и а Е. С., Нормы рус. лит. языка и культура речи, М.—Л., 1948; Вопросы культуры речи. Сб., в. 1— 8, М., 1955—67; Виноградов В. В., О языке худож. лит-ры, М., 1959; его же, О теории худож. речи. М., 1971; его же, Проблемы рус. стилистики, М., 1981; Костомаров В. Г., Культура речи и стиль, М., 1960; его же, Рус. язык на газетной полосе, М., 1971; Вопросы формирования и развития нац. языков, М., 1960; Розенталь Д. Э., Культура речи, 3 изд., [M.J, 1964; Будагов Р. А., Лит. языки н языковые стили, М., 1967; его же, Что такое развитие и совершенствование языка?, М., 1977; его же, Филология и культура, М., 1980; Актуальные проблемы культуры речи, М., 1970; Щерба Л. В., Языковая система и речевая деятельность, Л., 1974; Ожегов С. И., Лексикология. Лексикография. Культура речи, М., 1974; Проблемы нормы в слав. лит. языках в синхронном и диахрон-ном аспектах, М., 1976; Филин Ф. П., Истоки и судьбы рус. лит. языка, М., 1981; его же, Очерки по теории яз-знания, М., 1982; Скворцов Л. И., Теоретич. основы культуры речи, М., 1980; его же, Культура языка — достояние социалистич. культуры, М., 1981; Горбачевич К. С., Нормы совр. рус. лит. языка, 2 изд., М., 1981; Функционирование рус. языка в близ-кородств. языковом окружении, К., 1981; Н е-веров С. В., Обществ.-языковая практика совр. Японии, М., 1982; Аванесов Р. И., Рус. лит. произношение, 6 изд., М., 1984; Культура рус, речи в условиях нац.-рус. двуязычия, М.. 1985; Головин Б. Н., Как говорить правильно, 3 изд., М., 1988; его ж е. Основы культуры речи, 2 изд., М., 1988; Aktualni otazky Jazykov4 kultury v socialistic spolednosti, Praha, 1979; см. также лит. при ст. Норма языковая. Л. И. Скворцов. КУМЫКСКИЙ язык — один нэ тюркских языков. Распространен в даг, АССР, отчасти в Чеч.-Ингуш. АССР и
248 КУМЫКСКИЙ
Сев.-Осетин. АССР. Число говорящих ок. 224 тыс. чел. (1979, перепись). В К. я. первоначально выделяли буйнакский, хасавюртовский и кайтакский диалекты, позднее еще два — подгорный и терский. Наиболее отличен от других кайтак. диалект. Принадлежа к тюрк, языкам кыпчак, группы, К. я. обладает, однако, иек-рыми чертами, сближающими его с языками огуз. группы; распространение звонкого смычного [г) в анлауте (гёэ ‘глаз’, гиши ‘человек’), причастие буд. вр. с аффиксами -ажакъ//-ежек (гел-ежек ‘тот, кто придет’), огуз. элементы в диал. лексике (ниек ‘корова’ ~ лит. сыйыр; гент ‘село’ ~ лит. юрт).
Лит. К. я. сформировался после Окт. революции 1917 на базе хасавюртов. и буйнак. диалектов. Письменность до 1928 на основе араб, графики, в 1928—38 на основе латиницы, с 1938 иа основе рус. графики.
* Дмитриев Н. К., Грамматика кумык. языка, М.—Л., 1940; Магомедов А. Г., Кумык, язык, в ки.: Языки народов СССР, т. 2, М., 1966 (лит.); Керимов И. А., Очерки кумык, диалектологии, Махачкала, 1967.
Рус.-кумык, словарь, М., 1960; Кумык,-рус. словарь, М., 1969. Л. С. Левитская. КУРДСКИЙ язык — один из иранских языков (северо-западная группа). Распространен в Турции, Иране, Ираке, Сирии и СССР. Офиц. язык (наряду с арабским) Иракской Республики. Общее число говорящих 20 мли. чел., в т. ч. в СССР — 97 тыс. чел. (1979, перепись). Оси. наречия — курмаиджи и сора ни. Имеет 2 варианта лит. языка. В основе лит. К. я. в СССР лежит курмаиджи, в Ираке—сорани.
В курмаиджи имеются 9 гласных, 30 согласных фонем; противопоставляются простые <п», «т», «к», «ч» и придыхательные п', т', к', ч , одиоударный <р» н раскатистый р', нижиефарингальный h и верхнефарингальный h', простой д и айнизироваиный д’. Наблюдается частая спирантиэация «б». Ударение силовое, чаще падает на последний слог. Имена существительные имеют категории рода (муж. и жен.), падежа (прямой, косв., эват.), числа (ед. и мн.). Имеется артикль (определ. и неопредел.). Развита иэафетиая конструкция. В глаголе выделяются 2 типа спряжения; субъектное и объектное (последнее только при перех. глаголах в прош. временах) и 6 временных форм; иаст., буд., прош., прош. длит, время, перфект, плюсквамперфект. Каузатив выражается сочетанием глагола «да» ‘дать’ с именем действия. В формах, образованных от основы иаст. времени, лицо во ми. ч. формально не различается. Залоговые значения выражаются описательно.
В сорани отсутствует фонема «в», ай-ниэация гласных (влияние на гласный предшествующего согласного «айн»), недостаточно четко противопоставляются простые и придыхательные согласные. В нек-рых говорах (в т. ч. в сулеймани) утратилась категория рода, в других говорах наблюдается тенденция унификации родовых формантов. В лит. языке и нек-рых говорах сораии отсутствует категория падежа.
Первые письм. памятники на основе араб, графики относятся к И в. Письменность в СССР с 1921 на основе арм., с 1929 — лат., с 1946 — рус. графики, в Ираке — на основе араб, графики.
• Соколова В. С., Очерки по фонетике ираи. языков, т. 1, М,—Л., 1953; К у р-д о е в К, К., Грамматика курд, языка, М.— Л., 1957; Цукерман И. И., Очерки курд, грамматики, М., 1962; Бакаев Ч.Х., Язык курдов СССР, М., 1973; Мас К е п-
z i е D. N., Kurdish dialect studies, v. 1—2 L.. 1961-62.
Бакаев Ч. X., Курд.-рус. словарь, М., 1957; Фаризов И. О., Рус.-курд, словарь, М., 1957; Кур доев К. К., Курд.-рус. словарь, М., 1960; Хамоян М. У., Курд.-рус. фразеологии, словарь, Ер., 1979. *	Ч. X. Бакаев.
КУШИТСКИЕ ЯЗЫКИ —ветвь афразийской семьи языков (см. Афразийские языки). Распространены на С.-В. и В. Африки. Общее число говорящих ок. 25,7 млн. чел. Среди К. я. традиционно выделяют 5 групп: 1) сев.-кушитскую — язык бедауйе, или беджа, на С.-В. Судана и на С. Эфиопии; 2) центр.-кушитскую — агавские языки иа С. и С.-З. Эфиопии; 3) вост.-кушитскую —а) языки бурджи-сидамо (сидамо, хадия, камбатта, алаба, бурджи и др.) на Ю.-З. Эфиопии; б) афар-сахо языки на С.-В. Эфиопии, сомалийские языки (сомали, байсо, бо-ии, реидилле) в Сомали, на В. Эфиопии и С'.-З. Кении, язык оромо, или галла (диалекты тупама, борана, бараретга, ваата и др.), на Ю. Эфиопии и С. Кении, языки консо, гидоле, арборе, гелеба (дасеиеч), могогодо на Ю.-З. Эфиопии, а также варазийские языки (варази, гобезе, цамай и др.) на Ю.-З. Эфиопии; 4) юж.-кушитскую — ираквские языки (иракв, горова, алагва, бурунге) иа С. Танзании, араманикские языки (аса-ара-маиик, нгомвиа) на С.-В. Танзании и, возможно, язык саиье (дахало) на В. Кении; 5) зап.-кушитскую, или омотскую, или сидама,— языки ари-баина (ари, диме, бако, банна, хамер и др.) к С. от оз. Рудольф, языки шако, дизи (маджи); каффские (гонга) языки [каффа, моча, бворо (шииаша), аифилло], языки ямма (джаиджеро), гимирра в эфиоп, пров. Кэфа и языки омето (воламо, ойда, гофа, чара, баскето, мале, качама, бадитту, зайсе, кулло и др.) на С. эфиоп, пров. Гэму-Гофа. Амер, ученые Г. Флеминг, М. Л. Бейдер и др. выделяют зап,-кушнт. языки в самостоятельную омог-скую, или арикаффскую, ветвь афразийской языковой семьи. По мнению Р. Хецрона, язык бедауйе также образует отд. ветвь афразийских языков, ои же объединяет юж.-кушит, группу с частью вост.-кушит. языков (оромо, сомалн, варазн), а все остальные вост.-кушит, языки выделяет в одну группу. Учитывая резкие расхождения между отд. К. я. в лексич. составе (грамматич. разнородность, кроме омот. языков, выражена слабее), Бендер вообще ставит под вопрос существование К. я. как генетич. целого.
К. я. отличаются богатым и архаичным консонантизмом: для мн. языков характерно наличие глоттализованных эйек-тивов к, реже р, t, с, глоттализоваи-ного инъективного d, церебрального d, ряда огубленных велярных kw, g”, х”, о”, аффрикат ё, з, палатального п, ларинга-лов ’, h, в языке иракв есть латеральные с, s, в ряде языков — фарингалы h, '. В языках сахо, сомали, оромо, сидамо, омето, особенно в билин и каффа, фонологически релевантна геминация согласного. Вокализм изучен хуже. В большинстве К. я. различаются не менее 5 гласных фонем (i, е, а, о, и), фонологически релевантны (кроме агав, языков) две степени долготы гласных. В части К. я. обнаружены фонологич. тоны: от двух (билин, сахо) до четырех (оромо, сомали, иракв). Ударение фонологичио в бедауйе и сомали. Структура глагольного корня CVC, CVCC (в языке билин также CVCVC), именного — CVC, CVCV.
Для К. я. характерна крайне сложная имеииая и глагольная морфология. Ка-
тегория рода существительного отмечена в языках бедауйе, агавских, ираквских и большинстве вост.-кушитских (сахо, афар, сомали, оромо, сидамо): в ед. ч. различаются муж. и жен. род имени, определяемые по согласованию и отчасти по форме самого имени (по флексии, тону, суффиксам). По роду с существительным согласуются адъективные определения, местоименные определения и артикли, глагольные формы. Ед. и мн. ч. существительных противопоставлены морфологически (с помощью суффиксов, частичной редупликации, чередования срединного или конечного согласного, внутр, флексии и чередования тоновых контуров) и синтаксически во всех К. я., кроме джанджеро и омето. В ряде К. я. (сахо, агавские, оромо, сидамо) существует грамматич. _ категория единичности, напр. в сахо basalto ‘луковица* — basal ‘лук (собират.)'. В языках бедауйе, иракв и особенно в сомали наблюдаются морфологич. противопоставления, отчасти сходные с противопоставлением статусов в семитских языках (неопредел., определ., сопряженные состояния, в сомали — особые указат. статусы, оформляемые флективно). Имя прилагательное как особая часть речи отмечена лишь в языках бедауйе, иракв и в части вост.-кушитских. Во мн. К. я. значение европ. притяжат. местоимений передается аффиксами особой грамматич. категории личной притяжательное™, напр. в бедауйе ’бги ‘мой сын* — ’бгок ‘твой сын’ — ’ого ‘его/ее сын’ и т. д. В части К. я. засвидетельствована сложная флективносуффиксальная падежная система — от 3 (сомали) до 12 (аунгн) падежей: абсо-лютив, номинатив, генитив, датив и др.
В К. я. различают: а) склоняемые самостоят. личные местоимения, являющиеся отд. словами, но грамматически не обязательные [напр., в сидамо: апе ‘я’, ate ‘ты’, iso ‘он’, ise ‘она’ и т. д.— морфемы афразийского происхождения, язык омето имеет особый ряд местоимении: ta ‘я’, пё ‘ты’, i ‘он (опа)’]; б) притяжат. местоимения типа англ, mine (сомали и оромо); в) указат. местоимения со значением 2—4 степеней отдаленности (бедауйе, агавские, оромо, сомали, сидамо, омето, каффа, иракв); г) вопросит, местоимения (сев.-, центр.- н вост.-кушитские); д) приглагольные местоименные частицы, обозначающие лицо/число/ род объекта действия (бедауйе, агавские, ендамо, сомали, афар-сахо); е) предгла-гольные местоименные «индикаторы» (или «селекторы»), обозначающие лицо/число/ род субъекта (сомали), субъекта и объекта (нраквекие) и употребляющиеся параллельно с личными аффиксами самой глагольной словоформы.
В глаголах К. я. отмечены 2 типа спряжения: архаичное префиксальное (мн. глаголы в бедауйе, афар-сахо языках и неск. глаголов в сомали, рендилле, ауиги) и преобладающее в большинстве языков вторичное суффиксальное спряжение (возникшее из аналитич. конструкций). Глаголы суффиксального спряжения, в отличие от префиксальных, имеют стабильную основу, почти не меняющуюся в процессе словоизменения н пОродообразования. В глаголе находят формальное выражение грамматич. категории: лица/числа/рода субъекта; ре-матизации — морфологич. отражения актуального членения предложения (сомали); наклонения (индикатив, императив, юссив и др.); времеии/вида (презенс, претерит, футурум, габитатив и др.); глагольного падежа; отрицания; вопроса; породы, залога. Для К. я. особен
но характерна категория глагольного падежа (от 3 суффиксальных падежей в сомали до 15 и более в агавских): глагол в предикативном падеже соответствует сказуемому гл. предложения, а в косвенных падежах — сказуемым разл. типов придаточных предложений (подчинит, союзы при этом отсутствуют), причастиям, деепричастиям, инфинитивам нндоевроп. языков. От подлинных причастий, деепричастий и инфинитивов глаголы в косвенных падежах отличаются наличием спряжения по лицам, числам и родам субъекта, напр., в аунги desaw ‘которого я учу' — destaw ‘которого ты учишь’ и т. д. Наклонения есть лишь у глаголов в предикативном падеже, а видо-временные формы — у глаголов разных падежей (в предикативном п. система времен богаче, чем в др. падежах). Ираквскне языки отличаются тем, что не только лицо/число/род субъекта и объекта, но и наклонение, время, глагольный падеж, отрицание, вопрос выражены с помощью индикаторов, система к-рых крайне сложна. Породы глагола, афразийские по происхождению, сохраняют в К. я. исконные формальные показатели и значение. Префиксальное породообразование остается продуктивным лишь в языках бедауйе и афар-сахо. Осн. средства словоизменения и словообразования — суффиксация и внеш, флексия, реже используются префиксация, редупликация корня и внутр, флексия.
Осн. общекушнт. схема порядка слов в предложениях и словосочетаниях: 1) сказуемое—в конце предложения, расположение подлежащего, дополнений и обстоятельств относительно свободно, но прямое дополнение обычно занимает место непосредственно перед сказуемым (т. е. порядок SOV, нарушаемый лишь в языках сомали и билин в случаях особого актуального членения); 2) определения, как генитивные, так и адъективные, располагаются перед определяемым (отклонения от этого правила — в языках бедауйе, билин, сомали, оромо и ираквских). В К. я. наблюдаются 4 способа оформления именного сказуемого: с помощью постановки его в особый предикативный падеж (бедауйе, аунги), порядка слов (сахо, оромо, сомали, нракв, омето), неизменяемой связки (оромо, бнлин, сидамо, каффа) и с помощью спрягаемого глагола-связки (агавские, сахо, сомали, сидамо).
Из К. я. письменность имеют только языки сомали (с 1973, на основе лат. алфавита) и оромо (с 1977, на основе эфиоп, алфавита).
Первые исследоват. материалы по К. я. (краткие словари н грамматики языков афар, сомали, оромо, сахо, бедауйе) появились в нач. 19 в., более полные описания (словарп и грамматики языков са-хо-афар, агавских. каффа, бедауйе и сомали), составленные Л. Райнишем, относятся к последней четв. 19 в. К. Лот-пер (I860), а затем К. Р. Лепсиус (1880) выделили К. я. среди других семнто-хамитских (в совр. терминологии — афразийских). Важнейшие описания (1910— 1940) отд. К. я. принадлежат итал. ученым К. Конти Россини (языки кемант и сахо), Э. Черулли (языки сидамо и джанджеро) и М. Морено (омето, оромо и сидамо). После 2-й мировой войны были опубликованы разл. исследования по языкам сомали (Р. К. Абрахам, К. Белл, Морено, Райниш, Черулли — грамматики и словарп, Б. Анджеевский — о тонах в глагольной системе, об именных
классах), оромо (Анджеевский, Г. Грэгг), агавским (Ф. Палмер, Р. Хецрон), бедауйе (Р. Хадсон), сахо (У. Э. Уэлмерс, Р. Дж. Хейуорд), хадия и алаба (X. Пла-зиковски-Брауиер), каффа (Флеминг, Черулли), моча (В. Леслау), могогодо (Дж. X. Гринберг), иракв (У. Уайтли). Среди сравнит, работ наиболее крупные касаются: виеш. и внутр, классификации и определения границ К. я. (Морено, Гринберг, А. Н. Такер и М. Брайан, Флеминг, Бендер и др.), особенностей общекушит. морфологии (X. Й. Зассе, Б. Хайне, П. Блэк, Г. Хадсон, Д. Коэн, Хецрои, А. Заборский, Г. Кастеллино), взаимоотношений К. я. с семитскими (Леслау). Материалы К. я. используются также в общих работах по афразийскому яэ-эиаиию (И. М. Дьяконов, М. Коэн).
•	Дьяконов И. М.. Семито-хамит. языки, М., 1965; Дол го польский А. Б.. Сравнит.-ист. фонетика кушит, языков, М.. 1973: Reinisch L.. Die Bedauye-Sprache in Nordost-Afrika, «Osterreichische Academic der Wissenschaften», 1892—94, Bd 128—31; его же. Die Somali-Sprache, Bd 1-3, W., 1900-03; C e r u 1 1 i E.. Studi etiopici, t, 1—4, Roma, 1936—51; Moreno M., Manuale di Sidamo, Roma, 1940; Tucker A.. Bryan M., The Non-Bantu languages of North-Eastern Africa, L., 1956; их же, Linguistic analyses. The Non-Bantu languages of North-Eastern Africa. L.—Oxf., 1966: Greenberg J., The languages of Africa, 2 ed., The Hague. 1966; Tucker A., Fringe Cushitic, «Bulletin of the School of Oriental and African Studies». 1967. v. 30. pt 3; Fleming H.. The classification of West Cushitic within Hamito-Semitic, в сб.-. Eastern African history. N. Y., 1969: Palmer F.. Cushitic, в co.: CTL. v. 6, The Hague— P., 1969; Bender M. L.. Omotic: a new Afroasiatic language family. Carbondale. 1975; Zaborski A.. Studies in Hamito-Semitic, v. 1. The verb in Cushitic, Warsz. — Krakow, 1975; The Non-Semitic languages of Ethiopia, ed. Бу M. L. Bender, East Lansing, 1976; Hetzron R.. The limits of Cushitic, в кн.: Sprache und Gescbichte in Afrika, B.. 1980; Diakonoff I. M.. Afrasian languages, Moscow, 1988. T. Л. Ветошкина. КХАРОШТХИ — разновидность древнего индийского письма (ок. 5 в. до н. э.— 5 в. к. э.). Известно также под назв. бакт-рийского, индобактрийского, бактропа-лийского, сев.-зап. индийского и кабульского. Первый памятник — наскальная надпись Ашоки из Шахбазгархи (Паки-

Образец письма кхароштхи: ci-tha ma-sa di-va-se pra-dha-me (чтение справа налево) — ‘в первый день месяца чайтра'.
стан, ок. 251 до н. э.). От более позднего времени имеется значит, число надписей и рукописей из сев.-зап. Индии, сев. Пакистана и сопредельных р-нов (Афганистан, Синьцзян, Ср. Азия, к к-рой относится ряд новейших эпиграфич. находок), а также легенд на индо-бактрийских и индоскпфских монетах.
К.— слоговое письмо: осн. знаки — согласные, следующие за ними гласные (кроме «а») обозначаются дополнит, приписными значками сверху или снизу. Направление письма справа налево, в поздних надписях — слева направо. К., по-видимому, было создано на основе арамейского письма (см. Западносемитское
КХАРОШТХИ 249
Надпись на керамическом сосуде. 2 в. (Кара-Тепе, близ Термеза).
писъмо) в канцеляриях ахеменидской сев.-зап. Индии и испытало на себе влияние письма брахми.
•	В о р о б ь е в а - Д е с я т о в с к а я М. И., Надписи письмом кхароштхн на золотых предметах из Дальверзнн-тепе, < Вестник древней истории», 1976, № 1; Kharosthi inscriptions with the exception of those of Asoka, ed. by S. Konow, Calcutta, 1929 (Corpus inscriptionum indie arum, v. 2, p. 1); Kharosthi inscriptions discovered by Sir Aurel Stein in Chinese Turkestan, transcr. and ed. by A. M. Boyer, E. J, Rapson [a. o.J, pt 1-3, Oxf., 1920-29; Das Gupta С. C., The development of the Kharosthi script, Calcutta. 1958; Dani A. H., Indian palaeography, Oxf., 1963.	Г. А. Зограф.
КХАСИ — один из языков аустроаэиат-ской семьи (см. Аустроазиатские языки), образующий в ней отдельную языковую группу. Распространен в Индии (горные племена шт. Мегхалая), а также в Бангладеш. Общее число говорящих 735 тыс. чел.
Типологически префиксально-агглютинирующий язык с дополнит, чертами основоизоляции. Фонемный состав характеризуется отсутствием противопоставления открытых и закрытых«е» и «о» (в отличие от мн. аустроазиат. языков) и наличием ряда приды-хат. согласных. Морфонология отмечена распространением начальных групп согласных, возникших за счет выпадения префиксального гласного (напр., kyti — kti ‘рука’). Нейтральный гласный э (графически — у) выступает
почти исключительно в префиксах. Характерна ассимиляция соглас-
ных на стыке префикса и основы. Префиксация, выступающая как основообразоват. и грамматич. средство, разделяется иа новую — служебные слова в препозиции (напр., nong — показатель деятеля) и древнюю, восходящую к прото-аустроазиат. модели (pyn, myn, byr, kyr, kyl).
Отличит, чертой грамматики является категория рода у имен существительных с препозитивными артиклями (и — муж. род ед. ч., ka — жен. род ед. ч., ki — мн. ч. обоих родов). Артикли выступают и как личные местоимения 3-го л., и как относит, местоимения (перед относит. частицей Ьа). Глагол оформляется рядом служебных монем в препозиции или постпозиции. Типичный порядок слов SVO. Однако отмечена конструкция с «согласованием» и обратным порядком типа ki wiar ki ksaw ‘лают собаки'.
Письменность на основе лат. графики создана миссионерами в кон. 19 в. В Индии на К. издаются газеты и журналы, произв. худож. лит-ры, развивается науч. лит-ра.
*	Pryse W.t An introduction to the Khasia language, Calcutta, 1855; Rabe I L., Khasi, a language of Assam, Baton Rouge, 1961.
S i n g b U. N., Khasi-English dictionary, Shillong, 1906.	Ю. К. Лекомцев.
КХМЁРСКИЙ ЯЗЬ1К — один из мон-кхмерских языков. Офиц. язык Государства Камбоджи; распространен также в СРВ н Таиланде. Общее число говорящих ок. 7,7 млн. чел. Диал, различия на терр. Камбоджи незначительны. Выделяются 2 группы диалектов: сев .-западная и юго-восточная с пномпеньским диалектом — основой совр. лит. языка. Диалекты К. я. Таиланда и сев.-зап. диалекты Камбоджи сохранили ряд архаичных черт и испытали значит, влияние тайского языка. Для диалектов К. я. на терр. СРВ характерно обилие синтаксич. и лексич. заимствований из Вьетнам, яз.
К. я. отличается богатым вокализмом, отсутствием тоиов, относительно большим процентом двусложных морфем. Сравнительно многочисленны в К. я. рефлексы древней (аустроазиат.) аффиксации. Лит. К. я. подвергся сильному лексич. влиянию санскрита н пали.
Письменность силлабо-фонетическая юж.-ннд. происхождения (см. Индийское письмо). Первые эпиграфич. памятники — с 7 в.
•	Горгониев Ю. А.. Кхмер, язык, М., 1961; его же, Грамматика кхмер, языка, М., 1966; Лонг С., Очерки по лексикологии кхмер, языка, М.. 1975; Maspero G., Grammaire de la langue khmere (cambod-gien), P.. 1915.
Горгоииев Ю. А., Кхмер.-рус. словарь, M., 1975; 2 изд., М., 1984; Gues-d о n J., Dictionnaire cambodgien-francais, P., 1930,	T. Г. Погибенко,
ЛАБИАЛИЗАЦИЯ (от ср.-лат. labia-lis — губной) (огубление) — артикуляция звуков речи (как гласных, так и согласных), сопровождаемая округлением вытянутых вперед губ. Л. изменяет форму ротового резонатора и уменьшает его выходное отверстие, что ведет к ослаблению интенсивности и понижению частот шумовых спектральных составляющих согласных звуков и понижению частот формант Ft и Fj гласных звуков. Л. может являться различит, признаком фонем. Так, во франц., нем., швед, языках лабиализов. гласные фонематически противопоставлены нелабналиэованиым. Существуют лабиализов. гласные переднего, среднего и (чаще) заднего ряда. Лабиализов. согласные как особые фонемы имеются в сев.-кавк. языках: каб,-черкесском, аварском, лезгинском и др. Л. является дополнит, артикуляцией, приводящей к возникновению комбинаторных вариантов (аллофонов) фонем, когда она обусловлена лишь фонетич. положением звука. Так, широко распространена Л. согласных перед губными гласными, ср. рус. «сад» — «суд». Для разных языков характерна разная сте-
250 КХАСИ
пень Л. Так, в сканд. языках, особенно в шведском, задние гласные лабиализуются значительно сильнее гласных др. европ. языков, ср. швед. Ьо [Ьо:1 ‘обитать’ — нем. so (zo:) ‘так’ — франц, beaufbo] ‘красивый’; Степень фонетич. Л. согласного перед губным гласным зависит от характера губной артикуляции гласного; напр., во франц, яз. Л. согласных выражена сильнее, чем в русском, в связи с большей лабиалиэовав-иостью гласных (ср. франц, tuer ‘убивать’ — tasse ‘чашка’ — рус. «тюк» — «так»),
•	Фант Г., Акустич. теория речеобразования, пер. с англ., М., 1964; Бондарко Л. В., Звуковой строй совр. рус. языка, М., 1977; 3 и н де р Л. Р., Общая фонетика, 2 изд., М., 1979.	Н. А. Грязнова,
ЛАДЙНО (спаньоль, испанский еврейский язык, сефардский язык) —один из романских языков. Его носители — потомки евреев, изгнанных в 1492 из Испании и расселившихся в странах Юж. Европы, Нидерландах, Англин, иа Ю. Германии, в Турции, Марокко и др. араб, странах (т. наз. сефарды). Распространен в Израиле, отд. р-вах Югославии, Румынии, Болгарин, Греции, Турции и др. стран. Число говорящих ок. 100 тыс. чел. Диал, членение связано
со странами обитания носителей (осн. диал. варианты — турецкий, румынский, югославский).
В основе Л. лежит лит. кастильский язык 15—16 вв. (см. Испанский язык). Фонетич. особенности Л.: спираитиза-ция d, g в интервокальной позиции, оппозиция смычного и фрикативного Ь, сохранение древией кастильской системы фрикативных согласных [f] — [v], [s] — [z], [s] — [f], отсутствие палатализации согласных, переход гласных о, е в безударном положении в u, i. Осн. пласт лексики — слова ром. (исп.) происхождения, однако их фонетич. облик и морфологич. оформление могут быть изменены. Заимствования из иврита относятся преим. к религ.-ритуальной сфере. В тур. диалекте Л. сильно влияние тур. н итал. языков, в рум. и югослав, диалектах — влияние французского яз.
Лит. Л. сложился на основе койне 16 в. Первый памятник — Пятикнижие 1547 (изд. в Константинополе). Письменность существует с 16 в.— на основе древиеевр. письменности (см. Западносемитское письмо); используются диакритич. надстрочные знаки и нек-рые согласные евр. алфавита для обозначения гласных. Совр. Л. ограниченно используется как разг.
язык, на нем издаются книги и периодика, в Израиле ведетси радиовещание.
в Crews С. J., Recherches sur le judeo-espagnol dans les pays balkaniques, P., 1935; Entwistle W. J., The Spanish language, L., 1965; Sala M., Le judeo-espagnol, The Hague, 1976.	А. Ю. Айхенвалъд.
ЛАЗСКИЙ ЯЗЬ'1К (чанский язык) — один из картвельских языков. Распространен в причерноморской полосе сев.-вост. Турции (Тур. Лазистан) вплоть до границы СССР (часть сел. Сарпи — в пределах Груз. ССР). Мелкие группы лазов встречаются и в др. р-нах Турции и Зап. Грузии. Число говорящих ок. 50 тыс. чел. В Л. я. выделяются 3 диалекта — атииский, вицско-архавский н хопский, подразделяющиеся на ряд говоров. Фонетика Л. я. имеет минимальные отличия от мегрельского яз.: наличие j, h и f, процессы .q > ‘ > 0, г > 0, ударение с элементами тона. Морфологии свойственны нек-рые черты, присущие языкам балканского языкового союза. В глаголе специфичны состав и образование временных форм, развиты категории потенциалиса и взаимности. В имени есть аналог притяжат. форм. Для синтаксиса Л. я. характерно наличие прямого строя предложения, введение придаточных предложений путем оформления их глагола формой генитива. В словообразовании деривация господствует над композицией. Объем исконного словарного состава резко сокращен за счет множества тур. заимствований (более древний пласт заимствований — грецизмы). Язык бесписьменный (в пределах тур. Лазистаиа лазы используют тур. лит. язык).
* Марр Н. Я., Грамматика чанского (лазского) языка, СПБ. 1910; Ч и к о б а-в а А. С., Грамматич. анализ чанского (лазского) диалекта с текстами, Тб., 1936 (на груз, и рус. яэ.); Асатиани И. Ш., Чанские (лазские) тексты. I. Хопский диалект, Тб., 1974 (нагруз. яз.); D u m t z i 1 G.. Documents anatoliens sur les langues et les traditions du Caucase, IV. R4cits lazes en dia-lecte d’Arhavi, P,, 1967. Г. А. Климов. ЛАКСКИЙ ЯЗЫК — один из лакско-даргинских языков. Распространен гл. обр. в горном Дагестане. Число говорящих 100 тыс. чел. (1979, перепись).
О фоиетико-грамматич. чертах и диалектах Л. я. см. Лакско-даргинские языки. Лит. язык сложился на базе кумух. диалекта. В его лексике большое число заимствований из рус. яз. (гл. обр. терминология). Письменность до 1928 на основе араб, алфавита, в 1928—38 — лат. алфавита, с 1938 на основе рус. графики.
* У с л ар П. К., Лакский язык, в его кв.; Этнография Кавказа, т, 4, Тифлис, 1890; Жирков Л. И., Лакский язык, М., 1955; Хайдаков С. М., Очерки по лексике лакского языка, М., 1961; его же, Очерки по лакской диалектологии, М., 1966; Муркелииский Г. Б., Грамматика лакского языка, ч. 1, Махачкала, 1971; Абдуллаев И. X.. Категория грамма-тнч. классов и вопросы ист, морфологии лакского языка, Махачкала, 1974; Бурчу-ладзе Г. Т., Осн. вопросы падежного состава и процессов склонения имен существительных в лакском языке, Тб., 1986 (иа груз. яз.).
Хайдаков С. М., Лакско-рус. словарь, М., 1962.	С. М. Хайдаков.
яАкско-даргйнские ЯЗЫКЙ — подгруппа нахско-дагестанских языков. На Л.-д. я. говорят даргинцы и лакцы, живущие в горном Дагестане, а также даргинцы, живущие на равнине в аулах Костек (Хасавюртовский р-н) и Герга (Каякентский р-н), часть лакцев — в Новолакском р-не. Общее число говорящих 387 тыс. чел.
вить’, чкваь (лакский лит.) —чка» (виц« хин.) ‘рука’.
Л.-д.я. имеют общие для них категории морфологич.' и именных классов, вида и времени, развитое личное спряжение и иек-рые др. черты. Однако в даргин. яз. названии животных и вещей относятся к разным именным классам в зависимости от их грамматич. числа. В лакском языке обе формы грамматич. числа этих же названий относятся к одному и тому же классу.
В даргин. яз. наличие в исходе (конце) глагольных форм классного показателя является признаком однократного действии, а его отсутствие — признаком многократного действия. В лакском яз. наличие классного показатели в конце слова и в исходе слова является признаком только перфектных форм.
Признаком вида в даргин. из. являются аблаутные чередовании е — у (чб-е-рхъес> ‘отправить’—чб-у-рхьес» ‘отправлять’), а — у (чб-а-ркьес> ‘сделать’ — чб-у-ркьес» ‘делать’), что совершенно нехарактерно для лакского яз. Показателем многократности действия в обоих языках служит аффикс -л. Однако в даргин. глаголе ои стоит перед корневой морфемой (чби-л-шес> ‘потухать’), а в лакском — после нее (члас-л-ан> 'брать'). Отсутствие этого аффикса в даргин. яз. является признаком однократности действия, а в лакском яз.— неопределенности действия. Редупликация основы — способ образования длит, вида в лакском яз. (члас-лас-и> ‘берите’), что нехарактерно для даргин. яз.
Аффиксы личного спряжения в обоих языках имеют местоименное происхождение. В лакском глаголе они выражают грамматич. число (ччича-ра> ‘пишу, пишешь*, ччичару» ‘пишем, пишете’), а в даргин. лит. языке форма 2-го л. ед. ч. противостоит форме прочих лиц (члук!ул-ри> ‘пишешь’—члук!ул-ра> ‘пишу, пишем, пишете’).
Между диалектами даргин. яз. имеются более или менее сильные различия в образовании форм буд. вр., форм наклонений, отрицат. форм и др. Формам буд. вр. лит. языка (члук!а-с> ‘напишу’, члук!а-д> ‘напишешь’, члук!е-х!е> ‘напишем’, члукТадая» ‘напишете’) в хайдак. диалекте противостоят различающиеся по аффиксам формы (члуч!и-т> ‘напишу, напишешь’, члуч!и-тта> ‘напишем’). В чирах, диалекте имперфект выполняет также функцию сослагат. наклонения, что отражает более древнее диффузное состояние в дифференциации наклонений: чг!ецце лук!атте> ‘ты писал, писал бы'. В хайдакском и в нек-рых др. диалектах индикативный имперфект имеет особые формы, отличающиеся от форм ирреалиса (ср. хайдак. чдули лук!нв-да> ‘я писал’—чдули лук!а-ди> ‘я писал бы’, чили луч!ив-ди> ‘ты писал’ —чили лук!а-тти> ‘ты писал бы'). В чирах, диалекте отрицат. формы образуются в зависимости от грамматич. времени: при перфекте — с помощью аффикса ria- (чг!а-белк1унда> ‘не написал’), при др. иременах — с помощью аффиксов -аччу, -акку (члук!л-аччуда», члук!л-акку> ‘не пишет’).
Различия между Л.-д. я. наблюдаются н в последовательности образования местных падежей. В лакском яз. от локатива, или падежа покоя (чмурхьира-й» ‘на дереве’), образуется аблатив, или исходный падеж (чмурхьира-й-а» ‘от дерева, с дерева’), а от исходного —алла-
ЛАКСКО-ДАРГИН 251
Лакско-даргин. подгруппу составляют 2 языка — даргинский и лакский, по нек-рым классификациям образующие самостоят. подгруппы нахско-даг. языков — лакскую и даргинскую. Даргин. яз. состоит из существенно отличающихся ДРУГ от ДРУга диалектов — кубачин-ского, хайдакского, чирахского, цуда-харского и др. (группа диалектов цуда-хар. типа); акушинского (лежит в основе лит. языка), урахинского, уркарахского и др. (группа диалектов акушин. типа). Различия между диалектами позволяют описывать их даже как близкородств. языки, имеющие единый общедаргин. этнос.
Лакский яз. имеет диалекты — кумух-скнй (лежит в основе лит. языка), виц-хинский, вихлинский, бартхииский, аш-тикулинский, аракульский и шаднин-ский, отличающиеся друг от друга в меньшей степени, чем даргин. диалекты. Специфич. черты в лексике обнаруживает шаднин. диалект (много заимствований из даргин. яз.), в морфологии — аракульский диалект (указат. местоимения и наречяя места имеют архаичные формы, не характерные для др. диалектов, слабо развито личное спряжение).
Фонологич. система Л.-д. я. неоднородна. В даргин. яз. имеются четыре простых гласных: и, у, е(э), а. Гласный звук э встречается редко. В кубачин. диалекте есть долгие гласные, возникшие путем слияния простых гласных или же выпадением ряда согласных, напр. р: чуче> (ср. урахнн. чурчи») ‘лошадь’. Имеются также фарингализов. гласные оь, эь, аь; среди них чаще встречается аь: чбаьчео ‘разбить’, чбаьлсесь ‘измазаться* (акушин.). В лакском яз. простые гласные а, у, е(э), и во мн. лексемах последовательно противопоставляются фарингализов. гласным аь, оь, еь (эь), ср. чар> ‘равнина’—чаьр» ‘гнилой’, чу> ‘голозерный ячмень* —<оь> ‘кровь’. В балхарском говоре бартхин. диалекта и аракульском диалекте есть также гласный чо>, возникший на месте выпадения комплекса кьу: ср. лит. чкьункьу-ла> — <он-ола> (балхар.) ‘замок’; лит. чкьуваь—чоба» (аракульский) ‘двадцать’.
Более значительны расхождения Л.-д. я. в системе консонантизма. Диалекты даргин. яз. различаются между собой наличием (диалекты цудахар. типа) или отсутствием (диалекты акушин. типа) ге-мннированных, или сильных, согласных. В диалектах цудахар. типа, как в лакском и аваро-андийских языках, сильные и слабые согласные образуют десять коррелятивных пар; цц—ц, чч — ч (аффрикаты), сс — с, щ — ш, хх — х, хьхь — хь (спиранты), пп — п, тт—т, кк — к, къ — хъ (смычные). В акушин., урахин., уркарах. диалектах сильные согласные утрачены. Их смыслоразли-чит. функцию приняли на себя фонемы соотв. коррелятивных рядов, ср. чкквач-че> (кубачин.)—чгваджеь (урахнн.) ‘сука’, чмаццаь (чирах.)—чмазаь (урахин.) ‘овца*. Диалекты цудахар. типа потеряли звонкие аффрикаты дз, дж. Они сохранились в урахин. диалекте. Этих согласных нет и в лакском яз. В обоих языках абруптив п* встречается редко. Лабиализов. согласные не характерны для акушин. диалекта даргин. яз. и вицхнн. диалекта лакского яз., хотя имеются во всех остальных диалектах обоих языков: чкьваьль (чирах.) ‘корова*, чкваццаь (чирах.)—чккваццаь (лакский) ‘кобыла’, чг!ярк!вь (чирах.) ущелье’, чберччвара» (хайдак.) ’распла-
тйв, или направит, падеж: чмурхьнра-й-а-н» ‘иа дерево’. В даргин. яз. эти па,-дежи образуются в обратной последовательности: от направитёльиого (чгалгали-чи» 'иа дерево’) — падеж покоя (чгал-гали-чи-б> ‘иа дереве'), от последнего — исходный падеж: чгьалгали-чи-б-ад» 'от дерева'. Падеж покоя в даргин. яз., в отличие от лакского яз., маркируется классными показателями: <гьалгаличи-в (р, -б)> ‘на дереве*. В чирах, диалекте падеж покоя и направит, падеж выражаются одной формой: чшинни-це» 'в воде//в воду'.
В кубачин. диалекте даргин. яз. прилагательное и причастие в исходе слова маркируются отличающими их классными показателями (в этом плане диалект обнаруживает сходство с .аваро-андийскими языками): чххвалазн-в» (I кл.) ‘большой’, <калач!унзи-в, -й, -б» ‘читающий, читающая, читающие'.
Л.-д. я., как и другие даг. языки, являются языками эргативного строя. Эргатив в Л.-д. я.— полифункциональ-иый падеж, что обусловливает разные формы его функционирования. В лакском яз. он выполняет функции 3 падежей: род. п. (чарснал кьяпа» ‘сына шапка’), эргативного субъекта и тв. п.— чарсна-л (эргативный субъект) хъу лач!а-л (эргатив в функции тв. п.) дургьуи-и» ‘сыи поле пшеницей засеял’. В даргии. яз. эргатив выполняет также функцию тв. п.— чдудеш-ли бадира шии-ии (>шии-ли) биц!ира» ‘отец ведро водой наполнил’. Наличие в одном предложении двух эргативов — одного в функции субъекта (ср. лакское чарс-нал» ‘сын’, даргии. чдудешля» ‘отец’), а другого — в функции тв. п. (ср. лакское члачТал» ‘пшеницей’, даргин. чшин-ии» ‘водой’) вместе с прямым дополнением в форме им. п. (ср. лакскоечхъу», ‘поле’, даргин. чбадира» ‘ведро’) закономерно для Л.-д. я. Однако для даргин. яз., в отличие от лакского, характерна т. наз. обратная эргативная конструкция, в к-рой субъект и объект как бы меняются падежиыми формами, в результате чего происходят сдвиги в членении предложения, обусловленные природой многократного действия перех. глагола. Многократное действие во всех даргин. диалектах (за исключением чирахского) может мыслиться двояко — как цельное или дробное. При цельном, неделимом многократном действии функционирует чнормальная» эргативная конструкция. При дробном многократном действии субъект действия стоит не в эргативе, а в абсолютнее, поскольку чослабленное» действие требует такого же чослаблеиио-го» субъекта, что автоматически ведет к изменению прямого объекта — он становится объектом, оформляемым в эргативе: чузи жуз-ли уч!ули сай» ‘братом книга читается’ (лит. язык), чдярх!я китавли улч!ун цай» ‘сыном книга читается’ (хайдак. диалект). Однократное действие мыслится как цельное, неделимое и, следовательно, непосредственно иаправленное иа прямой объект, что исключает функционирование чобрат-иой» эргативной конструкции: чузи-ни жуз белк!ун» ‘брат прочитал книгу’ (лит. язык), чдярх!ялли китав белч!уи» ‘сыи книгу прочитал’ (хайдак. диалект). Личные местоимения лакского яз. ие различают номинативной и эргативной конструкций: значение обоих ядерных падежей выражается одной формой (чна ивзра» ‘я встал’ —чна ласав» ‘я взял’).
252 ЛАМУТСКИЙ
В даргии. яз. каждый их падеж имеет свою форму. В чирах, диалекте дифференцировались только формы личных местоимений в ед. ч., ср. чду вахьуд» *я хожу’—чдицце луч!ид» ‘я пишу'), чо вахьутте» ‘ты ходишь’ —чг!ецце лу-кТанде» ‘ты пишешь*. В формах местоимений мн. ч. значение номинатива и эргатива выражается нерасчлененно, диффузно: чиусса вахьуд» ‘мы ходим'— чнус-са лучТид» 'мы пишем', чнуша вахьутта» ‘вы ходите’ — чнуша лукХанда» ‘вы пишете’. В Л.-д. я. есть и дативная конструкция, обусловливаемая глаголами чувственного восприятия (Verba Sentiendi): лакское чттун чани чХалай бур» ‘я вижу свет’ (букв.— ‘мне видится свет’), дарг. чнаб жуз дигулра» ‘я люблю книгу'.
Для лакского н даргин. языков характерны три способа словообразования: префиксальный (более развит в даргинском и менее в лакском языках), суффиксальный и словосложение. В даргин. лит. языке в функции префиксов употребляются также и нек-рые наречия места.
Об истории изучения Л.-д. я. см. Кавказоведение.
* Языки Дагестана, в. 3, Махачкала, 1976; А к и ев А. Ш., Исторнко-сравнит. фонетика даргин, и лакского языков (система консонантизма), Махачкала, 1977; его же. Сравнит, анализ гласных лакского и даргин. языков, Махачкала, 1982; Гвинджилиа Л., Образование множественного числа существительных в даргин. и лакском языках Тб., 1978 (на груз. яз.). С. М. Хайдаков. ЛАМУТСКИЙ ЯЗЬ'Ж — см. Эвенский язык.
ЛАОССКИЙ ЯЗЫК —один из тайских языков (юго-зап. подгруппа). Офиц. язык и язык межнац. общения ЛНДР, распространен также в сев.-вост, провинциях Таиланда. Общее число говорящих в Лаосе св. 3,5 мли. чел., в Таиланде на диалектах Л. я. говорит ок. 20 мли. чел. Включает неск. десятков диалектов и говоров, различающихся гл. обр. фонетически и частично лексически. Диалекты достаточно близки друг к другу, что обеспечивает в целом взаимопонимание их носителей. В Лаосе говоры Л. я. объединяются в 3 наречия: центральное, северное и южное. В основе формирующегося Лаос. лит. языка лежит вьентьяи. диалект.
Л. я.— тональный, число тонов варьируется в разл. диалектах от 5 до 7. В основе своей язык моиосиллабический (исконная лексика преим. одиосложнаи). Язык изолирующий. Грамматич. категории выражаются преим. аналитич. способом. Отношения между словами выражаются порядком слов и служебными словами. Порядок слов фиксированный, преобладает порядок SVO. Заметную часть лексики составляют заимствования из пали и санскрита или образования из корней этих языков.
Время создания письменности неизвестно. Наиболее ранние из сохранившихся письм. памятников (преим. эпиграфические) относятся к 15 в. Известно два осн. вида лаос. письменности: цивильное письмо чтуа лао», служащее осн. средством фиксирования языка, и духовное письмо чтуа тхам», восходящее к мон-скому письму и употребляющееся для записи религ. текстов. Оба вида письма, как и др. тайские письменности, южно-иид. происхождения (см. Индийское письмо).
Наиболее известные памятники лит-ры на Л. я.: <Принц Хунг» (предположительно 15—16 вв.), чПринц Синсай» (предположительно 17 в.), лаос. версия
чРамаяны», известная под назв. <Пха Лак, Пха Лам» и др.
* Морев Л. Н.. Москалев А. А., Плам Ю. Я., Лаос, язык, М., 1972; Hospital ier J.J., Grammaire laotienne, [Pj, 1937.
Морев Л. H., Васильева В. X., Плам Ю. Я., Лаос.-рус. словарь, М., 1982; Морев Л. Н., Рус. -лаэс. учебный словарь. (Для продвинутого этапа). 2 изд., М.. 1988: Reinnorn М., Dictionnaire laotien-francais, v. 1—2, P., 1970; Kerr A., Lao-English dictionary, v. 1—2, Wash., 1972.
Л. H. Морев. ЛАРИНГАЛ (от греч. larynx — гортань)— 1) согласный, артикулируемый в гортани (ларинксе). Имеется 2 вида Л.: глоттальные (гортанный взрыв и придыхание), образующиеся н голосовой щели (глоттисе), и э п и -глоттальные, или чэмфатические» (спиранты и смычный), образующиеся путем прикрытия входа в гортань эпиглоттисом (надгортанником). Глоттальные Л. широко распространены, эпиглотталь-ные Л. существуют в семитских и кавказских языках. 2) В индоевропеистике — неопределенный поствелярный звук, постулирование к-рого позволяет объяснить вокалическую огласовку корня (см. Ларингальная теория). с. В. Кодзасов ларингальная ТЕбРИЯ — теория древнейшего состава, происхождения и чередования индоевропейских гласных, исходящая нз существования в праязыке особых фонем, условно называемых ла-рингалами. Осн. идея Л. т. была высказана в виде гипотезы Ф. де Соссюром (1878), к-рый поставил, в один ряд чередования типа греч. leip-o ‘кладу’ —аорист ё-lip-on, penth-ёо ‘скорблю’ — аорист ё-path-on, pha-mi (аттич. phemi) ‘говорю’ — pha-men ‘говорим’, di-do-mi ‘даю’ — df-do-men ‘даем’ (во всех случаях корень отражает чередование полной и нулевой ступени, причем в полной ступени всюду представлен гласный *е + сонантный коэффициент, а в нулевой ступеин — вокализованный сояантный коэффициент). В соответствии с этим указанные пары форм отражают древние корни *leikw-/likw-, *penth-/pnht-, ‘bheA-/bhA-, *deO-/dO; элементы А и°О— те новые фоиемы, к-рые Соссюр ввел в праиндоевроп. фоиологич. систему иа основании теоретич. соображений и к-рые он считал функционально аналогичными сонантам г, 1, т, п, у, w. Воздействию последующих А и О на первичный гласный *е было приписано появление в иидоевроп. языках долгих гласных (в позиции перед согласным): е + А > ё, а; е + О> б; о (апофонич.) + А, О > б, а_ также, долгих слоговых соиаитов (г, 1, т, п, i, и) из сочетаний чсоиант + А, О». Из этой гипотезы следовало, что иидоевроп. *а и *о (иеапофоиические) вторичны и что древнейший вокализм содержал только *е (чередующееся в определ. формах с *о). В рамках Л. т. получило объяснение и т. наз. первичное шва (*э), неопредел, гласный, реконструировавшийся из соответствий типа индоиран, i ~ греч. а (или е, о), лат. а (ср.-санскр. pitar/греч. patir /лат. pater ‘отец’ из *pater); в результате *э трактовалось как отражение вокализации ларингала в интерконсоиантной позиции. Слабым моментом гипотезы было неразличение е и а, одинаково возводимых к *еА. Поэтому Г. Мёллером был предложен (1879) третий элемент *Е, к-рый не менил тембра *е, а лишь вызывал его удлинение (откуда формы типа греч.
ром (с 8 в. до и. э.) Рим. Постепенное распространение Л. я. за пределы Рима и вытеснение других языков древней Италии начинается с 4—3 вв. до н. э. Латинизация Апеннинского п-ова (за исключением юга Италии и Сицилии, где сохранялся греч. яз.) в основном закончилась к 1 в. до и. э. Дальнейшие завоевания рабовладельч. Рима привели к распространению Л. я. в Сев. Африке, Испании, Галлии, прирейнской Германии, в Реции, Паннонии и Дакии.
В истории Л. я. антич. времени различают иеск. периодов. Архаи ч. пер и-о д, от к-рого сохранилось неск. надписей 6—4 вв. до и. э., одна из древнейших— посвятит, надпись нз Сатрика (кои. 6 в. до и. э.), фрагменты древнейших законов, отрывки из сакрального гимна са-лиев, гимн арвальских братьев. Д о-классич. период (3—2 вв. до н. э.) — время становления лит. Л. я., в основу к-рого лег диалект Рима. От этого периода сохранились комедии Плавта и Теренция, сельскохозяйств. трактат Катона Старшего, фрагменты разл. произведений др. авторов. Классическая, или «золотая», латы и ь (1 в. до и. э.) представляет собой язык с богатой лексикой, способной передавать сложные абстрактные понятия, с развитой научно-филос., полит, и технич. терминологией, с многообразием синтаксич. средств. Многочисл. морфологич. дублеты ранней латыни устранены или получили стилистич. дифференциацию. Высокого развития достигла лит-ра (Цицерон, Цезарь, Саллюстий, Вергилий, Гораций, Овидий). После-классическая, или «серебря-н а я», латынь (1 в.). Окончательно сложились фонетич. и морфологич. нормы лит. языка, были установлены правила орфографии (к-рыми руководствуются и при совр. издании лат, текстов). Поздняя латынь (2—6вв.). Возникает разрыв между письменным и иар.-разг. языком (народной латынью). После падения Рим. империи в 5 в. ускорилась региональная дифференциация нар.-разг, яз., что привело к образованию поманских языков, окончательно обособившихся к 9 в. Единство письм. латыни сохранилось, оиа продолжала лексически развиваться, стабилизировались осн. словарный фонд и грамматич. строй классич. латыни. На всей терр. распространения литературный Л. я. был языком администрации, торговли, школы и т. д., в ср. века функционировал в качестве общего письм. языка всей Зап. Европы, до 18—19 вв. использовался как язык дипломатии, науки и философии, в 20 в. остается языком католич. церкви, офиц. языком (наряду с итальянским) Ватикана. Л. я. сыграл выдающуюся роль в развитии европ. цивилизации, благодаря ему культура Рима и воспринятая им греч. культура сделались достоянием человечества. Европ. языки испытали на себе влияние Л. я. как источника лексич. обогащения и пополнения полит., науч, н технич. терминологии. Латинский алфавит обслуживает ми. языки мира (см. Латинское письмо).
Л. я. сохраняет мн. архаичные индоевроп. черты, сближающие его с хетт-ским яз., индоиранскими, кельтскими языками. Характерные особенности фонетич. системы: фонологически значимое квантитативное различие гласных (напр., malum 'зло’ и malum ‘яблоко’), отразившееся в законах ударения и в квантитативном характере стихосложения (разг, латынь, по мнению нек-рых
ti-the-mi ‘кладу’< *-dheE- вместо соссю-ровского *dheA). В соответствии со своей гипотезой о родстве индоевропейских и семитских языков Мёллер считал фонемы Е, А, О согласными фарингаль-но-глоттальиого ряда и впервые назвал их ларннгалами. Эти идеи получили развитие в ностратич. теории (см. Нострати-ческие языки) А. Кюии, утвердившего консонантный характер индоевроп. ла-рингалов, к-рые впоследствии стали обозначаться как Hi, Нз, Нз (или эз, Эз, эз). После работ Мёллера и Кюни наличие ларингалов признается и в начале корня, когда оно представлено по языкам кратким гласным (Hie- > е-, Нзе- > а-, Нзе- > о-), и в результате древний индоевроп. корень стал трактоваться как трехэлементный (согласный + е + согласный). Значит, шаг в утверждении эмпирич. обоснованности Л. т. сделал Е. Курилович, открывший (1927) соответствие хетт, h ~ индоевроп. Нз, Hs (ср. хетт, hant ‘перед’ — греч. anti, лат. ante и т. п.) и предположивший возможность Нз (для случаев типа хетт, арра ‘за, после’— греч. арб). Л. т. в изложении Курйловича объясняла мн. факты индоевроп. языков (индоиран, глухне придыхательные, греч. протетич. гласные, долгие дифтонги и др.) и лежит в основе теории индоевроп. корня Э. Бенвениста, вобравшей также осн. положения Мёллера и Кюни и подводившей итог развития трехэлементного варианта Л. т. (1935). В последующие десятилетия (особенно в 50-х гг.) Л. т. широко обсуждалась в связи с поиском и анализом рефлексов ларингалов в индоевроп. языках (особенно в кельтских, германских, балтийских, славянских, албанском, где следы ларингалов менее заметны, чем в грекоиталийском и индоиранском ареалах). Л. т. имеет неск. др. разновидностей. Одни ученые шли по пути увеличения числа ларингалов — 4 (Э. Сепир, Э. Стёр-тевант, У. Ф. Леман), 5 (В. М. Иллич-Свитыч), 6 (Р. Ф. Адрадос), 8 (Я. Пух-вел), 10 (А. Мартине), другие оперировали меньшим их числом — 2 (X. Педерсен, Г. Хендриксен, Р. Кросланд, Вяч. Вс. Иванов), 1 (Л. Хаммерих, Л. Згуста, О. Семереиьи). Существует также просодич. интерпретация Л. т., согласно к-рой ларингальность — не фонема, а различит, признак слогового акцента (Л. Г. Герценберг). Нек-рые ученые вообще не приняли Л. т. (К. Бругман, А. Мейе, Ф. Ф. Фортунатов, Дж. Бонфанте, X. Кронассер и др.). Л. т. пока не разработана окончательно, часто оиа дает альтернативную трактовку фактов, к-рые могут иметь убедит, объяснение и без привлечения Л. т.
* Бенвенист Э., Индоевроп. именное словообразование, пер. с франц., М. 1955; Соссюр Ф. де, Труды по яз-знанию, пер. с франц.. М., 1977; Семереиьи О., Введение в сравнит, яз-знание, пер. с нем., М., 1980; Герценберг Л. Г.. Вопросы реконструкции индоевроп. просодики, Л., 1981; Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс.. Индоевроп. язык и индоевропейцы. Реконструкция и ист.-типологич. анализ праязыка и протокультуры, кн. 1 — 2, Тб., 1984; К urylowicz J., Etudes in-doeuropeennes, I, Krakow, 1935; Evidence for laryngeals. Austin, 1960; К e i 1 e r A. R.. A phonological study of the Indo-European laryngeals. The Hague—P., 1970; Szeme-renyi O.. La theorie des laryngales de Saussure a Kurylowicz et & Benveniste. Essai de (devaluation, BSL, 1973, v. 68, fasc. 1.
В. Л. Виноградов.
ЛАТЙНСКИЙ ЯЗЫК — один из италийских языков, язык древиего племени латинов, населявших область Ла-ций в средней части Италии с цент
ученых, имела уже в классич. период квалитативную систему гласных, перешедшую в дальнейшем в ром. языки); сохранение ряда лабио-велярных согласных (в отличие, напр., от оскского и умбрского языков, где они подверглись лабиализации). Для морфологии характерно использование флексии как оси. средства формообразования. Имеется 5 типов именной флексии; в склонении различаются 6 падежей, ио во мн. ч. отмечается омонимия форм датива и аблатива. Временные формы глагола симметрично строятся вокруг двух основ — инфекта и перфекта. Различаются 3 наклонения (индикатив, конъюнктив и императив) и 2 залога (активный и медиально-пассивный). Преимуществ, порядок слов SOV, при к-ром глагол занимает последнее место в предложении, архаичен.
Лексика Л. я. сохраняет следы влияния языков древних соседних племен, родственных, напр. сабинского (bos ‘бык’, lupus ‘волк’), и неродственных, напр. этрусского (histrio ‘актер’, persona ‘маска’). Самое сильное и продолжит, влияние на Л. я. оказывал греч. яз. (особенно в 3—1 вв. до н. з.). Помимо прямых заимствований из греческого в лат. лексике имеется много калек, иапр., в филос. и лингвистич. терминологии: essentia*— oijaiа ‘сущность’; qualitas «- noi6tqg ‘качество’; accentus«-npoa<o6ia ‘ударение’. Лексика Л. я. (наряду с греческой) продолжает служить источником создания интернационализмов, особенно в области науч, терминологии.
* Линдсей В. М., Краткая ист. грамматика лат. языка, М., 1948; Нидерман М., Ист. фонетика лат. языка, М., 1949; Соболевский С. И., Грамматика лат. языка, М., 1950; Э р н у А., Ист. морфология лат. языка, М., 1950; Тройский И. М., Очерки из истории лат. языка, М.— Л., 1953; его же, Ист. грамматика лат. языка, М., 1960; Stolz F., Debrunner A., Schmidt W. Р., Geschichte der lateinischen Sprache, B., 1966; Pisani V., Grammatica latina storica e comparativa, в его кн.: Manuale storico della lingua latina, 4 ed., v. 2, Torino, 1974; S о 1 t a G. R., Zur Stellung der lateinischen Sprache, W.. 1974; Leumann M., Lateinische Laut- und Formenlehre, в кн.: Handbuch der Altertums-wissenschaft, Abt. 2, T1 2, Bd 1, Munch., 1977; Hofmann!. B., Lateinische Syntax und Sti-listik. Neubearb. von A. Szantyr.TaM же, Abt. 2, T1 2, Bd 2, Munch., 1963; M aiiczak W.. Le latin classique langue romane commune, Wroclaw, 1977;
Дворецкий И. X., Лат.-рус. словарь, М., 1976; W а 1 d е A., Lateiniscnes etyinolo-gisches Worterbuch, 3 Aufl., neubearb. von J. B. Hofmann, Bd .1-3, Hdlb., 1938-56; Ernou.t A., Meillet A., Dictionnaire etymologique de la langue latine, histoire des mots, 4 ed., P., 1959. Б. Б. Ходорковская. ЛАТЙНСКОЕ ПИСЬМб — буквенное письмо, к-рым пользовались древние римляне и к-рое легло в основу письма большинства народов Зап. Европы (в СССР используется для литовского, латышского, эстонского языков). Название щюисходит от племени латинов (см. Латинский язык). Восходит к греч. алфавиту (см. Греческое письмо).
Древнейшие известные науке лат. надписи датируются 7 в. до н. э. (надпись на серебряном сосуде из Пренесте и др.).
Согласно антич. ист. традиции, иск-во письма было принесено в Лаций во 2-й пол. 2-го тыс. до н. э. греками с Пелопоннеса, к-рые поселились иа Палатинском холме в центре будущего Рима. Следов этого письма в Италии не обнаружено, а в Греции тогда употреблялось слоговое линейное письмо.
ЛАТИНСКОЕ 253
В 18 в. возникла гипотеза этрус. происхождения Л. п. В 19 в. было выдвинуто предположение, что Л. п. происходит из г. Кумы (близ Неаполя), с 8 в. до н. э. крупнейшего из греч. городов Италии. Однако совр. археологич. данные свидетельствуют о том, что постоянные контакты между Грецией и Италией сущест-
monument, actuar.		monument, actuar.	
а А	АДАА	т ММ/ М М	
/> В В	В	л N	N N. JM
с (	С	оО	0
“ D		р р	p X
«ЕЕ		rR	R
/FF		« S	
Я (1 лН	(М£ И	t 7 vV X X	7 N U X
/ 1		у Y	
		zZ	
zL	1		
Рис. 1. Архаический латинский алфавит.
о A A A bB	I V „МММ" л/VNMI
c ( (звук ,,r") d|>D	(no размеру может „ бытьменьше других букв) рГР
	9?
	Г Р
	зН
	ИУ
»ККИ((	vVY х+
Рис. 2. Классический античный латинский алфавит
вовали уже во 2-м тыс. до и. э., и греч. алфавитное письмо, возникшее предположительно на рубеже 9—8 вв. до и. э., могло попасть в Лаций не только через Кумы (напр., рядом с Римом находился г. Габии, где господствовала греч. культура н где, как гласит антич. традиция, будущих основателей Рима Ромула и Рема обучили грамоте). Греч, алфавитное письмо на терр. Италии развивалось медленно, без резких изменений, и лишь постепенно, в 4—3 вв. до и. э., сложился собственно лат. алфавит (см. рис. 1).
В древнейших лат. надписях письмо имеет направление и справа налево, и слева направо, а надпись Форума сделана вертикальным бустрофедоном. С 4 в. до и. э. прочно установилось направление письма слева направо. Знаков препинания в антнч. письме не было. Деление на прописные и строчные буквы отсутствовало. Слова отделялись друг от дру-
254 ЛАТИНСКОЕ
га, как правило, словоразделит. знаками, стоявшими на уровне середины букв.
В Л. п. большинство зап.-греч. букв сохранило свое исконное значение и начертание. Лат. буква С представляет собой арханч. начертание греч. гаммы (в таком значении она сохранилась в традиционном сокращении рим. личных имен Гай и Гией — С, Сп); в 4—3 вв. до и. э. начертание буквы К постепенно трансформировалось в начертание С и т. о. совпало с начертанием древней гаммы, в Л. п. буква С стала передавать звук «к», а с позднеантич. времени — звук «ц» перед о», <и>. Дигамма F, передававшая в арханч. греч. письме звук «в», в Л. п. использовалась для звука «ф». Дзета Z была официально упразднена из лат. письма цензором 312 до и. э. Ап-пием Клавдием, поскольку вышла из употребления в связи с изменением интервокального «з» в «р». Буква Н («эта»), передававшая в зап.-греч. письме придыхание, сохранилась в Л. п. в этом же значении. Буква К («каппа»), имеющая в надписи на стеле Форума разомкнутое начертание, постепенно приобрела форму С, совпавшую с третьей буквой алфавита, передававшей звук «г». В надписях 4—3 вв. до и. э. начертание С служит одновременно обозначением звуков «к» и «г» (но начертание К никогда не имеет значения «г»). Чтобы избежать смешения этих звуков при письме, к древней гамме С добавили вертикальный штрих внизу — так получилось лат. G; ок. 234 до и. э. Спурий Карвилий официально ввел букву G в алфавит, поставив ее на место ранее упраздненной дзеты. Начертание С стало служить знаком для «к», а архаич. начертание К почти вышло из употребления, сохраняясь преим. в написании слова Kalendae и в сокращении личного имени Kaeso — К. От коппы (9) происходит лат. буква Q. Из греч. ипсилона (Y) получилась лат. буква V. Буква X («хи»), служившая в зап.-греч. письме знаком для «кс», сохранила это значение. Буквы 0 («те-та»), Ф («фи») и («пси») использовались в лат. письме как цифровые знаки для 100, 1000 и 50.
С 1 в. до и. э. буквы Y и Z римляне стали употреблять для написания слов греч. происхождения.
Рим. император Клавдий (41—54) изобрел и ввел в алфавит буквы д (звук «в»), э («пс», или «ос»), Ь (звук типа нем. й); эта реформа, стремившаяся приблизить написание к произношению, успеха
не имела, и после смерти Клавдия эти буквы ие употреблялись. Классич. антич. лат. алфавит см. на рис. 2.
В течение мн. веков лат. письмо развивалось стихийно и плавно, имея широкое употребление в рим. обществе, грамотность в к-ром никогда ие была привилегией к.-л. социальных слоев. К кои. 2 — нач. 1 вв. до и. э. сформировалась своего рода каллиграфия, вершина эпиграфич. письма для надписей особенно важного содержания (т. н. монументальное, или квадратное, или лапидарное, письмо; см. рис. 3). Его противоположностью является курсивное, т. е. беглое, повседневное письмо, в к-ром максимально проявляется индивидуальный почерк человека. Иногда выделяют как особый вид актуарное письмо (письмо документов). В 3 в. в Сев. Африке сложилось эпиграфич. унциальное письмо (т. е. «крючковатое»; см. рис. 4). Антич. эпиграфич. Л. п. всегда было маюскульным (см. Маюскульное письмо).
Л. п. продолжало развиваться в ср. века, отличаясь большим разнообразием форм. Начертание W появилось в И в. Буквы J и U введены в Л. п. в 16 в. В послеантич. время возникло деление букв на прописные и строчные, появились знаки препинания и диакритич. знаки.
В нап. системах письма, имеющих в основе Л. п., его приспособление к соотв. фонетич. системам осуществлялось гл. обр. за счет введения диакритических знаков (во франц., польск., литов, и др. языках). Совр. лат. алфавит имеет два типографских вида: латиница (или антиква) и готич. шрифт (или фрактура); первый вид, близкий к древнему, является господствующим (см. рис. 5).
* Федорова Е. В., Введение в лат. эпиграфику, М., 1982 (лит.); С а 1 d е г i n i A.. Epigraria, Torino, [1974] (лит.); С а 1 а Ь i Limentani I., Epigrafia latma, 3 ed., Mil., [1974] (лит.); Popoli e civilti dell'Italia antica, v. 6 — Lingue e dialetti, Roma, 1978.	E. В. Федорова.
Рукописное Л. п. в античности сначала отличалось большой близостью к эпиграфическому. Последовательным маюскульным характером обладают разновидности капитального письма: рустичная (букв. — грубая; 1 — 8 вв.) — нз значительно свободных по форме букв, иквадратная (4 в.) — нз каллиграфических. Широкое использование для письма пергамена привело к выработке со 2 в. унциала (до 8 в.), в к-ром развивается округлость форм.
Рис. 4. Унциальная надпись 3 в. из г. Тимгад (Алжир).
ЛАТИНСКИЙ АЛФАВИТ^
Прописные	Строчные	Названия	Произношение
A	a	a	[а]
В	b	бе	[б]
С	c	ue	W»W
D	d	де	Сд]
E.	e	Э	[э]
F	1	эф	вд
G	g	re	[г]
H	h	xa	W
I	i	H	[и]
J	J	йог	и
К	k	ка	[к]
L	1:	5ЛЬ	[л]
M	m	ЭМ	[и]
N	n	эн	[и]
0	0	0	[о!
P	P	ле	W
Q	4	иу	[к]
R	r	эр	и
S	s	эс	Cel
T	t	те	И
u	u	У	[у]'
V	V	ве	ГО
X	X	икс	[кс]
Y	У	нпснлон	Гн]
Z	z	эета	[э]
Рис. 5.
Среди шрифтов, появившихся в средневековье, маюскульный характер имеет круглая разновидность островного письма, т. е. письма Ирландии н англосак-сои. гос-в. После постепенного вытеснения с 3 в. маюскула минускулом (см. Минускульное письмо) капитальное письмо закрепляется как совокупность форм, используемых до настоящего времени пренм. для заглавий. Первыми видами минускула были четкий по формам полуунциал (3—8 вв.) и небрежный новый римский курсив (3—5 вв.). На основе последнего выработаны полукурсивные раннесредневековые шрифты, т. наз. областные, использовавшиеся часто на ограниченной терр. На рубеже 8—9 вв. (в начале «Каролингского возрождения») появился каролингский минускул, в основе к-рого заметна традиция полуунциала. Каролингский минускул постепенно вытеснил в Зап. Европе все остальные виды Л. п. С кон. 11 в. распространяется как результат развития городов
ломаный вариант каролингского минускула (т. н. готическое письмо), к-рый господствует до 15 в. Эпоха Возрождения, снова оживившая антич. традиции, вызвала возвращение в письме круглых форм и появление г у м а и и-с т и ч. письма. Последнее легло в основу большинства печатных и рукописных шрифтов нового времени.
* Люблинская А.Д., Лат. палеография, М., 1969; Добиаш-Рождест-венская О. А., История письма в ср. века, 3 изд., М. —Л., 1987; Steffens F., Lateinische Palaographie, 3 Aufl., В.— Lpz.. 1929.	_	. Д. А. Дрбоглав.
ЛАТЫШСКИЙ ЯЗЫК— один из балтийских языков. Распространен гл. обр. в Латв. ССР. Общее число говорящих св. 1,5 млн. чел., в т. ч. в Латв. ССР ок. 1,4 млн. чел. (1979, перепись). В Л. я. 3 диалекта: среднелатышский (в центр, части Латвии), лежащий в основе лит. языка, ливонский (на С. Курземе и С.-З. Видземе, где раньше жили ливы, под влиянием языка к-рых образовался данный диалект), верхнелатышский (в вост, части Латвии; этот диалект, называемый иа терр. Латгалии латгальскими говорами или латгальским яз., испытал на себе значит, слав, влияние; иа этих говорах в 1730—1865 и 1904—59 издавались книги и газеты).
В отличие от литов, языка в Л. я. фиксированное ударение на первом слоге (вероятно, влияние фиино-угор. субстрата). В конечных слогах многосложных слов долгие гласные сократились, дифтонги монофтонгизировались, краткие гласные (кроме и) отпали. Древние тавтосиллабические (относящиеся к одному слогу) сочетания подверглись изменениям an>uo, en>ie, in>I, ип>й; перед гласными переднего ряда согласные k>c, g>dz [3]. Характерно противопоставление задне- и среднеязычных согласных к—к, g—£. В долгих слогах (т. е. в слогах, содержащих долгие гласные, дифтонги и тавтосиллабич. сочетания гласных с m, п, n, 1, |, г) сохранены древние слоговые интонации: длительная (mate ‘мать’), прерывистая (meita ‘дочь’), нисходящая (гйока ‘рука’). В морфологии утрачен средний род и формы дв. ч., древний инструментальный падеж совпал в ед. ч. с аккузативом, во мн. ч.— с дативом. Утрачены прилагательные с основой на и. Сохранились определ. и неопредел, формы прилагательных. Для глагола характерны простые и сложные формы наст., прош. и буд. времени; неразличение числа в 3-м лице. Сложились оригинальные долженствоват. и пе-ресказочное наклонения. В предложении порядок слов свободный, преобладает порядок SVO, определяемое стоит после определения. Осн. фонд лексики исконно балтийский. Заимствования из герм, языков, особенно средиеиижненемецкого (elle ‘ад’, miiris ‘каменная стена'; stun-da ‘час’), из славянских, преим. русского (b]oda ‘миска’; sods ‘наказание’, greks ‘грех’), из прибалт.-фин. языков (kazas ‘свадьба’, puika ‘мальчик’) н т. п.
Письменность на основе лат. готич. письма появилась в 16 в. (первая книга — католич. катехизис 1585). Язык первых книг, написанных нем. пасторами, слабо владевшими Л. я. и пользовавшимися
орфографией нижненем. яз., плохо отражает морфологич. строй н фонетич. систему Л. я. Поэтому для истории Л. я. важную роль играет изучение диалектов, а также нар. творчества (особенно песен). Лит. язык формировался со 2-й пол. 19 в. В основе совр. латыш, графики — лат. алфавит (антиква) с дополнит, диакритиками; орфография основана на фонематич.-морфологич. принципе.
* Г р аби с Р., Латыш, язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 1, М., 1966; Endze-lins J., Lettische Grammatik, Riga, 1922; его же, Latvielu valodas^ gramatika, Riga, 1951; Ozols A., Latviesu tautasdzie-smu valoda, Riga, 1961; Musdienu latviesu literaras valodas gramatika, t. 1 — 2, Riga, 1959—62; Rudzite M., Latviesu dialek-tolodija, Riga, 1964; Mulenbachs K.. Latviesu valodas vardnica. Rediftejis, papil-dinajis, turpinajis J. Endzelins, sej. 1—4, Riga, 1923—32; Endzelins J., Hau-zenberga E., Papildinajumi un labojumi K. Mulenbacha Latviesu valodas vardnicai, sej. 1—2. Riga. 1934—46; Latvieiu literaras valodas vardnica, sej. 1—6. Riga, 1972—86 (изд. продолжается): Ozols A., Veclatvie-su rakstu valoda, Riga, 1965; Bergmane A., Blinkena A., Latviesu rakstibas atti-stiba, Riga, 1986.
Krievu-Iatvieiu vardnica, sej. 1—2, Riga. 1959; Latviesu-krievu vardnica, sej. 1—2, Riga. 1979—81.	_ В. Э. Сталтмане.
ЛАХМАНА ЗАКОН — закон удлинения краткого корневого гласного в латинских причастиях перфекта на -tus, в случае если глагольный корень оканчивается иа звонкий смычный: ago—actus, tego—tec-tus, cado — casus (<*kadtos). Сформулирован К. Лахманом в 1850. Причина удлинения гласного — оглушение звонкого смычного перед t. Однако мн. факты, связанные с действием Л. з., противоречивы. Так, оглушение звонкого смычного перед t имело место еще в иидоевроп. эпоху, но родств. иидоевроп. языки ие знают удлинения предшествующего краткого гласного; ср., иапр., лат. «ictus, ио греч. актб$ (с кратким а). Кроме того, из закона имеется немало исключений: se-deo—sessus, fingo—fictus н др. Попытки объяснить долготу корневого гласного причастий типа actus действием аналогии (Г. Остхоф) и вывод о том, что Л. з.— это вообще не фонетич. закон (К. Уоткинс), неудовлетворительны, ибо ни одно причастие с корнем на глухой смычный или иной согласный не удлиняет своего корневого гласного.
Противоречия, связанные с объяснением Л. з., могут быть устранены, если признать, что корневой гласный удлинялся только у тех причастий с суффиксом -to-, к-рые явились лат. новообразованиями, вытеснившими более древние иидоевроп. отглагольные прилагательные с суффиксом -по-. Напр., *tud-n-os (ср. др.-инд. tunnah — к tud- ‘бить’, 'ударять’)>*tud-t-os>*tiittos (оглушение на лат. no4Be)>tusus. В тех случаях, когда при унификации системы лат. причастий (единый суффикс -to- в отличие от суффиксов -по- и -to- в германских, славянских и индоиранских языках) были использованы древние нндоевроп. отглагольные прилагательные на -tos, корневой гласный не удлинялся, т. к. в нндоевроп. эпоху подобного удлинения не было, ср. лат. sedeo — sessus = = др.-инд. sattah, лат. scindo—scissus = греч. a/iaro^ и др.
* Откупщиков Ю. В.. Из истории иидоевроп. словообразования, Л., 1967 (лит.); его же, Закон Лахмана в свете иидоевроп. данных (гипотезы и факты). ВЯ, 1984, Ns 2; С. Lachmanni in Т. Lucretii Cari De rerum natura libros commentarius, Berolini, 1850:
ЛАХМАНА 255
Strunk К.. Lachmanns Regel fur das Lateinische, Gott., 1976 (лит.); Coll in ge N. E. The laws of Indo-European, Amst. — Phil., 1985, p. 105—14 (Current issues in linguistic theory, v. 35). Ю. В. Откупщиков, ЛЕЗГЙНСКИЕ ЯЗЫКЙ — подгруппа нахско-дагестанских языков. Распространены в юж. р-нах Даг. АССР (Агульский, Ахтынский, Дербентский, Курах-ский, Магарамкентский, Рутульский, Су-лейман-Стальский, Табасаранский, Хасавюртовский, Хивский, Чародинский) и сев, р-нах Азерб. ССР (Варташенский, Закатальский, Исмаиллниский, Ках-ский, Кубинский, Кусарский, Кутка-шенский, Хачмасский). Общее число говорящих св. 500 тыс. чел.
В состав Л. я. входят лезгинский, табасаранский, агульский, рутульский, ца-хурский, будухский, крызский, арчинский, удинский и хиналугскнй языки, Хиналуг. яз. отд. исследователи (М. Е. Алексеев и др.) не включают в состав Л. я. Геиетич. единство Л. я. подтверждается многочисл. данными их фонетики, морфологии, синтаксиса и лексики.
В области фонетики в большинстве Л. я. более развита, по сравнению с др. даг. языками, система вокализма. Помимо простых гласных а, е, и, у, о здесь представлены фарингализованные al, el, of, yl, и! (агульский, рутульский, ца-хур., арчин., удин, языки), умлаутиро-ваиные аь, оь, уь (почти во всех языках), гласный верхнего подъема среднего ряда <ы>, назализованные, возникшие (и возникающие) в результате ослабления замыкающего слог сонорного «н>, и позиционно обусловленные долгие гласные.
Консонантизм Л. я. не отличается от других даг, языков. Из специфич. согласных здесь представлены смычно-гор-таиные к1, п1, т1, ц1, ч1, увулярные къг, гъ, х, къ, хъ, кь, фариигальные rl, xl, лариигальиые гь, ъ. Однако латеральные согласные, за исключением арчин. яз., в других Л. я. отсутствуют. Во всех Л. я. есть смычно-гортанные согласные и только в удин. яз. они утрачены: в одних случаях полностью редуцировались, в других — перешли в непридыхательные глухие смычные. Не во всех Л. я. есть геминированные смычные глухие согласные, как в большинстве авароандийских языков. Встречаются они лишь в отд. языках (табасаранском, агульском, будухском), а в лезгин., ца-хур., удин, и др. языках имеют место позиционно обусловленные непридыхательные согласные. Геминаты встречаются также среди спирантов, однако они, как показывают исследования, по своему генезису здесь вторичны. От других даг, языков Л. я. отличаются также наличием в фонетич. структуре нек-рых из них т. иаз. денто-лаоиализов. согласных, представленных по всем диалектам и говорам табасаран, яз., в арсуг. и бурщаг. говорах агульского яз. и фийском диалекте лезгин, яз. Лабиализов. согласные, встречающиеся в большинстве Л. я., имеют фонологическую значимость. Ударение в Л. я. силовое (экспираторное), фиксированное преим. на втором слоге слова.
Для морфологии Л. я. характерна многопадежность (от 10 до 30 падежей). Падежи делятся на абстрактные (нм. п., эргативный п., род. п., дат. п.) и местные. Местные падежи образуют серии со зиачением нахождения в чем-либо, на чем-либо, под чем-либо, за чем-либо и т. д. Каждая серия, как правило, состоит из трех падежей: покой (локатив),
256 ЛЕЗГИНСКИЕ
исход (аблатив), направление (элатив). Сериальность мн. местных падежей в ряде языков выражена четко и последовательно (лезгинский, табасаранский, агульский), в нек-рых она подверглась разрушению. Для Л. я. характерна категория именных классов (четыре грамматич. класса), за исключением лезгин., агульского и удин, языков, где эта категория утрачена. Исследования последних лет показали, что лезгин., агульский и удии. языки также имели эту категорию. Процесс распада категории грамматич. класса наблюдается и в табасаран, яз. (два класса), что подтверждают данные его юж. диалекта, где категория класса уже отсутствует. Характерной чертой Л. я. является также наличие в структуре глагола мн. языков т. наз. превербов. Превербы бывают как локальные, так и направительные, а там, где их ныне нет, они отражаются в «окаменелом», непродуктивном, виде в структуре глагольных основ (удии. яз.). Для большинства Л. я. характерно отсутствие спряжения глагола по лицам. Лишь в табасаран, и удин, языках имеется личное спряжение вторичного происхождения; под влиянием азерб. яз. оно зарождается в крыз. яз.
Для синтаксич. системы Л. я. характерно наличие номинативной, эргативной, дативной, аффективной конструкций. Номинативную конструкцию образуют ин-транзитивные, а эргативную — транзитивные глаголы. В дативной конструкции при глаголах чувствования («любить», «нравиться») и виеш. восприятия («видеть», «слышать») реальный субъект ставится в дат. падеже. Аффективная конструкция предложения представлена в цахур. яз. и отличается от дативной тем, что глагол виеш. восприятия требует постановки субъекта в аффективном падеже. В Л. я., как и в др. даг. языках, есть два типа сложного предложения: сложноподчиненное и сложносочиненное. Наибольшее распространение как в письм., так и в бесписьм. языках имеет сложноподчиненное предложение, связь между простыми предложениями к-рого выражается подчинит, аффиксами, нек-рыми союзами и местоимениями, выступающими в определ. случаях в отиосит. функции. Употребление сложносочиненного предложения в бесписьм. Л. я. ограничено. Конструируется оно при помощи интонации, сочинит. союзов и др. способами.
Лексич. состав Л. я. выявляет их самостоятельность средн др. даг. языков, несмотря на большое кол-во лексич. единиц, унаследованных от общедаг. языка-основы. В Л. я. наряду с исконными словами много заимствований нз арабского, персидского и тюркских языков (преим. из азербайджанского), из рус. яз. (преим. социально-экономич. термины, наименования разл. предметов, орудий труда и т. д.). Рус. яз. стал осн. источником лексич. заимствований. Образование новых слов происходит путем аффиксации, основосложения и обособления семантич. вариантов слова. Из др. языков (гл. обр. русского) заимствуются и словообразоват. аффиксы.
История изучения Л. я. начинается со 2-й пол. 19 в. (П. К. Услар, А. М. Дирр). Особенно широко ведутся исследования этих языков после Окт. революции 1917, когда ученые Москвы н Ленинграда (Н. Я. Марр, И. И. Мещанинов, Н. Ф. Яковлев, А. Н. Генко, Л. И. Жирков, А. А. Бокарев, Е. А. Бокарев, Ю. Д. Дешириев и др.), Тбилиси (А. А. Магометов, Е. Ф. Джейранишви-ли, О. И. Кахадзе, Г. В. Топурия и др.), Баку (Ш. М. Саадиев, В. Л. Гукасян и
др.) и Махачкалы (М. М. Гаджиев, У. А. Мейланова, Б. Б. Талибов, Р. И. Гайдаров, Б. Г. Ханмагомедов, А. Г. Гюльмагомедов, Г. X. Ибрагимов и др.) стали изучать эти языки систематически и планомерно иа всех уровнях.
Из Л. я. лезгинский и табасаранский являются письменными. Письменность была создана после Окт. революции 1917 (для лезгнн. яз. — в 1928, для табасаран, яз.— в 1931, сначала иа латинской, а с 1938 — иа рус. графич. основе). С кон. 80-х гг. для ряда Л. я. разрабатывается письменность.
• Бокарев Е. А.. Введение в сравнит.-ист. изучение даг. языков. Махачкала, 1961; Мейланова У. А.. Очерки лезгин, диалектологии, М., 1964; Языки народов СССР, т. 4. Иберийско-кавк. языки, М.. 1967; Сравнит.-нет. лексика даг. языков, М., 1971; Гигинейшвили Б. К., Сравнит, фонетика даг. языков, Тб.. 1977: Т алибов Б. Б., Сравнит, фонетика лезгин, языков, М., 1980; Алексеев М. Е.. Вопросы сравнит.-ист. грамматики лезгин, языков. Морфология. Синтаксис, М.. 1985. У. А. Мейланова. ЛЕЗГИНСКИЙ ЯЗЫК — одни из лезгинских языков. Распространен в р-нах юж. Дагестана и сев. Азербайджана. Число говорящих 347,6 тыс. чел. (1979, перепись). Осн. диалекты: гюнейский, курахский, яркинский, ахтынский, до-кузпарннский, кубинский, фийский и др.
Характерная черта вокализма — наличие 5 гласных фонем (а, у, уь, и, е), имеющих умлаутизированиые, долгие и назализованные варианты. Консонантная система насчитывает ок. 60 фонем. В фийском диалекте есть денто-лабиали-зоваиные фонемы жъ, чъ, ччъ, чТъ, хъъ. Ударение силовое (динамическое), фиксированное на втором слоге от начала слова. Категория грамматич. классов отсутствует, ио в нек-рых именах и глаголах ее следы сохранились. Существительные изменяются по падежам (их 18, в т. ч. 14 местных) и числам. Употребляются качеств, прилагательные. Роль относит, прилагательных выполняют существительные в род. п. Счет десятерич-ио-двадцатеричиый. Числительные делятся на количественные, порядковые, дробные, кратные и разделительные. Представлены все разряды местоимений. Глагол ие изменяется по лицам и числам, но в нем развита сложная система временных форм и наклонений. Глагольная основа осложнена локальными и направит, превербами. В Л. я. развита система служебных слов. Оси. конструкции предложения — номинативная, эргативная, дативная и локативная. Различается множество типов сложных предложений.
Основы лит. языка (иа базе гюней-ского диалекта) заложены в 19 в., но развитие ои получил лишь после Окт. революции 1917. До 1928 существовала письменность иа основе араб, алфавита, к-рая не имела широкого распространения. В 1928 была введена письменность на основе латинского, а с 1938 на основе рус. алфавита.
* У с л а р П. К., Кюрии, язык, в его кн.: Этнография Кавказа, т. 6. Тифлис, 1896; Жирков Л. И.. Грамматика лезгин, языка, Махачкала, 1941; Гаджиев М. М., Синтаксис лезгин, языка, ч. 1, Простое предложение. ч. 2. Сложное предложение. Махачкала, 1954—63; Мейланова У. А., Очерки лезгин, диалектологии, М., 1964; ее же, Гюнейский диалект — основа лезгин, лит. языка, Махачкала, 1970; Гайдаров Р. И., Лексика лезгин, языка. Махачкала, 1966; его же. Фонетика лезгин, языка, Махачкала, 1982; Г юльмагомедов А. Г., Основы фразеологии лезгнн.. языка, Махачкала, 1978: Moor М., Studien zum lesgischen Verb, Wiesbaden, 1985.
Гаджиев M. M., Рус.-лезгин, словарь, Махачкала, 1963; Талибов Б. Б., Гад-
жиев М. М., Лезгин.-рус. словарь, М., 1966.	У. А. Мейланова.
ЛЕКСЁМА (от греч. Idxis — слово, выражение) — слово, рассматриваемое как едииица словарного состава языка в совокупности его конкретных грамматических форм и выражающих их флексий, а также возможных конкретных смысловых вариантов: абстрактная двусторонняя единица словаря. Представляя собой совокупность форм и значений, свойственных одному и тому же слову во всех его употреблениях и реализациях, Л. характеризуется как формальным, так и смысловым единством.
Термин «Л.», предложенный в 1918 А. М. Пешковским и вошедший в «Грамматический словарь» Н. Н. Дурново (1924), в дальнейшем получил содержат, наполнение н уточнение в трудах В. В. Виноградова (1938, 1944, 1947), А. И. Смирницкого (1954, 1955) и А. А. Зализняка (1967), разрабатывавших, в частности, критерии парадиг-матич. разграничения и отождествления реально встречающихся в речи «эмпи-рич.» слов, т. е. отнесения их к разным или к одной Л. При сохранении единства понятия «слово» термин «Л.» дает возможность разграничить его парадигма-тич. свойства (и тогда употребляется термин «Л.») и его сиитагматич. свойства (в этом случае употребляется термин словоформа). Поэтому проблематика па-радигматич. отождествления слов прежде всего связана с понятием Л.
Отвлечение от грамматич. форм проявляется у Л. в том, что словоформы, различающиеся только грамматич. значением, иапр. «стола — столу» и т. п., ие считаются отд. Л. (как полагал А. А. Потебня), ио образуют парадигму, т. е. систему словоформ одной Л. С парадиг-матич. т. зр. Л. во флективных языках представляет собой результат абстракции отождествления словоформ, реально встречающихся в речи. «Исходная» (словарная) грамматич. форма Л., помещаемая в словаре в качестве заголовка словарной статьи, в действительности есть лишь одна из форм, условно представляющая Л. (С. Е. Яхонтов). Противопоставление Л. словоформе, выработанное на материале флективных языков, не может механически переноситься на агглютинативные и изолирующие языки, т. к. ведет к искусств, решениям (постулирование многочисл. нулевых аффиксов, грамматической омонимии н пр.).
Отвлечение от отд. лексич. значений проявляется в том, что лексико-семантич. варианты, различающиеся только по смыслу и лишь частично, не считаются отд. Л. (как полагал, напр., Потебня), а образуют единую систему «подзначений» (лексико-семантич. вариантов) данной Л. (см. Полисемия).
Формальное единство Л. обеспечивается единством словоизмеиит. основы ее словоформ, принадлежностью к определ. части речи (единством т. наз. категориального значения), принадлежностью к определ. словоизмеиит. типу, а смысловое единство — семантич. связью между отд. лексико-семантич. вариантами одной Л. Единство словоизмеиит. основы в рамках одной Л. может нарушаться лишь в исключит, случаях — при сло-воизменит. супплетивизме и гетерокли-зии (см. Склонение), а также у т. наз. морфологич. и фонетич. «дублетов» типа «калоша» — «галоша», «компас» — «компас», «прочесть»—«прочитать», которые традиционно считаются вариантами одной Л.
А 9 Лингвистич. энц. словарь
Принадлежность к одной части речи дифференцирует образования по категориальной конверсии (см. Конверсия, в словообразовании) как разл. Л.: ср. рус. «вокруг»! (предлог) — «вокруг»! (наречие), англ, earlyi (наречие) — еаг!у3 (прилагательное). В б. ч. случаев слова, представляющие одну Л., не различаются также значениями др. классифицирующих синтаксич. признаков (напр., рода, одушевленности, переходности и пр.), однако члены -соотв. минимальных различит, пар, напр. «сирота»! (муж. р.) — «сирота»! (жеи р.), «он>( (одуш.) — «он»! (неодуш.), «клевать»! (перех.) — «клевать»! (неперех.), принято объединять в одну Л. «скрещенного» типа.
Требование лексико-семантич. близости «лексико-семантич. вариантов» одной Л. обычно запрещает объединять в одну Л. лекеич. омонимы (см. Омонимия).
Термин «Л.» в значении, близком к тому, в к-ром он используется большинством отечеств, языковедов, употребляется англ, учеными Дж. Лайонзом (с 1963) и П. Мэтьюзом (с 1965). В амер, лингвистике термин «Л.» используется начиная с Б. Уорфа (с 1938), причем в нескольких, не всегда четко определ. значениях. Напр., У. Вайнрайх (1966) понимает под Л. любую идиоматич. (словарную) единицу, к-рая может состоять как из одного, так и из неск. слов (иапр., «седьмая вода на киселе»; см. Идиом). В иек-рых лексикология, работах (Н. И. Толстой, В. Г. Гак, Б. Ю. Городецкий) Л. трактуется не как двусторонняя единица, а как единица плана выражения.
Во франц, лингвистике распространено еще одно понимание термина «Л.», предложенное А. Мартнне (1963): Л. противопоставляется морфеме как зиаме-нат. элемент служебному. Сиитагматич. границы такой Л. Уже обычного (как правило,оиа соотносится с корнем, а ие с основой слова), а парадигматич. границы — шире (т. к. одна Л. представлена целым словообразоват. гнездом). В нек-рых франц, лингвистич. работах термин «Л.» используется для обозначения абстрактной единицы словаря, в отличие от слова (mot), т. е. актуализов. единицы.
• Пешковский А. М., Понятие отд. слова, в его кн.: Методика родного языка, лингвистика, стилистика, поэтика. Л., 1925: Виноградов В. В., О формах слова, «Изв. АН СССР. ОЛЯ», 1944, т. 3, в. 1; Смирн и цк пй А.И., Лексическое и грамматическое в слове, в сб.: Вопросы грамматич. строя. М., 1955; Яхонтов С. Е., О морфологич. классификации языков, в сб.: Морфологич. типология и'Проблема классификации языков. М.—Л., 1965; Зализняк А. А., Рус. именное словоизменение, М., 1967; Ч и и ч л е й Г. С.,- Соотношение минимальных значимых  единиц языковой структуры, Киш., 1975; Булыгина Т. В., Проблемы теории морфологич. моделей. М., 1977; Л а й о и з Дж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М., 1978; Крылов С. А.. Нек-рые уточнения к определениям понятий словоформы и лексемы, в сб.: Семиотика и информатика, в. 19, М., 1982; Слово в грамматике и в словаре, М., 1984; Matthews Р. Н., Inflectional morphology, Camb.. 1972.
Т. В. Булыгина, С. А. Крылов. ЛЁКСИ КА (от Греч, lexikos— относящийся к слову) — совокупность слов языка, его словарный состав. Этот термин используется и по отношению к отд. пластам словарного состава (Л. бытовая, деловая, поэтическая и т. п.), и для обозначения всех слов, употребленных к.-л. писателем (лексика Пушкина) или в к.-л.
одном произведении (Л. «Слова о полку Игореве»).
Л. является предметом изучения лексикологии, семасиологии и ономасиологии. Л. прямо или косвенно отражает действительность, реагирует на изменения в обществ., материальной и культурной .жизни народа, постоянно пополняется новыми словами дли обозначения новых предметов, явлений, процессов, понятий. Так, расширение и совершенствование разл. областей материального производства, науки и техники приводит к появлению новых спец, слов — терминов или целых терминология, пластов; подобные слова нередко переходят в область общеупотребит. Л., что связано, в частности, с расширением общей образованности и науч, осведомленности среднего носителя языка. -
В Л. находят отражение социальноклассовые, профессиональные, возрастные различия внутри языкового коллектива. В соответствии с этим Л. подразделяется по принципу принадлежности к разл. социальным диалектам: жаргон,' арго, сленг и т. п. Социальная стратификация Л. изучается социальной диалектологией, социолингвистикой, психолингвистикой. В Л. отражается принадлежность носителей - языка к разным территориальным диалектам, а также сохраняются специфич. местные особенности речи. Изучением территориальной ва-§иативности занимается диалектология. нал. слова играют определ. роль в пополнении лексики общелит. языка. Те из них, к-рые ие полностью освоены лит. языком и сохраняют местный колорит, квалифицируются как диалектизмы (ср. параллельные слова южно-рус. и севернорус. диалектов: «кочет» — «петух», «бирюк» — «волк», «баз» — «двор», «шлях»— «дорога»).
Открытость и динамизм Л. особенно отчетливо наблюдаются при изучении ее нет. развития. С одной стороны, старые слова отходят иа второй план или исчезают совсем (иапр., «гридень», «ратай»), а с другой — идет пополнение словарного состава, стилистич. дифференциация слов и их значений, что обогащает выразит. средства языка. В результате этих изменений прирост слов всегда превышает их убыль.. Лексич. единицы ие исчезают внезапно, они могут долго сохраняться в языке в качестве историзмов или устаревших слое. Новые в языке слова называются неологизмами; сделавшись общеупотребительными, закрепившись-в языке, они теряют качество новизны. Образование новых слов осуществляется по-разному: 1) при помощи грамматических (словообразовательных) моделей (см. Словообразование, Модель в языкознании); 2) путем, образования у слов новых значений (см. Полисемия); 3) особый, семантико-грамматич. способ образования новых слов представляет конверсия (см. Конверсия в словообразовании), ср. англ, hand ‘рука’ — to hand 'передавать'; even 'ровный' — to even 'выравнивать'; 4) новые слова входят в данный язык в результате заимствования из др. языков через устное общение или книжным путем, непосредственно из др. языка или через третий язык (ср. рус. 'кафе' < франц. caf£ <араб. qahwa). Нек-рые заимствования остаются не до конца освоенными языком и употребляются при описании чужеземных реалий или для придания местного колорита (см. Заимствование);
ЛЕКСИКА 257
напр., «мулла», «клерк», «констебль», «виски». Существует пласт заимствованной лексики, функционирующий во мн. языках и восходящий, как правило, к единому источнику, чаще всего латинскому или греческому (иапр., «класс», «коммунизм», «демократия»),— это международная Л. (см. Интернационализ-мы); 5) ряд слов образуется по правилам аналитич. наимеиоваиия и сокращения слов, см. Аббревиатура', 6) небольшую группу составляют искусственно созданные слова: «газ», «рококо», «гном», «лилипут».
Значит, часть лексич. новообразований прочно закрепляется в языке, утрачивает свою внутр, форму и входит в основной словарный фонд, сохраняющийся в языке в течение длит, времени. Сюда входят все корневые слова, составляющие ядро словарного состава языка (местоимения, числительные, имена родства, слова, обозначающие движение, размер, положение в пространстве и т. п.). Они понятны всем носителям даииого языка, в своих прямых значениях, как правило, стилистически нейтральны и отличаются относительно высокой текстовой или денотативной частотностью. Слова осн. словарного фонда различны по своим истокам. Такие рус. слова, как «мать», «брат», «сестра», «я», «ты», «пять», «десять»,— общие для мн. языков иидоевроп. семьи. Слова типа «дом», «белый», «кидать» — общеславянские; «крестьянин», «хороший», «бросать» — чисто русские. Происхождение слов в языке изучает этимология. Изменения в Л. происходят постоянно, так что каждый период развития языка характеризуется своим словарным составом, объединяющим устаревшие слова, к-рые вместе с др. словами, понятными, но не употребляемыми носителями языка, образуют пассивную лексику (или пассивный словарь), и слова, к-рые говорящие на данном языке не только понимают, но и употребляют (активная Л., или активный словарь).
С т. зр. плана содержания в Л. выделяются: 1) знаменательные слова и служебные слова. Первые обладают номинативной функцией (см. Номинация), способны выражать понятия и выступать в роли членов предложения, вторые лишены этих признаков; 2) абстрактные слова, т. е. слова с обобщенным зиачением, и конкретные слова, т. е. слова с предметным, «вещественным» значением; 3) синонимы, т.е. слова, близкие или совпадающие по значению, но по-разному звучащие; 4) антонимы — слова, противоположные по значению; 5) гипонимы — слова, организованные по принципу подчинения значений, иапр. «береза» — «дерево» — «растение». Семантические (содержательные) взаимоотношения слов лежат в основе разл. типов лексико-семантич, группировок (синонимия., антонимия., тематич. и т. п.), к-рые отражают парадигматич. связи в лексике как проявление структурно-системной организации в языке по принципу поля на лексико-семантич. уровне (см. Поле).
С т. зр. плана выражения в Л. выделяются: 1) омонимы — слова, одинаковые по произношению, но не связанные по значению; 2) омографы — разные слова, одинаковые по иаписанию, но различающиеся по произношению (ударению или звуковому составу), напр. рус. «мука» — «мука», англ. lowertloua] ’нижний’, ’низший’ — lowertlaua] ’хму-
258 ЛЕКСИКАЛИЗАЦИЯ
питься’; lead [led] ‘свинеп’ — lead [li:d] ’руководство’, ’инициатива’; 3) омофоны — разные слова, различающиеся по написанию, но совпадающие по произношению, напр. рус. «луг» и «лук», англ, write ’писать’ и right ’прямой’; 4) омоформы — разные грамматич. формы слов, совпадающие по звуковому облику, напр. «мой» — притяжат. местоимение и «мой» — повелит, форма глагола «мыть»; 5) паронимы — слова, сближаемые по фоиетико-графич. и морфемному составу (ср. «генеральный» —«генеральский», «представиться» — «преставиться»),
В каждом языке Л. дифференцируется стилистически. Стилистически нейтральные слова могут употребляться в любом стиле речи и составляют основу словаря. Др. слова — стилистически окрашенные — могут быть «высокого» или «низкого» стиля, могут быть ограничены определ. типами речи, условиями речевого общения или жанрами лит-ры (науч. Л., поэтич. Л., просторечная Л., разг. Л., вульгарная Л. и т. д.). Источники пополнения стилистически маркированной лексики для разных языков различны. Для рус. яз.— это славянизмы, греко-лат. слова и интернационализмы, профессионализмы, термины, а также просторечные слова, диалектизмы, жаргонизмы и т. п., для английского — слова греч. и ром. (лат. и франц.) происхождения, слова из слеига, кокни, диалектизмы.
В пределах Л. особое место занимают фразеологизмы —лексикализов. словосочетания, выражающие единое понятие. Они могут быть субстантивными («Белое море», «железная дорога»), глагольными («бить баклуши», «тянуть резину») или наречными («сломя голову», «спустя рукава»). Максимально лексикализов. словосочетания (фразеология, сращения) называются также идиомами; они в каждом языке индивидуальны и буквально непереводимы. Источниками фразеологизмов в языке являются фольклор, профессиональная речь, мифология, худож. лит-ра. Термины и идиомы — два противоположных по своим свойствам пласта Л. Первые, как правило, однозначны, абстрактны, стилистически и экспрессивно нейтральны; вторые — конкретны, многозначны, индивидуальны и экспрессивны.
Осн. средством фиксации Л. служат словари, теория и практика составления к-рых относится к компетенции лексикографии.
• Реформатский А.А., Введение в языковедение, М., 1967; Уфимцева А. А., Слово в лексико-семантич. системе языка, М., 1968; Шмелев Д. Н., Совр. рус. язык. Лексика, М., 1977; Бородина М, А., Гак В. Г., К типологии и методике ист.-семантич. исследований, Л., 1979; К й h п Р., Der Grundwortschatz. Bestimmung und Systematisierung, Tubingen, 1979.
A. M. Кузнецов. ЛЕКСИКАЛИЗАЦИЯ — превращение элемента языка (морфемы, словоформы) или сочетания элементов (словосочетания) в отдельное знаменательное слово или в другую эквивалентную ему словарную единицу (напр., во фразеологизм). Частными случаями Л. являются: 1) превращение служебной морфемы (аффикса) в слово: «акмеисты, футуристы и прочие исты»; ультра — «люди крайне реакционных убеждений»; 2) превращение словоформы или предложно-падежного сочетания в самостоят. слово, напр. наречие («верхом», «вниз», «замертво»), междометие («батюшки!», «караул!»); 3) превращение словосочетания в слово: «спасибо» из спаси бог, «умалишенный», «заблагорассудится»; 4) фра-
зеологизация, возникновение идиоматич. сочетания из свободного: «бить баклуши», «заморить червячка». Под Л. понимается также семантич. обособление одной из форм слова или части форм, напр. форм мн. ч. существительных; ср. «бег» и «бега» (скачки), «вода» и «воды» (водные пространства). Возможно и применение термина «Л.» к тем формальным (иапр., морфоиологич.) явлениям, к-рые не проявляются регулярно, а ограничены определ. группой (закрытым списком) слов;, так, беглость гласной в корне ограничена в совр. рус. яз. определ. списком слов («сон — сна», «день — дня», «лед — льда», но «дом — дома», «мед — меда»). * Реформатский А.А., Введение в языковедение, М., 1967, с. 121 — 23; Новиков Л. А., Лексикалнзация форм числа существительных в рус. языке, НДВШ. ФН, 1963,	1; Кузнецова О. Д., О поня-
тии лексикализации. Лексикалнзация фо-нетнч. явлений в говорах, ВЯ, 1978, № 2.
В. В. Лопатин. ЛЕКСИКОГРАФИЯ (от греч. lexikds-относящийся к слову и grapho —пишу), раздел языкознания, занимающийся практикой и теорией составления словарей. Практич. Л. (словарное дело) выполняет общественно важные функции, она обеспечивает: 1) обучение языку — как родному, так и неродному, 2) описание н нормализацию родного языка (обе функции обеспечиваются толковыми и др. словарями разных типов); 3) межъязыковое общение (двуязычные словари, разговорники и пр.), 4) науч, изучение лексики языка (этимология., ист. словари, словари мертвых языков н т. п.). В развитии форм практич. Л. у разных народов выделяются 3 сходных периода. 1) Дословарный период. Оси. функция — объяснение малопонятных слов: глоссы (в Шумере, 25 в. до н. э., в Китае, 20 в. до н. э., в Зап. Европе, 8в. н.э., в России, И в.), глоссарии (сб-ки глосс к отд. произведениям или авторам, напр. к Ведам, 1-е тыс. до н. э.; к Гомеру, с 5 в. до и. э.), вокабуларии (сб-ки слов для учебных и др. целей, напр. трехъязычные шумеро-аккадо-хеттские таблички, 14—13 вв. до н. э., списки слов по тематич. группам в Египте, 1750 до н. э., и др.). 2) Ранний словарный период. Оси. функция — изучение лит. языка, отличного у мн. народов от разг, речи: напр., одноязычные лексиконы санскрита (6—8 вв.), др.-греч. языка (10 в.); позднее — переводные словари пассивного типа, где лексика чужого языка толкуется с помощью слов нар. языка (араб.-перс., 11 в., лат.-англ., 15 в., церк.-слав.-рус., 16 в., и др.), затем переводные словари активного типа, где исходным является нар. язык (франц.-лат., англо-лат., 16 в., рус.-лат.-греч., 18 в.), а также двуязычные словари живых языков. Первые словари типа толковых создаются в странах с нероглифич. письменностью (Китай, 3 в. до н. э., Япония, 8 в.). 3) П е-риод развитой Л., связанный с развитием нац. лит. языков. Осн. функция — описание и нормализация словарного состава языка, повышение языковой культуры общества: толковые словари, многие из к-рых составляются гос. академиями и филология, об-вами (итал. словарь Академии Круска, 1612, словарь Рос. Академии, 1789—94, и др.), появляются также синонимия., фразеология., диал., терминология., орфография., грамматич. н др. словари. На развитие Л. влияли филос. концепции эпохи. Напр., академия, словари 17—18 вв. создавались под влиянием философии науки Ф. Бэкона и Р. Декарта. Словарь франц.
языка Э. Литтре (1863—72) и др. словари 19 в. испытали воздействие позитивизма. Эволюционистские теории 19 в. укрепили ист. аспект в толковых словарях.
В 18—19 вв. утверждается, а в 20 в. развивается новая функция Л.— сбор и обработка данных для лингвистич. исследований в области лексикологии, словообразования, стилистики, истории языка (словари этимологические, исторические, частотные, обратные, родственных языков, языка писателей и др.). Совр. Л. приобретает «индустриальный» характер (создание лексикография, центров и ин-тов, применение ЭВМ, с 1950, и т. д.).
В 19 в. в России Л. получила большое развитие. Появились словари разных типов: исторические, иностр, слов, двуязычные и, что особенно важно, толковые, из которых наибольшее значение для развития рус. Л. имели: академия. «Словарь церковнославянского и русского языка» (т. 1—4, 1847, 2 изд., 1867—68), «Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля (т. 1—4, 1863— 1866, 2 изд., 1880—82, 3 изд., дополненное и исправленное И. А. Бодуэном де Куртенэ, 1903—11) и «Словарь русского языка» под ред. Я. И. Грота (т. 1, 1895, буквы А—Д). Издание продолжал А. А. Шахматов уже по принципам ненормативного словаря — тезауруса (т. 2, 1907, буквы Е—3; т. 4, 1916, буква К).
В СССР Л. превратилась в ведущую отрасль прикладного яз-знания. Это было обусловлено необходимостью фиксировать русский и др. языки страны иа совр. этапе, закрепить языковые нормы для многих дотоле бесписьменных и младописьменных языков, создать двуязычные словари — русско-национальные и национально-русские (для языков народов СССР), русско-иностранные и иностранно-русские в связи с преподаванием этих языков и расширением переводя, деятельности. Большой вклад в развитие сов. Л. внесло Изд-во иностранных и национальных словарей, созданное в 1937 на базе ред. словарей Гос. ин-та «Сов. энциклопедия». При участии гл. редактора изд-ва К. А. Марцишевской были разработаны принципы лексикография. обработки слов и создания серий словарей разл. объема и назначения для каждого языка или пары языков. В 1963 изд-во словарей слилось с изд-вом «Сов. энциклопедия», а в 1974 словарные редакции вошли в состав изд-ва «Русский язык». Всего за период 1918—62 в Советском Союзе было издано ок. 9000 словарей. В 60—80-х тт. Л. получила грандиозный размах. Это проявляется как н расширении круга языков, по к-рым выходят словари (впервые были созданы переводные словари ми. языков Азии и Африки), так и в большем разнообразии типов словарей (напр., впервые вышли словари сочетаемости, словообразовательный, морфемный, фразеологический и др. словари рус. языка; об осн. словарях рус. языка см. в ст. Словарь). Изучение и решение разл. лексикография, проблем при создании этих словарей явилось реальным вкладом в теоретич. Л. Впервые в сов. Л. были применены мн. решения, к к-рым зарубежная Л. пришла позднее (напр., указание на зависимость значения глагола от семантики его актантов в толковых словарях рус. языка). Новым стимулом для развития теоретич. Л. является разработка учебных словарей н использование компьютерной техники в лексикография, практике.
17»
Теоретич. Л. сформировалась во 2-й трети 20 в. Первую науч, типологию словарей создал сов. ученый Л. В. Щерба (1940). Дальнейшее развитие она получила в трудах мн. сов. и зарубежных лингвистов (ЧССР, Франция, США и др.).
Теоретич. Л. охватывает следующий комплекс проблем: 1) разработка общей типологии словарей и словарей новых типов; 2) разработка макроструктуры словаря (отбор лексики, принцип расположения слов и словарных статей, выделение омонимов, включение в корпус словаря и в приложения несобственно лексикография. материалов: грамматич. статей, иллюстраций н пр.); 3) разработка микроструктуры словаря, т. е. отд. словарной статьи (грамматический и фонетический комментарий к слову, выделение и классификация значений, типы словарных определений, система помет, типы языковых иллюстраций, подача фразеологии, дополнит, информация, напр. этимология в толковом словаре и значения слова в этимологическом, и другие проблемы в зависимости от типа словаря). Большое внимание уделяется вопросу соотношения лингвистической и вне-лннгвистической (энциклопедия., страно-ведч. и др.) информации в словаре. Для совр. теории Л. характерны: а) представление о лексике как о системе, стремление отразить в строении словаря лексико-семантич. структуру языка в целом и семантич. структуру отд. слова (выделение значений слов по их связям с др. словами в тексте и внутри семантич. полей); б) диалектич. взгляд на значение слова, учет подвижного характера связи означающего и означаемого в словесном знаке (стремление отмечать оттенки и переходы в значениях слов, их употребления в речи, разл. промежуточные явления); в) признание тесной связи лексики с грамматикой и др. сторонами языка.
Л. связана со всеми разделами яз-знания, особенно с лексикологией, мн. проблемы к-рой получают в Л. специфич. преломление. Совр. Л. подчеркивает важную социальную функцию словарей, к-рые фиксируют совокупность знаний общества данной эпохи. Л. разрабатывает типологию словарей. Выделяются одноязычная Л. (толковые и др. словари), двуязычная Л. (переводные словари); учебная Л. (словарн для изучения языка), науч.-технич. Л. (терминология, словари) и др.
* Лексикография, сб., т. 1—6, М., 1957 — 63; Цейтлин Р. М., Краткий очерк истории рус. лексикографии, М., 1958; К а-сарес X., Введение в совр. лексикографию, пер. с исп., М., 1958; Ковтун Л. С., Рус. лексикография эпохи средневековья, М.—Л., 1963; Щерба Л. В., Опыт общей теории лексикографии, в его кн.: Языковая система и речевая деятельность, Л,, 1974; Ожегов С. И., Лексикология. Лексикография. Одноязычные филологич. словари, Культура речи, М., 1974; Виноградов В. В., Избр. труды. Лексикология и лексикография, М., 1977: Актуальные проблемы учебной лексикографии, М., 1977; Слово в грамматике и словаре, М., 1984; Ступин Л. П., Лексикография англ, языка, М., 1985; Татар Б., Рус. лексикография, Будапешт, 1985; Problems in lexicography, ed. by F. W. Householder and Sol Saporta, 2 ed., The Hague, 1967; Dubois J., Dobois C., Introduction h la lexicographic: le dictionnaire, P.,. 1971; Rey-Debove J., Etude linguistique et semiotique des dictionnaires franpais contem-porains. La Haye — P., 1971; Z g u s t a L., Manual of lexicography, Praha, 1971; Rey A., Le lexique, images et modeles. Du dictionnaire & la lexicologie, P., 1977.
В. Г. Гак. ЛЕКСИКОЛОГИЯ (от греч. lexikos— относящийся к слову н logos — учение) —
раздел языкознания, изучающий словарный состав, лексику языка. Предметом изучения Л. являются след, аспекты словарного состава языка: проблема слова как осн. единицы языка, типы лексич. единиц; структура словарного состава языка; функционирование лексич. единиц; пути пополнения и развития словарного состава; лексика и внеязыковая действительность. Особенности лексич. единиц и отношения между ними отображаются в лексикология, категориях.
Проблема слова как осн. единицы языка изучается в общей теории слова. В разряд лексич. единиц включаются не только отд. слова (цельиооформл. единицы), но н устойчивые словосочетания (аналитические, или составные, единицы), однако оси. лексич. единицей является слово. Поскольку слово — единица, характеризующаяся соотнесенностью формы и содержания, проблема слова как единицы языка рассматривается в трех аспектах: структурном (выделение слова, его строение), семантическом (лексич. значение слова) и функциональном (роль слова в структуре языка и в речи).
В структурном аспекте осн. задачей лексикология, теории слова является установление критериев его отдельности и тождества. В первом случае слово сопоставляется со словосочетанием, выявляются признаки его цельнооформленно-сти и отдельности, разрабатывается проблема аналитич. формы слова; во втором случае речь идет об установлении инварианта слова, лежащего в основе как его грамматич. форм (в связи с этим определяется категория словоформы), так и его вариантов — фонетических, морфологических, лексико-семантических (в связи с этим разрабатывается проблема варианта слова).
Семантич. анализ лексич. единиц является предметом изучения лексич. семантики, или семасиологии, к-рая исследует соотнесенность слова с выражаемым им понятием (сигнификатом) и обозначаемым им в речи объектом (денотатом). Семасиология, тесно переплетаясь с Л., обычно включается в рамки семантики. Л. изучает семантич. типы слов, выделяя лексикология, категории, отражающие семантич. особенности лексич. единиц, такие, как моносемия и полисемия, общее н специальное, абстрактное и конкретное, широкое и узкое (гипероним и гипоним), логическое и экспрессивное, прямое н переносное значения лексич. единиц. Особое внимание уделяется семантич. структуре многозначной лексич. единицы, выявлению типов значений слов и критериев нх разграничения, а также путям изменения и развития значения слов; анализируется явление десемаитизации — утраты словом своего лексич. значения и перехода его в грамматич. форманты.
В функциональном аспекте слово как единица языка рассматривается с т. зр. его роли в структуре и функционировании языка в целом, а также с т. зр. его соотношения с единицами других уровнен. Особенно существенно взаимодействие лексики и грамматики: лексика накладывает ограничения на использование грамматич. категорий, грамматич. формы способствуют дифференциации значений слов. Лексич. и грамматич. средства с общим значением образуют лексико-грамматич. поля (выражение кол-ва, времени и т. п.).
Структура словарного состава рассматривается в двух аспектах: системные
ЛЕКСИКОЛОГИЯ 259
отношения между лексич. единицами и стратификация словарного состава. Л. изучает лексику языка как систему систем. Группы слов, образующие систему, могут различаться по объему, по тому, что лежит в основе их общности (форма или содержание), по степени сходства форм или значений лексич. единиц, по характеристике отношений (парадигматич. или сиитагматич.) между лексич. едииицами. Миним. группировки отд. лексич. единиц, основанные на сходстве формы, образуют омонимы (см. Омонимия) или паронимы (при неполном сходстве; см. Паронимия); при опоре на содержание выделяются группировки слов, основывающиеся на понятийных логич. отношениях либо парадигматич. типа — равнозначности (синонимы), противоположности (антонимы, конверсивы: «дать»— «получить»), соположенности (семаитич. ряд: «сосна» — «береза» — «дуб», «теплый» — «горячий»), включения (гиперо-гипонимич. отношения: «дерево»— «береза»; см. Гипонимия), либо сиитагматич. типа (предмет — признак, часть — целое и т. п.).
Л. исследует и более крупные группировки слов — поля, к-рые также образуются на основе формы (напр., гнездо слов) или содержания и стрсятся исходя из парадигматич. или сиитагматич. отношений. Совокупность парадигматич. и сиитагматич. полей образует тематич. поле, отображающее определ. сферу вие-языковой действительности (иапр., средства транспорта, животноводство, искусство и др.). При учете формы и содержания (полисемия, синонимия, словообразоват. связи и т. п.) ни один участок лексики нс оказывается изолированным, устанавливаются отношения между любыми лексич. единицами.
Лексич. состав языка неоднороден, стратифицирован. В нем выделяются категории лексич. единиц по разным основаниям: по сфере употребления — лексика общеупотребительная (межстилевая) и стилистически отмеченная, используемая в определ. условиях и сферах общения (поэтич., разг., иауч., проф. лексика, просторечие, арготизмы, регио-иализмы, диалектизмы); в связи с изучением вариантов лит. языков — их специфич. лексика; по эмоциональной окраске — нейтральная и эмоционально окрашенная (экспрессивная) лексика; по ист. перспективе — неологизмы, архаизмы (см. Устаревшие слова); по происхождению слов или обозначаемых ими реалий — заимствования, ксеиизмы (обозначения чужих реалий), варваризмы, интернационализмы; по отношению к языковой системе и функционированию — активная и пассивная лексика, потенциальные слова, окказионализмы. Лексич. система наименее жесткая из «всех подсистем языка, границы между группировками слов нечетки, одно и то же слово может в разных своих значениях и употреблениях относиться к разным категориям лексич. единиц.
При изучении лёксики в ее функционировании рассматриваются след, проблемы: частотность лексики в текстах; лексика в речи, в тексте, ее номинативная функция, контекстуальные сдвиги значений и особенности употребления (многие из лексикология, категорий своеобразно преломляются в речи, в связи с чем различают языковые и речевые синонимы, антонимы; лексич. полисемия и омонимия в речи обычно устраняется
260 ЛЕКСИКОЛОГИЯ
или принимает вид игры слов или семантич. синкретизма); сочетаемость слов, к-рая рассматривается на уровнях семантическом (совместимость понятий, обозначаемых данными лексич. единицами: «каменный дом», «рыба плавает») и лексическом (совместимость лексем: «читать лекцию», но «делать доклад»). Различаются свободные и связанные сочетания, а внутри последних — идиоматические, что является предметом изучения фразеологии.
Л. исследует пути пополнения и развития словарного состава языка, различая 4 способа создания номинаций, три из к-рых основаны на использовании внутр, ресурсов языка — создание новых слов (см. Словообразование), формирование новых значений (полисемия, перенос значений, причем изучаются закономерности филиации значений), образование словосочетаний, а четвертый— на привлечении ресурсов др. языков — заимствования (лексич. заимствования и кальки). Исследуются факторы и формы интеграции заимствованных слов.
Важным аспектом Л. является изучение слов в их отношении к действительности, поскольку именно в словах, в их значениях самым непосредств. образом закрепляется жизненный опыт коллектива в определ. эпоху. В связи с этим рассматриваются такие проблемы, как лексика и культура, проблема лингвистич. относительности (влияние лексики на «видение мира»), лингвистич. и экстралиигвистич. компоненты в значении слова, фоновая лексика и др.
Различаются общая, частная, ист., сопоставит, и прикладная Л. Общая Л. устанавливает общие закономерности строения, функционирования и развития лексики, частная Л. исследует словарный состав одного языка.
Историческая Л. исследует историю слов в связи с историей обозначаемых ими предметов, понятий, институтов. Данные ист. Л. широко используются в ист. науке. Ист. Л. дает описание динамики словарного состава (или его участка) либо статич. описание среза ист. состояния языка. Предметом исследования могут быть отд. слово либо лексич. система (понятийное поле), история слов как таковых либо формы семантич. изменений (иапр., сужение значения), процессы в семантич. структуре слов (напр., изучение развития слов с абстрактным значением, процесс сиионимиза-ции, возникновение собств. имен и т. п.). По своему направлению ист.-лексикология. исследования могут быть семасиологическими (изучаются изменения значений слов или групп слов) либо ономасиологическими (изменение способа наименования объекта). Ввиду системных отношений внутри лексики при исследовании группы слов оба аспекта присутствуют одновременно, т. к. изучение изменений значения одного слова невозможно без изучения эволюции обозначения понятия, общего для группы слов.
Сопоставительная Л. исследует словарный состав с целью выявления генетич. родства языков', струк-турио-семантич. сходств и различий между ними (независимо от родства) либо с целью выведения общих лексикологич. (чаще семантич.) закономерностей. Сопоставление может касаться любых аспектов лексики. Сопоставляться могут отд. слова, но большее значение имеет сопоставление групп слов (или полей), напр. глаголов движения, терминов родства и др., что показывает, как по-разному членится поле обозначения (объек
тивная реальность) лексич. средствами разных языков, какие аспекты объектов фиксируются в значениях слов разными языками. Большой интерес для сопоставит. Л. представляет сопоставление функционирования в двух языках широких лексикологич. категорий: синонимии, антонимии, видов полисемии, фразеологии, соотношения в значении слов общего и частного, логического и эмоционального и т. п. Данные сопоставит. Л. широко используются в прикладных разделах яз-знания (лексикография, перевод), а также в этнографии.
Прикладная Л. охватывает преим. 4 сферы: лексикографию, перевод, лингвопедагогцку и культуру речи. Каждая из этих сфер обогащает теорию Л. Напр., лексикография побуждает углублять проблему значения слова, совершенствовать его описание, выделение значений, изучать сочетаемость и т. п. Перевод даёт большой материал для сопоставит. Л., проблемы слова при преподавании родного и неродного языка заостряют ряд общелексикологич. вопросов (слово и контекст, словосочетаемость, синонимия — выбор слова, лексика и культура). Вместе с тем каждая из них использует положения и выводы Л., однако лексикологич. категории получают в них специфич. преломление; напр., проблемы выделения значений слова, фразеологии в лексикографии решаются по-разному в зависимости от типа словаря.
Л. пользуется общелиигвистич. методами исследования (см. Метод в яз-знании). К наиболее употребительным относятся методы: дистрибутивный (определение границ слова, его морфологич. структуры, разграничение значений и др.), субституции (изучение синонимии, значений слова), компонентно-оппозитив-ный (определение структуры значения лексич. единиц, семантич. структуры слова в целом, анализ семантич. полей, изменение значений лексич. единиц, актуализация значения единицы в контексте), трансформационный (в словообразовании, при выявлении семантич. нагрузки слова в контексте путем свертывания или развертывания синтаксич. структур, при определении значения лексич. единицы). К качеств, методам добавляется количественно-статистический (определение частотности лексич. единицы, ее сиитагматич. связей и др.; см. Количественные методы в яз-зиании).
Данные Л. используются во мн. смежных дисциплинах: психолингвистике (изучение словесных ассоциаций и др.), нейролингвистике (виды афазии), социолингвистике (изучение языкового поведения коллектива) и др. Нек-рые аспекты и виды лексич. единиц изучаются в особых разделах яз-знания (см. Ономастика, Фразеология, Культура речи, Стилистика, Словообразование и т. п.).
Л. выделилась как отд. раздел яз-знания позже нек-рых других, напр. грамматики. Даже в 20 в. нек-рые ранние иа-правления структурализма отрицали необходимость выделения Л. либо на том основании, что лексика якобы слабо структурирована, либо потому, что яз-знание вообще ие должно заниматься семантикой, к-рая составляет ядро Л. (школа Л. Блумфилда).
Ряд проблем Л. обсуждался задолго до ее становления как особой отрасли яз-знания. В древнее время и ср. века рассматривались вопросы семантики и строения слова. Античная риторика обращала внимание и на худож. функцию слова. Развитие лексикографии в Евро
пе в 16—18 вв. стимулировало и развитие Л. В предисловиях к толковым словарям (иапр., словарь Фраиц. академии, 1694, англ, словарь С. Джонсона, 1755) был отмечен ряд лексикология, категорий (синонимия, словосочетаемость, первичные и производные слова и т. п.). Впервые термин «Л.» введен франц, энциклопедией Д. Дидро и Ж. Л. Д’Аламбера в 1765, где Л. определяется как один из двух (наряду с синтаксисом) разделов учения о языке. Задачу Л. авторы видели в изучении слов вне их конкретного использования в речи, в изучении общих принципов организации лексики языка. Они выделяли в Л. изучение внеш, формы, значений и этимологии слов (под к-рой понималось и словообразование). В трактатах по стилистике 18 в.' более подробно излагались пути формирования переносных значений слов. Первые работы по сравнит.-ист. яз-знанию (Р. К. Раск, Ф. Бопп) заложили основы сравнит. Л. В 19 в. осн. сферой лексикология. разысканий в Европе была семантика: изучались внутр, форма слова (В. фон Гумбольдт), общие закономерности формирования и эволюции значений слов (А. Дармстетер, Г. Пауль), большое развитие получила ист. Л. Достижения семасиологии были обобщены и развиты в работе М. Бреаля (1897), где семасиология предстала как особый раздел науки о языке. Продолжавшееся в 20 в. развитие семасиологии было направлено, с одной стороны, на выявление общих семантич. законов эволюции значений слов с привлечением данных логики или психологии (Э. Кассирер, X. Кронассер, С. Ульман, Г. Стерн и др.), что привело впоследствии к разработке семантич. универсалий, с другой — на изучение истории слов в связи с историей объектов (школа «Слова и вещи», характерная, в частности, для диалектологии). Ономасиологич. направление в Л., способствовавшее изучению групп слов, получило описание в книге Б. Куадри (1952).
Идея системности языковых явлений, все больше проникающая в Л.,отразилась прежде всего в теории лексич.м полей, построенных на паралигматич. (Й. Трир) и синтагматич. (В. Порциг) принципах. Завершением теории поля является тезаурусное представление организации словаря (Ш. Балли, Р. Халлиг, В. фон Вартбург). Разрабатывалась проблема обшей теории слова как единицы языка, продолжались дискуссии относительно выделимости слова и его критериев (Балли, А. Мартине, Дж. X. Гринберг и др.), его семантики (Ч. К. Огден, А. Ричардс, К. Бальдингер). Большое развитие получило изучение соотнесенности лексики с внелингвистич. миром, истории слов в истории общества (П. Лафарг; франц, социология. школа: А. Мейе, Э. Бенвенист, Ж. Маторе, М. Коэн), лексики и структуры сознания говорящих (Э. Сепир, Б. Уорф, Л. Вайсгербер). Лингвисты пражской школы выявили функциональную дифференциацию лексики.
В России основы Л. заложены трудами М. В. Ломоносова, обратившего внимание на стилистич. дифференциацию лексики («Теория трех стилей»), а также на характер ист. изменений лексики (выводы об устойчивости осн. словарного фонда языка).
В 19 — нач. 20 вв. в связи с лексикография. работой и изучением истории русского и славянских языков активно развивались ист. Л. и этимология (А. X. Востоков, И. И. Срезневский, Я. К. Грот и др.), исследовались территориальная и
социальная дифференциация лексики (В. И. Даль, А. И. Соболевский, И. А. Бодуэн де Куртенэ), лексика языка писателей и др. проблемы'.
Большим вкладом в развитие мировой Л. явились труды А. А. Потебни и М. М. Покровского. Потебня глубоко разработал общую теорию слова как в аспекте формы, так и в особенности в плане содержания (углубление учения о внутр, форме слова, учение о ближайшем — языковом и о дальнейшем —" внеязыковом значениях слова, положения о семантич. отношениях слов, многозначности, изменчивости значений слов). В работах Покровского (90-е гг. 19 в.) закладываются основы общей семасиологии, выявляются общие закономерности развития значений слов.
Продолжая лучшие традиции рус. лингвистич. науки, лексикология, исследования в СССР приобрели широкий размах, они проводятся на материале разных языков. Этому способствовали углубленное исследование рус. яз., науч, изучение языков народов СССР, активная лексикография, деятельность, а также то, что Л. вошла в качестве обязат. теоретич. курса в систему высшего филология. образования. Именно в СССР Л.. оформилась как особая ун-тская лингвистич. дисциплина.
В послереволюционные годы прежде всего расширилось социолингвисти-ч. изучение лексики (изучение лексики разных групп населения, исследование изменений в лексике, вызванных Окт. революцией 1917). Работы этого периода, выполненные в рамках проблемы язык и общество, заложили основы советской и мировой социолингвистики, получившей свое обоснование и развитие в трудах Е. Д. Поливанова, Б. А. Ларина, Д. С. Лихачева, В. М. Жирмунского, Н. Я. Марра, В. В. Виноградова, Ф. П. Филина, Р. А. Будагова и др. Большое значение имели также исследования слова в худож. творчестве. Были опубликованы многочисл. работы о языке писателей (А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, М. Е. Салтыкова-Щедрина,' М. Горького, Т. Г. Шевченко, И. Франко и др.). Сов. ученые глубоко изучают стратификацию лексики, а также особенности лексики и словоупотребления в нар. говорах.
Сов. языковеды, исходя из того положения, что слово представляет собой осн. единицу языка, внесли большой вклад в общую теорию слова, в определение его границ, его соотношения с понятием (А. М. Пешковский, Л. В. Щерба, Виноградов, А. И. Смирницкий, Р. О. Шор, С. Д. Кацнельсон, О. С. Ахманова, Ю. В. Рождественский); особое внимание уделяется семантич. аспекту слова (Л. А. Булаховский, В. А. Звегинцев, Д. Н. Шмелев, Б. Ю. Городецкий, А. Е. Супрун и др.). Достижением сов. Л. является разработка типологии значений слова (Виноградов), учения о лексико-семантич. вариантах слова (Смирницкий), о промежуточном эвене в развитии значений слова (Будагов). Благодаря этим исследованиям проблема полисемии слова получила надежную теоретич. базу.
Исследуя слово как единицу языка и словарный состав в его синхронии, сов. языковелы проводят исследования в области этимологии (О. Н. Трубачев), ист. Л. (Филин), истории лексики лит. языка (Ю. С. Сорокин). Имеются многочисл. монография, исследования по мн. категориям Л.: синонимии, антонимии, инг тернационалиэмам, терминологии, фра
зеологизмам и др. Исследуя все пласты и аспекты лексики разных языков, сов. языковеды в 70—80-е гг. особое внимание уделяют проблемам системности лексики, в т. ч. лексич. парадигматике (Шмелев, А. А. Уфимцева, Ю. Н. Караулов), лексич. семантике в связи с обшей теорией номинации и референции, взаимодействию лексики с др. уровнями языка, прежде всего с синтаксисом (Ю. Д. Апресян), психолингвистич. аспектам лексики (изучение лексич. ассоциаций и др.)', сопоставит, изучению лек-евки разных языков (Будагов, В. Г. Гак). Большое практич. и теоретич. значение имеет изучение взаимодействия в области лексики языков народов СССР (Ю. Д. Дешериев, И. Ф. Протченко). Активно разрабатывается методология лексикология, исследований (М. Д. Степанова, Н. И. Толстой, Э. М. Медникова и др.).
• Смирнипкий А. И., Лексикология англ, языка, М., 1956; Ахманова О. С.. Очерки по общей и рус. лексикологии. М.. 1957; Звегинцев В. А., Семасиология, М., 1957; Будагов Р. А., Сравнит.-семасиологич. исследования.(Ром. языки), М.. 1963; Кацнельсон О. Д., Содержание слова, значение н обозначение, М.— Л., 1965; Степанова М.'Д., Методы синхронного анализа лексики. М., 1968; Вейнрейх У., О семантич. структуре языка, пер. с англ., в кн.: НЛ. в. 5, М., 1970; Маковский М. М., Теория лексич. аттракции, М., 1971; Шанский Н. М., Лексикология совр. рус. языка, 2 изд., М., 1972; Дорогое в ский В.. Элементы лексикологии и семиотики, М., 1973; Апресян Ю. Д., Лексич. семантика, М., 1974; Степанова М. Д.. Черны гое в а М. М., Лексикология совр. нем. языка, М., 1975; Караулов Ю. Н., Общая и рус. идеография, М., 1976; Виноградов В. В., Избр, труды, т. 3, Лексикология и лексикография, М.,-1977; Гак В. Г., Сопоставит, лексикология, М., 1977; Лопатнико-в а Н. Н,, Мовшович Н. А., Лексикология совр, фраиц. языка. М., 1982; Quad-г 1 В., Aufgaben und Metnoden der onomasio-logischen Forschung. Bern. 1952; U I I m ann S., The priciples of semantics, 2 ed., Glasgow — L.— Oxf., 1959; Weinreich U.. Lexicology, CTL, The Hague. 1963, v. 1; Rey A.. La le-xicologie. Lectures, P.. 1970; Lyons J.. Semantics, v. 1—2, Camb., 1977; см. также лит. при статьях Слово, Лексическое значение слова.	В. Г. Гак.
ЛЕКСИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ СЛОВА — содержание слова, отображающее в сознании и закрепляющее в нем представление о предмете, свойстве, процессе, явлении и т. д. Л. з. с.— продукт мыейит. деятельности человека, оно связано с редукцией информации человеческим сознанием, с такими видами мыслит, процессов, как сравнение, классификация, обобщение. Л. з. с. носит обобщенный и обобщающий характер. «Всякое слово (речь) уже обобщает» (Л е н и и В. И., Поли. собр. соч., 5 изд., т. 29, с. 246). Формирование Л. з. с. играет первостепенную роль в познават. деятельности человека. «Каждый предмет получает благодаря впервые ему присвоенному названию свою ясность, очевидность, отчетливость» (слова Эпикура, цитируемые В. И. Лениным, там же, т. 29, с. 264). Л. з. с. формируется в процессе активной деятельности говорящих.
В лингвистике Л. з. с. сопоставляется с филос. категорией понятия. При этом одни ученые отождествляют понятие с Л. з. с., другие отрицают их связь. Между тем понятие и Л. з. с., относясь к однопорядковым категориям  мышления, не совпадают. Соотношение между нвми различно в разных отношениях:
ЛЕКСИЧЕСКОЕ 261
значение шире понятия, т. к. включает в себя оценочный и ряд др. компонентов; значение уже понятия в том смысле, что включает лишь различит, черты объектов, а понятия охватывают их более глубокве и существенные свойства; значение соотносится с ближайшими (формальными, бытовыми) понятиями, отличающимися от содержат., науч, понятий. Совмещение понятия и Л. з. с. в последнем случае отмечается лишь у терминов; значение определяется как материал для оформления понятий, а понятие (концепт) может интерпретироваться как конденсация Л. з. с. (бытовых понятий). Понятие, лежащее в основе Л. з. с., характеризуется нечеткостью, размытостью границ: оно имеет четкое ядро, благодаря чему обеспечивается устойчивость Л. з. с. и взаимопонимание, и нечеткую периферию. Благодаря этой «размытости» понятия Л. з. с. может «растягиваться», т. е. увеличиваться в охвате, что позволяет использовать слова для обозначения предметов, не имеющих спец, обозначения в данный момент. Вместе с тем нечеткость и подвижность имеют свои границы, определяемые узуальными ассоциациями, внутр, формой слова, лексич. парадигматикой н др. факторами. В Л. з. с. отражается диалектич. соотношение общего и особенного, устойчивого и подвижного. Подвижность Л. з. с. позволяет использовать слово для наименования новых объектов н является одним из факторов худож. словесного творчества. С подвижностью связана тенденция к многозначности слова.
Л. з. с.— сложная структура, определяемая общими свойствами слова как знака: его семантикой, прагматикой, син-тактикой. В собственно семантич. смысле в структуре Л. з. с. выделяется 2 аспекта: сигнификативный (см. Сигнификат) и денотативный (см. Денотат). К ним присоединяют и внутр, форму слова (признак, легший в основу наименования). Прагматич. аспект Л. з. с. (см. Прагматика) включает экспрессивноэмоциональную оценку и разнообразные коннотации. Синтаксич. аспект (отношение между знаками) определяется собственно синтагматически — его связями с др. значениями языковых единиц в словосочетании и предложении, и парадигматически — его позицией внутри синонимия. ряда («значимость слова», или его «структурная функция»). Ядро Л. з. с.— его сигнификативная сторона. В целом Л. з. с. нередко определяется как совокупность понятийного ядра и прагматич. коннотаций. Синтагматич. факторы, существенные при уточнении значения слова, вторичны по отношению к собственно семантич. аспекту. В языковой системе Л. з. с. определяется сигнификатом. Определ. роль в его образовании может играть и внутр, форма слова.
В речи Л. э. с. может обозначать как весь класс данных объектов, так и его отд. представителя, в связи с чем возникает проблема объема Л. з. с. в речи, существенная для теории референции. В речи реализуется денотативная сторона Л. з. с., отражающая связь лексич. знака (включающего сигнификат) с представлением о конкретном внеязыковом объекте. При этом внутр, форма наименования может совпадать с сигнификатом.
Нек-рые исследователи усматривают Л. з. с. только у основных частей речи, отвергая наличие его у собств. имен, служебных слов, местоимений, междоме-
262 ЛЕКСИЧЕСКОЕ
тий. Однако всякое слово обладает лексич. значением, различие состоит в способе его реализации, в степени самостоятельности и выделенное™. У служебных слов лексич. значение реализуется при соединении с самостоят. словом, у местоимений денотативная сторона значения выявляется по анафорич. связи с номинативными словами или в условиях прямого указания (дейксиса), у междометий лексич. значение характеризуется не-расчлененностью выражаемого значения. Имена собственные также содержат элементы сигнификативной стороны значения, т. к. подводят единичный объект под нек-рый класс объектов.
Подвижность отношения наименования (то есть связь означающего и означаемого), лежащего в основе Л. з. с., приводит к его изменению. Различаются причины, результаты и формы изменения значений слов. Причины изменений Л. э. с. могут быть культурно-историческими (напр., изменения в самих объектах, нх социальной оценки, табу), психологическими, внутрисистемными. В результате изменений Л. з. с. возможно возникновение или исчезновение многозначности (см. Полисемия), образование омонимов. Формы (типы) изменений Л. з. с. соответствуют в конечном счете логич. отношениям понятий, таким, как подчинение (включение), на основе к-рого развивается расширение, сужение (специализация), а при учете коннотаций и «ухудшение» / «улучшение» значения; внеполо-женность (соположение), лежащая в основе смещения Л. з. с.; отношения контрадикторное™ (противоположности), приводящие к явлениям энантиосемии; перекрещивание, порождающее метафору и разнообразные виды метонимии. Изменения Л. з. с. могут быть также едва заметными («скольжения» смысла слова). Благодаря устойчивым ассоциациям объектов и понятий развиваются регулярные типы изменений Л. з. с., встречающиеся во мн. языках (напр., переход «содержащее -» содержимое»). Об изменении Л. з. с. говорят только при социальном закреплении изменения в языке, в противном случае изменение отношения номинации приводит лишь к особому употреблению слова. Изменение значения слова проходит через 3 этапа: 1) инновация в речи (новое словоупотребление), чаще индивидуального характера, не изменяющая семантич. структуру слова; 2) формирование нового значения — как части семантич. структуры слова — вследствие регулярного нового употребления, особенно если оно сопровождается существенными расхождениями отношений номинации; новое значение может получать особые грамматич. характеристики; 3) образование омонимов при расхождении Л. з. с. и утрате связи между ними.
В связи с многозначностью возникает проблема типологии н семантич. структуры Л. з. с. В сов. яз-знании одна нз первых типологий принадлежит В. В. Виноградову,к-рый выделял в слове по принципу отношения к обозначаемому объекту осн. номинативное значение, минимально зависимое от окружения, производное номинативное значение, образуемое в результате переноса или специализации основного, и экспрессивностилистическое. На основании синтагматич. обусловленности различаются значения свободные, фразеологически связанные и функционально обусловленные (напр., предикативно-характеризующие). Развивая эту типологию, Б. Н. Головин предложил различать типы Л. з. с.
в соответствии с тремя аспектами функционирования слова: по отношению к предмету, к сознанию и к др. Л. з. с. В функциональной типологии Л. з. с. (Н. Д. Арутюнова) осн. противопоставление проводится между сигнификативной и денотативной сторонами значения.
Различаются семантич. структура слова и структура Л. з. с. Первая включает совокупность отд. вариантов Л. з. с. (лексико-семантич. вариантов), среди к-рых выделяются осн. значения и производные — переносные и специализированные. Каждый лексико-семантич. вариант является иерархически организованной совокупностью сем — структурой, в к-рой выделяется интегрирующее родовое значение (архисема), дифференцирующее видовое (дифференциальная сема), а также потенциальные семы, отражающие побочные свойства предмета, реально существующие или приписываемые ему коллективом. Эти семы важны для формирования переносных значений слов. Напр., у «идти», «ползти», «лететь» в их прямом значении архисема — значение «движение», дифференциальные семы — «способ передвижения», потенциальные — «темп движения» (нормальный, медленный, быстрый). При переносном употреблении слова архисема и дифференциальная сема отходят на задний план, потенциальные актуализируются. получая статус дифференциальных («время идет, ползет, летит»), Л. з. с. свойственна и виеш. структурность: слова и лексико-семантич. варианты образуют лексико-семантич. группы (лексич. поле), внутри к-рого значение одного слова является границей значения другого (см. Поле).
Методы анализа Л. з. с. делятся на собственно лингвистические и психолингвистические. Лингвистич. методы различаются по отношению к парадигматике и синтагматике: для анализа Л. з. с. исследуются разные слова в одном и том же контексте или одно и то же слово в разл. контекстах. К синтагматически ориентированным методам относятся дистрибутивный, изучение сочетаемости слов, контекстуальный. К парадигматически опиентированным относятся методы субституции (замещения) слов, компонентный анализ. Психолингвистич. методы опираются на эксперименты с информантами: опрос, ассоциативные методы, измерение Л. з. с. Использование словарных дефиниций Л. з. с.— один из способов их изучения. Полное исследование Л. з. с. достигается сочетанием разл. методов, включая н количественные.
Проблема Л. з. с. разрабатывается в неразрывной связи с общефилос. теорией значения и смысла (см. Философские проблемы языкознания), восходя к идеям Платона и Аристотеля и гл. обр. стоиков (Секст Эмпирик), подчеркнувших связь того, что обозначается (понятие), того, что обозначает (слово), и объекта (предвосхищение «семантич. треугольника»). В ср. века проблемы Л. з. с. обсуждались в связи со спорами реалистов и номиналистов. Иден номинализма развивались Т. Гоббсом и легли в основу понимания Л. з. с. универсальными грамматиками, к-рые утверждали, что имя обозначает «идею», репрезентирующую один или ряд предметов. Г. В. Лейбниц, Б. Спиноза, Дж. Локк и др. философы 17—18 вв. обсуждали вопрос о том, является ли слово знаком представления о предмете или же знаком самого предмета. В 19 в. лексич. семантика сосредоточилась на изучении ист. изменения зна
чений слов. В. фон Гумбольдтом, Г. Паулем, А. А. Потебней, М. Бреалем, М. М. Покровским, X. Шпербером, Г. Стерном, С. Ульманом и др. были определены осн. свойства Л. з. с. и выявлены общие семантич. законы изменения значений слов. Развитие логики с кон. 19 в. вновь вызвало дискуссии о различиях между денотативной и коннотативной сторонами Л. з. с. Дж. С. Милль ввел понятия денотации и коннотации. Г. Фреге различал смысл (указания на называемый предмет) и значения (способ обозначения предмета). Последнее на уровне речи совпадало с внутр, формой обозначения. Р. Карнап различал экстенсионал (объем значения) и интенсивная (содержание значения). К. И. Льюис выделял след, виды значений языковых выражений: денотация (экстенсионал), коннотация (интен-сионал), понятийное содержание, сигни-фикация.
В разработку теории Л. з. с. большой вклад внесли сов. ученые — В. В. Виноградов (типология Л. з. с.), Л. О. Резников, С. Д. Кацнельсон (филос. аспекты проблемы), Р. А. Будагов (ист. семантика) и др.
В ряде направлений лингвистич. структурализма проявляется антименталист-ский подход к Л. з. с.: переоценка либо отношений между языковыми знаками (парадигматических — в теории «значимостей» Ф. де Соссюра, синтагматических — в теориях дескриптивистов), либо прагматич. факторов, участвующих в реализации Л. з. с. Бихевиористы (см. Бихевиоризм в яз-знании) считают Л. з. с. равнозначным вызываемой им реакции, инструменталисты полагают, что слово значит то, что оно обозначает, сторонники информационной теории считают, что Л. з. с. есть совокупность информации, к-рую оно несет с собой. Однако если Л. з. с. может вызывать к.-л. реакцию, передавать информацию, обозначать нечто, то лишь потому, что в сознании говорящего оно связано с определ. понятием, под к-рое подводится данное явление внеязыковой действительности.
ф Звегинцев В. А.. Семасиология, М., 1957; Кацнельсон С. Д., Содержание слова, значение и обозначение, М,—Л., 1965; Леонтьев А. А.. Слово в речевой деятельности, М., 1965; Проблемы знака и значения, М.. 1969; Комлев Н. Г., Компоненты содержат, структуры слова, М., 1969; Семантич. структура слова, М., 1971; Г о-л о в и н Б. Н., Введение в яз-знание, 2 изд., М., 1973; Основы теории речевой деятельности, М., 1974; Никитин М. В., Лексич. значение в слове и словосочетании, Владимир, 1974; Т о н д л Л., Проблемы семантики. пер. с чеш., М., 1975; Принципы и методы семантич. исследований, М., 1976; Степанов Ю. С., Номинация, семантика, семиология (виды семантич. определений в совр. лексикологии), в кн.: Языковая номинация. (Общие вопросы). М., 1977; Виноградов В. В., Избр. труды, т. 3, Лексикология и лексикография, М., 1977; Языковая номинация. (Общие вопросы), М.. 1977; Бородина М. А., Гак Г. К., К типологии и методике ист.-семантич. исследований, Л., 1979; Аспекты семантич. исследований, М., 1980; Лингвистич. семантика, в кн.: НЗЛ, в. 10, И., 1981; Новиков Л. А., Семантика рус. языка, М., 1982; Телия В. Н., Коннотативный аспект семантики номинативных единиц, М., 1986; Уфимцева А. А.. Лексич. значение, М., 1986; R е у А., Theories du signe et du sens, v. 1—2, P., 1973—76; см. также лит. при статьях Слово, Лексикология, Семантика. В. Г. Гак, ЛЁНДИ — см. Панджаби.
ЛЁНИН В. И. О ЯЗЫКЕ. Продолжая и развивая учение К. Маркса и Ф. Энгельса о языке (см. Маркс К., Энгельс Ф. о языке), В. И. Ленин показал, что осн.
принципы диалектич. логики (требование всесторонности и учета развития, критерии практики и конкретности) применимы при рассмотрении любого вопроса, в т. ч. проблем языкознания. Ленин развил диалектико-материалистич. взгляды Маркса и Энгельса на язык в применении к новым ист. условиям.
В ленинском определении «Язык есть важнейшее средство человеческого общения» (Поли. собр. соч., 5 изд., т. 25, с. 258; далее всюду ссылки на это изд.) подчеркивается, что язык является важнейшим средством общения и что это специфически человеческая форма общения. Человек сформировался в трудной борьбе с природой (т. 5, с. 103), выделил себя из природы (т. 29, с. 85). Язык является признаком любого общества, у всех народов, на всех этапах их существования. Развитие и богатство языка — результат развития общества, его науки и культуры, итог познават. деятельности людей. Общество н языки прошли три последоват. периода своей истории: родоплеменной, период народностей (национальностей) и нац. период.
Уделяя особое внимание нац. вопросу, Ленин подчеркивал роль языка в процессе формирования нации. Нации возникают лишь при капитализме, когда происходит зкоиомич. сплочение территории, укрепляются нац. (и интернац.) связи, и для этого «необходимо государственное сплочение территорий с населением, говорящим на одном языке, при устранении всяких препятствий развитию этого языка и закреплению его в литературе» (т. 25, с. 258). В нац.-языковом развитии есть две тенденции: с одной стороны, происходит образование одио-нац. гос-в, а с другой — объединение разных народов в одном многонац. гос-ве, что неизбежно ведет к появлению языков межнац. общения.
Нац.-языковые вопросы всегда должны решаться конкретно-исторически и на демократич. основе. Ленин критиковал принцип культурно-нац. автономии и боролся против насильств. навязывания гос. языка господствующих классов народам многонац. гос-ва. Когда монархисты, а вслед за ними либералы стали предлагать введение в царской России обязат. гос. языка (якобы «в интересах русской культуры и государственности»), Ленин выступил против того, что язык бурж.-помещичьего гос-ва «должен быть обязательным государственным языком» в многонац. гос-ве (т. 24, с. 293), т. к. «демократическое государство безусловно должно признать полную свободу родных языков н отвергнуть всякие привилегии одного из языков» (т. 25, с. 71—72). Марксистско-ленинское учение о нац.-языковом строительстве легло в основу языкового строительства в СССР (см.Языковая политика). Опыт языкового строительства в СССР имеет междунар. значение.
Выступая против насильств. внедрения рус. языка среди народов России, Ленин в то же время отмечал, что экономия. и политич. развитие страны приведет к тому, что возникнут такие условия, при к-рых каждый житель сможет «научиться великому русскому языку» (т. 24, с. 295). Предвидение Ленина осуществилось: рус. язык стал средством межнац. общения народов Сов. Союза; он содействует взаимному обмену опытом народов СССР и расширяет доступ к достижениям науки, техники, отечественной и мировой культуры. Ленин полагал также, что перемещение революционного движения в нашу страну, по
вышение ее авторитета создает условия для того, чтобы рус. язык стал языком междунар. общения (т. 24, с. 387). И это предсказание Ленина сбылось: рус. язык стал мировым языком (см. Международные языки).
Составной частью нац.-языковой политики партии остается начатая Лениным борьба за демократизацию лит. языка, за поднятие культуры языка, его чистоту, за речевую культуру масс. Ленин не раз напоминал, что действенность газетных и устных выступлений зависит от того, сумеют ли агитаторы и пропагандисты «говорить просто и ясно, доступным массе языком, отбросив решительно прочь тяжелую артиллерию мудреных терминов, иностранных слов, заученных, готовых, но непонятных еще массе, незнакомых ей лозунгов, определений, заключений» (т. 14, с. 92, ср. т. 38, с. 203).
Ленин был против «популярничания». Ои считал, что надо поднимать сознательность масс, их культуру, т. к. построение социализма требует ликвидации неграмотности, поднятия образованности всех членов общества, развития традиций существующей культуры; составной частью культурной революции было реформирование и совершенствование орфографий, создание учебников и словарей. Особое внимание Ленин уделил созданию массового словаря совр. рус. лит. языка; по его настоянию в первые, трудные для Сов. России годы была создана комиссия для составления такого словаря, результатом этой деятельности стал «Толковый словарь русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова (т. 1—4, 1935—40).
Наряду с коммуникативными свойствами языка в поле зрения Ленина находились и его гносеология, свойства, Ленин развил учение о языке как непо-средств. действительности мысли и действительном сознании. Разрабатывая коренные проблемы теории отражения человеком объективной действительности н теории познания, он всесторонне проанализировал роль языка в познават. и идеология, деятельности людей, рассмотрел природу названия и языковых форм выражения мыслей.
Согласно ленинской теории отражения, наши ощущения и представления являются «копиями» объективного мира, они его субъективный образ. Ленин признавал истинность утверждений Л. Фейербаха о том, что «чувственное восприятие дает предмет, разум — название для него», к-рое есть «отличительный знак, какой-нибудь бросающийся в глаза признак, который я делаю представителем предмета, характеризующим предмет, чтобы представить его себе в его тотальности» (т. 29, с. 74).
Слово не только называет, но оно и обобщает (т. 29, с. 246), т. к. «в языке есть только общее» (т. 29, с. 249).
Ленин боролся за точность наименований и формулировок, против тех, «кто к маленьким вещам прилагает большие названия, кто запутывает простой вопрос претенциозным фразерством» (т. 8, с. 308). Ленинские высказывания о фразе имеют филос. и лингвистич. смысл. Фразой Ленин называл неумение спуститься от абстрактного к конкретному; он писал: «...всякая абстрактная истина становится фразой, если применять ее к любому конкретному положению» (т. 35, с. 396, ср. с. 373). Надо, «чтобы фраза не темнила ума, не засоряла сознания» (т. 32, с. 30).
ЛЕНИН 263
Когда в нач. 20 в. в филос. работы стало проникать терминология, фразерство, Ленин, приветствуя новую терминологию, если она обозначала новые иауч. открытия, высмеивал разл. «измы», если они, не представляя никакой новизны, протаскивали идеализм. «Заметим,— писал Ленни,— что термин реализм употребляется здесь в смысле противоположности идеализму. Я вслед за Энгельсом употребляю в этом смысле только слово: материализм, и считаю эту терминологию единственно правильной, особенно ввиду того, что слово „реализм" захватано позитивистами и прочими путаниками, колеблющимися между материализмом и идеализмом» (т. 18, с. 56).
Ленин боролся против псевдореволю-циоииых, «левых» фраз, поскольку пустые и бессодержательные революционные фразы, революционное краснобайство мешает практич. борьбе, замазывает дело фразами (т. 32, с. 229), создает путаиость мысли, принижает революционные лозунги пролетариата до бурж.-демократич. фразы (т. И, с. 364, 69).
Высказывания Ленина о социальной и гносеология, природе языка служат образцом применения диалектико-материа-листич. метода к конкретной области, они учат точному и простому словоупотреблению, бережному отношению к языку.
 Критич. заметки по нац. вопросу, Полн. собр. соч., 5 изд., т. 24. с. 116—23, 125, 129— 130,134—44,147;Материализм и эмпириокритицизм, там же, т. 18, с. 34—35, 39—40, 66, 74, 108-09, 140-51. 154, 170-71. 176-177, 239, 257-59, 283, 287, 343-46, 348, 353, 356—57; Нужен ли обязательный гос. язык?, там же, т. 24, с.293—96; Об очистке рус. языка, там же. т. 40, с. 49; О вреде Фраз, там же, т. 32, с. 229—31; О праве наций на самоопределение, там же, т. 25, с. 258—519; О революционной фразе, там же, т. 35, с. 343—53; Филос. тетради, там же, т. 29, с. 60. 64, 74-75, 81. 84. 90, 152-54, 160-161, 177, 181—84, 187, 207—09, 212-16, 218, 229 , 232- 33 , 246— 49, 252, 283, 298—300, 313-14, 329-30.
* Шамелашвили Р. М., В. И. Ленин — величайший мастер живого слова, Тб., 1969 (на груз, яз.): Ленинизм и теоретич. проблемы яз-знания, М., 1970; Левашов Е. А.. Петушков В. П., Ленин и словари, Л., 1975; Дмитриев П. А., М о к и-енко В. М., Классики марксизма-лени-низма и слав, филология. Л., 1982: Онтология языка как обществ, явления, М., 1983; Гурбанов А., Ленин вэ дилчилик. Баку, 1969; Petr J., Klasikove marxismu-leninis-mu о jazyce, Praha, 1977; Ldnine et les questions de langue. Textes choisis par N. Kondra-chov, Moscou, 1982.	В. И. Кодухов.
ЛЕНИНГРАДСКАЯ ФОНОЛОГИЧЕСКАЯ ШКОЛА — научное направление в исследовании звукового уровня языка. Основоположник — Л. В. Щерба (последователь И. А. Бодуэна де Куртенэ), его ученики — С. И. Бернштейн, Л. Р. Зиндер, М. И. Матусевич. В 1912 Щерба определил фонему как единицу, способную дифференцировать слова и их формы. Он установил обусловленность членения звуковой последовательности на фонемы морфологич. членением (в словах «бы-л», «засну-л», <он-а», «был-а» конечные фонемы отделяются благодаря возможности провести перед ними морфологич. границу), а возможность разбить каждое слово на фонемы определяется именно такой потенциально существующей связью между морфемой и фонемой; языковую функцию фонемы Щерба также связывал с ее способностью участвовать в образовании звукового
264 ЛЕНИНГРАДСКАЯ
облика значимой единицы («одет — одеть» и т. д.).
Осн. принцип подхода Л. ф. ш. к звуковым единицам — стремление связать лингвистич. (социальную) природу фонемы с ее ролью в речевой деятельности человека. Фонема, будучи миним. языковой единицей, лежащей в основе иерархии фонема — морфема — слово—синтагма, в то же время является единицей уникальной, поскольку именно фонема обеспечивает использование материальных явлений (физиологических, акустических) для образования значимых единиц языка. Именно таким пониманием фонемы определяется принципиальный интерес к материальным свойствам звуковых единиц, к исследованиям в области экспериментальной фонетики, к разработке новых методов анализа речи.
Для Л. ф. ш. характерно утверждение, что система фонем того или иного языка — не просто результат логич. построений исследователя, а реальная организация звуковых единиц, обеспечивающая каждому носителю языка возможность порождения и восприятия любого речевого сообщения. Отсюда понятен интерес к тем функциям звуковых единиц, к-рые обнаруживаются при исследовании речевой деятельности и языкового материала: подробное фонетич. описание разл. фонологич. систем, идея важности «звукового облика слова», интерес к разным стилям речи, разработка теории слога, теории интонации и т. д. Учет фонетич. характеристик — при постулировании их подчиненности функциональным свойствам — предполагает наличие достаточно сложных правил, регулирующих отношения между теми и другими. Напр., фонемный состав слова определяется на основе знаний о составе фонем языка и правил их дистрибуции: разные аллофоны одной фонемы невозможны в одной и той же фонетич. позиции, тогда как один и тот же аллофон не может встречаться в разных позициях. Изменения звукового облика слова или морфемы трактуются или как аллофонич. изменения (с [а] д — с' [®] ду) , или как чередования фонем (са/t/ — cA/d/a), т. е. фонемный состав слов типа «рок», «рог» или «коз», «кос» одинаков, и в этом случае можно говорить о неразличении морфем, ио не фонем (см. Московская фонологическая школа).
Во 2-й пол. 20 в. в рамках Л. ф. ш. детально разрабатываются такие проблемы, как процедура сегментации и отождествления аллофонов («оттенков») одной фонемы, определение фонемного состава слоиа, фонологич. интерпретация звуковых явлений в языках слогового строя, лингвистич. статус н фонетич. корреляты различительных призиаков фонемы и др.
Актуальность идей Л. ф. ш. определяется сущностью осн. направлений: углубленное исследование фонетич. характеристик языков с разл. звуковыми системами, позволяющее раскрыть общие закономерности использования материальных средств в естеств. языке; исследование фонетики и фонологии спонтанной речи, в к-рой отсутствуют условия для реализации «идеального фонетич. облика слова»; изучение интонационных средств языка как в связи с их особой ролью для передачи значения, так и в связи с тем влиянием, к-рое интонация оказывает на сегментные единицы; анализ тех фактов речевого поведения человека, к-рый дал бы представление о механизмах, позволяющих ему пользоваться объективно вариативными речевыми сигналами как
некими инвариантными языковыми единицами.
Большое значение в развитии идей Л. ф. ш. имеют прикладные аспекты исследования речи — анализ лингвистич. природы звуковых нарушений при афазиях, заикании, тугоухости; создание лингвистич. правил, обеспечивающих ав-томатич. анализ и синтез речи; исследование статистич. характеристик звуковых единиц, необходимое для создания испы-тат. тестов в технике связи, медицине; разработка методики преподавания неродного (в т. ч. русского) языка.
9 Бернштейн С. И., Фонема, в кн.: Большая Сов. энциклопедия, т. 58, М., 1936; его же, Вопросы обучения произношению, М., 1937; Матусевич М. И., Введение в общую фонетику, 3 изд., М., 1959: Щерба Л. В., Языковая система и речевая деятельность, Л., 1974; Зии дер Л. Р., Общая фонетика, 2 изд., М., 1979; Проблемы и методы экспериментально-фонегич. анализа речи, Л., 1980.	. Л. В. Бондарко.
ЛЕСКЙЙА ЗАКОН — закон сокращения конечных долгот в пралитовском языке. Сформулировал А. Лескин в 1881. В конечном слоге многосложных слов все акутированные (восходящедолгие) монофтонги и дифтонги ie, uo сократились (за исключением неск. спец, форм типа 3-го л. мн. ч. буд. вр.), тогда как о, ё, ie, uo и ц сохраняли долготу, с преобразованием интонации в циркумфлексную (нисходящедолгую). Дифтонги ai, ё1, au также могли не сокращаться, но под ударением изменили интонацию иа ai, ei, au или сохранили (по говорам) акут, ср. соотв. ударение кратких и полных прилагательных (на основе к-рых был сформулирован Л. з.): gera, geru, geri и др. в конечном слоге при gerdji, geriioju, gerieji в середине слова; в глагольных формах sakau, sakai, но sake, sakome и т. д. Относит, хронология показывает, чю в период действия закона нек-рые долгие еще не сократились (-ie, -I > i и т. д.). Сам Лескнн разделял традиц. точку зрения о том, что в «моросчитающих языках», к к-рым относится и литовский, различия в интонациях определяются взаимодействием ударного и предударного слогов (отсюда и колебания типа ranka, rankos, galva, gdlva).
В др. балт. языках сокращение конечных долгот определялось иными закономерностями: в прусском они сократились под ударением, а в латышском — последовательно и независимо от этих условий; т. о., зависимость тона и долготы от ударения и распределение признаков на конечных слогах в литов, яз. представляет наиболее архаическое состояние среди балт. языков.
Действие Л. з. вызвало перемещение ударения по Фортунатова — Соссюра закону, что дает основание нек-рым ученым считать Л. з. начальным условием закона Фортунатова — Соссюра и не выделять его как самостоят. закон. Однако Л. з. важен тем, что он описывает распределение, предшествующее началу всех типов оттяжек ударения, в т. ч. и на последующий слог.
Морфонология, следствия изменений по Л. э. чрезвычайно важны, поскольку после преобразования долгот и последовавших затем оттяжек ударения стали возможны те акцентные парадигмы, к-рые являются специфически литовскими и поддерживают архаический облик всей языковой системы.
•_ L е s k i е n А.. Die Quantitatsverhalt-nisse in Auslaut des Litauischen, «Archiv fur slavische Philologie». 1881, Bd 5. S. 188— 90; S t ini Chr. S.. Vergleichende Grammatik der Baltischen Sprachen, Oslo — Kbh., 1966, S. 115—20,	В. В. Колесов,
Л ЕТТОН ЙСТИ КА — см. Балтистика. ЛИВИЙСКИЕ ЯЗЫКЙ —см. Берберо-ливийские языки.
ЛИВИЙСКИЙ ЯЗЫК — см. Восточно-нумидийский язык.
ЛИВИЙСКОЕ ПИСЬМО — консонантное письмо, одно из древнейших в Африке. Генетически восходит к семитским квазиалфавитным системам письма (большее сходство с юж.-семитской, нежели с финикийской разновидностью; см. За-
и более тысячи одноязычных эпитафий с вертикальным направлением строк, читающихся, как правило, снизу вверх при направлении письма то справа налево, то слева направо (что затрудняет дешифровку) и содержащих много собств. имен и мало лингвистической информации.
К рубежу н. э. относят з а п а д н о-нумиднйское (мавританское, зап.-ливийское, мазезилийское) письмо,
К Л. п. относятся наскальные надписи на Канарских о-вах, гл. обр. на о. Иерро.
За исключением вост.-нумидийского письма, дешифрованного в общих чертах (фонетич. значение для ряда знаков установлено приблизительно; один знак не прочитан), единственной хорошо изученной разновидностью Л. п. является совр. туарегский алфавит — тифинаг, имеющий варианты у разл. племен и используемый в хозяйственных и, возмож-
СХОДСТВО ЗНАКОВ ЛИВИЙСКОГО И СЕМИТСКОГО ПИСЬМА
Чтение знака	Письмо туарегов		Восточно-нумид.письмо		Финикийское		Южносемитское			I Чтение знака
	современное (тифинаг)	„старо-туарегское"	> эпитафиях	о монументальных надписях	древнее финикийское	ново-пуническое	южноаравийское	яикйанское	самудсксе	
а	•	•	• словораздел	• словораздел	о	о	о	О	о	С
л	1		1	1	м	;//'	ь	г		п
г	о □	ОО	а о	о	«и	? 1			>)(^	г
		М VA	ГАЧ	г	1 А	А	Т 1	» 7	JI	г
5	2 (3?)	М W	W?	5 (3?)	W		г*	£	3 '"t	3
36	ЗОЛСС;		п ?			s Г7 z		А6 э?	A s?	з?. S?
ziz	HI;		1Ни	Hz)	N н н	Hi	Н* -	н« ияи d		diz
t	3Effl				ф®ф		шгла*			t
d	rjAVU	п U	п и	П t/'V)			и	<il>	<| А 		d 	
Звездочкой (’после знака) помечены наиболее сходные с ливийскими знаки семитского письма, представляющие собой редкие, производные или зарегистрированные иа позднем этапе развития письменной системы варианты.
СПЕЦИФИЧЕСКОЕ СХОДСТВО ЗНАКОВ ЛИВИЙСКОГО И ФИНИКИЙСКОГО ПИСЬМА
Чтение знака »,	Лиеийское письмо			Финикийско-пуническое письмо		Чтение знака
	„старотуарегское"	еосточно-нумидийское		древней финикийское	иоеопуническое	
		е эпитафиях	в монументальных надписях			
У				2 Z	rv N	
7/4 (h?)	in = а	III = v.h?	ST v,h ?	щлг	Ш	h h
Ч	25				яЪ	Ч h
падносемитское письмоУ все памятники — на берберо-ливииских языках.
Наиболее ранняя из датиров. разновидностей — восточноиумндий-с к о е письмо (нумидийское, вост.-ливийское, массилийское; см. Восточно-нумидийский языку, в одной из двух ливийско-пунич. билингв из Тутти (совр. Дугга в Тунцсе) упомянуты события 2 в."до н. э. Помимо этих двух и неск. одноязычных надписей «монументального» стиля с горизонтальным расположением строк при направлении письма справа налево имеется' два десятка ливийско-пунич. и ливийско-лат. билингв
дешифровкой к-рого занимался Ю. Н. Завадовский; этим и несколько более поздним временем датируются выделяемые А. Ю. Милитаревым в феззан-ско-триполитанскую разновидность Л. п. надписи на могильниках и р-не Джермы (древняя Гарама) в Феццане (Феззан) и в развалинах языч. храма в Триполитании (совр. Ливия).
Л. п. выполнены многочисленные неда-тиров. и недешифров. наскальные надписи в Сахаре и Ливийской пустыне; часть этих надписей, к-рым приписывают позднее (после 7—8 вв.) происхождение, может восходить к 1-му тыс. до н. э.
но, культовых целях, а также для переписки. Сходство отд. знаков, отсутствующих в др. разновидностях Л. п., указывает на происхождение тифинага из феззанско-триполитан. письма. Трудность дешифровки усугубляется наличием в разновидностях Л. п. одинаковых или сходных знаков с разными фонетич. значениями.
* Долгопольский А. Б., Нумидийское (вост.-ливийское) письмо Сев. Африки, в ки.: Тайны древиих письмен. Пробле-
ЛИВИЙСКОЕ 265
СПЕЦИФИЧЕСКОЕ СХОДСТВО ЗНАКОВ ЛИВИЙСКОГО И ЮЖНОСЕМИТСКОГО ПИСЬМА
Чтение знака	Письмо туарегов		Восточно-нумид. письмо	Южносемитсиое письмо				Чтение знака
	современное (тифинаг)	„старо-туарегское*1		южно-аравийское	лихйансков	самудское	дреене-эфиопское	
W	• •	II	II =	фф оо*	е ф	е	ф ОО	W
S/S	$ (тадгхак) s(<*z,*s)		Х8>	Х28		8 00		2.
S		Дом			АЖ ?		Яхя?	S/Z
?[??]	—( (айр С/с)		Т Ь"		т	ти		Z
V?	а е<		гп а t? d?	ШПГ	ш	ГП /Т\	ГП	t
ь	Фшев	о □	O(Q?)	п	эп	пэпз	П	b
				ф	9ФФ	Ф в	Ф	w
Звездочкой (‘после знака) помечены наиболее сходные с ливийскими знаки семитского письма, представляющие собой редкие, производные или зарегистрированные на позднем этапе развития письменной системы варианты.
мы дешифровки, М., 1976; Фридрих И., История письма, пер. с нем., М., 1979; Завадовский Ю. Н.» Зап.-ливийский язык, в кн.: Africans. Афр. этнография, сб. ХИ, Л.. 1980; Chabot J. В., Recueil des inscriptions libyques. P., 1940; В a s s e t A., Ecritures Hbygue et touaregue, в его кн.: Articles de dialectologic berbere, P., 1959; Brogan O>t Inscriptions in the Libyan alphabet from Tnpolitania and some notes on the tribes of the region, в кн.: Hamito-Semitica. Proceedings of a colloquium, London. 1970* The Hague, 1975; Daniels Ch., An ancient people of the Libyan Sahara, там жед Prasse K.- G.. Manuel de grammaire toua-regue, 1—3, Kbh., 1972. А. Ю. Милитарев..
Образец ливийского письма из Триполитании.
ЛЙВСКИЙ ЯЗЫК — один из прибалтийско-финских языков (южная группа). Распространен на сев.-зап. побережье Курляндии (Талсинский и Вентспилсский р-ны Латв. ССР). Число говорящих ок. 100 чел. (1979, оценка). Известны 2 диалекта: живой курляндский диалект, к-рый распадается на вост., ср. и зап. говоры, в исчезнувший салацкий диалект, суще-
266 ЛИВСКИЙ
ствовавший в 19 в. на вост, побережье Рижского зал.
Для Л. я. характерны: количеств, чередование удвоенных смычных, сочетаний согласных и дифтонгов, к-рое не зависит от первонач. открытости / закрытости слога, как в др. прибалт.-фин. языках, а связано с явлениями сокращения слогов, напр. tappaB ’убивает’ — tap-pa < -tappatak ’убить’; прерывистый тон, похожий на stoa в дат. яз.; отсутствие звука h. Под влиянием латыш, яз. й, о были замещены гласными i, е; под влиянием i последующего слога а > а, о > б > е, и > й > i; в непервых слогах е, о > и, напр. sudiiD ’волки’, vagiiD ’борозды’ (фин. sudet, vaot).
В Л. я. есть датив с окончанием -п. Падеж с окончанием -ks выполняет функции и транслатива, и комитатива. У глаголов окончание 1-го л. ед. ч. совпадает с окончанием 3-го л.
Первые дошедшие до нас книги на Л. я. относятся к сер. 19 в. В 1920—39 существовала письменность на основе лат. алфавита: издавались школьные учебники, календари, журнал. Язык бытового общения.
* Аристэ П. А..К вопросу о развитии ливского языка, в кн.: Труды Ин-та яз-зна-ния АН СССР, в. 4, М., 1954; Вяари Э. Э., Ливский язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 3, М., .1966; Sjogren Andreas Job., Livische Grammatik nebst Sprachproben, bearb. von F. Wiedemann, v. 1—2, St.-Petersburg, 1861; Posti L., Grundziige der liviscben Lautgeschichte, Hels., 1942.
Sjogren Andreas Job., Livisch-deutsches und deutsch-livisches Worterbuch, bearb. von F. Wiedemann, St.-Petersburg, 1861; К e 11 u n e n L., Liviscbes Worterbuch mit grammatischer Einleitung, Hels., 1938.
А. Лаанест. ЛИГАТУРА (позднелат. ligatura — связь) — 1) знак любой системы письменности или фонетич. транскрипции, образованный путем соединения элементов двух графем или транскрипционных знаков, напр. дат., исл., норв. ае, нем. В. Л. такого типа нередко применялись также в скорописи или для украшения,
орнаментализации текстов (см. Вязь). 2) Соединенное написание двух (см. Диграф) н большего числа букв, передающих один звук, напр. польск. sz, cz, нем. sch. 3) Один письменный знак, передающий сочетание букв, слог или слово, напр. англ. & (and) ‘и’.
ЛИДИЙСКИЙ ЯЗЙ1К — один из вымерших хетто-лувийских языков (хетто-лидийская подгруппа). Был распространен на 3. Малоазийского п-ова в 1-м тыс. до н. э. Тексты на Л. я., выполненные одним из малоазийских алфавитов, датируются в большинстве своем 4 в. до н. э.; редкие надписи и монетные легенды восходят к 7—5 вв. до н. э. Большую группу надписей составляют эпитафии, смысл к-рых довольно ясен. Из-за плохого знания лексики Л. я. менее понятны сакральные тексты и особенно стихотворные надписи.
Особенности фонетич. строя Л. я.: расширение исходной системы гласных за счет включения в нее носовых а, е и гласного о, появление глухого спиранта f (из индоевроп. *р), развитие системы палатальных согласных в ряду дентальных и сонантов n, 1.
В именной морфологии Л. я. развил свой тип падежной флексии, включив в парадигму дательного и нек-рых др. падежей форманты местоименного происхождения. В глагольном словоизменении обнаруживается различие двух типов спряжений. Претерит на -I в Л. я., как и родств. слав, формы, восходит к причастным образованиям. Широко распространены приставочные глаголы. Синтаксис Л. я. характеризуется активным употреблением начальных комплексов энклитик; глагол ставится обычно в конце фразы; нередки именные (безглагольные) предложения. Мн. особенности грамматики и лексики остаются неясными из-за трудностей интерпретации письм. памятников.
* X о й б е к А., Лидийский язык, пер. о ием., в ки.: Древние языки Малой Азин, М., 1980; Королев А. А., Хетто-лувийскне языки, в кн.: Языки Азии и Африки. I. Индоевроп. языки, М.. 1976.
G u s m a n i R., Lydisches Worterbuch, Hdlb., 1964.	Л. С. Баюн.
ЛИКЙЙСКИЙ ЯЗЫК —один из вымерших хетто-лувийских языков (лу-вийско-ликнйская подгруппа). Был распространен в 1-м тыс. до н. э. на Ю.-З. М. Азии в обл. Ликия. Л. я. объединяет 2 диалекта — ливийский А (сев., вост, и центр. Ликия), на к-ром до нас дошли надгробные и посвятит, надписи, декреты, монетные легенды (самые ранние — 5 в. до н. э.), и ливийский Б (мидийский; юго-зап. Ликия), представленный текстом ист. содержания с фрагментами ритуалов (1-я пол. 4 в.) и одной эпитафией. Тексты выполнены одним из малоазийских алфавитов. Диалекты различались в жанровом отношении (различия проявлялись в лексике и синтаксисе; мидийский в кон. 1-го тыс. до н. э. был ограничен, видимо, поэтикосакральной сферой). Кроме того, ливийский А отражал более позднюю, по сравнению с мидийским, стадию развития одного из лувийских диалектов.
Для звукового строя Л. я. характерно развитие категории носовых гласных, приобретающих в обоих диалектах фонологич. статус. В Л. я. сохраняются два хетто-лувийских ларингальных, различие между к-рыми утрачено другими хетто-лувийскими языками, а также старое е (в лувийском перешедшее в а). В ряде случаев ливийское е — результат самостоят. развития. Именная и глагольная морфология продолжают лувнйский тип (структура парадигм, сохранение обще-лувийской флексии). В ливийском А отмечается значит, роль предлогов и увеличение числа аналитич. именных форм.
Мидийская глагольная парадигматика строится на противопоставлении у определ. класса глаголов (соотносимых со старыми глаголами второй серии) редуп-лициров. основ презенса нередуплициров. основам претерита, что находит аналогию в оппозиции длительных — аористических глаголов в греческом, индоиранском. Предложение отличается менее фиксиров. структурой, чем в ранних хетто-лувийских языках. Глагол часто ставится в начале предложения. Структура мидийского предложения иепроек-тивна (т. е. имеет пересекающиеся группы), что связано с поэтич. характером мидийских текстов.
•	Нойман Г., Ликийский язык, в кн.: Древние языки Малой Азии, М., 1980; К о-ролев А. А., Хетто-лувийские языки, в кн.: Языки Азии и Африки. 1. Индо-европ. языки, М., 1976; Kalinka Е., Tituli Asiae Minoris, 1—2, W., 1901—30; Pedersen H., Lykisch und Hittitisch, Kbh., 1945.
Л. С. Баюн.
ЛИНГАЛА (бангала, мангала, нгала) — один из банту языков (по классификации Дж. X. Гринберга). По классификации М. Гасри, Л. входит в зону С. Распространен на терр. Заира, в Конго, а также отчасти в ЦАР; широко используется как лингва франка на обоих берегах р. Конго, от г. Киншаса до г. Ба-соко. Число говорящих ок. 8 млн. чел. Л., возникший на основе одного из языков банту (болоки, согласно Гасри, и бобанги, согласно Г. Хюльстарту), имеет неск. малоизуч. диалектов, расхождения между к-рыми значительны. Строй Л. типично бантуский. Существование двух тонов подтверждается наличием огранич. кол-ва миним. пар. К фонологич. особенностям языка относится наличие заднеязычных лабиализованных k₽/kw, gb/gw. Имеет место тенденция к нарушению характерной для банту в целом системы префиксального согласования по классам.
Письменность возникла в нач. 20 в. на основе латиницы. Издается периодика. В Заире на Л. ведется обучение в начальной школе и адм. деятельность, последняя осуществляется на Л. и в Конго. В Браззавиле н в Лубумбаши созданы центры по изучению Л.
•	Топорова И. Н.. Язык лингала, М., 1973; Everbroeck R. van,. Grammaire et exercices lingala, Leopoldville, 1958: Guthrie M., Grammaire et dictionnaire de lingala, Farenborough, 1966.
Топорова И. H., Лиигала-рус. словарь, М., 1983; Everbroeck R. van, Lingala woordenboek, Brussel, 1956; Dictionnaire lingala-francais, francais-lingala, Kinshasa, 1984.	И. H. Топорова.
ЛИНГВА ФРАНКА (от итал. lingua franca — франкский язык) — функциональный тип языка, используемый в качестве средства общения между носителями разных языков в ограниченных сферах социальных контактов.
Первоначально термин «Л. ф.» означал конкретный смешанный язык, сложившийся в ср. века в р-не Средиземноморья (Левант) на основе фраиц., прованс. и итал. лексики и служивший средством гл. обр. торгового общения араб, и тур. купцов с европейцами (к-рых в Леванте называли франками, откуда и назв. языка). В эпоху крестовых походов роль этого языка возросла, он вобрал слова др. языков (исп., греч., араб., тур.) и был известен также под назв. сабир (от лат. sapere — понимать) вплоть до 19 в. В социолингвистич. понимании Л. ф.— любое устное вспомогат. средство межэтнич. общения; им может быть язык одного из народов данного региона (напр., «торговые» языки в Зап. Африке — хауса, бамана), нейтральный язык, не родной ни для одной из использующих его этиич. групп (суахили в Вост. Африке), пиджин на базе местного или европ. языка (см. Пиджины). Расширение коммуникативной сферы Л. ф. может привести к превращению его в койне. Иногда термин «Л. ф.» неправомерно распространяют на общенац. языки или интернац. международные языки, к-рые являются особыми социолингвистич. категориями. * Smith N. V., Relations between languages: Lingua franca, в кн.: Encyclopaedia of linguistics, information and control, Oxf., 1969; Adler M., Pidgins, creoles and lingua francas, Hamb., 1977. В. А. Виноградов. ЛИНГВИСТИКА (от лат. lingua — язык) — см. Языкознание.
ЛИНГВИСТИКА ТЕКСТА — направление лингвистических исследований, объектом к-рых являются правила построения связного текста и его смысловые категории, выражаемые по этим правилам. Входит в состав филологич. направлений, изучающих текст.
На первом этапе своего развития, в 60-х гг. 20 в., Л. т. в основном изучала способы сохранения связности и понятности текста, методы передачи кореференции лица и предмета (анафорич. структуры, прономинализацию, лексич. повторы, видо-временные цепочки и т. д.), распределение темы и ремы высказывания в соответствии с требованиями актуального членения предложения. Успешному развитию этих исследований способствовали и более ранние работы по анафорико-катафорич. структурам, порядку слов, правилам выбора актуализации при переходе от языка к речи (А. М. Пешковский, Л. В. Щерба, В. В. Виноградов, А. Вейль, В. Матезиус, Ш. Балли, 3. Харрис и др.).
Однако поиски средств только формальной связности текста привели к нек-рому повторению тематики, отсут
ствию теоретич. обобщений и невозможности выявления содержательных, а не формальных категорий; в области конкретных достижении яе все отвечало тем положениям, к-рые были высказаны в проспектах, программах по Л. т. С нач. 70-х гг. термин «Л. т.» стал применяться к несобственно лингвистич. исследованиям, включенным в издания типа «Грамматика текста», «Структура текста», «Текст» и т. п. Наметившуюся т. о. расплывчатость онтологич. статуса Л. т. можно объяснить первоначально чисто формальными устремлениями и отсутствием поиска специфических для этой дисциплины содержат, категорий, а также убежденностью в универсальности «грамматики текста» для текстов любого воплощения: от изолиров. высказывания до протяженного письменного замкнутого текста. Нек-рые наметившиеся позитивные результаты обозначаются как расслоение Л. т., выделение в ее рамках двух направлений, объединяемых общими законами связности текста и общей установкой на цельность текста.
Первое из направлений Л. т. выявляет содержат, компоненты, связанные с обеспечением правильной коммуникации и тем самым — правильного построения текста вообще. Эта, более общая, ветвь Л. т. определяет смысловые различия в употреблении коммуникативно ориентированных компонентов высказывания — артиклей, притяжат. и указат. местоимений, модально-коммуникативных частиц, оценочных прилагательных, видов глагола, акцентных подчеркиваний и т. п. Выявляемые при этом смысловые различия относятся как к правилам логич. развертывания содержания текста, так и к правилам прагматич. характера, определяющим нек-рый общий фонд знаний, общую для автора и воспринимающего «картину мира», без единства к-рой текст будет непонятен. Это относится к т. наз. пресуппозициям. Под текстом в данном случае понимается широкое контекстно-конситуативное коммуникативное окружение — существующее, подразумеваемое или создаваемое автором при желании воздействовать на воспринимающего. Напр., в высказываниях «Молва о Дон Гуане и в мирный монастырь проникла даже», «Мне и рубля не накопили строчки» предполагается нек-рый общий фонд знаний у участников коммуникации. Т. о. эти высказывания соотносятся с областью генерализов. пресуппозиций. Высказывания типа «Он же ие хотел этого», «Я ведь в молодости красавица была» благодаря частицам «же» и «ведь» передают как бы общеизвестные сведения о фактах или даже навязывают преподносимые факты как общеизвестные. Посредством акцентного выделенвя можно передать факт как результат чего-то длительно ожидаемого, возможного («Дедушка э а б о л е л») или, напротив, как факт неожиданный («Д е д у ш к а заболел!»). Употребление сов. вида в императиве с отрицанием «не» определяет ситуацию как не контролируемую актантом: «Только не попадитесь ему на глаза», «Не упадите в колодец»; напротив, несов. вид указывает на призыв к активному действию у воспринимающего: «Только не попадайтесь ему на глаза», «Не падайте в колодец».
Это направление Л. т. смыкается с прагматикой, психолингвистикой, риторикой, стилистикой, теорией пресуппозиций.
ЛИНГВИСТИКА 267
Др. направление Л. т. занимается выявлением глубинных смыслов, содержащихся в одном к.-л. замкнутом тексте. В этом случае определение принципа употребления языковых единиц (включая и неупотребление к.-л. категорий или отд. способов их выражения) помогает определить скрытые иногда от литера-туроведч. и стилистич. анализа смысловые противопоставления и темы текста: гак, напр., противопоставление русских половцам в «Слове о полку Игореве.» как индивидуальностей — иеиндивидуализи-рованному, сливающемуся со стихией врагу выражается в тексте памятника через отсутствие применительно к половцам обращений, притяжат. местоимений, родовых понятий и титулов, рестриктивных придаточных, иеопредел,- существительных в ед. ч. и т. п.
Это иаправлеиие сближается с герменевтикой как толкованием неявного смысла текста; особенно плодотворным оно оказывается в приложении к текстам древним, нар.-архаической структуры, а также к поэтич. текстам. В обоих случаях Л. т. в собств. смысле слова изучает, содержат, направленность выбора одной к.-л. формы из двух равиовозможных в тексте (напр., допустимо употребить оба вида глагола, оба артикля, разный порядок слов и т. д.); этим Л. т. отличается от грамматики, предписывающей одну возможную форму, от стилистики, определяющей наиболее подходящую единицу для данного стиля, от риторики, ищущей оптим. форму убеждения.
Эксплицитное выявление и разработка этих двух направлений как разных' может разрешить спор о примате письменного или устного текста в Л. т. ио том, можно ли считать текстом одно изолиров. высказывание.
Дискуссионным является вопрос о границах Л. т., а именно: включает ли она в себя прагматику, функциональную семантику и синтаксис, активно развивающуюся в настоящее время риторику или пересекается с ними, как пересекается с поэтикой, психолингвистикой ’и теорией коммуникации, входя, в свою очередь, как составная часть в теорию текста.
Л. т. наиболее активно занимаются в странах Европы, в особенности — на базе нем. яз. в ГДР, Австрии, ФРГ, где преподавание Л. т. введено в программу средних и высших учебных заведений и издается периодика по Л. т, В ЧССР Л. т. получила развитие в связи с теорией актуального членения. В США в основном развивается та часть Л. т., к-рая связана с прагматич. аспектом в яз-знании. В СССР ведутся исследования по Л. т. во всех указанных направлениях.
* Лингвистика- текста. Материалы иауч. конференции, ч. 1—2, М., 1974; Г и.н дин С. И., Сов. лингвистика текста. Нек-рые проблемы и результаты, Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1977, hfe 4; НЗЛ, в. 8. Лингвистика текста, М., 1978: Синтаксис текста, М.. 1979: Структура текста, М.. 1980; Москальская О. И.. Грамматика текста, М., 1981; Текст в тексте. «Уч. зап. Тартуского ун-та», 1981, в. 567; Текст, структура и семантика, Пятигорск. 1981; Реализация грамматич. категорий-в тексте, М., 1982; Рус. язык. Текст как целое и компоненты текста, М., 1982; Кривоносов А. Т7, «Лингвистика текста* н исследование взаимоотношений языка и мышления, ВЯ. 1986. Лй 6; Beitrage zur Textlin-guistik, Miinch., [1971]; Dressier W. U., Schmidt S. J., Textlingnistik. Kommen-tierte Bibliographic, Munch., 1973; Dijk T, A. van. Text and context. Explorations in the semantics and pragmatics of discourse,
268 ЛИНГВИСТИЧЕСК
L.-t-N. Y., 1977; The Said and the Unsaid, N. Y.—S. F. — L., 1978; Textlingnistik, Darmstadt, 1978; Tekst, jezyk. poetyka, Wroclaw. 1978; Texthermeneutik. Aktualitat, Geschichte, Kritik, Padeborn — Munch. — W. — Z., 1979;, Harweg R., Pronomina und Text-konstitution, Miinch., 1979; La narrativiU, P., 1980; Morgenthaler E.. Kommuni-kations-orientierte Textgrammatik, Dusseldorf, 1980; Les mots du discours, P., 1980; C o-seriu. E., Textlingnistik. Eine Einfiihrung, 2 Aufl., Tubingen, 1981; Kalverkamper H., Orientierung zur Textlingnistik. Tubingen, 1981; Beaugrande R. - A. de, Dressier W., Introduction to text linguistics, L. — N. Y..’ 1981; см. также лит. при ст. Текст.	Т. М. Николаева.
ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ — раздел языкознания, изучающий территориальное распространение языковых явлений. Л. г. выделилась в кон. 19 в. из .диалектологии. Накопление данных о наличии диал. различий в разных языках выдвинуло проблему совпадения или несовпадения границ распространения этих различий на определ. языковой территории. Л. г. тесно связана с ареальной лингвистикой. Перенос на география, карту данных об особенностях тех или иных диал. образований показал, что их распространение на терр., занимаемой языком, образует сложное переплетение изоглосс (линий иа география, карте, ограничивающих терр. распространения отд. языкового факта), причем обычно изоглоссы разных явлений, характерных для данного диалекта, не совпадают. Однако, не совпадая полностью, отд. изоглоссы проводят близко друг от друга, образуя т. наз. пучки изоглосс, между к-рыми выделяются терр., характеризующиеся языковым единством по явлениям данного пучка и образующие территориальные диалекты. Совокупность изоглосс на терр. распространения данного языка, или «языковой ландшафт», является объектом изучения Л. г.
Появление и развитие Л. г. связано с картографированием диал. различий языков и созданием атласов диалектологических. Такие атласы могут быть разными: атласы огд. территорий, одного языка, группы родств. языков, атласы, охватывающие терр., на к-рых размещены разносистемные языки, и т. д. Атласы различаются по картографируемому материалу, по степени отражения на картах диал. особенностей на разных уровнях языковой системы, по отношению к отражению ист, Процессов в развитии диалектов данного языка и т. д.
Л. г., дает возможность на основе сопоставит. изучения изоглосс получить важные сведения для ретроспективного изучения истории языков и диалектов, установить их ист. связи, относит, хронологию в развитии тех или иных явлений. Интерпретируя характер изоглосс, их направление, соотношения между собой, исследователи получают возможность fc помощью внутр, реконструкции языковых явлений и нх сопоставления с данными истории носителей диалектов восстановить пути развития живого нар. языка в его днал. многообразии. Изучение методами Л. г. групп родств. языков н языкового ландшафта территорий распространения раэносистемных языков помогает исследованию истории развития н. взаимодействия .целых народов, их языков и культур.
Л. г. зародилась в 70—80-х гг. 19 в., когда обнаружились факты несовпадения границ отд, языковых явлений. В связи с этим возникло представление об отсутствии диал. границ, о смешанном характере диалектов, а отсюда и о том, что диалектов вообще не существует (П. Мей-
ер, Г. Парис). Эта идея вызвала возражения (Г. И. Асколи), спор мог быть решен только при условии систематизиров. картографирования языковых явлений. В 1876 в Германии Г. Венкер начал собирать материал для составления лииг-вистич. атласа нем. яз., работа была продолжена Ф. Вреде, в 1926 часть карт была издана. Во Франции в 1902—10 Ж. Жильероном и Э. Эдмоном был создан «Лингвистический атлас Франции», оказавший большое влияние на развитие ром. н европ. Л. г., вслед за ним лингвистич, атласы появились в Италии, Румынии, Испании, Швейцарии; стали создаваться атласы отд. провинций и областей (напр., атлас городов Сев. Италии). Во 2-й пол. 20 в. лингвистич. атласы нац. языков или отд. регионов их распространения появились во мн. странах.
Развитие Л. г. в СССР опирается на традиции рус. диалектологии. В 1903 была создана по инициативе А. А. Шахматова Московская диалектологическая комиссия, издавшая в 1915 «Опыт диалектологической карты русского языка в Европе». Это был первый опыт лингвистич. картографирования диалектов вост.-слав. языков, в к-ром были предложены классификация и группировка этих диалектов и представлены границы диал. членения рус. яз.
Дальнейшее развитие сов. Л. г. связано с работами Р. И. Аванесова и его учеников в Москве, а также с работами ле-нингр. лингвогеографов (В. М. Жирмунский, Б. А. Ларин, Ф. П. Филин и др.). Общие положения сов. Л. г. изложены в ки. «Вопросы теории лингвистической географии» (1962). В основе сов. теории Л. г. лежит разработанное Аванесовым понятие диалектного различия как такого элемента структуры языка, к-рый в разных частных диал. системах выступает в разных своих соотносит. вариантах; каждый такой вариант есть элемент отд. диал. системы, а совокупность этих вариантов образует межсистемное диал. различие. Поэтому последнее всегда двучленно или многочлен-но, а члены межсистемного диал. различия находятся в закономерных отношениях друг к другу: они взаимно исключаются в одной диал. системе и замещают друг друга в разных системах. Такое понимание диал. различия и его структуры опирается на общее понимание языка ие как простой суммы диалектов, а как сложной системы, включающей как общие для всего языка элементы, так и частные, различит, элементы, характеризующие отд. диалекты. Поэтому картографированию подвергаются не изолиров. факты языка, а языковые явления как элементы системы языка. Практич. воплощение идей сов. Л. г. нашло выражение в развернувшейся с сер. 40-х гг. 20 в. работе над созданием диалектологич. атласа рус. яз. На основе «Вопросника для составления Диалектологического атласа русского языка» (1940) был создан пробный атлас небольшой терр.— «Лингвистический атлас района озера Селигер» (М. Д. Мальцев, Филин; изд. в 1949). Великая Отечеств, война прервала диалектологич. работу в СССР, однако уже в кон. 1944 в Ии-те рус. языка АН СССР начался новый этап работы над атласом. В 1945 была издана «Программа собирания словарных материалов для составления диалектологического атласа русского языка», по к-рой начали работать мн. диалектологич. экспедиции уи-тов, пед. ин-тов, науч, учреждений. В 1957 вышел «Атлас русских народных говоров цент-
ральиых областей к востоку от Москвы» (др. тома атласа не опубликованы и хранятся в архиве Ин-та рус. языка).. К нач. 80-х гт. был создан сводный «Диалектологический атлас русского языка» (т. 1— 3; т. 1 издан в 1986). В СССР созданы также атласы белорус., укр., молд. языков, ведутся работы над атласами др. языков народов СССР.
С 1958 началась работа над «Общеславянским лингвистическим атласом» (ОЛА), в к-рой принимают участие лингвисты всех слав, стран и нек-рых др. европ. гос-в, на терр. к-рых издавна живут славяне. Общее руководство принадлежит Междунар. комиссии ОЛА при Междунар. к-те славистов (см. Славистика). В 1978 вышел вступит, выпуск ОЛА, содержащий разл. справочные материалы, в 1988 — один фонетич. и один лек-сико-словообразоват. выпуск; работа над ОЛА продолжается.
В 1975 СССР вступил в междунар. орг-цию «Лингвистический атлас Европы» (центр в Италии). Над этим атласом, охватывающим все европ. языки (в СССР на терр. до Урала на В. н до Сев. Кавказа иа К).), родственные и неродственные, типологически разносистем-иые, работают лингвисты всех стран Европы. Для сбора материалов созданы два вопросника: одни — ономасиологический, второй охватывает все уровни языковой системы. Изданы два выпуска «Лингвистического атласа Европы» (1983—86). • Программа собирания словарных материалов для составления диалектология, атласа рус. языка, М., 1945; Аванесов Р. И.. Очерки рус. диалектологии, М., 1949; Жирмунский В. М.. О нек-рых проблемах лингвистич. географии, ВЯ, 1954, Лй4; его же. Нем, диалектология, М.—Л., 1956; Вопросы теории лингвистич. географии, М.. 1962; Бородина М. А., Проблемы лингвистич. географии, М.—Л., 1966: Эдельман Д. И.. Осн. вопросы лингвистич. географии, М., 1968; Захарова К. Ф., О р-л о в а В. Г., Диалектное членение рус. языка, М., 1970; Образование севернорус. наречия и средиерус. говоров, М., 1970; Общее яз-знание. Методы лингвистич. исследований. М., 1973; Ареальные исследования в яз-знании и этнографии. (Язык и этнос), Л., 1983; G i 1-Heron J.. Edmont E.. Atlas linguistique de la France, [t. 1—7], P., 1902—10; Deutscher Sprachatlas, Lfg. 1 — 23, Marburg, 1926—56.
В. В. Иванов.
ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ПОЭТИКА — см. Язык художественной литературы. ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ СТАТИСТИКА (лингвостатистика)— 1) в широком смысле: область применения статистических методов в языкознании (см. Количественные методы в языкознании); 2) в узком смысле: изучение иек-рых матем. проблем, связанных с лингвистич. материалом, гл. обр. с типами статистич. распределений языковых единиц в тексте. Наиболее распространен метод анализа, основанный на т. наз. законе Ципфа, сводящемся к уравнению вида: F X ; = =const,где F — частота слова в частотном словаре, a i — ранг этого слова, т. е. номер в списке слов, упорядоченном по уменьшающейся частоте. С поправочными коэффициентами Б. Мандельброта закон подтверждается на многих и разнообразных текстах. Т. о., закон Ципфа выступает как модель описания распределения слов по частоте, однако вводимые на каждый случай поправочные коэффициенты в значит, мере лишают его 1п>ед-сказат. силы. Существуют и др. подобные модели (работы Г. Хердана, Дж. Б. Кэрролла). Проблема связи частоты слова и его ранга смыкается с проблемой оценки лексич. богатства текста или совокупности текстов. Обычно Л. с. рассматривается как лингвистич. дисциплина, одна
ко, будучи связанной с яэ-знанием по материалу, оиа еще не наполнилась собственно лингвистич. содержанием. В частности, лингвистич. интерпретация закона Ципфа остается предметом дискуссий.
• Фрумкина Р. М.. Роль статистич. методов в совр. лингвистич. исследованиях, в кн.: Матем. лингвистика, М., 1973; О р-лов Ю. К., Модель частотной структуры лексики, в кн.: Исследования в области вычислит. лингвистики и лингвостатистики, [M.J, 1976; Т у л д а в а Ю., К вопросу об аналитич. выражении связи между объемом словаря и объемом текста, «Уч. зап. Тартуского гос. ун-та», 1980, в. 549, Лннгвостатис-тика и квантитативные закономерности текста; Zipf G. К., The psycho-biology of language, Boston, 1935; Herd an G., The advanced theory of language as choice and chance, B.—[a. o.J, 1966. А. Я. Шайкевич. ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ (философия «обыденного языка») — философское направление, поставившее своей основной задачей анализ естественного языка строгими методами. Анализ предпринимался с целью определения философски значимых концептов (таких, как «добро», «зло», «долг», «знание», «значение» и др.), опираясь на контексты употребления соотв. слов в обыденной речи. Другая цель анализа — выявление особой «логики» (правил, регламентов н конвенций) функционирования языка в условиях повседневной коммуникации. Первый круг задач выполнялся концептуальным анализом, второй — логическим анализом речевых актов.
Л. ф. представляет собой разновидность аналитич. философии (см. Логическое направление) — одной из школ неопозитивизма. В отличие от первоначальной версии аналитич. философии, занятой преим. логич. анализом языка науки, Л. ф. сосредоточила свое внимание на анализе повседневной речи (обыденного, или обычного, языка), а также языка этич. сочинений.
Л. ф. сложилась в англ, ун-тах Кембриджа и Оксфорда (поэтому ее иногда называют оксфордской школой) и берет начало в идеях Дж. Э. Мура, относящихся к рубежу 19 и 20 вв. (его концепцию принято называть «философией здравого смысла»). Как целостное направление Л. ф. оформилась к сер. 20 в. Ее основателем (наряду с Муром) является Л. Витгенштейн. Крупнейшие представители: Ф. Вайсман, Дж. Остин, Э. Анкомб, П. Гич, Г. Райл, А. Дж. Айер, П. Ф. Стросон, Дж. Урм-сон, П. Ноуэлл-Смит, Р. Хэар, Д. Уиэ-дом, М. Лазеровиц. К Л. ф. примыкают амер, философы Н. Малколм, Л. Линский, П. Грайс, Дж. Р. Сёрл, 3. Вендлер, М. Блэк, фин. логик Г. X. фон бритт и др.
Ниже рассматриваются лингвистич. идеи Л. ф. Теоретич. основы Л. ф. изложены в посмертно опубл. «Философских исследованиях» Витгенштейна (1953). Концепция позднего Витгенштейна сложилась в ходе наблюдений над функционированием языка в естеств. условиях коммуникации. Витгенштейн рассматривал речь как компонент целенаправленной и регламентированной деятельности человека,- характеризующейся множественностью целей. Язык (речевые высказывания н входящие в них языковые формы) — это орудие, служащее выполнению определ. задачи. Могут существовать языки, предназначенные для достижения лишь нек-рых целей (напр., «язык приказов»). Соединение речи и Действия Витгенштейн называл «языковой игрой» (ср. приказ — выполнение приказа). Каждая «языковая игра» как
законченная система коммуникации отвечает нек-рой «форме жизни». Таким образом, Л. ф. выдвигает на первый план не столько когнитивную (связанную с мышлением), сколько инструментальную (связанную с действием и воздействием) функцию языка. Ее объект — язык в действии.
В своем подходе ко всему тому, что связано с ментальными процессами и операциями (знанию, значению, пониманию, намерению, мнению и др.), Витгенштейн перенес акцент с опыта и ощущений на технику (условия существования), т. е. правила и регламентированность.
В согласии с общей теорией находится сформулированный Витгенштейном концепт значения, основанный на анализе значения существительного «значение». Такие.признаки функционирования высказывания, как подчиненность правилам, конвенциональность, орудийность и целенаправленность, дали основание для понимания значения как употребления. Новая интерпретация значения противостояла теории обозначения и сопровождалась критикой остеисивной (указат.) теории приобретения семантич. знаний. Исходным в анализе считалось значение высказывания, из него выводилось значение слова. Значения высказывания и слова рассматривались в неразрывной связи с условиями их употребления (контекстом, ситуацией, участниками коммуникации, ее целями). Значение описывалось в виде набора правил употребления («грамматики» или «логики») той или др. единицы (ср. «логика прилагательных», «грамматика» прилагательного «хороший»). Т. о., значение не отделялось от категорий прагматики. Концепт значения претерпел дальнейшую прагматизацию в теории Грайса, связавшего значение с намерением говорящего произвести нек-рое воздействие на адресата н выдвинувшего понятие «значение говорящего». Последнее повлекло за собой исследование косвенных смыслов высказывания и правил их интерпретации. Концепция значения как употребления расширила методику семантич. исследований за счет операций по соединению слов и высказываний с типичными для них контекстами и праг-матич. ситуациями, а также за счет выявления прагматич. ограничений на сочетаемость.
Идеи Л. ф. опирались на изучение двух типов речи — повседневных разговоров (диалогов) и практич. рассуждения. Этому разделению области исследования соответствуют 2 осн. направления Л. ф.: анализ обыденной речи н анализ языка морали.
Изучая обыденную речь в действии н как действие, Л. ф. включила в круг своих интересов динамич. аспект речи: пропозициональные отношения (установки). их взаимодействие с пропозицией, ситуативные условия и цели коммуникации. Исследоват. интересы переместились в область прагматики. Результатами этого направления поисков явились: теория речевых актов (Остин, Сёрл), выявление прагматич. пресуппозиций (Урм-сон) и правил (конвенций, постулатов, максим) общения (Грайс, Э. Лич), таких, как «принцип сотрудничества», «принцип вежливости» и др., понятие импликатур речи (Грайс) — нестрогих импликаций, позволяющих, основываясь на знании коммуникативных конвенций, определить контекстно обусловлен-
ЛИНГВИСТИЧЕСК 269
ный смысл высказывания. Эти идеи и понятия были восприняты и развиты совр. лингвистич. прагматикой, социолингвистикой и риторикой.
Аналогичный комплекс идей сформировался в ходе анализа практич. рассуждения. Если научно-теоретич. рассуждение направлено на установление объективной истины (истинностного значения предложения), то задача практич. рассуждения заключается в выборе цели и способов ее достижения, и оно допускает варьирование. Его итог — принятие решения или предписание, определяющие действия. Логич. анализ практич. рассуждения (языка морали) был предпринят представителями Л. ф., занимающимися проблемами этики (Мур, Ноуэлл-Смит, Хэар). Мур в противовес этич. натурализму стремился показать, что ключевые для этики оценочные предикаты («хороший», «плохой») не обозначают никакого естеств. свойства объектов. Это стимулировало поиск новых принципов определения оценочных н др. недескриптивных значений. В соответствии с общей для Л. ф. тенденцией оценка была определена в терминах коммуникативной установки: положит, оценка выражает рекомендацию, стимулирующую действие (Хэар). Анализ практич. рассуждения выявил особый вид нарушений смысловой правильности текста. Первым привлек внимание к этому явлению Мур. Его пример «Идет дождь, но я так не считаю» известен под назв. парадокса Мура. Мур видел в нем психологии, несообразность, Витгенштейн — нарушение логики утверждения. Приведенное предложение не содержит прямого логич. противоречия. Это отклонение от нормы, а не от истины. Конвенция общения требует, чтобы говорящий, утверждая что-либо, имел для этого основания. В парадоксе Мура зафиксирована непоследовательность речевых действий. Анализ практич. рассуждения дал ряд результатов, относящихся к прагматич. структуре текста, текстовым функциям групп слов (Ноуэлл-Смит), связям между значением слова и коммуникативными функциями высказывания, пропозициональным отношением, деонтич. модальностями и др. Эти результаты вошли в совр. семантику н лингвистику текста.
Л. ф. стимулировала создание ряда филос. логик, отражающих определ. форму жизни и базирующихся иа естеств. языке: эпистемич. логики, логики оценок, логики предпочтения, логики прескрнпций, логики действия, иллокутивной логики и др.
• Козлова М. С., Философия и язык, М., 1972; Мур Д ж., Принципы этики, М., 1984; Дегутис А., Язык, мышление и действительность. (Очерк теории значения в аналитич. философии), Вильнюс, 1984; Грязнов А. Ф., Эволюция филос. взглядов Л. Витгенштейна, М., 1985; его ж е. Материалы к курсу критики совр. бурж. философии (философия языка Л. Витгенштейна), М., 1987; НЗЛ, в. 16. Лингвистич. прагматика, М., 1985; НЗЛ. в. 17. Теория речевых актов. М., 1986; НЗЛ, в. 18. Логич. анализ естеств. языка, М., 1986; Вригт Г. X,, Логико-филос. исследования. Избр. труды, М.. 1986; Ишмуратов А. Т., Логич. анализ практич. . рассуждений, К., 1987; Philosophy and ordinary language, Urbana, 1963; Wright G.H. von, The varieties of goodness, L., 1963; Wittgenstein L.. Philosophical investigations, Oxf., 1967; Vendler Z., Linguistics in philosophy, Ithaca (N. Y.), 1967; Hare R. M., The language.of morals, Oxf., 1972; Me Ginn C., Wittgenstein on meaning.
270 ЛИНГВИСТИЧЕСК
(An interpretation and evaluation), Oxf., 1984.	H, Д. Арутюнова,
лингвистический Атлас —см. Атлас лингвистический.
ЛИНЕЙНОЕ ПИСЬМО — письмо, графемы к-рого образуются совокупностью линий. Противопоставляется рисуночному письму (см. Пиктография). К Л. п. относится, напр., алфавитное письмо. О линейном письме А и Б см. в ст. Критское письмо.
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК — основная, наддиалектная форма существования языка, характеризующаяся большей или меньшей отработанностью, полифункциональностью, стилистич. дифференциацией н тенденцией к регламентации. По своему культурному и социальному статусу Л. я. противостоит территориальным диалектам, разным типам обиходноразг. койне и просторечию — как высшая форма существования языка.
Л. я.— ист. категория. Его функциональная нагрузка неодинакова в разных ист. условиях, определяющую роль здесь играет уровень обществ, развития и общей культуры народа, а также условия формирования Л. я. Классич. араб. Л. я. оформился в 7—8 вв. как язык поэзии, мусульм. религии, науки и обучения при высоком уровне развития араб, культуры. У истоков лит. языков Зап. Европы были преим. поэтич. и прозаич. жанры худож. лит-ры, нар. эпос, лишь отчасти религ. лит-ра. Эти Л. я. относительно поздно начинают обслуживать науку и образование, вследствие того что в этих сферах длит, время господствовал лат. яз.
Статус Л. я., большая или меньшая его функциональная нагрузка зависят от закрепления отд. сфер общения за той или иной формой существования языка, иначе говоря, от языковой ситуации, характера и числа ее компонентов. Так, в тех случаях, когда в сфере устного общения господствуют территориальные диалекты или полудиалекты, Л. я. оказывается ограниченным сферой письменности, как это наблюдалось во мн. странах в разные ист. периоды.и в отд. случаях сохраняется в настоящее время (ср., напр., ситуацию с лнт. нем. языком в Швейцарии). Иной характер имеет ограничение функций Л. я. в тех случаях, когда в определ. сферах общения используется другой Л. я., напр. латынь в ср.-век. Европе или араб, и перс, языки в эпоху существования ср.-век. тюрк, языков.
Различия в ист. путях развития народов и стран создают своеобразие языковых ситуаций, отражаясь в специфике развития и характере Л. я. Так, существование в совр. Норвегии двух Л. я.— букмола и лансмола (нюнорск), выполняющих одни и те же функции универсального средства общения, объясняется тем, что первый из них оформился в период дат. господства на основе взаимодействия дат. яз. с норв. койне г. Осло, второй — в процессе борьбы за нац. независимость — на базе местных диалектов. В истории разных народов в определ. ист. период могут сосуществовать и др. типы Л. я.— др.-письмеиный, обладающий ограниченной стилевой системой, часто непонятный широким слоям народа (др.-арм. грабар, существовавший до кон. 19 в., япон. бунго, ист. моделью к-рого является Л. я. Японии 13—14 вв.), и более поздиие варианты Л. я. В 17— 19 вв. в Японии господствовала своеобразная диглоссия: старый письм. язык являлся гос. языком, языком науки, высоких жанров лит-ры; наряду с этим
развивался новый Л. я., постепенно вытеснявший старые формы, ранее всего в худож. лит-ре, наиболее поздно в офиц. обиходе.
Хотя специфика Л. я. раскрывается в совокупности его признаков, в разных Л. я., а также в разные периоды истории одного Л. я. соотношение между названными признаками, формы их реализации не являются тождественными и стабильными: отд.различит, черты лишь постепенно вырабатываются в истории языков, причем их становление и развитие протекает неравномерно. Полифунк-циоиальность, напр., не означает обязат. охвата лит. языком всех сфер общения: классич. Л. я. Японии, Китая, араб. Востока являлись языками письм. общения, в устном общении господствовали диалекты и гор. койне; в зап.-европ. странах проникновение Л. я. в сферу обиходноразг. коммуникации также происходило относительно поздно. Ограничение функций Л. я. происходит и в результате его исключения нз сфер гос. управления, науки, деловой переписки при использовании в этих сферах чужого Л. я.: нем. яе. И—12 вв. фактически был исключен из этих областей обществ, практики, поскольку в них господствовала латынь, ср. также статус чеш. яз. в пределах Австро-Венгрии или мн. развитых Л. я. в дореволюц. России.
Уровень обработанное™ и наддиалект-ности также может быть различным, но во всех случаях Л. я. предполагают отбор языковых явлений на основе более или менее осознанных критериев (функ-циоиально-стилистич., структурных); т. о., относит, регламентация существует даже при отсутствии кодифициров. норм. Наддиалектность в Л. я. обязательно сочетается с обработанностью и функцио-нально-стилистич. вариативностью, этим Л. я. отличается от таких наддиалектных образований, как гор. койне и др. разновидности полу диалектов. Наддиалектность Л. я., как правило, проявляется в постепенном обособлении от диалекта, т. е. в отказе от узкорегиональных признаков одного диалекта и в объединении черт разных диалектов, и в функцио-нально-стилистич. обособлении, к-рое реализуется в наличии особых пластов лексики н фразеологии, присущих только Л. я., в оформлении специфичных для книжно-письм. стилей синтаксич. моделей. Понятие наддиалектности ие означает полного исключения регионального варьирования Л. я., к-рое может длительно сохраняться, особенно в Л. я. донац. периода. Выработка единых для данного социума норм Л. я., особенно его устио-разг. формы,— процесс длительный, чаще всего связанный с эпохой формирования нац. отношений. Но и во мн. странах с развитыми Л. я. соотношение обшей лит. нормы и регионального варьирования достаточно сложно: ср. языковую ситуацию в 19 в. в Италии, Германии. Ряд совр. Л. я. имеет нац. варианты, использующиеся в разных гос-вах (ср. англ. яз. в Англии и США, исп. яз. в Испании и странах Лат. Америки).
Наличие письм. фиксации не всеми исследователями признается универсальным и обязат. признаком Л. я., хотя создание письменности у ранее бесписьменного народа в значит, степени меняет характер Л. я., обогащая его потенции и расширяя сферы его применения (ср., напр., Л. я. многих ранее бесписьменных народов СССР). Вместе с тем имеется и др. точка зрения на генезис Л. я., непосредственно связывающая данный
процесс со становлением письменности (Ф. П. Филин и др.). Мн. языковеды (А. В. Десницкая, М. М. Гухман н др.) полагают, что язык устной поэзии у разных народов, формульные элементы в языке обряда и устного права обладают в своей совокупности той степенью над-диалектиости и обработанности, к-рая позволяет относить их к Л. я. ранней поры, к истокам истории лит. языков. На материале ряда языков прослеживается преемственность между устными обработанными формами языка дописьм. периода н языком более поздних жанров письменности (развитие адыг, и осет. Л. я. и др.).
Не является обязат. универсальным признаком Л. я. и существование единых кодифицированных норм. Их становление относится к поздним периодам истории лит. языков; чаще всего нормализа-ционные процессы соотнесены с эпохой формирования нац. языков, хотя возможны и исключения (ср. систему нормативов, представленную в грамматике Панини; см. Индийская языковедческая традиция), они характеризуют лишь определ. разновидность Л. я.— нац. Л. я. и подготавливаются в предыдущие периоды истории лит. языков относит. регламентацией стилистич. приемов и нормативов в языке поэзии и прозы, выбором лексич. и синтаксич. моделей.
Социальная база Л. я. определяется тем, на какую языковую практику он опирается и каким образцам следует в своем становлении и развитии. Для ср.-век. Л. я. типична узкая социальная база, поскольку они обслуживали культуру высших слоев феодального общества, что обусловило стилистич. систему Л. я. той эпохи, их обособление от разг, языка не только сельского, но и гор. населения. Процесс формирования и развития нац. Л. я. характеризуется нарастанием тенденций к демократизации, к расширению их социальной базы, к сближению книжно-письм. и народноразг. стилей. Наиболее интенсивно этот процесс осуществляется в социалистич. странах, где Л. я. в качественно новых условиях существования превращаются в общенародное средство коммуникации при интенсивной демократизации устных стилей Л. и. и влиянии этих стилей на книжно-письменные.
Понятия «Л. я.» и «язык худож. лит-ры» не тождественны. Л. я. охватывает не только язык худож. лит-ры, но и языковые реализации в области публицистики, науки, гос. управления, а также язык устных выступлений и определ. тип разг, речи (устная форма Л. я.). Язык худож. лит-ры — более широкое понятие, т. к. в худож. произведения могут быть включены помимо лит. языковых форм элементы территориальных диалектов и полудиалектов, жаргонизмы. В истории мн. Л. я. большую роль играет творчество выдающихся писателей, такова роль А. С. Пушкина в формировании рус. Л. я., У. Шекспира — англ, языка и т. п.
• Винокур Г. О., Рус. язык, в его кн.: Избр. работы по рус. языку, М., 1959; его ж е, О задачах истории языка, там же; его же, Язык лит-ры и лит. язык, в кн.: Контекст, 1982. Лит.-критич. исследования, М., 1983; ГавранекБ., Задачи лит. языка и его культура, в кн.: Пражский лингвистич. кружок, М., 1967; Е д л и ч к а А., О пражской теории лит. языка, там же; Виноградов В. В., Проблемы лит. языков и закономерностей их образования и развития, М., 1967; [Гухман М. М.1, Лит. язык, в кн.: Общее яз-зиание. Формы существования, функции, история языка, М., 1970, гл. 8; [е е ж е], К вопросу о соотношении донац.
и нац. лит.языков, в кн.: Социально-ист. обусловленность развития молд. иац. языка, Киш., 1983.	М. М. Гухман.
ЛИТОВСКИЙ ЯЗЫК — один из балтийских языков. Распространен гл. обр. в Литов. ССР. Общее число говорящих в СССР ок. 2,8 млн. чел. (1979, перепись), за рубежом (в США, Канаде, Лат. Америке и др.) св. 0,4 млн. чел.
Выделяются 2 осн. диалекта — жемайт-скнй н аукштайтский. Л. я. лучше других живых нндоевроп. языков сохранил древние черты в фонетике и морфологии. Отличается от близкородств. латыш, яз. большей архаичностью (в целом) и нек-рыми инновациями. В Л. я. сохранились древние k’, g’, соответствующие латыш, аффрикатам (akys ’глаз’, gerti ’пить’, ср. латыш, acis, dzert), начальные pj, bj (piauti ’жать’, ср. латыш. p]aut), тавтоснллабич. an, en, in, un (ranka ’рука’, penktas ’пятый’, minti ’мять’, jungas ’иго’, ср. латыш, roka, piektas, mit, jugs). С последней особенностью связано сохранение носового инфикса в спряжении Л. я., утраченного в латыш, яз. (krintu ’падаю’, прош. вр. kritau, juntu ’чувствую’ — прош. вр. jutau, ср. латыш, kritu — kritu, jiitu — jutu).
Л. я.— флективный (фузионный) язык с элементами агглютинации н аналитизма. Существительные делятся на два согласоват. класса (ср. род утрачен). Три родовые формы сохраняются у нек-рых местоимений, а также у прилагательных н причастий. Категория числа формируется противопоставлением двух рядов форм — ед. и мн. числа (в нек-рых диалектах сохраняется дв. ч.). В падежную парадигму входят 6 падежей и особая зват. форма. Категория определенности / неопределенности находит морфологич. выражение у прилагательных (и причастий), различающих простую (нечленную, неместоименную) и сложную (членную, местоименную) формы.
Глагол характеризуется богатством разл. причастных образований, имеющих широкое синтаксич. употребление. Специфич. глагольные категории — время, залог, наклонение, лицо (личные флексии выражают одновременно числовое значение; спрягаемая форма 3-го л. не знает числовых различий). Различаются четыре простые (синтетич.) формы грамматич. времени: настоящее, прошедшее однократное, прошедшее многократное и будущее. Сочетания глагола biiti ’быть’ с причастиями (разл. временных и залоговых форм) образуют систему сложных (аналитич.) времен. Страдат. залог образуется при помощи страдат. причастий. Аналитич. пассив противопоставлен как соотв. сложным формам с действит. причастиями, так и простым (синтетич.) личным формам, всегда принадлежащим к действит. залогу. В системе наклонений различаются изъявительное, сослагательное, повелительное и «косвенное» (выделение последнего не общепринято). Косв. наклонение (сопоставимое с «пе-ресказыват.» наклонением латыш, яз.) выражается причастиями действит. залога в предикативном употреблении. Вид как грамматич. категория слав, типа в Л. я. отсутствует. Выражение разл. аспектуальных значений связано с се-мантико-словообразоват. значением глагольной лексемы н с конкретной временной формой, в к-рой она выступает. Осн. аспектуальная классификация глагольных лексем делит нх на 2 класса: процессуальные и событийные (eigos veikslas и jvykio veikslas — перевод этих терминов на рус. яз. как «несов. вид» и «сов.
вид» может ввести в заблуждение). Выделение др. семантико-словообразоват. классов связано с различиями по переходности, возвратности и др. Особенность Л. я.— наличие среди перех. глаголов наряду с каузативными глаголами особого класса т. н. куративных глаголов.
Л. я. относится к языкам номинативного строя. Распространенный порядок следования компонентов простого предложения SVO, хотя возможны и модификации этого порядка, связанные, в частности, с актуальным членением. Для выражения посессивных отношений широко употребляются конструкции типа «Я имею», соотносимые, с латыш, конструкциями типа «У меня есть». Сохранились конструкции с причастными образованиями, экивалентные сложному предложению.
Письменность появилась в 16 в. на основе лат. графики. Первая литов, книга — катехизис М. Мажвидаса (1547). Начало развития лит. Л. я. относится к 16—17 вв. В этот период, кроме книг релнг. содержания, появляются труды филологич. характера, в т. ч. грамматики Л. я. Д. Клейна (1653, 1654). Единый лит. язык формируется в кон. 19 — нач. 20 вв. на основе зап.-аукштайтского диалекта. Большую роль в создании и нормализации лнт. Л. я. сыграл И. Яблонские.
* Литов, язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 1, М., 1966 (лит.); Грамматика литов, языка, Вильнюс, 1985; Otrebski Y., Grama-tyka ifzyka litewskiego, t. 1 — 3, Warsz., 1956—65; Lietuviu kalbos gramatika, t. 1 — 3, Vilnius. 1965—76; Z i nice viiius Z.. Lietuvi'n dialektologija, Vilnius, 1966; его ж e, Lietuviu kalbos istorine gramatika, t. I—II, Vilnius, 1980—81; его же, Lietuviu kalbos istorija, I. Lietuviu kalbos kilme, Vilnius, 1984 (изд. продолжается); Senn A., Handbuch der litauischen Sprache. Bd 1, Hdlb., 1966;, Kazlauskas j., Lietuviu kalbos istorine gramatika, Vilnius, 1968; Palionis J.. Lietuviu literaturi-nes kalbos istorija. Vilnius, 1979; S a b a-liauskas A., Lietuviu kalbos tyrinejimo istorija, t. 1—2, Vilnius, 1979—82.
Lietuviu kalbos zodynas, t. 1 — 14, Kaunas — Vilnius, 1941—86 (изд. продолжается).
.	T. В. Булыгина.
ЛИТУАНЙСТИКА — см. Балтистика. ЛИЦО — грамматическая словоизменительная категория глагола (в нек-рых языках также имени в позиции сказуемого), обозначающая отношение субъекта действия (процесса, качества) (иногда и объекта) к говорящему лицу. Категория Л. присуща также лексико-грамматич. подклассу личных местоимений, но у них Л. представлено самим набором лексем, а не рядом грамматич. форм.
Л. входит в группу согласоват. категорий, выражающих «отношения субъекта н предиката в предложении» (Н. А. Баскаков), «синтагматически обусловленных» (А. В. Бондарко). Способность разных классов н подклассов слов иметь категорию Л. позволяет характеризовать ее как «суперкатегорию» (О. Г. Ревзина). Р. О. Якобсон относит Л. к числу кате-горий-шифтеров (т. е. категорий, содержащих элементы, к-рые обозначают связь сообщения с актом речи, в частности с говорящим и слушающим). В силу регулярности своего выражения — личными формами глагола (иногда и имени) или сочетаниями глагольных форм с личными местоимениями — Л. представляет собой «открытую (явную) категорию» (по Б. Уорфу).
Нек-рые формы Л. в определ. условиях могут выражать безличное («Светает»),
ЛИЦО 271
неопределенно-личное («Его не любят») и обобщенно-личное («Слезами горю не поможешь^) значения. Л. связано парадигматическими и функциональными отношениями с др. категориями глагола: наклонением, видом, временем, залогом. Так, в рус. яз. каждая форма Л. является формой того или иного наклонения, но обратной закономерности не существует: сослагат. наклонение н прош. вр. в изъявит. наклонении не имеют личных форм. Известны языки, в к-рых глагол не имеет форм Л. ни в одном нз наклонений, кроме повелительного (лезгинский, монгольский, нивхский).
Отношения между 1-м, 2-м и 3-м Л., составляющими категорию Л., неоднородны и получают разл. истолкования: «лицо» (1-е и 2-е) противопоставляется «не-лнцу» (Э. Бенвенист, Якобсон), «соб-ственно-личное» значение-— «предметноличному» («Русская грамматика», 1980). Категория Л. настолько тесно связана с категорией числа, что Бенвенист считает их, в сущности, одной категорией, различая «собственно Л.» (= ед. ч.) н «расширенное Л.» (= мн. ч.). Только 3-е Лл именно потому, что оно может рассматриваться как не-лицо, имеет морфологически выраженное мн. ч., ср. рус. «он» (ед. ч.) —«он-и» (мн. ч.); ср. также данные тюрк, языков, где только в формах 3-го Л. при нулевом показателе ед. ч.-во множественном отмечается числовой показатель, общий для глаголов и имен (напр., туркм. алды-0 ‘он' взял’ — алды-лар ‘они взяли’, китап-0 ‘книга’— китап-лар ‘книги’). Нек-рые исследователи агглютинативных языков выделяют в глаголе единую согласоват. категорию лица-числа (В. А. Аврорин, А. П. Володин, В. С. Храковский). По Н. А. Баскакову, тюрк, глагол имеет категорию Л., представленную шестью отдельными личными формами.
Наряду с Л. субъекта во многих языках различается также Л. (и число) объекта: таковы баскский, картвельские и абхазско-адыгские языки, большинство палеоазиатских, отчасти самодийские и обско-угорские (различающие только число объекта в 3-М Л.), мн. языки Сев. и Юж. Америки. Категория Л. (и числа) объекта получает в словоформе глагола самостоят. выражение, отдельное от показателей Л. (и числа) субъекта. Личная парадигма при этом резко возрастает: до 28 форм (в грузинском или чукотском), а при различении дв. ч. — до 42 (корякский) и до 63 форм (эскимос, диалекты). Ср. фрагмент субъектно-объектной парадигмы ительмен, языка: т-эл‘чкуз-уии ‘я-ви-жу-тебя’, т-эл‘чкус-чен ‘я-внжу-его’, г-эл*-чкус-схен ‘я-вижу-вас’, т-эльчкус-че?н ’я-вижу-их’; все формы соотнесены с одним н тем же субъектом (1-го Л. ед. ч.), но с разными объектами. Ительменский субъектно-объектный глагол имеет т. наз. номинативный тип согласования: префикс т- всегда значит *я’ и никогда — ‘меня’ (ср. субъектный глагол т-циксискичен ‘я сплю’), суффиксы -уин, -чей, -схен значат соответственно ‘тебя’, ‘его’, ‘вас’ п никогда — ‘ты’, ‘он’, ‘вы’. Т. о., две парадигмы личных аффиксов можно здесь определять как парадигмы Л. (и числа) субъекта и объекта. В языках, где глагол характеризуется т. наз. эргативным типом согласования, парадигма строится иначе, ср. данные адыг, языка: сэ-к!уэ ‘я иду’, сы-уэ-жэ ‘я-тебя-жду’ — уэ-к!уэ ‘ты-идешь’, уы-
272 ЛИЧНОСТИ
сэ-жэ ‘ты-меня-ждешь’. Одни н те же аффиксы, занимающие одну н ту же позицию относительно корня, соотнесены со значениями: сэ- ‘я’ и ‘меня’, уэ- ‘ты’ и ‘тебя’, т. е. со значениями субъекта (не--перех. глагола) и объекта. Аффиксы, материально идентичные им, но занимающие др. позицию относительно корня, соотнесены со значениями субъекта перех. глагола: сы- ‘я’ и уы- ‘ты’.
Семантич. доминантой эргативного строя является противопоставление не субъектного и объектного, а агентивного и фактитивного начал; т. о., для языков, в к-рых глагол имеет эргативный тнп согласования, надо говорить о категориях Л. фактитнва н агентива; напр., для адыг. яз. в личную парадигму фактитива входят аффиксы первой серии, в парадигму агентива — второй. Личные парадигмы такого типа определяются так же, как «эргативный и абсолютный ряды личных аффиксов» (Г. А. Климов), противопос-тавляясь их личным аффиксам активного и инактивного рядов в языках активной типологии, ср. н америндском языке дакота: активный ряд	инактивный ряд
wa-ti ‘я живу’	та-(а ‘я умираю’
ya-ti ‘ты живешь’ ni-(a ‘ты умираешь’ ni-wa-kaska ‘тебя ma-ya-ka^ka ‘меня я связываю’ ты связываешь’ Категория Л. (числа) у имени представлена, напр., в самодийских и большинстве палеоазиат, языков; это всегда Л. субъекта, носителя признака. Ср. данные коряк, языка: г’оля-й-гым ‘мужчина-я’, г’оля-й-гыт ‘мужчнна-ты’, г’оля-0 ‘мужчина-он’; ны-туй-гым ‘молодой-я’, ны-туй-гыт ‘молодой-тЫ’, ны-туй-кин ‘молодой-он*.
С категорией Л. связана категория личной принадлежности, к-рая выражается либо спец, морфемами (обычно — суффиксами), либо притяжат. местоимениями, ср. фин. kirja-ni гмоя-, книга’, kirja-si ‘твоя-книга’, kirja-nsa ' ‘его-книга’ и т. д. Лнчно-притяжат. показатели оформляют и глаголы, но такого рода формы обычно выступают как зависимые предикаты, ср. фии. syodessa-ni (syddessa-si) soitettiin ‘пока-я-ел (пока-ты-ел), позвонили'. В рамках категории личной принадлежности различаются формы так наз. обвиатива или «четвертого лица» (называемые также лично-возвратными формами), ср. эскимос, агля-таца иБны-ga ‘ои-ведет его-(чужого)-сына’ н аглятаца ибны-ни 'он-ведет его-(своего)-сына*. Глагольные формы с показателями обвиатива выступают как зависимые предикаты, ср. эскимос, тугулъю-ку ‘взяв-для-него’ и тугулъю-нн ’взян-для-него-он’, т. е. ‘взяв-для-себя’.
• Виноградов В. В., Рус. язык, М., 1947; 2 изд., М., 1972; А в р о р и и В. А.. Об оси. различиях между агглютинативной и флективной аффиксацией, в кн.: Морфологич. структура слова в языках разл. типов, М. — Л..	1963; Баскаков Н. А.,
Тюрк, языки (общие сведения и типология, характеристика), в кн.; Языки народов СССР, т. 2, М.. 1966: Якобсон P.O., Шифтеры, глагольные категории и рус. глагол, в ки.: Принципы типология, анализа языков разл. строя, М., 1972; Ревзина О. Г., Общая теория грамматич. категорий, в кн.: Структурно-типологпч. исследования в области грамматики слав, языков, М., 1973; Володин А. П., Храковский В. С., Типология морфологич. категорий глагола (на материале агглютинативных языков), в ки.: Типология грамматич. категорий М., 1975; Бондарко А. В., Теория морфологич. категорий, М., 1976; Климов Г. А.. Типология языков активного строя, М., 1977; Кибрик А. Е.. Подлежащее и проблема универсальной модели языка, Изв. АН СССР, ОЛЯ. 1979. т. 38. № 4; Рус. грамматика, т. 1, М., 1980; Whorl B.L.,
Grammatical categories, «Language», 1945, v. 21, № 1; Ben ven is te E., Structure des, relations de personne dans ,le verbe, «Bulletin de la Society de linguistique de Paris», 1946, t. 43.	. Л. П. Володин.
ЛИЧНОСТИ — БЕЗЛЙЧНОСТИ КАТЕГОРИЯ — универсальная семантико-
синтаксическая категория языка, ха* растеризующаяся отнесением субъекта предложения к к.-л. предмету во внешнем мире (референту) и при этом степенью выделенное™ (отдельности) этого предмета в пространстве и времени (см. Рефе-рениия).
В искусств, языках Л.—б. к. обычно не представлена н, в отличие от логико-се-мантич. категорий (напр., субъекта и предиката), в логике не рассматривается; исключение составляют нек-рые системы логики отношений (иапр., Ш. Серрюса, где предложения типа рус. «Морозит» рассматриваются как наиболее общий случай предложений вообще).
В ряду типов Л.—б. к. наиболее контрастно противопоставлены личные предложения с субъектом «я», к-рый всегда личный, индивидный, определенный, выраженный обязательно и в нек-рых языках более чем один раз — в подлежащем н в показателе глагола-предиката (напр., рус. «Я говорю»), и предложения безличные, обозначающие нелокали-зованные явления природы, субъект к-рых всегда неличный, неиндивндный, неопределенный и невыраженный — подлежащее отсутствует (напр., рус. «Морозит»; «Темно»), Это противопоставление янляется градуальным, т. е. между его крайними членами возможно нек-рое, разное в разных языках, кол-во промежуточных членов. Так, для индоевроп. языков в общем характерна след, градация предложений по типу субъекта, при к-рой последний может быть: 1) лицом «я» («Я говорю»), 2) нндивидом-лицом, кроме «я» («Мальчик говорит»), 3) индивидом не-лицом («Камень упал»), 4) определ. множеством индивидов — лиц или не-лиц («Все пришли»; «Все камни упали»), 5) неопредел, множеством индивидов — лиц или не-лиц («Цыплят по осени считают»; «Там что-то сыплется»), 6) определенным по пространственно-временным границам явлением внутр, или внеш, мира («Меня знобит»; «Сегодня с утра морозит»; «В Москве светает»), 7) неопределенным по пространственно-времеиным границам явлением природы («Холодно»; «Темно»; «Плохо»), 3-е л. ед. ч. часто является позицией нейтрализации. Так, в америнд, языке дакота 1-е и 2-е л. различаются показателями, ср. 1-е л. mak“iife ‘мие плохо’, 2-е л. nikhuze ‘тебе плохо’, ио 3-е л. не имеет показателя: khtiie — букв, ‘плохо’, и, т. о., ‘ему плохо’ н ‘(вообще) плохо’ не различаются.
Поскольку Л.— б. к. градуируется по линии пространственно-временной определенности предмета, на к-рый указывает субъект предложения, т. е. как бы по линии контуров, или границ, вещи, то предложение будет тем более безличным, чем более неопределенны эти границы, ср. рус. «Комната пахнет цветами» — «В комнате пахнет цветами» — «Здесь пахнет цветами»; «В к о м-н в т е темно» — «Там темно», где последние предложения безличные, хотя слова «здесь», «там» имеют определ. Гференцию и являются подлежащими.
связи с Л.—б. к. следует отличать градации по принципу определенности) неопределенности референции в узком значении термина: известности/неизве-стности референта, однозначности/не-однозначности указания иа него и т. п., к-рые относятся к др. категориям (дейк-
сиса, локации, детерминации; см., напр., Артикль) н рассматриваются в теории референции и прагматики, тогда как Л.—о. к. относится к семантике (см. также Семиотика). Однако Л.—б. к. и референция в узком смысле часто выступают в «склеенном» виде. Собственной формой Л.— б. к. является обычно строение предложения в целом илн его предиката, но не морфология имени (субъекта) или его детерминация.
Каждый тип предложений по линии Л.—б. к. имеет по крайней мере одну, только ему присущую семантич. сферу; так, есть семантич. понятия, к-рые выражаются только предложениями с субъектом «я» (иапр., т. наз. перформативы), только предложениями с субъектом — неодуш. индивидом (напр., при предикатах «лущится», «колется», «варится», «плавится» и т. п.). У безличных предложений имеются 4 собственные семантич. сферы: 1) стихийные явления природы — «Светает»; «Дождь» (дождит); англ. It is raining, нем. Es regnet — ‘дождит’; 2) стихийные явления организма, внутр, мира и психики человека — «Мне больно», «Меня знобит», «Мне думается»; ср. нем. Es dunkt mich ‘Мне думается’, в отличие от Ich denke ‘Я думаю'; 3) сфера модальности — «Надо», «Необходимо»; англ. It is necessary ‘Необходимо’, лат. Pudet, ‘Стыдно’ и т. п.; 4) значение существования, наличия—«Есть», «Имеется», «Случилось так, что...»; англ. There is, аге..., нем. Es gibt, франц. Il ya — ‘Есть’, ‘Имеется’; англ. It nappens that..., нем. Es gescheht, daft..., франц. Il arrive que... — ‘Бывает’, ‘Случается’ и т. п.
Эволюция Л.—б. к., еще недостаточно изученная, в индоевроп. языках протекает по-разному в этих 4 сферах. 1. Явления природы первоначально выражались, возможно, недифференцированными глагольно-именными формами, следами чего является сосуществование синонимичных предложений разного строя, типа рус. «Мороз — Морозит — Морозно»; «Дождь — (Дождит) — Дождливо». Однако своеобразие индоевроп. языков, как и мн. других, здесь состоит в том, что часто именное и глагольное предложения совмещаются, контаминируются («Гром гремит»; «Мороз морозит»; лат. Nix nin-guit; литов. Sniegas sninga ‘Снег снежит’ и т. п.) по принципу т. наз. этимологич. фигуры. Из этого факта разные исследователи делают противоположные выводы: согласно одним (А. А. Потебня), в ходе истории подлежащее, первоначально присутствующее, устраняется, другие (К. Бругман, Я. Ваккернагель) допускают, что подлежащее, изначально отсутствующее, вводится, как бы извлекаясь из кория глагола. 2. Явления организма и внутр, мира человека со значением обладания первоначально оформляются с дат. п.: рус. (типологически древнейшие формы) «Мне мерзит» (т. е. мерзко, противно), «Мне холодно» (букв. — я имею холод); позднее — с глаголом обладания: франц. (типологически позднейшие формы) j’ai froid ‘Мне холодно’, илн как стихийные процессы, захватывающие человека как объект, с вии. п.: лат. Me pudet ‘Мне стыдно' (букв. — меня стыдит), нем. Es friert mich ‘Мне холодно' (букв. — меня морозит). 3. Модальность, по-видимому, выделяется позднее как разновидность обладания в типе 2, и для ее выражения используются имена существительные, к-рые в позиции предиката в этих предложениях преобразуются либо в глаголы, как в др.-греч., литов, языках, либо в особые предикатные сло
ва, как в русском,— ср. др.-греч. chre первонач. сущ., вероятно, со значениями ‘долг’, ‘необходимость’, затем глагол chrenai ‘необходимо’, ‘следует’; литов, reika первонач. сущ. ’дело’, ’потребность’, затем глагол reikia ’следует’, ’нужно’; рус. доба ‘потребность’, ‘польза’, затем сочетание на добЬ, надобЬ, наконец, предикатив надобЪ, надо, совр. «надо». 4. Крайний тип безличности — неопредел. пространств.-временной континуум осмысляется как некое воображаемое пространство, к-рое членится на сферы по отношению к одному из трех лиц, благодаря чему возникают 3 оси. типа предложений существования, наличия: 1) пространство, ближайшее к 1-му л., «я» говорящего: рус. «У меня» + предложение: «У меня голова болит», «У меня есть что-либо», «У нас светает»; 2) пространство, ближайшее ко 2-му л.,— «ты»: др.-[ус. * не ксть ть, где ть означало ’этот’ как ближайший к собеседнику или 'тут, вблизи собеседника’, развивается в совр. рус. безличное «нет(кого-то или чего-то)» —'отсутствует, не существует’; рус. разг. «пету»<«нету» 'не тут’ или ’не есть тут’; 3) в пространстве 3-гол. развиваются безличные обороты со значением ’есть', 'имеется' в романских, германских и др. языках: англ. There is(are) 'имеется', букв, там есть; сходно с нем. das в значении es: Das plackt sich das ganze Jahr hindurch und kommt doch zu nicnts ’(Это) мучительно тянется целый год и ничем не кончается’; к тому же индоевроп. корню указат. местоимения 3-го л. восходит частица -di в др.-прус. яз. в значении нем. man или das, как в примере выше. В исп. и франц, яз. таким путем развиваются безличные обороты со значением ’имеется’ нз позднелат. habet inde (или: ibi), букв.— имеет там, но форма habet 'имеет' того же типа, что лат. pluit ’дождит’, без подлежащего указывает на второй, более архаичный источник.
Категория неопредел, личности и пассив имеют точки соприкосновения — первая переходит во вторую — в разных языках. В лат. яз. для выражения неопредел, личности (т. е. множества субъектов-лиц) использовался суффикс -г, напр. itur 'идут', 'ходят'; если глагол на -г в этой конструкции переходный, то при нем ставится вин. п.: Vitam vivitur [букв. — живут (свою) жизнь]. Поскольку в предложениях последнего типа субъект не назван, а объект назван и конкретен, объект начинает осознаваться как субъект, но не активного, а пассивного предложения: предложение безличное активное превращается в личное пассивное; Vitam vivitur > Vita vivitur ’Жизнь проживается’. В венг. яз. в классе глаголов на -ik в 3-м л. мн. ч. Кепуёг torik 'Хлеб ломают’ (неопределенно-личное, активное) переходит в Кепуёг torik 'Хлеб ломается' (личное пассивное), а форма имени существительного в позиции подлежащего переосмысляется, как и в лат. примере, нз вин. п. объекта в им. п. субъекта. В фин. яз. Hanet nahdaan 'На него смотрят’ значит также 'Он осматривается (кем-то)’. В бенг. яз. ami dekha jai, букв. — я — видно, т. е. 'я видим*, представляет собой сочетание безличного оборота dekha jai 'видится, видно’ с личным местоимением «я», поэтому последнее чаще ставится в вин. п. (атаке dekha jai 'меня видят’). Исторически связаны также категории Л. — б. к. и перфекта. • Шахматов А. А., Синтаксис рус. языка, 2 изд., в. 1—2, Л., 1941; Галкина-Федорук Е. М., Безличные предложения в совр. рус. языке, М., 1958; П о т е б-и я А, А., Из записок по рус. грамматике,
т. 3, М., 1968; Асмус В. Ф., Логика отношений в работах Шарля Серрюса, в его кн.: Избр. филос. труды, т. 1, [M.J, 1969; Серебренников Б. А., Вероятностные обоснования в компаративистике, М., 1974; Степанов Ю. С., Имена. Предикаты. Предложения, М.,	1981; Селиверс-
това О. Н., Понятия «множество» и «пространство» в семантике синтаксиса, Изв. АН СССР, ОЛЯ. 1983. т. 42. в. 2; Гиро-Вебер М., Устранение подлежащего в рус. предложении. Изв. АН СССР. сер. ЛиЯ, 1984, т. 43, в. 6; Brugmann К., Die Syntax des einfachen Satzes im Indoger-manischen, B. — Lpz,. 1925; Wackerna-g e 1 J., Vorlesungen iiber Syntax. Erste Reihe. [t. 1]. 2 Arrfl., Basel. 1926; Zuba-ty J., Die «man»-Satze, в его кн.: Studie a clanky, sv. II, Praha, 1954. Ю. С. Степанов.
ЛОГЙЧЕСКОЕ НАПРАВЛЁНИЕ в языкознании — совокупность течений и отдельных концепций, изучающих язык в его отношеини к мышлению и знанию и ориентированных на те или другие школы в логике и философии.
Для Л. н. характерно: 1) обсуждение проблем гносеологии; 2) тенденция к выявлению универсальных свойств языка в ущерб его нац. особенностям (см. Универсалии языковые); 3) выработка единых принципов анализа языка, независимых от реальных языковых форм (общее для всех языков представление структуры предложения, системы частей речи и др.); 4) предпочтение синхронного анализа диахроническому и соответственно описат. грамматик историческим и сравнит.-историческим; 5) преимуществ, разработка синтаксиса (теории предложения) и семантики; 6) преобладание функцион. (содержат.) подхода к выделению, определению и систематизации категорий языка; 7) определение грамматич. категорий по их отношению к универсальным категориям логики: слова — к понятию (концепту), части речи — к выполняемой ею логич. функции, предложения — к суждению, сложного предложения — к умозаключению; 8) допущение скрытых (имплицитных) компонентов предложения, экстраполируемых из его логич. модели.
Логич. подход к языку характерен для воззрений греч. философов 5—1 вв. до н. э., для концепций зап.-европ. схолас-тич. науки (логики и грамматики) средневековья, для рационалистич. концепций языка, лежащих в основе всеобщих (филос.)грамматик (17 —1-я пол. 19 вв.), а также для ряда школ и течений в логике, философии и лингвистике кон. 19 — 20 Вв. (философии анализа, лингвистической философии, филос. логик, логич. анализа естеств. языков).
Снязь яз-знання с логикой является изначальной. Сам термин «логика», введенный стоиками (в отличие от них Аристотель применял к законам мышления термин «аналитика»), обозначал словесное выражение мысли (logos). Основным для большинства греч. мыслителей являлся принцип «доверия языку» в его обнаружении разума и доверия разуму в его познании фнзич. мира. Предполагалось, что, подобно тому как имя выражает сущность обозначаемого им предмета (тезис реалистов в их споре с номиналистами), структура речи отражает структуру мысли (см. Античная языковедческая традиция). Поэтому теория суждения основывалась на свойствах предложения, способного выражать истину. Наиболее ранние термины, применявшиеся греками к языку, имели сиикретич. логико-лингвнстич. смысл. Термином logos обо-
ЛОГИЧЕСКОЕ 273
□начались и речь н мысль, н суждение и предложение; имя (греч. onoma) относилось и к классу слов (существительным), и к их роли в суждении (субъекту); глагол (греч. rhema) означал и часть речи, н соответствующий ей член предложения (сказуемое) и т. п. Логич., синтаксич. и формально-морфологич. аспекты единиц речи воспринимались в их нерасчленен-ной целостности, предполагающей прямую обусловленность формы логич. функцией. Т. о., внимание фиксировалось на случаях взаимного соответствия, гармонии логич. и языковых (как формальных, так и содержательных) категорий. В центре анализа — логически релевантные единицы, прежде всего предложение-суждение, с к-рым связывались значения истинности и модальности. Этим определялся функциональный (в противовес формальному) подход к речи, понимаемой как сопряжение обозначающего, обозначаемого и предмета.
Схоластич. наука 5—14 вв., продолжавшая греко-рим. традицию, не разорвала связи между логикой н грамматикой. Логизация грамматики усилилась в эпоху П. Абеляра (11—12 вв.), когда было заново открыто наследие Аристотеля, в частности стал доступен полный свод его логич. сочинений. Близость логики схоластов к грамматике в числе др. факторов была обусловлена отсутствием спец, логич. символики, вследствие чего положения логики обосновывались материалом естеств. языка (гл. обр. латыни). Единение логики и лингвистики способствовало формированию концепции филос. (спекулятивной) грамматики. К числу понятий, получивших оригинальное развитие в ср.-век. логнко-грамматич. трактатах, принадлежат: 1) различение категорематич. и синкатегорематнч. слов; 2) понятие сушюзиции (лат. suppositio, букв. — подстановка, замещение); 3) значение предложения (диктум). Под синкатегорема-тическими (термин отмечен у Присциана) понимались слова, употребляющиеся с именем или глаголом (т. е. категоре-матическимн, полнозначными словами) в качестве соозначающих элементов (предлоги, связка, глаголы аспектуального значения и др.). Понятие «суппозиция» (в трактатах У. Оккама, Петра Испанского, У. Шервуда, Ж. Буридана и др.; ранее употреблялся в близком смысле термин appellatio— «наименование») обозначало отношение имен, рассматриваемых в контексте предложения-суждения, к объектам действительности. На языке совр. логики это — допустимые подстановки значений термов (именных компонентов суждения). Ш. Балли, испытавший влияние схоластов, определил суп-позицию как «актуализацию виртуальных понятий». Схоласты считали, что благодаря суппозиции предикат устанавливает связь с действительностью и предложение-суждение получает истинностное значение. Суппозиция, совместно с понятием виртуального языкового смысла (signification образовывала ядро схоластич. семантики. Схоластами выделялись многочисл. виды суппозиции: suppositio personalis — отнесение имени к индивидному объекту, suppositio materialis — автонимиые употребления, т. е. отнесение к самому себе в метаязыковых утверждениях, suppositio improperia — несобственная суппозиция, реализуемая фигуральными значениями имен, suppositio simplex — отнесение имени к свойствам объекта и др.
274 ЛОГИЧЕСКОЕ
В основу теории значения предложения было положено понятие диктума (лат. dictum, dicibile, enuntiabile), подробно обсуждавшееся в трактатах 12 в. Абеляр подчеркивал, что предложения обозначают не предметы, а состояния предметов. Диктум как объективная часть значения предложения соотносителен с модусом — операцией, производимой мыслящим субъектом. В 20 в. Балли ввел в лингвистику теорию модуса и диктума.
Особое место в схоластич. науке 13 — 14 вв. занимает концепция модистов. Ее основанием служило различение в речи 3 компонентов: подразумеваемой вещи, понятия и слова, к-рым соответствовали 3 категории модусов — modi essendi (модусы существования), modi intelligendi (модусы понятия) и modi significandi (модусы обозначения). Осн. внимание модистов было сосредоточено на общих способах обозначения (modi significandi). В понимании предложения модисты опирались на идею движения, заимствованную из «Физики» Аристотеля (кн. 3). Предложение понималось как динамич. переход от начального пункта (лат. terminus a quo), называемого suppositum (букв. — подставленное), к конечному пункту (лат. terminus ad quem), называемому appositum (букв.— присоединяемое). К частям речи, соотносительным с исходной позицией, причисляли существительные и местоимения в им. □., наз. modus entis («модус сущего»). К частям речи, соотносительным с конечным пунктом, причисляли глаголы, прилагательные, причастия и наречия, наз. modus esse («модус существования, бытия»). Третья нз выделенных групп объединяла части речи, выражающие отношения (предлоги, союзы и междометия).
В период господства филос. доктрины рационализма (17 — 1-я пол. 19 вв.) была возрождена идея универсальных («всеобщих») грамматик, основанная на убеждении в абсолютном соответствии речи натуральной логике мышления. С. Ш. Дюмарсе писал, что «во всех языках мира существует только один необходимый способ образования смысла при помощи слов». В 1660 в монастыре Пор-Рояль учеными монахами А. Арно и К. Лансло была создана т. наз. «Грамматика Пор-Рояля» («Grammaire gendrale et raison-пёе de Port-Royal»), ставшая образцом такого рода сочинений (см. Универсальные грамматики). Этим грамматикам придавалось прежде всего логико-филос. значение (в разработке связанных с языком проблем участвовали философы Дж. Локк, Д. Дидро, Дюмарсе, Г. В. Лейбниц и др.). Категории языка интерпретировались как соответствующие определ. операциям рассудка: его способности представлять, судить и умозаключать. Членение грамматики иногда получало гносеологии, осмысление. Так, К. С. Аксаков делил грамматику на 3 части: часть I — имя, оно отражает осознание предметов, бытия в покое; ч. II — глагол, он отражает осознание действия, бытия в движении; ч. III — речь (т. е. синтаксис), она отражает осознание жизни в ее целостности. Всеобщие грамматики обычно не были последовательно логическими, напр. в описании формообразования. В этом сказался опыт собственно лингвистич. исследований, начатых рнм. учеными (Присцнаном, Элием Донатом и др.). Однако за основу принималась универсальная модель, составленная из выделенных в латыни грамматич. категорий. Влияние логич. мысли (в версии аристотелевой формальной логики) было велико в интерпретации категорий син
таксиса. В определении И. И. Давыдова синтаксис «исследует или логич. отношения понятий и их выражение, или логич. отношения мыслей и их выражение». В дефинициях классов слов указывались не их формальные признаки, а их способность выполнять нек-рую синтаксич. функцию. Так, существительные определялись как «слова подлежащего»; в особую группу выделялись слова, приспособленные для выполнения функции сказуемого (Л. Г. Якоб). Предложения анализировались по модели суждения (S есть Р).
Уже в рамках Л. н. 19 в. указывалось на возможность несовпадения категорий логики с категориями грамматики, делающее неадекватным описание конкретных языков по логич. модели, а также предпринимались попытки модифицировать логич. принципы, сняв их противоречие языковым данным. Ф. И. Буслаев отказался от выделения связки в качестве обязат. компонента структуры предложения. Вместе с тем он ввел в синтаксич. анализ второстепенные члены предложения — дополнения и обстоятельства, не имеющие аналогов в составе суждения. Последоват. пересмотр логич. оснований грамматики был начат психологии. направлением 2-й пол. 19 в. Его предметом стал популярный в европ. лингвистике «Организм языка» К. Ф. Беккера (ср. его критику X. Штейнталем и А. А. Потебней).
Критика логич. принципов анализа, производимая с разных (формально-грамматич., психология., типологич. и др.) позиций, основывалась на след, положениях: 1) далеко не все категории логики имеют языковое соответствие (в языках не отражены важные для логики родо-видовые отношения, различие между истинными н ложными высказываниями и др.); 2) не все формы языка имеют логич. содержание (так, не все предложения выражают суждение); 3) число логич. и грамматич. членов предложения не совпадает, вследствие чего объем логич. и грамматич. подлежащего и сказуемого различен (логически предложение членится на субъект и предикат, грамматика же выделяет в составе группы подлежащего определения, а в составе группы сказуемого — дополнения и обстоятельства); 4) логич. и грамматич. характеристики членов предложения могут не только расходиться, но и инвертироваться: сказуемое может получать функцию логич. субъекта, а подлежащее — предиката (см. Актуальное членение предложения)-, 5) применение логич. определений к категориям грамматики (типа «суждение, выраженное словами, есть предложение») не корректно; 6) анализ предложений на основе единой логич. модели не позволяет описать реальные синтаксич. структуры во всем их разнообразии (особенно ненндоевроп. языков), затемняя существующие между разными языками типологич. различия н индивидуальные особенности конкретных языков; 7) логистич. описания оставляют невыделенными психологии, (эмоциональный, оценочный, волевой) и коммуникативный аспекты речи; 8) логика не может дать надежного принципа классификации языковых форм.
Критика логич. основ грамматики привела к более четкому отграничению собственно языковых категорий от категорий логики, что развило технику формального грамматич. анализа и выдвинуло на первый план морфологию. Интерес к целостным, законченным единицам речи (предложению, периоду) сменился вниманием к минимальным единицам
языка (морфеме, дифференциальным признакам, семе). Логич. принципы и методы анализа уступили место психологическим, формально-грамматическим, структурным.
В кон. 19 и нач. 20 вв. в ряде логико-филос. школ (преим. в рамках неопозитивизма и эмпиризма) началось изучение логич. аспекта естеств. языков. Представители аналитич. философии, или философии анализа (Г. Фреге, Б. Рассел, Л. Витгенштейн, Р. Карнап, X. Рай-хенбах н др.), предприняли логич. анализ языка науки с целью определения границ истинного знания. Исходя из принципа «недоверия языку» как способу выражения мысли и знания представители этой школы прибегли для обнаружения подлинной логич. структуры предложения к универсальной символич. записи. Наиболее широко использовалось представление предложения как пропозициональной функции (см. Пропозиция), соответствующей предикату, от нек-рого числа аргументов, соответствующих именным компонентам предложения. Логич. язык включал набор констант: логич. связки (Л —конъюнкция, «и»; V — дизъюнкция, «или»; -> или — импликация, «если..., то...»; = или ~ эквивалентность и др.), операторы, в т. ч. кванторы, указание области нх действия и др.
Применение искусств, языка логики обнаружило неоднозначность мн. предложений естеств. языков. В 60—80-е гг. 20 в. проблема неоднозначности стала широко обсуждаться в лингвистике.
Философия анализа разработала ряд проблем логич. семантики, осн. понятиями к-рой стали понятие сигнификата (пнтенсионала, смысла) и понятие денотата (экстенсионала, референта). В связи с понятием сигнификата — собственно языкового, виртуального смысла слов и выражений — обсуждались такие проблемы, как синонимия (тождество значения), значимость (или наличие значения), аналитичность предложений (истинность в силу значения, напр., в тавтологичных высказываниях), роль смысла субъектного выражения в формировании значения предложения и т. п. В связи с понятием денотата и денотацин исследовались проблемы природы именования, виды референции и ее механизмы. Важным для логич. семантики стало введенное Расселом понятие дескрипций — нарицательных имен и именных выражений, приобретающих способность к референции только в контексте предложения. Дескрипции противопоставлялись Расселом логич. собственным именам, сохраняющим отнесенность к именуемому ими объекту и вне контекста речи. В аналитич. философии было положено начало разработке типов контекстов (У. О. Куайн) — интенсиональных, создаваемых глаголами мышления, мнения, знания, модальными выражениями, и экстенсиональных, независимых от субъективного модуса.
Изучая прежде всего язык науки, аналитич. философия не принимала во внимание коммуникативный аспект речи, прагматич. условия коммуникации (см. Прагматика) и связанный с ними субъективный фактор. В кон. 40-х гг. 20 в. нек-рые представители этого направления (первым — Витгенштейн) указали на недостаточность теории, ограничивающей функции предложения утверждением истинности суждения. Витгенштейн, концепция к-рого легла в основу воззрений лингвистической философии (Г. Райл, П. Гич, П. Ф. Стросон, Дж.
18*
Остин и др.), обратился к логич. анализу обыденного языка, наблюдаемого в его повседневном функционировании.
Влияние логико-филос. направлений отразилось на развитии теоретич. яз-знания в 60—80-х гг., дополнив круг исследуемых проблем, методику анализа, систему используемых понятий н метаязык. В лингвистике определились направления, одно из к-рых тяготеет к собственно логнч. анализу естеств. языка, другое изучает логич. аспект употребления языка, коммуникации и др. Это последнее сблизилось с социолингвистикой н психолингвистикой и практически объединилось с философией обыденного языка, эволюционировавшей в сторону лингвистич. проблематики.
* Якоб Л. -Г., Начертание всеобщей грамматики, СПБ, 1812; Давыдов И. И., Опыт общесравнит. грамматики рус. языка, СПБ, 1852; Аксаков К. С., Опыт рус. грамматики, М., 1860; Балли Ш., Общая лингвистика и вопросы Франц, языка, пер. с франц., М,, 1955; Рассел Б., История зап. философии, пер. с англ., М., 1959; е гр ж е. Человеческое познание, [пер. с англ.], М,, 1957: Витгенштейн Л., Логико-филос. трактат, пер. с нем., М., 1958; Буслаев Ф. И., Ист. грамматика рус. языка, М., 1959; Карнап Р., Значение и необходимость, пер. с нем., М., 1959; Панфилов В. 3., Грамматика и логика, М.—Л., 1963; Степанов Ю. С., Совр. связи лингвистики и логики, ВЯ, 1973, №4; его же, Имена. Предикаты. Предложения. М., 1981; Попов П. С., Стяжкии Н. И., Развитие логич. идей от античности до эпохи Возрождения, М.,	1974; Падучева
Е. В., О семантике синтаксиса, М., [1974]; ее же, Высказывание и его соотнесенность с действительностью, М., 1985; Арутюнова Н. Д., Логич. теории значения, в кн.: Принципы и методы семантич. исследований, М., 1976; Фреге Г., Смысл и денотат, пер. с нем., «Семиотика и информатика», 1977, в. 8: Петров В. В., Проблема указания в языке науки, Новосиб., 1977; История лингвистич. учений. Древний мир, Л., 1980; НЗЛ, в. 13, Логика и лингвистика, М., 1982; История лингвистич. учений. Ср.-век. Европа, Л., 1985; Степанов Ю. С., В трехмерном пространстве языка, М., 1985; НЗЛ, в. 18, Логич. анализ естеств. языка, М.,	1986; Du Marsais С.-Ch.,
Logique et principes de grammaire, P., 1879; Robins R. H., Ancient and Mediaeval grammatical theory in Europe..., L., 1951; Pinborg J., Die Entwicklung der Sprach-theorie im Mittelalter, Kph., [1967]; Bur-si 1 1 - H a 1 1 G. L., Speculative grammars of the Middle Ages. The doctrine of partes orationis of the Modistae, The Hague — P.. 1971; Ashworth E. J., Language and logic in the post-medieval period, Dordrecht. 1974; La grammaire generate (des modistes aux ideologues), [Lille], 1977; Hunt R. W., The history of grammar in the Middle Ages, Amst., 1980; С о x i t о A., Logica, semantica e conhecimento, Coimbra, 1981.
H. Д. Арутюнова. ЛОГОГРАММА (от греч. Idgos—слово и gramma — письменный знак, буква, рисунок) — в словесно-слоговых письменностях: знак, обозначающий целое слово или его основу. В строгом смысле Л. следует называть лишь знак, выражающий одно определ. слово, однако нередко (напр., И. Дж. Гелбом и его учениками) этот термин употребляется вместо термина идеограмма.
.	.	И. М. Дьяконов.
ЛбЛО-БИРМАНСКИЕ ЯЗЫКЙ — крупнейшая и наиболее изученная группа тибето-бирманских языков. Распространены гл. обр. в Мьянме (быв. Бирме) и КНР (Юньнань, юг Сычуани и запад Гуйчжоу). Общее число говорящих ок. 37 млн. чел. (в т. ч. ок. 29 млн. — на бирманском), что составляет ок. ’/з общего числа тибето-бирманцев.
Осн. подгруппы Л.-б. я.: бирманская, лоло и наси. В первую, кроме бирм. язы
ка, входят очень близкие между собой языки цзайва (аци, зи), лонг (мару) и лэ-ци (лаши) в Сев. Мьянме и в погранич. р-нах КНР, а также язык пхон (пхун) в Сев. Мьянме. Говорящие на первых трех языках (св. 150 тыс. чел.) входят в состав народа цзинпо (качинов), поэтому эти языки часто рассматриваются как диалекты качин, яз., хотя последний не является лоло-бирманским. Язык пхон делится на 2 диалекта, на к-рых говорит не более неск. сот человек. Подгруппа лоло включает 4 осн. языка: и, или лоло (число говорящих св. 5,5 млн. чел.), хани, или акха (1250 тыс.), лису (до 600 тыс.) и лаху (св. 400 тыс. чел.). Язык и распространен в Ляншаньских горах на Ю. Сычуани, а также в Юньнани и зап. Гуйчжоу. «И»—его кит. название, принятое в КНР; народ н в разных местах называет себя носу (насу), ни (ньи) или лолопхо (лоло, лалопа). К нему принадлежит также большое число племен и этнографии. групп, часто со своими диалектами — аси (ахи), сани, мича, копу, пхо-ва и др.; группа пхова (пхула, сапхо), кроме КНР, есть также во Вьетнаме. Язык и делится на 6 осн. диалектов, важнейший из к-рых — сев. (ляншаньскнй). Между диалектами имеются существ, различия, делающие взанмопон имание невозможным. На языках хани и лаху говорят в юж. части Юньнани, а также на С. Мьянмы, Таиланда, Лаоса н Вьетнама. Язык хани в Мьянме и Таиланде называется акха, во Вьетнаме — хани или уни. Разные группы народа хани имеют свои названия: хани (хаонн, вони), яни, пийо (биюэ), кхату (кадо), пахонг (байхун) н др. В КНР различаются 3 осн. диалекта хани: хани-яни, хаонн-байхун, биюэ-кадо; наиболее широко распространен первый. Осн. ареал распространения языка лису находится на 3. Юньнани, в долине р. Нуцзян (Салуин), носители его есть также в Мьянме и в Таиланде. Группа наси состоит из одного языка наси (нахи, мосо), на к-ром говорит ок. 250 тыс. чел. на С.-З. Юньнани. В группу Л.-б. я. входит также ряд малоизвестных языков, точное место к-рых в классификации неясно: ачан (нгачанг) и цзино в Юньнани, языки бису (бису и пхуной в сев. Таиланде, пьен в вост. Мьянме), угонг в Таиланде, западнее Бангкока, маньяк и эрсу в юж. Сычуани. Сомнительно отнесение к Л.-б. я. языка ман-кхоань н неск. близких к нему языков Сев. Вьетнама.
Л.-б. я. — слоговые, изолирующие с тенденцией к агглютинации. Структура слога очень проста; в нек-рых языках слог может состоять не более чем из двух звуков, согласного и гласного. Конечные согласные обычно либо отсутствуют, либо число их не превышает одного-двух. Бирм. орфография отражает восемь конечных согласных, различавшихся неск. сот лет назад, но сейчас все конечные носовые в бирм. яз. совпали в одном заднеязычном носовом, неносовые перешли в гортанную смычку. Более богатая система конечных согласных сохранилась только в языках неск. народов, живущих в окружении цзинпо (цзайва, ачан и др.). Системы начальных согласных могут быть достаточно сложными. В нек-рых языках есть 4 ряда смычных, напр. t, th, d, nd. Довольно часто встречаются глухие носовые и боковые (hm, hn, hl и др.). Обычно возможны сочетания начальных согласных с j, w, иногда с г или 1. Гласные часто противопоставляются по напряженности/ненапряженности, но
ЛОЛО-БИРМАНСК 275
биологич. природой человека. Под культурой понимается весь контекст человеческого поведения. По Малиновскому и Фёрсу, общество, личность и язык функционально-генетически тесно связаны: для науч, проникновения в их сущность необходим учет функцион. стороны этих трех компонентов. Устанавливается связь имманентных по своему существу социологических и лингвистических структур.
На формирование общелингвистич. кредо Л. ш. известное опосредованное влияние оказали нек-рые идеи Э. Дюркгейма и Ф. де Соссюра и положения бихевиоризма (см. также Бихевиоризм в языкознании). Развиваемой ею теории соотношения языка и культуры близки положения об установлении соотношения социальных и языковых структур на основе антропология. и этнография, теорий Л. Леви-Брюля, К. Леви-Строса, Э. Сепира и Б. Уорфа (см. Сепира — Уорфа гипотеза), к-рые подвергались критике в сов. яз-знании.
Фёре и его последователи призывают изучать живые языки, особенно малоизученные языки Азии и Африки. Однако культурно-историч. идеи были лишь фоновыми для Л. ш. Ряд работ лингвистов, примыкавших к Л. ш., были конкретно грамматическими и продолжали традицию англ, грамматистов, таких, как, иапр., Г. Суит.
Задача яз-знания для Л. ш. — создание совокупности технич. приемов для изучения языковых явлений. Яз-знанне автономно, т. е. не обязательно опирается на данные др. наук — психологии, социологии и т. п. Метод описания* для Л. ш. — это общий принцип, или система критериев, к-рыми руководствуется исследоват. практика. Понятие «язык» употребляется в трех осн. значениях: как побуждение и внутр, стимулы в природе человека, т. е. естественный дар; как традиционные системы или привычки, т. е. постоянное усвоение языковых норм и активное владение ими, язык в этом смысле — определ. система; как обобщенный термин для бесчисл. множества индивидуальных высказываний или языковых актов. Различаются «структуры» и «системы», подчиненные разграничению синтагматич. и парадигматич. отношений между единицами языка. Выделение структур связано с установлением син-тагматнч. отношений (структуры горизонтальны и одномерны). Выделение систем связано с установлением парадигматич. отношений (системы вертикальны, объ-емны и многомерны').
«Значение» рассматривается Л. ш. как сложное лингвистич. явление, требующее исследования на всех уровнях языковой структуры. Значение к.-л. формы можно раскрыть лишь на основе анализа ее употребления. Значение состоит из отд. элементов, выделение к-рых достигается поуровневым его членением как целого. В анализе значения важнейшую роль играет контекстуализация, т. е. прием установления контекста применительно к каждому языковому уровню.’ В терминологии Л. ш. выделяются т. наз. модусы значения — фонологические, лексические н т. п. Различаются два важнейших вида коитекстуалиэации: ситуационный контекст и социальный контекст. Контекст ситуации — это реальный словесный контекст. На лексич. уровне — это типичное н постоянное окружение, именуемое коллокацией. Контекстуализация формы на грамматич. уровне — это прием соположения взаимосвязанных грамматич. категорий, именуемый коллнгацией.
яе по длительности. Различаются не менее 3—4 тонов; в нек-рых языках подгруппы лоло число их достигает 6—7, Грамматич. значения выражаются служебными морфемами, почти всегда постпозитивными, к-рые делятся на именные и глагольные. Слова со значением качества сочетаются с глагольными морфемами и обычно считаются глаголами. Именные морфемы обозначают число и синтаксич. функцию имени, глагольные имеют значение времени, аспекта, модальности и др. В предложении сказуемое занимает последнее место. В словосочетании зависимое слово ставится перед главным, кроме определений с качеств, и количеств. значением (в отд. языках есть н др. исключения). Числительные, по крайней мере до десяти, обязательно имеют после себя счетное слово, напр. лису a*nis sa3 kha3 ‘три коровы' (букв. —коровы три штуки). Если существительное имеет постпозитивное определение, служебные морфемы ставятся после него, т. е. они оформляют именное словосочетание, а не само имя. Характерной чертой Л.-б. я. является образование каузативных глаголов с помощью внутр, флексии — чередования согласных и тонов, вызванного неслогообразующим префиксом, к настоящему времени исчезнувшим: и ndi‘ ‘висеть’, ti1 ‘вешать’; аси vis ‘надевать (самому)’, fi* ‘надевать (на кого-то)’.
Бирм. яз. пользуется алфавитной письменностью инд. происхождения, существующей с 11 в. Для записи языка наси в течение последних неск. сот лет применялось идеография, письмо, для языка и — слоговое; у эрсу имеется пиктография, письмо. Для всех языков подгруппы лоло созданы письменности на лат. основе.
Древнейшей записью одного из Л.-б. я. является небольшой текст, транскрибированный кит. иероглифами н относящийся к 1 в. В Европе первые сведения о Л.-б. я., кроме бирманского, появились в кон. 19 в, В настоящее время эти языки изучаются гл. обр. в США, КНР и Японии. Сравнит, изучением лоло-бирм. группы или подгруппы лоло занимаются Р. Бёрлинг, Т. Нисида, Дж. А. Мати-софф, Д. Брэдли, в СССР — И. И. Пей-рос.
• Burling R., Proto Lolo-Burmese. Bloomington — The Hague. 1967; Bradley D., Proto-Loloish, L., 1979.
С. E. Яхонтов.
ЛОНДОНСКАЯ ШКОЛА — о дао из направлений структурной лингвистики-Сложилось и организационно оформилось в 40-х гг. 20 в. Основоположник Л. ш. — Дж. Р. Фёре, вокруг к-рого объедини-лись У. Аллен, М. А. К. Халлидей, Р. X. Робинс, У. Хаас, Ф. Р. Палмер н др.
Л. ш. стремится к построению общей теории, в рамках к-рой можно было бы найти объяснение специфич. особенностей конкретных языков, выработать адекватные методы структурно-функционального их исследования. В становлении Л. ш. важную роль сыграли нац. традиции британ. яз-знания, к-рое с сер. 19 в, интенсивно исследует живые языки разнообразных типов, т. наз. «примитивные» или «экзотические» языки, а также куль-турно-соцнологич. доктрина Б. Малиновского, этнографа и антрополога, развившего теорию, согласно к-рой язык и культура обладают нек-рыми общими свойствами: и в культуре, н в языке проявляются осн. побуждения, желания, потребности, обусловленные социальной и
276 ЛОНДОНСКАЯ
Конкретные исследования Л. ш. касаются след, проблем: место и функции языка в обществе; язык и культура; сущность языка и его определение; движущие силы развития языка; строение языка; выделение языковых уровней и единиц; задачи яз-знания: система лингвистич. описания; система терминов лингвистич. описания; существ, признаки лингвистич. категорий и критерии их установления; возможность привлечения экстралингвис-тич. данных к лингвистич. анализу; языковое значение и его место в лингвистич. анализе; ситуационная теория значения; понятие контекста; виды контекста; функцион. расслоение языка; личность в связи с исследованием языка; просодич. анализ. В Л. ш. проводилось изучение функционирования языка в разных ситуациях общения: в обществ, и религ. церемониях, во взаимоотношениях людей разных рангов.
Исследования, проводившиеся в Л. ш., сыграли определ. роль в становлении социолингвистики, а также функциональной грамматики, контекстуальной грамматики и лингвистики текста.
• Фёре Дж. Р., Техника семантики, пер. с англ., в кн.: НЛ, в. 2. М.. 1962: Кубрякова Е. С., Из истории англ, структурализма (Лондонская лингвистич. школа), в кн.: Оси. направления структурализма. М., 1964; Ольховиков Б. А., История яз-зиання. Лондонская лингвистич. школа, М., 1974 (лит.); Firth J. R., Papers in linguistics, 1934—1951, L. — Oxf., 1957; Studies in linguistic analysis, Oxf., 1957: Langendoen D. T., The London School of linguistics. A study of the linguistic theories or B. Malinowski and J. R. Firth, Camh. (Mass.), 1968 (лит.): Halliday M. A. K., An introduction to functional grammar, L. — [a. o.J, 1985.	T. А. Амирова.
ЛУВЙЙСКИЙ ИЕРОГЛИФЙЧЕСКИЙ ЯЗЫК (хетте к ий иероглифический язык) — один из вымерших хетто-лувийских языков (лувийско-ликийская подгруппа). Б. ч. надписей Л. н. я. обнаружена в юго-вост. Анатолии (Киликия и Каппадокия), в ее центр, части и в сев.-зап. Сирии. Древнейшие памятники относятся к 16 в. дон. э., но осн. масса— к 10—8 вв. до н. э.: тексты ритуального и ист. характера, строительные, посвятительные и нек-рые др. надписи. Лувий-ская иероглифич. письменность содержит ок. 500 знаков; направление письма обычно — бустрофедон.
Л. и. и. близок лувийскому клинописному языку (см. Лувийский язык). Различия между Л. и. я. и лувийским клинописным языком могут объясняться не только особенностями внутриязыкового развития, но и спецификой графики Л, л, я. Так, иероглифика не позволяет различать звонкие н глухие смычные. С другой стороны, необозначение носовых сонантов перед согласными и в исходе слова свидетельствует о развитии в Л. и. я. категории носовых гласных. Пересмотр чтений нек-рых высокочастотных фонетич. знаков обнаружил еще большую близость Л. и. я. и лувнйского клинописного языка в морфологии и лексике. Синтаксис Л. и. я. характеризуется относительно свободным порядком слов, но глагол имеет тенденцию помещаться в конце предложения. Лексика Л. и. я. обнаруживает тесную связь с языками лувнйско-ликнйской подгруппы, несмотря на жанровые отличия письм. памятников.
* Дунаевская И. М.. Язык хетт, иероглифов, М.. 1969; Мериджи П., Учебник хетт, иероглифич. языка, в кн.: Древние. языки Малой Азин, М., 1980; Hawkins J. D.. Morpurgo-Davies A.. Neumann G., Hittite hieroglyphs and Luwian: new evidence for the connection, Gott., 1974.
Meriggi P., Hieroglyphisch-het-hitisches Glossar, 2 Aufl., Wiesbaden, 1962.
Л. С. Баюн.
ЛУВЙЙСКИЙ ЯЗ|>1К (лувийскнй клинописный язык) — один из вымерших хетто-лувийских языков (лувийско-ли-кийская подгруппа). Был распространен не позднее 2-го тыс. до н. э. на Ю.-З. Малой Азии на терр. Лувии, входившей в состав Хеттского царства, и областей Кнцуватна н Арцава. Клинописные памятники (магич. ритуалы, мифология, рассказы, фрагмент письма) восходят к 14—13 вв. до н. э. Л. я. имел не менее 3 диал. групп: 1) группа областей Кицу-ватны и Арцавы (совр. Киликия и часть вилайета Конья), 2) группа г. Хупесна (совр. Эрегли), 3) группа гг. Истанува и Лаллупия (местонахождение неизвестно). Л. я. особенно близок лувийскому иероглифическому языку, к-рый иногда рассматривается как диалект Л. я.
Фонетич. строй подвергся нек-рым изменениям по сравнению с исходным состоянием: переход е > а, спирантизация интервокального к, исчезновение индоевропейского *gh. В именной морфологии характерно появление особого им.-вин. падежа ед. ч. имен ср. рода «активной» семантики, отсутствие парадигматич, род. п. и широкое распространение адъективов (отыменных образований в функции определения). Глагольная морфология характеризуется гораздо меньшим, чем в хеттском яз., удельным весом оппозиции двух серий форм (-mi/-hi). Старые показатели 2-й серин в дописьм. период уже переосмыслилнсь как окончания претерита. Синтаксис Л. я. отличается от хеттского в текстах, имеющих метрич. структуру: эмфатнч. постановка подлежащего после глагола (при нормальном порядке SOV/OSV), вынесение глагола в абсолютное начало предложения, бессоюзное пе
речисление парных понятий типа «мать — отец». Словарный фонд Л. я. наряду со значит, пластом слов иидоевроп. происхождения содержит хуррит. заимствования, гл. обр. в сфере ритуальной лексики. • Ларош Э., Очерк лувийского языка, в кн.: Древние языки Малой Азии, М., 1980; Otten Н.. Zur grammatikalischen und lexikalischen Bestimmung des Luvischen. B., 1953.
Laroche E., Dictionnaire de la langue louvite, P., 1959.	Л. С. Баюн.
ЛУЖИЦКИЙ ЯЗЫК (серболужицкнй язык) — один из западнославянских языков. Распространен средн луж. сербов (лужичан) в Дрезденском и Котбус-ском округах ГДР (Лужица).Число говорящих ок. 100 тыс. чел.
Делится на 2 осн. группы говоров: верхнелужицкие и нижнелужицкие. Первые отличаются от вторых в фонетике (верх.-луж. noha, ciisty, trawa, died, ниж.-луж. noga, cysty, tsawa, zen), в морфологии (наличие только в ниж.-луж. супина, только в верх.-луж. форм аориста и имперфекта; в ниж.-луж. лит. языке формы аориста и имперфекта имеются), в лексике (верх.-луж. stom, ниж.-луж. bom ‘дерево’; верх.-луж. c£sla, ниж.-луж. twarc ‘плотник’, верх.-луж. zbozo, ннж.-луж. gluka ‘счастье’). Л. я. имеет яркие зап,-слав. черты с более отчетливо выраженными лехит. особенностями (верх.-луж. hlowa, ннж.-луж. gtowa, польск. glowa, но чеш. hlava ‘голова’). Характерным для Л. я. является сохранение дв. ч., отсутствие кратких прилагательных, большое кол-во лексич. германизмов.
На базе обеих групп говоров сложились самостоят. лнт. языки: верхнелужицкий и нижнелужицкий. В совр. Лужице они используются в быту, в нар. образовании, в средствах массовой информации, в науке и т. д. Более нормализованным и строго кодифицированным, лучше стилнсти-
чески развитым и шире функционирующим в обществ, жизни является верх.-луж. лит. язык. Письменность на Л. я. возникла в 16 в. на основе лат. алфавита. • Серболужицкий лингвистич. сборник. М., 1963; К а л н ы н ь Л. Э., Типология звуковых диал. различий в нижнелуж. языке, М., 1967; Исследования по серболужицким языкам. М., 1970; Ермакова М. И., Очерк грамматики верхиелуж. лит. языка. Морфология, М., 1973; ее же, Нижнелуж. именное словоизменение. Имя существительное. М., 1979; Трофимович К. К., Серболужицкий язык, в кн.: Слав, языки, М., 1977: JanaS Р., Niedersorbische Grammatik, [Bautzen, 19761; Fasske H.. Grammatik der obersorbischen Schriftsprache der Gegenwart. Morphologie, Bautzen. 1981
Трофимович К. К., Верхнелуж.-рус. слорарь, М. — Дэауцен, 1974: Schuster - S e_w с Н., Historisch-etymolo-gisches Worterbuch der ober- und nicdersor-bischen Sprache. Bd 1 — 18, Bautzen, 1978— 1986 (изд. продолжается).
,	К. К. Трофимович.
ЛУО (кенийский луо) — один из пилотских языков (зап. зона). Распространен на 3. Кении н на С.-З. Танзании, компактно и островками в бантуязычных р-нах (см. Банту языки). Число говорящих 2,78 млн. чел. Днал. различий в Л. практически нет. В отлнчие от других зап.-нилот. языков Л. обладает двумя степенями долготы, исчезающей внутр, флексией, специфич. формированием страдат. залога и др. В колон, период Л. как язык обучения использовался только в миссионер. школах. На нем издавалось значит, кол-во книг учебного н этнографии, содержания; печатались газеты. После 19б4 в Кении на Л. издается одна газета, ведется радиовещание. Письменность иа основе лат. алфавита.
• Stafford R. L., An elementary Luo grammar, L. — [a. o.L 1967.
.	__Б. В. ЖУрковский.
ЛУОРАВЕТЛАНСКИЙ ЯЗЬ'|К — CM. Чукотский язык.
МАДУРСКИЙ ЯЗЫК—одни из индонезийских языков. Распространен на о. Мадура, соседних мелких о-вах и на В. о. Ява (Индонезия). Общее число говорящих 9,2 млн. чел. На Мадуре выделяют вост, и зап. диалекты, иногда также центральный; особый диалект на о. Кангеан.
По сравнению с близкими ему малайским и яванским языками в М. я. более сложный консонантизм с сериями глухих, звонких и аспирированных смычных и более простой вокализм (4 гласных: /е/, /э/, /а/, /э/), с чередованием аллофонов по подъему в зависимости от серии предшеств. согласного. В морфонологии для М. я. характерны геминация согласных и их чередование на стыках морфем, в - морфологии — отсутствие местоименных клитик при перех. глаголе; наличие двух форм пассива, различающихся диатезой-, использование форманта -а в значении буд. вр.; преобладание препозитивного удвоения с усеченным до последнего слога редупликатором (ср. sorat ‘письмо’ —rat-sorat ‘письма’). В синтаксисе — использование групп с относит, словом se ‘тот, кто’, ‘то, что’, ‘который’ в двух значениях — одного из актантов действия н самого действия (ср. se alako ’работающий’, ‘работа’, ‘работать’). В зависимости от социальных условий об
щения используются стилистич. варианты слов и морфем. Лит. языком мадурцев до кон. 18 в. был яванский. В мадур. рукописях, а с 1860-х гг. в печатных книгах использовалась слоговая яван. графика (см. Яванский язык), араб, шрифт, а в 20 в. — и латиница. На М. я. издается в основном учебная и религ. лит-ра; язык используется для внутрнэтнич. общения в сферах бытовой, производств., административной, для обучения в начальной школе. В основу лит. нормы положен вост, диалект.
• Мунтаха С., Оглоблин А. К., О глагольных конструкциях в мадур. языке, в кн.: Востоковедение, в. 2, Л., 1976: их же, Мадурские каузативные конструкции и глаголы, там же, в. 5, Л., 1977; Оглоблин А. К., Мадур. язык и лингвистич. типология, Л., 1986; Vreede А. С., Handlei-ding tot de beoefening der Madoeresche taal, 1—2, Leiden, 1874-76; Asmoro M. W.. Parama sastra Madura, Jogjakarta, 1950; К i 1 i a a n H. N., Madoereesche spraak-kunst, 1—2, Batavia, 1897; U h 1 e □ b e c k E. M., A critical survey of studies on the languages of Java and Madura, 's-Gravenhage, 1964; Stevens A. M., Language levels in Madurese, «Language», 1965, v. 41, № 2; его же, The Madurese reflexes of Proto-Malayopolynesian, JAOS, 1966, v. 86, Ms 2; его же, Madurese phonology and morphology, New Haven, 1968; Nothofer B., The reconstruction of Proto-Malayo-Javanic, 's-Gravenhage, 1975.
К i 1 i а а п Н. N., Madoereesch-Ncderlan-dsch woordcnboek, Leiden, 1904—05.
А. К. Оглоблин. МАЙНХОФА ПРАВИЛО (Майнхофа закон) — явление ассимиляции согласных в первом из двух соседних слогов, характерное для банту языков сев.-вост, ареала. В 1892 К. Т. Уилсон отметил в языке ганда нек-рые особенности сочетаний назальных фонем. В 1913 К. Майн-хоф дополнил их данными суахили, а также языков бемба, зарамо, шамбала, тонга, сото н сформулировал суть явления: если за сочетанием в первом слоге назального со звонким согласным во втором слоге снова имеет место сочетание назального с согласным или один назальный, то от первого сочетания остается лишь назальный; Майнхоф назвал это «законом ганда», К. М. Док обнаружил эту закономерность в языке ламба и назвал явление «законом Майнхофа» (Mein-hof’s law). А. Э. Мееюссен, в силу определ. ограниченности проивлении данной регулярности, заменил термин «закон» на менее общий и абсолютный термин «правило» и уточнил выводы для сочетаний назальных в ганда: 1) назальный, к-рый сохраняется, — долгий (ср.
МАЙНХОФА 277
-bumb- ‘оформлять’ > mmumba ‘я оформляю’), 2) ассимиляции подвергаются согласные Ь, 1/г, (у), g, но не d, j (-lum-!кусать’ > nnumma ‘я кусаю’). Выводы, сформулированные для М. п., реализуются в разных языках по-разному. Так, в ками, матумби, ньиха, ньямвези, таи-та М. п. действительно лишь для одного-двух слов; в кикуйю и ниламба вместо долгого появляется краткий назальный; в центр, банту (бемба, ламба, луба, таб-ва) исключение сводится к наличию глухого, а не звонкого согласного в качестве компонента сочетания; в болиа это правило распространяется лишь на палатальные согласные с единств, назальным во второй позиции. В языке ши ассимиляции подвергается смычный дентальный d (danbi ‘деревянная тарелка’ > nnaambi ‘деревянные тарелки’). В сев.-зап. банту отмечены лишь отд. случав реализации М. п., а в юго-зап. ареале оно вообще не имеет места.
• Meeussen А. Е., Meinhof’s rule in Bantu, ALS. 1962. v. 3. И. H. Топорова. мАйя письмб — оригинальная ие-роглифпч. письменность майя (см. Майя-киче языки). Известны памятники первых веков н. э. Предполагается, что М. п. берет начало от т. наз. ольмекской
Письмо майя. Страница дрезденской рукописи.
культуры. Подтверждением этому служат система записи цифр и очевидное сходство отд. иероглифов на ольмекских памятниках. Просуществовало до запрещения в 16 в. исп. церковью. Книги майя были уничтожены. Ныне известны только 4 рукописи: дрезденская («Дрезденский кодекс», обнаружен в Вене в 1739, находится в Дрездене), мадридская («Кодекс Тро-Кортезианус», представляющий собой отрывки из двух манускриптов, найден во 2-й пол. 19 в. в Мадриде, хранится там же), парижская («Кодекс Пересиа-нус», состоящий также нз двух отрывков, найден в Париже в 1859, хранится там же)
278 МАЙЯ
н Рукопись Гролье (опубл, в 1973 амер, археологом М. Д. Ко, хранится в Нью-Йорке). Сохранилось также значит, кол-во надписей на камне в руинах городов майя, многие из них носят следы умышленных повреждений.
Книги майя представляют собой полосу бумаги, сделанную из растит, волокна и натурального клейкого вещества. Обе стороны полосы покрывались белой известью. Иероглифич. знаки выводились кисточками. Рядом с письменами располагались разноцветные рисунки. Манускрипт снабжался деревянной или кожаной обложкой. Надписи на камне делались лапидарным шрифтом, значительно отличавшимся от иератич. шрифта рукописей. В М. п. употреблялись фонетич. знаки (алфавитные и слоговые), идеографические (обозначающие целые слова) и ключевые (поясняющие значения слов, но не читающиеся). Всего выявлено ок. 300 знаков. Язык иероглифич. текстов значительно отличается (произношение, словарь, грамматика) от живого языка майя 16—17 вв. Иероглифич. тексты и надписи майя до сих пор полностью не переведены. Первые попытки расшифровать М. п. относятся к сер. 19 в. В сер. 1950-х—60-х гг. большой вклад в дешнф-
ровку М. □. внес сов. ученый Ю. В. Кнорозов.
• Кнорозов Ю. В., Система письма древних майя, М., 1955; его же, Письменность индейцев майя, М. — Л., 1963; его же, Иероглифич. рукописи майя, Л., 1975; W h о г f В, L., Decipherment of the linguistic portion of the Maya hieroglyphs, Wash., 1942; Zimmermann G., Die Hierogly-phen der Maya-Handschriften, Hamb., 1956* T h otm p s о n J. E. S., Maya hieroglyphic writing, 2 ed., Norman, 1960; его ж e, A catalog of Maya hieroglyphs, Norman, 1962.	Г. В. Степанов.
МАЙЯ-КИЧЁ ЯЗЫКЙ — семья индейских языков. Нек-рые исследователи включают М.-к. я. вместе с тотонакскими и михе-соке языками в майя-соке языковую семью, входящую (по Дж. X. Грин
бергу) в большую макропенутианскую семью. Распространены в Мексике (штаты Веракрус, Сан-Луис-Потоси, Табаско, Чьяпас), Гватемале и Гондурасе. Общее число говорящих ок. 2,3 млн. чел. Делятся на 2 ветви: майя (ок. 1,1 млн. говорящих) и киче (ок. 1,2 млн. говорящих).
Майя языки включают 4 грунпы языков: майя (майя юкатекский с говорами ица, икаиче, сантакрус, мало отличающимися друг от друга, диалекты мопаи и лакандон; чоль с диалектами чонталь, говорами чольти и чортн, чоль-лакандон, акала, токегуа и манче), чаиьябаль (цель-таль, или цендаль, с диалектами цоциль и келене, или чамула, чаиьябаль, или то-холабаль, н чух), мотосинтлекская (хо-кальтекский, мотосинтлекский, канхо-баль с говором соломек) и стоящая особняком хуастекская (хуастек. с говорами потосн и веракрус, чикомукельтекский).
Киче языки делятся на 3 группы: мам (мам, агуатекский с говором койотин, ншнль с говором такана), киче (киче с диалектами какчикель, цутухиль, ус-□антек и с говорами такиаль, таканек, тутуана, тупанкаль), кекчн (кекчи с говором тлатиман, поком с диалектами по-комам и покомчи).
Существуют разные точки зрения на соотношение языков и диалектов, иапр., нек-рые исследователи относят цоциль к самостоят. языкам. Нек-рые диалекты и говоры находятся на грани исчезновения (на ица говорит не более 500 чел.).
Кол-во гласных и согласных по отд. языкам и диалектам варьирует незначительно. В языке майя 35 согласных и 10 гласных, в киче 31 согласный и 10 гласных. Для гласных свойственна оппозиция по долготе — краткости (а—а, о—о, и—й, е—е, i—i). В нек-рых языках и диалектах отмечен звук «б» как вариант «а». Для консонантной системы характерна оппозиция простые — глоттали-званные (усиленные) (р—р’, t—I’, к—к', tz—tz’, ch—ch’ — противопоставление, идущее от древнего периода). Оппозиции по звонкости — глухости нет. В большинстве языков отсутствовал звук г. В древности имелся звук ng, изменившийся в совр. юкатекском в п, а в киче в j. Имеется гортанная смычка, в ряде случаев заменяющая выпавший согласный.
Морфемы в основном односложные, могут быть четырех типов: V, VC, CV, CVC. Слова нередко представляют собой чистые корни. Ударение, как правило, приходится на корневую морфему. Для грамматич. структуры характерна агглютинация аффиксального типа, имеются элементы полисинтетизма. У частей речи отсутствуют морфологич. признаки, они различаются по синтаксич. функциям и лексич. значению. Словоизменение осуществляется путем редупликации суффиксов, переноса ударения, образования супплетивных форм. У существительных и прилагательных иет категорий падежа и рода, пол обозначается особыми маркирующими существительными. Глагол имеет категории лица, числа, залога, вида, наклонения и времени, имеет формы причастия и инфинитива. Образование времен либо чисто аналитическое, либо с элементами синтетизма.
Для словообразования характерны аффиксация, словосложение, инкорпорация, развитие новых значений слов, конверсия, композиция (образование устойчивых фразеологии, единиц, равнозначных слову).
Синтаксич. отношения в предложении выражаются предлогами, местоименными аффиксами или определяются порядком слов.
В городах-государствах майя существовала иероглифнч. письменность с первых веков н. э. до запрещения ее исп. церковью в 16 в. (см. Майя письмо). Иероглнфнч. письмо такого же характера было в 1-м тыс. до н. э. у ольмеков, культура к-рых была тесно связана с культурой майя н, очевидно, непосредственно ей предшествовала. Сохранились надписи на стенах, стелах, алтарях, сосудах, статуэтках, древнейшие — от Зв. до н. э. Ю. В. Кнорозов дешифровал на основе позиционной статнстикн письмо древних майя, что открыло возможности для изучения языка майя в днахронни.
Изучение М.-к. я. было начато исп. миссионерами (Луис де Вильяльпандо, Хуан Коронель). Наиболее подробная грамматика по образцу класснч. лат. грамматик была написана П. Бельтраном (1746). Науч, изучение М.-к. я. началось в 19 в. Подробную сводку всех сведений о языке майя сделал А. Тоззер (1921), структурную грамматику написал А. Б. Васкес (1946). Совр. М.-к. я. исследуются Н. А. Мак-Куауном и др. При Нац. автономном ун-те в Мехико существует центр по изучению майя (М. Сводеш, А. Рус Луилье, О. Шуман, Т. Кауфман и др.).
* Кнорозов Ю. В., Письменность индейцев майя, М. — Л., 1963 (лит.); Languages of Guatemala, ed. by M. K. Mayers, L. — [a. o.J, 1966; Me Q u о w n N., Handbook of Middle American Indians, v. 5, Linguistics, Univ, of Texas Press, 1967; Meaning in Mayan languages, ed. by M. S. Edmonson, The Hague — P., 1973.
Laughlin R. M., The Great Tzotzil dictionary of San Lorenzo Zinacantan, Wash., 1975; Diccionario maya cordemex, M6rda, 1980.
„	Г. Г. Ершова,
МАКАСАРСКИЙ ЯЗЫК—один из южносулавесийских языков. Нек-рые ученые традиционно рассматривают М. я. как совокупность диалектов (диал. цепь), распространенных на крайнем Ю.-З. о. Сулавеси и на близлежащих о-вах Салаяр (Кабиа), Танахджампеа и др.: лакиунг-макасарский дналект (лежит в основе лит. языка), диалекты тура-теа, бантаэнг, конджо, салаярскнй. Число говорящих ок. 2,2 млн. чел. Ряд ученых (с 80-х гг. 20 в.) ввиду значит, лексич. различий между диалектами выделяют 3 языка: собственно М. я. (включает лакиунг-макасарский, туратеа и бантаэнг диалекты), конджо и салаяр. яз.
Для М. я. характерно приращение отрезка-V? после исконного конечного согласного: s6mbal-a? ‘парус’ (ср. ман-дар. sombal). Нек-рые черты аффиксации сближают М. я. с языками Явы. Характерны стяжения с указат. местоимением, напр. -minne ‘это есть ужё...' (из -то ‘уже’, показателя 3-го л. -i и указат. местоим. аппе ’этот’), -pinne 'это есть то, что пока...’ (начальный согласный — из -ра ‘пока’).
До сер. 20 в. (в течение по меньшей мере трех веков) основным для М. я. было бу-гийско-макасар. письмо (см. Индийское письмо); нек-рое применение находило араб, письмо. Предположительно до 17 в. пользовались ст.-макасар. письмом (инд. типа). В быту носители М. я. используют латиницу, вместе с тем бугийско-мака-сар. письмо полностью не утрачено.
• Matthes В. F., Makassaarsche spraak-kunst, Amst., 1858; Kase ng Sy., Ke-dudukan dan fungsi bahasa Makassar di Sulawesi Selatan, Jakarta. 1978; Pelenkahu R. A. [e t a 1.], Oialek Kondjo di Sulawesi Selatan, Udjung Pandang, 1971.
Cense A. A., Makassaars-Nederlands woordenboek, ’s-Gravenhage, 1979.
.	_	Ю. X. Сирк.
МАКЕДОНСКИЙ ЯЗЫК—один из южнославянских языков. Число говоря
щих ок. 2 млн. чел. Один из офиц. языков СФРЮ. Осн. диал. группы — западная, восточная, северная.
В лит. М. я. кроме 5 гласных фонем — ai о, у, е, н — слогообразующим является также слоговое «р». Редукция безударных гласных отсутствует. Ударение силовое, фонетически подвижное, не далее 3-го слога от конца слова (акцентной группы): Донеси /лопата,/ тате ‘Принеси лопату, отец’, Донеси ми ja/лопатана ’Принеси мне ту лопату’. Все шумные согласные, кроме «х», имеют пары по глухости/звонкостн. Согласные j, к, г, н», л> мягкие, остальные согласные твердые. В совр. лнт. М. я. отражены ист. изменения сильных редуцированных: ъ > о, ь > е (сон, ден); изменения h > е (лето, летен); А > е (месо, пет); Ж > а (даб, рака); *tj, *dj > аффрикаты к, г (свека, мега).
В именах падежные флексии утрачены, синтаксич. отношения выражаются аналитически. Постпозитивный артикль (член) указывает на определенность и на пространств, положение предмета: кнн-гата (определенность), кннгава (определенность + близость), книгана (определенность + удаленность).
Для глагола характерна сложная система модально-временных форм. Осн. прош. времена — аорист, имперфект. Буд. вр. образуется с помощью частицы ке : ке читам, ке прочнтам.
Есть специфич. формы для выражения пересказа. Характерны пары по непере-ходности/переходности: легнав ‘я лег’— (го)легнав ‘я (его)уложил’. Единств, причастие выражает и страдат., и действит. залог: легнат ‘легший’ и ‘уложенный’, заборавен, остарен човек 'забытый, постаревший человек’. Специфичны перфектные образования с вспомогат. глаголом «има» от перех. и неперех. глаголов: имам видено ‘я видел’, имам доедено ‘я пришел’, се имам погрижено ‘я позаботился’. Функции утраченного ннфннн-тива выполняет конъюнктив с «да»: сакам да чнтам ‘хочу читать'.
Графика на основе кириллицы, принцип орфографии фонетический.
* К о и е с к и Б., Граматика на маке-донскиот литературен /азик, в его кн.: Избрани дела, 2 изд., ки. 6, Скоте, 1981; его ж е, Историка на македонскиот )азик, там же, кн. 7; Усикова Р. П., Макед. язык, в кн.: Слав, языки. (Очерки грамматики зап.-слав, и юж.-слав, языков), [М.], 1977; ее же, Макед. язык, Скоте, 1985.
Толовски Д., Иллич-Свитыч В. М., Макед.-рус. словарь, М., 1963; Речник на македонскиот )азик, т. 1 — 3, Скорее, 1961—66.	Р. П. Усикова.
МАКРОСЕМЬЛ — см. Родство языковое.
МАЛАГАСИЙСКИЙ ЯЗЫК (мальгаш-ский язык) — один нз австронезийских языков (малайско-полинезнйская ветвь, западная «подветвь»). По традиционной классификации М. я. относили к индонезийским языкам. Распространен на о. Мадагаскар и частично на близлежащих Коморских и Сейшельских о-вах и о. Реюньон. Число говорящих ок. 10 млн. чел. Один из двух (наряду с французским) офиц. языков Демократия. Республики Мадагаскар.
Выделяются 2 группы диалектов; западная, в к-рую входят диалекты сака-лава, махафалн н др.; восточная, включающая диалекты мерина, или хува (лежащий в основе лит. языка), цнмнхети, бецнлеу, танала, бецимисарака, енханака и др.; промежуточное положение занимает дналект танкара.
Фонологич. система содержит 5 гласных (i, е, а, о, и) и 20 согласных. Выде
ляются нисходящие дифтонги ао, ai(ay), oi(oy), ei(ey). От др. пндонез. языков отличается: наличием лабио-дентального v при отсутствии билабиального w; наличием особых, имеющих «шепелявый» характер фонем s, z (фонемы s, z отсутствуют); наличием фонемы ts, переходом глухих взрывных австронез. праязыка в фрикативные: *р > f, *t > ts (перед i), *k > h; в конце слова возможны только гласные (a, u, i). Ударение экспираторное, носит смыслоразличит. характер (ср. lalana ‘дорога’—lalana 'закон’). Неударные гласные редуцируются. Допустимы след, типы слогов: V, CV, VN, CVN, NCV (где N — носовой согласный).
На стыках морфем и на границе компо нентов сложного слова происходят разл. сандхи (изменение первого согласного второго компонента сложного слова: f--»p-, v--»b-, 1—>d-, s--»ts- н нек-рые др.; асси милиция на стыках морфем: -п + р-, -n + f-, -n + v—»-m-; -п + b—>-nd и др.).
Глагол имеет развитую систему залогов: помимо актива и двух «пассивов» (прямого н инструментального) выделяется т. наз. релятивный (обстоятельственный) залог (подлежащим является обозначение места, времени, причины и т. п.). Как н в Филиппин, языках, категория времени оформляется морфологически (с помощью префиксов). У имени отсутствуют категории рода, числа, падежа. Представлено большое кол-во (7) местоимений 2-го л. ед. ч., употребление к-ры:< определяется полом адресата и соотношением социальных статусов говорящего и слушающего; у личных и указат. местоимений существует особый показатель мн. ч. — инфикс -ге-. Имеется небольшая группа слов, называемая артиклями, часть к-рых выполняет собственно артиклевые функции (выражение определенности: пу), а часть — функции указат. (ilay, ikala) пли относит, (ilay) местоимений, функцию выражения отно шения к адресату речи (i, Ra, гу).
В предложении сказуемое обычно занимает начальную позицию, подлежащее — конечную, определяющее слово следует за определяемым. В лексике отмечаются заимствования из санскрита, арабского, суахили и др. языков банту. В процессе развития М. я. испытывал влияние араб. яз. и языков банту, позднее — фраиц. яз.
До нач. 19 в. М. я. пользовался араб, письменностью (древнейшие памятники — 16 в.), с нач. 19 в. —латинской.
* Аракин В. Д., Мальгаш. язык, М., 1963; Карташова Л. А.. Структура мальгаш. слова, «Народы Азии и АФ рики», 1965, №6; Коршунов В. С., Грамматика малагасийского языка. (Морфо логия), М., 1986; М а! г ас R. Р., Gram maire malgache. 3 ed., P., 1950; Dama-N t s о h a, Precis de linguistique de la langue malgache, Tananarive, 1952; G a r v e у C. J., Malagasy introductory course. Wash.. 1964; Dez J.. La syntaxe du malgache, t. 1-2, Lille, 1980.
Корнеев Л. А., Мальгаш.-рус. словарь, M., 1966; его же, Рус.-малагасийский словарь, М., 1970; Учебный рус.-малагасийский словарь, М., 1982; А Ъ i n а 1 А., Malzac V,, Dictionnaire malgache-fran-cais, P., 1963.	Л. И. Куликов.
МАЛАЙЗИЙСКИЙ ЯЗЫК — название официального языка Федерации Малайзии, применяемое с 1969 наряду с названием малайский язык.
Распространен на п-ове Малакка и прилегающих островах, на Сев. Калимантане. Число говорящих 9,3 млн. чел. Представляет собой продолжение малан-
МАЛАЙЗИЙСКИЙ 279
ского языка; развивается на.базе малайских диалектов п-ова Малакка, среди к-рых ведущая роль по традиции принадлежала джохорскому диалекту, к-рый имеет ряд произносит, особенностей (увулярное [R], утрата его на конце слова, переход [а] в [э] в последнем слоге двуслога н др.) и грамматич. черт, отличающих его от лит. нормы (опущение префикса активного залога, непродуктивность глагольных суффиксов каузатива и переходности). В лит. языке отмечены инновации в грамматич. строе: возросла частотность препозитивных определений, увеличилось число союзов и предлогов, развиваются сложные синтаксич. конструкции; на всех уровнях заметно влияние норм индонезийского языка (его терминологии, словообразоват. и синтаксич. моделей, конструкций с формами залога и переходности). В лексике (в т. ч. в терминологии) отмечены заимствования из англ, и араб, языков, создаются термины-кальки по образцу англ, сочетаний.
Письменность на основе лат. алфавита. • Omar Asmah Haji and Rama S u b b i a h. An introduction to Malay grammar. Kuala Lumpur, 1968;, Karim, Nik Safi ah, Bahasa Malaysia syntax. Some aspects of its standardization, Kuala Lumpur, 1978.
Малайзийско-рус.-англ, словарь, M., 1977; Погадаев В. А., Ротт Н. В., Рус.-малайзнйский словарь, М., 1986; см. также лит. при ст. Малайский язык.
,	, Н. Ф. Алиева.
МАЛАИСКИЙ ЯЗЫК — один из австронезийских языков (малайско-полинезийская ветвь, западная «подветвь», по традиционной классификации — индонезийские языки).
Распространен в ряде областей о. Суматра (с прилегающими островами), на п-ове Малакка, о. Сингапур, архипелагах Риау и Линга, анклавами — и прибрежных р-нах о. Калимантан. Число говорящих ок. 26 млн. чел. Офиц. язык Федерации Малайзии и Брунея Даруссалама (наряду с англ, яз.), Республики Сингапур (наряду с англ., кит., тамильским языками); за М. я. Малайзии с 1969 официально закреплено назв. малайзийский язык. Цо 1942 употреблялся как второй офиц. язык Нидерландской Индии (наряду с нидерл. яз.), до 1945 — второй офиц. язык Индонезии (наряду с япон. яз.). С 1945 — офиц. язык Республики Индонезия, называется индонезийским языком.
Начиная с раннего средневековья М. я. использовался как язык межэтннч. общения и межгос. связей во всем ареале малайской «прибрежной цивилизации» (Малайский арх., п-ов Малакка, побережье Индокитая и Н. Гвинеи); был языком распространения ислама н христианства. На М. я. существовала богатая лит-ра разл. традиционных жанров н переводная.
Диалекты изучены слабо. Различаются территориальные диалекты (дели, па-лембанг, серавей, пасемах на о. Суматра; риау на о-вах Риау; перак, келантан, тренггану, патанн, джохор, кедах на п-ове Малакка; кутей, банджар и др. на о. Калимантан) и пиджинизиров. диалекты Джакарты, Амбона, Менадо, Ириана, Таиланда.
Типологически М. я. — характерный представитель индонез. языков Б. Зондских о-вов (по др. классификации, западных малайско-полинезийских языков). Звуки [и] и [э], [i] и [е] не полностью обособились как фонемы, часто
280 МАЛАЙСКИЙ
выступают как аллофоны: kukuh~kokoh ’стойкий’, genting~genteng ’черепица'. Нек-рые специфич. черты исконного вокализма: наличие гласной фонемы [э] среднего ряда среднего подъема, краткой, не встречающейся в конечном слоге двуслогов и под ударением в др. позициях; наличие дифтонгов [au], [ai ], [oi], стоящих в конечном слоге корневой морфемы. Отмечено явление своеобразного сингармонизма гласных в слове. В консонантизме: полный ряд носовых сонантов в любых позициях (в т. ч. перед гоморганными смычными шумными); среднеязычные шумные смычные [Й] и (1)] только в начально-слоговой позиции; гортанная смычка [7] как аллофон (к) в конечно-слоговой позиции и как факультативная эпентеза в начале слова и в интервокальной позиции; имплозивное произнесение шумных в исходе слова (также при оглушении звонких); [w] и [j] как начально-слоговые фонемы и как глайды в интервокальной позиции; фонемы [f], [z], [s] в освоенных заимствованиях как аллофоны исконных [р], [!)], [s] (со стилистич. окраской). В смыс-лоразличении используются только сегментные средства (без долготы/краткос-ти), тональные и дииамич. признаки фонология. значения не имеют.
Грамматич. строй М. я. отличается значит. аналитизмом. Осн. морфологич. категория глагола — выражаемый префиксами залог, не дифференцирующий объектных отношений, последние выражаются глагольными суффиксами и предлогами; есть аффиксальные и редуплициров. модели с видовыми значениями. Значения времени, модальности, лица передаются аналитически, лексически, контекстом. Прилагательные входят вместе с глаголами в (супер)класс предикативов. У существительных словоизменение отсутствует; редупликацией выражаются множественность и собирательность. Средства слово- и формообразования — аффиксация, редупликация, словосложение. Строй предложения номинативный с элементами посесснвности и эргативно-сти; определения и (при примыкании) др. члены предложения стоят в постпозиции, в остальном порядок слов в предложении относительно свободный.
Вопрос о диал. базе лит. форм М. я. недостаточно изучен; прн введении М. я. в школах н офиц. сфере за образец принимался язык классич. лит-ры позднего средневековья, наиболее престижным считался риау-джохорский вариант лит. М. я. К 1940—50-м гг. в Индонезии н Малайзии оформились разл. варианты письм.-лит. М. я. В их произношении отмечается ориентация на разные диалекты: джакартский для индонез. яз. и джохорский для малайзийского яз.; в лексике, терминологии, форме письм. фиксации (лат. алфавит) сильно влияние нидерл. яз. в Индонезии и англ. яз. в Малайзии, Сингапуре, Брунее; в значениях и употреблении малайских слов наблюдаются нек-рые различия (типа диалектных). В кон. I960 — нач. 70-х гг. наметился поворот к сближению письм.-лит. вариантов М. я.; в 1972 введена единая форма письменности на лат. основе и сближены правила орфографии.
Древнейшие памятники М. я. — надписи на камнях на о-вах Суматра и Банка (7 в. н. э.); письмо слоговое, юж.-инд. типа, сильно модифнциров. формы индийского письма под назв. «каганга», «ренчонг» сохранились в отд. р-нах Суматры, в т. ч. у малайских народностей реджанг, пасемах и др. С 14 в. с исламом распространяется видоизмененное араб.
письмо («джави»). В Индонезии латинизация письма кодифицирована в нач. 20 в., в Малайе и Сингапуре — после 1957.
* Грамматика пндоиез. языка, М., 1972 (лит.); Teeuw A., Emanuels Н. W., A critical survey of studies on Malay and Bahasa Indonesia, ’s-Gravenhage, 1961; Uhlenbeck E. M., Indonesia and Malaysia, CTL. The Hague, 1970. v. 8, pt. 1.
Индонез.-рус. словарь, M., 1961; Малайзийско-рус.-англ. словарь, M.,	1977;
Wilkinson R. J., A Malay-English dictionary, 2 vhs, Singapore, 1901—02; Poer-w ad arm in t a W. J. S.. Kamus Umum, cet. 1—5, Djakarta, 1953—76; I s k a n d a r T e u k u, Kamus Dewan, Kuala Lumpur, 1970.	H. Ф. Алиева.
малАйско-полинезййские языки — см. Австронезийские языки. МАЛАЯЛАМ (малаяльский язык)—один из дравидийских языков (южная группа). Распространен на Ю. и Ю.-З. Индии (офиц. язык штата Керала). Общее число говорящих ок. 30,7 млн. чел. Предположительно возник в результате эволюции зап. диалектов др.-тамильского яз.
Выделяются 3 группы диалектов: южная (Траванкур, Вембанаду), центральная (Кочин), северная (Малабар, Пальг-хат, Ваянаду), а также диалект Лаккадивских о-вов.
По социально-этнич. признакам выделяются диалекты и говоры отд. каст (наш)., брахманские диалекты наяров и намоудири), мусульм. общин (мапилла, насрани), нек-рых племен (тийя, пулава, ежава и др.).
Фонология, и морфологич. системы М. близки к тамильскому языку. Характерные черты фонология, системы: спорадически проявляющийся сингармонизм гласных переднего и заднего ряда; сохранение протодравидийских альвеолярного смычного t и палатального носового п (при удвоении и в начальной позиции); развитие группы сибилянтов (дентальный s, альвеолярный s, ретрофлексный s). Грамматич. строй характерен для юж,-дравидийских языков: граммемная структура категории рода (в ед. ч. — муж., жен. и ср. род, во мн. ч. — эпнце-новый и ср. род); три видо-временных плана (наст., прош. и буд. вр.); глаголы делятся по типу образования временных основ на «сильные» и «слабые» — с дальнейшим подразделением на парадигма-тич. классы; утрачено согласование бес-связочного именного сказуемого в лице и числе н др. Финитные (личные) формы глагола лишены показателей рода, числа, лица; в тех случаях, когда показатель фи-нитности й представлен нулевым алломорфом, их формы совпадают с формами причастий буд. вр. и деепричастий. В словоизменении глагола преобладают аналитич. формы. Категория рода является классифицирующей у существительных, местоимений и числительных и согласовательной — у прилагательных и нек-рых нефинитных форм глагола (причастные имена). В лйт. языке (особенно в лексике и словообразовании) отмечается значит, влияние санскрита.
Письменность известна с кон. 9 — нач. 10 вв. Буквенно-силлабич. алфавит М. восходит к юж.-инд. письму грантха, возникшему из брахми (см. Индийское письмо)', создателем совр. формы письма считается писатель 16 в. Т. Эжуттаччан, объединивший в своем творчестве две лит. разновидности раннего классич. М. в единый лнт. язык.
* Секхар Ч., Глазов Ю. Я., Язык малаялам, М.,	1961; Ramaswami
А у у а г L. V., The evolution of Malayalam morphology, Ernakulam. 1936; George К. M., Ramacaritam and the study of early
АЛФАВИТЫ МАЛОЙ АЗИИ										Семитское письмо		Греческое письмо III Крит, Фера, Мелос и др.	Алфавиты Малой Азии		
Карийскив алфавиты													Карийские алфавиты		
Надписи из Египта \	/	Надписи из Карин										1 Северосем.	II Южносем.		Надписи из Египта		
VII Абу-Симбел	VIII „Север"	IX Абидос	X прочив	XI Северн. Кар ия	XII С.-З. Кария	XIII Цеитр. Кария	XIV Зап. Кария	XV ю.-в. Кария					IV Сильсиле	V Вади-Хальфа	VI Фивы
										> А Я 9 Ч У X w YH X 9 Л f -£14 А1 А * 4 и Z L Пн t фо г j I €Г 4 1 а ( яп( Ч [ XXX п 74 з Ф < £ Ои Р 7 Г 9 Ч 1 я. г 4 > (s j , V Г t	П п х к 'У шЫ ы *9 1 V7 $ ) Hh о о ur Q(?) фф Г. < + X X X	Л(Х)АА Р> Р6В (• г (с) V Г V 1 с (о 6 ДА х. * + 1 Е Е F и/или сев, сем ?-\ | 4 0 S I ,, ® 0 с $г(?|) $(Х>; К К А (И//4 р- Г с V Y о- О О с w (Я) тт Г Г а 9 9 х (X) ра А((пг) ao/ix Ф Т (Я1) ъ Т f (Ф)	<	/и.-	|is 1 I A(«-i	11 <z t>	O<3<5+	1 mH ©о- о-><, ф 5 1 z 1 OD 1 <— 1 C'^-E-I^il и о.'О'ЬЗЗ wd «<» J ж	-> -j x E ’si if si b-з t	х'цюн Ф M-,	AAA О бтр XV (< Д * ee 4 i 9 ? 9 YV(X?) A e ф® ж И N о □ м	< t- о. ч >- Е <^1	1	z	1 0-5 <- 1 II
А А У? Ч F У Y гп С Д X Ё е<| > I ?((?) 9 ЛИ Г А ф Ф0Ф иии □ ;Й ГГ X р р м Ф X	А А Й F YY гп m с с д X + Z Е ео in ® 9 99 V ХАГГ Фф0 ДД ж N О □ id X <1 1 м г - X	, . X .	±	. ОО , <	,	Q ><-О-ООНа	. -<^г	<	> II 1|	1 la 1 II „ 9	**1 a g	XI »	ААд V Ft Y ш СМ д х+ Е В;в( 1Ф О(?) 9(1 (?) V Л Г Ф е Аа В Ж I к о (с?) □ X 8 q ла Ф т ф	А А А V с (ч) V Д Е Г I 9 V л е ф М X N И о □ q АА Ф С)_	। । г?	$ II || о । z ।	। е >	"° х । пх»> | < ^	>	< О UJ > | О из |	О-	G £] |	| z | О □ | | | | тт	| -0-	л \л С V С Д X III 0-4 I Ф 9 V А Ф м X N О □ 4 м т Ф	А УХ F Y С д X Е G-Н Ф Р У Г е ла X и о OQO р м Т X ф							
									ме. Тональная систе- рии и Египта), «паралидийский» ма языка (см. Тон), (одна надпись 6 в. до н. э. из лидийско-несмотря на ее боль- го г. Сарды), карийский, насчи-шое значение, иссле- тывающий св. 10 локальных и хроно.то-						
н близкородственный а также одна надпись из Афин) в надпи-Malayalam, Madras. 1956; S е k b a r А. С., ему язык бамана, М. является аналити- сях нач. 7 — нач. 3 вв. до н. э., <п а р а-rY°'ulI°n; °. v V	еч\: Su ческим языком со слабо развитой морфо- карийский», известный по нсск. iue™1969. v 5.V'1" М * У *	’ CTL' Наа' л°гисй1 в СИЛУ чег0 большое значение при- глиняным табличкам, по-видимому, из Малаялам-рус. словарь. С приложением обретают синтаксичвскнс средства, в ча- Карии, а также по<каройдным> надписям краткого очерка грамматики языка малаялам стности строго фиксированный порядок из Эфеса, Халкетора и Стратоникеи М. С. Андронова, м., 1971. Н. в. Гуров,	слов и особое	место, занимаемое	после-	7—2 вв. до н. э. (?). Возможно, сюда же МАЛИНКЕ (манника) — один из лам-	логом.	относится текст на остраконе (глиняном де языков. Вместе с языками бамана (бам-	• Тохарская	В. П., Язык малинке	черепке) из Диосполиса Малого (Египет), бара) и диула образует языковую общ-	(мандинго), М..	1964;	см. также лит.	при ст.	Л и к и й с к и м алфавитом записань’ ность мандинго. Распространен на терр. ьамана.	И. Н. Топорова. тексты 5—3 вв. до н. э. Надписи си Сенегала, Гвинеи, частично в Республике МАЛОАЗЙЙСКИЕ АЛФАВЙТЫ — детским алфавитом из г. Сиде i Мали, Либерии. Сьерра-Леоне.Число го- буквенные письменности, распространен- Селевкии (Юж. Памфнлия) относятся ворящих 3,7 млн. чел. Язык имеет мн. ные в древности в пределах М. Азии (Тур- к нач. 5 — нач. 2 вв. до н. э. Вероятны диалектов, осн. из к-рых следующие: ция), на о-вах Эгейского м. н в прилежа- находки в этих р-нах и др. памятников, конья, коранко, манья, мау, шинья, си- щих областях. По письм. памятникам записанных неизвестными до сих пор ал-дья, васулу. Как и др. языки, входящие известны алфавиты: фригийский фавитами. Древнейшие карийские и ли-fl языковую общность мандинго, М. обла- (кон. 8—3 вв. до н. э.) на терр. Др. Фри- днйские тексты могут восходить по дает богатой системой гласных, среди гии (центр и С.-З. Анатолии), м и з и й- крайней мерс, к сер. 7 в. до и. э. и к-рых представлены открытые, долгие и с к и й — одна надпись из Уюджика	' назальные фонемы, причем эти три при- (С.-З. п-ова), лидийский (надписи	д ПА A'JUIjl/'l/Ur поз знака могут реализоваться в одной фоне- кон. 7—кон. 4 вв. до н. э. из Лидии, Ка-	1*1 пЛмпОИ rlUlxrlE,	2о1															
АЛФАВИТЫ МАЛОЙ АЗИИ				
Паракарий-ское письмо XVI	Лидийское письмо XVII	Паралид. письмо XVIII	Ликийское письмо XIX	Сидетское письмо XX
а А	аА;гЛА(<Д)	а А	а &	а hf(<3A)
в В 1	р 8		g &ь	6- Р Р
/з*7 v F цУ V; у? m ? 3	г Л и. Y 9	г J	ю-F 9<	>< u YV з и
d Д	d, А	а А	dA	а. и
А X ( + ) ё Е ей 0;6? г I ; н ?	У + ё V У 0 si	е 3 5 1	i Е еТ; i /Ф/Т" г!	е / 1
d?e i i, г?	i ।	i ?<?	J-I	У О О i 9? YУ Ч У; j г
К к	К У ?1		kY;cK-,0)K ек	О? /Y? . { к (< и )
т	т	гЛ /*	т /А	т ( <
п/£ H<;i? Я ? п N; Ч?	п Ч4	v л ? п. Р	п i т X п М	п О
15 =? о О о У	t т 0 о		и.О	О- $ Н (<оо)
й И (О)? й ? «.4 Р	!*(=+) г Ч	у 7	р Г КО г Р 5 J	и- П ? р А (< п) , 1	А (< ► > ) 5	N
Г?ш? т?	М; XT	X т	г Т	
/ф? ф	tT е И 8	t т / 1	t Т Л X	t 1 (<т)
при этом они резко отличаются от соседних эолийских и ионийских алфавитов.
М. а. сильно различаются между собой как по числу знаков, так и по их форме, а также по фонетич. значению формально близких или идентичных знаков. Число букв во фригийском и мизийском алфавитах ок. 20, в « пара лидийской » надписи 18, в сидетском не меиее 25, в лидийском 26, в ликийском 29, в каждом из вариантов карийского не более 35. В «паракарийском» отмечено более 45 разл. знаков, но этот факт может быть объяснен невозможностью ныне определить как состав графем, так и их локальную и хронология. дистрибуцию.
До последнего времени господствовало мнение, что все алфавиты были заимствованы у греков, но в каждом ареале под-
282 МАЛЬДИВСКИЙ
верглись соотв. модификации. Однако лишь др.-фригийские надписи 2-й пол. 8 в. до и. э., синхронные древнейшим греческим, очень близки архаическому греч. письму, особенно «западному». Наиболее вероятной представляется гипотеза о том, что зап.-семит, «квази-силлабич.» (консонантная) письменность с невыраженными гласными была заимствована, в основном независимо друг от друга, индо-европ. народами М. Азии, с одной стороны, и греками — с другой, примерно в 9—8 вв. до н. э. (см. Западносемитское письмо). Если источником греч. алфавитов (из к-рых «западные» заметно ближе мало-азийским), а также фригийского было финикийское письмо (однако в варианте, отличном от дошедших до нас алфавитов Биб-ла, Сидона и финикийских колоний), то М. а., возможно, восходят к др. вариантам др.-семит, квазиалфавита, содержавшим значительно большее число графем и графич. вариантов, чем финикийский, и, возможно, распространенным в Палестине и сев. Аравии. Использование семит, знаков для фарингальных, ла-рингальных и велярных спирантов, а также сонантов в фонетич. значении чистых гласных могло произойти у этих народностей в значит, мере параллельно. Особенно наглядно это видно в карийских, лидийских и «паралидийских» текстах, где в хронология. ряд выстраиваются факультативные консо
нантные, полуконсонантиые и полностью огласов. записи (ср. подобные примеры в этрусских и иных италийских текстах), напр. карийское msnr, msnar и mesnar. Показательно, что мн. графемы М. а. находят ближайшие формальные и фонетич. аналогии в юж.-семит., а не в сев.-семит. квазиалфавитах (ср. лидийскую 1 из юж.-семит, «ламеда», ликийскую % из юж.-семит, «хета» и т. д.). Локальные греческие и территориально смежные М. а. непрерывно взаимовлияли, а заимствования шли в обе стороны (ср. появление в нек-рых греч. алфавитах «беты» в форме N). Такая интерференция усилилась с 6 в. до н. э. в связи с возрастающей ролью эллинской цивилизации; четко видна графич. адаптация букв (вплоть до усвоения «вост.-греч.» графем) в памятниках ликийского и карийского языков 6—4 вв. до н. э. С др. стороны, си-детский алфавит, вплоть до времени окончат. вытеснения его греческим, внешне
резко отличался от последнего. Можно предположить сознат. тенденцию отталкивания от него: ср., напр., графич. упрощение знаков для k, t, z в сторону большего несходства с соотв. греч. буквами. В эпоху эллинизма все эти алфавиты вытесняются общегреческим ионийским (не позднее 2 в. до н. э.). Дошедшие до нас более поздние тексты на писидийском (1—2 вв. н. э.) и новофригийском (2— 4 вв.) языках записаны обычным греч. письмом того времени.
Ф Языки Азии и Африки, т. 1, М., 1976; Тайны древних письмен. Проблемы дешифровки. М.. 1976; Фридрих И., История письма, пер. с нем., М., 1979; Гельб И. Е., Опыт изучения письма, пер. с аигл., М., 1982.	А. А. Королев.
МАЛЬДЙВСКИЙ ЯЗЫК (дивехи) — один из индийских (.индоарийских) языков. Распространен на Мальдивских о-вах и в Индии, гл. обр. на о. Миникой (в составе Лаккадивских о-вов). Общее число говорящих ок. 200 тыс. чел. Офиц. язык Мальдивской Республики.
В основе лит. М. я. лежит т. наз. мале стандартный — осн. диалект, используемый с иезначит. вариациями на центр, и сев. атоллах Мальдивских о-вов. Диалекты М. я., распространенные на юж. атоллах, обнаруживают большее сходство с сингальским языком и объединяются по крайней мере в 2 группы. На о. Миникой употребляется особый диалект М. я. — махл. М. я. наиболее близок сингальскому языку (иногда рассматривается как его диалект), оба они отличаются от др. индоарийских языков отсутствием аспират, носовых гласных, наличием умлаута и др. В М. я. в отличие от сингальского умлаут имеется только для гласного «а» (а—е), имеется противопоставление альвеолярного 1 ретрофлексному 1. Рефлексы др.-инд. палатальных (в сингальском s, d, t) в М. я. совпали в фонеме s/h. Морфологич. особенности, отличающие М. я. как от сингальского, так и от др. индоарийских языков: категория определенности/неопределеиности представлена не только в ед. ч., но и во мн. ч.; существует эмфатич. падеж на -aki; отрицат. формы повелит, наклонения характеризуются категорией «запрещение действия, еще не начатого/уже начатого», напр. nuhadati 'не делай, не начинай делать’ — nuhada ’не делай, перестань делать’.
М. я. отделился от сингальского яз. ранее 10 в., когда переселенцы с о. Шри-Ланка заселили Мальдивские о-ва; по др. предположениям (М. де Силва), заселение о-вов происходило ок. 5—4 вв. до н. э., одновременно с заселением Шри-Ланки. На протяжении своей истории М. я. испытывал влияние сингальского, арабского (после принятия в 12 в. ислама) и европ. языков (с 16 в.) — португальского и английского. На М. я. ведется преподавание в школах, существует лит-ра. Распространено мальдивско-араб. и мальдивско-англ, двуязычие.
Древнейшие памятники письменности (12 в.) сохранили вышедшее из употребления письмо эвела акуру и, более позднее, — развившееся из него письмо дивес акуру (дивехи акуру). Эвела акуру, очевидно, восходит к сингальскому письму 10—12 вв. Совр. М. я. использует собств. письменность тана (габули тана), сложившуюся под влиянием араб, письменности и получившую распространение ок. 17 в.
Ф Geiger W., Maldivische Studien, 1, 3, «Sitzungsberichte der philosophisch-philolo-gischen und der historischen Classe der Kqniglichen Bayerischen Akademie der Wissenschaften», Miinch., 1900—02; его же.
Maldivische Studien, 2, «Zeitschrift der deu-tschen morgenlandischen Gesellschaft», Bd 55, Lpz.. 1901; De Silva M. W. S., Some observations on the history of Maldivian, «Transactions of the Philological Society», 1970. Oxf., 1971; Reynolds C.H.B., Linguistic strands in the Maldives, в кн.: Language and civilization change in South Asia, Leiden, 1978; Maloney C., People of the Maidive Islands, Bombay — Madras — Calcutta, 1980 (лнт.).
Geiger W., Etymological vocabulary of the Maldivian language. «Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland», L., 1902.	Л. И. Куликов.
МАЛЬТИЙСКИЙ ЯЗЫК —один из семитских языков (южно-центральная группа). Распространен на Мальте (число говорящих 365 тыс. чел.), а также в Австралии, Великобритании, Канаде, Тунисе, Алжире, Ливии. Общее число говорящих ок. 510 тыс. чел. Одни из двух офиц. языков Республики Мальты (наряду с англ, яз.). М. я. сложился на араб, диалектной базе магрибского типа в 9—13 вв.; испытал сильное романоязычное (особенно итальянское) влияние.
Диал, членение выражено слабо. Отмечаются различия в речи гор. и сел. жителей, а также между говорами о-вов Мальта и Гоцо.
Фонетика М. я. существенно отличается от фонетики араб. лит. яз. и частично араб, устно-разг, языков («диалектов»). Утрачены согласные: интердентальные, эмфатические, увулярные у и h, фарин-гальный е («айн»). Появились фонемы р, v, z[ts), c[ts) и др. Расширилась система гласных (а, а, е, ё, i, 1, о, б, и, й, дифтонг ie [is]).
В отличие от синтетизма араб. лит. яз. грамматич. строю М. я. свойствен аналитизм. Структурно близок араб, устноразг. языкам, особенно их магриб. разновидности. Отсутствуют падежи. Формант 1-го л. ед. ч. имперфекта — префикс п-, формант мн. ч. — суффикс -u (ni-kteb ’я пишу' — niktb-u 'мы пишем’). Используется аналитич. изафет со служебным ta'< магриб. mtae (Repubblika ta' Malta). Отличаегся от араб. лит. яз. и араб, уст-ио-разг. языков значительно ббльшим кол-вом первичных глагольных основ. Имеется ряд синтаксич. калек с итал. яз. и смешанных арабо-итал. конструкций.
Осн. словарный фонд М. я. семитский. Множество заимствований из европ. языков (особенно из итальянского).
Письменность с 19 в. иа основе лат. алфавита, стандартизована в 1924. Памятники устного поэтич. творчества с 17 в., худож. лит-ра развивается с 19 в. 9 Ar berry A. J., A Maltese anthology, Oxf., 1960; Say don P. P., Maltese Arabic studies, в кн.: Arabic dialect studies. A selected bibliography, Wash., 1962; A q u i-lina J., Papers in Maltese linguistics, La Vallette. 1970; В r a m e M. K., On the abstractness of phonology: Maltese, в кн.: Contributions to generative phonology, Ann Arbor. 1972.
English-Maltese dictionary, Malta, 1946. Э. H. Мишку ров. МАНДЁ ЯЗЫКЙ —группа языков (ок. 40), генеалогия, принадлежность к-рых не установлена. Распространены на терр. Зап. Африки. На М. я. говорит примерно 13,5 млн. чел. Нередко М. я. рассматриваются как самостоят. семья языков, не имеющих родств. связей с языками др. семей. Наиболее популярна гипотеза Дж. X. Гринберга, согласно к-рой М. я. образуют отд. подсемью в семье нигеро-конголез. языков. В соответствии с этой точкой зрения в работах 70— 80-х гг. 20 в., поев, сравнит.-ист. проблематике афр. языков, группе М. я. отводится особое место: отсутствие согласовательных классов в М. я. заставляет от
нести процесс обособления праманде к начальному этапу языковой дивергенции в нигеро-конголез. семье. Т. о., материалу манде придается решающее значение в реконструкции нигеро-конголез. праязыка.
Группа объединяет след, языки и диалекты: мано — Кот-д’Ивуар, Гвинея, Либерия; вен, дан, нван, мва, бен, гбан, гуро, яуре; лигби, ну му, хвела; мау (мау-ка) — Кот-д’Ивуар; сан южный, сан северный, биса, лебир; дон, бле, бо; бобо-фин — Буркина-Фасо; буса (боко) — Бенин, Нигерия; сусу, джалонке; ко-ранко — Сьерра-Леоне, Гвинея; соннике — Гвинея-Бисау, Гамбия, Сенегал, Мавритания, Мали, Буркина-Фасо; бо-зо, кхасонке; каколо — Мали; ваи — Либерия, Сьерра-Леоне; манья — Либерия; малинке (манинка) — Кот-д’Ивуар, Гвинея, Мали; кпелле, лоома, бан-ди — Гвинея, Либерия; мандинка — Сенегал, Гамбия, Гвинея-Бисау; диула — Кот-д’Ивуар, Гана, Буркина-Фасо, Мали; бамана (бамбара) — Мали, Гвинея, Сенегал, Буркина-Фасо; менде, локо, коно — Сьерра-Леоне; микифоре — Гвинея; дафин, меека — Мали, Буркина-Фасо; чаига — Нигер, Нигерия, Бенин. Юго-вост, р-ны Гвинеи и зап. р-иы Кот-д’Ивуар являются наиболее вероятной зоной обитания древнейшего манде-язычного населения. Эта зона приблизительно совпадает с зоной распространения совр. языков мано — вей. В этих языках, особенно в мано, наиболее полно сохраняется древнейшая лексика, реконструируемая для праманде.
Попытки составления генетич. классификации М. я. предпринимались неоднократно (более 10 вариантов). Их принципиальные расхождения обнаруживаются на уровне объединения трех групп (восточной, юго-западной и северной), т. е. на уровне реконструкции начальных этапов языковой дивергенции.
Наиболее распространенной является классификация У. Э. Уэлмерса (1958). Сравнит.-этимологич. анализ лексики М. я. позволяет предложить иную генетич. классификацию (К. И. Поздняков, 1978): праманде: I. бобо-фин; II. древний манде: 1) юго-зап., 2) северо-вост.: а. сев., 6. вост. Юго-зап. группа: I. кпелле; II. центр, подгруппа (лоома, банди, меиде, локо). Сев. группа: I. сев. языки Буркина-Фасо (дон, бле); II. древний северный: 1а) бозо-сонинке, 16) сусу; 2а) ваи, 26) манден (бамана, малинке, диула, мандинка). Вост, группа: I. северные: 1) буса (боко), 2) биса—лебир—сан; II. южные: 1) гуро—яуре, 2) нван—мано: а) нван—мва-бен—гбан, б) вен—дан—мано.
Для реконструированной системы начального консонантизма праманде характерна прежде всего оппозиция сильных (р) и слабых (р) начальных согласных. Начальный консонантизм праманде: *m, *n, *ny, *р, *р, *b, *b, *t, *t, *d, *d, *k, *k, *ky, *kw, *g, *g, *g2, *kp, *gb, ♦gbw,*f, *s, *s, *j, *w. Одной из наиболее важных морфологич. характеристик М. я. являются комбинаторные чередования начального согласного корня.
Существует непосредств. зависимость ист. процесса лениции (ослабления) слабых согласных от синхронного процесса их лениции в праманде. Т. о., реконстру-иров. оппозиция сильных и слабых в праманде может оказаться оппозицией вариантов одних фонем в разл. условиях окружения: 1) в интервокальном положении (слабый вариант, к-рый и подвергается лениции); 2) в положении после носового (сильный вариант, к-рый обнаруживает устойчивость).
Структура слова манде (CV)CV(n). Все М. я. тональные (см. Тон). Для М. я. характерна высокая степень аналитизма. Располагают ограниченными морфологич. средствами. Грамматич. характеристики слова определяются гл. обр. на синтаксич. уровне. Возможность преимуществ. использования синтаксич. средств для выражения грамматич. отношений обеспечивается строго фиксиров. порядком членов предложения: подлежащее — прямое дополнение — глагол — косв. дополнение, маркированное послелогом. Определяемое имя предшествует определяющему. Нек-рые М. я. (подгруппа манден, менде, лоома) сохраняют следы именных классов.
Большинство М. я. не имеет письменности. Вместе с тем нек-рые мандеязыч-ные народности (ваи, лоома, менде) разработали самостоят. системы письма (см. Ваи письмо, Менде письмо), к-рые, однако, не получили широкого распространения. За исключением ст.-мандингско-го письма на основе араб, графики (у мандинка и сусу), письм. традиции М. я. складываются на основе лат. алфавита. * Поздняков К. И.. Языки манде, в кн.: Africans, т. 12, Л., 1980; D е 1 a f о s-s е М.. La langue mandingue et ses dialectes. (Malinke, bambara, dioula), t. 1 — 2, P., 1929 — 55; Prost A., Les langues mande-sud du groupe mana-busa, MIFAN, 1953 №26; Weimers W., The Mande languages, MSLL, 1958. v. 11; e г о ж e. Niger-Congo. Mande, CTL, 1971, v. 7; Long R. W., A comparative study of the Northern Mande languages. Ann , Arbor, 1971 (Diss.); G a 1 t i e r G., Problcmcs dialectologiques et phonographematiques des parlers mandin-gues, P., 1980 (Diss.). К. И. Поздняков. МАНДИНГО — см. Бамана, Малинке. МАНИПУРСКИМ ЯЗЫК (манипури, мейтейрон) — один из тибето-бирманских языков (группа куки-нага). Язык межэтнич. общения инд. штата Манипур. Распространен, кроме того, в др. инд. штатах — Ассаме, Трипуре, а также в Бангладеш, Мьянме и незначительно в Таиланде. Общее число говорящих ок. 1250 тыс. чел., в т. ч. в Манипуре (где на нем говорит а/э населения) — св. 1 млн. чел. К диалектам М. я. относятся: какчинг, тханга, пхайэнг, нонгмай-кхонг, нгайкхонг, а также отличающиеся наибольшей специфичностью и прежде считавшиеся отд. языками андро, сек-маи и чайрел.
Особенностью М. я. в области фонетики является наличие двух подсистем согласных — исконной и заимствованной из ассам. и бенг. языков (в первой лишь глухие смычные согласные имеют придыхат. корреляты, во второй, наоборот, приды-хат. корреляты имеются лишь в ряду звонких смычных согласных). В М. я. 2 тона — падающий и ровный. Грамматич. строй агглютинативный. Корневые морфемы существительного и глагола, как правило, а также все аффиксальные морфемы моносиллабичны. Грамматич. категории рода нет. В существительных категория числа имеет оппозицию «единственное — множественное» (суфф. мн. ч. -ching); есть категория личностной притяжательности, выражаемая местоименными префиксами (1-е л. i-, ё-, 2-е л. пе-, 3-е л. та-). Падежная система включает формативы: -пе (показатель инструментальности и эргативного одуш. субъекта), -bu, -pu (одуш. объекта), -ki, -gi (генитива), -ta, -da (локатива). Глагол может иметь только аффиксы кау-зативности, аспектуальности, модальности и отрицания. В глаголе нет числовой
МАНИПУРСКИЙ 283
аффиксации, отсутствуют средства залоговой пассивизации. Порядок слов в предложении:	подлежащее — дополне-
ние — сказуемое (SOV).
В основе лит. языка лежит диалект г. Импхал — столицы Манипура. Манипурская письменность, восходящая к брахми, с 18 в. вытеснена бенг. письмом. Первая надпись манипурским шрифтом, сделанная на придорожном столбе, относится к 428. Большой интерес представляет надпись правителя Кхонгтекча на медной пластинке 799.
* Linguistic survey of India, ed. by G. A. Grierson, v. 3, pt 1—3, Calcutta, 1967; Shafer R., Introduction to Sino-Tibetan, pt 1—5, Wiesbaden, 1966—74; Glimpses of Manipuri language, literature and culture, Imphal, 1970 (лит.); Benedict P. K., Sino-Tibetan. A conspectus, Camb., 1972.
Singh N. Khelchandra, Manipuri to English dictionary, Imphal, 1964.
H. И, Королев.
МАНСИЙСКИЙ ЯЗЫК (вогульский язык) — один из обско-угорских языков. Распространен по левобережью Оби и ее притокам в Тюмен. и Свердлов, областях РСФСР. Число говорящих 3,7 тыс. чел. (1979, перепись). Имеет сев., юж. (исчезнувшую), вост, и зап. диалектные группы.
Для М. я. характерно деление гласных на 6 пар — долгих и кратких. В конце слова не употребляются о, б, и, й, э, ё, в начале слова — э, ё. По мягкости и твердости противопоставляются только 4 пары согласных: 1—Г, п—n, s—s, t—t'. He допускается стечение согласных в начале слова, а гласных — в любой позиции. Имена имеют 6 падежей, аккузатив с формантом -т употребляется ограниченно. Глагол обладает объектным, безобъектным и субъектно-пассивным спряжениями, 5 наклонениями. Имеются определенный ап и неопределенный akw артикли. Подлежащее тяготеет к началу предложения, сказуемое — к концу. Глагольное и именное определения стоят в препозиции, логически выделяемое слово— перед сказуемым. Употребительны бессоюзные сложные предложения.
В основе лит. языка лежит ср.-сось-винский (сев. группа) диалект. Письменность создана в 1931 на основе лат., графики, в 1937 — па рус. графич. основе с добавлением буквы д, однако она не получила широкого распространения. М. я. употребляется преим. в быту. Первые слова М. я. зафиксированы в 17—18 вв. в заметках рус. краеведов-естествоиспытателей .
* Ромб ан лее в а Е. И., Мансийский (вогульский) язык, М.. 1973 (лит.); ее же. Синтаксис мансийского (вогульского) языка, М.. 1979.
Ромбандеева Е. И., Кузакова Е. А., Словарь мансийско-рус. и рус,-мансийский, Л.,	1982; Munkicsi-
К а 1 m к п, Wogulisches Worterbuch. Bdpst, 1986.	Е. И. Ромбандеева.
МАНЬЧЖУРСКИЙ ЯЗЫК — один из тунгусо-маньчжурских языков, представляющий собой вместе с чжурчжэнь-ским языком отдельную подгруппу южной ветви этой семьи языков. Распространен в Сев.-Вост, и Сев.-Зап. Китае. Число говорящих на М. я. точно указать невозможно, т. к. большинство из 4,5 млн. маньчжур утратили родной язык; вероятно, число говорящих не превышает неск. тыс. человек. В период маньчж. династии Цин (1644—1911) М. я. являлся офиц. языком, наряду с китайским. Различают 2 диалекта М. я.: северный, на к-ром говорят незначит.
284 МАНСИЙСКИЙ
группы маньчжур в пров. Дунбэй и т. наз. сибинцы в Синьцзяне, и южиый, к-рый лег в основу лит. языка.
Отличит, особенности в фонетике: отсутствие долгих гласных, за исключением, возможно, б; отсутствие начального г;, представленного в др. тунгусо-маньчж. языках; наличие двух фонем в лабиальном, переднеязычном и гуттуральном рядах (p/f, s/5, k/x); преобладание полногласных основ и суффиксов со структурами CV, CVCV. В морфологии отсутствуют (вероятно, утрачены) личные окончания в глаголе и личные и возвратные формы притяжания имени; суффиксы, выражающие отчуждаемую и неотчуждаемую принадлежность у имени и степени сравнения у прилагательных. Существительное обладает парадигмой из 5 падежей сравнительно с 8 в нанайском и 13 в эвенкийском языках, глагол — только двумя формами причастий: наст, вр. на -га и прош. вр. на -ха. В отличие от др. языков юж. ветви М. я. сохранил различие инклюзивной и эксклюзивной форм личных местоимений. В синтаксисе отсутствует согласование определения с определяемым.
Памятники маньчжурским письмом известны с 17 в. Данные о совр. функционировании М. я. в др. сферах, кроме бытовой, отсутствуют.
• 3 а х ар о в И. И., Грамматика маиьчж. языка, СПБ, 1879; Ивановский А. О., Mandjurica, т, 1—2, СПБ. 1894; Гребенщиков А. В.. Маньчжуры, их язык и письменность, Владивосток, 1912; Пашков Б. К., Маньчж. язык, М., 1963.
Захаров И. И., Полный маньчж.-рус. словарь, СПБ, 1875; Hauer Е.. Hand-worterbuch der Mandschusprache, Wiesbaden, 1952—55.	И. В. Кормушин.
МАНЬЧЖУРСКОЕ ПИСЬМО —письменность, заимствованная носителями маньчжурского языка в кон. 16 в. у монголов; представляет собой модифицированное монгольское письмо, восходящее, в свою очередь, к уйгурскому письму.
М. п. вначале использовало заимствов. алфавит без изменений; реформой 1632 к ряду букв были введены диакритические знаки (точка, кружок, черточка), благодаря чему образовались добавочные графемы, позволившие различать передававшиеся ранее одним полифонным знаком звуки а-а, o-u, q-y-x, b-p, s-S, t-d, ё-з, f-v; получил также особое обозначение ряд звуков для записи иноязычных слов; в результате алфавит М. п. составил 30 основных и 7 дополнит, букв.
Многозначность точки (различение гласных а/а и пар согласных q-y, k-g, t-d) нарушает последовательность орфо-графпч. приемов для передачи одних и тех же согласных с разными гласными, поэтому в маньчжурской, а за ней и в европ. филологич. традиции тип письменности определялся как слоговой, в то время как фактически он звуковой, пофо-немный, т. е. написание буквами последовательно, хотя и не единообразно, передает все гласные и согласные слбва. Направление письма сверху вниз, вертикальные строки располагаются слева направо; буквы соединяются между собой п в зависимости от положения в начале, середине или конце слова имеют разл. начертание; ряд окончаний (падежа — всегда, числа — непоследовательно) пишется, в соответствии с уйгур, и монг. традициями, отдельно.
В сер. 18 в. в подражание монг. квадратному письму был изобретен особый шрифт — квадратное М. п. в 32 разновидностях (почерках), каждая из к-рых канонизирована для определ. рода придворной переписки с учетом характера
документа, социального статуса составителя и адресата. Благодаря широкому распространению маньчж. яз. в период правления династии Цин (1644—1911), особенно в сфере гос. делопроизводства, на М. п. сохранилось значит, число источников — летописей, юридич. актов, оригинальной и переводной лит-ры.
* Позднеев А., Разыскания в области вопроса о происхождении и развитии маньчж. алфавита, «Изв. Вост, ин-та», 1901, т. 2, в. 2; Волкова М. П., Описание маньчж. рукописей Ин-та народов Азин АН СССР, М., 1965; см. также лит. при ст. Маньчжурский язык. И. В. Кормушин. МаОРИ — один из полинезийских языков (восточно-полииезийская подгруппа). Распространен в Н. Зеландии (гл. обр. п-ов Окленд, зал. Пленти). Число говорящих ок. 290 тыс. чел. Язык М. следует отличать от диалектов о-вов Кука (раротонга, аитутаки, мангаиа и др.), носители к-рых также называют себя маори. На о. Северный есть 2 группы диалектов языка М., различающиеся гл. обр. в области фонетики; от них существенно отличались мертвые диалекты о. Южный.
Письменность создана в нач. 19 в. на основе лат. алфавита. С 1860 на М. издаются периодика, памятники фольклора, появляются оригинальная проза, поэзия. *, Крупа В Язык маори, М.. 1967; Biggs В. G., The structure of New Zealand Maaori, «Anthropological Linguistics», 1961, №3; его же, Let's learn Maori, Wellington, 1973; Hohepa P. W., A profile-generative grammar of Maori, UAL, 1967, v. 33, Na 2, pt 3, Mem. Suppl., Ni 20.
Williams H. W., A dictionary of the Maori language, 6 ed.. Wellington, 1957; Biggs B. G., English-Maori dictionary, Wellington, 1966.	В. И. Беликов.
МАРАТХИ (маратхский язык) — один из индийских (индоарийских) языков (южная подгруппа). Офиц. язык инд. штата Махараштра. Один из осн. лиг. языков Индии. Число говорящих 58 млн. чел. Различаются 3 осн. группы диалектов: деши (занимают центр, положение и лежат в основе лит. языка), стандартные конканские (в прибрежной полосе) и восточные. С М. тесно смыкается конка-ии (1,5 млн. носителей — в Гоа), часто трактуемый как отд. язык.
Характерные особенности М.: утрата фонологич. долготы и назализации гласных (сохраняются в отд. диалектах); появление переднеязычных аффрикат, противостоящих среднеязычным; сохранение ср. рода; многотипность именного словоизменения с сохранением целого ряда синтетич. падежных форм; многообразие личных и именных форм Глагола; различение двух типов спряжения; широкое распространение нелично-глагольных оборотов. История М. прослеживается по памятникам традиционной поэзии с 13 в. Совр. лит. норма складывается с нач. 19 в. Для М. используется письмо деванагари (местное назв. — балбодх) и скоропись моди (см. Индийское письмо).
Ф Катенина Т. Е., Язык маратхи, М., 1963; ее же. Очерк грамматики языка маратхи, М., 1963; Bloch J., La formation de la langue marathe, P., 1920; Master A.. A grammar of old Marathi, Oxf., 1964; В h i d e V. V., Sarasvati cabdakoc, Bhag 1—2, Pupe, 1969—70, Г. А. Зограф. МАРИЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — общее название двух марийских литературных языков — лугово-восточного (возник на основе моркинско-сернурского диалекта лугового наречия) и горно-марийского (возник иа основе горного наречия), имеющих с 19 в. письменность (па основе русской графики) и свои нормы правописания (см. Марийский язык). Е. И. Коведяева.
ТАБЛИЦА ЗНАКОВ МАНЬЧЖУРСКОГО ПИСЬМА
NiNt п/я	Позиция буквы в слово			Фонетическое значение	Примечания
	в начале	в середине	в концв		
1.				a	
2.	-г			a (a)	
3.		А		i	
4.	и			j	
5.		4		a	
6.		4-	J. Jj	u	
7.			A	u	после NeNt 9-11 в значении U
8.				n	в абсолютном конце и перед согласными - ГГ
9.				я	NtNs 9-U в окружении гласных твёрдого ряда- а, о, U
10.	7-	•	-	7	
11.		i’	-	X	
12.	р	£		k	№12 и №14 в окружении гласных мягкого ряда- a, i лигатура знаков №12 и №5
12а.	5	£		kit	
.13.	?•		-	9	
13а.			£	9<j	лигатура знаков Nt 13 и № 5
14.			-	X'	
14а.	^-о	ф-О		XU	лигатура знаков Nt 14 и №5
15.		£	-	k	№№15-17 пврвд а
15а.			$	ko	лигатура знаков № 15 и № 5
16.		*>•	—	9	лигатура знаков №16 и №5
16а				g°	
17.			-	X	
17а.	1^0			xo	лигатура знаков № 17 и № 5
№№ п/л	Позиция буквы  слове			Фонетическое значение	Примечания
	в начаяв	в середине	в конце		
18.	9	$		ь	
19.			—	р А	
20.				S	
21.				£	
22.		4		t	перед (после) а, и, о, i
22а	₽	й	хак и №22	t	перед (после) а, й
23.			-	d	перед (после) а, и, о
23а.	р-	хаки №23	-	d	перед(после) а, й
24.			ь	I	
25.				m	
26.	ч	ц	-	c	перед / - с
27.		ч	-	3	перед / - 3
28.		>1		r	
29.		^7^	-	f	перед a, ti
30.			-	vf	V- перед а,а, С остальными гласными-/
31.		как № 28	—	c	доп.буквы №№ 31—37—в заимствованных словах
32.			-	5	
33.		-	-	c	перед у
34.	i	-	-	s	перед у
35.	Цо	ф	-	c	перед i
36.	л	Ц	-	5	первд 1
37.		-		z	
МАРИЙСКИЙ ЯЗЫК (устар. — черемисский язык) — один из финно-угорских языков. Распространен в Мар. АССР, Тат. АССР, Удм. АССР, Башк. АССР, Горьковской, Кировской, Свердловской, Пермской областях РСФСР. Число говорящих ок. 539 тыс. чел. (1979, перепись). Имеет луговое, горное, восточное, сев.-западное наречия и два лит. языка (см. Марийские языки). М. я.
развивался под влиянием тюркских (с 8 в.) и русского (с 13 в.) языков, сохраняя осн. финно-угор. черты. В диалектах М. я. в фонетике по-разному представлены пары гласных: а—а, о—б, у—у, X—X, э—э, есть палатально-велярная и лабиальная гармония. У существительных имеется неск. показателей множественности, а в системе основного и лично-притяжат. склонения имен — группы ло
кальных падежей (инессива, или местного, иллатива, или направительного, лати-ва, или обстоятельственного), комитатива, или совместного, компаратива, или сравнительного, в диалектах — абессива, или лишительного, аблатива, или отложительного, каузатива, или причинного,
МАРИЙСКИЙ 285
дистрибутива, или распределительного. В М. я. есть класс совместных числительных. Глагол имеет 2 спряжения, формы настояще-будущего и шести прош. времен, формы желат. и повелит, наклонений. Из неспрягаемых форм специфичны инфинитив долженствования, причастия отрицательное и буд. времени, деепричастия с лишительными и временными значениями. Словообразование осуществляется способом суффиксации и словосложения.
Письменность на основе рус. графики. Первые сведения о М. я. (языке мари) относятся к 18 в. (в трудах Н. К. Витзена, Ф. И. фон Страленберга, Г. Ф. Миллера и др.). Первая грамматика — «Сочинения, принадлежащие к грамматике черемисского языка» (1775). Первые книги на М. я.—«Катехизис» (1803), «Евангелие» (1821).
• Совр. марийский язык. ч. 1—2, Фонетика. Морфология, Йошкар-Ола, 1960—61; Галкин И. С.. Ист. грамматика марийского языка, ч. 1 — 2, Йошкар-Ола, 1964— 1966: Грузов Л.П., Фонетика диалектов марийского языка в ист. освещении, Йошкар-Ола, 1965; Казанцев Д. Е., Патрушев Г. С., Совр. марийский язык. Лексикология. Йошкар-Ола, 1972; Иванов И. Г., История марийского лит. языка, Йошкар-Ола, 1975.
Марийско-рус. словарь, М., 1956; С а в а т-к о в а А. А., Словарь горного наречия марийского языка, Йошкар-Ола. 1981; В е-k е О., Cseremisz nyelvtan, Bdpst, 1911.
Е. И. Коведяева, Маркс к., Энгельс ф. о языке. Основоположники научного коммунизма обосновали материалистич. учение о языке как обществ, явлении и практич. сознании, поставили и разрешили ряд фундаментальных вопросов происхождения и функционирования человеческого языка в его связи с обществом, с сознанием, а также развития отд. индоевроп. языков нового времени в их истории. Учение К. Маркса и Ф. Энгельса о языке, развитое В. И. Лениным (см. Ленин В. И. о языке), заложило методология, основы марксистского языкознания (см. Методология в языкознании, Философские проблемы языкознания).
Маркс и Энгельс не раз подчеркивали одинаковую древность языка и сознания. «Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми» (М а р к с К. и Энгельс Ф., Соч., т. 3, с. 29; далее всюду ссылки на это изд.).
В отличие от Г. В. Ф. Гегеля и его последователей, обособлявших язык и сознание от общества, от практич., дейст-вит. жизни, Маркс и Энгельс подчеркивали, что язык существует только в обществе. Язык не врожденное, биологич. явление, не принадлежность отд. человека: «...ни мысль, ни язык,— писали Маркс и Энгельс,— не образуют сами по себе особого царства... они — только проявления действительной жизни» (т. 3, с. 449).
Происхождение человеческого языка Энгельс рассматривал во взаимодействии с формированием человека как обществ, существа в процессе обществ.-производств. деятельности. Он подчеркивал, что «объяснение возникновения языка из процесса труда и вместе с трудом является единственно правильным» (т. 20, с. 489). Пот-
286 МАРКС
ребность общения, возникшая только в обществе, является осн. причиной возникновения языка как средства общения и практич. сознания.
Поскольку сознание «с самого начала есть общественный продукт и остается им, пока вообще существуют люди» (т. 3, с. 29), практич. активная деятельность является основой возникновения сознания, а также закрепления его результатов в названиях. Люди начинают с того, что овладевают предметами внеш, мира. «Благодаря повторению этого процесса,— писал Маркс,— способность этих предметов «удовлетворять потребности» людей запечатлевается в их мозгу, люди... научаются и «теоретически» отличать внешние предметы, служащие удовлетворению их потребностей, от всех других предметов. На известном уровне дальнейшего развития, после того как умножились и дальше развились тем временем потребности людей и виды деятельности, при помощи которых они удовлетворяются, люди дают отдельные названия целым классам этих предметов, которые они уже отличают на опыте от остального внешнего мира» (т. 19, с. 377).
Энгельс обращал внимание на процесс совершенствования физиология, основы мыслительной и речевой деятельности — мозга и речевого аппарата, органов зрения и слуха. «Развитие мозга и подчиненных ему чувств, все более и более проясняющегося сознания, способности к абстракции и к умозаключению оказывало обратное воздействие на труд и на язык, давая обоим все новые и новые толчки к дальнейшему развитию» (т. 20, с. 490).
Во всех ист. общностях людей язык является обязат. признаком, хотя и имеет особенности в функционировании и развитии. Для языка родоплеменного общества отмечается устойчивость грамматич. строя, единство этногенеза и глоттогене-за — образования родств. языков, осн. наречий и диалектов, причем общий язык был «выражением и доказательством общего происхождения» (т. 21, с. 96). Исследуя франкский диалект, Энгельс подверг критике представление об этом диалекте как конгломерате говоров, простой смеси разл. племен, объединенных в военный союз под влиянием внеш, обстоятельств: в действительности этот диалект был языком самостоят. герм, племени; различия, обнаруживающиеся в период раннего средневековья, либо сохраняли особенности родоплеменного строя, либо возникли в переходный к классовому обществу период — в результате смешения франков с носителями др. нем. диалектов; диалект салических франков лег в основу нидерл. лит. языка.
В связи с возникновением классового общества и гос-ва развитие языка стало проходить на определ. территории. Этот процесс рассмотрен Энгельсом на примере истории Др. Греции и Рима, Италии и Германии, юж. и зап. славян. При формировании национальностей и наций, обусловленном экономия, и политич. развитием общества, решающая роль в сохранении нар.-разг. языка принадлежит массам. В то же время Маркс и Энгельс отмечали роль языка образованных слоев общества и лит. языка, к-рый противостоит нар.-разг. языку, местным диалектам (т. 13, с. 620).
Отмечая две тенденции в нац. вопросе (к нац. обособлению и к образованию многонац. гос-в), Маркс и Энгельс отстаивали право наций на отдельное и независимое существование (т. 16, с. 161), высту
пали против наснльств. навязывания офиц. языка населению (т. 15, с. 247).
Рассматривая образование языков народностей и нац. языков как сложный процесс, имеющий у разных народов свою специфику развития, Маркс и Энгельс писали: «...в любом современном развитом языке естественно возникшая речь возвысилась до национального языка отчасти благодаря историческому развитию языка из готового материала, как в романских и германских языках, отчасти благодаря скрещиванию и смешению наций, как в английском языке, отчасти благодаря концентрации диалектов в единый национальный язык, обусловленной экономической и политической концентрацией» (т. 3, с. 427).
Материалистич. понимание связи языка не только с обществом, но и с сознанием состоит в том, чтобы объяснить обществ, сознание и человеческие мысли как отражение действительности, а язык.— как практич. сознание.
Маркс и Энгельс неоднократно критиковали теорию «чистого сознания», «абсолютного духа». Мысль «отягощается» материей, к-рая выступает первоначально «в виде движущихся слоев воздуха, звуков — словом, в виде языка» (г. 3, с. 29, т. 20, с. 85); обществ, сознание — это осознанное обществ, бытие, а язык — практич. действит. сознание (т. 3, с. 29). Энгельс писал: то, что «русский крестьянин живет и действует только в своей общине», отразилось в рус. языке в том, что «одно и то же слово мир означает, с одной стороны, «вселенную», а с другой— «крестьянскую общину». Ves’ mir весь мир означает на языке крестьянина собрание членов общины» (т. 18, с. 544). Слова, названия, словесные выражения, по определению Маркса,— это евыделе-ние и фиксация в представлении предметов внешнего мира, являющихся средствами удовлетворения человеческих потребностей» (т. 19, с. 381).
«Язык,— писал Маркс,— лишь только он обособляется в самостоятельную силу, тотчас же, конечно, становится Фразой» (т. 3, с. 449). Буржуа превращают язык в выражение меркантильных интересов (т. 3, с. 219), формируют свои интересы в форме пустых фраз, сознат. иллюзии, умышленного лицемерия (т. 3, с. 283).
Разоблачая пустые фразы идеалистич. философии и бурж. газет, Маркс и Энгельс боролись за ясный, точный и выразит. язык, доступный массам. Маркс с удовлетворением приводил слова рецензента «Капитала» о том, что этот науч, труд «отличается ясностью, общедоступностью и, несмотря на научную высоту предмета, необыкновенной живостью» (т. 23, с. 19). О языке газет Маркс писал: печать должна говорить о жизни народа ие только разумным языком критики, но н «полным страсти языком самой жизни» (т. 1. с. 206).
Язык имеет свою материю и форму. Природной, чувственной материей языка являются членораздельные звуки — звуки конкретного языка (т. 20, с. 489). Этой материей, речью владеет человек конкретного общества. Материю языка составляют и письм. знаки — буквы, иероглифы, пиктограммы (они вторичны и не общенародны). Форму языка образуют слова — правила их образования, изменения и сочетания. Формы языка, как и его материя, функционируют ц исторически развиваются по внутр, законам развития языка. Хотя само развитие языка происходит в обществе и вызывается обществ, потребностями, в т. ч.
развитием обществ, сознания и совершенствованием правил мыслительных операций, изменение форм языка, его материи нельзя непосредственно объяснять экономии., географии, и др. внеш, обстоятельствами.
Для яз-знания большое знаиение имеют высказывания Маркса и Энгельса о спец, методах яз-знаиия и по истории яз-знания, особенно — германского и славянского. Энгельс был, по словам Маркса, исследователем в области сравнит, яз-знания; Энгельс не только дал образцы сравнит.-ист. исследования, но и дал принципиальную положит, оценку сравнит.-ист. яз-знания как ист. фундамента науки о материи и форме языка. Маркс и Энгельс придавали большое значение истории отд. слов, анализу конкретных форм языка; они же подчеркивали важность системного, логич. анализа. Так, значение названия как понимания предмета зависит не только от его первонач. состава, ио и от его положения в том ряду, к к-рому оно принадлежит (т. 20, с. 609).
Маркс и Энгельс придавали большое значение практич. знанию разных языков. И Маркс, п Энгельс владели мн. европ. языками; они писали, что знание языков, умение читать и говорить на них дает возможность знакомиться с экономим., политич. и культурной жизнью страны по оригинальным источникам, читать «самые трудные произведения классического автора» (т. 36, с. 46), напр. Данте, Сервантеса, Кальдерона, Пушкина. Интерес к России и рус. языку был вызван тем, что уже в’ 1882 она представляла собой «передовой отряд революционного движения в Европе» (т. 19, с. 305). Рус. язык, по словам Энгельса, «всемерно заслуживает изучения и сам по себе, как один из самых сильных и самых богатых из живых языков, и ради раскрываемой им литературы» (т. 18, с. 526).
 Маркс К. и Энгельс Ф., Немецкая идеология, Соч., 2 над., т. 3, с. 24, 29. 283-84, 427-28. 443, 448-49. 451; Маркс К.. Замечания иа книгу Л. Вагнера «Учебник политич. экономии», там же, т. 19. с. 377. 381; Конспект книги Льюиса Г. Моргаиа «Древнее общество», там же, т. 45, с. 243, 249. 252-54, 259, 274. 285—88, 291, 293 , 296, 310-12 . 324 , 327 , 333—36, 366; Энгельс Ф., Аити-Дюрииг, там же, т. 20, с. 85. 334—44; его же. Диалектика природы. там же. т. 20. с. 346, 357—58, 422, 486— 96; его же, Как не следует переводить Маркса, там же. т. 21, с. 237 — 45; его же, Происхождение семьи, частной собственности и гос-ва. там же, т. 21, с. 96—97, 104, 146—47, 151; его ж е, Франкский диалект, там же, т. 19, с. 519—46.
* Энгельс и яз-знаине, М., 1972: Дмитриев П.А.,Мокненко В. М., Классики марксизма-ленинизма и слав, филология. Л., 1982; Онтология языка как обществ, явления. М.. 1983; Петр Я.. К. Маркс, Ф. Энгельс и слав, языки, пер. с чеш.,.М., 1984; Marx К., Engels F., Uber Sprache, Stil und Ubersetzung, B., 1974; Petr J.. Klasikovd Marxismu-leninismu о jazyce Praha, 1977.	В. И. Кодухов.
МАСАИ — один из пилотских языков. Распространен в Танзании и граничащем с ней р-не Кении. Число говорящих 540 тыс. чел. Подразделяется на 3 диалекта; собственно М.. сампур и тьямус.
Отличит, фонологич. признаки: наличие долгих, или сильных, согласных, 4 имплозива (кажущиеся эксплозивы b, d, j, g являются фонетич. вариантами р, t, с, к). Смыслоразличит. тоны маркируют также субъект и объект, благодаря чему в М. возникает эквивалент страдат. залога. Существительные и прилагательные группируются по признаку тона. Имеется мн. именных префиксов.
Число (ед. и мн.) существительных образуется путем суффиксации и внутр, флексии. Муж. род включает существительные со значениями: крупные, длинные предметы и инструменты активного воздействия; жен. род — со значениями: маленькие, мягкие, круглые, полые, плоские предметы и объекты воздействия. Третий, самостоятельный, род обнаруживается в слове ’место’. Личные местоимения распределяются на самостоятельные и несамостоятельные, последние используются в качестве субъекта и объекта только в глагольном спряжении. Есть 2 наклонения — изъявительное и сослагательное (последнее служит также эквивалентом повелит, наклонения). В отличие от близкородств. языка тесо, в М. различаются наст.-буд. вр. (корневая морфема) и прош. вр. (оно же завершенное), к-рые образуются с помощью особых суффиксов, и повествовательное прошедшее, образуемое с помощью особого префикса.
Язык внутриэтнич. общения, один из языков внутр, радиовещания Кении.
* Tucker A.N., Mpaayei J. Т. О., A Maasai grammar, L., 1955.
Б. В. Журковский. матАко-мАка ЯЗЫКЙ — группа индейских языков. М. Сводеш, Дж. X. Гринберг, Н. А. Мак-Куаун включают М.-м, я. вместе с группами гуай-куру, луле-вилела, мосетен, маской и нек-рыми неклассифициров. языками в состав макрогуайкуруанской семьи же-пано-карибской филии. Близкая классификация предложена Ч. Ф. Вёг-лином и Ф. М. Вёглин, объединившими названные группы в составе паноанской языковой семьи. А. Товар подверг сомнению генетич, близость М.-м. я. и языков луле-вилела. Распространены гл. обр, в Аргентине и Парагвае. Общее число говорящих 35 тыс. чел., из них 16 тыс. чел.— на матагуайо.
К М.-м. я. относятся языки: мака (энимага; Аргентина, Парагвай, анклавы в Боливии) с диалектами гуэнтуфе, ленгуа, гуифней, ноктен; матако (Аргентина, Парагвай); матагуайо (Аргентина) с диалектами абучета, песатупе, усшуо, вехос; чороти (Парагвай); ашуш-лай, или ашуслаи (Парагвай), с диалектами чунупи, сотиагау, чулупи, тапиэте.
Фонетич. системы характеризуются простым вокализмом и относительно сложным консонантизмом (наличие глот-тализов., палатализов. и придыхат. согласных, противопоставленных чистым согласным). Так, в языке матако имеется 6 гласных фонем (i, е, а, и, о, а) и 21 согласная, среди к-рых выделяются серии глоттализованных (р7, t7, с7, ё7, к7), лабиализованных (k", h"), ряды палатальных (ё, с7), веляризованных (к, к7, к"), фарингальных (7, h, h"). Слоги преим. открытые. Наиболее типичная структура слова CVCV.
Языки агглютинативного строя. Словоизменение обычно мало развито. Грамматич. отношения выражаются аналитически, реже суффиксами и префиксами, иногда порядком слов. Падежи отсутствуют. У имей есть лично-притяжат. префиксы, у глаголов — аффиксы лида субъекта и объекта. Число личных местоимений обычно выражается числовыми аффиксами в глаголе. В матако не различаются «мы» обычное и «мы» гентиль-ное (’мы как семья’). Местоимения, указывающие на субъект, находятся в препозиции к глаголу, указывающие на прямой или косвенный объект — в постпозиции. Имеется неск. способов выражения отрицания, в т. ч. суффиксальный.
Спряжение глагола выражается личными префиксами и приглагольными постпозиционными частицами, выражающими видо-временные значения и значения со-вершаемости (Aktionsart). Личные префиксы спряжения используются и как посессивные, когда они употребляются при существительных. В истории нек-рых языков (напр., матако) за счет различий в употреблении посессивных префиксов осуществлялась дифференциация мужского и женского вариантов языка. Словообразование суффиксально-префиксальное. Языки бесписьменные.
Первые сведения о М.-м. я. и попытки их описания появились в 80—90-х гг. 19 в. в работах А. Амерлана, X. Карду-са и С. А. Лафоне Кеведо. В 40-е гг. 20 в. исследования расширяются: грамматич. структура и лексика описываются в работах Р. Ханта, фонология — в книге М. Т. Виньяса Уркисы, типология и связи с др. языками в пределах семьи и макросемьи — в работах Товара.
* Hunt R. J., Tompkins В. А.. Mataco grammar, Tucuman, 1940; М ё t -г a u х A., The linguistic affinities of the Eni-maga (Cochaboth) group, «American Anthropologist», 1942, v. 44; Tovar A., El grupo mataco у su relacion con otras lenguas de Атё-rica del Sur, «Congreso Internacional de America», 1964, XXXV, v. 2; e г о же, Relacion entre las lenguas del grupo mataco, «Ho-menaje a Fernando Marquez Miranda», Madrid, 1964; Vinas Urquiza M. T.. Fonologia de la lengua Mataca, B. Aires, 1970; V о e g e 1 i n С., V о e g e 1 i n F., Classification and index of the world's languages, Amst., 1977.
Hunt R. J., Mataco-English and Eng-lish-Mataco dictionary, «Etnologiska Studler». Goteborg, 1937, Bd 5. Ю. В. Ванников. МАТЕМАТЙЧЕСКАЯ ЛИНГВЙСТИКА — математическая дисциплина, предметом к-рой является разработка формального аппарата для описания строения естественных и нек-рых искусственных языков. Возникла в 50-х гг. 20 в.; одним из гл. стимулов появления М. л. послужила назревшая в яз-знании потребность уточнения его осн. понятий. Методы М. л. имеют много общего с методами матем. логики — матем. дисциплины, занимающейся изучением строения матем. рассуждений,— и в особенности таких ее разделов, как теория алгоритмов н теория автоматов. Широко используются в М. л. также алгебраич. методы. М. л. развивается в тесном взаимодействии с языкознанием. Иногда термин «М. л.» используется также для обозначения любых лингвистич. исследований, в к-рых применяется к.-л. матем. аппарат.
Матем. описание языка основано на восходящем к Ф. де Соссюру представлении о языке как механизме, функционирование к-рого проявляется в речевой деятельности его носителей; ее результатом являются «правильные тексты» — последовательности речевых единиц, подчиняющиеся определ. закономерностям, многие из к-рых допускают матем. описание. Разработка и изучение способов матем. описания правильных текстов (в первую очередь предложений) составляет содержание одного из разделов М. л.— теории способов описания синтаксич. структу-р ы. Для описания строения предложения — точнее, его синтаксич. структуры — можно либо выделить в нем составляющие — группы слов, функционирующие как цельные синтаксич. единицы, либо указать для каждого слова те слова, к-рые ему непосредственно подчинены
МАТЕМАТИЧЕСКАЯ 287
(если такие есть). Так, в предложении «Ямщик сидит на облучке» (А. С. Пушкин) при описании по 1-му способу составляющими будут все предложение П, каждое его отд. слово и группы слов А = сидит на облучке и В = на облучке (см. рнс. 1; стрелки означают «непосред-
Рис. 1
ственное вложение»); описание по 2-му способу дает схему, показанную на оис. 2. Возникающие при этом матем. объекты
Ямщик сидит ка облучке
Рнс. 2
называются системой составляющих (1-й способ) и деревом синтаксич. подчинения (2-й способ). Точнее, система составляющих — это множество отрезков предложения, содержащее в качестве элементов все предложение н все вхождения слов в это предложение («однословные отрезки») и обладающее тем свойством, что каждые два входящих в него отрезка либо не пересекаются, либо один из них содержится в другом; дерево синтаксич. подчинения, или просто дерево подчинения, есть дерево, множеством узлов к-рого служит множество вхождений слов в предложение. Деревом в математике называется множество, между элементами к-рого — их называют узлами — установлено бинарное отношение — его называют отношением подчинения и графически изображают стрелками, идущими от подчиняющих узлов к подчиненным,—такое, что: 1) среди узлов имеется точно один — его называют корнем,— не подчиненный никакому узлу; 2) каждый из остальных узлов подчинен точно одному узлу; 3) невозможно, отправившись из к.-л. узла вдоль стрелок, вернуться в тот же узел. Узлы дерева подчинения — это вхождения слов в предложения. При графич. изображении система составляющих (как на рис. 1) также приобретает вид дерева (дерева составляю-щ и х). Построенное для предложения дерево подчинения или систему составляющих часто называют его синтаксич. структурой в виде дерева подчинения (системы составляющих). Системы составляющих используются преим. в описаниях языков с жестким порядком слов, деревья подчинения — в описаниях языков со свободным порядком слов (в частности, русского). Формально для каждого (не слишком короткого) предложения можно построить много разных синтаксич. структур любого из двух видов, но среди них только одна пли несколько являются правильными. Корнем правильного дерева подчинения служит обычно сказуемое. Предложение, имеющее более одной правильной синтаксич. структуры (одного вида), называется синтаксически омонимия н ы м; как правило, разные синтаксич. структуры отвечают разным
288 МАТЕМАТИЧЕСКАЯ
смыслам предложения. Напр., предложение «Школьники из Ржева поехали в Торжок» допускает два правильных дерева подчинения (рис. 3, а, 6); первое из них отвечает смыслу «Ржевские школьники поехали (не обязательно из Ржева) в Торжок», второе—«Школь-
Рис. 3
ники (не обязательно ржевские) поехали из Ржева в Торжок». В русском и ряде др. языков деревья подчинения предложений «делового стиля» подчиняются, как правило, закону проективности, состоящему в том, что все стрелки можно провести над прямой, на к-рой записано предложение, таким образом, что никакие две из них не пересекутся и корень не будет лежать ни под какой стрелкой. В языке худож. лит-ры, особенно в поэзии, отклонения от закона проективности допустимы и чаще всего служат задаче создания определ. худож. эффекта. Так, в предложении «Друзья кровавой старины народной чаяли войны» (Пушкин) непроективность приводит к эмфатич. выделению слова «народной» и одновременно как бы замедляет речь, создавая этим впечатление известной приподнятости, торжественности. Имеются и др. формальные признаки деревьев подчинения, к-рые могут использоваться для характеризации стиля. Напр., макс, число вложенных друг в друга стрелок служит мерой «синтаксич. громоздкости» предложения (см. рис. 4).
^Друзья кровавой старины народной чакшТвойны1
Рис. 4
Для более адекватного описания строения предложения составляющие обычно помечаются символами грамматич. категорий («именная группа», «группа переходного глагола» и т. п.), а стрелки дерева подчинения — символами синтаксич. отношений («предикативное», «определительное» и т. п.).
Аппарат деревьев подчинения и систем составляющих используется также для представления глубинно-син-
такси ч. структуры предложения, к-рая образует промежуточный уровень между семантич. и обычной синтаксич. структурой (последнюю часто называют поверхностносинтаксической).
Более совершенное представление синтаксич. структуры предложения (требующее, однако, более сложного матем. аппарата) дают системы синтаксич. групп, в к-рые входят как словосочетания, так и синтаксич. связи, причем не только между словами, но и между словосочетаниями. Системы синтаксич. групп позволяют совмещать строгость формального описания строения предложения с гибкостью, присущей традиционным, неформальным описаниям. Деревья подчинения и системы составляющих являются предельными частными случаями систем синтаксич. групп.
Другой раздел М. л., занимающий в ней центр, место,— теория ф о р-
мальных грамматик, начало к-рой было положено работами Н. Хомского. Оиа изучает способы описания закономерностей, характеризующих уже не отд. текст, а всю совокупность правильных текстов того или иного языка. Эти закономерности описываются с помощью формальной грамматики— абстрактного «механизма», позволяющего с помощью единообразной процедуры получать правильные тексты" данного языка вместе с описаниями их структуры. Наиболее широко используемый тип формальной грамматики — порождающая грамматика, или грамматика Хомского, представляющая собой упорядоченную систему Г = ( V, W, П, R >, где V и W — непересекающиеся конечные множества, называемые соответственно основным, или терм и-нальным, и вспомогательным, или нетерминальным, алфавитами (их элементы называются соответственно основными, или терминальными, и вспомогательными, или нетерминальными, символам и), П — элемент W, называемый начальным символом, и R — конечное множество правил вида <р -» ф, где <р и ф — цепочки (конечные последовательности) из основных и вспомогат. символов. Если <р -» ф — правило грамматики Г и coi, о»—цепочки нзосновных и вспомогат. символов, говорят, что цепочка а>1фсоз не посредственно выводима в Г из а>1<ра>г. Если go, |i, ..., gn — цепочки и для каждого 1 = 1..п цепочка gi непосредственно
выводима из gi-i, говорят, что g„ в ы-в о д и м а в Г из go. Множество тех цепочек из осн. символов, к-рые выводимы в Г из ее начального символа, называется языком, порождаемым грамматикой Г, и обозначается L(T). Если все правила Г имеют вид тцАгц -» тропи, то Г называется грамматикой составляющих (пли непосредственно составляющих), сокращенно НС-r р а м матико й; если при этом в каждом правиле цепочки г|1 и г|а (п р а в ы й и левый контексты) пусты, то грамматика называется бесконтекстной (или контекстно-свобод-н о й), сокращенно Б-г ра м м этикой (или КС-г рамматикой). В наиболее обычной лингвистич. интерпретации осн. символы представляют собой слова, вспомогательные — символы грамматич. категорий, начальный символ — символ категории «предложение»; при этом язык, порождаемый грамматикой, интерпретируется как множество всех
грамматически правильных предложений данного естеств. языка. В НС-грамматике вывод предложения дает для нее дерево составляющих, в к-ром каждая составляющая состоит из слов, «происходящих» от одного вспомогат. символа, так что для каждой составляющей ука. зывается ее грамматич. категория. Так, если грамматика имеет, в числе прочих, правила П -» Бх.у.им, Vy V^O.O-» Sx,y, предл, V -» СИДИТ, Биуж, ед., ин НЭ( ЯМЩИК, 5иуж. ед., предл. ~» ОблуЧКв, ТО предложение «Ямщик сидит на облучке» имеет вывод, показанный на рис. э, где стрелки идут от левых частей применяемых правил к элементам правых частей. Система составляющих, отвечающая этому выводу, совпадает с изображеивой на рис. 1. Возможны и др. интерпретации: напр., осн. символы могут йнтерпретиро-ваться как морфы, вспомогательные —
облучке
Рис. 5
как символы типов морф и допустимых цепочек морф, начальный символ — как символ типа «словоформа», а язык, порождаемый грамматикой,— как множество правильных словоформ (морфологич. интерпретация); употребительны также морфонология, и фонологич. интерпретации. В реальных описаниях языков используются обычно «многоуровневые» грамматики, к-рые содержат последовательно работающие синтаксич., морфологич. и морфонологически-фонологич. правила.
Другой важный тип формальной грамматики — доминационная грамматика, к-рая порождает множество цепочек, интерпретируемых обычно как предложения вместе с их сиитак-сич. структурами в виде деревьев подчинения. Грамматика синтаксич. групп порождает множество предложений вместе с их синтаксич. структурами, имеющими вид систем синтаксич. групп. Имеются также разл. концепции трансформационной грамматики (грамматики деревьев), служащей не для порождения предложений, а для преобразования деревьев, интерпретируемых как деревья подчинения или деревья составляющих. Примером может служить Д-г рамматика — система правил преобразования деревьев, интерпретируемых как «чистые» деревья подчинения предложений, т. е. деревья подчинения без линейного порядка слов.
Особняком стоят грамматики Монтегю, служащие для одновременного описания синтаксич. и семантич. структур предложения; в них используется сложный математико-логич. аппарат (т. наз. интенсиональная логика).
Формальные грамматики находят применение для описания не только естеств., но и искусств, языков, в особенности языков программирования.
В М. л. разрабатываются также аналитич. модели языка, в к-рых на основе тех или иных данных о речи, считающихся известными, производятся формальные построения, результатом к-рых является описание нек-рых аспектов строения языка. В этих моделях обычно используется несложный матем. аппарат — простые понятия теории множеств и алгебры; поэтому аналитич. модели языка иногда называют теоретико-множественными. В аналитич. моделях наиболее простого типа исходными данными служат множество правильных предложений и система окрестностей — совокупностей «слов», принадлежащих одной лексеме (напр., {дом, дома, дому, домом, доме, дома, домов, домам, домами, домах}). Простейшим производным понятием в таких моделях яйгйется замещаемость: слово а завещаемо на слово Ь, если всякое пра-ввийьное предложение, содержащее вхождение слова а, остается правильным при
замене этого вхождения вхождением слова Ь. Если а замещаемо иа b и Ь на а, говорят, что а и Ь взаимозаме-щ а е м ы. (Напр., в рус. яз. слово «синий» замещаемо на слово «голубой»; слова «синего» и «голубого» взаимозаме-щаемы.) Класс слов, взаимозамещае-мых между собой, называется семейством. Исходя из окрестностей и семейств, можно получить ряд других лингвистически значимых классификаций слов, одна из к-рых приблизительно соответствует традиционной системе частей речи. В др. типе аналитич. моделей вместо множества правильных предложений используется отношение потенциального подчинения между словами, означающее способность одного из них подчинять себе другое в правильных предложениях. В таких моделях можно получить, в частности, формальные определения ряда традиционных грамматич. категорий — напр., формальное определение падежа существительного, представляющее собой процедуру, к-рая позволяет восстановить падежную систему языка, зная только отношение потенциального подчинения, систему окрестностей и множество слов, являющихся формами существительных.
В аналитич. моделях языка используются простые понятия теории множеств и алгебры. К аналитич. моделям языка близки дешифровочные модели — процедуры, позволяющие по достаточно большому корпусу текстов на неизвестном языке без к.-л. предварит, сведений о нем получить ряд данных о его структуре.
По своему назначению М. л. является прежде всего инструментом теоретич. языковедения. В то же время ее методы находят широкое применение в прикладных лингвистич. исследованиях — автоматической обработке текста, автоматическом переводе и разработках, связанных с т. наз. общением между человеком и ЭВМ.
• Кулагина О. С., Об одном способе определения грамматич. понятий иа базе теории множеств, в сб.: Проблемы кибернетики, в. 1, М., 1958; Хомский Н.. Синтаксич. структуры, в сб.: НЛ. в. 2, М.< 1962; Гладкий А. В., Мельчук И. А.. Элементы матем. лингвистики, М., 1969 (лит.); их же. Грамматики деревьев, I, II. в сб.: Информационные вопросы семиотики, лингвистики и автоматич. перевода, в. 1, 4, М., 1971—74 (лят.): Маркус С., Теоретике-множеств, модели языков, пер. с аигл., М., 1970 (лит.); Гладкий А. В., Формальные грамматики и языки. М.. 1973 (лит.); его же. Попытка формального определения понятий падежа и рода существительного, в сб.: Проблемы грамматич. моделирования. М., 1973 (лит.); его же, Синтаксич. структуры естеств. языка в автоматизиров. системах общения, М., 1985 (лнт.); Сухотин Б. Б., Оптимизационные методы исследования языка, М.. 1976 (лит.); Севбо И. П., Графич. представление синтаксич. структур и стнлистнч. диагностика, К., 1981; П а р т н Б, X., Грамматика Монтегю, мысленные представления н реальность, в кн.: Семиотика^ М., 1983; Montague R., Formal philosophy. New Haven — L., 1974 (лит.).	Л. В. Гладкий.
MATPEC ЛЕКЦИОНИС (лат. matres lectionis, букв.— матери чтения) — традиционное наименование знаков для нек-рых согласных (обычно1, h, j, w, иногда ‘) в случае их применения для обозначения гласных в разл. типах западносемитского письма. Первоначально др,-семит. квазиалфавит, лучше всего известный в его финикийском варианте (см. Финикийское письмо), содержал только знаки, передающие согласный + произвольный гласный или 0. Позже для обозначения долгих гласных, особенно для
возникших из ист. дифтонгов, а затем и конечных гласных независимо от долготы, стали факультативно употребляться М. л., напр.: [kaspi] 'мое серебро’ — ksp или kspj, [za] ’этот’ — z или zh,[’6d] ’продолжение’, ’еще’ — ’d или ‘wd, [sidonim] ’сидоняие’ — $dnm или ;dnjm, или $jdwnjm.
Время воэникиовения М. л. точно не установлено; нек-рые исследователи находят их уже в угаритском письме и даже в египетском письме, другие считают, что до 9—8 вв. до н. э. все знаки выражали только согласные. В последние века до н. э. применение М. л. было расширено и они могли применяться даже к кратким гласным. В связи с введением диакритики для гласных в священных текстах М. л. стали щэпменяться в евр. письме (>у>оме послебиолейских текстов) и в сирийском письме — для долгих только факультативно и лишь для конечных всегда; в арабском письме — для всех долгих. Частично как М. л. использовались гласные буквы в малоазийских алфавитах и, возможно, в первонач. греч. письме; однако в древнейших известных нам фригийских и греч. надписях (8 в. до н. э.) буквы а, (ё), е, i, о, у (<финикийских ’, h, h, j, ’, w) используются уже всегда для обозначения всех гласных,— тем самым возник собственно алфавит, предназначенный для передачи всех фонем языка.
Как М. л. обозначают также знаки для отд. гласных а, е, i, и в клинописной словеснослоговой письменности (см. Клинопись), когда они выражают не отд. слог, а добавляются к другому слоговому знаку, напр. ba-a-, bi-i- и т. п.; предполагалось, что они факультативно передают долготу гласного в слоге. Но долгие гласные могут передаваться с помощью М. л. не во всех словообразоват. моделях; нек-рые писцовые школы иногда ставили М. л. при кратких гласных (возможно, что они обозначали тон). • Гельо И., Западносемит. силлаба-рии, в кв.: Тайны древних письмен, М., 1976.	И. М. Дьяконов.
МАШЙННЫЙ ПЕРЕВОД—см. Автоматический перевод.
МАЮСКУЛЬНОЕ ПИСЬМО (от лат. majusculus — несколько больший) — алфавитное письмо, состоящее из прописных букв, т. е. из букв, начертание к-рых мысленно укладывается в две горизонтальные линии. Маюскульным было древнее греч. и лат. эпиграфич. письмо. Рукописное лат. письмо сохраняло маюскульный характер до 2 в. (см. Минускульное письмо).
_ Е. В. Федорова, Д. А. Дрбоглав. МЕГРЁЛЬСКИИ ЯЗЫК (мингрельский язык) — один из картвельских языков. Распространен в Зап. Грузии: к 3. от р. Цхенисцкали и в смежной полосе Абхазии (топонимика указывает на значительно более широкий ареал М. я. в прошлом). Число говорящих ок. 400 тыс. чел. М. я. членится на 2 близких диалекта — сенакский и самурзакано-зуг-дидский (гл. обр. с лексич. различиями). Близок к лазскому языку.
В вокализме налицо диал. чередование i/э и u/э, а также изобилие ассимиляционных процессов. В консонантизме распространены метатезы в комплексах согласных, наращение лиг, процесс .q >*, а также сильная палатализация 1. Распределение гласных и согласных в тексте оолее равномерное, чем в груз. яз. В парадигме склонения 9 падежей, из
МЕГРЕЛЬСКИЙ 289
А 10 Лингвистич. энц. словарь
к-рых 3 основаны на гечитпве. Своеобразны 2 падежа субъекта -i и -к, не обусловленные переходностью./ непереходностью глагола-сказуемого. Специфична уравнит. степень прилагательного. В глаголе выделяются ок. 90 превербов локативной семантики, удостоверит, префикс, а также префикс категории взаимности. В синтаксисе распространено как сочинение, так и подчинение предложений. Весьма отчетливо преобладание признаков номинативного строя. В словообразовании есть как аффиксы деривации, так и модели композиции. Налицо большой удельный вес звукосимволич. лексем. Заимствования преим. из груз, яз. Мегрелы издавна пользуются груз, лит. языком. Язык бесписьменный.
* Цагарели А., Мингрельские этюды, в. 2 — Опыт фонетики мингрельского языка, СПБ., 1880; Кипшидзе И., Грамматика мингрельского (иверского) языка с хрестоматиею и словарем, СПБ. 1914; Ж г е и т и С. М., Фонетика чанско-мег-рельского языка, Тб., 1953 (на груз. яз.).
Г. А. Климов.
М ЕЖДО М ЁТИЯ — класс неизменяемых слов, служащих для нерасчлененно-го выражения эмоциональных и эмоционально-волевых реакций на окружающую действительность. М. ие являются ни знаменательной, ии служебной частью речи. От знаменат. слов они отличаются отсутствием номинативного значения (выражая чувства и ощущения, М. не называют их); в отличие от служебных частей речи М. ие свойственна связующая функция.
Мн. М. ведут свое происхождение от эмоциональных возгласов и звучаний, сопровождающих рефлексы организма на внешние раздражения; ср. в рус. яз.: «Ах, больно!», «Ух, тяжело!», «Брр, холодно!», «Ввв, противно!». Такие М. нередко имеют специфич. фонетич. облик, т. е. содержат редкие или необычные для данного языка звуки и звукосочетания (иапр., рус. «брр», «гм», «тпру»). Более обширна группа М., генетически связанных со знаменат. словами — существительными: «батюшки», «матушки», «боже», «господи»; глаголами: «ишь», «вишь» (из «видишь»), «пли» (из «пали»), «товсь» (из «готовсь»), «усь» (из «куси»); местоимениями, наречиями, частицами и союзами: «то-то», «эка», «тс», «тш», <цс», «ш-ш» (последние четыре из «тише»), «ужо», «однако». Сюда относятся также оазного рода сращения: «да уж», «на теое (нате)», «ну уж», «ну да», <ой-ли», «ну и иу», <ей-же-ей» и устойчивые словосочетания и фразеологизмы: «ба-тюшки-светы», «слава богу», «черт побери», «что за черт», «поди ж ты», «вот тебе раз», «вот так так», «то-то и оно», «как бы ие так». М.— пополняющийся класс слов. В рус. яз. гл. источником их пополнения являются оценочно-характе-ризующие существительные («страх», «беда», «смерть», «ужас» и т. п.) и экспрессивные глаголы (преим. в форме императива: «постой», «погоди», «давай», «вали»),
М. обслуживают три семантич. сферы речи: эмоций и эмоциональных оценок, волеизъявлений, этикета. Семантич. функции эмоциональных и эмоционально-оценочных М. могут быть однозначными (диффузными). В рус. яз. к семантически однозначным М., выражающим по преимуществу отрицат. эмоциональные реакции (неодобрение, осуждение, насмешку, воз-
290 МЕЖДОМЕТИЯ
мущение, отвращение, раздражение, испуг, опасение, презрение, горе, тоску, печаль, боль, угрозу, вызов, укор, недоверие и т. д.), относятся, напр., <ай-ай-ай», «вот тебе иа», «вот так так», «господь с тобой», «как бы не так», «ну и ну», «поди ж ты», «тьфу», «увы», «ужо», «упаси бог», «чтоб тебя». М. с семантически диффузными функциями передают общее состояние возбуждения и потому могут использоваться для выражения разнородных душевных состояний, например: «а», «ага», «ах», «батюшки», «боже мой», «вот это да», «ишь», «ну», «о», «ого», «ой», «с ума сойти», «ужас», «черт возьми». С опорой на содержание и общую эмоциональную окрашенность речи одно и то же М. может выражать одобрение и порицание, испуг и радость, восхищение и презрение, страх и решимость. В сужении и уточнении семантики таких М. велика роль интонации, мимики, жеста. Большие возможности для смысловых дифференциаций открывает изменение звукового облика М.: интонационное варьирование гласных («и-и-их», «у-у-у»), удвоение и утроение конечных слогов («ого-го», «эге-ге», «эхе-хе»). Экспрессивная значимость эмоциональных М. может быть усилена словообразовательно (с помощью суффиксов субъективной оценки: «ой-ойошеньки», «охохонюшки», «охохо-шеньки») и лексически (иапр., сложением с местоимением «ты»: «ох ты», «ух ты», «ишь ты», «тьфу ты»).
М., обслуживающие сфе р v волеизъявлений, выражают обращенные к людям или животным команды и призывы. Значительная их часть принадлежит профессиональной речи военных, охотников, моряков, строителей, дрессировщиков; в рус. яз. здесь много заимствований (напр., «алле», «аикор», «даун», «иси», «пиль», «тубо», «шерш», «майна», «вира», «полундра»). Общеупотребительны М., требующие тишины, внимания, согласия («тш», «тсс», «ш-ш», <чш», «чу», «чур»), побуждающие к отклику («ау», «алло», «эй»), к осуществлению или прекращению к.-л. действий («айда», «ату», «брысь», «кыш», «марш», «на», «но», «ну», «тпру», «улю-лю», «усь», «цыц» и др.). Все эти М. функционально близки к повелит, наклонению и обнаруживают ряд общих с ним признаков. Нек-рые из иих способны принимать постфикс -те («нате», «нуте», «полноте», «айдате», «цыцте», «брысьте»), соединяться с частицей -ка («на-ка», «нате-ка», «на-тка», «ну-ка», <нуте-ка», «ну-тка»), вступать в связи с др. словами, преим. с местоимениями («чур меня», «ату его», «ну вас», «марш домой», «айда на речку», «на яблоко»). Последнее свойство наблюдается также у эмоциональных М., хотя и реже: «увы мне», «ужо тебе», «тьфу мне иа них». К императивным М. близки вокативные (слова-обращения, служащие для призыва животных: «кис-кис», «цып-цып»).
КМ., обслуживающим сферу этикета (см. Речевой этикет), относятся традиционные, в разной степени утратившие знаменательность изъявления благодарности, приветствия, извинения, пожелания: «здравствуйте», «до свидаиия», «извините», «спасибо», «простите», «пожалуйста», «всего хорошего» и т. п. Слова этой группы легко развивают вторичные (экспрессивно-эмоциональные) значения и употребляются в качестве средств выражения удивления, возражения, напр.: «Дверь отворилась, и здравствуйте,... гляжу — мать царица! — входят к нам в комнату хозяин
с хозяйкой и три работника» (А. П. Чехов).
М. могут функционировать как эквиваленты предложения, модальные компоненты предложения, члены предложения. К выполнению функции эквивалента предложения способны все М. При этом они имеют силу высказывания и характеризуются самостоят. интонацией: «,,Э“,—сказали мы с Петром Ивановичем» (Н. В. Гоголь). Модальная функция М. реализуется в условиях вводности (см. Вводные слова): «Терпение начинает мало-помалу лопаться, но вот — ура! — слышится звонок» (Чехов) или неотделима от общего значения предложения: «Ох и красота!», «Ах, она змея!», «Эх, житье-бытье!», «Ох, как стыдно!», «Ой как кольнуло!», «Ну (и) мороз!», «Эк куда метнул!». К модальной функции близка функция интенсификации качеств. или количеств, признака. Позиция М. при этом вариативна: оно помещается либо непосредственно перед словом, обозначающим признак: «Бежит...у!., бежит постреленок, Горит под ногами трава!» (Н. А. Некрасов), «Ух! боялась-бежала, чтоб его не повстречать» (Ф. М. Достоевский), либо выносится в синтаксич. позицию зависимого предложения: «Так спешим, что иа-поди!» (И. С. Никитин), «Дороги такие, что фа!» (И. С. Тургенев), «Такая работница, что и... и... и...!» (Тургенев), «А уж что за ребята, только ну!» (А. Ф. Писемский). Функция члена предложения для М. вторична и наблюдается там, где М. экспрессивно замещает собой ту или иную знаменат. словоформу. «На лице провизора изобразилось „тьфу"» (Чехов), «Гонорар — увы и ах» (Чехов).
Впервые Как самостоят. лексико-грам-матич. класс (часть речи) М. были выделены в лат. грамматике Варроиа (1 в. до н. э.). В последующей науч, традиции грамматич. природа М. определялась неоднозначно. Все многообразие высказанных в разное время точек зрения может быть сведено к трем. 1) М.— это разнородный по составу синтаксич. класс, стоящий вие деления слов по частям речи. В отечеств, яз-знании этого взгляда придерживались, напр., Ф. И. Буслаев, Д. Н. Овсянико-Куликовский, А. М. Пешковский, Д. Н. Ушаков, в зарубежной науке к нему склонялся Г. Пауль. Крайнее проявление эта точка зрения получила у К. С. Аксакова, к-рый отказывал М. в праве называться не только частью речи, но и словами вообще. 2) М. входят в систему частей речи, но стоят в ней изолированно. Так, Ф. Ф. Фортунатов делил все слова иа «полные», «частичные» и М.; П. С. Кузнецов отделял М. от слов знаменательных и служебных; обособленное положение занимают М. в классификациях частей речи А. А. Шахматова и В. В. Виноградова. 3) М. входят в круг частей речи, а внутри последнего — в разряд «частиц речи» наряду с предлогами и союзами (О. Есперсен). Через ступень неизменяемых «частиц речи» Есперсен сближал М. также с наречиями, а Виноградов — с модальными словами. Объединение М. с наречиями и местоимениями характерно для грамматич. концепции М. В. Ломоносова, к-рый находил у всех этих частей речи некую общую сократит, функцию. М. он определял как часть речи, предназначенную для «краткого изъявления движений духа»; так, сложное предложение «Я удивляюсь, что.те-бя здесь вижу» с помощью М. может быть сокращено до простого возгласа «Ба1».
Заместит, функции М. и их живые связи со словами разных частей речи (как знаменательных, так и служебных) активно изучаются в совр. лингвистике.
• Шахматов А. А., Синтаксис рус. языка, 2 изд., в. 1 — 2, Л., 1941: Виноградов В. В.. Рус. язык. М,— Л., 1947; Поспелов Н. С.. Учение о частях речи в рус. грамматич. традиции, М., 1954; Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М.. 1958; Грамматика рус. языка, т. 1. М.. 1960; Пауль Г., Принципы истории языка, пер. с нем., М.. 1960; Кузнецов П. С.. О принципах изучения грамматики. М., 1961; Шведова Н. Ю., Междометия. в кн.: Рус. язык. Энциклопедия, М., 1979; Рус. грамматика, т. 1. М., 1980.
И. Н. Кручинина.
МЕЖДУНАРОДНАЯ АССОЦИАЦИЯ ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ русского ЯЗЫКА И ЛИТЕРАТУРЫ (МАПРЯЛ) — международное общественное объединение преподавателей и других специалистов по русскому языку и литературе. Содействует распространению преподавания и изучения рус. яз. во всем мире, совершенствованию методов преподавания, изданию учебников, повышению квалификации преподавателей. Создана в 1967 в Париже. Имеет статус «С» ЮНЕСКО (консультативные взаимоотношения). Высший орган — Генеральная ассамблея, исполнит, орган — Исполнительный совет и его Бюро, рабочий орган — Секретариат с Постоянным центром документации и информации в Москве. На 1 янв. 1989 насчитывает 183 члена (иац. союзы русистов, крупнейшие ун-ты и др.), представляющих интересы 120 тыс. русистов в 73 странах. Первый президент — В. В. Виноградов, в 1970— 1986 — М. Б. Храпченко, с 1986 — П. А. Николаев.
Печатный орган МАПРЯЛ — издающийся в СССР журн. «Русский язык за рубежом» (1967—, 6 номеров в год). МАПРЯЛ ежегодно присуждает медаль А. С. Пушкина «За большие заслуги в распространении русского языка». МАПРЯЛ координирует науч, исследования и упорядочивает учебную работу, организует обмен опытом, проводит междунар. встречи: периодич. конгрессы (1969— Москва, 1973 — Варна, 1976 — Варшава, 1979 — Берлин, 1982 — Прага, 1986 — Будапешт), традиционные олимпиады школьников — победителей нац. соревнований по рус. яз., региональные и тематич. конференции.
В. Г. Костомаров.
МЕЖДУНАРОДНАЯ ФОНЕТЙЧЕ-СКАЯ АССОЦИАЦИЯ (МФА; International Phonetic Association) — международная научная организация, ставящая своей задачей развитие и распространение фонетических знаний. Основана в 1886 в Париже П. Пасси. Высший орган — Совет из представителей 18 стран. Оргцентр — в Лондоне. Рабочие языки — французский, английский. В задачи МФА входит совершенствование фонетич. транскрипции, созданной Г. Суитом. До 1977 МФА издавала журн. <Le Maitre Phonetique», в к-ром статьи по разл. вопросам фонетики печатались в транскрипции; выпускает журн. «Journal of the International Phonetic Association» (Лондон, 1971—).
* The principles of the International Phonetic Association, L., 1966; Fry D. B., Future phoneticians, «journal of the International Phonetic Association», 1971, v. 1.
A. M. Антипова.
МЕЖДУНАРОДНОЕ ОБЩЕСТВО ПО ФОНЕТЙЧЕСКИМ НАУКАМ (МОФН; International Society of Phonetic Sciences) — международная научная органи
19*
зация, цель к-рой—развитие и распространение фонетических знаний, развитие фонетики. Основано в 1932 в Амстердаме по инициативе Э. Цвирнера. Ок. 800 постоянных членов. Высший орган — Совет из представителей более 40 стран. В рамках МОФН существует Постоянный совет по организации междунар. конгрессов по фонетич. наукам (основан в 1932 в Амстердаме). Разрабатывает соцнофонетнку, артикуляторную, перцептивную, историческую, общую, экспериментальную, контрастивную фонетики. В центре внимания об-ва — проблемы анализа и синтеза речи, психоакустика, становление речи, восприятие фонетич. явлений, патология речи, методы преподавания фонетики. МОФН устанавливает контакты с региональными фонетическими и др. об-вами. Издает информационный журн. «The Phonetician» (США, ун-т во Флориде, 1979—).
Конгрессы: 1932 (Амстердам), 1935 (Лондон), 1938 (Гент), 1961 (Хельсинки). 1964 (Мюнстер), 1967 (Прага), 1971 (Монреаль), 1975 (Лидс), 1979 (Копенгаген), 1983 (Утрехт), 1987 (Таллинн).
А. М. Антипова. МЕЖДУНАРОДНЫЕ ЯЗЫКЙ — языки, служащие средством общения народов разных государств. Подразделяются на естеств. языки (для к-рых функция М. я. является реальной, но вторичной по отношению к их осн. использованию в роли нац. или этнич. языка) н искусств, языки (для к-рых функция М. я. является первичной, но не всегда реализованной, поскольку не все такие языки получили применение в практике межъязыкового общения).
Междунар. естеств. языки в древнюю и ср.-вековую эпохи носили региональный характер (их употребление ограничивалось определ. регионом), их использование сопровождалось ограничениями социальными (ими владели относительно небольшие социальные группы), функциональными (зачастую М. я. использовался в этой роли лишь в письм. форме) и др. Так, средством общения народов Д. Востока был кит. яз. (в его иероглифич. форме). В древних гос-вах Передней Азии использовались в разные эпохи шумерский, аккадский и арамейский языки. Др.-греч. яз. стал общим языком эллинистич. мира, лат. яз.— разноязычной Римской империи; в ср.-век. Европе оба языка выступали в функции М. я. К ср. векам относится выдвижение на роль М. я. араб., перс, языков в районе Бл. Востока; старослав. яз. в слав, странах. В новое времи, наряду с сохраняющейся категорией региональных М. я. (прежних, как, напр., арабский, или новых, как, напр., суахили), возникла группа М. я. глобального использования (т. наз. мировые языки), что вызвано потребностями более широких междунар. контактов в условиях расширяющейся междунар. торговли, развития средств массовой коммуникации, интернационализации науч, терминологии н т. п.
Выдвижение того или иного языка на роль мирового определяется совокупностью экстралингвистич. (полит., экономия. и культурных) и лингвистич. факторов (к числу последних относится развитость функциональных подсистем языка, наличие отраслевых терминологий и пр.). Число мировых языков имеет тенденцию к возрастанию. После 18 в. (нередко именовавшегося веком «всеобщности франц, языка») в сферу глобального использования постепенно включа
ются англ, и нем. языки, с 20 в. рус. и нек-рые другие языки. Междунар. общение обеспечивает в совокупности группа наиболее развитых М. я. (т. наз. клуб мировых языков). Для мировых языков характерно юридич. закрепление их роли благодаря признанию их «официальными» или «рабочими» языками междунар. организаций нли конференций (ООН, ЮНЕСКО и др.; так, официальными и рабочими языками ООН являются англ., араб., исп., кит., рус., франц, языки), они включаются в программы обучения общеобразоват. и высшей школы разных стран в качестве «иностр, языков».
От М. я. следует отличать языки межнац. общения, используемые внутри многонац. гос-в. Нек-рые языки могут выступать в роли как М. я., так и языков межнац. общения (напр., рус. яз., будучи одним нз мировых языков, является средством межиац. общения народов СССР).
Междунар. искусств, языки представляют собой коммуникативные системы, специально сконструированные для междунар. общения. Попытка создания таких языков делались еще в аитич. эпоху (в 4—3 вв. до н. э. искусств, язык па базе др.-греч. койне был разработан Алексархом). В большом кол-ве проекты искусств. языков стали появляться с 17 в., что связано с сокращением междунар. функций лат. яз. В 1629 Р. Декарт заложил основы теории лиигвопро-ектирования (см. Интерлингвистика'). В 17—19 вв. создатели искусств, языков нередко исходили из критики естеств. языков, как якобы недостаточно совершенных орудий мышления и общения и мыслили искусств, языки как универсальные, предназначенные для замены естественных. В сер. 19 в. оформляется представление о вспомогат. характере искусств, языка как специализированного средства междунар. общения, выступающего наряду с естеств. языками. Первым искусств, языком, получившим коммуникативную реализацию как в устном общении, так н в лит-ре, стал волапюк (создан в 1879). В 1884—89 состоялись 3 междунар. конгресса сторонников волапюка, в разных странах мира на ием издавалось неск. десятков газет и журналов. Однако это движение просуществовало недолго. Широкое распространение с большим числом говорящих получил только эсперанто (создан в 1887). Узкое коммуникативное использование имеют также искусств, языки идо (1907), окциденталь (1921—22) и интерлингва (1951). См. также Искусственные языки.
* С в а д ост Э. П., Как возникнет всеобщий язык?, М., 1968; Костомаров В. Г., Проблема обществ, функций языка и понятие «мировой язык», в кн.: Социолинг-вистнч. проблемы развивающихся стран, М., 1975; Проблемы интерлингвистики. И., 1976; Shenton Н., S а р i г Е., J е s-persen О., International communication, L., 1931; Shenton H., Cosmopolitan conversation, N. Y., 1933; Jacob H., A planned auxiliary language, L., 1947; Tonkin H., Language problems in international relations: a select bibliography, ILR, 1966—67, № 44—49; Burney P., Les langues in-temationales, P,, 1966; P e i M., One language for the world, N. Y.. 1969; «La Monda Lingvo-Problemo», Den Haag, 1969 — (c 1977 — «Language Problems and Language Planning», B. — N. Y.). С. H. Кузнецов. МЕЖДУНАРОДНЫЙ КОМИТЁТ ЛИНГВИСТОВ — см. Постоянный международный комитет лингвистов.
МЕЖДУНАРОДНЫЙ 291
	i	a	u	e	E	3	О	иа	Ei	Другие гласные
j	28 i \ e(*)	29. / t ей	“ёЮ	157 ,			175			
nj			5 ЭД	149 j-tU, (<= =5=)			|3<М^)			
J	31 kjj	32 W	33 %	109 c2=>			№			
5?			”Ж)	115 [вз Л]	86	К>(Р)	158	/ X ж(>Ь)	’^Ь»)		
er	V&)	4)4 S		lb)	146	/ X		®(в)	Ш)	166 г к £^(£)	
k	7(7)	’7(7)	’•7(7)	”7(7)	95	*Я5)		1771		
h	176	41		40	98 0(<=>)	И°.|; (:|.) [»5	42 ..			83he<k(T) 128 hou V '
—	” 1	“KO		'63 —(Я)	l°° -4 , . 1 (f)	147	/ X -€(И)	165 О		137	
Носовые слогообразующие	г	“a	u		E					
h	B?(f)	“дю	%(7)		”£($)	57	. ч <>(□)		46 0(*)		
m	’ /	* /			59 X	94				189 тце 1(6)
n	37 >	38	39		117 / \ >($:) 	169				
ny	164 A-	58 и		I'	98C«)	“-+И				
9		“=H4=)			“Ш			181	X [?] о		
-				182 ra A	и$©					
МЕЖДУНАРОДНЫЙ КОМИТЕТ СЛАВИСТОВ — <'м. Славистика.
МЕЛАНЕЗЙИСКИЕ ЯЗЫКЙ—группа океанийских языков. Распространены в Меланезии (наряду с папуасскими и полинезийскими языками). Существует ок. 450 М. я., общее число говорящих ок. 1,25 млн. чел. М. я. не образуют особой генетич. общности, противопоставленной другим океанийским языкам, однако ряд М. я. (фиджи, ротума, языки юговост. Соломововых о-вов, часть языков Н. Гебрид) наряду с полинезийскими и, по-виднмому, микронезийскими языками составляют вост.-океанийскую группу и тем самым противопоставлены языкам др. р-нов Меланезии.
Структурное сходство М. я., служившее прежде основанием для выделения нх в особую группу австронезийских языков, противопоставлявшуюся индонезийским, микронезийским н полинезийским, обусловлено, во-первых, наличием в М. я. ряда особенностей, восходящих к праокеанийскому яз., и, ао-вторых, отсутствием инноваций, характерных для микронезийских и полинезийских языков. Нек-рые региональные черты М. я. объясниются папуасским субстратом и языковыми контактами. О тн-пологнч. особенностях М. я. и лит. см. в ст. Океанийские языки. В.И.Беликов.
292 МЕЖДУНАРОДНЫЙ
МЕЛбДИКА РЁЧИ (от греч. melSdi-kds — мелодический, песенный) — основной компонент интонации. Акустич. коррелят М. р.— изменения частоты осн. тона, развертывающиеся во времени. М. р. организует фразу, расчленяя ее на синтагмы и ритмич. группы, одновременно связывая ее части; различает коммуникативные типы высказывания (вопрос, побуждение, повествование, восклицание, имплнкацвя; в нек-рых языках эти типы оформлены мелодически, а не грамматически, напр. общий вопрос в исп. яз., импликация во франц, яз.); выделяет наиболее важный отрезок высказывания; служит для выражения эмоций, модальных оттенков, иронии, подтекста.
При лингвистич. анализе М. р. учитываются мелодич. диапазоны (разница между высшей и низшей точкой изменения частоты осн. тона), интервалы (соотношение между этими точками в музыкальных терминах октав, кварт, квинт н т. д.), пики, степень крутизны повышения и понижения тона, направление движения частоты осн. тона (вверх, вниз, ровное), уровни (ярусы), от трех до шести в разных фонетич. школах. Существует три осн. способа представления М. р.: контурный, ярусный и комбинированный. Первый характерен для европ. традиции (Г. Суит, Д. Джоунз, О. Эссен, М. Граммов) и представляет М. р. в виде мелодич. кривых. Ярусный
Знаки
способ характерен для амер, исследователей (К. Л. Пайк) и фиксирует М. р. как прерывную последовательность мелодич. ярусов, обозначая их цифрами. Ярусам приписывается значение завершенности, незавершенности, выражения эмоций. Комбинатов. способ (Ф. Данеш, П. Делатр, Е. А. Брызгунова, И. Г. Торсуева) является совмещением контурного и ярусного. Основанием для такого рассмотрения М. р. является то, что мелодич. уровни не существуют вие контуров, а для контуров важна не только форма, но и распределение по уровням. Сочетания контуров и уровней могут рассматриваться как мелодич. модели. Основы изучения М. р. заложены в отечеств. яз-знании В. А. Богородицким, А. М. Пешковскнм, Л. В. Щербой.
• Богородицкий В. А., Лекции по общему языковедению, Казань, 1913; П е гаков с к и й А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении, М., 1938; Щерба Л. В., фонетика франц, языка, М., 1963; Sweet Н., A new English grammar, pt 1, Oxf., 1892; Jones D., Intonaton curves, Lpz. — B., 1909; Pike K.. The intonation of American English, Ann Arbor, 1963; Danes F., Sentence intonation from a functional point of view, «Word», 1960, v. 16; Gramm op t M., Traite pratique de prononciation franchise, P., 1963; Essen O. v., Grundziige der hochdeutschen Satzintonation, Ratingen — Dusseldorf, 1964; Delattre P., Compa-
	i	a	u	е	Е	0	0	ua	Ei	Другие гласные
р	68 W)	’v(t>u)	50 ЯХЯ)	81	, ч W		Co(S=0	102 , x v(v)			
W	‘0(d)	5©(J)	‘эй)	126	W)		B4 / =t=(^)		143 . .	
	61 Ф	o	"Э'М			1Й , м(^)					
mb		62>«)	122	“aW	Ш)	“ш	105 (’-a)			
				“%	'Um		174			
Ь	'° 3(3)		12 ад)	U (b)	97 /\	138 , \ h(t)	"(W)			
кр	132 O+H-O	92 vx и ^)	74 ® (ЕЭ)	44 CH—О		158	”2 p			
		“x(«	148 о	" X			®(®)			
f	“ ©	35 ©	36 х ©	7‘©(ф)		88^s^	133			”Ш)
V	* о	l85@-(@r)		'©(•о)	85A/Sq		144 Ф(ф)			
t	!5r(r)	!f f (f)	”Р(Г)	V(t)	W)	69 1 =--1				
1	22 (= =)		24 (=*ь)	чн	73 •*>)	x—— oo ООО	W)			110 о-г-д
nd	123  (^)	129 >O< ( >=x)	125	>91 t \ Ч=(?)		179 n	67? (?)			
d	16 i	> (=)	I? [ . , (c±=)	18 r-tt-, (СЙЬ)	89	.	 (<=>)			A			
s	19 III И”)	20	21 . IHW	162 -т-о(»йч>)	116	79  111   (^		136'	' =4 И			
письма менде.
ring the phonetic features of English, French* German and Spanish. Hdlb.. 1965; см. также лит. при ст. Интонация. И. Г. Торсуева.
МЁНДЕ ПИСЬМО — слоговое письмо для языка менде (Сьерра-Леоне), одного из манде языков. Создано в 1921 портным Киснмн Камарой (Камалой), к-рый был знаком с ваи письмом, что, по-вндимому, стало стимулом для создания М. п. (есть ряд совпадений в начертании знаков обеих письменностей). Влияние арабского письма на М. п. проявляется в широком использовании днакритнч. точек. М. п. в разных вариантах содержит от 186 до 192 знаков. Среди них выделяются первые 42 знака, по характеру приближающиеся к алфавитным; они группируются в 14 серий по 3 знака и соответствуют слогам, в к-рых первыми элементами являются к, ш, w, Ь, е, d, s, 1, t, j, у, f, n, h, а вторыми — гласные i, a, u (в серин h + V — гласные e, а, о). Знак для слога С + i — исходный (для h-серии исходный знак he), два других знака в каждой серии отличаются от исходного диакритикой, отражающей различие в гласном. С помощью диакритик выражаются иногда и различия коррелирующих согласных при идентичном гласном (напр., ki-gi-ngi, fa-va и т. п.). Для серий mV и mbV имеются дублирующие знаки, назначение к-рых неясно. Наряду
со знаками буквенного характера есть знаки предположительно пиктография, происхождения. М. п. использовалось гл. обр. в частной переписке; после 1940 оно было вытеснено из употребления письменностью на основе лат. алфавита.
• Фридрих И., История письма, пер. с нем., М., 1979; D а 1 Ъ у D.. A survey of the indigenous scripts of the Liberia and Sierra Leone: Vai, Mende. Loma, Kpelle and Bassa, ALS, 1967, v. 8. В. А. Виноградов. МЕРОЙТСКИЙ ЯЗЬ'1К — мертвый язык, в 8 в. до и. э. — 4 в. н. э. распространенный в долине р. Нил, от Асуана до впадения р. Атбара. Генеалогическая принадлежность неясна, есть предположение, что он родствен нубийскому языку. Был государственным языком царства Мероэ.
Отмечена агглютинативная аффиксация (суффиксы, реже префиксы), словосложение. Известно значение ок. 100 слов. Имеется нек-рое кол-во егип. заимствований. Письменность засвидетельствована с нач. 2 в. до и. э. Дешифрована Ф. Л. Гриффитом в 1909—17. Употреблялись 2 алфавитные системы: монументальная и демотич. (курсивная). Почти все знаки заимствованы из демотич. египетского письма. Табл. см. на с. 294. * Завадовский Ю. Н.. Кацнельсон И. С., Мероит. язык, М., 1980; Мнлитарев А. Ю., Язык мероит. эпиграфики как ист. источник в свете его генезиса, «Вестник древней истории», 1984, >6 2; Ran-
dall-McIver D., Wooley С. L., Areika. With a chapter on Meroitic inscriptions by F. LI. Griffith, Oxf., 1909; Griffith ,F._L., Karandg, Phil., 1911; его же. Meroitic inscriptions, pt 1—2, L. — Boston. 1911 — 12; его же. Meroitic studies, I— IV, «Journal of Egyptian Archaeology», 1916— 1917, v. 3—4: Trigger B. G., Meroitic language studies: strategies and goals. <Me-roitica», 1973. № 1; H intze F.. Beitrage zur meroitischen Grammatik. там же, 1979, № 3; Hainsworth M.. Leclant J., REM. Index avec localisation topographi-que. P.. 1980.	E. Б. Смагина.
МЕРТВЫЕ ЯЗЫКИ — языки, вышедшие из употребления и известные на основании письменных памятников или записей, дошедших от того времени, когда они были живыми. Процесс вымирания языков происходит в особенности в тех странах, где (напр., в США, Австралии) носители исконных туземных языков оттеснены в изолиров. р-ны (индейские резервации в США) и для включения в общую жизнь страны должны переходить на ее осн. язык (английский); особую роль в убыстрении этого процесса играет использование неродного языка в интернатах, колледжах и др. средних и высших учебных заведениях. Мн. языки Сев. Америки, Сев. Евразии, Австралии (и нек-рых прилегающих к ней островов, в частности Тасмании) стали или становятся мертвыми; о них можно су-
МЁРТВЫЕ 293
МЕРОИТСКИЕ АЛФАВИТЫ
Иероглифы	Демотика	Транскрипция	Иероглифы	Демотика	Транскрипция
&		алиф или а	5=й	4	(
[J		е	о-	С	hty’l
в	/	е	0		h
	ч-	i	1k	V7/	s
чч	///	У	ш	5	s
л		ш		L.	k
fes	И	и lb в		W	q
в	t.	р		?	t
	)	т	га	/4-	te
—		п			
п	X	п		и	г
		г			
дить гл. обр. на основании описаний, составленных до их вымирания.
При вымирании языка на последних этапах его существования он становится характерным только для определ. возрастных (и социальных) групп: дольше всего язык сохраняет старшая возрастная группа, с физич. смертью к-рой он умирает; язык может употребляться и детьми дошкольного возраста, но в условиях обучения на неродном языке они могут почти полностью потерять родной язык, перейдя на общий язык данного региона или страны. Этот процесс, к-рому способствует распространение осн. языка средствами массовой информации, приводит к быстрому вымиранию малочисленных языков во 2-й пол. 20 в. В более ранние эпохи осн. факторами вымирания языков могло быть массовое уничтожение завоеванных народностей при создании больших империй, таких, как древнеперсидская, эллинистическая, арабская и др., или насаждение осн. языка империи (напр., латыни в Римской империи).
М. я. часто сохраняются в живом употреблении в качестве языка культа на протяжении тысячелетий после их вытеснения из др. сфер общения (коптский язык как язык богослужения у христиан-египтян, латинский язык в католич. церкви, классич. тибетский язык в ламаистской церкви у монг. народностей). В последнем случае М. я. может быть языком исконного населения, сохранившимся в культовом употреблении после перехода всей массы населения на язык завоевателей (коптский яз. у арабов; хаттский яз., родственный сев.-зап.-кавказским, в качестве священного языка у жителей Хеттской империи, перешедших на индоевропейский хеттский яз.; шумер, яз. у аккадоязычного населения Месопотамии н др.).
Более редким случаем является одновременное нспользование М. я. в качестве сословного (кастового жреческого, что связано с его культовой ролью) и литературного, как испбльзовался санскрит
294 МЕССАПСКИЙ
в древней и ср.-век. Индия, где в разг, употреблении (не внутри жреческой брахманской касты) выступали пракриты (отражающие более позднюю стадию в развитии индоарийских языков по сравнению с др.-нндийскнм, лит. кодифицированной формой к-рого был классич. санскрит, являющийся одновременно М. я. и искусственно построенным языком с канонизированными нормами). Отчасти сходным было употребление лат. языка (уже М. я.) в ср.-век. Европе в качестве языка церкви и лит-ры, а позднее в качестве осн. языка высшего образования и науки (вплоть до 18 в.). Разл. изводы церк.-слав. яз., основанные на мертвом — старославянском языке, использовались как лит. языки церковной (отчасти и светской) лит-ры в слав, странах, оставшихся в сфере воздействия православной церкви. В подобных случаях в специализированном культовом и лит. употреблении возможно сохранение нек-рых черт языка (в т. ч. фонетических), к-рые остаются обычно неизвестными по отношению к М. я. В исключительных социальных условиях возможно превращение М. я. культа в разговорный, как это произошло с древнееврейским в Израиле (см. Иврит'). Особенно длит, формой сохранения М. я. является его использование в качестве языка песнопений (первонач. священных, затем н светских, напр. латынь в вокальных соч. И. Ф. Стравинского), что связано с особой психофизиология, ролью языка в системе вокального исполнения.
Важнейшей проблемой изучения М. я. является его реконструкция, к-рая обычно основывается на относительно небольшой выборке текстов, никогда не дающей в отличие от живого языка полного набора всех словоформ и их возможных сочетаний. Изучение М. я., с одной стороны, не может опираться на возможность привлечения грамматич. (и семантич.) интуиции говорящего, с другой стороны, основано иа замкнутом (ограниченном) множестве дошедших до исследователей текстов, дающих возможность провести строгое исследование всех данных в них форм. Этим объясняется то, что первые значит, достижения древней лингвистики связаны с изучением М. я. (шумерского в древней Месопотамии, хаттского в древней М. Азии, санскрита в древней Индии и т. п.). Наиболее трудным вопросом (в особенности по отношению к М. я., не сохранившимся в культовом или лит. употреблении) является воссоздание произношения. По отношению к древним языкам это осуществляется посредством сопоставления передачи слов данного языка (в т. ч. и имен собственных) в разных системах письма, так, произношение [s] для хеттской фонемы, в клинописи передающейся посредством слоговых знаков, содержащих £ — sa, Si, su и т. д.,— предполагается на основании егип. передачи соотв. слов посредством знака, читающегося как s. Если М. я. (как, напр., лувийский) известен в двух вариантах, передающихся соответственно двумя системами письма (клинописной для лувийского яз. времени Хеттской империи н иероглифической того же и более позднего времени), то для реконструкции фонетич. системы этого М. я. можно использовать сопоставление различных (или совпадающих) способов написания в каждой из двух графич. систем. Для М. я., у к-рых сохранились родственные им живые языки, восстановление фонетики может осуществляться на основании сравнения с ними, напр. фонетич. система мертвого прусского яз.
уточняется на основании сравнения его с живыми балт. языками — литовским н латышским.
Особый случай восстановления М. я. представляет выделение его составных частей внутри другого языка — мертвого или живого (курш. элементы внутри латышского, «догреческне» индоевропейские внутри греческого). Такие элементы выявляются на основании сравнит.-ист. вычленения частей, не поддающихся истолкованию согласно установленной системе соответствий. Многие М. я. выделяются только с помощью этого последнего способа.
• НЛ. в. 6, М., 1972; W о г г е 1 W. Н., V у с i с h 1	W., Popular traditions of the
Coptic language, в кн.: Coptic texts, Ann Arbor (Mich.), 1942; Swadesh M.. Sociological notes on Obsolent languages, IJAL, 1948. v. 14, p. 226—35. Вяч. Вс. Иванов. МЕССАПСКИЙ ЯЗЫК—cm. Иллирийский язык.
МЕСТОИМЕНИЕ — лексико-семаитиче-ский класс знаменательных слов, в значение к-рых входит либо отсылка к данному речевому акту (к его участникам, речевой ситуации или к самому высказыванию), либо указание на тип речевой соотнесенности слова с виеязыковой действительностью (его денотативный статус); к М. принято относить только имена — существительные, прилагательные, числительные. М. входят в более широкий лексико-семантич. класс местоименных слов, к-рые иногда в расширит, смысле все называются М.
Кроме собственно местоименного компонента в значение М. входят др. смысловые компоненты — обычно абстрактного типа (тематические компоненты), напр. «предметность*, «одушевленность*, «мужской пол* и др. Есть М., к-рые имеют «нулевой» тематич. компонент и выполняют только функцию актуализации. Это детерминативы. т. е. именные актуализаторы. Их значение целиком сводится к более или менее однозначной фиксации денотативного статуса той именной группы, к-рую они определяют (напр., «тот*, «этот», нем. welcher 'который, какой', ein 'одни', irgendein 'какой-то', англ, every 'каждый', франц, се ‘этот’). В нек-рых языках ту же роль играют артикли, к-рые причисляются или не причисляются к М. в зависимости от того, относят ли их к знаменат. словам или к служебным.
С т. зр. характера собственно местоименного значения (а также нек-рых прагматич. характеристик) И. делятся на логико-сем антич. разряды, а с т. зр. характера тематич. компонента — на тематич. к л ас -с ы. Логико-семантнч. разряды объединяются в три крупные группировки — дейктические, анафорические и квантор-ные М.
Дейктические М. содержат в значении отсылку к участникам данного акта речи или к речевой ситуации (см. Дейксис). Это личные М. 1-го или 2-го л., отсылающие к говорящему («я», «мы») или к слушающему («ты», «вы»), а также указательные, отсылающие к объекту, на к-рый направлен указат. жест говорящего (иногда мысленный) («вот тот», «вот этот», лат. hie 'этот, близкий ко мне’, iste 'этот, близкий к тебе’, ille 'тот, далекий', лакское «та» 'тот, на одном уровне со мной’, к!а 'тот, выше меня’, «га» 'тот, ниже меня’). Как правило, дейктич. И. являются определенными (см. Определенности — неопределенности категория), т. е. выражают пресуппозицию существования н единст-
венности объекта в общем «поле зрения* говорящего и слушающего и т. о. соотносятся с определ. референтом, к-рый в рамках данного акта речи индивидуализирован.
Анафорические И. содержат в значении отсылку к данному высказыванию или к тексту, в к-рый оно входит. Они отсылают либо (чаще) к предыдущему месту текста, либо (реже) к последующему (т. наз. предваряющие М.; см. Антиципация), выражая анафорнч. связь между М. и его антецедентом: в отрывке... «И женщины глядят из-под руки./Вы поняли, куда они глядят?* анафорич. И. «они* и его антецедент — существительное «женщины* — связаны отношением кореферентности, т. е. соотносятся с одним н тем же объектом внеязыковой действительности. Содержанием анафорич. связи (см. Анафорическое отношение) может быть не коре-ферентность именных групп, а лишь указание на отнесенность называемых ими объектов действительности к одному и тому же таксономии, классу (напр., англ. We found new routes of synthesis, the older ones being unsatisfactory ‘Мы нашли новые пути синтеза, так как старые были неудовлетворительными’). К анафорич. М. относятся личные М. 3-го л., указательные (в зависимости от их функции), возвратные, взаимные и относительные М. Возвратные М. («себя, свой*) обычно отсылают к смысловому субъекту данной предикации: ср. «У каждой эпохи свои подрастают леса*. Взаимные М. отсылают к имени или к множеству имен, обозначающих объекты, связанные взаимными отношениями, к-рые выражены предикатным словом («Маша едва ли сравнивала Колю и Петю д р у г с другом*). Относительные М. употребляются в придаточном предложении (но не в составе косвенного вопроса), сочетая анафорич. функцию с выражением синтаксич. подчинения придаточного предложения главному («Разве я похож на юного музыканта, которого сегодня будут слушать?*). Во ми. языках относит.' М. омонимичны анафорич. М. 3-го л. (иапр., нем. der, die, das ‘который’) или вопросит. М. (иапр., рус. «кто* в предложении «Блажен, кто верует, тепло ему на свете*). Указат. М. большинства языков употребляются как в анафорич., так и в дейк-тич. функции.
Ккванторным М. относятся неопределенные, иитродуктивные, экзистенциальные, универсальные, отрицат. и вопросит. М. Неопределенные М. соотнесены с объектом, неизвестным говорящему («Петя хочет жениться на какой - т о студентке*). Иитродуктивные (полунеопределеиные, или слабоопреде-лениые) М. («кое-какой», «некоторый* и др.) соотнесены с объектом, известным говорящему, но неизвестным слушающему, вводят объект в рассмотрение и тем самым индивидуализируют его («Петя хочет жениться на о д н о й студентке*). Экзистенциальные М. предполагают существование класса объектов с нек-рымн свойствами, но не вводят в рассмотрение никакого конкретного объекта из данного класса («Петя хочет жениться на какой-нибудь студентке*). Универсальные (обобщающие) М. относятся ко всем объектам нек-рого класса («всякий», «каждый», «любой», «всё», «все», «весь*). Отрицат. М. употребляются в высказываниях, утверждающих ложность нек-рой предикации для всех объектов нек-рого класса («никто*, «ничто», «никакой»). Вопросят. М., как и
экзистенциальные, означают, что говорящий допускает существование объекта с нек-рыми свойствами н не в состоянии нх идентифицировать, побуждает слушающего сделать его способным осуществить эту идентификацию («кто?», «что?», «какой?*, «который?»). Подкласс вопросит. И. составляют т. наз. вопросит.-относит. М., употребляющиеся в составе придаточных предложений косвенного вопроса; способность осуществить идентификацию объекта является уже не целью говорящего, а приписывается субъекту пропозициональной установки, вводящей этот косвенный вопрос (ср. Косвенная речь): «Кем убит и от чего,/ Знает сокол лишь его».
Тематич. классы М. объединяются, в соответствии с общностью их главных синтаксич. функций, в две группы — М.- существительные и М. -прилагательные.
Среди М.-существительных во мн. языках выделяются тематич. классы одуш. М. («кто?», «кто-то», «все», «я», «мы», «ты», «Вы», «вы», «некто* и др.) и неодуш. М. («что?», «ничто», «все», «что-нибудь* и др.); личных (англ, who, she, he) и неличных (англ, what, it). В ряде языков возможна также оппозиция по полу [хауса wane ‘кто? (о мужчинах)’ — wace ‘кто? (о"жёнщннах)’], по абстрактности / конкретности [исп. este, esta ‘он, она, оно (конкретное)’ — esto ‘это (абстрактное)’] и др.
Среди М.-прилагательных обычно выделяются детерминативы, качественные М. («какой», «такой», лат. qualis), количественные («столько», «сколько?», «несколько» и пр.— иногда их выделяют в более крупный класс М.-числительных), порядковые («который?», «какой?», лит. kelintas ‘который по счету’, kelioliktas ‘сколько-надцатый ’), притяжательные («чей?*, «чей-нибудь», «ничей», «мой», «твой», «свой», «ваш», «Ваш», «его», «ее», «их»), количеств.-параметрические [лат. quantus 'какой по размеру (весу, долготе и пр.?)'].
Европ. грамматич. традиция, восходящая к античности, рассматривает М. как одну нз частей речи; эта трактовка М. сохраняется в описат. грамматиках. Однако в нек-рых грамматич. теориях 20 в. М. считаются грамматически неоднородными н распределяются по частям речи в соответствии со своими главными синтаксич. функциями. В этом случае М.-существительные и М.-прилагательные включаются в состав более широкого семантич. класса местоименных элементов, объем к-рого определяется исследователями по-разному. Одни подчеркивают связь значения местоименных слов с речевой ситуацией. В этом случае они определяются" как «указательные (дейк-тические) слова» (К. Бругман, К. Бюлер, У. Вайнрайх), «индексы» или «индикаторы» (Ч. С. Пирс, В. Коллинсон), «слова с непостоянной сигннфикацией» (А. Нурен), «подвижные определители* или«шифтеры* (О. Есперсен, Р. О. Якобсон), «актуализаторы» или «средства перехода от языка к речи* (Ш. Балли, Э. Бенвенист), слова с «субъективнообъективным* лексич. значением (А. М. Пешковский).
Др. исследователи подчеркивают «заместительную» функцию местоименных слов, называя их «заместит, словами* или «субститутами» (Л. В. Щерба, Л. Блумфилд, 3. 3. Харрис), «репрезентантами» (Ф. Брюно) н т. п.; иногда для обозначения слов-заместителей употребляется термин <М.» (Пешковский,
М. В. Панов). Первая тенденция нередко ведет к исключению кванторных слов нз состава местоименных, вторая позволяет охватить и квантификаторы.
М.-существнтельные во мн. языках, в т. ч. в русском, обладают особыми морфологич. признаками, отличающими нх от др. существительных. В связи с этим рус. М.-существительные иногда квалифицируют как «пережиток особой части речи* (В. В. Виноградов), как часть речи (академии, грамматики) илн вместе с несогласуемыми числительными относят к «несогласуемо-бесчисловому» грамматич. разряду (А. А. Зализняк). * Селиверстова О. Н.. Опыт семантич. анализа слов типа все и типа кто-нибудь, ВЯ, 1964, К» 4: ее же, Местоимения в языке и речи, М., 1988; Майтинская К. Е., Местоимение в языках разных систем, М., 1969; Якобсон Р. О., Шифтеры, глагольные категории н рус. глагол, в сб.: Принципы типологич. анализа языков разл. строя, М., 1972; Левин Ю. И., О семантике местоимений, в сб.: Проблемы грамматич. моделирования, М., 1973; Б е н в е-инет Э., Общая лингвистика, пер. с франц., М., 1974; Вольф Е. М., Грамматика и семантика местоимений, М., 1974; Реформатский А. А., Местоимения, в его кн.: Очерки по фонологии, морфонологии и морфологии, М., 1979; Теория и типология местоимений, М., 1980; Откупщикова М. И., Местоимения совр. рус. языка в структурно-семантич. аспекте, Л., 1984; Крылов С. А., К типологии дейктич. систем, в кн.: Лингвистич. исследования. Типология. Диалектология. Этимология. Компаративистика, ч. 1, М., 1984; Падучева Е. В., Высказывание н его соотнесенность с действительностью, М,, 1985; Гак В. Г., Теоретич. грамматика франп. языка. Морфология, 2 изд., М., 1986; G е а с h Р. Т., Reference and generality, N. Y., [1962]; Isadenko A. V., Die Russische Sprache der Gegenwart, T1 1, Formenlehre, 3 Aufl., Munch., 1975.
С. А. Крылов. E. В. Падучева. МЕСТОИМЕННЫЕ CjlOBA — лексико-семантический класс знаменательных слов, принадлежащих к различным частям речи н обладающих «местоименным* типом лексического значения (см. Местоимение). Кроме местоимений к М. с. относятся местоименные наречия и местоименные глаголы. Как и собственно местоимения, М. с. делятся на ло-гико-семантич. разряды и тематич. классы, отражающие системную организацию М. с., нх целостную словообразоват.-семантич. парадигму. Тематич. классы местоименных наречий объединяют темпоральные («когда?*, «тогда», «когда-то», «когда-нибудь», «никогда», «всегда», «сейчас»), качественные («как?*, «так», «эдак», «иначе», «как-то»), причинные («почему?», «потому», «поэтому», «почему-то», «почему-нибудь»), целевые («зачем?», «ни за чем», «зачем-то»), локативные М. с., в т. ч. со значением приближения («туда», «сюда», «куда», «куда-то»), удаления («оттуда», «откуда», «отовсюду») и нахождения («кое-где», «здесь»,«там»,«тут»,«везде»). Местоименные глаголы — типологически более редкий класс М. с. (ср. в тат. яз. нит у ‘делать что-то’, монг. ннгэх, тэгэх ‘делать так’, яах ‘что делать?’). Англ, глагол to do относят к М. с. при замещении им глагольной группы, с к-рой он связан анафорически: Chromate ion has a greater tendency to form complex ions than does sulfate ions ‘Хромат-ион имеет большую тенденцию к образованию комплексных ионов, чем сульфат-иои’.
М. с. образуют особую систему субститутов (слов-заместителей), параллельную
МЕСТОИМЕННЫЕ 295
системе полнозначных знаменат. слов данного языка по категории тематич. класса. Поэтому прием замены знаменат. слова соотв. местоимением используется как один из критериев для разбиения полнозначной лексики на крупные се-мантико-синтаксич. « под классы» слов. • См. лит. при ст. Местоимение.
_ С. А. Крылов, Е. В. Падучева. МЕТАТЕЗА (от Греч, metathesis — перестановка) — один из видов комбинаторных изменений звуков — взаимная перестановка звуков или слогов в пределах слова. Различают М. по смежности (перестановка соседних звуков: рус. мрамор < лат. marmor) и н а расстоянии (рус. футляр < ием. Futte-ral). Возможна количественная М.— перестановка признака долготы / краткости соотв. звуков без изменения их качества (греч. род. п. от naus ‘корабль’ : у эпич. поэтов neds > аттич. диал. neds). М. возникает при усвоении новых слов (связана с психология, особенностью восприятия: кол-во и качество следующих друг за другом элементов улавливается скорее и легче, чем их взаимное расположение), в детской речи («салатка» < «ласатка», т. е. «лошадка»), в заимствованиях (рус. Фрол < лат. Floris), в просторечии и диалектах («ведмедь» < «медведь», «ра-болатория» < «лаборатория»). М. возможна при заимствовании слов с недопустимыми в родном языке сочетаниями (ср. уйгур, карват < рус. «кровать», где М. устраняет стечение согласных в начале слова). М. может иметь регулярный характер и быть причиной появления в языках звукосочетаний нового типа — М. плавных в слав, языках (иапр., праслав. or, ol между согласными > польск. го, 1о — krowa, bloto).
НА. Грязнова. МЕТАТОНИЯ (от греч. meta — через, после и tonos — натяжение, напряжение, ударение) — любое изменение интонации, в результате к-рого происходит чередование интонаций. Во всех языках с музыкальным ударением (см. Ударение) известно явление изменения интонации в пределах одного слога. Существуют 2 типа М.: 1) одна интонация заменяется другой, уже имеющейся в языке (напр., лит. varnas — varna, т. е. циркумфлекс > акут); 2) старая интонация заменяется новой, к-рой до сих пор в языке не было (напр., рус. порох — пороша, что в ист. плане свидетельствует о чередовании циркумфлекс > новый акут). М. может сопутствовать перемещение ударения. Чередование интонаций сохранило значение в латышском и особенно в литовском языках, т. к. эти языки развили М. как морфологич. средство. М. известна н в сканд. языках. Причины М. разнообразны и пока окончательно не выяснены. • См. лит. при ст. Акцентология.
В. В. Арефьев. МЕТАФОРА (от греч. metaphora — перенос) — троп или механизм речи, состоящий в употреблении слова, обозначающего нек-рый класс предметов, явлений и т. п., для характеризации или наименования объекта, входящего в др. класс, либо наименования др. класса объектов, аналогичного данному в к.-л. отиошенин. В расширит, смысле термин <М.» применяется к любым видам употребления слов в непрямом значении. Ассоциируя две разл. категории объектов, М. семантически двойственна. Двуплановость, составляющая наиболее су-
296 МЕТАТЕЗА
шественный признак «живой» М., не позволяет рассматривать ее в изоляции от определяемого. В образовании и соответственно анализе М. участвуют четыре компонента: осн. и вспомогат. субъекты М., к к-рым применяются парные термины (буквальная рамка и метафо-рнч. фокус, тема н «контейнер», референт н коррелят), и соотносимые свойства каждого объекта илн класса объектов. Эти компоненты не полностью представлены в структуре М., в частности остаются необозначен-ными свойства осн. субъекта М., составляющие ее семантику. Вследствие этого М. допускает разные толкования. Когда говорят «Собакевнч был настоящий медведь», то имя «медведь», сохраняя отнесенность к классу медведей, характеризует индивида, входящего в др. естеств. род. Сходство Собакевича с медведем охватывает диффузный комплекс признаков (косолапость, крепость, цвет сюртука и т. д.), создающих образ индивида. Значение М. формируется признаками именуемого класса объектов (или их аналогами), совместимыми с субъектом М. Таксономически существенные признаки класса при этом устраняются. Если М. лексикализуется, т. е. расширяет сферу своей сочетаемости от индивида до категории, происходит дальнейшее зачеркивание признаков: значение М. сводится к немногим конвенционально закрепленным за ней компонентам. Характерный для класса объектов признак («специфический атрибут») используется при этом для выделения нек-рой разновидности в рамках др. класса и часто сопровождается оценочными коннотациями.
Содержащийся в языковой М. образ обычно не приобретает семиотич. функции, т. е. не может стать означающим нек-рого смысла. Это, в частности, отличает М. от символа (в узком смысле). В М. устойчиво значение. Оно прямо ассоциируется со словом как своим означающим. В символе устойчив образ, выполняющий функцию означающего. Символ может быть не только назван, но и изображен. Значение символа не имеет четких контуров. М. объединяет с символом и отличает от знаков и сигналов отсутствие регулятивной (прескриптивной) функции, а следовательно, и прямой адресации.
М. является не только ресурсом образной (поэтической) речи, но и источником новых значений слов, к-рые наряду с характеризующей способны выполнять номинативную (идентифицирующую, классифицирующую) функцию, закрепляясь за индивидом в качестве его наименования (ср. прозвище Медведь), либо становись языковой номинацией нек-рого класса объектов («анютины глазки», «роза ветров»). В этом случае метафоризацня приводит к замещению одного значения другим.
Вопрос о первичной функции М. решается по-разному. В риторике н лексикологии М. рассматривалась прежде всего как средство номинации. Однако есть основания считать исходной для М. функцию характеризации, связывающую ее с позицией предиката. Семантич. двуплановость М. затемняет ее предметную отнесенность. Референция М. осуществляется обычно через установление ее анафорнч. связи с прямой номинацией предмета.
Будучи многоаспектным явлением, М. составляет предмет изучения ряда отраслей знания и разделов лингвистики. Как определ. вид тропов М. изучается в поэтике (стилистике, риторике, эстетике),
как источник новых значений слов — в лексикологии, как особый вид речевого употребления — в прагматике, как ассоциативный механизм и объект интерпретации и восприятия речи — в психолингвистике и психологии, как способ мышления и познания действительности — в логике, философии (гносеологии) и когнитивной психологии.
Наиболее полно М. изучена в лексикологии. Оба осн. типа полиозначных слов — имена предметов и обозначения признаков — способны к метафоризации значения. Чем более многопризнаковым, информативно богатым и нерасчленеииым является значение слова, тем легче оио метафоризуется. Среди имен это прежде всего конкретные существительные — имена естеств. родов, реалий и нх частей, а также имена реляционного значения, создающие метафорич. перифразы («баловень судьбы», «питомец брани»). Средн признаковых слов — это прилагательные, обозначающие физич. качества («колючий ответ»), описательные глаголы («совесть грызет», «мысли текут») и др. Иногда выделяемая сентеициональиая М. порождена аналогией между целыми ситуациями («Не бросай слов на ветер»).
По способу воздействия на адресата М. делятся на эпифоры и диафо-р ы. Для первых осн. является экспрессивная функция (апелляция к воображению), для вторых — суггестивная (апелляция к интуиции). По когнитивной функции М. делятся на второстепенные (побочные) и базисные (ключевые). Первые определяют представление о конкретном объекте или частной категории объектов (ср. представление о совести как о «когтистом звере»), вторые (это всегда диафоры) определяют способ мышления о мире (картину мира) илн о его фундамент, части («Весь мир театр, и мы его актеры»),
Метафоризацня значения может проходить в пределах одной функциональной категории слов либо сопровождаться синтаксич. сдвигом. М., не выходящая за пределы конкретной лексики, используется для целей номинации. Вторичная для М. функция служит технич. приемом образования имен предметов («белок глаза», «ножка стола»). Номинативная М. часто порождает омонимию. Метафори-зация значения признаковых слов заключается в выделении в объекте (соотв. классе объектов) признаков, уподобляемых признакам, присущим др. классу предметов (ср. «тупой нож» и «тупая боль», «тупое шило» и «тупой ученик»), М. этого типа имеет эврнстич., познават. ценность и служит источником полисемии слова. Закономерности расширения сочетаемости признаковых слов сводятся к движению от конкретных к абстрактным н к действию принципов антропо-и зооморфизма. Метафоризацня значения может сопровождаться переходом существительного из именной позиции в предикатную. М. этого типа имеет своей целью индивидуализацию объекта. Образная М. вводит в язык синонимы (ср. «пугливый» и «заяц»). Обратный описанному процесс перехода признакового значения в категорию конкретной лексики не типичен для М.
Т. о., могут быть выделены след, типы языковой М.: 1) номинативная, 2) когнитивная, 3) образная. Во всех случаях М. в конечном счете стирается. С'еман-тич. двойственность М. не отвечает осн. коммуникативным назначениям гл. элементов предложения — его субъекта и предиката. Для идентификации предмета речи М. слишком субъективна, для пре-
ди ката — неоднозначна. Естеств. место М. находит в поэтич., худож. речи, в к-ройона служит эстетич. (а не собственно информативной) функции языка. Это проявляется в том, что к М. нет стандартного вопроса. В поэзии, не придерживающейся принципа эксплицитности, М. употребляется по преимуществу во вторичной для нее номинативной функции, внося в именные позиции атрибутивные и оценочные значения. Для поэтич. речи характерна бинарная М. (М.-сравнение), объединяющая в генитивное сочетание имена сопоставляемых объектов («брильянты росы», «тростинки мачт»). Благодаря образу М. связывает язык с мифом и иск-вом и соответствующими им способами мышления — мифологическим, художественным, синтетическим (Э. Кассирер). М. играет большую роль в формировании концептуальных систем (М. Джонсон, Дж. Лакофф).
Для выяснения природы М. важно определить ее синтаксич. свойства. Предложение с метафорнч. сказуемым синтаксически сходно с утверждением тождества по след, чертам: 1) оно выражает фактуальное суждение (М., как и тождество, констатируется); 2) указывает на неградуированный (статичный) признак; 3) дает константную характеристику предмета; 4) не допускает синтаксич. распространения признаковыми словами, указывающими на меру сходства. Оно отличается от предложений тождества по след, признакам: 1) истинность метафорически выраженного суждения не всегда может быть логически установлена; 2) предикатная (образная) М. не может быть кореферентна своему субъекту; 3) метафорич. предложение асимметрично, т. е. не допускает инверсии своих членов. Эти свойства сближают метафорич. предложения с утверждениями сходства, подобия. Синтезируя концепты тождества и подобия, предложения с субстантивным метафорич. предикатом наиболее близки к предложениям классифицирующего типа (ср. «Вы роза» и «Этот цветок — роза»). Метафорич. предикат принимает отрицание только в контексте прямого возражения.
Прагматич. подход к М., получивший распространение с нач. 70-х гт., противопоставляется семантич. анализу М. Метафорич. высказывания рассматриваются как такой способ употребления языка, при к-ром конвенциональные (буквальные) значения слов используются для выражения др. смыслов. Применение и понимание М., согласно этой точке зрения, определяются правилами пользования языком, а не знанием его семан-тнч. структуры.
Существует ряд концепций М. Наиболее распространено восходящее к идеям Аристотеля понимание М. как сокращенного сравнения, из к-рого исключено указание на общий признак сравниваемых объектов. В ходе своего развития эта теория претерпела ряд модификаций; было уточнено, что М. возникает только на базе образных сравнений, термином к-рых является класс объектов (а не индивидный объект), а основание сравнения указывает на постоянное свойство субъекта М. и не ограничено одним четко выде-лимым признаком.
Теория М. как замещения, или парадиг-матич. вытеснения, опирается на использование М. и метафорич. перифраз вместо прямых наименований соотв. объектов и исходит тем самым из неверного Представления о том, что значение М. равно буквальному значению существующих в языке слов и словосочетаний. Кон-
цепция М. как взаимодействия, выдвинутая А. А. Ричардсом и разработанная М. Блэком, представляет М. как пересечение двух концептуальных систем в целях применения к осн. субъекту М. свойств и ассоциативных импликаций, связываемых с ее вспомогат. субъектом. * Потебня А. А., Из записок по теории словесности, Хар., 1905; Черкасова Е. Т., Опыт лингвистич. интерпретации тропов (метафора), ВЯ, 1968. М2; Левин Ю. И., Рус. метафора: синтез, семантика, трансформации, «Уч. зап. Тартуского гос. ун-та», 1969, в. 236; Виноградов В. В., Поэтика рус. лит-ры. Избр. тр., М., 1976; Телия В. Н., Вторичная номинация н ее виды, в ки.: Языковая номинация. (Виды наименований), М., 1977; Аветян Э. Г., Смысл и значение, Ер., 1979; Арутюнова Н. Д.. Языковая метафора. (Синтаксис и лексика), в кн.: Лингвистика и поэтика, М., 1979; Григорьев В. П., Поэтика слова, М., 1979; Петров В. В., Науч, метафоры: природа и механизм функционирования, в кн.: Филос.основанияиауч.теории, Новоснб., 1985; Кожевникова Н. А.. Словоупотребление в рус. поэзии иач. XX века, М., 1986; Метафора в языке и тексте, М.. 1988; Richards I. A., The philosophy of rhetoric, Oxf., 1937; Metaphor and symbol, L., 1960; Black M., Models and metaphors, Ithaca (N. Y.), 1962; Bicker-ton D., Prolegomena to a linguistic theory of metaphor, «Foundations of Language», 1969, v. 5; L e v i n S., The semantics of metaphor, Balt. — L., 1977; Metaphor and thought, Camb. (Mass.), 1979; Jakobson R., Selected writings, v. 5, The Hague, 1979, p. 416—32; Davidson D., What metaphors mean, в kh.: Reference, truth and reality, Boston, 1980; Metafora, Warsz., 1980 [«Teks-ty», № 6 (54)]; L a k о f f G., Johnson M., Metaphors we live by, Chi., 1980; Metaphor: problems and perspectives, Brighton (Sussex) — Atlantic Highlands (N. J.), 1982; The ubiquity of metaphor, Amst. — Phil., 1985.	H. Д. Арутюнова.
МЕТАЯЗЫК (от греч. metd— через, после) — язык «второго порядка», по отношению к которому естественный человеческий язык выступает как «язык-объект», т. е. как предмет языковедческого исследования. Термин «М.» первоначально возник в математике и логнке в значении: формализованный язык, средствами к-рого исследуются свойства соотв. предметных (или объектных) теорий, разграничиваются уровень самих описываемых объектов и п-й уровень их описания. М. является предметом изучения металингвнетики (науки о языках «второго порядка»).
М. яз-знания в значительной своей части строится на основе тех же единиц, что и язык-объект, т. е. имеет с ним единую (тождеств.) субстанцию, является «консубстанцнональным» с языком-объектом (хотя известны и случаи формализации М., напр. «семантический М.»). Т. о., будучи языком описания естеств. языка, М. одновременно выступает и как часть естеств. языка. Единство материальной природы М. яз-знания и языка-объекта не означает их неразличения. Изучение того или иного естеств. языка в нсторико-генетич. или структурно-системном плане составляет предмет науки о языке, создание же метаязыковой системы — инвентаризация терминов (понятий и номенклатур) является завершающим этапом языковедч. исследования.
М. яз-знания представляет собой сложное явление, в основе к-pqro, с одной стороны, лежат системные отношения между терминами (см. Терминология лингвистическая), с другой — общенауч, лексика, т. е. те слова и словосочетания, к-рые используются при описании разл. аспектов языковедч. исследования. М. как средство науч, общения используется
и реально существует в соотв. мета-речи, т. е. той разновидности речи, к-рая осуществляется при общении ученых, исследующих те или иные свойства языка-объекта. Взаимодействие М. и метаречи находит отражение в принципах построения лексикографич. пособий, когда в словарные статьи включаются отрывки (или сегменты) метаречи, иллюстрирующие употребление того или иного термина. Напр., термин «значение» характеризуется рядом словосочетаний, отражающих его реализацию в метаречи: «значение языковое», «значение переходности», «значение слова» и др.
Содержание термина полностью раскрывается в его реальном функционировании в речи как единицы определ. метаязыковой системы. Напр., в случае термина «словосочетание» (соединение двух или более знаменат. слов, служащее для выражения единого, ио расчлененного понятия) метаречевые выражения «лексико-фразеологич. свойства словосочетания», «социолингвистическая обусловленность словосочетания», «концептуальная полноценность словосочетания» отражает необходимость изучения словосочетания не только как данного грамматич. построения, но и как сложного явления, в к-ром находит отражение взаимодействие лингвистич. и экстралингвис-тич. факторов.
При изучении М., как и языков описания объекта в гуманитарных науках вообще, отчетливо выявляются различия в гносеология. установках между отд. науч, направлениями. Поэтому даже близкие по значению слова не могут быть использованы независимо от их осмысления в общей системе данного мировоззрения. Не случайно, говоря о языке философии, В. И. Ленин настаивал на последоват. употреблении термина «материализм», хотя у нек-рых авторов употреблялся и термин «реализм» в «смысле противоположном идеализму». «Я вслед за Энгельсом употребляю в этом смысле толь-к о слово: материализм, и считаю эту терминологию единственно правильной ввиду того, что слово „реализм" захватано позитивистами и прочими путаниками, колеблющимися между материализмом н идеализмом» (Ленин В. И., Поли, собр. соч., 5 изд., т. 18, с. 56).
В яз-знанин системы понятий, закрепленные в соотв. М., обнаруживают определ. методология, ориентацию, т. е. оказываются методологически обусловленными. При рассмотрении науч, дефиниций могут быть выявлены различия в трактовке, казалось бы, одного и того же термина, к-рый по-разному осмысляется в соответствии с философскими (методология.) основами данного направления исследования. Напр., фонема — «кратчайшая единица системы выражения звукового языка, способная различать звуковые оболочки слов и морфем» (моек, фонология, школа); «пучок дифференциальных признаков» (пражская фонология, школа); «семья звуков» (англ, фонетич. традиция); «точка пересечения сети функций» (глоссематика) и т. п. • Реформатский А. А., Что такое термин и терминология, М., 1959; Ахманова О. С., К вопросу об осн. понятиях метаязыка лингвистики, ВЯ, 1961, № 5; ее же. Словарь лингвистич. терминов, М., 1966; ее же. Linguistic terminology, М., 1977; Котелова Н. 3., Значение слова и его сочетаемость (к формализации в яз-знании), Л., 1975; Лотте Д. С., Вопросы заимствования и упорядочения иноязычных
МЕТАЯЗЫК 297
терминов и терминоэлементов, М.. 1982; Денисов П., Терминология и разл. аспекты языка науки, в кн.: Проблемы разработки и упорядочения терминологии в Академиях наук Союзных республик, М.> 1983; Гвишиани Н. Б.. К вопросу о метаязыке яз-знания, ВЯ. 1983, № 2; е е же, Язык иауч. общения (вопросы методологии), М., 1986,	Н. Б. Гвишиани.
МЕТОД (от греч. methodos—путь исследования) в языкознании — 1) обобщенные совокупности теоретических установок, приемов, методик исследования языка, связанные с определенной лингвистической теорией и с общей методологией,— т. наз. общие И. 2) Отдельные приемы, методики, операции, опирающиеся на определенные теоретич. установки, как технич. средство, инструмент для исследования того или иного аспекта языка,— частные М.
Наиболее обобщенный М. всегда находится в тесной связи с определ. теорией, представляет собой единство «метод — теория». Сов. яз-знание подчеркивает важную роль философии и ее методов в выработке подхода к объекту исследования на всех этапах истории яз-знания. Каждый общий М. вычленяет именно ту рторону (или те стороны) языка как объекта исследования, к-рые признаются важнейшими в данной теории языка, напр. ист. аспект языка в сравнительно-историческом языкознании, его структурный аспект в структурной лингвистике, его динамич. механизм в генеративных грамматиках (см. Генеративная лингвистика') и т. д. В этом смысле М. создается предмет исследования. Любой крупный этап в развитии яз-знания, характеризующийся изменением взглядов на язык, изменением лингвистич. теории, сопровождается коренным изменением М., стремлением создать новый обобщенный М. При этом, в отличие от исчезновения старых взглядов на язык и замены их новыми, М., унаследованные от предыдущего этапа, ие исчезают полностью, а сохраняют свое значение на новом этапе в качестве более частных, специальных, но при этом основных М. Таким образом, совр. яз-зиание обладает неск. основными общими науч. М., восходящими к разл. эпохам. Единым филос. М. сов. яз-знання является диалектико-материалистич. М. (см. Методология в языкознании, Философские проблемы языкознания).
Сравнительно - исторический М.— первый науч. М. в яз-знании, ознаменовавший своим появлением в нач. 19 в. становление яз-знания как науки в трудах Р. К. Раска, Ф, Боппа, Я. Гримма, А. X. Востокова и др. и рассматривавшийся тогда как универсальный. Ему соответствует определ. теория языка —сравнит.-ист. яз-знание. Осн. положения сравиит.-ист. М.: 1) каждый язык отличается неповторимыми особенностями, раскрывающимися только при сравнении с др. языками; сравнение обнаруживает у нек-рых из них родство — происхождение из общего источника, к.-л. существующего или уже исчезнувшего языка (см. Родство языковое. Праязык)-, 2) на этом основании языки группируются в языковые группы и далее в языковые семьи, напр. слав., ром., герм., балт. и др. группы в составе индоевроп. семьи языков; 3) различия родств. языков могут быть объяснены только непрерывным ист. развитием, к-рое признается важнейшим свойством языка вообще; 4) при ист. изменении звуки изменяются
298 МЕТОД
быстрее др. элементов языка. Преобразования звуков в пределах одной языковой семьи строго закономерны и могут быть сформулированы в виде фонетических законов. Корни слов и флексии (с учетом звуковых законов) обычно сохраняют устойчивость на протяжении тысячелетий, что и позволяет установить архетипы этих элементов языка. Сравнит.-ист. М. развивается и совершенствуется, охватывая, помимо фонетики и морфологии, также постепенно синтаксис и семантику (в трудах Ф. Ф. Фортунатова, В. К. Поржезинского, Я. М. Эн-дзелина, К. Буги и др.— в России; А. Мейе, К. Бругмана, Б. Дельбрюка, Г. Хирта, Е. Куриловича, Э. Бен-вениста и др. — в Зап. Европе; А. М.Се-лищева, Л. А. Булаховского, В. М. Жирмунского, А. Н. Савченко, Б. А. Серебренникова, О. Н. Трубачева, А. С. Мельничука, Т. В. Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванова, Г. Б. Джаукяна, Г. А. Климова, В. П. Мажюлиса, 3. Зинкявичюса и др.— в СССР).
Ограниченность сравнит.-ист. М. проявляется в невозможности объяснить сходства неродств. языков, т. е. сходства типологические (см. Типология лингвистическая), гл. обр. в сфере семантики и синтаксиса и в невозможности воссоздать целостную картину языка как синхронной, действующей системы. Первое ограничение вызвало к жизни разработку типологии языков, понятия фреквента-лий (наиболее частых явлений в языках самых разных семей, «почти универсалий»), а второе привело к радикальному перелому — появлению структурного подхода к языку, и М. новейшего логического (концептуального) анализа языка (см. Логическое направление в языкознании).
Структурные М. ознаменовали перелом в развитии яз-знания, происшедший в 20-х гг. 20 в. и связанный с трудами Ф. де Соссюра и И. А. Бодуэна де Куртенэ. Осн. положения структурных М.: 1) подлинной реальностью признается ие отд. факт (морфема, звук, предложение и т. п.) к.-л. языка, а язык как система; система ие суммируется из элементов, а, напротив, определяет их: каждый элемент языка существует в силу его отношений к др. элементам в составе системы; 2) костяк, структуру системы создают вневременные отношения, отношения доминируют над элементами, структура доминирует над историей системы; основными являются отношения оппозиции элементов вне текста (см. также Парадигматика) и отношения взаимного расположения, дистрибуции элементов в тексте (см. Дистрибутивный анализ, Синтагматика)-, 3) благодаря примату отношений возможно вневременное и иесубствнциальное — «алгебраическое» — изучение системы; возможно применение матем. методов в яз-знании; 4) подобно языку организованы нек-рые др. системы — фольклор, обычаи и ритуалы, отношения родства и др.; их изучение и изучение языка, лингвистика, интегрируются в более общую науку —семиотику. Структурные М. развивались тремя потоками в разных школах структурализма. Вост.-европ.структурализм (см.Пражская лингвистическая школа) ввел понятие оппозиции н основанный на ней М. прежде всего в фонологию, а от нее в др. сферы языка — гл. обр. в морфологию и семантику. Дат. структурализм (см. Копенгагенский лингвистический кружок) разработал учение об алгебраич. отношениях в языке, глоссематику. Амер, структурализм (см. Дескриптив
ная лингвистика) разработал понятие дистрибуции и основал на нем метод описания фонологии, морфологии н элементарного анализа предложения (см. Непосредственно составляют,их метод). Структурные И. сохраняют значение как науч. М. начального описания всякого языка, установления его структуры и систематики элементов (см. Таксономия). Их ограниченность связана с предельной абстрактностью и с невозможностью применить их к изучению языка как общественной, ист. системы и в спец, плане —с невозможностью применения для описания разл. коннотаций, семантики предложения-высказывания, синтаксиса, явлений связной речи и текста, в особенности в динамике последних. Необходимость решения этих проблем привела к возникновению новых, конструктивных М., связанных с иными представлениями о языке — как о динамической, «порождающей» системе.
Конструктивные И. (конструктивизм) возникли в иач. 60-х гг. 20 в. Осн. положения этих М.: 1) требование конструктивности, т. е. возможности и необходимости построения, конструирования теоретич. объектов: объект может быть принят как объект теории, только если он может быть построен или смоделирован исследователем. При этом конструктивным должен признаваться не реальный объект, а его теоретич. аналог, или модель; напр., порождающая грамматика «порождает» не реальные высказывания, как они производятся в мышлении и речи человека, а их формальные аналоги — модели (см. Модель в языкознании); 2) исходным объектом является предложение (в виде его теоретич. модели), поэтому конструктивными М. исследуется гл. обр. синтаксис предложения и те явления семантики н словаря, к-рые наиболее непосредственно связаны с предложением (напр., система тезауруса, идеография). Др. сферы языка, напр. фонологическая, рассматриваются по аналогии с последним. В предложении обнаруживаются дннамич. черты языка — явления реального производства («порождения») высказывания в речи; 3) динамич. законы построения предложения-высказывания признаются универсальными, в то время как национальные, исторически изменчивые особенности того или иного языка рассматриваются как форма реализации этих универсальных закономерностей, напр. морфология как «техника» семантики и синтаксиса; 4) язык вообще понимается как дииамич. система, обеспечивающая порождение речевых произведений.
Осн. идеи конструктивных И. восходят к т. наз. конструктивному направлению в математике. Ведущее место среди этих М. заняли генеративные, или порождающие, грамматики (см. Генеративная лингвистика), в к-рых метод неразрывно связан с соотв. теорией (школы Н. Хомского в США и «аппликативиой грамматики» в СССР). Существуют генеративные грамматики и соответствующие им М. двух типов: 1) генеративные грамматики как средство описания к.-л. конкретного языка, в основном создаваемые на основе задания нек-рого кол-ва исходных, «ядерных» предложений н выведения нз них др. предложений путем трансформаций (см. Трансформационный метод)-, 2) генеративный М. «выбора» наиболее адекватной генеративной грамматики из неск. возможных. Опыты решения этих задач привели к сращению, генеративной теории — И. с формализов. матем. языком и к превращению геие-,
ративной грамматики в раздел математики (см. Математическая лингвистика). Конкретное применение этих теорий к языковому материалу показало их существ. ограниченность. Присущая генеративной грамматике черта — отрыв от реальных языков — вызвала кризис генеративного и в значит, степени конструктивного (1960—70-х гг.) направлений в яз-знании и ускорила поиски новых М. описания и объяснения языка. Эти поиски характеризуются ориентацией в различных направлениях: а) на вовлечение в круг исследований самых разных (теоретически — всех) языков мира, б) на единое, универсальное, логико-се-мантич. описание предложения и текста в целом, в) иа возможно полный учет прагматики, социальных факторов при описании всей системы языка (см. Социолингвистика) и т. д.
Совр. яз-знание характеризуется разнообразием как частных М.— компонентного анализа, непосредственно составляющих М. (восходящих к общему М. стру ктурал изма), трансформационного М. (восходящего к общему М. конструктивизма) и др.,— так п в еще большей степени языковедч. преломлением общенауч. М. (матем. анализа — количественные М., статистич. И., глоттохронология; системного подхода — сопоставит. М., контрастивная лингвистика; эволюционного и таксономии, принципов — типология, ареальная лингвистика; естественнонауч. эксперимента — психолингвистика; конкретно-социологич. исследований — социолингвистика). Вместе с тем сохраняет свое значение общий филологич. М.— интерпретация текста.
Т. о., совр. тенденции в развитии М. характеризуются отказом от исключительности того или иного общего М., стремлением сочетать и комбинировать разл. общенаучные, общие и частные лингвистич. М.
* Мейе Л.. Сравнит, метод в нет. яз-знании, пер. с франц., М,, 1954; Г л н с о н Г., Введение в дескриптивную лингвистику, пер. с англ., М., 1959: С в о д е ш М.. Лексн-ко-статпстич. датирование допет, зтнич. контактов. пер. с англ., НЛ, в. 1, М., 1960; Ельмслев Л.. Пролегомены к теории языка, там же; Хэррис 3. С., Совместная встречаемость и трансформация в языковой структуре, там же. в. 2, М., 1962; Хомский Н., Синтаксич. структуры, там же; Осн. направления структурализма, М., 1964; Пражский лингвистич. кружок. Сб. статей, М.. 1967; Климов Г. А., Вопросы методики сравнит.-генетич. исследований, Л., 1971; Кибрик А. Е., Методика полевых исследований. (К постановке проблемы), М., 1972; Общее яз-знание. Методы лингвистич. исследований. М., 1973 (лит.); Степанов Ю. С., Методы п принципы совр. лингвистики, М., 1975; Принципы и методы семантич. исследований, М., 1976; Макаев Э. А., Общая теория сравнит, яз-знання, М., 1977; Гипотеза в соар. лпнгаистике, М., 1980; Караулов Ю. Н., Лингвистич. конструирование и тезаурус лит. языка, М., 1981; Фрумкина Р. М., Пспхолингвистич. методы изучения семантики, в кн.: Психо-лингвистич. проблемы семантики, М.. 1983; Проблемы искусств, интеллекта и распознавания образов, К., 1984; Д о л и н и н К. А., Интерпретация текста. Франц, язык, М., 1985; Марчук Ю.Н., Методы моделирования перевода. М.. 1985; Логич. анализ естественного языка, в кн.: НЗЛ, в. 18, М., 1986; Демьянков В. 3.. Новые тенденции в амер, лингвистике 1970—1980 гг., Изв. АН СССР. сер. ЛиЯ, 1986, т. 45, № 3; Методологии. проблемы яз-знання, К., 1988; Linguistic theory, ed Fr. J. Newmeyer, vol. 1-4, Camb.- N. Y., 1988.
Ю. С. Степанов. МЕТОДОЛОГИЯ (от метод и греч. 16-gos — слово, учение) в языкознании — учение о принципах исследова
ния в науке о языке. Языковеды-марксисты исходят нз того, что М. включает в себя три уровня: общую философскую М., принципы и законы материалистич. диалектики к-рой определяют ориентацию, направление и принципы исследований в науке, опирающейся иа эту философию; общенаучную М., включающую методы и принципы, применяемые в группах наук; частную М,, включающую методы данной науки (см. Метод в яз-знании).
М. определяет подход к объекту яз-знания, взаимоотношение между субъектом и объектом исследования, способ построения науч, знания, общую ориентацию и характер лингвистич. исследования. Тесно связанная с лингвистич. теорией, она в значит, степени обусловливает науч, результаты исследования.
Различия в филос. позициях исследователей привели к значит, разнообразию методологич. направлений в яз-знании, к-рое усложняется эклектич. смешением в ряде концепций (напр., в учении Ф. де Соссюра; см. Женевская школа) различных, в т, ч. противоположных, филос. установок. Методологич. расхождения в яз-знании, особенно в области частной М., до нек-рой степени зависят и от различий в структуре, уровне развития и степени изученности языков. Понимание самого термина <М.> в марксистском яз-знании отличается от его понимания в ряде др. направлений, в к-рых этот термин (англ, methodology, франц, methodologie) чаще употребляется лишь в смысле совокупности частных методов и приемов изучения языка.
Исходным методологич. принципом ди-алектико-материалистич. яз-знания является положение о том, что язык представляет собой один из видов обществ, деятельности, неразрывно связанный с обществ. сознанием и с человеческим общением. Звуковой язык (как и его письм. фиксация) имеет материальную природу, существует объективно, независимо от его отражения в человеческом сознании, хотя сознание играет ведущую роль в языковой деятельности и может определ. образом воздействовать на нее. Реальный (естеств.) язык как конкретную речевую деятельность общества следует отличать от абстрактной (идеальной) системы языка, создаваемой с целью его познания и строящейся на основе фактов, к-рые извлекаются из текстов (результатов речевой деятельности) или (для прошедших этапов) восстанавливаются при помощи методов реконструкции. Такой подход к пониманию природы н сущности языка коренным образом отличается прежде всего от ндеалистич. понимания языка — как проявления <духа> народа (см. Гумболъдтианство), как явления в основе своей психического (теории В. Вундта, X. Штейнталя, Н. Хомского).
Др. аспект взаимоотношения материального и идеального в сфере языка составляет связь материальной природы языка и его идеальной, знаковой, функции. При этом под идеальным в марксистском яз-знании понимается отражение фактов объективной действительности в сознании человека, к-рое тесно связано с материальными единицами языка и выражается с их помощью (см. Лексическое значение слова, Знак языковой, Знаковые теории языка). Дналектико-материалистич. понимание значения как общественно осознаваемого отношения знака к обозначаемому отличается от свойственного ряду направлений отождествления значения с обозначаемым (объектом действительности или его от-
ражением в сознании) н от включения отождествляемых со значениями отражений действительности (понятий, представлений нт. д.) в состав самого знака в качестве его внутр, сущности или одной из двух его якобы соотносит, сторон — наряду с его акустич. стороной.
Определяющее значение для М. яз-знания имеют принципы и законы материалистич. диалектики — законы перехода количеств, изменений в качественные, отрицания отрицания, единства и борьбы противоположностей, принципы всеобщей связи явлений, причинности, историзма, категории количества и качества, общего, частного и отдельного, формы и содержания, причины и следствия, необходимости и свободы, необходимости и случайности, истины, практики и др. Они определяют важность изучения языка в его взаимоотношениях с др. видами обществ, деятельности, с характером и структурой общества в целом, с учетом межъязыкового взаимодействия, сложной внутр, взаимосвязи разл. структурных уровней и элементов языка, психологич. и физиологич. сторон речевой деятельности, роли ее технизации. Ист. изменения в языке рассматриваются как результаты противоречий между достигнутым в прошлом состоянием языка и языковыми потребностями общества, а также между состоянием, характером н функциями разл. уровней и элементов внутр, системы языка (см. Законы развития языка, Система языковая).
Логика науч, познания может выполнять роль источника методологич. принципов яз-знания, гл. обр. в применении к проблемам построения предмета яз-знания, логич. упорядочения системы лииг-вистич. понятий, соотношения и условий применения в лингвистич. исследованиях различных т. наз. общенауч, методов, изучения путей и закономерностей развития лингвистич. знания н др. В яз-знании могут применяться и методы др. частных наук (социологии, психологии, математики, кибернетики). С др. стороны, нек-рые методы, ставшие впоследствии общенаучными (сравнит.-ист., структурные), были детально разработаны вначале на почве яз-знания.
С т. зр. марксистской философии роль и значение для яз-знания методологич. принципов, разрабатываемых в логике науч, познания на основе обобщения результатов частных наук, могут быть определены только в рамках общей диалек-тико-материалистич. М. Прямо противоположную позицию в этом отношении занимают разл. позитивистские направления в яз-знании, отрицающие науч, и ме-дологич. значение философии и ограничивающие М. в яз-знании односторонним рассмотрением конкретных вопросов совершенствования н развития предмета яз-знання и приемов лингвистич. исследования. На роль общей М. в позитивистском яз-знании на разл. этапах обычно выдвигается к.-л. один из общеиауч. спец, методов (сравнит.-ист., структурный, метод формализации и т. п.), науч, значимость к-рых абсолютизируется.
Как аспект лннгвистич. теории И. яз-знания развивается и в рамках науки о языке. Прн этом в методологич. целях используются результаты теоретич. разработки самого яз-знания. В частности, к сфере М. принадлежит основывающееся на собственно лингвистич. данных определение целей, перспектив и границ спец, направлений изучения языка (напр.,
МЕТОДОЛОГИЯ 299
разл. видов типологии языков). Методология. значение имеют и принципы применения к исследованию языка частнонауч. лингвистич. методов типа глоттохронологического, диалектографического и др. Сами по себе такие методы, как и принципы их применения, с определ. филос. направлениями связаны лишь опосредованно. Сочетание методология, выводов, формирующихся на основе самого яз-знания, и методология, требований логики науч, познания с общими методология. принципами диалектич. материализма образует единую целостную М. марксистского яз-знания.
• Ленин В. И., Материализм и эмпириокритицизм. Поли. собр. ссч., 5 изд., т. 18; Ленинизм и теоретич. проблемы яз-знания, М., 1970; Философия. Методология. Наука, М., 1972; Общее яз-знание. Методы лингвистки. исследований, М., 1973; С п и р к и и А. Г., Юдин Э. Г., Методология. БСЭ, 3 изд-.т. 16, М., 1974; Степин В. С., Елсуков А. Н., Методы науч, познания, Минск, 1974; Ко духов В. И., Общее лэ-знание, М., 1974; Ильичев Л. Ф., О соотношении филос. и методология, проблем, «Вопросы философии», 1976, № 4; Филос. основы зарубежных направлений в яз-знании, М., 1977; Ш в ы р е в В. С., Теоретическое и эмпирическое в науч, познании, М., 1978; его же, Анализ иауч. познания: оси. направления, Формы, проблемы, М., 1988; Федосеев П. Н., Нек-рые методология. вопросы обществ, наук. «Вопросы философии», 1979, № 11; е го же, Философия и науч, познание, М., 1983; Язык п идеология. Критика идеалистич. концепций функционирования и развития языка, К., 1981; Филин Ф. П., Очерки по теории яз-знания, М.. 1982; Совр. зарубежное яз-знание. Вопросы теории и методологии. К., 1983; Будагов Р. А., Язык — реальность — язык, М., 1983; Общее яэ-знание, под ред. А. Е. Супруна, Минск, 1983; Мельничук А. С., К. Маркс и развитие совр. яз-знания. Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1983, >6 3; Серебренников Б. А,, О ма-териалистич. подходе к явлениям языка, М., 1983; Соотношение частвонауч. методов и методологии в филологич. науке, М., 1986.
А. С. Мельничук. МЕТОНЙМИЯ (от греч. metonymia — переименование) — троп или механизм речи, состоящий в регулярном или окказиональном переносе имена с одного класса объектов или единичного объекта на другой класс или отдельный предмет, ассоциируемый с данным по смежности, сопредельности, вовлеченности в одну ситуацию.
Основой М. могут служить пространств., событийные, понятийные, снн-тагматич. и логич. отношения между разл. категориями, принадлежащими действительности и ее отражению в человеческом сознании, закрепленному значениями слов,— между предметами, лицами, действиями, процессами, явлениями, социальными институтами и событиями, местом, временем и т. п.
Название может быть перенесено: 1) с вместилища на содержимое или объем содержимого, напр. «блюдо» ‘большая тарелка’ и ’еда’, ’яство’, «стакан» 'сосуд для питья’ и ’мера жидких и сыпучих масс’; 2) с материала иа изделия из него, иапр. «медь» ’металл' и 'медиые деньги’; 3) с места, насел, пункта на совокупность его жителей или связанное с ним событие, напр.: «Вся деревня над ним смеялась»; Бородино 'битва на Бородинском поле', «дорога» ’проложенный для передвижения путь’ и ’поездка’, 'время поездки’; 4) с действия иа его результат, место или вовлеченный в действие предмет (субъект, объект, орудие), напр.: «остановка» ’определ. действие’ и fMecro ос-
300 МЕТОНИМИЯ
таиовки транспорта’, ’расстояние между остановками*, «свисток» 'акт свиста’ и 'приспособление для свиста'; 5) с формы выражения содержания или его материального воплощения на само содержание, напр.: 'толстая книга’ относится к предмету, а 'интересная книга* — к содержанию; 6) с отрасли знания, науки на предмет науки и наоборот, иапр.: «грамматика» ’строй языка’ и ’изучающий его раздел яз-знания’; 7) с социального события, мероприятия на его участников, напр.: «Конференция состоится в мае» и «Конференция приняла важное решение»; 8) с социальной организации, учреждения на совокупность его сотрудников и помещение, ср.: «ремонтировать фабрику» и «фабрика забастовала»; 9) с целого иа часть и наоборот, ср. «груша» 'дерево* и ’плод*; перенос наименования с части на целое, являющийся частным случаем М., называется синекдохой; 10) с эмоционального состояния на его причину, иапр.: «ужас» ‘страх’ и ‘ужасное событие’; И) имя автора может использоваться для обозначения его произведений или созданной им модели, стиля: «читать, издавать Толстого»; Булль — ’имя мастера’ и ’мебель с определ. типом декора’.
Отражая постоянное взаимодействие объектов и/или категорий, понятий, М. становится регулярной, создавая семантич. модели многозначных слов и словообразоват, типов, часто совмещающие принципиально разные типы значения: признаковые, событийные и предметные (абстрактные и конкретные). Так, имена действия регулярно используются для обозначения результирующего объекта (ср.: «произведение», «сочинение», «рассказ», «постройка», «решение»). Если регулярный метонимич. перенос осуществляется в пределах словообразоват. типа, то его следствием может быть полисемия суффикса, но ие основы (ср. значение отглагольных суффиксов -анне, -ение). Ассоциация объектов по их смежности, а также понятий по их логич. близости превращается тем самым в связанность категорий значения. Такого рода М. служит номинативным целям и способствует развитию лексич. средств языка.
М. порождается механизмами синтагматич. преобразований. М-. регулярно возникающая на базе словосочетания или предложения и являющаяся результатом эллиптич. сокращения текста (см. Эллипсис), обычно сохраняет ту или иную степень ограниченности условиями употребления, не создавая нового контекстуально независимого значения имени: «В музее есть два Рембрандта» (в значении 'два полотна Рембрандта'), но нельзя сказать «На одном Рембрандте изображена старая женщина». Особенно прочна связь с контекстом М„ при к-рой полное обозначение нек-рой ситуации, опирающееся на предикат, сводится к компоненту предметного значения, ср.: «Что с тобой?» — «Голова (сердце, горло, зубы)»—в значении 'болит голова (сердце, горло, зубы)’. Хотя имя «сердце» используется в значениях ’боль в сердце* (ср.: «Сердце прошло») и 'заболевание сердца’ (ср.: «Сердце не позволяет ему много работать»), такое употребление ограничено определ. синтаксич. и семантич. контекстами: имя «сердце» в этих значениях не может сочетаться с прилагательными и процессуальными глаголами, определяющими характер боли или течение заболевания. Нельзя сказать «острое (сильное, ноющее) сердце» или «сердце обострилось» (усугубилось, усилилось)». М. в этом случае не создает контекстуально независимого значения слова. Такого ро
да М. служит средством развития семав-тич, возможностей употребления слова.
М. (прежде всего синекдоха) используется как прием ситуативной номинации объекта по индивидуализирующей виеш. детали, иапр.: «Шляпа углубилась в чтение газеты»; «Эй ты, борода!» Такое употребление имен аналогично производным со значением принадлежности — существительным и субстантивиров. прилагательным, ср. 'борода* и 'бородатый', ’бородач’. М. такого рода часто служит созданию прозвищ, кличек (ср.: Белый Бим Черное Ухо. Красная Шапочка).
Если называемая М. деталь типична для мн. индивидов, то М. может закрепиться в языке в качестве обозначенвя определ. социальной категории лиц, ср. «лапоть» применительно к крестьянам в дореволюционной России. Однако такого рода М. лишена семантич. (денотативной) стабильности. В разных ист. условиях имя «борода» использовалось для обозначения крестьян, мудрецов, старейшин, бояр, определ. категории молодых людей.
Преимуществ, употребление М. (прежде всего синекдохи) для идентификации предмета речи связывает ее с синтаксич. позициями обращения, подлежащего (темы сообщения), дополнений. Ситуативная М. неупотребительна в позиции сказуемого, т. е. не выполняет характеризующей функции. Употребление в предикате преобразует М. в метафору, ср.: «шляпа» 'растяпа', «лапоть» ’невежда’, «калоша» 'дряхлый человек’, ’развалина’. Употребление в предикате имен со значением партитнвности служит целям аспектизацин субъекта и обычно не рассматривается как М.. ср.: «Герцен был умом совершенно непокорным» (П. Анненков), где характеристика относится к определ. аспекту личности Герцена, его интеллектуальному складу. Синекдоха неупотребительна также в бытийных предложениях и их эквивалентах, вводящих иек-рый предмет в мир повествования. Так, нельзя начать рассказ словамв «Жила-была (одна) красная шапочка». Такое употребление воспринимается как олицетворение нек-рого предмета, а не как обозначение лица. К др. видам ограничений на употребление М. относится, напр., использование сущ. «душа» в значении ’человек’, «сабля» в значении ’кавалерист’, «штык» в значении ’пехотинец’; «голова» в значении 'единица скота’ (только в счете — «пять душ», «сто голов рогатого скота»).
Метоннмизация имени обычно ие отражается на нормах его грамматич. и семантич. согласования, ср.: «Черные штиблеты заволновались» (хотя речь идет об одном человеке), «Шляпа взрог-нула» (о мужчине). Метонимич. нмя редко принимает определения, относящиеся к его денотату. Нельзя сказать «красивый (холодный, старый) тулуп», имея в виду свойства лица, а не тулупа. Это отличает М. от номинативной метафоры, определения к-рой часто относятся к денотату (ср.: «старая перечница», «старая калоша», «подлая змея»).
Употребление М. может быть либо кон-снтуатнвно свободным, либо наталкиваться на семантич., синтаксич. и ситуативные ограничения. В соответствии с этим следует различать: 1) собственно лексич., номинативную, М., 2) конструктивно (синтаксически и семантически) связанную М.. 3) ситуативно обусловленную М., к-рую по функции можно назвать идентифицирующей.
К М. принято относить также сдвиги в употреблении признаковых слов (прила
гательных и глаголов), основанные на разных видах смежности характеризуемых ими предметов (вторичная метоии-мизация значения), ср.: «выутюженный костюм» и «выутюженный молодой человек». «завязать шнурки» и «завязать ботинки», ср. также постепенное расширение сочетаемости признаковых слов, вызванное семаитич. и логич. близостью определяемых имен: «дерзкое выражение глаз», «дерзкий взгляд», «дерзкие глаза», «дерзкий лорнет», напр.: «...мой дерзкий лорнет рассердил ее не иа шутку» (М. Ю. Лермонтов). Метонимич. сдвиги характерны для относит, прилагательных, ср.: «водный» в значении 'относящийся к воде’ и в значении ’содержащий воду’ («водные соединения»).
* Покровский М. М., Избр. работы по яз-знаник>, М., 1959; Томашевский Б. В., Стилистика и стихосложение, Л., 1959; Ефремов Л. П., Метонимич. обозначение человека названиями носильных вещей, Изв. АН Каз. ССР, Сер. общественная, 1967, № 1; Араратяв М., О термине «метонимия», «Уч. зап. I МГПИИЯ им. М. Тореза», 1971, т. 59; Рус. разг, речь, М., 1973, с. 427—34; Апресян Ю. Д., Лексич. семантика. Синоиимич. средства языка, М., 1974; Г о р б а ч е в и ч К. С.. С о р о-колетов Ф. П., Значение и оттевок в лексикографии, практике, Изв. АН СССР. ОЛЯ, 1975, т. 34, № 6; Некрасова Е. А.. Метонимич. перенос в связи с век-ры-ми проблемами ливгвистич. поэтики, в сб.: Слово в рус. сов. поэзии, М., 1975; Т е л в я В. Н., Вторичная номинация и ее ввды, в кв.: Языковая номинация. (Виды наименований), М., 1977; Зимин В. И., М о д е-бадзе Э. А., Метафора и метонимия. «Рус. язык в вац. школе», 1977, >6 2; Шмелев Д. Н., Совр. рус. язык. Лексика, М., 1977: Г ни збу pr Е. Л., Ковструкцви полисемии в рус. яз.: Таксономия в метонимия, М.. 1985; К ury 1 о w i с z J., Metaphor and metonymy in linguistica, «Zagadnienia rodza-jow literackich», 1967, t. 9, z. 2 (17); Hen-r у A., Metonimia e metafora, Torino, 1975.
H. Д. Арутюнова.
МИДИЙСКИЙ ЯЗЫК — один из мертвых иранских языков (северо-западная группа). Письм. памятников не сохранилось. Племена мидиев, населявших сев.-зап. часть совр. Ирана, упоминаются с 9 в. до и. э. а ассирийских, позднее греч., др.-перс. источниках, где зафиксированы отд. слова (в основном ономастика) этого языка. По этим источникам реконструированы иек-рые ист.-фоиетич. черты, отличающие М. я. от других др.-иран. языков (отражение индоиран. *Ц6 > мидийское, авестийское s ~ др.-перс. и; иидоиран. *du > мидийское, авестийское sp ~ др.-перс. s; индоиран, ♦su > мидийское f ~ авестийское, др.-перс. х”; иидоиран. *tr > мидийское, авестийское vr ~ др.-перс. с и др.).
• Оранский И. М„ Введение в ираи. филологию, М„ 1960, 2 изд., 1988; его же, Введение, в кн.: Основы ирав. яз-знания. Др,-иран. языки, М., 1979; Mayrhofer М., Die Rekonstruktion des Medischen, «Anzeiger der Osterreichischen Akademie der Wissenschaf-ten. Phil.-hist. Klasse», 1968, № 1.
Д. И. Эдельман. МИКРОНЕЗИЙСКИЕ ЯЗЫКЙ—подгруппа языков в составе восточной группы океанийских языков. Распространены на о-вах Кирибати,Науру, Маршалловых, Каролинских (кроме о-вов Палау, Яп, Нукуоро, Капингамаранги). Общее число говорящих ок. 190 тыс. чел.
К М. я. относятся след, языки (а скобках — примерное число говорящих, тыс. чел.): иауру (5); кирибати (68); маршалль-сквй (30); кусане (5); поиапеанская подгруппа — понапе (25), пиигелап (1.5), мокил (1), нгатик (1); трукская подгруппа: Трук (45), центр.-каролинские диа
лекты сатавал, пулуват. намоиуито и др. (6). волеаи (2), улити (1), сонсорол (0.5).
В консонантизме противопоставляются 2 серии смычных — взрывные и носовые; все смычные имеют соотв. геминаты, фонология. статус к-рых неясен, противопоставление гемииироааииых и иегеми-иироваиных взрывных может быть интерпретировано как противопоставление глухих и звонких. Смычные группируются в 4 локальных ряда (губные, губные веляризованные, переднеязычные, заднеязычные), в трукских языках имеются, кроме того, палатализованные взрывные (или аффрикаты), а маршалльском н нау-ру — лабиализованные заднеязычные к”, о”. В то время как в трукских языках сравнительно много фрикативных, иапр. в волеаи — 5 (без геминат), они отсутствуют в иауру, кирибати, маршалльском. Кол-во плавных колеблется от одной в кирибати (г) до 6 в маршалльском (г, ry, г”. Г, 1У, 1”). Обычно имеется 2 сонанта (w, у). Только кирибати сохранил праокеаиииский вокализм (i, е, а, о, и); в иауру 6 гласных (i, е, ее, и, о, а), в трукских языках обычно 9, в маршалльском 12. По Б. Бейдеру, однако, маршалльский вокализм сводится к 4 фонемам, различающимся подъемом (£, э. л, а); ряд гласного зависит от качества соседних согласных, причем вводится дополнительно согласный глубинного уровня *h, репрезентирующийся иа поверхностном уровне нулем звука. Во всех М. я. гласные противопоставляются по долготе; в волеаи, по мнению Хо Мин Сона, кол-во долгих превышает кол-во кратких (соответственно 8 и 6). В языках волеаи и сонсорол конечные гласные могут быть глухими. Все М. я. имеют богатую морфонологию, ср., напр., пары «глаз» — «глаз рыбы»; maas — mesen yiik (трук), maj — mijen mwumwwo (мокил). tnwet — mata:n i:k (кусане).
Характерно противопоставление перех. и иеперех. глаголов. Неперех. корреляты образуются по сложным правилам, ср.: biney — ЬэйЬэй ’считать* (маршалльский), fini —f f in 'выбирать* (трук), э! — owo ’стирать’ (кусаие). Глагольные категории могут выражаться как морфологически — префиксами (каузатив), суффиксами (перфект), редупликацией (длит, вид), так и аналитически (видо-временные превербы). Лицо и число объекта выражаются суффиксально, лицо н число субъекта — префиксально или препозитивными частицами. Имеются 1—2 серии суффиксов направления действия: weri-mahart-tak ’идти-вперед-к говорящему’ (маршалльский). Прилагательное в М. я. является подклассом иеперех. глагола; иа вторичность его атрибутивной функции указывает, в частности, образование атрибутивной Формы при помощи редупликации, ср.: Ye-bat wah yew ’каноэ — медленное' и wah batbat yew ’медленное каноэ’ (маршалльский). Отличит, особенностью имени в М. я. является наличие классификаторов двух типов — нумеративов и посессивных классификаторов, употребляемых при оформлении отчуждаемой принадлежности (при неотчуждаемой принадлежности притяжат, суффикс присоединяется непосредственно к слову, обозначающему предмет обладания): seli-mel / la-i / sar skuul (три — нумератив живых существ / посессивный классификатор людей — мой / ученик) — 'три моих ученика’ (волеаи). Личные местоимения имеют от 2 (волеаи) до 5 (маршалльский) чисел, имеются инклюзивные и эксклюзивные формы. М. я. обладают развитой системой указат. местоимений (до 27 в
маршалльском), к к-рым восходят имеющиеся в ряде языков постпозитивные артикли. Препозитивный артикль te в кирибати заимствован из полинезийских языков.
Порядок слов в М. я., как и в большинстве океанийских языков, SVO. Своеобразной особенностью является возможность инкорпорации объекта в неперех. глагол, ср. в языке поиапе: I pahn dok ’Я буду лучить (иеперех.) (рыбу острогой]’; I pahn doakoa mwahmw-o ’Я буду лучить (перех.) рыбу (определенную)'; I pahn doko-mwomw-ier 'Я буду лучить (неперех.) рыбу (перфект)’ (т. ё. 'Я закончу лучить рыбу’).
В словообразовании М. я. представлены словосложение, аффиксация, редупликация разл. типов; разграничение словообразования и словоизменения подчас затруднительно. Как средство деривации используется трипликацня, ср.: rik sakai ’собирать камни’, rikrik sakai ’долго собирать камин’, rikrikrik sakai ’все еще собирать, продолжать собирать камни’ (мокил).
Для большинства М. я. в 19 — нач. 20 вв. были созданы письменности на сс-иове лат. графики. Для орфографий характерно наличие диграфов, диакритики, необычных значений буки. напр. оа (э] (мокил). ah [а] (понапе]. mmw [mw] (волеаи), i [rw] (маршалльский). j [t’j (маршалльский). Как лнт. языки М. я. не Развивались.
Лингвистич. изучение М. я. началось практически лишь с 40-х гг. 20 в. Оси. центр изучения М. я.— Гонолулу.
* Bender В. W., Micronesian languages, в кв.: CTL, v. 8, pt l.The Hague—Р.,1971 (лит.); Elbert S., Puluwat grammar. [Canberra], 1974; Kee-dong Lee, Kusaiean reference grammar, Honolulu, 1975; Ho-min Sohn, Tawerilmang A. F., Wo-leaian reference grammar, Honolulu. 1975; Bender B. W. (ed.). Studies in Micronesian linguistics, Canberra, 1984: Bender B. W., Wang J. W.. The status of Proto-Micronesian, в кн.: Pawley A., Carrington L. (eds), Austronesian linguistics at the 15 ° Pacific science congress, Canberra, 1985.
.Sabatier E., Gilbertese-English dictionary, Tarawa, 1971; Elbert S., Puluwat dictionary, .[Canberra), 1972; Kee-dong Lee, Kusaiean-English dictionary, Honolulu, 1976; Ho-minSohn, Tower it-m a n g A. F., Woleaian-English dictionary, Honolulu, 1976; Marshallese-English dictionary, Honolulu, 1976; Harrison S. P., Albert S., Mokilese-English dictionary, Honolulu. 1977; Rehg K. L., So hl D. G., Ponapean-English dictionary, Honolulu, 1979; Goodenough W. H., S u-?i t a H., Trukese-English dictionary, Phil., 980.	В. Й. Беликов.
МИНГРЕЛЬСКИЙ ЯЗЫК — см. Мегрельский язык.
МИНУСКУЛЬНОЕ ПИСЬМО (от лат. minusculus — маленький) — алфавитное письмо, состоящее иа строчных букв, т. е. из букв, иачертаине к-рых мысленно укладывается в четыре горизонтальные линии (две внутренние лннин ограничивают «тело» буквы, две внешние — ее оси и «хвосты»). М. п. возникло во 2 в. в лат. рукописном письме, с 3 в. получило широкое распространение, вытеснив маюскульное письмо.
Е. В. Федорова, Д. А. Дрбоглав. МИРОВЫЕ ЯЗЫКЙ —см. Международные языки. МИСКИТО-МАТАГАЛЬПСКИЕ ЯЗЫКЙ (мискито-сумо-матагальпскне, ми-сумальпские языкв) — семья индейских языков Америки. Распространены на В. Гондураса и в Никарагуа, до иач. 20 а.
МИСКИТО-МАТАГ 301
также на С.-З. Сальвадора. Общее число говорящих 155 тыс. чел. 3 осн. языка этой семьи — мнскнто (мнцкито, москито). сумо (суму) н матагальпа — в 19 в. рассматривались как независимые. В нач. 20 в. Р. Леман объединил их в одну группу, позднее А. Мейсон ввел в ее состав язык ульва (улоа, улуа) и назвал это объединение мисумальпской языковой семьей. По классификациям Н. А. Мак-Куауна, Ч. Ф. Вёглниа, мискнто, сумо и матагальпа образуют одну из 18 ветвей чибчаиской макросемьц. Дж. X. Гринберг объединяет мисумальпскне языки с языками пайя и ленка в одну группу, входящую в ветвь собственно чибчанскнх языков чнбчанской макросемьи. М. Сво-деш на основании лексико-статнстнч. анализа предполагает отдаленное геиетич. родство мискнто с языками Огненной Земли и юга Амер, континента — алакалуфом (кавескаром) и она. а также с нзолнров. языком мосетен. А. Товар подвергает сомнению генетич. связи между мискнто и матагальпа. Единая внутр, классификация М.-м. я. также отсутствует. Неясен социолингвистич. статус мискнто и сумо: представляет лн собой каждый из них отд. язык или группу языков. Мискнто обычно членится на тавнра, мам, ванки, балдам, кабо; сумо членится на ульва, йоска и собственно сумо; одни исследователи считают, что это отд. языки, другие — что это диалекты языков мискито и сумо. Нет определ. мнения и о двал. членении почти вымершего языка матагальпа.
Типологически М.-м. я. относятся к языкам аналнтнч. строя с элементами агглютинативности н флективности. В фонологич. системе черты атлантнч. типа: развитый вокализм (в т. ч. противопоставление гласных по длительности) при относительно простом консонантизме.
Имена структурно противопоставлены глаголу по характеру словоизменения: у имен в большей степени аналитическое (с элементами агглютинации), у глагола а большей степени синтетическое (широкое использование префиксов, суффиксов н инфиксов). Имена обладают категорией притяжательностн (1-е, 2-е и 3-е л.), глагол — видо-временными, залоговыми и др. категориями. Категория числа выражается лексически. Для выражения синтаксич. отношений используется также порядок слов и послелоги.
Письменность на основе моднфицнров. исп. алфавита. В Никарагуа в рамках программы обучения на осн. индейских языках проводится обучение индейского населения чтению и письму на родных языках.
41 Д Рид зо А. Д., Индейцы Никарагуа, в кн.: Ист. судьбы амер, индейцев. Проблемы индеанистики. М.,	1985; Lehmann-
N i t s c h e R., El grupo linguistico Tshon de los territories magellanicos, B., 1923; Heath G.. Grammar of the Miskito language, Herrnhut, 1927; Ibarra Grasso D. E., Len-guas indigenas americanas, B. Aires, 1958; Tovar A., Catalogo de las lenguas de America del Sur. Enumeraccidn, con indicaciones tipoldgicas, bibliografia у mapas, B. Aires, 1961.
Heath , G. R., Marx W. G., Diccio-nario miskito-espanol, espanol-miskito, Tegucigalpa, 1953.	Ю. В. Ванников.
МЛАДОГРАМ M АТЙЗМ — направление в европейском языкознаннн, возникшее в Германии а 70-х гг. 19 в. В Германии представителями М. были А. Лескнн, Г. Остхоф, К. Бругман, Б. Дельбрюк, Г. Пауль (лейпцигская школа), А. Фнк. А. Бецценбергер, Г. Коллнц.
302 МЛАДОГРАМ МАТИЗ
Ф. Бехтель (геттингенская школа), И. Шмидт, В. Шульце ( б е р-лнискаяшкола), в скандинавских странах — С. Бутте, К. Вернер. Термин <М.» был впервые употреблен Ф. Цари-ке в применении к лейпцигской школе.
М. отверг оси. науч, представления 1-й пол. 19 в.: идею единства глоттогонии, процесса от первонач. аморфного (корневого) состояния через агглютинацию к флективному строю, учение В. фон Гумбольдта о внутр, форме языка, обусловленной нац. «духом» народа, учение А. Шлейхера о языке как природном организме и о двух периодах в жизни языка— творческом доисторическом, когда язык развивал свои формы, и историческом, когда происходил процесс деградации и разрушения форм. М. обратился к изучению говорящего человека н повернул яз-знанне на позитивистский путь исследований явлений языка на основе непо-средств. наблюдений и нидуктнвного метода.
Теоретич. стержнем М. является воззрение на язык как на инднвндуально-пенхологич. явление (см. Психологическое направление в языкознании): понятия. выражаемые языком, возникают «в недрах души индивида» и «нигде больше» (Пауль). Общение с помощью языка возможно только потому, что пенхич. жизнь людей одинакова и звуки языка говорящего вызывают в душе слушателя один н тот же для обоих комплекс представлений. Поэтому язык является не природным, а обществ, установлением н наука о языке принадлежит к кругу культуроведч. наук, базой к-рых является психология индивида. Однако конкретный круг внутр, закономерностей, определяющих функционирование и изменчивость языка (его звуков н форм) был сведен М. лишь к двум постоянным процессам — регулярным звуковым изменениям и изменениям по аналогии. Регулярные звуковые изменения совершаются механически н осуществляются со строгой последовательностью, не знающей исключений, если с данным нзмененнем не сталкивается др. звуковая закономерность; в науку вошло понятие фонетического закона, обозначающего такие последоват. звуковые изменения. Звуковые нзменення слов могут происходить по аналогии. основанной на том, что речевая деятельность не ограничивается воспроизведением готовых форм, но создает новые по сходству с другими имеющимися. По представлениям М., изменчивость звуковой стороны языка в целом основана на отклонениях от узуса в индивидуальной речи. Распространение таких отклонений приводит к постепенному превращению индивидуального и мгновенного в общее и узуальное. Подобным образом происходят изменения и в смысле слов, причину к-рых следует искать в неустойчивости н колебаниях представлений индивидуальной пенхикн, и здесь окказиональные значения могут перерастать в узуальные.
Отличит, чертой И. был историзм, к-рый рассматривался как основа методологии науки о языке. Однако н а сравнит.-ист. исследованиях, и в описаниях развития конкретных языков историзм сторонников М. ограничивался обычно констатацией фонетич. и морфологич. изменений.
В практике исследоват. работы М. достиг больших результатов н оказал значит, влияние на дальнейшее развитие науки. В результате постоянного интереса к живому произношению и к изучению физиологии и акустики звуков речи М. выделил фонетику как самостоят. раздел
яз-знания. Фонетич. осмысление орфографии памятников древней письменности помогло преодолеть фетншнзм письма и выявить реальное звуковое значение букв. Большой вклад М. внес также в грамматику. выделив наряду с флексией ряд др. морфологич. явлений, к-рые определили историю развития строя индоевроп. языков. М. уточнил также понятие корня, показав, что его структура исторически менялась. Установив строгие фонетич. соответствии между индоевроп. языками. М. поднял этимологию н сравнит.-нет. грамматику (см. Сравнительно-историческое языкознание) индоевроп. языков до уровня точной науки. Лингвистич. реконструкции стали достоверными, и наука получила ясное представление о звуковом составе и морфологич. структуре индоевроп. праязыка, а также о закономерностях изменений языков в ист. эпоху.
К нач. 20 в. обнаружились слабые стороны М.: несостоятельность субъектив-но-пенхологнч. понимания природы языка и недооценка изучения его связей с обществом, поверхностный характер историзма, ограничивающегося констатацией изменения звуков и форм без учета реальных обществ, условий, в к-рых эти изменения происходили, неумение выявить общую направленность процессов развития языка. С течением времени все более становился неприемлемым также т. наз. атомизм М., т. е. изучение отд. явления языка независимо от других, вне истории др. явлений, без учета его системных связей в структуре языка. С критикой М. с разных позиций выступали А. Мейе и др. представители социологического направления, Г. Шухардт. И. А. Бодуэн де Куртенэ и др.
* Дельбрюк Б., Введение в изучение языка, в кн.: Б у л и ч С. К., Очерк истории яз-зиания в России, т. 1. СПБ. 1904; Т о м-с е н В., История языковедения до кон. 19 в., пер. с дат., М., 1938; Пауль Г.. Принципы истории языка, вступ., ст. С. Д. Кацнельсона, пер. с нем., М.. I960; Амирова Т.А., Ольховиков Б. А., Рождественский Ю. В., Очерки по истории лингвистики, М., 1975; О s t h о f f H., Brugmann К., Murphologische (Jnter-suchungen aufdem Gebiete der indogermanischen Sprachen, Bd 1, Einleitung, Lpz., 1878; J a n-kowsky K. R., Neogrammarians. A re-evaluation of their place in the development of linguistic science. The Hague, 1972.
H. С. Чемоданов. МНОГОЗНАЧНОСТЬ —CM. Полисемия. МНОГОСОЮЗИЕ (полисиндетон) — принцип построения текста, при к-ром последующие повествовательные единицы (или нх части) присоединяются к предыдущим одним н тем же (обычно сочинительным) союзом. В художественно орга-ннзов. тексте М. одновременно является стилистич. приемом с широким диапазоном экспресснвио-смысловых функций. Так. в зависимости от тех нли иных жаи-рово-стнлистнч. н семантич. условий многократный повтор союза «и» может в одних случаях создавать эффект особой эпнчиостн, торжеств, замедленности речи («И час настал. Свой плащ скрутило время, /И меч блеснул, н стены разошлись. /И я пошел с толпой — туда, за всеми, /В туманную и злую высь» — А. А. Блок), а в других — вызывать ощущение эмоционально переполненного, свободного и быстрого в своем течении речевого потока, как бы возбуждаемого все новыми и новыми впечатлениями и переживаниями («Глядишь вокруг.— н на душе легко, /И зреет мысль так вольно, широко, /И сладко песнь в честь родины поется, /И кровь кипит, и сердце гордо бьется, /И с радостью внимаешь звуку слов: /«„Я Русн сын, здесь край моих от
цов"» — И. С. Никитин). Варьирование стилистич. функций И. определяется его комбинациями с разными приемами построения текста — его смысловой, синтаксич., ритмич. структурой; напр., в сочетании с повествоват. лекснч. повтором, при упрощенности синтаксич. строения фраз, многократное употребление союза «и» может сообщать речевому произведению особый налет летописного, «библейского» слога («Долго шел через поля и села. /Шел и спрашивал людей: /„Где она,где свет веселый/ Серых звезд— ее очей?" (...) И пришел в наш град угрюмый/ В предвечерний тихий час. /О Венеции подумал/И о Лондоне зараз. /Стал у церкви темной и высокой/ На гранит блестящих ступеней/ И молнл о наступ-леньи срока/ Встречи с первой радостью своей» — А. А. Ахматова).
И. Н. Кручинина.
МНОГОЯЗЫЧИЕ (мультилингвизм, по-лплингвнзм) — употребление нескольких языков в пределах определенной социальной общности (прежде всего государства); употребление индивидуумом (группой людей) нескольких языков, каждый из к-рых выбирается в соответствии с конкретной коммуникативной ситуацией. Оба явления взаимосвязаны (потребности коммуникации порождают в многоязычном сообществе М. какой-то части его членов), но не детерминированы жестко: преобладающее одноязычие общества не исключает И. отдельных его членов, н наоборот. М. государства может согласоваться с преобладающим одноязычием населения в пределах языковых общнн (напр., в Швейцарии). Поэтому принято различать «индивидуальное» н «национальное» И., последнее служит объектом социолингвистич. изучения. В наибольших масштабах И. свойственно многонац. гос-вам (СССР, США, Индия, Нигерия и др.). В условиях И. коммуникативные формы (языки, диалекты, говоры, социальные н профессиональные жаргоны и т. п.) образуют функциональную иерархию, напр.: 1) узколокальные средства внутригруппового общения («домашние» языки). 2) локальные средства межгруппового бытового общения (т. наз. язык «базара» в разноплеменных сел. сообществах Азнн н Африки), 3) язык адм. (или нац.) области, 4) язык многонац. региона, 5) общегос. язык (может быть н «надгосударственным», т. е. международным). Если языки первых двух ступеней служат пренм. целям неформального устного общения, то для последующих, наряду с названной функцией, все более возрастают функции массовой и формальной (в значит, части письменной) коммуникации — это языки образования, средств информации, лит-ры, культуры, науки.
М. реализуется чаще всего в форме двуязычия (билингвизма); см. также Диглоссия. Случаи массового владения тремя и более языками относительно редки. В СССР двуязычны 28,1% населения (73 млн. чел.), в т. ч. для 23,4% (61 млн. чел.) вторым языком служит русский (1979). Для И. (билингвизма) имеет существ, значение функциональный статус употребляемых языков н степень их близости — генетическая нлн типологическая. На почве И. происходит интерференция и конвергенция языков, образуются языковые союзы.
* Дешериев Ю. Д., Закономерности развития и взаимодействия языков в сов. обществе. М., 1966; НЛ, в. 6, Языковые контакты, М., 1972; Швейцер А. Д., Совр. социолингвистика. Теория^ проблемы, методы,. М., 1976; Weinreicn U., Languages in contact, findings and problems, N. Y,,
1953; Ferguson C h. A., Language structure and language use, Stanford, 1971.
Г. А. Зограф. МОДАЛЬНОСТЬ (от ср.-лат. modalis — модальный; лат. modus — мера, способ)— функционально-семантическая категория, выражающая разные виды отношения высказывания к действительности, а также разные виды субъективной квалификации сообщаемого. М. является языковой универсалией, она принадлежит к числу осн. категорий естеств. языка (см. Категория языковая), «в разных формах обнаруживающихся в языках разных систем..., в языках европейской системы она охватывает всю ткань речи» (В. В. Виноградов). Термин <М.» используется для обозначения широкого круга явлений, неоднородных по смысловому объему, грамматич. свойствам и по степени оформленное™ на разных уровнях языковой структуры. Вопрос о границах этой категории решается разными исследователями по-разному. К сфере М. относят: противопоставление высказываний по характеру нх коммуникативной целеус-тановки (утверждение — вопрос — побуждение); противопоставление по признаку «утверждение — отрицание»; гра-дациизиаченнй в диапазоне «реальность — ирреальность» (реальность — гипотетичность — ирреальность), разную степень уверенности говорящего в достоверности формирующейся у него мысли о действительности; разл. вндоизменеиня связи между подлежащим и сказуемым, выраженные лекснч. средствами («хочет», «может», «должен», «нужно») и др.
Категорию М. большинство исследователей дифференцируют. Один нз аспектов дифференциации — противопоставление объективной и субъективной М. Объективная М.— обязат. признак любого высказывания, одна нз категорий, формирующих предикативную единицу — предложение. Объективная М. выражает отношение сообщаемого к действительности в плане реальности (осуществляем ости нли осуществленное™) и ирреальности (неосуществленное™). Гл. средством оформления М. в этой функции является категория глагольного наклонения. На синтаксич. уровне объективная М. представлена противопоставлением форм синтаксич. изъявит, наклонения формам синтаксич. ирреальных наклонении (сослагательного, условного, желательного, побудительного, должеист-вовательного). Категория изъявит, наклонения (индикатива) заключает в себе объективно-модальные значения реальности. т. е. временнбй определенности: соотеошеиием форм индикатива («Люди счастливы» — «Люди были счастливы»— «Люди будут счастливы») содержание сообщения отнесено в одни нз трех временных планов — настоящего, прошедшего нлн будущего. Соотношением форм ирреальных наклонений, харак*-ризующихся временнбй неопределенностью («Люди были бы счастливы» — «Пусть бы люди были счастливы» — «Пусть люди будут счастливы»), при помощи спец, модификаторов (глагольных форм и частиц) то же сообщение отнесено в план желаемого, требуемого нли необходимого. Объективная М. органически связана с категорией времени и дифференцирована по признаку временнбй опре-деленности/неопределенности. Объективно-модальные значения организуются в систему противопоставлений, выявляющуюся в грамматич. парадигме предложения.
Субъективная М., т. е. отношение говорящего к сообщаемому, в от-
лнчне от объективной М., является факультативным признаком высказывания. Семантич. объем субъективной М. шире семантич. объема объективной М.; значения, составляющие содержание категории субъективной М., неоднородны, требуют упорядочения; многие нз них не имеют прямого отношения к грамма-таке. Смысловую основу субъективной М. образует понятие оценки в широком смысле слова, включая не только логич. (интеллектуальную, рациональную) квалификацию сообщаемого, но и разные виды эмоциональной (иррациональной) реакции. Субъекгавная М. охватывает всю гамму реально существующих в естеств. языке разноаспектных н разнохарактерных способов квалификации сообщаемого и реализуется: 1) спец, лексико-грамматич. классом слов, а также функционально близкими к ним словосочетаниями и предложениями; эти средства обычно занимают в составе высказывания синтагматически автономную позицию и функционируют в качестве вводных единиц; 2) введением спец, модальных частиц. напр., для выражения неуверенности («вроде»), предположения («разве что»), недостоверности («якобы»), удивления («ну и»), опасения («чего доброго») и др.; 3) прн помощи междометий («ах!», «ой-ой-ой!», «увы» и др.); 4) спец, интонационными средствами для акцентирования удивления, сомнения, уверенное™, недоверия, протеста, иронии и др. эмоционально-экспрессивных оттенков субъективного отношения к сообщаемому; 5) прн помощи порядка слов, напр. вынесением гл. члена предложения в начало для выражения отрицат. отношения, иронии. отрицания («Станет ои тебя слушать!», «Хорош друг!»); 6) спец, конструкциями — специализиров. структурной схемой предложения нли схемой построения его компонентов, напр. построениями типа: «Нет чтобы подождать» (для выражения сожаления по поводу чего-либо неосуществившегося), «Она возьми и скажи» (для выражения неподготовленности, внезапности действия) и др.
Средства субъективной И. функционируют как модификаторы оси. модальной квалификации, выраженной глагольным наклонением, они способны перекрывать объективно-модальные характеристики, образуя в модальной иерархии высказывания квалификацию «последней нистаицни». Прн этом объектом факультативной оценки может оказаться не только предикативная основа, но любой информативно значимый фрагмент сообщаемого; в этом случае на периферии предложения возникает имитация дополнит. предикативного ядра, создавая эффект полипреднкативности сообщаемого.
В категории субъективной М. естеств. язык фиксирует одно из ключевых свойств человеческой психики: способность противопоставлять «я» н «не-я» (концептуальное начало нейтрально-информативному фону) в рамках высказывания. В наиболее законченном виде эта концепция нашла отражение в работах Ш. Балли, к-рый считал, что в любом высказывании реализуется противопоставление фактнч. содержания (диктума) и индивидуальной оценки излагаемых фактов (модуса). Балли определяет М. как активную мыслит, операцию, производимую говорящим субъектом над представлением, содержащимся в диктуме. В рус. яз-знанни глубокий анализ
МОДАЛЬНОСТЬ 303
функционального диапазона М. и, и частности, конкретных форм проявления субъективной М. на разных уровнях языковой системы представлен в работе Виноградова «О категории модальности и модальных словах в русском языке», послужившей стимулом для ряда исследований, направленных иа углубление поиска собственно языковых аспектов изучения М. (в отличие от логич. М.), а также на изучение специфики оформления этой категории в условиях конкретного языка с учетом его типология, особенностей. Во мн. исследованиях подчеркивается условность противопоставления объективной и субъективной М. По мнению А. М. Пеш-ковского, категория М. выражает только одно отношение — отношение говорящего к той связи, к-рая устанавливается им же между содержанием данного высказывания и действительностью, т. е. <отношение к отношению». При таком подходе М. изучается как комплексная и многоаспектная категория, активно взаимодействующая с целой системой др. функцнонально-семантнч. категорий языка н тесно связанная с категориями праг-матнч. уровня (см. Прагматика'). С этих позиций в категории М. усматривают отражение сложных взаимодействий между четырьмя факторами коммуникации: говорящим, собеседником, содержанием высказывания и действительностью.
в Виноградов В. В., О категории модальности и модальных словах в рус. языке, в кн.: Тр. ин-та рус. языка АН СССР, т. 2. М.—Л., 1950; Балли Ш., Общая лингвистика и вопросы франц, языка, пер. сфранц., М.. 1955;П ешковский А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении. 7 изд.. М.. 1956; Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М., 1958; Шведова Н. JO.. Очерки по синтаксису рус. разг. речи. М., 1960; Панфилов В. 3., Взаимоотношение языка и мышления, М., 1971; Рус. грамматика, т. 2, M.j 1980; Bally Ch., Syntaxe de la modality explicite, «Cahiers F. de Saussure», 1942,	2; Du-
rov i 6 L., Modalnost*. Brat., 1956; Jod-1 о w s k i S., Istota, granice i formy jezykowe modalnosci, в его кн.: Studia nad czesciami mowy, Warsz., (1971); Otazky slovanski syntaxe. III. Sbornlk symposia «Moddlni vystavba vypo 'idi v slovansk^ch iazycich», Brno. 1973.	M.	В. Ляпы.
МОДЕЛЬ (франц, modfele, от лат. modulus — мера) а языкознании — 1) искусственно созданное лингвистом реальное или мысленное устройство, воспроизводящее, имитирующее своим поведением (обычво в упрощенном виде) поведение к.-л. другого («настоящего») устройства (оригинала) в лингвистических целях.
Лингвистич. моделирование необходимо предполагает использование а б-стракции и идеализации. Отображая «релевантные», существенные (с т. зр. исследования) свойства оригинала н отвлекаясь от несущественных, М. выступает как нек-рый абстрактный идеа-лизиров. объект. Всякая М. строится на основе гипотезы о возможном устройстве оригинала и представляет собой функциональный аналог оригинала, что позволяет переносить знания с М. на оригинал. Критерием адекватности М. служит практич. эксперимент.
В идеале всякая М. должна быть формальной (т. е. в ней должны быть в явном виде и однозначно заданы исходные объекты, связывающие их отношения и правила обращения с ними) и обладать объяснительной силой (т. е. не только объяснять факты или данные экспериментов, необъяснимые
304 МОДЕЛЬ
с т. зр. уже существующей теории, но и предсказывать неизвестное раньше, хотя н принципиально возможное поведение оригинала, к-рое позднее должно подтверждаться данными наблюдения или новых экспериментов).
Понятие лннгвистнч. М. возникло в структурной лингвистике (К. Л. Бюлер, 3. 3. Харрис, Ч. Хоккет), ио входит в науч, оонход в 60—-70-е гг. 20 в. с возникновением матем. лингвистики и проникновением в яз-знание идей н методов кибернетики. Различаются 3 типа М., отличающихся друг от друга по характеру рассматриваемого в них объекта (Ю. Д. Апресян): М. речевой деятельности человека, имитирующие конкретные языковые процессы и явления; М. лнигвистич. исследования, имитирующие те нсследоват. процедуры, к-рые ведут лингвиста к обнаружению того или иного языкового явления; метамодели, имитирующие теоретическую и экспериментальную оценку готовых М. речевой деятельности или лингвистич. исследования.
В зависимости от того, какая сторона владения языком является предметом моделирования, М. речевой деятельности подразделяются иа М. грамматич. правильности, имитирующие умение отличать правильное от неправильного в языке, и функциональные, имитирующие умение соотносить содержание речи (план содержания) с ее формой (планом выражения).
В зависимости от типа информации на «входе» и на «выходе» М. грамматич. правильности подразделяются иа распознающие и порождающие. Распознающая М. (иапр., «категориальная грамматика» К. Айдукевича) получает на «входе» нек-рый отрезок текста иа естеств. языке или его абстрактное представление на искусственном языке и дает на «выходе» ответ, является ли данный отрезок грамматически правильным или аномальным. Порождающая М. (напр., «порождающая грамматика» Н. Хомского)является обратной по отношению к распознающей (см. Математическая лингвистика). Критич. преодоление первой версии «порождающей грамматики» Хомского привело к созданию модели порождающей семантики (Дж. Лакофф), имеющей много общего с моделями говорения, или синтеза.
В зависимости от того, какой аспект речевой деятельности моделируется — слушание или говорение,— функциональные М. подразделяются соответственно иа аналитические и синтетические. Полная аналитич. М. нек-рого языка получает на «входе» нек-рый отрезок текста (обычно ие меньше высказывания) и дает на «выходе» е» смысловую запись (семантич. представление) иа спец, семантич. метаязыке (т. е. его толкование). Полная синтетич. М. нек-рого языка, являясь обратной по отношению к полной аналитич. М., на «входе» получает семантич. запись (изображение нек-рого фрагмента смысла), а иа «выходе» дает множество синонимичных текстов на данном языке, выражающих этот смысл. М. анализа н синтеза составляют необходимую часть М. перевода (в частности, М. автоматического перевода) и разл. систем «искусственного интеллекта» (в частности, вопросно-ответных). В многоуровневых функциональных М. (иапр., в «стратификационной грамматике» С. Лэма, в М. «Смысл <=> Текст», в «функциональной порождаю
щей грамматике» П. Стал ла) переход от плана выражения к плану содержания (анализ) и обратно (синтез) происходит поэтапно — через ряд промежуточных репрезентаций (уровней представления текста). Обычно выделяются фонетнч. (самый поверхностный), морфологич., синтаксич. и семантич. (самый глубинный) уровни. М. анализа задает лингвистич. знания, используемые в алгоритмах анализа. Алгоритмы анализа позволяют перейти от нек-рого более поверхностного уровня к более глубинному. Лингвистич. знания, задаваемые синтезирующими М., используются в алгоритмах синтеза, позволяющих перейти от нек-рого более глубинного уровня к более поверхностному. Модель, сопряженная с алгоритмом, дает новый формальный объект, наз. лнигвистич. процессором. Лингвистич. процессоры стали энергично развиваться в связи с созданием систем искусств, интеллекта.
М. речевой деятельности — важнейший тип собственно лингвистич. М. По отношению к ним М. лингвистич. исследования и метамодели выполняют вспомогат. роль. М. исследования предназначены для объективного обоснования выбора понятий, к-рыми лингвисты пользуются при изложении М. речевой деятельности (напр., грамматики того или иного языка). В идеале они сводят до минимума роль субъективного фактора в исследовании и являются в нек-ром смысле мерилом адекватности М. речевой деятельности. В зависимости от объема исходной информации М. исследования подразделяются иа дешифровочные и экспериментальные. При дешифровке в качестве исходной информации используется ограниченный корпус текстов, и все сведения о языке М. должна извлечь исключительно нз текстовых данных. В экспериментальных же М. считается заданным ие просто корпус текстов, но и все множество правильных текстов данного языка. При проведении эксперимента лингвист прибегает к помощи информанта (носителя языка). Информантом может быть и сам лингвист, если он в совершенстве владеет изучаемым языком.
Метамодели представляют систему критериев и теоретич. доказательств (метаязык), с помощью к-рых из неск. альтернативных М., моделирующих одно и то же явление, можно выбрать лучшую. Первые шаги в разработке аксио-матич. систем формальных определений лингвистич. понятий были сделаны Л. Блумфилдом («Ряд постулатов для науки о языке», 1926) и Л. Ельмслевом («Пролегомены к теории языка», 1940), хотя термин «М.» еще ие употреблялся. Метамодели, разрабатываемые матем. лингвистикой, представляют собой матем. теории, объектами к-рых являются ие отд. лнигвистич. понятия, а целостные М. языки.
Содержание термина «М.» в совр. лингвистике в значит, мере охватывалось ранее (в особенности Ельмслеаом) термином «теория». Считается, что наименования «М.» заслуживает лить такая теория, к-рая достаточно эксплицитно изложена и в достаточной степени формализована (в идеале всякая М. должна допускать реализацию на ЭВМ).
Конструирование М.— не только одно из средств отображения языковых явлений и процессов, ио и объективный практич. критерий проверки истинности наших знаний о языке. Применяясь в оргаиич. единстве с др. методами изучения языка, моделирование выступает как средство углубления познания скрытых механиэ-
мов речевой деятельности, его движения от относительно примитивных М. к более содержательным М., полнее раскрывающим сущность языка.
2) Образец, служащий стандартом (эталоном) для массового воспроизведения; то же, что «тнп», «схема», «парадигма», «структура» н т. п. (ср., иапр., «М. спряжения нлн склонения», «словообразовательная М.», «М. предложения» и т. п.). • Ревзив И. И., Модели языка, М., 1962; его же. Метод моделирования и типология слав, языков. М., 1967; его же, Совр. структурная лингвистика, М., 1977; Чжао Юань-жень. Модели в лингвистике и модели вообще, в сб.: Матем. логика и ее применения, пер. с англ., М., 1965; Апресян Ю. Д.. Идеи и методы совр. структурной лингвистики, М., 1966; Проблемы грамматич. моделирования, М., 1973; Лингвистич. проблемы функционального моделирования речевой деятельности, в. 1—5, Л., 1973 — 82; Падучева Е. В.. Нек-рые проблемы моделирования соответствия между текстом и смыслом в языке, Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1975, т. 34, № 6; Булыгина Т. В.. Проблемы теории морфологич. моделей. М., 1977; Представление знаний и моделирование процесса понимания, Новосиб., 1980; Ц е й т и н Г. С., О соотношении естеств. языка и формальной модели, в кн.: Вопросы кибернетики. Общение с ЭВМ на естеств. языке, М.. 1982; Семиотич. аспекты формализации интеллектуальной деятельности. Школа-семинар «Телави-83», М., 1983; Гладкий А. В.. Синтаксич. структуры естеств. языка в автоматизиров. системах общения, М., 1985; Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах, М., 1987; Les modules en linguistique, ed. par M. Gross, P.. 1968; Gross M., Mathematical models in linguistics, Englewood Cliffs, 1972; Weiss D., Sowjetische Sprachmodelle, в кн.: Handbuch des Russisten, Wiesbaden, 1984, S. 581-621.
T. В. Булыгина, С. А. Крылов. МОКШАНСКИЙ ЯЗЬ'Ж (мокша-мордовский язык) — одни нз мордовских языков. Распространен в зап. Р-нах Морд. АССР, в Куйбышев., Оренбург., Пензеи. и нек-рых др. областях РСФСР, в Башк. АССР и Тат. АССР. Число говорящих ок. 500 тыс. чел. Имеет 6 диалектов — центральный, западный, юго-западный, северный, юго-восточный и южный, а также многочисл. переходные и смешанные говоры,
В вокализме н консонантизме М. я. выделяются специфич. фонемы а, э; L, L', R, R’ и J, к-рых нет в лнт. эрзянском яз. Ударение, зависимое от качества гласных словоформы, гл. обр. иа 1-м слоге. Глагольное словообразование богато, а имеииое — бедно деривационными морфемами. Развито осиово- и словосложение. У имени 12 падежей и 3 склонения — основное, указательное, притяжательное. Нормы лит. М. я. стабилизировались иа базе центр, диалекта к сер. 30-х гг. 20 в. Первый письм. памятник (в лат. графике) восходит к кон. 17 в. Письменность (с сер. 18 в.) иа основе рус. графики.
в Орнатов П., Мордов. грамматика, составленная на наречии мордвы мокши, М., 1838; Paasonen Н., Mordwinische Laut-lehre, Hels., 1903 («Suomalais-ugrilaisen seu-ran tomituksia», 22): A h 1 q v i s t A., For-schungen auf dem Gebiete der Ural-Altaischen Sprachen, T1 1 — Versuch einer mokscha-mord-winischen Grammatik..., Hels,, 1861.
Мокшан.-рус. словарь, M., 1949; Рус.-мокшан. словарь, M., 1951; Мохшень орфогра-фич. словарь, Саранск, 1979; Краткий этимологии. словарь мокшан, языка, Саранск, 1981; Juhasz J., Moksa-mordvin szdjegy-zek. Bdpst, 1961.	А. П. Феоктистов.
МОЛДАВСКИЙ язйк — один из романских языков (балкаиоромаиская подгруппа). Распространен в Молд. ССР и нек-рых др. республиках. Число говорящих Св. 2,5 млн. чел. (1979, пере
пись). Имеет 4 группы Говоров: сев.-за-падвую, сев.-восточную, центральную, юго-западную.
М. я. близок к румынскому языку и характеризуется теми же особенностями грамматич. строя. Незиачит. отличия от рум. яз. на уровне лит. нормы, отчасти в фонетике (несколько большая близость к разг, речи) и в лексике (большое кол-во заимствований из рус. яз.).
Лит. язык складывается с 16—17 вв., но окончательно формируется ко 2-й пол. 19 в. Письменность на базе кириллицы, с 19 в. используется рус. гражд. шрифт (с 1932—39 использовались латиница); в 1989 принято решение о переводе иа лат. графику. В сов. период оформилась иауч.-техннч. и обществ.-политнч. терминология, стабилизировались грамматич. н орфографии, нормы, расширилась система функциональных стилей лит. языка.
• Шишмарев В. Ф.. Ром. языки Юго-Вост. Европы и нац. язык Молд. ССР, ВЯ, 1952, Ь6 1; Молд. язык, в кн.: Закономерности развития лит. языков народов СССР в сов. эпоху, т. 3, М., 1973; Филоложия советика молдовеняска, Кишвнэу, 1974; Г у-цул Л. А., Рошкован Ё. И., Молд. сов. яз-знание (1924—1974). (Библиография, указатель], Киш., 1975; РошковавЕ. И., Лингвистика советикэ молдовеняска (1975— 1980). [Библиография, указатель], Кишивэу, 1983; Социально-ист. обусловленность развития молд. нац. языка, Киш., 1983; Е р е-мия А. И., Лунгу М. С.. Молд. ономастика (1924—1984), Киш., 1984.
Молд.-рус. словарь, М., 1961; Рус.-молд. словарь. Каш., 1976; Рус.-молд. словарь, т. 1 — 3, Киш., 1986—88; Молд.-рус. словарь, Киш., 1988: Дикциоиар експликатив ал лимбий молдовевешть. вол. 1—2, Киши-нэу, 1977—85; Скурт дикциоиар етимоложик ал лимбий молдовенешть, Кишииэу, 1978; Дикциоиар диалектал (Кувинте, сенсурь, Форме), вол. 1—5, Кишинэу, 1985—86.
К. В, Бахнлн. МОНГОЛОВЕДЕНИЕ — комплекс дисциплин, изучающих историю, экономику, языки, фольклор, литературу, этнографию, археологию монгольских народов.
В Монголии подъем языковедч. деятельности наблюдается в 13—14 и 16— 18 вв., когда осуществлялись переводы сочинений буддийского и светского содержания с тнбет., уйгур., кнт,, маньчж. языков. Через тибет. яз. моиг. ученые знакомились с инд. грамматич. сочинениями, в 17—18 вв. ряд их, в т. ч. грамматика Паянии, были переведены иа моиг. яз. Переводч. работа сопровождалась написанием учебных пособий по тибет. и моиг. языкам, толкований глоссариев и грамматич. комментариев, созданием религ. и филос. терминологии, решением вопросов транскрипции иностр, имен и слов, созданием моиг. двуязычных и многоязычных словарей и т. д.
Систематич. изучение моиг. яз. началось в МНР после победы Монг. нар. революции 1921. Были подготовлены нац. кадры науч, работников (Ц, Дамдннсу-рэи, С. Лувсаиваидан, Т. Пагба, А. Лув-сандэидэв, Я. Цэвэл и др.). Моиг. ученые изучают совр. и старописьм. монг. языки, ведут лексикография, работу, диалектология. штудии. Создан «Этнолингвистический атлас МНР» (1979). В сериях «Monumenta historica», «Studia Folklori-са», «Corpus scriptorum Mongolorum* публикуются памятники моиг. письменности и фольклора и исследования их. Центры М.: Ии-т языка и литературы АН МНР, Гос. ун-т, Гос. пед. ин-т.
Яз-знание как отд. отрасль М. начало складываться в России в 1-й пол. 19 в., когда был опубликован ряд грамматик и словарей монгольских языков: первая грамматика моиг. письм. языка
Я. И. Шмидта (1832), грамматика книжного монг. языка О. М. Ковалевского (1835), грамматика калм. языка А. В. Попова (1847), грамматика моиг. языка А. А. Бобровникова (1849), ие утратившая науч, ценности. Развитию монг. филологии способствовали труды Н. Я. Бичурина, П. И. Кафарова, А. М, Позднее-ва, Д. Банзарова, Г. Гомбоева и др. в области истории, этнографии, источниковедения. В кои. 19 — нач. 20 вв. в М. усиливается интерес к живым монг. языкам и их истории. Публикации М. А. Кастрена по бурят, яз. (1857), А. Д. Руднева по говорам Вост. Монголии (1911), В,- Л. Котвича (1902) и Г. Й. Рамстедта (1903) по монг. яз., А. Мостарта по ордосским диалектам (1927) создали базу для сравнит, и сравнит.-нет. изучения монг. языков. Работы Рамстедта в области тюркско-монг. языковых связей (1912, 1914, 1915) положили начало сравнит.-ист. монголистике и вышли за пределы монг. яз-знання.
Развитие М. в СССР в 1-й четв. 20 в. связано с именем Б. Я. Владнмирцова, в трудах к-рого прослежено нет. развитие фонетич. строя монг. языков и научно обоснована периодизация истории старописьм. моиг. яз., а также освещены вопросы ист. морфологнн, языковых контактов монг. народов н т. д. Сравнит, и сравнит.-ист. изучение моиг. языков было продолжено в работах Г. Д. Саижеева («Сравнительная грамматика монгольских языков», т. 1—2, 1953—63). Изданы грамматики моиг., бурят., калм. языков, монография, исследования по фонетике, морфологии, синтаксису, функциональным стилям, языковым контактам и др. (работы Ю. Н. Рернха, Т. А. Бертагаева, Ц. Б. Цыдендамбаева, Д. А. Павлова, П. Ц. Биткеева, И. Д. Бураева, М. Н.Орловской, А. А. Дарбеевой, Г. Ц. Пюр-беева, Л. Д. Шагдарова и др.); ведется изучение лексики (Бертагаев, Ц. Б. Будаев и др.), лексикографич. работа; серьезное значение для сравнит. М. имеют исследования Б. X. Тодаевой по монг. языкам и диалектам Китая (дунсянский, баоаиьский, моигорскнй, дагурский).
Центрами монг. яз-знання в СССР являются: ИВАН СССР (Москва) и его ленингр. отделение, Ии-т яз-зиавия АН СССР (Москва), Бурят, ни-т обществ, наук СО АН СССР и Бурят, пед. ин-т (Улан-Удэ), НИИ истории, филологии н экономики в Калм. АССР и Калм. гос. ун-т (Элиста); центры подготовки науч, кадров: Ии-т стран Азин и Африки при МГУ, Моск. гос. ии-т междунар. отношений, вост, ф-т ЛГУ, Иркутский ун-т.
М. развивается в ВНР (Л. Лигетн, Д. Кара, А. Рона-Таш), ГДР (X. П. Фитце, Э. Таубе), ЧССР (П. Поуха, Я. Ва-цек), во Франции (Р. Амайюи, М. Беф-фа), в ФРГ (Э. Хениш, В. Хайсиг, Г. Дёр-фер, М. Вайерс), Англии (Дж. Клосон), США (Дж. Р. Крюгер, Ф. Д. Лессинг, Н. Н. Поппе, Дж. Ч. Стрит, О. Латтимор), в КНР (Чннгэлтэй, Чой-жинжав, Норжин), Японии (С. Хаттори, С. Одэава, С. Ивамура, Г. Абемацу).
Подготовка монголоведов н науч, исследования ведутся в Колумбийском, Индианаполисском, Гарвардском ун-тах США, в ун-тах Парижа (Франция), Лидса (Англия), Бонна, Мюнхена, Висбадена (ФРГ), Пекина, Хухе-Хото (КНР), Токио, Осака, Киото (Япония), а также в Школе востоковедения и африканистики Лондонского уи-та, Школе живых вост, языков в Париже, Ассоциации
МОНГОЛОВЕДЕНИЕ 305
азиат, исследований в Анн-Арбор (США). Оси. направлениями исследований зарубежных монголоведов являются публикация и изучение пнсьм. памятников, сравнит,-нет. исследования в области фонетики н морфологии, описание малоизуч. монг. языков н диалектов.
Проблемы М. освещаются в журн. «Народы Азии и Африки», «Проблемы Дальнего Востока», «Вопросы языкознания» (СССР), «БНМАУ-ын Шннжлэх Ухааны академнйн мэдээ», < Монголын судлал», «Хэл зохиол судлал» (МНР), «Монгол хэл утга зохиол» (на старомонг. алфавите; КНР), а также в общевосгоко-ведч. периодике ряда стран («Journal Asiatique» во Франции, «Acta Orientalia» в Венгрии и др.).
Периодически проводятся междунар. конгрессы монголоведов в Улан-Баторе (1959, 1970, 1976, 1982, 1987); на 2-м конгрессе создан Постоянный к-т Междунар. конгресса монголоведов, на 5-м — Междунар. ассоциация М. с центром в Улан-Баторе, к-рая издает «Бюллетень» (с 1988).
• Рамстедт Г. И., Сравнит, фонетика моиг. письм. языка и халха’ско-ургинского говора, пер. с нем., СПБ, 1908; его же. Введение в алт. яз-знание. Морфология, пер. с нем.. М., 1957; Бартольд В. В., История изучения Востока в Европе и России, 2 изд.. Л., 1925: Востоковедение в Ле-нингр. ун-те, [Л.]. I960: Дарбеева А. А., Монг, языки, в кн.: Сов. яз-знание за 50 лет, М., 1967; О зарубежных монголоведных исследованиях по языку, Улан-Удэ, 1968; Битке ев П. Ц., Яз-знание в МНР за 60 лет. ВЯ. 1982, >6 6 (лит.); Сов. монголо-ведеине (1917 —1987), М., 1987; Тени-шев Э. Р., Шагдаров Л. Д., О развитии сов. монголоведения (яз-зиаиие), в сб.: Проблемы монг. яз-знаиия, Новосиб., 1988.	3. В. Шевернина.
МОНГОЛЬСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа языков монгольских народов. Общее число говорящих 6,5 млн. чел. Вопрос о включении этой группы в состав алтайских языков остается иа уровне гипотезы. М. я. являются результатом развития диалектов некогда единого (до 16—17 вв.) монг. яз., оин делятся на: основные — собственно монгольский язык, бурятский язык, калмыцкий язык, и маргинальные — могольскнй (в Афганистане), дагурский (в Сев.-Вост. Китае), монгор-ский, дунсянский, баоаньский и шира-югурский (в кит. провинциях Ганьсу и Цинхай). Для осн. М. я. с 13 до нач. 20 в. (калм. яз.—до сер. 17 в.) употреблялся единый старопнсьм. монг. яз., к-рым продолжают пользоваться во Внутр. Монголии (КНР). Маргинальные языки подверглись сильному влиянию иран. говоров, тибет. и кит. языков.
Осн. М. я. фонологически — сингармонические, по грамматич. строю — суффиксально-агглютинативные, синтетические. Гласные совр. М. я.— различные рефлексы 4 древних заднерядных (а, о, у, ы) и 4 переднерядных [э, е, Y (у), н] — в количеств.-фонологич. отношении делятся на краткие, долгие и (отсутствующие в калм. яз.) дифтонги. Согласные восходят к древним б, м, н, т, д, ч, дж, с, л. р, к, г (как и «к», с аллофонами заднеязычным н велярным), ц, а также (?) п. w, подвергшимся эволюционным изменениям. Существенные различия в фонетике между осн. М. я.: диалекты Внутр. Монголии ие имеют свистящих аффрикат ц, дз, существующих в прочих М. я. и диалектах. Собственно монг. яз. характеризуется наличием аспирации сильных согласных и регрес-
306 МОНГОЛЬСКИЕ
сивной диссимиляции начальных сильных, чего нет в др. М. я. Калм. яз. имеет гласные о, е, э только в 1-м слоге, тогда как прочие М. я. характеризуются лабиальной гармонией; кроме того, в этом языке имеются фонемы э (типа финского а), переднего ряда ннж. подъема, проточная 6 (орфографически h) и смычная «г» (в прочих М. я. аллофоны одной согласной фонемы «г»). Бурят, яз. имеет гортанный h (<с), отсутствуют аффрикаты ч(>ш), дж (>ж, з). Кроме того, в бурят, и мн. собственно монг. диалектах древинй заднеязычный аллофон «к» отражается как спирант «х» , но сохраняется в калм. яз. и нек-рых внутреннемонг. диалектах. Все М. я. издавна отличаются тем, что в начале слова не встречаются согласные р, л (за немногими исключениями) и, предвокально, ц; в конце слога звонкие согласные оглушаются (примерно как в рус. яз.); сильные согласные, аффрикаты дж (бурят, «ж»), дз (халх., но оурят. н калм. «з»), ч (ш), ц (халх., калм., но бурят, «с») ие могут находиться в конце слога, если конечные гласные не выпадают; стечение согласных возможно лишь на стыке слогов. Отступления от изложенных норм могут быть только в занмств. словах. В осн. М. я. согласные (не все н не всегда) могут быть палатализов. и иепалаталнзов. фонемами.
Осн. М. я. грамматически очень близки друг другу. В этих языках традиционно выделяют те же части речи, что и в европейских. Но иек-рые монголисты в категории имени выделяют имена предметные, в неопределнтельной позиции соответствующие, напр., рус. существительным, а в определительной — прилагательным (монг. темер бий ’имеется железо’, но темер зам ’железная дорога’), и имена качественные, соответствующие рус. существительным, качеств. прилагательным н наречиям образа действия (морнны хурдан нь ’быстрота лошади’, хурдаи морь ’быстрая лошадь', хурдан явна 'быстро идет').
Любое слово состоит нз корня, словообразоват. н словоизмеиит. суффиксов. Корень может быть либо мертвым (напр., ца- < *ча- в словах цагааи 'белый', ца-саи ’снег’, цайх ’белеть’, ’светать’), либо живым (напр., гэр ’юрта'', гар ’выходи’). Живой корень служит базой словообразования и словоизменения, мертвый образует первичную грамматич. основу, принимая соответствующие словообразоват. суффиксы. От первичной основы могут образовываться вторичные, третичные н т. д. основы с последоват. рядом суффиксов: ажнл ’работа', ажнл-чнн 'рабочий*, ажнлла- 'работать', ажил-лагаа ’деятельность’; ял- ’победить’, ялалт ’победа’, ялагд- ’быть побежденным’, ялагдал ’поражение’.
Именная основа — это форма им. п. (исключения — основы личных местоимений), к к-рой присоединяются суффиксы мн. ч., др. падежей и притяжания (личного, безличного, возвратного), напр. ном 'книга’, ному уд ’книги', номуудаар 'книгами', номуудаараа ’своими книгами’, номуудаар чннь 'твоими книгами*. Последние располагаются после падежного суффикса. В монг. яз. 7 падежей (в калм. и моиг. диалектах ордосского типа имеется еще соединит, п.): нм., род., внн., дат.-местный, исходный и орудный; в старопнсьм. моиг. яз. имеется еще местный п. на -а//-э (только в именах с конечным согласным).
Глагольная основа — это повелит, форма ед. ч. 1-го л., от к-рой образуются все прочие формы глагола; 8 повелительно-желательных, к-рые не могут приме
няться в вопросит, предложениях н могут сопровождаться только нм присущими частицами отрицания-запрета «битгнй» н «бу» (в калм. яз. «бнчэ») —’не’, 4 изъявительные, 5 причастных и 12 деепричастных (3 сопутствующие и 9 обстоятельственных). В системах глагола 5 залогов (прямой, побудительный, страдательный, совместный и . взаимный), суффиксы к-рых располагаются между первичной основой, формой прямого залога и любой др. спрягаемой формой глагола илн любым словообразоват. суффиксом. В М. я. имеются единичные реликтовые формы эксклюзивного местоимения 1-го л. мн. ч.
Синтаксич. особенности: порядок слов SOV илн OSV, подлежащее и определение соответственно предшествуют сказуемому н определяемому. При наличии количеств. определения определяемое чаще всего остается в форме ед. ч. Из однородных членов предложения оформление получает последний нз них (т. наз. групповое склонение). Определение не согласуется с определяемым ии в числе, ии в падеже. С нач. 13 в. известно монгольское письмо. В 20—40-х гг. 20 в. осн. М. я. перешли на новые алфавиты на основе рус. графики.
Об изучении И. и. см. Монголоведение. * Владимирцев Б. Я., Сравнит, грамматика монг. письм. языка и халхаского наречия. Л., 1929; Савжеев Г. Д., Сравнит. грамматика монг. языков, т. 1. М., 1953; его же. Сравнит, грамматика монг. языков. Глагол, М., 1964; Тодаева Б. X., Монг, языки и диалекты Китая, М.. 1960; Бертагаев Т. А., Лексика совр. монг. лит. языков, М., 1974; Poppe N., Introduction to Mongolian comparative studies, Hels., 1955.	Г. Д. Санжеев.
МОНГОЛЬСКИЙ ЯЗЫК — одни из монгольских языков. Офнц. язык МНР (с 1921), развивается на базе халхаского диалекта. Распространен также в авт. р-ие КНР Внутр. Монголия и ряде др. провинций, где является языком внутрп-этнич. общения. Общее число говорящих 4,8 млн. чел. Сформировался в 14—16 вв. на основе одного нз диалектов др.-монг. яз. Гл. различие между дналектамн М. я.— в употреблении аффрикат дж, дз, ц, ч; выделяются евнетящне-шипя-щие диалекты, в звуковом составе к-рых имеются свистящие и шипящие согласные (халхаскнй на терр. МНР, шилин-гольскнй, кукуиорскни на терр. КНР), и шипящие диалекты, в к-рых отсутствуют аффрикаты дз, ц (чахарский, харачин-ский, ордосскнй на терр. КНР).
Гл. отличие М. я. от др. монг. языков — отсутствие личио-преднкатнвных частиц. Письм. лнт. языком монголов является старопнсьм. М. я. (см. Монгольское письмо)', нм продолжают пользоваться во Внутр. Монголии. В МНР в 1945 была введена новая письменность на основе рус. графики с добавлением 2 букв (е, у).
• То даева Б. X., Грамматика совр. монг. языка. Фонетика и морфология, М., 1951; Санжеев Г. Д.. Совр. монг. язык. М., 1959; Орчин цагийн монгол хэл зуй, Улаанбаатар, 1966; Лувсанвандан Ш., Орчин цагийи монгол хэлний бутэц. ч. 1—2, Улаанбаатар, 1967 — 68; Чингэлтэй, Грамматика совр. монг. языка. Хухе-Хото, 1980 (на старомонг. алфавите); Poppe N., Khalkha-mongolische Grammatik, Wiesbaden, 1951.
Ковалевский О., Монг.-рус.-франц, словарь, т. 1—3, Каз.. 1844—49; Г о лету нс кий К. ф., Монг.-рус. словарь, т. 1—3, СПБ, 1893—95; Монг.-рус. словарь, под ред. А. Лувсандэидэва. М., 1957; Ц э-вэл Я.. Монгол хэлний товч тайлбар толь, Улаанбаатар, 1966; Дамдинсурэн Ц., Лувсандэндэв А., Орос-монгол толь, Улаанбаатар, 1982; Mongolian-English dictionary, ed. F. Lessing, Berk.— Los Ang., 1960.	3. В. Шевернина.
МОНГОЛЬСКИЙ АЛФАВИТ ГАЛИК
т Транскрипция	Уйгур.' финали	Транскрипция 1		Галик, финали	Транскрипция	Уйгур, финали	Транскрипция	Галик, финали
а, е	1	а					
		а				п	
						t	
		*	*>			th	
о, и	э-	и и	&	d, t	ч		d dh	
		е	й	п	JL	п	j
		ai	А			p	
		0	я			Ph	
		аи ат	Я I	ь.р		b bh	
		0#		т	-Г/	m	
е. к		к kh		J, > г	а з	J r	
		е		1	с	I	
		gh		w.f	Q__	Iff	
		п		S	у-	s	
Я, с	с Ю	к/ с				s	
		ch д		$		s h	
		eh				ks	
		п					
		t				sz	
		th				г	
		d	л]			sh	
МОНГОЛЬСКОЕ ПИСЬМО (старомонгольское письмо) — письменность, созданная иа основе уйгурского алфавита (см. Уйгурское письмо). Первые памятники М. п. относятся к 13 в.: надпись на т. наз. Чннгисовом камне (1225), Письмо иль-хана Аргуна (1289). Направление письма сверху вниз, строки читаются слева направо, знаки носят полифонный характер (один знак для гласных о—у н б — у, независимо от позиции в слове; один знак для а— е, т — д, к — г в серединной позиции в слове н т. п.). В зависимости от положения в слове нек-рые знаки имеют два или три начертания. Алфавит состоит нз 20 основных и 8 дополнит. букв (для передачи иноязычных звуков), все они являются производными от 14 осн. знаков уйгур, алфавита, к-рый
практически до 16 в. сохранялся у монголов в том виде, в каком был заимствован, и лишь на рубеже 16 и 17 вв. в него были внесены значит, изменения. С самого начала своего появления М. п. стало общим для всех монг. племен, что оказалось возможным благодаря полифонному характеру его знаков. Однако были попытки создания более совершенных алфавитов. Так, в кон. 13 в. появляются т. наз. квадратное письмо, созданное на основе тибет. алфавита, а в 17 в.— ой-ратское «ясное письмо» Зая-Панднты, созданное на основе «старого письма» путем усовершенствования знаков; последнее получило довольно широкое распространение среди ойратов и калмыков. М. п. просуществовало до 1931 у бурят (СССР) и до 1945 в МНР; во Внутр. Мон
голии (КНР) им продолжают пользоваться.
в Шмидт Я., Грамматика монг. языка, пер. с нем., СПБ, 1832; Санжеев Г. Д., Старописьм. монг. язык, М., 1964; его же, Лингвистич. введение в изучение истории письменности монг. народов, Улан-Удэ, 1977; Кара Д., Книги монг. кочевников. М., 1972; Friedrich J., Geschichte der Schrift, Hdlb., 1966.	H. К. Верба.
МОН-КХМЁРСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа в составе семьи аустроазиатских языков. Термин возник в противовес употреблявшемуся во 2-й пол. 19 — нач. 20 вв. термину «мон-аннамскне языки» с целью исключения нз этой группы Вьетнам. яз. Широкое распространение получил после появления работ В. Шмидта («Die Mon-Khmer-Volker ein Bindeglied zwischen Volkern Zentralasiens und Au-stronesiens», 1906, и др.). О границах группы М.-к. я. нет единого мнения. Мн, исследователи их чрезмерно расширяют, включая такие языки, как кхаси (А. Фурнье), малаккские (Ж. Дифлот) и даже ннкобарский (Ю. А. Горгониев). Попытки обосновать выделение М.-к. я. внутри аустроазиат. семьи предпринимались в работах Д. Д. Томаса и Р. Хедли, X. Ю. Пиннова. Лексико-статистич. подсчеты Томаса и Хедлн позволяют считать Вьетнам, яз. типичным М.-к. я., но исключают малаккские и никобарский языки, положение языка кхаси проблематично. На основе типологич. критериев Пиннов предлагает деление аустроазиат. семьи на мунда и кхмер-никобар. ветви, с выделением в последней двух больших групп: мон-кхмерской и Никобарской (место Вьетнам, яз. при этом не рассматривается). Большинство исследователей включает в М.-к. я. такие группы, как кхмерская, моннческая, пеарическая, сев.-оахнарическая, юж.-бахнарическая, зап.-бахнарическая, катуическая, кхмуи-ческая, палаунгнческая (названия даны по Томасу и Хедли). Эти языки можно обозначить как «традиционные М.-к. я.».
Традиционные М.-к. я. распространены по всей терр. Индокитая, Таиланда, Мьянмы и в юж. р-иах Китая, Наиболее крупные по числу говорящих на М.-к. я. народы (1987, оценка): кхмеры (св. 7 мли. чел.), моны (св. 0,5 млн. чел.), куй (ок. 0,5 млн. чел.). Остальные народы насчитывают от неск. тысяч до неск. десятков тысяч человек.
Для фонологии почти всех традиционных М.-к. я. характерно наличие специ-фнч. рядов гласных среднего ряда и палатальных смычных согласных (звонкого и глухого). Вокализм, как правило, образуется гласными трех рядов (переднего, среднего и заднего) и трех или четырех подъемов. Мн. языки имеют богатую систему гласных, включающую св. 30 фонем (кхмерский, бру). В большинстве языков гласные имеют оппозицию по долготе. Консонантные системы обычно более просты. Многие нз них характеризуются наличием преглоттализованны:: (кату, мнонг, стиенг) и преназализован-ных (кату, суой, кэхо) согласных. Иногда преназализация тесно связана со звонкостью (седанг). Придыхательные встречаются реже (самре).
Для слова в традиционных М.-к. л. характерно сочетание основного, т. наз. сильного, слога с предшествующим ему безударным, т. наз. слабым, слогом, подверженным гораздо большим ограничениям, чем сильный. Кол-во слабых слогов в слове может равняться трем (кату),
МОН-КХМЕРСКИЕ 307
20*
двум (палаунг), одному (куа, бахиар, па-кох, ксингмул, бру). Прн этом во всех языках немало односложных слов, а ряд языков (диалект миоиг — рэлэм, няхэнь) допускает только моносиллабич. структуры. Кол-во слогов в корне не превышает двух. Структура сильного слога также подвержена существ, ограничениям. Консонантные сочетания обычно строятся с использованием плавных, в конце слога их илн намного меньше, чем в начале, пли нет совсем.
Для традиционных М.-к. я. характерно наличие разл. типов фонаций гласных, т. е. нх различие по степени интенсивности. Обычно представлена оппозиция голосовой н придыхательной (суой, куй, ха-ланг, джех, хрэ) нлн голосовой н напряженной (бру, седанг) фоиацнй. В нек-рых языках типы фонаций находятся в отношении дополинт. распределения с характером гласного (кхмерский, монскнй). Часто тип фонации связан с дополнит, фонетнч. характеристиками, иапр. с высотой регистра. Одиако имеются языки, в к-рых регистры н фонацнн существуют самостоятельно, без взаимного влияния (ма). Во мн. языках отмечена назализация гласных, причем только в ларингаль-ном окружении (седанг, куа, халаиг). Фонологически значимые тональные контуры, как правило, не характерны (имеются лишь в даиау, манг ы).
Наиболее характерный способ словообразования — словосложение. Сложные слова строятся по тем же моделям, что и словосочетания, н зачастую формально неотличимы от инх. Ми. языки обладают развитой системой дернвацнонной аффиксации (кату, бахиар, пакох). Наиболее характерны префиксы, каузативный лабиальный (седанг ро-, пакох, кату ра-, бах-нар ро’-, кхмер, bao-, р-, кхму рп-, р-), каузативный дентальный (бахиар to’-, кату, пакох ta-), каузативный велярный (кату, мои. ка-), взаимный дентальный (бахиар to’-, кату, седанг ta-, пакох tar-), пассивный дентальный (бахиар to’-, пакох ti-). Наиболее характерные инфиксы: субстантивирующий дентальный (бахиар, стиенг -о’п-, кхму -гп-, пакох -ап-, седанг -on-, кхмер, -ашп-, -ап-), субстантивирующий агентивный лабиальный (кхмер., кату, др.-мои. -т-), каузативный лабиальный (кхмер, -ат-, кхму -т-). Ми. языки (особенно юж.-бахиарич. группы) почти полностью утратили аффиксальную систему. В иек-рых языках, напр. в кхмерском, аффиксация малопродуктивна. Во всех языках имеются аффиксы, обладающие низкой частотностью употребления и неопределенностью или полным отсутствием значения. Обычно онн считаются остатками древней, более развитой, чем в совр. языках, системы аффиксации, ио это спорно. Для ряда языков отмечено использование полной или частичной редупликации.
Словоизменение в традиционных М.-к. я. отсутствует. Синтаксич. отношения выражаются при помощи порядка слов и служебных слов. В иек-рых языках возможно выделение частей речи иа основе сочетаемости со связками н др. служебными элементами. В ряде языков осн. отлнчне предикативов от существительных заключается в том, что последние не могут выступать в роли предикатов без сочетания со связками. Предикативы, в свою очередь, делятся иа два больших класса: глаголы и прилагательные. Первые допускают двухкомпоиеит-ную структуру предложения, вторые нет.
308 МОНОВОКАЛИЗМА
Напр., по-кхмерски можно сказать kramom sase: 'девушка пишет’ (букв.— девушка писать), ио невоэможно*кгатот s?a:t ’девушка красива’, в последнем случае необходимо добавить связочный элемент с исходным значением «этот» — kramom nih s?a:t ’эта девушка красива* (букв.— девушка этот красивый) либо иными средствами расширить структуру предложения. В иек-рых языках связки не используются (брао).
Для глагола характерен максимальный набор лекснко-грамматич. категорий, средн к-рых — категории направленности н ориентации, внда-времени, залога. Для выражения частных лексико-грамматич. категорий используются служебные слова.
Мн. языки имеют развитую систему классификаторов, использующихся при счете и делящих имена на подклассы (монскнй, бру, бахиар, тьрау).
Наиболее обычная структура простого предложения SVO, при этом определение следует за определяемым. Кроме простых и сложных предложений имеются усложненные, в к-рых целая фраза занимает место одного члена предложения в другой фразе. Как правило, это предложения с интонационным выделением темы н ремы. При постановке дополнения на первое место во фразе оно часто трактуется как особый член предложения — тематич. подлежащее. Кроме иитонацнонных и позиционных средств для отделения темы от ремы используются и спец, служебные слова.
Традиционные М.-к. я. характеризуются общностью осн. словарного фонда. В то же время их лекснч. система весьма проницаема для заимствований. Даже в наиболее изолированных языках большая часть лексики представляет собой заимствования нз тайскнх, австронезийских, индоарийских, кит., португ. и др. языков.
Из М.-к. я. кхмерский и монский языки являются древнепнсьм. языками, письменность нид. происхождения (см. Индийское письмо), остальные языки бесписьменные или новопнсьмеиные. ФГоргониев Ю. А., Грамматика кхмер, языка, М., 1966 (лит.); Лоиг Сеам, Очерки по лексикологии кхмер, языка, М., 1975 (лит.); Smalley W. A., Outline or Khmu* structure. New Haven, 1961: Pinnow H. -J., The position of the Munda languages within the Austroasiatic language family, в кн.: Linguistic comparison in South East Asia and the Pacific, L.. 1963; Short о H. J., J a-c о b J. M., Simmonds E. H. S., Bibliographies of Mon-Khmer and Tai linguistics, L. — N. Y. — Toronto, 1963; Thomas D. D., Headley R. K., More on MonKhmer subgroupings, «Lingua», 1970, v. 25, №4; Thomas D. D., Chrau grammar, (Honolulu). 1971 (лит.); Manley T. M., Outline of Sre structure, Honolulu, 1972: Svantesson J.-O., Kammu phonology and morphology, Lund, 1983.
А. Ю. Ефимов. МОНОВОКАЛЙЗМА ГИПОТЕЗА (от греч. mdnos — одни и лат. vocalis — гласный звук) — гипотеза Ф. де Соссюра (1878): краткие и долгие гласные индоевропейского праязыка структурно и исторически сводимы к одному гласному *ё. В ларингальной теории М. г. получила выражение в уравнениях Е. Куриловича (1927): Н”е>о, HJe>e, Н*е>а, еН">б, eHJ>6, еН*>а, а также в его работах, где допускалось исконное существование тембров *ё и *о и их функцией. единство в чередованиях по аблауту, возникших в результате пропорциональной аналогии, в к-рой эти гласные участвовали в ступени редукции, где они нейтрализовались. Возникновение долгих объясняется функциои. сближением кор
ней типа ТеТ и TeRT (Т — шумный, R — сонорный). С фонологич. точки зрения М. г. означает отрицание в праязыке фонологич. оппозиций гласных, т. е. силлабо-фоиемный строй, где после каждого согласного представлен фонологически иррелевантный гласный, а функцнон. нагрузка смыслораэлнчення перенесена на слог. М. г. связана с теорией слогового сингармонизма, описанного в праслав. яз. В. К. Журавлевым. К. Боргстрем объяснил чередования основы 1 н основы 2, по Э. Бенвеннсту, редукцией в корне с моногласным после каждой согласной, т. е. *deiu—*didu из *dajawa—*dajawa. Модель М. г. позволяет дать единое объяснение аблаута *ё—*о н оппозиций палатальности и лабиальности у гуттуральных. Если дифференциальный признак палатальности выделялся в гласном, а лабиальности — в согласном, из силла-бофонемы возникают фонологически различные гласные «е», «о» н подсистема типа «кенту м>, прн обратном распределении дифференциальных признаков возникают гласные <е», «о» н подсистема типа «са-тэм». Осн. возражением против М. г. является отсутствие большого кол-ва типология, параллелей языков с одним фонологически иррелевантным гласным, типология, сближения возможны, однако, с языками тоикава, аранта, праадыгей-ским.
в Кацнельсон С. Д., К фонологич. интерпретации протоиндоевроп. звуковой системы, ВЯ, 1958, №3; Журавлев В. К., Формирование группового сингармонизма в праслав. языке, ВЯ, 1961, №4; Якобсов Р., Типология, исследования и их вклад в сравнит.-ист. яз-знание, в ки.: НЛ, в. 3. М., 1963; Клычков Г. С., Типологнч. гипотеза реконструкции индоевроп. праязыка, ВЯ,‘ 1963, № 5; В о г g s t г о m С., Thoughts about Indo-European vowel-gradation, «Norsk Tidsskrift for Sprogvidenskap», v. 15, Oslo, 1949; его же. Internal reconstruction of Pre-Indoeuropean word-forms, «Word», 1954, 10, №2—3; Stemerfnyi O., The new look of Indo-European reconstruction and typology, «Phonetica», Basel. 1967, v. 17, №2; Du nkel G., Typology versus reconstruction. в кн.: Bono homim donum. Essays in historical linguistics in memory of J. Alexander Kerns, Amst., 1981, pt 1. Г. С. Клычков.
МОНОГЕНЕЗА ТЕОРИЯ (от греч, ш<5-nos — одни и g£nesis — рождение, происхождение) — учеине о происхождении человеческого языка нз одного источника. Преднауч. формой М. т. можно считать разного рода мифология, и релнг. построения, согласно к-рым в начале существования человечества у него был одни язык. Самой ранней формой этого мифология. представления, позднее отраженного в ветхозаветном рассказе о вавилон. смешении языков и в др.-греч. загадке Эдипа (согласно к-рой у человека был «одни язык — голос»), можно считать др.-месопотамский (шумерский, ок. 3-го тыс. до и. э.) рассказ о мифология, времени, когда «весь мнр, все люди вместе славили бога Энлнля одним языком (eme-as-am)*. С библейской традицией было связано бытовавшее вплоть до 17 в. в европ. науке представление о др.-евр. яз. как наиболее древнем языке, к к-рому могут быть возведены др. языки. Эти донауч. формы М. т. в 18—19 вв., когда лингвистика отказалась на время от М. т., уступили место сравнит.-ист. исследованиям отд. семей языков, возможные связи между к-рыми иа том этапе истории яэ-зиання обычно (за небольшими исключениями, для той эпохи ве характерными) не рассматривались, что было оправдано малой разработанностью истории каждой семьи.
Новый этап начинается в нач. 20 в., когда производятся первые опыты синтезирования достижений в области исследования каждой из семей языков. А. Тромбетти впервые осуществил попытку ие только объединить ранее намеченные семьи языков в более крупные группы (позднее названные макросемьямн), ио и предположил наличие лексич. связей между этими группами, к-рые, по его мнению, оправдывают М. т. Но Тромбетти недостаточно четко отделял проблему установления макросемей от М. т.
Другая форма М. т. была выдвинута Н. Я. Марром, предположившим в поздних своих работах существование в языке первобытного человека 4 элементов (саль-бер-йои-рош), к к-рым (или чаще всего к преобразованным комбинациям к-рых) он пытался свести все слова существующих языков. Хотя этой теории в 20—30-х гг. следовали мн. представители «нового учения о языке», позднее от нее отказались все ученики Марра, т. к. ни зта гипотеза, ни нек-рые другие, с ней сходные варианты М. т., где предполагалось (вне соотнесения с результатами сравнит.-ист. яз-знання) постулирование неск. исходных слов первичного языка, не могут быть доказаны науч, средствами.
Вариант М. т., более близкий к идеям Тромбетти, но учитывавший результаты исследования каждой на семей и макросемей классич. сравннт.-ист. методами, был предложен в 60-х гг. 20 в, М. Сводешом. Сопоставляя языковые семьи Нового и Старого Света, Сводеш предположил существование больших макросемей, нх объединяющих, а также наличие связей между макросемьямн, говорящих в пользу М. т. Являясь создателем глоттохронологии, Сводеш указал и на наличие осн. трудностей на пути к научному обоснованию М. т. Сравнение совр. языков и установленных на их основе семей методами глоттохронологии не позволяло проникнуть в период, существенно более отдаленный, чем 10 тыс. лет. Остается, одиако, неизвестным, были ли темпы изменения обиходного словаря в период, предшествовавший неолитич. революции (ок. 10 тыс. лет до и. э.), такими же, как в период обусловленных ею быстрых перемен. В противном случае сравнение языков возможно и для значительно более отдаленных периодов.
Совр. состояние М. т. тесно связано с проблемой моногенеза Homo Sapiens Sapiens. Согласно наиболее распространенной точке зрения, звуковой естеств. язык является характерной чертой Homo Sapiens Sapiens (возможно, одним из гл. его отличий от предшественников, см. Происхождение языка, Глоттогенез). Если (как предполагают мн. антропологи) человек (Homo Sapiens Sapiens) появился благодаря единичной мутации в одном месте Земли (по-видимому, ок. 100 тыс. лет назад в Африке, откуда ок. 30 тыс. лет назад он распространился очень малочисленными группами по Зап. Евразии), т. е. имел место моногенез Homo Sapiens Sapiens, то вероятен и моногенез языка. Явившаяся результатом уникальной мутации первая особь общалась с др. особями, от иее (возможно, в результате ее скрещения с представителями предшествующего типа предков человека) происшедшими, иа языке, являвшемся одним нз гл. приспособит, преимуществ, благодаря к-рому первый Ното Sapiens Sapiens и его потомство начали побеждать при отборе. Бнологич. наследование признаков, без к-рых невозмож
но владение языком (устройство речевого аппарата, предполагающее развитую фарингальную полость; развитие речевых зон левого полушария, н особенно лобной доли, обеспечивающей сложные синтаксич. построения, н семантич. зон правого полушария), должно было в дальнейшем сопровождаться усвоением языка в каждом след, поколении. Если расы явились результатом дифференциации Homo Sapiens, то осн. расовые различия можно было бы соотнести с формированием тех первонач. диалектов первичного языка, нз к-рых позднее развились праязыки осн. макросемей. Согласно альтернативной точке зрения на расообра-зоваиие, каждая нз рас явилась результатом скрещения одного из ранее существовавших типов предка человека с потомками первого представителя Homo Sapiens. В этом случае тоже можно предположить возможность связи (ио более сложной — опосредованной) этого антропологии. процесса с распадом первичного языка на диалекты, позднее обособившиеся. Хотя эта антропологии, картина делает возможной М. т., она не может считаться ее обоснованием.
Единств, науч, обоснованием М. т. было бы доказательство единого происхождения всех предполагаемых макросемей, нз к-рых происходят семьи, объединяющие все языки мира. Выявленные сравнит.-ист. яз-знаннем семьи языков начали объединять в такие макросемьн, как ност-ратическая (см. Ностратические языки), лишь в относительно недавнее время, и праязыки нек-рых макросемей реконструированы в недостаточной степени. Поскольку время существования таких макросемей, как иостратнческая и гипотетическая сев.-кавказско-еннсе йско-снно-тибето-иа-деие, лежит между 10-м и 20-м тыс. до н. э., при установлении закономерных отношений между ними можно рассчитывать на реконструкцию праязыка, хронологически близкого ко времени появления Homo Sapiens Sapiens в Зап. Евразии (проблема соотношения этих макросемей с койсанской нз юж. Африки еще ие решена; возможно нх достаточно древнее разделение). Одной из осн. трудностей на пути к выявлению таких отношений, кроме отмеченных Сводешом глоттохронологии. ограничений, является возможность отнесения мн. слов, позднее входящих в обиходный словарь, к числу древних культурных терминов. Напр., нндоевроп. *Hnomn ’имя’, уральское *nime, др.-юкагир, nim 'имя', возводимые к ностратнческому, шумер, inim 'слово', тибет. min ’нмя’ (возводимое к сино-тибетскому) восходят к общему термину, к-рый мог отражать древнее мифологии, представление о значимости имен и распространяться по Евразии по мере диффузии этого представления.
В целом М. т. связана с идеей единственности крупного изобретения, к-рым для первого Homo Sapiens Sapiens мог быть его язык. Но многие нз последующих потомков могли делать свои изобретения, касавшиеся отд. слов и нх концептов. Диффузия этих отд. мифологии, нли технологии. изобретений и обозначавших их терминов может отражаться в единстве соотв. терминов. Поэтому, напр., одинаковость обозначения лодки в индоевропейских и койсанском (бушмено-готтентотском) языках скорее нужно объяснить как результат диффузии, а ие как пережиток. Но и за вычетом таких терминов уже теперь можно указать на наличие ряда очевидных сходств (в частности, в грамматич. н/или местоименных обозначениях лиц)
между осн. реконструированными праязыками макросемей, что говорит в пользу М. т. Противники М. т. часть таких сходств объясняют наличием звукового символизма, делающим возможным обозначение сходных концептов посредством похожих сочетаний фонем, но остается выяснить, не связан ли в нек-рых случаях механизм этой звуковой символики с единством происхождения всех языков мира (тот же вопрос допустим и в отношении нек-рых языковых универсалий).
Противоположная М. т. точка зрения связана с принимаемой нек-рыми антропологами идеей неск. разных центров расообразовання и первонач. очеловечивания. Но и в этом случае не полнсстью исключенной остается возможность победы на к.-л. раннем этапе истории Ното Sapiens одного языка, вытеснившего все другие (если представители разных расовых групп продолжали общаться друг с другом). В этом отношении показательно, что представители монголоидной расы, к-рую иногда гипотетически сопоставляли с потомками синантропа, говорят на языках, входящих в макросемьн (ностра-тическую, китайско-тибетскую), праязыки к-рых локализуются на 3. (или в Центре), но ие на В. Евразии, т. е. здесь антропология, и лингвистич. линии развития явно не соотносятся прямо друг с другом. Поэтому и обоснование точки зрения, обратной М. т., могло бы быть тоже только лингвистическим, следовало бы доказать полное отсутствие древних связей между макросемьямн, к-рые не ограничиваются диффузией отд. терминов. Но в этом случае можно было бы сослаться иа глоттохронологию, согласно к-рой такие ранние связи могут быть достаточно рано стерты эволюцией языка. Поэтому парадоксальным образом эту точку зрения, обратную М. т., доказать еще труднее, чем саму М. т. Последняя в настоящее время представляется более вероятной, в Алексеев В. П., Очаги расообразовання: антропология и история, «Природа», 1973, № 5; е г о же. География человеческих рас, М.. 1974; Иванов В. В., Об одной др.-вост, параллели к загадке Сфинкса—Эдипа. в кн.: Структура текста-81. Тезисы симпозиума, И., 1981; Trombetti А., Element! di glottologia, pt 1 — 2, Bologna, 1922— 1923; Rosenkra n.z B.. Der Ursprung der Sprache. Ein linguistisch-anthropologischer Versuch, 2 Aufl., Hdlb., 1971; Language origins, ed. by R. W. Wescott, Silver Spring (Maryland), 1974: Origins et evolution of language and speech, N. Y., 1976 (Annals of the New York Academy of Sciences, v. 280); D ё c s у G.. Sprachherkunftsforschung, Bd 1. Wiesbaden, 1977; Glossogenetics: the origin and evolution of language, P., 1983.
Влч. Вс. Иванов. МОНОКУТ^БА (мунукутуба, китуба, киконго я лета) — одни нз банту языков. Распространен в Конго (юж. р-ны) п Заире (юго-зап. р-ны). Число говорящих ок. 1,3 млн. чел. в НРК, где М., наряду с лингала, является нац. языком, и ок. 2,5 мли. чел. в Заире. Группы диалектов: северная (Конго), западная (к 3. от р. Кванго в Заире) и восточная (к В. от р. Кванго в Заире). Диалекты взаимопо-ннмаемы.
М.— креолнзоваиный язык (см. Креольские языки), развившийся на базе диалектов конго — кийомбе, кнманьяига, кнеиконго и лада. Интерференция со стороны местных языков привела к образованию его креолнзоваиной формы, к-рую стали называть мунукутуба в Конго, китуба — в Заире; результатом крео-
МОНОКУТУБА 309
лизацин явилось упрощение видо-временной системы, редукция именных классов (ср. 6 в М. н 16 в конто), тенденция к утрате тоном его фонологич. значимости. С 40-х гг. 20 в. расширяются функции М., усложняется его грамматич. структура. Категории времени и вида выражаются синтетич. и аналнтнч. способом, в отлнчие от др. языков региона, в частности конго, где эти категории выражаются с помощью флексий. Для фонологич. системы характерно наличие ударения; тон фонологически релевантен лишь для незначит. кол-ва слов. В лексике заимствования нз лингала, португ. н франц, языков.
Язык младописьменный; письменность на лат. основе. Имеется лит-ра религ. содержания. М. используется в адм. сфере, на нем ведутся теле- н радиопередачи, в Fehderau Н. W., Descriptive grammar of the Kituba language: a dialectal survey, Leopoldville, 1963; его же, The origin and development of Kituba (lingua franca Kikon-go), [Kisangani. 1967] (лит.); Fehderau H. W., Dictionnaire Kikongo (ya leta), ang-lais-francais, Kinshasa, 1969. В. П. Хабиров. МОНОЛОГИЧЕСКАЯ РЕЧЬ (от греч. monos — один н logos—слово, речь) — форма (тип) речи, образуемая в результате активной речевой деятельности, рассчитанной на пассивное н опосредованное восприятие. Иногда М. р. определяют и как интраперсональный речевой акт. Для И. р. типичны значительные по размеру отрезки текста, состоящие из структурно и содержательно связанных между собой высказываний, имеющие индивидуальную композиционную построен-ность н относит, смысловую завершенность. Степень проявления этих признаков зависит от жанровой (худож. монолог, ораторская речь, бытовой рассказ и пр.) и от функционально-коммуникативной (повествование, рассуждение, убеждение н пр.) принадлежности. Внутрижан-ровые различия (авторская и прямая речь персонажей, науч, доклад н агитационное выступление), так же как устное или письм. осуществление речевого акта, обусловливают стнлнстнч. особенности И. р.; строение предложений, синтаксич. способы их соединения, лексич. отбор, виды взаимодействия элементов разг, н книжной речи н пр. Любой отрывок М. р. в той нли иной мере «диалогизн-роваи», т. е. содержит показатели (гл. обр. внешние — обращения, риторнч. вопросы и т. п.) стремления говорящего повысить активность адресата (ср. мнение Г. О. Винокура об отсутствии строгих и абсолютных границ между монологом и диалогом, в частности). В нек-рых видах худож. монолога, напр. в сказе, где законам М. р. подчинено произведение в целом, диалогнч. черты служат спец, средством имитации живой разг. речи.
в В и н о к у р Г. О., «Горе от ума» как памятник рус. худож. речи, в его ки.: Избр. работы по рус. языку, М., 1959; Виноградов В. В., Стилистика. Теория поэтич. речи. Поэтика, М., 1963; Холодович А. А.. О типологии речи, в кн.: Ист.-филоло-гич. исследования, М., 1967; Гельгардт Р. Р.. Рассуждение о диалогах и монологах (к общей теории высказывания), в кн.: Сб. докладов и сообщений лингвистич. общества, т. 2, в. 1, Калинин, 1971. Т. Г. Винокур. МОНОСИЛЛАБЙЗМ (от греч. monos — один и syllabe — слог) — односложность, преобладание односложных слов в к.-л. языке. Обычно М. сочетается в этих языках с наличием политоннч. ударения и постоянным порядком слов в предложении. Однако этн структурные признаки
310 МОНОЛОГИЧЕСК
могут служить основанием для типология., но не генеалогия, классификации языков. М. характерен для многих (ио ие всех) кит.-тибет. языков (иапр., др.-китайского), ква языков и др.
МОНОФТОНГ (от греч. mdnos — один и phthdngos — звук) — гласный, характеризующийся артикуляционной н акустической однородностью, т. е. стационарным положением артикулирующих органов и стацноиарнымн частотами формант, и этим отличающийся от дифтонга и трифтонга. Однако однородность М. относительна, поскольку артикуляторный уклад и формантно-временная структура зависят от окружающих гласный согласных. Так, рус. И. [а] становится днфтоигоидным (т. е. неоднородным), получая [Ц-образное начало в соседстве с мягкими согласными, ср. «мал» [mal] — «мял» [т’*а1].
Дифтонгоидные И. отличаются от дифтонгов незначнт. длительностью переходного звука.
В системах гласных разл. языков И., как правило, составляют большую долю, однако дифтонгондность М. встречается часто: в рус. яз. основные аллофоны гласных [о] н [ы]—дифтонгондиые: "эн^1]. в Бондарко Л. В., Звуковой строй совр. рус. языка, М., 1977. Л. В. Бондарко. МОРА (от лат. тога — промедление, пауза) — ритмическая единица, выделяемая в фонологии древнегреческого, латинского, санскрита, японского и ряда других языков. М. равна открытому слогу с краткой гласной и компонентам слогов более сложного состава, если эти компоненты проявляют функцион. сходство с кратким слогом: могут нести собств. ударение, учитываются при определении места ударения, закономерностей «фонологич. длины» морфем и слов (см. Акцентология), стихотворных размеров и т. п. М. могут быть слоговыми, гласными, согласными. Слог СГ (согласный + гласный) равен одной слоговой И.; слог СГ: (при Г: — долгий гласный) разлагается на слоговую М.— СГ (согласный + гласный) и гласную И.— Г (гласный); слог СГС (согласный + гласный + согласный) разлагается на слоговую М.— СГ (согласный + гласный) и согласную М.— С (согласный); слог ССГ (согласный + согласный + гласный — в япон. яз.) разлагается на согласную М.— С (согласный) и слоговую М.— СГ (согласный + гласный).	в. Б. Касевич.
МОРДбВСКИЕ ЯЗЫКЙ — подгруппа финно-волжских языков. К ним относятся мокшанский (мокша-мордовский) и эрзянский (эрзя-мордовский) языки. Распространены в Морд. АССР, Башк. АССР, Тат. АССР, Чуваш. АССР, Горьковской, Куйбышевской, Оренбургской, Пензенской, Саратовской, Ульяновской, Челябинской областях РСФСР и нек-рых др. областях. Число говорящих ок. 1 млн. чел. (1979, перепись). До 15 в. морд, этнос локализовался в междуречье Волги, Оки, Суры и Цны. В 16—19 вв. происходили интенсивные миграционные перемещения морд, населения с древней этнич. территории на В.— в Поволжье, Заволжье, Сибирь, Кавказ и Ср. Азию.
М. я. характеризуются большим кол-вом переходных и смешанных говоров мокшан, н/или зрзян. типа. Для фонетико-фонологич. системы характерно наличие 40 фонем (7 гласных и 33 согласных) в мокшан, яз. и 33 фонем (в т. ч. 5 гласных и 28 согласных) в зрзян. яз. Гласные открытые, ненапряженные. Фонема э редуцирована. Глухне боковые L, L’, глухие дрожашие R, R’ н глухой среднеязычный J произносятся без голо
са н со вторым фокусом артикуляции в задней части ротовой полости, все шипящие (во ми. мокшан, говорах) палатализованы, эрзян, t твердое. По употреблению гласных первый слог (в к-ром могут быть все гласные) отличается от непервого слога (употребляется часть гласных). Употребление согласных зависит от позиции (начало, середина, исход слова и фонетич. окружение). В аилауте преобладают глухие согласные. В потоке речи согласные подвергаются ассимиляции по глухостн/звонкостн, твердости/мягко-сти, аффрикатнзацин/дезаффрнкатиза-ции. Характерные типы ассимиляции: прогрессивный (эрзян, йондол ’молния' <йон 'дуга' + тол ’огонь’: -t > -d после сонорного п-) н регрессивный (мокшан, мар’ 'яблоко'—мар’т’ ’яблоки': r'>R’ перед глухим t’).
Близость между И. я. проявляется прежде всего в грамматике и лексике. От фннио-угор. языка-основы И. я. унаследовали агглютинативный способ оргаинзацни морфем в слове (эрзян, кудо 'дом'—кудо-сто’из дома', кудо-со-нзо-ли-нек 'мы были у него дома’). Грзм-матнч. категории рода нет. Вместо предлогов употребляются послелоги (эрзян, веле ’село’ — веленть вакссо ’у, около села'). Обычно препозитивное определение не согласуется с определяемым (эрзян. ташто кой 'старый обычай* — ташто койть ’старые обычаи’). Элементы флек-тивиостн и аналитизма в способах выражения отд. грамматич. отношений являются инновациями в типологии М. я. У имени са. 10 падежей, 3 типа склонения — основное, указательное, притяжательное, иапр. моктаи. тра 'стол (какой-то)’ — шрась 'стол (этот)’ — шразе 'стол (мой)’, шраце 'стол (твой)’. Глагол имеет 7 наклонений, 2 спряжения — безобъектное и объектное. Морфология «рядов» объектного спряжения чрезвычайно сложна. Слова любого грамматич. класса в предикативной функции принимают суффикс сказуемостного изменения (мокшан, тяса ’здесь’ — тясо-лень 'я был здесь’, од ’новый, молодой'— от-тольхть ’они были молодые’). В лексике много русизмов, есть тюркизмы (неск. сотен), балт. и иран. заимствования. Синтаксис М. я. подвергся сильному влиянию рус. яз. (вплоть до заимствования союзов и союзных слов).
Различия между М. я. касаются всех уровней языка. В мокшан, яз., в отличие от лнт. эрзян, ят., есть гласные а, э и согласные L, L', R, R’ н J; ударение гл. обр. на 1-м слоге (обусловлено качеством гласных словоформы). В эрзян, яз. ударение может падать иа любой слог слова, находясь целиком в зависимости от рит-мич. строения фразы. В лексике двух языков много словарных расхождений (типа мокшан, шалхка/эрзян. судо — ’нос’, мокшан, оцю/эрзян. покш — 'большой'), в словах с тождественным или близким звуковым составом произошли семантич. сдннгн [напр.: паця — мокшан, ’крыло (птицы)'/эрзян. ’платок’; олга (~ -о) — мокшан. 'жердь’/эрзян. ’солома’]. Мн. лексемы с идентичной семантикой в мокшан, или зрзян. языках подверглись разл. фонетич. преобразованиям.
На базе мокшан, и эрзян, диалектов некогда единого общеморд. яз. сформировались два лнт. языка: лит. мокшанский (сформировался на основе центр, диалекта к сер. 30-х гг. 20 в.) и лит. эрзянский (сформировался на базе Козловского диалекта к кон. 20-х гт. 20 в.).
Памятники письменности на разных морд, диалектах (лат. и рус. графика)
известны с кон. 17 в. В основе морд, письма лежит рус. графика и орфография (с сер. 18 в.). Об изучении М. я. см. Финно-угроведение.
• Шахматов А. А., Морд, этногра-фич. сб-к, СПБ, 1910; Евсевьев М, Е., Основы морд, грамматики. М.. 1928; 2 иэд., М., 1931; Материалы науч, сессии по вопросам морд, яэ-энания. ч. 1 — 2, Саранск, 1955; X а л л а □ В., Материалы по истории глаголообразовательных суффиксов в морд, языках, в сб.: Тр. Ин-та языка и лит-ры АН Эст. ССР. в. 2, Таллин, 1958; Очерки морд, диалектов, т. 1—5, Саранск, 1961—68; Грамматика морд, (мокшан, и эрзян.) языков, ч. 1. Фонетика и морфология, Саранск, 1962; Серебренников Б. А., Ист. морфология морд, языков, М., 1967; Феоктистов А.П., Очерки по истории формирования морд, письменно-лит. языков. (Ранний период), М., 1976; Грамматика морд, языков. Фонетика, графика, орфография, морфология, Саранск, 1980; Лексикология совр. морд, языков. Саранск, 1983; Budenz J., Mok-sa-es erza-mordvin hyelvtan, в кн.: Nyelvtu-domanyi kozlem^nyek, b. 13, Bdpst, 1876; Paasonen H., Mordwinische Lautlehre, в кн.: Memoires de la SocUte Finno-ougrienne 22, Hels., 1903; Itkonen E.. Zum Ursp-rung und Wesen der reduzierten t Vokale im Mordwinischen, в кн.: Finnisch-ugrische Forschungen, Bd 39, H. 1 — 2, Hels.. 1971; Keresztes L.; Geschichte des mordwinischen Konsonantismus, Szeged, 1986—87 (Studia Uralo-Altsica, 26—27).
Евсевьев M. E., Эрэянь-руэонь валке. Морд.-рус. словарь, М., 1931; Феоктистов А. П., Рус.-морд, словарь. Из истории отечеств, лексикографии, М., 1971; Ширманкина Р. С., Фразеология, словарь морд, (мокша и эрзя) языков, Саранск, 1973.	А. П. Феоктистов.
МбРУ-МАДИ ЯЗЫКЙ — подгруппа центрально-суданской группы шари-нильских языков. Распространены на Ю. Судана, в прилегающих р-нах Заира и Уганды. Число говорящих св. 1,9 млн.чел. М.-м. я. включают ряд близкородств. языков и диал. пучков, к-рые делятся на 3 общности: 1) северную, или мору, с диалектами аги, андри, миза, кадиро и др.; 2) центральную, с языками авукайя, лого, калико, лугбара; 3)юж-н у ю, или мади, с диалектами пандике-ри, локай, олу’бо (лулуба), ’буруло.
Для фонетич. системы характерно наличие двух вариантов гласных — напряженного и ненапряженного, к-рые могут составлять минимальные пары; однако в потоке речи широко распространена гармония гласных (см, Сингармонизм) по признаку напряженности/ненапряжен-ности. Имеется также качественная гармония гласных: гласные служебных приглагольных местоимений (личных местоименных показателей, префиксов и т. п.) уподобляются гласным глагольного корня. В системе консонантизма представлены имплозивные (преглоттализованные) смычные, двухфокусные лабио-велярные смычные kp, go, альвеолярные ретрофлексные аффрикаты tr, dr, одноударное и миогоударное г. Широко распространены преназализованные и огубленные согласные. Имеются фонологич. тоны как с лексич., так н с грамматич. значением; как правило, различаются три ровных тона, представлены также контурные тоны.
В словообразоват. и словоизмеиит. системах имени используются префиксы и суффиксы, а также словосложение двух простых именных основ, одна из к-рых часто выступает в роли морфологич. показателя, утрачивая собств. лексич. значение. Глагол имеет развитую систему производных префигированных основ со значениями каузатива, интенсива, пассива, множественности объекта н др. Все глаголы в соответствии с фоиетич. формой основы делятся на три морфологич. класса, имеющие специфич. особенности и
парадигмах спряжения, включая наличие особых рядов субъектных местоименных показателей. В системе спрягаемых глагольных форм противопоставлены два аспекта (вида): определенный (пунктив, перфектив) н неопределенный (курсив, имперфектив), к-рые различаются в основном порядком слов — SVO для определ. аспекта н SOV для неопредел, аспекта; используются также разл. ряды субъектных местоименных показателей (в зависимости от морфологич. класса глагола). Возможны также фонетич. различия в глагольном корне. В каждом из аспектов имеются спрягаемые глагольные формы, служащие для выражения разл. временных и модальных значений и образуемые с помощью разл. суффиксов и постпозитивных частиц. Наиболее четко все эти категории прослеживаются при наличии объекта в предложении. У неперех. глаголов, а также при отсутствии а предложении формально выраженного объекта различия между аспектами часто стираются, возникает ассимиляция между глагольной основой н временными модальными показателями, что может сильно затруднять морфологич, анализ. * Tucker Л. N., The Eastern Sudanic languages, v. 1, L. — (a. oj, 1940; Tucker A. N., Bryan M. A., The non-Bantu languages of North-Eastern Africa, L., 1956; и x же, Linguistic analyses. The non-Bantu languages of North-Eastern Africa, L., 1966.
В. Я. Порхомовский.
МОРФ, морфа (от греч. щогрЬё—форма) — минимальная значимая единица текста, текстовый представитель морфемы. Термин «М.» предложен Ч, Ф. Хок-кеттом в 1947 в качестве параллели к термину <(алло)фон»: предполагалось, что отношение (алло)фона к фонеме тождественно отношению М. к морфеме. Разл. М., репрезентирующие одну морфему, были названы соответственно ее алломорфами (ранее в амер, лингвистике использовался в этом значении термин «морфемный альтернант», в сов. яз-знании, напр. Г. О. Винокуром,— термин «вариант морфемы»). В применении к языкам с четким структурным противопоставлением слова н морфемы М. обычно рассматривается как непосредственная составляющая словоформы. Так, напр., в словоформе «столиком» выделяются (на графич. уровне) корневой М. «стол-», суффиксальный (со значением уменьшительности) -нк- и флексийиый (выражающий значение тв. п. ед. ч.) -ом. В частном случае словоформа может состоять из одного М., напр. «опять», «сквозь», «ведь», «и», «теперь». Иногда морфеме не соответствует материально выраженный фонетич. (или графич.) сегмент. В таком случае говорят о нулевом М., выделяемом по соотношению с другими функционально противопоставленными и материально присутствующими М. Так, словоформа «рук» состоит из корневого М. «рук-» и нулевого М., выражающего значение род. п. мн. ч.: «рук-0» (ср. «рук-ам, рук-ами»). Те европ. и сов. исследователи, кто принял соссю-ровскую концепцию знака (см. Знаковые теории языка), обычно определяют М. как двустороннюю единицу речи, в отличие от морфемы как двусторонней единицы языка. В амер, лингвистике 40-х гг. М. понимался как односторонняя единица, т. е. элемент внешней («формальной») стороны высказывания. Это понимание нашло отражение в формулировке Ч. Ф. Хоккетта, согласно к-рой М. состоит из фонем (а морфема из морфонем).
Различие между указанными двумя пониманиями М. не оказывает влияния на
членение текста на М.; однако оно существенно для отождествления М. Так, при «формальном» понимании суффикс в отглагольном производном «читка», уменьшит, суффикс в «лапка» и предлог «к» имеют своим означающим один М.; если же исходить из двусторонности знака, соответствующие М. различны, т. к. соотносятся с разными означающими. В то же время М. характеризуется постоянством внеш, стороны при обоих подходах: сегменты, состоящие из разл. фонем, считаются разными М., хотя и могут представлять одну морфему. Так, напр., в структуру словоформ «разработать» н «разрабатывать» входит одна и та же корневая морфема, представленная двумя нетождественными М.: -работ- и -рабат-.
Решение вопроса о тождестве М., представляющих одну морфему, илн признании их разл. алломорфами тесно связана с принятой исследователем фонологич. концепцией. Так, орфографически различные М., представляющие префиксальную морфему в словах «разработать», «расталкивать», «розыгрыш», «россыпи», «разорвать», признаются разл. алломорфами при анализе с позиций ленинградской фонологической школы, но одним и тем же М.— с позиций московской фонологической школы.
Признание двух внешне различных М. алломорфами одной морфемы связано также с тем, какое содержание вкладывается в понятие морфемы. Так, разл. образом трактуются случаи супплетивизма, напр. М. i- во франц, ira 'пойдет' и М. all- в allons 'пойдем'. Амер, лингвисты обычно исходят в этих случаях только из тождества функции и говорят об i- и all- как об алломорфах, тогда как в сов. и европ. яз-знании более распространена другая точка зрения: при отсутствии формального сходства между М. говорят о разных, хотя и синонимичных морфемах, и, следовательно, данные М. не считаются алломорфами.
Представление о М. как об экспоненте морфемы не предполагает требования непременной сегментности (т. е. линейного характера) означающего М. и возможности морфологич. сегментации (автономно-) фонологич. транскрипции на «значащие» цепочки («М.»), полностью состоящие из целого числа фонем. Подобные (весьма распространенные) концепции ведут к смешению различных и разъединению сходных явлений (напр., к одинаковой трактовке фузии, кумуляции и супплетивизма и к искусств, противопоставлению полной и частичной фузии). Поэтому в «активных» грамматиках — т. е. в моделях языкового синтеза (имитирующих кодирование смысла говорящим) и в «динамических» моделях — принято транскрибировать означающие посредством морфонем (а не фонем) и при этом супрасегментные средства рассматривать наряду с сегментными (напр., мягкость конечного согласного в «зелень» рассматривать как М., тождественный по функции М. -от- в «краснота»). Снятие требований автономно-фонологпч. транскрибируемое™ и сегментности фактически означает отказ приверженцев «динамических» моделей от традиционного понимания М., ориентированного на «пассивные грамматики» (имитирующие восприятие текста слушающим). Как компромисс между интересами «активной» и «пассивной» грамматик можно рассматривать разл. «усредненные» решения: напр.,
МОРФ 311
когда среди М. одной морфемы постулируется один «исходный» («главный», «представляющий») М., из к-рого по правилам чередования могут'быть получены остальные М. данной морфемы.
* Глисон Г., Введение в дескриптивную лингвистику, пер. с англ., М., 1959; Земская Е. А.. Совр. рус. язык. Словообразование, М.. 1973; Развитие совр. рус. языка. 1972. Словообразование. Членимость слова, М., 1975; Булыгина Т. В., Проблемы теории морфологич. моделей, М., 1977; Л о-патин В. В., Рус. словообразоват. морфе-мнка, М.. 1977; Толстая С. М., Морфонология. Морфемика, в кн.: Обзор работ по совр. рус. лит. языку за 1974—1977 гг., М., 1982; Readings in linguistics, ed. by M. Joos, Wash.. 1957; Hockett Ch, F., Linguistic elements and their relations, «Language», 1961, v. 37, № 1; e г о ж e, A course in modern linguistics, Toronto [1969); Harris Z. S., Structural linguistics, [Chi., 1961); Mel'cul J. A., Das Wort: Zwischen In-halt und Ausdruck, Miinch., 1976; см. также лнт. при статьях Морфология, Морфема, Корень, Аффикс.
Т. В. Булыгина, С.А. Крылов. МОРФЕМА (от греч. morphe — форма) — одна из основных единиц языка, часто определяемая как минимальный знак, т. е. такая единица, в к-рой за определенной фонетической формой (означающим) закреплено определенное содержание (означаемое) и к-рая ие членится на более простые единицы того же рода. В определ. случаях допустимо говорить о нулевой М. (с фонетически не выраженным означающим), напр. нулевая флексия им. п. ед. ч. слова «дом» («дом-0»). М.— предельный результат т. наз. первого лингвистич. членения (по А. Мартине), т. е. сегментация речевого текста на двусторонние единицы — знаки языковые; этим М. отличается от такой отчасти иерархически соотнесенной с ней единицы второго лингвистич. членения (сегментации на односторонние, формальные единицы), как слог, Это различение существенно для языков синтетич. типа (см. Синтетизм), в к-рых морфемное и слоговое членение не совпадают, ср. «берез а» — две М. (корневая и флексионная) и [б’и-р’б-зъ] — 3 слога; в связи с этим иногда говорят, применительно к морфологич. и фонетич. структуре слова, соответственно о его глубине (кол-во М.) и длине (кол-во слогов). Иная картина в языках изолирующе-силлабич. типа, где М. обычно совпадает со слогом, чем и обусловлено использование, напр. в китаистике, термина «м о р ф ос и л л а б ем а» (или «сил-лабоморфема»), означающего минимальную фономорфологич. единицу.
Понятие и термин «М.», предложенные в 1881 И. А. Бодуэном де Куртенэ как обобщение понятий корень н аффикс, получают распространение в работах пред-отавителеи пражской лингвистической школы, Л. Блумфилда и в дескриптивной лингвистике, а также в сов. яз-зиании. развиваясь, переосмысляясь и получая новые интерпретации в ходе постепенного учета асимметричного дуализма формы и функции в языковом знаке (ср. противопоставление М. и семы у В. Скалички, морфа и М. в позднем дескриптивизме, М. и монемы в работах Мартине и О. Лешки). Понятие М., выйдя за пределы структурной лингвистики, стало одним из основных в общем яз-зпании, в описат. и ист. грамматиках.
Будучи, наряду со словом, осн. единицей морфологии, М. осмысляется, подобно фонеме, как абстрактный инвариант, реализующийся в виде конкрет-
312 МОРФЕМА
ных вариантов — морфов (а л л о м о р-ф о в); варьирование М. связано с позицией — как грамматически (и тогда М. предстает в виде грамматич. или морфонологии. варианта), так и фонетически (тогда М. предстает в виде фонетич. варианта). Напр., в рус. «писать» — «пишу» корневая М. находится в грамматич. позиции (форма инфинитива — форма наст, вр.), вызывающей чередование морфов, а в англ. М. мн. ч. существительных варианты [s) —[z] — [iz] обусловлены фонетич. позицией — качестаом исхода основы, ср. bats ’летучие мыши' — birds ’птицы' — boxes ’коробки'.
Понятие М., как и большинство содержат. лингвистич. понятий, отличается двойственностью, проистекающей из необходимости употреблять общее назв. и для неформального объекта, представляющего собой известный тип языковых сущностей (онтология, аспект), и для разл. конструктов — его формальных аналогов (эпистемологич. аспект). Поэтому единому по замыслу понятию М. соответствует значит, разнообразие более формальных его осмыслений, отражающих не столько различие теоретич. предпосылок, сколько различие в исследоват. целях. Вместе с тем многократные попытки уточнения и формализации понятия М. не получили всеобщего признания. В идеале формальное определение М. должно было бы обеспечивать единство объема этого понятия в каждом конкретном языке, одновременно не вступая в противоречие с интуитивным предстаиленнем о сущности М. как компонента слова и со стихийно сложиишейся практикой морфологич. анализа. Трудности, возникающие на этом пути, связаны, с одной стороны, с неопределенностью принципов па-радигматич. отождествления разных конкретных М. (т. е. принципов сведения алломорфов в М.; напр., считать ли -ов в «отцов» и -ей в «матерей» или -s в англ, pen-s и -еп в ох-en 'быки' представителями одной М.); с другой стороны, с неопределенностью пределов допустимого расширения понятия М. путем наделения морфемным статусом «остаточных» единиц типа -ярус в «стеклярус», -адья в «попадья» и т. п. Поэтому распространены разл. употребления термина «М.». отражающие те или иные сдвиги в содержании этого понятия (иногда и терминология, небрежность). В частности, в многоуров-неаых динамич. моделях языка М. нередко теряет статус цельной двусторонней единицы вследствие расщепления ее на отд. элементы — семантич. и формальный, к-рыми и оперируют при характеристике уровней языка. Так, под М. может пониматься, с одной стороны, только ее означающее (ср. такие формулировки: «М. состоит из фонем», «М. состоит из морфонем» и т. п.) или относительно автономная часть означающего, т. е. дистрибутивно самостоят. компонент, к-рый скорее должен был бы трактоваться как «с у 6 м о р ф», или морфемоид. Таковы, напр., компоненты морфологич. идиом типа рус. «за-быть», нем. Hoch-zeit 'свадьба' (букв.— высокое время).
Под М. может пониматься, с др. стороны, только ее означаемое (напр., когда говорится, что в рус. яз. М. «им. п. мн. ч.» выражается морфом -и в слове «яб-лок-и», но морфом -а в слове «город-а»; такое употребление касается гл. обр. грамматич., «флективных», М.) или относительно автономная часть означаемого, т. е., по существу, сема. Так нередко трактуют элементы содержания супплетивных форм: напр., говорят, что англ, словоформа (или «морф», «ме
гаморф») ат выражает сочетание морфем be + praes.ind.-Ь 1 sg. Иногда так же трактуются граммемы разных грамматич. категорий, выражаемые во флективных языках в составе одной грамматич. формы с помощью единой флексии (кумулятивно); напр., Дж. Лайонз считает, что в лат. яз. сочетание М. masc. + sing.+ + пот. выражается морфом -us. Нек-рые ученые статус М. приписывают единицам морфологически иеэлемеитарным — таким. как основа или грамматич. часть словоформы, хотя основы обычно содержат более одной М. в традиционном понимании (ср. основу в слове «<на--ход-чив->-ый», состоящую из трех М.). Иногда подобная трактовка М. связана с выходом за пределы словоформы', напр., 3. 3. Харрис выделяет «прерывную» (дистантную) М. -us...-us в лат. словосочетании fili-us bon-us 'хороший сын'. На функционировании М. в слове обычно не делается ограничений; единственное общее требование — чтобы М. по протяженности не превышала слова. Однако Ж. Вандриес, Ч. ф. Хоккетт, Э. Харрис считают возможным выделять т. наз. надсловные, сверхсловные М.— порядок слов, интонацию, согласование, управление и т. п. Нек-рые ученые, понимая М. как «часть слова» («связанную форму»), отрицают универсальность М.: «аморфные» языки (др.-кит., Вьетнам., йоруба, тайские, пиджин-инглиш) считаются «неморфемными»; существует мнение о«бес-словиом» характере этих языков (Т. Милевский), отражающее представление о предложении в «аморфном» языке как о цепочке М. По-виднмому, корректнее говорить о слабой структурной противопоставленности слова н М. в ряде языков. Применительно к флективным языкам узкая трактовка М. как «части слова» приводит к тому, что значимые единицы, материально совпадающие со словом (ср. рус. «к», «при», «на», «и», «увы», «бац», «вчера», «очень», «там», «метро», «рагу» и т. п.), не получают порой статуса М. Нек-рые франц, языковеды вслед за Вандриесом употребляют термин «М.» лишь по отношению к служебным единицам (аффиксам и служебным словам), называя знаменательные М. (корни) «семантемами» (Ш. Балли) или «лексемами» (Мартине); в качестве общего термина для служебных и знаменат. единиц используется термин «монема» (Мартине).
Следование принципу двусторонности М. проявляется и распространенном запрете на выделение «пустых» («асеман-тич.») М. Если таиого рода морфологич. элементы появляются в ходе анализа, то либо говорят об исключениях из правила «безостаточной вы делимости» М. (т. е. сплошного членения слова на М.) и называют остатки членения «нерегулярными Нормальными наращениями», «интер-иксами». «структемами», «асемаите-мами», «соединителями», «формативами» и т. п., либо включают избыточный отрезок в состав одной из соседних М., либо (иногда с натяжкой) приписывают ему «полустершееся» значение (иапр., уменьшительность в слове «нож-ик»), либо усматривают повторение (плеоназм. итерацию) избыточно выраженных значений (напр., значение множественности в слове «чуд-ес-а» и т. п.). Общепринятым является также требование непременной «материальности» означающего (не только по отношению к корневым М., но и к нек-рым типам словообразоват. М.)> запрещающее, напр., постулировать «нулевую» деривационную М. со значением «мясо Х-а» в слове «лещ»
(в значении «мясо леща»), синонимичную М. -ин- в слове «севрюжина». Нек-рые ученые еще более сужают понятие «М.», требуя непременной сегментности (линейного характера) означающего М. (морфа), к-рое, т. о., должно представлять собой цепочку фонем (или морфо-ием). В этом случае нз числа экспонентов М. исключаются значащие супрасег-ментные средства — чередования, редупликации, тон, ударение; за пределами рассмотрения остаются при этом и такие явления, как конверсия и т. п.
* Маслов Ю. С., О нек-рых расхождениях в понимании термина «морфема», «Уч. зап. ЛГУ», 1961, № 301, сер, филол. наук, в. 60, с. 140—52; его ж е, К семантич. типологии морфем, в сб.: Рус. язык. Вопросы его истории и совр. состояния, М., 1978; Мартине Л., Основы общей лингвистики, пер. с франц., в кн.: НЛ, в. 3, М., 1963; Климов Г. Л., Фонема и морфема, М., 1967; Блумфилд Л., Язык, пер. с аигл., М., 1968; Арутюнова Н. Д., О значимых единицах языка, в сб.: Исследования по общей теории грамматики, М., 1968; Ч и и-члей Г. С., Соотношение минимальных значимых единиц языковой структуры, Киш.. 1975; Л эм С., Очерк стратификационной грамматики, пер. с англ., Минск, 1977; Тезисы рабочего совещания по морфеме, М., 1980; Кузнецова А. И., Е ф р е м о-в а Т. Ф., Словарь морфем рус. языка., М., 1986; Harris Z., Structural linguistics, Chi., 1961; Bierwisch M., Uber den theoretischen Status des Morphetns, в кн.: Studia grammatics, Bd 1, B., 1962; Matthews P. H., Recent developments in morphology, в кн.: New horizons in linguistics, Harmondsworth, 1977; см. также лит. при статьях Морфология, Морф, Корень, Аффикс. В. А. Виноградов, С. А. Крылов,
А. К. Поливанова.
МОРФЁМИКА — морфемный строй языка, совокупность вычленяемых в словах морфем и их типы; раздел языкознания, изучающий типы и структуру морфем, их отношения друг к другу и к слову в целом. Осн. объектами исследования в М. являются морфемы, их формальные видоизменения — морфы и их линейные сочетания (слово в целом как последовательность морфем; во флективных языках — основа, словоформа). Поскольку грамматич. морфемы (аффиксы) являются объектом грамматики, М. может рассматриваться как часть грамматики, охватывающая те аспекты разделов «Морфология» и «Словообразование», к-рые связаны с грамматич. морфемами и выражаемыми с их помощью грамматич. и словообразоват. значениями.
В качестве подразделов М. могут быть выделены: 1) учение о видах морфем по их месту в слове и по функции [корень и служебные морфемы (аффиксы); виды аффиксов: префикс, суффикс, флексия, постфикс, интерфикс, инфикс, конфикс и т. п.); 2) учение о типах значений, выражаемых морфемами [лексич., грамматич. (морфологич.), словообразоват. значения; разновидности грамматич. и словообразоват. значений); 3) учение о линейных (синтагматич.) и нелинейных (парадигматич.) языковых единицах морфемного уровня, первые из к-рых являются представителями вторых в тексте (морф и морфема, словоформа н слово, основа словоформы п основа слова); 4) учение о принципах вычленения в словоформах минимальных значимых линейных единиц — морфов и о правилах объединения морфов (алломорфов, вариантов морфемы) в парадигматич. единицы (морфемы); 5) учение о звуковых измеиеииях, связанных с сочетаемостью значимых единиц языка, меньших чем слово (чередование фонем в пределах морфемы — в разных ее морфах; усечение и наращение основ; в языках
с подвижным ударением — ударение в его морфематич. функции); 6) учение о типах (моделях) фонологич. структуры морфов разных классов и морфной структуры словоформ (слов). Два последних подраздела (полностью или частично, в зависимости от лингвистич. концепции) относятся к сфере морфонологии, к-рая может, т. о., рассматриваться как часть М. В соответствии с разработкой типологии морфем, их значений, разновидностей, морфонология, явлений осуществляется их инвентаризация в грамматиках и морфемных словарях.
Морфемный анализ слова (иногда называемый также морфологическим) представляет собой один из возможных способов анализа структуры слова наряду с анализом словообразовательным (см. Словообразование). Морфемный анализ предполагает вычленение в слове (словоформе) всех составляющих его морфов и установление их значений. В школьной практике подобный анализ осуществляется в т. наз. разборе слов по составу. Правильное установление границ между морфами определяется рассмотрением слова (словоформы) в рядах однотипных по структуре (одиокоренных и одноаффиксальных) образований.
Хотя термин «М.» не является общепринятым, учение о морфемах и принципы описания морфемного уровня разработаны применительно к языкам разл. структуры. В исследованиях морфемного строя конкретных языков при иерархи-зации единиц морфемного уровня применяются описательно-аналитич. метод (построение правил вычленения морфов и идентификации морфем, ср., напр., «Рус. грамматика», 1980) и генеративно-синтетич. метод (построение правил выведения морфов одной и той же морфемы из морфа, признаваемого исходным, ср., напр., работы Д. С. Ворта, В. Г. Чурга-новой).
В совр. лингвистике дискутируются вопросы о пределах варьирования морфемы (так, в сов. русистике, в отличие, напр., от амер, дескриптивной лингвистики, выдвигается критерий обязательности формальной близости морфов одной морфемы), о пределах морфемного членения слов (возможность признания морфемного статуса еднииц, имеющих чнсто структурную, формальную значимость, напр. тематических, или «связочных», элементов слова, напр. в работах Ю. С. Маслова), о субморфах (или «квазиморфах») как конечных единицах морфемного членения, о допустимости вычленения в словоформах «пустых» (асеман-тич.) межморфемных отрезков, не обладающих морфемным статусом («интерфиксы» Е. А. Земской, «структемы» А. Н. Тихонова и др.), о степенях морфемной членимости слова (М. В. Панов, Е. С. Кубрякова и др.).
* Глисои Г., Введение в дескриптивную лингвистику, пер. с англ., М., 1959; Блумфилд Л., Язык, пер. с англ., М., 1968; Общее яз-знание. Внутр, структура слова, М., 1972, с. 210—58; Земская Е. А., Совр. рус. язык. Словообразование, М., 1973; Кубрякова Е. С., Основы морфологич. анализа, М., 1974; Маслов Ю. С., Введение в яз-знание, М., 1975, с. 164—85; Развитие совр. рус. языка. 1972. Словообразование. Членимость слова, М., 1975; Оливернус 3. Ф., Морфемы рус. языка, Прага, 1976; Булыгина Т. В., Проблемы теории морфологич. моделей. М., 1977: Лопатин В. В., Рус. словообразоват. морфемика. Проблемы и принципы описания, М,, 1977; Рус. грамматика, т. 1, М., 1980; Nida Е., Morphology: the descriptive analysis of words, 2 ed.. Ann Arbor, 1949; Readings in linguistics, Wash., 1957; Matthews P. H., Morphology.
An introduction to the theory of word structure, Camb., [1974].	В. В. Лопатин.
МОРФОЛОГИЧЕСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ЯЗЫКОВ — 1) обозначение лингвистической типологии в 19 — нач. 20 вв.; 2) классификация языков, проводимая на морфологическом уровне (см. Типология лингвистическая. Типологическая классификация языков).
МОРФОЛОГИЯ (от греч. morphe — форма и logos — слово, учение) — 1) система механизмов языка, обеспечивающая построение и понимание его словоформ', 2) раздел грамматики, изучающий закономерности функционирования и развития этой системы.
Объем понятия «М.» трактуется в разл. концепциях по-разиому. Согласно одной из наиболее распространенных точек зрения, М. изучает структуру значимых единиц языка, по протяженности не превышающих синтагматич. слова (или словоформы). Максимальная единица М.— словоформа — является вместе с тем минимальной единицей синтаксиса.
Гл. основание для выделения М. в качестве особого раздела грамматики — членимость словоформы на меиьшие знаковые единицы, называемые морфемами, морфами или монемами: означаемое словоформы членится на меньшие означаемые, а ее означающее — на меиьшие означающие. М.. т. о., обеспечивает <по-морфемное» соотнесение компонентов внутренней (содержательной) стороны словоформы с компонентами ее внешней (звуковой) стороны, причем нацеленность М. на передачу значений именно служебными элементами (а не корнями) отличает М. от лексикологии (в центре внимания к-рой, напротив, значения корней и целых слов — ср. Лексическое значение слова).
Традиционное членение грамматики на М. (грамматику слова) и синтаксис (грамматику словосочетания, предложения), в целесообразности к-рого сомневались Ф. де Соссюр, Л. Ельмслев, 3. 3. Харрис. Ч. Ф. Хоккег, не обладает абсолютной и универсальной значимостью. Важнее всего оно для языков с четкой структурной противопоставленностью слова и морфемы (см. Синтетизм) и по мере нарастания аналитизма теряет свою ценность. Поэтому в описаниях языков с бедной М. (англ., совр. кит., индо-нез., мн. тибето-бирманские языки и др.) М. как раздел грамматики отходит на задний план, а для аморфных («корневых») языков (др.-кит.. совр. тайские, Вьетнам., йоруба, пиджин-инглиш) значимость М. практически сводится к нулю (если не считать сложения, трактуемого либо как словосложение, либо как морфемосложение). Кроме того, для ряда агглютинативных языков (япон., дравидийские, марийский) трудно отличить аффиксы от служебных слое: одни и те же единицы квалифицируются то как «неотделимые частицы», то как «подвижные» («мобильные») аффиксы. Линейная расстановка таких служебных морфем более адекватно описывается методами синтаксиса, чем традиционными методами М.
Существует также расширительное понимание М. как «науки о формах» (в соответствии с внутр, формой и этимологией самого термина «М.»). Понятие формы при этом охватывает любые (а не только внутрисловные) средства выражения, рассматриваемые в их формальном (внешнем) аспекте (Г. Пауль, Г. Суит, А. Ну-
МОРФОЛОГИЯ 313
рен, В. Матезиус, отчасти О. Есперсен), распространяясь даже на служебные слова, порядок слов, интонацию (Ж. Ван-дриес, Хоккет, Харрис). Ряд авторов считают возможным в этом случае говорить о «нефлективной» («аналитической», «внешней», «синтаксической») М. (В. М. Жирмунский, С. Д. Кацнельсон. М. И. Стеблин-Каменский). При таком понимании М. к ней относятся, в частности, т. наз. аналнтич. формы, комплексы типа ием. глаголов с отделяемыми приставками или рус. сочетаний «ни для кого». «ни с чем», «друг за другом». Т. о., в этом случае сфера М. расширяется за счет сужения области синтаксиса.
Различают общую (теоретич.) М. и частные М. отд. языков, В задачи общей М. обычно включается инвентаризация морфологич. способов, применяемых в языках мира, и морфологич. значений, нми выражаемых, а также типов формально-смысловых отношений между знаками. Явления асимметрии морфологич. знака (см. Знак языковой), а также функциональное расслоение знаков на корневые и служебные делает целесообразным самостоят. изучение относительно автономных односторонних компонентов формы («формативов», «субморфов») илн значения («сем»).
Значения, выражаемые служебными элементами, делятся, во-первых, на семантические («номинативные») и синтаксические («реляционные») и. во-вторых, иа словообразовательные (я «классификационные», «деривационные», «дери-ватемы») и словоизменительные («грамматич.», «флективные», «граммемы»). Второе различение делит М. («М. в широком смысле») на две осн. области — словообразование («лексич. М.>) и словоизменение («парадигматику», «грамматич. М.»). Иногда, однако, под собственно М. понимается только словоизменение (образование форм слова), т. е. способность лексемы выступать в разл. грамматич. формах, составляющих ее парадигму. Как правило, у любой лексемы выделяется постоянная часть — основа — и переменная часть — набор флексий данной лексемы.
Изучение грамматич. значений, их оппозиций, выявление первичных и вторичных функций граммем (Е. Курилович), закономерностей употребления граммем, нейтрализации, десемантизации, транспозиции, поиск инвариантных дифференциальных признаков н компонентный анализ граммем (см. Компонентного анализа метод) не могут быть адекватно осуществлены в рамках собственно М. и составляют предмет самостоят. дисциплины — грамматич. се мант и-к и. Нередко, однако, этот раздел грамматики включается в М. (В. В. Виноградов, В. А. Плотникова. В. Г. Гак), нек-рые исследователи выделяют эту проблематику в особый раздел М., называя его функциональной^. (А. В. Бонда рко и др.).
Раздел М., изучающий формальные закономерности построения лексем и словоформ из морфем, а также внутр, структуру морфем, рассматриваемых в плане выражения, иногда называют морфеми-кой. Это в известном смысле центральный и наиболее бесспорный раздел М. При «узкоформальном» подходе объем М. сводится к морфемике (у А. Мартине даже более узко — фактически к морфонологии). Раздел М., изучающий структуру формативов, формальные закономерности
314 МОРФОЛОГИЯ
их сочетаемости («тактики») н контекстно-обусловленное варьирование фонемной структуры их контекстных представителей («морфофонемику»), называют морфонологией.
Разл. языки неодинаковы по технике сочетания и звукового варьирования формативов (см. Типологическая классификация языков). Фузионные языки, имеющие богатые морфонологич. механизмы (чередования, сандхи), как правило, обладают и развитой М. (см. Флектив-ность). Языки с агглютинацией обычно характеризуются более простой морфонологией (см. Сингармонизм) и соответственно более бедной М.
Историческая М. (в частности, сравнит.-историческая) изучает изменения форм и значения отд. морфем, ист. развитие структуры слова, перераспределение звукового материала и компонентов значения между морфемами {опрощение, переразложение), выравнивание по аналогии, возникновение новых и исчезновение (отмирание) старых грамматич. категорий, изменение кол-ва граммем и отношений между ними.
В исследовании М. применяются разл. методы, напр. методы дистрибутивного анализа и лингвистич. дешифровки (Харрис), а также экспериментальные методы, широко использующие такие приемы, как добавление, опущение, замещение («субституция», «коммутация») (Л. Блумфилд, Ч. Фриз, А. М. Пешков-ский, Лу Чживэй, Дж, X. Гринберг и др.), анализ по непосредственным составляющим, трансформационный метод (см. Метод в языкознании). Важное место в теоретич. М. занимают поиски морфологич. универсалий и фреквенталий (явлений, свойственных не всем, но мн. языкам), а также тенденций функционирования и развития морфологич. структуры слова, свойственных всем или мн. языкам (Гринберг, Б. А. Успенский, Б. А. Серебренников, С. Е. Яхонтов). Разработка многоуровневых моделей языка (см. Модель в языкознании), устанавливающих правила поэтапного перехода от фонетич. (или графич.) субстанции к семантической и обратно через ряд промежуточных уровней представления, дает возможность сформулировать задачу частной (описат.) М. как эксплицитное установление соответствий между глубинно-морфологич. представлением словоформ (напр., «СТОЛ род. мн.») и их фонология, (или графич.) репрезентацией (напр., «столов»), Метод постулирования условной (глубинной) морфонологич. транскрипции словоформ и формулировки правил перехода от этой исходной репрезентации (условного представления) к фонетич. записи, восходящий к грамматике Панини, был развит в классич. работах Блумфилда и Р. О. Якобсона, а затем усовершенствован в сов. и зарубежных исследованиях по трансформационной грамматике.
М. как раздел описат. грамматики возникает одновременно с рождением античной языковедческой традиции — складываются противопоставления исходной формы слова (в антич. языковедч. традиции — «субстанции») и его парадигмы («акциденций»), аналогии н аномалии; создается и надолго закрепляется традиционная номенклатура частей речи и грамматических категорий. В эпоху Возрождения начинает вырабатываться система понятий, относящихся к структуре слова («корень», «аффикс», «суффикс» в др.-евр. грамматике И. Рейхли-на, 1506). Термин «М.», создание к-рого связывают с именем И. В. Гёте, употреб
лялся первоначально применительно к разделу биологии, изучающему «формы» живых организмов. В 19 в. он получает распространение и в лингвистике, находившейся тогда под сильным влиянием эволюционной биологии (ранее в этом значении употреблялся термин «этимология»). Возникновение сравнительно-исторического языкознания и науч, этимологии, тщательная обработка огромного языкового материала у младограмматиков (см. Младограмматизм) подготовили почву для теоретич. осмысления осн. понятий М. в структурной лингвистике 20 в.
В отечеств, яз-знании большое внимание уделяется поискам объективных («формальных») критериев разграничения и классификации единиц М.; большую роль в этом сыграли работы Ф. Ф. Фортунатова и его учеников — Н. Н. Дурново, Д. Н. Ушакова, М. Н. Петерсона, Г. О. Винокура, Пеш-ковского, а также дискуссия между сторонниками «формальной грамматики» (последователями Фортунатова) и ее критиками (Л. В. Щерба, Виноградов) о соотношении «формальных классов» слов и частей речи (см. Московская фортунатовская школа). Фортунатовские традиции изучения М. (учение о грамматический форме, о соотношении словоизменения и словообразования) во многом были продолжены и развиты в 40— 50-х гг. 20 в. представителями «новомосковской школы» — В. Н. Сидоровым, П. С. Кузнецовым, А. А. Реформатским.
Существ, вклад внесли сов. исследователи в решение проблемы синтагматич. и парадигматич. идентификации единиц М.— слова (А. И. Смирннцкий, Кузнецов, Ю. С. Маслов, Яхонтов) и морфемы (Г. А. Климов, Н. Д. Арутюнова, Е. С. Кубрякова). Принципы морфологич. анализа на материале «дефектно членимых» слов рус. яз. разрабатывались в работах Винокура и Смирницкого, позднее — М. В. Панова, применительно к материалу англ. яз. соотв. вопросы рассматривались в дескриптивной лингвистике (см. Дескриптивная лингвистика). В работах А. А. Зализняка «Русское именное словоизменение» (1967) и «Грамматический словарь русского языка» (1977), основанных на применении точных методов в описании рус. М., созданы системы правил, позволяющих построить полную парадигму любого слова рус. яз.
* Ду р н о в о Н. Н., Грамматич. словарь, М,—П.. 1924; Виноградов В. В., Рус. язык. (Грамматич. учение о слове), М.— Л., 1947, 3 нэд., М., 1986; СмнрницкнйА.И., Морфология англ, языка, М., 1959: Кузнецов П. С., О принципах изучения грамматики, М., 1961; Зализняк А. А., Рус. именное словоизменение, М.. 1967; его же, Грамматич. словарь рус. языка. 2 изд., М., 1980; Блумфилд Л., Язык, пер. с англ., М., 1968; Арутюнова Н. Д., Булыгина Т. В., Морфология, в кн.: Общее яз-знание, т. 2. Внутр, структура языка, М., 1972; Соссюр ф. д е. Морфология, в кн.: Методологии, проблемы истории яз-знания, М., 1974; Кубрякова Е. С., Основы морфологич. анализа, М., 1974; Поливанова А. К., Исчисление правильных морфологич. структур рус. языка, в кн.: Семиотика и информатика, в. 6, М., 1975; М ас л о в Ю. С., Введение в яз-знание, М., 1975; К а с е в и ч В. Б., Элементы общей лингвистики, М., 1977; Булыгина Т. В., Проблемы теории морфологич. моделей, М., 1977; Никитина С. Е., Тезаурус по теоретич. и прикладной лингвистике, М., 1978; Лайонз Д ж., Введение в теоретич. лингвистику, пер, с англ., М., 1978; Реформатский А. А., Морфология, в его кн.: Очерки по морфологии, фонологии и морфонологии, М., 1978; Бидер И. Г., Большаков И. А., Е с ь к о ..
в а Н. Л., формальная модель рус. морфологии, в. 1—2, М., 1978; Гак В. Г., Теоретич. грамматика франц, языка. Морфология, М., 1979; Рус. грамматика, т. 1—2, М.. 1980; Nida Е.. Morphology, 2 ed., Ann Arbor, [1965]; Matthews P. H., Inflectional morphology, Camb., 1972; его же. Morphology, Camb., 1974; Morphologie und generative Grammatik, Fr./M., 1975; Universals of human language, v. 3, Word structure ed. by J. Greenberg, Stanford, 1978; Bybee J. L., Morphology. A study of the relation between meaning and form, Amst.— Phil., 1985; Bibliography of Morphology. 1960 — 1985, Amst.- Phil., 1988.
T. В. Булыгина. С. А. Крылов. МОРФОНЁМА (морфофонема)— элементарная единица морфонологии, предельный элемент означающего морфемы. X. Улашин, предложивший понятие «М.» (1927), определял ее как фонему в семасиолого-морфологической функция; термин в этом значении (Дж. Л. Трейд-жер, 3. 3. Харрис, М. Халле, В. Г. Чур-ганова) приблизительно соответствует терминам «фонема* А. А. Реформатского, «фонемный ряд» Р. И. Аванесова, «пара-дигмо-фонема» М. В. Панова (см. Московская фонологическая школа). Почти одновременно с Улашином термин «М.» был введен Н. С. Трубецким, определившим его иначе: как «сложный образ двух илн неск. фонем, способных замещать друг друга в пределах одной и той же морфемы в зависимости от условий морфологич. структуры (напр., в рус. яз. морфонема к/ч в комплексе рук-ч: рука, ручной), или как «сложное представление о всех членах (двух или больше) чередования». Эти определения были впоследствии отвергнуты фонологами пражской лингвистической школы по причине их «психологизма» (Й. Вахек и др.). Подверглась сомнению и лингвистич. реальность самого понятия «М.» в том смысле, к-рый придавал ему Трубецкой (Реформатский и др.).
В динамич. моделях морфологич. синтеза (А. А. Зализняк, В. Н. Топоров, Д. С. Ворт, Халле, Т. М. Лайтнер и др.) М. предстает как элемент морфонология. уровня репрезентации словоформ (см. Уровни языка), противопоставляемого графич. или фонетическим, а иногда также фонологич. уровням как более «глубинный» («условный», «абстрактный») более «поверхностному» («действительному», «конкретному»). На морфемном уровне морфема, в к-рой обнаруживается автоматич. чередование, имеет единое представление, а переход к фонетич. транскрипции (или орфография, представлению) осуществляется по общим правилам, апеллирующим лишь к сведениям о соседних М. Таким образом, само чередование как бы устраняется. М. в этом смысле иногда наз. «морфоном» (в стратификационной грамматике С. Лэнз) или «системной фонемой» (в генеративной фонологии — см. Фонология).
Т. наз. исходный вариант морфемы может не совпадать ни с одним из ее действительных контекстных представителей. Напр., рус. морфема сон-/сн- получает единую морфонемную запись сън (или с*н), с М. ъ (или *) в середине, т. к. ни один из членов чередования 0/0 нельзя представить как исходный. Нередко конструируемая т. о. морфонемная запись близка к фонологич. записи соотв. пра-формы (см. Архетип), получаемой в результате внутр, реконструкции. М. как символ морфонология, транскрипции (восходящей к идеям Панини, И. А. Бодуэна де Куртенэ, Л. Блумфилда, Р. О. Якобсона) может соответствовать на фонологич. уровне не только фонеме, ио и дифференциальному признаку (напр.,
мягкости согласного в сущ. «голь» < прил. «голый») или даже«пустой цепочке» (т. е. исчезать при переходе к фонологич. транскрипции, ср. т. наз. беглые гласные и согласные). Это отличает ее от термина «М.» в понимании Улашина и от соотв. понятий моек, фонологич. школы. В аспекте парадигматики одна М. (а иногда и неск. М.) может соотноситься с одиой-единственной фонемой, что отличает ее от М. в понимании Трубецкого.
* Зализняк А. А., Рус. именное словоизменение, М., 1967, с. 149—291; Ч у р г а-и о в а В. Г., Очерки рус. морфонологии, М., 1973; Булыгина Т. В., К определению характера обусловленности так называемых «морфонологич. чередований», в сб.: Всесоюзная науч, конференция по теоретич. вопросам яз-знания. Тезисы докладов секционных заседаний, М., 1974; ее же, Проблемы теории и практики морфонология, описания, Изв. АН СССР. сер. ЛиЯ, 1975. № 4; Ворт Д. С., О роли абстрактных единиц в рус. морфонологии, в со.: Развитие совр. рус. языка. Словообразование. Членимость слова, М.. 1975; Касевич В. Б., Морфонология, Л., 1986; Troubetikoy N. S.. Sur la «Morphonologie»,TCLP, 1929,[t.JI; Ulas-zyn H., Laut, Phonema, Morphonema, 1931, [t.] 4; V a c h e k J., A propos de la terminologie linguistique et du systeme de concepts linguistiques de 1'Ecole de Prague, «Philologica Pragensia», 1961, [t.] 4, № 2; Dressier W. U., Morphonology, Ann Arbor, 1985; см. также лит. при ст. Морфонология. Т. В. Булыгина, С. А. Крылов. МОРФОНОЛОГИЯ — раздел языкознания, изучающий фонологич. структуру морфем разного типа и использование фонологич. различий в морфологич. целях. Согласно более узкому пониманию, М. имеет объектом варьирование фонем в составе морфов одной морфемы, т. е. их альтернации (чередования), называемые алломорфированием, ср. рус. «друг — друзья — дружить»,	«рука—ручка».
Согласно более широкой и распространенной точке зрения, объектом М. считается исследование; 1) звукового (фонология.) состава морфем разных типов и способов их противопоставления и различия (так, во мн. языках мира корневые морфемы строятся отлично от аффиксальных, а глагольные корни — от именных или местоименных); 2) преобразований морфем при их объединении в морфемные последовательности в процессах формо- и словообразования; 3) пограничных сигналов и разных явлений на стыке морфем. Соответственно широкому пониманию, в качестве морфонология, характеристики слова рассматриваются такие формальные особенности его структуры, к-рые являются следствием объединения морфем в слово и проявляются в виде чередования фонем, составляющих морфему. Чередующиеся фонемы в составе таких чередований или в составе морфов одной морфемы называются морфонемами. Назначение морфонология, явлений в том, чтобы осуществлять, поддерживать или усиливать дифференциацию форм на морфологич. уровне; так, наличие чередований типа «глухой — глуше», «крепкий — крепче» при существовании форм типа «в ухе», «о кепке» свидетельствует о том, что появление этих чередований не обусловлено фонологич. окружением и связано с функциональным оазличием -е< и -ei (одно служит для образования сравнит, степени наречия, другое — предложного падежа). Наличие морфонология, характеристик выявляется исключительно при сопоставлении форм одного парадигматич. илн словообразоват. ряда и выступает как маркирующее соответствующую грамматич. или словообразоват. оппозицию (ср. «я хочу — мы хотим», «луг — лужок», «крепкий — крепче» и т. п.).
М. рассматривается либо как связующее звено между фонологией и морфологией и как самостоятельный, но не базисный уровень системы языка, либо как часть грамматики —«предморфология», либо как область морфологии. Отграничение М. от фонологии определяется тем, что хотя морфонология, явления имеют фонологич. природу как в генетич. смысле, так и с синхронной т. зр. , они не могут быть объяснены или предсказаны на основе чисто фонологич. данных. Автоматич. чередования (обусловленные фонологич. окружением морфемы) исключаются из сферы М., морфонология, характеристики существуют как морфологически обусловленные и диктуемые правилами грамматики, а ие фонологии. Сложнее отграничить М. от морфологии. Согласно одной точке зрения, в М. изучаются все типы чередований, наделенные морфологич. функцией, включая и те, к-рые подпадают под понятие внутренней флексии (ср. рус. «собирал — собрал», англ, foot ’нога’— мн. ч. teet). В качестве морфонология. чередований рассматриваются и те, к-рые служат единств, и самостоят. средством грамматич. дифференциации форм, и те, к-рые появляются совместное другими флексиями и оказываются средством дополнит, и вспомогат. разграничения форм (ср. рус. «носил — нашивал», нем. Band ’том’ — мн. ч. Bande). Согласно др. точке зрения, явления внутр. флексии исключаются из объекта М. В объект исследования М. включаются только вспомогат. чередования (нередко неправильно трактуемые на этом основании как избыточные).
В совр. исследованиях по М. осн. внимание уделяется определению функциональной значимости морфонологич. явлений, направлению чередований, изучению выполняемых ими морфологич. функций, анализу специализации функций разных рядов чередований в разных сферах грамматики (в парадигматике имени нли глагола, словообразовании я т. п.). Анкета морфонологич. описания включает и вопросы о том, одинаковы ли классы фонем, участвующих в строении морфем разных типов, какие именно классы фонем оказываются вовлеченными в систему чередований, одинакова ли позиция наблюдаемых чередований относительно структуры морфемы и слова и какие именно позиции (начальные, срединные илн конечные) затронуты чередованиями, одинаково ли положение самих наблюдаемых чередований в синхронии и принадлежат ли они к числу исторических или к числу живых и продуктивных и т. д.
Морфонологич. правила существуют лишь в тех языках, где морфемы могут быть представлены варьирующимися алломорфами и где это варьирование не связано с чисто фонологич. причинами.
Морфонологич. явления описывались еще др.-инд. грамматистами, были предметом исследования индоевропеистов, занимавшихся системой аблаута, но как самостоят. область знания М. была выделена в 19 в. Одним из основоположников ее является И. А. Бодуэн де Куртенэ, выдвинувший идею о функциональном характере чередований в морфеме и их морфологич. обусловленности. Значит, вклад в становление М. внес Н. В. Крушев-ский. Наибольшие заслуги принадлежат Н. С. Трубецкому, к-рый очертил границы М. и к-рому принадлежит сам термин. Он представил также первое описание морфонологич. системы отдельного
МОРФОНОЛОГИЯ 315
(рус.) языка. Большое значение для развития М. имеют работы А. А. Реформатского, из зарубежных ученых — Е. Ку-риловича, Э. Станкевича, В. Дреслера, представителей Пражского лингвистич. кружка.
Ф Реформатский А. А.» О соотношении фонетики и грамматики (морфологии), в кн.: Вопросы грамматич. строя, М., 1955; его же. Еще раз о статусе морфонологии, ее границах и задачах, в его кн.: Фонологич. этюд, М., 1975; Ахманова О. С., Фонология, морфонология, морфология, М., 1966; Трубецкой Н. С., Нек-рые соображения относительно морфонологии, в кн.: Пражский лингвистич. кружок, М., 1967; Макаев Э. А., Кубрякова Е. С., О статусе морфонологии и единицах ее описания, в кн.: Единицы разных уровней грамматич. строя языка и их взаимодействие, М., 1969; Булыгина Т. В., Проблемы теории и практики морфонология, описания, Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1975, т. 34, в. 4; Кубрякова Е. С., П а и к р а ц Ю., Морфонология в описании языков, М., 1983 (лит.); Слав, морфонология. Субстантивное словоизменение, М., 1987; Kilbury J., The development of morphophonemic theory, Amst., 1976; Dressier W. U., Grundfra-gen der Morphonologie, W., 1977; его же, Morphonology. The dynamics of derivation, Ann Arbor, 1985.	E. С. Кубрякова.
МОСКОВСКАЯ ДИАЛЕКТОЛОГИЧЕСКАЯ КОМИССИЯ (МДК; позднее— Постоянная комиссия по диалектологии русского языка) — объединение ученых (русистов и славистов), организованное для работы в области диалектологии и составления лингвистических карт, в первую очередь диалектологической карты русского языка. Создана по инициативе А. А. Шахматова на базе Кружка по изучению истории и диалектологии рус. языка под руководством Ф. Е. Корша. Учреждена в Москве в 1903 при Отделении рус. языка и словесности Петерб. АН. Существовала до 1931. Осуществляла обсуждения проектов программ, методики собирания и суммирования сведений о говорах, вопросов унификация транскрипции, а также теоретич. проблем диалектологии и лингвистической географии (понятие единства говора как языковой системы, вопросы о характере диал. границ, о переходных говорах в отличие от смешанных и др.). Организовывала экспедиции с целью изучения важнейших диал. явлений, публикацию собранных материалов и обобщающих работ (.Труды Московской диалектологической комиссии», в. 1—8, 1908—19; чТруды постоянной комиссии по диалектологии русского языка», в. 9—12, 1927—31). Осн. достижение — составление диалектология, карты рус., укр. н белорус, языков (Н. Н. Дурново, Н. Н. Соколов, Д. Н. Ушаков, чОпыт диалектологической карты русского языка в Европе» с приложением ч Очерка русской диалектологии», в кн.: чТруды Московской диалектологической комиссии», в. 5, 1915).
В 20-х гг. на заседаниях МДК обсуждались также доклады, поев, проблемам диалектологии других языков, теоретич. вопросам фонологии и грамматики, праслав. языку, слав, этимологии и др. В этот период МДК фактически являлась моек, лингвистич. об-вом. Здесь выступали с докладами А. И. Соболевский, А. М. Селищев, Г. А. Ильинский, Н. Ф. Яковлев, Е. Д. Поливанов, Р. О. Шор, Р. И. Аванесов и мн. др. МДК находилась в постоянном контакте с Московским лингвистическим кружком.
• История рус. диалектологии. М,, 1961-О. Н. Мораховская>
316 МОСКОВСКАЯ
МОСКОВСКАЯ ФОНОЛОГИЧЕСКАЯ ШКОЛА — направление в исследовании звукового уровня языка. М. ф. ш. возникла в кон. 1920-х гг. Ее основателя — Р. И. Аванесов, П. С. Кузнецов, А. А. Реформатский, В. Н. Сидоров, А. М. Сухотин — и их единомышленники — И. С. Ильинская, Г. О. Винокур, А. И. Зарецкий и др. — опирались на идеи И. А. Бодуэна де Куртенэ (см. Казанская лингвистическая школа). На формирование М. ф. ш. оказали влияние и взгляды Н. Ф. Яковлева, также продолжавшего традиции Бодуэна де Куртенэ. Развитие идей М. ф. ш. содержится в трудах представителей М. ф. ш. второго и след, поколений. Обобщение идей М. ф. ш. в виде целостной концепции, отражающей ее состояние в 60—70-х гг., осуществлено М. В. Пановым.
Основа теории М. ф. ш.— учение о фонеме. Важнейшее положение — необходимость применения морфологич. критерия прн определении фонемного состава языка (в этом гл. отличие М. ф. ш. от ленинградской фонологической школы и от др. фонологич. школ). Для отнесения разных звуков к одной фонеме необходимо и достаточно, чтобы звуки находились в дополнит, распределении (дистрибуции) в зависимости от фонетич. позиций и занимали одно и то же место в одной и той же морфеме (точнее — морфе), т. е. позиционно чередовались. Фонему представляет весь ряд (совокупность, множество) позиционно чередующихся звуков. В этот ряд могут входить самые разл. звуки: близкие и далекие, а также нуль звука. Так, в рус. яз. фонема (с> может быть представлена звуками [с]—чс отцом», [c’j—чс отчимом», [с’1—чс сестрой», [з]—чс братом», [з’1—чс дядей», [ш]—чс шурином», [ж]—чс женой», [ш’]—чс чадом», нулем звука —чс щедрым» и др. У фонемы две осн. функции: перцептивная — способствовать отождествлению — и сигнификативная — способствовать различению значимых единиц языка — слов и морфем. Применение морфологич. критерия опирается на перцептивную функцию фонем: опознавание и отождествление говорящими слов, а также морфем, выступающих в разных контекстах и реализованных в связи с этим разными звуками, осуществляется благодаря ие только единству значения, но и единству фонемного состава. Применение морфологич. критерия опирается и на сигнификативную функцию фонем: выступая в одной морфеме н не участвуя, следовательно, в смыслоразличении, позиционно чередующиеся звуки относятся к одной фонеме.
М. ф. ш. детально разработала теорию позиций — условий употребления и реализации фонем в речи. Позиционные чередования могут быть обусловлены фонетич. и морфологич. позициями. В фонетич. позициях чередуются звуки, образующие фонему. В морфологич. позициях чередуются фонемы, образующие морфонему. Позиции могут быть сильными и слабыми. В сильных фонетич. позициях фоиема наилучшим образом выполняет свои функции, в слабых позициях функции фонемы ограничены. В перцептивно сильной позиции фонема выступает в своем осн. виде (иапр., в рус. языке (а) в звуке [а] под ударением не рядом с мягкими согласными: чад», чсад», чроса»). В перцептивно слабой позиции фонема представлена звуком, обусловленным данной позицией ((а) звуком [а] между мягкими согласными: чпять»), В сигнификативно сильной позиции фонема не нейтрализуется с другой фоне
мой (ко[с]а — ко(с)а. ко[з]а — ко(з)а). Сигнификативно слабая позиция — это позиция неразличения, нейтрализации фонем (ко[с] — ко<с> и ко<з)). В сигнификативно слабых позициях фонемы ограничены в возможности различать разные слова н морфемы. В сигнификативно и перцептивно сильной, т. е. абсолютно сильной, позиции выступает осн. представитель фонемы, ее доминанта; в сигнификативно сильных, но перцептивно слабых позициях фоиема представлена своими вариациями, в сигнификативно слабых позициях — вариантами.
М. ф. ш. выдвинуто положение о параллельных и пересекающихся рядах позиционно чередующихся звуков. Соотношение фонем, подставляющих собой непере-секающиеся множества звуков, и фонем — пересекающихся множеств, имеющих общую часть, в разных языках различно.
М. ф. ш. ввела понятие г и п е р ф о-н е м ы. Первоначально под гиперфонемой понималась характеризующая систе-тему фонем функциональная единица, выступающая в позиции нейтрализации, а также группа нейтрализующихся фонем. - Позднее гиперфонема стала пониматься как функциональная единица, характеризующая фонемный состав отд. морфов и представляющая собой общую часть нейтрализуемых фонем, не приводимую в этих морфах к сигнификативно сильной позиции.
Первонач. содержание термина чги-перфонема» было положено в основу термина челабая фонема» в теории фонемы Аванесова, выдвинутой им в сер. 50-х тт. По этой теории, фонема, или сильная фонема, представлена рядом звуков, выступающих в сигнификативно сильных позициях, слабая фонема — рядом звуков, выступающих в сигнификативно слабых позициях. Объединение сильной и слабой фонемы представляет собой фонемный ряд. Сильная и слабая фонемы рассматриваются как элементы словоформы, фонемные ряды — как элементы морфемы.
Осн. положення, выдвинутые при анализе фонемы, применяются М. ф. ш. и при рассмотрении суперсегментных явлений: ударения, тонов, интонации, диэре-мы, сингармонизма и др.
Построение фонологич. модели языка, с точки зрения М. ф. ш., возможно только при учете всех фоиетич. реализаций фонологич. единиц. Отсюда пристальное внимание представителей М. ф. ш. к звуковой материи языка, в т. ч. и к изучению ее методами инструментальной фонетики.
Идеи М. ф. ш. нашли применение в первую очередь в теории письма — графике и орфографии, создании алфавитов, практич. транскрипции и транслитерации, в ист. фонетике, диалектологии и лингвистич. географии, преподаваиии неродного языка. Положение о том, что позиционно чередующиеся единицы представляют собой варианты одной и той же единицы более высокого уровня, находит все большее применение не только в фонологии, но и при описании явлений словообразования, морфологии, синтаксиса, лексики, поэтики и др.
ф Аванесов Р. И., Фонетика совр. Йус. лит. языка, (M.J, 1956: Кузнецоа
I. С., К вопросу об ударении и тоне в фонологич. и фонетич. отношении, в кн.: Теоретич. проблемы прикладной лингвистики, М.. 1965; его же. Проблема дифференциальных признаков в фонологии н разграничения разл. типов их, в кн.: Исследования по фонологии, М., 1966; Панов М. В., Рус. фонетика, М., 1967; его же, Совр. рус. язык. Фонетика, М., 1979; Реформатский А. А.,
Из истории отечеств, фонологии, М.. 1970; его же. Фонология, этюды, М., 1975; его же, Очерки по фонологии, морфонологии и морфологии, М., 1979; Сидоров В. Н., О Моск, фонология, школе, в кн.: Развитие фонетики совр. рус. языка, М., 1971.
Л. Л. Касаткин. МОСКОВСКАЯ ФОРТУНАТОВСКАЯ ШКОЛА (московская лингвистическая школа, «формальная» лингвистическая школа) — направление, сложившееся в результате научной и преподавательской деятельности Ф. Ф. Фортунатова в Московском университете в 1876—1902, занимавшее центральное положение в отечественном языкознании (русистика, славистика, компаративистика, общая теория языка) и оказавшее существенное влияние на развитие отечественного (а в известной мере — и европейского) языкознания. М. ф. ш. наз. иногда «формальной», т. к. психологизму младограмматиков (см. Младограмматизм) она противопоставила необходимость поиска собств. лингвистич. «формальных» критериев при исследовании языка для всех ооластей яз-знания, тяготевших к кон. 19 в. либо к психологии (в морфологии), либо к физиологии (в фонетике), либо к логике (в синтаксисе), либо к «истории парода»(в лексикологии). Пафос М. ф. ш., по словам Л. Ельмслева, «в протесте против смешения грамматики с психологией и логикой». М. ф. ш. внесла существ, вклад в процесс осознания единства и целостности яз-знания соответственно самой природе языка как целостного предмета науки, предопределив направление поиска более совершенных методов и приемов лингвистич. анализа. Учениками Фортунатова были А. А. Шахматов, М. М. Покровский, Д. Н. Ушаков, Н. Н. Дурново, А. М. Пешковский, В. К. Поржезинский, В. М. Истрии, В. Н. Шепкии, Б. М. Ляпунов, А. М. Том-сои, С. М. Кульбакин, а также зарубежные ученые О. Брок, А. Белич, Э. Берне-кер, Н. ван Вейк, X. Педерсен, Т. Тор-бьернссон, Ф. Зольмсен, И. Ю. Микко-ла, Й. Богдан, М. Мурко и др.
Фортунатов — индоевропеист-компаративист, славист, индолог н литуаиист, знаток мн. нндоевроп. языков, специалист в области сравнит.-ист. фонетики и акцентологии, палеографии и орфографии, внесший важный вклад в разработку теоретич. грамматики. Его иауч. деятельность началась с изучения литов, говоров (1871) и древнейших памятников письменности ведич. яз. и санскрита. Магистерская диссертация «SSmaveda — Агаруа-ка — Samhita» (1875) включала в себя критич. издание, перевод и комментарий текста памятника, а также «Приложение», где излагались фундаментальные положения сравнит.-ист. метода, было выдвинуто положение о том, что праиндоев-роп. яз., как и всякий живой язык, «должен был иметь за собой богатую историю и диалектное членение», дана критика бытовавшего преувеличения значения данных санскрита и др. инд. письм. источников при реконструкции праиндоевроп. яз. Фортунатову принадлежит ведущая роль в создании систематич. сравнит.-ист. грамматик нндоевроп. языков (лекционные курсы с 1876). Здесь он развивал взгляды на язык как систему, строго различал описат. и ист. подходы (синхронию и диахронию), реально засвидетельствованные факты и гипотетически реконструируемые, отдавая предпочтение свидетельству живой нар. речи. Признавая сравнение средством реконструкции предшествующего состояния с целью выявления истории конкретного языка, он призывал искать «законы, управляющие
фактами», «взаимосвязь и причины исследуемых явлений». Постулат безысклю-чительности фонетич. законов и связанная с ним методика установления относит, хронологии органически вытекают из его целостной концепции. Фортунатов, по свидетельству Шахматова, «шел впереди западноевропейской лингвистики».
Жесткой модели родословного древа младограмматиков с концепцией последоват. распада праязыка Фортунатов противопоставил теорию дивергентноконвергентной эволюции языка, обусловливаемой дифференциацией и распадением «обществ, союзов» или их объединением в более крупные. Положение о взаимосвязи истории языка с историей общества он углублял требованием разграничивать внеш, и внутр, связи и причинность. Ему принадлежит ряд открытий в области сравиит.-ист. грамматики индоевропейских и славянских языков: теория сонантов, s-mobile, лабиальный ряд задненебных, состав вокализма иидоевроп. яз., слабая ступень чередований, связь долготы и характера интонации, закон переноса ударения в балтийских и славянских языках (см. Фортунатова — Соссюра закон), относит, хронология 1-й и 2-й палатализации в праславянском н др.
Развивая идеи Фортунатова, его ученики добились выдающихся успехов в области реконструкции праслав. яз., (Поржезинский, Миккола, Торбьёрнссон,' Белич, Кульбакин) и др.-рус. яз. (Шахматов, Дурново). Разработка приемов относит, хронологии (Педерсен) позволила подвести важнейшие фонетич. процессы праслав. яз. под две осн. тенденции — тенденции к палатализации н к открытому слогу (ван Вейк и др.). Ученики Фортунатова заложили основы праслав. акцентологии (Шахматов, М. Г. Долобко, Кульбакин, ван Вейк), морфологии (Поржезинский, Г. К. Ульянов, Ляпунов) и праслав. лексикологии (этимология, словарь Бернекера). Дальнейшая разработка и реализация фортунатовских принципов издания и анализа памятников письменности (Щепкин, Кульбакин, А. И. Яцимирский) привели к требованию строго разграничивать не только звук и букву, но и графику и орфографию, орфоэпию (идея Дурново о специфике книжного произношения) и лишь затем — собств. фонетику, как отражение говора пнсца, постоянного взаимодействия «книжного наречия» и живых диалектов (Шахматов). Живая нар. речь всегда была в центре внимания ученых фортунатовского направления (Шахматов, Брок, Е. Ф. Будде), им принадлежит первый образец системного описания отд. говора (Дурново) и первый опыт диалектологич. карты вост.-слав. языков (Ушаков).
В 1903 в Москве была создана по инициативе Шахматова Московская диалектологическая комиссия, в к-рую вошли ученики и последователи идей М. ф. ш.
Углубляя учение Фортунатова об «общественных союзах» как социальном субстрате языкового дробления либо схождения, Н. С. Трубецкой ввел разграничение двух типов языковых групп: языковые семьн — результат общности происхождения, родства, дивергенции (расщепления, распада) некогда единого языка-предка, характеризуются унаследованной общностью, и языковые союзы — результат конвергенции (схождения, сближения) самостоят. языковых систем, характеризуются благоприобретенной общностью языковых явлений.
Теория Фортунатова о форме слова как результате «живых соотношений» (сходства и различия их «формальной принадлежности»), «существующих в данном языке в данную эпоху», положила начало разграничению форм словоизменения и словообразования, строгому разграничению внеш, и внутр, формы (значения и его формального выражения) в учении о грамматич. категориях и разрядах слов, в учении о частях речи. Все это легло в основу совр. морфологии, оформившейся в самостоят. науч, дисциплину усилиями ученых фортунатовского направления (Шахматов, Дурново, С. О. Карцевский, Г. О. Винокур, В. В. Виноградов и др.). До Фортунатова этот раздел грамматики наз. «этимологией», границы между совр. и ист. словопроизводством, между морфологией и собственно этимологией были зыбкими. Фортунатов следует критерию морфологич. строения слова в типологической классификации языков, пронизанной идеей динамизма и хронология. иерархии типов (языки изолирующие или корневые, агглютинирующие, флективные). Формальные классы слов, по Фортунатову, не универсальны, не раз навсегда заданы, а различны в разных языках на разных этапах их развития. Усилиями ученых М. ф. ш. чисто генетич. подход к реконструкции древнейшего состояния языка уступил место генетико-типологическому с требованием подкреплять реконструируемые модели данными типологии ,(Р. О. Якобсон и др.).
Учение Фортунатова о форме словосочетания и способах связи между его членами легло в основу синтаксиса, теоретич. основы к-рого разрабатывались Шахматовым, Пешковским, М. Н. Петерсоном и др. на материале рус. яз.
Разграничение внутренней и внешней, а именно содержательной и звуковой форм слова, идея о взаимосвязи между словами отд. языка, а также представление о материальности языкового знака легло в основу семасиологии, оформившейся в особую науч, дисциплину в трудах учеников Фортунатова (Покровский и его ученики) как учение о строгих законах семантич. сдвигов, вскрыть к-рые возможно лишь при изучении связей данного слова с др. словами того же языка (синонимия, семантич. поле, морфологич. оформление) и с историей общества.
Сосредоточив усилия на ист. аспекте изучения языков, гл. обр. славянских, М. ф. ш., строго разграничивая диахронию и синхронию, постепенно обращалась к проблемам синхронии. Шахматов ввел университетский курс совр. (рус.) языка, описание языка в синхронном аспекте. Ученые фортунатовского направления занимались теорией и практикой нормализации и демократизации лит. языка. Фортунатов и Шахматов руководили подготовкой реформы рус. правописания (1918). В 1889 Фортунатов сформулировал задачу и наметил пути сближения школьной и науч, грамматики с целью совершенствования преподавания родного (рус.) языка в школе, что было осуществлено его учениками и последователями его идей.
Фортунатов создал целостную систему лингвистич. образования, введя в практику вузовского преподавания теоретич. курсы общего и сравнит, яз-знания, спецкурсы по санскриту, готскому и литовскому языкам. Его последователи создали
МОСКОВСКАЯ 317
ряд оригинальных пособий по введению в языковедение (Томсон, Поржезинский, Ушаков, А. А. Реформатский и др.). Уточнение предмета яз-знания и его отд. разделов привело к разграничению фонетики и фонологии (Трубецкой и др.), сравнит, грамматики слав, языков и грамматики общеслав. (праслав.) языка (Поржезинский, Миккола и др.), нет. грамматики и истории литов, языка (Виноградов и др.).
Идеи и методы лингвистич. науки, разработанные Фортунатовым и его школой, будучи апробированными на материале русского и славянских языков, были перенесены в финно-угроведение (Д. В. Бубрих и др.), тюркологию (Н. К. Дмитриев и др.), кавказоведение (Н. Ф. Яковлев и др.), германистику (А. И. Смирницкий и др.). Фундаментальные положения М. ф. ш. сыграли существ, роль в создании лингвистич. концепций пражской лингвистической школы и Копенгагенского лингвистического кружка, а также массачусетсской ветви амер, структурализма (Якобсон и его ученики).
* Фортунатов Ф. Ф., Избр. труды, т. 1-2. М-. 1956—57; Шахматов А. А., Ф. Ф. Фортунатов. Некролог. «Изв. имп. АН», 1914, сер. б, т. 8. №14; Щепкин В. Н., Ф. Ф. Фортунатов, РФВ, 1914, № 3— 4: Дурново Н. Н., Грамматич. словарь (грамматич. и лингвистич. термины), М.—П., 1924; Петерсон М. Н., Фортунатов и Моск, лингвистич. школа. Уч. зап. МГУ, 5946. в. 107; Щерба Л. В., Ф. Ф. Фортунатов в истории науки о языке, ВЯ, 1963, №5; Березнн Ф. М., Рус. яз-знание кон. XIX — нач. XX в., М., 1976; Булахов М. Г., Восточнослав. языковеды. Биобиблиография. словарь, т. 1. Минск, 1976.
В. К. Журавлев.
МОСКОВСКИЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ КРУЖбК — научное общество, основанное в 1915 по инициативе студентов-филологов Московского университета и просуществовавшее до 1924. Председатели: Р. О. Якобсон (1915—19), М. Н. Петерсон (1920), А. А. Буслаев (1921), Г. О. Винокур (1922—24). В 1920, в период расцвета его деятельности, М. л. к. насчитывал 34 действит. члена и 3 почетных (Н. Н. Дурново, В. К. Поржезинский, Д. Н. Ушаков) и охватывал значит. часть молодого поколения моек, исследователей языка и языковых вопросов лит-ры и фольклора. Работал прн постоянной поддержке Московской диалектологической комиссии. М. л. к. ставил своей задачей разработку вопросов лингвистики, а также фольклора и этнографии. Члены кружка видели гл. цель в привлечении нового материала или в разработке старого с новых позиций. Одной из существ, задач М. л. к. считал популяризацию лингвистич. знаний и методов. Мн. члены кружка принимали непо-средств. участие в перестройке преподавания языка в сов. школе, проведении орфография, реформы 1917—18, создании письменностей для бесписьм. народов, борьбе за культуру речи. Заседания М. л. к. проходили обычно в виде дебатов, где методы исследования вырабатывались в коллективном- обсуждении докладов.
Одним из осн. направлений деятельности М. л. к. было всестороннее исследование поэтики. Вместе с ОПОЯЗом М. л. к. выдвинул требование строго формального анализа худож. произведений. Исследования велись в тесной связи между яз-зианием и лит-ведением. По концепции М. л. к., поэтич. язык по сравнению с языком как средством общения
318 МОСКОВСКИЙ
выполняет особую эстетич. функцию. В отличие от ОПОЯЗа, настаивавшего иа полной автономии истории развития худож. форм, М. л. к. доказывал необходимость социологич. обоснования их истории. М. л. к. вел полемику по вопросам ритмики с поэтами-символистами А. Белым и В. Я. Брюсовым. Вопросам теории стиха были посвящены труды С. И. Бернштейна, С. М. Бонди, О. М. Брика, Б. В. Томашевского, Якобсона, Б. И. Ярхо и др. Членами М. л. к. были и поэты: В. В. Маяковский (в 1920 впервые прочитавший здесь поэму «150 000 000»), Б. Л. Пастернак, О. Э. Мандельштам, Н. Н. Асеев.
Большую роль в деятельности М. л. к. играли летние экспедиции его членов (Ф. Н. Афремова, П. Г. Богатырева, Буслаева, Г. Г. Дингеса, П. П. Свешникова, Б. В. Шергина, Якобсона, Н. Ф. Яковлева и др.), б. ч. сочетавшие собирание диал. материалов с записями фольклорных текстов и этнографич. наблюдениями. Эти материалы позволили, в частности, уточнить нек-рые вопросы классификации рус. диалектов и их границы. Экспедиция 1921—22 под рук. Яковлева, Л. И. Жиркова и Е. М. Шиллинга провела изучение сев.-кавк. языкового и этнич. ареала (что легло в основу трудов Яковлева по бесписьм. кавк. языкам и по созданию нац. письменностей для мн. народов Сев. Кавказа). В 1918 М. л. к. выработал проект диалектология. атласа рус. языка, включенный в программу Моск, диалектологии, комиссии, и начал по нему подготовит, работу.
Члены М. л. к. исходили из положения, что для совр. собирателя представляют интерес все виды устного творчества. В экспедициях записывали не только былины, сказки, песни, но и нар. анекдоты, заговоры, заклинания, духовные стихи, легенды и частушки о революции и др. Собирался материал по свадьбе, народному театру, быту, материальной культуре. Вырабатывались новые методологич. подходы к изучению фольклора, в частности к типология, классификации и реконструкции фольклорных текстов, впервые было выдвинуто требование характеристики индивидуальности сказителя, эстетич. склонностей среды его слушателей. Исследовалось отражение фольклора в рус. лит-ре.
В последний период существования М. л. к. первонач. единство его целей и принципов было утрачено в спорах о месте и границах эмпиризма, месте семантики и фонетики в науке о языке, о проблеме «внутр, формы», критериях разграничения поэтич. и обиходной речи, отношениях между языком и культурой, что было связано с обсуждением философии языка Г. Г. Шпета и его идей в области теории лит-ры оказавших значит, влияние на членов М. л. к.
В связи с трудностями публикаций многое из достояния М. л. к. осталось только в архивах. Гл. путем распространения идей М. л. к. была устная передача. Мн. идеи М. л. к. были развиты Пражским лингвистич. кружком (см. Пражская лингвистическая школа), повторившим М. л. к. организационно и включившим в свой состав ряд его членов.
* Винокур Г., Моск, лингвистич. кружок, в кн.: Науч, известия Академнч. центра Наркомпроса, сб. 2, М., 1922; Якобсон Р., Богатырев П., Слав, филология в России за голы войны и революции, [Берлин), 1923; Цейтлин Р. М., Григорий Осипович Винокур, М., 1965; Томашевский и Моск, лингвистич. кружок, в кн.: Труды по знаковым системам. IX. Тарту, 1977 («Уч.
зап. Тартуского гос. ун-та», в. 422, с. 113—32); Тодде с Е. А.. Чудакова М. О.. Первый рус. перевод «Курса общей лингвистики» ф. де Соссюра и деятельность Моск, лингвистич. кружка, в кн.: Федоровские чтения. 1978, М., 1981, с. 229-49; Jakob-s о п R., An example of migratory terms and institutional models, в его кн.: Selected writings, pt 2, The Hague — P., 1971.
Л. Л. Касаткин. М^БИ —один из чадских языков. Распространен в Республике Чад, к С.-В. от Абу-Тельфана. Число говорящих ок. 210 тыс. чел. К собственно М. примыкают диалекты масмадже, биргит и торам, образующие вместе с ним диал. пучок.
В грамматич. строе М. сохранились нек-рые архаичные черты, прежде всего противопоставление перфектных-импер-фектных основ с помощью апофоиическо-го [а] в имперфекте. Личные местоименные показатели глагола выступают как в роли префиксов (презенс, префигиров. претерит), так и суффиксов (суффиги-Гв. претерит). В последнем различают парадигмы спряжения, вероятно, для перех. и неперех. глаголов. Имеются 3 генитивные частицы, ставящиеся между определяемым и определением — муж. и жен. рода ед. и мн. числа. Язык бесписьменный.
* Lukas J., Zentralsudanische Studien, Hamb. 1937; Westermann D., Bryan M., Languages of West Africa, [2 ed.]. Folkestone — L.. 1970. В. Я. Порхомовский. М?НДА ЯЗЫКЙ — западная группа языков аустроазиатской семьи (см. Аустроазиатские языки). Распространены на терр. вост, и центр. Индии (в основном в штатах Бихар, Зап. Бенгалия, Орисса). Общее число говорящих св. 9 млн. чел., наиболее распространенный язык (5,4 млн. говорящих) — сантали.
Классификация не носит окончат, характера. Принято выделять 17 М. я., хотя различение языков и диалектов для малых племен условно. Выделяются сев. и центр.-юж. подгруппы. Сев. подгруппа представлена зап. субподгруппой: язык курку (или корку) и вост, субподгруппой, называемой также кхервари, включающей языки сантали, мундари, хо, бху-мидж, бирхор, тури, асури, кода (или кора), корва. Центр.-юж. подгруппа представлена центр, субподгруппой, в к-рую входят языки кхариа и джуанг, и юж. субподгруппой — языки сора (или савара), паренги (в амер, терминологии — горум), гутоб (или гадаба), бонда (или боидо, ремо) и дидей (в амер, терминологии — гетак).
Типологически М. я. отличаются от других аустроазиат. языков сложной системой глагольной суффиксации, выражением падежных отношений с помощью послелогов и постановкой глагола в конце предложения, т. е. чертами, сходными с индийскими (индоарийскими) языками и дравидийскими языками.
Во всех М. я. противопоставляются глухие и звонкие согласные, придыхательные н непридыхательные (второе противопоставление отсутствует в языке сора). Придыхательные подразделяются на глухие и звонкие. Имеется ряд церебральных смычных согласных (глухих и звонких, непридыхательных н придыхательных). Наличие имплозивов в конце слова, по-видимому, общая черта М. я. Согласные имеют разряды (варгп): гуттуральные, палатальные, церебральные, дентальные, лабиальные. Имеются назализованные сонанты (w, j, г). Система вокализма характеризуется противопоставлением открытых и закрытых (или, часто, кратких и долгих) гласных «е» и
«о», наличием гласных среднего ряда (одного или нескольких — черта, характерная для всех аустроазиат. языков), наличием назализованных гласных, переходом «а» в нейтральный э под влиянием соседних i и/или и (гл. обр. в подгруппе кхервари). Часто наблюдается переход а> 4 > о (общий аустроазиат. процесс), «падение» е > i и о > и. Большинство полиозначных лексем двусложно. Группы согласных в начале н конце слов, как правило, не встречаются.
Для словоизменения характерны префиксы, инфиксы, удвоение основ, к-рые являются формоооразоват. средствами в глаголе, выступают средствами деривации и для существительного. В системе частей речи отсутствуют спец, формы для причастий и деепричастий, слабо различаются глаголы и прилагательные, имеется класс наречий, связанный с частичным повтором. Грамматич. строй кхервари более архаичен и гомогенен. В языках юж. субподгруппы, утративших ряд исконных черт, развился ряд инноваций, гл. обр. на основе древних диал. вариантов.
Группа глагола характеризуется след, формальными средствами и категориями: префикс или префикс/инфикс ab~ob~a— показатель каузатива (напр., в кхариа и бонда, в кхервари заменяется аналитич. формами); инфикс -р- в кхервари и префикс koi- в кхариа выражают взаимность действия, инфикс -?- в кхервари выражает интенсив, полная редупликация и полуредупликация выражают длительность и интенсив; сложные суффиксальные образования служат для выражения сложных систем залогов, времен и иидов. Показатель предшествующего действия на 1 восходит, вероятно, к показателю прош. вр. ряда аустроазиат. языков (кхаси, никобарский). Показатель медиального залога og был, видимо, обще-мундским, но в южных языках заменен показателем dom/rom. Многообразны аналитич. формы. Глагол включает местоименные показатели для субъекта, объекта, показателя посессива, в языке сора развилась инкорпорация субъекта и объекта, выступающих обычно в усеченной форме.
Указат. местоимения в кхервари разделяются на одушевленные и неодушевленные. Падежные отношения выражаются послелогами, простыми или сложными, но в языке бонда направит, п. выражается префиксом а-. Древний показатель генитива ag характерен для сев., центр, н части юж. ареала. На юге распространен генитив на na/no/nu.
К средствам основообразования М. я. относятся: основосложение, редупликация и деривация (инфиксальная и, реже, суффиксальная). Полная и частичная редупликация выступает главным образом как средство образования глагольных видов.
Общая схема простого предложения в М. я.: 1 —обстоятельство, 2—субъект, 3 — объект, 4 — обязат. наличие субъекта или его местоименного субститута непосредственно перед глаголом (показатель субъекта может стоять и в конце глагола), 5 — глагол, 6 — финальная частица в конце предложения, маркирующая предикативность. Каждая именная группа в предложении, а иногда н обособленные предложения, имеют спец, выделит, частицу (do, do, di и др.), возможно, восходящую к протбмунда. Существуют следы (для кхервари) оформления предложения в целом показателем генитива -ак. Придаточные предложения
(временные, условные, уступительные) вводятся постпозиционными показателями локатива или генитива или, возможно, омонимами, производными от последних. Иные паратаксические (сочинит.) и гипо-таксические (подчинит.) связи передаются союзами, часто индоарийского происхождения.
Для многих М. я. существует графика на лат. основе, однако реально письменность употребляется ограниченно. Для М. я. вводится также алфавит девана-гари с дополнит, диакритич. знаками. Конструируются также новые виды алфавита, не пользующиеся успехом.
•	3 о граф Г. Л., Языки Индии, Пакистана, Цейлона и Непала, М., 1960; Ко по w S t., Munda and Dravidian languages, в кн.: Linguistic survey of India, [ed. by G. Л. Grierson), v. 4, Delhi — Varanasi — Patna, 1966; его же, Notes on the Munda family of speech in India, «Anthropos», 1908, v. 3, № 1; Schmidt W., Die Mon-Khmer Volker. Ein Bindeglied zwischen Volkern Zentral-asiens und Austronesiens, Braunschweig, 1906; Kuiper F, B, J., Proto-Munda words in Sanskrit, Amst., 1948; Ruben W., Ein-fiihrung in die Indienkunde,. B.. 1954; Pinnow H.-J., Versuch einer historischen Lautlehre der Kbaria-Sprache, _ Wiesbaden, 1959 (лит.); его же, Comparative study of the verb in the Munda languages, в кн.: Studies in comparative Austroasiatic linguistics, ed, by N. H. Zide. L. — The Hague — P., 1966; Austroasiatic studies, v. 1 — 2, Honolulu, 1976.	Ю. К. Лекомцев.
МЙО-ЙО ЯЗЫКЙ — малоизученная группа родственных языков Вост. Азии, связи к-рой с другими группами или семьями пока неясны. Возможно, что М.-я. я. образуют самостоят. языковую семью. До недавнего времени их рассматривали как одну из групп китайско-тибетских языков, но это мнение устарело. Предположения об отдаленном родстве мяо-яо с нек-рыми др. семьями (напр., аусгро-азиатской) остаются недоказанными. Общее число говорящих св. 8 млн. чел., в т. ч. ок. 7 млн. в Китае н св, 850 тыс. во Вьетнаме.
Осн. ареал распространения — центр, и юж. Китай (пров. Хунань, Гуйчжоу, сев. часть Гуаней и Гуандуна, нек-рые р-ны Сычуани и Юньнани). Население, говорящее на этих языках, имеется в юж. части Гуандуна, Гуаней, Юньнани, а также во Вьетнаме, Лаосе, Таиланде и Мьянме, но там оно появилось в результате переселений, происходивших в течение неск. последних веков. Принято считать, что на М.-я. я. говорят народы мяо, яо, шэ и гэлао. Однако народ яо состоит из неск. этнография, групп, говорящих на разных языках и имеющих разные самоназвания; почти все шэ говорят на одном из диалектов кит. яз.; язык гэлао в действительности отдаленно родствен тайским языкам и не входит в группу мяо-яо. Диалекты языка мяо образуют 4 осн. группы —западную, сев.-восточную (зап,-хунаньскую), юго-восточную (хму, ка-нао) и ну; говорящих на диалектах последней группы считают частью народа яо. В зап. группу входят диалекты сычуань-гуйчжоу-юньнаньский (хмонг) и сев.-вост.-юньнаньский, а также, возможно, нек-рые почти неизученные диалекты в юж. части Гуйчжоу. На диалекте хмонг говорят ок. 1,5 млн. чел. в КНР и почти все мяо за пределами Китая (ок. 700 тыс. чел.). Носители разных диалектов мяо не понимают друг друга и при общении между собой пользуются др. языком (напр., китайским). На языке яо говорит св. 1 млн. чел., более половины из них — на диалекте мьен. Всего выделяют 6 диалектов яо, образующих 3 группы (мьен-
киммун, дзаумин, бьяумин). Св. 400 тыс. яо говорит на языке мяо (диалекты группы ну) и ок. 20 тыс.— на языках па-хиг, м-най, кьонгнай, юнуо, более тесно связанных с языком мяо, чем с яо. Ок. 1 тыс. шэ сохранили особый язык, близкий к кьонгнай.
М.-я. я. относятся к слоговым языкам, морфемы и простые (корневые) слова в них односложны. Фонетич. структура слога проста. В начале его стоит обычно один согласный; допускаются лишь очень немногие сочетания согласных, напр. рг, pl, tl, kl, kw. Для б. ч. диалектов мяо характерны преназализованные согласные (напр., mp, nt), глухие носовые и боковые, увулярный q. В мяо в конце слога возможен лишь к.-н. носовой согласный, в яо (не во всех диалектах) три носовых согласных (ш, п, о) и три неносовых (р, t, к). Существуют музыкальные тоны, обычно 6 или 8, в нек-рых диалектах — до И. Грамматич. связи слов в предложении выражаются порядком слов и служебными словами. Подлежащее помещается перед сказуемым, дополнение — после него (примеры из диалекта хмонг): ко3 hou5 Nqai3 ‘Я варю мясо’. Прилагательное как определение становится после определяемого (ntou* tleu* 'белая материя’, букв.— материя белая). Притяжательные, количеств, и иек-рые др. виды определений предшествуют определяемому: te2 le’ nteu3 ‘книга брата’ букв.— брата книга (1е' —служебное слово); au* gkeu8 khou3 'две пары туфель’. Между числительным и след, существительным всегда помещается счетное слово (как «пара» в последнем примере) или классификатор: i* to4 nio2 ‘одна корова’ (to4 — классификатор для живых существ), i* lo* nti* ‘одна чашка’ (1о* — классификатор для предметов). В нек-рых случаях порядок слов в языках мяо и яо различен. Так, существительное как огносит. определение в мяо ставится после определяемого, в яо — перед ним (хмонг Nqai2 rnpua3 ’свинина', букв.— мясо свиньи, ио мьен tug4 э3, букв.— свиньи мясо). Слова со значением места в одних языках и диалектах помещаются перед существительным, в других — после него (па-хнг so* tho1 ‘на столе’, букв.— верх стола, но м-най thau* qai’wag2, букв.— стола верх).
М.-я. я. до недавнего времени не имели письменности. В нач. 20 в. миссионер С. Поллард создал для одного из диалектов мяо спец, письмо, знаки к-рого имеют простую геометрия, форму и не основаны на лат. или другом алфавите. В настоящее время оси. диалекты мяо и яо в Китае, а также мяо во Вьетнаме имеют письменность на лат. основе (тон обозначается дополнит, буквами в конце слога).
Науч, изучение языков мяо и яо на-чалось сравнительно недавно. Лучше других известны диалекты хмонг и хму (канао) языка мяо и мьен и киммун языка яо. Для языка па-хнг имеется краткое описание, опубликованное Нгуен Минь Дыком во Вьетнаме. В СССР язык дуаньских яо (язык ну) описан А. А. Москалевым.
ф Краткие описания языков нац. меньшинств Китая. Языки группы мяо-яо, Пекин. 1959 (на кит. яэ.); Москалев А. А., Язык дуаньских яо (язык ну). М.. 1978; Miao and Yao linguistic studies. Selected articles in Chinese, translated by Chang Yii-hung and Chu Kwo-гау, Ithaca (N. Y.), 1972.
С. E. Яхонтов,
МЯО-ЯО 319
нАга ЯЗЫКЙ — условное общее название тибето-бирманских языков, распространенных в штате Нагаленд в сев,-вост. Индии, а также в соседних районах штата Манипур и Мьянмы. Общее число говорящих ок. 950 тыс. чел. Лингвистически Н. я. ие составляют отд. группы. Большая часть их — северные (ао, лхо-та), восточные (ангами, сема, ренгма, сопвома), западные (эмпео, кабуи, куой-ренг, марам, кхойрао), а также языки лухупа (тангкхуль, маринг, кхойбу) и др. вместе с языками куки-чин входят в группу куки-нага; сев.-вост. Н. я. (языки коньяк — банпара, намсанг, мошанг и нек-рые другие), на к-рых говорят неск. десятков тысяч человек, более всего приближаются к группам бодо-гаро и цзинпо.
•	Linguistic survey of India, [ed. by G. A. Grierson], v. 3, pt 2, Calcutta, 1903; Shafer R., The Naga branches of Kukish, «Rocz-nik orientalistyczny», 1953, v. 16; его же. Classification of the Northernmost Naga languages, «Journal of the Bihar Research Society», 1953, v. 39.	С. E. Яхонтов.
НАГАЛИ — один нз аустроазиатских языков. Был распространен на С. штата Мадхья-Прадеш (Индия). Почти все говорящие на Н. и 1870 были истреблены карательной экспедицией; существует ли язык в настоящее время, неизвестно (Н.— букв, «язык истребленного племени»). Экспедиции С. Конова (нач. 20 в.) и Бхаттачарьи (1924) записали два варианта перевода «Притчи о блудном сыне» (на разных диалектах) и список слов. На основе этих материалов Н. определен как аустроазиат. яз., степень близости с мунда языками неясна. X. Ю. Пиннов и Ф. Б. Я. Кёйпер отмечали близость Н. к протомунда.
Грамматич. система стертая. Типологически близок к агглютинирующим языкам суффиксального типа. Аустроазиат. префиксы в нем утрачены (как и в мунда), поэтому (благодаря переразложению) преобладают двух- и трехсложные основы. Гласные различаются по долготе — краткости. Согласные звонкие, глухне, придыхательные (звонкие и глухие) и геми-нированные (в интервокальном положении). Имеется ряд церебральных. О связи с мунда говорят мн.элементы грамматики: послелоги, местоименные формы, возможно, показатель состояния при глаголе -ка тот же, что и в кхерварской глагольной связке ka-n, и др. Предложение строится по схеме SOV. Лексика сохранила древние аустроазиат. корни. Отмечены заимствования из языков других семей.
• Kuiper F. В. J., Nahali. A comparati. ve study, Amst., 1962. Ю. К. Леконцев* НА-ДЁНЕ ЯЗЫКЙ—семья индейских языков Сев. Америки. Общее число говорящих 220 тыс. чел. Включает языки хайда, тлингит, эяк на Тихоокеанском побережье Канады и США, а также большую группу (ок. 40) атапаскских языков, широко представленных в сев.-зап. части Канады и в смежной зоне США (Аляска), а также на Тихоокеанском побережье США и в юж. отрогах Скалистых гор. Язык хайда стоит особняком от остальных, иногда объединяемых термином «тлингитдене». В свою очередь,
320 НАГА
группа дене разделяется на эяк и атапаскские (последние обнаруживают относительно близкое родство, а эяк служит переходным звеном к языку тлингит). В американистике выдвинута гипотеза о геиетич. связях семьи на-дене с сиу языками и обособленно стоящим ючи (М. Р. Хаас). Предположения об отношениях отдаленного родства между Н.-д. я. и китайско-тибетскими нли с еще более широким составом языков Ст. Света (дене-финская гипотеза М. Своде-ша) остаются необоснованными.
Хотя фонетич. системы Н.-д. я. существенно отличаются составом как согласных (от 24 до 55 фонем), так и гласных (от 3 до 10 фоием), в целом они тяготеют к т. наз. тихоокеанскому типу, характеризующемуся ббльшим удельным весом согласных фонем. Смычные согласные и аффрикаты образуют трехкомпонентные оппозиция в составе непридыхательного («звонкого»), глухого придыхательного н абруптивного членов. Широко представлены заднеязычные, увуляоные и ларин-гальные артикуляции, лабиализованные согласные, а также латеральные (до 6 фонем). Распространены и фонологически значимые тоновые градации. В составе гласных помимо простых встречаются назализованные. Правила фонемной синтагматики весьма различны и варьируют от более или менее равной пропорции между согласными и гласными до больших консонантных скоплений (особенно в языках хайда и эяк). В группах согласных отмечаются многочисл. ассимилятивные процессы. Наиболее характерные модели фонология, структуры простых основ CVC, CVCC, CVCV. Во мн. языках развит моносиллабизм корней. Хорошо известны морфофонологич. чередования, средн к-рых выделяется система глагольного аблаута.
Н.-д. я. характеризуются агглютинативным строем с умеренным развитием синтетизма. Налицо как суффиксация, так и префиксация. Известна и инкорпорация имени в глагольную словоформу (т. наз. имениые префиксы в хайда, тлингит, ряде атапаскских языков). Развито словосложение. Имеются и словообразоват. аффиксы (средн них — глагольные превербы локативной семантики). В морфологии богатая словоизменит. парадигма глагола контрастирует с очень бедным словоизменением имени. В существительном при отсутствии изменения по падежам и числам (различение форм ед. и мн. ч. составляет исключение) функционирует категория притяжательиостн, противопоставляющая идею органич. и неорганич. принадлежности. Существительные распределены по двум «скрытым» классам—активных (одушевленных) и инактивных (неодушевленных). Более дробные деления существительных отражаются в варьирующих формах сочетающихся с ними глагольных основ или числительных. Имеются послелоги. Имя прилагательное отсутствует. Глагол различает категория лица, версии (центробежной, обозначающей направленность от субъекта, и нецентробежной — направленность к субъекту), способа действия (имперфектив, перфектив, прогрессив, итератив, дезидератив, или желательный, н др.), наклонения, а также нередко содержит частицы обстоятельст
венной семантики. Значение глагольных слов конкретизируется их соотнесенностью к характерам денотатов, вовлеченных в действие нли состояние (в языке навахо отмечено семь глаголов со значением ‘есть’). Активные глаголы (глаголы действия) имеют полную парадигму словоизменения, у стативных (глаголов состояния) она дефектна. В целом своей спецификой выделяется морфология языка хайда.
Синтаксис Н.-д. я. изучен слабо. Для него характерны черты активной типологии. Глагольное сказуемое является центром, организующим все предложение, имена выступают в роли аппозиций (приложений) к нему. Противопоставляются активная и ннактивная конструкции предложения.Отдаленными аналогами прямого н косв. дополнения являются ближайшее и дальнейшее дополнения. Преимуществ, порядок слов в предложении SOV. В атрибутивной синтагме одни определения (передаваемые субстантивами) находятся и препозиции к определяемому, другие (выраженные чистой основой ста-тивного глагола) — в постпозиции.
Основу лексики Н.-д. я. составляет исконный фонд н производные от него лексемы. Их генетич. единство выявляется на материале лексич. групп, обозначающих элементы исконной материальной культуры, флору и фауну; заимствований из европ. языков немного.
Письменность на лат. графич. основе существовала в 40—50-х гг. 20 в. для языка навахо. Попытки разработки силлабич. письма для нек-рых атапаскских языков (чипевья, слейв) не имели успеха. * Studies in the Athapaskan languages, Berk. — Los Ang., 1963; Pinnow H.-J., Grundzuge einer historischen Lautlehre des Tlingit, Wiesbaden, 1966; Krauss M., Na-Dene, в кн.: CTL, v. 10, The Hague. 1973; Young R. W., Morgan W., The Navajo language. A grammar and colloquial dictionary, Albuquerque, 1980. Г. А. Климов. НАЗАЛИЗАЦИЯ (от франц, nasal — ио-соиой, лат. nasus — нос) — артикуляция звуков речи (гл. обр. гласных), заключающаяся в опускании нёбиой занавески и одновременном выходе воздушной струи через рот и нос. Одновременное возбуждение ротового и носового резонаторов придает звуку особую тембровую окраску. Акустически Н. характеризуется ослаблением интенсивности нек-рых формант и появлением дополнит, форманты. Н. может служить различит, признаком фонем. Так, назализованные (носовые) гласные как особые фонемы существуют во франц., польск., португ. языках. Во франц, яз. по Н. различаются фонемы а —а , е — ё, се — бе, э — 5, хотя и ротовые артикуляции их не вполне совпадают: носовые гласные в целом являются более открытыми и более глубокими.
Н. является дополнит, артикуляцией, приводящей к возникновению комбинаторных вариантов (аллофонов) фонем, когда она обусловлена лишь фонетич. положением звука. Так, Н. гласных* в соседстве с носовыми согласными широко распространена в разл. языках (ср. рус. «мак» — «бак», «но»—«до»). Сильная Н., распространяющаяся почти на всю длительность гласного, следующего за носовым согласным, вызвана ииерцийг-ностью нёбной занавески, опущенной при
произнесении носового согласного и медленно поднимающейся при переходе к гласному, сохраняя проход воздуха в полость носа. Назалнзов. гласные могут выступать и как позиционные аллофоны в позиции абсолютного конца фразы, когда нёбная занавеска опускается вследствие перехода от речевого дыхания к физиологическому. Объективные методы исследования Н.— рентгенография и киносъемка с помощью волоконной оптики.
• Ф а н т Г., Акустнч. теория речеобразо-вання, пер. с англ., М., 1964; Бондарко Л. В., Звуковой строй совр. рус. языка, М., 1977; 3 и н д е р Л. Р.. Общая фонетика, 2 изд., М., 1979; Скалозуб Л. Г., Динамика звукообразования по данным кино-рентгенографирования, К., 1979.
Н. А. Грязнова. НАКЛОНЕНИЕ — грамматическая категория, выражающая отношение действия, названного глаголом, к действительности с точки зрения говорящего. Н.— грамматич. способ выражения модальности (В. В. Виноградои). Грамматич. значение форм Н. выиодится из их речевого употребления, предполагающего присутствие говорящего (пишущего) субъекта, речь к-рого включает, наряду с констатацией действия, его оценку как желательного, возможного, предполагаемого и т. п., т. е. передающую субъективное отношение говорящего к действию. Разные языки располагают разл. набором парадигматич. форм Н., в зависимости от свойственных им модальных значений. Различают 2 типа Н.: прямое и косвенные. Прямым Н. является индикатив (изъявит. Н.), служащий для объективной констатации факта в его отношении к действительности. Этим определяется обязательное наличие индикатива в языках разных типов, В косвенных Н. отражается разл. отношение субъекта речи к высказываемому. Разнообразие этого отношения определяет разнообразие парадигм косвенных Н. в разных языках.
В совр. рус. яз. насчитывается 3 Н.: изъявительное, формы к-рого, относя действие к наст., буд. илн прош. времени, предстаиляют его как объективный факт и указывают на лицо н число («я читаю», <мы читаем»); повелительное, служащее для передачи приказания или просьбы, со спец, формой 2-го л. ед. н мн. числа (<читай,-те») н формой побуждения (которую иногда называют <юссивом»)к совершению совместного действия одним илн несколькими лицами, включая говорящего («пойдем,-те»); сослагательное, выражаемое глагольной формой, совпадающей с формой прош. вр., н частицей «бы» и передающее значение желательности, предположительности («я пошел бы»), возможности, обусловленности («я сказал бы, если бы...»). Это Н., как н повелительное, не имеет временных форм, обозначенное им действие может относиться к любому временнбму плану. Частица «бы» может отрываться от глагола и располагаться при других членах предложения («я пошел бы», «я бы охотно пошел»). К закрепленным грамматич. нормой трем Н. нек-рые исследователи присоединяют четвертое, в о л ю н т а-т и в н о е (Виноградов), обозначающее внезапное и немотивированное дейстаие и использующее форму буд. вр. глаголов сов. вида с частицей «как» («а он как побежит...»).
Совр. представление о Н. рус. глагола установилось постепенно. Рус. филологи расходились во мнении относительно числа Н. и рус. яз., начиная от полного отрицания наличия Н. в рус. глаголе
ДИ Лингвистич. энц. словарь
(Н. П. Некрасов) до выделения шести видов Н. (А. А. Шахматов). Такое расхождение мнений зависело от подхода к анализу категории Н.
Формы Н. были свойственны древнейшим языкам. Так, шумерский яз. знал ряд Н., имевших особые формы: прямое Н., изъявительное (показатели 1-, е-, а-); косвенные Н.— подтвердительное (показатели па-, sa-). по-желательное, допустнтельное, отрицательное, запретительное и др. (И. М. Дьяконов). Для индоевроп. яз. исследователи (А. Мейе, Ж. Вандриес) устанаиливают 5 Н.: индикатив, императив (приказание, просьба), дезидератив (желание и намерение), конъюнктив (эвентуальность и воля), оптатив (возможность н желание). Кол-во спец, форм, выражавших модальные оттенки, имело в древних языках тенденцию к сокращению. Др.-греч. яз. имел 4 Н.: индикатив, императив, конъюнктив, оптатив. Лат. яз. уже не знал особой формы оптатива, вошедшего в систему конъюнктива как одно из его значений. Индикатив служил для объективной констатации действия, относимого к определ. временному плану; две формы императива передавали приказания и просьбы в отношении настоящего и будущего; оттенки субъективной модальности выражались конъюнктивом.
Новые зап.-европ. языки сохранили формы индикатива и конъюнктива и создали особые формы кондиционала (условного Н.) для обозначения обусловленных действий и для выражения предположения, возможности, желательности и некатегорического утверждения: франц. Je le ferais volontiers, нем. Ich wiirde es gerne tun (’я охотно сделал бы это’). В нем. яз. формы косвенных Н. (конъюнктив и кондиционал) участвуют в передаче «чужой» речи, но могут не содержать сомиеиия и истинности передаваемого: man sagt, er sei hier (’говорят, он здесь’), er sagt sie wiirde singen ('он говорит, она будет петь’). Англ. яз. имеет те же 3 Н., причем форма повелит. Н. совпадает с инфинитивом (без частицы to). Сослагат. Н. не образует регулярной парадигмы; сохранились старые синтетич. формы be н were (if it be true ’если бы это было верно’, if I were here ’если бы я был здесь'), для обозначения желательных, предполагаемых, обусловленных действии иозиикли аналитич. формы из инфинитива со вспомогат. глаголами shell, will, may: I should go (’я пошел бы’), he would help ('он помог бы'). Они употребляются в условном периоде, и их называют также формами условного Н. В языках балкан. общности, кроме Н. (индикатива, конъюнктива, оптатива, императива, условного), есть еще особая модальная категория, представленная формами выражения удивления («адми-ратии») н пересказывания («коммента-тии»), отнесение к-рых в категорию Н. считается спорным (А. В. Десницкая, В. Фидлер). В грамматиках болг. яз. (Ю. С. Маслов) «пересказывательную» форму, к-рая может выражать оттенок недоверия, сомнения, удивления (что сближает ее с адмиратииом), рассматривают как Н.
В агглютинативных языках множественные модальные значения получают спец, формы. Кол-во Н. в тюрк, языках колеблется от 4 до 12 (А. М. Щербак): караим, яз. имеет 4 Н.: изъявительное, повелительное, желательно-сослагательное, условное; в гагаузском прибавляется пятое, долженствовательное; в карачаево-балкарском насчитывается 7 Н.: неопределенное, утвердительное,
подтвердительное, условное, повелительное, желательное, относительное; в якутском — 10 и т. д. Для тюрк, языков характерно постепенное закрепление формальных различий между Н., формы к-рых первоначально были многозначны, но со временем претерпели сужение семантики. Помимо осн. косвенных Н.— повелительного, желательного, условного — в разл. тюрк, языках имеются спец, формы Н.: долженствовательного (азерб., гагауз., тур., туркм., чуваш., якут, языки), намерения (азерб., башк., казах., туркм., узб., уйгур), согласительного (тувин., хакас.), предположительного (хакас., якут.) и др., образуемых разл. суффиксами. Кол-во и значения Н. в других агглютинативных языках отчасти совпадают с перечисленными, но имеют и свои особенности: в самодийских языках (И. И. Мещанинов) есть формы изъявит., повелит., сослагат., простит., предположит., долженствоват., вопросит., побудительного (иначе: юссива), условного, аудитивного Н. Форма аудп-тииного Н. для действия, воспринимаемого на слух в селькупском яз.: «сыр--кун-а-нти» («я слышал, ты вошел»). Формы косвенных Н. нивхского яз. (палеоазиат. языки) образуются спец, суффиксами (Ю. А. Крейнович); Н. намерения и долженствования имеют суффикс -ины-: «Н'и раинынт» (’я намерен пить’); вопросительное — суффикс -л-: «Ч'и рал?» (’ты пил?’); есть особые формы Н.— предостерегательного, пожелательного, позволительного, очевидного, желат., неочевидного, эмоционалыю-отрицат., отрицания признака, невозможности, нежелания, предосторожности, отказа, предположения и т. п. В нахских языках насчитывают 10 Н. (Ю. Д. Дешериев): изъявительное, повелительное — аффикс -а/а, алъ/а/: «ал-а» (’скажи’ — ингуш., чечен.); безотлагательно-повелительное, желательное, просительно-желательное, категорнчески-повелительное, понудительное, сослагательное, потенциальное, неопределенное.
Наряду с классификациями Н., построенными на основании значения глагольных форм в речи, существует классификация, построенная на основе значения глагольных форм в системе языка, а не употребления их в речи. Это точка зрения сторонников направления психо-систематнки, представленного работами Г. Гийома и его школы. Исходя из со-ссюровской дихотомии язык/речь и обобщая речеиые употребления глагольных форм, представители этого направления приходят к определению значения форм в системе языка, к-рое состоит в отражении основной объективной характеристики действия, а именно его отношения ко времени и, следовательно, не отвечает традиционному понятию «Н.», а глагольные формы различаются лишь степенью точности локализации действия во времени.
Теория глагольных категорий психосистематики ориентируется гл. обр. на ром. языки, гдет. наз. косвенные Н., противостоящие формам индикатива, точно указывающим временной план, обозначая в системе языка действия предстоящие или предшествующие, не локализуют их точно во времени и, следовательно, не утверждают их. Формы кондиционала и конъюнктива (сюбжоик-тива. как эту форму называют в ром. языках) лишены собств. модальных значений. Последние лишь сохраняют в про-
НАКЛОНЕНИЕ 321
стых предложениях значение оптатива как пережиток латыни, но употребляются почти исключительно в придаточных, причем модальные значения представлены только в главном предложении. Ср. франц. Je doute (j’attends, j’ai pew) qu’il vienne, итал. Dubito (aspetto, ho paura) che venga 'я сомневаюсь (жду, боюсь), что он придет’; франц. Il est possible (je suis heureux), qu’il soit ve-nu; итал. E possibile (sono felice) che sia venuto ’возможно (я счастлив), что он пришел’.
* М е щ а в и н”о в И. И., Глагол, М. — Л., 1949; Десницкая А. В.,О морфологич. структуре алб. языка, ВЯ, 1958, № 5; Зиндер Л. Р., Строева Т. В., Совр. нем. язык, 3 изд., М., 1957; Виноградов В. В., Рус. язык. (Грамматич. учение о слове), 2 изд., М., 1972; С ы т о в А. П., Категория адмиратнвав алб. языке и ее балкан. соответствия, в кн.: Проблемы синтаксиса языков балкан. ареала, Л., 1979; Языки Азии и Африки, т. 3, М.. 1979; Рус. грамматика, т. 1, М., 1980; Иванова И. П., Бурлакова В. В., Почепцов Г. Г., Теоретич. грамматика совр. англ, языка, М., 1981; Маслов Ю. С., Грамматика болт, языка, М., 1981; Щербак А. М., Очерки по сравнит, морфологии тюрк, языков (Глагол), Л., 1981; Meillet А., Vendr yes J., Traite de grammaire com-paree des langues classiques, 3 ed., P., 1960; Adm on i W., Der deutsche Sprachbau, Moskau — Leningrad, 1966; Guillaume G., Temps et verbe, 2 ed., P., 1968; R ё f e-rovskaja E. A., V as s i 1 ie v a A. K., Essai de grammaire francaise. Cours thdorique, v. 1, 2 ed., Leningrad, 1973.
E. А. Реферовская.
НАНАЙСКИЙ ЯЗЙК —один вз тунгусо-маньчжурских языков. Распространен в Хабаровском и Приморском краях РСФСР и по р. Сунгари в Китае. Число говорящих св. 5,9 тыс. чел. в СССР (1979, перепись) и ок. 1 тыс. чел. за рубежом. Выделяются среднеамур. наре-чве, сунгарийский, уссурийский и кур-урмийский диалекты, к-рые одни ученые объединяют в два наречия (В. А. Аврорин), другие — в одно (О. П. Суник, Л. И. Сем); при этом Сем выделяет третье — верхиеамурское — наречие, включая в него ряд гоиоров из состава среднеамурского. Г. Дёрфер считает кур-урмий-ский особым языком, в большей степени отличающимся от Н. я., чем ульчский и орокский языки.
В системе вокализма помимо шести кратких гласных — i, I, и, о, э, а — и соответствующих долгих нек-рымн исследователями выделяются и качестве особых фонем дифтонги, а также назализованные краткие и долгие, образуемые гл. обр. при редукции конечного -п основы. В ряде слои с вокализмом непереднего ряда вместо и выступает широкий о, что встречается также в неги-оальском языке и лишь спорадически в ульч. и маньчж. языках. Для консонантизма Н. я., равно как для близкородств. ульч. и орок. языков, характерны начальные р- (<*ph) и х- (<*kb); t в позиции перед i во мн. случаях переходит в с, напр. притяжат. суффикс 3-го л. мн. ч. -ci<*-ti. В морфологии имеет место утрата различия инклюзивной н эксклюзивной форм 1-го л. мн. ч. в притяжат. именных н личных глагольных окончаниях. В падежной системе форму, отличную от ульчско-орокской, имеет де-зигнатив (назначит, падеж) на -go/ -gu. В синтаксисе отсутствует согласование определения с определяемым.
В основу сложившегося в сов. время лит. Н. я, лег найхин. говор среднеамур.
322 НАНАЙСКИЙ
наречия. В СССР а 1931 создана письменность Н. я. на основе лат., с 1963 — на основе рус. алфавита.
• Петрова Т. И., Очерк грамматики нанайского языка, Л., 1941; С у и и к О. П., Кур-урмийский дналект, Л., 1958; Аврорин В. А., Грамматика нанайского языка, т. 1—2, М. — Л., 1959—61; его же, Синтаксич. исследоваиия по нанайскому языку, Л. 1981; Сем Л. И.. Очерки диалектов нанайского языка, Л., 1976; Doerfer G., 1st Kur-Urmisch ein nanaischer Dialekt?, «Ural-Altaische Jahrbiicher», 1975, Bd 47.
О н e н к о С. H., Нанайско-рус. словарь, М., 1980. _	И. В. Кормушин.
НАРАЩЁНИЕ— см. Аугмент. НАРЁЧИЕ (калька, лат. adverbium, греч. epirrhema) — лекснко-граммати-ческий класс неизменяемых, как правило, слов, обозначающих признак действия, качества нли предмета и выступающих в синтаксической функции обстоятельства или определения, реже сказуемого. Н. как часть речи определяется совокупностью морфологич., синтаксич. н семантич. признаков. К осн. морфологическим признаками, относятся: отсутствие словоизменения, лексич. и словообразоват. соотносительность со всеми осн. классами знаменат. слов, наличие особого морфемного инвентаря, используемого при образовании Н. (последний признак является факультативным). С т. зр. ист. морфологии Н. делятся на местоименные, именные и глагольные. Наиболее архаич. тип — местоименные Н., утратившие морфологич. членимость, ср. вндоевроп. тип наречий на *dhe, со значением места: ст.-слав., КЪДЕ санскр. kiiha (из *kiidha). Большинство именных Н. возникло из застывших падежных форм, получивших самостоят. значение, преим. падежей с пространственно-временной семантикой: локатив — санскр. hyah, греч. chthes, лат. heri ’вчера’, дат.-направит. п.— кетское ко1епдинге 'направо'; инструментальный (тв. п.) — «пешком», «даром», лат. сег-te ’наверное’. Большую группу составляют Н., образованные от аккузатива: др.-рус. вечоръ, лат. statim ’тотчас’, ср. также образованные от прилагательных Н., восходящие к ср. роду: лат. multum ’много’. Нек-рые Н. представляют собой застывшие предложно-падежные формы, напр. ст.-слав, съпроста ’непременно’ <sb + род. п. прость; «из дайна», «идоль». Н. также могут восходить к глагольным формам: «почти», бирм. ahlig 2 ’быстро' (от глаг. hlig 2 ’быть быстрым’).
По своей словообразоват. структуре Н. делятся на мотивированные в немотивированные. Для первой группы Н. характерна отчетливая соотносительность с др. разрядами знаменат. слов. Внутри мотивированных Н. выделяется группа регулярных образований (т. наз. грамматич. Н.), имеющих явно выраженный формальный признак, ср. рус. Н. с суффиксами -о, -ски, -ьи; лат. -ter (fortis ’храбрый’ — for-titer ’храбро’), англ, -ly (warm ’теплый’ — warmly ’тепло’), франц, -ment (parti-culier ’особый' — part icu lierment 'особенно'), фин. -sti (kaunis 'красивый' — kauniisti 'красиво'), латыш, -i (labs 'хороший' — labi 'хорошо'). Наречные форманты могут обладать четкой семантич. спецификацией, ср. др.-греч.. локативные наречные суффиксы -si, -se (-ze), -then (Athenesi 'в Афинах’, Athe--naze 'в Афины’, Athenethen 'из Афин’). К регулярным способам образования Н. в некоторых языках относится редупликация, ср. бирм. пе’пе3 'медленно', э1о21о2 'самовольно', хауса bi da bi
'постоянно'. К немотивированным относятся Н., утратившие соотносительность с живыми грамматическими классами и разрядами слов, ср. рус. «где», «когда».
По своему лексич. значению все Н. делятся на два лексико-грамматич. разряда: Н. качественные и обстоятельственные. В Н. первого типа представлены разнообразные частные виды общего значения качественности и свойственности («быстро», «весело», «как», «по-медвежьи», «по-нашему», «дыбом»). Особую группу составляют количеств. Н., обозначающие степень качества и интенсивности действия («весьма», «едва-едва», «нисколько», «слишком», «вовсе»). Нек-рые качеств. Н. обладают морфологич. категорией степеней сравнения — двучленной (положит, и сравнит, степени; напр., рус. Н. на -о, -е) или трехчленной (положит., сравнит, и превосходной степени; напр., в др.-греч. и лат. языках). В плане выражения возможны как синтетич., таки аналитич. формы степеней сравнения, ср. рус. «выше всех». Значение и способы образования форм степеней сравнения у таких Н. полностью совпадают со значением и способом образования сравнит, степеней прилагательных, ср. лат. male 'дурно' — peius 'хуже' — pessime ’хуже всего’; др.-греч. sophos ’мудро' — sophoteron ’мудрее’ — sophotata ’мудрее всего'. Однако эти формы различаются по своим синтаксич. функциям, ср. «Эта лампа яркая — ярче, чем та» (прилагательное в составе сказуемого) и «Эта лампа светит ирко — ярче, чем та» (Н. в функции обстоятельства). На примере качести. Н. особенно заметно тесное родство Н. с прилагательным, к-рое определяется их общим значением признака. В тех языках, где разряд качеств. Н. отсутствует, их роль берет на себя имя прилагательное, ср. кхмер, sliakpeak 17а: 'красиво одеваться’. Формальное отличие имени прилагательного от Н. основывается на согласоват. способности пер-иого. Там, где этот формальный признак отсутствует, граница между Н. и прилагательным зачастую оказывается стертой. Ср. дифференцированные формы краткого прилагательного н Н. в ср.-верхненем. gout — wol. 'хороший — хорошо’ н омонимичность этих форм в совр. нем. яз.: er spricht gut (Н.) — er ist gut (прнл.). Контакт Н. с прилагательными способен в ряде языков вызвать своеобразную грамматич. «ассимиляцию» Н.— приобретение им окончания, ср. франц, toute pure 'совсем чистая' — toutes pures 'совсем чистые’, нем. eine rechte gute Frau 'поистине добрая женщина’.
Обстоятельственные Н. обозначают признак, внешний по отношению к его носителю. Обстоятельств. Н. распределяются на группы по семантич. признакам (классификация может быть проведена с разной степенью детализации). К осн. семантич. группам относятся следующие: Н. места («далеко», «рядом», «влево», «тут», «никуда»); Н. в реме-н н («теперь», «вчера», «ночью», «когда», «тотчас»); Н. причины («сгоряча»); Н. цели («назло», «нарочно»). К этим группам иногда добавляют небольшие группы со значением совместности («вдвоем») и распределительности («попарно», «вместе»). Помимо того, что существует тесная связь н постоянное взаимодействие между семантич. группами обстоятельств. Н. (ср. «тут», «отсюда» в локативном и темпоральном значении), в языке легко осуществляется переход от кат
честв. Н. к обстоятельственным. Так, в сочетании «высоко поднять руку» Н. «высоко» еще можно считать качественным, но в сочетании «высоко лететь» уже преобладает оттенок обстоятельствен-ности.
Значением отношения (качественного или предметно-обстоятельственного) обусловлены осн. синтаксич. функции Н.: 1) определительная (в широком смысле) — способность Н. определять глагол, имя, другое Н. и — шире — целое предложение (эта функция может быть названа функцией фразового модификатора) и 2) способность выступать в качестве компонента составного глагольного сказуемого (в этой функции Н. смыкается с предикативами, обозначающими состояние), ср. «На душе снежно и холодно» (А. И. Герцен). В нек-рых языках Н. в этой функции принимают особые предикативные окончания, ср. кетское бис’ангку ’ты — где’ и бис’ангконг вы— где'.
Качеств, и обстоятельств. Н. обладают разл. комбинаторными свойствами. В рус. яз. чисто качеств. Н. определяют только глагол (включая причастия и деепричастия), прилагательное и Н.. ср. «зверски проголодался». Качеств. Н. не могут сочетаться с именами существительными. Исключение составляют существительные, имеющие качественно-оценочное значение н выступающие в составе сказуемого, ср. «Ты сочинитель, да только, кажется, неудачно» (Н. В. Гоголь) (ср. «неудачно сочинять»). Синтаксич. комбинаторика обстоятельств. Н. шире. Этот разряд Н. может определять глагол («шагнул вперед»), наречие («поздно иочью»), прилагательное («постоянно кипучая восторженность») н существительное («Москва сегодня», «трагик поневоле»). Функция фразового модификатора присуща только обстоятельств. Н. В предложении «Брат и сестра вместе готовились к экзаменам» Н. «вместе» можно отнести как к группе сказуемого («вместе готовились»), так и к группе подлежащего («брат и сестра вместе»). Обстоятельств. Н. в этом случае определяет (модифицирует) предложение в целом.
Несмотря на ограниченность формальных способов образования Н., эта категория слов в языке постоянно пополняется вследствие процесса адвербиализации. При этом в разряд Н. переходят предложные конструкции, фразеология, сочетания типа «нога в ногу», «слово в слово», а также многочисленные адвербиальные выражения, напр. «ни с того ни с сего», франц, d’une faqon admirable ’удивительным образом*. В нек-рых языках возможна адвербиализация посредством конверсии, ср. франц, fort ’сильный’ —frap-per fort ’сильно ударить’.
На периферии Н. находятся смешанные категории слов: наречия-предлоги («после», «кругом»), наречия-союзы («пока», «едва») и др. По синтаксич. функции к Н. примыкают деепричастия. В ряде языков наречные образования определ. типа включаются в разряд идеофонов (см. Звукосимволизм). ср. хауса suliilu ’бесшумно, осторожно’, калм. xara-jara ’там-сям’.
Как самостоят. часть речи Н. было выделено в антич. грамматике. Дионисий Фракийский (см. Александрийская школа) обозначил Н. термином epirrhema epi ’на, при’ + rhema ’глагол’), отражавшим понимание Н. исключительно как глагольного определителя. В том же значении данный термин был воспринят рим. грамматистами, ср. adverbium (ad ’при* + + verbum ’глагол’). Из лат. грамматики 21*
этот термин перешел в грамматики европ. языков. Европ. грамматич. традиция, восходящая к античной, считает Н. одной из частей речи. Однако при толковании категории Н. разные исследователи исходили из разных оснований. До сер. 19 в. Н. на основании одного признака парадигматич. неизменяемости объединяли со служебными частями речи в одну обширную категорию частиц (Ф. И. Буслаев, Ф. Миклошич). Во 2-й пол. 19 в. во взглядах на Н. получил перевес синтаксич. критерий (К. С. Аксаков, А. А. Потебня, А. А. Шахматов). Синтаксич. точка зрения на природу Н. в рус. яз-знании была противопоставлена морфологической, когда все Н. подразделялись на два разряда — грамматич. Н. (с формами словоизменения) и неграмматические (Ф. Ф. Фортунатов). В истории яз-знания были попытки определения категории Н. как «негативной» (Н.— каждое слово, не являющееся ни именем, ни глаголом; С. О. Карцевский), а также выделения Н. на основании обобщенно-логич. критериев (В. Брёндаль).
* Мейе А., Введение в сравнит, изучение нндоевроп. языков, пер. с франц., (3 изд.), М. — Л., 1938; Пешковскнй А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении, 7 изд., М., 1956; Мещанинов И. И., Члены предложения и части речи, Л.. 1978; Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М.. 1958; Потебня А. А., Из записок по рус. грамматике, т. 1 — 2, М., 1958; Пауль Г., Принципы истории языка, пер. с нем., М., 1960; Виноградов В. В., Рус. язык. (Грамматич. учение о слове), 2 изд., М., 1972; Лайонз Д ж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М., 1978; Рус. грамматика, т. 1—2, М., 1980; Karcevskij S., Sur la nature de 1’ad-verbe, TCLP, 1936, t. 6; В re nd al V., Les parties du discours. Partes orationis. Etudes sur les cat6gories linguistiques, Cph., 1948.	H. В. Васильева.
НАСТОЯЩЕЕ ВРЁМЯ (прёзенс, лат. praesens) — форма финитного глагола, указывающая в прямом употреблении, что ситуация, о к-рой говорится в предложении, либо одновременна моменту речи («Тсс! Ребенок спи т»), либо повторяется на протяжении периода времени, охватывающего момент речи («В последнее время ребенок плохо спи т»). В первом случае Н. в. является конкретным, или актуальным, во втором — повторительным, многократным, или абстрактным. В рус. яз. эти значения разграничиваются контекстом и ситуацией, а иногда и выбором глагольной лексемы (ср. «Он идет быстро» — «Он ходит быстро»); в нек-рых языках для разграничения используются разные грамматич. формы. Так, англ, is sleeping означает ’спит в данный момент’ (Present Progressive), a sleeps ’спит вообще’ (Present Indefinite), тур. okuyo-rum — ’читаю в данный момент’, a oku-rum ’читаю вообще’.
Особый случай представляет т. наз. вневременное (всевремениое) Н. в., или «настоящее вечных истин», обозначающее ситуацию, существующую постоянно, всегда («Земля вращается вокруг солнца») или повторяющуюся постоянно («При нагревании тела расширяются») или как правило («гномическое настоящее» в пословицах: «смелость города берет»). Употребление здесь форм Н. в. (в англ. Present Indefinite, в тур. форм типа okurum) объясняют либо немаркированностью Н. в. в системе времен (оно является наиболее «нейтральным» временем, часто определяемым отрицательно как «непрошедшее»), либо тем, что понятие «всегда» включает, в частности, и момент речи.
Выделяют еще нек-рые более спец, типы прямого употребления Н. в.: потенциаль
но-качественное Н. в. («Он говорит по-французски» в смысле ’умеет говорить’, где форма глагола дает характеристику лица, отмечает постоянно наличное свойство, проявляющееся при случае); т. наз. расширенное Н. в. («Я живу здесь уже 10 лет»), охватывающее кроме настоящего момента нек-рый отрезок прошлого и передаваемое в ряде языков, напр. в английском, шведском, формами «инклюзивного» перфекта', т. наз. изобразительное (описательное) настоящее, описывающее некую воображаемую картину («На севере диком стоит одиноко на’голой вершине сосна», М. Ю. Лермонтов); «настоящее сохраняющейся релевантности», обозначающее прошлый факт, к-рый остается значимым в момент речи («В последнем письме он передает вам привет»), либо вводящее цитату или пересказ положения, к-рое было выдвинуто и прошлом, но существует как определ. постулат, не зависящий от течения времени (т. наз. табеллярное настоящее: «Протагор учит, что человек — мера всех вещей»); комментирующее настоящее: сценическое — в сценич. ремарках, служащих для актеров инструкцией о действиях, выполняемых ими по ходу пьесы; настоящее изложения — в изложениях содержания лит. произведений.
Среди переносных употреблений выделяется т. наз. историческое (повествовательное, нарративное) настоящее (praesens historicum), когда формы Н. в. повествуют о событиях, имевших место в прошлом, но изображаемых как современные настоящему моменту («В 1725 году Петр I умирает»), или о событиях, составляющих худож. вымысел («Пробили часы урочные: поэт роняет молча пистолет», А. С. Пушкин). Часто настоящее историческое связано с особой живостью и наглядностью изложения. К числу переносных относят также употребление Н. в. вместо будущего для обозначения события, заранее запланированного («Завтра мы идем в театр») или же только живо воображаемого. Однако в нек-рых языках формы Н. в. используются при обозначении событий будущего настолько широко, что представляется более правильным объяснить это употребление общей немаркированностью Н. в. Так, нем. «Ich sprecne mit ihm» может значить не только ’я говорю с ним’, но и ’я поговорю, буду говорить с ним’, причем и вне сочетания с обстоятельствами, указывающими на будущее, а также без к;-л. эмоциональных или экспрессивных коннотаций.
От переносного употребления Н. в. следует отличать «относительное» употребление. являющееся нормой в рус. и других слав, языках в придаточных предложениях, зависящих от глаголов чувства, мысли и речи. напр. «Он чувствовал (или: почувствует), что приближается гроза» (приближение грозы одновременно моменту, обозначенному формой глагола и главном предложении).
В рус. и других слав, языках Н. в. четко дифференцировано по виду, причем настоящим в собств. смысле признается только Н. в. несов. вида; именно оно выступает во всей полноте функций Н. в. В рус., чеш., польск. языках, в отличие от южнославянских, Н. в. глаголов сов. вида морфологически не отграничено от буд. вр. того же вида. Во всех слав, языках Н. в. сов. вида используется в качестве неактуального настоящего — повторительного («То как зверь она за-
НАСТОЯЩЕЕ 323
воет, то заплачет как дитя», А. С. Пушкин), потенциального (<В сосуд войдет 3 литра», < Он вечно все перепутает», < Никак не пойму») и т. д., а также в качестве исторического настоящего применительно к многократному действию («Тать-яна то вздохнет, то охнет»), а в нек-рых слав, языках (иапр., в чешском, сербскохорватском) и применительно к однократному действию (ср. и В русском в обороте с «как»: «вдруг как закричит»).
Формальное выражение Н. в. может быть синтетическим (напр.,~ в рус. яз. — системой личных окончаний, не повторяющейся в прош. вр., и особенностями в строении основы), аналитическим (напр., в арм. яз. — сочетанием причастия со вспомогат. глаголом ’быть’), или синтетическим в одних и аналитическим в других формах (напр., в англ. яз.). Иногда Н. в. выделяется на фоне др. времен нулевым показателем. Так в рус. яз. глагол «быть» в Н. в. часто представлен нулем («Человек смертен»; «Ты здесь?»). Нулевая связка в Н. в. встречается и во многих др. языках.
ф См. лнт. при ст. Время. Ю. С. Маслов. НАТУРАЛИСТЙЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ в языкознании — направление, возникшее в рамках сравнительно-исторического языкознания 1-й пол. 19 в. и распространявшее принципы и методы естественных наук на изучение языка и речевой деятельности.
Представители этого направления рассматривали язык кйк естественное (природное) явление, исходя из того, что он существует материально — в звуках, знаках, используемых для передачи языка и воспринимаемых органами слуха илн зрения, существует реально — его развитие не зависит от воли говорящего и происходит эволюционно, как рост кристалла, растения или животного. Соответственно яз-знание относилось к естеств. наукам и противопоставлялось филологии, к-рая, изучая памятники культуры, сознательно Созданные людьми, занимается исследованием текста. На основе лексич., синтаксич. и стилистич. анализа филолог определяет практич. и эстетич. ценность памятников письменности; языкобед изучает фонетич. и морфологич. строение языка и законы его развития; методы исследования языковеда — наблюдение, сравнение, систематика и праязыковое моделирование (см. Праязык).
Основателем направления был А. Шлейхер, изложивший свои взгляды на язык в работах «Языки Европы в систематическом освещении» (1850), «О морфологии языка» (1859), «Теория Дарвина и наука о языке» (1863, рус. пер. 1864), «Значение языка для естественной истории человека» (1865, рус. пер. 1868) и др. Идеи Н. н. развивали также М. К. Рапп («Физиология языка», 1836—41; «Сравнительная грамматика как естествоведческая наука», ч. 1—3, 1852—59), М. Мюллер, к-рый трактовал положения Н. н. в наиболее упрощенной форме, утверждая, в частности, что мозг выделяет мысль, подобно тому как печень выделяет желчь, А. А. Овелак («Лингвистика», 1876, рус. пер. 1881).
Формулируя общие законы развития языка как естеств. организма, Шлейхер опирался на объективно-идеалистич. философию истории Г. В. Ф. Гегеля, а также на эволюционную теорию Ч. Р. Дарвина, однако Шлейхер, как и др. представители Н. н., подчеркивал, что язык —
324 НАТУРАЛИСТИЧЕС
исключит, свойство, привилегия человека, т. к. у животных нет языка, а есть лишь «ужимки». Изменения языка различны в трех эпохах его существования — «первонач. создании, развитии, жизни».
Поскольку материальной основой языка являются мозг, органы речи и чувств, постольку, по мнению Шлейхера, создание языка есть очеловечивание природы, т. е. формирование материального субстрата мышления и механизма говорения. Выработке рефлексов речевой деятельности способствуют звукоподражания и непроизвольные выкрики, однако это еще не язык, действит. назначение к-рого — быть органом (аппаратом) мысли, мышлением в звуковой материи. Воплощение идеи в звук и есть развитие языка как собственно человеческого свойства; в доист. эпоху дух нашел свое воплощение в членораздельных звуках и образовал множество праязыковых форм. Язык как форма (организм) возникает только тогда, когда понятия и представления, материализуясь в звуках (корнях), становятся значениями, а их отношения выражаются суффиксами или флексиями. Так возникают корневые, агглютинативные и флективные классы языковых организмов. «Если в первом классе,— писал Шлейхер в 1850,— мы встречали недифференцированное тождество значения и отношения, чистое бытие значения в себе, если во втором классе дифференцируются звуки, обозначающие значение и отношение, отношение выступает в обособленном звуковом бытии для себя, то в третьем классе это различие включается в единство, но в единство, бесконечно более высокое, потому что выросло из различия, имеет его своей предпосылкой и включает его в себя как снятый момент». Т. о., три разл. класса праформ рассматривались не только с т. зр. морфологич. классификации, но ист. зр. их развития и совершенности. Утверждалось, что в ист. эпоху происходил распад праформ под воздействием фонетич. процессов и аналогии; ист. эпоха породила дифференциацию языковых областей, привела к образованию родств. языков и диалектов. Деление праязыков на семейства, ветви и подвиды Шлейхер представлял в виде родословного древа (на примере индоевроп. языков).
Значение науч, идей и трудов Шлейхера велико: он способствовал выработке в ист. яз-знании принципа системности н метода реконструкции праязыка; морфологич. и генеалогич. классификации прочно вошли в общую теорию языка; рассмотрение создания языка как очело-иечивания природы стало компонентом учения о происхождении языка и мышления. Однако такие положения теории Н. н., как объяснение причин эволюции языка только биология, факторами, характеристика индоевроп. языков как самых совершенных, отрыв развития и истории языка от функционирования и истории общества, подверглись критике уже с момента их выдвижения.
Наряду с исследованием общих законов развития языка, представители Н. н. изучали речевую деятельность как физиологическую и психофизиологическую [артикуляционная (физиологии.) фонетика, психофизиология речевого акта и речевого поведения]. Достижения физиологии. школ Н. н. использовались младограмматиками (см. М ладограмматизм) н дескриптивистами (см. Дескриптивная лингвистика), в психолингвистике, нейролингвистике, в методике обучения иностр, языкам. Признавая важность подобного описания автоматизма рече-
вых навыков, сов. языковеды и психологи подчеркивают при этом обществ, природу речевой деятельности, ведущую роль сознания в деятельности человека. • Дельбрюк Б., Введение в изучение языка, в кн.: Б у л и ч С. К.. Очерк истории яз-знания в России, т. 1, СПБ, 1904; Потебня А. А., Мысль н язык, 3 изд., Хар. 1913, с. 7—21; Чикобава А. С., Проблемы языка как предмета яз-знания, М 1959, с. 33-60, 139-51; Дес ни цк а я А. В., О лингвистич. теории Августа Шлейхера, ВЯ, 1971, №6; Коду хов В. И.. Общее яз-знание, М., 1974; Березин Ф. М., История лингвистич. учений. М., 1975; Амирова Т. А., Натуралистич. направление. А. Шлейхер, в кн.: Амирова Т. А., Ольховиков Б. А., Рождественский Ю. В., Очерки по истории лингвистики, М., 1975 (лит.); Lefm ann S., August Schleicher, Lpz., 1870; Benes B.^ Wilhelm von Humboldt, Jacob Grimm, August Schleicher, Winterthur, 1958; S e b e о k Th., Portraits of linguists, v. 1, Bloomington — L., [1966]; D i e t z e J., August Schleicher als Slawist. Sein Leben und sein Werk in der Sicht der Indogermanistik, B., 1966-	В. И. Kodyxoe.
НАУРУ — один из микронезийских языков. Офиц. язык (наряду с англ, яз.) Республики Науру. Число говорящих ок. 5 тыс. чел. Даже в бытовой сфере Н. постепенно вытесняется англ. яз. Диал, различия отсутствуют.
Фонологич. структура Н. сложна. Дж. Натан выделил 24 согласных и 12 гласных фонем, отличающихся значит, аллофонич. разнообразием. У личных местоимений противопоставляются 4 числа, имеются инклюзивные и эксклюзив-, ные формы. Характерная особенность грамматич. строя — наличие 39 классификаторов, употребляющихся при числительных и для оформления отчуждаемой принадлежности; неотчуждаемая принадлежность выражается изменением формы обладаемого, ср. етее ‘глаз’ и meen iio ‘глаз рыбы’. Порядок слов в предложении SVO. В лексике имеются значит, отличия от др. микронезийских языков. Письменность на основе лат. графики. • Hambruch Р., Die Sprache von Nauru, Harnb., 1914; Kayser A., Nauru Grammar, Nauru, 1938 (mimeo); Nathan G. S., Nauruan in the Austronesian language family, OL, 1973, v. 12. В. И. Беликов. НАХСКИЕ ЯЗЫКЙ — одна из групп кавказских (иберийско-кавказских) языков, включающая чеченский, ингушский н бацбийский языки. Большинство исследователей рассматривает Н. я. как особую группу кавказских языков. Н. я. делятся на 2 подгруппы: вайнахские языки (чеченский и ингушский) и бацбийский яз. Распространены в Чеч.-Ингуш. АССР, а также и с. Земо-Алвани Груз. ССР. Общее число говорящих ок. 930 тыс. чел. (1979, перепись).
В фонологич. системе Н. я. среди согласных противопоставлены простые смычные и щелевые, абруптивные (т1, к1, ni, ц1, ч1). Сонанты представлены фонемами л, р, м, н, й. Во всех Н. я. фонематически противопоставлены краткие и долгие гласные и дифтонги. Структура слога влияет на количеств, характеристику гласных: их долгота в закрытых слогах несколько ослабевает. Исторически ударным был корневой гласный, а ударение музыкальным. Можно полагать, что взаимодействие ударного и долгого гласных привело к перемещению ударения с краткого корневого гласного на долгий аффиксальный. В результате ударение носит музыкальный экспираторный (силовой) характер. Для Н. я. характерны многофонемный вокализм, наличие абруптив-ных согласных (смычно-гортанных).
В изменении морфологич. системы Н. я. существ, роль сыграли ист. чере
дования гласных в основах слов (и их формах), относящихся к древним исконным пластам лексики, напр. а:о.
Корни слов древнейшего происхождения представляют собой односложные образования типа открытого и закрытого слога. Аффиксы дреинейшего происхождения состоят из одного гласного или согласного в сочетании с предыдущим или последующим гласным. Эти типологич. особенности корней и аффиксов, по-видимому, результат редукции под действием фонетич. процессов.
Существительное в Н. я. имеет категории падежа, числа. Нек-рые имена древнего происхождения принимают формы грамматич. классов (бацбийское чвохь», ингуш., чечен. «в-о!> — ‘сын’, бацбийское чйохь», ингуш., чечен. чйо!» — ‘дочь’). Различаются основные (нм. п., род. п., эргативный п., дат. п., тв. п., предл. п.) и послеложные (исходный первый, исходный второй, направительный первый, направительный второй и др.) падежи. Выделяются также послеложные конструкции, напр. в бацбийском яз. <ст!ол мак!на» ‘на стол’, <ст!ол мак!ехь» ‘на столе’. Прилагательное имеет 3 грамматич. категории: падежа, числа и грамматич. класса. По грамматич. классам изменяются лишь нек-рые классные качеств, прилагательные: чечен. чв-оккха(н) ваша», ингуш. чв-оккха во-ша», бацбийское чваккхб вашо» — ‘старший брат’. Как и порядковое числительное, прилагательное имеет 2 падежные формы — при определяемом имени (в им. п.) имя прилагательное употребляется в форме род. п. Для всех косвенных падежей есть только одна форма с окончанием -чу (чечен.), -ча (ингуш.) нли -ч (бацбийский). Качеств, н относит, прилагательное всегда в препозиции. Глагол обладает категориями грамматич. класса, времени, наклонения, вида. Супплетивными формами корня нек-рых глаголов выражается единичность и множественность субъекта (чечен, «и в-еана» — ‘он пришел’, <уьш бехкина» — ‘они пришли’) и прямого объекта (чахьа говр лаьлли» — ‘ты угнал лошадь', чахьа говраш лаьхки» — ‘ты угнал лошадей’).
В Н. я. развита система именного и глагольного словообразования. До развития ингуш, и чечен, лит. языков доминирующим был способ основосложения. По мере развития лит. языков возрастает роль префиксально-суффиксальных, префиксальных и суффиксальных способов словообразования .
В синтаксисе представлены номинативные и эргативные конструкции. Реже употребляются локативная, посессивная и отчасти дативная конструкции предложения. В чечен, и ингуш, языках широко употребляется новый тип словосочетаний с заимствованными из рус. яз. формами относит, определения, напр. чечен. чсо-циалистически бахам» ’социалистическое хозяйство’. Система счета двадцатеричная.
В сов. время значительно расширились социальные функции чечен, и ингуш, лит. языков. В лит. языках произошла стилистич. дифференциация.
Изучение Н, я. было начато П. К. Ус-ларом. Сов. языковеды достигли значит, результатов в области синхронного, сравнит.-ист., социолингвистич. исследования Н. я. (работы Н. Ф. Яковлева, И. Г. Арса-ханова, Т. И. Дешериевой, И. Ю. Алирое-ва, В. Д. Тимаева, 3. К. Мальсагова, Д. Д. Мальсагова, Р. Р. Гагуа, Д. С. Им-вайшвили, К.Т. Чрелашвили, Ф. Г. Оздоевой и др.).
* Мальсагов 3. К., Ингуш, грамматика, Владикавказ, 1925; Яковлев Н. Ф.,
Синтаксис чечен, лит. языка, М. — Л., 1940; Дешериев Ю. Д., Бацбийский язык, М., 1953; его же, Сравнит.-ист. грамматика нахских языков и проблемы происхождения и ист. развития горских кавк. народов, [Грозный], 1963; его же, Нахские языки, в кн..' Языки Азии и Африки, т. 3, М., 1979; Закономерности развития лит. языков народов СССР в сов. эпоху, под ред. Ю. Д. Де-шериева, [т. 1—4], М.. 1969—1976; Языки народов СССР, т. 4. М., 1967; Ч р е л а ш-в н л и К. Т., Консонантизм в нахских языках, Тб., 1976; Имнайшвили Д. С., Ист.-сравнит, анализ фонетики нахских языков, Тб.. 1977.	Ю. Д. Дешериев.
нАхско-дагестАнские ЯЗЫКЙ (восточнокавказские языки) — одна из групп или ветвей кавказских (иберийско-кавказских) языков (нек-рые ученые рассматривают нахские и дагестанские языки как отдельные группы). Распространены на терр. Чеч.-Ингуш. АССР, Даг. АССР, в сопредельных р-нах Азерб. ССР, а также в нек-рых местностях Груз. ССР и в Турции. Общее число говорящих св. 2,3 млн. чел. Н.-д. я. насчитывают 29 языков и распадаются на 5 или 6 подгрупп: нахские языки н наз. дагестанскими — аваро-андо-цезские языки, лакско-даргинские языки (лакский и даргинский языки нередко считаются самостоят. подгруппами), лезгинские языки (из числа последних в отд. подгруппу часто выделяют хиналугский язык).
Фонетич. строй характеризуется умеренным развитием вокализма (3—10 гласных) и сложностью консонантизма (35— 45 согласных). Аллофонич. варьирование фонем незначительно. В рядах смычных и аффрикат — троичная система противопоставлений в составе звонкого, придыхательного и абруптивного членов (есть к четырехчленная), и рядах спирантов — бинарная система в составе звонкого н глухого. Широко представлены задние артикуляции. Нередки серии лабиализованных и латеральных согласных. Различия вокализма по долготе не характерны. В ряде языков имеются назализов., умлаутизов. и фарингализов. гласные. Лишь в единичных языках число гласных (с дополнит, признаками) достигает 15—20. Осн. модели фонологич. структуры именных основ CVC и CVCVC, глагольных — CV и CVC. Скопления согласных, как правило, не встречаются (кроме нахских и нек-рых лезгин, языков). Ударение в слове слабое динамическое, разноместнос и подчинено фразовому; в ряде языков, по-видимому, осложнено тоновыми различиями.
Морфологич. тип агглютинативный с умеренной степенью синтетизма слова. Осн. грамматич. средства — аффиксация, редупликация основы, а также нестрогая система былых аблаутных чередований. Суффиксальный строй преобладает над префиксальным. Развиты именная и глагольная морфология. Существительное различает морфологич. категории числа и падежа (с окаменелыми, как правило, классными показателями). В Н.-д. я. исключительно богата падежная парадигма, за счет присоединения к абстрактным падежам неск. серий локативных. Имеются послелоги. В ряде языков большое кол-во формативов мн. числа. Глаголу присущи морфологич. категории класса, аспекта, времени и наклонения. Неперех. глагол обладает субъектным спряжением, переходный — объектным или субъектно-объектным. В большинстве Н.-д. я. налицо классный принцип спряжения. Личное спряжение получило развитие лишь в бацбийском, лак., даргин., табасаран, и удин, языках. Исторически темпоральные градации гла-. гола возрастают с утратой аспектуальных.
Различаются его синтетич. и аналитич. формы. Прилагательные в роли определения чаще не изменяются, за исключением прилагательных с классным показателем. В числительных есть как десятеричная, так и двадцатеричная системы. Местоимения отражают развитый дейксис. В 1-м л. мн. ч. обычна корреляция инклюзива и эксклюзива.
Синтаксич. строй характеризуется эргативной типологией предложения с нек-рыми отклонениями к номинативное™. Есть также и аффективная конструкция. Стилистически нейтральный словопорядок в предложении SOV нередко допускает инверсию. Определени предшествует определяемому. Развито как простое, так и сложное предложение (в составе простого возможен абсолютивный оборот). Наличие сложноподчиненного предложения признается не всеми исследователями. Осн. способы синтаксич. связи членов предложения — управление и примыкание. Глагол-сказуемое — организующий центр предложения. Различаются 2 вида сказуемого — в гл. предложении (преим. спрягаемые формы) и в придаточном (причастия и деепричастия в позиции предиката и нек-рые др. формы, маркированные суффиксами-союзами).
Словообразование (гл. обр. средствами аффиксации) представлено сравнительно слабо. Глагольное словообразование уступает в развитии именному. Значителен удельный вес словосложения.
Основу словаря Н.-д. я. образуют исконный фонд и производные от него лексемы. Характерная черта лексич. структуры большинства Н.-д. я.— наличие именных классов (чаще всего различаются 4—6 классов, напр. в ед. ч. классы мужчин, женщин, вещей), утраченных ныне лишь в неск. языках. Заимствования из арабского, персидского и тюркских языков. В Н.-д. я. много русизмов.
С 1938 чечен., ингуш., авар., лак., даргин., лезгин, и табасаран, языки имеют письменность на основе рус. графики. С 1921—38 существовала письменность на лат. графич. основе, до 1921 использовался араб, алфавит. Предполагается наличие в 5—8 вв. оригинальной письменности на удинском языке.
• Бокарев Е. А.. Введение в сравнит.-ист. изучение даг. языков, Махачкала, 1961; его же, Сравнит, фонетика восточнокавк. языков, М., 1981; Дешериев Ю. Д., Сравнит.-ист. грамматика нахских языков и проблемы происхождения и ист. развития горских кавк. народов,[Грозный], 1963; Сравнит.-ист. лексика дат. языков, М., 1971; Сб. статей по вопросам дат. и вейнах. яз-знания, Махачкала, 1972; Гигинейшвили Б. К., Сравнит, фонетика даг. языков, Тб., 1977.	Г. А. Климов, С. М. Хайдаков.
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЯЗЫК — социально-историческая категория, к-рая обозначает язык, являющийся средством общения нации и выступающий в двух формах: устной и письменной. Н. я. формируется вместе с образованием нации, являясь одновременно предпосылкой и условием ее возникновения и существования, с одной стороны, и результатом, продуктом этого процесса — с другой. В. И. Ленин связывает возникновение бурж. наций с эпохой окончат, победы капитализма над феодализмом, отмечая наряду с экономия, основой становления наций единство языка как одного из важнейших условий гос. сплочения территорий чс населением, говорящим на одном языке, при устранении всяких препятствий развитию этого языка и за-
НАЦИОНАЛЬНЫЙ 325
креплению его в литературе» (Поли. собр. соч., 5 изд., т. 25, с. 258—59).
Н. я. с точки зрения внутр, структуры является наследником языка народности. Отд. язык, изменяясь во времени, все же остается данным языком, коль скоро он не теряет своей конкретной сущности, что позволяет ему сохранить важное свойство передачи от поколения к поколению культурно-исторических и иных традиций.
Понимание изменяющегося языка (возникновение Н. я. из языка народности) как одного и того же «предмета» принадлежит общефнлос. проблеме изменчивости и устойчивости. Процесс изменения не существует без своей противоположности — относительной устойчивости, сохранения изменяющегося предмета. Н. я. пе только теряет нек-рые элементы разл. уровней языка (лексика, фонетика, морфология, синтаксис) и не только приобретает какие-то новые черты, но и сохраняет важные характеристики прежнего состояния и продолжает поэтому сохранять свою относительную устойчивость.
Понятие «Н. я.» относится к формам существования языка и являет собой некий тип бытия языка, противопоставляемый другому или др. типам существования (язык рода, племени, народности), а также др. нац. языкам (испанский в отличие от каталанского, русский в отличие от украинского и др.).
Жизнь языка проявляется не только в индивидуальных актах говорения, ио и в обществ.-типизиров. формах его использования. Язык, развиваясь по своим внутр, законам (см. Законы развития языка), постоянно приспосабливается к обществ, устройству, и функции его социально обусловлены. Возможность такого приспособления порождена социальной сущностью языка.
Обладая развитой функциональной системой (функциональные стили, социальные диалекты), Н. я. позволяет избирательно вовлекать в сообщение те ее компоненты, к-рые обеспечивают сфокусированный полезный результат для оп-тим. решения коммуникативных задач в социуме.
С образованием Н. я. связывают высший этап в развитии функциональных систем языка. Понятие высшего этапа определяется не всем нац. языком, а гл. обр. одной его ипостасью — нац. литературным языком. Развитая дифференциация лит. языка соотнесена со всеми сферами человеческой деятельности, что обеспечивает все осн. типы обществ, информации. Эта приоритетная роль лит. языка, видимо, и дала повод нек-рым лингвистам ставить знак равенства между лит. языком и нац. языком. Др. точка зрения состоит в том, что все иные виды дифференциации (территориальные и социальные диалекты, просторечие и даже жаргоны) также принадлежат нац. языку, входят в его состав. Не будучи столь развитыми в функциональном плане, эти разновидности языка находятся в дополнит. дистрибуции по отношению к функционально-стилистич. системе лит. языка и служат материалом для пополнения, обработки и развития лит. языка. Своеобразный переплав этих элементов можно видеть в языке художественной литературы, притом что осн. эстетич. и идейно-содержат. задачи решаются средствами литературно обработанного языка.
326 НГАЛА
Приобщение нац. коллектива к общечеловеческому опыту происходит в исторически конкретных языковых формах, и на этом пути приобщения проявляется частный нац. лингвистич. опыт, к-рый в силу конкретных условий возникновения и развития может определ. образом расширяться в нек-рых своих частях и вследствие этого иметь разный объем в разных Н. я. Психофизиология, языковая основа освоения знаний сразу проявляется как национальная.
Состояние языка, обозначаемое понятием <Н. я.», определяется конкретным составом компонентов: единая форма лит. языка (ср. рус., франц, языки) или вариантная (ср. две формы лит. языка в алб., в норв. языках), наличие того или иного кол-ва диалектов, наречий или говоров, наличие переходных форм речи (полудиалекты, койне и т. д.).
Функциональная и структурная неподготовленность языка народности была (помимо других, социально-ист. причин), очевидно, одной из причин употребления в качестве письм.-лит. языка не своего, а чужого: у ром., зап.-слав, и герм, народов — латинского, у юж. и вост, славян — ст.-славянского, у иранцев и тюрков — классического арабского, у японцев и корейцев — классического китайского.
Защита формировавшихся нац. языков от влияния «чужих» лит. языков (от латинского, арабского и т. д.) всегда приобретала характер «борьбы за функции». История формирования каждого Н. я. индивидуальна и неповторима, но может быть сведена к неск. типам и подтипам. Н. я. возникают: иа базе одного более или менее гомогенного диалекта; на основе концентрации диалектов; путем смены диалектов и параллельной их концентрации.
Поскольку состояния языка рассматриваются в социолингвистике с т. зр. его бытования в определ. социуме (человеческая общность разного типа), то и сами типы состояний оказываются производными от типов социумов: социуму, носящему назв. «племя», соответствует идиом, характеризующийся состоянием «язык племени»; если в качестве социума рассматривается нек-рая территориально ограниченная единица, в пределах к-рой употребляется данный идиом, то его состоянию соответствует идиом, к-рый называют диалектом или говором. Н. я. есть такой идиом, к-рый обслуживает социум, имеющий существенные признаки нации (общность территории, экономия. жизни, психнч. склада, проявляющегося в общности культуры). Если типы состояний языка как элементов внеш, системы изоморфны типам социумов, то сопряженность идиома как семиологич. объекта с социумом лишена характера изоморфности.
Наиболее типичной формулой сопряженности языка с обществ, структурой является формула «один идиом (язык) — один социум». Для Й. я. часто, но далеко не всегда характерным социумом является гос-во (исл. яз. в Исландии, итал. яз. в Италии и т. д.).
Достаточно распространенной в совр. мире можно считать формулу «один идиом (язык) — разные социумы». Если под социумом понимать и гос-во, то речь идет о том, что один и тот же идиом (язык) обслуживает разные нац. гос-ва. Реально единый язык бытует в разл. нац. гос-вах в виде его вариантов, т. е. особых социолингвистич. объектов, к-рые можно назвать нац. вариантами единого языка (в Англии бытует британ. вариант англ.
яз., в США — амер, вариант англ, яз., в Португалии — лузитан, вариант португ. яз., в Бразилии — браз. вариант португ. яз., наряду с пиренейским испанским существуют два десятка латиноамер. нац. вариантов и т. д.).
Стремление народа, составляющего нац. социум, обладать собств. Н. я., отличным от языка др. наций, относится к сфере чувств и пристрастий, к-рые, хотя и вызываются объективными причинами культурно-ист., полит., психологии., социального характера, часто несут на себе отпечаток субъективных ценностных ориентаций, нередко противоречащих реально сложившимся языковым ситуациям. Осознание Н. я. как собственного, независимо от того, является ли тот же самый язык собственностью др. наций, должно основываться на понимании возможности самостоятельного и независимого развития собств. Н. я., хотя бы он и относился к языку др. нации, как одна разновидность (вариант) единого языка относится к другой его разновидности (варианту). Это отношение должно рассматриваться как паритетное и в социальном, и в политическом, и в лингвистическом аспектах.
Встречаются случаи, когда варианты единого языка не разведены по разным социумам, а сосуществуют в одной лингвистич. ситуации в одном социуме (формула «региональные варианты нац. или лит. языка — один социум», напр., в Швейцарии, где существует 6 вариантов нац. ретороман. языка, в Албании, Норвегии, где известно по два лит. варианта). Наконец, для многонац. гос-ва характерна формула «разные идиомы (языки) — один социум» (напр., в Испании: испанский, каталанский, галисийский, баскский, в Швейцарии: немецкий, французский, итальянский, ретороманский и т. д.). В многонац. гос-вах в ранг гос. или офиц. языка может возводиться один язык, при этом остальные не имеют этого статуса (напр., в Малайзии), или равным статусом наделяются два и более Н. я. (напр., в Швейцарии). Юридич. равноправие языков может сочетаться с фактич. преобладанием одного нз них, напр. в Канаде англ. яз. по сравнению с франц, яз. (см. Языковая ситуация). * Жирмунский В. М., Нац. язык и социальные диалекты. Л., 1936; Вопросы формирования и развития нац. языков. М., 1960; Филин Ф. П., Ленинское учение о нации и нек-рые проблемы нац. языка, Изв. АН СССР, сер, ЛиЯ, 1970, в. 2; Д е с н и ц-к а я А, В., Как создавалась теория нац. языка (нз истории сов. яз-знания), в сб.: Совр. проблемы лит-ведения и яз-знания. К 70-летию акад. М. Б. Храпченко, М.. 1974; Нац. язык и нац. культура, М., 1978; Домашне» А. И., О границах лит. и нац. языка, ВЯ, 1978, № 2; Взаимоотношение развития нац. языков и нац. культур, М„ 1980; Толстой Н. И., Культурно- и литературно-ист. предпосылки образования нац. лит. языков, в кн.: Формирование наций в Центр, и Юго-Вост. Европе,М., 1981; Ханазаров К. X., Решение нац.-языковой проблемы в СССР, 2 изд.. М., 1982; Исаев М. И., Социолингвистич. проблемы языков народов СССР, М., 1982; Г у х м а и М. М., К вопросу о соотношении донац. и нац. лит. языков, в ки.: Социально-ист. обусловленность развития молд. нац. языка, Кнш., 1983; Швейцер А. Д., Социальная дифференциация англ, языка в США, М.. 1983. Г. В. Степанов. НГАЛА — см. Лингала.
НГАНАСАНСКИЙ ЯЗЙК (тавгийский, тавгийско-самоедский язык) — один из самодийских языков (северно-самодийская подгруппа). Распространен на п-ове Таймыр; является самым северным автохтонным языком Евразии. Число говорящих ок. 800 чел. (19/9, перепись). Имеет
2 говора — авамский и вадеевский. В отличие от др. самодийских языков для Н. я. характерно: циклич. передвижение ряда гласных с сохранением их противопоставленности (*а > а, *а > о, *о > и, *и > й, *й > i); сохранение большинства прасамодийских дифтонгов; ударение на предпоследней море слова; чередование ступеней консонантизма (koghu ‘волна’, род. п. kombu). В грамматике: наличие аллатива как особого падежа; синкретизм номинатива, генитива и аккузатива у местоимений 1-го и 2-го л.; 2 времени в императиве; нек-рые специфич. аффиксы словообразования; согласование качеств, оп-?еделения с определяемым. В лексике
I. я. имеются элементы неизвестного субстратного происхождения (что согласуется с фактом обособленности нганасан от др. самодийцев по антропология, и этнография, признакам), ряд долганских (якут.) и эвенкийских заимствований, лексико-семантич. параллелей с тундровым диалектом энецкого яз., к-рому Н. я. особенно близок. Разрабатывается письменность на основе рус. графики.
в Терещенко Н. М., Нганасан, язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 3, М., 1966: ее же, Нганасан, язык, Л., 1979; Mikola Т., Adalekok a nganaszan nyelv ismeretehez, «Nyelvtudomanyi Kozlem6nyek», 1970. kot. 72.	_ E. А. Хелимский.
НЕВаРСКЙИ ЯЗЫК (непал бхаша, не-вари) — один нз тибето-бирманских языков. Н. я. относят к центр.-гималайской группе. Наряду с изоглоссами, характерными для общего тибето-бирман. ареала языков, Н. я. имеет особенности, к-рые могут быть рассмотрены на обще-алт. уровне: ряд изогласс связывает его с отдельными тюркскими, монгольскими и тунгусо-маньчжурскими языками. Распространен в Непале, гл. обр. в долине Катманду, где невары составляют большинство населения, а также в Индии, Бутане и др. Общее число говорящих 730 тыс. чел. Делится на 4 диалекта: три из них распространены в долине Катманду — северный (г. Катманду и его окрестности), восточный (г. Бхактапур) и южный (г. Лалитпур), четвертый — в вост, части Непала. Для фонетики характерно: наличие придыхат. согласных, в т. ч. придыхат. сонорных: назализованных гласных; фонематически релевантна оппозиция гласных по краткости — долготе. Грамматич. строй агглютинативный. В значит, степени характеризуется моносил-лабичностью корневых и аффиксальных морфем. Н.я. относится к языкам эргативной типологии: подлежащее-субъект при перех. глаголе в любом времени и наклонении принимает показатель агенса (эргатива), но глагол сохраняет субъектное спряжение, как и непереходный. Грамматич. категории рода нет. Морфология именных классов характеризуется категориями числа (единственное — множественное), одушевленности / неодушевленности, падежа (падежные показатели послеложного типа). В словообразовании глагола имеет место дериватииное образование переходных и каузативных глаголов суффиксальным способом. Глаголы распределяются по группам в соответствии с 5 типами спряжения. Изменение по лицам имеет оппозицию: первое, лицо — ие-первое лицо. Показателей числа спрягаемые формы не имеют. Порядок слов в предложении SOV.Определение предшествует определяемому (числительное может ставиться постпозитивно). Характерно широкое употребление оборотов с нефинитными формами глагола-сказуемого, оформленного союзными служебными словами. Значительно кол-во
лексич. заимствований из санскрита и Тибет, яз., однако ок. 75% лексика исконно невар. происхождения.
В 14—18 вв. Н. я. был офиц. языком Непала, в кон. 18 в. вытеснен непальским языком как из сферы офиц. употребления, так и из лит-ры (на этом этапе закончился период развития классич. Н. я.). В 20 в. началось возрождение лит. Н. я. на основе разг, форм, прежде всего диалекта г. Катманду. Из нескольких бытовавших в долине Катманду разновидностей древней письменности, восходящих к брахми, одна — исконно неварская, предположительно возникшая в 9 в., используется в ограниченном употреблении до настоящего времени. Совр. Н. я. пользуется с кон. 18 в. письменностью деванагари (см. Индийское письмо). Первые надписи на Н. я. датируются 11 в., первые значит, памятники — две династийные хроники, «Ваншавали» (кон. 14 в.).
* Королев Н. И., Невар. язык, М., 1985 (лнт.); Linguistic survey of India, ed. G. A. Grierson, v. 3, pt 1, Delhi — Varanasi — Patna, [1967]; Jorgensen H., A grammar of the classical Newari, Kbh., 1941.
Joshi Pannaprasad, Nepal-Nepali bhasa sabdakosh, Kathmandu, 1956; A concise dictionary of the newar language, Kathmandu, 1987.	H. И. Королев,
НЕГИДАЛЬСКИЙ Я 3 til К — одни из тунгусо-маньчжурских языков. Распространен на терр. Хабаровского края РСФСР в низовьях Амура и по его левому притоку Амгунь. Число говорящих 224 чел. (1979, перепись). Между говорами негидальцев ниж. течения Амгуни (и Амура) и ее ср. течения наблюдаются незначит. различия, отчасти объясняемые влиянием соответственно ульчского языка и эвенкийского языка.
Для фонетики Н. я. характерен переход общетунгусо-маньчжурского г > j в большинстве позиций, нек-рая делабиализация огубленных гласных и частичная замена узкого 1 широким е. В морфологии отсутствуют формы нек-рых пространств, падежей, представленные в эвенкийском, а также в эвенском языке, к первому из них Н. я. наиболее близок. В глаголе, как и в эвенском, ио в отличие от эвенкийского, значительно меньше временных форм индикатива, а также причастий и деепричастий. В наст. вр. изъявит, наклонения «нулевые» формы сохраняются лишь в ед. ч.; во мн. ч. в 1-м и 2-м л. распространился показатель 3-го л. -ja < *-га, тогда как в эвенкийском оба типа форм сосуществуют на правах дублетов. В синтаксисе, в отличие от эвенкийского и эвенского, согласование допускается лишь при инверсии определения. Язык бесписьменный, используется в сфере бытового общения.
• Мыльникова К. М., Цинциус В. И., Материалы по вегидальскому языку, в кн.; Тунгусский сб., 1, Л., 1931; Колесникова В. Д., Константинова О. А., Негидальский язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 5, Л., 1968; Цинциус В. И., Негидальский язык. Исследования и материалы. Л., 1982; Schmidt Р., The language of the Negidals, «Acta Universitatis Latviensis», V, Riga, 1923. И. В. Кормушин. НЕЙРОЛИНГВИСТИКА — научная дисциплина, возникшая на стыке неврологии и лингвистики и изучающая систему языка в соотношении с мозговым субстратом языкового поведения. Эпизодич. наблюдения расстройств языкового поведения при очаговых поражениях мозга известны с эпохи средневековья, но их систематич. изучение
началось во 2-й пол. 19 в. В отечеств, лингвистике интерес к фактам языковой патологии проявляли И. А. Бодуэн де Куртенэ, В. А. Богородицкий, Л. В. Щерба и др. Бодуэн де Куртенэ исследовал афазию, исходя из представления о трех составных компонентах языковой деятельности — фонации (произнесения), аудиции (восприятия) и церебрации («процессы, происходящие в индивидуальном мозговом центре») («Из патологии и эмбриологии языка», 1885). Ряд высказанных им мыслей получил развитие у Р. О. Якобсона, описавшего системные корреляции между строением фонологич. систем в языках мира, последовательностью их становления в онтогенезе и распада в клинике афазий. В СССР развитие нейролингвистич. исследований базируется на работах А. Р. Лурия, к-рый на основе психология, концепции Л. С. Выготского о социальном происхождении высших психич. функций человека и успехов отечеств, физиологии (учение И. П. Павлова об анализаторах мозга и теория П. К. Анохина о функциональной системе) разработал концепцию о системном строении этих функций. Это позволило привлекать лингвистич. аппарат не только для описания расстройств языкового поведения, но и для изучения их патогенеза.
Предметом нейролингвистич. исследований чаще всего становятся афазии, проявления к-рых многообразны и включают в себя фонологич., грамматич., лексич. и семантич. расстройства. Для Н. представляют интерес и неафазич. формы расстройств языкового поведения: речевые агнозии и апраксии, дизартрии, алексии и аграфии. Продолжают обсуждаться нейролингвистич. представления о том, как человек отражает действительность посредством органов чувств и сопряженных с ними анализаторов мозга — зрительного, слухового и тактильно-кинестетического. Языковое отражение действительности, в т. ч. распознавание речи, осуществляется в направлении от периферии нервной системы (т. е, от рецепторов органов чувств) к ее центр, отделам. В каждом анализаторе различают два рода нервных структур: структуры, проводящие комплексы раздражений от данного органа чувств к коре головного мозга, где осуществляется элементарный анализ и синтез их пространств.-временных параметров (сенсорные проекционные системы мозга), и структуры, осуществляющие анализ и синтез тех же комплексов раздражений в их знаковой отнесенности к предметной действительности (гностич. зоны коры). Третий «ярус» составляют наиболее сложные по анатомич. структуре области языковой коры — зоны перекрытия отд. анализаторов, где происходит интеграция знаковых комплексов, поступивших от разных анализаторов мозга, и в результате становятся возможными языковые обобщения, отвлеченные от чувственной природы раздражений.
Языковое поведение, в частности порождение речи, осуществляется в обратном порядке: от центра к периферии. Речевые программы, сформулированные в зонах перекрытия мозговых анализаторов, конкретизируются в зонах речевого праксиса и затем реализуются с помощью механизма проекци-
НЕЙРОЛИНГВИСТ 327
онных двигат. систем, сопряженных с органами речи (а также систем реализации письм. речи).
В отличие от проекционных систем мозга (сенсорных или двигательных) гностико-праксич. кора и зоны перекрытия корковых анализаторов характеризуются функциональной асимметрией: систему языковых обобщений и мышление в языковых понятиях принято коррелировать по преимуществу с левым (доминантным) полушарием мозга, а конкретио-образное мышление — с правым полушарием.
Очаговые поражения сенсорных проекционных систем клинически обнаруживаются трудностями восприятия устных и письменных языковых текстов в связи со снижением остроты слуха и зрения или с ограничением воспринимаемых звуковых частот и полей зрения. Поражения двигательных проекционных систем обнаруживаются разл. дизартриями, при к-рых нарушаются артикуляторные и просодия, средства выражения правильно построенных высказываний. Очаговые поражения гностич. полей коры могут обнаруживаться в виде речевых агнозий (слуховых, зрительных и пр.), а прак-сич. полей коры — в виде апраксий. При речевых агнозиях больные хорошо видят и слышат, но <не узнают» звуковой облик единиц родной речи (речевая слуховая агнозия) или графемы письм. текстов (речевая зрительная агнозия). В то же время языковые фонология., грамматич. и лексич. обобщения у этих больных сохранены, что и обнаруживается и сохраненной способности говорить и писать. При этом больные с речевой слуховой агнозией могут читать, а больные с речевой зрительной агнозией понимают устную речь. При речевых апраксиях наблюдается обратная картина: у больных нет двигат. расстройств, напр. параличей, но они <не умеют» произнести слово или его написать; при этом понимание речи окружающих и способность читать могут быть сохранены. Принципиально иные расстройства языкового поведения возникают, когда поражаются корковые зоны перекрытия анализаторов. В этих случаях развиваются афазии; у больных расстраиваются все виды языкового поведения (собственная речь, понимание речи окружающих, чтение, письмо, понятийно-языковое мышление), хотя и по-разному при разл. локализациях очага поражения в пределах доминантного полушария: при средневисочных очагах распадается способность фонологич. и морфонология, дифференциаций, что приводит к смешению слов с близким фонемным или морфемным составом; при заднелобных очагах происходит распад грамматич. комбинаторики (морфемной и словесной) и т. д. В то же время при афазиях оказываются нередко сохраненными возможности механич. повторения услышанного или даже письма без понимания смысла соотв. текстов.
Важный для Н. материал дают наблюдения над языковым поведением билингвов и полиглотов, страдающих очаговыми поражениями мозга. Часто наблюдаются речевые диссоциации (когда больные утрачивают, полностью или частично, владение одним языком при относит, сохранности другого),
328 НЕЙТРАЛИЗАЦИЯ
а также случаи интерференции между разными языками (в виде вкраплений элементов одного языка в речь на другом).
Методы нейролингвистич. исследований развиваются и изменяются параллельно с развитием теории неврологии и лингвистики. Переносить лингвистич. критерии в клинику следует осторожно, ибо одни и те же по внеш, проявлениям расстройства языкового поведения могут быть результатом распада принципиально разных психолингни-стич. операций в системно организов. деятельности мозга. Только системный анализ расстроенной функции (номинации, чтения, письма и пр.), введенный в клиннч. практику Лурия, может привести к пониманию ее языковой природы. Наиболее результативным является такое исследование, к-рое основано на комплексных представлениях о природе речевых расстройств, опирающихся на результаты и неврологии, и лингвистики.
Н. возникла из потребностей клинич. практики для решения диагностич. задач. Отсюда осн. ее метод — метод наблюдений над языковым поведением больного в разных условиях (беседа, рассказы по картинкам, пересказы текстов, чтение, письмо, а также применение спец, тестов: повторение серии специально подобранных слов, составление предложений из заданных слов, нахождение синонимов и антонимов к заданному слову и т. п.). К числу новых методов изучения здорового и больного мозга относятся: метод дихотнч. прослушивания вербального материала, ангиография в сочетании с амитал-нат-риевой пробой, унилатеральные элек-трошоки, стереотаксич. операции и пр. Источником нейролингвистич. обобщений все больше становятся и пед. наблюдения, делаемые в процессе восстановит. обучения больных с расстройствами языкового поведения.
Разработка проблем Н. во 2-й пол. 20 в. испытывает воздействие идей и методов психолингвистики, нейропсихологии, нейрофизиологии, психоакустики, кибернетики и др. смежных наук. Т. о., совр. Н. представляет собой один из аспектов комплексного изучения знакового поведения человека.
• Пенфильд В., Робертс Л., Речь и мозговые механизмы, пер, с англ., Л., 1964; Лурия А. Р., Высшие корковые Функции человека и их нарушения при локальных поражениях мозга, 2 изд., М.,1969; его же, Осн. проблемы нейролингвистики, М., 1975; В и нарекая Е. Н., Клинич. проблемы афазии. (Нейролингвистич. анализ), М., 1971; Ахутииа Т. В., Нейролингвистич. анализ динамич. афазии, М., 1975; В au d о u in deCourtenay J., Z patologii i embryologii jezyka, Warsz., 1885. E. U. Винарская, С. H. Кузнецов. НЕЙТРАЛИЗАЦИЯ (от лат. neuter — ни тот, ни другой) — позиционное снятие противопоставления элементов языковой структуры. Важнейший системообразующий фактор, связывающий отд. языковые элементы, их оппозиции и корреляции в целостную систему. Понятие «Н.» введено в лингвистику фонологами. Теорию Н. разработал Н. С. Трубецкой как часть универсального учения о системе оппозиций. С 60-х гг. 20 в. теория Н. разрабатывается на материале морфологии, синтаксиса, лексики, семантики н истории культуры.
Фонологическая Н.— снятие противопоставления, неразличение двух фонем в определ. фонологич. по-
зиции (слабой позиции, позиции Н.). Так, в рус. яз. оппозиция а : о в безударном положении, где выступает <ъ> либо <д>, нейтрализуется: «сом» ~ «сам» -» [елма] = «сома» и «сама». Суть фонологич. Н. может быть выражена формулой:	, оз-
начающей, что две фонемы (оппозиция а : b), различающиеся в позиции релевантности (Рг), не различаются в позиции Н. (Р„), где представителем архифонемы выступает нечто третье (с). Оно может и совпасть с одним из членов оппозиции (с = а илис = Ь), как правило немаркированным, ср. в рус. яз. луга ~ лука -» [лук]. Теория фонологич. Н. предполагает строго ограниченный набор вероятных Н., обусловленных данной системой языка на данном этапе его развития. Чем больше слабых позиций (позиций Н.) и меньше сильных, тем сильнее Н. Сила Н. (Fn) прямо пропорциональна числу позиций Н (п) и обратно пропорциональна числу позиций дифференциации (d), что можно выразить формулой: F„ = q^-. Ко-d эффициент q (число нейтрализующихся коррелятивных пар) отражает связь данной нейтрализуемой оппозиции с соотв. корреляцией. Чем больше q, тем сильнее данная Н. Напр., аканье — Н. оппозиции а : о — наиболее последовательно охватывает все безударные слоги в тех вост.-слав, говорах, где нейтрализуется по подъему большее число коррелятивных пар, и аканья нет там, где сохраняются в безударном положении оппозиции (е : ё), ' (’а : ’о) н др.
Усиление Н. путем постепенного увеличения числа позиций Н. и ликвидации позиций релевантности может привести к ликвидации прежней оппозиции, к полному снятию противопоставления, к слиянию (конвергенции) фонем. От Н. к Н., от позиции к позиции оппозиция исчезает полностью. Фонема ди-вергирует, расщепляется на две, образуя новую оппозицию, если хотя бы одна позиция функционирования ее аллофонов станет позицией релевантности (сильной позицией). Дивергенция и конвергенция фонем обязательно проходят этапы Н.
На др. ярусах структуры языка необходимо различать Н. единиц плана выражения (напр,, падежный синкретизм) и Н. единиц плана содержания (совпадение значения разл. форм в определ. контексте, напр. рус. «я пойду» = «ну, и пошел»). Динамика фонологич., морфологич. и др. оппозиций опирается на механизм усиления и ослабления Н. Напр.. в слав, и балт. языках постепенное ослабление корреляции дв. и мн. чисел через усиление их Н. вплоть до полного исчезновения категории дв. ч. есть обратная сторона усиления тех падежных оппозиций, к-рые нейтрализовались в позиции (парадигме) дв. ч. (N-A; D-l; G-L). Усиление данных падежных оппозиций — обратная сторона усиления Н. прежних типов склонения по звуковому виду основ, ослабления родовой корреляции и т. п. В рус. лит. яз. родовая корреляция нейтрализуется, ср. «он ~ оиа ~ ~ оно -» они»; «вода ~ год -> воды, годы... водах, годах».
* Трубецкой Н. С., Основы фонологии, М., 1960; Журавлев В. К., К проблеме нейтрализации фонологич. оппозиций, ВЯ, 1972, № 3; е г о же, Диахроническая фонология, М., 1986: La notion de neutralisation dans ia morphologie et ie
lexique.TIL, [1958]. v.2; ZuravlevV. K.. Die Dynamik baltoslavischer morphologischer Oppositionen, IF, 1977, Bd 82; Akamatsu T., The theory of neutralization and the archiphoneme in functional phonology, Amst.— [a.o.], 1988.	В. К. Журавлев.
НЕМЕЦКИЙ ЯЗЙК — один нз германских языков (западногерманская подгруппа). Офиц. язык ГДР, ФРГ, Австрийской Республики, Шиейцар-ской Конфедерации (наряду с франц., итал. и ретороман. языками), Великого Герцогства Люксембург (наряду с ^ранц. и Люксембург.), Королевства ельгия (наряду с нидерл. и франц.).
Распространен также в СССР, Румынии, США, Канаде, нек-рых странах Юж. Америки. Общее число говорящих ок. 100 млн. чел., в т. ч. в ФРГ — 54,8 мли., ГДР — 16,5 млн., Австрии — 7 млн., Швейцарии — 4 млн., в СССР — св. 1,1 млн. (1979, перепись), Люксембурге — 0,3 млн. чел.
В основу диал. членения Н. я. легли диалекты зап.-герм, племен — франков, саксов, турингов, алеманов, ба-варов (баюваров).' Выделяются ниж,-ием., ср.-нем. и юж.-нем. группы диалектов, каждая из к-рых подразделяется на зап. и вост, подгруппы. В ГДР представлены ниж.-нем. и вост.-средненем., в ФРГ — зап.-средненем., ниж.-нем. и юж.-нем., в Австрии — юж.-нем. (баварские), в Швейцарии — алеман-ские, в Люксембурге — мозельско-франкские диалекты.
В фонологич. системе совр. Н. я. моно- и дифтонги (16 гласных фонем и 3 дифтонга) составляют 45%; гласные различаются по подъему, ряду, лабиализации, долготе, в начале слова или корня они произносятся с твердым приступом; согласные (18 согласных фонем и 2 аффрикаты) противопоставлены по месту и способу образования, участию голосовых связок, звонкие согласные оглушаются в исходе морфемы, глухие смычные р, t, к произносятся в определ. позициях с придыханием.
Грамматич. строй аналитико-синтетический. Род (муж., жен., ср.) и падеж (им., род., дат., вин.) существительных маркируются преим. аналитически (артиклем или его эквивалентом), число — синтетически (суффиксы мн. ч., умлаут), прилагательное изменяется по родам и имеет 2 системы падежных окончаний (именную и местоименную); у глагола 2 осн. типа спряжения — стандартное, или слабое (формообразующие суффиксы -te-, -t-), являющееся продуктивным, и нестандартное, или сильное (аблаут и суффикс-п у причастия 11); лицо и число глагола маркируются и синтетически, и аналитически (личные окончания и личные местоимения); временные формы как синтетические (презенс, претерит), так и аналитические (перфект, плюсквамперфект, футурум I и футурум П); пассив образуется аналитически (werden + причастие П); имеется 3 наклонения: индикатив, конъюнктив (с кондиционалисом) и императив. Осн. тип предложения глагольный; место финитного глагола фиксировано; второе (при повествовании и частном вопросе), первое (при побуждении и общем вопросе), последнее (в придаточном предложении с союзом); в предложении и субстантивном словосочетании возможна рамка: дистантное расположение частей сказуемого, в придаточном предложении — вводящего слова и сказуемого, в словосочетании — артиклевого слова и существительного.
Развита система средств словообразования; широко используется словосложение, преим. для образования существительных. Исконную герм, лексику в словарном составе дополняют разные по времени заимствования из лат., франц., итал., англ, и в меньшей степени из славянских языков.
В истории Н. я. выделяются донац. и нац. периоды (16—17 вв. являются переходными). Тенденция к образованию наддиал. форм языка на юго-зап. основе намечается в 12—13 вв. В 13—14 вв. Н. я. начинает иытеснять из офиц.-деловой сферы лат. яз., постепенно ведущая роль переходит к смешанному в диал. отношении вост.-средненем. варианту лит.-письм. Н. я., испытывавшему к тому же воздействие юж.-нем. лит. традиции. Его распространению способствовали книгопечатание (с сер. 15 в.), победа Реформации и деятельность М. Лютера (1-я пол. 16 в.), особенно его перевод Библии, интенсивное развитие в 17—19 вв. худож. лит-ры. Формирование норм совр. лит. языка завершается в основном в кон. 18 в., когда нормализуется грамматич. система, стабилизируется орфография (И. К. Готшед), создаются нормативные словари (И. К. Аделунг, И. Г. Кампе), в кон. 19 в. на основе сценич. произношения вырабатываются орфоэпич. нормы. В 16—19 вв. формирующиеся лит. нормы распространяются на С. Германии, а также воздействуют на варианты Н. я. Австрии, Баварии, Швейцарии.
Письменность на основе лат. графики. Древнейшие памятники: Сен-Гал-ленский (лат.-нем.) глоссарий (8 в., алеман, диалект), переводы на рейнско-франк. диалект трактата Исидора (8 — нач. 9 вв.) и др.
Австр. и швейц, варианты лит. Н. я. отличаются от лит. Н. я. в ГДР и ФРГ разным использованием лит. языка и характером его соотношения с диалектами и разг, языком; отдельными нормативно закрепленными расхождениями в грамматич. роде и в образовании мн. ч. существительных, в словообразоват. структуре нек-рых слов (общенем. Abladen — швейц. Ablad), в звучании и написании слов (общенем. Kommissar—австр. и швейц. Kommis-sar), в семантич. структуре многозначных слов, в лексике (общенем. Tasse — австр. Schale, общенем. Rechtsanwalt — швейц. Fiirsprach).
В Н. я. ГДР и ФРГ имеются различия в значении отд. слов (преим. в адм. и полит, лексике), в использовании заимствований. Расхождения в устной речи между вариантами Н. я. более значительны и обусловлены диал. членением Н. я.
• Гухман М. М.. От языка нем. народности к нем. нац. языку, ч. 1—2, М. — Л., 1955—59; Жирмунский В. М.. Нем. диалектология, М. — Л., 1956; его же, История нем. языка, 5 изд., М., 1965; А д м о и и В. Г., Синтаксис совр. ием. языка, Л., 1973; Домашней А. И., Совр. нем. язык в его нац. вариантах, Л., 1983; Rizzo-Baur Н., Die Besonderheiten der deutschen Schriftsprache in Osterreich und in Siidtirol, Mannheim, 1962; Eggers H., Deutsche Sprachgeschichte, Bd 1—4, Reinbek bei Hamburg. 1963—77; Die deutsche Sprache. Kleine Enzyklopadie, Bd 1—2, Lpz., 1969—70; Kaiser St., Die Besonderheiten der deutschen Schriftsprache in der Schweiz, 1—2, Mannheim, 1969—70; Brinkmann H., Die deutsche Sprache. Gestalt und Leistung, 2 Aufl., Diis-seldorf, 1971; Grundzuge einer deutschen Grammatik, B., 1981; Deutsche Sprache. Kleine Enzyklopadie, Lpz., 1983; Sprachgeschichte. Еш Handbuch zur Geschichte der
deutschen Sprache und Hirer Erforschung, Bd 1-2, B. - N. Y., 1984-85.
Большой нем.-рус. словарь, 2 изд., т. 1 — 2, М., 1980; Доп. к Большому нем.-рус. словарю, М., 1982; Рус.-нем. словарь, 9 изд., М., 1983; Worterbuch der deutschen Gegenwarts-sprache, Bd 1—6, B., 1978—80; Worterbuch der deutschen Aussprache, Lpz., 1974; Der grosse Duden, Bd 1—10, Mannheim — [u. aj 1958—70; Duden. Das grosse Worterbuch der deutschen Sprache. Bd 1—6, Mannheim — [u. a.]. 1977—81; Osterreichisches Worterbuch, 35, Aufl., W.,« 1979; Brockhaus — Wahrig. Deutsches Worterbuch in 6 Banden, Wiesbaden - Stuttg., 1980-.
Б. А. Абрамов, H. H. Семенюк.
Периодика no H. я. получила большое развитие в Германии 19 в. Издание ряда журналов продолжено в ГДР, ФРГ и Зап. Берлине: « Zeitschrift fйг deutsches Altertum und deutsche Literature (нсторияязыка; Wiesbaden, 1841—), «Zeitschrift fiir deutsche Philologie» (место изд. разл., 1869—), «Niederdeutsches Jahr-buch» (ниж.-нем. язык; место изд. разл., 1875—; до 1904 — «Jahrbuch des Vereins fiir niederdeutsche Sprachforschung»), «Mut-tersprache», (место изд. разл., 1886—; до 1924 — «Zeitschrift des Allgemeinen Deutschen Sprachvereins»), «Zeitschrift fiir germa-nistische Linguistik» (West В., 1973—; преемник журналов «Zeitschrift fiir deutsche Wortforscnung», Strassburg, 1900—14, West B., 1960—63, n «Zeitschrift fiir deutsche Sprache», West B.. 1964—71), «Deutsche Dialektographie» (диалектология; Marburg, 1908—42, 1957 — ; до 1975 — «Deutsche Dia-lektgeographie: (Jntersuchungen zum deutschen Sprachatlas»j, «Zeitschrift fiir Dialek-tologie und Linguistik» (место изд. разл., 1924—; до 1934 — «Teuthonista: Zeitschrift fiir deutsche Dialektforschung und Sprachgeschichte», затем до 1968 — «Zeitschrift fiir Mundartforschung»). Жури. «Beitrage zur Geschichte der deutschen Sprache und Lite-ratur» (Halle. 1874—), основанный Г. Паулем и В. Брауне, продолжает выходить в Галле (ГДР), с 1955 (Bd 77) появилось параллельное его продолжение в Тюбингене (ФРГ).
Лингвистич. журналы, поев. Н. я., выходили и выходят в странах: Австрия — «Wiener Sprachblatter» (W., 1951 — ), «Beitrage zum Deutschstudium» (W., 1973—); Бельгия — «Germanistische Mitteilun-gen» (издается в ФРГ; Wiesbaden, 1971 — ); Германия до 1945 — «Kleine Beitrage zur deutschen Sprach-, Geschichts- und Orts-forschung» (Miinch.. 1850—70), «Alemannia» (история алеманских, швабских н франкских диалектов; Bonn. 1871—1917), «Mitteilun-gen der deutschen Gesellschaft zur Erforschung vaterlandischer Sprache und Alterthiimer» (Lpz., 1856—1931), «Zeitschrift fiir deutsche [1900—05: hochdeutsche ] Mundarten» (диалектологический; место изд. разл., 1900— 1924); ГДР — «Sprachpflege: Zeitschrift fur gutes Deutsch» (культура речи; Lpz., 1952—); Канада — «Seminar: A Journal of Germanic Studies» (науч.-педагогический; Toronto, 1965—); США — «Monatshefte fiir deutschen Unterricht» (науч.-педагогический; Madison, 1899—), «Colloquia Germanica: Internationale Zeitschrift fiir germanische Sprach- und Literaturwissenschaft» (Lexington — Bern, 1967 — ), «Michigan Germanic Studies» (Ann Arbor, 1975—); Турция — «Alman dil ve edebiyati dergisi» (1st., 1954—); ФРГ — «Wirkendes Wort» (Diisseldorf, 1950—), «Der Sprachdienst» (культура речи; место изд. разл., 1957—), «Niederdeutsches Wort» (ниж.-нем. лексикология; Miinster, I960—), «Deutsche Sprache» (место изд. разл., 1973—); Ф р а н ц и я — «Cahiers d'alle-mand: Revue de linguistique et de pedagogie» (науч.-педагогический; P., 1970—), «Re-cherches germaniques» (Strasbourg. 1971—); Швейцария — «Sprachspiegel: Schwei-zerische Zeitschrift fiir die deutsche Mutter-sprache» (место изд. разл., 1945—), «Jahrbuch fiir internationale Germanistik» (Bern, 1969—); Швеция — «Niederdeutsche Mit-teilungen» (ниж.-нем. язык; Lund, 1945— 1974); ЮАР — «Acta Germanica» (Cape Town, 1966—).
Преподаванию H. я. посвящены: Австрия— «Informationen zur Deutschdidaktik» (Salzburg, 1976—); Германия до 1945—
НЕМЕЦКИЙ 329
«Zeitschrift fiir Deutschkunde» (до 1920 — «... fiir den deutschen Unterricht»! (B. — Lpz., 1887 — 1943); ГДР — «Deutschunterricht: Zeitschrift fiir Erztehungs- und Bildungsauf-gaben des Deutschunterrichts» (В., 1948—), «Deutsch als Fremdsprache» (Lpz., 1964—); США — «German Quarterly» (место изд. разл., 1928—); Ф P Г — «Der Deutschunterricht: Beitrage zu seiner Praxis und wissen-schaftlichen Grundlegung»(Stuttg., 1948—), «Deutschunterricht fiir Auslander» (Munch. — Ismaning. 1951 — ; до 1970 — «Zielsprache Deutsch»), «Der deutsche Lehrer im Ausland» (Hannover, 1953—), «Praxis Deutsch: Zeitschrift fiir den Deutschunterricht» (Velber, 1973—); ЮАР — «Deutschunterricht in Siidafnka» (Stellenbosch, 1970—).
Библиография нем., яз-знания отражена изданиями: «Jahresbericht iiber die Erschei-nungen auf dem Gebiete der germanischen Philologie» (B. — Lpz., 1879—1954; дополнения за 1940—45 в издании: «Jahresbericht fiir deutsche Sprache und Literatur», West B., 1960— 1966), «Bibliographic der deutschen Sprach-und Literaturwissenschaft» (Fr./M., 1957 — ), «Germanistik: Internationales Referatenorgan mit bibliographischen Hinweisen» (реферативный; Tubingen, I960 — ). E. А. Хелимский. НЁНЕЦКИЙ ЯЗЬ*1К (юрако-самоедский язык) — один из самодийских языков (северно-самодийская подгруппа). Распространен в СССР — на крайнем С.-В. Европы и крайнем С.-З. Азии (зона тундры от Кольского п-ова до правобережья Енисея, таежные р-ны в басе, р. Пур). Число говорящих св. 24 тыс. чел. (1979, перепись).
Н. я. имеет различающиеся наречия — тундровое и лесное (нек-рые ученые считают их самостоят. языками). Различия говоров внутри наречий невелики. В прошлом особый («юрацкий») диалект был распространен в вост, части ареала Н. я.
Н. я. существенно отличается от др. самодийских языков в фонетике: в нем возникла корреляция согласных по палатализации, произошла редукция гласных непервых слогов, в ряде диалектов гласные в анлауте отсутствуют ввиду систематич. появления протезы rj-. В лексике отражено влияние коми-зырян., хантыйского, рус. языков; ряд слов находит параллели в саам. яз. н, вероятно, восходит к общему для двух языков палеоарктнч. субстрату. Лит. язык сформировался на основе оолыпеземель-ского говора тундрового наречия.
Письменность с 1932 на основе латинской, с 1937 — рус. графики. Ф Терещенко Н. М., Материалы и исследования по языку ненцев, М. — Л., 1956; Куприянова 3. Н., X о м и ч Л. В., Щербакова А. М., Ненецкий язык, Л., 1957; Вербов Г. Д., Диалект лесных иенцев, в кн.; Самодийский сб., Новосиб., 1973; D ё с s у G., Yurak chrestomathy, Bloomington — The Hague, 1966; S ammal-lahti P., Material from Forest Nenets, Hels., 1974; J anhunen J., Glottal stop in Nenets, Hels., 1986.
П ы p e p к а А. П., Терещенко H. M.4 Рус.-ненецкий словарь, M., 1948; Терещенко Н. М., Ненецко-рус. словарь, М., 1965; Попова Я. Н., Ненецко-рус. словарь. Лесное наречие, Szeged, 1978; Leh-t i s а 1 о T., Juraksamojedisches Worterbuch, Hels.. 1956.	_ E. А. Хелимский.
неогумбольдтиАнство — направление зарубежного языкознания, характеризующееся преимущественным вниманием к семантической стороне языка, стремлением изучать язык в тесной связи с культурой данного народа, но пре-ув еличиваюшее вследствие идеалистических и метафизических философских исходных позиций активную роль языка в процессах мышления и познания. Н. существует в двух разновидностях — европейской и американской. Европ. Н.
330 НЕНЕЦКИЙ
возникло в 20-х гг. 20 в. (гл. обр. в Германии) как реакция на односторонность младограмматнч. теории с ее преимуществ. интересом к .формальной» грамматике; оно ставило своей целью возрождение .подлинного» сравнит, яз-знания в духе идей В. фон Гумбольдта (см. Гум-болъдтианство). Осн. положения европ. Н. были сформулированы Л. Вайсгер-бером и разрабатывались также Й. Триром, X. Глинцем, X. Хольцем, Г. Ипсеном, П. Хартманом, X. Гиппером и др. Филос. основа европ. Н. — неокантианское учение Э. Кассирера, согласно к-рому понятия не являются отражением объективной действительности, а представляют собой продукты символич. познания, т. е. познания, обусловленного языковыми знаками, или символами.
Представители Н. разделяют субъек-тивно-идеалнетич. теорию познания в духе И. Канта, И. Г. Фихте, неокантианской философии, старого и совр. позитивизма. Н., подобно Канту, признает существование объективного мира, не зависящего от сознания человека и воздействующего на его чувственную сферу, но результатом этого воздействия признается хаотич. набор опытных данных; эти эмпирич. факты, по мнению представителей Н., благодаря творч. активности языка упорядочиваются, распределяются по классам, вступают друг с другом в пространств., временные и причинно-следств. отношения; так конструируется мир как связное целое. Целостная же картина мира, по этой теории, творится человеческим сознанием при помощи языка, не будучи более или менее точным отражением объективного мира, а будучи обусловлена определ. языком, что ведет к .лингвистич. агностицизму» — к при знанию ограничения познават. возможностей человека свойствами того языка, с помощью к-рого он творит картину мира. Осн. положения философии языка Н.: а) язык определяет мышление человека и процесс познания в целом, а через него — культуру и обществ, поведение людей, мировоззрение и целостную картину мира, возникающую в сознании; б) люди, говорящие на разных языках, создают разл. картины мира, а потому являются носителями разл. культуры и разл. обществ, поведения; в) язык не только обусловливает, но и ограничивает познават. возможности человека; г) от различия языков зависит не только разница в содержании мышления, но и различие в логике мышления, характер (тип) мышления. Преувеличение положит, активной роли языка в процессах мышления и познания объединяет концепцию Н. с философией языка Гумбольдта, однако лингвистич. агностицизм Н. противоречит взглядам Гумбольдта, утверждавшего, что круг понятий того или иного народа не следует выводить нз его словаря, т. к. большое число понятий, особенно абстрактных, может быть выражено метафорами и описат. путем.
Вслед за Гумбольдтом Н. выступает против понимания языка как средства лишь выражения и сообщения готовых мыслей, средства взаимопонимания, не связанного с процессом формирования самой мысли. Пытаясь найти эмпирнч. применение теоретич. взглядам Гумбольдта, Н. трактует внутр, форму языка как систему его понятийных н синтаксич. возможностей, являющихся .ключом» к миропониманию (особая трактовка теории знака и теории поля), основой различий и содержании мышления людей, говорящих на разных языках, т. е. разл. .логосов», откуда выводится
невозможность взаимопонимания между .языковыми коллективами». Последние противопоставляются гос-вам как естеств. образования искусственным, в отд. работах — с выводами политического (иацио-налистнч.) характера.
Н. в целом стоит ближе к гумбольд-тианской ориентации теории языка, противопоставляя ее соссюрианской, но методы собственно лингвистич. анализа Н. свидетельствуют и о влиянии идей Ф. де Соссюра (его понимание языкового знака, системы языка, противопоставление языка и речи; см. Женевская школа). В 70—80-е гг. 20 в. европ. Н. ищет пути сближения с генеративной лингвистикой и особенно с прагматикой.
Амер. Н. (наз. также этнолингвистикой) сложилось независимо от гумбольд-тианских традиций. Это ответвление Н. акцентирует проблему «язык и культура», обращается в исследоват. практике к контрастивному сопоставлению (см. Контрастивная лингвистика) языков амер, индейцев с языками «ср.-европ. стандарта». Гипотеза лингвистич. относительности Сепира—Уорфа (см. Сепира—Уор-фа гипотеза) утверждает, что сходные фи-зич. явления позволяют создать сходную картину Вселенной только при сходстве или по крайней мере при соотносительности языковых систем.
Сов. яз-знание, признавая известное, но не определяющее влияние языка ва мышление (языковая апперцепция; см. Язык и мышление) и на познават. деятельность человека, выступает против метафизич. преувеличения роли языка в процессах мышления и познания, игнорирования или преуменьшения роли др. факторов в этих процессах, метафизич. переоценки когнитивной и недооценки коммуникативной функции языка (см. Функции языка). Ошибочные выводы Н. относительно роли языка в обществе порождены неприемлемой с т. зр. марксистского яз-знания методикой рассмотрения языковых фактов: отрывом анализа от синтеза, отчленением языка как закрепленной системы (языка в соссюров-ском понимании) от речи, отчленением семантич. сферы от всей системы языка. В связи с общечеловеческим характером мышления семантич. расхождения между языковыми системами должны интерпретироваться в плане диалектич. единства речевой деятельности, языковых систем и языкового материала: в процессе речевой деятельности разрешается противоречие между общечеловеческим содержанием отражения и идиоэтиич. семантикой языковых единиц, что дает возможность адекватного воплощения смысла в речевом отрезке средствами любого языка. Содержание сознания носителей того или иного языка отнюдь не-сводится к набору значений, фиксированных в языковых единицах и грамматич. категориях. Посредством ограниченного в каждом языке набора языковых единиц носитель соотв. языка выражает и такое мыслит, содержание, к-рое непосредственно не закреплено за к.-л. отд. языковой единицей. Оказывая нек-рое, но не решающее влияние на мышление, язык не может также коренным образом определять н характер материальной и, духовной культуры общества, к-рая опосредована человеческим мышлением, представляющим собой, как н язык, продукт социального развития. Н. проявляет непоследовательность, допуская, вопреки своему тезису об ограниченности родиым языком возможностей познаиия, возможность перехода человека к новому типу мышления и новым языковым
средствам, а также вульгарно-социологически интерпретируя влияние общества на языковые процессы.
Несмотря на определ. достижения Нм заключающиеся прежде всего в учете чфактора человека», в изучении смысловой стороны языка, в исследованиях конкретных семантич. полей, Н. абсолютизирует то, что недооценивалось либо недооценивается нек-рыми др. направлениями лингвистики. Интерес к семантич. стороне языка, построение «содержат, грамматики» приводит Н. к недооценке лингвистич. формы; грамматич. категории, семантич. поля, словообразоват. модели, модели предложения рассматриваются изолированно от языковой системы. Ф Ермолаева Л. С., Неогумбольдти-анское направление в совр. бурж. яз-знании, в кн.: Проблемы общего и частного яз-знания, И., 1960; Г у х м а н М. М., Лингвистич. теория Л. Вайсгербера, в кн.: Вопросы теории языка в совр. зарубежной лингвистике, М., 1961; Павлов В. М.. Проблема языка и мышления в трудах В. Гумбольдта и в нео-гумбольдтианском яз-знании, в кн.: Язык и мышление. И», 1967: Панфилов В. 3., Язык, мышление, культура, ВЯ, 1975, Лй 1; его же, Гносеология, аспекты филос. проблем яз-знания, М., 1982; Чесноков П. В., Неогумбольдтпанство, в кн.: Филос. основы зарубежных направлений в яз-знании, М., 1977; Рамишви ли Г. В., Вильгельм фон Гумбольдт — основоположник теоретич. яз-знания, в кн.: Гумбольдт В. фон, Избр. труды по яз-знанию, М., 1984; Роль языка в структурировании сознания, ч. I—II, М., 1984; Кацнельсон С. Д., Общее и типологич. яз-знание. Л., 1986, с. 70— 86; В a s i 1 i u s H., Neo-Humboldtian eth-nolinguistics, «Word», 1952, v. 8; Miller R. L., The linguistic relativity principle and Humboldtian ethnolinguistics, The Hague — P., 1968; H e 1 b i g G., Entwicklung der Sprachwissenchaf t seit 1970, Lpz., 1986, s. 54—60.	ZT.	С. Ермолаева.
НЕОДУШЕВЛЁННОСТИ — ОДУШЕВЛЕННОСТИ КАТЕГОРИЯ — см. Одушевлённости — неодушевлённости категория.
НЕОЛОГЙЗМЫ (от греч. ndos — новый и logos — слово) — слова, значения слов или сочетания слов, появившиеся в определ. период в к.-л. языке или использованные один раз («окказиональные» слова) в к.-л. тексте или акте речи. Принадлежность слов к Н. (напр., «разрядка», «черный ящик», «луноход», «искропись») является свойством относительным и историчным. Н. определяются так же, как слова, возникшие на памяти применяющего их поколения (Б. Н. Головин). Определения Н. по денотативному признаку (как обозначающих новые реалии) или стилистическому (сопровождающихся эффектом новизны) не охватывают всех Н., а определение Н. как слов, отсутствующих в словарях, не опирается на присущие Н. особенности.
В развитых языках кол-во Н., зафиксированных в газетах и журналах в течение одного года, составляет десятки тысяч. Это обусловлено социальной потребностью в именовании всего нового и в его осмыслении, внутриязыковыми факторами — тенденциями к экономии, унификации, системности языковых средств, варьированию номинаций с разной внутр, формой, этимологией, задачами экспрессивно-эмоциональной, стилистич. выразительности. Н.-слова образуются морфологич. («безотходный»), сиитаксико-морфологич. («узкобытовой»), семантико-морфологпч. («челиочить») способами. Новообразования не иа базе имеющихся слов и морфем создаются с экспериментальной целью, напр., в науч.-фаитастич. лит-ре. Н.-значения появляются в результате внутрисловной семантич. деривации на основе метафоры
и др. переносов наимеиоваиия, «вне-словной деривации», когда семантич. Н. образовался морфологически («трубач» в значении ‘трубоукладчик’, ср. «трубач» в значении ‘играющий иа трубе'). Н.-сочетания слов образуются на основе стереотипизации цитат, превращения речевого отрезка в составной термин, условную формулу, идиому («знак качества», «тянуть резину»), переосмысления сочетаний слов, терминологизации и детерминологизации, преобразования структуры словосочетания («линия огня», «открытым текстом», «номер два»).
В отличие от Н. -новообразований существуют «относит. Н.», «Н. вхождения», представляющие собой либо «внутр, заимствования» — результат миграции языковых средств из одних сфер языка в другие или актуализации слов, известных в прошлом («зимник», «вояж»), либо заимствования из др. языков («фломастер», «дзюдо», «лечо»), кальки и переводы («выживатель»,«звездные войны»),
В нек-рых странах (СССР, США, Франция, Япония) существуют центры неологии, занимающиеся науч, исследованием Н., вопросами культуры речи, стандартизации языка, организующие информационно-справочную службу. Создаются словари Н., представляющие материал для исследований по словообразованию, семасиологии, истории и теории языка, для упорядочения терминооб-разоваиия, совершенствования ГОСТов и стандартов, для обеспечения ист. адекватности речевых характеристик в худож. тексте. Фиксация времени появления Н. помогает при изучении ми. ист. процессов. Перед неологией стоят задачи выявления и описания Н., сравнения массивов Н. в разных языках, установления тенденций языкового развития, обсуждения возможностей его планирования и др. * Лопатин В. В., Рождение слова, М., 1973; Брагина А., Неологизмы в рус. языке, М., 1973; Р о з е и Е. В., Новое в лексике нем. языка, 2 изд., М., 1976; Новые слова и словари новых слов, Л., 1978—83: Котелова Н. 3., Проект словаря новых слов рус. языка, Л., 1982; Англ, неологизмы, К., 1983; G I 1 Ь е г L., La creativite lexicale, Р., 1975.
Новые слова и значения. Словарь-справочник по материалам прессы и лит-ры 60-х гг., под ред. Н. 3. Котеловой и Ю. С. Сорокина, 2 изд., М., 1973; то же. По материалам прессы и лит-ры 70-х гг., под ред. Н. 3. Котеловой, М., 1984; Новое в рус. лексике. Словарные материалы..., 1977 —1982, под ред. Н. 3. Котеловой. М., 1980—86; Gilbert Р., Dictionaire des mots nouveaux, [P., 1971); The barnhart dictionary of new English. 1963— 1972, [L., 1973]; The second Barnhart dictionary of new English, Bronxville (N. I.), 1980; The Barnhart dictionary companion. A quarterly to update «the» dictionary, v. 1, Лй 1, January 1982—. H. 3. Котелова. НЕОПРЕДЕЛЁННОСТИ — ОПРЕДЕЛЕННОСТИ КАТЕГОРИЯ — см. Определённости — неопределённости категория.
НЕОФИЛОЛОГИЯ ИДЕАЛИСТЙЧЕ-СКАЯ — см. Эстетический идеализм. НЕПДЛЬСКИИ ЯЗЫК (непали, найпа-ли, а также кхас-кура, горкхали, или парбатия) — один из индийских {индоарийских) языков. Офиц. язык Королевства Непал. Общее число говорящих 9,1 мли. чел. Распространен также в соседних р-нах Индии — среди выходцев из Непала (1,25 мли. говорящих) и Бутане. По строю занимает промежуточное положение между хинди и вост, индоарийскими языками (см. Бенгальский язык), характеризуясь утратой фонологич. долготы гласных, стиранием категории рода, формированием вторичного (агглютинативного) словоизменения
на базе разнообразных аналитич. форм. Различаются центр, (в долине Катманду), зап., вост, и предгорная диалектные разновидности Н. я. На разг, язык оказывают влияние соседние тибето-бирманские языки, прежде всего иевари. Лит. язык складывается на основе говора Катманду; письм. речь сохраняет нек-рые формы, выходящие из устного употребления. Совр. лит-ра на Н. я. развивается с 19 в. Используется письмо деваиагари (см. Индийское письмо).
* Королев Н. И., Язык непали, М., 1965; Clark Т. W., Introduction to Nepali, Camb., 1963; Matthews D., A course in Nepali, L., 1984.
Непальско-рус. словарь, M., 1968; Королев Н. И., Кудрявцев Б. В., Рус.-непальский словарь, М., 1975; Turner R. L., A comparative and etymological dictionary of the Nepali language, L., 1931.
Г. А. Зогр'Ф. НЕПЕРЕХОДНОСТИ — ПЕРЕХОДНОСТИ КАТЕГОРИЯ —см. Переходности-непереходности категория.
НЕПОЛНОГЛАСИЕ — фонетическое явление, противоположное полногласию, развившееся в южнославянских языках. Праслав. сочетания гласных «о» и <е> с плавными г и 1 между согласными, т. е. сочетания типа tort, tolt, tert, telt, в силу действия закона открытого слога изменились у юж. славян в trat, tlat, tr£t, tl£t. Напр., из праслав. ‘gordb, *golva, *dervo, *melko возникли ст.-слав, «градъ», «глава», «дрЬво», «млЬко», болг. «град», «глава», «мляко», сербскохорв. «град», «глава», «древо» (диал.), «млеко», словеи. grad, dreve, mleko. Такие же изменения пережили эти сочетания в чеш. и словац. языках (в др. зап.-слав, языках изменение шло, иным путем), ср. чеш. hrad, hlava, drevo, mleko.
Слова с неполногласными сочетаниями, входящие в древнейшие пласты слав, лексики, через язык памятников ст.-слав, письменности становились известными вост, славянам. В языке вост, славян (см. Древнерусский язык) слова с Н. сосуществовали с теми же по происхождению праслав. словами, но развившими полногласие. В истории др.-рус. яз., а затем в истории отд. вост.-слав. языков судьба слов с Н. и полногласием оказалась различной. Наиболее широкое распространение ст.-славяиские по происхождению слова с Н. получили в рус. яз.; в укр. и белорус, языках их значительно меньше, их закрепление в этих лексич. системах объясняется, по-видимому, более поздним влиянием рус. лит. яз. (для укр. яз. возможно также влияние чеш. яз.).
В рус. яз. из первоначально сосуществовавших слов с полногласием и Н. в дальнейшем могло сохраниться одно. В этом случае слова, имеющие Н., определяются как старославянизмы (см. Славянизмы) в составе совр. рус. лит. языка. В тех же случаях, когда в совр. языке сохраняются оба слова, они оказываются семантически или стилистически разошедшимися. Напр., к старославянизмам, вытеснившим вост.-слав. слова с полногласием, относятся такие, как «время», «бремя» (ср. «беременная»), «благо» (ср. «Бологое»), «влага» (ср. «Вологда»), «брань» (ср. «оборона»), «враг» (ср. «ворожить»), «срам», «храбрый» и др. Только вост.-слав. полногласные образования сохранились в таких словах, как «борона», «горох», «молодой» (ср. «младенец»), «молоко», «дорога» и др. Такие же совр. рус. слова, как «порох»—«прах»,
НЕПОЛНОГЛАСИЕ 331
«сторона» — «страна», «горожанин» — «гражданин», «волость»—«власть», «хоронить»— «хранить», «молочный» (продукт)— «Млечный» (путь), восходящие к одному праслав. корню, равно сохраняясь в рус. яз., утратили свои этимологии. связи. Производные от обоих типов слов сохраняют как полногласную, так и неполногласную огласовку, ср. «береговой»— «прибрежный», «привередливый» — «вредный», «морочить» —«омрачать» и т. п. Слова с Н., как правило, носят более книжный, отвлеченный характер. В поэзии 18—19 вв. оба варианта слов использовались в стилистич. целях: старославянизмы придавали поэтич. речи возвышенный характер; в совр. поэзии такое их использование встречается лишь как элемент стилизации.
• Шахматов А. А.. Очерк совр. рус. лит. языка, 4 изд., М., 1941; Винокур Г. О., О славянизмах в совр. рус. языке, РЯШ, 1947, №4; Се лише в А. М., Ст.-слав. язык, ч. 1, И.. 1951; Я к у б и н-с к и й Л. П., История др.-рус. языка, М;, 1953; Филин Ф. П., Истоки и судьбы рус. лит. языка, М., 1981; см. также лит. при ст. Полногласие.	В. В. Иванов.
НЕПОСРЕДСТВЕННО СОСТАВЛЯЮЩИХ МЁТОД — метод представления словообразовательной структуры слова H синтаксической структуры словосочетания или предложения в виде иерархии вложенных друг в друга элементов. Его осн. принципы были сформулированы Л. Блумфилдом в 20-х гг. 20 в., хотя сходные идеи высказывались ранее Ф. де Соссюром. Впоследствии Н. с. м. разрабатывали Р. Уэллс, 3. 3. Харрис, Ч. Ф. Хоккет и др. амер, лингвисты. В европ. и отечеств, традициях к Н. с. м. близок способ представления синтаксич. структуры предложения с помощью деревьев зависимостей.
Н. с. м. основан на допущении, что всякая сложная единица языка или текста складывается из двух более простых и линейно не пересекающихся единиц — ее непосредственно составляющих (НС). Последние, в свою очередь, могут дробиться на еще более мелкие НС и т. д., вплоть до элементарных (неделимых). Границы между НС всегда проводятся так, чтобы получающиеся части были максимально независимы друг от друга, т. е. способны к самостоят. употреблению и вне данной конструкции. Напр., правильное членение иа НС слова «исподнизу»— (испод-) (-низу) с дальнейшим ((ис-) (-под-)) ((-низ-) (-у), а ие (не-) (-поднизу) или (исподииз-) (-у), поскольку части «поднизу» и «исподниз» как самостоят. единицы языка не существуют. При членении на НС словосочетания или предложения применяется еще один принцип: одна из НС должна быть ядром членимой конструкции (представлять всю конструкцию в ее внеш, синтаксич. связях), а другая — маргинальным элементом. В именной группе «мой брат» ядром является существительное, маргинальным элементом — определение; в глагольной группе «написать статью» ядро — глагол, а маргинальный элемент — именная группа. В соответствии с обоими указанными принципами предложение «Мой брат за день написал большую статью» членится иа НС (с упрощениями) след, образом (в скобки заключаются маргинальные элементы): ((Мой) брат) (за (день)) написал ((большую) статью). Содержательно это членение соответствует разбиению осн. состава предложения на группу подлежащего и группу сказу-
332 НЕПОСРЕДСТВЕНН
емого, с выделением в последней группы обстоятельства (за день) и остающейся части глагольной группы (написал большую статью) и т. д.
Нек-рые предпосылки Н. с. м. являются чересчур жесткими. Существуют слова и конструкции, к-рые естественно членятся не на две, а иа три части: (вз-) (-морь-) (-е), (дом) (и) (сад). НС ие обязательно вкладываются друг в друга, а могут и пересекаться, напр.: «такой интересный, что все заслушались», где НС «такой интересный» пересекается с НС «такой, что все заслушались». С точки зрения Н. с. м. оказываются неразличимыми мн. конструкции с явно различной синтаксич. структурой, ср. субъектные конструкции типа «развитие событий» и объектные конструкции типа «изучение событий».
Тем не менее разработанный в рамках Н. с. м. способ представления синтаксич. структуры предложения в виде иерархии НС, благодаря своей относительно легкой формализуемости, оказался жизнеспособным и был освоен и развит в формальных моделях языка (Н. Хомский, В. Ингве, И. Бар-Хиллел и в особенности А. В. Гладкий, к-рый предложил комбинировать структуры составляющих со структурами зависимостей). В 60-х гг. этот способ стал применяться в системах автоматического перевода для синтаксич. анализа и синтеза предложений (свертывания н развертывания по НС). * Хомский Н.. Синтаксич. структуры, пер. с англ., в кн.: НЛ, в. 2, М.. 1962; П а-дучева Е. В., О способах представления синтаксич. структуры предложения, ВЯ, 1964, № 2; А п р е с я н Ю. Д., Идеи и методы совр. структурной лингвистики. М., 1966; Кулагина О. С., Исследования по машинному переводу, М., 1979; Гладкий А. В., Синтаксич. структуры естеств. языка в автоматизиров. системах общения, М.. 1985; Chatman S., Immediate constituents and expansion analysis, «Word», 1955, v. 11, № 3; Wells R.. Immediate constituents, в кн.: Readings in linguistics, ed. by Joos, Wash., 1957; Pittman R., Nuclear structures in linguistics, там же.
.	„	Ю. Д. Апресян.
НИВХСКИЙ ЯЗЫК (устар.— гиляцкий язык) — генетически изолированный язык коренного населения о. Сахалин и низовьев р. Амур, условно относимый к палеоазиатским языкам. Число говорящих ок. 1350 чел. (1979, перепись).
Н. я. представлен амурским, сев.-сахалин. и вост.-сахалин. диалектами. По фоностатистич. данным (В. А. Никонов), не отличается резко от др. палеоазиат. языков. Является агглютинативным языком номинативной типологии. Граница между словами в общекатегориальном плане в значит, степени размыта, невозможно выделение прилагательного как части речи. Существительное обладает категориями падежа (8 падежей и звательная форма), числа и притяжа-тельности, глагол — категориями залога, вида, времени, наклонения, формами отрицания, вопросит, формами и др.; имеются причастия и деепричастия. Местоимения представлены 7 разрядами. Чрезвычайно развернутую систему образуют числительные. Простое предложение превалирует над сложным и характеризуется схемой порядка слов SOV.
Изучение Н. я. начато в 19 в. (Н. Зе-лаид, В. Грубе, Л. Я. Штернберг и др.), в 20—30-х гг. 20 в. язык изучался Ю. (Е.) А. Крейновичем, затем В. 3. Панфиловым. В 1932 была создана письменность на основе лат. графики, с 1953 — на основе рус. алфавита.
* Штернберг Л. Я., Образцы материалов по изучению гиляцкого языка и фольклора, Изв. АН, 1900, т. 13, № 4; К р е й-
нович Е. А., Гиляцкие числительные, Л., 1932; его же, Нпвх. язык, в кн.: Языки Азии и Африки, кн. 3, М., 1979; Панфилов В. 3., Грамматика нивх, языка, ч. 1— 2. М. - Л., 1962-65.
Савельева В. Н., Таксами Ч. М.. Рус.-нивх, словарь, М., 1965; и х ж е, Нивх.-рус. словарь, М-, 1970. Г. К. Вернер. НЙГЕРО-КОНГОЛЁЗСКИЕ ЯЗЫКЙ — семья в составе макросемьи конго-кордо-фанских языков. Распространены на б. ч. терр. Африки южнее Сахары (за исключением отд. р-иов Центр. Судана, Вост. Африки и в меньшей степени Юж. Африки). Общее число говорящих 304 мли. чел.
По классификации Дж. X. Гринберга, делятся на 6 подсемей (перечислены в направлении с 3. иа В.): 1) западноатлантическая: а) волоф, серер (серер-сии), фула, нон (серер-нон), баланте, дьола, налу, теида и др., б) темне, бага, ландума, булом, лимба, суа и др.; 2) манде: а) сусу, сонинке, хасоике, ваи, манинка-бамбара-диула и др., б) меи-де, локо, лома, кпелле, в) маио (мана), дан, мва, нва, само, биса, буса и др., г) бобо-фии; 3) гур (вольтийская): море (моей), дагбаии, гурма, груси, бар-гу, лоби, бобо, кулаиго, тусьяи (уин), сенуфо, семе, догон и др.; 4) к в а (гвинейская): а) кру, бете, басса, гребо и др., б) аватиме, тафи, авикам, ари, эве, акай (тви-фанти), бауле, гуаиг, га, адаигме, в) йоруба, игала, г) нупе, гбари, игбира, гаде, д) группа эдо: бини, ишаи, кукуру-ку, собо, е) идома, ийала, ж) игбо (ибо), з) иджо; 5) бе и у э - к он го л ез-ская: а) камбари, дукава, рибииа, пити, афусаре, катаб, биром, гаиавуру, йесква, йергам, башерава и др., б) джукун, кеиту, кутев (зумпер), тигоиг и др., в) банто-идная группа: тив, битаре, мамбила, ндо-ро н др., а также подгруппа языков банту, к к-рым относятся как языки байту в традиционном (узком) смысле слова (суахили, лиигала, зулу и мн. др., см. Банту языки), так и языки экой, кулунг, бамум, бамилеке, тикар и др., условно объединяемые в общность бане; 6) а д а-мауа-восточная (адамауа-убаи-гийская): а) чам, чамба, дака, вере, му-муйе, мунданг, мбум, йунгур, лонгуда, фали, маса и др., б) гбайя, нгбанда, санго, занде, муиду, сере и др. Эта классификация в значит, мере условна. Так, западноатлантические языки и в еще большей степени манде языки весьма далеки от остальных подсемей. Напротив, ква языки (с возможным исключением языков кру и иджо) близки к бенуэ-кон-голезским языкам.
Впервые значит, часть языков, отнесенных Гринбергом к Н.-к. я., была объединена в языковую семью Д. Вестерманом, назвавшим ее зап.-суданской (1927). Вестерман, в отличие от Гринберга, не включал в зап.-Судан, семью язык фула, нек-рые языки Центр. Судана, а также языки банту и бантоидные, каковые рассматривались как самостоят. генетич. общности, хотя и связанные определ. схождениями с зап.-судан. языками. Вестерман условно относил также к зап.-судан. семье язык сонгай, включенный Гринбергом в макросемью нило-сахар-ских языков.
Генетич. единство Н.-к. я. установлено, однако к их внутр, классификации были предложены разл. изменения и дополнения по сравнению со схемой Гринберга, в т. ч. и весьма существенные. Напр., было предложено исключить языки манде из числа Н.-к. я. и рассматривать их как третью самостоят. семью коиго-кордофаи. языков; объединить в особую общность в рамках нигеро-конголез. семьи беиуэ-
кошолез. языки и языки ква (или часть последних), т. е. упразднить подсемью ква как особую генетич. общность; классифицировать нек-рые группы зап.-атлан-тич. языков как самостоятельные в рамках иигеро-конголез. общности и др. Эти гипотезы могли бы рассматриваться как достаточно убедительные, однако их верификация, так же, как и подробная внутр, классификация Н.-к. я. (особенно бенуз-конголезских, адамауа-восточных и гур), затрудняется недостаточным уровнем изученности значит, числа языков, входящих в эти общности, и низким уровнем их сравнит.-ист. исследования. Поэтому в справочных целях в основном продолжает использоваться генетич. схема, предложенная Гринбергом, в к-рой во многом сохраняются традиционные номенклатурные единицы, принятые в африканистике отчасти вне контекста обще-нигеро-конголез. сравнит, исследований.
Типологически Н.-к. я. чрезвычайно разнообразны. Для фонология, систем многих из них характерно наличие лабио-веляриых смычных, разнообразных сочетаний согласных, особенно сочетаний смычных с сонорными, часто образующих единую фонему в рамках фоиологич. системы данного языка, нередко встречаются имплозивные (преглоттализованные, абруп-тивные) смычные согласные, палатализов. и лабиализов. ряды. Как правило, богатые системы вокализма; важную роль играет фонология, противопоставление тонов, различающихся не по абсолютной, а по относит, высоте в синтагматич. цепи и, следовательно, меняющих абсолютную высоту в зависимости от фразовой интонации.
Характерная черта морфологии Н.-к. я. — наличие системы согласоват. именных классов, выражаемых с помощью парных аффиксов для ед. и мн. чисел соответственно. Эти аффиксы выступают преим. в виде префиксов (напр., в бенуэ-конголез., зап.-атлантич. и др. языках), реже в виде суффиксов (напр., во ми. языках гур, языках адамауа) и в виде префиксов и суффиксов одновременно. Мн. Н.-к. я. испытали значит, упрощение системы именных классов с утратой многих из них, нарушениями в системе согласования, вплоть до отсутствия системы именных классов в языках манде, мн. языках ква и ряде других. Для глагольных систем Н.-к. я. характерны аналитич. конструкпии, в к-рых глагольный комплекс состоит из глагольной основы (с возможными изменениями), субъектных местоименных показателей (обычно предшествующих основе) и всевозможных частиц, аффиксов или вспомогат. глаголов, служащих для выражения видо-временных отношений.
Большинство Н.-к. я. бесписьменные. В имеющих письменность (иапр., акан, волоф и др.) используется лат. алфавит с диакритич. знаками и мн. диграфами. Языки, имевшие письменность до европ. колонизации, использовали араб, графику в разл. вариантах. Для нек-рых языков (явно под влиянием импортированных письм. традиций) были разработаны собственные оригинальные системы письма (см. Бамум письмо, Ваи письмо, Менде письмо).
• Westermann D., Die westlichen Sudansprachen und ihre Beziehungen zum Bantu, B., 1927; Westermann D., Bryan M., The languages of West Africa, HAL, 1970, pt 2; Greenberg J., The languages of Africa, The Hague — Bloomington, 1966; Linguistics in Sub-Saharan Africa, CTL, 1971, v. 7. В. Я. Порхомовский. нйгеро-кордофАнские ЯЗЫКЙ — см. Конго-кордофанские языки.
НИДЕРЛАНДСКИЙ ЯЗЬ'|К (голландский язык) — один из германских языков (западногерманская подгруппа). Распространен в Нидерландах, Бельгии, Вест-Ин дни, частично в США. Общее число говорящих ок. 20 млн. чел. (в т. ч. в Нидерландах —ок. 14,5 млн., в Бельгии — ок. 5 млн. чел.). Офиц. язык Королевства Нидерланды, одни из двух (наряду с французским) офиц. языков Королевства Бельгия.
Распадается на группы диалектов: сев,-центральиую (юж.-голландские и утрехтские диалекты), сев.-западную (сев.-голландские), юж.-центральную (брабантские и вост.-фламандские), юго-западную (зап.-фламандские и зеландские), сев,-восточную (саксонские), юго-восточную (лимбургские). Фонетич. особенности: наличие глухих взрывных согласных р, t, к, богатство дифтонгов (простых и т. наз. долгих). Ударение силовое, падает обычно на корневой слог. Язык аналитич. типа. Система склонения представлена в существительном общим и притяжательным, в личном местоимении — субъектным и объектным падежами. На базе муж. и жеи. рода в 17 в. сформировался общий род, противостоящий среднему. Прилагательные не склоняются (пережи-точно сохраняется согласование в роде и числе только в ср. роде). Глаголы имеют 2 простые н 6 сложных временных форм, 2 залога (действит. и страдат.), 3 наклонения (изъявит., повелит., сослагат.). Старый флективный конъюнктив почти утрачен. Словообразовательные модели выделяют корневые, производные, сложные и сложнопроизводные имена.
Н. я. сформировался в ср. века на основе племенных диалектов салических франков (зап. варианта др.-нижиефранк. яз.) в процессе их взаимодействия с фризскими и саксонскими племенными диалектами. В истории Н. я. различают 3 периода: . др.-нидерландский (др.-иижне-фраикский, 9—И вв.), ср.-нидерланд-ский (12—15 вв.) и новонидерландский (начиная с 16 в., к-рый выделяется как переходный этап к совр. периоду). Основы единой нормы лит. языка складываются в 17 в., после смены диал. базы (во 2-й пол. 16 в.), в связи с переносом центров языкового развития иа север и упадком юж. провинций. В 17 в. формируются и основы устной разновидности Н. я.— на новой голл. диал. базе, вобравшей в себя ряд юж.-нидерл. (фла-мандско-брабант.) элементов. В письменной и устной разновидностях лит. языка, а также между сев. вариантом (в Нидерландах) и юж. вариантом (в Бельгии) существуют территориальные различия, проявляющиеся иа фонетич. и грамматич. уровнях, а также в лексике. В изучении истории Н. я. большую роль сыграла работа Ф. Энгельса < Франкский диалект», в к-рой рассматриваются также вопросы фонетики, морфологии, лексикологии и топонимики Н. я.
Письменность на основе лат. графики. От др.-нидерл. периода не сохранилось письм.-лит. памятников. Древнейшим свидетельством зап. варианта др.-нижне-франк. яз. являются глоссы и топонимы 8—9 вв., а также одно изолиров. предложение 11 в., косвенным свидетельством служит текст перевода т. наз. Вахтен-донкских, или каролингских, псалмов (9—10 вв.) на вост, варианте др.-нижне-фраик. диалекта. Наиболее ранние (13 в.) памятники ср.-нидерл. яз.— юридич. грамоты, произведения Я. ван Марланта, рыцарские романы н животный эпос «О Лисе Рейнарде».
* Энгельс Ф., Франкский период, в кн.: Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 19: Миронов С. А., Нидерл. (голл.) язык, М., 1965; его же, Становление лит. нормы совр. нидерл. языка, М., 1973; его же. История нидерл. лит. языка (IX-XVI вв.), М.. 1986; Н а е г i п-g е n С. В. van, Netherlands language research, 2 ed., Leiden, 1960; Van L о e у A., Schenfelds historische grammatica van het Nederlands, 8 druk, Zutphen, [1971]; V о о у s C. G. N. d e, Geschiedenis van de Nederland-se taal, Groningen, 1970; Geschiedenis van de Nederlandse taalkunde. onder red. van D. M. Bakker en G. R. W. Dibbets, Den Bosch, 1977.
Рус.-голл. словарь, под ред. С. А. Миронова и А. С. Шильпа. М., 1961; Нидерл.-рус. словарь, под ред. С. А. Миронова, М., 1987; Franck J., Elymologisch woordenboek der Nederlandsche taal, 2 druk, ’s—Gravenhage, 1930 (Suppl. door С. B. van Haeringen, 1936); Dale van, Groot woordenboek der Nederlandse taal, 9 druk, ’s—Gravenhage, 1970.
.	,C.	А. Миронов.
НИКОБАРСКИИ ЯЗЫК — изолированный язык аустроазпатской семьи языков (см. Аустроазиатские языки). Распространен иа о-вах Никобарского арх. в Индийском ок. Число говорящих 30 тыс. чел. В силу своей изоляции Н. я. по лексич. составу отошел от материковых языков семьи, хотя и сохранил мн. архаические черты. Первые исследователи (напр., X. Г. К. фон дер Габеленц) отнесли его к полинезийским языкам.
Большинство сведений касается центр, диалекта ианкаурн. Его звуковая система богата гласными (монофтонгами, дифтонгами и трифтонгами); имеют место противопоставления по открытости — закрытости, переднему — заднему рядам, лабиализоваииости и по просодич. признаку долготы — краткости. Смычные согласные в нанка ури противопоставлены по глухости — звонкости (придыхательные отсутствуют). В конце слова могут быть 15 согласных (во Вьетнам, яз.— 7). В 18—19 вв. прошло оглушение звонких смычных и частичный переход <а» в <о> открытое.
Типологически Н. я. оказывается между основоизолирующими и агглютинативными языками. Морфология в значит, степени аналитическая, т. е. словоизменение выражено в основном препозиционными и постпозиционными служебными монема-ми: предлогами при существительном, препозиционными видо-временными показателями при глаголе, постпозиционными указат. местоимениями и т. п. К морфологич. средствам относятся также подвижный каузативный показатель -han- (позиция этого показателя зависит от семантич. типа глагола) и глагольные суффиксы, указывающие направление действия (напр., -1а ’вверх’ и -she ’вниз’). Осн. средства словообразования — аффиксация (древние префиксация и инфиксация и развившаяся позднее суффиксация), а также осиовосложение и редупликация. Синтаксис сохранил древнюю черту: при наличии объекта порядок слов SVO, ср. (S)VO; we йе ’строить дом’, Ьа1ёа oknok ’искать пищу’, а при отсутствии объекта — VS, ср. leat ngung da yuk 'смыл [их] поток’. В вопросе порядок SV(O) сохраняется независимо от наличия / отсутствия объекта ср. сап cuk me it6ak? ’Где ты спишь?’. Аналогичное изменение порядка слов встречается во вьетнамском и кхаси, что позволяет предположить его ист. значимость. Письменность (с иач. 20 в.) иа основе лат. алфавита.
* Radhakrishnan R., The nancow-ry word; phonology, affixal morphology and
НИКОБАРСКИЙ 333
roots of a Nicobarese language, Carbondale, 1981 (лит.).
de Roepstorff F. A., A dictionary of the Nancowry dialect of the Nicobarese language, Calc., 1884; Man Ed. H., A dictionary of the Central Nocobarese language, L., 1889.
IO. К. Лекомцев. НЙЛО-САХАРСКИЕ ЯЗЫКЙ — макросемья африканских языков. Гипотеза о генетич. единстве Н.-с. я. была выдвинута Дж. X. Гринбергом в 1963. Ранее, отд. языки и языковые общности, составившие нило-сахар. макросемью, рассматривались в африканистике как самостоятельные или включались в др. группы и семьи. Н.-с. я. распространены в основном в Центр, и Вост. Африке. Самая зап. область данного языкового ареала охватывает ср. течение р. Нигер, где распространен язык соигай.
Постулат о геиетич. единстве Н.-с. я. является наиболее гипотетич. частью классификации Гринберга и требует дополнит. обоснования. Аргументы в пользу нило-сахар. принадлежности нек-рых отд. языков и языковых общностей являются пока недостаточными, для ряда из них имеются предположения об иных генетич. связях. Дальнейшей разработки требует и проблема внутр, классификации Н.-с. я., особенно вопрос о наличии отдельной шари-нильской геиетич. общности в рамках нило-сахар. макросемьи (см. Шари-нильские языки).
Согласно Гринбергу, Н.-с. я. делятся иа 6 семей: 1) соигай-зарма, 2) сахарская, 3) маба, 4) фур, 5) шари-иильская, 6) кома (нумерация в направлении с 3. иа В.; названия языков и состав семей даются с учетом работы М. Л. Бендера).
Первая семья представлена одним языком сонгай, осн. диалекты к-рого: собственно сонгай (сонгай кене), дьерма (зар-ма), денди. Сахар, семья, распространенная в Центр. Судане, включает языки: а) канури, канембу. б) теда. даза (тубу), в) загава. берти. Языки маба, распространенные в Вадаи (Республика Чад), включают собственно язык маба, а также языки мими, каранга, масалит и др. Семья фур представлена одним языком фур, распространенным в обл. Дарфур (Судан).
Наиболее сложной структурой обладает шари-нильская, или макросудаиская, семья, включающая 4 ветви: вост.-суданскую. центр.-суданскую, куиама, бер-та. Вост.-судаи. языки, в свою очередь, делятся, по Гринбергу, на 10 групп: 1) нубийская, включающая а) нильскую подгруппу: кеиузи-доигола, махас-фа-диджа, сюда же относится и др.-нубийский; 6) горную подгруппу: дайр, гарко и др.; в) мейдоб; г) биргид; 2) мурси, мурле, мугуджа, дидиига, лоигарим и др.; 3) нера (барса); 4) иигассана (таби); 5) иьимаит; 6) темейн, джирру; 7) тама, сунгор, мерарит, кибет; 8) дату (даджу) и др.; 9) нилотская, включающая зап. языки: бурун, шиллук, ачоли, алур, луо, динка, нуэр и др.; вост, языки: бари, туркана, масаи, лотуко, карамоджоиг (каримоджонг) и др.; юж. языки: иаиди. сук (пакот), татога (см. Нилотские языки)', 10) нгаигеа (ньяигия), ик, со.
Центр.-судаи. языки делятся на 6 групп: 1) бонго, сэра, багирми, йулу и др.; 2) крейш; 3) мору, мади, лугбара и др.; 4) мангбету. асуа(ака) и др.; 5) манг-буту, эфе и др.; 6) ленду.
Остальные 2 ветви шари-нильских языков представлены группами близких диалектов, соответственно куиама (и илит) и берта.
334 Н ИЛО-САХАРСКИЕ
Шестую семью Н.-с. я. составляют языки кома, урук, гумуз, гуле и др., расположенные в эфиопско-судаи. пограничных районах. Гринберг гипотетически отиес к Н.-с. я. также мероитский язык.
Н.-с. я. по своему грамматич. строю и лексич. составу сильно отличаются друг от друга. Отдельные Н.-с. я. и группы испытали сильное контактное воздействие со стороны др. языков, особенно относящихся к афразийской макросемье. Это обстоятельство, а также слабая изученность многих Н.-с. я. существенно затрудняет иило-сахар. сравнит.-ист. исследования. В обоснование гипотезы о нило-сахар. генетич. единстве Гринберг проводит ок. 160 лексич. соответствий, а также ок. 30 соответствий в морфологич. показателях, многие из к-рых распространяются лишь на отд. языки и подгруппы, ие охватывая большинство Н.-с. я. Среди этих соответствий следует выделить a (/ai) как показатель личного местоимения 1-го л. ед. ч. во всех 6 семьях нило-сахар. семьи, обычно противопоставленный i как показателю 2-го л. ед. ч. (во 2-м л. часто имеется назальный префикс, напр., канури nyi, соигай ni, маба mi и т. д.); релятивный и адъективный формант та в языках соигай, сахарских, шари-нильских и кома, показатель каузатива t- в сахарских и вост, судаи. языках; п как показатель 3-го л. ед. ч. в личных, притяжат. и указат. местоимениях; w в личных местоимениях 2-го л. мн. ч. в сахарских и вост.-судаи. языках; релятивный и адъективный показатель ко- в соигай и маба, показатели генитива п (маба и фур), аккузатива к (канури и маба), локатива 1. Далее k, t, n, 1 как показатели ми. ч. и противопоставление ед. и мн. чисел с помощью оппозиций п/k, t/k; глагольный дативный показатель к со значением ч делать для кого-либо* в канури и вост.-судаи. языках.
• Greenberg J.. The languages of Africa. The Hague — Bloomington. 1966; его же, Nilo-Saharan and Meroitic. CTL, 1971, v. 7; Bender M. L., Nilo-Saharan overview, в кн.: The Non-Semitic languages of Ethiopia, East Lansing (Mich.), 1976.
В-Я. Порхомовский. НИЛОТСКИЕ ЯЗЫКИ—группа вос-точиосуданских языков на востоке Африки. принадлежащих, по классификации Дж. X. Гринберга, к шари-иильской семье иило-са ха рекой макросемьи языков (см. Нило-сахарские языки). Распространены в Уганде, Кении. Танзании и в иек-рых р-нах Заира и Эфиопии. Общее число говорящих 19 млн. чел.
Н. я. распределяются иа 3 зоны — западную, восточную и южную. Вост, и юж. Н. я. называют также паранилотскими (А. Н. Такер, М. Брайан), а прежде, исходя из неверного предположения о связи этих языков с семито-хамит. языками (устар, назв. афразийских языков), их называли иило-хамитскими. Родство Н. я. прослеживается при анализе фоие-тич. строя, осн. словарного фонда (до 50% соответствий), личных, вопросит, и указат. местоимений, форм мн. ч. существительных.
Зап. Н. я.: 1) подгруппа бурун (Судаи) — сев. бурун с диалектом рагрейг; юж. бурун, или мабаи; джум-джум (близкое родство языков подгруппы бурун с остальными языками зап. зоны не представляется очевидным, Г. Флеминг и М. Л. Бендер включают эту подгруппу в вост, зону, а У. Э. Уэлмерс, кроме того, особо выделяет язык джум-джум); 2) подгруппа луо — северные луо: шиллук (Судан), ануак (Судан, Эфиопия), тури с диалектами бодо, голо и маиан-гер (Судан), джур (Судаи); южные луо:
ачоли (Уганда. Судаи), лаиго (Уганда), кумам (Уганда), алур с диалектом Джонам (Уганда, Заир), лабвор (Уганда), чопи (Уганда), адола (Уганда, Кения), кенийский луо (Кения, Танзания); 3) подгруппа диика-нуэр — динка с диалектами агар, бор. рек и падаиг (Судан), нуэр с диалектами тьянг (стандартный нуэр), зап. джикаиь, вост, джикань и лоу (Судан. Эфиопия), атуот с диалектами апак и арил (Судан).
Вост. Н. я.: 1) подгруппа бари-каква — бари с диалектом иьепу (Судаи). маидари (Судан), паджулу (Судан), иьяигбара (Судан, Заир), куку (Уганда), каква (Уганда, Заир. Судан); 2) подгруппа ма-саи-тесо — масаи с диалектами сампур и тьямус (Танзания, Кения), латуко с диалектами логир, ломья, донготоно, кориок и локойя (Судан), топоса (Судан), карамоджоиг (каримоджонг) с диалектами джие и додос (Уганда; по Гринбергу, джие и додос — самостоят. языки), туркана (Кения, Судаи, Уганда).
Юж. Н. я.: 1) подгруппа нанди-кип-сигис (нередко объединяется с подгруппой сук в подгруппу календжин) — нан-ди, кипсигис, кейо, сабаот, сапинь, или себей. тукеи, кипсорай, идоробо, конь, мбай и пок (Кения, Уганда, Танзания); 2) сук. или пакот. с диалектами марквет и эндо (Кения. Уганда); 3) татога, или ба-рабейг (Танзания).
Типологически, а также исходя из отношений близкого родства. Н. я. вост, и юж. зон (паранилотские языки) целесообразно рассматривать вместе. Фонетич. система этих языков включает 10 гласных — 5 напряженных и 5 ненапряженных. Противопоставление по признаку напряженности — ненапряженное™ (Такер) ослаблено в нанди. В пакот долгие гласные противопоставлены кратким. В календжин, помимо долгих и кратких, имеются полудолгие гласные. Согласные артикуляциоиио делятся на лабиальные (дентальные), альвеолярные, альвео-па-латальиые и велярные (глоттализован-иые). Фонологич. различие между экспло-зивами и имплозивами отмечается только в бари. Долгие, или сильные, согласные обнаруживаются в масаи. Стечение согласных наблюдается редко. Гоны (высокий, средний и низкий) выполняют смыслоразличит. функцию также и на грамматич. уровне. Корневой слог маркирован ударением. Корневая морфема CVC в чистом виде почти не встречается, обычно сопровождается аффиксами. Глаголы (за исключением языков бари-каква) распределяются иа 2 класса — по признакам корневой морфемы (с начальным гласным или без него), тона и парадигмы. Имеются суффиксы пассива и ква-литатива. В календжин существительное встречается в двух формах — первичной (в адвербиальной функции и для обозначения класса предметов) и. со спец, суффиксами, во вторичной (для конкретизации). Система глагола включает категорию качества действия, а время действия имплицируется.
Н. я. зап. зоны характеризуются значит. большим единообразием на всех языковых уровнях. Фонетически языки этой зоны также выделяются наличием напряженных и ненапряженных гласных. Отмечены 3 степени долготы в динка-нуэр и 2 — в языках южных луо, однако в алур и в кенийском луо гласные корня всегда полудолгие. Качество гласных в слове («напряженность* или «неиапряжеи-ность*) зависит от корневого гласного или от гласного в аффиксе (см. Сингармонизм). Согласные характеризуются по пяти точкам артикуляции. В ачоли. лан
го и Джонам исчезли дентальные. Изменение конечного согласного в слове грамматически обусловлено. Имена и глаголы распределяются иа классы по признаку тона (3 тона и их производные). Форма слова CV(CV), но CVC — в диика-иуэр. В языках северных луо и в динка-нуэр для глагола продуктивно используется внутр, флексия (иапр., для выражения завершенности, направленности, интенсива, каузатива), исчезающая в языках южных луо. Среди именных формативов различаются лишь префиксы. По тоиоло-гич. признакам, не обязательно одинаковым для всех языков этой зоны, существительные и прилагательные распределяются на 4 класса. Ми. ч. существительных формируется с помощью внутр, флексии или спец, суффикса, а иногда комбинированно. Во ми. ч. прилагательное может приобретать особую форму. В иуэр аккузатив, генитив и иногда локатив существительных образуются с помощью виутр. флексии. Так же образуется генитив в кенийском луо и в алур. Субъектные приглагольные местоимения, особым образом интонированные, в сочетании с глагольной корневой морфемой формируют глагольно-видовуто систему. Имеются формативы страдательного залога в динка и в шиллук, но в др. языках используется глагольно-видовая форма с субъектным местоимением 3-го л. во ми. ч.
Первые попытки создания алфавитов иа основе лат. графики для Н. я. относятся к 1920—50. Возникла религ. и учебная лит-ра иа отд. Н. я., иа языке луо печатались газеты. В 1960—70 в ряде стран Сев.-Вост, и Вост. Африки нек-рые Н. я. стали использоваться на средних и низших адм. уровнях, в начальной школе, а также в радиовешании (Уганда, Заир).
Исследование Н. я. велось неравномерно. Первые описания языков барн и масаи опубл, в сер. 19 в., изучение других, но далеко ие всех Н. я. началось в 1-й трети 20 в., тогда же были осуществлены опыты сравнит, анализа этих языков (К. Майнхоф, Л. Омбюрже). В 1950—60 работами Такера и Брайан заложены основы классификации Н. я. * К б h 1 е г О., Geschichte der Erforschung der Nilotischen Sprachen, B., 1955; Tucker A.N., Bryan M. A., The non-Bantu languages of North-Eastern Africa, L.. 1956; н x ж e. Linguistic analyses. The non-Bantu languages of North-Eastern Africa, L.. 1966; Greenberg J. H., The languages of Africa, Bloomington, 1966; его же, Nilo-Saharan and Meroitic, CTL, 1971, v. 7; W e 1-m e r s W. E., Checklist of African language and dialect names, там же; Fleming H. C., Bender M. L., Non-Semitic languages, в сб.; Language in Ethiopia, L., 1976; Fivaz D.. Scott P. E., African languages, Boston, [1977]. Б. В. Журковский. «НОВОЕ УЧЕНИЕ О ЯЗЫКЕ» («яфетическая теория») — система взглядов, выдвинутая Н. Я. Марром по общим вопросам языкознания в 20—30-х гг. 20 в. В начальный период науч, деятельности Марр внес большой вклад в развитие армяно-груз. филологии; изучил и опубликовал ряд древнейших памятников арм. и груз, лит-р, основал серию «Тексты и разыскания по армяно-груз. филологии» (в. 1—13, 1900—13). успешно занимался изучением кавк. языков (картвельских, абхазского и др.), историей, археологией и этнографией Кавказа. В связи с исследованием сравнит, грамматики картвельских языков он обратился к поискам их родства с др. языками мира, выдвинув ряд гипотез, недостаточно подкрепленных конкретным языковым материалом (о родстве картвельских языков с семнтскими, баскским и др.).
Когда гипотезы Марра о родстве языков пришли в противоречие с данными иауч. яз-знания, он попытался ликвидировать эти противоречия, объявив все «традиционное», «индоевропейское» яз-знание устаревшим и несовместимым с марксизмом, и построить совершенно новую лингвистич. теорию — т. наз. «новое учение о языке», или «яфетическую теорию». Впервые эти взгляды были высказаны в работе «Яфетический Кавказ и третий этнический элемент в созидании средиземноморской культуры» (1920). Отказавшись от достижений сравнительно-исторического языкознания (см. также Сравнительно-исторический метод), Марр выдвинул идею о том, что индоевроп. языковая семья, как и др. семьи языков, ие связана исконным генетич. единством, к-рое было доказано компаративистами (см. Индоевропейские языки), а сложилась путем скрещивания.
В 1923—24 Марр усиленно занимался вопросами т. наз. «палеонтологии речи», стремясь вскрыть общие для всех языков этапы типология, развития, связанные с этапами развития общества и материальной культуры; в 1925 ои попытался связать эту свою систему с филос. положениями ист. материализма, понимавшегося им, однако, упрощенно, в духе вульгарного социологизма (см. Стадиальности теория). Язык был отнесен к категориям надстройки и определен как изначально классовое явление. Первичным языком человечества, по Марру, был язык жестов, сменившийся позже звуковым языком в виде «четырех элементов» (SAL, BER, YON, ROIII), т. е. диффузных звуковых комплексов, из к-рых возник словарный запас всех языков мира. С общелиигвистич. т. зр. эти взгляды Марра имеют много общего со взглядами Г. Шухардта, выдвинувшего идею о «языковом смешении», и нек-рыми идеями французской социологической школы. Термии«Н. у. о я.» был употреблен впервые в 1924 (ранее Марр называл свою теорию «яфетической»). Построения Марра этого времени ие поддаются объективной проверке при помощи строгой науч, методики и опровергаются языковым материалом. К 1926 произошел окончат, разрыв Марра и его сторонников с иауч. сравнит.-ист. яз-зианием (индоевропеистикой), к-рое было обвинено в идеализме, формализме, аитисоциальиости и даже расизме. Это вызвало в среде сов. лингвистов ряд резких выступлений против «Н. у. о я.», наиболее последовательным критиком к-рого был Е. Д. Поливанов, исследовавший япон., кит., узб., дунган, языки, занимавшийся проблемами общего яз-зиания («За марксистское языкознание», 1931), создавший оригинальную теорию языковой эволюции. В статье «Новый поворот в работе по яфетической теории» (1931) Марр обращается к ист. психологии, пытаясь по данным языка вскрыть последоват. этапы развития мышления, что отражало односторонность подхода к проблеме языка и мышления.
Ряд учеников Марра, в т. ч. И. И. Мещанинов, стали развивать «Н. у. о я.» в сторону сближения с «традиционным» яз-знаиием. Мещанинов, пользуясь и нек-рыми идеями Марра, исследовал оси. этапы развития языков, развил теорию понятийных категорий и создал теорию синтаксич. типологии языков, разработал теорию членов предложения и синтаксич. отношений в их связи с частями речи и т. д. К 1950 учение Марра оказалось в состоянии кризиса, к-рый усугубился также тем, что отношения
его школы с «индоевропейским» яз-зианием еще более осложнились. В газете «Правда» была проведена дискуссия (1950), в к-рой участвовали как сторонники, так и противники «Н. у. о я.»; в ряду противников «Н. у. о я.» с неск. статьями, содержащими, однако, лингвистически ошибочные положения о языке и его развитии, выступил И. В. Сталин. Дискуссия открыла возможность разработки «традиционной» лингвистич. проблематики (особенно сравнит.-ист. яз-зна-иия). Вместе с тем после дискуссии на нек-рое время приостановилось исследование проблем, имевших в«Н. у. о я.» науч, интерес.— проблемы языка и мышления, типологии языков, социолингвистич. проблем и иек-рых др. Эти. направления исследований успешно развиваются сов. лингвистикой с кон. 50-х гт. * Марр Н. Я., Избр. работы, т. 1—5, М. — Л.. 1933 — 37; Мещанинов И. И., Введение в яфетидологию, Л., 1929; е г о ж е, Члены предложения и части речи, М. — Л., 1945; Абаев В. И., Н. Я. Марр (1864-1934). К 25-летию со дня смерти, ВЯ. 1960, № 1; Тройский И. М., Сравнит.-ист. исследования, в кн.; Теоретич. проблемы сов. яэ-знання, М., 1968; Г у х м а н М. М., Тн-пологнч. исследования, там же; Поливанов Е. Д., Статьи по общему яз-знанию, Избр. работы, М.. 1968. А. А. Леонтьев. НОВОСИРЙЙСКИЙ ЯЗЬ'|К — см. Ассирийский язык.
НОВЫЙ АЛФАВИТ — см. Всесоюзный центральный комитет нового алфавита.
НОГАЙСКИЙ ЯЗЫК — один из тюркских языков. Распространен в ряде р-нов Грозненской обл.. Ставропольского (в т. ч. Карачаево-Черкес. АО) и Краснодарского краев РСФСР. Число говорящих ок. 54 тыс. чел. (1979. перепись). Имеет 3 диалекта: акиогайский, собственно ногайский и караногайский.
По фонетич. и грамматич. особенностям Н. я. близок казахскому языку и каракалпакскому языку: иапр.. обще-тюрк. «ч» и «ш» в Н. я. соответствуют «ш» и «с» (ср. ногайское шык- ’выходить’ — чык- в др. тюрк, языках, ногайское тас ’камень’ — таш в др. тюрк, языках).
Лит. Н. я. сложился в сов. время; под его влиянием нивелируются диал. различия. Письменность в 1924—28 на основе реформированного араб, алфавита, позднее — на основе латиницы, а с 1938 — на основе рус. графики.
* Баскаков Н. А., Ногайский язык и его диалекты. Грамматика, тексты и словарь, М. — Л., 1940; Грамматика ногайского языка, ч. 1, Черкесск, 1973.
Рус.-ногайский словарь, М., 1956; Калмыкова С., Ногайско-рус. словарь, М., 1963.	Н. А. Баскаков.
НОМИНАТИВНЫЙ СТРОЙ (аккузативный строй, номинативная типология, иомииативность) — типология языка, структурные компоненты к-рой ориентированы на семаитич. противопоставление субъекта и объекта. На лексич. уровне Н. с. выражается в распределении глаголов на переходные и непереходные с отчетливой объектной интенцией (направленностью) первых и субъектной интенцией вторых (при отсутствии содержательно обусловленной классификации существительных). В синтаксисе Н. с. отмечен единой номинативной конструкцией предложения (с возможным различением действит. и страдат. оборотов в построениях с перех. глаголом-сказуемым), а также дифференцированностью прямого и косв. дополнений.
НОМИНАТИВНЫЙ 335
В именной морфологии Н. с. выражается оппозицией им. п. подлежащего и вин. п. прямого дополнения. Преимущественно с Н. с. соотносят также род., дат. и тв. падежи. В спряжении морфологич. категория лица представлена либо единым субъектным рядом показателей, либо двумя рядами — субъектным и объектным. В нек-рых языках (напр., в русском, немецком, грузинском) в перех. глаголе функционирует залоговое противопоставление активной и пассивной словоформ. Более или менее ориентированы иа передачу субъектно-объектных отношений и др. морфологич. категории глагола. К номинативным относится большинство языков мира — индоевропейские, афразийские, уральские, дравидийские, тюркские, монгольские, тунгусо-маньчжурские, большинство кит.-тибетских, часть австралийских, кечумара и др.
• Кацнельсон С. Д., К генезису номинативного предложения, М. — Л., 1936; Мещанинов И. И., Глагол, М, — Л., 1948; его же, Структура предложения, М. — Л., 1963; Климов Г. А., Принципы контенсивной типологии, М., 1983.
Г. А. Климов. НОМИНАЦИЯ [от лат. nominatio — (на)пмеиование] — 1) образование языковых единиц, характеризующихся номинативной функцией, т. е. служащих для называния и вычленения фрагментов действительности и формирования соответствующих понятий о них в форме слов, сочетаний слов, фразеологизмов н предложений. Этим термином обозначают и результат процесса Н.— значимую языковую единицу. Нек-рые ученые употребляют термин «Н.» для обозначения раздела яз-знания, изучающего структуру актов наименования; в этом смысле Н.— то же, что ономасиология, и противопоставляется семасиологии (см. Семантика)-, 2) совокупность проблем, охватывающих изучение динамического аспекта актов наименования в форме предложения и образующих его частей, рассматриваемых в теории референции; противопоставляется семантике; 3) суммарное обозначение лингвистических проблем, связанных с именованием (см. Имя), а также со словообразованием, полисемией, фразеологией, рассматриваемыми в номинативном аспекте.
Предметом теории Н. как особой лииг-оистич. дисциплины является изучение и описание общих закономерностей образования языковых единиц, взаимодействия мышления, языка и действительности в этих процессах, роли человеческого (прагматич.) фактора в выборе признаков, лежащих в основе Н., исследование языковой техники Н.— ее актов, средств и способов, построение типологии Н., описание ее коммуникативно-функциональных механизмов и т. д. В зависимости от отправной точки исследования различают оиомасиологич. подход к проблемам Н., когда за исходное берется отношение «реалия (деиотация) — смысл (сигнификат) имени», или семасиологический, при к-ром смысл имени рассматривается как способ вычленения и называния реалии (или класса реалий, денотата ).
Процессы и структуру актов Н. принято описывать, исходя из трехчленного отношения («семантич. треугольника») «реалия — понятие — имя». Каждый компонент этого уииверсально-логич. отношения Н. в конкретно-языковом ее воплошеиии обогащается признаками, характерными для членения мира в данном
336 НОМИНАЦИЯ
языке. Реалия предстает как денотат имени, т. е. как совокупность свойств, вычлененных в актах Н. у всех обозначаемых данным именем реалий (класса объектов). Понятие, вбирая в себя категориально-языковые признаки, выступает как сигнификат (смысл) имени, в к-рый могут входить и экспрессивные признаки (см. Экспрессивность). Имя осознается как звукоряд, расчленяемый в языковом сознании в соответствии со структурной организацией данного языкового кода. Соотношение сигнификата имени и денотата и направление этого отношения в конкретных актах Н. (в составе высказывания) от смысла имени к денотируемому объекту обозначения (реалии) создают базовую структуру Н., универсальную для естеств. языков. Акты Н.— продукт речевой деятельности, а их результаты осваиваются системой языковой, функциональными и социальными нормами языка и узусом.
Результаты Н., обозначающие «кусочки» действительности, служат строит, материалом для предложения. Языковые сущности приспосабливаются в процессах Н. к идентификации элементов действительности или к сообщению об их признаках, а также к дейктической (см. Дейксис), строевой и служебной ролям.
Идентифицирующей функцией обладают имена «естеств. родов» — предметов и живых существ, а также артефактов — предметов, созданных человеком. Семантика таких Н., воплощенных в форме конкретных существительных, отображает субстанциональный чувственно ощутимый образ обозначаемого («куст», «забор», «песок», «соцветие»), К функции предикации, или сообщения о свойствах субстанции, приспособлены имена признаков (признаковые имена), называющие субстанциональные или отвлеченные от субстанции свойства — признаки, качества, состояния, процессы (ср. «объемный» и «значительный», «худеть» и «скучать», «строить» и «творить»), а также имена абстрактных понятий, конструируемые человеком («совесть», «истина», «надежда»). По мере отвлечения от субстанциональных свойств возрастает степень абстрактности Н. (ср. «тяжелый» и « весомый ».« идти » и «двигаться »,«строй-ка» и «строительство»). Наибольшая отвлеченность присуща Н., обозначающим временные, причинно-следств., условные и т. п. отношения, служебным и строевым средствам («причинять», «по мере того», «как», «дом» в сочетаниях типа «дом обуви» и т. п.). Признаковые имена имеют форму прилагательных, глаголов, наречий и существительных с абстрактным значением.
Характерной чертой этих имен является наличие в их значении семантич. валентностей, синтаксически заполняемых в речи именами носителей признака — субъекта, объекта, орудия и т. п.: «грузный» — кто / что (лицо, предмет), «строгать» — кто (лицо), что (предмет), чем (орудие), «надежда» — чья (лицо), на что (событие, желательное для субъекта) и т. п. Промежуточное положение между именами предметов и признаков занимают функциональные и реляционные имена лиц, обозначающие их по роду занятий, отношений к др. лицам или предметам («учитель», «внук», «хозяин»), «общие» имена («человек», «вещь») и имена результатов процессов или состояний («открытие», «разруха», «землетрясение»).
Акты Н. могут протекать при непосредств. взаимодействии с прагматич. факторами. Последние оставляют свой след
в сигнификате — то или иное отношение именующих к обозначаемому, эмоциональное (ср. «солнце» и «солнышко», «маленький» и «малюсенький»), оценочное («главарь», «кляча», «тащиться»), ориентацию именующего иа социальные условия речи или формы существования языка и его фуикционально-стилистич. дифференциацию (ср. пометы в словарях типа «прост.», «спец.», «торж.», «поэт.» и т. п.). Отображение при Н. ие только элементов объективной действительности, но и прагматич.. субъективного отношения создает экспрессивную окраску языковых единиц за счет особого субъективно-модального компонента значения.
Изначальные, или первичные, процессы Н.— крайне редкое явление в совр. языках: номинативный инвентарь языка пополняется в основном за счет заимствований или вторичной Н., т. е. использования в акте Н. фонетич. облика уже существующей единицы в качестве имени для нового обозначаемого. Результаты первичной Н. осознаются носителями языка как первообразные: «море», «пить», «моргать», «квас», «черный». Производиость таких Н. может быть раскрыта только при этимологии, (см. Этимология) или ист. анализе. Результаты вторичной Н. воспринимаются как производные по морфологич. составу или по смыслу. Способы вторичной Н. различаются в зависимости от языковых средств, используемых при создании новых имен, и от характера соотношения «имя — реальность».
По типу средств Н. разграничиваются: словообразование как регулярный способ создания новых слов и значений, синтаксич. транспозиция, при к-рой морфологич. средства указывают на смену синтаксич. функции при сохранении лексич. значения (ср. «друг», «дружить», «дружба»), семантич. транспозиция, к-рая не меняет материального облика переосмысляемой единицы и приводит к образованию, многозначных слов, а также фразеологизмов разл. типов.
По характеру указания именем на действительность различаются 2 типа вторичной Н.— автономная и неавтономная, или косвенная. Автономная Н. протекает на базе одного имени [ср. «кожа» — 1) ’наружный покров тела человека или животного' и 2) ’оболочка нек-рых плодов, кожура'; «крутой»— 1) 'отвесный, обрывистый’ и 2) ‘с резким внезапным изменением направления']. Вторичные значения слов, обретая самостоят. номинативную функцию, способны автономно указывать на действительность. Закономерности выбора и комбинации лексич. единиц зависят в этом случае только от присущего им значения, к-рое определяют поэтому как свободное. Отличит, признаком неавтономной Н. является использование комбинаторной техники языка в процессе формирования новой языковой единицы. Последняя всегда соотносится со своим обозначаемым косвенно — через посредство семантически опорного для данной комбинации наименования: в сочетаниях «крутой нрав», «крутые меры» прил. «крутой» соотносится с обозначаемыми «суровый», «строгий» только при посредстве опорных наименований «нрав», «меры»; ср. также «раб страстей», где слово «раб» обозначает носителя признака, названного опорными наименованиями. Вторичные значения этого типа лишены способности указывать иа мир автономно («твердый» — о консистенции предметов и «твердый» в значении ‘непоколебимый’,
к-рое реализуется только в сочетании со словами «характер», «воля», «решение» и т. п., ср. аналогичное соотношение: «приходить куда-либо» и «приходить в восторг», «червь» и «червь сомнения», «крушение» и «крушение надежд», «черный» и «черный кофе» или «черная икра»). Выбор слов, обладающих значением этого типа, зависит от выбора семантически ключевых для них слов, в комбинации с к-рыми первые и реализуют закрепленное за ними значение, получившее название связанного. Формирование фразеологизмов- идиом протекает как семантич. переосмысление сочетания в целом и представляет собой особый случай вторичной неавтономной Н. (существуют и первообразные идиомы типа «скрутить в бараний рог», «после дождичка в четверг» и т. п.).
В основе всех видов вторичной Н. лежит ассоциативный характер человеческого мышления. В актах вторичной Н. устанавливаются ассоциации по сходству или по смежности между нек-рыми свойствами элементов виеязыкового ряда, отображенными в уже существующем значении имени, и свойствами нового обозначаемого, называемого путем переосмысления этого значения. Ассоциативные признаки, актуализируемые в процессе вторичной Н., могут соответствовать компонентам переосмысляемого значения, а также таким смысловым признакам, к-рые, не входя в состав дистииктивных призиаков значения, соотносятся с фоновым знанием носителей языка о данной реалии или о внутренней форме значения.
Переосмысление значений в процессах вторичной Н. протекает в соответствии с логич. формой тропов — метафоры, метонимии и т. п. и функционального переноса: «ручка» (для письма), «вершина» (счастья), «острый» (о восприятии), «белая ворона» — метафора, «класс» (об учениках), «глупый» (вопрос, поступок), «до петухов» — метонимия, «гореть» (о лампочке) — функциональный перенос и т. д. Смысловые компоненты, переходящие при переосмыслении имени во вторичное значение, образуют внутр, форму этого значения. В зависимости от сохранения или забвения внутр, формы различают мотивиров. или немотивиров. значения слов или фразеологизмов (ср. стершуюся внутр, форму слов «узы», «волновать», сочетаний «красный товар», «точить лясы» и еще живую — в «спутник», «притеснять», «точить зубы»).
Вторичная Н., в т. ч. и косвенная, характерна не только для лексич. состава языка, ио также для аффиксальных средств и синтаксич. конструкций: она существует везде, где произошло переосмысление языковой сущности — автономной или неавтономной. Особый случай Н. представляет собой косвенная Н. в т. наз. косвенных, или интенсиональных, контекстах (напр., в предложениях, вводимых союзом «что»: «Он сказал, поверил, сомневался, что...»). Этот вид Н. исследуется в теории референции.
Н., соответствующие внутр, закономерностям развития языка и удовлетворяющие потребности языкового коллектива в новых номинативных средствах, обычно входят в общеупотребит. словарный запас. За его пределами остаются наименования, создаваемые для нужд узкоспециальной терминологии или возникающие в социально замкнутых коллективах (жаргонные и т. п. Н.), а также в индивидуально-авторском языковом творчестве.
Анализ Н. и номинативного аспекта значения языковых единиц проливает свет на закономерности их употребления в речи, т. к. в процессах Н. формируется и семантика языковых единиц, и их знаковые функции, т. е. их способность указывать иа элементы действительности в речевых актах.
•	Рус. разг, речь, гл. 5. Номинация. М., 1973: Маслова-Лашанская С. С., О процессе наименования, в кн.: Скандинавский сб. XVIII. Тал., 1973; К о л ш а н-с к и й Г. В., Соотношение субъективных и объективных факторов в языке, М., 1975; Арутюнова Н. Д., Предложение и его смысл, М., 1976, с. 326—56; Виноградов В. В., Осн. типы лексич. значений слова, в его кн.: Избр. труды. Лексикология и лексикография, М., 1977; Гак В. Г., Сопоставит. лексикология, М., 1977; Языковая номинация, [кн. 1 — 2], М., 1977; Кубрякова Е. С,, Части речи в ономасиологич. освещении, М., 1978; Способы номинации в совр. рус. языке. М., 1982; Quadri В., Aufgaben und Methoden der onomasiologischen Forschung, Bern, 1952.	В. H, Телия.
НОРВЕЖСКИЙ ЯЗЬ'|К — один из скандинавских языков. Распространен в Норвегии, а также в США и Канаде. Общее число говорящих ок. 5 млн. чел. (в Норвегии — 4 млн. чел.). Офиц. язык Королевства Норвегия. Н. я. имеет зап. и вост, группы диалектов.
Близкие к Н. я. говоры переселенцев из Скандинавии сохранялись до 15 в. на Гебридских о-вах и о. Мэн, до нач. 18 в. на Оркнейских о-вах и до кон. 18 в. на Шетландских о-вах. После присоединения к Швеции в 1645 ранее норв. областей Херьедален и Емтланд там образовались смешанные норв.-швед. говоры. История Н. я. делится иа 2 периода: др.-норвежский (с 9 в. по 1525) и новонорвежский (с 1525).
В Норвегии с 1380 (после присоединения к Дании) начал распространяться дат. письм. язык, к-рый в 16 в. получил статус офиц. языка. Став разг, языком гор. населения Норвегии, дат. яз. испытал значит, влияние норв. субстрата, в результате произошло обособление дат.-норв. лит. языка, получившего в 19 в. назв. р и к с м о л (riksm&l), в отличие от др. формы лит. языка — л а н с м о-л a (landsm&l), искусственно сконструированного И. Осеном иа базе норв. диалектов в сер. 19 в. В 1929 риксмол и лан-смол были официально переименованы соответственно в букмол (bokm&l) и нюнорск (иначе н ю и о ш к; пу-norsk ‘новонорвежский'). Из двух форм лит. Н. я. наибольшее распространение имеет букмол, близкий по структуре к датскому языку. Осн. отличия букмола от совр. дат. яз. сводятся к следующему: распределение долгих и кратких звуков в букмоле подчинено правилу «слогового равновесия» (отсутствует в дат. яз.); в букмоле есть музыкальное ударение (в дат. яз. ему соответствует «толчок»); частое употребление дифтонгов на месте дат. монофтонгов; в букмоле отсутствуют озвончение и спирантизация р, t, к, имевшие место в дат. яз. Менее значительны грамматич. различия (3 рода в букмоле при 2 родах в датском; употребление в букмоле существительного с определ. суффигиров. артиклем при наличии др. определителей: препозитивного определ. артикля, указат. местоимения и др. В дат. яз. в этом случае суффигиров. артикль опускается). Есть также лексич. и семантич. различия. Правописание букмола приближено к живому норв. произношению.
Письменность иа основе лат. алфавита. Древнейшие письм. памятники представлены рунич. надписями «эпохи викингов»
(см. Руническое письмо) и рукописными памятниками 2-й пол. 12 в. (законы, легенды и пр.).
•	Стеблин-Каменский М. И., Грамматика норв. языка, М. — Л., 1957; Якуб В, Л., Практич. курс норв. языка, М., 1966; Western A., Norsk riksmAls-grammatikk, Kristiania, 1921; Aasen J., Norsk grammatikk, 3 udg., [Oslo], 1965; Haugen E., Language conflict and language planning: The case of modern Norwegian, Camb, (Mass.), 1966; N a e s O., Norsk grammatikk. [3 udg., Oslo, 1972]; Vinje F. E., Norsk spr&k-tilstand og vekst, 2 oppl, [Oslo],
Аракин В. Д., Норв.-рус. словарь, М., 1963; Берков В. П., Рус.-иорв. словарь, М., 1987.	С. Н. Кузнецов.
НОРМА я зыковая — совокупность наиболее устойчивых традиционных реализаций языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе общественной коммуникации. Н. как совокупность стабильных и унифицированных языковых средств и правил их употребления, сознательно фиксируемых и культивируемых обществом, является специфич. признаком литературного языка нац. периода. В более широкой трактовке Н. трактуется как неотъемлемый атрибут языка на всех этапах его развития.
Н. является одновременно и собственно лингвистической и соцнальио-ист. категорией. Социальный аспект Н. проявляется не только в отборе и фиксации языковых явлений, но и в системе их оценок («правильно — неправильно», «уместно— неуместно»), причем эти оценки включают и эстетич. компонент («красиво—некрасиво»), В качестве социально-ист. категории языковая Н. входит в ряд норм и обычаев, представленных в обществе в разные периоды его развития.
Нормативность проявляется в языке в двояком плайе: Н. как совокупность реально использующихся в языке лексем, словоформ, языковых конструкций и Н. как совокупность тенденций отбора и правил использования языковых средств. В понятие стабильности Н. входят след, признаки: ист. устойчивость, традиционность Н.; нек-рое ограничение возможных колебаний и вариантов, в разной степени реализуемое для разных сторон языка; относит, территориальное единообразие норм и др. Эти признаки проявляются в лит. языках в виде тенденций, «мера, стабильности» лит. языка устанавливается под воздействием всей куль-турио-ист. ситуации, а также в зависимости от структуры языка и особенностей генезиса его лит. формы.
Однако лит. Н.— это ие только относительно стабильный и унифицированный, но и значительно дпффереициров. комплекс языковых средств, предполагающий сохранение целого ряда вариантов (см. Вариантность) и синонимич. способов выражения. Вариативность языковых средств обеспечивает фуикционально-сти-листич. дифференциацию лит. языков.
Между лит. Н. и реальным употреблением языка всегда имеются большие или меиьшие расхождения, степень к-рых зависит от ист. этапа развития общества, его социальной структуры, а также» от особенностей языковой ситуации.
Распространение образования и усиливающееся воздействие средств массовой коммуникации обычно сопровождаются значит, унификацией всей речевой практики. В условиях социалистйч. гос-ва процессы речевой и языковой унификации обеспечиваются возрастающей со-
НОРМА 337
циальной однородностью общества, ростом культуры народа, единой школьной системой.
К осн. типам нормативных дифференциаций относятся: дифференциация норм письменной и устной форм лит. языка; дифференциация норм разных фуикцио-нально-стилистич. сфер использования языка (см. Функциональный стиль)', территориально обусловленные нормативные дифференциации при наличии территориальных (нац.) вариантов лит. языка.
Разграничение Н. письменного п устного языка представляет большую сложность. Особенно сильные расхождения между ними создаются в тех случаях, когда сфера устного общения неоднородна, т. е. в ней активно используются разл. формы существования языка (лит. язык, разг, формы языка, диалекты). Значит, расхождения наблюдаются даже в тех ситуациях, когда устная форма языка в своих осн. характеристиках опирается на те же структурные признаки, что и письм. лит. язык. Разрыв между нормами письм. лит. языка и устными формами общения возникает и в тех случаях, когда лит. язык в силу ист. причин традиционен и архаичен и вследствие этого отделен от устного языка (напр., языковая ситуация в Чехии). Сохраняющиеся или возникающие расхождения устного и письменного языка могут создавать неуверенность при соблюдении лит. Н., ощущение ее искусственности (напр., языковая ситуация в нем. части Швейцарии, где использование лит. нем. языка в устном общении ограничено).
Степень территориальной вариативности лит. Н. зависит от ист. периода в развитии лит. языка, а также от совр. языковой ситуации. Так, нем. или англ. лит. языки, использующиеся в разных странах, допускают территориальные варианты в Н. Но даже и в тех лит. языках, где нет значит, территориальной вариативности, как, напр., в рус. языке, могут наблюдаться отд. расхождения в Н., напр. между старой московской и ленинградской произносит. Н. (ср. «што»/ «что», «конешно» / «конечно»).
Н. неоднородна по составу входящих в иее явлений. Ядро лит. Н. составляют стилистически нейтральные и, следовательно, наиболее широко употребляемые языковые явления, периферию — явления архаические и новые, а также явления функционально и территориально маркированные, но использующиеся тем не менее в рамках лит. Н.
Признание нормативности языкового явления или факта основывается иа наличии по крайней мере трех признаков: на соответствии данного явления структуре языка; на факте массовой и регулярной воспроизводимости данного явления в процессе коммуникации; на обществ, одобрении и признании соотв. явления нормативным. Наиболее эксплицитной и «объективированной» формой такого одобрения является кодифика-ц и я, к-рая носит по отношению к Н. гл. обр. ретроспективный характер, т. е. фиксирует уже сложившиеся в процессе обществ, языковой практики явления.
Формирование и эволюция Н. совр. лит. языков обусловлены взаимодействием стихийных и сознательных процессов. Кодификация лит. Н. в грамматиках, справочниках и словарях должна обновляться по мере изменений, происходящих как в самом языке, так и при оцеи-
338 НОРМАТИВНАЯ
ке его средств и их употребления говорящими.
В процессе формирования Н. совр. лит. языков, как правило, выделяется определ. область страны или город (чаще столица), язык к-рых (письменный или устный) ложится в основу лит. Н. (напр., язык Парижа, Токио, Москвы). В процессе развития лит. языка иногда наблюдаются сдвиги в диал. базе лит. Н., что прослеживалось в истории мн. языков (англ., нидерл. и др.). Возможны и интегративные процессы (ср. сложение Н. нем. лит. языка). Широта социальной основы лит. Н. зависит от того, какие социальные слои принадлежат к носителям образования в период наиболее активных процессов складывания лит. Н., а также от того, как развивается общество и его язык в дальнейшем.
В нормализации разных сторон языка могут наблюдаться хронологич. и др. различия. Так. нормализация лексики может совершаться на более широкой территориальной и социальной базе, чем нормализация произношения. Факт не-гомогенности Н. и хронологич. расхождения в нормализации отд. сторон языка находит косвенное подтверждение в тех нередко противоречивых оценках, к-рые даются современниками при характеристике территориальной, социальной п фуикционально-стилистич. основы лит. Н. в тот или иной период существования и развития лит. языка. Различно для нормализации разных сторон языка и соотношение стихийных и сознат. процессов. Так, для нормализации орфографии роль кодификации более существенна, чем для лексики или синтаксиса.
Как правило, в истории лит. языков Н. письм. языка складываются раньше, чем Н. устного. Для большинства совр. лит. языков характерна тенденция к сближению Н. лит.-письм. языка с нормами разг, речи, хотя разл. обществ, условия могут значительно видоизменять данный процесс. Он имеет обычно две стороны: известную либерализацию уже сложившихся Н. под влиянием устных форм языка и складывание относительно нормированной лит. формы в устном общении, противостоящей в данной сфере слабо нормированным спонтанным языковым образованиям, таким, как полудиалекты, разговорная речь, городские койне, просторечие и т. д. В основе сближения Н. письменного и устного языка, т. е. общего процесса либерализации или демократизации лит. Н., лежит постепенное приобщение более широких социальных слоев общества к числу носителей лит. языка.
Понятие Н., давно известное из языковой и нормализаторской практики, лишь в яз-знании 20 в. получило теоретич. обоснование и стало изучаться в разных аспектах в разделах общего яз-зна-ния, культуры речи, в теории и истории лит. языков, в теории коммуникации. Наиболее обстоятельно и широко теория Н. разрабатывалась в рус. и сов. лингвистич. традиции — на материале рус. и нек-рых др. языков (Л. В. Щерба, Г. О. Винокур, Ё. С. Истрина, В. В. Виноградов, С. И. Ожегов, Ф. П. Филин, В. Г. Костомаров, В. Г. Гак, Г. В. Степанов, Ю. С. Степанов, Н. Н. Семенюк, А. А. Леонтьев, В. А. Ицкович, Р. Р.Гель-гардт, Б. С. Шварцкопф и др.), в работах пражских языковедов (В. Матезиус, Б. Гавранек, А. Едличка и др.), а в последнее время также рядом лингвистов ГДР (Д. Нериус, Г. Лерхнер и др.) и ФРГ (П. фон Полеиц, Й. Эрден и др.).
* Истрииа Е. С., Нормы рус. лит. языка н культура речи, М. — Л., 1948; Щерба Л. В., Избр. работы по рус. языку, М., 1957; Гельгардт Р. Р.. О языковой норме, в кн.: Вопросы культуры речи, в. 3. М., 1961; К о с е р и у Э.. Синхрония, диахрония и история, в кн.: НЛ, в. 3. М., 1963; Леонтьев А. А., Слово в речевой деятельности, М.. 1965; Степанов Г. В.. О двух аспектах понятия языковой нормы, в кн.: Методы сравнит.-сопоставит, изучения совр. ром. языков. М.. 1966: Ицкович В. А., Языковая норма, М., 1968: Норма и социальная дифференциация языка, М.. 1969; Семенюк Н. Н.. Норма, в кн.: Общее яз-знание. Формы существования. функции, история языка. М., 1970; Проблемы нормы в слав. лит. языках в синхронном и диахронном аспектах. М., 1976; Горбачев и ч К. С., Нормы совр. рус. лит. языка, И.. 1978; Havranek В., Zum Problem der Norm in der heutigen Sprach-wissenschaft und Sprachkultur, в кн.: A Prague school reader in linguistics. Bloomington, 1964; Jedlicka A., К problemu norray a kodifikace spisovne cestiny. SAS. 1963. гоё. 24. c. 1; Sprachnorm. Sprachpflege, Sprach-kritik, Dusseldorf, 1968 (Sprache der Gegen-wart, Bd 2); Sprache — Nation — Norm, «Linguistische Studien». Reihe A, Arbeitsbe-richte, 1973, H. 3: Theoretische und empi-rische Probleme bei der Untersuchung der sprachlichen Kommunikation. там же. 1974, H. 8 — 9; Normen in der sprachlichen Kommunikation. в кн.: Sprache und Gesellschaft, Bd 11, B.. 1977; Sprachnormen: losbare und unldsbare Probleme.- Akten des VII. Internationalen Germanistenkongresses, Gott.. 1985. Bd 4, Tubingen, 1986.	H. H. Семенюк.
НОРМАТЙВНАЯ ГРАММАТИКА — см. Грамматика.
НОСТРАТЙЧЕСКИЕ ЯЗЫКЙ — макросемья языков, объединяющая афразийские языки, индоевропейские языки, картвельские языки, уральские языки, дравидийские языки и алтайские языки. Синонимии, термины ,(«борейские языки», «бореальные языки», «евроазиатские языки» и др.) распространения не получили. Н. я. подразделяются на вост -ностратические (уральские, дравидийские, алтайские) и зап.-ностратические (афразийские, индоевропейские, картвельские). Деление на эти ветви связано с судьбой общеностратич. вокализма в языках-потомках: вост. Н. я. сохранили стабильный первонач. вокализм корня, западные развили системы вокалич. чередований — аблаут.
Точные границы ностратич. семьи ие определены. Вероятно вхождение в иее эскимосско-алеутских языков. Нерешенным остается вопрос об отношении к Н. я. юкагирского, нивхского и чукотско-камчатских языков. Неясны связи Н. я. с др. «макросемьямн»: «палеоевра-з и й с к о й> (сино-кавказской), объединяющей сино-тибетские и сев.-кавказские языки (нахско-дагестанские, абхазско-адыгские, хуррито-урартские, хаттский), енисейские языки, на-дене, предположительно баскский и бурушаски, и с а м е-р и н д с к о й (см. Индейские языки). Эти три «макросемьи» имели между собой контакты, что проявляется в заимствованиях, особенно многочисленных из «палеоевразийской» в ностратич. макросемью или в отд. Н. я. в более позднее время. Не исключена возможность более глубокого родства этих трех семей. Еще более сложной является проблема отношения к Н. я. нигеро-конголезских языков и аустроазиатских языков, к-рые обнаруживают нек-рые общие элементы с Н. я.
Генетич. родство Н. я. обнаруживается в наличии в них обширного корпуса родственных (генетически тождественных) морфем, как корневых, так и аффиксальных (ок. 1000). При этом корпус корневых морфем включает в себя корни осн.
словарного фонда и покрывает круг осн. элементарных понятий и реалий (части тела, родств. отношения, оси. явления природы, назв. животных и растений, пространств, отношения, элементарные действия и процессы, осн. качества). Праязыки, к-рые дали 6 семей языков, объединяемых в Н. я., обнаруживают генетич. тождество наиболее устойчивых частей системы грамматических (в т. ч. словообразоват. и словоизмеиит.) морфем. Это касается прежде всего системы указат., вопросит, и личных местоимений (и восходящих к ним аффиксов спряжения) и системы аффиксов именного словоизменения (склонения). К генетически общим относится также значит, кол-во первичных словообразоват. аффиксов.
Корпус генетически родств. морфем Н. я. связан системой регулярных соответствий, из к-рых значит, часть относится к разряду «нетривиальных», т. е. таких, проявление к-рых в одной языковой семье объясняется лишь в результате извлечения информации о характере их окружения в этимологически связанных рядах морфем в др. родств. ностратич. семьях. Так, расщепление в индоевроп. языках гуттуральных на 3 ряда — велярные, лабпо-веляриые и палатальные — получает объяснение в результате установления их дополнит, распределения по отношению к вост.-ностратич. вокализму. Напр., индоевроп. *к“ег- ‘строить, делать’, уральское *кигл-/когд- ‘сплетать, сметывать, скреплять’, алт. *кигл- ‘прилаживать, строить, устраивать', дравидийское *кигл- ‘сплетать, связывать, прясть'; индоевроп. *к’егН- ‘разрушать, ломать', алт. *k’ir(a) ‘скоблить, скрести, стричь’, дравидийское *к!гл-/кегл ‘скрести, брить’; индоевроп. *gem- ‘хватать, брать, сжимать’, уральское *kamo-(>ката-1л/коша-гл) 'горсть, пригоршня’, алт. *kamu- ‘хватать, брать, сжимать’, дравидийское *кашл-‘хватать, брать, держать’.
Появление индоевропейского s mobile перед р- оказывается связанным с наличием в основе ностратнческого j, к-рое устанавливается по уральским и алтайским рефлексам в словах, начинающихся иа ностратическое *р‘. Напр., индоевроп. *speh(i) ‘кипеть’ — алт. *рй)л, уральское * piijA.
Распределение дравидийских -г- и -г-объясняется характером конечного ностратич. гласного (перед гласным непереднего ряда -г-, перед гласным переднего ряда -JC-), к-рый устанавливается по уральским и алтайским рефлексам. Напр., дравидийское *раг ‘большой’ — уральское *рага; дравидийское *ёг- ‘самец’ — алт. *ёга.
Наличие в вост.-ностратич. вокализме долгих гласных обнаруживает в ряде случаев связь с присутствием в соотв. корнях ларингальиых согласных, что устанавливается лишь на афразийском и индоевропейском материале. Напр., алт. *о1л-*Ьб1д ‘быть’ — афразийское *w'l.
Фонологич. структура ностратич. праязыка обладала, по-видимому, 7 гласными п большим кол-вом согласных. Структура слога CV(C), структура корня CV(C)CV. Трехсложные корни встречались очень редко. Структура морфем с грамматич. значением (местоимения, частицы) почти исключительно CV. Синтаксис ряда грамматич. элементов был сравнительно свободным, что подтверждается превращением одних и тех же элементов в суффиксы в одних языках
22’
и в префиксы в других. Порядок следования членов предложения относительно устойчив и имеет вид SOV (по системе Дж. X. Гринберга). В то же время, если в качестве субъекта выступало личное местоимение, оно ставилось после глагола, о чем свидетельствует наличие постпозитивного спряжения в большинстве Н. я. Мн. исследователи считают ностратич. систему близкой к агглютинативной.
Хронологии, глубина дивергенции Н. я. (т. е. время распада ностратич. макросемьи) является весьма гипотетичной. Она основывается на соображениях глоттохронологических (см. Глоттохронология) и культурно-исторических. Поскольку осн. список соотносимых морфем невелик, глоттохронологии, анализ не дает надежных результатов, он может показать только, что распад Н. я. произошел не позже чем 8 тыс. лет назад. Культурно-ист. соображения относят время распада к периоду до 11 тыс. до н. э. Исходя из направления движения семей Н. я. и связываемых с ними археологии. культур, исследователи относят прародину Н. я. к р-ну Бл. Востока.
Вопрос о древнейшем родстве семей языков, входящих в ностратич. макросемью, возник в начальный период сравнит.-ист. изучения этих семей. Работы в этом направлении исторически можно разбить иа 3 этапа. На первом этапе происходит накопление материала, попарное сравнение языковых семей: работы В. Шотта, М. А. Кастрена — урало-алт. сравнения, Г. Мёллера и А. Кюни — индоевроп.-семитские, Ф. Боппа — индоевроп.-картвельские, Р. Колдуэлла и др. Завершается период работами А. Тром-бетти, где проведено широкое сравнение материалов языков мира. Тромбетти, как и его предшественники, ие пытался устанавливать фонетич. соответствия между отд. семьями, не стремился реконструировать исходные формы, что вызвало резкую критику компаративистов, преим. индоевропеистов.
В 1920—50-е гг. формируется алт. яз-знание, детально разрабатываются сравнит. грамматики всех ностратич. семей. Второй этап характеризуется более полным охватом материала и попытками реконструкции. К этому периоду относятся работы Б. Коллиндера по уральско-ин-доевроп. родству, О. Соважо и А. М. О. Рясянена по урало-алт. родству, К. Г. Менгеса. Впервые сформулировано положение о родстве не пар языков, а неск. языковых семей, а именно уралоалтайской, индоевропейской и афразийской X. Педерсеном. Им же в 1903 был предложен термин «Н. я.» (от лат. по-ster — наш).
Для третьего этапа характерна установка на реконструкцию ностратич. праязыка. Впервые обобщение материала и реконструкцию ностратич. языка сделал В. М. Иллич-Свитыч.
* Иллич-Свитыч В. М., Материалы к сравнит, словарю ностратич. языков (индоевропейский, алтайский, уральский, дравидский, картвельский, семитохамитский), в кн.: Этимология. 1965, М., 1967; его же, Соответствия смычных в ностратич. языках, в кн.: Этимология. 1966, М., 1968; его же, Опыт сравнения ностратич, языков. Сравнит, словарь, [т. 1—3], М., 1971 — 84 (лит.): его ж е, От редактора, там же, [т. 3]; Конференция по сравнит.-ист. грамматике индоевроп. языков (12—14 декабря). Предварит, материалы, М., 1972; Конференция «Ностратич. языки и ностратич. яз-знание». Тезисы докладов, М., 1977; Дыбо В. А., Ностратич. гипотеза (итоги и проблемы), Изв. АН СССР, Сер. ЛиЯ, 1978, т. 37, Лй 5; Лингвистич. реконструкция и древнейшая история Востока.
Тезисы и доклады конференции, ч. 1 — 5, М.. 1984; Дыбо В. А., П е й р о с И. И.. Проблемы изучения отдаленного родства языков, «Вестник АН СССР», 1985, № 2; Хели м с ки й Е. А., Труды В. М. Иллич-Свитыча и развитие ностратич, исследований за рубежом, в кн.: Зарубежная историография славяноведения и балканистики, М., 1986; его ж е, Решение дилемм пратюркской реконструкции и ностратика, ВЯ, 1986, Лй 5; Старостин С. А., Алт. проблема и происхождение япон. языка, в кн.: Проблемы лингво-генеза. Сравнит.-ист. яз-знание и глоттохронология. М. (в печати); Dolg opolsky А. В., On personal pronouns in the Nostratic languages, в кн.: Linguistica et philologica. Geaenkschrift fiir Bjorn Collinder (1894 — 1983), W,, 1984.
В. А. Дыбо, В, Л. Терентьев. НУБЙЙСКИЙ ЯЗЙ1К — один из шари-нильских языков (по Дж. X. Гринбергу, входит в нубийскую группу восточно-суданской ветви). По классификации А. Н. Такера и М. Брайан, относится к пилотским языкам. Нек-рые ученые считают, что Н. я. вместе с мероитским языком составляет одну из ветвей афразийских языков. Распространен в долине Нила (АРЕ и Судан) — от г. Асуан до 5-го порога, на плато Кордофан, в горах Дарфур и в р-не р. Атбара. Число говорящих ок. 2,14 млн. чел. С 6 по 14 вв. был гос. языком Нубии. Диалекты разделяются иа нильские: кенузи, донгола, махас (иногда из последнего выделяется еще поддиалект фалиджа), и горные: кордофаиские — дайр, диллинг, гуль-фан, гарко, кадеро, кундугр, дарфурские — мидоб, биркед.
Язык агглютинативный; в ср. века (в т. наз. др.-иубийском яз.) преобладала суффиксация, позже развивается так,хе префиксация. Нек-рь,е словосочетания и предложения образуют цельноофор.ч-ленные комплексы. Порядок слов SOP, определение в генитиве находится перед определяемым словом. В лексике др,-нубийского яз. имелись егип. и греч. заимствования, в совр. Н. я.— большой слой араб, заимствований. Др.-нубийский яз. (предок совр. фадиджа) имел алфавитную письменность (29 знаков и 2 диакритики), почти все знаки к-рой заимствованы из коптского письма. Имеются тексты гл. обр. религ. содержания и надписи (8—И вв.). Совр. Н. я.— бесписьменный.
• Reinisch L., Die Nuba-Sprache, Bd 1 — 2, W., 1879; Lepsius R., Nubische Grammatik, B., 1880; Griffith E. L.. The Nubian texts of the Christian period. B.. 1913; Czermak W., Kordofannubische Studien, W., 1919; Zyhlarz E., Grund-zuge der nubischen Grammatik im christlichen Friihmittelalter, Lpz., 1928; Armbruster С. H., Congolese Nubian. A grammar, Camb. 1960.
Murray G. W., An English-Nubian comparative dictionary, L., 1923; Ann-bru ste rC. H., Congolese Nubian. A lexicon. Nubian-English; English-Nubian, Camb., 1965.	E. Б. Смагина.
НУРИСТАНСКИЕ ЯЗЫКЙ (устар,— кафирские языки) — группа индоиранских языков. В составе индоиран, языков являются самостоят. группой наряду с индоарийскими и иранскими языками, отличаясь от них рядом историке-фонетич. особенностей. По типология, признакам близки дардским языкам, особенно языку дамели. Распространены в Афганистане — в горной пров. Нуристан (быв. Кафиристан). Общее число говорящих ок. 150 тыс. чел. Оси. Н. я.: кати, вайга-ли, ашкуи, прасун.
Для фонологии Н. я. характерны гласные среднего ряда (типа э, ы). Отсут-
НУРИСТАНСКИЕ 339
ствует корреляция аспирации. Корреляция церебральности охватывает смычные чистые, аффрикаты, щелевые, дрожащие. В кати прослежены палатализация и лабиализация согласных. Морфологич. особенности: категория рода существительных (муж. и жен. род) выражена обычно соотнесенностью с прилагательным, местоимением, глаголом соотв. рода. Категория числа существительных (ед. и мн. ч.) выражается падежными показателями, в прямом падеже обычно не выражена. Система падежей (2—4 падежа) дополняется системой послелогов (реже предлогов). Определенность / неопределенность выражается артиклями и различием падежного оформления имени объекта. Счет двадцатеричный. Личные местоимения имеются для 1-го и 2-го л. (3-е л. выражается указат. местоимениями). Имеются энклитич. местоимения — препозитивные в прасун, постпозитивные в остальных языках. Глагол имеет флективные и аналитич. формы. Характерно наличие средств пространств, ориентации (превербы, наречия, прилагательные), указывающих на нахождение и движение в пространстве, и многосерийной системы указат. местоимений (напр., отражающих отдаленность от говорящего или от собеседника). Категория переходности / непереходности глаголов формализована в прош. временах: в прасун, вайгали она выражена различием в спряжении глаголов; во всех Н. я., кроме прасун,— эргативным / номинативным построением предложений с глаголами в прош. временах. Среди способов словообразования представлены словосложение и аффиксация. Кол-во заимствований невелико, отмечены заимствования из пушту, дари, в иек-рых языках — из дард. языков, религиозная и культурная лексика также из араб. яз. Большинство языков бесписьменные. На кати создается письменность, ведется радиовещание, планируется школьное обучение. Для носителей Н. я. характерно двуязычие, в качестве второго языка обычно выступают пушту или дари, реже кати.
Изучение Н. я. началось с 30-х гг. 19 в., науч, изучение — с кон. 19 в. В 20 в. большой вклад в изучение Н. я. внесли
ОБОСОБЛЕНИЕ — ритмико-интоиаци-онное выделение к.-л. неглавного члена предложения в целях сообщения ему самостоятельной коммуникативной значимости. О. подвергаются чаще всего компоненты с определительной в широком смысле слова функцией — определения, приложения, обстоятельства, слабоуправляемые (предложно- )падежиые формы.
В условиях О. связь между определяющим и определяемым обычно обогащается дополнит, смысловыми оттенками (причинным, уступит., временным и др.) и принимает характер побочной предикации, ср. «Усталые путники остановились на ночлег» и «Усталые, путники остановились на ночлег». В результате обособленный член предложения по своим се-мантико-синтаксич. свойствам приближается к придаточному предложению. В ря-
340 НУЭР
за рубежом — Дж. А. Грирсон, Г. Моргенстьерне, Г. Будрусс, Ж. Фусмаи, Р. Л. Тёриер, в СССР — А. Л. Грюнберг, Д. И. Эдельман.
Ф Эдельман Д. И., Дард. языки, М., 1965; ее же. Дард. языки, в кн.: Языки Азми и Африки, т. 2, М., 1978; Грюнберг А. Л., Нуристан. Этнография, и лингвистич. заметки, в кн.: Страны и народы Востока, в. 10, И., 1971; его же, Опыт лин-гвметнч. карты Нуристана, там же; его же, Языки Вост. Гиндукуша. Язык кати, М.. 1980; Grierson G. A., Linguistic survey of India, v. 8, pt 2, Calcutta, 1919; v. 1, pt 1, Calcutta. 1927; Morgenstierne G., Indo-European k‘ in Kafiri, ««Norsk Tidsskrift for Sprogvidenskap», 1945, Bd 13; его же, IranoDardica, Wiesbaden, 1973; его ж e, Languages of Nuristan and surrounding regions, в кн.: Cultures of the Hindukush, Wiesbaden, 1974; Fusaman G., Atlas linguistique des parlers dardes et kafirs, t. 1— 2, P., 1972; Buddruss G., Nochmals zur Stellung der Nuristan-Sprachen des afghani-schen Hindukusch, «Miinchener Studien zur Sprachwissenschaft», 1977, H. 37; Edelman D. I., The Dardic and Nuristani languages, Moscow, 1983. Д. И. Эдельман. НУ5Р — один из пилотских языков (западная группа). Распространен иа Ю. Судана и частично в Эфиопии. Число говорящих 1,13 млн» чел.; число говорящих иа диалектах Н. точно оценить трудно. Выделяются диалекты зап. и вост, джикань, лоу, тьянг.
В отличие от др. зап.-нилот, языков, в Н. отмечаются 3 степени долготы, звуковой состав слова по типу CVC,, исключительно продуктивная внутр, флексия (эти черты имеются также в языке динка). На базе диалекта тьянг сформировался т. наз. стандартный Н., к-рый в колон, период (до 1956) использовался в адм. сфере и для обучения в иач. школе; на Н. издавалась лит-ра (в т. ч. на диалектах джикань; алфавит на основе латиницы). Позднее Н. уступил свои позиции в офиц. сфере арабскому языку; существует как язык бытового общения.
Ф Crazzolara J. Р., Outlines of а Nuer grammar, W., 1933.
Kiggen J., Nuer-English dictionary, Steyl oij Tegelen, [NetherlandJ. 1948.
Б. В. Журковский. НЫМЫЛАНСКИЙ ЯЗЙК — см. Ko-ряхекий язык.
©
де случаев О. не просто модифицирует словосочетат. связь, но и расширяет границы ее реализации. Так, в рус. яз. обособленное определение может иметь не только полную, ио и краткую форму: «Окаймлен летучей пеной, /Днем и ночью дышит мол» (А. А. Блок); в качестве определяемого в условиях О. может выступать местоимение: «И на чужой скале, за синими морями, /Забытый, ои угас совсем» (М. Ю. Лермонтов), и имя собственное: «Маша, бледная и трепещу щ а я, подошла к Ивану Кузьмичу» (А. С. Пушкин). О. способствуют большой объем сиитактико-смысло-вых связей определяющего слова, инверсивное положение последнего, необязательность его синтаксич. связи с гл. словом и др. факторы.
* Грамматика рус. языка, т. 2, М.. 1954; Пешковский А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении, 7 над., М., 1956.
И, Н. Кручинина.
НЬЯМВЁЗИ — один из банту языков. Относится к зоне F (по классификации М. Гасри). Распространен в центр, р-нах и иа С. Танзании. Число говорящих 4,6 млн. чел. Имеет диалекты сукума, ньяиьембе, такама, мвери, кононго и др.
Структура Н. типично бантуская. К фонологич. особенностям относятся переход согласных ш, п перед t, k, р > h; п перед Ь, v, р > т. Смыслоразличит. тональность развита слабо.
Письменность иа основе лат. алфавита создана в кон. 19 в. В качестве лит. языка использовался диалект ньяньембе, однако в 20 в. публикации на нем прекратились. Н. как лит. и офиц. язык был вытеснен суахили; существует как язык бытового внутриэтнич. общения.
• Herrmann С., Kissukuma, MSOS, 1898, Jg. 1; V е 1 t е n С.. Grammatik des Kinyamilesi, Gott., 1901; Stern R., Eine Kinyamwezigrammatik. MSOS. 1906, Jg. 9.
Dahl E., Nyamwezi-Worterbuch. Hamb., 1915.	А. Д. Луцкое.
НЬЯНДЖА (чиньянджа, манганджа) — один из банту языков. По классификации М. Гасри, относится к зоне N; по классификации К. М. Дока — к зап. группе вост.-центр, зоны банту. Распространен иа терр. Республики Малави, где наряду с англ. яз. является офиц. языком, а также в соседствующих р-нах Замбии и Мозамбика и в Зимбабве. Общее число говорящих ок. 7 млн. чел. Имеет неск. диалектов: манганджа, пета, чева, ньяса, амбо. Будучи языком вост,-центр. зоны, Н. обладает чертами, присущими языкам центр, и вост, зон, относительно простой фонологией, системой тонов, развитой системой именных классов, включающей также локатив. Лит. язык развивается иа базе диалектов чева и пета. Письменность иа основе лат. алфавита создана в 19 в. В Зимбабве Н. используется. как лингва франка.
• Riddel A., Grammar of the Chinya-nja language..., Edinburgh, 1880; Henry G., A grammar of Chinyanja, Aberdeen. 1904; Hetherwick A.. A practical manual of the Nyanja language, 8 ed., L., 1932; M e y-e r E., Etymologische Lautlehre des Nyanja, ZES, 1936-37, Bd 27. H. 1-3; Chinyanja. Basic course, ed. by E. Stevick, Wash., 1965, Hetherwick A., Scott D., Dictionary of the Nyanja language, L., 1951.
И. H. Топорова,
ОБРАЩЁНИЕ — грамматически независимый и интонационно обособленный компонент предложения или более сложного синтаксического целого, обозначающий лицо или предмет, к-рому адресована речь.
О. выражается им. п. существительного или любой равнозначной ему словоформой в сочетании с особой зват. интонацией, нередко поддержанной вокатпв-иым междометием «о»: «О милый гость, святое Прежде, /Зачем в мою теснишься грудь?» (В. А. Жуковский), «О верь: ты, нежная, дороже славы мне» (Е. А. Баратынский). Специализиров. средством выражения О. является зват. п., свойственный нек-рым слав, языкам (иапр., чешскому, украинскому).
О.— принадлежность эмоционально-волевого языка. По этому признаку оио близко к императиву и в речи появляется чаще всего совместно с ним: «Доброю няней прильнув к изголовью, /Старая
песня, звучи надо мной!» (А. А. Фет). Обращенным часто бывает также вопрос: «Дубравы осени, где ваше одеянье?/ Где ваши прелести, о холмы и поля?/ Журчание ключей, цветов благоухаЪье?/ Где красота твоя, роскошная земля?» (Н. И. Гнедич).
О. является носителем двух, обычно совместно реализующихся функций: призывной (апеллятивной) н оценочно-харак-теризующей (экспрессивной). В неосложненном виде призывная функция О. выступает в офиц. сферах общения (лозунги, воззвания, предписания и т. п.). В обиходно-бытовой сфере, в худож.-изобразит. речи О., как правило, выражает не просто призыв к адресату, но и отношение к нему со стороны говорящего.
Лекснч. опорой оценочио-характери-зующей функции О. являются слова с качеств. семантикой. Еще М. В. Ломоносов («Краткое руководство к красноречию», § 216—217), определяя О. как «великолепную, сильную и слово оживляющую фигуру», отмечал, что «сею фигурою можно советовать, засвидетельствовать, обещать, грозить, хвалить, насмехаться, утешать, желать, прощаться, сожалеть, повелевать, запрещать, прощения просить, оплакивать', жаловаться, просить, сказывать, толковать, поздравлять и проч.». В поэтич. речи у оценочно-харак-теризующнх О. обычно развиваются разнообразные семантич. функции, напр. сравнит.-сопоставительная: «Ты был ли, гордый Рим, земли самовластитель, /Ты был ли, о свободный Рим?/ К немым развалинам твоим / Подходит с грустию их чуждый навеститель.../ За что, державный Рим, тебя забыли боги?/ Град пышный, где твои чертоги?/ Где сильные твои, о родина мужей?» (Е. А. Баратынский). В развернутой повествующей речи О. часто выступает как компонент, вводящий главную тему: «Тебе, Кавказ, суровый царь земли, / Я снова посвящаю стих небрежный...» (М. Ю. Лермонтов). В совр. яз-знанин О. активно изучается как фигура поэтич. синтаксиса.
.	И. Н. Кручинина.
бБСКО-УГбРСКИЕ ЯЗЫКИ — одна из двух групп угорских языков (см. также Финно-угорские языки), состоящая из мансийского и хантыйского языков. Распространены в басе. р. Обь.
В древности терр. распространения народов, говорящих на О.-у. я., была значительно большей: их следы есть в Коми АССР (сообщение летописей о Югре и Печоре), в названиях рек с формантом -ым в басе. рр. Вычегда, Мезень и Печора, а также в верховьях р. Кама. По-видимому, к обским уграм принадлежали создатели гидронимики с формантом -еиьга.
Разделение мансийского и хантыйского языков произошло значительно позже выделения венг. яз. из группы угор, языков. Поэтому эти языки обнаруживают нек-рые общие черты, позволяющие выделить их в особую подгруппу. О.-у. я. отличаются большой диал. дробностью, в особенности хантыйский яз.
Для фонетики О.-у. я. характерно наличие редуцированных гласных. Система согласных характеризуется ярко выраженным стремлением к устранению аффрикат типа t, 3. ts, dz. Смычно-щелеВая аффриката с сохраняется только в вост, диалектах хантыйского языка. О.-у. я. богаты спирантами: характерным для них является спирант %, в мансийском яз. часто употребляется спирант у. В обоих языках развито чередование гласных и согласных.
В отличие от других финно-угор. языков н О.-у. я. небольшое кол-во падежей (напр., в среднеобском диалекте хантыйского яз. 3 падежа). Помимо ед. и мн. ч., есть дв. ч., что типологически сближает О.-у. я. с самодийскими и саамским языками. Глаголы могут иметь превербы (приставки, напоминающие глагольные приставки в рус. яз.). Характерной особенностью О.-у. я. является частое употребление страдат. залога, что несвойственно венг. языку.
В лексике О.-у. я. есть заимствования из рус., тат., нр'ан. и тунгусо-маньчжурских языков.
* См. лит. при ст. Финно-угорские языки.
Б. А. Серебренников. ОБСТОЯТЕЛЬСТВО — зависимая синтаксическая позиция в составе словосочетания или предложения; словоформа с признаковым значением, занимающая данную позицию. О. характеризует действие или состояние со стороны условий осуществления, а также определяет активный или пассивный признак в качественном либо в количественном отношении. О. выражается наречиями, равноценными наречию фразеологии, оборотами, деепричастиями, существительными в косвенных падежах с предлогами и без предлогов, инфинитивом. О. может относиться к предложению в целом («Сейчас лето») нли к отд. слову (глаголу, прилагательному, наречию), соединяясь с последним связью примыкания («идти пешком», «слишком веселый») или управления, преим. слабого («стоять у стола», «заплакать от радости»).
По значению О. разделяются на: О. места, характеризующие действие или событие в целом по местонахождению, направлению, начальному и конечному пунктам движения («наверху», «к столу», «до города» и т. п.); О. в р е м е н и, указывающие на время события, действия нли сообщающие ему общую темпоральную ориентацию («вчера», «каждый год»); О. причины, определяющие мотивы действия («от радости», «из деликатности», «по причине болезни»); О. цели («в интересах мира», «во имя жизни»; специфич. способ выражения — инфинитив: «сесть поработать»); О. у с-л о в и я («при условии хорошей погоды»); О. уступки, характеризующие действие по обратному результату («несмотря на старания», «вопреки просьбам»); О. образа действия, определяющие активный (глагольный) или пассивный (именной) признак качественно или количественно («усиленно работать», «весьма ученый»); О. образа действия могут нести в себе элементы сравнения («стоять стеной»), р е-зультативности («вытереть насухо»), указывать на орудие («ехать поездом»), на сопутствующие действия («лежать с закрытыми глазами»).
* Шахматов А. А.. Синтаксис рус. языка, 2 изд.. Л.. 1941; Грамматика рус. языка. т. 2, ч. 1, М., 1954; Рус. грамматика, т. 2, Praha, 1979.	И. Н. Кручинина.
Общая семантика — школа (или течение) в американской философии и социологии, изучающая влияние языка на мышление, а через него на поведение человека. О. с. основана в 30-х гг. 20 в. А. Кожибским («Science and Sanity», 1933), основавшим в 1938 Ин-т общей семантики. Последователи идей О. с. группируются вокруг жури. «ЕТС» (осн. в 1943), а также Междунар. об-ва О. с. (Чикаго). О. с. эклектически соединяет идеи философии, психологии, социологии и лингвистики. Опираясь на идеа-
лнетич. истолкование природы языка и общества, соотношения языка и мышления, сторонники О. с. видят в структуре языка причину соматич. и психич. расстройств, социальных бедствий (в частности, из-за разного понимания людьми значений слов). Значение слова сводится к чувственному референту и операциям со словами. Существующие языки якобы разл. образом влияют на их носителей и все страдают недостатками, устранить к-рые можно только путем создания нового, «хорошего» языка, структура к-рого будет соответствовать структуре природы и общества. Идеи О. с. близки к Сепира — Уорфа гипотезе.
ф Б ру тян Г. А..Теория познания общей семантики. Ер., 1959; Козлова М. С., Философия и язык, М., 1972; Богомолов А. С., Буржуазная философия США XX в., М.. 1974, гл. 7; Т о н д л Л.. Проблемы семантики, пер. с чеш., М., 1975 (предисловие); Семантика общая, в кн.: Филос. энциклопедия, словарь, М., 1983.
В. II. Беликов.
Общее языкознание — см. Язы-козном ив»
Общество роднОго языка (Еша-keele Selts) — научная организация, занимающаяся исследованием эстонского языка, популяризацией научных знаний о нем, проблемами культуры речи и т. д. Основано в 1920 при Тартуском ун-те, с 1946 входит в состав АН Эст. ССР. Орг-центр — в Таллинне. Рабочий язык — эстонский. При об-ве работают диалектологич. комиссия, секции фольклора и стилистики. О. р. я. организует публичные науч, собрания, конференции, а также дни языка, фольклора во всех р-нах Эстонии (преим. в школах), проводит сбор и исследование диал. материалов, привлекая широкий круг информантов и местных корреспондентов, публикует языковедч. лит-ру по проблемам развития, типологии эстонского и др. финно-угор. языков. Издания: жури. «Eesti Кее!» («Эстонский язык», 1922—40), ежегодники (1920—26, 1955—), Труды (1921—40, 1958—), сб-ки диал. текстов (1956—69), науч.-популярное изд. «Ко-ашпште» («Родной диалект», I960—) и др.	X. Ахвен.
ОБЪЕКТ (от лат. objectum — предмет) — формальная (см. Дополнение) и содержательная категория синтаксиса. В содержат, плане О.— имя предмета нли лица, на к-рый направлено действие, выраженное глаголом. Противопоставляется субъекту.
ОГАМЙЧЕСКОЕ ПИСЬМО (ирл. ogham — от др.-нрл. ogam, ogum) — алфавитное письмо, распространенное на терр. Ирландии и Великобритании и употреблявшееся для надписей иа древпеирланд-ском языке (см. Ирландский язык) и пиктском языке.
Древнейшие надписи относятся к 3— 4 вв., б. ч. восходит к 5—6 вв., неск. самых поздних — к 9—10 вв. (краткие эпитафии, надписи на сосудах и др. предметах). Знание О. п. сохранялось в Ирландии вплоть до 19 в. Общее число обнаруженных надписей более 500, из них ок. 20 латино-огамич. билингв нз Уэльса и Корнуолла. Они представляют собой ценный материал для изучения эволюции фонетич. системы в ирл. яз. 4—7 вв., бывших переломным периодом в истории этого языка. Надписи содержат гл. обр. антропонимы и теонимы, а также неск. апеллятивов. Ок. 30 надписей, найденных в Шотландии и пред-
ОГАМИЧЕСКОЕ 341
ставляющих собой памятники пиктского яз., относятся к 8—9 вв. и пока пе поддаются удовлетворительной интерпретации.
Первоначально О. п. состояло из 20 знаков, позже было добавлено еще 5. Форма письма — короткие и длинные черточки и точки, располагавшиеся по обеим сторонам реальной или воображаемой линии. Изобретено древни^н ирландцами, по-видимому, под влиянием знакомства с латинским алфавитом (см. Латинское письмо).
ф М а с а 1 i s t е г R. A. S., Corpus in-scriptionum insularum celticarum, v. 1—2, Dublin, 1945—49; Vendryes J., L'ec-riture ogamique et ses origines, н его кн.; Choix d'etudes linguistiques et celtiques, P., 1952-	w	А. А. Королев.
ОДУЛЬСКИМ ЯЗЫК —см. Юкагирский язык.
ОДУШЕВЛЁННОСТИ — НЕОДУШЕВЛЕННОСТИ КАТЕГОРИЯ — понятий-пая категория, отражающая разделение человеком окружающего мира на живое п неживое. Получает двоякое выражение в языке — лексическое и грамматическое; в семантич. аспекте О.— н. к. — номинативная категория (см. Номинация) существительного, для прочих частей речи она имеет статус синтактико-семан-тич. категории. Степень выраженности О.—н. к. по языкам различна. Она может иметь лишь косвенное н нерегулярное выражение, ср. в нем. яз. beide/beides
342 ОДУЛЬСКИЙ
Огамическая надпись (слева) и огамическо-латинская билингва предлагалось (Н. Н. (справа).	Дурново) говорить о б
родах в рус. яз. (в бо-’оба’ (для одуш./неодуш. предметов); лее точной формулировке Зализня-
чаше всего О.—н. к. выражена в местоимениях при отсутствии ее формального выражения в существительных, ср. франц, qui/que (quoi), узб. ким/нима, венг. ki/mi, араб, man/ma; это свойственно воп-
росит., отрицат., относит, и неопредел, местоимениям, а также личным в 3-м л. ед. ч.; ср. нем. mit ihm/damit 'с ним’ (одуш.) / ’с этим’ (неодуш.). В сфере существительных О.—н. к. может проявляться как скрытая категория, более илн менее регулярная (факультативная); напр., в англ. яз. при собират. существительных (см. Собирательности категория) возможен глагол во мн. ч. только для одуш. имен (ср. Му family аге here ’моя семья здесь' / Му library is here ’моя библиотека здесь’); в картвельских языках О.— н. к. выражается в наличии лексемной дублетности у глаголов в зависимости от характера подлежащего, ср. груз, cola (при одуш.)/беЬа (при неодуш.) ’падать’ н т. п.
В языках, имеющих именные классы илн род, О.— н. к. может переплетаться с ними, образуя единую систему. При этом в самой О.—н. к. возможно выделение категории личности, к-рая может содержать оппозицию по признаку пола. Так, в ряде нахско-даг. языков в системе именных классов наблюдается противопоставление неодуш. классов одушевленным, среди к-рых различаются неличные н личные, а последние включают класс мужчин и класс женщин. Противоположность такой разветвленной системе, строящейся на множественных семантич. основаниях, образует система, представленная, напр., в венг. яз., где в нек-рой степени проявляется лишь близкая к О.— н. к. оппозиция «личность — не-личность», находящая выражение в собират. числительных (относящихся только к людям) н в использовании личного местоим. 3-го л. б (ед. ч.) и ок (мн. ч.) только при указании на людей (в остальных случаях употребляется указат. местоимение). Значит, развитие получила О.—н. к. в слав, языках, где она образует вместе с родом единую категорию
согласовательного класса (впервые исчерпывающе описанную для рус. яз. А. А. Зализняком); в нек-рых языках эта система осложнена категорией личности (ср. т. наз. лично-мужской род в польск. яз.: вин. п. мн. ч. widze koty, kobiety ’вижу кошек, женщин’ — widzy robo-tnikow ’вижу рабочих’). Высказывалось мнение (В. В. Виноградов и др.) о наличии аналогичной категории в рус. яз., где она не получает столь же явного грамматич. выражения и тяготеет к типу скрытых категорий (ср. «четверо друзей» при невозможности «четверо коров» и ненорматив-ности «четверо подруг»). Напротив, О.—н. к. находит регулярное грамматич. выражение, деля каждый род на 2 класса, в связи с чем
ка — 7 согласоват. классах, из к-рых последний охватывает слова pluralia tantum). Наличие О.— н. к., как и рода, проявляется грамматически в разл. согласовании, к-рое для нек-рых
согласоват. типов демонстрирует дополнительность О.— н. к. и рода в парадигме склонения; напр., в рус. яз. при адъективном согласовании в им. п. ед. ч. различается род и не различается О.— н. к. («красивый дом, слон / красивая стена, девушка / красивое окно, существо»), а в вин. п. мн. ч.— наоборот («красивые дома, стены, окна / красивых слонов, девушек, существ»), В нек-рых языках с именными классами О.—н. к. находится в стадии становления (напр., в банту); как осн. категория имени она представлена во мн. автохтонных языках Сев. и Юж. Америки.
Широкое распространение получила теория, согласно к-рой О.—н. к. является протокатегорией для трехродовых систем; в индоевропеистике такую точку зрения обосновывал А. Мейе, считавший, что муж. и жен. род — результат расщепления древнего одуш. рода, а ср. род — отражение древнего неодуш. рода. Высказывалось мнение и об универсальной первичности двоичной классификации, предшествовавшей как роду, так и более богатым системам именных классов (В. Вундт, Я. ванГиннекен, Ф. Мюллер, А. Тромбетти и др.), но это мнение пока недостаточно аргументировано. Известна трактовка О.— н. к. как одного из конструктивных признаков активного строя, в рамках к-рого она выступает как категория активного / инактивного деятеля. Для О.— н. к., уже существующей в ист. языках, отмечается расширение сферы одушевленности путем метафоры и персонификации (ср. рус. «побить туза», польск. zatanczyc poloneza 'станцевать полонез’). Важность О.— н. к. возросла в совр. синтаксич. теории и типологии, где используется понятие т. наз. иерархии (шкалы) одушевленности, т. е. предпочтения одушевленных (а среди них — личных) имен для определ. сии-
таксич. функций, напр,, подлежащего.
ф Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М.» 1958; Зализняк А.А., Рус. именное словоизменение. М., 1967; Виноградов В. В., Рус. язык, 2 изд., М., 1972; Ельмслев Л., О категориях личности — неличности и одушевленности — неодушевленности, пер. с франц., в кн.: Принципы типологич. анализа языков разл. строя, М., 1972; Ревзина О. Г., Общая теория грамматич. категорий, в кн.: Структурно-типологич. исследования в области грамматики слав, языков, М., 1973; Климов Г. А., Типология языков активного строя, М., 1977; Ке дайте не Е. И., Категория одушевленности в рус. языке, М.» 1982; Durnovo N. N., La categoric du genre en russe moderne, «Revue des etudes slaves», 1924, t. 4; R о у e n G., Die nominalen Klassificationssysteme in den Sprachen der Erde, Modling, 1930;. Comrie B., Language universals and linguistic typology. Syntax and morphology, Oxf., 1981.
В. А. Виноградов. ОЗНАЧАЕМОЕ — содержательная сторона знака языкового, представляющего собой, по Ф. де Соссюру, комбинацию понятия (означаемого) с акустическим образом — означающим (в др. терминологии этим двум понятиям соответствуют термины «содержание» и «выражение»; в разл. концепциях для обозначения сходных понятий используются и др. термины).
Понятие О. (греч. semaindmenon) введено в учении стоиков, где оно противопоставлено понятию означающего (эё-mainon); знак (semeion) понимается как сущность, образуемая отношением О. («понимаемого», «подразумеваемого») и означающего («воспринимаемого»). В трудах Августина для обозначения соотв. понятий использовались латнннзнров. варианты терминов — signum («знак»), signatum («О.») и signans («означающее»). Дальнейшее развитие и уточнение понятий О. и означающего связано с именами Ч. С. Пирса, де Соссюра (к-рый предложил в 1911 термин «О.»— signifie вместе с термином «означающее» — signifiant), Ш. Балли, Л. Ельмслева, Р. О. Якобсона, С. О. Карцевского, Э. Бенвениста.
В соссюрианской концепции О., как ориентированная на содержание сторона абстрактного («виртуального») языкового знака (как элемента кода), иногда противопоставляется «сообщению», т. е. реальному смыслу, передаваемому (в тексте) данным языковым выражением — «актуальным» знаком, к-рый понимается как комбинация определ. сообщения с определ. «сигналом», т. е. конкретной сущностью плана выражения, соотносимой с абстрактным означающим. Соответственно О. определяется как абстрактная единица, представляющая собой класс конкретных сообщений. О. неразрывно связано с означающим; любое О. является таковым лишь по отношению к соотв. означающему, тогда как одно и то же конкретное сообщение может быть передано разл. «сигналами», и наоборот, один и тот же «сигнал» может передавать в разных условиях разл. сообщения. Это понимание лежит в основе общепринятой практики словарного объединения разл. значений многозначной лексемы (см. Полисемия), а также в основе распространенных представлений об отсутствии в языке абсолютных синонимов.
Будучи обобщенным отражением предметов, явлений, ситуаций действительности в сознании человека, О. нарнцат. слов фиксирует результат абстрагирующей деятельности человеческого мышления. Содержание, охватываемое О. языковых знаков, в принципе безгранично,
что является отличит, свойством естеств. человеческого языка. Информация, вбираемая О., весьма многослойна: она включает не только сведения о внеш, мире, но также разл. аспекты самого речевого акта и его компонентов (см. Речь).
Сложность языка как знаковой системы проявляется в том, что в качестве О. могут выступать не только элементы вне-языкового опыта, кодируемые языковыми знаками, но также и отношения знаков друг с другом, в частности синтаксич. функция слова в составе предложения; так, напр., О. адъективных окончаний в рус. яз. обычно состоит из чисто согласоват. элементов, сигнализирующих о синтаксич. связи данного прилагательного с определяемым существительным.
* Балли Ш.. Общая лингвистика и вопросы франц, языка, пер. с франц.. М.. 1955; Мартине А., Основы общей лингвистики, НЛ, в. 3, М., 1963; Карцевский С., Об асимметричном дуализме лингвистич. знака, в кн.: Звегинцев В. А.. История яз-знания XIX—XX вв. в очерках и извлечениях, ч. 2, М., 1965; Общее яз-знание. Формы существования, функции, история языка, М., 1970, с. 96—170; Маслов Ю. С., Введение в яз-знание, М., 1975, с. 24—34; Иванов В. В., Очерки по истории семиотики в СССР. М., 1976; С о с-с ю р Ф. д е, Курс общей лингвистики, в его кн.: Труды по яз-знанию, пер. с франц., М., 1977; Языковая номинация. Общие вопросы. М., 1977; Булыгина Т. В., Проблемы теории морфологич. моделей, М.. 1977; Якобсон Р. О., Избр. работы, М.. 1985; Spang-Hanssen Н.. Recent theories on the nature of the language sign. Cph., 19^4; Engler R., Theorie et critique d’un prin-cipe saussurien. 1’arbitraire du signe, в кн.: Cahiers Ferdinand de Saussure, XIX. Gen., 1962; Prieto L. J., Messages et signaux, P., 1966; Buyssens E., La communication et 1’articulation linguistique. Brux., 1967; Mulder J. W. F.. Hervey S. G. J., Theory of the linguistic sign, The Hague — P., 1972; Jakobson R., Coup d'oeil sur le developpment de la semiotique, Bloomington, 1975; Jakobson R., W a u g n L., The sound shape of language, Bloomington, 1979.
T. В. Булыгина, С. А. Крылов. ОЗНАЧАЮЩЕЕ — формальная сторона языкового знака, находящаяся в неразрывной связи с другой его стороной — означаемым.
В концепции Ф. де Соссюра О., подобно означаемому, представляет собой пси-хич. сущность — акустич. образ, к-рый «является не материальным звучанием, вещью чисто физической, а психическим отпечатком звучания, представлением, получаемым нами о нем посредством наших органов чувств». По определению нек-рых последователей де Соссюра, О. является абстрактной единицей языка, представляющей собой класс конкретных сущностей плана выражения, называемых «сигналами», причем под сигналом понимается соотносительная с О. реальная фонетическая или иная чувственно воспринимаемая данность. Р. О. Якобсон, опираясь на идеи Ч. С. Пирса, выделил три типа знаков, характеризуемых специфич. отношением между О. и означаемым,— иконические, индексальные и символические.
В иконич. знаках («образах» и «диаграммах») О., по мнению Якобсона, сходно с означаемым; такое сходство характерно для изображения действительности в живописи, скульптуре, кино, театре. В естеств. языке «образная» иконичность свойственна, напр., звукоподражаниям. «Диаграмматическая» иконичность проявляется, напр., в сходстве между линейным порядком слов в высказываниях типа «Пришел, увидел, победил» и его означаемым (последователь
ностью отображаемых событий), между редупликацией и обозначаемыми ею смыслами («множественность», «итеративность», «дуративность»),
В индексальных знаках («индексах») О. смежно с означаемым. Более точна, однако, формулировка, согласно к-рой у типичных индексальных знаков, напр. личных и указат. местоимений, в каждом акте произнесения их О. в ситуации речевого общения актуально соприсутствует референт этих знакоупот-ребленнй.
В символич. знаках («символах», по Пирсу) связь между О. и означаемым условна («конвенциональна», «произвольна», «арбитрарна»), т. е. основана на сознат. договоренности. Та или иная степень условности свойственна всем языковым знакам, в т. ч. пндекса.тьным н иконическим. Это не исключает того, что связь О. и означаемого может быть частично мотивированной: так, употребление слова в переносном значении мотивировано опорой на это же слово в прямом значении; производное слово мотивировано связью с производящим. Но во всех таких случаях речь может идти лишь об относительной мотивации.
О. должно иметь тот или иной материальный субстрат, доступный чувственному восприятию — зрению (напр., знаки уличного движения, системы письменности), слуху (позывные радиостанций, устная речь) или осязанию (брайлевский шрифт для слепых).
Чтобы обеспечить противопоставленность знаков друг другу, их О. должны быть различимы, т. е. нетождественны другим О. Но не все материальные свойства О. существенны для их распознавания. Для осуществления знаковой функции релевантны лишь дифференциальные элементы в составе О., т. е. те свойства, к-рыми данное О. отличается от других (эти свойства называются дифференциальными или различительными признаками). Т. о., семиотически существенны не все свойства субстанции выражения, а лишь те, к-рые входят в форму выражения (составляя «структуру» данного О.). В силу принципа различимости становятся возможными т. наз. нулевые О., когда чувственно воспринимаемое отсутствие нек-рой материальной сущности, будучи противопоставленным наличию к.-л. сущности в качеове О. нек-рого знака, само также выступает в качестве О. нек-рого другого знака. В естеств. языке О. обычно строятся из незнаковых единиц («фигур плана выражения», по Л. Ельмслеву)— фонем или дифференциальных признаков. О развитии понятия О. и его интерпретации в совр. яз-знании см. статьи Знак языковой, Знаковые теории языка.
* Якобсон Р.. В поисках сущности языка, п кн.: Семиотика, М., 1983; см. также лит. при ст. Означаемое.
Т. В. Булыгина, С. А. Крылов. ОЙРбТСКИЙ ЯЗЬ'1К — см. Алтайский язык.
ОКЕАНЙЙСКИЕ ЯЗЫКИ — часть восточной «подветви» малайско-полинезийской ветви австронезийских языков (нек-рыми учеными рассматриваются как подсемья австронезийских языков). Распространены в р-нах Океании, расположенных восточнее линии Марианские о-ва — о-ва Палау — зал. Чендравасих (Сарера) (Зап. Ириан). Существует ок. 450 О. я., на к-рых говорят св. 2,3 млн.
ОКЕАНИЙСКИЕ 343
чел. О. я. делятся на след, группы: 1) восточные: а) языки юго-вост. Соломоновых о-вов — нггела буготу, вату-ранга, ароси, саа и др., б) нек-рые языки сев. и центр. Н.Гебрнд — мота, маэ-во, тонгоа, нгуна, сесаке и др., в)ротума, г) фиджи и полинезийские языки, д.) микронезийские языки', 2) яп (сев.-зап. Каролинские о-ва); 3) языки сев. и центр. Н. Гебрид, не относящиеся к восточным О. я.,— рориа, намба, малуа, мпотоворо, тангоа и др. (единство группы не доказано); 4) языки юж. Н. Гебрид — эроман-га, ленакел и др.; 5) языки Н. Каледонии и о-вов Луайоте: а) сев.-новокаледонские, б)юж.-новокаледонские, в) языки о-вов Луайоте; б) языки о-вов Санта-Крус; 7) языки о-вов Шуазёль н Нью-Джорджия: а) ровиана, марово и др., б) мбамбатана, ририо и др.; 8) языки р-на Джаяпура — берег Сарми (Зап. Ириан): а) йотафа и др., б) тарфиа, со-беи и др.; 9) языки о-вов Бугенвиль и Бука (6 подгрупп); 10) нехан (о-ва Ниссан); 11) языки юж. Н. Британии (4 подгруппы — менген, уайтмен, араве, ламонган, родство между к-рыми не доказано); 12) группа кимбе (Н. Британия) — накапай,и др.; 13) языки Н. Ирландии (включая'толаи на Н. Британии); 14) языки о-вов Адмиралтейства: а) ауа-вувулу, б) ниниго, в) подгруппа манус; 15) языки побережья пров. Сепнк — сиссано, ма-нам и др.; 16—18) три группы языков пров. Моробе: хоте, буанг, адзера; 19) группа сиасси (побережье пров. Моробе и Маданг, запад Н. Британии): бариаи, ябем, билиау, гедагед н др.; 20) языки центр, провинций Н. Гвинеи: моту, роро и др.; 21) языки пров. Милн-Бей и Северной пров.: муйув, суау, добу, убир и др. Нек-рые языки р-на Н. Гвинеи смешанного папуасско-австронезийского происхождения — сокхок, тимуип, маисин — лишь условно могут быть отнесены к О. я.
Фонологнч. структура большинства О. я. проста. Как правило, имеются 3 серии смычных согласных — глухие взрывные, звонкие взрывные (во мн. языках преназалнзованные) и носовые, образующие до 5 локальных рядов: губные, переднеязычные, заднеязычные, губные веляризованные, заднеязычные лабиализованные. В языках Н. Каледонии добавляются придыхательные взрывные, постназализованные звонкие н глухие носовые; здесь же имеются ряды какуминальных и палатальных. Фрикативные немногочисленны, иногда отсутствуют (в науру, раротонга н др.); аффрикаты редки. В полинезийских н микронезийских языках противопоставляются лишь 2 серии: смычные взрывные и носовые. В нек-рых языках Н. Гебрид имеется особый лабио-апикальный ряд, ср. в тангоа: mala ’змея’ — mata ’глаз’. Существ, отклонения от общеокеанийского вокализма, к-рый включает 5 гласных (i, е, а, о, и), имеются в новокаледон. языках (хуаилу — 10 чистых и 10 назализов. гласных) и микронезийских. Типичная структура слога CV(C). В ряде О. я. имеются тоновые противопоставления.
В грамматич. отношении О. я.— аналитические с более или менее выраженной агглютинацией. В глаголе в большинстве языков суффиксально выражается одуш. объект; показатели субъекта и наклонения / вида / времени находятся в препозиции (отд. частицы, комплексный преверб или префиксы). В постпозиции к глаголу находятся показатели на-
344 ОКОНЧАНИЕ
правления действия. Прилагательное во многих О. я. не имеет формальных отличий от неперех. глагола. Числительное обычно также составляет вербальный подкласс; для многих О. я. характерна пятеричная система счисления. Именное словоизменение бедно. Число морфологически обычно не выражается. Т. наз. артикли часто служат просто показателями имени, реже выражают число и / или определенность / неопределенность. Предлоги немногочисленны; для пространств, ориентации используются т. наз. локативы — особый подкласс имен, формально не отличающихся от существительных. У личных местоимений обычно имеется 3—4 числа, различаются инклюзивные н эксклюзивные формы. Во всех О. я. противопоставляются неотчуждаемая и отчуждаемая принадлежность; первая обычно выражается суффиксально, вторая — препозитивными притяжат. местоимениями нли префиксами неск. серий, в зависимости от характера обладаемого. Напр., в языке мота: па рапе-k ’моя рука’; по-k о matiy ’мой кокос’ (как собственность), уа-k о matiy ’кокос для еды’, mwa-k о matiy ’кокос для питья’.
Большинство О. я. имеет порядок слов SVO, полинезийские языки — VSO, часть новокаледон. языков — VOS, ряд языков Н. Гвинеи — SOV (в последнем случае употребляются не предлоги, а послелоги). Широко распространена инкорпорация нереферентного объекта в группу сказуемого. Определяемое обычно предшествует определению; во мн. языках атрибутивная связь оформляется показателем неотчуждаемой принадлежности: ?eda to? umli-na ’дорога плохое-ее’ — 'плохая дорога’ (добу). Глагольное словообразование по преимуществу префиксальное, именное — суффиксальное; широко распространены словосложение, полная и частичная редупликация.
В 19 — нач. 20 вв. для неск. десятков О. я. были созданы письменности (на лат. основе), но в большинстве случаев эти языки не получили лит. развития. Исследования О. я., начавшиеся еще на рубеже 19—20 вв., широко развернулись с кон. 50-х гг. 20 в. Выходит серия монографий «Pacific linguistics» (Canberra, 1963—), ряд журналов, поев, языкам Океании, —«Те Reo> (Auckland, 1958—), «Oceanic linguistics» (Honolulu, 1962—), «Kivung» (Port Moresby, 1968—)и др. Тем не менее мн. О. я. до енх пор остаются практически не описанными.
* Беликов В. И., Океанийские языки, в кн.: Сравнит.-ист. изучение языков разных семей. Задачи и перспективы, М., 1982; Klienberger Н. R.. Bibliography of Oceanic linguistics, L., 1957; Taylor C. R. H., A Pacific bibliografy, 2ed., Oxf., 1965; Linguistics in Oceania, v. 1—2, CTL, v. 8, The Hague, 1971; Pawley A., Some problems in Proto-Oceanic grammar, OL, 1973, v. 12; Pawley A., Green R., Dating of the dispersal of the Oceanic languages, там же; Tryon D. T., New Hebrides languages; an internal classification, Canberra, 1976; Wurm S. A., (ed.). New Guinea area languages and language study, v. 2. Austronesian languages, Canberra, 1976; Pawley A., Hollyman J., (eds.), Studies in Pacific languages and cultures in honour of Bruce Biggs, Auckland, 1981; Tryon D. T., Hack m a n B. D., Solomon Island languages: an internal classification. Canberra, 1983.	В. И. Беликов.
ОКОНЧАНИЕ — см. Флексия.
ОКСИТАНСКИЙ ЯЗЙК (провансальский язык) — один из романских языков (галло-романская группа). Распространен на Ю. Франции, а также в Альпийской Италии. Общее число говорящих ок. 10 млн. чел. Выделяются 2 группы диалектов: сев.-окситанские (лимузин-
ский, овернский, провансо-альпийский), ср.-окситанские (лангедокский, прованский) и специфич. гаскон. диалект.
Для фонетич. системы О. я., в отличие от франц, яз., характерны: открытый тембр гласных, сохранение предударных е и э, дифтонгов ai, oi, ou, ие, произнесение согласного, следующего за носовым гласным, звучание морфемы мн. числа s. Сохранение конечных безударных гласных обусловливает большое кол-во па-рокситонов (слов с ударением на предпоследнем слоге) и особый ритм фразы. Наличие фрикативного Ь, апикального г, мягкого 1’ сближает О. я. с иберо-роман. языками. В морфологии для О. я. характерны специфич. особенности употребления глагольных времен, в глагольной системе сильно развиты флексии, благодаря чему употребление личного приглагольного местоимения необязательно. В старопрованс. яз. сохранялась двухпадежная система склонения.
С 11 в. существует лнт. язык (с 13 в. называемый провансальским). В 12— 13 вв.— расцвет лит-ры (поэзия трубадуров). В этот период на базе концентрации нескольких диалектов сформировался общепрованс. письм.-лит. язык.
Присоединение в 13 в. Прованса к Сев. Франции привело к резкому сокращению функций О. я., впоследствии он распался на отд. диалекты. На совр. О. я. имеется лит-ра, он используется (ограниченно) в средствах массовой информации, употребляется в устно-бытовом общении.
Письменность на основе лат. графики. К древнейшим памятникам относятся провансальско-лат. альба 10 в., фрагмент Песни о Боэции (И в.). Песнь о св. Вере Аженской (И в.), И песнями представлено творчество первого трубадура Гильема де Пуатье (1071—1127).
* ГурычеваМ. С., Катагощина Н. А.. Сравнит.-сопоставит, грамматика ром. языков. Галло-ром. подгруппа, М., 1964; Сравнит.-сопоставит, грамматика ром. языков. Проблема структурной общности, М., 1972; R о п j a t J., Grammaire istorique des parlers provencaux modernes. v. 1 — 4, Montpellier, 1930—41; A n g 1 a d e J., Grammaire de 1‘ancien Provencal, 2 ed., P., 1965; Ronca g 1 i a A., La lingua dei Trovatori, Roma, [1965]; Вес P., La langue occitane, 3 ed., P., 1973; его же, Manuel pratique d’occi-tan moderne, P., 1973.
Raynouard F. J. M., Lexique roman, v. 1—6, P., 1844; Mistral F., Lou Tre-sor dou Felibrige, 2 ed., P., 1932; A 1 i b e r t L., Dictionnaire occitan francais d’apres les parlers, languedociens, Toulouse. 1965; F o-u r v i e r e s X. de, Lou pichot tresor. Dictionnaire provencal-francais et francais-Provencal, Arles, 1981.	E. В. Морозова.
Оксфордская школа, cm. Лингвистическая философия.
ОМОГРАФЫ (от греч. homos — одинаковый и grapho — пишу) — см. Омонимия.
ОМОКСКИЙ ЯЗЙК — мертвый диалект юкагирского языка. Нек-рые ученые считают его самостоят. языком. Был распространен в низовьях р. Колыма. Сохранилось 134 слова, записанных Ф. Ф. Матюшкиным и исследованных О. Тайером.
ф Матюшкин Ф. Ф., Собрание слов чуван. и омок. языков, в кн.: Врангель ф, П., Путешествие по сев. берегам Сибири и по Ледовитому морю, совершенное в 1820 — 1824 гг.» ч. 2. Прибавления, СПБ. 1841; Tailleur О. G., Les uniques donnees sur 1'omok, langue eteinte de la famille youka-ghire, <Orbis>, Louvain, 1959, t. 8, № 1.
E. А. Крейнович. ОМОНИМЙЯ (от греч. homonymia — одноименность) в языкознании — звуковое совпадение различных языковых единиц, значения к-рых не связаны друг с другом.
Лексические омонимы — одинаково звучащие слова, не имеющие общих элементов смысла (сем) и ие связанные ассоциативно. Возникновение в языке омонимов вызвано разными причинами. В результате ист. звуковых изменений может произойти совпадение ранее различных по звучанию слов, напр. рус. «лук» (растение) и «лук» (для стрельбы; где у < 9), англ, flaw 'трещина' и flaw ’порыв ветра’, франц. рёсЬе 'персик' и рёсЬе 'рыболовство, улов’. К появлению омонимов может привести заимствование иноязычного слова: напр., заимствованное из немецкого (через польский) слово «брак» ('изъян') совпало с исконно русским «брак» ('женитьба'; этимологически связано с глаголом «брать»); иногда совпадают по звучанию слова, заимствованные в данный язык из разл. источников: ср. «рейд» (’место стоянки кораблей’; из нидерл. яз.) и «рейд» (’военный набег в тыл противника’; из англ. яз.). Источником О. в данном языке может быть звукоподражат. происхождение одного из омонимов: напр., «шип» (от «шипеть») и «шип» (розы) и т. п. Наиболее продуктивным и исторически наиболее сложным фактором .появления О. является разрыв первоначально единой семантики многозначного слова: рус. «свет» (’лучистая энергия’) и «свет» (’мир, вселенная’), ием. Zug ’течение, тяга’ и Zug ’поезд’, франц, train ’ход’ и train ’поезд’ и т. п. Сложность этого фактора заключается в том, что разрыв, расхождение значений, т. е. утрата ими общих семантич. элементов, обычно осуществляется постепенно; нередки случаи, по-разному трактуемые в разных словарях: то как значения одного слова, то как омонимы (ср. рус. «журавль» — ’птица’ и ’шест у колодца’; чеш. jerab — ’журавль’ и ’подъемный кран’ и т. д.). В «Словаре омонимов русского языка» О. С. Ахмановой приведено много омонимов, появившихся в рус. яз. вследствие распада полисемии, причем автор отмечает, что в значит, числе случаев О. находится в состоянии процесса, и стремится разграничить при помощи спец, обозначений «завершившиеся» и «незавершившиеся» процессы расхождения значений; к последним отнесены такие случаи, как, напр., «гладить» (белье и ребенка), «волочиться» (’волочиться по земле’ и ’волочиться за девицами’) и т. п.
Трудность разграничения полисемии и О. приводит нек-рых ученых к утверждению, что омонимами целесообразно считать только слова, различные по происхождению (В. И. Абаев). Одиако, во-первых, не во всех случаях удается установить происхождение слова, а во-вторых,— и это главное — следование такой установке отодвинуло бы понятие О. в область ист. лексикологии, в то время как именно для совр. языков приходится разграничивать значения, связанные одно с другим, и значения, к-рые, хотя и выражены одинаковой звуковой формой, в семантич. плане не имеют ничего общего. Это вопрос не только лингвистич. теории, но и лексикографии, практики.
Нек-рые исследователи в качестве объективных критериев разграничения О. и полисемии выдвигали словообразоват. и синтаксич. характеристики; однако их значение нельзя признать решающим, поскольку расхождение словообразоват. рядов не непременно связано с разрывом соотв. значений (часто производные вообще «специализируют» значение производящего), а реализация разных значений слова в разл. синтаксич. конструкциях
далеко не всегда связана с их семантич. разрывом: ср. «писать» (кому, что, о чем) и «писать» в абсолютивном употреблении (ср- заголовок фельетона И. Ильфа и Е. Петрова: «Писатель должен писать», а также производные от этого глагола: «писатель», «писание», «письмо» и т. д.). Большую группу омонимов в рус. яз. составляют слова, звуковое совпадение к-рых обусловлено независимым (иногда — в разное время) образованием от одной и той же основы при помощи одних и тех же аффиксов, но каждое в специа-лизиров. значении: «ветрянка» (мельница) и «ветрянка» (оспа), «приемник» (учреждение) и «приемник» (устройство для приема чего-либо) и т. д.
Различаются полная и частичная О., при к-рой совпадают только отд. формы слов, называемые омоформами, напр. рус. «стих» (глагол) и «стих» (су-ществит.), англ, saw ’пила’ и saw (форма глагола to see ’видеть’) и т. п. Наряду с омонимами выделяют также омографы — слова, имеющие одинаковое написание, но разл. ударение (в рус. яз.: «мука» — «мука», «трусить» — «трусить» и т. п.) или вообще произношение (в англ, яз.: lead [led] ’свинец’ и lead [li:d] ’вести’, tear(tea) ’рвать’ и tear [tiaj ’слеза’), и омофоны — слова, к-рые произносятся одинаково, но различаются в написании: «косный» — «костный»; в рус. яз. чаще это слова, совпадающие по звучанию лишь в отд. формах: «пруд» — «прут», «лук» — «луг» и т. п. В языках с более традиционной орфографией, как, напр., англ, и франц, языки, омофонов значительно больше: франц, boulot и bouleau, pot и peau, англ, write и right, week и weak и т. д. Особое место занимают словообразоват. конверсивы (см. Конверсия в словообразовании), особенно характерные для англ. яз.
Омонимичными могут быть также грамматич. формы слов — грамматич. омонимы: напр., формы прилагат. «большой», «молодой» и т. п. представляют собой формы им. п. ед. ч. муж. рода («большой дом», «молодой человек»), род. п. ед. ч. жен. рода («большой дороги», «молодой поросли»), дат. п. ед. ч. жен. рода («большой дороге», «молодой поросли»). Основанием для признания этих форм разными, хотя и совпадающими по звучанию, служит то, что они согласуются с существительными, выступающими в разл. падежах.
* См. лит. при статьях Слово. Лексическое значение слова.	Д. Н. Шмелев.
ОМОНИМ ы — см. Омонимия.
ОМОТСКИЕ ЯЗЫКИ — группа языков, распространенных на Ю.-З. Эфиопии (пров. Кэфа, Гэму-Гофа, Иллубабор, Сидамо). Общее число говорящих ок. 1,6 млн. чел. Генетич. принадлежность О. я. спорна: традиционно их выделяли в зап. группу кушит, ветви афразийской макросемьи (см. Кушитские языки), однако ныне мн. исследователи рассматривают их как особую ветвь афразийских языков.
Осн. подгруппы О. я.: ари-банна, дизи-маджи, каффа, гимирра-джанджеро, оме-то (языки воламо, омето, чара, зайсе и др.). По фонологии О. я. близки другим кушит, языкам; характерно отсутствие лабиализованных и увулярных согласных, фонологически релевантна геминация; гласные фонемы а, е, i, о, и двух степеней долготы; тоны не обнаружены. Для имени О. я., в отлнчие от др. кушит, языков, характерно отмирание грамматич. категорий рода и числа; развита категория падежа (абсолютив. приименной генитив и вторичные обстоятельств, па
дежи). Прилагательное как особая часть речи не выделяется. Местоимения: склоняемые личные (выполняют также притяжат. функции), вопросительные и указательные (2 дейксиса). Внеш, сходство с местоимениями других кушитских и вообще афразийских языков сохранили лишь личные местоимения мн. ч. В глаголе, отмеченном общим структурным сходством с др. кушит, языками, материальные показатели сильно отличаются от общекушит. архетипа (кроме залоговых суффиксов, имеющих афразийское происхождение). Слово- и формообразование с помощью суффиксации, а также порядок слов не отклоняются от общекушитского. Именная предикация осуществляется с помощью порядка слов или неизменяемой связки. Лексика отличается от общекушитской незначительно. Языки бесписьменные. В социолингвистич. отношении наиболее значит, роль играют языки воламо, гимирра и каффа.
* С е г u 1 1 i Е.. Studi etiopici. Ill —IV, Roma, 1938—51; Bender M. L.. Omotic: a new Afroasiatic language family, Carbondale, 1975; The Non-Semitic languages of Ethiopia, East Lansing (Mich.), 1976. T. Л. Ветошкина. ОМОФбНЫ (от греч. homos — одинаковый и phone — звук) — см. Омонимия. ОМОФбРМЫ — см. Омонимия.
ОНОМАСИОЛбГИЯ — теория номинации} один из двух разделов семантики, противопоставленный семасиологии по направлению исследования от вещи или явления к мысли об этой вещи, явлении и к их обозначению языковыми средствами.
О. изучает все единицы языка с т. зр. осуществления ими номинативной, или репрезентативной, функции и, в частности, занимается вопросами номинативной техники и способами формирования единиц номинации разного уровневого статуса (см. Уровни языка), разной протяженности и структуры, а также неодинаковых по способу представления действительности в знаках языка (напр., мотивиров. и немотивиров. знаки, знаки с разной степенью расчлененности -в подаче языкового содержания — ср. «двустволка» и «двустйольное ружье», «карста скорой помощи» и «скорая» и т. п.). В совр. яз-знаиии представлена и более узкая трактовка О., понимаемой лишь как учение о процессах называния словом и лексич. объективации понятий, и более широкая концепция О. как области исследования всей номинативной деятельности в языке, отражающей и объективирующей членение мира в ходе познания его объектов и связей.
Истоки теоретич. О. относятся ко времени античности; теория именования составляла важную часть антич. философии и обусловливалась интересом последней к вопросу о природе языка. Этот вопрос решался в значит, степени на материале анализа возникновения имен и их истинности или ложности; подчеркивалось, что акт наименования отражает характерные черты структуры языковой деятельности и ее зависимости от говорящего и слушающего. В следующие века центром логико-филос. дискуссий долгое время оставалась полемика между номиналистами и реалистами (см. Логическое направление) о том, как происходит именование вещей—«по природе» или «по установлению», в силу определ. соглашения; их особенно интересовала природа общих понятий («универсалий») и их отношение к конкретным вещам и к языку.
ОНОМАСИОЛОГИЯ 345
Ряд основных для О. положений возник раньше ее оформления в самостоят. дисциплину; особо следует отметить теорию и практику составления тезаурусных словарей (см. Тезаурус), возникшую с сер. 19 в., а также — несколько позднее — цикл исследований о названиях животного и растит, мира, терминах родства и т. п. Особую роль позднее, в 10-егг. 20 в., сыграли труды представителей школы «слов и вещей» Р. Мерингера, Г. Шу-хардта, с именем к-рого связано важное положение о необходимости различать значение и обозначение, а равно и дисциплины, изучающие эти явления, затем — представителей теории семантических полей Л. Вайсгербера, К. Бальдин-гера.
Начало совр. О. связывают обычно с именем А. Цаунера, предложившего в 1903 новое направление анализа, противопоставленное семасиологическому и обозначенное им как О. Однако еще в кон. 19 в. основания такого деления были намечены М. М. Покровским, называвшим две возможные области исследования внутри семантики, одна из к-рых связана с изучением общих закономерностей в судьбе слов, принадлежащих к одной морфологической или деривационной категории, а другая — с установлением того, как выражается в разл. языках определ. понятие.
Широкая программа ономасиологич. исследований была намечена в «Тезисах Пражского лингвистического кружка», где было выдвинуто положение о том, что слово с т. зр. выполняемой им назывной функции следует рассматривать как результат номинативной деятельности языка, последняя же считалась осуществляющей классификацию в процессах познания и обеспечивающей создание системы номинации конкретного языка. Реализация этой программы осталась незавершенной, хотя с кон. 50-х гг. были проведены важные исследования в сфере словообразования (труды М. Доку ли ла и его последователей). Как утверждал В. Ма-тезиу<, изучение средств и способов называния отд. элементов действительности и объединения этих названий в предложение — важнейшее направление лингвистич. анализа; для освещения этих явлений в грамматике надо, по его мнению, выделять разделы функциональной ономатологии и функционального синтаксиса.
С кон. 60-х гг., особенно в сов. яз-знании, происходит интенсивное развитие О.; продолжают разрабатываться гносеологии. и лингвистич. основы ее теории и принципы ономасиологич. подхода к анализу языковых явлений (Б. А. Серебренников, Г. В. Колшанский). Происходит расширение границ О. и усложнение ее теоретич. аппарата; от изучения собств. имен О. переходит к изучению на-рицат. имен, от исследования номинативной функции только существительных — к рассмотрению др. полнозначных частей речи, от отд. полнозначных знаков— к комбинаторике знаков и их сочетанию в рамках единиц разной структуры (производного слова, сложного слова, словосочетания и т. п.), от изучения процесса создания новых названий — к анализу обозначения целых ситуаций, к рассмотрению не только непредикативных сочетаний, но н единиц, характеризующихся предикативностью (Н. Д. Арутюнова, Е. С. Кубрякова, В. Г. Гак, В. Н. Телия, А. А. Уфимцева, Д. Н. Шмелев).
346 ОНОМАСТИКА
В общую О. включаются соответственно не только разделы лексикологии, но и разделы синтаксиса, в к-рых изучаются номинативные аспекты предложения. Важное достижение сов. яз-знания — включение в число ономасиологич. проблем пропозитивной номинации, что отразилось не только на понимании предмета самой О., но и существенно сказалось на определении функций предложения. В свою очередь, признание органич. связи номинации и предикации отразилось на понимании словообразования как фиксирующего с помощью спец, средств и особых словообразоват. моделей пути перехода от суждения об обозначаемом к его обозначению лексич. единицей (ср. «Он учится в школе» —«Он школьник», «Он пашет землю» —«Он землепашец»).
Одной из значит, проблем совр. О. является проблема ее соотношения с семантикой и семасиологией. Принципы противопоставления О. семасиологии понимаются различно. По Ф. Дорнзайфу, повторявшему в этом отношении Цаунера, путь исследования в семасиологии — это путь от звучания к содержанию, связанный с тем, что значит данное слово, словосочетание; ономасиологич. анализ — путь от содержания к выражению, связанный с тем, какие существуют слова, словосочетания и т. п. для выражения определ. содержания. Это определение отлично от данного в школе «Слова и вещи», связывавшей обозначение с вещью, предметом.
Ономасиологич. подходом к исследованию языка, в отличие от семасиологического, является тот, к-рый рассматривает содержат, сторону языковых единиц не с т. зр. формирования их внутрисистемных значимостей и механизма семантич. распространения слов и словосочетаний, а с т. зр. предметной направленности, т. е. соотнесенности языковых единиц с внеязыковым предметным рядом как средства обозначения, именования последнего («Языковая номинация», т. 1—2, 1977). При решении этой сложной проблемы необходимо учитывать основополагающие идеи, марксистской диалектики, относящиеся к функции наименования.
В цепочке «предметный ряд — обозначение» выделяется еще одно звено: осмысления объекта и формирования представления или понятия о нем в ходе предметной и/или познавательной деятельности человека, что и позволяет в конечном счете говорить о значении как исходной величине ономасиологич. анализа (в др. терминах — о понятии, смысле н т. п.).
Противопоставление О. и семасиологии носит гносеология, характер, ибо выбор того или др. аспекта в анализе явления обусловлен конкретными задачами исследования, но это противопоставление имеет и онтология, корни: переход от значения или смысла к формам его выражения соответствует деятельности говорящего, а переход от формы к значению — деятельности слушающего. На этом основании нередко полагают, что О. имеет динамич. характер, семасиология же статична, т. к. исходит из готовой, имеющейся формы. В О., идя от неких заданных значений, мы часто приступаем к поискам форм их объективации, к-рые связаны с восстановлением синхронной истории создания формы, а значит, с ее синтезом и динамич. процессом ее создания. Однако ономасиологич. анализ может иметь и нединамич. характер: исследуя, напр., определ. класс слов, мы задаемся вопросом о том, для наречения каких сущностей, величин и т. п.
этот класс служит, обозначение каких явлений ои отражает. Именно такой путь исследования позволил установить ономасиологич. характеристики отд. частей речи и уточнить особенности выполняемых ими номинативных функций. Объединение О. и семасиологии как взаимо-дополнит. разделов в рамках семантики диктуется тем, что обе дисциплины связаны с изучением значения, но подходят к нему с разных сторон. Жесткое противопоставление О. и семасиологии поэтому нецелесообразно, и в анализе ряда явлений правильнее совмещать ономасиологич. подход с семантическим.
Важной частью теоретич. аппарата О. являются понятия ономасиологич. категории и ономасиологич. структуры номинативной единицы, разработанные полнее всего в словообразовании и позволяющие описывать акт номинации словообразоват. порядка как состоящий в подведении обозначаемого под определ. ономасиологич. категорию (предметности, процессуальное™ или признаковое™ и их разновидностей) и потому связанный прежде всего с оформлением ономасиологич. базиса будущего наименования. Изучение словообразования позволяет поэтому сделать заключение о том, как членится нашим мышлением экстралингви-стич. реальность, какими оказываются мотивы обозначения и какие ономасиологич. категории получают отражение на словообразоват., грамматич. или же лексич. уровнях. Обычно именно словообразоват. категории формируют особые поля наименований в языке. Несомненна связь ономасиологич. категорий с понятийными категориями (в частности, с выделяемыми в функциональной грамматике) и когнитивной деятельностью человека.
О.— перспективная н развивающаяся область исследования, в ее рамках ставятся мн. актуальные проблемы общего яз-знания, особенно вопрос о сущности номинативной функции языка как тесно связанной с его коммуникативной и когнитивно-познавательной функциями. Эта связь проявляется особенно наглядно в процессе возникновения нового наименования как нового языкового знака.
* Матезиус В., О системном грамматич. анализе, пер. с чет., в кн.: Пражский лингвистич. кружок, М., 1967; Комлев Н. Г., Ономасиология как учение о языковом обозначении неязыковой действительности, в кн.: Вопросы лингвистики и методики преподавания иностр, языков, М., 1968; 3 а о-н е ги н Е, В., Нек-рые общие вопросы ономасиологии, «Филология, науки», 1969, № 6; [А р у т ю н о н а Н. Д.], Синтаксис, в кн.: Общее яз-знание. Внутр, структура языка, М., 1972; Никитевич В., О минимальной номинативной единице и предмете ономатологии, в кн.: Проблемы лексикологии, Минск, 1973; Щур Г. С., О семасиология, и ономасиологич. подходе в лингвистике, в кн.: Вопросы лингвистики, в. 4, Томск, 1975; Голев Н. Д., О нек-рых принципах выделения ономасиологии и ее категорий, в кн.: Актуальные проблемы лексикологии и словообразования, в. 7, Новосиб., 1978; Кубрякова Е. С.. Части речи в ономасиологич. освещении, М., 1978; Новиков Л. А., Семантика рус. языка, М., 1982; Способы номинации в совр. рус. языке, М., 1982; Шкатова Л. А., Развитие ономасиологич. структур, Иркутск, 1984; Q u a d г i В., Aurgaben und Methoden der onomasiologischen Forschung. Bern, 1952; Dornseiff F.. Sprache und Sprechender, в его кн.: Kleine Schriften, Bd 2, Lpz., 1964; Probleme der sprachlichen Nomination, Lpz., 1982; см. также лит. при ст. Номинация, Е. С. Кубрякова. ОНОМАСТИКА [от греч. onomastike (techne) — искусство давать имена ] — раздел языкознания, изучающий собственные имена. Термином «О.» наз. также
совокупность собств. имен, к-рая обозначается н термином «онимня». В нек-рых работах термин «О.» употреблялся в значении антропонимика.
О. традиционно членится на разделы в соответствии с категориями объектов, носящих собств. имена: антропонимика изучает имена людей, топонимика — названия география, объектов, зооними-ка — клички животных, астронимика — названия отд. небесных тел и т. д. О. делит собств. имена на реалионимы (имена существовавших нли существующих объектов) и мифонимы (имена вымышленных объектов).
В зависимости от языковых особенностей собств. имен О. делится на литературную (область лит. языка) и диалектную; реальную и поэтическую (т. е. О. худож. текстов), современную и историческую, теоретическую и прикладную.
Объектом исследования О. являются история возникновения имен и мотивы номинации, их становление в к.-л. классе онимов, различные по характеру и форме переходы онимов из одного класса в другой (трансонимизация), территориальное н языковое распространение, функционирование в речи, разл. преобразования, социальный и психологич. аспекты, юридич. статус, формульность имени, использование и создание собств. имен в худож. тексте, табуирование. О. исследует фонетич., морфологич., словообразоват., семантич., этимология, и др. аспекты собств. имен.
Теоретич. О. использует разл. методы яз-знания: сравнительно-исторический, структурный (формантный и исследования основ), генетический (устанавливает родство собств. имен), ареальный (выявляет ареалы сходных элементов собств. имен), метод ономастич. картографии (создание ономастич. карт и использование материала карт для ономастич. исследований), типологический (устанавливающий изоморфизм в онимин), региональный (исследование О. региона), стратиграфический, сопоставительный (сопоставление собств. имен разл. языков), этимологический (применяется с ограничением: выявляется только эти-мон-апеллятив нли первичное собств. имя), статистический подтверждает активность моделей и тенденции их развития). При исследовании собств. имен используются: прием моделирования; текстология. анализ (применяется к спец, ономастич. текстам, где онимы поеобла-дают над апеллятивами, и к обычным текстам, особенно древним, где необходимо разграничение собств. и несобств. имени); дешифровка текста по именам; реконструкция имени; стилистич. анализ, к-рый применяется к собств. именам в худож. тексте и в речи; прием построения словообразоват. парадигм; фонетнч. анализ «своих» н «чужих» собств. имен; составление спец, анкет и вопросников и нек-рые др. частные приемы. При помощи этих методов и приемов О. выявляет ономастич. системы, ряды, универсалии и др. Данные О. применяются в сравнит.-ист. яз-знанни, при этимологизировании апеллятивов; наложение ономастич. ареалов на ареалы иных языковых явлений выявляет их несовпадение или частичное совпадение, что свидетельствует об обособленности онимов в языке.
О. связана с историей, этнографией, археологией, генеалогией, геральдикой, текстологией, лнт-ведеиием, географией, астрономией, расширяет также связи с геологией, геоморфологией, мелиорацией, демографией, страноведением н др.
Прикладная О. занимается транскрипцией и транслитерацией иноязычных имен, установлением традиционных (по произношению и написанию), переводимых н непереводимых имен, созданием инструкций по передаче «чужих» имен, образованием производных от иноязычных имен, вопросами наименования н переименования.
Хотя собств. имена были предметом внимания ученых и философов с древнейшей эпохи и на Востоке, и на Западе, О. получила науч, статус в 30-х гг. 20 в. 1-й Междунар. ономастич. конгресс (1930) был созван во Франции по инициативе А. Доза (до 1985 состоялось 15 конгрессов). В 1949 в Бельгии создан Междунар. ономастич. к-т при ЮНЕСКО, издающий журн. «Опота» (1950—), публикующий библиографию по О.
• Ономастика. Указатель лит-ры, изданной в СССР с 1963 по 1970, М., 1976; то же, в 1971 — 1975 с приложением за 1918—1962, М., 1978; то же, в 1976-1980, М., 1984; Теория и методика ономастич. исследований, М., 1986.
Подольская Н. В., Словарь рус. ономастич. терминологии, 2 изд., М., 1988.
Н. В. Подольская. ОПИСАТЕЛЬНАЯ ГРАММАТИКА — см. Грамматика.
ОПОЯЗ (Общество по изучению поэтического языка) — научное общество, основанное в 1916 в Петрограде при участии В. Б. Шкловского, О. М. Брика, Е. Д. Поливанова, Р. О. Якобсона, Л. П. Яку-бинского н др. Не имело формальной организационной структуры, но в нек-рых документах председателем О. назван Шкловский, к-рому принадлежит первое изложение идей еще несозданного О. в брошюре «Воскрешение слова» (1914).
О. стал осн. организацией т. наз. рус. формализма — одного из наиб, значит, течений в поэтике нач. 20 в. С возникшим в 1915 Московским лингвистическим кружком (МЛК) О. сближали цели и методы исследования, а также ряд общих членов — Якобсон, Брик, Б. В. Томашевский. С О. и МЛК был связан В. В. Маяковский (О. на раннем этапе ориентировался на поэтич. практику футуристов, позднее нек-рые члены О. входили в ЛЕФ, руководимый Маяковским). В 20-х гг. деятельность осн. членов О., включая новых (в 1918 в О. вошел Б. М. Эйхенбаум, в 1918 или 1919 — Ю. Н. Тынянов), и их учеников продолжалась в Отделении словесных иск-в Гос. ин-та истории нск-в (ГИИИ), где работали и др. ученые, в т. ч. формального, но не строго ОПОЯЗовского направления, включая Л. В. Щербу; в разное время к О. примыкали ученые, не полностью разделявшие его установки и полемизировавшие с ними, напр. В. В. Виноградов, В. М. Жирмунский.
Осн. издания О.: «Сборники по теории поэтического языка» (в. 1—2, 1916— 1917; в. 3 — «Поэтика», 1919; позже под этим грифом с нумерацией или без нее вышел ряд отд. работ), «Поэтика». Временник Отделения словесных иск-в ГИИИ (в.1—5, 1926—29), «Вопросы поэтики» (непериодич. серия того же отдела), а также вышедшие в кон. 20-х гг. сб-ки работ осн. теоретиков О.
Первый этап деятельности О. связан с изучением звуковой организации поэтич. речи (включая «заумь»), отграничением ее от речи практической. Значит, вклад в эту работу внесли ученики И. А. Бодуэна де Куртенэ Якубинский и Поливанов. Однако в основном для О. характерно отношение к лингвистике как к источнику методологии, нововведений; стремление к эмансипации науки
о лит-ре заставляло видеть в языке лишь ближайший сопоставит, «ряд» — в отличие от МЛК и пражской лингвистической школы, для к-рых задачи поэтики были неотделимы от лингвистики и само обращение к поэтич. материалу было отчасти обусловлено потребностями развития лингвистич. теории, особенно у Якобсона с его концепцией поэтич. функции языка. В этом смысле справедливое для нашего времени утверждение о том, что совр. семиотика восстанавливает традиционное единство филологии, исторически игнорирует непосредств. преемственность, не прерывавшуюся в деятельности Якобсона.
В 20-х гг. позиция О. отчасти сближается с пражской, но существенно расходится с «московской», начинается полемика с поздним МЛК и с Гос. Академией худож. наук, а также, с др. стороны, со «школой Бахтина» (ср. полемику с О. в книгах, вышедших под именами П. Н. Медведева и В. В. Волошинова). Методология, эволюция нач. 20-х гг. субъективно осознавалась членами О. как «антилингвистическая»; напр., Эйхенбаум именно так понимал свою полемику с нем. «слуховой филологией» — направлением экспериментальной фонетики, поначалу вызывавшим большой интерес в О. (особенно работы 3. Зиверса и Ф. Зарана). В «нелингвистичности» упрекал О. и Виноградов. На этом этапе важную роль играет разработка проблем поэтич. синтаксиса и «мелодики» как соотношения синтаксиса со стиховыми факторами (работы Эйхенбаума, Брика, Жирмунского), а также поэтич. семантики — прежде всего семантики слова в стихотв. контексте (книга Тынянова «Проблема стихотворного языка», 1924, первоначально называлась «Проблема стиховой семантики»), а также в публи-цистич. прозе, т. е. с выходом за рамки «чистой» поэтики [спец, номер «ЛЕФ», 1924, № 1 (5), поев, памяти В. И. Ленина; в этом номере опубл, статья Тынянова «Словарь Ленина-полемиста»]. Идеи Тынянова еще не вполне освоены лииг-вистич. семантикой. Его концепция лит. эволюции как смены «эпох-систем» прямо параллельна (если не является источником) диахронич. концепции пражской школы с ее «антисоссюровским» тезисом о системности диахронии и иллюзорности чистой синхронии (эти принципы изложены, в частности, в совместных тезисах Тынянова н Якобсона «Проблемы изучения литературы и языка», 1928, — последнем программном документе О.).
Вклад О. в яз-знание прежде всего определяется разработкой проблем поэтич. языка (в противопоставлении «практическому»), чрезвычайно важной для выяснения границ и взаимоотношений собственно лингвистики, стилистики и поэтики, а также исследованием ряда конкретных проблем поэтич. синтаксиса, семантики н фонетики (напр., исследования «заумного» языка имеют прямое отношение к одной из ключевых лингвистич. проблем — «мотивированности» знака). К работам о специфике поэтич. речи восходят исследования различий ёечевых жанров (Якубинский, Шерба, Виноградов). В работах О. были сформулированы основы науч, стиховедения, не утратившие актуальности (Якобсон, Томашевский, к-рый, по отзыву Якобсона, интуитивно пользовался фонология. критериями), а в стиховедч. исследованиях были впервые выдвинуты поло-
ОПОЯЗ 347
жения новой фонологии в ее пражском варианте (книга Якобсона «О чешском стихе», 1923; фонологич. критерии упоминаются уже в 1922 в обзоре П. Г. Богатырева и Якобсона). Наконец, пока еще не полностью проанализирован н оценен материал «Кабинета звучащей речи» ГИИИ, работавшего под руководством С. И. Бернштейна. Под влиянием О. или в полемике с ним сформировались взгляды таких языковедов, как Яку-бинский, Жирмунский, Виноградов, Г. О. Винокур, Б. А. Ларин, Поливанов, А. А. Реформатский и др. Преемственно связаны с О. нек-рые аспекты и направления структурной лингвистики.
ф К спорам о формальном методе, «Печать и революция», 1924, № 5; Диспут о формальном методе, «Новый Леф», 1927, №4; Эйхенбаум Б. М., Лит-ра, Л., 1927; Э н-гельгардт Б. М., Формальный метод в истории лит-ры, Л.. 1927; Жирмунский В. М.. Вопросы теории лит-ры. Л.. 1928; Медведев П. Н., Формальный метод в лит-ведении. Л., 1928; его же, Формализм и формалисты, Л., 1934; Виноградов В. В., О языке худож. лит-ры, М„ 1959; его же. Из истории изучения поэтики (20 е годы), Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1975, т. 34. в. 3; В ы г о т с к и й Л. С., Психология иск-ва, М.. 1965; 2 изд., исправл. и дополн.. М., 1968; Хрестоматия по теоретич. лит-ведеиию. Тарту, 1976 (лит.); Тынянов Ю. Н.. Поэтика. История лит-ры. Кино. М.. 1977; Тыняновский сб. Первые тыняновские чтения. Рига. 1984; то же. Вторые тыняновские чтения. Рига, 1986; Erlich V.. Russian formalism. History — Doctrine, s’Gravenhage, 1955; 2 ed., L., 1965; 3 ed., New Haven — L., 1981; Pomor ska K., Russian formalist theory and its poetic ambiance. The Haaue — P.. 1968; Jakobson R., Selected writings, v. 2, The Hague — P., 1971; v. 5. The Hague, 1979; H ansen-Lo-ve A., Der russische Formalismus. W.. 1978.
Г. А. Левинтон. ОППОЗЙЦИИ (от лат. oppositio — противопоставление) языковые — лингвистически существенное (выполняющее семиологическую функцию) различие между единицами плана выражения, к-рому соответствует различие между единицами плана содержания (см. Знак языковой), и наоборот.
В этом смысле говорят о фонологич. О. между рус. фонемами [к] н [р] — слова «кот» и «рот» различаются не только по звучанию, но и по значению, или о семантич. О. «ед. ч.» — «мн. ч.», т. к., напр., между формами «стола» и «столов» имеется как содержательное, так и формальное различие. Подобное истолкование позволяет использовать понятие О., чтобы разграничить отношения между разл. языковыми единицами (разными инвариантами) — т. наз. оппозитивные отношения, и отношения между фонетически либо семантически разл. вариантами одной и той же языковой единицы — неоппозитивные отношения. Так, напр., глухие заднеязычные согласные [к] и [х], первый из к-рых является смычным, а второй фрикативным,— разные фонемы рус. яз. (ср. «корь» и «хорь»), тогда как соотв. звонкие согласные [г] и [у], между к-рыми существует то же самое фонетич. различие, являются вариантами одной фонемы, т. к. замена одного другим не связана со смыслоразличением (ср. всзможное произношение «бо[у]атый» наряду с более обычным «бо[г]атый»). Нек-рые ученые, в т. ч. создатель теории фонологич. О.— Н. С. Трубецкой, употребляли термин «О.» не только по отношению к функциональным (значимым) различиям, но и к нефункциональным (незначимым), характеризуя первые как
348 ОППОЗИЦИИ
«дистинктивные», а вторые — как «не-дистинктивные» О.
О. как специфич. вид парадигматич. отношений (корреляций; см. Парадигматика) иногда противопоставляется контрасту как особому виду сиитагматич. отношений (реляции; см. Синтагматика). Совокупность О., в к-рые вступает данная единица, играет решающую роль для идентификации (парадигматич. определения) этой единицы, что ясно осознавалось уже И. А. Бодуэном де Куртенэ и Ф. де Соссюром. Идентификация единицы состоит в установлении тех признаков фонетич. илн семантич. субстанции, к-рыми отличаются эти единицы одна от другой. Таким образом, О. предполагает разложимость противопоставленных единиц на частью общие («основание для сравнения»), частью различные элементы, т. наз. дифференциальные признаки.
Центр, роль понятие О. играет в фонологич. концепции пражской лингвистической школы, к-рая была развита Трубецким и Р. О. Якобсоном в 30-х гг. 20 в. и в к-рой понятие фонемы является производным от понятия фонологич. О. Первый опыт систематизации типов О. принадлежит Трубецкому (1936), к-рый классифицировал их по трем признакам: 1) по отношению данной О. ко всей системе О. (в т. ч. по «размерности» и «встречаемости»), 2) по отношению между членами О., 3) по объему смыслоразличит. силы О. С т. зр. «размерности» О. может быть одномерной, если совокупность признаков, общих для обоих ее членов, не присуща больше никакому др. члену системы (напр., [t] — [d] в нем. яз., поскольку эти фонемы являются единственными дентальными смычными в нем. фонологич. системе), нли многомерной, если «основание для сравнения» двух членов О. распространяется и на др. члены той же системы (напр., нем. [Ь] — [d], поскольку образование слабой смычки, присущее одновременно обоим членам, повторяется еще и в g). С т. зр. «встречаемости» О. может быть изолированной (члены находятся в отношении, к-рое не встречается больше ни в какой другой О., напр. нем. [г] — [1]) или пропорциональной (отношение между членами тождественно отношению между членами другой или других О., напр. ft] : fd] = = [р] : [Ъ] = (к] : [«]).
С т. зр. отношения между членами О. может быть: 1) привативной, когда один член отличается от другого наличием либо отсутствием различит, черты, к-рая называется коррелятивным признаком или маркой корреляции, члены же О. называются соответственно признаковым и беспризнаковым или маркированным и немаркированным: [р] — [b], [t] —[d] ит. д.; 2) градуальной, или ступенчатой, когда члены отличаются друг от друга разной степенью одного и того же признака, напр. [а] — [о] — [и], характеризующиеся разной степенью открытости; 3) эквиполентной, когда члены логически равноправны (наиболее распространенный тип О.), напр. [р] — [t], [f] — [к]. С т. зр. объема различит, силы О. может быть постоянной, если действие различит, признака не ограничено к две единицы различаются во всех возможных положениях, напр. О. по назализации [р] — [m], [t] — [п] в рус. лит. яз., или нейтрализуемой, если в нек-рых позициях данный признак лишается фонологич. значимости, напр. О. звонкости в рус. яз., т. к. на конце слова этот признак утрачивается. Позиция, в к-рой О. не реализуется, называется позицией нейтрализации; в этой позиции выступает архифонема —
совокупность смыслоразличит. признаков, общих для обоих членов О. В качестве представителя архифонемы может выступать либо один из членов О., либо нек-рый промежуточный звук. Член, выступающий в качестве представителя архифонемы, считается беспризнаковым (немаркированным). В связи с этим он определяется как «архифонема + в», а его маркированный коррелят — как «архифонема 4- нек-рый признак»; таким образом, О. в целом признается привативной. О., являющаяся одномерной, пропорциональной и привативной, получила у Трубецкого название корреляции.
В работах Якобсона и его последователей была сделана попытка свести все типы фонологич. О. к бинарным приватив-ным О. Каждый член такой О. имеет единственный однозначно предсказуемый противочлен (напр., «звонкость» не существует без «глухости»). Такой тип отношений может связывать лишь элементарные единицы, принадлежащие к двучленной категории, так что оппози-тивная значимость переносится с фонемы на неразложимый далее компонент — дифференциальный признак. «Дихотомическая фонология» Якобсона — Фанта — Халле вызвала оживленную дискуссию в 50—60-х гг. (см. Фонология).
Якобсон, основываясь на пражской концепции фонологич. О., на теории асимметрического дуализма С. О. Карцев-ского и на наблюдениях рус. грамматистов относительно неравноправности членов грамматич. категории (А. X. Востоков, К. G. Аксаков, А. А. Шахматов, А. М. Пешковский), предпринял в 30— 50-х гг. попытку перенести понятие О., а также маркированности/немаркирован-ности в область грамматики. Теория Якобсона оказала значит, влияние на совр. представления о характере грамматич. О. Вместе с тем вопрос о типе аналогии между фонологич. и семантич. (сигнификативными) О. решается разными лингвистами по-разному. Значит, разногласия возникают, в частности, в связи с понятием нейтрализации семантич. О., под к-рой понимается то омонимия, то вынужденное употребление одной из форм (под давлением лексического либо грамматического контекста) независимо от выражаемого значения, то случаи недиф-^еренцироваииого употребления двух орм, семантически противопоставленных в др. позициях.
ф Мартине А.. Основы общей лингвистики, пер. с франц., в кн.: НЛ, в. 3. М., 1963; Булыгина Т. В., Грамматич. оппозиции, в кн.: Исследования по общей теории грамматики, М., 1968; ее ж е, О границах между сложной единицей и сочетанием единиц, в кн.: Единицы разных уровней грамматич. строя языка и их взаимодействие, М., 1969; Общее яз-знание. Внутр, структура языка, М., 1972; К а н т и н о Ж., Сигнификативные оппозиции, пер. с франц., в кн.: Принципы типологич. анализа языков разл. строя, М.. 1972; Новиков Л. А., Антонимия в рус. языке, М., 1973; Ш м е л е в Д. Н., Проблемы семантич. анализа лексики. М., 1973; Апресян Ю. Д., Лексич. семантика, М., 1974; Ogden Ch. К.. Opposition. L., 1932; Holenste in Е., Roman Jakobsons phanomenologischer Strukturalismus, [Fr./M., 1975]; см. также лит. при статьях Пражская лингвистическая школа. Компонентного анализа метод. Категория языковая.
Т. В. Булыгина, С. А. Крылов. ОПРЕДЕЛЁНИЕ — зависимая синтаксическая позиция в составе субстантивного словосочетания-, словоформа с признаковым значением, занимающая данную позицию. Посредством О. реализуются атрибутивные отношения между наименованием субстанции и названием
признака, т. е. такие отношения, при к-рых признак мыслится не отвлеченно, а в единстве со своим носителем; ср., напр., предложение «Трава — зеленая», где признак приписывается предмету как актуальный для данного конкретного случая (предикативные отношения), и словосочетание «зеленая трава», где признак мыслится как внутр, свойство предмета (атрибутивные отношения). В языках флективного строя атрибутивные отношения находят грамматич. выражение в согласовании О. с определяемым. В рус. яз. согласование охватывает категории падежа, числа и (для ед. ч.) рода; как согласованные О. здесь выступают прилагательные,' причастия, местоимения и числительные.
Признак в О. может быть пассивным («зеленая трава») и активным («зеленеющая трава»), абсолютным и относительным, характеризующим предмет через отношение к др. предмету: «золотое кольцо» (кольцо, сделанное из золота). В позицию О. могут вставать неизменяемые признаковые слова и формы слов; к числу таких — несогласованных — О. относятся, напр., в рус. яз. компаратив («девичьи лица ярче роз»), инфинитив («страсть путешествовать»), творит, квалифицирующий («косички кольцами»), наречия («чай вприкуску»), предложно-падежные формы существительных («люди из захолустья»), конструкции с род. п. существительных и лично-притяжат. местоимений («дом отца», «ее письма»; см. также Изафет).
По отношению к определяемому О. выполняет прежде всего ограничит, функцию, выделяя обозначенный им предмет из ряда однородных и тем самым индивидуализируя его («новый дом», «красная лента»), Именно на эту функцию и ориентирован лат. термин definitio, принятый в антич. грамматике для обозначения О. Вторая функция О.— описательно-распространительная: посредством О. предмет может получать дополнительную, часто оценочную, характеристику («дорогая сестра», «милые друзья»). Эта функция лежит в основе эпитета — образной характеристики («туча черная», «солнце красное»). В нар.-поэтич. речи О. может выступать как интенсификатор значения существительного: в этом случае прилагательное в О. экспрессивно повторяет лексич. значение определяемого и помещается в постпозиции к нему: «день-деньской», «горе горькое».
При наличии у существительных неск. О. последние иерархически организуются таким образом, что ближайшее к существительному О. связано с ним более тесной смысловой связью, чем предыдущие: ср. «новый большой красный кирпичный дом» или англ, a heavy black fur overcoat ’тяжелое черное меховое пальто*.
• Шахматов А. А., Синтаксис рус. языка. 2 изд., Л., 1941; Грамматика рус. языка, т. 2, ч. 1, М., 1954; Б у с л а е н Ф. И.. Ист. грамматика рус, языка, М., 1959; Рус. грамматика, т. 2, Praha, 1979.
И. Н. Кручинина. ОПРЕДЕЛЁННОСТИ — НЕОПРЕДЕЛЁННОСТИ КАТЕГОРИЯ — одна из категорий семантики высказывания (см. Понятийные категории)-, функция ее — актуализация и детерминизация имени, демонстрация его единственности в описываемой ситуации (определенность) либо выражение его отношения к классу подобных ему феноменов (неопределенность).
Средства выражения О.— н. к. присущи всем языкам, но типология этих
средств неодинакова: О.— н. к. различается от языка к языку по своей внутр, структуре и функциональной семантике средств выражения. В ряде языков существуют спец, показатели определенности— неопределенности актуализируемого имени — артикли (англ, the — а; нем. der — ein; франц, le, la — un, une и т. д.), в соответствии с чем различаются артиклевые и безартиклевые языки. Наиболее распространена троичная система: определ. артикль — неопредел, артикль — нулевой артикль. Однако в типологич. и контрастивных описаниях необходимо учитывать при сопоставлении все средства выражения О.— н. к. в целом, а не только способы передачи артикля в безартик-левых языках.
В диахронич. плане развитие О.— н. к. соотносится с общим направлением диахронической типологии: движение от конкретного к обобщенному; поэтому исторически более ранними являются средства выражения определенности, в т. ч. и определ. артикль.
В безартиклевых языках О.— и. к. может быть выражена при помощи порядка слов; напр., в совр. рус. яз. конечная позиция обычно связывается с неопределенностью («Он отдал жене подарок»), а не-конечная — с определенностью («Он отдал подарок жене»). Для той же цели в безартиклевых языках используются сочетания с указат. и неопредел, местоимениями, сочетания с частицами («Еще тарелочку!»—неопредел, имя; «Только старуха ничего не знала» — определ. имя); тип и размещение фразового ударения («Вот книга» — определ. имя, «Вот книга» — неопредел, имя). Однако самым сильным средством выражения О.— н. к. является контекст: в высказывании «Женщина купила книгу», если оно находится в абсолютном, интродук-тивном начале, оба имени могут быть неопределенными, но если это же высказывание находится в середине текста, оба имени могут быть определенными. Наиболее сложными как для артиклевых, так и для безартиклевых языков является различение т. наз. специфической неопределенности, когда речь идет о конкретном, референтном, т. е. соотносящемся с денотатом имени («Я вчера купила ручку»), и н е-спе пифической, не имеющей конкретного референта («Хочется купить ручку» — вообще, любую). С этой точки зрения высказывания типа англ. Магу wants to marry a Swede — ‘Мери хочет выйти замуж за шведа’ (за конкретного шведа или за любого?) точно анализируются только в контексте или в конси-туации и представляют значит, трудность для декодирования.
В рамках высказывания О.— н. к. тесно связана с др. содержат, категориями: с актуальным членением предложения (тема, т. е. известное, обычно соотносится с определенностью; рема, новое,— с неопределенностью), с дейктичностью (см. Дейксис), с категорией притяжательное™ (см. Посессивность), а также с категорией модальности: ср. «Дует. Кто-нибудь (вероятно) открыл форточку». В рамках текста О. — н. к. связана с анафоричностью (см. Анафорическое отношение): «Там лежит книга. Принеси эту книгу сюда», а также с нарративно-стью (повествовательностью)— неопредел, имена начинают текст, они способствуют движению сюжета, вводя новые персонажи; определ. имена способствуют стабильности (стагнации) повествования, они обеспечивают идентификацию актантов, кореферентность имен.
О. — н. к. может распространяться и на высказывание в целом: напр., определенны высказывания «Вот мчится тройка удалая», «Вон бежит знакомый мальчик» и др. Средства их актуализации — дейктические частицы, порядок слов. Неопределенны высказывания, не соотносящиеся с актуализованиой ситуацией: «Хотелось бы мие получить какой-нибудь подарок!» и т. п.
Дискуссионным является вопрос о том, как именно организована каждая из оси. частей О.— н. к. (иерархия смысловых единиц и средств их выражения), а также вопрос, являются ли определенность и неопределенность членами одной оппозиции нли возможно их раздельное существование в языке.
Сфера употребления компонентов выражения О.— н. к. различается даже для генетически тождественных элементов в близкородств. языках: напр., не совпадают функции рус. «тот» — чеш. ten, рус. «один» — сербохорват, jedan, болг. един и т. п.
ф Категория определенности '— неопределенности в слав, и балк. языках, М., 1979; Hawkins J. A., Definiteness and indefiniteness, L., 1978; Birkenmaier W., Artikalfunktionen in einer artikeliosen Sprache Munch., 1979; Glad row W., Die Determination des Substantive im Russischen und Deutschen, Lpz., 1979; The semantics of determiners, L. — Balt., 1980. T. M. Николаева. ОПРЕДЕЛИТЕЛЬ КбРНЯ — см. Детерминатив.
ОПРбЩЕНИЕ (деэтимологизация) — лексико-морфологич. явление, состоящее в затемнении первонач. семантич. структуры слова вследствие стирания морфологич. границ между его компонентами, т. е. в результате превращения прежде членимой основы в нечленимый корень, ср. рус. «воздух», «запах» и т. п., нем. zuriick ‘назад’, Vorrat ‘запас’. Термин введен В. А. Богородицким. О. может вызываться фонетич. изменениями в процессе ист. развития языка и приводить к утрате прежней связанности однокоренных слов, напр. рус. «конец» и «начало», восходящие к одному и тому же индоевроп. корню *ken/*kon и имеющие этимологич. слав, суффиксы -ьць, -ло и префикс на-, воспринимаются как непроизводные и морфологически не связанные друг с другом. О. часто встречается при пиджинизации и креолизации (см. Пиджины, Креольские языки). О. связано с фузионным соединением морфем (см. Фузия) и может сопровождаться предварительным переразложением. Характерно для флективных языков, но возможно и в языках иной структуры, затрагивая этимологически сложные слова.
ф Богородицкий В. А., Лекции по общему языковедению, 2 изд., Каз., 1915.
В. А. Виноградов. ОРГАНЫ РЕЧИ — речевой, или произносительный, аппарат, органы человека с различной физиология, функцией, к рые используются и для образования звуков речи. О. р. делятся на 2 группы: органы дыхания (легкие с бронхами и трахеей), создающие необходимую для образования звуков струю воздуха; органы, непосредственно участвующие в звукообразовании,— активные (подвижные), способные менять объем и форму речевого тракта и создавать в нем препятствия для выдыхаемого воздуха, и пассивные (неподвижные), лишенные этой способности. Движение активных О. р. при образовании звуков называют артикуляцией зву-
ОРГАНЫ 349
ков, а соответствующие им характеристики звуков — артикуляционными или артикуляторными характеристиками.
К активным О. р. относятся: 1) гортань, состоящая из перстневидного, щитовидного и двух пирамидальных, или черпаловидных, хрящей и двух пар мышечных складок, из к-рых нижняя называется истинными голосовыми связками или складками, верхняя — ложными. Задний конец каждой из истинных голосовых связок соединен с одним из черпаловидных хрящей, передние концы сходятся во внутр, углу щитовидного хряща; пространство между голосовыми связками называется голосовой щелью. Благодаря колебаниям голосовых связок под воздействием выдыхаемого воздуха возникает тон, именуемый голосом; 2) глотка, к-рая может сужаться и расширяться; 3) язык, способный выполнять разнообразные движения; в зависимости от того, какая часть языка принимает участие в образовании звуков, различают его переднюю, среднюю и заднюю части; 4) губы, способные выполнять разл. артикуляции; 5) нёбная занавеска с т. наз. маленьким язычком, или увулой, к-рая, поднимаясь, закрывает ход в нос и отделяет т. о. носовую полость от глотки; при опускании она оставляет проход в эту полость открытым.
К пассивным О. р. относятся зубы, твердое нёбо, полость носа. Все активные О. р. могут, сближаясь или соприкасаясь с пассивными, а также н между собой, создавать преграду для выдыхаемой струи воздуха. В месте преграды создается источник шума, необходимого для образования согласных. Зубы н твердое нёбо являются только местом действия активных О. р. Полость носа служит резонатором, к-рый, будучи включенным, сообщает звуку носовой характер. * М атусевич М. И., Введение в общую фонетику. 3 изд., М., 1959; 3 и н д е р Л. Р.. Общая фонетика, [Л.], 1960; 2 изд., М., 1979; Фланаган Д ж.. Анализ, синтез и восприятие речи, пер. с англ., М., 1968.
Л. Р. Зиндер. ОРИЯ (одри, уткалн) — одни из индийских (индоарийских) языков. Офиц. язык штата Орисса в Индии. Число говорящих св. 20 млн. чел. Мн. чертами строя близок бенгальскому языку. Особенность О.— сохранение в конечной позиции исконных кратких гласных, вследствие чего слова с согласным исходом здесь редки. Аналитич. глагольные формы образуются от деепричастий на -и (несов. вид) и на -i (сов. вид). Диалектно О. сравнительно однороден; на Ю.-З. выделяется диалект бхатри — переходный к языку маратхи. Памятники раннего О. восходят к 11—13 вв. Совр. язык формируется со 2-й пол. 19 в. Для О. используется собств. письмо (см. Индийское письмо), характеризующееся округлостью очертаний букв.
* КарпушкинБ. М.. Язык ория, М., 1964.
Р г а Ъ а г a j G. С., A lexicon of the Oriya language, v. 1 — 7, Guttack, 1931—40.
Г. А. Зограф. ОРО КС КИИ язык — один из тунгусо-маньчжурских языков. Распространен на о. Сахалин, гл. обр. в южной его части, по р. Поронай. Число говорящих ок. 450 чел. Диал, членения не имеет.
Для О. я. характерен переход среднеязычных Ь, h, д в начале и середине слова перед согласными и непередними гласными в переднеязычные a, t, п, а также ассимиляция в середине слова
350 ОРИЯ
согласными р, t, k, s, ё предшествующих согласных по смычности и неназальности, напр. -рк->-кк-, -kt->-tt-, -mp->-pp-, -шё->рё и т. п. В системе вокализма дифтонг -ia- заменяется на долгий ё (как и в ульчском), происходит стяжение -ai-, -aj- в ё или i (в незначит. мере то же характерно для ульчского и нанайского). Морфологии О. я. свойственны нек-рые отличия от других тунгусо-маньч. языков юж. группы, к к-рой он относится: наличие комитатива на -ndo; пролатив на -ki (имеется и в ульчском). В спряжении исконные формы презенса замешены причастной формой на -j с притяжат. личными окончаниями; буд. вр. образуется формой на -1а, к-рая присоединяется к основе причастия наст, вр.; от причастий образуются и формы кондиционалиса и императива. В местоимениях и личных глагольных окончаниях утрачено противопоставление инклюзивной и эксклюзивной форм. В синтаксисе сохраняется согласование определения с определяемым в числе.
Язык бесписьменный, используется в сфере бытового общения.
* Петрова Т. И., Язык ороков (уль-та). Л., 1967.
Сравнит, словарь тунгусо-маньч. языков, т. 1 — 2, Л., 1975 — 77.	И. В. Кормушин.
ОРОМО ( устар, галла) — один из кушитских языков. Распространен в центр, н вост, р-нах Эфиопии и на С. Кении. Число говорящих 7,65 млн. чел. Диалекты делятся на северные (тулама, борана и др.) и южные (бараретта, уата и др.).
Для консонантизма О. характерно наличие аффрикат ё, з, ё, глоттализованных р, ё, k, d и отсутствие фарингальных, увулярных и лабиализов. фонем; фонологически значима геминацня. Вокализм типичен для кушит, языков. В части диалектов отмечены смыслоразличит. тоны. Морфологич. категории имени: род (муж. и жен.), число (ед. и мн.), единичность (собират. и сингулятивные формы), личная прнтяжательность (притяжат. суффиксы выражают лицо и число обладателя) и падеж (номинатив, вокатив, приименной генитив, датив, абсолютив, а также обстоятельственные падежи). Прилагательные выделяются как отд. часть речи. Личные местоимения подразделяются иа самостоятельные н приглагольные проклитические (субъектные и объектные); имеются указательные (2 дейксиса), вопросительные и притяжательные (употребляются при опущении определяемого) местоимения. Категории глагола: лицо-число субъекта, залог и совершае-мость (породы), время (2 времени в индикативе), наклонение н статус (аффнр-матнв/негатнв). Падежные противопоставления в глаголе отсутствуют; соотв. грамматич. отношения передаются чисто синтаксич. средствами (сочетанием союза или союзного слова с обычной глагольной формой). Из средств слово- и формообразования преобладает суффиксация, крайне редко используются редупликация корня и чередование тонов. Характерная черта О.— наличие особых пред-глагольных частиц (индикаторов), употребляющихся в случае отсутствия у глагола прямого дополнения для различения прош. и наст, времени. Порядок слов в предложении в целом общекушитский, однако определения выступают в постпозиции к определяемому. Именная предикация оформляется с помощью порядка слов.
Письменность на основе эфиопского алфавита существует с 1977; на О. выходит периодика, осуществляется препода
вание в нач. школе, ведется радиовещание.
* Moreno М. М., Grammatica teorico-pratica della lingua galla. Кома, 1939; Gragg G.. Oromo of Wellega, в кн.: The Non-Semitic languages of Ethiopia, East Lansing (Mich.). 1976.
Gragg G., Oromo dictionary, Chi., 1982.
_	.	. T. Л. Ветошкина.
ОРбЧСКИЙ ЯЗЫК — один из тунгусо-маньчжурских языков. Распространен на терр. Хабаровского края РСФСР (по рр. Тумнин и Коппи, а также возле г. Комсомольск-на-Амуре). Число говорящих ок. 500 чел. (1979, перепись). Вместе с удэгейским языком занимает в юж. группе тунгусо-маньчж. языков промежуточное место, т. к. обладает нек-рыми признаками языков сев. группы. По признаку s > h н ряду др. особенностей в особый диалект выделяется говор орочей с р. Хади. Для О. я. характерны стечения гласных, образовавшиеся в результате выпадения согласных g, w, j, г; нек-рые исследователи рассматривают такие стечения как монофонемы. Как и в удэгейском яз., отмечается переход плавного 1 в середине слова перед смычными в заднеязычный к или g (но О. я. сохраняет образованные таким образом геминаты kk, gg). Анлаутные пратунгу-со-маньчж. *р" и *kh дают гуттуральный х и а (как в языках сев. группы). В морфологии сохранен аблатив -dui и пролатив -duii. В притяжат. именных и личных глагольных окончаниях, а также в местоимениях О. я. сохранил различие инклюзивной и эксклюзивной форм 1-го л. мн. ч., утраченное др. языками юж. группы. В презенсе причастная форма на -j последовательнее, чем в удэгейском, наложилась на старую систему во всех лицах. Язык бесписьменный, используется в бытовом общении.
* Цинциус В. И., Очерк морфологии ороч, языка, «Уч. зап. ЛГУ. сер. востоко-ведч. наук», 1949. № 98, в. 1; Аврорин В. А.. Ороч. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 5, Л.. 1968; Аврорин В. А., Лебедева Е. П., Ороч, тексты и словарь. Л., 1978.	И. В. Кормушин.
ОРФОГРАФИЯ (греч. orthographia, от orthos — правильный и grapho — пишу) — 1) исторически сложившаяся система единообразных написаний, к-рая используется в письменной речи (см. Письмо)', 2) раздел языкознания, изучающий и разрабатывающий систему правил, обеспечивающих единообразие написаний. О. как система написаний в звуко-буквенном письме распадается на неск. разделов, каждый из к-рых представляет собой совокупность правил, основанных на определ. принципах. Орфографии, принципы определяют выбор одного написания там, где есть орфограммы, т. е. там, где возможны два или более разных написания. На основе этих принципов вырабатываются орфография, правила, или обобщающие предписания.
Центр, разделом О. совр. звуко-буквенных систем письма является раздел об обозначении звуков (фонем) буквами. В зависимости от того, какой принцип является ведущим при обозначении звукового состава слов в той или иной нац. О., говорят о ведущем принципе этой орфография. системы в целом.
В совр. орфографиях применяются принципы: морфологический, фонетический, традиционный, а также принцип морфолого-графнч. аналогий. Иногда выделяют дифференцирующий принцип («ожог» — «ожёг», «компания» — «кампания» и др.), однако ряд исследователей (А. Н. Гвоздев и др.) считает, что дифференцирующие написания являются лишь следствием применения др. принципов.
Классификации орфографии, принципов могут быть различными применительно к разным письм. языкам.
Морфологич. принцип О.— это принцип обозначения одинаковым способом позиционно чередующихся фонем, при к-ром сохраняется графич. единообразие морфемы. Это достигается тем, что на письме не отражаются позиционные чередования гласных и согласных фонем, находящихся в одной морфеме соответственно в сильной и слабой позициях, т. е. фонемы, находящиеся в слабых позициях, обозначаются теми же буквами, что и фонемы в сильных позициях. Напр., «дуб» — как «дубы», «вода» — как «воду» (чередование фонем <б> || <п>, <о> || <а> на письме не отражается). Этот способ обозначения — применительно к рус. письму — называют также фонемным или фонематич. принципом (с т. зр. московской фонологической школы).
Фонетический принцип имеет место тогда, когда на письме специально отражаются позиционные чередования фонем, т. е. фонемы слабых позиций обозначаются буквами на основе прямого соответствия; фонема — адекватная ей буква. Графич. единство морфемы при этом не сохраняется. Ср. «бесполезный», но «безболезненный». Фонетич. принцип в качестве ведущего применяется редко (он лежит в основе, напр., белорус, и сер-бскохорват. О.). В рус. письме представлены единичные орфограммы, следующие фонетич. принципу- (приставки на -з; корни и приставки, начинающиеся с (и) и находящиеся после конечных твердых согласных приставок; «предыдущий», «сызнова» и нек-рые др.). Хотя фонетич. принцип в рус. (а также в англ.) письме представлен ограниченно, онтологически он является первым, т. к. отражает прямое соответствие звука и буквы, лежащее в основе алфавитных систем письма. От фонетич. орфограмм следует отличать написания по произношению, где у пишущего нет выбора букв, т. к. все фонемы находятся в сильных позициях («сон», «там», «увял», «мол», «сразу», «трон» и т. д.). Обычно в словах чередуются орфограммы и неорфограммы, ср. «дуб», «вода», «трава», «вокзал» и т. п. (орфограммы выделены).
Теория и методика изучения О. разных языков основывается на науч, выделении орфограмм в том или ином нац. письме с т. зр. носителя языка и с т. зр. изучающего этот язык носителя др. языка. Так, в любом произвольно взятом тексте рус. письма для русских */э букв составляют орфограммы. Для нерусских в рус. письме будут др. орфограммы. Напр., для белорусов и поляков в словах типа «день», «тень», где для русских нет орфограмм, а также в словах типа «бежать» выделенные буквы являются трудными орфограммами, т. к. ни в белорус., ни в польск. яз. нет фонем <т’) и (д’>.
Традиционный принцип О,— это такой принцип, при к-ром фонемы, находящиеся в слабых позициях, обозначаются одной из ряда букв, фонологически возможных для обозначения данной фонемы, ср. «печаль», «дебют», «язык», «мятеж», «пистолет», «мираж», «собака», «каблук» и др. Выбор букв осуществляется не на основе проверки сильной позицией, а на основе этимологии и традиции. Нек-рые исследователи (Гвоздев и др.) объясняют такие написания морфологич.
принципом, поскольку при словообразовании и словоизменении графич. единство морфем сохраняется (ср. «собака, собачонка», «каблук, подкаблучник», «язык, языковой, языком» и т. п.), однако беспроверочность не позволяет отнести их к морфологич. принципу. Среди традиционных есть особые группы написаний еще более условных, напр. «доброго» (буква «г», а фонема (в)), «коснуться — касаться», «росток — возраст», «делаешь» и др. Традиционные написания первого типа широко представлены в рус. письме, написания более условные преобладают в англ, письме, значительно их кол-во во французском.
Нек-рые виды написаний можно квалифицировать как принцип м о р ф о л о-го-графич. аналогий, им объясняют, напр., написание буквы «ь» как графич. уравнителя парадигм склонения существительных типа «ночь», «рожь» с парадигмой склонения существительных типа «ель» («ночь — ночью», «рожь — рожью», как «ель — елью»). Ср. одинаковую графич. парадигму слов муж. рода «врач — врачом», как «стол — столом». Буква «ь» является также графич. уравнителем морфологич. категории повелит, наклонения («режь», как «брось») и инфинитива («беречь», как «брать»). Этот принцип называют также граммематиче-ским (Ю. С. Маслов).
Нек-рые орфографии, правила опираются на особые принципы. Правила о слитных, раздельных и дефисных написаниях слов и их частей основываются на лексико-синтаксич. принципе (при разграничении слова и словосочетания: «вперед-смотрящий» и «назад и вперед смотрящий») и лексико-морфологическом («с начала года» и «сначала»). Выделяют также словообразовательно-грам-матич. принцип, применяемый при написании сложных прилагательных и существительных наличие или отсутствие суффикса в первой части сложных прилагательных и наличие или отсутствие соединит, гласных «о» или «е» в сложных существительных определяет слитное или дефисное написание: «автомобильно-дорожный» и «автодорожный», «угольно-графитовый» и «углеграфитовый» (Б. 3. Букчина, Л. П. Калакуцкая). В нек-рых случаях применяются традиционные написания, гл. обр. в написаниях наречий и наречных сочетаний.
Особый раздел О. представляют правила употребления прописных букв, специфичные для разных языков. Так, в нем. яз. все существительные пишутся с прописной буквы, в рус. яз. употребление прописных букв — графич. прием, в основе к-рого лежит разграничение имен собственных и нарицательных. Прописные буквы отмечают также начало новых отрезков речи (новых предложений после точки и иек-рых знаков препинания), начало стихотворных строк, применяются в нек-рых типах аббревиатур. Принципы употребления прописных букв различны: при членении текста применяется синтаксич. принцип, при выделении собств. имен — семантический, при выделении аббревиатур — принцип аббревиации (Д. И. Алексеев).
В основе правил переноса частей слов с одной строки на другую в рус. яз. лежит фонетич. принцип (перенос по слогам), к-рый осложнен морфологическим (учет морфемной структуры слога). Специфич. фактом письма являются графич. сокращения, принципы к-рых также вырабатываются для каждого языка.
Особую область О. представляет собой правописание заимств. слов (см. Заимствование). При передаче в рус. текстах заимств. слов используются два способа их орфографии, оформления; транскрипция (оси. прием) и транслитерация.
О. имеет особое социальное значение, она затрагивает интересы всего общества и является поэтому предметом постоянного внимания и заботы языковедч. орг-ций, занимающихся вопросами культуры речи.
* Гвоздев А. Н., Основы рус. орфографии, 4 изд., М., 1954; Щерба Л. В., Осн. принципы орфографии и их социальное значение, в его кн.: Избр. работы по рус. языку, М., 1957; Убрятова Е. И., Нек-рые вопросы графики и орфографии языков народов СССР, пользующихся алфавитами на рус. основе, М., 1959; Г а к В. Г., Фраиц. орфография, М., 1959; его же, Орфография в свете структурного анализа, в ки.: Проблемы структурной лингвистики, М., 1962; Эккерт В. К.. Нем. орфография, М., 1960; Дмитриев П. А., Сафронов Г. И., Новые правила правописания сербохорват, языка, Л., 1963; Вопросы рус. орфографии, М., 1964; Проблемы совр. рус. правописания, М., 1964; Комаровский Е. М-, Белорус, правописание, Минск, 1965; Балинская В. И., Орфография совр. англ, языка, Л., 1967; С е н-тенберг И. В., Лазарева М. Т., Англ, орфография, Л., 1970; Нерешенные вопросы рус. правописания, М., 1974; Иванова В. Ф., Принципы рус. орфографии, Л., 1977; Аваиесов Р. И., Заметки по теории рус. орфографии, в кн.: Восточно-слав. и общее яз-зиание, М., 1978; Кузь-ми н а С. М., Теория рус. орфографии, М., 1981; Опыт совершенствования алфавитов и орфографий языков народов СССР, М.. 1982; V е п е г к у R. L., The structure of English orthography, The Hague, 1970; Neri us D., Scharnhorst J., Grundpositinnen der Orthographie, в кн.: Theoretische Prob-leme der deutschen Orthographie. Bd 16, B., 198.0;. C a t a c h N., L’orthographie, francaise. Traite theoriqueet pratique, [P.J. 1980 (лит.): Henderson L., Orthography and word recognition in reading L.. 1982 (лит.); К о h r t M., Problemgeschichte des Graphembegriffs und des friihen Phonembegriffs, Tubingen, 1985.	В. Ф. Иванова.
ОРФОЭПИЯ (греч. orthoepeia, от orthos — правильный и epos — речь) — 1) совокупность произносительных норм национального языка, обеспечивающая сохранение единообразия его звукового оформления; 2) раздел языкознания, изучающий произносительные нормы. Объем понятия О. определяется по-разному: при широком понимании в него включаются правила употребления фонем и правила произношения аллофонов фонем, при более узком понимании — только правила употребления фонем. Неоднозначное определение объема О. связано также с тем, что одни ученые в понятие произносит, нормы включают только произношение звуков, другие также и ударение, а иногда и образование вариантных грамматич. форм. Наиболее целесообразно определять О. как нормативную реализацию сегментных единиц (фонем) и суперсегментных единиц (ударение, интонация).
Орфозпич. норма является одним из двух аспектов произносит, нормы и определяет употребление фонем, порядок их следования в слове, т. е. нормативный фонемный состав слова, подобно орфографии, определяющей нормативный буквенный состав слов на письме. Второй аспект произносит, нормы — о р ф о ф о-н и я (ортофония) — устанавливает нормативную реализацию звуковых функциональных единиц, т. е. правила произношения аллофонов фонем. Так, употреб-
ОРФОЭПИЯ 351
ление твердых или мягких согласных в возвратных частицах глаголов в рус. яз., напр. [udus’J или [udus], произнесение слова sept во франц, яз. как [set], а не [se] регулируется правилами О., а требование произносить Н| в рус. яз. в конце слова как сонорный, а не глухой шумный или |1| в англ. яз. перед гласными и |j[ несколько мягче (т. наз. светлый вариант фонемы), чем перед согласными и в конце слов (т. наз. темный вариант фонемы), относится к правилам орфофонии.
Соотношение между О. и орфофонией понимается различно в зависимости от трактовки фонемы. Оба аспекта произносит. нормы не зависят друг от друга. При нормативном фонемном составе слова может искажаться звуковая реализация фонем (напр., шепелявое [s] в рус. произнесении или нечистое произношение носовых гласных во французском). Возможно и обратное: нарушение фонемного состава слова при сохранении нормативных звуковых реализаций фонем. Так, произнесение слова «шагать» в совр. рус. яз. как [sbigat’] — орфозпич. ошибка (восходящая, однако, к старомосковской норме), хотя [ы] может быть произнесено фонемически правильно. Различение двух аспектов нормы: О. и орфофонии — имеет большое значение при исправлении диал. ошибок и при обучении иностр, языку, т. к. овладение орфофонией (в отличие от О.) требует создания новых артикуляторных привычек, воспитания новых произносит. навыков.
Различают орфоэпич. норму как внутриязыковую категорию и норму кодифицированную. Первая связана с наличием потенциальных возможностей обозначения одного и того же явления, представляемых языком как системой; при этом норма — результат действия ряда социальных факторов, определяемых существованием данного языка в определ. речевом коллективе в определ. период времени. Вторая — отражение объективно существующей нормы, сформулированной в виде правил и предписаний в разл. словарях, справочниках и пособиях. При кодификации происходит отбор того, что предписывается употреблять как правильное. Адекватность отражения объективной нормы зависит от методов анализа, к-рыми пользуется кодификатор. Кодифицированная норма часто отстает от реально сложившейся.
О., складывается одновременно с формированием нац. языка, когда расширяется сфера действия устной речи, развиваются новые формы публичной речи. В разных нац. языках процесс становления орфоэпич. норм проходит по-разному. Орфоэпич. нормы могут пройти неск. этапов, прежде чем стать нормами нац. языка. Так, осн. особенности рус. произносит. нормы сформировались в 1-й пол. 17 в. как особенности моек, говора и лишь во 2-й пол. 19 в. окончательно сложились как нормы нац. языка. Совр. произносит, норма рус. лит. языка включает и черты ленинградского (петербургского) произношения, и черты московского.
Проблема орфозпич. нормы возникает в тех случаях, когда в языке имеется не одна, а две или неск. реализаций одной единицы. В норме происходит отбор того, что имеется в системе языка в данный момент или находится в ней в потенции. Норма определяет характер реализации тех потенций, к-рые заложены в системе, распределение и функционирование моделей данного языка обусловлены
352 ОРХОНО
системой. Фонология, система языка полностью определяет произносит, норму. Измениться норма может в пределах системы при условии появления новых форм, постепенно вытесняющих старые под влиянием экстралингвистич. факторов или в результате изменений, происшедших в системе. Так, утверждение в качестве орфоэпич. нормы произнесения слов с твердым согласным перед гласным переднего ряда |е| в рус. яз. [serv’is, navela, estet’ika] стало возможным только после изменений, происшедших в системе, ср. возникновение противопоставления твердых согласных мягким перед гласным |е|: «темп» (temp) и «тема» [t’ema], «пастель» [pastel’] и «постель» [pas’t’el’ ].
Изменение (смена) норм обусловливает возможность одновременного существования в языке каждого ист. периода вариантных норм. Различается вариантность двух типов: 1) существование двух или нескольких равноправных реализаций одной единицы или сочетания единиц как равноправных вариантов, 2) наличие двух или неск. вариантов нормы, составляющих определ. ряд, в к-ром один из вариантов становится ведущим, другой (другие) употребляется реже, становится отживающим. На выбор одного из вариантов в качестве ведущего влияют такие факторы, как соответствие его объективным законам развития языка, распространенность, соответствие престижным образцам (произношение наиболее образованной и культурной части общества). В развитии О. большую роль сыграл театр, а позже радио и телевидение, пропагандирующие образцовое лит. произношение. Сценич. речь во мн. языках является основой орфоэпич. норм.
Орфоэпич. и орфофонич. особенности нормы зависят от типа произнесения. Выделяется полный тип произнесения, т. е. такая реализация, к-рая не вызывает сомнения в фонемном составе слова, и неполный — неотчетливое, небрежное произнесение, при к-ром для установления фонемного состава необходимо наличие соотв. контекста. Отступления от лит. произносит, нормы могут возникать под влиянием родного языка или родного диалекта говорящего. Иногда отступления носят просторечный характер.
В изучение произносит, нормы большой вклад внесли Л. В. Щерба и Е. Д. Поливанов, подчеркивавшие определяющую роль системы языка в ее становлении. Важную роль социального фактора в развитии нормы отмечали А. Н. Гвоздев, А. М. Селищев, критериям нормативности посвящены работы Д. Н. Ушакова, Ф. П. Филина и др. Подробный анализ совр. рус. О. и орфофонии представлен в работах Р. И. Аванесова, С. И. Ожегова, Г. О. Винокура и др., французской — в исследованиях П. Леона, А. Мартине, М. В. Гординой, английской — в трудах Д. Джоунза, Дж. У. Льюиса, немецкой — в работах Ф. Шиндлера.
* Ушаков Д. Н., Рус. орфоэпия и ее задачи, в кн.: Рус. речь. Новая серия, [в.] 3, Л., 1928; ВииокурГ. О., Рус. сценич. произношение, М., 1948; Ожегов С. И., Очередные вопросы культуры речи, в кн.: Вопросы культуры речи, в. 1, М., 1955; Пешковский А. М., Объективная и нормативная точка зрения иа язык, в его кн.: Избр. труды, М., 1959; Гвоздев А. Н,, Совр. рус. лит. язык, М., 1961; Бодуэн де Куртенэ И. А., Фонетич. законы, в его кн.: Избр. труды по общему яз-зианию, т. 2, М., 1963; Аванесов Р. И., Рус. лит. произношение. 5 изд., М., 1972; Гордина М. В.. Фонетика франц, языка. Л., 1973; Щерба Л. В.. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в яз-
знании, в его кн.: Языковая система и речевая деятельность, М., 1974; Стили произношения и типы произнесения. ВЯ, 1974, № 2; Верб и ц кая Л. А., Рус. орфоэпия, Л., 1976; Leon Р. R., Laboratoire de langues et correction phobetique, P., [1962]; D e 1 a t-tre P., Comparing the phonetic features of English, French^ German and Spanish, Phil,, 1965; Martinet A., Walter H., Dictionnaire de la prononciation fran^aise dans son usage reel. France — Expansion, P., [1973]; Schindler F.. Beitrage zur deutschen Hochlautung, Hamb., 1974 (Forum phoneticum, Bd 9);,Lewij J. W.. A concise pronouncing dictionary of British and American English, L., 1972. Л. А. Вербицкая. ОРХбНО-ЕНИСЁЙСКИХ НАДПИСЕЙ ЯЗЫК—условное название для нескольких древних литературных тюркских языков, зафиксированных в памятниках древнетюркского рунического письма и близких в структурно-генетическом отношении к аревнеуйгурскому языку, иа к-ром написана часть этих памятников. Осн. ареалы распространения памятников — терр. совр. Монголии (долины рр. Орхон, Селенга и др.), басе, р. Енисей (Тува, Хакассия, Минусинская котловина), а также Вост. Туркестан. Небольшое число надписей открыто на Алтае, в Прибайкалье и в басе. р. Лена, в Ср. Азии (Ферганская и Таласская долины). В Вост. Европе и иа Сев. Кавказе найдены краткие надписи знаками, совпадающими отчасти со знаками тюрк, руники, однако достоверных чтений этих надписей не получено.
О.-е. и. я. по наиболее характерному признаку -d- (чередование типа adak/ajak ‘нога’) отражает языки восточной, или уйгуро-сибирской, ветви тюрк, языков. В структурном отношении представляет собой сплав признаков, в основе своей уйгурского и в меньшей степени огузского языкового типов, причем к приметам последнего обычно относят глагольные формы на -duk и на -sar, вин. п. на -ig, дат. п. после формы принадлежности на -m-а, отсутствие аблатива и выражение этого значения местным падежом на -ta, глагол bul- ‘находить’, местоимение ben ‘я’ и др. Почти все структурные особенности О.-е. н. я. проявляются и в памятниках древнеуйгур. яз. (за исключением др.-уйгур. аблатива на -tyn), в связи с чем точную дифференциацию этих языков провести затруднительно. Наблюдаются вкрапления инодиалектных слов и форм (слова с -j- и др.). О.-е. н. я. вместе с языкамв, зафиксированными в буддийско-манихейских и др. памятниках уйгурским, манихейским и брахми письмом, относится к древнейшему периоду функционирования целого ряда лит. тюрк, языков, созданных на общей структурной основе. Датируемые «царские» надписи с Орхона относятся к 30-м гг. 8 в., остальные центр.-азиат, памятники — также, по-видимому, к 8 в. (частично, возможно,к кон. 7 в.); енисейские надписи по палеографии. и иным косвенным данным — частично к 8 в., но в основном к 9—10 вв., как, вероятно, и надписи остальных периферийных ареалов.
* Малов С. Е., Памятники др.-тюрк, письменности. М. — Л., 1951; его же, Енисейская письменность тюрков. М. — Л., 1952; его же. Памятники др.-тюрк, письменности Монголии и Киргизии, М. — Л., 1959; Насилов В. М., Язык орхоно-ени-сейских памятников, М., 1960; Кононов А.Н., Грамматика языка тюрк, рунич. памятников VII —IX вв., Л.. 1980; R a d 1 о f f W., Die alttiirkischen Inschriften der Mongolei, St.-Petersbourg, 1894—95; Thomsen V., Inscriptions de 1’Orkhon, Hels., 1896; Те kin T., A grammar of Orkhon Turkic, The Hague, [1968].
Др.-тюрк, словарь, Л., 1969.
И. В. Корму шин,
ж/wy и^я j и те -:н ипб1Я/яб1а flRT^QT-^li^vn-^ll30 33 яюшЕ-яяиз^аяэя^тиэж гшшх/тии □ >/ ОГН-гн^|ННЭ-Э И aaHwwB-wvwoT-? нам Ж fl М Н Я < п \АЯ VHLW Т • г I-Э1И
ЯЗТ ТЛЗ^ОПНУЯКЬЯЭЯЗЯ
Оскская строительная надпись из г. Помпеи.
ОСЕТИНСКИЙ ЯЗЙК — один из иранских языков (вост, группа). Распространен в Сев.-Осет. АССР и Юго-Осет. АО — на терр. Центр. Кавказа, по обе стороны от Гл. хребта; отд. вкрапления имеются также в разл. р-иах Грузии и Сев. Кавказа. Общее число говорящих ок. 480 тыс. чел. (1979, перепись).
О. я.— представитель вост, группы иран. языков, к к-рой принадлежали языки древнего населения Юж. России и прилегающих областей Ср. Азии, известного под именем скифов, сарматов, ма-сагетов, саков, аланов, роксалан и др. Делится на 2 осн. диалекта: иронский (к-рый положен в основу лит. языка) и дигорский. На дигорском говорят в зап. части Сев. Осетии, на иронском — в остальных областях Сев. Осетии и в Юго-Осетии.
Своеобразие О. я. определилось, во-первых, контактами с языками Др. Европы (славянскими, балтийскими, германскими и др.) во 2—1-м тыс. до н. э., во-вторых, влиянием тех языков Кавказа, к-рые послужили для него субстратом, когда (в начале н. э.) предки осетин, аланы, продвинулись из Юж. России на Кавказ. О. я. отличается от других иран. языков: в фонетике — наличием специфич. «кавказских» глоттализованных (смычно-гортаиных) согласных, в морфологии — многопадежным агглютинативным склонением.
Письменность существует с кон. 18 в., от более ранних эпох сохранились только короткие эпиграфич. надписи. В 1844 А. М. Шегрен создал письменность на основе кириллицы, в 1923—38 применялась лат. графика, с 1938 письмо на основе рус. графики.
• Шегрен А., Осет. грамматика, ч. 1— 2, СПБ, 1844; Миллер В. ф., Осет. этюды, ч. 1-3, М.. 1881-87; Абаев В. И.. Осет. язык и фольклор, т. 1, М. — Л., 1949; его же, Грамматич. очерк осет. языка, Орджоникидзе, [19591; его же, Скифо-европ. изоглоссы, М-. 1965; Исаев М. И., Осет. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 1. М., 1966 (лит.); его же, Осет. язык, в ки.: Основы ираи. яз-знания. [кн.4]. Новоиран. языки. Вост, группа, 14., 1987, с. 537—643; Benveniste Е., Etudes sur la langue ossete. P., 1959.
Абаев В. И.. Ист.-этимология, словарь осет. языка, т. 1—4, М. — Л., 1958—89; его же, Рус.-осет. словарь, 2 изд., М., 1970.	г	В. И. Абаев.
ОСКСКИЙ ЯЗЙК — один из мертвых италийских языков (оскско-умбрская группа); общее название языка сабеллских племен центр, и юж. Италии (кампанцев, самнитов, фреитанов, пгопинов, лука-нов, бруттиев), к-рому близки также языки вестинов, марруцинов и пелигнов, по историко-культурным причинам обычно классифицируемые особо.
О. я. известен по надписям сер. 5 в. до н. э.— 1 в. н. э.; их обнаружено ок. 400, б. ч. кратких. Известны надписи, сделанные этрус., греч. и лат. алфавитами, однако большинство записано оскским письмом, производным от одного из юж.-этрус. алфавитов. Особенности фонетики по сравнению с латинским языком: переход *bh, *dh, *gwh>f во всех позициях; рефлексы лабио-велярных как Ь, р; сохранение старых дифтонгов и конечных согласных, от
сутствие ротацизма; регулярная аиап-тикса (возникновение облегчающего произношение гласного между двумя согласными) в сочетаниях согласных. В морфологии: сохранение локатива; неясны по происхождению формы слабого перфекта на -tt-, -ff-. В лексике отмечены как архаизмы, исчезнувшие в латыни (touto ‘народ’, futfr ‘дочь’), так и чисто оскские слова, не имеющие соответствий в родств. языках (egmo ‘вещь’); начиная с 3 в. до и. э. в О. я. проникает много заимствований из др.-греч. и лат. языков.
Существует точка зрения, в частности в итал. лингвистике, что оскско-умбр. языки и лат. яз. первоначально принадлежали к разным ветвям и конвергировали только после перемещения носителей на терр. Италии. Однако специфич. лексич. инновации, общие инновации или параллельные новообразования в морфологии, идентичность синтаксиса свидетельствуют об исконном единстве италийской ветви, относящемся примерно к 14—12 вв. до я. э. Обнаружение новых надписей О. я., относящихся ко времени, когда лат. влияние было исключено, и содержащих об-щеитал. формы, также подтверждает это единство.
• Planta R. von, Grammatik der oskisch-umbrischen Dialekte, Bd 1—2, Strassburg, 1892—97; Vetter E., Handbuch der itahschen Dialekte, Hdlb., 1953; Lejeune M., L’anthroponymie osque, P., 1976; Untermann j., Literaturbericht — Ita-lische Sprachen, «Glotta», 1979, Bd 57.
А. А. Королев. ОСНОВА — ядериая часть слова, с которой связано его вещественное лексическое значение и которая остается за вычетом из него словоизменительных морфем (окончаний); непредельная вторичная единица морфологического уровня (см. Уровни языка), необходимая при анализе структуры слова и определении степени его морфемной сложности. О. отличается от формантов своим ярко выраженным неслужебным характером; от корня — тем, что выражает категориальную отнесенность к одной из полнозиачных частей речи, для чего нередко оформляется спец, основообразующим элементом (тематической гласной или согласной и т. п.); от слова — тем, что ие обладает ни завершенностью, ни оформлениостью последнего и существует всегда только как часть производного или словоформы.
В зависимости от кол-ва составляющих О. делятся на простые, имеющие только одно составляющее — корень, и комплексные, не простые, имеющие более одного составляющего. В зависимости от природы составляющих комплексные О. представляют собой либо аффиксально-раз
ложимые, либо корнеразложимые, либо аффиксально- и корнеразложимые.
Нередко указывают, что последний элемент О. несет информацию о словообразоват. и формообразующих морфемах, к-рые могут (или не могут) за ним следовать: так , по А. А. Реформатскому, суффикс типа -СТВ- «тянет» за собой определ. набор флексий в рус. яз. С т. зр. словообразования простота или сложность О. является тем фактором, к-рый способствует или, напротив, препятствует осуществлению того или иного словообразоват. процесса: так, типичную способность к конверсии (см. Конверсия в словообразовании) в англ. яз. демонстрируют слова только с простым морфологич. составом. В ряде языков процессы морфологич. деривации начинаются с создания базы (основы) деривации, ср. оформление основ в разных типах спряжения и склонения иидоевроп. языков, а также оформление первого компонента сложного слова в классич. языках.
Понятие О. важно для описания больших и малых парадигм, т. к. в склонении или спряжении слова может участвовать более одной О., чем, в известной мере, определяется формальная сложность парадигмы, ср. основы дела-/дела)- в спряжении глагола «делать» в рус. яз. Понятие О. тесно связано также с понятием лексемы, и в ряде языков оно используется как оси. единица их лексикографич. описания (т. е. как единица словаря).
* Маслов ю. С.. Понятие основы и Форматива в дериватологии и парадигматике, в кн.: Актуальные проблемы рус. словообразования, [ч. 1], Самарканд, 1972; см. также лит. при ст. Морфема.
Е. С. Кубряков*, Ю. Г. Панкрац. ОСТХОФА ЗАКОН — выявленные Г. Остхофом на основе регулярных фонетических соответствий (санскр. г, ста-рослав. ръ, литов, if, uf, греч. аг, га и т. д.) особенности функционирования плавных сонантов в индоевропейском праязыке: в интерконсоиаитной позиции этот разряд сонантов выступает как гласный (санскр. локатив мн. ч. pitfsu), в соседстве с гласным сонант становится согласным (санскр. дат. ед. ч. рИгё). Колебания в трактовке гласных сонантов в пределах одного языка (типа греч. аг, га, литов, if, uf) не имеют общепризнанного объяснения. Открытие Остхофа было подкреплено выводами К. Бругмана и Ф. де Соссюра, установивших независимо друг от друга двойств, характер носовых сонантов т, п в нндоевроп. праязыке.
3) OsthoffH., Zur Frage des Ursprungs er germanischen N-Declination, «Beitrage zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur», 1876, Bd 3, S. 1—89; Collin-g e N. E.,The laws of Indo-European. Amst. — [a. o.l, 1985.	В. П. Калыгин.
ОТОМАНГСКИЕ ЯЗЫКЙ (отоми-миш-теко-сапотекские языки) — семья индейских языков Мексики. Большая часть О. я. сосредоточена в штате Оахака, они образуют 2 ареала: западный (миштек-ские и пополокские языки) и восточный (чинантекский и сапотекские языки). Севернее распространены  отопамейские языки. Южное ответвление О. я. (чиа-панекский в штате Чьяпас и манг на Тихоокеанском побережье Центр. Америки) — результат позднейших ист. миграций. Общее число говорящих ок. 1,2 млн. чел.
Нек-рые исследователи предположительно включают О. я. в большую семью макропенути, объединяющую помимо О.
ОТОМАНГСКИЕ 353
4 12 Лингвистич. энц. словарь
я. языки пенути, юто-ацтекские и майя-соке-тотонак. По классификации Р. Э. Лонгейкра, О. я. подразделяются на 7 групп: отопамейскую (пане, чичимекхо-нас, отоми, масауа, окуилтекский, матлат-цинкский), пополокскую (пополокский, искатекский, масатекский, чочо), миштек-скую (миштекский, кункатекский, трик), чоротегскую (ныне исчезнувшие чиапа-некскпй, манг и др.), сапотекскую (подгруппы сапотек и чатпно, включающие каждая ок. 6 языков) и представляющие отд. группы языки чинантекский и амус-го. М. Сводеш включил в состав О. я. также изолиров. язык уаве, исключив при этом манг. В 70-х гг. 20 в. была предпринята попытка обосновать геиетич. связь О. я. с супанекскими языками, традиционно относимыми к хокальтекским языкам.
Фонетика О. я. характеризуется наличием преназализованных, лабио-веляр-ных и палатализованных согласных, высокой частотностью употребления ларин-гальных фонем /Ь/ и /?/, часто определяемых как просодич. элементы слога; в системе вокализма различаются до 8 простых гласных (передние — i, е, а; средние — I, э, задние — и, о, а) и их назализованные корреляты. Имеются тоновые различия: обычно противопостав-леноЗюна — низкий, средний и высокий. При обычных структурах слога, V, CV, VC, CVC и др., осложняющихся часто за счет ларингальных, отмечаются и довольно редкие структуры с консонантными скоплениями.
Морфологич. строй О. я.— флективный; мн. грамматич. значения выражаются изменением тоновой характеристики слова, распространены чередования на стыках морфем и т. п. Представлена сложная система лично-притяжат. суффиксов (редко — префиксов), в к-рой могут быть противопоставлены помимо 1-го, 2-го и 3-го л. (мн. ч. выражается как суппле-тивно, так и с помощью спец, аффикса) также формы эксклюзива/инклюзива (для 1-го л.), вежливости/фамильяриости, личности/неличности, одушевленности/ неодушевленности, определенности/ неопределенности и муж./жен. родов (последние — в классе личности)— ср. куи-катек. паа" ‘мое лицо’, паа" -de ‘твое (фамильярность) лицо’, naan-ni ‘твое (вежливость) лицо’, naa"-sa ‘его лицо’, naan-ta ‘ее лицо’, паа"-уа ‘его/се (вежливость) лицо’, naa"-ti ‘его (животного) морда’, паап-пй ‘наши (эксклюзив) лица', пАА"? ‘наши (инклюзив) лица’, паа"? ‘его (чье-то) лицо'. По выражению (при помощи суффиксов) притяжательности имена подразделяются на не имеющие притяжат. форм (‘небо’, ‘солнце’ и т. п.), имеющие как притяжат., так и непритяжат. формы и имеющие только притяжат. формы (названия частей тела, термины родства и др.). Категория числа представлена оппозицией ед. и мн. ч., реже (например, в паме) в нее включается дв. ч. Имеется группа имен singularia tantum. Падежи отсутствуют. Пространств, отношения выражаются предлогами и локативными частицами. Личные суффиксы в глаголе выражают лицо субъекта и прямого (реже косвенного) объекта. Простейшая видо-временная система включает наст., буд. и прош. вр., или длительный, потенциальный и совершенный виды: миштек. kaci-da ‘я порву’, ka6i-da ‘я рву’, nkaci-da ‘я порвал’. Немаркированными при этом могут быть в разных языках формы наст, или буд. вр. Более
354 ОТОМИ
сложные системы различают значения обычности, незавершенности, перфект-ности и др.: сапотек, гика?аЬеё ‘он (регулярно) пишет’, bika’abee ’он(на) писал’, гика?аЬеё ‘он будет писать’, кика?-аЬеё ‘он (сейчас) пишет’, ёе guka?abed ‘он собирается писать’, waka?abe6 ‘он написал’. Спец, аффиксами выражаются также интенсивность, повторность, прок-симатив (обозначает действие, начавшееся незадолго до момента речи, или то, к-рое начнется в ближайшем будущем) и др. К формам наклонений, отмечаемым в О. я., относятся: индикатив, императив, дебитив (долженствовательное) и ир-реалис. Последняя может выступать в отрицат. предложениях: сапотек, nuka?-аЬеё ‘если бы он писал', ке пика?аЬеё ‘он не писал'. Разветвленная система залоговых отношений зафиксирована в отоми: bi nydki ‘он сделал это’ (активный залог), bi nGoki ‘это было сделано’ (пассивный), bi nhyoki ‘он приготовился’ (средний), а также возвратный, взаимный, безличный. В др. языках отмечается наличие каузатива и т. наз. стативных форм, образуемых обычно от имен.
С т. зр. порядка слов О. я. подразделяются на 2 группы: для одной характерен порядок VSO, для другой —SVO. Для обеих групп типична постпозиция определения, выраженного существительным или прилагательным, и препозиция указат. местоимений и числительных: ма-сатек. nt?ia3la4hao* ‘каменный дом’ (букв.— дом камень), но he’sti34 ‘эти дети'. Обстоятельства обычно занимают позицию крайнюю справа, но иногда перемещаются в начало предложения. Довольно разнообразны в О. я. словообразоват. средства: префиксация (сюда можно отнести и т. наз. классифицирующие префиксы), суффиксация, осново-сложение. Отмечаются случаи адъективации субстантивов (‘луна’ > ‘круглый’, ‘ребенок’ > ‘маленький’ и т. п.), образования сложных глаголов по модели <имя + вспомогат. глагол» и др.
В 70-х гг. 20 в. Министерством нар. образования была издана серия учебников для нач. школы на 22 индейских языках, в т. ч. отоми, масауа, пополокском, маса-текском, амусго, миштекском, куикатек-ском, трик и чинантекском. Графика латинская.
Первая грамматика и словари О. я. появились в 18 в. Начиная с 50-х гг. 20 в. было опубликовано довольно большое число работ, поев, грамматич. описанию О. я. в рамках тагмемной теории, а также фонетич. и лексич. реконструкции их праязыкового состояния. Большую исследовательскую деятельность по изучению О. я. ведут науч, учреждения Мексики: Нац. Авт. ун-т,Нац. ин-т антропологии и истории и др.
* Long acre R. Е., Proto-Mixtecan, Bloomington. 1957; Hess H. H., The syntactic structure of Mezquital Otomi, The Hague — P., 1968; Studies in Otomanguean phonology, Dallas, 1977.	M. E. Алексеев.
ОТОМЙ-МИШТЁКО - САПОТЁКСКИЕ ЯЗЫКЙ — см. Отомангские языки.
ОТРИЦАНИЕ — элемент значения предложения, к-рый указывает, что связь, устанавливаемая между компонентами предложения, по мнению говорящего, реально не существует (А. М. Пешковский) или что соответствующее утвердительное предложение отвергается говорящим как ложное (Ш. Балли). Чаще всего отрицат. высказывание делается в такой ситуации, когда соответствующее утвердительное было сделано ранее или входит в общую презумпцию говорящих. О.— одна из свойственных всем языкам мира исход
ных, семантически неразложимых смысловых категорий, к-рые не поддаются определению через более простые семантич. элементы.
О. может выражаться отрицательными словами (их иногда также называют О.), отрицат. префиксом (ср. рус. «неполный», нем. unoekannt, франц, impossible), отрицат. формой глагола (тур. okur ‘он читает’, okumaz ‘он не читает'; англ. I don’t want — аналитич. отрицат. форма), а может и не иметь отд. выражения, т. е. быть компонентом значения слова, как в рус. «отказаться» = 'не согласиться’, англ, fail 'не преуспеть' (внутрилексемиое О.), или целого предложения, ср. «Много ты понимаешь», «Чтобы я еще стала с ним связываться!» (подразумеваемое О.).
Предложение, содержащее отрицат. слово или отрицат. форму глагола, наз. отрицательным (или грамматически отрицательным). В отрицат. предложении всегда отрицается нек-рое утверждение (предикация), к-рое называется сферой действия О. Сферой действия О. может быть все предложение («Он не пришел на работу») или только его часть (иапр., во фразе «Дети ие спят из-за шума» обстоятельство причины ие входит в сферу действия О.). Предложение может быть неоднозначным из-за неоднозначно выраженной сферы действия О., напр.: «Она не хочет менять первоначальный план из-за вас» =1) ‘Вы являетесь причиной того, что оиа не хочет менять план’ и 2) ‘Она не хочет только из-за вас менять план’. В устной речи двусмысленность частично устраняется интонацией. Предложение, к-рое целиком составляет сферу действия О., наз.предложением с полным О. (иначе — семантически общеотрицатель-н ы м); в предложении с неполным О. (или семантически частноотри-цательиом) отрицается лишь один из семантич. компонентов предложения. В любом предложении могут быть семантич. компоненты, к-рые ие подвергаются О.,— пресуппозиции; напр., в общеот-рицат. предложении «Я не огорчен тем, что ои уехал» компонент «он уехал» входит в сферу действия О., ио ие отрицается.
О. с т. зр. роли выражающих его элементов в синтаксич. структуре предложения бывает фразовым (выраженное отрицат. словом в составе сказуемого или отрицат. формой сказуемого) и пр исловным — не при сказуемом. Чаще всего фразовое О. бывает полным, а присловное — неполным (О. Есперсен, Пешковский). Однако возможно и обратное соотношение: в предложении < Немногие досидели до конца» присловное О. является полным (‘Неверно, что многие...’), а в предложении <Мы с вами долго не увидимся» фразовое О. является неполным ( ‘В течение долгого времени наша встреча не будет иметь места').
О. наз. смещенным, если оно присоединяется не к тому слову, к к-рому относится по смыслу, а к др. слову, синтаксически подчиняющему первое (ср. англ. Му observations didn’t help me much ‘Мои наблюдения не особенно помогли мне’). Обычно смещенное О.— это О. при сказуемом .Возможно также смещение О. на предлог, напр. «не в свои сани» =‘в ие свои сани': О. по смыслу относится к местоимению, а синтаксически связано с предлогом, подчиняющим (через посредство существительного) это местоимение.
Одна из разновидностей смещения — подъем О., когда О. переносится из придаточного предложения, в главное (или от подчиненного инфинитива к подчиняющему глаголу или модальному слову); ср. англ. I don’t believe it is true ‘Я думаю, что это неверно’, дат. Jeg h&ber ikke at De blev bange ‘Я надеюсь, что вы не испугались’ (букв.— Я не надеюсь, что вы испугались). В число допускающих подъем О. входят такие предикаты, как рус. «я думаю», «считаю», «ожидал», «мне кажется»,«я хочу», «советую», «намереваюсь», «должен»; англ, suppose, imagine, reckon, guess, anticipate; it appears, sounds like и т. п. Способность предиката «перетягивать» О. не полностью предсказывается его семантикой: слова, близкие по значению в разных языках, часто ведут себя по-разному; напр., англ, suppose способно перетягивать О., а рус. «полагать»— нет. Если О. в главном предложении смещенное, то придаточное предложение оказывается допустимым контекстом для слов с отрицат. поляризацией (см. Отрицательные слова), как если бы оно само содержало О.
Для ми. языков, в частности славянских, французского, испанского, греческого, венгерского, банту, характерно множественное (или к у м у-л ятивное) О. В языках с множеств. О. при наличии в предложении отрицат. местоимения, наречия или союза происходит отрицат. согласование — допустимо или даже требуется «избыточное» О. при сказуемом; ср. не допускаемое правилами рус. грамматики «Никто его видел» и правильное «Никто его не видел». В др. языках множеств. О. запрещается языковой нормой, ср. англ. Nobody ever saw him 'Никто никогда его не видел' (букв.— Никто когда-либо его видел).
Другое проявление отрицат. согласования — плеоиастич. О. в придаточном, подчиненном глаголам со значениями ‘отрицать’, ’запрещать’, ‘сомневаться’, 'удерживаться’, ‘бояться’ н т. п.; ср. рус. «Я едва удержался, чтобы его не ударить», франц. J'ai peur qu’il ne vienne ‘Я боюсь, что он придет'.
К формальным особенностям структуры отрицат. предложений относится особое морфологич. оформление нек-рых синтаксич. единиц, входящих в сферу действия фразового О.— обычного, смещенного или даже избыточного. Так, в рус. яз. прямое дополнение при глаголе с О. может оформляться ие вин. п., а родительным (ср. «Он не имеет на это права»). В контексте глаголов с количеств. значением, где Есперсен усматривал особое фразеологически связанное значение у О., в действительности особое значение имеет глагол. Так, фраза «Мешок не весит пятидесяти килограммов» означает ‘весит меньше’ (а не ‘то ли меньше, то ли больше’). Дело, однако, в том, что «весит» означает здесь ‘достигает по весу’: «ие» имеет свое обычное значение ‘неверно’.
Логич. правило о том, что отрицание отрицания эквивалентно утверждению, действует н в естеств. языке: при соединении двух О. при одном и том же слове смысл окажется утвердительным. Однако два О. обычно не в точности погашают ДРУГ друга: сложное выражение, как правило, слабее простого, ср. «нередкий» (® ‘довольно частый’) и «частый»; «не без страха» (® ‘с некоторым страхом’) и «со страхом»; англ, not uncommon и common.
Строгие семантич. равенства связывают т. наз. двойственные слова, напр. «разрешаю»— «требую»: «не разрешаю...» = «требую не...»; «разрешаю» = = «не требую не»; «не требую» = = «разрешаю не»; «требую» = «не разрешаю не». Другие примеры пар слов, двойственных друг другу: «возможно» — «обязательно», «могу» (в значении ‘имею разрешение’) — «обязан» («должен»), «все» — «некоторые» (в значении ‘хотя бы некоторые’) и др. Отсюда равенство, к-рое приводит Пешковский: «Не могу не признаться» = «Должен признаться».
• Пешковский А. М., Рус. синтаксис в иауч. освещении, М., 1956; Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ,, М., 1958; Падучева Е. В., О се
мантике синтаксиса, М., 1974; Бондаренко В. Н.. Отрицание как логико-грамматич. категория, М.. 1983: Богуславский И. М., Исследования по синтаксич. семантике: сферы действия логич. слов, М.. 1985; Jespersen О.. Negation in English and other languages, Kbh., 1917; Klima E. S., Negation in English, в кн.: The structure of language. Readings in the philosophy of language. Englewood Cliffs, 1964; Smith S., Meaning and negation. The Hague, 1975; Horn L. R.. Some aspects of negation, в ки.: Universals of human language, v. 4 — Syntax, Stanford, 1978.
E. В. Падучева. ОТРИЦАТЕЛЬНЫЕ СЛОВА —слова, выражающие отрицание. К ним относятся отрицат. частицы (рус. «не», англ, not, венг. пет) и глаголы (фин. en puhu ‘не говорю’, ei puhu ‘ие говорит’), а также ряд слов, у к-рых отрицание является одним из гл. компонентов значения: отрицат. местоимения и наречия (франц, aucun, нем. kein, рус. «нигде»): частицы (рус. «ни» в значении ‘ни один'); парные союзы (англ, neither...пог, рус. «ни ...ни»); предикативные слова (рус. «нет» в значении ‘не имеется’), «некого», «некогда* и т. п.; модальные слова типа «нельзя», «невозможно» и др. Существуют, однако, и слова, в значение к-рых входит отрицание (в т. ч. и содержащие отрицат. аффикс — ср. рус. «неправда», англ, disorder) и к-рые не относятся к отрицательным. О. с. иногда называют также отрицанием.
Примыкают к О. с. слова сотрицат. поляризацией, употребление к-рых в данном значении допустимо только в контексте отрицания — явного, подразумеваемого или виутрилексемного, напр. рус.«так уж» («Он не так уж умен», «Сомневаюсь, что ои так уж умен», при недопустимом «Он так уж умен»), «такой уж», «настолько», «столь», <очень-то», «больно» в значении ‘особенно’ («ие больно надо»), «что бы то ии было* («Он отказался делать что бы то ни было»), англ, until (Не didn't come until I asked him при недопустимом He came until I asked him) и мн. др.
* См. лит. при ст. Отрицание.
Е. В. Падучева.
ПАДЁЖ — грамматическая категория имени, выражающая его синтаксические отношения к другим словам высказывания пли к высказыванию в целом, а также всякая отдельная граммема этой категории (конкретный П.).'
П. существительного обычно отражает его способность выступать в качестве подчиненного члена отношения управления. Синтаксич. зависимость от управляющего слова, как правило, указывает на функционирование существительного в роли актанта, заполняющего валентность того или иного предиката. Осн. семантич. функция субстантивного П. состоит в выражении смыслового отношения предмета, обозначаемого данным существительным, к предметам или явлениям, выражаемым управляющим словом. Иногда (напр., в «падежной грамматике» Ч. Филмора) термином «П.» обозначают соотв. смысловые отношения — т. наз. семантич. роли аргументов. Это особое, семантическое, понимание термина-«П.», рассматривающее П. безотносительно к способу выражения, противопоставляется традиционно
му, «формальному» пониманию, ориентирующемуся при выделении П. на определ. внеш, различия, соответствующие смысловым (или синтаксич.) различиям хотя бы в части рассматриваемых случаев. Традиционное понимание требует, кроме того, чтобы внеш, различия между П. выражались морфологич. средствами, в пределах самих словоформ. При таком «узкоформальном» понимании, по определению А. А. Зализняка, в качестве падежных форм допускаются только цельные словоформы, и два П. признаются различными лишь в том случае, если хотя бы у части склоняемых слов им соответствуют внешне разл. словоформы. Таким образом, П. в традиционном понимании представляет собой словоизмеиит. категорию; наличие в языке категории П. свидетельствует о синтетизме. Однако ряд языковедов (напр., С. Е. Яхонтов) считает возможным говорить о т. наз. аналитических П.; в этом случае падежными формами могут считаться сочетания существительных с предлогами, послелогами или даже существительные в определ. син
таксич. позиции (в языках с твердым порядком слов).
Иногда термин «аналитич. П.» употребляется для обозначения случаев, когда П. выражается не в пределах самого существительного, но в пределах словоформы согласуемого с ним слова: ср. нем. dem Lehrer ‘учителю’ (определ.), ein-em Lehrer ’учителю’ (неопредел.), mcin-er Mutter 'моей матери’ (род. п.), рус. «тепл-ого пальто» и т. п.
«Флективный» П., т. е. падеж в наиболее строгом, узкоформальном понимании, выражается в языках мира, как правило, сегментными аффиксами —суффиксами или окончаниями. Известны, однако, примеры выражения П. значащими чередованиями, или апофониями (в совр. ирл. яз.), меной тонов (напр., в языке кипсигис, Кения).
В агглютинативных языках (см. Агглютинация) П. выражается автономно, с помощью спец, аффиксов, а во флектив-
ПАДЕЖ 355
23*
ных языках — кумулятивно (слитно с граммемами числа), при помощи флексий.
Конкретный П. представляет собой специфическое для данного языка соответствие между набором синтаксич. (или семантич.) функций существительного и набором морфологич. показателей. Однако если два П. двух разных языков достаточно сходны по набору осн. функций, то они обычно получают одно и то же название.
Внутр, форма термина «П.» (калька с греч. ptosis и лат. casus — падение), так же как и терминов «склонение», «флексия» («сгибание»), отражает представление о словоизменении как о иерархия, системе форм; одна из форм — назывной П.— мыслится как главный, «исходный», «прямой» П., а остальные — как отклонения от него. Назывной П., выполняющий функцию называния предмета вне контекста (остенсивного определения), выступает как показатель синтаксич. независимости слова в составе заглавий, вывесок и т. п. В языках номинативного строя назывную функцию выполняет номинатив (им. П.), в языках эргативного строя — абсолютна; в отличие от назывного, прямого, П., остальные П. парадигмы квалифицируются как косвенные. В др. терминологии, однако, прямыми П. считаются стандартные способы кодирования агенса и пациенса (т. е. им. и вин. П.), остальные П. в этом случае считаются косвенными.
Богатая и разветвленная номенклатура П., применяемая в совр. грамматич. описаниях, базируется на осн. семантич. и синтаксич. функциях этих П. Каждой функции соответствует нек-рый П., выступающий в качестве стандартного способа выражения (т. е. «основного», «типового», «прямого» показателя) данной функции. Так, в эргативных языках единств, актант неперех. глагола передается так же, как пациеис перех. глагола,— абсолютивом, а агенс перех. глагола — эргативом. В языках номинативного строя единств, актант неперех. глагола стандартно выражается так же, как агенс перех. глагола,— номинативом (П. подлежащего); пациенс перех. глагола — аккузативом (П. прямого дополнения).
П., выражающий приименное субстантивное определение в составе именной группы, называется генитивом. Существуют стандартные способы падежного выражения разл. пространств, значений, ролей бенефицианта, сопроводителя, инструмента и др.
Роль бенефицианта, или реципиента, получателя, т. е. лица, получающего что-либо в результате действия, осуществляемого агенсом, выполняется дативом (дат. П.): ср. «М у д р о м у дай голову, трусливому дай коня...»; обычно тот же П. выражает роль адресата, получателя информации. Роль экс-периенцера — лица, воспринимающего что-либо или испытывающего к.-л. чувство, выражает а ф ф е к т и в, или аффективный П. (напр., в иек-рых андийских языках; ср. годоберин. д и - р а биъида, гьаъа, алъа ‘я знаю, увидел, услышал’). В ряде языков экспериенцер стандартно передается дативом (напр., в груз, яз.) или номинативом (ср. «Я не люблю фатального исхода»).
Роль орудия, инструмента, используемого агенсом для воздействия на др. предмет, выражается инструменталисом, или тв. П.: ср. «Что написа-
356 ПАДЕЖ
но пером, того не вырубишь топором»; инструменталис нередко выражает также роли агенса в пассивных конструкциях (ср. «человек, обуреваемый страстям и») и имущества в «наде-лительных» конструкциях (с глаголами «снабжать», «награждать», «кормить» и т. п.; ср. «Соловья баснями ие кормят*). Роль сопроводителя, т. е. лица, выполняющего к.-л. действие совместно с агенсом, выражается комитат и-в о м, или социативом (напр., в финском,баскском и др.; ср. фин. Naapu-rimme tuli vaimo-inensa jalaps-i n e n s а 'Наш сосед пришел с женой и детьми/или: с женой и ребенком’); в ряде языков функцию комитатива берет на себя инструменталис (ср. ведийское devo devebhir a gamat ‘Пусть бог придет с богами’).
Пространств, значения, выражаемые П., организованы в систему по двум оси. параметрам — двигательному и ориентирующему. Среди ориентирующих выделяются значения виутр./виеш. расположения, верха/низа, вертикальиости/нак-лонности, передней/задией стороны, близости/дальности и др. Среди двигательных значений выделяются направленность (в т. ч. приближение и удаление)/ ненаправлениость, контактиость/некон-тактность и ограиичениость/неограиичен-ность движения. Так, напр., в иек-рых диалектах литов, яз. употребляются 4 разновидности местного падежа: и н е с-с и в (нахождение в к.-л. месте: misled ‘в лесу'), и л л а т и в (вхождение куда-л.: miskan 'в лес'), а д е с с и в (пребывание возле чего-л.: miskiep ‘у леса’) и а л л а-т и в (направление куда-либо: miskop ‘к лесу’). Значение удаления от внеш, стороиы/изиутри чего-либо выражается в ряде языков при помощи аблатива и элатива. Транслатив выражает значение изменения расположения, перемещения, а также изменения качества или состояния («Он стал царем» в противоположность э с с и в у «Он был царем»).
Стандартный способ выражения парциального значения, т. е. значения части по отношению к целому,— партитив, или частичный П. В рус. яз. партитив является морфологически несамостоят. П. (по терминологии Зализняка), омонимичным либо род. П. («купи чернил»), либо дат. П. («купи сыру, чаю...»).
Роль обращения, т. е. обозначения предполагаемого адресата речевого акта, выражается вокативом, или зват. П. Прагматич. нагрузка вокатива способствует его семантич. и синтаксич. изолированности от остальных членов падежной системы. В рус. разг, речи вокатив-ную функцию выполняют вокативные формы типа «мам1», «пап!», «Вань!» и т. п.
В концепции Р. О. Якобсона стандартные способы кодирования агенса, пациенса и приименного атрибута (для рус. яз. соответственно им., вин. и род. П.) квалифицируются как «полные» П., сигнализирующие о центральной, магистральной позиции существительного в семаити-ко-синтаксич. перспективе высказывания. Им противопоставляются «периферийные» И. (дат., тв., предложный), сигнализирующие о периферийиости положения имени относительно осн. содержания высказывания. Различение полных н периферийных П. соответствует различению синтаксич. («грамматич.», «абстрактных») и семантич. («смысловых», «конкретных») П. в концепции Е. Куриловича, усматривающего первичную функцию син
таксич. П. в выражении дополнения (управляемого члена), а первичную функцию семантич. П.— в выражении обстоятельства («наречного» члена). Граница между синтаксич. и семантич. функциями П. не является ни резкой, ни абсолютной; говоря о тех и других, обычно имеют в виду преобладание тех или иных свойств, а также тенденцию данного П. оформлять «сильноуправляемые» или «слабоуправляемые» члены предложения (А. М. Пешковский, Ю. Д. Апресян).
Трактовка актантных функций П. как синтаксических (а обстоятельственных — как семантических) относится лишь к актантным П., находящимся в синтаксич. контрасте. Если же актантные П. занимают тождеств, позицию (напр., вин. и род. П. в позиции прямого дополнения), они могут становиться членами семантич. оппозиции: ср. смысловое различие между «предметным» (количественно определенным) и «вещественным» (неопределенным) представлением объекта в парах типа «принес конфеты»—«принес конфет».
П. согласуемых слов (напр., прилагательных, числительных, причастий) представляет собой согласоват. грамматич. категорию — согласоват. П. в противоположность рекциоиному (связанному с управлением) П. существительных: изменение по П. для согласуемых слов, обычно выполняющих роль атрибута по отношению к нек-рому существительному,— результат согласования с главенствующим существительным, стоящим в том или ином рекциоином П.
Абсолютной границы между рекцион-ными и согласоват. П. нет, т. к. П. существительного может быть согласовательным (напр., в позиции приложения: ср. «у Иванушки-дурачка»), а П. прилагательного — рекциоиным (напр., в позиции сказуемого: ср. «Если хочешь быть красивым, поступи в гусары»),
В др.-груз. яз. существительное в функции приименного атрибута оформляется генитивом (рекциониым П.), ио в то же время принимает и П. главенствующего существительного (согласоват. П.); ср.: saxel-man mam-isa-man ‘имя отца’, где isa — показатель генитива, a man — эргатива; saxel-ita mam-isa-jta ‘именем отца’, где -ita/-jta — показатель инструменталиса и т. п. Нек-рую аналогию представляют рус. притяжат. прилагательные типа <отц-ов» («отц-ов-а», «отц-ов-у»...), «мам-ии» («мам-ин-ого», «мам-ин-ому...»), где притяжат. суффиксы -ов-, -ин- аналогичны показателям рекционного генитива, а флексии -о, -а, -у, -ого, -ому — показателям согласовательных П. (ср. также прост, «ихний», «ихнего»...).
« Кол-во согласоват. П. может ие совпадать с кол-вом рекциониых. Так, в ряде даг. языков прилагательные и числительные имеют всего 2 согласоват. П.— прямой и косвенный. Атрибут ставится в прямом П., если определяемое стоит в абсолютнее; в противном случае (т. е. если определяемое стоит в. одном из многочисл. косвенных П.) атрибут ставится в косвенном П. Обратная ситуация имеет место в том случае, когда существительное имеет «вырожденную» парадигму склонения с омонимичными формами П., а П. атрибута приобретает дифференцирующую функцию: ср. «черн-ый кофе», «чери-ого кофе»... и т. п.
* .Успенский В. А., К определению падежа по А. Н. Колмогорову, «Бюл. Объединения по проблемам машинного перевода», 1957, №5; Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М., 1958; Булыгина Т. В., Нек-рые вопросы классификации частных падежных значений, в кн.:
Вопросы составления описат. грамматик, М., 1961; Курилович Е., Проблема классификации падежей, в его кн.: Очерки по лингвистике, М., 1962; Кибрик А. Е., К типологии пространств, значений, в кн.: Язык и человек, М., 1970; его же, Предикатноаргументные отношения в семантически эргативных языках, Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1980, т. 39, № 4; «День Артура Озола»: категория падежа в структуре и системе языка, Рига, 1971; Кацнельсон С. Д., Типология языка и речевое мышление. Л., 1972; Гладкий А. В., Попытка формального определения понятий падежа и рода существительного, в кн..* Проблемы грамматич. моделирования, М., 1973; Зализняк А. А., О понимании термина «падеж» в лингвистич. описаниях, I, там же; Бенвенист Э., К анализу падежных функций: лат. генитив, в его кн.: Общая лингвистика, пер. с франц., М., 1974; А прес я и Ю. Д., Лексич. семантика. М., 1974; Л а й о н з Д ж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М., 1978; Яхонтов С. Е., Классы глаголов и падежное оформление актантов, в ки.: Проблемы теории грамматич. залога, Л., 1978; Филлмор Ч., Дело о падеже, пер. с англ., НЗЛ, в. 10, М., 1981; Вежбиц-к а А.. Дело о поверхностном падеже, пер. с англ., НЗЛ, в. 15, М., 1985; Якобсон Р. О., К общему учению о падеже, в его кн.: Избр. работы, пер. с англ., М.. 1985; Groot A. W. d е. Classification of cases and uses of cases, в кн.: For Roman Jakobson, The Hague, 1956; Moravcsik E., On the case marking of objects, в ки.: Universals of human language, v. 4 — Syntax, Stanford, 1978; Kasustheorie, Klassifikation. semantische Interpretation, Hamb., 1977; Beitrage zum Stand der Kasustheorie, Tubingep, 1981; Serb at G., Cas et fonctions, Etude des principales doctrines casuelles du Moyen age a nos jours. P., 1981; Brecht R. D., L e-vine J. S. (eds.), Case in Slavic, Columbus (Ohio), 1986; см. также лит. при статьях Падежная грамматика. Склонение, Управление- Т. В. Булыгина, С. А. Крылов. ПАДЁЖНАЯ ГРАММАТИКА («ролевая грамматика») — метод описания семантики предложения (за вычетом модальных и перформативных элементов) как системы семантических валентностей, через связи «главного глагола» с ролями, диктуемыми значением этого глагола и исполняемыми именными составляющими, напр. глагол «дать» требует ролей («падежей») дающего (агенса), адресата и объекта передачи. П. г., возникнув в рамках трансформационной порождающей грамматики в кон. 60-х гг. 20 в. (Ч. Филмор), развивалась как грамматич. метод описания под влиянием тагмемики К. Л. Пайка. Расхождения между разл. подходами к П. г. (У. Чейф, Дж. Андерсон, Дж. Гру-бор, У. Кук, С. Староста и др.) касаются вида логич. структуры предложения, набора ролей и допустимых их сочетаний — «падежных рамок», или «фреймов», а также того, как отражаются семаитич. связи в структуре предложения с помощью формальных средств и как используется понятие «глубинного падежа» (в неизменном виде или без него; последнее — в «лексико-падежной» нетраис-формационной грамматике Старосты). 6 рамках П. г. описаны ми. языки на семантич. уровне, результаты этих исследований используются в работах по «искусственному интеллекту» (т. наз. «семантика фреймов») и в психолингвистике. Однако в П. г. отсутствуют четкие определения и критерии выделения семантич. ролей, неясны статус ролей в деривации предложения, степень полноты их набора и границы между «ролевыми» и др. элементами предложения.
ф Чейф У. Л., Значение и структура языка, пер. с англ., М., 1975; Филлмор Ч., Дело о падеже, в ки.: НЗЛ, в. 10, М., 1981; Кубрякова Е. С., П а н к р а ц Ю. Г., Надежная грамматика, в кн.: Совр. зарубежные грамматич. теории, М., 1985;
Long acre R., An anatomy of speech notions, Lisse, 1976 (лит.). В. 3. Демьянков. ПАЛАЙСКИЙ ЯЗЫК —один из вымерших хетто-лувийских языков (хетто-лидийская подгруппа). Был распространен на терр. области Пала (на С. Хеттского царства) в 1-й пол. 2-го тыс. до н. э. П. я. вышел из живого употребления раньше других хетто-лувийских языков. В иовохеттский период (14—13 вв. до н. э.) П. я. еще продолжает существовать как культовый язык (в культе бога Ца-парвы), ио позднее исчезает. Из палай-ских клинописных текстов известно всего ок. 200 слов, сохранившихся полностью, и ок. 100 поврежденных слов, что затрудняет их интерпретацию.
Для фонетич. строя П. я. характерен переход е в а, спирантизация интервокального велярного смычного к. В именном словоизменении представлен хетто-лувийский тип падежной флексии. Наличие самостоят. род. п. проблематично; в функции именных определителей выступают производные с суффиксом -k/g-a-, неизвестным другим хетто-лувийским языкам, ио распространенным в греч., лат., иллирийском и нек-рых др. языках. В глагольном словоизменении есть следы двух серий форм (хеттские спряжения на -ml и -hi). Личный показатель претерита 3-го л.~ми. ч. -nta совпадает с аналогичной лувийской морфемой, в отличие от хеттского -г. Синтаксис характеризуется ограниченным употреблением энклитик, бессоюзной связью. Глагол обычно помещается в конце предложения. В основном словарном фонде выделяется архаичный пласт, восходящий к индоевропейскому (глаголы со значением ‘есть’, ‘пить’, названия воды, орла и др.). В лексике имеется ряд хаттских заимствований.
Ф Королев А. А., Хетго-лувийские языки, в кн.: Языки Азии и Африки, [т. 1]. Индоевроп. языки, М., 1976: Камменху-бер А., Очерк палайскои грамматики, в кн.: Древние языки М. Азии, М., 1980; Саг-r u b а О., Das Palaische. Texte, Grammatik, Lexikon, «Studien zu den Bogazkoy-Texten», 10. Wiesbaden, 1970.	Л. С. Баюн.
ПАЛАТАЛИЗАЦИЯ ( от лат. palatum — иёбо) — подъем средней части спинки языка к твердому нёбу, сопровождающий губиую, переднеязычную или заднеязычную артикуляцию согласного. П. является дополнит, артикуляцией в тех случаях, когда она обусловлена лишь фоиетич. позицией согласного (перед гласными переднего ряда или перед [j ]), или различит. признаком в тех случаях, когда она не определяется позицией (напр., в рус. яз., где палатализованные — мягкие — согласные возможны и перед гласными заднего ряда, и в абсолютном конце слова). Мягкость как самостоят. фонологич. признак возникает ие в результате дополнит, артикуляции П., а, наоборот, сама предопределяет развитие всей артикуляционной картины, характерной для класса мягких согласных.
Степень П. зависит от типа оси. артикуляции: так, переднеязычные дорсальные палатализуются в большей степени, чем переднеязычные апикальные, образующиеся с поднятым к верхним зубам кончиком языка. Огубленные гласные переднего ряда меньше палатализуют согласный, чем неогублеииые.
Сильная П., характерная для дорсальной артикуляции (напр., в рус. яз.), приводит к существ, изменениям фонетич. характеристик палатализов. согласных по сравнению с непалатализоваи-ными: так, смычные [t'J, [d’J становятся сильно аффрицированиыми (приближаются к аффрикатам) в результате расширения зоны контакта языка с твердым
нёбом и увеличения времени эксплозии; дрожащий [г1] теряет способность быть многоударным; заднеязычные [к'], [g’), [х*] значительно продвигаются вперед и становятся почти среднеязычными.
На слух палатализов. согласные воспринимаются как более высокие по сравнению с иепалатализованиыми.
* Скалозуб Л. Г., Динамика звукообразования по данным кинорентгенографирования, К., 1979; Бондарко Л. В., Фонетич. описание языка и фонологич. описание речи, Л., 1981.	Л. В. Бондарко.
ПАЛЕОАЗИАТСКИЕ ЯЗЫКЙ— условно определяемая языковая общность, объединяющая генетически ие связанные между собой чукотско-камчатские языки, эскимосско-алеутские языки, енисейские языки, юкагиро-чуванские языки и изолированный нивхский язык.
Л. И. Шренк относил к П. я. также айнский язык; эту точку зрения поддерживал Н. А. Невский и др. ученые, однако она была опровергнута позднее (Л. Я. Штернберг и др.). Выделение П. я. как некоей общности восходит к выдвинутой в сер. 19 в. гипотезе Шренка, согласно к-рой соотв. сибирские народности являются потомками коренных обитателей Сибири. Предполагалось, что в результате миграций алт. народов (см. Алтайские языки) коренные народности Сибири были частью ассимилированы пришельцами, а частью оттеснены в сев. р-ны Азии и Сев. Америки и сохранились лишь небольшими группами от басе. р. Енисей до Тихого ок. Гипотеза Шренка сама по себе не определяет генетич. родство П. я. и их носителей; отсутствие такого родства доказали последующие исследования, н термин чП. я.> закрепился как условное название.
Внеш, генетич. связи П. я. остаются невыясненными, хотя выдвинут ряд гипотез. Так, высказано предположение о юж. происхождении енисейских языков, к-рое основывается, во-первых, иа попытках этнич. привязки енисейцев к карасук-ской культуре, принесенной в Юж. Сибирь, по одной версии (С. А. Теплоухов, С. В. Киселев, Л. Н. Гумилев и др.), из юго-вост, р-нов (Ордос и др.), а по другой (Н. Л. Членова) — из юго-зап. р-иов (Памир, Верх. Иртыш и др.), и во-вторых,— иа исторически достоверных контактах между енисейскими и др. языками. Юка-гирско-чуваи. языки, ныне представленные юкагирским языком, по В. И. Иохель-сону, обнаруживают родство с языками индейцев Сев. Америки; Ю. А. Крейиович выдвинул сначала предположение о связях юкагирского яз. с самодийскими языками, а позже — с финно-угорскими языками. В отношении нивхского яз. выдвигались предположения о его возможных связях с алтайскими и уральскими языками, с кавказскими и чукотско-камчатскими, с юкагирским и языками индейцев Сев. Америки; такой перечень сам по себе показывает, что проблема еще далека от решения. Для эскимосско-алеут. языков предполагаются древнейшие связи с уральскими языками через юкагирский, но убедит, аргументов в пользу этой гипотезы пока нет. Неопределенными остаются и древние генетич. связи чу-котско-камчат. языков; высказывается лишь точка зрения, что ительменский язык иного генетич. происхождения, чем другие чукотско-камчат. языки.
Типологии, характеристики П. я. различны, хотя между нек-рыми семьями наблюдаются черты структурио-типологич.
ПАЛЕОАЗИАТСКИЕ 357
сходства. Чукотско-камчат. и эскимос-ско-алеут. языки характеризуются наличием оппозиции абсолютной и эргативной конструкций предложения в зависимости от перех. или неперех. семантики глагола (особняком стоит лишь ительмен, яз. как язык номинативной типологии). Черты эргативности наблюдаются и в юкагир, яз. Енисейские языки определяются как номинативные, но с реликтовыми признаками активного и эргативного строя. Нивхский яз.— язык номинативной типологии. С формальио-типологич. точки зрения П. я.— агглютинативные. В простом предложении доминирует, как правило, глагольная словоформа, простое предложение превалирует над сложным, особенно сложноподчиненным. Правда, неразвитость сложного предложения компенсируется, особенно в чукотско-камчат. и эскимосско-алеут. языках, широким распространением деепричастных оборотов. В лексике П. я.— обилие слов, обозначающих реалии быта и промысловохоз. деятельности; много заимствований из рус. яз.
Первые сведения о П. я. собраны разл. учеными и миссионерами в 18 в.; науч, изучение начинается в 19 в. трудами рус. и зап.-европ. ученых. Интеисивное исследование П. я., обусловленное прежде всего необходимостью создания письменностей, начинается после Окт. революции 1917 в СССР. С 20-х гг. П. я. активно изучаются сов., зап.-европ., амер., канал. и япон. учеными; результаты этих исследований представляют интерес не только для яз-знания, но и для смежных наук, стремящихся объяснить сложные этиолингвистич. процессы в истории Евразии и Сев. Америки, происходившие с древнейших времен.'
* Языки и письменность палеоазиат, народов, в кн.: Языки и письменность народов Севера, ч. 3, М. — Л., 1934; Мещанинов И. И.. Палеоазиат, языки, Изв. АН СССР. ОЛЯ, 1948, т. 7, в. 6; Вдовин И. С., История изучения палеоазиат, языков, М. — Л., 1954; Скорик П. Я., Палеоазиат, языки, в кн.: Сов. яз-энание за 50 лет, М., 1967: Палеоазиат, языки, в кн.: Языки народов СССР, т. 5, Л., 1968; Палеоазиат. языки, в ки.: Языки Азии и Африки, [т. 3], М., 1979; Структура предложения в языках разл. типов. Палеоазиат, языки. Л.. 1984; Jakobson R., Huttl-Worth G., Beebe J., Paleosiberian peoples and languages. A bibliographical guide, New Haven, 1957.	Г. К. Вернер.
ПАЛЕОГРАФИЯ (от греч. palaids — древний и grapho — пишу) — историко-филологическая дисциплина, изучающая создание знаков письменности и их развитие; теоретическая П. устанавливает закономерности исторически изменившихся особенностей письма, практическая и описательная исследует индивидуальные особенности писцов или отдельных рукописей с целью определения времени и места создания этих рукописей, участия писавших их лиц и границ работы писцов.
П. как самостоят. дисциплина выделилась из дипломатики, определяющей подлинность древннх документов, грамот и др. письм. источников. В Европе в 1681 появился труд бенедиктинского монаха Жана Мабильона «Трактат о дипломатике», в к-ром он доказал подлинность королевских грамот («дипломов»), хранящихся в бенедиктинских архивах и закреплявших важные имуществ. и юридич. права этого ордена. Первое аналогичное дошедшее до нас палеографии, исследование в России появилось в 1717, когда старообрядцы Андрей Денисов и его ученики
358 ПАЛЕОГРАФИЯ
и сподвижники Мануил Петров и Леонтий Федосеев доказали подложность «Соборного деяния на еретика арменина на мниха Мартииа», выдававшегося противниками старообрядцев за подлинную рукопись 12 в., и «Требника митрополита Феогноста», выдававшегося за рукопись 1329. В своем анализе старообрядцы опирались на накопленные к тому времени представления о письме и внеш, виде древних рукописей и на нек-рые практич. приемы анализа начертаний букв, получившие распространение в Рус. гос-ве еще в 15— 17 вв. Но зарождение науч. П. связано с именем бенедиктинского монаха Бернара де Моифокона, к-рый ввел в науку и сам термин «П.>. Опираясь на датиров. рукописи, он составил наглядные таблицы, показывающие историю изменения во времени отд. греч. букв («Греческая палеография», 1708), и на основании этих таблиц составил в 1715 первое науч, описание собрания рукописей.
Главной задачей П. является установление и систематизация хронологич. и локальных особенностей письма датиров. рукописей для последующей временной н территориальной атрибуции рукописей, не имеющих в своем тексте ни прямой даты н указания на место написания, ни косвенных сведений об этом.
П. исследует письм. знаки, гл. обр. буквы и составляющие их элементы, а также надстрочные и разделит, знаки, приемы сокращенного письма и т. п. Объектом П. являются также материалы и орудия письма, к-рые заменялись и изменялись со временем. Особое значение собственно палеографии, метод исследования имеет для датировки текстов н записей на листьях и стеблях растений (пальмовых листьях, папирусе, лотосе), на бересте и на специально обработанной для письма коже — пергамене. Определение времени происхождения ср.-век. рукописей на бумаге в большинстве случаев наиболее точно проводится по водяным знакам (филиграням) изготовлявших бумагу мануфактур н фабрик. Изучение водяных знаков выделяется из П. и перерастает в особую вспомогат. дисциплину — филигранологию.
П. обслуживает преим. потребности ист. яз-зиания, истории, лит-ведения, искусствознания, для к-рых палеография, анализ составляет обязательный первый этап изучения рукописи, материал к-рой привлекается для исследования. Но и др. науки гуманитарного цикла и даже точные науки, в той степени, в какой материал для них может быть извлечен из памятников письменности, используют П. для установления времени и места происхождения изучаемого источника.
Совр. дифференциация наук приводит к тому, что палеограф должен быть осведомленным в смежных областях, к-рые предшествовали появлению П. рукописей (дипломатика) или отпочковались от нее: филигранология, нумизматика, сфрагистика (изучение печатей) в 19 в., коди-кология (изучение совр. состояния древней рукописной книги), источниковедение, книговедение, неография (изучение совр. письма и даже машинописи и про-изв. печати) в 20 в.
Палеографы-лингвисты помимо определения времени и места происхождении источника уделяют особое внимание выявлению работы разных лиц (писцов), участвовавших в написании данной рукописной книги, нли особенностей графики одного и того же лица, написавшего неск. рукописей. Языковед исследует реально сохранившиеся рукописи, в каждой из к-рых его интересуют языковые особен
ности последнего писца или писцов; с помощью текстологии ои восстанавливает язык промежуточных списков памятника и черты языка первого списка (протографа), написанного самим автором или переводчиком текста на данный язык.
П. выработала методику датировки по совокупности палеография, примет, технику анализа графич. данных, в к-рой используются и новые приемы (напр., точное измерение углов букв, имеющих сходные элементы иачерта ния). В 20 в. стали использовать данные точных наук: химии — для анализа чернил и красок, физики — для выявления смытых, угасших или закрашенных текстов посредством цветоотделит. фотографирования и др. спец, методов исследования.
Сфера П. ие остается неизменной. В период формирования П. изучала преим. книжное письмо чернилами и красками на спец, писчем материале — для Европы это пергамен и бумага. Вне ее внимания оставались надписи иа предметах материальной культуры — каменных и деревянных памятниках, посуде, утвари и т. п., а также иа объектах естеств. происхождения — скалах, камнях. Все это изучала эпиграфика, так же как нумизматика и сфрагистика соответственно изучали надписи на монетах и печатях. Текстами иа папирусе занимается папирология. В сферу П. попала и конфигурация букв, вышитых или вытканных на старинных тканях, надписи иконописцев на иконах. С открытием в СССР в 1951 ранее неизвестного письм. источника П. получила прииципиально новый объект исследования — берестяные грамоты 11—15 вв., письмо на к-рые наносилось путем продавливания или процарапывания внутр, слоя бересты (начертания чернилами на грамотах, открываемых во время археологии, раскопок, утрачены или утрачиваются сразу же после попадания бересты на воздух и необходимой промывки берестяных грамот).
Объект П. ограничен ие только материалом, но и содержанием источников. Он складывался постепенно за счет охвата разных видов письменности, различающейся как по используемому материалу и способам нанесения письма, так и по содержанию памятников. Нек-рые историки считают важной задачей П. издание комментированных сводов письм. источников, однако этой цели должны служить отрасли знания, связанные с источниковедением (иапр., источниковедение рус. истории, источниковедение истории рус. языка и т. п.).
Расширение задач П. выражается и в том, что к ней относят приобретение навыков чтения древних и ср.-век. рукописей, прежде всего скорописных, вызывающих особые затруднения, но процесс чтения не сводится к узнаванию буквы и непременно включает в себя понимание прочитанного, что невозможно без знания данного языка в его истории, а следовательно, является специфич. задачей яз-зиания.
Неправомерно относить к П. и экспертизу (в т. ч. судебную) современных исследователю почерков. П. изучает почерки, имеющие вид древних. Если путем палеографии, анализа удается определить, что они не являются столь древними, за какие выдаются лицами, использующими содержание определ. текста, то такая рукопись считается поддельной. Определение поддельности или подлинности рукописи не составляет особой задачи П. и является следствием решения осн. ее задачи — установления времени написания рукописи.
В соответствии с исследуемыми алфавитами П. подразделяется на греческую, латинскую, славянскую, армянскую, грузинскую, индийскую, арабскую, китайскую и т. д.
Совр. наука ставит вопрос о создании общей П., к-рая изучала бы общие закономерности письма всех видов, всех времен и на любых материалах. Междунар. палеографии, коллоквиум в Париже в 1953 принял решение об организации Междунар. палеографии, к-та, к-рый был создан в 1957 и в к-рый входят представители мн. стран, в т. и. СССР.
Л. П. Жуковская.
Основы греиеской П. были заложены Монфоконом, описавшим историю греческого письма с древнейших времен до падения Византийской империи (1453). В 18—19 вв. греи. П. изуиала письмо Византии по пергаменным и бумажным рукописям из библиотек Италии и Франции. Описания этих собраний подготовили появление во 2-й пол. 19 — 1-й пол. 20 вв. обобщающих руководств В. Гардт-хаузена, В. Шубарта, А. Сигаласа. Во 2-й пол. 20 в. греи. П. за рубежом развивается в двух направлениях: составление библиографии, справочников и описаний рукописей, исследования по истории отд. мастерских письма. Занятия греч. П. в России первоначально были связаны с потребностями развивающейся славистики. С сер. 19 в. появляются сб-ки фотокопий с греч. и слав, рукописей, статьи о связях между визант. и слав, письменностями (И. И. Срезневский, В. И. Григорович и др.), позднее — науч, описания греч. рукописных собраний и отд. рукописей (В. К. Ернштедт, В. Г. Васильевский и др.). В сов. время эту работу продолжали В. Н. Бенешевич, Г. Ф. Церетели, Е. Э. Гранстрем п др. Почерки греч. письма подвергнуты палеографии, анализу. Начиная с 4 в. до н. э. установлен маюскульный или минускульный их характер (см. Маюскульное письмо, Минускульное письмо), описано унциальное письмо, установлено время распространения устава, курсива и т. д.
• Гранстрем Е. Э.. Совр. состояние визант. палеографии, в сб.: Археографич. ежегодник за 1961 г.. М., 1962; Gardthau-sen V.. Griechische Palaographie, 2 Aufl., Bd 1 — 2, Lpz., 1911 —13: De vreesse R., Introduction a 1’etude des manuscrits grecs, P., 1954; Richard M.. Repertoire des bibliotheques et des catalogues des manuscrits grecs, 2 ed., P., 1958. E. Э. Гранстрем.
Основы латинской П. были заложены Мабильоном, к-рый ввел деление письма на книжное п дипломатическое (письмо документов), выявил вестготский, лангобардский, англосакский и меровингский типы письма, получившие в 18 в. название нац. типов письма; в 1-й пол. 18 в. С. Маффеи доказал, что они являются результатом переработки антич. (рим.) письма. Лат. П. в 19 в. занималась выявлением, палеографии, изучением и публикацией нац. фондов рукописей. Появляются многочисл. факсимильные издания образцов ср.-век. письма и книжного орнамента, а также рукописей крупнейших б-к (Ватиканской, Франц, иац. б-ки, б-ки Брит, музея и др.). Создаются уч. заведения, готовящие палеографов и ведущие исследоват. работу (парижская Школа хартий, флорентийская Школа палеографии и дипломатики и др.). В нач. 20 в. Л. Траубе выдвинул принцип палеография, изучения рукописей по месту их создания — по группам ср.-век. мастерских письма (амфик-тиониям); историю письма он рассматривал как неотъемлемую часть истории культуры. К сер. 20 в. был накоплен зна
чит. фактич. материал, потребовавший отказа от старой схемы развития лат. письма. На основе изучения всех видов памятников письменности 1 в. до н. э.— 5 ч- н. э. была предложена новая теория развития рим. письма. Ж. Маллон показал, что формы строчных букв лат. алфавита появились уже в 3 в. в рим. книжном письме; в основе его развития ои видел видоизменение графики т. наз. обычного письма, более беглого и свободного по сравнению с каллиграфии, формами, а причины развития — в изменении материальных условий письма, в связи с чем ученый предложил новую методику исследования, основанную на изучении технич. приемов работы писца. Во 2-й пол. 20 в. был поставлен вопрос о палеографии. исследовании «нового» письма (после 15 в.). С нач. 20 в. центром изучения каллиграфии 16—18 вв. стала Великобритания (школа С. Морисона). Возрос интерес к проблеме происхождения и развития готического письма 12—15 вв. Ставятся проблемы физиологии, психологии письма, поднимается вопрос о роли социальных и культурных условий в эволюции письма. Большое внимание уделяется характеристике индивидуальных почерков и их генезису в 13 в., выработке единой междунар. номенклатуры и терминологии. Изучаются методы анализа письма с помощью лабораторных методов (напр., голографии), используются ЭВМ. Общие курсы по лат. П. вышли в ВНР (Л. Мецен), ПНР (В. Семкович), ГДР (А. Гейштор, М. Хаман), ЧССР (И. Ше-банек), СФНРЮ (В. Новак). В России начало лат. П. было положено О. А. До-биаш-Рождественской, к-рая впервые ввела ее преподавание, а в сов. время написала первую в СССР общую работу по лат. П., составила каталоги рукописей, хранящихся в Гос. публичной б-ке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде.
Лат. П. описано ист. развитие типов лат. письма (капитальное письмо, унциал и полуунциал, каролингский минускул, готич. минускул и гуманистич. шрифт, легший в основу письма большинства европ. стран). Сов. палеографы изучили генезис готич. письма (Т. В. Луизова), его развитие в книгах (В. Л. Романова) и документах (Л. И. Киселева). Истории лат. письма (до 18 в.) посвящена работа В. Н. Малова. • Добиаш - Рождественская О. Л., История письма в ср. века, [2 изд.], М. — Л., 1936; Люблинская А. Д., Лат. палеография, (М., 19691; Foerster Н., Abriss der lateinischen Palaographie, 2 Aufl., Stuttg., 1963 (лит.); S t i e n n о n J., Paleographie du Moyen age, P.. [1973].
В. Л. Романова, В. H. Малов.
Славяно-русская П. подразделяется на глаголическую, изучающую памятники, написанные глаголицей, и кирилловскую, изучающую памятники, написанные кириллицей.
В ср. века зап. славяне применяли латиницу, хорваты и словенцы — глаголицу и латиницу. В связи с характером письма выделяется П. древнейшей глаголицы и поздней (до 18 в.) хорватской глаголицы. Кириллица использовалась в Др. Руси, позднее — русскими, украинцами и белорусами; ею писали также юж. славяне — болгары и сербы, а до внедрения католичества с его обязат. использованием латыни — молдовалахи (предки совр. румын и молдаван).Т. наз. новые лат. П.— чешская, польская, хорватская — разработаны мало из-за отсутствия древних, незначит. кол-ва ср.-век. рукописей на этих языках и раннего распространения книгопечатания.
Гл. направлением славяно-рус. П. является кирилловская П., но начиная с 15 в. выделяют русскую, или северо-восточную, украинскую, или юго-западную, белорусскую, или зап.-русскую, П. Кирилловская П. включает в себя ряд общих вопросов: происхождение слав, письма и соотношение кириллицы с глаголицей, исследование видов кириллицы — устава, полуустава и скорописи, изучение способов тайнописи, если в них использовались буквы обычных для своего времени начертаний, но в специфическом— «тайном» —значении, анализ вязи.
Публикация и изучение древних письм. источников в 18 — нач. 19 вв. подготовили науч, становление П. кириллич. письменности. Основополагающее значение имели труды А. И. Ермолаева, К. Ф. Калайдовича, Е. А. Болховитинова (митрополита Евгения), к-рый осуществил первое палеографии, описание древнейшей сохранившейся пергаменной грамоты Мстислава Великого новгородскому Юрьеву монастырю (ИЗО), исследователя и организатора археографич. экспедиций П. М. Строева, А. X. Востокова, В. М. У идольского, П. И. Иванова, создателя первого опубл. курса П.— И. П. Сахарова и др. В кон. 19 — нач. 20 вв. опубликованы обобщающие теоретические исследования Срезневского, к-рый дал анализ датиров. памятников 11—14 вв., А. И. Соболевского, изложившего историю рус. и слав, рукописной книги и рассмотревшего эволюцию букв, включая скоропись 15—17 вв., Е. Ф. Карского, пополнявшего и совершенствовавшего свой курс лекций с 1896 по 1928. В. Н. Щепкин в своем «Учебнике русской палеографии» (1918; переизд. с дополнениями М. В. Щепкиной, 1967) особое внимание уделил датирующим начертаниям и истории их развития, изучал вязь, орнамент, обосновал расчеты по филиграням, разработал методы анализа и датировки рукописей по совокупности примет, разработал методику, определил характер и объем описания рукописи. Курсы П. читались в ун-тах и др. учебных заведениях; среди их создателей были Ф. И. Буслаев, Н. С. Тихонравов, Д. И. Прозоровский, М. Н. Сперанский, И. В. Ягич, Р. Ф. Бранд, Н. М. Карии-ский, издавший альбом «Образцы письма древнейшего периода истории русской книги» (подготовлен в 1913, опубл. 1925), автор «Югославянской палеографии» (1904) П. А. Лавров, историки и археологи И. А. Шляпкин (основатель П. надписей на разл. предметах) и И. Ф. Колесников.
В изучение скорописных почерков значит, вклад внесли Г. В. Есипов, В. В. Майков, И. С. Беляев. Укр. скоропись ввел в иауч. обращение И. М. Каманин, к-рому принадлежит первое в Европе сообщение (1905) о необходимости введения в П. методики точной фиксации измерит, приборами, в т. ч. транспортиром с нитью, компонентов буквенных начертаний, их расположения и углов наклона.
В 20—40-х гг. 20 вв. существ, вклад в развитие рус. П. внесли исследования Каринского, уделившего значит, внимание т. наз. социологии, элементу П. (отношения писцов и заказчиков и т. п.), Колесникова (скоропись 15—18 вв.), Сперанского (изучение тайнописи); вышли учебные пособия М. Д. Приселкова (1938), А. М. Селищева (1939) и
ПАЛЕОГРАФИЯ 359
Н. В. Степанова (1941). С 50-х гг. развитие славяно-рус. П. вступило в новую фазу, что было связано с углублением внимания к истории рус., укр. и белорус, языков, для изучения к-рых оказалось необходимым обращение к письм. источникам древности и средневековья. Значит. вклад в изучение письма на берестяных грамотах внесли М. Н. Тихомиров, Щепкина, Л. П. Жуковская, А. В. Арци-ховский, В. Л. Янин. В это же время началось внедрение в П. методов химии и физики (Д. П. Эрастов). Осуществлялись спец, исследования филиграней (С. А. Клепиков, А. А. Гераклитов, 3. В. Участкина, Т. В. Дианова, В. М. Загребин, А. А. Амосов и др.). Р. В. Булатова, В. В. Колесов, Р. В. Бах-турина, А. А. Зализняк занимались изучением надстрочных знаков, П. орнамента и инициалов систематизировали Т. Б. Ухова, Ю. А. Неволин и др. С 1970 под руководством Жуковской, Н. Б. Тихомирова и Н. Б. Шеламановой ведется организационная и науч, работа по составлению Сводного каталога славянорус. рукописных книг, хранящихся в СССР.
* Черепнин Л. В., Рус. палеография, М.. 1956 (лит.); Жуковская Л. П., Развитие славяно-рус. палеографии, М., 1963; Тихомиров М. Н., Муравьев А. В., Рус. палеография, М., 1966; 2 изд., М.. 1982; Фарсобин В. В., Источниковедение и его метод, М., 1983, с. 66—100.
Л. П. Жуковская.
В разработку южнославянской П. значит, вклад внесли сербско-хорват. ученые. П. Солярич, А. Дра-гославлевич и др. опубликовали в 1-й пол. 19 в. факсимильные издания образцов письма и орнаментики; во 2-й пол. 19 — нач. 20 вв. В. (Е). Копитар, В. С. Караджич, Ф. Миклошич и др. исследовали проблему происхождения глаголич. письма. В это же время большое внимание уделяется кирилловской П.: палеографии, исследованию рукописей (Л. Стоянович, Н. Родойчич и др.), криптографии (Д. Костич), филиграней (В. Мошии, С. Тралич). Во 2-й пол. 20 в. изучается т. наз. курсивный тип кириллицы, послуживший основой для совр. письма. В 19—20 вв. заметную роль в разработке юж.-слав. П. сыграли чеш. ученые И. Добровский, П. Й. Шафарик, Л. Гейтлер, В. Вондрак и др., занимавшиеся преим. изучением глаголицы. В 20 в. важным центром исследований по юж.-слав. П. стала Болгария, где описанием и палеографии, анализом рукописей занимались Б. Цонев, Е. Георгиев, М. Стоянов, И. Гошев и др. Славяно-молд. П. разрабатывается в СРР (Й. Богдан, Д. Миок). В кои. 19—20 вв. юж.-слав. П. стали заниматься в Великобритании (И. Тейлор, М. Гастер), Германии (Р. Абрихт, А. Лескин), Австрии (В. Лет-тенбауэр), Франции (В. Водофф).
С. М. Каштанов.
Начало развитию армянской П. положил в кон. 19 в. Я. Ташян, чл. арм. монашеской конгрегации мхитаристов, существующей с 1-й пол. 18 в. на о. Сан-Ладзаро близ Венеции и также в Вене. Ташяну принадлежит каталог арм. рукописей мхитаристской б-ки в Вене н первое пособие по арм. П.— «Обзор армянской палеографии» (1898, Веиа, на арм. яз.), в к-ром рассмотрены вопросы датировки отд. видов армянского письма 5—18 вв. и дана их классификация, легшая в основу их совр. классификации. В кон. 19 — нач. 20 вв. публикуются
360 ПАЛЕОНТОЛОГИЯ
факсимильные издания арм. рукописей, в 1912 Г. Овсепян (Эчмиадзин) издал альбом факсимиле 143 образцов арм. письма 5—18 вв., материал к-рого был использован Р. Ачаряном в его работе «Армянские письмена» (Вена, 1928, на арм. яз.; в 1984 включена в опубл, в Ереване одноименный сб-к работ по арм. письменности) для решения проблем возникновения и употребления отд. видов арм. письма. Происхождению арм. письменности и ее связи с арамейским письмом (см. Западносемитское письмо) посвящено исследование А. Г. Периханян, опубл, в 1966 (в кн.: «Переднеазиатский сборник», в. 2); в 1973 вышел труд А. Г. Абрамяна «Армянское письмо и письменность» (Ереван, на арм. яз.), в к-ром рассматриваются эволюция арм. письма, датировка разл. его видов и т. д. Палеография, исследование арм. рукописей в СССР ведется гл. обр. в Матеиа-даране — Ин-те древних рукописей им. Маштоца при Совете Министров Арм. ССР, обладающем крупнейшим в мире собранием арм. рукописей. В генеральном каталоге этих рукописей (изд. с 1984) воспроизводятся образцы письма охваченных описанием текстов. Ии-т археологии и этнографии АН Арм. ССР издает с 1960 «Свод армянских надписей».	К. Н. /Ьзбашян.
Зарождение грузинской П. как науч, дисциплины (кон. 19 в.) связано с именем Д. 3. Бакрадзе, определившего периодизацию всех видов грузинского письма и опубликовавшего палеографии, таблицы. Одна из осн. проблем в исследованиях груз, ученых — происхождение груз, письма, чему посвящены работы Г. В. Церетели («Армазское письмо и проблема происхождения грузинского алфавита», 1948—49, иа груз, яз.) и Р. М. Патаридзе («Грузинское письмо „Асомтаврули"», 1980, иа груз. яз.). Значит. вклад в развитие груз. П. внес И. А. Джавахишвили. В 1-958 иа базе отдела рукописей Музея Грузии в Тбилиси образован Ин-т рукописей АН Груз. ССР.	С. С. Какабадзе.
Арабская П. изучает памятники, написанные буквами араб, алфавита (см. Арабское письмо). Описание почерков было предпринято с практич. целями еще в 10 в.
В Европе изучение араб, надписей и рукописей началось в 17 в. С 18 в. исследуется проблема происхождения араб, письма, хронологич. последовательности письма куфи и письма насхи, причем мн. европ. ученые 18 — нач. 19 вв. ошибочно считали последнее более поздним, в то время как в действительности оба вида возникли одновременно. В 18 в. появились первые палеография, таблицы Л. Адлера (сирийское араб, письмо и куфи), Э. Фурмона (куфи по рукописям Корана). В 1828 вышел 2-томиый труд Ж. Ж. Марселя «Арабская палеография», включающий усовершенствованные таблицы и положивший начало систематич. изучению араб, письма. В 19 в. началось интенсивное собирание и изучение памятников, подготавливались их науч, описания, включающие палеография, анализ; сложились осн. собрания рукописей и крупнейшее собрание араб, папирусов (Вена). Первые публикации папирусов осуществил в 1-й пол. 19 в. А. Сильвестр де Саси; в кон. 19 в. мн. работы посвятил им И. Карабачек, в нач. 20в.— К. X. Беккер. Во 2-й пол. 19 в. появляются спец, палеографии, труды М. Ланчи, У. Райта, В. Т. Альвардта, О. Уда. Фундаментальные работы М. ван Бершама (кон. 19 в.) и С. Флюри (20-е гг. 20 в.) заложили
основу для дальнейших исследований в области эпиграфики.
В России собирание араб, рукописей и копирование надписей началось при Петре I. Значит, собрания рукописей и др. памятников араб, письма сосредоточились в созданном в 1818 при Кунсткамере Вост, кабинете (ныне Отдел рукописей Ленингр. отделения Ин-та народов Азии АН СССР — виднейшее хранилище араб, рукописей). Возглавивший кабинет X. Д. Френ положил начало изучению крупных собраний араб, рукописей в России, классифицировал и установил терминологию для разновидностей куфи. Со 2-й пол. 19 в. усилилась работа по описанию и публикации памятников араб, письма, что способствовало накоплению палеография. наблюдений. Н. В. Ханыков показал необходимость учитывать место написания памятника при палеография, анализе. Сов. ученые продолжили науч, исследования, публикации араб, надписей и рукописей. Значит, часть исследований (работы О. Г. Большакова, М. М. Дьяконова, В. А. Крачковской и др.) базируется иа изучении памятников араб, письма на терр. СССР (Ср. Азия, Закавказье).
* Крачковская В. А.. Эволюция куфич. письма в Ср. Азии, в сб.: Эпиграфика Востока, в. 3, М. — Л., 1949; ее же, Памятники араб, письма в Ср. Азии и Закавказье ро IX в., там же, в. 6, М. — Л., 1952; Moritz В. (ed.), Arabic palaeographie. A collection of Arabic texts from the first century of the Hidjra till the year 1000, Cairo, 1905; Abbot N., Arabic paleography, в кн.: Ars Islamica, v. 8, Ann Arbor. 1941; G г о h-m a n n A., Arabische Palaographie, t. 2, W.. 1971.	В. А. Крачковская.
Своеобразие развития китайской П. обусловлено спецификой китайского письма. Вплоть до 20 в. кит. П. как самостоят. науч, дисциплина не существовала и палеография, исследования являлись составной частью 3 смежных отраслей науки: т. наз. науки о письменности, эпиграфики и каллиграфологии. «Наука о письменности», возникшая в 9—10 вв., изучала начертание, произношение и семантику иероглифов словаря «Шовэнь» (рубеж 1—2 вв.). Исследование древних начертаний «Шовэия» проводилось особенно широко в 18 в. (Дай Чжэиь, Гуй Фу и др.). Эпиграфика возникла в 11— 12 вв. на базе изучения надписей на бронзовых сосудах 11—6 вв. до н. э. В кон. 19 в. после открытия гадательных костей с надписями 14—И вв. до н. э. эпиграфика стала также изучать иероглифы с сер. 2-го тыс. до н. э. С 30-х гг. 20 в. надписи на костях с палеография, т. зр. изучаются мн. кит. и япон. учеными; Дун Цзобинь заложил основы датировки гадательных надписей по графич. особенностям письма. Каллиграфология исследует памятники письменности (гл. обр. иа твердом материале) в основном 4—8 вв.— периода формирования совр. почерка кайшу. Наблюдается тенденция к формированию единой кит. П., изучающей обшие закономерности развития кит. письма.
• Ху Пуань. История науки о письменности в Китае, Шанхай. 1937 (на кит. яз.); Чжу Цзяньсинь, Эпиграфика, Шанхай, 1955 (на кит. яз.); Ц з я н Ш а и ь го. Морфология кит. письменности, Пекин, 1959 (на кит. яз.).	М. В. Крюков.
ПАЛЕОНТОЛОГИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ (от греч. palaids — древний, 6п, род. падеж ontos — существо и logos — слово, учение)— совокупность лингвистических исследований и соответствующих приемов, при помощи к-рых выявляются и истолковываются наиболее архаичные элементы языка, сохраняющиеся в истории и данном его состоянии как пережитки
утраченных более древних систем. Термин «П. л.> не имеет общепринятого употребления и отчасти сохраняет переносный смысл. Чаще пользуются более узким определением П. л. как того раздела яз-знания, в к-ром на основании языковых реликтов восстанавливаются материальные и духовные условия жизни носителей вымершего языка (речь идет обычно об определении терр. его распространения, о контактах с соседними языками, об обозначении тех или иных реалий и абстрактных понятий, об именослове и т. п.). Однако совр. опыту этой развивающейся дисциплины соответствует вышеуказанное более широкое понимание.
Приемы и способы, с помощью к-рых выявляются и истолковываются «пережиточные» языковые элементы, не образуют строгого единства ввиду большого разнообразия таких элементов, выступающих не столько как отражение неких типов, сколько как исключения из них, уникальные или очень редкие явления (языковые раритеты). Возможности П. л. в каждом конкретном случае оказываются различными. Они зависят от самого характера данного языкового реликта (степень его «переслоенностп», измеряемой в единицах лингвистич. времени — число шагов-изменений, степень включенности в систему, наличие аналогий, в частности типологических, и т. п.) и от «разрешающей» силы используемых аналитич. методов. Исследователь часто оказывается не в состоянии логически определить соотв. процедуру анализа и вынужден действовать методом проб и ошибок. В этих случаях возрастает значение лингвистич. интуиции. Однородность исследоват. процедуры исключается и тем обстоятельством, что языковые реликты, подлежащие анализу, принадлежат разным уровням языка (от звукового до семантического), существенно различающимся между собой по возможностям реконструкции. В этих условиях сами результаты исследования в П. л. оказываются разнородными — по степени конкретности, по широте объясняемого круга фактов, по вероятности выводов, наконец, по тем следствиям, к-рые вытекают из анализа данного явления для др. фрагментов языковой системы.
Само понятие П. л. возникло в яз-знании после того, как сложилась первонач. методика сравнит.-ист. исследования языков (см. Сравнительно-историческое языкознание, Сравнительно-исторический метод'). Конкретный материал, ранее всего оправдавший правомерность П. л. и более всего способствовавший ее становлению, черпался прежде всего из анализа сходных (идентичных или «похожих») элементов флексии — именной и глагольной — при сравнит.-ист. исследовании языков (а позже и при попытках реконструкции праязыковых форм; ср. мысль Ф. Боппа о роли местоименных элементов в структуре флексии индоевроп. языков). Образцом же для формирующейся П. л., к-рому следовали с самого начала сознательно и часто с излишней прямолинейностью, была избрана палеонтология, как она сложилась в нач. 19 в. в естествознании. Обоснованность такой ориентации П. л. несомненна; ей способствовало влияние естеств.-науч, концепций на яз-знание в сер. 19 в. (А. Шлейхер и др.), приведшее к взгляду на язык как организм, включенный в цепь эволюционного развития природных явлений. Подобные лингвистически-био-логич. аналогии в целом оказались продуктивными, хотя и породили значит, кол-во заблуждений в яз-знании, в пер
вую очередь в П. л. Логич. анализ оснований П. л. в их связи с биологич. палеонтологией проведен не был, как не было заострено внимание на различии ист. условий возникновения П. л. и палеонтологии п на вытекающих из этого существ, расхождениях. Нек-рые из этих различий особо важны: 1) П. л. возникла как сознат. попытка объяснить нек-рые неясности, возникающие при сравнит.-ист. анализе фактов, в свете идей уже сформировавшейся биологич. палеонтологии, к-рая, в свою очередь, сложилась как результат исследования случайных находок ископаемых организмов; 2) в П. л. с самого начала ведущей была идея связи разновременных элементов языка в эволюционной цепи, тогда как в палеонтологии долгое время ископаемые организмы рассматривались не как звенья единой эволюционной цепи, а как изо-лиров. остатки; 3) П. л. сама участвовала в вычленении своего объекта — архаических раритетов; само это понятие приобретало значение при условии доказанности архаичности данного явления; поэтому материал П. л. рос медленно и в его выявленной части был относительно немногочисленным, тогда как палеонтология опиралась на огромный эмпирич. материал, получаемый и независимо от целенаправленных поисков; 4) в П. л. временная (относительно-хронологич.) характеристика языкового элемента — всегда результат сложной исследоват. процедуры, а безотносительная (абсолютная) хронология, исключая редчайшие случаи, вообще неизвестна, тогда как в палеонтологии относит, хронология ископаемых остатков задается стратиграфией геологич. пластов, к-рые дают довольно точные указания и абсолютной хронологии; 5) в П. л. установление связей данного архаичного элемента с другими (и тем более определение места элемента в системе) в исходном языковом состоянии принадлежит к числу наиболее сложных задач, чаще всего остающихся не решенными, тогда как в палеонтологии, начиная с Ж. Кювье, отношение одной части ископаемого организма к другой (и к организму в целом) определялось законом корреляций (взаимозависимости), благодаря к-рому по известному элементу можно было предсказывать неизвестный и далее реконструировать организм в целом; 6) объекты П. л. (архаизмы), принадлежащие по происхождению отд. эпохам, чаще всего вкраплены в новое языковое целое и, следовательно, принадлежат и данному состоянию, в то время как объекты палеонтологии принадлежат только прежним эпохам, не смешиваясь с биологич. объектами поздних эпох (иное дело — рудиментарные элементы в организме). Эти различия способствуют лучшему уяснению статуса П. л. как особой лингвистич. дисциплины, ее методов и ее возможностей.
П. л. составляет часть исторического яз-знания, и в этом смысле она занимается проблемой связи элементов языка во в р е м е н и. Эта связь не является внешней: время выступает не как некая рамка языкового развития, а как само содержание его; существенным оказывается именно языковое время, определяемое теми изменениями, к-рые происходят в языке. Категория языкового времени («языковые часы») является интенсивной характеристикой языка, несущей богатую информацию. Принципиально существенная гетерогенность языкового времени — как для разных языков или разных фрагментов языков, так и для разных этапов в развитии одного
языка. Это свойство языка образует важнейшее основание П. л. и вместе с тем ее наиболее сильную сторону. Гетерогенность языкового времени проявляется, в частности, в том, что каждый языковой элемент не только фиксирует свое временное состояние (место на шкале времени в его лингвистич. воплощении), но и содержит более или менее определ. указание на направление этого времени, к-рое реконструируется при наличии информации о предшествующем и последующем временном состоянии, т. е. иа вектор развития. Не менее важно, что разные языковые элементы, составляющие в данном синхронном состоянии целостную схему, фиксируют разл. временные состояния. Эти зазоры в возрасте языкового времени разных элементов одной общей системы и дают возможность своего рода «коррекции» этих элементов по шкале времени, попытки приведения их к общему временному состоянию.
В 60—70-х гг. предпринимались попытки использовать языковую информацию для заключений абсолютио-хроиоло-гич. свойства (см. Лингвистическая статистика, Глоттохронология). Эти попытки были основаны на том, что даже наиболее устойчивые элементы языка — лексемы «стираются» временем до нуля (т. е. полностью исчезают), при этом предполагалась некая равномерность исчезновения этих лексем во времени, позволяющая, в частности, определить абсолютную дату того языкового состояния, когда данный «ядерный» набор лексем еще не существовал. Не говоря о том, что эта методика сопряжена с целым рядом теоретич. неясностей и практич. трудностей, она по своей сути ориентируется на язык как средство, н содержанием ее является ие язык, а абсолютное «внешнее» время, и потому это направление в исследовании языка во времени должно быть признано менее важным в сравнении с задачами П. л., ориентирующейся на «внутреннее» (языковое) время и на определение места в системе. Объекты исследования П. л. как раз и находятся в нижнем (раннем) слое структуры, образуемой языковым временем. Эти объекты не просто архаичны, но уже настолько «выветрились», что нх информативная ценность близка к нулю и кажется, что именно через них энтропия деформирует данную языковую систему. Поэтому существенно, что архаизмы, выступающие как объекты П. л., не поддаются элементарным экстраполяциям и более нли менее автоматич. реконструкциям, исходя из особенностей данной системы. Осн. черта этих архаизмов как раз и заключается в их неясности, невозможности убедительной их идентификации иначе как средствами П. л. Сама неясность обычно состоит в отсутствии возможности интерпретации формы и/или значения данного элемента стандартными средствами, с помощью к-рых объясняются др. элементы этого же языка, в выпадении элемента из системы (неясность функции), в непроявленности связей между данным элементом и др. элементами, с одной стороны, или между этим элементом и целым, в к-рое он входит, с др. стороны. Но П. л. ориентирована не только на наличные объекты (пассивный аспект), а и на характер ожидаемого результата (активный аспект). Применение методов П. л. наиболее эффективно именно тогда, когда при анализе данного языкового элемента удается проникнуть в п р е д ы-
ПАЛЕОНТОЛОГИЯ 361
Пущее языковое состояние, вскрыть архаичную систему или хотя бы ее фрагмент, до сих пор остававшиеся неизвестными. При учете подобных заданий П. л. становится не просто дисциплиной, комментирующей исключения и раритеты, что, разумеется, также важно; она приобретает макс, ценность именно тогда, когда позволяет открыть не просто новые детали, но такие, к-рые дают возможность заглянуть в новое, до того неизвестное языковое состояние, предшествующее во времени известному состоянию.
Выделяется 4 типа задач, решаемых П. л.: 1) анализ отд. архаизмов на разных языковых уровнях, напр. исследование разного рода «нарушений» системы в отд. индоевроп. языках, приведшее к открытию ларингальиых, что позволило объяснить ряд черт структуры вокализма, консонантизма, морфонологии; многочисленны примеры анализа именных и глагольных флексий, обнаружившего их принадлежность — для более архаичного периода — иной категории случаев: местоимениям, частицам, именным или глагольным корням и т. д.; выявление общих формантов, дающее возможность объединения элементов языка, к-рые не находятся в очевидной связи (ср. общность в индоевроп. языках презен-са на -Hi, медиального залога и перфекта); реконструкция активного и пассивного падежей и эргативной конструкции в индоевроп. языках по нек-рым особенностям ср. рода и соотношения им. и вин. п.; вскрытие в системе предлогов следов использования названий частей тела как пространств, классификаторов; многочисл. случаи этимологич. исследования как апеллятпвов, так и имен собственных, имеющего результатом либо реконструкцию принципиально новой формы и/или значения, отсылающих к неизвестной до того совокупности фактов, либо вскрытие иного языка, объясняющего мнимые исключения как закономерности (ср. исследования субстратной лексики, особенно богатые результатами в'топонимике)', 2) восстановление целого — языковых систем или их фрагментов, напр.: опыты реконструкции фонетич. системы неизвестного языка по исключениям и двояким рефлексам звуков в данном языке (классич. пример — реконструкция «догреческой» звуковой системы по исключениям в фонетике др.-греч. яз.); восстановление системы, характеризующей предыдущее состояние данного языка по исключениям в нем (анализ «ларингального» вскрыл в индоевроп. языках черты неизвестной до тех пор системы вокализма); обнаружение новых грамматич. категорий по данным отд. формантов и т. п.; с известным основанием сюда можно отнести н дешифровки неизвестных древних письменностей, приводящие к открытию нового языка и, следовательно, его системы; 3) определение родства пли «прародства» языков, напр. определение места данного «генеалогически темного» языка в генеалогич. классификации, после чего становится бесспорным «сравнит.-исторический» код языка, к-рый и дает возможность новой интерпретации всей или очень значит, совокупности фактов и реконструкции «прасостояния» этого языка; др. случай — выявление связей двух или более групп родств. языков между собой, неизбежно связанное с углублением языковой реконструкции и вскрытием более ранних языковых общностей (ср. уста-
362 ПАЛЕОСИБИРСКИЕ
новление родства т. наз. ностратич. языков В. М. Иллич-Свитычем); 4) реконструкция «начал» языка в целом (глоттогенез), его архаической истории, условно говоря — «палеонтология человеческого языка» (ср. разные попытки объяснения происхождения языка, связь с «языком» приматов, с др. знаковыми системами и т. п.; см. Происхождение языка); особенно результативны частные «палеонтологии», среди к-рых наиболее перспективными следует считать попытки проследить становление звуковой системы и семантиэации ее элементов (Я. И. А. ван Гиннекен, Э. Дж. Пуллиб-ланк и др.) и отд. категорий (происхождение грамматич. рода, по К. Майнхо-фу; многочисл. работы о происхождении именных классов, систем склонения и спряжения., залоговых противопоставлений и т. п.); попытки выведения совокупности грамматич. категорий из некоего общего источника («аитропоморфизирую-щий» аспект языка с ориентацией семантики его категорий на человеческое тело, на личность, ср. грамматич. лицо, оду-шевленность/неодушевленность, род и т. п.); в известной степени сюда же относится и круг исследований проблемы «стадиальности» в языке (см. Стадиальности теория), однако ложные предпосылки и методологич. произвол скомпрометировали это направление П. л.
При решении этих задач П. л. обращается к широкому кругу методов и приемов, используемых совр. яз-знанием. В этой связи особое значение приобретают данные языковой типологии (в частности, учение об универсалиях лингвистических), к-рые позволяют более точно оценить надежность полученных результатов и с большей уверенностью сделать выбор из неск. теоретически возможных решений. В ряде случаев оказывается целесообразным и перспективным обращение к данным «языка» приматов, к детскому языку (см. Детская речь), к типам патология, нарушения речи (см. Афазия), наконец, к широкому кругу вторичных языковых систем и нх «языков». П. л. принадлежит к числу развивающихся дисциплин, расширяющих круг своих исследований и привлекающих в связи с этим новые приемы анализа. В кругу совр. гуманитарных наук П. л. обнаруживает особенно тесные связи с исследованиями в области архаичного сознания, социальной антропологии, этногенеза, истории первобытного общества, истории духовной и материальной культуры. Лингвистич. учение о «древностях» (А. Кун, А. Пикте, О. Шрадер, А. Не-ринг, Г. Гюнтерт, X. Краэ и др.) в значит. степени строится на результатах, достигнутых в П. л.: ср. также и др. направление в этой области, объясняющее характерные черты архаичных языков особенностями культуры (Л. Леви-Брюль, А. Соммерфельт, Г. Хойер и др.).
* Шрадер О., Сравнит, языковедение и первобытная история, пер. с нем., СПБ, 1886; его же. Индоевропейцы, пер. с нем., СПБ, 1913; Марр Н. Я., Избр. работы, т. 1—5, Л., 1933—37; Эргативная конструкция предложения, М., 1950; Иллич-Свитыч В. М., Опыт сравнения ностратич. языков. Сравнит, словарь, I—III, М., 1971—84; Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В., Индоевроп. язык и индоевропейцы. т. 1—2, Тб., 1984; Pictet A., Les origines indo-europeennes, I —И, P., 1859—63; Much M., Die Heimat der Indogermanen im Lichte der urgeschichtlichen Forschung, 2 Aufl., Jena, 1904; Hirt H., Die Indogermanen, ihre Verbreitung, ihre Urheimat und ihre, Kultur, I—II,, Strassburg, 1905—07; Feist S., Europa im Lichte oer Vorgeschi-chte, B., 1910; Schrader O., Neh-
ring A., Reallexikon der indogermanischen Altertumskunde, 2 Aufl.. B. — Lpz., 1917 — 1929; Levy-Bruhl L., Des rapports de la linguistique et de la sociologie, «Actes du 4-me Congres International des linguistes. 1936», Cph., 1938; Sommerfe It A., La langue et la societe. Caracteres sociaux d’une langue de type archaique, Oslo, 1938; Gin ne ken J, v an, La reconstruction typologique des langues archaiques de 1'huma-nite, « Verhandelingen der Koninklijke Neder-landsche Akademie van Wetenschappen», 44, Amst., 1939; Specht F.. Ursprung der indogermanischen Deklination, Gott., 1944 (2 Aufl., 1948); H о i j e r H.. Linguistic and cultural changes. «Language», 24, Balt.. 1948; Krahe H., Sprache und Vorzeit, Hdlb., 1954; Hoenigswald H. M., Language change and linguistic reconstruction, Chi., 1960; Benveniste E., Le vocabulaire des institutions indo-europeennes, v. 1 — 2, P., 1969; Indo-European and Indo-Europeans, Phil., [19701; P u 1 1 e у b 1 a n k E. G., The beginning of duality of patterning in language, в кн.: Papers of transdisciplinary Symposium on glossogenetics, P., 1981. В. H. Топоров. ПАЛЕОСИБИРСКИЕ ЯЗЫКЙ — см. Палеоазиатские языки.
ПАЛИ — один из индийских (.индоарийских) языков (среднеиндийский период); язык буддийского Канона в форме, существующей на о. Шри-Ланка. Используется' как язык буддийской религии и культуры в Шри-Ланке, Мьянме (быв. Бирме), Таиланде, Лаосе, Камбодже, Вьетнаме. Возник, видимо, на основе архаичного зап. ср.-инд. диалекта, затем усвоил ряд вост. черт. Родина П.— Индия; еще до н. э. он распространился вместе с буддизмом на Шри-Ланке, в кои. 1-го — нач. 2-го тыс. н. э.— в ряде стран Юго-Вост. Азии. На П. созданы многочисленные религ., филос., науч., худож. произведения. Оказал заметное влияние на ряд языков Юго-Вост. Азии.
Выделяют 4 разновидности П.: язык стихотворных частей Канона (наиболее архаичный), язык канонич. прозы (более единообразный п нормированный), язык комментаторской лит-ры (еще более упрошенный), язык позднейшей лит-ры в странах Юго-Вост. Азии (с мн. отклонениями и влияниями иносистемных языков). Для фонетики П. характерны: пятичленная система гласных, отсутствие дифтонгов и слоговых сонорных, противопоставление придыхательных — непридыхательных, церебральных — нецеребральных, запрет на сочетание большинства типов смычных друг с другом, употребительность геминат, исход слова на гласный чистый или с назализацией, закон двух мор, регулирующий долготу или краткость гласного. В морфологии: заметное ослабление системы чередования гласных по сравнению с санскритом, тенденция к унификации типов склонения и спряжения, как максимум 6 падежей имени; в глаголе — взаимодействие трех времен и двух видов; развитая и упорядоченная система синтаксиса, употребление вспомогат. элементов, уточняющих значение падежей. В лексике: исключительная сложность и разработанность словаря, ориентированного на передачу идей Канона.
• Минаев И.П., Очерк фонетики и морфологии языка пали, СПБ. 1872; Ели-зареикова Т. Я., Топоров В.Н., Язык пали, М., 1965: Geiger W., Pali Literatur und Sprache, Strassburg, 1916; Mayrhofer M.. Handbuch des Pali, Bd 1 — 2, Hdlb., 1951; Ptrniola V., A grammar of the Pali language, Colombo, 1958; Warder A. K., Introduction to Pali, L., 1963; Elizarenkova T. Y., Toporov V. N.. The Pali language. Moscow, 1976; H i n ii b e r _O. von, Studien zur Kasus-syntax des Pali, besonders des Vinaya — Pi-taka. Miinch., 1968; Fahs A., Grammatik des Pali, Lpz., 1985.
Rhys Davids T. W., Stede W., The Pali text society’s Pali-English dictionary, pt 1—8, L., 1947—59; Trenckner V., A critical Pali dictionary, v. 1—2, Cph., 1924— 1979 (изд, продолжается); M alalaseke-r a G. P., Dictionary of Pali proper names, v. 1—2, L., 1937; 2 ed., L., 1960 (изд. не окончено).	7*. Я. Елизаренкова.
ПАМИРСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа иранских языков. Распространены в долинах Зап. и Юж. Памира (Горно-Бадахшан-ская АО Тадж. ССР и прилегающие р-ны Афганистана, Пакистана, Сев. Индии) и в отрогах Сарыкольского хребта (Синьцзян-Уйгурский авт. p-и КНР). К ним относят ваханский, ишкашимский (с сангличским и эебакским диалектами), язгулямский языки и шугнано-рушанскую группу близкородств. языков и диалектов — шугнанский (с баджувским диалектом), рушанский, хуфский, бартанг-ский, орошорский (или рошорвский), са-рыкольский. Сюда же входил ныне вымерший ст.-ванджский и, возможно, сар-гулямский. По ряду признаков к П. я. примыкает мунджанский и близкородственный ему ийдга, однако это вопрос спорный.
Историко-генетич. характеристики П. я. не позволяют рассматривать их как семью, отличную от других вост.-иран. языков. Ряд таких черт объединяет разл. П. я. порознь с разными вост.-иран. языками. Близкое родство с возможностью реконструкции общей прасистемы прослеживается между сев.-памирскими языками (шугнано-рушан. группа, язгулям. и ст.-вандж. языки). При этом структурное сходство всех П. я. и большой общий лексич. фонд указывают на их возможное конвергентное развитие в языковом союзе.
Вокализм П. я. характеризует спаянность количеств, корреляций с качественными. Корреляция длительности охватывает не все фонемы и не всегда бинарна, ср. в шугнан. яз.: трем долгим гласным фонемам |й|, |й|, |б| противопоставлена одна краткая |и|, имеющая фонетич. варианты [и, и, о, э], то же: |Т|, |ё|, |ё| ~ |i| (с вариантами [i, I, е, е), но фонемы |а| ~ |а| составляют пару.
В язгулям., ишкашим., сарыкольском языках корреляция устойчивости включает разнокачеств. гласные: неустойчивые среднего ряда противопоставлены устойчивым, т. е. всем остальным (в яз-гулямском имеется также реликтовая оппозиция |а| —|а|). В консонантизме П. я. отсутствуют ларингальный и фарии-гальный ряды. В шугнано-рушан. группе, язгулям., вахан. языках имеется оппозиция увулярных х, у — заднеязычных х, у. В язгулям. яз. корреляции палатализации (k, g — к, g) и лабиализации (к, g, х, q, х, у — к’, g°, х°, q°, х°, у°) создали троичную оппозицию типа к — к—к°. В вахан., ишкашим., мунджан. языках налицо корреляция церебральное™ смычных, аффрикат, щелевых. Ударение тяготеет к концу слова, различно по языкам (иапр., в наст. вр. глагола в шугнан. яз. ударение падает на исход основы, в язгулям. яз.— на флексию).
Существительные в П. я. склоняются в вахан., сарыкольском, мунджан. языках. В шугнано-рушан. группе и ишкашим. яз. категория падежа выражена в артикле (указат. местоимении), напр. бартанг.: уа хйгп daft tar wl yaba gaxc, букв, '(та, прямой п.) ворона тогда к (тому, косв. п.) мальчику обратилась'. Синтаксич. функции уточняются предлогами, послелогами и полуаффиксальными показателями (из предлогов, падежных формантов,
послелогов). Категория числа существительного в большинстве П. я. выражена оппозицией ед. ч. (основа) ~ мн. ч. (основа с агглютинативными показателями, ёазлнчными для разных семантич. групп).
। сарыкольском, вахан., мунджан. языках показатели мн. ч. связаны с падежными показателями. Категория рода сохраняется в шугнано-рушан. группе (кроме сарыкольского яз.), в язгулям. и мунджан. языках; выражается в шугнано-рушан. группе и мунджан. яз. формой имени и соотнесенностью его с указат. местоимением, прилагательным и глаголом муж. или жен. рода; в язгулям. яз.— соотнесенностью с местоимением 3-го л. ед. ч. (исторически — указат. местоимением). Наблюдается тенденция к перестройке категории рода по принципу семантич. классов, практически завершившаяся в язгулям. яз. Категория опреде-ленности/неоп ределенности вы ражается артиклями (указат. местоимение ~ числительное «один»); категория единичного/ общего связана с категорией числа, в шугнано-рушан. группе — также с родом (общее выражается употреблением имени в муж. роде, независимо от его первонач. рода).
В прилагательных сравнит, степень выражена морфологически, превосходная — контекстом. Счет в язгулям., вахан., мунджан. языках вигез'имальный (двадцатеричный); в шугнано-рушан. группе — децимальный (десятеричный), в ишкашим. яз. числительные после 10 — из тадж. яз. Личные местоимения имеются только для 1-го и 2-го л. (3-е л. передается указат. местоимениями, кроме язгулям. яз., где указательные перешли в разряд личных); они отражают древние формы, но во 2-м л. мн. ч. появилось новое образование по субстратной модели (кроме вахан. яз.). Указат. местоимения сохраняют (кроме язгулям. яз.) нндоевроп. систему трех серий: I — ближайшее к говорящему; II — ближайшее к собеседнику или эмфатическое, анафорическое; III — удаленное или нейтральное. Склонение местоимений архаично, сохраняется и в языках, где существительные его утратили (язгулям. яз., большинство языков шугна-но^зушан. группы, ишкашим. яз.).
Глагол П. я. имеет основы наст. вр. (из старой преэентной основы), прош. вр. (нз причастия на *-ta, *-па). В языках, где вторичное причастие (на *-taka) утратило самостоятельность, оно стало основой перфекта (шугнано-рушан. группа, нш-кашим., вахан. языки). Показатели лица и числа в наст. вр. флективные, в прош. временах — энклитические (контаминация древних энклитич. местоимений и связок), кроме мунджан. яз., где они образовали вторичную флексию.
Для синтаксиса характерна препозиция определения. Часть языков сохраняет эргативную (или эргативообразную) конструкцию предложения с перех.’ глаголами в прош. временах (язгулям., рушан., хуф., бартанг. языки, часть вахан. говоров, мунджан. яз.) с субъектным согласованием глагола.
Словообразование в П. я., как правило, однотипно. В имени — определ. типы композитов, аффиксальных (в основном суффиксальных) образований. В глаголе отмечаются застывшие превербы; в совр. языках — в основном сложноименные, реже суффиксальные глаголы.
П. я. бесписьменные. Для носителей большинства из П. я. языком письма и образования является тадж. яз., для носителей сарыкольского яз.— уйгурский.
Первые публикации о П. я. относятся к 70-м гг. 19 в. (Р. Б. Шоу). Свод известных даииых и их сравнит.-ист. осмысление осуществлены В. Гайгером на рубеже 19—20 вв. До 60-х гг. 20 в. публикуются материалы, монографич. описания, ист. исследования (И. И. Зарубин и его школа, Р. Готьо, Г. Моргенстьерне и др.). В 70-х гг. 20 в. началось сравнит.-ист., историко-типологич., сравнит.-типологич. и лингвогеографич. изучение П. я.— работы Моргенстьерне, сов. ученых В. С. Соколовой, Д. К. Карамшоева, Т. Н. Пахалиной, Д. И. Эдельман и др. • Соколова В. С., Очерки по фонетике иран. языков, в. 2, М. — Л., 1953; е е ж е, Шугнано-рушан. языковая группа, в кн.: Языки народов СССР, т. 1, М., 1966; ее же, Генетич. отношения мунджан. языка и шугна-ио-язгулям. языковой группы, Л., 1973; ее же, Генетич. отношения язгулям. языка и шугнан. языковой группы, Л., 1967; П а-халина Т. Н., Ишкашим. язык, М.. 1959; ее же, Сарыкольский язык, М., 1966; е е же. Памирские языки, М., 1969; ее же, Сравнит, обзор памирских языков, в кн.: Страны и народы Востока, в. 16, М., 1975; ее же. Ваханский язык. М., 1975; ее же, Исследование по сравнит.-ист. фонетике памирских языков, М., 1983; Эдельман Д. И., Язгулям. язык, М., 1966; Грюнберг А. Л., Языки Вост. Гиндукуша. Мунджан. язык, Л., 1972; Бахт и беков Т., Памирские языки. [Библиография], в кн.: Памироведение. Вопросы филологии, Душ., 1975; Грюнберг А. Л., Стеблин-Каменский II. М., Языки Вост. Гиндукуша. Вахан. язык, М., 1976; К а-р а м ш о е в Д., Категория рода в памирских языках (шугнано-рушан. группа), Душ., 1978; Основы иран. яз-знания, [кн. 4), Ново-иран. языки. Вост, группа. М.. 1987; Geiger W., Die Pamir-Dialekte, в кн.: Grund-riss der iranischen Philologie, Bd 1, Abt. 2, Strassburg, 1898—1901; Morgenstierne G., Indo-Iranian frontier languages, v. 2, Oslo, 1938; Lorimer D. L. R.. The Wakhi language, v. 1 — 2, L., 1958; Morgenstierne G., Etymological vocabulary of the Shughni group, Wiesbaden, 1974.
Д. И. Эдельман.
ПАМПДНГАНСКИЙ ЯЗЫК (пампан-го, пампаига, пампанган, капампангаи) — один иэ филиппинских языков. Распространен в Республике Филиппины в пров. Пампаига, а также в городах сопредельных провинций Тарлак, Батаан и Самба-лес на о. Лусон. Число говорящих 2 млн. чел.
Диал, членение исследовано недостаточно, выделяются апалитский, баколодский (баколорский), макабебе, тарлак-ский диалекты, различия между к-рыми незначительны. П. я. отличается от большинства Филиппин, языков отсутствием фонемы |п|, этой фонеме в П. «. соответствует гортанная смычка, обладающая различит, функцией только в конце слов; характерна монофтонгизация дифтонгов. П. я. наиболее близок тагальскому языку, особенно в области лексики и словообразования, хотя имеются и лексико-семантич. различия.
Пампанганско-английское и пампан-ганско-тагальское двуязычие замедляет становление пампанган. лит. языка и развитие лит-ры на П. я., одиако на П. я. ведется преподавание в начальной школе, существует пресса и отд. произведения худож. лнт-ры. Памятников слогового письма на П. я. не сохранилось, сведения о нем известны из исп. хроник. Совр. письмо на основе лат. графики, существует с сер. 18 в. Практич. изучение П. я. началось в кои. 16 в.
• Forman М. L., Kapampangan grammar notes, Honolulu, 1971; Gonzalez A. B., Pampangan. Outline of a generative
ПАМПДНГАНСКИЙ 363
semantic description, Manila, 1972 (лит,); M i r i к i t a n i L. T., Kapampangan syntax, Honolulu, 1972.
Forman M. L., Kapampangan dictionary. Honolulu, 1971.	В. А. Макаренко.
ПАНГАСИНАНСКИЙ ЯЗЬ'1К (пангаси-нан, устар.— пангалато) — один из филиппинских языков. Распространен в Республике Филиппины — в пров. Пан-гасинан и пограничной части пров. Тар-лак на 3. о. Лусон. Число говорящих 1,3 млн. чел.
Диал, различия почти не проявляются. И. я. обнаруживает существенные отличия от др. Филиппин, языков Лусона: в его фонемном составе 6 гласных, в т. ч. [i] и [I], близкое по звучанию к [е), и 15 согласных, отсутствует гортанная смычка. В лексике меньше заимствований. П. я. является гл. обр. языком устного общения, хотя с 18 в., как и в др. осн. Филиппин, языках, существует письмо на основе лат. графики. Памятников слогового письма на П. я. не сохранилось. Изучение П. я. началось во 2-й пол. 19 в. • Fidel de Amurrio О. F. М., Pangasinan grammar. [Quezon City], 1970; Benton R. A.. Pangasinan reference grammar, Honolulu, 1971; его же, Spoken Pangasinan, Honolulu, 1971.
Benton R. A., Pangasinan dictionary, Honolulu, 1971; Silveriq J. F., New English-Pilipino-Pangasinan dictionary, Manila, 1976.	В. А. Макаренко.
ПАНДЖАБИ (панджабский, пенджабский язык) — один из индийских (индоарийских) языков. Офиц. язык инд. штата Пенджаб, распространен также в одноименной провинции Пакистана. Общее число говорящих ок. 70 млн. чел., в т. ч. в Индии — ок. 20 млн. чел., в Пакистане — ок. 50 млн. чел. К собственно П. (или вост. П.), в к-ром выделяются диалекты маджхи (лежит в основе лит. языка П.) и ныне обосабливающийся догри, примыкают зап.-Пенджаб, языки п диалекты (св. 10 млн. говорящих), в лингвистич. трудах совокупно принимаемые в качестве особого языка лахнда (ленди); в обиходе это понятие не привилось, и ныне в Пакистане наряду с П. различаются языки сирайки и хиндко. По строю П. близок к хинди н урду, сирайки — к синдхи. Важнейшее структурное отличие П. — смыслоразличит. тоны, возникновение к-рых сопровождалось утратой звонких придыхательных. Лит. творчество на П. восходит к 12—13 вв., но заметного развития оно достигло лишь с распространением сикхизма (нач. 16 в.). Совр. лит. П., сложившийся к кон. 19 в. в Индии, испытывает влияние хинди, в Пакистане — урду. Для П. в Индии используется спец, письмо гурмукхи, созданное сикхами в 16 в.,_в Пакистане — письмо урду (см. Индийское письмо).
• Толстая Н.И.. Язык пенджаби, М., 1960; Смирнов Ю. А., Язык ленди, М., 1970; его же, Грамматика языка панджаби. М.. 1976; Gill Н. S., Gleason Н. A., A reference grammar of Punjabi, Patiala, 1969; Shackle S., The Siraiki language of Central Pakistan, L., 1976.
Паиджаб.-рус. словарь, M.. 1961; Ануфриев Ф. Ф., Рус.-панджаб. словарь, М., 1979; Panjabi кос, Jild 1 — 4, Patiala. 1955—71.
Г. А. Зограф. ПАНО языки — группа южноамериканских индейских языков в составе семьи пано-такана языков. Распространены в Перу, Боливии и Бразилии. Общее число говорящих ок. 100 тыс. чел. Включает более 25 языков, часть из к-рых близкородственны: чакобо, каши-бо, амауака, капанауа, чанинауа, мари-364 ПАНГАСИНАНСКИЙ
иауа, майоруна, паио, шипибо-конибо и ар.
Фонетич. системы П. я., отличаясь друг от друга, колеблются между т. наз. атлаитич. и центр.-амер. типами. Так, в чакобо прн 4 гласных 16 согласных, в конибо при 17 гласных 26 согласных. Преобладающие модели фонологич. структуры слова CVCV, CVCVCV, VCV, CV. Возможны сочетания двух согласных нлн гласных. Сохраняются следы гармонии гласных. Ударение обычно падает иа предпоследний слог и взаимодействует с тоновыми явлениями (различаются 2 осн. тона — высокий и низкий).
Морфология агглютинативного типа с умеренным развитием синтетизма. Суффиксальное словообразование резко преобладает иад префиксальным. Глагольное словоизменение богаче именного. В плане контенсивной типологии П. я. относятся к эргативному типу. Глаголы делятся на переходные и непереходные. Различаются морфологич. категории лица, числа, вида-времени, способа действия, наклонения. В глагол включаются и обстоятельств. морфемы. При отсутствии падежной парадигмы в имени встречается особая морфема субъекта, пространная (снабженная суффиксом?) основа подлежащего при перех. глаголе (сведения о наличии генитива недостоверны). Имеется ряд послелогов локативной н обстоятельств. семантики. Сформированы прилагательное и причастие.
В структуре предложения различаются эргативная и абсолютная конструкции. Осн. типы порядка слов в предложении SOV н OSV. Отмечается инкорпоратнв-ная связь дополнения (часто в редуци-ров. форме) с глаголом-сказуемым. Определение-прилагательное следует после определяемого (характерна их групповая флексия). Развито сложное предложение (в т. ч., по-видимому, и сложноподчиненное). Глагольное словообразование (аффиксы каузатива, переходности, непереходности и др.) богаче именного. Широко используется редупликация основ. При наличии значительного исконно общего словарного фонда объем лексики по языкам различен. Имеются заимствования из языков кечумара, а также из испанского. Языки бесписьменные. История изучения П. я. начинается на рубеже 19—20 вв., впервые семья пано была постулирована Р. де ла Грассери в 1888. Лучше исследован фонетич. строй. Реконструирована фонологич. система праязыка, а также фрагмент исконного словаря. Меньше всего изучены П. я. на терр. Бразилии.
• Shell О., Cashibo I: Phonemes. UAL, 1950, v. 1б, Ne 4; е г о ж е, Cashibo II; Grammemic analysis of transitive and intransitive verb patterns, там же, 1957, v. 23, Ne 3; Prost G.R., Chacobo, в кн.; Bolivian Indian grammars, I, Norman (Oklahoma), 1969; Loos E. E.. The phonology of Capa-nahua and its grammatical basis, Norman (Oklahoma), [1969); d’A n s A. M., Materiales para el estudio del grupo lingiiistico pano, Lima, 1970.	Г. А. Климов.
ПАНО-ТАКАНА ЯЗЫКЙ (такапано) — одна из крупных семей южноамериканских индейских языков. Распространены в Перу, Боливии, Бразилии. Обшее число говорящих ок. 120 тыс. чел. Насчитывается ок. 40 языков. Семья П.-т. я. подразделяется на группы пано и такана (см. Пано языки, Такана языки). Особое место отводится языку майоруна, к-рый предположительно представляет собой переходное звено между названными группами. Вместе с нек-рымн другими юж.-амер, языками, локализующимися в Чили и Аргентине (чон, манекенкен,
она, техуельче, техуеш, мосетен и юракаре), П.-т. я. включаются в более широкое генетич. объединение макро-пано-такана, предполагается отдаленное родство макро-пано-такана с кечумара языками и каювава. Имеются также нек-рые материальные совпадения П.-т. я. с тукано языками.
Фонетич. системы отд. языков весьма разнообразны. Преобладают т. наз. атлантический и центр.-американский типы. Так, если в кавиненья (группа такана) прн 21 согласном всего 4 гласных, то в конибо (группа пано) при 26 согласных 17 гласных (в техуельче при 25 согласных 12 гласных). В отличие от мн. др. индейских языков в П.-т. я. обычно имеются звонкие смычные и аффрикаты. Гласные и согласные в основе распределены довольно равномерно. Преобладают модели фонологич. структуры слова типа CVCV, CVCVCV, VCV п др. (для части языков выявлен процесс утраты конечного слога слова). В корнях или аффиксах прослеживаются чередования гласных. Обычен гласный исход основ. Наряду с ударением, часто падающим на предпоследний слог, во мн. языках имеются и тоновые явления.
Морфология характеризуется агглютинацией с варьирующей по языкам степенью синтетизма слова (впрочем, аффиксы не всегда легко отграничить от служебных слов). Состав суффиксальных морфем гораздо богаче состава префиксальных. Глагольное словоизменение более развито, чем именное. В плане контенсивной типологии П.-т. я. относятся к языкам эргативного строя. Глаголы делятся на переходные и непереходные (что обусловливает разл. форму подлежащего), имеют морфологич. категории липа, числа, вида-времени, наклонения. Отмечаются также морфемы способа действия и обстоятельств, морфемы. Изменение имен по падежам, по существу, отсутствует. Имеется, однако, немало послелогов локативной и обстоятельств. семантики. Вполне сформиров. частями речи принято считать прилагательное и причастие. Развита система местоимений. Довольно развито как именное словообразование (ср. очень продуктивный номинализирующий префикс е- в группе такана), так и глагольное. Среди средств именного словообразования — редупликация основы. Весьма значителен удельный вес дескриптивных слов.
Синтаксис изучен слабо. В структуре предложения соблюдаются нормы эргативного строя (противопоставление эргативной и абсолютной конструкций и т. д.). Преобладает порядок слов SOV. Довольно широко распространена инкорпоратив-ная связь дополнения (часто в фонетически редуциров. форме) со сказуемым, выраженным перех. глаголом. Определение-прилагательное следует после определяемого (для атрибутивной синтагмы характерна групповая флексия, т. е. наличие словоизменения только у последнего члена синтагмы). Наряду с простым предложением развито сложное, в т. ч., по-видимому, и сложноподчиненное. При очевидной близости мн. компонентов осн. лексич. фонда (личные местоимения, термины родства, названия частей тела, обозначение элементарных действий и состояний) словарный состав П.-т. я. существенно различается. Немало дескриптивных лексем. По языкам имеются лексич. заимствования из исп. яз. Интересны древние культурные заимствования из языков кечумара (числительные, обозначающие числа выше двух, назва-
ния домашних животных). Встречаются заимствования из аравак. языков. Языки бесписьменные.
Знакомство с П.-т. я. относится к 17 в., но собственно научное их исследование началось лишь в 20 в. Сопоставление словарных списков П.-т. я. уже в 1907 позволило высказать гипотезу о родстве обеих входящих в семью групп; в 1921 Ж. Креки-Монфор и П. Риве отметили в их строе нек-рые грамматич. параллелизмы, в 1933 Р. Шуллер указал на их генетич. родство. Лучше всего изучен фонетич. строй, менее изучена грамматика, особенно синтаксис. Начата разработка системы звукосоответствий (с учетом происходивших по языкам фонетич. процессов), а также исконно общего словарного фонда. Обоснование более широкого генетич. родства юж.-амер, языков в рамках объединения макро-пано-такана началось в 60-х гг. 20 в.
• Key М. R., Comparative Tacanan phonology, The Hague — Р.,	1968; Sua-
rez J. A., Moseten and Pano-Tacanan, «Anthropological linguistics», 1969, v. 11, № 9; e г о же. Macro-Pano-Tacanan, UAL. 1973, V. 39. № 3.	Г. А. Климов.
ПАПУАССКИЕ ЯЗЫКЙ — наименование совокупности языковых групп и изолированных языков о. Н. Гвинея и нек-рых др. островов Тихого ок. независимо от наличия или отсутствия генетич. общности между ними, используемое как классификационный термин в противоположность австронезийским языкам, расположенным в том же ареале; называются также неавстронеэийскими языками Океании. Общее число говорящих св. 4.6 млн. чел.; общее число языков, по разным данным, от 750 до 1000. К П. я. относят: все немеланеэийские н неполинезийские языки Н. Гвинеи и близлежащих островов; немеланеэийские языки о-вов Хальмахера, Тимор, Алор и Пантар к 3. от Н. Гвинеи, о-вов Адмиралтейства к С., о. Н. Британия, о-вов Бугенвиль, Соломоновых и о. Санта-Крус к В. и о-вов Торресова прол, к Ю. от Н. Гвинеи. Достоверных данных об их генетич. родстве нет, предполагается возможность связей с малайско-полинезийскими языками и языками Австралии.
Чрезвычайное разнообразие языков данного ареала может найти объяснение в многочисл. миграциях населения. Сов. этнографами и антропологами устанавливается по крайней мере 3 миграции: 1-я — протоавстралоидов (20—30 тыс. лет назад), 2-я — протомеланезийцев (3—4 тыс. лет до и. э.), 3-я — протополинезийцев (кон. 1-го тыс. до н. э.) (Н. А. Бутинов, В. В. Бунак, С. А. Токарев). По мнению С. Вурма, наиболее древними представителями П. я. в этом ареале являются нек-рые языки фил Торричелли, Сепик-Раму и трансновогвинейской филы. В работах Вурма и др. предлагается след, система подразделений: фила (phyla) как наиболее крупная единица, сток (надсемья), семья, группа, язык, диалект. По предварит, данным, выделяются: 1) трансновогвинейская фила, к-рая включает 491 язык (число говорящих 3,5 млн. чел.) и занимает б. ч. о. Н. Гвинея, за исключением б. ч. п-ова Фогелкоп, сев.-эап. части обл. Ириан-Джая, б. ч. сев.-зап. Папуа — Н. Гвинеи, незначительной области, занятой изоли-ров. языками, и областей, занятых австронезийскими языками; 2) фила Зап. Папуа, включающая 24 языка (460 тыс. чел.), занимает большую, северную, часть п-ова Фогелкоп и сев. часть о. Хальмахера; 3) фила Сепик-Раму, к-рая включает 97 языков (290 тыс. чел.) и распрост
ранена в округах Сепик и зап. части окр. Маданг Папуа — Н. Гвинеи; 4) фила Торричелли, объединяющая 47 языков (115 тыс. чел.) и занимающая сравнительно небольшую сев. часть округов Сепик; 5) фила Вост. Папуа, охватывающая 28 языков (70 тыс. чел.) и занимающая о-ва к С.-В. и В. от Н. Гвинеи; 6) сток Ско на уровне филы, включающий 8 языков (6,6 тыс. чел.) и занимающий сев. пограничный р-н между Папуа — Н. Гвинеей и Ириан-Джаей; 7) сток Квом-тари на уровне филы, включающий 5 языков (3,3 тыс. чел.) и располагающийся на С.-З. окр. Зап. Сепнк Папуа — Н. Гвинеи; 8) семья Араи (Лефт-Мей) на уровне филы, включающая 6 языков (1,6 тыс. чел.) и распространенная в окр. Зап. Сепик; 9) сток Амто-Мусиан на уровне филы, включающий 2 языка (300 чел.) и занимающий область между стоком Кво-мтари и семьей Лефт-Мей; 10) фила Гел-винк-Бей, включающая 4 языка (8 тыс. чел.) и распространенная в вост, прибрежной области зал. Чендравасих и на о. Япен в Ириан-Джае;' 11) сток Зап. Бердс-Хед на уровне филы, включающий 3 языка (16 тыс. чел.) и располагающийся в вост, области п-ова Фогелкоп; 12) изо-лиров. языки — 8 языков (7 тыс. чел.); сюда же относятся от 20 до 30 еще не описанных языков.
П. я. относятся к языкам агглютинирующего типа. Их фонология отличается развитой консонантной системой (что противопоставляет их полинезийским языкам); для них характерны редкие консонантные типы, напр. преглоттали-эов. звонкие и глухие смычные согласные, имплозивные смычные, увулярные или поствелярные смычные, лабио-ве-лярные смычные и назализов. согласные, палатализов. и лабиализов. согласные с преназалиэацией. Большинство П. я. не имеет противопоставления звуков г и 1, р и f, 1 и п, к-рые часто объединяются в одной фонеме. Типичной особенностью П. я. является частая взаимозаменяемость звуков к и t, п и г), встречающаяся в диалектах одного языка и в близких языках. Система вокализма развита гораздо слабее; имеет место фонологически значимое удлинение гласных. Наиболее типичным для данных языков является наличие сложной супрасегментной системы. В большинстве П. я. отмечается закономерное чередование согласных и гласных, возможны след, типы слогов: CV, CVC, VC, V и редко VCC, CVCC. Консонантные сочетания внутри слога редки, обычно это сочетания гоморган-ных звуков.
На морфологич. уровне П. я. отличаются сложной глагольной системой, преобладающей над именной. Для глагола характерна сложная и разветвленная система времен, наклонений, видов, залоговых (эа исключением пассивного) и модальных оттенков, сложное словоизменение путем суффиксации, а иногда и префиксации; распространены т. наэ. медиальные формы. Личная форма глагола в предложении обладает способностью присоединять субъектно-объектные показатели, а зачастую и инкорпорировать субъект или объект либо то и другое. Именная морфология развита значительно слабее, склонения не существует, категория рода (класса), хотя и обладает своеобразием, распространена мало и выражена слабо; число в имени выражается, как правило, при помощи суффикса или местоимения 3-гб л. мн. ч. В ряде языков имеется двойственное, а порой и тройств, число. Представлена весьма сложная система счета, основанная на обозна
чении частей тела, используемых как отвлеченные единицы счета; система счета варьирует от двоичной до десятеричной. Самостоят. формы числительных б. ч. обозначают ‘единицу’, ‘два’, редко ‘три’. Для разряда местоимений также характерно значит, разнообразие форм и функций, обычно оии имеют формы ед., дв., мн. и иногда тройств, числа. Местоимениям 3-го л. ед. ч. часто свойственно различие по роду, выражаемое путем внутр, флексии. Наиболее распространенным способом словообразования является простое словосложение,, реже редупликация .
На синтаксич. уровне почти во всех языках представлен порядок слов SOV. Предикативность выражается, как правило, синтаксически, и лишь иногда сказуемое оформляется морфологически. На лексич. уровне, как и на морфологическом, П. я. значительно расходятся даже в случаях установленного генетич. родства. Тем не менее оии отличаются широким распространением лексич. заимствований из близких языков; заимствований иэ др. языков мало, за исключением возможных заимствований из меланезийских языков. Как правило, П. я. бесписьменные н не являются предметом школьного обучения, за редким исключением (в школе изучаются языки дани, агараби, асаро и нек-рые др.). Ведется работа по созданию письменности на основе лат. алфавита для разл. П. я.
Первая информация о неавстронезийских языках Океании появилась в пач. 19 в. (список слов языка мириам в Торресовом прол., 1822). Большое значение имело исследование П. я. Н. Н. Миклухо-Маклаем, составившим словари и списки фраз нек-рых языков и сделавшим попытку нх науч, описания. Значит, вклад в научение П. я. внесли Ф. Мюллер, к-рому принадлежит идея деления языков Н. Гвинеи на меланезийские и П. я., С. Рей, попытавшийся описать типологич. различия между П. я. и меланезийскими. Работу по изучению и описанию П. я. проводили в кон. 19 — нач. 20вв. англ., нем. (В. Шмндт и Г. Пильхо-фер), а также нидерл. миссионеры (X. Гейртьенс и П. Драббе).
С кон. 40-х гт. начало развиваться совр. папуасоведение. Исследованием П. я. занимается гл. обр. Австрал. нац. ун-т (Канберра). Австрал. учеными (А. Кей-пеллом, Вурмом, Д. К. Лейкоком и др.) была проделана значит, работа по изучению П. я. Центр. Нагорья, округов Сепик, р-на Телефомин и мн. др., оии издают серию «Публикации канберрского лингвистического кружка». П. я. исследуют также ученые США, Нидерландов, Англии, ФРГ, Японии. Первые публикации по П. я. в СССР принадлежат Д. В. Буб-риху. А. А. Леонтьевым впервые в сов. яз-знании были даны общие сведения по П. я. Сов. этнографом Бутиновым дано описание языка бонгу, в ряде его работ содержатся ценные лингвистич. сведения по нек-рым П. я. В нек-рых публикациях сов. ученых ист. и этиографич. характера, поев, данному ареалу, также затрагиваются лингвистич. проблемы П. я. О лингвистич. журналах, посвященных изучению П. я., см. в ст. Австронезийские языки.
* Пучков П. И., Население Океании. М., 1967; Бутинов Н. А., Папуасы Новой Гвинеи, М., 1968; Леонтьев А. А., Папуас. языки, М., 1974; его же. Социальные, лингвистич. и психологич. факторы языковой
ПАПУАССКИЕ 365
ситуации в Папуа—Новой Гвинее, в сб.: О языках. фольклоре и лнт-ре Океании, №.. 1978; С а р е 1 1 A. A., A linguistic survey of the South-Western Pacific, 2 ed., Noumea, 1962; его ж e, A survey of New Guinea languages, [Sydney, 1969]; Linguistics in Oceania, The Hague, 1971; New Guinea area languages and language study, v. 1, Papuan languages and the New Guinea linguistic scene, ed. by S. A. Wurm, Canberra, [1975]. H. К. Верба. ПАРАДИГМА (от греч. paradeigma — пример, образец) — 1) в широком смысле — любой класс лингвистических единиц, противопоставленных друг другу и в то же время объединенных по наличию у них общего признака или вызывающих одинаковые ассоциации, чаще всего — совокупность языковых единиц, связанных парадигматическими отношениями (см. Парадигматика)', 2) модель и схема организации такого класса или совокупности; 3) в более узком смысле — синоним термина «морфологическая П.» (система форм одного слова).
В зависимости от уровня, к к-рому относят выделяемый класс единиц, говорят о морфологич., синтаксич., лексич. н словообразоват. П. В принципе в одну П. объединяются языковые единицы, к-рые могут быть поставлены в соответствие одному объекту илн явлению: значению, ситуации, слову, классу слов и т. п.
Понятие П. было введено в антич. грамматике для обозначения образца словоизменения как отражающего варьирование форм одного слова. Традиционный способ рассмотрения этих форм в лат. и греч. грамматиках состоял в распределении слов и их классификации по типам склонения для имен и спряжения для глаголов и в описании каждого типа таблицей — П.. к к-рой следовало обратиться, чтобы получить представление о формах др. членов того же типа (см. Аналогия). Классич. грамматика устанавливала, т. о., не правила, а модели образования форм, предлагая их конечный набор списком; понятие морфологич. П. получило широкое распространение в научных и нормативных грамматиках как упрощающее описание языка и отражающее его системный характер и сделалось одним из кардинальных в описании морфологии флективных языков.
Морфологическая П. изображается обычно как таблица форм, устанавливающая соответствие записанных в ее левой части грамматич. значений обозначенным в правой части средствам их выражения — флексиям или др. формативам; подобная запись передает модус существования каждой формы в статике, а также процесс ее образования и отражает совокупность всех форм определ. грамматич. значений одной лексемы.
Морфологич. П. отражает реализацию грамматических категорий (рода, числа, падежа и т. д.) и характеризуется: наличием стабильной, инвариантной части (корня, основы), выражающей идею тождества лексемы во всех ее грамматич. видоизменениях; фиксацией конечного перечня грамматич. значений и их комбинаторики и. следовательно, наличием в П. точно определенного числа звеньев пли позиций, что и делает П. закрытым классом форм; однозначным соответствием позиции и связанного с иею спец, форманта; строгим порядком расположения членов.
Структура морфологич. П., т. о., определяется инвентарем грамматич. категорий, характеризующих отд. части речи и взаимосвязи их грамматич. значений. П.
366 ПАРАДИГМА
слов одной части речи имеют одинаковое внутр, устройство, одинаковый набор окончаний для одного типа склонения или спряжения, объединяют подобные наборы основ, а также нередко характеризуются сходными акцентными и/или морфонологич. явлениями.
Морфологич. П. делятся на большие и малые, полные и неполные (дефектные). Большая П. представляет собой объединение малых, или частных: так, полная П. прилагательного в рус. яз. включает от 24 до 29 форм, распределяющихся по ряду частных П. муж., жен. и ср. рода ед. ч., П. мн. ч., П. кратких форм прилагательных и их степеней сравнения. В дефектной П. часть ее позиций (клеток) оказывается незаполненной.
Пытаясь ограничить и уточнить критерии, на основании к-рых языковые единицы могут быть объединены в одну П., нек-рые ученые ставили, напр., условие взаимозаменимостн или выполнения одной роли в системе языка — т. е. наличие определ. формального признака. Отсюда возникает понятие синтаксической П. в трансформационной (порождающей) грамматике (см. Генеративная лингвистика) как ряда структурно различающихся, но семантически соотносительных синтаксич. конструкций — предложений или словосочетаний, связанных в силу их семантич. близости отношениями перифразы. Синтаксич. П. определяется и более строго — как комплекс коррелирующих синтаксич. структур, различающихся, по крайней мере, одной морфемой (Д. С. Ворт). Нередко синтаксич. П. определяются как изоморфные морфологическим. Значит, вклад в синтаксич. парадигматику внесли сов. ученые, причем особое развитие получила идея внутриструктурных преобразований предложений как наделенных свойством предикативности (Н. Ю. Шведова).
Понятие лексической П. трактуется по-разному, чаще всего — как объединение грамматически однородных слов, имеющих семантич. общность. В значениях слов одной лексич. П. обнаруживаются не только общие семантич. черты, но и дифференцирующие признаки. Иногда говорят о парадигматич. отношениях в лексике, имея в виду связанность отд. значений многозначного слова и его лексико-семантич. вариантов.
Значит, распространение получает в совр. яз-знании и понятие словообразовательной П., или парадигматич. объединения слов; входящими в одну П. считаются однокорневые образования, созданные на одной и той же ступени деривации, или же производные, имеющие одну и ту же производящую основу и находящиеся на одной и той же ступени словопроизводства. Словообразоват. П. делятся на отглагольные, десуб-стантивные, деадъективные и деадверби-альные, т. е. описываются так, что их стабильной частью считается мотивирующая единица, принадлежащая определ. части речи, переменными же считаются мотивированные ею образования на одинаковой ступени словообразования. Эти П. могут, однако, различаться и по др. принципу: включать производные, разные по семантике, но относящиеся к одной части речи (ср., напр., адъективный тип П. от при л. «белый»: «беленький», «белехонький», «беловатый» и т. д.).
В разработку теории П. значит, вклад внесли сов. ученые (Т. П. Ломтев, М. М. Гухман, Е. А. Земская, А. А. Зализняк, Д. Н. Шмелев и др.).
• Зализняк А. А.. Рус. именное словоизменение, М., 1967; Кости некий Ю. М.,
Вопросы синтаксич. парадигматики, ВЯ, 1969, №5; Кубрякова Е. С., Основы морфологич. анализа, М., 1974; Шмелев Д. Н., Совр. рус. язык. Лексика, М., 1977; Кубрякова Е. С., Соболева П. А., О понятии парадигмы в формообразовании и словообразовании, в кн.: Лингвистика и поэтика, М., 1979; Рус. грамматика, т. 1 — 2, М., 1980.	Е. С. Кубрякова,
парадигмАтика — 1) один из двух аспектов системного изучения языка, определяемый выделением и противопоставлением двух типов отношений между элементами и/или единицами языка — парадигматических и синтагматических; раздел науки о языке, занимающийся парадигматическими отношениями, их классификацией, определением области их действия и т. п.; противопоставляется синтагматике по типу изучаемых отношений и их группировок; 2) в более широком смысле — то же, что система языковая. понимаемая как совокупность лингвистических классов — парадигм, противопоставляется синтагматике как синониму понятия лингвистического процесса и текста (Л. Ельмслев).
Согласно теории Ф. де Соссюра, языковая система строится на двух гл. типах отношений, соответствующих разным ?формам умств. деятельности человека членению целого на части и группировке элементов языка на основе их ассоциативного сходства) и проявляющихся в двух разных сферах языка: непосредственно наблюдаемой и непосредственно не наблюдаемой. Поскольку, по определению де Соссюра, в каждом данном состоянии языка все «покоится» на отношениях, а отношения эти сводятся либо к синтагматическим, либо к тем, к-рые ои называл ассоциативными (лишь позднее Ельмслев предложил назв. «парадигматические»), описать механизм языка можно только установив указанные отношения. Парадигматич. отношения, в отличие от синтагматических, не линейны и не одновременны в потоке речи или тексте; они представляют собой соотношения между элементами языка, объединяемыми в сознании или памяти говорящего некими ассоциациями; они связывают эти элементы в силу общности либо их формы (напр., акустич. образов), либо содержания, либо на основе сходства того и другого одновременно. Если сиитагматич. отношения характеризуют строение синтагмы как языковой последовательности любого уровня и ими определяется комбинаторика более крупных единиц из более мелких, то парадигматич. отношения характеризуют строение любых группировок или классов (в частности, строение парадигмы), выделенных в языке по принципу формальной или семантич. общности их членов и в то же время противопоставленных друг другу по одному из этих оснований. В отличие от сиитагматич. отношений между сосуществующими и наличными в актуальной последовательности элементами одной языковой цепочки (слова, сложного слова, словосочетания и т. п.) — т. наз. отношений in praesentia, парадигматич. отношения представляют собой отношения in absentia: присутствие одного из членов парадигматич. ряда в сиитагматич. цепочке исключает наличие другого, но делает возможной их взаимозамену. Это дает основание рассматривать сиитагматич. отношения как проявляющиеся в совместной встречаемости единиц, а парадигматические — в их взаимоисключении и взаимозамене. Последнее ведет к тому, что в совр. яз-знании можно встретить два разных и диаметрально противоположных понимания членов парадигматич. отношений — как могущих
или же как не могущих занять место друг друга в одной и той же позиции. Первая точка зрения находит применение гл. обр. в области лексич. П.; вторая соответствует классич. определению морфологич. парадигмы.
Мысли о существовании в языках разных типов отношений высказывались уже в работах И. А. Бодуэна де Куртенэ и Н. В. Крушевского. Первый подчеркивал различие отношений «по горизонтали» и «по вертикали» при сопоставлении единиц и при их последоват. смене, второй — при ассоциациях по смежности и по сходству. Крушевскому принадлежала также мысль о том, что ассоциации по сходству и смежности влияют друг на друга и определяют развитие языка. Идея взаимозависимости парадигматич. н синтагматич. связей находит все более полное подтверждение в совр. лингвистике.
В трудах Ельмслева противопоставление П. и синтагматики было переосмыслено как противопоставление системы языка и ее реализации (процесса, текста) и два типа отношений были разведены как характеризующие одни — речь, а другие — язык (принадлежностью языка как системы считались исключительно парадигматич. отношения). Синтагматич. отношения были здесь определены как подчиняющиеся логич. конъюнкции (отношения реляции по принципу «и — и»), парадигматические — как подчиняющиеся логич. дизъюнкции (отношения корреляции по принципу чили — или»); типы отношений были, т. о., противопоставлены как отношения сосуществования и отношения чередования, альтернации, взаимозаменяемости .
Термин «П.» иногда приобретает в совр. исследованиях еще 2 значения: 1) система парадигматич. отношений, связывающих единицы определ. уровня, или совокупность таких отношений; напр., лексич. П. выделяется как такая область лексикологии, в к-рой учитываются парадигматич. отношения лексем к др. лексемам языка и рассматриваются свойства их противопоставленности друг другу (антонимия") или, напротив, их взаимосвязанности (гипо-гипероннмия, синонимия и т. п.). Понятие П. в лексике было обогащено введением в ее описание «третьего измерения», относящегося к деривационным связям слов и получившего у Д. Н. Шмелева спец, название эпидиг-м а т и к и. Последняя отражает способность слова, благодаря словообразованию и процессам его семантич. развития, входить одновременно в разл. лекснко-семан-тич. парадигмы и демонстрировать таким образом помимо синтагматич. и чисто парадигматич. еще и эпидигматич. связи. Поскольку лексич. П. дана в тексте в скрытом виде, для ее выявления и описания необходимо создание спец, процедур лингвистич. анализа, направленного, в частности, на установление значимости лексич. единиц и особенностей их существования как членов определ. лексйко-се-маитич. парадигм; 2)система парадигм или их совокупность в отдельно взятом языке и применительно к единицам определ. уровня; раздел грамматики (морфологии или синтаксиса), поев, описанию совокупности соотв. парадигм (морфологических, синтаксических), принципам их организации, в частности структурной оформленности парадигм, разграничению межпарадигматич. н внутрипарадигма-тич. отношений, а также их влиянию в процессах ист. перестройки отд. парадигм или в осуществлении словообразоват. процессов по образцу уже существующих словообразоват. парадигм и т. п.
Поскольку в морфологии и выделение грамматич. разрядов слов, и описание грамматич. категорий тесно связано с установлением системы реализующих их словоформ, а последние характеризуются как парадигмы, предмет морфологии в собств. смысле слова нередко отождествляется с морфологич. П., противопоставляемой внутри морфологии морфемике. П. соответственно включает тогда, по Э. А. Макаеву, описание типов спряжения и склонения, всего словоизменения как охватывающего объединения слов, выделенных по принципу общности их парадигмы или формальным особенностям реализующих нх парадигм. Если морфологич. П. уже имеет традиции своего описания, то синтаксич. П. является складывающейся науч, дисциплиной. Зародившаяся первоначально в недрах трансформационной грамматики н генеративной лингвистики, занимавшихся проблемами выделения «ядерных» конструкций и их разворачивания в тексте, парадигматич. концепция в синтаксисе существенно обогатилась за счет выдвижения понятия синтаксич. парадигмы и привела в конечном счете не только к уточнению ряда понятий синтаксиса, но и к возможности более адекватно отразить роль и место трансформаций в формировании синтаксич. парадигм и избежать их отождествления. Вместе с введением понятия парадигмы в словообразование (Т. М. Беляева, Е. А. Земская, Е. С. Кубрякова, Р. Бирд, Л. Дюровнч, Й. ван Марле и др.) здесь тоже рождается представление о П. словообразовательной. Развитие лексич., морфологич., синтаксич. и словообразоват. П. свидетельствует о том, что в принципе парадигматич. аспект исследования применим к единицам разных уровней и что он может быть использован как для отождествления изучаемых единиц, так и для описания их реального функционирования и системного варьирования, а также в изучении причин ист. развития языков. •Ельмслев Л., Пролегомены к теории языка, пер. с англ., в кн.: НЛ. в. 1, №.. 1960; Березин Ф. М., Очерки по истории яз-знания в России. (Кон. XIX — нач. XX в.), М., 1968: Головин Б. Н., К вопросу о парадигматике и синтагматике на уровнях морфологии и сиитакснса, в ки.: Единицы разных уровней грамматич. строя языка н их взаимодействие, М., 1969; Шмелев Д. Н., Проблемы семантич. анализа лексики, М., 1973; Степанов Ю. С., Методы и принципы совр. лингвистики, М., 1975; Соссюр Ф. д е. Труды по яз-знанию, пер. с франц., М., 1977; Блох М. Я., Преобразования предложений в парадигматич. синтаксисе, в сб.: Проблемы яз-знания и теория англ, языка, в. 3. М., 1978; Рус. грамматика, т. 1—2, М., 1980: Новиков Л. А.. Семантика рус. языка, М., 1982; Marie J. v a n, On the paradigmatic dimension of morphological creativity, Dordrecht, 1985.	E. С. Кубрякова.
ПАРАЛИНГВИСТИКА (от греч. para — около и лингвистика) — 1) раздел языкознания, изучающий невербальные (неязыковые) средства, включенные в речевое сообщение и передающие, вместе с вербальными средствами, смысловую информацию; 2) совокупность невербальных средств, участвующих в речевой коммуникации.
Различаются 3 вида паралингвистич. средств: фонационные, кинетические и графические. К фонационным относятся тембр речи, ее темп, громкость, типы заполнителей паузы («э-э», <м-м» н др.), мелодия, явления, а также особенности произношения звуков речи (диалектные, социальные и идиолектные); к кинетич. компонентам относятся жесты, тип выбираемой позы, мимика; к графическим —
тип выполнения букв н пунктуационных знаков (почерк), способы графич. дополнений к буквам, их заменители (символы типа &, § и т. п.).
В пределах П. различаются универсальные, этнолингвистич. н идиолектные компоненты. Поэтому паралингвистич. средства не только дополняют смысл вербального сообщения, но и являются источником информации о говорящем (пишущем), о его социальных и возрастных чертах, поле, свойствах характера и пр. (ср. обыгрывание именно этих свойств в рассказах А. Конан Дойла).
Хотя паралингвистич. средства, не входя в систему языка, не являются и речевыми единицами, тем не менее речевое сообщение не может быть фактом коммуникации без паралингвистич. сопровождения. Поэтому паралингвистич. средства в той нли иной степени представлены в каждой речевой единице.
По отношению к вербальной стороне высказывания паралингвистич. средства могут выполнять 3 функции: 1) вносить дополнит, информацию (иногда противоречащую смыслу вербальной): напр., позитивный вербальный текст может сопровождаться фонационными характеристиками со значением отрицат. отношения и др.; 2) замещать пропущенный вербальный компонент («Хочешь пойти с нами?»— отрицат. жест); 3) комбинироваться с вербальными средствами, передавая тот же смысл («Я хочу вот этот красный шар» + указат. жест).
Паралингвистич. средства не являются автономной и замкнутой семиотич. системой, но могут быть как элементами упорядоченных семиотич. невербальных систем (см. Кинесика), так и отдельными неупорядоченными в систему показателями.
Обязательно присутствуя в речевом сообщении, паралингвистич. средства отличаются, однако, непредсказуемостью реального воплощения. Напр., при произнесении определ. типа вопроса требуется заданная мелодика, но тип тембральной окраски остается неизвестным, поэтому тнп мелодики есть языковой факт, а тип тембра — паралингвистический.
Отд. виды паралингвистич. средств изучались еще в 30-х гг. 20 в. (работы Н. В. Юшманова по «экстраиормальной фонетике»), понятие П. было введено в 40-х гг. А. А. Хиллом, но осн. развитие П. получила с нач. 60-х гг. 20 в., когда яз-знание вышло за пределы изучения только собственно языковой системы.
• Николаева Т. М.. Успенский Б. А.. Яз-знание и паралингвистика, в кн.: Лингвистич. исследования по общей н слав, типологии. М., 1966; К о л ш а н-ский Г. В.. Паралингвистика, М., 1974; Нац.-культурная специфика речевзго поведения, М., 1977: Горелов И. Н., Невербальные компоненты коммуникации, М., 1980; Birdwhistell R., Kinesics and context, Phil., [1970]. T. M. Николаева. ПАРАТАЙСКИЕ ЯЗЫКЙ —cm. Ka-дайские языки.
ПАРАТАКСИС (греч. parataxis, букв.— расположение подряд) — см. Сочинение, Бессоюзие.
ПАРИЖСКОЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ Общество (La Societe de linguistique de Paris) — лингвистическое общество во Франции. Учреждено в 1866 в Париже. Является организующим центром обсуждения лингвистич. проблем. Заседания 1 раз в месяц. В составе правления (бюро) об-ва секретарь п ежегодно избираемый председатель. Включает св. 500 индивидуальных членов и св. 150 коллсктив-
ПАРИЖСКОЕ 367
ных — ин-ты, библиотеки н т. п.— из более чем 40 стран. В деятельности П. л. о. большую роль сыграли М. Бреаль, А. Мейе, Ж. Вандриес, Э. Бенвенист, М. Лежён, бывшие секретарями об-ва, а также иностр, ученые — Ш. Балли, В. Брёндаль, X. Педерсен, Я. М. И. Розвадовский, Ф. де Соссюр и др. Членом П. л. о. был И. А. Бодуэи де Куртенэ.
Публикации П. л. о.: «Mdmoires» (1868—1935; вышло 23 тт., каждый из 5—6 выпусков содержит статьи на основе прочитанных докладов), «Bulletin de la Societe de linguistique de Paris» (1869—; в 1989 вышел 84-й т.; 2 выпуска одного тома содержат: 1-й — протоколы заседаний и науч, статьи, 2-й — рецензии на вышедшие в разных странах лингвистич. работы). П. л. о. публикует «Лингвистическую библиотеку» («Collection linguistique») — монографии, реже сборники статей (вышло св. 70 тт.).
• Vendryes J., La societe de linguistique de Paris (1865 —1955), «Orbis», 1955, t. 4, № 1.	В. Г. Гак.
ПАРОНИМЙЯ (от греч. para — около и onyma — имя) — явление частичного звукового сходства слов (паронимов) при их семантическом различии (полном или частичном). Проблема П. возникает как следствие преднамеренного сближения или непреднамеренного смешения (тогда это речевая ошибка) паронимов в речи. Термин «пароним* предложен Аристотелем («Категории»), к-рый называл так производные слова.
В 60—70-х гг. 20 в. в сов. яз-знании сложилось понимание паронимов как однокорневых слов, принадлежащих к одной части речи («болотный — болотистый», «главный — заглавный», «выплата — оплата — плата» и т. п.). Однако нек-рые ученые считают паронимами только такие однокорневые слова, тождественные по грамматич. (морфологич.) свойствам, к-рые имеют созвучные префиксы и общее место ударения («надеть — одеть», «советник — советчик*). Структурное сходство паронимов обусловливает их известную смысловую соотносительность. Однокорневые слова, относящиеся к одной части речи, образуют паронимич. ряды закрытого характера. В речи в целях спец, сближения или вследствие случайного ^мешения, как правило, сопоставляются однокорневые слова одного и того же или близких понятийно-предметных планов, а не все члены словопроиз-водств. гнезда тождественных морфологич. свойств. Прн сопоставлении паронимов акцент делается на их семантич. различиях, в связи с чем выясняются их сочетат. возможности. Все это придает П. системный характер на уровне идеографии, словообразования, лексич. сочетаемости.
П. принципиально отлична от синонимии, поскольку паронимы в составе паронимич. пары или ряда соотносительны между собой в силу их словообразоват. соотнесенности. Однако слова, образующие паронпмпч. ряд, могут иметь синонимии. значения («человеческий—человечный», «дальний — далекий*).
Поскольку паронимы могут сближаться с особыми целями (усиление образности речи, эмоционального воздействия текста), постольку П. изучается в стилистике. В связи с тем что паронимы — один из источников речевыхчтрудностей*, П. рассматривается также в учении о культуре речи. Паронимы — непременный предмет внимания разного рода
368 ПАРОНИМИЯ
словарей «правильной» речи конкретных языков и пособий по культуре речи.
Паронимы иногда называют словарными, в отличие от паронимов контекстных, или поэтических, к-рые имеют любое звуковое подобие («щеколда — щиколотка», «контузить — конфузить»). Под П. в этом случае понимается непреднамеренное смешение (речевая ошибка) или спец, сближение сходных по звучанию слов (в т. ч. и однокорневых); последнее расценивается как особый стилистич. прием — парономазия. Такое понимание П. идет от антич. риторик. При данном подходе явления П. рассматриваются в общем учении о звуковых повторах, созвучиях в речи как акте ораторского иск-ва.
В рамках такого понимания П. сложились более узкие ее трактовки: 1) как сближения только раэнокорневых слов (ср. «Леса лысы»— В. Хлебников); это понимание, с одной стороны, сближает П. с парономазией, а с другой — четко отграничивает от «культурно-речевого* аспекта; 2) как явления нар. этимологии («бульвар — гульвар*, «пиджак — спин-жак», «ляпсус — ляп>).
П. может быть частным случаем аналогии по смежности, это т. наз. паронимич. аттракция. Явления паронимич. аттракции рассматриваются в исследованиях о звуковом символизме, обозначаясь терминами типа «парехеза», «параграмма*.
При контрастивном исследовании языков (см. Контрастивная лингвистика'), преим. родственных, в числе сходных явлений (гетеронимии) называют межъязыковую П.— случаи частичного морфологич. сходства, обусловленного гене-тнч. общностью сопоставляемых языков или данных слов при семантич. различии последних (ср. рус. «родной* — чеш. rodinny ‘семейный’, франц, epaule 'плечо' — исп. espalda ‘спина’).
В зап.-европ. филологич. традиции представлено более узкое понимание П.: в работах по культуре речи для обозначения паронимов нередко пользуются термином confusible («смешение*) или включают их в более общее понятие malaprop, т. е. ошибочного, неверного словоупотребления; явления парономазии отмечают как речевые ошибки.
•	Гвоздев А. Н., Очерки по стилистике рус. языка, 3 изд., №.. 1965; Бельчиков Ю. А., П анюшева М. С., Трудные случаи употребления однокоренных слов рус. языка, М., 1968; Евграфова А. А., Стилистич. использование пароннмии разных типов, в кн.: Исследования по рус. и укр. языкам, Днепропетровск, 1973; Григорьев В. П., Паронимия, в кн.; Языковые процессы совр. рус. худож. лит-ры. Поэзия, М., 1977; его же, Поэтика слова, М., 1979; Девкин В. Д., Нем. разг. речь. Синтаксис и лексика, М., 1979; Вишнякова О, В,, Паронимы совр. рус. языка, М., 1981; Cohen М., Nouveaux regards sur la langue francaise, P., 1963; Owen G. A., Dictionary of confusibles, Bath (Semerset), 1966; Room A.. Room’s dictionary of confusibles, L.—[a. o.L 1979; T h о m a s A. V., Dictionnaire des difficultes de la langue francaise, P., 1984.	Ю. А, Бельчиков.
ПАРОНОМАЗЙЯ (греч. paronomasia, от para — возле и onomazo — называю) (паронимия, паронимическая аттракция) — стилистический прием, состоящий в намеренном сближении слов, имеющих звуковое сходство.
При П. сопоставляются как неродств. слова, звуковое сходство к-рых случайно (ср. «Листьям в августе с астмой в каждом атоме / Снится тишь и темь» — Б. Л. Пастернак), так и родственные (ср. «Служить бы рад — / Прислуживаться тошно* — А. С. Грибоедов). Назначение П.— придать тексту выразительность, усилить его действенность,
подчеркнув сопоставлением слов, их смысла, звукового облика авторскую мысль, образность высказывания.
П. используется гл. обр. в поэзии, обычно в рамках предложения, часто в составе рифмы: «Я ненавижу вас, люди-резины, / Вы растяжимы на все режимы» (А. А. Вознесенский); «Kiimmert sich mehr um den Krug, als den Krieg» ‘Заботится больше о выпивке, чем о войне’ (Ф. Шиллер). Нередка П. в фольклоре — в пословицах, поговорках, загадках, скороговорках (ср. «Суд не в ссуд, а в рассуд»), в нек-рых устойчивых формулах сказок (напр., «в тридевятом царстве, в тридесятом государстве»), встречается также в произведениях худож. прозы и публицистики («Глаза у него... не смотрели, а высматривали. Не глаза, а гляделки» — Н. Ф. Погодин; «Инфаркт: факты и факторы» — газетный заголовок).
•	Колесников Н. П., Парономазия как стилистич. фигура, РЯШ, 1973, № 3; Григорьев В. П., Паронимич. аттракция в рус. поэзии XX в., в сб.: Доклады и сообщения лингвистич. об-ва, V. Калинин, 1975.	Ю. А. Бельчиков.
ПАРФЯНСКИЙ ЯЗЙК — один из иранских языков; мертвый среднеиранский язык северо-западной группы. Был (первоначально наряду с греческим н арамейским) офиц. языком в эпоху правления парфянской династии Аршакидов (3 в. до н. э.— 3 в. н. э.). Ареал распространения до Аршакндов — ист. пров. Парфия, к Ю.-В. от Каспийского м., при Аршаки-дах — терр. Ирана, Армении, части Ирака, Ср. Азии. В 3—6 вв. продолжал частично использоваться в Сасанидской империи, когда офип. языком стал ср.-персидский.
В вокализме П. я. 3 пары гласных фонем (а—a, i—i, u—й), противопоставленные по долготе, и 2 долгие фонемы (ё, б), возникшие из древних дифтонгов. Консонантизму свойственны характерные черты сев.-зап. группы иран. языков (в отличие от юго-западной): hr < праиран-ского *0r, z < *}, z < *z/d, s < *s/f>, sp < *sp/s, b < *dv, v < *v. Грамматич. строй характеризуется аналитизмом. Утрачены древние категории рода и падежа (у имен), финитные формы у глагола в прош. временах заменены описат. формами, образовавшимися из древнего причастия на *-ta-. При перех. глаголах в прош. временах предложение строится по типу эргативной конструкции (с косвенным падежом субъекта). Различаются 2 этапа развития П. я., ранний из к-рых (до 3 в.) характеризуется более архаичным консонантизмом, следами косвенных падежей, подвижной глагольной связкой.
Парфян, письменность восходит к арамейскому письму (см. Западносемитское письмо). Древнейшие памятники — хозяйств. документы на черепках из Ни-сы (1 в. до н. э.). Они, как и скальные надписи 3—4 вв. н. э. (версии ср.-персидских), написаны парфян, письмом с включением идеограмм. Письмо манихейских документов (после 3 в. н. э., принадлежат религ. секте манихеев) — фонетическое.
• Расторгуева В. С.. Молчанова Е. К., Парфян, язык, в кн.: Основы иран. яз-знання (Ср.-Иран, языки), М., 1981 (лит.); Salemann С., Manichaeische Studien, I, «Зап. Имп. АН по ист.-филологич. отд.*, 1908, т. 8, № 10; его же. Manichaei-са. I, III, IV, «Изв. Имп. АН», 1907. № 7' 1912, т. 6, № 1; 1913, т. 7, №18; Tedesco Р., Dialektologie der westiranischen Turfan-texte, «Monde Orientale», 1921, v. 15, fasc. 1—3;. Herrf e Id E., Paikuli. Monument and inscription of the early history of the
Sasanian Empire, v. 1 —2, B., 1924; Andreas I7. C., Henning W. B.. Mittel-iranische Manichaica aus Chinesisch-Turke-stan, «Sitzungsberichte der Preussischen Aka-demie der Wissenschaften. Philosophisch-his-torische Klasse*. 1934, Bd 27; Ghil ain A., Essai sur la langue parthe, Louvain, 1939; Henning W. B., Mitteliranisch, в кн.: Handbuch der Orientalistik, Abt. 1, Bd 4, Abschnitt 1 — Linguistik, Leiden — Koln, 1958: Gignoux Ph., Glossaire des inscriptions Pehlevies et Parthes. L., 1972; Boyce M., A reader in Manichaean Middle Persian and Parthian, Leiden — Tdheran — Lifege, 1975; ее ж e. A word-list of Manichaean Middle Persian and Parthian, Leiden — Teheran — Liege, 1977; D iakonoff I. M., L i v s h i t s V. A., Parthian economic documents from Nisa, в кн.: Corpus inscriptionum Iranicarum, pt 2, v. 2, L.. 1976.
E. К. Молчанова. ПАРЦЕЛЛЯЦИЯ (от франц. рагсеПе — частица) — способ речевого представления единой синтаксической структуры— предложения несколькими коммуникативно самостоятельными единицами — фразами, напр.: <Он... тоже пошел. В магазин. Сигарет купить* (В. М. Шукшин). Ср. нейтральное представление: <Он тоже пошел в магазин купить сигарет*. Речевая П. синтаксич. структуры осуществляется посредством интонации (в письм. тексте — ее графнч. показателями — знаками препинания), однако нередко используются и другие вспомогат. способы. Парцеллированные сегменты — парцелляты могут подвергаться инверсии, находиться как в контактной, так и в дистантной позиции относительно базовой части предложения или других, формально и семантически связанных с ними парцеллятов. Конкретные схемы П. отличаются разнообразием, их структурные характеристики различны для языков разл. типа. Однако П. как особая форма представления предложения в тексте потенциально возможна, а в нек-рых случаях и необходима во всех языках, что позволяет считать ее универсалией речи.
Явление П. отчетливо выявляет относит. независимость формально-структурного и интонационно-смыслового аспектов организации речи, асимметрию языковых и речевых (текстовых) единиц. В качестве категории коммуникативного синтаксиса П. должна рассматриваться в ряду средств смыслового членения содержания сообщения. Поскольку парцелляты всегда резко акцентированы и ре-матизированы (см. Рема), П. является также средством речевой экспрессии. Облегчая восприятие распространенных и переусложненных синтаксич. структур, П. выступает как особый прием тексто-образоваиия. Коммуиикативные и экспрессивные функции П. определяют возможности ее использования в разл. стилях речи.
* Ванников Ю. В., Предложение и фраза как соотносит, единицы языка и речи, в кн.: Ванников Ю. В.. К о т л я р Т. Р., Вопросы строения предложения, [Саратов!, 1960, с. 3—44; его же, Синтаксич. особенности рус. речи (явление парцелляции), М., 1969: его же, Синтаксис речи и синтак* сич. особенности рус. речи, М., 1979; Лисичек ко Р. П.. Фонетич. аспект парцелляции в нем. языке, в ки.: Сб. науч. тр. МГПИИЯ им. М. Тореза, М., 1972, в. 70; С а-фиуллина Ф. С., Явление парцелляции в совр. тат. языке, «Сов. тюркология», 1974, А& 4; Mullerova,0.,vKubicka J., Nfcktere rysy intonacniho cleneni nepriprave-nych mluvenych projevu, <Slovo a sieves* nost», 1979, roc 40; Nekvapil J., On the asymmetry between syntactic and elementary textual units, в кн.: Korensktf J., H о firn a d n о v a J. (ed.), Text and the pragmatic aspects of language, Praha, 1984, p. 163— 206.	. jw	* В. Ванников.
ПАССЙВНЫЙ СЛОВАРЬ— 1) часть словарного состава языка, состоящая
из лексических единиц, употребление к-рых ограничено особенностями означаемых ими явлений (названия редких реалий, историзмы, термины, собственные имена) или лексических единиц, известных только части носителей языка (архаизмы, неологизмы), используемых только в отдельных функциональных разновидностях языка (книжная, разговорная и др. стилистически окрашенная лексика). П. с. живого языка — открытая система, число ее единиц не ограничено, даже наиболее полные словари (тезаурусы) не фиксируют всех единиц ГТ. с. Противопоставляется активном// словарю. Граница активного и П. с. подвижна: напр., в рус. яз. к сер. 20 в. вышли из активного употребления, но сохранились в П. с. слова «аэроплан», «мануфактура» (ткань), «пилот», «ревком» и др. 2) В психолингвистике — совокупность лексических единиц, к-рые понятны носителю языка, но не употребляются им в спонтанной речи. Иногда П. с. в этом значении противопоставляется понятию «потенциальный словарь» — словам, значений к-рых носитель языка не знает, но способен их установить, опираясь на внутреннюю форму слова или контекст. 3) В теории лексикографии (Л. В. Щерба) — лексикографическое пособие, ориентированное на слушающего (читающего); к этому типу относится большинство переводных словарей.
• См. лит. при ст. Активный словарь.
М. В. Арапов.
ПАУЗА (лат. pausa, от греч. pausis — остановка, прекращение) — перерыв в речи, к-рому акустически обычно соответствует отсутствие звука, а физиологически — остановка в работе речевых органов. П. между словами (в отличие от перерывов внутри слова, напр. глухих смычек) выполняют языковые функции, являясь: а) средством членения речи на интонационно-смысловые единицы — фразы и синтагмы (в этой функции П. выступают совместно с изменениями мелодики речи, интенсивности и темпа речи, причем резкие перепады последних могут заменять П.); б) средством выражения характера связи между частями высказывания; в) средством смыслового н эмоционального выделения слова или синтагмы. Языковую функцию выполняет как место П. (ср. «Ходить долго/ не мог»; «Ходить/ долго не мог»), так и ее длина: более продолжит. П. обычно соответствуют более слабым смысловым связям. Обусловленные смыслом, П. могут использоваться для вдоха. Различают П. межсинтагменные и межфразовые, отражающие смысловое членение речи, и П. хезитации (обдумывания, размышления), возникающие в любом месте высказывания и отражающие колебания и перестройки в процессе порождения речи.
•	3 и н д е р Л. Р., Общая фонетика. М., 1979; Николаева Т. М., Интонация сложного предложения в слав, языках. М., 1969; Цеплитис Л. К., Анализ речевой интонации. Рига, 1974. Н. Д. Светозарова. ПАЦИЕНС (от лат. patiens — терпящий, страдающий) — типовая семантическая характеристика (роль) пассивного участника ситуации, описываемой в предложении. Термином «П.» обозначают участника, вовлеченного в ситуацию, к-рую он не контролирует и не исполняет. Прн предикатах-состояниях П. обозначает того участника ситуации, к-рый находится в данном состоянии; «Чашка разбита», «Заяц мертв», «Елка высока». При предикатах-процессах и действиях П. указывает на объект воздействия, претерпевающий соотв. изменение состояния: «Белье сохнет», «Петя разбил ч а ш-
к у», «Охотник убил зайца». Семантич. роль П. в ситуации в значит, степени определяется семантикой соотв. предиката. В частности, при агенсио-пациенсных глаголах («класть», «ломать», «варить») П. указывает обычно на объект, с к-рым манипулирует агенс.
В номинативных языках П. одноместных глаголов обычно выражается подлежащим, двухместных — прямым дополнением, однако ср.: «Петя ударил к у-лаком по столу», «Чашка разбита Петей» (глагол двухместный, а П. выражен подлежащим), «Лошадь машет х в о-с т о м». В эргативных языках П. обычно оформляется номинативом. В активных языках пациенсу соответствует инактив-ное спряжение глагола.
•	_ См. лит. при ст. Агенс. А. Е. Кибрик. ПЁДЕрСЕНА ЗАКОН — фонетический закон, сформулированный X. Педерсеном: в славянских языках индоевропейское *s замещается (соответствует) <х> после исконных i, и, г, к, если не предшествует взрывному. Такого происхождения^) в рус. «лихо» *liks-, «тихий» *teis-, «трех» *tris-, «ухо» *aus-, «блоха» *blus-, <nopox»*pors- ит. п. Последующий взрывной препятствовал переходу s > х: рус. «уста» < *aust-, старослав. аорист носихъ, но носисте. Соотв. изменениям подвергается лишь исконное *s; вторичное *Sj, полученное в результате сатем-ной палатализации (*к' > s; рус. «десять» < *dek’-), ие переходит в <х>, ср. «порох» и «поросенок» < »pork’-, «пихать» и «писать» < peik’- и др. П. з. позволил установить относит, хронологию праслав. фонетич. процессов. В момент перехода s > х еще не монофтонгизировались дифтонги, не действовали законы палатализации задненебных, не совпали первичное и вторичное *s и не было упрощения консонантных групп по закону открытого слога, чем объясняется ряд кажущихся исключений: «русый» < *rouds-, бёсъ < *boidsos, «кисель» < *kuts, «овес» < *owbs- < *ovig's-. Принципиально схожие фонетнч. изменения, но с несколько иными результатами наблюдаются в других индоевроп. языках группы satam (балтийских, индоиранских и др.). Уточнению в совр. компаративистике подвергается лишь положение о промежуточном этапе перехода s > 5 > х, реконструированном на основании постулата о балто-слав. праязыке, подвергшееся кардинальному пересмотру: слав. (х>, возникшее по закону Педерсена, первоначально функционировало лишь как аллофон фонемы *s, получивший статус самостоят. фонемы благодаря последующим процессам фонологизации. • Журавлев В. К.. Реконструкция праслав. системы шумных согласных древнейшего синхронного состояния, «Известия на института за български език», 1967, кн. 14; Andersen Н., IE*s after i. u. r. k in Baltic and Slavic, «Acta linguistica Hafnien-sia», Kbh., 1968, t. 11; С о 1 1 i n g e N. E.. The laws of Indo-European, Amst. — [a.o.], 1985.	В. К. Журавлев.
ПЕНУТИАНСКИЕ ЯЗЫКЙ—семья индейских языков Сев. Америки. Состав семьи определялся по-разному: А. Л. Крёбер включал в нее группу родств. индейских языков Калифорнии, Э. Сепир дополнил пенутиаискую семью нек-рыми языками Мексики, Б. Уорф ввел в нее юто-ацтекские языки и маия-киче языки. Общее число говорящих ок. 8 тыс. чел. (1980. оценка).
Отношения между отд. языками и группами П. я. недостаточно изучены, хотя
ПЕНУТИАНСКИЕ 369
их родство не вызывает сомнения. По география, признаку П. я. делятся на 3 группы. П. я. Калифорнии включают 14 достаточно однородных языков, подразделяемых на 2 подгруппы: языки ути (где числительное «два» выражается словом <uti>) — мивок, костаньо, и языки пен (где числительное «два» выражается словом «реп») — 12 языков. П. я. штата Орегон (чинук, калапуя, такелма, якона, кус, сахаптин) характеризуются существенными расхождениями в структуре и лексич. составе. П. я. канад. пров. Британская Колумбия—изолиров. группа языков, объединяемых обычно в цим-шианскую семью.
Классификация, учитывающая не только география, положение, но и лингвистич. связи (Р. Э. Лонгейкр, Ч. Ф. Вёг-лин), выделяет группы (семьи) языков: в Британской Колумбии — анская, чинукская (включая уишрамскую), сахаптин-ская (языки якима, кламат, молала-каюз, не-персе); в Орегоне — альсеа, сьюслоу, кус, калапуя, такелма; в Калифорнии — винтунская, майду, кас-таньо-мивокская; в Мексике — соке, уаве. Ф. Родригес Адрадос указывает на принадлежность к П. я. также семей: эуньи (запад США), микше-соке и тотонака (Мексика и Гватемала) и уру-чипайя (Боливия).
П. я. в целом принадлежат к агглютинативному типу и характеризуются развитым полисинтетизмом. Фонологнч. система большинства П. я. отмечена чертами тихоокеанского фонология, типа — сильной тенденцией к развитию ртовых консонантов и слабым развитием системы вокализма и системы назальных консонантов (при этом в нек-рых языках, напр. в цимшианских, имеется противопоставление глоттализованных — неглоттализо-ванных носовых согласных m:m’; п:п'). Ряд П..я., напр. такелма и др., относятся к центр, фонология, типу (малое яисло ртовых консонантов при одновременном развитии противопоставлений согласных по глоттализации, лабиализации, аспирации либо довольно высокий процент ртовых консонантов при одновременном развитии противопоставлений гласных фонем по наэальности, по пяти степеням подъема и др.). В словообразовании и словоизменении большую роль играют суффиксы и внутр, яередования в основе слова. Развитая падежная система. Языки бесписьменные.
* Voegelin C.F.. North American Indian languages still spoken and their genetic relationship, в кн.: Language, culture and personality, Manasha (Wisconsin). 1941.
Ю. В. Ванников.
ПЕРЕГЛАСОВКА — см. Умлаут.
ПЕРЕДВИЖЕНИЕ СОГЛАСНЫХ — в сравнительно-историческом языкознании комплекс регулярных звуковых соответствий, отражающих, согласно традиционной тояке зрения, развитие индоевропейских смыяных в германских языках. Открыто Р. К. Раском (1818), как закон сформулировано Я. Гриммом (см. Гримма закон). С т. зр. артикуляционной фонетики П. с. состояло в модификации способа образования согласных при сохранении места их образования, с т. эр. структурной фонологии при П. с. сохранялось противопоставление согласных разных групп, но изменялись отличающие одну группу от другой дифференциальные признаки.
Первое, или общегерманское, П. с. включало 3 акта: 1) спирантизацию индо-европ. глухих смычных (р > f, t >0,
370 ПЕРЕГЛАСОВКА
к > х): иидоевроп. ped-/pod-, греч. pits, лат. pes — гот. fotus, др.-англ, fot, др.-верхненем. fuoz, ‘нога’; иидоевроп. treies, греч. trdis, лат. tres —_гот. {ireis, др?-англ. firie ‘три’; нндоевроп. kuon/k'un, греч. купб, гот. hunds, др.-англ, hund, др.-верхиенем. hunt ‘собака’; 2) дезаспирацию нндоевроп. звонких придыхательных с последующей частичной спи-рантизацией (bh > b > b, dh > d > d, gh > g > g): иидоевроп. bhratr, санскр. bhrata — гот. brofiar, др.-англ, broker, др.-верхненем. bruoder ,'брат’; индоев-pon. medhios, санскр. madhyas, лат. me-dius — гот. midjis, др.-англ. midd ‘средний’; нндоевроп. uegh-, санскр. vahami, лат. veho — гот. gawigan, др.-англ, wejan, др.-верхненем. wegan ‘двигаться’; общегерм. b, d, g ~ b, d, g можно рассматривать как варианты одного фонемного ряда, т. к. в начале слова, после носовых и (z) они выступали как звонкие смычные, а в интервокальной позиции — как звонкие спиранты; 3) оглушение иидоевроп. звонких смычных (Ь > р, d > t, g > к): нндоевроп. dheu-bos, литов, dubiis — гот. diups,_др.-англ, deop 'глубокий'; нндоевроп. dekm, греч. ddka —гот. taihun, др.-англ, tien ’десять’; иидоевроп. jugom, санскр. yugam, лат. jugum — гот. juk, др.-исл. ок, др.-англ, jeoc ‘иго’.
Нерегулярное озвончение «передвинутых» общегерм. глухих фрикативных К. Вернер связал с нндоевроп. акцентуацией (см. Вернера закон).
Согласно второму, или верхненемецкому (преим.— юж.-нем. диалекты), П. с., общегерм. аспириров. глухие смычные после гласных становились спирантами: р > ff, t > ^z;, k > hh (гот. greipan, др.-верхненем. grifan ‘хватать’; гот. wato, др.-верхненем. waz;z;ar ‘вода’; гот. brikan, др.-верхненем. brehhan ‘ломать’). а в начале слова, после согласных и в удвоении переходили в аффрикаты: р > pf, t > z; [tsJ, k > kch (гот. skapjan— др.-верхненем. skephen, skepfen ‘создавать’; гот. tuggo, др.-верхненем. z;unga; гот. kaurn — юж.-нем. ehorn 'зерно').
Первое и второе П. с. принято считать единой фонетич. тенденцией, однако вопрос о его причинах до сих пор не получил однозначного решения. Попытки связать ГТ. с. с внеш, причинами— психологии, склад древних германцев (Я. Гримм), климатнч. условия (Г. Мейер, Т. Бенфей), влияние субстрата (А. Мейе, Т. Карстен, 3. Файст) — сменились стремлением объяснить его действием факторов, связанных с системой языка,— изменением характера ударения (Г. Хирт и Р. Бур), особенностями артикуляции взрывных в герм, языках (Мейе, Бур, В. Рюссер, А. Шмитт), соотношением фонология. корреляций (Ж. Фурке, Е. Ку-рилович, А. Мартине). Остаются дискуссионными относит, хронология и характер отд. этапов П. с.
П. с. не представляет собой специфически герм, явления, сходные процессы отмечены в армянском, кельтских, анатолийских и др. языках.
Согласно концепции Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова, закон Гримма в части, касающейся первого общегерм. П. с., неадекватно отражает отношения между герм, и иидоевроп. системами смычных, т. к., с их точки зрения, германский относится к группе архаических иидоевроп. диалектов, в к-рых система смычных наиболее близка к исходному нндоевроп. состоянию.
• Мейе А., Оси. особенности герм, группы языков, пер. с франц., М.. 1952; Прокош Э.. Сравнит, грамматика герм, языков, пер. с англ., М.. 1954; Сравнит, грамматика герм, языков, т. 2, М.. 1962; Курило-внч Е., О понятии передвижения согласных, в его кн.: Очерки по лингвистике, пер. с фраиц., М.. 1962; Г а мкрели д зе Т. В., Иванов В. В., Иидоевроп. язык и индоевропейцы. т. 1, Тб.. 1984; RosserW., De germaansche Klankverschuiving. Haarlem, 1931; Fourquet J.. Les mutations consonantiques du germanique, P.. 1948; Abrahams H.. Etudes phonetiques sur les tendances evolutives des occlusives germa-niques, Aarhus, 1949 (diss.). И. Л. Сизова. ПЕРЕРАЗЛ ОЖЁНИЕ (метанали.з) — морфологическое явление, состоящее в смещении морфемных границ в слове, в результате чего возникают новые (вторичные) форме- и словообразовательные аффиксы н основы, к-рые могут утрачивать прямую морфолого-этимологическую связь р первичными формами. Термин предложен В. А. Богородицким. П. особенно свойственно флективным языкам и обусловлено фузпонным соединением морфем (см. Фузия), ср. перестройку основ существительных в слав, языках в результате П., напр. отхода тематич. гласной -а- к окончанию в склонении имен с древней основой на -а (« рука-ми »> «рук-ами»). П. часто происходит прн лексич. заимствованиях, когда воспринимающий язык имеет отличную структуру от языка-источника: напр., в языках банту корневой анлаут па mu-, ki-и др. в иноязычных словах осмысляется как префикс именного класса (суахили ki-tabu, мн. ч. vi-tabu ‘книга’ < араб, kitabu). П. нередко является одним из компонентов структурных изменений прн пиджинизации (см. Пиджины), ср. в веское (камерунский пиджин) tumos < англ, too much (П. здесь охватывает границу между словами фразеология, сочетания). Процесс П. развивается в языке спонтанно, но иногда П. является результатом сознат. видоизменения морфемной структуры; напр., продуктивный элемент -ема в лингвистич. терминологии получен путем П. исконной др.-греч. формы pho-пё-ma > phon-ema (в греческом та — суффикс отглагольных существительных). П. тесно связано с опрощением.
• Богородицкий В. А., Лекции по общему языковедению, 2 изд., Каз., 1915.
.	В. А. Виноградов.
ПЕРЕХОДНОСТИ — НЕПЕРЕХОДНОСТИ КАТЕГОРИЯ (транзитивности — интранэитивности категория) — языковая категория, отражающая в широком понимании характер синтаксических свойств глагола в предложении с точки зрения наличия/отсутствия у него прямого (по ряду трактовок, функционально обязательного) дополнения: «Ребенок пишет письмо» — «Ребенок сидит за столом»; в узком понимании — характер имманентного значения глагольной лексемы, требующей или не требующей дополнения: «читать», «строить» — «лежать». «грустить». Содержат, сторона П.—н. к.— передача типа субъектно-предикатно-объектных отношений: п е-реходность — направленность действия субъекта на объект, непереходность — замкнутость действия в сфере субъекта. Референциальным основанием П.—н. к. в узком се понимании является лексич. семантика глагола, в широком понимании П.—н. к. обусловлена взаимодействием разноплановых категорий. Характер синтаксич. конструкции определяется рядом факторов: первичной лексич. семантикой глагола (его принадлежностью к разряду перех. пли неперех. лексем: «читать»/«лсжать»), наличием у лексически перех. глаголов грам-
матич. значений, в частности залоговых (см. Залог), приводящих к их употреблению в неперех. конструкциях (пассивных, рефлексивных, различного рода абсолютивных и пр.: «Брат строит дом» — «Дом строится братом», «Брат сейчас строится», «Брат прекрасно строит», «Здесь строить нельзя»), наличием у глаголов регулярных лексико-грамматич. отношений (каузативных, декаузативных, результативных: «Женщина идет» — «Женщина ведет ребенка»; «Мать успокаивает сына» — «Сын успокоился»).
Типологич. различия в реализации П.—н. к. в разных языках мира определяются разл. факторами, напр. разными правилами оформления субъектов и объектов у перех. и неперех. глаголов в языках номинативного н эргативного строя, способами выражении в самом глаголе частных категорий (уровень лексики или грамматики), техникой их оформления п т. п.
П.—и. к. не является абсолютно универсальной. Она связана с обособлением в языке категории объекта-дополнения и с наличием имплицитной дифференциации лексем на переходные и непереходные. В индоевроп. языках эта дифференциация появилась сравнительно поздно, ей предшествовало (в архаическом греческом, напр.) деление глаголов на абсолютивные (непереходные) и нейтральные с двояким употреблением (во мн. совр. языках сохранились отд. глаголы подобного типа), дифференциация последних привела к обособлению класса перех. глаголов, перераспределению синтаксич. функций падежей и становлению прямого дополнении. Выделение П.—н. к. восходит к стоикам.
Разногласия в интерпретации языковых фактов в рамках П.—н. к. связаны с широтой трактовки прямого дополнения и с характером трактовки статуса глагола: как самостоятельной переход-ной/непереходной лексемы или как особой грамматич. формы со смещенным значением. Разный подход к оценке языкового статуса П.—я. к. вызван разным ее местом в языковых системах, а также неразграничением узкого и широкого понимания этой категории, попытками свести ее к одной из частных категорий (собственно лексической, одной из грамматических — залогу, каузатпвности и т. п.).
• Потебня А. А., Из записок по рус. грамматике, т. 4, М.. 1977; Виноградов В. В., Рус. язык. Грамматич. учение о слове. М., 1947; 2 изд., М.. 1972; Мещанинов И. И., Глагол. М. — Л., 1949; Ярцева В. Н., Ист. синтаксис англ, языка, М. — Л.. 1961; Кацнельсон С. Д.. Типология языка и речевое мышление, Л.. 1972; Норман Б. Ю.. Переходность, залог. возвратность, Минск. 1972; Б е н в е-н и с т Э., Общая лингвистика, [пер. с франц.], М., 1974; Бондарко А. В.. Теория морфологич. категорий. Л.. 1976; Степанов Ю. С.. Вид, залог, переходность. «Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ». 1977, т. 36, № 2: Семантика переходности. Сб. иауч. тр. ЛГПИ, Л.. 1977; Кри и и икайте С. А.. Проблема переходности в исследованиях по индоевроп. языкам, в кн.: Проблемы внутр, и внеш, лингвистики, М., 1978; Л а й о н з Д.. Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ.. М.. 1978; Холодович А. А., Проблемы грамматич. теории [япон. языка]. Л.. 1979; Рус. грамматика, т. 1, М.. 1980; Десницкая А. В., Сравнит, яз-зиа-нис и история языков, Л..	1984; В 1 i ri-
le е п Ь е г g A., Le ргоЫёте de la transitivity en francais moderne, Kbh., 1960; Bri-al M.. Semantics. Studies in the. science of meaning, N. Y., [1964]; Tesni er e L., Elements de syntaxe structural. 2 ed., P., 1976; HopperP. J.. Thompsons. A., Transitivity in grammar and discourse. Language,
1980, v. 56, >6 2; Hoekstra T. A.. Transitivity, [Dordrecht-Leiden, 1984]; см. также лит. при ст. Дополнение, Залог.
И. Б, Долинина, ПЕРИФРАЗА (перифраз) (от греч. periphrasis — описательное выражение, иносказание) — стилистический прием, заключающийся в непрямом, описательном, обозначении предметов и явлений действительности (преимущественно эмоционально-экспрессивного, оценочного характера), напр. «зеленый друг» (лес), «второй хлеб» (картошка), «Elbflorenz» (Дрезден). В П. на первый план выдвигается к.-л. качество, сторона описываемого понятия, существенные в данном контексте, ситуации. Осн. назначение П.— усилить выразительность текста, действенность высказывания.
П. функционирует гл. обр. в языке худож. лит-ры, в публицистической, устной публичной и разг, речи; в науч, речи П. лишены экспрессии и выступают как термины («солнечный ветер»), В функциональном плане различают 2 вида П.: воспроизводимые единицы — общепринятые, общепонятные обороты (фразеологизмы, крылатые слова) и ситуативные, индивидуально-авторские, смысл к-рых обусловлен конкретным контекстом, напр. «Время — мельница с крылом» (С. А. Есенин). Нек-рые из таких П. становятся общепринятыми, напр. «Великий почин» (В. И. Ленин). П. используются при создании эвфемизмов и табуизмов (см. Табу), применяются в эзоповом языке.
Ми. П., гл. обр. именные сочетания, построены на базе тропов, напр. метафоры («Осужден я на каторге чувств/Вер-теть жернова поэм»—Есенин), метонимии («Все флаги в гости будут к нам»— А. С. Пушкин), синекдохи («Когда для смертного умолкнет шумный день» — Пушкин), мейозиса («От горшка два вершка»), Различают также П. художественные, образные, напр. der Konig der Wuste (лев), и логические (к ним относятся, в частности, эвфемизмы).
Грамматич. структура П. разнообразна. Наиболее характерны именные сочетания типа существительное + прилагательное («первая перчатка»), существительное + существительное в род. п. («знаменосец мира»), комбинации этих структур («стальные артерии страны», «рыцари пятого океана»), предложноименные сочетания («газета без бумаги»). Распространены и др. грамматич. образования, напр. глагольные сочетания («ворон считать»), предикативные единицы («А ларчик просто открывался» — И. А. Крылов).
• Потебня А. А., Из записок по теории словесности, Хар., 1905; Балли Ш., Франц, стилистика, пер. с франц., М., 1961; Макарова С. Я., Перифраза в совр. поэзии, в сб.: Исследование языка худож. произведений, Куйбышев. 1975; Кожи н А. Н., Перифрастич. построения в языке сов. эпохи, РЯШ, 1977, >6 4; Розенталь Д. Э., Практич. стилистика рус. языка, 5 изд., M-j 1987, гл. 24.	. Ю. А. Бельчиков.
ПЕРМСКИЕ ЯЗЫКЙ —ветвь финно-угорской семьи языков (см. Финно-угорские языки). К П. я. относятся коми-зырянский, .коми-пермяцкий и удмуртский языки. Носители П. я. живут гл. обр. на С.-В. Европ. части СССР —в Коми АССР, Удм. АССР и в Коми-Пермяцком авт. округе. Коми-зыряне живут также в низовьях Оби и по р. Тобол в пределах Тюменской и Омской областей. Их поселения встречаются и в нек-рых р-нах др. областей. Коми живут также на Кольском п-ове. В верховьях Камы есть кировские пермяки (т. наз. зюдзин-цы; ок. 5 тыс. чел.). Поселения коми-пер
мяков встречаются в ряде областей Сибири. На С.-В. Пермской обл., по ср. и верх, течению Язьвы, притока Вишеры, живут красновишерские пермяки (т. наз. коми-язьвинцы). Их язык по ряду особенностей близок к оньковскому, нижне-иньвенскому диалектам коми-пермяцкого языка. Небольшие группы удмуртов встречаются в Башк. АССР, Тат. АССР, а также в Кировской, Свердловской и Пермской областях. Переселенцы удмурты живут в Сибири. Среди удмуртов выделяется особая этнич. группа— бесермяне, живущие в основном по ср. и ниж. течению р. Чепцы. Бесермяне говорят.на особом диалекте удм. яз.
Предки пермских народов первоначально сбитали в басе. Вятки и по ср. и ниж. течению Камы. Распадение прапермской общности произошло ок. 8 в. Осн. причиной распада послужило проникновение на Волгу тюрк, народов, гл. обр. булгар. Переселение коми на терр. совр. Коми АССР началось в 6—7 вв.
Комн-пермяцкий яз. близок к коми-зырянскому. Причиной его превращения в самостоят. язык явилась территориальная обособленность за пределами Коми АССР (Пермская обл.) и самостоят. развитие лит. языка.
Говоры коми-зырянского и коми-пермяцкого языков обычно классифицируются по 2 принципам — типологическому и территориальному. До 70-х гг. 20 в. говоры объединяли в 3 группировки: коми-зырянскую, коми-пермяцкую и ко-ми-яэьвинскую. С 70-х гг. оии объединяются в коми-зырянскую и коми-пермяцкую группы.
Типологич. классификация учитывает судьбу прапермского 1. В зависимости от его характера выделяются 4 типа говоров: эловые говоры; нуль-эловые говоры; вэ-эловые говоры; безэловые говоры. В эловых говорах звук 1 сохраняется в любой позиции, напр. vel 'лошадь', velteg ‘без лошади’, velen ‘лошадью’. В нуль-эловых говорах древнее 1 в конце слова и в середине слова перед согласным заменяется удлинением предыдущего гласного или полностью выпадает. Если предыдущий гласный 1 или i, то 1 переходит в j (ср. nii или ni ‘девушка’ из nil, zej ‘очень’ из zel). В вэ-эловых говорах в середине слова перед согласным и в конце слова 1 переходит в v (ср. vev ‘лошадь’ из vel, kivni ‘слышать’ из kilni ). В без-эловых говорах 1 всюду переходит в v.
По классификации, учитывающей территориальное расположение говоров, в коми-зырян, наречии выделяются след. 10 диалектов: нижневычегодский, верхневычегодский, ср.-сысольский, присык-тывкарский, верхнесысольский, удор-ский, ижемский. вымский, печорский и лузско-детский. Эти названия диалекты получили гл. обр. от названий рек, по к-рым жили или живут их носители.
Говоры коми-пермяков, распространенные в пределах Коми-Пермяцкого авт. окр., объединяются в 2 наречия — северное и южное. В удм. яз. также выделяются 2 наречия — северное и южное. Между ними расположены переходные («срединные») говоры, носители к-рых живут в центральных (средних) р-нах Удм. АССР. Переходные говоры возникли в результате смешения сев. и юж. наречий.
Коми н удмуртский языки, несмотря на известные различия, исключающие возможность взаимопонимания их носителей,
ПЕРМСКИЕ 371
24*
вместе с тем являются однотипными языками.
Фонемный состав всех трех лит. языков совпадает: 7 гласных и 26 согласных фснем. Морфологич. строй также в основном однотипный: одинаковы падежные системы — в удм. лит. языке 15 падежей, в коми-зырянском — 16, в коми-пермяцком — 17. Из этих падежей 14 падежных форм являются общими. Они совпадают по показателям и функциям. Почти одинакова в этих языках система лично-притяжат. суффиксов. Значит, сходство наблюдается в системе местоимений и числительных. Система прош. времен построена по одной и той же модели. Много общих черт и особенностей обнаруживается также в ист. развитии грамматич. системы П. я. Однако в синтаксисе имеются значит, различия.
Благодаря влиянию тат. яз. удм. яз. сохранил больше черт синтаксиса уральского праязыка, синтаксич. строй к-рого был тюрко-монг. типа. Абсолютные обороты в удм. яз. встречаются значительно чаще, чем в языке коми, глагол тяготеет к концу предложения, В лексике удм. яз. довольно много заимствований из тат. яз., в особенности в юж. наречии. Об изучении П. я. см. Финно-угроведение.
•	Совр. коми язык, ч. 1 — Фонетика, лексика и морфология, ч. 2 — Синтаксис, Сыктывкар. 1955—67; Лыткин В. И., Тепля m и н а Т. И.. Пермские языки, в кн.: Основы финно-угор. яз-знания. Марийский, пермские и угорские языки, М., 1976.
Б. А. Серебренников* ПЕРСЙДСКИЙ ЯЗЙК (фарси и устар.— парси) — один из иранских языков (юго-западная группа). Распространен в Иране (офиц. язык Исламской Республики Иран и язык межнац. общения; число говорящих ок. 23 млн. чел.), а также в Афганистане, Пакистане, Индии, Ираке, ОАЭ, в СССР — в республиках Закавказья и Ср. Азии (т. иаз. ирани).
Ведущий и наиболее изученный из многочисл. диалектов — тегеранский — один из осн. источников формирования разг, формы совр. П. я. Из совр. иран. языков к П. я. ближе всего тадж. яэ., в также дари (фарси-кабули), к-рые имеют общее происхождение. Наибольшие отличия П. я. от таджикского и дари наблюдаются в вокализме и в системе глагола. В П. я. 6 гласных стонем — i, е, а, а, о, и, 2 дифтонга — ои, ei. В системе консонантизма насчитывается 22 фонемы. Морфологич. строю свойствен аналитизм, отсутствуют грамматич. категории падежа и рода. У существительных имеются категории числа, определенности и неопределенности (постпозитивный неопредел. артикль -I). Глагол характеризуется категориями лица, времени, залога и наклонения. Все глаголы спрягаются по единому типу спряжения и по структуре делятся на простые и сложные. Для связи слов в предложении используется изафетная конструкция (см. Изафет), предлоги, послелог -га, фиксиров. порядок слов. Сказуемое всегда в конце предложения, подлежащее обычно в начале, определяемое перед определением; в разг, речи возможны инверсии. Изафетная конструкция является типом атрибутивной связи: иа первом месте становится определяемое с изафетным показателем -е, за ним следует определение, качественное или по принадлежности: mard-e jawan ‘молодой мужчина’, pul-e pedar ‘деньги отца’ и т. д. Лексич. ядро составляют исконно иран. слова, но много заим-
372 ПЕРСИДСКИЙ
ствований из араб, (до 50% всей лексики), тур., франц., англ, и др. языков.
П. я. имеет древнюю письм. традицию, иа нем существует богатая лит-ра. Первые памятники относятся к 1-й пол. 9 в. Письменность на основе араб, алфавита (см. Арабское письмо), дополненного неск. знаками для звуков, отсутствующих в араб. яз.
•	Залеман К. Г. .Жуковский В. А., Краткая грамматика иовоперс. языка, СПБ, 1890; Рубинчик Ю. А., Совр. перс, язык, М., 1960; Пейсиков Л. С., Вопросы синтаксиса перс, языка, М., 1959; его же, Лексикология совр. перс, языка, М., 1975; Ефимов В. А., Р а с торгу е в а В. С., Шарова Е.Н., Персидский, таджикский, дари, в кн.: Основы иран. яз-знания. Новоиран. языки; зап. группа, прикаспийские языки, М., 1982; Lambton А. К. S., Persian grammar, Camb., 1953; Lazard G., Grammaire du persan contemporain, P.. 1957.
Перс.-рус. словарь. Сост. Б. В. Миллер, 2 изд., М., 1953; Перс.-рус. словарь, под ред. Ю. А. Рубинчика. 2 изд., т. 1—2, М.. 1983; Восканян Г. А.. Рус.-перс, словарь, М., 1986.	В. В. Мошкало.
ПЕРФЕКТ (от лат. perfectus — совершенный) — видо-временная форма глагола (собственно П.), обозначающая состояние в настоящем как результат предшествующего действия, изменения (т. наз. статальный П.) и/или действие, событие, состояние прошлого, чем-либо важное для настоящего, рассматриваемое с точки зрения настоящего, вне связи с другими фактами прошлого (акциональиый П.). Ср. др.-греч. kdktemai ‘я (приобрел н) имею’, апаЬё-Ьека ’я пришел (и нахожусь здесь)'. В общей теории грамматики и в грамматике древних индоевропейских и ряда совр. языков кроме собственно П. выделяют группу перфекта (перфектный разряд). Формы, принадлежащие помимо П. перфектному разряду (плюсквамперфект, футур перфекта), относят состояние к прошлому или к будущему, а предшествующий факт соответственно к предпрошедшему или предбудущему. Перфектный разряд обычно имеет свои вер-боиды (инфинитив, причастия).
Древний индоевроп. П., четко представленный в др.-греч. и индоиран, языках, характеризовался особыми личными окончаниями и особым образованием основы (чередования в корневом гласном, редупликация, в более поздних формах спец, суффиксы). Предполагают, что этот древний П. восходит к неглагольным словам, обозначавшим состояние и постепенно втягивавшимся в систему глагола. Дальнейшее развитие П. шло в направлении от статальностн к акциона-льности. В итоге старый П. функционально сближался с неперфектными образованиями прош. времени и либо вытеснял их, либо смешивался с ними (напр., в латыии), либо он сам выходил из употребления (напр., в праслав. яз.).
Одновременно возникали новые аналитич. образования с функцией П., построенные с использованием причастия, напр. общеславянский аналитич. П. типа ст.-слав. далъ 1€си ‘ты дал’, первонач. ‘ты —г давший’, зап.-европейский аналитич. П. с вспомогат. глаголом «быть» (нем. er ist gekommen, франц, il est venu ‘ои пришел’, первонач. ‘он — пришедший’) и со вспомогат, глаголом ‘иметь’ (нем. er hat das getan, англ, he has done it ‘он это сделал’, первонач. ‘он имеет это сделанным, у него это сделано’, ср. при др. порядке слов: he has it done с сохранением первонач. значения).
Новый П. в общих чертах повторяет эволюцию от статальностн к акциональ-ности, но в разных языках не в одина
ковой мере. Так, англ. Present Perfect семантически довольно четко противопоставлен неперфектному претериту (Past Indefinite). Типичны несовместимость англ. П. с любой точной локализацией прошедшего события во времени, а также с обстоятельствами законченного периода (вроде yesterday ‘вчера’) и т. наз. инклюзивное употребление при обозначении ситуации, начавшейся в прошлом и продолжающейся в настоящем (I have lived here for ten years ‘Я живу здесь 10 лет’). В ием. яз. П. как неповествовательное («актуальное») прошедшее противопоставлен претериту, используемому по преимуществу в повествовании. Напротив, во франц, яз. аналитич. П. (passe composi) широко выступает в ряде не-перфектных функций, даже в качестве повествоват. времени разг, речи, оттеснив passe simple в сферу речи книжной. Среди слав, языков болгарский и македонский полностью сохранили противопоставление П. простому прошедшему (.аористу и имперфекту), а в большинстве слав. языков П. (рус. «дал», польск. daiem, чеш. dal jsem и т. д.) вытеснил старое простое прошедшее. Значение П. представлено в причастных конструкциях типа рус. «стол накрыт».
В совр. рус. говорах развились новые формы П.: с использованием деепричастия: «он привыкши», «сын женивши», и с использованием страдательного (по форме) причастия и конструкции с предлогом «у»: «у него привыкнуто», «у сына женёнось» (ср. также плюсквамперфект: «он был привыкши», «у него было привыкнуто»). В говорах, отчасти и в просторечье нек-рых слав, языков в той же функции представлены сочетания страдательного (по форме) причастия с глаголами «быть» и «иметь».
•	Смирницкий А. И., Перфект и категория временной отнесенности, ИЯШ, 1955, Ni 1—2; Д е я н о в а М., История на сложиите минали времена в български, сърбо-хърватски и словенски език, София, 1970; Кузьмина И. Б., Немченко Е. В., Синтаксис причастных форм в рус. говорах, М., 1971; Ш т е л и н г Д. А., Категория перфект/неперфект и грамматика текста, ИЯШ. 1975. Ni 5; ПерельмутерИ. А., Обшеиндоевроп. и греч. глагол. Видо-времеиные и залоговые категории. Л., 1977; Типология результативных конструкций (Ре-зультатив, статив, пассив, перфект). Л., 1983; Трубинский В. И., Очерки рус. диалектного синтаксиса, Л., 1984; Cbantrai-ne Р., Histoire du parfait grec. P., 1927; Gallis A.. Die neuen slavischen Perfekte vom Ту pus factum habeo und * casus rum, *casum habeo, «Scando-slavica», 1960, v. 6; Schmidt К, H., Das Perfektum in indo-germanischen Sprachen, «Glotta», 1964. Bd 42, H 1/2; McCoard R. W., The English perfect: Tense-choice and pragmatic inferences, Amst. — [a. o.l, 1978; Inoue K.. An analysis of the English Present Perfect, «Linguistics», 1979, v. 17/ Ni 7/8; Anderson L., The «perfect» as a universal and as a lan-guage-specific category, в кн.: Tense-aspect: etween semantics and pragmatics, Amst., 1982.	Ю. С. Маслое.
ПЕРФОРМАТЙВ (от ср.-лат. perfor-mo — действую) — высказывание, эквивалентное действию, поступку. П. входит в контекст жизненных событий, создавая социальную, коммуникативную или межличностную ситуацию, влекущую за собой определ. последствия (напр., объявления войны, декларации, завещания, клятвы, присяги, извинения, административные и военные приказы и т. п.). Произнести «Я клянусь» значит связать себя клятвой. Соответствующее П. действие осуществляется самим речевым актом. Так, присяга невозможна без произнесения ее текста. В этом смысле П. автореферентны: они указывают ва
ими самими выполняемое действие. В П. язык реализует функцию, близкую к магической (ритуальной), ср. такие акты, как присвоение объектам имен, провозглашение республики и т. п. П.— одно из центр, понятий прагматики и теории высказывания.
Понятие П. и сам термин введены Дж. Остином (см. Лингвистическая философия}. Сходные наблюдения над употреблением высказываний делались еще Д. Юмом, а среди языковедов Э. Бенве-нистом в рамках его теории дискурса (см. Речь). П. характеризуется след, чертами: 1) П. обычно содержит глагол в 1-м л. ед. ч. наст. вр. изъявит, наклонения действит. залога («Я клянусь»), хотя возможны и обезличенные перформативные формулы («Здесь не курят»); 2) произнося П., говорящий совершает (а не описывает или называет) действие (ср. «Я клянусь» и «Он поклялся»); следовательно, П., будучи действием, а не сообщением о действии, не может получить истинностной оценки. Истинностное значение может иметь только пропозиция, вводимая перфомативным глаголом; это отличает П. от таких авторе-ферентных высказываний, как «Я сейчас разговариваю», выражающих необходимую истину; 3) П. может быть эффективным или неэффективным; чтобы быть эффективным, П. должен удовлетворять «условиям успешности» (felicity conditions, по Остину); напр., эффективность приказа обеспечивается тем, что он отдается лицом, наделенным соотв. полномочиями, выполним и имеется лицо, способное его выполнить; нек-рые авторы предпочитают говорить о «верифицируемое™ употреблением»; 4) П. опирается на социальные конвенции или установления, т. е. систему норм (так, приказ возможен в обществе, в к-ром существует институт субординации), поэтому П. имеет нормативные для данного социума последствия.
В концепции Остина понятие П., отвечающее тенденции соединения языка и деятельности, было позднее сближено с понятием «иллокутивной силы» — коммуникативной направленности высказывания, а перформативными стали называться глаголы, выражающие цель речевого акта («приказывать», «обещать», «возражать» и т. п.). Для таких глаголов характерно функциональное обособление формы 1-го л. наст. вр. изъявит, наклонения: «Я обещаю» есть акт обещания, «Он обещает» — описание акта обещания, его констатация. Перформативные глаголы включают в свое значение признак речевого выражения коммуникативного намерения. Глаголы, обозначающие предосудит. коммуникативные цели («лгать», «оскорблять» и др.), не допускают перформативного употребления (3. Вендлер). Большинство перформативных глаголов вводит пропозицию и рассматривается в ряду др. глаголов пропозиционального отношения (установки). При определ. условиях перформативный глагол не теряет своей функции в позиции, зависимой от модальных слов. Вопрос «Могу ли я пригласить Вас на вальс?» равнозначен приглашению. Такой П. называется смягченным или косвенным (hedged performative).
В генеративной грамматике всякое высказывание, содержащее иллокутивный глагол, считается П. Согласно т. наз. перформативной гипотезе, выдвинутой Дж. Россом, в глубинной структуре любого повествоват. предложения содержится перформативная формула «Я говорю тебе, что ...». Перформативные гла
голы вводятся в глубинную структуру и всех др. типов предложения. Тем самым понятие П. получает расширит, интерпретацию, нивелирующую различие между коммуникативным актом и социальной акцией.
Ф Бенвенист Э., О субъективности в языке, в его кн.: Общая лингвистика, М., 1974: НЗЛ, в. 17 — Теория речевых актов, М., 1986; Austin J., Performative — con-stative, в кн.: Philosophy and ordinary language, Urbana, 1963; R о s s J, R.; On declarative sentences, в кн.: Readings in English transformational grammar, Waltham (Mass.), 1970; Vendler Z., Les performatifs en perspective, «Langages», 1970, Ns 17; Andersson J., How to define «performative», Uppsala, 1975; Vanderveken D., des actes de discours, Liige — Bruxelles, 1988.
,	H. Д. Арутюнова.
ПЕТЕРБУРГСКАЯ (ЛЕНИНГРАДСКАЯ) ШКОЛА в языкознани и— одна из школ русского (предреволюционного) и советского языкознания 20— 30-х гг. 20 в. В нее входили в основном ученики И. А. Бодуэна де Куртенэ по Петербургскому ун-ту — прежде всего Л. В. Щерба, Е. Д. Поливанов, Л. П. Якубинский, а также их (преим. Щербы) ученики, из к-рых к «бодуэниз-му» (выражение Поливанова) в 20— 30-х гг. тяготели С. И. Бернштейн, В. В. Виноградов, Н. В. Юшманов, А. А. Драгунов и др. Сам Бодуэн де Куртенэ в письме к В. А. Богородицкому от 24 ноября (7 декабря) 1915 причислил к «jлицам нашего направления» Щер-бу, М. Ю. Ф. Фасмера, К. Бугу, Поливанова, Якубинского и ираниста В. Б. Томашевского. Позже ученики Бодуэна де Куртенэ заявляли о существовании определ. «бодуэновского» направления, к к-рому оин себя причисляли. В историографии рус. и сов. яз-знания термин «П.(л.) ш.» был введен А. А. Леонтьевым и Я. В. Лоей.
Перечисленных ученых на начальном этапе их науч, деятельности характеризует общность осн. теоретич. предпосылок, восходящая к идеям Бодуэна де Куртенэ, при всем различии их конкретных науч, интересов, а иногда и взглядов по тем или иным вопросам. Язык понимался ими вслед за Бодуэном де Куртенэ как процесс коллективного мышления или как языковая деятельность, но не как статич. система (Якубинский: язык — «не свод различных установившихся, застывших правил, а непрерывный процесс...», «язык есть разновидность человеческого поведения»; Поливанов: «язык должен изучаться как трудовая деятельность, причем коллективная»; Щерба: грамматика — «сборник правил речевого поведения»; Бернштейн: «языковая система — это совокупность правил речевой деятельности»).
На первом этапе исследований Щерба, Поливанов, Якубинский сводили социальный аспект языка к психологическому. Перелом в этом плане наступает с сер. 20-х гг. У Поливанова это связано с новым пониманием языка как «достояния... определенного общественного коллектива, объединенного кооперативными потребностями», с его исследованиями по теории языковой эволюции и по социальным механизмам языковой гибридизации; у Щербы — с его учением о трояком аспекте языковых явлений (сходные идеи высказаны в работах Бернштейна); у Якубинского — с теорией языка как идеологии. Т. о., с сер. 20- х гг. П. (л.) ш. можно охарактеризовать как социологическую.
Для лингвистов «бодуэновского» направления характерно последовательное разграничение сознательного и бессознательного в языковом мышлении (Щерба,
«О разных стилях произношения и об идеальном фонетическом составе слов», 1915). У раннего Якубинского это разграничение (восходящее к Бодуэну де Куртенэ) переплетается с учением об автоматизме, заимствованным у А. Бергсона. Здесь — корень учения «рус. формалистов» о различиях практич. и поэтич. речи. В целом П. (л.) ш. развивала целевой и функциональный подход к языку, опередив тем самым пражскую лингвистическую школу. Так, Якубинский уже в 1919 прямо связывал изучение «функциональных многообразий» речи с «целями речи».
Важна (и является явно бодуэновской) идея последоват. различения описания языка «со стороны», т. е. рефлексии над ним лингвиста, и рефлексии носителя языка, или «чутья говорящих на данном языке людей» (Щерба). Из этой идеи развилась концепция «лингвистической технологии» футуристов ЛЕФа и «Нового ЛЕФа» и близких к лефовцам филологов — Якубинского, отчасти Г. О. Винокура и др. Концепция эта — в необходимости «сознательной реорганизации языка применительно к новым формам бытия» (С. М. Третьяков), в «создании науки о сознательной стройке языка» (он же), «технология речи — вот то, что должно родить из себя современное научное языкознание» (Якубинский). Сюда же тяготеет положение о «субъективном» и «объективном» методах исследования языка и отсюда берут начале идеи об эксперименте в яз-знании (Щерба, Поливанов).
Широкое освещение получил вопрос о соотношении и месте в системе языковедч. дисциплин ист. и описат. яз-зна-иия. Так, у Поливанова мы находим разграничение ист.-сравнит, яз-знания («история» по Бодуэну де Куртенэ) и лингвистич. историологии («динамика» по Бодуэну де Куртенэ). Своеобразное различение статики н динамики сформулировано в ранних работах Щербы.
Фонологич. идеи языковедов П. (л.) ш. связаны с бодуэновским различением двух видов единиц — языковых и функционально-речевых. Осн. идеи в этом плане сводятся к понятию фонемы как потенциальной части слова и противопоставлению активной и пассивной фонетики (как реализации более общего принципа) (см. также Ленинградская фонологическая школа). Работы Поливанова и высказанные ранее идеи Щербы положили начало развитию фонологии языков слогового строя.
Вслед за Бодуэном де Куртенэ его ученики построили хотя и противоречивую, но достаточно стройную систему языковых единиц и уровней. Различается 2 ряда единиц: формально-грамматические («грамматика», по Щербе) и функционально-лексические («лексика», по Щербе). В первом ряду единиц выделяются уровни, связанные с «морфологией» (Поливанов) — фонема, морфема, слово-синтагма (Поливанов) — я связанные с «синтаксисом»,— синтагма (Щерба) или словосочетание (Поливанов), фраза (то же Якубинский называл «конструкциями»). Во втором ряду различаются лексика (по Поливанову, с единицей-словом как лексемой) и фразеология (Поливанов; Якубинский говорит в этом смысле о «шаблонах») с единицами — словосочетанием (Щерба) и предложением.
Часть лингвистов «бодуэновского» направления, прежде всего Щерба, усвой-
ПЕТЕРБУРГСКАЯ 373
ли и развили бодуэновскую теорию письма и письм. речи (работы Бернштейна, Винокура, Виноградова, Юшманова, отчасти Поливанова).
По существу, большинство общеязы-ковелч. подходов, характерных для сов. лингвистики последующих десятилетий, можно уже найти в работах П. (л.) ш. Однако дальнейшая науч, судьба петерб. учеников Бодуэна де Куртенэ сложилась по-разному. Щерба в основном стал заниматься проблемами описат. грамматики, фонетики, лексикографии и лингвистич. проблемами обучения иностр, языкам. Якубинский после кратковременного увлечения «новым учением о языке» Н. Я. Марра обратился к истории рус. языка. Поливанов, напротив, вступил с «яфетидологами» в резкий науч, конфликт и стал заниматься востоковедч. проблематикой. одновременно развивая (на материале китайского, японского, тюркских языков) идеи бодуэновской школы в области языковых единиц, типологии и т. п.
Дальнейшее развитие идей П. (л.) ш. осуществлялось прежде всего в Леииигр. ун-те учениками Щербы, Поливанова, ^кубинского. Так, фонологич. теория Щербы, неотделимая от общелингвистич. идей П. (л.) ш., развивалась ленингр. фонологич. школой (Л. Р. Зиндер, М. И. Матусевич, Л. В. Бондарко и др.); се ответвлением является концепция С. И. Бернштейна и отчасти концепция Г. П. Торсуева. Грамматич. теория Поливанова была развита его учениками-востоковедами, напр. Драгуновым, фонология языков слогового строя — М. В. Горлиной и В. Б. Касевичем. Наиболее последовательное развитие почти всех осн. положений П. (л.) ш. принадлежит С. И. Бернштейну. Мн. идеи П. (л.) ш., а также идеи А. А. Шахматова легли в основу формирования оригинальных языковедч. взглядов Виноградова, оказавших огромное влияние на развитие сов. лингвистики (см. Виноградовская школа в языкознании). • Якубинская-Лемберг Э., Проф. Л. П. Якубинский. «УЗЛГУ». 1949, в. 14; Памяти акад. Л. В. Щербы. Сб. статей, [ М.]. 1951; И в а н о в В. В.. Лингвистич. взгляды Е. Д. Поливанова, ВЯ. 1957, № 3; Леонтьев А. А., И. А. Бодуэн де Куртенэ и Петербургская школа рус. лингвистики, ВЯ, 1961. № 4; е г о же. Евгений Дмитриевич Поливанов и его вклад в общее яз-знание. М., 1983 (лит.); Поливанов Е. Д., Статьи по общему яз-знанию. М.. 1968; Щерба Л. В., Языковая система н речевая деятельность. Л., 1974; Виноградов В. В.. История рус. лингвистич. учений, М., 1978; Шарадзенндзе Т. С., Лингвистич. теория И. А. Бодуэна де Куртенэ и ее место в яз-знании XIX—XX вв., М., 1980; Теория языка, методы его исследования и преподавания. К 100-летию со дня рождения Л. В. Щербы. Л., 1981; Зиндер Л. Р., Маслов Ю. С., Л. В. Щерба — лингвист-теоретик и педагог. Л., 1982(лит.); Я к у б н н-ский Л. П.. Язык и его функционирование. Избр. работы, М., 1986. А. А. Леонтьев. ПЕХЛЕВИ — см. Среднеперсидский язык.
ПЙДЖИНЫ (от искаженного англ, business — дело) — структурно-функциональный тип языков, не имеющих коллектива исконных носителей и развившихся путем существенного упрощения структуры языка-источника; используются как средство межэтнического общения в среде смешанного населения.
П.— не результат естеств. ист. развития языка, а результат вторичного преобразования его в условиях регулярных и
374 ПЕХЛЕВИ
массовых этноязыковых контактов, т. е. П.— не генетическая (в этом отношении П.— првдолжение языка-источника), а ареальио-типологич. категория. П. функционируют как лингва франка или (реже) как койне в определенных, иногда весьма обширных регионах; в отд. случаях П. могут обрести статус офиц. языка (как неомеланезийский язык, или ток-писин, в Папуа — Новой Гвинее), при этом развитие идет по пути креолизации (см. Креольские языки). В структурном отношении процесс формирования П. называется пиджинизацией^ к-рая может затрагивать язык в разной степени, в связи с чем различаются П. и пиджинизиров. формы языка (последние не отрываются от языка-источника и не превращаются в самостоят. языки с собств. структурными закономерностями, как это наблюдается для П.). Пиджиниза-ция проявляется прежде всего в разрушении и упрощении сложных грамматич. моделей языка-источника, развитии аналитизма и изоляции; она часто затрагивает и фонологич. структуру — происходит исчезновение или модификация нек-рых категорий звуков, разрушение тоновой системы и т. п.
Зарегистрировано ок. 50 П. и пиджинизиров. форм языков; оии распространены в Юго-Вост. Азии, Океании, Африке, в меньшей мере в Америке. По характеру лексико-грамматич. системы различаются П., базирующиеся на одном языке или родств. языках определ. ареала, и П., возникшие в результате взаимодействия разных неродств. языков. П. первого типа встречаются, напр., в Африке; фана-гало, булу-яунде, городской бемба и др. П. на базе банту языков’, общим для них является значит, упрощение классных систем (см. Именные классы) и глагольного формообразования. П. второго типа представлены в разных р-нах земного шара языками, развившимися путем контактирования европейских и местных языков (соотв. языков-источников и язы-ков-субстратов). Такие П. обладают обычно лексикой языка-источника с добавлением местных слов и грамматикой, упрощенной под влиянием языков-субстратов; фонетич. облик слов европ. языков подвергается значит, модификации под воздействием родных языков местного населения. Наиболее распространены П. на базе англ. яз. (п и д ж и н-и н г л и ш); они имеют локальные особенности. но также и общие принципы структуры; пример таких П.— англо-афр. П. в р-ие Гвинейского зал., играющие здесь важную коммуникативную роль. Известны также П. на базе португ. и франц, языков; португ. П. исторически предшествовал в Африке английскому, отчасти повлияв на его структуру. Промежуточный тип между П. и обычными языками образуют т. наз. «Х-ированные языки», т. е. языки (гл. обр. европейские), употребляющиеся за пределами исконной территории и испытавшие сильное влияние местных языков, к-рое привело к заметным отклонениям от стандарта метрополии.
• Языковая ситуация в странах Африки, М., 1975; Hall R. A., Pidgin and creole languages, Ithaca (N. Y.), 1966; Pidginization ana creolization of languages, Camb., 1971; Heine B., Pidgin-Sprachen im Bantu-Bereich, B., [1973); Miihlhausler P., Pidgin and Creole linguistics, Oxf. — N. Y., 1986. c	В. А. Виноградов.
ПИКТОГРАФИЯ (от лат. pictus — нарисованный и греч. grapho — пишу) (рисуночное письмо) — этап развития письма: отображение содержания сообщения в виде рисунка или последовательности
ГШХл
Схематизация изображения мужчины и женщины (пещеры Испании и Южной Франции).
рисунков. Предшествовала фонетич. письму. Была распространена у индейцев Америки, жителей Тропич. Африки, аборигенов Австралии, малых народов Сибири и др. вплоть до 20 в. Древнейшие образцы П. относятся к эпохе палеолита (по мнению нек-рых ученых, к неолиту), хотя четкое различие между живописью палеолита и собственно П. провести трудно. Принципиальное отличие знаков П.— пиктограмм — от знаков фонетич. письма заключается в незакрепленности за пиктограммой конкретной единицы языка, в возможности интерпретации пиктограмм на любом языке; пиктограмма может быть «прочтена» как слово, синоним этого слова, словосочетание, предложение с разл. вариациями смысла, неск. предложений.
Типологически выделяются 2 разновидности пиктограмм: «нконические», имеющие сходство с изображаемым понятием или объектом (знак солнца для передачи понятий «день», «солнце* и т. п.), и «символические», условные (генетически, видимо, восходящие к«ико-ническим», образным, но утратившие внеш, сходство с изображаемым объектом). Пиктографии, сообщение может состоять из одного сложного знака-сообщения, в к-ром «читаются» его составные элементы, и последовательности простых зиаков-пиктограмм, развернутых в пространстве в виде отд. «кадров».
Ряд народов создал развитые системы П., позволявшие передавать сложные сообщения, иапр. система нсибиди в Зап. Африке, «женское письмо» юкагиров на С.-В. Азии, П. индейского племени делаваров, с помощью к-рой был записан эпос «Валам-Олум», рукописи ацтеков и миштеков, в к-рых наряду с пиктограммами встречаются попытки передачи собств. имен с помощью «ребусных написаний».
В архаических видах письма трудно провести границу между «чистой» П. и системами, где эпизодически применяются «ребусные написания», т. е. осуществляется переход к собственно письму, фиксирующему звуковую речь (прото-шумерское и протоэламское письмо, ко-хау ронго-ронго о. Пасхи, древнейшая кит. иероглифика). Рисуночный характер древнейших иероглифич. систем письма (протошумерское, др.-египетское, протоиндийское, раннее китайское, критское, хеттское) указывает иа их происхождение из П., хотя открытым остается вопрос о том, происходят ли эти системы из одного центра (по мнению большинства сторонников «моноцентристской» гипотезы происхождения письма — из Шумера) или фонетич. письмо рождалось из разл. пиктографии, систем независимо в разных регионах.
В совр. культурах П. применяется как вспомогат. средство общения, иапр. в дорожной сигнализации, указателях иа выставках и междунар. соревнованиях
Пиктографический рассказ эскимоса об удачной охоте.

Прошение индейских племен конгрессу Соединенных Штатов.
Пиктограммы нсибиди.
и т. п. (играет важную роль в условиях многоязычия или неграмотности большинства населения), а также как худож. средство (детские и юмористич. рассказы в картинках).
Восходящие к 16 в. попытки создать на основе П. универсальное средство общения — пазиграфию, призванное преодолеть барьеры естеств. языков, не имели успеха («иеоглифы» Ал. Бати, «пикто» X. Енсена и др.).
• Дирингер Д.. Алфавит, пер. с англ.. М., 1963; И с т р и н В. А., Возникновение н развитие письма, М., 1965; Кондратов А. М., Книга о букве, М., 1975; Jensen Н., Die Schrift in Vergangenheit und Gegenwart, Hamb., [1935] (3 Aufl., B., 1969); Loukot ka C., Vyvoj pisrna, Praha, 1946; Fivr ier J., Histoire de I’ec-riture P., 1948 (2 ed.. P., 1959); Gelb I. J., A study of writing. Chi., 1952 (Rev. ed.,, Chi., 1965); К u 1 u n d z i c Zv., Historija pisama, Zagreb, 1957; Cohen M., La grande invention de 1’ecriture et son evolution, v. 1—3, P.. 1958.	„	A. И. Кондратов.
ПЙКТСКИИ ЯЗЙК — условное название языка группы племен, обитавших в сев. Шотландии (Каледония, к С. от Аитонинова вала), на Гебридских, Оркнейских и Шетландских о-вах. Назв.
picti («разрисованные») дали этим племенам римляне; остается неясным, является ли это лат. адаптацией самоназвания или отражает обычай татуирования и раскраски тела.
Источниками для изучения П. я. являются данные топономастики в трудах антич. авторов и в лат. эпиграфике Британии, в соч. Беды Достопочтенного и в др.-ирл. текстах, особенно в анналах и генеалогиях, а также данные топонимики совр. Шотландии. Сохранилось ок. 30 кратких надписей огамическим письмом и лат. буквами (иа камнях — по-ви-димому, эпитафии, и иа отд. предметах), к-рые восходят к 7—10 вв. Все данные ие поддаются однозначной интерпретации. Наиболее вероятна точка зрения К. Джэксона, согласно к-рой в них отражено, по крайней мере, два разл. языка: кельтский (см. Кельтские языки) и собственно П. я., скорее всего неиндоевропейский,
носителями к-рого были докельтские автохтонные племена. Пиктские надписи читаются, ио остаются не дешифрованными из-за отрывочности и плохой сохранности. Предложенные толкования (напр.. Ф. Дайена, Р. Макалистера) неубедительны. В 9 в. пикты были покорены ирландцами-скоттами и к И— 12 вв. полностью ими ассимилированы в языковом отношении. На островах П. я. с 8 в. был вытеснен скандинавскими диалектами викингов.
• М а с а 1 i s t е г R. A. S., The inscriptions and language of the Picts, в кн.: Essays and studies presented to E. MacNeill, Dublin, 1940; Jackson K., The Pictish language, в кн.; The problem of the Picts, [N.Y., 1956); его же. The Ogam inscription at Dunadd. «Antiquity», 1965. v. 39, № 156.	Д. д. Королев.
ПИЛИПИНО — см. Тагальский язык. ПИСЬМО — знаковая система фиксации речи, позволяющая с помощью начертательных (графических) элементов передавать речевую информацию на расстоянии и закреплять ее во времени. Первоначально для передачи информации применялись др. способы, напр. пиктография, бирки, зарубки, вампумы, кипу и т. п. Собственно П. вырабатывается обычно в раннеклассовом обществе в связи с усложнением хозяйств, жизни. Система П. характеризуется постоянным составом знаков, причем каждый знак передает либо целое слово, либо последовательность звуков, либо отд. звук речи. Для классификации видов П. важна не форма знаков (изобразительно-рисуночная, условно-геометрическая и т. п.),
а характер передачи знаками элементов речи. Существует 4 осн. типа П.— идеографический, словесно-слоговой (лого-графически-силлабический), собственно силлабический и буквенно-звуковой (алфавитный). В конкретных системах П. эти типы обычно существуют в не вполне чистом виде.
В идеографическом П. каждый знак (изобразит, элемент) может обозначать любое слово в любой грамматич. форме в пределе круга понятийных ассоциаций, либо прямо вызываемых изображением, составляющим данный знак, либо условных. Круг возможных значений изобразит, элемента ограничен соседним кругом значений, напр. знак, изображающий «йогу», может означать 'ходить', ‘стоять’, 'приносить' и т. п. в любой грамматич. форме, но не может означать 'ступня', 'подошва', потому что для этого существует другой изобразит.
элемент. Вместо изображения возможно употребление и произвольного графич. символа. В числе ассоциаций может быть и ассоциация по сходному звучанию(ирин-цип ребуса), напр. знак «тростник» («ги») мог означать 'вернуть' («ги»). Возможность передачи информации с помощью чистой идеографии очень ограничена; этот тип П. существовал лишь как переходный от пиктографии к словесно-слоговому П..применяясь либо в хозяйств, записях, где число понятий, о к-рых может идти речь, ограничено самим содержанием текста (ранний Шумер, иач. 3-го тыс. до н. э.), либо в ритуальных записях как мнемонич. вспомогат. средство. Неясно, была ли идеографическим или словесно-слоговым П. письменность о. Пасхи и чукотское П., изобретенное в 20 в. Теневилем.
Гораздо более живучим оказался словесно-слоговой тип П. Основой системы П. и здесь остается прежняя многозначная идеограмма, но конкретная привязка знака каждый раз к определ. слову обеспечивается добавлением ребусных знаков, выражающих чисто звуковые элементы либо слова в целом, либо его части (особенно грамматич. элементов), и знаками-детерминативами, уточняющими круг понятий, к к-рому относится данное слово. Напр., в др.-егип. яз. рисунок «жук» (х п р) с силлабич. знаками х-, п-, р- (гласные неизвестны) + детерминатив абстрактных понятий означал (х п р) 'существование'; в шумер, яз. рисунки «нога» + «камень» означали 'пришедший' (г й н а), потому что «камень» назывался на, а рисунки «нога» + «куча зерна (?)» (ба) означали ‘стоящий’ (губа); знаки «вышка (?)» + <рс-шетка(?)> с детерминативом «божество» (рисунок «звезда») читались 'бог Энлиль’ (имя бога), а с детерминативом «земля» (рисунок участка, прорезанного каналами) читались 'Нибуру' (назв. города, где почитался этот бог). Идеографии, знак, прикрепленный к определ. слову, называется логограммой. Для знаков, выражающих последовательности звуков, используются тоже логограммы, но в «ребусном» употреблении [ср. выше н а, б а ие в смысле «камень» и «куча(?)>, а как знаки для последовательностей звуков н + а, б + а]. Такие последовательности — не обязательно полные слоги; так, в др.-егип. П. гласные вообще не передавались, в аккадском слог мог дробиться на части. Словесно-слоговым П. могли передаваться тексты любого содержания, т. к. такое П. обеспечивало достаточно адекватную фиксацию речи и надежное воспроизведение текста при чтении. Отсутствие обязательной непосредств. связи первонач. идеограмм с фо-
ПИСЬМО 375
Арабское произношение буке	Арабское курсивное письмо „насх"	Письмо раннеарабских надписей VI 8. н.э.	Арамейско-сирийское письмо „эс-тракгело- V о.н.э.	Арамейское письмо г. Пальмира Ш в. н.э.	Арамейское письмо V е. до к.з.	Семитское произношение и название буке	Финикийское письмо Х~1Х 88. ДО Н.Э.	Греческое произношение и название букв	Ранне-греческое письмо V» в. до Н.Э.	I Классическое греческое письмо j V-N вв. до н.э.	Западно-греческое письмо (доУе. до н.э.)	Латинское письмо IV е. до н.э.	1 Латинское письмо I IV в. н.э.	Латинское произношение букв
б А* Д.э. придыхание е 3 Т? й К Л м н г ф с А к р с ш тс	1 4 j J о J г 1 i к J Г г г i г г у	4 / _/ J л Э <1 с 9 1 J б 1 / •0 J3 J- fi. 9 Р					к *	N К А Ч 1 к ь 3 S п ) 7) У 3 В D X V Л	X Y V 1 п ь Л У С *» 1 ) V 7 V S ч V Г	алеф б бет г гимел А далет придыхание хэ вав э эайин 1 дет Г тег й йод . к каф л ламед м мем н нун с самек айми п ле ц цаде У у оф р реш ш шин т тае	К 1 А А Y 11 й ® У С *) о 7 Я <1 X	а эльфа б бета Г гамма А дельта э э лсилок В,(у) дигамма (Д)з дзета 1) придых., ) э долгое эта с придых, тэта и мота к каппа ламбда м мю н ню КС кси 0 о микрон п пи сан . Коппа Р ро с сигма т тау у и псилон п с придых. ФИ к с придых. хи пси пс «долгое о мега (КС) (кси)	А П J А • А 3 1 ч I В ® г ЧА А о )) /Л <р. Я г/ Т VT	А В г А Е I Z Н 0 1 К. А Г\ Ni 0 П Р £ Т Y Ф X Ф Л	А А В В г ( D Е F I н ® о 1 к L Г/Л Л/ О г л 9 ’ Р и И т фф уч/ X +	А А. В < С D Е И F I1 Н 1 к F. и А//Л О 0 Г Р Q ₽ т V X	А В С D Е F (G Н I L М N 0 Р Q R S Т V X	а 6 к, г д э ф 0 придыхание и к л м н 0 п к(в) р с г ’.У КС
Рис. 1. Развитие восточных и западных алфавитов из финикийского письма.
нетич. стороной речи позволяло использовать одни и те же знаки в качестве лого-графич. элементов для разных диалектов (в Китае) и для разных языков (на древнем Бл. Востоке). В древнейших видах П. этого типа знаки монументальных надписей долго сохраняли форму рисунков-иероглифов; наряду с ними существовала скоропись (на папирусах, черепках — в Египте; на глиняных плитках — в Передней Азии, т. наз. клинопись; на бамбуковых палках — на Д. Востоке, и т. п.). Такие системы П. возникали в раннеклассовом обществе для хозяйств, нужд и обычно независимо друг от друга; отд. случаи сходства знаков объясняются либо общей типологией, либо случайностью. Наиболее известны: др.-егип. П. (с кон. 4-го тыс. до н. э.), шумер. П. (с нач. 3-го тыс. до н. э.) и развившиеся из него виды клинописи, эламская иероглифика
376 ПИСЬМО
(З-е тыс. до и. э.), протоиндское письмо (тогда же), критское письмо (с нач. 2-го тыс. до н. э.), китайское письмо (со 2-го тыс. до н. э.), майя письмо в Центр. Америке (1-е тыс. н. э.; др. центр.-амер, системы П. были, видимо, идеографическими и пиктографическими). Не все древние системы П. этого типа расшифрованы; наиболее изучено П. Китая, Двуречья (клинопись) и Египта. Аккад, клинопись — в основе слоговое П.. но любой словесный знак или группа знаков шумер. П. могли быть введены в текст как обозначение для аккад. слова (т. н. гетерограмма), особенно ради экономии места. Единственная существующая ныне древняя система П. словеснослогового типа — китайская. Сохранение ее объясняется «аморфным» характером кит. слова и потому малой необходимостью в передаче грамматич. показателей, а также удобством кит. П. для общения между носителями фонетически различающихся диалектов. Знаки кит. П.
восходят к рисункам, подвергшимся скорописному упрощению (окончательно — с введением бумаги во 2 в.); имеются разл. виды скорописи. Знаки обычно являются составными, т. е. соединением «детерминатива» и «фонетика». Кит. П. распространилось в Корее, Японии и др. странах, ио оказалось неудобным ввиду иного грамматич. строя соотв. языков. Поэтому наряду с кит. иероглифами в этих странах рано начали употреблять местные фонетич. системы П.— силлабическое II. «кана» в Японии и буквен-но-силлабич. (лигатурное) П. «кунмун» в Корее. В Японии иероглифами, играющими роль гетерограмм, обычно обозначают основы слов, а силлабич. знаками — изменяемые части слова; в Корее иероглифы сохранили лишь более узкое применение (при кит. заимствованиях, для омонимов). Преимущества словесно-слогового П.: междунар. характер логограмм, меньшее число знаков на одинаковый отрезок текста по сравнению с буквенным П., поэтому логограммы применяются в составе вспомогат. подсистем П. (цифры, ал-гебраич. и химич. формульные знаки и т. п.). Недостатки: многочисленность знаков в системе (от неск. сотен до многих тысяч), трудность (громоздкость) при освоении чтения.
Системы П., где каждый знак передает только к.-л. последовательность звуков как таковую, а не слово, называются силлабическими. Последовательности могут быть либо только типа «С(огласный) + Г(ласный или нуль)», либо также типов «Г + С» и даже «С 4- Г + С». реже «С + С 4 Г», «С+Г+С + Г». Есть также знаки для отд. гласных. Силлабич. системы — часто результат упрощения словесно-слоговых систем (ср. развитие кипрского письма из критского гл. обр. путем опущения логограмм). Они могут возникнуть и вторично, путем введения огласовки в консонантное (см. ниже) буквенно-звуковое П. [индийские кхароштхи, брахми из арамейского (см. Западносемитское письмо), эфиопское из др.-семитского], или могут быть придуманы специально в дополнение к логографиче-ски-силлабич. системам в языках, отличающихся богатством грамматич. форм (Япония, Корея). Наиболее широко распространены силлабич. системы П. в Индии (см. Индийское письмо) и Юго-Вост. Азии, восходящие к брахми. Оии построены на принципе введения вариантных знаков согласных с различающимися гласными.Системы брахми и кхароштхи допускают очень точную,близкую к фонетич. транскрипции передачу звукового состава текста. Эти системы, как и большинство позднейших разновидностей П., распространившихся в Юж. и Юго-Вост. Азии из Сев. Индии, основаны на подсистеме исходных знаков, часть к-рых служит для передачи гласных, а большинство — для обозначения «согласный + гласный -а»; если за тем же согласным следует не -а, а др. гласный, то исходный знак соответственно видоизменяется по форме; если за согласным следует еще согласный или более одного гласного, то из знаков, предназначенных для передачи этих согласных + а, составляется одна буква (лигатура); для передачи отсутствия гласного в конце слова существует особый добавочный значок. Т. к. знаки не закреплялись в типографской форме, в Юж. и Юго-Вост. Азии выработались десятки видов скорописей, внешне уже несхожих, но основанных преим. на тех же принципах; лишь в 19—20 вв. многие из них получили и типографское оформле-
Рис. 2. Генеалогическая схема развития систем письма. Прерывистыми линиями обозначены возможные пути развития или влияния.
[ МАЛ0АЗИЙСК0Е I-----------
[Лидийское] [Ликийское-] |Й арийское] | Сидетское~]
ПРОТОБИБЛСКОЕ СЛОГОВОЕ |
КХАРОШТХИ
Б Р АХ М И (III в. до н.э.)
|ВОСТОЧНОГРЕЧЕСКОЕ 1
] ФИНИКИЙСКОЕ |-------------------
| ГРЕЧЕСКОЕ АРХАИЧЕСКОЕ Н~ ЭФИОПСКОЕ |
| ЗАПАДНОГРЕЧЕСКОЕ |
| П АЛ И И'
М АУ Р Ь Я (III е. до н.э.)
Кушанское
|К А Д А М Б А|
1| Бирманское | | Сингальское 1
|Ьороматское|
| КхмерскоТ] | Лаосское |
[Ассамское].
[Тагальское]
I Бенгальское!
Классическое греческое
[коптское]
| Византийское |
Италийские алфавиты
|Древнели] [еийскке I
Гупта (1Уе,н.э.)
Нагари (VII в.)
Дееанагари (XIII в.)
А Тибетское |
I Тибете-[монгольское
| Грантха |
I Тамильское]
Каей
[Батайское] I Лампонг I
Непальское и др. |
ЕВРЕЙСКОЕ КВАДРАТНОЕ
АРАМЕЙСКОЕ
П АЛЬМИРС КОЕ
।—(Армянское]	\ Гготскоё] [ Руническое 111 Эфиопское-] —
г(Грузинское|
Слаеянско-глаголическое
[Слаеянско-кириллоеское|
|Сер6ское]~ [Болгарск^Т]
Современное французское, немецкое,английское, итальянское и др.
I русское)—I Монгольское совр~|
Системы письма большинства народов СССР
| Амхарское I —
ПЕРСИДСКО-АРАМЕИСКОЕ
НАБАТЕЙСКОЕ
ние. Важнейшая система П. этой группы — девана-гари, применяемая для санскрита, хинли и лр. Преимущество силлабич. ”	числе
недо-гро-и трудности правильного
!Раввинское!
j Зстрангело^! [Хо^ёзмййскоё] ||-|еХлевмйское| 1 Мандейское |/ ^[Манихейское I I Якобитское I | Несторианское |
[ Зстрангело |
Парфянское |
П.— в меньшем знаков (100—300), статок — в нек-рой моздкости в выборе чтения, особенно при отсутствии словоразделов. Искусственно созданные системы силлабич. П. вводились в новейшее время миссионерами для религ. пропаганды среди бесписьм. народов разных стран, но все эти системы не выдержали конкуренции алфавита.
В алфавитных системах II. отд. знак (буква) передает, как правило. один звук; это может быть либо фонема, либо аллофон, либо любая фонема в пределах нек-рой группы акустически сходных звуков; иногда же буквы соединяются по 2, 3 и 4 для обозначения одной фонемы (нем. sch ‘пГ, tsch 'ч’). Алфавитные и силлабич. системы П. часто (неточно) объединяют под назв. фонетических. Ист. родоначальником всех видов алфавитного письма явилось др.-семитское (финикийское) т. наз. буквенное консонантное, или квазиалфавит-ное, П. (см. Западносемитское письмо); это силлабич. П.— со знаками только типа «С + Г», причем «Г» может безразлично быть любым гласным, или нулем гласного. Происхождение др.-семит, квазиалфавита (2-я пол. 2-го тыс. до н. э.) до сих пор не установлено; наиболее вероятно его происхождение из финикийского же («протобиблского») силлабич. П., где в знаках типа «С + Г» еще различались качества гласных и число знаков доходило до 75—100. В «классическом» финикийском алфавите имелось 22 знака (меньше числа согласных фонем). В основе известных нам трех др.-семит, прото-алфавитных систем — финикийской линейной, угаритской клинописной (обе имели общий порядок букв) и юж.-аравийской линейной — лежит общий слоговой или словесно-слоговой прототип. Новая система дала возможность фиксировать речь по звуковому способу с помощью миним. числа легко н быстро за-
Сирийско-палестинское
|?зидское|
[Сотдййскоё]	__
[ Уйгурское] | Орхонскоё]
Ч Авестийское 1
["Арабское]
I Еврейское курсивное
Г ГаликП
|Каршуни|
IСтаро-монгольское! | Маньчжурское!
| Персидское | | \урецкоё~~] | Афганское и мн.др~|
| Тифинаг
Искусственно
| Ойратское] ГБурлтскоё]
поминающихся знаков (букв). Однако текст, записанный без гласных и обычно без словоразделов, несмотря на то что в семит, языках значение корня связано с согласными, а гласные выражают словообразоват. и грамматич. элементы слова, все же был малопонятен, кроме случаев, когда содержание его было заранее приблизительно известно; такое П. скорее было применимо как тайнопись купцов-мореплавателей, чем как всеобщее средство передачи речи, поэтому в течение более тысячи лет с ним вполне успешно конкурировали системы словесно-слогового П. Клинописный (угаритский) вариант квазиалфавита вымер еще во 2-м тыс. до н. э.; один из вариантов линейного квазиалфавита просуществовал в Юж. Аравии до 7 в. н. э., а в Африке дал. начало эфиопскому письму со вторичной огласовкой по инд. принципу. Собственно финикийский линейный квазиалфавит в своей первичной форме был воспринят в М. Азии (малоазийские алфавиты вымерли в начале н. э.), Греции и Италии, дав начало западным алфавитам (см. ниже), а в скорописной (курсивной) форме, выработанной для родственного финикийскому др.-семит. языка — арамейского, распространился по всему Бл. и Ср. Востоку, дав начало восточным алфавитам (рис. 1, 2).
Восточные алфавиты. Распространение алфавита вместе с канцелярским арамейским языком в пределах Персидской державы Ахеменидов 6—4 вв. до н. э. от М. Азии до Индии привело к созданию множества местных разновидностей П. (важнейшие: арамейское «сирийское» П.; квадратное П., принятое евреями, первоначально для религ. книг; особая разновидность арамейской скорописи с добавлениями дополнит, надстрочных и
подстрочных диакритических знаков была положена в основу арабского письма"). Сравнительно рано в финикийском и производных от него видах П. с помощью букв для согласных w, j, ’ и h (т. наз. «матерей чтения», см. Матрес лекционис) стали сначала непоследовательно, а затем регулярно обозначать также дифтонги au, ai и долгие гласные б, 0, ё, Т, а; любая буква, в т. ч. и буквы w, j,’, h, если они ие являлись «матерями чтения», стала означать «согласный + краткий гласный или нуль гласного»; т. о., сами по себе краткие гласные в алфавитах семит, происхождения обычно отдельно не обозначаются («матери чтениях для них применялись редко и непоследовательно). Лишь начиная со ср. веков, гл. обр. в богослужебных книгах, стали обозначать все вообще гласные с помощью диакритич. значков над или под буквами (в еврейском, сирийском — с помощью точек и групп точек, в сирийском — также и с помощью маленьких греч. букв, в арабском и производных— с помощью маленьких араб, «матерей чтения»). Однако диакритич. знаки огласовки ни в сирийском, ни в квадратном, ни в араб. П. в бытовое употребление так и не вошли.
В неустойчивых гос. образованиях, возникавших на Востоке после макед. завоевания (4 в. до н. э.), появилось обыкновение в деловой переписке писать лишь общеизвестные канцелярские формулы и др. отд. слова и выражения по-арамейски, а остальной текст, иногда и флексию слов,— арамейскими буквами на местном языке. Так создалась вторичная система арамейских псевдологограмм (гетерограмм); текст в целом, включая н
ПИСЬМО 377
гетерограммы, читался на местном языке. Т. о., арамейский алфавит в его ранней канцелярской форме, видимо, не позже 4 в. до н. э. был применен к др.-перс. яз. (ранее имевшему собств. клинописное силлабич. П.), а затем в разл. разновидностях скорописи использовался для других иран. языков (парфянского, ср.-персидского, согдийского, хорезмского).
В условиях средневековья грамотность была сосредоточена в среде духовенства. Поэтому распространение каждого алфавита связывалось с определ. религией: квадратный шрифт распространялся вместе с иудаизмом (ныне употребляется для бытовых языков евреев, в Израиле для языка иврит), араб. П.— с исламом, употреблялось для языков всех мусульм. народов независимо от происхождения (ныне — для арабского, персидского, пушту, урлу и др.). Разл. виды арамейской скорописи также распространялись с разл. христ. сектами (напр., несторианское, яковитское П.), а также с манихейством. Письменность с арамейскими гетерограммами распространялась гл. обр. с зороастризмом. Для священных книг зороастризма был позже на той же основе изобретен усовершенствованный алфавит с гласными буквами (авестский; принцип обозначения гласных был здесь, видимо, воспринят из греческого). На основе согдийского и несторианского П. создались разные виды П. тюрков Центр. Азии (важнейшие — уйгурское и тюркское «руническое»). Позже уйгур. П. было приспособлено для монгольского и маньчжурских языков (с огласовкой частично по тибетско-инд. типу и с вертикальным направлением П. по кит. образцу). Распространение христианства потребовало создания письменности на местных языках Закавказья; для этих языков с их сложными фонологич. системами были созданы ок. 400 н. э. особые алфавиты — армянский, грузинский и албанский (агванский) путем использования стилизованных арамейских начертаний и греческих орфографии, и филологич. принципов.-
Западные алфавиты. Исходным для развития всех зап. алфавитов является греческое письмо; оно возникло, видимо, в 8 в. до н. э. (памятники известны с кон. 8—7 вв.). «Архаическое» греч. П. по форме букв почти полностью совпадает с финикийским; лишь позднее были введены дополнит, буквы <р, х, Ф и ш. В «архаических» малоазийских и, вероятно, также в греч. П. сначала еще отсутствовали буквы для кратких гласных; направление П. было, как и в семит, языках, справа налево, затем бустрофедон, затем слева направо. Очень близки названия греч. и др.-семит, букв, совпадает порядок их расположения в алфавите.
В связи с тем что греч. текст, лишенный гласных, почти непонятен, в греч. П. были использованы для гласных, по-мимо«матерей чтения», итебуквы, к-рые обозначали финикийские согласные, чуждые греч. фонетике и оказавшиеся, т. о., излишними: кроме а, е, i, и из финикийских ’, h, у, w были взяты также буквы Ни' для греч. д и о; аналогичный процесс происходил в рано вымерших ма-лоаэийских алфавитах. Переход к обозначению на П. не только согласных, но и всех гласных явился важнейшим культурным достижением. Существовали варианты П.: вост.-греческий и зап.-
378 ПИСЬМО
греческий, а также фригийский, различавшиеся формой и употреблением нек-рых букв. Из вост.-греческого в 5— 4 вв. до н. э. развилось классическое греческое, а затем византийское П.; в свою очередь, из него возникли коптское (христ.-египетское), др.-готское и славянское кирилловское П. На основе зап.-греч. П. возникли италийские алфавиты, в т. ч. этрусский (в 7 в. до н. э.) и из него— др.-герм, руны (с 3 в. н. э.); из этрусского же, видимо, развилось лат. П. (с 6 в. до н. э.). В эпоху Римской империи лат. П. приобрело междунар. характер, сохранявшийся в связи с распространением католич. церкви и в эпоху зап.-европ. феодализма. Лат. П. используется и для нац. языков зап.-европ. народов, напр. французского, немецкого, польского и др. Т. к. звуковой состав разл. новых зап.-европ. языков сильно отличается от звукового состава лат. яз., широкое распространение в нац. орфографиях (см. Орфография) получают двух- и трехбуквенные сочетания для передачи одного звука (англ, th, нем. sch и т. п.), что крайне усложнило П. Вследствие инерции лит. традиции нек-рые зап.-европ. письм. системы уже много веков не претерпевали значит, реформ. В этих системах (английской, французской) произошел разрыв с живым и развивающимся нар. языком, а традиционность орфографии стала принципом письм. системы, не дающей уже адекватной передачи совр. звуковой речи, так что нек-рые буквосочетания превращаются в своего рода вторичные псевдологограммы.
Как в греческом, так и в лат. рукописном П. в течение веков возникали разновидности (капитальное П., унциал, полуунциал, каролингский минускул, готич. П., гуманистич. П. эпохи Возрождения н ми. др.). С введением книгопечатания закрепились две осн. разновидности лат. П.: совр. латиница и шрифты типа «антиква», возникшие на основе гуманистич. П. эпохи Возрождения в подражание рим. монументальным надписям; готич. П. и шрифты типа «фрактура», или «швабах», сохранявшиеся в Германии до сер. 20 в. В 19—20 вв., в связи с образованием новых наций, складывается целый ряд систем П. на лат. основе во всех частях света; в них широко используется диакритика для обозначения звуков, не предусмотренных лат. П. (напр., в чеш. яз., тур. яз., языках Африки; рис. 3).
Славянское письмо (кириллица) было разработано на основе добавления к 24 буквам визант. греч. П. еще 19 букв для специфич. слав, фонем (буквы «ц», «ш» были взяты из евр. квадратного П., а остальные изобретены специально). Кириллица употреблялась православными славянами, а также (до 19 в.) румынами; на Руси была введена в 10—11 вв. в связи с христианизацией. До сих пор не решен вопрос о происхождении другого слав. П.— глаголицы и ее соотношения с кириллицей. Почти полностью совпадая по составу, порядку и значению букв, азбуки эти резко различались по форме букв: простой, четкой и близкой к греч. уставному П. 9 в. у кириллицы и замысловатой, очень своеобразной у глаголицы, к-рая применялась гл. обр. у юго-зап. славян-католиков со слав, богослужением и вымерла в позднем средневековье. Графика кириллицы претерпевала изменения с 10 по 18 вв. (устав, полуустав, вязь). Совр. слав, системы П.— русская, украинская, болгарская, сербская (с добавлением букв л>, н>, h, 5, Ц
abcdefghijklmnopqrstuvwxyz ABCDEFGHIJKLM NOPQRSTUVWXYZ
aaaaaaaaqaaecccdd'de'eeeeeeg^g n'iiiiii^lfnnnnnoddOoooooeJjrrf ^ssBjt’tiiiiuuuuniiyyyzzz
ААААААААДА/EccQ ВОЁЁЁЁЁЕЕ^рй
i f 1П i 11 £ v C EE ly Si n n 66O6O660(E9fift§SSTtT UUOOOOyOYYYzzZ
Рис. 3. Диакритические знаки и лигатурные буквы, применяемые в системах письма, построенных на латинской основе.
и др.) — развились на основе кириллицы. Рус. П. из 33 букв (называется гражданским шрифтом, в отличие от церковного — собственно кириллицы, сохраненной для религ. лит-ры при реформе, проведенной Петром I) является упрощением кириллицы с приближением форм букв к образцам антиквы. Помимо собственно алфавитных знаков, оно содержит слоговые знаки е, ё, я, ю, употребляемые также для передачи палатализации согласного, предшествующего э, о, а, у; палатализация в других случаях передается «ь». Оно пережило ряд алфавитно-орфографич. реформ (1708—10, 1735, 1758, 1918), b результате к-рых были исключены все буквы, не нужные для передачи фонем совр. рус. речи; буква «ё» была оставлена как факультативная.
В СССР созданы новые алфавиты для народов, не имевших ранее П. или имевших П., построенное на основе, признанной малопригодной для нар. языка (напр., арабской). Первоначально эти алфавиты строились на лат. основе, но с сер.
абвгдежзийклмнопр стуфхцчшщъыьэюяё
АБВГДЕЖЗИЙКЛМНОПР
СТУФХЦЧШЩЪЫЬЭЮЯЁ
ааааегггг'5ЬЬ1)ё>КЖЗзй йй11']кцкк'кл>цн'н>де99 УУУУУУХ^ЦЧЧчь) еэЪж!
АААТЕГГЕГБЬ’КЪЁЖЖ^ЗЙ й и hj KKEKTCb цнчьое с 9УУУУУУХХЦЦЧЧЫ6ЭЪЖ
Рис. 4. Диакритические знаки и дополнительные буквы, применяемые в системах письма, построенных на русской основе.
30-х гг. были переведены на рус. основу с добавлением ряда дополнительных и диакритизированных букв (рис. 4).
Изучением П. занимается грамматология, а также эпиграфика и палеография.
• Васильев В. П.. Анализ кит. иероглифов, [2 изд.], ч. 1—2. СПБ, 1884— 1898; Энциклопедия слав, филологии, под ред. И. В. Ягича, в. 3 — Графика у славян, СПБ, 1911; Языки и письменность народов Севера, ч. 3, М,—Л., 1934; Добиаш* Рождественская О. А.. История письма в ср. века. 2 изд.. М.—Л.. 1936; Описание выставки «Письменность древнего мира и раннего средневековья». Путеводитель. М. —Л.. 1936 (АН СССР, Институт книги, документа, письма); Д ьяконов И. М., К возникновению письма в Двуречье, в кн.: Гос. Эрмитаж. Труды Отдела Востока, т. 3, Л., 1940; Юшманов Н. В.. Ключ к лат. письменностям земного шара, М.—Л., 1941; Шампольон Ж. Ф.. О егип. иероглифич. алфавите, пер. с франц., [М.], 1950; Фридрих И.. Дешифровка забытых письменностей и языков, пер. с нем., М., 1961; его же, История письма, пер. с нем., №.. 1979; Дирингер Д., Алфавит. пер. с англ.. №.. 1963; В а й м а н А. А., К расшифровке протошумер, письменности, в кн.: Переднеаэиатский сборник, т. 2. №.. 1966; Периханян А. Г., К вопросу о происхождении арм. письменности, там же; Гельб И. Е.. Опыт изучения письма. (Основы грамматологии), пер. с англ., М., 1982; О j h a Gaurishankar Н i-r а с h а п d. The palaeography of India, 2 ed., Ajmer, 1918; Meissner B., Die Keil-schrift, 2 Aufl.. B.— Lpz., 1922; E r m a n A., Die Hieroglyphen, 2 Neudruck, B.— Lpz., 1923; К ar 1 gren B.. Grammata senca. Script and phonetics in Chinese and Sino-Japnnese, Stockh., 1940; Dun and M., Byblia grammata. Documents et recherches sur le developpement de I’ecriture en Pheni-cie, Beyrouth, 1945; F e v r i e r J. G.f Histoire de I’ecriture, 2 ed.. P.. 1959; Ch ad-wick J.. The decipherment of Linear B, Camb.. 1959; Laroche E.. Les hierogly-phes hittites. P.. I960; Jensen H., Die Schrift in Vergangenheit und Gegenwart. 3 Aufl., В , 1969.	И. M. Дьяконов.
ПЛЕОНАЗМ (от греч. pleonasmos — избыток, чрезмерность) — избыточность выразительных средств, используемых для передачи лексического или грамматического смысла высказывания.
П. как свойство текста противоположен эллипсису и проявляется в повторении или синонимия, дублировании лексем (лексич. П.) и грамматич. форм (грамматич. П.). а также в более пространном выражении того, что может быть выражено короче (к последнему случаю применим термин <периссология> < греч. ре-riesologia—многословие, к-рый иногда употребляется как синоним термина «П.»). П. реализуется как в пределах предложения, так и в более широком контексте; в последнем случае П. может проявляться в изосемии (смысловой близости) целых предложений, дублирующих некий общий смысл.
По своей природе П. может быть: ^обязательным — обусловленным системой (см. Система языковая) или нормой языковой, 2) факультативным, стилистическим — обусловленным экспрессивными целями высказывания. Обязат. П. широко представлен в грамматике разл. языков, напр. в системах согласования (дублирование грамматич'. значений существительного в формах зависимых от него слов), в нек-рых конструкциях глагольного управления (дублирование пространств, значений глагольных префиксов в предлогах, ср. «спуститься с дерева», ием. in das Zimmer hineinge-hen) или двойного отрицания («никогда не был>) и т. п. Стилистич. (экспрессивный) П. свойствен разг., публицистнч. и худож. речи, особенно фольклору, где плеонастич. эпитеты н сравнения могут кристаллизоваться в устойчивые поэтич. формулы. Встречаются также промежуточные виды П., напр. факультативный грамматич. П., относящийся к системе языка и не имеющий стилистич. функ
ций; такой И. представляет собой др. греч. аугмент, дублирующий грамматич. значения, выражаемые корневым аблаутом и личными окончаниями глагола. Понятие П. возникло в антич. риторике, где оно охватывало ряд стилистич. фигур (см. Стилистика). С понятием П. тесно смыкается понятие тавтологии, к-рая иногда считается разновидностью П.
ф Антич. теории языка и стиля, №.—Л., 1936; Балли Ш., Общая лингвистика н вопросы франц, языка, пер. с франц., №.. 1955. Л	В. А. Виноградов.
ПОВЕРХНОСТНАЯ СТРУКТУРА — в теории трансформационных порождающих грамматик (см. Генеративная лингвистика. Математическая лингвистика") один из способов описания синтаксического устройства предложения. П. с., являющаяся представлением предложения на уровне поверхностного синтаксиса, противопоставлена глубинной структуре как представлению на уровне глубинного синтаксиса. П. с. получается из глубинной структуры в результате применения особых формальных правил — трансформаций. Формальный способ записи П. с. и глубинной структуры — дерево непосредственных составляющих, однако в то время как глубинная структура приближена к описанию смысла предложения, П. с. лучше отражает лексич. состав, синтаксич. связи и линейный порядок лексем самого конкретного предложения (в его фонетико-фонологич. или орфографии, воплощении). Поэтому иногда термином «П. с.» называют также и само конкретное предложение, соответствующее данной структуре.	Е. Н. Саввина.
ПОВТОР — см. Редупликация.
ПОГОВОРКА — краткое изречение, нередко назидательного характера, имеющее, в отличие от пословицы, только буквальный план и в грамматическом отношении представляющее собой законченное предложение: «Насильно мил не будешь., «В тесноте, да не в обиде., «Коса — девичья краса, и т. п.
В фольклористике П. понимают как образный оборот, не составляющий цельного предложения, напр. «ни к селу ии к городу., «бить баклуши», «как снег на голову», «выводить иа чистую воду» и т. п., однако при подобном подходе П. по существу отождествляется с фразеологизмом.
Между пословицами и П. размещается разряд пословично-поговорочных выражений, сочетающих в себе особенности пословиц и П.: часть слов в их составе употребляется в прямом значении, а часть (нередко это реальные или потенциальные фразеологизмы) семантически переосмысливается («Мать да дочь — темная ночь»).
Обобщающему характеру П. способствует тип их синтаксич. построения: многие из них являются обобщенно-личными или инфинитивными предложениями («Горя бояться — счастья не видать», «Ешь с голоду, а люби смолоду»), безличными предложениями со словом «нет. в качестве сказуемого («Нет худа без добра»). Глагольное сказуемое, характеризуя постоянные свойства носителя признака, преим. употребляется в форме наст. вр. со значением обычности или вневременности действия («Соловья баснями не кормят»).
• См. лит. при ст. Пословица. В. П. Жуков. ПОДЛЕЖАЩЕЕ (калька лат. subjec-tum — субъект) — один из двух главных членов предложения, указывающий иа объект, к к-рому Относится сообщаемое; ядерный компонент состава П. (П. и
зависимые от него согласованные и несогласованные определения"). П. связано предикативным отношением со сказуемым и может быть выделено в простом предложении, вглавиой и придаточной частях сложного предложения, а в нек-рых языках — и в предикативных конструкциях, образованных неличными формами глагола. Позицию П. обычно занимают существительные в форме им. падежа и их эквиваленты. В антич. грамматиках, нс различавши# частей речи и членов предложения. в соответствующем значении использовался термин «именит, падеж» (греч. onomastik£ ptosis). Количеств, слова образуют П. вместес зависимыми от них существительными («Множест-во народа встречало героев»). Позицию П. могут занимать также инфинитивы и субстантивированные придаточные предложения («Идти трудно»; «То, что волки серы, всем известно») с иным синтаксич. статусом, чем у субстантивного П. В отличие от сказуемого П. может в предложении отсутствовать: при этом объект, к к-рому относится сообщаемое, определяется либо контекстом или ситуацией («Было скучно»; «Морозно»), либо выражается др. членом предложения, часто локативом («В комнате душно»). П. может иметь совместное выражение со сказуемым, ср. лат. Cogilo, ergo sum ('мыслю, следовательно, существую’), где указание на скрытое П. выражено личным окончанием глагола.
Вопрос о иерархии, вершине предложения — П. или сказуемое — разрешался по-разному. Грамматисты, усвоившие идеи формальной логики, считали вершиной предложения П., поскольку оно обозначает независимые сущности (предметы), а сказуемое выражает признаки, не имеющие отдельного от субстанции бытия. А. А. Шахматов видел в П. главный член господствующего состава предложения. А. М. Пешковский рассматривал П. как осн. элемент подчинит, словосочетания. С. О. Карцевский, А. В. де Гроот и др. оценивали П. как абсолютное определяемое предложения. Вершина предложения устанавливалась путем устранения грамматически зависимых компонентов. Е. Курилович считал допустимым удаление только тех компонентов, отсутствие к-рых не отражается на функции целого. Поиск функционального минимума предложения приводит к признанию вершиной (ядром) предложения сказуемого. П. зачисляется в одну категорию с др. именными членами предложения, зависимыми от сказуемого (актантами), вместе с к-рыми оно образует падежную, или актантную, рамку глагола (Л. Теньер). Эта точка зрения, высказывавшаяся в кон. 19 в. А. А. Дмитриевским, характерна в 20 в. для валент-ностного синтаксиса, восходящего к идеям Теньера, ряда направлений генеративной грамматики, падежной грамматики Ч. Филмора и др. Отношения между глагольным сказуемым и П. рассматривались как управление, при этом не отрицалось и наличие между ними согласования, имеющего обратную направленность, т. к. П. задает сказуемому значения согласоват. категорий.
Между тем функции П. отличают его от др. актантов; они относятся к разным аспектам предложения: объективно-семантическому (функции агенса, субъекта восприятия, носителя признака, состояния и др.), субъективно-семантическому (протагониста, или центра, ситуации),
ПОДЛЕЖАЩЕЕ 379
коммуникативному (данное, тема), логическому (субъект суждения), психологическому (исходное представление). Перечисленные функции могут получать совместное или раздельное выражение. Для большинства индоевроп. языков характерна тенденция к синкретич. выражению этих функций в одном грамматически оформленном члене предложения — П. Для П. типичны след, черты: немаркированная (автономная) форма имени (для индоевроп. языков — им. п.), согласованность со сказуемым, определ. синтаксич. позиция, автономность референции (ее независимость от референции др. именных членов предложения), опущение при последующих сказуемых («Я шел и(я) думал»], соотнесенность с возвратными местоимениями, презумпция существования обозначаемого П. объекта, в рус. яз.— способность быть субъектом деепричастного оборота. Эти свойства в той или другой мере отличают П. от др. актантов.
При определении П. обычно отмечаются его логико-коммуникативная функция, поскольку она ставит П. в предикативное отношение к сказуемому, и его формальные признаки. Наиболее полно указанные черты П. реализуются в семантике и синтаксисе простых предложений. В позицию П. могут продвигаться дополнения и обстоятельства (ср. правило образования пассива), однако такие П. утрачивают нек-рые из его функций (прежде всего функцию агенса). Идея особого статуса П. среди др. именных членов предложения разрабатывалась в т. наз. реляционной грамматике (в основе к-рой лежат понятия синтаксич. отношений и их преобразований) на материале разнотипных языков.
Оформленность связи П. и сказуемого во мн. языках повлекла за собой образование стандартизованной структурной схемы предложения для выражения разного логич. и семантич. содержания (языки номинативного строя). П. при этом является обязательным строевым компонентом предложения. При отсутствии у П. семантич. интерпретации его позиция замещается «пустым» местоимением (формальное, или фиктивное, П.), напр. англ, (trains, франц. Il pleut 'Идет дождь’. При употреблении предложения в связной речи его структурная схема нередко перестает соответствовать коммуникативной организации высказывания (см. Актуальное членение предложения) и функции П. передаются др. членам предложения. Для языков, допускающих разрыв формы и функции (напр., рус. яз.), П. идентифицируется по формальным признакам и противопоставляется теме, определяемой по коммуникативной функции.
П., по-видимому, не универсальная категория. Есть языки, в к-рых указанные выше функции выражаются разными грамматич. способами. В тагальском яз. тема отмечается особым показателем, отличным от показателя протагониста обозначаемой ситуации (П. Шахтер). Необходимость в понятии «П.» проблематична для языков эргативного строя (А. Е. Кибрик). П.— не обязат. член всех двусоставных (коммуникативно расчлененных) предложений одного языка. Оно отсутствует в предложениях типа рус. «В городе беспорядки», «У Марии грипп». Нек-рые лингвисты допускают возможность выражения П. не только им. п., но и др. падежами имени, напр. при от-
380 ПОДЧИНЕНИЕ
рицании («Мальчика здесь Не было). Выделение П. на основе только функцион. критерия, не поддержанного грамматич. формой, часто приводит к отказу от использования системы членов предложения в синтаксич. анализе (Г. А. Золотова, М. Гиро-Вебер).
ф Дмитриевский А. А.. Практич. заметки о рус. синтаксисе. Два ли главных члена в предложении?, «Филологич. записки», 1877, в. 4; Шахматов А. А., Синтаксис рус. языка, 2 изд., Л., 1941; Пешковский А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении, 7 изд., М., 1956; Золотова Г. А., Очерк функционального синтаксиса рус. языка, М., 1973; ее ж е, К вопросу об объекте синтаксич. исследований, Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1979, т. 38, № 1; Ш м е л е в Д. Н., Синтаксич. членимость высказывания в совр. рус. языке, М., 1976; Кибрик А. Е., Подлежащее и проблема универсальной модели языка, Изв. АН СССР. сер. ЛиЯ, 1979, т. 38. №4; Никитина С. Е., Семантика термина «подлежащее» в отечеств, и европ. словарях лингвистич. терминов (к вопросу о тезаурусном способе описания терминологии), там же; Падучева Е. В., Успенский В. А.. Подлежащее или сказуемое?, там же; Рус. грамматика, т. 2, М., 1980; НЗЛ, в. 11, М., 1982; Храков-с кий В. С., Концепция членов предложения в рус. яз-знанви XIX в., в кн.: Грамматич. концепции в яз-знании XIX в., Л., 1985; Т е н ь е р Л., Основы структурного синтаксиса. пер.с франц., М.. 1988; Groot A. W. d е, Les oppositions dans les systemes de la syntaxe et des cas, в кн.: Melanges de linguistique offerts a Ch. Bally, Gen., 1939; Karcevs-k i S., Sur la parataxe et la syntaxe en Russe. «Cahiers F. de Saussure», 1948, № 7; Guiraud-Weber M., Les propositions sans nominatif en russe moderne. P., 1984; cm. также лит. при статьях Члены предложения, Сказуемое, Субъект. Н. Д. Арутюнова.
ПОДЧИНЕНИЕ (гипотаксис, субординация) — синтаксическая связь, располагающая своей системой средств выражения и конституирующая сложноподчиненное предложение (см. Сложное предложение). В зависимости от способа оформления подразделяется на П. союзное (с помощью подчинительных союзов) и относительное (с помощью союзных слов; см. Союз). В синтаксич, традиции определяется как связь грамматически неравноправных предложений, из к-рых одно (придаточное) может быть сведено на положение компонента другого (главного), Специфику П. иногда усматривают в его необратимости, или принципиальной невозможности взаимной перестановки предложений (при сохранении союза на прежнем месте) без изменения смысла высказывания (А. М. Пешковский, О. С. Ахманова). Для рус. яз. этот критерий ошибочен, т. к. не учитывает, по меньшей мере, обратимости относит. П. Назначение П.— выявлять разные виды смысловой зависимости предложений и иерархически упорядочивать их в отношении друг друга. В системе синтаксич. связей П. противостоит бессоюзию как эксплицитный способ связи имплицитному. В виде побочных, дополнит. экспликаций смысловой зависимости предложений может сопровождать сочинит, связь (см. Сочинение).
В совр. русистике термин «П.» широко применяется также по отношению к совокупности словосочетат. связей — управления, согласования, примыкания.
О Карцевский С. О., Бессоюзие и подчинение в рус. языке, ВЯ. 1961, № 2; Ильенко С. Г., Подчинение, в кн.: Рус. язык. Энциклопедия, М., 1979; Рус. грамматика, т, 1—2, М., 1980.
„	, И. Н. Кручинина.
ПОЛАБСКИИ ЯЗЫК (древяно-полаб-ский) — мертвый язык, принадлежащий к западнославянским языкам. Был распространен на лев. берегу р. Лаба
(Эльба) до 1-й пол. 18 в., когда иа нем говорили крестьяне в княжестве Люнебург (ныне округ Люхов-Данненберг земли Ниж. Саксония, ФРГ). В ареале распространения П. я. сохранились слав, топонимы и слав, заимствования в говорах нем. яз.
П. я. сохранял ряд архаичных черт (носовые гласные, отсутствие метатезы в сочетании tort, аорист и имперфект, реликты дв. ч.), но отражал также инновации, частично возникшие в связи с влиянием нем. яз. (дифтонгизация закрытых гласных, переход о -» б, й, а -» о, g, к перед старыми о, u, i -» d’, t’4 редукция конечных гласных в нек-рых случаях, упрощения в склонении, иногда граничащие с разрушением его и др.). В лексике много средиенижненем. заимствований.
Письменности не имел, но в кон. 17 — иач, 18 вв. было составлено неск. словарей и записан ряд небольших текстов на П. я. (важнейшие памятники — нем,-полаб. словарь на 5 тыс. слов К. Хеннига и записи полаб. крестьянина Я. П. Шульце, отражающие 2 диалекта — сокающий с постоянной заменой старых s и 5 Ha's (sariit’e ‘широкий’) и шокающий с эпизодич. заменой s на 5 (Slaina ‘слюна’).
• Су пру и А. Е., Полабский язык. Минск, 1987; Lehr-Splawinski Т.. Gramatyka polabska, Lwow, 1929; Olesch R., Bibliographie zum Dravanopolabischen. Koln —Graz, 1968 (Fortsetzung und Nachlra-ge, ZSPh, 1975, Bd 38. H. 1); его же, Thesaurus linguae dravaenopolabicae, t. 1 — 4, Koln—W., 1983—87; Lehr-Sptawin-ski T., Polanski K., Slownik etymo-logiczny Jezyka Drzewian polabskich, zesz. 1—4, Wroclaw—Warsz.—Krakow, 1962— 1976 (изд. продолжается); Polanski К., Sehnert J. A.. Polabian-English dictionary. The Hague—P., 1967. A. E. Супрун. ПОЛЕ — совокупность языковых (гл. обр. лексических) единиц, объединенных общностью содержания (иногда также общностью формальных показателей) и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений.
На возможность существования разных типов лексич. объединений ученые обратили внимание еще в 19 в. (М. М. Покровский), нек-рые особенности полевой структуры лексики были отмечены при построении тезаурусов (П. Роже, Ф. Дорн-зайф, Р. Халлиг и В. фон Вартбург). Первонач. теоретич. осмысление понятия П. в языке содержалось в работах Й. Трира, Г. Ипсена, где оно получило наименование «семантич. поле». Для семантич. П. постулируется наличие общего (интегрального) семантич. признака, объединяющего все единицы П. и обычно выражаемого лексемой с обобщенным значением (архилексемой), напр. признак «перемещение в пространстве» в семантич. П. глаголов движения: «идти», «бежать», «ехать», «плыть», «лететь» и т. п., и наличие частных (дифференциальных) признаков (от одного и более), по к-рым единицы П. отличаются друг от друга, иапр. «скорость», «способ», «среда» передвижения. Интегральные семантич. признаки в определ. условиях могут выступать как дифференциальные. Напр., признак «отношение родства», объединяющий термины родства «отец», «мать», «сын», «дочь» и т. п., становится дифференциальным при переходе к семантич. П., включающему обозначения и др. отношений между людьми типа «коллега», «попутчик», «однокашник», «начальник» и т. п. В этом проявляется один из видов связи семантич. П. в лексике (иерархическая). О взаимосвязи семантич. полей в пределах всего словаря свидетельствует
также принадлежность многозначного слова к разл. семантич. П. Таким образом, семантич. П. характеризуются связью слов или их отд. значений, системным характером этих связей, взаимозависимостью и вэаимоопределяемостью лексич. единиц, относит, автономностью П., непрерывностью смыслового пространства, обозримостью и психологии, реальностью для среднего носителя языка. Структура семантич. полей обычно исследуется методами компонентного анализа, оппозиций, графов, комбинаторным методом и др.
Кроме собственно семантич. П. выделяются: морфосемантические П., для элементов к-рых (слов) помимо семантич. близости характерно наличие общего аффикса или основы (П. Гйро); ассоциативные П. (Ш. Балли), исследуемые в рамках психолингвистики и психологии, для к-рых характерно объединение вокруг слова-стимула определ. групп слов-ассоциатов; последние, несмотря иа их варьирующийся состав у раэвых информантов, обнаруживают значит, степень общности (однородности). Слова одного ассоциативного П. часто характеризуются семантич. близостью; грамматические П., напр. залоговое поле (М. М. Гухман, А. В. Бондарко), представленное в языке как грамматическими (морфологи-зованными) единицами, так и единицами, находящимися на грани парадигматики и синтагматики (свободными и полусвободными словосочетаниями); синтагматические П.— словосочетания и др. синтаксич. единицы как проявления семантич. совместимости их компонентов, напр. «идти»— «ноги», «лаять» — «собака» (В. Порциг); совокупности структурных моделей предложений, объединяемых общностью семантич. задания; напр., в синтаксич. поле императивности включаются все модели, с помощью к-рых выражается приказание. Термин «П.» часто употребляется недифференцированно наряду с терминами «группа» (лексико-семантич. группа, тематич. группа), «парадигма» (лексико-семантич., синтаксич. парадигма) и др. • Уфимцева А. А., Теории «семантического поля» и возможности их при-меневня при изучении словарного состава языка, в сб.: Вопросы теории языка в совр. зарубежной лингвистике. М.. 1961; Щур Г. С., Теории поля в лингвистике, М.—Л.. 1974; Караулов Ю. Н., Общая и рус. идеография, М.. 1976; Кузнецов А. М.. Структурно-семантнч. параметры в лексике. На материале англ, языка, М.. 1980; I р s е п G., Der alte Orient und die Indogermanen, в кн.: Stand und Aufgaben der Sprachwissenschaft, Hdlb., 1924: Trier J., Der deutsche Wortschatz im Sinnbezirk des Verstandes, Hdlb., 1931; его же, Aites und Neues vom sprachlichen Feld, Mannheim — Z., [1968]; Potzi J W., Wesenhafte Bedeutungsbeziehungen, «Beitrage zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur». 1934, Bd 58. A. M. Кузнецов. ПОЛИЛбГ (от греч. polys — многочисленный и logos, здесь — разговор) — разговор между несколькими лицами. Термин возник при исследовании коммуникативных свойств языка как добавление к термину «диалог» (см. Диалогическая речь), частично совпадая с ним по содержанию. Кол-во говорящих (два или больше двух) не является дифференциальным признаком оппозиции «диалог — П.»: элемент «диа» (греч.— через) указывает на их общий признак — мену ролей говорящих и слушающих в противовес монологу. П.— форма или жанр разг, речи (естественной и воспроизведенной в худож. тексте). Ситуативная
связанность, спонтанность, нелинейность получают в содержательно-смысловой структуре П. макс, отражение. Признак равной речевой активности участников коммуникации — инвариант полилогич. формы — предусматривает промежуточные формы, в к-рых реактивная роль собеседников градуируется — от позиции адресата до позиции слушателя / наблюдателя — н может, оставаясь невербализованной, влиять на развитие П. ответным неречевым действием. Смысловая и формальная связь реплик П. имеет большую амплитуду колебаний, чем в диалоге. Социолингвистика исследует этикетные правила П., совпадающие нли различающиеся в разных социумах (напр., у нек-рых народов в разговор родственников по крови не имеют права вступать свойственники и др.). Синхронно звучащий П. используется театром и кино как прием стилизации разг, речи, * Рус. разг. речь. Тексты, М., 1978; Кларк Г. Г., К а р л с о и Т. Б.. Слушающие и речевой акт, пер. с англ., в кн.: НЗЛ, в. 17, М., 1986. Т. Г. Винокур.
ПОЛИНЕЗЙЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа океанийских языков. Распространены в Полинезии (языки ее коренного населения), а также на окраинных о-вах Меланезии и Микронезии (т. наз. внешнеполинезийские языки). Общее число говорящих ок. 880 тыс. чел. П. я. делятся на тонганские — тонга и ниуэ, и ядер-но-полинезийские, распадающиеся, в свою очередь, на самоанско-внешние и вост.-полинезнйские.
К самоанско-внешним относятся языки самоа, тувалу, токелау, вост. Футуна, вост, увеа (на одноименных островах) н пукапука (о. Дейнджер), а также все внешнеполинеэийские языки: нукуоро и капингамаранги (одноименные атоллы в группе Каролинских о-вов), нукуриа, такуу, нукуману, луангиуа, сикаиана, пилени, тикопиа, анута (цепь атоллов к С. от Соломоновых о-вов — о-вов Санта-Крус); мунггава-мунгики (о-ва Рейнелл и Беллона); зап. увеа (о-ва Лоялти); зап. футуна-анива, маэ, мере-фира (о-ва Н. Гебриды).
К вост.-полинезийским относятся языки маори, гавайский, таити, диалекты Маркизских о-вов, тупуаи, рапа, туамо-ту, мангарева (Франц. Полинезия); тон-гарева, манихики-ракаханга, раротонга и близкие диалекты (о-ва Кука); рапануи (о. Пасхи); мориори [о-ва Чатем; язык мертвый].
Фонология, система праполннезийско-го яз. насчитывала 5 гласных (i, е, а, о, и, долгих и кратких) и 13 согласных (р, t, k, ?, т, п, г), f, s, h, v, г, 1); допускались лишь слоги типа (С) V. Современные П. я. сохранили праполинеэийский вокализм и слоговую структуру, кол-во согласных колеблется от 12 в тонга до 8 в гавайском, Ряд внешнеполинезийских языков характеризуется расширением об-щеполинеэийского инвентаря согласных за счет появления глухих носовых и при-дыхат. взрывных (капингамаранги, пи-ленн), преназализов. звонких (маэ, пи-лени), лабиализованных щ” и pw (мере-фира) в др. Эти же языки имеют и фоно-тактич. отклонения: сочетания согласных (мере-фира, зап. футуна-анива), согласные в абсолютном исходе слова (мере-фира, капингамаранги), геминиров. согласные (пилени, мунггава-мунгики, нукуоро и др.).
Грамматич. строй П. я. отличается аналитизмом. Важнейшей единицей организации предложения является аналитич. комплекс, состоящий из знаменат. слова, передающего лексич. значение,
и разнообразных пре- и постпозитивных служебных слов, несущих грамматич. информацию. Аналитич. комплексы подразделяются на именные и вербальные, оформляемые именными и вербальными частицами. Важнейшими типами вербальных частиц являются видо-временные показатели н местоименные частицы (последние отсутствуют в вост.-полине-эийских языках), важнейшими типами именных частиц являются ориентировочные частицы предложного характера и артикли, указывающие на значение категорий числа и определенности. В ряде вост.-полинезнйских языков имеются спец, частицы множественности. Особую категорию служебных слов составляют т. наз. дирекцноналы, уточняющие направление действия. Знаменат. слова подразделяются на вербальные (способны занимать ядерную позицию как в вербальных, так и в именных комплексах) — глаголы, прилагательные, числительные, н именные (не могут быть ядром вербального комплекса), внутри к-рых личные местоимения по ряду характеристик объединяются с именами собственными и противопоставлены нарицат. существительным. Так, в ниуэ эти два класса сочетаются с разл. предлогами и артиклями: ki a Sione ‘к Джону’, ki a ia ‘к нему’, ke he iki ‘к вождю’. Формально выделенные таким образом классы слов в понятийном отношении более гомогенны, чем, напр., части речи в иидоевроп. языках; это глагслы-наименования действий (‘ходить’, ‘ходьба’), прилагательные-наименования качеств и состояний (‘большой’, ‘быть большим’, ‘величина’) и имена, называющие конкретные объекты.
Личные местоимения П. я. различают 3 числа (зап. футуна-анива — 4), инклюзив-эксклюзив; имеется 2 серии притяжат. местоимений (отчуждаемые — неотчуждаемые). У указат. местоимений различается 3 степени удаленности. В прилагательном и глаголе выражается фрек-вентативность и интенсивность (редупликацией), иногда также и число. Число существительных морфологически выражается лишь для небольшого закрытого подкласса имен, обозначающих лиц. В глаголе префиксально выражаются ре-ципрокальность (кроме вост.-полинезнйских языков) и каузатив, суффиксально (в ряде вост.-полинезийских языков аналитически) — пассив.
Строй предложения всех вост.-полинезийских языков — номинативный, тонганских и части самоанско-виеш. языков — эргативный. Порядок слов в большинстве П. я. VSO, в ряде внешнеполинезийских языков преобладает порядок SVO. Определение, как правило, следует за определяемым в пределах единого аналитич. комплекса. Прямой объект также может инкорпорироваться в вербальный комплекс, причем в языках эргативного строя подлежащее в этом случае оформляется ‘как при неперех. вербальном комплексе.
Наиболее распространенные словообразоват. средства в П. я.— словосложение и редупликация.
До нач. 19 в. полинезийцы ие имели письменности, единств, исключение — нерасшифров. тексты ронго-ронго (о. Пасхи). С 19 в. литературные П. я. имеют письменность на лат. основе.
В 19 — 1-й пол. 20 вв. описания П. я. слабо отражали языковую специфику. Совр. этап изучения П. я. в синхронном
ПОЛИНЕЗИЙСКИЕ 381
аспекте начался с работы Б. Бигса (1960), однако мн. П. я. остаются плохо описанными. Первые исследования в области сравнительно-ист. изучения П. я. были осуществлены С. X. Элбертом н Э. Поли. • Крупа В.. Полинезийские языки, М., 1975; Elbert S. Н., Internal relationships of Polynesian languages and dialects, -«Southwestern Journal of Anthropology», 1953, v. 9; В igg s. B. G., Morphology-syntax in a Polynesian language, «The Journal of the Polynesian Society», 1960, v. 69; его же, The languages of Polynesia, в сб.: CTL, v. 8, pt 1, The Hague - P., 1971; Pawl e у A., Polynesian languages: a subgrouping based on shared innovations . in morphology, «The Journal of the Polynesian Society», 1966, v. 75;. его же, The relationships of Polynesian outlier languages, там же, 1967, v. 76; Biggs B. G., Walsh D. S., W a q a J., Proto-Polynesian reconstructions with English to Proto-Polynesian finder list, Auckland, 1970; Clark R.. Aspects of Proto-Polynesian syntax, Auckland, 1976; Chung S., Case marking and grammatical relations in Polynesian, Austin — L., 1978; Wilson W., Proto-Polynesian Possessive marking, Canberra, 1982. В. И. Беликов. ПОЛИСЕМЙЯ (от греч. polysemos— многозначный) (многозначность) — наличие у единицы языка более одного значения — двух илн нескольких. Так, напр., форма 2-го л. ед. ч. может быть употреблена не только в собственно-личном, но п в обобщенно-личном значении (ср. «Ну, ты всех переспоришь» и «Тебя не переспоришь», а также «Здесь ничего не поймешь» и т. п.). Форма 3-го л. мн. ч. выступает в неопределенно-личных предложениях: «В дверь позвонили», «Цыплят по осени считают» н т. п. В подобных случаях речь может идти о грамматической П. Часто, когда говорят о П., имеют в виду прежде всего многозначность слов как единиц лексики.
Лексическая П.— способность одного слова служить для обозначения разных предметов и явлений действительности. Напр., существительное«поле» имеет след, лексич. значения: 1) безлесное пространство; 2) обрабатываемая под посев земля; 3) ровная площадка, специально оборудованная для чего-нибудь; 4) пространство, в пределах к-рого проявляется действие к.-н. сил (спец.); 5) (мн. ч.) чистая полоса по краю книги, рукописи; 6) (мн. ч.) край шляпы. То, в каком нз лексич. значений выступает слово, определяется его сочетаемостью с др. словами: «собирать цветы в поле»; «ржаное поле»; «футбольное поле»; «электромагнитное поле»; «заметки на полях»; «шляпа с широкими полями» и т. п. Реализацию того илн иного значения слова осуществляет и более широкий контекст или ситуация, общая тематика речи; так, если говорится о сельскохоэяйств. работах, фраза «все вышли в поле» однозначно указывает на обрабатываемое поле, в репортаже о футбольном матче «мокрое поле» не может быть воспринято иначе как футбольное поле, и т. д. Точно так же, как контекст обусловливает конкретное значение многозначного слова, в определ. условиях он может создавать семантич. днффузность, т. е. совместимость отд. лексич. значений, когда их разграничение не осуществляется (н не представляется необходимым); напр., во фразе «Вокруг деревеньки были поля и леса» — первое и второе нз выделенных выше значений слова «поле» не разграничиваются. Нек-рые значения проявляются только в сочетании с определяющим словом («поля шляпы»); в нек-рых сочетаниях значение многозначного слова
382 ПОЛИСЕМИЯ
представлено как фразеологически связанное (см. Фразеология), иапр. «поле зрения». Во мн. случаях производные соотносительны лишь с отд. значениями многозначных слов, ср.; «полюшко», «поляна», «полевод». Особо выделяются производные, значения к-рых в большей степени отклоняются от общей семантики словообразоват. гнезда, напр. «проработать» (разг.: в значении ‘подвергнуть критике’), «игристый», «игривый»; «твердыня», «твердить» и т. п. Не только лексич. сочетаемость и словообразоват. особенности характеризуют разл. значения слов, но также в ряде случаев и особенности грамматич. сочетаемости; ср. глагольное управление, напр. «смотреть что-либо», «смотреть на что-либо» и т. п.
Между значениями многозначного слова существует определ. связь, что дает основание считать их значениями о д-н о г о слова в отличие от значений слов-омонимов (см. Омонимия). Вслед за А. И. Смирницким лексич. значения в ряде работ обозначаются как лексико-семантич. варианты. В зависимости от лексич. окружения (контекста, ситуации) слово как бы поворачивается разными гранями присущей ему семантики, причем отстраненные значения продолжают потенциально присутствовать и при данном словоупотреблении, о чем, в частности, свидетельствуют как ограничения, налагаемые на семантич. развитие слова (ср. «футбольное поле» — но «хоккейная площадка»), так и возможность применения производных (ср. «приземлиться», но «приводниться», затем «прилуниться» и «опуститься на поверхность Марса» и т. п.) и использования синонимия. замен.
Образуя определ. семантич. единство, значения многозначного слова связаны на основании сходства реалий (по форме, внеш, виду, цвету, ценности, положению, также общности функции) или смежности, в соответствии с чем различают метафорич. и метонимич. связи значений (см. Метафора, Метонимия). Между значениями многозначного слова существует семантич. связь, выражающаяся также в наличии у них общих элементов смысла — сем. Однако в ряде случаев переносные значения слов связаны с основными не общими элементами смысла, а лишь ассоциативными признаками; ср. «тень от стены» н «тень улыбки» и т. п. Толкования этих значений не содержат указание на те признаки, к-рые отмечаются для др. значений того же слова.
При разграничении осн. (главных, прямых) и производных (переносных) значений многозначного слова учитывается парадигматич. и сиитагматич. обусловленность слова в отд. значениях. Осн. значения парадигматически более закреплены и в сиитагматич. отношении более свободны. Это в общем соответствует определению осн. значения как наименее контекстно обусловленного (или значения, к-рое прежде всего возникает в сознании носителя языка при произнесении слова вне контекста). Соотношение между осн. и переносным значениями не остается неизменным: у нек-рых слов вторичные (исторически) значения становятся главными, основными. Совокупность значений многозначного слова всегда характеризуется определ. организацией, что подтверждается, в частности, перераспределением значений слова (изменением его семантич. структуры). Тождество слова обычно не подвергается сомнению. Мысль А. А. Потебни о том, что «малейшее изменение в значении слова делает его другим словом», противоречит
как «языковому чутью» носителей языка, так и лексикография, практике. Трудно выделить также и «общее значение» (Р. О. Якобсон) в структуре многозначного слова, т. к. соотнесенность значений многозначных слов с разл. предметами и явлениями действительности обусловливает невозможность приписать слову такое: обобщенное значение,— оно оказалось бы громоздким или пустым.
Особенностями П. в основном определяется своеобразие лексики языков мира и несовпадение их семантич. структуры. • См. лит. прн статьях Слово, Лексическое значение слова.	Д. Н. Шмелев.
ПОЛИСЙНДЕТОН (греч. polysyndeton — многосоюзие) — см. Многосоюзие. ПОЛИСИНТЕТИЧЕСКИЕ ЯЗЫКЙ (от греч. polys — многочисленный и synthesis— соединение, составление) (инкорпорирующие языки) — см. Типологическая классификация языков.
ПОЛНОГЛАСИЕ — фонетическое явление: наличие в корневых морфемах вост.-слав. языков сочетаний «оро», «оло», «ере» в соответствии с сочетаниями <ра», «ла», «рЬ», «лЬ» у южных и «ро», «ло», «ре», «ле» у западных славян в исконно одних и тех же словах. Напр., рус. «борода», укр. «борода», белорус, «барада» (с отражением аканья), ср. ст.-слав. «брада», болг. «брада», польск. broda; рус. «голова», укр. «голова», белорус, «га-лава», ср. ст.-слав. «глава», болг. «глава», польск. glowa: рус. «берег», укр. «берег», белорус, «бераг», ср. ст.-слав. «брЬгь», болг. «бряг», польск. brzeg; рус, «молоко», укр. «молоко», белорус, «малако», ср. ст.-слав. «млЬко», болг. «мляко», польск. mleko. П. развилось в языке вост, славян в 8—9 вв. и стало отличит. лексико-фонетич. чертой рус., укр. и белорус, языков, противопоставляющей их языкам зап. и юж. славян (см. Неполногласие).
П. развилось (как и соотв. ему явления в др. слав, языках) в результате изменения праслав. сочетаний гласных «о» и <е» перед плавными г и 1 в позиции между согласными, т. е. сочетаний типа tort, tolt, tert, telt. Поскольку этн сочетания, произносившиеся в пределах одного слога, образовывали закрытый слог, они не могли сохраниться в праслав. яз. в силу действия в ием закона открытого слога и пережили изменения (разные на разных слав, терр.), приведшие к утрате закрытых слогов.
У вост, славян изменение сочетаний типа tort, tolt, tert шло путем развития гласного после г и 1, причем этот гласный получал такое же качество, что н гласный перед плавным: *storna > «сторона», *berg > «берег», *zolto > «золото». В праслав. сочетании telt согласный 1 был веляризованным (твердым), и под его влиянием «е» изменилось в «о», а затем, если согласный перед «е» не был заднеязычным, процесс шел, как и в обычных сочетаниях типа tolt: *melko > molko > «молоко», *ре!пъ > point > «полбнъ» (‘плен’); если же перед «е» находились заднеязычные k, g, ch, то они, еще до изменения сочетания el, под влиянием «е» смягчились вс, z, s (1-я палатализация заднеязычных), после к-рых в праслав. яз. «о» ие могло выступать, однако после 1 все же развивалось «о»; т. о., процесс шел след, путем: *gelt >	> z’elot (напр.,
*chelnn> > s'elmb > «шеломъ», *gelbt > z’elbt > «желобъ»).
В вост.-слав. языках распространены также слова с т. наз. вторым полногласием — с сочетаниями «оро», «оло», «ере», восходящими к сочетаниям реду
цированных <ъ» и <ь» с плавными г, I между согласными, т. е. к сочетаниям типа tbrt, tut, 1ък, tbit; напр., рус. «полон» (др.-рус. «пълнъ», совр. «полный»), «веревка» (др.-рус. «вьрвъка»), «бестолочь» (др.-рус. «тьлкъ», совр. «толк»), «сумеречный» (др.-рус. «сумьркъ», совр. «сумерки»), укр. ' «терен» (др.-рус. «тьрнъ»), «покором* (др.-рус. «кърмъ»), «толок» (др.-рус. «тълкъ»), белорус.чза-лоука» (др.-рус. «зълва»), «вярёука». Второе П. носит в основном диал. характер (особенно широко представлено в сев,-великорус. говорах), но и в диалектах развивалось непоследовательно. Относительно времени его возникновения существуют разные точки зрения. Одни лингвисты относят его к времени падения редуцированных (2-я пол. 12—13 вв.), другие — к более раннему периоду.
• Потебня А. А., К истории звуков рус. языка, т. 1, Воронеж, 1876; Соболевский А. И., Лекции по истории рус. языка. 4 изд., СПБ, 1907; Ш а х м а т о в А. А., Курс истории рус. языка, ч. 2, СПБ, 1910; его же. Очерк древнейшего периода истории рус. языка. П.. 1915 (Энциклопедия слан, филологии, в. 11); ГринковаН. П., О случаях второго полногласия в сев.-зап. диалектах, «Тр. Ин-та рус. языка АН СССР», 1950. т. 2; М е й е А.. Общеслав. язык, пер. с франц., М., 1951; Сидоров В. Н., Редуцированные гласные ъ и ь в др.-рус. языке XI в.. «Тр. Ин-та яз-знания АН СССР». 1953, т. 2; Б е р н ш т е й н С. Б., Очерк сравнит, грамматики слав, языков, М., 1961; Фи лн н Ф. П., Образование языка вост, славян, М.—Л., 1962; Марков В. М.. К истории редуцированных гласных в рус. языке, Каз., 1964; см. также лит. при ст. Неполногласие. В. В. Иванов. ПОЛОВЕЦКИЙ ЯЗЫК (куманский язык) — один из тюркских языков, мертвый язык кипчаков-половцев, обитавших в южнорус. степях в 11—14 вв. Первые упоминания о половцах относятся к 1052, причем в разл. источниках онн именуются по-разному: в мусульманских — кыпчаки, кыфчаки, в европейских — куманы, команы, куны, в русских — половцы.
П. я. сохранился в письм. памятниках; наиболее полные сведения о нем содержит т. наз. «Кодекс Куманикус», составленный в 1294 итал. и нем. монахами н содержащий лат.-перс.-половецкий словарь (2994 слова), перевод отрывков из Нового завета н молитв, а также 50 загадок (в 1880 опубл. Гезой Куном в Будапеште). Разговорный П. я. 15—17 вв. сохранился в судебных актах и хрониках арм. общины из Каменец-Подольска (арм. алфавит). Наиболее ранний из этих памятников — Венецианская хроника 1492—1537 (опубл, в 1896 в Венеции историком Г. Алишаном).
П. я. близок карачаево-балк., караимскому, крымско-тат. и кумыкскому языкам. В памятниках прослеживаются признаки диал. членения П. я. В фонетике это параллельное употребление звонких и глухих согласных в анлауте, варьирование к~х, о~у, е~н,ё~у. На морфологич. уровне — параллельное употребление аффиксов исходного падежа -тин.../-дан... В лексике араб., перс., греч. заимствования.
• Раддов В. В., О языке куманов. По поводу издания куманского словаря, «Записки АН», 1884, т. 48, № 4; его же, Das tiirkische Sprachmaterial des Codex Co-manicus, St.-Petersbourg, 1887; Грунин T. И., Документы на половецком языке XVI в., М., 1967; Чеченов А. А., Язык «Codex Cumanicus» и его отношение к совр. зап.-кыпчак, языкам, М., 1979; Gran-bech К., Komanisches Worterbuch, Kbh., 1942; Gabain A. von, .Die Sprache des Codex Cumanicus, в кн.: Philologiae turcicae fundamenta, t. 1, Wiesbaden, 1959; D r i-mba V., Sintaxe comane, Leiden, 1973.
Tryjarsky E., Dictionnaire armeno-kiptschak, t. 1—3, Warsz., 1968—69.
„	_	А. А. Чеченов.
ПОЛУГЛАСНЫЙ — 1) звук, близкий по своим фонетическим свойствам к гласному, но не выполняющий слоговой функции, напр. рус. среднеязычный сонант [j] в абсолютном конце слова после гласного: май — [mai], лей — [1’ei] и т. д. (его называют неслоговым «и»). Артикуляционное отличие П.— в большем сближении артикулирующих органов при их произнесении по сравнению с гласными, напр. язык поднимается выше при артикуляции [i] по сравнению с [>]. Акустически П. характеризуются большей скоростью изменения частоты формант. Чаще всего П. являются щелевые сонанты — губные или среднеязычные (напр., франц, [w, у, j]).
2) (Глайд) гласный, являющийся элементом дифтонга, но занимающий в нем подчиненное положение (т. е. не являющийся слогообразующим элементом дифтонга, неспособный нести на себе ударение).
• Фант Г., Анализ н синтез речи, пер. с англ., Новосиб., 1970; Зиндер Л. Р., Общая фонетика, М., 1979. Л. В. Бондарко. ПОЛУУСТАВ — тип письма кириллицы, пришедший на смену уставу. В сравнении с уставом начертания букв П. лишены геометрия, строгости: прямые линии допускают кривизну, а округлые утрачивают облик правильной дуги, нарушается стабильность расстояния между буквами, возможны варианты начертания одних и тех же букв у одного писца (до пяти вариантов Т, четырех — Ви др.). Появление П. объясняется необходимостью ускорения процесса письма. П. писали на пергамене и бумаге.
Южнослав. полууставные рукописи сохранились с кон. 13 в. В Др. Руси П. употребляется с сер. 14 в., первоначально в деловых документах (грамота 1350—51 Симеона Гордого, Лаврентьевская летопись 1377). Рус. П. 14 в. («старший»), сохраняя традиции рус. устава, отличается от него меньшей тщательностью, большим числом сокращенных слов со мн. выносными буквами, покрытыми титлами и без них. Возможны переходные формы от устава к П. С 15 в. появляется новый тип П. («младший»), развившийся в результате т. наз. 2-го южнослав. влияния. Для этого П. характерны наклон письма к концу строки, изменение состава букв за счет употребления букв южнослав. письма (напр., йотированных юсов, юса большого), утраченных в рус. письменности в 12 в. В П. 15 в. обычны многообразные надстрочные знаки. В 16—17 вв. полууставное письмо на Руси утрачивает искусств, начерки южнослав. П. Полууставом написаны молдовлахийские славянояэычные рукописи 15—17 вв.
Шрифт рус. первопечатных книг 16 в. (напр., «Апостол» Ивана Федорова) сложился на основе лучших полууставных почерков моек, рукописей. См. рис. при ст. Устав.
• Костюхина Л. М., Книжное письмо в России XVII в., [М., 1974]; см. также лнт. при статьях Кириллица, Устав.
О. А. Княэевская.
ПОЛЬСКИЙ ЯЗЙ1К— один из западнославянских языков (лехитская подгруппа). Распространен в Польше (офиц. язык ПНР, число говорящих 36,6 млн. чел.), СССР (335 тыс. чел.; 1979, перепись), США (3,8 млн. чел.), Бразилии, Франции, Канаде и др. странах. Общее число говорящих св. 42,7 млн. чел.
П. я. имеет диалекты: великопольские, малопольские, маэовецкие, силезские и кашубские.
Для фонетич. системы П. я. характерно: динамич. ударение, фиксированное на предпоследнем слоге; носовые гласные [о] и [еJ; отсутствие качественной редукции безударных гласных; отсутствие фонологич. противопоставленности гласных по долготе — краткости; наличие фонологич. противопоставленности согласных по твердости — мягкости; два ряда шипящих: твердого передненёбного ряда типа [§] и мягкого средненёбного шепелявого ряда типа [s],
В морфологии отличит, особенности: категория личности (мужского лица), обособляющая существительные муж. рола со значением лица, выражающаяся морфологически в формах им. и вин. падежей мн. ч. и синтаксически в согласус-мых с ними формах прилагательных, числительных, местоимений и глаголов (Ci dwaj nowi studenci byli zm?czeni — te dwa nowe tygrysy byly zm?czone: wi-dz? tych dwoch nowych studentow — te dwa nowe tygrysy). Специфич. предикативные краткие формы прилагательных и причастий отсутствуют. Противопоставление действит. и страдат. причастий двучленное: czytajqcy-czytany. Формы степеней сравнения прилагательных (склоняемые) и наречий неомоннмичны. Личные и притяжат. местоимения имеют полные и краткие (энклитич.) формы. Числительные обладают особым типом склонения. В глаголе форма прош. вр. базируется на причастной основе на -1 с личными показателями. Аналитич. формы буд. вр. несов. вида двух типов: с инфинитивом или с причастной формой на -1. Имеются особые глагольные формы для выражения неопределенно-личного и обобщенно-личного значения (на -по, -to и с частицей si?).
Лит. язык формируется на основе великопольских, малопольских и, позднее, мазовецких говоров. Наиболее принятая периодизация лит. языка: др,-польский яз.— до 1500, ср.-польский — 16 — 2-я пол. 18 в., новопольский — со 2-й пол. 18 в. Письменность на основе лат. алфавита. Древнейший памятник письменности — Свентокшискне проповеди (сер. 14 в.).
• Лер-Сплавинский Т., Польск. язык, пер. с польск.. И.. 1954; Мацюсо-вич Я. В., Морфологич. строй совр. польск. лит. языка, ч. 1 — 2. Л.. 1975—76; Тихомирова Т. С.. Курс польск. языка, М.. 1988; N i t s с h К., Dialekty jezyka polskiego, 3 wyd., Wroclaw — Krakow, 1957: D о ro s z e w s k i W., Podstawy gramatyki polskiej, 2 wyd.. cz. 1, Warsz., 1963; Kle-m e.n s i e w i c z 7... Lehr-Sptawin-s ki T., Urbariczyk S., Gramatyka historyezna jezyka polskiego, 4 wyd., Warsz.. 1981; Szober S., Gramatyka jezyka polskiego. 12 wyd.. Warsz., 1971; D e j n a K., Dialekty polskie, Wroclaw, 1973: Klemen-s i e w i c z Z., Historia jezyka polskiego, 4 wyd., Warsz., 1980; H a n d k e K., Rze-telska-Feleszko E.. Przewodnik po jezykoznawstwie polskim. Wroclaw, 1977: Encyklopedia wiedzy о jezyku polskim, Wroclaw, 11978. Gramatyka wspolczesnego jezyka polskiego: Skladnia, Morfologia. Warsz., 1984, Большой русско-польск. словарь, 3 изд., т. 1—2, М.— Варшава. 1987; Большой польско-рус. словарь, 3 изд., т. 1 — 2, М.— Варшава, 1988; Slownik jezyka polskiego, pod red. W. Doroszewskiego, t. 1 — 11, Warsz., 1958— 1969; Slownik jeryka polskiego, t. 1 — 3, Warsz., 1978—81. T. С. Тихомирова. ПОНЯТИЕ — 1) мысль, отражающая в обобщенной форме предметы и явления
ПОНЯТИЕ 383
действительности посредством фиксации их свойств н отношений; последние (свойства и отношения) выступают в П. как общие и специфические признаки, соотнесенные с классами предметов и явлений. 2) То же, что грамматическая нли семантическая категория (см. Категория языковая), обычно не высшего уровня обобщения, напр. П. двойственного числа, П. события, П. неактуального настоящего времени и т. п.; в этом значении стал часто употребляться термин «кон-цеп т».
П. (концепт) — явление того же порядка, что и значение слова, но рассматриваемое в несколько иной системе связей; значение — в системе языка, П.— в системе логич. отношений и форм, исследуемых как в яз-знанин, так и в логике.
П. (в 1-м значении) в общем виде определяется одинаково в логике и в яз-знании и представлено всегда по крайней мере одним нек-рым общим именем или его эквивалентом — словосочетанием (напр., «железная дорога»). Однако в логике П. может быть, кроме того, выражено в разных знаковых формах, в зависимости от принятой системы (логич. языка), в частности как нек-рая функция, и в этом смысле вообще не связывается с к.-л. одной определ. знаковой формой. В традиционном яз-эианин П. рассматривается как связанное с одной определ. знаковой формой — общим именем, в ин-доевроп. языках — типа «человек», «революция», «жилище», «бег», «белизна», «беление», «заболеваемость» или его эквивалентом типа «белить» н т. п., а все остальные знаковые формы П. рассматриваются как производные от данной, соотносительные с ней по определ. правилам ист. и синхронных соотношений (трансформаций). В традиционном яз-знании обсуждалась проблема — связано ли П. с корнем (основой) слова или с полной формой слова как части речи (напр., в рус. яз. с «бел-» или с «белизна», «беление», «белить»). Тем самым была замечена нежесткость связи П. с его знаковой формой и сделан шаг к сближению с совр. логикой. В дальнейшем при этом сближении П. (концепт) стало выводиться из употребления разных слов и конструкций (ср. концепты «события», «процесса», «факта» и др.). При этом за основу берутся и предложения, и нх номи-нализации, и существительные конкретного и общего значения с учетом контекстов употребления. Эта процедура наз. «концептуальным анализом», одна из задач к-рого сделать концепт более определенным.
При соотнесении П. и соответствующего ему общего имени (с учетом других языковых выражений, установленных «концептуальным анализом») выявляется след, сложная структура П. (а также понятийной части значения, смысла слова):
1.	Сигнификат — совокупность тех признаков предмета (явления), к-рые существенны для его правильного именования данным словом в системе данного языка. Сигнификат — наиболее структурированная часть П., всегда определяемая прежде всего относительно, т. е. местом данного слова в лексико-семантич. системе языка (в лексико-семантич. поле; в системе оппозиций; синонимов; антонимов; коиверсивов; перифраз). Так, П. физич. воздействия на материал н соотв. изменения материала во франц, яз. часто связаны с одним сло-
384 ПОНЯТИЕ
вом, напр. cuire ‘варить (обед)’ и ‘вариться (об обеде)’, в рус. яз. распределяются между двумя глаголами одинаковой основы, но с наличием / отсутствием частицы -ся, в литов, яз.— между двумя глаголами соотносит., но разного корня — lauzti ‘ломать, гнуть’, luz-ti 'ломаться, гнуться'. Т. о., одно и то же П. в этих разных языках представлено в разл. формах.
2.	Интенсионал — правильное определение П., связанное с категорией «сущности» (лат. essentia, англ., франц, essence) предмета или явления. Так как прн этом прежде всего указываются слова, выражающие род и ближайшее видовое отличие, интенсионал также принадлежит системе к.-л. языка. Совокупности признаков сигнификата и интен-снонала могут не совпадать целиком, т. к. признаки, используемые для правильного называния предмета или явления, могут не исчерпывать их сущности. Так, в рус. яз. слово «грнб» — а) растение, не образующее цветка и семян, состоящее из мясистой шляпки, по большей части на ножке (сигнификат); б) низшее споровое растение, без хлорофилла, не образующее цветка и семян, состоящее из мясистого тела разл. формы (интенсионал).
Сигнификат н интенсионал находятся между собой в определ. исторических (диахронии.) отношениях, Признак, лежащий в основе сигнификата (н, следовательно, внутренняя форма слова), является, как правило, случайным результатом именования. Так. слово «человек» (в лат. яз. homo, литов, zmuo) восходит к иидоевроп. корню *ghem-н означает ‘земной, живущий на земле’; др.-греч. brotos (букв.— смертный) — к нндоевроп. *mrtd-s ‘смертный’ (из к-рого также лат. mortuus ‘мертвый’, рус. мертв-ый), они отражают случайные различия наименований, но не случайно подчиняются одной и той же семантич. закономерности — оппозиции «человек / земной, смертный — бог / неземной, бессмертный», составляющей основу интен-сионала слова «человек». Интенсионал первоначально формируется на основе сигнификата, но постепенно признаки, расценивающиеся для данного синхронного периода как случайные, устраняются и заменяются другими. Т. о., в интенсио-нале всегда до определ. глубины отражена «причинная история» слова. В каждый данный период интенсионал слова стремится к научному (для данной эпохи) определению, никогда не достигая его вполне.
Поскольку сигнификат, в к-ром внутр, форма уже не ощущается (напр., в рус. «человек»), а также интенсионал определяются относительно всех связанных с ними слов данного языка, носитель языка может не знать всех этих связей н в этом смысле не знать интенсноналов слов своего языка, подобно тому как человек, умеющий считать, не знает свойств чисел, изучаемых матем. теорией чисел.
3.	Денотат (депотация) — класс всех реальных (т. е. существующих) предметов, к к-рым слово правильно приложимо (для называния) в системе данного языка.
Между сигнификатом, интенсионалом н денотатом существуют сложные (и еще не до конца изученные) отношения. Когда заданы (известны) признаки сигнификата слова, то любой предмет, обладающий этими признаками, может быть правильно поименован данным словом; предметы, не обладающие этими призна
ками, данным словом поименованы быть не могут. Однако зачастую неизвестно точно, какими признаками руководствуется носитель языка, правильно употребляя слова своего языка,— исследование этого и составляет одну из задач лингвистич. семантики как науч, дисциплины, включающей лингвистич. и психолингви-стич. эксперимент. Интенсионал слова, по-видимому, может быть во многих, если не во всех, случаях определен путем логич. рассуждения. Однако когда ии-тенсионал слова известен, то денотат этим только ограничен, но не фиксирован,— ясно лишь, какие предметы н е могут быть денотатом данного слова. Если предметы не обладают к.-л. существенным признаком, включенным в интенсионал, они исключаются из денотации данного слова. Включение в денотацию зависит также от реальности существующего. С др. стороны, когда задана (известна) денотация слова, интенсионал этим также лишь ограничен, но не фиксирован. Он не может включать в себя произвольный признак, встречающийся лишь у части предметов, образующих денотацию слова, но он может ие включать к.-л. признак, присущий всему классу дснотации. Так, слово «овощи» в рус. яз. включает в свою денотацию «огородные растения, употребляемые в пищу обычно с солью», но признак «с солью» не входит в интенсионал слова «овощи». Обычное правило формальной логики — считать денотацию (экстенсионал, объем) обратно пропорциональной интенсионалу (содержанию) — формулируется неточно: это соотношение имеет место между интенсионалом и компрегенсией.
4.	Компрегеисия, «охват», «протяженность» — классификация и ее результат, т. е. класс всех непротиворечиво мыслимых предметов, к к-рым данное слово может быть правильно приложимо (независимо от того, существуют эти предметы в действительности или нет, известно или неизвестно их существование). Так, напр., правильная классификация такого класса слов, как рус. «идти», «ехать» — «стоять»; «лететь»—«парить»; «плыть» — «?», приводит к выводу, что в языке структурно обеспечено место (обозначено через <?»), не заполненное словом рус. яз.; во франц, яз. такое слово есть — flotter ‘неподвижно держаться на воде', аналогичное рус. «неподвижно держаться на суше (стоять)» и «неподвижно держаться в воздухе (парить)»: в системе рус. яз. не зафиксировано (неизвестно) П., соответствующее реально существующему предмету — «парению в воде».
Мн. термины науки конструируются в языке как обозначения, в рамках определ. классификации, непротиворечиво мыслимых, возможных явлений природы или общества, хотя такие явления могут еще не существовать или быть неизвестными науке.
П. может сопровождать коннотация — те признаки, к-рые, не включаясь в П., окружают его в языке в силу разл. ассоциаций — познавательных (знаний о мире), эмоциональных, экспрессивных, стилевых (по принадлежности к тому или иному стилю речи). Комплекс П. и коннотации иногда включают в прагматику слова, иногда относят к «лексич. П.»,
Структура П. описана здесь по ее максимально выявленному в языке типу — П., соотносимому с общим именем. Другие типы П.— концепты, соотносимые с иными типами слов и языковых образований (с предикатами, частицами, междометиями н т. д.), имеют редуциро
ванную семантич. структуру, иногда не связанную прямо с П. (напр., в междометиях). Существуют и др. логич. системы (модели) П. (близкая к данной четырехчленная система К. И. Льюиса, двухчленная система Г. Фреге, и др.). Эти проблемы изучаются новым направлением в логике и яз-знании — «концептуальным анализом языка».
В разл. языковедч. работах встречаются иные характеристики П.: 1) термины «сигнификат» и «интенсионал» иногда, напр. в работах учебного типа, не различаются и соответствующие им части П. сливаются и называются обобщенно смыслом (англ, sense); в последний термин часто включают также коннотации и / или парадигматику слова; 2) сигнификат называ-ется«наивным П.» (Ю. Д. Апресян), «языковым П.» (Ю. С. Степанов), последние противопоставляются науч. П. н, следовательно, в определ. степени, интенсио-налу; 3) «денотат» и «компрегенсия» не различаются и наз. обобщенно э к с т е н-сионалом (англ, extension); 4) термин «компрегенсия» и соотв. часть П. не выделяются вовсе; 5) структурированная часть П.— сигнификат — называется иначе: «означаемое», «ценность» (Ф. де Соссюр); «десигнат» (Ч. У. Моррис, Степанов); «денотат языковой» (А. А. Уфимцева); «коннотация» (Дж. С. Милль); 6) термин «коннотация» употребляется как синоним термина «интенсионал» (у нек-рых англосаксон. логиков, напр. у Льюнса); 7) термин «компрегенсия» употребляется в значении «интенсионал» (часто у франц, авторов); 8) вместо статических, результативных терминов используются динамические, процессуальные — сигннфикация (англ, signification), интенсия (англ, intension), деиота-ция (англ, denotation), термины, используемые Льюисом и мн. др. англ, н амер, авторами.
• Горский Д. П.. Вопросы абстракции и образование понятий, М., 1961; Кузнецова А. И.. Понятие семантич. системы языка и методы ее исследования, М., 1963; Войшвилло Е. К., Понятие, М., 1967; Комлев Н. Г., Компоненты содержат. структуры слова, М., 1969; Никитин М. В., Лексич. значение в слове и словосочетании, Владимир, 1974; Апресян Ю. Д., Лексич. семантика. Синонимия. средства языка, И., 1974; Степанов Ю. С., Основы общего яз-знания, 2 изд., М., 1975; Арутюнова Н. Д., Логич. теории значения, в кн.: Принципы и методы семантич. исследований, М., 1976; Серебренников Б. А., Номинация и проблема выбора, в кн.: Языковая номинация. (Общие вопросы), М., 1977; Петров В. В., Структуры значения. Логич. анализ, Новосиб., 1979; Селиверстова О. Н., Нек-рые типы семантич. гипотез и нх верификация, в кн.: Гипотеза в совр. лингвистике, М.. 1980; Новиков Л. А., Семантика рус. языка. М., 1982; Семантич. типы предикатов, М., 1982; Л ьюис К. И., Виды значения, пер. с англ., в кн..: Семиотика. М.. 1983: Холл Парти Б., Грамматика Монтегю, мысленные представления и реальность, пер. с англ., в кн.: Семиотика. М., 1983; Уфимцева А. А., Лексич. значение, М., 1986.
, „	Ю. С. Степанов.
ПОНЯТЙИНЫЕ КАТЕГОРИИ в я э ы-кознании — смысловые компоненты общего характера, свойственные не отдельным словам и системам их форм, а обширным классам слов, выражаемые в естественном языке разнообразными средствами. В отличие от скрытых категорий и грамматических категорий, П. к. рассматриваются безотносительно к тому или иному конкретному способу выражения (прямому или косвенному, явному или неявному, лексич., морфологич. или синтаксическому).
В качестве средств выражения П. к. выступают граммемы грамматич. категорий, словообразоват. и лексич. подклассы знаменательных слов, служебные слова, синтаксич. конструкции и супра-сегментиые средства (просодич. контур и порядок слов). Обычно П. к. понимаются как универсальные, свойственные всем или большинству языков мира (см. Универсалии языковые); благодаря именно этому свойству они выступают как основа сводимости описаний разнообразных и разносистемных языков.
Большинство П. к. характеризуется «полевой» структурой, с «ядром» н «периферией» в составе соотв. функциональ-но-семантич. поля. В качестве грамматика лизов. ядра П. к. выступает соответствующая ей грамматич. категория. Так, аспектуальностн и таксису соответствует вид, темпоральности — время, модальности — наклонение, диатезе — залог, полу — род, семантич. роли — падеж, персональное™ — лицо, градуальности — степени сравнения, количеству — число и т. п. Вместе с тем П. к. разл. сфер обнаруживают многообразные пересечения и взаимосвязи как в синтагматике, так н в парадигматике.
В разработке учения о П. к. в яз-знании важную роль сыграли труды О. Есперсена, к-рый ввел термин «П. к.» (1924), а в СССР — И. И. Мещанинова, С. Д. Кацнельсона, В. Н. Ярцевой, М. М. Гухман н др. Иногда П. к. называются также философскими или логическими (в рациональных грамматиках 17—19 вв.), психологическими (в работах 19 — нач. 20 вв., напр. у Г. Пауля), «онтологическими», «внеязыковыми», «когнитивными », «концептуальными », «семантическими», «мыслительными», «речемыслительными» (Кацнельсон).
В концепции А. В. Бондарко П. к. и охватывающие их понятийные поля относятся к уровню мыслительного содержания (подразделяемому на универсальный фундаментальный базис и систему П. к. конкретного языка), про-тивопоставляясь языковым семантич. функциям н функционально-семантическим полям, относящимся к уровню языкового содержания (обусловленному системой конкретного языка). Функционально-семантич. поле понимается как двустороннее единство, формируемое грамматическими (морфологич. н синтаксич.) средствами данного языка вместе со взаимодействующими с ними лексич., лексико-грамматич. и словообразоват. элементами, относящимися к той же семантич. зоне.
Классификация П. к. проводится на разных основаниях; можно различать системный и структурный аспекты их изучения. При системном подходе П. к. рассматриваются в парадигматич. аспекте, то есть с т. зр. их роли в формировании определ. понятийных полей и семантич. оппозиций. Так, напр., можно подразделять П. к. на классифицирующие (играющие в составе оппозиции интегральную роль) и модифицирующие (играющие в составе оппозиции дифференциальную роль; см. Категория языковая). С др. стороны, системная классификация П. к. (и соотв. понятийных полей) может вскрывать их соотношение с коррелятивными им грамматич. категориями и / или разрядами. Она параллельна классификации функционально-семантич. полей в концепции А. В. Бондарко. Так, грамматич. категориям глагола соответствуют П. к. акциональностн или предикативности; существительного — предметности; прилагательно
го — атрибутивности; разрядам наречий соответствуют П. к. обстоятельств, типа.
Акциональные П. к. подразделяются на аспектуально-темпоральные, модальнобытийные и акционально-актантные. Среди аспектуально-темпоральных П. к. выделяются аспектуальность (включающая фазы начала, продолжения и конца, способы действия, а также такие противопоставления, как вневре-менность — эпизодичность, статичность— динамичность, длительность — недлительное™ и т. п.; см. Лспектология), темпоральность (прошлое, настоящее н будущее), таксис (предшествование / одновременность / следование). Модально-бытийные П. к. включают объективную модальность (реальность — ирреальность, возможность — необходимость и т. п.), субъективную модальность (императивность, желательность и т. п.), повествование — вопрос, утверждение — отрицание, бытийность (экзистенциальное™) и т. п. Акционально-актантные П. к. (образующие поле «залоговое™») базируются на соотношении диатез (активность — стативность, переходность — непереходность, рефлексивность, взаимность и т. п.).
Предметные П. к. включают такие классифицирующие основания, как пол, семантич. одушевленность / неодушевленность, личность / неличность, а также ряд модифицирующих оснований. К их числу, напр., относится тип референции, или денотативный статус (включающий противопоставления определенности — неопределенности, референтное™ — нереферентное™, конкретности — неконкретное™ и т. п.), семантич. роли (агенс, пациенс, субъект, объект, адресат, орудие, продукт и т. п.). П. к. «персональное™» (соотнесение участников действия с участниками речевого акта) иногда относят одновременно к акциональным и предметным П. к.
К атрибутивным П. к. относятся квалитативное™ (т. с. значение качества), квантитатавность (значение кол-ва), компаративное™ (или градуальное™), посессивное™ (значение обладания). Внутри сферы качества иногда выделяют значение оценки (напр., в составе таких П. к., как уменьшительность и увеличительное™). П. к. количества пересекается не только со сферой атрибутивности, но и со сферой предметности (образуя такие П. к., как единичность / множественность, абстрактность / конкретность / собирательность и т. п.), а также со сферой предикативности (образуя П. к. кратности, или повторяемости).
При структурном подходе к классификации П. к. они рассматриваются в сиитагматич. аспекте, то есть с т. зр. их роли в формировании семантич. структуры высказывания и текста. Мыслительное содержание, охватываемое П. к., многослойно; оно включает как минимум 2 слоя информации — в н е ш-неситуац ионный (наз. также «денотативным», «референтным», «когнитивным» и т. п.) и прагматический (наз. также «субъективным», «модальным», «иллокутавным», «комму-никатавным» и т. п.). Внешнеситуационное содержание охватывает отражаемый факт (событае) с его предметными отношениями и устроено как пропозиция, имеющая предикатно-аргументную структуру. Прагматич. содержание отражает соотнесенность отражаемого факта с дан-
ПОНЯТИЙНЫЕ 385
Д 13 Лингвистич. энц. словарь
ным речевым актом и его компонентами — участниками коммуникации, временем и местом протекания речевого акта; оно включает в себя экспрессивный («эмоциональный», «аффективный»), апеллятивный («конатнвный»), социальный («стилистический»), дейктический («индексальный»), информативный («логический»), фактический, метаязыковой и эстетический («поэтический») слои информации (см. Функции языка).
• Сергиевский М. В.. Совр. грамматич. теории в Зап. Европе и антич. грамматика, «Уч. зап. МГПИИЯ», 1940, т. 2; Есперсен О., Философия грамматики. М.. 1958; Бодуэн де Куртенэ И. А., Количественность в языковом мышлении, в его кн.: Избр. труды по общему яз-знанию. т. 2, М., 1963; Машинный перевод и прикладная лингвистика, в. 8, М., 1964; Сильницкий Г. Г., Семантич. типы ситуаций и семантич. классы глаголов, в кн.: Проблемы структурной лингвистики, 1972, М.. 1973; Апресян Ю. Д., Лексич. семантика. Синонимич. средства языка, М., 1974; его же, Типы информации для поверхностно-семантич. компонента модели «Смысл «-* Текст», W., 1980 («Wiener sla-wistischer Almanack». Sonderband, 1); Гак В. Г.. Рус. язык в сопоставлении с французским, М., 1975; Ч е й ф У., Значение и структура языка, М., 1975; Серебренников Б. А., Сводимость языков мира, учет специфики конкретного языка, предназначенность описания, в кн.: Принципы описания языков мира, М., 1976; Богданов В. В., Семантико-синтаксич. организация предложения, Л.. 1977; Падучева Е. В., Понятие презумпции в лингвистич. семантике, «Семиотика и информатика». 1977, в. 8: Категории бытия и обладания в языке. М.. 1977; Мещан и нов И. И., Члены предложения и части речи. [2 изд.], Л.. 1978; Журинс кая М. А,, О выражении значения неотторжимости в рус. языке, в кн.: Семантич. и формальное варьирование. М.. 1979; Арутюнова Н. Д., К проблеме функциональных типов лексич. значения, в кн.: Аспекты семантич. исследований, М.. 1980; Булыгина Т. В., Грамматич. и семантич. категории и нх связи, там же; Семантич. типы предикатов, М., 1982; Лейкина Б. М., Когнитивная лингвистика. К постановке проблемы. Речевые постулаты, в кн.: Вопросы кибернетики. Общение с ЭВМ на естеств. языке, М., 1982; Б о н-дарко А. В., Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии, Л., 1983; Кацнельсон С. Д.. О грамматич. категории, в его кн.: Общее и типологич. яз-знание, Л., 1986; Koschmieder Е., Beitrage zur allgemeinen Syntax^ Hdlb., 1965; V e n d 1 e r Z., Linguistics in philosophy. Ithaca (N. Y.); 1967; Danes F., Hlavsa Z., Koren sky J., Price о semanticke strukture vety, Praha, 1973; Lyons J., Semantics, v. 2, Camb.. 1977; W ierzb ic ka A., Lingua men-talis. The semantics of natural language, Sydney, 1980. T. В. Булыгина, С. А. Крылов. ПОРОДА (калька араб. nauf-un) — принятое в рус. семитологии, традиции обозначение производных глагольных основ, образующих парадигматически связанную систему. П. модифицируют первичное значение глагола в отношении образа действия нли состояния в качественном, количественном, направительном значениях. В европ. лингвистич. традиции обычно используются термины типа «корень., «основа» (лат. stirps, англ, stem, нем. Stamm н т. д.), а также «спряжение», «тема», «производная форма» и т. п.; в грамматиках иврита П. обозначаются термином binian, ми. ч. binianim ‘постройки’, ‘строения’.
Каждая П. имеет полную парадигму спрягаемых глагольных форм, а также
386 ПОРОДА
отглагольных имен и причастий. Кол-во П., их набор и семантика варьируют в разл. семитских языках, а также у разл. глаголов в одном и том же языке, Не всегда возможно трактовать значение той или иной П. как закономерную трансформацию значения первичной П. того же глагола, к-рая иногда вообще может отсутствовать в данном языке.
Для обозначения П. в ассириологии и сравнит, семитском, а также афразийском яз-знании используются прописные лат. буквы, связанные с терминами, принятыми в европ. яз-знании: 1) В или G — основная П. (от англ, basic stem или нем. Grundstamm); 2) D (от нем. Doppelungs-stamm) — П., образуемые путем полной нли частичной редупликации корня (напр., удвоением 2-го корневого согласного в семит, языках); 3) П., образованные присоединением аффиксов: Т (аффикс t), N (аффикс n), S (аффиксы s, s, h,?, вероятно, восходящие к общесемит. и общеафраэийскому аффиксу *s:?_ <h<s); 4) А (образуется постановкой а между 1-м и 2-м согласными корня); имеет огра-ннч. распространение (в основном южно-семит. и, редко, сев.-центр, семит, языки). Остальные П. широко распространены во всех семит, языках, а также в языках др. ветвей афразийской семьи и восходят, по-внднмому, к общеафразнйс-кому состоянию (семитской П. N в берберо-ливийских и кушитских языках соответствует П. М). Кроме осн. П. существуют также П., образованные сочетанием двух или более осн. типов, чаще всего Т + N, а также сочетанием типов Т и N с D и S. Наиболее общие значения П.: D — интенсив, итератив, фактитив, декларатив, используется для образования отыменных глаголов; Т — рефлексии, рецнпрок, пассив, иногда габитатив; N/M — рефлексив, реципрок, пассив; S — каузатив, иногда фактитив, деклара-тнв; А — конатив (значение целенаправленности), рецнпрок; сочетания пород Т и N с D и S служат для выражения рефлек-сива от каузатива, итератива и т.п.В частных отраслях семитологии употребляются и др. обозначения для П. (напр., при помощи форм глагола pfl ‘делать’ в исследованиях по арамейским языкам и ивриту; при помощи рим. цифр в арабистике и др.).
Иногда термин «П.» используется для обозначения парадигматически связанных производных глагольных основ, не имеющих общего генезиса с указанными семитскими н афразийскими П., но обладающих определ. типологич. сходством с ними (подобные явления встречаются как в языках афразийской семьи, напр., в чадских, так и за ее пределами), однако такое толкование термина не получило широкого распространения.
* Дьяконов И. М., Семито-хамит. языки, М., 1965; его же, Языки древней Передней Азии, М., 1967; Гранде Б. М., Введение в сравнит, изучение семит, языков, М., 1972; Brockelmann К.. Grundriss der vergleichenden Grammatik der semitischen Sprachen, Bd 1, Hildesheim, 1961; An introduction to the comparative grammar of the Semitic languages, ed. by S. Moscati, Wiesbaden, 1964.	В. Я. Порхомовский.
ПОРОЖДАЮЩАЯ ГРАММАТИКА — см. Генеративная лингвистика, Мате-матическая лингвистика.
ПОРОЖДАЮЩАЯ СЕМАНТИКА (гене-ративная семантика) — одно из направлений зарубежной теории трансформационных порождающих грамматик (гл. обр. в США в кон. 60-х — сер. 70-х гт. 20 в.), ставившее своей целью построить модель языка по схеме «от значения к тексту» и «от текста к значению». П. с. представ
ляла частный метод грамматич. описания, отличаясь от .интерпретирующей лингвистики*, в частности, в след, отношениях: 1) в П. с. семантич. и синтаксич. структуры имеют только вид дерева непосредственно составляющих; 2) в П. с. нет уровня глубинной структуры, т. к. трансформационные правила могут начать работать над еще не завершенной семантич. структурой; 3) понятие осмысленности предложения в П. с. отождествлялось с синтаксич. правильностью (грамматичностью) его. Представители П. с. (Дж. Мак-Коли, Дж. Лакофф, П. Постал, Дж. Грубер и др.) предложили концепцию «естественной логики», в к-рой лексич. единицам соответствуют логич. предикаты нли конфигурация этих предикатов в дереве непосредственно составляющих; напр., «каузировать прийти» может заменяться в результате лексич. трансформации на лексему «привести» (такой прием, названный «лексической декомпозицией», стал использоваться н за пределами П. с.). П. с. поставила вопрос об уточнении логич. аспектов грамматич. структуры и семантики предложения, результаты ее исследований использовались в прикладной лингвистике и в психолингвистике. Однако как метод описания П. с. оказалась недостаточно гибкой: на каждом новом этапе необходима была коренная перестройка уже полученной ранее системы грамматич. правил. Это привело к потере интереса у исследователей к данному методу.
* Демьянков В. 3., Новые тенденции в амер, лингвистике 1970—1980-х гг.. Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1986, т. 45. № 3; Me С aw ley J., An un-syntax, в кн.: Syntax and semantics, v. 13. N. Y., 1980.
B. 3. Демьянков. порождение речи — 1) в психолингвистике и психологии речи — совокупность процессов перехода от речевого намерения (речевой интенции) к звучащему (или письменному) тексту, доступному для восприятия (идентификации и понимания).
Существуют разл. концепции П. р. Так, в психолингвистич. теориях, опирающихся на психологию бихевиоризма н необихевиоризма (в США) (см. Бихевиоризм в языкознании), процессы П. р. понимаются как результат эмпирич. организации (под влиянием речевого опыта) речевых реакций (Б. Ф. Скиннер) или «наполнения» такими реакциями врожденной многоуровневой психофизиологии, системы (Ч. Э. Осгуд). В концепции Н. Хомского и его последователей П. р.— процесс последовательной реализации семантич., грамматич. и прагматич. правил, формирующихся у носителя языка на базе врожденных когнитивных структур.
В сов. психолингвистике процессы П. р. связываются с деятельностным характером речи. Это означает, во-первых, что последовательные (сукцессивные) этапы П. р. соотнесены с фазами (этапами) любой деятельности, т. е. предполагают ориентировку, планирование, реализацию плана и сопоставление результата с целью (контроль). Во-вторых, П. р. осуществляется как иерархия, система процессов, включающая уровень акта деятельности, уровень действий и уровень операций. В-третьих, процесс П. р. предполагает обязат. мотивированность и целенаправленность (что резко отличает сов. психолингвистику от необихевиори-стской). В-четвертых, П. р. носит эври-стич. характер, т. е. при поставленной сознат. цели говорящий может произвольно (сознательно или чаще бессознательно) выбирать оптимальный способ
достижения этой цели (в плане стратегий и тактик П. р.); в этом отношении позиция сов. психолингвистики четко противостоит алгорнтмич. пониманию П. р. Хомскнм и его школой.
Фазовая структура П. р., впервые проанализированная Л. С. Выготским, включает «дограмматнч.» этап (план, замысел) внутр, программирования высказывания, задающий содержательный инвариант высказывания (текста). Программа П. р. на этом этапе есть иерархия, система операций предицирования над исходными элементами типа семантизированных образов (предметных значений), На след, этапе происходит переход от этой формы существования содержания к его оформлению в единицах языка (словах н словосочетаниях), а также от симультанной (одновременной, не развернутой во времени) предикативной организации к сукцессивной (линейной) последовательности языковых элементов, организуемой функционально-синтаксически (ср. Актуальное членение предложения), формально-синтаксически и в плане порядка слов (линейного синтаксиса).
Механизм выбора и организации слов в П. р. является, по экспериментальным данным, вероятностным и связан с классами операций: поиска семантич. признаков слова, поиска нх звуковых признаков и учета нх субъективной вероятностной характеристики. Эти операции позволяют либо обнаружить в вербальной памяти соотв. лексич. единицу, либо создать новую (окказиональную), либо, если оба варианта оказываются невозможными, выразить данное содержание последовательностью слов.
Механизм грамматич.' конструирования высказывания также включает неск. классов операций: механизм грамматикализации программы, т. е. переход от нее к опорным словам высказывания; механизм закрепления грамматич. «обязательств», если они требуются структурой данного языка; механизм грамматич. прогнозирования высказывания; механизм перебора возможных прогнозов и их сопоставления с программой и др. факторами.
Процессы П. р. не замыкаются в рамках отд. высказывания, но предполагают программирование (и отчасти реализацию) целостного текста и его отд. содержат. «блоков». Это касается, в частности, функциоиально-синтаксич. аспекта П. р.
Процессы П. р. варьируются в языках разной структуры. Так4 в языках типа вьетнамского или китайского практически отсутствуют грамматич. обязательства. Не совпадает в разных языках н соотношение «готовых» лексем, окказионализмов и семантич. перифраз. Это делает исследование П. р. исключительно важным для науч, обоснования преподавания неродного языка.
* Миллер Д ж., Галантер Е., П р и б р а м К., Планы и структура поведения, пер. с англ., М., 1965; Жин-к и н Н. И., Психология, основы развития речи, в сб.: В защиту живого слова, М., 1966; Теория речевой деятельности, М., 1968; Леонтьев А. А., Психолингвистич. единицы и порождение речевого высказывания, М.. 1969; Клименко А. П., Вопросы психолингвистич. изучения семантики, Минск, 1970; Семантич. структура слова, М., 1971; Фрумкина Р. М.. Вероятность элементов текста и речевое поведение, М., 1971; Кацнельсон С. Д.. Типология языка и речевое мышление, Л.. 1972; Хомский Н., Язык и мышление, пер. с англ., М., 1972; Леонтьев А. А., Эвристич. принцип в восприятии, порождении и усвоении речи. «Вопросы психологии», 1974, № 5; Основы теории речевой деятельности.
25*
М., 1974; Ахутииа Т. В., Нейролингвистич. анализ динамич. афазии, М., 1975; Лурия А. Р., Язык и сознание, М., 1979; Выготский Л. С., Мышление и речь, Собр. соч., т. 2, М., 1982.
А. А. Леонтьев.
2) В экспериментальной фонетике — образование звуковых последовательностей, являющихся формой выражения (экспонентами) значимых единиц языка. Осн. этапы: программа артикуляторных движений, соответствующая планируемому высказыванию; реализация этой программы, т. е. превращение ее в необходимые комбинации артикулярных движений; наиболее изученный этап П. р.— образование звукового сигнала. Описание процесса П. р. предполагает исследование единиц П. р. и их соотношения с единицами языка, правил П. р., локализации функций управления П. р. в отделах головного мозга, а также функций разл. участков речевого тракта в образовании звукового сигнала.
Выделяются единицы неск. уровней, организованных иерархически. Так, слог типа «согласный и гласный» является минимальной произносит, единицей, реализация к-рой задается единым блоком управляющих команд; фонетич. слово — минимальной единицей организации слогов в целое, обеспечивает переход от семантически нефункциональных единиц к элементам смысловым; синтагма — минимальной произносит. единицей, прн порождении к-рой смысловая целостность обеспечивается единой программой интонационного оформления. Осн. источником сведений о программах П. р. являются характеристики конечного результата — речевых последовательностей. Правила П. р. определяются как универсальными свойствами речевого тракта человека, так н особенностями звуковой организации, характерными для данного языка. Совокупность этих правил, определяющих особенности фонетич. реализации значимых единиц, наз. артикуляционной базой.
Сведения о локализации функций управления речепроизводством получают прн изучении нарушений речи, наблюдаемых прн поражениях разных участков мозга, напр. анализ речи больных с инактивированным левым или правым полушарием показывает, что сегментное (фонемное) управление связано с функцией левого полушария, а просодич. организация высказывания — с правым. О функциях разл. участков речевого тракта в образовании звуковых последовательностей см. в статьях Органы речи, Артикуляция, Акустика речевая, Звуки речи.
* Фант Г., Акустич. теория речеобразования, пер. с англ., М., 1964; Речь. Артикуляция и восприятие, И.—Л., 1965; Бондарко Л. В., Звуковой строй совр. рус. языка, М„ 1977; Николаева Т. М., Фразовая интонация слав, языков, М., 1977; Зиндер Л. Р., Общая фонетика, 2 изд., М., 1979; Скалозуб Л. Г., Динамика звукообразования по данным кино-рентгенографирования, К., 1979.
.	Л. В. Бондарко.
ПОР-РО4ЛЯ ГРАММАТИКА—см. Универсальные грамматики. ПОРТУГАЛЬСКИЙ ЯЗЙК —один нз романских языков (иберо-романская подгруппа). Распространен в Португалии, Бразилии, ряде стран Африки, в Азии (Аомынь н нек-рые р-ны Индии). Общее число говорящих св. 150 млн. чел., в т. ч. св. 10млн. чел. в Португалии, св. 130 млн. чел. в Бразилии. Офиц. язык Португальской Республики, Федеративной Респуб
лики Бразилии, Народной Республики Анголы, Народной Республики Мозамбик, Республики Гвннеи-Бисау, Республики Кабо-Верде, Демократия. Республики Сан-Томе н Принсипи.
Особенности фонетич. строя (в отличие от близкородственного исп. языка): различаются по открытости н закрытости гласные фонемы [е], [о] и [а]. Имеются носовые гласные и носовые дифтонги, последние отличают П. я. от всех ром. языков. В П. я. силовое ударение с резким различием ударных и неударных слогов и редукцией гласных в неударных позициях, в первую очередь в конце слова (о редуцируется к и, а к э, е к i н нейтральному звуку вплоть до полного исчезновения). Согласные различаются по произношению в зависимости от позиции и окружения. S и z в абсолютном исходе и перед взрывными согласными произносятся как s и г, что придает речи специфич. фонетич. окраску, особенно учитывая частотность морфемы s — показателя мн. ч. имени и 2-го л. глагола. R в абсолютном исходе ослабляется. L произносится твердо (близко к славянскому).
Система имени в П. я. сходна с испанской, различия относятся гл. обр. к морфонологии, Имена с исходом на носовой дифтонг ао имеют три варианта мн. ч.— на -aos, -oes, -aes; имена на -1 теряют -1 во мн. ч.: sinal —sinais; местоимения образуют слитные формы (lhe + о = Iho); определ. артикль муж. рода о, жен. рода а сливается с предлогами a, de, рог (а + о = ао, de + о = do, рог + + о = pelo, а + а = а). В системе глагола имеется личный (спрягаемый) инфинитив, форма, отличающая П. я. от других романских. Личный инфинитив изменяется в лице и числе и широко употребляется в зависимой позиции, наряду с сослагат. наклонением: ё preciso saberes ‘надо, чтобы ты знал’. Конструкция инфинитива, спрягаемого и неспрягаемого, с предлогом а синонимична герундию. Форма с суффиксом -га обозначает предпрошедшее индикатива (аналогично вариантам испанского в Лат. Америке). Сложные глагольные времена образуются со вспомогат. глаголом ter. В предпрошедшем и будущем имеются вариантные формы с haver. Сложные времена употребляются ограниченно. Основным способом обозначения прошедшего законченного служит простой претерит, перфектная форма малоупотребительна. Позиция приглагольного местоимения относительно свободна, препозиция или постпозиция определяется речевыми факторами.
П. я. сложился в 12—14 вв. в результате смешения португало-галисийских говоров севера и юга. В нач. 16 в., в период Великих географии, открытий, произошла экспансия П. я. в Бразилию, где он постепенно вытеснил местные языки, а также на терр. Африки и Азии, к-рые подверглись португ. колонизации.. Совр. П. я. представлен двумя осн. территориальными вариантами — португальским и бразильским, к-рые различаются гл. обр. в фонетике (в т. ч. в интонации) и в лексике. В браз. варианте имеется множество заимствований из индейских языков, обозначающих гл. обр. местные реалии. В процессе формирования находятся афр. варианты П. я., в первую очередь в Анголе и Мозамбике. На терр. Португалии различаются 3 диал. группы — южная, центральная и
ПОРТУГАЛЬСКИЙ 387
северная. Особые диалекты существуют на о. Мадейра и Азорских о-вах. П. я. в Бразилии характеризуется относительным единством, в нем можно, однако, выделить сев. и юж. днал. зоны. На базе П. я. развился ряд креольских языков (в Гвинее-Бисау, Кабо-Верде, Аомыни и др.).
В истории литературного П. я. различают португало-галисийский период (12 — сер. 14 вв.), время расцвета поэзии трубадуров, старюпортуг. период (сер. 14— сер. 16 вв.), к-рый делится на ранний старый португ. период (сер, 14 — сер. 15 вв.), от первых документальных памятников до расцвета ист. прозы, вершиной к-рой было творчество «отца португальской прозы» Фернана Лопнша, и поздний старый португ, период (сер. 15 — сер. 16 вв.), к-рый характеризуется появлением первых грамматик, лит. произведений разных жанров — прозаических и поэтических, драматургии (ведущий комедиограф этого периода — Жил Висенте); совр. период (с сер. 16 в., когда творил классик португ. лит-ры Луиш ди Камоэнс). В совр. периоде выделяют еще классич. период — (сер. 16 — сер. 18 вв.). Первые лит. памятники — поэтические (песни трубадуров) относятся к кон. 12 в. Первые документы — кон. 12—13 вв. Первые проэанч. памятники (хроники) датируются 15 в. Письменность на основе лат. графики. * Вольф Е. М.. Никонов Б. А., Португ. язык. Грамматич. очерк, лит. тексты с комментариями н словарем. М., 1965; К а-тагощина Н. А., Вольф Е. М.. Сравнит.-сопоставит, грамматика ром. языков. Иберо-ром. подгруппа, М.,	1968;
Вольф Е. М.. Формирование ром. лит. языков. Португ. язык, М., 1983; ее же, История португ. языка, М., 1988; Никонов Б. А., Грамматика португ. языка, 2 изд., И.,	1985; Nascentes А.,
О idioma nacional, 3 ed., Rio de J., I960; Nunes J. J., Compendio de gramatica hist6rica portuguesa (Fonetica e morfologia), 6 ed.. Lisboa, I960: Silva Neto S. da, Histdria da lingua portuguesa, 2 ed., Rio de J., 1970; Vazques Cuesta P., Mendes da L u z M. A., Gramatica portuguesa, 3 ed., Madrid, 1971 (лит.). Cunha. Celso_ Ferreira da. Gramatica do portugues contemporaneo, 7 ed., Belo Horizonte, 1978.
Португ.-рус. словарь, сост. С. M. Старец, Е. Н. феерштейн, 2 изд., М., 1972; Рус.-португ. словарь, сост. Н. Я. Воинова (и др.]. М.. 1975; Pequeno dicionirio brasileiro da lingua portuguesa, por A. Buarque de Holanda Ferreira, lied., v. 1 —3. Rio de J., [1964]; M о r a i s Silva A. de. Novo dicionario compacto da lingua portuguesa, v. 1—5, [Lisboa], 1980; Costa Almeida J., Melo Sampaio A., Dicionario da lingua portuguesa, Porto, [1984].
E. M. Вольф. ПОРЯДОК СЛОВ — определенное расположение слов в предложении или синтаксич. группе. Структурные типы П. с. различаются по след, оппозициям: прогрессивный, или последовательный (определяющее слово идет за определяемым: «читать книгу»),— регрессивный П. с. (определяющее предшествует определяемому: «новая книга»); контактный (компоненты группы находятся рядом) — дистантный (компоненты группы разъединены др. словами: «новую читать книгу»); свободный — связанный, или фиксированный (возможность свободной расстановки слов ограничена); объективный, или нейтральный (расстановка слов соответствует движению мысли),— субъективный, или эмоциональный (отражает эмоции гово-
388 ПОРЯДОК
рящего); прямой (доминирующий в данном языке) — обратный, или инвертированный (отступление от обычного П. с.). В разл. языках специфично размещение служебных слов и обособленных членов предложения.
П. с.— важный показатель языковой структуры. Он связан с морфологич. строем языка. Типологически существенны: 1) место служебных элементов (пре- и постпозитивный артикль; предлог и послелог; место вспомогат. глагола в аналитич. конструкции); 2) П. с. в группе определяемое — определение (в германских и славянских языках доминирует П. с. прилагательное — существительное, в ром. языках — существительное — прилагательное); 3) П. с. в структуре предложения: П — С, П — С — Д, П — С —О (обстоятельство). Из возможных шести вариантов в группе П — С — Д в рус. яэ. реализуются все, в исп. яз. при пол-ноэначных П и Д — 4, во франц, яэ.— только 2. В аналитич. языках П. с., как правило, более фиксирован, дистак-сия менее возможна (она легка в лат. и рус. языках, ограничена во французском, используется как грамматич. средство в немецком — рамочная конструкция). П. с. исторически изменчив.
П. с. выполняет в языке ряд важных функций как семантического, так н структурно-организационного характера. В своих семантических функциях П. с. отображает последовательность или значимость экстралингвистнч. объектов. В первичной семантич. функции П. с. отражает последовательность событий («Он побывал в Минске и в Москве» — сначала в Минске, затем в Москве) нли последовательность поступления информации (П. с. наряду с интонацией — важнейшее средство актуального членения предложения), в связи с чем тема обычно предшествует реме («На углу улицы — аптека» и «Аптека — на углу улицы»). Отсюда проистекает и логико-связующая функция П. с., в силу к-рой в начале предложения ставятся слова, связывающие высказывание с предыдущим («При этих словах он возмутился»), обозначающие перебой повествования («Вдруг он вскочил»), описывающие предварительно общий фон события: временной, пространственный, эмоциональный и др. В своих вторичных семантич. функциях П. с. не отражает объективного следования событий нли идей, а выражает иные значения неграм-матич. типа: ограничение понятия (дифференцирующий видовой член ставится ближе к родовому определяемому: «современный русский язык», а не «русский современный язык»), выступает в иерархии. функции (слово, обозначающее более важный в данной нли типичный в данной ситуации предмет, понятие и др., ставится раньше: «Москва, Минск и другие города СССР»), в эмфатической функции (на первое место выносится то, что эмоционально, психологически оказывается более важным); к семантическим примыкает смыслоразличит. функция П. с.— уточнение чения слова или словосочетания выражение приблизительности в яэ.: «два часа» н «часа два»).
Структурно-грамматические функции П. с. проявляются в различении функций слов в предложении («Бытие определяет сознание»), в уточнении связей между членами предложения, различении вместе с интонацией грамматич. типов предложения: вопросительного (англ. Has he a sister?), восклицательного, условного («Приди он вче
эна-(ср. РУС.
ра...»), оптативного («Да здравствует республика!»), вводного («Да,—сказал он»). Кроме того, П. с. несет ритмическую функцию (напр., член предложения илн группа, большие по объему, следуют за мёньшими по объему) и стилистическую, к-рая проявляется в стилизации (имитация П. с. прежних эпох развития языка) н в том, что нарушение типичного для данного языка в данную эпоху словорасположения является важным средством худож. выразительности. Если семантич. функции П. с. универсальны н свойственны разным языкам, то структурно-грамматич. функции значительно различаются по языкам.
Грамматисты 18 в. различали «естественный» П. с. (существительное — прилагательное, П — С — Д), соответствующий «общим законам мышления», и отступления от него, объясняемые языковым узусом нли приемом стиля. Однако Э. Б. де Кондильяк считал, что «естественный» П. с. может быть разным в разных языках, порядок П —С— Д во франц, яз. объяснял отсутствием в нем склонения. П. с. исследовался в основном на формально-структурном уровне. Ф. де Соссюр, Л. Теньер и др. видели в П. с. проявление линейности речи, вступающей в противоречие с семантич. и синтаксич. связями слов. В 19 в. А. Вейль, а позже Ш. Балли, В. Матезиус и др. связывают П. с. с актуальным членением предложения и начинают различать П. с. на двух уровнях — формально-синтаксическом и актуального членения. В сов. яз-знании изучение П. с. особенно тесно связывается с актуальным членением предложения. Пересматривается понятие свободного П. с.— свободный в синтаксич. аспекте (напр., в рус. языке), П. с. оказывается «несвободным» в аспекте актуального членения и выражения др. значений в предложении. Исследование П. с. в разных языках ведется как в структурно-типологич. плане, так и в плане выявления разных факторов, мотивирующих П. с., в т. ч. и стилистических.
ф Баяли III.. Общая лингвистика и вопросы франц, языка, пер. с франц.. М., 1955; А д а м е ц П.. Порядок слов в совр. рус. языке. Praha. 1966; К о в т у н о-в а И. И.. Совр. рус. язык. Порядок слов и актуальное членение предложения. М.. 1976; Гринберг Д ж.. Нек-рые грамматич. универсалии, преим. касающиеся порядка значимых элементов, в кн.: НЛ, в. 5, М.. 1970; Кондильяк Э.. Соч.. т. 1, М.. 1980; Теньер Л., Основы структурного синтаксиса, пер. с франц., М., 1988, гл. 14.	В. Г. Гак.
ПОСЕССИВНОСТЬ (от лат. possessi-vus — обозначающий принадлежность, притяжательный) (притяжательность) — одна из универсальных понятийных категорий языка, основное значение к-рой — определение названия объекта через его отношение к иек-рому лицу или предмету (относительная номинация), напр. «книга Петра», «сын Николая», «любитель чтения», «хвост осла». В содержательном и формальном аспектах П. связана с такими категориями, как детерминация, предикативность, атрибутивность, локативность, семантич. релятивность (наличие в семантич. структуре слова релятивной семы). П. регулярно выражается лексич., синтаксич., морфологич. средствами, набор к.-рых для каждого языка индивидуален.
Глаголы (вершинные предикаты) со значением ‘иметь', ‘обладать’ образуют т. наз. посессивную конструкцию предложения; ее формальное совпадение с предикативной конст-
рукцией иногда служит основанием для выделения спец, посессивного строя языка; однако языков, в к-рых отсутствовала бы предикативная конструкция (и вместо нее использовалась бы посессивная), не обнаружено. Языки, в к-рых посессивная конструкция строится с переходным глаголом типа «иметь» (англ. I have a book ‘Я имею книгу'), называются Habeo-языками (лат. habeo ‘обладаю’); языки, в к-рых эта конструкция включает глагол-связку «быть» (рус. «У меня есть книга»), называются Esse-языками (лат. esse ‘быть’).
К морфологич. средствам выражения П. относится прежде всего разряд притяжат. местоимений, к-рые могут быть как автономными, так и именными клитиками. С притяжат. местоименными клитиками (там, где они есть) в первую очередь употребляются имена релятивной семантики.
В именном склонении П. обычно выражается спец, падежом — посессивом (родительным), реже — двумя падежами (ср. Geni и Gen» в нек-рых даг. языках). В языках Меланезии П. и ее субкатегории образуют семантич. основу распределения имен по функционально-грамма-тич. классам. С падежными средствами выражения П. могут сочетаться предложные, роль к-рых особенно велика в аналитич. языках, иапр. франц, предлог de.
В тюркских и иранских языках П. в именной группе выражается изафетной конструкцией (см. Изафет)', в семит, языках и нек-рых других (напр., в банту) используется конструкция сопряженного состояния (status constructus; см. Идафа). П. может выражаться и в именной группе типа «существительное + прилагательное», где прилагательное образовано от референтного имени, ср. рус. притяжат. прилагательное, также лат. образования от собств. имен типа «петровские реформы», «евклидова геометрия».
Одной из самых существенных субкатегорий П. является партитивно с т ь — выражение отношения части и целого, грамматикализуемое в ряде языков, обычно посредством притяжат. клитик. Клитизацию чисто партитивных имен и др. имен релятивной семантики часто наз. выражением «неотторжимая принадлежност ь». • Категории бытия и обладания в языке, М.. 1977; Категория притяжательное™ в славянских и балканских языках, М.. 1983; Seiler Н.. Possession as an operational dimension of language. Tubingen, 1983.
M. А. Журинская. ПОСЛЕЛОГ (калька лат. postpositio) — разряд служебных слов, выражающих различные отношения между главными и зависимыми членами словосочетания и осуществляющих подчинительную синтаксическую связь внутри словосочетания и предложения; функционально П. соответствует предлогу, но в отличие от него всегда находится в постпозиции. П. употребляются во мн. языках (тюркских, финно-угорских, иберийско-кавказских, монгольских и др.).
П. связан с именем либо управлением, требуя постановки имени в определ. падеже, либо с помощью т. наз. притяжат. связи (П. принимает лично-притяжат. показатели). П. в основном выражают пространственные н временные отношения, а также значения цели, причины, следствия, образа действия, сравнения, совместности, орудия действия и т. д., реже используются для передачи более обобщенных грамматич. значений: ср. тур. senden ba$ka ‘кроме тебя’, туркм. бармак би лен ‘пальцем’, пландан даша-ры 'сверх плана’.
Состав П. во мн. языках сложен. Не-пронэводные (первообразные) П. немногочисленны; осн. массу составляют П., возникшие в результате грамматикализации знаменат. слов, изоляции и функционального переосмысления их отд. словоформ. П., происходящие от одного слова, но имеющие в своем составе форманты, к-рые восходят к разным падежам, часто называют серийными (соответственно говорят о сериях П.), ср. селькуп, paro-qit ‘наверху, на, над (чем-либо)’, paro-nti 'наверх, над, на (что-либо)’, paro-mit~‘noBepxy, по (чему-либо)’, paro-qini ‘сверху, с (чего-либо)'.
Значит, часть П. в разл. языках составляют служебные слова, восходящие к именам существительным в основном с пространств, значением, не утратившие связи с грамматич. категориями имени, сохраняющими падежное и лично-притяжат. склонение (в тюркологии их принято называть П.-именами или служебными именами, в отличие от «истинных» П., лишенных словоизменения). П. этого типа обычно стоят в форме одного из пространств, падежей, причем значение основы уточняет значение падежа; связь с управляемым именем осуществляется с помощью лично-притяжат. аффиксов.
В нек-рых языках, имеющих систему П., представлены и предлоги (иапр., в прибалт.-фин. языках); аналогично этому в нек-рых языках с преобладанием предлогов представлены и П., ср. лат. causa, gratia, перс, ра, пас, пищ и др., нем. wegen, hinauf, gegeniiber и др.
• Терещенко Н. М., К вопросу о происхождении послелогов, «Доклады и сообщения Ин-та яз-знания АН СССР», 1954, т. 11; Д м и т р и е в Н. К., Служебные имена в тур. языке, в его кн.; Строй тюрк, языков, М., 1962; Дульзон А. П., Кетские послелоги, в кн.; Кетский сб. Лингвистика, М., 1968; R ё d е i К., Postpqsitio-пеп im Syrjanischen unter Beriicksichtigung des Wotjakischen, Bdpst, 1962; Mikola T., Die alten Postpositionen des Nenzi-schen (Juraksamojedischen), Bdpst, 1975.
E. А. Поцелуевскии. ПОСЛОВИЦА — краткое, устойчивое в речевом обиходе, как правило ритмически организованное изречение назидательного характера, в к-ром зафиксирован многовековой опыт народа; имеет форму законченного предложения (простого или сложного). П. выражает суждение [исключение составляют П., имеющие побудительный смысл (ср. «Готовь санн летом, а телегу зимой»), к-рые, строго говоря, суждениями не являются].
П. обладает буквальным и переносным смыслом («Близок локоть, да не укусишь») или только переносным («Горбатого могнла исправит») и легко противопоставляется свободному предложению такого же лексич. состава.
П., как и поговоркам, свойственна вариативность («Знает / чует кошка, чье мясо съела»), они вступают в синонимич. отношения («На безрыбье и рак рыба» / «В поле и жук мясо» / «В темноте и гнилушка светит» / «На безлюдье и Фома дворянин» и т. п.), объединяются в тематич. ряды по принципу смысловой общности (напр., вокруг смыслового гнезда «внешность и сущность» группируются П.: «Видна птица по полету», «Видом орел, а умом тетерев», «Не всяк казак, что шапка набекрень», «Не за то волка бьют, что сер, а за то, что овцу съел» и др.). П. не способны, как правило, порождать полисемию. Вопрос о включении П. во фразеология, систему остается нерешенным.
Сборники: Иллюстров И. И.. Жизнь рус. народа в его пословицах и пого
ворках. Сб. рус. пословици поговорок, 3 изд., М., 1915; Снегирев И. М., Рус. нар. пословицын притчи, М.. 1948; Д а л ь В. И., Пословицы рус. народа, М., 1957; Рыбникова М. А., Рус. пословицы и поговорки, М., 1961; Жуков В. П., Словарь рус. пословиц и поговорок, М., 1966 (лит.); Стынула Р., Словарь пословиц н поговорок рус.-польский и польско-русский, Варшава, 1974 (лит.); ФелицынаВ. П., Прохоров Ю. Е., Рус. пословицы, поговорки и крылатые выражения. Лингво-страноведч. словарь, М., 1980 (лит.).
• Потебня А. А., Из лекций по теории словесности. Басня, пословица, поговорка, 3 изд., Хар., 1930; Аникин В. П., Рус. нар. пословицы, поговорки, загадки н детский фольклор, М., 1957 (лит.); Пермяков Г. Л., От поговорки до сказки. М., 1970; Паремнологич. сб., И., 1978; Паремиологнч. исследования, М., 1984; Taylor A., The proverb, Hatbora (Penn.) — Cph., 1962; его же, Selected writings on proverbs, Hels., 1975.
___	•	_	В. П- Жуков-ПОСТОЯННЫЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ КОМИТЕТ ЛИНГВИСТОВ (ПМКЛ) (CIPL; Comite International Permanent des Linguistes) — международная научная организация, ставящая своей целью способствовать развитию лингвистики и координировать действия, предпринимаемые для ее развития. Учрежден в 1928 во время работы 1-го Междунар. конгресса лингвистов в Гааге по инициативе К. К. Уленбека и Й. Схрейнена. Оргцентр в Нидерландах. Руководящие органы: Генеральная ассамблея, в к-рую входит по одному представителю от каждой страны, и Исполнит. к-т. С 1949 ПМКЛ действует в рамках Междунар. совета по философии и обществ, наукам при ЮНЕСКО. ПМКЛ ежегодно издает лингвистич. библиографию. С 1948 выпускается библиография, к-рая является полным обзором всех языковедч. публикаций, появившихся в разных странах на разных языках. Нерегулярно выходят отд. тома, поев, лингвистич. терминологии и библиографии. ПМКЛ осуществляет руководство спец, лингвистич. работами, среди к-рых: «Лингвистич. атлас Европы», «Основы средиземноморской лингвистики», два междунар. исследовательских проекта в области лингвистич. географии. ПМКЛ организует и проводит междунар. лииг-вистич. конгрессы: 1928 (Гаага). 1931 (Женева), 1933 (Рим), 1936 (Копенгаген), 1939 (Брюссель). 1948 (Париж), 1952 (Лондон), 1957 (Осло), 1962 (Кембридж, США), 1967 (Бухарест), 1972 (Болонья), 1977 (Вена), 1982 (Токио), 1987 (Берлин).	Н. Д. Федосеева.
ПОСТФИКС (от лат. post — после и fixus — укрепленный) — см. Аффикс. ПРАГМАТИКА (от греч. pragma, род. п. pragmatos — дело, действие) — область исследований в семиотике и языкознании, в к-рой изучается функционирование языковых знаков в речи. Термин «П.» введен в кон. 30-х гг. 20 в. Ч. У. Моррисом как назв. одного из разделов семиотики, к-рую он разделил на семантику, изучающую отношение знаков к объектам, синтактику — раздел о межзнаковых отношениях, и П., исследующую отношение к знакам говорящих. Выделение и формирование П. в качестве области лингвистич. исследований, стимулированное идеями Ч. С. Пирса, началось в 60-х — нач. 70-х гг. под влиянием логико-филос. теорий речевых актов Дж. Остина, Дж. Р. Сёрла, 3. Вендлера и др. (см. Речь), прагматич. теорий . значения
ПРАГМАТИКА 389
П. Грайса и прагматич. теорий референции Л. Линского, Сёрла, П. Ф. Стросона и др. Лингвистич. П. не имеет четких контуров, в нее включается комплекс вопросов, связанных с говорящим субъектом, адресатом, их взаимодействием в коммуникации, ситуацией общения. В связи ссубъектом речи изучаются: 1) явные и скрытые цели высказывания («иллокутивные силы», по Остину), напр. сообщение нек-рой информации или мнения, вопрос, приказ, просьба, совет, обещание, извинение, приветствие, жалоба и т. п.; 2) речевая тактика и типы речевого поведения; 3) правила разговора, подчиненные т. наз. принципу сотрудничества, рекомендующему строить речевое общение в соответствии с принятой целью и направлением разговора, напр. адекватно нормировать сообщаемую информацию (максима количества), сообщать только истинную информацию н обоснованные оценки (максима качества), делать сообщение релевантным относительно темы разговора (максима отношения), делать речь ясной, недвусмысленной и последовательной (максимы манеры речи); эти правила, сформулированные Грайсом, получили название конверсационных максим или максим ведения разговора; 4) установка говорящего, или прагматич. значение высказывания: косвенные смыслы высказывания, намеки, иносказание, обиняки и т. п.; 5) референция говорящего, т. е. отнесение языковых выражений к предметам действительности, вытекающее из намерения говорящего; 6) прагматич. пресуппозиции: оценка говорящим общего фонда знаний, конкретной информированности, интересов, мнений и взглядов, психология, состояния, особенностей характера и способности понимания адресата; 7) отношение говорящего к тому, что он сообщает: а) оценка содержания высказывания (его истинность или ложность, ирония, многозначительность, несерьезность и пр.), б) введение в фокус интереса одного из тех лиц, о к-рых говорящий ведет речь, или эмпатия (термин С. Куно), в) организация высказывания в соответствии с тем, чему в сообщении придается наибольшее значение.
В связи с адресатом речи изучаются: 1) интерпретация речи, в т. ч. правила вывода косвенных и скрытых смыслов нз прямого значения высказывания; в этих правилах учитывается контекст, прагматич. ситуация и пресуппозиции, а также цели, с к-рыми говорящий может сознательно отступать от принятых максим общения (напр., нарушать принцип релевантности, сообщать очевидные адресату вещи и т. п.); 2) воздействие высказывания на адресата (перлокутив-ный эффект, по Остину): расширение информированности адресата; изменения в эмоциональном состоянии, взглядах и оценках адресата; влияние на совершаемые нм действия; эстетнч. эффект н т. п.; 3) типы речевого реагирования на полученный стимул (прямые и косвенные реакции, напр. способы уклонения от прямого ответа на вопрос).
В связи с отношениями между участниками коммуникации изучаются: 1) формы речевого общения (информативный диалог, дружеская беседа, спор, ссора и т. п.); 2) социально-этикетная сторона речи (формы обращения, стиль общения); 3) соотношение между участниками коммуника-
390 ПРАЖСКАЯ
ции в тех или иных речевых актах (ср» просьбу и приказ).
В связи сситуацией общения изучаются: 1) интерпретация дейктич. знаков («здесь*, «сейчас*» «этот* и т. п.), а также индексальных компонентов в значении слов (ср. указание на пространств, ориентацию в глаголах типа «приходить*, «подходить* и т. п.); 2) влияние речевой ситуации на тематику и формы коммуникации (ср. типичные темы и формы разговоров в гостях, на банкетах, в больницах, в приемных врачей и адвокатов и т. п.).
П. изучает речь также в рамках обшей теории человеческой деятельности (см. Психолингвистика). Так. Остином был выделен класс т. наз. перформативных высказываний (см. Перформатив).
В автоматич. анализе текста энциклопедия. информация, в т. ч. прагматич. данные, организуется в форме сценариев или «фреймов* (термин М. Минского), моделирующих знание о типичных ситуациях и позволяющих правильно интерпретировать содержание текста. Прагматич. сведения используются также в информационно-поисковых диалоговых (интерактивных) системах. Категории П. вошли в ряд филос. логик, предполагающих учет пропозициональных установок (логика оценок, логика практич. рассуждения и др.).
Выдвинув в качестве объединяющего принцип употребления языка говорящими н коммуникативных ситуациях и прагма-гич. компетенции говорящих, П. охватила мн. проблемы, имеющие длит, историю изучения в рамках риторики и стилистики, коммуникативного синтаксиса, теории и типологии речи и речевой деятельности. теории коммуникации и функциональных стилей, социолингвистики, психолингвистики, теории дискурса и др., с к-рыми П. имеет обширные области пересечения исследоват. интересов.
• Прагматич. аспекты языкового функцио* нирования. в кн.: Филос. проблемы яз-зна-ния на междунар. науч, конгрессах и конференциях (1970—1979). М.. 1981; Степанов Ю. С.. В поисках прагматики, Изв. АН СССР. сер. ЛиЯ, 1981, №4; Булыгина Т. В., О границах и содержании прагматики. там же; Арутюнова Н. Д., фактор адресата, там же; Демьян-ков В. 3.. Прагматич. основы интерпретации высказывания, там же; Семантика и прагматика синтаксич. единств, Калинин, 1981; Англо-рус. термины по прикладной лингвистике, М., 1982; Языковая деятельность в аспекте лингвистич. прагматики (сб. обзоров), М., 1984; НЗЛ. Лингвистич. прагматика, в. 16, М., 1985; НЗЛ. Теория речевых актов, в. 17, М., 1986; Morris С. W., Writings on the general theory of signs, The Hague, 1971; Pragmatics of natural languages, N. Y., [1971); Syntax and semantics, v. 3 — Speech acts, N. Y.— S. F.— L., 1975; К uno S.. Subject, theme, and the speaker's empathy, в кн.: Subject and topic, N. Y.—S. F. — L.. 1975; «Journal of Pragmatics*, 1977, Лй 1 (изД. продолжается); Syntax and semantics, v. 9 - Pragmatics, N. Y.-S. F.-L., 1978; Vers c h u e r e n J., Pragmatics: an annotated bibliography, Amst., 1978; Formal semantics and pragmatics for natural languages, Dordrecht—Boston, 1979; Syntax and semantics, v. 11 — Presupposition, N. Y«—S. F.— L., 1979; Speech act theory and pragmatics, Dordrecht — Boston, 1980: Le langage en contexte (Etudes philosophiques et linguistiques de pragmatique), Amst., 1980; Pragmatics and beyond, Ainst., 1980; Radical pragmatics, ed. by P. Cole, N. Y., 1981; Leech G. N., Principles of pragmatics, L.— N. Y., 1983; Levinson St., Pragmatics, L.— N. Y.. 1983.	H. Д. Арутюнова.
ПРАЖСКАЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ШКОЛА — одно из основных направлений структурной лингвистики. Центром
деятельности П. л. ш. был Пражский лингвистич. кружок (создан в 1926, организационно распался в нач. 50-х гг.). Творч. расцвет относится к 30-м гг. Кроме чехословацких филологов, таких, как В. Матезиус (организатор и глава кружка), Б. Трнка, Б. Гавранек, Й. Вахек, Я. Мукаржовский, позднее В. Скаличка, Й. М. Коржинек, П. Трост и лр., в кружок входили питомцы Моск, ун-та Н. С. Трубецкой, Р. О. Якобсон, а также С. О. Карцевский, близкий женевской школе. Творчески связанными с П. л. ш. были сов. ученые П. Г. Богатырев, Г. О. Винокур, Е. Д. Поливанов, Б. В. Томашевский, Ю. Н. Тынянов. Пражцы издавали собств. «Труды» («Travaux du Cercle linguistique de Prague». 1929—39) и журн. «Slovo a sloves-nost», перешедший в 1953 (в связи с организационным распадом кружка) в ведение Чехословацкой АН. Идейным предшественником П. л. ш. является Ф. де Соссюр, с именем к-рого связано представление о языке как частном случае семиотич. систем (см. Семиотика). Однако мн. положения П. л. ш. связаны и с собственно чеш. лингвистич. традицией и высказывались представителями П. л. ш. задолго до ее организационного оформления и до опубликования «Курса общей лингвистики» де Соссюра. Концепция П. л. ш. испытала также влияние рус. лингвистич. традиции, в частности идей Ф. Ф. Фортунатова (см. Московская фортунатовская школа), Л. В. Щербы [см. Петербургская (ленинградская) школа) и особенно И. А. Бодуэна де Куртенэ (см. Казанская лингвистическая школа).
Первое систематич. изложение программы П. л. ш.— в тезисах, предложенных 1-му съезду славистов (Прага, 1929). Их осн. идея — представление о языке как о функциональной системе, т. е. как о «системе средств выражения, служащей какой-то определенной цели». Развивая идею системной организации языка, П. л. ш. отвергла взгляд-Соссюра о непреодолимости преград между синхронией и диахронией, настаивая на системном подходе к эволюции языка, с одной стороны, и на динамич. концепции языка, рассматриваемого в синхронном аспекте,— с другой ' (см. Система языковая).
С наибольшей полнотой н последовательностью структурно-функциональная концепция П. л. ш. воплощена в исследованиях звуковой стороны языка; пражцы обосновали новый раздел пауки о языке — фонологию, сыгравшую первостепенную роль в развитии структурной лингвистики. Центр, место в фонологич. концепции П. л. ш. (систематизированной в труде Трубецкого «Основы фонологии», 1939) занимает понятие оппозиции (см. Оппозиции языковые), предполагающее разложимость членов оппозиции на частью общие («основание для сравнения»), частью различные элементы. С данной концепцией оппозиции связано понимание фонемы как определ. совокупности «дифференциальных признаков», т. е. тех свойств фонетич. субстанции, к-рые отличают противопоставленные фонемы друг от друга. Принципиальное обращение к фонетич. признакам (явившееся, между прочим, выражением непризнания пражцами ведущей роли дистрибуции при определении языковых единиц) — отличит, черта пражской фонологич. концепции, противопоставляющая ее «чистому дистрибуциона-лиэму» дескриптивистов и особенно глос-ссматнков, считавших, что «субстанцио-
нальные» свойства не могут быть непо-средств. предметом исследования структурной лингвистики.
Понятия и методы, разработанные на фонологич. материале, были применены в работах представителей П. л. ш. к другим областям лингвистич. исследования. В работах Якобсона о грамматич. оппозициях была поставлена задача поисков единого семантич. инварианта каждого из членов морфологич. категории, обосновывался тезис о непременной бинарности лингвистич. (в т. ч. грамматич.) оппозиций, выдвигалась идея неравноправности членов морфологич. корреляции (связанная с соотв. наблюдениями рус. грамматистов и с идеей Трубецкого о неравноправности членов фонологич. корреляции).
Наиболее существенным вкладом П. л. ш. в синтаксис явилось учение Матезиуса об актуальном членении предложения, в основе к-рого лежит мысль о принципиальном различии между двумя возможными способами анализа предложения: формальным членением, выделяющим подлежащее и сказуемое и раскрывающим грамматич. структуру предложения, и членением на «тему» и «рему», выявляющим его «функциональную перспективу».
П. л. ш. выдвинула как одну из осн. проблем изучения вопросы, связанные с отношением между языком и действительностью, а также между языком и окружающими его структурами. В рамках П. л. ш. возникла теория «функциональной диалектологии», были выдвинуты понятая «спец, язык» и «функциональный стиль»: спец, язык определяется общей целью нормализов. совокупности языковых средств, а функциональный стиль — конкретной целью данной языковой манифестации. Из спец, языков наибольшее внимание привлекал «поэтич. язык» (т. е. язык худож. лит-ры), отличающийся от др. спец, языков своей общей направленностью к поэтич. (илн эстетич.) функции, к-рая делает центром внимания саму структуру языкового знака, тогда как «коммуникативные» языки преследуют «цели, выходящие за пределы языкового знака». Подчеркивание автономности поэтич. языка в концепции П. л. ш. (испытавшей заметное влияние рус. «формальной школы») принимало иногда полемически утрированные формы. Совр. чеш. продолжатели пражских традиций предпочитают теперь говорить не о спец, поэтич. языке, но о худож. стиле, к-рый не противопоставлен др. функциональным стилям, хотя и не стоит с ними в одном ряду.
Функциональный подход к языку нашел отражение в активной практич. деятельности представителей П. л. ш. В их работах в области языковой культуры был заложен фундамент нормативной лингвистич. деятельности, задачей к-рой было признано стремление «развивать в литературном языке те качества, которых требует его специальная функция». Выдвижение и терминологии, разграничение понятий «норма» и «кодификация» («норма» — это совокупность устойчивых средств, объективно существующих в языке, «кодификация» — постижение и обнаружение нормы, т. е. первый термин обозначает объективный предмет науч, деятельности, обозначаемой вторым термином) дало теоретич. обоснование аитипуристич. деятельности П. л. ш.
Деятельность П. л. ш. сыграла важную роль в истории яз-знания. Она оказала н продолжает оказывать существенное влияние иа развитие мировой лингвис
тики. Осн. идеи П. л. ш. не утратили актуальности и в настоящее время. Общим достоянием лингвистич. науки стало, в частности, признание лингвистич. значимости элементарных фонологич. признаков (играющих особенно важную роль в генеративной фонологии). Широкое признание получила «динамическая» концепция языка, обоснованная в трудах Вахека, Ф. Данеша и др., тезис об «открытом» характере языковой системы, включающей наряду с «центральными» (системными, регулярными) также и «периферийные» элементы. В числе плодотворно развиваемых в совр. лингвистике понятий, выдвинутых представителями П. л. ш., — понятия маркированности / немаркированности языковых единиц (подвергшееся в нек-рых концепциях определ. модификации по сравнению с оригинальной пражской концепцией). Успешно развивают традиции П. л. ш.— как в Чехословакии (школа Я. Фир-баса), так и в др. странах — совр. исследователи функциональной перспективы предложения, объединяющие соотв. результаты пражской школы с новейшими достижениями в изучении интонации.
* Звегинцев В. Л.. История яз-знания XIX—XX вв. в очерках и извлечениях. ч. 2, М., 1960; Реформатский А. А., [Послесловие], в кн.: Трубецкой Н. С., Основы фонологии, М., 1960; Булыгина Т. В.. Пражская лингвистическая школа, в кн.: Осн. направления структурализма. М., 1964; Вахе к Й., Лингвистич. словарь пражской школы, М., 1964; A Prague school reader in linguistics, Bloomington, 1964; Якобсон P.. Разработка целевой модели языка в европ. лингвистике в период между двумя войнами, в сб.; НЛ, в. 4, М., 1965; Апресян Ю. Д.. Идеи в методы совр. структурной лингвистики. М., 1966; Пражский лингвистич. кружок. Сб. ст.. М.. 1967; Travaux linguistiques de Prague, 1. L'Ecole de Prague d’aujourd’hui, Prague. 1964; Vachek J.. The linguistic school of Prague, Bloomington — L.. 1966; Sound, sign and meaning; quinquagenary of the Prague Linguistic Circle, ed. by L. Mateika. 2 ed., Ann Arbor, 1978; C h v a n у С. V.. Brecht R. D., Some new directions in Slavic transformational syntax since 1973, в кн.: American contributions to the 8-th International Congress of Slavists. v. 1. Columbus (Ohio), 1978; Praguiana: some basic and less known aspects of the Prague linguistic school, ed. by J. Vachek [a. o.l, Praha — Amst., 1983.	,	T. В. Булыгина.
ПРАКРИТЫ (от санскр. prakrta — естественный, простой) — среднеиндийские языки и диалекты, продолжающие древнеиндийский этап развития (см. Древнеиндийский язык) и предшествующие новоиндийским языкам [см. Индийские (индоарийские) языки]. Первоначально П. были разг, диалектами, в дальнейшем подверглись лит. обработке. Известны П. (ок. сер. 1-го тыс. до н. э.— сер. 1-го тыс. н. э.), употреблявшиеся в религ. проповедях, деловых документах, драматургии (сценич. П.), худож. лит-ре. В ср.-инд. период различают 3 стадии: р а и н я я — архаичный язык буддийского Канона пали, П. наскальных надписей буддийского царя Ашоки (разные диалекты в разных частях Индии), ранний пайшачн, отд. эпиграфич. тексты; средняя — литературные П.: шаурасени (Сев.-Зап. Индия), магадхи (Вост. Индия), махараштри (Махараштра — область на Декане); джайнские П.: ардхамагадхи, джайн-ма-хараштрн и джайи-шаурасени, грамматически менее упорядоченные и более близкие к местным разг, языкам; надписи 1—4 вв. н. э., пайшачи и чулн-ка-пайшачн; поздняя — апабхранша (ок. 5—10 вв. н. э.). Изолиров. место за
нимает иийя — смешанный сев.-зап. II. документов на кхароштхи из Вост. Туркестана. В классич. пьесах Калидасы, Бхасы и др. языки распределяются по социальному принципу: цари и знатные господа говорят на санскрите, знатные дамы — на шаурасени, простолюдины — иа магадхи, женщины поют на махараштри.
Диал, различия между отд. П. проявляются в ряде фонетич. и морфологич. особенностей. П. имеют ряд характерных черт, отличающих их как от санскрита, так отчасти и от пали. В фонетике: отсутствие слоговых сонантов и дифтонгов; тенденция к открытым слогам (слово может иметь только вокалич. исход); строгие ограничения консонантных сочетаний (допустимы геминаты, группа из гоморганных носового и смычного и нек-рые др.); изменение одиночных согласных в интервокальном положении (ослабление вплоть до исчезновения в махараштри); количеств, характеристика гласного в слоге зависит от закона двух мор. В морфологии: постепенное уменьшение синтетизма; тенденция к унификации типов основ имени и глагола, выразившаяся в сведении всех типов к основам на гласный и разрушении единой глагольной системы в результате утраты личных форм претерита в большинстве П. (в их функции выступают только причастия); неразличение активного и медиального залогов; утрата дв. числа; совпадение ряда падежных форм; усиление влияния местоименной парадигмы на именную. В синтаксисе: тенденция к аналитизму, проявляющаяся в широком употреблении вспомогат. слов для уточнения падежных значений, в сочетаниях причастий со вспомогат. глаголами; при перех. глаголе в прош. вр. употребляется конструкция, пассивная по форме, активная по значению (прообраз будущей эргативной конструкции), при этом причастие выражает вид и род (но не лицо).
Надписи на П. встречаются на брахми, поздней разновидности этого письма — нагари, телинга (на Декане), кхароштхи (Сев.-Зап., Центр. Азия).
* Вертоградова В. В., Структурная типология ср.-инд. фонологич. сис тем. М., 1967; ее же. Пракриты, М., 1978; J acobi Н.. Ausgewahlte Erzahlungen in Maharashtri. Zur Einfiihrung in das Studium des Prakrit, Lpz., 1886; Pischel R.. Grammatik der Prakrit-Sprachen, Strassburg, 1900; Woolner A. C.. Asoka text and glossary I—II. Calc.. 1924; его же, Intro-auction to Prakrit, 3 ed.. Lahore, 1939: M e-hendale M. A.. Historical grammar of inscriptional Prakrits. Poona, 1948; В 1 о c h J., Les inscriptions d'Asoka, P., 1950; его же, L'Indo-Aryen du Veda aux. temps moder-nes. P., 1934; Sen S., Historical syntax of middle Indo-Aryan, Calc., 1953; К a t-r e S.‘, Prakrit languages and their contribution to Indian culture, Poona. 1964.
Paiasaddamahannavo. A comprehensive Prakrit-Hindi dictionary, by T. Sheth. Calc., 1928.	T. Я. Елизаренкова.
ПРАФОРМ A — см. Архетип.
ПРАЯЗЬ'Ж (язык -основа) — язык, из диалектов к-рого произошла группа родственных языков, иначе называемая семьей (см. Генеалогическая классификация языков). С т. зр. формального аппарата сравнительно-исторического языкознания каждая единица П. (фонема, морф, словоформа, сочетание слов или синтаксич. конструкция) задается соответствием между генетически тождественными элементами отд. языков, происходящих из данного П. Напр,, в индоевроп. П. фонема * Ьь задается соответствием
ПРАЯЗЫК 391
между др.-инд. bh, др.-греч. <p (-*ph), лат. f- (в позиции в начале слова), герм. Ь-, слав. Ь- и т. п. Поэтому в концепции, созданной Ф. де Соссюром и развитой А. Мейе, каждая фонема (как и др. единицы) П. может считаться сокращенной записью строки в таблице соответствий между фонемами (нли др. единицами) П. и заменяется порядковым номером строки в такой таблице (матрице). Этот подход представляет значит, интерес для проведения полной формализации процедур реконструкции П., в частности, с целью использования ЭВМ для восстановления П.
При содержат, истолковании П. он рассматривается как язык, соответствующий универсальным типологич. закономерностям, выведенным на основании др. известных языков, и существовавший в реальном пространстве и ист. времени в соотнесении с определ. социумом. Для проверки реальности такого подхода к П. особенно важны случаи, когда к одному и тому же П. удается приблизиться как с помощью реконструкции на основании системы соответствий между языками, возникшими из него (напр., романскими), так и по письм. источникам (нар. латыни, являющейся романским П.). П. ром. группы языков — разг. лат. язык может, в свою очередь, происходить от диалекта италийского П., к-рый возводится к диалекту иидоевроп. П. Последоват. возведение всех известных больших семей языков мира (таких, как индоевропейская) к праязыкам, в свою очередь восходящим к диалектам праязыка макросемьи (напр., ностратической, см. Ностратические языки) позволяет свести все семьи языков мира к неск. П. больших макросемей. Согласно гипотезам моногенеза (см. Моногенеза теория) и глоттогенеза, эти П., в свою очередь, произошли из диалектов одного П. Homo sapiens sapiens, существовавшего со времени его появления (от 100 до 30 тыс. лет назад), тогда как П. отд. макросемей существовали во временном интервале, значительно более близком к историческому (порядка 20—10 тыс. лет назад), а праязыки отд. семей, выделившихся из макросемей,— в еще более близком временном интервале, меньшем, чем один десяток тыс. лет. Т. о., П. является ист. понятием, и существует иерархия праязыков по времени их разделения на диалекты: П., раньше разделившийся, мог позднее дать диалект, из к-рого развивается П., позднее ставший основой для семьи языков, один из диалектов к-рой, в свою очередь, дает основание нек-рой семье языков, и т. п. Эта схема последоват. дихотомии, разделения П. реально осложняется процессами ареального взаимодействия, смешения и креолизации родств. диалектов и языков.
Одной из альтернативных гипотетич. интерпретаций П. может быть (хотя бы в нек-рых случаях) истолкование П. как креольского П., возникшего при смешении неск. языков в условиях двуязычия (ср. идею Н. С. Трубецкого об индо-европ. праязыке).
* Мейе А., Сравнит, метод в ист. яз-знании, пер. с франц., М., 1954; Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В., Иидоевроп. язык и индоевропейцы, т. 1 — 2. Тб., 1984; Трубецкой Н. С., Мысли об нндоевроп. проблеме, в его ки.; Избр. труды по филологии, М., 1987; Schlerath В. von, 1st ein Raum/ Zeit-Modell fiir eine re-konstruierte Sprache moglich?, л Zeitschrift
392 ПРЕВЕРБ
fiir vergleichende Sprachforschung». 1981, Bd 95, H. 2, S. 175—202; Strunk K., Stamm-baumtheorie und Selektion, в кн.: Logos Semantikos, v. 2—Sprachtheorie und Sprach-philosophie, B.— N. Y.— Madrid, [19811, S. 159-^0.	Вяч. Вс. Иванов.
ПРЕВЕРБ (от лат. prae — впереди и verbum — слово) — см. Аффикс.
ПРЕДИКАТ (от позднелат. praedica-tum — сказанное) — термин логики и языкознания, обозначающий конститутивный член суждения — то, что высказывается (утверждается или отрицается) о субъекте, tl. находится к субъекту в предикативном отношении (см. Предикация, Предикативность), способном принимать отрицание и разные модальные значения. Понятие предикативного отношения шире, чем понятие П., к к-рому предъявляются определ. семантич. требования: П.— не всякая информация о субъекте, а указание на признак предмета, его состояние н отношение к др. предметам. Значение существования не считается П., а предложения типа «Пегас (не) существует», согласно этой точке зрения, не выражают суждения. Не составляет П. указание на имя предмета («Этот мальчик — Коля») и на его тождество самому себе («Декарт и есть Картезиус»). В ряде совр. направлений логики понятие П. было заменено понятием пропозициональной функции, аргументы к-рой представлены актантами (термами) — субъектом и объектами.
В яз-знании для нек-рых языков (в зап.-европ. терминологии, системах) термин <П.» был использован при обозначении состава предложения, соответствующего сообщаемому, а также «ядер-ного» компонента этого состава (англ, predicate, франц, predicat, исп. predi-cado, итал. predicate). Для др. языков (напр., славянских) этот термин был заменен калькой «сказуемое», что позволило избежать терминологии, смешения логич. и грамматич. категорий, но ие исключен из лингвистич. обихода. С термином сказуемое ассоциируется прежде всего формальный аспект этого члена предложения, с термином <П.» — его содержат, аспект. Поэтому принято говорить о формальных типах сказуемого (ср. глагольное, именное сказуемое), ио о семантич. типах П. Выделяются: таксономии. П., указывающие на вхождение предмета в класс («Это дерево — ель»); реляционные П., указывающие на отношение данного объекта к др. объектам («Петр — отец Насти»); характеризующие П., указывающие на дииамич. и статнч., постоянные и преходящие признаки объекта («Мальчик бежит», «Мальчик — ученик», «Он учит физику», «Он устал», «Ему скучно». В этом разряде особое место занимают оценочные П.: «Климат здесь скверный»); П. временнбй и пространств. локализации («Сейчас полдень», «Павел дома»). Разные типы П. могут быть представлены в языке синкретически. Перех. глаголы обычно выражают не только определ. отношение между предметами, но также характеристики этих предметов с т. зр. данных отношений.
П. могут быть классифицированы и по др. основаниям. В зависимости от типа субъекта различаются П. низшего порядка (относящиеся к материальным сущностям) и высшего порядка, характеризующие разные виды нематериальных объектов, среди к-рых наиболее резко противопоставлены П., относящиеся к событийному субъекту, и П., характеризующие пропозициональ
ный субъект (ср.: «Этот случай произошел вчера» — «То, что этот случай произошел вчера, сомнительно»). По кол-ву актантов П. делятся на одноместные («Ель — зелена»), двухместные («Ель заслоняет нору»), трехместные («Ель заслоняет нору от охотника») и т. д. Ю. С. Степанов разделяет П. по степени производности в системе языка на перао-порядковые, т. е. непроиэводные («Мальчик учится»), П. второго порядка, т. е. производные от первых («Мальчик — ученик»), третьего порядка, т. е. производные от вторых («Это — лишь ученичество») и т. д.
* Клини С., Введение в метаматематику, пер. с англ., М., 1957; Карри X. Б., Основания матем. логики, пер. с англ., М.. 1969; Панфилов В. 3., Взаимоотношение языка и мышления. М., 1971; Алисова Т. Б., Очерки синтаксиса итал. языка, М., 1971; Аристотель. Соч., т. 2, М., 1978; Арутюнова Н. Д., Сокровенная связка. (К проблеме предикативного отношения), Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1980, т.39, № 4; Д е м ь я н к о в В. 3.. Предикаты и концепция семантич. интерпретации, там же; Кибрик А. Е., Предикатно-аргументные отношения в семантически эргативных языках, там же; Степанов Ю. С., Имена. Предикаты. Предложения, М., 1981; Sandmann М., Subject and predicate, Edinburgh, 1954; Moore G. E., Philosophical papers. L. —N. Y., 1959.	И. Д. Арутюнова,
ПРЕДИКАТИВ — см. Части речи.
ПРЕДИКАТЙВНОСТЬ — синтаксическая категория, определяющая функциональную специфику основной единицы синтаксиса — предложения', ключевой конституирующий признак предложения, относящий информацию к действительности и тем самым формирующий единицу, предназначенную для сообщения; категория, противопоставляющая предложение всем другим единицам, относящимся к компетенции синтаксиса. В ряду синтаксич. конструкций, имеющих общий объект обозначения (объединенных содержат, инвариантом), напр. «летящая птица», «полет птицы» и «птица летит», последний способ обозначения этого объекта обладает особым функциональным качеством — П.
Выражая актуализированную отнесенность к действительности, П. отличает предложение и от такой единицы языка как слово: предложение «Дождь!» с особей интонацией, в отличие от лексич. единицы «дождь», характеризуется тем, что в его основе лежит отвлеченный образец, обладающий потенциальной способностью относить информацию в план настоящего, прошедшего или будущего времени («Дождь!» — «Был дождь» — «Будет дождь»).
В иерархии признаков, конституирующих предложение как специфич. единицу языка, П. является признаком наивысшей ступени абстракции. Сама модель предложения, его отвлеченный образец (структурная схема) обладает такими грамматич. свойствами, к-рые позволяют представить сообщаемое в том или ином временном плане, а также модифицировать сообщаемое в аспекте реальность / ирреальность. Главным средством формирования П. является категория наклонения, с помощью к-рой сообщаемое предстает как реально осуществляющееся во времени (настоящем, прошедшем или будущем), т. е. характеризуется временной определенностью, или же мыслится в плане ирреальности — как возможное, желаемое, должное или требуемое, т. е. характеризуется временной неопределенностью. Дифференциация этих признаков сообшаемого (временная определенность / неопределенность) опирается на
противопоставление форм изъявит, наклонения формам ирреальных наклонений (сослагат., условного, желат., побудит., долженствовательного).
П., как неотъемлемый грамматич. признак любой модели предложения и построенных по этой модели конкретных высказываний, соотносительна с объективной модальностью. Формируя одну из пентр. единиц языка и представляя наиболее значимый — истинностный — аспект сообщаемого, П. (как и объективная модальность) является языковой универсалией .
Представление о сущности П. (как и сам термин) не является однозначным. Наряду с концепцией В. В. Виноградова («Некоторые задачи изучения синтаксиса простого предложения», 1954) и его школы («Грамматика русского языка», т. 2, 1954; «Русская грамматика», 1980; см. Виноградовская школа) термином «П.» обозначают также свойство сказуемого как синтаксич. члена двусоставного предложения (предикативный значит 'сказуемостный, характерный для сказуемого'). Понятие П. входит в состав синтаксич. понятий «предикативная связь», «предикативные отношения», к-рыми обозначают отношения, связывающие подлежащее и сказуемое, а также отношения логич. субъекта и предиката; в таком употреблении II. осмысляется уже не как категория наивысшей ступени абстракции (присущая модели предложения как таковой, предложению вообще, независимо от его состава), а как понятие, связанное с уровнем членения предложения, т. е. с такими предложениями, в к-рых может быть выделено подлежащее и сказуемое.
П. называют также общее, глобальное логич. свойство всякого высказывания, а также свойство мысли, ее направленность на актуализацию сообщаемого. Этот аспект понятия П. соотносителен с понятием предикации, основным свойством к-рой принято считать отнесенность к действительности, и с понятием пропозиция, отличит, чертой к-рой считается истинностное значение.
* Виноградов В. В.. Нек-рые задачи изучения синтаксиса простого предложения. ВЯ, 1954. № 1; Грамматика рус. языка, т. 2. Синтаксис. М., 1954; Стеблин-Каменский М. И.. О предикативности, Вестник ЛГУ, 1956. № 20; Ад мо ни В. Г., Двучленные фразы в трактовке Л. В. Щербы и проблема предикативности. НДВШ, ФН. I960, № 1; Панфилов В. 3.. Взаимоотношение языка и мышления. М., 1971; Ломтев Т. П., Предложение и его грамматич. категории. М.. 1972; Общее яз-знание. Внутр, структура языка. М., 1972; Кацие л ь сон С. Д.. Типология языка и речевое мышление. Л., 1972; Арутюнова Н. Д.. Предложение и его смысл. М., 1976; Рус. грамматика, т. 2. Синтаксис. М.. 1980; Степанов Ю. С.. Имена. Предикаты. Предложения. М., 1981. М. В. Ляпон. ПРЕДИКАЦИЯ (от лат. praedicatio — высказывание) — одна из трех основных функций языковых выражений (наряду с номинацией и локацией), акт соединения независимых предметов мысли, выраженных самостоятельными словами (в норме — предикатом и его актантами), с целью отразить «положение дел», событие, ситуацию действительности; акт создания пропозиции. П. разделяется на 2 этапа. 1-й этап (П. в узком смысле) — создание пропозиции, соединение смыслов более элементарных языковых выражений — незавершенная П.;	2-й этап
(П. в широком смысле) — утверждение или отрицание (истинности или ложности) пропозиции относительно дейст
вительности — завершенная П.
Незавершенная П. находит отражение в языке как общая часть (имеющая вид предложения) нескольких связанных по смыслу предложений — утвердительного, отрицательного, вопросительного, побудительного, истинного или ложного, напр.: «Он пришел», «Нет, он не пришел», «Пришел ли он?», «Хоть бы он пришел!», «Я хочу, чтобы он пришел», «Неверно, что он пришел». Пропозиция «он пришел» по поверхностной структуре совпадает с утвердит, предложением «Он пришел», к-рое, однако, в глубинной структуре имеет вид «Верно. что — Ои пришел».
Завершенная П. находит отражение в языке в виде полных самостоят. предложений, напр. каждое из вышеприведенных предложений целиком. Для выражения незавершенной П. в развитых языках имеются специфич. формы, такие, как оборот вин. п. с инфинитивом (accusativus cum infinitivo) в индоевроп. языках, напр. лат. Legem brevem esse oportet ‘Подобает, чтобы — Закон был краток (закону быть кратким)’, разл. причастные обороты и т. п. Наиболее развитой формой незавершенной П. является придаточное предложение с союзом типа рус. «что» после глаголов пола-гаиия, веры (верю, что: думаю, что), восприятия (вижу; что), сомнения (сомневаюсь, что, чтобы), чувства (радуюсь, что) и т. п.
Языковые формы П. принадлежат не к.-л. одному члену предложения, а предложению в целом. Поэтому существуют (и, по-видимому, являются древнейшими) формы П. без глагола, в виде двух соположенных имен, то есть т. наз. именного предложения: др.-рус. «Грех сладко, а человек падко», лат. Varium et mutabile semper femina ‘Изменчиво и непостоянно всегда женщина', где П. выражает вневременную, «сущностную» связь понятий. В глагольном предложении к П. как вневременной связи присоединяются показатели и смыслы двух других функций языковых выражений — номинации (показатель способа бытия — сама лексема глагола) и локации (показатели времени, места, лица, наклонения и т. д.), к-рые группируются вокруг глагола, образуя «глагольный комплекс» предложения.
В теоретич. лингвистике существует 2 осн. подхода к П.: 1) П. рассматривается как функция предложения в целом, а ее показатели, «морфемы спряжения»,— как принадлежность не глагола, а предложения (Л. Ельмслев. Э. Бенвенист и др.). П. отделяется от «сказуемости». Этот подход представляется наиболее перспективным; 2) П. рассматривается как функция «глагольного комплекса» и отождествляется со «сказуемостью» (И. И. Мещанинов). В обоих подходах созданы (различающиеся) типологии П.
Типология П. при первом подходе: 1) первичная именная синтагма, соположение двух имен типа рус. «Воин-победитель», «Царь-девица». «Тур — золотые рога»; 2) именное предложение «сущности», вневременное, типа др.-рус. «Грех сладко...»: 3) именное предложение «существования», локализованное во времени, типа рус. «Этот воин — победитель». Исторически позднее в предложения 2-го и 3-го типов вводится глагол-связка «быть», при этом, как свидетельствуют древние языки, напр. др.-греческий, в предложениях «сущности» этот глагол является безударным, энклитическим, а в предложениях «существования» — ударным; 4) глагольное предло
жение, где вторым членом является глагол; если глагол вводится иа место связки в именное предложение, то он добавляет к значению связки собств. значение номинации способа бытия, напр. рус. «Воин вышел (стал, оказался, показался и т.д.) победителем».
Типология П. при втором подходе связывается с развитием глагола и суммарно совпадает со строем глагольного предложения в порядке «стадий» его развития: 1) инкорпорированная структура, 2) аморфный строй, 3) морфологически оформленные члены предложения.
Внешними, формальными показателями П. выступают обычно иконические знаки, «изображающие» самой своей формой идею соединения понятий: интонация законченного высказывания; повторы показателей субъекта или объекта или того и другого при глаголе (см. Спряжение)', повторы классных показателей, напр. в языках банту; в частном случае — повторы родовых показателей, как в индоевроп. языках, напр. рус. «Этот стакан — голубой», «Эта чашка — голубая», «Небо — голубое»; повторы превербов (префиксов глагола) — предлогов, как в древнейшем строе индоевроп. предложения, ср. также рус. «Он отъехал от крыльца», «Он подъехал под арку», в архаическом типе индоевроп. предложения преверб способен сам по себе быть носителем П., ср. литов. Аг pa-zjsti j j? — Ра, букв.— ‘Ты познакомился с ним?— По’(в значении утверждения); повторы соотносит, частиц типа рус. «кто... тот и», «куда... туда» и т. п.
Понятие П. было известно еще антич. логикам, но они рассматривали ее в аспекте не столько акта, сколько результата, в виде десяти категорий (у Аристотеля), или предикаментов (лат. praedica-mentum): позже — в виде пяти классов, или типов, предикатов, «предикабилий» (praedicabilium), у Порфирия. Стоики создали понятие «лектбн», к-рое с совр. точки зрения можно охарактеризовать как «пропозициональный концепт», «пропозициональное понятие», сложное понятие, соотв. содержанию пропозиции, в отличие от простых понятий, выражающихся отд. словами; «лектон» (как и пропозиция) не является ии истиной, ни ложью, может соответствовать и тому и другому, в зависимости от соотнесения с действительностью. К понятию «лектон» стоиков имеется аналог в учениях др.-инд. логиков в виде понятия jnanani 'знание', к-рое, участвуя в логич. выводе (силлогизме), отражает то, что есть в мире, но не является ни утверждением, ни отрицанием, ни истиной, ни ложью.
В ср.-век. схоластич. логике уже оформляется понятие П. как акта познания (apprehensio complex, или complexio ‘соединение, сложение’), в отличие от понятия П. как акта простого усмотрения вещи (apprehensio simplex). «Соединение» отражает то, что во внеш, мире выступает соединенным и ие может быть представлено простым понятием. Результат акта П. характеризовался как «внутр, слово», «слово сердца» (verbum mentale. verbum cordis).
После длит, перерыва традиции учения схоластов нашли разл. продолжение в логике Ч. С. Пирса и логич. системе Б. Рассела. По Расселу, «вещи» именуются отд. словами, а «факты», или «события», не могут быть вообще поименованы, они выражаются особой языковой формой — пропозицией, т. е. П.
ПРЕДИКАЦИЯ 393
Хотя в ср.-век. логике были разработаны детально виды П. (деноминативная, прямая, сущностная, формальная, естественная и др., к-рые использовал впоследствии Пирс), одиако П. в целом понималась только как утверждение или отрицание признака (предиката) относительно субстанции (субъекта), по формуле «S есть Р». С совр. точки зрения она расчленяется на три осн. типа: 1) множество включается в множество (э); 2) элемент включается в множество (е); 3) устанавливается эквивалентность ( = ), т. е. П. сводится к значениям глагола-связки «быть». В узком смысле только эти операции наз. в логике П.
В совр. логике понятие П. (часто уже без применения термина «П.») расширено, в него включаются многоместные предикатные отношения типа «быть родственником», «быть ближе к..., чем к...» и т. п., к-рые гораздо полнее отвечают П. в естеств. языках.
• Берка К.. Функции глагола «быть» с т. зр. совр. формальной логики, в кн.: Ло-гнко-грамматич. очерки, М., 1961; Панфилов В. 3.. Грамматика и логика. М, —Л., 1963; Степанов Ю. С.. Се-мнотич. структура языка. (Три функции и три формальных аппарата языка), Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ. 1973, т. 32, в. 4; Бенвенист Э., Именное предложение, в его кн.: Общая лингвистика, пер. с франц., М., 1974; Категории бытия и обладания в языке. М.. 1977; Арутюнова Н. Д., Сокровенная связка (к проблеме предикативного отношения), Изв. АН СССР. сер. ЛиЯ, 1980, т. 39, ». 4; Мещанинов И. И., Глагол, Л.. 1982; Лосев А. Ф., Учение о словесной предметности [лектон] в яз-зна-нии антич. стоиков, в его кн.: Знак. Символ, Миф, М., 1982; Семантич. типы предикатов, М.. 1982; Н j е 1 m s 1 е v L., Le verbe et la phrase nominate, в кн.: Melanges de phi-lologie, de litterature et d’histoire anciennes offerts «I J. Marouzeau..., P., 1948; Guiraud Ch.. Nouvelles reflexions sur la phrase nominaie, ZVS, 1976, Bd 90, H. 1 — 2: Nuchelmans G,, Late-Scholastic and humanist theories of the proposition. Amst.— Oxf.— N. Y., 1980; его же, Judgment and proposition. From Descartes to Kant, Amst.— Qxf.— N. Y., 1983. Ю. С. Степанов. ПРЕДЛОГ (калька греч. prdthesis, лат. praepositio) — разряд служебных, морфологически неизменяемых слов, выражающих различные отношения между зависимыми и главными членами словосо-чстания и осуществляющих подчинительную синтаксическую связь внутри словосочетания и предложения. П. употребляются во мн. языках (напр., индоевропейских, семитских и др.).
Благодаря наличию П. даже такие сочетания слов, к-рые по смыслу соотносимы с сочинительными («сосед с женой» ‘сосед и его жена’, «мы с Иваном» ‘я и Иван’ и т. п.), оказываются организованными на основе синтаксич. подчинения.
Каждый П. характеризуется только ему присущей совокупностью значений: напр., в рус. яз. предлог «в» передает конкретно-пространств. отношения («быть в комнате», «войти в комнату»), конкретно-временные отношения («приехать в три часа»), употребляется при обозначении перехода из одного состояния в другое («превратить в развалины») и т. д. Значения П. составляют совокупность его семантич. реализаций (вариантов), или его семантич. структуру. Компоненты семантич. структуры П. одни исследователи называют лексическими, другие — грамматич. значениями; однако термин «лексич. значение» используется для наименсваиия предметов, свойств, действий и т. п., П. же передает
394 ПРЕДЛОГ
отношения и лишен способности к такого рода номинации. Термин «грамматич. значение» носит обобщающий характер и непосредственно не соотносится с понятием конкретной семантич. структуры языковой единицы. Вопрос о терминология. обозначении компонентов семантич. структуры П. является, т. о., дискуссионным. Большинство П. характеризуется многозначностью, к-рая, в свою очередь, создает условия для широкого развития синонимии П., ср. рус. «у дома», «около дома», «возле дома», франц. 1'amour pour son pays, 1’amour de son pays ‘любовь к своей стране’ и г. п.
В значениях П. отражается семантич. взаимодействие служебного слова и соединяемых им самостоят. слов; напр., П. «в» реализует пространств, значение направленности преим. при замещении позиции гл. члена словосочетания глаголом направленного движения (нередко с омонимичным П. префиксом): «внести в дом»,«войти в доверие» и т. п. Вместе с тем П. может выступать как своеобразный показатель лексич. значения самостоят. слова, ср. рус. «принять от» ( =‘получить’),«принять за» (^ошибиться относительно кого-либо’), англ, to look at ‘смотреть на...’, to look after 'присматривать за...', фраиц. penser а ‘думать о...’, penser de 'иметь мнение о...' и т. п.
Сочетаемость каждого значения П. отмечена семантич. избирательностью (ср. «войти в доверие» при невозможности сочетаний «внести в доверие» или «войти в недоверие»). Выбор П. диктуется правилами семантич. согласования, характером внеязыковых отношений объектов действительности и требованиями речевого узуса, ср. «пойти в музей», но «пойти на выставку».
Вместе с П. чаще всего употребляются существительные и местоимения. Наречия, сочетаясь с П., подвергаются известной субстантивации: «отложить на завтра» (т. е. на завтрашний день). П. также способны субстантивироваться: «Он изложил все за» (т. е. доводы в пользу чего-либо). В ряде языков, в частности романских, П. употребляются с инфинитивом, ср. франц. Je te conseille de partir ‘Я советую тебе уйти’. Субстантивации инфинитива в таких случаях не происходит, а П. в большей или меньшей степени десемантизируется, что создает условия для употребления в одних и тех же контекстах П., являющихся в своих первичных значениях антонимами (ср., напр., франц, а ’к’ и de ‘от’), к-рые способны оформлять инфинитивное дополнение одних и тех же глаголов: commen-сег а/de faire quelque chose 'начать делать что-либо’.
По своей грамматич. функции П. соотносим с категорией падежа. В тех языках, где есть склонение существительных, П., сочетаясь с определ. падежом, усиливает его значение. В тех языках, где склонение существительных как система морфологич. форм отсутствует, П. берут на себя функции падежей, ср. pvc. «дом его друга» и англ, the house of his friend, франц, la maison de son ami. Ha этом основании иногда говорят о предложном, или аналитическом, склонении, но вопрос этот относится к числу спорных. Сторонники точки зрения, в соответствии с к-рой термин «склонение» может быть распространен на предложные структуры, основываются на тождестве грамматич. функций падежей и П. и передаваемых ими отношений. Ученые, выступающие против такой интерпретации предложных структур, подчеркивают
разл. характер способа языкового выражения: в одном случае это изменение формы слова (падеж — категория морфологическая). в др. случае — употребление служебного элемента, не входящего в состав слова.
В совр. языках имеются П. первичные, исконные с генетич. точки зрения для данного языка, и вторичные, производные от др. частей речи. И те и другие могут быть простыми (напр.. в рус. яз.: «в», «на», «от», «по», «с» и др.; «путем», «благодаря» и т. п.) пли сложными, составными («из-за», «несмотря на» и т. п.). Состав П. постоянно пополняется за счет др. частей речи.
Обычно П. стоят перед зависимым словом словосочетания; в нек-рых случаях они, однако, могут находиться в постпозиции, как, напр., нем. entlang ‘вдоль’, wegen ‘из-за’, 'ради' и др.: wegen der Kinder, но и der Kinder wegen ради детей’; ср. также рус. «ради дружбы» и «дружбы ради». При этом ие происходит изменения смысла П. и словосочетания в целом. В ряде языков (напр., в тюркских) служебные слова, выполняющие аналогичные функции в словосочетании, всегда находятся в постпозиции (см. Послелог).
П., имеющие разное значение, могут сочетаться друг с другом (ср. рум. ре masa ‘на столе’ и de ре masa 'со стола’); в большинстве подобных случаев они располагаются контактно. Иногда происходит нейтрализация различий в значении, и тогда П. семантически как бы подкрепляют друг друга; в таких случаях возможно их дистантное расположение; в нем. яз. оно принимает вид предложной рамки, замыкающей существительное (ср. von Jugend auf ‘смолоду’, ‘с ранних лет’). В нек-рых языках существуют т. наз. разделыюоформленные П., или предложные обороты устойчивого типа, опорным словом к-рых является существительное или инфинитив и значение к-рых связано с семантикой их именного или глагольного компонента, напр. англ, in spite of 'несмотря на’, франц, a cote de ‘рядом с’, a partir de ‘начиная с’ и т. п. Способность тех или иных существительных и инфинитивов выступать в качестве семантич. основы раздельнооформленных П. определяется наличием в их значении релятивного признака (указания на субъектно-объектные, локальные и др. отношения).
П., как правило, безударны; ударение ставится на них лишь в особых случаях, Напр. в застывших выражениях типа рус. «нз лесу», при логич. акцентуации П. («ищи на столе, а не под столом») п при их самостоят. использовании (транспозиция в наречия): «Я против!», франц. Je n’ai rien contre 'ничего не имею против’ и т. п. В англ. яз. П. может иметь ударение, не транспонируясь при этом в наречие: What are you sitting on? — I am sitting on a bench ‘На чем вы сидите?’— ‘Я сижу на скамейке’.
В составе предложения П. не занимают самостоят. синтаксич. позиции и ие являются самостоят. членами; оии составляют с зависимым словом единую синтаксич. группу, в т. ч. в случае дистантного расположения П. по отношению к зависимому слову.
П. относят к служебным частям речи или называют частицами речи. Иногда их вообще не включают в классификацию по частям речи, и в этом случае они рассматриваются как особый класс слов, выполняющих служебную функцию. Выделение П. в составе частей речи восходит к антич. яз-зианию. В антич. и
ср.-век. грамматиках п состав П. включались и префиксы, что отражалось в рус. грамматич. традиции вплоть до кон. 19 в.
Ф Ше н дел ьс Е. И., Грамматика нем. языка. 3 изд.. М., 1958; Будагов Р. А.. Введение в науку о языке. 2 изд.. М.. 1965; Щерба Л. В., О частях речи в рус. языке, в его кн.: Языковая система и речевая деятельность. Л.. 1974; Мещанинов И. И., Члены предложения и части речи. Л.. 1978; Шведова Н. Ю., Предлоги, в кн.: Рус. грамматика, т. 1. М.. 1980; Иванова И. П., Бурлакова В. В.. Почепцов Г. Г.. Теоре-тич. грамматика совр. англ, языка. М., 1981; Астафьева Н. И., Киселев И. А., Кравченко 3.	Ф.,
Совр. рус. язык. Служебные части речи. Модальные слова. Междометия, 2 изд., Минск. 1982; Рейман Е. А., Англ, предлоги. Значения и функции. Л., 1982; Тер-Авакян Г. А., Значение и употребление предлогов во франц, языке. М.. 1983.	Т. А. Репина,
ПРЕДЛОЖЕНИЕ — одна из основных грамматических категорий синтаксиса, противопоставленная в его системе слову (и словоформе) и словосочетанию по формам, значениям и функциям (назначениям). В широком смысле это любое — от развернутого синтаксич. построения (в письм. тексте от точки до точки) до отд. слова или словоформы — высказывание (фраза), являющееся сообщением о чем-либо и рассчитанное на слуховое (в произнесении) или зрительное (на письме) восприятие. П. может быть простым или сложным. В узком, собственно грамматическом, смысле простое П.— это такая единица сообщения, к-рая, будучи образована по специально предназначенному для этого грамматич. образцу, обладает значением предикативности (т. е. категорией, к-рая целым комплексом формальных синтаксич. средств соотносит сообщение с тем или иным определ. пли неопредел, временным планом действительности) н своей собственной семантич. структурой, обнаруживает их в системе формальных изменений и имеет определ. коммуникативную задачу, выражающуюся интонацией и порядком слов (см. Актуальное членение предложения). Осн. характеристиками простого П. являются: его синтаксич. структура, формирующаяся определ. словоформами (компонентами предикативной основы П.) в их отношении друг к другу; его семантич. структура; порядок слов и интонация; члены предложения как компоненты предикативной основы П. или ее распространители.
В зависимости от цели сообщения П. могут быть повествовательными, вопросительными или побудительными; при парадигматич. подходе к П. как к единице, обладающей формоизменением, возможна и более детальная классификация П. по цели высказывания, охватывающая также П. со значениями сослагательности, условности, желательности, долженствования. Простое П. как элементарная синтаксич. конструкция (т. наз. нераспространенное П.) состоит из двух (реже — более) форм слов (конституирующих компонентов), объединенных друг с другом специфическим, существующим только в П. синтаксич. отношением (т. наз. предикативным), либо, реже, из одной формы слова (напр., «Ученик пишет», «Воды прибывает», «Простить значит забыть», «Ночь», «Светает»). П. может быть распространено (т. наз. распространенное П.) по правилам присловных связей — согласования, управления, примыкания, либо словоформами, распространяющими П. в целом (детерминантами)-, напр., «Для
нее простить значит забыть», «На Камчатке сейчас уже ночь», либо причастными, деепричастными и др. оборотами, либо спец, распространяющими формами слов, союзными сочетаниями и др.
Элементарный отвлеченный образец, по к-рому строится простое нераспространенное П., составляет его предикативную основу (структурную схему), структурный образец. Эти образцы классифицируются по разным основаниям: од-нокомпонентиые и двухкомпонентные, свободные и ограниченные со стороны лексич. состава, имеющие или не имеющие парадигматич. характеристики, не-фразеологизированные и фразеологизиро-ваиные. Каждый язык имеет свою систему таких структурных образцов. Отд. образцы в разных языках могут совпадать, но системы в целом всегда различаются. Напр., для индоевроп. языков характерны т. наз. двухкомпонентные структурные образцы, содержащие сказуемое, т. е. глагол в личной форме (илн форму др. слова в той же позиции), и подлежащее, т. е. форму им. падежа имени или инфинитив (реже др. словоформу в той же позиции). Сказуемое всегда обозначает осуществляющийся во времени предикативный признак (действие, состояние, свойство, качество), а подлежащее — субъект, т. е. носителя или производителя этого признака (при распространении П. значение субъекта может перемещаться и сосредоточиваться в распространяющей словоформе, ср. «Ложь возмущает», где «ложь» — субъект, а «возмущает» —его свойство, и «Учйтеля возмущает ложь», где субъектом состояния уже является «учитель»). Индоевроп. языкам принадлежат и др. образцы простого П., вт. ч. однокомпонентиые (состоящие или из одного компонента, или двухкомпонентиые, но не членящиеся на подлежащее и сказуемое). Структурные образцы лежат в основе конкретных П., напр.: «Ученик пишет», «Наступила ночь», «Теплится надежда»— эти П. постпоены по одному глагольно-именному образцу; «Сын — рабочий», «Москва — столица», «Ель — дерево» — по двухименному образцу; «Светает», «Вечереет», «Сквозит» — по глагольному образцу; «Ночь», «Зима» — по собственно именному образцу. Присутствие глагола в структурной основе П. ие обязательно. Существует мн. типов П., строящихся без участия глагола, средствами собственно имен.
П. совмещает в одной своей грамматич. форме иеск. значений разных ступеней абстракции. Во-первых, сам структурный образец П. имеет отвлеченное значение, общее для всех П., т. наз. предикативность. Значение предикативности, заложенное в образце, переносится в конкретное П. и модифицируется в парадигме П., т. е. в разных его синтаксич. формах, выражающих значения реальности и ирреальности. Однако в конкретных П. на значение предикативности накладывается новое, иного качества значение, идущее от компонентов предикативной основы и от их отношений, а также от лексич. семантики слов, заполнивших позиции в П. (напр.: «Ученик пишет» = субъект и его активное действие; «Гром гремит» = субъект и его наличие, существование; «Светает» = наличие бессубъектного состояния). Такие значения относятся к семантич. структуре П. Предложения, имеющие разную грамматич. организацию, но близкую семантич. структуру, в нек-рых исследованиях рассматриваются как трансформы, т. е. преобразования одного в другое, напр.
«Наступает вечер»—«Вечереет», «Гремит гром»—«Гром», «Сын учится» — «Сын — учащийся». Кроме значения предикативности и семантич. структуры, в П. присутствует также его функциональное значение, связанное с распределением коммуникативной нагрузки между его членами; это значение выражается актуальным членением предложения и интонацией. Структурная основа П. лишена интонации, но каждое конкретное П. и все его формы и модификации (синтаксич. изменения) обязательно имеют определ. интонацию (интонационный контур).
Исследования 60—80-х гг. 20 в. показали, что П. как грамматич. единица не может изучаться в отрыве от его лексич. наполнения. Лексич. ограничения накладываются почти на все грамматич. образцы П. и иа ми. правила его функционирования (эти ограничения особенно очевидны в языках эргативного и активного строя). Лексич. составом во взаимодействии с грамматич. организацией П. предопределяется его семантич. структура. Т. о., в анализе П. практически снимается бывшее еще до 50-х гг. традиционным противопоставление грамматич. и лексич. аспектов, лексич. фактор становится одним из важнейших в анализе П. как синтаксич. единицы.
П. обладает большим прагматическим (см. Прагматика) потенциалом. Язык представляет говорящему (пишущему) разнообразные возможности выразить в П. свое отношение к предмету речи (включая ее автора), к ситуации, о к-рой сообщается (включая саму ситуацию общения), к адресату. Эта прагматич. триада, реализующаяся в разных П. или полностью, или в какой-то своей части и взаимодействующая с его семантич. структурой, делает П. языковой единицей, обладающей глубоким и неодиосту-пенчатым смысловым строением.
П. как информативная единица обладает большими строевыми и коммуникативными возможностями. Оно несет в себе сообщение, как правило, не изолированно, а в окружении др. сообщающих единиц (предложений, высказываний) и связано с ними содержат., а часто и синтаксич. отношениями. Входя в текст в качестве его структурирующего компонента, П. вместе с др. единицами организует соотв. сверхфразовое единство и соотносит его части друг с другом.
Сложное предложение — это объединение двух (или более) простых П. (или их аналогов) средствами союзов, союзных слов или союзных частиц (в сочетании с определ. интонацией, а часто также и при поддержке лексики) в некое новое синтаксич. образование, части к-рого вступают друг с другом в определ. синтаксич. отношения. При этом одна из частей может претерпевать существенные структурные изменения либо вообще иметь такую формальную организацию, к-рая простому П. не свойственна. В зависимости от того, какие средства связывают части сложного П., эти П. делятся на сложносочиненные (с формально независимыми друг от друга частями) и сложноподчиненные (с главной и придаточной частью); однако внутр, отношения частей и в том и в другом случае часто оказываются не совпадающими с формальной организацией сложного П., и семантич. характеристики сложносочиненных и сложноподчиненных П. перекрещиваются.
ПРЕДЛОЖЕНИЕ 395
И в русской, и в зап.-европ. лингвистике П. и его компоненты долгое время изучались как категории, совпадающие с логич. суждением (см. Логическое направление) и его частями (К. Ф. Беккер, Н. И. Греч, Ф. И. Буслаев) либо с психологии, актом коммуникации (Ф. Ф. Фортунатов, А. А. Шахматов). В изучении П. как собственно языковой, синтаксич. категории, имеющей свои формальные и смысловые (семантические) характеристики, сложилось неск. направлений, связанных: 1) с учением о П. как о сложной неодноуровневой структуре, одновременно репрезентирующей собою неск. ступеней языковой абстракции (В. Матезиус, М. Докулил, Ф. Данеш). В сов. яз-знании такой подход представлен в академии, рус. грамматике (1980), в работах Д. Н. Шмелева, Н. Ю. Шведовой, Ю. С. Степанова и др.; 2) с теорией порождающей грамматики и трансформационного синтаксиса (Н. Хомский, Д. С. Ворт, Р. Ружичка, И. А. Мельчук); 3) с разными учениями о П. как о синтагматич. цепи связей и отношений, об аранжировке слов (И. Рис, Л. Блумфилд, А. В. де Гроот, Л. Теньер и др.); 4) с анализом П. прежде всего как единицы значения (О. Есперсен, Л. В. Щерба); в 60—70-х гг.— в аспекте теории глубинных и поверхностных структур и пропозитивной номинации (А. X. Гардинер, У. Вайнрайх). В 60— 80-е гг. активно исследуются парадигматич. связи и отношения П., организующие их в определ. системы (Ворт, П. Адамец, Т. П. Ломтев, Шведова), а также его содержательное строение (Н. Д. Арутюнова, В. Г. Гак, Г. А. Климов, Е. В. Падучева и др.).
• Виноградов В. В., Осн. вопросы синтаксиса предложения, в его кн.: Исследования по рус. грамматике. М., 1975; П е ш-ковский А. М., Интонация и грамматика, в его кн.: Избр. труды, М., 1959; К у-рилович Е., Осн. структуры языка: словосочетание н предложение, в его кн.: Очерки по лингвистике, М., 1962; Мельничук А. С.. Аспекты общей теории предложения как единицы речи, в ки.: Проблемы яз-знания, М., 1967; Общее яз-знание, ч. 2 — Внутр, структура языка, М.. 1972; Шведова Н. Ю.,О соотношении грамматич. и семантич. структуры предложения, в кн.: Слав, яз-знание. VII Междунар. съезд славистов. Докл. сов. делегации, М., 1973; Падучева Е. В., О семантике синтаксиса. М., [19741; Арутюнова Н. Д., Предложение и его смысл, М., 1976; Языковая номинация, кн. 1— Общие вопросы, кн. 2 — Виды наименований, М., 1977; Климов Г. А., Типология языков активного строя, М., 1977; Адамец П., Образование предложений из пропозиций в совр. рус. языке, Прага, 1978; Степанов Ю. С., Имена. Предикаты. Предложения, М., 1981; Гак В. Г., Теоретич. грамматика франц, языка. Синтаксис. М., 1981; Ries J., Was ist ein Satz?, в его кн.; Beitrage zur Grundlegung der Syntax, H. 3, Prag, 1931; Dane ! F., A Three-level approach to syntax, в кн.: Travaux linguistiques de Prague, v. 1, Prague, 1966. H. Ю. Шведова. ПРЕСУППОЗЙЦИЯ (от лат. ргае — впереди, перед и suppositio — предположение) (презумпция) — термин лингвистической семантики, обозначающий компонент смысла предложения, к-рый должен быть истинным для того, чтобы предложение не воспринималось как семантически аномальное или неуместное в данном контексте. Предложение (1) «Филипп знает, что Нью-Йорк — столица США» семантически аномально, поскольку в его смысл входит в качестве П. ложное суждение
396 ПРЕСУППОЗИЦИЯ
‘Нью-Йорк — столица США’. Компоненты смысла, не являющиеся П., обычно бывают ассертивными.
Понятие «П.» возникло в филос. логике (Г. Фреге, П. Ф. Стросон), где обозначает семантич. компонент предложения (суждения — Р), к-рый должен быть истинным, чтобы предложение (S) имело в данной ситуации истинностное значение, т. е. было либо истинным, либо ложным. Предложение (2) «Филипп знает, что столица США — Вашингтон» является истинным или ложным в зависимости от географии, познаний Филиппа, а предложение (1), с ложной П., не может быть ни истинным, ни ложным, поскольку оно бессмысленно.
П. входят в значение нек-рых семантич. классов слов и синтаксич. конструкций. Так, фактнвные глаголы («знать», «сожалеть» и т. п.) характеризуются П. истинности суждения, выражаемого подчиненной предикацией. Глаголы «удалось», «сумел» имеют П. попытки: «Ему удалось найти новые материалы» включает смысл ‘он прилагал усилия’. Понятие П. используется также при описании семантики частиц («только», «даже», «тоже», «разве»), наречий, союзов и грамматич. категорий (число, вид, время, наклонение, так, во фразе «Не падай!» императив несов. вида несет П. контролируемости действия, ср. «Не упади!»).
Различаются: категориальные П., т. е. ограничения на семантич. сочетаемость,— П. о том, что актант входит в область применимости предиката (во фразе «Про то никто не знал, а знала лишь одна / Высоких тополей тенистая аллея» нарушена П. одушевленности субъекта глагола «зиать»); экзистенциальные П., т. е. П. существования н единственности; онн входят в значение конкретно-референтных именных групп (во фразе «Тот, кто открыл эллиптическую форму планетных орбит, умер в нищете» имеется П. ‘Существовал человек, к-рый открыл эллиптнч. форму планетных орбит’); фактнвные П., как в предложении (1) или (2).
Кроме П. как условия осмысленности и наличия истинностного значения (с е-м а н т и ч. П.) имеется понятие прагматич. П.: предложение S имеет прагматич. пресуппозицию Р, если прн любом нейтральном (т. е. не демагогическом, не ироническом и пр.) употреблении S в высказывании говорящий считает Р само собой разумеющимся или просто известным слушателю. Семантич. П. предложения может не дублироваться соответствующей прагматической. Так, предложение «Бедный Ваня не знал, что в этом лесу водятся волки» в одном из пониманий не имеет прагматич. П., соответствующей придаточному, хотя имеет семантич. П. Прагматич. П. используется при описании семантики актуального членения предложения.
Гл. свойство П. состоит в том, что они не подвергаются отрицанию в обще-отрицат. предложениях, напр. «Он знает, что я вернулся» н «Он не знает, что я вернулся» содержат одну и ту же П. ‘Я вернулся’.
П. отличается от др. неэксплицитных семантич. компонентов предложения — следствий, исходных предположений (вопроса), условий успешности речевого акта, импликатур дискурса, вытекающих нз общих постулатов языкового общения, и пр. Исследуются общие правила «наследования», «насыщения», «погашения» П. и поведение П. в контексте разл. пропозициональных операторов.
• Арутюнова Н. Д., Понятие пресуппозиции в лингвистике, Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1973, т. 32. № 1; Падуче-в а Е. В., Понятие презумпции в лингвистич. семантике, «Семиотика и информатика», 1977, в. 8; е е же, Презумпции и др. виды незксплицитной информации в предложении, «Научно-технич. информация», сер. 2. 1981, № 11; Фреге Г., Смысл и денотат, пер. с нем., «Семиотика и информатика», 1977, в. 8; Кифер Ф., О пресуппозициях, в кн.: НЗЛ. в. 8, М.. 1978; Strawson Р. F., Introduction to logical theory, L.. 1952; Stalnaker R. C,, Presuppositions. «Journal of Philosophical Logic», 1973, v. 4; Syntax and semantics, v. 11 — Presupposition, N. Y.— S. F. - L., 1979: Dinsmore J., The inheritance of presupposition, Amst., 1981 (Pragmatics and beyond, v. 2, № 1).	E. В. Падучева.
ПРЕТЁРИТ (от лат. praeteritus — прошедший) — прошедшее время глагола. При наличии в языке неск. прошедших времен термином «П.» обозначают либо всю их совокупность, либо один определ. тип этих временных форм, обычно — синтетическое прошедшее, преим. выступающее в нарративной (повествовательной) функции. Так, в ряде герм, языков синтетич. П. (нем. ich machte ‘я делал ! сделал’, ich nahm ‘я взял / брал’ ит. д.) противостоит аиалитнч. перфекту (не используемому в связном повествовании) н плюсквамперфекту. В грамматике ряда слав, языков простым П. называют совокупность аориста и имперфекта, а в слав, языках, утративших эти формы, иногда говорят о новом «универсальном (общем) П.», развившемся из перфекта. В истории ряда нндоевроп. языков отмечается оттеснение и даже полная утрата синтетич. П. и замена его формами перфекта, расширившего свои функции.
• См. лит. при статьях Время. Имперфект. Аорист.	Ю. С. Маслов.
ПРЕФИКС (от лат. praefixus — прикрепленный впереди) — см. Аффикс.
ПРИБАЛТИЙСКО-ФЙНСКИЕ ЯЗЫКИ — одна нз ветвей финно-угорской семьи языков (см. Финно-угорские языки). Исконная терр. распространения — Эст. ССР, часть Латв. ССР, Финляндия, Карел. АССР, Ленингр. обл. Топонимия П.-ф. я. встречается восточнее Чудского оз. и в Архангельской обл. Общее число говорящих ок. 6 мли. чел., из них 98% — финны и эстонцы.
П.-ф. я. делятся на 2 группы: северную, куда входят финский, карельский, вепсский, ижорский языки, и ю ж-н у ю, куда входят водский, эстонский, ливский языки. Для фонологии, систем П.-ф. я. характерно наличие гласных фонем а, о, и, а, е, i, о, й; в языках юж. группы имеется гласный среднего ряда среднего подъема е (6 — в эст. орфографии). В карел., вепс., ижор. и вод. языках есть гласный верхнего подъема среднего ряда i (вариант i или компонент дифтонгов ia, ii). Общераспространенные согласные фонемы — р, t, k, v, Sj j, h, m, n, 1, г. Согласные b, d, g, d, 3> 3> f> 8, z, i, n, а также палатализов. согласные в нек-рых языках или диалектах отсутствуют как фонемы (т. е. категории глухости / звонкости, твердости / мягкости не фонематичны) или встречаются ограниченно — в заимствованиях, звукоподражат. словах. Для фонологич. систем П.-ф. я. характерно обилие дифтонгов, противопоставление долгих и кратких гласных, долгих (удвоенных) и кратких согласных. Во всех П.-ф. я. гл. ударение — на первом слоге; исключением могут быть новейшие заимствования и междометия. П.-ф. я. имеют так
же черты, не свойственные агглютинирующим языкам,— важную роль играют многочисл. случаи чередования в основах. Наиболее распространено чередование ступеней согласных, к-рое исторически было только фонетич. явлением, т. к. употребление сильной и слабой ступени зависело от открытости / закрытости слога: смычный в начале закрытого слога произносился слабее, чем в начале открытого слога, напр. фин. seppa 'кузнец' — sepan (генитив). В результате звуковых изменений фонетич. условия чередования ступеней согласных частично перестали существовать. В эст. яз. это чередование используется для различения морфем, напр. soda ‘война’ — soja (генитив), siga ‘свинья’ — sea (генитив). Такую же функцию может выполнять во мн. П.-ф. я. удвоение согласных, напр. эст. tuba ‘комната’ — tuppa 'в комнату’. Грамматич. отношения выражаются при помощи словоизменит. суффиксов, к-рые во мн. случаях четко разграничиваются с основой и не имеют вариантов, зависящих от типа основы.
Имя имеет категории числа (ед. и мн. ч.), падежа (в большинстве П.-ф. я. существительное имеет более 10 падежей), лично-притяжательности — выражение принадлежности предмета при помощи личных суффиксов (в эст., вод. и лив. языках сохранились только реликты притяжат. суффиксов), степеней сравнения. Глагол спрягается в трех лицах ед. и мн. ч. Имеет презенс, имперфект, перфект и плюсквамперфект; буд. время выражается презенсом (настоящее — будущее) и аналитич. формами. Есть изъявительное, условное, повелительное и возможностное наклонения. Имеется 2 инфинитива, активные и пассивные причастия наст, и прош. вр., деепричастие. В П.-ф. я. безличные (неопределенно-личные) формы (иаз. в фии. грамматиках пассивом) имеют спец, показатель. Мн. наречия, а также послелоги и предлоги являются застывшими падежными формами имен. Отрицание выражается при помощи изменяющегося по лицам отрицат. глагола.
Новые слова образуются при помощи суффиксов, а также путем словосложения. Первый компонент сложных имен выступает в форме номинатива или генитива. В отличие от других финно-угор. языков, адъективное определение согласуется с определяемым существительным в падеже и числе. Определение всегда находится перед определяемым словом. Употребляется специфич. падеж — партитив, к-рым могут быть выражены прямой объект, субъект, атрибут, предикатив. Употребляются сложносочиненные и сложноподчиненные предложения.
Кроме общефиино-угор. лексики в П.-ф. я. есть значит, кол-во исконных слов, неизвестных в др. финно-угор. языках. Древнейшие слои заимствований— лексика из балтийских, германских и славянских (др.-русского) языков. Древнейшие балт. н герм, заимствования относятся ко 2-му и 1-му тыс. до н. э. Существование обще- или зап.-слав, заимствований не доказано. В слав, заимствованиях отражаются др.-рус. носовые и редуциров. гласные. На лексику фин. яз. оказывал влияние швед, яз., на лексику эст. яз.— немецкий, на лексику ливского — латышский, на лексику др. П.-ф. я. сильное влияние оказал рус. яз.
К древнейшим памятникам П.-ф. я. относятся памятники 13 в. на эст. (латиница) и карел, (кириллица) языках в виде отд. фраз, личных имен и топонимов. В 16 в. изданы первые книги на фин.
и эст. языках. В 19 в. напечатаны первые книги на карельском (на основе рус. алфавита) и ливском (на основе лат. алфавита) языках. В 1930-х гг. была создана письменность на основе латиницы для карелов Калинин, обл., вепсов и ижоров, впоследствии административно отмененная; с кои. 80-х гг. разрабатывается новый алфавит. Фин. и эст. языки имеют лит. форму. Карел., вепс, и ижор. языки функционируют в бытовом общении; водский и ливский почти перестали выполнять и эту функцию. Об изучении П.-ф. я. см. Финно-угроведение.
* Лаанест Л., Прибалт.-фин. языки, в кн.: Основы финно-угор. яз-знания. Прибалт.-фин., саам, и морд, языки, М., 1975 (лит.); Laanest Л., Einfiihrung in die ostseefinnischen Sprachen, Hamb., 1982.
.	,A. X. Лаанест.
ПРИКЛАДНАЯ ЛИНГВЙСТИКА — направление в языкознании, занимающееся разработкой методов решения практических задач, связанных с использованием языка. Традиционными прикладными задачами в яз-знании являются; создание и совершенствование письменностей, создание систем транскрипции устной речи, систем транслитерации иноязычных слов, систем стенографии, систем письма для слепых, повышение скорости типографского набора на основе рационального использования свойств языка, упорядочение, унификация и стандартизация науч.-технич. терминологии, изучение процессов и создание правил образования названий новых изделий, товаров, химич. веществ, разработка методов смыслового отождествления текстов (напр., при информационном поиске), методов аннотирования, а также методов адекватного преобразования текстов в иноязычную форму (перевод), отбор языкового материала в целях совершенствования методики преподавания языков, создание спец, лингвистич. справочников для решения перечисл. задач, создание и изучение развития искусственных языков. П. л. 2-й пол. 20 в. рассматривает методы решения указанных задач не только человеком, но также и автоматами — электронными цифровыми вычислит, машинами. В связи с этим употребляются также термины «вычислительная лингвистика», «инженерная лингвистика», «автоматическая лингвистика». Термин <П. л.» появился в кои. 20-х гг. 20 в., когда была осознана необходимость строгого науч, решения соотв. задач с использованием методов формального лингвистич. анализа письменных и акустико-лингвистич. анализа устных сообщений. Общие методы решения задач П. л. разрабатываются теоретич. яз-знанием, прежде всего той его областью, к-рая изучает формальные алгоритмич. процедуры анализа языка, а также математической лингвистикой. Осн. направления П. л.: автоматич. распознавание и синтез речи, автоматич. методы переработки текстовой информации, автоматизация информационных работ, создание автоматизиров. систем информационного поиска, автоматич. словарей, разработка методов автоматич. аннотирования, реферирования и перевода (см. Автоматический перевод. Автоматическая обработка текста), лииг-вистич. обеспечение автоматизиров. систем управления (АСУ), стандартизация науч.-техннч. терминологии.
В. М. Андрющенко. ПРИЛАГАТЕЛЬНОЕ — лексико-семантический класс предикатных слов (см. Предикат), обозначающих непроцессуальный признак (свойство) предмета, события или другого признака, обозначенного именем. П. обозначает либо ка
чественный признак предмета, вие его отношения к др. предметам, событиям или признакам, либо признак относительный, обозначающий свойство предмета через его отношение к др. предмету, признаку, событию.
П. как часть речи не только не является универсальной категорией, ио составляет класс слов, наименее специфицированный по сравнению с др. морфоло-го-синтаксич. классами. Во мн. языках П. не выделяется как отд. часть речи, имеющая свои морфологич. и/или синтаксич. характеристики.
Семантич. основой П. является понятие качества (В. В. Виноградов). Качеств. признак доминирует в значении П., к-рое легко развивает качеств, семы, ср. «деревянный стул» — «деревянная походка». П. само по себе не имеет денотации и соотносится с денотатами только через посредство определяемого им существительного. Экстеисионалом (см. Номинация) П. является область предметов или событий, обладающих соотв. признаком (иногда говорят и о денотации П. как об области признаков, присущих соотв. предметам).
Поскольку П. соотносится с денотатом только через посредство определяемого им существительного, оно всегда семантически связано с последним. Эта связь осуществляется двумя способами: П. выступает либо как определение при существительном, образуя атрибутивную конструкцию, либо как предикат или часть предиката, соединяясь с существительным через глагол-связку. Признак атрибутивности/предикативности часто вводят в определение П. как его оси. функциональную особенность. Семантич. подклассы П. различаются по их способности выступать в атрибутивной и/или предикативной позиции. Противопоставление по атрибутивности/предикативности нейтрализуется в конструкциях с т. наз. предикативным определением: «Коля пришел радостный», где П., входя в состав предиката, является атрибутом к субъекту.
По семантике П. крайне неоднородны, их классификации разнообразны и опираются как на значения самих П.. так и иа свойства денотатов, к к-рым относятся признаки, а также на возможности интенсификации (усиления признака, ср. рус. «очень хороший», исп. gravfsimo 'тяжелейший', кирг. бопбош ‘совершенно пустой’), сочетаемости с разными видами наречий и т. п. Выделяют оценочные П. («хороший» — «плохой»), параметрические («низкий» — «высокий»), П. формы, цвета и т. д. Выделяют также П., обозначающие свойства вещей, воспринимаемые чувствами, физич. качества людей и животных и внутр., психологич. свойства (Виноградов), постоянные качества и временные состояния. По-видимо-му, универсальным является деление П. иа качественные и относительные. Качеств. П. считаются «классическими» предикатами, т. к. они не включают никаких др. сем, кроме предикативных. Значение качеств. П. гомогенно, оно плохо делится на семы, характеризуется подвижностью в зависимости от содержания денотата, к к-рому относится признак, и имеет тенденцию к отрыву от денотата и сдвигу в соседние семантич. зоны (Н. Д. Арутюнова), ср., напр., «печальный пейзаж», «печальное настроение», «печальное выражение лица», «печальный результат», «печальное
ПРИЛАГАТЕЛЬНОЕ 397
происшествие», «рыцарь печального образа» и г. д. Семантич. отношения внутри системы качеств. П. опираются прежде всего на сигнификаты, для них характерна антонимия и особый характер синонимии, основанный не на сходстве денотатов, а на близости сигнификатов (ср. «веселый», «радостный», «живой» и т. д.). Качеств, признак, лежащий в основе семантич. структуры П., может меняться по шкале интенсивности, что определяет два оси, семантич. свойства П.— способность иметь степени сравнения и способность сочетаться с интенсификаторами. Вопрос о том, какую степень — положительную (нейтральную) или сравнительную — следует считать семантически первичной, является спорным. Так, дом можно охарактеризовать как большой по сравнению с др. домами, большими или меньшими, и в этом случае исходной для приписывания признака является сравнит, степень, или как представляющий норму для данного класса предметов (больших домов), и в этом случае исходной оказывается положительная степень (нейтральный признак).
Значение относит. П. иное: это отношение, устанавливаемое между предметом (или признаком) и др. предметом, признак к-рого обозначается прилагательным, Значение относит. П. часто истолковывают, вводя раскрывающий это отношение предикат типа «состоящий из», «похожий на», «содержащийся в», «сделанный из»; выделяется ок. 30 общих значений такого рода и значит, кол-во частных. Семантика относит. П. представляет собой сложную признаковую структуру, соотнесенную со структурой исходного слова. Относит. П. не имеет центр, признака, к-рый может градуироваться, поэтому оно не имеет степеней сравнения и ие сочетается с интенсификаторами. В процессе окачествления относит. П. его значение перестраивается: качеств. признак выступает на первый план, а другие погашаются.
Качеств, значения, к-рые выражаются П., универсальны и имеются во всех языках. При этом слова, обозначающие качеств, признаки, тяготеют или к именной системе, или к глагольной. В этом отражается двойств, природа П.: являясь предикатами по своей семантике, они соотносятся с денотатами через предметные обозначения. Включаясь в группу имени, П. согласуется с ним по морфологич. категориям (рода, числа и т. п.) или объединяется с именем в атрибутивную группу спец, морфолого-синтаксич. средствами (ср. изафет в иран. языках). Для образования предикативного сочетания, указывающего на признак, П. соединяется со связочными глаголами; выбор глагола может влиять и на значение признака; ср. постоянный и меняющийся признак в иберо-ром. языках: Juan es alegre ‘Хуан веселый (человек)’ и Juan esta alegre ‘Хуан весел (сейчас)’. В ряде языков П. по своей морфологии тяготеет к глаголу и основной для него является предикативная позиция. Так, в кит. И кор. языках П. образует с глаголами общий класс предикативов. В нек-рых языках, напр. в банту, П. приобретает особые форманты, чтобы образовать атрибутивное сочетание (см. Именные классы). Относит, признаки часто выражаются существительными, причем существительное присоединяется к определяемому при помощи спец, средств (напр., предлогов) или занимает в именной
398 ПРИЛОЖЕНИЕ
группе место атрибута: исп. la casa de rnadera ‘деревянный дом’, франц, flacon verre ‘стеклянная банка’, англ, a bus stop ‘автобусная остановка’.
Набор грамматич. категорий, к-рые приписываются П., зависит от языка и от способа описания. Помимо характерных только для качеств. П, категории степеней сравнения, категории интенсивности (или интенсификации) выделяют также синтаксич. категорию атрибу-тивности/неатрибутивности (А. А. Зализняк), предикативного/непредикатив-ного характера признака (В. Г. Гак); эта категория отражается в возможности атрибутивного и предикативного употребления П., а в рус. яз.— еще и в противопоставлении полных и кратких П. Особые формы притяжат. П. («отцов», «волчий») позволили выделить в рус. яз. категорию притяжательности (Виноградов). В балт. языках П. имеют категорию определенности/неопределенности; в языках, где есть согласование, П. имеют согласоват. категории, к-рых не может быть больше, чем соотв. категорий у существительного. В языках, где П. тяготеют к имени и склоняются, их флексии обычно сходны с флексиями существительных, хотя возможны и нек-рые отличия (иапр., в рус., нем. языках). В языках, где П., подобно глаголам, спрягаются, они могут иметь особые формы спряжения. В большинстве языков П. отличает от др. частей речи особый набор словообразоват. средств.
Состав класса П. сильно колеблется в разных классификациях и для разных языков. На основе семаитич. критериев к П. относят в первую очередь слова, обозначающие качество. Др. критерием для причисления слова к П. является его способность входить в именную группу, занимая там позипию атрибута. П. иногда включают в категорию слов-атрибутов. к-рые характеризуются тем, что их грамматич. значение повторяет грамматич. значение подчиняющего существительного (Зализняк). По этой синтаксич. характеристике — способности входить в именную группу с согласованием — часто выделяется и весь класс. Так, к П. иногда относят атрибутивные местоименные, притяжат. и указат. слова (отличая их от притяжат. и указат. местоимений, составляющих самостоят. именные группы), порядковые числительные. Входящие в класс П. разряды слов классифицируют по разным основаниям, например: качественно-относительные, притяжательные и местоименные (Виноградов), знаменательные (качественные и относительные) и местоименные («Грамматика современного русского литературного языка», 1970); качественные и относительные, причем относительные, в свою очередь, делятся на собственно относительные (притяжательные и непритяжатель-иые), порядковые и местоименные («Грамматика русского языка», 1980).
* Виноградов В. В.. Имя прилагательное. в его кн.: Рус. язык. М., 1947; 2 изд., М., 1972; Зализняк А. А., Рус. именное словоизменение, М., 1967; Новиков Л. А.. Антонимия в рус, языке, [М.1, 1973; Вольф Е. М., Грамматика и семантика прилагательного. На материале иберо-ром. языков, М., 1978; Гак В. Г., Имя прилагательное, в его кн.: Теоретич. грамматика франц, языка. Морфология. М., 1979; Шрамм А. Н., Очерки по семантике качеств, прилагательных. На материале совр. рус. языка, Л., 1979; Рус. грамматика, т. 1, М., 1980; Вендлер 3., О слове good, пер. с англ., в кн.: НЗЛ. в. 10 — Лингвистич. семантика, М., 1981; Bolinger D. W., Adjectives in English: attribution and predication, «Lingua», 1967,
v, 18, № 1; В ierwisch M., Some semantic universals of German adjectives, «Foundations of Language», 1967, v. 3. № 1; Ljung M., English denominal adjectives. Stockh., 1970; Klein A.. A semantics for positive and comparative adjectives, «Linguistics and Philosophy». 1980, v. 4, № 1; J a n u s E.; Wykladniki intensywnosci cechy (na materiale polskim i rosyiskim), Wroclaw, 1981; Riegel M., L adjectif attribut, P.. 1985.	E. M. Вольф.
ПРИЛОЖЕНИЕ (лат. appositio) — в грамматиках современных славянских языков определение, выраженное именем существительным. Термин «П.» указывает также на особый характер связи между определяемым и определяющим — их согласование на началах параллелизма.
Грамматич. аспект согласования выявляется в словоизменении, когда оба существительных принимают однотипные падежные значения (ср. «юноша-воин, юноши-воина...»); при этом могут соединяться существительные разных родов и чисел: «бой-баба», «мастер — золотые руки». Существительные, выступающие в роли П., обозначают: качества и свойства («красавица-дочь»), эмоциональные характеристики и оценки («злодейка-западня»), функциональные признаки («девушка-почтальон»), видовые признаки («дерево сосна»), имена, фамилии, клички, прозвища («гражданин Петров», «собака Шарик»), географии, названия («город Москва»), условные наименования (собств. имена) предметов («газета ,,Труд“»). Посредством П. предмет может быть определен по сходству с др. предметом («утес-великан»), по назначению («сапоги-скороходы»), по производимому действию («ветер-суховей», «комар-пискун»), по материалу («серьги-яхонты»). Существительные, связанные по принципу П., могут взаимоопреде-ляться, варьируя и интенсифицируя значения друг друга: «Да убавлю я спеси-гордости,/ Да прибавлю я ума-разума» (свадебная нар. песня); варьирование может затрагивать только часть слова, напр. суффикс: «Уж ты, мать-тоска, горе-гореваньице» (А. К. Толстой).
Определит, отношения, характерные для П., близки к предикативным и,’ в известной степени, из них вытекают. А. А. Шахматов прямо связывал возможность для существительного выступать в определит, функции с его способностью употребляться в качестве сказуемого (ср. «Николай — кузнец» и «Николай-кузнец работает сегодня в поле»).
Связь между определяемым и определяющим при П. может быть более и менее слитной. В случае наибольшей слитности П. (обычно препозитивное) теряет способность к падежному изменению и ведет себя как часть сложного слова: «царь-девица», «жар-птица». Неизменяемость П. может быть также следствием перерождения согласования в связь примыкания, ср. все большую несклоняемость постпозитивных П.-топонимов: «озеро Байкал», «город Мытищи». Условно отнесение к П. существительных — названий газет, журналов, учреждений, транспортных средств и т. п., согласующихся с определяемым существительным только в им. п.
Ф Потебня А. Н., Из записок по рус. грамматике, т. 3, Хар.. 1899; Шахматов А. А.. Синтаксис рус. языка, 2 изд., Л., 1941,с. 279 — 90; П е ш ковс кий А.М., Рус. синтаксис в науч, освещении, 7 изд., М., 1956; Рус. грамматика, т. 1, М., 1980.
И. Н. Кручинина. ПРИМЫКАНИЕ — подчинительная связь (см. Подчинение), при к-рой форма подчиненного компонента словосочетания
ие зависит от господствующего компонента и не подвергается к.-л. изменениям. При П. слова, наиболее близкие по смыслу, размещаются в определ. смежной последовательности. П. наиболее характерно для сочетаний с неизменяемыми словами, преобладает в аналитич. языках (напр., во вьетнамском) и в др. языках, имеющих признаки аналитизма, иапр. в тюркских; из иидоевроп. языков широко распространено, напр., в англ. яз.
Термин «П.» принадлежит прежде всего рус. грамматич. традиции, поскольку в рус. яз. это явление отчетливо противопоставлено согласованию и управлению, в англ., франц, и др. грамматиках соотв. термин, как правило, не используется.
В рус. яз. различают собственно П. и падежное П. В первом случае в роли подчиненного компонента выступают неизменяемые слова: наречие, компаратив (форма сравнит, степени), неизменяемое прилагательное, инфинитив, деепричастие. При этом между главным и подчиненным словом возникают разл. отношения; примыкающие наречие, компаратив, деепричастие участвуют в выражении определительного («писать быстро», «говорить громче», «падать звеня») или определит.-восполняющего значения («находиться поблизости», «становиться лучше»), неизменяемое прилагательное — в выражении определит, значения («юбка мини»), инфинитив — целевого («уехать отдыхать»), восполняющего («умудриться упасть») или объектного значения («учиться рисовать»)
Как падежное П. квалифицируется связь знаменательного, главенствующего слова с падежной формой имени, имеющей определит, значение. Между главенствующим и подчиненным компонентами при этом возникают собственно-определительные («юбка в клетку», «приехать к вечеру»), субъектно-определительные («приезд отца») и обстоятельственно-вос-полняющие («находиться в городе») отношения.
Господствующий компонент при П. может быть выражен любым знаменат. словом. Выбор зависимого компонента предопределен грамматич. и лексич. семантикой главного и зависимого компонентов. Так, словосочетания со значением временной отнесенности, выраженной падежными формами, способны включать ограниченный лексико-семантич. ряд существительных («отдохнуть во время перерыва, отпуска, поездки» и т. п.).
Связь П., как правило, слабая, а распространитель гл. слова факультативен. В редких случаях, если господствующий компонент выражен информативно недостаточным словом, а восполняющий распространитель обязателен, П. является сильной связью («находиться далеко, иа берегу», «задолго до рассвета», «становиться умнее»),
П., преим. слабое, обладает широкими возможностями варьирования разных зависимых форм, что приводит к существованию многочисл. словосочетаний, совпадающих по смыслу («читать ночами — по ночам», «работать дома — на дому») или отличающихся оттенками значения («сидеть у стола — за столом»).
• Мещанинов И. И.. Члены предложения и части речи, М.—Л., 1945; Бе-лошапкова В. А.. Совр. рус. язык. Синтаксис, М.. 1977; Рус. грамматика, т. 2. М.. 1980.	Л. Е. Лопатина.
ПРИРАЩЕНИЕ — см. Аугмент.
ПРИСОЕДИНЕНИЕ— 1) принцип построения высказывания, при к-ром какая-то его часть получает самостоятельную коммуникативную значимость и в виде от
дельной, как бы дополнительной информации прикрепляется к основному сообщению. Напр.: «Ефремова жена слыла бабой неглупой — и недаром» (И. С. Тургенев); «Я завтра вас увижу! — И не здесь, И не украдкою!» (А. С. Пушкин). В рус. яз. прием П. использует средства союзной — сочинительной или подчинительной — связи или осуществляется бессоюзно, при помощи интонации и паузы. Среди сочинит, союзов нек-рые выполняют преим. присоединит, функции («и то», «да н», «да и то» и др.), напр.: «Незачем мне оправдываться, да и не в моих это правилах» (А. П. Чехов), «Об Асе он вспоминал редко, и то вскользь» (Тургенев),— что дает иногда повод постулировать П. как самостоят. вид связи наравне с сочинением, подчинением и бессоюзием.
2) Прием сочетания смыслов, их неожиданного соположения и столкновения, приводящий к нарушению привычных словесных ассоциаций и резким экспрессивным разрывам и сдвигам внутри синтагмы или предложения. Напр.: «Она любила только зверя / В нем раздразнить — и укротить» (А. А. Блок). П. обычно сопровождается экспрессивной паузой, намекающей на непредвиденное разрешение связи, ее напряженность и осложнение побочными смыслами, ассоциациями и оценками. Образованные на основе приема П. конструкции называются «присоединительными», «сдвинутыми», «открытыми». По своим формальным признакам они могут быть союзными и бессоюзными, однако их специфика определяется не средствами связи, а самим фактом взаимного притяжеиня и переплетения разнородных и иесоот-носит. смысловых рядов и возникающей при этом экспрессией умолчания или недоговоренности; ср. обычные с т. зр. внеш, оформления присоединит, сцепления у Пушкина: «Красавицам внимательным и сонным», «Друг вымыслов игривых и печальных», «Свершитель ты проклятий и надежд». Как прием «изобразительной эллиптичности» (В. В. Виноградов) присоединит, конструкции особенно широко используются в поэтич. речи.
* Виноградов В. В., Стиль Пушкина, М., 1941; Пешковский А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении, 7 изд., М., 1956; Щерба Л. В., О частях речи в рус. языке, в его кн.: Избр. работы по рус. языку, М-. 1957.	И. Н. Кручинина.
ПРИСТАВКА — см. Аффикс.
ПРИТЯЖАТЕЛЬНОСТЬ — см. Посессивност ь.
ПРИЧАСТИЕ (калька лат. participi-um) — нефинитная форма глагола (вер-боид), обозначающая признак имени (лица, предмета), связанный с действием, и употребляемая атрибутивно («пылающий костер», «разбитый кувшин»), В П. совмещаются свойства глагола и прилагательного. Грамматически глагольность П. в ряде языков проявляется в наличии категории залога («подписавший — подписанный»), вида («подписавший — подписывавший»), времени («подписывающий — подписывавший»), в сохранении моделей управления и примыкания. П. может выражать также значения таксиса (одновременность или предшествование обозначаемого им признака по отношению к действию, выраженному сказуемым); П. буд. времени в ряде языков имеют нек-рые модальные оттенки: намерения (лат. laudaturus 'намеревающийся хвалить’), долженствования (балк. окур-лук ’долженствующий читать’). В тюрк, языках известны отрицат. формы П. (узб. ишлар ’работающий’ — ишла-
мас ’не работающий’). В рус. яз. различаются полные и краткие формы страдат. П. («хранимый — храним», «закрытый — закрыт»), употребляемые в разных синтаксич. позициях. Краткие П. не склоняются, изменяются лишь по ролам и числам и в соединении с личными формами глагола «быть» образуют аналитич. формы страдат. залога («Собрание было открыто»); выступают в роли сказуемого («Он смущен»).
Близость П. к прилагательному проявляется в наличии у П. в ряде языков согласоват. категорий рода, числа, падежа. Как и прилагательное, П. выполняет синтаксич. функции определения или, реже, именной части сказуемого.
Имя, определяемое П., может обозначать субъект действия («убежавший мальчик»), объект действия («написанное письмо»). В языках с П., нейтральными в залоговом отношении, зти формы могут определять также: а) орудие действия (каб. зэры-птхыр '(перо), к-рым пишешь’); б) цель (каб. зы-хо-к!уа ’дело, для к-рого он пошел’); в) место (адыг. зы-дэ-к1о-гьэ ч!ып1зр ’место, куда он пошел’) и др.
Лицо субъекта или объекта действия может быть выражено в языках с поли-персональным спряжением с помощью спец, морфологич. показателей в форме П.: абх. сара й-с-фаз ’то, что я съел’ — уара й-у-фаз ’то, что ты съел’, где сара — ’я’, уара — ’ты’ (муж. род), с-лично-
классный показатель 1-го л. ед. ч., у— лично-классный показатель 2-го л. ед. ч. муж. рода.
Определит, конструкции с П., к-рые могут быть обособленными (обособленный причастный оборот), близки по значению определит, и иек-рым др. типам придаточных предложений («Он видел играющих детей»— «Он видел детей, которые играли» — «Он видел, как дети играли» — «Он видел, что дети играли»).
Во мн. языках П. входит в состав видо-временных аналитич. глагольных форм, напр. англ, is reading, has done и др.
Утрачивая глагольные признаки, нек-рые П. могут адъективироваться («ужасающий», «предвзятый») или субстантивироваться («ведущий», «мороженое»),
В алт. языках субстантивиров. П. в разл. падежных формах употребляется для выражения дополнит, действия, находящегося в том или ином отношении к гл. действию, обозначенному глаголом-сказуемым. Так, в узб. яз. П. в форме вин. п., выступающее объектом глагола чувственного восприятия, обозначает подчиненное действие или состояние: узб. кел-гаи-и-ни кур-дим ’Я увидел, что он пришел’ (букв. — ’его приход’). В этом же языке П. в форме местного п. обозначает сопутствующее одновременное действие: ёз-гаи-им-да у кел-ди ’Когда я писал, он пришел’.
Среди языковедов нет единого мнения о семантико-грамматич. статусе П. В русистике П. рассматривалось как «смешанная часть речи» (А. И. Пешковский), как категория «гибридных глагольио-прпла-гательиых форм» (В. В. Виноградов), как одна нз форм словоизменит. транспозиции глагола; все большее число языковедов относят П. к формам глагола («Русская грамматика», т. 1—2, 1980). Термин «Причастие» (metoxe) был введен основателями школы стоиков (3 в. до н. э.); как особая часть речи П. было выделено в грамматике Дионисия Фракийского (170—190 до н. э.).
ПРИЧАСТИЕ 399
# Потебня А. А., Из записок по рус. грамматике, т. 1—2, Хар.. 1874; т. 1—4, М., 1958—77; Пешковский А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении, М., 1914; 7 изд.. М.. 1956; Виноградов В. В., Рус. язык. М, —Л.. 1947; 2 изд., М., 1972; Бондарко А. В..Буланин Л. Л., Рус. глагол, Л.. 1967; Щербак А. М., Очерки по сравнит, морфологии тюрк, языков (имя), Л., 1977; Керашева 3,	И.,
Классификация причастий в адыг, языках, в кн.: Вопросы синтаксич. строя иберийско-кавк. языков, Нальчик. 1977; Рус. грамматика, т. 1, Прага, 1979; Рус. грамматика, т. 1 — 2. М._ 1980; Семантика и синтаксис конструкций с предикатными актантами. Л., 1981; Кузьмина И. Б.. Немченко Е. В., История причастий, в кн.: Ист. грамматика рус. языка. М., 1982; Н г а b ё у., Polovetne yazby a kondenzace «druheho sdeleni* v rustine a v destine. Praha, 1964.
Сазонова И. К., Рус. глагол и его причастные формы. Толково-грамматич. словарь. М., 1989. w Н. А. Козинцева. ПРОВАНСАЛЬСКИЙ ЯЗЫК — см. Окситанский язык.
ПРОИЗНОШЁНИЕ — совокупность особенностей артикуляции звуков речи в каждом конкретном языке. Правильное лит. П. — это П., соответствующее орфоэпии. нормам данного языка (см. Орфоэпия). Лит. П. находится в зависимости от фонологич. системы языка, т. е. от инвентаря фонем, правил их дистрибуции, чередований, сочетаемости, функциональной нагрузки. Напр., в рус. яз. одной нз особенностей фонологич. системы является чередование звонких согласных с глухими в абсолютном конце слова, поэтому употребление звонких в этой позиции — нелитературное, «неправильное. П.
Правильное П. способствует быстрому восприятию устной речи, облегчает процесс обшения людей; неправильное П. затрудняет восприятие речи, отвлекает внимание слушающего от содержания высказывания.
Представление о правильности — неправильности П. (орфоэпии, норма) — ист. категория, она определяется закономерностями развития каждого конкретного языка. Так, в рус. яз. в основе лит. П. лежит сев.-рус. консонантизм н юж.-рус. вокализм, что определяет осн. черты совр. П.: аканье, произнесение «г. как смычного и т. п. Во мн. языках в качестве образца лит. П. выступает сце-иич. речь, в к-рой иногда сохраняются традиционные архаичные орфоэпии, нормы (напр., сохранение традиционного моек. П. в рус. сценич. речи).
Индивидуальное П. может быть связано с наличием в речи носителей языка отступлений от лит. П., связанных с влиянием родиого диалекта, или произносит, дефектов, затрагивающих как П. отд. звуков, так и накладывающихся на всю речь говорящего, иапр. диктора (монотонность, гнусавость и т. п.).
• Ш е р б а Л. В., О нормах образцового рус. произношения, РЯШ, 1936.	5;
его же, Теория рус. письма, в его кн.: Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974; Винокур Г. О.. Рус. сценич. произношение. М.. 1948; Аванесов Р. И., Рус. лит. произношение. 5 изд.. М.. 1972; Delattre Р., Comparing the phonetic features of English, French. German and Spanish. L.— [a. o.J. 1965; Windsor L., A concise pronouncing dictionary of British and American English. L.. 1972.
Л. А. Вербицкая. ПРОИСХОЖДЁНИЕ ЯЗЫКА. Вопрос о П. я. был поставлен в антич. яз-знании (см. Античная языковедческая тради-
400 ПРОВАНСАЛЬСКИЙ
ция) в рамках более общих филос. дискуссий о сущности языка (вопрос «о правильности имен»). Одно нз направлений греческой (н позднее эллинистич.) науки отстаивало естественный, «природный» характер языка и, следовательно, закономерную, биологич. обусловленность его возникновеиня и структуры (теория «фюсей» — «по природе»). Др. направление (теория «тесей» — «по положению», «по установлению») утверждало условный, не связанный с сущностью вещей характер языка и, следовательно, искусственность, в крайнем выражении — со-знат. характер его возникновения в обществе.
Эти два борющихся направления фактически продолжали существовать в европ. лингвистике ср. веков и Возрождения, а затем Просвещения до нач. или сер. 19 в., тесно переплетаясь с дискуссией номиналистов и реалистов (т. е. с обсуждением вопроса о реальности и априорности — апостериорности общих понятий), а затем — картезианцев и сенсуалистов (т. е. с обсуждением соотношения рассуждения и чувственного опыта). Однако только начиная с 18 в. проблема П. я. была поставлена как науч.-философская (Ж. Ж. Руссо, И. Г. Гаман, И. Г. Гердер). Итогом развития исследований в этой области явилась концепция В. фон Гумбольдта, согласно к-рой «создание языка обусловлено внутренней потребностью человечества. Он не только внешнее средство общения людей в обществе, но заложен в природе самих людей и необходим для развития их духовных сил и образования мировоззрения...». В этой концепции (вслед за Гердером) обращается внимание на единство развития мышления и языка в антропогенезе и на неправомерность сведения проблемы П. я. к узко языковедч. подходу. Народ «создает свой язык как орудие человеческой деятельности»,— пишет Гумбольдт; это диалектич. положение стимулировано идеями Г. В. Ф. Гегеля. Гумбольдт отрицал сознат. характер языкотворчества, что резко противопоставляет его взгляды распространенным в 18 в. концепциям «общественного договора». Гегель оказал большое влияние на философию языка 19—20 вв., так, с его теорией развития связаны положения А. Шлейхера о процессах «языкового созидания» в доист. период под влиянием творческого инобытия духа человечества в языке. Напротив, X. Штейнталь, опираясь на мысли Гердера и Гумбольдта, утверждал идентичность проблем сущности и происхождения языка на основе единства творч. деятельности нар. духа как в доист., так и в ист. периоды. Штейнталю принадлежит мысль о господстве в доист. период внутр, языковой формы, что связано с особенностями восприятия и осознания мира первобытным человеком; сходные мысли высказывал А. А. Потебня. Свои общие положения Штейнталь конкретизировал в теории звукоподражания (см. Звукоподражания теория). Оппонентом Штейнталя выступил, в частности, В. Вундт, развивший дуалистич. концепцию, согласно к-рой язык зарождается как «инстинктивные движения, источник которых лежит в представлениях и аффектах индивидуального сознания... Но языком эти выразительные движения могут сделаться только в обществе, где люди живут в одних и тех же виешиих и внутренних условиях». Выражая «внутреннюю жизнь», язык «тотчас переходит в совокупность индивидуумов».
Важным шагом к правильному осмыслению проблемы П. я. была выдвинутая
Л. Нуаре трудовая теория П. я., согласно к-рой язык возник в процессе совместной трудовой деятельности первобытных людей как одно из средств оптимизации и согласования этой деятельности. Трудовая теория развивалась также в работах К. Бюхера, видевшего истоки языка в «трудовых выкриках», сопровождавших акты коллективного труда.
В зарубежной науке 20 в. в трактовке вопросов П. я. господствуют два крайних направления. Одно, «натурализующее». пытается вывести язык из форм поведения (в частности, коммуникации), присущих животным, рассматривая эти формы как проявление единых, изначально присущих животным (и человеку) биологич. тенденций («теория контактов» Д. Ревеса и др.). Представители другого, «социологизирующего», направления, напротив, пытаются усмотреть у животных уже сложившиеся формы социальной жизни и приписывают им специфически человеческие особенности отражения и осознания действительности; отсюда, в частности, попытки обучения высших приматов человеческому языку, поиск у дельфинов «языка» человеческого типа и т. п. В обоих случаях язык выступает как своего рода прибавка дополнит, выразит. средств к определ. рода деятельности; отсюда часто встречающиеся попытки свести проблему к изучению П. я. как абстрактной системы из систем коммуникативных. точнее сигнальных, средств, присущих животным. Межлу тем уже в работах основоположников марксизма четко показано, что решить проблему П. я. невозможно, если не ставить одновременно вопроса о происхождении специфически человеческих форм отражения и деятельности, генетически связанных с языком.
Марксистское осмысление проблемы П. я. дал Ф. Энгельс в своем известном фрагменте «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» (1876). Осн. мыслью Энгельса является неразрывная внутр, связь развития трудовой деятельности первобытного человеческого коллектива, развития сознания (и вообще психики) формирующегося человека и развития форм и способов общения. Общение развивается (и затем возникает язык) как необходимое следствие развития производств, и др. обществ, отношений в трудовом коллективе — у людей появляется что сказать друг другу — и в то же время служит опорой для возникновения высших форм психич. отражения, для складывания человеческой личности: «Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг» (Соч., 2 изд., т. 20, с. 490). Эти мысли подробно развиты К. Марксом и Энгельсом также в «Немецкой идеологии» (см. Маркс К., Энгельс Ф. о языке).
С психологии, т. зр. развитие психики первобытного человека под влиянием труда и общения ие сводится только к развитию мышления, только к развитию форм осознания человеком окружающего мира: язык, в т. ч. в его первобытных формах, участвует в разл. сторонах психич. жизни, опосредуя не только мышление, но и восприятие, память, воображение, внимание, эмоциональные и волевые процессы, участвуя в мотивации поведения и т. п. Без языка невозможны присущие человеку формы познания мира и способы взаимоотношения с действительностью.
С лингвистич. т. зр. ошибочна распространенная тенденция искать «первобытные» черты в структуре совр. языков или, напротив, переносить их особенности (в частности, членораздельность) на язык первобытного человека. Никакие данные, полученные путем анализа и сопоставления совр. языков, хотя бы они и касались более древних эпох их развития (иапр., данные, полученные в сравнит.-ист. исследованиях), не имеют существенного значения для проблемы П. я. как свойства, отличающего человека от животного, т. к. эпоху возникновения языка отделяют от самой «глубинной» реконструкции значительно более протяженные периоды, а главное, — все эти данные относятся к эпохе, когда уже сложилось человеческое общество, обладающее вполне сформировавшимся звуковым языком (см. Глоттогенез). Между тем П. я. связано с гораздо более архаичными формами взаимоотношения людей и относится ко времени возникновения общества. Кроме того, язык как средство общения вообще мог возникнуть лишь как следствие появления определ. социальных функций общения (см. Функции языка).
Социологии, сторона проблемы П. я. как раз и сводится к вопросу об этих социальных функциях общения в первобытном коллективе. Они несводимы к тем элементарным биологич. потребностям, к-рые удовлетворяет звуковая сигнализация у животных. «Членораздельная речь могла сложиться в условиях образования сравнительно сложных форм общественной жизни..., она способствовала выделению общения из непосредственного процесса производства в относительно самостоятельную деятельность» (А. Г. Спиркин, «Происхождение сознания»). Можно предположить, что функции общения развивались от «стадной стимуляции» (Н. Ю. Войтонис) к функции обществ, регуляции поведения и затем, когда средства общения получили предметную отнесенность, т. е. сформировался собственно язык, — к знаковой функции.
Физиологически П. я. необъяснимо, если анализировать лишь отд. анатомо-физиологич. отличия в строении мозга, органов речи и слуха у человека по сравнению с высшими животными. Однако в совр. науке, особенно зарубежной (Э.Х. Лениеберг, США), сильна тенденция выводить особенности человеческого языка из врожденных пснхофизич. механизмов. Физиология, основа речи человека — это сложная система связей, объединяющих разл. зоны коры головного мозга в особую, т. наз. функциональную, систему. Эта последняя формируется на базе врожденных анатомо-физиологич. предпосылок, ио несводима к ним: она формируется у каждого человека в отдельности в процессе его развития. П. я. и есть — с физиология, т. зр. — возникновение таких, обслуживающих процесс общения, «функциональных систем» под влиянием развития труда и все большего усложнения обществ, отношений.
4* Маркс К. и Энгельс Ф., Нем. идеология, Соч., 2 изд., т. 3; Маркс К., Замечания на книгу А. Вагнера «Учебник политической экономии». Соч., 2 изд., т. 19; Энгельс Ф., Диалектика природы, Соч., 2 изд., т. 20: Валлон А.. От действия к мысли, пер. с франц., М., 1956: Бунак В. В., Речь и интеллект, стадии их развития в антропогенезе, в сб.: Ископаемые гоминиды и происхождение человека, М., 1966; Леонтьев А. А., Проблема глот-тогеиеза в совр. науке, в сб.: Энгельс н яз-знание, М., 1972; Леонтьев А. Н,, Проблемы развития психики, 4 изд., М..
1981; Выготский Л. С., Мышление и речь, Собр. соч., т. 2, М., 1982; Якушин Б. В., Гипотезы о происхождении языка, М., 1984; Донских О. А., Происхождение языка как филос. проблема, Новосиб., 1984; Noire L., Der Ursprung der Sprache, Mainz, 1877; Leans-berg E., Biological foundations of language, N. Y., 1967; Lieberman Ph., On the origins of language, N. Y.— L., 1975; Hildebrand-N ilshon M., Die Entwicklung der Sprache, Fr./ M.~ N. Y.. 1980.	А. А. Леонтьев.
ПРОНОМИНАЛИЗАЦИЯ (от лат. рго-nominalis—местоименный) — см. Транспозиция.
ПРОПОЗЙЦИЯ — семантический инвариант, общий для всех членов модальной и коммуникативной парадигм предложений и производных от предложения конструкций (номинализаций).
Термин «П.» восходит к лат. proposi-tio, первоначально обозначавшему в логике суждение, а в лингвистике — предложение (ср. англ., франц, proposition), т. е. нек-рую целостную единицу. Новое значение термин «П.» начал приобретать в кон. 19 — нач. 20 вв. в работах по логич. анализу языка науки (см. Логическое направление). Стимулом к формированию совр. концепции П. послужили идеи Г. Фреге, отделившего мысль от акта ее утверждения говорящим. Объем понятия П. был ограничен ч а-с т ь ю предложения, высказывания или речевого акта. Новая концепция П. отвечает давней тенденции к расчленению предложения (или высказывания) иа объективную семантич. константу (диктум в логике схоластов, также у Ш. Балли и др.; представление, или образ, у Р. Декарта; интенсионал в современной логике), способную получать истинностное значение, и субъективную переменную, выражающую отношение значения предложения к действительности (модальность), оценку достоверности сообщаемого говорящим, коммуникативную задачу высказывания и эмо-тивное отношение говорящего к сообщаемому. Коррелятом П., соответствующим перечисленным выше значениям, является понятие пропозиционального отношения, или установки (propositional attitude). В высказываниях «Я утверждаю (сомневаюсь, полагаю, знаю, думаю, отрицаю), что в городе начались беспорядки», «Я боюсь, как бы в городе не начались беспорядки», «Я спрашиваю, не начались ли в городе беспорядки» и т. п. установка говорящего выражена пропозициональными предикатами «утверждать», «сомневаться», «полагать» и т. д. С этим переменным компонентом высказываний соотносится стабильное семантич. ядро <в-городе-начинаться-беспорядки», обозначающее действительное или возможное положение дел. К этому семантич. ядру и применяется термин «П.», к-рая, т. о., соответствует номинативному, или собственно семантическому, аспекту предложения. В состав П. входят термы, способные к референции, и предикат, способный приобретать модальные и временные характеристики. Семантико-синтак-сич. структура П. считается изоморфной структуре факта (Б. Рассел, Л. Витгенштейн, Ч. Филмор н др.). Эта точка зрения сводит И. к реляционной структуре, состоящей из предиката и актантов (Филмор, С. Д. Кацнельсон). П. в таком понимании используется в качестве исходной единицы в порождающем синтаксисе (см. Генеративная лингвистика).
И в логике, и в лингвистике термин «П.» употребляется неоднозначно в зависимости от след, факторов: объема исходного
понятия (предложение, высказывание или речевой акт) и способа его расчленения. Если исходным понятием является предложение, взятое в отвлечении от говорящего субъекта, то П. определяется как семантич. структура, способная получать истинностное значение, т. е. соединяться с предикатами второго порядка «истинно», «ложно». Если за основу принимается исходящее от говорящего высказывание, то П. определяется как объект утверждения (Фреге) или полагания, веры (Рассел). Если исходным понятием служит речевой акт, то П. определяется как то, что может использоваться в разл. «языковых играх» (Витгенштейн) илн соединяться с разл. коммуникативными установками (3. Вендлер). В зависимости от способа членения значения исходной единицы в П. могут вводиться (или не вводиться) те или др. актуализаторы (напр., показатели времени, наклонения и др.). * Рассел Б., Человеческое познание, пер. с англ., М., 1957; Черч А., Введение в матем. логику, пер. с англ., М., 1960; Арутюнова Н. Д., Предложение и его смысл, М., 1976; Кацнельсон С. Д., Речемыслительные процессы, ВЯ, 1984, М 4; Падучева Е. В., Высказывание и его соотнесенность с действительностью, М., 1985; Логич, анализ языка: Знание и мнение, М., 1988: Russell В., On propositions; what they are and how they mean, в его кн.: Logic and knowledge. L., 1956: Ajdukiewicz K., Proposition as the connotation of sentence, «Studia logics», 1967, t. 20; Vendler Z., Say what you think, в ки,; Studies in thought and language, Tucson (Arizona), 1970; G о c h e t P., Outline of a nominalist theory of propositions, Dordrecht. 1980.	H. Д. Арутюнова.
ПРОСбДИЯ (от греч. prosodia — ударение, припев) (просодика) — 1) система фонетических средств (высотных, силовых, временных), реализующихся в речи на всех уровнях речевых сегментов (слог, слово, словосочетание, синтагма, фраза, сверхфразовое единство, текст) и играющих смыслоразличительную роль. Часто выделяются след, элементы (компоненты) П.: речевая мелодия, ударение, временные и тембральные характеристики, ритм, для тональных языков — словесные тоны. В этом значении термин <П.» часто синонимичен понятию интонация. Оба термина употребляются для обозначения функциональной системы супрасегментных средств языка (комплекса фонетич. средств, реализующихся в слоге, слове н т. д., то есть в единицах, больших, чем сегментные звуки). Есть попытки установить различия между П. н интонацией, связав интонацию с фразой, а П. со всеми речевыми сегментами, начиная от слога и кончая текстом. Употребление терминов «П.»и «просодика» расширяется в 70-е гг. 20 в. в связи с повышением интереса к тексту. Наметились две противоположные тенденции в употреблении этих терминов: сближение значений до полного совпадения и четкое разграничение — просодика относится к слогу, И. соотносится со всеми сегментными единицами (слог, слово, синтагма, фраза, сверхфразовое единство, текст). В последнем значении П. противопоставлена системе сегментных средств. Противопоставление сегментный -- суирасегментный (иадсегмент-ный, сверхсегментный) уровни языка иногда заменяется на противопоставление сегментный — просодический.
2)	Общее название для фонетических супрасегментных характеристик речи как на уровне восприятия (высота тона, гром-
ПРОСОДИЯ 401
кость, длительность), так н на физич. уровне (частота осн. тона, интенсивность, время). И в этом значении П. часто противопоставлена ннтонацин, к-рая употребляется для обозначения функциональных категорий. П. рассматривается как система супрасегментных фонетич. средств, изучаемых с позиции как физических, так и воспринимаемых качеств.
3)	Супрасегментные средства организации речи: расчленения и объединения речевых сегментов (понижение н повышение тона, распределение ударения, темпоральные изменения, паузация). В этом значении П. чаще употребляется при анализе стихотворной речи, т. к. в этом употреблении подчеркивается идея линейной дистрибуции просодич. средств. Термин «просодика» в этом значении практически не употребляется.
4)	Система фонетич. средств, характеризующих слог.
Исторически понятие П. связано с изучением структуры стихотворной речи. Этим термином называли раздел антич. грамматики, поев, законам версификации; часть учения о стихе, касающуюся соотношения слогов по ударению, долготе или высоте; метрич. систему стиха; количеств, характеристики слога (долгота, краткость); мелодич. характеристики слога (напевность); исполняемую песнь; знаки, обозначающие сильную позицию в стихе (икт), деление на стопы (I).
Зародившись как учение о поэтич. слоге, термин «П.» изменялся, расширяя объем н содержание понятия. В 80-е гг. 20 в. он чаще всего употребляется для обозначения метрич. системы стихотворной речи и фонетич. характеристик всех супрасегментных речевых единиц, взятых отдельно и в комплексе.
• Дубовский Ю. А., Вопросы просодии устного текста, Минск, 1975; Артемов В. А., Психология речевой интонации. Лекция по спецкурсу, ч. 1—2. М., 1976; Николаева Т. М., Фразовая интонация слав, языков, М., 1977; ее же, Уровни типологич. анализа фразово-интонационных, систем близкородств. языков, в кн.: Интонация. К., 1978; Просодия текста, М., 1980; Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс., Иидоевроп. язык и индоевропейцы, т. 2, гл. 10, Тб., 1984; Trubetzkoy N. S.. Grundziige der Phonologic, Prague, 1939; Fry D. B., Prosodic phenomena, в кн.: Manual of phonetics, ed. by B. Malberg, Amst., 1968; Crystal D., Prosodic systems and intonation in English, Camb.,1969; Prosodic analysis, ed.by F.R. Palmer, L., 1970; Proceedings of the ninth international congress of phonetic sciences, v. 1, section 8. Prosodic phenomena, Cph., 1979, p. 316—407.	A. M. Антипова.
ПРОСТОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ — см. Предложение.
ПРОСТОРЁЧИЕ — одна нз форм национального языка, наряду с диалектной, жаргонной речью и литературным языком', вместе с народными говорами и жаргонами составляет устную некодифи-цированную сферу общенациональной речевой коммуникации — народно-разговорный язык; имеет наддиалектный характер. П., в отличие от говоров и жаргонов, — общепонятная для носителей нац. языка речь.
По функциональной роли, по соотношению с лит. языком П. — самобытная речевая сфера внутри каждого нац. языка. Функционально противопоставленное лит. языку, П., как и лит. язык, коммуникативно значимо для всех носителей нац. языка. Будучи категорией универсальной для нац. языков, П. в каждом из них имеет специфич. особенности и свои осо-
402 ПРОСТОЕ
бые взаимоотношения с лит. языком. П. — термин русистики, и можно говорить лишь о сходных по функциям и составу сферах в др. конкретных нац. языках (ср. франц, la langue populaire, bas-langage, чешский обиходно-разг, язык, итал. dialetto regionale).
В П. представлены единицы всех языковых уровней; на фоне лит. языка П. выявляется в области ударения (ср. «процент» — лит. «процент»), произношения (ср. [мдуаз’ьн] — лит. [мъгдз’ин], морфологии (ср. «выбора» вместо лит. «выборы», «хбчут» вместо лит. «хотят»), лексики, фразеологии, словоупотребления («дожить» вместо «класть», «обратно» в значении «опять»). Особенно отчетливо своеобразие П. проявляется в употреблении элементов лит. языка (ср. «по теле-визеру показывают»), в грамматич. и фонетич. оформлении слов общего словарного фонда («тапочек», «опосля», «здеся» вместо «тапочка», «после», «здесь»). Для П. характерны экспрессивно «сниженные» оценочные слова с гаммой оттенков от фамильярности до грубости, к-рым в лит. языке есть нейтральные синонимы (ср. пары «шарахнуть» — «ударить», «дрыхнуть» — «спать», «драпануть» — «убежать»),
В рус. яз. П. — исторически сложившаяся речевая система (на базе моек, разг, койне), становление н развитие к-рой тесно связано с формированием рус. нац, языка (само слово «П.» образовалось из употреблявшегося в 16—17 вв. словосочетания «простая речь»; первая лексикография, фиксация— в «Российском с немецким и французским переводом словаре» И. Нордстета, 1780—82). Формирование П. и сходных с ним явлений в донац. период развития конкретных языков гл. обр. европ. ареала часто связано с иаддиалектным разг, койне крупных городов — экономия., полит, н культурных центров страны; рус. П. — один из источников складывавшегося в 18 — нач. 19 вв. лит. языка нового времени. Когда сформировалась и стала функционировать в рамках рус. лит. языка разг, речь, границы П. стабилизировались; сложились формы соотношения н взаимодействия П. с лит. языком, в результате чего образовалось литературное П., служащее границей лит. языка с нар.-разг, языком, — особый стилистич. пласт слов, фразеологизмов, форм, оборотов речи, объединяемых яркой экспрессивной окраской «снижен-ности», грубоватости, фамильярности. Норма их употребления состоит в том, что они допускаются в лит. язык с ограниченными стилистич. заданиями: как средство социально-речевой характеристики персонажей, для «сниженной» в экспрессивном плане характеристики лиц, предметов, событий. В лит. П. входят лишь те речевые элементы, к-рые закрепились в лит. языке вследствие их длит, использования в лит. текстах, после длит, отбора, семантич. и стилистич. обработки. Наряду с просторечными словами в лит. П. включаются диалектизмы и жаргонизмы, утратившие свою локальную и социально огранич. прикреп-ленность. К лит. П. следует причислить и слова, обозначающие реалии, к-рым нет номинаций в лит. языке, напр. «зеленя». Пометы в толковых словарях «прост.» и «обл.» означают, что• соответствующее слово или фразеологизм относится к лит. П. Состав лит. П. подвижен и постоянно обновляется; мн. слова и выражения приобрели статус «разговорных» и даже «книжных», напр. «все образуется», «учеба», «смычка», «отгул», «нытик»,
«расческа». Отд. явления фигурируют в составе крылатых слов, лит. цитат («Они хочут свою образованность показать», «Кажинный раз на этом месте»), В науч, лит-ре распространен и суженный взгляд на П. как на совокупность описанных выше речевых фактов обще-нар. характера, составляющих особый стилистич. пласт, к-рый используется в лит. языке наряду с диалектизмами и жаргонизмами. Такое понимание П. находит отражение в лексикография, практике, в лексикологии — при выделении просторечной лексики и фразеологии, а также в стилистике — при квалификации отд. форм, конструкций, вариантов произношения, характеризующихся перечисленными выше стилистич. чертами.
В общелнт. речевом обиходе термин «П.» нередко употребляют как обозначение отд. слова или оборота «сниженной» грубоватой или грубо-фамильярной ок-ааски. См. также Стиль, Стилистика.
► Сорокин Ю. С., «Просторечие» как термин стилистики, в сб.: Доклады и сообщения филология, ин-та ЛГУ, в. 1, Л., 1949; его же, Развитие словарного состава рус. лит. языка 30 —90-х rr. XIX в., М. — Л.. 1965; Фрингс Т., Образование «мейссенского» нем. языка, в сб.: Нем. диалектография, М.. 1955; Стал л П., Оби-ходно-разг. чеш. язык, ВЯ, 1960, hi 2; Балли Ш., Франц, стилистика, пер. с франц., М., 1961; К вопросу об «обиходно-разговорном» чеш. языке и его отношении к лит. чеш. языку, ВЯ, 1961, №1; Виноградов В. В., Проблемы лит. языков и закономерностей их образования и развития. М., 1967; его же, Очерки по истории рус. лит. языка XVII—XIX вв., 3 изд., М., 1982; Чернышев В. И., Толковый словарь рус. языка, в его кн.: Избр. труды, т. 1, М., 1970; Хомяков В. А., Введение в изучение елзнга — осн. компонента англ, просторечия, Вологда, 1971 (лит.); Ф и л и н Ф. П., О структуре совр. рус. лит. языка, ВЯ, 1973, №2; Князькова Г. П., Рус. просторечие второй пол. XVIII в.. Л., 1974; Бельчиков Ю. А., Рус. лит. язык во второй пол. XIX в., М., 1974; его же, Лит. просторечие и норма, в сб.: Лит. норма в лексике и фразеологии, М., 1983; С к л яр е в-с к а я Г. Н., Шмелева И. Н., Разг,-просторечная и областная лексика в словарях и в совр. лит. языке, в сб.: Вопросы ист. лексикологии и лексикографии вост.-слав. языков, М., 1974; Ларин Б. А., Разг, язык Моск. Руси, в его кн.: История рус. языка и общее яз-знание, М.. 1977; Б е л я е-в а Т. М., Хомяков В. А.. Нестандартная лексика англ, языка, Л.. 1985.
Ю. А. Бельчиков. ПРОТЕЗА (от греч. prothesis, букв. — постановка впереди) — появление добавочного звука в абсолютном начале слова. В качестве протетич. согласных выступают [v], [j], [у], напр. рус. «восемь» — ср. болг. «осъм», лат. octo; «ягненок» — ср. «агнец», «яблоня» — ср. болг. «абълка», лат. abella. В качестве протетич. гласных — [i], [е], напр. юж.-рус. диал. «ишла», «Ильвовна» вместо «шла», «Львовна», франц, esprit < лат. spiri-tus. В языках, не допускающих стечений согласных в начале слова (арабском, персидском, тюркских языках и др.), П. типичны для заимствований, иапр. перс. эстэкЬ’ан ’стакан’, араб, [istanbu:!] — ’Стамбул’. В результате П. возможно возникновение различий в звуковом составе корней однокоренных слов: «ус» — «гусеница», «отчизна» — «вотчина».	Н. А. Грязнова.
ПРОТОБЙБЛСКОЕ ПИСЬМО — см. Библское письмо.
ПРОТОПЙСЬМЕННОСТИ (предпись-менности) — мнемонические знаковые системы, не воспроизводящие непосредственно речи, но служащие напоминанием или подсказкой для лица,. воспринимающего (или передающего далее)
нек-рое сообщение. Возникали у разных племен эпохи неолита.
Мнемонич. знаком может быть предмет (напр., стрела как знак объявления войны), группа предметов, либо рисунок или группа рисунков («палетка Нармера» в Др. Египте— большая каменная плоская таблица с рельефными изображениями, рассказывающими о походе царя Верхнего Египта на Нижний Египет; индейские договоры с правительством США), либо условные пометы (узлы, зарубки). Однако о собственно П. можно говорить лишь тогда, когда выработалась определ. стабильная система мнемонич. знаков (объемные изображения предметов на Бл. Востоке с 8-го тыс. до н. э., рисунки в Египте, Шумере, Эламе, рисунки протоиндской культуры 4—3-го тыс. до н. э., рисуночная П. ацтеков, возможно, майя письмо). Так, шумер, архаическая иероглифика, предшествовавшая клинописи, была П., т. к. не ставила целью точное воспроизведение связной речи. Такой вид П. часто неточно называется идеографии, письменностью. Однако П. не является собственно письменностью, поскольку письменность — это знаковая система, воспроизводящая связную речь; в то же время даже П. ориентируется не на понятия, а на слова, их выражающие (хотя и отвлекаясь от их грамматич. формы, служебных слов и т. п.), а потому может выражать и слова, лишь сходно звучащие с теми, к-рые выражают понятия, ассоциирующиеся с данным знаком-рисунком; в последнем случае знак выступает уже не как идеограмма, а как логограмма', в дальнейшем такой знак начинает использоваться для передачи соответственно звучащей фонемной последовательности (напр., слога), грамматич. флексии, служебных слов и т. п., в результате чего возникает словесно-слоговое письмо.
* Дьяконов И. М., К возникновению письма в Двуречье, в кн.: Гос. Эрмитаж. Тр. Отдела Востока, т. 3, Л., 1940; Gelb I. J., A study of writing, rev. ed., Chi., [19631; Friedrich J., Geschichte der Schrift, Hdlb., 1966. И. M. Дьяконов. ПРОТОСИНАЙСКОЕ ПИСЬМО — письмо наскальных надписей, найденных на Синайском п-ове в 1905. Было обнаружено ок. 25 кратких, сильно поврежденных надписей, менее 10 фрагментов
Слово b‘It ‘Госпожа’ (имя богини) в протоси-найских надписях.
найдено позже на Сннае и в Палестине. Небольшое число знаков (не более 35) и их рисуночный характер позволили А. X. Гардинеру в 1917 определить П. с. как консонантный алфавит н прочесть слово b‘lt ’Госпожа’ (имя богини). Он рассматривал П. с. как первый алфавит мира (19 в. до н. з.), созданный на основе
егип. иероглифов по акрофонич. принципу, считал его предком финикийского письма. Последующие дешифровки (К. Зете, В. В. Струве, X. Гримме н др.) основываются на принципах Гардинера, но не дают убедит, результатов в чтении
Слово ’rht ’Телица' (эпитет богини) в протосинайских надписях.
надписей. Наиболее подробные дешифровки У. Ф. Олбрайта и А. ван ден Брандена сильно различаются. Датировки текстов колеблются — 19, 17, 15 вв. до н. э. Большинство ученых считает П. с. недешнфрованным, а дешифровку невозможной из-за плохой сохранности и малого объема текстов.
Бронзовый кинжал из Лахиша (13 в. до н. э.) с протосинайской надписью 1 rnz при-
надлежит
Попытка дешифровки А. Г. Лундина исходит из родства П. с. с консонантными алфавитами 2-го тыс. до н. э. (угарит-ским, юж.-семитским, финикийским), но отвергает его зависимость от егип. иеро-глифич. письма. Он показывает единое происхождение этих систем письма н наибольшую близость П. с. к финикийскому. П. с. определяется как краткий консонантный алфавит (22—24 буквы), возникший в юж. Палестине в 13—12 вв. до н. э. на базе сев.-семит, алфавита (предка финикийского) под егип. культурным влиянием путем внеш, стилизации знаков под егип. иероглифы с приданием им рисуночного вида. П. с. было распространено, по-вндимому, в 13— И вв. до н. э. в Палестине и, вероятно, в Финикии и Снрии.
• Ст ру в е В. В., Происхождение алфавита, П., 1923; Луидив А. Г., Дешифровка протосинайской письменности, ВДИ,. 1983, № 1; Gardiner A., The Egyptian origin of the Semitic alphabet, «Journal of Egyptian Archaeology», 1916, y. 3, pt 1; S e t h e K., Die neuentdeckte Sinai-schrift und die Entstehung der semitischen Schrift. Nachrichten der Gottinger Gesell-schaftfiirWissenschaften, 1917; G r i m m e H., Altsinaitische Forschungen, Paderborn, 1937; Albright W. F., The Proto-Sinai-tic inscriptions and their decipherment, Camb., 1966; Sznycer M., Les inscriptions protosinaitiques, в кн.: Le dechiffrement des ecritures et des langues, P., 1975; Van den
Branden A., Nouvel essai du dechiffre-ment des inscriptions protosinaitiques, «Bib-hia e Oriente», Anno XXI, 121, 1979. А. Л. ПРОФЕССИОНАЛ ЙЗМ Ы — слова и выражения, свойственные речи представителей той или иной профессии или сферы деятельности, проникающие в общелитературное употребление (преим. в устную речь) и обычно выступающие как просторечные, эмоционально окрашенные эквиваленты терминов. Напр.: рус. «вырубить» ’выключить’(из речи электротехников),«за драить» 'плотно закрыть’ (из речи моряков), польск. blacha ’металлич. духовые инструменты' (из речи музыкантов).В об-щелит. язык проникают благодаря своей эмоциональной выразительности, как правило, из профессиональ
ного просторечия, характерного для представителей популярных в данный период («модных») профессий (в нач. 20 в.— электриков, автомобилистов, летчиков, позже — киноработников, спортсменов, космонавтов). В худож. лит-ре используются как средство речевой характеристики персонажей. Подобно др. средствам эмо
Арнузу’.
циональной выразительности (ср. Сленг), П. обычно быстро устаревают; в общелит. языке закрепляются в случае утраты стилистич. маркированности («приземлиться»), в этом случае они даже могут стать моделью для образования новых слов лит. языка (ср. «приземлиться» — «приводниться»—«прилуниться»). П. изучаются в лексикологии и стилистике.
* Успенский Л. В, Материалы по языку рус. летчиков, в кн.: Язык и мышление, т. 6—7, М. —Л., 1936; Шмелев Д. Н., О семантич. изменениях в совр. рус. языке, в кн.: Развитие грамматики и лексики совр. рус. языка, М.. 1964; Рус. язык и сов. общество. Социолого-лингвистич. исследование, М., 1968; Скворцов Л. И., Теоретич. основы культуры речи, М., 1980; Совр. проблемы рус. терминологии, М., 1986.	Н. С. Арапова.
ПРОШЁДШЕЕ ВРЕМЯ (лат. Praete-ritum) — форма финитного глагола, указывающая, что ситуация, о к-рой говорится в предложении, предшествует моменту речи или другому моменту, мысленно приравниваемому к моменту речи.
Во мн. языках есть по нескольку различающихся форм П. в. у одного глагола. Выделяется повествовательное П. в. (нарратив), используемое в рассказе о событиях прошлого или о вы-
ПРОШЕДШЕЕ 403
26*
м ышленных событиях, относимых к любому времени, в частности и к будущему, и неповествовательное, актуальное прошедшее (акциоиальный перфект), обозначающее такое событие прошлого, к-рое по своим прямым или косвенным последствиям важно для настоящего момента. Повествовательное прошедшее может подразделяться на аорист, обозначающий событие как звено в последо-ват. цепи событий и как бы продвигающий повествование вперед во вЬемени, н имперфект, обозначающий событие, одновременное другому событию прошлого, и, т. о., как бы задерживающий повествование на каком-то этапе временной последовательности. Иногда особыми формами выделяется предварит, прошедшее (антепретерит, плюсквамперфект).
Эти и др. разновидности П. в. по отдельности или в разных комбинациях друг с другом составляют содержание соотв. грамматич. форм и описат. конструкций, выполняющих их функции. Раздельные формы для этих разновидностей П. в. существуют во франц, и др. романских, древних слав., современном болг., алб., тур. и др. языках; в слав, языках эти формы, кроме того, дифференцируются по виду. В нем., швед., дат., фин. языках в функции повествоват. П. в. (но без подразделения на две разновидности) выступает простой претерит, в функции неповествоват. П. в.— перфект, в функции предварит. П. в.— плюсквамперфект. Аналогично и в английском, где, впрочем, функции имперфекта частично соответствует видо-временная форма Past Progressive, противопоставленная простому претериту. При простой констатации изолиров. фактов прошлого претерит н перфект могут употребляться как взаимозаменяемые формы, разграничиваемые стилистически или (в англ, яз.) исходя из различий в сочетаемости с нек-рыми типами обстоятельств. В классич. латыни значение аориста объединено с неповествоват. П. в. в общей форме, традиционно наз. перфектом, противопоставленной имперфекту. В истории языков нередко наблюдается перераспределение функций между формами П. в.
В русском, как и в большинстве совр. слав, языков, система П. в. на протяжении истории упростилась — за счет утраты имперфекта и аорнста(а также плюсквамперфекта) и превращения перфекта в универсальное П. в., дифференцируемое по виду: П. в. сов. вида функционально соответствует аористу, перфекту и плюсквамперфекту; П. в. несов. вида — чаще всего имперфекту, но в определ. случаях и всем остальным формам П. в. др.-рус. языка.
При образовании форм П. в. используются разл. средства: аффиксы, чередования в корне (аигл. sing ’пою’ — sang ’пел'), сдвиги ударения (иапр.,. в болг. лз.), изменения тона (в нек-рых афр. н амер, языках), супплетивизм (рус. «иду» — «шел») н т. д., широко используются аналитич. формы. В истории языков отмечено как оттеснение простых форм аналитическими (в чеш., словац., словен., юж.-нем. говорах, отчасти во франц, и др.), так и «синтетнзация» аналитич. форм, полная — за счет утраты вспомогат. глагола (как в рус. «дал» из первонач. «лалъ есмь», «далъ еси» и т. д.) или частичная за счет превращения вспомогат. глагола в своего рода подвижное окончание (как в польск. czytalem ’я читал’, czytaiei ’ты читал’ и т. д., ср. czys
404 ПРУССКИЙ
czytat? 'читал ли ты?’ — с переносом окончания к вопросит, частице czy).
• См. лит. при статьях Время глагольное. Аорист, Имперфект, Перфект.
Ю. С. Маслов. ПРУССКИЙ ЯЗЫК — один из балтийских языков (западно-балтийская группа). Иногда называется древнепрусским для отличия его от прус, говоров нем. языка. На П. я. говорили в юго-вост. Прибалтике, к В. от Вислы, с нач. 2-го тыс. терр. его распространения сокращалась. К нач. 18 в. П. я. вымер, потомки пруссов перешли на нем. яз.
Памятники: Эльбингский нем.-прус. словарь (немногим более 800 слов), ок. 1400; прус.-нем. словарик Симона Грунау (ок. 100 слов), нач. 16 в.; 3 катехизиса на П. я. (пер. с нем.): 1545 (1-й и 2-й катехизисы), 1561 (3-й, т. наз. Энхиридиок, самый обширный текст на П. я.): отд. фразы н слова, сохраненные в описаниях пруссов; прус, стихотворная надпись (2 строки), сер. 14 в. Сведения о П. я. дают также топонимия и антропонимия, отчасти прус, заимствования в прус, говорах нем. яз., в польск. и зап.-литов, говорах. Все памятники отражают результаты сильного немецкого и более раннего польск. влияния, а сам П. я. предстает в значительно изменившемся виде.
Выделяют 2 диалекта: помезанский (более западный, о нем можно судить по Эльбингскому словарю) и самландский, или самбийский (более восточный, на к-ром написаны все катехизисы).
Для фонетики характерны противопоставление гласных по долготе — краткости, относительно простая система согласных, свободное ударение, фонологически значимое противопоставление интонаций, тенденция к палатализации и лабиализации согласных, к смешению шипящих со свистящими, к дифтонгизации в определ. условиях долгих гласных. В морфологии имя различает категории числа, рода (в помезан. диалекте есть и ср. род), падежа (им., род., дат., вин.; наблюдается тенденция к выработке «общего» падежа); глагол характеризуется категориями числа (существенно неразличение чисел в 3-м л.), лица, времени (наст., прош., буд.), наклонения (индикатив, императив, может быть, оптатив и кондиционалис), отмечены нек-рые видовые характеристики. О синтаксич. особенностях П. я. судить труднее из-за переводного характера памятников. В целом П. я. отличается сочетанием архаизмов и новообразований. В лексике большое кол-во польск. и нем. заимствований. В ряде отношений П. я. обнаруживает особую близость к славянским языкам.
• Trautmann R., Die altpreussischea Sprachdenkmaler, Gott., 1910; его же, Die altpreussischea Personnennamen, Gott., 1925; Gerullis G., Die altpreussischea Orts-namen, B.—Lpz., 1922; Endzelins J,, Senpriiiu valoda, Riga, 1943; Priisu kalbos paminklai, Parenge V. Masiulis, t. 1—2, Vilnius, 1966-81; Schmalst ieg W. R., An Old Prussian grammar, L., 1974; его ж e, Studies in Old Prussian, L., 1976.
Nesselmann G. . H. F.. Thesaurus linguae prussicae, Berolini, 1873; T о n o-p о в В. H.. Прус. язык. Словарь, т.1—5, М., 1975—89 (изд. продолжается); Maziulis V., Prusit kalbos etimologijos zodynas, 1.1, Vilnius, t988 (изд. продолжается). В. H. Топоров. ПРУТЕНЙСТИКА — см. Балтистика. ПРЯМАЯ РЕЧЬ (лат. oratio recta) — дословное воспроизведение чужого высказывания, сопровождаемое комментирующей репликой говорящего («словами автора»).
В отличие от синтаксически организованной косвенной речи, П. р. строится по принципу паратаксиса — свободного соположения конструктивных час-
тей без грамматически выраженной их связи: «Он сказал: „Как здесь хорошо!"»; «„Не могли бы вы нам помочь?” — спросил я его»; «Хорошо бы, — предложил отец, — немного прогуляться». П. р. ориентирует не только на передачу предметного содержания чужого высказывания, но и на буквальное воспроизведение его формы со всеми характерными грамматич., лексич., интонационными, стилистич. особенностями последней — так, как она была воспринята говорящим. Чужая речь не ассимилируется авторским контекстом, а вводится в конструкцию как неразложимое и неизменное целое. Обособленность и взаимная непроницаемость конструктивных частей П. р. иногда проявляется и в достаточно свободной организации авторского высказывания, к-рое может строиться на более широкой лексич. основе, чем авторский план косвенной речи: помимо слов с семантикой говорения здесь возможны глаголы движения и др. конкретных действий («В дверь постучали:— Пора вставать!»). В науч, лит-ре П. р. иногда противопоставляют косвенной — как речь «сказанную» (gesproche-ne Rede) речи «сообщенной» Gserichtete Rede).	И. Н. Кручинина.
ПСИХОЛИНГВЙСТИКА — наука, изучающая процессы речеобразования, а также восприятия и формирования речи в их соотнесенности с системой языка. Разрабатывая модели речевой деятельности и психофизиология, речевой организации человека, П. проверяет их путем пси-хологич. экспериментов; т. о., будучи по предмету исследования близка к лингвистике, по методам П. ближе к психологии. В П. применяются такие экспериментальные методы, как ассоциативный эксперимент, метод «семаитич. дифференциала» и др. П. возникла в связи с необходимостью дать теоретич. осмысление ряду практич. задач, для решения к-рых чисто лингвистич. подход, связанный с анализом текста, а не говорящего человека, оказался недостаточным (обучение родному, а особенно — иностр, языку; речевое воспитание дошкольников и вопросы логопедии; клиника центрально-мозговых речевых нарушений; проблемы речевого воздействия, в особенности в пропаганде и деятельности средств массовой информации; авиационная н космич. психология; судебная психология и криминалистика, напр. опознание людей по особенностям их речи; проблемы машинного перевода, речевого ввода информации в ЭВМ и т. п.; информатика).
Термин «П.» вошел в науч, обихол с 1954 после опубликования в США коллективной работы под этим назв. (пол ред. Ч. Э. Осгуда и Т. А. Себеока), но идеи, близкие к проблематике П., развивал в СССР еще в нач. 30-х гг. психолог Л. С. Выготский. Его ученик А. Р. Лурия разработал основы нейролингвистики, близкой к П. по предмету и задачам, но ориентированной в основном на диагностику и лечение разл. видов афазии. Сходные с П. идеи развивали также психолог Н. И. Жинкии и позже — лингвист С. Д. Кацнельсон. Развитие собственно П. в СССР началось с сер. 60-х гг., прежде всего в Ин-те яз-знания АН СССР (Москва), работа ведется также в Ленинграде, Харькове, Тбилиси, Фрунзе, Алма-Ате и др. Каждые 2—3 года проводятся всесоюзные симпозиумы по П. Сов. П. опирается на материалистич. психологию школы Выготского (прежде всего на понятие деятельности) и на лингвистич. наследие Л. В. Щербы н его школы, в особенности на его трактовку активной грамматики. Рассматривая П. как одну из «дочерних»
областей разработанной А. Н. Леонтьевым психологии, теории деятельности, моек, психолингвистич. школа долгое время называла П. «теорией речевой деятельности >, употребляя параллельно н термин «П.».
Осн. направления исследования в сов. П. 60—70-х гг., кроме разработки общих теоретич. моделей порождения [А. А. Леонтьев, Т. В. Ахутина (Рябова) и др.] и восприятия (И. А. Зимняя) речи: изучение вероятностной структуры речевых процессов (Р. М. Фрумкина), вербальных ассоциаций (А. П. Клименко, А. А. Заленская и др.; создано неск. словарей ассоциативных норм для разл. языков), факторов распознавания речи (леиингр. группа психолингвистов под руководством Л. Р. Зиидера), развития детской речи (А. М. Шахнарович и др.), П. текста (Т. М. Дридзе) и т. п.
Зарубежная П. первоначально (50-е гг.) ориентировалась в психологии, отношении на необихевиористич. психологию (Осгуд), а в лингвистическом — на амер. дескриптивную лингвистику. В дальнейшем (до нач. 70-х гг.) в основном опиралась на порождающую модель Н. Хомского (см. Генеративная лингвистика), развивая и его психологии, идеи. Наибольший вклад в развитие амер. П. в этот период внес Дж. А. Миллер, занимавшийся дальнейшей теоретич. разработкой и экспериментальной проверкой модели Хомского; известны также работы Д. Сло-бина, Дж. Фодора, X. Кларка и др. 70-е гг. характеризуются отказом от односторонней ориентации на идеи Хомского и вовлечением в разработку теоретич. основ П. ряда ведущих психологов зап,-европ. стран; этот этап привел к пересмотру основ П. и проникновению в нее идей «классической» европейской общей психологии и прогрессивных тенденций совр. социальной психологии. В большей степени стали учитываться собственно психология. и социальные факторы речевой деятельности (работы Р. Румметвейта в Норвегии, Дж. Уэрча в США, Ж. Мёлера н Ж. Нуазе во Франции н др.). Из социа-листич. стран Европы П. особенно развита в Румынии (Т. Слама-Казаку), Чехословакии (Я. Пруха), ГДР (В. Хартунг).
Развившись на основе разл. направлений психологистич. яз-знания, П. усвоила его интерес к человеку как носителю языка и стремление интерпретировать язык как динамич. систему речевой деятельности (речевого поведения) этого человека. Внутри этой системы П. рассматривает гораздо большее число взаимосвязанных факторов развития и функционирования языка, чем «классическое» общее яз-знание, тем самым значительно расширяя предмет своего исследования по сравнению с последним. Для материалистич. направлений П., напр. в СССР, характерен более глубокий подход к трактовке социальной природы языка и речевой деятельности, определяемый пониманием общения и др. социальных и социально-пси-хологич. процессов в марксистско-ленинской науке.
• Леонтьев А. А., Психолингвистика, Л.. 1967; его же, Психолингвистич. единицы и порождение речевого высказывания. М., 1969; Теория речевой деятельности, М.. 1968; Психолингвистика за рубежом, М., 1972: Основы теории речевой деятельности, М,, 1974; Лурия А. Р., Основные проблемы нейролингвистики, М., 1975; его же, Язык и сознание, М., 1979; Смысловое восприятие речевого сообщения, М., 1976; Слобин Д., Грин Дж., Психолингвистика. пер. с англ., М., 1976; Ж и н-к и и Н. И.. Речь как проводник информации, М., 1982; Психолингвистич. проблемы семантики, М.. 1983; Исследование речевого
мышления и психолингвистике, М.. 1985; Тарасов Е. Ф., Тенденции развития психолингвистики, М., 1987; Psycholinguistics. A survey of theory and research problems, Bait., 1954; Rommetveit R., Words, meanings and messages, N. Y.— L. — Oslo, 1968; Social context of messages, L.— N. Y., 1971; Sprachliche Kommunikation und Gesellschaft, B., 1976; Clark H., Clark E., Psychology and language. An introduction to psycholinguistics, N. Y., 1977. Л. Л. Леонтьев. ПСИХОЛ ОГЙЧECKOE НАПРАВЛЕНИЕ (лингвистический психологизм) в языкознании — совокупность течений, школ и отдельных концепций, рассматривающих язык как феномен психологического состояния и деятельности человека или народа. В разные периоды истории лингвистики представители П. и. по-разному трактовали исходные понятия, предмет и задачи исследования. Существенно изменялась система взглядов на психологии, природу языка. Поэтому можно говорить о ряде психологии, направлений, школ и концепций, объединенных характерными чертями: 1) общей оппозицией логическим (см. Логическое направление) и формальным школам в яз-знании; 2) ориентацией на психологию как методологии, базу; 3) стремлением исследовать язык в его реальном функционировании и употреблении.
П. н. возникло в недрах сравнит.-ист. яз-знания в 50-х гг. 19 в. под влиянием философии языка В. фон Гумбольдта (см. Гумбольдтианство) как реакция на господствовавшие логич. воззрения на сущность языка. Основатель П. н. — X. Штейнталь. В России его крупнейшим представителем был А. А. Потебня (см. Харьковская лингвистическая школа). Уже в первый период своего развития П. и. отмежевалось от предшествовавшей логич. школы: категории грамматики и логики столь же слабо соотнесены друг с другом, как понятия круга и красного; логика общечеловечна и не может вскрыть специфики языка данного народа (Штейнталь); логика — наука гипотетическая, тогда как яз-знание — генетическая, т. е. исследующая «процесс сказывания», к-рым логика не интересуется; «логика настолько формальная наука, что сравнительно с ней формальность языкознания вещественна» (Потебня). Логике как методологии. основе предшествующего яз-знания противопоставлялась психология. Следуя Гумбольдту, Штейнталь видел в языке выражение «духа народа» — нар. психологии, тем самым подчеркивалась социальная природа языка. Однако созданная к тому времени психологии, наука (И. Ф.Гербарт) была индивидуалистической. С целью создать социальную психологию («этнопсихологию») Штейнталь и М. Лацарус основали «Журнал этнической психологии и языкознания» (1860). Однако они руководствовались идеалнс-тич. и наивными представлениями об «этнопсихологии» как проявлении «симпатии» между людьми. В нач. 20 в. В. Вундтом была предпринята еще одна попытка создать науку о психологии народа как методологии, основе яз-знания (этнопсихологию), но она как наука не состоялась. Вместе с тем стремление опереться на социальную психологию способствовало широкому взгляду на язык, пробуждению интереса к фольклору, мифологии, обычаям народа, выраженным в пословицах, поговорках, загадках н др. речевых формах, воплощающих вар. мудрость.
Оставаясь верным осн. постулату Гумбольдта, П. н. рассматривало язык как явление историческое и динамическое, вечно развивающееся, что согласуется с наз
начением сравнит.-ист. метода. Стремясь перенести психологии, понятия и термины ассоциативной психологии на язык, представители П. н. проявили внимание к речевым актам живого языка, к внутр, стороне языка, к значению слова и предложения. Наблюдения над живой речью, по их мнению, позволяют понять сущность н происхождение языка, ибо в речевых процессах мы обнаруживаем «постоянное повторение первого акта создания языка» (Потебия). Подходя к языку со стороны психологии говорящих, П. н. подчеркивало теснейшую связь языка и мышления, Штейнталь утверждал, что язык есть мышление. Но в отличие от предметного мышления, оперирующего представлениями, языковое мышление опирается на внутр, форму языка, т. е. на представления представлений (Штейнталь) или знак — отношение значения слова к значению предшествующего слова (Потебня).
Придавая понятию «внутр, форма» большое значение, представители П. н. применяли его к истории языка. Штейнталь полагал, что в доист. период языки обладали богатейшей внутр, формой, а в ист. период они ее постепенно утрачивают. Для представителей П. н. внутр, форма есть следствие процессов образования слова. Процессам образования языковых единиц они уделяли большое внимание. Пытаясь психологически объяснить эти процессы, они говорили о таких законах психологии, как ассимиляция, ассоциация, апперцепция и др. Отсюда их интерес к синтаксису, его ведущее положение в ис-следоват. практике. Так, формирование частей речи рассматривалось на основе выделения членов предложения. В отличие от сторонников логической школы, к-рые видели в предложении результат объединения двух (или неск.) понятий, основатели П. н., напротив, усматривали в нем выражение расчленения общего представления на его составные части (Вундт) с последующим их синтезом (Потебня). Следует подчеркнуть, что в П. н. впервые было обращено внимание на важность мысли Гумбольдта о необходимости привлечения связного текста в лингвистич. исследованиях.
По ряду существенных вопросов рус. школа П. н. расходилась с немецкой. Так. Потебня подчеркивал специфич. качества грамматики, ее формальные свойства. Штейнталь и Вундт большее внимание обращали на психологич. сторону, стремясь обнаружить, скорее, язык в психологии, чем психологию в языке. Основатели П. н. преувеличивали роль психологич. факторов в развитии языка, нередко отождествляли психологич. и грамматич. категории.
Осознание слабых сторон П.н. этого периода привело в 70-е гг. 19 в. к формированию младограмматизма, разделявшего идеи о психологич. природе языка, исследовавшего живые языки, но отвергавшего этнопсихологию как науч, фикцию, считая единств, реальностью, данной лингвисту, индивидуальный язык. Поэтому младограмматики (лейпцигская школа) призывали изучать ие абстрактный язык, а говорящего челове-к а. Единств, методологии, основой яз-зиания признавалась индивидуальная психология, но сущность языка младограмматики не растворяли в психологии, видя его физич. или физиология, сторону, на к-рую они опирались в своем учении о фонетич. законах. Идеи
ПСИХОЛОГИЧ 405
психологизма частично разделялись представителями казанской лингвистической школы, но их не удовлетворяла односторонняя ориентация на индивидуальную психологию. Они по-разному стремились подчеркнуть социальную сущность психологии говорящих.
В 1-й пол. 20 в. на смену лингвистич. психологизму приходят социология, и формальные направления, в первую очередь структурная лингвистика, сосредоточившая внимание на статич. аспектах и синхронном срезе языка. Однако традиции психология, подхода к языку не были утрачены: под влиянием новых идей как в психологии и философии, так в в яз-знании в разных странах возникают отд. концепции, ориентированные на психология, принципы анализа языка. Так, в ная. 20 в. А. Марти создал основанную на психология, наяалах теорию универсальной грамматики. Возможность создания такой грамматики он видел в том, что все языки выражают одно и то же психология, содержание и построены на единых основаниях, т. к. все люди, независимо от языка, на к-ром они говорят, обладают общей психофи-зич. организацией. По мнению Марти, осн. задача лингвистики заключается в точном анализе и описании психич. функций и их содержания, получающих выражение в универсальных языковых средствах. Предложенное Марти разграничение автосемантии (самодостаточности компонентов языка) и синсемантии (семантической их недостаточности) с последующей детализацией и привязкой к частям речи и др. единицам не утратило своего значения до сих пор.
В 30—40-х гг. 20 в. появилась эгоцент-рич. концепция поля К, Л. Бюлера. Выступая против «заношенного реквизита» традиционной формальной грамматики, Бюлер предлагает обратиться к нек-рым понятиям совр. ему психологии — понятию поля и ситуации. Он обнаруживает в языке нек-рые «поля» (напр., указательное поле личных местоимений, местоименных наречий и др.), к-рые ставятся говорящим в соответствие коммуникативной ситуации.
В 40-х гг. 20 в. разрабатывалась теория психологии языка (Ф. Кайнц, Э. Рихтер и др.), направленная в основном на описание психология, условий употребления языковых средств. Психология. ориентации на язык в значит, степени придерживался Л. В. Щерба, особенно в первый период своей деятельности; его труды и предложенные им экспериментальные методы объективно способствовали эффективности исследования не только системы языка, но и речевой деятельности.
Качественно новым этапом развития П. н. в широком смысле становится возникшая в нач. 50-х гг. 20 в. психолингвистика. Унаследовав наиболее сильные стороны П. н. (рассмотрение языка в неразрывной связи с говорящим человеком, учет социальных факторов в формировании и функционировании языка, подчеркивание динамич. природы языка), психолингвистика выдвинула качественно новые идеи — более широкий предмет исследования, более глубокое понимание социальной природы языка, разработка экспериментальной методики н др.
Развиваясь под воздействием психологии, лингвистич. психологизм оказывал и оказывает влияние на неогумболъдти-анство, этнолингвистику, совр. социо-
406 ПУНКТУАЦИЯ
лингвистику, социопсихолингвистику, отчасти на совр. порождающую (генеративную) грамматику, где вопросы порождения нередко решаются с учетом психологии (ср., напр., работы У. Чейфа). S Потебня А. А., Мысль и язык, СПБ, 1862; его же, Из записок по рус. грамма' тике, т. 1— Введение, Воронеж, 1874; Б у-лич С. К., Очерк истории яз-знания в России, т. 1, СПБ, 1904; Шпехт Ф., «Индоевропейское» яз*знание от младограмматиков до первой мировой войны, в кн.: Общее и индоевроп. яз-знание. Обзор лит-ры, пер. с нем., М.» 1956; Леонтьев А. А., Общелингвистич. взгляды И. А. Бодуэна де Куртенэ. ВЯ, 1959, №6; его же, Психолингвистика, Л., 1967; Белодед А. И., Грамматич. концепция А, А. Потебии в истории отечеств, яз-знания, М., 1977; Мурзин Л. Н., Логич. и психологич. трактовка синтаксич. процессов. (Рус. яз-знание кон. XVIII — нач. XX в.), Пермь, 1980; Stein-t h а 1 Н., Grammatik, Logik und Psychologic, ihre Prinzipien und ihr Verhaltniss zu einander, В.» 1855; Buhler K., Sprach-theorie. Jena, 1934; Marty A., Nachgelas-sene Schriften, I—Psyche- und Sprachstruktur, Bern, [19401; Kainz F., Psychologic der Sprache, Bd 1—5, Stuttg., 1941—69; его ж e, Einfiihrung in die Sprachpsychologie, W., 1946; Arens H., Sprachwissenschaft. Der Gang ihrer Entwicklung von der Antike bis zur Gegenwart, Freiburg—Munch., [1955]; В u m a n n W., Die Sprachtheorie Heymann Steinthals, Dargestellt im Zusammenhang mit seiner Theorie der Geistwissenschaft, [Mainz], 1965.	Л. H. Мурзин.
ПУНКТУАЦИЯ (ср.-лат. punctuatio, or лат. punctum — точка) — 1) система графических внеалфавитных знаков (знаков препинания), образующих вместе с графикой и орфографией основные средства письменного языка; главное назначение П. — членение и графическая организация письменного (печатного) текста; 2) правила, кодифицирующие нормы пунктуационного оформления письменного текста, исторически сложившиеся для конкретного языка; 3) раздел языкознания, изучающий закономерности системы П. и нормы употребления знаков препинания.
Принципы организации системы П. в европ. языках основываются на иерархии общих функций знаков препинания: отделение (разделение) — выделение элементов текста и их групп; тем самым противопоставлены два типа знаков препинания — одиночные и парные. Дальнейшая классификация знаков препинания обусловлена различием объектов членения (предложение — текст) и позицией употребления знаков препинания. С членением предложения связаны классы знаков препинания: 1) одиночных в позиции середины предложения (запятая, точка с запятой, тире, двоеточие, многоточие в функции разрыва предложения) и 2) парных (двойная запятая и двойное тире, скобки и кавычки); с членением текста связаны классы знаков препинания: 3) одиночных в позиции конца предложения (точка, вопросит, и воскли-цат. знаки, многоточие в функции обрыва предложения) и 4) парных (скобки и кавычки). Возможность принадлежать более чем к одному классу выделяет группу «универсальных» знаков препинания (многоточие, скобки и кавычки). Действующая в системе П. семиотич. функция предупреждения (напр., у двоеточия) наиболее ярко представлена в первом элементе парного знака препинания для оформления вопросит, и восклицат. предложения «£?» и «|1» в исп. яз.
Перечисленные знаки препинания составляют центр системы П., противопоставленный ее периферии, служащей (по А. А. Реформатскому) в основном членению печатного текста, — компози
ционно-пространственным (абзац в выделит. функции, разделит, звездочки, линейка) н выделит, шрифтовым средствам. Кроме того, П. включает в себя комплексы — объединения разнородных пунктуационных средств с целью для оформления сложных пунктуационных ситуаций (прямая речь, перечисление с рубрикацией и др.). Группировка знаков препинания по разл. признакам создает поли-функцнональность их в пересекающихся классах и рядах; эта избыточность — основа для выбора, к-рый осуществляется не за счет одной из разновидностей знака (ибо в системе П. вариантность отсутствует, за исключением графической вариантности скобок и кавычек), а за счет функциональной синонимии знаков препинания.
Для большинства языков, пользующихся иероглифами (кит., япон.), араб, письмом, деванагари и др., характерен миним. состав традиционных разделит, знаков препинания — обычно в форме точки между предложениями (или строками), встречается в этой роли и вертикальная черта (в деванагари); реже — внутри предложения (напр., япон. «круглая точка» между предложениями, «черная точка» между строками). Наряду с этим подобные письменности начиная с 19 в. заимствуют знаки препинания из европейского (чаще всего англ.) письма; употребление таких заимств. знаков препинания часто факультативно.
Становление П. обусловлено развивающимися потребностями письм. общения. Еще в древних европ. рукописях отмечены отд. элементы П., прежде всего точка (и комбинации точек), а также двоеточие, запятая, точка с запятой; они непоследовательно употреблялись (помимо указания границ слова в текстах без пробела) как разделит, знаки препинания. Состав и употребление знаков препинания растет с развитием жанров и усложнением письм. речи. Решающее значение для нх систематизации и унификации в европ. языках имели изобретение книгопечатания и деятельность типографов и издателей (в частности, венецианцев Ма-нуциев, упорядочивших в 15 в. для лати-ноязычиой письменности состав знаков препинания и правила их употребления, к-рые в гл. чертах дошли до нашего времени).
Закреплению традиций П. европ. языков и ее дальнейшему усовершенствованию способствовали худож. практика крупных писателей и деятельность языковедов-нормализаторов, кодифицирующих нормы и упорядочивающих правила употребления знаков препинания. В частности, для рус. П. имели большое значение труды Я. К. Грота (19 в.) и А. Б. Шапиро (в связи с реформой правописания 1956), справочники Д. Э. Розенталя (60— 80-е гг. 20 в.). И при кодифицирован-ности совр. норм П. могут быть отступления от ®их — как использование стилистич. возможностей знаков препинания в худож. лит-ре, так и регулярные колебания в отд. звеньях системы в массовой практике пишущих (ср., напр., «экспансию» тире в совр. рус. П.).
Нормативному описанию П. языка сопутствует развитие П. как раздела яз-знания. Так, начало науч, изучению рус. П. положено «Российской грамматикой» М. В. Ломоносова (1757). Дальнейшее развитие науки о рус. П. обнаруживает, с одной стороны, воздействие логич. теории синтаксиса К. Ф. Беккера (это воздействие связано с соотношением «синтаксич. структура — П.» в разных языках: еше В. И. Классовский противопо
ставлял рус. и нем. П., для к-рых характерно стремление отмечать большинство синтаксич. конструкций, — французской, английской и итальянской, где эта черта отсутствует, но знаки препинания чаще выражают смысловые нюансы), с другой стороны, — связь с практикой преподавания языка и связанные с этим 3 принципа П.: смысловой (роль П. в понимании письм. текста — С. И. Абакумов, Шапиро), грамматический (роль П. в выявлении синтаксич. строения письм. текста — Грот), интонационный (роль П. как показателя ритмики и мелодики речи — Л. В. Щерба, А. М. Пешковский, Л. А. Булаховский; чаще этот принцип расценивают как дополнительный); наряду с этими направлениями наметилось коммуникативное понимание роли П. (возможность подчеркивания в письм. тексте с помощью знаков препинания коммуникативной значимости сло-ва/группы слов). В сов. лингвистике активно развивается изучение совр. П. в функциональном плане: стремясь выявить закономерности употребления знаков препинания, оно опирается на их функционирование в реальных текстах, с учетом их полифункциональности и взаимодействия.
• Классовский В. И., Знаки препинания в пяти важнейших языках, СПБ, 1869; Грот Я. К., Рус. правописание, СПБ. 1885; 22изд.. М.. 1916; Щерба Л. В., Пунктуация, в кн.: Лит. энциклопедия, т. 9, М., 1935; Шапиро А. Б., Основы рус. пунктуации, М., 1955; Иванова В. Ф., История и принципы рус. пунктуации, Л., 1962; Реформатский А. А.. О перекодировании и трансформации коммуникативных систем, в кн.: Исследования по структурной типологии, М., 1963; Бодуэн де Куртенэ И. А., Знаки препинания, в его кн.: Избр. труды по общему яэ-знанию, т. 2, М., 1963; И с т р и н В. А., Возник-вовение и развитие письма. М., 1965; Ицкович В. А., Опыт описания совр. пунк
туации, в кн.: Нерешенные вопросы рус. правописания, М., 1974; Веденина Л. Г., Пунктуация франц, языка, М., 1975; В а л-ги н а Н. С., Рус. пунктуация: принципы и назначение, М., 1979; ее же, Трудные вопросы пунктуации, М., 1983; Пеньковский А. Б., Шварцкопф Б. С., Опыт описания рус. пунктуации как функциональной системы, в кн.: Совр. рус. пунктуация, М., 1979; Барулина Н. Н., Роль знаков препинания при актуализации высказывания, РЯШ, 1982, № 3; Розенталь Д. Э., Справочник по пунктуации. Для работников печати,' М., 1984; Шварцкопф Б. С., Совр. рус. пунктуация: система и ее функционирование, М., 1988; Becker К. F., Ausfiinrliche deutsche Grammatik als Kommentar der Schulgrammatik, 2 Aufl., Fr./M., 1842; Damourette J., Traite moderne de ponctuation, P., 1939; Skelton R., Modern English punctuation, 2 ed., L., 1949; В 1 i n k e n a A,, Latviesu inter-punkcija, Riga, 1969; Grevisse M., Le bon usage, 11 ed., P., 1980; Baudusch R., Punkt, Punkt, Komma, Strich. Regeln und Zweifelsfalle der deutschen Zeichensetzung, Lpz., 1984. Г. К. Карапетян ,Б.С. Шварцкопф.
ПУРЙЗМ (франц, purisme, от лат. pu-rus — чистый) — см. Культура речи. ПУШТ^ (афганский язык, пашто) — один из иранских языков (восточноиранская пэуппа). Распространен в Афганистане (в частности, р-ны Кандагара, Джелалабада, Газни, Хоста, а также провинции Кабул и Фарах), в Пакистане (Вазиристан, Белуджистан, р-ны Дира, Свата, Баджаура, г. Пешавар). Общее число говорящих 24,6 млн. чел., в т. ч. 9,5 млн. в Афганистане и 13 млн. в Пакистане. Один из двух (наряду с дари) главных лнт. языков Афганистана.
Многочисленные территориальные и племенные диалекты объединяются в 2 группы: восточную, или пешаварско-джелалабадскую, и западную, нли кандагарскую. Выделяют также юж. группу (сюда входят, в частности, диалекты пров. Пактия в Афганистане).
Особенностью П., по сравнению с близ-кородств. памирскими языками, является широкое распространение ретрофлексных согласных !, d, п, г; в области морфологии — широкое распространение флексии, в т. ч. внутренней, преим. в имени, но отчасти и в глаголе; наличие у глагола разветвленной системы выражения грамматич. категории вида; широкое распространение эргативной конструкции с объектным спряжением.
Лит. П. имеет двухдиалектную основу и развивается в специфич. условиях одновременного употребления в Афганистане языка дари, имеющего более богатую и длит, письм. традицию. Лит. П. ранее был относительно мало нормализован и малоупотребителен в сфере офиц. документации и обществ.-полит, практики, однако сфера его употребления постоянно расширяется; предпринимаются активные меры по его нормализации, издаются толковые и двуязычные словари и спец, работы, поев, нормативному употреблению слов и грамматич. форм, ведется работа по созданию терминологии.
П. пользуется араб, алфавитом с добавлением спец, букв для обозначения ретрофлексных t, d, г, S/h, i/у, аффрикат с и з, а также спец, модифицированных написаний для обозначения нек-рых дифтонгов. Сведения о лит-ре на П. до 16 в. не всеми специалистами признаются достоверными, с 16 в. существует непрерывная письм. традиция.
* Бертельс Е. Э., Строй языка пушту, Л., 1936; Дворников Н. А., Язык пушту, М., 1960; Лебедев К. А., Грамматика языка пушту, М., 1970; Грюнберг А. Л., Очерк грамматики афг. языка (пашто), Л., 1987.
Зудин П. Б., Рус.-афг. словарь, М., 1963; Асланов М. Г., Афг.-рус. словарь, М., 1966; Лебедев К. А., Яцевич Л. С.. Калинина 3. М., Рус.-пушту словарь, 2 изд., М., 1983.	Л. Л. Грюнберг.
РАЗГОВбРНАЯ РЕЧЬ — разновидность устной литературной речи, обслуживающая повседневное обиходнобытовое общение и выполняющая функции общения и воздействия. В качестве средства нац. общения складывается в эпоху формирования наций, в донац. период в функции Р. р. выступают диалекты, полудиалекты, городские койне и др. Как форма существования литературного языка Р. р. характеризуется основными его признаками (наддиалект-ностью, устойчивостью, нормативностью, многофункциональностью).
Р. р. — ист. категория. История Р. р. в разных нац. языках не зафиксирована источниками вследствие устной формы ее существования. Основой ее формирования служили наддиалектные образования и говоры регионов, игравших связующую роль при консолидации наций. Место Р. р. в составе лит. языков исторически изменчиво. Она может выступать в качестве устной формы лит. языка (напр., в греч. лит. яз. эпохи Гомера она была единственной его формой), может не входить в его состав (напр., франц, лит. яз. 16—17 вв., совр. чеш. оЬеспа ceSti-па), может взаимодействовать с разг, типом письм.-лит. языка, представленного в худож. произведениях, наиболее полно отражающих реальную нар. речь
(напр., совр. рус. Р. р.), или представлять собой стиль лит. языка. Существуют региональные типы Р. р. Так, в совр. рус. лит. яз. по целому ряду фонетич. и отчасти лексич. признаков можно выделить сев.-русский и юж.-русский региональные варианты лит. Р. р. Сходная картина наблюдается в совр. нем. лит. языке. Р. р. не подвергается кодификации.
Определение характера отношения Р. р. того или иного нац. лит. языка к лнт. языку в целом или его разновидностям решается по-разному. Так, рус. Р. р. одни ученые (Е. А. Зёмская, Ю. М. Скреб-нев), исходя нз ее структурно-системных свойств, отделяют от кодифициров. лит. языка и рассматривают как противопоставленный ему самостоят. феномен, другие рассматривают ее в составе лит. языка как его разновидность (О. А. Лаптева, Б. М. Гаспаров) или особый стиль (О. Б. Сиротинина, Г. Г. Инфантова). Изучение социальной, локальной, возрастной, половой, профессиональной дифференциации Р. р., речевого поведения, особенностей порождения и восприятия речи входит в задачи социолингвистики и психолингвистики.
Общие свойства устной речи проявляются в специфич. характеристиках Р. р.: неподготовленности, линейном характере,
ведущем как к экономии, так и к избыточности речевых средств, непосредств. характере речевого акта. Р. р. существует в диалогич. и монологич. формах, форма речи влияет на выбор средств выражения.
Осн. функция Р. р. — функция общения. Соответственно потребностям общения меняются темы Р. р.: от узкобытовых до производственных и отвлеченных. Признаки общей ситуации протекания речи связаны с предметной обстановкой речи и участниками коммуникативного акта. Выделяется 3 типа ситуаций общения: стереотипные гор. диалоги незнакомых лиц; общение знакомых лиц в бытовой обстановке; общение знакомых и незнакомых лиц в производственной и социально-культурной сфере (ситуации непубличного общения и ситуации публичного общения).
Р. р. широко используется в худож. лит-ре. Ее отражение носит национально обусловленный и ист. характер: чем более высокой является степень демократизации худож. лит-ры, тем большее воздействие оказывает Р. р. на язык худож. лит-ры. В худож. произведении Р. р. «олитературивается» (В. В. Виноградов), в нем в первую очередь использу-
РАЗГОВОРНАЯ 407
ются те явления Р. р., к-рые связаны с ее стилистич. экспрессией, выразительностью и на фойе нейтральных и книжных средств лит. языка маркированы как элементы сниженной стилистич. окраски. Те явления Р. р., к-рые связаны прежде всего с устным характером ее осуществления, в язык худож. лит-ры попадают нечасто. Поэтому Р. р. в ее естеств. виде изучается не по худож. текстам, а по материалам магнитофонных и ручных записей подлинного звучащего текста или отдельных его особенностей.
В пределах каждого нац. языка Р. р. располагает собств. набором языковых особенностей. Употребляются в ней также и общелит. языковые средства. При передаче отвлеченной тематики возможно использование книжно-письм. средств. Универсальные особенности Р. р. связаны с устным характером ее протекания: при убыстренном темпе речи наблюдаются явления усиленной редукции безударных гласных (напр., в рус. яз.), стяжеиие и выпадение звуков, упрощение групп согласных. Возникают явления описательной и сокращенной номинации, особенности в функционировании отд. частей речи и образовании отд. форм, расчленения синтаксич. целого (парцелляция, присоединение, антиципация, добавление темы-уточнителя), прерванные структуры, вопросо-ответные единства, повторы, стяжения, перифразы.
* Шигаревская Н. А., Очерки по синтаксису совр. франц, разг, речи, Л., 1970; Кожевникова К., Спонтанная устная речь в зпич. прозе, Praha, [1970]: И н ф а н-това Г, Г., Очерки по синтаксису совр. рус. разг, речи, Ростов н/Д, 1973; Рус. разг, речь, под ред. Е. А. Земской, М., 1973; С и роти н и н а О. Б., Совр. разг, речь и ее особенности, М., 1974; Лаптева О. А., Рус. разг, синтаксис. М., 1976; Сафиуллина Ф. С., Синтаксис тат. разг. речи. Каз.. 1978; Девкин В. Д., Нем. разг. речь. Синтаксис и лексика, М., 1979; Рус. разг. речь. Общие вопросы. Словообразование. Синтаксис, под ред. Е. А. Земской, М., 1981; Рус. разг. речь. Фонетика. морфология, лексика, жест, под ред. Е. А. Земской. М., 1983; Скребнев Ю. М., Введение в коллоквиалистику, Саратов, 1985; U г е F. W., The theory of register in lan; guage teaching. Essex. 1966; Problemy hezne mluveneho jazyka, zvlaste v rustine, «Slavia», 1973, rocn. 17. ses._ 1; Jedlicka A., Spisovny jazyk v soucasne komunikaci, Praha. 1974.	О. А. Лаптева.
РАПАНУИ — один из полинезийских языков. Распространен на о. Пасхи. Число говорящих ок. 1 тыс. чел.
В структурном плане Р. несколько отличается от остальных вост.-полинезийских языков, с к-рыми находится в одной подгруппе: сохранились праполинезий-ские начальное *faf > hah, а не vah, как в др. языках подгруппы; утрачено противопоставление дв. и мн. чисел у местоимений 2-го и 3-го л.; противопоставление по числу у имен возможно лишь для небольшой группы слов, обозначающих лиц; существенные отличия имеются в ви-до-времениой системе глагола.
В связи с тем что в кон. 19 — нач. 20 вв. языком церкви на о. Пасхи был таити, Р. испытал его значит, влияние в области лексики, фонетики, грамматики. Позднее усиливается влияние исп. яз., к-рый выполняет роль офиц. языка на о. Пасхи.
До начала интенсивных контактов с европейцами на о. Пасхи пользовались нероглифич. письмом ронго-ронго. В 19 в. миссионерами была создана письменность на основе латиницы, применение к-рой, однако, ограничено религ. сферой п изданием памятников фольклора.
408 РАПАНУИ
• Мифы, предания и легенды о. Пасхи. Сост. И. К. Федорова, М., 1978; Englert S., La tierra de Hotu Matu' a, Padre las Casas, 1948; Fuentes J., Dictionary and grammar of the Easter Island language. Pas-cuense-English, English-Pascuense; Pascuense-Spanish, Spanish-Pascuense, Santiago de Chile, I960; Alexander J. □., Case-mar-king and passivity in Easter Island Polynesian, OL. 1981, v. 20. № 2; Langdon R., Tryon □., The language of Easter Island. Its development and Eastern Polynesian relationships, Laie, 1983.
Englert S., Diccionario Rapanui-Espa-nol, Santiago de Chile. 1938. В. И. Беликов. РАСПОДОБЛЕНИЕ — см. Диссимиляция.
РЕДАКЦИЯ (от лат. reductio — отодвигание назад; ср.-лат. reductio — уменьшение, сокращение) — изменение артикуляционных и акустических характеристик звука, вызванное сокращением его длительности или ослаблением напряженности. Р. подвергаются гл. обр. гласные, однако встречается и Р. согласных или более сложных звуковых образований (слогов, слов). Различают количественную Р. — уменьшение длительности звука, вызванное его безударностью, и качественную Р. — изменение характера артикуляции вследствие сокращения длительности. Так, в рус. яз. Р. подвергаются все безударные гласные, длительность к-рых в слове всегда меньше длительности ударных. Следствием этого является и качеств. Р.: все безударные гласные характеризуются как гласные с недовыполненной артикуляторной программой; напр., в слове «красота» первый и особенно второй предударные гласные являются значительно более закрытыми, чем ударный гласный нижнего подъема; в слове «сундук» предударный гласный менее задний, чем ударный.
Акустически качеств. Р. связана с более близким положением первых двух формант (см. Акустика) к центр, части спектра по сравнению с формантами соотв. ударных, с большей зависимостью начальной и конечной частоты второй форманты от качества окружающих согласных, а также с отсутствием стационарного участка.
Р. безударных — существенный признак для опознания места ударения в слове, а отсутствие Р. воспринимается как отклонение от лит. нормы.
Качеств. Р. характерна для языков с более «вялой», ненапряженной артикуляцией гласных (ср., иапр., Р. в рус. яз., где она очень сильна, и во франц, яз., где она практически отсутствует).
*Бондарко Л. В., Звуковой строй совр. рус. языка, М., 1977; 3 и н д е р Л. Р., Общая фонетика, 2 изд., М., 1979.
Л. В. Бондарко. РЕДУПЛИКАЦИЯ (от позднелат. ге-duplicatio — удвоение) — фономорфологическое явление, состоящее в удвоении начального слога (частичная Р.) или целого корня (полная Р.). Предельный случай Р. — повтор, т. е. удвоение всего слова (ср. рус. «еле-еле», «белый-белый»); образование таких форм смыкается со словосложением. При Р. гласный корня может повторяться, но может появляться и др. гласный (ср. греч. шаг-ma-rizo ‘блистать’, di-domi ‘даю’, de-doka ‘дал’). Р. свойственна языкам разл. строя, ее функции многообразны: она может выражать грамматич. значения (в нек-рых языках Африки Р. — осн. средство образования ми. ч. существительных; в иидоевроп. праязыке Р. наряду с особыми личными окончаниями и аблаутом корня была показателем перфекта); чаще Р. выступает как средство варьирования лекснч. значения, выражая
интенсивность, дробность, уменьшительность и т. п., ср. в раротонга (полинезийский яз.) tupu ‘расти' и tutupu ‘буйно расти’, в яунде (банту) nda ‘дом’ и onden-da ‘домик’. Р. (и повтор) широко используется при образовании идеофонов и звукоподражательных слов.
.	В. А' Виноградов.
РЕДУЦЙРОВАННЫЕ ГЛАСНЫЕ — 1) сверхкраткие гласные среднего подъема непереднего и переднего образования, унаследованные древними славянскими языками из праславянского (напр., праслав. *я>пъ ‘сон’. *бьпь ‘день’). По традиции, Р. г. обозначаются кириллич. буквами <ъ» и «ь»; 2) гласные в речевом потоке, подвергающиеся редукции.
В праслав. яз. Р. г. возникли из индоевропейских й и I кратких и отличались признаком сверхкраткости от долгих и кратких гласных. Выступая как самостоят. фонемы, Р. г. могли быть как под ударением, так и в безударных слогах, но в любой позиции они звучали короче и слабее остальных гласных. В положении перед j гласные <ъ» и <ь» выступали в позиционных вариантах ы (<ы редуцированный») и и («и редуцированный»), напр. в Др.-рус. прил. красьныи, синиц (из krasbnb + jb, sinb -F jb).
В истории всех слав, языков Р. г. были утрачены (т. наз. падение редуцированных). Под утратой Р. г., происходившей неодновременно, понимается как их исчезновение, так и их изменение в гласные полного образования — разные в разных слав, языках. Падение Р. г. относится к 10 — 1-й пол. 13 вв. Разл. судьба «ъ» и «ь» зависела от сильного или слабого их положения в словоформах: сильным положением «ъ» и «ь» была позиция под ударением и перед слогом со слабым редуцированным (напр., pbstryjb; Ььгьуьпо), слабым — на конце слова (напр., бьпь, зъпъ), перед слогом с гласным полного образования или с сильным редуцированным (напр., dbni, 1ыпьпъ). В слабых позициях Р. г. исчезли во всех слав, языках, в сильных результаты их изменения оказались различными. В др.-рус. яз. «ъ» -» «о», <ь> -» <е», ср. рус. «сон», «день», укр. «сон», «день», белорус, «сон», «дзень»; точно такие же результаты в макед. яз.: «дом», «ден»; в польском <ъ» и «ь» равно дали <е», но перед <е» на месте <ь» выступает мягкий согласный (ср. sen, mech ‘мох’, но pies, dzieil); в чешском и словацком также на месте <ъ» и <ь» произносится «е», но в словацком вместо «ъ» выступают еще «о» и «а» (чеш. sen, den, словац. sen, defi, но loz или mach); в верх.-и ииж.-лужицком «ь» -> <е» (верх.-луж. dzeii, ниж.-луж. zeri), а «ъ» в верх.-лужицком -» «о», «е», в ниж.-лужицком -> <е» (верх.-луж. moch, desc, ниж. луж. mech, sen); в сербскохорватском <ъ» и «ь» совпали в «а» (сан, дай); в словенском — в долгих слогах в «а», в кратких — в э (орфографически «е»): mah, dan, pes (произносится pas); в болгарском «ь» -» <е» («ден», «пес»), «ъ» -> а (в орфографии обозначается буквой «ъ», сън, мъх). Разл. судьбу в слав, языках имели и Р. г. «ы» н «н».
В результате утраты Р. г. в слав, языках произошли коренные изменения в фонетич. и морфологич. системах: возникли закрытые слоги (ср. «сто/лъ» -» «стол»), развились процессы уподобления согласных по глухости — звонкости (ср. «просьба» -» [проз’ ба]) и твердости— мягкости (ср. «красьныи» -» [красный]),
появились беглые гласные (ср. рус. «сон — сна», польск. sen — sna, чеш. sen — snu), возникли морфемы, состоящие из одних согласных (ср. рус. <рус-ьск-ыи -» -» рус-ск-ий»), нулевая флексия (ср. «дуба — дуб») и т. д. После утраты Р. г. слав, языки стали сильнее отличаться друг от друга по сравнению с предшествующим периодом.
Р. г. во 2-м значении не являются сохранившимися древними Р. г., а возникли в относительно позднее время в результате смены музыкального ударения динамическим.
• Ильинский Г. Л.. Праслав. грамматика, Нежии, 1916; Мейе А., 06-щеслав. язык, пер. с франц., М., 1951; Бернштейн С. Б., Очерк сравнит, грамматики слав, языков, М., 1961; Нах-тигал Р., Слав, языки, пер. со словеи., М., 1963; Бошкович Р., Основы сравнит, грамматики слав, языков, Гпер. с серб.], М., 1984.	В. В. Иванов.
РЕКОНСТРУКЦИЯ (от лат. ге-------при-
ставка, здесь означающая возобновление, и constructio — построение) — в сравнительно-историческом языкознании комплекс приемов и процедур воссоздания не-засвидетельствованных языковых состояний, форм, явлений путем исторического сравнения соответствующих единиц отдельного языка, группы или семьи языков.
Р. воссоздает явления, формы или состояния, на основе к-рых формируется модель знания (реконструкт) о прошлых этапах развития языка, систему отношений родств. языков на разных уровнях языковой структуры в разные хронология, периоды. Р. как комплексная сравнит.-ист. методика располагает возможностью воссоздания языковых состояний разл. порядков — от общего праязыкового состояния до отдельных его фрагментов на разных уровнях (Р. фонологическая, морфологическая, синтаксическая, лексическая). Центр, понятием в моделировании отношений родства языков является праязык, или праязыковая модель. Так, напр., в индоевроп. яз-знании наиболее известные праязыковые реконструкты — динамич. праязыковая модель «родословного древа» А. Шлейхера и статич. «волновая» модель праязыка И. Шмидта (см. Происхождение языка).
Лингвистич. Р. объединяет неск. ме-тодич. процедур: внешнюю (или «сравнительную») Р., внутреннюю Р. и филологич. метод.
Внешняя Р., ориентируясь на системные отношения в развитии языка, имеет дело со сравнением материала родств. языков, способствует раскрытию закономерностей ист. развития сравниваемых языков, на основе чего реконструируется исходный языковый архетип. Она достаточно единообразна по составу операционных приемов и включает отбор и синхронное сопоставление материально тождественных или семантически близких единиц, выявление на их материале системы закономерных соответствий, определение временной соотнесенности сравниваемых языковых единиц и выводимых из них корреспонденций, определение хронология, глубины Р., восстановление праформы, моделирование праязыкового состояния. Этот вид Р. основывается на высокой частотности реконструируемых явлений в языках одной генетич. общности и на широких парадигматич. рядах. Разновидностью внеш. Р. принято считать т. наз. обратную Р., при к-рой проводится построение праязыковых состояний разного порядка, причем данные обшегруппового языкового состояния (напр., общегерманского, общеславян
ского и т. п.) соотносятся с предшествующим ему более ранним праязыковым состоянием (позднеиндоевропейским); тем самым воссоздаются промежуточные праязыковые состояния.
Внутренняя Р. ориентирована на синхронную систему исторически засви-детельствов. языков и опирается на «остаточные» формы, диспаратные (обособленные) ряды, малые парадигмы и аномалии, к-рые позволяют проецировать данное языковое состояние в прошлое. В отличие от внешней, внутр. Р. предполагает сравнение языковых единиц внутри одного языка; она воссоздает инвентарь вариантов в разл. подсистемах одного языка и классифицирует варианты в соответствии с их древностью. По определению Е. Куриловича, внутр. Р. делает диахронич. выводы на основе синхронич. анализа языковых данных. Техника внутр. Р., в отличие от внешней, разнородна по составу приемов и включает прием системного «восстановления» отсутствующих языковых звеньев, анализ пережитков типологич. импликации, дистрибутивный метод и т. п. Виутр. Р. — один из оси. приемов воссоздания истории языка, а в тех случаях, когда для нек-рых языков невозможно установить генетич. связи {айнский язык, баскский язык, бурушаски и др.), она дает единств, возможность восстановления ист. развития.
Филологич. метод в Р. состоит в системном исследовании старо-письм. текстов на языках той или иной генетич. общности с установкой на выявление более архаичных языковых форм, нежели те, к-рые представлены в совр. языках; он применим лишь к тем языковым семьям, где существует древнейшая письм. традиция (для индоевроп. языков это хеттский, др.-греческий, латынь, санскрит, старославянский и др.). Иногда филологич. метод рассматривают как разновидность внутр. Р.
Главенствующим приемом сравнит, яз-знания остается внеш. Р., хотя с течением времени повысилась роль и внутр. Р. Как правило, методика Р. включает в процедуру исследования все ее разновидности, к-рые эффективно дополняют друг друга.
Осн. смысл Р. состоит в наиболее адекватном и непротиворечивом раскрытии поэтапного развития и ист. изменения частных подсистем и системы в целом языков, восходящих к единому источнику. Поэтому Р. праязыка не является самоцелью, т. к. она включает решение и таких общелингвистич. задач, как построение теории эволюционного развития языка, ист. описание уровней языка (диахронические фонология, морфология, синтаксис) и межуровней (диахронич. морфонология, диахронич. словообразование и т. д.), диахронич. анализ процессов дивергентного и конвергентного развития отд. языков и др.
В сов. яз-знании используются понятия системной и уровневой Р. Принципы первой пришли на смену постулатам элементарной Р.; одновременно в диахронич. лингвистике на смену статической, одноплоскостной модели Р. пришла динамич. модель.
Внутрисистемные ограничения Р. проявляются в том, что глобальная Р. возможна лишь для уровней с инвентарем исчислимых единиц (закрытые подсистемы — фонологическая и морфологическая). Для подсистем с открытым списком языковых единиц (синтаксич. и лексико-семантич. уровни) допускается лишь частичная (парциальная) Р. Расширение приемов компаративистики в связи с при
менением системного анализа языка, филологич. метода, приемов синхронной и диахронич. типологии, лексикостатистики и глоттохронологии позволили перейти от Р. отд. форм и элементов к уровневой Р. и вплотную подойти к Р. текста (в индоевропеистике — архаичный позтич. язык, язык права, мифологии и т. п.).
Внутриуровневая Р. охватывает как парадигматич., так и синтагматич. отношения, при этом парадигматика поддается диахроиич. моделированию с большей надежностью. Наиболее разработанной остается методика Р. фонологич. уровня, причем для фонологич. подсистемы, обладающей наименьшим инвентарем единиц, устанавливаются межъязыковые соответствия в родств. языках, на основе к-рых реконструируется фоиематич. модель праязыковой формы. Фонологич. Р. может считаться достоверной, если оиа опирается на выявленные закономерности ист. развития звукового строя языка — фонетические законы. Установление инвентаря фонем для праязыковых состояний — одна из осн. задач Фонологич. Р., однако неоднозначность фонологич. соответствий между языками одной семьи ведет к множественности решений. Так, для индоевроп. фонологич. системы К. Бругман устанавливал 73, Э. Стертевант — 55, У. Ф. Леман — 32 элемента. Множественность Р. еще в большей степени распространяется иа др. уровни, что связано с изменением парадигмы знания, переинтерпретацией состава единиц сравнения, к-рая иногда заставляет перестраивать принципы сравнит.-ист. грамматики в целом, полнотой охвата сравниваемых языков, сменой эталона компарации, поступлением новых данных, открытием ранее неизвестных языков и т. д.
Значит, сложностью характеризуется морфологич. Р., к-рая связаиа с построением моделей морфемного уровня праязыка (корнеслова, префиксов, суффиксов, детерминативов и т. п.). Здесь осн. препятствием для диахроиич. моделирования служит воздействие грамматич. аналогии. На грамматич. уровне еще в меньшей степени поддается Р. синтаксич. подсистема, ввиду подверженности синтаксиса сильному воздействию внутр, изменений и внеш, влияний. Гл. результатом фонологич. и грамматич. Р. является построение сравнит.-ист. грамматик родств. языковых групп и семей.
Р. на лексико-семантич. уровне имеет свои особенности, обусловленные открытостью лексич. системы языка, а также слабостью системных связей между лексич. системами разных языков. Р. подлежат не все сферы лексич. системы, а лишь ее структурируемые компоненты, иапр. акцентная организация слова, объем и граница слова, понятийное содержание и вхождение в то или иное семантич. поле. В то же время лексико-семантич. Р. не может отразить многообразие семантич. связей слов и их фуикционально-сти-листич. характеристику. Осн. видом лексико-семантич. Р. для дальнеродств. языков служит т. наз. корневая, а для близкородственных (напр., для славянских) — цельнолексемная Р. В первом случае моделируется диахронич. инвариант корнеслова, а во втором — слова в целом. Важным результатом лексико-се-мантнч. Р., включающей также данные фонологич. и грамматич. (морфологич.) Р., является создание этимологич. словарей родств. языковых групп и семей.
РЕКОНСТРУКЦИЯ 409
Достоверность всякой Р. зависит от кол-ва информации, получаемой от сравниваемого материала. Ее адекватность может проверяться как чисто генетич. критериями, так и типологии, проверкой допустимости Р. Подтверждение правильности Р. — важнейший инструмент исследования языковой истории. Р. тем самым обладает ретрогностич. силой, т. е. способностью предсказывать факты реального прошлого развития языков. Данные Р., дополненные свидетельствами ист. ономастики, широко используются при решении сложных проблем глотто- и этногенеза.
• Курилович Е., • методах внутр, реконструкции, пер. с англ., в кн.: НЛ, в. 4, М.. 1965; Климов Г. А.. Вопросы методики сравнит.-генетич. исследований. Л., 1971; Макаев Э. А., Общая теория сравнит, яз-знания, М..	1977; Журав-
лев В, К., Н е р о з н а к В. П., Проблемы реконструкции праязыкового состояния, в сб.: Slavica, XVIH, Debrecen, 1981; Афр. ист. яз-знание. Проблемы реконструкции, М.. 1987; Сравнит.-ист. изучение языков разных семей. Теория лингвистич. реконструкции, М.. 1988;' Birnbaum Н., Linguistic reconstruction, its potential and limitations in new perspective. Wash., [1978].
В. П. Нерознак. РЁМА (от греч. rhema — слово, изречение, букв. — сказанное) — компонент актуального членения предложения, то, что утверждается или спрашивается об исходном пункте сообщения — теме и создает предикативность, законченное выражение мысли. Р. может быть любой член (или члены) предложения. Распознается по главному (логическое, оно же — «ядерное») ударению, конечной позиции в предложении («Жить — значит дышат ь»), ремовыделит. конструкциям, напр. it is... that, there is (англ.), c’est... qui, il у а (франц.), cs.ist... der, es gibt (нем.), выделительно-ограничит. наречиям («именно, «только; only, just; seulement, justement; nur, wirklich), а также по контексту, путем вычитания из состава предложения тематич. элементов, спроецированных содержанием предшествующего предложения или ситуацией. Указывать на Р. может также неопредел, артикль и агентивное дополнение в пассивной конструкции. Р. содержит главную (новую) информацию и имеет наибольшую степень коммуникативного динамизма, однако полнота информации создается динамич. сочетанием Р. и темы. По мнению Л. В. Щербы, В. В. Виноградова и др., Р. соответствует логич. предикату суждения.
• См. лит. при ст. Актуальное членение предложения-	В. Е. Шевякова.
РЕТОРОМАНСКИЕ ЯЗЫКИ (от лат. Raetia — Ретия, древнеримская провинция и romanus — римский) (ладин-ские — в италоязычной литературе) — относительно архаичная подгруппа романских языков н диалектов; включает швейцарский ретороманский (кантон Граубюнден, Швейцария), тирольский ретороманский (обл. Трентино-Альто-Адидже, Италия) и фриульский (обл. Фриули-Венеция-Джулия, Италия) языки. Эти языки рассматриваются также как варианты единого ретороманского языка. Ряд черт — рефлексы латинского -s во мн. ч., сохранение групп согласного с плавным, палатализация k/g перед а, частично развитие лат. й > и — в генетич. отношении объединяет Р. я. с сев.-итал. ареалами, где эти явления еще прослеживаются. Типологически по тем же признакам Р. я. сближают -
410 РЕМА
ся с франц, яз. и противопоставлены итальянскому. Этим обусловлены колебания в отношении места ретором, подгруппы в классификациях ром. языков. Проблематичен и вопрос о лингвистич. статусе отд. языков и диалектов ретором. зоны в их отношении друг к другу и к итал. яз., вопрос о характере ретором, общности и роли ретийского субстрата в ее формировании. В совр. состоянии ареалы Р. я. размыты влиянием итал. и нем. языков.
Швейцарский ретороманский язык с 1938 объявлен четвертым нац. языком федерации. Представлен в двух вариантах — сурсельвскнй яз. и верх.-энгадинский яз., к-рые поочередно (с периодичностью в один год) используются в функции офиц. языков кантона, наряду с итальянским и немецким. Известен также под названиями «граубюнденский», «курвальский» (устар.), «романшский» (самоназв.) и «западный ретороманский», к-рый в ряде классификаций подразделяется на западный граубюнденский (сурсельвскнй), центральный (сутсельвский и сурмиранский) и восточный (верх.-знга ди некий, ннж.-энгадинский и мюнстерский). В др. классификациях выделяется сельвская (западный и центральный) и энгадинская (восточный граубюнденский) зоны.
На сурсельв. яз. (устар, назв.— об-ва ль дский) говорят более 17 тыс. чел. Распространен в долинах Переднего и Среднего Рейна. В основе лит. нормы лежит говор Дисентиса. Различаются также говоры Тавеча, медельские, брейльские и лугнецские. Лит. памятники известны с 1600. Сутсельв. яз. (реже называется субсельвским) распространен в долинах Заднего Рейна. Число говорящих св. 1,2 тыс. чел. Имеет говоры Домлешга, Шон-за и Домата (Эмса). Письм. памятники известны с 1611. Сурмиран. яз. распространен в долинах рр. Юлия и Альбула. Число говорящих св. 3 тыс. чел. Занимает переходное положение между сельв, и знгадин. ареалами. Имеет говоры Тифен-кастеля и Савоньина (говоры Бивио и Берпона в большинстве совр. классификаций относят к верх.-знгадинским). Впервые был описан в 18 в.
Верх.-энгадин. яз. (самоназв. — пу-тер) распространен в верховьях р. Инн. Число говорящих ок. 3,6 тыс. чел. Лит. памятники известны с 16 в. Ниж.-энга-дин. яз. (самоназв. — валадер) распространен в ср. течении Инна. Число говорящих ок. 5 тыс. чел. Письменность с 16 в. Близок верх.-энгадинскому. Мюнстер, яз. распространен в долине Валь-Мюс-тайр. Число говорящих менее 1 тыс. чел. Близок ниж.-энгадинскому.
В целом энгадинская (ладинская) зона более однородна, чем сельвская, здесь менее заметно влияние нем. яз. На всех вариантах швейцарского ретороманского издается лит-ра и осуществляется начальное обучение в школе, кроме мюнстер. яз., к-рый заменен в школе ниж.-энгадин-ским. Используется в основном орфография итал. яз., дополненная элементами нем. графики для передачи шумных согласных (аффрикат и фрикативных).
Тирольский ретороманский язык (известен также под названиями «ладинский», «доломитский», «трентинский») во мн. классификациях рассматривается как центральный ретороманский. Общее число говорящих ок. 20 тыс. чел. Представлен разрозненными группами говоров: гадерскнми (эннеберг-скими) в долине Валь-Гадера, письм. свидетельства с 1877; гарденскими (ла-динскими) в долине Валь-Гардена, диа
лектология. описания в транскрипции с 1813; ливиналлонгскими в верховьях р. Кордеволе; фассанскими, переходными ктрентин. говорам ломбард, типа. В пров. Беллуно (обл. Венеция на С.-В. Италии) выделяют также переходные к фриульским комеликский и ампецанский говоры, а также говор Эрто. К 20 в. исчезли нон-нский (или ноннсбергский) и зульцберг-ский говоры (в долине Валь-ди-Соле). В верховьях р. Адидже в 14—18 вв. бытовал лачесский говор, к-рый предположительно являлся продолжением мюнстер. ареала швейцарского ретороманского.
Фриульский язык во мн. классификациях называется восточным ретороманским. Число говорящих на Ф. я. ок. 700 тыс. чел. Осн. диалекты: удинский, горицианский, восточный, горнофриульский с подгруппой карнийских говоров, западный (переходный к венециан. типу) и равнинный фриульский. К фриульскому относились в прошлом и италором, говоры Истрии. Лит. норма сформировалась к 17 в. на основе диалекта г. Удине. Отмечается значит, влияние на фриульский яз. венециан, диалекта и итал. яз. Письм. традиции, опирающиеся на орфография, нормы итал. яз., восходят к 14 в., однако фриульский преобладает в бытовом общении.
Р. я., развившиеся на базе самостоят. говоров галлоитал. типа (родственных ломбард, и венециан, диалектам), по-разному соотносятся с исходным ареалом итал. яз. Для фриульского и тирольского ретороманского итал. яз. выступает в качестве надрегиональной нормы; швейцарский ретороманский развивается обособленно в специфич. условиях отсутствия наддиалектной нормы, что компенсируется наличием территориальных связей между отдельными его вариантами. Об изучении Р. я. см. Романистика.
W Бородина М. А., Совр. лит. ретором. язык Швейцарии, Л.. 1969; ее же, Сравнит.-сопоставит, грамматика ром. языков. Ретором, подгруппа (знгадин. варианты), Л., 1973; Сухачев Н. Л., К прсб-леме языковой вариативности (на ретором, материале), М.,	1978 (автореф. дисс.);
Ascoli G. I., Saggi ladini, «Archivio glotologico italiano», 1873, v. 1; Gartner Th.. Ratoromanische Grammatik, Heliborn, 1883 (Wiesbaden, 1973); Bibliografia retoromontscha, ed. dal Ligia Romontscha, pt 1—2, Cuera, 1938—56; Marchetti G., Lineamenti di grammatica friulana, Udine. [19531: В a 11 i s t i C., Le valli ladine dell’Alto Adige e il pensiero dei linguisti italia-ni sulla unita dei dialetti ladini, Firenze, 1962: Fr ancescato G., Studi linguistici sul friulano, Firenze, 1970; Pellegrini G.B., Saggi sul ladino dolomitico e sul friulano, Bari, [1972]; Schmid H., Zur Gliederung des Biindnerromanischen, «Annalas de la Societa retorumanscha», 1976, An. 89; Decur-tins A., Stricker H., Giger F., Studies Romontschs, 1950—1977. Bibliogra-phisches Handbuch zur biindnerromanischen Sprache und Literatur.,., Bd 1 — 2, Cuera, 1977.
Dicziunari tudais-ch-rumantsch ladin, ed. dal Reto R. Bezzole e Rud O. Tonjachen, Cuoira, Lia Rumantscha, 1944; Dicziunari rumantsch ladin-tudais-ch, ed. dal Oscar Peer, Cuoira. Lia Rumantscha, 1962; Dicziunari scurznieu da la lingua ladina, ed. dal Ant. Velleman, Samedan, Engadina Press Co., 1929 (Cun tradueziun tu-daischa.francesa ed inglaisa); Pledari rumantsch grischun-tudestg, tudestg-rumantsch gris-chun, Cuoira, Lia Rumantscha, 1985.
M. А. Бородина, H. Л. Сухачев. РЕТОРОМАНСКИЙ язь'ж — см. Ретороманские языки.
РЕФЕРЁНТ (от англ, refer — соотносить, ссылаться; лат. referens, род. п. referen-tis — относящий, сопоставляющий) — объект внеязыковой действительности, к-рый имеет в виду говорящий, произно
ся данный речевой отрезок; предмет референции.
Предметная отнесенность противопоставляет Р. смыслу знака (значению, концепту, сигнификату), а соотнесенность с конкретным речевым актом — денотату.
Термин. чР.» был введен в 1923 Ч. Огденом и А. А. Ричардсом прежде всего для того, чтобы подчеркнуть косвенный характер отношения Р. к имени, с к-рым Р. связан лишь через посредство понятия. Распространенное в совр. логике, философии и лингвистике терминоупо-требление не согласуется с этим пониманием: отношение референции (ч указания*, чсоотнесенности») обычно устанавливается непосредственно между Р. и чуказывающим на него», чотсылающим к нему» языковым выражением.
Речевой отрезок может иметь Р. не только в реальном, но и в воображаемом мире, в частности в универсуме данного худож. произведения: напр., имя Кутузов в тексте романа Л. Н. Толстого чВоина и мир» имеет своим Р. то ист. лицо (в филос. отступлениях), то персонаж, соотнесенный с худож. миром романа и фигурирующий в этом вымышленном универсуме на тех же правах, что, иапр., и др. персонаж — Р. имени Андрей Болконский. В пределах одного речевого универсума устанавливается и корефе-рентность — тождество Р. двух речевых отрезков. Цепочка анафорических связей (см. Анафорическое отношение) между предыдущим и последующим вхождениями выражений, относящихся к одному и тому же Р., в связный текст образует его чрефереициальиую историю». По мере развертывания ч референциальной истории» происходит обогащение знаний о Р., достигаемое постепенным введением новой сигнификативной информации о нем. Это создает возможность повторной несинонимич. номинации данного Р. выражениями с разл. смыслом; напр., во 2-й главе повести А. С. Пушкина чКапитанская дочка» один и тот же Р. получает наименования: ччто-то черное», ччеловек», чдорожиый», чон», чвожатый», чмужик», чмужичок», чмой бродяга», нек-рый другой Р. в 6-й главе получает имена чЕмельян Пугачев», чзлодей», чса-мозванец», чразбойник», наконец, в 8-й главе происходит идентификация двух Р.: чЯ удостоверился, что Пугачев и он были одно и то же лицо». В дальнейшем речь идет уже только об одном.
Недиффереициров. употребление терминов чР.» и чденотат» связано в работах нек-рых исследователей с тем, что они не проводят соотв. содержат, разграничения. В др. случаях использование термина чР.» как по отношению к объекту, именуемому актуализов. языковым выражением, так и к денотату абстрактной языковой единицы связано с иным терминологии. обозначением соотв. понятий: в значении, близком значению термина чденотат», используются термины чвир-туальный Р.», чсемантич. Р.» и др.
• Арутюнова Н. Д., Номинация, референция, значение, в кн.: Языковая номинация. (Общие вопросы), кн. 1, М., 1977, гл. IV; Гиндин С. И., Леонтьева Н. Н., Проблемы анализа и синтеза целого текста в системах МП, диалоговых и информационных системах, в кн.:Машинный перевод и автоматизация информационных процессов, в. 2, М., 1978; Чехов А. С., О типах референциальной неоднозначности высказывания, в сб.: Машинный перевод и прикладная лингвистика, в. 20, М., 1980; НЗЛ. в. 13 — Логика и лингвистика, пер. с англ., М.. 1982; Демьян ков В. 3., Англо-рус. термины по прикладной лингвистике и автоматич. переработке текста, в. 2, М.. 1982, с. 59—82; Шмелева Т. В.,
Шмелев А. Д., Прагматич, аспекты теории референции, в сб.: Языковая деятельность в аспекте лингвистич. прагматики, М., 1984; Падучева Е. В., Высказывание и его соотнесенность с действительностью, М.. 1985; Geach Р. Т., Reference and generality, Ithaca (N. Y.), 1962; Lakoff G., Pronouns and reference, Bloomington, 1968; Karttunen I., Problems of reference in syntax, Bloomington, 1969; см. также лит. при статьях Референция, Кореферент-ность, Денотат, Сигнификат, Местоимение, Анафорическое отношение.
Т. В. Булыгина, С. А. Крылов. РЕФЕРЁНЦИЯ — отнесенность акту-ализованных (включенных в речь) имен, именных выражений (именных групп) или их эквивалентов к объектам действительности {референтам, денотатам). Р. определяется тремя осн. факторами: синтаксическим, логико-семантическим и прагматическим (см. Прагматика). В зависимости от синтаксической функции различается референтное и нереферентное употребление именных выражений: в позиции актантов (подлежащего и дополнений) реализуются разные виды Р., в позиции предиката имена употребляются нереферентно, указывая не иа объект действительности, а на признаки соотв. объектов (чПетр—писатель»), С логико-семантическим фактором связаны след, типы отнесенности именных выражений к объектам действительности: Р. к одному члену того или другого класса объектов, к нек-рой части класса, к охарактеризованному определ. признаком подклассу, к целому классу, к любому (каждому, всякому) представителю класса, к никакому (потенциальному) члену класса объектов. С прагматическим фактором связано различение видов Р. по их отношению к фонду знаний собеседников. Речь может идти о предмете, известном только говорящему (интродуктив-и а я Р.: чЕсть у меня один приятель»), об объекте, известном как говорящему, так и адресату (идентифицирующая Р.: чЭтот ребенок никого ие слушается»), об объекте, не входящем в фонд знаний собеседников (н е о п р е д е-ленная Р.: чПетр женился на какой-то студентке»), Прагматич. фактор действует преим. в сфере конкретной Р., относящей именное выражение к фиксиров. предметам, индивидам. Конкретная Р. опирается иа пресуппозицию существования объекта.
В осуществлении Р. участвуют фонд автономных единиц и их актуализаторы. К первым принадлежат имена собственные и нарицательные, именные словосочетания (группы), личные, неопредел., указат. и отрицат. местоимения. К актуали-заторам, оформляющим именные выражения, относятся артикли, притяжат., указат., неопредел, и отрицат. прилагательные, числительные. В механизмах Р. участвуют лексич. значения именных выражений, детерминирующие Р., определения имени и контекст, в частности аиа-форич. связи, устанавливающие корефе-рентность имен (их отнесенность к одному и тому же объекту).
Одни тип Р. может обслуживаться принципиально разными языковыми средствами. Напр., к осуществлению идентифицирующей Р., связанной с прагматич. фактором, наиболее приспособлены; 1) дейктич. (и личные) местоимения, выполняющие указательную функцию и приложимые к любому предмету, выбор к-рого зависит от речевой ситуации; 2) имена собственные, выполняющие и о-минативную функцию и обладающие свойством единичной Р. независимо от условий коммуникации; 3) суб
стантивные выражения, к-рые состоят из имен нарицательных, выполняющих денотативную функцию (или функцию обозначения) и приложимых к любому объекту, относительно к-рого истинно их значение, и актуализа-торов, суживающих область Р. с класса до индивида. Т. о., идентифицирующая Р. опирается на 3 вида отношений — указание, именование и обозначение. Выбор способа идентификации предмета прагматически обусловлен. Указание обеспечивает Р. в ситуации присутствия предмета. Именование обеспечивает Р., когда речь идет о предмете, известном обоим собеседникам. Обозначение обеспечивает Р. к предмету, известному говорящему, но не адресату.
Тип Р. определяет роль смысла именных выражений в семантике высказывания. Когда Р. осуществляется через указание иа отношение объекта к классу, смысл именного выражения входит в семантику высказывания, иапр.: чИз леса выбежал з а я ц», чЛ е в — хищное животное». Говорящие пользуются в этом случае именами с таксономия, типом значения. В случае идентифицирующей Р. говорящие прибегают к указанию на индивидные признаки объекта, способные выделить его из класса, напр. чтвой отец», чмоя дача», ч владелица этой дачи», чавтор „Воскресения"», ч убийца Кеннеди», чкоролева Англии». Такие выражения принято называть определенными дес к р и п ц и я м и (термин Б. Рассела). К. Доинеллан различает 2 типа употребления определенных дескрипций: референтное и атрибутивное. При референтном употреблении значение дескрипции служит только для указания на объект. Оно не входит в содержание высказывания, влияющее иа его истинностное значение. Замена одного выражения другим, имеющим ту же Р., не сказывается на истинности высказывания, напр.: чАвтор „Гамлета" (автор „Макбета") умер в один год с автором „Д о и Кихота" (Сервантесом)». Такое употребление называется прозрачным. При атрибутивном употреблении значение выражения входит в смысл высказывания. Оно семантически связано с предикатом и выполняет характеризующую функцию (наряду с идентифицирующей), иапр.: чГрабитель складов не новичок». Такое употребление принято называть непрозрачным (У. О. Куайн).
Теории Р. начали складываться в логике. Их истоком явились наблюдения над значением и употреблением имен нарицательных, и в первую очередь — конкретной лексики (Дж. С. Милль, Г. Фреге, Рассел, Р. Карнап и др.). Имена нарицательные наделены определ. понятийным содержанием (сигнификатом) и в то же время способны к деиотации (обозначению) предметов, т. е. обладают экстенсиоиалом. В двуплановости семантич. структуры имен логики искали причину логич. парадоксов, в частности отклонений от закона тождества (Фреге). Излишнее разграничение указанных компонентов семантич. структуры имени привело к расчленению логич. семантики на теорию значения и теорию Р. (Куайн). В теории Р. наибольшее внимание было уделено идентифицирующему типу, на основе к-рого и сложились осн. концепции Р. Общее развитие теорий Р. определилось их постепенной прагма-
РЕФЕРЕНЦИЯ 411
тизацией. В концептуальный аппарат теорий Р. вошли понятия коммуникативной установки говорящего, его интенции, фонда знаний собеседников, коммуникативной организации высказывания, отношения к контексту. Наиболее важный шаг был сделан Л. Линскпм, к-рый прямо соотнес акт Р. с говорящим субъектом, поставив под сомнение связь Р. с семантикой тех языковых выраже ний, к-рые служат для указания на предмет речи. Р., т. о., была интерпретирована как одно из проявлений интенция говорящего. Дж. Р. Сёрл представляет акт Р. как отношение между намерением говорящего и узнаванием этого намерения адресатом. Позднее С. А. Крипке предложил различать Р. говорящего и семантич. Р. Первая определяется контекстом и намерением автора речи (она принадлежит прагматике), вторая — языковой конвенцией.
Наряду с интенциональной (прагматич.) концепцией Р. существуют семантич., номинативная и дейктич. концепции. Они различаются тем, какому типу отношений в установлении связи между языковым выражением и фиксиров. объектом действительности придается наибольшее значение. Семантич. теория (к ней приближается теория дескрипций Рассела) исходит из того, что Р. обеспечивается значением, и этот тезис распространяется на имена собственные, к-рые в ряде случаев рассматриваются как скрытые дескрипции (имя Гомер скрывает за собой дескрипцию автор «Илиады* и «Одиссе и*). Номинативные теории (напр., каузальная теория Крипке) исходят из того, что Р. обеспечивается отношением именования, этот тезис распространяется на нек-рые виды имен нарицательных (имена естеств. реалий и веществ), к-рые приравниваются к именам собственным. Дейкгич. теория (концепция Д. Каплана) исходит из того, что сущность Р. состоит в указании на предмет, к этому механизму могут быть сведены все др. способы отнесения имени к объекту. Семантич. теория абсолютизирует дескриптивные средства языка, Ее слабым местом является тезис о том, что имена собственные имеют значение. Номинативные теории абсолютизируют отношения именования, их слабым местом является неверное представление о том, что значение имен нарицательных не участвует в осуществлении идеитифици рующей Р. Дейктич. теория, абсолютизирующая отношения указания, ошибочно отрицает участие значения референтных выражений в формировании смысла высказывания.
• Арутюнова Н. Д,, Предложение и его смысл, М.. 1976; Петров В. В., Проблема указания в языке науки, Новосиб., 1977-. Фреге Г., Смысл и денотат. «Семиотика и информатика», 1977, в. 8: Бел-л е р т М.. Об одном условии связности текста, в кн.: НЗЛ. в. 8 — Лингвистика текста. М.. 1978; НЗЛ, в. 13 — Логика и лингвистика. (Проблемы референции), М., 1982; Шмелев А. Д., О референции агентивных существительных, ФН. 1983, №4; Языковая деятельность в аспекте лингвистич. прагматики. Сб. обзоров. И., 1984; И а-д у ч е в а Е. В.. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. М.. 1985; Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах, М.. 1987; Референция и проблемы текстообразования, М..1988; Russell В.. On denoting, в его кн.; logic and knowledge. L., [1956]; К а р I a n D.< Dthat. в кн.: Syntax and semantics, v. 9 — Pragmatics. N. Y. — S. F.-L.. 1978.
H. Д. Арутюнова.
412 РЕЧЕВАЯ
РЕЧЕВАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ — 1) один из трех аспектов языка наряду с психологической «речевой организацией* и «языковой системой*; «языковой материал*, включающий сумму отдельных актов говорения и понимания. Такое употребление понятия Р.д. встречается в работах Л. В. Щербы и нек-рых др. сов. ученых 20—30-х гг. С щербовским пониманием Р. д. связано распространенное в методике преподавания иностр, языков понятие «видов Р. д.* (говорение, аудирование, чтение и письмо). 2) Вид деятельности (наряду с трудовой, познавательной, игровой и др.). Понятие Р. д. в этом значении восходит к психологич. работам Л. С. Выготского и А. Н. Леонтьева. В таком понимании термин «Р. д.» употребляется с сер. 60-х гг. 20 в. (с появлением психолингвистики). Р. д., согласно данной концепции, психологически организована подобно др. видам деятельности, т. е., с одной стороны, характеризуется предметным мотивом, целенаправленностью, эвристич. характером, с другой —состоит из неск. последовательных фаз (ориентировка, планирование, реализация плана, контроль; применительно к Р. д. эти фазы и составляющие их операции впервые выделены Выготским). Р. д. может выступать или как самостоят. деятельность со специфич. мотивацией, составляющими к-рой являются речевые действия (имеющие цель, подчиненную цели деятельности) и речевые операции (варьирующиеся в соответствии с условиями), или в форме речевых действий, включенных в ту или иную неречевую деятельность. Конкретная организация Р. д., в частности типология и номенклатура речевых Операций, понимаются разл. сов. психолингвистами [А. А. Леонтьев, И. А. Зимняя, Е. М. Верещагин, Т. В. Ахутина (Рябова)] несколько различно. С начала 70-х тт., с появлением в психологии понятия «деятельность общения* (коммуникативная деятельность), понятие «Р. д.» получает узкую интерпретацию; так, в нек-рых работах она понимается как деятельность, мотив к-рой связан с производством самой речи (а ие с ее использованием вне коммуникативного акта).
Поскольку понятие «Р. д.» является специфическим для сов. направления в психолингвистике, в частности для т. наз. московской психолингвистич. школы, термин «теория Р. д.» иногда употребляется в СССР синонимично термину «психолингвистика*. За пределами СССР Р. д. наиболее интенсивно исследуется лингвистами и психолингвистами ГДР и ФРГ, во многом опирающимися на работы сов. ученых.
* Теория речевой деятельности, И., 1968; Леонтьев А. А., Язык, речь, речевая деятельность, М., 1969; его же, Психо-лингвистич. единицы и порождение речевого высказывания. И.. 1969; его же, Речь и общение. ИЯШ, 1974, № 6; Основы теории речевой деятельности. И.. 1974; Щерба Л. 8., Языковая система и речевая деятельность, Л.. 1974; Ахутина Т. В.. Нейро-лингвистич. анализ дииамич. афазии, М., 1975; Сорокин Ю. А.. Тарасове. Ф.. Ш а х н а р о в и ч А. М.. Теоретич. и прикладные проблемы речевого общения, М., 1979; Выготский Л. С., Мышление и речь, Собр. соч., т. 2, М.. 1982; его же. Проблема сознания, там же, т. 1, М., 1982; Тарасов Е. Ф., Тенденции развития психолингвистики. М., 1987; Sprachliche Kommunikation und Gesellschaft, В., 1974; Dormagen H., Theorie der Sprecbtatig-keit. Weinheim — Basel, 1977. А. А.Леонтьев. РЕЧЕВОЕ ОБЩЕНИЕ — см. Речь.
РЕЧЕВОЙ АКТ — целенаправленное речевое действие, совершаемое в соответствии с принципами и правилами речево
го поведения, принятыми в данном обществе; единица нормативного социорече-вого поведения, рассматриваемая в рамках прагматической (см. Прагматика) ситуации. Осн. чертами Р. а. являются: намеренность (интенциональность), целеустремленность и конвенциоиальность. Р. а. всегда соотнесены с лицом говорящего. Последовательность Р. а. создает дискурс.
К Р. а. обращались исследователи, анализирующие речь в контексте жизни и жизнедеятельности человека и исходящие из того, что «речи... суть действия, происходящие между людьми* (Гегель) (см. Речь, Речевая деятельность, Психолингвистика, Социолингвистика), а также исследователи обиходной речи и др. форм речевого общения и поведения (см. Диалогическая речь. Речевой этикет). Проблематика Р. а. и речеобразо-вания содержится в лингвистич. концепциях В. Гумбольдта, Ш. Балли, С. Кар-цевского, Л. П. Якубинского, К. Л. Бюлера, Э. Бенвениста, М. М. Бахтина и др. Одиако целостная и развитая теория Р. а. сложилась лишь в рамках лингвистической философии под влиянием идей Л. Витгенштейна о множественности назначений языка и их неотделимости от форм жизни: взаимодействие языка и жизни оформляется в виде «языковых игр», опирающихся иа определ. социальные регламенты. Основы теории Р. а. были заложены англ, философом Дж. Остином (лекции, 1955; посмертно опубл, в кн. «How to do things with words*, 1962). В дальнейшем теория P. а. развивалась совместными усилиями философов, логиков, лингвистов и психологов.
В Р. а. участвуют говорящий и адресат, выступающие как носители определ., согласованных между собой социальных ролей, или функций. Участники Р. а. обладают фондом общих речевых навыков (речевой компетенцией), знаний и представлений о мире. В состав Р. а. входит обстановка речи и тот фрагмент действительности, к-рого касается его содержание. По Остину, выполнить Р. а. значит: произнести членораздельные звуки, принадлежащие общепонятному языковому коду; построить высказывание из слов данного языка по правилам его грамматики; снабдить высказывание смыслом и референцией, т. е. соотнести с действительностью, осуществив речение (англ, locution); придать речению целенаправленность, превращающую его в иллокутивный акт (англ, illocutionary act, т. е. 'выражение коммуникативной цели в ходе произнесения нек-рого высказывания’; термин Остина); вызвать искомые последствия (англ, perlocuti-оп), т. е. воздействовать на сознание или поведение адресата, создать новую ситуацию (напр., объявление войны). Дж. Р. Сёрл выделяет в Р. а.: акт произнесения (англ, utterance act); пропозициональный акт, осуществляющий референцию и предикацию; иллокутивный акт, реализующий целеустановку говорящего. Целенаправленность придает Р. а. особую, «действенную* интонацию, отмеченную Бахтиным. Функции Р. а. Остин назвал иллокутивными силами (англ, illocutionary forces), а соответствующие им глаголы иллокутивными («спрашивать*, «просить*, «запрещать» и т. д.). Понятие иллокутивной силы комплексно. Ойо включает наряду с иллокутивной целью, объединяющей Р. а. в классы (напр., побуждение), ее интенсивность, способ достижения цели, особенности зависимой пропозиции и др. индивидуальные условия употребления конкретных
Р. а. (ср. акты побуждения, требования, совета и пр.). Образующие иллокутивную силу компоненты логически упорядочены (Сёрл, Д. Вандервекен). Они соответствуют программе описания значения иллокутивных глаголов.
Нек-рые иллокутивные цели могут быть достигнуты мимикой, жестом (см. Жестов языки, Паралингвистика). Однако клятва, обещание и т. п. невозможны без участия речи. Глаголы «клясться», «общать» и др. перформативны (см. Перформатив). Др. иллокутивные глаголы (напр., «хвалиться», «угрожать», «оскорблять») не употребляются перформативно.
Поскольку перлокутивный эффект находится вне собственно Р. а., теория Р. а. сосредоточена на анализе иллокутивных сил, а термины «Р. а.» и «иллокутивный акт» часто употребляются как синонимы. Наиболее обобщенные иллокутивные цели отлагаются в грамматич. структуре предложения (ср. повествоват., вопросит., побудит, предложения). Иллокутивные цели играют важную роль в построении диалогич. речи, связность к-рой обеспечивается их согласованностью: вопрос требует ответа, упрек — оправдания или извинения и т. п.
При классификации Р. а. учитывается иллокутивная цель, психология, состояние говорящего, направление отношений между пропозициональным содержанием Р. а. и положением дел в мире, отношение к интересам говорящего и адресата и др. Выделяются след. осн. классы Р. а.: информативные Р. а., сообщения (репрезентативы), напр. «Поезд пришел»; акты побуждения (директивы, проскрипции), напр. «Уйдите!», в т. ч. требование информации, т. е. вопрос: «Который час?»; акты принятия обязательств (ко-миссивы), напр. «Обешаю прийти вовремя»; акты, выражающие эмоциональное состояние (экспрессивы), в Т. ч. формулы социального этикета (behabitives, по Остину), напр. «Извините за беспокойство»; акты-установления (декларации. вердиктивы, оператпвы), такие, как назначения на должность, присвоение имен и званий, вынесение приговора и т. и. Существует аналогия между речевыми и ментальными актами, ср. утверждение и мнение, извинение и сожаление, раскаяние (3. Веидлер).
Характеристика Р. а. обычно дается через их сопоставление с пропозицией. Значение Р. а. не сводится к значению входящего в него пропозиционального содержания. Одна и та же пропозиция способна входить в разные Р. а.: «Я приеду завтра» может быть обещанием, угрозой, сообщением. Понимание Р. а., ооес-печиваюшее адекватную реакцию, предполагает правильную интерпретацию его иллокутивной силы. Последняя определ. образом взаимодействует с пропозицией, напр. побуждения и обязательства могут включать только пропозиции, относящиеся к плану будущего. Их цель — создать такое положение вещей, к-рое соответствовало бы значению пропозиции. Они направлены от пропозиционального содержания к действительности. Пропозиции характеризуются условиями истинности, Р. а. — условиями успешности (англ, felicity conditions), несоблюдение к-рых ведет к иллокутивным неудачам. В одних случаях для эффективности Р. а. необходима определ. социальная ситуация (приказ, приговор и т. п. имеют силу только в устах людей, ваделенных соотв. полномочиями и опираются на социальные институты). В др. случаях успешность Р. а. зависит от лич
ностных факторов. Аналогом требования истинности, предъявляемого к суждению (пропозиции), является требование искренности, удовлетворение к-рого входит в условия успешности Р. а. Напр., обещание действительно тогда, когда говорящий искрение намерен его выполнить и уверен, что в состоянии это сделать. Условие искренности (доброй волн) связывает Р. а. с намерениями говорящего, а через них с состояниями его сознания (интенциональными состояниями): просьбы соответствуют желаниям и нуждам говорящего, сообщения — эпистемич. состояниям, выражения чувств (экспрессивы) — тем или другим эмоциям. Согласование Р. а. с интенциональными состояниями признается обществом обязательным для речевых действий. Это подтверждается тем, что высказывания типа «Иван умен, но я так ие считаю» неприемлемы, хотя в них нет явного противоречия. Условия успешности предполагают, что адресат способен опознать иллокутивную силу Р. а., к-рая должна в нем быть вербально или невербально (просодически, мимически) выражена. Однако существует большая категория косвенных Р. а., иллокутивная цель к-рых присутствует имплицитно и выводится адресатом благодаря его коммуникативной компетенции. Принцип вежливости, принятый в речевом общении, требует смягчения побуждений, к-рые часто бывают косвенными. Напр., модали-зоваииый вопрос о способности адресата осуществить незатруднительное действие косвенно выражает просьбу: «Ты можешь налить мне чаю?». То же значение получают выражения желаний: «Я бы хотел побыть один» может означать «Оставь меня одного». Косвенные Р. а. подвержены конвеиционализации: мода-лизоваииый вопрос почти всегда эквивалентен просьбе. Конвеиционализация проверяется рядом тестов, из к-рых главным является тест на совместимость с отрицанием имплицитной цели. Высказывание «Ты можешь налить мне чаю? Но я тебя об этом ие прошу (Но не делай этого)» отражало бы непоследовательность речевого поведения.
Теория Р. а. имеет выходы в логику, когнитивную психологию, лингвистич. философию, философию сознания, теорию коммуникации и моделей обшеиия.
• Основы теории речевой деятельности, М., 1974; Бахтин М. М., Эстетика словесного творчества, М.» 1979; Арутюнова Н. Д., Фактор адресата, Изв. АН СССР, сер, ЛиЯ, 1981, т. 40» в.4; Демьян-к о в В. 3», Конвенции, правила и стратегии общения, там же, 1982, т. 41, в. 4; Тетради новых терминов, в. 39, М», 1982; Падучева Е. В., Тема языковой коммуникации в сказках Льюиса Кэрролла, в кн.: Семиотика и информатика, в. 18, М., 1982; Безменова Н. А., Герасимов В. И., Нек-рые проблемы теории речевых актов, в кн.: Языковая деятельность в аспекте лингвистич. прагматики, М», 1984; НЗЛ, в. 16. Лингвистич. прагматика, М., 1985;НЗЛ,в. 17. Теория речевых актов, М., 1986; Сер ль Дж., Природа интенциональных состояний, в ки.: Философия, логика, язык, пер. с англ» и немч М.. 1987; Vendler Z., Say what you think, в ки.: Studies in thought and language, Tucson, 1970; S a d о c k J., Toward a linguistic theory of speech acts, N. Y., (1974]; Syntax and semantics, v.3, Speech acts, N.Y.— (a. o.], (1975]; Speech act theory and pragmatics. Dordrecht — (a. o.}, 1980; S e a r I e j. R., Vanderveken D., Foundations of illocutionary logic, Camb. (Mass.), 1985; Vanderveken D.» Les actes de discours, Liege— Brux., 1988.	H. Ц. Арутюнова.
РЕЧЕВОЙ ЭТИКЁТ — система устойчивых формул общения, предписываемых обществом для установления речевого контакта собеседников, поддержания об
щения в избранной тональности соответственно их социальным ролям и ролевым позициям относительно друг друга, взаимным отношениям в официальной и неофициальной обстановке. В широком смысле Р. э., связанный с семиотич. и социальным понятием этикета, осуществляет регулирующую роль в выборе того или иного регистра общения, иапр. «ты»-или «вы»-форм, обращений по имени или при помощи иной номинации, способа общения, принятого в деревенском обиходе или в гор. среде, среди старшего поколения или молодежи и т. п. В узком смыс-сле слова Р. э. составляет функциональ-но-семантич. поле единиц доброжелательного, вежливого общения в ситуациях обращения и привлечения внимания, знакомства, приветствия, прощания, извинения, благодарности, поздравления, пожелания, просьбы, приглашения, совета, предложения, согласия, отказа, одобрения, комплимента, сочувствия, соболезнования и т. п. Коммуникативные стереотипы Р. э., не внося в общение нового логич. содержания, выражают социально значимую информацию типа «Я вас замечаю, признаю, хочу с вами контакта», т. е. отвечают важным целеустановкам говорящих и манифестируют существенные функция языка.
Функции Р. э., базируясь на присущей языку коммуникативной функции, складываются из взаимосвязанных специали-зиров. функций: контактоустанавливающей (фатической), ориентации на адресата (конативной), регулирующей, волеизъявления, побуждения, привлечения внимания, выражения отношений и чувств к адресату и обстановке общения.
Речевая ситуация, в к-рой бытует Р. э., — это ситуация иепосредств. общения коммуникантов, ограничиваемая прагматич. координатами «я — ты — здесь — сейчас», к-рые организуют ядро поля языковых единиц Р. э. Грамматич. природа этих единиц определяется дейк-тич. указателями «я — ты — здесь — сейчас», спроецированными в структуру единиц («Благодарю вас! >, «Поздравляю!» и т. д.). Утрата высказыванием координат «я — ты — здесь — сейчас» выводит его за пределы Р. э. (ср. «Поздравляю вас!» и «Вчера он поздравлял ее»). Единицы Р. э. сформированы одновременным актом номинации события и предикации и представляют собой перформативные высказывания-дейст-ствия, изучаемые в прагматике.
Системная организация тематич. (и синонимич.) рядов-формул Р. э. проходит на семантич. уровне, напр. в рус. яз.: «До свидания», «Прощайте», «До встречи», «Всего доброго», «Всего хорошего», «Пока», «Разрешите попрощаться», «Позвольте откланяться», «Честь имею», «Наше вам» и т. д. Богатство синонимич. рядов единиц Р. э. обусловлено вступлением в контакт разных по социальным признакам коммуникантов при разных социальных взаимодействиях. Маркиров. единицы, употребляясь преим. в одной среде и не употребляясь в другой, получают свойства социального символизма.
Р. э. представляет собой фуикцио-нальио-семантич. универсалию. Однако ему свойственна яркая нац. специфика, связанная с неповторимостью узуального речевого поведения, обычаев, ритуалов, невербальной коммуникации представителей конкретного региона, социума и т. п. фразеологизиров. система формул Р. э. содержит большое число фразеоло-
РЕЧЕВОЙ 413
гизмов, пословиц, поговорок и др.: «Добро пожаловать!», «Хлеб да соль!», «Сколько лет, сколько зим!», «С легким паром!» и др. Национально специфичны и формы обращений, в т. ч. образованные от собств. имен (см. Антропонимика). Термин «Р. э.» впервые введен в русистике В. Г. Костомаровым (1967). Собственно науч, изучение системы Р. э. в языке и речи было начато в СССР (с 60-х гг. 20 в. — работы Н. И. Формановской, А. А. Акишиной, В. Е. Гольдина). Проблемы Р. э. изучаются в рамках социолингвистики, этнолингвистики, прагматики, стилистики, культуры речи.
• Костомаров В. Г., Рус. речевой этикет, «Рус. язык за рубежом», 1967, № 1; Акишина А. А.,Форманов-ская Н. И., Рус. речевой этикет, М., 1975; 3 изд., М., 1983; Нац.-культурная специфика речевого поведения, М., 1977; Фор-мановская Н. И., Рус. речевой этикет: лингвистич. и методологич. аспекты, М., 1982 (лит.); 2 изд., М., 1987; ее же, Употребление рус. речевого этикета, М., 1982 (лит.): 2 изд., М., 1984; ее же, Вы сказали: «Здравствуйте!». Речевой этикет в нашем общении, М., 1982; 3 изд., М., 1989; е е ж е, Речевой этикет и культура общения, М., 1989; Нац.-культурная специфика речевого общения народов СССР, М., 1982; Теория речевых актов, в кн.: НЗЛ, в. 17, М., 1986; Гольдин В. Е., Речь и этикет, М., 1983 (лит.); Austin J. L., Performative—constative, в кн.: Philosophy and ordinary language, Urbana, 1963» H. И. Формановская. РЕЧЕВЫЕ РАССТРОЙСТВА — см. Афазия, Нейролингвистика.
РЕЧЬ — конкретное говорение, протекающее во времени и облеченное в звуковую (включая внутреннее проговаривание) или письменную форму. Под Р. понимают как сам процесс говорения (речевую деятельность), так и его результат (речевые произведения, фиксируемые памятью или письмом).
Характеристика Р. обычно дается через противопоставление ее языку (коду), понимаемому как система объективно существующих, социально закрепленных знаков, соотносящих понятийное содержание и типовое звучание, а также как система правил их употребления и сочетаемости. Р. и язык (код) образуют единый феномен человеческого языка и каждого конкретного языка, взятого в определенном его состоянии. Р. есть воплощение, реализация языка (кода), к-рый обнаруживает себя в Р. и только через нее выполняет свое коммуникативное назначение. Если язык — это орудие (средство) общения, то Р. есть производимый этим орудием вид общения; она создается «приложением „старого" языка к новой действительности» (В. Скаличка). Р. вводит язык в контекст употребления (см. Прагматика). Р. конкретна и неповторима в противоположность абстрактности и воспроизводимости языка; она актуальна, язык же потенциален; будучи событием, действием, Р. развертывается во времени и реализуется в пространстве, язык же (код) отвлечен от этих параметров мира; Р. бесконечна, система языка конечна; Р. материальна, она состоит из артикулируемых знаков, воспринимаемых чувствами (слухом, также зрением, осязанием), язык (система языка) включает в себя абстрактные аналоги единиц Р., образуемые их различит. и общими (интегральными) признаками; иначе говоря, Р. субстанциональна, а язык формален; Р. активна и динамична, система языка в большей мере пассивна и статична; Р. подвижна, язык относительно стабилен; Р. линейна, язык
414 РЕЧЕВЫЕ
же имеет уровневую организацию (см. Уровни языка)', Р. стремится к объединению слов в речевом потоке, задача языка — сохранить их раздельность; Р. есть последовательность слов, язык вносит в нее иерархия, отношения; Р. субъективна, являясь видом свободной творч. деятельности индивида, язык — достояние пользующегося им общества, он объективен по отношению к говорящим; Р. произвольна, язык обязателен (императивен); Р. отражает опыт индивидуума, язык же в системе выражаемых им значений фиксирует опыт коллектива, «картину мира» говорящего на нем народа; Р. преднамеренна и обращена к определ. цели, в отличие от нецеленаправленности языка; Р. контекстно и ситуативно обусловлена, язык независим от обстановки общения; Р. вариативна, язык же (если отвлечься от проблемы диалектов) в каждый период своего существования инвариантен; Р. допускает элементы случайного и неупорядоченного, в отличие от языка, образуемого регулярными чертами своих единиц и отношений между ними; Р. отнесена к объектам действительности и может рассматриваться с т. зр. своей истинности или ложности, к языку истинностная оценка неприменима. За перечисленными различиями языка и Р., играющими в разных концепциях большую или меньшую роль, иногда видят противопоставление сущности и явления, общего и частного.
Р. обладает также свойствами, не противопоставляемыми иепосредственио отдельно взятым чертам языка и относящимися к способу протекания речевой деятельности. Процесс Р. характеризуется определ. темпом, продолжительностью, тембровыми особенностями, степенью громкости, артикуляционной четкости, акцентом и т. п. Р. может быть охарактеризована через указание на психологии, состояние говорящего, его коммуникативную задачу, отношение к собеседнику, искренность, по признакам своей формальной и смысловой структуры. К Р. применимы эстетич. (стилистич.) и этич. (нормативные) оценки. Индивидуальный характер — важнейший признак Р. «Каждый индивид употребляет язык для выражения именно своей неповторимой самобытности» (В. фон Гумбольдт); язык же, по Гумбольдту, «есть средство преобразования субъективного в объективное». Субъективность Р. проявляется в том, что Р. имеет автора, передающего в ней свои мысли и чувства, для выражения к-рых он выбирает слова и структуры предложений; он относит языковые номинации к определ. объектам действительности, придавая им речевое значение. Говорящий (или пишущий) отдает предпочтение тому или иному стилю общения и сообщения (фамильярному, официальному, почтительному, пренебрежительному, прямому, косвенному и т. п.), использует высказывание с нужным для своих целей коммуникативным заданием. «Только в речи индивида язык достигает своей окончательной определенности» (Гумбольдт). Речевое поведение составляет существенную характеристику личности.
Разные типы Р. (см. Функциональный стиль) обладают неодинаковой степенью субъективности. Э. Бенвенист противопоставлял дискурс (фраиц. discours) — речь, «присваиваемую говорящим» (разл. жаиры устного общения, диевиики, письма, мемуары и пр.), ист. повествованию (франц, recit). Дискурс отличается от объективного повествования рядом грамматич. черт (системой времен, мес
тоимений и др.), а также коммуникативными установками. В расширит, смысле термин «дискурс» используется для обозначения разных видов Р. и речевых произведений (иапр., прескриптивный, практический, ораторский дискурс), связность и осмысление к-рых воссоздается с учетом всей совокупности не собственно языковых факторов.
Р. тесно связана с мышлением (см. Язык и мышление). Нек-рые ученые говорят о речевом мышлении и этапах рече-мыслит. процесса (С. Д. Кацнельсон). Мышление, как и выражающая его Р., различается по степени объективности. Наиболее общиьГявляется противопоставление теоретич.(объективного)и практич. (субъективного) мышления (разума, рассудка). Соответственно различаются два вида Р. — теоретич. и практич. рассуждение. Цель первого — установление истины. Оно следует логич. законам, непреложным и независимым от субъекта. Задача второго — принятие решения или предписание, т. е. выбор из ряда альтернатив, обусловленный субъективными оценками и интересами. Каждый из этих видов Р. обладает особыми признаками (принципами установления связности, допустимостью и характером противоречий, особенностями синтаксиса, модальностями и др.). В иной плоскости противопоставляются практич. (обыденная, бытовая) и поэтич. Р. Оба вида Р. субъективны, но поэтич. Р., в отличие от практической, допускает отчуждение от автора и придает субъективному содержанию общечеловеческую значимость. В то же время соединение поэтич. Р. с личным опытом и психикой воспринимающего обеспечивает ей (в отличие от практич. Р.) множественность интерпретаций.
Р. используется в разных социальных сферах и выполняет разные функции (см. Функции языка). Варьируясь, она приспосабливается к задачам и условиям своего функционирования; явления Р. типизируются, образуя относительно самостоят. системы — функциональные и индивидуальные стили, к-рые характеризуются и модификациями самой системы (его лексики и в меньшей степени грамматики), и такими речевыми особенностями, как длина предложений, набор коммуникативных целей, степень смысловой полноты Р., ее информативность, спонтанность или обработанность, степень клиширования, использование образных средств, допустимость разных интерпретаций и косвенных смыслов и т. п. В индивидуальных отклонениях Р. заложены истоки языковых изменений. Язык творит Р. и в то же время сам творится в Р. «Язык одновременно и орудие и продукт речи» (Ф. де Соссюр). Возможности варьирования Р., одиако, ие беспредельны. Р. должна быть понята адресатом, причем ключом к восприятию Р. служит общий для собеседников, надиидивидуаль-ный язык, а также наличие общих фоновых знаний и владение правилами вывода косвенных смыслов. В известной степени «интересы понимания и говорения прямо противоположны» (Л. В. Щерба). Поэтому в ходе речевой коммуникации «язык выступает в качестве необходимого предела свободы» (Э. Косерю).
При помощи Р. происходит общение между людьми, следующее определ. социальным конвенциям. Общение создает коммуникативный контекст, в к-ром реализуются речевые акты. В речевом общении может быть выделен ряд аспектов, соответствующих поставленной говорящими задаче: информативный, прескриптивный (воздействие иа адресата),
экспрессивный (выражение эмоций, оценок), межличностный (регулирование отношений между собеседниками), игровой (апелляция к эстетич. восприятию, воображению, чувству юмора) и др. Эти аспекты, часто соприсутствующие в Р., могут обособляться, создавая самостоят. формы общения — речевые жанры, «языковые игры» (Л. Витгенштейн), различные не только по целям, но и по распределению ролей и коммуникативных интересов собеседников, речевой тактике, условиям успешности, предпочтительным синтаксич. структурам, принципам установления связности реплик и др.
Р. как один из видов социальной активности человека переплетается с др. формами деятельности, в т. ч. трудовой, в процессе осуществления к-рой она и возникла. Р. полифункциональиа и с этой точки зрения исследуется прагматикой. Подход к Р. как форме деятельности (см. Речевая деятельность) характерен для социо- и психолингвистич. исследований, изучающих процессы и механизмы речеобразоваиия, возникновение речевых ошибок и нарушений Р. (см. Нейролингвистика), отношение речевых действий к др. видам социальной активности человека (работы Н. И. Жин-кина, А. Р. Лурия, А. Н. Леонтьева, А. А. Леонтьева и др.), роль Р. в формировании сознания и проявлениях подсознательного, внутреннюю речь, процессы развития детской речи и др.
Р. рассматривается как вид сознательной и целенаправленной деятельности также в концепции лингвистической философии.
В рамках лингвистич. философии сформировалась теория речевых актов в ее совр. версии (работы Дж. Остина, Дж. Р. Сёрла и др.).
Теоретич. разработка проблемы языка и Р. связана с именем Соссюра (см. Женевская школа), относившего различение языка и Р. к самому предмету исследования — феномену языка (в его терминологии langage ’речевая деятельность’), в к-ром, как считал он, соединены объекты принципиально разной природы: язык (langue) и речь (parole). Он считал, что, хотя в своем существовании язык и Р. взаимообусловлены, они несводимы друг к другу и не могут рассматриваться с одной точки зрения, а «речевая деятельность, взятая в целом, непознаваема, так как она неоднородна». Соссюр поэтому настаивал на разграничении лингвистики языка и лингвистики Р. Концепция Соссюра подвергалась критике за слишком резкое разграничение языка (системы языка) и Р., поведшее к чрезмерной абстрактности метаязыка лингвистики, предмет к-рой ограничивался системой языка. Идея неоднородности, диалектической противоречивости феномена языка высказывалась учеными и раньше. Так, Гумбольдт различал язык, определяемый им как деятельность духа (energeia), форму языка — постоянные элементы и связи, реализуемые в речевой деятельности, и продукт этой деятельности (ergon).
В сов. яз-знании 30-х гг. 20 в. язык рассматривался как полифункциональный феномен, изучение к-рого не может быть отделено от конкретных форм Р. Система языка определялась как совокупность правил речевой деятельности (работы Щербы, Л. П. Поливанова, С. И. Бернштейна и др.). Мысль Соссюра о соприсутствии в феномене языка элементов системы и Р., напротив, побуждала формулировать достаточно жесткие принципы их разграничения. А. X. Гардинер пред
ложил «применять наименование „язык ко всему тому, что является традиционным и органическим в словах и сочетаниях слов, а наименование „Р." — ко всему тому, что определяется конкретными условиями, „значением" и „намерением" говорящего». Достоянием Р. он считал прежде всего функции слов в высказывании и соответственно такие категории, как субъект, объект, настоящее историческое, предложение, понимаемое как отнесенное к действительности высказывание (грамматич. структуру предложения Гардинер считал фактом языка).
Сходные мысли уже раньше высказывались И. А. Бодуэном де Куртенэ, разграничивавшим два вида единиц языка — единицы языковые и функционально-речевые. В сов. яз-зиании А. И. Смирниц-кий относил к языку все то, что воспроизводится в Р. (слова, фразеологизмы, морфологич. формы), а к Р. — все то, что производится в процессе коммуникации (словосочетания, конкретные предложения). Подобная точка зрения вызвала возражения тех, кто видел в языке иР. два аспекта одного феномена. Т. П. Ломтев полагал, что «все лингвистические единицы являются единицами языка и речи: одной стороной они обращены к языку, другой — к речи». Единицы Р. суть реализации единиц языка. Эта точка зрения может быть применена к таким конструктивным единицам, как фонемы, морфемы, слова, синтаксич. структуры, ср. такие пары единиц, как фон и фонема, морф и морфема, в к-рых «эмический» член принадлежит системе языка и характеризуется инвариантными признаками, реализуемыми в речевых вариантах (морфах, фонах). Между тем отрезки, получаемые в результате членения речевого потока по фонетич. и конкретно-смысловым признакам, т. е. слоги, такты (синтагма, в понимании Щербы), сверхфразовые единства (для письм. речи — абзацы), рассматриваются обычно только как единицы Р. (текста), хотя и они обладают иек-рыми типовыми характеристиками. Различение единиц языка и Р., согласно этому взгляду, оказывается обусловленным величиной расхождений между фиксируемым в системе языка типом и его речевыми реализациями. Для фонемы, морфемы и слова это соотношение является иным, чем для предложения. Нек-рые ученые предложили выделять в языке иные, хотя и соотносительные с противопоставлением языка и Р. аспекты. В информатике и теории коммуникации, оперирующих не только естественными, но и искусств, языками, используется противопоставление кода и сообщения. Те, кто рассматривает Р. в статическом, структурном аспекте, пользуются противопоставлением системы и текста (Л. Ельмслев).
В ряде концепций выделяется не два, атри аспекта языка. Мысль о возможности троякого подхода к языку, перекликающаяся с идеями Гумбольдта, была высказана в 1931 Щербой, к-рый различал: речевую деятельность (процессы говорения и понимания Р.), производимую психофизиологич. механизмами индивида; языковую систему (словарь и грамматику языка); языковой материал, т. е. совокупность всего говоримого и понимаемого в той или другой обстановке. Косерю присоединил к оппозиции языка и Р. третий компонент — норму, понимаемую как социально закрепленный узус — обязат. формы и стереотипы, принятые в данном обществе. Сюда он относил не
только явления Р. (напр., ситуативно обусловленные стереотипы), но и явления языка, такие, как отклоняющиеся от продуктивного образца парадигмы склонения и спряжения. Тем самым в системе языка и в Р. был выделен нек-рый «окаменевший» компонент, охраняемый от изменений нормирующей деятельностью общества. Нек-рые исследователи (И. М. Коржинек, Г. В. Колшанский) сводят оппозицию языка и Р. к противопоставлению реального объекта его науч, описанию (теоретич. модели). Эта точка зрения, заменяющая онтологии, различие эпистемическим, уязвима, т. к. ставит существование языка (системы языка) в зависимость от существования лингвистики, разрабатывающей модели его описания, сама же система языка утрачивает стабильность, поскольку одна и та же речевая реальность допускает различия в моделировании. Соссюровское противопоставление языка и Р. обернулось, т. о., проблемой реальности и объективности системы языка. Последняя либо определялась как часть или аспект Р. (текста), либо отождествлялась с науч, моделью, базирующейся иа речевом материале, либо понималась как нек-рая психологич. или социопсихологии, категория — языковое знание, языковая способность человека, «совокупность отпечатков, имеющихся у каждого в голове» (Соссюр). Совр. версией психологич. традиции является введенное Н. Хомским противопоставление языковой компетенции и языкового исполнения (competence and performance), представляющее собой аналог оппозиции языка и Р. Компетенция понимается как нек-рое порождающее устройство, создающее речевые произведения. Термин «и с п о л н е-н и е», применявшийся уже Соссюром (франц, execution), умаляет творч. характер речеобразоваиия.
В итоге развития идей языка и Р. в каждом из этих соотносит, понятий был выделен статич. и дииамич. аспекты. Ди-намич. сторона Р. соответствует деятельности, взятой во всей полноте ее характеристик (физических, психических и социальных); статич. сторона Р. соответствует выделенному из речевой деятельности и зафиксированному тем или иным способом тексту. Лингвистика Р. распадается на две взаимодополняющие области: теорию речевой деятельности и речевых актов, анализирующую динамику Р., и лингвистику текста, обращенную к статич. аспекту Р. Теория текста теснее связана с лит-ведением и стилистикой, теория речевой деятельности разрабатывается во взаимодействии с психологией, психофизиологией и социологией. Р. является объектом изучения ие только лингвистов (психолингвистов, социолингвистов, нейролингвистов, фонетистов, специалистов по стилистике), ее изучают психологи, физиологи, логопеды, специалисты по теории коммуникации и информатике (интеракционным системам), по высшей нервной деятельности, по акустике. Проблемы Р. находятся в фокусе внимания философов, логиков, социологов, литературоведов.
• Выготский Л. С., Мышление и речь, М. —Л., 1934; Жинкпн Н. И., Механизмы речи, М., 1958; К о с е р и у Э., Синхрония, диахрония и история, в кн.: НЛ, в. 3, М., 1963; Андреев Н. Д.. 3 и н дер Л. Р., О понятиях речевого акта, речи, речевой вероятности и языка, ВЯ, 1963, № 3; Г ар ди н е р А., Различие между «речью» и «языком», в кн.: 3 в е г и н-
РЕЧЬ 415
цев В. А., История яз-знания XIX— XX вв. в очерках и извлечениях, ч. 2, М., 1965: Ельмслев Л., Язык и речь, там же; •Коржинек Й. М., К вопросу о языке и речи, в кв.: Пражский лингвистич. кружок, М., 1967; Леонтьев А. А.. Язык, речь, речевая деятельность. М.,	1969;
М ы р к и н В. Я., Нек-рые вопросы понятия речи в корреляции: язык — речь, ВЯ, 1970. №1; Будагов Р. А., О типологии речи, в его кн.: Язык, история н современность, М., 1971; Кацнельсон С. Д., Типология языка и речевое мышление, Л., 1972; его же, Речемыслит. процессы, ВЯ, 1984, .4 4; Шерба Л. В., О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в яз-знании, в его кн.: Языковая система и речевая деятельность, Л., 1974; Основы теории речевой деятельности, М., 1974; Бенвенист Э., О субъективности в языке, п его кн.: Общая лингвистика, М., 1974; Слюса-рева Н. А., Теория Ф. де Соссюра в свете совр. лингвистики. М., 1975; Колшан-ский Г. В., Соотиошение субъективных и объективных факторов в языке, М., 1975; Звегинцев В. А., Предложение и его отношение к языку и речи, М., 1976; Ломтев Т. П., Язык и речь, % его ки.: Общее и рус. яз-знание, М., 1976; Соссюр Ф. де, Курс обшей лингвистики, в его кн.: Труды по яз-знанию, М., 1977; Лурия А. Р., Язык и сознание, М., 1979; Гумбольдт В. фон. Избр. труды по яз-знанию, М.» 1984; НЗЛ, в. 16 — Лингвистич. прагматика, ]М., 1985; НЗЛ, в. 17 — Теория речевых актов. М., 1986; Яку би некий Л. 77. Язык и его функционирование. Избр. работы, М., 1986; Bally Ch., Langue et parole. «Journal de psychologic normale et pathologiqv.e», 1926, t. 23, № 7; Doroszewski W., «Langue» et «parole», «Prace filologkzae», 1929, v. 14; Gardiner A., The theory of speech and language, Oxf., 1932 (2 ed., Oxf.. 1951); Buhler K.. Sprachtheorie, Jena, 1934; Buyssens E,, Les langages et le discours. Brux., .1943: , S k a 1 i с к a V., The need for a linguistics of parole, «Recueil linguistique de Bratislava», 1948, v. 1; Frei H., Langue, parole et differen-ciation. «Journal de psychologic normale et pathologique», 1952. t. 45; Coseriu E., Sistema. norma у habla, Mont., 1952; см. также лит. при ст. Прагматика, Речевой акт. Дискурс.	Н. Д. Арутюнова,
РИСУНОЧНОЕ ПИСЬМО —см. Пиктография.
РИТВДНСКИЕ ЯЗЫКЙ —семья индейских языков Сев. Америки, включаемая в алгонкино-вакашскую макросемью (см. Алгонкино-вакашские языки). Объединяет языки вийот и юрок, до европ. завоевания распространенные на Тихоокеанском побережье Калифорнии в р-не зал. Гумбольдта (вийот) и устья р. Кламат (юрок). В 1962 на вийот говорил 1 чел., на юрок — ок. 10 чел.
Фонетич. системы Р. я. различны. Гласные: i, е, а, и, о, в юрок также э. В юрок имеются долгое гласные. В вийот среди смычных согласных противопоставлены придыхательные и непридыхательные, в юрок — глоттализованиые и не-глоттализованиые. Вийот имеет дентальные аффрикаты, отсутствующие в юрок. Представлены спиранты: b — в вийот, s. s, g, h, I — в обоих языках. Имеются лабиовелярные.
Глагольные и именные корпи обычно не обособлены, иапр. вийот was ’огонь’ — bas ’гореть’, юрок pa?ah ’вода’ — 'быть мокрым’. Имена принимают личные притяжат. префиксы. Имеются также формы локатива и вокатива. Категория числа отсутствует, в юрок мн. ч. отмечается лишь у нек-рых существительных: sepolah 'поле’ — мн. ч. segepolah. Личные местоимения в юрок различают также формы комитатива и аккузатива. Выделяются послелоги. Формы лица глагола, как пра-
416 РИСУНОЧНОЕ
вило, выражаются суффиксально. Имеются формы взаимности, возвратности и в юрок — пассива: nek kic teykelewomoyek’ met leyes ’Я был укушен змеей*. В Р. я. многочисленны препозитивные частицы модально-временного и локативного значения: юрок ho 'прош. время’, kitkwela 'всё еще’, вийот wik ’сюда’, wa ’вокруг’ и др. При глагольной форме может быть иеск. частиц: вийот bo-to-kos-kii litihsi) ’Тогда она обычно шла убрать это снова’ [букв.— 'идти-обычпо-тогда-сиова убрать’ (это)-оиа]. В составе числительных выделяются классификаторы: напр., в юрок — числит, 'два' ni?iyel (о людях), nl?l?l?y (о животных, птицах), no?oh (о круглых предметах) и т. п.
Развиты разные способы словообразования: префиксация, суффиксация, словосложение, редупликация и для образования диминутивов — чередование согласных.
Преобладающий порядок слов в простом предложении SVO, в юрок в нек-рых случаях он может играть смыслоразличит. роль: ku peg Ik по?р’е?п mewil ’Этот человек преследует лося’, но mewil по?р’е?п ku peglk ’Лось преследует этого человека’. Определение обычно предшествует определяемому.
Гипотеза о родстве Р. я. была высказана в сер. 19 в., однако свидетельства их родства немногочисленны. В работе К. Титера, поев, установлению звуковых соответствий между Р. я., приводится ок. 85 сопоставлений. Открытым остается вопрос, образуют ли Р. я. единую подгруппу или являются самостоят. ответвлениями алгонкино-ритванской группы. Э. Сепир объединил Р. я. с алгонкинскими языками.
• Sapir Е., Wiyot and Yurok, Algon-kin languages of California. «American Anthropologist», 1913, v. 15, №4; Reichard G., Wiyot grammar and texts, Berk., 1925; Robins R. H., The Yurok language. Grammar. texts, lexicon, Berk.— Los Ang., 1958; Teeter К. V,. Wiyot and Yurok. A preliminary study, в кн.: Studies in Californian linguistics, Berk.— Los Ang., 1964; его же, The Wiyot language, Berk.— Los Ang., 1964.	M. E. Алексеев.
РИТМ (греч. rhythmos — размеренность, стройность, соразмерность, от rheo — теку) речевой — регулярное повторение сходных и соизмеримых речевых единиц, выполняющее структурирующую, текстообразующую и экспрессивно-эмоциональную функции. Р. речевой — одно из проявлений фундаментальной закономерности природы, ее ритмичности. Служит основой эстетич. организации худож. текста — стихотворного и прозаического. Наиболее ярко выражен в стихотворных текстах, наименее — в спонтанной диалогич. речи.
Единицами Р. являются: в прозе — ритмич. группа, синтагма', в стихе — звук, слог, ритмич. группа, строка, строфа. Эти единицы образуют иерархия, систему. Осн. единица — ритмич. группа, к-рая состоит, по крайней мере, из одного ударного слога и примыкающих к нему безударных слогов. Существуют сложные ритмич. группы, в к-рых содержится два и более ударных слогов, несущих ударение разной степени. Ритмич. группа объединяется мелодия, движением. Ударные слова одной ритмич. группы образуют тесное смысловое единство.
В формировании Р. участвуют все возможные языковые средства: звуковые, интонационные, синтаксические, лексико-семантические, напр. разл» рода повторы, синтаксич. параллелизм, регулярности воспроизведения интонационных модификаций (см. Интонация').
Особенности Р. в конкретном тексте подчинены его осн. идее. Ритмич. явления происходят на фоне аритмических. В стихе Р. взаимосвязан с метром, но не идентичен ему. Речевой Р. мало изучен. * Жирмунский В. М.» Введение в метрику. Теория стиха, Л., 1925; его же, Теория стиха. Л., 1975; Пешковский А. М., Стихи и проза с лингвистич. точки зрения, в его кн.: Сб. статей. Методика родного языка, лингвистика, стилистика, поэтика, Л. — М., 1925; его же, Принципы и приемы стилистич. анализа и оценки худож. прозы, в сб.: Ars poetica, М., 1927; Т и-м о ф е е в Л. И., Ритм стиха и ритм прозы, «На литературном посту,», 1928, 19; его же, Проблемы стиховедения. Материалы к социологии стиха, М., 1931; Томашевский Б. В., Стих и язык, М., 1959; Иванова-Лукьянова Г. Н., О ритме прозы, в сб.: Развитие фонетики совр. рус. языка, [в. 2], М., 1971; Антипова А. М., Типы речевого ритма, «Сб. иауч. трудов МГПИИЯ им. М. Тореза», 1977, в. 108; ее же, Характер взаимосвязи ритма и др. компонентов интонации, в кн.: Фонология. Фонетика. Инто-нология, М., 1979; ее же, Ритмич. система англ, речи, М., 1984; 3 а д о е н к о Т. П., Ритмич. организация потока кит. речи, М., 1980; Ез з е о О, von. Rhythm and melody in Germanic languages, в кн.: Manual of phonetics, Amst.. 1957; PikeK., Practical phonetics of rhythm waves, «Phonetica». 1962, v. 8.	И. Г. Торсуева.
РИТбРИКА (греч. rhetorike — ораторское искусство) — филологическая дисциплина, изучающая способы построения художественно выразительной речи, прежде всего прозаической и устной; близко соприкасается с поэтикой и стилистикой. Поскольку предметом Р. является прозаическая .украшенная», т. е. художественная, речь и правила ееп остро еиия (порождения), Р. противостоит поэтике, изучающей поэтич. речь, грамматике, ориентированной на изучение .естественной» (эстетически не отмеченной) речи, и герменевтике, имеющей дело с пониманием текста.
История Р. подразделяется на 2 неравных периода. Хотя осознанный интерес к отд. частям Р. характерен для ряда древних культурных традиций, ср., напр., учение о т. наз. рити (особом качестве языка худож. текста, связанном с отбором и расположением слов) в старых инд. трактатах по поэтике, становление Р. как особой науки произошло в Др. Греции. Уже в 5 в. до и. э. двумя греками из Сиракуз был составлен не дошедший до нас учебник Р. Развитие Р. иа раннем этапе связано прежде всего с Аттикой, нек-рыми городами М. Азии, с о. Родос. Софист Горгий (5—4 вв. до н. э.) положил начало Р. в Афинах, ею занимались также Трасимах Халкидон-ский, Протагор. Развитую форму Р. приобрела в 3—2 вв. до и. э. благодаря деятельности теоретиков Р.— Исократа, Аристотеля, Феопомпа, Дионисия Галикарнасского и др. С сер. 2 в. до н. э. под греч. влиянием в Риме также появляются ораторы и теоретики Р., прежде всего Цицерон и Квинтилиан. В результате практич. деятельности ораторов-риторов и анализа большого эмпирич. материала у Аристотеля (.Риторика»), Цицерона (.De oratore», .Orator», <De inventione», «Brutus»), Квинтилиана (.Institutio oratore»), Псевдо-Лоигина (условного автора трактата «О возвышенном») и др. сложилась особая область науч, знания, не только подводившая итоги практич. опыту ораторского иск-ва, но и предписывавшая ему свои законы и правила. Пройдя через период сосуществования разл. ораторских манер, Р. иа исходе античности начинает превращаться в нормативную дисциплину.
Аитич. Р. включала в себя разделы об источниках красноречия (дарование, природные данные — natura; искусство — ars — как результат профессиональной выучки; упражнение — exercitatio), о родах красноречия, о задачах оратора, соответственно об элементах речи: 1) нахождение (inventio), т. е. систематизация материала, сведение многообразия к общим типам, выделение пункта доказательства, указание логич. аргументов, 2) расположение материала (dispositio), его композиция, 3) словесное выражение (elocu-tio), гл. часть Р. (критерии красноречия: правильность, ясность, упорядоченность — уместность, красота — украшеи-ность; средства удовлетворения этих критериев — отбор слов, их сочетание, фигуры речи), 4) запоминание (memoria), учение о профессиональной ораторской памяти и 5) произнесение (pronuncia-tio, actio), учение об интонации, мимике, жестах, способствующих успеху речи.
Антич. Р. была усвоена в средневековье и пользовалась большим престижем, входя в число семи «избранных наук». Эпоха Возрождения и следовавшие за ней периоды господства отд. худож. направлений (маньеризм, барокко, классицизм) уделяли Р. значит, внимание (многочисл. трактаты 16—18 вв., особенно во Франции, Германии, Италии). В это время, особенно в 17 в., Р., с одной стороны, тяготеет к универсализации, обнаруживая связи с складывающейся «логической» грамматикой (см. Логическое направление), а с другой — превращается в инструмент, способный уловить достаточно тонкую дифференциацию эстетич. установок. Через Польшу и Украину идеи Р. проникли в 17 в. в Россию и нашли здесь отклик —«Книги суть риторики двои...» Макария (рукопись 1623), «De arte rhetorica liori X» Феофаиа Прокоповича (1716), «Риторика» М. В. Ломоносова (1748). Пособия no Р. практич. характера продолжали появляться почти до сер. 19 в. Одиако уже в 18 в. происходит разрыв между традиционной структурой Р. (включая исследовательский аппарат) и новым опытом худож. прозы (в частности, и ораторского красноречия). Р. начинает тяготеть к сближению (в нек-рых разделах — к слиянию) с поэтикой и к растворению в стилистике. В эпоху романтизма Р. с ее нормативно-дидактич. тенденциями начинает восприниматься как изживший себя канон, препятствующий свободному творчеству, как дисциплина схоластически-катологиза-горского типа, не способная проникнуться идеями историзма, препятствующая новым принципам словесного иск-ва. Р. как наука приходит к нач. 19 в. в состояние упадка. Однако с 60-х гг. 20 в. вновь начинается расцвет Р., нашедшей для себя новый идейно-науч, контекст. Она становится одной из наиболее быстро и продуктивно развивающихся дисциплин филологич. цикла. Этот второй период в истории Р. нередко называют «неориторикой» или «общей Р.» (rhetorique generale), в отличие от Р. традиц. типа.
Становление Р. нового типа вызвано в первую очередь лингвистически-м и факторами, через к-рые она включается в круг семиотич. дисциплин и в сферу культурология, проблем. Уяснение статуса лингвистики в рамках теоретикоинформационной концепции привело, в частности, к выделению и операционному определению т. наз. поэтической функции языка, образуемой при наличии установки на сообщение (message), и к разработке лингвистич. методов исследо-
А 14 Лингвистич. энц. словарь
ваяия поэтич. функции. Не меиее существенным был след, шаг — возникновение новой лингвистич. дисциплины, т. наз. лингвистики текста, к-рая предполагает описание как связанных таких фрагментов текста (.сверхфразовых единств), к-рые превышают предложение, до последнего времени считавшееся наиболее крупной единицей языка. Независимо от того, выводится ли риторич. структура текста непосредственно из законов языка (распространение языковых правил на сверхфразовый уровень) или связывается с переосмыслением языковой структуры, упорядочиваемой извне (иапр., по законам построения геометрия. симметрии и т. п.), — остается несомненной не только роль языкового субстрата в построении объектов, изучаемых Р., но и — что важнее — роль отд. языковых элементов (иапр., имманентной грамматич. структуры предложения) в вероятностном определении структуры смежных участков текста. Это и обусловливает лингвистич. связанность (единство) текста, к-рую ие может игнорировать Р. Складывающаяся лнигвистич. теория прозы более конкретно отражает и возможности применения лиигви-стич. методов к анализу сверхфразовых единств, и взаимосвязь Р. и лингвистики, предполагающую зависимость (и ориентацию) объектов Р. (риторич. структур) от объектов лингвистики (языковых структур). В совр. семиотике под Р. как раз и понимают правила построения речи на сверхфразовом уровне, законы «поэтич. семантики», т. е. типы непрямых (переносных) значений (риторич. фигур), и «поэтику текста» (структуру отношений внутритекстовых элементов), включая анализ социального функционирования текстов как целостных знаков.
Многофункциональность Р., обеспечившая ей существование в новых условиях, позволяет говорить о «лингвистических» основаниях совр. Р. ив метаязыковом аспекте: функционирование ее в качестве дескриптивного аппарата н нормативного регулятора дает возможность трактовать Р. как «вторичную» грамматику, функционирующую как своего рода метатекст. Описывая и предписывая процедуры конструирования коммуникативных форм и ситуаций, в к-рых речь употребляется с разными целями, Р. сама берет на себя задачу создания «функционального языка», выступая как одни из важнейших инструментов культуры, к-рый организует ее языковую и коммуникативную систему (Р. Лахман). На этих путях Р. входит в союз с др. дисциплинами, нащупывая новые формы функционирования в качестве стабилизирующей силы культуры. Принадлежа, как и яз-знание, к кругу семиотич. наук, Р. разделяет с ним ряд общих проблем: вариант — инвариант (ср. проблему т. наз. общих мест в Р.), типы (каталогизация и классификация), общее и частное, универсалии, проблема выводимости (развертывания) и сводимости (свертывания), сопоставление и поиск общего основания, моделирование действительности и т. п. Во мн. случаях Р. сталкивается как с типовыми с такими ситуациями, к-рые в яз-зиании выступают как исключения или парадоксы. Тем самым открываются возможности для дальнейшего (и притом сознательного) контакта Р. и лингвистики, при к-ром и последняя с пользой для себя обращается к опыту Р.
• Антич. теории языка и стиля, под ред. О. М. Фрейденберг» М.—Л., 1936; Бабкин Д. С., Рус. риторика нач. XVII в., «Тр. ОДРЛ», 1951, т. 8; Б а х т и н М. М., Вопросы лит-ры и эстетики. М.. 1975; Аве
ринцев С. С., Риторика как подход к обобщению действительности, в кн.: Поэтика др.-греч. лит-ры, М., 1981; Лотман Ю. М., Риторика, «Уч. зап. Тартуского ун-та. Тр. по знаковым системам*, XII, 1981, в. 515; Общая риторика, пер. с франц., М., 1986; Volkmann R., Rhe tori k und Metrik der Grie-chen und Romer, 3 Aufl., Munch., 1901; Curtius E, R., Europaische Literatur und lateinisches Mittelalter, Bern, [19541; Perelman Ch., Olbrechts-Ty-teca L., La nouvelle rh4torique, P.. 1958; Morier H., Dictionnaire de poetique et de rhltorique, P., 1961; Cohen J., Structure du langage poetique, P.. 1966; Todorov T., Litterature et signification, Р.» 1967; Varga A. K., La rhltorique et la critique structuraliste, «Het Franse Boek», 1968, janv.; Rhetorique generate, P., 1970; К u e n t z P., Rhetorique generale ou rhetorique th£orique, «Literature», 1971, 4; Eco IL, Einfuhrung in die Semiotik, Munch., [19721; Jakobson R., Questions de poetique, P.. 1973; P 1 e 11 H. F., Textwissenschaft und Textanalyse. Semiotik, Linguistik. Rhetorik, Hdlb., 1975; Rhetorik. Kntische Positionen zum Stand der Forschung, hrsg. von H. F. Plett, Munch., 1977; Lachmann R., Rhetorik und Kulturmodel, в кн.: Slavistische Studien zum VIII Internationalen Slavisten-kongress in Zagreb 1978, Koln—W., 1978; ее t ж e. Rhetorik — alte und neue Dis-ziplin, «Berichte zur Wissenschaftsgeschichte», 1981, Bd 4; Kr i ste 1 1 e r P. O., Studien zur Geschichte der Rhetorik und zum Begriff des Menschen in Renaissance, Gott.. 1981; Baumhauer O. A., Die sophistische Rhetorik. Eine Theorie sprachlicher Kommu-nikation, Stuttg., 1986. В. H. Топоров. РОД — грамматическая категория, свойственная разным частям речи и состоящая в распределении слов или форм по двум или трем классам, традиционно соотносимым с признаками пола или их отсутствием; эти классы принято называть му жской, женский, средний Р. Классифицирующая категория для существительных, анафорическая — для местоимений 3-гол. ед. ч. (см. Анафорическое отношение), словоизменит. (синтаксич.)— для остальных частей речи. Р. смыкается с именными классами как разновидность согласоват. классов.
Семантич. основания родовой классификации еще более размыты, чем в именных классах. Лишь в части существительных можно видеть отражение реальных половых различий (названия людей и нек-рых животных, ср. «брат» — «сестра», «царь» — «царица», «жеребец» — «кобылица», лат. lupus — lupa 'волк' — ’волчица’ и т. п.). Отсутствие четких формальных показателей Р. у существительных (в индоевроп. языках можно говорить лишь о преобладании в жен. Р. основ на -а, в муж. Р.— основ иа -о) привело к образованию промежуточных классов слов, к-рые еще в антич. грамматиках называли общим Р. (греч. koina), ср. рус. «сирота», «неряха», греч. ho hippos ’конь’ — he hippos ’лошадь’, и обоюдными (греч. epikoina) — рус. «собака», греч. he chelidon 'ласточка', ием. die Maus 'мышь' и т. д. Особенность этих классов в том, что они содержат имена формально одного Р., но приложимы к лицам (особям) обоего пола. Разница между ними проявляется в согласовании, к-рое вообще считается главным показателем Р. (синтаксич. критерий определения Р.); морфологич. критерий (оформление имени и разные типы склонения) ие дает такого однозначного определения Р., как синтаксический. В синтаксич. плане имена общего Р. имеют двоякое согласование, в зависимости от пола лица (особи), к к-рому они отио-
РОД 417
сятся (ср. «сосед такой иеряха>/«соседка такая неряха»), а именно обоюдного Р.— одну согласоват. модель (ср. «он/она сущий хорек»); существительные общего Р. выступают в предложении в виде согла-суемых предикатов, а существительные обоюдного Р.— в виде иесогласуемых.
Категория Р.— характерная черта грамматич. строя иидоевроп. языков, хотя они отражают разную степень сохраняемости Р., что находится в прямой зависимости от устойчивости синтетизма в системе словоизменения. Древние языки (авестийский, санскрит, греч., лат.) демонстрируют трехродовую систему, но в хеттском — 2 рода: общий (одушевленный) п средний, что иногда трактуется как более древнее состояние. В совр. языках встречаются как трехродовые системы (напр., в слав, языках и в нем. яз.), так и двухродовые (в романских, иранских). Развитие аналитизма в англ. яз. привело к разрушению словоизменения и утрате родовых противопоставлений в именах, Р. превратился в скрытую категорию (см. Скрытые категории), обнаруживаемую только через анафорич. местоимения he, she, it (’он’, ’она’, ’оно’). Значительно разрушен Р. в иран. языках (в нек-рых утрачен полностью), что также связано с развитием аналитизма; в сканд. языках трехродовая система преобразовалась в двучленную по признаку одушевленности/иеодушевленности. Функция различения Р. часто переходит от флексии к артиклю, как в нем. яз. (der — die — das) или романских (франц, un — une, le—la), но возможна вторичная мор-фологизация Р., как в испанском, где сформировался значит, пласт слов с аффиксальным различением муж. и жен. Р. (ср. hermano 'брат' — hermana ’сестра’, саЪгбп ’козел’ — саЬга ’коза’ и др.).
В слав, языках наблюдается ие только сохранение, но и усложнение трехродовой системы. Так, в рус. яз. категория Р. неразрывно сплелась с категорией оду-шевлеиности/иеодушевленности, образовав единую категорию согласоват. классов; выделяется 6 таких классов (плюс особый класс имен pluralia tantum, см. Число), т. к. каждый Р. имеет одуш. и неодуш. подроды (ср. пары форм им. п. ед. ч./вии. п. мн. ч.: «новый дом/ новые дома» — «новый директор/новых директоров», «новая дверь/иовые двери» — «новая лошадь/новых лошадей»). Различение двух подродов может развиваться только в одном Р. (напр., в сербскохорв. и чешском — в муж. Р.). Возможно дальнейшее усложнение системы Р., как, напр., в польск. яз., где в пределах муж. Р. различаются Одушевленный и неодушевленный (в ед. ч.), а в пределах одушевленного — личный и неличный подроды (во ми. ч.), ср. им. п. ед. ч. dom/вин. п. ед. ч. dom — им. п. ед. ч. pies (’собака’), chiop ('крестьянин’)/ вин. п. ед. ч. psa, chlopa — им. п. мн. ч. psy/chiopy — вин. п. ми. ч. psy/chfopow.
Иидоевроп. трехродовая система трактуется как результат преобразования более древней двухклассной системы; А. Мейе полагал, что Р. развивался из оппозиции одушевленность — неодушевленность, К. К. Уленбек — из оппозиции активность — пассивность. Обе трактовки можно свести к одному основанию, и с сер. 20 в. утверждается мнение, что предыстория Р. связана с преобразованием коитенсивного (с ема нти ко-синтаксиче-ского, см. Типология лингвистическая) типа нндоевроп. праязыка, т. е. с перехо-
418 РОДСТВО
дом от активного строя к номинативному, так что на стадии активной типологии иидоевроп. яз. должен был обладать двухклассной системой активных/инак-тивных имен, к-рая через признак оду-шевлениости/неодушевлеиности трансформировалась в родовую. Следы былой двухклассной системы обнаруживаются в реконструируемых формах склонения [напр., окончание *-s (0) для им. п. ед. ч. имен муж. и жен. рода и *-га для имен ср. р. при окончании вин. п. ед. ч. *-га, общем для трех родов, или формах вопросит, местоимения *kwi-s ’кто’ — *kwi-d ’что’].
Р. свойствен афразийским языкам, где двухродовая система (муж.—жен.) также возводится к системе активных/ инактивных имен, к-рой, в свою очередь, предположительно предшествовала более разветвленная система именных классов. Мн. языки ие имеют Р., напр. финно-угорские, тюркские, монгольские, банту и др. В нек-рых языках, имеющих именные классы, родовые различия для названий лиц (муж.— жен.) образуют одно из классных противопоставлений, напр. в нахско-дагестанских языках, ср. гун-зибское иеру оже ’маленький мальчик’ (I кл., показатель 0-) — йиеру кид ’маленькая девочка’ (II кл., показатель й-).
Р. считается пережиточной, <палеонтологической ► категорией, уходящей корнями в особенности древнего мифология, мышления, и потому представляет интерес для ист. этнолингвистики.
• Л е в и • Б р ю л ь Л,, Первобытное мышление, пер. с франц., М., 1930; Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М., 1958; Карпинская О. Г., Типология рода в слав, языках, ВЯ, 1964, №6; Зализняк А. А., Рус. именное словоизменение, М., 1967; Потебня А. А., Из записок по рус. грамматике, т. 3, М., 1968; Виноградов В. В., Рус. язык, 2 изд., М., 1972; Ельмслев Л., О категориях личности—неличности и одушевленности-неодушевленности, в кн.: Принципы типологич. анализа языков разл. строя, М., 1972; Кацнельсон С. Д., Типология языка и речевое мышление, Л., 1972; Климов Г. А., Типология языков активного строя, М., 1977; М е i 1 1 е t А., Linguistique historique et linguistique generale, t. 1, P., 1926; Royen G.. Die nomina-len Klassifikations-Systeme in den Sprachen der Erde, Modling, 1929; Fodor J., The origin of grammatical gender. 4 Lingua*, 1959, v. 8. №1; Ibrahim Muhammad Hasan, Grammatical gender: Its origin and development, The Hague, 1973; Noun classes and categorization, Amst., 1986. В.Л. Виноградов. РОДСТВб ЯЗЫКОВОЕ — общее свойство двух или неск. языков, заключающееся в том, что их исконные минимальные значимые элементы (корневые морфемы и аффиксы) находятся в строго определенных соответствиях, отражающих регулярный характер звуковых преобразований (см. Фонетические законы) материального фонда, восходящего к общему источнику — праязыку. Группа родств. языков составляет семью. Объем понятия семьи в терминология, практике изменчив. Одно и то же объединение родств. языков может именоваться и группой, и семьей. Так, слав, языки могут называться группой, входящей в ин-доевроп. семью, и семьей, входящей в большую семью. Для семей труднообозримых и далеко расходящихся языков (напр., индейских) применяются также термины «макросемья» и «ф и-л и я», к-рые иногда выступают как синонимы, иногда как иерархически подчиненные термины.
Рус. яз. вместе с украинским и белорусским (вост.-слав. языки) входит в семью слав, языков, включающую также зап,-
славянские (чеш., польск. и др.) и юж.-славянские (болг., сербскохорв. и др.) языки. Они связаны закономерными звуковыми соответствиями: рус. «ворона», «сон», «мох», «муж», «луг», «межа», «чужой»; болг. «врана», «сън», «мъх», «мъж», «лъг», «межда», «чужд»; сербскохорв. «сан», «мах», «меЬа», «туп»; польск. wrona, sen, mech, тцг, tqg, miedza, cuzdy; чеш. meze, cizi, словеи. meja, tlij и т. n.
Нек-рые семьи обнаруживают более отдаленное родство (меньший объем исконной материальной общности) и объединяются в более крупные семьи. К слав, языкам наиболее близка семья балт. языков, ср.: рус. «ворона — ворон», чеш. vrana — vran, литов, varna — varnas, др.-прус, warne — warnis, латыш, varna. Слав, и балт. языки вместе с германскими, романскими, индоиранскими, греческим и др. языками составляют семью иидоевроп. языков, ср. рус. «брат», чеш. bratr, литов, brolis — broterelis, др.-инд. bhrata, авестийское bratar-, греч. frater, лат. frater, ирл. brathir, гот. brofiar, тохар. ргасаг и др. Установлено родство финно-угорских (финского, венгерского, мордовских и др.), тюркских (тур., туркм., якутский и др.), афразийских (араб., др.-евр., др.-егип. и др.) языков. Дальнейшие связи между крупными семьями более или менее проблематичны: урало-алтайская гипотеза (родство финно-угорских, тюркских, монг. и др. языков севера Азии), индо-уральская (индо-европ. и уральских), индо-семитская и индо-семито-кавказская и, наконец, ио-стратическая (родство всех языков Евразийского субконтинента). Чем меньше объем материальной общности и менее прозрачны регулярные звуковые соответствия, тем менее вероятно возведение сравниваемых языков к общему праязыку. Наличие нек-рой общности лексич. состава, синтаксич. конструкций, отд. фонетич. черт и типологич. характеристик вне регулярных звуковых соответствий может быть результатом позднейших сближений различных (родств. и не-родств.) языковых коллективов, может объясняться отношениями ие родства, а «свойства» (см. Языковой союз, Контакты языковые, Заимствование).
Надежным науч, аппаратом изучения и установления Р. я. является сравнительно-исторический метод. Он универсален: его постулаты, фундаментальные понятия (праязык, архетип, регулярность фонетич. законов и др.), способы установления родства и реконструкции исходного состояния в целом применимы к языкам разл. языковых семей и типов, вне зависимости от длительности письм. фиксации и наличия письменности вообще.
Взгляды на проблемы Р. я. в истории яз-зиания менялись. Реконструкция любого отд. архетипа всегда принимает вид родословного древа, последовательного расщепления, дивергенции исходной праформы (морфемы, слова и т. п.). Родословное древо как графич. отображение сути и результатов сравнит.-ист. метода в эпоху младограмматизма было воспринято как абсолютная модель отношений Р. я. и развития языков вообще. Этой модели была противопоставлена теория волн И. Шмидта, согласно к-рой диал. различия, возникавшие в пределах праязыка, расходились из эпицентров инноваций во все стороны подобно волнам. Успехи лингвистической географии и социолингвистики показали, что отношения между родств. языками сложнее схе
мы родословного древа и теории волн. Языки не только дивергируют (см. Дивергенция), ио и конвергируют (см. Конвергенция) соответственно конвергентно-дивергентным процессам языковых коллективов. Праязык не только расщепляется, но и консолидируется, формируется в ходе контактного развития родств. диалектов. Чем больше возможность взаимопонимания и интенсивнее общение носителей этих диалектов, тем сильнее действует тенденция материального и структурного сближения между диалектами. Общность исходного материала обусловливает определ. общность тенденций его преобразования, параллельное и независимое (вне контактов) развитие, сходство результатов его эволюции. Ми. явления родств. языков, считавшиеся под давлением модели родословного древа архаизмами, восходящими к праязыковому состоянию, оказались параллельными инновациями: балто-слав. формирование корреляции именных и местоименных прилагательных (рус. «добр — добрый», литов, geras—gerasis), происхождение изоглоссы centum—sa tarn, соответствия взрывных велярных одних языков — спирантам других: ср. лат. centum (читай kl); cor, cordis; granum и авестийское satam, рус. «сто», арм. sirt, рус. «сердце», «зерно». Отмечается тенденция подстраивания поздних заимствований под закономерности исконных звуковых соответствий, ср. литов, pira-gas < слав, «пирог».
Степень Р. я. (лингвистич. расстояние между родств. языками) может не только уменьшаться, ио и увеличиваться в процессе ист. развития.
Существует неск. способов измерения степени Р. я. Метод глоттохронологии М. Сводеша, А. Л. Крёбера и К. Кретьена опирается на исследование лексики статистич. способом. Более универсален метод Я. Чекаиовского, при к-ром в центре внимания оказывается фонетика и морфология. Лексич. материал менее надежен, т. к. отд. слово относительно легко заимствуется. На основании цифровых показателей лингвистич. расстояния между родств. языками делаются попытки установления хронологии и последовательности распада соотв. праязыков. Однако для такой хронологизации необходим более тщательный отбор сравниваемых показателей с предварит, иерархизацией фактов методом относит, хронологии и внутр, реконструкции. Этим требованиям соответствует комплексный метод систем-но-типологич. реконструкции Т. В. Гамкрелидзе — Вяч. Вс. Иванова, предложивших пространственно-деривационную модель членения общеиндоевроп. языковой области как своеобразный синтез модели родословного древа и теории волн. * Иванов В. В., Генеалогия, классификация языков и понятие языкового родства, М., 1954; Георгиев В. И., Исследования по сравнит.-ист. яз-знанию, М., 1958; Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В., Иидоевроп. язык и индоевропейцы, кн. 1 — 2, Тб., 1984; Czekano-wsky J., Wstep do historii slowian, Poznan, 1957; Haas M. R., Historical linguistics and the genetic relationschip of languages, в кн.: CTL. v. 3, Hague, 1966; см. также лит, при ст. Генеалогическая классификация языков, Сравнительно-историческое языкознание. t	В. К. Журавлев.
РОМАНИСТИКА — комплекс филологических дисциплин, изучающих материальную и духовную культуру романо-язычных народов; раздел языкознания, изучающий историю возникновения и развития романских языков и диалектов и их современное состояние и функционирование. Интерес к проблеме происхож
27’
дения ром. языков и потребность в описании их строя возникают в позднее средневековье. К нач. 14 в. относится трактат Данте Алигьери «О народном красноречии» («De vulgari eloquentia»), в к-ром устанавливается общность происхождения итал., проваис. и франц, языков. К этому же времени относится первая грамматика роман, языка каталонца Р. Видаля «Las razos de trobar», в к-рой дается описание прованс. яз.— поэтич. койне прованс. и каталаи. трубадуров.
С кон. 15 — нач. 16 вв. в связи с формированием нац. лит. языков в ром. странах начинают создавать грамматики н словари нормативного характера. Первой грамматикой такого рода была исп. грамматика А. де Небрихи (Лебрихи) «Arte de la lengua castellana», 1492. Самое полное описание итал. яз. дал Б. Бу-оматтеи в капитальном труде «Della lingua toscana», 1623—43. Во Франции наиболее значит, трудами в 16 в. являются грамматики Л. Мегре «Le trette de la grammere francoeze», 1550, и P. Этьенна «Traite de la grammaire franQOise», 1559. В 17 в. важнейшим опытом нормализации языка является книга К. де Вожла «Remarques sur la langue franQOise», 1647. В Португалии первыми грамматиками португ. яз. были «Grammatica de lingoa-gem Portuguesa» (1536) ф. де Оливейры и «Grammatica da lingua Portuguesa» (1540) Ж. де Барруша.
Для установления норм лит. языков в Италии и Франции создаются академии, к-рые издают свои словари. В 1612 был издан словарь итал. яз. Академии Кру-ска во Флоренции (осн. в 1583) «Voca-bolario degli Accademici della Grusca», в 1694 — словарь франц, яз. Франц. Академии (осн. в 1635)«Dictionnaire de 1’Аса-demie franfoise».
В трактатах 16—17 вв. X. де Вальдеса, Д. Нунеша де Леаиа, Ж. Менажа, П. Бембо, Ч. Читтадиии обосновывается лат. происхождение исп., португ., франц., итал. языков. В трактате Б. Альдрете «Del Origen у Pnncipio de la lengua Castellana d Romance que oi se usa en Espana» (1606) проводится четкое различие между лит. и нар. латынью и дается очерк романизации провинций. Образование ром. языков объясняется изменением латыни под влиянием языка коренного населения провинций и готов, а также изменчивостью языка во времени как его постоянным свойством.
В 17 в. во Франции возникает традиция философ, рациональной грамматики, начало к-рой положили А.-Арно и К. Лансло (см. Универсальные грамматики).
В 18 в. продолжается работа в области нормирования лит. языков. В 1713 была основана исп. Королевская академия языка, к-рая в 1726—39 издала толковый словарь исп. яз. «Diccionario de Autoridades», а в 1771 выпустила академия, грамматику «Gramatica de la lengua espanola». В работах ученых-энциклопедистов 18 в.: П. Н. Бонами во Франции, Л. А. Мурато-ри в Италии, М. Сармьенто и Г. Маиаис-и-Сискар в Испании и др.— проявляется интерес к истории ром. языков. Однако их труды лишены прочной методология. основы, систематичности изложения; хотя в них признается происхождение ром. языков из латыни, задача-проследить постепенное развитие латыни в ром. языки не ставится, нет представления о закономерности ист. развития. Во 2-й пол. 18 в. начинается выработка лит. норм рум. яз. В 1757 была издана первая грамматика рум. яз. Д. Евстатие-вича («Gramatica rumaneasca»). В кон. 18 в. формируется трансильванская шко
ла, представители к-рой С. Мику-Клейн и Г. Шинкай в трактате «Elementa linguae dacp-romanae sive valachicae» (1780) и Й. Будай-Деляну в трактате «Fundamenta grammatices linguae roma-nicae» (1812) обосновали иародно-лат. происхождение рум. яз. и показали его родство с др. ром. языками.
В 18 в. во Франции в духе рациональной грамматики пишут свои труды С. Ш. дю Марсэ, Г. Жирар, Н. Бозе, Ю. Домерг. В нач. 19 в. они были сведены воедино в грамматике ГГ. Жиро-Дювивье «Grammaire des Grammaires ou Analyse raisonnee des meilleurs traites sur la langue franpaise» (1812). Традиции рациональной грамматики продолжали развиваться также и в 19 в. в различных ром. странах.
До нач. 19 в. изучение ром. языков было тесно связано с практич. задачами унификации и совершенствования лит. языков; для исследований этого периода характерно отсутствие разделения описат. и нормативного подхода к языку. Становление Р. как самостоят. науки связано с отделением интереса к истории ром. языков от задач нормативной грамматики. Первое сравнит, исследование грамматич. строя прованс., франц., исп., португ. и итал. языков принадлежит Ф. Ж. М. Ренуару, к-рый поддержал распространенную в 18 в. гипотезу о существовании промежуточного общего зап.-ром. яз., идентичного прованс. языку.
Основоположник науч. ром. яз-знания Ф. К. Диц применил к ром. материалу сравнит.-ист. метод («Grammatik der го-manischen Sprachen», 1836—43, и «Ety-mologisches Worterbuch der romanischen Sprachen», 1854). Диц показал несостоятельность теории общером. промежуточного языка, признав источником развития ром. языков нар. латынь. Однако в своей грамматике он фактически исходил из классич. латыни; привлекая материал в основном письм. лит. языков, он дал сравнит, историю звуков и форм иен., португ., итал., фраиц. и рум. языков, не ставя целью реконструкцию исходного состояния — нар. латыни.
Попытку реконструкции вокализма нар. латыни на основе изучения письм. источников сделал Г. Шухардт («Voka-lismus des Vulgarlateins», тт. 1—3, 1866— 1867). Лексике нар. латыни посвящены исследования Г. Грёбера, к-рый четко отделил слой исконных иароднолат. слов от книжных слов, к-рыми пополнялась лексика ром. языков в разл. периоды их развития.
В Румынии в 19 в. продолжалась работа по выработке норм лит. языка; в связи с этим в лингвистич. исследованиях наблюдается смешение нормативного и описат. подхода к языку. Последователи трансильваи. школы, обосновывая лат. происхождение рум. яз., старались искусственно приблизить лит. язык к латыни, латинизируя лексику. Т. Чипарю и Б. П. Хашдеу заложили основы рум. филологии исследованиями и изданиями старых текстов. Чипарю — автор первого исследования по ист. грамматике рум. языка: «Elemente de limba romana dupa dialecte ?i monumente vechi» (1854). В 1879 была учреждена Рум. Академия. В кон. 19 в. академии языка и литературы создаются в латниоамер. странах в связи с ростом иац. самосознания и возникновением науч, интереса к местным особенностям исп. и португ. языков.
РОМАНИСТИКА 419
До кои. 19 — нач. 20 вв. Р. развивалась в тесной связи с общим и индоевроп. яз-знанием. Большое влияние на нее оказали идеи младограмматизма, нашедшие наиболее яркое воплощение в трудах В. Мейера-Любке, автора «Grammatik der romanischen Sprachen» (1890—1902), «Romanisches Etymologisches Worterbuch» (1911—20) и ряда исследований по ист. грамматике франц., итал. и каталая. языков, а также первого введения в ром. яз-знание («Einfiihrung in das Studium der romanischen Sprachwissenschaft», 1901, 3 изд.— 1920). Он пользовался методом сравнит, реконструкции, значительно расширил материал исследования, привлекая данные энгадин. диалекта ретором, языка, фриульского, сардского и далматин. языков. С младограмматич. позиций были также написаны ист. грамматики исп. языка Р. Менендеса Пидаля, франц, языка К. Ниропа, итал. языка К. Мерло.
Во 2-й пол. 19 в. растет интерес к изучению живых диалектов и говоров. Основателем ром. и итал. диалектологии является Г. И. Асколи, изучавший диалекты в основном по письм. источникам и опубликовавший ряд исследований по ретором., фраико-прованс. и итал. диалектам. Он выступил против понятия фонетич. закона младограмматиков, показав многочисленность причин фонетич. изменений, среди к-рых особо выделил влияние субстрата. Сходную позицию в отношении фонетич. законов занял Шухардт. Преувеличивая роль индивидуальных факторов языковых изменений, ои выдвинул тезис о смешанном характере всех языков, отрицая наличие четких границ между диалектами и отд. периодами в развитии языка.
Большое значение для Р. имело распространение лингвогеографич. (картография.) метода исследования диалектов, основы к-рого были заложены Ж. Жильероном в кои. 19 — нач. 20 вв. Основываясь на данных созданного им вместе с Э. Эдмоном атласа («Atlas linguistique de la France», 1902—10), ои показал, что развитие языка в его устной форме происходит более сложным путем, чем думали младограмматики, исходя из письм. текстов. В лингвогеографич. исследованиях Ж. Мийарде, Ш. Брюно, А. Терраше, Л. Гоша во Франции, К. Яберга, Я. Юда, И. Хубшмида в Швейцарии, А. Гриеры Кахи в Каталонии, Дж. Бертони н Б. Тер-рачини в Италии, С. Пушкарю, С. Попа, Э. Петровича в Румынии и др. развитие языка рассматривалось в непосредств. связи с полит., культурными и религ. факторами. Такой подход был характерен также для исследований, выполненных в русле метода «слова и вещи» (Шухардт, М. Л. Вагнер, Ф. Крюгер и др.) и для ономасиология, исследований (Э. Тапполе, А. Цауиер, Мерло и др.). Было создано большое число атласов для всех областей Ромаиии, работа над к-рыми продолжается.
В нач. 20 в. сформировалась идеали-стич. школа, стоявшая в резкой оппозиции к младограмматизму. К. Фосслер и его последователи рассматривали язык как непосредств. выражение духовного склада людей определ. эпохи; стилистич. особенности лит. текстов и разг, речи изучались в контексте истории культуры (см. Эстетический идеализм в языкознании ).
С нач. 20 в. под влиянием идей Ф. де Соссюра (см. Женевская школа) увели-
420 РОМАНИСТИКА
чивается интерес к описанию совр. состояния ром. языков. Первыми описаниями грамматич. системы франц, яз. со структуоалистич. позиций были работы Ш. Баллт«Рг«Й5 de stylistique» (1905) и «Traite de  stylistique franfaise» (1909). В 20—40-х гг. 20 в. значительно интенсифицируются исследования ром. языков в ист. и синхронном аспектах. Публикуется большое количество атласов для всех частей Романии. В атласе Италии и Юж. Швейцарии Яберга и Юда («Sprach-und Sachatlas I tali ens und der Siiaschweiz», 1928—40) были удачно соединены география, метод, метод «слова и вещи» и филологич. метод интерпретации старых текстов, что позволило реконструировать предшеств. фазы языкового развития. В этот же период создаются истории ром. языков, в к-рых находят освещение внутр, и внешние аспекты развития языка (Ф. Брюио и Ш. Брюно, А. Доза, Менендес Пидаль, Р. Лапеса Мельгар, Дж. Девото, О. Ден-сушяиу, А. Росетти и др.). Идеи Соссюра получили развитие в ряде работ по грамматич. структуре совр. франц, языка (Балли, А. Сеше, А. Фрей, Ж. Гуж-нем, Ш. де Бур и др.), среди к-рых наибольшую теоретич. значимость имеет книга Балли «Linguistique g£n6rale et linguistique franca ise» (1932).
Ономасиология, подход к описанию грамматич. структуры франц, языка применен Ф. Брюно в книге «La pensee et la langue» (1922). Оригинальной в терминология. отношении является грамматика Франц, языка Ж. Дамуретта и Э. Пишона («Des mots a la pensee», 1927—40). В 20-е гг. 20 в. Г. Гийом заложил основы психосистематики, учения, в к-ром делается попытка объяснить функционирование единиц языка в речи наиболее общими направлениями движения человеческой мысли.
Сравнительно-историческое изучение ром. языков во 2-й пол. 20 в. характеризуется возросшим вниманием к проблеме нар., или вульгарной, латыни; происходит уточнение этого понятия во временном, пространств, и социальном аспектах; памятники лат. письменности исследуются с целью выявления романизмов, т. е. черт, получивших дальнейшее развитие в ром. языках (работы К. Морман, Э. Лёфстедта, Э. Пулгрэма, В. Вя-яиянена, Д. Норберга, X. Михэеску, И. ^Йордана и др.). Процесс дифференциации латыни и образования ром. языков исследуется в работах В. фон Вартбурга, Ж, Страка, М. Кшепиньско-го, К. Бальдингера, Д'Арко С. Авалле. Продолжается работа по созданию ист. грамматик и этимологических словарей франц. (Л. Кукенхейм, М. Регула, Вартбург), итал. (Г. Рольфе, К. Баттисти, Пж. Алессио, П. Текавчич, Девото), исп. (X. Коромииас), каталаи. (А. М. Бадпя Маргарит, Ф. де Б. Моль), сардинского (Вагнер), рум. (А. Чоранеску) языков. Методы диахронич. фонологии нашли применение в трудах Г. Лаусберга, А. Мартине, А. Ж. Одрикура, А. Жюйа-на, X. Людтке, X. Вайнриха и др. Крупным вкладом в создание сравнительно-ист. лексикологии романских языков являются работы Рольфса («Die lexikali-sche Difrerenzierung der romanischen Sprachen», 1954) и Людтке («Geschichte des romanischen Wortschatzes», 1968). Единственная попытка создания новой сравнительно-ист. грамматики ром. языков принадлежит Р. А. Холлу мл.: «External history of the Romance languages» (1974), «Proto-Romance phonology» (1976), «Proto-Romance morphology» (1983).
В Румынии издана хрестоматия текстов на всех старых и современных ром. языках (1962—74), Л. Ремакль (1948) и К. Т. Госсен (1967) впервые разработали проблематику вариантов письм. ром. языков на ранних этапах их развития — скрипт.
Взаимосвязь виутр. и внешних факторов развития языка раскрывается в ра ботах по истории отд. ром. языков: исп. (Лапеса Мельгар), итал. (Б. Мильорини, Т. де Мауро), франц. (М. Кози), португ. (С. да Силва Нету). В Румынии создается многотомная академия, история рум. языка («Istoria limbii готапе», с 1965).
Структурные методы анализа, в т. ч. трансформационные, нашли применение прежде всего на материале совр. франц, языка (К. Тогебю, П. Гиро, Ж. Дюбуа, Гужнем, О. Соважо, Ж. и Р. Ле Би-дуа, Н. Рюве) и иберо-ром. языков (Э. Аларкос Льорак, X. М. Лопе Бланк, Т. Наварро Томас, С. Хили Гая. Р. Л. Хадлих).
Для сравнит.-ист., а также сравнит.-сопоставит. исследований характерно применение методов типологич. анализа с целью установления общером. универсалий, осн. линий ист. развития ром. языков.
В 70—80-х гг. 20 в. интенсивно исследуется социолингвистич. проблематика ром. языков: особенности нац. и терр. вариантов исп., португ. и франц, языков в Амет рике и Африке, развитие языков иац. меньшинств гос-в Европы — каталанского, галисийского, окситан., сардского, ретороманского, фриульского; исследуется взаимодействие лит. языков и диалектов и образование региональных вариантов лит. языков, языковая ситуация и языковая политика в ром. странах е связи с неравноправным положением отд. языков в пределах нек-рых лингвосоциу-мов. С 1925 деятельность романистов координируется Об-вом ром. яз-знания, к-рое выпускает журн. «Revue de linguistique готапе» (Paris). Исследования по ром. языкам получили также большое развитие в США и ФРГ.
В России науч, интерес к ром. языкам возникает во 2-й пол. 19 в. в связи с изучением истории ром. лит-р. В Петерб. уи-те под руководством А, Н. Веселовского было организовано изучение старофранц., старопроваис., староисп. и староитал. текстов. На романо-герм. отделениях ун-тов в Петербурге, Москве, Киеве и Харькове начали читаться курсы введения в ром. яз-зиаиие. В 1908—09 был издан литографиров. курс лекций по введению в ром. филологию Д. К. Петрова. М. М. Покровский ввел изучение нар. латыни в Моск, ун-те. В Петербурге нар. и церк. латынью занимался А. И. Садов («Латинский язык в памятниках христианской письменности», 1917). В Киеве С. В. Савченко опубл, работы «Происхождение романских языков» (1916) и «Провансальский язык и исторические судьбы Юж. Франции» (1917).
Основатели сов. школы Р.— В. ф. Шишмарев, исследовавший историю иберо-ром. языков и франц, яз.— «Очерки по истории языков Испании» (1941), «Историческая морфология французского языка» (1952), «Книга для чтения по истории французского языка» (1955), и М. В. Сергиевский, автор «Истории французского языка» (1938), «Молдаво-славяиских этюдов» (1959) и «Введения в романское языкознание» (1952). Они были инициаторами изучения живых ром. языков и диалектов на терр. СССР, прежде всего молд. яз.
В Молд. ССР исследуются особенности лит. нормы молд. яз., ведется лексикографии. работа по созданию толковых, этимологии, и двуязыниых словарей (Н. Г. Корлэтяну, И. К. Вартинаи, С. Г. Берсжаи, Н. Д. Чобан, Р. Я. Удлер, А. И. Чобану, М. А. Габинский и др.). Важнейшим результатом диалектологии. исследований является атлас говоров молд. яз. («Атласул лингвистик молдовенеск>, 1968, под ред. Удлера и В. Комарницкого). Отличит, чертой сов. Р. является внимание к проблемам формирования и развития нац. языков в ром. странах Европы и Америки; в монографиях Г. В. Степанова «Испанский язык в странах Латинской Америки» (1963), «Типология языковых состояний и ситуаций в странах романской речи» (1976), Р. А. Будагова «Проблемы изучения романских литературных языков» (1961), «Литературные языки и языковые стили» (1967), Е. А. Реферовской «Французский язык в Канаде» (1972), «Формирование романских литературных языков: французский язык» (1980), М, А; Бородиной «Современный литературный ретороманский язык Швейцарии» (1969), А. А. Касаткина [«Очерки истории литературного итальянского языка (XVIII— XX вв.)», 1976] история лит. языков рассматривается в тесной связи с историей общества. В работе Корлэтяну «Исследование народной латыни и ее отношение с романскими языками» (1974) нар. латынь как основа ром. языков рассматривается не только в ее связях с зап.-ром. языками, как это обычно делается в зарубежной Р., но п с учетом данных вост,-ром. языков и диалектов.
Важнейшим результатом изучения совр. состояния ром. языков является создание серии сравнительно-сопоставит. пзамматик (работы И. С. Гурычевой, Г. В. Степанова, Е. И. Вольф, Н. А. Ка-тагощиной, Л. И. Лухт, А. В. Супрун, Бородиной). В исследованиях Т. Б. Алисовой «Очерки синтаксиса современного итальянского языка» (1971), И. А. Бородиной и В. Г. Гака «К типологии и методике историко-семантических исследований» (1979), Е. М. Вольф «Грамматика и семантика местоимений» (1974) и «Грамматика и семантика прилагательного» (1978), В. Г. Гака «Теоретическая грамматика французского языка»: Морфология (1979), Синтаксис (1981), Т. А. Репиной «Аналитизм романского имени» (1974), Н. А. Катагощиной «Особенности фонологической системы современных иберо-романских языков» (1970) и др. рассматриваются вопросы фонетики, грамматики и лексики ром. языков в синхрония. и диахронич. аспектах с т. зр. общих и специфич. закономерностей развития ром. языков. Осн. результатом подобных исследований должно явиться определение общих тенденций развития ром. языков, унаследованных от латыни или приобретенных в ходе ист. развития, и установление общером. типа, отличного от общеслав., общегерм. и др. типов.
В связи с потребностями преподавания иностр, языков ведется работа по составлению практич. и теоретич. грамматик и словарей франц. (Гак, Реферов-ская, Н. А. Шигаревская, Л. И. Илия, А. К. Васильева, М. К. Сабанеева, Н. М. Штейнберг), исп. (О. К. Василье-ва-Шведе, Г. В. Степанов, Э. И. Левин-това, В. С. Виноградов), итал. (Алисова, Т. 3. Черданцева), португ. (Е. Г. Голубева, Б. А. Никонов) языков. Осн. центрами изучения ром. языков в СССР являются кафедры ром. языков филология.
факультетов Моск., Ленингр., Киевского, Минского, Кишиневского и др. ун-тов, лаборатория ром. языков Ин-та яз-знания АН СССР, Ин-т молд. языка и лит-ры АН Молд. ССР.
* Сергиевский М. В., Введение в ром. яз-зиание, М.. 1952 (2 изд., М., 1954); Б у р с ь е Э., Основы ром. яз-знания. М.. 1952; Йордан Й., Ром. яз-знанне, пер. с рум., М.. 1971; Алисова Т. Б.. Репина Т. А., Т аривер лиева М. А., Введение в ром. филологию, 2 изд., М.. 1987; Grund-riss der romanischen Philologie, hrsg. von G. Grober. Bd 1—5, Strassburg — В, — Lpz.. 1904—38; Meyer • LQbke W., Einfiih-rung in das Studium der romanischen Sprach-wissenschaft, 3 Aufl., Hdlb,, 1920; Iordan I., Manoliu M., Introducere in lingvistica romanica, Buc., 1965; V a r v a-г о A., Storia, problemi e metodi della linguistica romanza, Napoli, 1968; M our in L., Pohl J., Bibliographie de linguistique ro-mane, 4 ed.. Brux., 1971; Tagliavini C., Le origini delle lingue neolatine, 6 ed., Bologna, 1972; Vidos В. E., Handbuch der romanischen Sprachwissenschaft, Miinch., 1975: Gauger H.~ M., Oesterrei-c h e r W., Windiscn R., Einfiih-rung in die romanische Sprachwissenschaft, Darmstadt, 1981.	Б. П. Нарумов.
Кроме общелингвистич. журналов (см. Журналы лингвистические') проблемам Р. посвящены специализированные журналы: Австрия — «Wiener romanistische Arbei-ten» (W., 1962—); Бельгия — «Marche romane» (Liege, 1951 — ); «Romanica Ganden-sia» (Ghent, 1953—); Германия до 194 5, ФРГиЗап. Берлин — «Romanische Studien» (Strassburg, 1871 — 95), «Zeitschrift fiir romanische Philologie» (Tubingen, 1877—), «Romanische Forschungen» (место изд. разл., 1883—), «Romanistisches Jahrbuch» (Hamb.— West В., 1947 — ); «Dacoromania: Jahrbuch fiir ostliche Latinitat» (ром. языки Балкан; Freiburg. 1973—), «Iberoromania: Zeitschrift fiir die Sprachen und Literaturen von Spanien, Portugal und Iber-Amerika» (иберо-ром. языки; Tiibingen, 1974—); Г Д P — «Beitrage zur romanischen Philologie» (В.. 1961 — ): Дания — «Revue romane» (Kbh., 1966—); Италия — «Studi romanzi» (Roma, 1903—47; предшественники — «Ri-vista di filologia romanza», Roma. 1872—76; «Giornale di filologia romanza», Roma, 1878— 1883, «Studi di filologia romanza», Roma, 1884—1903), «Filologia romanza» (Torino, 1954—60), «Filologia e letteratura» (Napoli, 1962—), «Medioevo romanzo» (ср.-век. ром. языки; Napoli, 1973—): Испания — «Estudis romanics» (Barcelona, 1947/48—); Румыния — «Etudes romanes» (Buc., 1964—, до 1976 — «Bulletin de la Societe roumaine de linguistique romane»): США — «The Romanic Review (N. Y.. 1909—), «Romance Philology» (Berk., 1947—), «Yale Romanic Studies» (New Haven, 1951 — ), «Kentucky Romance Quarterly» (до 1966 — «Kentucky Foreign Language Quarterly»; Lexington. 1954—).«Papers in Romance» (Seattle. 1979—); Франция — «Revue des langues romanes» (Montpellier, 1870—); «Romania: Revue con-sacree a 1’etude des langues et des literatures romanes» (P., 1872—), «Revue de linguistique romane» (место изд. разл., 1925—), «Les langues пёо-latines» (P., 1947—), «Bulletin des jeunes romanistes» (Strasbourg — P., I960—); Швейцария — «Vox Romanica: Annales Helvetic! explorandis linguis Romanicis destinati» (Bern. 1936—). Текущая библиография по P. (с 1965) содержится в журн. «Romanische Bibliographie/Biblio-graphie romane/Romance bibliography» (Tubingen. 1972—).	E. А. Хелимский.
РОМАНСКИЕ ЯЗЫКЙ —группа языков индоевропейской семьи (см. Индоевропейские языки), связанных общим происхождением от латинского языка, общими закономерностями развития и значит, элементами структурной общности. Термин «романский» восходит к лат. romanus («относящийся к Риму», позднее — «к Римской империи»), в раннем средневековье обозначавшем нар. речь, отличную как от классич. латыни, так и от германских и др. диалектов. В Испании и Италии Р. я. называются
также неолатинскими. Общее число говорящих 576 мли. чел. Более 60 стран используют Р. я. как нац. или офиц. языки (в т. ч. французский — 30, испанский — 20, португальский — 7, итальянский — 3 страны).
В науке иет единого мнения о числе Р. я. В сов. работах обычно выделяется 12 Р. я.: испанский, галисийский, португальский, каталанский, окситанский (провансальский), французский, итальянский, сардский (сардинский), ретороманский (ретороманские), румынский, молдавский и вымерший в кон. 19 в. далматинский. К Р. я. относится также язык ладино. В романистике обсуждался статус нек-рых языков и диалектов: галисийского (диалект португальского или отд. язык), каталанского и окситанского (два разных или варианты одного языка), гасконского (отд. язык или диалект провансальского), франко-провансальского (отд. язык или диалект окситанского или французского), ретороманского (один язык или группа языков), арумынского (или аромунского), мегленитского (или мегленорумынского), истрорумынского — отд. языки или диалекты рум. языка, молдавского (отд. язык или вариант румынского). Трудности разграничения Р. я. усугубляются неравномерностью их развития. Так, прованс. яз., имевший богатую лит-ру в ср. века, утратил свое значение, с 13 в. сфера его использования как средства публичного (не бытового) общения сузилась, в связи с чем нек-рые ученые считали прованс. говоры диалектами франц, яз. Развитие письменности на нек-рых диалектах вне осн. зоны данного языка (на валлонском — диалекте фраиц. яз., корсиканском — диалекте итал. яз., и др.) способствует их обособлению в отдельные лит. языки. Нек-рые лит. Р. я. имеют варианты: ретороманский; французский — в Бельгии, Швейцарии, Канаде; испанский — в Лат. Америке; португальский — в Бразилии. На основе Р. я. (франц., португ., исп.) возникло более 10 креольских языков.
Различают 3 зоны распространения Р. я. 1) «Старая Романия»: терр. Европы, входившая в состав Рим. империи и сохранившая ром. речь — ядро формирования Р. я. Сюда относятся: Италия, Португалия, почти вся Испания и Франция, юж. Бельгия, зап. и юж. Швейцария, основная терр. Румынии, Молд. ССР, отд. вкрапления на С. Греции, Ю. и С.-З. Югославии. 2) В 16—18 вв. в связи с колой. экспансией образуются компактные группы романоязычного населения вне Европы — «Новая Романия»: часть Сев. Америки (напр., Квебек в Канаде, Мексика), почти вся Центр. Америка, Юж. Америка, б. ч. Антильских о-вов. 3) Страны, в к-рых в результате колон, экспансии Р. я. стали офиц. языками, йо ие вытеснили местных языков — значительная часть Африки (франц., исп., португ. языки), небольшие терр. в Юж. Азии и Океании.
Р. я. являются продолжением и развитием народно-лат. речи на территориях, вошедших в состав Рим. империи, причем они подвергались воздействию двух противоположных тенденций — дифференциации и интеграции. В развитии Р. я. выделяется неск. этапов. 1) 3 а. до н. э. — 5 в. н. э. — период романизации — замены местных языков народно-лат. языком. Расхождения будущих Р. я. предопределялись уже в этот
РОМАНСКИЕ 421
период факторами внутри- и внешнелинг-вистич. характера. К первым относятся: а) диалектальный характер нар. латыни, к-рая, несмотря на унифицирующее воздействие письменного лат. яз., имела специфич. облик в каждой провинции; б) хронологич. различия, т. к. к моменту завоевания к.-л. провинции сама латынь была уже иной (Италия была завоевана к 3 в. до н. э., Испания'— в 3—2 вв. до н. э., Галлия — в 1 в. до н. э., Реция — в 1 в., Дакия — во 2 в.); в) темпы и социальные условия романизации (соотношение числа сельских и городских жителей, проникновение разг, устной или лит. письм. речи), напр. сохранение морфемы -s мн. ч. в зап. Романии (франц., исп., португ. языки), объясняют влиянием лит. речи; г) влияние субстрата — языка местного населения, усваивавшего латыиь (иберы в Испании, кельты в Галлии, сев. Италии, Португалии, реты в Реции, даки иа Балканах, оскско-умбрские племена в Италии). Нек-рые ученые стремятся выявить под субстратом глубинный субсубстрат протоиндоевроп. или неиндоев-роп. характера (лигурийский в сев. Италии и юж. Франции, этрусский в Италии и Реции и др.). Субстратом объясняют ряд специфич. явлений в Р. я., напр. иберийским субстратом — переход f>h в исп. яз., кельтским — переход и>й во франц, яз., оскско-умбрским — переход nd>nn, mb>mm в итал. диалектах. К факторам внешнелингвистич. характера относится ослабление связей между провинциями. 2) 5 — 9 вв. — период становления Р. я. в условиях распада Рим. империи и образования варварских гос-в, что способствовало изоляции диалектов. На ром. речь оказал влияние суперстрат — язык завоевателей (вестготов и др. герм, племен в Испании, франков в сев. Галлии, бургундов в юго-вост. Галлии, ломбардов в сев. Италии, остготов в Италии, славян в Дакии), растворившийся в ней. Наибольшему влиянию суперстрата подверглась ром. речь в сев. Галлии (франц, яз.— самый «германизированный» из Р. я.), Реции и Дакии. Герм, суперстрат оставил значит, следы в лексике зап.-ром. языков. Во фраиц. яз. его воздействием объясняют развитие лабиализов. звуков б и ii, инверсию при вопросе, неопредел, местоимение оп< homtne (ср. нем. tnan<Mann) и др. Воздействие слав, суперстрата на формирование балкано-ром. языков проявилось в области фонетики, морфологии, лексики, синтаксиса. Нек-рое влияние иа Р. я. оказал и адстрат — язык соседних народностей (греческий в юж. Италии и Сицилии, арабский в Испании, немецкий в зоне ретором, языка и др.). В 8 в. Р. я. осознаются отличными как от латыни, так и от других (напр., герм.) языков. В 813 Турский собор рекомендует священникам произносить проповеди не на латыни, но in rusticam romanam linguam («на деревенском романском языке»). В эту же эпоху появляются письм. свидетельства Р. я.: Рейхенауские и Кассельские глоссы, Веронская загадка. Первый связный текст на Р. я.— Страсбургские клятвы (842), сохранившийся в записи ок. 1000. 3) 9 — 1 6 вв. — развитие письменности на Р. я. и расширение их социальных функций. Первые тексты на франц, яз. восходят к 9 в., на итал., исп. языках — к 10 в., на прованс., каталан., сардском — к 11 в., на португ. и галисийском — к 12 в., на далматинском — к 13 в., иа ретором.— к 14 в., на румын-
422 РОМАНСКИЕ
ском — к 16 в. Возникают наддиалектные лит. языки. 4) 1 6 — 19 вв. — формирование нац. языков, их нормализация, дальнейшее обогащение. Проявляется неравномерность в развитии Р. я. Нек-рые языки довольно рано склады’-ваются в национальные (франц., исп. в 16—17 вв.), приобретая впоследствии даже функции междунар. языков, другие (прованс., галисийский, каталан.), игравшие большую роль в Средневековье, частично утрачивают свои социальные функции и вновь возрождаются как лит. языки в 19—20 вв. Совр. период характеризуется большим разнообразием положения ром. языков в разных странах; наблюдается движение за утверждение и расширение обществ, функций ряда языков (каталан., окситан., франц, яз. в Канаде и др.).
В ходе развития Р. я. испытывают влияние лат. яз., заимствуя из него слова, словообразоват. модели, синтаксич. конструкции. Под влиянием лат. яз. устраняются нек-рые фонетич. тенденции, особенно в сфере сочетаемости звуков. Создается вторичная общность Р. я. В результате заимствований из латыни в Р. я. образуются 2 слоя лексики — слова «народного фонда», восходящие к нар. латыни и значительно различающиеся фонетически по языкам (ср. франц, fait, исп. hecho, итал. fatto, португ. feito, рум. fapt из лат. factum — «сделанное») и заимствования из лит. лат. языка, претерпевшие менее значит, фонетич. изменения и сохраняющие сходство (франц, facteur, исп., португ., рум. factor, итал. fattore из лат. factor — ’фактор’). Вторичной общности Р. я. способствуют заимствования из одного Р. я. в другие, напр. из старопрованс. и франц, языков в другие Р. я.— в средние века, из итальянского — в 16 в., из испанского — в 16—17 вв., и особенно из французского — начиная с 17 в., а также широкое использование междунар. лат.-греч. терминологии.
Р. я. связаны разнообразными и постепенными переходами, что затрудняет их классификацию. По одним признакам (напр., судьба конечного -о) северные Р. я. (фраиц., рум.) противопоставляются южным (исп., итал.), по другим (-S как морфема мн. ч.) — западные Р. я. (исп., франц.) противопоставляются восточным (итал., рум.), по третьим (напр., предлог при одуш. прямом объекте) — латеральные (исп., рум.) центральным (франц., итал.). Попытки «измерить» степень близости между Р. я. на основании комплекса языковых черт (Ж. Мулячич, Дж. Пеллегрини) не дали убедит, результатов. Обычно Р. я. классифицируются по политико-геогра-фич. принципу, т. к. гос. объединения сыграли большую роль в формировании и сближении Р. я. Выделяется 5 подгрупп Р. я.: иберо-романская (португ., галисийский, исп., каталан. языки), галло-романская (франц., прованс. языки), итало-романская (итал., сардин, языки), ретороманская, балкано-романская (рум., молд., аромун., мегленорум., истрорум. языки). Нек-рые ученые относят ретором, подгруппу к итало-романской, каталан. яз. к галло-ромаиской (К. Тальявини), либо объединяют каталаи. и прованс. языки в особую подгруппу (П. Бек). При этом выделяются «языки-мосты» (промежуточные между группами языков), напр., далматин, яз. занимает промежуточное положение между итало-ром. и балкано-ром. подгруппами. В. фон Вартбург вслед за А. Алонсо выделяет «непрерывную Романию» (от португ. до итал.
яз.), к-рой противостоят «периферийные» языки (французский и балкано-романские). Развивая эту классификацию и исходя из осн. типологич. черт Р. я., можно объединить в одну группу языки «непрерывной Романии» (итал., окситан., каталан., исп., галисийской, португ. языки), от к-рых отличается, с одной стороны, «внутренний» язык — сардский, характеризующийся обилием архаич. черт, с другой — «внешние» языки — французский, ретором., балкано-романские, к-рым свойственны значит, инновации и к-рые испытали большее влияние иносистемных языков. Языки «непрерывной Романии» в наибольшей степени отражают общероманский языковой тип.
Р. я. свойствен ряд общих тенденций, к-рые в каждом из них реализуются в разной степени; во многих случаях наиболее полно они осуществляются во франц, яз. Наибольшее своеобразие в целом проявляют балкано-ром. языки. Особенности звукового строя: в сфере вокализма — а) количеств, различия гласных, свойственные лат. яз., уступили место качественным, образовалась общероманская (кроме Сардинии) система из 7 гласных (i, е, е, а, э, о, и), к-рая сохранилась более всего в итал. яз. В португ. и особенно во франц, языках различие открыто-сти/закрытости перестроилось и не всегда соответствует этимологии, в исп. и рум. языках ойо утратило фонология, характер. В нек-рых языках развились специфич. гласные: носовые во франц, и португ. языках, лабиализованные б, й во франц., прованс., ретором, языках, среднеязычные i, а в балкано-романских; б) образовались дифтонги в результате дифтонгизации гласных под ударением и выпадения интервокальных согласных (многочисл. дифтонги старофранц. яз. подверглись стяжению); в) произошла редукция безударных гласных (в т. ч. и конечных) — в наибольшей степени во франц, яз., в наименьшей — в итал. яз.; нейтрализация е/е и э/о в безударном слоге во всех языках. В сфере консонантизма: а) упрощение и преобразование групп согласных, напр. лат. [kl] в clavetn «ключ» дало [kl] во французском (clef), но [kj] в итальянском и румынском (chiave, cheie), [К] в испанском (Have), [/] в португальском (chave). По-разному преобразовались группы (kt, ks, kw, gw, ns, st) и др., а также палата-лизов. согласные. Палатализов. взрывные звуки [tj], [dj], [kj] и др. преобразовались в аффрикаты, к-рые позднее в нек-рых языках уступили место фрикативным согласным (ср. лат. facies, нар,-лат. facja, итал. faccia, рум. fa(a, исп. haz, франц, face); б) ослабление (озвончение) или редукция интервокального согласного, ср. лат., итал. vita ’жизнь’, исп. vida, франц, vie; лат. luna ’луна’, португ. lua; в) ослабление и редукция согласного, закрывающего слог. Р. я. свойственна тенденция к открытости слога и ограниченной сочетаемости согласных, а также к фонетическому связыванию слов в речевом потоке (особенно во франц, яз.).
Р. я. принадлежат к флективным языкам с сильной тенденцией к аналитизму (особенно франц, устная речь). Морфологич. выражение нерегулярно (имеются-случаи невыраженности грамматич. категории и морфологич. омонимов). Существительное обладает категорией числа, рода (муж. и жен. род; лат. средний перераспределился между ними). Имя не имеет категории падежа (он сохранялся в старофранц, и старопрованс. языках;
только балкано-ром. языки имеют двухпадежную систему), объектные отношения выражаются предлогами. Особенностью Р. я. является разнообразие форм артикля: имеются формы неопредел, артикля мн. ч. (франц, des, итал. dei, исп. unos, рум. ni$te), партитивный артикль в итал. и франц, языках (del, du), указат. и притяжат. артикли в балкано-романских (рум. cel, al). У местоимений сохраняются элементы падежной системы. Характерная черта Р. я.— наличие двух рядов объектных местоимений: самостоятельных и служебных, приглагольных (напр., франц, me, a moi, исп. те, a mi, итал. mi, а тё — ’мне’), во франц, яз. есть приглагольные субъектные местоимения, во франц, и итал. языках — адвербиальные (еп, пе). Объектные местоимения в большей степени грамматизи-ровались в балкано-романских и испанском языках, где они дублируют выраженное дополнение (рум. 11 vad ре рго-fesorul nostru, букв.— ’его вижу нашего учителя’). Прилагательные согласуются с существительным в роде и в числе во всех позициях, но нек-рые не изменяются в роде (исп., итал. verde — 'зеленый'; особенно многочисленны в устной форме франц, языка). Наречия обычно образуются от прилагательных суффиксом -ment(e) (< лат. mens, -tis; исп., итал., португ. lentamente, франц, lentement — ’медленно’), кроме балкано-ром. языков, где наречие сходно с немаркированной формой прилагательного (рум. гаи — 'плохой' и 'плохо'). Р. я. характеризуются разветвленной системой глагольных форм. Синтетич. лат. формы пассива и предпрошедшего и предбудущего времени утратились (последние сохранились в иберором. языках). Широкое развитие получили аналитич. формы, состояшие из вспомогат. глагола и неличных форм (причастия, инфинитива, герундия). Так, взамен лат. буд. вр. образовалась ?>орма на основе перифразы «иметь* рум.«хотеть *, сардин.« долженствовать *) плюс инфинитив (исп. cantara, рум. va cinta). Сочетание инфинитива со вспомогат. глаголом прош. вр. образовало форму с гипотетич. значением, к-рую квалифицируют как особое будущее индикатива или как особое наклонение (условное). Типовая схема ром. глагола содержит 16 временных форм в 4 наклонениях: 8 времен в индикативе: презенс, простой перфект (малоупотребителен в сардском яз.), имперфект, будущее, сложный перфект, предпрошедшее (отсутствует в рум. яз.), плюсквамперфект, предбудущее (последние 4 формы — аналитические в большинстве случаев); 2 — в кондиционалисе (простое и сложное; в прованс. яз.— 4 времени); 4 — в конъюнктиве (2 — в рум., но 6 — в исп. и португ. языках); 2 — в императиве (простое и малоупотребительное сложное). Видовые значения выражаются противопоставлением имперфекта/перфекта, простых/сложных форм, а также глагольными аффиксами и перифразами. Имеются активный и пассивный залоги, а также местоименная форма, выражающая возвратное (и косвенно-возвратное), взаимное (и косвенно-взаимное), пассивное или неопределенно-личное значения. Своеобразны в Р. я. неличные формы глагола (инфинитив, герундий, причастие II, в нек-рых языках и причастие I). В ряде языков инфинитив легко подвергается синтаксич. субстантивации. Неличные формы широко используются для образования перифраз с видовым, временным, модальным и залоговым значением (напр., «делать* + инфинитив
выражает фактитивный залог, франц, aller + инфинитив — ближайшее будущее, исп. estar + герундий — длит, действие).
Порядок слов в ряде случаев фиксирован: в сложной глагольной форме вспомогат. глагол предшествует причастию (инфинитиву), инверсия возможна только в балкано-ром. языках. Прилагательное обычно следует за существительным (его препозиция маркирована), тогда как детерминативы предшествуют имени (кроме балкано-ром. языков), возможность инверсии в группах S—V—О ограничена (особенно во франц, яз.).
Для словообразования характерны легкость конверсии прилагательных в существительные, общность мн. суффиксов существительных и прилагательных, отыменные образования глаголов, диминутивное словообразование (кроме франц, яз.). Основу лексики Р. я. составляют слова, унаследованные из латыни, хотя значение их нередко изменялось. Имеется ряд ранних заимствований из кельт, языков, из германских и др.-гоеческого (особенно через латынь), в оалкано-роман-ских — нз славянских. Большую роль в развитии лексики Р. я. сыграли более поздние заимствования из лат. яз. и создание иауч. терминологии на лат.-греч. основе. В результате этого словообразоват. гнездо нередко объединяет фонетически различающиеся основы, из к-рых одна — нар. происхождения, другая — книжного, заимствованная из латыни, что ослабляет мотивированность словообразования.
Р. я. пользуются лат. алфавитом. В балкано-ром. языках письменность возникла на основе кириллицы. После 1860 рум. яз. перешел на латиницу, молд. яз. сохранял прежнюю письменность, в 1989 принято решение о переходе на латиницу. Для изображения звуков, отсутствующих в лат. яз., используются буквосочетания, диакритич. знаки, позиции буквы в слове. В исп., португ. и особенно во франц, языках большое место занимают историко-этимологич. написания. В исп., португ. языках, менее регулярно в итал. яз., в отличие от др. Р. я., отмечается словесное ударение.
* Сергиевский М. В., Введение в ром. яз-знание, М., 1952; Бурсье Э., Основы ром. яз-знания, пер. с франц., М., 1952; Будагов Р. А., Сравнит.-семасиология. исследования. (Ром. языки), М., 1963; его же. Сходства и несходства между родств. языками. Ром. лингвистич. материал, М., 1985; Сравнит.-сопоставит, грамматика ром. языков. Выпуски: Гуры чева М. С., К ат агощи и а Н. А., Галло-ром. подгруппа, М., 1964; Гурычева М. С., Итало-ром. подгруппа, М., 1966; Катаго-щ и н а Н. А., Вольф Е. М., Иберо-ром. подгруппа, М., 1968; Лухт Л. И., Рум. язык, М., 1970; Йордан Й., Ром. яз-знание, пер. с рум., М., 1971; Бородина М. А., Ретором, подгруппа, Л., 1973; Проблема структурной общности, М., 1972; Степанов Г. В., Типология языковых состояний и ситуаций в странах ром. речи, М., 1976; Грамматика и семантика ром. языков, М., 1978; Г а к В. Г., Формирование ром. лит. языков, М., 1984 (лит.); его же, Введение во франц, филологию, М., 1986; Алисова Т. Б., Репина Т. А., ТаривердиеваМ.А,, Введение в ром. филологию, М., 1987; М е у е r-L u b k е W., Grammatik der romanischen Sprachen, Bd 1— 4. Lpz., 1890—1902; его же, Romanisches etymologisches Worterbuch, 3 Aufl., Hdlb., 1935; Wartburg W. von, Die Aus-gliederung der romanischen Sprachraume, Bern, 1950; E 1 с о с к W. D., The romance languages, L., 1960; Tagliavini C., Le origini delle lingue neolatine. Introduzione alia filologia romanza, 4 ed., Bologna, 1964; Bal W., Introduction aux etudes de linguis-
tique romane, P., 1966; Вес P., Manuel pratique de philologie romane, t. 1—2, P., 1970— 1971; Man o_l iu-Manea M., Gramatica comparata a limbilor romanice, Buc., 1971; Vidos В. E., Manual de linguis-tica romamca, Madrid, 1973; Camproux C., Les. langues romanes, 2 ed., P., 1979; Renzi L., Nuova introduzione alia filologia romanza, Bologna, 1987.	В. Г. Гак
POH ЯЗЫКЙ (барон языки) — подгруппа чадских языков (западночадская группа). Распространены в сев. Нигерии, на Ю.-З. плато Джос. Включают языки: боккос, даффо-бутура, ша, кулере, карфа, шагаву, фьер.
Для фонологич. системы характерны имплозивные и преназализов. согласные, одноударное и многоударное г. Гласные противопоставлены по краткости — долготе. Имеются фонологич. тоны как с лексич., так и с грамматич. значениями (три ровных и ряд контурных тонов). Имя имеет категории грамматич. рода и числа. Мн. ч. образуется с помощью суффиксов, инфикса -а-, а также редупликацией и изменением тонов. Глаголы делятся на морфологич. классы в соответствии с тональными характеристиками. Имеется противопоставление глагольных основ в зависимости от аспекта; напр., в даффо-бутура представлены три типа основ: простая, перфектная (образуется от простой с помощью суфф. -ап) и импер-фектная (образуется от простой с помощью инфикса -а-, при этом возможны морфонология, чередования в основе). Спрягаемые глагольные формы с разл. видо-временными и модальными значениями образуются путем постановки перед глагольной основой или отглагольным именем местоименного субъектного показателя определ. ряда. В даффо-бутура имеются три ряда таких показателей, у к-рых представлены категории ед., мн. и дв. числа, причем во 2-м и 3-м л. ед. числа различаются формы муж. и жен. рода, а в 1-м л. дв. и мн. числа противопоставлены формы инклюзива и эксклюзива. Сходные системы существуют и в других Р. я., за исключением языка фьер, где произошли существ, упрощения; в этом языке противопоставлены два типа аспектных глагольных основ, различающихся тонами, все остальные противопоставления в рамках спрягаемых глагольных форм выражаются с помощью местоименных приглагольных показателей. В языках даффо-бутура и ша имеются также спец, суффиксы глагольных основ: -ау со значениями интенсива и- аппликатива и -о (в языке ша) с пространств, значением; последний представлен и в др. чадских языках, напр. в хауса и логоне (один из котоко языков). Языки бесписьменные.
• Jungraithmayr Н., Die Ron-Sprache, Gluckstadt, 1970.
В. Я. Порхомовский. РбНГА — один из банту языков (зона S, подгруппа тсонга, по классификации И. Гасри). Распространен на Ю. Мозамбика. Число говорящих св. 1 млн. чел. Выделяется диалект кои да, подвергшийся значит, влиянию зулу.
Вокализм семичленный за счет противопоставления по признаку открытости — закрытости гласных е/е и э/о. Для консонантизма характерно наличие сочетаний велярных согласных с полугласным (w): gw, hw, kw, lw, dlw, hlw и т. д., a также палатальных согласных с полугласным [у]: ty, dy, ру, by. Щелкающие двухфокусные согласные обнаруживаются только в словах, заимствованных
РОНГА 423
из зулу. На стыках морфем наиболее регулярно проявляется назализация. Связанное силовое ударение (второй слог от конца), характерное для языков байту, регулярно нарушается в указат. местоимениях дальности 3-го л. (напр., labaya 'вон тот’). В ндеофонах акцеитуализуется начальный слог. В системе согласоват. именных классов отсутствуют диминутивные и аугментатив-ные классы, соответствующие категории образуются с помощью деривативных суффиксов. Отсутствуют и локативные классы, их показатели (префиксы ha-, ku-, mu-) встречаются только в застывших словоформах, в совр. языке функционирующих как наречия. Префиксы-маркеры классов однослоговые — CV, CVCn/m. Глагол обладает развитой видовременной системой. Среди деривативных форм глагола имеется диминутивная форма, образуемая при помощи суффикса -пуапа, к-рый с тем же значением употребляется в именном словообразовании: напр., mhisi ’жена' — mhisinyana 'маленькая жена’, tala 'быть изобильным' — talanyana 'быть в достаточном количестве'. Для всех частей речи характерны релятивные и копулятивные формообразования. Развита подсистема идеофонов.
Язык младописьменный; письменность на основе лат. алфавита, в к-рый введены нек-рые литеры с диакритиками. Язык внутриэтнич. общения.
• Ju nod Н. A.. Grammaire Ronga, Lausanne. 1896; Berthold P., Elements de grammaire Ronga, P., 1920; W a r m e -lo N. J. v a n, Die Gliederung der Siidafri-kanischen Bantusprachen, B. — Hamb., 1927; Doke С. M., The Southern Bantu languages. L.. 1954.	H. В. Охотина.
РУАНДА (киньяруанда, руньяруанда) — один из банту языков, относится к группе 60 зоны D (по классификации М. Гасри). Распространен в Руандийской Республике, где наряду с французским является офиц. языком, а также в ряде р-нов Бурунди, Заира, Уганды и Танзании. Число говорящих в Руандийской Республике 5,7 млн. чел.; общее число говорящих ок. 9,8 млн. чел. В лит-ре по Р. нет упоминаний о диалектах, однако данные, полученные в результате опроса информантов, позволяют предположить в ряде р-нов наличие говоров, обладающих отличиями в произношении и лексике.
В области консонантизма Р. отличается обилием аллофонов. Особое явление представляют варианты фонем в позиции перед w: они характеризуются веляризацией, к-рая часто дополняется последующей лабиализацией; напр., сочетание bw может звучать и как [bw], и как [bew], и как [Ь«]. Язык имеет именные классы 9а и 14а, не отмеченные в общебантуской классификации К. Майнхофом; первый из них, для к-рого характерен именной префикс i-, является классом заимствований. Письменность на основе латиницы введена в Руанде в 1922; на Р. печатается периодика, ведется преподавание в начальной школе.
•	Дубнова Е. 3., Язык руанда, М., 1979; Н u г е 1 Е., Manuel de langue Kinyarwanda, comprenant la grammaire et un choix de Contes et de proverbs, MSOS, 1911, Jg. 14, Abt. 3; e г о же, Grammaire Kinyarwanda, Ruanda, 1951; Kagame A., La langue du Rwanda et du Burundi expliquee aux autochto-nes, [Kabgayi, I960]; Overdulve С. M., Apprendre la langue Rwanda, The Hague—P., 1975; Coupez A., Grammaire Rwanda, Butare, 1980.
Dufays F., Worterbuch Deutsch-Kinyarwanda, [Trier, 1913]. E. 3. Дубнова.
424 РУАНДА
РУМЫНСКИЙ ЯЗЙ1К — один из романских языков (балкано-романская подгруппа). Офиц. язык Румынии. Общее число говорящих св. 22,8 млн. чел. В Р. я. выделяются диалекты: банатский, кри-шанский, мунтянский, молдавский (диалект нет. обл. Молдова), марамуреш-ский.
Для Р. я. характерно наличие палатализованных согласных, выполняющих морфологич. функции, напр. 1ир’волк’ — lupi [lup’ ] 'волки'. Определ. артикль стоит и постпозиции к существительному, напр. lupul (ср. франц, le loup). Определ. и неопредел, артикли склоняются. Существительное имеет, наряду с мужским и женским родом, обоюдный (средний) род. В приглагольной позиции употребляется конъюнктив, а не инфинитив, как в зап.-ром. языках (ср. рум, vreau sa plec 'хочу уехать’ и франц, j'e veux partir). Отсутствует согласование времен. В лексике сильны южнослав. влияния. Р. я. входит в балканский языковой союз^ разделяет названные выше особенности с близкородств. молдавским языком. Нек-рые из них присущи и южнодунайским группам ром. говоров, называемых языками или диалектами: ару-мыискому, или аромунскому (число говорящих св. 100 тыс. чел., живущих в странах Балканского п-ова, гл. обр. в Греции и Албании), мегленитскому, или меглеиорумынскому (ок. 20 тыс. чел., гл. обр. в Греции), и истрорумынскому (ок. 1 тыс. чел., живущих иа п-ове Ист-рия, СФРЮ). Р. я. при его рассмотрении в сравнении с южнодунайскими языками (диалектами) иаз. дакорумыиским.
Первые памятники (письма, деловые бумаги, переводы религ. текстов) относятся к нач. 16 в. Формирование литературного Р. я. началось в 17 в. (ист. хроники). Худож. лит-ра появляется с кон. 18 в. Первоначально использовался ки-риллич. алфавит (см. Кириллица), в 18^в замененный латиницей.
* Будагов Р. А., Этюды по синтаксису рум. языка. М., 1958; Р е п и н аТ. А., Руй. язык, М., 1968; Лухт Л. И., Сравнит.-сопоставит, грамматика ром. языков. Рум. язык, М.. 1970; Iordan I., Limba romana contemporana, [Buc.], 1956; С о t e a n u I., Elemente de dialectologie a limbii romane, Buc., 1961; Berceanu В. B., Sistemul gramatical al limbii romane. Buc., 1971: Lombard A., La langue roumaine. Une presentation, P.. 1974; Avram M., Gramatica pentru toti, Buc.. 1986.
Рус.-рум. словарь, M., 1967; Рум.-рус. словарь, М.— Бухарест, 1980; Dictionarul ortog-rafic, ortoepic si morfologic al limbii romane, Buc., 1982; Dictionarul limbii romane, t. 1—10—, Buc., 1913—87; Dictionarul explicativ al limbii romane, [Buc.], 1984.
t	T. А. Репина.
РУНДИ (кирунди) — один из банту языков, относится к группе 60 зоны D (по классификации М. Гасри). Распространен в Республике Бурунди (офиц. язык наряду с франц, яз.; число говорящих ок. 4,5 млн. чел.), а также в граничащих с этой республикой р-нах Танзании и Заира. Общее число говорящих ок. 7 млн. чел. Наличие диалектов в исследовани-
ях по Р. не отмечается.
Р., как и близкородств. руанда, имеет особые аллофоны согласных в позиции перед полугласными w и у; гу > [rgy], ty > [tky], fy > [fsy], tw > [tkw], zw >
[dz«w], - shw > [skw] и т. п. В Р. 4 тона-, низкий, высокий передний, высокий задний,’ высокий двойной. В Р., в руанда, а также в близкородственном им языке ха действует закон дистактной диссимиляции согласных (см. Даля закон): gu-sya 'молоть' — ku-gwa 'падать'. В отличие от большинства языков группы 60 имеется лишь один локативный класс, префикс к-рого aha- требует согласования по классу; от общебантус-ких локативных классов ku- и mu- в Р. остались только рудименты, функционирующие как предлоги и не требующие классного согласования.
Письменность иа основе латиницы была введена в иач. 20 в. С 1976 на Р. ведется обучение в начальной школе.
•	Burg t J. van der, Elements d'une grammaire kirundi. B.. 1902: Menard F., Grammaire kirundi, Alger, 1908; 2 ed.. Alger, 1934; В age in P., Petite grammaire kirundi, Usumbura, 1951; Meeussen A. E., Essai de grammaire rundi, Tervuren. 1959; Stevick E. W.. Setukuru R., Kirundi basic course, Wash.. 1965; R о d e-g e m F. M., Precis de grammaire rundi, Brux., 1967; его же, De 1'oralisme au scripturaire: la modernisation du rundi, «Language reform», 1984, v. 8.
Burgt J. van der, Dictionnaire francais-kirundi, Bois-le-Duc. 1903; M e-nard F., Dictionnaire francais-kirundi et kirundi-francais, Rouler, 1909; Bonneau H.. Dictionnaire francais-kirundi, kirundi-francais, Usumbura. 1966; Ro d e g e m F. M.. Dictionnaire rundi-francais, Tervuren. 1970.
.	.E-3. Дубнова.
РУНЙЧЕСКОЕ ПИСЬМО — алфавит, применявшийся у германцев со 2—3 вв. до позднего средневековья. Вышло из употребления с распространением латинского письма. Знаки Р. п., руны, вырезались преим. на металле, камне и дереве, отсюда их своеобразные заостренные начертания. Древнейшей считается надпись на наконечнике копья из Эвре-Стабю (Норвегия, ок. 200). Состав алфавита и начертания рун с течением времени менялись. Различают старшие, или общегерманские, руны (до 9 в., 24 руны) и развившиеся из них младшие, илн скандинавские, руны. Известно ок. 150 старшерунич. надписей (преим. в Шлезвиге, Ютландии и на Скандинавском п-ове, но также в др. р-иах Европы) и св. 3500 младшерунич. надписей. Позднейшие модификации Р. п. в Скандинавии («пунктированные», «бесстволые», «дальские» руиы) имели огранич. применение. Особый вариант Р. п.— аигло-саксои. руны, бывшие в употреблении в Англии в 7—10 вв. (до 33 рун).
СТАРШИЕ РУНЫ (III-VIII ев.)
1 u t> а г k g-wh nijepRstbemlqdo
Шведско- МЛАДШИЕ РУНЫ (IX-XI вв.)
Звуковые 1 ubarkhniastpmIR значения v	о о	ж	S	У	е ае	d	b
У	ё	у	я е	nd	mb
в	о	ng	у о
w	j
au	ае ।
Старшие и младшие руны различаются как по функциям, так и по языку. Старшерунич. надписи встречаются иа оружии, украшениях, а с 5 в. также на
камнях. Их язык, отличающийся большим единообразием и архаичностью, не может быть отождествлен ии с одним, конкретным др.-герм, языком. Высказывалось мнение, что он является особым типом общегерм. койне (Э. А. Макаев). Старшие руны, видимо, применялись в основном в магич. целях (ср. готское гйпа ’тайна’, др.-верхненем. гйпбп ’шептать’). Особую роль в надписях играют имена собственные и сакральная лексика, не всегда поддающаяся истолкованию. Встречаются надписи, состоящие из отд. руи или воспроизводящие целиком рунич. ряд. Младшерунич. надписи являются памятниками др.-сканд. языков (др,-швед., др.-дат., др.-норв.). Эго гл. оор. мемориальные надписи на камнях, состоящие из нескольких фраз, нек-рые из к-рых версифицированы.
Вопрос о непосредств. источниках Р. п. остается спорным. Несомненна, однако, его связь с южиоевроп. письменностью Средиземноморья (греч., лат. или италийской).
Термин «Р. п.» применяется по отношению и к др. письменностям (см. Древне-тюркское руническое письмо).
* Смирн и цк ий А. И., Вопрос о происхождении рун и о значении прасканди-вавских надписей как памятников языка, «Уч. зап. Ин-та языка и лит-ры», 1931, т. 4; Макаев Э. А., Язык древнейших рунич. надписей. Лингвистич. и ист.-филология, анализ, М., 1965,- Мельникова Е. А., Сканд. руинч. надписи. Тексты, перевод, комментарий, М., 1977; Krause W., Runeninschrir ten im alteren Futhark, Halle, 1937: Elliott R., Runes. An introduction, Manchester. 1959; M о 1 t k e E., Runes and their origin: Denmark and elsewhere, Cph., 1985.	О. А. Смирницкая.
РУСЙСТИКА в С С С P. P. как филологический термин имеет двоякое содержание. В широком понимании Р.— это область филологии, занимающаяся рус. языком, лит-рой, словесным фольклором; в узком смысле слова Р.— наука о рус. яз. в его истории и современном состоянии.
Основателем совр. науки о рус. яз. можно считать И. В. Ломоносова (при этом следует иметь в виду, что Ломоносов-филолог имел таких серьезных предшественников и современников, как Л. Зизаний, М. Смотрицкий, В. К. Тредиа-ковский, В. Е. Адодуров, А. А. Барсов). «Российская грамматика» Ломоносова (1755, опубл. 1757) была не только первым развернутым науч, описанием строя рус. языка, но и практич. учебным пособием для ми. поколений учащихся и основанием для написания нескольких грамматик в последующие десятилетия. Ломоносов, вслед за своими предшественниками, упорядочил представления о системе стилей рус. лит. языка («Предисловие о пользе книг церковных в российском языке», 1758) и теоретически подготовил почву для образования единой лит. системы, для нормализации лит. языка. Труды Ломоносова способствовали развитию рус. науч, и обществ, терминологии. На его теорию и практику во многом ориентировались составители первого «Словаря Академии Российской» (1789— 1794).
В 1-й четв. 19 в. теория трех стилей Ломоносова утрачивает свое значение, складывается единый рус. лит. язык со своими общими нормами и разнообразными взаимосвязанными стилями и жанрами. С А. С. Пушкина начинается история совр. рус. лит. языка. Утрачивают остроту споры о путях развития лит. языка, напр. споры между «шишковистами» (последователями А. С. Шишкова, от
стаивавшего архаические нормы, часто даже искусственные) и «карамзинистами» (последователями Н. М. Карамзина, утверждавшими необходимость обновления лит. языка путем обращения к естественной звучащей речи и не избегавшими иноязычных влияний и неологизмов).
В 1-й пол. 19 в. Р. представлена рядом крупных ученых-языковедов. Среди них особо выделяется имя А. X. Востокова. В «Рассуждении о славянском языке» (1820) он утвердил науч, основы сравнительно-исторического языкознания, определил место слав, языков среди других индоевропейских, сделал попытку периодизации в развитии слав, языков, в т. ч. и русского. Им опубликовано Ост-ромирово евангелие (1056—57) с обстоятельными лингвистич. комментариями, организовано издание академия. «Словаря церковнославянского и русского языка» (1847). Его «Сокращенная русская грамматика» (1 изд., '1831) издавалась 16 раз (до 1877), а полная «Русская грамматика» (1 изд., 1831) — 12 раз (до 1874). В. Г. Белинский считал грамматики Востокова лучшими учебными пособиями своего времени. 1-я пол. и сер. 19 в. характеризуется также трудами таких оригинальных рус. филологов, как И. Ф. Калайдович, Н. И. Греч, Г. П. Пав-ский («Филологические наблюдения над составом русского языка», 1841—42), И. И. Давыдов («Опыт общесравнитель-иой грамматики русского языка», 1852), К. С. Аксаков («Опыт русской грамматики», 1860), Н. П. Некрасов («О значении форм русского глагола», 1865).
Преемником Востокова в области изучения истории рус. языка стал И. И. Срезневский. Его программный труд — «Мысли об истории русского языка» (1849) содержал в себе наброски рус. ист. грамматики. Главным его наследием являются «Материалы для словаря древнерусского языка» (т. 1—3, 1893—1903)—фундаментальный труд, до сих пор не утративший своего значения. Срезневский издал мн. памятники древней письменности, их описания. Он был инициатором «Опыта областного великорусского словаря» (1852, Дополнение, 1858) — первого обширного описания диал. лексики всех территорий ее распространения.
Первым из рус. ученых широко применил сравнительно-исторический метод в исследовании рус. языка Ф. И. Буслаев. Он создал первую рус. ист. грамматику (первое издание — «Опыт исторической грамматики русского языка», 1858, со второго издания под назв. «Историческая грамматика русского языка», 5 изд., 1881), опубликовал не потерявший своего значения научно-методический труд «О преподавании отечественного языка» (1844). Буслаев был наиболее ярким представителем логического направления в Р.
Особое место среди рус. языковедов занимает В. И. Даль, создатель четырех-томиого «Толкового словаря живого ^великорусского языка» (1863—66), охватывающего огромный массив лексики (ок. 200 тыс. слов). В этом словаре объединены и истолкованы как общенародная и областная лексика, так и лексика лит. языка 19 в., подача словарных материалов (включающих фразеологизмы, пословицы, поговорки) отражает не только языковедч. эрудицию, но н глубокую осведомленность Даля в самых разл. областях рус. нар. жизни.
Большую роль в развитии отечеств, яз-знания сыграл основатель харьковской лингвистической школы, рус.-укр.
языковед А. А. Потебня, к-рый в четырехтомном труде «Из записок по русской грамматике» (т. 1—2, 1874, т. 3, 1889, т. 4, 1941) и в ряде др. работ создал оригинальную лингвистич. концепцию взаимосвязи языка и мышления в их длит, ист. развитии, возникновения и функционирования частей речи и членов предложения, разл. синтаксич. категорий. Работы Потебни легли в основу мн. позднейших исследований в области ист. синтаксиса.
Проблемы упорядочения рус. правописания разрабатывал Я. К. Грот. В его кн. «Русское правописание» (1885, до 1916 переиздавалась 22 раза) подчеркивалась необходимость устойчивости орфографии и пунктуации, сохранения в них традиций и в то же время во многом устранялся разнобой, противоречия в тогдашнем правописании. Гротовские правила расценивались как образцовые, обязательные и просуществовали до орфография. реформы 1917—18. Грот впервые осуществил издание нормативного академия, словаря рус. лит. языка (т. 1, буквы А—Д, вышел при жизни Грога; издание было затем продолжено и прекратилось, уже в сов. время,, на букве О). В 1886 Грот положил начало самой большой словарной картотеке рус. языка (хранится, непрерывно пополняясь, в словарном отделе Ин-та рус. языка АН СССР в Ленинграде; к 80-м тт. 20 в. объем картотеки превысил 8 мли. карточек).
В кон. 19 — нач. 20 вв. сформировалась моек, лингвистич. школа во главе сФ.Ф. Фортунатовым (см. Московская фортунатовская школа). Он был крупнейшим представителем сравнит.-ист. яз-знания — не только русского, но и мирового. В исследованиях иидоевроп. языков, в т. ч. и русского, Фортунатов особое внимание уделял формальной стороне языка. Рус. языку посвящены его работы «О залогах русского глагола» (1899), «О преподавании грамматики русского языка в низших и старших классах общеобразовательной школы» (1899) и др. Идеи Фортунатова оказали большое влияние на таких крупных рус. лингвистов, как М. Н. Петерсон, Н. Н. Дурново, А. М. Пешков-ский (первые три издания его кн. «Русский синтаксис в научном освещении»), Д. Н. У шаков и др.
Видное место в истории Р. принадлежит А. А. Шахматову. Шахматов положил начало ряду совр. направлений Р.: исследованиям совр. лит. языка («Очерк современного русского литературного языка», 1925, «Синтаксис русского языка», 1925—27), исследованиям рус. диалектологии («Русская историческая диалектология», 1911, и др.), исследованиям в области лингвистич. текстологии, дальнейшему развитию лексикографии и др. дисциплин. Его работы «История русского языка», 1911—12, «Древнейшие судьбы русского племени», 1919, «Исто-?ическая морфология русского языка», 957, и др. были шагом вперед в изучении истории рус. языка. Шахматов первым в истории Р. воссоздал общую картину происхождения и развития славян и слав, языков с древнейших времен до наших дней, выдвинул и обосновал гипотезу образования рус. лит. языка, показал ведущую роль моек, говора в сложении рус. нац. языка. Шахматов создал сильную школу русистов-историков и специалистов по совр. рус. языку (Л. В. Щерба, В. В. Виноградов, поздние труды Пешковского и др.).
РУСИСТИКА 425
Крупнейшим исследователем древней рус. письменности, истории рус. языка и диалектов был Л. И. Соболевский. Он реконструировал др.-рус. диал. явления, установил роль т. наз. второго юж.-слав, влияния на Руси и сделал ряд др. открытий. Его труд «Лекции по истории русского языка» (1888) в течение десятилетий был осн. источником для историко-лингвистич. работ по рус. языку и гл. учебным пособием по истории рус. языка. В «Очерках русской диалектологии» (1892) Соболевский подвел итоги изучения рус. говоров в 19 в. Идеи Соболевского плодотворно развивались его учеником Н. М. Каринским.
Создатель казанской лингвистической школы (позже — петербургской) И. А. Бодуэн де Куртенэ явился основоположником совр. методов синхронического изучения языковой системы, новых науч, дисциплин — фонологии и учения о морфемах. Занимаясь изучением слав, языков, он обращался к рассмотрению ми. важных явлений рус. языка. Он подготовил дополненное и переработанное издание словаря Даля (3 изд., 1903—09, 4 изд., 1912—14). В кн. «Об отношении русского письма к русскому языку» (1912) высказаны оригинальные взгляды на русскую орфографию. Одновременно с Бодуэном де Куртенэ и в близких к нему направлениях развивалась деятельность других представителей казанской школы — Н. В. Крушевского и В. А. Богородицкого.
После Окт. революции 1917 Р. активно развивалась в разных направлениях. В 1917—18 была проведена реформа рус. правописания (уточненная в 1956), сыгравшая заметную роль в культурном подъеме страны. За годы сов. власти создано много учебных пособий и словарей, предназначенных для всех звеньев нар. образования. Написаны разнообразные пособия для учащихся всех нац. республик СССР и для зарубежных стран. В Р. стали успешно развиваться новые науч, направления: теоретическая лексикография, лексикология и фразеология, словообразование, морфонология, художественная и функциональная стилистика, функциональная грамматика, теория разговорной речи, социолингвистика, психолингвистика, лингвистическая география.
В 20—30-х тт. появились фундаментальные исследования разных сторон рус. языка: диалектов (Е. Ф. Карский, «Русская диалектология», 1924; А. И. Селищев, «Диалектологический очерк Сибири», 1921; П. Я. Черных, «Русский язык в Сибири», 1936), грамматич. структуры (С. П. Обнорский, «Именное склонение в современном русском языке», в. 1—2, 1927—31, фактич. продолжением целостного исследования явилась книга Обнорского «Очерки по морфологии русского глагола», 1953; труды Пешковского, Дурново, Петерсона и др.), рус. лит. языка и его истории (В. В. Виноградов, «Очерки по истории русского литературного языка XVII—XIX веков», 1934; «Современный русский язык», 1938; Л. А. Булаховский, «Курс русского литературного языка», 1935, «Исторический комментарий к русскому литературному языку», 1937, «Русский литературный язык первой половины XIX века», т. 1, 1941, т. 2, 1948), фонетики н лит. произношения (В. А. Богородицкий, «Курс экспериментальной фонетики примени-
426 РУСИСТИКА
тельно к литературному русскому произношению», 1917—22; труды Ушакова, Щербы н др.), истории языка (Н. Н. Дурново, «Очерк истории русского языка», 1924; Б. А. Ларин, «Русская грамматика Лудольфа 1696 года...», 1937). Появляются теоретич. труды в области лексикографии (Л. В. Щерба, «Опыт общей теории лексикографии», 1940).
В 40—80-е годы продолжают активно развиваться все области Р. Появляются многочисленные работы в области нет. грамматики, лексикологии, диалектологии, истории рус. лит. языка: труды В. И. Борковского («Синтаксис древнерусских грамот. Простое предложение», 1949, «Синтаксис древнерусских грамот. Сложное предложение», 1958), С. И. Коткова («Южновеликорусское наречие в XVII столетни. Фонетика и морфологиях, 1963), П. С. Кузнецова («Очерки исторической морфологии русского языка», 1959), Т. П. Ломтева («Очерки по историческому синтаксису русского языка», 1956); Обнорского («Очерки по истории русского литературного языка старшего периода», 1946), Ф. П. Филина («Лексика русского литературного языка древнекиевской эпохи», 1949, «Образование языка восточных славян», 1962, «Происхождение русского, украинского и белорусского языков», 1972, «Истоки и судьбы русского литературного языка», 1981), Черныха («Очерк русской исторической лексикологии. Древнерусский период», 1956), Л. П. Якубинского («История древнерусского языка», 1953). Исследуются рус. диалекты в их истории н совр. состоянии (Р. И. Аванесов, «Очерки русской диалектологии», 1949; К. Ф. Захарова и В. Г. Орлова, «Диалектное членение русского языка», 1970; труды К. В. Горшковой, С. В. Бромлей, Л. Н. Булатовой, И. Б. Кузьминой и др.).
Создаются оригинальные, обогащающие лингвистич. теорию труды в области фонетики и фонологии (представителей московской фонологической школы — Аванесова, А. А. Реформатского, Кузнецова, И. В. Панова и др.— и ленинградской фонологической школы — Л.Р. Зин-дера, И. И. Матусевич и др.), орфоэпии (Р. И. Аванесов, «Рус. лит. произношение», 1950), интонации (Е. А. Брызгуно-ва, Т. М. Николаева), грамматики (В. Н. Сидоров, Кузнецов, Н. С. Поспелов, Ломтев, Б. Н. Головин, Н.Ю. Шведова, Д. Н. Шмелев, А. В. Бондарко, А. А. Зализняк, Ю. Д. Апресян, И. П. Мучник, Г. А. Золотова, В. А. Бело-шапкова, Н. Д. Арутюнова, Е. В. Падучева, Т. В. Булыгина, Е. Н. Ширяев), словообразования (Г. О. Винокур, Е. А. Земская, Н. М. Шанский, В. В. Лопатин, И. С. Улуханов, А. Н. Тихонов, Г. С. Зенков, Н. А. Янко-Триниц-кая, И. Г. Милославский), лексикологии (С. И. Ожегов, О. С. Ахманова, Ю. С. Сорокин, Л. Л. Кутина, Шмелев, Ю. Н. Караулов, Ф. П. Сороколетов, П. Н. Денисов), стилистики и языка худож. литературы (Г. О. Винокур, Б. В. Томашевский, Б. А. Ларин, И. С. Ильинская, А. Д. Григорьева, В. П. Григорьев, Т. Г. Винокур, Е. А. Иванчикова), истории рус. лит. языка (Г. О. Винокур, Ларин, Сорокин, Б. А. Успенский).
В развитии почти всех этих направлений определяющую роль сыграли труды Виноградова («Русский язык. Грамматическое учение о слове», 1947 — Гос. пр. СССР, 1951; «О языке художественной литературы», 1959, «Проблема авторства
и теория стилей», 1961, и др.) и ученых его школы (см. Виноградовская школа в языкознании).
В сов. эпоху перед русистами ставится задача — дать всестороннее и глубокое описание всех уровней и разновидностей рус. языка, начиная с его истоков до нашего времени. Создаются крупные коллективные труды.
Углубленно развивается теория рус. грамматики. В 1952—54 опубликована задуманная еще в 30-х гт. академия. «Грамматика русского языка»(гл. ред.— Виноградов), в 1970 однотомная «Грамматика современного русского литературного языка» (под ред. Шведовой), в 1980 вышла двухтомная академия. «Русская грамматика» (гл. ред.— Шведова). Разрабатывается академия, история рус. языка. Опубликованы три тома «Исторической грамматики рус. языка»: «Синтаксис. Простое предложение», «Синтаксис. Сложное предложение» (оба — под ред. Борковского, 1978 и 1979), «Морфология. Глагол» (под ред. Аванесова и В. В. Иванова, 1982), пять томов «Очерков по исторической грамматике русского литературного языка XIX века» (под ред. Виноградова и Шведовой, 1964). Обобщающим трудом, в к-ром сделана попытка социолингвистич. изучения рус. языка сов. эпохи, является монография из четырех книг «Русский язык и советское общество» (под ред. Панова, 1968).
В 1979 Ин-том рус. языка совм. с изд-вом «Сов. энциклопедия» выпущена краткая энциклопедия «Русский язык», представляющая знания о рус. яз. в сжатом, и систематизированном виде.
Больших успехов достигла рус. лексикография. Печатаются этимологич. словари («Этимологический словарь русского языка» под ред. Н. М. Шанского, т. 1— 2, в. 1—8, 1963—82, изд. продолжается), О. Н. Трубачевым осуществлено рус. издание с дополнениями «Этимологического словаря русского языка» М. Фас-мера в 4 тт. (2 изд., т. 1—2, 1986—87). Готовится к изданию многотомный «Словарь древнерусского языка XI—XIV вв.». Хронология, продолжением этого словаря является «Словарь русского языка XI—XVII вв.» (в. 1—14,	1975—88,
изд. продолжается). В словаре 11—17 вв. в основном описывается лексика 15— 17 вв., а более ранняя — является как бы историческим фоном для словарного состава языка великорусской народности. Начал выходить «Словарь русского языка XVIII в.» (в. 1—5, 1984—89; нзд. продолжается).
Первым нормативным словарем лит. языка от Пушкина до 30-х гг. 20 в. явился четырехтомный «Толковый словарь русского языка» (1935— 40) под ред. Ушакова. Большую роль в развитии совр. рус. лексикографии и в повышении культуры речи сыграл 1-томный «Словарь русского языка» Ожегова (1949; начиная с 9-го, исправленного и дополненного издания 1972 — под ред. Шведовой; подготовлено новое, переработанное и значительно дополненное издание). Фундаментальным лексикография, трудом явился академия. «Словарь современного русского литературного языка» в 17 томах (1948—65), включающий св. 120 тыс. слов (Ленинская пр., 1970); готовится новое, исправленное и дополненное издание в 20 томах. В 1957—1961 создан четырехтомный академия. «Словарь русского языка» (под ред. А. П. Евгеньевой, 2 изд., 1981—84). В 1933 по инициативе Г. О. Винокура началась подготовка «Словаря языка Пушкина», к-рый вышел
в свет в 1956—61 (т. 1—4, ответств. ред.— Виноградов). В Ин-те рус. языка АН СССР создана словарная картотека языка сочинений В. И. Ленина, на основе к-рой составляется словарь языка сочинений В. И. Ленина, опубликован двухтомный алфавитно-частотный словоуказатель к Полному собранию сочинений В. И. Ленина в 55 томах (ред.— Денисов, 1987).
Лексику нар. говоров (ок. 150 тыс. слов) описывает сводный «Словарь русских народных говоров» (в. 1—20, 1965—85, гл. ред. — Филин), а также многочисл. региональные словари — архангельских, донских, рязанских, забайкальских, псковских, приамурских, среднеобских, уральских и др. говоров. Важное значение имеют «Обратный словарь русского языка» (1974, 125 тыс. слов), «Грамматический словарь русского языка» А. А. Зализняка (1977, 100 тыс. слов), «Орфоэпический словарь русского языка» (под ред. Аванесова, 1983). За годы Сов. власти создано много словарей разных типов: орфографические, морфемные и словообразовательные, фразеологические, словари иностр, слов, неологизмов, синонимов, омонимов, антонимов, паронимов, сокращений и др.
Больших успехов достигла рус. диалектология. Еще в 1935 развернулась подготовка диалектологич. атласа рус. языка, к-рая получила особенно широкий размах в послевоенное время. Собраны богатейшие материалы. Составлены региональные атласы рус. диалектов («Атлас русских народных говоров центральных областей к востоку от Москвы», 1957, н др.). Завершено создание сводного диалектологич. атласа рус. языка нз 300 карт и комментариев к ним в 3 томах (т. 1 — 1987).
Возникло и успешно развивается лингвистич. источниковедение (Котков, Л. П. Жуковская, О. А. Киязевская и др.), благодаря чему исследователи получают добротные тексты (с соотв. науч, аппаратом) др.-pvc. и великорус, письменности. Опубликованы «Изборник 1076 года», «Апракос Мстислава Великого» кон. 11 — нач. 12 вв., «Успенский сборник» 12—13 вв., настенные надписи Софии Киевской, «Вести-Куранты» 17 в., «Книга, глаголемая Назиратель», мн. памятники деловой и бытовой письменности и др. Большим открытием явились грамоты на бересте, найденные во время раскопок в Новгороде и нек-рых др. городах [публикация и исследование: В. Л. Янин, А. А. Зализняк, «Новгородские грамоты на бересте. (Из раскопок 1977—1983 гг.)», 1986].
Особую область Р. представляют исследования нормы рус. лит. языка, вопросов культуры речи. Кроме спец, работ и словарей (труды Ожегова, В. Г. Костомарова, Л. И. Скворцова, Д. Э. Розенталя, К. С. Горбачевича и др.), эту тематику освещают серийное издание «Вопросы культуры речи» (в. 1—8, 1955—67, в. 1—6 под ред. Ожегова) и науч.-популярный журн. «Русская речь» (с 1967).
Начиная с работы Л. П. Якубинского «О диалогической речи» (1923) широко исследуется рус. разг, речь (работы Шведовой, Земской, О. А. Лаптевой, О. Б. Сиротининой и др.). Устанавливаются ее особенности в области синтаксиса, морфологии, словообразования, лексики.
В 60—80-е тт. в связи с функционированием рус. языка как мирового развивается иовая область Р.— рус. яз. как иностранный. Появилось большое кол-во разл. исследований в этой области (Ко
стомаров, Е. М. Верещагин и др.), развивается новая область лексикографии — учебная лексикография (Денисов, В. В. Морковкин, Шанский, В. В. Розанова). Продолжается большая работа по изучению функционирования рус. языка как средства межнац. общения народов СССР и по улучшению его преподавания в нац. школах.
С 1986 реализуется программа создания Машинного фонда рус. языка, в выполнении к-рой принимают участие более 40 организаций системы АН СССР, Минвуза и др. ведомств. Программа ставит задачу разработки и внедрения комплексной системы автоматизированного и информационного обеспечения лингвистич. исследований и прикладных разработок в области рус. языка.
Теоретич. достижения Р. играют большую роль в развитии мировой лингвистич. мысли. Это ощутимо сказывалось уже в 19 — нач. 20 вв.: влияние науч, концепций Потебни, Фортунатова, Бодуэна де Куртенэ, Шахматова, рус. формалистов 20-х гг. можно наблюдать в работах мн. зарубежных лингвистов. В традиции классич. Р. уходят своими корнями теоретич. концепции таких ученых, как Н. С. Трубецкой, С. О. Карцевский, Р. О. Якобсон. Достижения совр. Р. особенно сказываются в таких областях, как синхронное и ист. словообразование, синтаксис, практич. лексикография. Кроме того, по сравнению с др. «лингвистиками» мира сов. Р. характеризуется существованием таких сфер изучения, к-рых нет в яз-знаиии др. стран. Таковы, напр., достаточно развитая у нас теория лексикографии, стилистика, вся сфера собственно лингвистич. изучения худож. лит-ры, теоретич. лексикология, теория разг. речи. Отд. работы, появляющиеся в этих областях за рубежом, в значит, степени ориентированы иа достижения сов. Р.
Научно-исследовательским центром изучения рус. языка является Ин-т рус. языка АН СССР в Москве со словарным отделом в Ленинграде. Рус. яз. исследуется также в Ин-те рус. языка им. А. С. Пушкина и в многочисл. зарубежных филиалах этого ии-та, а также в НИИ преподавания рус. языка в нац. школе АПН СССР, на кафедрах рус. языка филология, факультетов сов. ун-тов и педагогия, ии-тов, в отделах (секторах) лингвистич. ин-тов академий наук союзных республик и в др. учреждениях страны. Выходят спец, журналы по рус. языку: «Русская речь», «Русский язык в школе», «Русский язык в национальной школе», «Русский язык за рубежом», республиканские журналы по рус. языку (см. Журналы лингвистические, раздел — Журналы лингвистические в России и СССР).
* Б у лич С. К., Очерк истории яз-знания в России, т. 1 (XIII в,—1825), СПБ, 1904; Карский Е. Ф., Очерк науч, разработки рус. языка в пределах СССР, Л., 1926; Обнорский С. П., Итоги науч, изучения рус. языка, «Уч. зап. МГУ», 1946, в. 106, т. 3, кн. 1; Виноградов В. В., Рус. наука о рус. лит. языке, там же; его же. Из истории изучения рус. синтаксиса. (От Ломоносова до Потебни и Фортунатова), М.. 1958; его же, Исследования по рус. грамматике, Избр. труды, М., 1975; его же. История рус. лингвистич. учений, М., 1978; Кузнецов П. С., У истоков рус. грамматич. мысли, М., 1958; Филин ф. П., Сов. русистике 50 лет, в кн.: Сов. яз-знание за 50 лет, М., 1967; Б а р х у д а р о в С. Г., Рус. лексикография, там же; Шведова Н. Ю., Лопатин В. В., Улуха-иов И. С., Плотникова В. А., Изучение грамматич. строя рус. языка, в кн.:
Теоретич. проблемы сов. яз-знаиия, М., 1968; Березин Ф. М., Очерки по истории яз-знания в России (кон. XIX — нач. XX в.), М., 1968; его же. Рус. яз-знание кон. XIX — нач. XX в., М., 1976; Успенский Б. А., Первая рус. грамматикана родном языке. Доломоносовский период отечеств, русистики, М.,	1975; Була-
хов М. Г., Вост.-слав. языковеды. Биобиблиография, словарь, т. 1 — 3, Минск, 1976—78; Рус. язык. Энциклопедия, М., 1979; Машинный фонд рус. языка: идеи и суждения, М., 1986.	ф. П. Филин.
Русистика за рубежом. Изучение языка, лит-ры и др. элементов духовной культуры рус. народа за рубежом прошло неск. этапов развития. Практич. изучение разг. рус. яз. в 14—17 вв. определялось нуждами торговли и дипломатии, от этого периода сохранилось неск. практич. грамматик и гл. обр. словарей, составленных немцами, французами, скандинавами. В них содержатся сведения о быте, культуре, воззрениях рус. людей. Развивалось и изучение полит, и обществ, установлений в России. В 18 в. этот интерес усилился — Россия стала европ. державой. С 19 в. в сферу европ. внимания входит классич. рус. лит-ра, особенно Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой, А. П. Чехов. «Знание русского языка,— языка, который всемерно заслуживает изучения и сам по себе, как один из самых сильных и самых богатых из живых языков, и ради раскрываемой им литературы,— теперь уж не такая редкость...» (Энгельс Ф., Эмигрантская литература, Маркс К. н Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 18, с. 526).
Первыми среди иностранцев, начавших науч, изучение рус. яз., были находившиеся на рус. службе Максим Грек (в России с 1518) и Ю. Крижанич, к-рые изучали язык, работали над переводами церк. книг и т. п. До нач. 19 в. изучение рус. яз. велось по моделям европ. грамматик, сначала греческой, с 16 в.— латинской, в 18 в. по образцу универсальной грамматики. Развитие сравнительно-исторического языкознания способствовало активному развитию Р. в России. В этом процессе немаловажную роль сыграли работы иностр, ученых, работавших в России: О. Брока, И. Микколы, Р. Кошутича, Фасмера, Т. Торбьёрнссо-на, В. Мансикки, Б. Унбегауна, А. Мазона и др. На рубеже 19—20 вв. все рус. ун-ты имели в своем составе иностр, студентов, специализировавшихся в области Р. и впоследствии образовавших нац. школы Р. у себя на родине.
Науч, интерес к Р. за пределами России также возрос в связи с развитием сравнит.-ист. метода (с сер. 19 в.), во мн. ун-тах открывались кафедры славяноведения. Основателями Р. стали: в Великобритании — Ф. Тритен, В. Морфилл, во Франции — Л. Леже, П. Буайе, в Италии — Э. Ло Гатто, в Австро-Венгрии — О. Ашбот. Устойчивая традиция университетской Р. раньше всего образовалась во Франции (кафедра Р. в Школе живых вост, языков с 1877) и в Великобритании, в нач. 20 в. рус. яз. и лит-ра стали предметами преподавания, первонач. в странах, где была большая рус. эмиграция (Франция, Каиада, США).
После Окт. революции 1917 и особенно после Великой Отечеств, войны в связи с тем, что рус. яз. стал одним из мировых языков, во мн. странах возникла необходимость в профессиональной подготовке русистов. Качественно изменилось от-
РУСИСТИКА 427
ношение к Р. с дальнейшим ростом влияния СССР иа общемировой процесс развития, борьбой СССР за мир, в связи с «рой спутников», с накоплением иа рус. языке науч, информации и культурных ценностей мирового значения. Рус. яз., один из офиц. и рабочих языков ООН, важнейший язык науки и мировых систем коммуникации, занимает 3-е место в мире (после кит. и англ.), его изучают в 17(Х) ун-тах 90 гос-в, а также на курсах, в школах и т. п.; в разной степени совершенства рус. яз. знает около полумиллиарда человек.
На основе сложившихся науч, традиций и в связи с обществ.-полит, требованиями времени возникли раэл. нац. школы Р. Наиболее значит, успехи в изучении рус. яз. наблюдаются в странах Европы. В слав, странах особенно активно изучаются ист. и общекультурные аспекты Р., прежде всего лит. язык, поскольку исторически лит. слав, языки развивались при взаимной поддержке и взаимовлиянии. Изучается опыт разработки лит. норм в рус. яз. и др. проблемы.
В Польше преобладает интерес к рус. разг, речи, к рус.-польск. языковым связям, взаимовлиянию культур, к истории рус. лит-ры и театра, лексикография. проблемам. Первая кафедра Р. была организована во Вроцлаве в 1947 Л. Оссовским, затем появились кафедры Р. в Кракове, Варшаве, Лодзи.
В Чехословакии Р. развивается с 19 в., оси. интерес— к изучению динамич. основ совр. языка, артикуляционной и акустич. фонетике, синтаксису и синтаксич. моделям в связи с развитием сознания и мышления, актуальному членению текста; выпускаются двуязычные словари, методич. работы по сопоставит, и сравнит, грамматикам.
В Болгарии и Югославии осн. интерес исследователей сосредоточен на изучении древнейших рус.-югославян. лит. связей; здесь разработка проблем Р. ведется не на структурно-типологич., а на традиционных культурио-этногра-фич. основах; проблемы языка и лит-ры изучаются в связи с историей народа, его бытом и культурой.
Для Венгрии и Румынии характерны исследования в области сравнительной грамматики, издание и комментирование древних текстов, грамматики и словари, переводы и комментарии, изучение заимствований из славянских языков в венгерском и румынском. Стилистика развивается на основе анализа классич. лит. текстов.
В ГДР в продолжение традиций нем. славистики изучаются разл. проблемы Р., вт. ч. методика изучения русского языка и литературы, активно разрабатывается теория перевода.
В общих границах славистики объектами исследования нем. ученых в разное время были: история языков и лит-р, общекультурные аспекты языка в рамках понятийных категорий мышления (в ло-гистич. и психологич. аспектах), углубленное изучение этимологии («Этимологический словарь русского языка» Фас-мера) и мифологии, ономастика и топонимика, сравнит, грамматика слав, языков, типология, сравнит, изучение лит-р. Большое внимание уделялось изучению мотивированности вариантов нормы и ист. комментированию текстов. В Ф Р Г так же, как и в ГДР, преобладает методич. проблематика.
428 РУССКИЙ
В сканд. странах существует давний интерес к Р. Уникальным источником остаются лексикография, труды И. Г. Спа-рвеифельда; с 19 в. над проблемами Р. работают: в Норвегии — Брок, К. Станг, Э. Краг, С. Лунден и др., в Дании — А. Стеидер-Петерсен, в Ф инляндии — В. Кипарский, A. Mv-стайоки, в Швеции — Р. Экблом, Г. Якобссон, А. Шёберг и др. У мн. зарубежных русистов нет специализации в области языка, лит-ры, истории или культуры, темы работ могут захватывать широкий круг проблем. Для сканд. Р. характерен интерес к классич. лит-ре и истории языка.
Р. во Франции разрабатывалась в сравнит.-ист. плайе и всегда носила также нормативный характер. Маэон, Унбегауи, Л. Теньер исследовали историю языка и лит-ры, их же отличает и чисто практич. подход к лит. норме. Совр. франц, русистов характеризует интерес к изучению высказывания на разных уровнях (работы по синтаксису языка и текста), ист. исследования также методически обращены к проблеме нормы (П. Гард и ДР-).
ВСША, Канаде и Великобритании Р. стала академия, дисциплиной после 1945; открыты кафедры и отделения Р. в Колумбийском ун-те в Канаде и Колумбийском ун-те в Нью-Йорке, 38 ун-тов США и все ун-ты Канады к 1975 выделили Р., хотя иногда еше в составе славистики. Для педагогики этих стран характерны практич. направленность в изучении языка и лит-ры, принципиальное отсутствие стабильных учебников. Осн. задача обучения — коммуникативная. Особенно широко изучается сов. лит-ра, рус. лит-ра и культура 18 в. и 1-й пол. 20 в. Для мн. лингвистов США (Р. О. Якобсон, Э. Станкевич, X, Г. Лант) Р. составляет часть их науч, интересов.
В Лат. Америке рус. яз. изучается в И странах, особенно широко на Кубе.
Во ми. развивающихся странах Азии и Африки наблюдается становление Р. как прикладной науч, дисциплины, объектом исследования становится терминология разл. областей знания, лексико-стилис-тич. аспекты перевода, методич. основы преподавания рус. яз. в иац. школе, составляются словари. Осн, метод изучения — сопоставительный (контрастивный), развившийся на основе типологич. метода.
В А ф р и к е рус. яз. изучается с кон. 19 в. (Эфиопия), но особенно активно с 60-х гг. 20 в. (Конго, Бурунди, Гайа, Уганда и др.). В странах Азии Р. занимается ок. 70 вузов. Р. развивается в Китае, Японии, Индии и др. странах Азии. В ряде этих стран иац. кадры русистов сами могут обеспечить преподавание дисциплин рус. цикла.
Большую роль в организации изучения рус. яз. и лит-ры за пределами СССР, в совершенствовании методов его преподавания, в повышении квалификации преподавателей играет созданная в 1967 Международная ассоциация преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ), а также деятельность Ин-та русского языка им. А. С. Пушкина (с 1973).
• Рус. язык в совр. мире. М., 1968; М., 1974; Очерки по раннему периоду славяноведения в Швеции, Luna, 1975; Соболева В. С., Осн. направления в обучении рус. языку в США, М., 1976 (АКД); Будагов Р. А., Заметки о рус. языке в совр. мире, ВЯ, 1977, >6 1; Гребенев А. Л., Рус. язык в Лат. Америке, «Лат. Америка»,
1977, 5; Л и з у н о в В. С.. О влиянии объективных и субъективных факторов на распространение рус. языка как мирового, ФН. 1977, >6 1; е г о же, Рус. язык в ГДР И ФРГ, М., 1976 (АКД); Методология, проблемы истории славистики, М., 1978; Б езди д ь к о А. В., Об интересе к рус. языку во Франции в сов. эпоху, в кн.: Вопросы ром. филологии, т. 1. [М.], 1979; Русистика в ГДР. Библиография. указатель. Берлин, 1979: Рус. язык в странах мира. в. 1 — 3, [М.1. 1973 — 79; НЗЛ, в. 15 — Совр. зарубежная русистика. М.. 1985: Shane А. М.. American and Canadian doctoral dissertations in Slavic and East European languages and literatures, «Slavic and East European Journal». 1973, v. .17; Gallis A.. Slawistik und Slawisten in Norwegen, «Wiener Slawis-tisches Jahrbuch», 1974, Bd 20; Bibliographic, der in den wissenschaftlichen Zeitschriften der Universitaten und Hochschulen der DDR veroffentlichten. Bd 1 — 2 (1951 — 1973). Greifswald. 1978—79.	В. В. Колесов,
P. является важнейшей пли преимуществ, темой мн. журналов по слав, яз-знанию, особенно в неслав. странах (см. в ст. Славистика). Специально рус. языку посвящены след, издания: Болгария — «Болгарская русистика» (София, 1974 — ); Великобритания — «Journal of Russian Studies» (Glasgow. 1959—); ГДР — «Russischunter-richt» (преподавание; В.. 1948—56); Канада и США — «Russian Language Journal» (место изд. разл., 1947 — , до 1965 — «А Guide to Teachers of the Russian Language in America»):	Нидерланды — «Russi-
an Linguistics» (Dordrecht, 1974—); Польша — «Jezyk rosyjski» (Warsz.. 1948—), «Studia Rossica Poznaniensia»(Poznan, 1970—), «Przegtad rusvcystyczny»(Lodz, 1978—): ФРГ— «Zeitschrift fiir den Russischunterricht» (преподавание; место изд. разл., 1964 — 72); «Zielsprache Russisch» (преподавание; Ismaning 1967—. до 1980 — «Russisch: Zeitschrift fiir eine Weltsprache»); Франция — «Enseignement du russe» (преподавание; P.; 1968—); Чехословакия— «Rusky jazyk» (преподавание; Praha, 1951—); «Cesko-slovenska rusistika» (Praha, 1956—); «Bulletin Ustavu ruskeho jazyka a literatury» (Praha, 1956—, название неоднократно менялось); Япония — «Гэндай росиа-го / Совр. рус. язык» (Токио, 1966—).
,	_ t Е. А. Хелимский.
РУССКИЙ АЛФАВЙТ (азбука) —совокупность графических знаков — букв в устаиовлеииой последовательности, к-рыми создается письменная и печатная форма национального русского языка. Включает 33 буквы: а, б, в, г, д, с, ё, ж, з, н, й, к, л, м, н, о, п, р, с, т, у, ф, х, ц, ч, ш, щ, ъ, ы, ь, э, ю, я. Большинство букв в письм. форме графически отличается от печатных. Кроме ъ, ы, ь, все буквы употребляются в двух вариантах: прописные и строчные. В печатной форме варианты большинства букв графически тождественны (различаются только размерами; ср., одиако, Б и б), в письм. форме во ми. случаях написания прописных и строчных букв различаются между собой (А и а, Т и т и др.).
Р. а. передает фонемный и звуковой состав рус. речи: 20 букв передают согласные звуки (б, п, в, ф, д, т, з, с, ж, ш, ч, ц, щ, г, к, х, м, н, л, р), 10 букв — гласные, из них а, э, о, ы, и, у — только гласные, я, е, ё, ю — мягкость предшеств. согласного + а, э, о, у или сочетания) + гласный («пять», «лес», «лёд», «люк»; «яма», «ехать», «ёлка», «юный»); буква «й» передает «и неслоговое» («бой») и в нек-рых случаях согласный j («йог»). Две буквы: «ъ» (твердый знак) и «ь» (мягкий знак) ие обозначает отд. само-стоит. звуков. Буква <ь» служит для обозначения мягкости предшеств. согласных парных по твердости — мягкости («мол» — «моль»), после букв шипящих «ь» является показателем на письме нек-рых грамматич. форм (3-го склонения сущ,— «дочь», но «кирпич», повелит, наклонения — «режь» и др.). Буквы <ь» и «ъ»
также выступают в функции разделит, знака («подъем*, «бьют»).
Совр. Р. а. по своему составу и осн. начертаниям букв восходит к древней кириллице, буквенные знаки к-рой с 11 в. изменились по форме и по составу. Р. а. в совр. виде был введен реформами Петра I (1708— 1710) и Академии наук (1735, 1738 и 1758), результат к-рых заключался в упрощении начертаний букв и в исключении из состава алфавита нек-рых устаревших знаков. Так, были исключены буквы (В («омега»), 8 («ук»), ЬА, 1€ (йотированные а, е), 5 («кси»), ЧС («пси»), диграфы (о («от»), ОУ («у»), зна-
ки ударения и придыхания (силы), знаки сокращения (титлы) и др. Были введены новые буквы: я (вместо ЬА и А), э, й. Позднее Н. М. Карамзин ввел букву «ё» (1797). Эти изменения послужили преобразованию старой церк.-слав. печати для светских изданий (отсюда впоследствии название печатного шрифта — «гражданский»). Нек-рые исключенные буквы в дальнейшем снова восстанавливались и исключались, часть лишних букв продолжала употребляться в рус. письме и печати вплоть до 1917, когда декретом Народного комиссариата просвещения от 23 дек. 1917, подтвержденным декретом Совета Народных Комиссаров от 10 окт. 1918, были исключены из состава алфавита буквы Т, в, I («ять», «фита», «i десятеричное»), Употребление буквы <ё» в печати ие является строго обязательным, она употребляется гл. обр. в словарях и учебной лит-ре.
Рус. «гражданский» алфавит послужил базой для большинства письменностей народов СССР, а также для нек-рых др. языков, имеющих письменность на основе кириллицы.
• Б ы л и н с к и й К. И., Крючков С. Е.,Светлаев М. В., Употребление буквы ё. Справочник. М., 1943; Д и р и и г е р Д., Алфавит, пер. с англ., И.. 1963; Истрин В. А.. Возникновение и развитие письма, М., 1965; Мусаев К. М., Алфавиты языков народов СССР. М.. 1965; Иванова В. Ф., Совр. рус. язык. Графика и орфография, 2 изд., М., 1976; Моисеев А. И., Совр. рус. алфавит и алфавиты других народов СССР. РЯШ, 1982, >6 6; см. также лит. при ст. Кириллица. О. А. Князевская. РУССКИЙ ЯЗЬ'1К — один из восточнославянских языков. Принадлежит к наиболее распространенным языкам мира, является средством межнационального общения народов СССР, одним из шести официальных и рабочих языков ООН. Общее число говорящих на Р. я. 250 мли. чел., в т. ч. в СССР — 184 млн. чел. (1979, перепись).
Р. я. выделился в 14—15 вв. из распавшегося древнерусского языка, от к-рого происходят также укр. и белорус, языки. Отличие Р. я. от укр. и белорус, языков заключается в специфич. особенностях его системы, гл. обр. в фонетике и морфологии. В фонетике такими особенностями являются, напр., наличие «ро», «ло» и
«ре», «ле» в корнях слов между согласными при «ры», «лы» и «ри», «ли» в укр. и белорус, языках (рус. «крошить», «гло-
СОВРЕМЕННЫЙ РУССКИЙ АЛФАВИТ
Аа	[а]	Кк	[ка]	Хх	[ха]
Бб	[бэ]	Ла	[эль]	Цц	[из]
Вв	[.э]	Мм	[эм]	Чч	[че]
Гг	[тэ]	Ни	[эн]	Шш	[иа]
ДА	[дз]	Оо	[о]	Щщ	[«а]
Ее	[е]	Пп	[пэ]	Ъъ	[твбрдый знак, стар.ер]
Ей	[б]	РР	[эр]	Ыы	[ы]	«т
Жж	[жэ]	Со	[эс]	Ьь	[мягкий знак, стар.ерь]
За	[ээ]	Тт	[тэ]	Зэ	[з оборотное]
Ии	[и]	Уу	[у]	Юю	[ю]
Йй	[и краткое]	фф	[эф]	Яя	[«]
тать», «тревога», «слеза»; укр. «криши-ти», «глитати», «тривога», белорус, «кры-шиць», «глытаць»), произношение сочетаний мягких зубных и шипящих с j при долгих мягких согласных в укр. и белорус, языках (рус. «платье», «судья»; укр. «плаття», «суддя», белорус, «плац-це>, «суддзя»), взрывное или фрикативное «г» при фарингальном h в укр. й белорус. языках (рус. «город» или «уород», укр. «Пород», белорус, «Иорад») и др. В морфологии такими особеийостями 'являются отсутствие особой звательной формы при наличии ее в украинском н белорусском (рус. «брат!», «сын!»; укр. «брате!», «сынку!», белорус, «брате!»), отсутствие чередования «к», «г», «х» с «ц», «з», «с» в падежных формах существительных при наличии его в украинском и белорусском (рус. «нога — на йоге», укр. «нога — на ноз!», белорус, «нага — на назе»), широкое распространение формы им. п. мн. ч. окончания -а(-я) под ударением у существительных не ср. рода при его отсутствии в украинском и белорусском (рус. «дома», «учителя», укр. «домы», «учител!», белорус, «дамы», <уч(тел!») и др. Значит, отличия между рус., укр. и белорус, языками наблюдаются в лексике как наиболее подвижной и подвергающейся внешним воздействиям области языка.
Диалекты и говоры Р. я. объединяют в наречия: севериовеликорусское (наиболее типичная черта — окаиье) и южновеликорусское (область аканья разл. типов), своеобразное сочетание северно-и южновелнкорус. особенностей представлено в ср.-рус. говорах. В 16—17 вв. в Москве, оказавшейся на границе север-но- и южновеликорус. наречий, складывается койие, впитавшее в себя их общие особенности и постепенно становящееся образцовым. В Моск. Руси развивалась оригинальная и переводная лит-ра разнообразных жанров, но единого лит. языка еще не было. От др.-рус. эпохи было унаследовано лит. двуязычие: продолжали сосуществовать церк.-слав. язык рус. извода и собственно рус. лит. язык с нар. речевой основой, между к-рыми возникали разл. переходные типы. Лит.-языковые процессы были противоречивы: с кон. 14 в. в связи с т. наз. вторым юж.-слав, влиянием усиливается архаизация языка мн. произведений,
возникает далекое от нар. речи книжное «плетение словес» и в то же время получает широкое распространение демократия.
лит-ра разных жанров, ориентирующаяся на общедоступный язык.
С 17 в. великорус, народность преобразуется в рус. нацию со своим нац. языком. В эпоху нац. языка устраняется лит. двуязычие, создаются единые лит. нормы иа базе культивированной нар. речи, прекращается диал. дробление, начинается все усиливающееся воздействие лит. языка на местные говоры и постепенное вытеснение их из речевой сферы. Церк.-слав. язык, сыгравший большую роль в развитии речевой культуры в предшествующие века, сохраняется лишь как язык церкви. Церковнославянизмы, вошедшие в нац. рус. лит. язык, перестают осмысляться как элементы иного, хотя и близкородств. языка, становятся стилистически нейтральными или включаются в общий разряд архаизмов. В совр. рус. лит. языке слов церк.-слав. происхождения насчитывается менее 10% от общего состава лексики, включенной в семиадцатитомиый «Словарь современного русского литературного языка» (1948—65).
Переломным этапом в становлении рус. нац. языка стал 18 в.— период бурного развития промышленности, переустройства гос-ва, подъема науки и лит-ры, когда стало заметно зап.-европейское (особенно франц.) языковое влияние. В иач. 19 в. разл. языковые течения синтезировались в творчестве А. С. Пушкина в единую систему, основой к-рой была литературно обработанная рус. нар. речь. Возникли две взаимосвязанные разновидности лит. языка — письменная и разговорная, получила четкое выражение кодификация лит. норм, обогатились взаимосвязанные языковые стили. Рус. лит. язык стал полифункциональным средством общения, применимым во всех сферах жизни общества, на к-ром можно выразить все знания, накопленные человечеством. Огромный вклад в обогащение лит. изыка внесли классики рус. лит-ры 19—20 вв., со 2-й пол. 19 в. на его развитие оказывают большое влияние наряду с писателями обществ, деятели, представители науки и культуры.
Большое влияние иа лит. язык (особенно иа науч, и публицистич. стили) оказал язык сочинений В. И. Ленина. Значит, изменения в Р. я. вызвала Окт. революция 1917 и последовавшие за ней культурная и науч.-технич. революции: серьезно обновился и обогатился его словарный состав (особенно в терминологии), развились новые стилистич. средства, произошла стилистич. переоценка мн. средств выражения, усилилась общая демократизация лит. языка.
Распространение лит. языка среди населения, медленно протекавшее в 19 и в нач. 20 в., расширилось в сов. эпоху после введения всеобщего обязат. обучения, ликвидации неграмотности, приобщения к культуре широких трудящихся масс. Ко 2-Й пол. 20 в. архаич. территориальных диалектов в нетронутом виде почти не осталось. Подавляющая часть носителей местных говоров или владеет полудиа-лектной речью (объединением норм лит. языка с диал. особенностями), или говорит почти на правильном лит. языке (с рудиментами диалектизмов). Полудиалекты, как и внелит. гор. просторечие,— явление, исчезающее с повышением массовой культуры речи.
Кроме лит. языка, местных говоров (территориальных диалектов), внелит. просторечия, в рус. нац. языке имеются
РУССКИЙ 429
также разного рода профессиональные и социально-возрастные жаргоны (ср. морское «компас», горняцкое «добыча», молодежные «железно», «предки» в значении ’родители’, расширительное и неоправданно частое употребление слова «нормально» и т. п.). Для социально-возрастных жаргонов характерна быстрая смена «модных» словечек и выражений.
Сам нормативный лит. язык стилистически неоднороден. Осн. его часть (ок. 75% его стилистич. позиций или возможностей) нейтральна, т. е. не получает в нормативных словарях и грамматиках никаких оценок. Это те элементы языка разных уровней, к-рые употребляются во всех формах общения без сниженных, специфически книжных и иных оценок. Вместе с тем наряду с нейтральными словами и формами имеются и такие, при к-рых в словарях ставятся стилистич. пометы «разг.», «прост.», «спец.» и др. Эти пометы обычно указывают на разные степени сниженное™ или особые области употребления языковых средств. Наибольшее распространение среди них имеют разг, элементы, употребляемые в непринужденной речи. Разг, речь не представляет собой особой языковой системы, являясь составной частью лит. языка, она ориентируется на лит. нормы. Категория разговорности имеет двойственный характер: с одной стороны, она представляет собой стилистич. средство, обогащающее нормализованный лит. язык, с другой — является устной разновидностью лит. языка с нек-рыми специфич. особенностями (неполным стилем в произношении, нечеткостью в делениях речевого текста на предложения, недоговоренностями разного рода, необычным порядком слов, повторениями и т. п.).
Также двойственно просторечие, под к-рым понимаются языковые средства, употребляемые для грубоватого, сниженного изображения предмета мысли. Просторечные элементы используются носителями лит. языка в определ. речевых обстоятельствах, когда они несут ярко выраженную стилистич. окраску, и в то же время существуют за пределами лит. языка. Внелит. просторечие — речь той части населения, к-рая недостаточно овладела лит. языком и нуждается в повышении своего культурного уровня. Для
него характерно наличие той или иной доли диалектизмов, но его специфич. черты не имеют локальной ограниченности и по своему распространению являются общерусскими.
Не поддающаяся учету часть словаря состоит из спец, терминологии (ср. мед. «коллапс», юридич. «презумпция» и др.), к-рая становится важным источником пополнения общеупотребит. словарного состава лит. языка.
Письменность Р. я. унаследовал из Др. Руси (см. Кириллица, Глаголица). Кириллица лежит в основе совр. русского алфавита. Самые ранние из сохранившихся письм. памятников, отражающих элементы рус. речи, относятся к 11 в.: Остромирово евангелие 1056—57, Изборники 1073 и 1076, Архангельское евангелие 1092, Новгородские служебные минеи 1096—97 и др.
Большую роль Р. я. играет как средство межнац. общения народов СССР. Св. 61 мли. чел. нерус. населения СССР свободно владеет Р. я. (1979, перепись), происходит постоянное взаимообогащение Р. я. и языков народов СССР. Р. я. служит приобщению всех наций и народностей СССР к культурным достижениям других народов СССР и к мировой культуре.
Начиная с сер. 20 в. все больше распространяется изучение Р. я. во всем мире. Роль Р. я. как мирового языка (см. Международные языки), достижения сов. науки и техники, потребности экономия., науч., культурного взаимообмена, мировое значение рус. лит-ры вызывают интерес к Р. я. и необходимость овладения им во мн. странах мира. Р. я. преподается в более чем 100 гос-вах (на 1 янв. 1987), наибольшая часть учащихся приходится на европ. страны. В 1967 создана Международная ассоциация преподавателей русского языка и литературы, в 1973 — Институт русского языка им. А. С. Пушкина. Об изучении Р. я. см. Русистика.
• Шахматов Л. Л., Очерк совр. рус. лит. языка, 4 изд., М., 1941; Виноградов В. В., Очерки по исторйи рус. лит. языка XVII—XIX вв., 2 изд., М., 1938; его же. Рус. язык. Грамматич. учение о слове, 2изд.. М., 1972; В и н о к у р Г. О., Рус. язык, М., 1945; Обнорский С. П., Очерки по истории рус. лит. языка старшего периода. М.—Л., 1946; Грамматика рус. язы
ка, t. 1 — 2, M., 1952; Борковский В. И., Кузнецов П. С., Ист. грамматика рус^ языка, 2 изд., М., 1965; Рус. язык и сов. общество, т. 1—4, М., 1968; Грамматика совр. рус. лит. языка, М., 1970; Аванесов Р. И., Рус. лит. произношение, М., 1972; Рус. диалектология, М., 1973; Рус. язык. Энциклопедия, М., 1979; Рус. грамматика, т. 1 —2. М., 1980; Ф и л и н Ф. П.. Истоки и судьбы рус. лит. языка, М., 1981; Иванов В. В., Ист. грамматика рус. языка. 2 изд., М., 1983; осн. словари рус. языка см. в ст. Словарь. , Ф. П. Филин. РУТУЛЬСКИЙ язЛк — один из лезгинских языков. Распространен в Ру-тульском р-не Даг. АССР и в нек-рых селах Шекинского р-на Азерб. ССР. Число говорящих 15 тыс. чел. (1979, перепись). Осн. диалекты — мухадский, шиназский, ихрекский, хновский.
Характерная черта вокализма Р. я.— наличие гласных о, ы, умлаутизироваи-ных аь, уь, оь и фарингализованных al, el, ol, и1, yl, ы1. Среди согласных — звонкая увулярная аффриката къг, пре-руптивы (непридыхательные) кк, пп, тт, цц, чч. Ударение тоническое (музыкальное), на предпоследнем слоге. 4 именных класса во мн. ч. объединены в один общий морфологич. класс. В качестве основы косв. падежей существительных выступает род. падеж. Ми. ч. выражается и морфологически и лексически. При склонении субстантивированные атрибутивные имена дифференцируются по именным классам. Счет десятеричный. Числительные делятся на количественные, порядковые, дробные, кратные и разделительные. Глагол изменяется только по числам. Его основа осложнена локальными превербами, показателем грамматич. класса и детерминантом основы. Формы времен и шести наклонений группируются по характеру исходной основы, образуются синтетически и аналитически. Для Р. я. характерно простое предложение, гл. обр. с номинативной, эргативной и дативной конструкциями. Разрабатывается письменность на основе рус. алфавита. • Дирр А. М., Рутульскнй язык, СМОМПК, в. 42, Тифлис. 1912; Джей-ранишвили Е. Ф., Рутульский язык, в кн.: Языки народов СССР. т. 4, М., 1967; его же, Цахский и мухадский (рутульский) языки, I. Фонетика, Тб., 1983; его ж е, Цахский и мухадский языки, II. Морфология, Тб., 1984; Ибрагимов Г. X., Рутульский язык, М., 1978. Б. Б. Талибов.
СААМСКИЙ ЯЗЬ'1К— один из финно-угорских языков, составляющий особую ветвь этой семьи. Близок к прибалтийско-финским языкам. Распространен в сев. части Норвегии (число говорящих ок. 27 тыс. чел.), Швеции (ок. 17 тыс. чел.), Финляндии (ок. 4 тыс. чел.), а также на Кольском п-ове в СССР (ок. 2 тыс. чел.). Имеет 2 наречия: западное (диалекты на терр. Норвегии, Швеции и части Финляндии) и восточное (часть диалектов на терр. Финляндии и диалекты на терр. СССР).
С. я. свойственны неск. разл. ступеней длительности гласных и согласных. В С. я. большое кол-во согласных фонем. Система чередований гласных по качеству, а согласных по качеству и количеству имеет морфонологич. значение и пронизывает всю структуру языка. К
430 РУТУЛЬСКИЙ
грамматич. особенностям относится наличие в большинстве диалектов дв. числа. В синтаксисе, в отличие от прибалтийско-фин. языков, отсутствует согласование прилагательных-определений с существительными в числе н падеже.
С. я. Швеции, Норвегии, Финляндии имеет письменность с 17 в., на основе лат. графики; ведется обучение С. я'. в нач. школах. У саамов СССР в нач. 30-х гг. была введена письменность на основе лат. графики (впоследствии была переведена на рус. графику; существовала до 1937). В 80-х тт. была воссоздана письменность на основе рус. графики, изданы букварь и словарь для школ.
* Керт Г. М., Саамский язык. Фонетика, морфология, синтаксис, Л., 1971; его ж е, Саамский язык, в кн.; Основы финно-угор. яз-знания. Прибалт.-финские, саамский и мордовские языки, М., 1975; Nielsen К., Laerebok i lappisk, Bd 1—3, Oslo, 1926—29; Bergsland K.. Reros-lappisk
grammatikk, Oslo, 1946; I t к о n е n T. I., Koltan-ja kuolanlapin sanakirja, Hels., 1958; Itkonen E., Lappische Chrestomathie mit grammatikalischem Abriss und Worter-verzeichnis, Hels., 1960.
Саамско-рус^словарь, M., 1985. Г. M. Kepm. САЛАРСКИЙ ЯЗЫК — один из тюркских языков. Распространен в нек-рых зап. провинциях КНР, в основном в Сюнь-хуа-Саларском авт. уезде пров. Циихай. Число говорящих 22 тыс. чел. Диал, членение выражено слабо, выделяются группы западных, восточных и переходных говоров.
Наиболее древние структурные элементы соотносят С. я. с огузской группой тюрк, языков и, предположительно, с языком племени салгур (И в.). Впоследствии на древнюю огуз. основу наслаивались н кыпчак, элементы. В результате такого взаимодействия С. я. в дат. п. имеет два ряда формантов (-а/-е, -ya/-ge), род. н вин. падежи совпали в одной форме
-ni, в системе времен глагола сохраняются как прошедшее на -уап, так и прошедшее иа -mis (случай исключительный для тюрк, языков), производные формы времен стали целиком кыпчакскими. Подобный параллелизм представлен и в лексике. Влияние тюрк, языков кыпчак, типа на С. я. прекратилось в 14 в., когда сала-ры переселились в Китай и язык их стал подвергаться влиянию языков иных систем (китайского, тибетского). Сохранились книги вероучит. и ист. содержания (15—17 вв.) на араб, графике, язык к-рых представляет собой соединение лит. чагатайского языка с исконно са-ларскими элементами. Совр. С. я. является языком бытового общения.
в Поярков Ф., Лалыгин В., Салары, «Этнографии, обозрение», 1893, кн. 16. № 1; Т е н и ш е в Э. Р., Строй салар. языка, М., 1976; Kaku k S., Textes sa-lars, «Acta Orientalia Hungaricae», 1961, t. 13, fasc. 1 — 2.	Э. P. Тенишев.
САЛИШСКИЕ ЯЗЫКЙ (селишские языки) — семья индейских языков. Включает ок. 20 языков (чехалис, скомиш, Тилламук, страйтс, оканагои, шусвоп, Томпсон, белла кула, калиспел, кёр д’ален и др.), распространенных по Тихоокеанскому побережью Канады и США (число говорящих 21 тыс. чел.). Распадаются на 2 группы: прибрежную и внутреннюю, последняя подразделяется на сев. и юж. подгруппы. Иногда С. я. гипотетически включаются в макросемью алгонкино-вакашских языков.
Фонетически С. я. относятся к тихоокеанскому типу (при 4—6 гласных 30— 35 согласных). Особенностью С. я. является наличие сонантов 1, m, п и h. В рядах смычных и аффрикат при отсутствии звонких абруптивные противопоставлены неабруптивным. Имеются лабиализов. согласные, серия латеральных; г, как правило, отсутствует. Осн. модели фонологич. структуры корня CVC, CVCC, CCVC. Гласное начало корня невозможно. В определ. условиях нейтрализуются гласные а, е, а также и, о. Ударение разноместное и достаточно сильное. В многосложных словах возможно двойное ударение.
Морфологич. тип С. я.— агглютинативный с умеренной степенью синтетизма. Суффиксация резко преобладает над префиксацией. Существ, роль играет полная или частичная редупликация основы, а также глоттализация корневого согласного. Глагольное словоизменение значительно богаче именного. Глагол имеет категории лица (с примыкающими категориями возвратности, взаимности), способа действия, наклонения. В глагольную словоформу нередко включаются и разл. морфемы обстоятельств, семантики. Различаются 2 серии личных показателей — субъектная и объектная. Неперех. глагол характеризуется субъектным спряжением, переходный — объектным. Личные показатели представлены преим. суффиксами (в юж. подгруппе С. я. известны и префиксальные показатели). Существительное различает категории падежа и притяжательное™. Падежная парадигма обычно сводится к противопоставлению двух падежей — т. наз. абсолютного и относительного, что несколько сходно с оппозицией осн. падежей эргативной системы. При именах широко употребляется артикль. Прилагательное как самостоят. лексико-грамма-тич. класс слов не выделяется (соотв. атрибутивы рассматриваются в составе неперех. глаголов). Прономинальные системы отражают развитый дейксис. Дифференцированы два ряда числитель
ных, употребляемых с обозначениями людей, с одной стороны, и всего остального, с другой. Принцип образования числительных отражает десятеричную систему счета.
Широко развито аффиксальное словообразование (примеры словосложения немногочисленны). По существу все глаголы могут преобразовываться посредством аффиксов в имена (особенно продуктивен номинализующий префикс S-). Многочисленные перех. и неперех. глаголы также имеют словообразоват. элементы. Имеется множество т. наз. лексич. суффиксов, служащих для производства одних глаголов от других. Распространена как превербная, так и каузативная деривация глаголов. Как средства словообразования используются также редупликация основ и глоттализации согласного корня. Функционирует числовой супплетивизм сингулярных и плюральных глаголов.
Синтаксич. системы С. и. тяготеют к нормам номинативного строя. Отмечаются и предположит, черты былой эргативной типологии. Обычный словопорядок в предложении VSO. Определение чаще находится перед определяемым. Имеется как простое, так и сложное предложение.
в Reichard G. A., Coeur d’Alene, в кн.: Handbook of American Indian languages, pt 3, N. Y., 1938; V о g t H.. The Ka-lispel language, Oslo, 1940; его же, Sa-lishan studies. Comparative notes on Kalispel, Spokan, Colville and Coeur d’Alene, Oslo, 1940; Kuipers A. H., The Squamish language, pt 1—2, The Hague — P., 1967—69; его же, The Shuswap language, The Hague — P., 1974.	Г. Л. Климов.
САМАРИТЯНСКИЙ ЯЗЙК—см. Арамейские языки.
САМОА (самоанский язык) — один из полинезийских языков. Офиц. язык Зап. Самоа (наряду с англ, языком); в Вост. Самоа офиц. статуса не имеет, хотя на нем издается периодика, ведутся радио-и телепередачи. Число говорящих 240 тыс. чел. Диал, различия незначительны.
Фонологич. особенность С.— наличие двух консонантных систем; литературной (р, t, к, ?, т, п, д, f, s, v, 1) и разговорной, где t> к, п>г). Категория числа у глагола морфологически выражена. Строй предложения эргативный. В лексике есть особые «вежливые» эквиваленты (иногда несколько) для обозначения частей тела, действий, предметов обихода, терминов родства и т. п., напр. нейтральное tautala ’говорить’ — вежливое felalai (об ораторе), fofotja (о вожде), malele (о вожде высокого ранга). С. оказал нек-рое влияние на соседние полинезийские языки (ниуэ, тувалу, токелау и др.).
Письменность на лат. основе (введена миссионерами) с 1834.
* Ар а к и и В. Д., Самоан. язык, М., 1973; Churchward S., A Samoan grammar, Melb., 1951; Milner G. В., The Samoan vocabulary of respect, «Journal of the Royal Antropological Institut», 1961, v. 91; Pawley A., Samoan phrase structure, «Anthr. Linguistics», 1966, v. 8.
Milner G. B., Samoan dictionary, L.— N. Y., 1966.	В. И. Беликов.
САМОДЙЙСКИЕ ЯЗЫКЙ (самоедские языки) — группа языков в составе генетической общности уральск их языков. Распространены в сев.-евразийской тундре, от п-ова Канин и р. Мезень иа 3. до п-ова Таймыр на В., а также в ряде таежных р-нов в басе. рр. Таз и Пур (Тюменская обл.), ср. течения р. Обь (Томская обл.), ниж. и ср. Енисея (Красноярский край). К моменту появления первых надежных ист. свидетельств о
самодийцах этот ареал включал также р-ны Саянского нагорья н сев. При-саянья (бассейны правых притоков Верх. Енисея), а в ср. Приобье был существенно шире. Для конца прасамодийского периода (рубеж нашей эры) можно предполагать отсутствие самодийцев в зоне тундры и считать их прародиной юж. часть зап.-сибирской и, возможно, ср,-сибирской тайги, куда оии сместились из более зап. р-нов после отделения от финно-угров. Общее число говорящих 26,8 тыс. чел. (1979, перепись). К живым С. я. относятся ненецкий (юрако-самоед-ский), энецкий (еиисейско-самоедский), нганасанский (тавгийский), образующие сев.-самодийскую подгруппу, и селькупский (остяко-самоедский). Камасии. яз., к-рый был распространен на Ю. Красноярского края, практически исчез; одним из его диалектов является т. наз. койбаль-ский яз., известный по записям 18 — нач. 19 вв. (ныне это назв. носит один из диалектов хакасского языка). Только по словарным записям известны три близких друг другу саяно-самодийских диалекта — маторский (моторский), тайгий-ский и карагасский. Традиционное объединение селькупского, камасинского и маторского языков в юж.-самодийскую подгруппу не имеет под собой достаточных оснований; эти три языка являются, наряду с сев.-самодийской подгруппой, самостоятельными и примерно равноудаленными одна от другой ветвями С. я.
Прасамодийская фонологич. система реконструируется в составе 13—14 согласных фонем (р, t, к, ё, s, т, п, п, г), г, 1, ?Г, w, j) и И—12 гласных фонем (i, й, i, и, е, б, е, о, а, 4, э, ?э), а также ряда дифтонгов (иа -i, -и и э). Характерные черты фоиетич. структуры слова, в значит, мере сохраненные С. я.-потомками: наличие консонантных сочетаний в середине, но не в начале или в конце слова; отсутствие гармонии гласных; отсутствие г- в анлауте. Система существенно перестроена в ненецком яз., где фоноло-гизировались палатализов. варианты согласных, встречавшиеся перед гласными переднего ряда (тогда как противопоставление последних заднерядным гласным дефонологизировалось), и в энецком яз., где произошло массовое упрошение сочетаний согласных и возобладала тенденция к открытости слогов. В ряде С. я. появились звонкие шумные (преим. из позиционно озвонченных глухих), гортанный смычный (из постконсонаитного призвука, особенно в конце слова), про-тетические носовые согласные (при исходном вокалич. начале слова), долгие гласные (преим. из стяжений). Ударение тяготеет к первому слогу, но может сдвигаться на непервые слоги под действием фоиетич. и морфологич. факторов. В сев.-самодийских языках имеются тональные противопоставления.
В целом для С. я. характерен агглютинативный морфологич. тип, однако широко представлены также явления внутр, флексии, синкретизма грамматич. формантов. Осн. средством словоизменения и словообразования является суффиксация (префиксов почти нет), менее распространен аналитизм. Оощесамодий-скими грамматич. категориями имени являются число (ед. ч., дв. ч., мн. ч.), падеж, личнаи притяжательность (показатели всех этих категорий в разл. С. я. обнаруживают геиетич. родство). Для
САМОДИЙСКИЕ 431
сев.-самодийских языков характерны также лично-предназиачит. склонение имен (энецкое rnetoro 'дом для тебя’) и наличие у иих предикативных форм, изменяющихся по лицам, числам и временам. Типологически редкая особенность С. я.— слабое развитие парадигмы личных местоимений сравнительно с парадигмой существительных: наблюдается совпадение ряда падежных форм, замена недостающих падежных форм конструкциями с послелогами. Глагол имеет 2 типа спряжения: субъектное (ряд неперех. глаголов и перех. глаголов с неопредел, или не несущим логич. ударения прямым дополнением) и объектное (для перех. глаголов с определ. или логически ударенным прямым дополнением). В камасин. яз. выбор типа спряжения автоматически определяется категорией переходности. В сев.-самодийских языках имеется особый, третий тип спряжения для возвратных, инхоативных и фииитивных, т. е. обозначающих конечный момент действия, глаголов. Для С. я. характерны наличие неопредел, времени, соотносящегося в зависимости от вида глагола с актуальным или законченным действием; наличие большого, особенно в сев.-самодийских языках (до 10 и более), числа наклонений; развитая система нефииитиых форм глагола, обладающих грамматич. категориями имени. Широко используются послелоги; предлоги в С. я. неизвестны, одиако имеются превербы, особенно употребительные в селькуп, яз.
Общие для С. я. черты синтаксиса: преобладание порядка слов SOV, препозиция определения определяемому слову, инверсия как средство актуального членения. Сложные предложения характерны в основном для селькуп, и камасин. языков, где используются заимствованные из рус. яз. или калькированные союзы; более архаично использование для передачи соотв. семантики т. наз. простых осложненных предложений с конструкциями на базе нефииитиых форм глагола, в полной мере сохраненное в сев.-самодийских языках.
Неск. сотен слов в С. я. имеют этимология. соответствия в финно-угорских языках и восходят к периоду уральской общности. В формировании лексики важную роль сыграли контакты с тунгусо-маньчжурскими, обско-угорскими, тюркскими, монгольскими, енисейскими языками; в сев.-самодийских языках вероятно наличие обширного субстратного слоя неизвестного палеоарктич. происхождения. В 17—20 вв. осн. источником заимствований для многих С. я. служит рус. яз. Письменность (на основе рус. алфавита) на ненецком яз. существует с ЗО-х гг.; на селькуп, яз. издавалась нек-рое время учебная лит-ра; прочие С. я. являются бесписьменными.
Первые данные о С. я. появились в 17 в. (Р. Джемс, П. Мунди, Н. К. Витзен). Из словарного материала, собранного путешественниками и исследователями 18 — нач. 19 вв. (Д. Г. Мессершмидт, Г. Ф. Миллер, П. С. Паллас, Г. И. Спасский и др.), особенно ценны записи по исчезнувшим позднее языкам и диалектам (маторский, тайгийский, карагас-ский, койбальскнй, «юрацкийь диалект ненецкого яз.). Начало науч, изучения С. я. и становление самодисти-ки (самоедологии) относится к сер. 19 в., когда М. А. Кастрен составил описание и словари пяти С. я. Полевое исследование и ист. изучение С. я. были продол-
432 САНГО
жены в нач. 20 в. К. Доннером, Т. В. Лех-тисало, X. Паасоненом. Первый сов. исследователь С. я. Г. Н. Прокофьев изучал их грамматич. строй в связи с задачами языкового строительства, а также с проблемами этногенеза самодийцев. Грамматику, лексику, диалекты ненецкого яз. исследовали Г. Д. Вербов, А. П. Пы-рерка и Н. М. Терещенко. Широко проводится полевое изучение С. я. (Терещенко, А. П. Дульзон — создатель школы исследования языков и топонимии Сибири, А. И. Кузнецова, А. И. Кузьмина, А. Ю. Кюннац, Ю. А. Морев, Я. Н. Попова, И. П. Сорокина, Е. А. Хелимский). Внимание зарубежных самодистов сосредоточено преим. на вопросах истории С. я.; исследования ведутся в Венгрии (П. Хайду — создатель науч, школы, И. Шебештьен-Немет, Т. Микола, Т. Яиу-рик), Финляндии (А. Й. Йоки, П. Сам-маллахти, Ю. Янхунен), ФРГ (X. Кац), США и др. странах.
в Языки и письменность народов Севера, ч. 1 — Языки и письменность самоедских и финно-угорских народов, под ред. Г. Н. Прокофьева, М.—Л., 1937; Вдовин И. С., Терещенко Н. М., Очерки истории изучения палеоазиатских и самодийских языков, Л., 1959; Языки народов СССР, т. 3 — Финно-угорские и самодийские языки, М.. 1966; Терещенко Н. М., Синтаксис самодийских языков, Л., 1973; Bibliographia Uralica. Фиино-угорское и самодийское яз-знание в Сов. Союзе 1918— 1962, Тал., 1976; Caitrdn М. А.. Grammatik der samojedischen Sprachen, St.-Petersburg, 1854; его же, Worterverzeich-nisse a us den samojedischen Sprachen, St.-Petersburg, 1855; Paasonen H., Beitrage zur nnnischugrisch-samojedischen Lautge-schichte. Bdpst, 1917; Samojedische Wor-terverzeichnisse, gesammelt und neu hrsg. von K. Donner, Hels., 1932; J о k i A. J., Die Lehnworter der Sajansamojedischen, Hels., 1952; H a j d ii P., The Samoyed peoples and languages, Bloomington, 1963 (лит.); его же, Chrestomathia Samoiedica. Bdpst, 1968 (лит.); Janhunen J., Samojedischer Wortschatz. Gemeinsamojedische Etymolo-gien, Hels., 1977; см. также лит. при ст. Уральские языки. Е. А. Хелимский. САНГО — одни из адамауа-восточных языков. Распространен в ЦАР, а также в приграничных с ЦАР р-нах Конго, Заира, Камеруна и Республики Чад. Число говорящих ок. 2,5 млн. чел. С 1965 получил статус иац. языка ЦАР.
С. возник и развился как креолизо-ванный язык (см. Креольские языки) на основе одноименного языка р-на Мобае (ЦАР), составляющего вместе с языками якома и нгбанди диал. комплекс; имеет варианты для крупных этиич. групп ЦАР: банда, гбайя, манжа, нгбака ма’бо, заиде-нзакара, исонго. Для фонологич. системы характерно наличие пре-назализов. фонем mb, mv, nd, nz, ng, ngb, смычных лабио-велярных kp, gb. Под интерференционным воздействием (см. Интерференция) со стороны местных языков С. утратил грамматически значимые тоны (имеются тоны с лексич. значением); отношения вида и времени стали выражаться аналитически, в отличие от С. р-на Мобае. В лексике заимствования из местных языков, лингала, французского.
С. функционирует как язык межэт-нич. общения. Письменность с 60-х гт. 20 в. на основе лат. алфавита. Издается лит-ра религ. содержания, учебники, периодика.
• Хабиров В. П., Нац.-языковая характеристика Центральноафриканской Республики, в кн.: Социолингвистич. проблемы развивающихся стран, М., 1975; его же. Осн. пути развития нац. языка санго (ЦАР), в ки.: История культуры народов Африки, М., 1986; Samarin W. J., A grammar of Sango, The Hague — P., 1967;
его же, Sango, langue de 1’Afrique Cent-rale, Leiden, 1970; Knabirov V. P., Description phonologique du sango de Bangui, «DIMI. Bull, du Centre de linguistique appli-quee et de litterature orale de I'universite de Brazzaville», 1974, v. 2.
Bouquiaux L.. Dictionnaire sango-franfais et lexique fran;ais-sango, P., 1978.
B. 77. Хабиров. САНДХИ (санскр. sandhi — связь, соединение) — изменения звуков иа морфемных швах и границе двух слов, объясняемые отчасти фонетически (ассимиляция), отчасти как отражение ист. явлений в языке. Термин введен др.-инд. грамматиками. Различают С. внешнее (на границе слов или компонентов сложного слова) и внутреннее (на границе морфем). С. предполагает распространение звуковых признаков на отрезок, больший чем фонема, возникновение новых признаков или утрату фонемы илн части ее признаков. Часто С. выступают как разные виды нейтрализации-, С.— пример т. наз. пограничных сигналов (см. Фонология). К С. относят и нек-рые явления морфонологии. С. ложное — переразложение словосочетания вследствие ошибочного восприятия звука или группы звуков как результата С. (ср. в истории англ. яз. ае n®dre> >aen ®dre>adder).
САНСКРЙТ — один из основных древнеиндийских языков (см. Индийские (индоарийские) языки]. Сложился иа основе др.-инд. диалектов и получил распространение с 1-го тыс. до н. э. в Сев. Индии. В пределах древнего периода противостоит ведийскому языку и ряду др.-инд. диалектов, давших позже начало пракритам. С. рано был кодифицирован в качестве именно лит. языка, пользующегося особым престижем (С. называли «божественным языком»), и отличался строго нормализованной и унифицированной грамматич. системой. Само название С.— sam-skrta — обозначает «со-ставлен-ный», «с-ложеиный>, язык, доведенный до формального совершенства.
В звуковом плане характеризуется наличием трех чистых гласных (а, е, о), среди к-рых центр, место занимает а, двумя глайдами (i, и) и плавными слоговыми (г и 1), обширной и строго упорядоченной системой согласных, образующих пять блоков (губные, зубные, церебральные, заднеязычные и палатальные), внутри к-рых противопоставляются звонкие и глухие, придыхательные и непридыхательные. Из просодич. признаков существенны свободное ударение, тоны, зависящие от ударения, долгота и краткость гласных. Правила соединения слов и морфем в речевом потоке (сандхи) разнообразны и многочисленны. Ядро морфонологии — трехступеичатые чередования гласных в корне и суффиксе.
Морфология характеризуется семипадежной системой имени (и зват. формой), тремя родами и тремя числами. Глаголу свойственна сильно развитая система времен и наклонений, а также особые типы производного спряжения. Синтаксис в большой степени зависит от характера текста н от вида (см. ниже) С. Один полюс — синтаксич. система, ориентирующаяся на глагольный строй и богатство флективных форм, другой — преобладание т. иаз. именного строя (обилие сложных слов, иногда состоящих из мн. членов и практически эквивалентных целым синтагмам или даже предложению; уменьшение роли глагола; аналитич. формы времени и наклонения и т. п.). Лексика отличается многообразием, богатством синонимии, немало заимствований
из дравидийских и аустроазиатских языков.
Различают неск. видов С.: эпический (язык «Махабхараты» ичРамаяны», более архаичный и менее регулярный), классический (предельно унифицированный язык более поздних текстов, описанный др.-инд. грамматиками), буддийский гибридный С. и джайнский С. (ср.-индийские языки буддийских и соответственно джай-нских текстов, подвергшиеся сильной санскритизации); иногда выделяют и ведийский С. —язык поздневедийских текстов, подвергшийся сильному влиянию С. На С. написаны многочисл. произведения религ., филос., юридич., науч, лит-ры. Особое развитие получила худож. лит-ра. В Индии С. используется как язык гуманитарных наук и культа. В узком кругу ученых брахманов С. пользуются как разг, языком. С. и санскритоязычная культура оказали влияние на соседние ареалы (Юго-Вост, и Центр. Азия, ср. сильно санскрптизированный др.-яванский язык кави) и с кон. 18 в. на Европу и Америку. С открытием и изучением С. связано начало сравнительно-исторического языкознания.
Для записи текстов на С. употреблялись разные типы алфавитов, восходящие к брахми (ср. кхароштхи, кушай, письмо, гупта, нагари и т. п.; см. Индийское письмо), пока не возобладало как основное н стандартное письмо деваиагари. Изучение С. началось более 2500 лет назад (Панини и его предшественники; см. Индийская языковедческая традиция, Индология).
в Кнау эр Ф. И., Учебник санскр. языка. Лейпциг, 1908; Бюлер Г., Руководство к элементарному курсу санскр. языка. Стокгольм, 1923; Иванов В. В., Топоров В. Н., Санскрит, М., 1960; Кочергина В. А., Саискр.-рус. словарь, М., 1978 (с приложением «Грамматич, очерка санскрита» А. А. Зализняка); Барроу Т., Санскрит, М„ 1976; Boht-lingk О., Sanskrit-Worterbuch, Bd 1—7, St.-Petersburg, 1855—75; Mayrhofer M., Kurzgefasstes etymologisches Worterbuch des Altindischen, Bd 1—4, Hdlb., 1953—79; Renou L., Grammaire sansknte, t. 1—2, P., 1930; его же, Histoire de la langue sanskrite, Lyon — P., Ц956]; W acker-nagel J.. Debrunner A., Altin-dische Grammatik. Bd 1 — 3, Gott., 1930—57; Edgerton F., Buddhist Hybrid Sanskrit grammar and dictionary, t. 1 — 2, New Haven, 1953; Whitney W. D., A Sanskrit grammar. 2 ed., Camb. (Mass.), 1960.
В. H. Топоров. САПАРО ЯЗЫКЙ — семья индейских языков Юж. Америки. Распространены иа В. Эквадора и С.-З. Перу (в басе, рр. Надо, Курарай, Тигре, Пастаса). Дж. X. Гринберг включает С. я. наряду с языками кечуа, аймара, патагонскими и нек-рыми другими в состав андской группы андо-экваториальны.х языков. С. я. подразделяются па подгруппы Коронадо (коронадо, оа), андоа (андоа, газ, или сиа-вири, енмигаэ, икито и др.) и язык са-паро. Группа индейцев сапаро насчитывает ок. 50 тыс. чел., однако число говорящих иа С. я. значительно меньше и постоянно сокращается в результате активного распространения языка кечуа.
В фонетич. системах С. я. насчитывается от 10 до 16 согласных фонем (р, t, k, s, г, ш, п, w, у, h, реже 5, с, с, ’ к”, d), 4 гласных фонемы (i, 1, а, u/о). Отд. фонемы могут выступать в разнообразных вариантах, напр. фоиема [к] имеет варианты: [к], [х], [g], [g], В ряде языков имеются долгие и назализов. гласные, а также противопоставление низкого в высокого тонов. Слоги преим. открытые, могут кончаться на w, у. Соответственно
в середине слова возможны сочетания согласных w + С, у + С (в языке сапаро taykwa ’нет’, kawno’змея’). Нередки сочетания гласных (в языке икито kiafkua 'ты идешь’, сапаро koiakira 'моя сторона’). Именные и глагольные корни обычно содержат 2—3 слога. Нередки многосложные словоформы (икито nukuki-sakurakari ’если бы это было’).
Морфологич. строй агглютинативный. Распространены случаи вариативности морфологич. единиц в зависимости от фонетич. условий: сапаро -ка (континуа-лис) //-ба (после 1) //-ко (после о) и др.; симигаэ ki-/k"-/k-/kiyi- (1-е лицо ед. ч.). Ряд существительных оформлен суффиксами мужского/женского или личного/ неличного классов, ср. amasi-ka 'пескарь' — iricu-naw ’жена’, nia-no 'сын' — nia--to ’дочь’. Ми. ч. выражается разл. суффиксами в зависимости от личиости/не-личности имени: сапаро amasi-’a ’пескари’ — 1Г1'ба-рд ’жёны’ и т. п. Падежи отсутствуют. Имеется ряд послелогов и суффиксов с локативными и др. значениями. Личные местоимения — сапаро ко 'я', са ’ты’, naw ’он', 'она', пока ’оно’, ра 'мы (инклюзив)’, капа 'мы (эксклюзив)’ kina 'вы', па ’они’ — функционируют и как самостоят. слова и в виде проклитик, ср. сапаро ко ikorica ’я сидел’ — k-oinoica ’я голоден’. Имеются постпредикативные формы личных местоимений: сапаро kwi ’мне, меня’, по 'ему, ей, его, ее’, kano/ka’no 'нас, нам (эксклюзив)’, kina/ki’no'вас, вам’. Видовременные значения в глаголе выражаются суффиксально: сапаро -ка (длит, вид), -na/-ho (футурум), -ri (сов. вид), -rica (имперфект), -по (отрицание), -wa-га (нарратив). Функционируют также видо-временные и модальные частицы: па (футурум), akl (завершенность действия), икито ка (отрицание), kata (возможность), ра (пермиссив — «разрешительный залог»), til (утвердительность) и др. Широко используются словообразоват. суффиксы: сапаро noki-ro ’зеркало' noki 'смотреть', nltaw-ya-naw ’чистильщик’ Cnitaw ’чистить’, rapaka-i ’пачкаться’< rapaka ’грязь’, ауёока--ni<aycdka ’сладкий’ п т. п. Префиксация и словосложение отсутствуют.
Порядок слов: подлежащее — глагол — дополнение (дополнение может перемещаться в начало предложения); предикатив — связка — подлежащее, ср. сапаро ariawko cayrl klniho ’собака укусила кролика’, manino ta са ’ты молод' (букв.— молод есть ты). Местоимения 3-го л. в связочных предложениях не употребляются: икито kpnika yana ti 'чье это имущество?' (букв.— чье имущество есть). Выделяется 7 типов фразовой интонации: рассказ, завершение, сомнение, сильная отрицав, эмоция, тревога, удивление, соединение. Вопрос с вопросит, словом и без него строится с помощью спец, частицы, присоединяемой к подлежащему (сапаро tahi iasoka-tl asima 'куда тапир бежит?’ tayk"a naw-ti kina inaw пока 'не он вам дал это?’) или с помощью спец, вопросит, связки (сапаро maiiato ati’ 'она сирота?'). Имеются также частицы для логич. выделения и репортатива («пере-сказывательиая частица»). Определение обычно предшествует определяемому: сапаро kina niata 'ваш город’, ko-ano ariawko ’моей матери собака’, икито ina Qma-na кауа 'этот толстый человек’, kimaya yana ’моего ребенка одежда’. Сочинение и подчинение предложений осуществля
ется при помощи соотв. союзов: икито ka kinaktisi Ш( nita kikaklha iki 'я не знаю, где может быть отец’.
С. я. изучены недостаточно. До 50-х гг. 20 в. сведения о них были весьма отрывочны: небольшие списки слов, парадигмы и т. п., собранные путешественниками, этнографами, миссионерами. Во 2-й пол. 20 в. появилось несколько динг-вистич. исследований по разл. вопросам структуры С. я. Изучение С. я. затрудняется тем, что эти языки вымирают. • Beu c h a t Н., Rivet Р., La fa-mijle linguistique Zaparo, «Journal de la Societe des Americanistes de Paris», 1908, v. 5. № 2; Estudios acerca de las lenguas Huarani (Auca), Shimigae у Zapara, Quito. 1959; Peeke C.. Structural summary of Zaparo. в сб.: Studies in Ecuadorian Indian languages. I, Oklahoma-City. 1962; Eastman R., Eastman E.. Iquito syntax, в сб.; Studies in Peruvian Indian languages, I, [Mex.l. 1963; Rich F., Arabela phonemes and high-level phonology, там же. M. E. Алексеев. САРДСКИИ язык (сардинский язык) — один из романских языков. Распространен на о. Сардиния и ближайших к нему островах. Число говорящих ок. 1,5 мли. чел. С. я. был офиц. языком Сардинии в И—14 вв. В 20 в. функционирует как язык бытового общения, прессы, поэзии (худож. проза на С. я. не создавалась).
В С. я. выделяется логудорская диал. группа, а также кампиданский, галлу-рийский и сассарийский диалекты; два последних совмещают черты диалектов сард, и итал. языков.
С. я.— самый архаичный нз ром. языков; он наиболее близок к юж. диалектам итал. яз. Имеется ряд отличий от других ром. языков как в области фонетики (сохранение качества лат. i и и под ударением и взрывного характера g и к перед i, е), так и в области морфологии (окончание -и у имен муж. рода; происхождение артикля из лат. ipse; отсутствие противопоставления по времени у причастий; ярко выраженное преобладание аналитических форм глагола над синтетическими). Лексика С. я. испытала влияние каталан., исп. и итал. языков.
Единая норма лит. языка отсутствует; наиболее функционально значимы кам-пидан. и сев.-логудор. диалекты. Письменность на основе лат. алфавита. Первые тексты на С. я. датируются 1070— 1080-ми гг.
* Wagner М. L., La lingua sarda. Bern, [1951]; Pittau M.. Grammatica del sardo nuorese. 2 ed., Bologna, [1972]; P о r r u V.. Saggio di grammatica sul dia-letto sardo meridionale, Cagliari, 1975.
Spano G., Vocabolario sardo-italiano eitaliano-sardo, v. 1 — 2, Cagliari, 1851—52; Wagner M. L., Dizionario etimologico sardo, Hdlb., 1957—64. E. H. Ермакова. CAPb'ir-ЮГУРСКИЙ ЯЗЬ'1К (язы к желтых уйгуров) — один из тюркских языков. Распространен в основном иа терр. р-на Минхуа пров. Ганьсу КНР. Число говорящих ок. 4 тыс. чел. Четкого диал. членения не имеет, нек-рые различия имеются в фонетике и лексике между говорами горного (таглыг) и степного (ойлыг) населения.
С.-ю. я. (особенно в лексике) представляет собой сплав элементов разл. происхождения — тюркского и нетюркского (влияние санскрита, тибет., монг., кит. языков). Грамматич. строй, однако, сохраняет типично тюрк, характер. Есть предположения, что в прошлом С.-ю. я. был близок древнеуйгурскому языку, о чем свидетельствует j- в начале слов, ис-
САРЫГ-ЮГУРСК 433
ходный падеж на -tin, древняя система счета (от И до 29), двоякое склонение местоимений, глагольные формы на -yaq и -yis (свойственны также уйгурскому языку), глагольная форма на -уиг (свойственна также саларскому языку). Др.-уйгурское -d- в интервокальной позиции в результате контактов сарыг-югуров с древними киргизами (9—10 вв.) перешло в «г- (т. наз. зетацизм, сближающий С.-ю. я. с хакас., шорским, чулымско-тюрк. языками).
Можно предполагать, что до нач. 18 в. сарыг-югуры пользовались др.-уйгур, лит. языком. С усилением тибет. влияния др.-уйгур. письменность была забыта; С.-ю. я. остается языком бытового общения.
• Малов С. Е.. Язык желтых уйгуров. Словарь и грамматика, А.-А., 1957; его же. Язык желтых уйгуров. Тексты и переводы, М., 1967; Тенишев Э. Р., Строй сарыг-югур. языка, М., 1976.
Э. Р. Тенишев.
САХАРСКИЕ ЯЗЫКЙ — семья в составе макросемьи нило-сахарских языков. Распространены в зап. и центр. Судане, в р-нах, примыкающих к оз. Чад (сев.-вост. Нигерия, Нигер, Чад, Камерун) и в центр, областях Сахары.
С. я. включают четыре основных языковых единства: канури (язык канури н близкий ему язык канембу), теда, зага-ва, берти. Группа теда делится на сев. и юж. подгруппы. Согласно одной традиции (преим. во франц, работах по африканистике), сев. подгруппу, а также всю группу в целом принято называть теда (иначе — туда, тода), южную — даза; по др. традиции (введенной И. Лукасом и принятой в серии «Handbook of African languages»), теда (туда) используется для обозначения только сев. языков, юж. языки и вся группа в целом именуются тубу (иначе — тебу, Тибу), даза в этом случае обозначает только одну из групп юж. диалектов. В группу загава включаются язык загава и близкий ему язык (или диалект) бидейат. По классификации Дж. X. Гринберга, С. я. делятся на 3 группы: 1) канури, канембу; 2) теда, даза (тубу): 3) загава, берти. А. Н. Такер и М. Брайан объединяют канури и теда в одну зап. группу, противопоставляя ее восточной, включающей загава и берти.
Вокализм С. я. включает от шести (канури, где имеются также многочисл. дифтонги) до девяти (теда) гласных. Существенное место принадлежит тоновым оппозициям, имеющим как лексич., так и грамматич. значение. В системе консонантизма противопоставлены билабиальный и лабио-дентальный глухой фрикативный, одноударный и много-ударный г; в загава различаются дентальные и альвеолярные смычные (глухой и звонкий). Отсутствуют типичные для мн. афр. языков имплозивные и эйективные согласные. Широко распространены позиционные изменения согласных, в т. ч. на стыке морфем, что может существенно затруднять морфологич. анализ слова.
Именные и глагольные основы преим. односложны, хотя у имен встречаются и многосложные основы. Имя имеет категорию ед. и мн. числа; последнее, как правило, образуется с помощью суффикса -а или путем замены конечного гласного иа -а, иногда только путем изменения тонов (в теда). К именам могут присоединяться постпозитивные частицы, об-
434 САХАРСКИЕ
разующие своеобразный аналог падежной системы. Категории грамматич. рода и именных классов отсутствуют. Глаголы делятся на три морфологич. класса в зависимости от структуры глагольного комплекса и выбора соотв. ряда местоименных субъектных аффиксов. Имеется сложная система производных глагольных основ со значениями пассива-рефлек-сива, направленности/цели, позитива и др., образуемых с помощью аффиксов и аналитич. показателей, входящих в состав глагольного комплекса, а также система отглагольных имен со значениями имени действия, места, орудия и т. д., причем модели образования отглагольных имен варьируют в зависимости от морфологич. класса исходного глагола. Спрягаемые глагольные формы («времена»), выражающие разл. видо-временные и модальные значения, образуются с помощью субъектных местоименных аффиксов и аффиксов глагольных форм (в основном суффиксов). Кроме них в глагольный комплекс входят объектные местоименные аффиксы, показатели множественности субъекта и/или объекта и показатели производных глагольных основ. Имеются особые относительные (зависимые) видо-времениые формы, употребляемые в придаточных предложениях (аналогичное явление имеет место в нубийском языке и нек-рых кушитских языках).
В системе личных местоимений С. я. представлены самостоят. местоимения, субъектные приглагольные аффиксы (по два ряда в языках теда и загава — для глаголов 1-го, 2-го и 3-го классов соответственно; в канури имеются разл. местоименные аффиксы в зависимости от класса глагола только в 1-м л. ед. ч.), объектные приглагольные местоименные аффиксы и суффигированные притяжат. местоимения. В теда отсутствуют особые формы личных местоимений мн. числа: в глагольных конструкциях используется спец, приглагольный показатель множественности, самостоят. местоимения образуют мн. число так же, как имя.
Обычный порядок слов в финитном предложении для всех С. я.— SOV, но возможен и др. порядок — OSV. В последнем случае для различения субъекта и объекта используются «падежные» показатели номинатива и аккузатива, как правило отсутствующие при обычном порядке слов в предложении.
Сравнительно развитой письм. традицией (вначале на основе араб, графики — т. наз. аджами, затем — на основе лат. алфавита) обладают лишь языки канури и канембу. Среди С. я. наиболее хорошо изучены языки канури и теда, сделавшиеся объектом лингвистич. изучения с 19 в. В сер. 19 в. Г. Барт впервые указал на родство языков канури и теда. В кон. 30-х гг. 20 в. Лукас объединил в единую группу с канури и теда распространенные к В. от них языки загава и берти, значительно позднее попавшие в поле зрения науки. Эта группа получила название вост.-сахарской и рассматривалась как самостоят. генетич. образование. В Первонач. варианте классификации Гринберга эта группа также рассматривалась как самостоятельная под названием центр,-сахарской. Позднее Гринберг включил эту группу, названную им сахарской, в состав впервые предложенной им иило-сахарской семьи языков.
в Lukas J., A study of the Kanuri language. L., 1937; его же. Die Sprache der Tubu in der zentralen Sahara, B.. 1953; Tucker A., Bryan M., The Non-Bantu languages of North-Eastern Africa. L., 1956; их же, Linguistic analyses. The Non-
Bantu languages of North-Eastern Africa. L. —N. Y.— Cape Town, 1966; L e Coeur Ch.,Le Coeur M., Grammaire et textes Teda-Daza, Dakar, 1956; Greenberg J.. The languages of Africa, Bloomington —The Hague, 1966; его же, Nilo-Saharan and Meroitic, CTL. 1971. v. 7 (Linguistics in Sub-Saharan Africa). В. Я. Порхомовский. СВАЗИ — один из банту языков (подгруппа игуни зоны S, по классификации М. Гасрн). Распространен в Королевстве Свазиленд, где является офиц. языком, и на С.-В. ЮАР. Общее число говорящих 1.53 млн. чел. Имеет диалекты: баца, хлуби, пути и вымирающий диалект — т. наз. старый мфенгу. Диалект пути испытал значит, влияние языка сото.
Вокализм включает 7 гласных: i, е, е, а, э, о, и. Консонантизм содержит щелкающие звуки (койсанский субстрат), к-рые представлены двумя осн. фонемами (дентальный с, палато-альвеолярный q) с назализованными и аспирированными вариантами. Особенностями фонетич. системы являются фузионные процессы иа стыке морфем: назализация, палатализация согласных; субституция, т. е. замена любых двух контактирующих гласных гласным е. Отсутствует сингармонизм.
Имеется 15 согласоват. классов, маркируемых префиксами, 6. ч. однослоговыми: V (1-й «а» кл. u-); CV (7-й кл. si-); VC (3-й кл. um-); лишь для четырех классов префиксы имеют двуслоговую структуру VCV (4-й кл. ema-). Диминутивные и аугментативные классы отсутствуют, соотв. категории выражаются при помощи деривативных суффиксов -ana, -kazi/-ka-ti. Отсутствие локативных классов компенсируется синтаксически иррелевантными конфиксными показателями е-... -ini для всех, кроме 1-го, 2-го, 1-го «а» и 2-го «а» классов, для к-рых используется префикс ku-. Имена существительные, прилагательные, местоимения могут оформляться глагольными показателями лица и времени (т. наз. копулятивная форма). Релятивные формы могут иметь все части речи. Широко представлены идеофоны.
Лит. формы С. не имеет. Является языком внутриэтнич. общения. Письменность на основе лат. алфавита, возникшая в кон. 19 в., еше не обладает установившимися орфографии, нормами.
* Ziervogel D..A grammar of Swazi (Siswati), Johannesburg. 1952; D о k e С. M.. The Southern Bantu languages, L.. 19S7.
. w , H. В. Отпита. СВАНСКИЙ ЯЗЫК — один из картвельских языков. Распространен в Местий-ском и Лентехском р-нах Груз. ССР (в прошлом его ареал был значительно шире). Число говорящих ок. 35 тыс. чел. Имеет 4 диалекта с фонетич., морфологич. и лексич. различиями: верх.-баль-ский, ниж.-бальскин, лашхекий и леитех-ский, к-рые дифференцируются на говоры .
„В силу специфич. типологич. черт С. я. занимает среди картвельских языков обособленную позицию. В фонетике: долгота и умлаутизация гласных (в части диалектов), наличие среднеязычного j, фарингального q и ларингального h; в анлауте избегаются скопления согласных. В морфологии имени: разнотипность склонения (с существенной вариацией падежных морфем), а также префиксально-суффиксальные формы мн. ч.; в глаголе — наличие субъектного префикса 3-го л., различение инклюзивного и эксклюзивного показателей 1-го л. мн. ч., своеобразие тематич. суффиксов, более широкое функционирование категории версии, богатство отрипат. частиц. В синтаксисе специфичен способ передачи чу
жой речи в 3-м л. Словообразование развито. В лексике широко представлена синонимия, немало заимствований из грузинского и мегрельского языков. Язык бесписьменный.
* Топу р и а В. Т., Сваи, язык, 1. Глагол, Тб., 1931; 2 изд., Тб., 1967 (на груз, и рус. яз.); его же. Сван, язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967; Ж г е н-ти С. М.. Оси. вопросы фонетики сван, языка, Тб., 1949 (на груз, яз., резюме на рус. яз.); К ал дани М. М., Фонетика сван, языка. 1. Система умлаута в сван, языке, Тб.. 1969 (на груз, яз., резюме на рус. яз.); Хрестоматия сван, языка, под ред. А. Г. Ша-нидзе и М. М. Калдани, Тб., 1978 (иа груз, яз.).	Г. А. Климов.
СВЕРХФРАЗОВОЕ ЕДИНСТВО (сложное синтаксическое целое, микротекст, период) — отрезок речи в форме последовательности двух и более самостоятельных предложений, объединенных общностью темы в смысловые блоки. С. е. имеется в устной и письменной, диало-гич. и монологич. речи, в прозе и стихах и т. д. Оно может совпадать с абзацем, быть больше и меньше абзаца.
Миним. С. е. составляют: вопрос и ответ; высказывание, состоящее из посылки и вывода; описания одного и того же предмета (лица); С. е. всегда составляет и катафорич. субститут с последующим разъяснением, напр.: «Это положение обусловлено следующими факторами: во-первых .... во-вторых...». Одно С. е. может соответствовать и краткому объявлению, краткой газетной заметке, телеграмме, цитате.
Как объект лингвистич. исследования и часть обшей проблемы лингвистики текста С. е. изучается с т. зр. более полного раскрытия смысла предложения в речи, его прагматич. аспекта и актуального членения и др., к-рые наиболее полно раскрываются в окружении предложений, снимающих смысловую и синтаксич. неоднозначность. Наличие окружения позволяет при развертывании повествования, диалога опускать самоочевидные элементы, обозначенные в предшествующем предложении, т. е. осуществлять принцип экономии. Понятие С. е. позволяет восстановить недостающие звенья при переходе от синтаксиса предложения к синтаксису целого текста. С. е. может изучаться с т. зр. семантики, синтаксиса, актуального членения, прагматики.
Одни лингвисты рассматривают С. е. как речевую единицу, объединяющую неск. предложений (от предложения — к тексту), другие — как фрагмент текста (сегментация речевого произведения на дискретные единицы иного уровня, чем предложение). Исследуются проблемы взаимоотношения С. е. и высказывания; С. е. и абзаца (нек-рые лингвисты отождествляют их); семантич. отличия С. е. от сложного предложения. Установлено, что синтаксически самостоят. предложения, составляющие С. е. (напр.: «Серебро — дорогостоящий металл. Мы редко используем его в качестве проводника»), выражают большую смысловую значимость, чем придаточные предложения в составе сложноподчиненного («Поскольку серебро дорогостоящий металл, мы редко используем его в качестве проводника»).
Связь между предложениями С. е. (анафорическая и катафорическая) обеспечивается общностью заданной темы, развертыванием части предшествующего предложения в последующем, всеми видами тема-рематической прогрессии, перифразами, повторной номинацией, разделит. паузами между С. е., порядком
28*
слов, местоимениями, синтаксич. и ритмич. параллелизмом.
Мысль о важности исследования «речевой единицы» большей, чем предложение, восходит к А. X. Востокову, Ф. И. Буслаеву, А. М. Пешковскому. В 40—50-х гг. 20 в. о С. е. писали Л. А. Булаховский, И. А. Фигуровский, Н. С. Поспелов. К. Боост, X. Вайнрих. Большое значение ддя разработки вопросов связной речи имело учение В. Мате-зиуса (и его последователей Ф. Данеша, Я. Фирбаса и др.) об актуальном членении предложения. С. е. стало предметом широкого изучения в 60—70-х гт. 20 в. * Матеаиус В., Язык и стиль, пер. с чеш., в кн.: Пражский лингвистич. кружок, М., 1967; Лосева Л. М.. К изучению межфразовой связи. (Абзац и сложное синтаксич. целое),РЯШ, 1967,№ 1;С о л г а н и к Г. Я., Синтаксич. стилистика. Сложное синтаксич. целое, М., 1973; Дресслер В., Синтаксис текста, пер. с нем., в кн.; НЗЛ, в. 8, М., 1978; Дейк Т. ван, Вопросы прагматики текста, пер. с англ., там же; Кол-шанский Г. В., Контекстная семантика, М., 1980; Левковская Н. А., В чем различие между сверхфразовым единством и абзацем, НДВШ, ФН, 1980, J41; Мо с-кальская О. И., Грамматика текста, М., 1981; Harweg К.. Pronomina und Textkonstitution, Munch., 1968; Danes F r., Functional sentence perspective and the organization of the text, в кн.: Papers on functional sentence perspective, Praha, 1974.
В. E. Шевякова. СВЯЗКА — 1) компонент универсальной логической структуры предложения-суждения, выражающий предикативное отношение между субъектом и характеризующим его атрибутом и образующий сов-местно с атрибутом предикат; 2) компонент составного именного сказуемого, выражающий его грамматические значения (время, лицо, модальность и др.) и обычно представленный глаголом «быть» или его лексикализованными эквивалентами — полусвязочными глаголами.
Понятие С. возникло у греч. мыслителей в еще не расчлененных логико-грам-матич. теориях языка. Под С. понимался необходимый компонент предложения-суждения, выражающий присущность или неприсущность признака предмету и тем самым придающий высказыванию истинностное значение: «...истинное и ложное имеются при связывании и разъединении» (Аристотель). Первичным для С. считалось значение бытия. Схоласты выдвинули теорию ингерент-н о с т и («присущности»; существовала до 14 в.): С. указывает на то, что субъект суждения — это знак, замещающий индивидные объекты (понимается материально, экстенсионально), а предикат — обозначение общей категории, универсалии (понимается формально, интенсионально), и теорию тождества (14 в.): С. идентифицирует экстенсиона-лы двух термов (имен) — субъекта и предиката. Если онн относятся к одному объекту действительности, суждение истинно. С. рассматривалась как синкате-горематич. (незнаменательное) слово, ее функция — соединять имена. В 17 в. в грамматике Пор-Рояля (см. Универсальные грамматики) выделяются обязат. члены предложения — субъект и атрибут, между к-рыми находится С. (liaison) «есть» (est), к-рая утверждает присущность атрибута субъекту. В С. видели осн. значение глагола, соединяющееся в его семантике со значением признака.
Рус. языковеды 18 — 1-й пол. 19 вв. (Л. Г. Якоб, И. Орнатовский, А. X. Востоков, И. И. Давыдов и др.) также считали С. обязат. компонентом предложения, «чистым глаголом» (Якоб), все остальные глаголы — «смешанными». Общей -была
тенденция к умифициров. анализу глагольных и именных сказуемых. Значение С. рассматривалось как входящее в состав предиката и обычно имеющее с иим совместное выражение.
Исследование формы и типологии, особенностей конкретных языков, в к-рых употребление С. ограничено лишь частью предложений, привело мн. ученых к пониманию С. как компонента составного именного сказуемого (А. А. Потебня). С. характеризуют две функции: формальная — выражение сиитагматич. связи (согласования) между подлежащим и сказуемым (категории лица, числа, классный показатель, согласоват. маркер), и содержательная — утверждение истинности суждения (время, модальность). Указанием на сочетание этих функций часто определяют предикативное отиошеиие. Функции С. имеют в ряде языков раздельное выражение: утверждение истинности представлено бытийным компонентом (или его эквивалентом), а согласование субъекта и предиката — местоименным. Напр., в языке суахили функции С. в предложениях с именным сказуемым выражаются раздельно: классным показателем и бытийным глаголом. В иаст. вр. неотрицат. предложений бытийная С. опускается, а приглагольный классный показатель субъекта приобретает автономность, напр. Sukari i tamu ’сахар он сладкий’. В подобных случаях говорят о местоименной С. В тюрк, языках большинство аффиксов сказуемости восходит к личным местоимениям. Разг. кит. яз. развил С. путем оглаголивания местоимения shi. Вовлечение местоимений в систему форм С. зарегистрировано в иран. языках.
В развитых логич. системах выделяются след, значения С.: предикация признака (Socrates is mortal ’Сократ смертен’); вхождение индивида в состав класса (Socrates is a man 'Сократ — человек’); тождество (This man is Socrates ’Этот человек— Сократ’); вхождение подкласса в состав класса (The dog is an animal 'Собака — животное’). Соединяя имена непредметного значения, С. может выражать причиино-следств. отношения («Нерешительность — это поражение»), сравнение («Жизнь есть борьба») и т. д. Эти значения близки к функциям пропозициональной С. в логике, аналогичной союзам сложного предложения.
В языках более чем с одной С. логич. значения С. распределяются по-разному. В классич. кит. яз. различаются: приименная С. yeh, выражающая вхождение единичного предмета или вида предметов в состав класса; С. тождества sni; С. преходящей функции, социальной роли п т. д.— wei и др. В исп. яз. одна из двух С. (ser) указывает на неотъемлемое свойство субъекта, другая (estar) — на преходящее состояние.
Языки могут различаться по признаку обязательности С. в именном сказуемом. В романских, германских языках употребление С. нормативно; в ряде языков (тюркских, вост.-славянских) С. не всегда выражена. При нормативном присутствии С. ее опущение (иногда представляющее собой архаичное явление) приобретает определ. семантико-спнтаксич. функции (Л. Ельмслев, Э. Бенвенист), при нормативном отсутствии С. ее употребление оказывается маркированным. Когда условия отсутствия С. могут быть сформулированы в грамматич. терминах (обычно С. опускается в рус. яз. в наст.
СВЯЗКА 435
вр. изъявит, наклонения), принято говорить о нулевой С. (А. М. Пешковскнй).
Различение уровня абстрактного представления структуры предложения и его конкретной языковой реализации побудило лингвистов 20 в. вернуться к универсальной интерпретации С. При этом выявились три точки зрения: согласно первой, логич. структура предложения двучленна и состоит из пропозиции и предикативного или модального значения, актуали-зующего пропозицию. Согласно второй, принятой в синтаксисе, представляющем предложение в виде дерева зависимостей, С.— совокупность определ. грамматич. значений (времени, вида, модальности и др.), выделяющаяся в виде отд. узла в составе предиката. Согласно третьей, С.— конститутивный компонент предложения, в логич. представлении к-рого она занимает вершинное положение.
Решение проблемы С. важно для понимания генезиса предложения, его типологии и его логико-грамматич. структуры. Ф Исаченко А. В., Судьбы формы «есть», в его кн.: Др.-рус. этюды, Любляна. 1941; Берка К.. Функции глагола «быть» с т. зр. совр. формальной логики, в кн.: Логнко-грамматич. очерки. И., 1961; Гаджиева Н. 3.. Осн. пути развития синтаксич. структуры тюрк, языков. И., 1973; Бенвенист Э., Общая лингвистика, пер. с франц., №., 1974. гл. 14, 17; Б а с к а-ков Н. А., Историко-типологич. характеристика структуры тюрк, языков. И., 1975; Категория бытия и обладания в языке, М., 1977; Шатуновский Й. Б., Семантич. структура предложения, «связка» и семантика вида в рус. языке, в сб.: Структура и функционирование единиц рус. языка, Таш., 1986; Арутюнова Н. Д., Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт, М., 1988; И е i 1 1 е t A., La phrase по-minale en indo-europeen. «Memoires de la Societe de Linguistique de Paris». 1906. v. 14; Hjelms le v L.. Le verbe et la phrase nominale, в кн.: Melanges de philologie. de litterature et d’histoire anciennes offerts a J. Marouzeau..., P.. 1948: v Z i m e k R., Problematika spony v rustine v porovnani s cestinu, Praha. 1963; The verb «be» and its synonyms, v. 1 — 6. Dordrecht. 1967 — 73; H u r-ford J. R., Deriving S from S+ is, в кн.: Syntax and semantics, v. 2. N. Y.— L.. 1973; Akmajian A., Steele S.,Wasow T h., The category AUX in universal grammar, «Linguistic Inquiry», 1979. v. 10. № 1; C o-x i t о A., Logica. semantica e conhecimento, Coimbra. 1981.	H. Д. Арутюнова.
СЕВЕРОХАЛЬМАХЁРСКИЕ ЯЗЫКЙ (тернате-хальмахера языки) — семья папуасских языков, входящая в филу Зап. Папуа. Распространены на С. о. Хальма-хера (Молуккские о-ва, терр. Индонезии) я иа близлежащих о-вах (Моротай, Тер-нате, Тидоре н др.). Общее число говорящих 365 тыс. чел.
Внутри семьи С. я. выделяется 3 группы: хальмахерская, включающая языки лода (лолода), тобело (тобела), товару (табару), пагу, кау, псам (кау и исам иногда рассматриваются как диалекты пагу), модоле (мадоле), галела, группа джаилоло — языки вайоли (вай), Саху (эти два языка иногда объединяются), ибу (вымерший), островная группа — языки тернате, тидоре (тидор). Особняком стоит язык зап. макиан (макиан-луар).
Отличит, черта семьи С. я.— структур-но-типологич. единство входяших в нее языков. Фонология, система характеризуется довольно развитым консонантизмом (4 ряда смычных, более бедно представлены фрикативные, развитая система сонантов) и вокализмом (обычно пятифонемным; нек-рые языки, напр. тобело,
436 СЕВЕРОХАЛЬМАХ
имеют противопоставление по долготе — краткости). Характерны переход s>h, мена 1/г, метатезы (ср. лода boloto ~ пагу botolo). Практически не встречается скоплений согласных; в конце слова лишь немногие языки допускают согласные (пагу), в др. языках конечный согласный утратился (галела, тернате) или после него появился тот же гласный, что и перед ним (тобело, модоле, товару, лода).
Существуют регулярные фонетич. соответствия, напр. галела d (т. наз. супра-дентальное d) ~ тобелоX (описывается как звук, промежуточный между d и 1) ~ лода dj ~ модоле, товару d ~ тернате h ~ пагу j ~ саху г; Саху, модоле’ ~ в др. С. я. к.
Для существительных характерна категория рода: противопоставляются личные (обозначающие взрослых людей) и неличные (обозначающие все остальное) существительные, среди личных противопоставляются существительные муж./ жен. рода. О наличии категории рода свидетельствует употребление разл. личных (3-е л. ед. и мн. ч.), притяжательных и в нек-рых языках вопросит, и указат. местоимений; разл. форм числительных 3, 4, в нек-рых языках также 2, 5, 6 при личных/неличных существительных; разл. артиклей перед именами собственными и терминами кровного родства (напр., галела о Bisi — имя мужчины, о ngo Bisi — имя женщины); синтаксич. кон струкций с числительными (при личных существительных между существительным и числительным появляется особый объектный показатель). Представлен характерный для папуас, языков способ выражения принадлежности по схеме: «обладатель — притяжат. местоимение (согласуется в роде с обладателем) — объект обладания», напр. тобело о bereki ami tau ’дом старухи’, букв. — ’старуха ее дом’.
Прилагательное спрягается аналогично глаголу и поэтому иногда не выделяется в особую часть речи.
Глагол имеет развитую систему спряжения: неперех. глаголы согласуются с субъектом, а переходные также и с объектом— по лицам и числам, внутри 3-го л. происходит согласование по роду (личный муж./личный жеи./неличный — в ед. ч., личный/неличный — во мн, ч.); в 1-м л. мн. ч. противопоставлены эксклюзив и инклюзив. Согласование осуществляется с помощью препозитивных частиц местоименного характера; показатель объекта помещается после показателя субъекта и может сливаться с ним в одно слово. Существует категория залога: различаются т. наз. прямо-перех. и косвенно-пе-рех. формы; в первом случае прямым дополнением в предложении является объект действия, во втором — лицо (предмет), в чьих интересах совершается действие, напр. галела о tahu ta aka ’Я строю дом’, букв.— ’дом я его строю’ (ta — результат слияния показателей to и а), но о tahu to mi gaka 'Я строю ей дом’, букв,— 'дом я ее строю’. Косвенно-перех. формы образуются от прямо-переходных путем разл. рода изменений начальной части глагольного корня: начальные глухие смычные озвончаются, f изменяется в b; h, w иб — в ng; если корень начинается на гласную, то к ней добавляется префикс ng, иногда — g; все это позволяет реконструировать носовой префикс (*г)-), с помощью к-рого первоначально образовывались косвенно-пе-рех. формы от всех глаголов.
Система глагола характеризуется также продуктивным способом образования перех. глаголов от непереходных с помощью
препозитивной объектной частицы о и префиксации *г;-. От нек-рых неперех. глаголов перех. глаголы (обычно каузативы) образуются также с помощью препозитивной частицы а или префикса si-(hi-). Система видо-временных противопоставлений более бедна, чем в большинстве папуас, языков. Причастные формы отсутствуют.
Словообразование в системе глагола осуществляется чаще с помощью префиксов; наиболее типичны префиксы si-(hi-) с каузативным или фреквентативным (многократности) значением, do- (локативный префикс), tobo- (указывает на постоянное или длит, время существующее качество). При образовании существительных от глаголов продуктивные способы — редупликация основы (чаще частичная) и/или префиксация *г). Характерны сложные слова, образованные из существительного и прилагательного.
Характерно наличие послелогов при почти полном отсутствии предлогов; мп. послелоги могут функционировать как самостоят. глаголы, обозначающие движение в соотв. направлении, или выступать при глаголах в качестве суффиксов, обозначающих направление действия. Специфич. особенностью системы числительных является наличие у нек-рых числительных разл. форм, употребление к-рых зависит от грамматич. рода существительных. Десятеричная система счисления сложилась, по-видимому, под влиянием австронезийских языков; предполагается, что ей предшествовала пятеричная или двадцатеричная система.
В лексике имеется большое кол-во заимствований из австронезийских языков. Порядок слов характерен для папуас, языков: SOV.
Среди С. я. наиболее архаичную стадию развития представляют галела и пагу (последний сохранил конечные согласные ит. п.), наибольшие изменения в своем развитии претерпел тернате, к-рый под влиянием австронезийских языков утратил мн. существенные черты, характеризующие С. я. в целом: постпозицию глагола (в тернате дополнение помешается после глагола), спряжение прилагательных, наличие послелогов (в тернате используются предлоги), препозицию обладателя в притяжат. конструкции (в тернате — постпозиция).
Изучение С. я. было начато во 2-й пол. 19 — нач. 20 вв. нидерл. миссионерами А. Хюзтингом, Й. Фортгенсом, X. Э. X. Элленом и др. В 1915 появился фундаментальный труд X. ван дер Вена, в к-ром доказан неавстронезийский характер С. я. и выдвинута гипотеза об их родстве с папуас, языками. В 50-х гг. X. К. Я. Кован выдвинул гипотезу о родстве С. я. с языками п-ова Чендрава-сих (Вогелкоп, Н. Гвинея).
• Членов М. А., Северохальмахер-ские языки — проблема внутр, классификации. в кн.: Лингвистич. реконструкция и древнейшая история Востока. Тезисы и доклады конференции, ч. 1, И., 1984. с. ПО-15; Н u е t i п g А.. lets over de «Ternataansch-Halmaherasche» taalgroep. «Bijdragen tot de Taal-, Land- en Volkenkunde», 1908. dl 60; Veen H. van der, De Noord-Halma-hera'se taalgroep tegenover de Austronesiese talen, Leiden. 1915; Cowan H. K. J., Prospects of a «Papuan» comparative linguistics, «Bijdragen tot de Taal-. Land- en Volkenkunde», 1957, dl 113; The Galela of Halma-hera, Osaka, 1980; The Makian languages and their neighbours, Canberra. 1982; Language atlas of the Pacific area, pt 2. Canberra, 1983; A p i t и 1 e у C. [a.o.], Struktur bahasa Ternate. Jakarta, 1983. Л. И. Куликов. СЕГМЕНТАЦИЯ (от лат. segmentum — отрезок) — членение высказывания на
единицы, обладающие разной функцией в языке. Обычно выделяют 2 вида С.— иа звуковом уровне и на уровне значимых единиц. При первом понимании С. выявляют фонетич. признаки единиц разл. уровней, при втором — членимость той или иной единицы на основе разл. лингвистич. процедур, позволяющих доказать, что данная единица состоит из более мелких единиц (ассоциативный анализ, квадрат Гринберга и др.). С. на уровне звуковых характеристик — это членение высказывания на звуковые единицы разной протяженности — фонемы, слоги, слова, синтагмы, фразы.
Миним. линейной единицей языка является фонема. Членение на фонемы происходит на основе морфологич. критериев: оно возможно постольку, поскольку в данном языке морфема по своей протяженности может совпадать с фонемой («бы-л», «сестр-а», «стол-ы», «вод-у» ит. д.). В слоговых языках, где морфемы, к-рые были бы меньше слога, невозможны, нет полного аналога фонемы как миним. языковой единицы.
Вопрос о С. т. наз. сложных звуков (дифтонгов, аффрикат, долгих гласных и согласных) решается также на основании морфологич. критериев. Если внутри звука возможна морфологич. граница, имеет место бифонемное сочетание, если невозможна — то монофонемное. Напр., рус. аффрикаты /с/ и /с/, нем. дифтонги /д,е/ и /ар/ монофонемны, а т. наз. долгие согласные в рус. яз. должны рассматриваться как сочетания двух кратких: «рассадить — рас-садить», «поддать — под-дать».
Экспериментально-фонетич. исследования последних десятилетий говорят скорее о нечленимости речевой цепи на отд. сегменты, соответствующие звукам, чем о возможности найти артикуляционно-акустич. критерии для С. Так, артикуляция гласного в слоге CV начинается одновременно с артикуляцией согласного, а сочетание двух согласных часто реализуется почти одновременно, так что такое сочетание представляет собой одновременную артикуляцию обоих согласных. Отсутствие объективных признаков границ между звуками выявилось особенно в связи с разработкой систем автоматич. распознавания речи, для к-рых необходима предварит. С. отрезка речевой цепи.
С т. зр. акустич. свойств речевых сигналов существенно выделение стационарных и переходных участков, к-рое помогает осуществить предварит. С.; в этих случаях граница между сегментами ставится в моменты наибольших изменений текущих акустич. характеристик.
С. на слоги осуществляется на основе трех разных принципов (поскольку в неслоговых языках морфологич. критерии к слогу неприменимы): использования определ. набора правил (напр., правила Р. Аванесова для рус. яз., Ф. де Соссюра — для франц, яз.); обращения к т. наз. интуитивному членению на слоги носителями языка: определения места слоговой границы по фонетич. признакам, характеризующим степень связанности элементов, к-рые могут образовать один слог. В системах автоматич. распознавания применяется т. наз. принудительное членение слов на открытые слоги.
С. иа слова с фонетич. точки зрения определяется не наличием пауз между ними, как это часто ошибочно предполагается. Признаками границ слова могут быть т. наз. пограничные сигналы (фонемы, употребляющиеся только в краевых позициях слова — в абсолютном начале
или в абсолютном конце, или сочетания фонем, возникающие только на стыках слов), а также нек-рые признаки фонетич. цельнооформленности слова (гармония гласных, типичная консонантная, вокалич. или ритмич. структура слова и др.).
С. фразы на синтагмы осуществляется рядом способов: возможно (но не обязательно) появление паузы между синтагмами; о конце синтагмы свидетельствует наличие синтагматич. ударения (обычно на последнем ударном гласном синтагмы); конец синтагмы обычно характеризуется и специфич. мелодич. оформлением, и изменением темпа. Членение крупного высказывания на фразы также определяется целым комплексом просодии. характеристик — изменением мелодики, темпа, интенсивности, появлением фразового ударения на последнем ударном гласном последней синтагмы во фразе.
• Фант Г.. Акустич. теория речеобразования, пер. с англ., М., 1964; Распознавание слуховых образов. Новосиб.. 1970; К а с е в и ч В. Б., Элементы общей лингвистики. М.. 1977; Бондарко Л. В.. Фонетич. описание языка п фонологич. описание речи, Л., 1981: Светозарова Н.Д., Интонационная система рус. языка. Л.. 1982.	Л. В. Бондарко.
СЁЛИШСКИЕ ЯЗЫКЙ —см. Салиш-ские языки.
СЕЛЬКУПСКИЙ ЯЗЙК (устар,—остяко-самоедский язык) — один из самодийских языков. Распространен на С.-В. и В. Зап. Сибири, образует неск. изолиров. ареалов. Число говорящих ок. 2 тыс. чел. (1979, перепись). До 19 в. играл роль lingua franca в р-нах между Обью и Енисеем у эвенков, хантов, кетов. С. я. имеет 4 осн. наречия: северное (рр. Таз, Турухан, Елогуй), центральное (рр. Тым, ср. Обь), восточное (р. Кеть) и южное (рр. Чая, Чулым, верх. Обь). Селькупы из разных р-нов часто не понимают друг друга, пользуются разл. самоназваниями, однако границы между наречиями расплывчаты из-за наличия смешанных и переходных Диалектов.
В отличие от др. самодийских языков С. я. обладает богатым вокализмом (в тазовском диалекте 25 гласных фонем при 16 согласных); в ауслауте чередуются гоморганные носовые и смычные согласные. Сфера использования мн. ч. сократилась за счет экспансии собират. формы; система падежей расширилась (во многом за счет агглютинации послелогов); отрицат. глагол отсутствует; употребляются превербы. Существует развитая система морфологич. средств модификации синтаксич. роли именных, глагольных, местоименных основ. Имеется ряд лексич. параллелей с кетским и др. енисейскими. хантыйским, тунгусо-маньчжурскими языками.
Письменность (для тазов, диалекта сев. наречия) создана в 30-х гг. 20 в. на основе лат., а позднее рус. графики, однако с сер. 50-х гг. фактически не использовалась и не имеет стабильной нормы. • Прокофьев Г. Н., Селькуп, (остяко-самоед.) грамматика, Л.,	1935;
Кузьмина А. И.. Грамматика селькуп. языка, ч. 1 — Селькупы и их язык, Новосиб., 1974; Кузнецова А. И., Хелимский Е. А., Грушки-н а Е. В., Очерки по селькуп, языку, ч. 1 — Тазов, диалект, И.. 1980; Erddlyi I., Selkupisches Worterverzeichnis. Tas-Dialekt, Bdpst, 1969: Katz H., Selkupische Quel-len, W., 1979; см. также лит. при ст. Самодийские языки.	Е. А. Хелимский.
СЁМА (от греч. sema — знак) — минимальная, предельная единица плана содержания. С. представляют собой эле
ментарные отражения в языке разл. сторон и свойств обозначаемых предметов н явлений действительности. С. является операциональной единицей компонентного анализа (см. Компонентногоанализа метод) при исследовании семантич. поля слов и лексико-семантич. вариантов слов и установлении их сходства и различия. Она реализуется как компонент семемы — элементарного значенвя слова (лексико-семантич. варианта слова). В отличие от С. семема — единица плана содержания более высокого уровня: будучи социально обусловленной, она выступает как содержат, сторона языковой единицы на коммуникативном уровне.
Структура семемы обнаруживается благодаря сведению содержания значения к его простейшим составляющим — семам. С. как конструктивные компоненты значения не одинаковы по своему характеру и иерархия, статусу, т. к. отражаемые ими объективные свойства предметов и явлений имеют разную значимость для систематизации и различения внеязыковых объектов.
Центральной и иерархически главной в структуре семемы является а р х и с е-м а — родовая интегрирующая С., свойственная всем единицам определ. класса и отражающая их общие категориальные свойства и признаки. В лексическом значении слова «отец» (’мужчина по отношению к своим детям’), как и во всех др. терминах родства, выделяется архисема (родственник). С помощью д и ф-ф е р е н ц и а л ь и ы х С. описываются различия единиц семантич. поля. Это С. видовые. Так, все пять С., образующих гл. лексич. значение слова «отец», а именно: (мужской пол), (родитель), (прямое родство), (кровное родство), (первое поколение), — выступают как видовые уточнители родового понятия «родственник» —«(родственник) мужского пола», «(родственник) родитель» и т. д. Благодаря указанным дифференциальным С. слово «отец» как термин родства противостоит по совокупности С. др. членам семантич. поля: «отец» — «мать» ((мужской пол) — (женский пол)), «отец» — «сын» ((родитель) — (рожденный)), «отец» — «дядя» ((прямое родство) — (непрямое родство)), «отец» — «отчим» ((кровное родство) — (некровное родство», «отец»—«дед» ((первое поколение) — (второе поколение) [родителя]) и т. д. Архисемы и дифференциальные С. находятся в гиперо-ги-понимич. отношениях (см. Гипонимия).
Кроме С., обеспечивающих устойчивость смысловой структуры слова, в его значении выделяются контекстуальные С., к-рые отражают разл. рода ассоциации, связанные с обозначаемым предметом или явлением, и возникают в определ. ситуациях употребления слова. За счет контекстуальных С. в речи (тексте) создаются коннотативные смысловые оттенки значения языковой единицы, на основе к-рых могут развиваться производные значения. Таковы, напр., С. (источник, начало чего-либо), (отечески Заботящийся о других) в слове «отец»: «Узнал он только, что латинский язык есть отец итальянского» (Н. В. Гоголь); «Полковник наш рожден был хватом: /Слуга царю, отец солдатам» (М. Ю. Лермонтов).
При оптимальном определении состава и структуры С. как составляющих значения языковой единицы должны учитываться ее отношения со всеми др. едииица-
СЕМА 437
ми семантич. поля, т. е. ее значимость в нем.
С. лексич. значения не имеет своего спец, формального выражения в непроизводных словах, но при словоизменении и словообразовании получает его, напр.: < стол» — «стол-ы» «множественность)), 4дом» — <дом-ик» «уменьшительность)) и т. п.
Семный анализ значения особенно существен при идеография, описании словарного состава языка, в теории и практике лексикографии, в частности при создании специальных (терминология.) словарей и тезаурусов лит. языка.
Наряду с термином <С.» для обозначения миним. единицы содержания используются также термины: «семаитич. компонент», «дифференциальный семантич. элемент (признак)», «семантич. множитель», «семантич. маркер», «ноэма» и нек-рые др.
• Апресян Ю. Д.. Совр. методы изучения значений и нек-рые проблемы структурной лингвистики, в кн.: Проблемы структурной лингвистики 1963, М., 1963; Толстой Н.И., Нек-рые проблемы сравнит, слав, семасиологии, в кн.: Слав, яз-знание. VI Междунар. съезд славистов (Прага, авг. 1968 г.). Доклады сов. делегации, М.. 1968; Л о м т е в Т. П.. Общее и рус. яз-знание. Избр. работы. И., 1976; Караулов Ю. Н.. Общая и рус. идеография. М.. 1976; его же, Лингвистич. конструирование и тезаурус лит. языка. И., 1981; Гак В. Г.. Сопоставит, лексикология. На материале франц, и рус. языков. М., 1977; Л а й о н з Д ж.. Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., И., 1978; Новиков Л. А.., Семантика рус. языка, М.. 1982; Katz J. J.. Fodor J. А., The structure of a semantic theory, «Language», 1963, v. 39, №2; Greimas A. J.. Semap-tique structural, P.. [1966]; Bierwjsch M., Semantics, в кн.: New horisons in linguistics, ed. by J. Lyons, L., 1972; Wotj ak G., Untersuchungen zur Struktur der Bedeutung, 2 Aufl., B.. 1977; см. также лит. при ст. Компонентного анализа метод.
Л. А. Новиков. СЕМАНТИКА (от греч. semantikos — обозначающий) — 1) все содержание, информация, передаваемые языком или к.-л. его единицей (словом, грамматической формой слова, словосочетанием, предложением); 2) раздел языкознания, изучающий это содержание, информацию; .3) один из основных разделов семиотики.
С. (в 1-м значении) представляет собой систему, нежестко детерминированную. Непосредственно наблюдаемая ячейка С.— полнозначное слово (напр., существительное, глагол, наречие, прилагательное) — организована по принципу «семантич. треугольника»: внешний элемент — последовательность звуков пли графич. знаков (означающее') — связан в сознании и в системе языка, с одной стороны, с предметом действительности (вещью, явлением, процессом, признаком). называемым в теории С. денотатом, референтом, с др. стороны — с понятием или представлением об этом предмете, называемым смыслом, сигнификатом. пнтенсионалом, означаемым. Эта схема резюмирует семантич. отношения; более полная система даиа в ст. Понятие. Поскольку связать слово с предметом возможно лишь при условии, что предмет так или иначе опознается человеком, постольку денотат, как и сигнификат. является нек-рым отражением (представлением) класса однородных предметов в сознании, однако, в отличие от сигнификата, это отражение — с ми-нпм. числом опознават. признаков, за-
438 СЕМАНТИКА
частую бессистемное и не совпадающее с понятием. Напр., для слова «прямая» сигнификатом (понятием) является 'кратчайшее расстояние между двумя точками’, в то время как денотат связан лишь с представлением о 'линии, к-рая не уклоняется ни вправо, ни влево, ни вверх, ни вниз’ (сигнификат и интенсионал обычно в той или иной степени приближаются к науч, понятию). Имеются также слова преим. денотатные (референтные), напр. местоимения, личные имена, и слова преим. сигнификатные (нереферентные, неденотатные), напр. абстрактные существительные.
 Др. универсальной ячейкой С. является предложение (высказывание), в к-ром также выделяются денотат (или референт) как обозначение факта действительности и сигнификат (или смысл), соответствующий суждению об этом факте. Денотат и сигнификат в этом смысле относятся к предложению в целом. В отношении же частей предложения обычно подлежашее (или субъект) денотатно. референтно, а сказуемое (или предикат) сигнификатно.
Аналогично слову и предложению организована С. всех единиц языка. Она распадается иа две сферы — предметную, или денотатную (экстенсиональную), С. и сферу понятий, или смыслов,— сигни-фикатную (интенсиональную) С. Термины «экстенсиональная С.» и «интенсиональная С.» восходят к описанию отд. слова-понятия, где еше в традиции ср.-век. логики объем понятия (т. е. объем его приложений к предметам, покрываемая предметная область) назывался термином extensio 'растяжение', а содержание понятия (т. е. совокупность мыслимых при этом признаков) — словом intensio 'внутреннее натяжение’. Денотатная и сигни-фикатная сферы С. в естеств. языках (в отличие от нек-рых спец, искусств, языков) строятся довольно симметрично, при этом сигиификатиая (понятийная) в значит, степени копирует в своей структуре денотатную (предметную) сферу. Одиако полный параллелизм между ними отсутствует, и ряд ключевых проблем С. получает решение только применительно к каждой сфере в отдельности. Так, предметная, или денотатная, синонимия, экстенсиональное тождество языковых выражений не обязательно влекут за собой сигнификатную, или понятийную, синонимию, интенсиональное тождество, и наоборот. Напр., слова «отрава» и «яд» в рус. яз. обозначают одно и то же явление — 'отравляющее вещество' (они экстенсионально тождественны), но имеют разное понятийное содержание, разный смысл (интенсионально различны); нельзя сказать «Некоторые болезни лечат отравой». С др. стороны, выражения «вооруженные силы» и «армия, флот, авиация» (последние три слова — в совокупности) интенсионально тождественны, но экстенсионально не обязательно взаимо-заменимы; можно сказать «Петя служит в вооруженных силах», но нельзя — «Петя служит в армии, авиации и флоте». С. слов и предложений воспринимается носителями языка в определ. мере непосредственно, в чем п состоит коммуникация.
С помощью лингвистич. анализа может быть установлена С. частей слова — морфем и частей предложения — синтагм-словосочетаний. Морфемы полнозначных слов — корни и аффиксы несут два разл. типа значений. Корни выражают т. иаз. вещественное значение — осн. часть лексического значения слова, напр. в рус. яз. корни красн- 'понятие красноты', двиг- 'понятие движения’ и
т. п. Аффиксы выражают грамматические значения, к-рые, в свою очередь, распадаются на два типа: одни, наз. категориальными, служат обобщению веществ, значений, подведению последних под наиболее общие категории; другие, наз. реляционными, внутриязыковыми, синтаксическими, служат соединению слов и др. значимых частей в составе предложения. Реляционные грамматич. значения тесно связаны с морфологией конкретного языка и, как правило, национально и исторически специфичны. К ним относятся особенности согласования, управления, падежной системы, «согласования времен» (consecutio temporum) и т. п. К категориальным значениям относятся 'субъект — предикат’ (или 'имя — глагол’), 'субъект — объект’, 'активность — неактивность’, 'одушевленность — неодушевленность’, 'определенность — неопределенность', 'отчуждаемая — неотчуждаемая принадлежность’, 'действие — состояние' и др.; ср. также роды имен существительных, число, глагольное время, падеж и др. В отличие от реляционных, категориальные значения составляют системы парных противопоставлений из положит, и отрицат. членов, оппозиций и всегда образуют иерархию. Оии универсальны (см. Универсалии языковые) и связаны прежде всего с универсальными закономерностями построения предложения (высказывания) во всех языках (морфология каждого языка в этом случае выступает лишь как «техника» их оформления). Так, в зависимости от того, какое категориальное противопоставление реализуется в предложении, различаются три осн. типа предложения, в значит, степени определяющие различие трех осн. типов языка; противопоставление «субъект — объект» определяет номинативный тип предложения и тип языка (см. Номинативный строй); противопоставление «активность — неактивность» субъекта определяет активный тип (см. Активный строй); противопоставление «активный субъект и неактивный объект» (в известной степени оно может рассматриваться как совмещение двух предыдущих признаков) характерно для эргативного строя предложения. Категориальные грамматич. значения выступают, т. о., одновременно и как реляционные, синтаксические категории, н как элементарные семантич. признаки, семы в лексиконе; напр., в рус. яз. одушевленность имен существительных выступает как особая категория (сема) в лексиконе и требует особого типа согласования — управления в синтагме, в предложении; в груз. яз. т. наз. инверсивные глаголы (глаголы чувств и др.) являются особой категорией лексикона и требуют особого построения предложения.
Семантич. отношения описываются С. как разделом яз-знания с разных точек зрения. К парадигматике относятся группировки слов в системе языка, основой к-рых выступает оппозиция,— синонимия, антонимия, гипонимия, паро-нимия, гнездо слов, семья слов, лексико-семантич. группа, а также наиболее общая группировка слов — поле. Различаются поля двух осн. видов: 1) объединения слов по их отношению к одной предметной области — предметные, или денотатные, поля, напр. цветообозначения, имена растений, животных, мер и весов, времени и т. д.; 2) объединения слов по их отношению к одной сфере представлений или понятий — понятийные, или сигнификатные, поля, напр. обозначения состоя-
иий духа (чувств радости, горя, долга), процессов мышления, восприятия (видения, обоняния, слуха, осязания), возможности, необходимости и т. п. В предметных полях слова организованы преим. по принципу «пространство* и по принципам соотношения вещей: часть и целое, функция (назначение) и ее аргументы (производитель, агенс, инструмент, результат); в понятийных полях — преим. по принципу «время* и по принципам соотношения понятий (подчинение, гипонимия, антонимия и др.). Парадигматич. отношения формализуются с помощью матем. теории множеств.
К синтагматике относят группировки слов по их расположению в речи относительно друг друга (сочетаемость, аранжировка). Основой этих отношений выступает дистрибуция (см. Дистрибутивный анализ'). Они формализуются с помощью матем. теории вероятностей, статистико-вероятностного подхода, исчисления предикатов и исчисления высказываний, теории алгоритмов.
При соотнесении результатов описания С. в парадигматике и синтагматике выявляются нек-рые их общие черты, наличие семантич. инвариантов, а также более мелкие и более универсальные, чем слово, семантич. единицы — семантич. признаки, или семы (наз. также компонентом, иногда семантич. параметром или функцией). Осн. семы в лексике совпадают с категориальными грамматич. значениями в грамматике (граммемы). В парадигматике сема выявляется как миним. признак оппозиции, а в синтагматике—как миним. признак сочетаемости. Напр., глаголы «гореть* и «сжигать* в парадигматике противопоставлены по признаку ’состояние’ — 'вызывание к жизни, каузация этого состояния’, а в синтагматике один из этих признаков у глагола «сжигать» требует активного субъекта, способного к каузации («человек*, «противник», «кочегар* и т. п.), в то время как у глагола «гореть» один из этих признаков требует субъекта состояния («уголь», «рукопись*, «поселок» и т. п.). Т. о., в предложении всегда оказывается нек-рый общий признак субъекта и предиката — семантич. компонент (сема).
С. слов в разных языках может быть в значит, степени сведена к разл. совокупностям одних и тех же или сходных семантич. признаков. Напр., набор признаков: 1) ’твердое образование’, 2) ’в теле животного, в мясе’, 3) 'в теле рыбы, в рыбе’, 4) 'в составе растения, в растении’,— в рус. яз. распределен иначе, чем во франц, языке. 1-й, 2-й, 3-й признаки сведены в рус. яз. в слове «кость», 1-й, 4-й,— в слове «ость*; во франц, яз. 1-й, 2-й —в слове os, 1-й, 3-й, 4-й — в слове arete. Поля в С. в конечном счете также организованы на основе сходств и различий не слов, а семантич. признаков, поэтому одно и то же слово может входить (по разным признакам) в неск. семантич. полей.
С. естеств. языка закрепляет результаты отражения и познания объективного мира, достигнутые в обществ, практике людей. Так, европ. культура выработала понятия «быть*, «иметь*, «время*, «прошлое», «настоящее», «будущее*, «форма», «содержание* и др., к-рые выражаются соотв. словами и грамматич. формами в каждом европ. языке. Те же понятия в той же комбинации признаков могут отсутствовать в др. языках; напр., в языке хопи (язык сев.-амер, индейцев) нет существительных типа «весна», «Зима», «настоящее», «будущее», а соответствующие (но не тождественные) понятия
передаются в виде наречий — «когда тепло* и т. п.; «дождь* — объект (предмет) в индоевроп. языках — категоризован как процесс (букв.— 'он опускается’) в америкаио-индейском языке хупа. Вместе с тем противопоставление объекта и процесса, объекта и признака объективно и универсально — в каждом языке они существуют как противопоставление имени и предиката в высказывании. Т. о., лексика, национально своеобразная и исторически изменчивая, выступает также как «техника* оформления более универсальных и исторически устойчивых сущностей С., подчиняющихся лишь фундаментальным законам эволюции.
С. предложения (высказывания) определяется, с одной стороны, предметной областью (к-рая может быть различно структурирована в разл. ареалах мира, ср., напр., противопоставление «активного», человеческого начала и «неактивного», природного в «активных* языках амер, индейцев), с др. стороны — одним и тем же коммуникативным назначением для всех языков мира. Последнее определяет ее универсальные черты. В предложении формируются общие для всех языков закономерности отношения субъекта и предиката. Там же берут начало универсальные законы ист. изменений в С.: формирование субъектных языковых выражений и отличных от них предикатных выражений; метафоризация лексич. значений, по-разному протекающая в позиции субъекта и в позиции предиката; перенос лексич. значения по языковой функции (напр., обозначение процесса всегда может превратиться в обозначение результата, ср. «организация* как процесс и «организация* как результат, учреждение) и др.
Близость предложений по смыслу (сиг-нификатная, интенсиональная) при возможном различии по предмету обозначения (денотату, или референту) — источник существования трансформаций (иапр.: «Рабочие строят дом» — «Дом строится рабочими», т. наз. трансформация залога); близость предложений по предмету обозначения при различиях по смыслу — источник существования перифраз (напр.: «Петр покупает что-либо у Ивана* — «Иван продает что-либо Петру*). Отношения предложений как в парадигматике (напр., интенсиональное и экстенсиональное тождество), так и в синтагматике (напр., связь предложений в тексте) составляют осн. направление науч, поиска в С. предложения.
Различие понятий парадигматики, синтагматики и др. (используемых в совр. яз-знании одновременно) первоначально было связано с разными подходами в истории С. как науки.
Для С. как науки (как и для С. языка) характерен кумулятивный тип развития: этапы становления науки формируются в постоянные течения в ней.
С. как наука начинает развиваться во 2-й пол. 19 в., когда на основе пионерских идей В. фон Гумбольдта, высказанных еще в начале века, появились фундаментальные лппгвистико-гносеологич. концепции X. Штейнталя, А. А. Потебни и В. Вундта, определившие 1-й этап в развитии С., к-рый можно назвать психологическим и эволюционным. Для этого этапа характерен широкий эволюционный (но не всегда конкретно-исторический) подход к культуре и уподобление языковой С. психологии народа. Единство С. объясняется при этом едиными психология. закономерностями человечества, а различия — различием «психологии народов*. Согласно учению Потебни, мыш
ление эволюционирует в теснейшей связи с языком по закономерностям, к-рые носят семантич. характер (т. е., в понимании Потебни, психологический, но не логический). Важнейшая из закономерностей — постоянные знаковые замещения, происходящие как в слове («внутренняя форма слова»), так и в предложении («замены частей речи*). Потебня впервые обосновал эти тезисы многочисл. фактами. Как и Вундт, он рассматривал эти закономерности в тесной связи с «народной жизнью», проявляющейся также в области фольклора и «народной психологии» (ряд воззрений Потебни почти буквально совпадает с воззрениями историка лит-ры А. Н. Веселовского в области ист. поэтики). Слабыми сторонами теоретич. взглядов этого периода являются отказ от рассмотрения логич. закономерностей в пользу исключительно психологических и недостаточное внимание к конкретной истории, отодвинутой на второй план идеями общей эволюции и универсальной типологии. В 20 в. глобальные идеи эволюции и типологии послужили отправной точкой для концепций «языковой картины мира» (неогумбольдтиан-ство в ФРГ, концепции Э. Сепира и Б. Л. Уорфа в США и др.), для фундаментальной семантико-синтакспч. концепции И. И. Мещанинова, но они же привели к отказу от конкретного ист. изучения С. в формах морфологии и лексики в «новол учении о языке* Н. Я. Марра. Однако Марру принадлежит обобщение принципа «функциональной семантики», т. е. переноса названия со старого предмета иа новый, к-рый стал выполнять функцию прежнего в материальной культуре (напр., рус. консервный нож, отбойный молоток; др.-инд. tak? = ’резать, тесать’ отражает ранний этап этого индоевроп. корня, в то время как лат. tex- ’ткать’ — более поздний этап, когда термины плетения нз прутьев были перенесены на ткачество).
2-й этап, сравнительно-исторический, ознаменовался выделением С. в особую область яз-знания под наименованием «семасиология» (в трудах М. М. Покровского и др. рус. и нем. ученых) или «семантика* (первонач. в 1883 в работе М. Бреаля, а затем и др. франц, лингвистов). Этот период характеризуется внедрением в С. общих принципов конкретно-ист. сравнит, исследования и попыткой формулирования — в основном удавшейся — ист. законов С. Так, Покровский сформулировал след. осн. положения: 1) законы С. выявляются не в отд. словах, а в группах и системах слов, в «полях слов»; 2) эти группы — двух родов: объединения внутриязыковые, по «сферам представлений* (или, в совр. терминологии, сигнификатные), и объединения внеязыковые, по предметным областям, напр. понятия «ярмарки», «рынка», «игр и зрелищ», «мер и весов* и т. п. В объединениях внеязыковых действуют конкретно-ист. закономерности, связанные с производственной и социальной жизнью общества; в объединениях внутриязыковых действуют иные, психологические закономерности; те и другие могут комбинироваться, приводя, в частности, к концептуализации духовного мира по образцу материального (напр., филос. термин «материя* восходит к лат. materia 'древесина, основа ствола’ и того же корня, что рус. «мать»), ср. выше о копировании предметного мира в сигнификатной сфере С.; 3) унпвер-
СЕМАНТИКА 439
сальные, гл. обр. синтаксические, закономерности связаны с построением и преобразованием предложений (высказываний), напр. переход от абстракции процесса, от глагола, к обозначению материального результата процесса, предмета: «учреждение» ’установление’ -» «учреждение» ’общественная или государственная организация’. Внеязыковые объединения слов и закономерности С. стали осн. предметом исследований ученых, группировавшихся вокруг журн. «Worter und Sachen» («Слова и вещи», 1909—).
Сравнит.-ист. подход развивается в дальнейшем и в совр. исследованиях, гл. обр. в связи с изучением этимологии. Основываясь на идеях «функциональной С.» и «полей», О. Н. Трубачев (1966) показал массовый переход древних индо-европ. терминов плетения и гончарного производства на ткачество; см. также: под его ред. многотомное изд. «Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд», в. 1— 15, 1974—88; «Словарь индоевропейских социальных терминов» Э. Бенвениста, т. 1—2, 1969; «Историко-этимологический словарь осетинского языка» В. И. Абаева, т. 1 — 3, 1958 — 79, «Индоевропейский язык и индоевропейцы» Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова, т. 1 — 2, 1984, и др. Особую ветвь составляет исследование терминов духовной культуры, к-рое в России было начато «Филологическими разысканиями» Я. Грота (1873) и в СССР продолжено работами В. В. Виноградова, Ю. С. Сорокина, В. В. Ве-селитского, Р. А. Будагова, К). А. Бельчикова и др.
Уииверсально-синтаксич. подход, в рамках этого этапа только намеченный, получил полное развитие позже.
3-й этап начинается приблизительно в 20-х гг. 20 в. Он характеризуется сближением С. с логикой и философией, ориентацией на синтаксис, поэтому его можно назвать синтактико-семанти-ческим или логико-семантическим. Для этого этапа характерны след. осн. теоретич. положения: 1) объективный мир рассматривается не как совокупность «вещей», а как совокупность происходящих событий или «фактов», соответственно осн. ячейкой С. признается не слово — название вещи, а высказывание о факте— предложение; 2) нек-рые слова языка имеют непосредственные «выходы» к внеязыковой реальности, они определимы в терминах наблюдаемых предметов или фактов, напр. «лес», «шуметь», «дети», «гулять»: ’лес шумит’, ’дети гуляют’; др. слова и выражения языка определимы только через их внутриязыковые преобразования, совершающиеся посредством предложения, напр. «шум», «прогулка» определимы через 'шум леса’, ’прогулка детей’ и в конечном счете сводимы к ’лес шумит’, ’дети гуляют’; 3) для последних гл. приемом анализа является характер взаимного расположения таких слов и выражений в предложении и в речи вообще — их дистрибуция, а также их взаимные преобразования — трансформации (см. Трансформационный метод), перифразы, функции; 4) описание первичных, исходных значений, к к-рым сводимы остальные, составляют особую задачу — т. наз. установление «семантических примитивов». Этн языковедч. воззрения формировались и соответствующие им задачи ставились и решались в тесной связи с эволюцией общеметодоло-
440 СЕМАСИОЛОГИЯ
гич. взглядов на язык (см. Методология в языкознании, Метод в языкознании). Первонач. они возникли в англоамер. яз-знании, где оказались тесно связанными с общей эволюцией логич. позитивизма — от «логического атомизма* Б. Рассела и раннего Л. Витгенштейна (работы 20-х гг.) до «логического анализа языка* 50—70-х гг. (работы Витгенштейна, А. Дж. Айера, У. О. Куайна, Дж. Р. Сёрла, П. Ф. Стросона, 3. Вендлера и др.). В ранний период, связанный с логич. атомизмом, преобладало стремление установить нек-рые «первичные*, «ядерные* и т. п. выражения (гл. обр. предложения), от к-рых можно было бы производить путем различных трансформаций др. выражения. В более поздний период, связанный с логич. анализом, устанавливается взгляд на «значение как употребление* («Значение не есть какой-либо объект, соотнесенный с данным словом; значение слова есть его использование в языке* — тезис Витгенштейна). Существует прямая связь между этим утверждением и понятием дистрибуции в С. у амер, лингвистов: значение слова есть совокупность его окружений др. словами, совместно с к-рыми данное слово встречается при его использовании в языке. Несмотря на ограниченность такого понимания значения, дистрибутивный анализ значений сыграл свою роль в развитии С. и, как частный прием, продолжает использоваться.
К нач. 70-х гг., гл. обр. в сов. яз-знании, благодаря критике сов. языковедами дистрибутивного анализа устанавливается более гармоничный и полный, комплексный подход к семантич. явлениям. С одной стороны, исследуются объективные, внеязыковые, денотатные связи слов и др. знаков и высказываний, отражение действительности в их С., для чего применяются особые методы (см. Тезаурус, Компонентного анализа метод, Оппозиции) в работах Ю. Н. Караулова, Л. А. Новикова, А. А. Уфимцевой и др. С др. стороны, исследуются их внутриязыковые связи, для чего применяются иные методы (трансформационный анализ, дистрибутивный анализ, перифразирование) в работах В. А. Звегинцева, Ю. Д. Апресяна, Н. Д. Арутюновой, Е. В. Падучевой, О. Н. Селиверстовой и др. При этом осн. ориентацией становится анализ не абстрактного, изолиров. предложения, а рассмотрение предложения в реальной речи, в диалоге или тексте, с учетом прагматики языка. Продолжаются исследования т, наз. грамматич. С., гл. обр. С. морфологич. форм (А. В. Бон-дарко, Т. В. Булыгина и др.). Поиски «семантических примитивов* остаются самостоят. задачей С. (напр., работы А. Вежбицкой).
ф Грот Я.. Филология, разыскания. Материалы для словаря, грамматики и истории рус. языка. 4 изд., СПБ, 1899; Веселовский А. Н., Ист. поэтика. Л., 1940; Покровский М. И., Избр. работы по яз-знанию, М., 1959; НЛ. в. 2— Проблема значения, М., 1962; Сорокин Ю. С., Развитие словарного состава рус. лит. языка 30—90-х гг. 19 в., И. — Л., 1965; Трубачев О. Н., Ремесленная терминология в слав, языках. (Этимология и опыт групповой реконструкции). М.. 1966; Уфимцева А. А., Слово в лексико-семантич. системе языка. М., 1968; Будагов Р. А.. История слов в истории общества, И., 1971; Шмелев Д. Н., Проблемы семантич. анализа лексики, М.. 1973; Апресян Ю. Д., Лексич. семантика. Синонимии, средства языка, М..	1974; Бельчиков
Ю. А.. Рус. лит. язык во 2-й пол. XIX в., И., 1974; Бенвенист Э., Общая лингвистика, пер. с франц., М., 1974; Принципы и методы семантич. исследований,
М., 1976; Арутюнова Н. Д., Предложение и его смысл. Логико-семаитич. проблемы, И., 1976; Караулов Ю. Н., Общая и рус. идеография, М., 1976; Языковая номинация. Общие вопросы, М., 1977; Виноградов В. В., Избр. труды. Лексикология и лексикография, М., 1977; Бондарко А. В., Грамматич. значение и смысл. Л., 1978; М у л у д Н., Анализ и смысл, пер. с франц., М., 1979; НЗЛ, в. 10 — Лннгвнстич. семантика, М., 1981; Степанов Ю. С., Имена. Предикаты. Предложения. Семиологии, грамматика, М., 1981; Семантич. типы предикатов, М., 1982; П а-ви лёнис Р. И.. Проблема смысла. Совр. логико-филос. анализ языка, М., 1983; Никитин М. В., Лексич. значение слова, М., 1983; Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс., Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологнч. анализ праязыка и протокультуры, т. 1—2, Тб., 1984; Грамматич. концепции в яз-знанни XIX в., Л., 1985; Якобсон Р. О., К общему учению о падеже, пер. с нем., в его кн.: Избр. работы, М., 1985; В real М., Essai de semantique. Science des significations, 7 ed., [P., 1924]; Semantics. An interdisciplinary reader in philosophy, linguistics and psychology, Camb., 1971; Wierzbic-k a A., Semantic primitives, Fr. /М.. [1972]; New directions in semantics, ed. by E. Le pore, L.— [a.o.], 1987; Maingueneau D., Nou-velles tendances en analyse du discours, P., 1987.	Ю. С. Степанов.
СЕМАСИОЛОГИЯ (от греч. semasia — значение, смысл и logos — слово, учение) — в русской и европейской традиции: раздел языкознания, занимающийся лексической семантикой, т. е. значениями слов и словосочетаний, к-рые используются для называния, номинации отдельных предметов и явлений действительности. Часто С. противопоставляется ономасиологии как исследованию называния. Задачи обеих решаются в рамках более общей дисциплины — семантики. СЕМИОЛОГИЯ — см. Семиотика.
СЕМИОТИКА (от греч. semeion — знак, признак) (семиология) — 1) научная дисциплина, изучающая общее в строении и функционировании различных знаковых (семиотических) систем, хранящих и передающих информацию, будь то системы, действующие в человеческом обществе (гл. обр. язык, а также нек-рые явления культуры, обычаи и обряды, кино и т. д.), в природе (коммуникация в мире животных) нли в самом человеке (напр., зрительное и слуховое восприятие предметов; логическое рассуждение); 2) система того или иного объекта, рассматриваемая с точки зрения С. в 1-м значении (напр., С. данного фильма; С. лирики А. А. Блока; С. обращений, принятых в рус. яз., и т. п.).
Из всей обширной группы объектов С. наибольшая общность обнаруживается между языком и худож. лит-рой, т. е. иск-вом, использующим язык в качестве своего средства; поэтому С. языка и лит-ры образует центр гуманитарной С. Др. ветвью С. является формальная, или логико-математическая, С., относящаяся к т. наз. «металогике». Произведение худож. лнт-ры может исследоваться по двум разным линиям: 1) как объект конкретно-ист., литературоведч., историко-лит. анализа; 2) как объект семиотич. анализа, зачастую переходящего в сферу общей поэтики (см. Язык художественной литературы).
Первоначально общие принципы С. как «науки о знаках» были подмечены на основе наблюдений над естеств. языком, одновременно и независимо, в работах Ч. С. Пирса и Ф. де Соссюра, причем первый стремился к созданию особого варианта матем. логики (т. наз. чистой, или умозрительной, грамматики, grammatica speculativa), а второй — к определению предметной области разл. знаков
как объектов новой науки, названной им семиологией. Термин «С.» первоначально применялся для формальной, логико-ма-тем. линии, а содержательная, предметная, линия по европ. традиции именовалась семиологией; позднее оба названия стали употребляться как синонимы.
По мере развития С. в 20 в. у нее обнаруживались все более глубокие ист. корни: в сочинениях Блаженного Августина (4—5 вв.); в ср.-век. учении о «тривии», цикле из трех наук — грамматики, логики и риторики, к-рым в совр. С. соответствуют синтактика, семантика и прагматика; в логико-лингвистич. учениях схоластики 12—14 вв. о «сущностях» и «качествах» (акциденциях), о «суппози-циях» (подстановках терминов), об «интенциях разума»; в 17 — нач. 18 вв. — в учении Дж. Локка о разуме и языке, в идеях Г. В. Лейбница об особом искусств, языке «всеобщая характеристика» (cha-racteristica universalis); в работах языковедов-философов 19—20 вв. В. фон Гумбольдта, А. А. Потебни, К. Л. Бюлера, И. А. Бодуэна де Куртенэ; у основателя психоанализа 3. Фрейда и т. д.
Основы С. языка и лит-ры заложили представители европ. структурализма 1920—30-х гг.— пражской лингвистической школы и Копенгагенского лингвистического кружка (Н. С. Трубецкой, Р. О. Якобсон, Я. Мукаржовский, Л. Ельмслев, В. Брёндаль), рус. «формальной школы» (Ю. Н. Тынянов, В. Б. Шкловский, Б. М. Эйхенбаум), а также независимые от направлений А. Белый и В. Я. Пропп. К этим исследованиям примыкают нек-рые работы М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана и др. сов. ученых. Исследуются отношения С. к марксистскому лит-ведению и истории лит-ры (М. Б. Храпченко). Наиболее оформленными направлениями С. за рубежом являются: амер, школа Ч. У. Морриса, во Франции — этнографии, (антропологии.) школа К. Леви-Строса, семиология Р. Барта, психоаналитич. семиотика Ж. де Лакана, семиология кино К. Метца, в Италии — семиология кино П. П. Пазолини и др. Опубл, многочисл. разрозненные семиотич. исследования архитектуры, живописи и т. д.; выходят семиотич. журналы и сборники. В 1974 в Милане (Италия) на 1-м Междунар. конгрессе С. была создана Междунар. ассоциация С. (с участием сов. ученых).
По мере развития С. понятие «знак» (на к-ром особенно настаивал Соссюр) постепенно отходило на второй план, поскольку не удалось обнаружить к.-л. знаки, универсально присущие разным естеств. языкам и тем более разным семиотич. системам (нет знаков, общих для языка, живописи, кино и т. д.). Единство С. языка и лит-ры основывается прежде всего на явлении «высказывание» и его абстрактном выражении — «пропозициональной функции» (см. Пропозиция), к-рые обнаруживаются во всех языковых произведениях (текстах) как обыденной речи, так и худож. лит-ры, являясь их осн. семиотич. ячейкой.
Осн. корпус гуманитарной С. составляют два комплекса понятий: а) наиболее общих семиотич. закономерностей и б) наиболее общих с е-миотич. членений (уровней, аспектов) исследуемых объектов.
К семиотич. закономерностям относятся прежде всего оппозиции (оппо-зитивный характер, противопоставленность) всех основных, конституирующих элементов семиотич. систем — фоием, морфем, слов, типов предложений, интонаций и т. д. в естеств. языках, элементар
ных жестов, поз, ситуаций в неязыковых системах, образов предметного ряда, кадров в кинофильмах и т. д. Напр., фонема /п/ в рус. яз. выделяется лишь в силу противопоставления /б/ (главным образом, но также, в той или иной степени,— всем др. фонемам); в этике поза «встать перед приближающимся собеседником» нечто значит (а именно — уважение, вежливость) лишь в противопоставлении позе «остаться сидеть перед приближающимся собеседником». Оппозиции элементов, взаимозаменимых в одном месте речевой цепи (напр., «пить» вместо «бить») или в один момент ситуации (напр., «встать» вместо «не встать»), выявляют существенные для системы дифференциальные признаки: «глухость — звонкость» фонем; «сидение — стояние» в позах и т. п. Сама процедура исследования путем замен называется коммутацией и представляет отдельный семиотич. принцип. Элементы системы, обладающие к.-л. дополнительным дифференциальным признаком по сравнению с непосредственно противопоставленными им элементами, называются маркированными: так, /б/ — маркиров. элемент, /п/ — немаркированный (отсутствует признак «звонкость»). Как общий принцип, сфера употребления маркиров. элемента уже, немаркированного — шире (ср. аналогичный закон об обратном соотношении интенсионала и компрегенсии понятия); напр., /п/ употребляется примерно во всех тех же позициях, что и /б/, но еще и в конце слова перед паузой, где /б/ в рус. яз. невозможно.
По принципу т. наз. функциональной семантики материально новый элемент системы включается в систему в форме того элемента, к-рый он заместил; так, напр., в нек-рых ритуалах кочевников, первоначально не знавших лошадей, лошади маскируются под оленей (известных ранее); первые автомобили маскируются под кареты, хотя в этом нет технич. надобности; в рус. яз. словами «перочинный нож» обозначается предмет, к-рый может выполнять те же функции, какие раньше выполнял ножичек для очинки гусиных перьев — предметов письма, и т. п.
К закономерности функциональной семантики близка т. наз. внутренняя форма слова: новое слово вводится на основании признака, уже зафиксированного в ранее существовавшем слове; напр., «береза» в индоевроп. языках вводится признаком «белый» (т. е. «белое дерево»); «пчела » и «бык» в слав, языках, по-видимому, равно введены признаком звукоподражания («пчела» из *Ьъсе1а от *bu-cati ’гудеть, мычать, жужжать’); подобные явления часто обнаруживаются в процессе этимологии, исследований. Внеш, форма долговечнее внутренней: напр., совр. рус. «спасибо» уже не воспринимается как «спаси бог»; зал совр. оперного театра уже не осознается как повторение формы итал. и исп. гор. площади — три стены из многоэтажных домов, с четвертой стороны выходят актеры, н т. п.
Одним из самых существенных следствий этих и др. закономерностей является кумулятивный характер семиотич. системы: элементы нового знания в них способны соотноситься, аккумулироваться с уже накопленными знаниями (информацией), а каждый новый элемент — получать точный «адрес» благодаря своей внеш, форме: напр., новое слово «кварки» опознается как название некоего предмета благодаря своим парадигматич. связям (ср. «марки» или «парки») и связям синтагматическим
(«ищем кварки», но не «ищем кварков», ср. «ищем зверьков»).
Одной из наиболее общих закономерностей является изоморфизм — стр ук-турное подобие формы выражения и формы содержания, а вследствие этого, в определенной степени, и подобие между выражением и содержанием. Так. в целом последовательность передаваемых в языке мыслей, а в семиотич. системах вообще — последовательность квантов информации совпадает с последовательностью знаков (хотя бывают и типизиров. отклонения, напр. в естеств. языках анафора, ассимиляция, аттракция наклонений); сила звука соответствует силе эмоции или важности содержания; диезные призвуки (u-призвуки) соответствуют в разных языках значениям уменьшительности, ласкательности и т. п., в то время как бемольные (у- или ы-образные) призвуки в противопоставлении первым (но не сами по себе, а в силу принципа оппозиции) означают увеличительность или неприязнь. Имеются также определ. аналогии между строением слога, слова и предложения. Продление основного гласного корня в глаголе нек-рых индоевроп. языков может означать продленность действия (ст.-слав. -гребетъ — грьба1€тъ, мьретъ---мира!€тъ), повтор корня —
повторность действия (итеративность) и т. п.
Существуют три семиотич. членения (уровня, аспекта) — синтактика, семантика, прагматика. Синтактика определяется как отношение между знаками, гл. обр. в речевой цепи и вообще во временной последовательности; семантика в общем виде — как отношение между знаконосителем, предметом обозначения и понятием о предмете; прагматика — как отношение между знаками и тем, кто их использует. В прагматике языка особенно интенсивно исследуются два центра — субъект речи и адресат речи, а также связанные с ними «точки референции», выражающиеся дейктическими словами (см. Дейксис), местоимениями, относительными временами глагола и т. д. В С. худож. лит-ры типология худож. текстов с т. зр. субъекта (текст от автора, от рассказчика, от повествователя; разл. «я» от автора и т. п.) дополняется типологией худож. текстов с т. зр. «образа адресата». Определение границ и сферы семантики остается незаконченным: в частности, является нерешенным традиционный спор между сторонниками узкого понимания семантики [напр., у глагола «есть» («кушать») в рус. яз. одно осн. значение) и широкого («есть яблоко» и «есть кашу» — разные значения глагола «есть»); не всегда четко определяется граница между семантикой и референцией, семантикой и прагматикой и т. д.
В рамках совр., более широкого когнитивного подхода складывается новое соотношение трех частей С.: семантика начинает пониматься как область истинности высказываний, прагматика — как область мнений, оценок, презумпций и установок говорящих, синтактика — как область формального вывода. Благодаря этому, в частности, стало возможным определить худож. лит-ру семиотически (не эстетически и не конкретно-исторически) через ее язык, как сферу действия интенсионального языка; последний определяется как язык, описывающий возможный, интенсиональный мир.
СЕМИОТИКА 441
ф Белый А., Поэзия слова. П., 1922; Шкловский В., О теории прозы, Л., 1925; Пропп В. Я., Морфология сказки, Л., 1928; 2 изд., М., 1969; Тр. по знаковым системам, в. 1 — 20, Тарту, 1964—87; Лотман Ю. М.. Структура худож. текста, М., 1970; Степанов Ю. С., Семиотика. М., 1971; его же, В трехмерном пространстве языка. Семиотич. проблемы лингвистики, философии, иск-ва, М., 1985; Бенвенн ст Э., Семиология языка, в его кн.: Общая лингвистика, пер. с франц., М., 1974; Шрейдер К).	А.,
Логика знаковых систем, М., 1974; Балашов Н. И.. О возможностях и формах применения семиотич. категории «значение» в поэтике и в лит-ведении, в сб.: Контекст — 1974, М.. 1975; Иванов В. В., Очерки по истории семиотики в СССР, М., 1976; Барт Р., Лингвистика текста, пер. с франц., в кн.: НЛ, в. 8, М., 1978; его же, Избр. работы: Семиотика. Поэтика, пер. с франц., М., 1989; Храпчеико М. Б.. Худож. творчество, действительность, человек, 2нзд., М.. 1978; Григорьев В. П.. Поэтика слова. М.. 1979; Лосев А. Ф., Знак. Символ. Миф, М.. 1982; Семиотика. Сб., сост. Ю. С. Степанов, М.» 1983; Строение фильма, Сб., сост. К. Разлогов, М., 1984; Леви- Строе К., Структурная антропология. пер. с франц.. М., 1985; Erlich V., The Russian Formalism. History, doctrine. 2 ed.. The Hague. 1965; M e t г Ch., Essais sur la signification au cinema. P., 1968; Greimas A. J., CourtesJ., Semio-tique. Dictionnaire raisonne de la theo-rie du langage, P., 1979; Encyclopedic dictionary of semiotics, ed. by T. A. Sebeok, t. 1—3, B.— fa. o.J, 1986.	Ю. С. Степанов.
СЕМИТОЛОГИЯ — 1) комплекс научных дисциплин, изучающих языки, литературу, культуру п историю семитоязычных народов; 2) область языкознания, изучающая семитские языки. С. включает комплексные дисциплины: ассириологию, арабистику, библеистику. араме-истику и угаритоведение, гебраистику, сабеистику, эфиопистику и др. Грамматич. изучение семитских языков возникло, не без влияния визант, грамматистов, у сирийцев, арабов и евреев с целью уточнить чтение и понимание религ. книг (сирийские грамматисты — Яков Эдес-ский, 7 в., Илья Тирханский, И в., Яков бар Эбрей, 12 в.; арабские — Сибавейхи, Халиль аль-Фарахиди, 8 в., аль-Асмаи, 9 в.; еврейские — Иегуда бен Давид Хайюдж, Ибн Джанах, 10—11 вв., Давид Кимхи, 12—13 вв.). Евр. грамматисты, владея араб., др.-евр., арамейским языками, сравнивали их уже в 11 в. (Йе-гуда ибн Курайш, Ибн Барун). В Европе изучение араб., др.-евр., сирийского и эфиоп, языков возникает в эпоху гуманизма, Реформации и коитрреформации (И. Рейхлин, И. Буксторф Старший в Германии, Ю. Ц. Скалигер во Франции) с использованием еврейской языковедческой традиции. В 17—18 вв. голл. ученые положили начало арабистике; Ж. Бар-телеми (Франция) в 18 и. расшифровал финикийские надписи. В 19 в. С. обогащается достижениями общего и сравнит, яз-знания; были изданы важнейшие грамматики, словари, ист. обзоры, каталоги и критлч. издания рукописей, своды эпиграфич. памятников, в т. ч. Corpus Inscriptionum Semiticarum (с 1881, Париж). Продолжает преобладать интерес к древнеписьм. языкам и лит-рам; С. обычно являлась вспомогат. дисциплиной к библеистике (изучению Библии). Важнейшую роль в развитии и расширении задач С. сыграли нем. ученые — семитолог-энциклопедист Т. Нёльдеке, В. Гезениус (др.-евр. словарь и грамматика), Ю, Вельхауэен, Р. Киттель (биб-леистика), Ф. Преториус и К. Ф. А. Ди-
442 СЕМИТОЛОГИЯ
льман (эфиопистика), М. Лидзбарский (эпиграфика), К. Броккельман (сравнит, грамматика семит, языков), франц, ученые А. И. Сильвестр де Саси, Э. М. Кат-рмер, венг. ученый И. Гольдциер (арабистика). К кон. 19 в. создаются археологии. и филологич. об-ва, изучавшие Палестину и др. страны Бл. Востока. Ассириология и арабистика выделяются в отд. дисциплины.
В 20 в. С. развивается на базе нового материала, собранного археология, и др. экспедициями, а также на базе изучения совр. языков (Эфиопии и др.). Кафедры С. возникают почти во всех ун-тах мира. Наиболее значительны работы П. Э. Кале, П. Леандера, Г. Бергштрес-сера, И. Фридриха и др. (Германия), Дж. X. Гринберга, И. Дж. Гелба, С. Гордона, В. Леслау (США), Ж. Кантиио, А. Дюпон-Соммера, М. Коэна, Д. Коэна (Франция), Г. Р. Драйвера, леди М. Дроуэр (Англия), С. Москати, Дж. Гар-бини, П. Фрондзароли (Италия), К. Пет-рачека (Чехословакия), Й. Айстлейтнера (Венгрия), Э. БенЙегуды, X. М. Рабина, Э. Й. Кучера (Израиль) и др. С 30-х гг. в результате дешифровки письменности Угарита Ш. Виролло и X. Бауэром выделяется новая ветвь С.— угаритоведение. Начинают изучаться живые семит, языки; после 2-й мировой войны развивается С. в Египте, Сирии, Ливане, Израиле. Переворот в библеистике создала находка рукописей Мертвого м. (1947).
В России отд. лица изучали др.-евр. яз. еше в ср. века. Араб. яз. начал преподаваться при Петре I, позже вводится преподавание и др.-ерр. яз. в духовных, а затем и в светских высших учебных заведениях. Ведущей дисциплиной рус. С. была арабистика; гебраистика (наука о др.-евр. языке и письменности) в 1-й пол. 19 в. была представлена трудами Г. П. Павского, К. А. Коссовича и др. Осн. рукописно-книжными базами С. были Азиатский музей (1818—1930) и Публичная б-ка (ныне Гос. публичная б-ка им. М. Е. Салтыкова-Щедрина) в Петербурге, собрания к-рых, в т. ч. коллекции известного караимского деятеля А. Фирковича, относятся к богатейшим в мире. В Петербурге работали семитологи Д. А. Хвольсон, А. Я. Гвркави, В. В. Болотов, П. К. Коковцов, египтолог и эфиопист Б. А. Тураев, в Москве — гебраисты И. Г. Троицкий, М. В. Никольский. В Москве центром С. был Лазаревский ин-т вост, языков, где работал А. Е. Крымский. В 1882 создано Рос. Палестинское об-во (с 1918 — при АН).
После 1917 гл. роль в С. играли Ле-нингр. ун-т (кафедра семитологии в 1933— 1950, кафедра арабистики и семитологии с 1950) и Ии-т востоковедения (1930— 1949; с 1956 — ЛО ИВАН СССР); здесь работали И. Ю. Крачковский и его школа (арабистика, сабеистика, эфиопистика), Н. В. Юшманов (афразийская лингвистика), А. Я. Борисов, К. Б. Старкова, И. Д. Амусин, Ю. А. Солодухо, И. Ш. Шифман, М. Н. Зислин (гебраистика), И. Н. Винников (арабистика, арамеи-стика), Н. В. Пигулевская и ее школа (сирология), А. Г. Лундин (сабеистика); в Москве — Б. М. Гранде (семит, яз-знание, создал школу арабистов), Г. М. Бауэр (сабеистика), В. П. Старинин (эфиопистика), Г. Ш. Шарбатов (арабистика) и др., в Белоруссии — Н. М. Никольский (гебраистика), в Грузии — Г. В. Церетели (арабистика, ара-меистика), К. Г. Церетели (арамеисти-ка), А. С. Лекиашвили (семит, яз-знание), М. А. Шанидзе (гебраистика) и в др. республиках. Успешно изучаются живые
арабские (А. Г. Белова, В. В. Наумкин), арамейские и др. диалекты, открыты и изучены араб, диалекты в сов. Ср. Азии (Винников, Г. В. Церетели), впервые начала изучаться совр. араб, лит-ра (Крачковский). Развивается сравнит. грамматика афразийских (семито-хамитских) языков (Юшманов, Гранде, И. М. Дьяконов).
Работы по С. публикуются в общевос-токоведч. журналах, а также в журналах: «Journal of Near Eastern Studies» (Chi., 1942—), «Journal of Semitic Studies» (Manchester, 1956—), «Hebrew Union College Annual» (Cincinnati, 1924—), «Semitica» (The Hague, 1969—), «Oriens Antiquus» (Roma, 1962—), «Leshonenu» (Jerusalem, 1973—), «Journal of Afro-Asiatic Linguistics» (Sta Barbara, California, 1988—); в СССР — неперио-дич. издания «Палестинский сборник», «Семитские языки».	.
• Коковцов П. К., Книга сравнения евр. языка с арабским Абу Ибрагима (Исаака Ибн Баруна), СПБ, 1893; его ж е, Новые материалы для характеристики Иехуды Хайюджа, Самуила Нагида и нек-рых др. представителей евр. филологич. науки в X, XI и ХП вв., П.. 1916; Крымский А. Е., Семит, языки и народы, 2 изд., М., 1909—12; Бартольд В. В., История изучения Востока в Европе и России. 2 изд., Л., 1925; Крачковский И. Ю., Очерки по истории рус. арабистики, М, —Л.. 1950; Berostrasser G., Einfiihrung in die semitisenen Sprachen, Munch., 1928; R o-s e n t h a l F., Die aramaistische Forschung seitTh. Noldeke's Veroffentlichungen. Leiden. 1939; CTL. ed. by Th. A. Sebeok, v. 3. N. Y., 1972; Diakonoff J. M., Afrasian languages, Moscow, 1988. И. M. Дьяконов. СЕМ ИТО-ХАМ ЙТСКИЕ ЯЗЫКЙ — см. Афразийские языки.
СЕМИТСКИЕ ЯЗЫКЙ — одна из ветвей афразийской, или семито-хамитской, макросемьи языков (см. Афразийские языки). Распространены в Зап. Азии и Африке севернее Сахары. Число говорящих 193 млн. чел. С. я. разделяются на группы; се в.-периферийную, или сев.-восточную (вымерший аккадский яз.); сев.-цеитральн у ю, или сев.-западную [живые языки: иврит в Израиле и иовоарамейские диалекты — западные в Сирии, восточные в Ираке, Иране, СССР, США, Турции и др. объединяются под назв. ассирийского (новосирийского) яз.; мертвые: эблаитский, аморейский, ханаанейский, угаритский, финикийско-пунический, др.-еврейский (ранняя форма иврита), я’уди и арамейские диалекты — др.-арамейский, имперский арамейский, западные: пальмирскии, набатейский, подгруппа палестинских, восточные: сирийский, или сирский, ва-вилонско-талм удический, мандейский ]; ю ж.- центральную (живые: арабский язык со множеством сильно различающихся живых диалектов, мальтийский на Мальте); ю ж.- периферийную [живые: мехри, джиббали (шах-ри, шхаури), сокотрийский и нек-рые др. малые языки в НДРЙ; мертвые: миней-ский, сабейский, катабанский, объединяемые как юж.-аравийские эпиграфические]; эфиосемитскую (живые: сев. подгруппа — тигринья, или тпграй, и тигре; юж. подгруппа — амхарский, аргобба, харари, ряд диалектов, условно объединяемых под назв. гураге; недавно вымерший гафат; мертвый: гээз, или эфиопский, принадлежащий к сев. подгруппе). Юж.-центр., юж.-периферийная и эфио-семит. группы объединяются нередко в одну южную, или юго-зап., группу.
Характерные черты С. я.: ограниченное число гласных (первоначально a, i, ив долгом и кратком вариантах; значитель-
но больше гласных в живых диалектах), наличие трех рядов согласных (звонкие, глухие и «эмфатические» — напряженные веляризованные или глоттализованные), наличие фарингальных согласных (h и ', т. наз. ‘айн), увулярных (h и у) и гортанного взрыва ’ (т. наз. хамза, или ’алеф). Сибилянтные аффрикаты и латеральные согласные были рано утеряны, но, по-видимому, должны быть реконструируемы для общесемит. праязыка.
Корень глагола и отглагольных имен обычно состоит из трех согласных, несущих осн. словарное значение, в то время как огласовка, а также суффиксы, префиксы и инфиксы уточняют значение или передают грамматич. категорию, напр. араб, kataЬа 'он писал’, kutiba 'написан', 'a-ktaba ’заставил написать', katib- 'пишущий, писец’, kitab- 'письмо, книга’, ma-ktab 'место, время письма, школа’. Именной корень имеет вид: CVC, CSC, CVCS, CVSC (S — сонант), но в юж,-семит, языках имеет тот же характер, что и глагольный корень.
В С. я. существует категория статусов, или состояний имени, зависящих от синтаксич. роли данного имени в каждом данном случае и различающихся морфонологически, но по-разному в разл. С. я.
Различаются 2 рода (мужской, немаркированный, и женский, обычно маркированный спец, суффиксом; иногда различаются только по согласованию). В ст.-аккад. яз. 6 падежей (в т. ч. особый падеж, или статус, маркированный -а или -а для имени в роли предиката или вне синтаксич. связи), в др. ст.-семит, языках 3 падежа (-и им., -i род., -а вин.); в живых С. я. падежей нет. Имеются дв. и мн. ч.; последнее в юж.-семит, языках 6. ч. вытеснено разл. собират. существительными, образованными путем перегласовки основы («ломаное множественное»; bab- 'дверь', мн. ч. 'abuab'-; ‘alim ’ученый’, мн. ч. ‘ulatna’-; gurnal ’журнал’, мн. ч. garanil).
Прилагательные иногда отличаются специфич. суффиксами (напр., «нисбы», или притяжат. прилагательные на -и-, -ai-), но в основном иным образованием мн. ч., а также синтаксически. Различаются местоимения; а) самостоятельные личные [араб, ’ana ’я’, 'anta ’ты’ (муж. род), 'anti ’ты’ (жен. род.), huua ’он’, hiia ’оиа’ и т. д.]; самостоят. личные местоимения в иек-рых языках склоняются, употребляются для подчеркивания лица субъекта (в иек-рых языках — и объекта), ио не являются обязательными; б) самостоятельные притяжательные (архаичные, редки); в) суффиксальные (при имени — притяжательные, при глаголах — объектные показатели); обычно для 1-го л. -I или -уа, 2-го л. муж. рода -ка, жен. рода ki, 3-го л. муж. рода -Ьй, жен. рода -hi/а (<*su, *si); г) вопросительные; д) относительные, нередко они же nota genitivi, т. е. элементы, связующие определение с определяющим; ср. Изафет.
В глаголе находят отражение категории лица, числа, рода субъекта (объект действия может выражаться местоименным суффиксом), а также вида/времени, наклонения (только в мертвых С. я.), породы и залога (пассив вторичен, и б. ч. средства его выражения выработаны не полностью). Обычно существует 2 вида— совершенный (пунктивный) с суффиксальным спряжением (1-е л. ед. ч. -ku, -tu, 2-е л. муж. рода -ta, -ка, жен. рода ti, -ki) и несовершенный (курсивный) с префиксальным спряжением (1-е л. 'а-, 2-е л. ta-, 3-е л. -уа и т. д.); в аккад. яз.
в глаголах действия префиксальное спряжение имеют оба вида (курсивный — с полногласием основы, пунктивный — с неполногласием или с инфиксом -t-; остатки этого явления — в юж.-периферийных и эфиосемитских языках). В дальнейшем сов. вид развивается в прош. время, несов. вид — в будущее (иврит, арамейский) или настоящее (арабский); в первом случае настоящее передается с помощью причастия, во втором случае будущее — с помощью спец, проклитики. Особенно характерно для С. я. наличие т. наз. пород. Породы (усилительная, застави-тельная, возвратная и мн. др.) модифицируют первичное значение глагола. Каждая порода имеет полную глагольную парадигму, передающую все выражаемые глаголом категории и все отглагольные имена.
В С. я. существует сложная система словообразования с помощью аффиксов и гл. обр. изменения огласовки (образующих имена действия и состояния, места, орудия действия, единичности, собирательности, профессии и мн. др.). Большую роль играет именное определение в род. п., причем определяемое получает особую форму «сопряженного состояния (статуса)». Обычный порядок слов (кроме аккад. яз.): сказуемое, подлежащее, дополнение; определение всегда следует за определяемым.
Древнейшие памятники С. я.— аккад. клинописные тексты Ирака и эблаитские— в Сирии (сер. 3-го тыс. до н. э.), а также собств. имена и назв. местностей Палестины, сохранившиеся в егип. надписях 3—2-го тыс. до и. э. Обширная письменность имеется на аккад. яз. (клинопись, 3-е тыс. до н. э. — 1 в. н. э.), др,-еврейском п иврите (с 12 в. до н. э., алфавит зап.-семитского, вероятно, финикийского, происхождения), на арамейских диалектах, особенно иа сирийском (с 8 в. до н. э., алфавиттого жепроисхож-дения), эфиопском (слоговое эфиопское письмо юж.-аравийского происхождения, с 4 по 20 вв.). Очень богата лит-ра иа араб. яз. (алфавит арамейского происхождения — араб, письмо с 4 в.; см. Западносемитское письмо).
Известны тексты на угаритском (уга-ритское письмо, 14 в. до н. э.), финикийско-пуническом (финикийское письмо, 13 в. до н. э. — 4 в. и. э.), мииейском, сабейском, катабанском и др. (юж.-аравийское эпиграфич. письмо, вероятно, финикийского или др. зап.-семит, происхождения, кон. 1-го тыс. до н. э.—7 в. н. э.). Свою письменность имеют языки тпграй, амхарский (на базе эфиоп, письма), мальтийский (латиница).
* Крымский А. Е., Семит, яеыки и народы (с включением двух статей Т. Нёльде-ке), 2 изд., ч. 2—3, М., 1909 —12; Гранде Б. М., Курс араб, грамматики в сравнит.-ист. освещении, М., 1963; Дьяконов И. И., Семнтохамит. языки, М., 1965; его же. Языки древней Передней Азии. М., 1967; Brockelmann К., Grundriss der vergleichenden Grammatik der semitischen Sprachen, Bd 1 — 2, B., 1908—13; В e rg strasser G.. Einfiihrung in die semitischen Sprachen, Munch., 1928; CTL, v. 6, P.,1970: Diakonoff J. M., Afrasian languages, Moscow, 1988. И. M. Дьяконов. СЕМЬЯ ЯЗЫКОВ — см. Родство языковое, Генеалогическая классификация языков.
СЕПЙРА — УбРФА ГИПОТЕЗА (гипотеза лингвистической относительности) — концепция, согласно к-рой структура языка определяет структуру мышления и способ познания внешнего мира. Разработана в 30-х гг. 20 в. в США Э. Сепиром и Б. Л. Уорфом в рамках этнолингвистики. Согласно С.— У. г., логич.
строй мышления определяется языком. Характер познания действительности зависит от языка, на к-ром мыслит познающий субъект. Люди членят мир, организуют его в понятия и распределяют значения так, а не иначе, поскольку являются участниками иек-рого соглашения, имеющего силу лишь для этого языка. Познание не имеет объективного, общезначимого характера; «сходные физические явления позволяют создать сходную картину вселенной только при сходстве или по крайней мере при соотносительности языковых систем» (Уорф). Широкую известность С,— У. г. получила в 50-х гг. благодаря работам X. Хойера, давшего ее критич. анализ, и состоявшейся в 1953 (Чикаго) конференции, где гипотеза обсуждалась лингвистами, этнографами, философами, психологами.
В сов. яз-знании С.— У. г. подверглась критике с позиций марксистской методологии: сторонники этой гипотезы не учитывают, что язык не представляет собой самодовлеющей силы, творящей мир, а является результатом отражения человеком окружающего мира. Различия в способах его членения возникают в период первичного означивания (см. Номинация) и могут быть обусловлены ассоциативными различиями, несходством языкового материала, сохранившегося от прежних эпох, влиянием др. языков и т. д. Выражаемое с помощью языка содержание не равно сумме значений языковых единиц, т. к. путем сочетания разных языковых средств можно выразить также содержание или понятие, к-рое не соотносится с к.-л. особой единицей языка. Форма и категории мышления одинаковы у всех народов, хотя язык оказывает известное регулирующее влияние на процесс мышления.
* Сепир Э., Язык. пер. с англ., М —Л.. 1934; Уорф Б. Л., Отношение норм поведения и мышления к языку, в кн.: НЛ. в. 1. М., 1960; Б р у т я н Г. А., Гипотеза Сепира— Уорфа. Ер., 1968: Васильев С. А., Филос. анализ гипотезы лингвистич. относительности, К., 1974; Гипотеза в совр. лингвистике, М., 1980. с. 198 — 204 (лит.); Selected writings of Edward Sapir in language, culture and personality, Berk.— Los Ang., 1951; Whorf B. L., Language, thought and reality, Camb. (Mass.). [1966].
A. M. Кузнецов. СЕРБСКОХОРВАТСКИЙ ЯЗЬ'1К (сербохорватский,	хорватскосербский
язык) — один из южнославянских языков. Применительно к определ. народу может называться хорватским или сербским. Распространен в СФРЮ (один из офиц. языков) и сопредельных гос-вах, а также в Америке и Австралии. Общее число говорящих св. 16,5 млн. чел.
Имеет 3 диалекта: штокавский, чакав-ский и кайкавский (названия по огласовке местоимения «что»), расхождения между к-рыми возникли в дописьменную эпоху слав, истории. В штокав. диалекте обособляются юго-вост, говоры, типологически сблизившиеся с болг. и макед. языками.
Вокализм С. я. характеризуется наличием долгих и кратких гласных, неизменностью качества гласных в ударных и бе:; ударных слогах, тонич. ударением. Имеется слоговой [г]. Из 25 согласных 20 твердые и 5 всегда мягкие. Именам свойственно падежное склонение. Глагол имеет разветвленную систему спрягаемых форм: четыре ряда простых и сложных форм прош. времени, два ряда форм буд. времени. Инфинитив может заменяться кон-
СЕРБСКОХОРВАТ 443
струкцией, состоящей из союза и формы наст, времени.
Совр. лит. язык создан в 1-й пол. 19 в. на базе штокав. говоров. В его формировании определяющее значение имела деятельность серба В. Караджича и хорвата Л. Гая. В лит. языке многообразное фонетич., морфологич. и лексич. варьирование. Орфоэпич. норма двойственная (экавское и иекавское произношение, обусловленное разными диал. реализациями праславянского [* ё]). Лит. язык функционирует как совокупность нац.-территориальных реализаций, среди к-рых выделяется устоявшимся своеобразным узусом хорват, разновидность.
Древнейшие письм. памятники датируются 12 в. (глаголич. Башчанская надпись, ок. 1100, кириллические — грамота Кулина 1189, Мирославово и Вуканово евангелия кон. 12 — нач. 13 вв.). В совр. С. я. применяются два алфавита, одни из к-рых является адаптацией рус. гражд. шрифта, восходящего к кириллице, а другой — лат. графики.
Ф Кульбакин С. М., Серб, язык, Полтава, 1917; Гудков В. П,, Сербо-хорв. язык, М., 1969; его же, Сербо-хорв. язык, в кн.: Слав, языки. (Очерки грамматики зап.-слав, и юж.-слав, языков), М., 1977; Исследования по ссрбохорв. языку, М., 1972; Дмитриев И. А., Сафронов Г. И., Сербохорв. язык, Л., 1975; Попова Т. П., Сербскохорв. язык, М., 1986; Ivie Р., Die Serbokroatischen Dialekte, Bd 1, Ч-Gravenhage, 1958; P o-povid I.. Geschichte der serbokroatischen Sprache, Wiesbaden, 1960; M a r e t i с T., Gramatika hrvatskoga ili srpskoga knjizevnog jezika, 3 izd., Zagreb, 1963; Стевано-виЬ M., Савремени српскохрватски ^език, 2 изд., кн». 1—2. Београх 1969— 70;. Prirucna gramatika hrvatskoga knjizevnog jezika, Zagreb, 1979.
Речник српскохрватскога кн>ижевног je-зика, кн>. 1 — 6, Нови Сад. 1967 — 76; Толстой И. И., Сербскохорв.-рус. словарь. Краткий очерк грамматики сербскохорв. язы; ка. 5нэд.. М., 1982; S к о k Р.. Etimologijski rjecnik hrvatskoga ili srpskoga jezika, kn. 1 — 4, Zagreb, 1971 — 74.	В. П. Гудков.
СЁТЯЛЯ ТЕОРИЯ — гипотеза о чередовании ступеней количества звуков в уральском праязыке (см. Уральские языки), развитая Э. Н. Сетяля и распространенная в финно-угровсдении в 1-й пол. 20 в.
Согласно С. т., в середине слова согласные и их сочетания выступали в двух вариантах, различавшихся длительностью, а впоследствии и качеством (	и т. п.). Они рас-
пределялись след, образом: сильная ступень — перед гласным открытого второго (и вообще четного) слога и после гласного закрытого четного слога; слабая ступень — перед гласным закрытого четного слога и после гласного открытого четного слога. Аналогия с Вернера законом в прагерманском позволила предположить, что закрытый четный слог был ударным и, следовательно, появление сильной ступени было систематически связано с ударностью предшествующего гласного.
С. т. представляет собой экстраполяцию на прауральский уровень явлений, свойственных прибалтийско-финским языкам (где они затрагивают шумные согласные и их сочетания) и саамскому языку (где оин охватывают весь инлаутный консонантизм). Ср. фин. akka ’старуха' — род. п. akan; suku ’род’ — род. п. su-vun < *suyun; puuta — партитив от puu ’дерево’; kalaa < *kala8a — партитив от kala ’рыба’. Сходные явления имеются в самодийских языках (нганасанский,
444 СЕТЯЛЯ
селькуп, диалекты Кети). Сетяля условно постулировал также аблаутного типа чередования ударных (сильная ступень) и безударных (слабая ступень) гласных V:V; V:V.
Отсутствие следов чередования ступеней в волжских, пермских, угорских, мн. самодийских языках С. т. объясняет выравниванием по аналогии с преимуществ. обобщением слабой ступени. Связанное с этим объяснение регулярных межъязыковых соответствий типа фин. -р-: венг. -V- как рефлексов разных ступеней исходного чередования неправдоподобно; в С. т. оно фактически подменяло собой выявление точных законов ист.-фонетич. развития уральских языков, вследствие чего в совр. финно-угро-ведении С. т. обычно отвергается. Источником финно-саамского чередования ступеней согласных признается нефонологич. тенденция к усилению или ослаблению артикуляции в зависимости от слоговой структуры (наличие у /tt/ аллофонов [tt] и [tt], у /t/ — аллофонов [t] и [t] и т. п.), к-рая разными путями фоноло-гизировалась в результате вторичных процессов. Вопрос о времени возникновения этой тенденции (в свете самодийских аналогий) остается нерешенным.
* Б у б р и х Д. В., Ист. фонетика фин-ского-суоми языка, Петрозаводск, 1948. с. 119—57; Хелимский Е., Встречный двунаправленный отсчет мор в нганасан, яз., в кн.: The XIth International Congress of phonetic sciences: Proseedings. August 1 — 7, 1987, Tallinn, v. 1, Tallinn, 1987: S e t a 1 a E. N.. Uber Quantitatswechsel im Finnisch-Ugri-schen, JSFOu. 1896, t. 14; его же. Uber Art, Umfang und Alter des Stufenwechsels im Fin-nisch-Ugrischen und Samojedischen. «Finnisch-ugrische Forschungen», 1912. №12; L e p-p i k M., On the non-phonological character of consonant gradation in Proto-Fennic, «Сов. финноугроведение», 1968, т. 4, № 1.
E. А. Хелимский. СИГНИФИКАТ (от лат. significatum — обозначаемое) — понятийное содержание (см. Понятие) знака языкового.
В этом значении термин «С.» восходит к ср.-век. схоластич. логике, в частности к Иоанну Солсберийскому (12 в.), а в 20 в. снова вошел в употребление в работах Ч. У. Морриса (1938); приблизительно соответствует «содержанию понятия» в традиционной логике, «смыслу» (Г. Фреге), «интенсионалу» (Р. Карнап), «значению» (У. О. Куайн), «концепту» (А. Чёрч), «означаемому» (Ф. де Соссюр) и иек-рым др. аналогичным терминам, обладающим, однако, специфич. коннотациями. Так, означаемое у де Соссюра противопоставляется лишь означающему, т. к. предметную отнесенность знака он выносил за пределы лингвистич. исследования, тогда как у Морриса С. противопоставляется не только «имени» (формальной стороне знака), но и «денотату» (предметной отнесенности знака).
С гносеологии, точки зрения С. пред-тавляет собой отражение в человеческом сознании свойств соотв. денотата. Т. к. сам термин «денотат» неоднозначен (денотат, -референт, деиотат2-экстенсио-нал), то и в термин «С.» вкладывается разл. содержание в зависимости от того, противопоставляется ли он экстенсиона-лу или референту.
В первом случае С. противопоставляется денотату как идеальное, психическое образование — материальному. Во втором случае С. понимается как номинат слова в системе языка (т. е. то, что может именоваться словом как языковой единицей), противопоставляясь денотату как иоминату слова в актуализованной речи (В. Г. Гак). Возможно денотативное (референциальное) тождество языковых
выражений с различными С. Так, сигнификативно различные выражения «позвоночные» и «живые существа, имеющие череп», обладают одним и тем же денотативным значением (определяют один и тот же экстенсионал). Указание на один и тот же референт при помощи знаков с различными С. характерно для худож. текстов. Так, в тексте романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» сигнификативно различные выражения «гражданин», «клетчатый», «субъект», «регент», «переводчик», «длинный клетчатый», «неизвестный», «клетчатый гаер», «гад-переводчик», «Коровьев», «Фагот», «надувало Фагот» и т. и. идентифицируют одно и то же лицо каждый раз по-новому, выделяя различные его признаки. Из ряда признаков именующий субъект выбирает для номинации лишь те, к-рые позволяют правильно идентифицировать денотат.
С. всегда фиксирует нек-рый комплекс признаков денотата — постоянных или временных, абсолютных или относительных. Поэтому мн. исследователи считают, что у собств. имен и «индексальных знаков» (напр., указат. местоимений) вообще нет С. В то же время элементы предложения, не соотносящиеся прямо с объектами внеязыковой действительности (сказуемые, определения, обстоятельства), согласно такой концепции, имеют только С., но не имеют денотата. Так, согласно Н. Д. Арутюновой, в предложении «Она молодая хозяйка» признак молодости приписывается С. слова «хозяйка», а в предложении «Молодая хозяйка вошла в комнату» признак молодости характеризует денотат слова «хозяйка». Поэтому первое предложение может быть сказано о пожилой женщине, недавно оставившей, работу и начавшей заниматься хозяйством, а второе — не может. Открытым остается вопрос о С. «препозитивных» знаков, именующих целую ситуацию. Ряд исследователей, приписывая С. не только слову, но и предложению (или высказыванию), связывают С. слова с «понятием», а С. предложения — с «суждением» («мыслью», «пропозицией», «психической ситуацией», «предикацией», «семантич. моделью предложения» и т. и.). По-разному решается вопрос о включении модальных и коммуникативных значений, актуального членения и пр. в С. высказывания. Нет единства и в решении вопроса о том, включать ли в С. коннотации и эмоционально-экспрессивные компоненты смысла (см. Лексическое значение слова) или приравнивать его к «понятийному ядру» слова. Соответственно одни ученые считают, что у слов «лицо», «лик», «рожа» одно и то же денотативное, но разл. сигнификативные значения, другие же считают, что эти слова имеют одно и то же сигнификативное значение, но разные экспрессивные значения.
* Апресян Ю. Д., Совр. методы изучения значений и нек-рые проблемы структурной лингвистики, в сб.: Проблемы структурной лингвистики, М., 1963; Городецкий Б. Ю., К проблеме семантич. типологии. М., 1969; Арутюнова Н. Д., Предложение и его смысл, М., 1976; Языковая номинация. (Общие вопросы), М., 1977; Гак В. Г.. Теоретич. грамматика франц, языка. Синтаксис, 2 изд., М., 1986; Morris Ch. W., Writings on the general theory of signs, The Hague —P., 1971; cm. также лит. при статьях Денотат. Референт, Референция, Семиотика, Означаемое.
Т. В. Булыгина, С. А. Крылов. сидАмские ЯЗЫКЙ (восточносидам-ские языки) — одна из подгрупп в составе восточной группы кушитских языков. Распространены в юж. Эфиопии. Число говорящих ок. 850 тыс. чел. Включают языки сидамо, дараса, хадия (или гудел
ла, марако), камбатта, алаба, тамбаро, бурджи (или бамбала, амар) и кабенна. По строению фонологич. системы близки омотским языкам, с к-рыми находятся в тесном языковом контакте. Среди категорий имени выделяются: согласовательные род и число (3 согласоват. класса — муж. род ед. ч., жен. род ед. и мн. ч.; употребление форм мн. ч. по тем же правилам, что в языке каффа), единичность (собирательные и сингулятивные формы), падеж (общий, приименной генитив и ряд обстоятельств, падежей), личная при-тяжательность (притяжат. суффиксы 1—3-го л. ед. и мн. ч. обладателя). Вы-делимость прилагательных как особой части речи спорна. Личные местоимения делятся иа самостоятельные (субъектные и объектные) и приглагольные объектные (суффиксальные); имеются также указательные (2 дейксиса) и вопросит. местоимения. Морфологич. категории глагола: лицо-число субъекта (по виеш. показателям спряжения С. я. сильно отличаются от других вост.-кушитских), породы, время (2 времени в индикативе), наклонение, статус (аффир-матив — негатив), глагольный падеж (предикатив, общекосвенный, релятив и ряд обстоятельств, падежей). Осн. средство слово- и формообразования — суффиксация, иногда используется редупликация корня (образование мн. ч. имен и глагольного итератива). Порядок слов обшекушитский. Именная предикация оформляется с помощью неизменяемой связки. Из С. я. хорошо описаны только языки сидамо, хадия и алаба. Языки бесписьменные.
* Moreno М. М., Manuale di Sidamo. Grammatica. Esercizi. Testi. Glossario, Mil., 1940; Hudson G., Highland East Cushi-tic. в кн.: The Non-Semitic languages of Ethiopia, East Lansing, 1976, p. 232—77.
T. Л. Ветошкина.
СИЛЛАБИЧЕСКОЕ ПИСЬМО (от греч. syllabe — слог) — письмо, знаки к-рого передают отдельные последовательности звуков языка, чаще всего слоги. Попытки слогового написания собств. имен и грамматич. формантов восходят к словесно-слоговым системам письма. В ходе развития этих систем слоговые знаки начинают употребляться для записи слов как фонетич. дополнение к знаку-логограмме. Только слоговые знаки (за исключением неск. детерминативов и логограмм) применялись в нек-рых клинописных письменностях Двуречья (эламская, хуррнтская, урартская, др.-перс, клинопись). Из критской иероглифики к С. п. (с той же оговоркой) относятся линейное письмо А и Б, кипро-минойское и кипрское слоговое письмо, возможно, письменность диска нз Феста. По мнению И. Дж. Гелба, слоговые знаки, употреблявшиеся в др.-егип. иероглнфике, послужили источником зап.-семит, силлаба-риев, знаки к-рых передавали сочетание «согласный + любой гласный» (про-тосииайское, протопалестинское, финикийское письмо).
Более позднее происхождение имеют вфиопский снллабарнй и слоговые системы письма Индостана (см. Индийское письмо), Центральной и Юго-Восточной Азии, к-рые можно рассматривать как «полуалфавнтные» (осн. знак передает либо гласный, либо сочетание согласного со звуком «а»). Мн. оригинальные системы письма 19—20 вв. первоначально или в ходе развития были силлабическими (письмо индейцев чероки, письмена ваи, баса, тома, менде, бамум в Зап. Африке, система Полларда для языков юго-зап. Китая, письмена эскимосов Аляски,
письмо волеаи Каролинских о-вов). В иероглифич. японском письме наряду с логограммами употребляются (гл. обр. для передачи собств. имен и грамматич. формантов) слоговые знаки — «каны». • Гельб И., Зап.-семит, силлабарии, пер. с англ., в кн.: Тайны древних письмен, М., 1976 (лит.); см. также лит. при статьях Письмо, Пиктография, Критское письмо.
. „	А. М. Кондратов.
СИНАЙСКОЕ ПИСЬМО —1) устаревшее название протосинайского письма; 2) вариант арамейского набатейского письма, известный по многочисленным надписям 2—4 вв. на Синайском п-ове. Вероятно, послужил истоком для создания арабского письма. А. Г. Лундин. СИНДЙСКО-ПАЛЕСТЙНСКОЕ ПИСЬМО — см. Западносемитское письмо. СИНГАЛЬСКИЙ ЯЗЙК —один из индийских (индоарийских) языков. Офиц. язык Демократии. Социалнстич. Республики Шри-Ланка. Число говорящих 11,8 млн. чел. Восходит к сингальскому пракриту. Между лит. и разг. С. я. имеется существенное различие. В фонетике количеств, противопоставление всех гласных; тенденция к сингармонизму, есть полуносовые согласные (обычно в сочетании с звонкими), церебральные, придыхательные (исчезнувшие в разг, речи). Морфологич. строй с сильными элементами агглютинации и новой флексии; развитое склонение у существительных при отсутствии категорий рода, числа н падежа у прилагательных, наличие категории определенности у существительных. Для глагола в лит. языке характерны категории лица, числа, рода (общий и женский), времени, наклонения, переходности/непереходности, существенно чередование гласных. Для синтаксиса характерен фиксированный в целом порядок слов (сказуемое в конце предложения, подлежащее предшествует сказуемому, дополнения непосредственно перед сказуемым, локально-темпоральные обстоятельства открывают фразу). В разг, языке употребительны именные предложения. В лексике многочисл. заимствования из санскрита, из дравидийских языков (прежде всего тамильского), европейских (прежде всего английского, а также португальского), нз малайского, арабского, персидского.
Совр. С. я. использует одну из разновидностей юж.-инд. письма — грантхи. Древнейшие памятники на С. я.— наскальные надписи с 3 в. до н. э., связанные с введением буддизма и написанные на сингальском пракрите. Памятники др.-сингальского (4—5 вв.— 8 в.) и ср.-сингальского (8 в.— сер. 13 в.) периодов немногочисленны. В 13 в. была создана классич. грамматика С. я,, начался расцвет классич. лит-ры. Форма лит. С. я., созданная в этот период, удерживалась до 19 в. Новая форма лнт. С. я. формируется на основе живого разг, языка. • Выхухолев В. В., Сингальский язык, М.. 1964 (лит.); его же, Сингальский язык, в кн.: Языки Азии и Африки, т. 1, М., 1976: Gunasekara А. М., A comprehensive grammar of the Sinhalese language, Colombo, 1891; Geiger W.. Literatur und Sprache der Singhalesen, Strassburg. 1900; его же, A grammar of the Sinhalese language, Colombo, 1938; Matzel K., Einfiihrung in die Singhalesische Sprache, Wiesbaden, 1966; G a i r J. W., Colloquial Sinhalese clause structures, The Hague—P., 1970.
В. H. Топоров.
СИНГАРМОНЙЗМ (от греч. syn — вместе и harmonia — созвучие) — морфо-нологич. явление, состоящее в единообразном вокалическом (иногда и консонантном) оформлении слова как морфологической единицы.
В языках с С. в структуре слова выделяется независимый (доминирующий) компонент (обычно корень) и зависимые компоненты (аффиксы). По тому, какой фонологич. признак является основой С., различаются тембровый С. (по признаку ряда), лабиальный С. (по огубленности), компактностный С. (по подъему, или раствору); в составе слова возможно сочетание двух типов С. Напр., в венг. яз. ablak-hoz ’к окну’, cipesz-hez 'к сапожнику', kiiszdb-hoz 'к порогу’, вокализм показателя аллатива -hVz (см. Венгерский язык) зависит ог вокализм корня (передний — задний: -hoz/-hez, лабиальный — нелабиальный: -hez/-hoz). С. присущ гл. обр. агглютинативным языкам (см. Агглютинация), где он обеспечивает целостность и отдельность словоформы, действуя как «цементирующее средство» (И. А. Бодуэн де Куртенэ), и в этой функции С. соотносится с ударением индоевроп. языков. Конкретный тип С. зависит от характера вокалич. и просодич. системы языка; в урало-алт. языках с их тембровым богатством гласных представлен тембровый и лабиальный С., в ряде нигеро-конголез. языков (напр., ква), имеющих многоступенчатую градацию гласных по подъему,— компактностный С., при к-ром в слове возможны лишь гласные одной из двух серий — широкие или узкие (четной ступени — нечетной ступени). Мн. сингармонические языки обнаруживают отклонения от идеальной схемы С., что проявляется в наличии нейтральных гласных (часто е, 1), способных встречаться как в переднерядных, так и в заднерядных словах; С. часто не распространяется на префиксы и на сложные слова, в к-рых каждый компонент имеет свой сингармонический рисунок. С С. иногда сближают такие явления, как умлаут в древних герм, языках, ио он напоминает С. лишь фонетически, отличаясь функционально. Понятие С. шире, чем обычно отождествляемое с ним понятие гармонии гласных, т. к. С. может выражаться и в консонантной гармонии (как в нек-рых индейских языках Сев. Америки).
• Черкасский М. А.. Тюрк, вокализм и сингармонизм. М., 1965; Виноградов В. А.. Типология сингармонич. тенденций в языках Африки и Евразии, в кн.: Проблемы афр. яз-знания, М., 1972; Issues in vowel harmony, Amst.. 1980.
,	В. А. Виноградов.
СИНДХИ — один из индийских (индоарийских) языков. Распространен преим. в пров. Синд Пакистана (число говорящих ок. 10 млн. чел.) и в штатах Махараштра, Гуджарат и Раджастхан Индии (1,95 млн. чел.). В обоих гос-вах употребляется в сфере образования, культуры, лит-ры.
Диалекты: вичоли, занимающий центр, положение и лежащий в основе лит. языка, сирайки (северный), ласи (в Лас-бела), лари (по ииж. течению р. Инд), тхарели (переходный к раджастхани), каччхи (переходный к гуджарати). От родств. языков отличается наличием серии инъективных (или имплозивных) звонких согласных; сохранением слабо-произносимых конечных кратких гласных; минимальной омонимией в именных парадигмах, включающих ряд старых синтетич. форм; вторичной флексией глагола при отпричастных формах; употребительностью местоименных энклитик (в субъектной, объектной и атрибутивной функциях). Лит-ра на С. развивается с 17—18 вв. Для С. в Пакистане испо.ть-
СИНДХИ 445
зуется араб, письмо, дополненное большим числом новых знаков и широко пользующееся диакритикой; в Индии — деванагари (см. Индийское письмо) с подстрочными значками для специфич. согласных; имеется скоропись — ланда (в неск. локальных разновидностях).
* Егорова Р. П.. Язык синдхи, М., 1966; Trumpp Е., Grammar of the Sindhi language, L., 1872.
t	Г.	А. Зограф.
СИНКРЕТИЗМ (от греч. synkretismos — соединение)— 1) совпадение в процессе развития языка функционально различных грамматических категорий и форм в одной форме. В рус. яз. наблюдается, напр., падежный С. (одно окончание имеет значение разных падежей) или С. разных грамматич. категорий (одно окончание имеет значение определ. рода, числа и падежа). Одни ученые относят С. к грамматич. омонимии, другие — к многозначности (полифункциональности) грамматич. формы. 2) Совмещение (синтез) дифференциальных структурных и семантических признаков единиц языка (нек-рых разрядов слов, значений, предложений, членов предложений и др.), противопоставленных друг другу в системе языка и связанных явлениями переходности. Это разного рода гибридные (контаминационные, промежуточные, диффузные) образования.
Непосредственным толчком к С. являются обычно сдвиги в соотношении формы и содержания языковой единицы. С. свойствен всем уровням языка и речи, однако каждый из них имеет свои особенности. С. плана содержания обычно поддерживается С. плана выражения, т. к. синтезирующиеся свойства в языке соотв. образом оформляются. Нек-рые ученые понятие С. относят только к парадигматике языка и связывают с необратимыми системными сдвигами в процессе его развития (иногда их называют «неразрешимым» С., т. е. неустранимым), отличая их от контаминации, диффузно-сти (иногда их называют «разрешимым» С., т. е. устраняющимся при анализе), к-рые относятся к синтагматике языка и живым процессам, сопровождающим употребление языковых единиц в речи. * Виноградов В. В., Рус. язык, М.. 1947; Ельмслев Л., Пролегомены к теории языка, пер. с англ., в кн.: НЛ, в. 1, М., 1960; Курилович Е., Деривация лексическая и деривация синтаксическая, в его кн.; Очерки по лингвистике, М., 1962; Скаличка В.. Асимметричный дуализм языковых единиц, в кн.; Пражский лингвистич. кружок, М.. 1967; Бабайце-ва В. В., Переходные конструкции в синтаксисе, Воронеж, 1967; ее же, Зона синкретизма в системе частей речи совр. рус. языка, НДВШ. ФН, 1983, № 5; Семантика переходности. Л.. 1977; Рус. разг, речь, М., 1978; Покусаенко В. К., Переходные конструкции в области сложного и простого предложения, Ростов, 1983; Гайсина Р. М.. Межкатегориальный переход понятия и обогащение лексики, Уфа. 1985.	В. В. Бабайцева.
СИНОЛОГИЯ — см. Китаистика. СИНОНИМЙЯ (от греч. synonytnia — одноименность) — тип семантических отношений языковых единиц, заключающийся в полном или частичном совпадении их значений. С. свойственна лексич., фразеологии., грамматич., словообразоват. системам языка. Это характерное явление языков разных типов (см. Универсалии языковые).
С. отражает в языке свойства объективного мира. Лингвистич. природа С. определяется разл. степенью семантич.
446 СИНКРЕТИЗМ
близости языковых единиц и объясняется асимметрией знака и значения, их неустойчивым равновесием (см. Асимметрия в языке).
Известно неск. подходов к изучению С.: при одном в центре внимания оказывается тождество или сходство значений, при другом, опирающемся в значит, степени на логич. эквивалентность,— их полная или частичная взаимозаменяемость в тексте, при третьем — их оце-ночно-характеризующие, стилистич. свойства. Существует узкое и широкое понимание С. соответственно как свойства языковых единиц полностью (узкое) или частично (широкое) совпадать по своему значению. Первое имеет большую ценность при адекватном перифразировании высказываний, второе — при уточнении содержания обозначаемого объекта и раскрытии различных его сторон.
Наиболее представительной и функционально разнообразной в языке является лексич. С. Семантич. сущность С.— эквивалентность всего объема значений лексич. единиц («языкознание» — «лингвистика»), отд. их значений («дорога» — «путь») или совпадающих сем значений («ключ» ’источник, в к-ром вода выходит с напором, с силой' — «родник» ’источник, в к-ром вода просачивается на поверхность земли'). Это служит основанием различения полной (абсолютной) и частичной (относит.) С.
Различаются два осн. типа С.: с е м а н-тическая (идеографическая) и с т и-листическая С., выражаемая словами с одинаковой предметной отнесенностью, имеющими разл. стилистич. характеристику:	«верить» — «веровать»
(книжн.), «странный» — «чудной» (разг.).
В функциональном плане С. выступает как способность языковых единиц благодаря тождеству или сходству их значений замещать друг друга во всех или определ. контекстах, не меняя содержания высказывания. Эквивалентные содержания синонимов находятся в отношении взаимной замены (двусторонней импликации): «Он стал языковедом» <-> «Он стал лингвистом»; «Это был высокий юноша» «-►. «Это был рослый юноша». Степень синонимичности слов тем выше, чем больше у них общих позиций, в к-рых могут устойчиво нейтрализоваться несовпадающие семы их значений.
Важнейшими семантич. функциями синонимов являются замещение и уточнение. Замещение наблюдается чаще всего в следующих друг за другом частях текста и состоит во взаимной замене семантически адекватных единиц, что позволяет избежать однообразного повторения одних и тех же слов: «Академик Виноградов внес большой вклад в развитие отечественного языкознания. Его труды стали достоянием мировой лингвистики ».
Уточнение состоит в раскрытии свойств и разл. характерных признаков обозначаемых предметов и явлений действительности. Эта функция реализуется обычно в пределах одного предложения при близком, контактном расположении уточняющих друг друга частично эквивалентных слов. Необходимость уточнения вызвана тем, что обозначаемое в силу своей многосторонности не «покрывается» одним словом. Поэтому возникает потребность одновременного употребления неск. синонимов, несовпадающие семы к-рых вскрывают в обозначаемом предмете новые стороны. Уточняться могут степень проявления признака, качества, свойства, действия и т. п. («Милостивый государь... бедность не порок, это истина...
Но нищета, милостивый государь, нищета — порок-с. В бедности вы еще сохраняете свое благородство врожденных чувств, в н и щ е т е же никогда и никто» — Достоевский), способ осуществления действия (ср. «погасить»— «задуть» ’дунув, погасить’) и др. При этом возможны два типа контекстов С.: нейтрализующий, в к-ром различия синонимов не являются существенными с т. зр. содержания высказывания, и дифференцирующий, где в центре внимания оказываются их различия. В первом случае несовпадающие семы «суммируются» как дополнит, характеристики обозначаемого («Рядом был старый хороший товарищ, д р у г, с которым ничего не страшно» — Д. А. Гранин), во втором — противопоставляются, уточняя содержание мысли («А что, вы друг ему? —Друг не друг, а товарищ» — Ю. С. Семенов).-Ср. значения этих слов, складывающиеся из след, сем: «товарищ» — [’близкий человек’] •+ 'большая степень близости', 'общественные отношения’, 'род деятельности’, 'условия жизни’, ’общность полит, взглядов’, 'принадлежность к обществ, полит, организации' и др.; «друг» — ['близкий человек’] + 'очень большая степень близости', 'личные отношения и интересы', 'привязанность, расположение’ и др.
Функция оценки и стилевой организации текста выступает как основная в стилистической С. Эмоциональное выражение оценки основывается на разл. стилевой закрепленности маркированных синонимич. слов (выше нейтрального: высокое, поэтич., книжн. и др., ниже нейтрального: разг., прост, н др.), что является основанием положит, или отрицат. квалификации обозначаемого объекта. Ср. «Должно быть, только на обильных кубанских просторах могла возрасти женщина... с такими огромными карими глазами, к которым больше подходило слово „очи"» (А. Гончаров) и«В гляделках, которые стыд глазами звать,— ни в одном ни искры душевного света» (Н. С. Лесков). Согласуясь стилистически и семантически с общим характером текста, т. е. с др. словами той же стилистич. характеристики и общим содержанием высказывания, такие синонимы выполняют функцию его стилевой организации.
Наряду с лексич. С. выделяются др. ее виды: фразеологическая («капля в море» — «всего ничего» — «кот наплакал» — «раз-два и обчелся», «и бровью — глазом — ухом не ведет»), словообразовательная (семантич. эквивалентность морфем: не- — без-/бес- («неграмотный» —«безграмотный»), -ун-ер--ец--ист («бегун»,
«боксер», «гребец», «футболист») и грамматическая С., под к-рой понимаются смысловая эквивалентность функционально тождественных грамматич. форм («стакан чая» —«стакан чаю», «красивый» — «красив», «умнейший» — «самый умный», «запеть» — «начать петь») и синтаксич. преобразования предложения, имеющие общее значение («Эту книгу написал он» — «Эта книга написана им», «Студент сдает экзамен профессору» — «У студента принимает экзамен профессор», «Оиа часто присутствует на собраниях» — «Она редко отсутствует на собраниях», «Он вошел в комнату и поздоровался со всеми» — «Войдя в комнату, он поздоровался со всеми»), ф Ковтунова И. И., О синтаксич. синонимике, в кн.: Вопросы культуры речи, в. 1, М., 1955; Балли II!.. Франц.
стилистика, пер. с франц., М.. 1961; Очерки по синонимике совр. рус. лит. языка, М.— Л,, 1966; Лексич. синонимия, М., 1967; Золотова Г. А., Синтаксич. синонимия и культура речи, в кн.: Актуальные проблемы культуры речи, М.. 1970; Синонимы рус. языка и их особенности, Л., 1972; Шмелев Д. Н., Проблемы семантич. анализа лексики. М.. 1973; Бережан С. Г., Семантич. эквивалентность лексич. единиц, Киш., 1973; Апресян Ю. Д., Лексич. семантика. Синонимия, средства языка, М., 1974: Лайонз Д ж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М., 1978; Новиков Л. А., Семантика рус. языка, М., 1982; F i 1 i р е с J.. Ceska synonyma z hlediska stylistiky a lexikologie, Praha, 1961.
Л. А. Новиков.
СИНОНИМЫ (от греч. synonymos— одноименный) — слова одной и той же части речи (а также, в более широком понимании, фразеологизмы, морфемы, синтаксич. конструкции), имеющие полностью или частично совпадающие значения. В качестве единицы смыслового сопоставления лексич. синонимов выступает элементарное значение слова, его лексико-семантич. вариант. Поэтому многозначное слово может входить сразу в неск. синонимии, рядов (или парадигм). Члены каждого ряда идентифицируются семантически и стилистически относительно доминанты ряда, т. е. слова семантически наиболее простого, стилистически нейтрального и синтагматически наименее закрепленного, напр. «высокий» (о человеке) — «рослый», «длинный» (разг.), «долговязый» (разг.); «высокий» (о языке, стиле) — «возвышенный», «приподнятый», «торжественный», «патетический» (книжн.); «высокий» (о звуке, голосе) — «тонкий», «писклявый» (разг.).
По степени синонимичности (тождеству, близости значений и способности замещать друг друга, нейтрализовать в тексте противопоставляемые семантич. признаки) С. делятся на полные, или абсолютные («забастовка» — «стачка», франц, nul — aucun как прилагательные), и частичные, или относительные («линия» — «черта», англ, big — large, франц. revue — parade, нем. schwer — kompliziert).
В соответствии с выполняемыми функциями (см. Синонимия) С. подразделяются на семантические (идеографические), оттеняющие разные стороны обозначаемого объекта («кроткий»— «незлобивый» — «покорный» — «смирный», англ. mistake — error — slip — lapse), указывающие на разл. степень проявления признака, действия («страх»— «ужас», «ломать» — «крушить» — «сокрушать», англ, mistake — blunder, франц, petit — minime), а также на др. смысловое своеобразие слов, и стилистические, дающие разл. оценочную характеристику обозначаемого объекта [«лицо» — «лик» (высокого стиля) — «рожа» (прост.), нем. Gesicht — Antlitz (поэтич.), франц, visage — museau (фамильярное) и т. п.]. С е м а н т и к о-стилистич. С. совмещают обе эти функции [«идти» — «тащиться» (разг.) 'идти медленно, с трудом’ и т. п.].
По структуре С. могут быть разнокоренными («молодой» — «юный») и однокоренными, отличающимися друг от друга приставкой («выругать» — «отругать»), суффиксом («заглавие» — «заголовок»), приставкой и суффиксом одновременно («качать» — «раскачивать»), наличием или отсутствием постфикса -ся («дымить» — «дымиться»),
С. могут также быть слово и словосочетание («ударить» — «нанести удар»),
слово и аффикс («м аленький нос» — «нос и к») и т.п.
* См, лит. при ст. Синонимия.
.	Л. А. Новиков.
СЙНО-ТИ БЁТСКИ Е ЯЗЫКИ—см. Китайско-тибетские языки.
СИНТАГМА (от греч. syntagma, букв.— вместе построенное, соединенное) — 1) интонационно-смысловое единство, к-рое выражает в данном контексте и в данной ситуации одно понятие и может состоять из одного слова, группы слов и целого предложения. Л. В. Щерба определил С. как фонетич. единство, выражающее единое смысловое целое в процессе речи-мысли. В решении вопроса о членении речевого потока он исходил из единства смысловой и звуковой сторон языка при доминирующей роли первой. Поскольку С. составляют слова, тесно связанные по смыслу, она обычно представляет собой и синтаксич. единство. Так, в отдельные С. выделяются обособленные члены предложения, вводные и вставные конструкции и т. п. Однако совпадение синтаксич. и синтагматич. членения необязательно. Разное синтагматич. членение одного предложения создает разл. высказывания, передающие тонкие оттенки смысла и выражающие отношение говорящего к сообщаемому факту, ср. «Браг уезжает в Москву» и «Брат/ уезжает в Москву». Синтагматич. членение может служить средством различения смысла внешне омонимичных, но различных по синтаксич. структуре предложений, напр.: «Как удивили его / Слова брата» и «Как удивили его слова/брата».
С. является речевой единицей, в рамках к-рой реализуются правила коарти-куляции и варьирования звуков, в частности позиционно обусловленные изменения звуков на стыке слов (сандхи). Будучи минимальной интонационной единицей, в к-рой реализуются интонационные конструкции данного языка, С. структурно членится на ритмич. группы, объединенные словесным ударением.
С фонетич. стороны членение потока речи на С. достигается как особым оформлением границ между С., так и объединением слов внутри С. Оси. средство членения на С.— пауза, к-рая обычно выступает в комплексе с мелодикой речи, интенсивностью и темпом речи и может замещаться резкими изменениями в значениях этих просодич. признаков. Целостность С. достигается прежде всего невозможностью пауз внутри С. и определ. акцентной структурой, придающей каждому слову С. ту или иную степень ударенности. Одно из слов С. (обычно последнее) характеризуется наиболее сильным ударением (т. наз. синтагматическим). В случае особого выделения одного из слов (напр., при противопоставлении) главное ударение может падать на любое слово С. (т. наз. логич. ударение). Главноударный слог С. образует ее интонационный центр. Др. средства объединения слов в С.— единый мелодии, рисунок того или иного вида (т. наз. интонационный контур), а также характерное для данного типа С. изменение значений интенсивности и длительности.
С. классифицируются с точки зрения взаимосвязи входящих в них слов (напр., С. атрибутивные, релятивные), по их позиции в высказывании (С. конечные и неконечные) и по типу оформляющего их интонационного контура (С. завершенные, незавершенные, вводные, противительные, изъяснительные и др.).
2) Последовательность двух (или более) языковых единиц (морфем — «дом-ик», слов — «старый дом», словосочетаний,
предложений), соединенных определ. типом связи (напр., определительной). Употребление термина С. в этом значении восходит к Ф. де Соссюру (см. Синтагматика).
ф Б р ы з г у н о в а Е. А.. Практич. фонетика и интонация рус. языка, М.. 1963; Щерба Л. В., Фонетика франц, языка, М.. 1963; Буланин Л. Л., фонетика совр. рус. языка, М., 1970; Гордина М. В., Фонетика франц, языка. Л.. 1973; В и н о-градов В. В.. Понятие синтагмы в синтаксисе рус. языка, в его кн.: Избр. тр. Исследования по рус. грамматике, М.. 1975; Соссюр ф. д е, Курс общей лингвистики, в его кн.: Тр. по яз знанию, [пер. с франц. 1, М., 1977. Н. Л. Светозарова. СИНТАГМАТИКА — 1) один из двух аспектов изучения системы языка, анализ особых — синтагматических — отношений между знаками языка, возникающих между последовательно расположенными его единицами при их непосредственном сочетании друг с другом в реальном потоке речи или в тексте', этот аспект изучения языка противопоставляется парадигматике; 2) синоним выражения «синтагматический план речи или текста», обозначающего линейный план отношений между наблюдаемыми единицами языка, поскольку С. рассматривает эти единицы при их одновременной реализации в речи или тексте; 3) реже — учение о синтагме, чаше — учение о синтагматических типах отношений как отношениях между единицами языка «по горизонтали» (в отличие от парадигматики, изучающей отношения «по вертикали»).
Поскольку синтагматич. отношения наблюдаются на всех уровнях строения языка, в совр. яз-знаннп, в зависимости от выбранных единиц анализа, говорят о С. как части соотв. уровневой дисциплины и выделяют С. фонетическую, фонологическую, морфологическую, лексическую и т. п.
Выделение синтагматич. отношений связывают обычно с именем Ф. де Соссюра, но в отечеств, яз-знании задолго до этого И. А. Бодуэн де Куртенэ описывал их в терминах отношений рядоположения (Nebeneinander), а Н. В. Крушевский — в виде отношений по смежности. По мнению ле Соссюра. из двух типов отношений, определяющих систему языка и его состояние в каждый момент его существования,— синтагматических и ассоциативных (позднее названных парадигматическими) — первые непосредственно наблюдаемы и основаны на линейном характере речи и свойстве ее протяженности, однонаправленности, последовательности. Благодаря этому элементы, следуя один за другим, образуют определ. языковую цепочку, последовательность — синтагму, внутри к-рой составляющие ее элементы вступают в синтагматич. отношения. Они характеризуют связи следующих друг за другом елинпц и определяются их контрастом; языковой элемент может поэтому противопоставляться либо предшествующему, либо следующему за ним, либо и тому и другому одновременно. Для выявления этих отношений разрабатываются спец, процедуры сегментации, или членения текста (речи), позволяющие отличить и отделить одну единицу от другой на основании свойства ее повторяемости и контраста с соседними единицами. Поскольку почти все языковые единицы находятся в зависимости либо от того, что их окружает в потоке речи, либо от тех частей,
СИНТАГМАТИКА 447
из к-рых они состоят сами, развитие процедур сиитагматич. анализа идет по двум разным линиям: с первым свойством связаны методика валентностного анализа (см. Валентность) и — шире — свойства сочетаемости языковых единиц, со вторым — понятия и методика дистрибутивного анализа.
Процедуры сиитагматич. анализа состоят, по де Соссюру, прежде всего из приемов членения языковых последовательностей и определения их состава, а также особых способов обнаружения влияния одной единицы на другую пли же их взаимодействия, причем особенно четко это проявляется в фонологии и морфологии, а также в морфонологии. Син-тагматич. анализ направлен на установление отношения «состоять/склады-ваться из» и на описание его результатов в однородных терминах. Поскольку в каждой языковой последовательности обнаруживается определ. порядок следования элементов, один из этапов анализа связан также с установлением последовательности расположения единиц и определением неких абстрактных или конкретных позиций, закрепленных за той или иной составляющей синтагмы. Единицы, способные занимать одну и ту же позицию в анализируемой последовательности, а также выступать в качестве взаи-мозаменимых субститутов, считаются входящими в один парадигматич. ряд. Но из этого следует, что к понятию парадпг-матич. отношений можно прийти не независимо от синтагматических, как полагал де Соссюр, а, напротив, как бы совместить один анализ с другим; в такой плоскости вопрос о соотношении С. и парадигматики был впервые поставлен Л. Ельмслевом.
В работах Ельмслева С. противопоставлялась парадигматике на основании логич. принципов их организации: для первой постулировался принцип логич. конъюнкции, отношение «и — и», к-рое обозначалось им как реляция: для второй, напротив,— принцип логич. дизъюнкции, отношение чили — или», к-рое обозначалось им как корреляция. Первый тип отношений характеризовал речь, процесс, второй — систему языка. Одиа и та же сущность, входя в систему языка, осуществляет как ее член функцию дизъюнкции, но, входя в текст, проявляет иную функцию — конъюнкции. В тексте языковые единицы сосуществуют, в системе — образуют парадигмы. Для понимания языка как знаковой системы особого рода (см. Знаковые теории языка) важно, следовательно, понимание двойной структурации ее единиц — в парадигматике и в С. Теория Ельмслева давала противоречивый ответ на вопрос о том, какой из установленных типов отношений «первичен», поскольку, по его мнению, хотя рассмотрение языковых функций свидетельствует на первый взгляд о том, что процесс детерминирует систему, в действительности он просто невозможен, если за ним не стоит определ. система,— ее существование оказывается, таким образом, необходимой предпосылкой процесса. В связи с этим соотносительное определение С. и парадигматики принадлежит к одному из самых сложных теоретич. вопросов лингвистики. Принятое Ельмслевом противопоставление переносилось далее и на противопоставление морфологии, носящей преим. парадигматич. характер, синтаксису, к-рый син-тагматичен, и мн. структуралисты (см.
448 СИНТАКСИС
Структурная лингвистика) признавали основательность подобной дифференциации этих дисциплин и, главное, методов их изучения. Пражская лингвистическая школа выступала против подобного отождествления парадигматич. зависимостей с морфологией, а синтагматических — с синтаксисом, а ее представители подчеркивали, что С. и парадигматика выявляются во всех слоях языка. В «Тезисах Пражского лингвистич. кружка» вполне отчетливо выделено в качестве особой задачи изучение сиитагматич. деятельности как лежащей в основе возникновения сочетания слов и такого ее отд. «сиитагматич. действия», как предикация.
В работах дескриптивистов (см. Дескриптивная лингвистика), в полном соответствии с постулатами этой школы, С. занимала ведущее место, и не случайно принципы дистрибутивного анализа разрабатывались именно дескриптивистами. Осн. объектом лингвистич. анализа они считали членение высказывания на все менее протяженные единицы (вплоть до фонемы), исходя из положения, что любая единица более высокого уровня складывается из единиц нижележащего: фонема — из дифференциальных признаков, морфема — из фонем, слово — из морфем и т. п. Но, по утверждению Э. Бенвениста, функция единиц определяется не только их способностью разлагаться на единицы, между к-рыми имеют место дистрибутивные отношения, но и способностью единиц нижележащего уровня выступать в качестве строит, материала для единиц вышележащего уровня. В этом случае сиитагматич. последовательность создает при ее образовании новое интегративное целое, свойства к-рого несводимы к свойствам его составных частей. Так, рус. сиитагматич. последовательность типа л-о, образуя слог, характеризуется новыми свойствами по сравнению, напр., с последовательностью сл-, а сиитагматич. цепочка «с-л-о-н», образуя корневую морфему, проявляет интегративные свойства (новое значение),невы-водимые из свойств фоием /с/, /л/ и т. п. Признание этого положения сыграло важную роль в лингвистике, и уже у представителей лондонской школы появляется новый вариант классификации отношений, наблюдаемых между языковыми единицами. В каждом тексте разграничиваются: отношения единицы к другим единицам того же статуса и того же уровня (напр., фонемы к фонеме же) и отношения этой единицы к единицам др. уровня (напр., фонемы к морфеме). В свою очередь, только первые делятся на синтагматические, проявляющиеся в совместной встречаемости единиц, и парадигматические, проявляющиеся в их взаимозаменимости. Поскольку наличие этих двух типов не устанавливается в ходе собственно дистрибутивного анализа, он явно недостаточен и для определения роли выявляемых сиитагматич. связей и теоретически не оправдан. Сами же принципы сиитагматич. анализа, особенно в фонологии, разрабатывались в лондонской школе весьма интенсивно и включали просодич. явления.
Поскольку сиитагматич. отношения наблюдаются на разных уровнях строения языка, то в зависимости от выбранной единицы анализа С. нередко понимается как часть соотв. уровневой дисциплины (фонетич., фонологич., морфологич. С.), поев, описанию сиитагматич. отношений в пределах данного уровня или исследуемой подсистемы (напр., словообразоват. С.).
Особенно важна сфера синтаксич. С.; Н. Ю. Шведова отметила, что законы и правила синтагматики действуют во всех сферах синтаксиса. С. представляет собой совокупность правил сочетаемости единиц друг с другом в синтаксич. конструкциях разной сложности и протяженности: в сложном предложении при соединении простых предложений, в составе простого — при объединении сказуемого с подлежащим и т. п. Изучение сиитагматич. отношений в синтаксисе оказало заметное влияние на анализ аналогичных отношений в производных и сложных словах и повлекло за собой появление понятия внутр, (синтаг-матич.) синтаксиса, а также постановку вопроса о правилах сочетаемости морфем разного типа в пределах одного деривата (см. Деривация). Значит, роль сыграло изучение сиитагматич. характеристик слова и в лексике; в отличие от языковых единиц, носящих преим. парадигматич. характер (морфема) или же чисто синтагматический (предложение), слово рассматривается как единица, к-рой присущи и те и др. связи. А. А. Уфимцева подчеркивает, что наряду с парадигматич. ценностью слово обладает др. видом реляционной значимости — синтагматической, неким смыслом, возникающим на основании индивидуального значения слов при их сочетаемости в линейном ряду. Изучение лексич. С. является значит, достижением сов. яз-знания, и описание С. слова составляет важный аспект определения его лексич. значения.
* Шмелев Д. Н., Проблемы семантич. анализа лексики, М., 1973; Щ у р Г. С., Теория поля в лингвистике, М., 1974; Бенвенист Э., Уровни лингвистич. анализа, в его кн.: Общая лингвистика, [пер. с франц.], М., 1974; Рус. грамматика, т. 1 — 2, М-, 1980; Уфимцева А. А., Семантика слова, в кн.: Аспекты семантич. исследований, М., 1980; Телия В. Н., Типы языковых значений. Связанное значение слова в языке, М., 1981; Новиков Л. А., Семантика Рус. языка, М., 1982; Гудавичюс А., О сиитагматич. подходе к анализу значений, «Kalbotyra», т. XXXVIII (2). Яз-знание, Вильнюс, 1987 (лит.); Haas W., On defining linguistic units, в кн.: Transactions of the Philological Society, 1954, L.. [1955].
E. С. Кубрякова. СЙНТАКСИС (от греч. syntax; s — построение, порядок) — 1) характерные для конкретных языков средства и правила создания речевых единиц; 2) раздел грамматики, изучающий процессы порождения речи: сочетаемость и порядок следования слов внутри предложения, а также общие свойства предложения как автономной единицы языка и высказывания как части текста.
Объект С. как области яз-знания составляют те механизмы языка (морфологические, фонетические, композиционные и др.), к-рые обеспечивают переход от языка к' речи, способы образования из конечного числа исходных языковых элементов (слов, словоформ, словосочетаний, предложений) бесконечного множества речевых произведений (интонационно оформленных высказываний, способных входить в состав текста). С. исследует и формулирует правила речеобразова-ния. В соответствии с этапами синтезирования речи, на каждом из к-рых происходит создание не только более сложных, но и наделенных новым качеством единиц, С. членится на три комплексных раздела. В первом — С. частей ре-ч и (словосочетания, присловных связей, сиитагматич. С.) — изучаются сочетат. возможности слова (синтаксич. валентности), способы их реализации (согласование, управление, примыкание и др.) в
выражаемые ими отношения (атрибутивное, комплетивное и т. п.). Во втором разделе С.— С. предложения — описываются внутр, структура, коммуникативные типы (сообщение, вопрос, побуждение), предикативность и модальность, семантика и синонимич. преобразования (иапр., замена придаточного причастным оборотом) простого и сложного предложения как целостной предикативной и полипредикативной единицы, а также виды и способы выражения отношений, формирующих сложное предложение,— сочинения и подчинения. Словоформы и словосочетания рас» сматриваются в качестве компонентен предложения (см. Члены предложения'). Набор модальных, временных и др. форм предложения иногда рассматривается как его парадигма. В третьем разделе исследуется актуализация предложеиия, т. е. те модификации, к-рые оно претерпевает при вхождении в диалогич. или монологич. текст, — актуальный С., С. т е к с т а. В этом разделе изучаются также правила адаптации предложения к контексту (прономинализация, эллипсис, изменение порядка слов, мета-текстовые вводные слова типа «поэтому», «однако», «следовательно»), с одной стороны, и к ситуации речи, с другой (референция имен и именных выражений, авторизация и адресация высказывания). Вся перечисленная проблематика исследуется в синхронном и диахронич. аспектах. Исторический С. изучает общие закономерности эволюции синтаксич. строя языка, конкретных языков и групп языков, составляя один из разделов ист. грамматики.
Осн. методику синтаксич. исследований составляют процедуры синтеза (порождения, распространения, развертывания) и анализа (членения, сегментации, свертывания). Методика развертывания (синтеза) слова как члена лексико-грам-матич. класса или подкласса, действуя в направлении от простого к сложному, определяет валентностный (сочетательный) потенциал слова, типы и способы выражения его синтаксич. отношений с др. словами. Сегментация (анализ) предложения, его последовательное расчленение на непосредственно составляющие (см. Непосредственно составляющих метод) выявляет иерархию реализуемых в предложении синтаксич. функций (членов предложения). Каждой функции (члену предложения) соответствуют определ. синтаксич. позиции — места в структуре предложения, причем з определение позиции часто вводится семантич. характеристика формирующих данную позицию компонентов предложеиия. Применительно к позиционной структуре предложения используется метод субституции, служащий для определения круга слов и конструкций, способных занимать то или иное синтаксич. место. Этот прием дополняет методику развертывания слов, поскольку замещение синтаксич. позиции не всегда связано с валентностным аспектом С. Особенно свободны и далеки от валент-ностной сочетаемости отношения между подлежащим и сказуемым. Метод транспозиции — перенос слов и словосочетаний из одной синтаксич. позиции в другую — позволяет описать отношения между формой слова (или словосочетания) и его синтаксич. функцией. Формальные преобразования в этом случае включают не только грамматич. изменения, но и механизмы словообразования. Особую роль играет переключение предложений в именные позиции (номи-
вализация предложений), напр.: «Студенты сдали экзамены» -> «Сдача экзаменов студентами кончилась» -» «Студенческие экзамены кончились». Кол-во формальных изменений при переходе слова или сочетания слов в другую синтаксич. позицию отражает «маневренность» синтаксич. строя языка. Изолирующие языки, а также аналитич. языки (см. Аналитизм) с развитой конверсией обладают более маневренным С., чем языки синтетич. строя (см. Синтетизм).
Позиционная структура предложения может быть зафиксирована в той или иной формальной записи. Абстрактная репрезентация предложения характеризует .метод синтаксич. моделирования, к-рый обеспечивает описание неограниченного множества конкретных предложений. Модель предложения может отражать разные аспекты его исследования или разные концепции языка и С. Она может быть ориентирована на его логич. аспект, напр. «S есть Р» (в представлении формальной логики) или f (х, у) в представлении матем. логики (см. Логическое направление); она может быть представлена как отношение коммуникативно релевантных составляющих темы и ремы (см. Актуальное членение предложения) или описываться в терминах синтаксич. функций (членов предложения), в терминах морфологич. форм слов (напр., «сущ. в им. п. + глагол в личной форме + сущ. в вин. п.»); она может фиксировать его семантич. структуру (напр., «агенс + действие + пациенс») или противопоставлять модальный (субъективный) компонент предложения его собственно семантической (объективной) части (модус + пропозиция). Иерархию связей и их направление отражает дерево составляющих, напр.: «Дровосек рубит дерево» — (S — сим-
•^S
NP VP	вол предложения, NP —
VP^ \jp
именная группа, VP — глагольная группа). Этой же цели служит упорядоченная актантная структура предиката, различающая порядок актантов (1-й актант — подлежащее, или субъект, 2-й актант — прямое дополнение, 3-й актант — косв. дополнение, и т. д.). Актантная структура предложения, введенная в С. Л. Теньером, в общих чертах отражает модель управления (в широком смысле) глагола. Для одних видов анализа важен принцип членения предложения на составы, его бинарность, для других — выбор его вершины. В описат. грамматиках абстрактные модели предложения дополняются правилами перекодирования, позволяющими перейти от абстрактной схемы к реальному предложению. Соотношение исходных формул и правил их конкретизации различает статич. и динамич. подходы к описательному С. В первом случае в синхронном описании предпочитается увеличение кол-ва исходных структур; во втором случае оно сводится к минимуму, но даются правила вывода сложных структур из простых в виде правил трансформации (см. Трансформационный метод). В динамич. моделях трансформационного типа применяются правила топикализа-ции (оформление темы сообщения), пре-дикативизацни (оформление сказуемого или ремы), релятивизации (введение придаточного относительного), рефлексивиза-ции (употребление возвратного местоимения), номинализацин и др. Определить границы действия тех или др. правил по
могают экспериментальные методы, к-рые состоят в пробах иа сохранение грамматич. правильности при замене одного элемента предложения другим, исключении или введении компонентов, перефразировании и г. п. Эврпс-тич. ценность этих методов состоит, в частности, в обнаружении неоднозначности исходных синтаксич. конструкций.
Термин «С.», впервые использованный стоиками (3 в. до н. э.), был отнесен к наблюдениям над логич. содержанием высказываний. Однако интерес к категориям С. присутствовал уже у ранних греч. мыслителей и был обусловлен производимым ими логич. анализом речи. В центре внимания антич. философов (Протагора, Платона, Аристотеля и др., позднее — стоиков) находился «логос» (logos) — понятие, нерасчлененио относимое к речи, высказыванию, предложению, суждению, законченному тексту (напр., к «Илиаде»). Поэтому ранние синтаксич. воззрения основывались на свойствах целостных речевых единиц. Первыми синтаксич. операциями были: 1) классификация высказываний по их коммуникативной цели, 2) членение предложения-суждения на основные части, 3) определение отношений между частями сложного периода. Среди высказываний различались: вопрос, ответ, поручение, просьба (Протагор, 5 в. до и. э.), утверждение, отрицание, повествование, побуждение (Аристотель), отрицат. и утвердит, предложения (аксиомы), общий и частный вопрос, повеление, заклинание, клятва, высказывание-обращение (стоики). Дальнейшему анализу подвергались только повествоват. предложения, выражающие суждение (истину или ложь). Исходя из тезиса о тождестве между мыслью и ее речевым выражением, Платой и его последователи расчленяли суждение-предложение на две части: имя (onoma) и глагол (rhetna), понимаемые как языковые выражения субъекта и предиката. Стоики, введшие понятия «обозначаемого», «высказываемого» и «обозначающего», выделяли в составе высказываемого предикат (kategorema) и падеж (прямой или косвенный). Классифицируя суждения-предложения по типу предиката, они основывались на таких признаках, как переходиость/непереходность, полнота/неполнота, активиость/пасспв-иость. Стоики же положили начало изучению сложного предложения и организующих его отношений (каузальных, следственных, условных, соединительных, разъединительных). Т. о., наблюдения над С. антич. философов делались в русле изучения ими речемыслит. процессов. Собственно синтаксич. терминология отсутствовала. Используемые понятия отражали точки пересечения логич., синтаксич. и морфологич. характеристик.
Перелом в принципах синтаксич. анализа зафиксирован в сочинениях Аполлония Дискола (3 в.). С. Аполлония Дискола имел морфологич. основу. Его исходным пунктом было слово. С. заключался в описании связей слов и форм слов (падежей) в предложении. Этим было положено начало С. частей речи. Специально системы синтаксич. понятий Аполлоний Дискол не предложил. Если антич. философы 5—1 вв. до н. э. формулировали свои положения в терминах, обнаруживающих логико-синтаксический (речемыслительный) синкретизм, то синтаксич. терминология Аполлония Дискола
СИНТАКСИС 449
д 15 Лингвистич. энц. словарь
сблизилась с морфологической. Различия в ориентации между этими подходами к С. (на универсальные формы мышления или на специфич. для конкретных языков морфологич. категории), а соответственно также в исходной единице анализа (предложение или слово) и его направлении (от формы к содержанию или наоборот) в существенной мере предопределили особенности синтаксич. концепций в лингвистике после приобретения ею автономности (см. Филология). Поскольку предложение, наряду с фор-мально-грамматнч. организацией, обладает логич., психологич. и коммуникативным аспектами, синтаксич. концепции различаются также и по тому, какому из этих аспектов придается ведущая роль. Общее движение синтаксич. мысли следовало в направлении от логической к психологической, затем к формально-грамматической концепциям, от к-рых повернуло к теориям коммуникативным, семантическим и прагматическим.
В ранней лингвистич. традиции эпохи универсальных, или философских (спекулятивных), грамматик, сложившихся пол влиянием логики поздних схоластов (13—16 вв.) и концепций рационализма 17 в., выразившихся, в частности, в «Грамматике Пор-Рояля» (см. Универсальные грамматики), С. рассматривался как учение о способах выражения мысли н содержал прежде всего описание предложения и его частей (членов предложения). Категории С. в отличие от морфологич. форм считались универсальными. С., как содержат, область грамматики, противопоставлялся фонетике и морфологии, изучающим сторону выражения. В рус. яз-знании это направление развивалось до 2-й пол. 19 в. (М. В. Ломоносов, Л. Г. Якоб, И. И. Давыдов, К. С. Аксаков, Ф. И. Буслаев). В грамматиках синтаксич. категории определялись по нх способности выражать категории логики: предложение рассматривалось как языковое выражение суждения, подлежащее — субъекта, сказуемое — предиката, сложное предложение — умозаключения. Подчеркивалась целостность изучаемой в С. речи. Ломоносов определял предложение как «речь, полный разум в себе содержащую». Аксаков называл синтаксисом часть грамматики, «где является жизнь слова, где сознание в слове является цельным и соответствует цельности жизни». Связь с мышлением входила в определение С. вплоть до иач. 20 в. А. А. Шахматов называл С. ту часть грамматики, к-рая «рассматривает способы обнаружения мышления в слове». Эта линия развития привела к пониманию С. как раздела грамматики, в к-ром явления языка анализируются в направлении от значения (функции) к форме (О. Есперсен). Поскольку предметом С. считалось актуальное содержание высказывания (данность), С. иногда отождествлялся с методом синхронного анализа и противопоставлялся диахронии, подходу к языку (А. А. Потебня). Во 2-й пол. 19 в. началась психологизация теорий С. (X. Штейнталь, Потебня, Г. Пауль, В. Вундт и др.). Психологическое направление, хотя и противопоставляло себя логическому, отличалось от него в основном заменой логич. интерпретации содержания предложения и его компонентов на коммуникативно-психологическую. Предложение определялось как соединение в психике говорящего неск. представлений, воз-
450 СИНТАКСИС
буждающее в сознании слушающего те же представления и то же их сочетание (Пауль). К психологич. подходу к предложению, г. о., присоединился коммуникативный. Осн. достижением психологич. направления считается различение психологич. субъекта и предиката и грамматич. членов предложения — подлежащего и сказуемого.
В кон. 19 в. в связи с пробуждением интереса к нац. специфике языков и исследованием прежде всего морфологии, С. стал определяться как учение о функциях в предложении классов слов. С. частей речи был продолжением морфологии. В нем осн. внимание было сосредоточено на способности слов к распространению и на структуре словосочетания, разновидностью к-рого считалось и предложение (Ф. Ф. Фортунатов). За пределами С. частей речи оставались все явления, характеризующие предложение как целостную единицу. Они описывались в своего рода приложении к С. частей речи, органически с ним не связанном. Стремясь преодолеть непоследовательность в членении грамматики, Й. Рис определил С. как учение о сочетаниях слов, описываемых со стороны формы и содержания. Он противопоставлял С. учению о слове. Это общее направление было продолжено В. Матезиусом, определившим С. как учение о средствах к способах комбинации номинативных единиц. Интерес к со-четат. потенциям слова послужил толчком к возникновению учения о синтаксич. валентностях (Л. Теньер). В этом же духе представляли себе предмет и задачи С. и др. лингвистич. школы 1-й пол. 20 в.
Сторонники формальной и структурной грамматики понимают С. прежде всего как учение о комбинаторных (валент-ностных, реляционных, дистрибутивных) потенциях слова — синтагматический С. Дескриптивисты (см. Дескриптивная лингвистика) видели цель С. в изучении аранжировки слов (или морфем) в высказывании (или тексте) — д и с тр нбутивный С. Вариантом дистрибутивного С. является тагмемика К. Л. Пайка, в к-рой акцент перенесен на понятие синтаксич. позиции (slot). С. предложения оставался наименее разработанной областью структурной лингвистики вплоть до кон. 50-х гг. 20 в., когда он занял центр, положение в теории порождающих грамматик (см. Генеративная лингвистика, Математическая лингвистика), в к-рых была сделана попытка объединить все уровни и компоненты языковой структуры без четкой их дифференциации в единый процесс создания предложения. Порождение предложения начиналось с его т. наз. глубинной структуры, представляемой в виде дерева зависимостей. В ходе развития теории .и практики порождающих грамматик понятие глубинной структуры постепенно семантизовалось и превратилось в понятие семантич. репрезентации предложения. Порождение предложения приняло вид поэтапного преобразования семантич. репрезентации в реальную поверхностную структуру и этой последней в конкретное высказывание.
С кон. 60-х гг. 20 в. центр тяжести в С. начал перемещаться с предложения (модели предложения) как закрепленной в языке структуры к изучению прагматич. и семантич. свойств высказывания как единицы речи. В этой связи особое значение стало придаваться отрицат. материалу — ограничениям на сочетаемость слов внутри высказывания и высказываний внутри текста.
К сходному кругу проблем пришло и логич. направление в анализе предложения, развиваемое логиками и философами с кон. 19 в. (Г. Фреге, Б. Расселом, Г. Райлом, У. О. Куайном, Л. Витгенштейном и др.). Первонач. задача школы логич. анализа состояла в создании такого формального (символич.) языка, к-рый смог бы отразить неоднозначность, характерную для предложений естеств. языков. В 60-х гг. 20 в. в область интересов логиков и философов вошла коммуникативная организация предложения, в частности разграничение утверждаемого и пресуппозиций, того, что составляет исходный пункт сообщения (ср. пресуппозиции существования и единственности предмета речи). В центр исследоват. интересов выдвинулось изучение условий функционирования речевых высказываний, возможностей их употребления в разных речевых смыслах и коммуникативных целях. Понятие высказывания расширилось до понятия речевого акта, рассматриваемого в связи с ситуацией общения и коммуникативным контекстом (см. Прагматика).
Исследование сочетаемости слов и общих свойств предложения как единицы языка тесно связано с морфологией, к-рая иногда определялась как техника для С. (Н. Я. Марр) и вводилась, совместно с С. частей речи, в типологич. исследования (И. И. Мещанинов, С. Д. Кацнельсон). Описание функционирования высказываний в речи, характерное для лингвистики 2-й пол. 20 в., выводит С. за пределы грамматики в область прагматики и теории коммуникации. Описат. грамматики конкретных языков включают синтагматич. С. и С. предложения, различие между к-рыми иногда представляется через различение двух видов синтаксич. единиц: словосочетания как номинативной единицы, функционально эквивалентной слову и, подобно слову, являющейся строит, материалом для предложения, и предложения как единицы коммуникативной, отнесенной к действительности, предикативной (В. В. Виноградов). Известное преувеличение роли словосочетаний в описат. С., напр. в «Грамматике русского языка» (1954), вызвало критику со стороны тех исследователей, к-рые считают, что словосочетания не входят в предложения в виде готовых блоков, а формируются в процессе порождения речи (Н.Ю. Шведова). В «Русской грамматике» (1980), в основу к-рой положено понятие формулы предложения и ее реализации в виде вариантного ряда (Шведова), С. словосочетания был заменен описанием присловных связей, что увеличило удельный вес лексич. значений в С.
В 60—80-х гг. 20 в. наметились след, тенденции развития С.: 1) от изучения формы к исследованию содержания синтаксич. единиц, в частности отношения предложения к обозначаемой им ситуации (т. иаз. семантический С.); 2) выход за пределы предложения в область дискурса, текста (анализ сверхфразовых единств, абзаца, целостных текстов); 3) от языка к речи (исследование коммуникативных установок и условий употребления речевых произведений); 4) от объективных характеристик предложения к субъективной интерпретации высказываний (изучение косвенных речевых смыслов); 5) от статич. С. к динамическому (изучение процессов функционирования и преобразования единиц С.); 6) от правил сочетания (формации) к правилам порождения (трансформации). Эти тенденции укрепили связи С. с семанит-
кой, словообразованием, логикой, прагматикой, стилистикой и теорией коммуникации.
В сов. синтаксич. исследованиях 60— 80-х гг. 20 в. особенно активно изучаются системные связи в С. (Т. П. Ломтев, Шведова, О. И. Москальская и др.), функциональные характеристики явлений н единиц С. (Г. А. Золотова, А. В. Бондарко, Н. А. Слюсарева и др.), разграничиваются структурный (конструктивный, потенциальный) и коммуникативный (актуальный, логико-грамма-тич.) аспекты (уровни) предложения (К. Г. Крушельницкая, В. 3. Панфилов, И. П. Распопов, И. И. Ковтунова, И. Ф. Вардуль и др.), автономные синтаксич. структуры представляются в виде формул (схем) предложения и их реализаций (Шведова, Ломтев, В. А. Бело-шапкова и др.), формулируются правила сннтакснч. деривации (В. С. Хра-ковскнй, Л. Н. Мурзин и др.), выявляются закономерности С. разг, речи (Шведова, О. А. Лаптева, Е. А. Земская, Е. Н. Ширяев, О. Б. Сиротинина и др.), разрабатываются логико-семантич. аспекты С. (В. Г. Адмони, Н. Д. Арутюнова, В. Г. Гак, Ю. С. Степанов, О. Н. Селиверстова, Е. В. Падучева, И. П. Сусова, Г. Г. Сильницкий, И. М. Богуславский и др.), изучается синтаксич. типология языков (А. С. Чнкобава, Г. А. Климов, А. Е. Кибрик. Храковский, В. П. Не-дялков и др.), в С. вводятся акцентные и интонационные параметры (Е. А. Брызгу-нова, С. В. Кодзасов, Т, М. Николаева).
С. связан со структурой мышления, нормами коммуннкацнн и обозначаемой действительностью. Логич. и коммуникативный аспекты С. делают его наиболее универсальной частью структуры языка. Вместе с тем способы выражения синтаксич. отношений и отражения (интерпретации) в структуре предложения вне-языковой данности национально специфичны. Вследствие этого структура предложения часто принимается за основу типологии, классификации языков (ср. языки эргативного, номинативного, инактивного, инкорпорирующего и др. строя).
• Востоков А. X.. Рус. грамматика, СПБ, 1831; Антич. теории языка и стиля, М.—Л., 193В; Кацнельсон С. Д., К генезису номинативного предложения, М.— Л., 1936; его же, Историко-грамматич. исследования, М,—Л.. 1949; его же. Типология языка и речевое мышление, Л.. 1972; Шахматов А. А., Синтаксис рус. языка, 2 изд., М. — Л., 1941; Адмо-н и В. Г.. Введение в синтаксис совр. нем. языка, М., 1955; Потебня А. А., Из записок по рус. грамматике, т. 1—2, М., 1958; Виноградов В. В., Из истории изучения рус. синтаксиса. М., 1958; Е с-переев О., Философия грамматики, пер. с англ., М., 1958; Шведова Н. Ю., Очерки по синтаксису рус. разг, речи, М., 1960; Пауль Г., Принципы истории языка, пер. с нем.. М., 1960; Платон, Соч. в 3 томах, т. 1, М., 1968; Алисова Т. Б., Очерки синтаксиса итал. языка, [М.. 1971]; Общее яз-знание. Внутр, структура языка, М., 1972; Ломтев Т. П., Предложение и его грамматич. категории, М., 1972; Общее яз-знание. Методы лингвистич. исследований, М., 1973; Распопов И. П., Очерки по теории синтаксиса, Воронеж, 1973; Золотова Г. А., Очерк функционального синтаксиса рус. языка, М., 1973; е е ж е, Коммуникативные аспекты рус. синтаксиса. М., 1982; Бенвенист Э., Уровни лингвистич. анализа, в его кн.: Общая лингвистика, пер. с франц., М., 1974; Падучева Е. В., О семантике синтаксиса, М., 1974; ее же, Высказывание и его соотнесенность с действительностью, М., 1985; Арутюнова Н. Д., Предложение и его смысл. Догико-семантич. проблемы, М., 1976; Шмелев Д. Н., Синтаксич.
29*
членимость высказывания в совр. рус. языке, М., 1976; Лаптева О. А.. Рус. разг, синтаксис, М., 1976; Белошапко-в а В. А., Совр. рус. язык. Синтаксис, М., 1977; НЗЛ, в. 8 — Лингвистика текста, М., 1978; Рус. грамматика, т. 2, М., 1980; История лингвистич. учений. Древний мнр, Л., 1980; Степанов Ю. С., Имена. Предикаты. Предложения, М., 1981; С л recap е в а Н. А., Проблемы функционального синтаксиса совр. англ, языка, М., 1981; Земская Е. А., Китайгородская М. В., Ширяев Е. Н., Рус. разг. речь. Общие вопросы. Словообразование. Синтаксис, М., 1981; НЗЛ, в. 11 — Совр. синтаксич. теории в амер, лингвистике, М., 1982; Грамматич. концепции в яз-знании XIX в., Л., 1985; Теньер Л., Основы структурного синтаксиса, пер. с франц., М., 1988; R i е s J.. Was ist Syntax?, Prag, 1927; Gardiner A.. The theory of speech and language, Oxf., 1963; Chomsky N„ Aspects of the theory of syntax, Camb. (Mass.),[1965]; Syntax and semantics, v. 1—15, N. Y.— [a. o.], 1972—82 (изд. продолжается); Vetne vzorce v cestine, Praha, 1981; S g a 1 1 P„ Hajicova E., Panevova J.. The meaning of the sentence in its semantic and pragmatic aspects, Prague, 1986; см. также лит. при статьях Предложение, Члены предложения.	Н. Д. Арутюнова.
СИНТЕТЙЗМ (синтез) (от греч. synthesis — соединение, составление) — типологическая черта языковой структуры, состоящая в объединении в пределах одного слова нескольких морфем (лексических, словообразовательных, словоизменительных; ср. Аналитизм'). Понятие С. применяется прежде всего к морфологич. формам, в к-рых основа неразрывно связана с формантами, представляющими грамматич. категорию. Такие формы называются также простым и, напр. формы буд. времени («прочитаю» — ср. с аналитич. формой «буду читать»), степени сравнения («крупнее» — ср. с аналитич. формой «более крупный»), наклонения («пиши» — ср. с аналитич. формой «писал бы»), залога («делается» — ср. с аналитич. формой «был сделан») и т. п. Синтетич. формы противопоставляются и случаям, когда слово остается неизменным, а грамматич. значение выражается служебными словами, порядком слов нли соотнесенностью данного слова к другим в предложении. Ср. категорию лица «хожу» и «(я) ходил», выражение синтаксич. отношений падежами, а не предлогами. Языки с преобладанием синтетич. форм (флективные и агглютинативные) называются синтетическими. В нек-рых теориях (Дж. X. Гринберг) синтез противопоставляется агглютинации как нерасчле-нимость единицы на элементы низшего уровня. В теориях С., берущих за основу не слово, но морфему (Ш. Балли, Е. Д. Поливанов), агглютинативные языки относятся к аналитическим.
По аналогии с морфологией нек-рые ученые говорят о С. в синтаксисе и словообразовании. Первый заключается в выраженности члена предложения одной словоформой, без служебных или полу-служебных слов. Ср. синтетическое (простое) и аналитическое (составное) сказуемые — «Он закричал»/«Он стал кричать», определения—«голубое платье» и «платье голубого цвета», дополнения — «Я вам пишу» и «Я к вам пишу». С. в словообразовании проявляется в универбации — выражении одним словом (простым, производным или сложным) комплекса значений, выражаемых в аналитнч. конструкциях сочетаниями слов. Ср. «широкоплечий» и «широкий в плечах», «барабанить» и «бить в барабан», «столик» и «маленький стол», «библиотекарша» и «женщина-библиотекарь» и т. п.
С С. непосредственно связаны такие типологии, черты языков, как свободный порядок слов, большая длина слова и др.
В истории яз-знания были попытки интерпретировать С. и аналитизм в понятиях языкового прогресса. Лингвисты 19 в. более совершенными считали синтетич. (флективные) языки; в результате распада флексий образовывались аналитич. языки. В нач. 20 в. возобладала противоположная точка зрения (О. Есперсен), согласно к-рой С. представляет собой более архаич. явление, чем аналитизм, и что все языки движутся от С. к аналитизму. Однако С. и аналитизм не проявляются в языках в чистом виде, всякий язык представляет собой сочетание в определ. соотношении синтетич. и аналитич. форм. С развитием языка синтетич. формы и конструкции могут заменяться аналитическими, к-рые, в свою очередь, могут превращаться в синтетические. В языках постоянно формируются образования аналитич. типа, поскольку сочетание слов является наиболее простым и прозрачным (мотивированным) способом номинации. Такие образования могут в дальнейшем вытеснять синтетич. формы илн превращаться в синтетич. структуры.
* См. лит. при ст. Аналитизм. В. Г. Гак. СИНТЕТЙЧЕСКИЕ ЯЗЫКЙ—см. Типологическая классификация языков. СИНХРОНЙЯ (от греч. synchronos — одновременный) — 1) состояние языка в определенный момент его развития как системы одновременно существующих взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов (см. Система языковая)', совокупность фактов языка как «единственной и подлинной реальности», дайной говорящему (Ф. де Соссюр) и используемой им в процессах коммуникации: период в развитии языка, выделенный условно по признаку отсутствия в нем изменений или же несущественности последних («синхронный срез языка»); 2) изучение языка в указанном состоянии, т. е. как системы определенных отношений, рассматриваемой в предельном отвлечении от фактора времени и/или языковых изменений. Отсюда использование термина «синхронная лингвистика» как равнозначного термину «статическая», а нередко и «описательная лингвистика» в противовес «диахронической».
Понятие С. было введено Соссюром вместе с понятием диахронии в составе единой антиномии или дихотомии. Разграничение этих понятий соответствовало противопоставлению статики и динамики, языка и речи, системности и бессистемности, грамматики и фонетики, а также оси одновременности и оси последовательности (к последнему противопоставлению еще ранее пришли 11. А. Бодуэн де Куртенэ и Н. В. Крушевский). Нек-рые основания подобного противопоставления подверглись критике уже в «Тезисах Пражского лингвистического кружка». Особенно существенные возражения (напр., у Р. О. Якобсона) вызвало приравнивание С. п статики: поскольку язык определяется как объект, нестатический по своей природе, динамика рассматривается как неотъемлемое свойство языка в любой момент его существования, в том числе и в С.
Задачей синхронного изучения языка является установление принципов его организации как системы, проявляющей известное равновесно подвижного и устойчивого, динамического и статического и
СИНХРОНИЯ 451
потому выступающей в качестве системы не только единиц, но и правил. В характеристику синхронного состояния языка входит соответственно указание на «слабые» и «сильные» звенья системы, на утрачиваемое в системе и только зарождающееся, на ее ядро и периферию и т. п. и, следовательно, определение тенденций ее развития. С точки зрения С. можно изучать не только совр. состояние, ио и отд. периоды в истории языков (в т. ч. мертвых), условно выделяемые по принципу относит, стабильности системы языка в этот период, к-рый может быть как очень кратким, так и весьма продолжительным (напр., когда в качестве синхронного среза описывается праиндоевропей-ское или прагерманское состояние).
Спорным остается вопрос о том, относится ли дихотомия С. и диахронии к онтологии объекта или же только к разграничению двух разных подходов — логического и исторического — к его анализу и методике описания.
* Косс ериу Э., Синхрония, диахрония и история, в кн,: НЛ, в. 3, М.. 1963; Кубрякова Е. С., О понятиях синхронии » диахронии, ВЯ, 1968, № 3; [ Климов Г. А.], Проблема разграничения синхронии и диахронии, в кн.: Общее яз-знание. Методы лингвистич. исследований, М., 1973; Соссюр Ф. Д е. Курс общей лингвистики. в его кн.: Труды по яз-знанию, М., 1977.	Е.	С. Кубрякова.
СИРЙЙСКИЙ ЯЗБ|К— см. Арамейские языки.
СИРЙЙСКОЕ ПИСЬМО — разновидность финикийско-арамейского квазиал-фавнтного письма (см. Западносемитское письмо). Состоит из 22 знаков, имеющих тот же порядок, что и в финикийском письме; письмо слитное, направление справа налево. Использовалось с 1 в. для сирийского яз., одного из лит. арамейских диалектов (первоначально диалекта г. Эдесса, пли Урфа, в Верх. Месопотамии). Осн. виды С. п.— эст-рангело (эстрангела), а также возникшее после 431 зап.-сирийское (серто, или серта) с яковитской и мелькитской разновидностями и вост.-сирийское, или несторианское, к-рое через христ. миссионеров распространилось до Ср. Азии и Китая. С. п. пользовалось матрес лек-ционис, с 7—8 вв. применялись надстрочные и подстрочные диакритические знаки для гласных в виде различно расположенных точек или в виде маленьких греч. букв; применялись и знаки препинания. Ок. 1840 на основе несторианской разновидности С. п. была создана письмен
Древнесирийская надпись (2 в.).
ность, к-рая применяется ассирийцами в Иране и Ираке, говорящими на ассирийском языке.
• Д и р и п г е р Д.. Алфавит, пер. с англ., М.. 1963, с. 336 пел.; Ф р и д р и х И., История письма, пер. с нем., М., 1979.
И. М. Дьяконов.
СИСТЕМА ЯЗЫКОВАЯ (от греч. sys-tema — целое, составленное из частей; соединение) — множество языковых элементов любого естественного языка, находящихся в отношениях и связях друг с другом, к-рое образует определенное единство и целостность. Каждый ком-
452 СИРИЙСКИЙ
типы СИРИЙСКОГО ПИСЬМА
	Зебед-шрифтт (512)	Эстраитело	Несторианский	Яковитский	Сиропалестинский
>	X		l	1	AX
ь	ZJ	о		О	3
г		-К.	A		
d	Л	л	>		*1
h	CH	co	Cl	CH	m
w	По	о	О	о	Q.
z			9	)	1- 1
h	\XZ	UJ	**»		
t	4?	A		*	'ЬЧт
j	J	J	«л	-	3
k		3^		=>7	an
1	3	3	A	X	n
tn		AB	з> Я	X>)0	T
n	A\		К	J x	IV
s	eo	CD	<Q>	SO	02.
1	S				Cc
p	3	b	3		n
?		s	«;	J	
4	-D	Ф	л	J>	XJ
r		r	J	f	n
5	*. X	X		A	и
t			*	L	
понент С. я. существует не изолированно, а лишь в противопоставлении др. компонентам системы. Поэтому он рассматривается, исходя из его роли в составе С. я., т. е. в свете его значимости
(функциональной релевантности). Так, мн. ч. в рус. яз., не имеющем дв. ч., обладает иной значимостью, нежели мн. ч. в словен. яз., сохранившем дв. ч.
Совр. представление о С. я. включает ряд взаимосвязанных понятий — уровни языка, единицы языка, парадигматич. (см. Парадигматика) и синтагматич. (см. Синтагматика) отношения, знаковость языка (см. Знак языковой), форма (см. Форма в языкознании) и функция (см. Функции языка), структура и субстанция, внеш, и внутр, связи в языке, синхрония и диахрония, анализ и синтез, регулярность и нерегулярность и др.
Термин «С. я.» может употребляться либо в частном (локальном) смысле — как
закономерно организов. совокупность однородных языковых элементов одного уровня, связанных устойчивыми (инвариантными) отношениями («система падежей», «фонологич. система» и пр.), либо в обобщающем (глобальном) смысле — как закономерно организов. совокупность локальных систем («подсистем»). Понятие системности градуально, т. е. допускает разл. степени системности. Множество однородных языковых фактов обладает системностью (в локальном смысле), если оно описывается, исчерпывающе и неизбыточно, с использованием формального аппарата (набора элементарных объектов с их признаками и отношениями и правил образования сложных объектов из простых), более простого и экономного, чем эмпирич. список исходных фактов. В хорошо организованных (жестко структурированных) системах (напр., в фонологии, в отличие от лексики) существенное изменение одного элемента влечет за собой изменения в др. точках системы или даже нарушение равновесия системы в целом. Нежесткость С. я., неодинаковая степень системности различных ее участков, многочисл. случаи асимметрии формы и содержания (см. Асимметрия в языке), борьба консервативной тенденции (устойчивости) с факторами языковой эволюции (такими, как стремление к экономии, к проведению аналогий и достижению регулярности) приводят к тому, что разл. подсистемы С. я. развиваются с неодинаковой скоростью. Поэтому как в целой С. я., так и в отдельных ее подсистемах выделяются центр и периферия, доминантные и рецессивные черты.
От коммуникативных средств у животных С. я. отличается способностью выражать логич. формы мышления (понятие, вневременное суждение) и передавать сообщения о мире объективно, безотносительно к ситуации и участникам речевого акта. От искусственных фор-мализов. знаковых систем С.я. отличается стихийностью возникновения и развития, а также возможностью выражения дейк-тич., экспрессивной и побудит, информации. Будучи в известной степени «открытой», С. я. взаимодействует с окружающей средой познават. деятельности человечества (ноосферой), что делает необходимым изучение ее «внешних» связей.
Спор антич. грамматистов о соотношении аналогии н аномалии, попытки «рационалистов» объяснить разнообразие языковых фактов действием законов логики, вскрытие диалектпч. природы языка Г. В. Ф. Гегелем и В. фон Гумбольдтом, квалификация языка как «организма» (А. Шлейхер) или «психофнзич. механизма» (младограмматики), исследование взаимодействия звуковых законов с «давлением системы» (при образованиях по аналогии) в сравнит.-ист. яз-знании 19 в.— все это предвосхитило системное понимание языка лингвистами 20 в. (Ф. Ф. Фортунатов, И. А. Бодуэн де Куртенэ, О. Есперсен, Ш. Балли и особенно Ф. де Соссюр). Становление и эволюция системного подхода к языку происходили на фоне общего поворота науки 20 в. от «атомистических» к «холистическим» взглядам (т. е. к признанию примата целого над частями и всеобщей связи явлений; см. Методология в языкознании). Большую роль в разработке учения о С. я. сыграли идеи Бодуэна де Куртенэ о роли отношений в языке, о разграничении статики и динамики, внеш, и внутр, истории языка, выделение им наиболее общих типов единиц С. я.— таких, как фонема, морфема,
графема, синтагма. В учении Соссюра С. я. рассматривается как система знаков (см. Знак языковой, Знаковые теории языка), при исследовании к-рой следует разграничивать ее внутр, структуру, изучаемую внутр, лингвистикой, от ее внеш, функционирования, изучаемого внеш, лингвистикой. С, я., лежащая в основе всех проявлений речевой деятельности, не дана нам в непосредств. наблюдении, реализуясь исключительно в речи. Речь и является той исходной данностью, на основании к-рой лингвист создает модель С. я. (эту модель — теоретич. построение — также нередко называют «С. я.», что следует учесть при сравнит, оценке адекватности нескольких конкурирующих альтернативных моделей одной С. я.). Вслед за Соссюром мн. исследователи употребляют термин «С. я.» как синоним термина «язык», желая лишний раз подчеркнуть факт системности языка; особенно часто такая замена происходит, когда язык (или С. я.) противопоставляется речи как нечто абстрактное, потенциальное, виртуальное, имплицитное, постоянное, реляционное и т. п. Более узкое понимание «системы» предложил Э. Косерю, противопоставляющий ее не только речи («узусу»), но и норме — общепринятой (традиционной) реализации системы. Дав в своей компаративистской практике образцы системного подхода в диахронии (см. Ларингальная теория), Соссюр тем не менее в теории настаивал на том, что С. я. как таковая реально существует лишь в синхронии. С. я., в понимании Соссюра, «зиждется на тождествах и различиях» (при доминирующей роли последних), а качеств, определенность любого ее элемента создается не «субстанциальными», а «реляционными» его характеристиками, а именно его значимостью, т. е. совокупностью внутриязыковых отношений данного элемента к другим.
Идеи о системной организации языка были развиты в неск. направлениях структурной лингвистикой, поставившей в качестве одной из осн. задач инвентаризацию (выделение и классификацию) единиц языка все большей степени абстрактности и установление наиболее общих типов отношений между ними. Так, в глоссематике была сделана попытка «имманентного», несубстанциального подхода к определению всех осн. единиц и отношений С. я. (ограниченность такого подхода не раз отмечалась критиками глоссематпки).
Отвергая формулировку Соссюра о несистемное™ диахронии, пражская лингвистическая школа исходила из принципиально системного подхода к эволюции языка. В работах Р. О. Якобсона, Б. Трнки, Й. Вахека, а также С. О. Кар-цевского, Е. Д. Поливанова (позднее — А. Мартине, Косерю и др.) изучается диалектич. противоборство тенденций развития С. я., действие к-рых, будучи устремлено к «равновесию» (симметрии, заполнению лакун «пустых клеток»), тем не менее никогда не позволяет С. я. достичь абсолютной устойчивости: устраняя старые «горячие точки», оно создает в ней новые, что вызывает асимметрию в языке. Поэтому и в синхронном аспекте С. я. предстает не статической, а динамической (подвижной, развивающейся) системой. В работах «пражцев» С. я. характеризуется как система функциональная, т. е. как система средств выражения, служащая к.-л. определ. цели. Понятие функции языка раскрывает место С. я. в системе высшего порядка (в обществ, жизни
человека), а понятие функции языкового элемента — роль этого элемента внутри С. я. и его соотношение с др. элементами дайной С. я. Тезис пражских функционалистов о языке как «системе систем» (близкий квалификации языка как «сложной системы» в совр. кибернетике) также получает двоякую интерпретацию: а) С. я. как система уровней языка, каждый из к-рых — тоже система; б) С. я. как система своих функционально-стилистич. разновидностей (см. Стиль), каждая из к-рых — тоже система.
В разработке учения о С. я. большое место принадлежит отечеств, яз-знанию, опирающемуся на традиции Фортунатова, Бодуэна де Куртенэ, А. М. Пешков-ского и учитывающему наиболее ценные достижения мирового яз-знания. Большинство сов. исследователей, разделяя взгляды на язык как на знаковую систему особого рода и признавая правомерность разграничения синхронного и диа-хронного аспектов исследования С. я., ее внутр, и внеш, связей, языка и речи, дис-тннктивных и недистинктивных признаков единиц, отвергают односторонние выводы крайнего структурализма. Подчеркивается нежесткость, асимметрия С. я., неодинаковая степень системности различных ее участков (В. В. Виноградов, В. Г. Гак, В. Н. Ярцева и др.). Выявляются отличия С. я. от др. семиотич. систем — как реляционные, так и субстанциальные (Вяч. Вс. Иванов, Т. В. Булыгина и др.). Отмечается недостаточность чисто реляционного рассмотрения С. я., отвлекающегося от субстанциальных характеристик, и необходимость сочетания субстанциальных характеристик с реляционными. Иногда такой комплексный подход именуется «системным», противопоставляясь «структурному», т. е. чисто реляционному подходу. Исследуются «антиномии развития» С. я. (М. В. Панов), взаимодействие внутр, и внеш, факторов ее эволюции (Поливанов, В. М. Жирмунский, Б. А. Серебренников и др.), закономерности функционирования С. я. в обществе (Г. В. Степанов, А. Д. Швейцер, Б. А. Успенский и др.), взаимодействие С. я. с деятельностью мозга (Л. С. Выготский, А. Р. Лурия, Н. И. Жинкин, Вяч. Иванов).
Хотя мн. исследователи употребляют термины «система» и «структура» как синонимичные, имеет место тенденция к дифференциации этих понятий. Однако общепринятого их разграничения пока не существует. В филос. и лингвистич. лит-ре распространено понимание, согласно к-рому система — целостное сочетание определ. структуры с определ. субстанцией, выполняющее известную функцию, а структура — реляционный каркас системы, сетка отношений между ее элементами (Г. П. Мельников, Е. С. Кубрякова). Иногда система определяется как совокупность одноплановых единиц, связанных оппозитивными отношениями, а структура — как совокупность языковых средств выражения значимых оппозиций, определяемая отношением плана содержания к плану выражения, означаемых к означающим (Н. Д. Арутюнова). В лондонской школе Дж. Р. Фёрса принимается тезис, согласно к-рому элементы структуры («части текста», конституирующие структуру или интегрируемые в нее) связаны друг с другом синтагматич. отношениями, а элементы системы («члены класса», репрезентирующие или реализующие систему) связаны друг с другом парадигматич. отношениям и. Такое понимание терминов, по-видимому, наиболее согласуется с
принятым словоупотреблением: говорят о структуре слова, морфемы, основы, синтагмы, предложения, текста и т. п., но о системе гласных, форм одного слова, падежей, фонем, значений многозначного слова и т. п. Во многом близкое содержание вкладывается в термины «структура» и «система» А. А. Реформатским (хотя термин «структура» понимается им скорее глобально, применительно к структуре языка). Ср. также аналогичные терминологич. противопоставления — «текст»/«система», «цепь»/ «парадигма» — Л. Ельмслева и др. противопоставления. Систематика прн таком подходе оказывается тождественной парадигматике. В этом смысле амер, дескриптивная лингвистика, сконцентрировавшая внимание на изучении синтагматич. отношений (в особенности сочетаемости — см. Дистрибутивный анализ), изучала не столько С. я., сколько языковые структуры. Напротив, Н. С. Трубецкой и др. представители пражской лингвистич. школы, разработавшие теорию оппозиций, исследовали С. я. в указанном выше смысле слова. Ведущая роль оппозиций (противопоставлений) в С. я. подчеркивалась ранее уже Соссюрог, Бодуэном де Куртенэ, Н. В. Крушевским, Фортунатовым (хотя и в иных терминах).
Большое значение для понимания системности разл. языковых сфер сыграли перенесение метода компонентного анализа (т. е. выделения дифференциальных признаков) из фонологии в семантику (как лексическую, так и грамматическую) и разработка теории семантич. полей. В синтаксисе же системный подход находит свое законченное воплощение несколько позднее — с распространением теорий «синтаксич. парадигматики», перифразирования и деривации, а также трансформационного метода.
Если в классич. школах структурной лингвистики 30—40-х гг. С. я. понималась как система единиц и отношений между ними, то в кибернетич. моделях языка 50—70-х гг. она предстает скорее как система правил образования, преобразования и комбинирования этих единиц. Строятся как порождающие грамматики (в т. ч. трансформационная грамматика), так и «трансдуктивные» грамматики (модели анализа и синтеза), к-рые нередко используются в системах автоматического перевода. В последнем случае С. я. выступает как действующий («динамический») механизм, осуществляющий переход от субстанции выражения (текст) к субстанции содержания (смысл) и обратно через ряд промежуточных уровней, или «пластов»: ср., напр., стратификационную грамматику С. Лэма, функционально-генеративную грамматику П. Сталла, модель «Смысл — Текст» и др. Подтверждается тезис, согласно к-рому адекватное понимание С. я. может быть достигнуто лишь при сочетании семасиологии. и ономасиологии, аспектов, «пассивной» и «активной» грамматики (Л. В. Щерба), «грамматики говорящего» и «грамматики слушающего» (Есперсен, позднее Якобсон, Ч. Ф. Хоккет). Это соответствует пониманию С. я. в семиотике, где она характеризуется как код — средство кодирования и декодирования сообщений. Описание С. я., идущее «от мысли — к средствам ее выражения», было предпринято уже Ф. Брюно в нач. 20 в. В совр. яз-знании упомянутое выше сочетание двух аспектов дает возможность лучше выявить взаимодействие
СИСТЕМА 453
словаря с грамматикой в С. я. и взаимен зависимость ее уровней.
В совр. типологии (Якобсон, Дж, X. Гринберг, Серебренников, Успенский) многомерная характеристика С. я. достигается введением все более сложных, многомерных классификаций, позволяющих объемно представить «признаковое пространство» С. я., выявлением импли-кативных универсалий — т. е. зависимостей между значениями разных признаков (напр., если в С. я. различается род у прилагательных, то в ней есть и противопоставление по морфологич. роду у существительных), установлением относительного веса этих признаков и принимаемых нмн значений, а также количеств. оценкой результатов. Все это позволяет судить не только о свойствах отдельных С. я., но и о человеческом языке в целом как о системе.
* Петерсон М. Н., Система языка, Изв. АН СССР. ОЛЯ, 1946, т. 5, в. 2; Б а л-л и III., Общая лингвистика и вопросы франц, языка, пер. с франц., М., 1955; Ельмслев Л.. Пролегомены к теории языка, [пер. с англ.], в кн.: НЛ, в. 1, М.. 1960; Иванов Вяч. Вс., Лингвистика как теория отношений между языковыми системами и ее совр. практич. приложения, ьсб.: Лингвистич. исследования по машинному переводу, в. 2, М., 1961; его же, Машинный перевод и установление соответствий между языковыми системами, в сб.: Труды ин-та точной механики и вычислит, техники АН СССР. в. 2. М,, 1961; Уфимцева А. А., Опыт изучения лексики как системы. М., 1962; Г у х м а н М. М., Понятие системы языка в синхронии и диахронии, ВЯ. 1962, № 4; Коссериу Э.. Синхрония, диахрония и история, в кн.: НЛ, в. 3. М., 1963; Апресян Ю. Д.» Идеи и методы совр. структурной лингвистики (краткий очерк), И.. 1966; его же. Лексич. семантика. Синонимия, средства языка, И., 1974; Материалы к конференции «Язык как знаковая система особого рода», М., 1967; Серебренников Б. А., Об относит, самостоятельности развития системы языка, М., 1968; Реформатский А. А.. Термин как член лексич. системы языка, в сб.: Проблемы структурной лингвистики. 1967, М., 1968; Ярцева В. Н., Взаимоотношение грамматики и лексики в системе языка, в кн.: Исследования по общей теории грамматики, М., 1968; Успенски й Б. А.. Отношения подсистем в языке и связанные с ними универсалии, ВЯ, 1968.	№ 6; Виноградов В. А..
Всегда ли система системна?, в сб.: Система и уронни языка, М.. 1969; Общее яз-знание. Формы существования, функции, история языка, М.. 1970; Общее яз-знание. Внутр, структура языка, М., 1972; Щерба Л. В., Языковая система и речевая деятельность, Л., 1974; Слюсарева Н. А., Теория Ф. де Соссюра в свете совр. лингвистики. М.. 1975; [Степанов Г. В.), Внеш, система языка и типы ее связи с внутр, структурой, в кн.: Принципы описания языков мира, М., 1976; Соссюр Ф. Д е, Труды по яз-знанию, пер. с франц., М.. 1977; Лзм С., Очерк стратификационной грамматики. пер. с англ., Минск. 1977; Солнцев В. М.. Язык как системно-структурное образование. 2 изд., М.. 1977; В а р-дуль И. Ф., Основы описат. лингвистики (синтаксис и супрасинтаксис), М.. 1977; Будагов Р. А., Система и анти* система в науке о языке, ВЯ, 1978, № 4; Мельников Г. П.. Системология и языковые аспекты кибернетики, М., 1978; Гак В. Г., Предмет исследования. Лексич. система, в кн.: Бородина М. А., Гак В. Г., К типологии и методике ис-торико-семантич. исследований. Л., 1979; Якобсон Р. О., Избр. работы, М., 1985; Guillaume G.. ,La langue est-elle ou n'est-elle pas un systeme?, «Cahier de linguistique structural», 1, Quebec, 1952; Coser iu E.. Sistcma, norma у habla. Montevideo, 1952; Vachek J., Notes on the development of language seen as a system
454 СИУ ЯЗЫКИ
of systems,v в кн.: t Sbornik praci filosoficke faculty Bmenske university. Rada jazykoved-na, Brno, 1958; Zeichen und System der Sprache. Bd 1—3, B.. 1961—66; S g a 1 1 P., Zur Frage der Ebenen im Sprachsystem, <Tra-vaux linguistique de Prague», 1964, № 1; Berry M., An introduction to systemic linguistics, v. 1 — Structures and systems. L.— Sydney, 1975;. Krupa V., The category of system in linguistics. «Recueil linguistique de Bratislava», 1978, v. 5.
T. В. Булыгина, С. А. Крылов. СЙУ ЯЗЫКЙ — семья индейских языков Сев, Америки, предположительно включаемая в макросемью хока-сиу. Общее число говорящих ок. 70 тыс. чел. Терр. распространения: р-ны Великих озер на C.-В., Скалистых гор на западе и, в период первых контактов с европейцами, совр. штаты США Юж. Каролина и Сев. Каролина на юго-востоке. Подразделяются на 4 группы: 1) юго-восточная, включающая вымершие в нач. 20 в. языки офо и билокси (штат Миссисипи) и вымерший в 19 в. тутело (Зап. Виргиния); 2) языки р. Миссури — кроу (Монтана), хидатса и мандан (Сев. Дакота); 3) языки долины Миссисипи — виннеба-го (Висконсин, Небраска), чивере (с диалектами айова и ото в Оклахоме, Канзасе н Небраске), дакота, или собственно сиу (4 осн. диалекта: собственно дакота, тетон, янктон и ассинибойн — в Сев. Дакоте, Юж. Дакоте, Небраске, Монтане, Миннесоте, р-нах оз. Манитоба, р. Саскачеван и канад. пров. Альберта), де-гиха (с диалектами понка, оседж, канса, куапо, омаха в Небраске); 4) вымерший язык катавба (Юж. Каролина). В последнюю группу включают и вымерший язык воккон (Сев. Каролина), сведения о к-ром ограничиваются списком из 143 слов, относящимся к нач. 18 в.
Для консонантизма С. я. характерно противопоставление звонких, глоттали-зованных, придыхательных и непридыхательных среди смычных и аффрикат (Ь — р' — ph — р, d — t' — t” — t, g — k' — kh — k, з — c' — ih — с) и троек спирантов (z — s — s', 1 — s — S', у — x — x', h), в нек-рых языках также интердентальных. Наличие того или иного ларингального признака во многом обусловливается фонетически; в ассинибойн, напр., имеется след, распределение: р > ph перед а, ё; р > Ь перед безударными, а, е, i; р > р в остальных случаях. Состав сонорных (m, n, w, г, 1, у) варьирует от языка к языку (ср. ассинибойн у ~ виннебаго, хидатса г ~ билокси d). Гласные подразделяются на простые (а, е, i, и, о) и носовые (i, а, и). Ударение может играть смыслоразличит. роль (ассинибойн paha ’лоб’ — paha ’холм’) или быть закрепленным (в виннебаго ударным является второй слог в двусложных словах и третий в многосложных). Слоги преим. открытые. Нередки двучленные сочетания согласных. При стечении гласных обычно происходит стяжение.
Морфологич. строй агглютинативный, с элементами флективности. Существительное имеет категории числа (суффиксы мн. ч. обычно принимают только одуш. имена) и притяжательности (имена орга-нич. и неорганич. принадлежности). Имена органич. принадлежности (назв. частей тела, термины родства) присоединяют личный притяжат. префикс непосредственно, неорганической —приобретают в притяжат. форме также показатель отчуждаемой принадлежности. Падежи отсутствуют. Для выражения локативных и нек-рых др. значений используются послелоги. Многочисленны артикли-
классификаторы: в понка ке (о горизонтальных объектах), te (о стоящих объектах), 0а (о круглых объектах), ge (о разбросанных объектах) и др. Личные местоимения представлены: 1-м, 2-м, 3-м л. ед. ч. и 1-м л. инклюзивным («я н ты»); мн. ч. образуется от последних трех. Среди указат. местоимений различаются лексемы со значениями: ’этот (рядом с говорящим)’, ’этот (рядом со слушающим)’, ’тот (невидимый)’, ’тот (упомянутый)’ и нек-рые др. Система счета — десятеричная. Глаголы подразделяются на активный и инактивный (статичный) классы. Соответственно имеется два ряда личных показателей — активный. ряд, иапр. ассинибойн wa- ’1-е л. ед. ч.’, уа- ’2-е л. ед. ч.’, о ’3-е л. ед. ч.’ н uk- ’1-е л. инклюзивное', и инактивный (та- ’1-е л. ед^ч.’, ni- ’2-е л. ед. ч.’, о '3-е л. ед. ч.’ и uk ’1-е л. инклюзивное’). Первый ряд используется для обозначения субъекта активного действия, второй — для обозначения субъекта стативных глаголов (в т. ч. со значениями ’быть черным’, ’быть высоким’, т. е. аналогов прилагательных европ. языков) п объекта. Спец, префиксами выражается рефлексивность и объектная версия (’кому-либо, для кого-либо’). Время в глагольной форме обычно не выражается, но есть суффиксы для обозначения буд. и прош. вр.
Обычный порядок слов в простом предложении SOV. Для определит, конструкций характерен порядок N + N («имя + имя»), N + Vst («имя + статин-ный глагол»), N + Num [«имя + числительное (нумератив)»). Разл. виды простого предложения (повествовательное, вопросительное, повелительное и др.) маркируются с помощью соотв. частиц, замыкающих предложение. Широко используются сочинит, и подчинит, союзы.
В качестве словообразоват. средств используются префиксация, суффиксация и словосложение. Именные префиксы выражают инструмент, место, деятеля и имя действия, глагольные префиксы передают локативные и инструментальные значения; широко используются суффиксы для образования имен, наречий и глаголов, в т. ч. каузативов. Для образования имен используются модели словосложения N + N и N + V, для глаголов N + V и V 4- V. Возможны и более сложные конструкции типа виннебаго habajaskexci ’ясный день’ < haph ’день’ + Ьаза ’видеть’ + ske ’чистый’ + xci ’интенсивность’. Как в имени, так и в глаголе для передачи интенсивности, множественности и дистрибутивности используется редупликация. Есть случаи звукосимволизма, напр. виннебаго sawa ’таять' — sawa 'размягчать’ — xawa ’увлажняться’. Языки бесписьменные.
Первые материалы по С. я., отражающие деятельность миссионеров и участников разл. экспедиций, были опубликованы в 18 в. В 19 в. С. Ригс составил грамматику и словарь языка дакота. В разное время С. я. исследовали Дж. О. Дорси, Ф. Боас, Г. Мэтьюз и др. * Pilling J., Bibliography of the Siouan languages, Wash., 1887; Matthews G. H., Handbook of Siouan languages, Phil., 1958; Levin N. B.. The Assiniboine language. The Hague, 1964; Chafe W. L., The Caddoan, Iroquoian and Siouan languages. The Hague — P., 1976; Dorsey J. O., Swanton J. R., A dictionary of the Biloxi and Ofo languages. Wash., 1912.	M. E. Алексеев.
СКАЗУЕМОЕ — один из двух главных членов предложения, в к-ром выража-
ется сообщаемое; соотносится с подлежащим и связано с ним предикативным отношением (см. Предикат, Предложение). Доминирующий элемент (обычно глагол) состава С. (С. и зависимые от него дополнения, определения и обстоятельства). В С. выражены осн. категории предложения — время и модальность, поэтому С. (или его аналог) составляет обязат. минимум предложения, к-рое может не иметь подлежащего. С.— конституирующий член предложения (но-минализацня базируется на нем: «Друзья встретились первого мая» -» «первомайская встреча друзей»). Центральность С. в рамках предложения как коммуникативной единицы обусловлена именно тем, что в классич. случае в С. выражается сообщаемое. Формально С. зависит от подлежащего, согласуясь с ним в лице и числе, а иногда и в роде (формы зависимости определяются конкретными языками). Тем самым С. совмещает в себе грамматич. категории двух типов — синтагматического (согласовательного) и парадигматического (общепредложенч. значения времени и модальности). Подлежащее доминирует с т. зр. формы (задает С. согласоват. категории), а С.— с т. зр. функции.
Между С. и подлежащим имеется также семантич. согласование, к-рое определяется подлежащим (шире — субъектом); напр., если подлежащее называет конкретный предмет, С. может обозначать его физич. качество, состояние, функцию, действие и др., если подлежащее называет событие, С. может означать способ его реализации, локальные и темпоральные характеристики, отношение к др. событиям и пр.
К С. предъявляется также требование относит, семантич. полноценности, что создает трудности при определении его объема. Фазисные, модальные, полусвя-зочные, а также семантически неполноценные глаголы, входящие в перифразы (типа «производить работу», «вести расследование»), принято объединять с зависимым от них полнозначным словом в один член предложения — С., напр.: «Мальчик / умеет писать», «Летчик /совершил посадку». По мере нарастания значимости глагола усиливаются колебания в определении границы С. В предложениях типа «Мы намеревались принять участие в дискуссии» С. совпадает с составом С., внутри к-рого происходит поляризация грамматич. значений, сосредоточенных в формально управляющем, но семантически неполноценном компоненте (глаголе), и лексич. значений, отодвинутых на периферию состава С.
В языках с развитой системой морфологич. классов части речи, выражающие значение динамич. и статич. признака (глаголы и прилагательные), предназначены для выполнения функции С., определившей формирование не только их семантики, но и их морфологич. категорий. Различаются глагольные (личный глагол или глагольное словосочетание) и составные именные С. (связочный глагол или нулевая связка в соединении с существительным, прилагательным, предикативом, числительным, посессивом, обстоятельств, оборотом и т. п.).
Поскольку предикативное отношение является наиболее свободной синтаксич. связью, позицию С. могут занимать разнообразные формы слов, словосочетаний и даже предложений, удовлетворяющих своим содержанием функции сообщаемого, напр.: «Работы (было) по горло», «Терпение было на исходе», «Пирог — язык проглотишь», «Помощ
ников — раз, два и обчелся». С. соотносительно с ремой и предикатом: С. принадлежит грамматич. аспекту предложения, предикат — логическому (связанному с формами мышления), рема — коммуникативному. Совмещаясь в классич. случае («Петр весел», «Дети поют»), эти категории могут выражаться разными членами предложения. Несовпадение С. и ремы характерно для языков с развитым коммуникативным синтаксисом, пользующимся средствами просодии и порядка слов (см. Актуальное членение предложения). Так, в предложении «Поют дети» (ответ на вопрос «Кто поет?») С. («поют») соответствует теме сообщения, а подлежащее («дети») — реме. Ремой может стать любой элемент предложения, независимо от его семантич. автономности, в т. ч. и часть С., С. же признается только компонент (слово или сочетание слов), обладающий смысловой полноценностью. Членение предложения на тему и рему не выделяет в нем двух синтаксически и семантически связанных составов, в то время как состав С. и состав подлежащего обладают внутр, связанностью. Предикат (в логич. смысле термина) может быть представлен в предложении только признаковым значением, тогда как С. допускает любой вид информации. Обычно языки располагают техникой образования С. разного информативного содержания, ср. неполнозначные глаголы «находиться» (где), «происходить» (где, когда), обеспечивающие позицию С. обстоятельствам места и времени. Степень совпадения или расхождения С., ремы и предиката во многом определяет синтаксич. типологию языков.
• Шахматов А. А., Синтаксис рус. языка, 2 изд.. Л., 1941; Пев ковски й А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении, 7 изд., М., 1956; Стебли н-К а м е н-с к н й М. И., О предикативности, «Вестник ЛГУ. Сер. истории, языка и лит-ры», 1956. № 20, в. 4; К у р и л о в и ч Е., Очерки по лингвистике, М., 1962; Алисова Т. Б., Опыт семантико-грамматич. классификации простых предложений, ВЯ. 1970, №2; Золотова Г. А., Очерк функционального синтаксиса рус. языка, М., 1973; По пов А. С.. Подлежащее и сказуемое в структуре простого предложения совр. рус. лит. языка, Пермь, 1974; Рус. грамматика, т. 2, М., 1980; Guiraud-Weber М.. Les propositions sans nominatif en russe moderne, P., 1984. H. Д. Арутюнова. СКАНДИИАВЙСТИKA — см. Германистика.
СКАНДИНАВСКИЕ ЯЗЫКЙ — северная подгруппа германских языков. К С. я. относятся: датский, шведский, норвежский (в двух вариантах — букмол и нюнорск), исландский, фарерский языки. Ареал совр. распространения включает терр. Дании (в т. ч. Фарерские о-ва), Швеции, зап. части Финляндии, Норвегии, Исландии. Носители С. я. имеются также в США и Канаде. Общее число говорящих ок. 20 млн. чел.
С. я. восходят к группе близкородств. диалектов, объединяемых под назв. общескандинавского (праскандинавского, пра-северного) яз., первые письм. памятники к-рого относятся кЗв. Область первонач. распространения этого языка ограничивалась юж. частью Скандинавского п-ова и близлежащими островами, откуда сканд. племена мигрируют в юж. и сев. направлениях; к 3—5 вв. они заселяют терр. совр. Дании. Дифференциация сканд. диалектов, наметившаяся уже в 7—8 вв., приводит к противопоставлению двух осн. диал. зон: зап.- и вост.-скандинавской. В «эпоху викингов» (9—11 вв.), когда в Скандинавии обра
зуются феодальные гос-ва, начинается формирование отд. С. я. В области распространения зап.-сканд. диалектов формируется норв. яз.; выходцы из Норвегии заселяют в 9—10 вв. Исландию н Фарерские о-ва, где образуются исл. и фарер. языки. Близкие к норв. яз. говоры существовали в 8—18 вв. на Шетленд-ских о-вах (т. наз. норн), в 9—15 вв. на Гебридских о-вах и о. Мэн, в 9—17 вв. на Оркнейских о-вах; все эти говоры вытеснены англ. яз. В Ирландии норвеж-скоязычиые поселения существовали в 9—13 вв., в Гренландии — с кон. 10 в. до сер. 15 в. (с 1721 началась повторная сканд. колонизация Гренландии выходцами из Дании). В вост.-сканд. диал. зоне обособляются друг от друга дат. и швед, языки (последний распространяется и на терр. Зап. Финляндии).
Однако наметившаяся дифференциация С. я. на западную (норв., исл.. фарер. языки) и восточную (дат., швед, языки) группы в процессе последующего контактного развития и взаимовлияния не закрепилась. К периоду раздельного существования др.-сканд. языков (12— 15 вв.) относится ряд инноваций, объединяющих дат., швед, и норв. языки в противоположность исландскому и фарерскому. Это редукция безударных гласных, расширение е > ае и i > е н т. п., переход > t (позднее также б > d), в грамматич. системе резкое сокращение кол-ва флексий и становление аналитич. строя. С др. стороны, в исландском и фарерском наиболее существенные фоиетич. изменения относятся к более позднему периоду (16 в.) и носят специфический для данных языков характер (дифтонгизация долгих гласных а > аи, б > ои и др.); грамматическая же система сохранилась почти без изменений. Т. о., можно говорить о существовании 2 совр. сканд. ареалов: дат.-швед.-норв. (т. наз. континентальные С. я.) и исл.-фарерского (т. наз. островные С. я.).
Границы между отд. континентальными С. я. исторически менялись в связи с территориальными переделами и смешением населения, с этим же связано возникновение смешанных норв.-шведских и дат.-шведских говоров на терр. совр. Швеции. С кон. 14 в., после присоединения Норвегии к Дании (1380), письм. дат. яз. вытеснил др.-норв. лит. язык и в 16 в. получил статус офиц. языка Норвегии. В 19 в., испытав влияние норв. субстрата, этот язык получил назв. риксмол (с 1929 букмол); в сер. 19 в. на базе норв. диалектов была искусственно синтезирована др. форма лнт. норв. яз.— лансмол (с 1929 нюнорск). Нюнорск, а фонетически также букмол близки к швед, яз., орфографически и грамматически букмол близок к дат. яз.
В фонология, отношении наиболее сходны друг с другом швед, и норв. языки, для к-рых характерно сохранение оппозиции звонких и глухих смычных (b/р, d/t, g/k), тогда как в дат. яз. нет звонких смычных, а корреляция смычных по звонкости уступила место корреляции по придыхательности. Швед, и норв. языки имеют музыкальное ударение, к-рому в дат. яз. генетически соот-ветствует«толчок» (резкое смыкание голосовых связок). От др. С. я. дат. яз. отличается также тенденцией к вокализации щелевых д, у, увулярным произношением г, отсутствием противопоставления долгих и кратких согласных. К особенностям исл. и фарер. фонетики отно-
СКАНДИНАВСКИЕ 455
сится отсутствие редукции безударных гласных, наличие преаспирированных hp, ht, hk.
В грамматике черты аналитизма наиболее отчетливо проявляются в дат. яз., в меньшей степени — в швед, и норв. языках; исландский и фарерский сохраняют синтетич. строй. Существительное имеет 2 рода (общий н средний) в дат. и швед, языках и 3 рода (муж., жен., ср.) в норв., исл. и фарер. языках. В исландском и фарерском 4 падежа (им., род., дат., вин.), падежная флексия одновременно выражает значение числа (ед. или мн.); в др. С. я. существительные имеют общий и род. падежи (число п падеж выражаются отд. флексиями), а местоимения — объектный и им. падежи. Прилагательные различают сильную (неопределенную) и слабую (определенную) формы; в исландском и фарерском как сильные, так и слабые прилагательные изменяются по 3 родам, 2 числам и 4 падежам; в остальных С. я. только сильные формы прилагательных различают 2 рода и 2 числа (др. формы словоизменения утрачены). Глагол имеет категории времени, наклонения и залога; в исландском и фарерском — также категории лица и числа, полностью или частично утраченные в др. С. я. Формы времен, наклонений и сградат. залога могут быть выражены как синтетически, так и аналитически во всех С. я. Состав вспомогат. глаголов, используемых при образовании аналитич. форм, различается в отд. С. я. (так, при образовании пассива исл. яз. использует глагол verda, генетически отличный от дат. blive, швед., норв. bli; в фарерском употребляются оба вспомогат. глагола verda, bliva).
Редукция флективной морфологии, наблюдаемая в дат., швед, и норв. языках, совершалась параллельно с возникновением новых синтетич. форм (как в системе имени, так и в системе глагола), составляющих характерную особенность совр. С. я. по сравнению с другими германскими. Так, во всех С. я. существительное получило способность присоединять суффигированный определ. артикль (дат. skib—skibet, исл. skip—skipid 'корабль'), а в глаголе развились синтетич. формы страдат. залога (швед., дат., норв. -s, исл., фарер. -st).
Синтаксич. различия С. я. не столь велики, как морфологические. К их числу относятся: более свободные закономерности порядка слов в исл. и фарер. языках (где, в частности, допускается начальное положение глагола в повест-воват. предложении), постановка в тех же языках генитива и притяжат. местоимения после определяемого имени и нек-рые др.
В лексич. отношении наиболее существ, различия наблюдаются между островными и континентальными языками. Для дат., норв. и швед, языков характерно наличие значит, числа заимствований (лат., нем., франц., в новейшую эпоху— англ.), в т. ч. корневых и деривационных морфем (ср. нем. по происхождению суффиксы -else, -eri, -het, префиксы an-, be-, er- и др.). В исл. яз. заимствования составляют небольшую часть словарного состава, даже элементам интернациональной лексики, общим для остальных С. я. (и большинства германских), соответствуют слова, специфичные для исландского (ср. дат., норв. ingenior, швед, ingenjor и исл. verk-fraedingur 'инженер', дат., норв., швед.
456 СКИФСКИЙ
teater и исл. leikhus ’театр’), многие дат. и нем. заимствования, вошедшие в исл. яз. после Реформации, были вытеснены исл. новообразованиями. Фарер. яз. в этом отношении примыкает к исландскому, но пуристич. тенденции в нем выражены слабее (ср. дат., норв., швед., фарер. valuta и исл. gjalaeyrir 'валюта').
Древнейшая письменность общесканд. периода (3—8 вв.) представлена в надписях, исполненных старшими рунами (см. Руническое письмо), их сменили младшие руны (9—И вв.), затем вплоть до 16 в. использовались пунктированные руны, употреблявшиеся наряду с латиницей (к-рая распространилась в 12— 13 вв. в связи с христианизацией Скандинавии и быстро заняла доминирующее положение в письменности). Древнейшие рукописи на основе лат. графики относятся ко 2-й пол. 12 в. (исл. и норв. отрывки житий, законов и пр.). Осн. памятники др.-сканд. лит-ры (Эдда Старшая, Эдда Младшая, саги) созданы на др.-исл. яз.
• В е с с е в Э., Сканд. языки, пер. со швед., М., 1949; С т е б л в в-К а м е н-ский М. И., История скавд. языков, М,—Л.. 1953; Сканд. языки. Актуальные проблемы грамматич. теории, М., 1984; N о-reen A.. Geschichte der nordischen Sprachen, 3 Aufl., Strassburg. 1913; Clausen S.. Nordisk mJ Is trsev. Kbh.. 1938; H u 1 t-hen L., Studier i jamforande nunordisk syntax. «Goteborgs hogskolas Jrsskrift». 1944, Bd 50 (3), 1948, Bd 53 (4); Hesse Iman B., Huvudlinjer i nordisk sprlkhistoria. pt. 1—3, Uppsala—Stockb., 1948—1953; Haugen E., Semicommunication: the language gap in Scandinavia. «Sociological Inquiry». 1966, v.36(2); Haugen E.. Markey Th. L.. The Scandinavian languages. Fifty years of linguistic research (1918—1968). The Hague, 1972.
С. H. Кузнецов.
Материалы, поев, исследованию С. я., кроме обшелингвистич. журналов (см. Жур,-налы лингвистические), журналов по германистике и по отд. С. я. публикуются в специализиров. журналах ряда стран: «Аг-kiv for nordisk filologi» (Норвегия и Швеция, место изд. разл.. 1882—), «Studier i nordisk filologi» (Hels.. 1910—), «Scandinavian Studies» (Lawrence. США. 1911 — ), «Acta Phi-lologica Scandinavica: Tidsskrift for nordisk sprogforskning» (Kbh.. 1926—), «Skandinavi-ca: An International Journal of Scandinavian Studies» (L.—N. Y., 1962—), «Skandinavis-tik: Zeitschrift fur Sprache, Literatur und Kultur der nordischen Lander» (Gluckstadt, ФРГ, 1971—). «Sprog i Norden: Arsskrift for de Nordiske sprognsevn» (Kbh., 1970—).
_	. E. Л. Хелимский.
СКЙФСКИИ ЯЗЫК —общее название для всех иранских скифо-сарматских наречий и говоров, к-рые существовали на территории Сев. Причерноморья от 8—7 вв. до н. э. до 4—5 вв. н. э. С. я. членился на 2 диалекта, отражавших 2 хронология, этапа развития языка. Более архаичный диалект называют собственно скифским, а более поздний — сарматским, язык при этом именуют скифо-сармат. наречиями. Принадлежит к вост, группе иранских языков. Непосредств. потомком С. я. является осетинский язык.
Связных текстов на С. я. не существует, сохранились лишь топонимич. названия, названия племен и собств. имена, к-рые во множестве встречаются в греч. надписях, обнаруженных на месте старых городов-колоний (Горгиппия, Паитикапей, Ольвия и др.). Известно ок. 200 слов-основ. Ключом для анализа лексем служит материал иран. языков и гл. обр. осет. языка.
Грамматич. строй изучен недостаточно, но известен его иран. характер, установлены иек-рые черты фонетики и словообразования, имеющие также иран. характер.
* Миллер В., Осет. этюды, ч. 3. М., 1887; его ж е, К ираи. элементу в пр и понтийских греч. надписях. «Изв. Имп. Археол, комиссии», 1913. в. 47; Абаев В. И., Скиф, язык, в его кн.: Осет. язык и фольклор, в. 1, М. —Л., 1949; его же. Скифо-сармат. наречия, в кн.: Основы иран. яз-знанпя Др,-иран. языки. М.. 1979. М. И. Исаев. СКЛОНЕНИЕ — 1) именное словоизменение. В этом смысле С. противопоставляется спряжению, т. е. глагольному словоизменению. Правила С. составляют необходимый компонент морфологич. раздела грамматики флективных (фузиои-иых) и агглютинативных языков (см. Типологическая классификация языков). Формы С. образуют словоизменит. парадигму имени, выступая как словоформы одной лексемы; напр., парадигма сущ. «стол» включает словоформы «стол — стола — столу — стол — столом — столе», «столы — столов — столам — столы — столами — столах».
2) В более узком смысле — изменение т. наз. склоняемых слов по падежу. Во мн. языках к склоняемым словам относятся существительные, прилагательные, числительные, местоимения, артикли; в ряде языков по падежам склоняются также именные формы глагола — причастие (в рус. и нек-рых др. языках), мас-дар (в груз., араб, языках), инфинитив (напр., в тюрк, языках). При таком понимании о С. можно говорить лишь применительно к совокупности форм, противопоставленных исключительно по падежу, а не ко всей парадигме именв. Напр., парадигма С. слова «стол» в ед. ч. состоит из форм «стол — стола — столу — стол — столом — столе», а парадигма этого же слова во мн. ч.— из форм «столы — столов — столам — столы — столами — столах». Т. о., у рус. существительных правила С. относятся не к целостной лексеме, а к составляющим ее номинатемам (совокупности словоформ, имеющих одно и то же номинативное значение), иапр. к номинатемам «стол» и «столы», различающимся по числу. Соответственно принято считать, что существительное склоняется по падежам, но изменяется по числам. Согласуемые слова — прилагательные, числительные, артикли, причастия — склоняются по падежам, но изменяются также по согласоват. категориям — по числу, роду, одушевленности н др.
На практике два эти понимания С. обычно четко не разграничиваются. С одной стороны, принято говорить об отсутствии С. в языках, в к-рых нет падежного словоизменения; напр., говорят об утрате форм С. существительных и прилагательных в совр. франц, яз., хотя франц, существительные изменяются по числу, а прилагательные — по числу и роду. С др. стороны, к парадигме С. одного слова обычно относят все его словоизменительные (а не только падежные) формы. Применительно к флективным языкам широкое понимание термина «С.» имеет нек-рые объективные основания; С. в этих языках сопровождается кумуляцией, или синтетосемией («сложнознач-иостью» флексий); так, падеж существительного выражается совместно с числом (напр., в рус. яз. флексия -ом выражает значение ед. ч. тв. п.), а падеж согласуемых слов — совместно с числом, родом и неодушевленностью (так, флексия -ый выражает значения: муж. род, неодушевленность, ед. ч., вин. п.).
Характерной особенностью С. во флективных языках является омонимия флексий; так, рус. -а может означать: род. п., ед. ч. («стол-а»); им. п., ед. ч. («стен-а»); им. п., мн. ч. («дом-а»), В ряде случаев
это приводит к морфологич. неоднозначности всей словоформы; так, окончание -ой («болып-ой») может скрывать за собой значения: муж. род, ед. ч., им. п.; жен. род, ед. ч., род. п.; жен. род, ед. ч., дат. п.; жен. род, ед. ч., тв. п.; жен. род, ед. ч., предл. п.; муж. род, неодушевленность, ед. ч., вин. п. С др. стороны, флективное С. характеризуется нестандартностью выражения грамматич. значений: так, в рус. яз. значение тв. п. ед. ч. может быть выражено флексиями -ом («слон-ом»), -ым («часов-ым»), -ой («рук-ой»), -ью («лошад-ыо»). В агглютинативных языках парадигма С. более регулярна и единообразна. Агглютинативное С. характеризуется гаплосемней («простозначностью») морфологич. показателей: так, падеж и число выражаются отд. аффиксами. Напр., в тур. dal-larda 'на ветках’ постфикс -lar выражает значение ми. ч., а постфикс -da — значение местного п.
В ряде языков с помощью С. выражается также определенности — неопределенности категория', так, в тюрк, языках в позиции дополнения противопоставлены аккузативная форма, выражающая определенность, и абсолютная форма, выражающая неопределенность: ср. тат. китапны алдым ’взял (эту) книгу' и ки-тап алдым 'взял (какую-то) книгу’. В морд, языках парадигма определ. С. противопоставлена парадигме неопредел. С.: ср. эрзян, кудо '(какой-то) дом’~ кудось ’(этот) дом', кудос ’в (какой-то) дом’ ~ кудонтень 'в (этот) дом' и т. п. Два ряда парадигм — для краткой («неопределенной») и полной («определенной») форм прилагательного — характеризуют адъективное С. в литов, яз.
В нек-рых языках (уральских, афразийских, меланезийских) с помощью именного словоизменения выражается лицо и число обладателя; в таких случаях иногда говорят о притяжательном, или посессивном, С.
3) Тип склонения, илн словоизменительный тип, к к-рому относится данное имя. С. в этом смысле характеризует грамматич. класс имен, объединенных общими правилами образования словоформ. Во флективных языках система С. характеризуется разнообразием даже в пределах одной части речи. К одному типу С. относятся имена, парадигмы к-рых эквивалентны, т. е. имеют одинаковое внутр, строение, одинаковый набор флексий, сходные наборы основ, одинаковую акцентуацию.
В исключит, случаях парадигма С. является дефектной: так, в рус. яз. у слова «себя» нет формы нм. п., а у слова «некто» нет косвенных падежей; у слов «девчата», «новобрачные» нет форм ед. ч., а у слов «огонь», «пламень», «полымя» иет форм мн. ч.; у слов «щец», «дровец» есть только мн. ч. рол. п., а у слов «казна», «мзда», «мгла» именно такая форма отсутствует.
При гетероклпзпи, т. наз. смешанном С., часть флексий нек-рой парадигмы принадлежит к одному типу С., а часть — к другому. Напр., слова «дом», «глаз», «лес» п т. п., относящиеся к «мужскому» С., имеют флексию им. п. мн. ч. -а, характерную для «среднего» С., а слова «яблоко», «личико», «плечо» и т. п., относящиеся к «среднему» С., имеют флексию им. п. мн. ч. -ы(-и), характерную для «мужского» С. Подобное смешение разных С. весьма характерно для языков с богатой морфологич. системой. Особенно сложно С. местоимений и числительных — они склоняются нерегулярно даже в агглютинативных языках.
Как правило, формы С. одного имени образуются от одной основы, однако в исключит, случаях (а именно при супплетивизме в широком смысле слова) единство основы оказывается нарушенным. Здесь различаются два оси. случая — т. наз. чисто супплетивное С., при к-ром словоформы образуются от разных корней («человек» — «люди», «ребенок» — «дети»), и частично супплетивное С., при к-ром формы образуются от однокоренных основ, отличающихся наличием или отсутствием нек-рого «основообразующего» суффикса или нерегулярным чередованием (ср. «Христ-ос — Христ-а», «время — времен-и», «дочь — дочер-и», «полдень — полудня» и т. п.). Иногда при гетероклитич. С. формы ед. ч. и формы мн. ч. образуются соответственно от двух т. наз. парциальных основ; «стул — стулья», «друг — друзья», «ухо — уши», «колено — колени», «черт — черти», «сосед — соседи»; т. о., можно говорить о том, что номинатемы разных чисел самостоятельно изменяются по падежам. финальные элементы парциальных основ функционируют как агглютинативные аффиксы, избыточно выражающие либо ед. ч. (ср. «татар-ин — татар-ы», «крестьян-ин — крестьян-е», «цвет-ок — цвет-ы», <куриц-а —кур-ы»), либо мн. ч. (ср. «чуд-о — чуд-ес-а», «дерев-о — дерев-ь-я», «сыи — сын-овь-я»), либо и то и другое (ср. «хозяин — хозя-ев-а», «волч-онок — волч-ат-а», «чертен-ок—чертен-ят-а»).
В зависимости от морфонологич. характеристик конечного элемента основы выделяется неск. морфонологич. типов С., различающихся набором флексий и закономерностями их морфологич. дистрибуции. Так, в рус. яз. говорят о «твердой» и «мягкой» разновидностях С. Классификация типов С. в соответствии с финалями основ широко распространена в индоевропеистике: различается С. основ на смычный, основ на носовой и на плавный (i-C., u-С., о-С., f-С., й-C., а-С. и г. п.).
В ходе ист. развития нндоевроп. языков система С. претерпела значит, упрощение, изменившись в сторону большей или меньшей унификации. В нек-рых языках С. полностью утрачено, причем разрушение системы быстрее идет в существительных и прилагательных, нежели в местоимениях. Напр., в совр. франц, яз. существительные не склоняются (т. е. не изменяются по падежам), а местоимения сохранили 2 падежные формы — прямую и косвенную, ср. франц, je и те. Исчезновение С. отражает развитие в языке аналитизма, т. е. выражения падежных значений с помощью служебных слов (предлогов, артиклей). Нек-рые ученые обозначают это явление не вполне точным термином «предложное С.».
* Обнорский С. П., Именное склонение в совр. рус. языке, в. 1, Л., 1927; Мейе А., Введение в сравнит, изучение нндоевроп. языков, пер. с франц., М.—Л., 1938; Кузнецов П. С.. Ист. грамматика рус. языка. Морфология, (М.), 1953; Зализняк А. А., Рус. именное словоизменение, М., 1967; его же, Грамматич. словарь рус. языка, М., 1977; Морфологич. структура слова в нндоевроп. языках, М., 1970; Дурново Н. Н., О склонении в совр. великорус, лит. языке, пер. с франц., ВЯ, 1971, М 4; В и ног радов В. В., Рус. язык. (Грамматич. учение о слове), 2 изд., М,, 1972. с. 46 — 271; Склонение в палеоазиатских и самодийских языках. Л., 1974; Булыгина Т. В., Проблемы теории морфологич. моделей, М., 1977; Лешка О.,Стракова В., Формы именного словоизменения, в кн.: Рус. грамматика, т. 1, Прага, 1979, с. 447—521; С е м е р е-н ь и О., Введевие в сраввит. яз-знаиие, пер. с нем., М., 1980, с. 167—244; Якоб
сон Р., Морфологич. наблюдения над слав, склонением, в его кн.: Избр. работы, М.. 1985; Karcevski S., Sur la structure du substantif russe, в кн,: Charisteria Guilelmo Mathesio quinquagenario...oblata, Prague, 1932; Isacenko A. V., Die russische Sprache der Gegenwart, t. 1 — For-menlehre, Halle, 1962; Stankiewicz E., Declension and gradation of Russian substantives in contemporary standard Russian, The Hague, 1968; см. также лит. пра статьях Морфология. Падеж. Лексема.
_ Т. В. Булыгина. С. А. Крылов. СКРЁЩИВАНИЕ ЯЗЫКОВ — устаревший термин, обозначающий один из видов языковой конвергенции. Концепция С. я. была распространена в период кри-тич. переосмысления младограмматич. сравнит.-ист. теории (в частности, в итал. неолингвистике, в теории Г. Шухардта, а также в рамках «нового учения о языке*). Предполагалось, что новые, генетически самостоятельные языковые единицы могут образовываться не только в процессе однолинейного (или дивергентного) ист. развития старых, ио и в результате активного взаимодействия двух или более первоначально не родств. языков. Однако впоследствии было установлено, что надежные случаи языковых процессов такого рода отсутствуют. Контакты языковые приводят к большему или меньшему взаимному уподоблению языков на разных уровнях их структуры, что в результате может приводить к образованию языковых союзов. При этом языки, входящие в языковой союз, сохраняют определ. базисные черты (прежде всего базисную лексику), позволяющие четко определить генетич. принадлежность каждого из иих. Если же оказывается замененной и базисная часть языковой структуры, это фактически означает утрату родного языка и переход данной группы говорящих на новый язык. Такой новый язык не является одновременно членом двух генетнч. единств, но с т. зр. совр. компаративистики представляет собой полноправный член определ. языковой семьи. Так, каждый из языков, входящих в балканский языковой союз, имеет вполне четкую генетич. принадлежность (рум. яз. относится к романским, макед. яз.— к слав, языкам, греч. и алб. представляют собой отд. группы семьи иидоевроп. языков и г.д.). С определ. оговорками о процессе С. я. можно говорить в случае наиболее ярко выраженного типа языковой конвергенции — пиджинизации (см. Пиджины), приводящей К образованию креольских языков. Одиако, согласно имеющимся данным по креольским языкам, каждый из них, как правило, сохраняет вполне выраженные черты определ. языковой семьи (существуют «германские», «романские» и т. п. креольские языки), что, т. о., в целом не противоречит традиционной сравнит.-ист. концепции.
* Шухарлт Г., Избр. статьи по яз-знанию, пер. с нем., М., 1950; Т рубец-кой Н. С., Мысли об индоеироп. проблеме, пер. с нем.. ВЯ. 1958, № 1; Б о н ф а н-те Дж.. Позиция неолингвистики, пер. с англ., в кн.: Звегинцев В. А.. История яз-знания XIX—XX вв. в очерках и извлечениях, ч. 1, М., 1964; НЛ, в. 6 — Языковые контакты. М., 1972; Pidginization and Creolization of languages, Camb.. 1971.
С. А. Старостин.
СКРЫТЫЕ КАТЕГОРИИ (криптотипы) — семантические и синтаксические признаки слов или словосочетаний, не находящие явного (эксплицитного) морфологического выражения, но существенные для построения и понимания вы-
СКРЫТЫЕ 457
сказывания, в частности потому, что они оказывают влияние на сочетаемость данного слова с другими словами в предложении. В этом понимании термин «С. к.» был предложен Б. Л. Уорфом в 1938 («криптотип*— 1936) в связи с его наблюдениями над индейскими языками, резко отличными от европ. языковых систем, а впоследствии получил распространение в ряде грамматич. теорий, ориентированных на содержание, в первую очередь — в концепции «скрытой грамматики* С. Д. Кацнельсона. Идея С. к. в ином аспекте высказывалась еще В. фон Гумбольдтом.
К числу С. к. рус. яз. относятся, напр., такие понятийные категории, как определённости—неопределённост и категория и тип референции существительного, актуальность / узуальность (конкретная или неконкретная временная отнесенность), контролируемость / неконтроли-руемость, статичность / динамичность, личность / неличность. Так, напр., «конкретная / неконкретная* референция существительного накладывает ограничения на возможности перифразирования (см. Перифраза)', при «неконкретном» понимании слова «профессор* предложение «Она хочет выйти замуж за профессора» может быть перифразировано как «Тот, за кого она выйдет замуж, должен быть профессором», а при «конкретном» понимании — «Тот, за кого она хочет выйти замуж, профессор». Определенность / неопределенность существительного отражается на его способности выступать в роли темы (в безударной позиции) или ремы (в ударной позиции). Так, пример «Из окна выглянул старик» допускает и определ. и неопредел, понимание слова «старик» (соответствующие пониманию выражений с определ. и неопредел, артиклем в артиклевых языках), тогда как пример «Старик выглянул из окна» допускает (при нейтральной интонации) лишь определ. понимание (соответствующее пониманию выражения с определ. артиклем).
Та или иная С. к. может быть классифицирующей, если ее значение является постоянным для данной единицы, или модифицирующей, если ее значение является переменным для данной единицы. К числу классифицирующих С. к. рус. яз. относится, напр., личность / неличность существительных (если исключить возможность персонификации), а для ряда предикатов контролируемость / неконтролируемость. Так, предикаты со значением контролируемости не могут фигурировать в отрицат. конструкциях с императивом сов. вида (напр., нельзя сказать «Не защити диссертацию», «Не плюнь в колодец» и т. п.). Предикаты со значением иеконтролируе-мостп не могут сочетаться с обстоятельством цели (нельзя сказать «Стрела летит попасть в яблоко», «Камень падает, чтобы ушибить собаку»); не могут они также фигурировать и инфинитивных конструкциях со значением внезапности типа «А царица хохотать / Да плечами пожимать...» (А. С. Пушкин) (невозможно сказать «Дождь лить как из ведра», «Она толстеть»), в конструкциях с «дезактивирующим дательным» (напр., нельзя сказать «Воде превосходно теклось», «Шару никак не падалось»), в форме наст. вр. со значением «незапланированного будущего» (нельзя сказать «Завтра мы слышим Рихтера», «Сосулька вот-вот падает»). «Неличные» существительные не употребляются в дат. п. со значе-
458 СЛАВИСТИКА
нием предназначенности (нельзя сказать «купить чехлы машине», «достать линолеум кухне») и в оборотах типа «у X высокая температура» (нельзя сказать «у воздуха высокая температура»).
Значение классифицирующей С. к. обычно является словарным признаком лексемы, а модифицирующие С. к. характеризуют высказывание в целом и часто являются продуктом взаимодействия его компонентов.
Примерами модифицирующих С. к. могут служить типы референции существительных или актуальность / узуальность сказуемого в рус. яз. (применительно к сказуемым типа «курит», «ест», «играет» и т. п.). Так, пример «Мой дед землю пахал» допускает как конкретную, так и неконкретную временную отнесенность. Вместе с тем возможно супплетивное (лексич.) выражение актуальности / узуальности (ср. пары типа «водится» — «находится», «питается» — «уплетает»; невозможность сказать «Я люблю ее сегодняшнюю прическу», надо — «Мне нравится ее сегодняшняя прическа»). В ряде случаев для выражения актуальности / узуальности используются механизмы синтаксич. деривации (ср. такие пары, как «пьян — пьяница», «белеет — белый» и т. п.). Нередко,’однако, признак актуальности / узуальности ведет себя как классифицирующий, т. е. является фиксированным для данного предиката и не находит оппозитивного выражения (см. Оппозиции языковые). Так, к «только актуальным» относятся предикаты типа «виднеется», «реет», «разглагольствует», «в отчаянье», «голоден», а к «только неактуальным» — такие, как «хищник», «млекопитающее», «широко распространен», «редкостен», «дорожает», «вымирает» и т. п.
в Уорд Б. Л.. Грамматич. категории, в кн.: Принципы типологич. анализа языков разл. строя, М., 1972; Кацнельсон С. Д.. Типология языков и речевое мышление, Л.. 1972; Звегинцев В. А., Предложение и его отношение к языку и речи, М., 1976; Бондарко А. В.. Грамматич. значение и смысл. Л.. 1978; Булыгина Т. В.. Грамматич. и семантич. категории и их связи, в кн.: Аспекты семантич. исследований, М., 1980; ее же, К построению типологии предикатов в рус. языке, в кн.: Семантич. типы предикатов. М.. 1982; Гак В. Г., Теоретич. грамматика фраиц. языка. Синтаксис. 2 изд.. М.. 1986; W h о г f В. L.. Language, thought and reality. N. Y. — L., [1956]. T. В. Булыгина, С. А, Крылов. СЛАВЙСТИКА (славяноведение)— совокупность научных дисциплин о языках, литературах, фольклоре, истории, материальной и духовной культуре славянских народов. Раздел С.славянское языкознание исследует славянские языки, их возникновение, историю, совр. состояние, диал. членение, историю и функционирование лит. языков. Зарождение С. началось в 16—17 вв., когда появились чеш., польск., словен., хорв., церк.-слав. и др. грамматики и грамматич. сочинения и когда было написано «Граматично изказанье» Ю. Крижанича (1666). Предшественниками науч. С. в 18в. были В. М. Дурих в Чехии, М. В. Ломоносов и А. Шлёцер в России и др. Первым крупным слав, филологом, заложившим основы науч. С., был чех Й. Доб-ровский, написавший научную грамматику ст.-слав, языка (1822), чеш. грамматику (1809). историю чеш. языка и лит-ры (1792) и определивший круг проблем, стоявших перед С. в 19 и 20 вв. и сохранивших актуальность до наших дней: сравнит, исследование слав, языков, изучение ст.-слав, языка, грамматич. строя совр. слав, языков, кирилло-мефо-
диевская традиция (т. е. проблема возникновения слав, письменности и ее дальнейшего развития). В России эти проблемы разрабатывал А. X. Востоков (см. Русистика), в Вене — В. Копитар, издатель ряда ст.-слав, рукописей, в т. ч. «Сборника Клоца» (1836), и автор большой грамматики словен. языка (1808).
Рус. славистич. кружки Н. П. Румянцева и А. С. Шишкова, а также деятельность К. Ф. Калайдовича, П. И. Келлена, Ю. И. Венелина и др. привели к созданию славистич. кафедр (после 1835) в рус. ун-тах, к-рые возглавили в Москве О. М. Бодянский, в Петербурге П. И. Прейс, позже — И. И. Срезневский. Прежде чем занять кафедры, эти ученые, а также В. И. Григорович совершили длит. науч, путешествия по слав, землям, позволившие им обнаружить множество древних рукописен, собрать богатый диалектологич. и фольклорный материал и близко познакомиться с мн. слав, учеными и деятелями культуры
В 1-й пол. 19 в. крупным зарубежным славистич. центром была Прага. В ней работали современники и наследники Доб-ровского — Й. Юнгман, автор монументального чеш. словаря (1835—39), и В. Ганка, известный более всего по его поддельным «др.-чешским» рукописям — Краледворской и Зеленогорской, а также филолог и историк П. Й. Шафарик, автор «Истории славянских языков и литератур» (1826), и фольклорист Ф. Л. Че-лаковский, создавший курс лекций по сравнит, слав, грамматике (изд. в 1853). В Вене долгое время жил и работал серб В. Караджич, автор первого серб, словаря, созданного на нар. основе (1 изд.— 1818), и краткой грамматики («Писмени-цы») серб, языка (1814). Он разделял взгляды Копитара о возможности создания нового лит. языка не на книжной, а на нар. основе. Его дело продолжил Дж. Даничич, автор трехтомного серб, ист. словаря. В польск. яз-знании в этот период велась серьезная лексикографии, работа С. Б. Линде, создателем «Словаря польского языка» (т. 1—6, 1807—14), предлагавшим первые серьезные образцы сравнит, слав, лексикографии; грамматич. исследованиями занимался Ю. Мрозиньский, написавший «Первые основы грамматики польского языка» (1822). Т. о., в 1-й пол. 19 в., в эпоху подъема нац. слав, самосознания, слав, яз-знание развивалось в недрах филологии, для к-рой было характерно прежде всего внимание к древним рукописям и древнему языковому состоянию и в меньшей мере к лексике и грамматике формирующихся нац. лит. языков.
Новый период в истории слав, яз-знання 19 в. начался с создания славистич. кафедры в Вене, к-рую занял словенец Ф. Миклошич, крупный представитель сравнит.-ист. яз-знания. Подытожив предшествующий период изданием ряда памятников и созданием большого словаря церк.-слав. языка, он создал фундаментальную сравнит, грамматику слав, языков (т. 1—4, 1852—75) и первый этимологич. словарь слав, языков (1886), что положило начало длит, периоду сравнит.-ист. исследований в С., продолжающемуся до сих пор. Развитию этого направления содействовал и А. Шлейхер, занимавший кафедру в Праге. Венская и пражская славистич. школы воспитали значит. число лингвистов-славистов. К ним относятся чехп Я. Гебауэр, автор многотомной ист. грамматики чеш. языка (1894—1929) и незавершенного ст.-чеш. словаря (т. 1—2. 1903—16), Л. Гейтлер, А. Матценауэр и др. Учеником Шлсйхе-
ра был и А. Лескин, крупный представитель младограмматизма, автор ст.-слав. грамматики (1871), сравнит.-ист. исследования по слав., герм, и литов, склонению (1876), и др. В России в нач. 20 в. было два крупных представителя сравнит.-ист. направления, создавших свои школы,— Ф. Ф. Фортунатов (см. Московская фортунатовская школа) и А. А. Шахматов (см. Русистика). Их идеи развивали и продолжали серб А. Белич, рус. слависты Г. А. Ильинский, автор «Праславянской грамматики» (1916), Н. Н. Дурново, С. М. Кульбакин и др. Развитию сравнит.-ист. исследований способствовал выход «Сравнительной грамматики славянских языков» (т. 1—2, 1906—08) чеха В. Вондрака и особенно появление книги «Общеславянский язык» (1924) франц, индоевропеиста А. Мейе (рус. пер. издан в 1951). Обобщив опыт своих предшественников, ученик Мейе А. Вайян создал «Сравнительную грамматику славянских языков» (т. 1—5, 1950—77). Серьезный вклад в развитие слав, компаративистики внесли в области этимологии., сравнит.-ист. и акцентологии. исследований также болгарин С. Младенов, финн И. Ю. Миккола, норвежец К. Станг, голландец Н. ван Вейк, чех О. Гуер, поляки Я. Розва-довский, Т. Лер-Сплавиньский, немцы Э. Бернекер, Р. Траутман и М. Фасмер. Последний был учеником И. А. Бодуэна де Куртенэ и до 1921 преподавал в рус. ун-тах. Сравнит, грамматику слав, языков в 20 в. развивают: в СССР — Л. А. Булаховский, С. Б. Бернштейн, А. С. Мельничук, В. Н. Топоров, В. А. Дыбо, В. М. Иллич-Свитыч и др., в Польше — 3. Штибер, в Чехословакии — К. Горалек, в Югославии — С. Ив-шич и Р. Бошковнч, в Болгарии — В. Георгиев, И. Леков, в США — Г. Бирнбаум, X. Г. Лант и др.
Сравнит.-грамматич. направление в слав, яз-знании не вытеснило филологии. традицию, крупнейшим представителем к-рой был заместивший Миклоши-ча на венской кафедре хорв. ученый И. В. Ягич, чья науч, деятельность была тесно связана с рус. академии, орг-циями и со всеми центрами мировой С. того времени. В области изучения древних памятников, истории и диалектологии отд. слав, языков многое сделали русские Ф. И. Буслаев, А. С. Будилович, А. И. Соболевский, болгары Б. Цонев, Л. Милетнч, словенцы К. Штрекель, В. Облак, хорваты н сербы Т. Маретич, П. Будмани, С. Новакович, поляки А. Брюкнер, Я. Лось и др. В нач. 20 в. ряд кардинальных вопросов диалектологии и истории языка стал разрешаться методами лингвистич. географии, к-рая в этот период делала в С. только первые шаги (словен. атлас дв. числа Л. Теньера и атлас польского Подкар-патья М. Малецкого и К. Нитша), а во 2-й пол. 20 в. добилась значит, успехов (рус., укр., белорус, атласы, малый польский и ряд польских региональных атласов. словац., болг., серболуж. атласы, общеславянский и карпатский атласы; см. Атлас лингвистический).
Синхронно-описат. лингвистич. С. зарождалась еще в 19 в. благодаря трудам Бодуэна де Куртенэ, Н. В. Крушев-ского и др. Наибольшее развитие эта ветвь С. получила в 30—40-х гг. в связи с деятельностью пражской лингвистической школы, в к-рой большую роль играли Н. С. Трубецкой, Р. О. Якобсон, С. О. Карцевскип, Б. Гавранек, В. Мате-зиус и др. Существенны достижения в 20 в. в области сннхронно-описат.
грамматики отд. языков — русского (В. В. Виноградов, Н. Ю. Шведова и др.), польского (В. Дорошевский), болгарского (Л. Андрейчин), чешского (Ф. Травничек) и др. Усилиями таких ученых, как Виноградов, Гавранек, Трубецкой, Г. О. Винокур и др., возникла новая дисциплина — история слав. лит. языков, к-рая в кон. 20 в. переживает период бурного развития (Андрейчин, А. Едличка, А. Младенович, Е. Паули-ни, Р. Пиккио, Д. С. Ворт, Б. А. Успенский, Г. Хюттль-Фольтер и др.).
Значительны и новейшие достижения в области слав, лексикографии (словари совр. языков, исторические, диалектные — сводные и региональные, обратные, частотные и т. п.), среди к-рых важное место занимают этимология, словари (общеславянские О. Н. Трубачева и Ф. Славского, русский Фасмера, чешский и словацкий В. Махека, хорватско-сербский П. Скока, словенский Ф. Без-лая, лужицкий X. Шустер-Шевца. польский Славского, а также болгарский, украинский и белорусский, создаваемые коллективами ученых), фундаментальный словарь ст.-слав. языка, издаваемый в Праге с 1959, полабский словарь Р. Олеша и чакавский словарь, вышедшие в ФРГ, кайкавский словарь, выходящий с 1984 в Загребе.
Активно развивались в послевоенный период и ономастич. слав, исследования. В их числе важную роль для слав, этногенеза играют труды по вост.-слав. гидронимии и топонимии Трубачева и Топорова, общеславянской, польской и словацкой — С. Роспонда, В. Шмила-уэра, Ю. Удольфа, юж.-славянской — Э. Дикенмана, И. Дуриданова, Без-лая и др. Значителен науч, вклад то-понимич. серий, издаваемых в Болгарии, Польше, ГДР, и антропонимич. словарей (польского — В. Ташицкого, болгарского — С. Илчева, Й. Заимова, сербского — М. Гркович и др.).
Последние десятилетия ознаменовались активным и плодотворным развитием теоретич. мысли, обращенной к грамматич. строю отд. слав. лит. языков (Шведова, А. В. Бондарко, М. Ивич и П. Ивич, 3. Тополинская, Ф. Данеш, М. Докулил, Р. Мразек и др.). Результатом этого развития явился ряд фундаментальных грамматич. описаний языков в целом или отдельных их уровней и многочисл. практич. пособий нового типа (грамматич., морфемные, обратные и т. п. словари). Прочные науч, позиции завоевала также сопоставит, (конфронтативная) грамматика слав, языков.
• Булич С. К., Очерк истории яз* знания в России, СПБ, 1904; Ягич И. В., История слав, филологии, СПБ, 1910; Б у-лахов М. Г., Вост.-слав. языковеды. Биобиблиография, словари, т. 1—3, Минск, 1976—78; Birnbaum Н., Common Slavic. Progress and problems in its reconstruction. Camb. (Mass.), 1975 (рус. пер., M., 1987).	H. И. Толстой.
В 1955 на Междунар. совещании славистов в Белграде был основан Международный комитет славистов (МКС). МКС объединяет 28 нац. к-тов славистов. Он руководит подготовкой и организацией съездов славистов, а также работой междунар. слави-стич. комиссий, состоящих при МКС и представляющих разл. области славистики. В качестве ассоциативного члена входит в Междунар. федерацию совр. языков и лит-р (Fillm). Междунар. съезды славистов созываются обычно раз в 5 лет поочередно в одной из слав, стран: 1929 (Прага, Брно, Братислава), 1934 (Варшава), 1939 (Белград; изданы лишь
материалы), 1955 (Белград), 1958 (Москва), 1963 (София), 1968 (Прага), 1973 (Варшава), 1978 (Загреб), 1983 (Киев), 1988 (София).	в. П. Гребенюк.
Кроме общелингвистич. журналов (см. Журналы лингвистические) проблемам С. или балто-слав. филологии посвящены специализиров. журналы по странам: Австралия — «Melbourne Slavonic Studies» (Melbourne—Parkville, 1967—); Австрия — «Wiener slavistisches Jahrbuch» (W., 1950—), «Anzeiger fiir slavische Philologie» (место изд. разл., 1966—), «Wiener slawistischer Almanach» (W., 1978—), «Die slawischen Sprachen» (Salzburg, 1982—); Болгария — «Език и литература» (София, 1946—); Великобритания — «Slavonic and East European Review» (L., 1922—), «Oxford Slavonic Papers» (Oxf.— L., 1950—); Венгрия — «Studia Slavica Academi-ae Scientiarum Hungaricae» (Bdpst, 1955—), «Slavica» (Debrecen, 1961 —); Германия до 1945 г. и ФРГ — «Archiv fur slavische Philologie» (В., 1875—1929), «Slavica: Beitrage zum Stu-dium der Sprache, Literatur, Kultur, Volks-und Altertumskunde der Slaven» (Hdlb., 1919—37), «Zeitschrift fur slavische Philologie» (K61n—Hdlb., 1924—), «Die Welt der Slaven» (Munch., 1955—); Г Д P — «Zeitschrift fiir Slawistik» (B., 1956—); Дания — «Scando-Slavica» (Kbh., 1954—); Ирландия (с Сев. Ирландией) — «Irish Slavonic Papers» (Belfast, 1980—); Италия — «Ricerche slavis-tiche» (место изд. разл., 1952—); К а-н а д а — «Canadian Slavonic Papers» (Toronto, 1956—), «International Review of Slavic Linguistics» (Edmonton, 1976—); Нидерланды (позднее США) — «International Journal of Slavic Linguistics and Poetics» (место изд.разл., 1959—); Польша—«Rocznik siawistyczny» (место изд. разл., 1908—), «Slavia Occi-dentalis» (зап.-слав. языки; Poznan, 1921—), «Slavia Antiqua: Rocznik pos-wigcony starozytnosciom siowiariskim» (слав, древности; Poznan, 1948—), «Slavia Orientalis» (вост.-слав. языки; Warsz., 1952—), «Studia z filologii pol-skiej i slowianskiej» (Warsz., 1955—), «Acta Baltico-Slavica» (место изд. разл., 1964—), «Biuletyn siawistyczny» (Warsz., 1976—); Румыния — «Rom'a-noslavica» (Buc., 1958—): СССР — «Сов. славяноведение» (M., 1965—), «Проблемы слов’янознавства» (Львов, 1970—, до 1976 «Укра1'нське слов’яноз-навство»); США — «Slavic and East European Journal» (место изд. разл., 1957—), «Folia Slavica» (Columbus, 1977—); Финл янди я—«Studia Slavica Finlandensia» (Hels., 1984—); Франция — «Revue des dtudes slaves» (P., 1921—),«Cahiers slaves»(Talence, 1978—); Чехословакия — «Slavia: Casopis pro slovanskou filologii» (Praha, 1922—), «Slavica Slovaca» (Brat., 1966—); Швеция—«Slavica Lundensia» (Lund, 1973—); Югослава я—« Зужнословенски филолог» (Београд, 1913—), «Slavisticna revija» (Ljubljana, 1948—), «Зборник за славистику» (Нови-Сад, 1970—). Междунар. славистич. библиографии систематически отводится одна из частей польск. журн. «Rocznik siawistyczny».
Ё. А. Хелимский. СЛАВЯНИЗМЫ — 1) слова, фразеологизмы и словообразовательные элементы старославянского или церковнославянского происхождения в русском языке (напр., «врата», «длань», «кладезь пре-
СЛАВЯНИЗМЫ 459
мудрости», приставка низ-/нис-, суффиксы причастий -ащ-, -ущ-); 2) слова, заимствованные неславянским языком из к.-л. славянского языка (напр., фин. kuontalo из вост.-слав. *kpdelb, рум. bob из юж.-слав. *ЬоЬъ).
С. (в 1-м значении) могли вытеснить др.-рус. эквиваленты («благо»; ср. тот же корень в «Бологое»), разойтись с ними в значениях («горожанин» — «гражданин»), стать стилистич. дублетами («избрать» — «выбрать»). Последние до сер. 19 в. использовались для создания высокого стиля, со 2-й пол. 19 в.— как средство пародирования напыщенного или официозного слога, в 20 в.— как средство создания ист. колорита или речевой характеристики персонажей.
Признаки С.: неполногласие («брег», «глас»), начальные «а», «е» при рус. «я», «о» («агнец» — «ягненок», «единый» — «один»), «ш», «жд» при рус. «ч», «ж» («пещь» — «печь», «рождать» — «рожать») и др. Осн. масса С. проникла в рус. яз. с принятием христианства (кон. 10—11 вв.) и в период т. наз. второго юж.-слав, влияния (кон. 14—15 вв.). Часть их органически вошла в рус. яз. и служит для образования новых слов, преим. сложных («единоличник», «градостроительство», «мясохладобойня»), к-рые нельзя рассматривать как С.
• Винокур Г. О.. О славянизмах в совр. рус. лит. языке, в его кн.: Избр. работы по рус. языку, М.. 1959; Замкова В. В., Славянизм как стилистич. категория в рус. лит. языке сер. XVIII в.. Л.. 1975; Успенский Б. А.. К вопросу о семантич. взаимоотношениях системно противопоставленных церк.-слав. и рус. форм в истории рус. языка, в кн.: Wiener slavistisches Jahrbuch, t. 22, W., 1976.
H. С. Арапова.
СЛАВЯНСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа родственных языков индоевропейской семьи (см. Индоевропейские языки). Распространены на терр. Европы и Азии. Общее число говорящих св. 290 млн. чел. Отличаются большой степенью близости друг к другу, к-рая обнаруживается в корне-слове, аффиксах, структуре слова, употреблении грамматич. категорий, структуре предложения, семантике, системе регулярных звуковых соответствий, морфонологии. чередованиях. Эта близость объясняется как единством происхождения С. я., так и их длительными и интенсивными контактами на уровне лит. языков и диалектов. Имеются, однако, и различия материального, функционального п типологич. характера, обусловленные длит, самостоят. развитием слав, племен и народностей в разных этнич., география, и историко-культурных условиях. нх контактами с родств. и неродств. этнич. группами.
С. я. по степени нх близости друг к другу принято делить на 3 группы: вост.-славянскую (русский, украинский и белорусский), юж.-славянскую (болгарский, македонский, сербохорватский и словенский) и зап.-славянскую (чешский, словацкий, польский с кашубским диалектом, сохранившим определ. генетич. самостоятельность, верхне- и нижнелужицкие). Известны также небольшие локальные группы славян со своими лит. языками. Так, хорваты в Австрии (Бургенланд) имеют свой лит. язык на чакавской диал. основе. Не все С. я. дошли до нас. В кон. 17 — нач. 18 вв. исчез полабский язык. Распределение С. я. внутри каждой группы имеет свои особенности (см. Восточнославянские языки, Западносла-
460 СЛАВЯНСКИЕ
вянские языки, Южнославянские языки). Каждый С. я. включает лит. язык со всеми его стилистич., жанровыми и др. разновидностями и свои территориальные диалекты. Соотношения всех этих элементов в С. я. разные. Чеш. лит. яз. имеет более сложную стилистич. структуру, нежели словацкий, но последний лучше сохраняет особенности диалектов. Иногда диалекты одного С. я. различаются между собой сильнее, нежели самостоят. С. я. Напр., морфология штокавского и чакавского диалектов сербохорват, яз. различается значительно глубже, нежели морфология рус. и белорус, языков. Часто различен удельный вес тожественных элементов. Напр., категория уменьшительности в чеш. яз. выражена более разнообразными и дифференцированными формами, чем в рус. яз.
Из индоевроп. языков С. я. наиболее близки балтийским языкам. Эта близость послужила основанием для теории «балто-слав. праязыка», согласно к-рой из индоевроп. праязыка сначала выделился балто-слав. праязык, позже распавшийся на прабалтийский и праславян-ский. Однако большинство совр. ученых объясняет их особую близость длит, контактом древних оалтов и славян. Не установлено, на какой терр. произошло обособление слав, языкового континуума из индоевропейского. Можно предполагать, что оно произошло южнее тех терр., к-рые, согласно разл. теориям, относятся к терр. слав, прародин. Таких теорий много, но все они не локализуют прародину там, где мог находиться индоевроп. праязык. На основе одного из индоевроп. диалектов (протославянского) позже сформировался праслав. яз., к-рый является родоначальником всех совр. С. я. История праслав. яз. была более длительной, нежели история отд. С. я. В течение длит, времени он развивался как единый диалект с тожественной структурой. Позже возникают диал. варианты. Процесс перехода праслав. яз., его диалектов в самостоят. С. я. был длительным и сложным. Наиболее активно он проходил во 2-й пол. 1-го тыс. н. э., в период формирования ранних слав, феодальных гос-в на терр. Юго-Вост. и Вост. Европы. В этот период значительно увеличилась терр. слав, поселений. Были освоены районы разл. географии. зон с разл. природными и кли-матич. условиями, славяне вступили во взаимоотношения с народами и племенами, стояшимн на разных ступенях культурного развития. Все это отразилось в истории С, я.
Праслав. языку предшествовал период протослав, яз., элементы к-рого могут быть восстановлены с помощью древних индоевроп. языков. Праслав. яз. в своей осн. части восстанавливается с помощью данных С. я. разл. периодов их истории. История праслав. яз. делится на 3 периода: древнейший — до установления тесного балто-слав. языкового контакта, период балто-слав. сообщности и период диал. дробления и начала формирования самостоят. С. я.
Индивидуальность и своеобразие праслав. яз. начали складываться еще в ранний период. Именно тогда сложилась новая система гласных сонантов, значительно упростился консонантизм, получила широкое распространение в аблауте ступень редукции, корень перестал подчиняться древним ограничениям. По судьбе средненебных к’ и g’ праслав. яз. входит в группу satam (swdbce, pisati, prositi, ср.-лат. cor — cordis, pictus, pre-cor; zbrno, znati, zima, ср. лат. granum,
cognosce, hietns). Однако эта черта реализовалась непоследовательно: ср. праслав. *kamy, *kosa, *g?sb, *gordb, *bergb и др. Существенные отклонения от индоевроп. типа представляет праслав. морфология. Это прежде всего относится к глаголу, в меньшей степени — к имени. Большинство суффиксов сформировалось уже на праслав. почве. Праслав. лексика отличается большим своеобразием; уже в ранний период своего развития праслав. яз. пережил ряд существ, преобразований в области лексич. состава. Сохранив в большинстве случаев старый лексич. индоевроп. фонд, он в то же время утратил много старых индоевроп. лексем (напр., нек-рые термины из области социальных отношений, природы и т. д.). Много было утрачено слов в связи с разл. рода запретами. Запретным, напр., было наименование дуба — индоевроп. perkuos, откуда лат. quercus. Старый индоевроп. корень дошел до нас только в имени языческого бога Перуна. В С. я. утвердилось табуистическое dpbr>, откуда рус. «дуб», польск. dqb, болг. дъб и т. д. Утрачено индоевроп. название медведя. Оно сохраняется лишь в новом науч, термине «Арктика» (ср. греч. apxtoj). Индоевроп. слово в праслав. яз. было заменено табуистич. словосложением medvSdb 'едок меда'. В период балто-слав. сообщности славяне заимствовали много слов у балтов. В этот период в праслав. яз. были утрачены гласные сонанты, на их месте возникли ди-фтонгич. сочетания в положении перед согласными и последовательности «гласный сонант перед гласными» (былыП, но umirati), интонации (акут и циркумфлекс) стали релевантными признаками. Важнейшими процессами праслав. периода были утрата закрытых слогов и смягчение согласных перед потом. В связи с первым процессом все древние ди-фтонгич. сочетания перешли в монофтонги, возникли слоговые плавные, носовые гласные, произошло перемещение слогораздела, вызвавшее, в свою очередь, упрощение групп согласных, явления межслоговой диссимиляции. Эти древнейшие процессы наложили отпечаток на все совр. С. я., что отражено во мн. чередованиях: ср. рус. «жать — жиу», «взять — возьму», «имя — имена», чеш. ziti — znu, vziti — vezmu, сербохорв. жети — жмем, узёти — узмем, име — имена. Смягчение согласных перед йотом отражено в виде чередований s — s. z — i и др. Все эти процессы оказали сильное воздействие на грамматич. строй, на систему флексий. В связи со смягчением согласных перед йотом был пережит процесс т. наз. первой палатализации задненебных: к > с, g > z, х > s. На этой основе еще в праслав. яз. сформировались чередования к : с, g : z. х : s. к-рые оказали большое влияние на именное и глагольное словообразование. Позже начала действовать т. наз. вторая и третья палатализация задненебных, в результате к-рых возникли чередования к : с. g : з (z), х : s(s). Имя изменялось по падежам и числам. Кроме ед. и мн. ч. существовало дв. ч., к-рое позже утратилось почти во всех С. я. Существовали именные основы, выполняющие функции определений. В поздний праслав. период возникли местоименные прилагательные. Глагол имел основы инфинитива и наст, вр. От первых образовывались инфинитив, супин, аорист, имперфект, причастия на -1, причастия действит. залога прош. вр. на -уъ и причастия страдат. залога иа -п. От основ наст. вр. обраэовы-
вались наст, вр., повелит, наклонение, причастие действит. залога иаст. вр. Позже в иек-рых С. я. от этой основы начал образовываться имперфект.
Еще в недрах праслав. яз. начали формироваться диал. образования. Наиболее компактной была та группа праслав. диалектов, иа основе к-рой позже возникли вост.-слав. языки. В зап.-слав, группе были 3 подгруппы: лехитская, серболужицкая и чешско-словацкая. Наиболее дифференцированной в диал. отношении была юж.-слав, группа.
Праслав. яз. фуикпионировал в догосу-дарственный период истории славян, когда господствовали родоплемеиные обществ. отношения. Существенные изменения произошли в период раннего феодализма. Это отразилось иа дальнейшей дифференциации С. я. К 12—13 вв. произошла утрата свойственных праслав. яз. сверхкратких (редуцированных) гласных ъ и ь. В одних случаях они исчезли, в других перешли в гласные полного образования. В результате произошли существенные изменения в фонетич. и морфологич. строе С. я. Много общих процессов пережили С. я. и в области грамматики и лексич. состава.
Впервые лит. обработку С. я. получили в 60-х гг. 9 в. Создателями слав, письменности были братья Кирилл (Константин-Философ) н Мефодий. Они перевели для нужд Великой Моравии с греч. яз. иа славянский литургич. тексты. В своей основе новый лит. язык имел южно-македонский (солуиский) диалект, но в Великой Моравии усвоил много местных языкЪвых особенностей. Позже он получил дальнейшее развитие в Болгарии. На этом языке (обычно наз. старославянским языком) была создана богатейшая оригинальная и переводная литература в Моравии, Паннонии, Болгарии, на Руси, в Сербии. Существовало два слав, алфавита: глаголица и кириллица. От 9 в. слав, текстов не сохранилось. Самые древние относятся к 10 в.: Добруд-жанская надпись 943, надпись царя Самуила 993 и др. От 11 в. сохранилось уже много слав, памятников. Слав. лит. языки эпохи феодализма, как правило, не имели строгих норм. Нек-рые важные функции выполняли чужие языки (на Руси — ст.-слав, яз., в Чехии и Польше — лат. яз.). Унификация лит. языков, выработка письм. и произносит, норм, расширение сферы употребления родного языка — все это характеризует длит, период формирования нац. С. я. Рус. лит. яз. пережил многовековую и сложную эволюцию. Он вобрал в себя нар. элементы и элементы ст.-слав, яз., испытал влияние мн. европ. языков. Он развивался без перерывов в течение длит, времени. Иначе шел процесс формирования и истории ряда др. лит. С. я. В Чехии в 18 в. лит. язык, достигший в 14— 16 вв. большого совершенства, почти исчез. В городах господствовал нем. яз. В период нац. возрождения чешские «бу-дители» искусственно возродили язык 16 в., к-рый в это время уже был далек от нар. языка. Вся история чеш. лит. яз. 19—20 вв. отражает взаимодействие старого книжного языка и разговорного. Иначе шло развитие словац. лит. яз. Не отягощенный старыми книжными традициями, он близок нар. языку. В Сербии до 19 в. господствовал церк.-слав. язык рус. варианта. В 18 в. начался процесс сближения этого языка с Народным. В результате реформы, проведенной В. Караджичем в сер. 19 в., был создан новый лит. язык. Этот новый язык стал служить не только сербам, ио и хорватам,
в связи с чем стал называться сербохорватским или хорватскосербским. Макед. лит. яз. окончательно сформировался в сер. 20 в. Слав. лит. языки развивались и развиваются с тесном общении друг с другом. Об изучении С. я. см. Славистика.
* Мейе Л., Общеслав. язык, пер. с фраиц., М., 1951; Бернштейн С. Б., Очерк сравнит, грамматики слав, языков. Введение. Фонетика, М., 1961; его же, Очерк сравнит, грамматики слав, языков. Чередования. Именные основы, М., 1974; Кузнецов П. С., Очерки по морфологии праслав. языка. М.. 1961; Н а х т и-гал Р., Слав, языки, пер. со словен., М., 1963; Вступ до пор!вняльно-1сторичного вивчения слов’янських мов. За ред. О. С. Мельничука. Кшв, 1966; Нац. возрождение и формирование слав. лит. языков. М., 1978; Бошкович Р., Основы сравнит, грамматики слав, языков. Фонетика и словообразование, М., 1984; Бирнбаум X., Праслав. язык. Достижения и проблемы его реконструкции, пер. с англ., М.. 1987: Vaillant A., Grammaire comparee des langues slaves, 1.1—5. Lyon—P., 1950—77,	С. Б. Бернштейн.
СЛЕНГ (англ, slang)— 1) то же, что жаргон (в отечественной литературе преимущественно по отношению к англоязычным странам). 2) Совокупность жаргонизмов, составляющих слой разговорной лексики, отражающей грубовато-фамильярное, иногда юмористическое отношение к предмету речи. Употребляется преим. в условиях непринужденного общения: «блат», «мура»; англ, junkie ’наркоман’, gal 'девушка'. С. состоит из слов и фразеологизмов, к-рые возникли и первоначально употреблялись в отд. социальных группах, и отражает ценностную ориентацию этих групп. Став общеупотребительными, эти слова часто сохраняют эмоционально-оценочный характер, хотя «знак» оценки может измениться (первонач. среди артистов «халтура» — «приработок»). Элементы С. либо быстро исчезают из употребления, либо входят в лнт. язык, приводя к возникновению тонких стилн-стнч. и семантич. различий: «диск» (в отличие от «пластинки») содержит запись преим. легкой музыки. Только этимология. анализ устанавливает связь нек-рых слов лит. языка со С. («жулик», «халтура») и обнаруживает типичный для С. н первом значении характер метафоры, лежащей в основе номинации: слово «голова» во франц, и нем. языках (la tete, der Kopf) первоначально значило ‘(глиняный) горшок’. Широкое употребление С. огрубляет речь и противоречит нормам, культуре речи. Проведение границы между С. и просторечием — сложная задача лексикологии и лексикографии, т. к. С. отличается только тем, что возник в отд. социальных группах, иногда очень широких (молодежь). Нек-рые исследователи, ориентируясь иа традиции англ, лингвистики, отождествляют С. с просторечием, включают в С. слой модных словечек-«одиодневок», другие (И. Р. Гальперин), ссылаясь на неопределенность категории С., вообще отрицают ее существование.
* Гальперин И. Р., О термине «слэнг», ВЯ. 1956, №6; Хомяков В. А., Введение в изучение слэнга — оси. компонента англ, просторечия, Вологда, 1971; Скворцов Л. И., Теоретич._ основы культуры речи, М.. 1980; Partridge Е., Usage and abusage, L.. 1977.
Fowler H. W., A dictionary of modern English usage, Oxf., 1975; Wentworth H., Flexner S. B., Dictionary of American slang, N. Y., [19751; см. также лит. при ст. Жаргон. М. В. Арапов. СЛОВАРЙ ЛИНГВИСТЙЧЕСКИХ ТЕРМИНОВ — разновидность отраслевых терминологических словарей. По
способу организации словарного материала все С. л. т. делятся иа собственно словари (лексиконы) — алфавитные или тематич. реестры терминов разл. степени информативности — и тезаурусы, фиксирующие семантич. отношения между терминами. Элементы тезаурусного способа организации терминологич. лексики присутствуют и в обычных С. л. т. в виде указаний иа синоним, коррелят, область употребления, дисциплину и т. п. По охвату спец, лексики С. л. т. делятся на общие, ставящие своей задачей дать возможно более полный перечень терминов всех областей яз-знання (экстенсивный тип), и специализирован-н ы е, к-рые представляют термины направления, отд. лингвистич. школ или к.-л. одного раздела яз-знания (интенсивный тип). Ведущей тенденцией лингвистич. лексикографии является увеличение числа словарей второго типа.
По степени информативности словарной статьи объяснительным (экспланаторным) словарям противопоставляются номенклатурные (словники — списки терминов, не сопровождаемые к.-л. информацией, ср. словари Дж. Патерноста, Р. Нэш, В. Васчен-ко) и глоссарии (списки минимально аннотиров. терминов, ср. словарь, Д. Стейбла). Информативность словни-’ ка достигается использованием- тезаурусного приема — группировки терминов по темам с учетом родо-видовых связей (Словарь слав, лингвистич. терминологии 1977—79).
Объяснительные словари по способу толкования делятся иа энциклопедические (содержащие такие сведения о понятии, наз. термином, как его история, одно или неск. толкований, иллюстрации, библиографию) и толковые (объясняющие термины посредством дефиниции и неск. примеров).
К энциклопедич. С. л. т. общего типа относятся: многотомный словарь И. Кно-блоха (продолжающееся изд.), словарь О. Дюкро и Ц. Тодорова (тематический), 3. Голомба и др., Р. Хартмана и Ф. Сторка, А. Митема, А. Мартине (ред.), Б. Потье, Р. Симеона, Т. Девандовского и др. В истории отечеств, лингвистики такой тип словаря представлен словарем Л. И. Жиркова и незаконченным трудом Е. Д. Поливанова. К энциклопедич. спец, словарям относятся словарь сос-сюровской терминологич. лексики Р. Энглера, словарь В. Абрахама, переведенные на рус. яз. словари Э. П. Хэмпа и Г1. Ва-хека.
К толковым словарям общего типа относятся словари Э. Спрингегти, М. Э. Пей, Ж. Мунеиа, Р. Конрада (издатель). Особое место среди толковых С. л. т. занимает фундаментальный «Словарь лингвистических терминов» О. С. Ахмановой (1966; 7 тыс. терминов), представляющий собой не только обобщение всего предшествующего терминологич. опыта, но и новый тип словаря, сочетающий одновременно толкование термина, перевод его на четыре языка, иллюстрации реального функционирования термина, примеры языковых явлений, обозначаемых термином, и классификацию терминологич. микросистем, входящих как часть в метаязык лингвистики. Этот словарь представил наиболее полное описание сложившегося к 60-м гг. 20 в. метаязыка сов. яз-знания.
Если общие толковые С. л. т. отражают как современную, так н традиционную
СЛОВАРИ 461
лингвистич. терминологию, то специализиров. толковые С. л. т. ограничиваются терминологией отд. лингвистич. направлений. В этих словарях часто применяется цитатный принцип подачи материала (ср. словари Хэмпа, В. 3. Демьянкова). Объяснительные С. л. т., как правило, одноязычны (иногда заглавное слово снабжается иноязычными эквивалентами, ср. словари Ахмановой, Голомба, Спрингет-ти); номенклатурные словари, напротив, дву- и многоязычны, т. е. их цель — сопоставление лингвистич. терминологии. С. л. т. в миним. степени присуща нормативность, поскольку осн. целью всех С. л. т. является воспроизведение уже сложившегося терминоупотребления.
Возникновение С. л. т. как особого лексикографии. жанра относится к кон. 19 в. Однако и до этого лингвистич. терминология находила отражение в более широких справочных изданиях, напр. энциклопедиях (см. Энциклопедии лингвистические'), толковых словарях обще-употребит. языка и т. п. Первые С. л. т. носили узкодидактич. характер и отражали лингвистич. терминологию в рамках школьного преподавания. В истории отечеств, лингвистики образец такого С. л. т.— «Соображение педагогического совета Минской гимназии об установлении общей грамматической терминологии» (1871). Расцвет лингвистич. лексикографии относится к 60-м гг. 20 в., что связано с появлением новых лннг-вистич. дисциплин и увеличением числа школ и направлений, выработавших собств. метаязык.
Основные словари лингвист и ч. терминов;
Дурново Н. Н., Грамматич. словарь. М, —П.. 1924; Жирков Л. И.. Лингвистич. словарь. 2изд., М., 1946; К р о-тевич е. В.. Родзевич Н. С., Словник л|нгв1стичних терм1н!в. Ки1в, 1957; Мару зо Ж.. Словарь лингвистич. терминов. пер. с франц.. М., 1960; Г р а б и с Р., Барбаре Д., Бергмане А., Словарь лингаистич. терминов [рус.-латыш., латыш.-рус.]. Рига, 1963; В а хе к Й., Лингвистич. словарь Пражской школы, пер. с Франц., нем., англ, и чеш., М.. 1964; X а м п Э., Словарь амер, лингвистич. терминологии, пер. с англ., М.. 1964; К е-н с с б а е в С.. Жану заков Т., Рус,-казах. словарь лингвистич. терминов. 2 изд., А. А.. 1966; Ахманова О. С., Словарь лингвистич. терминов. 2 изд., М.. 1969; Ч е л а к Т., Словарь лингвистич. терминов [рус.-молд. и молд.-рус.], Киш., 1969; Никитина С. Е., Тезаурус по теоретич. и прикладной лингвистике. (Автоматич. обработка текста). М.. 1978; Подольская Н. В., Словарь рус. ономастич. терминологии. М., 1978: Насыров Д. С., Бекберге-нов А.. Жаримбетов А.. Рус.-кара-калп. словарь лингвистич. терминов. Нукус, 1979; Демьянков В. 3., Тетради новых терминов, № 23. Англо-рус. термины по прикладной лингвистике и автоматич. переработке текста. Порождающая грамматика. М., 1979: его же. Тетради новых терминов, № 39. Англо-рус. термины по прикладной лингвистике и автоматич. переработке текста, в. 2. Методы анализа текста. М., 1982; F е-1 i с е Е. de. La terminologia linguistica di G. I. Ascoli e della sua scuola, Utrecht — Anvers. 1954; Pei _M., Gaynor F.. A dictionary of linguistics. N. Y., 1954; Sprach-wissenschaftliches Worterbuch. hrsg. von J. Knobloch, Lfg 1-9, Hdlb., 1961-86 (изд. продолжается); _ Spring he tti Ae., Lexicon liuguisticae et philologiae. Romae, 1962; Paternost j., Russian-English glossary of linguistic terms, [University Park (Pa). 1965]; его же. Slovenian-English glossary of linguistic terms, [University Park (Pa). 1966]; P e i M., A glossary of linguistic terminology, N. Y.— L., 1966: S t e i fate D. J., Concise handbook of linguistics.
462 СЛОВАРЬ
A glossary of terms, N. Y., [19671; La linguistique. Guide alphabetique, sous la dir d'A. Martinet, [P-. 1969); Nash R., Multilin-f ual lexicon of linguistics and philology. Eng-ish. Russian, German, French, Coral Gahls (Fla), [1968]; Engler R., Lexique de la terminologie saussurienne, Utrecht — Anvers, 1968; Encyclopaedia of linguistics, information and control, ed. by A. R. Meetham, Oxf.— L.. [1969]; Simeon R., Enciklopedijski rjecnic lingvistickih naziva, t. 1—2, Zagreb, 1969; Dictionar rus-roman de termini lingvisti-ci si filologici, ed. V. Vascenso, [Buc.], 1970; Carreter F. L., Diccionario de terminos filoldgicos, 3 ed., Madrid, [1971]; D u c-rot O., Todorov T., Dictionnaire encyclopedique des sciences du langage, P.. 1972; Hartmann R. R. K., Stork F. C., Dictionary of language and linguistics, L.. [1972]; Slovnik slovansk£ lingvisticke terminologie, sv. 1 —2, Praha. 1977—79; Le-wando w s k i T., Linguistisches Worterbuch. Bd 1-3, Hdlb., [1973] - 75; Le langage. (sous la dir. de B. Pottier], P., 1973; Dictionnaire de linguistique, P., 1973; M о u n i n G., Dictionnaire de la linguisti-que, P.. 1974; Nil'sson S., Spr&kliga termer, Stockh.. 1977; Ambrose-Grille t J., Glossary of transformational grammar, Rowley (Mass.), 1978; Constant i-nescu-Dobridor G.. Mic dictionar de terminologie linguistica, Buc., . 1980; Crystal D., A dictionary of linguistics and phonetics, 2 ed., Oxf.— N. Y., 1985; Lexikon sprachwissenschaftlicher Termini, hrsg. vonR. Conrad, Lpz., 1985; Richard J.. Platt J.. W e h e r H., Longman dictionary of applied linguistics, Harlow. 1985.
* Ахманова О. С.. Полторацкий А. И.. Словари лингвистич. терминологии (обзор), в кн.: Лексикография, сб., в. 5, М., 1962; Слюсарева Н. А., Макарова Г. Н., Обзор совр. зарубежных словарей лингвистич. терминов (1960—1975 гг.), в кн.: Актуальные проблемы учебной лексикографии, М., 1977; Koerner Е. F. К.. Glossaries of linguistic terminology, 1951 — 1971. An overview, «Lin-guistische Berichte», 1972. Bd 18; H a r t-m a n n R. R. K., More on glossaries of linguistic terminology, там же, 1972, Bd 21.
H. В. Васильева.
СЛОВАРЬ — 1) лексика, словарный состав языка, диалекта, к.-л. социальной группы, отдельного писателя и т. п. 2) Справочная книга, к-рая содержит слова (или морфемы, словосочетания, идиомы и т. п.), расположенные в определенном порядке (различном в разных типах С.), объясняет значения описываемых единиц, дает различную информацию о них или их перевод на др. язык либо сообщает сведения о предметах, обозначаемых ими. С. играют большую роль в духовной культуре, в них отражаются знания, к-рыми обладает данное общество в определ. эпоху. С. выполняют социальные функции: информативную (позволяют кратчайшим способом — через обозначения — приобщиться к накопленным зианням), коммуникативную (давая читателям необходимые слова родного или чужого языка) и нормативную (фиксируя значения и употребления слов, способствуют совершенствованию н унификации языка как средства общения). С. возникли в глубокой древности (см. Лексикография), приобретая все большую роль в накоплении и передаче информации.
Оси. типом С. являются разные по объему алфавитные одноязычные толковые С., показывающие значение, употребление, грамматич. и фонетич. особенности слов. Эти С. появляются иа определ. уровне развития языковой культуры народа, когда, с одной стороны, начинает ошушаться потребность в общем нормализующем описании лексики языка, а с другой, язык достаточно развит, чтобы предоставить лексикографам средства для такого описания. Социальная значимость толковых С. подтверж
дается тем, что во мн. странах они были созданы официально признанными науч, обществами (напр., академиями). Нормативная функция в иих осуществляется в отборе вокабул и значений, а также с помощью примеров и стилистич. помет. От толковых по разным признакам отличаются иные типы С.: по содержанию — энциклопедич. С., объясняющие не слова, но сами предметы и понятия, ими обозначаемые; по отбору лексики — тезаурусы, охватывающие всю лексику языка, и частные С., отражающие нек-рые тематич. и стилевые ее пласты (С. терминологические, диалектные, просторечия, арго, языка писателей и др.), либо особые разновидности слов (С. неологизмов, архаизмов, редких слов, сокращений, иностр, слов, собств. имен); по способу описания слова — специальные, раскрывающие отд. аспекты слов и отношений между ними (С. этимологические, словообразовательные, словосочетаний, грамматические, орфографические, орфоэпические, сииоиимнческие, антонимические, омонимические, паронимические, частотные, рифм и др.); по единице лексикографического описан и я (меньше слова — С. корней, морфем, больше слова — С. словосочетаний, фразеологические, С. цитат); и о расположению материала — идеографические, аналогические (слова располагаются ие по алфавиту, но по смысловым ассоциациям), обратные (в к-рых слова располагаются по алфавиту конечных букв слова); по эпохе функционирования слов — исторические; по назначению (адресату) — С. ошибок, трудностей, учебные и др.; по числу языков (для переводных С.)—многоязычные и дву-яз'ычиые. Переводные С. делятся на пассивные (родной язык в правой части) и активные (родной язык в левой части).
В плане содержания задачей С. является описание лексики языка. В функциональном аспекте он представляет собой произведение дидактич. характера, к-рым читатель пользуется для проверки или расширения своей информации о языке. В структурном отношении С. характеризуется расчлененным расположением материала: каждому слову (или группе слов) посвящается независимый отрезок текста, составляющий словарную статью. Статья может быть сплошной или делиться на зоны основной и дополнит, информации.
В лексикографии каждого языка формируется особый метаязык С.— набор типичных формул прн описании значений слов, напр. рус. 'блеять — о козе: издавать характерный крик’; франц, beler—crier, en parlant de la chevre, букв.— кричать, говоря о козе; исп. rugir — bramar el leon, букв.— кричать лев. Помимо формул, метаязык С. включает объяснения, пометы, виды сокращений, условные знаки (напр., тильда ~ для замещения слова, ромб О — для фразеологии). С. могут использовать разнообразие шрифтов, таблицы, графич. иллюстрации.
Всякий С. характеризуется определ. концепцией, касающейся типа, объема С. и разработки в нем разл. лексикография. параметров, т. е. отбора слов и их аспектов, разъясняемых в С. Концепция С. либо имплицитно заключена в самой структуре С., либо разъясняется эксплицитно во вводной статье к нему. Отражение разных лексикографии, параметров в конкретном С. определяется спецификой языка, лексикографии, традицией
соотв. страны, типом и назначением С. и взглядами данного лексикографа.
Каждый параметр С. имеет определ. типологию решений, внутри к-рой лексикограф определяет свой выбор. При составлении С. возникает проблема о т б о-р а, т. е. соотношения между даваемой информацией и общим знанием носителей языка. По объему и отбору единиц обработки (номенклатуре) С. может быть экстенсивным (стремящимся охватить максимальное число единиц) и селективным (ограничивающим отбор в зависимости от объема и назначения С.). Отбор слов и информация о них основываются на анализе текстов, образцов устной речи, к-рые лексикограф моделирует, существующих С. и грамматик, а также на собств. языковом опыте составителей. Словарная статья, отражающая микроструктуру С., в своей типичной форме представляет нек-рое «уравнение» между объясняемым (в С. русского и др. языков — левая часть) и объясняющим (правая часть). Левая часть содержит единицу обработки. Заглавное слово в статье представлено в исходной форме, различающейся в зависимости от традиции и структуры языка (напр., для глагола в рус. языке — инфинитив, в греч. — 1-е л. ед. числа и т. п.). В нек-рых типах С. (идеографических, синонимических и др.) единицей обработки (вводом) является лексически репрезентируемое понятие. В частотных С. один из членов «уравнения» заменен матем. показателем, в иллюстрированных — рисунком, и, наконец, нек-рые типы С. содержат неполную структуру статьи; в них объясняемое и объясняющее совпадают (орфография., орфоэпия, обратные и др. С.).
Правая часть С. (объясняющее) имеет разл. структуру в зависимости от типа С. В одноязычных толковых С.— это обычно толкование, к-рое в идеале должно содержать тот же набор сем, что и объясняемое. Определения общеупот-ребит. слов-понятий (напр., «вода») отражают «ближайшие» понятия и отличаются от дефиниций энциклопедич. С. Словарная дефиниция (толкование) может быть логической (значение слова определяется через ближайший род и видовое отличие обозначаемого предмета, напр.: «квадрат — равносторонний прямоугольник»), предметной (напр., через часть от целого: «квартал — четвертая часть года»), лингвистической (через синонимы: «косой — не прямой», словообразоват. формулы: «командирша — жена командира», «командирский — прил. к командир» и т. п.). В переводных С. правая часть содержит эквивалент, к-рый может иметь форму собственно перевода, толкования либо транскрипции. Толкования и переводы уточняются пояснениями, примерами, пометами. В нек-рых С. (синонимич., аналогия., рифм, морфем и др.) правая часть состоит из одного перечня слов (с необходимыми пометами).
Расположение слов в С. может быть алфавитным: исходить из формы (алфавитное, гнездовое, смешанное) или из содержания (по общности значений — в идеография, и др. словарях).
Важной проблемой организации С. является различение омонимии и полисемии. В отношении полисемии наблюдаются две тенденции: включение всех значений многозначного слова в одну статью и расчленение такого слова на ряд статей. Значения внутри статьи могут быть расположены либо иерархически, что более четко отражает нх филиацию, либо без учета иерархии. Прн определении после
довательности значений используется одни из трех принципов: функциональный (по употребительности), исторический (на 1-м месте— исходное значение) и логический (вначале — более общее значение).
Пометы уточняют стилистич. уровень слов (прост., разг., поэтич., киижи.), его экспрессивную окраску (шутл., вульг.), употребительность (редк., обычн.), функцноиальио-профессио-нальн. сферу употребления (спец., мед., воен.), семантич. характеристику (пе-реи.), отношение к ядру совр. языка (уст., неол.) и др.
Языковые примеры (иллюстрации) выполняют след, функции: они подтверждают наличие слова или значения в языке, разъясняют значение слова в контексте, показывают переход слова из языка в речь, приобретение нм дополнит. оттенков значения, сообщают сведения внеязыкового характера об обозначаемом предмете, повышают познават. ценность С. В подборе иллюстраций наиболее ярко отражается идеология, и практич. сторона С. По форме примеры представляют собой модели синтаксич. конструкций, реальные словосочетания или предложения (вплоть до целых абзацев); по источнику различаются примеры составительские (придуманы лексикографом либо взятые им из обыденной речи) и цитатные (из определ. источника); по содержанию — собственно лингвистические (показывают сочетаемость, употребление слова) и «экстралннгвистнческие» (разъясняют обозначаемый предмет). Фразеология показывается либо при соотв. значениях слова, либо выносится в особую зону словаря.
В словарной статье различается основная и дополнит, информация. Определение характера информации зависит от типа С. Напр., в толковом С. произношение, этимология слова, его синонимы и т. п. являются дополнит, информацией; напротив, в этимологич. С. толкование значения слова может быть дополнит. информацией. Дополнит, сведения могут быть включены в корпус статьи либо вынесены в особую ее зону. Произношение может не обозначаться (напр., в терминология. С.), может фиксироваться частично, в особо трудных случаях («конечно» [шн]), либо указываться при всех словах. Этимология может также даваться к каждому слову (напр., в С. ром. языков) либо выборочно, напр. только к заимств. словам (в С. рус. языка). Грамматические характеристики не указываются лишь в редких случаях (иапр., в синонимия., в активных терминология. С.). В толковых С. отмечается обычно принадлежность слов к части речи, а также их индивидуальные грамматич. особенности (напр., спряжение неправильных глаголов), нередко и синтаксич. конструкции, в к-рых слово употребляется. С. могут сопровождаться грамматич. таблицами. Пояснения, касающиеся правильности речи, включаются в корпус статьи либо выносятся в ее особую зону.
При составлении толковых (отчасти и переводных) С. особенно существенно решение трех задач: а) соотношение синхронии и диахронии; здесь возможны решения: полное объединение двух аспектов в словаре, представляющем слова языка за все время его существования; полное размежевание их, так что создаются спец. нет. словари и С. «живого» языка (без архаизмов); включение в одну статью современных и устаревших значений, причем последние могут выводить
ся в особую зону статьи; б) соотношение языка и речи; С. представляют слова в отвлеченном виде, отмечая прежде всего их общеобязательные и устоявшиеся значения, тогда как в живой речи значения слов могут претерпевать изменения. С. отражает переход слова из языка в речь с помощью помет, пояснений и особенно примеров, показывающих контексты и ситуации, в к-рых слово используется, и связанные с ним ассоциации; в) соотношение лингвистич. и внелннгвистич. (энциклопедич., страноведч.) информации; экстралиигвистич. информация может касаться истории предмета, его разновидностей, устройства и назначения; она может быть представлена в корпусе статьи либо в особой зоне ее и выражена пометами, пояснениями и примерами-иллюстрациями.
Графич. иллюстрации, включаемые в словарь, имеют след, функции: семантизация слова (изображение предмета, к-рый сложно описать компактным определением), раскрытие семантич. полей, в к-рые входит данное слово, показ разновидностей и устройства предметов. В словарях могут быть эксплицитно выражены синтагматические и парадигматические отношения в лексике. Первые выявляются с помощью помет (напр., управление глаголов) и особенно примеров, вторые — в фиксации синонимов, антонимов, словообразоват. связей, ассоциативных и аналогия. серий слов. Имеются опыты создания универсальных словарей, объединяющих в себе свойства толкового и аналогия. С., с элементами С. синонимов, трудностей, этимологического и др., дающие более подробные пояснения, касающиеся самого предмета. В собственно лингвистич. С. могут включаться статьи, касающиеся разл. аспектов языка (грамматики, фонетики, истории и др.), так что С. превращается в своеобразную энциклопедию языка.
Основные словари русского языка. Толковые: Словарь Академии Российской, ч. 1—6. СПБ, 1789—94; 2 изд., СПБ, 1806—22; Словарь церк.-слав. и рус. языка, в. 1 — 4, СПБ. 1847; Даль В. И., Толковый словарь живого великорус, языка, ч. 1—4, СПБ, 1863—66; 3 изд., иод. ред. И. А. Бодуэна де Куртенэ, ч. 1 — 4. СПБ — М.. 1903-11; 7 иэд.. т. 1-4, И., 1978-80; Толковый словарь рус. языка, под ред. Д. Н. Ушакова, т. 1—4. И., 1935—40; 2 изд., т. 1 — 4, М., 1947 — 48; Словарь рус. языка, т. 1 — 4, М., 1957 — 61; 2 изд.. И., 1981 -84; Словарь совр. рус. лит. языка, т. 1 — 17, М. — Л.. 1948—65: Ожегов С. И.. Словарь рус. языка, М.. 1949: 22 изд.. И., 1990; словари языка писателей: Словарь языка Пушкина, т. 1—4. М., 1956—61; исторические: Срезневский И. И.. Материалы для словаря др.-рус. языка по письм. памятникам, т. 1—3, СПБ, 1890—1912; 3 изд., т. 1 — 3. М., 1958; Словарь рус. языка XI — XVII вв.. в. 1 — 14, М.. 1975-88 (изд. продолжается); Словарь pvc. языка XVIII века. в. 1 — 5, Л.. 1984 — 89 (изд. продолжается); этимологические: Преображенский А.. Этимологич. словарь рус. языка, т. 1 — 2, М., 1910—16; 2 изд., т. 1 — 2, М.. 1959; Ф а с мер М., Этимологич. словарь рус. языка, пер. с нем., т. 1 — 4, М., 196< — 1973; 2 изд., 1986—87; Этимологич. словарь рус. языка, под. ред. Н. М. Шанского, т. 1 — 2.М., 1963 — (к 1987 — до «К»); диалектные: Словарь рус. нар. говоров, в. 1 — 20, М., 1965—85 (изд. продолжается); синонимов, омонимов, антонимов и паронимов: А 6 р а-м о в Н., Словарь рус. синонимов и сходных по смыслу выражений. СПБ, 1900; Александрова 3. Е.. Словарь синонимов рус. языка, М., 1968; 5 изд.. М., 1986; Словарь синонимов рус. языка, т. 1 — 2, Л., 1970—71; Словарь синонимов. Л.»
СЛОВАРЬ 463
1975; Ахманова О. С.. Словарь омонимов рус. языка, М,, 1974; 3 изд,, М., 1986; Львов М. Р., Словарь антонимов рус. языка, 3 изд., М., 1985; Вишнякова О. В., Словарь паронимов рус, языка, М., 1984; фразеологические*. Михельсон М. II., Меткие и ходячие слова, СПБ, 1894; 2 изд.. СПБ, 1896; Даль В. И., Пословицы рус. народа, т. 1 — 2, М., 1984; Фразеология, словарь рус. языка. М., 1967; 4 изд., М., 1987; Жуков В. П.. Словарь рус. пословиц и поговорок. М., 1966; 3 изд., М., 1969; Ж у-ков В. П., Сидоренко М. И., Шк ляров В. Т., Словарь фразеология, синонимов рус. языка, М., 1987; неологизмов: Новые слова и значения. Словарь-справочник по материалам прессы и лит ры 60-х гг., М., 1971; Новые слова и значения. Словарь-справочник по материалам прессы и лит-ры 70-х гг.. М., 1984; иностранных слов и речений: Словарь иностр, слов, 18 изд., М., 1989; Бабкин А. М., Шендецов В. В.. Словарь иноязычных выражений и слов, употребляющихся в рус. языке без перевода, ч. 1 — 2, М, —Л., 1966; 2 изд., т. 1 — 2, М., 1981—87; сокращений: Словарь сокращений рус. языка, М., 1963; 2 изд., М., 1977; ономастические: Тупиков Н. М.» Словарь др.-рус. личных собств. имен, СПБ. 1903; Петровский Н. А., Словарь рус. личных имен, М., 1966; 3 изд., М., 1984; Веселовский С. Б., Ономастикой, М., 1974; Словарь названий жителей РСФСР, М., 1964; Словарь названий жителей СССР. М., 1975; Левашов Е. А., Словарь прилагательных от географич. названий, М.. 1986; правильности устной в письменной речи: Орфографич. словарь рус. языка, М., 1956; 27 изд., М., 1989; Слитно или раздельно? (Опыт словаря-справочника), М.. 1972; 6 изд.. М.» 1987; Рус. лит. ударение и произношение, М., 1955; 4 изд., М.» 1960; Орфоэпия. словарь рус. языка, 5 изд., М., 1989; Трудности словоупотребления и варианты норм рус. лит. языка, Л.. 1973; Крысий Л. П., Скворцов Л, И., Правильность рус. речи, 2 изд.. М,, 1965; Бельчиков Ю. А., П анюше-на М. С., Трудные случаи употребления однокоренных слов рус. языка, М., 1968; 2 изд., М., 1969; Граудина Л. К., Ицкович В. А., КатлинскаяВ. П., Грамматич. правильность рус. речи.Опыт частотно-стилистич. словаря вариантов. М., 1976; Розенталь Д. Э., Те ле н коса М. А.. Словарь трудностей рус. языка, М.. 1976; 5 изд., М.. 1986; статистические: Штейнфельдт Э. А., Частотный словарь совр. рус. лит. языка, М., [ 1973); Частотный словарь рус. языка, М., 1977; Лексич. минимумы совр. рус. языка, М., 1985; Частотный словарь языка М. Ю. Лермонтова, в кн.; Лермонтовская энциклопедия, И.. 1981; обратные: Обратный словарь рус. языка, М.,	1974; грамматические:
Зализняк А. А., Грамматич. словарь рус. языка, М.. 1977; 3 изд., М., 1987; Сазонова И. К., Рус. глагол и его причастные формы. Толково-грамматич. словарь, М., 1989; словообразовательные: Тихонов А. Н., Словообразоват. словарь рус. языка, т. 1 — 2, М., 1985; Кузнецова А. II., Ефремова Т. Ф., Словарь морфем рус. языка, М., 1986; словосочетаний: Словарь сочетаемости слов рус. языка. под ред. П. Н. Денисова, В. В. Морковкина. 2 изд., М., 1983; Горбачев и ч К. С.. X а б л о Е. П., Словарь эпитетов рус. лит. языка. Л., 1979.
ф Семенов Н. А., Толковые словари рус. языка, К., 1959; Вопросы учебной лексикографии, М., 1969; Берков В. П.» Вопросы двуязычной лексикографии, Л., 1973; Денисов П. Н., Очерки по рус. лексикологии и учебной лексикографии, М., 1974; Переводная и учебная лексикография. М., 1979; Словари, изданные в СССР. Библиография, указатель, 1918—1962, М., 1966; Библиография, указатель словарей изд ва «Сов. энциклопедия», 1928—1966, М., 1967; Каталог [изд-ва «Сов. энциклопедия»], 1926-1970, [М., 1971], с. 25-77 (доп.— М., 1979, с. 9—16); Zaunmub ler W., Bibliographisches Handhuch der Sprachworterbiicher. Ein internationales Ver-zeichnis von 5600 Worterbuchern der Jahre
464 СЛОВАЦКИЙ
1460—1958 fur mehr als 500 Sprachen und Dialekte, Stuttg., 1958; Bibliografia slowni-kdw... (t. 1-6), 1945-1974, Warsz., 1965— 1976; Whittacker K., Dictionaries, L., [1966]; Matori G., Histoire des diction-naires francais, P., 1968: Quemada B,, Les dictionnaires du francais moderne, P., 1968; W ah rig G., Neue Wege in der Worterbucharbeit, Hamb., 1967; La lexicographic, «Langages», 1970, № 19; Slovo a slovnik, Brat., 1973; см. также лит. при ст. Лексикография- ,	В. Г. Гак.
СЛОВАЦКИЙ ЯЗЫК — один из западнославянских языков. Распространен в Чехословакии, а также в Венгрии, Румынии, Югославии, Канаде и США. Офиц. язык ЧССР (наряду с чеш. яз.). Общее число говорящих св. 5 млн. чел. Выделяются 3 группы диалектов: ср,-словацкие, зап.-словацкие и вост.-словацкие.
С. я. отличает от близкородств. языков наличие рнтмич. закона (в двух и более следующих друг за другом слогах, как правило, не могут употребляться долгие гласные или дифтонги); употребление наряду с краткими долгих гласных или дифтонгов ie, 6 [uo], iu, ia, образующих долгий слог (zena — iien, koza — koz (kuos), pat’—piaty), специфически словац. звука a (maso, pamat’), долгота и краткость слогообразующих г и 1 (zrno — zfn, slza — siz); наличие только твердого г, в т. ч. перед гласными переднего ряда (verif, гера); наличие двух типов 1: мягкого 1' и среднего 1 (lit', 1'utovat', но lak, plot); преобладание в системе консонантизма непарных твердых согласных; окончание -т в 1-м л. ед. ч. у всех глаголов наст, времени (nesiem, pijem, volam, prosim); окончание -ovia в им, п. мн. ч. одуш. существительных муж. рода (synovia, otco-via, druhovia) и др.
Памятники собственно словацкой письменности относятся к кон. 15—16 вв., однако словакизмы встречаются и в более ранних памятниках, написанных на чеш., нем. и лат. языках. До 18 в. в качестве лит. языка на терр. Словакии употреблялся чеш. яз. Первая попытка создания лит. С. я. на основе зап.-словац. диалекта принадлежит А. Бернола-ку. Основоположником совр. лит. С. я. на основе ср.-словац. диалекта является Л. Штур (деятель словац. нац. возрождения 19 в.). Письменность на основе лат. графики.
• Васильева Л. И., Словац. язык, в кв.; Слав, языки, М.. 1977; Смирнов Л. Н., Формирование словац. лит. языка в эпоху нац. возрождения, в кн.: Нац. возрождение и формирование слав. лит. языков, М., 1978; Morfoldgia slovenskeho jazyka, Brat., 1966; P a u 1 i n у E.. Dejiny spisovnej slovenciny, t. 1, Brat., 1971; его же, Slovenska gramatika, Brat., 1981: его ж e, Dejiny spisovnej slovendiny: od zaciatkov po sucasnost’, Brat., 1983; Krajcovic R.. Slovencina a slovanske jazyky, Brat;, 1974; BlanArV., J о n a E., RuzickaJ., Dejiny spisovnej slovenciny. 2, Brat., 1974.
Словац.-рус. словарь. М,— Братислава. 1976; Slovnik slovenskeho jazyka, dl 1—6, Brat., 1959—68.	, А. Г. Широкова.
СЛОВЁНСКИЙ ЯЗЫК — один из южнославянских языков. Распространен в Югославии (Словения), пограничных с ней р-нах Австрии и Италии, а также в США. Общее число говорящих св. 2,1 млн. чел. (в т. ч. в США ок. 50 тыс. чел.), Один из офиц. языков СФРЮ. Имеет 49 диалектов, к-рые объединяются в 7 оси. групп: паннонская, штирий-ская, кариитийская, верхнекраииская («гореньская»), нижнекраннская («до-леньская»), ровтарская и приморская.
В отличие от сербскохорватского языка, С. я. пережил ряд инноваций, выра
жающихся в сильной редукции гласных (напр., misliti>mislata>mislt), в частичной по говорам утрате ср. рода (jajce > jajca или jajc), в исчезновении простых прош. времен, в диал. упрощении или утрате тоиич. ударения. Сохранил в то же время архаичные черты — дв. ч. в имени и глаголе, нек-рое различие в формах кратких и полных прилагательных, достигательное наклонение. Во многих говорах и в лит. языке стабилизовалось 3 типа ударения; слабое, среднее (только в кратких слогах) и сильное (в кратких и долгих).
Письменность иа основе лат. графики. Древнейший памятник — Брижинскис (Фрейзингенские) отрывки кон. 10 — нач. 11 вв. Начало Лит. С. я. связано с протестантизмом, с деятельностью в 16 в. Приможа Трубара, переводившего богослужебные книги на доленьский диалект, легший в основу лит. языка. Восторжествовавшая в 17 в. контрреформация затормозила развитие лит. языка. В кои. 18 в. интерес к лит. языку возрастает (В. Водник, Я. Жупан, Э. Равникар); в сер. 19 в., во многом благодаря творчеству поэта Франце Прешерна и его современников, окончательно формируется совр. лит. С. я.
* Ramovs F., Dijalektoloska karta slovenskega jezika. Ljubljana, 1931; его же, Kratka zgodovina slovenskega jezika. 1. Ljubljana, 1936; Bezlaj F.. Eseji о sieve nskem jeziku, Ljubljana, 1967; Topori-s i c J., Slovenska slovnica, Maribor, 1976; Lencek R. L., The structure and history of the Slovene language. Columbus, 1982.	И. И. Толстой.
слбво — основная структурно-семантическая единица языка, служащая для именования предметов и их свойств, явлений, отношений действительности, обладающая совокупностью семантических, фонетических и грамматических признаков, специфичных для каждого языка. Характерные признаки С.— цельность, выделимость и свободная воспроизводимость в речи. В С. различаются след, структуры: фонетическая (организов. совокупность звуковых явлений, образующих звуковую оболочку С.), морфологическая (совокупность морфем}, семантическая (совокупность значений С.). Различаются лексическое значение и гр амматическое значение С. (соответственно значащая и формальная его часть). Совокупность Й>амматич. значений, выраженных определ. языковыми средствами, образует грамматическую форму С. В плане выражения в С. выделяется лексема, в плане содержания — семантема (семема; см. Сема). С. в определ. грамматич. форме составляет словоформу. В языках со словоизменением С.— система и единство грамматич. модификаций (словоформ) и семантич. модификаций (лексико-семантич. вариантов, или значений). В С., таким образом, выделяются основная (исходная) и производные формы (напр., именительный и косвенные падежи у существительного), основное и производные (вторичные) значения, связанные определ. отношениями. С.— носитель комплекса значений разной степени обобщенности, принадлежащих разным уровням языка. На основании своих семантич. и грамматич. признаков С. относится к определ. части речи, выражает в своем составе предопределенные системой данного языка грамматич. значения (напр., прилагательные рус. яз. выражают значения рода, числа, падежа). В значениях С. закрепляются результаты позна-ват. деятельности людей. В С. формиру-
ются, выражаются и передаются понятия (см. Лексическое значение слова, Номинация, Внутренняя форма слова, Полисемия). В структурном отношении С. может состоять из ряда морфем, от к-рых отличается самостоятельностью и свободным воспроизведением в речи. С. представляет собой строит, материал для предложения (последнее может состоять из одного С., напр.: «Внимание!»), в отличие от к-рого не выражает сообщения.
Понятие С. стихийно присутствует в сознании носителей языка (списки С.— первые известные в истории лингвистич. произведения — Др. Шумера, Аккада). Уже на начальных этапах развития лингвистики было обращено внимание иа план выражения (фонетич. и грамматич. структуру) и план содержания С. (лексич. и грамматич. значения). Эти два аспекта С. постоянно и активно изучались прн преобладании науч, интереса к одному из них в отд. периоды развития яз-зна-ния и в его отд. направлениях. Грамматич. теория Панини разрабатывала преим. проблемы строения С. В др.-греч. философии (Платон, Аристотель) осн. внимание уделялось семантич. стороне С.— его отношению к обозначаемому предмету и к идее о нем. Морфологич. аспект был объектом внимания Варрона и особенно александрийских грамматиков. Дионисий Фракийский определял С. как «наименьшую часть связной речи», причем словообразоват. и словоизмеиит. категории в равной степени включались в признаки («акциденции») частей речи. В эпоху средневековья в Европе исследовалась в основном семантич. сторона С., его отношение к вещам и понятиям, тогда как араб, грамматисты детально анализировали его морфологич. структуру. Грамматика Пор-Рояля (см. Универсальные грамматики), определяя С. как ряд «членораздельных звуков, из к-рых люди составляют знаки для обозначения своих мыслей», отмечает и формально-звуковую (указывая также, что С. пишется и произносится отдельно и отмечается ударением) и содержат, стороны С. В 19 в. осн. внимание уделялось анализу содержат. стороны С. Большую роль в этом сыграла разработка понятия о внутр, форме С. (В. фон Гумбольдт, А. А. Потебня). Семантич. процессы в С. детально исследовались Г. Паулем, М. Бреа-лем, М. М. Покровским. Одновременно углублялась теория грамматич. формы слова. Гумбольдт положил ее в основу типологич. классификации языков. В России морфология С. исследовалась Потебней и Ф. Ф. Фортунатовым, к-рые различали С. самостоятельные (вещественные, лексические, полные) и служебные (формальные, грамматические, частичные). Синтезируя предшествующие взгляды иа С., А. Мейе определил его как связь определ. значения с определ. совокупностью звуков, способной к определ. грамматич. употреблению, отметив, т. о., три признака С., ио не проанализировав, однако, критерии их выделения.
Системный подход к языку (см. Система языковая) поставил в изучении С. новые задачи: определение С. как единицы языка, критерии его выделения, изучение содержат, стороны С,, методов ее анализа; исследование системности лексики; нзученне С. в языке и речи, в тексте. Особую сложность представляет выделение С. как единицы языка и речи.
В истории науки было выдвинуто более 70 разл. критериев определения С., в основе к-рых лежали графич. (орфография.), фонетич., структурные, грамма
тич., синтаксич., семантич., системные принципы. Проблема выделения (и определения) С. включает два аспекта: проблему отдельности С., его делимитацию (определение границ С. в тексте, что требует, с одной стороны, отличия С. от его части — морфемы, а с другой — от сочетания двух С.) и проблему тождества С., его идентификацию (установление словесного тождества разл. словоупотреблений). Эти два аспекта подробно анализировались А. М. Пешковским и А. И. Смирницким.
Проблема отдельности С. заключается в определении его границ, количества С. в речевой цепи. Напр., составляет ли англ, to get up ‘вставать’ одно, два или три С., франц, il l’a quittde ‘он ее оставил' — одно, два, три или четыре С., chemin de fer ‘железная дорога’— сочетание нз трех С. или односложное С., рус. «(если он) был бы приглашен» — одно, два или три С. Для определения границ С. предлагались разл. критерии. В графич. аспекте С. определяется как последовательность знаков, ограниченная пробелами. Такое определение используется в нек-рых видах прикладной лингвистики (автоматич. обработка текстов, статистика, отчасти лексикография), хотя оно неадекватно лингвистич. явлению С. ввиду условности самой орфографии. Так, в нек-рых языках клитики (безударные С.) в одних случаях пишутся слитно, в других — раздельно с основным С., ср. исп. se 1о doy '/я/ ему это даю’ и (quiero) darselo ‘/хочу/ дать ему это’, где одно орфографии. С. охватывает три реальных.
В фонетич. аспекте отмечаются след, признаки звукового единства и обособленности С.: возможность паузы до и после С.; единое и единств, ударение для каждого С.; определ. слоговая структура С.; гармония гласных; определ. позиционные изменения звуков илн тона; пограничные сигналы, свидетельствующие о начале или конце С.,— нек-рые звуки не могут находиться в начале С. (напр., англ., нем. д, рус. «ы»), в конце С. (англ, h, w), иа стыке слов образуются звукосочетания, не характерные для корпуса С., нт. п. Однако и эти критерии ие абсолютны, т. к. служебные С. часто не имеют отд. ударения, С. могут фонетически сливаться благодаря явлениям сандхи и подобным, одни и те же сигналы могут обозначать начало как С., так и корневой морфемы внутри С. Помимо основного, С. (иапр., сложное) может иметь второстепенное ударение. С другой стороны, фонетич. С. не совпадает с границами С. в его лексико-грамматич. понимании и может объединять ряд слов. Напр., франц, je ne le lui ai jamais dit 'Я этого ему никогда не говорил’ — грамматич. объединение шести С.— представляет собой одно фонетич. С., объединяемое одним ударением.
В структурном аспекте С. определяется как звуковая последовательность, в к-рую не может быть включена др. последовательность того же уровня (П. С. Кузнецов). Структурная целостность (непроницаемость) С. предполагает, что его элементы не могут быть расчленены, переставлены нлн усечены без нарушения семантич. или грамматич. целостности. Однако и этот критерий не абсолютен. Так, в португ. яз. служебное местонменне может помещаться между основой и флексией буд. времени (vos darei -»dar-vos-ei ‘/я/ вам дам’), проблема целостности возникает в связи с ием. глаголами, имеющими отделимые приставки (ср. anfangen ‘начинать* и
ich fange ап ‘начинаю’), с рус. отрицат. местоимениями (ср. «никто» — «ни у кого»), аналитич. морфологич. формами, допускающими расчленение («Я буду долго читать»), перестановку («Я читать буду») и усечение («Я буду читать и записывать»), и др. При последовательном применении критерия структурной целостности С. подобные случаи следует относить к словосочетаниям, чередующимся морфологически со словами, либо допускать, что морфологич. форма С. состоит из неск. С. В противном случае признается существование членимых С. (форм С.), к-рые лишь внешне совпадают с сочетанием слов.
Морфологич. критерий исходит из того, что морфологич. показатель оформляет С. в целом, а не его часть или словосочетание (теория цельно-оформленности слова Смирннцкого). Этот критерий нередко позволяет отделить С. от сочетания слов, но и он не универсален. Так, части сложного С. могут получить отд. морфологич. оформление (франц, bonhomme ‘добряк’ — мн. ч. bonshommes), морфологич. формант может оформлять словосочетание (англ, 's в the King of England’s... ‘английского короля’).
Согласно синтаксич. критерию, С.— либо потенциальный минимум предложения (Л. В. Щерба, Е. Д. Поливанов, Л. Блумфилд), либо миним. синтаксич. единица (И. А. Бодуэн де Куртенэ, Э. Сепир, Р. О. Якобсон). Однако этот критерий не позволяет отделить от морфем служебные С., не способные составить отд. предложения. Применяемый исключительно на сиитагматич. уровне, синтаксич. критерий ведет к выделению не С. как таковых, но членов предложения, к-рые могут объединять ряд С. (ср.: «Где он?» — «В школе», а не «школе»).
Согласно семантич. критерию, предлагаемому ввиду недостаточности формально-грамматического, С.— все, что выражает одно определ. понятие (А. А. Реформатский, Л. Ельмслев). С.— миним. значимая единица, для к-рой существенным оказывается идиоматичность значения, т. е. отсутствие полного параллелизма между значением целого и значением компонентов. Однако один только семантич. критерий не позволяет отличить С. (особенно сложное) от фразеологии, или терминологии, словосочетания.
Проблема тождества С. включает два аспекта: а) вопрос о принадлежности разных грамматич. форм одному С. (напр., Фортунатов считал отдельным С. каждую его грамматич. форму) и, в связи с этим, определение критериев отграничения словоизменения от словообразования. Выдвигается критерий предметной (референтной) соотнесенности С. Если разл. формы С. могут указать на тот же объект (референт), то они образуют одно С. (словоизменение). Если же референтная отнесенность изменяется, данные формы принадлежат к разным С. (словообразование); б) вопрос о принадлежности разных употреблений одного звукового комплекса одному С. и, в связи с этим, определение критериев отграничения полисемии и омонимии. Потебня считал отдельным С. каждое употребление С. в новом значении. Решение этой проблемы связано с учетом этимологии и степени сохранения связи между разл. лексич. значениями С.
СЛОВО 465
Трудность определения единых критериев выделения С. для всех видов С. и всех языков побуждала лингвистов пересматривать взгляд на С. как на осн. единицу языка. При этом одни предлагали, не отказываясь от понятия «С.», не давать ему общего определения (В. Скаличка), другие считали, что понятие «С.» применимо не ко всем языкам (напр., неприменимо к аморфным, полисинтетическим), третьи отказывались от понятия «С.» как единицы языка (Ф. Боас, Ш. Балли, А. Мартине). В концепции Балли понятие «С.» заменялось понятиями «семантема» (неакту-ализов. знак, выражающий одно лексич. понятие) и «синтаксич. молекула» (ак-туализов. комплекс, состоящий из семантемы и грамматич. знаков, функционирующий во фразе), в концепции Мартине — понятие «монема» (морфема) — значащие единицы, объединяющиеся в высказывании в синтагмы, к-рые могут соответствовать и отд. словоформе, и словосочетанию. В тех структуралистских теориях, к-рые игнорируют понятие части речи, С. рассматривается как совокупность форм, объединяемых общим значением: так, «быстрота», «быстро» оказываются формами одного С. С др. стороны, при разграничении языка и речи термин «С.» закрепляется лишь за одним из этих понятий; возникают противопоставления: «слово» (в языке) — «синтагма» (в речи) пли «морфема» (в языке) — «слово» (в речи).
Попытки замены понятия «С.» др. понятиями оказываются безуспешными, т. к. значение понятия «С.» именно в том, что оно объединяет признаки разных аспектов языка: звукового, смыслового, грамматического. С.— осн. единица языка, к-рая для его носителей является пенхо-лингвистич. реальностью. Носители языка спонтанно, без труда, выделяют С. в потоке речи и употребляют нх обособленно. Трулности выделения они испытывают в тех же случаях, что и специалисты. Хотя люди говорят фразами, они помнят и знают язык прежде всего через слова. С. служат средством закрепления в языке и передачи в речи знаний и опыта людей, поэтому знание языка связано прежде всего сознанием слов. Спец, исследования подтверждают, что С. выделимо в языках разных систем, в т. ч. в аморфных (кит. яз.) и в полисинтетических (североамер., палеоазиат, языки), но при этом актуализируются разл. критерии.
Определение С. возможно, если учитываются три обстоятельства, имеющие общеметодологич. значение: 1) признание отсутствия четких разграничительных линий между фактами языка, наличия промежуточных н синкретичных явлений: С. может превращаться в морфему, словосочетание — в сложное С. Самый класс С. неоднороден: существуют С. самостоятельные (знаменательные) и служебные (объединяющие признаки отдельного С. и морфемы). Стремление отразить процессуальный характер существующего в языке перехода от морфемы — через С.— к словосочетанию приводит мн. исследователей к введению (н описанию) промежуточных сущностей между ними: различаются неотделимая морфема — отделимая морфема (вспомогат. С.: «пришел бы») — служебное С. (предлог и т. п.) — самостоятельное (знаменат.) С. (включая сложное) — составное («аналитическое») С. (типа «на службе у»),
466 СЛОВО
«бином» («режиссер-постановщик») — словосочетание. На синтаксич. уровне С. исследуется в системе понятий: С.— член предложения — аналитич. член предложения — словосочетание.
В системе единиц, охватываемых понятием «С.», различаются «ядро» и «периферия». «Ядро» — полнозначные, самостоятельные (знаменат.) С., непроницаемые и нечленимые, способные с помощью формантов, требуемых структурой данного языка, образовывать высказывание. От них по разным признакам отличаются «периферийные» С.— служебные С., отделимые морфемы, слова в аналитич. (членимой) словоформе, С., употребляющиеся только во фразеология, сочетаниях (рус. «оказать» или «опор» в выражении «во весь опор»), и др. Признаки отдельности С., общие для всех языков, имеют разл. выражение в разных языках; напр., к фонологич. признакам в одном языке относится ударение, в другом — слоговая структура, в третьем — изменение фонем в конечной позиции и т. п.
2) В языковой системе и в речевой реализации С. имеет разный объем и набор признаков. В речи С. может изменять и даже утрачивать нек-рые признаки, к-рыми оно потенциально обладает: в плане содержания оно получает разнообразные оттенки употребления, вплоть до индивидуальных, что не обязательно нарушает его семантич. специфику и самостоятельность; в плане выражения С. может претерпевать позиционные изменения (чередование фонем, смещение ударения, утрата ударения и т. п.), что также не лишает его самостоятельности. Проблема выделимости отдельного С. связана с учетом его всевозможных употреблений.
3) Существенным для выделения и определения С. является фактор системности. Принадлежность С. одновременно и языковой системе, и речи делает неправомерным и недостаточным определение С. и его границ с опорой лишь на чисто синтаксич. речевые факторы, только на дистрибутивные признаки. Во мн. случаях определение границ С. оказывается возможным только с учетом парадигматики языка. Напр., соотношение schrei-ben: ich schreibe-anfangen: ich fange ап, показывающее, что членимая форма (ich) fange ап чередуется с нечленимой в пределах одной парадигмы, побуждает считать ее одним С. (единой словоформой), но не сочетанием слов. В англ. яз. to get up не чередуется со слитным образованием, что заставляет видеть в этом образовании сочетание слов. Рус. «хотел бы», англ, (he) has done — единые, хотя и членимые словоформы, т. к. они входят в одну парадигму с «/я/ хотел», «хочу» и he does, he did.
С. в языке образуют системы, основанные на семантико-грамматич. признаках (части речи), словообразоват. связях (гнезда слов) и семантич. отношениях [см. Синонимия, Омонимия, Антонимия, Поле (лексич. поля) и др.].
Сложность идентификации С. и установления их системы обусловлена отчасти наличием вариантов С. (см. Вариантность): орфографических (франц, chah, shah, schah — ‘шах’), фонетических (ноль, нуль;_ творог), орфоэпических ([дождь], [дош’]), стилистических (тысяча, тыща), грамматических (зал, зала), словообразовательных (туристский, туристический), лексико-семантическнх (разных значений С.). Спорным оказывается вопрос о разграничении вариантов
одного С. и разных С.; напр., при различии морфемного состава С. («исторический»— «историчный») мн. языковеды говорят о синонимах, а не о вариантах.
Отмеченные выше признаки С. свойственны не всем С. во всех языках. Различаются неск. типов слов. По способу номинации, с к-рым связаны и общие семантико-грамматич. свойства С., различаются четыре типа слов: с а-мостоятельные (знаменат., пол-иозначные) С., обладающие самостоят. номинативной функцией, обозначающие действительность самостоятельно, непосредственно, обособленно. Они могут образовать отд. высказывание и составляют самый обширный и оси. тип С.— существительные, прилагательные, глаголы, наречия, числительные; служебные С., ие обладая самостоят. номинативной функцией, а также грамматич. и фонетич. самостоятельностью, могут указывать на явления (отношения) внеязыкового мира, лишь употребляясь с самостоятельными С. Они не могут составить отд. высказывания и либо образуют одни член предложения с самостоятельным С. (предлоги, артикли), либо связывают члены предложения и предложения (союзы), либо замещают структурно член предложения (местоименные С.— заместители), либо оформляют предложение в целом (нек-рые частицы); местоименные С. обозначают предметы опосредованно либо по отношению к лицам речи. Они опираются на речевую ситуацию илн на соседние высказывания, выполняя тем самым связующую функцию в тексте; междометия обозначают явления действительности нерасчлененио, в связи с чем ие имеют грамматич. оформ-ленности и не могут вступать в синтаксич. отношения с другими С.
По фонетич. признаку различаются С. одноударные (самостоят. С.), безударные (клитики) и многоударные (напр., сложные: «многообещающий»). По морфологич. признаку различаются С. изменяемые (напр., глаголы) и неизменяемые (мн. наречия), простые («ходить»), производные («ходок»), сложные («луноход»); по мотив и-р о.в а н н о с т и: немотивированные и мотивированные (их значение предопределяется значением их частей). По семантико-грамматич. признаку С. группируются в части речи (классы С.). С т. зр. структурной цельности различаются С. (словоформы) цельные и членимые (аналитические). Последние состоят нз знаменат. части и элементов, несущих словообразоват. или грамматич. функцию. Грамматич. элемент в аналитич. словоформах выполняет не синтаксич. функцию (образование члена предложения), но морфологическую (образование морфологич. формы С.), в связи с чем в нек-рых описаниях его называют, чтобы отличить от служебного С., отделимой морфемой или «вспомогат. С.», напр. «буду» в «он будет врачом»— служебное С., в «он будет читать» — вспомогательное.
В семантич. отношении различаются С. однозначные и многозначные (см. Полисемия), абсолютные (авто-семантнчные), способные употребляться отдельно, и относительные (синсемантич-ные), требующие дополнения (ср. неперех. и перех. глаголы, сущ. «мальчик» и «сын», прил. «большой» и «похожий» и т. п.). В предложении С. (словоформа) вступает в тонкие семантич. отношения с другими С. и элементами состава предложения (интонация, порядок слов, синтаксич. функции). Это взаимодействие вме
сте с соотнесенностью с ситуацией определяет конкретную реализацию значения С., его семантич. значимость (возможность опущения н т. п.).
С. дифференцируются по исторической перспективе (архаизмы, неологизмы), по сфере использования (термины, профессионализмы, арготизмы, диалектизмы, поэтизмы и др.). По словообразовательным связям выделяются однокорениые С., по семантич. соотносительности — антонимы, синонимы, гиперонимы и гипонимы, по звуковому и семантич. признаку — паронимы.
Частотность (показатель функционирования С. в речи) зависит от семантики, грамматич. свойств, от содержания текстов и социопрофесснональнои характеристики говорящих. Частотность С. неравномерна, и в любом языке 1000 самых употребит. С. образуют 85% текста. Она увеличивается при использовании С. в переносных значениях, особенно в полуслужебной строевой функции, зависит от тематики произведения, автора и эпохи. В этом плане различают «ключевые С.» — С. с относительно повышенной частотностью у данного автора или в данном тексте, и «С.-свидетели», характерные только для определ. эпохи, фиксирующие изменения, происходящие в определ. сферах жизни общества. В С. концентрируется история языка и обществ. сознания, оно отражает действительность, мысль и сам язык.
• Пешковский Л. №.. Понятие отд. слова, в его кн.: Сб. статей. Методика родного языка, лингвистика, стилистика, поэтика, Л.— М.,	1925: Смирни ц-
кнй А. И., Лексикология англ, языка, М.» 1956; Ахманова О. С., Очерки по общей и рус. лексикологии. М., 1957; Морфологич. структура слова в языках разл. типов. М. — Л.. 1963; Будагов Р. А., История слов в истории общества, М.. 1971; Шмелев Д. Н., Проблемы семантич. анализа лексики, М., 1973; Уфимцева А. А., Типы словесных знаков, М., 1974; Медникова Э. М., Значение слова и методы его описания, М., 1974: Виноградов В. В.. Избр. труды. Лексикология и лексикография, М., 1977; Верещагин Е. М., К о с т о м а р о в В. Г., Лингво-страноведч. теория слова, М., 1980; R о-setti A., Le mot, esquisse d'une theorie generale, Cph., 1947; Weinreich U., Lexicology. CTL, v. 1, The Hague, 1963; Martinet A., Le mot. в кн.: Problemes du langage, P., 1966; Kramsky J., The word as a linguistic unit, The Hague — P., 1969; R e у A., Lexicologie. Lectures, P.. 1970; J u i 1 1 a n d A., R о с e г i c A., The linguistic concept of word. Analytic bibliography, The Hague — P., 1972; см. также лит. при статьях Лексикология, Лексикография.
В. Г. Гак.
СЛОВОИЗМ ЕНЁНИ Е — образование для каждого слова (кроме слов неизменяемых частей речи) его парадигмы, т. е. всех его словоформ и всех его аналитических форм.
При С. тождество слова (лексемы) не нарушается (т. е. мы имеем дело с одним и тем же словом в разных грамматич. формах), в отличие от словообразования, где от одного слова образуются другие, отличные от него слова. С. в нек-ром классе слов представляет собой изменение по определ. грамматич. категории илн категориям, к-рые называются словоизменительными для данного класса слов. Напр., для рус. существительных С. состоит в изменении по падежам и по числам: «сад — сада — саду» и т. д., «сады — садов — садам» и т. д. С. имен, т. е. существительных, прилагательных, числительных, местоимений, иногда называется также склонением, а 30*
С. глаголов — спряжением (однако в более узком смысле склонение обозначает только изменение имен по падежам, спряжение — только образование личных форм глаголов). В качестве синонима термина «С.» может употребляться также термин «формообразование», однако нек-рые лингвисты употребляют последний в несколько ином значении. Граница между С. и словообразованием не абсолютна: возможны промежуточные явления. Поэтому в вопросе о границах С. в конкретном языке у ряда лингвистов есть расхождения: напр., спорным является вопрос, входит ли в рус. С. образование видов глагола.
Часть С., охватывающую образование словоформ (но не аналитич. форм), называют также морфологич. С. или С. в узком смысле. Морфологич. С. развито в разных языках в весьма разл. степени; напр., оно сильно развито в санскрите, латыни, рус., венг., араб, языках, слабо — в англ. яз. В аморфных языках морфологич. С. может вообще отсутствовать. В качестве синонима морфологич. С. иногда используется термин флексия. * Фортунатов Ф. Ф., Избр. труды, т. 2, М., 1957; С мирницки й А. И., К вопросу о слове (проблема «тождества слова»), в сб.: Тр. Ин-та яз-знания АН СССР, т. 4, М., 1954; Кузнецов П. С., О принципах изучения грамматики, М., 1961; Зализняк А. А., Рус. именное словоизменение, М., 1967- А. А. Зализняк. СЛОВООБРАЗОВАНИЕ — 1) образование слов, называемых производными и сложными, обычно на базе однокорневых слов по существующим в языке образцам и моделям с помощью аффиксации (см. Аффикс), словосложения, конверсии и др. формальных средств. 2) Раздел языкознания, изучающий все аспекты создания, функционирования, строения и классификации производных и сложных слов. С., обеспечивая процесс номинации и его результаты, играет важную роль в клас-сификационно-познават. деятельности человека и выступает как одно из осн. средств пополнения словарного состава языка, а также установления связей между отд. частями речи. Будучи учением о создании новых названий как мотивированных однословных знаков языка, С. может рассматриваться как часть ономасиологии. Оно изучает производные и сложные слова в динамическом («как делаются слова») и в статическом («как они сделаны») аспектах (Л. В. Щерба), как в диахроническом (см. Диахрония), так и в синхронном (см. Синхрония) отношениях. Существует вместе с тем точка зрения, что С. всегда днахронно (О. Н. Трубачев). Однако фактически теория С. может предсказывать появление новых слов и условия такого появления, а также выявлять правила, по к-ры'м говорящий создает новые производные и сложные слова в синхронии, на данном этапе развития языка.
Сложность системы С. обусловливается: 1) тесными связями с др. уровнями языка—фонологией, морфонологией, морфологией, синтаксисом и грамматикой в целом; 2) исключит, подвижностью системы и невозможностью проведения жестких границ между ее потенциями и фак-тич. реализацией, между С. и словоизменением; 3) трудностью дифференциации синхронии и диахронии; 4) большим кол-вом и разнообразием представленных здесь единиц (начиная от мельчайшей словообразоват. морфемы — аффикса и кончая словообразоват. категориями и др. объединениями производных) и соответственно значит, числом теоретич. понятий, необходимых для адекватного опи
сания системы (ср. словообразоват. гнездо, словообразоват. ряд, словообразоват. парадигма, словообразоват. тип и т. п.); 5) разнообразием и коммуникативной значимостью самих функции С.
В зависимости от использованных в акте С. формальных средств оно делится иногда на словопроизводство (прн использовании средств аффиксации — суффиксации и префиксации), словосложение (при участии в акте С. по крайней мере двух полнозначных единиц), конверсию (при переходе, илн транспозиции, слов из одной части речи в другую), аббревиацию (при наличии сокращения исходных слов) и т. п. Образование новых слов (с помощью формальных средств) нередко именуется также деривацией, производные же и сложные слова как результаты процесса деривации обозначаются тогда общим термином «дериваты». В зарубежной лингвистике существует тенденция приравнивать С. к деривационной морфологии как учению о формальных свойствах дериватов и реализующих их морфологич. структурах.
Осн. понятиями теории С. являются: понятие мотивации (мотивированности) как семантич. обусловленности значения производного и сложного слов значениями их составляющих; в акте словообразования одни единицы выступают в качестве источника мотивации, в связи с чем другие — результативные — рассматриваются как обусловленные мотивированные (ср. «он носит письма» и «письмоносец»); понятие словообразовательной производност и, основанное на формальной н семантич. выводимости свойств производного из свойств исходных, или производящих, единиц. Применение этих понятий позволяет рассматривать производное слово как такую структуру, внутр, форма к-рой соответствует выражаемому ею содержанию и к-рая строится как двучленное, бинарное образование из отсылочной и формантной частей. Отсылочная часть, состоящая нз основы или основ мотивирующих слов, отсылает к источнику мотивации и служит способом сохранить содержащиеся в ней полнозначные единицы в структуре деривата (ср. «он учится в школе» и «школьник», «он преподает» и «преподаватель»); формантная часть, состоящая нз форманта, использованного в акте С., служит выражению нового значения у деривата по сравнению с мотивировавшим его словом (ср. -ник в «школьник», -тель в «преподаватель»), Важным понятием теории С. является понятие словообразовательного правила, разрабатываемое как советскими (Е. С. Кубрякова, И. С. Улуханов), так и зарубежными (И. Аронов, Ф. Планк, В. Дрес-лер, С. Скализе и др.) лингвистами. Оно связано с определением закономерностей, наблюдаемых при создании морфологич. структур производных слов и выражений ими новых значений. Словообразоват. правила описывают особенности моделирования производных слов в процессах деривации, отмечают диапазон их действия в языке, характеризуют наблюдаемый процесс с т. зр. его регулярности/ нерегулярности, продуктивности/ непродуктивности, включают указание на базу деривации, используемый формальный прием, категориальные и семантич. признаки баз и результатов деривации, сочетаемостные свойства морфем и их морфонологич. преобразования, а также
СЛОВООБРАЗОВ 467
разного рода ограничения (фонетические, морфологические, семантические и прагматические), действующие при проведении правила. Последние нередко характеризуются как блокирующие действие правила. Аппарат описания системы правил включает представления о последовательности применения разных правил, нх цикличности, возможности рекурсив-иости и иерархии; а также о способах дифференциации словообразоват. правил и правил словоизменения. Введение этого понятия знаменовало важный шаг в процессуальном рассмотрении С. и в обращении к трудным проблемам синтеза, или «порождения» производных и сложных слов (Кубрякова, Улуханов, Е. Л. Гинзбург, И. Г. Милославский, Л. В. Сахарный и др.).
Ключом к правильной интерпретации деривата является соотнесение его морфологич. и словообразоват. структур: в результате морфологич. анализа производится выделение в производном его миним. составных элементов — морфем; выделенные морфемы соотносятся далее с отсылочной и формантной частями деривата, благодаря чему устанавливается строение каждой из них. Так, морфологич. анализ позволяет выделить в слове «мореплаватель» морфемы мор-, -е-, плав-, -а- н -тель, а словообразовательный — определить части мор- и плав-а- как отсылочные, а -е- и -тель — как формантные, что н ведет к идентификации данного слова как сложнопроиз-водиого образования. Целью словообразоват. анализа можно считать установление отношений словообразоват. произ-водности между дериватом и исходной для него единицей и, следовательно, определение источника мотивации и средств его отражения в структуре деривата, с одной стороны, способов его формального преобразования — с другой, и путей формирования нового значения в данной морфологич. структуре — с третьей. Новое значение, возникающее в деривате в результате соединения данной отсылочной части с данной формантной частью и в результате самого формирования этих частей в акте С., называется словообразовательным значением, к-рое может быть определено либо по значению формантной части деривата, когда его непосредственным носителем считают деривационный, или словообразовательный, формант, либо более широко — как результат воздействия данного форманта с его катего-риально-грамматич. и лексич. характеристиками на данную производящую основу (основы) и нх категорий льно-грам-матнч. и лексич. значения. Словообразоват. значение представляет собой формально выраженный тип значения, проходящий в целой серии мотивиров. слов с одним и тем же формантом (ср. «синеть», «зеленеть», «белеть» и т. п. ‘становиться синим, зеленым’ и т. п.). Среди словообразоват. значений выделяются как более общие, транспозиционные значения, связанные с приобретением образующимся словом значения той части речи, в к-рую оно транспонируется, т. е. предметности при транспозиции в класс существительных (ср. «играть — игра», «ходить — ходьба», «молодой — молодость»), процессуальное™ при транспозиции в класс глаголов (ср. «старый — стареть», «вдова — вдоветь», «руль — рулить», «ах — ахать»), признаковое™ при транспозиции в класс прилагательных (ср.
468 СЛОВООБРАЗОВ
«лес — лесной», «вчера — вчерашний»), так и более конкретные — модификационные значения. Средн значении этого последнего типа нередко выделяются уменьшительные (ср. «дом — домик», «белый — беленький»), увеличительные (ср. «дом — домище», «большой — большущий») или др. усилительные или количественные значения (ср. «кричать — раскричаться», «сохнуть — иссохнуть», «толкать — толкнуть», «ходить — хаживать» и т. п.). Важную роль играют в системе С. также классифицирующие значения — значения носителя признака, производителя действия, вместилища чего-либо и т. д.
С распространением ономаснологнч. подхода к явлениям С. словообразоват. значение стали рассматривать как сложно структурированное значение, выражающее особый тип отношения между ономасиология, базисом данного слова и его ономасиология, признаком, фиксируемый реально присутствующим или же подразумеваемым ономасиологич. предикатом (ср. «школьник», где базис -ник формирует значение ‘тот, кто', а признак «школа» приписан базису посредством подразумеваемого предиката «учиться», или «учитель», где базис -тель уточняется за счет предиката «учить», само же отношение выступает как складывающееся между тем, кто совершает нечто, нтем, что именно он совершает).
Хотя в отечеств, яз-знании описание явлений С, имеет давние традиции (гл. обр. работы И. А. Бодуэна де Куртенэ, Ф, Ф. Фортунатова, Н. В. Крушевского), самостоят. объектом изучения С. становится лишь с сер. 40-х гг. 20 в., а выделение С. в отд. лингвистич. дисциплину происходит примерно к кои. 60-х гг. Основы новой теории С. в СССР были заложены работами М. М. Покровского и Щербы, А. И, Смирницкого и Г. О. Винокура, М. Д. Степановой и В. М. Жирмунского и особенно трудами В. В. Виноградова, показавшего тесную связь С. с лексикологаей, с одной стороны, и с грамматикой — с другой, и впервые выдвинувшего конструктивный тезис об особом месте С. в кругу лингвистич. дисциплин. К трудам Винокура восходят важные идеи о специфике производного слова как носителя особого типа значения — словообразоват. значения.
Становление теории С. прошло неск. этапов, связанных с выдвижением на каждом из них в качестве преобладающего одного из след, подходов; морфологического, когда акт создания деривата рассматривался в терминах комбинаторики морфем и когда мниим. единицей С. считалась морфема; в этот период явления С. рассматривались через призму морфологии и иногда четко от нее и не отличались; структурно-се-м антического, когда был поставлен вопрос о соотношении структуры и семантики производного слова, в частности о соотношении морфологич. и словообразоват. анализа и когда в центре внимания находились вопросы о критериях отношений словообразоват. производно-сти и направлении этих отношений, а также соответствии/несоответствии формальной и семантич. производное™ слова; в это же время в практику словообразоват. анализа вошло понятие мотивированности производного слова и противопоставления источника мотивации и мотивиров. единиц. В русле этого же направления были произведены первые попытки определить словообразоват. значение и объяснить его природу.
С кон. 60-х — нач. 70-х гг. начинается интенсивная разработка проблем С. в СССР и за рубежом и полемика о месте С. в динамич. (порождающих) моделях языка и о его принадлежности к лексике или грамматике. С этого времени можно говорить о наличии параллельно развивающихся и нередко пересекающихся друг с другом трех направлений в изучении С.; синтаксическом, трансформационном, порождающем (начало к-рому было положено работами Н. Хомского, Р. Лнза и к-рое быстро вызвало к себе критич. отношение со стороны мн. сов. н зарубежных исследователей и подверглось ревизии даже со стороны его создателей), когда семантику и структуру дериватов разных типов пытались объяснить процессуально на основе разных синтаксич. конструкций и когда понятие словообразоват. правила стали связывать с восстановлением цепи переходов, необходимых для превращения исходных синтаксич. конструкций в соотв. дериват (ср. «он чистит трубы» и «он трубочист»; «он занимается романскими языками и литературами» и «он романист», «он приехал» и «его приезд» и т. п.); ономасиологическом, когда С. стали рассматривать с т. зр. теории номинации и осуществления номинативной деятельности говорящего и когда в практику словообразоват. анализа были введены понятия ономасиологич. базиса, ономасиологич. признака, связки и ономасиологич. категории; истоки такого подхода — в работах польск. и чехосл. лингвистов (особенно М. Докулила); функционально-семантическом, синтезирующем достижения динамич. и ономасиологич. подходов и ставящих на первый план проблемы, связанные с семантикой, функционированием и созданием производных и сложных слов в живой речи н тексте.
В СССР активно разрабатывались и разрабатываются проблемы словообразоват. гнезда и др. словообразоват. объединений (работы А. Н. Тихонова, П. А. Соболевой, Гнизбурга и др.), проблемы семантики производного слова (Кубрякова, Улуханов, В. В. Лопатин, М. Н. Янценецкая, О. И. Блинова и др.), проблема его участия в разг, речи (Е. А. Земская) и номинативной деятельности говорящих (Кубрякова, Сахарный, В. М. Ннкитевич, Милославский), проблемы С. в онтогенезе детской речи (А. М. Шахнарович), роли С. в организации текста и т. п.
За рубежом проблемы С. активно обсуждаются (ср. работы В. Д ресслера, X. Брекле, Д. Кастовского, Л. Липки, Э. Уильямса, Т. Репера н др.) и в трактовке С. широкое распространение получила т. наз. лексикалистская гипотеза, согласно к-рой место С. в системе языка определяется его принадлежностью лексич. компоненту, внутри к-рого С. существует в виде набора определ.словообразоват. правил (работы В. Мотша, М. Халле, Аронова, Скализе, Дреслера и др.). 9 Смирницкпй А. И., Лексикология англ, языка, М., 1956; Покровский М. М., Избр. работы по яз-знанию, М., 1959; Винокур Г. О.. Заметки по рус. словообразованию, в его кн.: Избр. работы по рус. языку, М., 1959: Щерба Л. В., Что такое словообразование, ВЯ. 1962, №2; Кубрякова Е. С.. Что такое словообразование, М.. 1965: е е ж е. Типы языковых значений. Семантика производного слова, М.. 1981: Соболева П. А., Моделирование словообразования,в кн.: Проблемы структурной лингвистики, М., 1972; Виноградов В. В., Словообразование в его отношении к грамматике и лексикологии, в его кн.: Избр. труды. Исследования
по рус. грамматике, М., 1975; Улу ха-вов И. С., Словообразоват. семантика в рус. языке и принципы ее описания, М., 1977; Лопатин В. В., Рус. словообразоват. морфемика. Проблемы и принципы описания. М., 1977; Земская Е. А., Кубрякова Е. С.. Проблемы словообразования на совр. этапе, ВЯ, 1978. Na 6; Гинзбург Е. Л.. Словообразование и синтаксис, М., 1979; Степанова М. Д., Фляйшер В., Теоретич. основы словообразования в ием. языке. (Для филол. факультетов ун-тов и ин-тов иностр, языков), М.. 1984 (лит.); Тихонов А. Н., Словообразоват. словарь рус. языка, т. 1—2, М., 1985; Malle М., Prolegomena to а theory of word formation, < Linguistic Inquiry», 1973, v. 4; Perspectiven der Wortbildungsfor-schung, Bonn. 1977; Word formation, в кн.: Proceedings of the Twelfth international congress of linguistics, Innsbruck, 1978; Selkirk E. O., The syntax of words, Camb. (Mass.), 1982; Scalise S., Generative morphology. Dordrecht, 1986.
. E. С. Кубрякова. СЛОВОСЛОЖЕНИЕ — один нз способов словообразования, состоящий в морфологическом соединении двух или более корней (основ). В результате С. образуется сложное слово, или композит (лат. compositum). С. занимает промежуточное положение между морфологич. и синтаксич. способами сочетания единиц языка, обладая чертами того и другого. Нек-рые типы сложных слов приближаются по структуре к словосочетаниям и состоят нз комбинации целых слов: ср. англ, field-artillery ‘полевая (легкая) артиллерия’ н field агту'полевая (действующая) армия*, рус. «еле-еле», «синий-си-ний». Др. типам сложных слов в большей мере присущи признаки цельнооформлен-ности: 1) стирание грамматич. значения 1-го компонента (ср. «лесостепь» — жен. род при муж. роде 1-го компонента); 2) фиксиров. порядок компонентов, изменение к-рого ведет к изменению значения сложного слова (ср. нем. Vogelzug ‘перелет птиц’ и Zugvogel ‘перелетная птица’); 3) наличие одного гл. ударения (рус. «сенокбс»); 4) морфонологич. особенности (напр.: фонетнч. различия в реализации внутреннего и внешнего сандхи, ср. франц, vinaigre [vinegr] ‘уксус’ и vin aigre [ve"e gr] ‘кислое вино’); 5) особый графич. облик сложного слова (слитное или дефисное написание). Сложные слова, как и простые, имеют единств, грамматич. показатель при словоизменении.
Поскольку С. часто имеет синтаксич. базу в виде исходного словосочетания, различаются два осн. типа сложных слов по характеру синтаксич. отношения между нх компонентами: 1) сочинительные — комбинация равноправных компонентов, ср. рус. «глухонемой», греч. iatrdmantis ‘врач-прорицатель’; 2) подчинительные — комбинация компонентов, средн к-рых различаются синтаксически главные и зависимые (такое отношение компонентов может носить характер определения или дополнения), ср. рус. «водовоз», лат. perenniservus ‘вечный раб’, греч. patradelphos ‘брат отца’; средн сложных слов этого типа особое место занимают посессивные сложные слова (санскр. термин — бахуврихи), выражающие обладание предметом нлн свойством, обозначенным посредством компонентов сложного слова (ср. pvc. «широкоплечий», англ, blue-eyed ‘голубоглазый’, т. е. ‘имеющий голубые глаза'). В зависимости от того, выводимы или невыводимы значение и грамматич. функции сложного слова из его компонентов, говорят соответственно об эндоцентрнч. (напр., «ярко-красный», «письмоносец») и э к-зоцеитрнч. сложных словах (напр..
лат. magnanimus ‘великодушный’; англ, field-ash ‘рябина’, букв.— ‘поле + зола’).
По способу соединения компонентов различаются атематическое С. (непосредств. соединение корней нли основ, ср. лат. duodecim ‘двенадцать’) и тематическое С. (соединение посредством интерфикса, напр. -i- в лат. яз., -о-, -е- в рус. яз.; ср. лат. scrofipascus ‘свинопас’). С. известно языкам любого строя, ио преобладающие типы С. в разных языках различны. Так, для языков со слабо развитой морфологией в целом более характерны эндоцентрнч. сочинит, сложные слова.
* Общее яз-зиание. Внутр, структура языка, М.. 1972; Бенвенист Э., Общая лингвистика, пер. с франц., М., 1974; Рус. грамматика, ч. 1, М., 1980. В. А. Виноградов. СЛОВОСОЧЕТАНИЕ — синтаксическая конструкция, образуемая соединением двух или более знаменательных слов на основе подчинительной грамматической связи — согласования, управления или примыкания. Грамматически и семантически главенствующее слово составляет стержневой (главный) компонент С., грамматически подчиненное слово — его зависимый (подчиненный) компонент. По стержневому компоненту С. подразделяются на субстантивные (стержневое слово — существительное), адъективные (стержневое слово — прилагательное), глагольные и наречные.
С. служит средством номинации, обозначая предмет, явление, процесс, качество, названные стержневым компонентом и уточняемые, конкретизируемые зависимым компонентом («зеленый абажур», «читать книгу», «весело шагать», «очень близко»). Грамматич. значение С. создается отношением, к-рое возникает между знаменат. словами, соединяющимися иа основе того нли иного вида присловной подчинит, связи.
С. строятся по определ. грамматич. образцам, формирующимся в языке на основе категориальных свойств слов. Так, С. типа «зеленый абажур», «интересная книга» формируются по модели «имя существительное — согласуемое с ним слово». Способность слова сочетаться с др. словами и формы проявления этой способности зависят не только от грамматич. свойств слова (прежде всего от принадлежности слова к той или др. части речи), но и от его лексич. значения.
С. бывают свободные и несвободные. В свободном С. сохраняются самостоят. лексич. значения всех входящих в него знаменат. слов; синтаксич. связь его элементов является живой и продуктивной («читать книгу»). В несвободном С. лекснч. самостоятельность одного или обоих его компонентов ослаблена или утрачена, и оно все целиком по характеру значения приближается к отд. слову («железная дорога», «бить баклуши»). Свободные С. могут быть лексически неограниченными (напр., сочетание полного прилагательного с существительным: «высокий дом») и лексически ограниченными (напр., глагольные С. с инфинитивом: «начинает работать», где используются в качестве стержневых фазовые глаголы, глаголы со значением желания и нек-рые др.).
Различаются сильные и слабые подчинит. связи. При сильной связи всегда реализуются восполняющие нли объектные отношения; сильная связь возникает в тех случаях, когда распространение слова формами с объектным значением предсказано его лекснко-грамматич. свойствами («стать артистом», «почувствовать голод», «добраться до дома»). Прн слабой связи, предопределяемой только часте
речной принадлежностью главенствующего слова, реализуются определит, отношения («долгий разговор», «книга брата», «встать рано»).
Со структурной точки зрения различаются С. простые, сложные и комбинированные. Простые С. могут быть двучленными, трехчленными и четырехчленными. Двучленные С. образуются иа основе одиночной связи («читать книгу», «новый дом»). Трехчленные и четырехчленные С. образуются на основе двойной и тройной сильной связи («отдать книгу ученику», «перевести книгу с русского на английский»). Трехчленные С. могут быть также образованы на основе соединения сильной связи и такой слабой связи, к-рая невозможна без сильной («открыть дверь гостю»). Сложные С. создаются разными типами связи стержневого слова, напр. согласованием и примыканием («новый жилец наверху»), управлением и при. .ыканием («быстро выполнить работу»). Комбиниров. С. образуются на основе связей, исходящих от разных стержневых слов, и представляют собой, т. о., соединение С. Так, комбинированное С. «увлеченно читать интересную книгу» образовано соединением трех простых С.! «читать увлеченно», «читать книгу», «интересная книга».
С. как единица называющая качественно отлична от предложения как единицы сообщающей: С. лишено осн. признаков предложения — синтаксич. категорий модальности, времени, лица, интонации сообщения. Вместе с тем С. тесно связано с предложением, поскольку функционирует оно в составе предложения, обнаруживая здесь разные возможности н разные правила своего употребления. В предложении С. может выступать в неизмененном виде или подвергаться разл. рода изменениям лексич. и формального характера (напр., приобретать дополнит, оттенки значения под влиянием информативного содержания предложения, менять порядок следования компонентов в связи с актуальным членением).
Следует различать С. и сложные слова, образованные сращением (слиянием) двух и более слов. Проблема различения тех и других существует прежде всего в языках аналитич. типа. Так, в англ. яз. сложные слова 'black-cock ‘тетерев’, 'ice-cream ‘мороженое’ и т. п. формально отличаются от соответствующих С. ('black'cock ‘черный петух’, 'ice 'cream ‘ледяной крем’) только наличием одного сильного ударения при двух ударениях в С. Сложные слова, напоминающие по форме С., встречаются и в рус. яз.: «вечнозеленый», «долгоиграющий», «вышеприведенный» и т. п.
Теория С., вопросы, касающиеся их структурной классификации, взаимоотношения С. и предложения и соответственно границ С., разработаны гл. обр. в рус. сов. лингвистике. Совр. зарубежные лингвисты понятием «С.» пользуются ограниченно и не имеют соотв. спец, термина, применяя в необходимых случаях более широкие по смыслу термины «синтагма» (англ, syntagm) или «фраза» (англ, phrase). Иногда эти термины употребляются при определении достаточно близкого к С. понятия. Так, phrase (фраза) определяется как любая группа слов, грамматически эквивалентная отд. слову и не имеющая собств. подлежащего и сказуемого (Дж. Лайонз). Близок к рус. термину «С.» и польский skupienie в работах 3. Клемеисевнча.
СЛОВОСОЧЕТАНИЕ 469
Мнение о необходимости разграничивать предложение и С. высказывалось мн. учеными (особенно четко этот вопрос поставлен А. А. Шахматовым н Л. В. Щербой), но получало противоречивое разрешение. Предложение и С. рассматривались в одном ряду (ср., напр., законченные и незаконченные С. у Ф. Ф. Фортунатова, предикативные и непредикативные синтагмы у Н. С. Трубецкого, полные и частичные синтагмы у Ш. Балли). В нек-рых классификациях к С. (сингагмам) относились однословные конструкции (А. М. Пешковский), сочинит. соединения (Трубецкой).
Последовательное разграничение предложения и С., четкое определение границ С. дано в работах В. В. Виноградова и др. сов. ученых, развивающих его теорию (Н. Н. Прокоповича, Н. Ю. Шведовой и др.).
• Грамматика рус. языка, т. 2, ч. 1, №., 1954; Ярцева В. Н., Предложение и словосочетание, в сб.: Вопросы грамматич. строя. И.. 1955; Курилович Е., Осн. структуры языка: словосочетание и предложение. в его кн.: Очерки по лингвистике, М., 1962; Прокопович Н. Н., Словосочетание в совр. рус. лит. языке. М.. 1966; Блумфилд Л.. Язык, пер. с англ., М., 1968; Виноградов В. В., Вопросы изучения словосочетаний, в его кн.: Исследования по рус. грамматике, М., 1975; Л а й о н з Д ж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ.. М., 1978; Рус. грамматика, т. 2. И.. 1980; Слово и словосочетание в структуре предложения,. М., 1981: Klemensiewicz L., Skupienia czyli syntaktyczne grupy wyrazowe, Krakow, 1948.
Словарь сочетаемости слов рус. языка, 2 изд.. М., 1983.	Л. Е. Лопатина.
СЛОВОФОРМА — слово (лексема) в некоторой грамматической форме (в частном случае — в единственно имеющейся у слова форме), напр.: «сад», «садами», «белый», «белую», «пишет», «вчера». С.— двусторонняя единица. Ее внеш, сторона — это последовательность фонем с указанием места ударения (в рус. яз.). Внутр, сторона — это значение, как правило сложное, т. е. состоящее из неск. элементарных значений. Всякая С. обладает нек-рыми синтаксич. свойствами, т. е. способностью определ. образом сочетаться с другими С. при построении фразы. Совокупность синтаксич. характеристик С. образует ее «еннтактику». Строго говоря, синтактика не входит во внутр, сторону С. Однако связи между синтаксич. характеристиками н элементами значения столь многочисленны н сложны, что традиционно эти два аспекта С. рассматриваются вместе (т. е. внутр, сторона С. понимается в расширит, смысле — как включающая и синтаксич. характеристики). Две внешне различные С., у к-рых внутр, сторона совпадает, наз. вариантами друг друга, напр.: «водой» и «водою». С др. стороны, возможна омонимия С., напр.: «попугай» (суш.) и «попугай» (глагол), «рыбы» (род. п. ед. ч.) и «рыбы» (им. п. мн. ч.). Совокупность всех С. слова (лексемы) образует парадигму данного слова.
В сов. яз-знанин теория С. разрабатывалась А. И. Смирницкнм, развивавшим взгляды Ф. Ф. Фортунатова, А. М. Пеш-ковского, В. А. Богородицкого. Он различал в содержат, структуре С. три момента: индивидуализирующий (лексический), выражаемый корнем слова, типовой (кон-кретио-грамматическнй) и собственно формальный (обобщенная грамматич. форма), выражаемые, напр., окончанием в С. «городов». В части лингвистич. работ, особенно зарубежных, С. именуется про-
470 СЛОВОФОРМА
сто «словом» (т. е. значение термина «С.» рассматривается как часть возможных значений термина «слово»),
А. А. Зализняк. СЛОГ — фонетико-фонологическая единица, занимающая промежуточное положение между звуком и речевым тактом (см. Звуки речи, Артикуляция). Выделяется неск. признаков С. как фонетич. единицы. С т. зр. речедвигательного управления С. есть миним. цепочка звуков, внутри к-рой действуют правила коарти-куляции (напр., в рус. яз. наложение артикуляции последующего звука на артикуляцию предыдущего) и распределения длительностей. Предполагается, что С. реализуется не как последовательность составляющих его звуков, а как цельный артикуляционный комплекс, т. е. задается единым блоком нейрофизиология, команд к мышцам (Л. А. Чистович). С т. зр. речевой аэродинамики С. есть миним. звуковой отрезок, на к-рый приходится нарастание и спад величины воздушного потока («дыхательный импульс»). В акустич. сигнале «дыхательному импульсу» соответствует восходяще-нисходящая дуга звукового давления («волна звучности»).
В языках мира проявляются след, признаки С. как фонологич. единицы: а) ограниченность класса допустимых схем С. (напр., в араб. яз. допустимы лишь слоги вида «согласный + гласный» и «согласный + гласный + согласный»); б) простая структура внутрислогоЬых консонантных сочетаний, соответствующая принципу «волны звучности» (напр., в даг. яз. в конце слога допускаются лишь сочетания «сонорный 4- шумный»); в) наличие дистрибутивных ограничений, к-рые описываются в терминах слоговых позиций (напр., в нем. яз. звонкие шумные невозможны в конце слога); г) компенсаторные отношения по длительности между гласным и конечнослоговым согласным (напр., в швед. яз. за кратким гласным следует долгий согласный, а за долгим гласным — краткий согласный); д) зависимость места ударения от количеств, структуры С. (напр., в лат. яз. ударение падает на предпоследний слог, если он содержит долгий гласный илн оканчивается на согласный, и на 2-й слог от конца в прочих случаях); е) наличие слоговой просодии — тональной или тембровой (напр., слоговой сингармонизм- по мягкости/твердости в праслав. яз.); ж) тенденция к корреляции слогоразделов и грамматич. границ (ее крайнее проявление — совпадение морфемы и слога, или моносиллабизм), такие морфолого-фонологич. единицы называют енллабемам и.
Большинство языков обнаруживает фонологич. признаки слоговости; в таких языках звуковые цепи образованы соположением слоговых «квантов», имеющих четко выраженную внутр, структуру, слогоделение здесь однозначно. К числу языков, в к-рых фонологич. признаки слога отсутствуют, относится современный русский. Рус. звуковые цепи основаны на чередовании вокалич. «вершин» и консонантных «склонов», слогоразделы в интервокальных комплексах согласных неопределенны ввиду невыра-женности дистрибутивных схем С. (о-стрый/ос-трый/ост-рый). Существует также точка зрения, согласно к-рой слогоразделы в рус. яз. всегда проходят после гласных (Л. В. Бондарко).
При описании компонентной структуры С. консонантное начало (и и и ц и а л ь) обычно противопоставляется последующей части (рифм е), к-рая далее расчле
няется на ядро (вершину) и консонантный конец (финаль). Ядро С. может быть выражено гласным или сонантом (иапр., чеш. vr-ba). С., имеющий начальный согласный, называется п р и-крытым, а не имеющий его — неприкрытым. С., имеющий конечный согласный, называется закрытым, а не имеющий его — открытым. По количеств, характеристике различают С. сильные, или «тяжелые» (рифма состоит из долгого гласного или краткого гласного + согласный), и с л а-б ы е, или «легкие» (рифма состоит из краткого гласного).
• Лекомцева М. И., Типология структур слога в слав, языках. М., 1968; Бондарко Л. В., Звуковой строй совр. рус. языка, М., 1977; Зиндер Л. Р., Общая фонетика, 2 изд., М., 1979; Кодэа-сов С. В., Муравьева И. А., Слог и ритмика слова в алюторском языке, в кн.: Публикации Отделения структурной и прикладной лингвистики МГУ. Филол. факультет, в. 9. М., 1980; К а с е в и ч В. Б., Фонологич. проблемы общего и вост, яззна-ния, М., 1983.	С. В. Кодзасов.
СЛОГОВЬ'1Е ЯЗЫКЙ — языки, в фонологической системе к-рых основной единицей является слог (большинство языков Китая и Юго-Вост. Азии). С. я. имеют простую структуру слога, макс, состав звуков — «согласный (группа согласных) + полугласный + гласный + имплозивный согласный (полугласный)». Представления об особом характере фонология. системы С. я. основаны на соотношении данных фонетики и морфологии, фонетич. вариативности, ист. фонетики и др. Границы слогов и морфем в этих языках обычно совпадают, поэтому экспонент (означающее) морфемы фонологически не может быть «короче» слога; границы слогов не могут перемещаться. Морфемная граница внутри слога невозможна, и слог — миним. элемент, необходимый для образования морфемы. Это делает слог (силлабему) единицей, сопоставимой с фонемой с т. зр. конститутивных возможностей. Однако существует и морфологич. (не морфемная) граница внутри слога: на нее указывают морфоло-гизов. чередования, аффиксы с переменными компонентами, полуповторы и др., ср. бирм. pii ‘быть полным’ — р ТГна-полнять’ (морфологизов. чередование), Вьетнам, sach ‘книга’ — sach siec ‘книжонка’, bit ‘чашка’ — bat biec ’чашечка’ (аффикс с переменным начальным согласным). Это дает возможность выделить в слоге два осн. компонента: инициал ь (начальный согласный, реже консонантную группу) и финаль (всю остальную часть слога), к-рые с т. зр. выдели-мости при функциональной сегментации соотносимы с фонемами. Финаль может обнаруживать вариативность, свидетельствующую о ее цельности, ср. свободные варианты в бирм. яз. 1йд и luag (релевантна лабиальность финали как целого, реализация лабиальностн иррелевантна). Финаль обычно имеет постоянную длительность вне зависимости от фонетич. сложности. В составе сложной финали выделяют компоненты более низких уровней: медиаль, централь, терминаль; иапр., в кит. хиад—х инициаль, чад—финаль с мс-дналью и, централью а и терминалью д. Однако основания их выделения не вполне ясны (для медиали это — невхождение в рифму при стихосложении). Нек-рые ученые считают, что медиаль — самостоят. компонент слога, а не часть финали. Полного аналога фонеме в С. я., по-видимому, нет.
Предположения о возможности существования языков с миним. фонологич. единицей — слогом были высказаны в трудах Л. В. Щербы. Е. Д. Поливанов обосновывал взгляд на силлабему как оси. единицу фонологии кит. яз. А. А. Драгунов в сходном значении использовал термин «слогофоиема>. М. В. Гордииа высказала мысль, что в С. я. функционально выделимы начальный согласный слога, отчасти сопоставимый с традиционной фонемой, и остальная часть слога как целое.
• Щерба Л. В., О «диффузных звуках», в кн.: Академику Н. Я. Марру. М.—Л., 1935; Драгунов А. А., Драгу нова Е. Н., Структура слога в кит. нац. языке, «Сов. востоковедение», 1955, № 1; Гордина М. В., О разл. функциональных звуковых единицах языка, в кн.: Исследования по фонологии, М.. 1966; Касевич В. Б., О соотношении незнаковых и знаковых единиц в слоговых и неслоговых языках, в кн.: Проблемы семантики, М., 1974; его же, Фонологич. проблемы общего и вост, яз-зна-ния. М., 1983.	В. л Б. Касевич.
СЛОЖНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ — синтаксическая конструкция, образующаяся путем соединения нескольких (минимум двух) предложений на основе союзных связей сочинения и подчинения или нулевой союзной связи — бессоюзия. Традиционно термин «С, п.> ориентирует на формальную иеэлементариость синтаксич. единиц и применим только к грамматически и/или интонационно оформленному сочетанию предложений; предложение, функционирующее вие формальной связи с другими, какой бы семантич. сложностью оно ии обладало, в синтаксич. традиции определяется как простое. Фундаментальными признаками С. п. в классич. синтаксисе являются: цельнооформленность его интонационного контура, полипредикация (каждая составная часть—предложение), союз-ный/бессоюзный способ связи частей. В трансформационных и порождающих грамматиках (см. Генеративная лингвистика'), где простое и сложное предложения рассматриваются часто как «корреляты одной и той же структуры содержания», предпочтение нередко отдается признаку семантич. сложности, что влечет за собой пересмотр понятия «С. п.» в направлении как расширения, так и нек-рого ограничения его объема. За рамками трансформационного синтаксиса неоднозначность интерпретации предложения как простого или сложного может быть вызвана разл. пониманием полнпре-днкации; ср. предложения типа «Я простился н пошел домой», «Оиа то посидит, то походит», к-рые одни исследователи считают сложными, другие—простыми с однородными членами (или «слитиы-ми>). Иными словами, там, где предикативные признаки дополнительно связаны («слиты») друг с другом одинаковым отношением к одному и тому же носителю, полипредикативный характер снитаксич. конструкции, очевидно, может быть поставлен под сомнение (хотя и ие во всех случаях; см., напр., пушкинское «Шел дождь, и перестал, и вновь пошел», где признак однородности сказуемых полностью нейтрализован порядком слов, интонацией и особой возобновляющей функцией союза «и»). Повод для разногласий дают также конструкции, в к-рых предикация не выражена формами личного глагола, особенно многочисленные в рус. языке.
По способам связи частей все С. п. обычно подразделяются на союзные и бессоюзные. Союзные С. п., в свою очередь, членятся на сложносочиненные (организующая связь — сочинение) и сложнопод
чиненные (организующая связь — подчинение). Все оси. конструктивные свойства указанных разновидностей С. п. определяются конструктивными свойствами лежащих в их основе связей.
В	сложиосочииеииом
предложении компоненты линейно соположены и ие варьируют своих позиций относительно друг друга; функционально они равноправны: ни один ие является частью (членом) другого. Сложносочиненные предложения характеризуются разветвленной системой значений (отношений), в формировании к-рых, помимо сочинит, союзов, участвуют нек-рые стороны структуры соединившихся предложений и типизированные элементы их лексич. состава. Особенно большая нагрузка приходится на соотношение грамматич. и лексико-грамматич. категорий глаголов-сказуемых (время, наклонение, вид, способ действия) и лексич. определители глагольного признака (наречия, частицы, модальные слова и междометные включения разного рода), многие из к-рых легко сочетаются с сочинит, союзами, образуя с ними нестойкие союзные соединения; ср. в рус. яз. «и вот» («вот и»), «а потому», «и все же», «а то ведь», «ну и», «а значит», «но зато», «и тогда», «но только» и т. п. Наиболее обобщенные н типологически универсальные виды сочинит, отношений — соединительные, противительные и разделительные — перекрывают собой практически всю область значений, свойственных сложноподчиненному предложению; эти значения образуют как бы второй — имплицитный — план смысловой структуры сложносочиненного предложения. В силу данной особенности сочинения С. О. Карцев-ский ие противопоставлял его бессоюзию, а считал эти связи «симультанными». Выявление скрытых за сочинением подчинит. значений средствами гипотаксиса ведет к перекрещиванию свойств сложносочиненных и сложноподчиненных предложений, к их формальному совмещению, ср. в рус. яз. «хотя ... ио ...», «если... и...», «хоть бы... а то...» и др. комбинации.
В составе сложносочиненного предложения могут соединяться предложения любой структуры: в то же время нек-рые конструкции имеют здесь собственное, фразеологически связанное значение, ср. в рус. яз. «Служба службой. а...», «Поглупеть-то я не поглупел, но...».
В сложноподчиненном предложении компоненты неравноправны: одни является главным (главное предложение), другой зависимым (придаточное предложение). Зависимость придаточного предложения от главного выявляется только в функциональном плане из аналогии его синтаксич. позиции позиции члена предложения и из практич. возможности преобразования самого придаточного в член предложения, ср.: «Он обещал нам, что поможет/помочь/ свою помощь»; «Мы хотим, чтобы нас поняли / быть понятыми»; «Вижу, что он улыбается / его улыбающимся». Ср. также возможность совместной реализации члена предложения и придаточного: «Н а ш а м-панском и чтобы устроить праздник настаивал изо всех сил Коля» (Ф. М. Достоевский); «Я думал уж о форме плана И как героя назову» (А. С. Пушкин). Семаитико-синтаксич. связь, идущая от главного предложения и задающая позицию придаточного, может быть присловиой и не-присловной. Придаточное, реализующее присловную связь, имеет в главном пред
ложении опорный компонент в виде существительного («Я знаю человека, который тебе поможет»), глагола («Я знаю, что ои тебе поможет»), предикативного наречия («Хорошо, когда кругом друзья»), компаратива («Эта книга интереснее, чем та») и слов др. частей речи. В случае иеприсловной связи опорный компонент отсутствует и придаточное соотносится с главным предложением в целом («Когда буря утихнет, двинемся в путь»).
По характеру связи частей сложноподчиненные предложения классифицируются на предложения с союзным и относит. подчинением. Относит, подчинение обслуживается союзными словами, в роли к-рых выступают вопросит, местоимения всех частей речи, утрачивающие нли преобразующие свое вогиэосит. значение (ср. «Кто пришел?» и «Я знаю, кто пришел»; «Кто пришел, тот нам и поможет»), Подчинит, союзы и союзные слова органически входят в структуру придаточного предложения, сообщая ему свободу размещения относительно главного и накладывая известные ограничения на грамматич. оформление сказуемого, к к-рому они синтаксически тяготеют (ср., иапр., употребление Konjunktiv'a в нем., Subjonctiv’a во франц, яз., сослагат. наклонения в рус. яз.). Связь главного и придаточного предложений часто поддерживается указательно-выделнт. местоимениями и местоименными частицами типа «то», «тот», «такой», «тогда», «там», «потому», к-рые помещаются в главном предложении; такого рода соотносящие слова особенно часто сопровождают присловную связь.
В структуре сложноподчиненного предложения получают формальное выражение самые разнообразные виды смысловых отношений: определительные, изъяснительные, сравнительные, временные, причинно- и условно-следственные, уступительные, целевые и нек-рые др. Помимо союзов, в их выявлении и дифференциации обычно участвуют формы глаголов-сказуемых главного и придаточного предложений, а также определ. устойчивые элементы лексики (модальные ело ва, частицы, местоимения, наречия), причем не только в составе придаточного, но и в составе главного предложения. В рус. яз. многие из них развили союзные функции и в сочетании с собственно союзами образовали своего рода рамочные конструкции подчинения (ср. «едва... как...», «только что... как...», «лишь только... как..,») и специфич. союзные фразео-схемы (ср. «ие успел + инфинитив ... как ...», «не проходит + род. пад. сущ. ... чтобы...»).
В концепциях отд. ученых за рамками С. п. остается бессоюзное сочетание предложений, как явление «первичное», «дограмматическое» (А. М. Пешковский), где все основано не на «синтаксисе», а на факте «простой последовательности» (Карцевский). Аргументом в пользу такого понимания природы бессоюзных конструкций является неграмматический в большинстве случаев характер самой бессоюзной связи, универсальным средством выражения к-рой является интонация. Однако, сигнализируя о том, что неск. предложений вступило в некую связь, интонация не указывает ни характера этой связи, ни тех отношений, к-рые создаются на ее основе. Поэтому и объективное разграничение категорий сочинения и подчинения в ус-
СЛОЖНОЕ 471
ловиях бессоюзной связи невозможно: «Если уж говорить о сочинении и подчинении при бессоюзии, то во всяком случае о „иеграмматич. с о ч и и в -н и и“ и „н е г р а м м а т и ч. подчинен и и“> (Пешковский). Отношения, складывающиеся внутри бессоюзной конструкции, могут быть выявлены и дифференцированы с опорой на устойчивые элементы ее структуры, схемы построения предложений-частей, порядок их расположения, регулярные соотношения глаголов-сказуемых, разного рода лексич. показатели; одиако грамматич. значимости, равной значимости союза, ни одно из этих средств ие имеет.
В концепции С. п. Карцевского бессоюзие «исторически и психологически» предшествует подчинению, к-рое с ним «коррелятивно»; сложноподчиненное предложение характеризуется здесь как структура, в рамках к-рой получают выражение значения, в скрытом виде содержащиеся в бессоюзной конструкции. Большинство совр. синтаксистов рассматривает бессоюзные соединения предложений как разновидность С. п.
Изучение С. п. как в русском, так н в зарубежном яз-знании зарождалось в русле идей всеобщей грамматики с ее ориентацией на логич. категорию суждения, что определило преимуществ, интерес исследователей к области сложноподчиненных предложений, где эти идеи могли реализоваться. Первым опытом систематизации сложноподчиненных предложений с логико-грамматнч. позиций была классификация, основанная иа уподоблении придаточных предложений членам простого предложения (на рус. почве — Ф. И. Буслаев, разработавший теорию сокращения придаточных, Н. И. Греч, академии, яз-знание и школьные грамматики 19 в.). В дальнейшем как реакция на это направление в отечеств, науке определились в основном 2 подхода к изучению С. п.: со стороны «форм связи» н тех средств, к-рыми они создаются (Ф. Ф. Фортунатов, Д. Н. Овсянико-Куликовский, Пешковский, Д. Н. Ушаков, Н. Н. Дурново, М. Н. Петерсон, А. Б. Шапиро и др.), и со стороны струк-турио-семантич. соотношений частей С. п. (В. В. Виноградов, Н. С. Поспелов, Л. Ю. Максимов, В. А. Белошапкова и мн. др.). В последнее время значит, распространение получило также изучение С. п. методами генеративной грамматики с преимуществ, интересом к синтагматич. организации С. п. и его «глубинной» семантике (в области рус. и слав, яз-знания — Е. В. Падучева, О. Г. Ревзина, Л. И. Мурзин, М. Кубик, Г. Беличова-Кржижкова, Р. Ружичка, С. Кароляк и др.). Ведется типологич. изучение С. п. (Я. Бауэр, Беличова-Кржижкова, А. А. Зализняк, Падучева и др.).
* См. лит. при статьях Бессоюзие, Подчинение, Сочинение. И. Н. Кручинина. СЛОЖНОЕ СЛОВО — см. Словосложение.
СЛОЖНОПОДЧИНЁННОЕ ПРЕДЛО-ЖЁНИЕ — см. Сложное предложение. СЛОЖНОСОКРАЩЁННОЕ СЛбВО — см. Аббревиатура.
СЛОЖНОСОЧИНЁННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ— см. Сложное предложение. СЛУЖЕБНЫЕ СЛОВА — лексически несамостоятельные слова, служащие для выражения различных семантико-синтаксических отношений между словами, предложениями и частями предложений,
472 СЛОЖНОЕ
а также для выражения разных оттенков субъективной модальности.
С. с. противопоставлены знаменательным (самостоятельным) словам как лексич. и грамматич. единицы. Как лексемы они лишены номинативных значений, присущих зиамеиат. словам, т. е. ие называют предметов, признаков, свойств, действий, их лексич. значение абстрагировано от отношений, к-рые они выражают в предложении. С. с. ие обладают той семантич. общностью, на основе к-рой происходит объединение знаменат. слов в части речи; общность С. с.— функциональная, грамматическая, в этом отношении они приближаются к словоизменит. морфемам (суффиксам, флексиям) и находятся на грани словаря и грамматики. Как грамматич. единицы С. с. отличаютси от зиаме-нат. слов тем, что ие имеют морфологич. категорий и выполняют только служебные синтаксич. функции в синтаксич. конструкции.
На основе общности выполняемых функций С. с. разделяются на неск. разрядов, кол-во к-рых варьирует по языкам, а их семантич. содержание в значит, мере зависит от типа языка. Так, во ми. языках выделяются след. С. с.: релятивные слова (предлоги/послелоги), союзы, частицы и артикли. Но в аналитич. языках (см. Аналитизм') семантико-грамма-тич. функции С. с. богаче, чем в синтетич. языках (см. Синтетизм), т. к. С. с. принимают на себя функциональную нагрузку, к-рую в языках с развитой морфологией несут аффиксы; особенно многочислен обычно разряд т. иаз. частиц, становящихся главным средством выражения грамматич. значений. Напр., в тайском яз. формы прош. и буд. времени глагола выражаются С. с.; кау иай 'он идет’ — кау дай пай ‘он шел’ — кау т ь а пай 'он пойдет’. Степень развитости нек-рых разрядов С. с. может зависеть также от функционального типа языка, в частности от уровня его лит. формы, особенно в ее письм. разновидности (иапр., подчинит, союзы, как и сложноподчиненные предложения, наиболее распространены в письм. речи). Существуют, наконец, и более частные, избирательные отношения взаимозависимости (гармоничности, по Дж. X. Гринбергу) между наличием в языке определ. разряда С. с. и прочими его структурными характеристиками; такие отношения формируются в виде универсалий (см. Универсалии языковые) или фрек-венталий. Напр., в языках с преобладающим порядком слов VSO и с препозицией существительного в адъективных конструкциях представлены предлоги (кельт, языки, арабский, полинезийские и др. языки), а в языках, характеризующихся порядком слов SOV,— послелоги (баскский, бирманский, тюркские языки, многие австралийские и др.). Ср. также такие очевидные, диахронически объяснимые соответствия в агглютинирующих языках, как «препозитивная агглютинация <-» предлоги, постпозитивная агглютинация «-» послелоги» (это соответствие имеет характер фреквенталии).
При всем разнообразии С. с. можно выделить нек-рые общие для них фонетич., морфологич. н синтаксич. особенности. В фонетич. отношении они, как правило, безударны: в рус. яз. способностью нести фразовое ударение из всех С. с. обладают только частицы «да» и «нет». В тоновых языках, напр. в китайском, С. с. характеризуются отсутствием индивидуального тона, что особенно ярко проявляется в тех случаях, когда одно
и то же слово функционирует и в качестве служебного, и в качестве знаменательного, ср. Та цзай Бейцзин ‘Он находится в Пекине' (цзай4 ‘находиться в’ — знаме-иат. слово) и Та цзай БейЦзин чжу ‘Он живет в Пекине’ (цзай ‘в’ — С. с., лишенное тона).
Для исконных С. с. характерно тяготение к моносиллабизму. В языках о развитой морфологией С. с. обычно характеризуются элементарной морфологич. структурой (ср. простые союзы, первообразные предлоги, ми. частицы) и не членятся иа морфемы. С. с., как правило, ие составляют парадигмы. Огранич. парадигматич. свойства присущи, напр., нек-рым союзам в фин. яз.: такие союзы, слившиеся с личными формами вспомогат. глагола отрицания, изменяются по лицам, ср. etten ‘что я не’, ettet 'что ты не’ «etta ‘что’ + личная форма отрицат. глагола en, et и т. д.). В синтаксич. плане С. с. отличаются неспособностью быть членом предложения; они либо включаются в синтаксич. позицию, занимаемую знаменат. словом, либо, относясь семантически к целому предложению (словосочетанию), характеризуются своего рода «метасиитаксич. позицией» за рамками членов предложения.
Фактически С. с. относятся к сфере грамматич. средств языка, однако они обнаруживают разл. степень грамматикализации. Во ми. языках, наряду с «семантически пустыми», но функционально наполненными (ср. рус. «и», «а», франц, dans, chez, ‘в , ‘к’, польск. lecz ‘ио, однако’, латыш, un ‘и’, Вьетнам, та — С. с. союзного характера и т. п.), существуют С. с., сохраняющие отчетливую связь с исходными полиозиачными словами. Последние представляют собой, как правило, такие знаменат. слова, в лексич. значении к-рых заложена возможность развития соотв. грамматич. значения. Так, довольно распространено использование названий частей тела в качестве местных н направит, предлогов, ср. араб, ‘aqiba ‘вслед’ (‘aqibanu ‘вслед за ним’) <‘aqibun ‘пята’, иврит b'leb ‘внутри, посреди' <1ёЬ ‘сердце’. На основе имен, выражающих пространств, ориентацию, сформировалось большинство серийных послелогов в финно-угор. языках. Мн. союзы восходят к указат. и вопросит, местоимениям. Общераспространенным является образование союзов путем переосмысления частиц (ср. др.-греч. частица те со. значением колебания, запрещения, отклонения и союз me: dedoika тё оу genetai ‘боюсь, что не случится’). Степень обособленности С. с. от знаменательных, к к-рым они генетически восходят, различна. Наряду с полным их обособлением (омонимией) (ср. дунган, ги та гили ‘ему дали’, где первое «ги» — предлог, а второе «ги», генетически с ним связанное,— знаменат. глагол ‘дать’; рус. «благодаря», «ввиду») существуют варианты, когда связь С. с. со знаменательным отчетливо осознается говорящим, ср. употребление глагола to do в англ. яз. в таких конструкциях: he did it ‘он сделал это' (знаменательное) — he did not eat ‘он не ел’ (служебное).
Уступая знаменат. словам по численности н представляя собой, по существу, закрытый список, С. с. превосходят их частотностью употребления. Подсчитано, напр., что во фраиц. тексте из 20 000 слов 12 (артикли и предлоги) встречаются 8000 раз, т. е. составляют 40% всего текста. Численность С. с. по отд. разрядам в языках неодинакова; напр., союзы нс-
торически «молодых» лит. языков значительно уступают в этом отношении союзам лит. языков с давно сложившейся традицией.
Употребление термина «С. с.», или«слу-жебиые части речи», характерно прежде всего для рус. грамматич. традиции. Деление слов на знаменат. и служебные в разных терминологии, вариантах прослеживается в рус. грамматике начиная с 18 в. В дальнейшем различались «лексические и формальные слова» у А. А. Потебни, «полные и частичные слова» у Ф. Ф. Фортунатова, ср. ранее «полные и пустые слова» у X. Г. К. фон дер Га-беленца. Кол-во разрядов С. с. в значит, мере определяется взглядами автора и соотв. грамматич. традицией. В истории отечеств, яз-знания объем понятия «С. с.» колебался, к иим относили местоимения, числительные, предлоги, союзы, местоименные наречия, вспомогат. глаголы (Ф. И. Буслаев); только предлоги и союзы (А. М. Пешковский); глагольные связки типа «быть», «являться», предлоги, союзы, союзные слова (Л. В. Щерба). В определении С. с. рус. академия, грамматика следует В. В. Виноградову, к-рый относил к ним частицы, предлоги и союзы (именуя их «частицами речи»),
В зарубежной лингвистике обычно не принято противопоставление особых служебных частей речи частям речи знаменательным (соответственно отсутствуют и термины), ио иногда выделяется категория относит, слов (Verhaltnisworter), куда включают артикли, предлоги/пос-лелоги и союзы (в то время как частицы считаются подвидом наречий), либо объем понятия С. с. варьирует. Напр., во франц, лингвистич. традиции к С. с. (mots ас-cessoires) наряду с союзами и предлогами принято относить местоимения.
• Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М., 1958; Виноградов В. В., Рус. язык. (Грамматич. учение о слове). 2 изд., М., 1972; Рус. грамматика, т. 1, М., 1980; Майтинская К, Е., Служебные слова в фннно-угор. языках, М., 1982; см. также лит. при ст. Части речи.
Н. В. Васильева.
СОБИРАТЕЛЬНОСТИ КАТЕГОРИЯ — понятийная категория, выражающая трактовку нек-рого множества как целостной, нечленимой совокупности однородных предметов.
С. к. называют также (вслед за О. Есперсеном) единством высшего порядка; с логич. точки зрения С. к. совмещает в себе черты единичных и общих понятий. В языке это находит отражение в том, что С. к. смыкается, с одной стороны, с грамматич. категорией числа, а с другой — с лексич. категорией массы, не-дискретиой субстанции (типа «масло», «пух», «медь» и т. п.). В отличие от последней, С. к. лишь в сигнификативном аспекте — единство, в денотативном же аспекте она — множество (см. Сигнификат, Денотат); за собирательным именем всегда стоит иек-рый ряд дискретных предметов, к-рые по крайней мере потенциально доступны пересчету. Но, в отличие от категории числа, С. к. актуализирует не столько количеств., сколько качеств, сторону (однородность) совокупности предметов; оиа строится не иа семантич. оппозиции «один — больше, чем один (много)», а на оппозиции «одни предмет — класс, совокупность однородных предметов», ср. «зверь — звери/ зверье». Поэтому С. к. тесно связана с качеств, классификацией денотатов, чем предположительно и объясняется, напр., обилие суффиксов собирательности в истории уральских, тюркских, монгольских языков. Предполагается также, что в язы-
ках с именными классами (иапр., в банту) многочисл. плюральные классы выражают исконно (а иногда и в совр. состоянии) ие мн. ч., а собирательность, находящую грамматич. выражение в виде особых префиксов. Классифицирующий характер С. к. проступает и при ее лексич. выражении, ср. сигнификативные отношения между такими словами, как «стадо» (коров), «табун» (коней), «отара» (овец), «стая» (гусей), «косяк» (рыбы), к-рые, различаясь между собой типом группируемых денотатов, все вместе противополагаются как названия совокупностей животных названиям совокупностей людей типа «толпа», «группа», «отряд» и т. п. В формальном плане С. к. отличается от категории числа как словообразовательная от словоизменительной. Исторически же мн. ч. обычно восходит к С. к., к-рая, в свою очередь, семантически и формально связана (напр., в индоевропейских, семитских языках) с абстрактными именами. Языкам известны разл. способы выражения С. к.— аффиксация (рус. «студенчество», «листва», «воронье»), чередование огласовок основы (ср. в араб. яз. т. наз. ломаное мн. ч., обилие моделей к-рого указывает иа прежнее собират. зиачеиие). Чаще собират. имя является производным от единичного, но иногда деривация идет в обратном направлении, что наблюдается, напр., в названиях мелких предметов или существ, ср. «горох» — «горошина» или араб. namlun ‘муравьи’ — namlatun ‘муравей’ (с закономерным переводом сингулярного имени в др. род — женский — по принципу полярности; см. Число). * Мейе А.. Общеслав. язык, пер. с франц., М., 1951; Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М., 1958; Гранде Б. М., Введение в сравнит, изучение семнт. языков, М., 1972; Панфилов В. 3.. Филос. проблемы яз-знания. М., 1977; Kurytowicz J., The inflectional categories of Indo-European. Hdlb., 1964.	В. А. Виноградов.
СОБСТВЕННОЕ ЙМЯ (оним) (калька лат. nomen proprium; оним — от греч. бпота, бпута — имя, название) — слово, словосочетание или предложение, к-рое служит для выделения именуемого им объекта из ряда подобных, индивидуализируя и идентифицируя данный объект. К С. и. относятся: антропонимы (С. и. людей), топонимы (С. и. география, объектов), теоннмы (С. и. божеств), зоони-мы [С. и. (или клички) животных], аст-ронимы (С. и. небесных тел), космоиимы (С. и. зон космич. пространства и созвездий), фитоиимы (С. и. растений), хроно-иимы (С. и. отрезков времени, связанных с ист. событиями), идеонимы (С. и. объектов духовной культуры), хрематоии-мы (С. и. объектов материальной культуры) и др. Один и тот же оиим может быть топонимом, антропонимом, зоонимом н др.; иапр., Раздан — река, имя личное, кличка животного; «Раздай» — кафе, пароход, рассказ. Это С. и.-омонимы.
Все С. и. в языке данного народа, называющие любые реальные, гипотетич. и фантастич. объекты, есть ономастич. пространство, представляющее собой непрерывный ряд сменяющихся типов. Эти типы образуют ономастич. поля. Имена смежных ономастич. полей тесно взаимосвязаны.
Подкласс С. и. в классе имен был выделен в европ. культуре стоиками (3 в. до н. э.). Четкое выделение и разграничение С. и. достигнуто ономастикой в 60— 70-х гт. 20 в. Ономастика противопоставляет ономастич. лексику апеллятивиой, т. е. всему остальному лексич. составу языка, и соответственно оиим — апелля-
тиву (любому слову лексич. состава языка). В грамматиках С. и. противополагаются нарицательным именам, но только в классе существительных. Понятие нари-цат. имен поэтому не совпадает с понятием апеллятивиой лексики.
В отличие от др. слов С. и. ие связано непосредственно с понятием; оио вторично по отношению к апеллятиву; оси. значение С. и. заключено в его связи с денотатом; С. и. являются значит, межъязыковым слоем лексики, как правило ие требующим перевода, что ведет к появлению иноязычных С. и. в любом языке. В состав С. и. могут входить любые части речи, артикли, предлоги. С. и. может полностью или частично совпадать по форме с апеллятивом, напр. «бей» — фамилия Бей, «черная» — р. Черная, «покаяние» — фильм «Покаяние», «суглинок» — д. Суглинки, «ведь» — фамилия Ведь. Оно может совпадать с чистой основой, словом, словосочетанием, предложением, т. к. любая из этих форм субстантивируется благодаря осн. функции С. и.— называть индивидуальный объект (или индивидуализировать группу родственных объектов).
У С. и. и у апеллятивов в частотности употребления грамматич. и словообразоват. средств языка существуют значит, расхождения: то, что частотно в С. и., может быть редким или совсем отсутствовать в апеллятивах в данной языковой среде, и наоборот. Это позволяет выявлять определ. словообразоват. модели в С. и. данного языка, отличные от словообразоват. моделей апеллятивов по флексиям и грамматич. роду, а также особое словоизмеиеиие. В целом можно говорить об ономастич. системах и подсистемах и об особых ономастич. закономерностях. Элементы лексики избирательно вовлекаются в С. и., получают особые условия функционирования и часто, особенно у антропонимов и теони-мов, благодаря длительности существования «консервируются», что способствует сохранению уникальных языковых единиц.
С. и. имеют 3 осн. источника; переход апеллятива в С. и. (онимизация); заимствование иноязычных С. и.; переход С. и. из одного разряда в другой (траис-онимизация). Оии могут быть созданы и искусственно, такие имена-окказионализмы далеки от сферы образования несобственных имен, напр. личные имена Фрит, Эпик, Виоланта и т. п. Возникновение С. и. диктуется обществ, необходимостью различения однотипных объектов. Характер С. и. определяется мн. факторами: география, средой (влияет иа топонимы, астронимы н др.), культурой народа и религией (влияет на антропонимы и теонимы); историей народа (влияет иа все категории онимов); социальной средой и ее изменениями (мода на имена, изменение их состава, появление новых имен и моделей). У каждого народа в каждую эпоху имеется свой ономастикой, включающий имена разных сфер ономастич. пространства.
С. и.— составная часть языковой коммуникативной системы. Оио может быть подвержено апеллятивации, напр. с. Палех -^изделие палех; терминологизации, напр. Геири—>генри (единица индуктивности); фразеологизации, напр. г- Вавилон—»Вавилонское	столпотворение.
В ономастич. системе часто наблюдается иррадиация (напр., р. Дои, его приток Сев. Донец, г. Донецк, Донецкий кряж,
СОБСТВЕННОЕ 473
Донбасс, Подонье, Войско Донское, Дмитрий Донской, роман <Тихий Дои» н др.); стилистич. переоценка; займете. С. и. подвергается адаптации.
ф Курилович Е.. Положение имени собственного в языке, в его кн.: Очерки по лингвистике, М., 1962; Топоров В. Н.» Из области теоретич. топономастики, ВЯ, 1962, Nj 6; С у п е р а н с к а я А. В., Общая теория имени собственного, М.» 1973; Теория и методика ономастич. исследований. М.. 1986; Gardiner A., The theory of proper names, 2 ed., L.—N. Y., 1954.
H. В. Подольская. советское языкознание. По мы. вопросам изучения языка С. я. продолжает традиции отечеств, яз-зиания (см. Языкознание в России). После Окт. революции 1917 яз-зиание превратилось в многоотраслевую дисциплину, располагающую богатейшей эмпирической базой. При наличии разных школ и направлений С. я. опирается на единую методологию (см. Методология в языкознании). Для лингвистической теории в СССР характерно понимание языка как средства общения людей и как практического действительного сознания, признание социальной природы языка, неизменный учет передаваемого им внеязыкового содержания (откуда следует верность яз-знания теме: язык и мышление), историзм в подходе к языку как объекту исследования. Особенностью развития яз-знания в СССР является разработка теории языка в тесной связи с практикой языкового строительства. Задачи культурного строительства — создание алфавитов для 50 ранее бесписьменных языков, реформы старых алфавитов, в первую очередь русского, а также ряда тюрк, и др. языков (переход с араб, алфавита сначала на латинский, а затем на русский), разработка принципов орфографии и пунктуации, создание терминологии, словарей, грамматик, учебных пособий как для мла-дописьм. языков, так и для языков со старой письм. традицией — все это стимулировало также создание трудов по теории формирования и развития лит. языков, принципам установления лит. норм, лексикографии, теории (В. В. Виноградов, Б. А. Ларин, Д. Н. Ушаков, Ф. П. Филин, В. И. Чернышев, Л. В. Щерба и др.), а также развитие фонологич. теорий прежде всего в трудах Щербы и Н. Ф. Яковлева, в работах Р. И. Аванесова, С. И. Бернштейна, Л. Р. Зпидера, А. А. Реформатского и др. Изучение языков народов СССР, принадлежащих к разным языковым группам (уральские, тюркские, тунгусо-маньчжурские, кавказские, чукотско-камчатские, эскимосско-алеутские и др. языки), обогатило сопоставительно-типологич. и ареальные методы исследования. Были созданы труды обобщающего характера («Языки народов СССР», т. 1—5, 1966— 1968), сравнит.-ист. работы по славянским, тюркским, германским, иранским и др. языкам, развернулось изучение процессов функционирования языков, и в частности роли рус. языка как средства межнац. общения. Возможность осуществления крупных коллективных работ по общему языкознанию и по отд. частным филологиям была обеспечена ие только общностью взглядов на структуру языка и его роль в обществе, но и условиями планирования науч, исследований в СССР, предусматривающими развернутые целевые программы с их последовательным материальным обеспечением. Удовлетворение социаль-
474 СОВЕТСКОЕ
но-культурных запросов советского общества требовало внедрения результатов науч, исследований в высшей и средней школе и в соседствующих с лингвистикой отраслях знания. Издаиы двуязычные и толковые словари языков народов СССР.
Проблемам становления иразвития нац. лит. языков в сов. лингвистич. науке уделяется большое внимание.В этой области созданы фундаментальные теоретич. исследования. Сов. ученые (И.К. Белодед, Л. А. Бу-лаховский Виноградов, М. М. Гух-ман, В. М. Жирмунский, Н. И. Конрад, Филии, Л. П. Якубииский, В. Н. Ярцева и др.) исследуют лит. языки (иа материале языков народов СССР и др. языков мира) в связи с конкретно-ист. условиями их функционирования. Становление иац. языков рассматривается в связи с процессами образования наций; решаются проблемы соотношения языка народности и языка нации, связи общеиар. языка с его территориальными диалектами, распределения диалектов в близкородств. языках. Разрабатывается вопрос о выборе диал. базы на ранних этапах формирования лнт. языка, т. к. для ми. народов СССР задача создания лит. языка приобрела актуальное значение: только после Окт. революции у ряда народов СССР сложились условия для функционирования их языков в качестве литературных. Общая теория лит. языков стала прочным науч, фундаментом языкового строительства в СССР. В практике языковой политики развивающихся стран широко используются эти теоретич. достижения сов. лингвистики. Были опубликованы также работы по истории ряда лит. языков Зап. Европы (напр., германских — Ярцева, Гухмаи, С. А. Миронов, и романских — Г. В. Степанов, Е. А. Рефе-ровская) на основе выработанной в сов. яз-зиании теории развития литературного языка.
В С. я. разрабатываются разл. аспекты теории и методики. В 30—40-х гг. для многостороннего развития яз-зиаиия, особенно в области исследований по типологии и лингвистич. универсалиям, сыграли роль труды И. И. Мещанинова. Несмотря на ошибки на пути поисков марксистских методов исследования (см. «Новое учение о языке»), работы Н. Я. Марра и Мещанинова дали разработке проблем связи языка и общества импульс для широких ист. обобщений. В последующие годы исследуются проблемы языкового знака, роли и места языка в процессе познания человеком действительности в свете ленинской теории отражения и др. филос. проблемы яз-зиаиия (Э. Б. Агаяи, Р. А. Будагов, С. Д. Кацнельсон, В. И. Кодухов, Г. В. Колшаи-ский, В. 3. Панфилов, Б. А. Серебренников, В. М. Солнцев, Н. А. Слюсарева и др.). При этом важнейшим отправным пунктом является слово (в неразрывном единстве его формальной и содержательной сторон) — единица языка, дающая свои специфич. проекции на всех уровнях его структуры. Подчеркивается системный характер языка и иерархии, взаимоотношения его уровней, недостаточность его чисто семиотического рассмотрения.
Расширяются типология. исследования языков прежде всего в работах Мещанинова, а также в работах Гухмаи, Кацнельсона, Г. А. Климова, Панфилова, Солнцева, Б. А. Успенского, Ярцевой и др. Определяются осн. понятия типологии, ее отношение к
др. лингвистич. дисциплинам. Наряду с имеющими давнюю традицию исследованиями по морфологич. классификации языков ведутся исследования в области синтаксич. и семаитич. типологии. В рамках строящейся с опорой иа содержание типологич. схемы, ориентированной на разл. способы передачи в языках субъектно-объектных отношений, выявлены номинативный, эргативный, активный строй. Исследуется диахронич. типология.
С 50-х гг. началось интенсивное развитие сравнит, - ист. языкознания. На базе изучения сложных зависимостей, существующих между языком и обществом, оформилось представление о иепрямолииейности процесса развития языковых семей. Сравнит.-ист. исследованию подверглось множество языков. Кроме индоевропейского и отчасти уральского яз-зиаиия, уже имевших богатые традиции, наиболее развитые отрасли компаративистики в СССР — тюрк., моиг., картвельское, афразийское яз-зна-иие (П. А. Аристэ, А. И. Белецкий, Бу-лаховский, Т. В. Гамкрелидзе, А. С. Гарибян, А. В. Десницкая, Г. Б. Джау-кян, И. М. Дьяконов, Вяч. В. Иванов, П. С. Кузнецов, В. П. Мажюлис, Э. А. Макаев, Г. И. Мачавариани, М. Н. Петерсон, А. Н. Савченко, Серебренников, И. М. Тройский, Я. М. Эн-дзелии и др.). Продолжается обсуждение алт. и ностратич. гипотез, предполагающих родство между рядом языковых семей Ст. Света (В. М. Иллич-Свитыч). Начаты работы по изучению генетич. связей языков Китая и Юго-Вост. Азии. Особое направление составляют этимология. исследования (В. И. Абаев, Э. В. Севортян, О. Н. Трубачев, А. С. Мельничук). Решаются задачи дальнейшего совершенствования методики виеш. и внутр, реконструкции. Разработка разл. алгоритмов дешифровки позволила сов. лингвистам внести вклад в раскрытие таких древних письменностей, как таигутская (Н. А. Невский), майя, протоиндийская, кавказско-албанская н нек-рые др. Новые перспективы открывают работы, в к-рых типологич. методы привлекаются для верификации сравнит.-ист. данных, охватывающих как языковую, так и культурную историю народов (Гамкрелидзе, Вяч. В. Иванов, «Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологиче-ский анализ праязыка и протокультуры», ки. 1 — 2, 1984; Ленинская пр., 1988).
На основе интенсивной лиигвогеогра-фич. работы растет интерес к ареальной лингвистике (Н. 3. Гаджиева, Десиицкая, В. П. Нерозиак и др.). Широко практикуется картографирование языковых явлений (Аванесов, М. А. Бородина, И. М. Дзендзелевский и др.) и составление лингвистич. атласов. Разрабатываются понятия языкового союза, субстрата, суперстрата и адстрата. Ведутся активные топонимия, исследования (Э. М. Мурзаев, В. А. Никонов, А. В. Супераиская и др.).
Неизменно расширяется круг языков, являющихся объектом исследования: языки Др. Шумера и Др. Египта, Урарту, Хеттского царства, древние и совр. индоевроп. языки, языки Бл. Востока и (позднее) Тропич. Африки, тюркские, монгольские, фииио-угорские, палеоазиатские, тунгусские, кавказские языки, языки Юго-Вост. Азии и др.— труды Дьяконова по древним языкам Передней Азии, Марра по кавк. языкам, Мещанинова по урартскому яз., В. В. Струве по др.-егип. яз., исследования И. Ю. Крачковского и Г. В. Церетели по арабскому,
Н. В. Юшманова по семит, языкам, Е. Э. Бертельса, В. Ф. Миллера, И. И. Зарубина, М. Н. Боголюбова по иран. языкам, Б. Я. Владимирцова, Г. Д. Саижеева по моиг. языкам, А. П. Баранникова, Ф. И. Щербатского, Г. А. Зографа по индийским, Конрада по япон. и кит. языкам, работы А. А. Драгунова, Н. Н. Короткова, И. М. Ошанина, Солнцева, С. Е. Яхонтова по кит. яз., А. А. Холодовича по япои. и кор. языкам, И. Ф. Вардуля, Е. М. Колпак-чи, А. А. Пашковского, Н. И. Фельдман по япои. яз., Д. А. Ольдерогге по языкам Африки. Ин-том востоковедения АН СССР создается многотомный труд «Языки Азии и Африки» (т. 1—3, 1976—79).
В €0—80-х гг. интенсивное развитие получило сопоставительное (контрастивное) изучение языков, имеющее непосредств. выход в практику преподавания неродного языка. Для многонационального состава населения СССР работы по сопоставлению нац. языков республик с рус. яз., а также с западио-европ. языками, изучаемыми в вузах, служат повышению языковой культуры как составной части культуры народа (работы В. Д. Аракииа, В. Г. Гака, Ярцевой и др.).
Общее направление отечеств, яз-знания обусловило значит, развитие лексикологии. Исследуются осн. принципы номинации, а также варьирующие по разнотипным языкам принципы организации лексики (О. С. Ахманова, Гак, А. И. Смирницкий, Ю. С. Степанов, А. А. Уфимцева, Д. Н. Шмелев и др.). Интенсивно изучается с л о в о о б р а-з о в а н и е (Г. О. Винокур, Е. А. Земская, Е. С. Кубрякова, В. В. Лопатин, Севортян, И. С. Улуханов и др.). В самостоят. область исследования превратилась фразеология (Виноградов и др. ученые, работающие на материале разных языков). Создана серия фразеологии. словарей («Фразеологический словарь русского языка», 1967; «Французско-русский фразеологический словарь», 1963; «Англо-русский фразеологический словарь», кн. 1—2, 1967, 4 изд., 1984; «Немецко-русский фразеологический словарь», 1975, и др.). В области теории словообразования и фразеологии сов. лингвистика занимает ведущее место.
Грамматич. теория строится под знаком системной трактовки синтаксич. и морфологич. явлений с учетом функционально-семаитич. значимости грамматич. категорий. Новым перспективным направлением является создание функциональных грамматик по разл. языкам, в первую очередь русскому (А. В. Бондарко, Кацнельсон, Кузнецов, Ю. С. Маслов, Слюсарева, А. Е. Супрун, А. А. Юлдашев, Ярцева и др.). В центре внимания синтаксич. работ находятся проблемы предложения и словосочетания (В. Г. Адмонн, Н. Д. Арутюнова, В. И. Борковский, Виноградов, Н. Ю. Шведова, Ярцева и др.). Анализируются принципы актуального членения предложения. В сферу рассмотрения вовлечены и сверхфразовые единства (Н. С. Поспелов). Разрабатываются теории лингвистики текста (работы И. Р. Гальперина, Колшаиского, О. И. Москальской и др.). В области морфологии исследуются морфологич. структура слова, сущность грамматич. категорий, строение словоизменит. парадигмы, части речи как лексико-грамматич. разряды слов и их взаимоотношение с членами предложения; исследования ведутся в связи с типологич. особенностями языков.
Фонетика и фонология рассматриваются как два аспекта науки
о звуковом строе языка. Видную роль в отказе от психологизма и разработке принципа системности в фонологии сыграло С. я. Наряду с признанием различит, функции фонемы осознана и ее отожде-ствительиая способность и системообразующая функция. Прогрессу фонологии существенно способствовала тенденция синтеза московской (Аванесов, Кузнецов, Реформатский, В. Н. Сидоров, М. В. Панов) и ленинградской (Щерба, Зиидер, М. И. Матусевич, Л. В. Бондарко и др.), а также классич. пражской фонологической (В. К. Журавлев, А. Гир-дяиис и др.) школ.
В сов. славистике центр, место занимает систематич. описание и нормализация вост.-слав. языков. «Толковый словарь русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова (т. 1—4, 1935—40) — первый результат этого направления. Развивается рус., укр. и белорус, лексикография: двуязычные и толковые укр. н белорус, словари («Словарь украинского языка» в И тт., 1970 — 80; Гос. пр. СССР, 1983; «Толковый словарь белорусского языка» в 5 тт., 1977—84), серия разнообразных словарей рус. языка, «Словарь современного русского литературного языка» в 17 тт. (1950 — 65; Ленинская пр., 1970). В Ин-те рус. языка АН СССР создается словарь языка В. И. Ленина. Детально разработана укр. и белорус, научно-полит. терминология. Созданы своды рус., укр. и белорус, орфографии, «Грамматика русского языка» (т. 1—2, 1952—54), «Грамматика современного русского литературного языка» (1970), «Русская грамматика» (т. 1—2,	1980;
Гос. пр. СССР, 1982), грамматики украинского (т. 1—5, 1969—73), белорусского (т. 1—2, 1962—1966) языков [до выхода академия, грамматик укр. и белорус, языков их функцию выполняли подготовленные иац. ин-тами яз-знания вузовские пособия по совр. украинскому (т. 1—2, 1951) и белорусскому (т. 1—2,1961) языкам]. Важную роль в развитии теории грамматики сыграл труд Виноградова «Русский язык. Грамматическое учение о слове» (1947; Гос. пр. СССР, 1951). Эти работы послужили моделью-эталоном для создания аналогичных трудов по др. иац. языкам народов СССР. Ии-т рус. языка АН СССР и изд-во «Сов. энциклопедия» выпустили в свет энциклопедию «Русский язык» (1979).
На материале рус. и слав, языков зародились и оформились в самостоят. иауч. дисциплину фонология, морфонология и диахрония, фонология, значение к-рых в зарубежном яз-знании осознано лишь в послевоен. время. Детально описаны фонология. системы лит. языка и говоров русского (Аванесов, Панов), украинского (Ф. Т. Жилко, П. П. Коструба, М. Ф. Наконечный) и белорусского (Н. В. Бирилло, А. И. Поддужный) языков. Исследуется морфология русского (прежде всего в трудах Виноградова, Винокура, С. П. Обнорского, Поспелова, а также А. В. Бондарко, А. А. Зализняка, Н. М. Шанского), украинского (Булахов-ский, М. А. Жовтобрюх, И. И. Ковалик, Б. Н. Кулик, И. К. Кучеренко, И. Г. Мат-вияс, В. М. Русаиовский, Е. К. Тимченко) и белорусского (М. Г. Булахов, М. А. Жидович, Ю. Ф. Мацкевич) языков. Активно изучается синтаксис вост.-слав. языков (В. А. Белошапкова, Борковский, Е. Ф. Кротевич, А. М. Пешковский, Шведова и др.).
Фронтально исследованы вост.-слав. нар. говоры, созданы и создаются разнообразные атласы («Атлас русских народ
ных говоров центральных областей к востоку от Москвы», [ч. 1—2], 1957; «Ды-ялекталапчны атлас беларускай мовы», [ч. 1—2], 1963), завершается работа над укр. атласом (Жилко), опубликованы закарпатский атлас (Дзеидзелевский, 1958) и др. региональные атласы. По инициативе Аванесова, П. А.Бузука, С. Б. Бернштейна создается Общеслав. атлас как междунар. науч, исследование (с 1958).
Изучается лексика нар. говоров (Ларин, Н. И. Толстой н др.), составлены и составляются словари вост.-слав. языков, в т. ч. сводный словарь рус. нар. говоров.
В недрах славистики зародилась и оформилась в особую лингвистич. дисциплину история лит. языков (Булаховский, Виноградов, А. И. Ефимов, А. И. Журавский, П. П. Плющ, М. М. Шакун и др.), появляются обобщающие труды (Толстой, «История и структура славянских литературных языков», 1988). Описан язык крупнейших писателей (А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, Т. Г. Шевченко, И. Фраико и др.), созданы словари языка писателей (Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Шевченко, М. Е. Салтыкова-Щедрина и др.).
По памятникам письменности детально прослеживается история рус., укр. и белорус. языков (С. Ф. Бевзенко, Борковский, Бузук, Булахов, Булаховский, Н. Н. Дурново, Жовтобрюх, Вал. В. Иванов, Е. Ф. Карский, В. В. Колесов, С. И. Котков, Кузнецов, А. А. Ляпунов, С. Ф. Самойленко, Тимченко, Г. А. Ха-бургаев, Филин, П. Я. Черных и др.); издана академия, нет. грамматика рус. языка (Борковский, Кузнецов, 1963). Издаются многотомные обобщающие труды по истории рус., укр. и белорус, языков (с 1979). Создаются ист. словари рус., укр. и белорус, языков.
Развиваются лучшие традиции отечеств, яз-знания в исследованиях по сравнит, грамматике слав, языков (С. Б. Бернштейн, «Очерк сравнительной грамматики славянских языков», т. 1—2, 1961—74; коллективный труд — «Введение в сравнительно-историческое изучение славянских языков», 1966; на укр. яз.); ведутся исследования по праслав. языку (Бузук, В. К. Журавлев, Г. А. Ильинский, Кузнецов, А. М. Селищев, В. Н. Топоров), слав. акцентологии (Булаховский, В. А. Дыбо, Зализняк, Колесов) и слав, глоттогеиезу (Филин, В. В. Мартынов, Трубачев). Создаются этимология, словари — слав, языков (Трубачев), русского (Шанский), украинского (Мельничук), белорусского (Мартынов, Р. В. Кравчук), издается ежегодник «Этимология» (с 1963). Изучаются балто-слав. языковые отношения (Журавлев, Вяч. В. Иванов, Иллич-Свитыч, Ларин, Мажюлис, Топоров, Эидзелин и др.).
Возобновился интерес к кирилло-ме-фодиевской проблематике (Е. М. Верещагин), а также к проблеме роли старослав. яз. в ист. развитии вост.-слав. языков (Толстой). Детально исследуется грамматика (В. В. Бородич, Е. В. Чешко, Толстой) и лексика (А. С. Львов, Р. М. Цейтлин) старослав. языка. Совместно с лингвистами Чехословакии создается словарь старослав. языка (с 1958).
Значительно активизировалась работа по изданию древних памятников слав, письменности (В. В. Аниченко, Борковский, Л. П. Жуковская, В. М. Истрин, Котков, Ларин, В. В. Немчук, В. М. Русаиовский, М. Н. Тихомиров). Исследу-
COBETCKGE 475
ются языки юж. и зап. славян (С. Б. Бернштейн, Маслов, Селищев, Л. Н. Смирнов и др.), совместно с диалектологами Болгарии создай диал. атлас болг. языка как продолжение фронтального обследования болг. иар. говоров в СССР и пробного атласа, созданы грамматики совр. болг., чеш., сербскохорв., нижнелужицкого языков, создана серия слав, двуязычных словарей (в т. ч. польско-укр., польско-белорус. и др.).
Сов. яз-знание разрабатывает науч, принципы преподавания рус. языка в школе, в частности в школе для взрослых (Пешковский), обучения рус. языку нерус. учащихся (С. И. Бернштейн, Н. К. Дмитриев, Е. Д. Поливанов, Щерба и др.). В связи с этим была выдвинута идея сопоставит, грамматики неродств. языков (Поливанов), важность к-рой осознана в зарубежной лингвистике лишь в 70-е гг. Создана серия сопоставит, гоам-матик, учебных словарей, спец, учебных пособий, теоретич. исследований (Верещагин, П. Н. Денисов, В. Г. Костомаров и др.). Организованы спец, журналы («Русский язык в национальной школе», с 1957, а также журналы этого профиля в 13 республиках, «Русский язык за рубежом», с 1967) и спец. науч, учреждения (Ин-т рус. языка им. А. С. Пушкина, НИИ преподавания рус. языка в нац. школе и др.).
Активизировалось исследование истории рус. и сов. яз-зиаиия (Ф. М. Березин, Виноградов, Леонтьев), М. Г. Булаховым создан биобиблиография, словарь «Восточнославянские языковеды» (т. 1—3, 1976—78).
Широкий размах получили исследования по тюрк, языкам (П. А. Азимов, Н. А. Баскаков, И. А. Батманов, Гаджиева, В. А. Гордлевский, Дмитриев, А. Т. Кайдаров, С. К. Кенес-баев, А. Н. Кононов, С. Е. Малов, Поливанов, В. В. Решетов, А. Н. Самойлович, Севортян, Э. Р. Теиишев, Е. И. Убрятова, М. Ш. Ширалнев, А. М. Щербак, К. К. Юдахин н др.). Впервые вышли в свет иауч. грамматики кумык., ио-гайского, каракалп., узб., казах., гагаузского н ряда др. языков, многочисл, и разнотипные словари; почти полностью описаны тюрк, диалекты. Это позволило перейти к подготовке и изданию обобщающих трудов, включая сравнит, грамматику, этимология, словари, др.-тюрк. словарь, атлас тюрк, диалектов.
Исследованы совр. иран. языки и диалекты, ранее мало исследованные или совсем неописанные, н в связи с открытием новых материалов в Ср. Азии — древие- и среднеиран. языки (Абаев, М. Н. Боголюбов, А. Л. Грюнберг, И. И. Зарубин, Т. Н. Пахалина, В. С. Расторгуева, В. С. Соколова, А. А. Фрейман, Д. И. Эдельман н др.). Созданы крупные обобщающие труды по нран. яз-знанию, в т. ч. сравнительно-историческому,— капитальный труд Абаева «Историко-этимологический словарь осетинского языка» (т. 1—4, 1958 — 89; Гос. пр. СССР, 1981).
После Окт. революции были изучены и описаны многочисл. языки и диалекты Дагестана (Е. А. Бокарев, Т. Е. Гудава, Ю. Д. Дешериев, А. С. Чикобава и др.), картвельские языки, а также абхаз-ско-адыг. языки (К. Д. Доидуа, М. А. Кумахов, К. В. Ломтатидзе, Г. В. Рогава, В. Т. Топуриа, А. Г. Ша-нидзе, Яковлев и др.). Плодотворно раз-
476 СОВЕТСКОЕ
вивается сравнит.-ист. изучение картвельских языков (Гамкрелидзе, Мачава-риаии), создан первый этимологии, словарь картвельских языков. Появились обобщающие исследования по общекавказской проблематике.
Начало сов. финно-угроведе н и ю положил Д. В. Бубрнх. Оно получило развитие в трудах Аристэ, В. И. Лыткниа, К. Е. Майтииской, Серебренникова и др. В этой области созданы крупные обобщающие исследования. С 20-х гг. развернулось систематич. изучение языков народов Севера (В. А. Аврорин, В. Г. Богораз, А. П. Дульзои, IO. А. Крейиович, Г. А. Меновщиков, Панфилов, П. Я. Скорик, О. П. Суиик, В. И. Цинциус и др.).
Расширяются лингвистич. исследования в области романских и германских языков. Интенсивно изучается история герм, языков. Создана сравнит, грамматика этих языков, использовавшая новые языковые материалы. Большое внимание было уделено исследованию вопросов лексикологии, фразеологии, стилистики отд. герм, языков. Герм, языки стали объектом сравиит.-типологич. штудий. Изучаются разные стороны структуры аигл., нем., нидерландского, скандинавских н др. языков.
Появились крупные оригинальные труды по истории романских и германских языков, получившие широкое признание в науке. По романистике — Будагова, М. В. Сергиевского, Г. В. Степанова, В. Ф. Шишмарева; по германистике — И. Р. Гальперина, Гухмаи, Жирмунского, Б. М. Задорожного, Б. А. Ильиша, Кацнельсона, Макаева, О. И. Мос-кальской, Смирницкого, М. И. Стеблииа-Камеиского, Ярцевой и др. Были изданы обобщающие работы по романским и германским языкам: серия «Сравнительно-сопоставительная грамматика романских языков» (1972), содержащая сведения о малоизученном каталанском, ретороманском и др. языках, «Сравнительная грамматика германских языков» (т. 1—4, 1962 — 66), «Немецкая диалектология» Жирмунского (1956), «Историко-типологическая морфология германских языков» (т. 1—3, 1977—78).
Социолингвистика как наука о закономерностях функционирования языка в обществе зародилась в недрах сов. яз-знания (Виноградов, Жирмунский, Р. О. Шор, Ларин, Яку-бинский); она решает задачи создания и развития теории языковой нормы и лит. языка, разработки письменностей для бесписьм. языков, проблем культуры речи, многоязычия, поэтич. речи и др. (работы Аврорина, Будагова, Дешериева, Л. Б. Никольского, И. Ф. Протченко и др.), а также рассматривает роль разл. социальных факторов в языковой эволюции (Журавлев и др.). Поставлены и исследуются проблемы социолингвистич. характера на материале рус. языка и языков народов СССР: «Русский язык и советское общество», ки. 1—4, 1968; «Русский язык в современном мире», 1974; «Закономерности развития литературных языков народов СССР в советскую эпоху», т. 1—4, 1969—76. Интенсивно изучается языковая ситуация в многонациональной стране, выясняется состояние билингвизма в отд. регионах и сферах обществ, жизни, распределение функций и сфер обслуживания между отд. языками и языками межнационального и междунар. общения, взаимодействие и взаимоотношение языков разных народов. Готовится обобщающий пятитомный труд о совр. состоянии билинг
визма в СССР. Фронтально обследуется состояние обществ.-полит. и науч, терминологии в лит. языках народов СССР. Издаиы обобщающие труды: Проблемы двуязычия и многоязычия», 1972, «Взаимовлияние и взаимообогащеиие языков народов СССР», 1987, и др.
В особое направление выделилась п с и-хол и н г в истина, изучающая психофизиология. механизмы речи (А. А. Брудиый, И. Н. Горелов, А. А. Леонтьев, Е. Ф. Тарасов, Л. В. Сахарный, А. М. Шахнарович и др.). Создан обобщающий труд «Основы теории речевой деятельности», 1974, и др.
В связи с актуальными задачами развития иар. х-ва все большее значение приобретают исследования по прикладной лингвистике. Ведутся работы по созданию ннформац. языков для разл. областей науки и техники, систем автоматич. обработки информации, машинного фонда рус. языка. При решении указанных задач и разработке формализованного описания языка большую роль играет сотрудничество математиков, кибернетиков, лингвистов (Ю. Д. Апресян, А. И. Берг, Ю. Н. Караулов, Р. Г. Котов, Ю. Н. Марчук, А. Н. Колмогоров, А. А. Ляпунов, И. И. Ревзин). Исследования такого рода, ведущиеся в СССР с 50-х гг., имеют и большое теоретич. значение.
Активизировалось изучение истории лингвистич. учений. Под руководством Десницкой и Кацнельсона выходят обобщающие труды.
Расширение задач и проблематики отечеств. яз-знания после Окт. революции обусловило и новую организацию лингвистич. работы. Начиная с 30-х гг. растет число вузов и исследоват. ин-тов, разрабатывающих лингвистич. проблемы. В республиках и авт. областях созданы языковедч. центры (см. Институты языкознания').
В лингвистич. ин-тах Азербайджана, Армении, Белоруссии, Грузии, Казахстана, Киргизии, Латвии, Литвы, Молдавии, Таджикистана, Татарии, Туркмении, Узбекистаиа, Украины, Эстонии сложились крупные коллективы ученых. Во всех республиках всесторонне изучаются национальные языки, их диалекты. Создаются академические грамматики, фундаментальные труды по отд. проблемам нац. языков, толковые, двуязычные, терминология., ист., этимологические и др. виды словарей, диалектологии. атласы. Кроме того, в Азерб. ССР ведутся обширные общетюркологич. исследования (А. Ахундов, 3. И. Будагова, Ширалнев). Идет подготовка к составлению диалектологич. атласа тюрк, языков СССР. Ведущую роль в развитии арменистики играют ученые и иауч. центры Армении, где разрабатываются также проблемы общего яз-знания (Р. А. Ача-рян, Агаяи, Гарибян, Джаукяи, Г. А. Ка-панцян, Г. Г. Севак и др.). В БССР исследуются закономерности функционирования и взаимодействия ряда языков (польск., рус., литов., белорус., укр.) в условиях многоязычия. Большой вклад в развитие кавказоведения, изучение древних языков Передней и Малой Азии, ираи. языков, араб, языка, бесписьм. языков Дагестана внесли ученые Груз. ССР (Г. С. Ахвледиани, Ш. В. Дзидзигу-?и, Гамкрелидзе, Гудава, Ломтатидзе, опуриа, Церетели, Чикобава, Шаиидзе и др.). В Казах. ССР изучаются памятники др.-тюрк, и уйгур, письменности (Кайдаров, Г. С. Садвакасов), казах, яз. исследуется в связи с общетюркологич. и алтаистич. проблемами (Г. А. Айдаров,
А. С. Аманжолов, А. Е. Есенгулов, Ке-несбаев и др,). С помощью ЭВМ создан Обратный словарь казах, языка, частотно-комбинаторный словарь романа М. Ауэзова «Путь Абая». В Латв. ССР предпринят анализ старых памятников лексикографии балт. языков (Д. Земзаре), исследуются история и теория грамматики латыш, яз., проблемы латыш.-рус. двуязычия (А. Я. Блинкена, Д. П. Нити-ня и др.). Проблемы индоевропеистики, балто-слав. языковых отношений, социальные факторы развития языка, проблемы литов.-рус. двуязычия изучаются в Литов. ССР (В. Амбразас, 3. Зиикя-вичюс, Й. Казлаускас, Мажюлис, А. Р. Паулаускене, К. М. Ульвидас и др.). Общетеоретич. интерес представляют опыты построения фонологии, ист. диалектологии, истории лит. литов, языка (Й. Палёиис н др.). В Молд. ССР публикуются работы по вопросам ром. названия, проблемам языковых контактов молд. и вост.-слав. языков, исследуется роль рус. яз. как языка межиац. общения (С. Г. Бережан, Т. П. Ильяшенко, Н. Г. Корлзтяну, К. С. Удлер и др,). В Тадж. ССР изучаются памирские языки (Д. К. Карамшоев). В Тат. АССР всесторонне изучается лит. тат. яз., его диалекты, грамматика (М. 3. Закиев, Д. Г. Тумашева), в Туркм. ССР исследуются проблемы истории языка, нормативности и др. (Азимов, 3. Б. Мухаме-дова, Б. Ч. Чарыяров). В Узб. ССР, помимо всестороннего изучения совр. узб. языка н его диалектов, создана грамматика староузб. языка, выявлены взаимосвязи староузб. языка с древнеуйгурским, старотуркменским (Ф. А. Абдуллаев, Г. А. Абдурахманов, К. Каримов, С. М. Муталлибов, А. Мухтаров, Э. И. Фазылов, Ш. Ш. Шаабдурахма-нов, Ш. М. Шукуров и др.). Созданы начальные курсы языков урду и хинди, преподавание к-рых введено в средних школах. Исследуются проблемы словообразования, осуществляется координация ведушихся в СССР работ по фразеологии (Самарканд). В УССР проводятся исследования по проблемам общего яз-знаиия, социальной лингвистики (Белодед, Мельничук, Русаковский и др.). В Эст. ССР изучаются языки и диалекты сов. Севера, а также все прибалт.-фин. языки (Аристэ, А. Каск и др.), ведется работа в области прикладного яз-знания.
Исследование общетеоретич. языковедч. проблем н конкретных языков концентрируется в н.-и. ин-тах АН СССР, ее филиалах и АН союзных республик, в ин-тах авт. республик и авт. областей, а также во всех ун-тах и др. вузах, где имеются филологич. ф-ты. Эта работа осуществляется в условиях координации науч. сил. В составе Отделения лит-ры и языка Академии наук СССР работают науч, советы по приоритетным направлениям и проблемам («Теория н методология яз-знания», «Языки мира», «Рус. язык: его совр. состояние и история» и др.).
Периодич. издания: «Известия АН СССР. Серия литературы и языка» (с 1940), «Вопросы языкознания» (с 1952), «Русская речь» (с 1967), «Научные доклады высшей школы. Филологические науки» (с 1958), «Вестник Московского университета. Серия филологическая» (с 1966), «Мовознавство» (с 1967), «Baltistica» (с 1965), «Советское славяноведение» (с 1965), «Советское финно-угро-ведение» (с 1965), «Советская тюркология» (с 1970), «Ежегодник иберийско-кавказского языкознания» (с 1974), «Ученые записки» и «Труды» филологич. ф-тов ун-тов и ии-тов СССР.
• Сов. яз-знание за 50 лет. [Сб. ст.], М., 1967; Теоретич. проблемы сов. яэ-энания. [Сб. ст.], М., 1968; Библиография библиографий по яз-знанию. Аннотиров. система-тич. указатель отечеств, изданий, М., 1963; Общее яз-знаиие. Библиография, указатель лит-ры, изданной в СССР с 1918 по 1962 г., М., 1965; Структурное и прикладное яз-эна-ние. Библиографич. указатель лит-ры, изданной в СССР с 1918 по 1962 г., М., 1965; Общее и прикладное яз-знание. Указатель лит-ры, изданной в СССР с 1963 по 1967 г., М., 1972; О важнейших результатах н.-и. работы в области филологии в 1980 году, М., 1981; Общеен прикладиоеяз-знание. Указатель лит-ры, изданной в СССР в 1968—1977 гг., т. 1-13,	М..	1981-86. В. Н. Ярцева.
. „ Г. А. „Климов. В- К. Журавлев. СОГДЙИСКИИ ЯЗЫК —мертвый язык сев.-вост, группы иранских языков. Ареал распространения — древиий Согд, или Согдиана, ист. область в долине и верховьях р. Зеравшаи с центром в Самарканде. Топоним «Согд» упоминается в древнейшем ираноязычном памятнике «Авеста». К 8—9 вв. (время, к к-рому относятся осн. письм. памятники С. я.) в состав Согда, по данным кит. источников, входили также долина Кашкадарьи, Чач (оазис Ташкента) и Семиречье (р-н Кирг. Алатау), где в этот период С. я. являлся осн. языком письменного и устного общения. Позднее ои был вытеснен классич. перс, (тадж.) языком и тюрк, языками. Язык памятников Согдиаиы и согдийских колоний Зап. Китая отражает зап. группу согдийских говоров. Вост.-согдийская ветвь имеет продолжение в яг-нобском языке.
Вокализм С. я. представлен 5 парами гласных фонем, противопоставляемых по длительности (а-а, i-i, u-й, е-ё, о-б), а также 2 парами дифтонгов (ai-ai, au-au) и непарной фонемой э, консонантизм — 19 фонемами (1 встречается только в заимствованиях). Озвончение древних ♦ft, *xt (согдийские pd, yd) отражает общий для сев.-вост. ираи. группы процесс. Грамматич. строй, наряду с инновационными аналитич. чертами, сохранял ряд характеристик, свойственных древнему флективному пратипу, особенно в глаголе. Специфически согдийскими считаются утрата или сохраиеиие гласных окончаний в зависимости от долготы или краткости гласных основы и от кол-ва слогов.
Три разновидности согдийского письма восходят к арамейскому прототипу (см. Западносемитское письмо). Древнейшие памятники («Старые письма») датируются 2—4 вв.
• Лившиц В. А., X р о м о в А. Л., Согдийский язык, в кн.: Освовы ираи. яз-знания. Ср.-ирав. языки, М., 1981 (лит.); Gauthiot R.. Essai de grammaire sog-dienne, pt 1. Phonetique, P., 1914—23; В e n-veniste E., Essai de grammaire sogdienne, pt 2. Morphologic, syntaxe et glossaire, P., 1929; Gershevitch I., A grammar of Manichean Sogdian, Oxf., 1954 (2 ea., Oxf., 1961).	С. П. Виноградова.
СОГЛАСНЫЕ — класс звуков речи, противоположных по своим свойствам гласным. Артикуляционные свойства С.: обязательное наличие преграды в речевом тракте; с акусгич. точки зрения С. характеризуются как звуки, при образовании к-рых важную роль играют шумовые источники; С. (не только сонанты, но и шумные) могут образовывать вершину слога, ио слогообразующая функция для них ие характерна и в сочетании с гласным не может реализоваться. Отличия С. от гласных ие являются абсолютными, С. могут быть выстроены в ряд по степени выраженности в них консонантных признаков: так, С. [р] занимает в этом ряду первое место, полностью соответствуя этим артикуляционно-акустич. характеристикам, С. [1] или [j] по всем призна
кам могут быть отнесены как к классу С., так и к классу гласных и отличаются от гласных лишь в условиях контрастирования в синтагматич. ряду.
Артикуляционная классификация С. строится иа основе след, признаков:
1)	Активный действующий орган, образующий преграду. По этому признаку С. делятся иа губные (г у б ногу б и ы е и г у б и о - з у б и ы е), переднеязычные (к-рые разделяются на авикальные, когда активным органом является коичик языка; дорсальные — передняя часть спинки языка; какуминальные —подъем всего края передней части языка; ретрофлексные — загибание кончика языка назад). Кроме передней части спинки языка активно артикулирует н ее средняя часть или задняя, тогда образуются среднеязычные, заднеязычные. При образовании увулярных действует маленький язычок — увула или вся нёбная занавеска. Существуют также фарингальные (сжатие глотки) игорта ни ы е, или л а р Инга л ь и ы е (смыкание или сближение голосовых связок).
2)	Способ образования преграды. В случае если проход воздушной струи по речевому тракту прекращается полностью, образуются смычные С., к-рые могут быть взрывными (если смычка раскрывается мгновенно) или аффрикатами (если после смычки артикулирующие органы не раскрываются полностью и между ними сохраняется сужение); преграда может лишь сужать речевой тракт — в этом случае образуются щелевые С.; при вибрации активного действующего органа образуются дрожащие согласные.
3)	Поведение голосовых связок. Если голосовые связки при образовании С. сведены, напряжены и находятся в состоянии колебания, образуются звонкие С., если разведены и не участвуют в артикуляции — глухие.
4)	Положение мягкого иёба. При поднятом мягком нёбе, закрывающем проход воздуха в полость иоса, образуются р т о-в ы е С., при опущенном — носовые.
Учитываются и др. свойства артикуляции — напр., пассивный действующий орган, участвующий в образовании преграды; так, язычные до активному действующему органу С. могут быть охарактеризованы как дентальные (зубные), альвеолярные (иадзубиые), палатальные, велярные с точки зрения пассивного действующего органа; кол-во сужений, «фокусов» в речевом тракте при образовании С. (по этому признаку С. могут быть однофокусными и двухфокусными), место прохождения воздушной струи при артикуляции С. (срединные и боковые), наличие дополнит, артикуляции (палатализация, веляризация, фарингализация и т. д.); см. табл. оси. типов С., составленную Л. В. Щербой, на основе учета возможных сочетаний артикуляционных признаков.
Характер реализации тех или иных призиаков в разных языках может сильно варьироваться (см. Консонантизм).
При акустич. классификации С. учитывают относит, силу шумовых составляющих, разделяя С. на шумные и сонанты (этот акустич. признак используется и в большинстве артикуляционных классификаций).
СОГЛАСНЫЕ 477
ОСНОВНЫЕ ТИПЫ СОГЛАСНЫХ И НЕКОТОРЫЕ ЗНАКИ ДЛЯ НИХ CONS0MANTIUM SONORUU GENERA PRINCIPALS UTTERAEQUE QUAEDAMAD EOS EXPRMENDOS
					губные-LABIALES		переднеязычные- PRAEL/NGUALE				среднеязычные MEDIOLING-WES	заднеязычные POSTLING- .UALES	увулярные-		ьариягальные-PHARYNGALES			гортанные LARYHGA-IES
‘	пб’Щербе					губно-губные LABIO-LABIALES	зубно-губные DENTI-LABIALES	ретрофлексные RETRO-FLEXAE	какуминальные CAGUMI-NAL’S	апикальные APIGALES	дорсаль-? ныв DORSALES			•язычные LINGUALES	фаукаль-* ные FAUCALES	верхние SUPER -/ORES	иижниа INFER— IOR£$	
СМЫЧНЫЕ - occlusivae:	шумные- EXPLOSIVAE	ч и стыв PURAE			Р ь m		t 4 п	t d п	t d n	t d n	ti h JIB»	K. gup 0	Я C Ж				9
		3 го е е го	! 3 X X a> 4»	<	р’ Ь’				f d‘	f d‘		K‘ pT	qx c1				
				Ifxgi! Oxi					tUc d'13	Vic d‘13							
				двухфокус ные-e/Cfw TRALES					ПссАз	tlcdi3							
								he d‘113	tic <fl3								
			боковые LATERALES					t* 4	t d*	t1 d*							
	сонанты -SONANTES				ги	ш	п	n	n	n		4	КИП				
ЩЕЛЕВЫЕ - RIMALES	шумные - FRICAT/VAE	серединные-МЕР/ANAE	I однофо-	3 й	ф р	f V		j	e a	0 0	S j	X gnr	X К1Ю1		C dlf	h fi	*
				? § 5	to wq			•5 ?	s z	s z							
			о ф § 3 £? 1 UjUj ч * <a						slj Zls	sue ZIIZ	(SIICZIIZ)						
								M ?«5	Slj 2IJ			(S|J ZII3)					
		боковые LATE RALES						4 tj	4 b	4 b	XM>XIa						
	сонанты S0NANTES	серединные ME DIANАЕ			wq	и		J			j	r	K||0|				
		боковые LATER A LES					1	]	It	1	XU						
ДРОЖАЩИЕ VIBRAN TES		шумные ERIC ATI VAE			Ф				Г								
		сонанты SON AN TES					г	rr					ft			1	
В формировании акустич. свойств С. важную роль играют 3 вида источников звука: голосовой, импульсный и турбулентный. Голосовой источник (наличие низкочастотных периодич. составляющих) характеризует все сонанты и звонкие шумные; импульсный источник шума, возникает при мгновенном раскрытии смычки, в результате к-рого происходит выравнивание воздушного давления, более высокого за местом смычки, с атмосферным, это выравнивание и порождает короткий «щелчок», образующий шум взрыва С.; источником турбулейтного шума являются завихрения воздушной струи, проходящей в месте сужения речевого тракта при артикуляции щелевых С. Все 3 источника могут участвовать в образовании С. каждый в отдельности или в разл. комбинациях (см. Звуки речи).
Существ, акустич. признаками С. являются характер нарастания шума в начале звучания и характер его спада в конце: по переднему фронту различаются взрывные и щелевые, по заднему — глоттализованные и не-глоттализованные.
По собственно частотным характеристикам С. делятся на высокие и низкие — как в зависимости от того, в какой части спектра сосредоточены оси. шумовые составляющие, так и в зависимости от того влияния, к-рое С. оказывает на акустич. характеристики соседнего гласного (преим. на вторую и третью форманты). Так, губные С. обычно понижают FII и Fill соседнего гласного, а переднеязычные повышают.
Существенно также и то, насколько широка полоса шума, характерного для С. (напр., для заднеязычного щелевого [х]
478 СОГЛАСНЫЕ
эта полоса сравнительно узка, несколько шире для переднеязычного однофокусного [s] и охватывает области того и другого для двухфокусного (si).
Важным акустич. признаком является регулярность частотных составляющих в спектре: возможны разл. характеристики — от случайного распределения частотных составляющих в импульсном шуме взрывных до значительной их упорядоченности в спектре нек-рых щелевых; сонанты, как правило, характеризуются четкой формантной структурой, сближающей их с гласными, что объясняется общностью источника (голосового), участвующего в образовании тех и других. Сонанты отличаются от гласных гл. обр. меньшей интенсивностью.
Для акустич. описания С. важны и нек-рые временное признаки: так, универсальным признаком, служащим для различения не только глухих и звонких, но и напряженных и ненапряженных, является интервал между моментом появления шума и моментом включения голоса (отрицательный для звонких, небольшой для слабых — ненапряженных — и значительный для напряженных и придыхательных).
Временное образование С. традиционно описывается как последовательность трех фаз — экскурсии, выдержки и рекурсии, где первая и третья фаза — соотв. переход от нейтрального положения артикулирующих органов к положению, необходимому для произнесения данного С.,— выдержке—и, наоборот, возврат к нейтральному положеиию. При исследовании артикуляции С. в непрерывном речевом ^потоке обнаруживается, что экскурсия совпадает по времени с артикуляцией предшествующего звука, а рекурсия — с артикуляцией звука, следующего за С.; фаза выдержки также обна
руживает зависимость от свойств окружающих звуков. Это особенно ярко обнаруживается при кинорентгенографич. исследованиях сочетаний С.— в нек-рых случаях эти сочетания представляют собой артикуляторно нечленимое целое: так, сочетание [fs] в рус. слове «овей» может быть описано как последовательность короткой [fj-образиой экскурсии, длит, выдержки, где артикулируются одновременно оба согласных, и короткой [з]-об-разной рекурсии.
Фонетически С. подчинены гласным: во-первых, коартнкуляциоиные влияния гласного (особенно следующего за согласным) могут существенно модифицировать артикуляционные признаки согласного и, следовательно, его акустич. свойства. Напр., частотные характеристики С. зависят от формы и объема надгортанных полостей, определяемых качеством гласного, поэтому [s] в слоге [sa] и [s] в слоге [su] и артикулируются, и звучат по-разному. Во-вторых, в качестве признаков, обеспечивающих опознание С., часто выступают не их собств. характеристики, а нек-рые свойства соседнего гласного или целого сочетания согласного с гласным: так, различение взрывных С. по активному действующему органу или различение твердых и мягких С. происходит благодаря свойствам соседних гласных. Опознание сонантов как С. возможно лишь при наличии более интенсивного соседнего гласного.
Для опозиаиия значимых единиц С. более важны, чем гласные; однако в перцептивном отношении эта роль С. обеспечивается в значит, мере фонетич. информацией, содержащейся в гласном.
• Якобсон Р., Фант Г. М., Халле М., Введение в анализ речи в кн.: НЛ, в. 2. М., 1962; Зиндер Л. Р, Общая фонетика, М., 1979.	'
Основная терминология, применяемая при описание согласных в языках мира
Абруптивы (глоттализо-ванные согласные) - согласные, характеризующиеся смыканием или сближением голосовых связок в конечной фазе артикуляции.
Альвеолярные (надзубные), дентальные (з у б н ы е) согласные- согласные, образующиеся в результате смыкания или сближения передней части спинки языка соответственно с передней частью твердого нёба на границе с краем верхних зубов или с верхними зубами.
Апикальные согласные — согласные, образующиеся при активной артикуляции кончика языка.
Аспираты (придыхательные согласные) — согласные, характеризующиеся большой воздушностью при образовании. что приводит к появлению длит, фазы шума в конце звучания.
Аффрикаты — смычные согласные, заканчивающиеся щелевой фазой.
Боковые латеральные согласные— щелевые согласные, характеризующиеся тем, что воздушная струя проходит по краям полости рта (напр., сонант (П образуется благодаря появлению боковой щели при опускании краев языка и примыкании кончика языка к верхним зубам).
Вдыхательные (инспираторные) согласные (пнепира-•у ы) _ согласные, образующиеся при вдыхаемой струе воздуха.
Велярные (задненёбные, за д-иеялычные) согласные (последний термин предпочтительнее) — согласные. образующиеся при смыкании или сближении задней части спинки языка с нёбом.
Взрывные (эксплозивные) согласные — согласные, образующиеся при резком раскрытии смычки.
Вибранты (дрожащие согласные)— согласные, образующиеся в результате вибраций артикулирующего органа (передней части спинки языка, увулы, реже — губ).
Высокие согласные — согласные. имеющие высокочастотный шум.
Геминаты — двойные согласные.
Глухие согласные — согласные, образующиеся без участия голоса.
Гоморганные согласные — соседние согласные, образующиеся одним и тем же произносительным органом.
Гортанные (ларингальные) согласные — согласные, образующиеся при смычке или сближении голосовых связок.
Губные (лабиальные) сог л ас-н ы ё — согласные, образующиеся при работе губ (обеих — губно-губные, или билабиальны е,— илн нижней губы, соприкасающейся или приближающейся к верхним зубам,— губно-зубные, илн л а б и о - де нтальные).
Гуттуральные согласные— согласные, характеризующиеся активной артикуляцией в задней части полости рта илн в области фаринкса и гортани.
Двухфокусные согласные — переднеязычные согласные, имеющие два места (фокуса) образования источника шума.
Дорсальные согласные — переднеязычные согласные, образующиеся при опущенном вниз кончике языка.
Звонкие согласные — согласные. образующиеся с голосом (т. е. при наличии периодич. колебаний голосовых связок).
Имплозивные согласные — смычные согласные, ие заканчивающиеся взрывом или щелевой фазой.
Интердентальные (межзубные) согласные — переднеязычные согласные, при артикуляции к-рых кончик языка расположен между зубами.
йотированные согласные — согласные, характеризующиеся дополнит, артикуляцией, свойственной среднеязычным согласным.
Какуминальные (церебральные) согласные — переднеязычные согласные, образующиеся при поднятом вверх крае передней части спинки языка.
Лабиализованные согласны е — согласные, характеризующиеся округлением и выпячиванием губ под влиянием соседнего гласного.
Лабио-велярные согласные — согласные, характеризующиеся губной н велярной артикуляцией.
Лабио-палатальные согласные— согласные, характеризующиеся губной и палатальной артикуляцией.
Л ар н н га л — неопределенный по качеству согласный, реконструируемый по более поздним рефлексам.
Ларингальные согласные— то же, что гортанные согласные.
Мягкие согласные — согласные, образующиеся при сближении средней части спинки языка с твердым нёбом и продвижении всей массы языка вперед.
Назализованные согласные— согласные, для к-рых опускание мягкого нёба является дополнит, артикуляцией, не изменяющей их основного качества.
Назальные (носовые) согласные— согласные, образующиеся при опущенном мягком нёбе, в результате чего часть выдыхаемой воздушной струи проходит через полость носа.
Напряженные	(сильные)
согласные — согласные, артикулирующиеся с высокой степенью мускульного напряжения.
Неглоттализованные согласные — согласные, при артикуляции к-рых отсутствует глоттализация, ср. А б-р у п т и в ы (глоттализованные согласные).
Низкие согласные — согласные, характеризующиеся низкочастотными шумовыми составляющими в спектре.
Однофокусные согласные — переднеязычные согласные, характеризующиеся одним местом (фокусом) образования источника шума.
Палатальные (среднеязычные) согласные — согласные, образующиеся в результате смыкания или сближения средней части спинки языка с твердым нёбом.
Переднеязычные согласные — согласные, образующиеся в результате активной артикуляции передней части спинки языка.
Плавный согласный — боковой сонант [1]; часто плавным называют н дрожащий [г].
Плозивные согласные — то же. что смычные согласные.
Проточный согласный — согласный [г], артикулирующийся не как дрожащий, а как щелевой.
Свистящие согласные (сибилянты)— согласные, характеризующиеся резким высокочастотным шумом в результате образования узкой щеяи со сложной конфигурацией.
Слабые (ненапряженные) согласные — согласные, артикулирующиеся при слабом мускульном напряжении.
Смычные согласные — согласные, образующиеся прн полном смыкании активного и пассивного органов.
Сонанты (сонорные согласные) — класс согласных, характеризующихся преобладанием това над шумовыми составляющими; артикуляционно являются согласными, по акустич. характеристикам ближе к гласным.
Спиранты (фрикативные, щелевые согласные) — согласные, образующиеся в результате сближения активного н пассивного органа.
Срединные согласные — щелевые согласные, при образовании к-рых воздушная струя проходит вдоль полости рта (в отличие от боковых).
Ретрофлексные	соглас-
ные— переднеязычные согласные, образующиеся при загнутом вверх и назад переднем крае языка.
Ртовые согласные — согласные, при артикуляции к-рых нёбная занавеска поднята и закрывает проход в полость носа.
Твердые согласные — согласные, не являющиеся мягкими (см. Мягкие согласные).
Увулярные согласные — согласные, характеризующиеся активной артикуляцией маленького язычка — увулы.
Фарингальные согласные— см. в тексте статьи.
Шепелявые согласные — согласные, звучащие как нечто среднее между свистящими и шипящими. Причиной шепелявости могут быть артикуляционные харак
теристики (напр., межзубные плоскощелевые звучат шепеляво), дефекты речи.
Шипящие согласные — согласные, характеризующиеся широкополосным шумом, имеющим более регулярную акустич. картину, что связывают с более простой формой щелн, чем при артикуляции свистящих.
Шумные согласные — согласные, характеризующиеся преобладанием шумовых составляющих над музыкальными, т. е. все согласные, кроме сонантов.
Щелкающие согласные (недыхательные)— согласные, образующиеся в результате сосательного движения артикулирующих органов. Л. В. Бондарко СОГЛАСОВАНИЕ — подчинительная связь (см. Подчинение) компонентов словосочетания, при к-рой в зависимом слове повторяются граммемы илн часть граммем главенствующего слова. При изменении главенствующего слова изменяется и зависимое. В языках, имеющих развитую систему флексий, С. широко используется для выражения атрибутивных отношений в субстантивных словосочетаниях (рус. «зеленый лес», «зеленая трава», «зеленое дерево»; нем. kalter Wein, kalte Milch, kaltes Wasser).
В определит, словосочетаниях этого типа в качестве главенствующего компонента употребляются существительные или др. части речи со значением предметности, а в качестве грамматически зависимого, семантически определяющего — слова, изменяющиеся по родам, числам и падежам: полные прилагательные (в т. ч. счетные и местоименные), причастия, артикли, числительные в косв. падежах, а также существительные в функции приложения (рус. «новый дом», «первая встреча», «двух братьев», «рабочий-передовик», нем. der Tisch, die Uhr, das Haus).
Число граммем, повторяющихся в компонентах словосочетания, зависит как от кол-ва граммем, выраженных главенствующим словом, так и от кол-ва слово-изменит. категорий, присущих зависимому слову. Напр., в рус. яз. полное прилагательное в определит, функции согласуется с существительным в числе, роде (только в формах ед. ч.) и падеже («красный бант», «красного банта», «красные банты» и т. д.). Существительное-приложение согласуется с главным компонентом в числе и падеже («женщина-космонавт», «женщины-космонавты» и т. д.). Во франц, яз. в субстантивных словосочетаниях как прилагательное, так и артикль согласуются с существительным в роде и числе, причем артикль имеет различит. родовые формы только в ед. числе (un livre intdressant, une piece interes-sante, des livres intdressants, des pieces intdressantes).
Иногда как С. квалифицируется (в рус. и др. языках) формальное уподобление главных членов двусоставного предложения. Одиако полное отождествление с С. здесь неправомерно; поскольку связь подлежащего и сказуемого не является подчинительной, такая связь носит название координации.
Конкретные правила С. в разных языках различны. Они подвергаются изменениям и в ходе ист. развития языка. Так, в рус. яз. следы С. кратких прилагательных с существительными сохранились лишь в устойчивых сочетаниях («на босу ногу», «средь бела дня»), В др.-рус. яз. числит, согласовались с существнт. не только в косв. падежах, ио и в именительном («трие гостие», но «три волости», «три жены»). Позднее С. в подобных сочетаниях сменилось управлением.
СОГЛАСОВАНИЕ 479
* Мещанинов И. И., Члены предложения и части речи, М. —Л., 1945; Блумфилд Л., Язык, пер. с англ., М., 1968; Скобликова Е. С.. Согласование и управление в рус. языке. М., 1971; Общее яз-знание. Внутр, структура языка, М., 1972; Бе лошапкова В. А., Совр. рус. язык. Синтаксис, М., 1977; Л а й о н з Д ж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М., 1978; Рус. грамматика, т. 2, М., 1J80.	„	Л. Е. Лопатина.
СОГЛАСОВАТЕЛЬНЫЕ КЛАССЫ — см. Род, Именные классы.
СОКОТРЙИСКИЙ ЯЗЬ'1К—один из семитских языков (южнопериферийная группа). Распространен на о. Сокотра и о. Абд-эль-Кури (НДРЙ). Число говорящих ок. 50 тыс. чел. На о. Сокотра выделяются береговой и горный диалекты с последующим членением иа говоры. Особый говор берегового диалекта представлен на о. Абд-эль-Кури. Ряд фоиетич. изоглосс делит сокотрийский языковой ареал на вост, и зап. зоны. Береговой диалект испытал влияние арабского языка и языка махри в лексике и частично в фонетике.
Нек-рые ученые объединяют южнопериферийную группу и группу семит, языков Эфиопии в одну группу в рамках семит. общности, однако исследования 70-х гг. 20 в. свидетельствуют в пользу выделения южнопериферийиых языков в самостоят. группу наравне с эфиосе-митской и др. Встречающееся в нек-рых, в основном старых, работах неправильное объединение живых языков Юж. Аравии и Сокотры в одну группу с араб, яз. было вызвано их недостаточной изученностью.
В С. я. представлена с нек-рыми упрощениями общесемит. система консонантизма с характерным тройным противопоставлением глухих — звонких — «эмфатических» согласных; последние реализуются как фарингализованиые и глоттализованные. Имеются латеральные сибилянты. В именной системе представлены категории числа (ед., мн., дв. ч.) и рода (муж. и жен.), имеются особые уменьшит, формы. Глагол обладает характерной для южноаравийских и эфиосе-мит. языков системой с суффиксальным перфективом и префиксальным нмпер-фективом, причем в последнем употре-бима полногласная основа. Имеются породы; перех. глаголы образуют пассивные формы. Притяжат. местоимения образуются сочетанием относит, местоимения di с последующим личным самостоят. местоимением; эта конструкция ставится перед определяемым именем. Нек-рые термины родства н обозначения частей тела, а также предлоги сохраняют типичную для семит, языков притяжат. конструкцию, образуемую с помощью особого рода местоименных суффиксов. Язык бесписьменный, носители С. я. в качестве лит. языка используют арабский. * Наумкин В. В., П о р хо-мов с к и й В. Я., Очерки по этнолингвистике Сокотры, М., 1981; Muller D. Н., Die Mehri - und Soqotri-Sprache, I—III, W., 1902—07 (Kaiserliche Akademie der Wissen-schaften in Wien. Siidarabische Expedition, Bd 4. 6. 7); Bittner M., Vorstudien zur Grammatik und zum Worterbuche der Soqotri-Sprache. I-III. W., 1913-18 (Kaiserliche Akademie der Wissenschaften in Wien. Sit-zungsberichte. Philosophisch-historische Klas-se. Bd 173. Abh. 4; Bd 186, Abh. 4, 5); Les-lau W„ Lexique soqotri, P., 1938.
В. В. Наумкин, В. Я. Порхомовский. СОЛОНСКИИ ЯЗЫК—один из тунгусо-маньчжурских языков. Распространен на терр. аймака Хулун-Буйр авт. р-иа
480 СОГЛАСОВАТЕЛЬН
Внутр. Монголия и в иек-рых др. округах сев.-вост, провинций Китая. Число говорящих неск. тыс. человек. Сведений о диал. разграничениях нет.
Принадлежность С. я. к сев. группе туигусо-маньчж. языков подтверждается утратой в нем общетунгусо-маньчж. начального *р- (через стадии: *р- > *h- > и), падением гласных непервых слогов, причем любых, как в эвенском, а ие только узких i, и, как в эвенкийском и негидаль-ском, спирантизацией к и к в интервокальной позиции, наличием большого кол-ва падежей (13), сохранением различия инклюзивной н эксклюзивной форм личных местоимений и окончаний глагола и имени. Однако С. я. обладает и признаками юж. группы, как, напр., отпадением конечного -п основ с назализацией предшествующего гласного, особыми числительными для обозначения 30 и 40. Особенности, отличающие С. я. от всех остальных тун-гусо-маньчж. языков: переход *с > s, за исключением позиции после согласных, где i сохраняется, а исконный s дает с; отражение в ряде случаев *Ь и *w в позиции между гласными как g; переходы начального о > п н s в позиции перед i, е' в s, отмечаемые также в маньчж. яз.; замещение личных местоимений 3-го л. указат. местоимениями; морфологич. структура числительных от 50 до 90, включающая суффикс ми. ч. -г; показатель ми. ч. имен -sul/-cul (общетунгусо-маньчж. -sal) и др. Язык бесписьменный. • Ивановский А. О., Mandjurica. I. Образцы солон, и дахур. языков. СПБ, 1894; Поппе Н. Н.. Материалы по солон, языку, Л., 1931; Цинциус В. И., Сравнит, фонетика тунгусо-маньчж. языков. Л., 1949.
Сравнит, словарь тунгусо-маньчж. языков, т. 1—2, Л., 1975—77. И. В. Кормушин. сомАли — один нз кушитских языков (восточная группа). Распространен в Сомалийской Демократической Республике, где, наряду с арабским, является офиц. языком, на Ю. Джибути, на В. Эфиопии и С.-В. Кении. Общее число говорящих 6 мли. 840 тыс. чел. Осн. диалекты: исак, исса, дарод, хавия и днгиль.
Консонантизм С. отличается отсутствием глоттализов. и лабиализов. фонем и наличием церебрального 4; фонологически релевантна гемииация. В С. 20 гласных фонем, образующихся в результате наложения на обычный ряд а, е, i, о, и еще двух фонологич. противопоставлений — по долготе н продвинутое™ вперед по месту образования. Имеется гармония гласных; невозможно зияние, а также стечение двух согласных в крайней позиции. 4 смыслоразличит. тона. Словесное ударение свободно. Для имени характерны категория рода (муж. и жен.), числа (ед. и ми.), падежа (номинатив, вокатив, приименной генитив и приглагольный общекосвеииый), состояния (абсолютное, определенное и указательные) и личной притяжательности (притяжат. суффикс при обладаемом выражает род, число и лицо обладателя). Прилагательные выделяются как особая часть речи. Личные местоимения делятся иа самостоятельные (эмфатические) н предгла-гольные — субъектные и объектные. В глаголе различаются категории лица / числа субъекта, залога, времени, наклонения, статуса (аффирматив/иегатив), глагольного падежа (предикатив, реля-тив, общекосвенный) и рематизации. Словообразоват. средства — суффиксация и словосложение, словоизменительные — суффиксация, префиксация (редко в глаголе) и редупликация. Отличит, черта синтаксиса — наличие в предложении
единого глагольного комплекса, состоящего из предглагольиых частиц («индикаторов», служащих показателями отрицании, рематизации, субъекта, времени и др.) и глагола, остальные члены предложения располагаются свободно; определения следуют за определяемым. В лексике много араб, заимствований. Письменность на основе лат. графики введена в 1973. На С. ведется обучение в ср. школе, осуществляется радиовещание, издается периодика.
* Reinisch L., Die Somali-Sprache, Bd 1—3, W.. 1900—03; Abraham R. C., The principles of Somali. L., 1951; Moreno M. M., Il Somalo della Somalia. R., 1955; Andrzejewski B. W., The declensions of Somali nouns, L.. 1964; Proceedings of the Second International congress of Somali studies. Univ, of Hamburg, Aug. 1— 6. 1983, v. 1 — Linguistics and literature, Hamb., 1984.	T. Л. Ветошкина.
СОНГАЙ-ЗАРМА ЯЗЫКЙ—группа языков Африки, генеалогия, принадлежность к-рых не установлена. Распространены на терр. вдоль р. Нигер от г. Гун дам (Мали) до Нигерии, включая Нигер, сев,-вост. обл. Буркина-Фасо и Бенин в р-не Гене. Общее число говорящих на С.-з. я. 2 мли. 290 тыс. чел., в т. ч. в Нигере 1 млн. 400 тыс. чел., Мали 570 тыс. чел., Нигерии 120тыс. чел., Бенине 75тыс. чел.
Группа как таковая выделена в 70-е гг. 20 в.; до этого язык соигай считался изолированным, ио впоследствии было установлено геиетич. родство с иим языков зарма (джерма), денди и ряда говоров и диалектов в р-ие р. Нигер. Сближение С.-з. я. с языками др. групп носит гипотетич. характер. М. Делафос сближал их с манде языками; Д. Вестерман считал эту гипотезу перспективной, выделяя, однако, С.-з. я. в нзолиров. группу; Дж. X. Гринберг определял их как отд. ветвь нило-сахарских языков, но это одно из спорных положений предложенной им классификации языков Африки.
С.-з. я. включают зап. ветвь с близкородств. языками соигай, зарма, денди и сев. ветвь, объединяющую ряд говоров Мали и Нигера (тадаксахак, тихишит, тасауак), а также, возможно, Алжира (белбали).
Фоиетич. системы языков сев. ветви претерпели существ, изменения под влиянием туарегских языков. В большинстве С.-з. я. обнаружены фонологич. тоны. Наиболее распространенная структура слова CVCV. Грамматич. отношения выражаются преимущественно синтаксич. средствами. Считается установленной классифицирующая роль конечного гласного лексич. основы в именной функции. При этом выбор того или иного суффиксного показателя определеиности/не-определенности, обязательного для имен, находится в прямой зависимости от качества конечного гласного. Эти особенности дали нек-рым исследователям основание говорить о наличии именных классов в С. -з. я. Высказывается предположение о классифицирующей функции конечного гласного также и в глаголах (М. Уис). Подобные черты прослеживаются на материале зап. ветви С.-з. я. Строй языков сев. ветви почти не изучен. Перспектива сравиит.-ист. изучения языков группы открывается после появления ряда работ Н. Терсис опнеат. и сравнит.-ист. характера и работ Р. Николаи по диалектологии.
Письм. традиции С.-з. я. складываются в рамках алфавитов на лат. основе. На зарма (Нигер) и деидп (Бенин) ведется преподавание в школе.
• Prost A.. La langue sonay et ses dialects, MIFAN, 1956, № 47; Hou is M., Notes sur le songay, BIFAN, ser. B, 1958, t. 20; T e r s i s N., Le dendi (Niger): phonologie, lexique, dendi-franpais, emprunts (arabe, hau-sa. francais, anglais), P., 1968; ее же, Le groupe songhay-zarma, в KH.:Inventaire des etudes linguistiques sur les pays d’Afrique Noire d'expression francaise et sur Madagascar, P., 1978; Lacroix P. F., L’ensemble song-hay ierma: problemes et themes de travail, Abidjan, 1971; Nicolai R., Notes sur (eta partir de) la phonologie du zarma (Niger), BIFAN, ser. B, 1976. t. 38, №1; его же. Reinterpretation et restructuration en zarma-songhay, там же, 1977, t. 39, Na 2; e г о , же, Le songhai septentrional (etudes phonemati-ques). там же, 1979. t. 41, Na 2; его же, Preliminaires a une etude sur 1'origine du Songhay, B.. 1984.
Marie E., Vocabulaire francais-dyerma et dyerma-francais, P., 1914; Prost A., Supplement au dictionnaire sogay-francais (parler de Gao, Mali). BIFAN, ser. B. 1977, t. 39, Na 3; Ducroz J.-M., Charles М.-C.. Lexique sogey (songay)-francais, parler Kaado du Goroul, P., 1978.
К. И. Поздняков.
СОПОСТАВЙТЕЛЬНЫЙ МЁТОД — исследование и описание языка через его системное сравнение с другим языком с целью прояснения его специфичности (системной идиоматичности). С. м. направлен в первую очередь на выявление различий между двумя сравниваемыми языками и поэтому называется также контрастивным. Лежит в основе контрастивной лингвистики. Сопоставление как разновидность сравнит, изучения языков отличается от др. видов лингвистич. сравнения, хотя в целом С. м. смыкается с общими принципами типологии, будучи применимым к языкам независимо от их генетич. отношений (см. Типология лингвистическая); в сущности, С. м. отличается от общети по логич. и характерология. подходов не спецификой приемов, а задачами исследования. Ои особенно эффективен применительно к родств. языкам, т.к. их контрастные черты проступают наиболее ярко на фоне сходных черт. В этом отношении С. м. приближается к сравнительно-историческому методу, будучи в известном смысле его обратной стороной: если сравнит.-ист. метод базируется на установлении соответствий, то С. м.— на установлении несоответствий, причем нередко то, что диахронически является соответствием, синхронически предстает как несоответствие (иапр., рус. «белый»— укр. <6i-лий», оба от др.-рус. «бЬлый»). С. м. — достояние синхрония, исследования языка; он устанавливает между сравниваемыми языками отношение контраста, к-рое в зависимости от уровня (см. Уровни языка) проявляется как д и а ф о н и я [расхождения на фонология, уровне; термин Э. И. Хаугена, восходящий к понятию диафона Д. Джоунза (см. Фонема)], диаморфия (грамматич. расхождения), диатаксия (синтаксич. расхождения), диасе мня (семантич. расхождения), диалексия (лексемные расхождения, регистрируемые лишь в тех случаях, когда ожидается лексич. совпадение; ср. рус. «голубой» — польск. blgkitny при лексич. совпадении мн. других названий цвета).
Идея С. м. была теоретически обоснована И. А. Бодуэном де Куртенэ, элементы сопоставления встречались и в грамматиках 18—19 вв., но как лингвистич. метод с определ. принципами он стал формироваться в 30—40-х гг. 20 в. В СССР важный вклад в теорию и практику С. м. внесли в эти годы Е. Д. Поливанов, Л. В. Щерба, С. И. Бернштейн. Классич. применением С. м. стали нссле-
Д 16 Лингвистич, виц. словарь
дования в СССР Поливанова (1933), Ш. Балли в Европе (1935). Значение С. м. возрастает в связи с увеличением интереса к лингвистич. основам преподавания неродных языков.
* Поливанов Е. Д., Рус. грамматика в сопоставлении с узо. языком. Таш., 1933; Бернштейн С. И., Вопросы обучения произношению. М., 1937; Щерба Л. В.. Преподавание иностр, языков в ср. школе. Общие вопросы методики, М.—Л., 1947; Балли Ш., Общая лингвистика и вопросы франц, языка, пер. с франц., М., 1955; Реформатский А. А., О сопоставит. методе, «Рус. язык в нац. школе», 1962, № 5; Бодуэн де Куртенэ И. А., О смешанном характере всех языков, в его кн.; Избр. труды по общему яз-зна-нню, т. 1. М.. 1963; Я р ц е в а В. Н-, Контрастивная грамматика, М.. 1981; ее же. Теория и практика сопоставит, исследования языков, Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1986, т. 45, № 6; Методы сопоставит, изучения языков, М., 1988; Papers in contrastive linguistics, ed. by G. Nickel, Camb,, 1971; см. также лит. при ст. Контрастивная лингвистика.
В. А. Виноградов. СбТО 1&ЖНЫЙ ЯЗЬ'1К — один из банту языков (группа сото-тсвана зоны S, по классификации М. Гасри). Распространен в Королевстве Лесото, где он является офиц. языком (наряду с англ. яз.), в Оранжевой пров. и в промышл. р-нах Витватерсранда ЮАР. Число говорящих 3 млн. 350 тыс. чел.
Вокализм включает 9 гласных за счет противопоставлении по признаку откры-тости/закрытости i, е, о, и. Для консонантизма характерно наличие палато-альвеолярного двупозиционного щелкающего согласного q с аспирированным (qh) и назализованным (nq) вариантами. На границах морфем, гл. обр. посткорневых, реализуются палатализация, назализации и альвеоляризация согласных. Имеются два тона — высокий и низкий, выполняющие как смыслоразличительные, так и функции дифференциации парадигм. Согласоват. классы (18 классов) маркируются префиксами. Отсутствуют диминутивные и аугментативные классы, соотв. категории выражаются деривативными суффиксами -пуапа/-апа и -nali/-ga-di. Префиксы 16-го и 18-го локативных классов встречаются только в наречных образованиях. Префикс 17-го класса, наряду с локативными суффиксами ng/-eng, участвует в образовании несо-гласуемой локативной формы. Все части речи могут выступать в релятивной и копулятивной формах. Широко представлены идеофоиы. Порядок слов в предикативном предложении SPO; определение находится в постпозиции по отношению к определяемому.
Письменность с нач. 20 в. иа основе лат. алфавита. На С. ю. я. издается худож. лнт-pa и периодика, осуществляется радиовещание и ведется преподавание в начальной школе.
* Paroz R. A., Elements of Southern Sotho, Morija-Basutoland, 1946; D о k e С. M., The Southern Bantu languages, L., 1954; J acottet E., A grammar of the Sesoto language, L., 1972.
Mabille A.. Dieterlen H., Southern Sotho-English dictionary, Morija-Basutoland, 1961.	H. В. Охотина,
СОЦИОЛ ИНГВЙСТИКА (социальная лингвистика) — научная дисциплина, развивающаяся на стыке языкознания, социологии, социальной психологии и этнографии и изучающая широкий комплекс проблем, связанных с социальной природой языка, его общественными функциями, механизмом воздействия социальных факторов на язык и той ролью, к-рую играет язык в жизни общества. Нек-рые нз этих проблем (иапр., «язык и общест
во») рассматриваются и в рамках общего языкознания. Междисциплинарный статус С. находит выражение в .используемом ею понятийном аппарате. Так, языковой коллектив, рассматриваемый в качестве исходного понятия социолингвистич. анализа, определяется на основе как социальных, так и языковых признаков (наличие социального взаимодействия и единство языковых признаков). Осн. операционные единицы социолингвистич. исследования — социолингвистич. переменные — характеризуются соотнесенностью, с одной стороны, с определ. уровнем языковой структуры (фонологическим, морфологическим, синтаксическим, лексико-семантическим), с другой — с варьированием социальной структуры или социальных ситуаций.
Одной из осн. проблем, изучаемых С., является проблема социальной дифференциации языка иа всех уровнях его структуры, и в частности характер взаимосвязей между языковыми и социальными структурами, к-рые многоаспектны и носят опосредованный характер. Структура социальной дифференциации языка многомерна и включает как стратификационную дифференциацию, обусловленную разнородностью социальной структуры, так и ситуативную дифференциацию, обусловленную многообразием социальных ситуаций.
С этой проблемой тесно связана проблема «я зык и наци я», изучая к-рую С. оперирует категорией национального языка, трактуемого в сов. яз-знаиии как социально-ист. категория, возникающая в условиях экономич. и полит, концентрации, характеризующей формирование наций.
Одним нз ключевых понятий С. является понятие языковой ситуации, определяемой как совокупность форм существования языка (языков, региональных койне, территориальных и социальных диалектов), обслуживающих континуум общения в определ. этнич. общности или адм.-террнториальном объединении. Выделяются 2 группы языковых ситуаций: экзоглоссные — совокупности разл. языков, н эндоглоссиые — совокупности подсистем одного языка. Экзоглоссные и эндоглоссиые ситуации подразделяются на сбалансированные, если их компоненты функционально равнозначны, и несбалансированные, если их компоненты распределены по разл. сферам общения и социальным группам.
Особое внимание уделяется в совр. С. вопросу о связи и взаимодействии языка н культуры. Связи между языком и др. компонентами культуры носят двусторонний характер. Процессы соприкосновения разных культур находят отражение в лексич. заимствованиях.
Одной из важных социолингвистич. проблем является также проблема социальных аспектов билингвизма (двуязычия; см, в ст. Многоязычие) и диглоссии (взаимодействия разл. социально противопоставленных друг другу подсистем одного языка). В условиях билингвизма два языка сосуществуют друг с другом в рамках одного коллектива, использующего эти языки в разл. коммуникативных сферах в зависимости от социальной ситуации и др. параметров коммуникативного акта (см. Коммуникация). В условиях диглоссии наблюдаются сходные отношения между разными формами существования одного языка (лит. языком, койне, диалектами). С. изучает
СОЦИОЛИНГВИСТ 481
также использование языка в коммуникативных целях, и в частности речевое поведение как процесс выбора оптим. варианта для построения социально корректного высказывания. При этом выявляется сам механизм отбора социально значимых вариантов, устанавливаются критерии, лежащие в основе выбора. Конечной целью анализа является выявление социальных норм, детерминирующих речевое поведение.
Особое место среди проблем С. занимает проблема языковой политики — совокупности мер, предпринимаемых гос-вом, партией, классом, обществ, группировкой для изменения или сохранения существующего функционального распределения языков или языковых подсистем, для введения новых или сохранения старых языковых норм (см. Норма языковая).
Методы С. представляют собой синтез лингвистич. и социология, процедур. Они подразделяются на методы полевого исследования и методы социолингвистпч. анализа языкового материала. Методы полевого исследования включают анкетирование, интервьюирование, непосредств. наблюдение. Опросники, используемые при заочном выборочном анкетировании, существенно отличаются от социология, анкет характером и числом вопросов, а также стратегией опроса, определяемой его задачей — получить сведения о речи информанта. Большое внимание уделяется составлению программы и разработке техники интервью. Для получения достоверных данных о влиянии ситуативных параметров на речь информантов тщательно контролируют речевую ситуацию, стимулируя либо естеств.-непринужденную речь, либо сознательную ориентацию на престижный эталон. Наблюдения над речевой деятельностью информантов строятся таким образом, чтобы исключить или свести до минимума влияние наблюдателя на их речевое поведение. Иногда проводится т. наз. включенное наблюдение, при к-ром наблюдатель выступает не в роли интервьюера, а в качестве одного из участников коммуникативного акта.
Для обработки данных полевых наблюдений используются разновидности корреляционного анализа. Для С. типичны корреляции, в к-рых в качестве независимых переменных выступают те или иные социальные параметры, стратификационные или ситуативные, а в качестве зависимых — языковые явления. Между коррелятами отмечается как полная, так и неполная функциональная зависимость. Зависимости описываются отдельно по каждому социальному разрезу н комментируются с содержательной (социолинг-вистич.) стороны. Для этого используются табличные данные, графики зависимостей, математико-статистич. методы.
Получили распространение нек-рые методы моделирования социально обусловленной вариативности языка с помощью т. наз. вариативных правил, соединяющих в себе элементы порождающей модели с той вероятностной моделью, к-рая лежит в основе статистич. анализа речевой деятельности. Для анализа социально детерминированной вариативности в ситуациях языкового континуума используется импликационная волновая модель, позволяющая установить социальную иерархию языковых вариаций и связать их синхронный анализ с анализом диахронным. В основе этой модели лежит
482 СОЦИОЛОГИЧЕСК
гипотеза о волнообразном распространении языковых инноваций в пространственном и социальном измерениях.
Существуют также разл. модели социально обусловленного речевого поведения, и в частности модели, в к-рых речевое поведение представлено в виде стратегии выбора социолингвистич. переменных. Ограничивающие выбор социальные факторы моделируются в виде последовательных бинарных селекторов, позволяющих определить возможные исходы процесса выбора.
Основы социологии, исследований в СССР были заложены в 20—30-х гг. 20 в. трудами сов. ученых Л. П. Якубинского, В. В. Виноградова, Б. А. Ларина, В. М. Жирмунского, Р. О. Шор, М. В. Сергиевского, Е. Д. Поливанова, изучавших язык как обществ, явление на основе марксистского понимания языка как обществ, явления и историко-ма-териалистич. принципов анализа обществ, отношений. Почву для совр. С. подготовили также труды представителей социологического направления во франц, яз-знанни (А. Мейе), внесшего существ, вклад в выявление роли социальных факторов в развитии языка; работы амер, этнолиигвистов, развивавших идеи Ф. Боаса и Э. Сепира о связи языковых и социокультурных систем; труды представителей пражской лингвистической школы — В. Матезиуса, Б. Гавраиека, Й. Вахека и др., продемонстрировавших связь языка с социальными процессами и социальную роль лит. языка; исследования нем. ученых, в особенности Т. Фрингса и созданной им лейпцигской школы, обосновавших социально-ист. подход к языку и необходимость включения социального аспекта в диалектологию', оригинальные работы в области языковой ситуации и культуры речи япон. школы «языкового существования».
В 60—70-х гг. интерес к социологии, проблемам языка возрос в связи, с одной стороны, с потребностями совр. общества, для к-рого проблемы языковой политики и др. практич. аспекты С. приобретают все большую актуальность, и, с другой — с критикой структурной лингвистики, со стремлением преодолеть ограниченность имманентного подхода к языку и глубже проникнуть в природу языка как обществ, явления.
Социолингвистич. направления, разрабатываемые учеными разных стран, характеризуются разл. методологии, ориентацией. Нек-рые направления зарубежной С. (напр., в США) ориентируются на бихевиористскую модель речевого поведения (см. Бихевиоризм), символи-ко-интеракционистскую теорию социального взаимодействия, феноменологии, социологию. С., разрабатываемая в СССР и нек-рых др. странах, опирается прежде всего на ист. материализм и на частные теории марксистской социологии — теорию социальной структуры общества, теорию социальных систем, социологию личности и др.
* Аврорин В. А.. Проблемы изучения функциональной стороны языка. (К вопросу о предмете социолингвистики), Л., 1975; НЛ, в. 7, Социолингвистика. М., 1975; Никольский Л. Б.. Синхронная социолингвистика. (Теория и проблемы), М., 1976; Социально-лингвистич. исследования, М., 1976; Степанов Г. В., Типология языковых состояний и ситуаций в странах ром. речи, М., 1976; Швейцер А. Д., Совр. социолингвистика. Теория, проблемы, методы, М., 1977; Дешериев Ю, Д.. Социальная ливгвистика. К основам обшей теории, М., 1977; Проблемы языковой поли
тики в странах Троппч. Африки, М.. 1977; Социальная и функциональная дифференциация ЛИТ. языков, М., 1977; Языковая политика в афро-азиат, странах. М.. 1977; Швейцер А. Д.. Никольский Л. Б., Введение в социолингвистику. М., 1978; Белл Р. Т., Социолингвистика. Цели, методы и проблемы, пер. с англ., М., 1980; Типы наддиалектных форм языка, М., 1981; Теоретич. проблемы социальной лингвистики, М.. 1981; Принципы и методы социолингвпс-тпч. исследований, М., 1989; Advances in the sociology of language, v. 1, The Hague, 1971; Aspekte der Soziolinguistik, Fr./M., 1971; Ferguson C. A., Language structure and language use. Stanford, 1971; G и rn-ре rz J. J., Language in social groups. Stanford, 1971; Directions in sociolinguistics. The ethnography of communication. N.Y., 1972; Labov W., Sociolinguistic patterns, Phil.. 1972; Hymes D.. Foundations in sociolinguistics. An ethnographic approach, Phil., 1974; Simon G.. Bibliographic zur Soziolinguistik. Tubingen. 1974; Soziolinguistik, W., 1976; Halliday M. A. K.. Language as a social semiotic. The social interpretation of language and meaning, Balt., 1978; Linguistic variation. Models and methods, ed. by D. Sankoff, N. Y.. 1978; Gumperz J.. Discourse strategies, в кн.: Studies in interactional sociolinguistics, Camb., 1982. А. Д. Швейцер. СОЦИОЛОГЙЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ— совокупность течений, школ и отдельных концепций, трактующих язык прежде всего как социальное явление, как средство общения людей, связанное с их общественным положением, сферой занятий, образованием и т. п. В этом плане работы в области социолингвистики относятся к С. н. Однако термин «С. н.» применяется преим. к зарубежной лингвистике — системе взглядов на язык как социальное явление, возникших в виде реакции иа индивидуалистический психологизм младограмматизма, а также в противовес взглядам представителей идеалистич. неофилологии (К. Фосслер и др.; см. Эстетический идеализм в языкознании). С. н. оформляется на рубеже 19 и 20 вв., хотя социальная природа языка была отмечена еше Дж. Локком, Дж. Вико, фраиц. энциклопедистами, В. фон Гумбольдтом и создателями этнич. психологии (В. Вундт, Г. Штейнталь). Обществ, сущность языка и необходимость историко-материалистич. подхода к языковым явлениям подчеркивались в трудах К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина (см. Маркс К., Энгельс Ф. о языке, Ленин В. И. о языке).
С. н. складывается во Франции (см. Французская социологическая школа), в Швейцарии (см. Женевская школа) и в США (У. Д. Уитни, Э. Сепир и др.): нек-рые взгляды С. и. разделяли ученые Норвегии (А. Соммерфельт), Великобритании (Дж. Р. Фёре и лондонская школа), Чехословакии (см. Пражская лингвистическая школа) и др. стран. Представители С. н. определяют язык прежде всего как средство общения, затем как орудие формирования мышления, а также способ выявления эмоций. Основной, т. о., считается коммуникативная функция языка, признается системный характер языка (см. Система языковая) и знаковая природа его единиц (см. Знак языковой, Знаковые теории языка). Учитываются также результаты исследований психологии и социологии, развивающихся одновременно с С. н.
Однако, относя язык к социальным явлениям, зависящим от жизни общества, в к-ром он используется, сторонники С. н. во Франции эти социальные явления первоначально рассматривали в духе социологии Э. Дюркгейма — как существующие над обществом и навязываемые отд. его членам. Причины языковых измене
ний объяснялись только как результат изменений в обществе, пользующемся языком (А. Мейе), нлн воздействием противоречий между усложняющимися формами общения и стремлением к экономии языковых средств (Уитни и др.). В США язык трактовался как ист. наследие коллектива, к-рое предшествовало становлению материальной культуры, а с ее возникновением и развитием продолжало сопутствовать ей: чКультуру можно определить как то, что данное общество делает и думает. Язык же есть то, как думают» (Сепир). Впоследствии эти идеи легли в основу теории этнолингвистики (см. также Неогу.чбольд-тианство) и т. наз. антропологии, лингвистики в США, а также частично использованы зарубежной социолингвистикой. Идеи С. и. соотносимы с нек-рыми положениями философии языка, развиваемыми англ, философами (Л. Витгенштейн, Дж. Остин и др.; см. Логическое направление, Лингвистическая философия).
Взгляды на язык как средство общения и его социальную природу разделялись и рус. языковедами начиная с 18 в., вслед за М. В. Ломоносовым. Нек-рые положения С. н. были созвучны также сзглядам сов. ученых, исследовавших с 20—ЗО-х гг. социальную природу языка, определение языка как социального явления давалось ими с позиций марк-систской философии (труды Л. В. Щербы, Б. А. Ларина, В. М. Жирмунского, Р. О. Шор и др.; см. Язык и общество). Илеалистич. основы зарубежного С. и. подвергались сов. языковедами критике за ошибочность определения языка с позиций дюркгейм па некой социологии и идеалистич. эстетики Б. Кроче, за попытки объяснить причины языковых изменений исключительно социальными причинами (напр., трактовать расширение значений слов только как переход от использования слова в к.-л. из значений в узких сферах к общему употреблению) и устанавливать общие формулы изменений (иапр., фонетических) на основе смены типов цивилизации, за понимание нации как наличия у определ. коллектива «воли к единству» (Мейе), за изучение языков амер, индейцев как антропологии. курьезов, а не с позиций изучения процессов формирования языков у разных народов и др. Отд. идеи представителей С. и. были некритически восприняты т. наз. чНовым учением о языке» (Н. Я. Марр) и послужили основой для вульгаризации марксизма (идеи об изначальной классовости языка, о смешении, т. е. скрещивании, языков как главном факторе языкового развития и др.).
Важное место в работах представителей зарубежного С. н. занимало изучение диалектов: территориальных, как свидетельства ист. развития языков, и социальных, как отражения классового и профессионального расслоения общества. Исследовалось взаимодействие этих двух типов диалектов с нац. языком в процессе его становления и развития. Изучение терр. диалектов на рубеже веков легло в основу формирования диалектологии и лингвистической географии, а социальные диалекты позже стали объектом социолингвистики.
Косвенно с С. н. связано становление структурной антропологии, изучающей соотношение социальных я языковых структур в процессе развития мышления на разных ступсних этногенеза (Л. Леви-Брюль, Б. Малиновский, К. Леви-Строс). В ранних работах представителей С. н. в центре внимания были проблемы истории языков и диалектов, соотношения 31’
языка и культуры, языковых и социальных структур. С 50-х гг. началось изучение функционирования языка в разных ситуациях общения: в предписанных обществом формах и нормах поведения, в обществ, и религ. церемониях, при выражении радости, горя, дружбы и вражды во взаимоотношениях людей разных рангов и т. п., стали исследоваться речевые особенности средств массовой коммуникации и их воздействие иа разные социальные слои населения (стиль обществ, выступлений, пропаганды, рекламы и т. п.),'а также процессы овладения языком детьми и отражение в речи индивида условий его происхождения и воспитания и др. Эта проблематика С. н. получила дальнейшее развитие в социолингвистике.
* Лафарг П., Язык и революция, пер. с франц., М,—Л.. 1930; Сепир Э., Язык, пер. с англ., М.—Л., 1934; Вандриес Ж., Язык. Лингвистич. введение в историю, пер. с франц., М.. 1937; Мейе А., Введение в сравнит, изучение индоевроп. языков, пер. с франц., М.—Л., 1938; Жирмунский В. М., Марксизм и социальная лингвистика, в кн.: Вопросы социальной лингвистики, Л., 1969; С о с с ю р Ф. де, Курс общей лингвистики, в его ки.: Труды по яз-знанию, пер. с франц., М., 1977; Слюсарева Н. А., Проблемы социальной природы языка в трудах франц, лингвистов, в кн.: Теоретич. проблемы социальной лингвистики, М., 1981; см. также лит. при статьях Французская социологическая школа, Социолингвистика. Н. А. Слюсарева. СОЧЕТАЕМОСТЬ — свойство языковых единиц сочетаться при образовании единиц более высокого уровня; одно из фундаментальных свойств языковых единиц, отражающее синтагматические отношения между ними (см. Синтагматика). Существуют универсальные и конкретноязыковые законы и тенденции С., отступление от последних приводит к нарушению нормы или к изменению свойств языковых единиц. Намеренное нарушение правил С. может быть средством худож. выразительности. Модифицированные и дифференцирующиеся по форме при С. языковые единицы образуют варианты (аллофоны, алломорфы и др.).
Различается С. разных типов* в зависимости от позиции — контактная (при соположении языковых единиц) и дистантная (иа расстоянии); в зависимости от факторов С.— обусловленная (определяется наличием у языковых элементов различит, черт) и произвол ьна я (определяется лишь принятой нормой); в зависимости от уровня языка — формальнаи и семантическая.
На уровне фоием обусловленная С. проявляется в совместимости или в несовместимости их дифференциальных признаков (во ми. языках ие могут сочетаться глухие и звонкие согласные, твердые согласные и гласные переднего ряда ит. п.). В случае С. фонем с несовместимыми признаками происходят их комбинаторные (позиционные) изменения: оглушение, палатализация и др. Произвольная С. фонем — важный типологич. признак языка, она проявляется в универсальных (более легкие и более трудные сочетания звуков) и частных тенденциях. Важную роль в С. играет позиция звукосочетания в слове (начальная, срединная, конечная), напр. начальная группа [st] обычна в англ, и рус. языках (stop, четой»), но в испанском и немецком встречается лишь как исключение в заимствованиях, хотя фонемы [s] и [t] есть во всех четырех языках.
В морфологии С. проявляется в комбинации морфем и различается на фор
мальном и семантич. уровнях. На формальном уровне — это использование алломорфов, к-рые избирательно сочетаются с корневыми морфемами (ср. чкрасн-ота», чбел-изна», чсии-ева», чбер-ёг», но чгор-ит»), разл. рода изменения на морфемном шве и др. явления, изучаемые морфонологией. На семантич. уровне С. определяется совместимостью значений морфем, особенно лексемы и граммемы; напр., лексема, обозначающая считаемый объект, совместима с морфемой мн. ч. (чкнига» — чкниги»), обозначающая несчитаемый объект,— несовместима (челава», чснег»). Присоединение несогласующейся по смыслу морфемы свидетельствует о ее де-семантизации (ччернила»), переосмыслении (в сущ. чснега» мн. ч. показывает не множественность, а интенсивность), переосмыслении лексемы (чвб-ды»), либо о нарушении нормы (чела-вы»),
С. слов определяется грамматич., лексич., семантич. факторами и изучается теорией словосочетаний. Грамматич. С. определяется принадлежностью слов к частям речи: иапр., для мн. языков подчинит. сочетание из двух существительных нехарактерно и зависимое существительное либо проявляет тенденцию к адъективации (англ, a s t о п е wall), либо его адъективная функция подкрепляется его морфологич. изменением (англ, my brother’s friend) или использованием транспонирующего служебного слова (the friend of my brother). На лексич. уровне С. проявляется в избирательности лексем, ср. чоказать услугу, внимание», но чне оказать заботу, интерес». На семантич. уровне С. слов определяется с е-м антич. согласованием — компоненты сочетания должны не иметь противоречащих сем, иапр. глагол или прилагательное, обозначающие действие или свойство живого существа, сочетаются с существительными одушевленными (члюди разговаривают», чбольной человек»), в противном случае нарушается норма или переосмысляется один из компонентов (чбольная совесть», чВесь дом говорил об этом»). С. в тексте требует стилистич. согласования слова с текстом, иначе происходит стилистич. транспозиция.
Изучение С. позволяет идентифицировать языковые элементы, определять их принадлежность к таксоном ич. классам (см. Таксономия), выявлять их варианты, полифункциональность, обнаруживать т. наз. скрытые категории, определять условия образования переносных значений. Идея С. как одного нз осн. факторов структуры и функционирования языка активно разрабатывается в 20 в., в частности после работ Ф. де Соссюра, в фонологии (комбииаториая фонетика, работы Н. С. Трубецкого), в связи с теорией функциональной транспозиции (Ш. Балли) и теорией словосочетаний (В. В. Виноградов). Дистрибутивная грамматика использовала С. как основу лингвистич. анализа, рассматривая ее исключительно на формальном уровне. Интерес к семантич. стороне языка побудил изучать закономерности семантич. синтагматики, играющей важнейшую роль в образовании смысла высказывания. С. изучается как в формальном, так и в семантич. аспектах. См. Валентность, Комбинаторные изменения звуков, Словосочетание, Дистрибутивный анализ.	В. Г. Гак.
СОЧЕТАЕМОСТЬ 483
СОЧИНЕНИЕ (паратаксис, координация) — синтаксическая связь грамматически равноценных единиц языка, из к-рых ни одна не может быть сведена на положение компонента другой, располагающая своей системой средств выражения— сочинительными союзами (см. Союз). Устанавливается между предложениями как частями сложного предложения, между репликами диалога, между самостоят. единицами сообщения. Как периферийный вид связи функционирует в простом предложении, где не имеет конститутивного значения, т. к. не создает новых синтаксич. позиций, а воспроизводит уже имеющиеся. Специфику С. иногда усматривают в его обратимости, или принципиальной возможности перестановки сочиненных предложений относительно друг друга (при сохранении союза на прежнем месте) без изменения смысла высказывания (А. М. Пешковский, О. С. Ахманова); на материале рус. языка этот критерий не выдерживает проверки, что отмечалось Н. Н. Дурново, С. О. Карцевским, В. В. Виноградовым и др. В синтаксисе сложного предложения С. обычно противопоставляется подчинению, одиако строгой оппозиции между этими связями нет, поскольку функции их не соотносительны: подчинение выявляет разные виды смысловой зависимости следующих друг за другом предложений, тогда как для С. данный аспект не актуален и его средствами не эксплицируется. В этом отношении С. не выходит за рамки бессоюзия или по меньшей мере «симультаиио» ему, т. е. совмещено с ним (Карцевский). Назначение С.— характеризовать последовательность предложений не с т. зр. иерархии, а с т. зр. распределения и координированности (преемственности, прерывистости и т. п.) реализующихся в ней смыслов. Осн. и универсальные разновидности сочинит, связи: соединительная, противительная, разделительная. Перекрывающиеся сочинением отношения смысловой зависимости при необходимости могут выявляться спец, лексич. средствами или собственно подчинит. союзами (в последнем случае обычно говорят о контаминации С. с подчинением); каждый отд. вид сочинит, связи ставит таким экспликациям свои границы.
9 Грамматика рус. языка, т. 2, М., 1954; Пешковский А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении, 7 изд., М., 1956; Ильенко С. Г., Сочиневие, в кн.: Рус. язык. Энциклопедия, М., 1979: Кручинина И. Н., Структура и функции сочинит, связи в Рус. языке, М., 1988; Karcevski S., Sur la parataxe et la syntaxe en russe, CFS, 1948. t. 7; e г о же, Deux propositions dans une seule phrase, CFS, 1956, t. 14.	И. H. Кричим ина.
СО1ЪЗ (калька лат. conjunctio н греч. s^ndesmos, букв.— связь, союз) — класс служебных слов, оформляющих синтаксические связи предложений н синтаксические связи слов’. Связующая функция является для С. основной. Однако, указывая на наличие связи, С. одновременно выполняет и квалифицирующую функцию: обозначает содержат, отношения между связываемыми единицами (ср. «знать и уметь» — «знать, чтобы уметь»). Грамматич. значение отношения сближает С. с предлогами, но служебная функция предлогов осуществляется обычно во взаимодействии с падежной флексией (если она развита в языке), в то
484 СОЧИНЕНИЕ
время как С. осуществляет аналогичную функцию независимо от грамматич. характеристик связываемых словоформ н даже независимо от их принадлежности к определ. части речи, ср. союз «и> в рус. яз., соединяющий существительные («война и мир»), наречия («дешево и сердито), причастия («униженные и оскорбленные»), глаголы («увидел и испугалсяь). С. автономен в составе предложения, этим он отличается от союзного слова, к-рое совмещает две функции: помимо обозначения зависимости предложения (служебная функция), союзное слово входит в состав придаточного предложения в качестве одного из его членов, ср. англ. It was late w h е n he саше (C.) ‘ Было поздно, когда он пришел’ — I don’t know when he came (союзное слово, обстоятельство времени) 'Я ие знаю, когда он пришел’. В большинстве случаев союзное слово и С. различаются формально. При совпадении (омонимии) в нек-рых языках возможна дифференциация их по признаку наличия / отсутствия ударения, ср. «Чтб ои читает, не вижуь — «Я вижу, что ои читает». С. н союзное слово в совокупности образуют союзные синтаксич. средства связи, противопоставленные в языке бессоюзным (см. Бессоюзие).
По своему строению все С. делятся иа простые (однословные) и составные (неоднословные). В класс простых С. входят непроизводиые и производные С. Непроизводные делятся иа элементарные («и>, «аь, «но», лат. et ‘и’, хауса da ‘и’, венг. de ‘но’, чеш. а ‘и’) и неэлементарные. Последние исторически восходят к соединениям двух или более служебных слов (или служебного слова с застывшей формой знаменат. слова) и в совр. языке не членятся на морфемы, ср. «если» < «есть» + частица «лиь; «дабы». Производные С. возникают в результате лексич. десемантизации полнозначиой словоформы, напр. «хотя», нли в результате сложения, напр. лат. postquam ‘после того как’, antequam ‘прежде чем', англ, although ‘хотя’, венг. minthogy ‘так как'. Возможно возникновение С. из целого предложения, ср. венг. tudniillik ‘так как’ < tudni illik ’следует знать’.
Составные С. по принципу образования делятся на комбинированные (состоящие нз разных элементов; «а именно», ием. aucn wenn ‘если даже’) и повторяющиеся (парные; нем. bald...bald ‘то...то’, венг. mind...mind ‘как...так и’). По характеру связи внутри комбиниров. С. в языках с развитой флексией различаются С. несинтагматич. типа (объединенные по принципу простого сцепления), ср. «а также», «разве что», и с и и таг-мат и ч. типа (сохраняющие связи с предложно-падежными сочетаниями), ср. «без того чтобы не», «между тем как», польск. ze wzgl?du па to ze ‘ввиду того что’. Отнесение таких словосочетаний к классу С. во многих случаях оказывается условным, т. к. цельность нх может ослабляться и нарушаться.
По числу занимаемых в предложении позиций С. делятся на одноместные и неодноместные. К числу одноместных относятся С., располагающиеся между соединяемыми частями текста, напр. «и», «но», «вопреки тому что». Неодноместные С. делятся на многоместные и двухместные. Первые представляют собой последовательность позиционно разобщенных элементов, как правило, повторяющихся, ср. «и...и...и», «нн...ни...ии», лат. modo...modo ‘то...то’,
венг. акйг... акаг ‘либо...либо’. Двухмест, ные С.— это соединение двух формально не совпадающих и позиционно разобщенных элементов, напр. англ, either... or ‘или...или’, нем. nicht nur...sondern auch ‘не только... но и’. В образовании таких С. принимают участие частицы, модальные слова, а также фразеологизмы и устойчивые словосочетания.
В зависимости от характера связи, оформляемой С., все С. делятся на с о-чинительиые (координативные; см. Сочинение) и подчинительные (субордииативные; см. Подчинение). Если первые указывают иа относит, смысловую автономность связываемых единиц (предложений или словоформ), то при помощи вторых выражается зависимость одной синтаксич. единицы от другой. По характеру отношений, к-рые устанавливаются между частями конструкции, сочинит. С. делятся на группы: соединительные С. (копулятивные) — «и», «ни...ни»; противительные С. (адверсативные) — «а», «но»; разделительные С. (дизъюнктивные) — «или»; градационные С.— «не только... но и». Число сочинит. С. в языке, как правило, невелико. Подчинит. С. оформляют след, виды подчинит, отношений: времен-н ы е («когда», «пока», «в то время как», лат. cum temporale), условные («если», «раз», лат. nisi 'если не’), причинные («потому что», «ибо», лат. паш, enim ‘ибо, ведь’), уступительные («хотя», «несмотря на то что», лат. ut concessivuin), целевые («чтобы», лат. ut finale), следствия («так что», лат. ut consecutivum), сравнения («как», «словно», лат. quo modo ‘как’), изъяснительные («что», «чтобы», «якобы», лат. ut objectivum).
Деление С. на сочинительные и подчинительные, помимо семантич. основания (характер синтаксич. связи), опирается на ряд позиционных особенностей. Сочинит. С. занимают обычно иитерпози-цию, т. е. позицию между соединяемыми единицами, не входя ни в одну из иих (исключение составляют неодиоместиые повторяющиеся С. типа «либо... либо...»). Место подчинит. С. внутри придаточного предложения не является строго фиксированным. О семаитич. связанности подчинит. С. с придаточной частью предложения свидетельствует его связь с модальной характеристикой всего предложения; иапр., С. «как будто», «якобы» указывают на гипотетичность сообщаемого.
По степени семантич. зависимости от контекста С. разделяются на однозначные (минимальная зависимость от контекста, напр. «потому что», лат. prius-quam ‘прежде чем’, веиг. kovetkezoleg ‘следовательно’) и многозначные (оформляющие разл. виды смысловых отношений, полностью раскрываемые только в контексте). Широким семантич. спектром обладают сочинит. С. (ср. значения С. «а» в рус. яз.; противительное — «Пилюля горька, а проглотить ее надо»; присоединительное — «А вы все полнеете»; присоединит.-усилительное — «А дура все врет, врет, да и правду соврет»),
С. небезразличны к стилистич. окраске высказывания, ср. сиионимич. С. «чтобы» и «дабы» (если первый нейтрален, то второй вносит в предложение оттенок архаич. стиля), «если» и «ежели» (нейтральный стиль — просторечно-разговорный).
На периферии класса С. находятся 1) аналоги С. (группа слов с квалифици-
рующим лексич. значением, ср. «вдобавок» = кроме того, «выходит» = следова-тельно); 2) союзио-иаречные словосочетания; 3) аффигироваиные элементы союзного значения типа лат. -que. Резервом, пополняющим класс С., служат все неизменяемые слова (частицы, наречия, модальные слова).
В самостоят. часть речи С. был выделен в антич. грамматике. У Аристотеля С. составляли часть сиикретич. класса связок (syndesmoi), куда входили собственно С. и предлоги. В отд. класс С. были выделены Дионисием Фракийским (2—1 вв. до и. э.). В ср.-век. грамматиках С. включались в категорию «частиц речи» (particulae orationis). В яз-знании 20 в. С. вместе с модальными словами часто относят к синтаксич. служебным словам (в противоположность морфологическим — предлогам и артиклям).
* Пешковский А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении. 7 изд.. М., 1956; Виноградов В. В., Рус. язык. (Грамматич. учение о слове), 2 изд., М., 1972; Рус. грамматика, т. 1 — 2, М., 1980; Левицкий Ю. А.. Семантика рус. сочинит, союзов, в кн.: Проблемы структурной лингвистики. 1978, М., 1981.
Н. В. Васильева. СПОСОБ ДЕЙСТВИЯ — см. Аспекто-логия, Глагол.
СПРЯЖЁНИЕ (лат. conjugatio) — глагольное формообразование, охватывающее всю парадигму глагола, всю совокупность его форм в пределах одной глагольной лексемы и выражающее соответствующие грамматические категории. Границы С. одного глагола зависят от того, как определяются границы глагольной лексемы. Так, в рус. яз. изменение по категории вида традиционно не включают в состав С. одного глагола, а рассматривают как образование производного глагола со своим отд. С.; часто не относят к С. и образование причастий и деепричастий. Аналитич. формы в составе С. иногда обозначают термином п е-рифрастическос С. В большинстве языков не все глаголы спрягаются одинаковым образом. Поэтому, наряду с общим понятием С., выделяют отд. С. (т. е. его типы, или модели) для отд. групп глаголов. В нек-рых случаях между такими типами наблюдается четкое семантич. противопоставление, в других же — лишь традиционная закрепленность отд. типа за определ. кругом глагольной лексики.
В нек-рых языках отрицательное С. (напр., в финском с отрицат. вспомогат. глаголом еп ‘я не...’, et ‘ты не...’ и т. д. и неизменяемой по лицам и числам формой полнозначного глагола) противопоставлено положительному (утвердительному) С. Во ми. языках различают объектное и безобъектное (субъектное) С. Первое используется у перех. глаголов, употребленных с прямым дополнением (или только с определ. прямым дополнением — именем собственным, личным местоимением, существительным с определ. артиклем и т. п.), второе — у перех. глаголов, употребленных абсолютно (или с неопредел, дополнением), и у непереходных; ср. венг. tudom ‘я знаю' (напр., этого человека) — tudok ‘я знаю’ (одного человека и т. п.), те-gyek ‘я иду’. Иногда глагол в объектном С. ие только указывает своей формой на наличие дополнения, но и согласуется с ним в лице. Таково полиперс о-и а л ь но е (двух- и даже трехличное) С. в кавказских, палеоазиатских и нек-рых др. языках, отражающее в формах глагола лицо, число (также, в зави
симости от языка, грамматич. род и класс) всех своих актантов — как подлежащего, так н дополнения (или двух дополнений — прямого и косвенного). Ср. абх. ды-з-беит ‘его/ее (человека )-я-видел’, н-з-беит ‘то (вещь)-я-видел’, и-бы-р-тоит 'то (вещь)-тебе (жен. род)-оии-дают’, бы-р-на-тоит ‘тебя (жеи. род)-им-то (не-человек)-дает’. Полиперсональ-ное С. противопоставлено м о и о п е р-сональному (одноличиому), используемому у неперех. глаголов.
В индоевропейских, семитских и мн. др. языках С. независимо от переходности / непереходности является моноперсо-нальным и глагол согласуется в лице и числе (в ряде случаев и в роде) только с одним актантом — с подлежащим. Однако есть языки, в частности и нек-рые индоевропейские, в к-рых глаголы (кроме возвратных) вообще лишены согласоват. категорий, т. е., спрягаясь по временам, наклонениям н т. д., не спрягаются по лицам и числам. Так, дат. skri-ver — наст. вр. глагола «писать» для любого лица ед. и ми. ч.: ср. jeg skriver ‘я пишу’, du skriver ‘ты пишешь’ и т. д. Особое личное С. возвратных глаголов выделяется в тех языках, в к-рых показатель возвратности изменяется по категориям лица и числа. Ср. фраиц. je me trompe ‘я ошибаюсь', tu te trompes 'ты ошибаешься’, nous nous trompons 'мы ошибаемся’ и т. д. (невозвратное je trompe значит ‘я обманываю’). Специфич. чертами семантики отмечены и глаголы с неполным С., напр. безличные (дефектные по категории лица, числа, в соотв. формах и рода — ср. рус. «светает», «светало»).
Формальные разряды в С., ие связанные или слабо связанные с к.-л. семантич. группировками глаголов, широко представлены во мн. языках флективной типологии. В диахронии, перспективе такие конъюгационные разряды оказываются отложениями разных этапов развития языка или следами утраченных семантич. различий прошлых эпох. В синхронном срезе они должны рассматриваться как параллельные способы передачи одного и того же содержания. Таковы тематическое и атематическое С. древиих иидоевроп. языков (противопоставлены наличием / отсутствием т. наз. тематич. гласного е / о перед личным окончанием, а отчасти и самими окончаниями), С. на -mi и на -hi в хеттском (ija-mi ‘я делаю’ — da-hi ‘я беру’), четыре С. в латыни, различающиеся основообразующими гласными, более старое «с и л ь н о е» и позднейшее «слабое» С. в герм, языках (англ, to fall ‘падать’ — прош. время fell, но to call ‘звать’ — прош. время called) и т. д., а также С. глаголов более мелких формальных разрядов и т. наз. неправильных глаголов разных языков.
В древних слав, и совр. вост.-слав. языках, исходя из форм презенса, различаю1- два главных С.— первое (рус. «берешь», «берут») и второе («летишь», «летят») и, кроме того, остатки атематич. С. («ем», «ешь», «ест») и разноспрягаемые глаголы. В западио-и южнослав. языках в результате стяжения групп гласных (после выпадения интервокального j, ср. рус. диалектное «бы-ват» из «бывает») сформировался обширный класс глагольных основ с исходом на -а-, усвоивший в 1-м л. ед. ч. презенса окончание -ш по образцу атематич. глаголов и составивший новое, тр-етье спряжение (польск. czytam ‘читаю’). Окончание -ш распространилось и на др. типы основ (ср. в польск. яз. четвертое
С. umiem ‘умею’), а в ряде слан, языков на все глаголы (ср. словен. nesem 'несу', vidim ‘вижу’, delam ‘делаю’). Конъюгационные классы традиционно выделяли в слав, языках также по типам основ инфинитива, а позже — с учетом соотношения презентной и инфинитивной основы. Были предложены описания С. слав, языков, постулирующие принцип единой («полной») основы, «усекаемой» по определ. морфонологич. правилам при образовании отд. групп форм; конечный гласный «полной основы» отбрасывается перед окончанием, начинающимся с гласного (рус. coca- + у —» сосу), конечный j — перед суффиксом, начинающимся с согласного (игра) - + л —» играл), и т. д., а для ряда форм постулируются «более глубокие усечения» и разные дополнит. правила.
* Халле М., О правилах рус. спряжения. в сб.: American contributions to the 5 International congress of slavists, v. 1. The Hague, 1963; Бромлей С. В., Принципы классификации глагола в совр. рус. языке, ВЯ, 1965, №5; Маслов К). С., Нек-рые спорные вопросы морфологич. структуры слав, глагольных форм. «Сов. славяноведение», 1968, М» 4; Рус. грамматика, т. 1, М;, 1980; Се мере в ь и О., Введение в сравнит, яз-знание, пер. с нем.. М., 1980; Иванов В я ч. В с.. Слав., балт. и раннебалканский глагол. Иидоевроп. истоки, М., 1981; Якобсон Р., Рус. спряжение, в его кн.: Избр. работы, М., 1985; Т п е 1 i п N. В., Towards a theory of verb stem formation and conjugation in modern Russian, Uppsala. 1975; см. также лит. при ст. Глагол. Ю. С. Маслов. СРАВНЙТЕЛЬНО - ИСТОРЙЧЕСКИЙ МЁТОД — совокупность приемов и процедур историко-геиетического исследования языковых семей и групп, а также отдельных языков, используемая в сравнительно-историческом языкознании для установления исторических закономерностей развития языков. С.-и. м.— важнейший инструмент познания истории языков. С помощью С.-и. м. прослеживается диахронич. эволюция генетически близких языков на основе доказательства общности их происхождения. Осн. целью С.-и. м. является воссоздание модели праязыковых состояний (см. Праязык) отд. семей и групп родств. языков мира, их последующего развития и членения на самостоят. языки, а также построение сравнит.-ист. описаний (грамматик и словарей) языков, входящих в ту или иную генетич. общность. К числу гл. приемов относятся: определение генетич. принадлежности языковых данных, установление системы соответствий н аномалий иа разных уровнях в сравниваемых языках, моделирование исходных праязыковых форм (архетипов), хронологич. н пространств, локализация языковых явлений и состояний и предпринимаемая на этой основе генеалогическая классификация языков. Сравнение как универсальный прием лингвистич. исследования в С.-н. м. является доминирующим. Конкретные приемы и процедуры базируются на системном анализе, поскольку сравнению подлежат не часгиые явления, а языковые системы. Наиболее существенным является принцип ретро-гиостики, т. е. накопление знаний о предшествующих этапах ист. развития языков. Важнейшей процедурой С.-и; м. служит реконструкция первоначальных н промежуточных языковых состояний, осуществляемая посредством установления соответствий на всех уровнях языка. Наибольшую эффективность в установлении закономерностей ист. развития
СРАВНИТЕЛЬНО 485
родств. языковых систем С.-и. м. обнаруживает иа фоиетико-фоиологич. и морфологич. уровнях. Направление исследований при этом может быть как ретроспективным, т. е. идти от исторически засвидетельствованного состояния к первоначальному, так и проспективным — от первонач. состояния к более позднему. Большую роль играет при этом выбор основы для сравнения. Как правило, это язык с древнейшей письм. традицией. В индоевропеистике такую роль долго играл санскрит, к-рый в ряде совр. исследований сменен хетто-лувийскими языками. Совр. сравнит.-ист. методика лингвистич. исследований широко использует и приемы др. методов — типологического, квантитативного, вероятностного, филологического и метода моделирования. Лингвогеографические, или ареальные, приемы нет. изучения языков являются составной частью С.-и. м. Они подчинены задачам воссоздания картины диал. члеиеиия праязыковых общностей и выявлению ареальных связей между языками, составлиющими эти общности. В тех же языковых группах или семьях, где отсутствуют старописьм. памятники, С.-и. м. опирается на данные совр. языков и диалектов. См. также Метод в языкознании.
* Мейе А., Сравнит, метод в ист. яз-знании, пер. с франц., М., 1954; Вопросы методики сравнит.-ист. изучения индоевроп. языков, М., 1956; Климов Г. А., Вопросы методики сравнит.-генетич. исследований. Л., 1971; Макаев Э. А., Общая теория сравнит, яз-знания. М., 1977; С е м е р е-ньи О., Введение в сравнит, яз-знанне, пер. с нем.. М., 1980. В. П. Нерознак. СРАВНЙТЕЛЬНО - ИСТОРЙЧЕСКОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ — область языкознания, объектом к-рой являются родственные, т. е. генетически связанные, языки. Конкретно в С.-и. я. речь идет об установлении соотношения между родств. языками и описании их эволюции во времени и пространстве; С.-и. я. пользуется как основным инструментом исследования сравнительно-историческим методом-, наиболее общая форма исследований — сравнит.-ист. грамматики (включающие в себя прежде всего фонетику) и этимологич. словари (лексика).
С.-и. я. противостоит описательному, или синхроническому, яз-знанию, нормативному и общему яз-знаиию. Вместе с тем С.-и. я. связано как с описат. яз-зианием, так и с общим яз-знанием взаимовлияниями в целом ряде вопросов.
Обычно возникновение С.-и. я., прежде всего его ядра — сравнит.-нет. грамматики, связывают со знакомством европ. лингвистов с санскритом в кон. 18 в., недооценивая роль того общего идейно-иителлектуального контекста, к-рый складывался в науч.-филос., лит.-худож. и обществ, жизни Европы во 2-й пол. 18 в.— первые десятилетия 19 в. К этому времени в естеств. науках (прежде всего) был накоплен большой конкретный материал, давший основание первым универсальным классификациям и таксономиям, открывшим возможность рассмотреть целое, определить иерархию его частей и предположить, что сама она есть результат действия неких общих законов. Весь этот этап работы подразумевал существ, роль эмпнрич. сравнения фактов и неизбежно приводил к выводу, согласно к-рому за внешне разнообразными фактами должно крыться (по крайней мере, в значит, числе случаев) внутр, единство, нуждающееся в истолковании.
486 СРАВНИТЕЛЬНО
Принципом истолкования для секуляризованной науки того времени стал и с т о-р и з м, т. е. признание развития во времени, осуществляющегося естеств. образом (а не божественной волей, реализующей некий общий план), по з а к о и а м, к-рые не только описывают самое смену одних форм другими, ио и конкретный вид, ими принимаемый. Отсюда новая установка в трактовке фактов: в них склонны были видеть уже не «лестницу форм» («существ»—в биологич. науках), но «цепь развития», предполагающую естеств. изменение форм. Изменяемость форм (идея, в полном своем виде оформившаяся к сер. 19 в., ср. «Происхождение видов» Ч. Дарвина, 1859), объясняемая их историей, стала выступать как причина нх многообразия. Само развитие мыслилось в двух вариантах: чаше как восходящая линия от простого к сложному и улучшенному (ср. миого-числ. теории прогресса от А. Р. Ж. Тюрго и Г. Э. Лессинга, И. Г. Гердера и М. Ж. А. Н. Кондорсе до Ж. Б. Ламарка, Э. Жоффруа Сент-Илера и того же Дарвина), реже как нисходящая линия, связанная с деградацией (Ж. Ж. Руссо, Ю. Мёзер и др.). Отражения подобной концепции многообразны н нередко объединяют естеств. науки с гуманитарными. Так, с одной стороны, возникают отд. опыты ист. описания, претендующие на полноту и целостность (Д. Юм илн Э. Гиббон), утверждаются взгляды об истории как автономной науке (Тюрго, энциклопедисты, «Идея всеобщей истории» И. Канта, 1784), вырабатываются обшефилос. теории развития с особым вниманием к его причинам и стадиям, к соотношению «логического» и «исторического» (Г. В. Ф. Гегель, Ф. В. Й. Шеллинг и др.). С др. стороны, возникают многочисл. сравнит, дисциплины (сравнит. анатомия, эмбриология, палеонтология, геология и т. д.) и развиваются общие и частные принципы естеств.-иауч. «компаративизма» (Ламарк, Жоффруа Сент-Илер, Ж. Кювье, Ч. Лайель и др.). Характерно, что объектом ист. изменения и иауч. сравнения становится форма (а не функция), что и предопределило возрастание роли морфологии и то важное значение, к-рое стало придаваться понятию гомологии в структуре исследуемых объектов (т. е. подобию не функциональному, ио формальному, отсылающему к общему происхождению). Для С.-и. я. оказались важными также результаты исследований в области естеств. наук, не получившие, однако, всеобщего признания,— об оформлении понятия с и с т е-м ы, определяющей взаимодействие частей целого (ср. строго детерминистич. концепцию Кювье), нередко определяемой термином «организм», и о выдвижении идеи исходной модели-архетипа (Р. Оуэн), объясняющей развитие всех реально засвидетельствованных конкретных типов.
Наука о языке не только испытывала плодотворные влияния со стороны общей методологии наук, но и сама принимала активное участие в выработке общих идей. В частности, важную роль сыграла работа Гердера «Исследование о происхождении языка» (1770, изд. 1772), к-рая наряду с его же статьей «О возрастах языка» явилась одним из самых серьезных подступов к будущему ист. яз-знанию. Выступая против распространенных тезисов об исконности языка, его божеств, происхождении и неизменяемости, Гердер был одним из первых провозвестников историзма в яз-знании. Согласно его учению, естеств. законы опре
делили необходимость возннкновенпя языка и его дальнейшего развития; язык, связанный по своему происхождению с культурой (и, в частности, с поэзией), в ходе своего развития совершенствуется, как и общество; нераздельная связь языка с культурой и обществом делает его важнейшим компонентом нац. духа (перечень причин изменения языка во многом предвосхищает аналогичную проблему в естеств. науках, ср. биологич. географию А. фон Гумбольдта). И. К. Аде-луиг в нач. 19 в. выдвигает свои соображения о причинах нет. развития языка и формулирует критерии различия в степенях языкового родства, предполагающие не просто сравнение языков, считающихся родственными, но, по суги дела, сравнение их г р а м м а т и ч. структур (не только лексем!). Характерно, что У. Джоунз, познакомившись с санскритом и обнаружив его сходство в глагольных корнях и в грамматич. формах с греч., лат., готским и др. языками, в 1786 уже смог предложить совершенно новую концепцию лнигвистич. родства; наличие достаточного кол-ва подобных совпадений в сравниваемых языках позволяет заключить об их генетич. родстве и, следовательно, об их происхождении из общего праязыка. Ф. фон Шлегель в труде «О языке и мудрости индийцев» (1808) не только подчеркивает роль грамматич. элементов при установлении языкового родства (именно он ввел в употребление термин «сравнительная грамматика»), но и применительно к санскриту, перс., греч., нем. и др. языкам формулирует первые постулаты сравнит.-ист. грамматики индоевроп. языков, подчеркивая особую методологич. сущность форм спряжения. Эти теоретич. предпосылки С.-и. я. подкреплялись обширным собранием лексики разных языков, упорядоченной в словарях сопоставит, типа («Сравнительные словари всех языков и наречий» П. С. Палласа, 1787—89, 2 изд., 1790—91; словарь исп. миссионера Лореисо Эрвас-и-Пандуро, 1784, 2 изд., 1800—05; «Mithridates, oder all-gemeine Sprachenkunde» Аделунга и И. С. Фатера, 1806—17, и др.), где создавались особо благоприятные условия для выделения лексем родств. языков (хотя бы сугубо предварительного и приблизительного) (см. также Родство языковое, Генеалогическая классификация языков).
Идеи языкового родства выдвигались и раньше (ср. отчасти уже у Данте, а также «О родстве языков» Гвилельма По-стеллуса, 16 в.). Выделялись работы, авторы к-рых ограничивались кругом языков, обнаруживающих сходство: «Рассуждение о европейских языках» Й. Ю. Скалигера (1599), где, однако, в сравнение включались кроме языков, позже признанных индоевропейскими, также финский, венгерский, баскский, к-рые затушевали нек-рые бесспорные результаты. Еще более широкая классификация родств. языков Ст. Света была предложена Г. В. Лейбницем, по сути дела разграничившим индоевроп. языки (по его терминологии, «кельтские») и урало-алтайские («скифские»). Более перспективными в плане будущих сравнит.-ист. исследований оказывались те работы, в к-рых ставились более узкие задачи (напр., доказательство родства отд. групп или семей языков, ориентированные при этом на сравнение сходных элементов). Так, уже в 17 в. сложилось представление о родстве языков семит, семьи (Э. Гишар, И. Лудольф и др.), германской (Л. тен Кате) и романской
(Рейнуар и др.) групп, слав, языков (Ю. Крижанпч н др.) н т. п. Особое значение имели изданные Ф. Ю. фои Стралеибергом в 1730 сравнит, таблицы языков Сев. Европы, Сев. Кавказа, благодаря чему была создана классификация уральских и алтайских языков (финно-угорские и самодийские; тюркские, монгольские, тунгусские), хотя и в предварит. варианте. Эти первые попытки классификации языков способствовали формированию ранних вариантов С.-и. я. и, в свою очередь, во многом от них зависели.
В 10-х гт. 19 в. идеи С.-и. я. воплотились в исследованиях сравнит.-ист. характера, в к-рых была применена и соотв. техника исследований, опиравшихся преим. на данные индоевроп. языков, и т. о. сравнит.-ист. грамматика этих языков стала ведущей дисциплиной С.-и. я., оказавшей стимулирующее влияние на развитие других частных сравнит.-ист. грамматик.
Главные фигуры той революции в С.-и. я., к-рая привела к созданию сравнит.-ист. грамматики, были Ф. Бопп («О системе спряжения санскритского языка в сравнении с таковою в греческом, латинском, персидском и германских языках», 1816), Р. К. Раск («Разыскания о древнесевериом языке», 1818), Я. Гримм («Грамматика немецкого языка», т. 1—4, 1819—37, речь идет о герм, языках) и В. фон Гумбольдт («О сравнительном изучении языков применительно к разл. эпохам их развития», 1820, и др.). Гумбольдт теоретически обосновал статус С.-и. я. как не только особой, но и автономной лингвистич. дисциплины, выводы к-рой имеют, однако, первостепенное значение при изучении культуры, интеллектуальной деятельности, нар. психологии. Заслугой Гумбольдта было выделение яз-знаиия как новой науки ист. цикла — «сравнит, антропологии». При этом задачи С.-и. я. понимались им исключительно широко: «...язык и постигаемые через него цели человека вообще, род человеческий в его поступательном развитии и отд. народы являются теми четырьмя объектами, к-рые в их взаимной связи и должны изучаться в сравнит, яз-знании». Уделяя большое внимание таким ключевым для С.-и. я. проблемам, как внутр, форма, связь звука и значения, языковая типология и т. п., Гумбольдт, в отличие от мн. специалистов в области С.-и. я., и в ист. аспекте изучения языка подчеркивал связь с духом творчества, с категорией значения в широком смысле слова (язык и мышление). Тем самым принцип историзма в яз-знании получил понимание, выходящее далеко за рамки сравнит.-ист. грамматик. Боппу наука обязана созданием первой сравнит.-пет. грамматики индоевроп. языков (1833—49), открывшей серию подобных грамматик больших языковых семей; выработкой методики последоват. сравнения форм в родств. языках; попыткой интерпретации самого феномена родств. языков. Особое значение имело обращение к санскриту, к-рый в пространстве и времени был наиболее удален от европ. языков, не имея с ними контактов в своей истории, и тем ие менее сохранил с особой полнотой древнее состояние. Заслуга Раска состояла в выработке методики анализа соотносимых друг с другом грамматич. форм и в демонстрации разных степеней родства между языками. Дифференциация родства по степени близости явилась необходимой предпосылкой к построению схемы ист. развития родств. языков. Такая схе
ма была предложена Гриммом, рассмотревшим систематически три ступени развития герм, языков (древнюю, среднюю и новую) — от готского до новоанглийского. Начиная с Гримма, понятие «ист. грамматики» группы языков и особенно отд. языка стало в яз-знании реальностью (при этом — в отличие от опыта Гримма — «сравнительная» часть в таких нет. грамматиках нередко отступала на задний план или присутствовала в скрытом виде). Т- о., к 30—40-м гг. 19 в. С.-и. я. завоевало себе прочное место в яз-знании и начало оказывать значит, влияние на другие его области. В это время происходит становление С.-и. я., его принципов, методов и техники исследования.
С.-и. я., по крайней мере с 20—30-х гт. 19 в., отчетливо ориентируется на два начала — «сравнительное» и «историческое» (в этом смысле показательно название этой дисциплины в рус. лингвистич. терминологии), отношения между к-рыми не всегда ясны (практически они трактуются по-разному). Иногда акцент делается иа «историческом»: оно определяет цель С.-и. я. (история языка, в т. ч. и в дописьменную эпоху), его направление и принципы (историзм), и в этом случае оно наиболее точно отвечает идеям всей линии Гердер — Шлегель — Гримм — Гумбольдт. При таком понимании роли «исторического» др. начало — «сравнительное» — скорее определяет средство, с помощью к-рого достигаются цели ист. исследования языка или языков. В этом смысле характерны исследования в жанре «история конкретного языка», при к-рых внешнее сравнение (с родств. языками) может практически отсутствовать, т. е. как бы относиться к доист. периоду в развитии данного языка, и заменяться внутренним сравнением более ранних фактов с более поздними, одного диалекта с другим или со стандартной формой языка и т. п. Но и такое внутр, сравнение нередко оказывается замаскированным, низведенным до технич. приема, служащего исключительно целям установления ист. эволюции языка (сам же аспект сравнения, т. е. соотношение сопоставляемых элементов, лишается своего самодовлеющего характера). В работах др. исследователей акцентируется именно с равней и е, в центре внимания оказывается само соотношение сравниваемых элементов, образующее как бы главный объект исследования, а ист. выводы нз этого сравнения остаются неподчеркнутыми, неэксплицированными, отложенными для последующих исследований. В этом случае сравнение выступает не только как средство, но и как цель: именно поэтому оно может оставаться не интерпретированным вообще, мн. сравнит, грамматики ' групп языков относятся именно к этому типу, а выдвинутое А. Мейе понимание соотношений между элементами родств. языков как основного содержания сравнит, грамматики индоевроп. языков — наиболее яркий пример «сравнения ради сравнения», из чего, однако, ие следует, что такое сравнение не предполагает ценных для истории языка импликаций. Сравнение часто оказывается интерпретированным (ср. такие результаты сравнения, как постулирование праязыка, или языка-осиовы, установление ист. взаимоотношения сравниваемых языков, их диал. членения, относит, хронологии или разные виды реконструкции, позволяющие удлинить историю данного языка или группы родств. языков или сделать ее более
богатой, дифференцированной). Соответственно описанным двум ситуациям соотношения «исторического» н «сравнительного» нередко различают историческое яз-зиание (грамматику) и сравнительное яз-знание (грамматику), что несколько огрубляет демаркационную линию между «историческим» и «сравнительным», упрощенно разводя их в разные стороны и тем самым отчасти затушевывая как раз наиболее показательные и теоретически наиболее важные случаи, когда оба этих начала поддерживают и усиливают друг друга.
Если в логической структуре С.-и. я. соотношение «исторического» и «сравнительного» довольно ясно и приоритет первого не вызывает особых сомнений, то в центре эвристической структуры, характеризующей С.-и. я., находится все-таки «сравнительное», выступающее как своего рода зависимая переменная величина, «зависящая» в своем статусе от исходного по отношению к нему понятия родства. Поэтому одним из основных (хотя обычно и «формулируемых) постулатов С.-и. я. является необходимость проверки лингвистич. материала иа возможность применения операции сравнения, иначе говоря, необходимость доказательства принадлежности этого материала к родств. языкам. Но само родство языков определяется исключительно через их «исторически» ориентированное сравнение друг с другом. Этот логич. круг (парадокс ignotum per ignotum — «неизвестное через неизвестное») не может не учитываться при описании логич. структуры С.-и. я. и при практич. операциях сравнения элементов, относительно к-рых нет полной уверенности в их родстве. Выход из этого круга в С.-и. я., и особенно в сравнит.-ист. грамматике, достигается методом последоват. проб и ошибок, т. е. опираясь вначале иа более или менее внеш, признаки, а далее основываясь на внутренних, первично не явных фактах, обнаруживаемых в ходе исследования. Такая попытка сопоставления может оказаться удачной (и в таком случае сопоставление заменяется сравнением, число фактов, подлежащих сравнению, резко возрастает, и на их основе возникает возможность формулирования системы соответствий или даже реконструкций праязыка, выступающего как источник и причина засвидетельствованного эмпирически языкового родства) или неудачной (исходная предпосылка о родстве сопоставляемых элементов не подтверждается дальнейшими сопоставлениями, и первые гипотетнч. соответствия квалифицируются как случайные совпадения). В зависимости от исхода этой операции решается общий вопрос о том, могут ли быть данные языковые факты объектом сравнит.-ист. исследования или нет. В первом случае они поступают в ведение сравнит.-ист. грамматики, во втором — в ведение сопоставит, грамматики (см. Контрастивная лингвистика, Сопоставительный метод). В отличие от др. разделов яз-знаиия, объектом С.-и. я. является язык в аспекте его развития, т. е. того вида изменения, к-рый соотносится непосредственно с временем или с преобразованными формами его (напр., пространство, диал. ареал, различия внутри к-рого могут пониматься как пространств, форма выражения временных различий); в этом смысле изменения во времени не имеют непосредств. связи
СРАВНИТЕЛЬНО 487
с изменениями языка, связанными с др. причинами (профессиональными, возрастными, половыми, жанровыми, стилистическими, окказиональными, патологическими и т. п.). Более точно, объектом С.-и. я. является то в языке, что подвержено действию времени, и лишь постольку, поскольку, изменяясь во времени, оно отражает его движение. Следовательно, для С.-и. я. язык важен как мера времени («языковое» время), а тот факт, что время может измеряться языком (и разными его элементами, причём каждый раз по-разному), имеет непосредств. отношение к обширной проблеме форм выражения времени. При таком понимании объекта С.-и. я. становится оправданным введение минимальной меры «языкового» времени, т. е. кванта языкового изменения, единицы отклонения языкового состояния At от языкового состояния Аг, если At и Аг смежны во времени (предполагается, что «языковое» время останавливается, если нет языковых изменений, хотя бы «нулевых»), В качестве таких квантов языкового изменения могут выступать любые единицы языка, если они только способны фиксировать языковые изменения во времени [фонемы, морфемы, слова (лексемы), синтаксич. конструкции]. Но в реальном развитии С.-и. я., и особенно сравнит.-ист. грамматики, особое значение приобрели такие языковые единицы, как звуки (а позже и фонемы), на основании минимальных сдвигов («шагов») к-рых (типа звук х > у) выстраивались цепочки ист. последовательностей (типа а: > аг > а3... > а„, где ai — самый ранний из реконструируемых элементов, а а„ — последний по времени, т. е. современный) и формировались матрицы звуковых соответствий (типа: звук х языка А соответствует звуку у языка В, звуку z языка Сит. п.); с развитием фонологии, особенно в том ее варианте, где выделяется уровень фонологич. дифференциальных признаков — ДП, актуальным гтановится учет еше более дробных квантов языковых изменений самих ДП (так, измеиеиие d > t объясняется не как сдвиг на одну фонему, а как более мелкий сдвиг на один ДП: звонкость > глухость). В этом случае можно говорить о фонеме как минимальном языковом фрагменте (пространстве), на к-ром может быть зафиксирован временной сдвиг в составе ДП. Эта ситуация объясняет одну из осн. особенностей С.-и. я., наиболее рельефно проявляющихся в сравнит.-ист. грамматике; хотя, как было сказано, мииим. сдвиг фиксируется на уровне звуков (или морфем) и описывается как «звук х в одном языке соответствует звуку у в другом (родственном) языке», контрастивным пространством (минимальным и достаточным) для сравнения звуков (пли фонем) является морфема (в эксплицитном виде соответствие должно было бы выражаться след, образом: фонема х в морфеме К языка А соответствует фонеме у в морфеме Ki языка В, причем К и Kt — родств. морфемы, реализующие общий источник, предшествующий наличным его отражениям). Поэтому морфеме суждено было сыграть совершенно исключит, роль в С.-и. я., и особенно в развитии сравнит.-ист. метода (хотя до иек-рого времени эта роль могла не осознаваться с достаточной четкостью). Если утверждения типа «звук х языка А соответствует звуку у языка В» вполне тривиальны (при
488 СРАВНИТЕЛЬНО
отсутствии особых условий) и неопера-ционны в рамках тех целей, к-рые ставит перед собой С.-и. я. (в еще большей степени то же относится к тезисам типа «значение m в языке А соответствует значению п в языке В», выглядящим как абсурд), то подобное сопоставление морфем [они могут быть выражением грамматич. категорий, элементом структуры слова или носителем лексич. зиачення (корневые морфемы)] оказывается наиболее эффективным и операционным: оно не только отсылает к меньшим (фонемы) и большим (слово) членам сравнения, но и кратчайшим образом указывает элемент, фиксирующий родство сравниваемых членов. Поэтому морфемы данного языка (или языков) представляют собой необходимое и достаточное (строго говоря, достаточно ограничиться только «грамматическими» морфемами) основание для построения на нем сравнит.-ист. фонетики и грамматики данного языка или группы языков. Чем четче морфемная структура языка, тем более полной и надежной оказывается сравнит.-ист. интерпретация этого языка и тем больший вклад вносит этот язык в сравнит.-ист. грамматику дайной группы языков.
Из указанных особенностей логич. структуры С.-и. я. вытекают нс только его преимущества (среди них: относит, простота процедуры, если известно, что сравниваемые морфемы родственны; нередкая ситуация, когда реконструкция предельно облегчена или даже уже представлена частью сравниваемых элементов; возможность упорядочения этапов развития одного или неск. явлений в от-носительио-хронологич. плане; приоритет формы над функцией, при том что первая нередко остается более устойчивой и надежной, чем последняя, и т. п.), но и его недостатки или ограничения, относящиеся к методу, применяемому в С.-и. я. Последние связаны гл. обр. с фактором «языкового» времени: данный язык, привлекаемый для сравнения, может отстоять от исходного языка-основы или от другого родственного ему языка на такое кол-во шагов «языкового» времени, при к-ром большая часть унаследованных языковых элементов (теоретически все элементы) оказалась утраченной («вымытой» временем) и, следовательно, сам данный язык выбывает из сравнения или же становится для него ненадежным материалом; иной аспект того же ограничения — невозможность реконструкции тех явлений, древность к-рых превосходит способность языка к фиксации «языкового» времени, т. е. превышает временную глубину данного языка. В др. случаях значительность «языкового» времени, отделяющего данный язык от родственных ему языков или от праязыка такова, что материал для сравнения (напр., морфемы) остается, но подвергается столь глубоким изменениям, что становится крайне ненадежным, в частности допускающим целый ряд разных сравнит.-ист. интерпретаций. Наконец, особую сложность могут представлять заимствования в языке. Слишком большое число заимствований — а известны языки, где число заимств. слов превышает число исконных,— может существенно деформировать представление о соотношении «своей» и «чужой» лексики и дать основания для рядов «ложных» соответствий, к-рые, одиако, обладают высокой степенью регулярности. При отсутствии внеш, свидетельств заимствования определяются изнутри, лингвистически, как
раз по отклонениям от действующей в данном языке или группе языков схемы соответствий. Но старые заимствования могут утрачивать фонетич. знаки «чужого» происхождения и полностью ассимилироваться. Эти вкрапления могут смещать общую картину, притом что у исследователя нет средств для определения того, является ли это слово заимствованным или исконным и, следовательно, корректно или некорректно привлечение его для сравнения. Особую категорию сложностей составляют случаи «невзвешенного» сравнения, когда в качестве членов ряда соответствий выступают, напр., два или более состояния одного и того же языка (причем исследователь полагает, что речь идет о разных языках) или, наоборот, одни из членов ряда оказывается пустым из-за ненадежности материала. Нередки (особенно в случае недостаточного кол-ва фактов) примеры «игры случая», когда возникают фантомные факты, к-рым реально ничего не соответствует, или «сдвинутые», как бы подстроенные факты, смещающие и затемняющие реальное положение вещей. В силу всех этих обстоятельств исследования в области С.-и. я. не могут опираться исключительно на предусмотренные процедуры (на «правила»); нередко обнаруживается, что подлежащая решению задача принадлежит к числу исключительных и нуждается в обращении к нестандартным приемам анализа и /илн решается лишь с определ. вероятностью.
Тем не менее, благодаря установлению схемы соответствий между соотносимыми элементами разных родств. языков («сравнительное» тождество) и схемы преемственности во времени элементов данного языка (т. е. at > а7 > ...ап), С.-и. я. приобрело совершенно самостоят. статус. Яз-знанию традиционного типа как описательной и / или предписывающей дисциплине оно противопоставлялось как дисциплина объясняющая. В этом отношении С.-и. я. напоминало естеств. науки. В обоих случаях эмпирич. данные, отраженные в соотв. описаниях, нуждались в причинном объяснении; установление же причин и следствий в принципе объясняло ист. развитие объекта, изучаемого в этих науках. Высшим выражением принципа «исторической» причинности и одновременно методологич. строгости (своего рода «математичности») С.-и, я. было открытие понятия фонетич. закона (см. Фонетические законы). Роль фонетики в С.-и. я. оказалась совершенно иной, чем в описат. яз-знании; если в последнем фонетика оставалась вспомогат. дисциплиной, а звуки, как и буквы, трактовались только как средство выражения, то в С.-и. я. фонетика стала ведущей его частью, в частности потому, что в ней наиболее полно и объективно раскрывались ист. процессы, не нарушаемые, как на других уровнях, коррекцией со стороны осознаваемых говорящим элементов содержания. На первых порах в С.-и. я. довольствовались признанием соответствий и не настаивали иа их закономерности и неукоснительности в той степени, в какой это принято в естеств. науках. Во всяком случае, предполагалось, что иа язык оказывает влияние нечто более сильное, нежели лингвистич. законы (Бопп). Но уже А. Шлейхер, одержимый идеями естествознания и рассматривавший язык как естеств. организм, пытался увидеть в языковых закономерностях реализацию законов природы. Шлейхер был, пожалуй, первым, кто пытался установить как частные фоне-
тич. законы, действующие в пределах данного языка, так и всеобщие (универсальные) законы языка. Шлейхеровская реконструкция нндоевроп. праязыка, по сути дела, уже предполагает всевластие лингвистич. законов. Но сама трактовка этих законов Шлейхером ие могла быть принята след, поколением компаративистов, хотя убеждение в исключит, важности фонетич. законов стало в 70— 80-х гг. 19 в. общим тезисом младограм-матич. направления в С.-и. я. (см. Мла-дограмматизм). Соответственно росла непримиримость ко всем тем утверждениям в области сравнит.-ист. грамматики', к-рые основывались не на законе, а на исключениях из него. В 1878 в своих «Морфологических исследованиях» Г. Остхоф и К. Бругман формулируют принцип постоянства фонетич. законов, к-рому было суждено сыграть выдающуюся роль в С.-и. я. (см. Гримма закон, Вернера закон, Грассмана закон, Фортунатова — Соссюра закон, Бругмана закон, Зиверса — Эджертона закон). Большую методологии, ценность имели законы-предсказания, подтверждавшиеся лишь впоследствии, ср. реконструированные Ф. де Соссюром «сонан-тические коэффициенты», отражением к-рых было хеттское h, как позже показал Е. Курилович; ср. также ром. реконструкции Ф. К. Дица и их подтверждение фактами нар. латыни. Известная категоричность и максимализм в формулировке положения о постоянстве фонетич. законов вызвала позже дискуссию, внесшую много нового в понимание условий действия закона. Прежде всего потребовались объяснения для тех языковых фактов, к-рые не могли быть выведены из данного фонетич. закона и выглядели исключениями. Первой попыткой наиболее общего объяснения отклонений в действии лингвистич. законов была ссылка на аналогию, психологич. теория к-рой была изложена уже Г. Паулем в «Принципах истории языка» (1880). Ми. конкретные исключения в сравнит.-ист. грамматике иидоевроп. языков (а отчасти и др. языковых семей) были более или менее удачно объяснены. Но опыт обращения к аналогии как важному фактору языкового развития привел к двум существенным выводам: во-первых, само действие аналогии есть результат взаимоотношения членов языковой системы со своей особой иерархией этих членов, к-рая и определяет направление аналогии (в этом случае более чем констатация аналогии оправдано обращение к исследованию самой системы и принципов ее функционирования); во-вторых, аналогия (даже при обращении к ее исходным механизмам, коренящимся в системе языка) все-таки оставляет мн. языковые факты необъясненными вовсе или же объясненными недостаточно удовлетворительно. В этом случае наибольший прогресс и в С.-и. я. в целом, и в сравнит.-ист. грамматике конкретных языков или языковых групп, н в самом понимании пределов действия фонетич. законов был достигнут в тех многочисленных и, по сути дела, разнородных, внутренне обычно не скоор-диниров. исследованиях, где положения С.-и. я. проверялись анализом форм развития языка в пространстве. Постулирование праязыка, как и гипотезы о промежуточных языках-основах, о членении праязыка и преимуществ, связях между отд. его ветвями, строго говоря, скрывали в себе неизбежный вопрос о пространственно-временной интерпретации этих чисто лингвистич. конструкций.
«Волновая» теория И. Шмидта (1871), полемически заостренная против теории «родословного древа» Шлейхера, фиксировавшей последовательность этапов распадения языка, но игнорировавшей как проблему локализации праязыка и его последующих продолжений, так и все сколько-нибудь сложные случаи многосторонних языковых связей, была, по сути дела, одним из первых вариантов определения пространств, соотношения родств. языков и, главное, объяснения пространств, фактором (т. е. способом существования языка в пространстве) языковых особенностей, в частности и тех, к-рые выглядели как исключение. Соотнесенность двух гем — фонетич. законов н пространственного аспекта языка и языкового родства —рельефнее всего была обозначена в трудах Г. Шухардта, выступавшего против тезиса непреложности фонетич. законов и как бы компенсировавшего их дискредитацию объяснениями, вытекающими из фактора пространства и происходящего на нем постоянного и постепенного взаимодействия (вплоть до смешения) языков (ср. его работы «О фонетических законах», 1885, «О классификации романских диалектов», 1900, «К вопросу о языковом смешении» и т. п.). Близкие идеи высказывались и И. А. Бодуэном де Куртенэ. В той или иной мере оппозиция тезису о непреложности фонетич. законов и слишком упрощенным представлениям о схемах развития языка или родств. языков, о причинах и формах «переходных» явлений обнаружилась вскоре в наиболее развитых областях С.-и. я., прежде всего в романистике, несколько позже в германистике. В частности, эта оппозиция была связана с опытом работы над диалектологич. атласами (специально — география слов) и в области лингвистич. географии (Ж. Жильерон, позже Ф. Вреде, Г. Венкер, К. Яберг и др.), показавшей несравненно более сложную картину фонетических (и вообще языковых) изменений (в частности, было показано постепенное действие фонетич. законов в отношении отд. слов, дополнительно усложненное разным темпом распространения слов с фонетич. инновацией в лингвистич. пространстве). Идеи пространств. детерминации (или, по крайней мере, важности этого аспекта) языковых изменений постепенно находили свое отражение в С.-и. я.: ср. исследования Мейе о диалектах нндоевроп. языка, продолженные позже в работах о членении индо-европ. языков у В. Порцига, X. Краэ, у представителей итал. «пространственной» (ареальной) лингвистики — М. Дж. Бартоли, Дж. Бонфанте, В. Пизани, Дж. Девото и др. с их интересом к качеств, различию ареалов (центральные, латеральные, маргинальные), к определению центров инноваций и путей их распространения, к анализу того слоя лексики, к-рый ускользает из ведения сравнит.-ист. фонетики (ср. «культурные», иначе «странствующие», слова), к языковым связям внутри родств. и неродств. языков и т. п. Наконец, в 20— 30-х гг. 20 в. выдвигается теория языковых союзов (ср. работы Н. С. Трубецкого, Р. О. Якобсона, К. Сандфельда н др.; см. Языковой союз), определяющая такой тип взаимоотношения, при к-ром пространств. смежность способствует формированию «вторичного» родства, проявляющегося прежде всего в выработке сходных лингвистич. типов, во-первых, и создании своего рода системы пересчета для перехода от одного языка к другим (в пределах языкового союза),
во-вторых. Внимание к пространств, аспекту языка привело к существенному углублению проблематики С.-и. я.; в частности, заставило исследователей во многом по-новому взглянуть на проблему праязыка, его диал. членения (ср. понятие диал. континуума), выделения устойчивых («консервативных») зон и зон, в к-рых появляются инновации, на метод изоглосс, на роль конвергентных процессов (см. Конвергенция-, в С.-и. я. до сих пор господствует установка на преимущественное или даже исключит, значение дивергенции) и т. п.
Быстрое развитие С.-и. я., и прежде всего теории и практики сравнит.-ист. грамматик, привело к тому, что уже в сер. 19 в. оно стало рассматриваться ие только как саман развитая и точная (благодаря высокому уровню формализации) гуманитарная дисциплина исторического (и сравнительного) цикла, но и как образец для ряда др. наук, основанных на принципах историзма и компаративизма. Под влиянием успехов С.-и. я. и сравнит.-ист. метода в яз-знании оформляются такие направления в европ. науке 2-й пол. 19 в., как сравнит, мифология, сравнит, право, сравнит, лит-веде-иие. Несмотря на быстрые успехи этих дисциплин, оии не смогли достичь статуса, сопоставимого со статусом С.-и, я.: одни из них оказались надежны лишь в той степени, в какой они опирались на данные языка (ср. сравнит, мифологию, исходившую прежде всего из имен богов на родств. языках), другие подменяли сравнит.-ист. метод типологией форм в их ист. развитии (сравнит, лит-ведение). Тем не менее С.-и. я. продолжает оказывать влияние иа эти отрасли как в области общих идей, так и в области приемов и методов исследования, в структуре понятийного аппарата, в формах представления своих результатов и т. п. Более плодотворное и глубокое влияние С.-и. я. оказывает на другие лингвистич. дисциплины, в частности на описат. (синхронную) грамматику, типологию и теоретич. яз-знание. Наиболее значит, примеры этого влияния: 1) быстрое конституирование методов С.-и. я. и его практич. успехи создали положение, при к-ром дальнейшее развитие С.-и. я. требовало выработки новых методов и аспектов исследования; понятие системы, различение синхронии и диахронии и т. п., объясняемые из внутр, ситуации С.-и. я., стали объектом описат. или теоретич. яз-знания; 2) разработка причинных ист. связей в С.-и. я. повлияла на тот интерес к исследованию зависимостей языковых элементов в синхронном состоянии, к-рый в конечном счете привел к понятию системы языковой; 3) исследование универсалий и «фреквенталий» в ист. развитии языка явилось одним из важных стимулов для создания принципов лингвистич. типологии; 4) идеи «историзма» и «сравнения» аналогичных или гомологичных языковых элементов повлияли на синхронное исследование языка н типологию. Хотя эти идеи присутствовали обычно в скрытом виде, их роль в конституировании нового («иеисториче-ского») аспекта языкового исследования несомненна. Со своей стороны С.-и. я. оказалось восприимчивым к тем импульсам, к-рые исходили от смежных лингвистич. дисциплин. Примеры этого обратного влияния на С.-и. я.: различение синхроиич. и диахроиич. аспектов языка (отсюда попытки строить историю языка
СРАВНИТЕЛЬНО 489
как совокупность связанных друг с другом синхронных срезов); введение понятия системы (отсюда установка на преодоление атомизирующей эмпирии в С.-и. я. за счет конструирования и анализа системы элементов или хотя бы подсистемы). Используемый в С.-и. я. метод внутр, реконструкции также предполагает системный подход к языку и взаимозависимость элементов системы: по известным остаткам системы восстанавливаются др. элементы или даже достраивается вся система; вводятся и др. понятия, связанные с системой: давление системы, «пустые клетки» (cases vides), цепная реакция, оппозиции, маркированный / немаркированный члены и т. п. (ср. усиленное использование этих понятий в «причинио-телеологических» исследованиях Трубецкого, Якобсона, Н. ван Вейка, А. Мартине и др. в 20—30-х гг. 20 в. и позже); усвоение идей фонологии (различение фонемы и звука, дифференциальные признаки, сильная и слабая позиция, нейтрализация, дистрибуция фонологич. изменений и т. д.); учет результатов развития типологии языков (типологии, схемы, особенно универсалии, как критерии допустимости, надежности, доказательности реконструкции); использование трансформационного метода и идей порождающей грамматики (см. Генеративная лингвистика-, ср. модели порождения в С.-и. я. и — шире — опыт метода моделей); внимание к статистическим (количественным) методам (количеств, способы оценки родства, лексикостатистика, претендующая на объяснение не только абсолютной хронологии распада языка-основы н выделения отд. языков, но и определяющая хронология. пределы, в к-рых может вестись сравнит.-ист. исследование данного языка и т. п.). Внедрение методов структурной лингвистики и математики (см. Математическая лингвистика) определяет важную особенность С.-и. я. в последующие десятилетия и объясняет ряд конкретных достижений.
Несмотря иа то что следствием строго проводимого различения синхронии и диахронии было изъятие ряда областей из сферы исключит, компетенции С.-и. я., оно продолжает оставаться одной из наиболее представит, отраслей совр. яз-знания, в ряде случаев захватывающей в свое ведение новые области исследования; оно включает в себя такие дисциплины, как сравнит.-ист. грамматика (и фонетика), этимология, ист. грамматика, сравнит, и ист. лексикология, теория реконструкции и ист. развития языков, дешифровка неизвестных письменностей, наука о древностях — т. наз. лингвистич. палеонтология, история лит. языков; диалектология, топонимика и ономастика и т. п. Нек-рые из этих дисциплин (лингвистич. палеонтология, учение о праязыке, диалектология, этимология, топонимика и ономастика) оказывают значит, влияние на выводы, формулируемые в науках ист. цикла (археология, протоистория, ист. этнология, мифология и религиеведение, история культуры, предыстория науки, исследования древнейших форм словесного творчества, сравнит, и ист. поэтика, исследования структуры текстов и т. д.), а также в ряде естеств. наук, особенно когда речь идет о древних фактах (ботаника, зоология, геология, география и т. п.), ср. такие пока еще эвен
490 СРЕДИЗЕМНОМОР
туально применяющиеся понятия, как «лингвистич. ботаника» н т. п.
Наиболее надежная основа С.-н. я.— ист. грамматики отд. языков и целых их групп, сравнит.-ист. грамматики семей и групп языков, этимология, и ист. словари. Все эти области принадлежат к числу быстро развивающихся. К числу наиболее разработанных областей следует отнести сравнит.-ист. грамматику индоевропейских, финно-угорских, алтайских, семитских, дравидийских, банту, индийских языков. Серьезные исследования сравнит.-ист. характера ведутся на материале хамитских, картвельских, иахско-дагестанских, абхазско-адыгских, енисейских, самодийских, китайско-тибетских и др. языков.
Все большее внимание в С.-и. я. привлекают к себе языки, считающиеся изолированными в отношении их родства, и успехи в их изучении значительны. Как особую перспективную область С.-и. я. следует выделить исследование соответствий между большими языковыми семьями и установление родственных макросемей. Хотя недостатка в попытках сравнения больших языковых семей ие было и раньше (особенно урало-алтайской, иидоевропейско-семитской и др.), новый этап в этой области начинается, несомненно, с фундаментальной работы В. М. Иллич-Свитыча (из-за смерти автора не законченной) и его продолжателей в сравнит.-ист. грамматике т. наз. ностратич. языков. Другим достижением С.-и. я. становится теория и практика реконструкции текстов. Эта новая область исследования возвращает — ио с углублением и расширением материалов и результатов — к исходной основе С.-и. я., к принципу «историзма» и принципу связи языка с культурой.
* Дельбрюк Б., Введение в изучение языка, в кн.: Б у ли ч С., Очерк истории яз-знания в России, СПБ., 1904: Сепир Э., Язык. Введение в изучение речи, пер. с англ., М.—Л., 1934; Томсен В., История языковедения до кон. XIX в., пер. с дат., М.. 1938; Мейе А.. Введение в сравнит, изучение индоевроп. языков, 3 изд., пер. с франц., М,—Л., 1938; его же. Сравнит, метод в ист. яз-знании, пер. с франц., М., 1954; Ш у х а р д т Г., Избр. статьи по яз-знанию, пер. с нем., М., 1950; Иванов В. В., Генеалогия, классификация языков и понятие языкового родства. М.. 1954; Десницкая А. В., Вопросы изучения родства индоевроп. языков, М.—Л., 1955; Вопросы методики сравнит.-ист. изучения индоевроп. языков, М.. 1956; Пизани В., Этимология. История — проблемы—метод, пер. с итал., М., 1956; Пауль Г.. Принципы истории языка, пер. с нем., М., 1960; Мартине А., Принцип экономии в фонетич. изменениях, пер. с фраиц., М., 1960; Иллич-Свитыч В. М., Опыт сравнения ностратич. языков, т. 1—3, М., 1971 — 84; Гердер И. Г., Идеи к философии истории человечества, пер. с нем., М., 1977; Соссюр Ф. де. Тр. по яз-знанию, пер. с франц., М., 1977; Семереньи О., Введение в сравнит. яз-знание. пер. с нем., М., 1980; Сравнит.-ист. изучение языков разных семей. Совр. состояние и проблемы. М.. 1981; Гумбольдт В. фон, Избр. труды по яз-знанию, пер. с нем., М.. 1984; Г а м к ре-л и Д з е Т. В., Иванов Вяч. Вс.. Индоевроп. язык и индоевропейцы. Реконструкция и ист.-типология, анализ праязыка и. протокультуры, кн. 1—2, Тб.. 1984; Whitney W. D., Language and the study of language, N. Y., 1867; его же, The life and growth of language, N. Y.. 1875; e го ж e, Whitney on language. Selected writings, Camb. (Mass.), 1971; Schleicher A., Compendium der vergleichenden Grammatik der indogermanischen Sprachen, 4 Aufl., Weimar, 1876; О s t h о f f H., Brugmann K., Morphologische Untersuchungen auf dem Gebiete der indogermanischen Spra-
chen, I, Lpz., 1878; Humboldt W., Uber die Verschiedenheit des menschlichen Sprach-baues und ihren Einfluss auf die geistige Entwicklung des Menschengeschlechts. Bd I — 2, B., 1880; J espersen O.. Progress in language, 2 ed., L. —N. Y., 1909: Trubetzkoy N. S.( Gedanken liber das Indogerma-nenproblem, «Acta linguistica». 1939, v. 1; Meillet A., Linguistique historique et linguistique generale, P., 1948; Lehmann W. Ph., Historical linguistics, N. Y., 1962; Pedersen H.. The discovery of language. Linguistic science in the 19th century, Bloomington, 1962; Hoenigswald H.. Language change and linguistic reconstruction, Chi., 1966; Arens H... Sprachwissenschaft. Der Gang ihrer Entwicklung von der Antike bis zur Gegenwart, 2 Aufl.. Freiburg, 1969; M о u n i n G., Histoire de la linguistique, des origines au XX-e siecle, 2 ed., P., 1970; см. также лит. при ст. Индоевропеистика^	В. Н. Топоров.
СРЕДИЗЕМНОМОРСКИЕ ЯЗЫКЙ — условное обозначение древних неиндоевропейских языков Юж. Европы и островов Средиземного м., генетич. принадлежность к-рых остается невыясненной. Представлены надписями, глоссами, субстратными словами, ономастикой. Единств, живым представителем С. я. считается баскский язык.
Памятники С. я. от кон. 3-го тыс. до н. э. до первых веков н. э. написаны тремя типами письменности — иероглифической, слоговой и буквенной. На основании памятников С. я. подразделяются на 3 ареала: доиндоевроп. языки Вост. Средиземноморья, дороманские не-индоевроп. языки Италии и доиндоевроп. языки Пиренейского п-ова. Догреч. не-индоевроп. языки Вост. Средиземноморья объединяют язык критской иероглифич. письменности (о. Крит, кон. 3-го — нач. 2-го тыс. до н. э.), язык рисуночной письменности Фестского диска (о. Крит, 17 в. до н. э.), язык критской линейной письменности А (о. Крит, 16 в. до н. э.), кипро-минойский яз. (засвидетельствован на о. Кипр в надписях, представляющих разновидность линейного письма, 15—14 вв. до и. э.), этеокипр-скнй (язык негреч. слогового письма с о. Кипр, 6 в. до н. э.). Структура этих языков из-за трудностей дешифровки и интерпретации языксвых памятников пока не поддается раскрытию (см. Критское письмо).
К неиидоевроп. доромаиским языкам Италии относятся этрусский язык (памятники с 8 в. до н. э.) и ретийский яэ. (ок. 100 надписей 3—1 вв. до и. э. из сев. Италии, выполненных алфавитом «северноэтрусского» типа). К ним близок язык надписи на стеле с о. Лемнос, географически относящийся к Эгейскому региону. Для всех трех предполагается существование особой тиррен. группы языков. В фонетике их характеризует отсутствие звонких взрывных и наличие глухих взрывных и придыхательных, отсутствие «о» в системе вокализма этрусского и ретийского языков. В морфологии их объединяет наличие общих формантов в системе имени: -s в ретийском и .лемносском языках, -si во всех трёх, глагольного форманта -аке, -ахе в ретийском. -ке в этрусском, тождество этрус. и лемнос. формантов -eis, -si, -ai, -aith. Отмечен ряд лексич. общностей: ретинекое lu-pun, этрус. lupu, lupuke 'умирать', ‘жить в прошлом’, лемнос. avs, этрус. avil ‘год’, лемиос. nafoth, этрус. nefs ‘племянник’ и др. Нек-рые исследователи (И. М. Дьяконов) отмечают общие черты этих языков с хуррит. яз. (глагольные окончания -ае, -aez, т. наз. абстрактные окончания, предположительно в системе имеин, -s (-si), наслоение равно-
значных аффиксов, т. наз. морфологич. редетерминация).
К доиндоевроп. языкам Пиренейского п-ова относятся иберский и южнолузи-танский языки. Ибер. яз. засвидетельствован в иадписяк 4—3 вв. до и. э. в двух разновидностях — сев.-восточной, отмеченной на терр. вдоль побережья Средиземного м. (от г. Безье в юж. Франции до г. Валенсия и далее в глубь Кастилии),  южной (между г. Аликанте и вост. Андалусией). Ибер, письмо, созданное на основе греч. алфавита с элементами пунич. графики, приспособлено для передачи как отд. звуков, так и слогов. Фонетич. система ибер. яз. характеризуется наличием гласных а, е, i, о, сонантов 1, г, т, п, звонких взрывных b, d, g, глухих р, t, к, придыхательных h, tn, спирантов s, s, z. О морфологии известно немногое: формы глагола еЬап, еЬапеп с неясным грамматич. значением и с семантикой 'умер' или ‘погребен’, постпозитивный элемент ini с вероятным значением посесспвности. Попытки истолкования ибер, надписей с помощью баскского яз. не дали результатов. Южнолу-зитан. яз. представлен надписями на варианте ибер, письма, обнаруженными в Португалии, на Ю.-З. п-ова. Структура языка этих надписей не установлена.
Существует расширенное понимание С. я., при к-ром они объединяют, помимо названных, также отд. кавк. языки и иек-рые древние языки Передней Азии, не принадлежащие к к.-л. известной языковой семье. Предположения о генетич. связях С. я. в широком смысле не подкрепляются надежными обоснованиями.
Изучение С. я. началось в кон. 19 в. Первое систематич. исследование реликтовых доиндоевроп. языков Средиземноморья принадлежит П. Кречмеру, к-рый выдвинул теорию ретотиррен. языковой общности, охватывающей этрусский и ре-тийский языки, а также пеласгийский (позже В. Георгиев установил его индоевроп. характер).
Прогресс в изучении этрус. яз.— важнейшего звена С. я.— позволил уточнить геиетич. связи ряда С. я.: X. Рикс установил близость этрус. и лемнос. языков, М. Лежён обосновал геиетич. связи обоих с ретийским яз.
Наиболее существ, вклад в изучение др.-пиренейскпх языков внес А. Товар, представивший их комплексное историко-филологич. и лингвистич. описание. И. Хубшмид по данным топонимии н субстратной лексики в ром. языках составил собрание доиндоевроп. лексики языков Средиземноморья.
Большую роль в изучении С. я. сыграли работы Георгиева, к-рый уточнил само понятие С. я. и выдвинул ряд новых теоретич. положений. Он доказал индоевроп. характер догреческого (пеласгийского) слоя греч. яз., исключив его тем самым из С. я. Однако его концепция об индоевропейском (позднехеттском) характере этрус. яз. оценивается большинством исследователей как необоснованная.
В СССР проблемой С. я. занимался Н. Я. Марр, выдвинувший ненаучную теорию «пережиточных яфетических» языков Средиземноморья, «не дошедших до полного индоевропеизма». В сер. 20 в. изучением С. я. занимаются И. А. Хар-секпн (гл. обр. проблемы письменности и языка этрусков), Дьяконов, выдвинувший гипотезу о структурной близости этрус. и хуррит. языков.
в Георгиев В.. Исследования по сравнит.-ист. • яз-знанию, М., 1958; Тайны древних письмен, пер. с англ., нем., франц.,
нтал., М., 1976; Tovar A., The ancient languages of Spain and Portugal, N. Y., [1961]; Pisani V., Le lingue deli'Italia antica oltre il latino, 2 ed., Torino, [1964]; H ubsch m id J., Thesaurus Praeromani-cus, fasc. 1—2, Bern, 1963—65; см. также лит. при ст. Этрусский язык. В. П. Нерознак. СРЕДНЕПЕРСЙДСКИЙ ЯЗЬ'1К (пехлевийский язык, пехлеви) — мёртвый средиеираиский язык юго-западной группы (см. Иранские языки). Является продолжением (отличия носят диал. характер) др.-перс, языка и предшественником новоперсидского. Первонач. ареал распространения — юж. часть Ирана — Парса (Фарс), затем терр. гос-ва Саса-нидов, где он был офиц. языком (3— 7 вв.). После завоевания Ирана арабами (7 в.) сохранялся в зороастрийских общинах Ирана и у парсов Индии.
Различают т. наз. книжный С. я.— язык духовной (зороастрийской) п светской лит-ры — и манихейский С. я.— язык документов манихейских религ. общий. Между ними имеются расхождения, возможно, диал. характера.
Система вокализма включает 3 пары гласных фонем (а — a, i — i, u — й), противопоставленных по длительности, и 2 фонемы (ё, б) из древних дифтонгов. В консонантизме представлены характерные черты юго-зап. ираи. языков (в отличие от северно-западных); d < праиран. *z < индоевроп. *g, gh; s < праиран. *0r; h (в интер- и поствокальной позиции) < праиран. *s < индоевроп. *lc; s < праиран. *sp < индоевроп. *1си; v (в поствокальной) < *g; nz < *пё, nj; у (в поствокальной) < праиран. *d; d < праиран. *dv; z < праиран. *j.
Одновременно засвидетельствованы (в заимствованиях) черты, свойственные сев.-западным, в т. ч. парфянскому, языкам; z < праиран. *z < индоевроп. *g, gh; hr < праиран. *0r; s (в интер-и поствокальной позиции) < праиран. *s < индоевроп. *ic; sp < праираи. *sp < индоевроп. *ku;_ у (в поствокальной) < праиран. *g; nj < праиран. *пё, *nj; h (в поствокальной) < праиран. *d, парфян. h.
Грамматич. строй характеризуется аналитизмом. У имен утрачены древние категории рода и падежа, у глагола в прошедших временах — финитные (личные) формы. Последние заменены описат. формами с ист. причастием прош. времени.
На основании позиционных изменений согласных различают 2 этапа развития С. я.: ранняй (аршакядский) н поздний (сасанидский).
Для С. я. использовались 2 системы письменности, основанные на разновидностях арамейской графики (см. Западносемитское письмо): пехлевийская (с идеограммами, лигатурами, ист. орфографией) и манихейская (фонетическая). Древнейшие памятники — легенды на монетах правителей Парсы (2 в. до н. э.). • Расторгуева В. С., Ср.-перс. язык, М., 1966; Расторгуева В. С., Молчанова Е. К., Ср.-перс. язык, в ки.: Основы Иран, яз-знания. Ср.-иран. языки, М., 1981; Salemann С., Mittei-persisch, в кн.: Grundriss der iranischen Philologie, Bd 1. Abt. 1, Strassburg, 1895-1901; N у b erg H. S., A manual of Pahlavi, pt. 1, Texts, alphabets, index, Wiesbaden, 1964; pt. 2, Ideograms, glossary..., Wiesbaden, 1974; MacKenzie D. N., A concise Pahlavi dictionary, L.—[a. o.], [1971].
.	E.,K. Молчанова.
СТАДИАЛЬНОСТИ ТЕОРИЯ — представление исторического развития языков как смены стадий (состояний), нося
щих универсальный характер. С. т. зародилась в сер. 19 в. на основе концепции В. фон Гумбольдта о строении и развитии языка, ее первая отчетливая формулировка была дана А. Шлейхером, к-рый считал, что три морфологич. типа языков — изолирующие, агглютинирующие и флективные — представляют собой три последоват. ступени развития языка, причем наиболее совершенным является флективный тип, после чего начинается период разложения (упадка). Идеи Шлейхера ие получили широкого развития в сравнит.-ист. яз-знаиии; принцип стадиальности лежал в основе теории развития языка Ф. Мюллера, соединившего этот принцип с теорией корня Ф. Боппа (см. Агглютинации теория), и О. Есперсена. В 1-й трети 20 в. С. т. возрождается в модифицированном виде в рамках «Нового учения о языке* Н. Я. Марра, став ядром его концепции единого глоттогония, процесса. Понятие стадии, осмысляемое типологически (аморфная, агглютинативная, флективная), было прямо соотнесено с социаль-но-эковомич. формами развития человечества и формами мировоззрения. Развитие языка трактовалось как универсальный процесс «перерождения» одной стадии в другую, индоевроп. языки (называемые прометеидскими) рассматривались как последующий этап развития яфетич. языков (в первую очередь кавказских), а звуковая речь в целом считалась выросшей из стадии дозвуковой кинетической (ручной) речи. Реконструкцию стадий единого глоттогония, процесса предлагалось осуществлять с помощью метода палеонтология, четырехэлементного анализа, основанного на бездо-казат. сближении и препарировании значений н форм слов разл. языков. Вуль-гарно-материалистич. характер С. т. Марра противоречил марксистскому пониманию языка и его развития.
В совр. яз-знании С. т. (в ее домарров-ском виде) приобрела новое звучание в связи с развитием ист. типологии (см. Типология лингвистическая).
ф Дельбрюк Б., Введение в изучение языка, в кн.; Б у л и ч С. К., Очерк истории яз-знания в России, т. 1, СПБ, 1904; Мещанинов И. И., К вопросу о стадиальности в письме и языке, Л., 1931; Теоретич. основы классификации языков мира. Проблемы родства, М., 1982; см. также лит. при ст. «Новое учение о языке*.
- Ji. А. Виноградов. СТАРОСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК — язык древнейших дошедших до нас славянских памятников 10—11 вв., продолжавших традицию переведенных с греческого языка Кириллом (Константином-Философом) и Мефодием в 9 в. богослужебных и канонических книг, язык к-рых также принято называть С. я. В основу С. я., древнейшего слав. лит. языка, лег юж.-слав. солунский диалект. С самого возникновения С. я. носил характер слав, междунар. языка, употреблявшегося в среде зап. славян (чеш., морав., словац. и отчасти польск. земли), затем славян южных и несколько позже (с 10 в.) славян восточных. Памятники С. я. писаны двумя азбуками: глаголицей и кириллицей. Большинство ученых предполагает, что глаголица древнее кириллицы и что именно оиа была изобретена одним из создателей слав, письменности Кириллом. Своеобразие глаголич. письма, не позволяющее уверенно связать его ни с одним из известных в то время алфавитов, в т. ч. и с греч. минускульным
СТАРОСЛАВЯНСК 491
письмом, подтверждает это предположение. Кириллица довольно четко воспроизводит манеру греч. уставного письма 9 в. Дошедшие до нас старослав. памятники отражают локальные типы древнейшего слав. лит. языка 10—11 вв.: «Киевские листки», или «Киевский миссал» (10 в.) — моравский тип; Зографское, Мариинское, Ассеманиево евангелия, «Сборник Клоца» и «Синайская псалтырь» (И в.) — охридский (зап.-макед.) тип; Саввина книга, Супрасльская рукопись, Енинский апостол — преславский (вост.-болг.) тип. Общее число старослав. книжных памятников невелико — 16 (включая мелкие). Ценным дополнением к пергаменному корпусу памятников являются надписи на камне (древнейшая — Добруджская надпись 943).
С. я. принадлежит к юж.-слав, группе языков и отражает характерные фонетич. и морфологич. черты этой группы: 1) начальные сочетания ра-, ла- в соответствии с рус. ро-, ло- («ра.вьнъ», «ладии», ср. рус. «ровный», «лодка»); 2) неполногласие («брада», «глава», «вр-Ьдъ», «млВко», ср. рус. «борода», «голова», «веред», «молоко»); 3) изменение древних сочетаний *tj, *dj в st, zd («св-Ьща», «межда», ср. рус. «свеча», «межа») и др. Фонетич. и морфологич. строй С. я., по справедливому мнению ряда ученых (А. Мейе, Н. С. Трубецкой и др.), был близок к фонетике и морфологии праслав. яз. позднего периода. Для С. я. характерно наличие редуцированных гласных («сънъ», «дьнь», «пъсалъмъ»), исчезновение к-рых знаменует, по представлению большинства ученых, конец праслав. периода, наличие носовых гласных ?, р . («пАть» — «пять», «пй»ть» — «путь»), ятя (Ъ) («свЪть») и др., а также— в морфологии — существование шести типов склонения, дв. числа, двух простых и двух сложных прошедших времен, супина, ряда причастных форм и т. п.
Продолжением С. я. как языка литературного был церковнославянский язык. • Кульбакин С. М., Др.-церковно-слав. язык, 3 изд., Хар., 1917; Лавров П. А., Материалы по истории возникновения древнейшей слав, письменности, Л., 1930; С е л и ще в А. М., Старослав. язык, ч. 1 — 2, М., 1951—52: В а й а н А., Руководство по старослав. языку, пер. с франц., М., 1951; Хабургаев Г. А., Старослав. язык, 2 изд., М.. 1986: Т rube tz к о у N., Altkirchenslavische Grammatik, W . 1954.	_	.Н.П. Толстой.
СТАТИСТИЧЕСКИМ МЁТОД —см. Количественные методы в языкознании. СТАТУС (от лат. status — состояние, положение) (состояние) — особая категория имени в афразийских языках, выражающая различные содержательные связи имени в высказывании и представляющая собой именное словоизменение, определяемое синтаксической функцией имени в предложении. Представлена в семитских, берберо-ливийскнх и кушитских языках, видимо, также в др.-егип. яз. (где ситуация во многом неясна нз-за особенностей графики), следы этой системы наблюдаются и в чадских языках. Число и характер С. варьируют в разных языках. Из семит, языков наиболее богатая система представлена в аккадском яз., где различаются: склоняемое состояние (status rectus), сопряженное состояние (status constructus), предме-стоименное состояние (status pronomina-lis), неопредел, состояние (status inde-terminatus), в пределах к-рого различают два состояния — предикативное
492 СТАТИСТИЧЕСКИЙ
(status praedicativus) и абсолютное (status absolutus). С утратой внеш, флексии система С. упрощается. Так, в др.-евр. яз. три С.: st. absolutus, st. constructus, st. pronominalis; в араб. яз. лишь два: st. rectus и st. constructus, хотя в араб, грамматиках обычно выделяются определ. и иеопредел. состояния (в рамках st. rectus).
В берберо-ливийских языках иная система С.: противопоставлены присоединит. состояние (st. annexus) и свободное состояние (st. liber).
В др.-егип. яз. заведомо существовал st. constructus, возможно, и др. состояния. В кушит, языках системы С. сильно варьируют в разл. языках, наиболее полно они представлены в бедауйе и сомали.	В. Я. Порхомовский.
СТЁПЕНИ СРАВНЁНИЯ — грамматическая категория, выражающая степень качества, характеризующего данный предмет или действие. Различаются положительная, сравнительная и превосходная степени (в иек-рых языках имеется только две С. с.— положительная и элатив, совмещающий значения сравнительной и превосходной степеней). Сравнит, степень указывает на наличие у объекта к.-л. качества в большей степени, чем у другого, превосходная — больше, чем у всех прочих объектов. Положит, степень обозначает качество безотносительно к степени. С. с. имеются преим. у прилагательных и наречий («умный» — «умней» — «умнейший»; «умно» — «умнее»), но в нек-рых языках также у существительных и глаголов, осмысляемых как означающие качество (напр., коми «кужбджык» ‘более умеет’ при «кужб» ‘умеет’). С. с. выражаются аффиксами («умней») или аналитически («более умный»). К С. с. относится также э к в а-т и в, употребляемый в двух значениях: 1) (тождественная степень) — сравнит, обороты со значением одинаковой степени качества, напр. в рус. яз. «такой же холодный, как...; такой же интересный, как...», во франц, яз. «aussi grand que...»; 2) В финно-угор. языках — категориальная форма падежа со значением сравнения.
СТИЛИЗАЦИЯ — намеренное построение художественного повествования в соответствии с принципами организации языкового материала и характерными внешними речевыми приметами, присущими определенной социальной среде, исторической эпохе, литературному направлению, жаиру, индивидуальной манере писателя, к-рые избираются автором как объект имитации.
В зависимости от объекта можно выделить С., ориентированную на фольклор («Песня про царя Ивана Васильевича...» М. Ю. Лермонтова), нар.-разг, речь («Левша» Н. С. Лескова), обобщенно воспринятый стиль лит. направления или стиль определ. автора, обычно отдаленный во времени; последний тип чаще всего использовался для лит. мистификаций (подделка окончания пушкинской «Русалки», опубл, в 1897 Д. П. Зуевым, н т. п.).
С. используется в разл. идейно-эсте-тич. целях (ист. повествование, воспроизведение жизни определ. социальных слоев, пародия, сатира). С. нар.-разг, речи обычно объединяется с ориентацией на фольклорные жанры (такой вариант С. служит композиц.-речевой основой т. наз. орнаментальной прозы — А. Неверов, А. Ремизов, Б. Шергин). С. актуализирует определ. языковые элементы и приемы, в зависимости от задач повествования (иапр., при ист. С. актуализирован
ными обычно оказываются лексико-семантич. и фразеологич. архаизмы; см. Устаревшие слова); С. жанровая выдвигает на первый план принципы композиционно-речевой структуры, оси. особенности синтаксич. организации имитируемых текстов; в рамках С. социально-речевой актуализуются прежде всего фонетич., лексико-фразеологич. и синтаксич. особенности речи воспроизводимой социальной среды. Вариантом С. является пародия, нарочито, гипертрофированно выделяющая черты «прототипиого» стиля, к-рый т. о. становится объектом юмористич. или сатирич. истолковавия. * Гельгардт Р. Р., Стиль сказов Бажова. Очерки, Пермь. 1958; Е ф и-м о в А. И., Стилистика худож. речи, 2 над., [M.J, 1961; Бахтин М., Эпос и роман (о методологии исследования романа), «Вопросы лит-ры», 1970, № 1; его же, Проблемы поэтики Достоевского, 4 изд., М., 1979: Алпатов А. В., Стилизация речи, «Рус. речь». 1970, № 4.
Ю. А. Бельчиков. СТИЛ ЙСТИ КА—раздел языкознания, имеющий основным предметом стиль во всех языковедческих значениях этого термина — как индивидуальную манеру исполнения речевых актов, как функциональный стиль речи, как стиль языка и т. д. Однако задачи С. шире, нежели только изучение стиля; она исследует эволюцию стилей в связи с историей литературного языка, язык художественной литературы в его эволюции, универсальные приемы языкового построения произведений лит-ры (соприкасаясь с поэтикой), а также жанры общения (соприкасаясь с прагматикой). Предметом С. является также изучение экспрессивных средств языка (см. Коннотация), фигур речи и тропов, к-рые не связаны с к.-л. одним определ. стилем.
Совр. С. понимается различно в разных лингвистич. направлениях и школах, причем каждое понимание имеет объективное основание в связи с многосторонностью осн. предмета С.— стиля.
1)	Наиболее узкое понимание С. (исторически не первое) было выдвинуто амер. дескриптивной лингвистикой в 40— 50-х гг. 20 в. Поскольку структура языка понималась дескриптивистами как аранжировка его элементов в речи в пределах от морфемы до предложения включительно, С. отводилось изучение структуры единиц, более крупных, чем предложение,— аранжировка предложений, их группировка в абзацы и т. д. (А. А. Хилл и др.); этот подход может быть назван дескриптивной С.
2)	Более широкое понимание С., непосредственно исходящее из предыдущего, характерно для современной, гл. обр. английской, лингвистики текста. То, что дескриптивисты определяли как стн-листич. вариативность, т. е. построение текста на более длинных отрезках, чем предложение, в лингвистике текста рассматривается как проявление общих закономерностей построения текста. Соответственно понятие вариативности, свободного выбора говорящим или автором текста приемов и форм сильно ограничивается, н С. отождествляется с грамматикой текста (У. Хендрикс и др.); тем не менее в этом смысле можно говорить о текстовой С.
3)	С., выходящая за пределы текста, как учение о соотношении текста с внетекстовыми (общеязыковымн, «кодовыми» и т. п.) подсистемами языка — стилями, была разработана исторически ранее, в 30—40-х гг. 20 в., лингвистами пражской лингвистической школы. Текст, вообще речевой акт, устный или
письменный, с этой точки зрения предстает как результат выбора говорящим языковых форм из заранее данных языком возможностей — фонетических, грамматических, лексических (слов), синтаксических, и как их комбинация в речевом акте в зависимости от его цели («функции»), Основу такого истолкования С. составило понятие «коммуникативного», или «функционального», стиля речи; этот подход, к-рый можно назвать функциональной С., смыкается с социолингвистикой.
Понятие функционального выбора, в свою очередь, восходит к концепции Ш. Балли, согласно к-рой в языке констатируются многочисл. синоннмич. формы и их ряды, один из последних составляет «нейтральный фон», а другие отличаются той или иной дополнит, окраской — именно стилистической. Балли понимал эту окраску гл. обр. как экспрессивную — «сниженную», разг.-фамильярную, или, напротив, «высокую», книжную (ср., напр., рус. «лицо» — нейтральное, «лик» — высокое, «рожа» — сниженное).
Названные подходы составляют совр. языковедч. С. в узком смысле слова. Параллельно с оформлением этого осн. ядра С. дополнительно развивались еще два ее направления.
4)	С одной стороны, в противопоставлении развивающемуся учению о структуре языка (см. Система языковая), С. стала осознаваться как общее учение оо употреблении языка (в сов. яз-знании — Г. О. Винокур), что отвечало повсеместному сдвигу лингвистики 50-х гг. 20 в. к исследованию «языка в действии» (Э. Бенвенист), использования языка говорящими в разных ситуациях, предпосылок успешного совершения речевых актов и т. п.; эти вопросы включаются в сферу языковой прагматики, и, следовательно, можно говорить о прагматической С. С др. стороны. в концепции Винокура разл. обществ, употребление языка вообще носит ист. характер, и в этом смысле учение об обществ. употреблении является ист. С. общего языка. Уже с 30-х гг. 20 в. синхронная С. совр. языка стала рассматриваться — гл. обр. в стилистич. концепции В. В. Виноградова — как этап в истории лит. языка; этот подход определяется как историческая С.
5)	Наконец, С. общенар. языка всегда, но особенно интенсивно начиная с 20-х гт. 20 в., рассматривается в связи с языком худож. лит-ры и творчеством отд. крупных писателей, необходимость этого (отрицавшаяся, напр., в концепции Балли) непреложно вытекает из концепции Виноградова (а также работ Л. Шпитцера и др. на Западе). Это расширение составило предмет С. языка худож. лит-ры и тесно смыкается с поэтикой.	'
Все названные подходы составляют совр. языковедч. С. в широком смысле слова. При этом подходы 3 и 4 часто используются при обучении языку и иногда рассматриваются как практическая С., к-рая имеет целью обучить стилистич. нормам родного языка.
В центре теоретической С. находится проблема речевого акта и текста как его результата. Обычный речевой акт состоит из 3 компонентов: автор акта («отправитель», адресант); текст; воспринимающий акт («получатель», адресат). Соответственно этому разделяются: С. о т «автор а», иногда называемая «генетической»,— исследование авторского выбора речевых средств, замысла («идеи») н его исполнения (воплоще
ния в текст); С. в п у т р. построения оамого текста, иногда рассматривающаяся как воплощение собств. законов данного речевого жанра и называемая в этом случае «имманентной» С.; С. адресата, рассматривающая интерпретацию адресатом замысла отправителя речи, а также сам «образ адресата», или «фактор адресата», снова соприкасающийся с замыслом автора речи.
Это трехчастное деление находит полную параллель в лнтературоведч. С. (благодаря чему она и оказывается связанной со С. языковедческой), в к-рой вычленяются: проблема «образа автора», детально исследованная в концепции Виноградова; проблема структуры текста, составляющая предмет исследований т. наз. структуральной поэтики (от Н. С. Трубецкого до Ю. М. Лотмана и др.; выделяются работы Р. О. Якобсона); проблема адресата (исследованная, в частности, Д. С. Лихачевым на материале др.-рус. лит-ры; напр., адресат «житий» не тот же, что адресат «хождений» как жанров древней словесности). Особую проблему, связанную со всеми предыдущими, составляет неоднозначность прочтений, интерпретаций худож. текста (напр., текст «Горя от ума» А. С. Грибоедова, по данным Ю. Н. Тынянова, как текст, полный кружковых ассоциаций и намеков 20-х гг. 19 в., ив наши дни как текст — результат богатейших ассоциаций, связанных с протекшими обществ, событиями рус. жизни и традицией театральных интерпретаций). Т. о., языковедч. и литературоведч. С. имеют общую часть, включающуюся также в семиотику языка и лит-ры. Тем не менее за пределами этой общей части обе С. разграничиваются, и вопрос об их размежевании интенсивно исследуется (напр., в работах Г. В. Степанова).
С. одного языка может быть сравнена со С. другого или других языков, что составляет предмет сопоставительной С., к-рая с течением времени разделилась на практическую и теоретическую. Практич. сопоставит. С. изучает выборы, предпочтения, к-рые должен сделать говорящий, переходя с одного языка на другой при обучении или при переводе. Наблюдения над выбором форм приводят к определ. обобщениям, к-рые формулируются как правила С., рекомендации при обучении иностр, языку. Внутри сопоставит. С. выделилась контрастивная грамматика (см. Контрастивная лингвистика), представляющая собой нек-рое сужение сопоставит. С.
Обобщения сопоставит. С. приводят к выводу, что в разных языках имеются разные предпочтит. способы выражения одних и тех же содержаний (мыслей), что, напр., нем. яз.— «глагольный», французский — «именной», «абстрактный»; индоевроп. языки в целом противопоставляют «субстанцию» и ее «форму» (напр., «чашка чаю»), тогда как индейские языки соединяют их в понятии «явление» («чаечашка»), и т. п. Это одна из главных проблем теоретич. сопоставит. С.; решение ее в рамках только сопоставит. С., дисциплины описательной, невозможно. С., т. о., выходит в область общей проблемы «язык н мышление», составляющей содержание таких разных концепций, как стадиальная типология (работы И. И. Мещанинова 30—40-х гг.), концепция языка как «промежуточного мира» между языком и мышлением (Л. Вайсгероер, см. Неогумболъдтианст-во), концепция «языковой относительности» (Э. Сепир и Б. Л. Уорф в США),
концепции языковой «картины мира» совр. сов. ученых.
Важной проблемой теоретич. сопоставит. С. является вопрос о ее теоретич. языке, инструменте ее описаний. В сопоставит. С. один язык обычно описывается средствами др. языка; т. о., язык описания выступает одновременно в двух функциях — как элемент сравнения рядом с описываемым языком и как средство, форма, «план выражения» результатов, содержания этого сравнения. Язык в этой роли может быть назван э п и -языком и противопоставлен метаязыку. Различие эпиязыка и метаязыка играет важную роль в теории формализованных языков и основаниях матем. логики (напр., в работах X. Б. Карри).
Предшественницами совр. С. были антич. и ср.-век. поэтика и в большей степени риторика. Поэтика понималась как наука о поэзии, а риторика первоначально — как наука об ораторском иск-ве; центр, часть риторики составляло учение о словесном выражении, в к-ром рассматривался отбор слов и их сочетание, а также фигуры речи. Риторики 17—18 вв. делают центром учение о стилях (напр., риторика А. X. Белобоцкого в России); в рус. С. значит, роль сыграла теория стилей М. В. Ломоносова и его «Риторика» (1748).
Термин «С.» появился в нач. 19 в. впроизв. нем. романтиков в связи с новыми для того времени понятиями индивидуальности творч. личности. В сер. 19 в. предпринимаются попытки научно обосновать С.— «философия стиля» Г. Спенсера (1852) и X. Штейнталя (1866). Основы ист. С. были заложены в трудах А. Н. Веселовского («Из истории эпитета», 1895, и др.) и А. А. Потебни.
В связи с характером С. как учения об «употреблении языка» неоднократно возникали попытки сделать ее наиболее общей филология, дисциплиной, подчинив ей как частную науку яз-знание в собств. смысле слова (впервые у нем. филологов-романтиковбр. А. В. и Ф. фон Шлегель в нач. 19 в., в направлении эстетического идеализма К. Фосслера).
Лингвистич. С. в совр. смысле начинается с работ Балли («Трактат по французской стилистике», 1909) и становится самостоят. разделом яз-знания в трудах лингвистов Пражского лингвистич. кружка. Оформление С. в отечеств, науке было завершено в концепции Виноградова. К совр. С. примыкает теория интерпретации в компьютерной лингвистике (работы В. 3. Демьянкова и др.).
* Антич. теории языка и стиля, М.—Л., 1936; Веселовский А. Н., Из истории эпитета, в его кн.: Ист. поэтика. Л., 1940; Звегинцев В. А.. Эстетич. идеализм в яз-знании (К. Фосслер и его школа), М., 1956; Щерба Л. В., Опыт лив-гвистич. толкования стихотворений, в его кн.! Избр. работы по рус. языку. М., 1957; Винокур Г. О., О задачах истории языка, в его кн.: Избр. работы по рус. языку, М., 1959; Балли Ш., Франц, стилистика, пер. с франц., М., 1961; Степанов Ю. С.. Доказательство и аксиоматичность в стилистике. Метод Л. Шпицера, «Вестник МГУ. филология. Журналистика». 1962, № 5; его же. Франц, стилистика. М., 1965; Виноградов В. В.. Стилистика. Теория поэтич. речи. Поэтика, М., 1963; Гельгардт Р. Р.,О стиле лит. проиэ-. ведений (объект и метод), в сб.: Вопросы стилистики, М., 1966; Гак В. Г., Рус. язык в зеркале французского, «Рус. язык за рубежом», 1967. №3: 1971. №2; Тынянов Ю. Н., Сюжет «Горя от ума», в его ки.: Пушкин и его современники, [М., 1969];
СТИЛИСТИКА 493
Федоров А. В., Очерки общей и сопоставит. стилистики, И., 1971; Скребнев Ю. М., Очерк теории стилистики, Г., 1975; Долинин К. А., Стилистика франц, языка, Л., 1978; его же, Интерпретация текста, франц, язык, М., 1985; Антич. риторики. [Переводы], М., 1978; Лихачев Д. С., Поэтика др.-рус. лит-ры, 3 изд., М., 1979; Вомперский В. П., Стилистич. теория А. X. Белобоцкого, в сб.: Лингвистич.аспекты исследования лит.-худож. текстов, Калинин, 1979; Степанов Г. В., О границах лингвистич. и литературо-ведч. анализа худож. текста, Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1980. т. 39. № 3; X е н д р и к с У., Стиль и лингвистика текста, пер. с аигл., в кн.: НЗЛ. в. 9 — Лингвостилистика, М., 1980: Одинцов В. В., Стилистика текста, М., 1980; Арутюнова Н.Д., Фактор адресата. Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1981. т. 40. № 4; Стилистика худож. речи, Калинин, 1982; К о ж и н а М. Н.. Стилистика рус. языка. 2 изд., М., 1983; Д е м ь я н к о в В. 3.. Основы теории интерпретации и ее приложения в вычислит, лингвистике, М., 1985; Общая риторика, пер. с фраиц., И., 1986; Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира, М., 1988; Гончаренко С.Ф., Стилистич. анализ исп. стихотв. текста, М.. 1988; Spencer Н., The philosophy of style, в его кн.: Essays, v. 2, L., 1852; S t e i nt-h a 1 H., Zur Stylistik. «Zeitschrift fur V61-kerpsychologie und Sprachwissenschaft», 1866, Bd 4; Bally Ch., Traite de stylistique francaise, t. 1 — 2, Hdlb., 1909; Spitzer L., Linguistics and literary history, Princeton. 1948; его же. Les theories de la stylistique, «Le francais moderne». 1952, t. 20; H i 1 1 A. A.. Introduction to linguistic structures. N. Y., [19581; Galperin I. R., Stylistics, Moscow, 1971; Riesel E., Schendels E.. Deutsche Stilistik. Moskau. 1975: см. также лит. к ст. Стиль. ТО. С. Степанов.
СТИЛЬ (от лат. stilus, stylus — остроконечная палочка для письма, манера письма) в языкознании — 1) разновидность языка, закрепленная в данном обществе традицией за одной из наиболее общих сфер социальной жизни и частично отличающаяся от др. разновидностей того же языка по всем основным параметрам — лексикой, грамматикой, фонетикой; то же, что С. я з ы к а. В совр. развитых нац. языках существуют 3 наиболее крупных С. языка в этом значении: а) нейтральный, б) более «высокий», книжный, в) более «низкий», разговорный (или фамильярно-разговорный, или разговорно-просторечный); 2) то же, что функциональный стиль', 3) общепринятая манера, обычный способ исполнения к.-л. конкретного типа речевых актов: ораторская речь, передовая статья в газете, научная (не узкоспециальная) лекция, судебная речь, бытовой диалог, дружеское письмо и т. д.; С. в этом смысле характеризуется нс только набором (параметрами) языковых средств, но и композицией акта; 4) и н-дивидуальная манера, способ, к-рым исполнены данный речевой акт или произведение, в т. ч. литературно-художественное (ср., напр., «С. вашего выступления на собрании»; «язык и С. ранних стихов Лермонтова»); 5)то же, что языковая парадигма эпохи, состояние языка в стилевом отношении в данную эпоху (ср. выражение «в С. русского литературного языка 1-й половины 19 века»).
Несмотря на различия приведенных пяти пониманий С., в каждом из них присутствует осн. общий инвариантный признак: С. всегда характеризуется принципом отбора и комбинации наличных языковых средств, нх трансформаций; различия С. опреде-
494 СТИЛЬ
ляются различиями этих принципов. Каждый С. характеризуется нек-рыми дифференциальными признаками, отличиями от другого, сопоставимого с ним, т. е. отклонениями. Этот признак достигает максимума в индивидуальном С., к-рый есть «мера отклонения от нейтральной нормы». Кроме того, «изнутри» С. характеризуется нек-рыми постоянными компонентами, «интегральными признаками», к-рые тоже достигают максимума в индивидуальном С., приводя к его определению как «высшей меры соразмерности и сообразности». Понятие отбора, в свою очередь, предполагает представление о том, что является правильным, с чем следует сравнивать отклонения,— понятие нормы (см. Норма языковая). Понятие комбинации предполагает понятие о соразмерности, гармонии. Т. о., С. является категорией не только исторической, но и субъективно-объективной, поскольку в истории изменяются как объективные материальные элементы С., так н субъективные принципы их отбора и комбинации. Есть случаи, когда нац. язык (напр., эстонский) не имеет четких границ между стилями.
В истории С. с т. зр. материального состава элементов три оси. С. языка имеют 3 разл. ист. источника. В совр. европ. языках книжный С. обычно восходит к лит.-письм. языку предшествующего периода, нередко иному, чем повседневный разг, язык осн. массы населения. Так, книжный С. в странах ром. речи — Франции, Италии, Испании и др.— восходит к латыни как лит. языку средневековья по составу лексики и частично синтаксиса; англ. яз. в его книжном С. в этом отношении также восходит к латинскому и частично французскому языкам средневековья. Книжный С. во всех слав, языках во многом восходит к старослав. (церковнослав.) языку — лит. языку средневековья. Вместе с тем в ром. и слав, языках определ. роль играл лит. язык на иац. основе, напр. язык героич. эпоса во Франции и Испании, язык летописания и др. письм. документов в Киевской Руси; при этом вопрос о соотношении двух языков в Киевской Руси и др. рус. гос-вах средневековья остается дискуссионным.
Нейтрально-разг. С. восходит к обще-нар. языку, в особенности к языку гор. части населения. Фамильярно-прост. С. имеет своим источником язык гор. низов и крест, диалекты, а также языки проф. групп, жаргоны — ремесленников, солдат, студентов и т. д.
На системе С. сказывается их лит. обработка и кодификация. Так, нормализация франц, лит. языка в 17 в., в эпоху лит. классицизма, способствовала жесткой кодификации письм. речи и ее отличию от разговорной по принципу «никогда не пишут, как говорят»; поэтому нейтральный С. франц, яз. был закреплен в его близости к книжной, письм. речи. Норма же рус. лит. языка складывалась в кон. 18 — нач. 19 вв., в эпоху Пушкина, эпоху становления лит. реализма, благодаря чему в книжный С. гораздо шире были допущены демократия. элементы языка, а нейтральный С. оказался приближенным к разг. речи.
Прообраз трех С. языка существовал уже в лат. яз. Др. Рима: 1) urbanitas — речь самого г. Рима (Urbs), считавшаяся образцом; 2) rusticitas (от rusticus — деревенский, сельский) — речь сел. местностей, не вполне правильная, «неотесанная»; 3) peregrinitas (от peregrinus — чужеземный), воспринимавшаяся римлянами как неправильная лат. речь отда
ленных рим. провинций, из к-рой впоследствии развились ром. языки.
У трех С. был и др. источник, тоже трехчастный: три осн. жанра тогдашней словесности—«низкий», «средний» и «высокий». В Риме они обычно ассоциировались с тремя разл. жанровыми циклами произв. Вергилия — «Буколики» (букв.— пастушеские стихотворения), «Георгики» (букв.— земледельческие стихотворения), «Энеида» — героич. эпич. поэма. Соответственно трем жанрам не только слова, ио и обозначаемые ими предметы, а также имена собственные должны были быть различны. В поздне-рим. эпоху они иллюстрировались так:
	Низкий стиль	Средний стиль	Высокий стиль
Персонаж	Ленивый пастух	Земледелец	Воин-властитель
Его имя	Титир» Мелибей	Трипто-лем.Целий	Гектор, Аякс
Его животное	овца, баран	бык	конь
Его орудие	палка	плуг	меч
Его место	пастбище	поле	город, воинский лагерь
Его дерево	бук	яблоня	лавр,кедр
Это стилевое различие имеет более древний аналог — различие языков эпоса и трагедии («высокий»), лирики («средний»), комедии («низкий») в Др. Греции, к-рое, в свою очередь, восходит, по-видимому, к еще более древним различиям сакрального, в т. ч. поэтического, языка и языка обыденного общения. «Теория трех стилей» была особенно актуальной в Европе в эпоху лит. классицизма 17—18 вв. В России ее разрабатывал М. В. Ломоносов (см. Язык художественной литературы).
В истории С. с т. зр. принципов отбора наиболее древним принципом различия С. оказывается социальный престиж, прямо соответствующий понятиям-оценкам «высокий», «средний», «низкий» слов и предметов, к-рые словами обозначаются. Изъясняться в высоком стиле значило изъясняться высоким слогом и о высоких предметах; одновременно высокий стиль речи указывал на высокое обществ, положение говорящего. Практика языковых оценок речи, принятых в Др. Риме, удерживается вплоть до нового времени. Так, согласно определению грамматиста 17 в. К. де Вожла (Франция), «хорошее употребление языка», иличдобрый обычай»,— это «манера говорить самой здравой части королевского двора, в соответствии с манерой писать самой здравой части писателей данного времени». «Добрый обычай» в совр. терминологии соответствует нейтральному и книжному С., или языковой норме в самом жестком смысле слова. В определении Вожла содержится н др. важный признак — «сообразность» речи, ее соответствие социальному положению говорящего. Т. о., «низкая» речь крестьянина не отвечает «доброму обычаю», но отвечает «сообразности».
В 19 в. везде, где имела место общая демократизация обществ, жизни, понятие нормы расширяется, и «низкий» С., естеств. речь демократия. слоев населения, включается в норму в широком смысле, в систему С. лит. языка. Диал, речь и жаргоны остаются за пределами нормы. Однако признак социального престижа сохраняется; в известной мере это дает себя знать даже в определении нормы в сов. иауч. лит-ре 30—40-х гг., ср.:
«Норма определяется степенью употребления при условии авторитетности источников» (Е. С. Истрина). В лингвистич. лит-ре 8о-х гг. в развитых странах, в соответствии с развивающейся структурой общества, признак «высокой» или «низкой»социальной оценки постепенно исключается из понятия нормы языка и соответственно из оценки С.; ср. применительно к совр. рус. языку, где норма— правила речи, «принятые в обществ.-речевой практике образованных людей» (однако этот признак сохраняется для совр. франц, языка).
Параллельно этому происходит разделение таких признаков С., как слово и его предметная соотнесенность; последний признак исключается из определения С.: в совр. лит. языках в любом С. языка можно говорить об одной и той же действительности, одних и тех же предметах. Этому способствуют развитые синонимия. ряды (см. Синонимия), сложившиеся из разл. источников (иапр., в рус. яз. старославянизмы и исконно рус. лексика: «битва» — «сражение», «бой» — «стычка», «лик» — «лицо» — «физиономия», «метать» — «бросать» — «кидать», «швырять» и т. п.).
Понятие С. как индивидуальной манеры речи или письма оформляется в 18 в. и достигает расцвета в эпоху лит. романтизма в связи с развитием понятия индивидуального «гения» — человека-творца, писателя, художника. В 1753 Ж. Л. Л. Бюффон формулирует след, определение С.: «Знания, факты и открытия легко отчуждаются и преобразовываются... эти вещи — вне человека. Стиль — это сам человек. Стиль не может ни отчуждаться, ни преобразовываться, ни передаваться». Это определение, отражающее одну из объективных сторон явления «С.», играет большую роль в литературоведч. стилистике. Во франц, лингвистике на его основе определяются задачи стилистики в целом.
В 19 в., в связи с осмыслением многообразных речевых функций человека (бытовая речь, публичное выступление, речь в суде и т. п.) возникает понимание С. как переменной величины, как языкового приспособления человека к обществ, среде (А. И. Соболевский, 1909). Этому пониманию отвечает в определ. мере понимание С. как общепринятой манеры исполнения речевых актов. Наиболее полно С. в этом понимании исследуется в теории речевых актов как одно из условий их успешности (см. Прагматика).
В 50—70-х гг. 20в., в связи с развитием истории науки, истории человеческого познания, было сформулировано общее для науки, иск-ва и языка понятие С. как «С. мышления, миропонимания». В этом значении используются разные термины: «эпохэ» (М. П. Фуко), «письмо» (применительно к худож. лит-ре, Р. Барт), «парадигма» (применительно к науке п науч. С., Т. Кун). Но наиболее общим и удачным термином и здесь остается «С.», в соответствии с определением М. Борна (1953): «...существуют... общие тенденции мысли, изменяющиеся очень медленно и образующие определенные философские периоды с характерными для них идеями во всех областях человеческой деятельности, в том числе и в науке... Стили мышления — стили не только в искусстве, но и в науке».
♦ Соболевский А. И., О стиле, Хар., 1909; И с т р и и а Е. С., Нормы рус. лит. языка и культура речи, М,—Л., 1948; Винокур Г. О., О задачах истории языка, в его к>1.: Избр. работы по рус: языку,
М.. 1959; К о и р а д Н. И., О лит. языке в Китае и Японии, в сб.: Вопросы формирования и развития иац. языков. М., 1960; Ге л fa-rap д т Р. Р., О языковой норме, в кн.: Вопросы культуры речи, н. 3, М., 1961; Доле ж е л Л.,Гаузеиблас К.,О соотношении поэтики и стилистики, в кн.: Poetics. Poctyka. Поэтика, [Warsz., 1961]; Борн М., Состояние идей в физике, в его кн.: физика в жизни моего поколения, [пер. с англ.], М., 1963; Виноградов В. В., Проблемы лит. языков и закономерностей их образования и развития. М., 1967; его же, Очерки по истории рус. лит. языка XVII--XIX вв., 3 иэд,, М., 1982; Будагов Р, А,, Лит. языки и языковые стили, М., 1967; Язык и общество. М., 1968; Кожина М. Н.,К основаниям функциональной стилистики, Пермь. 1968; Ярцева В. Н.. Развитие нац. лит. англ, языка, М., 1969; Семенюк Н. Н., Из истории Функционально-стплпстич. дифференциации ием. лит. языка. М., 1972; Рус. разг, речь, М., 1973; Щерба Л. В., О разных стилях произношения и об идеальном фонетич. составе слов, в его кн.: Языковая система и речевая деятельность, Л., 1974; Бельчиков Ю. А., Рус. лит. язык во 2-й пол. XIX в., М.,	1974: Жирмунс-
кий В. М., Проблема социальной дифференциации языков, в его ки.: Общее и герм, яз-знание, Л., 1976; Макдэвид Р. И. (мл.). Диалектные и социальные различия в гор. обществе, пер. с англ., в кн.: НЛ, в. 7 — Социолингвистика, М.. 1975; Фуко М., Слова и вещи. Археология гуманитарных наук, пер. с франц., М., 1977; НЗЛ. в. 8 — Лингвистика текста, М., 1978; в. 9 — Лингвостилистика, М., 1980; В и и о к у р Т. Г., Закономерности стилистич, использования языковых единиц, М., 1980: Мельничук А. С., Обсуждение проблемы языковой ситуации в Киевской Руси на IX Междунар. съезде славистов. Изв. АН СССР. сер. ЛиЯ. 1984, т. 43.	2; Buffon G. L. L., Discours
sur le style, P.. [1905]; С r e s s о t M.. Le style et ses techniques, P., 1947; Guiraud P., La stylistique, 8 ed., P.. 1975.
Ю. С. Степанов.
стйики — представители Стой — философской школы эпохи эллинизма, одной из крупных школ в истории лингви-стнч. учений. Основателем школы считается Зеион из Китиона на Кипре (ок. 336—264 до н. э.). Его учителя принадлежали к др.-греч. филос. школам: киников, мегарской, платоновской Академии. Не удовлетворенный во многом этими учениями, стремившийся к цельному догматич. миросозерцанию, Зенон основал собств. школу в «узорчатом портике» (греч. stoa — портик), от к-рого она и получила свое название. Помимо Зенона, корифеями Стой в области изучения языка были Хрисипп (ок. 281— 209 до н. э.), Диоген Вавилонский (ок. 240—150 до н.. э.) и др.
Произведения С. дошли до нас во фрагментах, цитатах и поздних изложениях. Осн. источники взглядов С. на язык, его природу и принципы исследования: труд греч. писателя 3 в. н. э. Диогена Лаэртского«Жизнь и учения знаменитых философов», трактат Варрона«О латинском языке» (1 в. до н. э.), трактат христ. богослова Блаженного Августина «О диалектике», сочинения Секста Эмпирика (кон. 2 — нач. 3 вв.), Аммония и др. По этим изложениям не всегда возможно определить, кому из С. принадлежат те или иные идеи в области языка, т. к. в источниках говорится, как правило, о С. вообще. Такой подход к трудам С., сложившийся еще в античности, говорит о близости их взглядов.
С. создали целостную систему знаний о слове в широком смысле, т. е. о речи и разуме (мысли) в единстве, о слове как логосе. Их учение о языке опирается на общую филос. концепцию, согласно к-рой философия в целом отражает
в словесно оформленных дисциплинах единую разумную силу мира — логос, в к-ром нераздельно слиты активная и пассивная, материальная и духовная, стороны бытия. Это одновременно и физия. субстанция, и универсальный логос, разумное одушевление природы. Для постижения логоса необходимы три составные части знания: логика, физика и этика. Термин «логика» впервые введен С. как название учения о внутреннем и внешнем слове-логосе, т. с. о мысли и о словесной ее форме.
Логика подразделялась на диалектику и риторику, к-рые понимались соответственно как «наука о правильном рассуждении» и «наука об умении говорить красиво». В основе разработки диалектики лежало представление о знаковом характере слова-логоса, о необходимости различать «обозначающее» и «обозначаемое». Между этими понятиями трудно провести четкую границу: так, учение о частях речи, т. е. формы и средства, они относили к области «обозначающего», а учение о грамматич. категориях рассматривали как учение об «обозначаемом», т. е. о том, что мыслится относительно реальных форм речи. Приоритет в разработке теории «обозначаемого» и «обозначающего» позволяет говорить о С. как об основателях семиотич. теории языка и возводить понятие языкового знака именно к ним.
С. исследовали проблемы общей философии языка, его грамматич. строя, принципы описания языка (понятие «аномалии» и его применение к описанию фактов языка) и проблемы этимологии слов.
Вопросы общей философии языка разрабатывались с разных сторон, из к-рых наибольший интерес для совр. пауки представляет учение об «обозначаемом», «высказываемом». В изложении Секста Эмпирика это положение стоицизма трактуется так: «Стоики утверждают, что три [вещи] между собой сопряжены — обозначаемое, обозначающее и объект. Из них обозначающее есть звук... Две вещи телесны, именно звук и объект, одна — бестелесна, именно обозначаемая вещь, и это есть высказываемое, которое бывает истинным и ложным». «Обозначаемое», или «высказываемое», является собственно языковым феноменом; оно существует лишь в языке и через него осуществляет связь между миром мысли и миром «вещей».
Развивая учение об «обозначающем», С. полагали, что наиболее важным аспектом развертывания этой стороны логоса в языке является не собственно языковая материя, а ее оформленность в ряде разл. компонентных ипостасей — частей речи. Традиционно С. (Хрисипп) выделяли пять частей речи (имя собственное, имя нарицательное, глагол, союз и член), позже к ним стали добавлять наречие. Слова распределялись по частям речи на основе их наиболее общих семантич. и синтаксич. признаков, морфологич. характеристики либо вообще не принимались во внимание, либо рассматривались как второстепенные. Напр.: «Нарицание — часть речи, обозначающая общее качество, напр. человек, конь»; «Глагол — часть речи, обозначающая несоставной предикат» и т. д. (Диоген Вавилонский). Общие семантич. и синтаксич. признаки частей речи рассматривались как универсальные формы развертывания логоса в языке, осуществляемые параллельно со звуковым (или любым
СТОИКИ 495
другим субстанциональным воплощением), без к-рых звук перестает быть собственно языковым явлением.
С. положили начало учению о ряде грамматич. категорий имени и глагола (хотя термина «грамматич. категория», или «акциденция», у них не было). Учения о нек-рых грамматич. категориях (в частности, о падеже) практически без изменений включались в более поздние грамматич. сочинения и вошли в европ. грамматич. традицию (см. Европейская языковедческая традиция).
Употребление термина «падеж», заимствованное стопками у Аристотеля, получило у них более широкое и близкое к современному толкование. Под падежом С. понимали любую форму имени (в отличие от Аристотеля, у к-рого падеж означает лишь «косвенные» формы слова, отклоняющиеся в речи от его исходной формы). С. выделяли 5 падежей (т. к. изучали это явление лишь применительно к др.-греч. яз.): «прямой», или «именительный», падеж, «родительный», «дательный», «винительный» и позднее — «звательный». Происхождение названий этих падежей остается предметом дискуссий. Эти названия были скалькированы рим. грамматиками, и, в свою очередь, явились источниками калек и непосредств. заимствований для европ. грамматик ср. веков и нового времени. Падеж трактовался стоиками как категория «обозначаемого», т. е. преим. с семантич. позиций, что, вероятно, и дало возможность применения этого понятия к описанию разл. языков, даже тех, к-рые лишены падежа в узкоформальном смысле.
Разработанное стоиками учение о временах глагола позволило им выделить осн. временные значения и формы др.-греч. глагола. Поскольку они изучали гл. обр. семантику глагольных времен, их учение обладало предпосылками широкой применимости к описанию др. языков, что позволило перенести теорию глагольных времен в практику описания лат. языка. Частично скалькированная, частично непосредственно заимствованная рим. грамматиками у стоиков, система терминов для описания времен вошла в европ. грамматич. традицию (напр., «определенные» н «неопределенные» времена, аорист, «настоящее продолжающееся» время, или praesens, и др.; см. Время глагольное).
С. являются родоначальниками европ. синтаксич. традиции (термин «синтаксис» был впервые введен ими). В пределах общего учения о логосе синтаксич. единицы рассматриваются в первую очередь с т. зр. логической и риторической. Подробно разработаны разл. классификации предложений-суждений. Основными являются классификации по типам предикатов, а также по смыслу и цели высказывания. Сам термин «сказуемое», или «предикат», появился в смысле, близком к современному, именно у стоиков, последовательно различавших «глагол» как часть речи и «предикат» как синтаксич. категорию. В стоицизме была разработана теория сложного предложения, также вошедшая (вместе с терминологией) в европ. теорию н практику описания языка.
Будучи сторонниками теории о «природной» связи между словом и обозначаемым им предметом, С. уделяли большое внимание этимологии, разысканиям, но их этимологии в большинстве случаев умозрительны и ложны.
496 СТРУКТУРНАЯ
Учение стоиков о языке оказало значит. влияние на формирование александрийской школы и на др.-рим. штудин в области языка. Выдвинув понятие аномалии в качестве принципа строения языка, С. способствовали разработке проблем системных и несистемных факторов в строении языка, выступавших в истории яз-знания в виде<спора об аналогии и ано-малии>. дискуссии о соотношении «разума и обихода> в языке и его описаниях (17—18 вв.).
• Антич. теории языка и стиля, М.—Л., 1936; Тройский И. М., Основы сто-пч. грамматики, в кн.: Романо-герм, филология. Сб. статей в честь акад. В. ф. Шишмарева, Л., 1957; История лингвистич. учений. Древний мир, Л., 1980 (лит.); Robins R. Н., Ancient and mediaeval grammatical theory in Europe, L., 1951; его ж e, A short history of linguistics, L.—N. Y.. 1979; Pinborg J., Classical antiquity: Greece, CTL, 1975, v. 13 (Historiography of linguistics); Coseriu E., Die Geschichte der Sprachphilosophie von der Antike bis zur Gegenwart. Eine Ubersicht, 2 Aufl., Tl 1 — Von der Antike bis Leibnitz, Tubingen, 1975; Baratin ,M., D e sb or de s F.. L'ana-lyse linguistique dans I'antiquite classique, v. 1. Les theories, P., 1981,
H. Ю. Бокадорова. СТРУКТУРНАЯ ЛИНГВЙСТИКА — совокупность воззрений на язык и методов его исследования, в основе к-рых лежит понимание языка как знаковой системы (см. Знак языковой) с четко вы-делимыми структурными элементами (единицами языка, их классами и пр.) и стремление к строгому (приближающемуся к точным наукам) формальному описанию языка. Свое название С. л. получила благодаря особому вниманию к структуре языка, к-рая представляет собой сеть отношений (противопоставлений) между элементами языковой системы (см. Система языковая, Оппозиции языковые), упорядоченных и находящихся в иерархия, зависимости в пределах определ. уровней (см. Уровни языка). Структурное описание языка предполагает такой анализ реального текста, к-рый позволяет выделить обобщенные инвариантные единицы (схемы предложений, морфемы, фонемы) и соотнести их с конкретными речевыми сегментами на основе строгих правил реализации. Эти правила определяют границы варьирования языковых единиц в речи, допустимого с т. зр. сохранения ими самотождественности, т. е. фиксируют набор допустимых синонимия, преобразований единицы языка. В зависимости от уровня анализа правила реализации формулируются как правила позиционного распределения конкретных вариантов единицы, напр. принцип дополнит, дистрибуции в фонологии и морфологии (см. Дистрибутивный анализ), илн как трансформационные правила в синтаксисе (при трансформационном анализе), регулирующие переход от инвариантной глубинной структуры предложения к множеству ее реализаций (поверхностное представление). На базе С. л., с перемещением исследоват. интересов от стдтич. представления структуры языка к динамическому, развилась порождающая грамматика (см. Генеративная лингвистика)', идеи структурного анализа языка во многом определили постановку и решение задач, связанных с машинным переводом (см. Автоматический перевод). Сочетание С. л. с типологией привело к возникновению структурной типологии, исследующей общие закономерности строения отд. фрагментов языковой системы н языка в целом (см. Типология лингвистическая, Универсалии языко
вые). С. л. открыла дорогу для широкого проникновения в яз-знание матем. методов исследования (см. Математическая лингвистика).
С. л. сложилась в 20—30-х гг. 20 в. как особое направление, отличное от господствовавшего в кои. 19 в. младограмматик. направления (см. Младограмма-тизм), с его исключит, вниманием к истории языковых элементов, и отличное от традиционного описания грамматики, с ее нестрогим понятийным аппаратом и«пред-взятостью» в описании языков любых структур посредством понятий грамматики латыни и осн. европ. языков. С. л. рождалась из поисков более последоват. системы осн. понятий яз-знания и из стремления разработать столь же строгие методы синхронного описания (см. Синхрония) совр. языков, каким был сравнит.-ист. метод для сравнит.-ист. яз-знания. Первая попытка строгого описания языка была предпринята еще др.-инд. ученым Панини (см. Индийская языковедческая традиция), в ср. века это нашло выражение в построении всеобщей рациональной грамматики (см. Универсальные грамматики) и в филос.-лингвистич. опытах Р. Декарта и Г. В. Лейбница. На возникновение С. л. значит, влияние оказали труды И. А. Бодуэна де Куртенэ, Ф. Ф. Фортунатова, О. Есперсена, Э. Сепира, Л. Блумфилда и особенно Ф. де Соссюра (см. Женевская школа), деятельность Московского лингвистического кружка (созданного 1915), в к-ром формировались взгляды одного из создателей и ведущих теоретиков С. л.— Р. О. Якобсона. Заметную роль в формировании С. л. сыграла рус. формальная школа в лит-ведении, в частности ОПОЯЗ (работы Е. Д. Поливанова, Л. П. Якубинского, Ю. Н. Тынянова, Б. М. Эйхенбаума, С. И. Бернштейна), а также труды В. Я. Проппа, Б. В. Томашевского, О. М. Брика. В 20—40-х гг. сложились школы С. л., сыгравшие существ. роль в разработке ее концепций и методов: пражская (см. Пражская лингвистическая школа), копенгагенская (см. Глоссематика), американская (см. Дескриптивная лингвистика), лондонская школа; в СССР в русле идей С. л. развивались концепции ленинградской фонологической школы и московской фонологической школы, представители к-рых (особенно последней") разрабатывали не только проблемы фонологии, но и грамматики н общей теории языка. Эти школы, однако, не исчерпывают всего разнообразия концепций, разработанных в рамках С. л. Мн. ученые, не принадлежа к определ. школе, внесли важный вклад в развитие теории С. л.: А. Мартине (разработка теории языка в аспекте «система — функция», создание функциональной лингвистики, применение системно-структурного анализа в диахронии. фонологии), Э. Бенвенист (проблемы языкового знака, грамматич. структуры языка), Л. Теньер (разработка структурного синтаксиса), А. В. де Гроот (проблема грамматич. единиц, структурная грамматика), Е. Курилович (теория знака, теория грамматич. структуры, создание структурной диахронич. морфологии) и др. В СССР разл. аспекты С. л. развивали А. А. Реформатский (знаковая теория языка, методы С. л., фонология), И. И. Ревзии (общая теория моделирования, фонология, грамматика), А. А. Хо-лодович (общая и грамматич. теория), Ю. К. Лекомцев (фонологи.?, грамматика, теория метаязыка), Т. П. Ломтев (общая теория, фонология); обсуждение теоретич. вопросов С. л. и практич. при
менение структурных методов содержатся в трудах Ю. Д. Апресяна, Н. Д. Арутюновой, Т. В. Булыгиной (Шмелевой), В. Г. Гака, А. А. Зализняка, В. А. Зве-гинцева, Вяч. В. Иванова, Г. А. Климова, Ю. С. Мартемьянова, И. А. Мельчука, Т. М. Николаевой, В. М. Солнцева, Ю. С, Степанова, В. Ю. Розенцвей-га, В. Н. Топорова, Б. А. Успенского и др.
В развитии С. л. имеется неск. этапов. Первый этап (примерно до 50-х гт.) характеризовался повышенным, а в нек-рых случаях исключит, вниманием к структуре плана выражения как более доступной строгому описанию, что приводило к забвению содержат, стороны, преувеличению роли отношений между элементами системы и игнорированию самих элементов как языковых сущностей. С. л. критиковалась также за слишком статичное и «правильное» представление системы языка, игнорирование социальных и психология. факторов функционирования и вариативности языка.
С 50-х гг. начинается второй этап развития С. л., для к-рого характерен поворот к изучению плана содержания и к динамич. моделям языка (в частности, развивается трансформационный анализ в грамматике; см. Трансформационный метод). Методы и приемы анализа, разработанные первоначально в фонологии, переносятся в грамматику и семантику (см. Компонентного анализа метод). Принципы и методы С. л. начинают применяться в сравнительно-ист. яз-знании (в работах Якобсона, Мартине, Курило-вича, У. Ф. Лемана, Э. А. Макаева, Т. В. Гамкрелидзе, Иванова, В. К. Журавлева, В. В. Мартынова, В. А. Дыбо, В. Мажюлнса и др.). Вместе с тем расширение фронта исследований и одновременное применение наряду со структурными методами также иных приемов и методов исследования привело к тому, что С. л., углубив наши представления об устройстве языка, разработав аппарат строгого описания его системы, «растворилась» в новых направлениях, вызванных к жизни новыми теоретич. поисками.
С 70-х гг. С. л. перестает существовать как обособленное направление, противостоящее «традиционному» яз-знанню: разработанные С. л. методы исследования наряду с другими применяются и в др. лингвистич. дисциплинах (психолингвистике, социолингвистике и др.). С. л. повлияла на развитие структурных методов исследования в др. гуманитарных науках — лит-ведении, искусствознании, этнологии, истории, социологии, психологии. Именно на почве этих наук сформировался структурализм как филос.-методологич. основа конкретно-науч, гуманитарных исследований (известный также как «французский структурализм», т. к. его создание и развитие связывается с именами К. Леви-Строса, Р. Барта, М. П. Фуко, Ж. де Лакана); структурализм испытал влияние разл. бурж. философий (неокантианства, феноменологии Э. Гуссерля, логич. позитивизма). Структурализм в этом смысле следует отличать от С. л. как особого этапа в развитии лингвистич. мысли, связанного с переходом от эмпирического «атомистического» описания фактов языка к их системному осмыслению. Основу этого перехода составило использование структурного анализа, моделирования, формализации лингвистич. процедур. К тому времени, когда идеи структурализма в гуманитарных науках усиленно разрабатывались (иач. 70-х гг.), четкие контуры лингвистич. структурализма как особой системы науч, воззрений иа язык оказа
лись уже размытыми, осн. понятия и принципы С. л. стали составной частью общей теории языка. '
• Осн. направления структурализма, М., 1964; НЛ, пер. с англ., в. 1—4, М., 1960—65; Апресян Ю. Д., Иден и методы совр. структурной лингвистики. (Краткий очерк), М., 1966; Засорина Л. Н., Введение в структурную лингвистику, М., 1974; Структурализм: «за» и «против», М., 1975; Автономова Н. С., Филос. проблемы структурного анализа в гуманитарных науках, Й., 1977; Ревзин И. И., Совр. структурная лингвистика, М., 1977; Jakob-s о n R., Retrospect, в его кн.; Selected writings, v. 2, The Hague — P., 1971, p. 711 — 722; Lepschy G. C., A survey of structural linguistics, L., 1972; Harris Z. S., Structural linguistics, Chi.— L., 1986.
В. Л. Виноградов. СУАХЙЛИ — один из банту языков. Распространен в странах Вост, и Центр. Африки (гл. обр. в Объединенной Республике Танзании, в Республике Кении, в Республике Уганде, где С., наряду с английским, является офиц. языком, частично в Заире и Мозамбике). Общее число говорящих, по разным источникам, колеблется в пределах 35—50 млн. чел., из к-рых лишь несколько более 2 мли. пользуется С. как исконно родным языком.
Первонач. территория распространения С.— узкая прибрежная полоса с прилегающими о-вами Занзибар, Пемба, Мафия, Коморские. Исконные носители — этнически гетерогенное исламизи-ров. афро-араб, население этого региона. С. возник предположительно в 9—11 вв. в результате креолизации (см. Креольские языки) претерпевших структурное упрощение местных языков банту, испытавших сильное контактное влияние араб. яз. С 19 в. С. проникает в глубь континента. Вне своего исконного ареала представлен разнообразными формами существования — от нац. вариантов лит. языка до пиджинизнров. форм (см. Пиджины) типа кисетла, кихииди и др.— н функционирует наряду с этнически родными языками местного населения и европ. языками бывших колон, держав.
Изначально С. был представлен рядом вариантов — койне прибрежных городов и торговых поселений. Впоследствии они получили название диалектов С. и были объединены в диал. пучки: северный — киаму, кишела, кипате, кисии, китнкуу; центральный — кимвита, килиндини, киджомву, кингаре, кичаигамве; южный — киунгуджа, кнмрима, кикае, ки-тумбату, кипемба, кимгао, кивумба. В особую общность выделены кинзвани и шингазиджа. Диал, континуума т. наз. диалекты С. не составляют, т. к. непосредств. окружение каждого из них состоит из др. языков и диалектов банту.
Строй С.— типичный для языков банту, но с нек-рыми упрощениями: утрачен фонологически значимый тон, в консонантизме представлены (только в корнях араб, происхождения) согласные 0, й, у, сократилось число именных классов существительных, уменьшилось число глагольных форм. Лексика С. отличается от др. языков банту значит, слоем арабизмов (ок. 40% всех слов). Особое место среди территориальных вариантов С. занимает киунгуджа — столичное койне о. Занзибар. Это единств, вариант С., распространившийся вне исконного суа-хилийского ареала и ставший основой всех вариантов С. в Вост, и Центр. Африке. Он же положен в основу совр. лит. С. В исконно суахилийском ареале лит. С. существовал в двух вариантах: киаму и кимвита. Оба пользовались араб, графикой, т. наз. старосуахилийской письмен
ностью. Функционально всегда оставались локальными коммуникативными средствами. Самые ранние из известных памятников классич. лит-ры С. относятся к 18 в. Совр. лит. С. пользуется письменностью на базе лат. графики. Это единственный совр. лит. вариант С.; его развитие протекает вне связи с классич. лит. формами.
* Мячи на Е. Н., Язык суахили, М.. 1960; Жуков А, А., Культура, язык и лит-ра суахили, М., 1983; Ashton Е. О., Swahili grammar (including intonation), 2 ed.. L.. 1959; White-ley W. H., Swahili. The rise of a national language, L., 1969.
Суахили-рус. словарь, M., 1961; Суахили-Рус. словарь, М., 1987; Johnson F., А standard English-Swahili and a standard Swahili-English dictionary, v. 1—2, L., 1939.
,	И. С. Рябова.
СУБСТАНТИВАЦИЯ — см. Транспозиция.
СУБСТРАТ (от лат. sub — под и stratum — слой, пласт) — совокупность черт языковой системы, невыводимых из внутренних законов развития данного языка и восходящих к языку, распространенному ранее на данной лингвогеографической территории. С., в отличие от занмствовання, предполагает широкое этнич. смешение и языковую ассимиляцию пришельцами коренного населения через стадию двуязычия. Источником С. может быть язык как родственный языку-победителю, так и неродственный. Явления С. способны проявляться на любом уровне языковой системы от фонетики до лексики либо в виде вошедших в язык единиц н категорий (напр., бантуские названия овощей и растений в малагасийском яз. наряду с нек-рыми грамматич. показателями, отсутствующими в индонез. языках, но типичными для байту; элементы галльского двадцатерич-ного счета во франц, числительных — ср. quatre-vingt ’80’, т. е. ’4X20’, или старофранц, six-vingt '120', т. е. ’6Х Х20’ — при десятеричном принципе в лат. числительных), либо в виде специфич. процессов ист. изменений в системе языка-победителя, стимулированных диахронич. законами побежденного языка (напр., изменение латинского f > испанский h как факт иберийского С. или латинского и > французский й как факт галльского С.). Теория С., зародившись в нач. 19 в. (Я. Бредсдорф), была развита в 60—80-х гг. Г. И. Асколи и Г. Шу-хардтом, а позже В. Брёндалем, Ю. Покорным, А. Мейе, О. Есперсеном, Б. А. Террачини; в рус. славистике к ней обращались И. А. Бодуэи де Куртенэ, А. А. Шахматов, А. М. Селищев; в 1955 в Ин-те яз-знания АН СССР проводилась дискуссия по проблемам С. Теория С. сыграла заметную роль в ист. индоевропеистике, не потеряв своего значения до настоящего времени и при изучении языков др. семей. Иногда термин «С.» используется в более узком смысле — при характеристике особенностей варианта лит. языка, или идиолекта (так говорят о диал. С. в речи носителя лит. языка). Понятие С. бытует в лингвистике гораздо шире, чем смежные с ним понятия суперстрата и адстрата.
* Пизани В., Общее и индоевроп. яз-знание, в сб.: Общее и индоевроп. яз-знание, пер. с нем., М., 1956; «Докл. и сообщения Ин-та яз-знания АН СССР», 1956, № 9.
В. Л. Виноградов. СУБЪЕКТ (лат. subjectum, калька греч. apokeimenon) — термин логики, обозначающий предмет, о к-ром выносится
СУБЪЕКТ 497
суждение. Соотносится с предикатом. В логич. теориях С. трактуется либо как представление об объекте, либо онтологически — как сам объект действительности.
В грамматич. традиции термин*С.» был использован для обозначения члена предложения, соответствующего предмету мысли (суждения). В ряде языков (напр., славянских) этот термин был заменен калькой (рус. «подлежащее»), что позволило избежать терминологич. смешения логич. и грамматич. категорий. В зап.-европ. синтаксич. терминологии был сохранен термин логики (ср. англ, subject, франц, sujet, исп. sujeto, нтал.— sogget-t°)-	м _
Различают грамматический С. (соответственно — подлежащее), относящийся к синтаксич. структуре предложения (плану выражения); семантический С., относящийся к содержанию предложения (агенс, противопоставляемый пациенсу — объекту действия; носитель признака или состояния трактуется по-разному — то как семантич. С., то как семантич. объект); коммуникативный С. (тема сообщения, данное, топик); психологический С. (исходное представление); логический С. (часть предложения, соответствующая субъекту суждения). Эти виды С., часто выражаемые совместно, могут получать в предложении раздельную реализацию; напр., «В нашем селе у бригадира жена родила тройню» психологич. С. (исходный пункт сообщения) — обстоятельство места («в нашем селе»), тема—«у бригадира», а логич. (как и грамматич.) субъект — «жена», т. к. именно обозначаемое им лицо характеризуется в предикате. Т. о., расчленение понятия «С.» вызвано асимметрией формы и функции (или значения). Коррелируя с такими терминами, как «подлежащее», «тема» («топик») и «агенс», С. может либо совпадать с одним из членов этого пяда (логич. С.), либо выражать глобальное понятие, инвариант, интегрирующий отд. разновидности С.
С. играет важную роль в семантич. организации предложения. Его основная собственно семантическая (обращенная к внеязыковой действительности) функция — идентифицировать предмет действительности, о к-ром идет речь. Для выполнения этой функции более всего приспособлены денотативно ориентированные слова: указательные и личные местоимения, имена собственные н нек-рые виды нарицательных. Своим значением (сигнификатом) С. обращен к предикату, для интерпретации к-рого он создает определ. предпосылки. Связь с предикатом формирует две функции С.— функцию аспектизации предмета (указание на его родовые нли индивидные признаки), предопределяющую те семантич. типы предикатов, к-рые могут быть ему сопоставлены, и анафорич. функцию. Эта последняя придает С. семантич. ретро-спсктивность: с ним явно или имплицитно ассоциируются уже накопленные сведения о предмете речи (пресуппозиции данного сообщения); напр.: <И вот этот-то почтенный ученик Аракчеева ...акробат, бродяга, писарь, секретарь, губернатор, нежное сердце, бескорыстный человек... брался теперь приучать меня к службе» (А. И. Герцен). Все три функции — идентификации, аспектизации и анафоры — присущи С. конкретного предложения. По мере формирования общих суждений
498 СУДАНСКИЕ
и отхода от предметной действительности роль С. меняется: идентифицирующая функция С. становится не главной, а его предикатная ориентация приобретает определяющую роль.
В направлениях логики, базирующихся на исчислении высказываний, понятие С. не используется [предикат, понимаемый как пропозициональная функция, соотносится с предикатными предметами, или аргументами,— зависимыми от предиката именами (актантами, термами)]. Следующие за этой логич. концепцией лингвистич. школы и нек-рые направления в синтаксисе (валентностный синтаксис Л. Теньера, падежная грамматика Ч. Филмора и др.) отказались от признания за С. особой роли в формировании значения предложения. С. рассматривается ими как один из аргументов, иногда как первый аргумент, к-рый предпочтительно избирается для выражения роли агенса (в семантич. синтаксисе) или темы сообщения (в коммуникативном синта ксисе).
* Шахматов А. А., Синтаксис рус. языка, 2 изд., Л.,	1941; Пешков-
с к и й А. М., Рус. синтаксисе науч, освещении, 7 изд., М., 1956; Алисова Т. Б., Именные члены предложения и их семантич. функции, НДВШ, ФН, 1970, № 2; П а н ф и-л о в В. 3., Взаимоотношение языка н мышления, М., 1971; Арутюнова Н, Д.. Семаитич. структура и функции субъекта, Изв. АН СССР. сер. ЛиЯ. 1979, т. 38. № 4; Демьянков В. 3., «Субъект», «тема», «топик» в амер, лингвистике последних лет (обзор 2). там же; Степанов Ю. С., Иерархия имен и ранги субъектов, там же; Категория субъекта и объекта в языках разл. типов. [Сб. статей). Л.. 1982; Heintz J., Subjects and predicables, The Hague — P., 1973; Subject and topic, N. Y., 1976; см. также лит. при ст. Подлежащее.
Н. Д. Арутюнова. СУДАНСКИ Е ЯЗЫКЙ — классификационный термин, употреблявшийся в африканистике в 1-й пол. 20 в. и определявший языки, распространенные в зоне географического Судана — терр. к Ю. от Сахары, простирающейся от Гвинейского побережья иа 3. до Эфиопского нагорья на В. Термин предложен К. Майн-хофом (1905), к-рый сгруппировал все языки Африки в 4 генетич. объединения: хамитские языки, С. я., банту языки и семитские языки. Осн. вклад в классификацию, описание и сравнит, изучение С. я. (с попыткой реконструкции пра-суданского яз.) внес в 1910—30-х гг. Д. Вестерман.
В классификации Вестермана, делившего афр. языки на 3 крупные семьи (кой-санские языки, негрские и хамито-семитские), С. я. включаются в негрские как генеалогии, семья наряду с банту и нилотскими языками. Вестерман полагал, что единство С. я. (и шире — негрских) обусловлено лежащим в их основе общим субстратом (называемым им ни-гритским), к-рый под воздействием разл. этносов и языков разделился иа 3 ветви — суданскую, банту и нилот-скую. В составе С. я. выделялись 4 крупные группы: нигритские, манде, языки с классами (полубайту), языки внутр. Судана. Наиболее компактной в генетич. отношении была группа манде, хотя исследования 2-й пол. 20 в. внесли значит, коррективы в классификацию этих языков (см. Манде языки). Весьма пестрой по составу оказалась группа нигритских языков, среди к-рых в качестве подгрупп находились нубийские языки (ныне относящиеся к нило-сахарским языкам,) языки ндого, занде, оанда, гбайя, саиго, мбум, чамба и др. (относимые ныне к адамауа-восточным языкам), ква языки
(включаются ныне в виде подсемьи в нигеро-конголезские языки). Группа языков с классами также содержала разнообразные общности от кордофанских языков до западноатлантических языков, включая языки Камеруна и Нигерии, расположенные в басе. рр. Бенуэ и Кросс,. гур языки и в качестве особой подгруппы язык фула; отд. подгруппой входили в эту группу и т. иаз. остаточные языки Того.
Этот массив языков, чья генетич. связанность подтверждается, существенно-перегруппирован в классификациях Дж. X. Гринберга и его последователей. Так, кордофан. языки выделены в отд. семью в составе макросемьн конго-кордо-фанских языков, языки Того объединены с ква; языки центр. Камеруна и зап. Нигерии перераспределены по новым подгруппам в составе подсемьи бенуэ-конголезских языков. Нек-рые языки получили новую таксономии, характеристику, напр. сонгай, относимый Вестерманом вначале к гур (1927), позже (1940) к ннг-ритским (в виде отд. подгруппы), включается в нило-сахарские (см. Сонгай-зар-ма языки); иджо, условно причисленный к ква, сближается с беиуэ-конголезскими, положение фула как члена зап.-атлантич. подсемьи было определено самим Вестерманом в 1952. В группе языков внутр. Судана также совмещались языки, требующие ныне разл. генетич. характеристик; среди них были кордофанские без классов (ныие кордофан. семья), канури (ныне один из сахарских языков), муп-данг, мумуйе, юнгур и др. (ныне ада-мауа-восточные), группа хауса-котоко (ныне чадские языки) и т. п. В целом совокупность С. я. была в классификации Гринберга распределена между 3 семьями: коиго-кордофанской, нило-сахарской и афразийской, причем первая семья вобрала большую часть С. я. и ее внутр, классификация у Гринберга в значит, мере отражает вестермановскую (особенно для зап.-судан. языков), хотя целый ряд генетич. сближений языков у Вестермана не подтвердился. Одна из заслуг Вестермана в изучении С. я. состоит в том, что он показал близость многих из них к языкам банту, и это отразилось в классификации последних Гринбергом (см. Бантоидные языки).
Возникшая в 50-е гг. необходимость пересмотра классификации Вестермана и прежде всего самого понятия С. я. объясняется тем, что эта классификация, генеалогическая по замыслу, базировалась в значит, мере не на генетических, а на типологических (и отчасти география.) критериях. Как при выделении крупных объединений, так и при их внутр, членении Вестерман широко использовал такие структурные черты, как наличие или отсутствие именных классов, фонологич. тонов, особых классов фонем (напр., имплозивных или лабио-велярных), сингармонизма, того или иного порядка членов предложения и адъективных, иуме-ративных и генитивных конструкций, преобладания суффиксации или префиксации и т. п. Определение каждой семьи или группы сопровождалось подробным перечислением характерных для нее типологич. признаков, и это описание сохраняет свою ценность независимо от того, какая геиеалогич. характеристика дается ныне той или иной выделенной Вестерманом группе языков; к 50-м гг. сам Вестерман стал относиться критически к термину «С. я.», что нашло отражение в его классификации 1952, где генеалогия, группировка языков осуществляется с большой осторожностью и наряду с очевид
ными геиетич. объединениями типа ква, гур есть много т. наз. изолированных групп н языков, чья генетич. принадлежность либо гипотетична, либо требует выяснения.
• Westermann О.. Die Sudansprachen. Hamb.. 1911; его же, Die westlichen Sudansprachen. В.. 1927; его же, Charak-ter und Einteilung der Sudansprachen. «Africa», 1935, Bd 8; Baumann H., Westermann D., Les peuples et les civilisations de 1’Afrique, P., 1962; G reenberg J. H., The languages of Africa, 2 ed.. Bloomington, 1966; Westermann D., Bryan M. A., The languages of West Africa, в кн.: HAL. pt 2, Folkestone — L., 1970; Ohly R., Jezyki Afryki, Warsz., 1974. В. А. Виноградов. СУЖДЁНИЕ— 1) смысл предложения, к-рое может быть оценено как истинное или ложное; то же, что пропозиция', 2) употребление предложения, выражающего С. в 1-м значении в утвердительном высказывании, когда оно реально приобретает истинностное значение; то же, что высказывание в логике.
Логика со времен Аристотеля отличала С. от средства его выражения — предложения- С одной стороны, С. не обязательно выражается предложением. С др. стороны, не всякое предложение выражает С.; так, не выражают С. побудит, или вопросит, предложения («Закрой дверь!», «Где родился Гоголь?»). Не выражают С. повествоват. предложения, содержащие дейктические (см. Дейксис) элементы; напр., предложение «Он студент 3-го курса» не выражает само по себе никакого С., поскольку слово «он» имеет в каждом новом употреблении этого предложения другой референт. Смыслом такого предложения является не С., а пропозициональная форма; оно способно выражать С. только в контексте высказывания, когда его переменные (напр., «он») принимают конкретное значение.
Определение С. как такой мысли, к-рой присуще быть истинной или ложной, т. е. «претендовать на истинность», принадлежит Аристотелю. Разграничение между С. (в 1-м значении) и высказыванием было сделано Г. Фреге, к-рый проанализировал феномен неутвердит. употребления С. Неутвердительным является употребление С., напр., в контексте предикатов мнения и др. пропозициональных установок с субъектом не 1-го лица («Филипп считает, что столица Никарагуа — Тегусигальпа»), в контексте модальных операторов («Число планет солнечной системы могло бы быть не равно 9»), глаголов говорения и др.
В традиционной логике была разработана подробная классификация С. по разл. основаниям. По качеству С. делятся на утвердительные и отрицательные; по кол-ву — иа единичные, касающиеся индивидуализированных объектов или множеств («Нестор — отец русской истории»), о б-щ и е, касающиеся открытого класса («Человек смертен»), и частные, касающиеся части открытого класса («Некоторые товары портятся при перевозке»); по модальности — на С. действительности (ассерторические), С. возможности (проблематические) и С. необходимости (аподиктические); по отношению — на категорические, условные н разделительные; по форме — на атрибутивные («Сократ грек»), С. отношения («Сократ старше Платона»), экзистенциальные («Единорогов не существует») и др.
Традиционная логика изучала преим. атрибутивные С. В атрибутивном С.
32*
различаются 3 компонента — субъект, предикат и связка. Другие виды С., напр. С. отношения, экзистенциальные, а также отрицательные («Не все числа простые»), условные, разделительные, проблематические и др., не укладываются в субъектно-предикатную схему. Более детальный анализ структуры С. был дан матем. логикой.
• Асмус В. ф., Логика, М., 1947; Чёрч А., Введение в матем. логику, пер. с англ., «М., 1960; Г о к и е л и Л. П., Логика, т. 1—2, Тб., 1965; ФрегеГ., Смысл и денотат, пер. с англ., в кн.: Семиотика и информатвка. в. 8, М., 1977; его же, Мысль: логич. исследование, в кн.: Философия. Логика. Язык, пер. с нем., М., 1987; см. также лит. при ст. Пропозиция.
Е. В. Падучева. СУНДАНСКИЙ ЯЗЬ*1К — один из австронезийских языков. Распространен в Индонезии (пров. Зап. Ява, кроме р-на Бантен, окр. Лампунг на Ю. о. Суматра). Число говорящих ок. 21 млн. чел.
Осн. диалекты: бадуйский — наиболее архаичный, бантенский (бантамский), бо-гор-краванг(ский), чианджур, кунин-гаи, чиребои(ский), а также лежащий в основе лит. языка говор г. Бандунг.
Характерные черты в области фонетики: наличие гласной фонемы б верхнего подъема; назализация гласных как фонологич. суперсегментное средство; тенденция к гармонии гласных по подъему; в конце слова возможны звонкие согласные. В области морфологии: многие глаголы имеют т. наз. слова-сопроводители (напр.: при luntcat ‘прыгать’ — j!6ng, при nulls ‘писать’ — tret, при dahar ‘есть’ — кор), к-рые служат для обозначения начала действия, для выражения категория, приказа, для эмоционального подчеркивания и могут употребляться в предложении самостоятельно (осн. глагол опускается); наличие двух пассивов в залоговой системе беиефактивиых глаголов; большое кол-во форм личных местоимений для каждого лица, выбор к-рых определяется степенью вежливости (их в С. я. четыре), а также социальным положением и возрастом адресата.
В предложении множественность субъекта действия обычно выражается в сказуемом-предикативе, подлежащее может не иметь показателей числа. Характерен большой объем ономатопоэтич. лексики (изобразит, слов). Лексич. заимствования отражают влияние санскрита, позже — арабского, яванского, индонезийского н нидерландского языков.
Наиболее древние надписи, сделанные на санскрите, но содержащие элементы С. я., датируются 8—9 вв.; памятники др.-суидан. яз. написаны письмом кави (см. Индийское письмо); с 16 в. начинает распространяться письменность джаджа-ван на основе араб, алфавита, со 2-й пол. 17 в.— яван. письмо чачаракан. В кон. 19 в. введена письменность на основе лат. графики.
На С. я. существует богатая лит-ра, ведется преподавание в начальной школе, радиовещание, издаются газеты.
* Павленко А. П., Сундан. язык, М., 1965; С о о 1 s m a S., De soendaneesche spraakkunst, Leiden, (1904); S a t j a d i fa-rat a R., Kamoes basa Soenda, Djakarta, 1948; Robins R. H., Diversions of Bloomsbury. Selected writings on linguistics, Amst.— L., 1970; Prawirasumant-r i A., H u s e n A., S j a m s u r i E.. Sis-tem morfologi kata kerja bahasa Sunda, Jakarta, 1979: Ardiwinata D. K., Tata bahasa Sunda, Jakarta, 1984,
E r i n g a F. S., Soendaas-Neder-lands woordenboek, Dordrecht — [e.	a.],
1984.	Л. И. Куликов.
СУПЕРСТРАТ (от лат. super — над и stratum — слой, пласт) — совокупность
черт языковой системы, не выводимых из внутренних законов развития языка и объясняемых как результат растворения в данном языке языка пришлых этнических групп, ассимилированных исконным населением. Понятие «С.» было введено В. фон Вартбургом (1936) как аитоиим понятия субстрат для объяснения нек-рых ром. инноваций, не имевших источника ии в лат. яз., ии в языках народов, покоренных римлянами, но выводимых из языка герм, племен (франков), вторгшихся в Галлию. С., как и субстрат, выявляется прежде всего в фонетике н грамматике, в меньшей степени в лексике, где оба вида языкового влияния трудно отграничить от заимствования. В отличие от понятия «субстрат», понятие «С.» используется в лингвистике значительно реже,
• . W artburg W. von, La fragmentation linguistique de la Romania. P., 1967.
.	В. А. Виноградов.
СУПИН (лат. supinum)— отглагольное существительное, придающее обороту, в к-ром оио употреблено, значение цели. В лат. яз. С. выступает в двух изолиров. падежных формах — вин. п. _ на -urn (С. 1) и дат.-отложит. п. на -u (С. II). С. I употребляется только при глаголах движения для обозначения действия, к-рое служит целью движения: spectatum veniunt 'они приходят смотреть’. В ст.-слав. яз. С. 1 соответствует т. наз. д о-стигательное наклонение (наз. просто С.) с показателем Гь (идй» рыбъ ловить). Употребление С. II ограничено в лат. яз. функцией дополнения при нек-рых прилагательных и застывших выражениях: difficile dictu ’трудно сказать’ (букв.— 'трудно по отношению к тому, чтобы быть сказанным’), nefas est factu 'нельзя сделать’. У Плавта отмечена также особая форма дат. п. иа -ui (ср. istaec lepida memoratui ’это интересно для рассказывания'). Формы С. исторически трактуются как индоевроп. падежные формы аккузатива (на -turn) и датива (на -tu). Категория С. отличается неустойчивостью. Уже в классич. лат. яз. вместо С. употреблялись придаточные предложения, герундий, герундив, причастие. В нар. латыни С. заменяется иифииитивом. В ром. языках С. не сохранился. В слав, языках (помимо нзолиров. следов в чешском) С. сохранился только в ииж.-лужицком и словенском (словен. grem se sprehajat 'я иду гулять’). В зап. н вост. слав, языках С. вытеснен инфинитивом; в юж.-слав, языках, где инфинитив слабо развит, функции прежнего С. выполняет конъюнктив — конструкции с частицей «да» (наз. также союзом), ср. макед. Ке по .(де да ги земе ’Он пойдет их взять’.
,	Н. В. Васильева.
СУФФИКС (от лат. suffixus — прикрепленный) — см. Аффикс.
СУЩЕСТВИТЕЛЬНОЕ — класс полнозначных слов (часть речи), к-рый включает в себя названия предметов и одушевленных существ и может выступать в предложении по преимуществу в качестве подлежащего и дополнения.
Основное и универсальное членение частей речи на С. и глагол соотносится с членением высказывания на субъект предикации и предикат', типичная функция С.— обозначение субъекта предикации (или вообще осн. актантов предиката), глагола — обозначение предиката. Это соотношение было основой разграничения частей речи уже у Платона
СУЩЕСТВИТЕЛЬН 499
и Аристотеля (см. Античная языковедческая традиция). Отражая тем илн иным образом логич. структуру высказывания, синтаксич. отношения образуют в любом языке формальные признаки, противопоставляющие класс лексем, типично обозначающих предмет высказывания, классам лексем, типично обозначающих предикацию.
В большинстве языков классы лексем (части речи) не соотносятся однозначно с синтаксич. функциями; напр., С. могут выступать не только в функции подлежащего и дополнения, но и в функции сказуемого, глагол — не только в функции сказуемого, но и в функции подлежащего, и т. д. С. является наиболее полифункциональным классом слов языка. Наряду со своими первичными функциями подлежащего и дополнения С. выполняет н функции, характерные для др. частей речи: обстоятельства («идти лесом»), определения («дом отца»), сказуемого (араб, ana ra&ulum ’я человек') или его именной части (англ, he is a hero ’он герой’), и образует синтаксич. единства с предлогами, послелогами и счетными словами. Тем не менее употребление лексемы в нетипичной функции связано с теми или иными ограничениями (спец, условиями). Напр., С., будучи употреблено в качестве сказуемого, может требовать особых частиц или глагола-связки (ср. англ. Mary is a girl ’Мэри — девочка,’ но не Mary a girl), к-рые не обязательны прн употреблении в этой функции глагола. С др. стороны, употребление глагола в качестве подлежащего илн дополнения может иметь место лишь в ограниченном числе синтаксич. конструкций, тогда как употребление С. в этой функции таким ограничениям не подлежит, напр., подлежащее-глагол не имеет тех возможностей синтаксич. развертывания, к-рые есть у подлежащего-С. (ср. рус. «Трудиться — наш долг» и «Труд — наш долг», но только «Идущий на благо человечества труд — наш долг» при невозможности «Идущий на благо человечества трудиться — наш долг»).
Ограничения такого рода и формируют противопоставляющие С. др. частям речи синтаксич. признаки двух типов: во-первых, возможность для С. ряда конструкций, невозможных для др. частей речи, при употреблении его в типичной функции, во-вторых, сочетаемость С. с рядом грамматич. элементов при употреблении его в нетипичной функции. Так, во Вьетнам, яз. С. противопоставлены глаголам и прилагательным необходимостью связки La прн употреблении их в роли сказуемого (нетипичная функция) и нх сочетаемостью с показателями единичности и множественности (невозможная для глагола конструкция в типичной для С. функции). В кит. яз. только С. выступают в качестве гл. члена атрибутивной конструкции с «ды» (признак первого типа) и т. п.
Допуская выделение по синтаксич. признакам, С. обладает вместе с тем понятийной (семантич.) спецификой.
Хотя в класс С. входят обычно слова разной семантики (ср., напр., в рус. яз.
«Петр», «женщина», «бык», «стол», «существование», «краснота», «бег» и т. п.) и в разных языках понятийные объемы этого класса не совпадают, определяющим прнзнаком служит наличие в классе С. обозначений конкретных предметов, лиц, животных и т. д., т. е. слов, и по своему понятийному содержанию выступающих прежде всего как субъект (или актант) предикации. Этот семантич. признак лежит в основе типологич. идентификации С. в разных языках; сколь бы различны ни были синтаксич. критерии, по к-рым выделяются классы слов в таких языках, как, напр., русский и вьетнамский, мы можем говорить, что в обоих языках имеются С., поскольку в обоих языках есть класс лексем, включающий указанные выше наименования. Понятийная специфика С. является также основанием их определения в традиционной европ. грамматике со времен античности [ср. у Дионисия Фракийского: «Имя есть склоняемая часть речи, обозначающая тело или вещь (бестелесную), например: камень, воспитание»].
По своей семантике С. делятся на собственные (назв. индивидуальных предметов — «Иван», «Москва») и нарицательные (прочие С.); выделяются также конкретные (напр., «стол», «человек») и отвлеченные, или абстрактные (напр., «белизна», «хождение»), С.
Синтаксич. признаки выделения С. имеют универсальный характер (хотя и в вариативном наборе), сохраняя свою значимость и для аморфных (изолирующих) языков. В языках др. типов С. определяется также и морфологич. признаками. В принципе эти признаки могут быть только негативными (напр., в тагальском яз., где С. лишены словоизменения, тогда как глаголы изменяются по категориям вида и наклонения), однако обычно в обладающих словоизменением языках С. характеризуется такими категориями, как род, именной класс, число, определенность, падеж, отчуж-даемая/неотчуждаемая принадлежность, определяющими набор форм С. или согласуемых с ним при словоизменении частей речи. Так, в рус. яз. С., обладающее такими спец, синтаксич. функциями, как функция дополнения и функция гл. члена атрибутивных конструкций с прилагательными и причастиями, сочетаемостью с предлогами, характеризуется вместе с тем набором морфологич. категорий: родом (как словоклассифицирую-щнм показателем), числом н падежом.
В тех языках, где части речи обладают морфологич. признаками, именно эти признаки задают соотношения отд. классов слов, при этом С. выступает в качестве ядра именных частей речи, противопоставленных глаголу (глагольным частям речи). Так, в языке таос С. характеризуется категориями рода, числа, принадлежности и падежа (абсолютный, объектный, звательный). Наряду с С. к имени относятся числительные, указат. местоимения и прилагательные. Числительные могут различаться по роду, но не изменяются по числам, падежам или принадлежности; указат. местоимения различаются по роду и числу, но не изменяются по падежам и принадлежности;
прилагательные (они употребляются только в предикативной функции) согласуются с именем по роду и числу, но выступают только в абсолютной форме (падеже) и не изменяются по принадлежности. Т. о., все именные классы слов могут быть определены как в том или ином виде «дефектные» С.
Морфологич. признаки имеют легко выделяемое внеш, выражение, и поэтому в языковом сознании носителей флективных языков они играют наиболее существенную роль; С. воспринимаются прежде всего как класс тех слов, к-рые склоняются и детерминируют (в рамках именных категорий) согласуемые с ними части речи. Это языковое сознание находит отражение в грамматич. традиции, в к-рой морфологич. признаки кладутся в основу классификации частей речи. Данная традиция также восходит к античности и находит свое логич. развитие в т. наз. грамматической, или формальной, классификации частей речи (Ф. Ф. Фортунатов, Д. Н. Ушаков и др.), когда С. определяются как «склоняемые слова, т. е. слова с формами словоизменения, называемого склонением» (Фортунатов). Недостаточность морфологич. подхода к флективным языкам яснее всего обнаруживается при обращении к несклоняемым С. (типа рус. «кенгуру»), к-рые при формальной классификации попадают в одни класс с предлогами, союзами и междометиями. Очевидная для носителя рус. яз. принадлежность таких слов, как «кенгуру» или «метро», к тому же классу, что и «стол», «бык», показывает, что именно синтактико-се-мантич. признаки служат основой выделения С., тогда как морфологич. признаки являются вторичными, дополнительными. Как отмечал Л. В. Щерба, «едва ли мы потому считаем стол, медведь за существительное, что они склоняются: скорее мы потому нх склоняем, что они существительные». Морфологич. подход недостаточен и для лингвистич. типологии.
С. может противостоять др. частям речи и по набору словообразоват. аффиксов, причем функцией ряда аффиксов может быть образование С. от др. частей речи, ср. аффиксы отглагольных С. (иапр., в рус. яз. -ание, -еиие), аффиксы отадъективных С. (напр., -ость). Дополнит. отличием С. от др. частей речи может служить его фонетич. структура (иапр., в языке йоруба С. начинаются с гласного, а глаголы — с согласного).
• Вандриес Ж., Язык, пер. с франц., М., 1937; Фортунатов Ф. Ф., Сравнит. языковедение, в его кн.: Избр. труды, т. 1, М., 1956; Щерба Л. В., О частях речи в рус. языке, в его ки.: Избр. работы по рус. языку, М., 1957; Есперсен О., философия грамматики, пер. с англ.. М., 1958; Спорные вопросы строя языков Китая и Юго-Вост. Азии, М.. 1964; Вопросы теории частей речи, Л.. 1968; Лайонз Дж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М., 1978; Matthews Р.. Morphology. L., 1974; Tesniere L.. Elements de syntaxe structurale, 2 ed.. P.. 1976; Bybee J. L., Morphology, Amst.— Phil., 1985.
„	,	В. M. Живов.
СЧЁТНЫЕ СЛОВА — см. Классификаторы.
ТАБАСАРАНСКИЙ язйк — одни из лезгинских языков. Распространен в Табасаранском и Хивском р-иах Даг. АССР. Число говорящих 73,2 тыс. чел. Имеет 2 диалекта: южный и северный, каждый из к-рых объединяет группу говоров.
Особенность фонетич. системы — наличие четырех оральных и двух умлаутизи-ров. гласных. В диалектах есть фаринга-лизов. гласные. Среди согласных — глухие смычные геминаты (пп, тт, кк, цц, чч), денто-лабиализованные (джъ, чъ, ччъ, чГь, жъ, шъ), заднеязычный звонкий спирант гг и фарингальные спиранты г! и xl. Ударение слабое, разномегтное. Категория грамматич. классов имен исчезает. Имеется грамматич. класс разумных существ и грамматич. класс неразумных существ и предметов. Существительные изменяются по падежам и числам. Для Т. я. характерна развитая система падежей: ок. 44 падежей, в т. ч. ок. 40 местных (7 серий, в каждой — по 6 местных падежей). Существительное в род. п. выполняет роль относит, прилагательного. Счет десятеричный. Есть количеств., порядковые, дробные, кратные и разделит, числительные. Глагол изменяется по лицам и числам, имеет сложную систему времен и наклонений. Глагольная основа может быть осложнена локальными превербами, префиксами, показателями грамматич. класса имен и др. Для синтаксиса характерно простое предложение с номинативной, эргативной, дативной конструкциями.
Письменность была создана в 1932 на основе лат., а с 1938 — рус. алфавита.
Д и р р А. М.. Грамматич. очерк та-асаран. языка, СМОМПК, в. 35, Тифлис, 1905: Жирков Л. И.. Табасаран, язык. М.—Л.. 1948; Магометов А. А., Табасаран, язык, Тб., 1965; Ханмагомедов Б. Г.-К.. Табасаран, язык. в кн.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967; его же. Очерки по синтаксису табасаран, языка, Махачкала. 1970; У с лар П. К., Этнография Кавказа. Языкознание. Табасаран. язык, Тб., 1979; Табасаран, этюды, М.. 1982.
Загиров В. М., Рус.-табасаран, словарь, Махачкала, 1988 (1989).
У. А. Мейланова. ТАБУ (полинезийское) — запрет на употребление тех или иных слов, выражений или собственных имен. Явление Т. связано с магич. функцией языка (речи), т. е. с верой в возможность непосредств. воздействия на окружающий мир при помощи языка. Т. характерны для языков народов с архаичной культурой (Африка, Австралия, Океания, народы Севера и др.), однако в большей или меньшей степени встречаются во всех языках.
Т.— не специфически языковое явление (бывают Т. на те или иные акты поведения, контакты с определ. людьми, употребление к.-л. пищи, питья, употребление нек-рых предметов н материалов). Особенно распространены Т. на имя человека, к-рое воспрещается сообщать посторонним, а иногда вообще называть вслух; на произнесение имени родственника (мужа, свекра, тещи, шурина); на произнесение имени умершего, имени вождя или царя (отчасти с этим связан обычай пышного титулования), имени божества. Все эти имена собственные заменяются описат. выражениями. То же
происходит с названиями животных, являющихся предметом охоты (отсюда в большинстве нндоевроп. языков, напр., описат. названия медведя, заменившие общеиндоевроп. название). Т. распространяется и на слова, близкие по звучанию запретному слову (иногда даже имеющие с ним только один общий слог).
В совр. языках к Т. можно отнести тенденцию не говорить прямо о смерти, тяжелой болезни, избегать упоминаний о «неприличных» предметах и т. п. Понятие Т. тесно связано с понятием эвфемизма. • Зеленин Д. К., Табу слов у народов Вост. Европы и Сев. Азии, в кн.: Сб. музея антропологии и этнографии, т. 8—9, Л., 1929— 30; Фрэзер Д., Золотая ветвь, пер. с англ., М., 1980. А. А. Леонтьев. ТАВТОЛОГИЯ (греч. tautologia, от tauto — то же самое и logos — слово) — содержательная избыточность высказывания, проявляющаяся в смысловом дублировании целого или его части. Т. внешне напоминает плеоназм и иногда называется порочным плеоназмом (Ш. Балли), но Т., в отличне от плеоназма,— всегда принадлежность речи (узуса), не входит в систему и норму языка, она необязательна и свидетельствует обычно о недостаточной логич. и языковой грамотности говорящего, допускающего Т. неосознанно (не как стилистич. прием). Т. может быть явной, лексической, т; е. выраженной в повторении тех же или близких слов (ср. франц, prevoy-ance de 1’avenir ’предвидение будущего' или у А. П. Чехова «утоплый труп мертвого человека»), и скрытой, пропозициональной, т. е. проявляющейся в смысловой тождественности логич. субъекта и предиката предложения (напр.: «неустойчивый человек часто меняет свои убеждения и склонности»; здесь предикатная часть дублирует смысл субъектной части). Иногда Т. закрепляется во фразеология, выражениях, напр. франц, il est toujours par voies et par chemins ’ои всегда в пути’ (voie и chemin — синонимы, ср. рус. «пути-дороги»), во фразеология. моделях, напр. в венг. яз. тавтология. посессивные конструкции (djek £je 'темная, глубокая ночь', букв.— 'ночей ночь’, нли erdok erdoje 'дремучий лес', букв.— 'лесов лес’), в рус. яз. конструкции с т. наз. тавтология, инфинитивом (ср. «читать не читал, но знаю») или тавтология, деепричастием («лежмя лежать»). Такие случаи Т. свойственны разг, и нар.-поэтич. речи и отличаются от просторечных ошибок-Т. типа «более теплее» своей стилистич. окрашенностью. Такого рода экспрессивная Т. возникает иногда в результате метонимического (см. Метонимия, Тропы) употребления слов, вызывающего их смысловое сближение. Напр., в поздней латыни super vi-num et epulas 'во время попойки и пиршества’, где vinum 'вино' и epulae 'угощение, яства’ выступают в расширенном значении (ср. рус. былинное «и сидячи за столом, за обедом»). В науч, и офиц.-деловом стилях Т. недопустима.
• Балли Ш., Общая лингвистика и вопросы франц, языка, пер. с франц., М., 1955; его же, франц, стилистика, пер. с франц., М., 1961. В. А. Виноградов. ТАГАЛЬСКИЙ ЯЗЫК (тагал, тагала, тагало; тагалог) — один из филиппинских языков. Ареал первонач. распростране
ния приходится на самый важный в полит., экономия, и культурном отношении регион Республики Филиппины — центр, и юж. части о. Лусон и сопредельные р-ны; в дальнейшем этот ареал расширился за счет сев.-зап. части острова и ряда островов Филиппинского арх. к Ю. от Лусона. Общее число говорящих ок. 13 млн. чел. Т. я. с доколониального времени выполнял функцию языка межплеменного, затем межнац. общения, в период 400-летней исп. и амер, колонизации употреблялся наряду с исп. и англ, языками; с нач. 20 в. играет роль общеиац. языка. В 1959 получил офиц. назв. «филиппинский» (пилипйно); в 1973 провозглашен офиц. языком Республики Филиппины (наряду с английским).
Разделение на терр. диалекты в основном совпадает с расселением тагалов по провинциям; выделяют манильский, батаанский, булаканскнй, батангасский, палаианский, таябасский, танай-паэте, а также кавитскнй, мариндукскнй и др. диалекты, различающиеся гл. обр. лексически и орфоэпически. В основе лит. языка лежит манильский диалект.
Т. я. обнаруживает значит, фонетич. и лексико-грамматич. близость с осн. индонезийскими языками — индонезийским, малайским и малагасийским. Фонетич. состав Т. я. типичен для филиппик, языков (5 гласных, 16 согласных, в т. ч. гортанная смычка). Морфонологич. изменения незначительны и носят регулярный характер. Морфологич. различия между классами слов выражены неотчетливо. В отличие от имени в глаголе развиты грамматич. категории, гл. обр. залого-временные (4 времени и 3 осн. залога); категория числа в глаголе не имеет регулярного выражения и носит пережиточный характер (в имени категория числа выражается аналитически). Развита агглютинация индонез. типа. В синтаксисе пассивная конструкция преобладает над активной. Порядок слов в предложении не играет определяющей роли.
Т. я.— единственный из Филиппин, языков, к-рый к нач. 20 в. полностью сформировался как литературный, представленный в произведениях всех жанров. Нормы совр. Т. я. заложены в творчестве тагальского поэта Ф. Бальтасара (псевдоним — Балагтас; 1788—1862), особенно в его поэме «Флоранте н Лаура» (1838). В доколониальный период существовало слоговое письмо, носящее следы влияния юж.-инд. (дравидийского) письма (см. Индийское письмо). Памятником слогового письма является 1-я на Филиппинах печатная (ксилография.) кн. «Христианская доктрина» («Христианское вероучение») (1593). С нач. 17 в. письмо на основе лат. графики.
• Крус М., Шк арбан Л. И., Тагальский язык, М., 1966; Макаренко В. А., Тагальское словообразование, М., 1970 (лит.); Подберезский И. В., Учебник тагальского языка, М., 1976; Рачков Г. Е., Введение в морфологию совр. тагальского языка, Л., 1981; Mackin-1 а у W. Е. W., A handbook and grammar of the Tagalog language, Wash., 1905; Pag-1 i n a w a n M.. Balarilang Tagalog, Mayni-ja. 1910; Bloomfield L., Tagalog texts with grammatical analysis, [Urbana], 1917;
ТАГАЛЬСКИЙ 501
Blake F. R.. A grammar of the Tagalog language, New Haven, 1925; N. Y., 1967 (repr.); Serrano-Laktaw P., Estudios gramaticales sobre la lengua Tagalog, Manila, 1929; A 1 d a v e-Y a p F e., The Sounds of Pilipino. A descriptive analysis, [Manila], 1970; Ramos T. V.. Tagalog structures. Honolulu, 1971; Schachter P., Ota* nes F e., Tagalog reference grammar, Berk.- [a. oj, 1972; M c F ar J and C, D„ A linguistic atlas of the Philippines,. Tokyo, 1980; Makarenko V. A., Preliminary annotated bibliography of Pilipino linguistics, 1604—1976, Manila, 1981.
К p у с M., И г н а ш e в С, П., Тагальско-рус. словарь, М., 1959; их же. Рус.-тагальский словарь. М., 1965; Santos V. С., Filipino-English dictionary, Manila, 1978.
В. А. Макаренко. ТАГМЁМИКА (от греч. tagma — ряд, порядок, строй) — концепция грамматического описания единиц языка, предложенная в 1950—60-х гг. К. Л. Пайком и его учениками (гл. обр. в США). Одни и те же единицы языка, по Пайку, должны рассматриваться в множественной перспективе — одновременно в разных аспектах («перспективах»): как заполняющие определ. позицию («прорезь») в тексте и в поведении человека вообще; как член к.-л. класса; как функционирующие в определ. роли в предложении пли в тексте; как связанные с др. элементами текста. Набор этих «перспектив» для каждой единицы наз. тагме-мой. Единицы языка (фонемы, морфемы и др.) рассматриваются в одном ряду с единицами поведения (бихевиорема-ми), введено терминологии, противопоставление эмических (ср. фонемнка) и этических (ср. фонетика) единиц. Подчеркивая фактор воздействия исследователя на материал описания, Т. противопоставляла себя генеративной грамматике. В рамках Т. описаны мн. малоизвестные языки. Т. оказывает нек-рое влияние на отд. языковедч. теории и развивает идеи дескриптивной лингвистики, возведенной в ранг метатеории. Однако в Т. отсутствует последовательный формальный аппарат, позволяющий предсказывать возможность или невозможность конкретных новых единиц языка. • Pike К. L., Language in relation to a unified theory of the structure of human behavior, 2 ed., The Hague — P., 1967;. его ж e, Linguistic concepts: An introduction to tagmemics. L.. 1982. В. 3. Демьянков. ТАДЖЙКСКИЙ ЯЗЫК — один из иранских языков (юго-зап. группа). Распространен в СССР (Тадж. ССР, Узб. ССР, частично Кирг. ССР н Казах. ССР), а также в Сев. Афганистане и отчасти в Иране. Общее число говорящих ок. 7,2 млн. чел., в т. ч. в СССР — св. 2,8 млн. чел. (1979, перепись). Выделяются диал. группы: северная (говоры Бухары и Самарканда, Ферганской долины, Ура-Тюбе, Пенджикента и др.), центральная (верхнезеравшанская), южная (каратегинские, кулябские, рогские и бадахшанские говоры), юго-восточная (дарвазская).
Фонетич. система включает 6 гласных и 24 согласных. Грамматич. строй флективно-аналитический. Именные части речи утратили развитую в древности систему словоизменения. Отсутствуют категории рода и падежа. Падежные отношения выражаются синтаксически. Распространенным средством связи имен является изафет. В глаголе много аналитич. форм и сочетаний. Временные значения тесно переплетаются с видовыми. Различаются наклонения: изъявительное, по-
502 ТАГМЕМИКА
велительное, сослагательное, предположительное. На уровне особого наклонения (неочевидного, пли аудитивного) выделяются формы перфекта.
Лит. Т. я. восходит к классич. перс.-таджикскому (9—15 вв.) языку — единому источнику для говорящих на персидском, таджикском и афганском дари. Существ, изменения в лит. Т. я. произошли в сов. эпоху в связи с процессом сближения его с разг, языком.
Первые письм. памятники на араб, графике относятся к 9 в. Письменность совр. Т. я. в СССР на основе рус. графики. • Расторгуева В. С., Опыт сравнит. изучения тадж. говоров, М., 1964; Керимова А. А.. Тадж. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 1. М., 1966 (лит.); Фархангп забони точикн, т. 1 — 2, М., 1969; Забоии адабии хозираи точик. Синтаксис, Душ.. 1970; Забоии адабии хозираи точик. Лексикология, фонетика ва морфология, Душ.. 1973: Ефимов В. А.. Р а с т о р-гуева В. С. .Шарова Е. Н., Персидский, таджикский, дари, в кн.: Основы пран, яз-знаиия. Новоиран. языки, М., 1982; Грамматикаи забони адабии хозираи точик. ч. 1—2. Душ., 1985—86; Lazard G., Caracteres distinctifs de la langue tadjik, «Bulletin de la Societe de Linguistique de Paris», 1956, t. 52. fasc. 1.
Рус.-тадж. словарь. М,— [Душанбе], 1949; Тадж.-рус. словарь (с приложением грамматич. очерка, сост. В. С. Расторгуевой), М., 1954; Рус.-тадж. словарь, М., 1985.
А. А. Керимова. ТАЙТИ (тахити) — один нз полинезийских языков (восточно-полинезийская подгруппа). Родной язык таитян, составляющих большинство населения Франц. Полинезии, а также язык межэтнич. общения др. народов этой терр. (в т. ч. второй язык европ. и кит. населения). Распространен среди таитян Н. Каледонии и Республики Вануату. Общее число говорящих св. 100 тыс. чел. Употребляется (наряду с французским) как язык школы, печати, радио.
В отличие от др. полинезийских языков в Т. у ряда глаголов формы дв. ч. противопоставлены единой форме ед. и мн. ч., ср.: reva (ед., мн. ч.)— rereva (дв. ч.) ’покидать’. Существенны расхождения Т. и др. вост.-полинезийских языков в основном лексич. фонде, к-рые объясняются распространением и Т. та-буирования морфем, входивших в имена вождей. Язык Т. оказывает влияние на соседние языки Фраиц. Полинезии. Языки тупуаи и рапа вытеснены языком Т.; жители одноименных островов говорят на диалектах Т. Письменность на лат. основе с 1803.
• Аракии В. Д.. Таитян, язык, М., 1981; Т г у о п D. Т., Conversational Tahitian, Berk.—Los Ang., 1970; С о p p e n-rath H., Prevost P., Grammaire ap-profondie de la langue tahitienne, _P., 1975.
L e m a i t r e Y., Lexique du tahitien con-temporain. P., 1973.	В. И. Беликов.
ТАЙНЫЕ ЯЗЫКЙ (условные языки) — традиционное название ряда жаргонов, к-рые использовались относительно замкнутыми социальными группами — бродячими торговцами, ремесленниками-отходниками, нищими. Т. я. были знаками принадлежности к корпорации и своего рода коллективной игрой. Название «Т. я.» связано с предполагаемой конспиративной функцией этих языков. Сведения о Т. я. в Европе — с 13 в. (язык нищих в Германии). Первые записки Т. я. рус. торговцев-офеней (т. наз. суздальский яз.) — в словаре П. С. Палласа (кон. 18 в.).
Т. я. отличаются гл. обр. словарем (редко более 300—400 непроизводных основ) it системой словообразования. Словарь включает числительные, местоимения,
конкретную лексику (назв. частей тела, явлений природы, ремесленную терминологию), ограниченное число абстрактных существительных, прилагательных и глаголов; служебные слова те же, что и в нац. языке: напр., «Мас уклил из юра, бакса не ухлит» 'Я ушел из дому, отец не узнает' (офенское). Используемые в Т. я. слова обшеупотребит, языка иногда «затемняются» с помощью замены или перестановки слогов: офенское «шивар» ’товар’, «лопица» ’полиция’. Такие приемы словообразования дали основания называть Т. я. условными (искусственными). Происхождение слов Т. я. разнообразно. Офенский яз., напр., включает элементы новогреческого, латинского, тюркских, финно-угорских, цыганского, идиш языков и заимствования из местных диалектов. Т. я. исчезают вместе с соотв. социальными группами и распространением лит. языка. Изучаются социолингвистикой и диалектологией.
• Ларин Б. А.. О лингвистич. изучении города, в сб.: Рус. речь. Нов. сер., в. 3, Л., 1928; Лихачев Д. С.. Арго-тич. слова профессиональной речи, в кн.: Развитие грамматики и лексики совр. рус. языка, И., 1964; Бондалетов В. Д., Условные языки рус. ремесленников и торговцев, в. 1, Рязань, 1974; Kluge F., Rotwelsch, Strassburg, 1901; Partridge Е., Slang to-day and yesterday, L., 1971; D au -zat A., Les argots, Gen., 1976; см. также лит. при статьях Жаргон, Сленг.
М. В. Арапов. ТАЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — семья языков, носители к-рых расселены на значит, части п-ова Индокитай и в прилегающих районах Юж. Китая. По поводу геиеалогич. родства Т. я. существует 2 гипотезы. Согласно первой, они относятся к кит.-Тибет. семье языков (см. Китайско-тибетские языки); при этом их либо объединяют с кнт. яз. в одну из подгрупп кит,-тибет. семьи, либо выделяют как обособленную подгруппу, наиболее отклоняющуюся от др. языков этой семьи (Р. Шейфер). Согласно второй гипотезе, Т. я. родственны австронезийским языкам, а их сходство с кит. яз. объясняется позднейшими влияниями (П. Бенедикт). Отсутствие достаточно убедит, доказательств обеих гипотез диктует предпочтительность трактовки Т. я. в качестве отд. семьи.
Первые исторически достоверные сведения о передвижении тайских народов относятся к 12—13 вв., когда предки сиамцев, лао и шанов заселили совр. территории обитания. Предполагается, что прародиной Т. я. была территория совр. пров. Гуандун и сев. р-нов Вьетнама (А. Ж. Одрикур, С. Е. Яхонтов). Отсюда предки народа ли переселились на о. Хайнань, а предки дуншуйских народов — в Гуйчжоу и Гуаней (ок. 3 тыс. лет назад), куда на 1000 лет позже продвинулись и предки чжуаи.
Т. я. делятся на след. оси. группы: 1) собственно Т. я., подразделяющиеся на 3 подгруппы — юго-западную [тайский (сиамский), лаосский, шанский, кхамти, ахом, языки черных и белых тай, юан, лы, кхыи], центральную [тай (тхо), нунг, юж. диалекты чжуан. яз.], северную (сев. диалекты чжуан. яз., буи); 2) дуи-щуйские (дуй, шуй, мак, тхен); 3) сек; 4) лаккя; 5) бе; 6) языки ли; 7) лакуа; 8) лати; 9) языки гэлао (северный и южный). Последние 4 группы часто называют кадайскими языками. Родство их (кроме ли) с Т. я. весьма вероятно, но из-за недостатка материала окончательно не доказано.
Все Т. я. типологически близки между собой и относятся к изолирующим. Фонологич. системы структурно единооб
разны. Слог может быть открытым и закрытым. В закрытых слогах противопоставляются долгие и краткие гласные. В открытых первоиачально были возможны только долгие гласные, но в нек-рых Т. я. позднее развилось противопоставление по долготе/краткости. В начале слога может быть любой согласный, а в нек-рых языках (сиамский, чжуаиский, сек) и определ. стечения смычных с сонантами г, 1. В прототайском стечений согласных было больше, но в совр. языках они упростились. Заканчивать слог могут только смычные р, t, к, соответствующие им сонанты, а также w, j. В языке сек сохранился конечный 1, существовавший в прототайском. Все Т. я.— тональные. В прототайском в открытых слогах и слогах, оканчивающихся на носовой согласный, могло быть 3 тона. Затем каждый из них стал произноситься в высоком и низком вариантах, а число инициален уменьшилось. В совр. Т. я. тоны перегруппировались, а в нек-рых часть тонов совпала.
В Т. я. в большинстве случаев морфема совпадает со слогом. Исключения представлены гл. обр. редупликациями и заимствованиями. Словоизменение отсутствует. Морфемы делятся на знаменательные и служебные. Аффиксация развита слабо. Части речи выделяются по дистрибуционному признаку. Грамматич. формы образуются аналитически, т. е. при помощи служебных слов.
Способы словообразования во всех Т. я. сходны. Наиболее продуктивно кор-несложение, а также использование т. наз. слов-аффиксов (термин А. А. Драгунова). Настоящие аффиксы встречаются в очень небольшом кол-ве и не во всех языках.
Синтаксис Т. я. в целом единообразен. Отношения между членами предложения указываются порядком слов или служебными словами. Подлежащее предшествует сказуемому, дополнение находится в постпозиции к глаголу, определение — в постпозиции к определяемому. В языках кхамти и чжуанском обычный порядок иногда нарушается в результате заимствования синтаксич. конструкций из др. языков (в кхамти из ассамского, в чжуанском из китайского).
Большинство тайских письменностей восходит к индийскому письму. Типологически оии делятся на 2 группы: «восточную» (сиамская, лаосская, черных и белых тай, юан, лы, кхын) и «западную» (шанская и ахом). Первые, созданные до 13 в., отражают ист. принцип в орфографии. Генетически сиамская, лаосская, письменности черных и белых тай восходят к кхмерской, шанская, юан, лы н кхын — к бирманской. Первый памятник тайской письменности — надпись на стеле Рамакамхенга (1292). У чжуаи в прошлом была письменность, созданная на основе кит. иероглифов, к-рая вышла из употребления. Во 2-й пол. 20 в. для чжуанского, дун и ли языков в Китае и для тай и нунг во Вьетнаме были созданы письменности на основе лат. графики.
Изучение Т. я. началось в 1-й пол. 19 в., когда были написаны словари и грамматики сиам. языка. До нач. 20 в. публиковались гл. обр. материалы по вновь открытым языкам. Сравнит.-ист. изучение было начато А. Масперо (1911) и продолжено К. Вулфом, Бенедиктом, Ли Фангуем, Одрикуром, Шейфером н др. Во 2-й пол. 40-х гг. 20 в. начала изучаться типология Т. я. (Ф. Мартини). В 50-х гг. появилось значит, кол-во работ по Т. я. Китая, принадлежащих кит. иссле
дователям. В СССР изучение Т. я. началось со 2-й пол. 40-х гг. Внимание сов. ученых привлекают и структурно-типологич., и сравнит.-генетич. аспекты исследования (работы Л. Н. Морева, Ю. Я. Плама, А. А. Москалева, Яхонтова).
* Морев Л. Н.. Плам Ю. Я., Фомичева М. Ф., Тайский язык, М., 1961; Яхонтов С. Е..О классификации языков Юго-Вост. Азии, в кн.: Страны и народы Востока, в. 15, М., 1973; Maspero Н., Les langues thai, в кн.: Les langues du mond, P., 1952; Shafer R., Bibliography of Sino-Tibetan languages, v. 1-2, Wiesbaden, 1957-63; Short о H. L., Jacob J. M., Simmonds E. H. S., Bibliographies of Mon-Khmer and Tai linguistics, L.—N. Y.— Toronto, 1963; G e d n e у W., Thailand and Laos, в кн.: CTL, v. 2, The Haque - P., 1967; Shafer R., Introduction to Sino-Tibetan, pt 5, Wiesbaden, 1974.
, „	„	.	В. И. Гохман.
ТАЙСКИЙ ЯЗЫК (сиамский язык) — один из тайских языков. Распространен на терр, Таиланда, обслуживает все сферы обществ, жизни и средства массовой коммуникации, является языком межнац. общения. Число говорящих св. 27 млн. чел. Офиц. язык Королевства Таиланд (до переименования в 1939 Сиама в Таиланд назывался сиам. языком). 4 оси. диалекта — центральный, южный, северный и сев.-восточный — различаются фонетически и частично лексически, наибольшие отличия имеет юж. диалект. В основе лит. Т. я. лежит центр, дналект, на к-ром говорят в долине р. Чаопрайя и в г. Бангкок.
Типологически, как н др. тайские языки, принадлежит к изолирующим языкам. Фонологич. систему составляют 20 согласных и 24 гласных фонемы, противопоставленные по долготе — краткости, в т. ч. 18 простых гласных и 6 дифтонгов. Слог, как правило, соответствует морфеме, характеризуется определ. тоном. Насчитывается 5 смыслоразличит. тонов. В словообразовании преобладает словосложение. Морфология носит преим. аналитич. характер.
Лит. Т. я. начал формироваться на основе нар.-разг. речи в сер. 2-го тыс. н. э. на С. совр. Таиланда, став офиц. языком королевства Сукотаи. В основе тайской письменности (создана в 1283) лежит др.-кхмерское письмо, берущее начало в одном из вариантов юж.-иид. письменности. Первый письм. памятник (1292) — стела Рамакамхенга, с него начинается письм. традиция Т. я., на базе к-рой сложилась обширная тайская лит-ра.
• ПраяУпакитспнлапасаи, Грамматика тайского языка, Бангкок, 1954 (на тайском яз.); Морев Л. Н., ПламЮ. Я., Фомичева М. Ф., Тайский язык, М., 1961; Noss R. В., Thai. Reference grammar, [Wash.], 1964.
Словарь Нац. Королевской Академии, Бангкок, 1955 (на тайском яз.); Словарь тайского языка, сост. Манит Манитчарен, Бангкок. 1964 (на тайском яз.); Тайско-рус. словарь, сост. Л. Н. Морев, М.. 1964.
Ю. Я. Плам. ТАКАНА ЯЗЫКЙ — группа индейских языков Юж. Америки, входящих в семью паио-такана (см. Пано-такана языки). Распространены в Перу и Боливии. Включает 5—6 языков: собственно такана, рейесано, кавиненья, чама (эсеха), уа-райо и, возможно, торомоно. Общее число говорящих ок. 8 тыс. чел. Гипотеза о связях Т. я. с аравакскими языками ие подтверждается, напротив, обосновано нх генетич. родство с пано языками (в частности, отмечается, что иногда особенности языка чама легче понять в свете материала языков пано, чем такана).
Фоиетич. строй Т. я. варьирует незначительно. В кавиненья при 21 согласном 4 гласных, в такана при 20 согласных 4 гласных, в чама при 16 согласных 4 гласных. Характерная черта консонантизма — наличие ряда звонких смычных, шипящих согласных, а также высокий удельный вес сонорных. Гласные встречаются во всех позициях. Осн. модели фонологич. структуры основ CVCV CVCVCV, VCVCV, VCV. Ударение обычно падает на предпоследний слог (более сложны законы ударения в глагольных словоформах).
Морфологич. системы характеризуются выдержанным агглютинативным принципом при умеренной степени синтетизма словоформ (впрочем, аффиксы бывает нелегко отграничить от служебных слов). Глагольное словоизменение представлено шире именного. В плане контенсивной типологии Т. я. относятся, по-видимому, к классу эргативных. Глаголы делятся на переходные и непереходные, имеются морфологич. категории лица, числа, времени, наклонения. Передается также способ действия. В именах различаются категории притяжательное™ (с префиксальным выражением) и числа (суффиксы множественности и двойственности). Существует система послелогов локативной и обстоятельств. семантики. Имеются прилагательные и причастия. Глагольное словообразование богаче именного. Среди словообразоват. средств отмечена редупликация.
В синтаксисе по ряду признаков противопоставляются эргативная н абсолютная конструкции. Преобладающий порядок членов предложения SOV. Определение-прилагательное следует за определяемым, атрибутивная синтагма обычно оформляется групповой флексией. Известна инкорпоративная связь дополнения и переходного глагола-сказуемого. Основу словаря составляет исконный лексич. фонд, но есть и заимствования из исп. яз. Более древний слой культурных заимствований из языков кечу-мара.
Т. я.— бесписьменные, в 1859 на языке такана (средствами исп. графики) был опубликован катехизис.
Знакомство с Т. я. началось в 17 в. В 19 в. было опубликовано неск. практич. словарей. Тогда же было замечено генетич. родство части языков. Науч, исследование началось со 2-й пол. 20 в. Наибольший прогресс достигнут в области фонетики. На основании анализа звуковых соответствий М. Кей выполнила реконструкцию праязыковой фонологич. системы. Выявлены многочисл. общности в словарном составе. Построена общая схема родословного древа.
• Key М. R., Comparative Tacanan phonology. The Hague —P.. 1968; О t t a v i a noJ.C. .Ottaviano 1., Tacana, в кн.: Bolivian Indian Grammars. 1. Norman (Oklahoma), 1969; Shoemaker J. S., Shoemaker N. K.. Essejja. там же; Girard V., Proto-Takanan phonology. Berk. —Los Ang.— L., 1971.	Г. А. Климов.
ТАКСИС (от греч. taxis — построение, порядок, расположение) — языковая категория, характеризующая временные отношения между действиями (в широком смысле, включая любые разновидности предикатов): одновремен-ность/неодновремеииость, прерывание, соотношение главного и сопутствующего действия и т. п. Т. включает аспектуальную (видовую) характеристику
ТАКСИС 503
комплекса соотносимых во времени действий и может взаимодействовать с причинно-следственными, уступительно-противительными н др. значениями.
Понятие Т. в его отличиях от понятия времени (см. Время) было определено Р. О. Якобсоном: Т. характеризует сообщаемый факт по отношению к др. сообщаемому факту и безотносительно к факту сообщения (в отличие от времени, характеризующего сообщаемый факт по отношению к факту сообщения). Если время относится к числу категорий («шиф-теров»), содержащих указания на отношение сообщаемого факта и/или его участников к факту сообщения либо к его участникам (ср. категории лица, наклонения, засвидетельствованное™), то Т. представляет собой одну из категорий («не-шифтеров»), не содержащих этих указаний (ср. категории рода, числа, залога). Якобсоном был введен н сам термин «Т.» как «греч. прообраз* предложенного Л. Блумфилдом термина «порядок» (order). Вместе с тем широко известны др. термины: «относительное время», «временная соотнесенность* (А. И. Смирницкий) и др. Э. Кошмидер писал о «временном отношении данного факта к другому в комплексе фактов, называемом ситуацией», н анализировал такие «ситуационные типы», как «что-то происходило, и тем временем произошло что-то другое», «когда что-то происходило, что-то произошло» и т. п.
Т. может быть выражен различными (морфологич., синтаксич., морфолого-синтаксич., лексич.) средствами, к-рые образуют функциоиально-семантич. поле, пересекающееся с полями темпоральное™ и аспсктуальности. Т. существует в каждом языке, однако как особая грамматич. категория, отличающаяся от вида и времени,— лишь в тех языках, где имеется соотв. спец, система грамматич. форм. Якобсон, говоря о Т. как грамматич. категории, приводит в качестве примера факты нивхского яз., а также (со ссылкой на Б. Л. Уорфа) языка хопи; в числе «грамматических понятий, выражаемых русскими глагольными формами», он рассматривает выражаемый деепричастием зависимый Т„ указывающий на сообщаемый факт, сопутствующий другому, главному сообщаемому факту. Как отмечает Ю. С. Маслов, во мн. языках Т. не выступает в качестве особой грамматич. категории, а объединяется в рамках одной комбиниров. категории либо со временем, либо с видом.
Нек-рые разновидности Т. в ряде языков (франц., англ., нем., болг. и др.) находят выражение в формах относит, времен, в частности со значением предшествования (в формах плюсквамперфекта, будущего предварительного, в одной из функций форм перфекта). В подобных формах на передний план могут выступать аспектуальные функции, исторически предшествовавшие выражению хронологич. отношений между действиями.
При исследовании Т. как функцио-нально-семантич. поля важно определить соотношение и взаимосвязи его центральных и периферийных компонентов. Так, в рус. яз. Т. выступает как функциональ-но-семантич. поле с полицентрич. структурой; в сфере зависимого Т. грамматич. центром являются конструкции с деепричастием сов. и несов. вида, а в области независимого Т.— сочетания видо-временных форм: а) в предложениях с придаточным времени, о) в предложениях
504 ТАКСОНОМИЯ
с однородными сказуемыми н в сложносочиненных предложениях (при возможном взаимодействии с лексич. элементами типа «сначала», «а затем» и т. п.). • Смирницкий А. И., Морфология англ, языка, М., 1959; К о ш м и д ер Э., Очерк науки о видах польск. глагола. Опыт синтеза, [пер. с польск.], в кн.: Вопросы глагольного вида, М., 1962: Якобсон Р. О., Шифтеры, глагольные категории и рус. глагол, пер. с англ., в кн.: Принципы типологич. анализа языков разл. строя, М., 1972; Маслов Ю. С., К основаниям сопоставит, аспектологии, в кн.: Вопросы сопоставит, аспектологии, в. 1. Л., 1978; Бондарко А. В.. Функциональная грамматика, Л., 1984; С люсарева Н. А., Проблемы функциональной морфологии совр. англ, языка, М., 1986: Теория функциональной грамматики. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис, Л.. 1987.
А. В. Бондарко. ТАКСОНОМИЯ (от греч. taxis — построение, порядок, расположение и пб-mos — закон) — совокупность принципов и правил классификации лингвистических объектов (языков и языковых единиц), а также сама эта классификация. Понятие Т. заимствовано из биологии, где Т. рассматривается (с сер. 20 в.) как раздел систематики; в лингвистике пока нет строгого разграничения Т. и систематики, и последняя обычно включается в содержание понятия Т. иа том основании, что систематизация исследуемых объектов — онтологии. результат Т. В строгом смысле Т. предполагает классификацию, отражающую иерархии, организацию системы объектов. В структуре самой Т. это выражается в иерархии таксономии, рангов (категорий), связанных отношением последовательного включения от низшего ранга к высшему; каждому рангу в Т. соответствует класс объектов (таксон), характеризуемый определ. степенью обобщенности. Напр., по традипионной классификации, звуки р, b, t, d, k, g входят в класс смычных, к-рый, в свою очередь, включается в более общий класс шумных, а последний входит в макрокласс согласных. Это пример частной иерархии. Т., построенной на одном основании — на т. наз. модальном (по способу образования) фонетич. признаке; использование локальных признаков дает др. Т. (независимость этих частных Т. терминологически подчеркивается, напр., в фонетич. систематике А. Мартине, где осн. таксоны модальной Т. названы сериями, а локальной, т. е. по месту образования, Т. названы рядами). Линг-зистич. систематика обычно строится как пересечение нескольких Т., т. е. как многомерная классификация.
Существует 2 вида Т.: естественная, т. е. индуктивно выведенная из анализа свойств объектов, и искусственная (логическая), базирующаяся на нек-ром едином логич. принципе, вводимом априорно. В лингвистике применяются оба типа Т.; пример естеств. Т.— генеалогическая классификация языков, пример искусств. Т.— типологич. классификация (см. Типология лингвистическая). Содержательно одна и та же Т. может быть в одНих случаях естественной, в других — искусственной; так, Т. частей речи в александрийской школе (Дионисий Фракийский) была естеств. Т., перенесение же антич. грамматич. модели на др. языки превратило эту Т. в искусственную. Естеств. Т. дает более жесткую и, как правило, единств, группировку объектов.
По характеру таксономии, процедуры различаются качественная Т. (группировка объектов по наличию или
отсутствию у них таксономич. признаков) н количественная Т. (группировка объектов по степени обладания таксономич. признаками, т. е. по числовой величине близости объектов друг к другу). Качеств. Т. дает четко разграниченные таксоны — классы (напр., фонетич. Т., родовая, или классная грамматич., Т.; см. Именные классы). Количеств. Т. может содержать как классы, так и п о л я, т. е. таксоны, не имеющие четких границ и диффузно смыкающиеся с др. таксонами (напр., семантич. Т. в лексикологии по принципу семаитич. полей Й. Трира). В семиотич. теории языка (см. Семиотика) различаются Т. имен, Т. предикатов и Т. предложений, у имен — экстенсиональная Т. (ориентированная иа денотативный аспект лексич. семантики, напр. «названия вещей», «названия растений» и т. п.) и интенсиональная Т. (ориентированная на сигнификативный аспект лексич. семантики, иапр. «собственные имена», «нарицательные имена» и т. п.). См. Денотат, Сигнификат. * Шайкевич А. Я., Гипотезы о естеств. классах н возможность количеств, таксономии в лингвистике, в кн.: Гипотеза в совр. лингвистике. М., 1980; Степанов Ю. С., Имена. Предикаты. Предложения. Семиология, грамматика, М., 1981; Фрумкина Р. М., Цвет, смысл, сходство М.,	1984; S о k а 1 R. R
Sneatn Р. Н., Principles of numerical taxonomy, S. Fr., 1963. В. А. Виноградов. ТАЛ t>l ШС КИЙ	Я 3 til К— один из
иранских языков (северо-западная группа). Распространен на Ю. Азерб. ССР и смежной терр. Ирана. Общее число говорящих ок. 200 тыс. чел.
Осн. говоры: ленкоранский, астарин-скнй, лерикский, массалииский. Фонетич. особенности: семифоиемный вокализм с оппозицией шести устойчивых фонем (i, е, а, Л, о, и / у) одной неустойчивой (ъ), оппозиция средне- и заднеязычных согласных к' — к, g' — g. В морфологии: двухпадежная система имев, единая основа иаст. и прош. вр. большинства глаголов (при сохранении разл. основ у части глаголов), большое кол-во личных форм — 8 видо-временных, 4 наклонения и 2 залога. Для синтаксиса характерна препозиция определения определяемому. Эргативное построение предложения с перех. глаголами в прош. временах. В лексике значит, кол-во заимствований из азерб. яз. В 30-х гг. 20 в. для талышей СССР была создана письменность, ие получившая, однако, дальнейшего распространения.
* Миллер Б. В., Талыш. язык, М., 1953; ПирейкоЛ. А.. Талыш. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 1. М.. 1966; ее же, Талыш.-рус. словарь, М., 1976.
Л. А. Пирейко. ТАМАЗЙГХТ (табербрит, «бераберский» язык) — один из берберо-ливийских языков (атласская подгруппа северной группы). Распространен в центр. Марокко. Число говорящих св. 1,9 млн. чел. Т. представляет собой совокупность диалектов (издег, изайан, бени мгильд и др.).
Консонантизм характеризуется спиран-тизацией смычных, палатализацией и аф-фрикатизацией велярных g и к (изайан и др. диалекты), наличием лабио-веляр-ных к" и gw. Гласные фонемы: a, i, и, э. Отсутствует категория определенности имени. Формы «отрицательного» перфектива образуются регулярно; отрицат. частица состоит из двух компонентов. Не сохранилось особое спряжение глаголов состояния. Релятивные формы не имеют словоизменения. В ряде диалектов есть субъюнктнв. Многочисл. глагольные аспектуальные частицы сочета-
ются с формами интенсивного и неинтенсивного имперфектива. В качестве показателя именных предложений разл. типов выступает частица d. Преобладающий порядок слов VSO. Т.— язык бытового общения, вытесненный из др. сфер араб, языком. В лексике много араб, заимствований; используется араб, письменность (в ограиич. масштабах).
* Loubignac V.. Etude sur les dialectes berberes des Zaian et Ait Sgougou, P., 1924; Mercier H.. Vocabulaires et textes berberes dans le dialecte Ait Izdeg, Rabat, £1937]; Laoust E., Cours de berbere ma-rocain (dialecte du Maroc central), 3 ed., Rabat. 1939; Penchoen T., Tamazight of the Ayt Ndhir, Los Ang., 1973.
А. Ю. Милитарев. ТАМЙЛЬСКИЙ Я3111К — один из дравидийских языков (южная группа). Распространен на Ю. и Ю.-В. Индии (офиц. язык штата Тамилнад; отд. анклавы в штатах Керала, Андхра-Прадеш и др.), а также в Шри-Ланке, в странах Юго-Вост. Азии [Мьянме (быв. Бирме), Малайзии, Сингапуре, где он является одним из четырех офиц. языков, Индонезии], Экваториальной и Южной Африки (Кении, Уганде, Танзании, Замбии, Зимбабве), Вест-Индии и Центр. Америки (Мартинике, Тринидаде и Тобаго, Гайане). Общее число говорящих 55 млн. чел.
Выделяются 3 группы диалектов: сев,-восточная (р-н г. Мадрас, окр. Сев. и Юж. Аркот, Танджавур, Тируччираппалли, сев. часть окр. Мадурай), западная [округа Ннлгири, Коимбатур (Коямпуттур) и др.) и южиая (юж. часть округов Мадурай, Тирунелвели и др.); диалект Шри-Ланки, близкий к юж. группе.
Имеются ми. субдиалекты и говоры разл. социальных и этнич. групп (брахман. диалекты, диалекты низших каст и племен).
Фонологич. система характеризуется рядом архаичных черт, реконструируемых для протодравидийской общности: нефонематичность противопоставления глухих и звонких смычных; ограничения комбинаторной и позиционной дистрибуции согласных (отсутствие ретрофлексных, дрожащих и боковых в начале слова) и др. Сохраняются дифтонги ai// ei, щелевой и боковой ретрофлексный, альвеолярный ряд смычных. В морфологии и синтаксисе отмечаются специфич. новообразования: развитие граммемы жен. рода; деление глаголов на «сильные», «средние» и «слабые»; выделение особого подкласса «личных имен» в связи с уплатой общедравидийского согласования бес-связочного именного сказуемого в лице и числе; развитие сложноподчиненных предложений с придаточными относительными и др. Для словообразования и лексики (в т. ч. для совр. обществ.-полит, и науч, терминологии) характерно незначительное (в сравнении с др. инд. языками) кол-во заимствований из санскрита.
Совр. нормы лит. языка,в основе к-рого лежат диалекты вост. Тамилнада, сложились к 3—4 вв. (грамматика «Толькап-пиям»), окончательно зафиксированы в грамматиках 13—14 вв. Между лит. и разг. Т. я. значит, различия в области фонетики и морфологии, однако существует тенденция сближения лит. и разг, форм. Письменность (буквеипо-силлабич. письмо) восходит к юж. разновилности брахми (см. Индийское письмо); древнейшие эпиграфич. памятники (дешифрованные А. Махадеваном надписи «тамильским брахми») относятся к 2—1 вв. до н. э. • Андронов М. С., Разг, тамильский язык и его диалекты, М., 1962; его
ж е, Грамматика тамильского языка, М., 1966; Рудин С. Г., Замечания о тамильском словесном ударении, в кн.: Вопросы грамматики языков стран Азии, Л., 1964; его же. Морфологич. структура тамильского Языка, М., 1972; Arden А. Н., A progressive grammar of common Tamil, Madras, 1954; G ane sh su nd ar am P., Distribution characteristics of speech-elements in Tamil. Poona. 1959; Z v e 1 e b i 1 K., Tamil in 550 A. D. An interpretation of early inscriptional Tamil, Prague, 1964; Jothimuththu P., A guide to Tamil, Madras, 1965; Meenakshisunda-ram T. P., A history of Tamil language, Poona, 1965; ShanmugamPillal M,, Spoken Tamil, pt 1—2, Annamalainagar, 1965—68; A g e s t h i a 1 i n g о m S.. A generative grammar of Tamil, Annamalainagar,
Рус.-тамильский словарь, M., 1965; Tamil lexicon, v. 1—6, with Supplement, Madras, 1924—39.	H. В. Гуров.
TAHA (габулитана) — мальдивское письмо (см. Мальдивский язык), сложившееся под влиянием арабского письма ок. 17 в. Консонантное письмо с огласовкой. Направление письма справа налево. Первые 9 букв алфавита Г. представляют со-
АЛФАВИТ ТАНА
/А	V к	ft	t z
	/\ алиф	>t	r t
Г'п			ГУ
Jr	7®	Cn	
ajb	Р		г J
VI		f d	
бой араб, цифры от 1 до 9, следующие 9 букв, возможно, восходят к цифрам, использовавшимся в др.-сингальской письменности «лит акуру». Для обозначения гласных в начале слога используется алиф (л), над или под к-рым ставится знак соотв. гласной, напр. л (а), л (i) и т. д. Алиф с сукуном (л) встречается только в конце слова и обозначает гортанный взрыв. Двойные согласные передаются на письме написанием алифа с сукуном справа от буквы соотв. согласной, напр. Уд (kka) и т. д. Без диакритик буквы не употребляются.
* В е 1 1 Н. с. Р., The Maidive Islands: Monograph on the history, archaeology and epigraphy, Colombo, 1940; De Silva M. W. S., The phonological efficiency of the Maldivian writing system, «Anthropological Linguistics», 1969, v. 11, 74г 5.
.	„	, Л. И. Куликов.
ТАНГ^ТСКИИ язйк —один из языков тибето-бирманской ветви китайско-тибетской семьи (см. Тибето-бирманские языки). Был офиц. языком гос-ва Си Ся (10—13 вв.), занимавшего терр. совр. пров. Ганьсу и Нинся-Хуэйского авт. р-иа в Китае. Число говорящих на Т. я. в нач. 12 в. условно оценивается в 2,5 млн. чел.
Особенности фонетич. системы: звонкие согласные отсутствуют, глухие делятся на чистые и придыхательные. Имеется развитая система сонантов, состоящая из носовых т, п, д, полуносовых ть, nd, ndz, ndz, ретрофлексного г, латерального звонкого Г и глухого lh. Различаются чистые и назализов. гласные, дифтонги отсутствуют. Слог состоит нз согласной инициали и гласной финали, между к-рыми могут находиться медиали -W-, -i-, -I- и их сочетания -iw-, -iw-. Развитая морфология агглютинирующего типа. Для существительного характерны категории числа и падежа, для глагола — категории лица, времени, вида, наклонения, за
лога, направления. Личные формы неперех. глаголов согласуются в числе с субъектом, перех. глаголов — с субъектом или объектом. Прилагательное имеет значение интенсивного проявления признака, степени сравнения образуются с помощью суффиксов. Глагольные категории выражаются гл. обр. с помощью префиксов, именные — с помощью суффиксов и послелогов.
Над реконструкцией Т. я. работали Н. А. Невский (его труд «Тангутская филология» удостоен Ленинской пр., 1962), Т. Нисида, М. В. Софронов. Лингвистич. источники разных типов приводят к реконструкции двух состояний фонетики Т. я., одно из к-рых описано выше, второе характеризуется дифтонгами и конечными согласными — смычными и носовыми сонантами. Однако не установлено, соответствуют ли они разным периодам истории Т. я. или его разным диалектам 11—12 вв.
Иероглифич. письменность для Т. я., содержащая ок. 6 тыс. знаков, была введена в 1036. Осн. типы семантич. структуры знаков идеографические: значимые графич. элементы, входящие в состав иероглифа, описывают его смысл (напр., смысл иероглифа «сытый» складывается из двух графич. элементов со значением «желудок» и «полный»). Фонетнч. знаки (иероглифы, образованные по фонетич. способу), состоящие из фонетич. и се-мантнч. элементов или описывающие чтение соотв. слога по методу фаньце, составляют меньшинство. Метод фаньце служит для указания чтения иероглифа с помощью двух других, к-рые предполагаются известными. Начальный согласный первого известного знака совпадает с начальным согласным, а финаль второго известного знака совпадает с финалью искомого чтения иероглифа. Древнейшим датированным памятником является лянчжоуская стела (1094), самым поздним — тангутская часть шестнязыч-ной надписи в воротах Цзюйюнгуань (1345).
* Невский Н. А., Тангут. филология, кн. 1 — 2, М., 1960; Нисида Т., Исследования по языку си ся, т. 1 — 2, Токио, 1964—66 (на япон. яз.); Софронов М. В.. Грамматика тангут. языка, кн. 1—2, М.. 1968; Ке пи н г К. Б., Тангут. язык. Морфология, М., 1985.	М. В. Софронов.
ТАНО-АЦТЁКСКИЕ ЯЗЫКЙ (таньо-ац-текские языки) — гипотетическая фила (филия) индейских языков Сев. Америки. Распространены на Ю. н 3. США и на С. Мексики. Общее число говорящих ок. 1,5 млн. чел. Тано-ацтекская фила выделена Э. Сепиром, в дальнейшем разрабатывалась в классификациях Дж. X. Гринберга, Ч. Ф. Вёглнна, Н. А. Мак-Куауиа. Попытки реконструировать Т.-а. я. как часть более крупной филы макропенути (Б. Л. Уорф, С. Шипли) критиковались в трудах Р. У. Ланга-кера.
Сепир включал в тано-ацтекскую филу семью юто-ацтекских языков, отдаленно родственный им язык зуиьи и семью (группу) кайова-тано. К кайова-тано относятся языки: кайова; пиро; тева с 5 диалектами (по другим данным — 7), главные из к-рых хано, или хопи-тева, и похоак; тива с 4 диалектами; това, илн хемес, с 2 диалектами.
Общие грамматич. черты: развитая система постпозитивных служебных элементов, полисинтетичность с тенденцией к агглютинации, развитое словосложение, развитая глагольная морфология, тен-
ТАНО-АЦТЕКСКИЕ 505
денция к порядку слов в предложении SOV.
Первые описания языков кайова-тано сделаны миссионерами в кон. 17 — нач. 18 вв. В нач. 19 в. появились науч, описания (А. Галлатен, И. К. Бушман, А. Гатшет и др.).
* Whorf В., The relationship of Uto-Aztecan and Tanoan. «American Anthropologist», 1937. v. 39. № 3; см. также лит. при ст. Юто-ацтекские языки. М. С. Полинская. ТАСМАНЙЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — близкородственные языки коренного населения о. Тасмания. Кол-во тасманийцев к началу европ. колонизации (1788) оценивается в 5—8 тыс. чел. Последняя тасманийка умерла в 1876. Сохранились лишь отд. несовершенные записи Т. я., в основном списки слов. По В. Шмидту, существовало 5 Т. я.: северный, западный, сев.-восточный, средне-восточный и юго-восточный. С. Вурм считает последние четыре диалектами единого юж.-тасманийского яз.
Наблюдается известное типологич. сходство Т. я. с австралийскими языками (имеется небольшое кол-во поздних лексич. заимствований из этих языков), однако к.-л. генетич. связи между этими семьями установить не удается; малоубедительно выглядит также попытка Дж. X. Гринберга (1971) связать Т. я. с папуасскими и андаманскими.
В Т. я. не противопоставляются глухие и звонкие взрывные, имеются палатализованные ру, ty, ky, my, ny, ly, гу; богатый вокализм (по Шмидту, И гласных). Фонологич. статус отд. звуков спорен. Грамматич. значения выражаются агглютинативными суффиксами. Части речи четко противопоставлены. Имена и глаголы в позиции определения адъективируются, а глаголы в функции объекта др. глагола иоминализуются при помощи особых суффиксов. Особые суффиксы маркируют последний член в сочетаниях «определяемое-определсние» и «глагол + местоименное подлежащее». В глаголе суффиксально выражаются категории переходности и вида, а категории лица, числа и времени отсутствуют. Личные местоимения 2-го и 3-го л. не различают числа. Непроизводные числительные существуют лишь до 2—4 (в зависимости от диалекта). Т. я. были, по-видимому, языками номинативного строя с относительно свободным порядком слов.
Фонетич. и грамматич. данные о Т. я. систематизированы и обобщены Шмидтом (1952) и Т. Кроули (1981): лексич. материал из разнородных опубл, н неопубл, источников издан и прокомментирован Н. Пломли (1976).
* Schmidt W., Die tasmanischen Sprachen: Quellen, Gruppierungen, Grammatik. Worterbiicher, Utrecht, 1952; C a-pe 1 1 A., History of research in Australian and Tasmanian languages, в кн.: CTL, v. 8, pt 1, The Hague — P.. 1971: Greenberg J. H.. The Indo Pacific hypothesis, там же; Wurm S. A.. Languages of Australia and Tasmania. The Hague— P., 1972; P 1 о m 1 e у N.J. B., A word-list of the Tasmanian aboriginal languages. Launceston, 1976; Crowley T.. Dixon R. M. W.. Tasmanian, в кн.: Handbook of Australian languages, v. 2, Canberra, 1981.
В. И. Беликов. ТАТАРСКИЙ ЯЗЙК —один из тюркских языков. Распространен в Тат. АССР, в ряде р-нов Башк. АССР, Чуваш. АССР, Мар. АССР, Удм. АССР, Морд. АССР и большинства областей РСФСР, а также в отд. р-нах Узб. ССР, Казах. ССР, Азерб. ССР, Кирг. ССР, Тадж. ССР
506 ТАСМАНИЙСКИЕ
и Туркм. ССР. Число говорящих ок. 5,4 млн. чел. (1979, перепись). Термин <Т. я.» до 2-й пол. 19 в. неточно использовался применительно к ряду тюрк, языков.
Имеет 3 диалекта, отмеченные значит, особенностями в фонетике и морфологии: средний (Татария, Башкирия, Удмуртия, Кировская, Рязанская, Куйбышевская, Пермская, Свердловская, Челябинская, Курганская, Оренбургская области), западный, или мишарский (Мордовия и Татария, Пензен., Саратов., Тамбов., Ульянов., Оренбург, области — чокающая группа говоров; Горьков, и Ульянов, области, Татария, Чувашия н Башкирия — цокающая группа), восточный, или диалект сиб. татар (Тюменская, Омская, Новосибирская, Томская, Кемеровская области).
Отличит, черты Т. я. в фонетике: наличие 10 гласных фонем, одна из к-рых имеет дифтонгоидный характер; наличие гласных неполного образования; наличие лабиализованного [а°]; гласные о, е, е в первом слоге вместо общетюркских у, у, и, гласные у, у. и вместо общетюркских о, е, е (это свойственно и башк. яз.); отсутствие губно-зубиой фонемы в; отсутствие аффрикаты ч. В морфологии широко представлены аналитич. временные формы, а также сочетания осн. глагола со вспомогательным, выражающие характер протекания действия, его интенсивность, степень завершенности и т. п. В синтаксисе крайне редко оформление именных сказуемых аффиксами сказуемости, многообразны синтетич. придаточные предложения. Лексика насыщена араб., перс, и рус. заимствованиями (последние, в т. ч. ннтернац. лексика, особенно широко проникли в Т. я. после 1917).
Ст.-тат. лит. язык представлен в письм. памятниках начиная с 13 в. Сближение лит. языка с народным начинается с сер. 19 в. Совр. лит. Т. я. по фонетике и лексике близок к среднему диалекту, а по морфологич. структуре — к западному. Письменность до 1927 на основе араб, графики, затем иа основе лат. алфавита, а с 1939 на рус. графич. основе.
• Богородицкий В., Введение в тат. яз-знание в связи с др. тюрк, языками, Каз., 1934; Б а й ч у р а У. Ш., Звуковой строй тат. языка, ч. 1 — 2, Каз., 1959—61; 3 а-к и е в М. 3., Тат. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 2, М., 1966 (лит.); Совр. тат. лит. язык. Лексикология, фонетика, морфология, синтаксис, М,, 1969—71; Т у м а-ш е в а Д. Г,, Диалекты сиб. татар, Каз., 1977; Исследования по ист. диалектологии тат. языка, Каз., 1979; Якупова Г. К., Библиография по тат. яз-знанию (1778 — 1980), Каз., 1988; Ханги ль ди и В. Н., Татар теле грамматпкасы, Казан, 1959; X а-к о в В. X.. Татар милли эдэби теленец барлыкка килуе Ьэм усеше, Казан, 1972.
Рус.-тат. словарь, т. 1—4, Каз., 1955—59; Тат.-рус. словарь. М., 1966; Рус.-тат. словарь, 2 изд., М., 1985; Татар теленец диалектологии сузлеге. Казан, 1969; Татар теленец ацлатмалы сузлеге, т. 1—3, Казан, 1977—81.	X. Ф, Исхакова.
ТАТСКИЙ ЯЗЙК — один из иранских языков (юго-зап. группа). Распространен небольшими островами в Азерб. ССР (Апшеронскнй п-ов и С.-В. республики, в частности г. Куба) и в нек-рых городах Даг. АССР, Каб.-Балк. АССР, Сев.-Осет. АССР и Чеч.-Ингуш. АССР. Число говорящих св. 15 тыс. чел. (1979, перепись).
Имеет 2 диалекта: южный (все говоры Азербайджана, кроме говора г. Куба, говоры с. Кильвар и Матраса) и северный (говор г. Куба и др.).
Для Т. я., в отличие от др. юго-зап. иран. языков, характерны наличие ротацизма (соответствие поствокального юго-западного d татскому г), сохранение начального v на месте Ь в др. юго-зап. языках; в грамматике — препозитивная качественная определит, конструкция, отсутствие местоименных энклитик, наличие ряда вторичных личных и неспрягаемых форм глагола, аналитических по происхождению. Юж. диалект, кроме того, испытывает структурное и лексич. влияние азерб. языка, к-рое в большой степени определяет как междиал. различия, так и отличия этого диалекта от близкородств. языков.
Специфич. особенностью лит. Т. я. язляется то, что ои сформировался на основе сев. диалекта и используется только носителями этого диалекта. В связи с узкой сферой употребления лит. язык не имеет четких норм, в частности орфографических. Письменность получила распространение в Дагестане в кон. 20-х гт. 20 в. иа основе латинской, а с 1938 иа основе рус. графики. В Азербайджане Т. я. используется как язык бытового общения, в качестве лит. языка таты используют азерб. яз.
* Миллер Б. В.. Таты, их расселение и говоры, Баку, 1929; Грюнберг А. Л., Язык североазерб. татов. Л., 1963; Грюнберг А. Л., Давыдова Л. X., Татский язык, в кн.: Основы иран. яз-знания. Новоиран. языки: зап. группа, прикаспийские языки. М.. 1982.
А. Л. Грюнберг. ТАШЕЛЬХЙТ (ташельхайт, шильх, шлех, шлух) — один из берберо-ливийских языков (атласская подгруппа северной группы). Распространен в юго-зап. и юж. Марокко. Число говорящих ок. 2,4 мли. чел. Т. представляет собой совокупность диалектов.
Для консонантизма характерны менее выраженная тенденция к спнрантизации смычных, чем в др. языках сев. группы, наличие ряда лабио-велярных, палатализация с аффрикатизацией негеминирован-ного g, спирантизация негеминнрованио-го к. Имеется 3 гласных фонемы: a, i, и. Допустимы стечения согласных. У имени нет категории определенности. Отсутствует особое спряжение глаголов состояния. Релятивные формы глагола изменяются по числам. Для обозначения буд. вр. используется частица rad в сочетании с формами имперфектива; частица ad в сочетании с формами имперфектива служит для выражения субъюнктива, в отличие от других берберо-ливийских языков. Показателем именных предложений всех типов является частица d, преобладающий порядок слов в предложении VSO. Широко используются подчинит. союзы, заимствованные из араб, яз. В лексике большое число араб, заимствований, имеются заимствования из ром. языков. Язык бесписьменный.
• S t u m m е Н., Handbuch des Schil-hischen von Tazerwalt, Lpz., 1899; Applegate J. R.. An outline of the structure of Shilha, N. Y., 1958.
D e s t a i n g E., Vocabulaire francais-berbere, P., 1920.	А. Ю. Айхенвалъд,
ТЕЗАУРУС (от греч. thdsaurds — сокровище, сокровищница) — 1) словарь, в к-ром максимально полно представлены все слова языка с исчерпывающим перечнем примеров их употребления в текстах; 2) идеографический словарь, в к-ром показаны семантические отношения (родовидовые, синонимические и др.) между лексическими единицами. Т. в 1-м значении в полном объеме осуществим лишь для мертвых языков, ср. «Thesaurus linguae latinae» (с 1900). К этому типу
приближается, напр., «Словарь польского языка XVI в. » (с 1966). Для живых языков требование исчерпывающей цитации примеров неосуществимо (ср. попытку изменения типа академия. «Словаря русского языка» А. А. Шахматова, т. 2, 1907, т. 4, 1916, и Л. В. Щербы, продолживших работу Я. К. Грота).
Структурной основой Т. во 2-м значении обычно служит иерархия, система понятий, обеспечивающая поиск от смыслов к лексич. единицам (т. е. поиск слов, исходя из понятия). Для поиска в обратном направлении (т. е. от слова к понятию) используется алфавитный указатель. Так, напр., построен тезаурус П. М. Роже «Roget’s thesaurus of English words and phrases» (1852), от названия к-рого в лексикология, практику вошло 2-е значение термина <Т.». В теоретич. отношении Т. является одной из возможных моделей семантич. системы лексики. Практически используется как средство обогащения индивидуального словаря пишущего.
В практике информационной работы большое распространение получили информационно-поисковые Т., гл. задача к-рых — единообразная замена лексич. единиц текста стандартизов. словами и выражениями (дескрипторами) при индексировании документов и использование родо-вндовых и ассоциативных связей между дескрипторами при автоматизированном информационном поиске документов.
* Михайлов Л. И., Ч е р и ы й А.И., Гиляревский Р. С., Основы информатики. 2 изд., И.. 1968; Шрейдер Ю. А.. Тезаурусы в информатике и теоретич. семантике. «Науч.-технич. информация. Сер. 2», 1971, № 3; Караулов Ю. Н., Общая и рус. идеография, М., 1976; Dornseiff F., Der deutsche Wortschatz nach Sachgruppen, T1 1—2, B.— Lpz., 1933 — 1934; Casa res у Sanchez J., Diccionario ideoldgico de la lengua espanola, 2 ed., Barcelona. 1959; Haller J., Cesky slovnik vecny a synonymicky, dl 1 — 3, Praha, 1969—77.	А. Я. Шайкевич.
ТЕКСТ (от лат. textus — ткань, сплетение, соединение) — объединенная смысловой связью последовательность знаковых единиц, основными свойствами к-рой являются связность и цельность.
В семиотике под Т. понимается осмысленная последовательность любых знаков, любая форма коммуникации, в т. ч. обряд, танец, ритуал и т. п.; в яз-зиа-нии Т.— последовательность вербальных (словесных) знаков (см. Знак языковой). Правильность построения вербального Т., к-рый может быть устным и письменным, связана с соответствием требованию «текстуальности» — внеш. связности, внутр, осмысленности, возможности своевременного восприятия, осуществления необходимых условий коммуникации и т. д. Для обоих видов Т.— письменного и устного — существенным является вопрос о его идентичности, о т. наз. канонич. форме, исследуемый особой отраслью филологии — текстологией. Яз-знанне описывает специфич. средства, обеспечивающие смысловые установки, передаваемые в Т.: лексич. средства типа частиц, вводных слов ит. п., тектонич. средства— изменение порядка слов в зависимости от текстовой установки, интонационные средства (для звуковых Т.), особые графич. средства — подчеркивания, шрифтовые выделения, пунктуация (для письм. Т.). Правильность восприятия Т. обеспечивается не только языковыми единицами и их соединениями, но и необходимым общим фондом знаний, коммуникативным фоном, поэтому восприятие Т. связывается с пресуппозициями. Дискус
сионным является вопрос о миним. протяженности Т. (напр., может ли считаться Т. одна коммуникативная реплика). Возможность детального анализа Т. (в особенности худож. Т.) обеспечивается значит. достижениями в области собственно языковой системы (кода) для Т.; т. о., он изучается как «язык в действии».
Изучение Т. в разных странах осуществляется под разными названиями: лингвистика Т., структура Т., герменевтика Т. (т. е. выявление системы неочевидных смысловых связей и оппозиций), грамматика Т.; онтология, статус каждой из этих дисциплин определен нечетко, и в целом можно говорить о более общей дисциплине — теории текста.
* С е в б о И. П., Структура связного текста и автоматизация реферирования. М., 1969; Л о т м а и Ю. М., Структура худож. текста, М., 1970; Текст в тексте. Тарту, 1981; Проблемы цельности и связности текста, М., «1982; Текст как психолингвистич. реальность, М., 1982; Рус. язык. Текст как целое и компоненты текста, М., 1982; Текст. Высказывание. Слово, М., 1983; Текст: семантика и структура, М.. 1983; Текст как инструмент общения, М., 1983; Текст как объект комплексного анализа в вузе, Л., 1984; Исследования по структуре текста, М.. 1987: Общение. Текст. Высказывание, М., 1989; Д li-ми т р о в а Ст., Текст и подтекст, София. 1984 (на болг. яз.); Text. J«zyk. Poetyka, Wroclaw, 1978; La genese du texte, P.. 1982; Metzeltin H., J ak ache H., Textse-mantik, Tubingen, 1983; Tekst i zdanie. Wroclaw — [i i.J, 1983. T. M. Николаева. ТЁЛУГУ (андхра) — один из дравидийских языков. Распространен в Индии на терр. штата Андхра-Прадеш, где является офиц. языком, а также в соседних штатах. Число говорящих 63 млн. чел. За пределами Индии носители Т. живут в Шри-Ланке, ЮАР, Юго-Вост. Азии [Мьянма (быв. Бирма), Малайзия, Сингапур] и на нек-рых островах Индийского н Тихого океанов (Маврикий, Фнджи).
Диалекты Т. делятся на 4 группы: сев,-восточиую, центральную, сев.-западную и южную; фонетич. и морфологич. различия между ними незначительны. Социальные диалекты Т. мало изучены. Позиция Т. в составе дравидийской-семьи языков окончательно не определена. С центр.-дравидийскими языками его связывают такие черты, как утрата протодравидий-ских апикальных смычных и ретрофлексного щелевого, метатеза латеральных и вибрантов в инициальную позицию, отсутствие граммемы жен. рода, специфич. формы личных местоимений 1-го и 2-го л., нек-рые показатели личных и неличных форм глагола; с юж.-дравидийскими — палатализация гуттуральных перед гласными переднего ряда, спорадич. выпадение протодравндийского *с-, чередование *i/*e и *и/*о перед *-а- в след, слоге. Ныне Т. либо относят (наряду с гондп, куи, куви, пенго, конда, манда) ко второй подгруппе юж.-дравидийской группы (Б. Кришнамурти), либо обособляют в качестве юго-вост, группы (М. С. Андронов). Старейшие памятники (надписи династии Ренати-Чода) датируются 575— 600. Лит. язык, сформировавшийся на базе диалектов центр, и юж. групп с 9—И вв. и выработавший свои нормы в 14—17 вв., испытал значит, влияние санскрита и пракритов. К нач. 19 в. лит. Т. (грантхика бхаша — «книжный язык») сильно разошелся с языком устного общения. С кон. 19 в. возникло движение за распространение нового лит. языка, близкого разг, речи (вьявахарика бхаша—«обиходный язык»), к-рый в течение 20 в. вытеснил из худож. лит-ры и средств массовой информации книжный язык, сохранивший позиции лишь в не
к-рых сферах офиц. и науч, стиля н в поэзии классич. школы. Разработка нормативной грамматики совр. Т. сосредоточена в Академии Телугу (с 1968), ун-тах Хайдарабада, Тирупати и Вишакхапат-нама. Письмо алфавитно-силлабическое, генетически связанное с юж. вариантом письма брахми н восходящее к сложившемуся иа терр. Декана в 4 в. до н. э. письму венги (см. Индийское письмо). * Петруничева 3. Н.. Язык телугу. М., 1960; Дзенит С. Я.. Гуров Н. В., Краткий грамматич. очерк языка телугу, в кн.: Телугу-рус. словарь, .М.. 1972; Brown Ch. Р„ A grammar of the Telugu language, 2 ed., Madras. 1857; Krishnamurti B., Telugu verbal Bases. Berk.— Los Ang., 1961; его же. История языка телугу, Хайдарабад, 1974 (на языке телугу); Радхакришна Б., Развитие «обиходного» языка, Хайдарабад, 1972 (на языке телугу); Subrahmanyam Р. S., Modern Telugu, Annamalainagar, 1973; Рама-Рао Ч., Предложение в языке телугу. Хайдарабад, 1975 (на языке телугу).
Телугу-рус. словарь. М., 1972;Дзенит С. Я., Рус.-телугу словарь, М., 1988; G а-1 е t t i di C a d i 1 h a c A., Galetti's Telugu dictionary, L., 1935.	H. В. Гуров.
ТЕМА [от греч. thema — то, что положено (в основу)] — 1) компонент актуального членения предложения, исходный пункт сообщения (предложения) — то, относительно чего нечто утверждается в данном предложении. Т. может быть любой член (или члены) предложения. Распознается по начальной позиции в предложении («Ж ить — значит дышать»), по характеру ударения; при наличии ремовыделит. конструкций (см. Рема) — негативным способом (т. е. вычитанием из состава предложения ремы); по контексту, ситуации (часто это повторенные пли самоочевидные элементы, спроецированные содержанием предшествующего предложения). Возможна также «новая» Т., ие имеющая денотата в предшествующем предложении. Т. «скрепляют» текст; от правильно выбранной Т. предложения во многом зависит ситуационная связность предложений.
По мнению А. А. Шахматова, Г. Пауля, О. Есперсена и др., на Т. ориентировано внимание говорящего; напротив, Я. Фир-бас, Ф. Данеш и др. полагают, что Т. содержит второстепенную информацию и обладает наименьшей степенью коммуникативного динамизма. Однако полнота информации создается динамич. сочетанием Т. и ремы, всей пропозицией. Шахматов, Л. В. Щерба отмечали, что Т. соответствует логич. субъекту суждения.
2) В индоевропеистике — общеиндоевропейская производная глагольная основа на -о-, чередующаяся с -е- (см. Тематическая гласная).
• См. лнт. при ст. Актуальное членение предложения.	. В. Е. Шевякова.
ТЕМАТИЧЕСКАЯ ГЛАСНАЯ — гласная *ё/*б в индоевропейском праязыке в основообразующей функции. Т. г. выступает в составе основы (темы) или флексии, но сама значения и морфемного статуса не имеет. Формы, имеющие Т. г., называются тематическими, напр. др.-инд. bhar-a-t ’нёс’, все остальные—атемати-ческими. Т. г. наиболее продуктивна в позднем индоевропейском, хотя возводится к более раннему хронологич. уровню, когда Т. г. была показателем существования еще одного элемента в словосочетании: предположительно маркером переходности в глаголе (И. Кноблох), определительности в имени (У. Ф. Леман). Т. г. могла выступать расширителем др. формантов (такие формы
ТЕМАТИЧЕСКАЯ 507
тематическими не считаются), напр. в составе окоичания род. п. (-*es или *-so), в составе словообразующего суффикса (и, ей, ои). В глаголе Т. г. отличает презенс и аорист от перфекта. Т. г. связана с типом окончании в глаголе: атематич. образования имеют первичные окончания -mi, -si, -ti ...-nti (ср. др.-инд. as-mi ’есть’), тематические — вторичные окончания -m, -s, -t...-nt (ср. др.-инд. abharam, индоевроп. *ё-ЬЬег-о-т, где е — аугмент, ЬЬёг — корень 'нести', о — тематическая гласная, -т— вторичное окончание). Ряд -mi, -si, -ti — в действительности более позднее и сложное образование (содержит показатель наст, вр. -i). В тематич. глаголах в 1-м л. вместо -mi употребляется окончание -о, ср. греч. рЬёгб 'несу' (др.-инд. bharami — окончание по аналогии), г. С. Клычков. ТЕМП РЁЧИ (нтал. tempo, от лат. tem-pus — время) — скорость произнесения элементов речи: звуков, слогов, слов. Измеряется либо числом звуков, слогов и т. д., произносимых в единицу времени (чаще всего — в секунду! либо средней их длительностью. Наиболее вероятной мерой Т. р. при восприятии является период следования гласных, или, иначе говоря, средняя длительность слога. Т. р. является одним из компонентов интонации. Замедление темпа к концу высказывания служит средством создания его интонационной цельности. Т. р. играет большую родь в противопоставлении важного — неважного в высказывании: наиболее важные в смысловом отношении отрезки речи (целые синтагмы или отд. слова в них) произносятся в замедленном темпе; отрезки, содержащие второстепенную информацию (напр., вводные слова), характеризуются убыстренным темпом. Абсолютный Т. р. зависит от индивидуальных особенностей говорящего, его эмоционального состояния, ситуации общения и стиля произношения. Существует зависимость Т. р. от длины речевой единицы, свидетельствующая о тенденции к изохронности: чем больше длина слова или синтагмы, тем меньше средняя длительность звука (слога) в них. * 3 и н д е р Л. Р., Общая фонетика. М., 1979; Николаева Т. М., Интонация сложного предложения в слав, языках, М., 1969; Цеплитис Л. К.. Анализ речевой интонации, Рига, 1974; Физиология речи. Восприятие речи человеком, М., 1976.
Н. Д. Светоэарова.
ТЕОРИЯ ТЁКСТА (от греч. theoria — исследование) — филологическая дисциплина, возникшая во 2-й пол. 20 в. на пересечении текстологии, лингвистики текста, поэтики, риторики, прагматики, семиотики, герменевтики н обладающая, несмотря на обилие междисциплинарных пересечений, собственным онтологическим статусом.
Т. т. охватывает любые знаковые последовательности, однако основным ее объектом является вербальный текст. Исследования по Т. т. обычно направлены на два осн. свойства текста — связность и цельность. При ориентации на связность на первый план выступает проблема правильности — неправильности построения связного текста. Связность худож. текста изучается повествовательной (нарративной) грамматикой, к-рая входит в Т. т. и во многом основывается на идеях В. Я. Проппа, описавшего общие принципы построения («морфологии») волшебной сказки, объединив в типы сюжеты, различаемые ра-
508 ТЕМП
нее в связи с разным предметным наполнением. Правила последоват. развертывания текста изучаются т. наз. школой франц, структуралистов, близка к ним и генеративистская Т. т., рассматривающая текст как результат последоват. развертывания нек-рой осн. темы.
Исследование цельности текста требует выявления функциональной нагрузки его элементов; при этом цельность не предполагает обязат. законченности: так, напр., смысловые отношения отрывка могут быть реинтерпретированы при нахождении полного варианта. Общая функциональная направленность Т. т. особенно важна для анализа худож. текста, для к-рого проводится определение явных и неявных смыслов, учитывая, в случае вербального текста, показатели всех языковых уровней. Установкой на непременное декодирование содержат, стороны Т. т. отличается от предлагавшихся ранее чисто описательных подходов к тексту.
Функциональный анализ Т. т. учитывает предварит. обусловленность свободы авторского выбора тех или иных средств выражения смысловой структуры; этим Т. т. отличается от стилистики, изучающей обусловленность языковых приемов и единиц требованиями стиля, и от грамматики, предполагающей обязательность соблюдения кодовых норм.
При декодировании неявного смысла текста существенна ориентация на двойственную природу знака языкового: обладая и смыслом, и формальным воплощением, ои может ассоциироваться в том же или в др. текстах с др. знаками как по смыслу, так и по форме и перекликаться с др. компонентами текста по фрагментам своей субстанциальной структуры.
Декодированию смысла методами Т. т. подлежат н собственно содержат, структура текста, и авторское отношение к сообщаемому, и авторские намерения; поэтому совр. Т. т. все чаще отказывается от обсуждения традиционной проблемы сознат. или несознат. употребления автором тех или иных конфигураций. Т. о., в худож. тексте, как и во всяком человеческом самовыражении, обнаруживаются сознательные, управляемые, и бессознательные, но столь же объективные компоненты. В этом Т. т. пересекается с герменевтикой.
Методы Т. т. применимы к древиим, а также классич. текстам, для к-рых может быть предложено объективное новое прочтение, однако дискуссионным является вопрос о конкретных совр. дешифровках смысловых отношений в древних текстах. Нек-рые исследователи считают, что без знания культурно-ист. моделей оценок эпохи данного текста его интерпретация невозможна, другие полагают, что текст имеет свою историю развития во времени, многократно реинтерпретируясь в процессе развития человеческой культуры.
Т. т. в основном имеет дело с анализом функционирования и соотношения знаков — элементов текста. Однако в рамках этой теории правомерна постановка вопроса о месте в тексте или совокупностях текстов понятийных категорий или отд. реалий (пространство, время, человек, дом, лес, небо и пр,); задача при этом — выявить значимость этих категорий в тексте, чем подобный анализ отличается от получения сведений информационного характера. Во всяком тексте выявляется неск. пластов организации: от общих правил связности любого текста до уникальной дешифруемой смысловой структуры — худож. текста.
Методы анализа позволяют реконструировать в пределах отд. текстов более древнне тексты нли их фрагменты; так, в сказках, ритуалах, эпосе н т. п. реконструируются элементы ранних мифология. текстов, полный древний текст может быть реконструирован из поздних текстов по частям. При этом остается дискуссионной проблема соотношения генетич. тождества н функционального, т. к. древние смысловые ценности в новых текстах могут быть утрачены или обессмыслены. С этой же проблемой связан вопрос о т. наз. интертекстуальиости, т. е. о включении одного текста в другой, что может связывать тексты разных эпох, разноязычные н относящиеся к разным жанрам. В каждом тексте возможны наложения других («текст в тексте»), ассоциативные комбинации к-рых создают дополнит, смысл. С интертекстуальностью связана и теория цитатности в тексте, т. к, развитие исследований по функции цитат в тексте и привело к теории интертекстуальности.
* Пропп В. Я., Морфология сказки, 2 изд., М., 1969; Текст и аспекты его рассмотрения, М., 1977; Лиигвистика текста. М., 1978; Синтаксис текста, М., 1979; Структура текста, М.,	1980; Москаль-
с к ая О. И., Грамматика текста, М., 1981; Структура текста-81, М., 1981; Аспекты общей и частной лингвистич. теории текста, М., 1982; Гореликова М. И., Магомедова Д. М., Лингвистич. анализ худож. текста, М., 1983; Проблемы текстуальной лингвистики, К., 1983; Лингвистич. исследования худож. текста, Л., 1983; La description linguistique des textes litteraires, P., 1970; Semiotique narrative et textuelle, P., 1973; Plett H. F., Textwissenschaft und Textanalyse, Hdlb., 1975; Probleme der Textgrammatik, Bd 1—2, B., 1976—77; Text-hermeneutik, Paderborn, 1979; Textual strategies. L.. 1979; Beaugrande R. A. de, Dressier W. U., Introduction to textlinguistics, L.— N. Y.— Longman, 1981.
_	T. M. Николаева.
ТЕРМИН (от лат. terminus — граница, предел) — слово или словосочетание, обозначающее понятие специальной области знания или деятельности. Т. входит в общую лексич. систему языка, но лишь через посредство конкретной терминология, системы (терминологии). К особенностям Т. относятся: 1) системность; 2) наличие дефиниции (для большинства Т.); 3) тенденция к моносемичиости в пределах своего терминология, поля, т. е. терминологии данной науки, дисциплины или науч, школы (поэтому такие термины, как «функция» в математике, физиологии и лингвистике, принято называть межотраслевыми омонимами); 4) отсутствие экспрессии; 5) стилистич. нейтральность. Эти свойства Т. реализуются только внутри терминологич. поля, за пределами к-рого Т. теряет свои дефинитивные н системные характеристики — детерми-нологизируется (ср. «цепная реакция» как образное выражение в общелит. языке). Процессы детерминологизации (переход Т. в общеупотребит. лексику) и терминологизации (переход общеупотребит. слова в Т., напр. «окончание») свидетельствуют о взаимопроникновении терминологич. и нетермино-логич. лексики. Наряду с терминологизацией, в основе к-рой часто лежит метафора, к способам создания Т. относится ретерминологизация — перенос готового Т. из одной дисциплины в другую с полным или частичным переосмыслением, ср. «дифференциал» (матем.) — «дифференциал» (лингвистич.). Т. могут заимствоваться из другого языка (сюда же относится калькирование, см. Калька), а также создаваться из морфемного инвентаря собственного
языка или из интернациональных элементов.
Т. как единица языка подчиняется фонетич. н грамматич. законам данного языка. Структурно-семантич. особенности Т. проявляются в сфере словообразования, где происходит специализация отд. формантов, характерных для собственно терминологии, моделей (ср. <-оза» в химии, «-ома» в медицине, «~ема> в лингвистике). Для описания структуры Т. используется понятие терминоэлемента — минимального значимого компонента Т. В связи с интернационализацией языка науки 20 в. большой удельный вес в науч, терминологии имеют Т., построенные на базе греко-лат. элементов. Одновременно наблюдается рост Т.-словосочетаний. Система Т. в целом и отд. Т. подвержены семантич. изменениям в связи с изменением общего состояния («парадигмы») науки и концепций конкретной науч, дисциплины.
Т. являются объектом самостоят. лингвистич. дисциплины — терминоведения. Т. разл. отраслей знания находят отражение в спец, терминология, словарях.
• Реформатский А, А., Что такое термин и терминология, в ки.: Вопросы терминологии, М., 1961; его же, Термин как член лексич. системы языка, в ки.: Проблемы структурной лингвистики 1967, М.. 1968; Даниленко В. П., Рус. терминология. Опыт лингвистич. описания, М., 1977; Шайкевпч А. Я., Проблемы терминология, лексикографии, в ки.: Перевод научно-технич. лит-ры. Сер. 1. Теория и практика науч.-технич. перевода. Обзорная информация, в. 8, М., 1983; Г е р д А. С., Основы науч.-технич. лексикографии, Л., 1986; Wiister Е.» Einfuhrung in, die allge-meine Terminologielehre und terminologische Lexikographie. T1 1-2, W.-N. Y., 1979; Rondeau G., Introduction a la termi-nologie. Montreal. 1981; Felber H., Terminology manual, P., 1984; см. также лит. при ст. Терминология лингвистическая.
Н. В. Васильева.
ТЕРМИНОЛОГИЯ ЛИНГВИСТЙЧЕ-СКАЯ (от термин и греч. logos — слово, учение) — совокупность слов и словосочетаний, употребляющихся в языкознании для выражения специальных понятий и для называния типичных объектов данной научной области. Будучи составной частью метаязыка лингвистики, Т. л. представляет особую сложность для изучения вследствие консубстанцио-нальности языка-объекта и метаязыка, т. е. вследствие того, что язык-объект и метаязык полностью совпадают в плане выражения, внешне являются одним и тем же языком. Т. л. включает в себя: 1) собственно термины, т. е. те слова, к-рые либо вообще не употребляются в языке-объекте, либо приобретают, будучи заимствованными из языка-объекта, особое значение; 2) своеобразные сочетания слов и их эквивалентов, приводящие к образованию составных терминов, входящих в Т. л. на одинаковых правах с цельнооформленными единицами.
Необходимо отграничивать понятие Т. л. как системы общеязыковедч. понятий и категорий от др. составной части метаязыка лингвистики — номенклатуры — системы специфич. названий, к-рые используются для обозначения конкретных языковых объектов. Так, напр., «агглютинация», «флексия», «фонема», «грамматика» — это термины, служащие для выражения и закрепления общелингвистич. понятий, а саксонский генитив на s, «арабский „айн"» и пр.— это номенклатурные знаки, названия частных объектов, кол-во к-рых необозримо велико. Однако граница меж
ду номенклатурными единицами и терминами подвижна. Любой номенклатурный знак, сколь бы он ни был ограничен в своем использовании, может приобрести более общий характер, если аналогичные явления будут обнаружены в др. языках или если в первоначально узких названиях обнаружится более общее универсальное содержание, тогда номенклатурный знак становится термином, выражающим соотв. науч, понятие. Т. о., термин является завершающим этапом исследования реального языкового объекта.
Т. л., как и терминология любой науч, области,— это не просто список терминов, а семиологич. система, т. е. выражение определ. системы понятий, в свою очередь отражающей определ. науч, мировоззрение. Возникновение терминологии вообще возможно лишь тогда, когда наука достигает достаточно высокой степени развития, т. е. термин возникает тогда, когда данное понятие настолько развилось и оформилось, что ему можно присвоить совершенно определ. науч, выражение. Не случайно важнейшим средством отграничения термина от не-термина является проверка на дефинитив-ность, т. е. решение вопроса, поддается ли термин строгому науч, определению. Термин является частью терминологии, системы, только если к нему применима классифицирующая дефиниция per genus proximum et differentiam specificam (через ближайший род и видовое отличие).
Т. л. как семиологич. система складывается на протяжении всей истории яз-знання и отражает не только смену воззрений на язык, не только разницу лингвистич. словоупотребления в разл. школах и направлениях яз-знания, но и разл. нац. языковедч. традиции. Метаязык всегда закреплен за данной нац. языковой системой. Строго говоря, существует не одна система Т. л., а большое число термииологич. систем для языковедения, к-рые в разных языках имеют свой план выражения, неотделимый от плана выражения данного языка. Поэтому те закономерности, к-рые имеются в человеческом языке вообще, представлены и в любой исторически сложившейся системе Т. л. Отсутствие взаимнооднозначного соответствия между планом выражения и планом содержания, являющееся причиной существования в естеств. языке как синонимии, так и полисемии, в терминология. системах порождает существование, с одной стороны, дублетов, триплетов и т. п., т. е. двух, трех и более терминов, по существу соотносимых с одним и тем же референтом, с другой — многозначность терминов, когда один и тот же термин имеет не одну науч, дефиницию, а несколько. В этом выражается противоречивость не только термина, но и слова. «Словарь лингвистических терминов» О. С. Ахмановой приводит 23 «синонима» к термину «фразеологическая единица», зарегистрированных в науч, употреблении сов. языковедов к 60-м гт. 20 в., 6 «синонимов» к термину «предложение» и т. д. Многозначность терминов, напр. «речь» (3 значения), «форма» (5 значений), «фраза» (4 значения), отраженная тем же словарем, наглядно показывает не столько наличие разных понятий, наз. одним термином, сколько разные подходы, разные аспекты изучения одного и того же языкового объекта.
Поскольку Т. л. не является рационально организованной, семиотически безупречной системой, в яз-знании постоянно существует проблема упорядочения терминологии. Одни исследователи полагают, что в Т. л. необходимо преодо
леть свойственное естеств. языкам нарушение законов знака и строить ее на чисто рациональной основе, найдя доступ к «чистым, идеальным объектам», другие справедливо считают, что, поскольку нельзя приостановить развитие науки на время создания новой терминологии, задача упорядочения Т. л. должна сводиться 1) к изучению реального лингвистич. словоупотребления, 2) к отбору терминологии и описанию ее в словарях лингвистических терминов, 3) к сопоставлению нац. термииологич. систем в дву- и многоязычных термииологич. словарях. При сопоставлении выявленных дублетов, триплетов и т. п. необходимо стремиться к четкому выделению дескрипторов, т. е. таких слов или словосочетаний, к-рые наиболее адекватно представляли бы данное понятие, наиболее точно раскрывали бы природу именно данного явления, обозначенного данным термином. Выявление дескрипторов (напр., «фразеологическая единица» по отношению к параллельно функционирующим дублетам, триплетам и др. соответствиям этого термина) уже само по себе играет нормализующую роль в данном терминология, ряду. При наличии дублетов и «синонимов» может воз-никнуть'стремление к их разграничению, что позволяет терминологически отразить разл. стороны объекта (ср. дифференциацию понятий «подлежащее — субъект»).
Поскольку система Т. л. является открытой системой, постоянно пополняющейся в силу необходимости отражения новых замеченных свойств и сторон объекта новыми монолексемными и полилек-семнымн терминами, при моделировании этой системы желательно оказывать предпочтение мотивиров. терминам, имеющим прозрачную смысловую структуру.
Жизнеспособность той или иной терминологии. системы определяется в первую очередь ее упорядоченностью и последовательностью соотношения содержания и выражения. Терминологии, система, отвечающая этим требованиям, напр. т. наз. алло-эмическая терминология, может пережить науч, направление, ее породившее (в данном случае дескриптивную лингвистику), н войти в совр. метаязык данной науки.
* Ахманова О. С., Словарь лингвистич. терминов. Предисловие, М., 1966: Г аииеваТ. А., О системе фонетич. терминологии, в кн.: Совр. рус. лексикология, М.. 1966; Белый В. В., Осн. группы лингвистич. терминов и особенности их производства, в кн.: Преемственность при обучении иностранцев рус. языку. М., 1981; его же. Структурная и семантич. характеристика терминов в совр. рус. языке (иа материале лингвистич. терминологии). Автореферат канд. дне., М.. 1982 (лит.); Akhmanpva О., Linguistic terminology, [Moscow], 1977 (лит.); ее же, The methodology of metalinguistic lexicography, в кн.: Sprachwissenschaftliche Forschungen. Festschrift fur Johann Knobloch, Innsbruck, 1985; см. также лит. при ст. Метаязык.
О. С. Ахманова. ТЁСО — один из пилотских языков (восточная зона). Распространен в Уганде, а также в р-не Кении, граничащем с Угандой. Число говорящих ок. 1 млн. чел. Диал, различия в т. незначительны.
Т., как и др. нилот, языки вост, зоны, обнаруживает значит, сходство с языками юж. зоны и меньшее с языками зап. зоны. В основе т. наз. стандартного Т. лежит диалект г. Нгора. Письменность на основе лат. графики существует с кон.
ТЕСО 509
19 в.; издаются книги учебиого и религ. содержания. Язык используется при обучении в начальных школах, на нем ведется внутр, радиовещание в Уганде и Кении. Является языком внутриэтнич. общения. • Hilders J. Н.. L a w г a rice J. С. D., An introduction to the Ateso language, Kampala, 1956. Б. В. Журковский. тибёто-бирмАнские ЯЗЫКЙ — одна из двух основных ветвей китайско-тибетской семьи языков (см. Китайско-тибетские языки). Распространены в Мьянме (быв. Бирме), Китае, Индии и Непале, где живет св. 95% тибето-бирман-цев, но только в Мьянме они составляют большинство населения. Общее число говорящих ок. 60 млн. чел., в т. ч. на бирм. яз.— ок. 29 млн. чел. (1983, оценка). Выделяется неск. осн. групп Т.-б. я., но мн. языки не входят ни в одну из них или могут быть отнесены к определ. группе только предположительно. Важнейшая группа — лоло-бирманская (см. Лоло-бирманские языкы)в Мьянме и КНР, в пров. Юньнань и Сычуань (ок. 37 млн. говорящих): бирм. яз., язык и (диалекты носу, насу, ньп, лолопхо, пхова и др.), лису, хани (или акха), лаху, насн (или нахи, мосо) и др. Почти неизвестный язык народа пью, населявшего Мьянму до прихода бирманцев, был тибето-бирманским, но не входил в лоло-бирм. группу. Тибетская группа включает тибет. яз. с его диалектами (св. 5 млн. чел.) и языки таманг-гурунг (до 1 млн. чел.). На тибет. яз. говорят тибетцы КНР (Тибет, Цинхай, Сычуань), бхотии и шерпы Бутана н Непала, ладакхи и балти в Сев. Индии. Языки таманг (мурми) и гуруиг распространены в Непале западнее и севернее Катманду. Группа к у к и-н а г а, или чин-нага, в Сев.-Вост. Индии и Мьянме (св. 3 млн. чел.) включает десятки языков, важнейшие из них — манипурский (манипури, мейтхей) в Манипуре и лушей (мизо) в Мизораме (Индия). В эту же группу, возможно, входит язык микир в Ассаме. Языки кареиской группы (св. 3 млн. чел.) распространены в Мьянме, вдоль границы с Таиландом, и частично в Таиланде. На языках б о дога р о [бодо (или боро, качари), гаро, талера и нек-рых др.] говорит ок. 2 млн. чел. в ннд. штатах Ассам, Мегхалая и Трипура. По-видимому, с ними должны быть объединены в Одну группу нек-рые языки нага (коньяк), а также цзинпо, или качин (ок. 600 тыс. говорящих в Мьянме и Юньнани), и неск. исчезающих или исчезнувших языков в Мьянме, Манипуре и Бангладеш (языки луи). К вое т,-г и малайской группе относятся многочисл. языки вост. Непала (ок. 650 тыс. чел.), среди к-рых наиболее известны лимбу и сунвар. Небольшую зап.-гималайскую группу составляют языки канаури, рангкас и др., на к-рых говорят ок. 60 тыс. человек в Сев. Индии у зап. границы Непала. Языки, не входящие в определ. группу (или группы, состоящие только из 2—3 близкородств. языков), сосредоточены в основном в трех география, р-нах: в Сычуани и Юньнани, вдоль вост, границы ареала тибет. яз.; в Индии вдоль кит. границы, восточнее Бутана; в Непале и Сиккиме, В первом р-не можно отметить языки цян (рма), гьярунг (джарунг, кэру), пуми (прими, сифань), а также ну в Юньнани и Мьянме; на каждом из них говорят неск. десятков тыс. человек. Здесь есть и нек-рые др. языки, о к-рых известно очень мало или на к-рых говорит очень небольшое число
510 ТИБЕТО-БИРМАН
людей; многие из них объединяются вместе с пуми под общим кит. назв. «сифань». Самым восточным тибето-бирм. народом являются туцзя в пров. Хунань (КНР), насчитывающие до 3 мли. чел., ио лишь небольшая часть нх сохранила собств. язык, почти неизученный и вытесняемый китайским. К этому же географии, р-ну относился вымерший тангутский яз.— язык гос-ва Си-Ся (на терр. совр. пров. Ганьсу и соседних р-нов Китая), на к-ром в 11—13 вв. существовала обширная лит-ра. Важнейшим языком второго р-на является абор-мири (племена абор и мири, насчитывающие вместе 400 тыс. чел., говорят на диалектах одного языка). К нему близок дафла (40 тыс. чел.). Др. языки этого р-на — миджу, дигаро (мишми), ака (хрусо) — не составляют единой группы. В Непале неварский яз., или невари (южнее Катманду), насчитывает св. 450 тыс. говорящих, магар (в зап. части страны)— св. 300 тыс. Восточнее, в Сиккиме, одним из осн. языков, наряду с тибетским, является ронг, или лепча (35 тыс. чел.). Во всех трех р-нах время от времени обнаруживаются языки, прежде неизвестные науке; так, в 1973 был впервые описан язык кхам, на к-ром говорят ок. 45 тыс. чел. в зоне Дхаулагири (Непал).
Т.-б. я.— слоговые, . изолирующие с большей или меньшей тенденцией к агглютинации. Морфемы, как правило, состоят из одного слога, хотя возможны и исключения. Слог имеет постоянную структуру; сочетания согласных возможны только в начале слога, в конечной позиции встречаются лишь немногие согласные. Во мн. языках есть тон. В словообразовании преобладает сложение корней. Отношения между словами в предложении выражаются порядком слов и служебными морфемами, обычно легко отделяющимися от корня. Служебные морфемы преим. постпозитивные. В большинстве языков сказуемое занимает последнее место в предложении, ему предшествуют подлежащее, дополнения и обстоятельства, порядок расположения к-рых может меняться. Из определений нек-рые, иапр. притяжательные, помещаются перед определяемым, другие, напр. качественные,— после него, ср. лису el ba’ba3 a’mos ‘его отца лошадь', но a‘mo3 phu* ‘белая лошадь', букв.— ‘лошадь белая'. Мн. Т.-б. я.— эргативные, т. е. назв. субъекта перех. глагола в них получает спец, показатель, в то время как назв. субъекта неперех. глагола, так же как назв. объекта, не имеет показателя; ср. классич. тибетский khong ’gro ‘он идет’, но khong-gis rtag bsad ‘он убил тигра’.
Нек-рые Т.-б. я. имеют идеографии, или слоговое письмо (мертвый таигутский, наси, и), другие пользуются алфавитами инд. происхождения (мертвый пью, тибетский, бирманский, неварский, ронг, каренские языки). Для нек-рых языков Китая и сев. Мьянмы сравнительно недавно созданы письменности иа лат. основе.
Т.-б. я., кроме тибетского и бирманского, изучены недостаточно. Только для немногих нз них имеются надежные и достаточно полные фонетич. и грамматич. описания, большие словари. С 40-х гг. 20 в. началось сравнит. исследование отд. групп Т.-б. я. — каренской, лоло-бирманской, куки-нага, бодо-гаро. В СССР также изучаются Т.-б. я.; выдающимся достижением сов. науки была дешифровка Н. А. Невским тангут-ской письменности («Тангутская филология», опубл, посмертно в 1960; Ленинская пр., 1962).
•	Grierson G. А. (е d.), Linguistic survey of India, v. 1, pt 2, Calcutta, 1928, v. 3, pt 1 — 3, Calcutta, 1903—09; Shafer R., Bibliography of Sino-Tibetan languages, v. 1—2, Wiesbaden, 1957—63.
_ M , С. E. Яхонтов. ТИБЁТСКИИ ЯЗЫК —язык тибето-бирманской ветви семьи китайско-тибетских языков. Лит, письм. Т. я. как язык ламаистской церкви распространен в КНР (пров. Цинхай, авт. p-и Внутр. Монголия), МНР и в СССР (Бурят. АССР, Тув. АССР). В зап. части Тибет, нагорья (КНР) св. 4 млн. говорящих на диалектах Т. я. Письм. Т. я. и лхасский дналект Т. я.— языки межплеменного общения и делопроизводства на всей терр. Тибет, р-на КНР. Лхасский диалект относится к группе центр, диалектов областей Уи и Цанка. Большинство периферийных диалектов почти не изучены.
По сравнению со ср.-век. Т. я. совр. Т. я. почти полностью лишился префиксов, их остатки можно наблюдать в т. наз. архаичных диалектах северо-востока, в. лхасском — только гонорифические приставки позднего происхождения. В морфологич. структуре слов заметную роль играет агглютинация. Т. я. потерял нек-рые типичные черты изолирующего строя, характерные для др. языков данной семьи, но имеет тоны (в лхасском диалекте, напр., их четыре).
Возникновение лит. языка связывается с появлением письменности (древнейший памятник — надпись в монастыре Самье, 7 в.) и проникновением в Тибет буддизма. Лит. язык формировался при переводах канонич. лит-ры с санскрита (перевод Трипитакн, 8 в.), в дальнейшем получил развитие в богатой лит-ре: исторической (Сочинения Бутона, 14 в.), религиозной (Дзонхава, 14—15 вв.), художественной (стихи Миларайпы, 11—12вв., VI Далай-ламы, 17 в.). Совр. лит. Т. я. сохранил с древнейших времен традиционную орфографию, мало изменилась грамматика, инновации касаются гл. обр. лексики. Тибет, письмо восходит к инд. письму брахми эпохи гупта (5 в.).
* Рерих Ю. Н., Тибет, язык, М., 1961 (лит.); Парфионович Ю. М., Тибет, письм. язык, М., 1970 (лит.); R о е г i с h G. d е, Modern Tibetan phonetics. With special reference to the dialect of Central Tibet, «Journal and Proceedings of the Asiatic Society of Bengal», 1931, v. 27, № 2; M i 1 1 e r R. A.,. Studies in spoken Tibetan. I. Phonemics, JAOS, 1955, v. 75. № 1.
Семичов Б. В., Парфионович Ю. М.. Д а и д а р о н Б. Д., Краткий Тибет.-рус. словарь, М., 1963; Рерих Ю. Н., Тибет.-рус. словарь с санскрит, параллелями, в.1 — 11, М., 1983—88; D a s S. С n., A Tibetan-English dictionary with Sanscrit synonyms, Calcutta, 1951.
E. А.Кузьменков. ТИВ — один из бантпоидных языков т. наз. подгруппы «не-банту» (К. Уильямсон). Один из десяти крупнейших языков Федеративной Республики Нигерии (офиц. язык штатов Бенуэ и Плато), распространен по обоим берегам р. Бенуэ в центре страны, а также южнее этого р-иа н в Камеруне. Число говорящих св. 2 млн. чел. Диалекты разделяются на две сравнительно однородные группы: а) ба-легете и бату; б) або, бечеве и битаре.
В Т. 3 смыслоразличит. тона (лексич. и грамматич.) — высокий, средний, низкий и их комбинации. Структура слога существительного обычно CVC либо-CVCV, CVVC. Глагольные корни, как правило, одно- и двусложны?. 11 именных классов существительных характеризуются специфич. аффиксами, префиксами и суффиксами, мн. ч. выражается путем перевода существительного в др.
согласоват. класс (один из т. наз. плюральных классов). Прилагательное согласуется с существительным при помощи суффикса (иногда префикса). В локативе (с предлогом или без него) обычно отсутствует показатель класса, а той меняется. Спряжение осуществляется с помощью субъектных местоимений, интонированных в зависимости от глагольного времени.
На Т., начиная с 1-й пол. 20 в., издаются книги религ., учебного и фольклорного содержания, ведется радиовещание. Письменность на основе лат. алфавита, ф Abraham R. С., The Tiv people, L., 1940; его ж e, A dictionary of the Tiv language, L.. 1940. Б. В. Журков ский. ТИГРАЙ (тыграй, тигриння, тигринья) — один из эфиосемитских языков. Распространен в Эфиопии в провинциях Тыграй (Тигре) и Эритрея (южнее Кэрэна и Мас-сауы), а также в сев. р-нах Эфиопского и Эритрейского плато. Число говорящих ок. 3,2 млн. чел. Т. представляет собой конгломерат близких взаимопоннмаемых диалектов: аккеле гузай, адуа, хамасен, тенбеи, эндерта, агаме.
Для фонологич. системы характерны относит, сохранность общесемпт. консонантизма [утраты по сравнению с языком геэз: совпадение *s и *s в s (> с), *h и *h в h]; спирантпзация негеминирован-ных к и q после гласного, а также Ь; спо-радич. случаи перехода s > s и аффри-катизации велярных и дентальных смычных, б. ч. в занмств. лексике. Т. делит с языком тигре ряд архаичных эфиосемит. черт, утраченных языком геэз [суффиксное местоимение 3-го л. мн. ч. жен. рода -an<*(h)an; продуктивная модель имени действия иа mV-]. Общая инновация с языком геэз — замена общесемпт. h- в самостоят. местоимениях 3-го л. на а с тигре — замена -i на -а в окончании самостоят. местоимения 3-го л. ед. ч. жен. рода. Имеет общую с тигре генитивную частицу nay, отсутствующую в др. семит, языках, но восходящую, по-ви-димому, к общеафразийскому nota ge-nitivi *п.
Исторически подвергался большему, чем тигре, влиянию как кушитских языков (агавских), так и эфиосемит. языков христ. культуры — геэза и амхарского. Кушит, субстрат заметен как в лексике, так и в свойственной всем эфиосемит. языкам, кроме геэза и отчасти тигре, утрате семит, строя в синтаксисе (обычный порядок слов в Т.— SOV), а также в различии отрицат. форм глагола в главном и придаточном предложениях.
Т. использует эфиопское письмо; самобытная лит-ра, а также пресса начали развиваться с 40-х гг. 20 в.
•	L е s 1 a u W., Documents tigrigna. Grammaire et textes, P., 1941; Language in Ethiopia, L., 1976.
В ass an о F. da, Vocabolario Tigray-Italiano e repertorio Italiano-Tigray, Roma, 1918.	А. Ю. Милитарев,
ТИГРЕ (тыгре) — один нз эфиосемитских языков. Распространен в Эфиопии в пров. Эритрея севернее Массауы и приграничных р-нах Судана (где он носит назв. хаса). Иногда для названия Т. неверно используется термин «геэз». Включает диалекты менса, богос, логго и др.; сравнительно недавно с языка бедауйе на Т. перешла часть Судан, племени бени-амер. Число говорящих ок. 1 млн. чел.
В области консонантизма отличается от языка тиграй отсутствием спираитизов. вариантов у велярных и переходом палатализов. дентальных в аффрикаты; Т. утратил общеэфиосемит. лабио-велярные.
Испытав меньшее, чем тиграй, влияние кушитских языков (агавских и бедауйе), сохранил ряд общесемит. черт, утраченных геэзом и тиграй (элемент Ьэ- в самостоят. местоимениях 3-го л.; предлог тэп < *min; местоименный указат. элемент 1а-с функцией определ. артикля; дейст-вит. причастие модели CiaCzaCs) или только геэзом [суффиксное местоимение 3-го л. мн. ч. жен. рода -an<*(h)an; продуктивная модель имеин действия на *mV-]. Общая с тиграй инновация — замена -i на -а в самостоят. местоимении 3-го л. ед. ч. жен. рода -hata. Как и тиграй, имеет генитивную частицу пау, по-види-мому, общеафразийского происхождения, но не засвидетельствованную в др. семит, языках. Характерная черта морфологии имени — большое разнообразие типов т. наз. ломаного мн. числа и др. моделей, образуемых флексией основы и внеш, аффиксацией (имена единичности, увеличительные, уменьшительные, уничижительные и др.). Синтаксич. строй допускает как семит, порядок слов (последовательность «управляющее — управляемое»), так и кушитизированный (последовательность «управляемое — управляющее»). Тексты на Т. записываются эфиопским письмом лишь с нач. 20 в. европ. исследователями.
*	L е s 1 a u W., Short grammar of Tigre, New Haven, 1945; Palmer F. R., The morphology of the Tigre noun, L.— N. Y.— Toronto, 1962: R az S., A descriptive study of Tigre grammar, [L.J, 1973.
L i t t m a n n E., Hofner M., Worterbuch der Tigre-Sprache, Wiesbaden, 1962.
А. Ю. Милитарев. ТИНДЙНСКИЙ ЯЗЙК — одни из языков аваро-андийской подгруппы аваро-андо-цезских языков. Распространен в неск. аулах Цумадинского р-на Даг. АССР. Число говорящих ок. 5 тыс. чел. Имеет 2 говора: собственно тиндинский и акнадско-ангидский.
От др. андийских языков Т. я. отличает следующее; в фонетике — отсутствие корреляции по интенсивности среди абруптивных согласных; в грамматике — нейтрализация локатива и аллатива, использование редупликации для образования прилагательных (бикГ икР аб ‘сильно искривленный’ от бикГаб ‘кривой’) и интенсивных форм глагола (игьигьо от игьо ‘сделал’). Язык бесписьменный.
• Гудава Т. Е., Тиндин. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967.
М. Е. Алексеев. ТИПОЛОГЙЧЕСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ЯЗЫКОВ — направление лингвистических исследований, возникшее в начале и развившееся во 2-й четв. 19 в. (первоначально в виде морфологической классификации языков), имеющее целью установить сходства и различия языков (языкового строя), к-рые коренятся в наиболее общих и наиболее важных свойствах языка и не зависят от их геиетич. родства. Т. к. я. оперирует классами языков, объединяемых по тем признакам, к-рые выбраны как отражающие наиболее значимые черты языковой структуры (напр., способ соединения морфем). Система критериев Т. к. я., способствуя выявлению взаимоотношений между классами языков, указывает способы ориентации в их реальном многообразии. Определение места конкретного языка в Т. к. я. выявляет ряд его свойств, скрытых от исследователя при др. лингвистич. подходах. Наиболее известна морфологич. классификация языков, согласно к-рой языки распределяются посредством абстрактного понятия типа по след, четырем
классам: 1) изолирующие, или аморфные, напр. кит. яз., бамана, большинство языков Юго-Вост. Азии. Для них характерны отсутствие словоизменения, грамматич. значимость порядка слов, слабое противопоставление знаменательных и служебных слов; 2) а г-г л ю т и нативные, или агглютинирующие, напр. тюркские и банту языки. Для них характерны развитая система словообразоват. и словоизмеиит. аффиксации, отсутствие фонетически не обусловленного алломорфизма, единый тип склонения и спряжения, грамматич. однозначность аффиксов, отсутствие значимых чередований; 3) инкорпорирующие, или полисинтетические, напр. чукотско-камчатские, мн. языки индейцев Сев. Америки. Для них характерна возможность включения в состав глагола-сказуемого др. членов предложения (чаще всего прямого дополнения), иногда с сопутствующим морфонологич. изменением основ (термин «полисинтетические языки» чаще обозначает языки, в к-рых глагол может согласоваться одновременно с неск. членами предложения); 4) флективные языки, напр. славянские, балтийские. Для них характерны полифунк-циоиальность грамматич. морфем, наличие фузии, фонетически не обусловленных изменений корня, большое число фонетически и семантически не мотиви-ров. типов склонения и спряжения. Мн. языки занимают промежуточное положение на шкале морфологич. классификации, совмещая в себе признаки разных типов; напр., языки Океании могут быть охарактеризованы как аморфно-агглютинативные.
В 20 в. широкое распространение получают синтаксические Т. к. я. (см. ниже); фонетические Т. к.я. распространены меньше (ср. противопоставление языков по признаку совпадения морфемных и слоговых границ, к-рое обычно связывают с противопоставлением изолирующих и неизолирующих языков).
Т. к. я. в своих истоках носила скорее дедуктивный характер, т. к. расчленяла систему объектов — все множество известных (или привлекаемых к рассмотрению) языков на типологич. классы, постулируемые как идеализированная, обобщенная модель. Такой подход привел к тому, что теоретич. разработки, сопровождавшие, как правило, создание каждой новой Т. к. я., составили особое направление общего яз-знания — лингвистич. типологию, к-рая ие ограничивается разработкой классификаций и даже отказывается иногда от классификационного принципа как такового (см., напр., мн. работы по фоиетич. типологии, нек-рые направления эргативистики и др.) или же разрабатывает классификации замкнутых языковых подсистем (иапр., просодических: работы К. Л. Пайка, В. Б. Касевича и др.).
Первой научной Т. к. я. является классификация Ф. Шлегеля, к-рый противопоставил флективные языки (имея в виду в основном индоевропейские) нефлективным, аффиксальным. Тем самым флексии и аффиксы были противопоставлены как 2 типа морфем, создающих грамматич. форму слова. Нефлективные языки оценивались им по степени их «эволюционной близости» к флективным и рассматривались как тот или иной этап на пути к флективному строю. Последний тип Ф. Шлегель объявил наиболее
ТИПОЛОГИЧЕСКАЯ 511
совершенным (идея оценки эстетич. совершенства языка занимала в его концепции центр, место, что соответствовало и общепринятым филологич. воззрениям эпохи). А. В. Шлегель усовершенствовал классификацию Ф. Шлегеля, выделив языки «беэ грамматич. структуры», в дальнейшем названные аморфными или изолирующими, что положило начало выделению еще одного параметра Т. к. я. — синтетизма и аналитизма. В. фон Гумбольдт, опираясь на классификацию Шлегелей, выделил 3 класса языков: изолирующие, агглютинирующие и флективные. В классе агглютинирующих выделяются языки со специфич. синтаксисом предложения — инкорпорирующие; тем самым в предмет рассмотрения Т. к. я. вводится также предложение. Гумбольдт отметил отсутствие «чистых» представителей того или иного типа языков, конституируемого как идеальная модель. В 60-х гг. 19 в. в трудах А. Шлейхера сохранены в основном все классы Т. к. я.; Шлейхер, как и его предшественники, видел в классах Т. к. я. ист. этапы развития языкового строя от изоляции к флексии, причем «новые» флективные языки, наследники древних индоевропейских, характеризовались как свидетельства деградации языкового строя. Шлейхер разделил языковые элементы на выражающие значение (корни) и выражающие отношение, причем последние он считал наиболее существенными для определения места языка в Т. к. я. ив каждом типологич. классе последовательно выделял синтетич. и аналитич. подтипы.
В кон. 19 в. (в работах X. Штейнталя, М. Мюллера, Ф. Мистели, Ф. Н. Финка) Т. к. я. становится многомерной, учитывающей данные всех уровней языка, превращаясь, т. о., из морфологической в общую грамматич. классификацию. Мюллер впервые привлекает морфонологии. процессы в качестве критерия Т. к. я.; Мистели ввел в практику типологич. исследований материал новых для лингвистики языков — америндских, аустроазиатских, африканских и др. Один из критериев Финка — мас-сивность/фрагментарность структуры слова — отмечается иа градуированной шкале, показывающей тем самым не столько наличие/отсутствие, сколько степень проявления признака.
В нач. 20 в. задачи Т. к. я. по-прежнему привлекают внимание языковедов, однако ее недостатки — возможность немотивиров. объединения исторически или логически не связанных признаков, обилие эмпирия, материала, не подпадающего ни под один тип, зыбкость, а иногда и произвольность критериев и ограниченная объяснит, сила — заставляют критически пересмотреть осн. принципы ее построения. Отметив недостатки существующей Т. к. я., Э. Сепир предпринял в 1921 попытку создания Т. к. я. нового типа — концептуальную, или функциональную. Взяв за основу Т. к. я. типы функционирования фор-мально-грамматич. элементов, Сепир выделяет 4 группы грамматич. понятий: I — основные (корневые) конкретные понятия, II — деривационные (см. Деривация), III — конкретно-реляционные, или смешанно-реляционные (значение слова наряду с лексич. компонентом содержит и значение отношения), IV — чисто-реляционные (отношение выражается порядком слов, служебными словами
512 ТИПОЛОГИЯ
и т. д.). В соответствии с названными группами языки делятся на чисто-реляционные (простые — группы I и IV , сложные — группы I, II, IV) и смешанно-реляционные (простые — группы I, III, сложные — группы I, II, III). Работу Сепира отличает системность подхода, ориентация на функциональный аспект типологизации, стремление охватить явления разных уровней языка, однако само понятие класса в ней оказалось нечетким, вследствие чего и группировка языков — неочевидной. Внедрение точных методов в лингвистич. исследования повлекло за собой возникновение квантитативной типологии Дж. X. Гринберга, к-рый, взяв за основу критерии Сепира и преобразовав их соответственно своим целям, предложил вычисление степени того или иного качества языковой структуры, проявляющегося в синтагматике.
Начиная с кон. 50-х гг. разработка Т. к. я. идет в целом по след, направлениям: 1) уточнение и экспликация критериев, предложенных в традиционной морфологич. классификации, выяснение их действительной взаимосвязи (гипотеза Б. А. Серебренникова о причинах устойчивости агглютинативного строя, работы С. Е. Яхонтова по формализации и уточнению понятий традиционной Т. к. я., исследование проблем соотношения изоляции и агглютинации у Н. В. Солнцевой, агглютинации и флексии — у В. М. Алпатова и др. работы сов. исследователей); 2) разработка универсального грамматич. метаязыка, с помощью к-рого достигается экспликация Типологич. свойств любого языкового материала [«структурная типология» в 50—60-е гг. 20 в.; для этого направления характерно сближение с теорией универсалий (см. Универсалии языковые) и характерологией (В. Скаличка и др.)], иапр. работы Б. А. Успенского, А. Мартине, Т. Милевского и др. исследователей; 3) разработка синтаксич. Т. к. я., в т. ч. по тяпу нейтрального словопо-рядка (Гринберг, У. Ф. Леман н др.), по типу предикативной конструкции — номинативные (аккузативные), эргативные, активные языки, по иерархии синтаксич. свойств актантов — языки с подлежащим, языки без подлежащего, или Нэлевые (А. Е. Кибрик, Р. Ван Валин и ж. Э. Фоли, отчасти Ч. Филмор), топиковые языки, т. е. такие, в к-рых грамматич. приоритет имеет ие подлежащее, а тема (Ч. Н. Ли и С. Томпсон), языки с маркированием синтаксич. связей в вершинном либо зависимом члене (Дж. Николс); 4) разработка цельносистемных Т. к. я. на основе к.-л. одной черты языковой структуры, к-рая признается ведущей (работы сов. типологов 20— 40-х гг., содержательно ориентированная типология в работах И. И. Мещанинова и Г. А. Климова), группирующая типологически релевантные признаки языков вокруг одного признака («структурной доминанты»), напр. противопоставление субъекта — объекта в номинативных языках, агентива — фактитива в эргативных, активности — инактивности в активных языках и т. п.; сюда же можно отнести менее известные «доминантные» типология, теории, напр. типологию «понятийной доминации» А. Кей-пелла.
* Кузнецов П. С., Морфологич. классификация языков, М., 1954; Морфологич. типология и проблема классификации языков, М.— Л., 1965; Языковые универсалии и лингвистич. типология, М.. 1969; НЛ, в. 5, М., 1970; Журииская М. А., Лингвистич. типология, в кн.: Общее яз-знание.
Внутр, структура языка, М., 1972; Кибрик А. Е., Подлежащее и проблема универсальной модели языка, Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1979, т. 38, № 4; Теоретич. основы классификации языков мира, М., 1980; НЛ, в. 11, М., 1982; Климов Г. А., Принципы контенсивной типологии, М.. 1983; К а-с е в и ч В. Б., Фонологич. проблемы общего и вост, яз-знания, М., 1983; Лингвистич. типология, М., 1985; Солнцева Н. В., Проблемы типологии изолирующих языков, М.. 1985; С а р е 1 1 A., A typology of concept domination. «Lingua», 1965, № 15; J u-quois G., La typologie linguistique, Madrid, 1975; Greenberg J., Typology and cross-linguistic generalizations, «Universals of human language», 1978, v. 1; Ineichen G., Allgemeine Sprachtypologie, Darmstadt. 1979; M a 1 1 i n s о n G.. Blake B., Language typology, Amst., 1981; Foley W., Van Valin R. D., Functional syntax and universal grammar, Camb., 1984; см, также лит. при ст. Типология.	М. А. Ж иранская.
ТИПОЛОГИЯ лингвистическая (от греч. typos — отпечаток, форма, образец и logos — слово, учение) — сравнительное изучение структурных и функциональных свойств языков независимо от характера генетических отношений между ними. Т.— один из двух осн. аспектов изучения языка наряду со сравнит.-историческим (генетич.) аспектом, от к-рого она отличается онтологически (по сущностным характеристикам предмета исследования) и эпистемологически (по совокупности принципов и приемов исследования): в Т. понятие соответствия не является обязательно двуплановым (в форме и значении) и может ограничиваться только формой или только значением сопоставляемых единиц (ср. Сравнительно-историческое языкознание). Обычно наряду с Т. и сравнит.-ист. яз-знанием в качестве третьего подхода выделяется ареальная лингвистика. Т. базируется на исследованиях отд. языков и тесно смыкается с общим языкознанием, используя разработанные в нем концепции структуры и функций языка.
В зависимости от предмета исследования различаются функциональная (социолингвистич.) Т. и структурная Т. Предмет функциональной Т.— язык как коммуникативное средство, рассматриваемый сквозь призму его социальных функций и сфер употребления. Предмет структурной Т. — внутр, организация языка как системы; при этом различаются формальная Т., ориентированная только на план выражения (см. Система языковая), и к о н-тенсивная Т., ориентированная на семантич. категории языка и способы их выражения. Типологич. исследование может иметь различные, но взаимосвязанные цели: констатацию структурных сходств н различий между языками (инвентаризационная Т.); интерпретацию систем языков в плане совместимости — несовместимости структурных характеристик и предпочтительных типов структурной сообразности как систем в целом, так и отд. уровней языка (импликационная Т.); классификацию языков по определ. типам и классам (таксономическая Т.), к-рая обычно считается основной и конечной целью Т. Основания классификации в Т. могут быть различны, что обусловлено разной трактовкой центр, понятия Т.— языкового типа, к-рое может означать и «тип языка», и «твп в языке». Так, традиционная типологич. классификация, выделяющая аморфные (изолирующие), агглютинативные и флективные языки, отражает стремление выделить типы языков на основе общих принципов строения грамматич. форм
(см. Типологическая классификация языков). С др. стороны, имеется много классификаций, исходящих из отд. частных характеристик языка, напр. наличия — отсутствия в нем тонов (см. Тон), характера вокалич. систем, порядка следования осн. членов предложения и т. п. Такие классификации ориентированы не иа тип языка в целом, а на тип определ. подсистем и категорий в языке (см. Категория языковая); число их может быть велико, и один и тот же язык, в зависимости от разл. оснований классификации, будет попадать в разные группировки, что создает множественность его таксономич. характеристик в Т., в отличие от единственности его таксономич. принадлежности в генеалогии, классификации. Таксономии такого рода строятся непосредственно на данных инвентаризационной Т., относя язык к определ. к л а с с у, и могут быть названы к л а с-сохорическнми (от греч. khori-dzo — разделять, разграничивать), в отличие от типохорических таксономий, ориентированных на тип языка.
Различие между двумя видами типологии. таксономий состоит в степени отражения глубинных закономерностей строения языков. Классохорич. таксономии только регистрируют многообразные внеш, структурные сходства и различия между языками, типохорич. таксономии призваны распределить языки по относительно ограниченному числу типов, отражающих внутр, закономерности сочетания разл. структурных признаков. В связи с этим возникает необходимость более рационального определения языкового типа, н во 2-й пол. 20 в. в Т. преобладает точка зрения, что тип языка должен пониматься не как простая совокупность отд. структурных свойств (что дает «тип в языке»), а как иерархия, комплекс семантико-грамматич. характеристик, связанных импликационным отношением (В. Н. Ярцева), что предполагает выделение в каждом типе наиболее общей доминирующей характеристики, имплицирующей ряд прочих. Пример такого под хода к типологич. таксономии — контенсивная типология Г. А. Климова, берущая в качестве гл. признака синтаксич. характеристики (выражение субъектно-объектных отношений в предложении), из к-рых выводимы нек-рые общие черты лексич. и морфологич. структуры. Ориентация Т. на типохорич. таксономии выдвигает на первый план задачи импликационной Т., к-рая создает базу для определения языковых типов, вскрывая импликационные отношения между структурными свойствами языка (в этом направлении ведется, напр., работа Дж. X. Гринберга и его последователей, изучающих совместимость н взаимозависимость в языках мира разл. признаков порядка членов предложения — субъекта, объекта и глагольного предиката, и порядка членов синтагм — определительной, генитивной, нумератив-ной, а также соотнесенности с ними преимуществ. префиксации или суффиксации).
Отнесение того или иного языка к определ. классу на базе инвеитариэацион-но-типологич. данных является процедурой фрагментарной Т. (subsystem typology), и таксономич. принадлежность языка в этом случае оказывается скользящей характеристикой. Отнесение же языка к определ. типу иа базе импликационно-типологич. данных — это процедура (в идеале) цельносистемной Т. (whole-system typolo
Д 17 Лингвистич. энц. словарь
gy), и таксономич. принадлежность языка носит при этом более фундаментальный, стабильный характер. Вместе с тем локализация языка в любой типологич. таксономии, в отличие от генеалогической, является его исторически изменчивой характеристикой, причем признаки класса могут изменяться и быстрее, чем признаки типа, и независимо от них (напр., язык в силу внутр, или внеш, причин может развить или утратить иосовые гласные, перейдя тем самым из одного класса фонология. таксономии в другой, но сохранив при этом принадлежность к тому же типу). Изменчивость языковых типов во времени вплоть до полной смены языком его типовых черт (напр., трансформация синтетич. типа в аналитический, см. Аналитизм, Синтетизм) делает актуальной историческую Т., изучающую принципы эволюции языковых типов, и типологич. реконструкцию предшествующих структурных состояний и типов; в пределах ист. Т. выделяется диахроническая Т. (понимаемая иногда как синоним ист. Т.), к-рая устанавливает типы конкретных структурных изменений (напр., развитие дифтонгов в простые гласные, тоновой системы в акцентную, совпадение дв. ч. с множественным и т. п.).
Синхронич. следствием ист. изменчивости языковых типов является политипо-логизм любого естеств. языка, т. е. представленность в нем черт разл. типов, при отсутствии языков, реализующих чистый тип. Любой язык можно рассматривать как находящийся в движении от одного типа к другому, в связи с чем существенным становится вопрос о разграничении архаизмов, актуальной доминанты и инноваций при описании языкового тнпа; в таксономич. плане это означает, что типовая принадлежность конкретного языка есть не абсолютная, а относит, характеристика, устанавливаемая на основе преобладающих типоаых черт. С этим связана плодотворность разработки квантитативной Т., к-рая оперирует не абсолютными качеств, параметрами (такими, как префиксация, назализация и т. п.), а статистич. индексами, отражающими степень представленности в разл. языках того или иного качеств. признака. Учет количеств, показателей в Т. означает, что, напр., в типохорич. таксономии каждый тип будет определяться по нек-рому среднему значению индексов, квантифицирующих ведущие признаки типа, с возможным указанием на подтипы, демонстрирующие отклонения от средних величин. В клас-сохорич. таксономии квантитативный подход позволяет представить отд. класс, выделяемый по абсолютному качеств. признаку, в виде множества подклассов, соответствующих разл. значениям количеств, индекса этого признака, в результате чего по каждому признаку языки будут распределяться по нек-рой шкале, отражающей относит, вес классного признака в каждом из них. Напр., выделив класс префигирующих языков, мы можем дать количеств, оценку представленности префиксации в реальных текстах на разных языках этого класса; при этом, как правило, наблюдается нек-рый разброс значений индексов в зависимости от стилистич. характера текста (поэтич., науч., газетный и т. п.), и этот факт дает основания для разработки стилистической Т. (как внутриязыковой, так и межъязыковой), образующей автономную типологич. дисциплину, промежуточную между функциональной и структурной Т. Изменчивости
языкового типа во времени соответствует вариативность его в пространстве, что выдвигает проблему разграничения инвариантов и вариантов в связи с определением языковых типов (описание диа-типнч. варьирования).
Будучи глобальной по охвату языков, Т. в этом отношении смыкается с универ-сологией (см. Универсалии языковь е), отличаясь от нее характером устанавливаемых закономерностей-, для Т. существенны координаты времени и пространства, универсалии же панхроничны и всеобщи. Вместе с тем типологический подход не исключает анализа определ. генетич. групп или семей языков; цель такого анализа — выяснение типологич. специфики генетич. группировок и поиск возможных типологич. коррелятов таких генетич. понятий, как «слав, языки», «нндоевроп. языки» и т. п. (ср., напр.. попытки Н. С. Трубецкого, Р. О. Якобсона, П. Хартмана дать типологич. определение нндоевроп. языков). Этот аспект Т. оформился как относительно автономная типологич. дисциплина — характерология (термин В. Матезиуса). На базе Т. в сер. 20 в. сложилась контрастивная лингвистика.
Развитие Т. протекало параллельно с развитием сравнит.-ист. яз-знания; время ее рождения — 1-я треть 19 в. (Германия), но формирование Т. было подготовлено лингвистикой 18 в.— философией языка (Р. Декарт, Г. В. Лейбниц, И. Г. Гердер) и универсальной («всеобщей») грамматикой, показавшей принципиальную сопоставимость языков разл. происхождения; первый опыт исследования типологич. эволюции языков находим у А. Смита (1759), искавшего причины сдвига от синтетизма к аналитизму в европ. языках. У истоков Т. стоят Ф. и А. В. Шлегели и В. фон Гумбольдт; типологич. аспект присутствует н в глоттогонич. концепции Ф. Боппа (см. Агглютинации теория). Осн. внимание в первых типологич. разысканиях 19 в. уделялось определению морфологич. типов языков, причем ориентация этой Т. была не столько таксономической, сколько глоттогонической, что объясняется распространением нового ист. подхода к изучению языка. Начиная с Боппа и Гумбольдта, лингвисты 19 в. склонны были трактовать выделяемые морфологич. типы не как статич. состояния нет. языков, а как динамич. стадии, к-рые последовательно проходит каждый язык в своем развитии (см. Стадиальности теория); гумбольдтовская Т. нашла продолжение в трудах А. Шлейхера (критически осмыслившего взгляды Гумбольдта и А. В. Шлегеля) и А. Ф. Потта, «корневая» типология Боппа — в трудах М. Мюллера. Новый аспект в теории формальных языковых типов н типология. классификации языков открыли в сер. 19 в. работы X. Штейнталя, выдвинувшего формально-синтаксич. признаки в качестве основы типологизации.
Вопросы Т. занимали заметное место в рус. лингвистике 19 в.. Исследование морфологич. типов языков содержится в трудах Ф. Ф. Фортунатова (см. Московская фортунатовская школа); глубокую теорию синтаксич. Т. в ист. плане разработал А. А. Потебня, чья концепция выгодно отличается от штейн-талевской Т. своей ориентацией на понятийные категории языка; попытка комплексного определения эргативного типа языка (см. Эргативный строй) бы-
ТИПОЛОГИЯ 513
ла предпринята П. К, Усларом; на рубеже веков проблемы типологич. изучения языка в сравнении с др. подходами рассматривались И. А. Бодуэном де Куртенэ.
В 20 в., после нек-рого спада типологич. интересов в два первых десятилетия, когда стабилизировались традиционные модели Т., начинается ее новый расцвет, связанный с именем Э. Сепира, создавшего (1921) принципиально новую модель Т., базирующуюся на комплексе общих характеристик (виды и способы выражения грамматич. понятий, техника соединения морфем, степень сложности грамматич. форм). Многоаспектный н многопризнаковый характер этой Т. позволил строить вместо традиционных 3—4 типов более гибкую и дробную таксономию, отражающую политипологизм языков, диатнпич. варьирование и наличие языков переходных типов. Типология Сепира послужила отправной точкой для развития инвентаризационной и импликационной Т., чему в значит, мере способствовало широкое распространение в Европе и США структурной лингвистики, вводившей в лингвистич. практику новые, более строгие методы единообразного анализа языков и дававшей всестороннее формальное описание языковой структуры. В европ. лингвистике большую роль в развитии совр. Т. сыграл Пражский лингвистич. кружок, где зародилась Т. языковых подсистем (иапр.. фонологич. типология Трубецкого) н характерология (Матезиус, В. Скаличка) (см. Пражская лингвистическая школа). В сер. 20 в. продолжается интенсивная разработка формальной Т.— общей и частной (Якобсон, Гринберг, Ч. Ф. Вёглии, П. Меице-рат, Т. Милевский, Скаличка, А. Мартине, Э. Станкевич, X. Зайлер), развивается квантитативная Т., созданная Гринбергом (А. Л. Крёбер, С. Сапор-та, Й. Крамский, В. Крупа и др.); значительно расширяется круг сопоставляемых фактов благодаря привлечению языков Азии, Африки и Океании. В 60—70-е гг. складывается социолингвистич. Т., гл. обр. в США (У. Стюарт, Ч. А. Фергюсон, Дж. Фишман, Д. X. Хаймз, X. Клосс) и в СССР (М. М. Гухман, Л. Б. Никольский, К). Д. Дешериев, Г. В. Степанов). Если 1-я пол. 20 в. в зап. лингвистике характеризуется в целом преобладанием формальной Т., то в СССР разработка Т. шла по линии кои-тенсивно-сиитаксической и категориальной Т. (И. И. Мещанинов, С. Д. Кацнельсон, А. П. Рифтин, А. А. Холодович), и в этой области были достигнуты значит, успехи (особенно в теории сии-таксич. типов, рассматривавшихся в плане внутр, импликационной структуры и ист. эволюции), хотя типологич. построения этого периода несли на себе отпечаток постулатов лингвистич. концепции марризма (см. < Новое учение о языке*). Особое место в истории сов. Т. занимают сопоставит, и типолого-диахронич. исследования Е. Д. Поливанова. Во 2-й пол. 20 в. в СССР широко разрабатываются проблемы коитененвной и формальной Т. (Б. А. Успенский, Ярцева, В. М. Солицев, Ю. В. Рождественский, Т. М. Николаева, М. И. Лекомцева, С. М. Толстая, О. Г. Ревзина, В. С. Хоаковский, С. Е. Яхонтов, А. Е. Кибрик, Я. Г. Тестелец и др.): все большее развитие получает диахроиич. и ист. Т. (В. М. Иллич-Свитыч, Т. В. Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванов, Гухман, Б. А. Серебренников,
514 ТИТЛО
В. А. Дыбо, В. Н. Топоров), этнолин-гвистич. Т. (см. Этнолингвистика) (Н. И. Толстой).
Для Т. 2-й пол. 20 в. характерно сближение со сравнит.-ист. яз-знанием, по отношению к к-рому типологич. закономерности (синхронич. и диахроиич.)служат критерием вероятностной оценки генетич. гипотез (иа что указал в 1956 Якобсон и что практиковалось еще Поливановым). В связи с этим иногда высказываются крайние точки зрения о ведущей роли Т. в сравнит, яз-зиаиии и о подчиненной роли геиетич. аспекта (Крёбер, Г. Бирнбаум); в действительности речь может идти не о растворении одного подхода в другом, а о комплексном генети-ко-типологич. исследовании, уже оправдавшем себя, напр., в индоевропеистике (так, использование типологич. подхода позволило Гамкрелидзе и Иванову существенно скорректировать реконструкцию праиидоевроп. консонантизма). Значение комплексного генетико-типологич. подхода особенно велико при ист. изучении малоисследованных бесписьм. языков, иапр. африканских (см. Африканистика). Т. как важнейший подход к изучению разнородных объектов получила широкое развитие в науках филологич. цикла и в др. общественных и мн. естественных науках.
* Сепир Э., Язык, М.— Л., 1934; Исследования по структурной типологии, М., 1963; НЛ, в. 3, М., 1963; Лингвистич. типология и вост, языки, М., 1965; Успенский Б. А., Структурная типология языков, М.,	1965:	Рождествен-
ский Ю. В., Типология слова, М., 1969; Общее яз-знание. Внутр, структура языка. М., 1972; Кацнельсон С. Д., Типология языка и речевое мышление, Л., 1972; Общее яз-знание. Методы лингвистич. исследований, М., 1973; Универсалии и типологич. исследования, М., 1974; Типология грамматич. категорий, М., 1975; Мещанинов И. И., Проблемы развития языка, Л., 1975; Климов Г. А., Типология языков активного строя, М., 1977; Теоретич. основы классификации языков мира, М., 1980; Климов Г. А., Типологич. исследования в СССР. (20—40-е гг.). М., 1981; В а-z е I 1 С. Е., Linguistic typology, L., 1958; Horne К. M., Language typology. 19th and 20th century views. Wash., 1966; Birnbaum H., Problems of typological and genetic linguistics viewed in a generative framework, The Hague, 1970; Greenberg J. H., Language typology: a historical and analytic overview. The Hague, 1974; его же, Typology and cross-linguistic generalizations, в сб.: Universals of human language, v. 1, Stanford, 1978; J u c q u -о i s G., La typologie linguistique, Madrid, 1975; Typology and genetics of language, Cph., 1980; С о m r i e B., Language universals and linguistic typology, Oxf., 1981; Apprehension. pt 1 — 2, Tubingen, 1982: Seiler H., The universal dimension of apprehension, там же, pt 3, Tiibingen, 1986; Language typology 1985, Amst.— Phil., 1986; см. также лит. при ст. Типологическая классификация языков. В. А. Виноградов. ТЙТЛО (от греч. titlos, лат. titulus — надпись)— в древней и средневековой латинской, греческой и славянской письменностях надстрочный знак, указывающий на сокращение написанных под ним слов или числовое значение букв. Возникло в лат. письменности: один из элементов изобретенной Тироном (1 в. до и. э.) системы сокращений; из латиницы проникло в греч. письмо, оттуда — в ст,-славянский и др. варианты кириллич. и глаголич. письменности. Обычно ставилось над часто употребляемыми словами, напр/БЪ (БОГЪ), БЦА (БОГОРОДИЦА). Нашло применение в криптографии и стенографии. Графич. варианты Т. служат палеографии, приметой, позволяющей уточнить датировку рукописи.
* Церетели Г., Сокращения в греч. рукописях, СПБ, 1896; Ч е р е п н и н Л. В.. Рус. палеография, М., 1956; Тихомиров М. Н., Муравьев А. В., Рус. палеография, М.,	1966; Люблин-
ская А. Д., Лат. палеография, [М.. 1969].
Н. С. Арапова. ТОК-ПЙСИН (неомелаиезийский язык, новогвинейский пиджин, меланезийский пиджин) — креолизовавшпйся пиджин. Офиц. язык Папуа—Н. Гвинеи (наряду с англ, и хири-моту), осн. рабочий язык парламента, провинциальной и местной администрации. Широко используется как язык межплеменного общения, в особенности в сев., центр, и вост, р-нах государства. Родной язык неск. десятков тыс. человек, живущих в Порт-Морсби, Рабауле, Маданге, Веваке, Лаэ и др. городах. Общее число говорящих ок. 3 мли. чел.
Т.-п., по-видимому, как н др. креольские языки Меланезии — неосоломо-иик (Соломоновы о-ва) и бислама (Вануату),— восходит к плантационным пиджинам, распространенным в последней трети 19 в. на о-вах Самоа и в Квинсленде. Как самостоят. язык Т.-п. сложился в кон. 19 в. на плантациях на о-вах Самоа, а также на севере Н. Британии, где испытал сильное субстратное влияние океанийского языка толан (куаиуа). Диал, членение изучено слабо. Наиболее резко противопоставлены городские (испытывающие влияние аигл. яз.) и сел. социальные диалекты; среди последних выделяется диалект Нагорья.
Фонологич. структура проста, в сел. диалектах противопоставляются фонемы р, t, k, b, d, g, m, n, rj, s, h, г ~ 1, w, y; i, e, а, о, u). T.-n. — аналитич. язык с элементами агглютинации. Морфологич. противопоставление классов слов выражено слабо. Существительное неизменяемо; в местоимении противопоставлены 4 числа, имеются инклюзивные и эксклюзивные формы; в глаголе морфологически выражается переходность, видо-временные и модальные значения реализуются при помощи служебных слов. Большая часть лексики восходит к англ, яз., ок. 15% слов заимствовано из толаи, остальные — из др. океанийских языков, немецкого, малайского.
Оригинальная худож. лит-ра на Т.-п. выходит с кои. 1960-х гг.; нормирование проводится с опорой на сельские социальные диалекты. Письменность иа основе латиницы. На Т.-п. ведется преподавание в школе, идут радио- и телепередачи, проводится богослужение, издается учебная, обществ.-полит, и худож. лит-ра.
* Дьячков М. В., Л е о н т ь е в А. А,, Торсуева Е. И., Язык ток-писин (нео-меланезийский). М., 1981; Tok Pisin i go we?, ed. by K. A. McElhanon. [Ukarumpa], 1975; New Guinea Pidgin, в кн.: New Guinea Area languages and language study, cd. by S. A. Wurm, v. 3, Canberra, 1977; Woolford Ё. B., Aspects of Tok Pisin grammar, Canberra, 1979; Miihlhausler P., Growth and structure of the lexicon of New Guinea Pidgin, Canberra, 1979; Mosel U., Tolai and Tok Pisin: The influence of the substratum on the development of New Guinea Pidgin, Canberra, 1980; Wurm S. A.. Miihlhausler P. (eds). Handbook of Tok Pisin, Canberra, 1985.
Mihai ic F., The Jacaranda dictionary and grammar of Melanesian Pidgin, [Milton, 1971].	В. И, Беликов.
ТОН (от греч. tonos — натяжение, напряжение) — наделенное значимостью контрастное варьирование высотно-мелодических голосовых характеристик при произнесении языковых единиц. В фонетич. отношении Т. есть акустич. коррелят физиология, действия — колебания голосовых связок, создающего эффект
т. наз. основного голосового тона (см. Фонетика, Гласные'). В фонологич. отношении Т.— одно из различит, звуковых средств, используемых для различения лексич. и грамматич. значений; ср. кит. шй ’терять’ — шй 'десять' — шй 'дело' — ши ’история’, нуэр (нилотский яз.) lei ’животное’ — мн. ч. lei. Не все языки обладают Т. как фонологич. категорией; те языки, к-рые его имеют, называются тональными (таковы мн. языки Ю.-В. Азии, Африки, Америки). При распознавании Т. в речи важны не абсолютные, а относительные акустич. характеристики.
Т., как и ударение, принадлежит к суперсегментному уровню звукового строя языка, но между ними есть существ, различия. Главное из них — невозможность неск. ударений в слове, в то время как для Т. это естественно, поскольку Т. не выполняет кульминативной функции. Физич. носитель Т.— слогообразующий элемент (преим. гласный); функциональный носитель — слог, поэтому в многосложных словах каждый слог имеет Т. Слово, выступающее как минимальный функциональный носитель ударения, служит для Т. минимальной и достаточной областью его синтагматической (см. Синтагматика) идентификации. Т., рассматриваемый на уровне фразы, есть интонация. В языках слогового строя, Где морфема обычно совпадает со слогом, функциональным носителем Т. можно считать силлабоморфему (таковы мн. языки изолирующего типа). Т. и ударение редко совмещаются в системе одного языка, а если это есть, то язык, вероятнее всего, находится в переходном состоянии от тонального к акцентному. Такое положение, по-видимому, наблюдается в нек-рых языках банту. Особый случай— т. наз. слоговые акцен-т ы (слоговые интонации), напр. в скандинавских, балтийских, сербскохорватском языках, относящихся к типу акцентных. Здесь нет Т., а есть лишь.тонич. (мелодия.) варьирование ударения, обладающего также признаком интенсивности, ср. сербскохорв. села, ’сёла’ — сёла (род. п. ед. ч. от ’село’), млад ’молодой’ — млада ’молодая’. Иногда термин «слоговые акцентыь употребляют как синоним термина «Т.> применительно к тональным языкам, но такое употребление нежелательно, т. к. происходит смешение Т. и ударения.
Т. традиционно относится к области фонологии или акцентологии, ио с сер. 20 в. все чаще говорят о токологии как особой дисциплине, отличной от акцентологии, к-рая в этом случае сводится к изучению ударения и образует вместе с тонологией подраздел в составе п р о-содемики. Для топологии вводится собств. единица — тонема, представляющая собой обобщение высотио-мело-дич. характеристик слога. Дефиницион-но тонема — единица того же порядка, что фонема, и, подобно ей, может описываться с помощью различит, признаков и с учетом позиционного варьирования. Универсальная система из семи различит, признаков предложена У. Уангом (1967), с их помощью различаются 13 возможных тонов. Осн. различие — между ровными (регистровыми) и скользящими (контурными) Т. Ровный Т. не меняет высотного уровня на протяжении слога, контурный меняет. Языки различаются по преобладанию тех или других. В языках, предпочитающих регистровые Т., контурные Т. могут трактоваться (К. Л. Панк) как комбинации ровных. Для ровных Т.
33*
макс, число значимых уровней (регистров) — 4 (высокий Т., два средних и низкий Т.); обычно в языках представлена система из 2—3 уровней. Для контурных Т., кроме регистра, существ, различит, признак — характер движения Т.: однонаправленность (восходящий, нисходящий) — разионаправлеииость (восходяще-нисходящий, или выпуклый,— нисходяще-восходящий, или вогнутый, циркумфлексный). Ср. в кит. ма 'мать' (ровный Т., высший регистр), нань ’юг’ (восходящий Т., от среднего регистра к высшему), ли ’стоять’ (нисходящий Т., от высшего регистра к Низшему), сё ’писать’ (нисходяще-восходящий Т., от низкого регистра к низшему и затем к высокому). В нек-рых языках, иапр. вьетнамском, для опознавания Т. (их здесь 6) важны и др. различит, признаки (интенсивность, длительность, фаринга-лизация, наличие гортанной смычки).
Различит, признаки тонем взаимодействуют с различит, признаками фонем: между ними возможны амбинаправлен-ные воздействия, служащие источником позиционного варьирования тех и других. Так, во Вьетнам, яз. резко-нисходящий Т. воздействует на первую форманту гласных, повышая ее (т. е. увеличивая их открытость), ср. Fi[e] = 493 гц (при ровном Т.), Ft'[e] = 636 гц (при резконисходящем Т.), Д Ft'Fi = 143 гц (по данным М. С. Хэм). С др. стороны, характер согласных небезразличен для реализации Т.; напр., во мн. языках отмечено понижающее воздействие звонких смычных и повышающее — глухих, что отражается на протекании ассимиляционных процессов между смежными тонемами, либо способствуя им, либо препятствуя. Установлено также, что тоиовы-сотные различия могут исторически восходить к различию согласных по глухости — звонкости, к-рые исчезли либо изменили свое качество; нек-рые Т. произошли из былой гортанной смычки. Исследуется также возможная генетич. связанность Т. с длительностью гласных.
Синтагматика тонов обнаруживает процессы ассимиляции — вертикальной (ср. в мбуи «низкий Т. + высокий Т.» -> «средний Т. + высокий Т.>) и горизонтальной (ср. в гуарн «низкий Т. + высокий Т.> -» «низкий Т. + восходящий Т.>, те. Н + В -» Н + НВ), упрощения (изменение контурных Т. в ровные). Языки с регистровыми Т. обнаруживают два сиитагматич. типа в зависимости от характера тонового контура фразы: дискретно-уровневый и террасированный (У. Э. Уэлмерс, 1959). Первый тип охватывает языки, в к-рых каждый Т. имеет неизменный уровень (или узкую область отклонений), так что высокий всегда выше среднего, средний выше низкого. В языках второго типа, вследствие смещения высокого Т. в последовательностях В + Н + В (второй В произносится ниже, чем первый В) и т. иаз. тонового перепада (компенсаторного смещения в результате выпадения слога), общий контур фразы оказывается ступенчатым, каждый последующий высокий Т. реализуется ниже, чем предыдущий, так что конечный высокий может оказаться на низшем регистре.
С 70-х гг. 20 в. вопросы теории, типологии, истории и генезиса тоноаых систем находятся в центре внимания фонологов мн. стран, в т. ч. СССР (работы М. В. Гординой, М. К. Румянцева, М. И. Каплуна, В. А. Дыбо, Вяч. Вс. Иванова); основы сов. тонологин заложены Е. Д. Поливановым.
Ф Поливанов Е. Д., Введение в яз-зиание для востоковедных вузов. Л., 1928; Трубецкой Н.С.. Основы фонологии. пер. с нем., М.. 1960; 3 и н д е р Л. Р., Общая фонетика, 2 изд., М., 1979; К о д з а-сов С. В., Крипнова О. Ф.. Совр. амер, фонология, М.. 1981; Дыбо В. А.. Просодич. система тубу (группа тсда-каиу-ри) — начало трансформации тональной системы в систему парадигматич. акцента?, в кн.: Африканское нет. языкознание. М.. 1987; Р i-ke К. L., Tone languages. Ann Arbor. 1948 (4 ed., Ann Arbor, 19571; Wang W. S. Y., Phonological features of tone, JIAL, 1967, v. 33, № 2. pt 1; L e h i s t e I., Suprasegnien-tals, Camb. (Mass.)— L.. 1970; Consonant types and tones, SCOPJL. Los Ang., 1973. № 1; Weimers W. E., African language structures, Berk., 1973; H у m a n L.. Phonology: theory and analysis. N. Y.. 1975; Tone: a linguistic survey, N. Y. — la. o.J, 1978; M a d-d i e s о n I., Universals of tone, в кн.: Universals of human language. v. 2. Stanford, 1978; Hombert J.-M.. Ohala J. J., Ewan W. G., Phonetic explanations for the development of tones. «Language», 1979. v. 55. № 1; С 1 e m e n t s G. N.. The hierarchical representation of tone features, «Current approaches to African linguistics», 1983, v. 1; The phonological representation of supraseg-mentals, Providence — [a.o.]. 1986; P u I-ley blank D., Tone in lexical phonology, Dodrecht -- [a.o.], 1986.
В. А. Виноградов. ТОНГА (тонганский язык) — один из полинезийских языков. Офиц. язык (наряду с аигл.) Королевства Тонга. Распространен среди тонганцев Н. Зеландии, Фиджи, Зап. Самоа, США. Общее число говорящих св. 120 тыс. чел.
Фонологич. система имеет 5 гласных — i, е, а, о, и (долгие и краткие) и 12 согласных — р, t, к, ?, m, n, Q, f, s, h, v, I (в исконной лексике s и I находятся в дополнит, распределении), В фонологич. и грамматич. структуре — ряд архаичных черт, утраченных ми. полинезийскими языками: сохранились прапо-линезийские *? и *h, препозитивные местоименные частицы при глаголе (согласоват. показатели), препозитивные прилагательные и др. Наиболее полно представлены праполинезийские словообразоват. модели. Строй предложения и основном эргативный. В отличие от др. полинезийских языков в Т. выражаются три типа денотативных статусов — нереферентный, референтный неопределенный, референтный определенный, напр.: е afo ’леска (а не др. рыболовная снасть)’, ha afo ’(какая-то) леска’, ?а afo ’(определенная) леска’.
Т. оказал значит, влияние на соседние языки (вост, увеа, вост, футуна; в меньшей степени — иа самоа, ниуэ). Письменность с 1831 иа лат. основе; совр. орфография установлена реформой 1943.
* Churchward С. М., Tongan grammar, L., 1953; Tchekhoff C., Simple sentences in Tongan. Canberra. 1981.
Churchward С. M.. Tongan dictionary, L., 1959.	В. И. Беликов.
ТОПОНЙМИКА (от греч. topos — место и dnyma — имя, название) — раздел ономастики, исследующий географические названия (топонимы), их функционирование, значение и происхождение, структуру, ареал распространения, развитие и изменение во времени. Совокупность топонимов на к.-л. территории составляет ее топоним и ю.
По характеру объектов выделяются след. осн. виды топонимии: о й к о н и-м и я (греч. oikos — дом, жилище) — названия насел, пунктов: г. Орел, с. Бородино; гидронимия (от греч. hydor — вода) — названия водных объектов: р. Волга, оз. Байкал; о р о-
ТОПОНИМИКА 515
н и м и я (от греч. oros — гора) — названия особенностей рельефа: Альпы, Уральские горы; космоиимия — названия внеземных объектов: планета Юпитер, Море Москвы на Луне н т. п.
Исходя из величины объектов, устанавливают два главных яруса топонимии: 1) макротопонимня — названия крупных природных или созданных человеком объектов и политико-адм. объединений; 2) микротопонимия — индивидуализиров. названия малых географич. объектов, особенностей местного ландшафта (лесов, полей, урочищ и т. п.).
Макротопонимия, объединяя названня крупных географич. объектов и систем, а также политико-адм. единиц, имеет широкую сферу функционирования; составляющие ее макротопонимы обладают устойчивостью, стандартизованностью, оформляются в соответствии с правилами лит. языка.
Микротопонимы, создающиеся на основе местной географич. терминологии, отличаются неустойчивостью и подвижностью, образуя промежуточный лексич. слой, переходный между лексикой нарицательной (апеллятивами) и ономастической (топонимами), ср. «лог» -» «Сухой Лог», «ключ» -» «Гремячий Ключ» н т. п. В образовании микротопонимии наглядно прослеживаются процессы онимизацин апеллятивной лексики; в отличие от макротопонимии, микротопонимия возникает на базе диал. форм языка и имеет сферу функционирования, ограниченную территорией распространения данного говора или диалекта. Топонимы составляют значит, часть ономастич. лексич. фонда. Их число на любой освоенной человеком терр. очень велико, топонимия Земли исчисляется миллионами единиц (напр., только в СССР насчитывается св. 700 тыс. насел, пунктов).
Важнейшим источником формирования исторически сложившейся топонимии служат местные географич. термины (ср. «волок» -»«Вышний Волочёк», «лука» -»«Великие Луки» н т. п.). Наиболее древний слой представляет гидронимия, в первую очередь названия крупных рек, а в их ряду древнейшие односложные и двусложные гидронимы («Апа», «Дои», «Обь», «По», «Сава»), восходящие к праязыковому состоянию периода силлабофонем (см. Праязык). Гидронимы разных типов предстают как важный источник формирования др. топонимов (ср. р. Москва — г. Москва, р. Вологда — г. Вологда). Источником т. наз. антропотопонимов являются имена первопоселенцев, владельцев земель и поселений, ист. деятелей и т. п. Особый ряд составляет т. наз. перенесенная топонимия, дублирующая названия на новой терр. тех мест, откуда осуществлялась миграция (топоннмы-дублеты широко представлены, напр., в Сибири, ср. название насел, пункта Курск-Смо-леика Кемеровской обл. и др.).
По составу топонимы могут быть однословными («Днепр», «Плёс»), словосочетаниями («Белая Церковь», «Чистые Пруды»), топонимия, фразеологизмами, причем последние характерны гл. обр. для микротопонимии («Воздвиженское, что в Игрищах»). В соответствии с грамматич. структурой топонимы подразделяются на простые и сложные. По сравнению с апеллятивной лексикой топонимы имеют ряд особенностей в системе морфологии н словообразования. Структур-
516 ТОРАДЖСКИЕ
ное членение топонима предполагает выделение базовой лексич. морфемы — топо-основы, к к-рой присоединяется топофор-мант, квазиаффикс, реализующийся как в чистом аффиксе, так и в застывшей лекснч. морфеме, ср. «Бор-овск», ио «Белгород», «Медвежье-горск», Mann-heim, George-town. Топоним может выступать и с нулевым аффиксом («Бор», «Дон»). В вост.-слав. топонимии весьма продуктивны способы префиксального и префиксально-суффиксального образования (ср. «Запорожье», «Переволока»),
По своему происхождению топонимы могут быть разделены на сложившиеся в процессе естеств.-ист. развития (ср. «Киев», «Тбилиси», «Париж») и созданные сознательно; топонимы второго типа, как правило мемориальные, обладают социально-ист. и/или идеология, коннотацией (ср. «Петрозаводск», «Ленинград», «Вашингтон»), Исторически сложившиеся топонимия, системы обычно неоднородны и объединяют материал неск. языков, отложившийся в топонимии в разл. ист. эпохи; так, напр., на С. и С.-В. от Москвы преобладают топонимы финно-угор. происхождения, а на 3. от нее— балтийского. Такой древний иноязычный слой принято называть топонимия, субстратом.
Т. развивается в тесном взаимодействии с географией, историей, этнографией. Топонимия служит ценнейшим источником для исследования истории языка н находит применение в ист. лексикологии, диалектологии, этимологии, лингвистич. географии, т. к. нек-рые топонимы, особенно гидронимы, устойчиво сохраняют архаизмы н диалектизмы. Т. помогает восстановить черты ист. прошлого народов, определить границы их расселения, очертить области былого распространения языков, географию культурных и экономия, центров, торговых путей п т. п.
Прикладным аспектом Т. является практич. транскрипция иноязычных географич. названий, одной из оси. задач к-рой является нормирование форм написания и произношения топонимов, их унификация и стандартизация. Вопросами мировой стандартизации топонимов ведает Междунар. комиссия по стандартизации географич. названий при ООН с центром в Женеве. Правила унифицированной фиксации и адекватной передачи топонимов особенно важны в картографии, для почтовой связи, прессы и др. средств массовой коммуникации. В СССР проблемами топонимия, стандартизации занимается Центр, н.-н. ин-т геодезии, аэросъемки и картографии.
Науч, исследования в области Т. н их координация осуществляются в ряде лииг-вистич. центров АН СССР и союзных республик: в Ин-те яз-знания АН СССР (группа ономастики), в Географич. об-ве АН СССР (топонимич. комиссия), в Ин-те языковедения АН УССР (группа ономастики), в Укр. ономастнч. комиссии, топонимич. лабораториях Тбилисского и Уральского ун-тов. Топонимич. исследования активно ведутся в НРБ, ГДР, Польше, Чехословакии, СФРЮ, во многих др. странах. Раз в 3 года проводятся конгрессы ономастич. наук, на к-рых преобладает топонимич. проблематика. Исследования по Т. публикуются в журналах «Beitr5ge zur Namenforschung» (ФРГ), «Names» (США), «Опота» (Бельгия). * Никонов В. А., Введение в топонимику, М., 1965; Попов А. И., Географич. названия, М,— Л., 1965; Поспелов Е.М., Топонимика и картография, М., 1971; Мурзаев Э. М., Очерки топонимики, М,, 1974; Ж у ч к е в и ч В. А., Общая топонимика.
3 изд., Минск, 1980; Нерознак В, П, Названия др.-рус, городов, М., 19831 Сталтмаие В. Э., Ономастич. лекси< кограФия, М., 1989. В. П. Нерознак. ТОРАДЖСКИЕ ЯЗЫКЙ — см. Каили-памона языки.
ТОФАЛДРСКИЙ ЯЗЬ1К — один из пиоркских языков. Распространен в Нижнеудинском р-не Иркутской обл. РСФСР (села Алыгджер, Нерха, Верх. Гутара). Число говорящих474чел. (1979, перепись).
Имеет 2 говора: гутарииский и алыгд-жерский. В своем развитии испытал влияние монг., бурят, и рус. языков, сохранил _следы кетского субстрата (см. Кетский язык). В звуковом составе имеет фа-рингализованные гласные, противопоставленные чистым кратким и долгим гласным (ыът ’собака' — ыт ’отправь’ — ыыт ’звук’), в анлауте соответствие ч- и нь-начальным й-, ж-, ж-, дь- других тюрк, языков, в ауслауте соответствие конечного -ш общетюркскому -ч, -т — общетюркскому -й; фарингализация влияет на переход интервокального -ш в -Ьь-, -к- в -h- (баъЬи — ср. общетюрк. башы ’его голова’, аъйар — ср. общетюрк. акар ’потечет’). В морфологии представлены падеж части н продольный падеж (шэйда иш 'выпей чаю’, орукша ’по дороге'), причастие наст. вр. на -у/ы (туру 'стоящий', олыры ’сидящий’), прош. вр. на -чык/-чук (тутчук ’схватил’), аналитич. форма условного наклонения на -ды эрсе (бардым эрсе ’если я уйду’). В лексике — развитая оленеводч. и охотничья терминология н большое кол-во образ-но-подражат. слов. В 1988 введена письменность на основе рус. алфавита.
* Рассадин В. И., Фонетика и лексика тофалар. языка, Улан-Удэ, 1971; его же. Морфология тофалар. языка в сравнит, освещении, М.. 1978: С a s t г i n М. A.. Ver-such einer koibalischen und karagasstschen Sprachlehre, St.-Petersburg, 1857.
В. И. Рассадин. ТОХАРСКИЕ ЯЗЫКЙ — группа индоевропейских языков, включающая мертвые «тохарский А» и «тохарский Б» языки (иначе карашарский, или агнеанский, и кучанский — по названиям оазисов Вост. Туркестана, где говорили на этих языках). Тексты на Т. я. (тохарском А и тохарском Б), найденные в Синьцзяне (Вост. Туркестане), относятся к 5—8 вв., но слова и имена языка, близкого к Т. я., обнаружены в текстах на пракрите из оазисов юга Вост. Туркестана, датируемых началом н. э. Ко времени составления текстов тохарский А использовался только в качестве лит. письм. языка буддийской миссии (т. е. буддийской монастырской проповеди) среди тюрко-язычиого населения и населения, говорившего еще на тохарском Б. Тексты на тохарском А, найденные на С.-В., в оазисах Турфаиа и Карашара (Хайдык-Гол), очевидно, были составлены на языке, к тому времени полностью вышедшем из употребления (об этом свидетельствуют пояснит, пометы на тохарском Б и др,-тюркском — т. наз. тюрк, -уйгур, в этих текстах). Тексты на тохарском Б были обнаружены в разл. местах терр. Синьцзяна — в Куче и в тех же вост, областях, где найдены тексты на тохарском А.
Между отд. рукописями ta тохарском Б обнаруживаются диал. различия, свидетельствующие о живом употреблении этого языка в период, предшествующий составлению рукописей. Характерно также наличие надписей иа стенах и рисунках, караванных пропусков на деревянных табличках, деловых и любовных писем на тохарском Б; на тохарском Б сохранился также манихейский гимн с параллельным др.-тюрк, текстом (ок. 10 в.
и. э.). На тохарском А сохранились только переводы санскр. текстов. Такие переводы составляют осн. массу текстов на обоих Т. я.
Во время пребывания носителей Т. я. в Вост. Туркестане (до составления письм. текстов и позднее, когда Т. я. стали языками проповеди буддизма) осуществлялся интенсивный контакт между Т. я. и др.-тюрк, яз., в к-ром имеется ряд тохар, заимствований, в т. ч. и такие, к-рые свидетельствуют о связях между этими языками в дописьм. период их истории. Т. я. на терр. Вост. Туркестана появляются не ранее 1-го тыс. до и. э.; до этого их носители двигались с запада на восток.
Еще по пути в Вост. Туркестан в Ср. Азии (а позднее и в самом Вост. Туркестане) носители Т. я. могли вступить в контакт с носителями вост.-иран. языков, чем объясняются многочисленные лексич. сходства этих языков.
Вероятные доист. связи тохар с финно-уграми могли бы послужить подтверждением гипотет 1ч. пути тохар от лежащих на 3. от Ср. Азии областей, где оии могли соседствэвать с предками носителей балт.-слав, и герм, языков, к С.Ср. Азии, где оии могли вступить в контакт с вост.-иран. племенами. Помимо возможных лексич. связей можно предположить следы этого контакта в общетохар. фонологич. системе, где весь набор согласных фонем и противопоставления по мягкости — твердости, а также типы сочетаний согласных совпадают с раниеобщеугорс-кими (ок. рубежа 2-го и 1-го тыс. до н. э.), и в морфологии имени, где система падежей напоминает финно-угорскую, как и характер каузативов в глаголе. Однако нельзя исключить, что сходное влияние на Т. я. могли оказать другие неиндоевроп. языки.
До этих предполагаемых миграций носители общетохар. языка, из к-рого возникли отд. два Т. я., по данным индоевроп. лингвистич. географии, должны были иметь контакты с носителями той группы диалектов, к-рые развились в анатолийские языки и были связаны с ита-лийско-кельт. группой индоевроп. диалектов.
Осн. особенностью тохар, консонантизма является наличие морфологизоваи-ного противопоставления по твердости — мягкости, позволяющее отнести Т.я. к евразийскому языковому союзу, противополагаются непалатализоваииые смычные р, t, к, непалатализоваииый спирант s, сонорные п и 1, с одной стороны, и палатализованные аффриката с, спирант 4, сонорные п, 1у (графич. передача одной среднеязычной фонемы), с другой стороны (в тохарском Б также есть вторично палатализованные ky, ру, my, tsy). Аффриката ts, сама являющаяся, во всяком случае в нек-рых позициях, результатом палатализации, входит в мор-фологизоваиное противопоставление с: ts, где оиа играет роль непалатализованной фонемы. До действия этих процессов палатализации в общетохарском различались индоевроп. звонкие и глухие (возможно, также и «звонкие придыхательные»), т. к. оии дают разные рефлексы. После действия процессов палатализации в общетохарском совпали в одном ряду — глухих смычных — все индоевроп. смычные (трех рядов).
Тохар, вокализм характеризуется существ. редукцией безударных гласных. В тохарском Б, отличающемся большей консервативностью, еще сохраняется в поэтич. (метрич.) текстах конечный гласный в нек-рых окончаниях, где безудар
ный гласный исчез в тохарском А. Исчезновение безударного гласного в нек-рых позициях, вероятно, было причиной фо-нологизации противопоставлений согласных по мягкости — твердости. Исход слова в Т. я. в большой степени разр ушен, что сказалось в отпадении не только гласных, но и согласных конечных слогов.
Грамматич. класс имен в Т. я. характеризуется категориями рода, одушевленности, числа, падежа. В Т. я. различаются 3 рода — мужской, женский и обоюдный. Слова, принадлежащие к последнему, в ед. ч. изменяются как имена муж. рода, а во мн. ч.— как имена жен. рода.
Категория одушевлениости/неодушев-ленности, возможно, отражает более древнее индоевроп. противопоставление оду-ше1 ленного (несреднего) рода неодушевленному (среднему), предшествовавшее делению одуш. рода иа мужской и женский, хотя, по мнению нек-рых ученых, тохар, различие, типологически близкое к наблюдаемому в вост. ср.-иран. языках, сложилось в более позднюю эпоху (по альтернативной точке зрения, в тохар, имени отражено ностратич. различие 2 именных классов).
В тохар, имени различаются 3 числа — единственное, двойственное (представленное немиогочисл. формами и формально отличающееся от форм со значением «пары») и множественное.
Категория падежа представлена 9 падежами (им. п., общий косвенный, род. п., тв. п., комнтатив, дат. п., отложит, п., местный п., каузальный п. в тохарском Б н перлатив в тохарском А) и зват. формой, к-рая имеется только в тохарском Б.
Падежи в Т. я. делятся на 2 резко отличные группы. К первой относятся первичные падежи (им. п., косв. и род. п.), ко второй — вторичные (все прочие падежи). Формы первичных падежей образуются от основы им. п., формы вторичных падежей — от основы косв. п. В более архаичном тохарском Б вторичные падежи по существу еще были относительно свободными полусиитаксич. сочетаниями существительного с послелогом, причем существительное могло иметь разл. формы. С агглютинацией падежных окончаний в Т. я. связано явление групповой флексии.
Личные глагольные формы характеризуются морфологич. категориями лица, числа, времени, наклонения, залога, каузатива. Различаются 3 лица, 3 числа (формы дв. ч. встречаются лишь в единичных случаях), 3 времени (наст., прош. вр., имперфект; в тохарском Б встречаются еще отд. не вполне точно истолкованные формы, принадлежащие четвертому времени — дуративу), 4 наклонения (изъявительное, повелительное, конъюнктив и оптатив), два залога (актив и медиопассив) и каузативное (вторичное) спряжение, отличное от осн. спряжения каждого глагола. Образование особых форм каузатива от каждого глагола является одной из характерных особенностей тохар, глагола (эта особенность связана с тем, что в Т. я., как и в балт. языках, морфология глагола существенным образом связана с категорией переход-ности/непереходиости). Для образования каузатива в Т. я. (как и в анатолийском) используются суффиксы -s- и -sk-. Из неличных форм особый интерес представляют отглагольные имена на -1 того же типа, что н в славянских, армянском н анатолийском языках, а также архаич. абсолютивы на -une (из *-un- гетероклитич. типа), использование к-рых представляет разительные типологич. параллели с ана
логичными конструкциями в неиндоевроп. лит. языках Центр. Азии в ср. века (др.-тюркском, тибетском).
Тохар, синтаксис характеризуется соблюдением архаичного порядка слов с конечной позицией глагола.
Тохарские (А и Б) тексты записаны особой разновидностью «косого» индийского письма брахми, распространенной в Центр. Азии. Особенностью тохар, письма является использование спец, знаков для передачи особого гласного переднего ряда (обозначается двумя точками над знаком соотв. согласного). В целом можно считать, что тохар, брахми фонетически точно воспроизводит фонологич. систему. Система письма подтверждает древнее сообщение кит. паломника Сюань Цзяна, по к-рому в Кучанском царстве «письменность индийская, но значительно измененная».
Тексты Т. я. были найдены в последнем десятилетии 19— нач. 20 вв. (первый текст обнаружен рус. консулом в Кашгаре Н. С. Петровским и опубликован С. Ф. Ольденбургом). Тогда же началось их исследование. В 1908 Э. Зиг и В. Зиг-лииг напечатали сообщение, в к-ром показали, что Т. я. представляют собой особую группу индоевроп. языков. Те же авторы в 1921 издали сборник тохарских А текстов (и поздне: публиковали переводы отд. текстов из этого сборника) и в 1931 (совм.
В. Шу тьце) описат. грамматику тохарского А языка; тексты на тохарском Б, подготовленные тоже Зигом и Зиглиигом, были изданы в 1949 и 1953; новое их издание предпринято В. Томасом в 80-х гг. В 1952 вышла первая часть грамматики тохарского Б языка, подготовленной В. Краузе; в 1960 опубликована краткая грамматика обоих языков Краузе и Томаса, в 70-х гг.— три тома сравнит, лексики и морфологии А. Й. ван Вииде-кеиса. Важные работы по отд. проблемам синхронного и сравнит.-ист. изучения Т. я. принадлежат А. Мейе, С. Леви, Ж. Филлиоза, В. Куврёру, Дж. Лейну, X. Педерсену, В. Винтеру. Этимологич. словарь опубликован в 197b Виндекеисом, сравнит, грамматика — в 1988 Д. Адамсом.
* Тохарские языки. Сб. ст. под ред. В, В. Иванова, М., 1959; Sieg Е., S i е filing W., Tocharische Grammatik, bearb. im Gemeituchaft mit W. Schulze, Gott., 1931; Pedersen H., Tocharisch vom Gesichts-punkt der indo-europaischen Sprachverglei-chung, Kbh., 1941; Krause W., Westto-charische Grammatik, Bd 1. Das Verbum, Hdlb., 1952; P о u c h a P., Institutiones linguae tocharicae, p. 1. Thesaurus linguae tocharicae dialect! A, Praha, 1955; К r a u-s e W., Thomas W., Tocharisches Element tarbuch, Bd 1-2, Hdlb., 1960-64; W i n-dekens A. J. van, Le tokharien confronts avec les autres langues indo-europeennes, v. 1. La phondtique et le vocabulaire, Louvain, 1976; Adams D. Q., On the development of the Tocharian verbal system, JAOS, 1978, v. 98, № 3; er о же, Ablaut and umlaut in the Tocharian vowel system, там же, 1978, v. 98, M 4; Penney J. H. W., The treatment of Indo-European vowels in Tocharian, «Transaction of the Philological Society», Oxf., 1978; Ivanov V. V., Tocharian and Ugrian, в ки.: Studia linguistica diachronica et synchronica, В,— N. Y.— Amst.. 1985.
Вяч. Вс. Иванов. ТРАНСКРЙГЩИЯ (от лат. transcrip-tio, букв.— переписывание) — способ однозначной фиксации на письме звуковых характеристик отрезков речи. В зависимости от того, какие именно звуковые единицы являются предметом Т., различают Т. собственно звуковую («сегмеит-
ТРАНСКРИПЦИЯ 517
МФА (1979г.)			губно-губные	губно-зубные	зубные, альвеолярные постальвеолярные	ретрофлексные	палатеалье солярные	палатальные	3 о. S	увулярные	лабиопалатальныв	3 X о. 0	фарннгальные	гортанные
дыхательные согласные	носовые смычные		т	У		7	А		5	X				Г
			р е		i d	t d	с У		к 9	9 6				
	фрикативные |	серединные серединные ’ сонанты	<р в	f - V	69 зг J	%	/ }	f 7	* 7 ч	X 9	9	/1	Л Г	А А
		боковые боковые сонанты			4- Ь 1 1		Л							
	дрожащие удар				Г Г Г					к Я				
Транскрипция Международной фонетической ассоциации (МФА).
ную») и интонационную («суперсегментную»); с точки зрения того, какие именно свойства звуковых единиц отражает Т., различают фоиематич. и фоиетич. Т.; в зависимости от способа представления характеристик звуковых единиц различают аналитич. и синтетич. Т.
Осн. принципом Т. сегментных единиц является обязат. однозначное соответствие используемого знака и транскрибируемого звука. Широко используемая Т. Международной фонетической ассоциации (МФА), а также Т., предложенная Л. В. Щербой, основаны на латинице. Для рус. яз. чаще применяется Т., основанная на рус. алфавите. В таблице (см.) приведены согласные в Т. МФА (без группы т. наз. недыхательиых согласных).
Фонематич. Т. используется для передачи фонемного состава слова или морфемы. При разл. интерпретации фонемного состава и Т. будет различной. Так, рус. слова «год» и «года» в фоиематич. Т. моек, фонологич. школы записываются /god/, /go'da/, в фоиематич. Т. леииигр. фонологич. школы — /got/, /ga'da/. Фоиетич. Т. должна точно отражать все фоиетич. особенности звуков. Так, при фоиетич. Т. слов «год», «года» необходимо отразить огубленность согласных перед гласным [о], дифтоигоидный характер [о], меньшую степень раствора безударного гласного по сравнению с ударным (а], придыхательность конечного [t] и т. д.
Для точного транскрибирования всех фонетич. особенностей используют систему диакритич. знаков, напр. знаки долготы - (над буквой),:, палатализации ', знак продвинутости вперед и т. д.
Фонематич. Т. обычно заключается в косые или угловые скобки, фонетич. Т.— в квадратные.
Наиболее распространенными являются синтетич. Т., в к-рых звуки отражаются как некие целые единицы. Попытки создать аналитич. Т., в к-рых отражались бы отд. артикуляционные характеристики (напр., А. М. Белла, О. Есперсена! не увенчались успехом, т. к. эти Т. были громоздкими и практически неприменимыми. Совр. фонетич. Т., являясь по существу синтетической, содержит элементы аналитизма, поскольку включает использование диакритич. знаков, обозначающих отд. дополнит, артикуляции.
518 ТРАНСЛИТЕРАЦИЯ
Интонационная Т. используется для передачи оси. характеристик, формирующих интонацию синтагмы или последовательность синтагм. Сиитагматич. членение обозначается одной чертой (/), пауза в абсолютном конце фразы — двумя (//). Словесное ударение обозначается черточкой перед ударным слогом ('), в Т., основанной иа рус. алфавите,— над ударным гласным, синтагматическое или фразовое — двумя ("); слабое ударение обозначается черточкой под строкой (,).
При транскрибировании мелоднч. оформления высказывания единообразия нет. Так, в англ. Т. указывают и иа характер движения тона иа ударном гласном, и иа его положение по отношению к границам речевого диапазона. На спец, тонограммах отмечаются осн. мелоднч. характеристики и частотное положение ударных и безударных слогов. Применительно к рус. интонации распространилась Т., предложенная Е. А. Брызгуно-вой. Фонологич. Т. в этом случае — указание номера ИК (интонационной конструкции) иад гласным, являющимся центром синтагмы; напр., предложение «Ее зовут Наташа?» фонематически транскри-
3 бируется: «Ее зовут Наташа». Фонетич. Т.— разметка относит, высоты слогов, движения тоиа на гласном центра, иногда указание на интенсивность. Эти качества передаются спец, графич. средствами, напр. черточками, стрелками, знаками паузы.
* 3 и и д е р Л. Р., Общая фонетика, М., 1979; Светозарова Н. Д., Интонационная система рус. языка. Л., 1982.
Л. В, Бондарко.
Транскрипция практическая — запись иноязычных слов средствами нац. алфавита с учетом их произношения.
Практич. Т. основывается на правилах передачи графем или графич. сочетаний одного языка графемами или графич. сочетаниями др. языка, причем в отличие от транслитерации эти правила должны учитывать то, как графемы и графич. сочетания произносятся в каждом конкретном случае. Так, англ. Berkeley должно транскрибироваться в текстах иа рус. яз. либо как «Беркли», либо как «Баркли», в зависимости от произношения. Возможна также практич. Т. иноязычных слов без обращения к их графич. форме (напр., в случае бесписьм. языка), при к-рой используются правила передачи непосредственно фонем илн фоиетич. вариантов.
Существование разл. правил или систем правил приводит к появлению транскрипционных вариантов. Англ, графема а, обозначающая фонему /х/, передается рус. буквами «а», «э» и «е», в результате чего англ.Stanley [Staenli] встречается в текстах иа рус. яз. то как «Станли», то как «Стэнли», то как «Стенли».
Одним из оси. требований, предъявляемых к практич. Т., является возможно более точное сохранение звукового облика передаваемого слова, ио наряду с этим практич. Т. должна по возможности сохранять морфемную структуру слова, его графич. особенности (иапр., наличие удвоенных согласных), фонемные противопоставления языка, к-рому принадлежит передаваемое слово, а также обеспечивать легкость освоения этого слова н т. д. Эти требования часто вступают в противоречие друг с другом, вследствие чего одновременное соблюдение их всех невозможно. Выбор того или иного требования в качестве основного обусловливает предпочтение того или иного транскрипционного варианта.
Практич. Т. осуществляется строго на базе алфавита данного языка без использования дополнит, знаков. При практич. Т. допускается неправильное или необычное употребление графем и графич. сочетаний, однако только в том случае, если это не препятствует прочтению слова (так, при практич. Т. в рус. яз. допускаются сочетания графем, как правило запрещенные в орфографии, напр. сочетания «я», «ю» с шипящими: литов. Siauliai — «Ш яуляй»; франц, parachute — «парашют»).
Практич. Т. используется в тех случаях, когда перевод иноязычных слов невозможен или по к.-л. причинам нежелателен, главным образом при передаче имен собственных и терминов. В результате практич. Т. иноязычные слова, ие будучи переведенными, могут включаться в текст и вообще функционировать как слова данного языка, т. е. они фактически заимствуются.
Термин «практич. Т.» впервые применен А. М. Сухотиным в ст. «О передаче иностранных географических названий», в кн. «Вопросы географии и картографии» (сб. 1, 1935).
* Супераиская А. В., Теоретич, основы практич. транскрипции, М.. 1978; Гиляревскпй Р. С., Старостин Б. А., Иностр, имена и названия в рус, тексте. Справочник, 3 изд., М., 1985.
М. Д. Кронгацз. ТРАНСЛИТЕРАЦИЯ (от лат. trans — через и littera — буква) — побуквенная передача текстов и отдельных слов, записанных с помощью одной графической системы, средствами другой графической системы. Базируясь иа к.-л. алфавите, Т. допускает условное употребление букв, введение дополнит, знаков и диакритических знаков. Необходимость в Т. возникла в кон. 19 в. при создании прус. иауч. библиотек для включения в единый каталог работ, написанных иа языках с лат., кириллич., араб., индийскими и др. системами письма. Инструкции по Т., составленные для нужд этих библиотек, послужили в 20 в. основой стандарта для перевода нелат. систем письма иа латиницу. Рекомендации по Т. разрабатываются Междунар. орг-цией стандартов — ISO (International Standart Organisation).
Для передачи рус. слов в разных странах употребляется до 20 разл. систем Т. лат. буквами с ориентацией иа их роль во франц., англ., нем. и др. алфавитах. Ин-т яз-знання АН СССР разработал
в 1951—56 правила междунар. Т. рус. собств. имен лат. буквами (см. табл.). Система АН СССР получила высокую оценку за рубежом как вторая рус. орфография на лат. основе. Стремясь упростить свою систему, ISO в 70-х тт. заменила двубуквенные написания однобуквенными с диакритикой. Компромиссная система принята СЭВ в 70-х гг. на основе ISO с допусками двубуквенных написаний для щ, ю, я.
Т. благодаря своей универсальности может играть роль единого эталона для решения практич. задач при многосторонних междунар. контактах, ср. Т. рус. фамилии «Лапшин* * — LapSin при многообразии ее практич. транскрипций: англ. Lapshin, франц. Lapchine, итал. Lapscin, польск. Lapszyn, нем. Lapschin.
Правила международной транслитерации русских слов латинскими буквами
Русские буквы
а б
в г д е
I
й к л м н о п р с т
У ф X ц ч ш
щ ъ ы ь
Соответствующие латинские буквы по системе АН СССР*
а
Ь
ж 3 и
э ю
я
е после согласных je в начале, после гласных, ъ. ь
'о после согласных, кроме ч, ш, щ, ж
о после ч, ш, щ, ж jo в начале, после ъ, ь z
z i в начале, после гласных и согласных
ji после ь
i
I m n о Р г S t U f ch с с S sc опускается
У  в конце и перед согласными опускается перед гласными
е
’и после согласных ju в начале, после гласных, ъ, ь
’а после согласных ja в начале, после гласных, ъ, ь
По системе ISO
а b
v
5 е
г 1 m п о Р г S t и f h с с 3
3
у
е
z Z
ё й
а
* Как видно нз таблицы, в системе АН СССР учитывается положение фонемы в слове, а в системе ISO не учитывается.
Т. применяется также как искусств, прием перевода малоизвестной графич. системы в более понятную, напр. в многоязычных словарях.
Т. посредством лат. букв называется также романизацией. В рус. практике транслитерацией иногда называют практич. транскрипцию иноязычных слов средствами рус. графики.
• Реформатский А. А., Транслитерация рус. текстов лат. буквами, ВЯ, 1960, № 5; его ж е, О стандартизации транслитерации лат. буквами рус. текстов,
«Науч.-техннч. информация. Сер. 2, Информационные процессы и системы», 1972, >6 10; Супераиская А. В., Теоретич. основы практич. транскрипции, М., 1978; Regeln fiir die alphabetische Katalogisierung in wis-senschaftlichen Bibliotheken (Instruktionen fiir die alphabetischen Kataloge der preussischen Bibliotheken von 10 Mai 1899), 4 Nachdr., Lpz., 1965; International system for the transliteration of Slavic cyrillic characters, La Haye, 1955; The World Atlas, 2 ed., M., 1967; ISO 9 — 1986 (E) Documentation-Transliteration of Slavic Cyrillic characters into Latin characters. 1986—09—01.	А. В. Сцперанская.
ТРАНСПОЗИЦИЯ (отср.-век. лат. trans-positio — перестановка) — использование одной языковой формы в функции другой формы — ее противочлена в парадигматическом ряду (см. Парадигма'). В широком смысле Т.— перенос любой языковой формы, напр. Т. времен (использование наст. вр. вместо прошедшего или будущего), наклонений (употребление императива в значении индикатива или условного наклонения), коммуникативных типов предложения (употребление вопросит, предложения в значении повествовательного) и др. Термин «Т.» используется также для обозначения метафор и иных переносов в лексике.
В основе Т. лежит семантическое или функциональное сопоставление языковых единиц; это отношение и процесс, в к-ром различается 3 элемента: исходная форма (транспонируемое), средство Т. (транспозитор), результат (транспозит). Транспозитор представляет собой знак связи между определяемыми и определяющим. Т.— одно из следствий и форм проявления асимметрии в языке, она играет большую роль в устройстве и функционировании языка. Благодаря Т. расширяются номинативные возможности языка, сочетаемость слов, создаются синонимы для выражения оттенков значения.
В более узком смысле Т., или функциональная Т.,— перевод слова (или основы слова) из одной части речи в другую или его употребление в функции другой части речи. Различаются 2 этапа Т.: 1) неполная, или синтаксическая, Т., при к-рой изменяется лишь синтаксич. функция исходной единицы без изменения ее принадлежности к части речи. Средством такой Т. является словоформа («отец» -» «дом о т ц а»), служебное слово (la maison du рёге), десемантизи-рованное слово в полуслужебной функции («старый» -» «старый ч е л о в е к», т. е. «старик»; «быстрый» -» «идти быстрым ш а г о м», т. е. «быстро»), окружение («я живу иа втором [этаже]»); 2) полная, или морфологическая, Т., при к-рой образуется слово новой части речи (см. Словообразование). Средством ее является аффиксация н конверсия (см. Конверсия в словообразовании). Различение морфологич. н синтаксич. конверсии при Т.— одна из сложных проблем лингвистич. анализа.
В зависимости от категории, в к-рую или в функцию к-рой переходит слово (его основа), различают: субстантивацию (т. е. переход в класс существительных), адъективацию (переход в класс прилагательных), вербализацию (оглаголивание), адвербиализацию (переход в класс наречий), прономинализацию (переход в класс местоимений). Возможны переходы в служебные части речи (предлоги, союзы, частицы), в междометия.
В аспекте семантики при Т. возможно как сохранение общего значения («распределять» -> «распределение»), так и сдвиг в значении, обычно сужение (ср.
семантич. Т., по Ш. Балли: «земля» -* «земляной», «земельный», «земной» ит. п.). Если объединяемые отношением Т. формы содержат разные основы (ср. франц, tomber ‘падать’ и chute ‘падение’), можно говорить о лексич. супплетивизме.
Впервые теория Т. была разработана Балли, ее отд. аспекты — О. Есперсеном, А. Сеше, А. Фреем. Л. Теньер дал описание видов Т. (под назв. «трансляция»), различая Т. первой степени (перевод слов или основ из одной части речи в другую) и второй степени (перевод предложений в функцию существительного, прилагательного, наречия). ИдеяТ. лежит в основе трансформационного метода. В сов. яз-знании Т. исследуется в связи с вопросами словообразования, синтаксич. синонимии, семантич. синтаксиса, теории тропов и др. (работы Е. С. Кубряковой, В. Г. Гака, П. А. Соболевой и др.). * Балли Ш., Общая лингвистика и вопросы франц, языка, пер. с франц.. М.. 1955; Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М.. 1958; Курилович Е.. Очерки по лингвистике, пер. с англ.. М.. 1962; Кубрякова Е. С., Части речи в ономасиология, освещении, М., 1978; Соболева П. А., Словообразоват. полисемия н омонимия. М., 1980; Гак В. Г., Теоретич. грамматика франц, языка. Морфология. 2 изд.. М.,	1986; Теньер Л.. Основы
структурного синтаксиса, пер. с франц.. М.. 1988.	В. Г. Гак.
ТРАНСФИКС (от лат. transfixus — пробитый, пронзенный) — см. Аффикс. ТРАНСФОРМАЦИОННАЯ ГРАММАТИКА — см. Генеративная лингвистика, Математическая лингвистика.
ТРАНСФОРМАЦИОННЫЙ МЕТОД — метод представления синтаксической структуры предложения, основанный на выведении сложных синтаксич. структур из более простых с помощью небольшого набора правил преобразования (трансформаций). Оси. принципы Т. м. сформулированы 3. Харрисом в нач. 50-х гг. 20 в. В европ. лингвистич. традиции аналогом Т. м. является концепция синтаксич. (фуикциональиой) транспозиции (работы Ш. Балли, О. Есперсена, А. Фрея, Л. Теньера, Е. Куриловича и др.).
Первоначально Т. м. возник как дополнение к дистрибутивному анализу, к-рый оказался неэффективен как средство обнаружения синтаксич. структуры предложения, т. к. понятие дистрибуции предложения ие имеет смысла. В основе Т. м. лежат след, допущения: 1) синтаксич. система языка может быть разбита на ряд подсистем, из к-рых одна является ядерной, или исходной, а все остальные — ее производными. Ядерная подсистема — это набор типов элементарных предложений, т. е. простых утвердит. предложений с глаголом в изъявит. наклонении активного залога наст, времени, не содержащих модальных слов, однородных членов, определений, обстоятельств, инфинитивов, причастий, деепричастий и т. п.; 2) каждое ядерное предложение описывает элементарную ситуацию, а тип ядерных предложений — класс элементарных ситуаций: 3) любой сложный синтаксич. тип получается из одного или нескольких ядериых предложений прнмеиеиием к иим упорядоченного набора обязательных и факультативных трансформаций. Трансформации либо вовсе не меняют содержания ядерных предложений, либо меняют его незначительно и строго определ. образом, т. к. они сохраняют неизменным лек-
ТРАНСФОРМАЦ 519
сич. состав ядерного предложения и синтаксич. отношения между лексемами. Число трансформаций невелико, а разнообразие синтаксич. типов получается за счет разл. комбинаций трансформаций, применяемых к разл. наборам ядерных типов. Представить синтаксич. структуру предложения — значит указать, какие ядерные типы лежат в его основе, какие трансформации и в каком порядке на него воздействовали. Т. к. в процессе трансформирования элементарные ситуации, обозначаемые ядерными предложениями, остаются неизменными, считалось, что вопрос о понимании сложных предложений и даже связных текстов можно свести к вопросу о том, как понимаются ядерные предложения.
Впоследствии все теоретич. посылки Т. м., в особенности принцип семантич. инвариантности трансформаций, были подвергнуты критич. пересмотру, и ои перестал использоваться как способ представления синтаксической, а тем более семантич. структуры предложения. Тем не менее Т. м. сохранил определ. значение как один из экспериментальных приемов демонстрации синтаксич. и семаитич. сходств и различий между сложными языковыми объектами через сходства и различия в их трансформационных потенциалах (наборах допускаемых ими трансформаций). В этом качестве Т. м. использовался в синтаксисе, словообразовании и семантике. При этом арсенал трансформаций был значительно расширен за счет того, что в определении трансформации было снято условие неизменности лексич. состава предложения и условие неизменности синтаксич. отношений между лексемами.
Мысль, что в основе многообразия синтаксич. типов в естеств. языках лежит относительно простая система ядерных типов, преобразуемых с помощью небольшого числа трансформационных правил, послужила отправной точкой для развитой Н. Хомским концепции порождающей грамматики (см. Генеративная лингвистика'). Трансформационная порождающая грамматика, в свою очередь, дала импульс исследованиям в области порождающей семантики, •«интерпретирующей семантики» (см. ^Интерпретирующая лингвистика*), падежной грамматики и др. и стимулировала разработку формальных моделей языка (см. Модель в языкознании). Изучение свойств формальных моделей матем. методами привело к формированию математической лингвистики.
• Л и з Р. Б., Что такое трансформация?, ВЯ, 1961, №3; Хомский Н., Синтаксич. структуры, пер. с англ., в ки.: НЛ, в. 2, М., 1962; У о р с Д. С., Трансформационный авализ конструкций с тв. п. в рус. языке, там же; Трансформационный метод в структурной лингвистике, М.,	1964; Апре-
сян Ю. Д., Экспериментальное исследование семантики рус. глагола, М., 1967: Harris Z. S., Discourse analysis, «Language», 1952, v. 28. № 1.	Ю. Д. Апресян.
ТРЕХ СТЙЛЕЙ ТЕОРИЯ — см. Стиль. ТРИФТйНГ (от греч. triphthongos — трехголосный) — сложный гласный, состоящий из трех элементов, образующих один слог (чем и обеспечивается его фонетическая целостность). Т. встречаются обычно в тех языках, где имеются дифтонги, напр. англ, our [аиэ]. Длительность Т. почти не превышает длительности дифтонгов. Фоиематич. статус Т. определяется на основе морфологич. критериев: невозможность
520 ТРЕХ СТИЛЕЙ
провести морфологич. границу внутри Т. говорит о его монофонемности. Наиболее изучены Т. англ, яз., однако фонематич. трактовка их неоднозначна. Принято считать, что есть Т., в к-рых морфологич. граница чаще всего невозможна (по данным словаря), напр. Т. в словах firing, tyre и т. д., а есть Т. с возможным морфологич. членением, напр. lyre, но liar, to lower, но lower и т. д.
* Волкова Р. В., О фонематич. содержании англ, центрирующих дифтонгов, в кн.: Вопросы теории англ, и рус. языков, Вологда, 1973; Т г п к а В., A phonological analysis of present-day standard English, Tokyo, 1966.	Л. В. Бондарко.
ТРйПЫ (от греч. tropos — поворот, оборот, оборот речи) — согласно длительной традиции, понятие поэтики и стилистики, обозначающее такие обороты (образы), к-рые основаны иа употреблении слова (или сочетания слов) в переносном значении и используются для усиления изобразительности и выразительности речи. Такое толкование Т. долгое время относилось к наиболее распространенным и конкретизировалось указанием частных Т. (метафора, метонимия, синекдоха — в первую очередь, а также эпитет, гипербола, литота, оксюморон, перифраза и т. п.), к-рые в совокупности и составляли класс Т.
Понятие «троп» возникло в недрах эллн-иистич. рим. риторич. системы (Филодем, Цицерон, Гермоген и др.), где ему и было дано одно из удачных для своего времени определений: «Троп есть такое изменение собственного значения слова или словесного оборота в другое, при котором получается обогащение значения» (Квинтилиан, VIII, 6, I). Однако и до того как термин «Т.» был введен в науку (Аристотель, изучавший отд. Т., н прежде всего метафору, употреблял термин «Т.» только в связи с обозначением формы силлогизма, логич. фигуры или модуса), были сформулированы нек-рые важные идеи, относящиеся к Т., первые наброски классификации Т. и учеиия о сочетании слов и соотв. «поэтических» эффектах (тот же Аристотель, Теофраст, перипатетич. риторика и т. п.). Пределом антич. теории Т. было умение описывать внеш, формы явления, к-рые, естественно, должны были осознаваться (что и произошло, особенно позже, в теориях словесности схоластич. типа) как нечто необязательное, извне привнесенное и искусственное, относящееся к «украшениям» речи (подобное понимание Т. было свойственно и старой санскр. поэтике, обладавшей оригинальной классификацией Т.). В результате утраты интереса к творч. аспекту тропообразовання и разрыва теории с более поздним опытом худож. словесности теория Т. превратилась к сер. 20 в., если ие считать редкие аналитич. опыты поэтов или лингвистов, подходивших к Т. с чисто языковой точки зрения, в наиболее застойную и трафаретную часть поэтики и стилистики; казалось, что ценное в теории Т. исчерпывается номенклатурой, нспользуемой, нередко приблизительно, в «рабочих» анализах поэтич. текстов.
Определяющую роль в возрождении интереса к Т., введении прежней проблематики в новый науч, контекст сыграли идеи н методы общей теории знаковых систем (см. Семиотика), структурной лингвистики, лингвистики текста, а также нейролингвистики, позволившей связать два осн. вида Т. с двумя фундаментальными типами афазии. Более глубоким стало понимание сути самого явления Т., выведенного из изоляции и иск
лючительно статич. модуса. Появились новые определения Т., носящие не «операционный», а сущностный характер. Совр. тенденции в исследовании Т. получили обобщенное отражение в формулировке П. Шофера и Д. Райса (1977), определивших Т. как семаитич. транспозицию от наличного знака (знака in praesentia) к знаку отсутствующему (in absentia), к-рая 1) основана на восприятии связи между одной и более семантич. чертами каждого из означаемых, 2) маркирована семантич. несовместимостью микроконтекста и макроконтекста, 3) мотивирована референциопной связью (см. Референция) подобия, или причинности, или включения, или противоположения (под семаитич. чертой понимается единица значения; микроконтекст — сегмент в цепи означающего, к-рый занимает Т.; в случае однословного Т. микроконтекст совпадает с самим наличным знаком; макроконтекст включает и те части цепи означающего, к-рые необходимы для определения отсутствующего знака). Наиболее характерными чертами формирующейся в совр. яз-знании теории Т. можно считать: понимание Т. как системы,. элементы к-рой — отдельные Т. организованы иерархически (благодаря этому подходу проясняются отношения взаимосвязи между частными Т. и становится возможной постановка вопроса о генезисе Т., т. е. о своего рода «перво-тропе»); лингвистич. мотивировку Т. (Т. как явление языка и, более того, такое явление, к-рое глубже всего детерминировано языковыми фактами; соответственно теория Т. включается в яз-знание как один нз его новых разделов); проекцию понятия Т. в сферу «несловесных» искусств (живопись, кино, пантомима и т. п.) и др.
Укорененность Т. в самой структуре языка и органич. предрасположенность языка к созданию Т. никогда не отвергались, но явно недооценивались. Корни «тропичности» следует искать в двуплановости самой структуры языка как знаковой системы (см. Знак языковой) и в асимметрии плана содержания и плана выражения (см. Асимметрия в языке). Внутри этой рамки развитие определяется принципом экономии и принципом увеличения гибкости и разнообразия способов выражения данного содержания. На ранних этапах развития языка подобная неединственность форм выражения могла реализоваться в противопоставлении двух языковых модусов — языка, описывающего «реальную» ситуацию (и только ее), и языка, способного описывать «потенциальную» ситуацию, не мотивируемую реалиями (нек-рые архаичные языки в известной мере сохраняют следы этих двух модусов). «Потенциальный» языковый модус может пониматься как источникч т. иаз. поэтич. языка. «Сверхреальиое» содержание этот язык передает отклоняющимися от нормы средствами, специфич. оборотами, реализующими и «вторые» смыслы, т. е. Т. Типология ранних форм поэтич. языка свидетельствует не только о связи его с Т., но и об отнесении «тропизированной» речи к особому классу «непрямой» речи, где в наибольшей степени проявляются парадоксы тождества и различия в языке. Исследования поэтики ряда архаичных традиций показали сознательность установки поэта на создание «кривой» речи (ср. внутр, форму слова «Т.», подчеркивающую идею отклонения, или термин инд. ср.-век. поэтики vakrokti, букв.— изогнутое выражение): ради этого поэтич. текст
рассекается, растягивается, в нем меняется привычный порядок элементов, конструируются «запрещенные» в «прямом » языке связи и т. п., по сравнению с «нормой» текст деформируется. Этот процесс в значит, степени совершается с помощью Т., благодаря к-рым увеличиваются возможности передачи новых смыслов, фиксации новых точек зрения, новых связей субъекта текста с объектной сферой. Сознательно поэт актуализирует не все возможности языка, однако существенна и роль не осознаваемого поэтом, «случайного» в дальнейшей жизни текста. Поэтому Т. свойственна нестабильность, «поэтическая» относительность в ходе развития.
Связь Т. со структурой языка существует и на уровне отд. Т. Противопоставление метафоры и метонимии, основанное на различии ассоциаций по сходству и по смежности, не только позволяет операцнонно различать поэтич. (метафорич.) и прозаич. (метонимич.) стили, ио и непосредственно отсылает к двум осям языка — парадигматической, на к-рой совершается выбор элементов (см. Парадигматика), и синтагматической, на к-рой происходит комбинация выбранных элементов (см. Синтагматика). Метафора как творч. трансформация сходств и метонимия как творч. трансформация смежностей оказываются представительницами этих двух осей языка и соответствующих им операций. Бесспорность этой дихотомии подтвердилась в процессе установления Р. О. Якобсоном лннгвистнч. синдромов для двух осн. типов афазии (один из них связан с разрушением ассоциаций по сходству, другой — ассоциаций по смежности). Противопоставление метафоры и метоном ни, намеченное Якобсоном, объясняет и предложенное Е. Кури-ловичем поннмаине различий между этими двумя Т.: метафора может быть понята как смена семантически разл. знаков в одинаковых синтаксич. позициях, тогда как метонимия должна пониматься как изменение самой синтаксич. позиции. Языковые основания определяют и др. различия этих тропов; напр., метафора функционирует в связи с предикатом (шире — в сфере атрибутов), и первичная ее функция — характеризующая, метоннмня выполняет идентифицирующую функцию по отношению к конкретным предметам (Н. Д. Арутюнова).
Несмотря на полярность метафоры н метоинмнн, противопоставление к-рых задает основную ось, определяющую всю систему Т., пространство между ними в значит, степени оказывается заполненным рядом промежуточных форм смешанного происхождения. Появляется возможность говорить об обратимости Т. (или их «относительности»), благодаря к-рой все пространство структуры Т. оказывается связанным, а поэтнч. речь получает новый источник ее усложнения: «формы изобразительности неотделимы друг от друга: они переходят одна в другую...; один и тот же процесс живописания, претерпевая различные фазы, предстает нам то как эпитет, то как сравнение, то как синекдоха, то как метономня, то как метафора в тесном смысле» (А. Белый). Обратимость Т., свидетельствующая об их связи в данном состоянии системы (синхрония), открывает перед яз-знаннем новые аспекты в изучении Т., значение к-рых выходит далеко за пределы науки о языке. Прежде всего сама система Т. и ее развертывание в текстах дайной поэтич. традиции представляют собой уникальное опытное поле, на к-ром
провсходят многообразные и сложные процессы синтеза (н анализа) новых значенвй в результате взаимодействия наличных элементов семантич. парадигмы и их положения на синтагматич. оси. В этом смысле лингвистич. изучение Т. вводит исследователя в сферу глубинных проблем семантики. Др. аспект в исследовании Т. вытекает нз синхрония. связанности отд. Т., к-рая заставляет предполагать аналогичную связь в диахронии и даже возможность реконструкции исходного Т., послужившего источником всего многообразия конкретных Т., что вплотную подводит к ист. морфологии Т. По-новому вырисовывается роль Т., в основе к-рого лежит представление о целом по его части (метонимии и особенно синекдохи). По мнению У. Эко, в качестве «исходного» Т. может рассматриваться метонимия, в основе к-рой — цепь ассоциативных смежностей в структуре кода, контекста н референта. Ряд специалистов особый акцент в этой области делает на синекдохе: по Ц. Тодорову, удвоение этого Т. образует метафору; льежская группа ц во главе с Ж. Дюбуа выводит нз синекдохи и метафору, и метонимию; А. Анри определяет метафору как двойную метонимию; более сложна позиция Шофера н Райса, также придающих особое значение синекдохе, но ставящих своей гл. целью «переопределение» (и, следовательно, переинтерпретацию) трех осн. Т. Возможно, что решение вопроса о «первотропе» неразрывно связано с реконструкцией такой «протоситуации», в к-рой впервые появилась смысловая структура, характеризующаяся сочетанием прямого и переносного планов. Сам же «прорыв» в сферу переносного значения (и «непрямой» речи) знаменовал собой эпоху рождения Т., начало «естественного» языка, принципиально неотделимого от современного. См. также Фигуры речи, Метафора, Метонимия.
• Потебня А. А., Из запвсок по теории словесности, Хар., 1905; Белый А., Символизм, М., 1910; Горнфе л ь д А., Троп, в кн.: Вопросы теории и психологии творчества, 2 изд., т. 2, Хар., 1911; X а р-циев В., Элементарные формы поэзии, там же; Шпет Г. Г., Эстетич. фрагменты, в. 1—3, П., 1922—23; его же, Внутр, форма слова, М., 1927; Веселовский А.Н., Из истории эпитета, в его кн.: Ист. поэтика, Л., 1940; Корольков В. И., О внеязы-ковом и внутриязыковом аспектах исследования метафоры, «Уч. зап. МГПИИЯ», 1971. т. 58; Проблема символа и реалистич. иск-во, М., 1976; Иванов В. В., Очерки по истории семиотики в СССР, М., 1976; Кожевникова Н. А., Об обратимости тропов, в кн.: Лингвистика и поэтика, М., 1979; Арутюнова Н. Д., Языковая метафора (синтаксис и лексика), там же; Pongs Н., Das Bild in der Dichtung, Bd 1. Versuch einer Morphologie der metaphorischen Formen, 2 Aufl., Marburg, 1960; Burke K., Language as symbolic action, Berk.— Los Ang., 1966; Kurylowicz J., Metaphor ano metonymy in linguistics. «Zagadnienia rodzajow literackich», 1967, t. 9, zesz. 2; T o-dorov T., Litterature et signification, P., 1967; Staiger E., Grundbegriffe der Poetik, 8 Aufl., Z.— Freiburg. 1968: Rhetorique generale, P.. 1970; Henry A.. Meto-nymie et metaphore, P., 1971; JakobsonR., Questions de poetique, P., [19731; LeGu-ern M., Semantique de la metaphore et de la metonymie, P., [19731; Ruwet N., Sy-necdoques et metonymies, «Poetique», 1975, v. 23: S c h о f e r P., Rice D., Metaphor, metonymy and synecdoche, «Semiotica», 1977, v. 21; L о d g e D., The modes of modern writing: metaphor, metonymy and the typology of modern literature, L., 1977.
В. H. Топоров. ТСВАНА (чваиа) — один из банту языков, относится к подгруппе сото зоны S (классификация М. Гасри). Распрост-
ранен в Ботсване, где наряду с англ, яз, является офиц. языком, а также в зап. р-нах пров. Трансвааль и на С. Капской пров. ЮАР. Число говорящих 3,9 млн.чел. Осн. диалекты: хуруче, ролонг, тлхапинг, тлхаро, кчатла, лете, тлоква. В основе лит. языка лежит диалект тлхапннг.
Вокализм включает 9 гласных фонем: /а/ и противопоставленные по признаку открытости — закрытости /i/, /е/, /о/, /и/. Система консонантов включает палатоальвеолярный щелкающий двухфокусный согласный с аспирированными и назализованными вариантами (q, qh, ’ng), к-рые, однако, используются гл. обр. в междометиях. Морфонологич. процессы палатализации, назализации и альвеоляризации согласных в Т. реализуются регулярно. Фиксируются 2 тона: высокий и ровный.
Имеется 19 именных классов, однако 16—18-й локативные классы не имеют самостоят. согласоват. моделей, а их показатели, кроме префикса 16-го кл., встречаются лишь в наречных образованиях. Показатели классов — префиксы с однослоговой структурой CV. Отсутствуют диминутивные и аугментативные классы, соотв. категории выражаются деривационными суффиксами -пуапа/-апа и -gadi. Пространств, отношения выражаются ие вызывающими изменения согласоват. модели имени суффиксом -пуе или препрефиксом go- (показатель 16-го кл.). Существует особый адвербообра-зующий префикс ka-. Релятивная и копулятивная формы свойственны всем частям речи. Широко представлены идеофоны. Типы предложений, как и весь синтаксич. строй, типично бантуские.
Письменность иа основе лат. алфавита, используется с кои. 19 — нач. 20 вв. На лит. Т. издается худож., релнг. и учебная лит-ра, ведется преподавание в нач. школе,, выходит периодика.
* Crisp W., Notes towards a Secoana grammar, L., 1905; Doke C. №.. The Southern Bantu languages, L., 1954; Cole D. T-, An introduction to Tswana grammar, L., [ 19551.
Setswana dictionary. Setswana-English and English-Setswana, by J. T. Brown. 3 ed., Gaberones, 1968.	. H. В. Охотина.
ТУАРЕГСКИЕ ЯЗЫКЙ — южная группа берберо-ливийских языков. Распространены в алжирской Сахаре, Мали, Нигере, Буркина-Фасо, Нигерии, возможно, также в Ливни и Чаде. Общее число говорящих св. 1 мли. чел.
Т. я. делятся на 2 подгруппы: северную (языки гхат, ахнет; тамахак с диалектами тайток, ажжер, ахаггар и др.; аир; кель герес и др.; вост, тауллеммет с диалектами азавагх, кель аисанго и др.) и южную (языки кель арокас; зап. тауллеммет; тадхак; танеслемт с диалектами шерифен, кель антессар и др.; ида у сак и др.).
Для консонантизма Т. я. характерны сохранение ларингала и признака смыч-ности у переднеязычных, наибольшая сохранность общеберберо-лнвинской системы. Вокализм самый развитый из всех берберо-ливийских языков (напр., в диалекте ахаггар: a, i, и, а, э, е, о, возможно, также а, Т, й). Аннексионный статус имени образуется путем перехода гласного первого слога в э или о; в языке гхат нет категории статуса имени. Имеется категория определенности имени (артикль wa). Для глагола характерно наличие категорий интенсивного перфектива и «отрицательного» интенсивного имперфек-тива, образующихся путем вокалнч. аблаута. Сохраняется неполнаи парадигма
ТУАРЕГСКИЕ 521
Образец туарегского письма «тифинаг» (надпись на щите).
спряжения глаголов состояния. Имеется суффикс глагольного словообразования -t. Развита система пород с префиксами общеафразийского происхожения. Релятивные формы изменяются по родам в ед. ч. и по числам. Используются частицы имперфектива maday, mar, mad, za, отсутствующие в др. берберо-ливийских языках. Неупотребительны обще-берберо-ливнйская частица d как показатель именных предложений и общебер-беро-ливийская направит, частица а. Т. я. имеют богатую систему подчинит, союзов, в основном образованных из сочетаний демонстративов н предложных элементов. В лексике заимствования из хауса и сонгай, а также из араб. яз. Отд. тексты на Т. я. записаны особым изводом арабского письма; для хозяйств, и культовых записей используется письмо тифинаг (см. Ливийское письмо).
• Cortade J.-M., Essai de grammaire touaregue. [Alger], 1969; Prasse K.-G., Manuel de grammaire touaregue, t. 1 — 7, Cph., 1972-74.
F о u с a u 1 d Ch.de, Dictionnaire Toua-reg-Francais, dialecte de I'Ahaggar, v. 1—4, P., 1951 — 52; A 1 о i a 1 у G n., Lexique Touareg-Francais. Cph., 1980.
А. Ю. Айхенвальд, А. Ю. Милитарев, ТУАРЁГСКОЕ ПИСЬМО — см. Ливийское письмо.
ТУВАЛУ — один из полинезийских языков. Ряд изоглосс объединяют Т. с нек-рыми внешнеполинезнйскимн языками. Распространен в гос-ве Тувалу (архипелаг в центр, части Тихого ок.; язык коренного населения). Число говорящих ок. 9 тыс. чел. С созданием независимого гос-ва Тувалу в 1978 (офиц. язык — английский) социальные функции Т. расширяются.
Имеет 2 группы диалектов — ваитупу (атоллы Ваитупу, Нукуфетау, Фунафути, Нукулаэлаэ, Нуракита) н нанумеа (атоллы Нанумеа, Ниутао, Нануманга); жители атолла Нун говорят на диалекте микронезийского яз. кнрнбатн, испытавшем сильное влияние Т. Фонетич. и грамматич. различия между диалектами значительны (возможно, это результат конвергентного развития разл. языков).
Фонология. система типична для полинезийских языков: 5 гласных — i, е, а,
522 ТУАРЕГСКОЕ
о, и (долгие и краткие) и 10 согласных — р, t, k, т, п, о, f, s, v, 1 (диалект ваитупу). В Т. (кроме диалекта атолла Ниутао) есть долгие согласные, фоиологич. статус к-рых неясен: llei < lelei ’хороший’, fakka < fakaka ’зажигать’. Строй предложения эргативный, с остаточными явлениями номниативностн. Письменность на основе лат. алфавита (введена миссионерами в 19 в.).
* Kennedy D. G., Те Ngangana a te Tuvalu, [Sydney, 1946]. В. И. Беликов. ТУВЙНСКИЙ ЯЗЬ1К — один нз тюркских языков. Распространен в Тув. АССР (число говорящих 185 тыс. чел.; тувинцы живут также в Монголии и Китае). Имеет 4 диалекта: центральный, западный, сев,-восточный и юго-восточный.
Характерные особенности фонетики: противопоставление сильных и слабых согласных (пар ’тигр’ — бар ’есть’), кратких, долгих и фариигализов. гласных (ат ’имя’ — аат ’качать’ — аът ’конь’), стяжение морфемной структуры слов в результате фонетнч. процессов (келир > кээр ’прийти’, кижиге > кижээ ’человеку’). В морфологии представлены особый направит, падеж (даг-же 'к горе'), сложные формы условного наклонения (барзымза 'если пойду’) и предельного наклонения (выражает действие, в пределах к-рого совершается другое действие, иапр. келгижемче маиаар сен 'подожди до того, как приду’), сопроводит. деепричастие (выражает действие, происходящее параллельно с другим действием, напр. ажылдавышаан, еереннр 'работая, учиться’). Синтаксис характеризуется наличием пережиточного типа именного сказуемого (мен билир кижи мен 'я знаю’). В лексике значителен пласт заимствований из монг. яз. Лит. Т. я. сложился в 30—50-х гг. 20 в. Письменность с 1930 на основе латиницы, с 1941 на основе рус. графики.
* Катанов Н. Ф., Опыт исследования урянхайского языка, Каз., 1903; Исхаков Ф. Г.. П а л ь м б а х А. А., Грамматика тув. языка, М., 1961; С ат Ш. Ч.,Тув. язык, в кн.; Языки народов СССР. т. 2, М., 1966.
Тув.-рус. словарь, под ред. Э. Р. Тенише-ва, М., 1968; Рус.-тув. словарь, М., 1980.
Ш. Ч. Cam. ТУКАНО ЯЗЫКЙ (у:тар. — бетойя языки) — группа индейских языков Юж. Америки. Распространены в Колумбии н прилегающих р-нах Эквадора, Перу, Бразилии и, возможно, Венесуэлы. Общее число говорящих 42 тыс. чел. Предполагается родство Т. я. с тупи-гуарани языками. Дж. X. Гринберг объединил Т. я. вместе с языками катукина, тнку-на, муниче, пуинаве и нек-рыми др. в группу макротукано андо-экваториальных языков. Т. я. подразделяются иа 3 подгруппы: 1) восточную (сев. ветвь — тукано, гуанано, пнратапуйо; центр, ветвь — бара, туюка, папива, десано, сн-риано, татуйо, карапано; юж. ветвь — макуна, барасано); 2) западную (сев. ветвь — коррегуахе, сиона, макагуахе, секойя, ангутеро, тетете; юж. ветвь — орехон); 3) промежуточную — язык ку-бео. Число говорящих (1972, оценка) на барасано ок. 215 чел., кубео — 1500 чел., десано — 800, гуанано — 800, тукано — 1500, сиона — 150, пнратапуйо — 600, сириано — 200, туюка — 500, папива — 20 чел. Для р-на распространения Т. я. вследствие бытующей здесь экзогамия характерно массовое многоязычие: обычно взрослый знает ок. 5—6 языков, нередко знание 10 и более языков. Наибольшее распространение имеет тукано, используемый в качестве языка межплеменного общения.
Т. я. характеризуются относительно бедным консонантизмом. Смычные представлены звонкими (b, d, g) н глухими (р, t, к). Имеются также спиранты (s, h) и сонорные (г/1, w, у). Носовые согласные обычно являются вариантами ртовых, возникающими в результате соседства с назализов. гласными: b>m, d/r>n, g>0, y>n, w>w, h>fi. Гласные представлены шестерками ртовых (i. е, f, а, и, о) и назализованных (i, ё, I, а, 0, б). Ударение характеризуется высоким тоном. Структура слога (C)V. Соответственно отсутствуют сочетания согласных, в то время как скопления гласных нередки, ср. барасано koeabi 'он моет’, hioabi 'он поливает'. Слово может содержать до 10 слогов, ср. кубео yo-va-i-ki-va-i-yo-a-ha-li 'девять'. Морфемные границы совпадают со слоговыми. Именной корень обычно двусложен, глагольный — одно- и двусложен.
Морфологич. строй агглютинативный. Существительные имеют категории числа (ср. барасано wai 'рыба' — мн. ч. wai-a) и падежа. Падежные форманты поли-функциональны, ср. употребление нек-рых аффиксов в сиоиа: -bi — duis-bi daihi 'Лун приходит’ (обозначение субъекта), zu’ubo-bi sukide kw ebi 'Он срубил дерево топором’ (обозначение инструмента), wf’e-bi etini sal’i 'Я вышел из дома и ушел’ (в функции аблатива): -de — wa'ti-de gl'tdwi ’Я точил мачете’ (обозначение объекта), wl’e-de ba’ihi 'Он в доме’ (в функции локатива) и др.; -ni — wekl-ni ?ani hu'lf ’Я увидел тапира и застрелил его’(обозначение объекта), -па — кё U’wl-na he’ehi 'Он переплывает на другой берег’ (обозначение цели). Имеются послелоги: тукано kl me’ra 'с ннм', снона ml'I nakoni 'с тобой'.
Глагол имеет категории лица (1-е, 2-е, 3-е л.), числа (ед., мн. ч.), времени (наст., прош., буд. вр.), наклонения (индикатив, императив, иитеррогатив), залога (актив, рефлексив, каузатив). Все глагольные категории выражаются с помощью суффиксов, ср. кубео o-ylbu 'я плачу' — о-Ы 'он плачет' н т. п., секойя huhu-hi 'он поет’ — hiihu-ko 'она поет' и т. п., кубео a-ylbu 'я говорю’ — a-vi 'я сказал’, десано nii'iini-ni 'кусать, жалить’ — пй’ iini-ra 'быть укушенным, ужаленным’ и т. д. Выделяются также суффиксы с разл. модальными, временными и локативными значениями, ср. десано -di 'утвердительность', -Ьо 'дубитатнв', -di 'здесь', -din 'там', -pi 'на земле', -daha ‘снова’, -pade ‘еще, пока’, -dugii ‘после’, -kl ‘когда, если’. Суффиксально выражается и вопрос: десано mahsi-ku — ri ‘знаешь ли?’, ahsiidia — ri ‘хочешь лн ты купить?'.
Среди именных словообразоват. суффиксов отмечаются диминутивы, суффиксы, обозначающие вместилище, н др.
Порядок слов в простом предложении SOV, ср. снона antonio-bi ha'ode geohi ya’i-bi ‘Антонио лист связывает лозой'. Глагол прн этом согласуется с именем субъекта. Постглагольную позицию обычно занимают логически выделенные члены предложения. Определение обычно предшествует определяемому н с ним не согласуется: тукано pajiro акого ‘большой дождь', o’aki wi'L ‘церковь’ (букв. — бог дом), ape nimi ‘другой день’, сиона se-se wd’i ‘кабанье мясо’, yi Ч ha'yf ‘мой брат'.
Т. я. изучены недостаточно. Долгое время сведения о инх были весьма отрывоч-
ны: списки слов, парадигмы и т. п. Это отражалось и на классификации Т. я.: так, впервые объединивший эти языки в генетич, группировку Д. Г. Брннтон (1891) включал их в группу бетоя, относящуюся к чибчанским языкам. Ранние классификации содержали большое кол-во названий, не подкрепленных лингвистич. материалом.
В 50-х гг. 20 в. были впервые исследованы и описаны отд. фрагменты фонетики и морфологии нек-рых Т. я.
В 70-х гг. осуществлена попытка реконструкции пратуканской фонетики н словаря (Н. Э, Уолц, А. Уилер).
• Beuc h at Н.. Rivet Р., La famille Betoya ou Tucano, MSLP. 1911, t. 17, fasc. 2; Wheeler A. L., Grammar of the Siona language, Colombia, South America, Berk., 1970: Waltz N. E.. W h e e 1 e r A.. Proto Tucanoan. в сб.: Comparative studies in Amerindian languages. The Hague, 1972; Estudios tucanos, 2 ed., t. 1 — 3, [Bogota]. 1979 (Serie Sintactica); West B., Gramatica popular del Tucano. Bogota, 1980. M. E. Алексеев. ТУНГУСО-МАНЬЧЖУРСКИЕ ЯЗЫКЙ (тунгусские, маньчжуро-тунгусские языки) — группа близкородственных языков Сибири и Д. Востока, к-рые, по мнению ряда исследователей, входят в алтайскую языковую семью (см. Алтайские языки). Имеется и концепция, не признающая алт. родства н объясняющая все сходства между Т.-м. я. н др. членами этой семьи взаимовлияниями первоначально неродств. языков.
Т.-м. я. распространены в Ср. и Вост. Сибири (значит, часть таежной зоны), на побережье Охотского м., в Приамурье (СССР); кроме того, они представлены в КНР (Сев.-Вост. Китай, Синьцзян-Уйгурский авт. p-и) и МНР (р-н Барги). Число говорящих на Т.-м. я. в пределах СССР 58 тыс. чел. (1979, перепись). В течение последних столетий ареал этих языков уменьшился в басе. р. Лены, в ряде юж. р-нов Сибири и Д. Востока н к Ю. от р. Амур, но увеличился на С.-В. Сибири. Проблема древней истории расселения тунгусо-маньчжуров окончательно не решена. Имеются гипотезы, локализующие их прародину в Приамурье или в Центр. Китае; более вероятно их пребывание в 1-м тыс., т. е. в заключит, период сохранения праязыкового единства, на терр. зап. Прибайкалья и, по-видимому, ряда соседних регионов.
Сравнит, близость Т.-м. я. н высокая степень их диал. раздробленности (при наличии переходных диалектов) затрудняют как выделение самостоят. языков, так н их классификацию. В сов. науч, лит-ре принято выделять И Т.-м. я., однако фактически отчетливо противопоставлены лишь 5: эвенкийский (с солон-ским и негидальским), эвенский, удэ(ге)й-скйй (с орочеким), нанайский (с ульч-ским и орокским), маньчжурский (с чжурчжэньским). Принято также подразделение Т.-м. я. на 3 ветви: сибирскую, иначе северную, или эвенкийскую (эвенкийский и эвенский), амурскую, или нанийскую (удэгейский и нанайский), и южную, илн маньчжурскую. Имеются н др. варианты классификации.
Для пратунгусо-маньчж. состояния реконструируются (И. Бенцниг) 16—18 согласных фонем (р, b, t, d, k, g, ё, 3, s, x, tn, n, ?ri, r), 1, r, j, ?w), симметричная система гласных (долгие и краткие а, а, i, i, о, 6, и, й) и ряд дифтонгов (в основном типов IV и Vi). Системы фонем совр. Т.-м. я. в целом достаточно сходны с этой реконструкцией и между собой; из явлений вторичного характера наиболее типичны утрата лабналнзов. гласных
переднего ряда (в большинстве языков); развитие в h-образный звук или исчезновение анлаутных *х (эвенкийский, эвенский, удэгейский, маньчжурский), *р (эвенкийский, эвенский, удэгейский), *s (эвенкийские диалекты, эвенский); появление вторичных долгих гласных и дифтонгов как результат утраты интервокальных *g (удэгейский, нанайский, маньчжурский), *Ь (удэгейский, нанайский), *г (удэгейский) и нек-рых др. согласных; возникновение назализов. гласных в ауслауте из сочетаний гласного с *-п (солонский, нанайский, орочекий); существ, преобразования мн. сочетаний согласных. В Т.-м. я. действует гармония гласных по ряду, частично и по лабиализации, ср. эвенкийское ana-ja-ra 'толкают', ата-Зй-га ‘приходят’, sorjo-jo-ro ‘плачут’ (роль признака ряда в гармонии частично затемнена вторичными процессами слияния и изменения артикуляции гласных). Стечения согласных допустимы, как правило, лишь в середине слова. Ударение (силовое в эвенкийском и эвенском, музыкальное в нанайском и удэгейском) тяготеет в большинстве языков к концу слова, в эвенкийском и эвенском также к долгим гласным.
Для Т.-м. я. характерен суффиксально-агглютинативный морфологич. тип, определ. роль принадлежит и явлениям фузии. Черты аналитизма особенно заметны в маньчж. яз., где морфология во многом перестроена. Имени в Т.-м. я. свойственны категории числа (ед. ч. н ми. ч. на *1, *sal), падежа (общими являются номинатив с нулевым показателем, аккузатив на *Ьа, датив на *dua, директив иа ♦tiki, элатив на *gi3i, инструменталис на *3i, аблатив на *duki, локатив на *(du)la, пролатив на *(du)li; в маньчжурском часть этих окончаний утрачена, но имеется генитив]; притяжательностн (различаются лично-притяжат. и возвратно-при-тяжат. формы, а также особые формы косвенной принадлежности с суффиксом ц; в маньчжурском категория прнтяжа-тельности утрачена). Структура глагола во всех Т.-м. я. достаточно единообразна, однако кол-во, способ образования и употребление периферийных форм времен и наклонений заметно варьирует по диалектам и языкам. Характерно широкое использование причастий в функции предиката. Посредством суффиксов образуются формы совершаемостей (видовой направленности) — около 15 пз них имеют общетунгусо-маньчж. происхождение, а также производные глаголы с семантикой страдат., возвратного, побудит., совместного, взаимного залогов (в спряжении залоговых различий нет). Имеются инклюзивное н эксклюзивное местоимения 1-го л. мн. ч. Широко употребительны послелоги, связь к-рых с предшествующим именем часто выражена притяжат. окончанием.
Осн. средство словообразования — суффиксация; в лит. маньчж. яз. активно используется словосложение с усечением компонентов. Особенно распространены суффиксы основообразования и отыменного словообразования имен с собират., оценочными и др. значениями.
В Т.-м. я. отдается предпочтение порядку слов SOV, определение предшествует определяемому, однако этот порядок не является обязательным. Согласование прилагательного с существительным в числе н падеже наблюдается в эвенкийском и эвенском языках. Для предложения характерен номинативный строй. Прн относительно слабой развитости форм
сложноподчиненного предложения Т.-м. я. отличаются широким прнменеинем конструкций с нефиннтнымн формами глагола, функционально соответствующих придаточным предложениям др. языков.
Древнейший слой общеалт. лексики в Т.-м. я. не всегда легко отграничить от многочисленных более поздннх заимствований, особенно из монг. языков. Заметную роль в формировании лексики сыграли контакты с самодийскими языками. В эвенкийском и эвенском языках много якутских, в маньчж. яз. — кит. заимствований. Кроме того, маньчж. яз. сам оказал значит, лексич. влияние на др. Т.-м. я. Приамурья. Осн. источником заимствований для Т.-м. я., распространенных на терр. СССР, является рус. яз.
Памятники чжурчжэиьского яз., написанные т. наз. малым чжурчжэньским письмом, относятся к 12—16 вв. Обширной лнт-рой представлен маиьчж. яз. (письменность с 1599 на основе монг. алфавита, переработана и дополнена диакритикой в 1632). В кон. 20-х гг. 20 в. начата разработка письменности (на основе латинской, а с 1936 — рус. графики) и в 1931—32 начато издание лит-ры на эвенкийском, эвенском и нанайском языках. Созданная в то же время удэгейская письменность развития не получила; разрабатывается новая письменность.
Первые лнигвнетич. данные о Т.-м. я. (эвенкийском и эвенском) появились в кон. 17 в. (Н. К. Витзен). В 18 в. осуществлялся сбор словарного материала (Д. Г. Мессершмидт, С. П. Крашенинников, Я. Лниденау, Г. Ф. Миллер, И. Биллингс, П. С. Паллас и др.). Значит. роль в становлении тунгусо-маньч-журоведеиия сыграли исследования М. А. Кастрена (его тунгус, грамматика и словарь были изданы с рядом дополнений акад. А. А. Шифнером). 2-я лол. 19 н иач. 20 вв. отмечены серьезными успехами в исследовании маиьчж. яз. (В. П. Васильев, И. И. Захаров создатель фундаментального словаря, А. О. Ивановский, А. М. Орлов, позднее А. В. Гребенщиков, В. Котвпч, А. М. Позднёев, П. П. Шмидт), сбором материалов по Т.-м. я. Приамурья (Р. К. Маак, К. И. Максимович, Л. И. Шренк, позднее С. Леоитовнч, Шмидт, Л. Я. Штернберг и др.) н эвеи. яз. (В. Г. Богораз), фнлологич. обработкой чжур-чжэньскнх памятников (В. Грубе). Школа тупгусо-маньчжуроведения сложилась в Ленинграде; ее представителями собраны и обработаны материалы по всем Т.-м. я. СССР — эвенкийскому (А. Ф. Бойцова, Г. М. Василевич, В. А. Горцевская, В. Д. Колесникова, О. А. Константинова, Е. П. Лебедева, А. Н. Мыреева, А. В. Романова), эвенскому (В. Д. Лебедев, К. А. Новикова, Л. Д. Ришес, В. И. Цинциус), нанайскому (В. А. Аврорин, Н. Б. Киле, С. Н. Онеико, Т. И. Петрова, Л. И. Сем, О. П. Суник), не-гндальскому (Колесникова, Константинова, Е. М. Мыльникова, Цинциус), удэгейскому (И. В. Кормушин, Суник, Е. Р. Шнейдер), орочекому (Аврорин, Лебедева, Цинциус), ульмскому (Петрова, Суник), орокскому (Новикова, Петрова, Сем), издан 2-томный <Сравнительный словарь» Т.-м. я., в ряде обобщающих работ исследованы в сопоставит, и сравнит.-ист. плане фонетика, морфология, синтаксис, лексика этих языков (Суник, Цннцнус и др.). Изучение Т.-м. я., преим. в нет. плане, ведется также в ФРГ, Японии, США, Австрии (Бенцниг,
ТУНГУСО 523
Г. Дёрфер, Ё. Икегамн, К. Г. Менгес, Н. Н. Поппе, И. Футакн, Д. Синор, К. Ямамото и др.).
• С у и и к О. П.. Очерки по синтаксису тунгусо-маньчж. языков. Л., 1947; его же, Глагол в тунгусо-маньчж. языках, М,— Л., 1962; его же. Существительное в тунгусо-маньчж. языках, Л., 1982; Ц и н ц и у с В.И., Сравнит, фонетика тунгусо-маньчж. языков, Л., 1949; Гор цене к ая В. А., Очерк истории изучения тунгусо-маньчж, языков. Л.. 1959; Языки народов СССР, т. 5, Л., 1968; Сравнит, словарь тунгусо-маньчж. языков, отв. ред. В. И. Цинциус, т. 1—2, Л., 1975—77; Benzing J., Die tungusischen Sprachen. Versuch einer vergleichenden Gram-matik, Wiesbaden, [19561; S i n о r D., Introduction a I'etude de 1'Eurasie Centrale, Wiesbaden, 1963; Menges К. H.. Tungusen und Liao, Wiesbaden, 1968; DoerferG., Classification problems of Tungus, в кн.: Tungusica, Bd 1. Wiesbaden, 1978; см. также лит. при ст. Алтайские языки. Е. А. Хелимский. ТУНГУССКИЙ ЯЗЫК — см. Эвенкий-ский язык.
ТУПЙ — язык семьи тупи-гуараии (см. Тупи-гуарани языки). Распространен в вост. Бразилии. Число говорящих ок. 30 тыс. чел. Различаются совр. язык и его старая вариация, т. наз. тупннамбЗ, служивший в 16—17 вв. языком межплеменного общения (lingua geral) среди жителей Атлантич. побережья Бразилии, от устья Амазонки до устья Параны. Диал, членение выражено слабо. Иногда противопоставляют сев. Т. и юж. Т,, служащий переходным звеном к языку гуарани.
Система гласных Т. я. представлена 6 простыми фонемами (а, е, i, о, и, э) и 6 соответствующими назализованными. Имеется 16 согласных. Осн. модели фонологич. структуры слова CVCV, VCV, VCVC(V). Допустимы сочетания двух гласных. Ударение на последнем слоге.
В именной морфологии отмечены категория притяжательности, противопоставляющая формы органнч. и неоргаиич. принадлежности, и категория числа (ед. в мн.). Глагол имеет категории лица (выражается префиксами; возможны двухличные формы), версии, каузатива, способа действия. В синтаксисе в целом выдерживаются нормы активного строя. Лексич. состав языка относительно ограничен. Развито именное словообразование. Заимствования нз Т. отмечены в португ. яз. Бразилии. Письменность на основе лат. графики. С 16 в. известны переводы релнг. текстов, а также оригинальные поэтич. произведения.
в Lemos Barbosa A.. Curso de Tupi antigo, Rio de J., 1956; Camara). M a 11 о s o. Principios de linguistica geral, Rio de J., 1959; Fernandes A.. GramA-tica Tupi. historica. comparada e expositiva, 2 ed., Rio de J., 1960; Edelweiss F. G., Estudos Tupis e Tupi-Guaranis, Rio de J., 1969.	Г. А. Климов.
ТУПЙ-ГУАРАНЙ ЯЗЫКЙ — одна из наиболее крупных семей индейских языков Юж. Америки, Насчитывается св. 50 языков, к-рые распространены в Бразилии, Парагвае и Боливии. Общее число говорящих (с учетом двуязычных парагвайцев) св. 3,8 млн. чел. Семья Т.-г. я. распадается на 7 осн. групп: собственно тупи-гуарани, куда, в частности, входят близкородств. языки тупи и гуарани, нспанизированный вариант к-рого в Парагвае имеет заметные структурные отличия, юруна, арнкем, тупари, рамарама, монде и пурубора. Генетич. связи с др. индейскими языками остаются неясными, предполагается родство с аравакскими языками и языками тукано (см. Тукано языки) Юж. Америки. Дж. X. Гринберг
относит их вместе с аравакскими языками к экваториальной группе андо-экваториальной филин.
Фонологич. система Т.-г. я. относится к т. наз. атлантич. типу: при развитом вокализме (12—14 фонем с оппозицией простых гласных соответствующим назализованным) ограниченный консонантизм (12—19 согласных с большой долей сонорных). Позиционное варьирование фонем весьма значительно. Имеются морфонология. чередования (t/г, va/a и др.). Сочетания согласных очень редки и отмечаются гл. обр. в исп. и португ. заимствованиях. Преобладают фонологич. структуры основ типа CVCV, CVC, CV. В пределах слова широко распространена назальная гармония. Ударение силовое, приходится на последний слог.
Т.-г. я. характеризуются агглютинативной морфологией (префиксация развита больше, чем суффиксация). В плайе содержат. типологии относятся к языкам активного строя. Субстаитивы делятся на скрытые, т. е. формально не выраженные классы активных (одушевленных) и инактивных (неодушевленных). Именное словоизменение ограниченно. При отсутствии падежной парадигмы имеются категория притяжательности, различающая формы органич. н неоргаиич. принадлежности, а также послелоги локативной семантики. В гуарани и тупи употребительны формы мн. ч. Средн глаголов выделяют активные, обладающие полной парадигмой спряжения, и стативные. Различаются морфологич. категории лица (противопоставлены 2 серии личных показателей; в ряде языков возможны двухличные словоформы активного глагола), версии (центробежной и нецентробежной), каузатива (с префиксальным выражением), способа действия (с суффиксальным выражением).
Именное словообразование преобладает над глагольным (распространена префиксальная деривация имен со значением агента и места, суффиксальная деривация отглагольного имени). В синтаксисе осн. роль играет глагольное сказуемое, образующее активную или ннактивную конструкцию предложения. Преобладает порядок слов SOV. Именной атрибута* предшествует определяемому, а глагольный (передаваемый чистой основой стативного глагола) следует за ним. Распространена инкорпоративная связь подлежащего со стативным глаголом-сказуемым, а также дополнения с активным глаголом-сказуемым. Объем словаря в Т.-г. я. различен, наиболее богата лексика нс-панизированного гуарани, содержащая множество испанизмов.
Наиболее ранние письм. памятники относятся к нач. 17 в. (первый обширный текст на гуарани — 1607, графика на лат. основе). Есть письменность на основе лат. графики также на языке тупи. К сер. 20 в. относятся попытки создания письменностей для нескольких более мелких языков Бразилии (напр., для мундуру-ку), не имевшие существ, успеха.
История изучения Т.-г. я. начинается с 16 в., когда европ. наука впервые познакомилась с языками тупи и гуарани. Грамматич. очерки этих языков 17—18 вв. (иапр., работы А. Монтоя) в духе филос. грамматики представляют лишь нет. интерес. В 19 в. структура Т.-г. я. описывалась преим. в терминах чуждого им номинативного строя. С сер. 20 в. обозначилось стремление к адекватной характеристике более широкого круга языков, однако сведения по целому ряду языков до сих пор ограничиваются краткими списками слов. Лучше других изучены
524 ТУНГУССКИЙ
языки тупи, гуарани, мекеис, сирионо, кокама, кама юра.
* Handbook of South American Indians, v. 3, Wash., 1948 (Smithsonian Institution. Bureau of American Ethnology, Bull. 143); Rodrigues A. D., Classification of Tupi-Guarani, UAL, 1958, v. 24, №3; Firestone H, L., Description and classification of Siriono, The Hague, 1965; Gregores E., Suarez J. A, A description of colloquial Guarani, The Hague — P., 1967.
_	_	,	Г. А. Климов.
ТУРЕЦКИЙ язйк — один из тюркских языков. Распространен в Турции, а также в Румынии, СССР, Иране, Ираке, Сирии, Греции, Югославии, Болгарии, на о. Кипр и в нек-рых др. странах. Общее число говорящих 45 млн. чел., в т. ч. в Турции — 42,2 млн. чел., в СССР — 78,5 тыс. чел. Является офиц. языком Турецкой Республики н Республики Кипр (наряду с греч. яз.). В диал. отношении в Турции вычленяется зона на В. и особенно на С.-В. Анатолии, обнаруживающая черты сходства с азербайджанским языком. Говоры остальной части Анатолии и вост. Фракии, а также тур. диалекты в др. странах различаются незначительно.
Особенности Т. я. в области фонетики: j- в анлауте и -j- в иилауте, соответствующие 3-/d-/d'-H-d-/-z-/-r- др. тюрк, языков; различие в анлауте глухих и звонких р—b, t—d, k—g; щелинный губной v в ряде слов на месте смычного b и глагол ol- ‘быть’, ‘становиться’ вместо обще-тюрк. bol-. В морфологии: причастие на -пп?..., функционально соответствующее причастию на' -gan... кыпчакских и ряда др. тюрк, языков; древиее имя действия на -dik...; наст. вр. данного момента на -уог и т. д.
Лнт. Т. я. в совр. его виде складывается с сер. 19 в., когда лит. язык средневековья — ст.-турецкий, или ст.-османский, насыщенный большим кол-вом ара-бо-перс. элементов, после бурж.-демократия. преобразований в Турции сближается с общенар. разг, языком. Памятники ст.-тур. яз., выполненные араб, графикой (см. Арабское письмо), первоначально с заметным влиянием вост.-порк. караханидско-уйгур. лнт. языка, фиксируются с 13 в. Совр. письменность на основе лат. алфавита с 1928.
* Гордлевский В. А.. Грамматика тур. языка, И., 1928; Дмитриев Н. К., Строй тур. языка. Л., 1939; его же. Тур. язык, М., 1960; Кононов А. Н., Грамматика совр. тур. лит. языка. М.— Л.. 1956; его ж е. Очерк истории изучения тур. языка, Л., 1976; Гузев В. Г., Ст..осман, язык, М.. 1979: Deny J.. Grammaire de la langue turque (dialecte osmanli), P., 1921; C a t e-r о g 1 u A.. Tiirk dili tarihi notlan, cilt 1 — 2, 1st., 1943—47; Em re A.C., Tiirk dilbilgisi, 1st., 1945; Dilaf ar A., Turk diline genel bir bakis, Ankara, 1964; Erg i n M., Turk dil bilgisi, 4 baski, 1st., 1972; Bangu-o g 1 u T., Tiirkcenin grameri, 1st., 1974.
Typ.-pyc. словарь, сост. Д. А. Магазаник, под ред. В. А. Гордлевского. 2 изд., 1945; Рус.-тур. словарь,_ М.. 1972; рус. словарь, М„ 1977; Turkpe sozliik, uazir-lanan M. A. Agakay. 6 baski, Ankara. 1974; Yeni yazim kilavuzu. 9 baski, Ankara, 1977; Yeni tarama sozlugii, Ankara, 1983.
м ,И. В. Кормушин. туркменский ЯЗЫК—один из тюркских языков. Распространен в Туркм. ССР, частично в Узб. ССР (Каракалп. АССР), Тадж. ССР, Казах. ССР н Ставропольском крае РСФСР (св. 2 млн. чел., 1979, перепись), а также в Иране (ок. 700 тыс. чел.), Афганистане (ок. 350 тыс. чел.), Турции (ок. 120 тыс. чел.), Ираке (ок. 200 тыс. чел.). Общее число говорящих ок. 3,8 млн. чел. Осн. диалекты; текинский, йомудский, эрса-рииский, салырский, сарыкскнй, човдур-
М. Тур,-bazjr-
ский и ряд более мелких. Диалект ставропольских туркмен называют трухмен-скнм яз.
Т. я. сформировался на базе зап. племенных языков огузов, но в процессе развития приобрел нек-рые черты, свойственные тюрк, языкам кыпчак, группы. Спе-цнфнч. особенности Т. я.: наличие первичных долгих гласных, наличие межзубных С н ? (вместо «с» и «з» в др. тюрк, языках), развитая гармония губных гласных; наличие варианта отрицат. формы аффикса буд. неопредел, времени с конечным -р (помимо общей с др. тюрк, языками формы на -маз/-мез) и др.
Старый лнт. Т. я. был преим. языком поэзии. Совр. лнт. Т. я. сформировался после Окт. революции 1917 в результате консолидации туркм. диалектов на базе текнн. диалекта. До 1928 Т. я. использовал араб, алфавит, позднее — латиницу, с 1940 — письменность на основе рус. графики.
* Баскаков Н. Л., К истории изучения туркм. языка, Аш., 1965; Грамматика туркм. языка, ч. 1. Фонетика и морфология, Аш., 1970; П о ц е л у е в с к и й А. П., Избр. труды, Аш., 1975; Туркмен дилиниц диалект-лериниц очерки. Ашгабат. 1970;Туркмен дилинии грамматикасы. Белум 2. Соз дузуминиц не йенекей сезлемнц синтаксиси, Ашгабат, 1977; Байлыев X., Сайланан ишлер, Ашгабат, 1981.
Рус.-туркм. словарь, М., 1956; Туркм.-рус. словарь, И., 1968; Большой рус.-туркм. словарь. т. 1 — 2. М., 1986—87; Туркмен дилиниц сезлуги.,Ашгабат, 1962. Е. А. Поцелуевский. ТЮРКИ — общее название региональных литературных тюркских языков 17—19 вв.: среднеазиатского, восточноогузского, поволжского и северокавказского.
Среднеазиатский Т. представляет собой более позднюю разновидность чагатайского языка. Диалектная его основа — карлукско-уйгурскне диалекты. Вместе с тем он вобрал в себя разнодна-лектные формы, обусловленные региональным варьированием и интенсивным контактированием с тюрк, языками др. групп. Тюркско-иран. двуязычие в Самарканде и Бухаре, а также в туркм. владениях, пограничных с Ираном, широкое распространение арабского в качестве языка религии и науки, воздействие перс, лит. традиции, школьное преподавание араб, и перс, языков способствовали обогащению среднеазиат. Т. араб, и перс, заимствованиями. На этом языке, наряду с релнг.-мистическими, широкое распространение имели нст.-повест-воват. жанры, а также разл. жанры светской лит-ры; сохранились деловые документы и нет. акты. Благодаря наддиалектному характеру среднеазиат. Т. сочинения на нем были широко читаемы тюркоязычнымн народами, населяющими терр. от прол. Босфор и р. Днепр до р. Иртыш и Индии.
Вост.-огуз. Т. складывается в 16 в., его характеризует явное преобладание огуз. черт в фонетике и морфологии прн все еще значит, влиянии чагатайского яз. и ср.-азиат. Т. На этом языке существуют историко-повествоват. сочинения, эпич. и лирнч. поэзия.
В основу поволжского Т. был положен золотоордынскнй Т. Его диал. основа — кыпчакские (тат., ас 18 в. и башк.) диалекты. Поволж. Т. на разных этапах своего развития подвергался сильному влиянию чагатайского яз. и ср.-азнат. Т. В поволж. Т., наряду с арабизмами и фарсизмами, со 2-й пол. 18 — нач. 19 вв. вошли также русизмы и слова европ. происхождения. На нем существовала обширная религ.-мистич. лит-ра; сохранились ист.-повествоват. сочинения, грамматич. трактаты ранних тюркологов и
учебные пособия, рукописные, а затем и печатные словари 17—18 вв.; жанры худож. лит-ры были мало распространены — в осн. эпич. и лирич. поэзия 17—19 вв.
Северокавказский Т. — кннжно-письм. язык с кыпчакской (ст.-кумыкской) диал. основой и регулярным отражением ряда ст.-азербайджанскнх фонетич., грамматич. и лексич. черт. Он являлся региональным письм. языком офиц. делопроизводства и общения на Сев.-Вост. Кавказе (особенно в Дагестане, Чечне), обслуживая не только тюркоязычные народы, но также носителей ряда кавказских (иберийско-кавказских) языков — андийцев, частично даргинцев, чеченцев, кабардинцев, ингушей; на нем представлены памятники эпистолярного жанра и поэтич. сочинения.
Все лнт. Т. пользовались араб, графикой, мало приспособленной к своеобразию тюрк, фонетики, но допускающей фонационное варьирование в части огласовки согласных.
В базисных морфологич. системах ср.-азнатского, вост.-огузского и поволжского Т., исторически оказывавших влияние на формирование совр. тюрк. лит. языков, могут быть вычленены соответственно «староузбекские», «старотуркменские» и «старотатарские» элементы. На этом основании в Узбекистане первый называют «староузбекским» языком, второй в Туркмении — «старотуркменскнм», третий в Татарин — «старотатарскнм» языком.
* Мелиоравский П., Тур. наречия и лнт-ры, в кн.: Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А., Энциклопедич. словарь, т. 34, СПб, 1902; Самойлович А. Н., К истории лит. среднеаэиат.-тур. языка, в сб.; Мир-Али-Шир, Л., 1928; Коионов А. Н., «Родословная туркмен». Соч. Абу-л-Гази хана Хивинского, М,— Л., 1958; Иванов С. Н., Родословное древо тюрок Абу-л-Гази-хана. Грамматич. очерк, Таш., 1969; Наджип Э. Н.,О ср.-век. лит. традициях и смешанных письм. тюрк, языках, «Сов. тюркология», 1970, Х6 1; Мухамед о-в а 3. Б., Исследования по истории туркм. языка XI—XIV вв., Аш., 1973; Т у м а ш е-в а Д. Г., У с м а н о в М. А., X и с а м о-в а Ф. М., Об особенностях развития ст.-тат. деловой письменности, «Сов. тюркология», 1977, № 3; Теиишев Э. Р., Языки др.-и ср.-тюрк, письм. памятников в функциональном аспекте, ВЯ, 1979, Л6 2; О р а-з аев Г. М., Лиигвогеографич. характеристика тюркоязычиых документов из архива Кизлярского коменданта, в кн.: III конференция молодых ученых [ДагФАН СССР). (Тезисы докладов), Махачкала, 1980; X ы-дыров М. Н., Туркмен дилиниц тары-хындан материаллар, Ашгабат, 1962; А б д у-рахмонов Г., Ш у к у р о в Ш., Узбек тилинннг тарихий грамматикаси, Тошкент, 1973; Матгозиев А., XIX аср узбек тилинннг морфологияси, Тошкент, 1977.
Г. Ф. Благова, Э. Н. Наджип. ТЮРКОЛОГИЯ — комплекс гуманитарных дисциплин, изучающих языки, историю, литературу, фольклор, культуру народов, говорящих на тюркских языках. Первоначально Т. развивалась преим. как филология. дисциплина; лннг-внетич. Т. как самостоятельная область начала формироваться во 2-й пол. 19 в. Важными источниками для изучения истории тюрк, языков, создания их классификации стали орхоно-еннсейские надписи (см. Ор хоно-енисейских надписей язык), др.-уйгурские памятники, сочинения ср.-век. арабоязычных, персоязычных и тюркоязычных авторов. Особое значение имеет свод ср.-век. сведений о тюрк, племенах и их языках «Дивани лугат ат-тюрк», созданный в 11 в. Махмудом Кашгарн.
Зап. Европа непосредственно познакомилась с тюрками в 11—13 вв., во время
борьбы Византии и крестоносцев против тюрок-сельджуков; интерес к ним возрос после захвата турками-османами Константинополя (1453) и угрозы дальнейшего их вторжения в Европу. К 14—17 вв. относятся описания Турции, сделанные возвратившимися нз тур. плена европейцами, а также путешественниками и послами: венецианцем Марко Поло, русским Афанасием Никитиным, саксонцем Адамом Олеарием и др. В кон. 16 в., а также в 17—18 вв. изучение Осман, империи являлось гл. направлением Т. в зап. востоковедении и преследовало преим. практич. полнтич. цели: одним из первых объектов изучения в Европе (вплоть до 2-й пол. 19 в. он практически был единственным) стал турецкий язык-, в Стамбуле, Венеции, Париже, Вене и др. городах организуются школы переводчиков, издаются грамматики и словари тур. языка: в 1533 появилось первое рукописное пособие флорентийца Филиппо Арджен-ти, в 1612 — первая печатная грамматика И. Мегнзера. Эти и ряд др. трудов по турецкому (осман.) яз., особенно тур. грамматика и словарь Франциска Ме-нннского (1680; грамматика переработана под ред. А. Ф. Коллара и переиздана в трех томах в Вене в 1756, словарь переработан и переиздан там же в 1780), подготовили почву для науч, изучения тюрк, языков в Зап. Европе и России. Начиная с 18 в, особенно успешно развивалась османистика во Франции (Ж. Б. Д. Голь-дерман, А. Паве де Куртей н др.); изучением тур. яз. занимались также Л. Бонелли, Э. Россн и др. в Италии, И. Гаммер-Пургшталь в Австрии, А. Л. Дейвиде, Дж. У. Редхауз и др. в Великобритании, Т. Ценкер, В. Банг н др. в Германии (где в 1887 был учрежден в Берлине Семинар вост, языков), А. Пайн, А. Котула и др. в Румынии. Лишь со 2-й пол. 19 в. зап.-европ. ученые обращают внимание на др. тюрк, языки: чувашский, казанско-татарский, кумыкский (3. Гом-боц, Б. Мункачи, В. Прёле и др. в Венгрии), уйгурский (Г. Ракетт, затем Г. Яр-ринг в Швеции); проблемы Т. разрабатывали в связи с урало-алтайским яз-зна-ннем М. А. Кастрен, Г. Й. Рамстедт, А. М. О. Рясянен в Финляндии. В Данни В. Томсен в 1893 нашел ключ к чтению др.-тюрк. руннч. надписей.
Ранние контакты вост, славян с тюрк, племенами, возникшие еще до образования в 9 в. Киевской Руси, обусловили практич. знание ими тюрк, языков, к-рое особенно укрепилось во время монголо-тат. нашествия в 13—15 вв. и поддерживалось необходимостью сношений с Золотой Ордой. Появились офиц. переводчики-толмачи с тур., казанско-тат. и крымскотат. языков (кон. 15 — нач. 16 вв.), тюрк, слова толковались в числе др. иноязычных слов в азбуковниках. Все это обусловило интерес к истории, этнографии, языкам тюрков и способствовало зарождению науч. Т. в России. При Петре I началось планомерное изучение Сибири, в т. ч. собирание материалов тюрк, языков, к-рое после создания в 1725 Петерб. АН приобрело систематич. характер. Значит, роль сыграли организованные Петерб. АН в 18 в. экспедиции с целью изучения Сибири, Поволжья, Кавказа, Ср. Азии, особенно Вторая академия. экспедиция 1769—74. «Сравнительный словарь всех языков и наречий...» (т. 1—4, 1790—91) включал слова из 279 языков, в т. ч. лексич. материал нз 19 тюрк, языков и диалектов. Словарь
ТЮРКОЛОГИЯ 525
вобрал в себя материалы из многочисл. рукописных словарей (напр., <Русско-татарский словарь» С. Хальфнна, 1785; «Словарь Дамаскина», 1785; анонимный рукописный «Словарь языка чувашского», включавший ок. 30 тыс. слов, 1785, и др.). Со 2-й пол. 18 в. появились средние учебные заведения, в к-рых преподавался тат. яз. (Казань, Астрахань, Москва, Омск, Тобольск). «Азбука и грамматика татарского языка...» Ибрагима Хальфина (1809) была наряду с <Грамматикой татарского языка...» И. И. Ги-ганова (1801) одним из первых учебных пособий подобного рода в России; в течение 19 в. был описан грамматич. строй (преим. морфология) чуваш., тат., тур., азерб., кумык., узб., алт., казах., тув., тофаларского языков, язык ряда памятников.
Постепенное вовлечение в круг интересов исследователей все большего кол-ва языков н углубление самих исследований сделало Т. к сер. 19 в. самостоятельной областью, включило ее в сферу развития языкознания в целом, особенно в сравнит.-ист. плане. Заметную роль в развитии Т. в 19 в. сыграла деятельность ученых, преподававших в духовных учебных заведениях (Н. И. Ильминскнй, Г. С. Саблуков, Е. А. Малов), а также в православных духовных миссиях. Значит. явлением в развитии Т. был труд О. Бётлипгка «О языке якутов» (опубл, на ием. яз. под назв. «Uber die Sprache der Jakuten», 1851) и «Грамматика алтайского языка» Ильминского, В. И. Вербицкого, М. А. Невского (Макария) (1869).
В 60-х гг. 19 в. началась науч, деятельность В. В. Радлова, с именем к-рого связан принципиально новый этап в развитии отечественной и мировой Т. В это время в орбиту науч, исследований были ие только вовлечены все живые и мертвые тюрк, языки, но началось их планомерное сравнит, изучение, в т. ч. изучение древне- и ср.-тюрк, памятников письменности, предпринято было составление об-щетюрк. словарей и т. д. В 1859—71 Радлов занимался изучением языков, фольклора, этнографии, археологии народов Алтая и Зап. Сибири; в 1866 вышел 1-й том серии «Образцы народной литературы северных тюркских племен»; в 1882— 1883 опубл, на нем. яз. «Сравнительная грамматика северных тюркских языков, ч. 1. Фонетика». С 1859 ученый работал над фундаментальным трудом «Опыт словаря тюркских наречий», включившим лексику всех известных науке того времени тюрк, языков и диалектов (в. 1 вышел в 1888, издание окончено в 1911, 24 выпуска объединены в 4 тома). Большов вклад сделан Радловым в исследование памятников др.-тюрк. письменности: он издал в 1894—95, 1897, 1899 серию «Древнетюркские надписи из Монголии», где содержатся тексты памятников. их перевод, словарь н грамматич. очерк. В истории изучения др.-тюрк. памятников особое место занимают и труды ученика Радлова П. М. Мелноранского, к-рый в отличие от воспринявших об-щефилологич. традиции Радлова тюркологов С. Е. Малова, А. Н. Самойловича, Н. Ф. Катанова был представителем чисто лингвистич. направления Т. В 19 — нач. 20 вв. в развитии Т. начинают участвовать отд. ученые — представители тюркоязычных народов (Ч. Ч. Валиханов, Каюм Насыри, М. Ф. Ахундов, И. Алтын-сарин, Катанов, А.-К. Бакнханов и др.).
526 ТЮРКОЛОГИЯ
История науч. Т. в России тесно связана с центрами преподавания тюрк, языков; в нач. 19 в. они изучались в Петерб. н Казан, ун-тах. Кафедру тур.-тат. яз. в Казан, ун-те возглавил с 1828 А. К. Казем-Бек, автор «Грамматики турецко-татарского языка...» (1839), долгие годы определявшей развитие тюркологии. грамматич. традиции в рус. Т. Позднее кафедрой руководил ученик Казем-Бека И. Н. Березин, затем Ильминскнй, один из первых исследователей казах, яз. В Петерб. ун-те тур. яз. преподавал О. И. Сенковский, затем А. О. Мухлнн-скнй, Березин, В. Д. Смирнов, Самойлович. В 1855 в ун-те был создан факультет вост, языков (ФВЯ) и постепенно расширился круг преподаваемых тюрк, языков: с 1845 азерб. яз. вел Л. 3. Будагов, автор 2-томного «Сравнительногословаря турецко-татарских наречий» (1869—71); преподавались также чагатайский язык, казахский (Мелноранскнй, автор «Краткой грамматики казак-кнргнзекого языка», ч. 1—2, 1894—97), узбекский (Самойлович). В 1919 ФВЯ вошел в состав факультета обществ, наук 1-го Петроград, ун-та; в 1920 в Петрограде был организован Центр, ин-т живых вост, языков (с 1924 Ленингр. нн-т живых вост, языков, с 1927 Ленингр. вост, нн-т, в 1938 влившийся в Моск, пн-т востоковедения). В 1944 в ЛГУ был воссоздан вост, факультет с кафедрой тюрк, филологии. Тур. и узб. языки преподавались и в Лазаревском ин-те вост, языков в Москве (1815—1918), где кафедру тур.-тат. яз. возглавлял с 1850 Л. Э. Лазарев, автор тур. грамматики; в кон. 19 — нач. 20 вв. здесь работали Ф. Е. Корш, А. Е. Крымский, В. А. Гордлевский, внесшие значит. вклад в развитие Т. На базе Лазаревского ин-та был создан Моск, ин-т востоковедения (1921—54). В 1943 было создано вост, отделение на филология, ф-те МГУ, руководимое Н. К. Дмитриевым и в 1958 преобразованное в Ин-т стран Азии и Африки прн МГУ.
Сов. Т., отличаясь от дореволюционной новой методологич. основой, новыми задачами, в то же время сохраняет лучшие традиции отечеств, востоковедения. Большую роль в продолжении этих традиций сыграло активное участие в создании новой Т. таких ученых, как Смирнов, В. А. Богородицкий, Самойлович, С. Е. Малов, Н. И. Ашмарин, Крымский, П. А. Фа-лёв, Гордлевский, к-рые, начав свою деятельность в дореволюционной России, продолжили ее в сов. время.
В 1926 в Баку состоялся Всесоюзный тюркология, съезд, имевший важное значение для определения задач сов. Т. и ее развития. Началась интенсивная работа по языковому строительству — созданию алфавитов, соответствовавших фонетич. строю тюрк, языков, разработке терминологии и орфографии, подготовке местных языковедч. кадров. В 20-х гг. сов. учеными Н. Ф. Яковлевым, Л. И. Жирковым, Самойловичем, Б. В. Чобан-заде, Е. Д. Поливановым, А. А. Пальмбахом, А. М. Сухотиным, К. К. Юдахиным и др., принявшими участие в деятельности Всесоюзного центрального комитета нового алфавита, были разработаны науч, основы новых алфавитов н орфографий для тюрк, языков народов СССР. В этот период н позже изучались фонетика, грамматич. строй, лексика мало илн вовсе не изученных языков, создавались учебные пособия для порко-язычных школ. Значит, вклад в отечеств. Т., в т. ч. в изучение строя тюрк, языков, внесли Чобан-заде, Н. К. Дмитриев, А. П. Поцелуевский,	И. А. Батманов,
Юдахин, X. Жубанов, Н. Т. Сауранбаев, С. Аманжолов, В. Г. Егоров, Б. М. Юну-салиев, Л. Н. Харитонов, А. К. Боровков, А. П. Дульзон, Дж. Г. Киекбаев, В. В. Решетов, Е. И. Убрятова, М. Ш. Ширалнев, Э. Р. Тенишев, А. М. Щербак, Н. А. Баскаков, А. Н. Кононов и др.
С 40-х гг. наряду с изучением совр. тюрк, языков и их диалектов начинается изучение нет. и сравнит.-ист. фонетики, грамматики, широко развиваются лексикология и лексикография, диалектография н диалектология, с 50-х гг. — лингвистич. изучение памятников тюрк, письменности. Тексты памятников, а также обобщающий труд «Памятники древнетюркской письменности» (1951) опубликовал С. Е. Малов. Изданы «Этимологический словарь тюркских языков» Э. В. Севортяна (т. 1—3, 1974—80, работа над след, томами продолжается в Ин-те яз-знания АН СССР), «Древнетюркский словарь» (1969), «Историко-сравнительный словарь тюркских языков» Э. Н. Наджипа (1979), в Ташкенте вышел «Толковый словарь языка произведений Алишера Навои» (т. 1—3, 1983—84), выпущены толковые словари совр. казах., азерб., туркм., узб., тат. языков.
Характерной особенностью сов. Т. является создание многочисл. науч, центров в республиках н областях тюркоязычных народов СССР, где работают нац. кадры ученых. Проблемы лингвистич. Т. в СССР изучаются в ИВАН СССР в Москве и в его отделении в Ленинграде, Ин-те яз-знания АН СССР, в востоковедных ин-тах и отделах АН Азербайджана, Казахстана, Киргизии, Туркменистана, Узбекистана, в Казан., Башк. и Даг. филиалах АН СССР, в спец. н.-и. ин-тах Каракалпакии, Тувы, Чувашии, Горно-Алт., Хакас, авт. областей, в Ин-те истории, филологии, философии Сиб. отд. АН СССР и в Якут, филиале этого отделения, а также в нн-тах АН Армении и Грузии. Подготовка специалистов по Т. осуществляется в Ин-те стран Азии н Африки при МГУ, на вост, факультете ЛГУ, в ун-тах Алма-Аты, Ашхабада, Баку, Казани, Нальчика, Самарканда, Ташкента, Тбилиси, Уфы, Фрунзе, Чебоксар, Якутска н в нек-рых др. учебных заведениях.
Для улучшения координации науч, исследований в области Т., а также для усиления междунар. контактов н науч, сотрудничества с тюркологами зарубежных стран в 1973 при Отделении лит-ры н языка АН СССР создан Сов. к-т тюркологов.
В ряде стран Вост. Европы Т. традиционно развивается в областях историко-филологических, реже — собственно лингвистич. штудий. В Венгрии проблемы Т. разрабатывали н разрабатывают Д. Немет, Л. Лигети, Д. Хазаи, А. Рона-Таш, Ж. Какук, Д. Кара, Э. Шютц, И. Ваша-Йн; в НРБ — Г. Гылыбов, Б. Недков, !. Тодоров н др.; в Румынии— М. Губо-глу, В. Дрымбэ; в СФРЮ — Г. Елезович, А. Шкалнч, Е. Джннджич, X. Шабано-внч; в ГДР — П. Цнме, З.и Клейнмихель и др.; в Чехословакии—Й. Блашковнч, Й. Кабрда ндр.; в Польше — А. Зайонч-ковскнй, В. Зайончковскнй, А. Дубинь-ский, Э. Трыярскнй. Тюркология, учреждения КНР сосредоточены в Пекине н Урумчи.
Осн. направления совр. Т. в Турции развиваются после 1928; в 20-х гг. в Турции широко развернулось языковое строительство, включая реформу алфавита 1928. В 1932 в Анкаре было создано Турецкое лингвистич. об-во — ТЛО (Turk Dil Kurumu), к-рое активно проводило политику замены устаревшей или
заимств. лексики тур. неологизмами, издало ряд разл. словарей, грамматик, исследований по истории и диалектологии тур. языка, а также памятников тюрк, письменности (Р. Р. Арат, Т. Бангуоглу, М. А. Агакай, Б. Аталай, А. Дильачар, О. А. Аксой, А. С. Левенд и др.). В 1983 в Анкаре создано Высшее об-во культуры, языка и истории им. Ататюрка (Ataturk Kiiltiir, Dil ve Tarih Yiiksek Kurumu), в состав к-рого вошло ТЛО. Центрами Т. в совр. Турции являются также лит. факультет Стамбульского ун-та, ин-ты Т. и исламских исследований при этом ун-те, факультет языка, истории и географии Анкарского ун-та и тюркология, ин-т при нем, Эрзурумский ун-т.
Т. представлена в Австрии, Великобритании, Данин, Италии, Франции, Финляндии, Швейцарии, ФРГ, Швеции н др. странах. А. фон Габен, Г. Дёрфер (ФРГ), А. Титце (Австрия), К. Г. Менгес (США), П. Аалто (Финляндия), Л. Базен. Ж. Л. Боке-Граммон н др. (Франция), А. Бом-бачн, Р. Факканн (Италия), Яррннг, Л. Юхансон (Швеция) занимаются как общими проблемами Т., так и историей тюрк, языков, ист. грамматикой. В США Т. зародилась в 30-х гг. 20 в., стала быстро развиваться в 50—60-х гг., гл. обр. за счет привлечения тюркологов из Европы н Турции; с их помощью поставлено преподавание тюрк, языков в Колумбийском ун-те, Гарвардском ун-те и находящемся при нем Центре средневост, исследований, ун-те в Лос-Анджелесе, ун-те штата Индиана и др. Ун-т в Инднане издает с 1960 «Uralic and Altaic series», где печатаются пособия по уральским и алтайским языкам, в т. ч. и по тюркским. Т. в Японии, имевшая давние традиции, возродилась после 2-й мировой войны. Япон. востоковеды объединяются в Ин-те культуры, основанном в 1947 с отделениями в Токио и Киото.
Осн. периоднч. издания по Т. (помимо общевостоковедч. периодики): «Советская тюркология» (Баку, 1970—). «Тюркологический сборник» (М., 1970—), «Asia Major» (L., 1949—), «Turk Dili. Belleten» (1st., 1933—), «Tiirk Dili Ara;-tirmalari yilhgi. Belleten» (Ankara, 1953—), «Tiirkiyat Mecmuasi» (1st., 1925—), «Ural-Altaische Jahrbiicher» (Wiesbaden, 1922—), «Turcica» (P., 1969—), «Journal of Turkish studies — TurklOk Bilgisi Ara?tirmalan» (Duxbury, 1977—).
* Востоковедные фонды крупнейших библиотек Сов. Союза. Статьи и сообщения. М., 1963: Л и в о т о в а О. Э.. Порту-г а л ь В. Б.. Востоковедение в изданиях АН. 1726-1917, М.. 1966: Кононов А. Н., Тюрк, филология в СССР. 1917 —1967, М.. 1968 (лит.); его же. История изучения тюрк, языков в России. М., 1972; 2 изд., Л., 1982; Азиатский музей — Ленингр. отделение ин-та востоковедения АН СССР. М., 1972; Базиянц А.П., Лазаревский институт в истории отечеств, востоковедения. М., 1973; Биобиблиография, словарь отечеств, тюркологов. М.. 1974; Мнлибанд С. Д., Биобиблиография. словарь сов. востоковедов, М., 1975; 2изд.. М.. 1977; Dugat G., Histoire des orientalistes de 1’Europe du XIIе au XIXе siecle. t. 1—2, P.. 1869—70; Benzing J., Einfiihrung in das Studium der altaischen Philologie und der Tiirkologie, Wiesbaden, 1953; Pnilologiae Turcicae fundamenta, t. 1—2, Wiesbaden. 1959—64; Sovietico-Turcica, Bdpst. 1960; Gollner C., Turcica. Die europaischen Tiirkendrucke des XVI. Jahr-hunderts. [Bdl 1-1501-1550, Buc.- B.. 1961; Handbuch der Orientalistik, Abt. 1, Bd 5—, Altaistik. 1 Abschnift — Tiirkologie, Leiden — Koln, 1963; Sinor D., Introduction a I'etude de I'Eurasie Centrale, Wiesbaden, 1963; D i 1 a c a r A.. Turk diline genel bir bakis, Ankara, 1964; Pearson J. D.. Oriental and Asian bibliography, L., 1966; M e n
g e s К. H., The Turkic languages and peoples, Wiesbaden, 1968: H a z a i Gy., Kurze Einfiihrung in das Studium der tiirkischen Sprache, Bdpst. 1978. A. H. Кононов. ТЮРКСКИЕ ЯЗЫКЙ—семья языков, на к-рых говорят многочисленные народы н народности СССР, Турции, часть населения Ирана, Афганистана, Монголии, Китая, Румынии, Болгарии, Югославии н Албании. Вопрос о генетич. отношении этих языков к алтайским языкам находится на уровне гипотезы, к-рая предполагает объединение тюркских, тунгусо-маньчжурских и монгольских языков. По мнению ряда ученых (Е. Д. Поливанов, Г. Й. Рамстедт и др.), рамки этой семьи расширяются включением кор. и япон. языков. Существует также урало-алт. гипотеза (М. А. Кастрен, О. Бётлннгк, Г. Винклер, О. Доннер, 3. Гомбоц и Др.), согласно к-рой Т. я., а также др. алт. языки составляют вместе с финно-угорскими языками урало-алт. масросемью. В алтанстнч. лит-ре типологич. сходство тюрк., монг., тунгусо-маньчж. языков иногда принимается за генетич. родство. Противоречия алт. гипотезы связаны, во-первых, с нечетким применением сравнительно-исторического метода при реконструкции алт. архетипа и, во-вторых, с отсутствием точных методов и критериев для дифференциации исконных н занмств. корней.
Формированию отд. нац. Т. я. предшествовали многочисл. и сложные миграции их носителей. В 5 в. началось движение из Азин в Прикамье гурских племен; с 5—6 вв. стали продвигаться в Ср. Азию тюрк, племена из Центр. Азии (огузы и др.); в 10—12 вв. расширился диапазон расселения древних уйгурских и огузских племен (из Центр. Азии в Вост. Туркестан, Ср. и М. Азию); происходила консолидация предков тувинцев, хакасов, горных алтайцев; в нач. 2-го тыс. кнрг. племена с Енисея переселились на нынешнюю терр. Киргизии; в 15 в. консолидировались казах, племена.
По совр. географии распространения выделяются Т. я. след, ареалов: Ср. и Юго-Вост. Азии, Юж. и Зап. Сибири, Волго-Камья, Сев. Кавказа, Закавказья и Причерноморья. В тюркологии имеется неск. классификационных схем. В. А. Богородицкий разделял Т. я. на 7 групп: северо-восточную (якут., ка-рагасский н тув. языки); хакасскую (абаканскую), в к-рую включались са-гайский, бельтирскнй, койбальскнй, ка-чинский и кызыльский говоры хакас, населения региона; алтайскую с юж. ветвью (алт. и телеутскнй языки) и сев. ветвью (диалекты т. наз. черневых татар н нек-рые др.); западно-сибирскую, куда включены все диалекты сиб. татар; поволжско-приуральскую (тат. н башк. языки); среднеазиатскую (уйгур., казах., кирг., узб., каракалп. языки); юго-западную (туркм., азерб., кумыкский, гагаузский и тур. языки). Лингвистич. критерии этой классификации не отличались достаточной полнотой и убедительностью, так же как и чисто фонетич. признаки, положенные в основу классификации В. В. Радлова, выделявшего 4 группы: восточную (языки и диалекты алт., обских, енисейских тюрок н чулымских татар, карагас., хакас., шорский н тув. языки); западную (наречия татар Зап. Сибири, кирг., казах., башк., тат. и, условно, каракалп. языки); среднеазиатскую (уйгур. и узб. языки) и ю ж н у ю (туркм., азерб., тур. языки, нек-рые южнобережные говоры крымскотат. яз.); якут. яз.
Радлов выделял особо. Ф. Е. Корш, впервые привлекший в качестве оснований для классификации морфологич. признаки, допускал, что Т. я. первоначально разделялись на сев. п юж. группы; позднее юж. группа распалась на восточную и западную. В уточненной схеме, предложенной А. Н. Самойловичем (1922), Т. я. распределены на 6 групп: р-груи-па, или булгарская (в иее включался также и чуваш, яз.): д-группа, или уйгурская, иначе северо-восточная (помимо др.-уйгурского в нее вошли тув., тофа-лар., якут., хакас, языки); тау-группа, или кыпчакская, иначе северо-западная (тат., башк., казах., кирг. языки, алт. яз. и его диалекты, карачаево-балк., кумык., крымскотат. языки); таг-лык-группа, или чагатайская, иначе юго-восточная (совр. уйгур, яз., узб. яз. без его кыпчак, диалектов); таг-лы-группа, или кыпчакско-туркменская (промежуточные говоры — хнвннско-узбекские и хн-вннско-сартские, утратившие самостоят. значение); ол-группа, иначе юго-западная, нли огузская (тур., азерб., туркм., южнобережные крымскотат. диалекты).
В дальнейшем предлагались новые схемы, в каждой из к-рых была попытка уточнить распреде 1енне языков по группам, а также включить др.-тюрк, языки. Так, напр., Рамстедт выделяет 6 осн. групп: чуваш, яз.; якут, яз.; сев. группа (по А. М. О. Рясянепу— сев.-восточная), к к-рой отнесены все Т. я. и диалекты Алтая и прилегающих р-нов; зап. группа (по Рясянепу — сев.-западная) — кирг., казах., каракалп., ногайский, кумык., карачаев., балк., караимский, тат. и башк. языки, к этой же группе отнесены и мертвые куман, н кыпчак, языки: вост, группа (по Рясянсну — юго-восточная) — новоуйгур. и узб. языки: юж. группа (по Рясянену — юго-западная) — туркм., азерб., тур. и гагауз, языки. Нек-рые вариации подобного типа схем представляет классификация, предложенная И. Беннингом и К. Г. Менгссом. В основе классификации С. Е. Малова лежит хронология, признак: все языки делятся на «старые», «новые» и «новейшие».
Принципиально отличается от предыдущих классификация Н. А. Баскакова; согласно его принципам, классификация Т. я. есть не что иное как периодизация истории развития тюрк, народов и языков во всем многообразии возникавших и распадавшихся мелких родовых объединений первобытного строя, а затем крупных племенных объединений, к-рыс, имея одно происхождение, создавали общности, различные по составу племен, а следовательно, и по составу племенных языков.
Рассмотренные классификации, при всех их недостатках, помогли выявить группы Т. я., генетически связанных наиболее близко. Обосновано особое выделение чуваш, и якут, языков. Для разработки более точной классификации необходимо расширение набора дифференциальных признаков с учетом чрезвычайно сложного диал. членения Т. я. Наиболее общепринятой схемой классификации при описании отд. Т. я. остается схема, предложенная Самойловичем.
Типологически Т. я. относятся к агглютинативным языкам. Корень (основа) слова, не будучи отягощен классными показателями (классного деления имен существительных в Т. я. нет), в им. и. может выступать в чистом виде, благодаря чему становится организующим цент-
ТЮРКСКИЕ 527
ром всей парадигмы склонения. Аксиальная структура парадигмы, т. е. такая, в основе к-рой лежит один структурный стержень, оказала влияние на характер фонетич. процессов (тенденция к сохранению четких границ между морфемами, препятствие к деформации самой оси парадигмы, к деформации основы слова и т. д.). Спутником агглютинации в Т. я. является сингармонизм.
Наличие гармонии гласных и связанное с ней противопоставление переднеязычных согласных заднеязычным, отсутствие в исконно тюрк, словах сочетаний неск. согласных в начале слова, на стыках морфем нлн в абсолютном исходе слова, особая типология слогов обусловливают относит, простоту дистрибутивных отношений фонем в Т. я.
Более последовательно проявляется в Т. я. гармония по признаку палатальности — непалатальностн, ср. тур. ev-ler-in-de ’в их домах’, карачаево-балк. бар-ай-ым ’пойду-ка' н т. п. Губной сингармонизм в разных Т. я. развит в разной степени.
Существует гипотеза о наличии для раннего общетюрк. состояния 8 гласных фонем, к-рые могли быть краткими и долгими: а, э, о, у, е, у. ы, и. Спорным является вопрос, было ли в Т. я. закрытое /е/. Характерной особенностью дальнейшего изменения др.-тюрк, вокализма является утрата долгих гласных, охватившая большинство Т. я. Они в основном сохранились в якут., туркм., халадж. языках; в др. Т. я. сохранились лишь их отд. реликты.
В тат., башк. и др.-чуваш, языках произошел переход /а/ в первых слогах мн. слов в лабиализованное, отодвинутое назад /а’/, ср. *кара 'черный', др.-тюрк., казах, кара, но тат. к&ра; *ат ’лошадь’, др.-тюрк., тур., азерб., казах, ат, но тат., башк. а’т, и т. д. Произошел также переход /а/ в лабиализованное /о/, типичный для узб. языка, ср. *баш ’голова’, узб. бош. Отмечается умлаут /а/ под влиянием /и/ след, слога в уйгур, яз. (етн 'его лошадь’ вместо аты); сохранилось краткое э в азерб. и новоуйгур. языках (ср. ♦кэл- ’приходи’, азерб. гэл'-, уйгур, кэл-), тогда как э > е в большинстве Т. я. (ср. тур. gel-, ногайское, алт., кирг. кел- и пр.). Для тат., башк., хакас, и отчасти чуваш, языков характерен переход э > и, ср. *эт ’мясо’, тат. нт. В казах., каракалп., ногайском и карачаево-балк. языках отмечается дифтонгоид-ное произношение нек-рых гласных в начале слова, в тув. и тофалар. языках — наличие фарингализов. гласных.
Консонантизм Т. я. может быть представлен в виде таблицы (см. выше).
Т. наз. огуз. языки допускают звонкие смычные в анлауте; кыпчак, языки допускают смычные в этой позиции, но глухне смычные преобладают.
В процессе изменений согласных в Т. я. звуки с более или менее сложной артикуляцией подвергались упрощению или превращались в звуки др. качества: исчезли билатеральный /л/ и межзубный /з/; велярный /к/ в ряде языков превратился в обычный среднеязычный /к/ или /х/ (ср. *кара ’черный', орхонское кара, казах., каракалп., карачаево-балк., уйгур, кара, но тур. kara, чуваш, хура). Распространены случаи озвончения согласных в интервокальной позиции (характерные для чуваш, яз. и в особенности для Т. я. Сибири), многочисл. ассимиляции согласных, особенно в аффиксах,
528 ТЮРКСКИЕ
По месту артикуляции
По характеру артикуляции		заднеязычные велярные	заднеязычные	среднеязычные	переднеязычные	губные
Смычные	Глухие Звонкие	К	к г		т д	п б
Щелевые (спиранты)	Глухие Звонкие	г		j	г', 3, з	
Аффрикаты	Глухие Звонкие				ч ДЖ	
Сонорные	Боковые Дрожащие Плавные		ц		л. -л р н	м
переход к > ч и т > ч перед гласными переднего ряда (ср. диалекты азерб., тур., уйгур, языков: чнм < кнм ‘кто’). Наблюдаемое во мн. Т. я. изменение начального й- в аффрикату также объясняется внутр, закономерностями развития Т. я. Ср. *йэр ’земля’, азерб. йэр, кирг. жер (где /ж/ обозначает звонкую аффрикату), хакас, чир, тув. чер. В др. случаях изменения звуков могут возникать под воздействием соседних неродств, языков: таковы радикальное изменение тюрк, консонантизма в якутском, а также в известной мере в чувашском, появление прндыхат. смычных в нек-рых Т. я. Кавказа н Сибири.
Категория имени во всех Т. я., кроме якутского, имеет 6 падежей. Им. п. не маркирован, род. п. оформляется показателями -ЫН/-ИН, -ыц/-иц, вин. п. — -ы/-и, ны-ни, в нек-рых языках наличествуют аффиксы род. п. и вин. п. с начальным -н, дат.-направит, п.----ка/-гэ, -а/-э,
местный п. — -та/-тэ, -да/-дэ, исходный п.----тан/-тэя, -дан/-дэн; в языках, где
развиты процессы ассимиляции, имеются варианты аффикса род. п. -тыц/-дыц, аффикса вин. п. -ты/-ды и т. п. В чуваш. яз. в результате ротацизма -з- в интервокальном положении возникли варианты исходного и местного падежей -ра и -ран; дат.-вин. п. в этом языке совмещен в одном показателе -а/-е, -на/-не.
Во всех Т. я. мн. число выражается прн помощи аффикса -лар/-лэр, за исключением чуваш, яз., где эту функцию имеет аффикс -сем. Категория принадлежности передается при помощи системы личных аффиксов, присоединяемых к основе.
В состав числительных входят лекснч. единицы для обозначения чисел первого десятка, для чисел двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, сто, тысяча; для чисел шестьдесят, семьдесят, восемьдесят и девяносто употребляются сложные слова, первая часть к-рых представляет фонетически видоизмененные названия соотв. единиц первого десятка. В нек-рых Т. я. образовалась иная система обозначения десятков по схеме «название единицы первого десятка + он ‘десять’», ср. хакас, алт-он ’шестьдесят’, якут, тертуон ’сорок’.
Указат. местоимения в Т. я. отражают 3 плана расположения предметов в пространстве: ближайший к говорящему (напр., тур. bu, чуваш, ку ’этот’), более удаленный (тур. ?и, кнрг. ошол ’вот тот’), наиболее удаленный (тур. о, кирг. ал ’тот’).
Парадигма личных местоимений включает формы трех лиц ед. и мн. ч.; при их склонении в ряде языков происходят изменения гласного основы в дат.-направнт. п. ед. ч., ср. тур. ben ’я’, но: Ъапа ’мне’, кирг. мен ’я’, но: мага ’мне’ и т. д.
Существует 2 основы вопросит, местоимений: ср. узб., ногайское кнм ’кто’, кнмлар ’кто’ (по отношению к лицам), нима ‘что’, нималар ’что', ногайское не ’что’ (по отношению к предметам).
В основе возвратных местоимений лежат самостоят. имена существительные. Напр. оз ’нутро’, ’сердцевина’ (в большинстве языков), азерб., кирг. езум ’я сам’; в шор., хакас., тув., алт. и тофалар. языках соответственно используется слово’тело’, ср. шор. поэым, тув. бодум, алт. бо)ым ’я сам’, в якут. яз. — слово бээйээ ’тело’, ср. якут, бээйэм ’я сам’, в тур. и гагауз, языках — слово kendi, ср. тур. kenaim 'я сам' и т. д.
В системе спряжения глагола актуали-зуются 2 типа личных окончаний. Первый тип — фонетически видоизмененные личные местоимения — выступает при спряжении глаголов в наст, и буд. вр., а также в перфекте и плюсквамперфекте. Второй тип окончаний, связанный с притяжат. аффиксами, используется в прош. вр. на -ды и условном наклоненнн.
Наиболее распространена форма наст, вр. на -а, имеющая иногда и значение буд. вр. (в тат., башк., кумык., крымско-тат. языках, в Т. я. Ср. Азии, диалектах татар Сибири). Во всех Т. я. имеется форма наст.-буд. времени иа -ар/-ыр. Для тур. яз. характерна форма наст. вр. на -уог, для туркм. яз. — на -йар. Форма наст. вр. данного момента на -макта/ -махта/-мокда встречается в тур., азерб., узб., крымскотат., туркм., уйгур., каракалп. языках. В Т. я. проявляется тенденция к созданию особых форм наст, вр. данного момента, образуемых по модели «деепричастие на а- или -ып + форма наст. вр. определ. группы вспомогат. глаголов».
Общетюрк. форма прош. вр. на -ды отличается семантич. емкостью н видовой нейтральностью. В развитии Т. я. постоянно проявлялась тенденция к созданию прош. времени с видовыми значениями, в особенности обозначающих длит, действие в прошлом (ср. неопре-дел. имперфект типа караим, алыр еднм ’я брал’). Во мн. Т. я. (в осн. кыпчакских) существует перфект, образуемый путем присоединения личных окончаний первого типа (фонетически видоизмененных личных местоимений) к причастию на -кан/-ган. Этимологически родств. форма на -ан существует в туркм. яз. и на -ны — в чуваш, яз. В языках огуз. группы распространен перфект на -мыш, в якут. яз. этимологически родств. форма на -быт. Плюсквамперфект имеет ту же основу, что и перфект, сочетаемую с формами основ прош. вр. вспомогат. глагола ’быть’.
Во всех Т. я., кроме чуваш, яз., для буд. вр. (наст.-буд.) существует показатель -ыр/-ар. Для огуз. языков характер
на форма будущего категорического времени на -аджак/-ачак, она распространена также в нек-рых языках юж. ареала (узб., уйгур.).
Помимо изъявительного в Т. я. имеются желат. наклонение с наиболее распространенными показателями -гай (для кыпчак, языков), -а (для огуз. языков), повелительное со своей парадигмой, где чистая основа глагола выражает повеление, обращенное ко 2-му л. ед. ч., условное, имеющее 3 модели образования с особыми показателями: -са (для большинства языков), -cap (в орхонских, др,-уйгур. памятниках, а также в тюрк, текстах 10—13 вв. нз Вост. Туркестана, из совр. языков в фонетически трансформи-ров. виде сохранилась только в якутском), -сан (в чуваш, яз.); должествоват. наклонение встречается гл. обр. в языках огуз. группы (ср. азерб. кэлмэли/эм 'я должен прнйтн').
Т. я. имеют действительный (совпадающий с основой), страдательный (показатель -л, присоединяемый к основе), возвратный (показатель -н), взаимный (показатель -ш) и понудительный (показатели разнообразны, наиболее часты -дыр/ -тыр, -т, -ыз, -гыз) залоги.
Глагольная основа в Т. я. индифферентна к выражению вида. Видовые оттенки могут иметь отд. временные формы, а также особые сложные глаголы, видовую характеристику к-рым придают вспомогат. глаголы.
Отрицание в Т. я. имеет разл. показатели для глагола (аффикс -ма < -ба) и имени (слово дейнл ’нет’, ’не имеется’ для огуз. языков, змее — в том же значении для кыпчак, языков).
Модели образования осн. типов словосочетаний — как атрибутивных, так и предикативных — в Т. я. едины: зависимый член предшествует главному. Характерной синтаксич. категорией в Т. я. является изафет: этот тип отношений между двумя именами пронизывает всю структуру Т. я.
Именной или глагольный тип предложения в Т. я. определяется характером грамматич. выражения сказуемого. Модель простого именного предложения, в к-ром предикативность выражается аналогами связки (аффиксами сказуемости, личными местоимениями, разл. предикативными словами), является общетюркской. Кол-во объединяющих Т. я. типов глагольного предложения с морфологич. опорным членом относительно невелико (форма прош. вр. на -ды, наст.-буд. время на -а); большинство типов глагольного предложения складывалось в зональных общностях (ср. закрепившийся за кыпчак, ареалом тип глагольного предложения с формирующим членом на -гаи нли тип с формирующим членом на -мыш, свойственный огуз. ареалу, и т. п.). Простое предложение в Т. я. является преобладающей еннтак-снч. структурой; оно стремится включить в себя такие заменители придаточных предложений, структура к-рых не противоречила бы правилам его построения. Разл. подчинит, отношения передаются причастными, деепричастными, глагольно-именными конструкциями.
В строе Т. я. были заложены условия и для развития союзных предложений. В развитии сложных предложений союзного типа сыграло известную роль влия
ние араб, и перс, языков. Постоянный контакт носителей тюрк, языков с русскими также способствовал развитию союзных средств (напр., в тат. яз.).
В словообразовании Т. я. преобладает аффиксация (см. Аффикс). Существуют также способы аналитич. словообразования: парные имена, редупликация, составные глаголы и т. д.
Древнейшие памятники Т. я. датируются 7 в. (см. Древнетюркские языки). Письменность всех Т. я. СССР с кон. 30-х — нач. 40-х гг. основана на рус. графике. Тур. яз. пользуется алфавитом на лат. основе.
* Мелиоранский П. М., Араб филолог о тур. языке, СПБ, 1900; Богородицкий В. А., Введение в тат. яз-знание, Каз., 1934; 2 изд., Каз., 1953; И а л о в С. Е., Памятники др.-тюрк. письменности, М,— 1951; Исследования по сравнит, грамматике тюрк, языков, ч. 1—4, М., 1955—62; Баскаков Н. А., Введение в изучение тюрк, языков, М., 1962; 2 изд., М., 1969; его же. Историко-типолошч. фонология тюрк, языков, М., 1988; Щербак А. М., Сравнит, фонетика тюрк, языков, Л., 1970; С е в о р-т я и Э. В., Этимология, словарь тюрк, языков, [т. 1—3], М., 1974—80; Серебренников Б. А., Гаджиева Н. 3., Сравнит.-ист. грамматика тюрк, языков, Баку, 1979; 2 изд., М., 1986; Сравнит.-ист. грамматика тюрк, языков. Фонетика. Отв. ред. Э. Р. Тенишев, М., 1984; то же, Морфология, М„ 1988; Grenbech К.. Der tiirkische Sprachbau, v. 1, Kph., 1936; Gabain A., Alttiirkische Grammatik, Lpz., 1941; 2 Aufl., Lpz., 1950; Brockelmann C., Osttiir-kische Grammatik der islamischen Literatur-sprachen Mittelasiens Leiden. 1954; Rasa-n e n M. R.. Materialien zur Morphologie der tiirkischen Sprachen, Hels., 1957 (Studia Orientalia, XXI); Philologiae Turcicae fundamenta, 1.1—2,[Wiesbaden], 1959—64. H.3. Гаджиева,
УБЬ'1ХСКИЙ ЯЗЬ'1К — один из абхазско-адыгских языков. Распространен в убыхеких деревнях Анатолии (Турция). Число говорящих несколько десятков чел. В отличие от др. абхазско-адыг. языков фонологич. система имеет 2 осн. гласные фонемы — закрытую э и открытую /а/, к-рые в зависимости от окружения приобретают разл. тембровые качества, ивОсогласных фонем. Смычные образуют трехчленную оппозицию, напр. [Ь—р— p’J, [d—t—t’J. Для спирантов характерна бинарная оппозиция, напр. [z—s, z—5]. Зубные, свистящие аффрикаты, апикальные спиранты и фарингальные противопоставлены по «лабиализации — отсутствию лабиализации». Существительные имеют категории числа, падежа, опреде-ленности/неопределенностн, притяжатель-ности, указательности и союзностн. Противопоставление номинатива и эргатива связано с переходностью/непереходностью глагола. Глагол обладает формами каузатива, версии, союзностн (соеднинтель-ности), совместности, локальными и направит, превербами, отрицат. и вопросит. формами, парадигмами статич. и динамич. глагола. Глагольные корни — самостоятельные и связанные (с превер-бамн). Осн. способ словообразования — сложение. Есть номинативная, эргативная и индефинитная (нейтральная) конструкции предложения. На лексику сильное влияние оказали адыг, языки. Язык бесписьменный.
* Кумахов М. А., Убых. язык, в сб.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967;
Dirr A., Die Sprache der Ubychen, Lpz., 1928; D u m 6 z i 1 G., La langue des oubykhs. P., 1931; его ж e, Le verbe oubykh. P., 1975; Meszaros G., Die Pakhy-Sprache, Chi.— L.. 1934.
Vogt H., Dictionnaire de la langue oubykhs, Oslo, 1963. M. А. Кумахов.
УГАРЙТСКИЙ ЛЗЬ'1К — один нз мертвых семитских языков. Был распространен в государстве Угарит на сев.-вост. берегу Средиземного м. (23—13 вв. до и. э.), возможно, в Сев. Сирии и даже шире. Специфич. черты фонетики: «аканье» (евр. б, зафикенров. в Библии и Талмуде, соответствует угарит. а); сохранение архаичного консонантного состава, а также заимствование нз хуррит-ского языка согласного z. В морфологии сохраняется система внеш, гласных флексий в имени и глаголе (т. е. окончания спрягаемых форм глагола и падежные окончания имен, отсутствующие в сев,-зап. семит, языках 1-го тыс. и позже); имеются рефлексивные породы глагола, образуемые с помощью префикса нлн ннфнкса -t-; каузативная порода образуется с помощью префикса S-; в несов. виде 3-го л. муж. и жей. рода в ед. и мн. числах употребляется префикс t-; артикль отсутствует. В лексике многочисленны заимствования нз аккадского (и опосредованно нз шумерского) и хуррнт-Ского языков. Памятники У. я. (поэтич. повествования, ритуальные тексты, деловые документы, письма) записаны клинообразным квазиалфавитным консонантным письмом, сложившимся не позднее
1-й пол. 2-го тыс. до к. э. (см. Угарит-ское письмо).
• .Сегерт С.. Угарит. язык. М., 1965; Aistleitner J., Untersuchungen zur Grammatik des Ugaritischen, B., 1954; Fron-z a г о 1 i P.. La fonetica ugaritica, Roma, 1955; L i v e r a n i M., Element! innovativi nell’ugaritico non letterario, AANL, Rendicon-ti della Classe di scienze morali, storiche e filo-logiche. 1964, v. 19; G ordonC. H., Ugari-tic textbook, [Tl 1—3], Graz— Roma, 1967.
Aistleitner J., Worterbuch der ugaritischen Sprache, 3 Aufl.. B.. 1967.
И. Ш. Шифман.
УГАРЙТСКОЕ ПИСЬМб — квазиалфа-витное консонантное письмо (клинопись), употреблявшееся в 14—13 вв. до н. э. для записи текстов на угаритском языке, а также на хурритском языке н (очень редко) на аккадском языке. Тексты, записанные У. п., встречаются и за пределами Угарита, в т. ч. в Палестине. С тумсро-аккад. клниописью У. п. имеет сходство только в составлении знаков из отд. черточек, принимающих на глине клинообразную форму; генетнч. связь считается маловероятной. Предположения об общем происхождении У.' п. с финикийским письмом и юж.-аравийским письмом пока не доказаны.
У. п. возникло не позднее 1-й пол. 2-го тыс. до н. э. Наличие вариантных знаков для обозначения нек-рых согласных, а также особых знаков для сочетаний ’а, Ч, ’и позволяет предположить,
УГАРЙТСКОЕ 529
что У. п. предшествовало слоговое клинообразное или линейное письмо, до нас не дошедшее, из к-рого постепенно развилось У. п. Первоначально знаки У. и. воспринимались как соответствия сочетанию определ. согласного с любым, в т. ч. <нулевым», гласным, а позже — как соответствия только согласным. Для того чтобы облегчить понимание текстов,
— $	< < $	Щ m > ПУ Y
Ш ~	Д	eg> F £ £ < УШ £
&> g 1 £&> Ц х
Фрагменты угаритского текста.
использовались словоразделнтелп (вертикальный клин), а также изобретенные не позже 14 в. до н. э. <матерн чтения» (см. Матрес лекционис), с помощью к-рых обозначалась огласовка. В роли последних выступали знаки ’а, Ч, ’и, h, w, у. Во 2-й пол. 2-го тыс. до н. э. существовал также возникший под влия-
530 УГОРСКИЕ
нием финикийского сокращенный вариант У. п. (не 30, а 22 знака). К нач. 1-го тыс. до н. э. У. п. вышло нз употребления.
* Шифман И. Ш.. Возникновение знаний о языке у финикиян, в кн.: История лингвистич. учений. Древний мир, Л., 1980; Gelb I. J., A study of writing: the foundations of grammatology, [Chi.. 19631; Gordon С. H., Ugaritic textbook, [T11—3], Graz — Roma, 1967; Blau J.. Loewen s ta mmS. E., Zur Frage der scriptio plena im Ugaritischen und Verwandtes, в кн.: Ugarit-Forschungen, Bd 2. Kevelaer — Neukircnen-Vluyn, 1970; Lundin A. G., Ugaritic writing and the origin of the Semitic consonantal alphabet, «Acta Orientalia», 1987, v. 5.
.	Л И. Ш, Шифман.
УГбРСКИЕ ЯЗЫКЙ —одна из ветвей финно-угорских языков. Генеалогически У. я. возводятся к угорскому языку-основе, формировавшемуся в кон. 3-го тыс. до н. э. вследствие распада фннно-угор. праязыка на 2 ветви — финно-пермскую и угорскую. У. я. делятся на 2 группы: 1) венгерский язык, 2) обско-угорские языки (хантыйский и мансийский).
Поскольку разделение У. я. произошло еще до н. э. и венгры, постепенно удаляясь па 3., в кон. 9 в. н. э. оселн в Центр. Европе, а ханты и манен живут в Сев,-Зап. Сибири в регионе Оби и ее притоков, совр. угор, народы н языки разобщены. Число говорящих на У. я. св. 14,5 млн. чел., из них обскнх угров 28,5 тыс. чел. (1979, перепись),
Однако наряду со значит, расхождениями между венгерским и ооско-угор-скимн языками выявляются общие только для У. я. и возводимые к древней угор, языковой общности черты: наличие заднерядного огубленного нижнего подъема и смешение согласных *s н *s; депалатализация *3. У. я. сохранили агглютинативный тип, унаследованный из финно-угор. праязыка, однако им присущи и нек-рые черты флектнвностн. Для У. я. характерны утрата прафинно-угор. аблативной падежной морфемы *-ta/*-ta и замена ее морфемой *-L, к-рая в совр. У. я. используется как компонент сложного окончания (венг. -tdl/-tol, мансийское -пэ1 ’от’); появление серин падежных суффиксов, начинающихся с *п-(локативные венг. диалектные -nott/ -nott, комитативные обско-угор. -nat/ -nat), н сложного словообразоват. суффикса лншительно-изъятельного значения, состоящего из компонентов -t и -L (венг. -talan/-telen, мансийское -tai). В угор, праязыке наметилось развитие превербов. Для глагола совр. У. я. характерно наличие объектного спряжения. Кроме слов, унаследованных нз финно-угорской п уральской языковых общно
стей, в У. я. св. 160 слов, возводимых к угор, языку-основе, средн них, напр., слова, связанные с коневодством, что позволяет сделать выводы об использовании древними уграми домашних животных.
Письменность венг. яз. на основе лат. графики (пнсьм. памятники — с 12 в.), письменность хантыйского и мансийского языков на основе рус. графики (пнсьм. памятники — с 19 в.). Об изучении У. я. см. Финно-угроведение.
* Honti L., Characteristic features of Ugric languages, в кн.: Acta linguistica Aca-
demiae scientiarum Hungaricae. t. 29, Bdpst, 1979; см. также лит. при ст. Уральские языки.
К. Е. Майтинская. УДАРЁНИЕ (акцент) — выделение в речи той или иной единицы в последовательности однородных единиц с помощью фонетических средств. У. — факт суп-расегментного фонология, уровня (см. Фонология); в зависимости от того, с какой сегментной единицей функционально соотносится У., различают словесное, синтагматич. (тактовое) н фразовое ударение. Особый вид У. — логическое У., назначение к-рого — в смысловом подчеркивании наиболее важного в данной речевой ситуации слова в предложении, ср.: <би дежурит?»/«он дежурит?»- Физич. носитель У. — слог пли мора; в тех случаях, когда физический и функциональный носители У. ссьпадают, говорят о слоговых акцентах (см. Тон).
Выделяется 3 фонетич. компонента У. (по преобладающему компоненту определяется фонетич. тип У.): 1) интенсивность, достигаемая увеличением мускульного напряжения и усилением выдоха (основанное на этом свойстве У. называют динамическим, реже — экспираторным); 2) высота голосового тона (по этому признаку выделяется музыкальное У., к-рое может реализоваться в неск. разновидностях, напр. в восходящей н нисходящей); 3) длительность (по этому признаку условно выделяют третий тип У. — количественное, но в чистом виде оно не зарегистрировано). Обычно в языках, имеющих У., сочетаются все указанные признаки, но значимость их бывает различной. Эксперименты показали, что, напр., носители рус. и англ, языков, считающихся языками с дииамич. У., воспринимают долгие гласные (или гласные с повышением топа) как ударные, т. е. интенсивность для них — не единств, признак У. Установлено, в частности, что для рус. У. длительность — важнейший компонент, поэтому русские склонны воспринимать чеш. слова с долгим 2-м слогом типа motyl ’бабочка’ как имеющие У. на 2-м слоге, хотя в действительности У. в чеш. яз. всегда на 1-м слоге. В языках с противопоставлением долгих и кратких гласных признак длительности, не участвуя в создании эффекта У., может влиять на реализацию его разновидностей; так, в др.-греч. яз., имевшем музыкальное (тоннч.) У., нисходящая разновидность У. (циркумфлекс) была возможна только на долгом слоге, в отличие от восходящей (акута), допустимой как на долгом, так и иа кратком слогах.
В отд. языке представлен, как правило, один фонетич. тип У.; довольно редки случаи сосуществования разных типов, как в швед, яз., где отмечается динамическое п музыкальное У. (оба могут присутствовать в одном и том же слове,
но дииамич. У. при этом тяготеет к начальному слогу), или в дат. яз., где наряду с дииамич. У. в нек-рых словах есть т. наз. толчок (stod) — У., осложненное гортанной смычкой (предположительно— остаток прежнего музыкального У.). Известны языки, в к-рых вообще не отмечено У. (напр., палеоазиатские).
Обычно в языках с У. каждое знаменат. слово имеет У., и притом единственное; в нек-рых языках в многосложных словах возможны два У. одного типа,
из них одно — главное, другое — второстепенное (напр., в английском, немецком, ср. англ, competition ’соревнование’ с гл. У. на 3-м слоге и второстепенным У. на 1-м слоге). Наряду с обязательно ударными словами (ортотоническимп) выделяются обязательно безударные — энклитики, к ним относятся артикли, предлоги, послелоги, частицы. В определ. условиях, однако, нек-рые из таких слов могут в составе фразы «перетягивать» У. со знамеиат. слов (ср. «поводу», но «по ягоды»). Такое смещающееся У. в индоевроп. языках наз. р е-цессивным (Е. Курнлович). Оно наблюдается в тех знаменат. словах, к-рые в праслав. эпоху принадлежали к группе т. наз. э н к л и н о м е н а (называемых так вслед за Р. О. Якобсоном, т. е. не имевших обязат. У., что отражено в фольклорных конструкциях типа «синё море» с одним У.).
Кроме фонетич. типов У. различаются структурные типы — по характеру расположения У. в структуре слова: при этом важно учитывать два аспекта — фонологич. (слоговую или морную) и морфологич. структуру. Применительно к слоговой структуре слова говорят о с в о -бодном и связанном У.: свободное У. может падать на любой слог, связанное — на определенный. Связанное У., в свою очередь, может быть представлено двумя подтипами: фиксированное У. (имеющее единств, постоянное место) и ограниченное У. (имеющее определ. зону локализации). Примеры свободного У.— в рус., англ, языках; связанное фиксированное У.— в чеш., венг. языках (на 1-м слоге), связанное ограниченное — в лат. яз. (отстояние У. от конца слова = 1 слог + 2 моры, ср. divido ’разделяю’ -divisi ’разделил’: в первом слове У. на 2-й море 1-го слога, во втором — на 1-й море 2-го слога), аналогичный тип У.— в др.-греческом, где расстояние между ударной мерой и конечной морой не может превышать один слог.
Свободное динамич. У. способно вызывать качеств, и количеств, изменения гласных в составе слова, известные под назв. редукции, происходящей, напр., в безударных слогах в рус. и англ, языках. Это, однако, наблюдается не всегда, и У., к-рое вызывает редукцию, называют иногда (С.И. Бернштейн) сильноцент-рализующим, в противоположность сла-боцентрализующему, т. е. не вызывающему изменений вокализма слова. В рус. яз. редукция регулируется форм у-лой Потебни: ...12311..., где цифры означают соотв. степень полнозвучности слога в слове, считая от ударного (3). Внешне аналогичный подход используется в порождающей фонологии Н. Хомского — М. Халле (.см. Генеративная лингвистика), в к-рой вводится понятие акцентного контура слова с градацией степеней ударности слогов от одного (главное У.) до четырех (безударность).
Применительно к морфологич. структуре слова важно различать подвижное и неподвижное (постоянное) У.; эта характеристика имеет фундаментальное значение в славянских и балтийских языках. Подвижность означает, что в пределах морфологич. парадигмы У. в разных словоформах может быть то на основе, то на окончании. Тем самым наряду с формальными словоизменит. парадигмами складываются акцентные парадигмы, служащие дополнит. средством различения грамматич. форм (а иногда и единственным, ср. «бк-
34» ,
на — окна»). Подвижность может проявляться либо в полупарадигме (напр., у слова «рука» в полупарадигмах ед. и мн. ч., ср. «рука — руку», «руки — руками»), либо между полупарадигмами, когда внутри каждой из иих У. к о л о н-н о е (неизменное), ср. формы слова «дело» (колонное У. на основе в ед. ч. и колонное У. на флексии во мн. ч.). Если словоформа содержит нулевое окончание, ей приписывается т. наз. у с л о в-н о е У. (А. А. Зализняк), напр. у слова «стол» в им. п. ед. ч.— нафлективное, а у слова «дом» — наоснбвное. Акцентные парадигмы обобщаются в акцентные типы; напр., для слав, языков установлены 3 типа: 1) постоянное У. на основе (корне) — тип А (баритони-р о в а н н ы й), 2) постоянное У. на флексии (посткорневом элементе) — тип В (окситонированный), 3) подвижное У.— тип С (п о д в и ж-н ы й).
В истории языка акцентные типы подвержены изменениям. Изменяться могут также и общие структурные и фонетич. типы У. Так, в слав, языках наблюдается переход от музыкального У. к динамическому в русском, украинском, белорусском, польском, от свободного (подвижного) к связанному (постоянному) — в чешском, польском.
Языки, имеющие единств, оппозицию «ударность — безударность», называются монотоническимн (моно-акцентными); языки, имеющие также оппозиции фонетич. типов У., называются политоническими (полиак-центными). Само У. исторически может развиваться из тона; такой путь предполагается, напр., для индоевроп. языков (тон —> муз. У. —» динамич. У.).
У. выполняет в языке разл. функции. Общей для всех типов и видов У. является кульминативная функция — обеспечение цельности и отдельности слова путем просодич. централизации его слого-звуковой структуры (выделение просодич. центра слова). Свободное и ограниченное У. способно выполнять сигнификативную функцию, различая, кроме грамматич. форм, также лексемы и лексико-семантич. варианты слов (ср. рус. «замок — замок»; др.-греч. phoros ‘налог’ — phords 'несущий', eimi 'я есть’ — eimi ’иду’; нем. ubersetzen ’переправлять’ — ubersetzen ’переводить’; англ, perfect 'совершенный' — perfect 'совершенствовать'). Связанное (особенно фиксированное) У. выполняет делимитативную (разграничительную) функцию, отмечая границы слов. У. любого типа может выполнять также экспрессивную функцию, будучи элементом интонации фразы и соотносясь с прагматич. значениями (см. Прагматика).
Функции У., структура акцентных парадигм и их история изучаются в акцентологии. Словесное У. играет важную роль в ритмич. структуре поэтической речи, взаимодействуя с метрикой стиха. * Трубецкой Н. С., Основы фонологии, пер. с нем., М., I960; Тройский И. М., Др.-греч. ударение, М.— Л., 1962; Зализняк А. А., Рус, именное словоизменение, М., 1967; его же, От праслав. акцентуации к русской, М., 1985; Зиндер Л. Р., Общая фонетика, 2 изд., М., 1979; Дыбо В. А., Слав, акцентология, М., 1981; Касе вич В. Б., Фонологич. проблемы общего и вост, яз-знания, М., 1983; Kury towicz J., L’accen-tuation des langues indoeuropeennes, Wroclaw-Krakow, 1958; Garde P., L’accent, P., 1968; Martinet A., Accent et tons, в его кн.: La linguistique synchronique, 3 ed., P., 1970; Lehiste I,, Suprasegmentals, Camb.
(Mass.) — L., 1970; Jakobson R., Die Betonung und ihre Rolle in der Wort- und Syntagmaphonologie, в его кн.: Selected writings, 2 ed., v. 1, The Hague — P., 1971; Hyman L. M., Phonology. Theory and analysis, N. Y.-— [a. o.J, 1975; см. также лит. при ст. Акцентология. В. А. Виноградов. УДЙНСКИИ ЯЗЫК (удийский язык) — один из лезгинских языков. Распространен в селах Нидж и Варташен Куткашен-ского р-на Азерб. ССР иве. Октомбери Кварельского р-на Груз. ССР. Число говорящих 6,2 тыс. чел. (1979, перепись). Имеет 2 диалекта: ниджский и варташен-ско-октомберийский.
У. я.— предположит, потомок агван-ского языка (языка населения ист. гос-ва Кавказская Албания; см. Агванское письмо). От др. лезгин, языков отличается наличием более простого консонантизма, в грамматич. системе — отсутствием грамматич. классов при наличии окаменелых (сросшихся с основой) классных префиксов и суффиксов, наличием нерегулярных в отношении словоизменения (дефектных) именных и глагольных основ. В У. я. развито именное словообразование. Типы личного спряжения глаголов координированы с синтаксич. конструкциями предложения — номинативно-эргативной, дативной, посессивной. Имеются архаичные суффиксы множественности, зачатки категории залога, форма вин. п. Наблюдается тенденция к унификации дативной и эргативной конструкций у глаголов чувственного восприятия за счет эргативной конструкции. Язык бесписьменный.
• Дирр А. М., Грамматика удин, языка. Тифлис, 1903; Ш а и и д з е А. Г., Язык и письмо кавк. албанцев, «Вестник отд. обществ, наук АН Груз. ССР», 1960. в. 1; П а н ч-видзе В. Н., Джейранишви-л и Е. Ф., Удин, язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967; Джейранишвн-ли Е. Ф., Удийский язык. Грамматика. Хрестоматия. Словарь, Тб., 1971 (на груз, яз., резюме на рус. яз.); Панчвидзе В., Грамматич. анализ удин, языка. Тб., 1974 (на груз. яз., резюме на рус. яз.); Schulze W., Die Sprache der Uden in Nord-Azer-baidzan, Wiesbaden. 1982.
Гукасян В., Удин.-азерб.-рус. словарь, Баку, 1974.	Е. Ф. Джейранишвили.
УДМУРТСКИЙ ЯЗЫК (устар, вотяцкий язык) — один из пермских языков (см. также Финно-пермские языки). Распространен в Удм. АССР, частично в Башк. АССР, Тат. АССР, Мар. АССР, а также в Кировской и Пермской областях РСФСР. Число говорящих 545,6 тыс. чел. (1979, перепись).
У. я, имеет 2 наречия: северное (говоры басе. р. Чепца, притока Вятки, и язык особой этнич. группы — бесермян) и южное (группа говоров юж. терр. Удмуртии, а также завятские и закамские говоры). Существуют переходные говоры средних р-нов Удмуртии, включающие характерные черты сев. и юж. наречий.
В отличие от др. перм. языков в У. я. «б» может быть лишь в первом слоге слова; «ж» регулярно соответствует начальному «р> исконных слов; согласные ж, зь, ш употребляются в середине н конце слова вместо «ж» (коми орфография — дж), «з» (коми — дз), «ч» (коми — тш); ударение ставится на последнем слоге слова. В области грамматики для У. я. характерны: два типа спряжения, оформленная категория паст, вр., безличные глаголы на -по, -оно, особая форма условного наклонения с суфф. -сал и др. В лексике много тюрк, заимствований.
Первые записи на У. я. относятся к 30-м гг. 18 в. В 1775 создана первая науч.
УДМУРТСКИЙ 531
грамматика У. я. (иереизд. в 1975), не получившая широкого распространения. Письменность создана в 18 в. иа рус. графич. основе (кириллица). От 18 и 19 вв. сохранились рукописные памятники письменности и публикации — переводы с рус. яз. на У. я. С появлением письменности лит-ра на У. я. издавалась на разных говорах. Совр. лит. язык — своеобразный синтез грамматич. черт и лексики сев. и юж. групп говоров, однако система звукового строя основывается на переходных говорах.
• Бубрих Д. В.. Ист. фонетика удм. языка, Ижевск, 1948; Те пл Яшина Т. И., Памятники удм. письменности XVIII в., в. 1, М., 1966; ее же, Удм. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 3, М., 1966; Грамматика совр. удм. языка. Фонетика и морфология, Ижевск, 1962; Грамматика совр. удм. языка. Синтаксис простого предложения, Ижевск. 1970; Грамматика совр. удм. языка. Синтаксис сложного предложения, Ижевск, 1974; Тараканов И. В., Удмурт лексикая очеркъёс. Ижевск. 1971; Каракулов Б. И.. Роль диалектов в период зарождения удм. письменно-лит. языка, в кн.: Деятельностные аспекты языка и типологич. приемы описания. Тезисы докладов. М.. 1986.
Удм.-рус. словарь. М., 1948; Рус.-удм. словарь. И.. 1956; Удм.-рус. словарь, под ред. В. М. Вахрушева, М., 1983; Борн* сов Т. К., Удмурт кыллюкам (Толковый удм.-рус. словарь), Ижевск, 1932.
Т. И. Тепляшина. УДЭГЁЙСКИЙ ЯЗЫК (удэйский язык, удыхейский язык) — один из тунгусо-маньчжурских языков. Распространен на терр. Хабаровского и Приморского краев РСФСР (по ср. течению рр. Хор, Бикин, Иман, н низовьях р. Анюй и по р. Самарга). Число говорящих ок. 480 чел. (1979, перепись). Вместе с орочским языком занимает в юж. группе тунгусо-маньчж. языков промежуточное место, т. к. обладает нек-рыми признаками языков сев, группы. Диалектного членения не имеет.
Отличит, черты фонологич. системы: переход интервокального к в гортанную смычку, неначальные-s>-h, -c>-s, плавные 1 и г либо выпали, либо н положении перед согласными перешли в заднеязычные к и g; в интервокальном положении подверглись выпадению согласные g, w, j, h (<*s), что привело к образованию вторичных долгих гласных в дополнение к первичным, сохранившимся лишь частично. Вокализм У. я. обладает несколько большим числом фонологизиров. зву-котипов, чем вокализм др. тунгусо-маньчж. языков. Нек-рые исследователи рассматривают дифтонги У. я., а также сочетания гласных с гортанной смычкой или h в иитерпозиции как единые фонемы, выделяя в последних двух случаях особые категории «прерывных» и «аспирированных» гласных. Анлаутные пра-тунгусо-маньчж. *ph и *kh дают гуттуральный х и о (как в языках сев. группы). В позиции перед е, i только в У. я. *р" > > х > h > s.
В области морфологии У. я. утратил обшетунгусо-маньчж. показатель мн. числа имен -sal и заместил его аффиксом собирательности -higa, Сохранен аблатив -digi и пролатин -dili. В притяжат. именных и личных глагольных окончаниях У. я. сохранил различие инклюзивной и эксклюзивной форм 1-го л. мн. ч., утраченное др. языками юж. группы. У. я. имеет древние «нулевые» показатели времен в 1-м и 2-м л. ед. ч. наст, вр., сохраняемые сев. языками; к чертам, свойственным юж. языкам, следует отнести вы-
532 УДЭГЕЙСКИЙ
ражение прош. вр. аффиксом -ка/-’а; более древняя форма претерита на -ба, продуктивная в сев. языках, имеется только в непродуктивном классе неправильных глаголов.
Лит. У. я,, в основу к-рого был положен говор р-на р. Хор, функционировал в 30-х гт. 20 в.; позднее У. я. стал использоваться лишь в бытовой сфере. Разрабатывается письменность на основе рус. графики.
* Суник О.П., Удэгейский язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 5, Л., 1968.
Шнейдер Е. Р.. Краткий удэйско-рус. словарь с приложением грамматич. очерка, М,— Л., 1936; Сравнит, словарь тунгусо-маньчж, языков, т. 1—2, Л., 1975— 77.	И. В. Кормушин.
УЗБЁКСКИЙ ЯЗЬ'1К — один из тюркских языков. Распространен в Узб. ССР, а также в Казах. ССР, Кирг. ССР, Туркм. ССР, Тадж. ССР (общее число говорящих св. 12,3 млн. чел., 1979, перепись), за пределами СССР — в основном в сев. Афганистане и в Синьцзян-Уйгурском авт. р-не КНР (число говорящих ок. 1,6 млн. чел.).
Сформировавшийся на базе трех языковых общностей — кыпчакской, огуз-ской и карлуко-чигиле-уйгурской, У. я. характеризуется сложным диал. составом, а его говоры — значит, различиями (говоры ташкентского типа, самаркандско-бухарские, ферганские, южно-хорез-мийские и др.). Отличит, черта У. я. в фонетике — отсутствие сингармонизма не только по лабиальности, но и по палатальности (ср. узб, учди — тур. u?tu ’он улетел’, узо. куллар ’руки’ и куллар ’озера’ ~ тур. kollar, gSller); однако в ряде говоров сингармонизм сохранился. В морфологии характерна одновариантность аффиксов как результат отсутствия сингармонизма. В лексике большой пласт перс, и тадж. заимствований.
Становление староузб. лит. языка относят к 15 в. (творчество.поэта Алишера Навои); начиная с 16 в. язык этот претерпевал ряд изменений, но продолжал оставаться книжным, далеким от живого разг, языка. В 30—60-х гт. 20 в. языковеды Узбекистана именовали «староузб. языком» книжно-письм. чагатайский язык (на основании вычленения в последнем «староузбекских» элементов). Совр. лит. У. я. сформировался после Окт. революции 1917 на базе говора Ташкента и Ферганы (не без влияния староузб. лит. языка) и ныне представляет собой полифуикциональный язык, обслуживающий все сферы жизни узб. народа. Письменность до 1927 на основе араб, алфавита, затем латиницы, а с 1939 на рус. графич. основе.
• Поливанов Е. Д., Введение в изучение узб. языка, в. 1, Таш., 1925; Боровков А. К., Вопросы классификации узб. говоров. «Изв. АН Узб. ССР», 1953, № 5; Кононов А. Н., Грамматика совр. узб. лит. языка, М.—Л.. 1960 (лит.); Решетов В. В.. Основы фонетики и грамматики узб, языка, 2 изд., Таш., 1965; его же. Узб. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 2. М.. 1966 (лит.); Щербак А. М.. Грамматика староузб. языка, М.— Л.. 1962; F у-ломов А. Г., Аскарова М. А., Хозир-ги Узбек адабий тили. Синтаксис. Тошкент, 1965.
Узб.-рус. словарь, М., 1959; Узбек тили-«Инг изохли лугати, т. 1 — 2, М.. 1981. ,	А. А. Ковшова.
УЗУС (от лат. usus — пользование, употребление, обычай) в языкознании — общепринятое употребление языковой единицы (слова, фразеологизма и т. д.) в отличие от его окказионального (временного и индивидуального) употребления (напр., неологизмы не являются узуальными единицами языка).
Понятие У. тесно связано с понятиями нормы языковой и системы языковой. Обычно узуальное употребление единиц языка фиксируется словарями (толковыми, орфография., орфоэпич. и др.). УЙЛЕРА ЗАКбН («дактилический закон») — закон переноса ударения на предпоследний слог в ряде греческих ок-ситонных слов с дактилическим исходом. Был сформулирован в 1885 Б. А. Уилером, развившим и обосновавшим идеи Г, Курциуса и К. Бругмана. Исходная окситонеза (постановка острого ударения на последнем слоге) подтверждается местом тона в однотипных др.-инд. образованиях, а иногда прямыми соответствиями (напр., noixiXog при др.-инд. pegalah). В то же время в греч. словах с иной слоговой структурой окситонеза сохраняется, ср.; fjaulog (—Ои), но %ацт|Хдд
— О), бцаХбд (kjkj о). Уилер относил к действию этого закона также имена собственные типа Aia%6Xog. Поскольку У. з. имеет много исключений, неоднократно высказывались сомнения в его корректности. Уилер оперирует гл. обр. образованиями на -бХод и -(Ход (исторически — с уменьшит, суффиксами), притом что случаи парокситонезы (постановки острого ударения на предпоследнем слоге) у многочисл. слов на -аХод отсутствуют (ср., напр., бцфаХбд с—kj О, а не —О kj). Нет ни одного примера с передвижкой ударения у образований на -род (ср. 'арютербд и аХцирдд — с нарушением У. з.). В греческих (и догреч.) собств. именах на -Ход окситонеза крайне редка — независимо от слоговой структуры конца слова. В то же время среди дошедших до нас в греч. передаче собств. имен имеется 42 образования на -бХод, 13 на -ьХод и ни одного на -аХод. Все это дает основание считать, что перед нами не чисто фонетическое, а фонетико-словообразоват. или фонетико-морфологич. явление (ср. причастия презенса Xvdpevog и перфекта XeX6p£vog с одинаковой структурой конца слова: к> к> к>).
• Тройский И. №., Др.-греч. ударение. М,— Л.. 1962; Wheeler В.. Der griechische Nominalaccent. Strassburg. 1885; AU inson F. G., On paroxytone accent in tribrach and dactylic endings. «American Journal of Philology», 1891. v. 12; Schw y-z e r E.. Griechische Grammatik. Lfg. 1, Munch., 1934 (Handbuch der Altertumswis-senschaft, Abt. 2, Bd 1)(во всех работах лит.).
w ,	_	. Ю. В. Откупщиков.
УЙГУРСКИЙ ЯЗЫК (новоуйгурский язык) — один из тюркских языков. Распространен в Синьцзян-Уйгурском авт. р-нс КНР (число говорящих 6,28 млн, чел.) и в СССР — в Казах. ССР и Ср. Азии (число говорящих 181,3 тыс. чел., 1979, перепись). Термины «уйгуры» и «У. я.» для единого этнолингвистич. коллектива приняты в 1921 на съезде сов. уйгуров (прежние названия У. я.: тат. яз. Зап. Китая, язык кит. мусульман, тур. наречия Зап. Китая, вост.-Туркестан. яз. и ряд др.). Продолжением древнеуйгурского языка У. я. не является. Подразделяется на 3 диалекта: центральный (включает илийский, турфан-ский, кашгарский, комульский, урумчинский, карашарский, кучарский, корлин-ский, аксуйский, яркендский говоры), хотанский, пли южный, и лобнорский, или восточный. В названиях двух говоров, на к-рые подразделяется язык сов. уйгуров, — илийско-ссмпреченский и кашгарско-ферганский — отражена история миграции уйгуров из Зап. Китая в р-ны Семиречья и Ферганы.
В отличие от др. тюрк, языков, в У. я. широко распространена регрессивная ас
симиляция гласных и согласных (баш ’голова’ — беши 'его голова’; таг ’гора’ — такка 'к горе’); сингармонизм непоследователен, нарушаются прогрессивная нёбная и губная гармония гласных (ишка ’делу’, колам ’моя рука’, елэп ’умерев’); имеется редукция гласных (синил ’младшая сестра' — сицлим ’моя младшая сестра’); наблюдается выпадение согласных (ома < орма ’жатва’, едэк < ердэк ’утка’, кэсэцчу < кэлсэцчу ’приходи же’); в нек-рых случаях возникают апен-тетич. согласные (су ’вода’ — суйи ’его вода’, тоху 'курица' — тохурим ’моя курица').
Начиная с 11 в. уйгуры использовали араб, алфавит, на к-ром, в частности, создавались и произведения худож. лит-ры в 17—19 вв. В Синьцзян-Уйгур. авт. р-не КНР араб, гоафика употребляется н сейчас, хотя с 1960 по 1965 была предпринята попытка заменить ее алфавитом на лат. основе, унифицированным с кит. транскрипционным алфавитом пиньинь. С 1965 по 1982 употреблялись параллельно обе письменности, а с 1982 вернулись к араб, письменности. В СССР письменность уйгуров до 1930 на араб, графич. основе, в 1930—46 на латинице, с 1946 на основе рус. графики.
• Кайдаров А.Т., Уйгур, (новоуй-гур.) язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 2, М., 1966 (лит.); Raquette G., Eastern Turki grammar, pt 1—3, В., 1912—14; J arring G., Studien zu einer osttiirki-schen Lautlehre, Lund — Lpz,, [1933].
Баскаков H. А., Насилов В, M., Уйгур.-рус. словарь, М., 1939; Уйгур.• рус. словарь, под ред. Ш. Кибирова и Ю. Цун-вазо, А. А., 1961; J arring G., An eastern Turki-English dialect dictionary, Lund, [1964].
Л. Г. Офросимова-Серова.
УЙГУРСКОЕ ПИСЬМО — буквеннозвуковое письмо, к-рым пользовались тюркоязычные народности Вост. Туркестана. Возникло на основе согдийского письма (см. Согдийский язык), восходящего, в свою очередь, по совр. науч, предположениям, к одной из форм арамейского письма (см. Западносемитское письмо). Первые датиров. памятники относятся к нач. 8 в.
У. п. писали сверху вниз, нанизывая буквы на вертикальную черту и располагая строки слева направо. В зависимости от места в слове буквы имели разные начертания — особые аллографы для начала, середины и конца. Религ. сочинения обычно писались строгим, т. наз. книжным, почерком, а деловые бумаги и т. п. — скорописным курсивом.
Особое распространение У. п. получило в 9—13 вв. у тюрк, племен, исповедующих буддийскую религию. После принятия этими народами ислама оно постепенно было вытеснено арабским письмом, но в буддийских монастырях У. п. использовали и в 18 в. В 13 в. У. п. было заимствовано монголами, у к-рых оно было преобразовано в существующее и поныне монгольское письмо; на основе У. п. было создано также маньчжурское письмо.
• Малов С. Е., Памятники др.-тюрк, письменности, М.—Л., 1951; Le CoqA.von, Kurze Einfiihrung in die uigurische Schrift-kunde, MSOS, 1919; G a b a i n A. von, Alttiirkisches Schrifttum, B., 1950; e e же, Das Leben im uigurischen Konigreich von Qoco (850—1250). Wiesbaden, 1973.
P. У. Закиров.
УКРАЙНСКИЙ ЯЗЙК — один из восточнославянских языков. Распространен гл. обр. на терр. УССР, а также в смежных областях БССР и РСФСР, на Кубани, Д. Востоке, за пределами СССР — в Польше, Чехословакии и Югославии, а также в Канаде, США, Ар-
Согдийский				Уйгурский						Арамейский		
Конец	। Середина	Начало	\ Транскрипция 1	Туркестан			„Кутадгу-билик “		Транскрипция	Иерусалим 1 в н.э.	Пальмир IVb.h.3.	Транскрипция
				Конец	Середина	Начало	Начало	1 Конец				
	А	А	а, а		А-	*			tf , 9	ZY		9
	ЛЛ	ЛЛ	/л		д				>			
			о, и	•Л	х>		too.	э-		)	3	Iff
									UtU			
	йН»			и	!•	и «	О	л	g,x			
й		£	g. *	£		£	•V"	-Л.	g.k	3	a	k
А	□ь.	«Э	f. J		J	> А		а	l.J			j
х	Л.	А	Г		м	Л'		з	r	7	•?7	r
‘Хж	чМи *•		I		t	t	t	с	I			
к		лф	t-	yt>		4					Ы	t
	К		a		£	X	Ja,		a. t		7A	I
		Jr	c		£	ДГ		/1/	c. g		НГ	
	О'		s		*		V		$	7	7J	$
			V $				У			V	X/	r $
			z , z	Л f	4	Л »	X.		z	I	I	Z
С		А	n		Л	А	JL	in	n	Jf	HI	n
			bj>				лЭ"	о	b.p		3J	p
	А.			«ч»								
		•А	Iff					а.	vt.f		У	b
	О-	О	m				•5“	А	h	*	9Л	m
&			h						?			
Согдийский, уйгурский и арамейский алфавиты.
гентине, Австралии и др. Общее число говорящих ок. 37 млн. чел., в г. ч. в СССР — св. 35 млн. чел. (1979, перепись).
Диалекты У. я. объединяются в 3 осн. наречия: юго-восточное (среднеподиеп-ровские, слобожанскне и степные говоры), юго-западное (волынско-подольские, га-лицко-буковинские и карпатские говоры), северное (левобережные, правобережные н волынско-полесские говоры). В основе совр. лит. языка лежит юго-вост, наречие.
Оси. черты, отличающие У. я. от др. слав, языков: в области фонетики — чередование этимологических <о>, <е> с <i>; дифтонгический Ь перешел в i; утрата смягчения перед <е>; согласный <г> — фарингальный фрикативный; и области морфологии — наличие зват. падежа; окончания -obi, -ев] в дат. и предл. падежах существительных муж. рода; стяжение форм прилагательных; синтетич. формы буд. вр. глаголов несов. вида;
в области синтаксиса — безличные предложения с неизменяемой глагольной формой на -но, -то и др. Лексич. состав, в основном восходящий к др.-рус. яз,, имеет ряд собств. укр. слов: гариий ('красивый, хороший’), мрхя (’мечта’), пле-кати (’выращивать, воспитывать, взращивать’), щодеиний ('ежедневный'), д]яти (’действовать’), Д1я (’действие’).
Лит. У. я. прошел два осн. этапа развития: ст.-укр. яз. (14 — сер. 18 вв.) и совр. лит. У. я. (с кон. 18 в.). Ст.-укр. яз. представлен юрпдич. актами и др. деловыми документами, полемич. лит-рой, науч, прозой, худож. произведениями разных жанров.
Лит. нормы ст.-укр. яз. нашли свое отражение также в грамматике и словаре Л. Зизания (1596), в ч Лексиконе славе-норосскомь П. Берынды (1627). Совр.
УКРАИНСКИЙ 533
Уйгурское письмо (курсив), факсимиле юридического документа. Из сборника Рукописного отдела Института востоковедения АН СССР.
лит. У. я. утвердился на Украине с появлением произведений И. Котляревского. и др. писателей кон. 18 — нач. 19 вв. В истории совр. лит. У.я. выдающуюся роль сыграло творчество Т. Г. Шевченко, заложившего основы общенац. лит. языка, базирующегося па нар.-разг. основе. Общенац. лит. У. я. сформировался на основе говоров Поднепровья, под влиянием ст.-укр. лит. языка и близкородств. рус. лит. языка. Во 2-й пол. 19 в. благодаря деятельности П. Мирного, И. Нечуя-Левицкого, И. Франко, М. Коцюбинского, Л. Украинки, Л. Глибова, П. Грабовского и др. происходит окончательная консолидация всех укр. диалектов и региональных вариантов в единый укр. общенац. лит. язык.
Существ, изменения происходят в лит. У. я. после Окт. революции 1917. Активное функционирование У. я. в обществ, и культурной жизни широких масс населения Украины обеспечило быстрое развитие публицпетнч., науч, и офиц.-делового стилей. Преодоление разнобоя в языковых нормах, в терминологии ряда паук было осуществлено к нач. 50-х гг, С этого времени начинается новый этап в развитии норм лит. У. я. Происходит процесс дифференциации нормативных вариантов художеств, стиля и разговорно-бытовой речи, дальнейшее стилистич. перераспределение норм применительно ко всем функциональным стилям. Появление новых нормативных вариантов уже пе расшатывает стабильности лит. У. я., поскольку опн осознаются как функционально специализированные варианты. К нач. 80-х гг. все эти изменения были закреплены в «Словаре украпнеко-
534 УЛЬМСКИЙ
го языка» (т. 1—11, 1970 —1980; Гос. пр. СССР, 1983).
У. я. унаследовал др.-рус. письменность (см. Кириллица). Совр. укр. алфавит создан на основе рус. гражд. шрифта. Древнейшие памятники: юридич. акты 14—15 вв., Пересопницкое евангелие (1556—61); «Ключ царства небесного» М; Смотрицкого (1587), «Извешение краткое о латинских прелестях» И. Вишен-ского (1588); «Зерцало богословии» К. Ставровецкого (1618) и др.
• Жите цк ий П. И.. Очерк звуковой истории малорус, наречия. К., 1876; Шахматов О., Крпмсь кий А., Нариси з icTopii украГнсько! мови. Ки>в, 1924; Б у-л а х о в с ь к и й Л. А., Питания походжен-ня украУнсько! мови, Ки1’в, 195_6; Г у м е ц ь-к а Л. Л., Нарис словотворчо! системи ук-раГнсько! актово? мови XIV—XV ст., КиУв, 1958; Курс icropii украУнсько'У лНературно’У мови, т. 1 — 2, КиУв, 1958—61; Ж о в т о-брюх М. А.. Кулик Б. М., Курс сучасноГ украУнськоУ лиературноУ мови, ч. 1, 2 изд., КиУв, 1961; Горецький П. Й.. 1сто-р!я украУнськоУ лексикограф;!, КиУв, 1963; Сучасна украУнська лБературна мова, за ред. 1. К. Б1лод1да, т. 1—5, КиУв, 1969—73; 1стор1я украУнськоУ мови, т. 1—4, КиУв, 1978-83.
УкраУнсько-рос1йськнй словник, т. 1 — 6, КиУв, 1953 — 63; Словник украУнськоУ мови. т. 1 — 11, КиУв, 1970—80; Словник староук-раУнськоУ мови. т. 1 — 2. КиУв, 1977 — 78; ЕтимологУчний словник украУнськоУ мови у семи томах, т. 1 — 2, КиУв, 1983—85 (изд. продолжается); Рус.-укр. словарь, 3 изд., т. 1 — 3, К., 1987 — 88.	Н. Н. Пилинский.
УЛЬМСКИЙ ЯЗБ1К — один из тунгусо-маньчжурских языков. Распространен на терр. Хабаров, края РСФСР, в низовьях р. Амур. Число говорящих ок. 1 тыс. чел. (1979," перепись). Диал, членения не имеет. В фонетике, за исключением отсутствия перехода -Н > -ci, имеет те же особенности, что и нанайский язык, диалектом к-рого У. я. долго считался. Еще в мень
шей степени, чем в нанайском яз., есть данные для выделения назализов. гласных прн редукции конечного -п основы. В морфологии имеется форма назначит, падежа на -зи (apun -ju-i/-si/-ni 'шапка для меня/теоя/него'), аналогичная представленной в орокском языке. В качестве форм наст. вр. выступает причастие в лично-притяжат. оформлении — как в нанайском и орокском языках, но, в отличие от них, У. я. сохраняет также исконные формы презенса с «нулевыми» показателями времени в 1-м и 2-м л. ед. и мн. ч., характерные для северных тунгусо-маньчж. языков. В синтаксисе отсутствует согласование определения с определяемым. Разрабатывается письменность на основе рус. графики.
• Петрова Т. И.. Ульч. диалект нанайского языка, М.— Л., 1936; С у н и к О. П., Ульч. язык. Исследования и материалы, Л., 1985.	И. В. Кормушин.
Умбрский язь”|К — один из италийских языков (оскско-умбрская подгруппа). Мертвый язык италийского племени, населявшего терр. обл. Умбрия к С.-В. от Рима.
Известен по кратким надписям 4—1 вв. до н. э. (ок. 20) и по 7 бронзовым таблицам, содержащим культовые предписания коллегии жрецов г. Игувий (совр. Губбио), к-рые обычно датируются 200— 70 гг. до н. э. Б. ч. надписей, таблицы I—IV н часть V написаны умбрским алфавитом (модифициров. вариант архаического этрусского; см. Письмо); остальные надписи выполнены латинским письмом.
В фонетич. отношении У. я. значительно эволюционировал по сравнению с оскским языком и латинским языком: все старые дифтонги монофтонгизированы, интервокальное и конечное s>r (в ауслауте часто отпадает), все краткие безударные гласные подвержены выпадению внутри слова, а конечные долгие сокращаются; мн. согласные в ауслауте также исчезают, напр. -ns > -f > -о. Древний велярный к перед гласными переднего ряда>с (шипящий или аффриката?); интервокальный d>f (в лат. графике rs, фонетич. характер неясен); начальное I- часто дает v-. За счет фонетич. процессов отмечается значит, омонимия форм в именном склонении. В глагольной системе имеются специфич. формы: перфект с суффиксами -nki и -1о, неясные по значению формы на -fi и др. Развита система послелогов, к-рые сливаются с именной формой, образуя т. наз. агглютинативные падежи. В лексике много архаизмов (в сакральных формулах и т. п.); мн. слова еше не получили удовлетворит. интерпретации. Есть отд. заимствования из этрус. и лат. языков. Близок к У. я. язык племени вольсков (центр. Лациум, р-н совр. г. Веллетри), а также язык надписей из юж. Пицепа (р-н г. Анкона) к В. от Умбрии.
• Poultney J. W., The bronze tables of Iguvium, Balt., 1959; E r n о u t A.. Le dialecte Ombrien, P., 1961; Simone C. de, Etruskischer Literatursbericht. «Glotta». 1975, Bd 53; Marinetti A., II sudpiceno come italico, «Studi etruschi», 1981, t. 49.
А. А. Королев. УМБАНДУ — одни из банту языков (зона R, по классификации М. Гасри). Распространен в центральных и береговых р-нах Анголы. Число говорящих 1,9 млн. чел.
В фонетике представлен пятичленный вокализм, консонантизм включает назальные смычные звонкие фонемы: возможна позиционная назализация гласных; на стыке морфем реализуются элизия и слияние гласных. Тоны (высокий, сред
НИЙ, низкий) выполняют смыслоразличит. функции. Слог открытый, ударение квантитативное, фиксированное (на предпоследнем слоге). В морфологии имеется 18 согласоват. классов (см. Именные классы), в т. ч. диминутивные, аугмен-тативные, локативные; все классы имеют регулярные согласоват. модели, полная форма префикса двуслоговая (VCV), причем начальный гласный, как во всех языках данной зоны, —[о-], за исключением 5-го кл., где имеется [е-Н-]. Глагол обладает субъектным и объектным спряжениями, показатели к-рых, как и показатели времени, занимают предкорне-вую позицию. Глагольные суффиксы передают категории вида и залога. Порядок слов SPO. В лексике значит, кол-во заимствований из португ. яз.
У.— язык межэтнич. общения. Письменность на основе лат. алфавита создана в 70-х гг. 20 в.
• Valente J. F., Gramatica Umbundu. A lingua do Centro de Angola, Lisboa, 1964.
Le Guennec G., Valente J.F., Dicionario Portugues-Umbundu, Luanda, 1972.	H. В. Охотияа.
УМЛАУТ (нем. Umlaut) (перегласовка, метафония) — тембровое изменение корневых гласных исторически под влиянием гласных суффикса или окончания в германских языках. Существуют разные виды У. Осн. и наиболее распространенный — «палатальный» i(j)- У., т. е. сдвиг вперед гласных заднего ряда а, о, и под влиянием последующего i(j), к-рый мог позже исчезать или превращаться в е, ср. др.-фриз. bed ’постель’ (~ гот. Ьа-di; а>е), др.-исл. куп ’род’ (~гот. kuni; u>ii), ср.-в.-нем. mdhte 'мог бы’ (<др,-в.-нем. mohti;o>6 при -i>-e). Менее характерен «велярный» У., состоящий в лабиализации или дифтонгизации корневых гласных под влиянием последующего u (w), ср. др.-англ, beadu ’битва’<ba-du; wudu ’nec’<widu; др.-исл. tryggr ’верный’ (~ гот. triggws).
Явления, охватываемые понятием У., проявляются в языках либо в виде живых чередований (ср. нем. Nutz ’польза’ — nutzlich ’полезный’), либо в виде диахронич. изменений, обнаруживаемых только сравнительно-историческим методом (напр., англ, send ’посылать’, где |е| из а| в результате «палатального» У., ср. др.-англ, sendan — гот. sandjan). Зарождение У. относится к дописьм. периоду герм, языков, и развитие его проходило, видимо, несколькими волнами разной интенсивности. Поэтому представленность У. неодинакова по языкам; наиболее развит У. (1-го типа) в нем. яз., где он характерен для моделей формо- и словообразования типа Schlag ’удар’— мн. ч. Schlage, hoch ‘высокий’ — Hohe 'высота’. Правда, наряду с такими живыми соответствиями по У. имеются затемненные умлаутные формы типа Eltern ’родители’ (при alter — сравнит, степень от alt ‘старый’). Явление У. впервые было изучено основателем ист. германистики Я. Гриммом, к-рому принадле-я:ит и сам термин «У.». Первоначально У. складывался как позиционное, фонетически обусловленное изменение (регрессивная ассимиляция), но со временем он мог грамматикализоваться и переноситься в формы, не имевшие исторически флективного -i (типа Mutter ‘мать’ — мп. ч. Miitter); тем самым У. превратился в грамматич. средство — разновидность внутренней флексии (см. Флексия), в связи с чем его называют иногда вокалической и н-ф л е к с и е й. В этой функции У. структурно соотносится с аблаутом. Т. о., фо
нологич. содержанием У. в диахронии является возможное (но не обязат.) появление новых фонем иа базе фонетич. дивергенции, а морфонологич. содержанием У.— появление фонемных чередований.
Тернии «У.» используется и за пределами германистики, напр. в тюркологии, где им иногда обозначают т. наз. обратный сингармонизм в уйгур, яз., причем термин «У.» распространяется на все виды регрессивной гармонизации. Ср. ат ‘лошадь’— эт! ‘его лошадь’ (тембровый У.), совун ‘мыло’ < савун (лабиальный У.); реже и менее последовательно отмечается лингвальный У. (по раствору), ср. дублеты типа мбшук — мушук ‘кошка’. В отличие от германского, уйгур. У. не стал фактом грамматики, поэтому предпочтительнее различать эти явления и использовать термин «У.» в его традиционном узком значении.
,	„	, В. А. Виноградов.
УНАНГАНСКИЙ ЯЗЫК —см. Алеут-ский язык,
УНИВЕРСАЛИИ (от лат. universalis — общий, всеобщий) языковые — свойства, присущие всем языкам или большинству из них. Теория языковых У. рассматривает и определяет: 1) общие свойства всех человеческих языков в отличие от языков животных. Напр., в человеческом языке канал для любой языковой коммуникации является вокально-слуховым; на языке человека возможно легко порождать и легко воспринимать новые создаваемые сообщения; в языке человека непрерывно возникает новая идиоматика и т. д. 2) Совокупность содержат, категорий, теми или иными средствами выражающихся в каждом языке. Напр., во всех языках выражены отношения между субъектом и предикатом, категории посессивности, оценки, опре-деленности/неопределенности, множественности, все языки знают членение на тему и рему. 3) Общие свойства самих языковых структур, относящиеся ко всем языковым уровням. Напр., во всяком языке не может существовать менее десяти и более восьмидесяти фонем; если в языке существует сочетание согласных вида «плавный + носовой», то существует сочетание вида «плавный + + шумный»; если есть противопоставление согласных по твердости — мягкости, то нет политонии гласных; во всяком языке есть противопоставление компактных — диффузных гласных; отношение кол-ва гласных к кол-ву согласных в звуковой цепи не может быть больше двух; если в языке слово всегда односложно, то оно одноморфемно и в языке существует музыкальное ударение; если существует флексия, то есть и деривационный элемент; если выражено мн. ч., то есть ненулевой морф, его выражающий; если существует падеж с только нулевым алломорфом, то для всякого такого падежа существует значение субъекта при неперех. глаголе; если субъект в языке стоит перед глаголом и объект стоит перед глаголом, то в языке есть падеж; если субъект стоит после глагола и объект стоит после субъекта, то прилагательное помещается после имени; если в языке существует предлог н не существует послелог, то существительное в род. п. помешается после существительного в им. п.; если в языке существует послелог и не существует предлог, то существительное в род. п. стоит перед существительным в им. п., и т. д. Известны и У., относящиеся ко всем языковым уровням: для всякого противопоставления маркиров. член имеет более редкую встречаемость, чем не
маркированный (см. также Семантика, Семиотика). Известны У. лекспко-се-мантич. плана, напр.: ‘тяжелый по весу’ приобретает значение ‘трудный’; ‘горький по вкусу’ — значение ‘горестный, скорбный’; ‘сладкий по вкусу’ — ‘приятный’; ‘пустой, полый’ — ‘бессодержательный, несерьезный’; ‘большой по размеру’ — ‘важный’ и т. д.
Существует неск. классификаций У., строящихся на разных основаниях. Так, различают след. У.: 1) дедуктивные (т. е. обязательные для всех языков) и индуктивные (явление имеет место во всех известных языках); 2) абсолютные (полные) и статистические (неполные). К последним примыкают и т. наз. фреквенталии, воплощающиеся в частотные явления, встречающиеся во мн. языках; 3) простые (утверждающие наличие или отсутствие нек-рого явления) и сложные (утверждающие определ. зависимость между разными явлениями); 4) синхронические и диахронические.
Теория диахронич. У. активно развивается с 70-х гг. 20 в. Признание У. в диахронии (напр., утверждение, что самое позднее глагольное время в языке — это Futurum) предполагает принятие идеи однонаправленности языкового развития. Концепции этого рода высказывались в сов. яз-знании 30-х гг. 20 в. (работы И. И. Мещанинова, В. И. Абаева, С. Д. Кацнельсона и др.). Идея диахронич. У. опирается также на гипотезу о системной близости языков архаической структуры и на позднейшую вариативность новых языков. Идея однонаправленности языковой эволюции не предполагает оценки языков, необходима исследоват, работа по изучению компенсаторных и функционально синонимии, явлений в языках нового времени. К более частным диахронич. У. относятся: закон о формировании местоимений вначале указательных, личных и вопросительных, а лишь впоследствии — возвратных, притяжательных, неопределенных и отрицательных; положение о возникновении местоименных слов из первичных диффузных по функции коммуникативных элементов. Поиск диахронич. У. связывается с коммуникативно-дискурсивными установками общения, т. е. в теорию У. вводится человек с его эволюцио-низирующими стандартами общения (Т. Гпвон, Ч. Н. Ли, А. Тимберлейк и др.). Таким образом объясняется и утверждается разное по времени изменение структур с одушевленными и неодушевленными актантами, разные этапы появления глагольных времен (аорист часто предшествует перфекту), позднейшее возникновение грамматич. субъекта из первоначальной темы (тематич. элемента, топика) и др. Диахронич. У. связываются с изменением «картины мира» носителей языка: так, в древнейших текстах обычно повторяется один топик (см. Диахроническая типология), появление многообразных топиков ведет к возникновению инициальной анафоры, а последняя— к возникновению порядка слов типа SVO (SOV), а не только VOS (VSO).
Знание диахронич. У. проливает свет и на данные синхронной типологии, позволяя прогнозировать исчезновение одних явлений и возникновение других. Теория диахронич. У. является существенной опорой для реконструкции прежних состояний одного языка и для сравнит.-ист. яз-знания. При реконструкции нек-рого праязыкового состояния суще-
УНИВЕРСАЛИИ 535
ственно« вычесть» из данных архаичною языка знание У. древних структур, с одной стороны; с другой стороны, знание  диахронич. У. дает возможность верифицировать реконструируемые состояния (особенно это относится к реконструкции синтаксич. явлений по данным современных, даже близких, языков). Диахроиич. У. существенны и для этимологии: напр., вряд ли возможно, чтобы первичные коммуникативные односложные частицы восходили к «застывшим» местоименным словоформам.
Таким образом, верификация через У., как синхронические, так и диахронические (как первичный этап лингвистич. анализа), связана с задачами ареальной лингвистики, типологии и ист. реконструкции. Только при негативной проверке на статус У. у анализируемого лингвистич. явления можно говорить об ареальном схождении, генетич. близости, заимствовании. Существенна верификация через У. и для фактов, напр., экспериментальной фонетики: нередко исследователь, проделавший большую работу, объявляет специфически языковым факт универсальный.
Утверждения о наличии У. восходят к антич. грамматикам; в ср. века (13 в.) возникает термин grammatica universalis: с появлением грамматики Пор-Рояля (см. Универсальные грамматики) это понятие обретает лингвистич. основу. Объектом совр. лингвистики языковые У. становятся с нач. 60-х гг. 20 в. (гл. обр. в СССР и США). Накопление материала по разл. языковым У. в 60—70-е гг. было стимулировано успехами структурно-системного описания языков, в особенности фонологии, а также расширением границ структурной типологии, знакомством с языками Африки, Юго-Вост. Азии и Океании.
Теория У. проделала эволюцию от поисков поверхностных и затем имплика-тивных У., гл. обр. в синхронии, к поискам диахронич. У. и к широкому типологич. сопоставлению способов реализации одной и той же содержат. У. (последнее характерно для европ. лингвистики).
' В 80-е гг. наблюдается обращение исследователей к У. текста и порядку компонентов в синтаксич. структурах. Эти У. находят объяснение в «картине мира», понимаемой через язык (новое семантич. направление, возникшее из анализа «глубинных структур» семантики).
Актуальным для совр. теории У. является установка на интерпретацию У. Напр., выдвижение к началу высказывания важных по смыслу элементов интерпретируется через большую звучность (и большую воспринимаемость) начальной позиции высказывания, подъем интонации в конце общего вопроса объясняется сжатостью голосовых связок говорящего, внутренне не закончившего коммуникацию, понижение тона в конце повество-ват. высказывания — релаксацией связок. Выход за пределы внутрисистемной интерпретации влечет за собой новые возможности объяснения действия У.: со-ц иальные причины, кодификация, появ-л ение письменности и пр. Интерпретация и верификация накопленных У. может облегчить поиск новых У., сделав его не только эмпирическим, но и априорным. • Успенский Б. А.. Структурная типология языков, М., 1965: Языковые универсалии и лингвистич. типология, М., 1969; НЛ, Языковые универсалии, в. 5, М.,1970; Универсалии и их место в типологич. исследованиях. Тезисы докладов, М.,
536 УНИВЕРСАЛЬН
1971; Кацнельсон С. Д., Типология языка и речевое мышление, Л., 1972; Универсалии и типологич. исследования, М., 1974; Мещанинов И. И., Проблемы развития языка, Л., 1975; Принципы описания языков мира, М., 1976; Категории бытия и обладания в языке, М., 1977; Категория определенности — неопределенности в слав, и балкан. языках, М., 1979; Universals of language, 2 ed., Camb. (Mass.) — L., [1966]; Greenberg J. H., Language universals, The Hague — P., 1966; D o n z e R.. La grammaire generale et raisonnee de Port-Royal, Bern, [1967]; Universals in linguistic theory, N. Y.— [a. o.J, [1968]; Comrie B., Language universals and linguistic typology. Syntax and morphology, Oxf., 1981; Apprehension, pt 1—2, Tiibingen, 1982 (Language universals series, ed. by Й. Seiler, v. 1); Lehmann Ch., Der Relativsatz, Tiibin-§en, 1984 (Language universals series, ed.
у H. Seiler, v. 3); Explanations for language universals, B.— [u. a.], 1984.
T. M. Николаева.
УНИВЕРСАЛЬНЫЕ грамматики («всеобщие», «общие», «рациональные», «философские», «аналитические» грамматики) — грамматики, в которых грамматические категории объясняются через категории мышления. В У. г. рассматривается номенклатура понятий и принципов, предположительно общих для всех людей в области восприятия и осмысления действительности, и, соответственно, необходимый набор грамматических категорий для выражения мысли в речи. У. г. восходят к «всеобщим» и «философским» грамматикам 16—17 вв. Первым фундаментальным грамматич. сочинением, основанным на «новых началах», а именно на «анализе мысли» с т. зр. «операций рассудка», на анализе общих смысловых категорий восприятия человеком действительности, является изданная в 1660 во Франции и многократно переиздававшаяся как во Франции, , так и за ее пределами «Grammaire generale et raisonnee de Port-Royal»(«Всеобщая и рациональная грамматика Пор-Рояля»), авторы к-рой — аббаты монастыря Пор-Рояль (или Пор-Руаяль) А. Арно н К. Лаи-сло. В этой грамматике соединилась тонкость методич. подхода к анализу фактов языка с филос. осмыслением оси. грамматич. категорий п понятий. Традиционные, восходящие к античности методы описания языка по частям речи и грамматич. категориям, применявшиеся зачастую без учета специфики материала языков и без осмысления осн. значений грамматич. категорий, делали грамматику 17 в. наукой запутанной и во многом непоследовательной, вели к процветанию в обучении грамматике схоластич. принципов и разл. мнемонич. приемов в ущерб постижению «разумных» начал языка. Авторы грамматики Пор-Рояля полагали, что их метод поможет постичь основы «рационального» подхода к изучению языка, базирующегося на «анализе мысли» с позиций способностей разума. Поэтому центр, звеном теории Пор-Рояля стало описание «операций рассудка», при помощи к-рых человек воспринимает, анализирует и осмысляет окружающую действительность. Операции рассудка постижимы и выразимы только через язык и на языке. Т. о., сформировалось одно из ключевых понятий У. г.: язык является «средством анализа мысли», а слова — это «звуки отчетливые и членораздельные, из которых люди составили знаки для обозначения своих мыслей».
Грамматика Пор-Рояля разделена на 2 части: «Слова как звуки» и «Слова как средства выражения и передачи мысли», состоящие соответственно из 6 н 24 глав. Во 2-й части содержатся положения об «основных операциях рассудка» и соот
ветствующих им языковых категориях. «Операции рассудка» —«представление», «суждение», «умозаключение». Соответственно им языковые категории реализуются в принципиальных функциональных различиях между частями речи. Имена (существительные и прилагательные), местоимения, артикли соотносятся с операцией «представления», глаголы, отглагольные части речи, а также союзы и междометия являются языковой реализацией способности к «суждению». Способность к «умозаключению» реализуется иа уровне связного текста (особенно в т. наз. периодах). Для определения частей речи применение лишь логико-семан-тич. критериев признавалось недостаточным, учитывалась роль слова в предложении. В грамматике Пор-Рояля последовательно решается проблема «общего» и «частного»: набор логико-смысловых категорий, находящих то пли иное выражение в языках на грамматич. или лексич. уровнях, составляет «общее», а эмпирия. постижение свойств «языка вообще» через изучение грамматич. организации отд. языков—«частное». «Общее» постижимо через «частное», а «частное» — через «общее». Напр., понять, является ли та или иная грамматич. категория «общей», можно лишь через «частное» изучение фактов языков, к-рое показывает, что на самом деле нет «общих» грамматич. категорий, а есть лишь более или менее распространенные способы реализации логико-смысловых категорий, к-рые считались действительно универсальными. Категории же, являющиеся формальными, иапр. категория рода, не могут выступать в виде «общих» категорий (см. также Универсалии языковые, Логическое направление в языкознании). Существенным шагом вперед в описании имени явился принцип отделения «субстанции» от «акциденции» в области именования с учетом специфики реализации логич. категорий в языке (в частности, на синтаксич. уровне).
Универсальной грамматике Пор-Роя-ля предшествовала длит, традиция, изучение к-рой началось лишь в последнее время [грамматич. трактаты ср.-век. «мо-дистов»; «Минерва, или О причинах латинского языка» Ф. Санчеса (Санкция; 16 в.) в Испании и др.], однако название именно грамматики Пор-Рояля стало родовым и послужило источником наименования мн. др. грамматич. сочинений, созданных в традициях грамматики Пор-Рояля, Как правило, «общие и рациональные» грамматики дополнялись трактатами по «логике, или искусству мышления». Наиболее полно идеи «общей и рациональной» грамматики были развиты в 18 в. во франции в трудах С. Ш. Дюмар-се (1769), Н. Бозе (1767), Э. Б. де Кондильяка (1775) и в Англии, особенно в работах Дж. Харриса («Hermes or a philosophical inquiry concerning language and universal grammar», 1751), Дж. Битти («The theory of language», 1788), лорда Монбоддо, Дж. Пристли. Идеи У. г. получили развитие в большинстве зап.-европ. стран, а также в России, особенно в кон. 18 — нач. 19 вв. (см. Языкознание в России).
Развитие идей «общей и рациональной» грамматики привело к тому, что к сер. 18 в. единый ранее предмет грамматики разделился на 2 области: «грамматич. науки» и «грамматич. искусства». «Грамматика может изучать два вида принципов строения языков. Первые присущи всем языкам, а истинность их неизменна; они относятся к природе самой мысли и служат анализу мысли... Истинность вторых
лишь гипотетична и зависит от соглашений свободных и изменчивых... В соответствии с этим могут существовать „общая" и „частная,, грамматики, причем первая является „наукой", а вторая — „искусством"» (Бозе). Выделение «п>ам-матич. науки», созданной иа базе «общих и рациональных» грамматик, в отд. область знания о языке послужило основой формирования общелингвистич. знания (общего яз-зиания) в отличие от частио-лпнгвистич. знания. Таким образом, в У. г. 18 в. зародилось представление о двойственности предмета лингвистики и начала формироваться «парадигма» (см. Историография лингвистики) общелинг-вистич. знания.
Филос. основой У. г. являлась не только философия рационализма (картезианство), но и философия эмпиризма и сенсуализма, сама процедура обоснования всеобщности мыслительных (понятийных) категорий не играет в методе «общих и рациональных» грамматик особой роли. В У. г. отсутствовало диалектич. осмысление развития грамматич. строя языков, им был чужд сам принцип историзма. Ограниченность методов и исходных принципов «общих» грамматик объясняется также тем, что в 17 — нач. 19 вв. мн. языки еще ие были известны и описаны, что вело к европоцентризму номенклатуры исходных категорий описания языков. Сравнительно-историческое языкознание утверждало свои методы и принципы в борьбе с «общей» грамматикой, объявив ее антинаучной. Негативное отношение к этим грамматикам господствовало в истории яз-знания с 19 в. до 60-х гг. 20 в.
Современная мировая и в особенности сов. историография лингвистики, рассматривающая У. г. с учетом ист. условий их возникновения и развития, отмечает прогрессивную роль У. г. в эпоху формирования осн. европ. нац. лит. языков. Именно в У. г. была разработана методология и даны логико-филос. обоснования принципов описания любого языка по частям речи и грамматич. категориям. Давая общую номенклатуру значений грамматич. п лексико-грамматич. категорий, У. г. исходили из того, что эти значения могут быть так или иначе выражены в любом языке, но разными языковыми средствами. У. г. создали базу для типологич. и сопоставит, яз-знания. Идеи У. г. находят применение в преподавании языков, типологии лингвистической, в работах по универсалиям лингвистическим, в генеративной лингвистике.
• А м проваТ. А. .Ольхов и ков Б. А., Рождественский Ю. В., Очерки по истории лингвистики, М.. 1975; Б о к а-дорова Н. Ю.. «Общая грамматика» XVIII в. и совр. общее яз-знание, Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1982, т. 41, № 2; е е же, Франц, лингвистич. традиция XVIII — нач. XIX в., М., 1987; Малявина Л. А., У истоков яз-знания нового времени. (Универсальная грамматика Ф. Санчеса «Минерва» 1587 г.), М.. 1985; Chomsky N., Cartesian linguistics, N. Y.— L., 1966; D о n-ze R.. La grammaire generate et raisonnde de Port-Royal, Berne. 1967; Chevalier J.-Cl., Histoire de la syntaxe, Gen., 1968; La grammaire generale des modistes aux ideologues, Lille, 1977	(лит.); Ricken U.,
Grammaire et philosophie au siecle des Lumieres, Lille, 1978. H. Ю. Бокадорова. УНЦИАЛЬНОЕ ПИСЬМО [от лат. un-cialis — равный по длине одной унции (‘/и римского фунта)] — см. Греческое письмо, Латинское письмо.
УПОДОБЛЕНИЕ — см. Ассимиляция. УПРАВЛЕНИЕ — подчинительная связь (см. Подчинение), прн к-рой главенствующий компонент словосочетания
требует постановки зависимого компонента в определенной грамматич. форме, причем изменение формы главенствующего слова не вызывает изменения формы управляемого слова.
В иидоевроп. языках У. обнаруживается гл. обр. в присоединении к главенствующему слову предложной или беспредложной словоформы существительного (местоимения) в определ. косвенном падеже. Напр., перех. глагол обычно требует постановки существительного в вин. п. без предлога (лат. Amat patriam, нем. Er liebt seine Heimat, рус. «Он любит родину»); во мн. слав, языках перех. глагол с отрицанием управляет словоформой в род. п. (рус. «не читаю книг», польск. nie czytam ksiqJek).
В качестве главенствующего компонента может выступать любое знаменат. слово. В русском, как и во многих др. языках, наиболее широкой системой связей У. обладает глагол. Иногда говорят о способности к У. служебных слов, напр. в лат. и европ. языках — предлогов, требующих определ. падежной формы, в араб. яз.— частиц, от к-рых зависит глагольное наклонение.
Поскольку У. прежде всего явление, формально выраженное, сходные или даже тождественные по семантике глаголы могут иметь разное У. в разл. языках (ср. лат. adjuvo nominem — вин. п. и рус. «помогаю человеку» — дат. п.) или даже в одном языке (ср. рус. «смеяться над кем-либо», но «осмеять, засмеять кого-либо»), Однако, в отличие от согласования, выбор управляемой формы в значит. степени зависит также от лексико-грамматич. группы, к к-рой принадлежит главенствующее слово. Так, в рус. яз. при глаголах — названиях действий, предполагающих предмет своего непосредств. приложения, этот предмет выражается чаще всего формой вин. п. без предлога (прямое дополнение). Особыми падежными формами выражаются отношения объекта — адресата или объекта — орудия действия, если эти значения допускаются семантикой соотв. глагола. Зависимость У. глагола от его словообразоват. значения может выражаться также определ. префиксом (напр., «наехать на дерево» — «отъехать от дома»и т. п.).
В рус. яз. прн У. глагола возникают отношения: объектные («строить дом»), восполняющие («стать учителем»), а также объектно-восполняющие («зарасти травой») или объектно-определительные («бить по воротам»). У. глагола может быть не только одиночным, но и двойным («заплатить мастеру за работу»). При У. существительного объектные и восполняющие отношения почти всегда осложняются определительными («подарок бабушке», «движение за мир»). При У. прилагательных возникают преим. информативно-восполняющие отношения («достойный любви»).
Различается сильное и слабое У. Так, сильное У. возникает при выражении информационно-восполняю-щих и объектных отношений. Употребление распространителей здесь обязательно («стать учителем»). У., при к-ром объектные отношения контаминируются с определительными, принято относить к слабому У. («окно на юг», «писать карандашом »).
У. может быть вариативным. Вариативность обусловлена наличием в языке средств связи и форм, способных выражать одни и те же значения, а также сложностью значения слова, связан
ного с разл. семантич. группами. Так возникают сочетания, тождественные по смыслу («поддаться уговорам — на уговоры») либо отличающиеся оттенками значения или стилистически («просить хлеб — просить хлеба»).
• Мещанинов Н. И., Члены предложения и части речи. М.—Л., 1945; Пешковский А. М.. Рус. синтаксис в науч, освещении, 7 изд., М., 1956; Курило-вич Е., Проблема классификации падежей, в его кн.: Очерки по лингвистике, М., 1962; Прокопович Н. Н., Словосочетание в совр. рус. лит. языке, М.. 1966; Скобликова Е. С., Согласование и управление в рус. языке, М., 1971; Общее яз-знание. Внутр, структура языка, М., 1972; Б е л о-шапкова В. А.. Совр. рус. язык. Синтаксис, М., 1977; Лайонз Дж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с аигл., М., 1978; Рус. грамматика, т. 2, М., 1980.
.	Л. Е. Лопатина.
УРАЛЬСКИЕ ЯЗЫКЙ —крупное генетическое объединение языков, включающее 2 семьи — фииио-угорскую (см. Финно-угорские языки) и самодийскую (см. Самодийские языки; нек-рые ученые рассматривают их как группу языков в составе генетич. общности У. я.). В лингвистич. лит-ре назв. «У. я.» появилось относительно поздно. Э. Н. Сетяля в работе «Zur Frage nach der Verwandschaft der finnisch-ugrischen und samojcdischen Sprachen» (1915) доказал родство финно-угорских и самодийских языков, к-рые считались неродственными. Было обнаружено сходство корнеслова, системы грамматич. формативов, закономерных звуковых соответствий. Был сделан вывод о происхождении финно-угорских и самодийских языков из одного языка-предка, или уральского языка-основы. Появление нового назв. «У. я.», однако, практически не исключает возможности изучать и описывать финно-угор. языки отдельно, а само назв. «финно-угроведа-ние» как отрасль лингвистики, занимающаяся изучением финно-угор. языков, продолжает существовать наряду с более широким по объему термином «уралистп-ка».
У. я. распространены на довольно большой терр.: на С.— от сев. Норвегии до Таймырского п-ова, на Ю.— сев. часть Югославии, Венгрии и Морд. АССР. Отд. поселения финно-угор. народов есть в Сибири, на ниж. Волге и на Кавказе. Топонимика и гидронимика свидетельствуют о том, что терр. распространения финно-угореккх и самодийских народов была еще более обширной. Карелы жили на В. до Сев. Двины, в р-не Сев. Двины жили коми, следы былого пребывания вепсов в басе. р. Мезень прослеживаются довольно отчетливо. Мордва занимала некогда значит, часть терр. ныне Горьковской, Рязанской и Пензенской областей, предки манси (югра) обитали в басе. Печоры, а также на р. Вычегда. Самодийские народы населяли Саянское нагорье.
Вопрос о прародине уральских народов является спорным. Согласно новейшим исследованиям, прародина уральцев с 5-го по 3-е тыс. до н. э. находилась в сев. части Зап. Сибири, в р-не между ниж. Обью и Уральскими горами. Эта терр. в тот период отличалась благоприятными климатич. условиями. После распада уральской языковой общности финно-угор. ветвь переместилась иа запад, и ок. 3-го тыс. до н. э. р-ном ее распространения стали басе. Печоры, Камы и терр. к 3. от Урала. По мнению П. Хайду, прародина финно-угров занимала южную
УРАЛЬСКИЕ 537
и западную (к 3. от Уральских гор) части терр. уральской прародины. В существующих классификациях древних финно-угор. языковых общностей много спорного; напр., ошибочно предположение о существовании финно-перм. языковой общности (см. финно-пермские языки), еще недостаточно доказана гипотеза о существовании в древности финно-волж. языковой общности (см. финноволжские языки).
В генеалогии, классификации совр. финно-угор. языков отмечаются след, ветви: 1) прибалтийско-финская — финский, ижорский, карельский и вепсский языки, составляющие сев. группу; эстонский, водский, ливский языки, образующие юж. группу; 2) Волжск а я — марийский яз. с луговым, восточным, сев.-западным и горным наречиями, и мордовские языки (эрзянский и мокшанский); 3) пермская — удмуртский, коми-зырянский и коми-пермяцкий языки; 4) угорская — хантыйский и мансийский, а также венгерский языки; 5) саамская — саамский язык, разделяющийся на 2 наречия (западное и восточное).
Нек-рые ученые выдвигают гипотезу о принадлежности к финно-угор. языкам ныне уже исчезнувших языков — мерянского, муромского и мещерского.
Самодийские языки традиционно делятся на 2 ветви, или группы: северную — ненецкий, нганасанский, энецкий языки; южную — селькупский, камасинский (недавно исчезнувший) языки. Нек-рые исследователи считают, что языки юж. группы являются самостоят. ветвями У. я. Камасин. яз. входил в подгруппу в настоящее время уже исчезнувших саяно-самоднйских языков (койбальскнй, ма-торский, сойотский, тайгийский). О существовании этих языков и народов известно из записей 18 в. и отчасти нач. 19 в. Саяно-самодийские языки исчезли по причине перехода их носителей на тюркские или рус. языки.
В типологич. отношении У. я. настолько неоднородны, что не представляется возможным говорить о к.-л. едином уральском языковом типе. По-видимому, уральский праязык был в этом отношении более однороден. Рассеянность У. я. на большой терр., длительная их изоляция и отчасти влияние языков др. народов послужили причиной появления их большого' типологии, разнообразия, проявляющегося на разных уровнях. Если пермские, обско-угорские, мордовские и марийские языки являются агглютинативными языками, то в прибалт.-финских, самодийских языках и в особенности в саамском имеются заметные элементы флексии.
Кол-во согласных фонем в лит. перм. языках доходит до 26, тогда как в фии. яз. их всего 13. По разным причинам кол-во согласных в фин. яз. сильно сократилось по сравнению с уральским праязыком. Не отличается однообразием и характер ударения в У. я. В одних языках оно падает на первый слог (напр., в прибалтийско-финских), в других ударение разноместное (луговое мар. наречие, ненецкий яз., коми-пермяцкий яз.), в удм. яз., за немногими исключениями, оно падает на последний слог слова. Есть У. я., сохраняющие сингармонизм (напр., фин. яз.; в др. языках он полностью исчез — перм. языки, луговое мар. наречие).
В венг. яз. более 20 падежей, тогда как в ср.-обском диалекте хантыйского яз.
538 УРАРТСКИЙ
всего 3 падежа. Отрицание во ми. У. я. выражается формами отрицат. глагола, однако в эст. и угор, языках это явление исчезло. Наряду с языками, обладающими трехчленной системой прош. времен — простое прошедшее, перфект и плюсквамперфект,— встречаются языки и диалекты с одним прош. вр. Даже типологически одинаковые черты иногда могут иметь разное происхождение, напр. формы объектного спряжения в самодийских, обско-угорских и мордовских языках.
Особенно значительны различия У. я, в области синтаксиса. Синтаксис прибалт.-финских, саамского и мордовских языков напоминает синтаксис индоевроп. языков, тогда как синтаксис самодийских, обско-угорских (в известной мере также синтаксис удм. и мар. языков) может быть назван синтаксисом тюркско-монг. типа.
На протяжении своей длит, истории отд. У. я. подверглись влиянию языков др. народов, к-рые оставили заметные следы в их лексике, а отчасти и в их грамматич. строе.
У. я. не имеют памятников древней письменности. Наука располагает памятниками письменности отд. языков относительно позднего времени. Первый письм. памятник венг. языка создай ок. 1200, две краткие надписи на карел, яз. на Новгород, берестяных грамотах датируются нач. 13 в., первые памятники на древнем коми языке написаны в 14 в., наиболее древние фин. и эст. памятники восходят к 16 в. Памятники письменности др. финно-угор. народов относятся к кон. 17 и нач. 18 вв. У совр. уральских народов письменность развита довольно неравномерно. Наряду с языками с давней лит. традицией (венгерский, финский, эстонский) имеются языки со слабо развитой письменностью (ненецкий, хантыйский, мансийский) и бесписьменные или письменность к-рых разрабатывается (водский, вепсский и др.). Об изучении У. я. см. финно-угроведение.
• Основы финно-угор. яз-знания, [т. 1—3], М., 1974 —76; Хайду П., Уральские языки и народы, пер. с венг., М., 1985; Collin-der В., Survey of the Uralic languages,[2 ed.], Stockh., [1957]; H a j d u P., Finnugor nepek es nyelvek, Bdpst, 1962; его же, Beveze-tes az urali nyelvtudomanyba, Bdpst, 1966; Decsy G., Einfiihrung in die finnish-ug-rische Sprachwissenschaft, Wiesbaden. 1965.
Б. А. Серебренников. УРАРТСКИЙ ЯЗЬ'1К — мертвый язык, к-рый был распространен на территории Армянского нагорья вокруг оз. Ван, вплоть до долины р. Бохтан-Су на Ю., до р-на нынешнего Раваидуз на Ю.-В, и, возможно, до Араратской долины на С. У, я. вместе с близкородственным ему хурритским языком принадлежит, очевидно, к северо-восточнокавказской языковой семье.
Памятники У. я., в большинстве — царские надписи, написаны единым языком; лишь в иек-рых текстах обнаруживаются следы иного, периферийного диалекта. Типологически У. я. является продвинутым эргативным языком с рядом черт ранненоминативного состояния. В этом направлении он продвинулся дальше, чем хуррит. яз. Для согласных (по крайней мере, смычных и аффрикат) характерно противопоставление по признаку звонкости — глухости — смычно-гортанности. Оппозиция гласных по долготе — краткости У. я. неизвестна. Язык агглютинирующий (см. Агглютинация), префиксация неизвестна. Отмечены единичные случаи редупликации корней. Имени присущи категории состояния (определенное/неопределенное), чис
ла (ед. н мн.) и падежа [абсолютив, эргатив, генитив, датив, директив, дирек-тив-аблатив, аолатив-инструменталис, локатив, локатив-иллатив, статив, коми-татив, сублатив (подложит. падеж), сублатив-аблатив, прелатив (предсто-ятельный падеж), прелатив-аблатив]. Прилагательные и числительные формально не отличаютсяотсуществительных. Существуют местоимения: личные — самостоятельные и суффиксальные (субъектно-объектные местоимения абсолютного ряда, входящие в глагольную форму или сопровождающие ее в составе др. слова; в отличие от хуррптского, есть особое зависимое местоимение косвенного объекта), притяжательные, указательные, неопределенные, отрицательные, относительные, обобщптельно-определитель-ные. Глагол имеет две видо-временные Формы: сов. и несов. вида. Вневидовая форма, широко известная в хурритском, представлена только вводящим прямую речь глаголом говорения. В индикативе различаются 2 типа спряжения: транзитивное (эргативное) с субъектными показателями, восходящими к притяжат. местоимениям, и объектными показателями абсолютного ряда, и интранзитив-ное (абсолютное). В ирреальных наклонениях, в отличие от индикатива, известен только один вид спряжения с личными показателями абсолютного ряда. Залоговая диатеза глаголу не свойственна, но обнаруживается в причастиях. В отличие от хуррит. яз., У. я. не свойственны энклитики.
Древнейшие надписи датируются последней четв. 9 в, до н. э., самые поздние — нач. 6 в. до н. э. Письменность — клинопись, но существовало также иероглифич. письмо, применявшееся для обозначения емкости сосудов.
• Мещанинов И. И., Грамматич. строй урарт. языка, ч. 1—2. М.— Л.. 1959— 1962; М е л и к и ш в и л и Г. А.. Урарт. язык. М.. 1964; Дьяконов И. М., Хуррит. и урарт. языки, в его кн.: Языки древней Передней Азии. М.. 1967. с. 113—65; Хачикян М. Л., Хуррит. и урарт. языки, Ер.. 1985; Дьяконов И. М.. Старостин С. А., Хуррито-урарт. и вост.-кавк. языки, вкн.: Др.Восток. Этнокультурные связи, М., 1988; Friedrich J.. Einfiihrung ins Urartaische, Lpz.. 1933; Benedict W. C.. Urartian phonology and morphology. [Ann Arbor. 1963]; Diakonoff I. M., Hurrisch und Urartaisch, Miinch.. 1971.
M. Л. Хачикян.
УРДУ — офиц. язык Исламской Республики Пакистан (наряду с английским) и один из основных литературных языков Индии. Генетически и структурно представляет собой разновидность хинди. Области сплошного распространения не имеет: в Пакистане употребителен гл. обр. в городах (Карачи, Лахор, Равалпинди, Исламабад и др.); в Индии служит осн. языком мусульм. ред иг. меньшинства (преим. в штатах Уттар-Прадеш, Бихар, Махараштра, Андхра-Прадеш). Число говорящих в Индии ок. 30 млн. чел., в Пакистане — ок. 15 млн. чел. Диал, базой У. послужили местные говоры D-на Дели, известные под назв. чкхари боли». На их основе в 13—16 вв. сложился нар.-разг. язык хиндустани (хнндави), ставший языком межнац. общения и получивший распространение в крупных городах и на торговых путях собственно Хиндустана (совр. штат Уттар-Прадеш) и Пенджаба, а также проникший в центр, р-ны Декана (быв. княжество Хайдарабад). В 16—18 вв. формируется лит. разновидность хиндустани — рехта (позднее — У.), подвергшаяся сильному влиянию персидского языка н заимствовавшая из него и через него
широкий круг лексики. Совр. лит. У. в осн. чертах сложился в гг. Дели и Лакхнау к нач. 19 в. От хинди У. отличается прежде всего лексикой, а также связанными с нею маргинальными чертами фонетики, морфологии и синтаксиса (большая свобода порядка слов). У. в Индии проявляет тенденцию к сближению с хинди. Для У. используется перс, письмо, дополненное тремя новыми, знаками.
• Зограф Г. А., Хиндустани на рубеже XV111 и XIX вв., М., 1961; Дым-ши ц 3. М., Язык урду, М., 1962; Platts J. Т., A grammar of the Hindustani or Urdu language, L.. [19201.
Рус.-урду словарь, под ред. Зоэ Ансари и .1. М. Померанцева, М., 1959; Урду-рус. словарь, под ред. Зоэ Ансари, №.. 1964; Platts J. Т., A dictionary of Urdu, clas-sica I Hindi ana English, [Moskow. 1959]; Khwaja ‘Abdu’l-Majid. Jami ‘u'l-Iughat, Lahaur, [s. а.].	Г. А. Зограф.
Уровни языка — некоторые «части» языка; подсистемы общей системы языковой, каждая из к-рых характеризуется совокупностью относительно однородных единиц и набором правил, регулирующих нх использование и группировку в различные классы и подклассы. Можно выделить следующие осн. У. я.: фонемный, морфемный, лексический (словесный),синтаксический (уровень предложения). Уровнеобразующими свойствами обладают только те единицы языка, к-рые подчиняются правилам уровневой сочетаемости, т. е. обладают способностью вступать в парадигматич. и синтагматич. отношения только с единицами того же У. я. Единицы разных уровней обладают качеств, своеобразием (обнаруживают новое качество). С единицами др. У. я. единицы к.-л. одного уровня вступают только в нерархич. отношения типа «состоит из ...» пли «входит в ...». Так, фонемы могут образовывать классы и сочетаться в речевой цепи только с фонемами, морфемы в парадигматике и синтагматике сочетаются только с морфемами, слова — только со словами. В то же время фонемы входят в звуковые оболочки морфем, морфемы — в слова, слова — в предложения, и, наоборот, предложения состоят из слов, слова — из морфем и т. д. Группировки единиц языка внутри уровней,напр. фонем (гласные и согласные), морфем (корневые, аффиксальные и др.), слов (знаменательные, служебные, производные, простые, части речи и др.), не являются уровнеобразующими.
Картина уровневой организации языка значительно усложняется, во-первых, за счет возможных комбинаций единиц одного У. я., не ведущих к образованию единиц др. уровня, и, во-вторых, за счет существования единиц языка в а б-страктной и конкретной форме (ср. «эмические» единицы — фонема, морфема п т. д. и «этические» единицы — фон, морф и др.). В ряде работ проводится мысль, что эмич. единицы, напр. фонема, морфема, и этич. единицы, напр. фон (аллофон) и морф (алломорф), должны рассматриваться как единицы, принадлежащие к разным У. я. Между тем эмическая и соответствующая ей этическая единица представляют собой одну и ту же единицу языка, но рассмотренную либо в абстрактной форме, как название класса [напр., морфема — класс морфов (алломорфов)], либо в конкретной форме, как отд. представитель этого класса (напр., морф, или конкретная морфема). Эти единицы не обнаруживают разных способов сочетаемости. Они принадлежат одному и тому же объективному У. я. в онтологич. смысле, ио могут входить в сферу разных «уровней анализа». Ком
бинации уровневых единиц — комбинации фонем (фонов) в слогах, образование производных и сложных основ из морфем (морфов), словосочетаний из слов и др.— не обнаруживают нового качества, но сохраняют правила уровневой сочетаемости, присущие исходным единицам. Напр., основа, как и морфема,— синтаксически несамостоят. часть слова: она сочетается с морфемами, напр. с окончаниями, непосредственно; единств, отличие основы (сложной) от морфемы — степень сложности. Хотя степень сложности обычно характеризует единицы разных У. я., но это не обязательный, всегда различающий единицы разных У. я. признак. Слова обладают разной степенью сложности, но принадлежат одному У. я. Гл. отличием единиц разных У. я. является их качеств, своеобразие, проявляющееся в особенностях уровневой сочетаемости. В отд. случаях в одной звуковой форме могут совпадать единицы разных У, я., качественно отличные друг от друга (ср. указанное А. А. Реформатским совпадение в лат. i ’иди' предложения, слова, морфемы н фонемы).
У. я.— не изолированные друг от друга «участки» языка. Они в силу иерархия, отношений теснейшим образом связаны и характеризуют объективное устройство языковой системы. У. я. в онтологич. смысле следует отличать от «уровня анализа» языка — фаз, или этапов, рассмотрения языка. В лингвистич. практике онтологический У. я. и «уровень анализа» (операционный) нередко смешиваются, хотя между ними нет прямого соответствия. «Уровень анализа» соответствует У. я. только при строго «поуровневом» рассмотрении языка, что при изучении языка не является обязательным. «Уровни анализа», будучи этапом рассмотрения языка, зависят от целей и задач исследования, т. е. во многом определяются точкой зрения исследователя на изучаемый объект.
Идея уровневой организации языка получила широкое распространение к сер. 20 в.— сначала в амер, дескриптивной лингвистике, четко не разграничивавшей, однако, онтологические и операционные уровни, а позднее и в др. направлениях, в т. ч. в сов. яз-знании. Традиционное выделение таких разделов яз-знания, как фонетика, морфология. лексикология, синтаксис фактически подготовило почву для концепции уровневой организации языка; по традиции эти области языка выступали как рядоположенные, но не связанные иерархии. отношениями. По-видимому, лингвистика заимствовала идею уровневой организации из биологии, где с нач. 20 в. стала распространяться концепция структурного уровня, или уровня организации живых систем. Если в биологии понятие более высоких и более низких уровней связывается с идеей развития, в лингвистике уровневая организация языка предполагает условное выделение «низших» уровней языка как результат своего рода расчленения или трансформации «высших» уровней; реальное направление развития может при этом иметь обратный характер — от единицы высшего У. я. к единице низшего, напр., история языка устанавливает, что морфемы являются производными от слов единицами. Язык не складывается из уровней в процессе развития, а членится на них.
• К л а у с Г., Кибернетика и философия, пер. с нем., М., 1963; Кацнельсон С. Д.. О теории лингвистич. уровней, в сб.; Вопросы общего яз-зиания, М., 1964; МасловЮ. С., Об основных и промежуточных ярусах в
структуре языка, ВЯ, 1968, № 4; Ахманова О. С., Словарь лингвистич. терминов, 2 изд., М., 1969; Единицы разных уровней грамматич. строя языка и их взаимодействие, М., 1969; К р е м я н с к и ii В. И., Очерки теории «интегративных уровней», в кн.: Проблемы методологии системного исследования, №.. 1970; Солнцев В. И., О понятии уровня языковой системы, ВЯ, 1972, №3;Бенвенпст Э., Уровни лингвистич. анализа, в его кн.: Общая лингвистика, [пер. с франц.], И.. 1974: В а р-д у л ь И. Ф., Основы описат. лингвистики, М., 1977; Trager G. L., S m i t h H. L.. An outline of English structure, Wash., 1957; Lamb S. M., Outline of stratificational grammar, Wash., 1966. В. M. Солнцев. устав — тнп письма кириллицы с геометрически четким рисунком букв. Появился под влиянием греч. унциального письма. Исконно сосуществовали два вида У.: каллиграфический, применявшийся в торжеств, письме, и некаллиграфический.
У. написаны др.-рус. рукописи 11 — 14 вв. У. 11—12 вв. отличается строгостью пропорций, буквы симметричны, оии свободно располагаются в строке. В 13 в. изменяются пропорции буквенных начертаний: буквы становятся уже, сокращаются верх, части букв В, К. Ж, поднимается вверх перекладина у вотированных букв (1€, 1Л), Ю, И, Н, вертикаль буквы "Ь поднимается вверх за пределы строки. В 14 в. на основе новообразований 13 в. формируется новый вид У. с узкими вытянутыми буквами, стоящими близко друг к другу. Перекладины поднимаются до верх, уровня строчных букв, встречается начертание Ж без верха. В вост.-слав. письменности У. господствовал до кон. 14 — нач. 15 вв. С 15 в. У. вытесняется полууставом, а пергамен — бумагой. В деловой письменности полуустав и бумага применялись уже в 14 в.
В юж.-слав, письменности У. изменялся несколько иначе, чаще встречаются почерки с наклоном вправо. При общей тенденции эволюции начертаний дольше употребляются архаичные буквы. В болг. (ср.-болг.) рукописях 12—13 вв. У. характеризуется наличием графич. вариантов, встречается до 5 букв юсов с их взаимной меной. К сер. 14 в. складывается вид каллиграфического, т. наз. тырнов-ского, У., известного по рукописям эпохи царя Ивана-Александра («Софийская псалтырь 1337», Манасиева хроника, ок. 1345—46, четвероевангелие Ивана-Александра, 1356).
В серб, рукописях 12—14 вв. У. обычно прямой, отличается от У. рус. н болг. рукописей гл. обр. составом и употреблением букв. Полуустав и бумага в письменности юж. славян появляются с кои. 13 в,
К уставному письму относят также почерки древнейших слав, рукописей, написанных «круглой» глаголицей: «Киевские листки», или «Киевский миссал», Зографское и Мариинское евангелия и др. В рус. работах по греч. палеографии У. называют унциальное письмо с прямыми, раздельно написанными буквами. К уставным почеркам относят также письмо берестяных грамот, хотя назв. «почерк» в данном случае условно. «Новым У.» иногда называют (Е. Ф. Карский) старательное торжеств, письмо рукописных книг 15—17 вв., написанных обычно на бумаге, а не на пергамене. Образцы У. см. в кн. «Сводный каталог славянорусских рукописных книг, хранящихся в СССР. XI—ХШ вв. Иллюстрации» (М., 1984).
УСТАВ 539
шьлгкснпогфу БНТЪНАСЪ B’S МБТАКЪТФКСН
JIhcajo	пГнСланн<)> Сна/О1И(| Гоица^ G).\hJ4
Jrnrairit дОИоМпыо» н'слолшн ниглмяна Г^Аса Посла/? nmtrrt J^tn irt3? noimt Гл^и >'0Д.1ХтГя , ГПа "р>»НЛНАГ'Ь> мотд + еда npTn.rciC пЛ’Л£3£Н4 vcsl </с.таДл1><н •»9 Си л I и т l5b' Пит
Эволюция русских почерков (устав, полуустав, вязь, скоропись).
0 Черепнин Л. В., Рус. палеография, М., 1956 (лит.); М о ш и н В. А., Палеография.-орфография. нормы юж.-слав, рукописей. в кп.: Методич. пособие по описанию слав.-рус. рукописен для сводного каталога рукописей, хранящихся в СССР, в. 1, М., 1973, с. 43—75; Тихомиров М. Н., Муравьев А. В., Рус. палеография, 2 изд., М., 1982; М о s i n V.s Metodoloske biljeske о tipovima pisma u cinlici, «Slovo». Zagreb. 1965, № 15-16, s. 150-82; M o-ш и н В., Палеографскп албум на )ужносло-венското кирилско писмо, Скоц)е 1966; см. также лит. при ст. Кириллица.
О. А. Князевская.
УСТАРЕВШИЕ СЛОВА — слова, вышедшие из активного употребления, но сохранившиеся в пассивном словаре и в большинстве своем понятные носителям языка (напр., в совр. рус. яз. «аршин», «бонна», «вран», «конка»). В совокупности У. с. образуют в языке систему устаревшей лексики, структура к-рой опреде-
540 УСТАРЕВШИЕ
ляется разл. степенью ее устарелости, разл, причинами архаизации и характером использования. По степени устарелости выделяются: а) слова, значение к-рых непонятно носителям совр. языка без соотв. лексикография, справок (рус. «локы», ’лужа’, «скора» ’шкура’, ср. «скорняк»); б) слова, понятные носителям языка, но находящиеся в составе пассивного словаря и употребляющиеся с определенными, прежде всего стилистическими, целями. Мн. У. с. сохраняются в устойчивых сочетаниях («ии зги не видно», «ни гласа ни воздыхания»). По происхождению У. с., напр. для совр. рус. яз., могут быть исконно русскими («оный», «сполох» ’тревога’), ст.-славян-скими («вран» ’ворон’, «вещать», «лобзать») и заимствованными из др. языков («инфантерия» ’пехота’).
В зависимости от причин архаизации У. с. делятся на 2 разряда: историзмы и архаизмы. Историзмы — слова, вышедшие из употребления в связи с исчез
новением обозначавшихся ими понятий (иапр., в рус. яз. названия старинной одежды: «армяк», «камзол», «кафтаи»). Историзмы ие имеют синонимов. Архаизмы — слова, называющие существующие реалии, но вытесненные по к.-л. причинам из активного употребления синонимичными лексич.единицами. Выделяются 2 типа архаизмов. 1) Лексич. архаизмы, включающие: а) собственно лексич. архаизмы — слова, устаревшие целиком как определ. звуковые комплексы («выя», «даяние», «одесную»); б) лекси-ко-словообразоват. архаизмы, отличающиеся от синонимичного слова совр. языка только словообразоват. элементом, чаще всего суффиксом («дружество», ‘дружба’, «рыбарь» ’рыбак’); в) лекси-ко-фоиетич. архаизмы, отличающиеся от совр. вариантов лишь неск. звуками («клоб» ’клуб’, «пиит» ’поэт’). 2) Семантич. архаизмы — устаревшее значение существующих в активном словаре слов (напр., значение ’зрелище’ у слова «позор», ср. совр. значение ’бесчестье’).
У. с. различаются характером использования. Историзмы используются и как нейтральные слова — при необходимости назвать обозначавшиеся ими реалии (напр., в ист. работах), и как стилистич. средство. Архаизмы употребляются только с определ. стилистич. целями: в ист. романах, повестях, для воссоздания реальной ист. обстановки и речи героев (напр., в романе А. Н. Толстого «Петр I»: «Господа шведы, не лучше ли с е й мир. чем Шлиссельбурга, Ниеншаица и Юрьева конфузные батали и?»); в публицистич. и худож. речи — для создания высокоторжеств. стиля (напр.: «В терновом венце революций грядет шестнадцатый год» — В. В. Маяковский); для характеристики отрицат. явлений, как средство создания комического — иронии, сатиры, сарказма (напр,: «Обыватель любопытен, все узнать бы о пиите» — Маяковский; «Вообще в Таганроге мода бегать с актерами. Многие недосчитываются своих жен и дщерей» — А. П. Чехов).
У. с. могут вновь войти в активное употребление, приобретая при этом стилистич. оттенок высокости или оттенок шутливости, ироничности (напр., совр. употребление слов «веление», «изрыгать», «возлежать», «возлияние», «отрок»). Кроме того, нек-рые историзмы могут обрести новую жизнь, будучи примененными к новым реалиям как их обозначения. Слово при этом сохраняет прежний облик, но приобретает новое значение (напр., совр. употребление слов «прапорщик», «казакин» в значении ’покрой женского платья’),
• Григорьева А. Д.. Об осн. словарном фонде и словарном составе рус. языка, М., 1953; Шанский Н. М.. Устаревшие слова в лексике совр. рус. лит. языка, РЯШ, 1954. № 3; Ахманова О. С.. Очерки по общей и рус. лексикологии, М., 1957; Ожегов С. И., Оси. черты развития рус. языка в сов. эпоху, в его кн.; Лексикология. Культура речи, М.. 1974; Шмелев Д. Н., Совр. рус. язык. Лексика, М., 1977.
А. С. Белоусова.
Устная публйчная речь — разновидность устной формы литературного языка, используемая в разного рода публичных выступлениях на общественно значимые темы. Вместе с разговорной речью составляет устную форму лнт. языка, к-рая реализуется в двух разновидностях — разговорной и публичной — и противопоставляется ее письм. форме. Нек-рыми исследователями устная форма лит. языка называется его устно-разг, разновидностью. В основе выделения разговор
ной и публичной речи лежат различия в коммуникативной функции, в теме и ситуации речи. К У. п. р. говорящий прибегает при осуществлении прежде всего функций сообщения и воздействия при наличии интеллектуализиров. темы и в ситуации публичного общения в производств. и социально-культурной сферах.
Для осуществления речевого акта в условиях У. п. р. характерно особое соотношение адресанта и адресата речи, при к-ром осуществляется преим. одностороннее воздействие адресанта речи на ее адресата. Важны качественные (степень информированности) и количественные (единичный, коллективный или массовый) характеристики адресата. Важны и социальные отношения между адресантом и адресатом. У. п. р. может иосить подготовленный характер со стороны своих содержательно-композиционных особенностей, однако в своем структурноязыковом воплощении оиа является спонтанной. Осн. ее языковые характеристики определяются фактором устностп.
Спонтанность У. п. р. отвечает закономерностям порождения речи и состоит в развертывании лексико-грамматич. программы высказывания по мере осуществления речи. Ей свойственна необратимость во времени. Требования закона объема непосредств. памяти ведут к возникновению семантически и синтаксически недискретных единиц («синтаксическая структура высказывания не задана с самого начала или задана лишь частично и достраивается только в процессе генерации высказывания» — А. А. Леонтьев). Характерно стремление к самостоят. предикативности (глагольности) отрезков речи, меньших, чем предложение. Эти свойства присущи и разг, речи и универсальны для устных форм разных иац. и лит. языков, хотя имеют в них разное структурное воплощение.
В У. п. р. используются книжно-письм. средства соответствующих ей по тематике стилей письм. лит. языка, однако в пределах, допускаемых устной формой. В ней используются и разговорно-экс-прессивиые средства, ио лишь в той мере, к-рая отвечает ее назначению освещать
общественно значимые темы. Осн. жанры У. п. р.— доклад, лекция, сообщение, выступление, консультация, беседа.
У. п. р. занимает неодинаковое положение относительно кодифициров. разновидностей разных нац. языков. В чеш. лит. яз. функции устной публичной речи выполняет hovorova destina, близкая к кодифициров. лит. речи, а функции разг, речи — obecni iestina, имеющая ряд особенностей иа всех уровнях языка. Во многих совр. лит. языках (англ., франц., нем.) наблюдается сложное варьирование устной лит. нормы в связи с действием мн. дифференцирующих факторов — территориальных, социальных, профессиональных, возрастных. Эти различия являются предметом изучения социолингвистики. В целом нормы У. п. р. ближе к нормам кодифициров. языка, чем нормы разг. речи. Несмотря на это, совр. рус. У. п. р. в целом не является кодифицированной. Степень влияния диал. речи на У. п. р. и разг, речь в разных языках неодинакова (ср. сильное диал. влияние на белорус, разг, речь и незначительное — на устную публичную речь, в той же мере, как на лит. язык в целом).
Степень насыщенности У. п. р. книжными элементами зависит от темы и ситуации речи. При освещении интеллектуализиров. темы, являющейся преим. достоянием речи в ситуации публичного или опосредствованного общения (радио, телевидение), близость к кодифициров. норме возрастает, однако осн. характеристики остаются неизменными. Высокая степень соотносительности У. п. р. с функциональными стилями письм. лит. языка дает нек-рым исследователям рус. яз. основание относить У. п. р. к книжной, кодифициров. речи (Е. А. Земская, Д. Н. Шмелев, М. В. Панов). Существует и противоположная точка зрения, согласно к-рой ведущие характеристики У. и. р. определяются ее устностью, в связи с чем в ней возникает некодифициров. соединение книжно-письм. функционально-стилевых, общелит., устно-лит. и разг, элементов (О. А. Лаптева).
У. п. р. может иметь диалогич. и мо-нологич. формы в зависимости от коммуникативной функции. Преобладание
функции общения способствует усилению диалогичности речи, преобладание функции сообщения — монологичности. Поскольку обычно совместное проявление функций сообщения, общения и воздействия, монологич. форма У. п. р. имеет элементы диалога и характеризуется неоднородностью. Краткие отрезки монолога приближаются по своей структуре к диалогу, пространный монолог, особенно йа интеллектуализиров. темы, создает условия для действия противоположно напраилеиных тенденций: проникновения в речь книжно-письм. средств и осуществления ведущих характеристик устной речи. В таком монологе структурная схема предложения ие получает полного воплощения: она может быть измененной, прерванной, незавершенной. Изучение У. п. р. началось в 70-х гг. 20 в. в русистике и охватило и др. языки, преим. чешский, английский, немецкий. • Леонтьев А. А.. Психолингвистич. единицы и порождение речевого высказывания, М., 1969; Кожевникова Кв., Спонтанная устная речь в эпич. прозе, Praha, (1971J; Цеплитис Л. К., К а т л а-и е Н. Я., Теория публичной речи, Рига, 1971; Одинцов В. В., Структура публичной речи, М., 1976; Язык лекции в системе функциональных типов речи, в кн.: Вопросы стилистики, [Саратов], 1977, в. 13; Лаптева О, А., Совр. рус. публичная речь в свете теории стиля, ВЯ, 1978, № 1; ее же, О грамматике устного высказывания, ВЯ, 1980, №2:Долинии К. А., Стилистика франц, языка, Л., 1978; Гаспаров Б. М., Устная речь как семиотич. объект, в кн.: Семантика номинации и семиотика устной речи. Лингвистич. семантика и семиотика, I, Тарту, 1978; Лурия А. Р., Язык и сознание, Ь4., 1979; Земская Е. А., Ширяев Е. Н., Устная публичная речь: разговорная или кодифицированная?, ВЯ, 1980, Ь6 2; Совр. рус. устная науч, речь, т. 1— Общие свойства и фонетич. особенности, Красноярск, 1985; Hausenbias К., Vystavba jazykovych projevu a styl, Praha, 1971 (Acta Universitatis Carolinae. Philolo-gica monographia XXXV); Quirk R.. Speech and communication, в его кн.: The English language and images of matter, L., 1972: Mis tri k J., Struktiira textu. Brat., 1975; Dijk Teun A. von, Text and context. Explorations in the semantics and Pragmatics of discourse, L.— N. Y., 1977; jed-1 i d k a A., Spisovny jazyk v soucasne komu-nikaci, 2 ed., Praha, 1978. О. А. Лаптева.
ФАРЁРСКИЙ ЯЗЬ'1К — один из скандинавских языков', образует вместе с исландским языком группу т. наз. островных скандинавских языков. Офиц. язык Фарерских о-вов (авт. обл. Дании). Число говорящих 42 тыс. чел., в т. ч. 6 тыс. чел.— в др. областях Дании. Ф. я. имеет диалекты (6 диал. зон), значительно различающиеся преим. в фонетич. отношении.
Фонетике Ф. я. присущи черты, общие с фонетикой зап.-норв. диалектов, тогда как лексика испытала значит, воздействие дат. языка. Ф. я. имеет развитый вокализм; различаются долгие и краткие гласные и дифтонги. Согласные также могут быть долгими и краткими.
Для Ф. я. характерна архаичность грамматич. строя, напр. сохранение развитой системы склонения и спряжения. Существительные и прилагательные имеют муж., жеи. и ср. род, ед. и ми. ч., им., вин., дат., род. падежи. Артикль — только определенный; он присоединяется к
существительному в виде суффикса илн предшествует определению в виде отд. слова; в обеих позициях артикль склоняется по роду, числу и падежу. Глагол различает синтетич. и аналитич. формы времени, залога и наклонения, изменяющиеся также по лицам и числам, инфинитив и супин. Парадигмы склонения н спряжения имеют большое число формальных вариантов.
Ф. я. оставался бесписьменным до нач. 19 в. Функции письм. языка выполнял дат. яз. К кон. 18 в. относятся первые записи фарер. нар. баллад, создававшихся в 14—17 вв. В 1846 В. У. Хаммершаймб разработал письменность для Ф. я. иа лат. основе; орфография строится на этимология, принципе и имеет иаддиалект-ный характер. С 1906 введено преподавание Ф. я. в школах. В основе лит. языка лежит диалект г. Торсхави.
• Hammershaimb V. U., Faeresk anthologi, Kbi., . 1886—91; Lockwood W. B., An introduction to modern
Faroese, Kbh., 1964; Jacobsen M. A., Matras Chr., Feroysk-donsk orSabok, Tdrshavn, 1961.	С. H. Кузнецов.
ФАРИНГАЛИЗАЦИЯ — фонетический признак, служащий для смыслоразличе-ния в семитских, кавказских и др. языках. Артикуляционно Ф.— сужение глотки (фаринкса, греч. pharynx) в нижией или средней области, осуществляемое путем сокращения круговых мышц глотки и/или смещения назад корневой части языка. Обычно Ф.— просодич. признак, распространяющийся на слог или целое слово, напр. baS ’сто’ в арчин. яз. Реже является дополнит, признаком согласных или гласных, напр. араб, sadrun ’грудь’. Иногда к фарингализоваииым относят рус. «твердые» согласные, хотя степень сужения фариикса у них невелика, т. к. язык смещен' назад незначительно, а сокращение мышц глотки отсутствует.
ФАРИНГАЛИЗАЦИЯ 541
В рус. яз. лишь [л], [ш] и [ж] приближаются к соотв. фариигализов. звукам, напр. [1] в араб, яз., [5, z] в арчин. и удии. языках.
• Скалозуб Л. Г., Характеристики твердости/мягкости согласных в связи с динамико-артикуляционной классификацией звуков рус. языка, в сб.: Теория языка, методы его исследования и преподавания, Л., 1981; Ко дз асов С. В., Фаринго-ларин-гальное сужение в даг. языках, в сб.: Актуальные проблемы Дагестан.-нахского яз-знания Махачкала, 1986; А 1 - A n i S. Н., Arabic phonology. An acoustical and physiological investigation. The Hague, 1970.
С. В. Кодзасов.
ФАРСЙ —см. Персидский язык. ФАРСЙ-КАБУЛЙ — см. Дари.
ФИГУРЫ РЁЧИ. В языкознании нет исчерпывающе точного и общепринятого определения Ф. р. Сам термин употребляется в разл. смыслах (чаще всего приблизительных). Одиако есть тенденция к закреплению этого термина и к выявлению его лингвистич. смысла. Указанная неопределенность коренится как в истории термина «Ф. р. »(и, шире, «фигуры»), так и в стремлении яз-знания усвоить понятие, сложившееся вне его рамок.
Термин «фигура» антич. традиция связывает с Анаксименом из Лампсака (4 в. до н. э.). Фигуры рассматривались как осн. объект раздела риторики, имевшего дело с «поэтической» семантикой, и понимались как средства изменения смысла, уклонения от нормы. Связь с языком была характерна для всего того идейно-культурного контекста, в к-ром возникло понятие фигур. Уже представители филос. школы элеатов (6—5 вв. до н. э.), поставившие под сомнение тезис о естественной и необходимой'связи между названием (словом) и вещью, выдвинули концепцию условности такой связи, к-рая предполагала принципиальную возможность конструирования ее новых форм, отличных от существующей, трактующейся как стилистически нейтральная. Признание возможности разных форм языкового выражения одного и того же содержания привело к идее выбора стилистически отмеченных форм и к использованию их с целью убеждения слушающего, руководства его душой. Т. о., сам язык через его фигуры становился средством психич. воздействия на слушателя. Не случайно, что именно Горгий (5—4 вв. до и. э.), с именем к-рого связывают зарождение риторики, оказывается, по антич. источникам, «изобретателем» словесных фигур. У истоков учения о Ф. р. стоит Аристотель, употреблявший термин «фигура» в отнесении к структуре речи. Определения фигур у него были операционными и потому допускают их переформулировку в строго лингвистич. смысле. У Аристотеля и его последователей Ф. р. впервые стали объектом исследования (ср. выделение Ф. р. и фигур мысли у Деметрия Фалерского). Теофраст подчеркивал противопоставленность практич. и худож. речи и относил к числу элементов, вносящих в речь величавость, наряду с выбором слов и их сочетанием, также и фигуры, к-рые эти сочетания в результате образуют. В эллинистич. эпоху термин <Ф. р.» уже вполне прочно входит в употребление (первоначально, видимо, на о. Родос). Развернутая классификация Ф. р. содержалась в сочинении Цецилия (1 в.), дошедшем до нас только во фрагментах; эта же тема представлена в трактате «О возвышенном» Псевдо-Лонгина (1 в.). Но еще до этого связь фигур с
542 ФАРСИ
идеей двуплановости речи отчетливо подчеркивалась Дионисием Галикарнасским (1 в. до н. з.). Т. о., складывается представление о словесной фигуре не только как о «виде построения речи» (Деметрий), но и как о некоем изменении нормы, отклонении от нее, способствующем «услаждению слуха» (Афиней из Навкрати-са, 2 в. до н. э., Аполлоний Молои, 1 в. до н. э., Цецилий, Геродиан и др.). Итоговой для античности стала формулировка Квинтилиана (1 в.): «Фигура определяется двояко; во-первых, как и всякая форма, в которой выражена мысль, во-вторых, фигура в точном смысле слова определяется как сознательное отклонение в мысли или в выражении от обыденной и простой формы... Таким образом, будем считать фигурой обновление формы речи при помощи некоего искусства» (IX, 1, 10, 14). Квинтилиан подчеркивает, что словесные фигуры основаны на форме речи (грамматич. фигуры) или на принципах размещения слов (риторич. фигуры). Антич. наука, т.о., сформулировала 3 осн. положения в теории Ф. р. (словесных фигур); связь их с языковыми элементами, с речью; принадлежность к «отклоненному» языковому состоянию (стилистич. отмеченность; фигура как языковой жест, поза, ср. обычные сравнения риторики и ее фигур с гимнастикой и ее стандартными позами); соотнесение с парадигматическим (выбор слов) или синтагматическим (размещение слов во фразе) уровнями.
Существенным был вклад антич. науки в разработку вопроса об использовании Ф. р. и в их классификацию. Подробному анализу подверглись их связи с характеристиками речи в риторике (чистота, ясность, уместность, красота, внушительность, торжественность и т. д.) и правила пользования ими, особенно нек-рые предельные ситуации, имеющие отношение к самому определению фигур (один из пределов: любая конструкция может в принципе выступать как фигура, и, следовательно, вся речь без изъятия распадается на фигуры; другой предел: каждая «стершаяся» фигура перестает быть таковой; ср. объясняемое отсюда требование незаметно вводить фигуры, избегать их чрезмерного скопления и т. п,). В классификации Ф. р. особое значение имел их анализ по двум принципам — семантико-стилистическому [ср. фигуры точности (расчленение, перечисление, повторение), суровой, стремительной, сладостной речи, горячности, живости, торжественности и т. п.] и с т рук-тур н о м у: Ф. р., образуемые посредством изменения, добавления (удвоения, анафора, зпанод, метабола, охват, сплетение), сокращения (зевгма, усечение), перестановки, противоположения (антитеза, антиметабола) и др. Сюда же примыкает и классификация тропов, обычно не смешиваемых с Ф. р., но служащих сходным целям. Для яз-знаиия особое значение имеют те Ф. р., к-рые выделялись по чисто лингвистич. признакам: бессоюзие, многосоюзие; фигуры, основанные иа игре грамматич. категорий; среди последних Квинтилиан указывал фигуры, образуемые соединением ед. ч. с мн. ч., заменой положит, степени сравнит, степенью, причастия — глаголом, имени — инфинитивом и т. п. Одиако в целом чрезмерно разросшиеся классификации словесных фигур нередко приводили к забвению их лингвистич. основ, следствием чего был все увеличивающийся разрыв между т. наз. риторич. фигурами и Ф. р., постепенно сводимыми к простейшим типам синтаксич. структур.
Новому обращению к Ф. р., и прежде всего к уяснению отношений между ф. р. и стилистич. (риторич.) фигурами, способствовали становление лингвистики текста, внедрение лингвистич. методов в поэтику и риторику, сложение единой науки о знаках и знаковых системах. В совр. яэ-эиании потребность в разработке понятия Ф. р. связана прежде всего с задачей нахождения такого промежуточного (двойств, природы) элемента, к-рый, во-первых, выступал бы как составная часть текста (т. е. был бы результатом его членения и элементом, участвующим в синтезе текста), и, во-вторых, реализовал бы переход от уровня чисто языковых элементов к уровню элементов композиции текста. Прн этом важно избежать Двух типичных крайностей в понимании Ф. р.— «лингвистического» подхода, когда Ф. р. объявляется всякое сочетание языковых элементов, и «риторического», когда отбрасывается ориентация на язык и Ф. р. объявляются, по сути дела, все известные стилистич. фигуры. В обоих случаях не принимается во внимание именно промежуточная функция Ф. р., а само определение их становится или слишком экстенсивным и малоэффективным, или слишком оторванным от связей с языковыми реальностями.
В лингвистич. теории текста под Ф. р. можно понимать любую практич. реализацию в р е ч и предусмотренного я з ы-к о м набора элементарных синтаксич. типов, образующего парадигму, особенно если эта реализация принимает вид, отличный от признаваемого стандартным (ср., напр., мену порядка слов и т. п.). В этом смысле нейтральному тексту соответствуют нейтральные Ф. р., т. е. практически элементарные синтаксич. типы. Но более целесообразным практически и более важным теоретически представляется определение ядра Ф. р., или того локуса, в к-ром Ф. р. находится в «сильных» условиях, когда элементы языка наиболее наглядно становятся Ф. р. К типичным ситуациям «порождения» Ф. р. относится любое употребление данного языкового элемента в иепервичной функции (синтаксич. и семантич.). Речь может идти как об отд. элементе (ср. «мы» в значении ‘я’ или «пошел» в значении ‘уходи!’), так и о сочетании элементов, противопоставленном некой нейтральной форме передачи того же смысла или порождающем новый смысл, несводимый к мехаиич. сумме смыслов элементов, составляющих сочетание (случай тропов). В обоих случаях Ф. р. предполагает выбор более богатого (специфического) с теоретико-информационной т. зр. типа выражения, к-рый и образует речевой жест, выступающий как . элемент организации текста более сложного типа, чем нейтральный. Следовательно, при таком подходе Ф. р. могут трактоваться как средство увеличения «гибкости» языка, определяемой кол-вом способов передачи данного содержания, и как средство выбора наиболее информативной, наиболее творч. формы реализации данного смысла.
Статус Ф. р. находится в тесной зависимости от характера текста. В относительно простых и нейтральных текстах Ф. р; служит гл. обр. средством синтаксич. организации текста, образуя сегменты, реализующие некие стандартные смыслы, состоящие из дискретных «подсмыслов», соотносимых с отд. частями соответствующей Ф. р. В этих случаях элементарные синтаксич. типы (то же относится к единицам звукового или морфологич. уровней) как единицы языковой
парадигмы упорядочиваются в речи (в тексте) в соответствии с некими принципами пространств, организации, образуя своего рода подобия геометрия, фигур, хотя самой структуре языка такая пространственность не присуща. Иначе говоря, элементы языка, подвергшись пространств. упорядочению в тексте в 'соответствии с общими принципами пространств. семиотики, становятся Ф. р., к-рые могут быть выражены в пространств, проекции, напр. повторение: ааа...; чередование: abab...; прибавление: abc при аЬ; убавление (эллипсис): ab при abc; симметрия: ab/ba и т. п., разного рода геометрия, фигуры: охват, перекрест (хиатус), инверсия и т. п. Близки к указанным и такие Ф. р., к-рые основаны на операциях развертывания (a-»aia2a3), свертывания (aia2a3-»a), восходящей и нисходящей градации, увеличения и уменьшения, улучшения и ухудшения, членения и соединения, противопоставления (с богатым набором типов), уравнивания, уподобления, сравнения и т. п. Такие геометризиров. Ф. р. в существенной мере определяют принципы преобразования языкового материала в текстовой и, следовательно, сам характер обобщения (текстового освоения) действительности, а в нек-рых случаях предопределяют и выбор субъективного отношения автора текста к описываемым в тексте фактам. В более сложных случаях, встречающихся чаще всего в текстах с отчетливой «поэтической» функцией, Ф. р. ие поддаются пространств, проекции и их общий смысл не может быть расчленен ва отд. «подсмыслы», к-рые соотносились бы с составными элементами Ф. р., и не может быть эксплицитно выражен др. средствами; любая попытка «перевода» оказалась бы неполной и неточной. В этой ситуации ведущую роль играет не синтаксич. структура Ф. р., а ее семантика, характеризующаяся (в отличие от предыдущего случая) непрерывностью. Как правило, такие Ф. р. особенно часты в текстах, к-рые оказываются первичными по отношению к составляющим их элементам. Реальность текста превосходит реальность его элементов и в значит, степени предопределяет принципы выделения последних. В этих условиях сами Ф. р. строятся как соотнесение смысловых элементов, к-рые могут быть сопоставлены («столкнуты») друг с другом, ио не могут быть «пригнаны» друг к другу с абсолютной точностью. Напротив, нередко эти смыслы вообще несовместимы в стандартной схеме, и суммарный, до конца неанализируемый эффект соотнесения этих элементов как раз и определяется неопределенностью,, вытекающей из разноплановости соотносимых элементов (ср. семантич. тропы), из нахождения общих сем в несовместимых семантич. пространствах. Дальнейшее уточнение статуса Ф. р. связано с анализом именно этих наиболее сложных «семантических» ситуаций. Теоретич. и практич. ценность понятия Ф. р. резко упадет, если выяснится неприменимость этого понятия к указанным ситуациям. Поэтому ие случайно, что в центре внимания оказались проблемы лингвосемаитич. анализа тропов — прежде всего метафоры и метонимии. Эти два тропа уже получили языковую мотивировку, связанную вместе с тем с принципами аранжировки словесного поведения, существенными для определения «поэтической» функции [«проекция принципа эквивалентности с оси отбора иа ось комбинации», по Р. О. Якобсону, при принципах отбора, строящегося на основе эквивалентности (подобия — раз
личия, синонимии — антонимии), и комбинации (построения последовательностей), основанной на смежности]. Выяснилось, что метафора строится иа замещении понятия по оси парадигматики, связанном с выбором элемента парадигматич. ряда, замещением in absentia и установлением смысловой связи по сходству, тогда как метонимия ориентирована на синтагматич. ось (см. Синтагматика), на сочетание (а не выбор!) in praesentia и установление связи по смежности. Такая формулировка в известной мере сделала оправданным поиск «первотропа» (при решении этой задачи был бы определен важнейший локус Ф. р.). И действительно, ряд исследований ставит себе целью отыскание «исходного» тропа [метонимия, по У. Эко, в основе к-рой цепь ассоциативных смежностей в структуре кода, контекста и референта-, синекдоха, удвоение к-рой, по Ц. Тодорову, образует метафору; по концепции льежской группы ц (Ж. Дюбуа и др.), из синекдохи выводятся как производные и метафора, и метонимия]. Однако при этом нередко игнорируется главное — определение тех условий, в к-рых данное языковое выражение приобретает переносное значение. Тропы, смысловая структура к-рых характеризуется сочетанием двух разных планов — прямого и переносного, видимо, и являются тем изоструктурным творческому сознанию объектом, анализ к-рого сулит наиболее важные разъяснения природы Ф. р. в условиях максимальной сложности.
Термин «фигура» в яз-знании употребляется также в глоссематич. теории знака. Согласно Л. Ельмслеву, фигуры суть «не-знаки», входящие в знаковую систему как часть знаков. Важность этого чисто операционного термина в том, что он обладает общесемиотич. значимостью.
* Потебня А. А., Из записок по теории словесности, Хар., 1905: Г о рифе л ь д А. Г., Фигура в поэтике и риторике, в сб.: Вопросы теории и психологии творчества, 2 изд., т. 1, Хар., 1911; его же, Тропы, там же, т. 2, Хар,, 1911; Шпет Г. Г., Эстетич. фрагменты. I—III, П., 1922—23; его же, Внутр, форма слова, [М.], 1927; Антич. теории языка и стиля. М.— Л., 1936; Балли Ш., Франц, стилистика, пер. с франц., М., 1961; Гвоздев А. Н., Очерки по стилистике рус. языка, 3 изд., М., 1965; Корольков В. И., Семасиология, структура метафоры, «Уч. зап. МГПИИЯ», 1968, т, 41; Цицерон, Три трактата об ораторском иск-ве, М., 1972; Леконцева М. И., Лингвистич. аспект метафоры и структура семантич. компонента, в кн.: Tekst 1 jezyk, Warsz., 1978; Лотман Ю. М., Риторика, в сб.: Тр. по знаковым системам, [т.] XII, Тарту, 1981; Аристотель, Соч., т. 4, М., 1983; Paulhan J., Les Figures ou la rhetorique decryptee. «Cahiers du Sud», 1949, № 295; P e 1 c J., Semantic functions as applied to the analysis of the concept of metaphor, в кн.: Poetics. Poetyka. Поэтика, Warsz., 1961; Leech G. N., Linguistics and the figures of rhetoric, в кн.: Essays on style and language, L., [1966]; T o-d о г о v T., Tropes et figures, в сб.: To honor of R, Jakobson. Essays on the occasion of his seventieth birthday, v. 3, The Hague —,P.. 1967; его же, Litterature et signification, P., 1967: Cohen J., La comparaison poe-tique: essai de systematique, «Langages», 1968, >6 12; Staiger E., Grundbegriffe der Poetik, 8 Aufl., Z. —Freiburg, 1968; Rhetorique generate, P., 1970; J akobson R., Questions de poetique, P., [1973]; S c h o-f e r R., R i c e D., Metaphor, metonymy and synecdoche, «Semiotica», 1977, t. 21; Lodge D.. The modes of modern writing: metaphor, metonymy and the typology of modern literature, Ithaca, 1977. , В. H. Топоров. ФИГУРЫ СТИЛИСТИЧЕСКИЕ — см. Фигуры речи, Тропы.
ФЙДЖИ (вити) — один из восточно-океанийских языков (см. Океанийские
языки), наиболее близкий к полинезийским языкам. Распространен на о-вах Фиджи (язык коренного населения). Число говорящих 330 тыс. чел.
Имеет 2 группы диалектов: западную (зап. часть о-вов Вити-Леву, Каидаву и Ясава) и восточную (остальная часть архипелага), различия между к-рыми допускают трактовку этих групп как самостоят. языков (П. Герети), ср.: Adafia keirau па lako kina? (вост, диалект мбау); Na afia eri laka ka? (зап. диалект вая) 'Почему мы уходим?’. Лит. язык опирается на диалект о. Мбау и служит языком-посредником для носителей разных диалектов, однако его функции как языка школы, печати, радио ограниченны.
Фонология, система бедна — 5 гласных: i, е, а, о, и (долгие и краткие), и 15 согласных: t, k, mb, “d, ng, m, n, p, г, "г, fi, d, s, w, j. Грамматич. значения выражаются в основном препозитивными служебными словами, словоизменение развито слабо. Личные местоимения различают до 4 чисел. Существует 4 серии притяжат. местоимений (употребляются в зависимости от характера связи между об-ладаемым и обладателем). В глаголе морфологически выражаются переходность, каузативиость, взаимность. Определяемое предшествует определению, сказуемое — подлежащему и дополнению,взаимное расположение к-рых различается по диалектам. Письменность на основе лат. алфавита с 1835.
• Churchward С. М., A new Fijian grammar, [Sydney], 1941; Milner G. В., Fijian grammar, Suva, 1956; Pawley A., Sayab a T., Fijian dialect divisions, «Journal of the Polynesian Society». 1971, v. 80; их ж e, A sketch grammar of the Nabuke-levu language of Kadavu, «Те Reo», 1982, v. 25; Geraghty P., The history of the Fijian languages, Honolulu, 1983; Schutz A. J., The Fijian language, Honolulu, [1985].
C a p e 1 1 A., A new Fijian dictionary, Sydney, 1941.	В. И. Беликов.
ФИЛИППЙНСКИЕ ЯЗЫКЙ — языки западной «подветви» малайско-полинезийской ветви австронезийской семьи (см. Австронезийские языки). Традиционно включались в индонезийские языки. Общее число Ф. я. св. 100 (с учетом противоречивых сведений об их диалектах — от 150 до 200). Распространены на 800 обитаемых островах Филиппинского арх., причем 90% филиппинцев расселены на 11 крупнейших островах: Лусон, Себу, Бохоль, Масбате, Негрос, Панай, Лейте, Самар, Миндоро, Минданао и Палаван, занимающих 95% площади Филиппин. Нек-рые Ф. я., особенно илокаиский яз., распространены за пределами страны, преим. в США. Общее число говорящих ок. 55 млн. чел.
Осн. региональными языками являются бисайские языки, тагальский язык, илоканский язык, бикольский язык, пам-панганский язык, пангасинанский язык.
Классификации Ф. я. носят предварит, характер и являются по преимуществу ие собственно лингвистическими, а этно-или геолингвистическими. Ф. Блейк в иач. 20 в. подразделял Ф. я. на юж. и сев. группы, Р. Райт (1908) и Г. О. Бейер (1917) иа «христианские» (осн. Ф. я. Лусона и БисаЙев), «мусульманские» (о-вов Минданао и Сулу) и «языческие» (языки иек-рых горных племен). X. Конклин (1952) объединил Ф. я. в 75 «основных лингвистических групп», С. Лопес (1953) выделял северные, центральные (бисайские) и южные языки,К. Д. Кретьен (1962) — лусонские, бисайские и минда-
ФИЛИППИНСКИЕ 543
вао-сулу языки. И. Дайен (1962, 1965) выделил «тагалические языки» (включая бисайские), считая их типичной для Ф. я. языковой общностью. Подробная этно-лиигвистич. классификация А. Хили (1962) объединяет 93 Ф. я. в 24 внутр, группы (от А до X аигл. алфавита), при этом в 34 из них выделяется по одному или неск. терр. диалектов. К. Макфар-ланд разработал детальную классификацию (1980), оси. единицами к-рой являются языки: иватаиские, сев.-филиппинские, мезофил иппинские, юж.-филиппинские, самальские, языки Юж. Минданао и саигильский.
Для Ф. я. характерно относительно небольшое число фонем (в среднем 5 гласных и 16 согласных, в т. ч. гортанная смычка), морфофонематич. изменения минимальны и в основном регулярны. Типичен открытый слог. Гл. ударение в слове падает иа предпоследний или на последний слог, оно носит экспираторный характер, подвижно и может играть словообразоват. роль. Морфологически Ф. я. относятся к агглютинативным языкам со специфич. индонезийской агглютинацией (аффиксы часто многозначны, в т. ч, с синкретич. словоформообразоват. значением, число аффиксов достигает неск. сотен). Преобладают двусложные корневые- морфемы и односложные аффиксальные. Значения корневых морфем (слов) обобщены и во мн. случаях не позволяют распределить их по грамматич. классам, конкретизируясь лишь в реальном словоупотреблении и словообразовании. Именное формообразование представлено слабо, глагол, напротив, обладает развитыми синкретич. словоформообразо-ваииями (залого-временные категории). Особенно развит страдат. залог (прямой, местный, или личный, и инструментальный виды). Существуют синкретич. за-лого-видо-времеиные формы.
Порядок слов в предложении строго не фиксирован, ио преобладает начальное положение сказуемого, существенную роль играют служебные слова и частицы. Типична посессивная конструкция (в предложении выделяется объект принадлежности, предикат, субъект принадлежности). Филиппинское словообразование использует разные способы аффиксации (префиксацию, суффиксацию, инфиксацию и коификсацию), частичное н полное удвоение, словосложение, а также комбинации этих способов в сочетании с перемещением ударения. Помимо общеавстронезийской и индонезийско-малайской лексики Ф. я. содержат значит, кол-во займете. слов, иапр. в тагальском яз.— санскритизмы, китаизмы, арабизмы, ис-паиизмы, англицизмы.
Ф. я. до исп. колонизации пользовались слоговой письменностью юж.-инд. типа, восходящей к брахми (3 знака для гласных и 14 — для согласных, направление письма слева направо; гласные в слоге обозначались диакритич. знаками, изо-лиров. согласные — точкой сверху). Сохранилось лишь неск. памятников тагальского и бисайского письма 14—16 вв. К сер. 18 в. оно было вытесиеио испани-зпров. латиницей. Видоизмененное филиппинское письмо употребляется мало-числ. племенами маигьянов (о. Миндоро) и тагбануа (о. Палаван). В 1977 обнаружено неизвестное прежде филиппинское письмо в пров. Сев. Агусан (о. Минданао), к-рое предположительно относят к 14—15 вв. Мусульм. народности Минданао и Сулу пользуются также араб.
544 ФИЛИЯ
письмом. В 80-е гг. 20 в. письменность имеют тагальский, себуанский, паиаяи-ский, нлоканский, бикольский, пампан-ганский, пангасиианский, самарион, ма-гииданао, мараиао, сулу-самаль и нек-рые др. языки. Большинство остальных Ф. я. остаются бесписьменными.
Знакомство европейцев с Ф. я. и их практич. изучение началось в конце 16 в. Филиппин, письмо описано в трудах исп. миссионеров и чиновников П. Чирино, С. де Маса, С. Марсильи-и-Мартина, Филиппин. филологов Т. Э. Пардо де Таве-ры, X. Франсиско и др. В европ. филип-пиноведеиие внесли вклад В. фон Гумбольдт, Г. Шухардт, Э. Сепир, Ф. Блю-ментрит, А. Марре, Р. Браидштеттер, О. Демпвольф, М. Вановерберг и др.; в американское — Ф. Блейк, Л. Блумфилд, К. Конант, Конклин, ДаЙен, Э. Уол-феиден, Дж. У. Уолф, Д. Дж. Боуэн и ми. др. В СССР филиппинистика развивается с 50-х гг. (Н. Ф. Алиева, В. Д. Аракин, И. В. Подбереэский, Г. Е. Рачков, Л. И. Шкарбан и др.). Филиппинское нац. яз-знание зародилось в сер. 19 в. (П. Серрано Лактао, Пардо деТавера, X. Рисаль); научное — с 20-х гг. 20 в. (Л. К. Сантос, Лопес, Р. Алехандро, X. В. Панганибан); в 60—80-х гг. наиболее значит, работы создали филиппинцы Б. П. Сибаян, 3. Константино, Т. Льям-сон, П. Пинеда, А. Перес, Э. Гонсалес, Ф. Алдаве-Яп, Э. Паскасио и мн. др. В Республике Филиппины, наряду с Ин-том нац. языка, действуют Филиппинский центр по изучению языка (с 1962), Академия филиппинского языка (с 1964, под эгидой ЮНЕСКО), Лингвистич. об-во Филиппин (с 1969). Издается дважды в год «Филиппинский лингвистический журнал» (с 1970).
* Аракин В. Д., Индонез. языки, М., 1965: Макаренко В. А., Изучение в СССР филиппинских языков до и после Октября, «Народы Азии и Африки», 1967, >6 6; его же, Языковая ситуация и языковая политика на Филиппинах, в кн.: Языковая политика в афроазиатских странах, М.. 1977 (лит.); Макаренко В. А., Мешков К. Ю.. Осн. проблемы исследования др.-филиппинского письма, «Сов. этнография», 1973. Ns 2 (лит.); Blake F. R., А bibliography of the Philippine languages, JAOS, 1920, v. 40: L о p.e г C., The language situation in the Philippine islands, Manila, 1931; его ж e, A manual of the Philippine national language. 3 ed., Manila, 1941; Frei E. J.. The historical development of the Philippine national language, Manila, 1959; Chretien D., A classification of twenty-one Philippine languages, «Philippine Journal of Science», 1962, v. 91, Ns 4; Dyen I., A lexicostatistical classification of the Austronesian languages, Balt., 1965; Llamzon T. A., A Subgrouping of nine Philippine languages. The Hague, 1969; его ж e, Handbook of Philippine language groups, Quezon City, 1978; Constantino E., Tagalog and other major languages of the Philippines, в кн.: CTL. v. 8, The Hague — P., 1971; Philippine minor languages, [Honolulu], 1971; Ward J. H., A bibliography of Philippine linguistics and minor languages, Ithaka (N. Y.), 1971; Pilipinyana, t. 1, Maynila, 1972 (изд. продолжается); Al d a-v e • Y a p Fe Z.. A comparative study of Philippine lexicons, [Manila], 1977 (Diss.); Sib ay an В, P.. Gonzalez A. B. (eds.), Language planning and the building of a national language. Parangal kay Santiago A. Fonancier, Manila, 1977: Walton Ch., A Philippine language tree, «Anthropological Linguistics», 1979, v. 21; McFarland C. A linguistic atlas of the Philippines, Tokyo, 1980; Jonzalez A. B., Language and nationalism, Quezon city, 1980; Makarenko V. A., A preliminary annotated bibliography of Pilipino linguistics (1604-1976), Manila, 1981.
В. А. Макаренко. ФЙЛИЯ (от греч. phylon — род, племя) — см. Родство языковое.
ФИЛОЛОГИЯ (от греч. philologia, букв.— любовь к слову) — содружество гуманитарных дисциплин — языкознания, литературоведения, текстологии, источниковедения, палеографии и др., изучающих духовную культуру человека через языковой и стилистический анализ письменных текстов. Текст во всей совокупности своих внутр, аспектов и внеш. связей — исходная реальность Ф. Сосредоточившись на тексте, создавая к нему служебный «комментарий» (наиболее древняя форма и классич. прототип филологии, труда), Ф. под этим углом зрения вбирает в свой кругозор всю широту и глубину человеческого бытия, прежде всего бытия духовного. Т. о., внутр, структура Ф. двуполярна: на одном полюсе — скромнейшая служба «при тексте», не допускающая отхода от его конкретности, на другом — универсальность, пределы к-рой невозможно очертить заранее.
Служа самопознанию культуры, Ф. возникает иа сравнительно зрелой стадии письм. цивилизаций, и наличие ее показательно ие только для их уровня, ио и типа. Высокоразвитые древние культуры Бл. Востока вовсе не знали Ф., зап.-европ. средневековье отводило ей весьма скромное место, между тем на родине философии, в древних Индии н Греции, Ф. возникает и разрабатывается как некое соответствие впервые оформившейся здесь гносеологии, рефлексии над мышлением — как рефлексия над словом и- речью, как выход из непосредств. отношения к ним. Несмотря на позднейшие конфликты между филос. волей к абстракции и конкретностью Ф. (напр., нападки филологов-гуманистов на ср.-век. схоластику или уничижит, отзыв Г. В. Ф. Гегеля о Ф.), первонач. двуединство философии и Ф. не было случайным, и высшие подъемы Ф. обычно следовали за великими эпохами гносеологии. мысли (в эллииистич. мире — после Аристотеля, в Европе 17 в.— после Р. Декарта, в Германии 19 в.— после И. Кайта).
Инд. Ф. дала великих грамматистов — Панини (приблизительно 5—4 вв. до н. э.), Патанджали (2 в. до и. э.) и позднее теоретиков стиля; свою филологии, традицию имела культура Др. Китая (ДЮ Се, 5—6 вв., и др.). Однако традиция европ. Ф., не знакомой с достижениями индийцев вплоть до нового и новейшего времени, всецело восходит к греч. истокам, у ее начала стоит школьное комментирование Гомера. В софистич. эпоху (2-я пол. 5 — 1-я пол. 4 вв. до н. э.) лит-ра достаточно обособляется от внелит. реальности, чтобы стать объектом теоретич. поэтики и Ф. Среди софистов наибольшие заслуги в подготовке филологии, методов принадлежат Протагору, Горгию, Продику; греч. теория лит-ры достигла зрелости в «Поэтике» Аристотеля; элли-нистич. Ф. (3—1 вв. до н. з.) отделяется от философии и переходит в руки специалистов — библиотекарей Александрии и Пергама, к-рые занимались установлением корректных текстов и комментированием. Дионисий Фракийский (ок. 170— 90 до н. э.) окончательно оформил учение о частях речи, принятое и поныне. Раниехрист. ученые (Ориген, создатель лат. перевода Библии — Иероним) произвели текстологии, работу над подлинником и греч. переводами Библии. Традиции греч. Ф. продолжаются в ср.-век. Византии, в целом сохраняя антич. облик (текстология и комментирование классиков); после падения империи (1453) ренессансная Италия получила наследие
визант» ф. из рук ученых-беженцев. Гуманисты Возрождения стремились не просто овладеть мыслит, содержанием авторитетных антич. источников, но как бы переселиться в мир древиих, заговорить иа их языке (реконструировав его в борьбе с инерцией ср.-век. латыии).
После периода ученого профессионализма (приблизительно сер. 16 — сер. 18 вв.) в Германии начинается новая эпоха Ф. в результате импульса, данного «неогуманизмом* И. И. Винкельмана. Как во времена Возрождения, ио с несравненно большей науч, строгостью ставится вопрос о целостном образе ан-тпч. мира. Нем. филолог Ф. А. Вольф вводит термин «Ф.» как имя науки об античности с универсалистской историко-культурной программой. В 19 в. в итоге деятельности нем. филологов Г. Узенера, Э. Роде, У. фон Виламовиц-Мёллен-дорфа и др. древняя история отделилась от Ф.; тогда же под влиянием романтизма и др. идейных течений наряду с «классической» возникла «новая филология»: германистика (бр. Я. и В. Гримм), славяноведение (А. X. Востоков, В. Ганка), востоковедение. Одиако наиболее наглядно универсальность Ф. реализовалась между эпохой Возрождения и сер. 19 в. в традиц. фигуре филолога-классика, специалиста по антич. текстам, совмещавшего в себе лингвиста, критика, историка гражд. быта, нравов и культуры, знатока др, гуманитарных, а при случае даже естеств. наук — всего, что в принципе может понадобиться для прояснения того или иного текста.
Однако несмотря на последующую неизбежную дифференциацию лингвистич., литера ту роведч., ист. н др. дисциплин, вышедших из лона некогда единой исто-рпко-филологич. науки, существенное единство Ф. как особого способа подходить к написанному слову и поныне сохраняет свою силу, хотя и в неявном виде. Иначе говоря, Ф. продолжает жить не как партикулярная «наука», по своему предмету отграниченная от истории, яз-знания и лит-ведения, а как иауч. принцип, как самозакониая форма знания, к-рая определяется не столько границами предмета, сколько подходом к нему.
Конститутивные принципы Ф. вступают в весьма сложные отношения с нек-рымп тенденциями новейшего времени. Совр. человек не может с прежней безусловностью применить к своему бытию меру, заданную какими бы то ни было чтимыми древними текстами. И сама Ф., став в ходе науч, прогресса более экстенсивной и демократичной, должна была отказаться от выделения особо привилегиров. текстов: теперь вместо двух (классич. Ф. и библейской philo-logia sacra, «священной» Ф.) существует столько разновидностей Ф., сколько язы-ково-письм. регионов мира.
Новые возможности, в т. ч. и для гуманитарных наук, связаны с исследованиями на уровне «макроструктур» и «микроструктур»: на одном полюсе — глобальные обобщения, на другом — выделение миним. единиц значений и смысла. Но традиционная архитектоника Ф., ориентированная на реальность целостного текста и тем самым как бы на человеческую мерку (как антич. архитектура была ориентирована на пропорции человеческого тела), сопротивляется таким тенденциям, сколь бы плодотворными они ни обещали быть.
Для современности характерны устремления к формализации гуманитарного знания по образу и подобию математического и надежды иа то, что в результате
не останется места для произвола и субъективности в анализе. Но в традиционной структуре Ф., при всей строгости ее приемов и трезвости ее рабочей атмосферы, присутствует нечто, упорно противящееся подобным попыткам. Речь идет о формах и средствах знания, достаточно инородных по отношению к т. наз. научности, — даже не об интуиции, а о «житейской мудрости», здравом смысле, знании людей, без чего невозможно то искусство понимать сказанное и написанное, каковым является Ф. Математически точные методы возможны лишь в периферийных областях Ф. и не затрагивают ее сущности. Филолог, разумеется, не имеет права иа культивирование субъективности, но ои не может и оградить себя заранее от риска субъективности надежной стеной точных методов. Строгость и особая «точность» Ф. состоят в постоянном нравственно-интеллектуальном усилии, преодолевающем произвол и высвобождающем возможности человеческого понимания. Как служба понимания Ф. помогает выполнению одной из главных человеческих задач — понять другого человека (п другую культуру, другую эпоху), не превращая его ни в «исчислимую» вещь, ни в отражение собств. эмоций.
С. С. Аверинцев.
ФИЛОСОФИЯ «ОБЫДЕННОГО ЯЗЫКА» — см. Лингвистическая философия.
ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ — проблемы, касающиеся наиболее общих, конститутивных свойств самого языка, проявления в языке (и в процессе его изучения) предельно общих свойств (черт) объективного мира, общих закономерностей развития природы, общества и познания, а также лингвистические проблемы, так или иначе связанные с решением оси. вопроса философии. Это проблемы природы и сущности языка (прежде всего — его социальной природы), отношения языка и мышления, языка и общества, системы и структуры в языке, его знакового характера, языкового значения, происхождения, эволюции и истории языка, идиоэтинческого и универсального в языке, возникновения и развития философии языка и др.
Ф. п. я. могут быть подразделены иа 2 цикла: 1) проблемы онтологии языка; 2) проблемы принципов исследования языка, базирующихся на тех или иных теоретико-познават. установках,— методологич. проблемы яз-знаиия.
Коитологнч. циклу относится в первую очередь проблема природы и сущности языка, понимаемого в предельно широком смысле— как осн. средство общения в единстве со всеми конкретными случаями его реализации (противопоставление языка и речи в духе Ф. де Соссюра — лишь частный вопрос в рамках этой комплексной проблемы). Даже при таком широком использовании термина «язык» его истолкование оказывается неоднозначным. Во-первых, под языком понимают одностороннее, материальное явление — систему и совокупность актов функционирования материальных средств общения, служащих одновременно материальной основой для мышления и иек-рых др. психич. процессов у человека. В этом случае говорят о языке как материальной оболочке мышления, как материальном средстве формирования, выражения и сообщения мыслей, о языке как особой системе связей в коре головного мозга человека (второй сигнальной системе). Во-вторых, языком признается двустороннее, материально-идеальное явление — сложное един
ство множества материальных фактов (материальных средств общения и формирования мыслей), составляющих в совокупности язык в первом понимании, и множества закрепленных за ними фактов идеальных, взятых как со стороны системы, в к-рую оии входят, так и со стороны нх функционирования в конкретных процессах. В этом случае говорится о языке как единстве плана выражения и плана содержания, о языке как «непосредственной действительности мысли» (Маркс К., Энгельс Ф., «Немецкая идеология», с. 448—449; библиографии, описание здесь и далее см. в пристатейной библиографии) и в качестве плана выражения рассматривается язык в первом понимании. При таком использовании термина «язык» возможно говорить о сущности языковой семантики, о семантич. своеобразии одних языков по сравнению с другими, о семантич. особенностях стилевых п иных разновидностей одного и того же языка. Именно такое понимание языка — как двустороннего, материально-идеального по своей природе явления — характерно для большинства сов. исследователей.
Поскольку язык есть обществ, явление, его сущность раскрывается в первую очередь через его отношение к обществу: это отношение состоит в том, что, с одной стороны, язык представляет собой продукт обществ, отношений (в конечном счете — общественно-производств. практики), а с другой — служит для удовлетворения потребностей общества, язык обслуживает его как «важнейшее средство человеческого общения» (Ленин В. И., «О праве наций на самоопределение», с. 258).
Иные стороны сущности языка раскрываются через его отношение к мышлению, в качестве непосредственной действительности к-рого он выступает (см. Язык и мышление); через его отношение к объективному миру, состоящее в том, что единицы языка со стороны плана содержания отражают предметы действительности, а со стороны плана выражения обозначают их; через внутрисистемные отношения и связи в самом языке (см. Система языковая) и через противопоставленность и взаимосвязь системы языка как социального факта и конкретных речевых ее реализаций. Ди-алектико-материалистич. понимание природы и сущности языка несовместимо с его трактовкой как чисто психич. пли биологич. явления, как механического (не связанного с сознанием) процесса или нндивидуально-эстетич. способа выражения идеального содержания.
К проблеме природы н сущности языка примыкают вопросы о языке как системно-структурном образовании; о степени самостоятельности языка как достаточно сложной иерархия, системы; об эволюции и развитии языка.
В соответствии с одним из осн. положений материалистич. диалектики правомерно рассматривать язык как целостную систему, в пределах к-рой все компоненты взаимосвязаны и взаимообусловлены. Однако неправомерным является преувеличение роли связей и отношений между единицами языка, а иногда и сведение самих единиц лишь к пучкам пересечения чистых отношений, что свойственно релятивистским структуралистским концепциям. Теоретик дат. структурализма (см. Глоссематика) Л. Ельм-слев считал, что «постулирование объек-
ФИЛОСОФСКИЕ 545
Д 18 Лингвистич. внц. слоаарь
тов как чего-то отличного от терминов отношений является излишней аксиомой и, следовательно, метафизической гипотезой, от которой лингвистике предстоит освободиться*. В действительности же взаимосвязь и взаимообусловленность явлений не исключает, а, наоборот, предполагает внутреннюю специфику каждого из них, невыводимую из их отношений к другим явлениям, из их положения в системе. «...Свойства данной вещи не возникают из ее отношения к другим вещам, а лишь обнаруживаются в таком отношении...» (М арке К., «Капитал», с. 67). «...Отношения между вещами суть реальные отношения, вытекающие из природы вещей» (Ленин В. II., «Философские тетради», с, 482). Находясь в системе, каждое явление приобретает свойства, являющиеся результатом взаимодействия его внутренних особенностей и особенностей других компонентов системы, т. е. реляционные, системные свойства, несводимые к его внутр, природе, ио проистекающие из нее. Взаимодействуя своими внутр, особенностями, компоненты влияют на систему. Приобретая под воздействием др. компонентов реляционные свойства, каждый компонент сам подвергается воздействию системы, определяется ею.
Решая проблему эволюции и развития языка, большинство языковедов исходят из того, что язык как порождение обществ, отношений в конечном счете определяется в своем существовании и развитии развитием человеческого общества, обусловливающим его неизменное совершенствование, его прогресс; с ист. типами общности людей, сменяющими друг друга в постулат, движении истории, связаны и определ. социальные типы языка (язык этноса, народности, нации, лит. язык и др.). Однако как качественно специфич. образование, занимающее особое место среди обществ, явлений, язык обладает и относит, самостоятельностью в своем развитии и функционировании. Специфика и относит, самостоятельность процессов, протекающих в языке, определяется действием внутр, закономерностей развития и функционирования языка (см. Законы развития языка), лежащих в основе количеств, и качеств, изменений, происходящих в языке. Среди этих закономерностей особую роль играет диалектич. противоречие между функциональным назначением языка и его системной организацией. Это противоречие, состоящее в отставании системы в силу ее устойчивости от постоянно растущих функциональных потребностей общения, в возникающей на определ. этапе развития неспособности системных средств удовлетворять возросшие функциональные потребности, выступает в качестве осн. внутр, фактора развития языка, внутр, источника происходящих в нем изменений. Сказанное свидетельствует о необходимости рассматривать в единстве внутр, закономерности языкового развития и функционирования и экстралиигвистические, в первую очередь социальные, факторы, без к-рых прогресс в языке оказался бы невозможным. Рассматривая языковой прогресс как неотъемлемую часть развития общества на всех ист. этапах, как процесс, захватывающий все стороны языка, сов. яз-знание отвергает суженное понимание прогресса языка, связывающее его лишь с доисторическим периодом (романтико-филос. концепции) или толь
546 ФИЛОСОФСКИЕ
ко с ограниченными структурными преобразованиями — с переходом от изолирующего строя слова к агглютинативности и от агглютинативности к флектив-ности или от синтетизма к аналитизму (А. Шлейхер, О. Есперсен).
Особую роль среди Ф. п. я. играет вопрос о знаковом характере языковых единиц. Только благодаря знаковости материальной стороны языковых единиц, условности ее связи с явлениями объективного мира оказываются возможными свойственные мышлению абстрагирование и обобщение, т. к. лишь отсутствие сходства материальной стороны единицы языка с предметами позволяет ей замещать целый класс предметов, значительно отличающихся друг от друга, несмотря иа наличие общих признаков, воспроизводя их единое обобщенное, абстрагированное отражение (см. Знак языковой).
Наблюдается двоякий подход к этой сложной проблеме при ее освещении с материалистич. позиций. Лингвисты, называющие знаками по традиции лишь материальные образования, условно замещающие объекты и передающие информацию о них в силу условной связи с ними, признают знаковый характер только за материальной стороной языковой единицы, считая, что знаковость идеального содержания означает чистую условность его связи с объектом, исключает более или менее точное отражение объекта в сознании (В. 3. Панфилов, П. В. Чесноков, В. М. Солнцев, А. С. Мельничук и др.). Языковеды, вкладывающие в термин «знак» иное содержание, а именно: двустороннее материально-идеальное построение, одной стороной условно замещающее объект, а другой — отражающее его,— рассматривают в качестве знака билатеральную единицу языка в целом, в неразрывном единстве материальной и идеальной ее сторон (звуков и значений), отмечая одновременно их относит. независимость друг от друга и возможность, вследствие этого, изменений либо одной (фонетич. изменение), либо другой (семантич. изменение) стороны, либо знака в целом (Г. В. Колшан-ский, А. А. Уфимцева, Ю. С. Степанов, Н. А. Слюсарева и др.). В нек-рых знаковых теориях языка проблема освещается с позиций идеалистич. философии (см. Знаковые теории языка), неправомерно отрицающей факт отражения объективной действительности в идеальном содержании, воспроизводимом с помощью знака.
Проблема знаковости языковых единиц смыкается спроблемой языкового значения, поскольку без значения ие может быть языкового знака. В учении о значении проявляется противоположность материалистич. н идеалистич. подходов. В основе материалистич. концепции значения лежит ленинская теория отражения. При материалистич. истолковании значения идеальное содержание языковой единицы понимается как отражение предметов и явлений объективной действительности с возможными эмоционально-волевыми наслоениями (см. Номинация, Коннотация), при идеалистич. трактовке значения, последнее рассматривается как чистое порождение сознания.
Проблемы знака и значения неразрывно связаны спроблемой взаимоотношения языка и мышления, языка и познания в целом. Из понимания языкового знака как материальной единицы, лишенной сходства с обозначаемы
ми предметами, лишь условно соотносимой с ними и потому способной замещать целый класс различающихся между собой предметов, воссоздавая их единый обобщенный, абстрагированный гносеология. образ, следует неизбежный вывод о необходимости языковых знаков (следовательно, языка) для осуществления обобщенного, абстрагиров. мышления, а значит, и для человеческого познания в целом. Именно поэтому язык выступает как «непосредственная действительность мысли», как «практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее и для меня самого, действительное сознание» (Маркс К., Энгельс Ф., «Немецкая идеология», с. 448 и 29). Возникновение при помощи языковых знаков обобщенных и абстрагированных гносеология, образов, отражающих лишь общие и существенные признаки целых классов реально различающихся вещей, происходит иа основе общественно-пронзводств. практики людей, показывающей практич. равноценность этих вещей, а значит, и их тождество в каких-то существенных элементах внутр, природы.
Однако как ни значительна роль языка в становлении и воспроизведении логич. абстракций, а следовательно, и в поэнават. деятельности человека в целом, преувеличение этой роли ведет к идеализму в учении о языке и познании. Примером возникновения идеалистич. взгляда на процесс познания, а через него на обществ, жизнь и мир в целом в результате преувеличения (абсолютизации)' роли языка в позиават. деятельности людей является неогумболъдтианство с двумя его разветвлениями — европейским и американским (см. также Этнолингвистика, Сепира—Уорфа гипотеза). Осн. положения неогу мбольдтиаиской концепции сводятся к следующему: язык определяет мышление и процесс познания в целом, а через него — культуру и обществ, поведение людей, мировоззрение и целостную картину мира, возникающую в сознании; люди, говорящие на разных языках, познают мир по-разному, создают разл. картины мира, а потому являются носителями разл. культуры и разл. обществ, поведения; различие языков обусловливает также различие в логич. строе мышления. В основе этой концепции лежат реальные языковые факты — случаи различий в значении отд. слов и грамматич. форм разных языков. Однако эти семантич. различия существуют лишь на уровне изолиров. языковых единиц. В пределах системы языка в целом возможно возмещение недостающих единиц одних участков единицами др. участков, а в речевом процессе возникают такие построения, благодаря к-рым снимаются семантич. различия между единицами в системах Языков. Единство материальной практики и творч. характер речи обеспечивают единство позиават. деятельности людей, говорящих на разных языках, и в связи с этим устраняют жесткую регламентированность социального поведения людей их языком. Ошибочность иеогумбольдтиаиской концепции обусловлена игнорированием диалектики позиават. и речевого процесса. Что касается положения о различиях в логич. строе мышления носителей разл. языков, то в основе его науч, несостоятельности лежит неразличение двух типов мыслит, форм — логических и семантических. Логич. формы мышления являются общечеловеческими по своему существу и не зависят от языка, на к-ром протекает мышление. Они порождаются потребностями познания и в конечном
счете практич. деятельности людей. Отражая предельно общие связи и отношения самой объективной действительности, логич. формы формируются и закрепляются в сознании людей в ходе многовековой практики. «Практическая деятельность человека миллиарды раз должна была приводить сознание человека к повторению различных логических фигур, дабы эти фигуры могли получить значение аксиом* (Ленин В. И., «Философские тетради», с. 172). Семантич. формы связаны со спецификой грамматич. строя языков и поэтому национальны по своему характеру, однако оии могут совпадать в разл. языках, но могут быть различными иа разных стадиях развития одного языка и даже в пределах одного ист. среза в одном и том же языке. Различие семантич. форм не влияет иа позиават. возможности людей, иа результаты процесса познания. Логич. и семантич. формы соотносятся между собой как общее и отдельное: логич. формы всегда реализуются через конкретные семантич, формы, поскольку «общее существует лишь в отдельном, через отдельное» (там же, с. 318). Логич. формы мышления воплощаются в универсальных грамматич. формах (единицах) языков. Так, понятие манифестируется в номинативной единице языка, в к-рой объединяются знаменат. слова («человек», «победа»), словосочетания («верный друг», «социалистическая революция») и фразовые номинации («дело, которому мы служим»); пропозиция, объединяющая суждение, вопрос и побуждение как свои разновидности, выражается в формальном типе предложения. Семантич. формы мышления находят воплощение в иац. языковых формах. Напр., номинативный и эргативный типы структуры предложения (см. Номинативный строи. Эргативный строи) связаны с разл. способами, т. е. с разл. семантич. формами, отражения отношений между субъектом действия и переходным действием. Концепция соотношения форм мышления и форм языка, признающая неразрывную связь мыслит, форм с языковыми формами (либо с универсальными, либо с национальными), противопоставлена учению генеративной грамматики о врожденных логич. структурах, к-рые предшествуют их языковым выражениям и лишь посредством трансформаций переходят в синтаксич. построения, непосредственно данные в речевом потоке. В силу единства мыслит, и языковых форм наложение форм мысли на наглядно-чувственный материал должно быть одновременно и наложением форм языка, и, наоборот, наложение форм языка на к.-л. идеальное содержание должно быть одновременно наложением форм мысли. Рассмотренные Ф. п. я. связаны с языком как объективно существующим обществ, явлением.
В круг методологич. проблем яз-зиания, т. е. проблем, связанных с процессом изучения языка (см. Методология в языкознании), входят следующие: представляет ли собой язык объективное явление, или ои как предмет яз-зиания формируется исследователем; каковы критерии истинности науч, знания в сфере лингвистики; какова диалектика процесса познания в науке о языке, каковы особенности лингвистич. гипотез и др. Материалистическое языкознание признает несостоятельной субъективно-идеалистич. концепцию, согласно к-рой язык как предмет яз-зиания не существует независимо от исследователя, т. е. не представляет собой объективного явления, а выступает 35*
лишь в качестве конструкта, порождаемого самим процессом исследования. Ошибочность этой точки зрения состоит в подмене языка-объекта метаязыком лингвистики. В противовес этой концепции развивается учение об объективном характере существования языка, об объективности закономерностей его развития и функционирования.
При подлинно науч, понимании истины нельзя сводить истинность лнигвистич. теории к одной лишь логич. правильности, что свойственно нек-рым представителям структурализма (см. Структурная лингвистика), хотя и следует признать логич. правильность необходимым условием истинности. Истинность любых теоретич. положений яз-зиания состоит в их соответствии объективным фактам языка, что в конечном счете устанавливается благодаря практике, к-рая, являясь надежным критерием истинности, «врывается в самое теорию познания, давая объективный критерий истины», и «доказывает соответствие наших представлений с объективной природой вещей, которые мы воспринимаем» (Ленин В. И., «Материализм и эмпириокритицизм», с. 142, 198).
Диалектика процесса познания в науке о языке характеризуется такими же чертами, какие присущи диалектике человеческого познания в целом. Поэнават. процесс в лингвистике представляет собой единство наглядно-чувственного и рационального (логич.) отражения, эмпирии. и теоретич. познания, в рамках этого процесса с неизбежностью осуществляются как восхождение от конкретного к абстрактному, так и от абстрактного в мышлении к конкретному в /мышлении. Основу лнигвистич. познания, как и всего человеческого познания, составляет практика. В общем и целом позна-ват. процесс в лингвистике характеризуется известным высказыванием В. И. Ленина: «От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике — таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности» («Философские тетради», с. 152—153). Важнейшей чертой позиават. процесса в науке о языке является противоречивость — его раздвоенность, противопоставленность и взаимодействие разл. сторон, борьба противоположных тенденций, многоступенчатость и многоаспект-иость.
• Маркс К., Капитал, т. 1, гл. 1 и 3. в кн.: Маркс К., Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 23; его же, [Письмо] Л, Кугельману. 11 июля 1868 г., там же, т. 32: Э н-г е л ь с Ф., Диалектика природы. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека, там же, т. 20; Маркс К.. Э н-гельс ф,. Немецкая идеология, там же, т. 3; Ленин В. И., Материализм и эмпириокритицизм, Поли. собр. соч,, 5 изд..т. 18; его ж е, О праве наций на самоопределение, там же. т. 25; его же. Философские тетради, там же, т. 29; Смирницкий А. И,, Объективность существования языка, М., 1954; Ельмслев Е., Пролегомены к теории языка, пер. с англ., в кн.: НЛ. в. 1, М., 1960; Абрамян Л. А., Гносеология, проблемы теории знаков, Ер., 1965; Чесноков П. В., Осн. единицы языка и мышления, Ростов н/Д., 1966; его же, Логич. и семантич. формы мышления как значение грамматич. форм, ВЯ, 1984, >6 5; Язык н мышление, М., 1967; Ленинизм и теоретич. проблемы яз-знания, М., 1970; Общее яз-знание, т. 1. Формы существования, функции, история языка, М.,	1970; Панфи-
лов В. 3., Взаимоотношение языка и мышления, М., 1971: его же. Язык, мышление, культура, ВЯ. 1975, № 1; е го же. Гносеология. аспекты филос. проблем яз-знания, М., 1982; Кацнельсон С. Д., Типология языка и речевое мышление, М., 1972;
Хомский Н., Язык и мышление, пер. с англ., М., 1972; Ко л шанс кий Г. В., Соотношение субъективных и объективных факторов в языке, М., 1975; Мещанинов И. И., Проблемы развития языка, Л., 1975; Будагов Р. А., Человек и его язык, 2 изд.. М., 1976; Солнцев В. М., Язык как системно-структурное образование, 2 изд., М.. 1977: Соссюрф. де. Курс общей лингвистики, в его кн.: Тр. по яз-знанию. пер. с франц., М., 1977; Филос. основы зарубежных направлений в яз-зна-нии, М., 1977; Климов Г. А., Принципы контенсивной типологии. М., 1983; Онтология языка как обществ, явления, М., 1983; Моррис Ч. У., Основания теории знаков, пер. с англ., в кн.: Семиотика. М., 1983; Frege G.T Uber Sinn und Bedeutung. «Zeitschrift fiir Philosophic und philosophische Kritik», 1892, Bd 100;. Albrecht E.. Sprache und Erkenntnis. B., 1967.	/7. В. Чесноков.
ФИНИКИЙСКИЙ ЯЗЙК — один из мертвых семитских языков (ханаансй-ско-аморейская группа), по И. М. Дьяконову, семит, язык среднего состояния сев.-центр, группы хаиаанейской подгруппы. Был распространен с 4-го тыс. до н. э. в Финикии (совр. Ливан), на о. Кипр, в Сев. Африке, юж. Испании, зап. Сицилии и Сардинии. Как язык письменности использовался в Юго-Вост. Азии и в Сирии, где подвергся интенсивной арамеизации (см. Арамейские языки). Выделяются сев.-финикийский, юж.-финикийский (тиро-сидоискпй), кипрский, пунийский (сев.-африканский) диалекты.
Специфич. чертами фонетики Ф. я., отличающими его от др. языков хаиаа-иейско-аморейской группы, являются «оканье» (аморейскому, угарит. и евр. а соответствует б >й), сохранение двухсогласного исхода слова после утраты внеш, флексии (‘abd ‘раб' вместо евр. ‘abad). В морфологии характерно наличие энклитич. местоимения 3-го л. ед. ч. муж. и жен. рода -у (вариант: -’), образование каузативной породы с помощью префиксов yi- и 'i-. В лексике отмечено употребление специфич. для Ф. я. слов типа кп ‘быть’ (вместо евр. haya), hrs ‘золото’ (вместо евр. zahab), р‘1 ‘делать’ (вместо евр. ‘asa), неопредел, местоимения mnm и отрицаний ’у и Ы. В др.-евр. яз. слова, характерные для Ф. я., встречаются редко и только в памятниках высокого стиля. К кои. 1-го тыс. до и. э. в Ф. я. исчезают фарингадьиые и ла-риигальиые согласные.
Древнейшие памятники финикийской письменности — псевдоиероглифич. надписи из Библа (сер. 2-го тыс. дон. э.) не дешифрованы. 2-й пол. 2-го тыс. до и. э. датируются наиболее ранние надписи на Ф. я., выполненные квазиалфавпт-иым финикийским письмом. В кон. 1-го тыс. до н. э. были попытки фиксировать финикийские тексты греч. и лат.письмом. • Винни ко в И. Н., Эпитафия Ахп-рама Библского в новом освещении. ВДИ, 1952, № 4; Шифман И. [И., Финикийский язык. М., 1963; Harris Z. S...A grammar of the Phoenician language. Phil.. 1936; его же. Development of the Canaanite dialects. New Haven, 1939; G a r b i n i G., Il Semitico di Nord-Ovest, Napoli, 1960; Sznycer M., Les passages puniques en transcription latine dans le «Poenulus* de Plaute. P., 1967; Branden A. van den, Grammaire phenicienne, Beyrouth. 1969; Friedrich J.,Rdllig W., Phonizisch-punische Grammatik. Roma. 1970; S e g ert S., A grammar of Phoenician and Punic, Munch., 1976.	.	И. III. Шифман.
ФИНИКЙЙСКОЕ ПИСЬМО — квази-алфавитиое линейное консонантное письмо, возиикшее у финикиян не позднее
ФИНИКИЙСКОЕ 547
сер. 2-го тыс. до н. э. Предком Ф. п., возможно, было псевдоиероглифич. слоговое письмо, еще не дешифрованное (см. Западносемитское письмо). Первоначально каждый из 22 знаков Ф. п. воспринимался как соответствие сочетанию определ. согласного с любым, в т. ч. «нулевым», гласным, впоследствии — как соответствие только определ. согласному.
ФИНИКИЙСКИЕ АЛФАВИТЫ
Транскрипция	Амрам •XIII в.двк.з.	'Йвхимилк XII в. до н.э.	X «ч а 2	Средив-финикинекий V-Ж вв. до н.э.	Пуиийский	Новопуниийский 1
	к	К к	•К		Л	ХХЯ
ь	9	5	9-	9 ?		722/u
g	1	Л	1	/\	7 Л	Л Л
d		<3?	ZS	А А	q	q /
А	3	3	А	•	ААЛ	Ш
U7	У Y	УУ	Y	У7ГУ	7У	vyt
2	I	I		Z t-v	н н	///>Г
h	e-	й	Н	й R4	П 11’	1ЯМ'Я1
t	e.			®0.	©<=)	еюо
j		2	7.	«тУ/г/п/	/г/ т/	2-3-7» 1
k	\lz	\lz	У	7777	7 7	711
l	L,	4	6	4 4	4 4	
m					7	
л	 b.	<7		>;	) 7	71 /Z
s	T			*Г		
t	О	о	О	о и	о о	О
p	?	)	1	7	7	7 1
S’				ГТГ	ГГГ	Г г/
<7 		9><Р		Р р	V Р	> Р
r	4		S	Я Ч Ч	Ч Я	ИР
5	w	W	W		ХМ У»	7) ПГ
• t	+ x	X	X	/7>/	//Л	Т)Г
Чисто консонантное письмо затрудняло понимание текстов, и для обозначения огласовок уже в 1-Й пол. 1-го тыс. до н. э. прибегали к спорадич. использованию «матерей чтения» (матрес лекционис) — знаков, соответствовавших согласным, близким по месту образования к определ. гласным (y//i, ё; ’ или h//a или б; w//6, й). Под влиянием греч. и лат. алфавитов в кон. 1-го тыс. до н. э. в Сев. Африке предпринимались попытки систематически обозначать с помощью матрес лекционис все гласные звуки.
В процессе развития Ф. п., наблюдаемом на эпиграфич. памятниках, прослеживается постепенный переход к курсивному письму, к-рое в Сев. Африке окончательно вытеснило монументальное в кон. 1-го тыс. до н. э. (неопунийское письмо). Ф. п. было заимствовано окружавшими финикиян народами снро-па-
548 ФИННО-ВОЛЖСК
лестинского региона; к нему восходят через арамейские системы еврейское квадратное письмо и арабское письмо, а также письменности Центр. Азии и Индии. Ойо было усвоено и усовершенствовано греками (введение знаков для гласных), а у последних перенято римлянами. К Ф. п. восходят все европ. системы письма — латиница (см. Латинское письмо),
греческое письмо и кириллица, а также коптский (см. Коптское письмо) н вымершие алфавиты М. Азии.
* Шифман И. Ш., Возникновение знаний о языке у финикиян, в кн.: История лингвистич. учений. Древний мир, Л., 1980; Gelb I. J., The study of writing. 2 ed., Chi., 1963; Peckham J. B., The development of the late Phoenician scripts. Camb. (Mass.), 1968.	И. Ш. Шифман.
ФЙННО-ВбЛЖСКИЕ ЯЗЫКЙ — древняя группа финно-пермских языков, генеалогически возводимая к фиино-перм-скому языку-основе. К Ф.-в. я. предположительно восходят: прибалтийско-финские языки (финский, карельский, вепсский, ижорский, водский, эстонский, ливский); саамский яз.; морд, языки (эрзянский, мокшанский) и мар. яз.
Период финно-волж. языковой общности, по-видимому, не был продолжительным и прекратился до и. э.: потомки племен, говоривших на финно-волж. языке-основе, постепенно расселились на
разобщенных территориях, поэтому между языками появились значит, расхождения. Наибольшую близость к прибалт.-фин. языкам сохранили саам, и морд, языки, в то время как мар. яз. в известной степени близок и к пермским языкам.
О существовании финно-волж. языковой общности свидетельствует прежде всего наличие в Ф.-в. я. падежных суффиксов, начинающихся с s- (ср. фин. -sta/-sta, морд. -sta/-sto/-ste, мар. -sec< -set ‘от’; фин. -sen, саам. -san/-sa, морд. -s/-za ‘в’). К финно-волж. языку-основе возводится и суффикс транслативиого значения (ср. фии. -ksi/-kse-, морд. -ks). Лексика, восходящая к финно-волж. языку-основе, отражает занятие земледелием и животноводством. Заимств. лексика позволяет предположить существование контактов с иран. племенами уже в периоды финно-перм. и даже финно-угор. языковой общности, однако только носителей Ф.-в. я. коснулись контакты с балт. племенами, предками совр. литовцев и латышей, а также с др.-прус. племенами. Об этом свидетельствуют заимствования из балт. языков, выявляющиеся в нек-рых Ф.-в. я. (фии. tuhat/tu-hante-, морд, тёжяиь, мар. тужем ‘тысяча’, ср. литов, tukstantis). После распада финно-волж. общности языки при-балт.-фин. группы, в отличие от мордовских и марийского яз., продолжали контактировать с балт. языками.
Общность Ф.-в. я. изучена недостаточно, и гипотеза о ее существовании требует дополнит, разысканий. Большинство исследований посвящены вопросам истории отд. ветвей Ф.-в. я., об их изучении см. Финно-угроведение.
• См, лит. при ст. Уральские языки.
К. Е. Майтинская.
ФЙННО-ПЁРМСКИЕ ЯЗЫКЙ—одна из древних ветвей финно-угорской семьи языков (см. Финно-угорские языки). Ф.-п. я. генеалогически возводимы к финно-перм. языку-основе, формировавшемуся в кон. 3-го тыс. до и. э. вследствие распада финно-угор. праязыка на 2 ветви — финно-пермскую и угорскую. От Ф.-п. я. происходит 2 группы языков: 1)финно-волжская, объединяющая прибалт.-финские (финский, карельский, вепсский, ижорский, водский, эстонский, ливский), саамский, марийский и мордовские языки; 2) пермская группа, объединяющая удмуртский и коми языки. Совр. Ф.-п. я., формировавшиеся на древней финно-перм. агглютинативной основе, сохранили агглютинативный тип в разной степени: особенно много флективных элементов в саамском и прибалт.-фии. языках. Наряду с большими расхождениями в языках, восходящих к финно-перм. языку-основе, выявляются общие черты, отличающие эти языки от угорских языков: внутри слова прафинно-угор. сибилянты *-s-, М-, М- озвончились, а прафинно-угор. смычные *-р-, *-t-, *-k- сппрантизи-ровались и озвончились. Появился сложный падежный суффикс с компонентом -1- (ср. фин. -11а/-Пй, удм. -1еп, коми -1еп 'у', фин. -lta/-lta, мар. -!ес ‘от’, фин. -Не, мар. -1ап/-1ап, удм., коми -1ан ‘к’), а также сложный абессивный (лишительный, изъятельиый) падежный суффикс (ср. фин. -tta/-tta, саам, -taa, мар. Че, удм. Чек, коми -teg). Возникли указат. местоимения мн. ч., начинающиеся с п-, к-рые супплетивно соотносятся с местоимениями ед. ч., начинающимися с t- или *с- (ср. фии. tama ‘этот’ — пата ‘эти’, морд, те ‘этот’ — не, петь
'эти', коми тайб ‘этот’ — найб ‘эти’, ‘они’). Только для финно-волжских и пермских языков характерна генетич. общность нек-рых словообразоват. суффиксов, напр. суффикса лишительно-изъя-тельного значения (ср. фин. -ttoma-/ -tt6ma-, морд. -(v)tomo/-(v)teme, мар. бэто, удм. -tern, коми -tern). Кроме слов, унаследованных из финно-угор. праязыка, выявляются слова, возводимые к фин-но-перм. языку-осиове.
фиино-перм. языковая общность мало изучена. Большинство трудов посвящено отд. языкам или группам (об их изучении см. Финно-угроведение). Нек-рые ученые (Б. А. Серебренников) отрицают существование в прошлом финно-перм. языковой общности.
9 См. лит. при ст. Уральские языки.
К. Е. Майтинская.
ФЙННО-УГбРСКИЕ ЯЗЫКЙ — семья языков, входящая в состав более крупного генетического объединения языков, названных уральскими языками. До того как было доказано генетич. родство самодийских языков с финно-угорскими, семья Ф.-у. я. считалась обособленной. Попытки установить геиетич. родство Ф.-у. я. с др. языками, напр. с юкагирским, дравидийскими, индоевропейскими и др., успеха не имели, хотя нек-рые ученые считают, что отд. сходные черты системного характера указывают на существование ностратического праязыка (см. Ностратические языки), генетически объединяющего уральские (фииио-угорские и самодийские), индоевропейские, алтайские, дравидийские, юкагирский и др. языки.
Ф.-у. я. распространены иа терр., крайними границами к-рой являются басе. Оби иа В., сев. часть Норвегии на С., терр. Венгрии на 3. и сев. часть Югославии на Ю. Топонимика и гидронимика свидетельствуют о более обширных областях распространения отд. финио-угор. народов в прошлом: карелы жили па терр., достигавших Сев. Двины, куда доходили и отд. поселения коми; следы поселений мордвы, отраженных в топонимике, есть в Горьков., Пеизен. и Рязан. областях; более обширной была терр., занимаемая обско-угор. народами и саамами.
В результате исследований Э. Н. Сетяля, Й. Синнеи, Э. Беке, Д. Р. Фокоша-Фукса, М. Жираи, В. Штейнчца, Л. Кет-туиеиа, Б. Коллиндера, Э. Иткоиеиа, Д. В. Бубриха, В. И. Лыткииа и др. были определены осн. контуры фонетич. и грамматич. строя фиино-угор. праязыка, В состав гласных первого слога входили фонемы: палатальные (переднерядные) а, е, й, i; велярные (заднерядные) а, о, и. Возможно, что существовал и велярный гласный е. Среди перечисленных гласных среднего ~и верхнего подъема были долгие гласные ё, I, б, й (предположительно е). За пределами первого слога могли быть только краткие гласные — три не-лабиализов. гласных: а, а, е (возможно, также е). Существовала гармония гласных (см. Сингармонизм). Описан состав согласных: б, с' (с), б, б', j, k, 1, Г, ш, п, б, г), р, г, s, s, s, t, w. Звонкие согласные, а также б и о в начале слова не встречались. В фиино-угроведении существует две теории о составе первонач. системы гласных. По мнению Штейиица, гласные разделялись иа 2 группы: гласные полного образования — а, э (открытое о), о, u, i; а, е, i; редуцированные гласные — о, е, б, предположительно (а). Ученые фин. школы (Иткоиеи), напротив, считают, что гласные фииио-угор. праязыка были
долгими и краткими. Прафинно-угор. вокализм был, по их мнению, тождествен прибалт.-фин. вокализму.
В первоначальную систему падежей входили именительный (без особого окончания), родительный (-п), винительный (-ш), местный (-па, -па), отложительный (-ta, -ta), направительный I (-к), направительный II (-п). Нет данных, к-рые подтверждали бы существование единого окончания абстрактного мн. ч. Возможно, что первоначально выражались только разл. типы собирательного мн. ч. Существовало также и дв. ч. Достаточно четко были оформлены системы личных, указат. и вопросит, местоимений. Существовала развитая система притяжат. суффиксов. Глагол имел 3 времени — настоящее и два прошедших (прошедшее на -j и прошедшее на -s). Особой формы буд. вр. не было. Помимо повелительного существовало наклонение, близкое по значению к желательному (показатель -пе). Была развита система суффиксов многократного и мгновенного действия. Можно также предполагать наличие особого показателя у каузативных глаголов.
Древний фиино-угор. синтаксис был синтаксисом тюрк, типа — отсутствие придаточных предложений и обилие деепричастных и причастных конструкций, а также наличие т. наз. абсолютных деепричастных оборотов.
Генеалогически современные Ф.-у. я. делятся на 5 ветвей, или групп: 1) прибалт.-фин. ветвь (финский, ижорский, карельский, вепсский, водский, эстонский, ливский языки); 2) волжская ветвь (морд, языки — эрзян, и мокшан, языки и мар. яз.); 3) пермская ветвь (коми-зырянский, коми-пермяцкий, удмуртский языки); 4) угорская ветвь (хантыйский, мансийский и венгерский языки); 5) саамский язык. Внутри нек-рых ветвей существует деление на группы. Напр., хантыйский и мансийский (вогульский) языки выделяются в обско-угорский (см. Обско-угорские языки). Нек-рые Ф.-у. я., напр. мерянский, муромский, мещерский, язык югры и печоры, уже не существуют. В трудах зарубежных финно-угроведов есть отклонения от приведенной классификации: коми-пермяцкий, эрзян., мокшан., ижор., карел, языки квалифицируются как диалекты.
Степень близости между языками, входящими в одну группу, неодинакова. Саам. яз. с его многочисл. диалектами тяготеет к прибалт.-фин. языкам, хотя и не включается в эту ветвь. Различие между языками волж. ветви довольно велико. Венг. яз. сильно отличается от родственных ему обско-угор. языков. Исключено понимание между говорящими на удм. яз. и коми-языке. Нек-рые диалекты хантыйского яз. соотносятся между собой скорее как родств. языки, а не как диалекты.
Ф.-у. я. обнаруживают много черт, свидетельствующих об общности их происхождения: общие пласты лексики, материальное родство словоизменит. и словообразоват. формативов, наличие притяжат. суффиксов, значит, кол-во суффиксов, выражающих многократность или мгновенность совершения действия, и т. д. Вместе с тем иек-рые совр. Ф.-у. я. отличаются большим своеобразием. Народу с ярко выраженными агглютинирующими языками (пермские, мордовские языки, марийский), существуют языки с сильно развитыми элементами флексии, особенно саам. яз. и в известной степени прибалт.-фииские, встречаются разл. типы ударения — разноместное и
на первом, последнем и предпоследнем слогах. Есть языки, отличающиеся богатством гласных и дифтонгов, напр. финский; в др. языках много разл. типов согласных и мало дифтонгов, напр. в пермских. Общее кол-во падежей колеблется от 3 (хантыйский яз.) до 20 и более (венг. яз.). Типологически различны системы прош. времен. В фин. и эст. языках система прош. времен однотипна с системой прош. времен в латыш, яз. (нек-рые ученые неправомерно считают, что с соотв. системой в герм, языках), тогда как в марийском и пермских языках она иапоминает тат. и чуваш, систему. В морд, языках развита сложная система наклонений, в др. языках представлено гл. обр. условное наклонение. Отрицание при глаголе в ряде Ф.-у. я. выражается формами специально отрицат. глагола, ио есть языки, где отрицание при глаголе выражается отрицат. частицами (угор, и эст. языки).
Большие различия наблюдаются в синтаксисе. В прибалт.-финских, саамском, венгерском, мордовском и коми-зырянском языках сильно влияние нндоевроп. языков — шведского, немецкого и русского, особенно в способах построения сложноподчиненных придаточных предложений, тогда как в обско-угорских и отчасти в удм. и мар. языках сохраняются нек-рые архаичные черты, типологически сближающие синтаксис этих языков с синтаксисом тюрк, языков.
Мн. существенные различия между отд. Ф.-у. я. вызваны появлением инноваций, напр. многопадежиость венг. яз. (в финно-угор. языке-основе такого кол-ва падежей не было), бедность фии. консонантизма (история языка показывает, что некогда консонантизм был значительно богаче). Нек-рые различия Ф.-у. я. объясняются влиянием др. языков, напр., перфект и плюсквамперфект в карел, и вепс, языках употребляются редко в результате контактов с рус. языком. Нек-рые грамматич. особенности удм. и мар. языков объясняются воздействием чувашского и татарского. Иноязычное влияние заметно и в лексике Ф.-у. я. В словарном составе пермских, марийского и мордовских языков много слов, заимствованных из рус. яз. В фии. и венг. языках обнаруживается воздействие зап.-европ. языков, в фииио-угор. языках Поволжья — тюрк, языков. Обнаружены также заимствования из лр.-иранских, др.-гермаиских и балтийских языков.
Многие Ф.-у. я. имеют письменность. Венг., фин. и эст. языки имеют многовековую письм. традицию и высокоразвитые лит. языки. Лит. языки есть также у мордвы, коми, удмуртов, коми-пермяков. Воссоздается письменность для многих ранее бесписьмеипых языков. Карелы используют в качестве литературного фин. яз. Об изучении Ф.-у. я. см. Фин-но-угроведенис.
• Языки народов СССР, т. 3. М., 1966; Основы финно-угор. яз-знания, н. 1 — 3. М., 1974—76; Хайду П., Уральские языки и народы, пер. с венг., М., 1985; Collin-der В., Comparative grammar of the Uralic languages, Stockh.. I960; H a j d u P.. Finn ugor nepek 4s nyelvek, Bdpst, 1962; Dec-s у Gy.. Einfiihrung in die finnisch-ugri-sche Sprachwissenschaft. Wiesbaden, 1965.
.	_ Б. Л. Серебренников.
Фйнно-УГбРскоЕ Общество (ФУО; Suomalais-ugrilainen Seura/So-ciete Finno-Ougrienne) — международ-ная научная организация, ставящая с во-
ФИННО-УГОРСК 549
ей целью содействие научному изучению финно-угорских и самодийских народов, прежде всего в области языкознания, этнографии, предыстории и истории. Основано в 1883 в Хельсинки по инициативе О. Доннера. К сер. 1983 объединяло 555 постоянных членов (финских и зарубежных), 163 чл.-корр. (зарубежных), 8 почетных членов. Возглавляется дирекцией в Хельсинки во главе с президентом ФУО (в 1884—94 — К. X. Моландер, в 1894—1909 — Доинер, в 1909—35 — Э. Н. Сетяля, в 1935—43 — Ю. А. Кан-нисто, в 1943—50 — Г. Й. Рамстедт, в 1950—54 — И. Тойвонен, в 1954—68 — П. Равила, в 1969—78 — Э. Иткоиен, в 1979—80 — Л. Пости, с 1981 — В. М. Кор-хонен). ФУО организует и финансирует экспедиции фни. ученых по изучению языков и культур уральских, а также алт. народов, обеспечивает хранение, обработку и подготовку к публикации собранных материалов, ведет интенсивную издат. деятельность, проводит иауч. заседания и конференции.
Журналы и серийные издания ФУО (место изд.— Хельсинки): «Suomalais-ugrilaisen Seuran aikakauskirja/Journal de la Societe Finno-Ougrienne» (в 1886— 1986 — 80 томов), «Suomalais-ugrilaisen Seuran toimituksia/Memoires de la Societe Finno-Ougrienne» (в 1890—1986 — 196 томов), «Apuneuvoja suomalais-ugri-laisten kielten opintoja varten/Hilfsmit-tel fiir das Studium der finnisch-ugrischen Sprachen» (в 1894—1986 —И выпусков), «Suomalais-ugrilaisen Seuran kansatie-teellisia julkaisuja/Travaux ethnographi-ques de la Societe Finno-Ougrienne» (в 1899—1985 — 12 выпусков), «Fin-oisch-ugrische Forschungen» (в 1901—86 — 47 томов), «Lexica Societatis Fenno-LJgri-сае» (в 1913—86 — 20 словарей в 33 томах), «Castrenianumin toimitteita» (в 1971—86 — 27 выпусков).
• «Suomalais-ugrilaisen Seuran aikakaus-kirja». 78, 1983, s. 241—314; V i 1 t-s о T.-R., Zum 100. Jahrestag der Finnisch-ugrischen Gesellschaft, «Сов. финно-угрове-дение», XIX. 1983, Ms 4, с. 282—84; Suomalais-ugrilaisen Seuran julkaisut 1886—1983, Hels., 1983.	_ E. А. Хелимский,
ФИННО-УГРОВЁДЕНИЕ — комплексная дисциплина, предметом к-рой является описательное и сравнительно-историческое изучение языков и культур финно-угорских народов, или, в более широком понимании, всех народов уральской языковой семьи (см. Уральские языки), в т. ч. самодийских. В последнем случае поиятия«Ф.-у.» и«уралистика» выступают как равнозначные.
Отправными точками для формирования сравнит. Ф.-у. и тем самым для выделения Ф.-у. как самостоят. дисциплины были гипотезы о вост, происхождении венгров и их языковом родстве с обскими уграми (15—16 вв., Эпеа Сильвио Пикколомини, ои же папа Пий II, Мацей из Мехова, 3. Герберштейи), о финно-венг. родстве (сер. 17 в., Б. Шютте, М. Фоге-лиус, Г. Стьерньельм), обнаружение родства прибалт.-фин. языков между собой и с саамским яз. Сведения о волжских, пермских, обско-угорских и самодийских языках (в частности, краткие списки слов) впервые стали доступными европ. науке в кон. 17 в. благодаря голл. путешественнику и ученому Н. К. Витзену; в сочетании с созданными в 16—17 вв. грамматиками и словарями венгерского (Я. Сильвестер, А. Сеици Мольнар!, финского (Э. Петреус, Э. И. Шродерус), эстонского (X. Шталь, И. Гутслафф,
550 ФИННО-УГРОВЕД
Г. Гёэекеи) языков это позволило в основном правильно очертить границы уральской языковой семьи (Г. В. Лейбниц и его сподвижники).
Представления об уральском языковом родстве были существенно уточнены на основе лексич. материала, собранного в экспедициях и с помощью анкет в 18 в. в России (Ф. Ю. фон Страленберг, Д. Г. Мессершмидт, В. Н. Татищев, Г. Ф. Миллер, И. Э. Фишер, П. С. Пал-лас, И. И. Лепехин, Я. Фальк). В кои. 18 в. составляются первые грамматики мар. и удм. языков (В. Г. Пуцек-Григо-рович), морд, словарь (Д. Семенов-Руднев, известный как епископ Дамаскин). Крупнейшим достижением явились труды Я. Шайновича и Ш. Дьярмати, где финно-угор. языковое родство обосновывается не только лексическими, но и морфологич. сопоставлениями и где во многом предвосхищена методология компаративистики.
В сер. 19 в. А. М. Шегрен, М. А. Каст-рен и Ф. И. Видеман создали классич. описания большинства уральских языков, в к-рых была выявлена специфика их грамматич. строя и преодолена господствовавшая ранее традиция рассмотрения любых языков в схемах лат.-европ. грамматики, а также словари этих языков. Значит, вклад в изучение волжских и пермских языков и создание их письменностей внесли просветители и краеведы Ф. Васильев, И. А. Куратов, Г. С. Лыткин, П. П. Орнатов, Н. П. Попов, Н. А. Рогов, П. И. Савваитов. Сравнит. Ф.-у. окончательно сложилось в последней трети 19 в. Возникают крупные центры Ф.-у. в Венгрии и Финляндии (с 1872 кафедра алтайского сравнит.-ист. яз-знания в Пештском ун-те, с 1883 Финно-угорское общество в Хельсинки). Создаются финно-угор. этимологич. словари (Й.Будеиц, О. Доннер), выявляется совокупность морфологич. и фонетич. соответствий между уральскими языками, закладываются асновы прауральской реконструкции (Буденц — создатель сравнит, морфологии, М. П. Веске, А. Генец — работы по финно-угор. сравнит, вокализму, Э. Н. Сетяля — автор мн. разносторонних исследований, в т. ч. теории чередования ступеней согласных, во многом ошибочной, ио давшей импульс развитию сравнит.-фонетич. исследований, И. Халас). Начинается изучение внеш, связей и заимствований финно-угор. языков (А. Э. Альквист — работы по культурной лексике финно-угор. языков, Н. И. Андерсон — проблема уральско-нндоевроп. языкового родства, Б. Мун-качи — исследование иидоираи. и кавк. элементов уральских языков, В.Томсен и И. Ю. Миккола — изучение герм, и балт. заимствований в прибалт.-фин. языках). В работах Халаса и Сетяля получило детальное обоснование родство финно-угор. языков с самодийскими.
Исследования по Ф.-у. были продолжены в нач. и сер. 20 в., когда на основе принципов младограмматизма был полностью реконструирован прауральский консонантизм (работы X. Паасонена, 1917, Э. Беке, И. Вихмана, К. Доннера, И. Тойвонеиа), разрабатывались вопросы этимологии, лексикологии, исследовались заимствования (3. Гомбоц, Я. Л. Калима, Я. Мелих, И. Шебештьен-Немет, Паасонен, А. М. О. Рясянен, Тойвонеи), разрабатывалась проблематика внеш, генетич. связей уральской семьи (К. Б. Вик-лунд, Б. Коллиндер, Рясянен, О. Сова-жо), исследовались сравнит, морфология и синтаксис (Й. Дьерке, И. А. Клемм, Т. В. Лехтисало, Ю. Марк, П. Равила,
Й. Синнеи, Д. Р. Фокош-Фукс). Одновременно появились работы по синхронии и диахронии отд. уральских языков; прибалт.-финских (М. Айрпла, П. Арис-тэ, Д. В. Бубрих, Л. Кеттунеи, Ю. Купола, Марк, Ю. Мягисте, X. Оянсуу, Л. Пости, М. О. Рапола, Э. А. Тункело, А. Туруиен, Л. Хакулинен), саамского (Виклуид, Тойво Иткоиен, Э. Иткоиен, Ю. К. Квигстад, Коллиидер, Э. Лагер-краиц, К. Нильсеи, Равила, Ф. Г, Эймя), мордовских (Бубрих, Э. Иткоиен, Э. Леви, Паасоиеи, Равила), марийского (Беке, Вихмаи, Паасонен, Г. Й. Рамстедт, П. Сиро), пермских (Бубрих, Вихмаи, В. И. Лыткин, Т. Э. Уотила, Фокош-Фукс), обско-угорских (М. Жираи, Ю. А. Каинисто, К. Ф. Карьялайиеи, М. Э. Лимола, Паасоиеи, Фокош-Фукс, В. Штейниц), венгерского (Сиинеи и Ж. Шимоньи — авторы обобщающих работ по истории веиг. яз. в аспекте сравнит. Ф.-у., Г. Барци, Мелих, Г. Месёй, Э. Моор, Д. Паиш, Ю. фон Фаркаш), самодийских (К. Доннер, А. Й. Йоки, Лехтисало). В этот период была в значит. мере осуществлена намеченная Финно-угор. об-вом программа создания необходимых пособий (фонетич. и морфологич. описаний, словарей, сборников текстов, исследований по ист. грамматике и лексич. заимствованиям) для каждого из уральских языков.
В этот же период в центре внимания сов. Ф.-у., создание к-рого связано с именем Бубриха, были вопросы описат. грамматики и лексикографии, важные для целей языкового строительства; значит, заслуги принадлежат в этой области В. М. Васильеву, Г. Г. Кармазину (мар. яз.), М. Е. Евсевьеву, М. Н. Колядеи-кову (морд, языки), В, И. Лыткину, А. С. Сидорову (коми язык), В. Н. Чернецову (мансийский яз.), Г. Д. Вербову, Г. Н. Прокофьеву (самодийские языки).
Совр. Ф.-у. опирается как на достижения предшествующих этапов (суммированы в кои. 50-х гг. в работах Коллиндера), так и иа новейшие приемы исследования — в сфере типологии, лингвогеографип, генеративной фонологии, экспериментальной фонетики. В области сравнит.-нет. исследований центр иауч. интересов перемещается иа проблемы вокализма (вслед за полемикой между Штейнпцем и Э. Иткоиеиом в послевоенные годы о составе гласных фоием уральского праязыка и относит, значении прибалт.-фни. и вост.-хантыйских данных для реконструкции вокализма), реконструкцию «дочерних» праязыков для отд. уральских языковых групп, проблему происхождения словоизменит. и словообразоват. формантов (решаемую как в русле глоттогонии, гипотез, так ист. зр. концепции ностратич. родства). Изучаются вопросы пространственной и временной локализации уральского праязыка, «про-тоуральские древности» (работы П. Хайду). Завершено издание многотомных этимологич. словарей — финского (Э. Ит-конен, Йоки, Р. Пелтола) и венгерского (Л. Бейке, Д. Лако, К. Редей) языков, ведется издание «Уральского этимологического словаря» (Редей). Систематизи-ров. изложение основ Ф.-у. дано в трудах Э. Иткоиена и Хайду, в трехтомном труде сов. и венг. языковедов «Основы финно-угорского языкознания» (1974—76) и в коллективном труде специалистов из ряда стран «The Uralic Languages» (1988).
Венг. и фин. исследователи особенно интенсивно изучают историю н диалекты обско-угорских (Э. Вертеш, Я. Гуя, Б. Кальман, Реден, М. С. Кишпал,
Л. Хонти, Э. Шал) и самодийских (Йокп, Т. Микола, Хайду, П. Саммаллахти, Ю. Янхунен, Т. Яиурик) языков. Развивается мар. яз-зиание (А. Альхоние-мп, Г. Берецки, Э. Кангасмаа-Миии). Продолжается изучение венгерского (Л. Деме, Ш. Имре, Кальман, Ш. Карой, А. Ньири, Ф. Папп, Й. Томпа), прпбалт.-финских и саамского (К. Вик, П. Вир-таранта, О. Икола, Терхо Итконеи, В. М. Корхонен, П. Сауккоиен) языков, особенно с использованием новейших концепций теоретич. лингвистики. Имеются центры Ф.-у. в ФРГ (Г. Гаишов, X. Кац, В. Фенкер, X. Фромм, И. Фу-таки, Л. Шифер, Э. Шифер, В. Шлах-тер), США (Д. Дечи, И. Лехисте, А. Раун, Т. А. Себеок), Швеции (Б. Викмаи, В. Э. Таули, Т. Шёльд), ГДР (Г. Зауэр), Норвегии (К. Бергслаид), а также в Австрии, Италии, Польше, Франции, Японии.
Большие заслуги в развитии Ф.-у. в СССР принадлежат Аристэ, В. И. Лыткину, К. Е. Майтинской, Б. А. Серебренникову, проведшим многопрофильные исследования по уральским языкам. В Эст. ССР (Тарту, Таллинн), Москве, Ленинграде, Петрозаводске, Сыктывкаре, Йошкар-Оле, Саранске, Ижевске, Новосибирске, Томске (становление Ф.-у. в Сибири — результат экспедиционной деятельности, развернутой по инициативе А. П. Дульзона), Ужгороде и др. городах проведены широкие исследования по всем уральским языкам — эстонскому (Аристэ, А. Каск, В. Палль, Э. Пялль, X. Рятсеп и др.), литературному финскому (3. М. Дубровина, Ю. С. Елисеев), карельскому (А. П. Баранцев, Г. Н. Макаров и др.), прибалт.-финским и по сравнит, прибалт.-фин. яз-знанию (П. Ал-вре, Аристэ, Т.-Р. Вийтсо, Э, Вяари, А. Лаанест и др.), саамскому (Г. М. Керт и др.), мордовским (Г. И. Ермушкии, Д. Т. Надькин, Серебренников, А. П. Феоктистов, В. Халлап, Д. В. Цыганкин и др.), марийскому (И. С. Галкин, Л. П. Грузов, И. Г. Иванов, П. Кокла, Г. М. Тужа-ров и др.), удмуртскому (В. И. Алатырев, В. М. Кельмаков, И. В. Тараканов, Т. И. Тепляшина и др.), коми (Г. Г. Ба-раксанов, Р. М. Баталова, Е. С. Гуляев, Т. И. Жилина, Лыткин, А. И. Туркин, А.-Р. Хаузенберг и др.), мансийскому (Е. И. Ромбандеева), хантыйскому (Н. И. Терешкин), литературному венгерскому и венг. диалектам Закарпатья (П. Н. Лизанец, Майтинская), самодийским (Н. М. Терещенко, Э. Г. Беккер, А. Кюннап, Ю. А. Морев, И. П. Сорокина, Е. А. Хелимский и др.). Большие успехи достигнуты в исследовании эст., вод. и вепс, языков, мордовской и коми диалектологии, описании самодийских языков, сравнит.-ист. изучении пермских и самодийских языков. Интенсифицируются исследования по карел., саам., удм. диалектологии, мар. и морд, этимологии. по проблемам финно-угор. ономастики (А. К. Матвеев и др.). Интенсивно разрабатывается и общеурали-стич. проблематика, в частности вопросы фонологии и акцентологии праязыка, его генетич. связей, проводится анализ осн. тенденций в ист. развитии служебных слов и морфем, ареальных связей внутри уральской языковой семьи.
Междунар. конгрессы финно-угроведов проводятся поочередно в Венгрии, Финляндии и СССР — трех странах с наиболее развитым Ф.-у. (Будапешт, 1960 и 1975; Хельсинки, 1965; Таллинн, 1970;
ку, 1980; Сыктывкар, 1985).
сн. периодические и продолжающиеся
издания: «Советское финно-угроведение»
(Тал., 1965—), «Keel ja Kirjandus» (Tallinn, 1958—), «Eesti Keel» (Tartu, 1922— 40), «Fenno-Ugristica» (Tartu, 1975—); «Nyelvtudo-minyi Кбг1ешёпуек» (Bdpst, 1862—),«Magyar Nyelvdr»(Bdpst, 1872—), «Keleti Szemle» (Bdpst, 1900—32), «Magyar Nyelv» (Bdpst, 1905—), «Acta Linguistica Academiae Scientiarum Hungari-cae» (Bdpst, 1951—), «Magyar Nyelvja-rasok» (Bdpst, 1951—), «Neprajz es Ny-evtudomany» (Szeged, 1957—), «Etudes Finno-Ougriennes» (Bdpst— P., 1964); «Ungarische Jahrbucher» (B.— Lpz., 1921—43); <Ural-Altaische Jahrbucher» (Wiesbaden, 1952—), «Finnisch-ugrische Mitteilungen» (Hamb., 1977—); «Suoma-lais-ugrilaisen Seuran aikakauskirja»(Hels., 1886—), «Suomalais-ugrilaisen Seuran toi-mituksia» (Hels., 1890—), «Virittaja» (Hels., 1897—), «Finnisch-ugrische Forsch-ungen» (Hels., 1901—), «Studia Fennica» (Hels., 1933—); «Finno-Ugrica Suecana» (Uppsala, 1978—); «Uralica of the Uralic Society of Japan» (Tokyo, 1973—).
• Языки народов СССР, т. 3. М.. 1966; Основы финно-угор. яз-знания, т. 1—3, М., 1974—76; Bibliographia Uralica. Финно-угорское н самодийское яз-знание в Сов. Союзе 1918—1972, Тал., 1976; Ural-Altaische Jahrbucher, Bd 41, Wiesbaden, 1969 (обзорные статьи по Ф. -у.); Bibliographie der uralischen Sprachwissenschaft 1830—1970, Miinch., 1974—; Castrenianum; Suomen ja sen sukukiel-ten tutkimuskeskus. Hels.,. 1975; Forschungs-statten fiir Finnougristik in Ungarn, Bdpst, 1975: L a k 6 Gy., Mittel und Wege in den finnisch-ugrischen Wissenschaften. в сб.; Congressus quartus Internationalis Fenno-U grist arum, p. 1, Bdpst, 1975; Hajdii P.. Domokos P., Die uralischen Sprachen und Literaturen, Bdpst, 1987; The Uralic Languages, ed. by D. Sinor, Leiden—[e. a.], 1988.
.	„	. E. Л, Хелимский.
ФЙНСКИИ ЯЗЫК —один из прибалтийско-финских языков (северная группа). Распространен в Финляндии, в СССР, Швеции, Норвегии, США, Канаде, Австралии, ФРГ и др. Общее число говорящих св. 5,3 млн. чел., в т. ч. в СССР — ок. 31,5 тыс. чел. (1979, перепись). Один из двух (наряду со шведским) офиц. языков Финляндской Республики.
На терр. Финляндии выделяется 8 осн. диалектов: юго-западный (собственно финский, или суоми), емьский (хяме), переходный между ними южио-ботиическнй, средне- и сев.-ботнический, северный, савоский (саво), юго-восточный.
Ф. я.— агглютинативный язык номинативного строя со значит, элементами флективности. Фонологич. система образуется 8 гласными и 13 согласными фонемами, каждая из к-рых противопоставлена по степени длительности (краткие и долгие; орфографически а—аа, о—оо, t—tt, р—рр и т. д.), кроме j, v, h, d. Характерна гармония гласных по ряду образования: а, о, и (заднего ряда), а, б, у (переднего ряда), е, i (нейтральные). Кол-во гласных фонем увеличивается также за счет дифтонгов (16): ai, oi, au, ou, ay, бу и т. д. Категория рода отсутствует. В системе склонения имен — 14 падежей, у личных местоимений есть аккузатив. В глагольном словоизменении 2 разряда спряжения — определенно-личное и неопределенно-личное (актив и пассив), 4 наклонения (изъявит., условное, повелит., возможностиое), 4 формы времени (презенс, имперфект, перфект, плюсквамперфект), 3 личные формы в ед. и мн. ч., 4 глагольных инфинитива совмещают в себе нек-рые именные показатели — падежные и лично-притяжат. суффиксы. Для синтаксиса характерен относительно свободный порядок слов.
В становлении и развитии лит. языка различают 2 осн. периода: ст.-финский
(1540—1820) и новофинский (с 20-х гг. 19 в.). На первом этапе ст.-фин. периода (до 1640) был создан ст.-фии. лит. язык, в основу к-рого М. Агрикола положил юго-зап. диалект р-на тогдашней столицы— г. Турку, испытавший влияние емьского диалекта (ст.-фин. лит. язык оставался в церк. обиходе до 20 в.). До освобождения Финляндии от швед, господства (1809) развитие лит. Ф. я. протекало в условиях неравноправия языков, когда в качестве офиц. языка насаждался швед. яз. Новофин. период делился на 2 этапа: ранний новофииский (1820—70) и современный финский (с 1870). На раннем этапе формируется ио-вофин. лит. язык, преодолевающий ориентацию ст.-фии. языка иа зап. диалекты и сближающийся с иар.-разг. языком. С 1863 Ф. я. получил формально равные права со шведским, был введен в школьное и уи-тское преподавание, на нем стали печататься газеты, журналы, худож. лит-ра. К 70-м гг. 19 в. были созданы основы совр. лит. Ф. я. В 1919 Ф. я. был объявлен офип. языком Финляндии. Письменность иа основе лат. алфавита. • Хакулинен Л.. Развитие и структура фин. языка, пер. с фин., ч. 1 — 2, М., 1953—55; Елисеев Ю. С.. Фин. язык, в кн.: Основы финно-угор. яз-знания. Прибалт.-финские. саамский и мордовский языки, М., 1975; Suomen kielen kasikirja, Hels., 1968.
Рус.-фин. словарь, М.. 1963: Фин.-рус. словарь, М., 1975; Nykysuomen sanakirja, osa 1 — 6, Porvoo—Hels., 1951—62.
TO. С. Елисеев. ФЛЁКСИЯ (от лат. flexio — сгибание)— многозначный термин, связанный с описанием формал ьно-грамматического строения н функционирования слов в языках, обладающих типологическим свойством флективности (для обозначения этого свойства часто используется и сам термин «Ф.»). Созданный Ф. фон Шлегелем (1808), термин «Ф.» вначале применялся им к явлениям грамматич. чередования (см. Аблаут), а позже был вытеснен в этом употреблении термином «внутренняя Ф.», охватившим также чередование огласовок корня в семит, языках. Понятие внутр. Ф. возникло как антипод понятия внеш. Ф.— автономного формального компонента морфемной структуры слова (или словоформы). Согласно этому наиболее распространенному пониманию, Ф.— это словоизменительный аффикс (см. Словоизменение), формант, форматив, т. е. часть словоформы, выражающая 1) грамматич. значение (грамматич. категории) и/пли 2) реляционное значение, т. е. синтаксич. отношение данного слова к др. словам в предложении или к предложению в целом. В этом значении употребляется также термин «окончание».
Как показатель грамматич. значения Ф. противоположна основе; считается, что в индоевроп. языках, имеющих морфологич. формообразование, всякая словоформа изменяемого слова делится на основу и Ф. При этом Ф. может быть мор-фематически неэлемеитарной (иапр., в польск. czyta-lem/czyta-lam 'я читал/я читала' флексии -lem/-lam разлагаются на три форматива: показатель прош. вр. -1-, показатели соответственно муж. и жен. рода -е-/-а-, личное окончание глагола -ш-) или материально «пустой», т. е. невыраженной,— это бывает в случае материального совпадения словоформы с основой,— вследствие чего говорят о ну л е в о й Ф., напр. стол-о (нулевая Ф.)/стол-а (Ф. -а). Набор Ф., пред-
ФЛЕКСИЯ 551
ставленных в словоизменит. парадигме лексемы, служит основанием для отнесения данной лексемы к определ. словонз-менит. подклассу, т. е. к «типу склонения» или «типу спряжения».
Как реляционный формант Ф. (нли окончание) противополагается деривационному форманту — суффиксу, не способному выражать синтаксич. отношения и обычно предшествующему Ф. в структуре словоформы (напр., «мо-лод-еньк-их», где -их —Ф., -еньк — суффикс); так, показатели согласоват. категорий глагола и прилагательного и падежные окончания существительного считаются Ф., а показатели инфинитива, сравнит, степени — суффиксами. При этом неясным остается статус нек-рых формантов, способных присоединяться к Ф. (ср. «одева-ем-ся», <ид-и-ка»).
Ф., как правило, имеет тенденцию образовывать фузионный стык (см. Фузия) с предшествующей частью слова; ей присуща с и итетос ем и я (Ю. С. Маслов), т. е. совмещение (кумуляция) в одной морфеме неск. граммем, напр., Ф. -ую в «молодую» выражает одновременно грамматич. значения падежа, рода и числа. Исторически Ф. может восходить к служебным словам, местоимениям (ср. Агглютинации теория); так, в польск. chodzilismy ‘мы ходили’ Ф.--li-smy отражает происшедшее в прошлом слияние слав, причастной формы на -l(i) и вспомогат. глагола «быть» — jei-my (1-е л. мн. ч. наст. вр.).
Термин «Ф.» имеет и более широкое значение, употребляясь как синоним термина «словоизменение». При этом в пределах Ф. иногда различают формообразование (изменение слов по таким синтаксически независимым категориям, как число у существительного, вид и время у глагола) и собственно Ф. (изменение по синтаксич. категориям — роду, числу, падежу у прилагательного, лицу, числу, роду у глагола и т. д.). Если в языке словоизменение сопряжено с образованием особых основ, то последнее охватывается термином «формообразование», а термин «Ф.» означает собственно присоединение к таким основам окончаний. • Морфологич. структура слова в индо-европ. языках. М., 1970; Б азе л л Ч. Е.. Лингвистич. типология, пер. с англ., в кн.: Принципы типологич. анализа языков разл. строя. М., 1972; Маслов Ю. С.. Введение в яз-знание. М., 1975; Булыгина Т. В.. Проблемы теории морфологич. моделей, М.. 1977; Семереньп О., Введение в сравнит, яз-знание. пер. с нем., М., 1980; Schlegel F.. Ueber die Sprache und Weisheit der Indier, Hdlb., 1808; J e s-persen O.. Language, its nature, development and origin. L.—N. Y.. 1922; Kury-iowic: J., The inflectional cathegories of Indo-European. Hdlb., 1964,
T. В. Булыгина, С. А. Крылов. ФЛЕКТЙВНОСТЬ — тенденция к словоизменительной аффиксации, свойственная многим синтетическим языкам (см. Синтетизм) и противополагаемая (в рамках синтетизма) агглютинации. С т. зр. квантитативной типологии Ф. (или степень Ф.) — это отношение в отрезке текста числа флексий к числу словоупотреблений.
К флективным языкам относятся большинство афразийских, большинство нндоевроп. языков (среди последних исключение составляют, напр., англ., франц., отчасти болг.). Ф. выявляется в след, характерных чертах: 1) кумуляция — постоянное совмещение в одном словоизменит. аффиксе
552 ФЛЕКТЙВНОСТЬ
неск. граммем, принадлежащих разным грамматич. категориям. Так, в рус. падежных окончаниях существительных совмещены граммемы падежа и числа, а в окончаниях прилагательных — падежа, числа и рода. Такая закрепленность аффикса за комплексом разнородных граммем называется также синтетосе-м и е й (Ю. С. Маслов), т. е. «сложно-зиачностью». С т. зр. квантитативной типологии показателем кумуляции может служить отношение числа граммем, выражаемых в достаточно большом отрезке текста иа данном языке, к числу словонз-меиит. аффиксов, представленных в этом же отрезке; весьма велик такой показатель в санскрите, др.-греч., лат., ст.-слав., литов, языках. 2) О м о с е м и я словоизменит. аффиксов, т. е. наличие ряда параллельных (равнозначных) аффиксов для передачи одного и того же грамматич. значения нли комплекса значений. Так, в рус. яз. значение тв. п. ед. ч. у существительных выражается омосе-мичными флексиями -ом («стол-ом»), -ой («стен-ой»), -ью («кроват-ью»), находящимися в отношениях дополнит, дистрибуции. Соответственно в рамках одной части речи выделяется неск. словоизменит. разрядов, каждый из к-рых характеризуется особым набором флексий (см. Склонение, Спряжение). Показателем омосемичности может служить отношение числа флексий к числу выражаемых ими грамматич. форм — как в грамматич. системе языка, так и в достаточно представит, отрезке текста на данном языке. 3) Фузия, т. е. взаимное наложение экспонентов контактирующих морфем (гл. обр. это пограничные модификации на границе основы и флексии, см. Сандхи). Показателем фузион-ности может служить отношение числа морфонологич. чередований на стыках морфем к числу самих стыков (морфемных границ). С фузией связано явление симульфиксации — использование иеавтоматич. чередований в качестве дополнительного, основного пли даже единств, показателя грамматич. значений, ср. нем. Dorf ‘деревня’ — (мн. ч.) Ddrfer ‘деревни’, Bruder ‘брат’ — Bruder ‘братья’ и т. п. (см. Аблаут, Умлаут). 4) Возможность использования нулевых аффиксов, или нулевых флексий, не только в семантически исходных, «назывных» формах, но также и в формах семантически вторичных, «косвенных» (напр., в род. п. мн. ч. типа «рук», «сапог»), 5) Частая несамостоятельность основы, т. е. невозможность ее употребления в качестве отд. словоформы. Эта особенность связана с тем, что в нек-рых морфологич. разрядах нулевые аффиксы отсутствуют; ср. глагольные основы виде-, терпе-, зва- и т. п., материально не совпадающие ни с одной из реальных словоформ соотв. лексем.
Граница между Ф. и агглютинацией не абсолютна: нередко в одном языке сочетаются флективные черты с агглютинативными; в ходе ист. развития агглютинативный строй может смениться флективным (такая эволюция, согласно сравнит.-ист. данным, имела место при переходе от раннеиндоевропейского к позд-иеиндоевропейскому), а Ф., в свою очередь, может постепенно уступить место аналитизму, как это документально засвидетельствовано в истории англ., франц, и нек-рых др. совр. нндоевроп. языков. • Кузнецов П. С., Морфологич. классификация языков. М., 1954; Морфологич. структура слова в языках разл. типов. М.— Л., 1963; Морфологич. типология и проблема классификации языков, М,— Л.. 1965; Ти-
пология грамматич. категорий. Я,. 1975]
Лайонз Д ж., Введение в теоретич. линг-
вистику, пер. с англ., М.. 1978; Matthews Р. Н., Inflectional morphology, Camb., 1972; см. также лнт. при ст. Флексия, , Т. В. Булыгина, ,С. А. Крылов, ФЛЕКТЙВНЫЕ ЯЗЫКЙ —см. Ти-
пологическая классификация языков. фонАция (от греч. phone — звук, голос) — 1) звукообразование, совместная работа произносительных органов во время производства звуков речи, а также ее
результат — само воспринимаемое слухом звучание речи; 2) качество звука речи (или целого слога), обусловленное необходимой для его произнесения работой гортани. Дж. Катфорд выделяет Ф. в качестве третьей осн. характеристики речевых звуков, наряду с работой источника звукового давления и артикуляцией в надгортанных полостях (ртовой, глоточной, носовой). В зависимости от степени разведения голосовых связок, степени их напряженности и наличия / отсутствия сжатия гортани различают до 10 типов Ф., в т. ч.: звонкость (нейтральный голос) — обычные периодич. колебания голосовых связок; скрипучий голос — низкочастотные колебания сведенных не-
напряженных голосовых связок; придыхательный голос — добавление фрикативного гортанного шума, возникающего в результате прохождения турбулентного потока воздуха через широко открытую голосовую щель; шепотиость — шум, возникающий при сужении голосовой щели, и др. В ряде языков различия в типе Ф. используются для создания фонология, оппозиций, напр. звонкие придыхательные инд. языков (bh, dh н т. п.) характеризуются звонко-шепотиой Ф., причем звонкость — результат колебаний передней части связок (до черпаловидных хрящей), а шепотность — сведения их задней части. По мнению нек-рых фонетистов, типы Ф. могут выступать в качестве особых просодич. характеристик, наряду с тоном и ударением. По-видимо-му, во всех языках фонационные различия используются в качестве экспрессивного средства.
• Кодзасов С. В., Кривнова О. Ф., Фонетич. возможности гортани и их использование в рус. речи, в кв.: Проблемы теоретич. и экспериментальной лингвистики, М., 1977; Ladefoged Р., Preliminaries to linguistic phonetics, Chi., 1971; Eg erod S., Phonation types in Chinese and South East Asian languages, «Acta linguistica», 1971, v. 13, № 2; C at fo rd J.C., Fundamental problems in phonetics, Edinburgh. 1977.	, В. Б. Касевич.
ФОНЕМА (от греч. phonema — звук, голос) — единица звукового строя языка, служащая для опознавания и различения значимых единиц — морфем, в состав к-рых она входит в качестве минимального сегментного компонента, а через них — н для опознавания и различения слов. Ф.— инвариантная единица языка.
Ф.— осн. незначимая единица языка, связанная со смыслоразличеиием лишь косвенно. Выполняя перцептивную (опо-зиават.) и сигнификативную (различит.), а иногда и делимитативную (разграничит.) функции в тексте, Ф. в системе языка находятся в отношениях о п п о з и-ц п и (противопоставления) друг с другом (см. Система языковая). Основанием оппозиций служат различительные признаки (РП), представляющие собой обобщение артикуляционных и/или акустич. свойств звуков, так что Ф. может операционально представляться как пучок РП — дифференциальных, формирующих оппозиции, в к-рые вступает данная Ф., и интеграль-
вых, ве образующих оппозиций данной Ф. с другими (см. Фонология).
Ф. как абстрактная единица противополагается звуку как конкретной единице, в к-рой Ф. материально реализуется в речи; отиошеиие Ф. и звука можно определить в филос. плане как отношение сущности и явления (см. Философские проблемы языкознания). Одной Ф. могут соответствовать иеск. разл. реализаций, называемых аллофонами, каждый из к-рых соотносится с определ. позицией так, что разные аллофоны, как правило, ие встречаются в одной и той же позиции (т. паз. принцип дополнит. дистрибуции, т. е. позиционных ограничений на встречаемость аллофонов); напр., в исп. яз. Ф. [d] реализуется как [d] в начале слова и после [п], но как [ё] между гласными (ср. donde 'где’ — todo ‘все’). Иногда позиционные ограничения на встречаемость касаются самих Ф., и тогда говорят об их ограиичениой (дефективной) дистрибуции. Напр., Ф. [tj] в аигл. яз. невозможна в начале морфемы (и слова); в таких случаях Ф. обычно выполняет делимитативную функцию: так, [rj] сигнализирует об отсутствии перед ней морфемной (словесной) границы (т. наз. отрицательный пограничный сигнал). Подобная функция часто выполняется не Ф. в целом, а ее отд. аллофонами; напр., в япон. яз. аллофон [g] возможен только в начале слова и тем самым служит сигналом словесной границы (т. иаз. положительный пограничный сигнал), а в др. позициях Ф. [g] реализуется в аллофоне [о].
Аллофоны одной Ф. образуют область ее реализаций, к-рая может быть упорядочена в виде ряда позициоиио чередующихся звуков, находящихся друг с другом в отношении контраста (субфонемиый альтернационный ряд). Различия между членами этого ряда ие семасиологизированы, т. е. смена аллофона не сопряжена с изменением значения той едвницы, в составе к-рой наблюдается аллофоипч. альтернация. Напр., в разных формах слова «река» (рек, рёку, реки, река, реке, рекбй, за реку) корень имеет соответственно такие фоиетич. реализации: [р’эк-], [р’эк*-], [р’ек’-], [р'ик-], [р’ик*-], [р’ик’-J, [р’ьк°-]; здесь представлены альтернационные ряды аллофонов [э — е — и — ь] н [к — к’ — к’], в к-рых каждый элемент возможен только в определ. фоиетич. позиции. С учетом аллофоиич. альтернаций Ф. может определяться как ряд позиционно чередующихся звуков (Н. Ф. Яковлев, В. Н. Сидоров, М. В. Панов). Ряды, представляющие разные Ф., могут быть параллельны для одних позиций, но пересекаться в др. позициях; во 2-м случае имеет место нейтрализация фонемного различия (совпадение разных Ф. в одном аллофоне). Так, в ряду [э — е — и — ь] звенья [э — е] образуют часть, параллельную аналогичным частям др. аллофоиич. рядов: [а — й], [о — б], [у — У], [й— “] (напр., в словах «пятый — пять», «тетка — тетя», «брюк — брюки», «сила — силе»); звенья же [и — ь] — пересекающаяся часть ряда, т. к. эти аллофоны встречаются в тех же позициях и в аллофоиич. рядах др. Ф., напр. [и] как реализация Ф. [а] и [о] в словах [п‘и]тёрка, с[л’и]за.
Позиционная реализация Ф. в целом регулируется фоиетич. правилами языка, ио иногда иа них накладываются грамматич. и лексич. факторы. Напр.,
в нем. яз. звуки [х] и [$] (орфографически ch) возможны соответственно после гласных заднего и переднего ряда (Nacht ‘ночь’ — nicht ‘не’), но это фонетич. правило нарушается, если ch относится к суффиксу -chen (грамматич. фактор): в этом случае всегда [?], ср. mach-en [тахэп] ‘делать’ — Mama-chen [mama-;эп] ‘матушка’. В рус. яз. позиционная реализация гласных подчиняется особым правилам для флексий (грамматич. фактор), для служебных слов (лексико-грам-матич. фактор), для редких слов иноязычного происхождения (лексич. фактор). Во всех подобных случаях можно говорить о грамматич. и лексич. условиях действия фонетич. правил. Но иногда возможна необусловленная неоднозначность фонетич. реализации Ф. в одной и той же позиции (фонетич. дублет-ность), к-рую называют свободным варьированием. Напр., в польск. яз. для одной и той же Ф. (графически 1) допускаются две реализации — велярный плавный [X] и билабиальный сонант [и], ио, как часто бывает в таких случаях, эти реализации неравноправны: с 20-х гг. 20 в. [и] постепенно вытесняет [X], к-рый теперь служит признаком рафинированного сценич. произношения. При свободном варьировании нарушается принцип дополнит, дистрибуции, но это нарушение компенсируется дополнительностью свободных аллофонов в др. плоскости: они обычно дифференцированы стилистически и/или социально (в соответствии с возрастными, половыми и др. характеристиками говорящих). Для обозначения стилистического н социального фонетич. варьирования Д. Джоунз предложил (1932) понятие диафона, к-рое позже стало применяться (Э. И. Хауген, 1954) для обозначения межъязыковых фонетич. эквивалентов при интерференции, Социально маркированное фонетич. варьирование может охватывать сами Ф.; так, в нек-рых языках имеются особые мужские н женские разновидности, в к-рых фонемный состав слов может заметно различаться, ср. в коасати (Сев. Америка) б-t ‘он сооружает костер' (в женском варианте) и о-ё (то же в мужском варианте).
Аллофоны одного позиционного ряда, т. е. одной Ф., бывают разных типов в зависимости от характера позиции (сильная — слабая) в плане выполнения фонемой указанных выше функций (см. Московская фонологическая школа). В позиции, сильной для обеих функций, представлен основной вид Ф. («важнейший звук» — у Джоунза); в сигнификативно слабой позиции, т. е. в позиции нейтрализации, — вариант (такой аллофон нек-рые языковеды называют архифонемой, неточно следуя Р. О. Якобсону и Н. С. Трубецкому, или слабой фонемой, по Р. И. Аванесову); в перцептивно слабой позиции — вариация (вариант, по Трубецкому и Аванесову, илиоттенок Ф., по Л. В. Щербе). Напр., Ф. [о] представлена оси. видом в слове «лом», вариантом [а] — в «ломать», вариацией [б] — в «Лёня». В терминах РП варианты н вариации можно определить как модификации Ф. по дифференциальному признаку в 1-м случае и по интегральному — во 2-м. При неполных позиционных рядах аллофонов, в к-рых отсутствует осн. вид Ф. (т. е. сигнификативно сильная позиция не заполнена), точное фонемное отождествление прочих вариантов невозможно, и нек-рые фонологи (Сидоров, П. С. Кузнецов, А. А. Ре
форматский, Панов и др.) постулируют для неполных аллофоиич. рядов особую единицу — гнперфонему, обозначая так не индивидуальную, а групповую фонемич. отличимость; напр., Белове «баран» гласный 1-го слога реализует не простую «проверяемую» Ф., а гиперфонему (А/О), отличимую от гиперфонемы (У) в «бураи». Система Ф., их функции и закономерности позиционной реализации изучаются в фонологии.
Осн. разногласия в теории Ф. связаны с критерием фоиемиой идентификации звуков речи — физической или функциональной (в ином аспекте — фонетической или морфематической). В первом случае Ф. трактуется как автономная единица языка, представляющая собой класс фонетически сходных звуков или их звукотип; при таком подходе (напр., у Джоунза и ряда представителей амер, дескриптивизма) осн. контекстом реализации и функционирования Ф. является только фонетич. слово (фоиетич. сегмент), а установление фонем превращается в механич. процедуру, в к-рой сигнификативная функция Ф. либо игнорируется, либо считается второстепенной н подчиненной фактору дополнит, дистрибуции. Во втором случае (при функ-ционально-морфематич. подходе, напр., в моек, фонологич. школе) в центре внимания находится смыслоразличит. функция Ф. и осн. контекстом функционирования Ф. признаются значимые единицы языка — слова и морфемы. Такая точка зрения восходит к И. А. Бодуэну де Куртенэ, для к-рого Ф. была не автономной фонетич. единицей, а строевым компонентом морфемы, через тождество к-рой следует оценивать тождественность Ф. в разл. ее проявлениях. В нек-ром смысле промежуточную позицию занимает ленинградская фонологическая школа. С одной стороны, ее представители (Щерба, Л. Р. Зиндер, Л. В. Бондарко, М. И. Матусевич, Л. А. Вербицкая и др.) исходят из смыслоразличит. функции Ф., но, с др. стороны, рассматривают ее не как компонент морфемы, а в составе словоформы и опираются на фоиетич. критерий отождествления Ф. Поэтому там, где фонологи моек, фонологич. школы н пражской лингвистической школы констатируют явление нейтрализации, фонологи ленингр. фонологич. школы видят чередование фонем, признавая, однако, варьирование Ф. в виде оттенков. Разногласия в теории Ф. касаются н проблемы ее реальности, вокруг к-рой противоборствуют физикализм — концепция физич. реальности Ф. (иапр., Джоунз, Л. Блумфилд) и меитализм — концепция психология, реальности Ф. (иапр., Бодуэн де Куртенэ, Э. Сепир); в некоторых концепциях Ф. обладает семиотической реальностью как ф и-г у р а — компонент знака (Л. Ельмслев, см. Глоссематика), а иногда вообще объявляется фикцией, существующей лишь в метаязыке лингвиста (У. Ф. Тво.т-дел, чей подход отчасти продолжает генеративная фонология, считающая возможным обходиться вообще без уровня Ф.).
Понятие «Ф.» в совр. смысле термина, а также теория фонологии впервые разработаны Бодуэном де Куртенэ в 70— 80-х гг. 19 в. (см. Казанская лингвистическая школа). Сам же термин «Ф.». появился раньше, во франц, лингвистике, как эквивалент ием. Sprachlaut ‘звук языка’; этот термин предположительно,
ФОНЕМА 553
ввел А. Дюфриш-Деженетт (1873) и использовал Ф. де Соссюр (1879), у к-рого тернии «Ф.» был заимствован казанскими лингвистами (Н. В. Крушевский) в новом, бодуэновском осмыслении. В 40-х гг. 20 в. в дескриптивной лингвистике США объем термина «Ф.» расширился, стали говорить о Ф. тона, ударения, стыка и т. п.; такое терминоупотребление лишало понятие Ф. его исконного онтологии, содержания и не нашло поддержки в Fa-pone, где преобладала трактовка Ф., близкая пражской. Наряду с термином «Ф.» в нек-рых концепциях используется термин «м о р ф о и е м а», введенный X. Улашииым (1927) для обозначения Ф. в составе морфемы в отличие от Ф., трактуемой чисто фонетически (см. Морфонология); к понятию морфонемы иногда прибегают для обозначения фонемных альтернационных рядов в составе одной морфемы, напр., говорят, что в «рука — ручка» представлена морфоиема <к/ч>, реализующаяся Ф. [к] и [ч], связанными отношением чередования.
* Трубецкой Н.С., Основы фонологии. пер. с нем.. М., I960; Климов Г. А., фонема и морфема, И., 1967; Реформатский А. А.. Из истории отечеств, фонологии. М., 1970: Зин дер Л. Р,, Общая фонетика, 2 изд., М., 1979; И а-н о в М. В., Совр. рус. язык. Фонетика. М., 1979; Twaddell W. F., On defining the phoneme. Balt.. 1935: Jones D.. The history and meaning of the term «phoneme», L., 1957; H у m a n 4 L. M.. Phonology. Theory and analysis, N. Y.. —[a. o.J. 1975; Pauses A., Grundbegriffe der Phonologie: Synchrone Beschreibung des Phonems und Modelle diachronischer Betrachtung, Stuttg., 1985.	В. А. Виноградов.
ФОНЁТИКА (от греч. phonetikds — звуковой, голосовой) — раздел языкознания. изучающий звуковую сторону языка. В отличие от др. языковедческих дисциплин Ф. исследует не только языковую функцию, но и материальную сторону своего объекта: работу произносит, аппарата, а также акустич. характеристику звуковых явлений и восприятие их носителями языка. Совр. Ф. различает в звуке речи четыре аспекта: функциональный (или лингвистический), артикуляторный, акустический и перцептивный. Ф. связана с такими нелиигвистич. дисциплинами, как анатомия и физиология речесбразовапия и восприятия речи, с одной стороны, и акустика речи — с другой. Как и яз-зиание в целом, Ф. связана с психологией, поскольку речевая деятельность является частью психич. деятельности человека.
В отличие от нелиигвистич. дисциплин Ф. рассматривает звуковые явления как элементы языковой системы, служащие для воплощения слов и предложений в материальную звуковую форму, без чего обшение невозможно. Вне этой функции звуковая сторона языка ие может быть понята; даже отд. звук речи выделяется из звуковой цепи лишь как представитель фонемы, т. е. благодаря его связям со смысловыми единицами языка. Данные совр. акустики речи свидетельствуют о том, что элементы членения звуковой последовательности, осуществленного самыми совершенными акустич. методами, не совпадают со звуками речи как реализациями фонем.
В соответствии с тем, что звуковую сторону языка можно рассматривать в акустико-артикуляторном и функционально-языковом аспектах, в Ф. различают собственно Ф. и фонологию. Раз-
554 ФОНЕТИКА
деление их иа два самостоят. раздела яз-зиаиия ми. совр. языковеды считают неправомерным.
Выделяют общую и частную Ф., или Ф. отд. языков. Общая Ф. изучает общие условия звукообразования, исходя из возможностей произносит, аппарата человека (напр., различаются губные, переднеязычные, заднеязычные согласные, если имеется в виду произносит. орган, определяющий осн. черты согласного, или смычные, щелевые, если имеется в виду способ образования необходимой при артикуляции согласного преграды для выходящей из легких струи воздуха), а также анализирует акустич. особенности звуковых единиц, их спектральные характеристики, напр. наличие или отсутствие осн. тона голоса (нулевой форманты) при произнесении разных типов согласных, разное положение формант при образовании гласных. Строятся универсальные классификации звуков речи (гласных н согласных), к-рые основаны отчасти на артикуляционных, отчасти на акустич. признаках, а также классификацию по дифференциальным признакам. Общая Ф. изучает также закономерности сочетания звуков, влияния особенностей одного нз соседних звуков на другой (разного вида аккомодация или ассимиляция), коартикуляцию; природу слога, законы сочетания звуков в слоги и факторы, обусловливающие слогоделение; фоиетич. организацию слова, в частности ударение и сингармонизм. Она изучает средства, к-рые используются для интонации; высоту оси. тона голоса, силу (интенсивность), длительность отд. частей предложения, скорость их произнесения (темп), паузы и тембр.
В частной Ф. все указанные проблемы рассматриваются применительно к данному конкретному языку и сквозь призму функций, к-рые то или иное фоиетнч. явление или единица выполняют. Частная Ф. может быть описательной, или синхронной (см. Синхрония), и исторической, нли диахронической (см. Диахрония), изучающей эволюцию звукового строя данного языка или группы языков.
Фонетич. и фонологич. аспекты представляют в частной Ф. единое целое, т. к. все звуковые единицы выделяются опосредованно через смысловые единицы языка.
В Ф. широко применяются экспериментальные методы; поскольку при этом используются особые приборы, эти методы называются также инструментальными. К ним относятся: палатография (статическая и динамическая), при помощи к-рой устанавливаются места соприкосновения языка с нёбом при звукообразовании, теизопалатография для измерения силы артикуляции, рентгенография, позволяющая видеть положение органов речи и их движение (при кино-рентгене), осциллография, позволяющая определять длительность, высоту и интенсивность звуков, и спектрография, дающая общую акустич. картину звука. В Ф. применяются, кроме того, разл. методы изучения восприятия тех или иных звуковых явлений носителями языка, что особенно важно для фонологич. истолкования этих явлений. В 80-е гг. в Ф. стали использовать ЭВМ.
Ф. имеет прикладное значение в разных областях: для рационализации письма (графики и орфографии), обучения правильному произношению, особенно на неродном языке, для диагностики исправления недостатков речи (логопедия и сурдопедагогика). Данные Ф. используются для проверки средств связи и для
повышения нх эффективности, а также для автоматич. распознавания речи.
Начало изучения механизма образования звуков речи относится к 17 в.; оно было вызвано потребностями обучения глухонемых (работы X. П. Бонета, Дж. Уиллиса, И. К. Аммана). В кои. 18 в. X. Краценштейн положил начало акустич. теории гласных, к-рая была развита в сер. 19 в. Г. Л. Ф. Гельмгольцем. К сер. 19 в. исследования в области анатомии и физиологии звукообразования были обобщены в трудах Э. В. Брюкке. С лингвистич. т. зр. учение о звуковой стороне языка во всех его разделах было впервые представлено в работе Э. Зиверса «Grundziige der Lautphysiologie» (1876; 2 изд.— под назв. «Grundziige der Phonetik», 1881). Важную роль в развитии Ф. сыграли книги Г. Суита, О. Есперсена, М. Граммона и др. В России значит, роль в развитии общей Ф. сыграли труды И. А. Бодуэна де Куртенэ, а также его учеников — В. А. Богородицкого и Л. В. Щербы: именно Бодуэном де Куртенэ и Щербой было положено начало теории фонемы (фонологии). Большое значение имели работы А. И. Томсона («Общее языковедение», 1906). В сов. яз-знании широко разрабатываются проблемы общей и частной Ф. (работы Р. И. Аванесова, Л. Р. Зиидера, М. И. Матусевич, А. А. Реформатского и др.).
* Матусевич М. И.. Введение п общую фонетику, 3 изд.. М., 1959: 3 и н-дер Л. Р., Общая фонетика, [Л.], 1960; 2 изд.. М., 1979;Речь. Артикуляция и восприятие, М.— Л., 1965; Бондарко Л. В., Осциллография, анализ речи. [Л.]. 1965; Реформатский А. А.. Введение в языковедение, М., 1967; Abercrombie D.. Elements of general phonetics. Edinburgh. 1967; Manual of phonetics. Amst., 1968; Malmber(! B.. La phonctique. P.. 1968; его же, Einfiihrung in die Phonetik als Wissenschaft. Munch.. 1976; Pilch H., Phonemtheorie, 3 Aufl.. Tl 1. Basel. 1974; Zwirner E., Ztr irner K.. Grund-fragen der phonometrischen Linguistik. 3 Aufl., Basel, 1982.	Л. P. Зиндер.
ФОНЕТИЧЕСКИЕ ЗАКОНЫ (звуковые законы) — законы функционирования и развития звуковой материи языка, управляющие как устойчивым сохранением, так и регулярным изменением его звуковых единиц, их чередований и сочетаний.
Законы функционирования звуковой материн языка управляют живыми фоиетич. процессами, аллофонным (см. Фонема) варьированием, живыми позиционными чередованиями. Такое аллофонное варьирование обусловлено лишь фонетич. окружением (позицией) и действует, в принципе, регулярно во всех словах, у всех представителей данного языкового коллектива; иапр., во всех словах рус. языка звонкий согласный, попав в позицию конца слова, регулярно заменяется соответствующим глухим: «морозы — моро[с]», «сады — са[т]» и т. п. Исключений нет.
Законы развития звуковой материи языка формируют исторически последоват. этапы звуковой эволюции данного языка, обусловливают исторические (традиционные) чередования звуковых единиц. В период своего возникновения законы развития исторически являются обычными законами функционирования, порождающими регулярное позиционное варьирование аллофонов. Трансформация живого закона функционирования в исторический осуществляется путем снятия позиционной обусловленности (т. е. исчезновения данного закона функционирования) через превращение живо
го фонетич. чередования (аллофонного варьирования) в непознциониое, ист. чередование самостоят. фонем. Так, ист. чередование (к ~ ч) совр. рус. языка было в глубокой древности позиционным; в позиции перед гласными переднего ряда (Г, ё) (к) регулярно изменялся в <с): *knk- > krid + eti. Аллофоны (к/с) находились в условиях дополнит, распределения: одни позиции регулярно предопределяли появление (ё>, другие — (к>. Более поздние Ф. з. (переход ё > а в позиции после палатальных согласных и др.) отменили действие закона первой палатализации и вывели прежние аллофоны из отношений дополнит. распределения: *кг5бёН > kricati, «кричать» ~ «скакать».
Понятие «Ф. з.» ввели младограмматики (см. Младограмматизм) как формулу регулярных звуковых соответствий между двумя диалектами одного и того же языка либо между двумя следующими друг за другом синхронными состояниями развития языка.
Звуковые нзмеиеиия происходят лишь в строго определ. фонетич. позициях (Р) в данном языке (L) на данном этапе его развития (Т). Соотношение параметров звуковых изменений можно выразить формулой: L^a	т. е. <а>
переходит в <Ъ> лишь при строгом соблюдении соответствующих (Р, Т, L) условий. Нарушение одного из этих условий — причина отступления от предсказываемого законом перехода. Немо-тивпров. исключений нет. Открытие Ф. з. сводится к выявлению условий позиционного варьирования (Р) в данном языке (L) на отдаленных этапах его развития (Т), т. е. к реконструкции закона функционирования для определ. эпохи развития языка. Нек-рым Ф. з. присвоено имя их первооткрывателя (Грассмана закон, Педерсена закон и т. д.). Наиболее последовательно идея строгой закономерности фонетич. изменений проводилась Ф. Ф. Фортунатовым и его школой (см. Московская фортунатовская школа).
Фонетич. изменения совершаются по строгим законам; нарушение их, в свою очередь, может происходить только закономерно, т. е. предполагается существование закономерности для неправильности, к-рую нужно открыть. Мнимые исключения — результат действия др. закона, отменившего действие первого, или заимствование из др. языка (диалекта), либо нефонетич. изменение звуковой стороны отд. слов. Так, в совр. рус. яз. на месте ожидаемой по второй палатализации формы «руце» (дат.-предл. п. ед. ч.) представлена форма «руке». Отклонение от ожидаемого рефлекса вызвано закономерным морфологич. процессом выравнивания основы «рук-а», «рук-у»...«руке». Для объяснения та-
кого рода исключений младограмматики выдвинули принцип аналогии. Впервые идею морфологич. аналогии как закономерного источника исключений из Ф. з. выдвинул И. А. Бодуэн де Куртенэ.
В идее Ф. з. как фундаментальном положении сравнительно-исторического языкознания заложены основы его дальнейшего развития: от реконструкции внешней (соответствия между родств. языками) — к реконструкции внутренней (L. в данном языке), от реконструкции инвентаря — к реконструкции системы (параметры L, Р, взаимосвязь звуков, одинаково реагирующих иа соотв. позиции), от реконструкции статической —
к реконструкции динамической (относит, хронология Ф. з., последовательно сменяющих друг друга) и т. п. Положение о Ф. з. внесло для исследователя в области сравнит.-ист. яз-знания систему необходимых запретов, напр.: нельзя сопоставлять (в процедуре генетич. реконструкции) разновременные (Т) и разио-дналектные (L) факты звуковых переходов; при реконструкции того или иного звукового перехода необходимо строго определить позиции его осуществления (Р). Возможно, однако, типологич. сопоставление разноязыковых Ф. з. с целью выявления универсальных принципов фонетич. изменений.
Совр. яз-знание подтверждает постулат безысключительности Ф. з.: собственно позиционное чередование (аллофонное варьирование) действительно осуществляется без исключений во всех словах данного языка. Совр. сопиолинг-вистич. исследования показали, что определ. звуковые изменения идут от слова к слову с разной скоростью в разл. социальных группах (ср., напр., рус. зе[рк]ало, но це[рк]овь н це[р'к]овь, це[рк]овник и т. п.). Такого рода звуковые изменения не относятся к позиционным чередованиям и возможны лишь в случае прекращения действия прежнего закона функционирования. Об этом в данном случае и свидетельствует возможность произнесения сочетания [ерк] и [ер'к].
• Фортунатов Ф. Ф., Видоизменения в произнесении слов как знаки языка, в его кн.: Избр. тр.. т. 1, М., 1956; Реформатский А. А., Изменения в фонетике и фонетич. законы, в его кв.: Введение в языковедение, 4 изд., М., 1967; Кацнельсон С. Д., Звуковые законы и их внутр, механизмы, в кн.: Теория языка. Англистика. Кельтология, М., 1976; Журавлев В. К., Постулат непреложности фонетич. законов и совр. компаративистика, ВЯ, 1986, № 4; FourquetJ., Pourquoi les lois phonetiques sont sans exception, в сб.: Proceedings of the IX International Congress of Linguists, The Hague — Mouton. 1964; Co II ing e N. E., The laws of Indo-European, Amst.—Phil., 1985.	В. К. Журавлев.
ФОНОЛОГИ зАция — возникновение фонологических различий, процесс возникновения и усиления новой фонологической оппозиции путем превращения позиционных вариантов (аллофонов) в самостоятельные фонемы. Суть Ф. заключается в превращении слабой позиции в сильную, в выведении аллофонов нз состояния дополнит, распределения (см. Фонема), в превращении синтагматич. факта в парадигматический. Так, слав, (к) и <с> в результате первой палатализации оставались позиционными вариантами (б произносилось перед гласными переднего, к — перед гласными заднего ряда) до превращения позиции перед (а) в сильную после перехода *ё>а (*kriketi -» kricati ~ iskati), именно тогда они стали самостоят. фонемами.
Источником Ф. могут служить: 1) конвергенция с аллофоном другой фонемы; так, в истории рус. яз. новая оппозиция (к : с) усилилась за счет конвергенции <cj> с (да), полученным в результате йотации t 4- j -» ба, ср. «свет»: «свеча» (<svetja); 2) морфонологизация, закрепление новой фонемы за морфологич. позициями; такого происхождения слав, (х) в формах типа «водах», «столах» (по аналогии с «сынъхъ», «вьлцЬхъ»); 3) заимствование; такого происхождения (х) в словах «хижина», «хлеб». Ф. противопоставлена дефонолог и-з а ц и и — утрате фонология. оппозиции, напр. падение редуцированных в слав, языках, и трансфоноло-
гнзации — смене дифференциального признака, напр. в слав, языках смена оппозиции по долготе оппозицией по подъему (а : 5) -» (а : о), (i : I) -» (i : ь), • Журавлев В. К., Пути, причины и способы развития фонология, системы, в кн.: Вопросы фонологии и фонетики, М., 1971; его же, Диахронич. фонология, М.. 1986; Jakobson . R., Prinzipien der histori-schen .Phonologie, в сб.: Travaux du Cercle Linguistique de Prague, v. 4, Prague, 1931.
В. К. Журавлев.
ФОНОЛОГИЯ (от греч. рЬбпё — звук и logos — слово, учение) — раздел языкознания, изучающий структурные и функциональные закономерности звукового строя языка. Этим Ф. как семиотич. дисциплина отличается от собственно фонетики, изучающей речь в ее физическом, акустико-артикуляционном аспекте; внутр, связанность (неавтономное™) этих дисциплин отражается в назывании Ф. функциональной фонетикой (А. Мартине); иногда термин «фонетика» употребляется как родовой, покрывая то, что относится к Ф. Как и др. термины, обозначающие разделы лингвистики («грамматика», «морфология», «синтаксис»), термин «Ф.» одновременно означает и определ. фрагмент (ярус) языковой системы, т. е. применяется н к объекту изучения, и к его науч, модели.
В целом можно сказать, что Ф. изучает различия и тождество звуковых элементов языка, значимое в плане выполнения ими трех функций — дистинк-тивной, делимитативной и кульминатив-ной. Важнейшая из них — д и с т и нити в н а я (различит.) функция связана с фонетич. опознаванием и семасиология, отождествлением (отличением) значимых единиц языка — слов, морфем. В соответствии с этим дистииктивиая функция может расщепляться иа перцептивную (опознавательную) н сигнификативную (смыслоразличительиую) функции; в сфере перцептивной функции звуковые элементы связаны отношением контраста, в сфере сигнификативной функции — отношением оппозиции. Первые принадлежат одному инварианту в качестве его вариативной области; вторые принадлежат разным инвариантам. Напр., в исп. яз. звуки [Ь] — [(3] и [d] — [3] находятся в отношении контраста, а [Ь] — [d] и [(3] — [3] — в отношении оппозиции. Делимитатив-н а я (разграничит.) функция связана с сигнализацией границ слов и морфем: звуковые элементы могут использоваться как пограничные сигналы — положительные (сигнал наличия границы, или стыка) и отрицательные (сигнал отсутствия границы). Это оказывается возможным благодаря разл. ограничениям на встречаемость тех или иных звуковых элементов в речевых последовательностях. Напр., начало слова отмечено фик-сиров. ударением в чеш. яз. и кнаклаутом (твердым приступом) в нем. яз. (примеры положит, пограничных сигналов); в исходе слова невозможен любой шумный согласный (кроме s) в др.-греч. яз. и долгий гласный в языке ганда, поэтому шумные согласные в др.-греческом и долгие гласные в ганда служат отрицат. пограничными сигналами, указывая на отсутствие конца слова. Единицы, обозначающие морфемный и словесный стык, называют диэремами (М. В. Панов). Куль ми нативная функция состоит в обеспечении целостности и выделенности слова; это достигается,
ФОНОЛОГИЯ 555
иапр., благодаря ударению или сингармонизму.
Звуковые единицы, изучаемые в Ф., бывают разл. видов в соответствии с уровнями анализа. В Ф. различаются 2 уровня — сегментный и суперсегментный (просодический). Сегментный уровень содержит единицы, выделяемые на основе т. наз. двойного лингвистич. членения (сегментации) — с опорой на план содержания [предложение — синтагма (словосочетание) — словоформа — морфа — фонема] и с опорой на план выражения [фраза — фонетич. слово (речевой такт) — слог — звук]. Единицы второго ряда в целом выступают по отношению к единицам первого ряда как их реализация в речи, хотя однозначного соответствия между ними нет. Суперсегментный уровень содержит единицы, определяемые относительно сегментных единиц, превышающих минимальную, в связи с чем говорят о просодии слога, слова, фразы (см. Акцентология).
Оси. фонологич. единица сегментного уровня — фонема, образующая минимальный и предельный линейный элемент языка (для нек-рых языков Юго-Вост. Азии функционально минимальной считается более крупная единица — с и л л а б е м а, соответствующая в фонетич. отношении слогу «фонемных» языков); подраздел Ф., занимающийся теорией и описанием фонем, иногда называют фонем икой (этот термин порой неправомерно распространяется на всю Ф.). Фонемная сегментация речевых последовательностей — это процедура превращения звукового континуума в последовательность дискретных единиц, носящая условный характер, т. к. фонемы обычно ие совпадают с теми физич. сегментами, к-рые трактуются как их реализации. Подобно др. единицам языка, фонемы имеют два способа существования — в системе и в тексте, в связи с чем различаются фонологич. парадигматика и фонологич. синтагматика (см. Система языковая). Центр, понятие фонологич. парадигматики — оппозиция фонем, фонологич. синтагматики — позиция фонемы в составе семиологич. и фонационных единиц; первые (морфемы) являются контекстом семиотич. функционирования фонем, вторые (фонетич. слово, слог) — контекстом их физич. реализации. Позиция в целом определяется как условие реализации фонем в плане сохранения нми своей тождественности (отличимости). Существуют 2 типа позиций — конститутивные (определяющие реализацию фонем в зависимости от их места в структуре более крупной единицы, иапр. в ударном илн безударном слоге слова) и комбинаторные (определяющие реализацию фонем в зависимости от их непосредств. фоиетич. окружения, напр. гласные после твердых и мягких согласных в рус. яз.). С функциональной т. зр. различаются сильные и слабые позиции, в зависимости от того, способствуют ли они или затрудняют выполнение фонемой сигнификативной и перцептивной функции (см. Московская фонологическая школа).
При фонологич. описании языка синтагматич. идентификация фонем предшествует их парадигматич. упорядочению. Фонемная идентификация осуществляется на основе позиционного аналива звуков, приводящего к группировке
556 ФОНОЛОГИЯ
их в альтернационные ряды (ряды взаимоисключающих в одной и той же позиции звуков), каждый из к рых представляет отд. фонему (см. Чередование), и субституционные ряды (ряды взаимозаменяемых в одной и той же позиции звуков), представляющие разные фонемы. Напр., в формах [дом] — [дама] и [том] — [тама] звуки д — т входят в субституционный ряд, реализуя фонемы [т] — [д], маркирующие различие слов, а звуки о — а первого слога входят в альтернационный ряд, образуя позиционные разновидности фонемы [о]. Важное место в синтагматич. Ф. занимает фонотактика — выявление закономерностей сочетания фонем; эта задача нередко решается с привлечением аппарата статистнч. анализа.
Фонологич. парадигматика строится как система фонемных оппозиций, среди к-рых выделяются 2 осн. типа — дизъюнкции (противопоставления по неск. основаниям) и корреляции (противопоставления по одному основанию). Напр., в аигл. sin ’грех’ — win ’выиграть’ оппозиция [s] ; [wl дизъюнктивна, а в tale ’рассказ’ — dale ’долина' оппозиция [t] : [d] коррелятивиа. Корреляции образуют ядро фонологич. системы, они обычно пропорциональны, т. е. охватывают целые серин фонем (напр., корреляция по глухости — звонкости), н во ми. языках подвержены нейтрализации, т. е. синтагматич. снятию противопоставленности. Оппозиции могут оцениваться с т. зр. их функциональной нагрузки, мерой к-рой является как число мииим. пар, т. е. число слов (морфем), различаемых только данной парой фонем, образующих оппозицию, так и число мест (позиций), занимаемых членами оппозиции в синтагматич. цепи.
Анализ оппозиций осуществляется с помощью набора преим, бинарных различительных признаков (РП), физич. субстратом к-рых являются артикуляционные и/или акустич. свойства звуков (напр., огубленность — неогубленность, резкость — нерезкость и т. п.). По своему проявлению РП делятся на нигерентные (ограниченные фонемой) и просодические (проявляющиеся в сегментах, превышающих фонему). Это деление условно, т. к. один и тот же признак может в одном языке быть ингереитным, в др. языке — просодическим (суперфонемиым). Напр., долгота — ипгереитный РП гласных в нем. яз. и просодический (слоговой) — в балт. языках. В практике лондонской школы ми. РП, обычно трактуемые как ингереитиые (аспирация, назализация, глоттализация и др.), получают супра-фоиемиую трактовку как просодии.
Существует также функциональная классификация РП на дифференциальные (обеспечивающие противопоставленность данной фонемы хотя бы одной другой) и интегральные (не создающие фонемной оппозиции). Один и тот же признак может быть дифференциальным для одних фонем и интегральным для других; напр., глухость в рус. яз. дифференциальна для [к] (есть оппозиция с [г]) и интегральна для [х]. Иногда в аналогичном значении употребляются понятия релевантных (существенных) — нерелевантных (несущественных) призиаков, однако это не вполне корректно, т. к. интегральные РП не менее существенны для описания фонологич. системы, чем дифференциальные (это особенно ясно проявляется, напр., при описании фонологич. интерференции). В др. ас
пекте можно говорить о необходимых и избыточных РП: первые, в отличве от вторых, не предсказываются автоматически по другим признакам. Напр., в рус. вокализме признак огубленности однозначно предсказывает признак зад-нерядности (парадигматич. избыточность); такие отношения признаковой детерминации наблюдаются по языкам н для синтагматики (фоиотактики). В операциональном плане различают первичные РП (имеющие реальный физич. субстрат) и покрывающие РП (обобщенные признаки, охватывающие неск. первичных). Напр., в концепции Дж. Фоли фигурирует покрывающий РП силы, охватывающий первичные РП места и способа образования согласных; с помощью таких РП достигается более четкая и простая формулировка правил, описывающих фонетич. процессы в синхронии и диахронии. Природа и структура РП, возможности их иерархии, упорядочения в типологич. плайе — одна из главных дискуссионных тем в Ф. 70—80-х гг. 20 в.
Принципы сегментной Ф. в целом применимы и к суперсегментному уровню, для к-рого нет, одиако, столь же общепризнанной единицы, как фоиема. Иногда пользуются общим понятием <п р о-с о д е м а», предлагались более конкретные единицы — интонема (для интонации), тонема (для тона), стронема (для ударения), хроиема (для долготы), ио в употреблении остались лишь два первых термина. Трудности выделения суперсегментных единиц обусловлены тем, что материально они часто эквивалентны одному признаку (иапр., долгота, высота тона), тогда как фонема — всегда комплекс признаков. Закономерности суперсегментного уровня изучены по языкам меньше, чем сегментного.
Спорным в Ф. является поиимание ее статуса среди др. разделов лингвистики. Для одних школ и направлений Ф. автономна (лондонская школа, ленинградская фонологическая школа, американская дескриптивная лингвистика), для других — в той или иной степени подчинена грамматике (моек, фонологич. школа, генеративная лингвистика)', признание автономности Ф. ведет к выделению особого раздела — морфонологии со своей единицей — морфонемой. По-видимому, степень автономности Ф. может ставиться в зависимость от типа языка: для флективных языков связанность Ф. с грамматикой более органична, чем, напр., для изолирующих.
Ф. зародилась в России в 70—80-х гг. 19 в., создатель Ф. — И. А. Бодуэн де Куртенэ (см. Казанская лингвистическая школа); в формировании общей теории Ф. велика роль Л. В. Щербы, Н. Ф. Яковлева, Н. С. Трубецкого, Р. О. Якобсона. Как самостоят. дисциплина окончательно оформилась в 30-х гг. 20 в. в Европе (пражская лингвистическая школа, лондонская школа Д. Джоунза) и в США (как раздел дескриптивной лингвистики). В СССР сложились две школы — ленинградская (Щерба, Л. Р. Зиндер, М. И. Матусевич, Л. В. Бондарко и др.) и московская (Р. И. Аванесов, В. Н. Сидоров, П. С. Кузнецов, А. А. Реформатский, Панов и др.), осн. различие между к-рыми состоит в том, что для первой в центре внимания находится различение звуковых оболочек значимых единиц языка, а для второй — тождество этих единиц. Поэтому идентификация фоием в ленингр. школе опирается на фоиетич. самотож-дественность, а в московской — на се-
миотич. самотождествениость фонем как компонентов морфем. К 30-м гг. 20 в. относится и зарождение диахронич. фонологии как результата переноса фонологич. принципов в ист. фонетику на базе системного подхода к языку. Для развития диахронич. Ф. первостепенную роль сыграли работы Е. Д. Поливанова и Якобсона, позже значит, вклад внес А. Мартине. В СССР теория диахронич. Ф. развивается в трудах М. И. Стеблина-Каменского, В. Я. Плоткина, Г. С. Клычкова, М. В. Раевского, а на основе концепции моек, фонологич. школы — В. К. Журавлевым, О. С. Широковым, Л. Л. Касаткиным. За рубежом в диахронич. Ф. широко проникли идеи генеративной Ф,, к-рая в США возникла как попытка преодоления структуралистского схематизма и статичности дескриптивной лингвистики. В центре внимания генеративной Ф. — правила преобразования исходных символов морфем в фонетич. запись; осн. единица, на к-рой базируются правила, — РП. Генеративная Ф. в ее каноничном виде создана Н. Хомским и М. Халле (1968), ио сразу же появились ответвления и коитртеории, подвергающие пересмотру основы геиерати-визма в Ф., в результате чего в 70-х гг. 20 в. сложилась т. и. естественная фонология, также представленная разл. течениями. Ее осн. принцип — ориентация иа реального, а не идеального говорящего, а отсюда — разработка правил, лишенных абстрактных допущений (т. наз. глубинных единиц) и оперирующих наблюдаемыми элементами. Генеративная и естеств. Ф. нашли сторонников и в Европе, ио в целом здесь господствуют разновидности Ф., близкие к пражской.
• Глисон Г., Введение в дескриптивную лингвистику, пер. с англ., М., 1959; Мартине А., Принцип экономии в фонетич. изменениях, пер. с франц., М., I960; Трубецкой Н. С., Основы фонологии, пер. с нем., М.. 1960; НЛ, в. 2, М., 1962; Д у кельский Н. И., Принципы сегментации речевого потока, М.— Л., 1962; Б о-дуэн деКуртенэ И. А., Избр. труды по общему яз-знанию. т. 1—2, М.. 1963; Осн. направления структурализма, М.,	1964;
Панов М, В.. Рус. фонетика, М., 1967; Пражский лингвистич. кружок. Сб. статей, М.. 1967; Поливанов Е. Д., Статьи по общему яз-знанию, М.. 1968; Реформатский А. А.. Из истории отечеств, фонологии, М., 1970; Общее яз-знание. Внутр, структура языка, М., 1972; Зи н-дер Л. Р., Общая фонетика, 2 изд., М.. 1979; Бондарко Л. В.. Фонетич. описание языка и фонологич. описание речи. Л.. 1981; Код засов С. В., Кривнова О. Ф., Совр. амер, фонология, М., 1981; Касевич В. Б.. Фонологич. проблемы общего и вост, яз-знания. М.. 1983; Журавлев В. К.. Диахронич. фонология, М.. 1986; Hockett С h., A manual of phonology, Balt., 1955; Firth J. R*. Papers in linguistics. 1934—1951, L., [1958]; Jones D., The phoneme: Its nature and use. [3 ed., Camb.. 19671; C h о m s k у N., Halle M., The sound pattern of English, N. Y., 1968; Jakobson R,. Selected writings, 2 ed., v. 1. The Hague, 1971; L a-defoged P., Preliminaries to linguistic phonetics, Chi.— L., [19731; Pilch H., Phonemtheorie, 3 Aufl., Bd i, Basel, 1974; Hyman L. M., Phonology: theory and analysis. N. Y.. [19751; Foley J.. Foundations of theoretical phonology, Camb., 1977; Hagege C.. Haudricourt A.. La phonologie panchronique, P., 1978; Goldsmith J. A., Autosegmental phonology. N. Y.— L.. 1979; Altmann G., L e fife 1 d t W., Einfiihrung in die quantitative Phonologie. Bochum. 1980; The structure of phonological represantations, pt 1 — 2, Dordrecht — Cinnamirson, 1982; Dauses A., Grundbegriffe der Phonologie. Synchrone BeScfireibung des Phonems und Modelle dia-
chronischer Betrachtung, Stuttg., 1985; Dependency and non-linear phonology, L. — [a. o.], 1986.	В. А. Виноградов.
ФОРМА в языкознании — 1) внешняя, наблюдаемая, связанная со слуховым (или зрительным) восприятием сторона языка. Употребляясь по отношению к языку вообще, термин «Ф.» соответствует терминам «выражение» у Ф. де Соссюра илн «план выражения» у Л. Ельмслева и обозначает область материальных средств, служащих для передачи языковых сообщений (в большинстве концепций, считающих осн. объектом лингвистики устную разновидность естеств. человеческого языка, речь идет в первую очередь об области звуковых явлений). В этом смысле Ф. противопоставляется содержанию (особенно в работах с литературоведч. уклоном), семантике, смысловой стороне языка.
Употребляясь по отношению к отд. языковой единице, термин «Ф.» обозначает виеш. сторону знака языкового, его материальную, физич. сущность н противопоставляется значению, смыслу, понятию, функции и т. п. Термин «Ф.» в этом понимании считается эквивалентом термина vox (звучание, звук, голос) традиционной (ср.-век.) грамматики, понимавшегося как та часть dictio (речи), к-рая ассоциируется в сознании говорящих с др. его частью — significatio (значением). Противопоставление Ф. и значения как двух сторон языкового знака сопоставимо с противопоставлением означающего н означаемого у де Соссюра (см. Женевская школа).
В концепции дескриптивной лингвистики Ф. определяется как отрезок звуковой цепочки, несущий к.-л. информацию; характерным для дескриптивизма является явное Или неявное затушевывание соотнесенности форм со значениями и стремление описывать функционирование форм в языке, опираясь лишь на их дистрибуцию, изолированно от значений. Согласно Л. Блумфилду, Ф. делятся на простые и сложные, а также на •«свободные» (слова н конструкции) н «связанные» (морфемы). Грамматика в целом определяется как «значимая аранжировка форм». Понятие «формального» в дескриптнвизме следует отличать от соотв. терминов в европ. традиции.Так, в работах Ф. Ф. Фортунатова и др. представителей московской фортунатовской школы «формальное» ассоциируется прежде всего с понятием формы слова, т. е. члеиимости на основу н флексию. Соответственно слова «кенгуру» и «очень» зачисляются в один и тот же «формальный класс» неизменяемых слов, дескрнпти-висты же, напротив, исходя из синтаксич. дистрибуции, относят эти слова к двум различным «формальным классам» — к классу субстантивных выражений и к классу адвербиальных выражений.
2) Определенный способ членения вне-языковой действительности, в терминологии де Соссюра — способ языкового членения фонетической или семантической «субстанции». Рассматриваемая вне языкового использования, каждая из этих субстанций представляет собой нек-рую «аморфную массу». Согласно де Соссюру, «язык есть форма, а не субстанция»; как и для шахматной фигуры, для языковой единицы существенным является не материал, из которого она построена, а исключительно множество противопоставлений, в которое она входит» (см. Система языковая). В глос-сематике Ельмслева Ф. противопоставляется не только субстанции, но н «материалу». Так, материал, из к-рого
строится план выражения, может быть общим для всех языков — напр., это все те звуки, к-рые могут произноситься речевым аппаратом человека. На этот общий материал (он может быть не только фонетическим, но и графическим, тактильным нли любым иным) проецируется характерная для данного языка Ф. выражения. Именно она формирует материал выражения, превращая его в субстанцию выражения. Подобным образом один и тот же материал содержания (вие-языковые ситуации, все то, что может быть предметом мысли) расчленяется и оформляется в каждом языке по-особому, в соответствии с присущей ему Ф. содержания. «Смысл», упорядоченный этой Ф., превращается в субстанцию содержания. Ф. каждого из планов — специфическая для данного языка структура, или «схема» (сеть отношений между элементами), независимая от той субстанции, в к-рой она манифестируется. Тезис о независимости Ф. от субстанции подвергался критике теоретиками пражской лингвистической школы (Н. С. Трубецкой, Р. О. Якобсон, позднее А. Мартиие) и в сов. яз-знании (см. Философские проблемы языкознания). На совр. уровне развития культуры (и, в частности, лит-ры) нельзя говорить о полной тождественности письменной и устной разновидностей конкретного языка, различающихся только субстанцией выражения (графич. или фоиетич.). Вместе с тем сама способность воплощаться в разных субстанциях является характерология. особенностью естеств. человеческого языка, отличающей его от др. знаковых систем, для к-рых принадлежность к тому нли иному типу определяется именно той нли иной субстанцией выражения (ср. такие семиотич. системы, как живопись, музыка, хореография и т. п.).
Трактовка Ф. у де Соссюра и Ельмслева обнаруживает сходство с противопоставлением Ф. и «материи» в аристотелевской концепции, согласно к-рой каждая индивидуальная вешь состоит из материи (нек-рого физич. материала) и из определ. Ф., накладываемой на эту материю и придающей вещи тождественность самой себе н виутр. устойчивость. Аристотелевское противопоставление материи и Ф. было, с др. стороны, в дальнейшем использовано грамматистами для разграничения «материальных, вещественных» (т. е. лексич.) и «формальных» (т. е. грамматич.) значений, а также знаменательных и служебных частей речи.
«Ф. содержания» в глоссематике до известной степени близка понятию «внутр. Ф. языка» в ряде концепций 19—20 вв. (в особенности в работах ием. лингвистов-теоретиков).
3) Видоизменение, разновидность, одна из ипостасей нек-рой сущности. В этом значении особенно часто употребляется по отношению к слову, прежде всего по отношению к его грамматич. формам. Прн этом термин «Ф.» используется как по отношению к тому или иному конкретному слову (в этом случае наряду с термином «Ф. слова» употребляется термин «словоформа»), так и по отношению к классу однофуикциональных грамматич. форм разных слов (так, говорят, что ёубстаитив-ная Ф. тв. п. ед. ч. представлена в словоформах «домом», «костью», «стеной»). Приведенные значения термина «Ф.» на первый взгляд не имеют между собой ничего общего пли даже противоречат одно
ФОРМА 557
другому. Так, слово «Ф.» в значении ’разновидность’ употребляется, напр., в таких (ие вполне терминологич.) сочетаниях, как «письменная Ф., устная Ф. языка», что находится в прямом противоречии с глоссематич. термииоупотреблением: по Ельмслеву, в письменной и устной разновидностях определ. языка представлена одна и та же Ф., хотя и разные субстанции. Однако, иапр., понятие грамматич. Ф. совместимо как с представлением о видоизменении нек-рой сущности, так и с представлением об организующей функции Ф. Связь между перечисленными аспектами Ф. отражена, к примеру, в предложенном Г. О. Винокуром определении, согласно к-рому Ф. языковых единиц (морфем, слов, предложений — т. е. единств, на к-рые членится связная речь) представляет собой «то или иное устройство единства, отличающее его от других и выражающееся в том, как оно функционирует в речи».
Аналогичная многозначность характеризует н термин «формальный», употребляемый в след, смыслах: 1) по отношению к фонологии и грамматике — в противоположность термину «семантический» (ср. первое значение термина «Ф.»); 2) по отношению к фонологии., грамматич. и семантич. структуре языка, противополагаясь «средствам», к-рыми реализуется язык, т. е. мыслит, или физич. континууму, структурируемому языковой системой (ср. второе значение термина <Ф.»); 3) как эквивалент «формализованного» или «эксплицитного», в противоположность «неформальному» или «интуитивному» (под формальным описанием языка подразумевается, в частности, набор правил, допускающий их мехаиич. применение, ие требующее «понимания»; этот смысл связан с первым значением термина «Ф.»); 4) в сочетании «формальная грамматика» противопоставляется «понятийной грамматике» (см. Понятийные категории).
• Есперсен О., Философия грамматики. пер. с англ., М..	1958; Вино-
кур Г. О.. Форма слова и части речи в рус. языке, в его кн.: Избр. работы по рус. языку. М., 1959; Ельмслев Л., Пролегомены к теории языка, НЛ, в. 1, М., 1960; Ярцева В. Н.. Проблема формы и содержания синтаксич. единиц в трактовке дескриптивистов и «менталистов», в сб.: Вопросы теории языка в совр. зарубежной лингвистике, М.. 1961; А п р е с я и Ю. Д., Идеи и методы совр. структурной лингвистики, М., 1966; Блумфилд Л., Язык, пер. с англ., М.. 1968; Лайонз Д ж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М., 1978; Бондарко Л. В., Форма слова, в кн.: Рус. язык. Энциклопедия, М., 1979; Fries Ch.. The structure of English, N. Y., 1952; В a s e 1 1 С. E.. Linguistic form, 1st., 1953; Hartmann P.. Theorie der Grammatik. Bd 1. Die Sprache als Form, s'Gra-venhage, 1959; G 1 i n z H., Die innere Form des Deutschen, 5 Aufl., Bern — Miinch., 1968; Form and substance. Phonetic and linguistic papers. Presented to E. Fischer — Jorgensen. Kbh.. 1971; H e l b i g G., Geschichte des neueren Sprachwissenschaft, Lpz., 1973; Chomsky N.. Essays on form and interpretation, N. Y.. 1977; см. также лит. при ст. Структурная лингвистика, Грамматическая форма. Московская фортунатовская школа. Т. В. Булыгина. С. А. Крылов. ФОРМАЛЬНАЯ ГРАММАТИКА— см. Математическая лингвистика.
ФОРМАЛЬНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ в языкознании — см. Форма в языкознании, Московская Фортунатов-ская школа.
ФОРМАТЙ В — часть слова, выделяющаяся в нем как остаток при членении на
558 ФОРМАЛЬНАЯ
значимые части (.морфемы) и не обладающая собственным значением. Ф. может служить для соединения морфем в слове (напр., соединит, гласный в рус. сложных словах: «вод-о-воз»); для образования основ правильной морфонологич. структуры (напр., в рус. яз. к заимств. основам, оканчивающимся на гласный переднего ряда, присоединяется Ф. -й: «шоссе-й-ный», «чили-й-ский»); для получения правильной фонологич. структуры слова, напр., в языке питьянтьятьра (Австралия) к основам, оканчивающимся на согласный, добавляется Ф. -ра, т. к. в языке невозможны слова с исходом на согласный. Термин «Ф.» иногда употребляется как синоним аффикса или как обозначение последовательности из неск. аффиксов.	, в. М. Живов.
ФОРМООБРАЗОВАНИЕ — образование грамматических форм слова. Противопоставляется словообразованию как соотношение, связывающее формы одного слова («стол»—«стола», «говорю» — «говорил»). Решение вопроса о том, какие две формы следует считать формами одного слова, а какие — разными словами (вопроса о границах Ф. и словообразования), зависит от ряда факторов и не всегда однозначно. Часто к одному слову относят формы с одним номинативным (непосредственно отражающим внеязыковую действительность) и разными синтаксическими (отражающими синтаксич. возможности словоформ) значениями, напр. «стол» — «стола», «хожу» — «ходишь». Формы с разным номинативным значением при этом считаются разными словами и относятся к словообразованию («отучить» — «отучивать», «баня»—«банщик»), В этом случае Ф. не отличается принципиально от словоизменения. Др. подход основывается на противопоставлении грамматических (требующих обязат. выражения) и неграмматнч. значений. Формы, различающиеся лишь грамматич. значениями, объединяют в одном слове и относят к Ф. («стол — стола», «стол — столы», «хожу — ходишь», «отучить — отучивать»), а к словообразованию относят лишь формы, различающиеся неграмма-тич. значениями («баня» — «банщик», «учить» — «ученик»). Нек-рые ученые к Ф. относят формы, способ образования к-рых регулярен, напр. англ, наречия на -ly (bright-ly), образующиеся от любого прилагательного. Иногда Ф. понимается в более узком смысле, как относящееся к формам, различающимся номинативными грамматич. значениями (формы числа, вида, каузатива при их грамматич. выражении в языке). В этом случае Ф. занимает промежуточное положение между словообразованием и словоизменением (последнее относится к формам, различающимся лишь синтаксич. значениями). При данном подходе возникает возможность дифференциров. рассмотрения морфологич. средств выражения словообразования, Ф. и словоизменения, что позволяет выявить важные типологии, характеристики языков (ср. чередования в корне, суффиксацию и префиксацию как средства выражения вида в слав, языках при флективном способе выражения синтаксич. грамматич. значений).
•	Зализняк А. А., Рус. именное словоизменение, М.,	1967; Виногра-
дов В. В., Словообразование в его отношении к грамматике и лексикологии, в его кн.: Исследования по рус. грамматике, М., 1975; Sapir Е., Language, N. Y., 1921.
В. М. Живов. ФОРТУНАТОВА — СОССЮРА ЗАКОН — закон продвижения ударения,
по-разному (н на основании разных теоретических предпосылок) сформулированный в 90-х гг. 19 в. по отношению к балтийским и славянским языкам Ф. Ф. Фортунатовым и по отношению к балтийским языкам Ф. де Соссюром. Формулировка Фортунатова исходит из созданной им к кои. 70-х гг. 19 в. теории двух видов общеиндоевроп. долготы — длительной и прерывистой: кратким гласным противопоставлялись, с одной стороны, долгие длит, гласные и длит, дифтонги н дифтонгич. сочетания с долгой неслоговой частью, а с др. стороны — долгие прерывистые гласные и прерывистые дифтонги и дифтоигич. сочетания с краткой неслоговой частью. Слоги с длит. долготой были нисходящими в экспираторном отношении и восходящими (или восходяще-нисходящими) в тонич. отношении; слоги с прерывистой долготой были нисходяще-восходящими. На длит, долготе в др.-греческом и в общеславянском могло развиться восходящее («острое», «акутовое», т. е. сосредоточенное иа второй море) ударение, в литовском — нисходящее ударение; на прерывистой долготе в др.-греческом и в общеславянском могло развиться нисходящее («облеченное», «циркумфлексное», т. е. сосредоточенное на первой море) ударение, в литовском — восходящее ударение. По формулировке Фортунатова (1895), длит, долгота еще в литовско-слав. языке переносила на себя ударение с предшествующего слога, если последний сам не имел длит, долготы. Так, в рус. «борода» —литов, barzda произошел перенос ударения с основы на окончание, т. к. основа имела прерывистую долготу, а окончание — длительную, ио в рус. «ворона» — литов, varna ударение сохранилось на основе, т. к. оиа имела длит, долготу; в рус. «бороду» — литов, bafzdq ие было переноса ударения, т. к. окончание вин. п. имело прерывистую долготу.
Формулировка Соссюра (1896) исходила из его трактовки Лескина закона: в общеиндоевроп. праязыке как ударные, так и безударные долгие гласные (и дифтонги) имели либо акутовую, либо циркумфлексную интонацию. В литов, языке ударение регулярно переносилось на последующий слог, когда оно падало на слог с циркумфлексной интонацией, непосредственно после к-рого находился слог с акутовой интонацией.
•	Фортунатов ф. Ф.. Разбор сочинения Г. К. Ульянова, в кн.: Сб. отделения рус. языка и словесности АН, т. 64, СПБ, 1899 (Приложения. Отчет о присуждении Ломоносовской пр. в 1895 г., т. 64, № И, СПБ, 1897); Соссюр Ф. д е, Труды по яз-знанию, М., 1977, О. С. Широков. ФОРТУНАТОВСКАЯ ШКбЛА— см. Московская фортунатовская школа. ФРАЗА (от греч. phrasis — выражение, способ выражения) — 1) основная единица речи, выражающая законченную мысль; смысловое единство, целостность к-рого создается интонационными средствами (объединяющей фразовой интонацией того или иного типа и паузами, отделяющими данную Ф. от соседних), а также определенной синтаксической структурой. Ф. может соответствовать предложению, к-рое характеризуется формальными сиитакснч. признаками (напр., предикативностью), но интонация превращает во Ф, и последовательность слов, предложением ие являющуюся. В иек-рых случаях фразовое оформление может получить часть предложения (см. Парцелляция). Ф. состоит из одной пли неск. синтагм. В одиосинтагменной
Ф. интонационный центр синтагмы (сии-тагматич. ударение) и интонационный центр Ф. (фразовое ударение) совпадают. В многосинтагмениой Ф. функции фразового ударения выполняет одно из синтагматических, а именно ударение наиболее важной по смыслу синтагмы. Интонационная организация Ф. включает в себя синтагматич. членение Ф., распределение акцентных характеристик слов, в совокупности передающих тема-рематич. структуру высказывания (см. Тема, Рема), мелодич. рисунок отд. синтагм и всей Ф., взаимоотношение составляющих Ф. синтагм по относит, темпу произнесения и уровню интенсивности, просодич. тембр Ф.; 2) в нестрогом терминологическом употреблении — то же, что предложение; 3) любое интонационно-смысловое единство, ограниченное с двух сторон паузами. В таком употреблении термина «Ф.» в нем объединяются понятия Ф. и синтагмы.
• Пешковский А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении, М.. 1956; Щ е р-6 а Л. В., Фонетика франц, языка. М., 1963; Николаева Т. М., Фразовая интонация слав, языков, М., 1977.
Н. Д. Светозарова.
ФРАЗЕОЛОГЙЗМ (фразеологическая единица) — общее название семантически связанных сочетаний слов и предложений, к-рые, в отличие от сходных с ними по форме синтаксических структур, не производятся в соответствии с общими закономерностями выбора и комбинации слов при организации высказывания, а воспроизводятся в речи в фиксированном соотношении семантической структуры н определенного лексико-грамматического состава.
Термин «Ф.» обозначает неск. семантически разнородных типов сочетаний: идиомы, характеризующиеся переосмыслением их лекснко-грамматич. состава и обладающие целостной номинативной функцией («выносить сор из избы», «по горячим следам», «белая ворона»), к ним примыкают сочетания-фра-зеосхемы, в к-рых переосмыслены сии-таксич. строение и определ. часть лексич. состава, а остальная часть заполняется в контексте («что ни день/час/ год..., то...»; «в отцы/дочери/сыиовья... годится») сочетания, в к-рых лексически переосмыслено только одно слово при сохранении отд. номинативной функции за каждым из слов-компонентов («вступать в спор», «вступать в разговор», «железное терпение», «сети заговора»), к ним близки речевые штампы типа «прошу слова», «как дела» и т. п.; пословицы и поговорки, сформировавшиеся в фольклоре («Не в свои сани не садись», «легок на помине») и крылатые слова — речения афористич. характера, восходящие к определ. автору или анонимному лит. источнику («Человек — это звучит гордо!» и т. п.). Переосмысление, или семантич. транспозиция, лексико-грамма-тич. состава, устойчивость и воспроизводимость — основные и универсальные признаки Ф.
Среди языковедов нет единого мнения относительно природы Ф. В совр. зарубежной лингвистике устойчивые выражения часто рассматриваются как стилистич. средства, фигуры речи или штампы (см. Штамп речевой), хотя еще Ш. Балли указывал иа специфич. признаки Ф. В отечеств, яз-знании большинство ученых выделяет вслед за В. В. Виноградовым 4 типа Ф.: фразеологические сращения (идиомы, утратившие мотивировку значения: «бить баклуши», «собаку съесть»), фразео
логические единства (идиомы, сохраняющие прозрачную внутр, форму: «сидеть на мели», «кот наплакал», «стреляный воробей»), фразеологические сочетания [«оказывать помощь», «зло (досада, страх, смех) берет», «твердый характер», «поле деятельности»], фразеологические выражения, или устойчивые фразы (предложения с переосмысленным составом: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей» и т. п.). Наметилась тенденция называть термином «Ф.» только сочетания-идиомы. Нек-рые лингвисты относят к Ф. идиомы и фразеология, сочетания с жестко фиксированным единичным сцеплением компонентов («холодная война», «немецкий счет»), относя др. виды устойчивых сочетаний к узуально-сти-листич. средствам или к типологизированным лексико-сиитаксич. конструкциям. Наибольшие споры вызывает включение во фразеология, состав пословиц, поговорок и крылатых слов.
Принцип классификации, предложенный Виноградовым, основан иа критериях семантич. спаянности или аналитичности значения Ф. Существует и номинативнофункциональная классификация Ф., основанная на комплексе критериев — на целостности/расчлененности номинативной функции, на способности называть предмет или сообщать о признаке, отвлеченном от предмета, на соотнесенности Ф. с определ. грамматич. классом слов и на разграничении в структуре значения (сигнификата) денотативно ориентиров. компонента и компонента, выражающего субъективную модальность, содержанием к-рой является презрит., пренебрежет., одобрит, и т. п. отношение субъекта речи к обозначаемому Ф., и создающего экспрессивную окраску Ф.
Переосмысление всего лексико-грамма-тич. состава или одного из компонентов — существенный признак Ф., лежащий в основе его образования н создающий структурно-семантич. специфику, внутриязыковую идиоматичность, проявляющуюся в невыводимости значения Ф. из «прямых» значений составляющих его слов и его синтаксич. конструкции, и идиоматичность межъязыковую, находящую выражение в невозможности «буквального» перевода Ф. на др. язык. Формирование Ф. всегда протекает при синтагматич. взаимодействии всех компонентов сочетания. Одиако различия в языковой технике номинации приводят к образованию Ф., различающихся по отмеченным выше типовым функционально-языковым и структурно-семантич. свойствам (при индивидуальном смысловом своеобразии каждого Ф.).
Смысловая метаморфоза, сопровождающая формирование Ф.-идиомы, основывается на к.-л. из видов тропа (см. Тропы), на алогизме или иа широко известном в данной культуре речении (ср. переосмысление на базе метафоры — «идти по пятам», метонимии—«до гроба», алогизма в сочетании с гиперболой — «согнуть в три погибели», библейского выражения —«вавилонское столпотворение», и т. п.). Само переосмысление осуществляется, как общее правило, в соответствии с формой индуктивного умозаключения: от конкретного явления — к возможным (вероятным) его проявлениям или последствиям (ср. «выбиться из колеи», т. е. перестать вести привычный образ жизни). Для Ф.-идиом, независимо от синтаксич. строения, характерно слитное значение и синтетич. знаковая функция, аналогичная знаковой функции, присущей слову. Фразеосхемы — это
синтаксич. идиомы с аналитич. знаковой функцией.
Переосмысление только одного из компонентов сочетания, формирование нового значения к-рого протекает при доми-нацин другого, номинативно опорного для данного сочетания, приводит к образованию Ф. с аналитической, расчлененной номинативной функцией и таким же характером значения (ср. «терять надежду» — переставать надеяться, «крепкая дружба» — нерасторжимая дружба, «корень ошибки» — основание ошибки). Такой косвенно-номинативный способ образования у слова комбинаторно обусловленной знаковой функции приводит к семантически и лексически связанной реализации его значения со строго определ. рядом слов (ср. «завязать перестрелку» при невозможности сочетания «завязать обстрел»).
Коммуникативная функция Ф.-предложений или устойчивых фраз, осн. массу к-рых составляют пословицы и крылатые выражения, обусловливает их расчлененность иа диктум и модус (см. Логическое направление), а вместе с тем и семантич. двупланность — способность обозначать конкретную ситуацию, соотносимую с объективной модальностью, и ее иносказат. смысл за счет восприятия «букв.» значения как образной мотивировки, соотносимой с оценочной и субъективно-эмоциональной модальностью. Лек-сико-грамматич. состав таких Ф. совмещает прямое и переосмысленное значения.
Фразеологнч. устойчивость — результат закрепления узусом соотношения нового содержания за определ. лексико-грамматнч. обликом сочетания в целом или за одним из составляющих его слов. Признак устойчивости выражается в наличии константных элементов в структуре Ф. — хотя бы в одном из ее звеньев (лексич., синтаксич., морфологич. или фонетическом). Устойчивость — это не абсолютная неизменяемость Ф., а ограничение разнообразия трансформаций, допустимых в соответствии с множественностью регулярных способов выражения одного и того же смысла (ср. наличие лексич. вариантов во Ф.-идиоме «подложпть/подсуиуть свинью» при ограничении в выборе глаголов-синонимов «подкинуть/подброспть»), В составе Ф. со значением аналитич. типа в роли константных элементов выступают слова со связанным значением — одно слово или серия: ср. выражение смысла ‘начало' в сочетаниях «впадать в панику, в тоску», но «приходить в смятение, в ужас», или «заводить, завязывать драку», но «вставать, подниматься на борьбу». Константность пословиц, поговорок и крылатых выражений связана с тем, что они являются «вкраплениями» в язык из др. сс-миотич. систем — из фольклора пли авторского произведения.
Воспроизводимость Ф. — проявление устойчивости в речи: употребление Ф. либо в «готовом виде» (при узуально фиксированном диапазоне видоизменения), либо в соответствии с закономерностями лексически и семантически связанного выбора слова со связанным значением. Признак воспроизводимости отличает Ф. от свободных комбинаций слов, в т. ч. От таких, лексич. стабильность к-рых создается референтно ограниченной (см. Референт) семантич. валентностью одного из слов («карие глаза»).
Преобладающее большинство ф. обладает экспрессивно окрашенным зна-
ФРАЗЕОЛОГИЗМ 559
чением (см. Экспрессивность), к-рое несет сведения и о стилистич. значимости Ф. Субъективно-модальный компонент семантики Ф. препятствует его использованию в качестве нейтрального средства обозначения (ср. «преследовать» и «наступать иа пятки»). Исключение составляют те случаи, когда экспрессивная окраска погашается вместе с утратой образной мотивированности, что особенно характерно для слов со связанным значением. Этот особый тип лексич. значения широко используется в языке для восполнения недостающих в ием словообразоват. средств обозначения, и прежде всего для наименования признаков элементов непредметного мира.
Содержание и форма Ф. сохраняют все отмеченные универсальные признаки независимо от типа языка, если в данном языке существует категория слова, так как Ф. — категория, создаваемая сочетанием слов.
Значение Ф.-идиом, будучи лексически опосредованным, сохраняет коннотации, связанные как с исходными значениями слов-компоиентов, так и с образной основой Ф., поэтому значение Ф. всегда богаче по смысловой структуре, чем лексич. значение слова, и качественно отличается от него. Со структурно-семантич. спецификой ф.-идиом связана и категория вариантности, к-рая проявляется в возможности видоизменения лексико-семантич., лексич., синтаксич., морфологич., фонетич. и стилистич. облика Ф., а также количеств, состава Ф.: «ии за какие блага/сокровища» (субъектная валентность первого варианта может быть заполнена именами лица или животного, а второго — только именем лица), «висеть/держаться иа волос-ке/на ииточке», «падать к ногам/в ноги».
Фразеологии, сочетания соотносимы по характеру аналитич. значения со свободными сочетаниями слов. По способу соотнесения с обозначаемой действительностью различаются номинативно-целостные и номинативно-расчлененные значения Ф. этого типа. В составе первых слова со связанным значением выполняют роль, аналогичную функции словообразоват. аффиксов (ср. «завязать знакомство» — «познакомиться»), в составе вторых они сохраняют полиозначиое лексич. значение («гробовая тишина»). Для мн. многозначных слов характерна связанность отдельных их значений.
Фразеология, состав языка — наиболее специфическая для данного языка часть лексикона. Постоянно пополняясь новыми единицами, фразеология, состав отражает культурно-ист. опыт народа, а также особенности ист. законов развития данного языка. Изучением и классификацией Ф. занимается фразеология.
• См. лит. при ст. фразеология.
В. Н. Телия. ФРАЗЕОЛОГИЯ (от греч. phrasis, род. п. phraseos — выражение и logos — слово, учение) — 1) раздел языкознания, изучающий фразеологический состав языка (см. Фразеологизм) в его современном состоянии н историческом развитии; 2) совокупность фразеологизмов данного языка, то же, что фразеологический состав.
Предметом Ф. как раздела яз-зиания является исследование природы фразеологизмов и их категориальных признаков, а также выявление закономерностей функционирования их в речи.
560 ФРАЗЕОЛОГИЯ
Ф. в соответствии с различием фразеологизмов-идиом, фразеология, сочетаний и устойчивых фраз (пословиц, крылатых слов и др. фразеологизмов-предложений) ми. исследователями делится на Ф. в узком смысле, исследующую фразеологизмы-идиомы и фразеология, сочетания, прежде всего связанные значения слова, и через них смыкающуюся с лексикологией, ива Ф. в широком смысле, изучающую н устойчивые фразы разных структурных типов, обладающие разл. семиотич. функциями (единицы фольклора, фрагменты худож. текстов, формулы приветствий и т. п.). Понимание Ф. в широком смысле восходит к трудам В. В. Виноградова.
Ф. изучает специфику фразеологизмов как знаков вторичного образования, в частности — как продукта особого вида вторичной номинации — косвенной, представленной разл. рода сиитагматич. взаимодействием слов-компонентов в процессах переосмысления и формирования нового значения исходного сочетания или отд. слова. Ф. изучает также особенности знаковой функции фразеологизмов, их значения, структурно семантич. специфику, проявляющиеся в оси. признаках фразеологичности — устойчивости и воспроизводимости, исследует природу лексич. компонентов фразеологизмов, их синтаксич. и морфологич. строение, характер синтаксич. связей с др. единицами языка н формы реализации в речи, природу ограничений в модификациях, возможных для свободных аналогов фразеологизма. Особой задачей Ф. является изучение системных связей как между фразеологизмами (что соотносится с проблемой «фразеологической подсистемы» языка), так и между фразеологизмами и общеязыковой системой значимых единиц — гл. обр. словами.
Разработка проблем системности связана с описанием фразеологизмов как особых языковых сущностей, обладающих специфич. структурио-семантич. организацией, с изучением типов их значения, в частности значения идентифицирующего или характеризующего типа (в их разновидностях), с анализом явления фразеология, полисемии, омонимии, вариантности, с выявлением грамматич. классов фразеологизмов и с раскрытием их синтаксич. функций (с учетом гетерогенности единиц фразеология, состава языка). Исследуются специфика функ-циоиально-стилистич. дифференциации фразеологизмов, а также соотношения нейтральных для языка лексич. способов номинации и экспрессивно окрашенных наименований фразеологии, характера. Особой задачей Ф. является изучение процессов фразообразования в их номинативном и коммуникативно-функциональном аспектах, а также описание фразеологии. деривации — образования новых значений слов на базе значений фразеологизма. Ф. внутренне связана с лексикологией, синтаксисом и словообразованием, поскольку структура фразеологизмов совпадает со структурой сочетаний слов или предложений, а значение— со значением лексич. или препозитивного типов (см. Пропозиция).
Ф. разрабатывает принципы выделения фразеологии, единиц, методы их изучения, классификации и фразео-графии — описания в словарях. Ф. пользуется разл. методами исследования, напр. компонентным анализом значения, представляющим слово-компоиент фразеологизма на уровне семантич. «множителей» или же выделяющим слово как элемент структуры, а значение слова —
как мотивирующий элемент значения фразеологизма. На базе существующих в яз-знании методов исследования разрабатываются собственно фразеологии, приемы анализа и описания: метод идентификации — установление тождеств и различий слов и синтаксич. конструкции, образующих фразеологизмы, с их свободными аналогами, метод аппликации, являющийся разновидностью метода идентификации, метод ограничений в выборе переменных, устанавливающий отличие структурно-семантич. организации фразеологизма от сочетаний, образуемых в соответствии с регулярными закономерностями выбора и комбинации и т. п. Ф. предлагает разл. типы классификаций фразеология, состава языка в зависимости от свойств фразеологизмов н методов их исследования.
Предметом нет. Ф. является изучение первичных, исходных форм и значений фразеологизмов, определение их источников по всем доступным памятникам, выявление сфер их употребления в разные эпохи существования языка, а также установление объема фразеологии, состава и его системной упорядоченности в ту или иную ист. эпоху развития языка.
Ф. как отд. лингвистич. дисциплина возникла в 40-х гг. 20 в. в сов. яз-знании. Предпосылки теории Ф. были заложены в трудах А. А. Потебни, И. И. Срезневского, А. А. Шахматова и Ф. Ф. Фортунатова. На развитие Ф. существенное влияние оказали идеи Ш. Балли. Вопрос об изучении устойчивых сочетаний слов в спец, разделе яз-знаиия — фразеологии — был поставлен в учебио-методич. лит-ре еще в 20—40-х гг. в работах Е. Д. Поливанова, С. И. Абакумова, Л. А. Булаховского. Изучение фразеология. состава связано и с нуждами лексикография. практики, со спецификой фра-зеографии.
В трудах Виноградова были сформулированы осн. понятия Ф., поставлен вопрос о ее объеме и задачах. В 50-х гг. внимание уделялось вопросам сходства и различия фразеологизма и слова, а также сочетания слов; проблематика Ф. исчерпывалась в основном выяснением критериев фразеологичности и уточнением основ классификации фразеологизмов. С кон. 50-х гг. намечается тенденция системного подхода к проблемам Ф., разрабатываются вопросы, связанные с описанием структурно-семантич. организации фразеология, единиц (А. И. Смирниц-кий, О. С. Ахманова). 60-е гг. характеризуются интенсивной разработкой собственно фразеология, методов исследования объектов Ф., основанных на идеях системно-уровневого анализа фактов языка и на приемах дистрибутивного анализа (В. Л. Архангельский, Н. Н. Амосова, В. П. Жуков, А. В. Куинн, М. Т. Тагиев). Подробно изучается системная упорядоченность фразеология, состава (И. И. Чернышева, Н. М. Шанский) и его нет. развитие (Р. Н. Попов, В. М. Мокиенко, А. И. Федоров), особое внимание уделяется сравнит.-типологич. изучению фразеология, состава (Ю. Ю. Ава-лиаии, А. Д. Райхштейи, Л. И. Рой-зензон), разработке описания фразеологизмов в словарях (А. М. Бабкин, А. И. Молотков), а также разработке новых методов исследования, связанных с определением Ф. как науки о сочетаемости лексем (М. М. Копыленко, 3. Д. Попова), с исследованием процессов фразообразования в их функциональном аспекте (С. Г. Гаврин, Ю. А. Гвоздарев) или в номинативном плане (В. Г. Гак, В. Н. Телия). Все больший интерес вызывает
семантика фразеологизмов и закономерности их употребления в процессах организации высказывания, что связано с общей тенденцией — разработкой моделей языкового синтеза.
• Амосова Н. Н., Основы англ, фразеологии, Л.,	1963; Архангель-
ский В. Л., Устойчивые фразы в совр. рус. языке. Основы теории устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии, Ростов н/Д., 1964; Бабкин А. М., Рус. фразеология, ёе развитие и источники. Л.. 1970; К у-нин А. В., Аигл. фразеология, М., 1970; Копыленко М. М.. Попова 3. Д., Очерки по общей фразеологии, Воронеж, 1972; 2 изд., Воронеж, 1978; Попов Р. Н.. Методы исследования фразеологич, состава языка. Учебное пособие для студентов факультетов рус. языка и лит-ры, Курск, 1976; Виноградов В. В., Осн. понятия рус. фразеологии как лингвистич. дисциплины, в его кн.: Избр. труды, т. 3. Лексикология и лексикография, М., 1977; его же, Осн. Типы лексич. значений слова, там же; Гвоздарен Ю. А.. Основы рус. фразообразо-Вания, Ростов н/Д., 1977; Мол от ков А. И, Основы фразеологии рус. языка. Л., 1977; Мокиенко В. М.. Слав, фразеология. М., 1980; Телия В. Н., Типы языковых вначений. Связанное значение слова в языке. М.. 1981; фразеологизм и его лексикография, разработка. Минск, 1987. В. Н. Телия. ФРАЗОВОЕ УДАРЁНИЕ — интонационно-просодическая единица, оформляющая законченность фразы и выражение ее коммуникативного типа. Иногда в этом значении употребляется термин «интонационный центр». В большинстве языков реализуется в зоне последнего ударного слога фразы; оформляется разного типа комбинациями интонационных средств — мелодикой, интенсивностью, длительностью. В нейтральном произнесении зона Ф. у. не воспринимается как особо выделенная, маркированная, поэтому Ф. у. иногда называют нейтральным илн автоматизированным («Сегодня хорошая погода*, «Горит восток зарею новой»). Первоначально Ф. у. называли логическим (т. е. смысловым), однако такое представление о Ф. у. не позволяло различать нейтральное произнесение и произ-несениес нарочитым подчеркиванием ^Пожалуйста, дайте мне пальто» и «Пожалуйста, дайте мне п а л ь т о» (а не шапку). В сов. яз-знании термин«логич. ударение» обычно закрепляется за подчеркнутым выделением слова во фразе. Различаются след, типы логич. ударения: контрастивные и эмфатические. Пример контрастивного ударения: «У меня этих проблем нет» (а у других есть), «Сегодня приедет Маш а» (а ие кто-то другой). Эмфатич. ударение передает отношение говорящего к сообщаемому: «Мне очень понравилась ваша дочь». Иногда только наличие или отсутствие подобного ударения помогает оценить смысл фразы, ср.: «Мы ежемесячно посылаем туда учителей» и «Мы ежемесячно посылаем туда учителей» (ясно, что часто).
При анализе содержат, стороны высказывания Ф. у. часто связывают с выражением к.-л. содержат, категорий: определенности/неопределенности, новизны, актуального членения, важности. Однако прикрепленность Ф. у. делает его недостаточным для выражения этих категорий, поэтому, напр., в слав, языках Ф. у. коррелирует с нейтральным порядком слов, при к-ром новые, неопредел. имена располагаются к концу высказывания, ср.: «Одна женщина рассказала мне одну необычайную историю»-» «Одна женщина рассказала мне необычайную историю» (неопределенность объекта остается) —> «Женщина рассказала мне необычайную историю» (субъект становится определенным).
Особого вида ударение представлено во фразах типа «Тише, бабушка спит1», «Папа пришел!», «Чаплин умер!», где выделение не означает нн контраста, ни эмфазы именно на этом слове, но относится ко всему высказыванию в целом. Подобного рода ударения можно назвать ударениями «экстраординарного введения в ситуацию» и считать подобные фразы коммуникативной инверсией нейтральных фраз с Ф. у.
Логич. ударение способствует различению многообразных смысловых оттенков сообщения, напр.: John amused Магу ‘Джон развлекал Мэри’ (однократное событие), John amused Магу (результативно и многократно); «Поступки Билла надоели ему» («он» = «Билл»), «Поступки Билла надоели ему» («он» «Билл»), Дискуссионным является вопрос о том, накладывается ли логич. ударение на Ф. у. (тогда, в случае неконечного положения, имеет место сдвиг Ф. у.), или они существуют независимо. В последнем случае остается нерешенным, сколько логич. ударений может быть в одиой фразе н как (количественно и качественно) выражается при этом Ф. у. Неясным остается и соотношение фразового и синтагматич. ударений, в основном вопрос стоит об их количеств, выраженности.
В англоязычной традиции термин «фраза» (phrase) соответствует не рус. термину «фраза» (в значении «высказывание»), а скорее рус. полиозначному фонетич. слову или словосочетанию, поэтому возможны термииологич. недоразумения: для фразы «Сегодня мне нет покоя» в англ, традиции можно говорить о трех Ф. у. (на словах «сегодня», «нет», «покоя»), в русской — об одном Ф. у. на слове «покоя» в нейтральном произнесении.
Ф. у. известно практически всем языкам, но его выражение различается не только в зависимости от коммуникативного типа высказывания, но и от языка к языку. Различается и степень выраженности Ф. у.: в тех языках и конструкциях, где оно выражено ярче, словесная просодия в большей степени подчиняется фразовой, а фразовая интонация в большей степени грамматикализована.
* Щерба Л. В., Фонетика франц, языка, М.. 1963; Брызгунова Е. А., Звуки и интонации рус. речи, М., 1969; Торсу е в а И. Г., Интонация и смысл высказывания, М., 1979; Светозарова Н. Д., Интонационная система рус. языка, Л., 1982; Николаева Т. М., Семантика акцентного выделения. М., 1982: S с h m е г-ling S. F., Aspects of English sentence stress, Austin, 1976. T, M. Николаева. ФРАКЙЙСКИЙ ЯЗЬ'Ж (фрако-дакийский язык) — язык индоевропейских племен фракийцев, населявших в древности С.-В. Балканского п-ова, а также С.-З. М. Азии; составляет отдельную группу и составе семьи индоевропейских языков. Засвидетельствован в неск. надписях 6—3 вв. до н. э., выполненных греч. письмом и плохо поддающихся истолкованию, в многочисл. именах собственных, глоссах из сочинений антич. и визант. авторов, а также в дакийских назв. растений из списка позднеантич. врача Диоско-рида, дошедшего в записи 3—4 вв. В состав Ф. я. включают и мнзийский яз. (одна надпись 3 в. до н. э. из М. Азии н неск. глосс). Нек-рые ученые выделяют из Ф. я. особые дако-мизийский (В. Георгиев) и дако-гетский языки (А. Врачу). Следы Ф. я. сохраняются в совр. балкан. языках (рум., алб., болт.).
Фонетика Ф. я. характеризуется Наличием 5 гласных (а, е, i, о, и), различавшихся по долготе и краткости, 18 соглас
ных фонем и сонантов, дифтонгов ai, ei, au, ей. Характерной особенностью является передвижение согласных и чередование и иек-рых случаях гласных в корне. Морфологич. структура, воссоздаваемая гл. обр. по данным имен собственных, представлена отд. падежными формами имени (им. п., род. п., дат. п., местный п.), рядом словообразоват. элементов (суффиксов и префиксов), формами прилагательных на -enos, -menos. Синтаксис практически не реконструируется из-за отсутствия надежно толкуемых связных текстов. Лексика состоит гл. обр. из имен собственных (ок. 1500), глосс (ок. 30), дакийских назв. растений (ок. 40), слов из надписей.
В изучение Ф. я. большой вклад внесли В. Томашек и Д. Дечев, создавшие корпус фракийских языковых памятников и осуществившие их первую лингвистич. интерпретацию. Дальнейшее развитие фракологич. исследования получили в трудах Георгиева, В. Бешевлиева, И. Ду-риданова, К. Влахова, Й. Руссу и Врачу (вопросы реконструкции различных уровней Ф. я., его лингвистич. статуса, ареальных н генетич. связей с др. индоевроп. языками, систематич. описание ономастики, изучение влияния фракийского субстрата на формирование совр. балкан. языков).
В СССР произведена ареально-этимологич. интерпретация имен собственных и нек-рых глосс, выявлена их тесная связь с балт. языками (В. Н. Топоров); осуществлено комплексное описание надписей, глосс и дакийских назв. растений, на основании к-рого определена принадлежность Ф. я. к палеобалкан. языковой зоне (В. П. Нерознак); установлены отд. фрако-хетто-лувийские ономастич. па-Sаллели (Л. А. Гиидин).
I Дечев Д., Характеристика на тра-кийския език. София, 1952; Б е ш е в-лиев В.. Проучвания върху личните имена у траките. София. 1965; Топоров В. Н.. К фракийско-балт. языковым параллелям, в кн.: Балкан, яз-знание, М.. 1973; его ж е, то же.ч. 2, в ки.: Балканский лингвистич. сб-к, М.. 1977; Влахов К., Тракийски лични имена, София, 1976; Георгиев В., Траките и техният език. София, 1977; Нерознак В. П.. Палеобалкан. языки, М.. 1978, с. 21 — 65; Tomaschek W.. Die alten Thraker, I-П, SbAWW, 1893-94, Bd 128-31; Russu I. I., Limba traco-dacilor. 2 ed., Buc., 1967; Duridanov I., Thrakisch-dakische Studien, Bd 1. Die thrakisch- und dakisch-baltischen Sprachbeziehungen, Sofia, 1969; Detschew D., Die thiakischen Sprachreste, 2 Aufl., W.,	1976; V r a-
c i u A., Limba daco-getilor, Timisoara, 1980.	„	В. П. Нерознак.
«ФРАНКСКИМ ДИАЛЁКТ» — см. Маркс К., Энгельс Ф. о языке.
ФРАНЦУЗСКАЯ СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ШКОЛА — направление во французском языкознании, трактующее язык прежде всего как общественное явление. Такой подход к языку намечался у Д. Дидро, Ж. Ж. Руссо, И. Бреаля, а П. Лафарг в кн. «Французский язык до н после революции» (1894, в рус. пер. — «Язык и революция», 1930) объяснял причины языковых изменений преобразованиями в обществ, отношениях. Ф. с. ш. сложилась в Париже в нач. 20 в. и объединила учеников А. Мейе. Ее представители испытали влияние социологов-позитивистов О. Конта, Э. Дюркгейма (последний считал, что социальные явления существуют вне индивида и навязываются ему как члену общества). Мейе полагал ошибочным обращение к психо-
ФРАНЦУЗСКАЯ 561
логии при изучении языковых фактов: реальность языка «лингвистична», т. к. язык — система средств выражения, и социальна, т. к. язык — средство общения, навязываемое определ. коллективу. Изменения языка он объяснял только социальными причинами: дифференциацию языков — расселением народов, а унификацию — завоеваниями. Мейе придавал большое значение смешению языков, объяснял изменение значений слов переходом их употребления от узкой социальной группы к широкой, и наоборот («Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков», пер. с франц., 1938).
Идеи Ф. с. ш. поддерживал М. Граммов, к-рый, полемизируя с младограмматиками (см. Младограмматизм), не признавал безоговорочного действия фонетич. законов. Ж. Вандриесопределял язык как сложный физиологический, психологический, социальный и исторический акт и развивал эмоциональную теорию происхождения языка, но эволюцию языка объяснял усложнением социальных отношений. При этом Вандриес не учитывал огромную роль труда в становлении человеческого общества. Он критиковал теорию прогресса О. Есперсена, считавшего, что развитие (прогресс) всех языков идет от синтетизма к аналитизму (напр., англ, яз.). Вандриес ввел во франц, грамматику термины «семантема» — носитель лексич. значения в слове, и «морфема» — носитель грамматич. значения в слове («Язык. Лингвистическое введение в историю», пер. с франц., 1937). Подход Ф. с. ш. к языку отражен в «Словаре лингвистических терминов» Ж. Маруэо (1933; рус. пер., 1960).
М. Коэн (ученик Мейе) отстаивал идеи Ф. с. ш., но обосновывал их иначе — с позиций марксизма, стремясь показать действие законов диалектики в языковых явлениях. Систему языка как особую структуру с особыми законами эволюции Коэн считал автономной по отношению к обществу — творцу и носителю языка. Он наметил обширную программу социология. исследований: проблемы использования языка в разных социальных группах, усвоения языка детьми, усвоения языка в иноязычной среде, изучения языка города и деревни, билингвизма и языковых контактов, образования языков наций, междунар. языков и т. д. («Pour une sociologie du langage», 1956).
Приоритет социальных факторов при изучении языковых явлений характерен во Франции и для представителей психология. направления (Ж. Дамуретт, Э. Пишон и др.), лингвистич. географии (Ж. Жильерон, А. Доза и др.), диалектологии (Г. Парис и др.), для исследователей социальных диалектов и арго (Л. Сенеан н др.).
Сходных с Ф. с. ш. идей придерживались швейц, языковеды Ф. де Соссюр, А. Сеше, Ш. Балли (см. Женевская школа). Идеи Ф. с. ш. оказали влияние иа А. Соммерфельта (Норвегия), Й. Йордана, А. Траура (Румыния), Е. Курило-вича (Польша) и др. Нек-рые аналогичные идеи высказывались в сов. яз-знаинн 20—30-х гг., критиковавшем Ф. с. ш. за дюркгеймнанство — понимание общества как механического агрегата индивидов, а языка — как принудительно навязываемого обществу феномена.
В 50—70-е гг. 20 и. во Франции продолжает превалировать подход к языку как к социальному явлению (см. Социо-
562 ФРАНЦУЗСКИЙ
логическое направление). В трудах последователей Ф. с. ш. важное место занимает функционализм (см. Функциональная лингвистика), идеи к-рого сформулированы учеником Мейе А. Мартине: главной является коммуникативная функция языка и сравнении с экспрессивной и эстетической функциями. Мартине выдвинул идею т. наз. двойного членения языка — на монемы (семантемы, морфемы, слова) и фонемы («Основы общей лингвистики», пер. с франц., 1963). Э. Бенвенист (ученик Мейе) также придерживался понимания языка как социального явления и с этих позиций подходил к семиотическим (см. Семиотика) проблемам языка («Общая лингвистика», пер. с франц., 1974). Социолингвистич. идеи и функциональный подход к явлениям языка развивают также Ж. Мунен, исследующий проблемы обшей теории языка и семантики, и М. Мамудян.
* Соммерфельт А.. Франц, лингвистич. школа, в кн.: НЛ. в. 4, М., 1965; Йордан Й.. Ром. яз-знание, М,. 1971; Слюсарева Н.А., Проблемы социальной природы языка в трудах франц, лингвистов. в кн.: Теоретич. проблемы социальной лингвистики. М.. 1981; Мамудян М., Лингвистика, пер. с франц., М.. 1985; С о-hen М.. Pour une sociologie du langage, P., 1956; Kukenheim L.. Esquisse historique de la linguistique francaise et de ses rapports avec la linguistique generale, Leiden, 1962; M о u n i n G., La linguistique du XX siecle, P., 1972; M a r c e 1 1 e s i J. B., G а г d i n B., Introduction a la sociolinguis-tique. P.. 1974; P u e c h C., R adz у ns-k i A.. La langue comme fait social: fonction d'une evidence, «Langages», 1978, v. 49.
H. А. Слюсарева.
Ф РАН Ц? ЗС КИ Й Я 3t>l К — одни из романских языков (галло-романская подгруппа). Офиц. язык Французской Республики, Королевства Бельгия (наряду с нидерл. яз.). Швейцарской Конфедерации (наряду с нем. и итал. языками), Канады (наряду с англ, яз.). Республики Гаити, Монако. В этих странах он является родным языком всего или значит, части населения. Офиц. язык Великого Герцогства Люксембург (наряду с нем. яз.), Андорры (наряду с исп. и каталан. языками), единственный нли одни из офиц. языков в ряде стран Африки: в Народной Республике Бенин, Республике Кот-д’Ивуар, Буркина-Фасо, Габонской Республике, Гвинейской Республике, Республике Заир, Народной Республике Конго, Республике Мали, Республике Нигер, Республике Сенегал, Тоголезской Республике, Республике Чад, Республике Бурунди, Руандийской Республике, Центральноафриканской Республике, Демократической Республике Мадагаскар, наряду с английским — в Республике Камерун, Республике Сейшельские Острова, наряду с арабским— в Федеральной Исламской Республике Коморские Острова, Республике Джибути; в Республике Вануату (Австралия и Океания). Группы франкоязычного населения имеются и Италии (долина Валле-д'Аоста), США (штат Луизиана) и в др. местах. Общее число говорящих на Ф. я. ок. 95 млн. чел. Одни из офиц. и рабочих языков ООН.
Имеет диалекты: франснйский(диалект Иль-де-Франса, ист. основа совр. Ф. я.), северные (нормандский, пикардский, валлонский в Бельгии), западные (анжуйский, галло и др.), юго-западные (пуате-иинский и др.), центральные, юго-восточные (бургундский, франш-контийский), восточные (лотарингский, шампанский), франко-провансальские, занимающие промежуточное положение между франц, и окситан. языками. Наблюдается значит, распад диалектов и формирование ре
гиональных модификаций общефранц, языка.
Во Ф. я. получили крайнюю степень выражения мн. общие ист. тенденции ром. языков. В фонетике: редукция безударных, особенно конечных гласных, изменение гласных под ударением, падение интервокальных и конечных согласных, упрощение групп согласных, общее сокращение длины слова. В совр. языке гласные противопоставлены по подъему (открытые и закрытые [е] и (о)), ряду (переднее и заднее (а]), лабиализации [се, о, у], назализации [а, ё, 5, сё], нет дифтонгов, долгота позиционная. Система согласных беднее, чем в др. ром. языках (меньше палатализов. фонем, иет аффрикат). Фонемы отличаются устойчивостью дифференциальных черт, в реализации — четкостью артикуляции, позиционные изменения их сравнительно невелики. Ударение окситональное. В речи грамматич. группы слов сливаются в единое фонетич. слово с общим ударением.
Морфологии свойствен аналитизм (аналитич. формы сложных времен, залогов, степеней сравнения). Проявляется тенденция к морфологич. неизменяемости слова. Выражение мн. грамматич. значений (род, число, лицо) переносится часто и сферу синтаксиса, широко употребляются служебные слова (3 вида артикля, приглагольные местоимения je ‘я’, tu ‘ты’, П ‘он’ и др., наряду с самостоятельными moi, toi, lui, детерминативы — служебные местоименные прилагательные: шоп ‘мой’, се ‘этот’ и др.). Глагол имеет 4 наклонения, 3 залога, разветвленную систему временных форм, выражающих значения абсолютного и относительного времени, актуальности действия (сложный/простоЙ перфект), ограничения действия во времени (перфект/им-перфект).
Письм. форма Ф. я. существенно отличается от устной и представляет собой иной морфологич. тип (с меньшими элементами аналитизма), напр. bleu-e-s ‘синие’, где жен. род и мн. число выражены агглютинативно (знаки -е, -s), тогда как в произношении [Ыо] эти категории не выражаются.
Синтаксис характеризуется тенденцией к двусоставности предложения, глагольности сказуемого, широкому использованию прямо-переходных конструкций, к стяжению синтаксич. групп, фиксиро-ианному и прогрессивному порядку слов.
В лексике помимо слов, сохранившихся от языка галлов, есть определ. пласт, сохранившийся от языка франков. Влиянием галльского субстрата и герм, суперстрата объясняют и нек-рые особенности звукового и грамматич. строя Ф. я. В развитии Ф. я. большую роль сыграл лит. лат. язык, Откуда были заимствованы мн. слова, словообразоват. модели, синтаксич. обороты.
История Ф. я. делится на периоды; галло-романский (5—8вв.), ст.-французский (9—13 вв.), ср.-французский (14— 15 вв.), ранненовофранцузский (16 в.), новофранцузский — классический (17— 18 нв.) и современный (с 19 в.). Ст,-франц. яз. имел двухпадежное склонение имен, не имел обязательных приглагольных местоимений, имел более свободный порядок слов и др. В ср. века создается общефранц, письм. язык. В 16 в. формируется нац. язык (с 1539 — офиц. язык гос-ва). В 17 в. закрепляется норма лит. языка; и 20 в. наблюдалось значит, расхождение между лит. и разг, речью. На основе Ф. я. возникли нек-рые креольские языки [на Гаити, в Луизиане (США), на Малых Антильских и Маскаренских
яз., балтийскими н славянскими язы- < ками. Старофригийские надписи (св. 1 200; 8—3 вв. до н. э.) на культовых па- 1 мятниках и керамике (граффити) составлены с помощью буквенного алфавита, , близкого архаическому греческому; ио-вофрнгийские тексты (св. 100; 2—3 вв. , н. э.) написаны греч. письмом. В составе Ф. я. нек-рые ученые выделяют старо- ; фригийский н новофригийский языки. Другие считают их периодами в развитии одного языка.
Фонетич. система Ф. я. (в особенности новофрнгийского периода) близка к греческой; 5 гласных фонем (количеств, противопоставления утрачены), 16 согласных н дифтонги ai, au, ei, oi. Древние ё, б дали i, и, древние заднеязычные переходят в задненебные z, s и части позиций. Вопрос об отражении заднеязычных во Ф. я. (по типу kentum или satem) остается дискуссионным. В системе имени иыделялось 3 рода (мужской, женский, средний), 7 падежей (им., род., дат., вин., инструментальный, местный, звательный). Типы спряжения сходны с греческими. В системе глагола представлены времена — презенс, аорист, имперфект и футурум, залоги—актив, ме-диопассив, наклонения — индикатив, оптатив, императив. Особенностью фригийской морфологии являются медиальные формы глагола на -г, сигматич. аорист и дезидератив, причастия и прилагательные на -1/го, -to-, -по-, -tnenos и -un, -ап (< *ont, *ant), постпозитивные объектно-притяжат. личные местоимения. Самостоят. личных местоимений тексты почти не сохранили. Из прочих местоимений сохранились дейктические (от индоевроп. *ki-, *t-), относительные от *i-, вопросительные и неопределенные от *kw и анафорические с основой на гласную. В синтаксисе свободный порядок слов, есть главные и придаточные предложения, из словаря известно ок. 50 глосс, ок. 200 слов нз старофригийских надписей, столько же из новофрпгийских и неск. сотен имен собственных, гл. обр. из греч. надписей М. Азии.
Собиранием и попытками интерпретаций надписей на Ф. я. занимались мн. ученые 19 в. Систематич. публикации принадлежат У. Рамсею, У. М. Колдеру. И. Фридриху. Во 2-й пол. 20 в. новые надписи публиковались Р. Янгом, К. Бриксом и М. Лежёном; лингвистич. интерпретацией текстов занимались Р. Гусмани и О. Хаас. В СССР осуществ- лена реинтерпретация корпуса фригнй- ских языковых памятников, включающая ! пересмотр и предварит, перевод боль-• шннства текстов, дано первое систематич. : описание структуры Ф. я. (И. М. Дья-; конов, В. П. Нерознак, Л. С. Баюн,
В. Э. Орел).
* Дьяконов И. М., Хетты, фригийцы и армяне, в кн.: Переднеазиатский сборник [1], М.. 1961; Дьяконов И. М„ Нерознак В.П., Очерк фригийской морфологии. в кн.: «Baltistica», Priedas 2, Vilnius, 1977; Нерознак В. П., Палеобалканские языки, М., 1978; Б а ю в Л. С., Орел В. Э., Язык фригийских надписей как ист. источник, «Вестник древней истории». 1988, № 1, 4: Ramsay W. М.. Phrygian inscriptions of the roman period, ZVS, 1887, Bd 28; Monumenta Asiae. Minoris antiqua. ed. by W. M. Calder [a. o.J, v. 1—8, Manchester. 1928—62; Friedrich J., Kleinasia-tische Spachdenkmaler,, B.. 1932; G u s m a-n i R., Studi sull’antico frigio, Mil., 1958 (Rendiconti dell’ Istituto Lombardo di scienze e lettere, v. 92); его.же. Il frigio e le altre lingue indoeuropee. Mil., 1959 (там же. v. 93); Haas O., Die phrygischen Sprachdenkmaler. Sofia. 1966; Young, R.S., Old Phrygian inscriptions from Gordion. «Hesperia». 1969, v. 38, № 2; В r i x h e C., Le Jeune M.,
о-вах]. Первые письм. свидетельства ; Ф. я. — чРеЙхенауские глоссы» (8 в.), 1 первый связный текст — «Страсбургские клятвы.» (842).	1
Письменность на базе лат. алфавита .
(с добавлением диакритич. знаков и ли- ( гатур).	1
ф. я. имеет нац. варианты в Бельгии, i Швейцарии, Канаде, а также особенности, < жасающиеся прежде всего фонетики и лек- < сики, в странах Африки.	,
Ф Сергиевский М. В., История i франц. языка. М.,	1947; Шишма-
рев В. Ф.. Книга для чтения по истории . франц, языка. М.. 1955; Балли Ш., Общая лингвистика и вопросы франц, языка, ’ пер. с франц., М.. 1955; его же, Франц, стилистика, пер. с франц.. М.. 1961; Шер- I ба Л. В., фонетика фраиц. языка, М., 1957; , Илия Л. И., Синтаксис совр. франц, языка. М.. 1962; Степанов Ю. С., Франц, стилистика, М.. 1965; Гак В. Г., Беседы о фраиц. слове, М.. 1966; его же. Теоретич. грамматика франц, языка, ч. I — П, 2 изд., М.. 1986; его же. Введение во франц, филологию, М.. 1986; Р е ф е р о fl-ска я Е. А.. Формирование ром. лит. языков. Франц, язык. Л., 1980; Damou re t-te J. et Pichon E., Des mots a la pensee. Essai de grammaire de la langue francaise, v. 1—7, P., 1911 — 40; В ru not F.. Histoire de la langue francaise des origines a nos jours, t. 1-13. P.. 1966-72; Martin R., Martin E.. Guide bibliographioue de linguistique francaise, P., 1973; Une langue; le francais aujourd’hui dans le monde. P., 1976.
Щерба Л.В.. Матусевич M. И.. Рус.-франц, словарь, М.. 1969; Гаити-в а К. А., Франц.-рус. словарь. М., 1971; Grand Larousse de la langue francaise. v. 1—7, P.. 1971 — 78; Le grand Robert de la langue francaise. 2 dd., v. 1—9. P.. 1985; Petit Robert dictionnaire. P.. 1988.	В. Г. Гек.
Материалы, поев, исследованию Ф. я., кроме общелингвистич. журналов (см. Журналы лингвистические) публикуются в спе-циализиров. журналах ряда стран: Австралия — «Australian Journal of French Studies» (Clyton. 1964—); Бельгия — «Bulletin de 1’Academie royale de langue et de litterature frantjaises» (Brux.. 1836—), «Les dialectes de Wallonie» (валлонские диалекты; место изд. разл., 1937 — ; до 1972 — «Les dialectes belgo-romans»), < Langue et administration» (Brux.. 1962—); Великобрита н и я — «French Studies» (Oxf., 1947 — ); Германия, затем ФРГ — «Zeitschrift fiir franzdsische Sprache und Literatur» (место изд. разл., 1879—): И т а л и я — «Studi francesi» (Torino, 1957 — ); США — «The French Review» (научно- педагогический; место изд. разл.. 1927 — ); Франция — «Revue de philologie francaise et de litterature» (P«. 1887-1934; до 1889 - «Revue des Patois»; в 1889—96 — «Revue de philologie francaise et provencale»), «Le francais moderne: Revue de linguistique francaise» (P.. 1933—), «Defense de la langue francaise» (культура речи; P.. 1959—), «La linguistique picarde» (диалектология; Amiens. 1961—), «Service public et bon langage» (культура речи; P.. 1967 — ). «Langue francaise» (P., 1969—).
Преподавание Ф. я.— тематика журналов: «L’enseignement du francais aux etrangers» (P., 1949—)4 «Le francais dans le monde: Revue de 1'enseignement du francais* <P., 1961 — ), «Le francais aujourd'hui» (P.. 1967—), «Ziel-sprache Franzosisch» (Munch.— Ismaning, 1971 — ). «Bulletin de recherche sur 1’enseigne-ment de francais» (P.. 1975—).
Текущую библиографию отражает «Bulletin analitique de linguistique francaise» (Франция. место изд. разл., 1969—).
, w w	А. Хелимский»
ФРИГИИСКИИ ЯЗЫК — язык индоевропейских племен фригийцев, населявших в древности сев.-зап. часть М. Азин и переселившихся туда из Европы во 2-м — нач. 1-го тыс. до н. э.; составляет отдельную группу в составе семьи индоевропейских языков. Представлен надписями из М. Азии и глоссами у греч. и рим. авторов. Сохранял архаич. индоевроп. структуру. Установлены относительно близкие связи с греч. яз., индоиран. языками, арм. яз., а также с алб.
Corpus des inscriptions paleo-phrygiennes. P.( 1984:	Diakonov I. M., N e г о z-
nak V. P-, Phrygian. N. Y.. 1985.
.	_	, В. П. Нерознак.
ФРЙЗСКИЙ ЯЗЫК — одна из германских языков (зап. подгруппа). Распространен в нидерл. пров. Фрисландия (число говорящих ок. 400 тыс. чел.), а также в двух р-нах ФРГ — в Затерланде (Ниж. Саксония, ок. 1 тыс. чел.) и на С.-З. Шлезвига, включая Сев. Фризские о-ва н о. Гельголанд (ок. 10 тыс. чел.). Функционирует преим. как язык устного общения.
Различаются западный (Фрисландия, где выделяют также т. наз. городской фризский), восточный (Затерланд) и северный (Шлезвиг) диалекты. Ф.я. характеризуется богатым вокализмом, имеется 26 дифтонгов, 6 трифтонгов, носовые гласные. Глухие смычные аспирированы перед ударным гласным. Фонема /g/ имеет 2 варианта — смычный [g] в начале слова и щелевой [-у] в середине. Как и в англ, яз., -п- выпало перед нек-рыми согласными (fiif 'пять’, ср. нем. fiinf), g спирантизовалось в определ. позициях (juster ‘вчера’, ср. нем. gestern), к изменилось в аффрикату в начале слова перед гласными переднего ряда (tsiis ’сыр’, ср. нем. Kase), г выпало в ряде позиций (nert [het] ’сердце’, ср. нем. Herz). Существительное имеет 2 грамматич. рода (общий и средний), склонение фактически утрачено (ограниченно употребим род. п.). Различаются сильные и слабые глаголы; есть отделяемые приставки. Первые письм. памятники относятся к 14 в. * [Берков В. П-]. Фриз. язык, в кн.: Введение в герм, филологию. М., 1980; F о к кета К.. Beknopte Friese spraak-kunst. Groningen — Batavia. 1948: S i p-m a P.. Phonology and grammar of modern West Frisian, Ljouwert, 1966 (фототипия, переиздание 1913); Pietersen L.. De Fnezen en hun taal, Drachten, 1969: H utter e r C£J., Die germanischen Sprachen. Bdpst. 19^5; Gor ter D. (e. a.], Taal yn Fryslan. Undersyk _ nei taalgedrach en taalhalding yn Fryslan. Ljouwert, 1984; T i e r s m a P. M.. Frisian reference grammar, Dordrecht. 1985._	, В. П. Берков.
ФРИУЛЬСКИЙ ЯЗЫК —см. Ретор о-манские языки, Ф^ЗИЯ (от лат. fusio — сплавление) — морфонологически обусловленное формальное взаимопроникновение контактирующих морфем, при к-ром проведение морфологических границ (прежде всего между основой и аффиксом) становится ’ затруднительным.
Особенность Ф. как техники объединения значимых элементов внутри слова состоит в том, что регулярная модификация означающих делает невозможной линейную сегментацию фонемной последовательности на значащие отрезки (морфемы). Напр., рус. чмужик + ск(ий)» -> чмужнцкий», где членение на «морфы > дает либо «мужиц-к-ий», либо < мужи-цк-нй».
Термин <Ф.» предложен Э. Сепиром в 1921 для обозначения особого типа аффиксации, сопровождаемого звуковыми чередованиями на стыках морфем (см. Сандхи), и противопоставлялся соположению, т. е. аффиксации, не сопровождаемой такими чередованиями (близкое понимание Ф. характеризует концепцию Дж» X. Гринберга),
Следует отличать Ф. от кумуляции — систематич. нераздельности граммем неск. грамматич. категорий в означаемом каждой флективной морфемы (напр., рус. флексия -ов в словоформе <стол-ов»
ФУЗИЯ 563
36
иыражает граммемы «мн. ч.»и«род. п.»). В то же время Ф., как и кумуляция, есть явление регулярное, что отличает ее от супплетивизма — уникального совмещения сем в означаемом нечленимого знака. Ряд авторов, однако, не проводят различия между Ф., кумуляцией н супплетивизмом, подводя все эти явления под общее понятие т. наз. слитной реализации.
Напротив, отличие полной Ф. (когда от аффикса не остается никаких «сегментных* следов) от частичной Ф. (когда такие следы остаются) не является принципиальным. В обоих случаях Ф. состоит в осуществлении регулярных морфонологич. преобразований (аккомодация, ассимиляция, диссимиляция, элизия, эпентеза, а также фонологии, компрессия, т. е. сокращение неудобопроизносимых консонантных сочетаний).
Ряд исследователей (вслед за А. А. Реформатским) употребляет термин «Ф.» для обозначения целого комплекса типологич. признаков: помимо ф. в собств. смысле он включает такие признаки, как кумуляция, нестандартность аффиксов, использование нулевых аффиксов в «косвенных* формах парадигмы, невозможность изолиров. употребления основы в качестве самостоят. словоформы. Т. о., Ф. в понимании Реформатского — то же, что флективность; противоположная тенденция именуется агглютинацией. Если же определяющим признаком агглютинативных языков считать отсутствие кумуляции, оказывается, что они могут быть «фузиониыми* [ср., напр., тув. аът ‘лошадь’ + -лар (аффикс мн. ч.) > аът-тар ‘лошади’].
Ф. исторически возникает на базе фонологии (т. е. восходит к комбинаторным изменениям звуков), а в ходе языковой эволюции становится базой для изменений в сфере морфологии (иапр., таких, как переразложение).
Наряду с «внутрисловной» Ф. иногда выделяют «межсловную» (слияние двух слов в одно), напр. в нем. in + dem > im, франц, а + le > au и т. п. Нек-рые фонетисты (напр., К. Л. Пайк) расширительно употребляют термин «Ф.» для обозначения фонетич. слияния, «наложения» двух (или более) контактирующих фонем — напр., при т. наз. фонетич. эллипсисе, или синкопе (ср. рус. «Иванович» > «Иваныч»). Намечаются попытки перенести понятие Ф. и синтаксис: так, А. Е. Кибрик понимает под синтаксич. фузнониостью тенденцию мн. европ. языков совместить в одной кодирующей технике выражение внешнеситуационной (предикатно-актантной) информации и прагматич. информации (сведений о речевом акте и о коммуникативных намерениях говорящего).
* Севир Э.. Язык. пер. с англ., М,— Л., 1934; Гринберг Дж., Квантитативный подход к морфологич. типологии языков, в кн.: НЛ. в. 3. М., 1963; Морфологич. типология и проблема классификации языков, М.— Л., 1963; Реформатский А. А., Введение в языковедение, 4 изд., М., 1967; Маслов Ю. С., Введение в яз-знание, М.. 1975; Булыгина Т. В., Проблемы теории морфологич. моделей, М., 1977; Pike К. L.. Language in relation to a unified theory of the structure of human behavior, 2 ed.. The Hague — P., 1967.
T. В. Булыгина, С. А. Крылов. ФУЛА (фуль, фулани, фульфульде, пёль, пулар, тукулор) — один из западноатлантических языков. Распространен в Нигерии, Гвинее, Сенегале, Мали, Камеруне, Буркина-Фасо, Нигере в др.
564 ФУЛА
странах Зап. Африки. Общее число говорящих ок. 19 млн. чел. Крупнейшие диалекты; западные — фута-торо (Сенегал) н фута-джаллон (Гвинея); центральные — масина (Мали) н вольтийские; восточные— северонигернйские и адамауа (Камерун).
Звуковая система богата смычными (ряды простых, преглотталиэованных, пре-назализованных), имеется количеств, противопоставление звуков (долгота у гласных, геминация у согласных). При стечении согласных отмечаются регрессивная ассимиляция (с результирующей геминатой, типа tf + t > tt), сонориэация предшеств. согласного (b > m, s > у н т. п.), падение ларингалов. Широко представлены морфонологич. чередования. Грамматически особенно важно чередование начальных согласных кория по трем ступеням: b-/w-/mb-,	d-/r-/"d-,
j-/y-/”j- и т. п.
Строй Ф. синтетический, сочетающий фузию и агглютинацию. Развита система именных классов (более двадцати). Класс выражается в существительном двояко: морфологически — особым суффиксом, морфонологически — определ. ступенью начального согласного корня. Согласование по классу распространяется на местоимение, прилагательное, числительное, причастие н отчасти глагол. Глаголу присуши категории залога (активный, средний, пассивный), вида (совершенный, нли перфектив, н несовершенный, или потенциалис), утверждения/ отрицания, времени (нейтральное и ретроспективное), наклонения. Особые прн-осибвные суффиксы сообщают глаголу дополнит, характеристику (интенсив, симулятив и др.) либо меняют его ва-лентностные свойства (каузатив, реци-прок, комитатив и др.). Основной порядок слов SVO.
Общей лнт. нормы не существует, хотя имеются очаги письм. традиции: в 17— 19 вв. использовалась араб, графика (т. наз. аджами) для создания на Ф. текстов религ., историография., бытового содержания. Во 2-й пол. 20 в. получила распространение письменность на основе лат. графики; издаются фольклорные тексты, образцы обрядовой и эпич. поэзии. В ряде р-нов (гл. обр. Камерун, Гвинея) Ф. используется как язык межэтнич. общения.
* Коваль А. И., Зубко Г. В., Язык фула, М., 1986; G ade n Н., Le Poular, t. 1-2, Р., 1913-14; L а b о u г е t Н., La langue des Peuls ou Foulbe, ft, 1 — 2], Dakar, 1952—55; К 1 ingenheben A., Die Sprache der Ful, Hamb., 1963; Arnott D. W., The nominal and verbal systems of Fula, Oxf., 1970.
Зубко Г. В., Фула-русско-франц. словарь, М., 1980.	А. И. Коваль.
ФУНКЦИИ ЯЗЫКА —1) роль (употребление, назначение) языка в человеческом обществе; 2) детерминированное соответствие (зависимость) единиц одного множества единицам др. множества; второе значение чаще применяется к единицам языка (напр., соотношение аффиксов и корней слов).
Ф. я. представляют собой проявление его сущности, его назначения и действия в обществе, его природы, т. е. они являются его характеристиками, без к-рых язык не может быть самим собой. Двумя главнейшими, базовыми Ф. я. являются: коммуникативная — быть «важнейшим средством человеческого общения» (В. И. Ленин), и когнитивная (познавательная, гносеологическая, иногда называемая экспрессивной, т. е. выражения деятельности сознания) — быть «непосредственной действитель
ностью мысли» (К. Маркс). К ним тоже в качестве базовых добавляют эмоциональную Ф. я. — быть одним из средств выражения чувств и эмоций, н метаязыковую (металингвистическую) Ф. я.— быть средством исследования н описания языка в терминах самого языка. Базовые Ф. я. взаи-мообусловливают друг друга при использовании языка, но в отд. актах речи н в текстах выявляются в разной степени. С базовыми, как первичными, соотносятся частные, как производные, Ф. я. К коммуникативной функции относятся контактоустанавливающая (фатическая), к о н а т и в-н а я (усвоения), волюитатив-н а я (воздействия) и функция хранения и передачи нац. самосознания, традиций культуры и истории народа и нек-рые другие. С когнитивной совмещаются функции: орудия познания и овладения общественно-ист. опытом и знаниями, оценки (аксеологи-ческая), а также — денотации (номинации), референции, предикации и нек-рые другие. С эмоциональной функцией связана модальная функция и соотносимо выражение творч. потенций, к-рое в разных науч, областях объединено с когнитивной функцией, но наиболее полно реализуется в худож. лит-ре, особенно в поэзии (поэтическая функция).
Реализация коммуникативной функции в разных сферах человеческой деятельности определяет общественные ф. я. Ю. Д. Дешериев различает языки с макс, объемом обществ, функций — междунар. и межнац. общения, далее идут группы языков, объем обществ, функций к-рых сужается: языки национальностей и народностей, существующие в письменной (лит.) и разговорной формах, включающие территориальные и социальные диалекты, затем племенные разг, языки (нек-рые из них в развивающихся странах обретают статус офиц. письм. языков) и языки с мииим. объемом обществ. Ф. я. — т. наз. одноаульные бесписьменные языки. Характер взаимосвязей между языковыми н социальными структурами научается социолингвистикой.
Интерес к установлению Ф. я. наметился в 20 в. До этого слово «функция» применялось нетермннологически (иапр., у Г. Пауля, А. А. Потебни) для обозначения роли единиц в синтаксисе (функция подлежащего, функция дополнения) и в морфологии (функция формы, функции флексии). Позже функцию стали понимать как значение формы, конструкции (О. Есперсен), как позицию в конструкции (Л. Блумфилд). Все это обусловило возникновение частнонаучного толкования функции как грамматич. значения, роли (Л. Теньер), употребления языковых единиц (см. Функциональная грамматика, Функциональная лингвистика).
В«Тезнсах Пражского лингвистического кружка» (1929) было обосновано определение языка как функциональной системы и описаны две функции речевой деятельности-. общения и поэтическая. Нем. психолог К. Бюлер выделил в свете семиология. принципа трн Ф. я. как проявляющиеся в любом акте речи: функцию выражения (экспрессивную), соотносимую с говорящим, функцию обращения (апеллятивную), соотносимую со слушающим, и функцию сообщения (репрезентативную), соотносимую с предметом, о к-ром идет речь. Вопрос о кол-ве и характере Ф. я. многократно обсуждался, и были отделены Ф. я. и функции единиц языка. А. Мартине постулирует наличие трех Ф. я.: главной — коммуникативной,
вы раз г. гсльиой (экспрессивной) н эстетической, тесно связанной с первыми двумя. Р. О. Якобсои с учетом постулатов теории коммуникации к трем участникам акта речи — говорящему (отправитель, адресант), слушающему (получатель, адресат) н предмету речи (контекст, референт) — добавил еще три: контакт (канал связи), код и сообщение, и соответственно выделил шесть Ф. я.: экспрессивную (выражения, эмотивную), ко-нативную (усвоения), референтивную (коммуникативную, денотативную, когнитивную), фатическую (контактоустанавливающую), метаязыковую и поэтическую (понимая последнюю как вообще форму сообщения). Критики этой теории отмечают, что все функции по существу являются разновидностями коммуникативной и выступают как однопорядковые.
Рассматривая речевую деятельность как единство обшения и обобщения, А. А. Леонтьев отделил Ф. я., проявляющиеся в любой ситуации общения, от функций речи как факультативных, возникающих в особых ситуациях. В сфере обшения к Ф. я. отнесена коммуникативная, а в сфере обобщения — функция орудия мышления, функция существования обществ.-ист. опыта н нац.-культурная функция; все они могут дублироваться неязыковыми средствами (мнемонич. средства, орудия счета, планы, карты, схемы и т. п.). К функциям речи отнесены: магическая (табу, эвфемизмы), диакритическая (компрессия речи, иапр. в телеграммах), экспрессивная (выражение эмоций), эстетическая (поэтическая) и нек-рые др. В. А. Аврорин в числе Ф. я. назвал четыре: коммуникативную, экспрессивную (выражения мысли), конструктивную (формирования мысли) и аккумулятивную (накопления обществ, опыта и знаний), а в числе функций речи — шесть: номинативную, эмо-тивно-волюнтативную, сигнальную, поэтическую, магическую и этническую. Нек-рые исследователи выделяют св. 25 Ф. я. и функций единиц языка.
В 70—80-х гг. 20 в. обозначилось стремление связать Ф. я. с аппаратом их реализации в системе и структуре языка (М. А. К. Халлидей). Ю. С. Степанов на основе семиотич. принципа вывел трн ф. я.: номинативную, синтаксическую и прагматическую, как универсальные свойства языка, соответствующие трем аспектам обшей семиотики: семантике— номинация, синтактике — предикация и прагматике — локация. Первичным аппаратом иомпнацни выступают характеризующие знаки (именные и глагольные классы слов), предикации — элементарные синтаксич. контактные словосочетания, локации — дейксис ситуации общения («я-эдесь-сейчас»), а вторичный аппарат образуется на основе транспозиции знаков. Эти Ф. я., согласно данной теории, лежат в основе всех возможностей использования языка как средства общения, познания и воздействия.
Проблема Ф. я. вызывает особый интерес в связи с расширением сферы изучения языка в действии, особенностей разговорной речи, функциональных стилей, лингвистикой текста и т. д. Перед исследователями стоят задачи установления, как и какие средства системы и структуры языка служат преим. для выявления той или другой Ф. я.
• Мартине А., Основы общей лингвистики, пер. с франц., в кн.: НЛ, в. 3, М., 1963; Бюлер К., Теория языка (извлечения), в кн.: Звегинцев В. А., История яз-знания XIX—XX веков в очерках и извлечениях. ч. 2, М.. 1965; Леонтьев А. А.. Язык, речь, речевая деятельность, М., 1969;
Степанов Ю. С., Семиотич. структура языка (три функции и три формальных аппарата языка), Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1973, т. 32, в. 4; С ы р о в а т к и н С. Н.. Значение высказывания и функции языка в семиотич. трактовке, ВЯ, 1973, hfe 5: Аврорин В. А., Проблемы изучения функциональной стороны языка, Л., 1975; Якобсон Р., Лингвистика и поэтика, в кн.: Структурализм: «за» и «против», М., 1975; Т о р с у е в а И. Г., Теория высказывания и интонация, ВЯ. 1976, hie 2; Д е ш е р и-ев Ю. Д., Социальная лингвистика, М., 1977; Халлидей М. А. К., Местоафунк-циональной перспективы предложения» (ФПП) в системе лингвистич. описания, пер. с англ., в кн.: НЗЛ, в. 8, М., 1978; Слюсарева Н. А., Методологич. аспект понятия функций языка. Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1979, т. 38. в, 2; Т е и ь е р Л., Основы структурного синтаксиса, пер. с франц., М., 1988.	„	Н. А. Слюсарева.
ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ ГРАММАТИКА — разновидность грамматики, имеющая объектом изучения функции единиц строя языка и закономерности нх функционирования; грамматика данного тина рассматривает в единой системе средства, относящиеся к разным языковым уровням, но объединенные на основе общности их семантич. функций; при описании языкового материала используется направление от функций к средствам как основное, определяющее построение грамматики, в сочетании с направлением от средств к функциям. Предмет Ф. г. — грамматич. строй языка в системе его функций, в его функционировании при взаимодействии с элементами окружающей среды. Специфика Ф. г. проявляется в ее преимуществ. направленности на раскрытие закономерностей взаимодействия грамматич. единиц, лексики и контекста, системы функционирования языковых средств, служащих для передачи смысла высказывания. Принцип единства грамматики, в частности единства ее системно-структурного (системно-категориального) и функционального аспектов определяет место Ф. г. в общей системе грамматики.Ф. г. представляет собой развитие функционального аспекта грамматики как целого, спец, разработку этого аспекта.
Ф. г. включается в общую функциональную модель языка, функция языковых средств понимается как свойственная им в языковой системе способность к выполнению определ. назначения и к соответствующему функционированию в речи; вместе с тем функция — результат функционирования, т. е. реализованное назначение, достигнутая в речи цель. На разных этапах анализа единства «средство — функция» осуществляется разнонаправленное движение от функций к средстиам н от средств к функциям. Двусторонний подход к описанию функций языковых средств обусловлен: 1) тем фактом, что определ. функция может быть реализована разными языковыми средствами н, с другой стороны, одно и то же средство может обладать н обычно обладает разными функциями (ср. выдвинутый С. О. Кар-цевским принцип «асимметричного дуализма языкового знака»); 2) необходимостью учета, с одной стороны, многообразия языковых значений, а с другой — многообразия формальных средств; 3) существенностью обоих подходов для моделирования мыслителыго-речевой деятельности говорящего и слушающего; и частности, принимается во внимание актуальность для говорящего: а) направления от смысла, формирующегося при опоре на внутрнречевые структуры, к внешним средствам его выражения; б) владения функциональным потенциалом каждого из языковых средств; учиты
вается также, что позиции говорящего и слушающего в речи постоянно взаимодействуют, причем для слушающего актуально не только направление от формальных средств к их значениям н вытекающему из контекста н речевой ситуации смыслу, но и активное восприятие деятельности говорящего, невозможное без владения процессами, направленными от смысла к средствам его выражения.
Функциональные аспекты грамматики получили освещение в трудах К. С. Аксакова, А. А. Потебни, И. А. Бодуэна де Куртенэ, А. А. Шахматова, А. М. Пеш-ковскога. Для становления Ф. г. как особого типа грамматич. исследований важное значение имели идеи Бодуэиа де Куртенэ о языковом мышлении, в частности о количественности в языковом мышлении, не совпадающей с «матем. количественностью»; его наблюдения во мн. отношениях предвосхищали более поздние исследования понятийных категорий, полей и т. п. Важную роль в становлении Ф. г. сыграли также работы Ф. Брюно «Мысль и язык» (1922; содержит развернутое описание широкого круга понятий и средств их выражения) и О. Есперсена «Философия грамматики» (1924; раскрывает соотношение понятийных и синтаксич. категорий).
В сов. яз-знании большое значение для разработки теоретич. оснований ф. г. имели труды Л. В. Щербы, И. И. Мещанинова, В. В. Виноградова. Щерба обосновал различие между «пассивной» и «активной» грамматикой, «исходящей из семантич. стороны, независимо от того или иного конкретного языка», и «ставящей вопрос о том, как выражается та или иная мысль». Хотя Щерба подчеркивал, что ведущим началом для активного изучения языка должен быть смысл, он высказывал предположение о том, что изложение грамматики от смысла к форме нельзя провести до конца. Мещанинов, излагая в работах 40-х гг. теорию понятийных категорий, базирующуюся иа его типологич. исследованиях, выдвигал на первый план все то, что в этих категориях связано с «языковой передачей», в к-рой он уделял особое внимание наличию определ. системы. Виноградов включал в грамматич. учение о слове анализ живого употребления словоформ н окружающего их контекста. Функциональную направленность имеет его учение о предикативности и модальности.
В разработке Ф. г. значительна также роль оппозитивного анализа грамматич. категорий (работы Р. О. Якобсона и др. представителей пражской лингвистической школы, см. также Функциональная лингвистика'), сохраняют свою значимость нек-рые исследования представителей Копенгагенского лингвистического кружка, концепция первичных и вторичных функций Е. Куриловича, существенная для синхрония, и диахронич. исследований, функционально-грамма-тич. концепция Э. Кошмидера, сыгравшая важную роль в развитии аспектологии, учение Г. Гийома о соотношении системных и фуикциональных речевых значений, функцнонально-грамматич. исследования Э. Бенвениста.
Существуют разл. направления функ-ционально-грамматич. исследований. Франц, школа функциональной лингвистики (А. Мартине и его последователи) ориентируется на грамматич. аспекты ре-, чи, анализируемые ст. зр. комм уннкатни-ной функции языка. Представители
ФУНКЦИОНАЛЬН 565
пражской лингвистич. школы (ф. Данеш, М. Докулил, П. Сгалл и др.) концентрируют внимание на соотношении языковой системы и использования говорящим языковых средств в конкретной ситуации речи. Понятие функции играет ведущую роль в грамматич. исследованиях ряда лингвистов ГДР (В. Шмидта, Г. Хельбига, В. Бёка, В. Гладрова, Р. Леча и др.). Особое направление Ф. г., стремящееся последовательно реализовать функциональную точку зрения на природу языка и его уровней, развивается в Голландии (С. Дик, К. де Гроот и др.). В СССР разрабатываю-кя теоретич. проблемы Ф. г. (работы В. Г. Ад-монн, А. В. Бондарко, В. Г. Гака, Н. А. Слюсаревой, Н. Ю. Шведовой, М. А. Ше-лякииа и др.), функционально-синтаксич. концепции (работы Г. А. Золотовой, Д. Н. Шмелева, Н. А. Слюсаревой), концепции функциональной аспектологии (работы Ю. С. Маслова, А. В. Бондарко, Т. В. Булыгиной, М. Я. Гловинской, М. А. Шелякина, А. М. Ломова, Д. М. Насилова и др.), исследуется взаимодействие грамматики и лексики, в частности с использованием теории поля (работы М. М. Гухман, Е. В. Гулыги, Е. И. Шендельс, В. М. Павлова). Ф. г. тесно связана с грамматич. типологией (работы С. Д. Кацнельсона, А. А. Холодовича, В. С. Храковского, В. П. Недялкова и др.), контрастивной грамматикой (работы В. Н. Ярцевой и др.), разл. направлениями исследований по грамматич. семантике (работы Н. Д. Арутюновой, Т. В. Булыгиной, Е. С. Кубряковой, Е. В. Падучевой, О. Н. Селиверстовой, Ю. С. Степанова, Н. Ю. Шведовой и др.), по грамматике текста и по грамматич. аспектам психолингвистики. Для развития Ф. г. имеют значение труды с развернутым описанием значений грамматич. единиц («Русская грамматика*, 1980, и др.). * Мещанинов И. И.. Понятийные категории в языке, «Труды Военного ин-та иностр, языков».1945. hfel; Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ.. М.. 1958: Бодуэн де Куртенэ И. А., Количественность в языковом мышлении, в его кн.: Избр. труды по общему яз-знанию, пер. с польск.. т. 2. М.. 1963; Ад м о и и В. Г.. Основы теории грамматики. М.— Л.. 1964: Золотова Г. А., Очерк функционального синтаксиса рус. языка, М.. 1973; ее же, Коммуникативные аспекты рус. синтаксиса. М.. 1982; Щерба Л. В.. Языковая система и речевая деятельность. Л.. 1974; Арутюнова Н.Д.. Предложение и его смысл, М., 1976; Слюсарева Н. А.. Проблемы функционального синтаксиса совр. англ, языка. М.. 1981; е е ж е. Функциональная грамматика в Великобритании и Нидерландах, в кн.: Совр. зарубежные грамматич. теории. М., 1985; Бондарко А. В.. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. Л.. 1983; его же. Функциональная грамматика. Л.. 1984; Теория грамматич. значения и аспектологии. исследования. Л.. 1984; Проблемы функциональной грамматики. М.. 1985: Теория функциональной грамматики. Введение. Аспектуальность. Временная локализоваиность. Таксис, Л., 1987; В г u п о t F.. La pensee et la langue, 3 4d.. P.. 1953; Danes F г.. О pojmu «jazykovy prostredek». «Slovo a slovesnost». 1967. roc. 28, cis. 4; Schmidt W., Grundfragen der deutschen Grammatik. Eine Einfiihrung in die funktionale Sprachlehre. 4 Aufl.. B., 1973; D i k S. C.. Functional grammar. Amst.. 1979; Linguistique fonctionnelle. Debats et perspectives, presentes par M, Mahmoudian. Pour A. Martinet, P., 1979; Kommunikativ-funktionale Sprachbetrachtung als theoretische Grundlage fiir den Fremdsprachenunterricht. Ein Sammelband, hrsg. von W. Boeck. Lpz., 1981; см. также лит. при ст. Функциональносемантическое поле,	А. В. Бондарко.
566 ФУНКЦИОНАЛЬН
ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ ЛИНГВИСТИКА (функционализм) — совокупность школ и направлений, возникших как одно из ответвлений структурной лингвистики, характеризующихся преимущественным вниманием к функционированию языка как средства общения. Предшественники Ф. л. — И. А. Бодуэн де Куртенэ, Ф. де Соссюр, О. Есперсен. Осн. принцип Ф. л. — понимание языка как целенаправленной системы средств выражения (т. наз. телеологич. принцип) — был выдвинут Р. О. Якобсоном, Н. С. Трубецким и С. О. Карцевским в «Тезисах Пражского лингвистического кружка» (1929), а затем развит в работах др. представителей пражской лингвистической школы, а также нем. психолога К. Бюлера, обосновавшего концепцию трех функций языка — экспрессивной, апеллятивной и репрезентативной. С кон. 40-х гг. 20 в. традиции пражской школы были развиты в неск. ответвлениях Ф. л.
В трудах Якобсона исследованы шесть функций речевой коммуникации, ориентированных на разл. компоненты речевого акта: говорящего, адресата, контакт, ситуацию, код и сообщение. Развитая Якобсоном теория «динамической синхронии» позволила вскрыть глубокий параллелизм между ист. эволюцией языка, процессом овладения языком (развитием детской речи), процессом разрушения языка при афазии н типологич. дифференциацией языков. Большое значение имел предпринятый Якобсоном перенос оппоэитивной значимости с фонемы на дифференциальный признак, а также с грамматич. значения на его дифференциальные признаки («корреляции»). Существ. вкладом в фонологию стала предложенная Якобсоном (совм. с Г. Фантом и И. Халле) система из 12 бинарных акустич. признаков.
В работах А. Мартине выдвинуты положения о «двойном членении» языка (т. е. членения, с одной стороны, на значимые двусторонние единицы—«моне-мы», а с другой — на односторонние единицы плана выражения — фонемы), о фонологии как «функциональной фонетике», о различении трех синтаксич. типов монем («автономных», «зависимых» и «функциональных»). Языковые изменения (как в фонологии, так и в грамматике) Мартине объясняет действием принципа экономии, понимаемого как разрешение конфликта между потребностями общения и естеств. инерцией человека.
В своей «ноологии» («функциональной теории означаемого») Л. Прието попытался перенести осн. понятия пражской фонологии (оппозиции, нейтрализации и др.) на план содержания языка.
Своеобразное соединение традиций пражской школы с формальным аппаратом математической лингвистики характеризует «функциональную порождающую грамматику», разрабатываемую в Чехословакии П. Сгаллом совм. с Э. Гаи-човой, Э. Бенешовой и др.
В широком смысле Ф. л. выходит за рамкн пражской школы, охватывая и «функционализм» А. Фрея и др. представителей женевской школы, «функциональный структурализм» Дж. Р. Фёрса и М. Халлидея (см. Лондонская школа), «функциональный подход» И. И. Ревзина и др.
Существует также еще более широкое понимание функционального подхода к языку в целом (или к отд. единицам языка), при к-ром он понимается как подход со стороны означаемого, содержания, или «иаэначения», данной
языковой единицы, с ее внутр, стороны. В этом смысле функциональный подход противопоставляется формальному. Так, говорят о «функциональной ономатологии» (В. Матезиус), о «функциональной перспективе предложения» (Я. Фир-бас), «функциональной грамматике» (В. Шмидт, Г. Хельбиг, С. Дик, В. Г. Гак, А. В. Бондарко, Г. А. Золотова, Н. А. Слюсарева), о «функциональном моделировании речевой деятельности» (Г. М. Ильин, Б. М. Лейкина, М. И. Откупщикова, Г. С. Цейтин) и т. п.
В ряде случаев функциональный подход понимается как ориентация на ту роль, к-рую данная единица играет в составе более крупного целого (нли в составе единицы высшего ранга), т. е. на ее синтаксич. позицию. Таков, напр., функциональный подход к типологии лексич. значений у Н. Д. Арутюновой.
О функциональном подходе к языку в целом говорят также в связи с изучением «функционального» (стилистического) расслоения языковых средств, предназначенных для выполнения разл. социальных функций. В этом смысле говорится о «функциональной диалектологии», «функциональной стилистике», «функциональной дифференциации и стратификации языка», об изучении «функциональных разновидностей языка» (Д. Н. Шмелев), «функциональных языков», «функциональных диалектов», «функциональных стилей» и т. п. В связи с изучением функций языка в обществе и языковых ситуаций говорят также о функциональной типологии языков в отличие от формальной (структурной) типологии.
• Мартине А.. Принцип экономии в фонетич. изменениях, пер. с фраиц., М.. 1960; его же. Основы общей лингвистики, пер. с франц., в кн.: НЛ. в. 3. М., 1963; 3 о-лотова Г. А.. Очерк функционального синтаксиса рус. языка, М.. 1973: Аврорин В. А.. Проблемы изучения функциональной стороны языка. Л.. 1975: Звегинцев В. А.. Функция и цель в лингвистич. теории, в кн.: Проблемы теоретич. и экспериментальной лингвистики, М., 1977; Шмелев Д. Н.. Рус. язык в его функциональных разновидностях. М.. 1977; Веденина Л. Г.. Функциональное направление в совр. зарубежном яз-знании. ВЯ. 1978. № 6; Арутюнова Н. Д., К проблеме Функциональных типов лексич. значения, в кн.: Аспекты семантич. исследований. М., 1980; Слюсарева Н. А.. Проблемы функционального синтаксиса совр. англ, языка. М.. 1981: Я к о б с о н Р., Избр. работы, М.. 1985; Бондарко А. В., функциональная грамматика. Л.. 1984; Проблемы функциональной грамматики, под ред. В. Н. Ярцевой. М., 1985; Buhler К., Sprachtheorie, Jena, 1934; Martinet A.. A functional view of language, Oxf.. 1962; A functional approach to syntax in generative description of language. N. Y..	1969;
S g a 1 1 P.. H ajicova E.. A «Functional» generative description (Background and framework), «Revue Roumaine de Linguistique», 1971, t. 16. p. 9—37; Gak V. G.. Essai de grammaire fonctionnelle du francais, pt 1, Moscou. 1974; Papers from the parasession on functionalism. April 17. 1975. Chi.. 1975: Halliday: system and function in language. Selected papers, ed. by G. Kress, L.. 1976; H a j i с о v a E.. К о u b e k V.. S g a 1 1 P., On the form pf the funktional generative description, в кн.: Explizite Beschreibung der Sprache und automatische Textbearbeitung, 3, Praha. 1977; D i k S.. Functional grammar, Amst.— N. Y.— Oxf.. 1979; Grammaire fonctionnelle du Francais. ed. par A. Martinet. P.. 1979: см. также лит. при статьях Функции языки. Функциональная грамматика.
Т. В. Булыгина, С. А. Крылов. ФУНКЦИОНАЛЬНО - СЕМАНТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ — система разноуровневых средств данного языка (морфологических, синтаксических, словообразова-
тельных, лексических, а также комбинированных — лексико-синтаксических и т. п.), взаимодействующих на основе общности нх функций, базирующихся на определ. семантич. категории (см. Категория языковая). Ф.-с. п. аспектуальности, темпоральности, залоговости, локативное™ и т. п. представляют собой разновидности языковых категорий. Ф.-с. п. включают не только грамматич. единицы, классы и категории как исходные системы, но и относящиеся к той же семантич. категории элементы их среды. Термин «Ф.-с. п.» связан с представлением о группировке (упорядоченном множестве) взаимодействующих языковых средств и их системно-структурной организации (параллельный термин «функциональносемантическая категория» подчеркивает семантико-категориальный аспект того же предмета исследования). Понятие «Ф.-с. п.» включается в систему понятий и терминов грамматики, исследующей языковые единицы не только в направлении от формы к значению, но и от значения к форме.
Понятие поля в грамматике разрабатывается в сов. яз-знании с 60—70-х гг. 20 в. (В. Г. Адмони, М. М. Гухман, Е. В. Гулыга, Е. И. Шендельс, А. В. Бондарко и др.). Во мн. отношениях оно опирается на теорию понятийных категорий И. И. Мещанинова (см. Понятийные категории), на учение В. В. Виноградова о модальности как о семантич. категории, имеющей в языках разных систем смешанный лексико-грамматич. характер. Виноградовым была выявлена система форм н видов выражения категории модальности в рус. яз. в сфере синтаксиса, морфологии и тех лексич. элементов, к-рые, по выражению Л. В. Щербы, выполняют «строевую* роль.
В основе каждого Ф.-с. п. лежит определ. семантич. категория — тот семантич. инвариант, к-рый объединяет разнородные языковые средства и обусловливает их взаимодействие. Так, семантич. инвариант аспектуальности, заключающийся в передаче характера протекания и распределения действий (и др. разновидностей предикатов) во времени, раскрывается в системе содержат, вариантов, включающих такие признаки, как отношение действия к пределу, фазовое™ (обозначение начала, продолжения и завершения действия), перфектность, т. е. обозначение актуальности последствий действия (пересечение полей аспек-туальностн и темпоральности). Каждый семантич. вариант и рамках данного Ф.-с. п. связан с определ. средствами формального выражения. Ф.-с. п. представляет собой двустороннее (содержательно-формальное) единство, охватывающее конкретные средства данного языка со всеми особенностями их формы п содержания.
Для структуры Ф.-с. п. характерно соотношение центра и периферии. Ядром (центром) Ф.-с. п. является единица языка, наиболее специализированная для выражения данной семантич. категории. Понятия центра и периферии Ф.-с. п. связаны с более общей идеей центра и периферии и системе языка (Ф. Данеш н ДР- )•
Ф.-с. п. характеризуются многообразием структурных типов. Помимо моно-центрических (сильно центрированных) полей, базирующихся на грамматич. категории (ср. в рус. яз. аспектуальность, темпоральность, объективную модальность, персональное™, залоговое™, компаративное™), существуют полицентрические (слабо центрированные) поля, опи
рающиеся на нек-рую совокупность разл. языковых средств, к-рые не образуют единой гомогенной системы форм. Так, в рус. яз. к разл. вариантам данного типа относятся поля таксиса, бытийности, состояния, субъектности, объектно-сти, определенности/неопределенности, качественности, количественное™, посессивное™, локативное™, причины, цели, условия, уступки, следствия.
Поля в разных языках, базирующиеся на одной и той же семантич. категории, могут существенно различаться по своей структуре. Так, если в слав, языках центром поля аспектуальности является грамматич. категория вида, то в нем. яз., где нет вида как грамматич. категории, центр, роль играют разл. лексико-грамматич. средства выражения предельно-сти/непре дельности действия. Если в «артиклевых* языках, напр. в немецком, английском, французском, болгарском, сильно центрированное поле определен-ности/неопределенности опирается прежде всего на систему форм артикля, то в языках, не имеющих этих форм, данное поле не имеет едниого грамматич. центра. Так, в рус. яз. в данном случае налицо полицентрическое (слабо центрированное) Ф.-с. п. рассеянной (диффузной) структуры (ср. такие средства, как нек-рые разряды местоимений и количествен-но-определит, прилагательных, слово «один» как показатель неопределенности, порядок слов, фразовая интонация н т. п.). Выделяются зоны пересечения полей (т. е. области взаимодействия семантич. элементов разных полей, ср., напр., семантич. комплексы с аспектуально-темпоральным н, аспектуально-модальным н элементами, с возможным участием элементов качественности и т. п.). Группировки Ф.-с. п. в данном языке образуют систему. Описание системы Ф.-с. п. того или иного языка может рассматриваться как одна из задач функциональной грамматики.
В совр. сов. яз-знании разрабатываются принципы выделения Ф.-с. п., рассматриваются их системные отношения (осн. группировки полей, их взаимосвязи), типы и разновидности, проблемы выделения семантич. доминанты поля, типология., сопоставит, н диахронич. аспекты теории поля. Разрабатывается теория Ф.-с. п. в связи с понятиями системы и среды и др.
* Гухман М. М., Грамматич. категория и структура парадигм, в кн.: Исследования по общей теории грамматики, М., 1968; Г у л ы-г а Е. В., Шендельс Е. И., Грамматико-лексич. поля в совр. нем. языке. М.. 1969; Бондарко А. В., Грамматич. категория и контекст, Л., 1971; его же. Теория морфологич. категорий. Л., 1976; Виноградов В. В., О категории модальности и модальных словах в рус. языке, в его кн.: Избр. труды. Исследования по рус. грамматике, М., 1975; Маслов Ю. С.,К основаниям сопоставит. аспектологии, в кн.: Вопросы сопоставит. аспектологии, Л., 1978; Danes F., The relation of centre and periphery as a language universal, в кн.: Travaux linguistique de Prague, t. 2. Les problimes du centre et de la Peripherie du systeme de la langue, Prague, 1966; Grammatisch-semantische Felder der deutschen Sprache der Gegenwart, hrsg. von K.-E. Sommerfeldt und G. Starke. Lpz., 1984; см. также лит. при ст. Функциональная грамматика.	А. В. Бондарко.
ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ стиль — разновидность литературного языка, в к-рой язык выступает в той или иной социально значимой сфере общественно-речевой практики людей и особенности к-рой обусловлены особенностями общения в данной сфере. Наличие Ф. с. связывают также с различием функций, выполняемых языком (см. Функции языка). Квне-
языковым стилеобразующим факторам относят формы обществ, сознания, социальных отношений, виды производственной и др. деятельности. Важную роль играют и типичные для той или иной сферы автор речи (частное лицо, офиц. лицо, гос. учреждение и т. п.), адресат (собеседник, массовая аудитория), тематика общения, целевая установка и др.
Для мн. совр. лит. языков выделяются обиходно-лит., газетно-полит., произ-водств.-технич., офиц.-деловой и науч. Ф. с., но объем каждого из них, соотношение друг с другом, место в стилистич. системе в разных языках неодинаковы. Во всех языках центр, положение занимает обиходно-лит. стиль, бытующий в широком повседневном неспециальном общении и в худож. лит-ре,— «нейтральная* разновидность лит. языка, на фоне к-рой проявляются особенности др. Ф. с. В ее пределах дифференцируются воз-вышенный/сниженный стили языка, отражающие различие типов ситуаций общения (см. Стиль в языкознании). Газетно-полит. стиль связан с обществ.-полит. сферой жизни, офиц.-деловой — стиль деловых. бумаг и спец, общения в экономия., юридич., дипломатия, сферах, в гос. учреждениях и т. п., науч, и про-изводств.-технич, стили обслуживают науку и производств.-технич. сферу. Статус языка художественной литературы вызывает споры. Нек-рые ученые считают его Ф. с. (Р. А. Будагов, М. Н. Кожина и др.), другие видят в нем особое явление, отмечая, что он соотносится со всем нац. языком, включая территориальные и социальные диалекты. Спорным остается вопрос о месте разг, разновидности в системе Ф. с. лит. языка (работы Е. А. Земской, О. А. Лаптевой, О. Б. Си-ротининой и др.).
Ф. с. — категория социальная и историческая, зависящая от исторически изменяющихся социально-культурных условий использования языка, порожденная сложностью и многообразием общественно-речевой практики людей. Системы Ф. с. различны в разл. языках и в разные эпохи существования одного языка. Так, социально значимыми являются у мн. народов сферы устной нар. словесности, культа, что вызывает к жизни соотв. функциональные разновидности языка. В определ. периоды, особенно предшествующие складыванию наций и лит. языков, определ. сферы общения могут обслуживаться чужими языками (см. Латинский язык).
Ф. с. реализуется в устной н письм. формах и имеет особенности в лексике, фразеологии, словообразовании, морфологии, синтаксисе, фонетике, в использовании эмоционально-оценочных и экспрессивно-образных средств, в наличии своей системы клишированных средств. Для системы Ф. с. существ, роль играет взаимодействие противопоставленных по своим признакам кннжно-письм. и устноразг. языковых средств. Различен в Ф. с. удельный вес стилистически-нейтральных средств выражения.
Функционально-стилистич. границы в совр. лнт. языках тонки и сложны, однако существует регулярная воспроизводимость, предсказуемость употребления определ. языковых явлений для каждого Ф. с. Закономерности функционально-стилистич. системы носят во многом ве-роятностно-статастич. характер; напр., грамматич. явлений, имеющих функцно-нально-стнлнстич. отмеченность, в целом
ФУНКЦИОНАЛЬН 567
немного, но различия в частотности сходных грамматич. явлений в разных Ф. с. весьма значительны.
Науч, изучение Ф. с. начинается в 20 в. и углубляется в связи с формированием функцион. подхода к языку. Основы функцион. стилистики в сов. яз-знании были заложены в 20—30-х гг. 20 в. трудами В. В. Виноградова, Г. О. Винокура, Б. А. Ларина, А. М. Пешковско-го, Л. В. Щербы, Л. П. Якубинского и др. Существ, роль в выяснении понятий стилистики сыграла дискуссия в журн. «Вопросы языкознания» (1954—55), работы Г. В. Степанова, Д. Н. Шмелева, Лаптевой, Кожиной и др. Исследованию проблем функцион. стилистики посвящены работы В. Матезиуса, Б. Гавранека,
Й. Вахека, А. Едлички, а также Дж. Р. Фёрса, М. А. К. Халлидея, этно-н социолингвистов США (Дж. Гамперца, У. Лабова н др.), исследовавших языковую ситуацию у мн. народов мира. В связи с компьютерным моделированием речевого общения ведется также изучение типов (жанров) текстов, к-рые пересекаются с Ф. с. и выделяются по сходным признакам, поддающимся статистич. обработке.
* Виноградов В. В., О понятии «стиля языка» (применительно к истории рус. лит. языка), «Изв. АН СССР, сер. ОЛЯ>, 1955, т. 14, в. 4; е г о же, Стилистика. Теория поэтич. речи. Поэтика, М.. 1963; Щ е р-6 а Л. В., Совр. рус. лит. язык, в его кн.: Избр. работы по рус. языку, М., 1957; В и-нокур Г. О., О задачах истории языка,
в его ки.: Избр. работы по рус. языку, М., 1959; Г авравек Б., О функцион. расслоении лит. языка, пер. с чеш., в кн.: Пражский лингвистич. кружок, М., 1967; Кож»-и а М. Н., К основаниям функцион. стилистики, Пермь, 1968; Развитие функцион. стилей совр. рус. языка, М., 1968; НЛ, в. 7. Социолингвистика, М.,	1975; Степа-
нов Г. В., Типология языковых состояний и ситуаций в странах ром. речи, М., 1976; Ш м е л е н Д. Н., Рус. язык в его функцион. разновидностях. (К постановке проблемы), М., 1977; НЗЛ. в. 9. Лингвостилистика, М., 1979; Лаптева О. А., О языковых основаниях выделения и разграничения разновидностей совр. рус. лит. языка, ВЯ. 1984, № 6; “ЗЛ, в. 24. Компьютерная лингвистика, М., 1989; .Crystal D.. Davy D., Investigating English style. [L. - Harlow, 1969]; см. также лит. при статьях Стиль в языкознании и Стилистика. В. П. Мурот,
ХАЗАРСКИЙ ЯЗЬ'1К —мертвый язык населения Хазарского гос-ва (2-я пол. 7 в. — сер. 10 в.), возникшего на основе союза кочевых н полукочевых племен, появившихся в южнорус. степях во время передвижения гуннов. Хазария занимала степи и предгорья на терр. совр. Дагестана и Прикубанья, приазовские степи, частично — степи Сев. Причерноморья и б. ч. территории совр. Крыма. Сведения о X. я., сохранившиеся в визаит., араб., евр. и др. ист. источниках, а также данные этно- и топонимики позволяют утверждать причастность этого языка к семье тюркских языков и сближать его с булгарским языком.
Ср.-век. историки н филологи отмечали близость X. я. с языком булгар (аль-Истахри) и печенегов (Махмуд Кашгари). К языкам тюрк, семьи относили X. я. В. В. Григорьев, А. А. Куник, А. Вам-бери, В. В. Бартольд, причем последний отмечал его генетич. связь с чувашским языком, что опирается на лингвистич. основания: напр., название хазар, города Саркел, к-рое современники переводили словами «белая крепость», соотносится с совр. чуваш, шура кил/гил ‘белый дом’. Н. А. Баскаков считает наиболее древними сохранившимися хазар, словами топонимы Итнль, Саркел, Семендер, Балан-жар, Бек Тарлув. Ученые находят следы влияния X. я. в совр. тюрк, языках: в языке крымских караимов (К. М. Мусаев), кумыкском (И. Керимов), северных диалектах азерб. языка (Н. 3. Гаджиева. В. Л. Гукасян).
Однако принадлежность X. я. к тюрк, языкам пока нельзя считать окончательно установленной, здесь многое находится на стадии науч, гипотез. Известны попытки (Гаджиева, Б. А. Серебренников) на основе сравнительно-исторического метода и приемов ареальной лингвистики реконструировать систему глагольных времен X. я.; такие попытки опираются на: 1) структуру этой системы в близком X. я. чуваш, языке н 2) на следы влияния X. я. в говорах и диалектах азерб. яз. Так, парадигма наст, времени на -ат общая у чуваш, яз. с диалектами азерб. яз.; то же можно сказать об азерб. наст.-буд. времени на -ы/-и (в диалектах) и чуваш, буд. времени на -ы, о прошедшем длительном времени на -атды/ -атты и т. д. Существенным является в
568 ХАЗАРСКИЙ
данном случае не подобие отд. формантов, но близость систем,
* Артамонов М. И., История хазар, Л., 1962; Баскаков Н. А.. Введение в изучение тюрк, языков, М., 1969; Плетнева С. А., Хазары, М.. 1976; Гаджиева Н. 3., Серебренников Б. А., Ареальная лингвистика и проблема восстановления нек-рых черт исчезнувших языков, «Сов. тюркология», 1977. № 3; Zaj.acz-k о w s к у A., Ze studiow nad zagadnieniem chazarskim, Kr., 1947 (лит.); GoldinP. В., Hazar Studien, Bdpst, 1980. H. 3. Гаджиева. ХАКАССКИЙ ЯЗь'Ж — один из тюркских языков. Распространен в Хакас. АО, прилегающих к ней р-нах Красноярского края РСФСР и в Тув. АССР. Число говорящих 57,3 тыс. чел. (1979, перепись). Имеет 2 группы диалектов, во многом нивелированных лит. языком: свистящую (с/з), представленную сагай-ским и ассимилированным нм бельтир-ским диалектами (сылтаг ‘причина’, пас ‘голова’, пазы 'его голова’), н шипящую (ш/ж), объединяющую качннский с ассимилированным им койбальским, кызыльский и шорский диалекты (шылтак, паш, пажы).
Особенности X. я. в фонетике: наличие трех узких неогубленных гласных ы, i, и; нейтральность [и] к нёбной гармонии гласных (киден ‘холст’, но пастирга ‘начинать’); оппозиция гласных, кроме i, по долготе и краткости; невозможность звонких согласных, кроме м, н, в анлауте коренных слов; начальным й------ж-----
Ж----дь- ~ с- других тюрк. языков
соответствуют хакасское ч- илн н-; в интервокальной позиции согласным -й-----
—д----т----р- других тюрк, языков со-
ответствует хакасское -з-. Для морфологии характерно отсутствие аффикса отрицания -сыз/-с1э в именном словообразовании и использование в его функциях частиц чох, нимес; наличие направит, падежа на -cap... и орудно-совместного на -нац...; образование неопредел, формы глагояов с помощью аффиксов -арга/-ерге и -басха...; наличие причастий наст. вр. на -иГан/-иген (у глаголов пар-, кил-) и -дырган/-д1ргеи. В лексике мало арабо-персидских, но много рус. и монг. заимствований.
Лит. X. я. сложился в сов. время на базе сагайского и качинского диалектов. Письменность в 1924—29 на основе рус. графики, в 1929—39 — на базе латиницы, с 1939 — вновь па основе рус. графики. * Вопросы хакас, филологии. [Со. статей], Абакан. 1962; Карпов В. Г., Хакас, язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 2, М., 1966
(лит.); Диалекты хакас, языка. Очерки и материалы, Абакан, 1973; Грамматика хакас, языка, М., 1975; Cast ren М. A.. Ver-sucb einer koibalischen und karagassischen Sprachlehre. St. Petersburg. 1857; Rad-1 о f f W. W.. Phonetik der nordlichen Tiirk-sprachen, Lpz., 1882.
Вербицкий В. И., Словарь алт. и ала-даг. наречий тюрк. языка, Каз., 1884; Хакас-ско-рус. словарь, М., 1953. Г. И. Донидзе. ХАЛАДЖСКИИ ЯЗЬ'Ж — один из тюркских языков. Распространен в Центр. Иране, к Ю.-З. от Тегерана. Число говорящих ок. 20 тыс. чел. Исследователи выделяют 2 группы говоров — северную и южную.
В X. я. сохранились т. наз. первичные долгие гласные, однако наличие троичного противопоставления	«дифтонгический
долгий — долгий — краткий» не является пока общепризнанным. Для консонантной системы характерны инлаутный и ауслаутный d(z ~ t ~ j ~ г др. тюрк, языков), анлаутный h-, корреспондирующий с о других тюрк, языков (hada: q ~ ~ ajaq ‘нога’, но hirkal ~ узб. hulkar, туркм. Hiker ‘Плеяды’), анлаутный и ауслаутный п, отмеченный в словах типа qo°n ‘овца’ ~ туркм. qojun. К морфологич. особенностям относятся: местный падеж на -са и исходный на -da, множественность форм императива. В лексике вычленяют архаичный др.-тюрк. слой н слой, включающий слова неясного происхождения; заимствования из азерб. яз., а также из иран. диалектов. Лексич. изоглоссы связывают X. я. с ие огузскими тюрк, языками (a-rin ‘губа’), с аргу — диалектом одного из ср.-век. тюрк, племен (именное отрицание day 'не есть'), с огуз. диалектами Туркмении и Хорасана. X. я. — язык бытового общения (б. ч. среди женщин).
* Minorsky V., The Turkish dialect of the Khalaj. BSOS, 1940. v. 10, pt 2; Doe r-fer G., Kbalaj Materials, в кн.: Indiana University publications. Uralic and Altaic series, v. 115. Bloomington — The Hague. [1971]; его же. Khalaj and its relation to the other Turkic languages, в кн.: Tiirk Dili Arajtirmalari Yilligi. Belleten 1977, [Ankara. 1978].
Doerfer G., Tezcan S.. Worterbuch des Chaladsch (Dialekt von Charrab), Bdpst. 1980.	-	77. С. Левитская.
ХАМЙТО-СЕМЙТСКИЕ ЯЗЫКЙ — см. Афразийские языки.
ХАМЙТСКИЕ ЯЗЫКЙ — термин, использовавшийся в языкознании с сер. 19 в. для общего обозначения языков, обнаруживающих определенное сходство с
семитскими языками, но не включаемых в их число. К X. я. относили, как правило, древнеегипетский язык, кушитские языки, берберские языки (совр. назв. — берберо-ливийские языки), а также хауса и родственные ему чадские языки. X. я. вместе с семитскими объединяли в семито-хамнтскую, или хамито-семитскую, семью языков. Вопросы о составе группы X. я. и о природе семито-хамит. общности (генетич. единство, разл. концепции в духе теории «смешанных языков») по-разному трактовались в работах К. Р. Лепсиуса, Ф. Мюллера, Ф. Преториуса, Ж. Э. Ренана, К. Лотнера, Л. Райннша, К. Броккельмана, Д. Вестермана, А. Эр-мана, А. Тромбетти, О. Реслера и др. ученых. Наиболее широко хамит, единство трактовалось в работах К. Майнхофа и его последователей, к-рые на основании типологич. критериев, подкрепленных этнокультурными и антропологии, аргументами, ошибочно относили к X. я. мн. языки Африки, в т. ч. ряд пилотских языков, язык фула, готтентотские языки и др. Эта концепция известна в африканистике как «хамитская теория». Термин «хамитский» использовался в составных наименованиях: чадо-хамит, языки (совр. назв. — чадские языки), нило-хамит. языки (совр. назв. — нилотские языки).
Дальнейшие исследования (М. Коэн, Дж. X. Гринберг) показали отсутствие особого хамит, единства в рамках семито-хамит. семьи, противопоставленного семит, языкам. Языки, ранее включавшиеся в число хамитских, представляют, наравне с семит, языками, ряд самостоят. групп в составе семьи т. наз. семито-хамит. языков, по совр. терминологии — афразийских языков. Термин «X. я.» более не употребляется.
,	В. Я. Порхомовский.
ХАН МУН—кореизированная форма древнекитайского письменного языка взньянь (см. Китайский язык), литературный и деловой язык феодальной Кореи (первые века н. э. —кон. 19 в.). Оторванный от иар.-разг. корейского языка, X. обладал наддиалектным характером и был универсальным средством письм. общения. Кит. яз. стал письменным языком в ср.-век. кор. гос-вах Когурё, Пэкче и Силла (самые ранние памятники на X. относятся к 4—5вв.); в Корее он подвергся разл. изменениям. Кит. чтения иероглифов, проникшие из разных р-иов Китая и в разное время, были приспособлены к фонетич. системе кор. яз., образовав т. наз. корензирован-иое чтение иероглифов и особую фонологич. подсистему, отличную от имеющейся в исконно кор. лексике, со своими типами слогов и сочетаниями звуков. Изменились значения нек-рых иероглифов, создавались новые иероглифы (ок. 250) для выражения спец, понятий н целые системы для нероглнфич. передачи кор. слов (см. Иду). В X. употреблялись свои устойчивые словосочетания, а кит. идиомы иногда подвергались «опрощению»; в нек-рых случаях нарушался порядок слов X. под влиянием кор. яз. В отличие от вэньяня, понятного только для читающего «про себя» н невоспрннимаемого на слух, X. имел особые способы чтения путем добавления в тексте пояснит, знаков и грамматич. показателей и путем прямого устного чтения — перевода на кор. яз. Ни попытки приспособить кит. письмо к записи кор. агглютинирующего языка, ни введение кор. фонетич. алфавита в сер. 15 в. (см. Корейское письмо) не отразились на статуте X. Вплоть до 1894 он оставался письм. языком гос. управ-
ления, культуры и образования привиле-гиров. классов в Корее. На X. написана вся науч, и ист. лит-ра кор. средневековья и создана худож. лит-ра — т. наз. хан-мунхак. Лишь с кон. 19 в. получило широкое распространение комбиниров. кит,-кор. идеографически-фонетич. письмо. X. явился источником создания значит, слоя ханмунной лексики (от 20% в лексике худож. лит-ры до 80% в лексике науч, лнт-ры). В КНДР и в Юж. Корее в связи с пуристич. процессом «упорядочения языка» мн. ханмунные слова заменяются исконно кор. образованиями. * Коно Ракурс, Изучение кор. чтений кит. иероглифов, Тэнри, 1968 (на япон. яз.); Новый словарь яшм [Кит.-кор. словарь иероглифов], Пхеньян, 1963 (на кор. яз.); Совр. практич. словарь яшм, Сеул, 1979 (на кор. яз.).	Л. Р. Канцевич.
ХАНТЫЙСКИЙ ЯЗЫК (остяцкий язык) — один из финно-угорских языков (обско-угорская группа). Распространен в Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком авт. округах (Тюменская обл.), в Александровском и Каргасокском р-нах Томской обл. Число говорящих 14 тыс. чел. (1979, перепись). Имеет 2 осн. днал. массива: западный (собственно хантыйские диалекты, в т. ч. казымский, шурыш-карский и др.) и восточный (кантыкские диалекты, в т. ч. сургутский, ваковский и др.). Зап. и вост, диалекты имеют значит. различия в фонетике, морфологии и лексике. Фонетика зап. диалектов, в отличие от восточных, характеризуется спнрантизацней нек-рых нефрикатнвных согласных, отсутствием чередований гласных в корне, отсутствием ряда звуков: а переднего ряда, i лабиализованного и др. В морфологии для зап. диалектов характерен синкретизм падежей (есть 3 падежа — основной, дательно-направительный, местно-творительный). В вост, диалектах различаются до 8 падежей. Различия и лексике распространяются на слова осн. словарного фонда. Письменность появилась после Окт. революции 1917 сначала на основе лат. (1930), затем русской (1937) графики. Произв. худож. лит-ры создаются на диалектах— казымском, шурышкарском, среднеобском; теле-, .радиопередачи й газетная публицистика — на казым. диалекте.
* Терешкин Н. И., Очерки диалектов хантыйского языка, ч. 1, М.— Л., 1961; его же, Хантыйский язык, в кн.: Языки народов СССР. т. 3, М., 1966; S t е i-nitz W.. Geschichte des ostjakischen Vo-kalismus, B., 1950.
Терешкин H. И., Словарь вост.-хантыйских диалектов, Л., 1981; К а г j а 1 a i-nen К. F.. Ostiakisches Worterbuch, Bd 1-2, Hels., 1948.	H. И. Терешкин.
ХАРАКТЕРОЛОГИЯ — см. Типология лингвистическая.
ХАРАРИ (харэрыння, адэрыння) — один из зфиосемитских языков. Самоназвание ge sinan — ’язык города’, т. к. это язык мусульм. населения г. Харэр с окрестностями, расположенного в 350 км к В. от столицы Эфиопии — АддисАбебы. Число говорящих ок. 35 тыс. чел. Фонологич. система имеет общие для юж. эфиосемит. языков черты (переход пала-талиэов. дентальных в аффрикаты, I > e/i в ряде позиций, позиционное выпадение Ь и ш и др.), однако более консервативна (сохраняются _h < *h, *h, *h и частично ’< *с, *’). В X.. как и в др. семит, языках мусульман Эфиопии (звай, селтн, отчасти волане, тигре), не сохраняются лабио-велярные. Для морфологии характерны маркирование импер-фектива изъявит, наклонения глагола в главном предложении с помощью постпозитивных спрягаемых форм вспомогат.
глагола alia < *hlw ’быть’, ’иметься’; употребление основы юссива для выражения отрицат. наклонения имперфек-тива в придаточном предложении (черта, отличающая X. от др. эфиосемит. языков); функционирование сложного импер-фектнва с *hlw в придаточных определительных (черта, общая для юго-вост, эфиосемит. языков, а также тиграй и тигре); нейтрализация оппозиции рода местоимений и глагольных аффиксов во мн. ч. (черта, общая для всех юж. эфиосемит. языков, кроме юж.-перифе-рийных). X. подвергался сильному влиянию со стороны как кушитских языков — иост.-сидамских, оромо, сомали, так и семитских языков — амхар-ского и арабского (последнего как языка ислама). Имеется небольшое кол-во письм. памятников в араб, графике (в основном 18 в.) на «старохарарском» яз.
* С е г u 1 1 i Е., Studi etiopici. I. La lingua e la storia di Harar, Roma, 1936; Les-1 a u W.. The verb in Harari, Berk.— Los Ang., 1958; его же. Etymological dictionary of Harari, Berk.— Los Ang.. 1963.
А. Ю. Милитарев, ХАРЬКОВСКАЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ШКОЛА — одно из направлений отечественного языкознания 2-й пол. 19 в., представители к-рого (А. А. Потебня, Д. Н. Овсяннко-Куликовский, А. В. Ветухов, А. Г. Горнфельд, М. А. Колосов, Б. А. Лезин, А. В. Попов, М. Г. Халанский, В. И. Харциев и др.) исследовали язык в широком культурном и историческом контексте. Изучая происхождение и развитие языков и словесности в связи с историей народа, ученые X. л. ш. исследовали фонетич. и грамматич. особенности вост.-слав. языков в их эволюции, собирали и изучали фольклор и худож. ценности, составляющие достояние нац. культуры. У истоков X. л. ш. стояли И. И. Срезневский («Мысли и заметки», 1831; «Мысли об истории русского языка», 1850) и его ученик П. А. Лавровский («О языке северных русских летописей», 1852).
Наиболее значит, достижения X. л. ш. связаны с деятельностью Потебни, чл.-корр. Петерб. АН (1875), проф. Харьковского ун-та (с 1875). Потебня разрабатывал теорию происхождения и развития языка, ист. грамматику, семасиологию, поэтику, историю лит-ры, занимался фольклором и этнографией, исследовал вопросы взаимоотношения языка и мышления, языка и нации («Мысль и язык», 1862). На формирование его филос. взглядов оказали влияние идеи рус. революционеров-демократов А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, эстетнч, идеи В. Г. Белинского, филос.-филологич. взгляды В. фон Гумбольдта и Г. Штейнталя. В разработанной (н названной) Потебней «ономатопоэ-тич. теории языка» мыелнтельно-речевой акт считается индивидуально-психнч. творч. актом, результаты к-рого признаются или отвергаются при его творч. восприятии («Из лекций по теории словесности», 1894; «Из записок по теории словесности», 1905). Отсюда, с одной стороны, утверждается, что слово материально существует только как отд. употребление (отрицание реальности слова как совокупности словоформ), с другой — последовательно проводится изучение истории употребления слов и процесса ист. развития конкретного языка. Прослеживая это развитие, Потебня делал выводы об ист. изменениях в характере языкового
ХАРЬКОВСКАЯ 569
мышления данного народа и человечества в целом. Он считал, что в основе развития языка лежит смена поэтич. мышления, отразившегося в формах слов и высказываний, прозанч. мышлением. Определение искусства как осн. формы познания, предшествующей филос. и науч, формам познания, было распространено в нач. 20 в. Взгляды Потебни на поэтич. язык, природу поэзии и вообще искусства составляют его «лингвистическую поэтику» («Эстетика и поэтика», 1976). В поэтич. слове и соответственно в поэтич. произведении в целом Потебня выделяет 3 составных элемента: внешнюю форму (звучание), значение (семантика) и внутр, форму (образ). Учение Потебни о внутренней форме слова восходит к идеям Гумбольдта.
«Теория словесности» Потебни утверждает, что тропы и фигуры речи используются независимо от жанра произведения, чем достигается единство метода худож. представления, содержания речи. Утверждается вторичность прозы по отношению к поэзии. Поэтому предмет филологии после Потебни стал пониматься как сочетание анализа языка с анализом только худож. речи, а филология в школе преподавалась под углом зрения линг-вистич. поэтики (Д. Н. Овсянико-Куликовский, «Теория поэзии и прозы», 1923).
В работах по ист. фонетике Лавровского («О русском полногласии», 1859; «Обзор замечательных особенностей наречия малорусского сравнительно с великорусским и другими славянскими наречиями», 1859) и Потебни («Два исследования о звуках русского языка», 1866; «Заметки о малорусском наречии», 1871; «К истории звуков русского языка», ч, 1, 1876, ч. 2, 1880, ч. 3, 1881, ч. 4, 1883; «Разбор сочинения П. Жнтецкого: „Очерк звуковой истории малорусского наречия11», Киев, 1876; СПБ, 1878) была углублена методика сравнительно-ист. исследования, науч, изучение истории слов поставлено в связь с историей народа. Особое место здесь занимала проблема происхождения вост.-слав. языков, в частности украинского. Потебней дана развернутая картина развития вост.-слав. фонетич. системы рт древнейшего периода до сер. 19 в., сформулированы принципы этимологии, исследований в связи с изучением фонетич. законов развития языка, сделаны открытия т. наз. нового Ь, второго полногласия в связи с утратой редуцированных, обосновано явление второй палатализации. С достижениями в ист. фонетике связано становление отечеств, диалектологии. В работах Потебни были охарактеризованы границы распространения важнейших диал. звуковых явлений, определены отношения юж.-великорус, говоров к сев.-великорусским, указаны признаки, к-рым и отличается укр. яз. Эти работы знаменовали новый этап в развитии диалектологии, сформировали науч, основы вост.-слав. диалектологии как самостоят. дисциплины (труды Колосова, Халанского, отчасти П. И. Житецкого).
Синтаксич. учение Потебни («Значение множественного числа в русском языке», 1888; «Из записок по русской грамматике», т. 1—2, 1874, т. 3, 1899, т. 4 — в. 1, 1985, в. 2, 1977) было новым этапом в разработке понятий слова, грамматич. формы, грамматич. категории н др. Стремление раскрыть этапы развития человеческого мышления в фактах языковой эволюции, основанное на понимании связи языка п мышления, а отсюда
570 ХАТТСКИЙ
применение историко-генетич. принципа анализа и осмысления синтаксич. явлений позволило ученым X. л. ш. углубить исследования в области ист. грамматики русского и других слав, языков, более глубоко исследовать морфологию и синтаксис вост.-слав. языков (работы Овсянико-Куликовского, Попова. Халанского и др.). В том же направлении работали последователи X. л. ш. — И. М. Бело-руссов, А. С. Будилович, Н. К. Грунский, А. А. Дмитревский, А. В. Добиаш, отчасти Б. И. Ляпунов. Историко-генетич. подход к изучению языковых явлений содействовал развитию отечеств, семасиологии, лексикологии, этимологии. В трудах ученых X. л. ш. разрабатывались также проблемы истории вост.-слав. лит. языков, лингвостилистики.
* Лавровский П. А., Разбор вссле-дования А. А. Потебни «О мпфич. значении нек-рых поверий и обрядов». [Москва. 1865J, М., 1866; Филин ф. П.. Методология лингвистич. исследований А. А. Потебни, в кн.: Язык и мышление, т. 3—4. М.— Л.. 1935; Нефедов Г. Ф.. Митрофан Алексеевич Колосов (1839—1881). в кн.: Бюллетень диалектологич. сектора Ин-та рус. языка АН СССР, М.— Л., 1947. в. 1, с. 119-26; Булаховский Л. А.. Александр Афанасьевич Потебня. (К 60-летию со дня смерти). К., 1952; Виноградов 'В. В., Из истории изучения рус. синтаксиса. (От Ломоносова до Потебни и Фортунатова). М., 1958; О. О. Потебня i деяк! питания сучасно! славистики, Харьк1в, 1962; Иванов В. В.. И. И. Срезневский (к 160-летию со дня рождения), РЯШ, 1972, № 3; Ф р а н ч у к В. Ю., Олександр Опанасович ПотебняСбпобиблиогра-фич. очерк), Ки1В, 1975; ее же, Олександр Опанасович Потебня, Кшв, 1985; Березин Ф. М., Рус. яз-знание кон. XIX — нач. XX вв., М.,	1976; Пресня-
ков О, П., Поэтика познания и творчества. Теория словесности А. А. Потебни. М., 1980; Осьмаков Н. В., Психол. направление в рус. дит-ведении. Д. Н. Овсянико-Куликовский, М., 1981; Потебнянськ! читання, КиТв, 1981; Ляпунов Б. М.. Изучение вост.-слав. говоров в трудах проф. М. Г. Халанского, в кн.; Рус. говоры ва Украине, К., 1982; Наукова спадщина О. О. По-тебн! i сучасна ф!лолопя, Кгпв. 1985.
В. Ю. Франчук, Ю. В. Рождественский ХАТТСКИЙ ЯЗЬ'1К (протохеттский язык) — древнейший язык северо-вост. М. Азии. Был вытеснен нндоевроп. языками (хеттским н палайским). Собств. письменности не имел. Сохранились обращения к богам, вкрапленные в хеттскне клинописные тексты. Понятны только тогда, когда снабжены хеттским переводом. Язык агглютинативный. Дифференциация имени на существительное и прилагательное отсутствует. Основам могут предшествовать локативные элементы типа предлогов нлн превербов. Грамматич. отношения глагола выражаются преим. цепочкой префиксов, расположенных в неизменной последовательности; существуют группы префиксов, занимающих альтернативно одну позицию. Обычно заняты 3—4 позиции из 10. Префиксы выражают (в последовательности от начала слова к основе) запрещение, пожелание, локатив при субъекте действия, рефлексии, субъект в ед. и мн. числе, локатив при субъекте состояния, субъект состояния. Мнения о наличии в глаголе показателей времени и лица расходятся. Грамматич. отношения имени выражаются префиксами и суффиксами, последние передают обшекосв., дат. н отложит, падежи. Двусубъектное спряжение глаголов и дифференциация глаголов действия н состояния позволяют считать X. я. эргативным. Мысль о родстве X. я. с абхазско-адыгскими языками поддерживается сходством нх глагольных структур, но неясность фоноло-
гия. облика формантов X. я., приблизительность сведений об их значении и к тому же три тысячи лет интервала между сравниваемыми языками делают это сопоставление несколько неуверенным, однако исследования Вяч. Вс. Иванова, по-иидимому, устанавливают материальное родство X. я. с зап.-кавказскими.
• Дунаевский И. М.. Принципы структуры хаттского (протохеттского)глагола, «Перелнеазиат. сборник», 1961, т. 1; е е ж е, Zum Hattischen, «Orientalistische Literatur-zeitung», 1973, Jg. 68. № 1/2; Дьяконов И. M.. Языки древней Передней Азии, И., 1967; Иванов В. В., Об отношении хаттского языка к северо-западиокавказским. в кн.: Древняя Анатолия. М., 1985; К a ramen h u Ь е г A.. Das Hattische, в кн.: Hand-buch der Orientalistik. Abt. 1, Bd 2 Lfg 2 Leiden—Koln. 1969; Schuster H. S/ Die hattisch-hethitischen Bilinguen. Bd 1. Tl 1 Leiden. 1974. И. M. Дунаевская. ХАУСА — один из чадских языков. Распространен в Сев. Нигерии и прилегающих р-нах Нигера (исконный ареал X.), а также в Камеруне, Гане, Бенине, Того н др. странах. Общее кол-во говорящих, видимо, достигает 30—40 млн. чел. С 16 в. X. распространяется в Зап. и Центр. Судане как лингва франка и является осн. средством межэтнич. общения в Зап. Африке. Был офиц. языком авт. Сев. Нигерии до адм. реформы 1967. Оси. диалекты X. — кано, каци-на, сокото, зария, хадеджиа, дамагарам, гобир и др. — весьма близки между собой, наибольшие грамматич. отличия, гл. обр. в глагольной системе и в личных местоимениях, наблюдаются в сев.-зап. диал. эоне (Нигер и прилегающие р-ны Нигерии). Фонетика и грамматика X. типичны для западно-чадских языков, среди к-рых он образует вместе с языком гвандара особую общность.
В 19 в. (до аигл. колонизации) X. развивался под сильным араб, влиянием, позднее появляются миогочисл. заимствования и кальки из английского, в Нигере— из французского языков. Лит. X. сложился иа базе койне кано в 19— 20 вв. Письменность (зафиксирована с кон. 18 в.) на основе- араб, алфавита (т. наз. аджами); с кон. 19 в. используется лат. алфавит с нек-рымн добавлениями. Традиционная и религ. исламская лнт-pa использует письменность аджами, этот вариант письменно-лит. X. практически лишен заимствований из европ. языков, в нем гораздо больше арабизмов, чем в «стандартном» X., имеются н грамматич. отличия, соответствующие зап. диал. нормам (диалект сокото).
• Юшманов Н. Б., Строй языка хауса. Л., 1937; О ль дерогге Д. А., Язык хауса, Л., 1954; Щеглов Ю. К.. Очерк грамматики языка хауса. М., 1970: А b г а ham R. С., The language of the Hausa people, L., 1959; его же, Hausa literature and the Hausa sound system. L.. 1959; j u n-graithmayr H.. Mohlig W.J.G., Einfiihrung in die Hausa-Sprache, 3 Aufl.. B.. 1986.
Хауса-рус. словарь, под ред. Д. А. Оль-Дерогге, М., 1963; Рус.-хауса словарь, под ред. А. Гвадабе Кано. сост. В. В. Лаптухпн. М.,- 1967; Bargery G.P.. A Hausa-Eng-lish dictionary, L.. 1934; Abraham R. C.. Dictionary of the Hausa language, 2 ed., L., 1962.	В. Я. Порхомовский.
ХДуСА-КОТбКО ЯЗЫКЙ —см. Чад-ские языки.
ХВАРШЙНСКИЙ ЯЗЬ'!К — одни из цезских языков. Распространен в Цума-дннском р-не Даг. АССР. Число говорящих св. 1 тыс. чел. (1979, оценка). Имеет собственно хваршинский (с. Хварши) н ннхокваринский (сёла Инхоквари, Сантлада, Квантлада, Хвайни) диалекты, различия между к-рыми значительны: в инхокварин. диалекте сохранились
фарингализацня, гласный «ы», отдельный тв. п. (в хваршин. диалекте он совпал с дат. п.) и др. Для X. я. характерны влияние (особенно в инхокваринском) андийских языков в фонетике (различие шумных по силе) и лексике (обилие андийских заимствований, например рикТа ’ключ’, релъа ’ночь’); простое ос-новообразование субстантива; наличие 6-го согласоват. класса; явления ассимиляции и метатезы в глагольном формообразовании: *лезше > лессе, *л1есйа > лТейса: типологич. нейтральность осн. синтаксич. правил при эргативности падежной и согласоват. систем. Язык бесписьменный.
• Бокарев Е. А., Цезские (дидойские) языки Дагестана. И., 1959; Шарафутдинова Р.. Левина Р., Хваршин. язык. (Предварит, сообщение), в кн.: Вопросы изучения иберийско-кавк.языков, И. ,1961; Имнайшвили Д. С.. Дидойский язык в сравнении с гивухским и хваршийским языками, Тб., 1963; Кибрик А. Е.. Материалы к типологии эргативности. 12. Хваршин-ский язык, м.. 1980. Я. Г. Тестелец. ХЁТТО-ЛУВЙИСКИЕ ЯЗЫКИ (анатолийские языки) — вымершая группа индоевропейских языков. Во 2—1-м тыс. до н. э. (а возможно, и ранее) носители Х.-л. я. обитали на терр. совр. Турции и Сев. Сирии. Выделяют подгруппы: хетто-лидийскую (хеттский, лидийский и, вероятно, карийский) и лувийско-ликийскую [лу-впйский клинописный и иероглифический, ликийский с 2 диалектами —ли-кийским А и ликийским Б (мидийским), сидетский и нек-рые др. языки, от к-рых сохранились только имена собственные или глоссы: писидийский, киликийский и др.]. Палайский яз. занимал достаточно обособленное положение, хотя по нек-рым признакам был ближе к хеттолидийской подгруппе.
Хеттский, палайский и лувийский клинописные памятники выполнены письмом, восходящим, по-видимому, к се-веромесопотамско-хуррит. варианту ста-роаккад, клинописи. Памятники хетт-ского яз. относятся к 18—13 вв. до н. э., лувийского клинописного и палайского — к 14—13 вв. до н. э. Лувийские иерогли-фич. тексты (древнейшая надпись на печати относится к 16 в. до н. э., осн. масса текстов — к 10—8 вв. до н. э.) написаны письмом, к-рое нек-рые ученые сближают с египетским. Надписи на поздних Х.-л. я. (лидийском, карийском — 7—4 вв. до н. э., ликийском — 5—3 вв. до и. э., сидетском — Зв. до и. э.) выполнены буквенным «малоазийским» письмом, восходящим к древнему семит, письму, но испытавшим, по-видимому, сильное греч. влияние. Писидийские надписи (первые века н. э.) выполнены обычным греч. письмом.
Вокализм ранних Х.-л. я. характеризуется наличием 4 гласных: а, е, u, i. Наибольшим изменениям в процессе развития Х.-л. я. подверглась фонема е. В лувийском яз. происходит конвергенция е и а в а, но в ряде корней появляется новое е рядом с 1, г как результат развития слоговых сонантов. В лувийском п палайском имела место конвергенция а, е > а. В палайском процесс перехода е в а не затронул такие старые основы, как wer- ’звать’, wete- ’строить’ и др. В поздних Х.-л. я. системы гласных, помимо а, е, u, i, включают подсистемы носовых (лидийский — а, ё: ликийский — а, ё, й, i) и гласный о (лидийский, карийский), Фонологич. статус отд. лидийских (у) и карийских (й, i, ё) гласных остается неясным. Сонанты включают носовые т, п, плавные 1 и г
(в лидийском и карийском сонантам п н 1 противопоставлены палатализованные V, X) и w (лидийский, карийский v).
Консонантизм хеттского, палайского, лувийского клинописного языков включает подсистему смычных, состоящих нз 6 согласных: рр/р, tt/t, kk/k (глухие/ звонкие или напряженные/ненапряжеи-ные). Графика лувийского иероглифического позволяет различать 3 смычных: р, t, к. Система спирантов ранних Х.-л. я. содержит сибилянт s и заднеязычный h, аффрикату z [ts], В поздних Х.-л. я. эволюция систем смычных шла в двух направлениях. При общем для лидийского, карийского и лики&ского языков противопоставлении глухих и звонких согласных первые два развивают в подсистеме дентальных оппозицию по палатальности: t/t’, d/d’. В ликийском для глухих дентальных и гуттуральных характерна оппозиция по при-дыхательности: t/th, k/kh. В системах спирантов различаются s и z; имеется аффриката [ts], а в лидийском, возможно, также и [dz], В ликийском и карийском представлен глухой сильный заднеязычный спирант [kh], происходящий из старого ларингального, в ликийском А — также слабый спирант [h] из старого *s. Сохранение ларингального, утраченного др. индоевроп. языками, свойственно почти всем Х.-л. я. Этому сохранению мог способствовать его довольно ранний переход в разряд спирантов.
Имя Х.-л. я. имеет категории рода (общий, средний), числа (ед., мн. ч.)и падежа. Падежные системы включают от 8 (древний период хеттского яз.) до 4 (мидийский) единиц: им. п., вин. п., род. п., дат.-местный (в древнехеттском в сфере пространств, падежей имеются дат. п., направит, п. и местный, при этом направит, п. используется гл. обр. с именами ииактивной семантики типа «земля», «вода»), отложит, п. и тв. п. (самостоят. формы тв. п. известны только в хеттском яз., в остальных Х.-л. я. — синкретический отложит.-тв. падеж). На протяжении всей истории Х.-л. я. наблюдается форМ1и>ование и перестройка парадигм ми. ч. Самые существ, изменения произошли в лувийском и ликийском яз., где флексии мн. ч. стали строиться по агглютинативному типу: показатель мн. ч. + падежное окончание.
Во всех Х.-л. я. система морфонология. чередований стала средством различения прямых н косв. падежей. В хеттском с древнейших времен она разрушалась с тенденцией к аналогичному выравниванию и многочисл. нарушениями правил альтернации гласных. В других Х.-л. я. система морфонология, чередований распалась в дописьм. период. В хеттском яз. сохранился класс старых гетероклитич. имен, не утративший своей продуктивности (типа watar ’вода’, род. п. wetenas). Архаичность парадигм Х.-л. я. проявляется, в частности, в тенденции к формированию оппозиции активных — инактивных имен, общей для всех Х.-л. я. Следствием этого было появление инактивного отложит, п. в хеттском, исторически связанного с род. п., особого род. п. активных имен, второго им.-вин. п. имен ср. рода активной семантики в лувийском клинописном и др. Особенности именной парадигматики Х.-л. я. в сравнении с индоевропейской позволяют считать хетто-лувийский де-клинац. тип одним из самых древних.
Глагол Х.-л. я. имеет категории числа', лица, наклонения (изъявительное, повелительное), залога (актив, медиопассив), времени (настоящее, прошедшее). Раз
личаются 2 спряжения, наз. по окончанию 1-го л. наст. вр. соответственно как спряжение на -mi и на -hi. Внутр, реконструкция и сравнение с индоевроп. языками восстанавливают две общехетто-лувий-ские серии глагольных форм, находящие аналогии в индоевропейском, причем противопоставление двух времен и двух чисел релевантно только в 1-й серии. 06-щехетто-лувийское причастие иа -nt- (ии-доевроп. происхождения) нейтрально в залоговом отношении. В лувийском известны медиопассивные причастия на -т- от перех. глаголов, параллельные славянским; ряд отглагольных форм (инфинитивы, хеттский супии) восходят к старым гетероклитич. образованиям.
Именное словообразование Х.-л. я. строится гл. обр. по суффиксальным моделям. В глагольном словообразовании наряду с суффиксами используются префиксы, к-рые имеют и самостоят. употребление в качестве превербов. Глагольная префиксация особенно распространена в поздних Х.-л. я. Инфиксация ограничена отд. реликтовыми формами с каузативным значением. Все глагольные и большинство именных аффиксов имеют индоевроп. этимологию. Словосложение малопродуктивно.
Синтаксис Х.-л. я. сохраняет ряд архаичных черт, напр. использование начальных комплексов энклитик (частица цитируемой речи, возвратная частица, объектные местоимения, частицы с видовым значением и др.), располагавшихся после вводящих союзов типа «и», «когда», наречий в тройной функции — превербов, собств. наречий и предлогов (лувийский-ликийский) или послелогов (хеттский). Глагол обычно занимает последнее место в предложении. Порядок слов преим. SOV. При построении сложных синтаксич. единств особая роль принадлежит относит, местоимениям *kwi/o и *io- (из индоевропейского), к-рые иногда функционально сближаются с синтаксич. показателями определенности.
Осн. словарный фонд Х.-л. я. сохраняет значит, кол-во индоевроп. корней. В именах родства ранние Х.-л. я. используют т. наз. Lallworter (звукоподражат. слова детского языка). Однако ми. имена родства, скрытые за идеография, написаниями, остаются неизвестными, Есть слова, восходящие к хаттскому. хурритскому или еще не известному источнику. Лексич. изоглоссы в области социальной и сакральной лексики объединяют Х.-л. я. с тохарскими, кельтоиталийскими и греческим языками.
Изучение Х.-л. я. восходит к кон. 19 в., когда была дешифрована осн. масса ли-кпйских надписей. Ликийскую грамматику и лексику исследовали 'X. Педерсен, Э. Ларош, Г. Ноймаи, О. Карруба. Изучение клинописных Х.-л. я. начал в 10-х гг. 20 в. Б. Грозный, дешифровавший хеттские клинописные тексты и доказавший индоевроп. характер хеттского яз. В развитии хеттологии большую роль сыграли исследовании Ф. Зоммера, X. Ээлольфа, Э. Форрера, А. Гётце. X. Г. Гютербока, Г. Оттена, И. Фридриха, А. Камменхубер. Э. Стертевант создал первую хеттскую сравнит.-ист. грамматику. Е. Курилович, Э. Беивенист, К. Уоткинс подчеркнули важность хеттского материала для индоевроп. реконструкций. Лувийский клинописный яз. в его связях с др. индоевропейскими и Х.-л. я. изучали Б. Розенкранц, Оттен,
ХЕТТО-ЛУВИЙСК 571
Ларош. Палайский яз. — Оттеи, Каммеи-хубер, значительно продвинувшие понимание палайских текстов. Лувийский иероглифич. язык был дешифрован Форрером, П. Мериджи, X. Боссертом. Ларош создал фундаментальный труд о лувийском иероглифич. письме и словарь лувийского иероглифич. языка. Мериджи издал грамматику этого языка и 2 тома текстов. Исследования Дж. Д. Хокинса, Ноймана, А. Морпурго-Дейвис привели к пересмотру чтений ряда лу-вийских иероглифич. фонетич. знаков и подтвердили особую близость лувийского иероглифического и лувийского клинописного языков. Р. Гусмани издал лидийский словарь с кратким грамматич. очерком и текстами. Поздиие Х.-л. я.,в частности карийский, исследуются группой компаративистов Мэрилендского ун-та.
В СССР интерес к Х.-л. я. возрос с 60—70-х гг. 20 в. в связи с необходимостью пересмотра во многом устаревших индоевроп. реконструкций и расширенного привлечения хетто-лувийских данных для интерпретации праязыкового состояния. Вопросы хеттской ист. фонетики и графики исследованы Т. В. Гамкрелидзе. Вяч. Вс. Иванов исследовал соотношение хетто-лувийского и индоевроп, глагольного строя, проблемы сравнит, грамматики и лексикологии Х.-л. я., осуществил худож. переводы хетто-лувийских памятников. Лексике поздних Х.-л. я. и филология, анализу гьисьм. источников посвящены работы В. В. Ше-ворошкина и А. А. Королева. Обобщающей работой по лувийскому иероглифич. языку является книга И. М. Дунаевской. • Иванов Вяч. Вс.. Хеттский язык, М., 1963; его же. Общеиндоевропейская, праславянская и анатолийская языковые системы. М.. 1965; его же. Слав., балт. и ран-вебалк. глагол, М , 1981; Ш еворошк и н В. В.. Исследования по дешифровке карийских надписей, М., 1965; Дунаевская И. М., Язык хеттских иероглифов, М., 1969; Королев. А. А.. Хетто-лувийские языки, в кв.: Языки Азии и Африки. I .Индоевроп. языки. М.. 1976; Луна, упавшая с неба, пер. с др.-малоазиат. языка, М., 1977; Гамкрелидзе Т. В., Вопросы консонантизма клинописного хеттского языка, в кн.: Переднеазиатский сб. Ш. М., 1979; Древние языки М. Азии, М., 1980; Ардзинба В. Г., Ритуалы и мифы древней Анатолии, М., 1982; Р е derse.n Н., Hitti-tisch und die anderen indoeuropaischen Sprachen, Kbh.. 1938; Benveniste E.. Hittite et Indo-Europeen. P-. 1962: С a r r u b a O., Die satzeinleitenden Partikeln in den indogermanischen Sprachen Anatoliens, Roma, 1969.	„	Л. С. Баюн.
ХЕТТСКИЙ ЯЗЫК — один из хетто-лувийских языков, мертвый язык народа, населявшего центральную и северную части древней Анатолии. Будучи первым в истории индоевроп. языком с письм. фиксацией, X. я. отражает мн. архаичные черты; одновременно отмечаются и явные инновации. Характерно сохранение ла-риигальных согласных, переход *5 > а, •г, 1 обычно > аг, al; сведение трех рядов смычных к двум, сохранение старых ла-био-веляриых. В морфологии имени — реликты противопоставления по признаку активности — инактивиости, отсутствие, за исключением нек-рых реликтовых образований, форм степеней сравнения, две серии глагольных флексий, сочетание послелогов с местоимениями. В синтаксисе — начальные комплексы энклитик в предложении, относительно слабое развитие подчинит, связей. Лексика X. я-подверглась сильному влиянию др. язы-
572 ХЕТТСКИЙ
ков: н древнейший период — хаттского, позднее — хурритского и аккадского. Б. ч. заимствований относится к сфере периферийной лексики: терминология ритуала, названия сосудов и др. культурные термины; более глубоким было влияние хаттского яз,, откуда взята, напр., терминология гос. управления.
В истории X. я. выделяется 3 периода: древний (18—16 вв. до н. э.), средний (15 — нач. 14 вв. до н. э.) и новый (сер. 14—13 вв. до н. э.). Подавляющее большинство текстов дошло до нас в записях Нового царства, в т. ч. п копии др.-хетт-ских памятников. Однако с течением времени обнаруживалось все больше др.-хеттских оригиналов, отличающихся болев умеренным использованием логограмм; в морфологии выделяется строгое различение форм датива, локатива и направит. п.; в синтаксисе— редкое употребление глагольной частицы -кап (как и сохранение др. частиц — -ара, -ап, -asta), необязательность употребления частицы пи в начале каждого главного предложения; в лексике — почти полное отсутствие хуррит. заимствований.
Письменность X. я.— клинопись, по-видимому заимствованная из сев. Сирии в 19—18 вв. до н. э. и близкородственная староаккадской. Она весьма несовершенно передавала фонетич. систему X. я.: графически не различались они. часто также е и i; затруднена была передача консонантных групп. Для различения кратких и долгих гласных, глухих и звонких согласных хеттскими писцами были выработаны особые орфографии, приемы, к-рые во многом остаются неясными. Широко используются шумеро- и аккадо-граммы, так что фонетич. чтение мн. хеттских слов остается неизвестным. Письм. памятники были обнаружены в основном в царском столичном архиве в Хаттусасе (ныне Богазкёй, в Турции) во время раскопок 1906—07; отд. таблички были найдены в Угарите и Амарне, позднее обнаружен значит, провинциальный архив в Машате (к С.-В. от Богазкёя).
• Фрндрих И., Краткая грамматика хеттского языка, пер. с ием. и вступ. ст. А. В. Десницкой, М.. 1952; Иванов В. В., Хеттский язык, М.. 1963; Языки Азии и Африки, т. 1, И., 1976; Sommer F., Hetbiter und Hethitisch. Stuttg.. 1947; Friedrich J.. Hetbitisches Elementar-buch. 2 Aufl.. Bd 1-2, Hdlb., 1968-67; Benveniste E.. Hittite et Indo-Europeen, P.. 1962,
Friedrich J.. К am m e n b u be r A., Hethitisches Worterbuch, 2 Aufl., Hdlb., 1975—89; P u h v e 1 J., Hittite etymological dictionary, v, 1—2, B., 1984.
А. А. Королев. ХИНАЛ?ГСКИЙ ЯЗЫК — один из лезгинских языков. Нек-рые исследователи считают X. я. самостоят. ветвью нахско-дагестанских языков. Распространен в с. Хиналуг Кубинского Р-на Азерб. ССР. Число говорящих ок. 3 тыс. чел. (1979, оценка). Диалектов не имеет, ио отд. различия характерны для речи того нли иного квартала с. Хиналуг.
Вокализм X. я. характеризуется наличием простых (а, и, о, у, е, ы) и умлау-тизированных (аь, оь, уь) гласных. Все гласные могут назализоваться. В сфере консонантизма представлены глухие смычные преруптивы (пп, тт, кк, цц, чч), фарингальные' спиранты rl, xl. Глухие спиранты в интервокальной позиции могут усиливаться. Ударение слабое, разноме-стиое. Существительное имеет категории именного класса, числа и падежа (16 падежей, в т. ч. 12 местных). Имена распределяются по 4 грамматич. классам. Счет в X. я.— двадцатеричный.
Числительные делятся на количественные, дробные, кратные и разделительные; порядковые заимствованы из азерб. яз. Глагол обладает категориями класса, времени, наклонения, вида. Широко представлены направит, глагольные превербы, в окаменелом (непродуктивном) виде встречаются также и локальные превербы. Для синтаксиса X. я. характерно простое предложение в номинативной, эргативной и дативной конструкциях. Оси. способы выражения синтаксич. связей — согласование, примыкание, интонация. Язык бесписьменный.
• Шаумян Р. М., Яфетические языки «шах-дагской подгруппы», в кн.: Язык и мышление. т. 10. М, — Л., 1940: Дешериев Ю. Д.. Грамматика хиналуг. языка, М., 1959: его же. Хиналуг. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 4. М.. 1967; Кибрик А. Е.. Ко дз асов С. В., О л о-вянни кова И. П., Фрагменты грамматики хиналуг. языка, М.. 1972; Керимов К. Р.. Глагол хииалуг. языка, Махачкала. 1986.	У. А. Мейланова.
хйнди — один из индийских (индо* арийских) языков. Офип. и один из осн. лит. языков Индии. Распространен в штатах Уттар-Прадеш, Мадхья-Прадеш, Харьяна, Бихар, Раджастхан, Химачал-Прадеш и иа союзной терр. Дели. Число говорящих св. 200 млн. чел. Диалекты X. распадаются на 2 группы, обладающие структурными различиями: западную (кхари боли, хариани, брадж, канауджн и буидели) и восточную (авадхи, багхели и чхаттисгархи). В более широком смысле понятие «X.» распространяется также на группы соседних диалектов и языков: бихари (бходжпури, майтхили, магахи), раджастхани (марвари, мевари, малви и др.) и пахари (кумаони, гархвали, хи-мачали и др.).
Среди близкородств. языков X. занимает центр, место как географически, так и типологически: в ием меньше старых флективных форм, чем в языках, лежащих западнее; в то же время агглютинация здесь не достигла такого развития, как в восточных (бенгальском языке и др.). Для фонологич. системы характерны смыслоразличит. долгота и назализация гласных; согласные распределяются по тем же 5 основным локальным рядам, что и в большинстве индоарийских языков, взрывные противопоставлены по глухости — звонкости и непридыхатель-ности — придыхательиости. Морфология X. изобилует аналитич. формами, образуемыми у имени с помощью послелогов (первообразных, или «простых», и производных, или «сложных»), у глагола — с помощью вспомогат. глаголов (первичных, передающих осн. значения времени и наклонения, н вторичных, передающих значения способа действия и ряд др.). Для синтаксиса характерна эргативная конструкция предложения при сказуемом, выраженном формой сов. вида перех. глагола. В отличие от урду, X. широко используют санскр. лексич. и словообразоват. средства.
Совр. лит. X., опирающийся иа диалект кхари боли (хиндустани), формируется с нач. 19 в. (ранее — поэзия на диалектах брадж и авадхи). Родоначальником совр. прозы на X. считается Бхаратенду Ха-ришчандра (1850—85). Поэзия X. на основе кхари боли складывается с кон. 19 в. Для X. используется письмо деванагари (см. Индийское письмо).
• Гуру К.. Грамматика хинди, пер. с хинди, ч. 1 — 2. М.. 1957—62: Катенина Т. Е.. Язык хинди, М.. 1960; Чернышев В. А.. Диалекты и литературный хинди. М., 1969; Kellogg S. Н., A grammar of the Hindi language, L., 1938.
Рус.-хинди словарь, под ред. В. М. Бескровного, М., 1957; Хинди-рус, словарь, т. 1 — 2, под ред. В. М. Бескровного, М«, 1972; Manak hind! kos. Khand 1—5, Prayag, 1962—66; Hindi sabdasagar. Bhag 1—11. Varanasi. 1965—75.	Г. А. Зограф,
ХИРАГАНА— см. Японское письмо. ХОКАЛЬТЁКСКИЕ ЯЗЫКЙ (хока-коавильтекские языки) — группа индейских языков, входящая, по классификации Э. Сепира, наряду с языками кад-до, ирокезскими, сиу, галф и др. в макросемью хока-сиу. К X. я. относятся языки хока, распространенные в Калифорнии и частично в Аризоне и соседних р-нах Мексики (карок; чимарико; шаста; палаих-нихские: ачумавн и ацугеви; яна; помо: центральный, северный, сев.-восточный, восточный, юго-восточный и юго-запад-иый, известный также под назв. <ка-шайя»; вашо; эссе лен; юма: мохаве, кокопа, марикопа, диегеньо, кочими и близкородственные валапаи, явапаи, ха-васупаи и паипаи; сери; чумашские: вентуреньо, обиспеньо, барбареньо, пу-рисеменьо и островной; салина; текис-тлатекский — в Оахаке, Мексика), су-панекскне — субтиаба (в Никарагуа) и тлапаиекский (в Герреро, Мексика), ко-авильтекские, некогда распространенные в Техасе и соседних р-нах Мексики (ко-авильтекский, комекрудо, котонаме, кар-рисо, тамаулипек, тонкава и относимый иногда к карибским языкам каранкава), а также составляющий отд. подгруппу язык хикаке, или тол (в Гондурасе). По лексико-статистич. данным, распад пра-хокальтекского языкового состояния произошел ок. 5000 лет назад.
Большая часть X. я. либо исчезла (чимарико, яна, с последними носителями к-рюго работал Сепир, эсселеи, чумашские, коавильтекские и др.), либо находится на грани исчезновения. Наибольшее число носителей насчитывает тлапа-яек. яз. (ок. 40 тыс. чел.) и текистлатек. яз. (10 тыс. чел.).
Система согласных X. я. характеризуется противопоставлением смычных и аффрикат по признакам глухости (при-дыхательности), звонкости и глоттализо-ваиности. Спиранты представлены только глухой серией. Различают 2 поствелярных ряда: увулярный и ларингальный. Нередки палатализованные и лабиализованные (последние в велярном и поствелярных рядах). Для вокализма обычно противопоставление кратких (i, е, а, и, о и редко i) и долгих гласных. Типичные структуры слога CV и CVC. В начале и конце слова возможно стечение диух согласных, зияния встречаются редко.
Морфологич. тип X. я. в целом агглютинативный, синтетический с нек-рым преобладанием префиксации над суффиксацией, однако между отд. языками имеются значит, расхождения. В именном к глагольном словоизменении широко распространено употребление личных префиксов: в языке диегеньо ?siny ’моя жена’, masiny ’твоя жена’, pa:siny 'его жена’; ?а: ’я иду’, та: ’ты идешь’, wa: ’он идет’ и т. п. В падежной системе различаются маркированный номинатив и обычно немаркированный аккузатив, имеются разл. локативные суффиксы. Имена числительные от-?ажают четверичную систему счета.
1ек-рые языки обладают сложной детальной системой указат. местоимений, отражающих многоступенчатое представление о степени удаленности предмета: в языке валапаи va ’этот очень близкий’, уа ’этот довольно близкий', wi ’этот близкий', ли 'тот далекий’, wa ’тот доволь
но далекий’, ha ’тот очень далекий*, 0а ’тот упомянутый’. Из грамматич. категорий глагола более развита категория вида и способа действия, менее — категория времени. Глагол имеет личные, т. наз. инструментальные, префиксы и суффиксы пространственной ориентации. Обычный порядок слов в предложении с перех. глаголом SOP. В притяжат. конструкции определение предшествует определяемому, в др. словосочетаниях следует за ним. Роль подчинит, союзов выполняют глагольные суффиксы. Из словообразоват. средств в X. я. довольно распространены аффиксы, реже используются основосложение, редупликация и др. В лексике много заимствований, особенно испанизмов. В языках Калифорнии отмечаются и заимствования из рус. яз., напр. и языке помо kuska ’кошка’, mijuk ’мешок’ и др.
X. я. изучены недостаточно, нет убедительных доказательств их геиетич. родства. Лучше других описаны языки хока. Выделение этой группы языков было осуществлено Р. Диксоном и А. Л. Крёбером (1913), сформулироваи-шими их осн. характеристики: отсутствие морфологич. иыражения мн. ч. имени, наличие супплетивных форм мн. и ед. ч. и глаголе, суффиксов мн. ч. у глагола, локативных глагольных суффиксов, инструментальных и личных префиксов. Они же предложили название хока (от «два», ср. в языке ацугеви hoqi, шаста xuk?wa и т. п.). На генетич. связь хока, коавильтекских и др. X. я. впервые указал Сепир. В 1952 Дж. X. Гринберг и М. Сводеш предложили относить к X. я. язык хикаке (в 70-х гг. была доказана его близость к супанек. языкам). Широкое распространение и изучении X. я. получила методика «бинарных сопоставлений», она применялась к языкам вашо и карок, помо и яна и др. Недостаточность материалов по исчезнувшим ковавильтек. языкам (исключением является язык тои-кава, хорошо описанный X. Хойером) сильно ограничивает перспективы подобных исследований. Все X. я. бесписьменные.
• Bright W., Bibliography of the Hokan-Coahuiltecan languages, IJAL, 1955. v. 21, p. 276-85; Wares A. C., A comparative study of Yuman consonantism, The Hague — P., 1968; Langdon M., Comparative Hokan-Coahuiltecan studies, The Hague, 1974; Hokan studies, ed. by M. Langdon and Sh. Silver, The Hague, 1976.
Sapir E., Swadesh M., Yana dictionary, Berk.. 1960. M. E. Алексеев. ХОРЕЗМЙЙСКИЙ ЯЗЬ'|К — ОДИН из иранских языков (мертвый среднеиранский язык восточной группы). Ареал распространения — оазис в низовьях Амударьи (ист. область Хорезм). С 2—1 вв. до н. э. до сер. 8 в. и. э. был офиц. языком древнего Хорезмийского гос-ва. Засвидетельствован в памятниках с 3—2 вв. до н. э.; осн. источники (хорезмййские слова и фразы в араб, рукописных текстах) относятся к 12—14 вв.
Вокализм X. я.: долгие гласные a, t, й, б, ё, краткие a, i, и, е, э, назализованные а, I, й, б, ё.
Специфич. особенность — передвижение ударения на последний слог слова в позиции перед паузой ((3edek ’раб’, в конце фразы pedek). Систему консонантизма образуют 27 фонем, характерны наличие двух рядов аффрикат б, j и с, 3, щелевого h и неустойчивость п в поствокальной позиции. По ист.-фонетич. признакам X. я. занимает место между согдийским и осетинским, с одной стороны, хотаносакским, афганским и шуг-
нано-рушаи. подгруппой — с другой. Специфич. черты ист. консонантизма X. я.: с < *ё, *ti/y; з < *d; z < *j/2; s < *rs, *sr, *str, *str; z < *rz, *rz, *zr; -f- <*-0w-; s < *si/y. Следы диал. членения обнаруживаются и рефлексах: *-s- > -f-, -Х-, -h-; *0r- > hr-, rc-, s-; *fr > fr-, f-, Г-.
Для морфологии характерно сочетание флективных именных и глагольных форм с инновационными аналитическими. В именной парадигме: 3 флективных падежа, 2 рода и 2 числа, определ. артикль. Для личных местоимений характерны: супплетивность основ, падежная дистрибуция ударных и энклитич. форм, сочетания падежных форм с предложными и послеложными аффиксами. В глагольной парадигме: -г- во флексиях 3-го л. мн. ч. (признак, объединяющий X. я. с авестийским, хотаносакским и ягноб-ским); архаичное образование прош. вр. от основы 1П>езенса (с аугментными элементами у большинства глаголов); инновационные аналитич. построения перфекта, буд. времени, ирреально-условных форм и потенциалиса.
Характерная черта синтаксиса (не имеющая аналогий и др. иран. языках) — широкое употребление местоименных и наречных суффиксов, присоединяемых чаще всего к глаголу и выражающих объектные и адвербиальные отношения (сау-ta-hi-wa-ber 'он вошел туда перед ним’, букв, 'он вошел-ему-туда-над’); эти суффиксы могут предварять следующее за глаголом дополнение или обстоятельство (пролептич. конструкции: makuceyda-(h)i-wa fi-cub 'он окунул его в воду’, букв, ‘он погрузил-его-туда-в-воду’).
До 9 в. X. я. пользовался гетерографич. письменностью на основе арамейского алфавита. От этого (раннехорезмийского) периода сохранились монетные надписи (1—8 вв.) и эпиграфич. памятники: надписи на керамике (наиболее ранние — 3—2 вв. до н. э.) и серебряных сосудах, хозяйств, документы на дереве и коже (иэ архива царского дворца в Топрак-Кале, 3 в.), эпитафии на оссуариях (из Ток-Калы и Миздахкана, 7—8 вв.).
С 10 в. для фиксации X. я. применялся араб, алфавит, дополненный 5 буквами. Этим письмом написаны хорезмий-ская версия араб, толкового словаря «Ми-qaddimat al-adab» аз-Замахшари (ок. 1135; рукопись словаря с хорезмийской версией — ок. 1200) и хорезмийские глоссы в араб, юридич. сочинениях 13 в. («Qunyat al-munya» аз-Захиди, ок. 1260, и др.; сборник таких глосс составил ал-Имади в 14 в.).
Вытеснение X. я. тюрк, языками, распространившимися на терр. Хорезма, завершилось, очевидно, в 15—16 вв.
* В о л и и С. Л., Новый источник для изучения хорезмийского языка, «Зап. ИВАН СССР», 1939, т. 7; Фрейма» А. А.. Хо-резмийский язык, [я.J 1, М,— Л., 1951; Боголюбов М.Н., О нек-рых особенностях а рабо-хорезмийской письменности. «Народы Азии и Африки», 1961, № 4; его же. Частицы в хорезмийском языке, «Уч. зап. ЛГУ», 1961, № 305,в. 12; его же, Личные местоимения в хорезмийском языке, там же, 1962, № 306. в. 16; Толстов С. П., Лившиц В. А., Датированные надписи иа хорезмийских оссуариях с городища Ток-кала, «Сов. этнография», 1964, № 2; Лившиц В. А.. Хорезмийские документы. в кн.; Топрак-кала. Дворец. М., 1984: Henning W. В.. Uber die Sprache der Chwarezmier, ZDMG. Bd 90, Lpz., 1936; его же, The Khwarezmian language, в кн.? Z. V. Togana armagan, 1st.. 1955; его же.
ХОРЕЗМИЙСКИЙ 573
A fragment of a Khwarezmian dictionary, ed. by D. N. MacKenzie, L.. 1971; T о g a n Z. V., Khorezmian glossary of the Muqaddimat* ul-Adab, в его кн.: Horezm kulturii vesikalari, 1st.. 1951; MacKenzie D. N., The Khwarezmian glossary, 1—5, BSOAS, 1970— 1972, v. 33—35; его же, Khwarezmian language and literature. The Cambridge history of Iran, v. 3(2), Camb.. 1983; Benzing J., Chwaresmischer Wortindex, hrsg. von Z.Taraf, Wiesbaden. 1983.
В. А. Лившиц, ХОТАНОСДКСКИИ ЯЗЫК —один из иранских языков. Обычно рассматривается как язык вост.-иранский, хотя точное определение его места в классификации иран. языков наталкивается на трудности, связанные с интерпретацией графики. Выл распространен во 2-й пол. 1-го тыс. на терр. Хотанского оазиса на Ю. совр. Кит. Туркестана, к нему примыкали близкородств. сакские диалекты (тумшукско-сакский, кашгарскосакский и др.), представленные значительно меньшим кол-вом текстов.
От др. ср.-иран. языков отличается архаической грамматикой: до 7 падежей, активное и медиальное спряжение в наст, вр. глагола, 2 типа спряжения в прош. вр. Для лексики характерно большое кол-во буддийско-санскр. заимствований, кальки буддийских терминов. В текстах можно различить 2 разновидности языка: более архаическую и более позднюю, с распадом флексии, сложившуюся, по-видимому, в хотан. колонии в Дунь-хуане.
Хотаносак. тексты записаны центр,-азиат. брахми (см. Индийское письмо) и датируются 9—10 вв. Среди них много сутр махаянист. канона, большой оригинальный буддийский текст (.Книга Замба-сты>), медицинские тексты, итинерарии, деловые документы, лингвистич. памятники (разговорники, транслитерации иноязычных текстов).
в Герценберг Л. Г., Хотаносак. язык, М.. 1965; его же. Хотаносак. язык, в кн.: Основы иран. яз-знаиия. Ср.-Иран, языки, [кн. 2]. М.. 1981; Bailey Н. W., Languages of the Saka. HBO, 1958, Bd 4, Abschn. 1; e г о же. Gaustana the kingdom of the Sakas in Khotan, в кн.: Indo-Scythian
studies being Kbotanese texts, v. 4, Camb., 1961; его же, Saka documents, Portf. 1—4 and text volume. L,, 1960—68; Emmerick R. E., Saka grammatical studies, L.— [a. o.], 1968; его же. Saka documents, Portf. 5—6, L., 1971 — 73; Emmerick R. E., Ski ae rve P.O., Studies in the vocabulary of Kbotanese, v, 1—2, W., 1982—87.
Bailey H. W., Dictionary of Khotan Saka, Camb., 1979,	Л. Г. Герценберг.
ХУРРЙТСКИИ ЯЗЫК —мертвый язык, к-рый был распространен в юж. районах Армянского нагорья, в сев. Сирии и Месопотамии, в Аррапхе (область к В. от р. Тигр), в значительно меньшей степени — и юго-вост, части М. Азии (Кицуиатна) и и г. Угарит. Единого мнения относительно генетич. связей X. я. не существует. Наиболее убедительной представляется гипотеза И. М. Дьяконова и С. А. Старостина о родстве X. я. и родственного ему урартского языка с нахско-дагестанскими языками.
Сохранившиеся памятники X. я. обнаруживают значит, различия, позволяющие выделить 6 диалектов. В отличие от урарт. яз., для X. я. является фонематичным противопоставление звуков по признаку напряженность — ненапряжен-ность; оппозиция согласных по звонкости — глухости нефонематична: звонкими являются согласные в интервокальном положении. Напряженные согласные всегда глухие.
Язык эргативного строя, но со значит, реликтами активного строя: наличие показателя состояния, наряду с показателями перех. и неперех. действия, противопоставление в глагольной словоформе в древнейших диалектах субъекта действия субъекту состояния и спряжение перех. глагола не только по эргативному типу, но и по более древнему, закрепившемуся после утверждения в языке эргативного строя за неперех. глаголами, наличие в одном из древнейших диалектов оппозиции центробежной и нецентробежной версии. В этом отношении X. я. более архаичен, чем урартский. Язык агглютинирующий (см. Агглютинация),
префиксация неизвестна. Имеются единичные случаи редупликации корней и словосложения. Имени присущи те же категории, что имени в урартском, однако состав падежей несколько иной: абсолютна, эргатив, генитив, датив, директив I, директив 11, директив-аблатив, аблатив, локатив, статив, комитатив. Известны местоимения личные (самостоятельные и зависимые; в отличие от урартского, особых зависимых местоимений косвенного объекта в X. я. нет), притяжательные, указательные, неопределенные, отрицательные, относительные, обобщительно-определительные. Глагол имеет 3 видо-временные формы: сов. вид (прош. вр.), весов, вид (буд. вр.) и вие-видовую (наст. вр.). Спряжение глагола в индикативе и в ирреальных наклонениях во многом совпадает с урартским. Наряду с самостоят. служебными словами (послелогами, союзами, частицами) широко распространены энклитики (союзные, усилительные и др.), не известные урартскому.
Древнейший памятник X. я. датируется кон. 3-го тыс. до н. э. В 1-м тыс. до н. э. хуррит. тексты уже ие засвидетельствованы, хотя имена собственные и глоссы в иноязычных текстах подтверждают, что X. я. был и после 2-го тыс. до н. э. разг, языком в нек-рых р-нах Армянского иагорья. Письменность — слоговая клинопись, сохранились также тексты, написанные семитской (угаритской) квазиал-фавитной клинописью. Возможно, X. я. скрывается и в написанных кипро-ми-нойским письмом двух табличках вз Энкоми (о. Кипр).
• Нозадзе Н.А., Вопросы структуры хуррит. глагола, Тб., 1978; S р е i s е г Е. А., Introduction to Hurrian, New Haven. 1941; Bush F. W., A grammar of the Hurrian language, Ann Arbor. 1964; Thiel H.-J., Pbonematic und grammatische Structur des Hurrischen. «Das hurritologishe Archiv des Altorientaliscben Seminars der Freien Uni-versitat», B., 1975; см. также лит. при ст. Урартский язык.	М. Л. Хачикян.
хуррйтско-урАртские ЯЗЫКЙ, см. Урартский язык, Хурритский язык.
ЦАХУРСКИЙ ЯЗЬ'1К —один нз лезгинских языков. Распространен на Ю. Даг. АССР в зап. части Рутульского р-на, а также в сопредельных аулах Кахского и Закатальского р-нов Азерб. ССР. Число говорящих ок. 13 тыс. чел. (1979, перепись). Имеет 3 диалекта: цахурский (с рядом говоров), гельмецкий и сапунчин-ский.
Характерной чертой вокализма является большое число гласных фонем, в т. ч. простых (а, е, [э], и, у, о, ы), фаринга-лизованных (al, el, nl, yl, ol) и умлаути-зированных (аь, уь, оь). В области консонантизма характерно функционирование звонкой увулярной аффрикаты къг, звонкого спиранта гг, усиленных глухих спирантов сс, шш, хх, хьхь. В Ц. я. 4 грамматич. класса. Классные показатели имеются не только у глагола, наречия, нек-рых прилагательных и числительных, но и в косвенных падежах при суб-
574 ХОТАНОСДКСКИИ
стантивации атрибутивных имен, У существительных есть категории числа и падеж? (18 падежей, в т. ч. 2 род, п., аф-фектив и тв, п,— орудно-сопроводительный). Род. п.— исходная форма для образования косвенных падежей. Глагол изменяется по числам, имеет 7 наклонений, сложную систему временных форм. Ц. я., и отличие от др. лезгин, языков, кроме номинативной, эргативной и дативной имеет аффективную конструкцию простого предложения. Созданная- на Ц. я. в 30-х гг. 20 в. письменность распространения не получила; в кон. 80-х гг. разрабатывается письменность.
• Д и р р А. М., Цахур. язык, в кн.: СМОМПК. в. 43, Тифлис, 1913; Талибов Б. Б.. Цахур. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967; Ибрагимов Г. X., Фонетика цахур. языка, Махачкала, 1968; Д ж е й р а в и ш в и л и Е. Ф., Цахский и мухадский (рутульский) языки. 1. Фонетика. Тб., 1983 (на груз, яз.); его ж е. Цахский и мухадский языки. II. Морфология, Тб., 1983 (на груз. яз.).
Б. Б. Талибов.
ЦЁЗСКИЕ ЯЗЫКИ (дидойские языки) — подгруппа языков, входящая в аваро-андо-цезскую группу нахско-дагестанских языков (см. также Аваро-андо-цезские языки).
Носители Ц. я. живут на Ю.-З. Дагестана, а также в р-иах, прилегающих к басе, р. Сулак. Общее число говорящих св. 10 тыс. чел.
В состав Ц. я. входят цезский, бежтин-ский, гунзибский, хваршинский и ги-нухский языки. В генетич. плане Ц. я. близки друг к другу (особенно бежтин-ский и гунзибский, гинухский и цезский), хотя различия между ними более существенны, чем между андийскими языками. Нек-рые исследователи рассматривают их как диалекты двух языков или как особые генетич. ветви (иапр., бежтин. и гунзиб. языки) в цез. подгруппе. Хваршин. яз. занимает промежуточное положение между ними.
В системе вокализма Ц. я. есть краткие и долгие оральные (простые), носовые, фарингализованные и умлаутизированные
гласные. Простые краткие (а, е, и, о, у) и долгие (а, ё, й, б, у) гласные представлены во всех Ц. я., кроме гииухского, ие имеющего долгих^ гласных. Назализои. гласные а, е, э, и, о, у есть в гунзиб., беж-тии. и хваршин. языках. Фарингализов. гласные аь, еь, иь, оь, уь характерны только для цезского, гинухского и хвар-шинского (инхокиарии. диалект) языков. Умлаутизиров. гласные а, у, б представлены в бежтинском и отчасти в цезском языках. Гунзиб. яз. имеет наиболее развитую и архаичную систему гласных, в том числе — гласные среднего ряда ы и э, нелабиализов. гласный заднего ряда среднего подъема 4, носовой й, долгий а, к-рых нет в других Ц. я. В инхоква-рии. диалекте хваршин. яз. имеется гласный ы.
В системе консонантизма Ц. я. есть увулярные (хъ, къ, гъ, х), эмфатич. ларин-галы (rl, xl), смычно-гортанные, или аб-руптивные (ц1, ч1, кь, къ, к1, т1, ni), глухие латеральные (л1, кь, лъ) согласные. Однако, в отличие от аваро-андийских языков, в Ц. я. нет сильных согласных и заднеязычной фонемы-спиранта хь. Корреляция «сил ьный — слабый » была утрачена ими после распада аваро-андо-пезской языковой общности. Наличие или отсутствие лабиалнзов. согласных является одним из существенны* признаков, характеризующих фонологич. систему Ц. я. Лабиалнзов. согласные есть в ин-хокварин. диалекте хваршин. яз., в ги-нух. яз., однако их нет в гунзиб., бежтин. языках, кидерин. диалекте цез. языка.
В совр. Ц. я. эргатив по форме не совпадает с тв. п. Неодинакова форма выражения эргатива и в каждом языке: в бежтинском, цезском, хваршинском он совпадает по форме с косвенной основой имени, в гунзиб. и гинух. языках он образуется от нее с помощью особых аффиксов. Эргатив совпадает с им. п. только в немногих именах существительных: миши ’теленок’ (хваршин.), або ’отец’ (бежтин.). В личных местоимениях гун-зибского (да ’я', мэ ’ты’, иле 'мы', миже ’вы’), бежтииского (до, ми, иле, миже), гинухского (де, ме, эли, межи) языков им. п. совпадает с эргативным. В личных местоимениях хваршин. яз. процесс дифференциации им. п. и эргатива завершился: напр., де бези соро ’Я купил лошадь’ (эргативная конструкция) — до ахъше •Я сплю’ (номинативная конструкция). В цез. яз. у местоимений им. п. и эргативный п. различаются только во мн. ч.: ди ик!их ’я иду’ — ди т!ет1ерхо ’я читаю', эли ик1их 'мы идем' — эла т1ет1ерхо ’мы читаем’.
В Ц. я. имеется большое число местных падежей, возникших в результате срастания в постпозиции элементов адвербиальной группы с одним из грамматич. падежей, чаще всего с род. п. Наряду с общими для др. даг. языков формами местных падежей, Ц. я. имеют менее распространенные (парные) формы: падеж нахождения предмета в сплошной среде, к-рому по семантике противостоит падеж нахождения предмета во вместилищах (гинух. лъе-ль 'в воде’ — ящика-ма ‘в ящике’). Падеж нахождения на горизонтальной поверхности противостоит по семантике падежу нахождения на вертикальной поверхности (ср. гинух. устур-къо 'на столе’ — хъодо-хъо 'на стене').
В Ц. я., как и в андийских, имеется 2 род. п., но грамматич. различие между ними иное. В Ц. я. употребление одного из род. п. в качестве определеиия связано с типом основы определяемого существительного — прямой или косвенной;
ср.: гииух. эссу-с т1охъ 'брата нож’ — эссу-зо т1охъруз ‘брата ножу//иожу брата’; цез. Абакарес-с кид 'Абакара дочь’ — обийу-з эсийа 'отца брат’ (эргатив). Так же образуются 2 формы род. п. у субстан-тивиров. атрибутивных форм и у личных местоимений.
Атрибутивные формы в Ц. я., в отличие от аваро-андийских, в исходе слова не имеют классных показателей, и поэтому принадлежность субстантивов к тем или иным именным классам остается невыраженной, напр.: гунзиб. к1от1у оже (авар. лъик1а-в 'вас', I класс) 'хороший мальчик’, к1от1у кид (авар. лъик1а-й яс, II класс) 'хорошая девочка’, к!оту бише (авар. лъи-к1а-б бече, III класс) 'хороший теленок’.
Категория морфологич. класса в Ц. я. свойственна гл. обр. глаголу (классный показатель в начале слова). Атрибутивные формы в Ц. я., как правило, маркируются не ауслауТными (в исходе слова), а анлаутными классными показателями.
Категория именного класса в Ц. я., в отличие от аваро-андийских языков, шестичленна (с учетом числовых форм существительных). В ед. ч. имеется 4 класса: класс мужчин (гунзиб. ыкъу ыс 'большой брат’), класс женщин (й-ыкъу кид 'большая девочка’), III класс (б-ыкъу ч1ик1е 'большой козленок’), IV класс (р-ыкъу бех 'высокая трава’). Во мн. ч.— 2 класса: класс личности (б-ыкъар ысна 'большие мальчики’), класс нелич-ности (р-ыкъяар ч1ик1е 'большие козлята'). В бежтин. яз. вследствие процесса р > й совпали II и IV классы. Классный показатель й кроме наименований женщин обслуживает и названия вещей: ср. гунзиб. й-икъу ахъе 'большая женщина', й-ыкъу эху 'большая река’. В парадигме мн. ч. цез. и гинух. языков есть класс наименований мужчин, что нехарактерно для др. цез. языком.
Глагол дифференцируется по виду в бежтин., гунзиб. и цез. языках. Наличие вида в хваршин. и гииух. языках не проверено. В бежтин. и гунзиб. языках аффикс -д является признаком многократного действия, а его отсутствие — признаком однократного действия. Носителем семантики длит, действия является также форма глагола с суффиксом -л, к-рая образует номинативно-творит. конструкцию: абу бэхо-д коше-ла 'Отец занимается косьбой сена'. В цез. яз. в конструкции с глаголами многократного действия (дуративным видом) не представлено дополнение в тв. п.: нессй цах-хо кагъат 'Он пишет письмо' (эргативная конструкция) — жа цахнах 'Он занимается писанием’ (номинативная конструкция). Наличие двух конструкций при глаголе многократного действия характерно для цез. яз. и чуждо для бежтин. и гунзиб. языков. Во всех Ц. я. при глаголах чувственного восприятия (verba sentien-di) подлежащее стоит в дат. п.
Конструкция предложения в Ц. я. обусловлена прежде всего семантикой глагола. Неперех. глагол образует номинативную конструкцию, перех. глагол, если его формы не дифференцируются по виду, образует эргативную конструкцию. Перех. глагол, имеющий видовую корреляцию, наряду с эргативной конструкцией образует редкую по структуре номинативную конструкцию, в к-рой подлежащее стоит в им. п., а дополнение (не прямое) — в тв. П.
В Ц. я. ие получил развития префиксальный и слабо развит суффиксальный способы словообразования (иапр., в глаголе нет локальных и направит, превер-
бов). Нек-рые имена существительные образуются посредством заимствованных из авар. яз. суффиксов -хъаи, -лъи. В Ц. я. развит способ образования иицеп-тивных глаголов от прилагательных с помощью суффиксов -лъ, -лъа, -лъал, -л. Есть суффиксы каузатива, преобразующие глаголы непереходного и возвратного значения в переходные: -р//-л, -х, -к 1а и др. В лексике немало заимствований из рус., авар., груз, и др. языков.
Все Ц. я. являются бесписьменными. Языком межнац. общения для цез. народностей является авар. лит. язык. Об изучении Ц. я. см. Кавказоведение.
• Бокарев Е. А., Цезские (дидойские) языки Дагестана, М.. 1959; его же, Даг. языки, в кн.: Языки Азии и Африки, т. 3. М., 1979: Имиайшвили Д. С., Дидой-ский язык в сравнении с гинухским и хвар-шийским языками, Тб.. 1963; Гудава Т. Е., Историко-сравнит. анализ консонантизма дидойских языков, Тб., 1979; Ломтадзе Э. А., Словесное ударение в дидойских языках (сравнит.-ист. анализ). Тб., 1984 (на груз. яз.). С. М. Хайдаков. ЦЁЗСКИЙ ЯЗЬ'|К (дидойский язык) — один из цезских языков. Распространен в селах Цунтинского и отчасти Цумадпн-ского р-нов Даг. АССР. Число говорящих ок. 7 тыс. чел. Имеет большое число диалектов (кидерииский, наиболее изученный; сагадинский, шайтльский, асах-скнй, эльбокский и др.), различия между к-рыми невелики (наличие/отсутствие лабиалнзов. согласных; тип реализации просодич. признака: «сжатие» — фарин-гализация, напр. маьли, или эмфатиза-ция, напр. мг1али; сохраиение/несохране-ние интервокального «къ» и др.). В отличие от др. цез. языков, для Ц. я. характерно наличие умлаутиров. гласного а в системе вокализма; существенна роль фарингализации/эмфатизации в фонетич. процессах; в морфологии — простая четырехчленная система согласоват. именных классов; совпадение по форме эргатива с инессивом; наличие в числе падежей компаратива и транслати-ва; различение двух инфинитивов — на -а и -аиир (в целом глагольная морфология типична для цез. языков); семантически мотивированное распределение эргативных и аккузативных правил в синтаксисе. Ц. я. близок гинухскому языку, с к-рым образует особую генетич. ветвь внутри цез. подгруппы. Язык бесписьменный.
• Бокарев Е. А., Цезские (дидойские) языки Дагестана, М., 1959; Имиайшвили Д. С.. Дидойский язык в сравнении с гинухским и хваршийским языками, Тб.. 1963; Кибрик А. Е.. Материалы к типологии эргативиости. 15. Цезский язык, М., 1981.	. Я. Г. Тестелец.
ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК — древнеславянский литературный язык. По своему происхождениюя это старославянский язык, подвергшийся влиянию живых языков народов, у к-рых ои был распространен. Это влияние отражено уже в самых ранних памятниках 10—И вв. Различают местные разновидности Ц. я., или изводы, редакции: вост.-славянская, болгарская, македонская, сербская, хорватская глаголическая, чешская, румынская.
Нормы Ц. я. изменялись с постепенным передвижением центров др.-слав, книжности с юга слав, мира на восток, под влиянием живых нар. языков, в зависимости от тенденций к унификации Ц. я. и восстановлению древних норм, что было связано с деятельностью разл. книжных школ. Так, после нек-рой де-
ЦЕРКОВНОСЛАВ 575
централизации и ослабления строгости норм Ц. я. (12—13 вв.) наступает эпоха унификации и восстановления древних норм (14—15 вв.) в результате деятельности тырновской школы в Болгарии, ре-савской школы в Сербии и связанного с этой деятельностью второго юж.-слав, влияния на Руси. В кон. 15—16 вв. происходит смещение центров слав, книжности в Зап. Русь и в Москву, вызвавшее смену норм под влиянием местных нар,-разг. языков. В 17 и. существовало неск. центров книжности: Вильно, Киев, Москва, что привело к параллелизму норм. В 18 в. централизация и нормализация Ц. я. проходили иа основе Ц. я., употреблявшегося в Москве. Наряду с произведениями, написанными на Ц. я., в слав, странах в разное время появляет-ая лит-ра на основе живого нар. языка, так складываются 2 типа др.-русского, др.-сербского, др.-болгарского (ст,-болг.) лит. языков. В основе одного типа лежит Ц. я., в основе другого — живой нар. язык. В разные эпохи взаимоотношения между этими типами лит. языков различны. Если в ср. века они были сравнительно близкими, то в 17 в. имело место двуязычие. С др. точки зрения, в Киевской Руси Ц. я. и рус. яз. имели строго разграниченные сферы употребления и образовывали диглоссию, при к-рой литературным был только Ц. я. В 17 в. это разграничение нарушается, в связи с чем диглоссия переходит в двуязычие (Б. А. Успенский). Нар. рум. язык и Ц. я., как языки разных систем, всегда были достаточно независимы друг от друга. Ц. я. постепенно уступал лит. языку на нар.-разг, основе одну сферу распространения за другой и, наконец, в 18 в. вышел из письм. употребления. Сохраняется как культовый язык пра-восл. церкви.
В лингвистич. лит-ре вместо терминов «старославянский» и «Ц. я.» употребляется также термин «др.-слав. лит. язык», к-рым обозначается единый лит. язык юж. славян (9—18 вв.), вост, славян (10—18 вв:), мораван (чехов) (9—11 вв.) и влахо-молдаван (14—18 вв.).
• Б у л и ч С., Церк.-слав. элементы в совр. лит. и нар. рус. языке, ч. 1, СПБ, 1893; Толстой Н. И., К вопросу о др.-слав, языке как общем лит. языке юж. и вост, славян, ВЯ. 1961, № 1; [Доклады, прочитанные иа заседании Комиссии по составлению словаря общеслав. лит. (церк.-слав.) языка в апреле 1966 г.), там же, 1966, №5; Копыленко М. М.. Как следует называть язык древнейших памятников слав, письменности?, «Сов, славяноведение», 1966, № Г, Виноградов В. В., История рус. лит. языка. Избр. труды. И., 1978; Успевский Б. А., История рус. лит. языка (XI—XVII вв.), Miinch., 1987. Л. Л. Касаткин.
ЦЙПФА ЗАКбН — см. Лингвистическая статистика.
ЦИРКУМФЙКС (от лат. circumfixus — укрепленный кругом) — см. Аффикс. ЦИРКУМФЛЕКС (лат. accentus cir-cumflexus — облечённое ударение) (облечённый тон, облечённое ударение) — 1) один из видов тонического ударения в древнегреческом языке. Представлял собой «составный», т. е. сложный, тон, имевший восходяще-нисходящий характер, соединение «острого» и «тяжелого» тонов. Знак Ц. стаиился только на долгих двухмерных гласных. 2) Интонация современного литовского языка, имеющая восходящий характер. Однако в первонач. балт. системе, сохранившейся в латыш. яз. и по диалектам в литовском, интонация Ц. была нисходящей. То же состояние по косвенным признакам имело место и в прус. яз. Предполагается, что в литов, яз. нисходящая интонация трансформировалась в восходящую. По происхождению балт. Ц.— интонация недолгих унаследованных нндоевроп. дифтонгов и рефлексов слогообразующих сонорных. 3) Реконструируемая прасла-вянская интонация долгих слогов. Ее нисходящий характер восстанавливается на основе след, соответствий: перенос нисходящей долготы на следующий слог в словенском, нисходящая долгая интонация в сербскохорватском, краткость в чешском, ударение на первой части рус. полногласных сочетаний бро, бло, ёре. Генетически праслав. Ц. тесно связан с балт. Ц. Новый Ц. — предполагавшаяся общеслав. нисходящая интонация иа месте первонач. акута. В 50-х гг. 20 в. было установлено, что новоциркумфлек-совая интонация существовала только в словен. яз. 4) Вид ударения шведского языка, характеризующийся сложной ударностью подударного гласного; встречается в основном и апокопирующих говорах. 5) Диакритический знак (~ г> д), напр. во франц, яз. означающий долготу гласной: pale ’закрытие’ pale ’бледный’.
,	„	, В. В. Арефьев.
ЦЫГАНСКИМ ЯЗЫК — один из индийских (индоарийских) языков. Этнич. группы, говорящие на Ц. я., покинули Индию в разное время, начиная с сер. 1-го тыс. и. э., и распространились по Передней Азин и Европе, а также проникли в Сев. и Юж. Америку, Австралию и Н. Зеландию. Число говорящих на Ц. я. точно не установлено (обычно их исчисляют от 1 до 5 млн. чел.).
Развиваясь в иноязычной среде, Ц. я. сохранил осн. индоарийский лексич. фонд и ряд черт структурной общности с центр, и сев.-зап. индоарийскими языками. Осн. отличия Ц. я. в области фонетики: оглу-
шеиие индоарийских звонких аспират (gh > kh, dh > th, bh > ph); ослабление аспирации (ch > c, th > t, bh > b); децеребрализация (t > r, d > г, dh > r, st > St) и др. В области морфологии: замена флективных форм существительных агглютинативными при сохранении про-тииопоставлеиия общекосвениого падежа (косвенной основы) прямому; отсутствие у неодуш. имен форм винительного и местного падежей. Длит, пребывание цыган иа Балканском п-ове на их пути в Европу и далее отразилось в проникновении в Ц. я. иек-рых черт, характерных для балканского языкового союза: артикля, форм выражения инфинитива и др. Совр. Ц. я. распадается на многочисл. диалекты, в большей или меньшей степени подвергшиеся лексич., а также фонетич., морфологич. и синтаксич. влиянию тех языков, на терр. распространения к-рых живут соотв. группы цыгаи. В этом сыграло большую роль двуязычие цыган, использующих Ц. я. в семейном быту, в общении между собой и в песенном фольклоре, а в ост. случаях обращающихся к языку окружающего их населения.
За пределами Ц. я. обычно остаются родственные ему диалекты этнич. групп, не прошедших через Балканы и Центр. Европу (иапр., боша — в Армении; баиджара, дом, ламбади, ганголи, санси и др.— в Индии).
Ц. я. не имеет своей письменности, хотя делались попытки ее создания. Существуют записи песен и сказок лат. и рус. алфавитами.
9 Вентцель Т. В.. Цыган, язык, М., 1964; Вентцель Т. В., Черев-ков Л. Н.. Диалекты цыган, языка, в кн.: Языки Азии и Африки, т. 1. М,, 1976; 3 о-граф Г. А,, Морфологич. строй новых индоарийских языков. М., 1976; М i k 1 о-s i с h F,, Uber die Mundarten und die Wan-derungen der Zigeuner Europas, T1 1 — 12, W.. 1872—80; Turner R. L., The position of Romani in Indo-Aryan. L., 1927; H г к a 1 E., Einfiihrung in die mitteleuropaische Zigeu-nersprache mit Worterverzeichnis, Lpz., 1940; Kocbanowski J., Gypsy studies, v. 1—2, New Delhi, 1963; La langue Tsigane, Tendances actuelle de la recherche. Actes de la table ronde internationale de tsiganologie (Sevres. 5 et 6 decembre, 1977), P., 1978; S a i 1 1 e у R., Vocabulaire fondamental du Tsigane d'Europe, P., 1979; Jusuf V., К e-peski K., Romani gramatika/Romska gramatika. Skopje, 1980; Cal vet G., Le-xique Tsigane, P., 1982; Cortiade M., Romani fonetika thai lekhipa. Titograd, 1985.
Сергиевский M. В. (сост). Цыган. -рус. словарь, М.. 1938; Rishi W. R., Multilingual Romani dictionary, Chandigarh, 1974; WolfS. A., Grosses Worterbuch der Zigeunersprache (Romani tiiv), 2 Aufl.. Hamb., 1987.	T. В. Вентцель.
ЧАГАТАЙСКИЙ ЯЗЫК — один из тюркских языков (карлукская группа). Книжно-письм. язык, сложившийся в 15—16 вв. в тимуридском Мавераннахре (Ср. Азия) на основе местных тюрк, диалектов под сильным иоздействием лит.-языковой традиции предшествующих периодов (караханидско-уйгурской, 10— 12 вв., и золотоордынской, 13—14 вв.). Вобрав в себя ииодиалектные формы,
576 ЦИПФА
обусловлеиные региональным варьированием и интенсивным контактированием между тюрк, языками карлукской, огуз-ской, кыпчакской групп, Ч. я. имел наддиалектный характер, усугублявшийся как большим числом арабско-перс. заимствований, так и араб, графикой (см. Арабское письмо), допускающей вариантность огласовок. Благодаря этому сочинения на Ч. я. были широко читаемы тюркоязычными народами, населявшими терр. от Босфора до Алтая и Индии. Вопрос о периодизации Ч. я. решается
тюркологами по-разному. А. К. Боровков (1963), отождествляя Ч. я. со ср,-азиат. тюрк. лит. языком исламской эпохи, датировал его И—16 ив., П. М. Ме-лиораиский (1902) — 13—18 вв.; А. Н. Самойлович (1928), к-рый выделял в развитии ср.-азиат, тюрк. лит. языка исламской эпохи три «находящих один на другой и связанных между собой периода», название Ч. я. закреплял за 3-м периодом— 15 — нач. 20 вв.; ср. 14—17 вв. у А. М. Щербака (1962). По Я. Экману (1966), в развитии Ч. я. выделяются пе-
риоды: доклассический (нач. 15 в.— 1465), классический (1465—1600), постклассический (1600—1921). На имеющихся периодизациях отразилось то, что Ч. я. исторически оказывал значит, влияние на формирование более поздних региональных лит. языков тюрки.
В базисной морфологич. системе Ч. я., особенно при расширительном его толковании, могут быть вычленены «староуз-бекские» элементы. Это позволило языковедам Узбекистана в 30—60-х гг. именовать Ч. я. «староузбекским языком» (см. Узбекский язык).
в Ильм и иск ий Н., Материалы для джагатайского спряжения из Бабер*Намэ, «Уч. зап. Имп. Казанского ун-та за 1863 г.», 1865. в. 2; Самойлович А. Н.. К истории лит. ср.-азиатско-тур. языка, в сб.: Мир-Али-Шир. Л., 1928; Малов С. Е., Мир Алишер Навои в истории тюрк, лит-р и языков Ср. и Центр. Азии. Изв. АН СССР. ОЛЯ, 1947, т. 6, в. 6; Щербак А. М., Грамматика староузб. языка,_ М, —Л., 1962; Боровков А. К., «Бада'и* ал-лугат». Словарь Т1лж* Иманй Гератского к соч. Алишера Навои, М.. 1961; его же, Лексика ср.-азиат, тефсира XII—XIII вв.. М.. 1963; Фазылов Э, И., Староузб. язык. т. 1 — 2, Таш., 1966—71; Благова Г. Ф., Тюрк, чабата) — рус. чагатай/джагатай, «Тюрколо-гич. сб-к, 1971», М., 1972; Тенишев Э. Р., Языки древне- и ср.-тюрк, письм. памятников в функциональном аспекте, ВЯ, 1979, № 2; НаджипЭ. Н., Исследования по истории тюрк, языков XI—XIV вв., М., 1989; Абдурахмовов F., Ш у к у ров Ш., Узбек тилииинг тарихий грамматикаси, Тошке нт, 1973; Абдурахмовов f., Рустамов А., Навоий тилинииг грамматик хусусиятлари, Тошкент, 1984: V a m Ъ ё-ry Н.. Cagataische Sprachstudien..., Lpz., 1867; Brockelmann C., Osttiirkische Grammatik der islamischen Litteratursprachen Mittelasiens. Leiden, 1954; Eckmann J., Das Tschaghataische, в ки.: Philologiae Tur-cicae fundamenta, Bd 1, [Wiesbaden, 1959); его же, Chagatay manual. Bloomington, 1966.
Будагов Л. 3., Сравнит, словарь тур,-тат. наречий, т. 1—2, СПБ, 1869—71: Алишер Навоий асарлари тилининг изохли лу-гати. т. 1—4, Тошкент, 1983—85; Zenker J. Th., Dictionnaire turc-arabe-persan, t. 1 — 2, Lpz., 1866—76; Pa vet de Cour-teille A., Dictionnaire turk-oriental, P., 1870.	Г. Ф. Благова.
ЧАДСКИЕ ЯЗЫКЙ—ветвь афразийских языков. К ним относится более 150 языков и диал. групп, распространенных в Центр, и Зап. Судане, в р-нах, примыкающих к оз. Чад, на терр. Сев. Нигерии, Сев. Камеруна, Республики Чад. Исконный ареал языка хауса, крупнейшего языка ветви, включает и юго-вост, р-иы Нигера; вследствие миграций и торговой экспансии народа хауса язык хауса распространился также в сев. р-нах Ганы, Того, Бенина и во мн. других странах Африки.
Ч. я. делятся на западночадские: 1) подгруппа хауса — хауса, гван-дара; 2) подгруппа ангас — а) аигас, сура, анкве, чип и др.; б) герка; 3) подгруппа рон — боккос, даффо-бутура, фьер, кулере и др.; 4) подгруппа боле-тангле — а) боле (болева, боланчи), нгамо, карекаре, гера и др., б) тантале (тангле), дера (канакуру) и др.; 5) подгруппа сев. бау-чи (па’а-варджи) — варджи, па'а, дири, джимбин и др.; 6) подгруппа юж. баучн (зар) — зар (сайанчи), ооггом (бурум), польги, геджи и др.; 7) подгруппа баде — баде, нгизим, дувай; центральночадские: 1) подгруппа тера — а) те-ра, джара, б) га’анда, хона; 2) подгруппа бура-марги — а) бура (пабир), чибак, путай, б) марги, кильба (хыба); 3) под-П>уппа хиги — хиги, бана; 4) подгруппа бата — бата (бачама), гуде, нзанги (джен), гуду; 5) подгруппа хидкала — ламанг (хидкала); 6) подгруппа манда-
Д 19 Лингвистич. зиц. словарь
ра — мандара (вандала), падуко, главда, гудуфи др.; 7) подгруппасукур — сукур; 8) подгруппа матакам — матакам, мофу, гисига и др.; 9) подгруппа даба — даба (мусгой), хина, гавар; 10) подгруппа ги-дер — гидер; 11) подгруппа котоко — будума (йеднна), логоне, макари, гульфей и др.; 12) подгруппа музгу — музгу (мусгум); 13) подгруппа маса — маса (банана), зиме, мусей и др.; восточночадские: 1) подгруппа кера — кера, квант (модгел); 2) подгруппа нанче-ре (лай) — нанчере, лай (габлай) и др.; 3) подгруппа сомрай — сомрай, тумак, милту и др.; 4) подгруппа сокоро — сокоро (беданга), барейн, саба; 5) подгруппа дангла — дангла (дангалеаг, карбо), мигама и др.; 6) подгруппа моку-лу — мокулу; 7) подгруппа муби —муби, джегу, биргит и др.
Для фонологич. систем Ч. я. характерно типичное в афразийской семье троичное противопоставление согласных: глухие — звонкие — эмфатические, причем эмфатические в губном и дентальном рядах, где оии встречаются наиболее часто, реализуются как имплозивные звонкие (т. е. преглоттализованные двухфокусные); во многих языках имеется противопоставление билабиальных и лабио-дентальных фрикативных; широко представлены преиазализованные смычные; имеются латеральные сибилянты (в основном в языках центр, ареала); и нек-рых языках на месте сочетаний согласных возникли двухфокусные смычные согласные (напр., лабио-дентальные в языке марги). Широко распространено противопоставление гласных по долготе — краткости. Все Ч. я. имеют фонологич. тоны как с лексич., так и с грамматич. значением. Обычно представлены как ровные (два или три), так и контурные тоны (нисходящие, реже восходящие). Ровные тоны противопоставляются не по абсолютной высоте, а относительно, в соответствии с местом в синтагматич. последовательности, и могут менять абсолютную высоту в зависимости от места в синтагме; как правило, отмечается общее понижение тонов к концу синтагмы (это типично для мн. семей и групп афр. языков и, видимо, является ареальной чертой). Широко распространено явление тональной полярности, когда грамматич. показатели (аффиксы, частицы, приглагольные местоимения и местоименные аффиксы) получают тон, противоположный тону соседнего слога.
Морфология имени в Ч. я. разнообразна. Для глаголов характерно наличие систем производных глагольных основ, образуемых с помощью разл. рода изменений в исходной основе (геминация и редупликация, инфиксы, изменения гласных и тонов), а также путем присоединения служебных элементов, ооычно именуемых «расширителями». Производные основы используются для выражения интенсива, итератива, рефлексива, пассива, каузатива, направленности действия, разл. степеней завершенности/незавер-шенности н мн. др. (системы производных основ во многом аналогичны системе глагольных пород в семитских языках). Во мн. языках сохранилось общеафразийское противопоставление перфектных — имперфектных основ, но формы выражения этой оппозиции могут варьировать от аблаутного а- в основе импер-фектива (исконная общеафразийская модель, сохранилась в иек-рых вост.-чад. языках, рон языках и др.) до тональных чередований. Кроме этого, в Ч. я. имеется система спрягаемых глагольных форм, число к-рых сильно варьирует в разных
языках. Онн имеют разл. временные, модальные, видовые значения и, как правило, образуются с помощью особых рядов личных местоимений, а также вспомогат. глаголов и/или аналитич. показателей, входящих в состав глагольного комплекса. Обычно в Ч. я. представлено неск. рядов личных местоимений: самостоятельные (субъектные, объектные), субъектные приглагольные местоимения (часто различные для разных видо-временных форм), а также местоименные аффиксы (объектные, притяжательные). Преобладают аналитич. конструкции.
Развитой письм. традицией среди Ч. я. обладает только хауса. Остальные языки являются бесписьменными.
Отд. Ч. я. становятся объектом лингвистич. исследования с сер. 19 в. (раньше других — хауса, затем — музгу). В 30-х гт. 20 в. И. Лукас выделил 2 группы языков, названные им чадской и чадо-хамитской. Только чадо-хамит, языки (в т. ч. хауса, музгу, котоко) признавались родственными афразийским языкам, хотя одновременно отмечалась связь этих двух групп между собой. Критерием для разделения языков на две группы послужил типологич. признак наличия (в чадо-хамитских) и отсутствия (в Ч. я.) категории грамматического рода в соответствии с т. наз. хамитской теорией К. Майихофа. Затем в работах Дж. X. Гринберга по классификации афр. языков было показано, что все Ч. я. (т. е. как чадо-хамитская, так и чадская группы Лукаса) образуют единую в геиетич. отношении общность, к-рая входит в афразийскую макросемью.
Среди Ч. я. наиболее изучен язык хауса; однако вся эта ветвь в целом является в 70—80-е гт. объектом интенсивных исследований как в описат. плайе, так и в плане афразийского сравнит.-ист. яз-знания.
в Дьяконов И. М.. Семитохамит, языки, И., 1965; ПорхомовскийВ. Я., Чад. языки, в кн.: Сравнит.-ист. изучение языков разных семей. Задачи и перспективы, М,, 1982; Столбова О. В., Сравнит.-ист. фонетика и словарь зап.-чадских языков, в кн.: Африканское ист. яз-знание, М., 1987; Lukas J., Zentralsudanische Studien, Hamb., 1937: Greenberg J., The languages of Africa, 2 ed., Bloomington, 1966; Westermann D., Bryan M., The languages of West Africa, HAL, 2 ed., pt 2, Folkestone — L..	1970; Newman P.,
Chadic classification and reconstruction, «Afroasiatic Linguistics», 1977, v. 5. № 1; Diakonoff J. M., Afrasian languages, M., 1988.	В. Я. Порхомовский.
ЧАМАЛЙНСКИИ ЯЗЫК —один из аваро-андо-цезских языков (аваро-андийская подгруппа); наиболее близок к тин-динскому языку. Распространен в ряде аулов Цумадинского р-на Даг. АССР. Число говорящих ок. 4 тыс. чел. Имеет 2 диалекта: гакваринский (с верх.-гак-варин., ниж.-гакварии. и гадырин. наречиями) и гигатльский.
В отличие от др. андийских языков, для Ч. я. характерны сильные абруптив-ные спиранты cici ( < ц!ц!) и ш!ш! (< ч!ч1); и грамматике — пятичленная классная система (за счет более дробного деления класса вещей); согласование ие только классного, но и неклассного род. падежей с определяемым в числе (ср. нлул! вац ’брат матери’, но илул!е вацое ’братья матери’); наличие двух форм аффективного п. у одуш. существительных (гьадам-хе/гьадам-б ’человек’), неодуш. существительные имеют формы только с суффиксом -хе; использование редупли-
ЧАМАЛИНСКИЙ 577
кации для выражения многократности действия (ххйна ’косить’ —повторяющееся действие ххаххйна); употребление в значении неопределенного буд. вр. форм на -да, функционирующих в др. языках в значении настоящего общего. Язык бесписьменный.
• Бокарев Л. Л., Очерк грамматики чамалин. языка, М. —Л..	1949; М а г о-
медбекова 3. М.. Чамалин. язык, в кв.: Языки народов СССР, т. 4, М., 1967.
М. Е. Алексеев.
ЧАНСКИЙ ЯЗЬ)К — см. Лазский язык. ЧАСТИ РЁЧИ — классы слов языка, выделяемые на основании общности нх синтаксических (см. Синтаксис), морфологических (см. Морфология) и семантических (см. Семантика) свойств. Различаются знаменательные Ч. р. (существительное, глагол, прилагательное, наречие) и служебные (союз, предлог, частицы, артикль и др.). К знаменательным Ч. р. традиционно относят также числительные и местоимения.
Иерархия признаков, лежащих в основе выделения Ч. р,, по-разиому понимается в разных лингвистич. школах. Традиционно на первый план выдвигались морфологич. признаки, что обусловлено ориентацией европ. яз-знаиия на флективные н агглютинативные языки. Расширение типологич. перспективы привело к осознанию неуинверсального характера морфологич. признаков. При типологич. анализе универсальное определение Ч. р. основывается на синтаксич. характеристиках, тогда как морфологич. параметры выступают в качестве дополнительных, значимых для флективных и агглютинативных языков. В качестве дополнительных выступают и семантич. свойства, существенные прежде всего для идентификации Ч. р. в разных языках.
При типологич. анализе к одной Ч. р. относят слова, способные стоять в предложении в одинаковых синтаксич. позициях или выполнять одинаковые синтаксич. функции. Напр., одним из признаков, различающих существительное и глагол в рус. яз., является возможность быть главным членом атрибутивной конструкции с прилагательным («быстрый шаг» при невозможности «быстрый шагать»). При этом важен не только набор синтаксич. функций, но и степень характерности каждой из функций для данной Ч. р. Эти функции распадаются на первичные и вторичные (связанные с определ. морфологич. и синтаксич. ограничениями). Так, в рус. яз, и существительное, и глагол могут выступать как в функции подлежащего («Человек любит», «Курить — здоровью вредить»), так и в функции сказуемого («Иванов — учитель», «дерево горит»), однако для глаголов функция сказуемого первична, а функция подлежащего вторична, для существительного же функция подлежащего первична, а сказуемого — вторична, что и выражается в ряде ограничений, налагаемых иа употребление существительного и глагола во вторичных функциях. В частности, существительное может быть подлежащим прн сказуемом любого типа, тогда как глагол не может выступать в качестве подлежащего при сказуемом, выраженном глаголом в личной форме (ср. «Курение подорвало его здоровье» при невозможном «Курить подорвало его здоровье»). Предложение с подлежащим-глаголом трансформируется в предложение с подлежащим-существительным («Курение вредно для здоровья»), но не
578 ЧАНСКИЙ
наоборот. Вместе с тем сказуемое-существительное требует глагола-связки для выражения времени и наклонения («Иванов был/был бы учителем»), чего ие требует глагол. В кит. яз. и глагол, и прилагательное могут выступать в функции определения, но глагол при этом, в отличие от прилагательного, требует спец, «адъективного» оформления (суффикса -ды-). Синтаксич. функции определяют и разделение на классы служебных слов (служебных Ч. р.), напр. возможность нли невозможность относиться к предложению в целом, синтаксич. связь с тем или иным набором знаменат. Ч. р. и т. д. (ср. в англ. яз. возможность связи предлога с именной группой в целом при том, что артикль соотносится с каждым отд. существительным: «in a book or a manuscript», но не «in a book or manuscript»).
В типологич. перспективе оказывается сомнительной правильность выделения в качестве отд. Ч. р. местоимений и числительных (для большинства языков), т. к. принципы выделения этих классов отличаются от принципов выделения других Ч. р. Слова этих классов обычно разнородны по своим синтаксич. функциям и примыкают с этой точки зрения к разл. классам слов (см. Местоимение, Числительное). Поэтому их часто рассматривают как подклассы внутри др. Ч. р. (ср. существительные-числительные «три», «четыре», прилагательные-числительные «первый», «второй»).
Каждая Ч. р. характеризуется особой системой грамматич. категорий. Будучи выражены морфологически, наборы грамматич. категорий охватывают все слова данной Ч . р. или осн. ядро этих слов. На этом основан морфологич. критерий выделения Ч. р. в неаморфных языках. Так, в рус. яз. сущестиительному свойственны число, падеж и род (как словоклассифицирующая категория), прилагательному — степени сравнения, число, падеж и род (как словоизмеиит. категория). В бирм. яз,, напр., прилагательное и глагол в этом отношении не противопоставлены (выражение степени сравнения имеют слова, соответствующие и прилагательным, и ряду глаголов др. языков). При морфологич. классификации выделяются формы, совмещающие в себе морфологич. признаки разных Ч. р. (напр., причастия, обладающие морфологич. признаками глагола и имени). Хотя синтаксич. признаки выделения Ч. р. типологически универсальны, а морфологич. признаки таковыми не являются, именно морфологич. признаки, имеющие явное (эксплицитное) выражение, могут быть определяющими для языкового сознания носителей флективных и агглютинирующих языков.
Распределение слов по Ч. р. во всех языках подчиняется определ. семантич, закономерностям, к-рые служат основанием для семантич. характеристики Ч. р. Хотя в такой класс, как существительные, входят в рус. яз. слова, обозначающие предмет («стол»), качество («краснота»), действие («хождение»), однако большинство существительных, обозначающих не предметы, производны, а большинство иепроизводных существительных обозначают предметы. Эта закономерность позволяет говорить об общем значении предметности у существительных как Ч. р., распространяя эту семантич. характеристику и на существительные, обозначающие качество, действие, состояние и т. д. («краснота» рассматривается как абстрактный предмет особого рода). Точно так же для глагола устанавливается общее значение действия или состояния, для прилагательного — каче
ства, для наречия — признака действия или качества. Семантич, признаки лежат в основе типологич. идентификации Ч. р. в разных языках. Так, мы можем говорить, что существительное имеется и в рус., и во Вьетнам, языках потому, что в иих выделяется (по разным синтаксич. признакам) класс слов, содержащий наименования предметов. Точно так же, когда утверждают, что предикатив в кит. яз. соответствует глаголу и прилагательному англ, яз., имеют в виду, что в кит. яз. выделяется класс слов, включающий обозначения, типичные для классов глагола и прилагательного англ. яз. (обозначение действий и качеств).
Состав Ч. р. в разных языках различен. Различия касаются как самого состава, так и объема отд. Ч. р. Так, в рус., франц., лат. языках выделяются существительное, прилагательное, глагол, наречие, В ряде языков Сев. Америки и Африки наречия и прилагательные не различаются. В кит. яз. различаются имя, предикатив (глагол, прилагательное), наречие. В нек-рых языках вычленяются только имя и глагол (напр., в индейском языке йума). Различия в объеме Ч. р. наблюдаются при сравнении языка хауса, где слова, соответствующие прилагательным др. языков, объединяются с существительными, и бирм. яз., где такие слова объединяются с глаголом. Наиболее постоянным в языках является противопоставление имени и глагола, однако универсальность (см. Универсалии языковые) этого различия остается недоказанной.	В. М. Живов.
Вопрос о разделении слов иа классы вставал перед учеными разных эпох и народов. В 4 в. до н. э. Аристотель, выделяя «части словесного изложения», иа равных правах называет собственно разряды слов: имя, глагол, член, союз (пли связку), и отд. звуки, слог и падеж. Др.-инд. грамматики (Иска, Панини, 5 в. до н. э.) выделяли 4 класса слов применительно к санскриту: имя, глагол, префикс-предлог, союзы и частицы. В александрийской школе Аристарх Самофра-кийский (2 и. до н. э.) и его ученик Дионисий Фракийский впервые выделили 8 Ч. р. (partes orationis): имя, глагол, причастие, член, местоимение, предлог, наречие и союз. Те же Ч. р. (вместо члена введено междометие) выделялись в рим. грамматике Варрона (1 в. до н. э.) и позже в слав, грамматиках, вплоть до грамматики Мелетия Смотрицкого (17 и.). М. В. Ломоносов в «Российской грамматике» выделил 8 Ч. р.: имя (собственно имя, прилагательное и числительное), местоимение, глагол, причастие, наречие, предлог, союз, междометие. Смот-рицкий и Ломоносов пользовались термином «части слова»; в 19 в. его сменил термин «части речи».
Проблема, касающаяся сущности Ч. р. и принципов их выделения в разл. языках мира,—одна из наиболее дискуссионных проблем общего яз-знания. На протяжении 19 в. к этой проблеме обращались А. X. Востоков, Г. П. Павский, К. С. Аксаков, Ф. И. Буслаев и др. В кон. 19 в. А. А. Потебня и Ф.Ф. Фортунатов выдвинули разные принципы классификации Ч. р. Потебня на первое месГо поставил семантику Ч. р., указав также и на их синтаксич. роль. Фортунатов построил классификацию Ч. р. на последовательном проведении морфологич. принципа, назвав классы слов (Ч. р.) формальными классами. Дальнейшие классификации Ч. р. в рус. яз-знании стройлись на совмещении принципов, предложенных Потебней и Фортунато
вы и (напр., классификация А. М. Пеш-ковского). А. А. Шахматов в основу деления Ч. р. положил синтаксич. принцип с учетом морфологич. признаков. Л. В. Щерба предложил классифицировать слова по совокупности морфологич., синтаксич. и семантич. признаков. По мнению Щербы, к-рый первостепенное значение придавал семантич. признаку, основанием для классификации Ч. р. являются общие для всех языков мира категории: предметность, действие, качество. Многоступенчатую классификацию Ч. р. для рус. яз. предложил В. В. Виноградов, относя к Ч. р. ие все слова, а лишь те, к-рые являются членами предложения. Наряду с системой Ч. р. Виноградов выделил систему частиц речи (частицы, частицы-связки, предлоги и союзы) и образующие особые структур-но-семантич. разряды слов модальные слова и междометия.
В. А. Плотникова (Робинсон).
В совр. яз-знании вопрос об основах классификации Ч. р. остается дискуссионным. Одни лингвисты определяют Ч. р. как лексич. категорию, лексич. классификацию слов, как иниариант пред-метно-логич. плана (Ю. М. Скребнев, А. Е. Михневич). При этом нек-рые лингвисты рассматривают Ч. р. только в функ-ционально-семантич. аспекте: с типологич. точки зрения, с точки зрения языковых универсалий Ч. р. определяются как функционально-семантич. классы слов. Н. А. Баскаков считает, что Ч. р. должны рассматриваться дифференцированно и системе двух координат — семантики, т. е. слова как лексико-семантич. единицы, и функции, т. е. слова как элементы словосочетания и предложения. При этом сам принцип лексико-семантич. классификации недостаточно четко определен. Др. лингвисты считают, что Ч. р.— это логич. разряды слов и поэтому решающее значение при выделении Ч. р. имеют их морфологич. признаки. Однако этот критерий непригоден для языков со слабо развитой морфологич. системой. Напр., в англ. яз. определять Ч. р. приходится на основании двух признаков: семантического (категориального значения) и синтаксического (сочетаемости' и функции в предложении). Нек-рые лингвисты определяют Ч. р. как грамматич. разряды слов, выделяемые на основе учета морфологич. и синтаксич. свойств слов, и недостаточно учитывают лексико-семантич. свойства слова. Напр., А. А. Реформатский определял Ч. р. как грамматич. категории (а не лексические или лексикограмматические), состав к-рых в каждом языке индивидуален и определяется совокупностью морфологич. и синтаксич. свойств. Нек-рые лингвисты, напротив, полагают, что значения Ч. р.— их главный признак, и основой в выделении Ч. р. считают их лексико-семантич. признаки, обобщающие категориальные значения (Шахматов, Щерба, А. Н. Савченко). Наконец, Ч. р. рассматриваются как лексико-грамматич. разряды слов, к-рые отличаются друг от друга не только рядом грамматич. черт (морфологически — изменяемостью и неизменяемостью, способом изменения, парадигматикой; синтаксически — способами связи с др. словами н синтаксич. функцией), но и лексически. Эта точка зрения является наиболее принятой в совр. сов. яз-знании.
Нек-рые лингвисты считают, что в каждом языке система Ч. р. сугубо специфична. Попытки установить всеобщую, универсальную, единую для всех языков мира схему классификации Ч. р., как в целом, так и в отд. ее частях, по их мне
|7.
нию, следует признать несостоятельными. Отсюда попытки найти в разл. языках мира специфич. Ч. р. Так, напр., в нанайском яз. выделялось имя качества, объединяющее слова типа «красивый», «красиво», «красота», имя времени, включающее слова «день», «дневной», «днем» и т. д. Сторонники этих теорий не учитывают, что подобные слова уже категориально распределены, и логич. признак «качество» или «время» ие в состоянии их объединить. Для кит., кор. и япон. языков выделяется особая Ч. р.— предикатив. Однако в этой теории прилагательное в функции сказуемого (равноценное употребление прилагательного со связкой) не рассматривается как имеющее специфич. категориальное значение, очень близкое или подобное категориальному значению глагола.
Существуют разл. точки зрения по поводу того, являются ли категориальные значения Ч. р. изначальными или они возникли под влиянием синтаксиса. В сов. лингвистике высказывалось мнение, что Ч. р.— это морфологизиров. члены предложения (И. И. Мещанинов, В. И. Дегтярев и др.). Савченко считает, что синтаксич. свойства Ч. р. определяются их значениями.
Возможен подход к проблеме Ч. р., исходя из концепции функционально-семантич. разрядов слов. Слова, выполняющие функции существительных, прилагательных, местоимений, глаголов, числительных, наречий и т. д., имеются во всех языках мира. Наличие категориального значения и определ. функций вполне обеспечивает существование функционально-семантич. разрядов в языке. Степень «обрастания» этих разрядов морфологич. показателями в разных языках сильно варьирует. Существующее мнение, что слово в языках со слабо развитой системой морфологич. средств потенциально способно выступать в роли любой Ч. р., по-видимому, ошибочно. Функционально-семантич. разряды слов не обладают мобильностью. В этом смысле каждый язык имеет «секторную» структуру, т. е. каждый элемент языка имеет собств. строго очерченную и строго определ. сферу действия, несмотря иа случаи тождественности по форме с к.-л. др. элементом языка, выступающим в др. функции.	Б. А. Серебренников.
• Шахматов А. А., Синтаксис рус. языка, Л., 1941; Виноградов В. В.. Рус. язык. (Грамматич. учение о слове). М,— Л.. 1947; 2 изд., М.. 1972; Драгунов А. А., Исследования по грамматике совр. кит. языка. Части речи. М.. 1952; Поспелов Н. С., Учение о частях речи в рус. грамматич. традиции. [И.]. 1954; Пешковский А. М.. Рус. синтаксис в науч, освещении. 7 изд.. М., 1956; Фортунатов Ф. Ф.. Сравнит, языковедение, в его кн.: Избр. труды, т. 1. И.. 1956; Щерба Л. В.. Избр. работы по рус. языку, М.. 1957; Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М.. 1958; С а в ч е н-к о А. Н., Части речи и категории мышления, Ростов и/Д.,	1959; Реформат-
ский А. А.. Введение в яз-знание. М., I960; Курилов и ч Е., Деривация лексическая и деривация синтаксическая, в его кн.: Очерки по лингвистике, М.. 1962: Успенский Б. А.. Структурная типология языков, М., 1965; Вопросы теории частей речи. На материале языков разл. типов. Л.. 1968; Дегтярев В. И.. Основы общей грамматики, Ростов н/Д., 1973: Ревзина О. Г., Р е в з и и И. И., Проблема частей речи в совр. лингвистике, в сб.: Лингвотипологич, исследования, в. 2, ч. 2. М.. 1975; Лайонз Дж., Введение в теоретич. лингвистику, пер. с англ., М., 1978; Холода-вич А. А.. Опыт теории подклассов слов, в его ки.: Проблемы грамматич. теории, Л.. 1979.
ЧАСТЙЦЫ — разряд неизменяемых служебных слов, участвующих в выражении форм отдельных морфологических категорий, входя в состав слова («н е кто», «кто- т о», «дай- к а») либо присоединяясь к нему («пошел б ы», «д а будет», «пошел б ы л о» и т. п.), передающих коммуникативный статус высказывания (воп-росительность—«разве», «ли», «неужели», отрицательность—«ие», «ни»), а также выражающих отношение высказывания и/или его автора к окружающему контексту, выраженному или подразумеваемому: т. наз. модальные частицы («только», «и», «даже», «еще», «уже», «ведь», «же», «тоже» и т. п.).
Пестрота предлагаемых классификаций Ч. и многообразие их списков объясняется принципиальными особенностями функционирования Ч.: их многозначностью, нечеткими семантич. границами, совмещенностью субъективного и объективного модальных начал, тесной связью Ч. с лексико-грамматич. структурой высказывания, способностью соединяться в комплексы, обилием Ч. в разг, речи, а также обя-зат. соотнесением их с совпадающими по форме и близкими по семантике единицами др. частей речи (союзами, междометиями, наречиями, застывшими формами существительных, местоимений, глаголов), с к-рыми Ч. связаны генетически. Ч. легко входят в комплексные сочетания Друг с другом или с единицами др. частей речи.
В соответствии с этим классификационные списки Ч. различаются — в разных грамматич. традициях — для одного языка и также для разных языков. Не совпадают они в рамках синхронного и ист. яз-знания: в пределах сравнительно-исторического языкознания принято называть Ч. те элементы, к-рые в др. направлениях совр. яз-знания именуются союзами или формантами.
Интерес к. коммуникативно-дискурсивной стороне речи, развитие теории функционального синтаксиса, семантики, возникновение лингвистики текста, теории пресуппозиций и пр. обусловили растущий интерес к модальным Ч. (выделительным, усилительным, акцентирующим, эмфатическим). Теория прагматич. пресуппозиций позволяет определить общее свойство Ч. подобного типа: вызывать в сознании воспринимающего дополнит, смысловую информацию, объединяющую его с говорящим: «Только он не вернулся» (остальные вернулись), «Мне он и рубля не дал» (а такую малую сумму мог бы) и т. п.
В высказывании Ч. могут относиться ко всему составу: «Только / задачу вы решили неправильно» (а не так, как вы думали: правильно), «Даже / книгу не могла держать в руках» (так волновалась, читая), и к отд, слову: «Только задачу вы решили неправильно» (остальное правильно), «Даже книгу не могла держать в руках» (а более тяжелое — и подавно).
Значения, передаваемые Ч. (помимо чисто морфологических), обычно связаны с др. содержат, категориями высказывания. В первую очередь — с категорией определенности/неопределенности, с выражением форм к-рой, напр. в рус. яз., непосредственно соотносятся Ч. «не», «то», «иибудь», «либо», «бы то ии было», «угодно», формирующие неопредел, местоимения, и Ч. типа «вот», «вон», «же», относящиеся к высказыванию в целом: «Вот едет могучий Олег со двора», «Вон речка показалась». Высказывались пред-
ЧАСТИЦЫ 579
положения об артиклоидном характере Ч. «и» как носителе значения определенности в рус. яз.: «Вот и мальчик». Часть Ч. принимает на себя функции глагола-связки: «Государство — это я», «Вот и дом», «Я вот он» (разг.).
Тип Ч. связан с распределением грамматич. категорий в высказывании в целом — видом глагола-сказуемого, типом детерминанта-обстоятельства, наличием наречий с семантикой однократности или итеративности. Ч. приписывается — в рамках теории актуального членения предложения — роль рематизаторов.
Модальные Ч. связываются с фактами акцентно-просодич. структуры высказывания. Можно говорить о 3 группах Ч.: не выделяемых и не выделяющих («ведь»), не выделяемых, но выделяющих («же»), выделяемых и выделяющих («вот», «вон», «это», «еще», «только», «даже», «один»), В последней группе вы-деленность Ч. соотносима с текстовым явлением анафорики (см. Анафорическое отношение)'. «Вот мальчик» (новое) — «Вот мальчик» (о нем уже говорилось), «Это книга» (демонстрация) — «Это книга» (уточнение с поправкой), «Еще сахару» (сахар уже брали) — «Еще сахару» (брали, но не сахар) и т. д. Особенно тесно тип акцентного выделения связан со словом «одни» в разных его функциях. Существенно и сиитагматич. членение при Ч.: «Только / Петрову это не под силу» — «Только Петрову это не под силу»: «Вот / мальчик, о котором я говорила» (интродукция) —«Вот мальчик, о котором я говорила» (дейктич. демонстрация).
Общепринятым является признание у Ч. размытой семантики, нечеткости их разделения с др. частями речи, от к-рых они происходят, модификативность общего их списка.
Дискуссионным является вопрос о наличии у Ч. собств. инвариантного значения (и тем самым вопрос об их знамена-тельности/незнаменательностн) или об определении их значения семантикой конкретного высказывания; вопрос об эволюции Ч., поскольку их обилие отличает древние языки архаичной структуры и в то же время число их активно возрастает; вопрос о границах их линейной протяженности и единнчности/множествеиности значения при комплексах («и так», «так и», «вот ведь», нем. aber auch, nur mal). Частота употребления коммуникативных Ч. является типологически различающим критерием. Наибольшее число Ч. отмечается для др.-греч., рус. и ием. языков. В ряде древних языков, напр., в индоевроп. языках И. Азии, типологически характерным является наличие инициальных для высказывания комплексов Ч. с определ. линейным их порядком (см. Ваккернагеля закон). Свободное и правильное употребление Ч. и их комплексов является свидетельством совершенного владения языком, поэтому они представляют особые трудности при преподавании, а тип их и кол-во могут быть свидетельством при определении языковой принадлежности автора текста (иапр., значимо резкое уменьшение числа Ч. в греч. языке Нового Завета по сравнению с классич. греч. яз.).
Таксономия, сложности определения статуса Ч. обусловили наметившееся в яз-знании 60—70-х гг. стремление к их пословному описанию и отсутствие сис-темно-иерархич. описания их общей семантики.
580 ЧЕРЕДОВАНИЕ
• Шведова Н. Ю., Очерки по синтаксису рус. разг, речи, М.. 1960; Киселев И. А., Частицы в совр. вост.-слав. языках, Минск, 1976; Рус. грамматика, т. 1—2, М., 1980; Николаева Т. М., Функции частиц в высказывании, М., 1985; Чолакова К., Частиците в съвремеиния български книжовен език, София, 1958; Д о-грамаджиева Е., Структура на ста-робългарското сложно съчинено изречение, София, 1968.	Т. М. Николаева.
ЧЕРЕДОВАНИЕ (альтернация) — парадигматическое отношение между однородными единицами языка (единицами одного уровня, см. Уровни языка), способными заменять друг друга в составе более крупных единиц, что обычно происходит при определенных синтагматических и/или парадигматических условиях (см. Синтагматика, Парадигматика). Единицы, связанные отношением Ч. (или альтернанты), должны быть структурно конгруэнтными, т. е. занимать одно и то же место и структуре одной и той же единицы более высокого ранга, к-рая при этом выступает в своих разных фонетич. или грамматич. формах.
Ч. свойственно прежде всего единицам звукового строя — звукам и фонелал, для к-рых правило структурной конгруэнтности означает, что они и качестве альтернантов должны занимать одно и то же место в составе одной и той же морфемы, ср. нем. ver-lier-en ’терять’ / ver-1ог-еп ’потерянный’ / Ver-lus-t ’потеря', где корень представлен тремя фонологически различными морфами, отражающими Ч. фонем /1/~/о/, /17 <*>/и/ и /г/~/э/. Ч. бывают разных типов и видов. По характеру дифференциальных признаков альтернантов различаются количественные Ч. (по долготе — краткости) и качественные Ч. (по признакам места, способа образования и др.). По характеру условий Ч. различают 2 типа — фонетическое и иефоиетическое (традиционное, историческое) Ч.
При фонетич. Ч. альтернантами являются звуки, взаимно исключающие друг друга в разл. фонетич. позициях, т. е. принадлежащие одной фонеме; такие Ч. изучаются в фонологии и служат основой для определения фонем в изыке. Фонетич. Ч. всегда позиционные. Нефонетич. Ч. могут быть 2 видов — позиционными и непозиционными; альтернантами нефонетич. Ч. являются фонемы, мена к-рых необъяснима характером фонетич. позиции, ср. м4зать//мАжу/мажь [маш], где представлены оба типа Ч.: нефонетич. Ч. /з/ ~ /ж/ и фонетич. Ч. [ж]~[ш]. Нефонетич. Ч. в этом примере является, однако, позиционным, т. к. происходит в определ. грамматич. формах перед определ. аффиксами, в связи с чем это Ч. можно назвать формально обусловленным; того же вида Ч. /д/ ~ /ж/, /г/ ~ /ж/, /к/ ~ /ч/ и др. (водить — вожу, бегу — бежишь, влеку — влечешь и т. п.), ср. также франц, /г/ ~ /г/ в dire 'говорить' / disons ’говорим’ и в др. глаголах этого класса. Поскольку Ч. такого вида сопровождают регулярное формо- и словообразование посредством спец, морфем, их называют также морфологическими; эти Ч. изучаются в морфонологии. Второй вид нефонетич. Ч.— непозициониые, т. е. не обусловленные позицией перед определ. морфемой; такие Ч. обычно сами по себе служат целям формо- и словообразования и поэтому называются грамматическими, ср. «сух» — «сушь», «дик»—«дичь» или англ, advice [-s] 'совет' —advise [-z] 'советовать'. Важнейшие разновидности иепозиционных чередований— аблаут и умлаут, к-рые
могут быть как морфологическими, так и грамматическими по своей функции. Так, в приведенном нем. примере аблаут /I/ ~ /о/ — грамматич. Ч. (т. к. только оно различает формы указанного глагола — инфинитив и причастие II), в отличие от морфологич. Ч. /I/ N /и/ и /г/ ~ /я/, сопровождающих смену суффиксов. Грамматич. Ч. выступает в языке в роли внутренней флексии (см. Флексия) и относятся к грамматике. Об этих Ч. можно сказать, что они лишь категориально обусловлены (соотносятся только с определ. грамматич. категорией), в отличие от позиционных (морфологических), в к-рых формальная обусловленность накладывается на категориальную. На периферии нефонетич. Ч. находятся случаи типа «друг — друзья», где грамматич. аномальность формы мн.ч. придает чередованию /г/ ~ /з/ характер лексически обусловленного, т. к. это Ч. нельзя связать с действием формально-категориальных факторов.
Разл. типы и виды Ч. имеют разную степень регулярности и безысключитель-ности. Наиболее регулярными и почти не знающими исключений (разве что в отд. иноязычных словах) являются фонетич. Ч. В них господствует фонетич. обусловленность, к-рая исторически лежит в основе и др. видов Ч., но в последних она либо вовсе не оставила следов (как в аблауте), либо эти следы сильно смазаны (как в умлауте). Среди нефонетич. Ч. имеются относительно регулярные, обязательность к-рых безысключительна в пределах определ. парадигм или частей речи, и спорадич. (нерегулярные), в большей степени испытывающие лексич. ограничения (иапр., /г/ оо /ч/ в стерегу/стеречь). В целом регулярность Ч. выше в системе словоизменения и ниже в словообразовании (для языков, где развиты обе системы). Наименьшей регулярностью обладают лексически обусловленные нефонетич. Ч.
В истории языка ие только фонетич. Ч. может стать нефонетическим (напр., в слав, языках морфологич. консонантные Ч. типа /г/ ~ /ж/, /к/ ~ /ч/ возникли иа базе древнего фонетич. процесса палатализации), но и разные виды нефонетич. Ч. могут сменять друг друга; так, в языке иолоф начальные грамматич. Ч, в корне типа to 'играть' —ро 'игра' или sol ’одеиать’ — col 'облачение' восходят, по-видимому, к морфологич, Ч., сопровождавшим исчезнувшую префиксацию показателей именных классов. Источником фонемного Ч. может оказаться древиее морфемное Ч., стершееся вследствие переразложеиия; напр., в греч. hepar ’печень’ / hgpatos (род. п.) в Ч. исхода основы -r/-t скрыто древнейшее Ч. суффиксов *-ег/*-еп, представленных и этом слове в нулевой ступени (*уек“-г-// •yekw-n-). И наоборот, стирание фонетич. условий Ч. приводит к появлению Ч. морфем, т. к., в сущности, Ч. типа бег-/беж- может рассматриваться целиком как морфемное.
В отношении Ч. могут находиться также единицы суперсегментного уровня, напр. тон или ударение', так, в языках с подвижным ударением в пределах сло-иообразоват. или словоизмеиит. парадигмы могут чередоваться либо ударные-безударные слоги (зблото/позолот-а), либо морфологич. единицы — основа и окончание (зблото/золот-бй).
Теория Ч. впервые получила глубокую разработку с позиций фонологии в трудах И. А. Бодуэна де Куртенэ, а зародилась в индийской языковедческой тради
ции и широко дискутировалась в индоевроп. яз-знании 19—20 вв.
• Бенвсннст Э., Индоевроп. именное словообразование, пер. с франц.. М., 1955; Бодуэн де Куртенэ И. А.. Опыт теории фонетич. альтернаций, в его кн.; Избр. труды по общему яз-знанию, т. 1, М., 1963: Реформатский А. А.. Введение в языковедение, 4 изд., М., 1967; Маслов Ю. С., О типологии чередований, в кн.: Звуковой строй языка, М., 1979; П а-н о в М. В.. Совр. рус. язык. Фонетика. М., 1979; Семереиьи О.. Введение в сравнит. яз-знание, пер. с нем., М., 1980; Trubetzkoy N., Das tnorphonologische System der russischen Sprache, TCLP, 1934. t. 5, № 2; Kurylowicz J.. L’apophonie en indo-europeen, Wroclaw. [1956]. В. А. Виноградов. ЧЕЧЕНСКИЙ ЯЗЫК—один из нахских языков. Распространен в Чеч.-Ингуш. АССР, Ср. Азии и Даг. АССР. Число говорящих ок. 760 тыс. чел. Имеет плоскостной, аккинский. чеберлоевский, мелхинский, итумкалииский, галанчож-ский, кистинский диалекты.
Фонетич. система отличается сложностью вокализма (краткие, долгие, умлау-тироваииые, простые гласные, дифтонги, трифтонги, слабо выраженная назализация гласных) и консонантизма (простые, геминированные, абруптивные, фарин-гальные согласные). Под влиянием рус. яз. в сов. период в лит. языке адаптировалась фонема <ф» (в заимствов. словах).
Морфологич. система агглютинативнофлективная. Ч. я. имеет 6 грамматич. классов, многопадежное склонение, глагольные категории класса, времени, наклонения, вида. Система счета десятеричная. Под влиянием рус. яз. появились относит, определения. Синтаксис отличается разнообразием типов простого и способов образования сложного предложений. В лексике много заимствований из русского, арабского, персидского, грузинского, тюркских и др. языков. Лит. язык, стилистически дифференцированный, вытесняет диалекты (за исключением кистин. диалекта, носители к-рого живут в Груз, ССР). Письменность создана после Окт. революции 1917 сначала на основе арабской, затем латинской, с 1938 — рус. графики.
• Яковлев Н. Ф.. Синтаксис чечен, лнт. языка, М.— Л.,	1940; Д е ш е-
риев Ю. Д.. Совр. чечен, лит. язык, ч. 1, Грозный, 1960; Ч о к а е в К. 3.. Морфология чечен, языка. Словообразование частей речи. ч. 1 — Словосложение, Грозный, 1968; Арсаханов И. А., Чечен, диалектология. Грозный, 1969; Дешериева Т. И., Структура семантич. полей чечен, и рус. падежей, М.. 1974.
М а ц и е в А. Г., Чечено-рус. словарь, М., 1961; Карасаев А.Т., М а-циев А. Г., Рус.-чечен, словарь, М., 1978.	Ю. Д. Дешериев.
ЧЁШСКИЙ ЯЗЫК—один из западнославянских языков. Распространен в Чехословакии, а также в США, Канаде, Австрии. Общее число говорящих св. 10,6 млн. чел., вт. ч. в Чехословакии — св. 10 млн. чел. (1988). Один из двух офиц. языков Чехословакии (наряду со словацким). Выделяется 4 группы диалектов: собственно чешские, га-нацкие, ляшские (силезские) и моравско-словацкие. Лит. чеш. яз. сформировался на базе ср.-чеш. говоров.
В фонетике Ч. я. отличается след, чертами; наличием долгих и кратких гласных фоием (draha ’путь, дорога’ draha ’дорогая’), слогообразующих г и 1 (vlk [v]k], smrt [smrt], nesljnesl]), специфически чеш. звука f [rz, rs] из мягкого г’ (tr’-i —>tri, r’eka-»reka); преобладанием твердых согласных фонем, сохраняющих твердость и перед гласными переднего ряда; наличием только трех пар соот
носительных по твердости и мягкости согласных фонем t — t', d — d’, n — n’; наличием чередований (качественных и количественных) кратких гласных с долгими гласными и дифтонгом (ои) [ои] в пределах одной морфемы (list/listek, moje/miij [miij], dub/doubek); ист. изменениями долгих и кратких гласных а, и в положении между мягкими и после мягких согласных в е, i, i (l’ud-> lid, kl’ud—>klid, SaSa->di5e, duS'a-»du5e).
Морфологич, система Ч. я. характеризуется большим кол-вом типов склонения существительных, разнообразием типов спряжения презентных форм глаголов, отсутствием простых прош. времен.
Первые памятники чеш. письменности относятся к кон. 13 в. В 14 в. существовал единый тип лит. языка, В 15—16 вв. чеш. лит. язык стабилизируется, ио с 1620 до кон. 18 в. его развитие было прервано, т. к. при Габсбургской династии офиц. языком являлся немецкий. Чеш. лит. язык возрождается в кон. 18 — нач. 19 вв. на основе лит-ры 16 — нач. 17 вв., что придало ему книжный характер. В 19 в. в возрождении лит. языка формирующейся чеш. нации большую роль сыграли деятели чеш. Возрождения Й. Добровский — автор^ первой науч, грамматики Ч. я. (1809) и Й, Юиг-ман — автор чЧешско-нем. словаря> (т. 1—5, 1835—39). Разг, языком сел. и гор. населения оставались диалекты и формирующиеся интердиалекты. Большое распространение получила т. иаз. obecna Sestina, по происхождению собственно чеш. интердиалект, ставший обиходно-разг. языком широких слоев чеш, населения, к-рый отличается от лит. языка значит, структурными особенностями на всех языковых уровнях. Письменность на основе лат. графики, * Широкова А. Г., Чеш. язык, М., 1961; ее же, Чеш. язык, в кн.; Слав, языки, М., 1977; Широкова А. Г., Не-щименко Г. П., Становление лит. языка чеш, нации, в кн.: Нац. возрождение и формирование слав. лит. языков, М., 1978; Havranek В., Jedli ck a A., Ceska mluvnice, Praha, 1970; Smilauer VI., Nauka о ceskem jazyku, Praha, 1972; tamp-recht A.. Si os ar D., Bauer J., Historicky vyvoj cestiny. Praha. 1977; Mluvnice ceitiny, 1 — 3, Praha, 1986—88; G re p 1 M., К a r I i k P., Skladba Sposovne cestiny, Praha, 1986.
Чеш.-рус. словарь, т. 1 — 2, М,— Прага, 1973: Slovnik spisovneho jazyka ceskdho, sv. 1—4, Praha, 1958—71. А. Г. Широкова. ЧЖУАНСКИИ ЯЗЫК — один из тайских языков, язык чжуанского населения Гуанси-Чжуанского автономного района и нек-рых прилежащих уездов соседних провинций КНР. Собственно чжуанские, или северные, диалекты Ч. я. (70% носителей) входят в сев. подгруппу тайских языков, юж. диалекты — в их центр, подгруппу. Носители (св. 13 млн. чел.) имеют разл. местные самоназвания (наименование ччжуан* — кит. происхождения). В р-нах с преобладающим чжуан. населением местные говоры как северного, так и южного диалектов Ч. я. служат средством межнац. общения.
Для сев. диалектов характерно отсутствие придыхат. инициал ей, для южных— их наличие. Ч. я.— типичный изолирующий язык. Политоничен (6 тонем). Слогоделение, как правило, морфологически значимо. Отношения между словами устанавливаются с помощью служебных слов и словопорядка. Ч. я. подвергся влиянию кит. яз., что отразилось на составе его лексики, особенностях морфологии (напр., сложение в одно слово синонимичных чжуан. и кит. морфем) и синтаксиса (в определ. слу
чаях — не свойственный тайским языкам порядок слов: определение перед определяемым).
С эпохи Тан (618—907) Ч. я. имел иероглифич. письменность на основе кит. иероглифики. В 1955 разработана письменность иа основе лат. графики. В основу лит. языка положены сев. диалекты с произносит, нормой г. Умин. Процессу формирования- лит. Ч. я. способствовала в 80-х гг. модификация чжуан. алфавита и активизация распрост-Занения чжуан. письменности.
• Сердюченко Г. П.. Чжуан. язык. М., 1961; Москалев А. А., Грамматика языка чжуан, М., 1971; Ли Фангу й, Говор Умина (на кит, яз.), Тайбэй, 1956.
Чжуано-кит. словарь, Наньнин, 1958; Ки-тайско-чжуан. словарь, Наньнин, 1983.
.	„ А. А. Москалев.
ЧЖУРЧЖЗНЬСКИИ ЯЗЫК—мертвый язык, относящийся к тунгусо-маньчжурским языкам и известный по памятникам чжурчжэньского письма. Исконными землями и центром консолидации чжурчжэней являлось ср. правобережье р. Сунгари; их гос-во существовало в 1115—1234, но первые упоминания о них относятся к рубежу 6—7 вв. Число носителей Ч. я. в нач. 13 в. определяется приблизительно в 5 млн. чел.
Ч. я. изучен недостаточно (памятники дешифрованы частично). В нем обнаруживаются многочисл. сходства с близкородственным маньчж. яз.. однако Л. Лигети полагает, что часть этих сходств объясняется поздней (15 или 16 вв.) записью в транскрипции, на к-рой сказалось влияние маньчж. яз.
Вокализм Ч. я. включает 5 кратких гласных (а, э, о, u, i) и, возможно, долгое б. Нек-рые аффиксы имеют варианты огласовки, свидетельствующие оо остаточных явлениях гармонии гласных, в т. ч. и такие показатели, к-рые в маньчж. яз. получили фиксиров. гласный (дееприч. чжур. -tnai/-mai — маньчж. -шэ и др.). Консонантизм, как можно судить по транскрипции, представлен 19 ^фонемами; f, Ь, w, m, t, d, s, J, 1, r, S, 3, j, ji, k, g, x, у, о. Характерен, как и для маньчж. яз., начальный f (или губно-губной ф < *ph); имеется переход инлаутного сочетания -rg->3. В области морфологии и лексики у Ч. я. отмечено много аналогий с маньчж. яз., что сближает два эти языка и отличает их от др. тунгусо-маньчж. языков.
В 12—13 вв. Ч. я. был офиц. языком делопроизводства (за исключением судебного); на нем была создана не дошедшая до нас обширная науч, и худож. лит-ра.
* Сравнит, словарь тунгусо-маньчж. языков, т. 1-2. Л.. 1975-77; Grube W., Die Sprache und Schrift der JuSen, Lpz., 1896.
.	И. В. Кормушин.
ЧЖУРЧЖЗНЬСКОЕ ПИСЬМО — иероглифическая письменность, применявшаяся для чжурчжэньского языка и изобретенная в 12 в. по образцу кидань-ского письма (см. Киданьский язык) и китайского письма вскоре после утверж-
Образец чжурчжэньского письма.
дения государства чжурчжэней на землях Маньчжурии и Сев. Китая. Извест-
ЧЖУРЧЖЭНЬСКОЕ 581
ио т. наз. большое Ч. п. (создано в 1119), вероятно, в основе идеографическое, и т. наз. малое Ч. п. (1138). Образцов первого из них не сохранилось. Второе дешифровано В. Грубе в 1894 благодаря находке в Китае рукописи кон. 14 в. «Хуаи июй» (находится в Берлине), чжурчжэньская часть к-рой содержит ок. 900 слов и словосочетаний в записи Ч. п., транскрипции и кит. переводе, а также 20 небольших текстов (прошений) Ч. п. и в переводе. Из 700 (примерно) знаков только 25 идеографические, остальные — фонетические, б. ч. одно-, но также двух-и редко трехслоговые. Из эпиграфич. памятников сохранились две стелы: из Яньтая (возле Кайфына, дата установки между 1426 и 1436) и Тыра (верховье Амура, 1413; ныне хранится во Владивостоке). Тексты стел не прочитаны — нз-за плохой сохранности и из-за того, что ряд знаков на них не дешифрован. * Воробьев М. В.. Чжурчжэни и гос-во Цзинь, М.. 1975: Grube W., Die Sprache und Schrift der Jucen. Lpz., 1896.
И. В. Кормушин.
ЧИБЧАНСКИЕ ЯЗЫКЙ—группа индейских языков. Распространены в Центр, и Юж. Америке. Общее число говорящих ок. 600 тыс. чел. Дж. X. Гринберг включает Ч. я. в чибчанскую макросемью. По классификации Ч. Лоукотки, Ч. я. подразделяются на подгруппы: 1) палео-чибчанскую, включающую языки эсме-ральда и караке в Эквадоре и яруро в Венесуэле; 2) языки рама и мальчора в Никарагуа; 3) гуатузо (гуатусо), ге-тар, суэрре, покоси и др. в Коста-Рике; 4) таламанкскую (терраба, тириби, бри-бри, кабекар, чирипо, висейта, брунка, кото в Коста-Рике); 5) дораскскую (чу-мула, гуалака, чангена в Панаме); 6) гуайми, представленный неск. диалектами в Панаме; 7) куна, коиба и чочама в Панаме и куева в Колумбии; 8) антиокий-скую (гуазузу, оромина, катио и др. в Колумбии); 9) чибча, или муиска (мос-ка), и тунебо, представленный рядом диалектов, в Колумбии; 10) мотилон, барира и мапе в Колумбии и Венесуэле; 11) аруакскую (в т. ч. таирона, кёггаба, гуамака, ика, бинтукуа и др. в Колумбии); 12) малибу, мокана, чимила и др. в Колумбии; 13) андаки, тимана, ялкон в Колумбии; 14) паэсскую (в т. ч. паэс, пансалео, алауси в Колумбии и Эквадоре); 15) гуамбиано, гуанаки, кокону-ко в Колумбии; 16) барбакоа, каипа, Колорадо, колима в Колумбии и Эквадоре; 17) матагальпа, хинотега, какаопера в Никарагуа и Гондурасе; 18) мискито, улуа и сумо в Никарагуа и Гондурасе (др. вариант классификации см. в ст. Мискито-матагалъпские языки); 19) се-бондой, кильясинга и патоко в Колумбии; 20) пайя в Гондурасе. Большинство языков вымерло.
Для консонантизма Ч. я. характерны согласные р — b, t — d, k — g, k” — g" (смычные), f, s, s (спиранты), с, с (аффрикаты), высокий удельный вес сонорных, ср. в каяпа m, n, 1, 1", n, о, г, w. Гласные: i, е, а, о, и. Реже встречаются закрытые ё, 6; умлаутированные й, о, назализованные. Ударение может падать на любой слог слова. Структура слога, как правило, CV. Редко встречаются закрытые и неприкрытые слоги. Встречаются двучленные сочетания согласных, в т. ч. и в начале слова. Вокалич. группы могут насчитывать до трех элементов.
Морфологич. строй агглютинативный. Существительное имеет категории числа
582 ЧИБЧАНСКИЕ
и падежа. Противопоставлены ед. и мн. числа, напр. в брунка kran-rojk 'деревья', kuraj-arojk 'тигры', u-rojk 'дома' и т. п. Возможно употребление ед. ч. в значении мн. ч. Развитая падежная система: в терраба инструменталис (показатель -go), комитатив (показатель -to), локатив (-sko), суперлатив (-kin), датив (?) (-коп), локатив (-ga). Имеются также предлоги (брунка man kra 'с палкой') и послелоги (брунка u atie 'за дом'). Отмечены личные притяжат. префиксы: в куна an(i)-pap 'мой отец’, па-рар 'твой отец’, е-рар 'его отец’, па-ра 'свой отец'. Личные местоимения могут противопоставлять дв. и мн. числа: терраба sin 'мы [мн. ч.]’ — taua 'мы [я и ты/я и он]’. Притяжат. местоимения иногда различаются в зависимости от личности/нелич-ности определяемого: кёггаба mi seua 'твоя жена’, но mi-hi ciii 'твой дом’. Система счета деситеричная, в нек-рых языках — двадцатеричная, ср. в гуайми greketabuko '80' при gre '20', buko '4'. Числительные принимают классифицирующие префиксы или суффиксы, напр.: в Колорадо -ка 'нейтральное', -de 'длинное', -ре 'плоское твердое’, -ki 'плоское мягкое’ и др., ср. palu-ka па 'два ребенка’, palu-de апо ’два банана', palu-рё jabon 'два куска мыла’, palu-ki kamisa 'две рубашки’; в гуайми -Ьа- 'действие', da- 'растение', i- 'человек', кг- 'длинное', кио- 'круглое' и др. Глагольная морфология относительно бедна. Помимо форм индикатива в Ч. я. имеются императив, инфинитив, представляющий обычно глагольную основу, и причастия — активное и пассивное. К временам индикатива относятся презенс и настоящее обычное и неск. прош. времен. Личное согласование в большинстве языков отсутствует. Отмечены суффиксы именного словообразования, напр. в брибри -sika 'субстанция, вещество', -kin 'место, поверхность’, -wak 'коллектив, группа’ и др.
Порядок слов в простом предложении SOV, ср. в терраба ta bob ik 'Я тебя вижу’, fa bor ik 'Ты меня видишь’. Отношения между глаголом и его актантами выражаются с помощью падежных суффиксов. Глагол-связка со значением 'быть' отсутствует, ср. в кёггаба nas sigi 'я человек’, manki kabia 'ты богатый’. Определение, выраженное существительным или местоимением, стоит перед определяемым, напр. в кабекар kal we 'дерева плод’, в брунка atig sagra 'собаки голова’ н т. п. Определение-прилагательное (реже числительное, указат. местоимение) находится в постпозиции, напр. в ика peri duna 'собака хорошая', в терраба £iti kege 'собака старая’ и т. п. Согласование определения с определяемым отсутствует. Для связи слов и предложений используются союзы, иапр. в гуайми ti awane mo noin 'ты и я идем’, в куна teki(ne) 'и', pat(io) 'но' и др.
Ч. я. изучены слабо. Лишь собственно чибча имеет относительно давнюю традицию изучения: первая печатная грамматика этого изыка Бернандо де Луго была издана в Мадриде в 1619. Большинство составленных в 17—20 вв. миссионерами грамматик и словарей по нек-рым др. Ч. я. ие опубликовано; они следуют лат. схеме описания и отличаются неточной орфографией. Начинай с 19 в. изучение Ч. • я. велось путешественниками и этнографами.
* Celeddn R., Gramatica de la lengua Koggaba, P.. 1886; Alphonse E. S., Guaymi grammar and dictionary. Wash., 1956; Arroyo V. M.. Lenguas indigenes costari-censes, 2 ed., San Josi. [1972]; W h e e-1 e r A., Proto Chibchan, в кн.: Comparative
studies in Amerindian languages, The Hague — Monton, 1972; Lugo B. de. Gramatica en la lengua general del Nuevo Reyno Hamada Mosca, Madrid, 1978; Gonzalez de Perez M.S., Trayectoria de los estudios sobre la lengua Chibcha о muisca, BogotA, 1980,	_	M. E. Алексеев.
ЧИ НЬЯНДЖА — см. Ньянджа.
ЧИСЛЙТЕЛЬНОЕ — класс полнозначных слов, обозначающих число, количество, меру и связанные с числом мыслительные категории поридка при счете, кратности (повторяемости), совокупности. В соответствии с этими значениями выделяются разл. виды Ч.: количественные, порядковые, кратностные, собирательные (совокупностные), разделительные, а также неопределенно-количественные, дробные.
В наиболее чистом виде понятие числа находит отражение в количественных Ч. (напр., «два», «три», «пять»), образующих стержень, вокруг к-рого группируются др. виды Ч., и обозначающих кол-во, число, т. е. отвлеченный результат счета, т. к. в понятии числа свойство совокупности состоять из того или иного числа единиц абстрагируется от тех конкретных предметов, к-рые подвергаются счету. Исторически множество считаемых предметов или явлений соотносилось с нек-рым фиксиров. множеством-эталоном, напр. с камешками, пальцами, словами. Порядковые Ч. (напр., «пятый») обозначают порядковые номера, присваиваемые предметам или явлениям в процессе счета. Собирательные Ч. («двое», «четверо») обозначают совокупность предметов по кол-ву составляющих ее единиц. Разделительные Ч. используются для обозначения количественно однородных групп, на к-рые распределено данное множество («по два», «по три»), Кратностные (кратные) Ч. («дважды», «пятью») обозначают кол-во повторений нек-рого действия или явления. Ряд количеств. Ч. не ограничивается, но уже при образовании порядковых можно отметить определ. ограничения (ср. невозможность образовать в рус. яз. порядковые, соотносимые с числами 141 000 или 121 000 000); ряды собират., разделит,, кратностных Ч., как правило, ограничены одним-двумя первыми десятками чисел. Так, при нормативности ряда собират. Ч. до десятка в рус. яз. оказываются ненормативными собират. Ч. для чисел второго десятка, вместо кратностных слов типа «дважды» для чисел второго и последующих десятков приходится применять словосочетания типа «двадцать раз» и т. п. Способность человека оперировать с нежесткими (нечеткими, приблизительными) множествами находит отражение в том, что к определенно-количеств. Ч. примыкает группа слов, обозначающих неопредел, кол-ва: «много», «мало», «несколько», «сколько». Определенно-количеств. Ч. способны выразить приблизит, кол-ва («два-три», «около десяти», «человек пять» и т. п.). К определенно-количеств. Ч. примыкают обозначения дробей; это, с одной стороны, слова типа «пол-», «четверть», «треть», «осьмушка» — обозначения обиходных долей мер или множеств, с др. стороны, это искусственно сформировавшийся разряд обозначения матем. дробных величин типа «одна десятая», «пять восьмых», «семь тридцать вторых». Первая группа дробей близка к ряду существительных — названий мер и совокупностей («дюжина», «корзина», «копна»), а вторая — к определенно-количеств. Ч.
Если в лексич. плане ряд Ч. может рассматриваться как универсалия (см. Уни
версалии языковые), хотя выделение видов Ч. и специфика значения стержневого ряда различны по языкам, то в отношении грамматич. свойств Ч. в разл. языках не одинаковы. При этом не совпадают грамматич. признаки Ч. разных видов. В одних языках Ч. обладают специфич. набором грамматич. свойств, позволяющим вычленять их как особую часть речи; напр., в рус. яз. особую часть речи составляют количеств, и со-бират. Ч. В др. языках по грамматич. свойствам Ч. относятся к разл. частям речи — существительным, прилагательным, местоимениям, наречиям. В основе грамматич. специфики Ч. лежит их особое отношение к грамматич. числу: выражая понятие числа своим лексич. значением, Ч. обычно не соотносятся с категорией грамматич. числа; изменение Ч. по числам избыточно. В одних языках (напр., в русском) происходит нейтрализация грамматич. числа у Ч., в других (напр., в английском) с Ч. координируется одно из чисел, нередко множественное, поскольку лексич. значение Ч. связывается с понятием множества. Др. специфич. грамматич. черта Ч.— их сочетаемость с существительными, обозначающими считаемые предметы. В связи с этим иногда формируются особые типы сочетаний Ч. с существительными (типа синтаксически идиоматичных рус. сочетаний «два стола») и даже особые формы существительных при Ч. (типа болг. счетной формы существительных муж. рода). У Ч. нередко отмечается особое отношение к грамматич. классам (см. Именные классы) и грамматич. роду как разновидности класса. Напр., в иберийско-кавк. языках, кит. яз. и др. Ч. имеют параллельные формы, соответствующие грамматич. классам; в нивхском яз. имеется 26 типов Ч., сочетающихся с названиями предметов разных классов (живых, длинных, круглых, плавающих и т. п.). В др. языках, напротив, происходит нейтрализация Ч. по отношению к грамматич. классу и роду; так, в рус. яз. по родам изменяются Ч. «один», чдва», «оба», чполтора», остальные количественные и все собирательные не имеют рода, что является следствием противоречивого отношения разных Ч. к роду о праслав. яз., нашедшего разрешение в нейтрализации родовой оппозиции. В языках, развивших варьирование Ч. по классам, напр. в нивхском и китайском, Ч. нейтрального класса иногда заменяют Ч. др. классов, т. е. также происходит нейтрализация. По-разному складывается отношение Ч. к падежу и склонению. Для рус. яз. характерно противопоставление им. п. и косвенных падежей, а подчас й стирание падежных различий (ср. несклоняемость в разг, речи первых компонентов больших чисел).
В словообразовании важнейшей особенностью Ч. является способность при помощи небольшого числа исходных компонентов выразить неогранич. множество чисел. Так, в рус. яз. при помощи компонентов один/одна/одно, два/две, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять/-десят, сорок, девяносто, сто/сот/ста/сти, тысяча, -на-, -дцать можно образовать 999 999 Ч.. а введение еще одного слова — <миллион» увеличивает зто число до 999 999 999. Подобным образом организованы системы Ч. и в др. языках. Естественно, что при такой свободе образования названий новых членов числового ряда стирается грань между словообразованием (словосложением) и словосочетанием. В терминологич. плане это ведет к нечеткости
использования терминов «составной» и «сложный» применительно к Ч. В отношении грамматики такое словообразование Ч. приводит к воспроизведению новыми названиями членов числового ряда грамматич. свойств старых членов, из к-рых новые Ч. складываются. В результате частого повторения у Ч. нередко происходит затемнение формы и значения нек-рых составных компонентов, как числовых (ср. кирг. сексеи < сегиз он ‘восемьдесят’, рус. -дцать из ‘десяте’), так и нечисловых (ср. нем. elf, zwolf < др.-верхненем. einlif, zwelif, где второй компонент первично означал ‘лишний’).
Словообразование Ч. реализуется в результате повторения исходных числовых компонентов по циклам на базе основания системы счисления. При этом в плане содержания связь компонентов соответствует умножению (обычно применительно к обозначениям кол-ва десятков, сотен, тысяч и т. д.; ср. рус. «пятьсот», «шесть тысяч») и сложению (обычно при соединении единиц разных разрядов; ср. рус. «триста двадцать четыре»), а при образовании дробных Ч.— умножению и делению («пять восьмых»); в архаичных системах отражалось вычитание (ср. хауса ashirin babu biyu ‘восемнадцать’, букв.— ‘двадцать без двух’) и др. нерегулярные способы (напр., др.-рус. полъ пята десяте ‘сорок пять’, букв.— ‘пол пятого десятка’, словац. диал. dvamecit-ma ‘двадцать два’, букв.—‘два между двумя десятками’ и др.). В большинстве совр. языков господствует десятеричная система, в ее основе лежат десять пальцев, на к-рых, по констатации Ф. Энгельса, люди научились считать. Но иногда в языках отражаются пережитки др. систем, в частности двадцатеричной (ср. франц. quatre-vingts ’восемьдесят’, букв.— ’четыре двадцать’), пятеричной (ср. кхмер, ргаш шиэи ’шесть’, букв.— 'пять один’), двенадцатернчноЙ для нек-рых языков, связанных с др.-вави-лои. культурой, и др. Циклич. системность Ч. и вообще счета не является общим свойством всех языков; зафиксированы факты, когда счет в нек-рых языках Н. Гвинеи осуществляется путем сопоставления не только с пальцами, но и с запястьем, локтем, плечом, грудью и т. п. или с отд. фалангами пальцев. Десятеричная система вытеснила иные системы счета, что практически связано с удобной размерностью основания системы.
В тексте Ч. составляют ок. 1% слов. Эта величина стилистически обусловлена характером текста, но, поскольку кол-ве исходных Ч. ограничено, на каждое основное Ч. приходится значит, частота, а потому Ч. «один», «два», «пять», «десять» относятся к наиболее употребит, словам в языке. Употребительность Ч. способствует их сохранению в системе данного языка, хотя назв. крупных чисел нередко заимствуются (ср. рус. «миллион», «сорок»); иногда происходит и полное заимствование всей системы Ч., напр. русской в ительменский язык.
Специфично использование Ч. в письм, речи. Для письменной их передачи установились интернац. идеограммы — цифры (иногда в разных вариантах, напр. араб, и рим. цифры в европ. письменностях). Идеография, обозначение чисел, скорее всего, возникало параллельно с языковым, иногда, вероятно, опережая развитие письменности, поскольку первичные зарубкн использовались в процессе счета, а не только выражали его результат. Наряду с цифрами используется и словесная запись Ч. Между сло
весными и графич. обозначениями чисел иногда возникают противоречия, к-рые разрешаются в пользу более строгих математически графич. знаков, однако специфич. словесные обозначения обладают преимуществом лучшего различения чисел,.почему, иапр., «обратный» порядок единиц и десятков и закрепился в ряде языков, в частности в слав, обозначениях единиц второго десятка.
В европ. грамматич. традиции Ч., первоначально не выделявшееся как самостоят. часть речи, по мере появления подробных грамматич. описаний стало рассматриваться особо ереди разносклоняемых имен, а с 18—19 вв. нередко выделяется как часть речи. Существенную роль в этом играют четкость и единообразие лексич. семантики Ч., приведшие также к тому, что Ч. оказалось в числе тех слов, сравнение к-рых в индоевроп. языках послужило основой для создания сравнительно-исторического языкознания. В 20 в. ведутся споры о статусе Ч. как части речи, разрешение к-рых зависит, с одной стороны, от принципов выделения частей речи, а с другой — от наличия и степени изученности грамматич. специфики Ч. в тех или иных языках. • Шлейхер А., Темы имев числительных (количественных и порядочных) в лито-вослав. и нем. языках, «Зап. Имп. АН». 1866, т. 10, № 2. Приложение; Леви-Брюль Л., Первобытное мышление. Л., [1930]; Виноградов В. В., Рус. язык. М., 1947; Реформатский А. А., Число и грамматика, в кн.: Вопросы грамматики, М.—Л., 1960; Бодуэн де Куртенэ И. А., Количественность в языковом мышлении, в его кн.: Избр. тр. по общему яз-знанию, т. 2, М., 1963; Супрун А. Е., Слав, числительные, Минск, 1969; Фролов Б. А., Числа в графике палеолита. Новосиб., 1974; Kluge Т., Die Zahlenbegrif-fe.der Sudansprachen, В., [1937]; его же. Die Zahlbegriffe der Australier, Papua und Bantuneger, B,2 1938; его же, Die Zahlen-begriffe der Volker Americas, Nordeurasiens, der Munda und der Palaioafricaner, B., 1939; его же. Die Zahlenbegriffe der Dravida, der Hamiten, der Semiten und der Kaukasier. [B.], 1941; его же. Die Zahlenbegriffe der Sprachen a Zentral -und Siidostasien, Indonesia:, Micronesiens. Melanesiens und Polynesians, Bd 1—2, B., 1941—43; S c h e 1 lenberger M., Zahlwort und Schriftbild der Zahl, Lpz., 1953; Szemereny i O., Studies in the Indo-European system of nume, rals, Hdlb., 1960; Menninger K., Number words and number symbols, Camb. (Mass.) —- L., [1977].	A. E. Супрун.
ЧИСЛО — грамматическая категория, выражающая количественные характеристики предметов мысли. Грамматич. Ч.— одно из проявлений более обшей языковой категории количества (см. Категория языковая) наряду с лексич. проявлением («лексич. число»), таким, как числительные или как количеств, обозначения в др. частях речи (ср. «сотня», «единственный», «много», «полно» и т. п.). Как независимая грамматич. категория Ч. свойственно существительным и личным местоимениям (иногда и местоименным сущ. «кто», «что»), остальные лексико-грамматич. разряды слов имеют синтаксич. категорию Ч.: формы Ч. у них согласуются с формой существительного и личного местоимения. Не во всех языках такое согласование обязательно; в аналитич. языках (см. Аналитизм) с разрушенной системой флексий согласование по Ч. может быть спорадическим (напр., в англ. яз. прилагательные и местоимения не согласуются, ср. my son 'мой сын’ — ту sons ’мои сыновья , в глаголе согласование;
ЧИСЛО 583
есть только в составных формах с глаголом Ье ’быть’ и в 3-м л. ед. Ч., где аффикс -s выражает одновременно лицо иЧ., ср. I am reading 'я читаю’ — we аге reading ’мы читаем’, пе sleeps ’он спит' — they Леер ’они спят').
Наиболее простая структура категории Ч.— бинарная (противопоставление единичности и множественности), она же наиболее распространена. Но есть системы, содержащие также двойственное (изредка — тройственное, четверное) Ч. В существительных такие формы Ч. склонны к исчезновению, слиянию с ед. или мн. Ч.; напр., в др.-рус. яз. было дв. Ч. (дъвЪ руцЪ, род./местный п. дъву руку, дат./тв. п. дъвЬма рукама), к-рое оставило следы в укр. диал. дв! pyui (-i < -t>) и в рус. формах типа «ряда» (дв. Ч. дъва ряда, ср. мн. Ч. три ряди) и т. д. В нек-рых языках дв. Ч. представлено только в личных местоимениях, напр. в хануноо (Филиппины): mih ’мы' (эксклюзив) — tah 'мы' (дв. Ч.) — tam 'мы' (инклюзив). В тех языках, где есть синтетич. склонение, категории Ч. и падежа тесно переплетаются, так что один показатель выражает обе категории (в лат., др.-греч., санскрите, ряде слав, языков и др.). Ч. может совмещаться с родом и классными различиями, как в банту языках, где почти каждый лексич. класс представлен двумя грамматическими — сингулярным и плюральным (ср. лексич. класс «люди» в ганда: omu-lenzi 'мальчик' — aba-lenzi 'мальчики') или в ст.-славянском, где роды имеют особые числовые парадигмы для ед., дв. и мн. Ч.: стол — стола — столн, село — селЬ — села, жена — женЪ — жены; напротив, в совр. рус. языке во мн. Ч. родовые различия стираются.
Способы выражения Ч. определяются особенностями языкового типа; прн этом наблюдаются как обязательное, так и факультативное выражение Ч. В тех языках, где Ч.— морфологич. согласоват. категория, его выражение образует грамматич. плеоназм (так в синтетич. индоевроп. языках). В нек-рых языках используются служебные слова, напр. артикли (нем. der, die, das/die) или спец, частицы, как в таити [таи — показатель неопредел, множественности, ср. е таи fare ’(какие-то) дома’, па, паи, tau — огранич. множественность, ср. .па mata ’глаза’]; внутр, флексия (ср. араб, rad-julun ’человек’ — ridjalun 'люди'); редупликация (нндонез. orang-orang ’люди’). Но часто показатель мн. Ч. опускается, если значение ясно из контекста, напр.: венг. ember 'человек' — emberek ’люди’, ио tfz ember 'десять человек’, sok ember ’много людей’; иидонез. orang ’человек’ — banjak orang 'много людей’.
Формы Ч. имеют разл. значения. Для ед. Ч. выделяются 3 семантич. типа: 1) единичность (осн. значение), 2) общность (ср. «Собака — друг человека»), 3) внепарность по Ч.— singularia tantum, вещественные и абстрактные («нефть», «тепло» и т. п.); особую группу в сфере грамматич. сингулярности образуют собират. имена (см. Собирательности категория). Для мн. Ч. выделяются 5 семантич. типов: 1) дискретное ми. Ч. (осн. значение); 2) собирательное множество («враги», «друзья»); 3) дистрибутивное множество — тип, представленный, напр., в языке папаго (одни из юто-ацтекских языков) и означающий дисперсионное множество, не локализованное в одном месте (времени), в отличие
584 ЧЛЕН
от простого плюрального, означающего нахождение более одного денотата в определ. месте (или в определ. момент времени); 4) репрезентативное множество — означает группу лиц, называемую по одному из ее представителей, ср. япон. Судзуки-тати ’Судзуки и его товарищи', англ, the Browns 'Брауны' (супруги, семья); к этому типу примыкает и т. наз. приблизительное множество (напр., «восьмидесятые годы»); 5) мн. Ч. величия, вежливости («мы» — в королевских и царских документах, рус. вежливая форма «Вы», нем. Sie).
Дискретное мн. Ч. может развиваться из собирательного как более древнего типа. Грамматич. отношение между ми. Ч. н ед. Ч. способно стираться в результате лексикалнзацни мн. Ч., ср. семантич. расхождение таких форм, как «вино» — «вина», «гонка» — «гонки», «бег» — «бега», «схватка» — «схватки»,«грязь»— «грязи» и т. п.
* Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М.. 1958; Реформатский Л. Л., Число и грамматика, в кн.: Вопросы грамматики. Сб. ст. к 75-летию акад. И. И. Мещанинова, М. —Л., 1960: Исаченко А. В., О грамматич. значении. ВЯ, 1961, №1; Бодуэн де Куртенэ И. Л., Количественность в языковом мышлении, в его кн.: Избр. тр. по общему яэ-зна-нию, т. 2, М., 1963; Зализняк А. А., Рус. именное словоизменение. М.. 1967; Виноградов В. В.. Рус. язык. 2 изд., М., 1972; Кацнельсон С. Д., Типология языка и речевое мышление. Л., 1972; Бондарко А. В,. Теория морфологич. категорий, Л., 1976; Панфилов В. 3.. Филос. проблемы яз-знания, М.. 1977; Le probleme du nombre, «Bull, de la faculte des lettres de Strasbourg», 1965, mars; Apprehension. T1 1 — 2, Tiibingen, 1982; S e i-1 e r H., Apprehension. # Language, object and order, pt 3. The universal dimension of apprehension, Tiibingen, 1986.
В. А. Виноградов. ЧЛЕН —см. Артикль.
ЧЛЁНЫ ПРЕДЛОЖЕНИЯ — структурно-семантические компоненты предложения, выраженные полнозначными словами или словосочетаниями. Термин «Ч. п.» возник из-за отсутствия однозначного соответствия между морфологич. классами или подклассами слов и выполняемыми ими в предложении син-такснч. функциями. Система Ч. п. сложилась в результате последоват. членения простого повествоват. предложения, взятого в его максимально развернутой и связной форме, на функциональные элементы. Различаются главные Ч. п.— подлежащее и сказуемое, и второстепенные — определение, дополнения и обстоятельства.
При первом членении предложения выделяются 2 его состава — состав подлежащего и состав сказуемого, связанные между собой предикативным отношением. Состав подлежащего в простейшем случае (в контекстно независимом предложении) соответствует субъекту суждения и теме сообщения, состав сказуемого — предикату суждения и реме сообщения. Т. о., для составов предложения первичны логическая и коммуникативная функции. В составах предложения выделяются ядерные, грамматически опорные компоненты — подлежащее и сказуемое, к-рые принято считать главными Ч. п. Они определяют формально-грамматич. организацию предложения.
В составе сказуемого выделяются дополнения и обстоятельства. Дополнения связаны с глаголом (реже с прилагательным и существительным) комплетивны-ми отношениями: они восполняют информативную недостаточность опорного сло
ва, реализуя схему его управления. Эти отношения могут присутствовать и в составе подлежащего. Комплетивиые отношения возникают при замещении син-таксич. валентностей слова и принадлежат области словосочетаний. Прямое дополнение, наиболее сильноуправляемый элемент схемы, является семантически необходимым Ч. п., соотносительным с категорией переходности глагола. Оио конкретизирует тот компонент лексич. значения глагола, к-рый называется ориентированностью или направленностью действия. Косв. дополнения имеют семантич. разновидности (агентивное, орудийное и нек-рые др. дополнения). Синтаксич. функции дополнения в разной степени семантичны: назв. участников ситуации синтаксически распределены в соответствии с их ролями. Глагол-сказуемое с существительными, замещающими его валентности (в т. ч. субъектную), образуют единую структуру, изоморфную структуре обозначаемого предложением события или ситуации. Зависимые от глагола существительные называются актантами. Обстоятельства являются слабоуправляемыми или неуправляемыми Ч. п. В случаях, когда элементы с обстоятельств. значением (обычно локальным и темпоральным) тесно связаны с лексич. значением глагола-сказуемого, нет четкой границы между обстоятельствами и дополнениями. Напр., в словосочетании «приехать в город» есть указание на пункт назначения и реализованы отношения комплетивности. Форму «в город» можно считать дополнением, В то же время она соотносится с вопросит. словом «куда» («Куда он приехал?»— «В город») и замещается локальным наречием («Он приехал сюда»), что сближает форму «в город» с обстоятельством места. Существенное различие между обстоятельствами и дополнениями в том, что дополнение, замещая валентность глагола, занимает одну синтаксич. позицию, к-рая может быть заполнена рядом имен, сгруппированных в словосочетание или соединенных сочинит. связью, напр.: «Я прочитал книгу о конном спорте», «Я прочитал все эти книги и журналы». Обстоятельства, находящиеся вне сферы действия глагольного. управления, могут занимать несколько взаимно автономных синтаксич. позиций, напр.: «В прошлом году летом с конца июля до конца августа я отдыхал иа море в Крыму в доме отдыха». Обстоятельства, независимые от значения и формы сказуемого, соотносятся с субъектно-предикатной структурой, напр.: «В Крыму/начался сбор винограда». Обстоятельства, выражающие логич. отношения между событиями или положениями дел (причины, следствия, цели, уступки, благоприятствования), соответствуют свернутому придаточному предложению, напр.: «Урожай был собран несмотря на ливневые дожди» (= «не-смотря на то, что шли ливневые дожди»). Занимаемые ими позиции не принадлежат семантич. структуре простого предложения.
Среди Ч. п. выделяются также определения, к-рые соединяются с любым из входящих в состав предложения существительным атрибутивной связью. Хотя определения несут в предложении большую коммуникативную нагрузку и могут быть тесно связаны с семантикой сказуемого, они входят во внутр, структуру именных Ч. п. в качестве зависимых членов. Они участвуют в выполнении номинативной функции. Функционально близки к определениям обстоятельства
образа действия, выражающие признак действия, процесса, состояния, ср. «бе-жать быстро» и «быстрый бег», «поступать опрометчиво» и «опрометчивый поступок». Дополнения, обстоятельства и определения являются второстепенными Ч. п.
Синтаксич. полифункциональность частей речи не одинакова. Она велика у существительных, способных выступать в роли разных Ч. п., н имеет меньшую степень у глаголов и прилагательных: личные формы глаголов могут быть только сказуемым, прилагательные — определением или именной частью сказуемого. В классе существительных синтаксич. значимость приобретают отдельные их формы — падежи н предложные сочетания, в то время как морфологич. формы личного глагола безразличны к системе Ч. п. Не случайно теория Ч. п. тесно связана с теорией синтаксич. функций падежей. Многозначность именных словоформ усиливает асимметрию формы и функции в системе Ч. п.
Ч. и. находятся между собой в синтагматич. отношениях, морфологич. формы — в парадигматических. Понятие Ч. п. коррелятивно понятию синтаксич. отношения. За пределами системы Ч. п. остаются только автономные компоненты предложения, не находящиеся в синтаксич. связи ни с какими др. компонентами — вводные слова, обращение. Вместе с этими компонентами Ч. п. используются в качестве единиц синтаксич. анализа предложения.
В славистич. традиции основным в синтаксич. иерархии считается противопоставление главных и второстепенных Ч. п., базирующееся на их функциональном различии (гл. Ч. п. ориентированы на выполнение логич. функций, второстепенные — семантических), а также на отношении к грамматич. минимуму предложения. К гл. Ч. п. нек-рые ученые относят и прямое дополнение, коррелирующее с подлежащим и участвующее в залоговых преобразованиях. В синтаксич. теориях (см. Синтаксис), в фокусе внимания к-рых находится семантич. аспект предложения, центр тяжести переносится на противопоставление управляемого глаголом ядра предложения, всем членам к-рого сопоставляются семантич. функции, и его автономной периферии, т. е. обстоятельств места н времени (Л. Теньер, Ч. Филмор). Ступенчатость синтаксич. иерархии сохранена и в синтаксич. теории О. Есперсена, различавшего три ранга подчинения в ядре предложения и в словосочетании. За линейным порядком речевого высказывания скрыта иерархия Ч. п.
Ч. п. соответствуют типам информации, к-рую можно запросить и получить о нек-ром положении дел или событии, и соотносятся поэтому с определ. типом вопроса, обычно идентифицируясь по этому соотношению: «Что делает мальчик?» — «Читает» (сказуемое), «Кто читает?» — «Мальчик» (подлежащее),«Что читает мальчик?» — «Книгу» (прямое дополнение) и т. п. Возможность постановки вопроса показывает, что любой Ч. п. может получать функцию ремы и, следовательно, грамматич. строение предложения может не соответствовать распределению в нем коммуникативных нагрузок. Это лишает гл. Ч. п. устойчивой коммуникативной функции, превращая их в элементы формально-грамма-тич. схемы, или формулы, предложения. В предложении «Книгу читает Петя* коммуникативную функцию, свойственную сказуемому, выполняет подлежа
щее, однако формально-грамматич. структура в этом предложении такай же, как в предложении «Петя читает книгу».
Различие в критериях выделения Ч. п., в системе к-рых иашли выражение логич., коммуникативная и семантич. функции предложения, а также его грамматич. и лексич. организация, свидетельствует не о непоследовательности теории, а о синкретизме выражения предложением разл. функций: логической (соотносящей предложение с формой мышления — суждением), семантической (соотносящей предложение с внеязыковой ситуацией), коммуникативной (выделяющей в высказывании сообщаемое). Вне системы Ч. п. остается модальный аспект предложения.
Ч. п. выделяются с учетом признаков формы, функции и того синтаксич. отношения, к-рое их вводит в предложение. Асимметрия в соотношении этих показателей, синкретизм функций, обилие промежуточных случаев, синтаксич. транспозиция, создание предложений абстрактного значении по аналогии с конкретными высказываниями, действие нормы, процессы фразеологизации и т. п. существенно затрудняют идентификацию Ч. п. Предпочтение отдается то одному, то др. критерию. Так, при определении подлежащего с его формально-грамматич. устойчивостью принято опираться на форму (подлежащим в большинстве концепций признается только им. п. существительного). При выделении прямого дополнения делаются уступки в пользу функции. Существительное в род. п., к-рый обусловлен отрицанием, ие считается подлежащим: предложения типа «Оленей в этих лесах нет», «У меня нет времени» определяются как односоставные. Однако в прямом дополнении род. п. допускается («Я не имею времени»), Косв. дополнения и обстоятельства выделяются по функциональному (семантич.) критерию независимо от формы их выражения. Несоотносительность формы и функции Ч. п. усиливается при синтаксич. транспозиции (номинализа-ции предложений, субстантивации глаголов и прилагательных), ср. «Рабочие строят дом» («дом» — прямое дополнение) и «Рабочие окончили строительство дома» («дома» — определение существительного — прямого дополнения «строительство»). Семантически усложненные предложения анализируются по аналогии с однотипными структурами: «Рабочие окончили строительство дома» — по аналогии с «Рабочие распилили ствол березы», а не по аналогии с семантич. эквивалентом «Рабочие выстроили дом». Для обоснования аналогического анализа вводится понятие синтаксич. позиции, определяемой по типу вопроса (ср. «Что пилят рабочие?» — «Ствол березы» и «Что окончили рабочие?» — «Строительство дома») и допускающей разные лексич. наполнители. Нек-рые ученые вводят терминологич. разграничение Ч. п.: идентифицируемые с опорой на форму (напр., «прямое дополнение») и с опорой на функцию (напр., «объект»). Такое терминологич. раздвоение (дополнение — объект, подлежащее —субъект) облегчает анализ Ч. п., на оформление к-рых влияют фиксированные нормой модели управления.
Система Ч. п. лежит в основе выделения типов придаточных предложений (ср. придаточные дополнительные, определительные, обстоятельственные, подлежащные), отражаясь в анализе сложного предложения. Степень неоднородности системы Ч. п. различна в языках разных
типов. Она зависит от степени разделенности языковых механизмов, обслуживающих логич., семантич., коммуникативную функции предложения.
Нек-рые синтаксич. теории исключают понятие Ч. п. Синтаксич. модель предложения представляется в них в виде дерева зависимостей той или др. формы, отражающего реализованную в предложении систему синтаксич. подчинения. * Овсянико-Куликовский Д. Н., Синтаксис рус. языка, СПБ, 1912; Аванесов Р. И., Второстепенные члены предложения как грамматич. категория, РЯШ, 1936, Ьй 4; Мещанинов И. И., Члены предложения и части речи. Л., 1954; 2 изд., Л., 1978; Грамматика рус. языка, т. 2, ч. 1, М., 1954; Пешков-с к и й А. М., Рус. синтаксис в науч, освещении, 7 изд., М., 1956; Шерба Л. В., О второстепенных членах предложения, в его кн.: Избр. работы по яз-знанию и фонетике, т. 1, Л., 1958; Есперсен О., Философия грамматики, пер. с англ., М., 1958; Курилович Е., Очерки по лингвистике, пер. с франц., М., 1962; Шведова Н. Ю., Детерминирующий объект и детерминирующее обстоятельство, ВЯ, 1964, № 6; Члены предложения в языках разл. типов, Л.. 1972; К и б-р и к А. Е., Предикатно-аргументные отношения в семантически эргативных языках, Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1980, т. 39, № 4; Рус. грамматика, т. 2, М., 1980; Филлмор Ч., Дело о падеже, пер. с англ., в кн.: НЗЛ, в. 10, М., 1981; Золотова Г. А., Коммуникативные аспекты рус. синтаксиса. М., 1982; Попова 3. Д., Может ли обойтись синтаксис без учения о членах предложения?, ВЯ, 1984, №5; Теньер Л., Основы структурного синтаксиса, пер. с франц., М., 1988; В о 1 i ng е г D., Adjectives in English:	attribution and predication,
«Lingua», 1967, v. 18. № 1; Bartsch R., The grammar of adverbials, Amst. —[a. o.l, 1976; см. также лит. при статьях Синтаксис, Подлежащее. Сказуемое. Н. Д. Арутюнова. ЧУВАНСКИЙ Я31>1К — мертвый диалект юкагирского языка. Нек-рые ученые считают его самостоят. языком. Был распространен в басе. р. Анадырь. Сохранились переводы 22 фраз, записанные в 1781 И. Бенцингом, и 210 елов, записанных Ф. Ф. Матюшкиным; исследованы О. Тайёром.
* Матюшкин Ф. Ф., Собрание слов чуван. и омок. языков, в кн.: Врангель Ф. П., Путешествие по сев. берегам Сибири и по Ледовитому морю, совершенное в 1820—1824 гг.. ч. 2, Прибавления, СПБ, 1841; Schiefner A., Beitrage zur Kenntniss der jukagirischen Sprache, «Bulletin de 1'Academie Imperiale des Science de St.-Petersbourg». 1871, t. XVI, № 4; Tai lleur O. G.. Le dialecte tchouvane du youkaghir, «Ural-Altai-sche Jahrbiicher», Wiesbaden. 1962, Bd 34.
E. А. Крейнович.
ЧУВАШСКИЙ Я31>1К — одни из тюркских языков. Распространен в Чуваш. АССР, за ее пределами — в Ульянов., Пензен., Куйбышев., Саратов., Оренбург. областях РСФСР, а также в Тат. АССР и Башк. АССР. Число говорящих 1,431 млн. чел. (1979, перепись).
Включает 2 диалекта: низовой («укающий») и верховой («окающий»), в к-рых выделяется ряд говоров. Для фонетич. системы Ч. я. характерны явления ротацизма (чуваш, хёр ’девушка’ ~ общетюрк. кыз) и ламодаизма (чуваш, хёл ’зима’ ~ общетюрк. кыш). В морфологии своеобразны показатель мн. ч. -сем вместо общетюрк. -лар (юлташеем 'товарищи'), полная и краткая формы количеств. числительных (иккё 'два', ио икё ?ын 'два человека’), форма прош. вр. на -на/-нё, единый показатель дат. и вин. п. -а/-е, -на/-не и др. Не совпадают с общетюркскими большинство указат. местоимений (ку 'этот', лешё ’тот’ и др.),
ЧУВАШСКИЙ 585
а также лично-возвратное местоимение от основы *ха. В лексике значителен пласт заимствований из др. тюрк, языков, а также из монгольского, финно-угорских, иранских, арабского, русского языков.
Первая грамматика Ч. я. была издана в 1769. В 18 — 1-й пол. 19 вв. появляются словари, переводы иа Ч. я. церк.-религ. лит-ры, записи образцов фольклора. Лит. Ч. я. сформировался иа основе низового диалекта. Старочуваш. письменность использовала в основном рус. графич. систему; новочуваш. письменность была создана в 1871 И. Я. Яковлевым и просуществовала до 1933, когда была заменена новым алфавитом на рус. графич. основе.
• Ашмарин Н. И., Материалы для исследования чуваш, языка, ч. 1 — 2. Каз., 1898; его же, Опыт исследования чуваш, синтаксиса, ч. 1—2, Каз.— Симбирск, 1903— 1923; Егоров В. Г., Библиография, указатель лит-ры по чуваш, языку. Чебоксары, 1931; его же, Совр. чуваш, лит. язык в сравнит.-ист. освещении, 2 изд., ч. 1, Чебоксары. 1971; Петров Н. П., Библиографич. указатель лит-ры по фонетике чуваш, языка (1756—1966). в кн.: Вопросы чуваш, лит-ры и языка. Чебоксары, 1966: его же, Библиография. указатель лит-ры по диалектологии чуваш, языка (1827 —1967), в кн.: Материалы по чуваш, диалектологии, в. 3, Чебоксары. 1969; его же. Чуваш, язык в сов. эпоху. Чебоксары, 1980: Андреев И. А., Чуваш, язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 2. М.. 1966; Ramstedt G.J., Zur Frage nach der Stellung des Tschuwassischen, JSFOu, 1922-23. t. 38.
Ашмарин H. И.. Словарь чуваш, языка. в. 1 — 17, Каз,— Чебоксары, 1928—50; Егоров В. Г., Этимология, словарь чуваш. языка, Чебоксары, 1964; Рус.-чуваш, словарь, М.. 1971; Чуваш.-рус. словарь, 2 изд., М., 1982.	Л. С. Левитская.
ЧУКОТСКИЙ ЯЗЙК (устар,—луораветланский язык) — один из чукотско-камчатских языков (чукотско-корякская ветвь). Распространен в Чукот. авт. окр., а также в Коряк, авт. окр. РСФСР и в Нижнеколым. р-не Якут. АССР. Число говорящих ок. И тыс. чел. (1979, перепись). Выделяется 2 осн. диалекта: восточный, или уэленский (лег в основу лит. языка), и западный (певекский), а также ряд других (энмылинский, нун-лигранский, хотырский, чаунский, энур-минский, яиракинотский).
Для фонетики Ч. я. характерно большое разнообразие ассимилятивных процессов, выпадение согласных; фонема /л/ — шумная, а не сонорная, как в коряк. и алютор. языках; в чукотском /р/ совпали прафонемы *р и *д, а в /в’/ — *в и *в’. В отлнчие от близкородств. языков, возможны слоги, начинающиеся с сочетания вида с7-, а также зияния. В Ч. я. отмечено постепенно исчезающее противопоставление мужского и женского произношения. Для грамматич. системы характерно отсутствие дв. ч.; именной показатель мн. ч. совпадает с показателем дв. ч. в родств. языках, а глагольный — с показателем итеративности в родств. языках. В склонении отсутствуют нек-рые косвенные падежи, представленные в коряк, и алютор. языках,— касательный, исходный. У перех. глаголов в формах результатива с префиксом гэ-может быть выражен не только объект (как в родств. языках), но и субъект действия. Ч. я. испытал лексич. влияние эскимосского, юкагирского, а в кои. 19—20 вв. также рус. яз. Письменность, созданная в 1931 на основе лат. графики, в 1936 переведена на рус. графику.
586 ЧУКОТСКИЙ
ф Скорик П. Я.. Грамматика чукот. языка, ч. 1, М.—Л., 1961; ч. 2, Л., 1977.
Богораз В. Г., Луораветлан.-рус, (чукот.-рус.) словарь, М.—Л.,	1937;
Молл Т. А., И н э н ли кэй П. И., Чу-кот.-рус. словарь, Л., 1957.
„ И, А. Муравьева. ЧУ КбТСКО-КАМЧАТСКИЕ ЯЗЫКЙ— семья языков, на к-рых говорит коренное население п-овов Чукотского и Камчатка. Распространены на обширной терр. от Берингова прол, до устья р. Индигирка и от побережья Ледовитого ок. до ср. части Камчатки (рр. Ича и Озерная). По традиции эту изолиров. семью объединяют с нек-рыми др. языковыми семьями Сибири и Д. Востока под общим иазв. палеоазиатские языки. К Ч.-к. я. откосятся чукотский (устар.— луораветланский), корякский (устар.— нымыланский), алюторский, керекский и ительменский (устар.— камчадальский) языки. Общее число говорящих ок. 16,5 тыс. чел. (1979, перепись).
Ч.-к. я. делятся на 2 ветви: чукот.-корякскую и ительменскую. Первая включает чукот. яз. и неск. близкородственных ему языков-диалектов, к-рые ранее считались разновидностями коряк, яз.: чавчувенскнй (50% коряков), алюторский (25% коряков), паланский, карагинский, каменскиЙ, апукинский, паренский, ит-канский, керекский. После более детального изучения коряк, диалектов алюторский и керекский стали рассматриваться как отд. языки, причем к алюторскому стали относить также паланский и карагинский, а к корякскому, кроме чавчувенского, — апукинский, каменскиЙ, паренский, итка.нский (последние два — условно, т. к. они мало изучены). Ительмен, ветвь, по свидетельству С. П. Крашенинникова, ранее включала 3 языка: северный, южный (исчезнувшие в кон. 19 в.) и западный (представленный совр. ительмен, диалектами). Нек-рые исследователи ставят под сомнение принадлежность ительмен, яз. к Ч.-к. я.
В фонетич. системах Ч.-к. я., как правило, сравнительно небольшое кол-во согласных фонем; преобладают сонорные; имеется поствеляриый ряд 7 и г’. Шумные смычные представлены только глухими. В чукот. и ительмен, языках имеется шумный боковой фрикативный л; в корякском и керекском отсутствует вибрант р; для ительмен, яз. характерны абруптивные п’, т', к’, ц’, а также глухие фрикативные согласные ф, с, х, X- Отличит. черта вокализма — сингармонизм, имеющий свои особенности в отд. языках. В языках чукот.-коряк, ветви стечения согласных разбиваются сверхкратким гласным ы; в ительменском допускаются стечения согласных.
Ч.-к. я. относят к агглютинативным язы кам префиксально-суффиксального типа; для них характерны разрывные аффиксы. Эти языки имеют однотипную по структуре систему склонения и спряжения. В корякском, алюторском и керекском есть дв. ч. Среди субъектнообъектных падежей выделяются абсолютный (номинатив), творительный (эргатив), дательный, назначительный, совместный, сопроводительный, повествовательно-каузативный; развита система локативных падежей. В нек-рых синтаксич. позициях существительные изменяются по лицам. Прилагательные согласуются в лице и числе с определяемым существительным в абсолютном падеже. В глагольной системе различаются 2 типа спряжения: субъектное (для неперех. глаголов) и субъектно-объектное (для перех. глаголов). Имеется 3 наклонения: изъявительное, побудительно-повелитель
ное и сослагательное. Развита видовременная система. Нек-рые временийе глагольные формы морфологически тождественны прилагательным. В глаголах субъектно-объектного спряжения лицо и число субъекта обычно выражается префиксом, а объекта — суффиксом. Развита система причастий и деепричастий.
Для синтаксиса характерно противопоставление двух типов конструкций глагольного предложения: номинативной и эргативной. Имеются предложения с именным сказуемым. Распространены причастные и деепричастные обороты; сложноподчиненные предложения развиты слабо. Для языков чукот.-коряк, ветви характерна инкорпорация, к-рая позволяет путем свертывания двух или неск. членов предложения в одно слово заменить недопустимую синтаксич. конструкцию или выразить определ. оттеиок значения. Наряду с ии-корпоративиыми комплексами имеются также сложные слова, функционирующие как готовые лексич. единицы.
Ч.-к. я. отличаются большим кол-вом продуктивных словообразоват. моделей. Характерной чертой является употребление одних и тех же аффиксов для образования форм разных частей речи (напр., тв. п. существительных и деепричастия образа действия). Ббльшая часть лексики языков чукот.-коряк, ветви восходит к общей основе, в ительменском выделяется обширный лексич. слой не чукот.-камчат. происхождения. Имеются заимствования из рус. яз., относящиеся в основном к недавнему времени. В чукотском встречаются заимствования из эскимос, и юкагир, языков, являющиеся следствием культурных контактов.
Чукот. и коряк, языки имеют письменность, созданную в 1931 на основе латинской, в 1936 — на основе рус. графики. Письм. лит. чукот. яз. сформировался иа основе вост, (уэленского) диалекта, корякский — на основе чавчувен. диалекта.
Первым исследователем Ч.-к. я. является В. Г. Богораз, гл. внимание к-рого было направлено на чукот. яз., но занимался он также корякским и ительменским. В дальнейшем изучение Ч.-к. я. было продолжено учениками и последователями Богораза. Определ. достижения в этой области связаны с именами И. С. Вдовина, А. П. Володина, А. Н. Жуковой, П. И. Инэнликэя, Г. И. Корсакова, Е. А. Крейновича, Г. И. Мельникова, Т. А. Молл, В. П. Не-дялкова, П. Я. Скорика, С. Н. Стебниц-кого.
• Богораз В. Г.. Чукчи, пер. г англ., ч. 1—2. Л.. 1934-39; Вдовин И. С., История изучения палеоазиат, языков. М, — Л., 1954; Скорик П. Я., Палеоазиат, языки, в сб.: Сов. яз-знание за 50 лет. М., 1967; его же. Чукот.-камчат. языки, в кн.: Языки народов СССР. т. 5. Л., 1968 (лит.); Муравьева И. А., Реконструкция фонология. системы прачукот.-коряк, языка, в кн.: фонетич. структуры в сибирских языках, Новосиб., 1986; В о g о г a s W.. Chukchee, в кн.: Boas F., Handbook of American Indian languages, pt 2. Wash., 1922; Jakobson R.,Hiit tle-Worth G.. Beebe J. F.. _Paleosiberian peoples and languages. A bibliographical guide, New Haven. 1957.
И. А. Муравьева.
ЧУЛЙМСКО-ТЮРКСКИЙ ЯЗЬ'1К— один из тюркских языков. Распространен по берегам р. Чулым, правого притока Оби. Число говорящих ок. 500 чел. Делится на 2 диалекта: ниж.-чулымский и ср.-чулымский. Для Ч. я. характерно наличие этимологич. долгих гласных в группе односложных и двусложных слов;
форма исходного падежа на -дын/-тын; буд. вр. иа -лык; единая отрицат. форма именного характера для всех форм наст, вр.; древний аффикс повелит, наклонения на -гыл. Язык бесписьменный, используется в сфере бытового общения.
• Отчет о командировке студента Вост, ф-та С. Е. Малова, «Изв. Рус. Комитета для изучения Ср. и Вост. Азии», 1909, № 9; Дульзон А. П., Чулым, татары и их Язык, «Уч. зап. Томского пед. ин-та», 1952, т. 9;Бирюкович Р. М., Звуковой строй Чулым.-тюрк, языка, М., 1979; ее же.
Морфология чулым.-тюрк, языка, ч. 1—2, М,— Саратов, 1979—81; ее же, Лексика чулым.-тюрк, языка. Саратов. 1984; Р г i t-sak О., Das Abakan- und Culumturkische und das Schorische, в кн.: Philologiae Turcicae fundamenta, t. 1, (Wiesbaden], 1959.
P. M. Бирюкович.
ШАНСКИЙ Я 3 tsl К — один из тайских языков. Ареал распространения охватывает Шанское нагорье на С.-В. Мьянмы (бывш. Бирмы), часть сев. Мьяимы, зап. р-ны пров. Юньнань (Китай, где Ш. я. называется тай-дэхун); отд. анклавы Ш. я. имеются в Таиланде и Лаосе. Число говорящих ок. 3 млн. чел., вт. ч. в Мьянме— 2,4 млн. чел., в Китае — приблизительно 300 тыс. чел., в Таиланде и Лаосе — по неск. десятков тыс. человек. Подразделяется на 3 осн. диалекта: тай-лонг, на к-ром говорит большинство шанов в нац. обл. Шан в Мьянме, тай-ие, или тай-ле, являющийся языком большинства шаиов в Китае, и тай-мау, служащий средством общения шанов р-на Бамо (Баимо), в долине р. Иравади. Различия между диалектами пренм. фонетические, лексические. Ближайшее родство Ш. я. с языками кхын, лы, кхамти, сев. диалектом тайского (сиамского) языка. Отличия касаются числа фонем, части лексики и нек-рых элементов грамматики. Язык внутриэтнич. общения в быту, наибольшей коммуникативной ценностью и престижем обладает в нац. обл. Шан в Мьянме, где на нем издается периодика и худож. лит-ра. Письменность создана, по всей вероятности, в 11 —12 вв. Существуют две оси. ее разновидности: округлое письмо у тай-лонг, восходящее к монско-му (палийскому) письму, и угловатое письмо остальных диалектов, имеющее источником, очевидно, деванагари (см. Индийское письмо). По типу письмо буквенно-слоговое. Древнейшие памятники, главным образом религиозного и полусветского содержания, относятся к 18 в.
•	Морев Л. Н., Шанский язык, М., 1983; Cushing J.N., Grammar of the Shan language, Rangoon, 1871.
Cushing J. N.. A Shan and English dictionary, Rangoon — L., 1881.
//. H. Морев. ШАРИ-НЙЛЬСКИ E ЯЗЫКЙ (макросу-данские языки) — семья нило-сахарских языков (по классификации Дж. X. Гринберга). Распространены преим. в басе, верх. Нила и озер Виктория и Рудольф, иа терр. Судана, Кении, Уганды и Эфиопии.
Гипотеза Гринберга о нило-сахар. языковом единстве нуждается в строгом обосновании. Следует обосновать и наличие особой шари-нильской семьи в рамках этой макросемьи, а также ее внутр, членение. Слабая изученность многих Ш.-н. я., особенно в плане сравнит.-историческом, затрудняет верификацию гипотезы .
Семья делится на 4 ветви: вост.-суданскую, центр.-суданскую, кунама, берта. Последние две представлены каждая одним языком (группами близких диалектов), первые две имеют сложное внутр, деление. Восточно-суданские языки включают 10 подгрупп: 1) нубийскую: а) нильские языки (кену-зн-донгола, махас-фадиджа, сюда же
относится др.-нубийский яз., известный по письм. памятникам 6—13 вв.), б) горные (дайр, гарко, гульфан и др.), в) ми-доб, г) биркед; 2) мурле, дидинга, ма-соиго, лонгарим, суре, мекан; 3) нера (барса); 4) ингассана (таби); 5) ньимант, афитти; 6) темейн; 7) тама, сунгор, мера-рит, кибет; 8) дагу (даджу), шатт, лнгури и др.; 9) нилотскую: а) западные языки (бурун, шиллук, ачоли, алур, луо, динка, нуэр и др.), б) восточные (бари, карамоджоиг, тесо, туркана, масаи и др.), в) южные (ианди, сук, татога); 10) теусо.
Центральносуданские языки включают 6 подгрупп; 1) а) бонго, б)сара, багирми, кара, в)йулу; 2) крейш; 3) мору, мади, лугбара, лого и др.; 4) мангбету, асуа (ака); 5) мангбуту, эфе и др.; 6) ленду.
В обоснование своей гипотезы о шари-нильском генетич. единстве Гринберг приводит более 100 этимологич. сближений, а также многочисл. соответствия морфологич. показателей, к-рые почти полностью совпадают с морфологич. соответствиями, предлагаемыми ученым в качестве базы для нило-сахар. гипотезы. Это дало основание для сомнений в существовании особой шари-нильской генетич. общности (М. Л. Бендер), в этом случае отд. ветви Ш.-н. я. рассматриваются как самостоят. генетич. объединения, входящие непосредственно в нило-сахар. макросемью.
•	Greenberg J., The languages of Africa. Bloomington —The Hague. 1963; его же, Nilo-Saharan and Meroitic, CTL. 1971, v. 7; В e n d e r M.. Nilo-Saharan overview. в кн.: The Non-Semitic languages of Ethiopia, East Lansing, 1976.
В. Я. Порхомовский.
ШАХМАТОВА ЗАКбН — фонетический закон праславянской акцентуационной системы, впервые сформулированный А. А. Шахматовым в 1892, окончательно — в 1915. В самом общем виде «закон, по которому нисходящие ударения вообще были нетерпимы не в начальном слоге», в качестве диахронич. закона объединял 2 частных утверждения: 1) в определ. период с виутр. циркумфлек-тироваииых и краткостных слогов ударения были перенесены на начальные слоги фонетич. слов, если они были крат-костными (исконно или вторично сокращенными), напр.: *prodali > prodali, ♦па rpkp > па rpkp, *po vodp > po vodp, ‘povodb > povodb; 2) если предшествующий слог был долгим, ударение не переносилось, но ударный слог получал акут:. ‘pisali > pisali, *spdili > spdili, ♦za vodp > za v6dp, *гакопъ > *гакбпъ.
Материал, на к-рый опирался Ш. з. в первой своей части, состоит из двух разнородных групп фактов: а) праслав. начал ьноу да рность форм-энклиноменов акцентной парадигмы «с» (подвижной: см. Акцентология) и переход с них ударения на проклитики: рус. рука, но руку,
н& руку ~ серб.-хорв. р;)ка, но руку, на руку и т. п. (это явление впервые было описано Р. Ф. Брандтом); б) начально-ударность приставочных девербативов (отглагольных имен) в случае краткостной приставки и накоренное их ударение в случае долготной приставки в сербскохорватском (штокавском): povrat и т. п., но zavrat и т. п. (< *zavrat), позднее штокавское распределение, связываемое в настоящее время в собственно штокав-ской передвижкой вторичного нисходящего (долготного) ударения на предшествующий краткостный слог. Вторая часть Ш. з. была продиктована стремлением создать акцентологич. реконструкцию с миним. числом первичных акцентных типов в морфологически однородных частях праслав. языковой системы, т. е., напр., объяснив различие между типами ♦гобПъ и ‘sijdilb при помощи Ш. з., свести их к единому типу *spdih>/*rodilb, отличне к-рого от типа *stavih> объяснялось бы Фортунатова — Соссюра законом, что приводило к восстановлению у всего класса r-глаголов первичного на-коренного ударения (аналогично в др. морфологич. классах). Отклонения тех или иных наблюдаемых фактов от ожидаемых в соответствии с Ш. з. объяснялись действием аналогии.
Л. А. Булаховский (1947), опираясь на результаты балто-слав. сравнения, отклонил вторую часть Ш. з., а в первой его части сохранил лишь ту фактич. сторону, к-рая относилась к формам-энкли-иоменам, включая и соотв. глагольные формы. Т. к. связь этих форм с балто-слав. подвижностью ударения в акцентных типах, противопоставленных бари-тонированному, в это время была еще неясна, он сохранил и фонетич. интерпретацию Ш. з. (т. е. утверждение об обусловленности передвижения ударения циркумфлексовым характером интонации первично подударного слога), устранив из рассмотрения вопрос о специфич. (запретительных) позициях его действия. Вследствие доказательства К. Стангом (1957) балто-слав. характера подвижности ударения в акцентной парадигме «с» и соответственно балто-слав. характера передвижки акцента форм-энклииоменов на начало фонетич. слова и последовавшего затем установления В. А. Дыбо (1981) «кардинального принципа» построения системы акцептных парадигм в балто-слав. языках, отклоняется причинная связь между балто-слав. циркумфлексом и отбрасыванием акцепта форм-энклиноменов на начало фонетич. слова; само это отбрасывание акцента, равно как и слав, нисходящее ударение (слав, циркумфлекс), строго описываются и объясняются морфонологически с помощью понятий «акцентных валентностей» и «контурного правила».
ШАХМАТОВА 587
основе лат. алфавита с добавлением трех букв (А, А, й).
• Маслов а— Лашанская С. С., Швед, язык, ч. 1, Л., 1953; е е ж е, Лексикология швед, языка, Л., 1973; Попов О. К.. Попова Н. М., Швед, язык, М., 1969; Beckman N., Svensk spr&klara/ Stockh», 1964; Well ander E., Riktig Svenska, 3 uppl.. Stockh., 1965.
Милавова Д. Э., Швед.-рус. словарь, 4 изд., М., 1973; Svenska akademiens ordbok, Lund, 1893—; Ostergren О.» Nusvensk ordbok, Stockh., 1919—. С. H. Кузнецов, ШИЛЛ9К — один из пилотских языков (западная зона). Распространен на Ю. Судана. Число говорящих 370 тыс. чел. Диал, членение неотчетливое. По сравнению с др. зап.-нилот, языками обладает нек-рыми особенностями: наличием форматива страдат. залога, продуктивным использованием внутр, флексии и др. В колон, период использовался для обучения в начальной школе, было опубликовано неск. букварей и книг религ. содержания на лат. графике. Является языком внутриэтнич. общения.
• Westermann D., The Shilluk people, their language and folklore, Phil.. [1912]; Kohnen B., Shilluk grammar, with a little English-Shilluk dictionary, Verona, 1933.	Б. В. Журковский.
ШбНА — один из банту языков. Относится к зоне S (по классификации М. Гасри). Распространен в Зимбабве, где, наряду с диалектом ндебеле (см. Зулу), является осн. языком межзтнич. общения, стандартизов. форма к-рого основана на близкородств. языках (или диалектах) зезуру, каранга, маньика, корекоре и ндау, а также в Мозамбике, Ботсване и ЮАР. Общее число говорящих св. 7,6 млн. чел. (в т. ч. в Зимбабве — 5,9 млн. чел.).
Строй Ш. типично бантуский. Фонология. особенности: наличие имплозивных согласных, «свистящих» щелевых, чередование согласных р > mh, t > nh, k > h. Развита система именных классов (21 класс, форма префикса неполная). Локатив образуется путем префиксации. Имеется тон со смыслоразли-чит. значением. Письменность на основе лат. алфавита существует с нач. 20 в. Лит. Ш. сложился в основном в 30-х гг., на нем издаются книги, ведутся радиопередачи, проводится обучение в начальной школе. Язык используется в работе низшего звена администрации в сел. р-нах.
• O’N е i 1 J., A Shona grammar, L.— N. Y., [19481; Fortune G., An analytical grammar of Shona, L., 1955.
Standard Shona dictionary, ed. by M. Hannan. L., 1961.	А. Д. Луцкое.
ШбРСКИЙ ЯЗЬ'1К — один нз тюркских языков. Распространен в Кемеров. обл. РСФСР (гл. обр. в Кузнецком Алатау, по р. Томь и ее притокам Кондома и Мрассу). Число говорящих 9,8 тыс. чел. (1979, перепись). Имеет 2 диалекта: мрасский, или с/з-диалект (кес-‘надевать’, мозук ‘высокий’), близкий к хакасскому языку, и кондомский, или й-диалект (кий-, пийик), примыкающий к сев. диалектам алтайского языка.
Характерные особенности фонетики (с ориентацией на мрас. диалект): оппозиция гласных по долготе и краткости; преобладание в анлауте коренных слов глухих согласных (из звонких возможны [mJ. [и]); начальным й ~ ж ~ ж ~ дь ~ с др. тюрк, языков соответствует шор. [ч] или [н]; в интервокальной позиции Й ~ д ~ т ~ р др. тюрк, языков соответствует шор. [з]. Для морфологии характерно наличие орудно-совместного падежа на -ба/-бе..., образование неопредел, формы глаголов с помощью
Т. о., Ш. з. в качестве диахрония, закона метатаксы и метатонии (смены места ударения и смены интонации) современной сравнит.-ист. слав, акцентологией отклонен. Однако те результаты сравнит.-ист. анализа слав, интонаций, к-рые отразились в общей формулировке Ш. з. как утверждение, что праслав. «циркумфлекс» (долгот и краткостей) существовал лишь в начальном слоге ф°нетич. слова («нисходящие ударения вообще были нетерпимы не в начальном слоге»), вошли в совр. акцентологию (с тем уточнением, что этот тип праслав. ударения был фонетич. выражением фонология, безударности соотв. словоформ) и являются одним из осн. ее положений.
• Шахматов А. А., Очерк древнейшего периода истории рус. языка, П., 1915; Б у б р и х Д. В.. О трудах А. А. Шахматова в области слав, акцентологии. Изв. ОРЯС, 1920, т. 25, с. 198 — 207; Булаховский Л. А., Акцентология, закон А. А. Шахматова, в кн.: А. А. Шахматов. 1864—1920. Сб. ст. и материалов, М.— Л.. 1947; Д ы-бо В. А., Слав, акцентология. М., 1981; Stang С h г., Slavonic accentuation, 2 ed., Oslo, 1965.	В. А. Дыб о.
ШВА — см. Ларингальная теория.
ШВЁДСКИЙ ЯЗЬ'|К — один из скандинавских языков. Распространен в Швеции, Финляндии, а также в США и Канаде. Общее число говорящих ок. 10 млн. чел. Офиц. язык Королевства Швеция и второй офиц. язык Финляндской Республики (т. наз. финляндско-шведский).
Ш. я. имеет 6 групп диалектов: свей-ские (центр, ареал — вокруг оз. Мела-рен), ётские (на Ю.-З.), норландские (на С.), вост.-шведские (вост, побережье Ботнического зал.), гутнийский говор (о. Готланд), юж.-шведские (близкие к дат. яз. в обл. Сконе). После присоединения к Швеции в 1645 ранее норв. областей Херьедален и Емтланд там образовались смешанные норв.-швед, говоры.
Характерные черты фонетики: наличие долгих и кратких звуков (гласных и согласных), Слоговое равновесие (зависимость между долготой гласного и согласного в ударном слоге), музыкальное ударение. Характерные черты грамматики: существительные различают общий и ср. род, 2 числа (ед. н мн. ч.), 2 падежа (общий и род. п.), неопределенную и определенную (с суффигиров. артиклем) формы. Прилагательные изменяются по роду, числу и определенности (определ. форма развилась из т. наз. слабого склонения). Глагол имеет 4 типа спряжения; для личных форм характерны категории наклонения, времени и залога (к-рые выражаются синтетически и аналитически); к неличным формам относятся причастия, инфинитив и супин (неизменяемый компонент аналитич. форм глагола). В предложении преобладает твердый порядок слов.
История Ш. я. делится на 2 периода: др.-шведский (с 9 в. по 1525) и новошвед-ский (с 1525).
Древнейшие письм. памятники — рунические надписи 9—12 вв. (см. Руническое письмо). К сер. 13 в. относятся древнейшие рукописи с лат. графикой (<Вестьётское право»); первая печатная книга на Ш. я. была опубликована в 1495. Др.-швед, письм. язык в 14— 15 вв. ориентировался на ётскую диал. основу; совр. лит. язык начал складываться в 16—17 вв. на базе свейских говоров (из к-рых важнейшую роль играл говор Стокгольма). Письменность на
588 ШВА
аффиксов -арга/-ерге, -баска/-беске..., наличие деепричастия на -чадып. В лексике осн. словарный состав имеет общетюрк. характер; много заимствований из монгольского и рус. языков. Лит. язык, сложившийся на базе мрас. диалекта, функционировал в 20—30-х гг. 20 в. Ш. я. является языком внутриэтнич, общения.
Письменность с 1927 на основе русской, с 1930 — лат. графики, с 1938 вновь на основе рус. графики.
ФДыренкова Н. П., Грамматика шор. языка, М, —Л., 1941; Бабушкин Г. Ф., Д о н и д з е Г. И., Шор. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 2. Тюрк, языки, М.. 1966 (лит.). .	Г. И. Донидзе.
ШОТЛАНДСКИЙ ЯЗЬ1К — см. Гэльский язык и Английский язык.
ШОШбНСКИЙ ЯЗЬ'1К (тосаувнхи, уи-хинашт) — один из индейских языков, входящий в центральную подгруппу ну-мической подсемьи юто-ацтекской семьи языков (см. Юто-ацтекские языки). Иногда рассматривается как группа близкородств. языков. Распространен в США (штаты Калифорния, Вайоминг, Невада, Айдахо, Орегон, Юта). Общее число говорящих 1400 чел. Осн. диалекты: го-сиуте, команче (команчи), или аллебо-ме, нюма; панамин(т); винд-ривер (уинд-ривер). Типологически Ш. я.— характерный представитель юто-ацтекской семьи.
В исследованиях кон. 19 — нач. 20 вв. (гл. обр. Э. Сепир) под шошон, языками понималась единая группа (подсемья) языков в составе юто-ацтекской семьи, включающая нумич. языки, языки шошонов Юж. Калифорнии, языки хопи и тю-батулабаль. Единство подсемьи опровергнуто в работах Б. Л. Уорфа, Дж. Л. ТреЙджера, позднее С. Лэма и У. Миллера.
* К roe be г A.. Shoshonean dialects of California, Berk., 1907 («Univ, of California publications in American archeology and ethnology», v. 4, Jsb 3); e г о ж e, The Bannock and the Shoshoni languages, «American Anthropologist», 1909, v. 2; S n i m k i n D., Shoshone, IJAL. 1949, v. 15; Miller W Newe Natekwinappeh. Shoshoni stories and dictionary, Salt Lake City 1972: Shaul D.L., A history of the study of Shoshone from 1822 to 1909, «Anthropological Linguistics», 1981, v. 23.	M. С. Полинская.
ШТАМП (от итал. starnpa — печать) р е-ч е в о Й — стилистически окрашенное средство речи, отложившееся в коллективном сознании носителей данного языка как устойчивый, «готовый к употреблению» и потому наиболее «удобный» знак для выражения определенного языкового содержания, имеющего экспрессивную и образную нагрузку. В основу понятия Ш. положен, т. о., функциональный признак: при условии частого и регулярного употребления Ш. может стать любая структурная и содержательно-смысловая единица языка (речи) — слово и словосочетание, предложение и высказывание, лозунг и поговорка и т. п. Напр., «форум» в значении ’собрание’, ’совещание’; «почин», «нехитрые пожитки», «труженики села», «городок, что раскинулся иа берегу...», «оправдать доверие народа», «спустить на тормозах» н пр. Термины «Ш.», «ш а б л о н» («т р а ф а р е т») имеют негативно-оценочное (иногда субъективное) значение и относятся гл. обр. к бездумному и безвкусному использованию выразит, возможностей языка. В этом состоит отличие Ш. от нейтральных понятий стандарт, стереотип (клише), имеющих информативно-необходимый характер и относящихся к целесообразному применению готовых формул в соответствии с коммуникативными требования-
ми той или иной речевой сферы. Напр., канцелярское клише «предъявленному верить» и бытовой стереотип чдва до конца» (о билетах на транспорте) — наиболее привычная и экономная форма отражения тематико-ситуативной специфики деловой и разг. речи. Образная же экспрессия, сила к-рой состоит в индивидуальной неповторимости, неизбежно переходит в разряд Ш. при условии безудержного массового воспроизводства. Напр.: чбелое, черное и пр. золото» (’хлопок', ’нефть'), «большая литература», члюди в белых халатах» и т. д. Такое явление более всего свойственно агитацноино-побуждающим видам массовой коммуникации; поэтому своеобразным источником Ш. оказывается публнци-стич. речь. Но и в ней рост популярности обрекает Ш. на потерю качества, ведущую к иронич. восприятию. Ср. газетный Ш. 20—30-х гг. чБольше внимания (черной металлургии, сельскому хозяйству и пр.)», высмеянный И. Ильфом и Е. Петровым (чБольше внимания разным вопросам!»). Негативные свойства П1. вступают в острое противоречие с принципами языково-стилистич. отбора в худож. речи: чем очевиднее заявка на уникальную эстетич. ценность способа выражения, тем болезненнее проходит процесс его преобразования в Ш., напр. «лукавинка», «скупая мужская слеза» и пр. Возникновение, типы Ш., способы борьбы со Ш. изучаются стилистикой и культурой речи. Связь речевых Ш. со штампом мышления (как часть более широкого вопроса о соотношении субъективных и интерсубъективных навыков речи) — предмет социолингвистики н психолингвистики.
• Винокур Г., Культура языка, [М.. 19301; Золотова Г. Л., Слово и штамп, в кн.: Вопросы культуры речи. в. 7, М.. 1966; Костомаров В. Г., Рус. язык на газетной полосе, М., 1971; Семиотика средств массовой коммуникации. науч, семинар. Москва. 1973, ч. 2. М.. 1973; Смысловое восприятие речевого сообщения. М., 1976.
Т. Г. Винокур. шугнАно-рушАнская группа языков — группа языков и диалектов, относящихся к восточной ветви иранских языков-, включается в памирские языки. Распространены в горных долинах Зап. Памира (Тадж. ССР и примыкающие р-ны Афганистана) и в отрогах Сарыкольского хребта (Синьцзян, КНР). Общее число говорящих ок. 100 тыс. чел., из них ок. 50% — в СССР. Включает языки и диалекты: шугнанский, баджув-ский, рушанский, хуфский, бартангский, орошорский (рошорвский), сарыколь-ский. Сходство и взаимопонимаемость позволяет считать их диалектами единой языковой общности, однако отсутствие единой письменной или устной нормы и единого самосознания и самоназвания дает основания считать их отд. языками. Наиболее близки генетически шугнан-
ский с баджувским и рушанский с хуф-ским.
Для вокализма языков Ш.-р. г. характерна корреляция гласных по длительности (во всех языках, кроме сарыкольского); долгих фонем больше, чем кратких, но краткие, представленные большим числом вариантов, могут противопоставляться двум-трем долгим. В системе консонантизма имеются оппозиции билабиального w лабио-дентальному v, плоскощелевых 0, б круглощелевым s, z; увулярных х, у заднеязычным х, у; отсутствуют фарингальный и ларингаль-ный ряды согласных. Ударение обычно на исходе основы, флексия безударна. Для морфологии существительных характерна скрытая категория единичного/ общего, выявляемая в категориях числа (ед. и мн.), рода (муж. и жен.), определен-ности/неопределеиности. Категория рода у большинства существительных проявляется через соотнесенность с родовыми формами местоимений, прилагательных, глаголов; общее название совокупности неодуш. предметов и мелких животных выступает в муж. роде ед. ч., независимо от рода названий единичного. Определен-ность/неопределеиность выражается артиклями, в роли к-рых выступают указат. местоимения н числительное «один». 2 падежа выражаются артиклями (в са-рыкольском — формами мн. ч. имени). Имеется категория отчуждаемой/неотчуж-даемой принадлежности. Прилагательное имеет степени сравнения (положительную и сравнительную). Числительные отражают десятеричную систему счета. Личные местоимения различают только 1-е и 2-е лицо, 3-е лицо передается указат. местоимениями, различающими 3 серии по степени удаленности от говорящего или собеседника. В глаголе выделяются основы наст, и прош. времени, перфекта, плюсквамперфекта (кроме бартангского и орошорского языков), инфинитива. Показателями субъекта в наст. вр. являются флексии, в остальных временах — энклитики, являющиеся и связками. Для синтаксиса характерна препозиция определения, порядок слов SOV. В рушан-ском, хуфском, бартангском языках рудименты эргативной конструкции. В качестве лит. языка используется тадж. яз. Для языков Ш.-р. г. разрабатываются письменности на основе рус. алфавита. • Карамшоен Д., Баджув. диалект шугнан. языка, Душ., 1963; Пахалина Т. Н., Сарыкольский язык, М., 1966; Соколова В. С.. Шугнано-рушаи. языковая группа, в кв.: Языки народов СССР, т. 1, М., 1966 (лнт.); е е ж е, Генетич. отношения язгулям. языка и шугнан. языковой группы, Л., 1967; Карамхудоев Н., Бартанг. язык, Душ.. 1973; Курбанов X.. Рошорв. язык. Душ., 1976; Б ахти б е к о в Т., Грамматикаи забони шугно-нй, Душ., 1979; Эдельман Д. И., Шугнано-рушаи. языковая группа, в кн.: Основы иран. яз-знания. Новоиран. языки. Вост, группа, М., 1987 (лит.).
Соколова В. С., Рушанские и хуфские тексты и словарь, М.—Л.. 1959; Зарубин И. И., Шугнан. тексты и словарь, М.— Л., 1960; Пахалина Т. Н., Сарыкольско-рус. словарь, М., 1971; Morgenstier-ne G., Etymological vocabulary of the Shugh-ni group. Wiesbaden, 1974. Д. И. Эдельман. ШУМЕРСКИЙ ЯЗЫК — язык шумеров (шумерийцев), древнего народа, населявшего Юж. Двуречье (совр. Ирак). Вымер к нач. 2-го тыс. до н. э. Родство Ш. я. с др. языками не установлено. По клинописным текстам (см. Клинопись) известен с 29—28 вв. по 3—1 вв. до н. э. Памятники Ш. я. разделяются на старошумерские (до 25 в. до н. з.), «классические» (24—22 вв. до н. э.), новошумер-ские (21 в. до н. э.), позднешумерские (нач. 2-го тыс. до н. э.; гл. обр. литературные, отчасти хозяйств, тексты) и «послешумерские»; последние составлялись, когда Ш. я. оставался в Месопотамии уже только вторым книжным языком наряду с аккадским языком.
Консонантный состав реконструируется с трудом из-за особенностей графики. Характерно правило: в пределах одной двусложной основы возможен только один и тот же гласный (а, е, i, и); долгие гласные имелись только в случае стяжения слогов. Грамматич. черты: наличие эргативной конструкции — субъект действия выражен особым падежом, субъект состояния, в т. ч. состояния как результата действия (объект),— нулевым показателем. У глагола действия 2 вида и спец, суффикс незавершенности действия; категория времени отсутствует; на префиксальных позициях (отчасти и на суффиксальных) имеются аффиксы наклонений, а также согласования с субъектом действия и состояния, со всеми косвенными объектами и рядом обстоятельств. выражений. В императиве порядок показателей обратный. При имени неск. суффиксальных позиций, к-рые могут занимать показатели числа, притяжат. местоимения и показатели падежных отношений. Последние показатели являются и подчинит, элементами при «номинализованных» оборотах, заменяющих придаточные предложения. Различаются показатели коллективного, сортового, определенного и др. множеств. Все именные грамматич. показатели помещаются в конце синтагмы «определяемое — определение», «имя — придаточное предложение» и т. п. в порядке, обратном порядку слов, к к-рым относятся. Обычный порядок слов: определяемое — определение, субъект действия — косв. объекты и обстоятельств, обороты — субъект состояния (= прямому объекту) — предикат. Нек-рые слова и фонемы были табуированы для женщин. * Дьяконов И. И., Языки древней Передней Азии, М.. 1967; его же, Шумер, язык, в кн.: Языки Азии и Африки, т. 3, М., 1979; Falkenstein A.. Das Sume-rische. Handbuch der Orientalistik. Leiden, 1959.	И. M. Дьяконов.
ЗВЕ (эвегбе) — одни из ква языков. Распространен на Ю.-В. Ганы, на Ю. Того и Бенина. Число говорящих 5,7 млн. чел. Э. представляет собой пучок диалектов, делящихся на 3 группы: зап. группа — анло (авуна) и др. «внутр.» диалекты; центр, группа — уатьи, адья, геи; вост, группа — гун (алада), фон,
махи. По числу говорящих ведущими являются диалекты фон и уатьи. В отличие от др. языков ква, в Э. имеется противопоставление альвеолярного и постальвеолярного ретрофлексного d, билабиальных и лабио-дентальных f и v, сочетания согласных в анлауте, в к-рых на втором месте находятся 1 или г. Фо
нологически релевантные противопоставления тонов имеют почти исключительно лексич. значение, средний тон играет более огранич. роль, чем низкий и высокий,— встречается лишь в глагольных
ЭВЕ 589
корнях. Грамматич. строй типичен для языков ква. Письменность существует с кон. 19 в. на основе лат. алфавита. На Э. издается в основном религиозная, просветительская и учебная лит-ра, гл. обр. на диалекте анло, а также ген и гун.
• W este rmann D., Grammatik der Ewe-Sprache, B., 1907; A n s r e G.. The tonal structure of Ewe, Hartford, 1961; Wester-m a n n D.. Bryan M., Languages of West Africa. HAL, 1970, pt 2.
Westermann D.. Worterbuch der Ewe-Sprache, B,, 1954. В. Я. Порхомовский. ЭВЕНКЙЙСКИЙ ЯЗЫК (тунгусский язык) — один из тунгусо-маньчжурских языков. Распространен на обширной, но слабо заселенной терр. таежной зоны Сибири от левобережья р. Енисей до о. Сахалин, небольшие группы эвенков находятся иа С. КНР и в МНР. Число говорящих в СССР 11,7 тыс. чел. (1979, перепись), в КНР ок. 20 тыс. чел., в МНР ок. 3 тыс. чел. В Э. я. выделяется 3 наречия; северное, южное н восточное, с большим числом диалектов и говоров. Несмотря на значит, разнообразие, эти диалекты объединены комплексом общих особенностей, свойственных, впрочем, в той пли иной мере и др. тунгусо-маньчж. языкам, из к-рых солонский и негидаль-ский нек-рыми учеными рассматриваются как диалекты Э. я. Лит. язык базировался на непском, с 1953 — на полигу-совском говоре юж. наречия. Письменность с 1931 на основе латинской, а с 1937 — рус. графики.
• Поппе Н. Н.. Материалы для исследования тунгус, языка. Л., 1927; Василевич Г. М., Очерки диалектов эвенкийского (тунгус.) языка. Л., 1948; Константинова О. А., Эвенкийский язык, М. — Л., 1964; Castren М. A., Grundziige einer tungusischen Sprachlehre nebst kurzem Wor-terverzeichniss, St.-Petersburg, 1856.
Василевич Г. M.. Эвенкийско-рус. словарь, М.. 1958; Колесникова В. Д., Константинова О. А., Рус.-эвенкийский словарь, Л., 1960; S h i-rokogoroffS. М., A Tungus dictionary. Tokyo. 1944.	E. А. Хелимский.
ЭВЁНСКИЙ Я31>1К (ламутский язык) — один из тунгусо-маньчжурских языков. Распространен на побережье Охотского м., а также в прилегающих р-нах Магаданской обл. и Якут. АССР. Число говорящих ок. 7 тыс. чел. (1979, перепись). В Э. я. выделяются восточное, западное и среднее наречия с рядом диалектов и говоров. Особое положение занимает ар-манский диалект, сохранивший ряд архаичных черт, сближающих его с эвенкийским языком, и выделяемый иногда в качестве особого тунгусо-маньчж. яз. Специфичными чертами в области фонетики являются утрата ряда конечных гласных и переход анлаутного *1 в п (ср. пат ’море’ при тунг.-маньчж. *lamu), в сфере лексики — наличие юкагирских и (в говорах Камчатки) корякских заимствований. Опорным для лит. языка является ольский говор вост, наречия. Письменность с 1931 на основе латинской, а с 1936 — рус. графики.
• Богораз В. Г.. Материалы по ламут, языку, в кн.: Тунгус, сборник, т. 1. Л., 1931; Цинциус В. И., Очерк грамматики эвен, (ламут.) языка, ч. 1, Л.. 1947; Новикова К. А., Очерки диалектов эвен, языка, ч. 1. М,—Л.. 1960; Лебедев В. Д., Охотский диалект эвен, языка, Л., 1982; Benzing J., Lamutische Grammatik mit Bibliographic, Sprachproben und Glossar, Wiesbaden, 1955.
Цинциус В. И., Рише с Л. Д., Рус,-эвен. словарь, М., 1952; их же. Эвен.-рус. словарь, Л., 1957; D о е г f е г G.. Н е-
590 ЭВЕНКИЙСКИЙ
sche W., Schienhardt Н., Larau-tisches Worterbuch, Wiesbaden, 1980.
,	E. А. Хелимский.
ЭВФЕМИЗМЫ (греч. euphemismos, от ёи — хорошо и phemi — говорю) — эмоционально нейтральные слова или выражения, употребляемые вместо синонимичных им слов или выражений, представляющихся говорящему неприличными, грубыми или нетактичными. Напр.: рус. «пожилой» вместо «старый», «уклониться от истины» вместо «соврать»; фраиц. executer ’казнить’ (букв.— ’исполнить’) вместо mettre a mort ’предать смерти’: польск. pomoc domowa (букв.— ’домашняя помощь’) вместо siuz^ca ’служанка’. Э. характеризуются высокой степенью подвижности. Ими заменяются также табуизиров. названия, архаичные (рус. «хозяин» вместо «медведь», «шут с ним» вместо «черт с ним», франц, parbleu вместо par dieu) и новые («летальный исход» вместо «смерть», «новообразование» вместо «опухоль»).
Под Э. понимаются также окказиональные индивидуально-контекстные замены одних слов другими с целью искажения илн маскировки подлинной сущности обозначаемого, ср. употребление слова «холерина» Ф. М. Достоевским для обозначения психофизич. состояния человека.
Э. противопоставляется д и с ф е-м и з м — замена эмоционально и стилистически нейтрального слова более грубым, пренебрежительным и т. п., напр. «загреметь» вместо «упасть», «рас-сопливиться» вместо «заплакать», «сыграть в ящик» вместо «умереть», «осточертеть» вместо «надоесть». Процессы эвфе-мизации изучаются в лексикологии и социолингвистике.
* Ларин Б. А.. Об эвфемизмах, «Уч. зап. ЛГУ, сер. филологич. наук», 1961, № 301. в. 60; Havers W.. Neuere Lite-ratur zum Sprachtabu, W., 1946; см. также лит. при ст. Табу.	Н. С. Арапова.
ЭЗбПОВ ЯЗЫК (по имени др.-греч. баснописца Эзопа) — особый стиль изложения, призванный замаскировать для цензуры прямое, непосредственное выражение идей, противоречащих официальной политике, идеологии; способ выражения гражданских, революционных идей в условиях антидемократического строя, политической реакции. В. И. Ленин говорил о том, что к Э. я. «царизм заставлял прибегать всех революционеров, когда они брали в руки перо для „легального” произведения» (Поли, собр. соч., 2 изд., т. 27, с. 301).
Э. я. представляет собой совокупность приемов иносказания, определ. образом организуемых: аллегории, контекстуальные и ситуативные перифразы, аллюзии, «говорящие» псевдонимы, фигуры умолчания, завуалиров. ирония, персонажи басни, фольклора, элементы сказочной фантастики и т. п. Для тех же целей прибегают к жанрам басни (И. А. Крылов, Д. Бедный) и сказки (М. Е. Салтыков-Щедрин), к описаниям экзотич. (Ш. Л. Монтескьё) или не существующих стран (Я. Галан), к «переводам» и «подражаниям» из древней и вост, поэзии, к сюжетам на библейские, ист., зарубежные темы и т. п. Приемы Э. я. включаются в сферу сатирич. изображения действительности, в основном в жанрах полит. сатиры, напр. в памфлетах-аллегориях.
В России Э. я. складывается в систему приемов в условиях подцензурной печати с кон. 18 в. Мастерами Э. я. были декабристы, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, Н. А. Некрасов, Салтыков-Щедрин, к-рый и ввел в общее употребление выражение «Э. я.», И. Франко,
М. Горький; к Э. я. обращались К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин.
В Э. я. разных ист. периодов складывалась разл. символика; так, декабристы, говоря о «временщике», имели в виду А. А. Аракчеева, революционеры-демократы революцию называли «реформой», «невестой», «настоящим днем», Сибирь — «Вестминстерским аббатством»; К. Маркс обозначался как «реалист», «новейший исследователь».
Э. я. (без спец, устойчивой номинации) был распространен и в др. периоды рус. истории. Прибегали к Э. я. и в др. странах: напр., Дж. Свифт, М. Сервантес, Вольтер и др. писатели.
Расширительно под Э. я. понимается творч. манера художника слова или публициста, предполагающая использование соотв. приемов изложения мысли, изображения действительности безотносительно к условиям и задачам политич. борьбы (напр., нек-рые произв. М. А. Булгакова, Вс. В. Иванова, А. Франса, Г. Бёлля, иауч. фантастики). * Ефимов А. И.. Язык сатиры Салтыкова-Щедрина, М., 1953; Ефремов А. Ф.. Приемы эзоповской речи в произведениях Н. Г. Чернышевского. «Уч. зап. Саратов. ГПИ», 1955, в. 17; Базанов В. Г., Очерки декабристской лит-ры. Поэзия, М. — Л., 1961; Паклина Л. Я., Иск-во иносказат. речи. Эзоповское слово в худож. лит-ре и публицистике, Саратов, 1971; Ткачев П. И., Иду на «вы». Заметки о памфлете, Минск, 1975; Черепахов М. С.. Н. Г. Чернышевский, М., 1977. гл. 2.
,	Ю. А. Бельчиков.
ЭКСКЛЮЗИВ (франц. exclusif — исключающий, от лат. excludo — исключаю) — местоименная форма, выражающая не-включенность адресата речи в дейктиче-скую сферу (см. Дейксис') местоимения 1-го л. мн. ч. (иногда — дв. ч.). Э. образует субкатегориальное значение в составе категории лица и противопоставлен инклюзиву, буквальное значение Э.— «мы (я) без тебя/ без вас», ср. в куви (дравидийский яз.): 1-е л. мн. ч. эксклюзивное mambu — 1-е л. мн. ч. инклюзивное maro. Способы образования Э. в его соотношении с инклюзивом различны по языкам (возможны как аффиксация, так и супплетивизм); в нек-рых языках известны сложные формы Э., образованные путем комбинации простых местоименных элементов, ср. в нкоси (язык банту): su 'мы с тобой’ (дв. ч., инклюзив) — su-mo ’мы с ним’ (дв. ч., Э.) — seanyi мы с вами’ (мн. ч., инклюзив) — seabo ’мы с ними’ (мн. ч., Э.). Иногда наряду с формами Э. и инклюзива возможна нейтральная (общая) форма 1-го л. мн. ч. (напр., se ’мы’ в нкоси). Как особая форма местоимения Э. встречается в языках Центр, и Юго-Вост. Азии, Океании, Австралии, Америки, Африки.
* Forchheimer Р.. The category of person in language, B.. 1953.
В. А. Виноградов. ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ фонёти-KA, см. Фонетика.
ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ методы в языкознании — методы, позволяющие изучать факты языка в условиях, управляемых и контролируемых исследователем. Филос. основой применения Э. м. в яз-знании является тезис о единстве теоретич. и эмпирич. уровней познания. В совр. яз-знанни термин «Э. м.» не является четким; лингвисты часто говорят об эксперименте там, где имеет место наблюдение, прежде всего наблюдение над текстами (письменными и устными). Существенно, что текст как таковой, будучи данностью, ие может быть объектом Э. м.; именно поэтому Э. м. неприменимы к изучению
истории языка, особенностей стиля определ. автора и т. п.: в этих случаях следует говорить о наблюдении. Объектом Э. м. является человек — носитель языка, порождающий тексты, воспринимающий тексты и выступающий как информант для исследователя. В лингвистич. эксперименте исследователь может иметь подобным объектом самого себя или др. носителей языка; в первом случае следует говорить об интроспекции, во втором — об объективном эксперименте. Термин «Э. м.» в яз-знании появился во 2-й пол. 19 в. в связи с изучением экспериментальной фонетикой механизмов произнесения звуков и вначале связывался не столько с активным оперированием изучаемыми объектами, сколько с применением приборов (инструментальная фонетика). Фактически Э. м. в яз-знании используются постоянно при изучении живых языков и диалектов — как бесписьменных, так и тех, где тексты исследователю почему-либо недоступны. Экспериментальная работа с информантами (нередко в сочетании с наблюдением) непосредственно в среде носителей языка называется обычно полевой лингвистикой.
Историю применения Э. м. в отечеств, яз-знании можно разделить иа 3 периода: 1) активное освоение Э. м. в фонетике, причем акцеит делается на сходстве Э. м. в яз-знании и естеств. науках (труды В. А. Богородицкого, А. И. Томсона, Л. В. Щербы, М. И. Матусевич); 2) осознание Э. м. в яз-энании как важнейшего способа получения данных о живом языке вообще, включая его морфологию, синтаксис, семантику, а также проблемы языковой нормы, языковых контактов, патологии речевого развития и пр. Эта науч, программа впервые сформулирована Щербой («О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании», 1931); 3) реализация указанной иауч. программы и, как следствие этого, углубление методологич. рефлексии о специфике Э. м. в яз-знании по сравнению с Э. м. в др. науках (Л. А. Чис-тович, М. В. Панов, Ю. Д. Апресян, В. Б. Касевич, Р. М. Фрумкина). Методологич. анализ позволяет понять, что Э. м. широко используются и традиционных для яз-знания областях, напр. в диалектологии (ср. диалектология, вопросники), при изучении языковых изменений, вопросов языковой нормы (ср. вопросники по произношению, морфологии, словообразованию), и в таких сравнительно новых областях, как социолингвистика и психолингвистика, в последней Э. м. занимают доминирующее место (А. А. Леонтьев, А. П. Клименко).
Последоват. применение Э. м. в исследовании разл. уровней языковой системы и процессов функционирования языка в обществе сделало необходимым использование статистич. методов при планировании эксперимента и обработке результатов (см. Лингвистическая статистика). Разрабатывается теория лингвистич. эксперимента, в задачи к-рой входит осмысление того, какова специфика познават. установок лингвиста-экспериментатора. Существенно, что лингвист, изучающий речевое поведение человека, имеет дело с объектом, равным ему самому по сложности. В силу этого отношение «исследователь — объект» и лингвистич. (равно как и и психологич.) эксперименте превращается в симметричное отношение между двумя исследователями: информант может иметь свою «теорию» об экспериментаторе и соответственно изменять свое поведение в про
цессе эксперимента, что может влиять на результаты в нежелательном для экспериментатора направлении (феномен, хорошо известный диалектологам). Особой сферой использования Э. м. являются машинные эксперименты, проверяющие адекватность формализованных действующих моделей языка (см. Автоматическая обработка текста).
* Богородицкий В. А., Опыт физиологии общерус. произношения в связи с экспериментально-фонетич. данными, Каз., 1909; Вопросник по совр. рус. лит. произношению, под ред. М. В. Панова, М., 1960; Кибрик А. Е., Методика полевых исследований, М.. 1972; Щерба Л. В., О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в яз-знанин, в его кн.: Языковая система и речевая деятельность, Л., 1974; Рус. язык по данным массового обследования, М., 1974; Прогноз в речевой деятельности, М., 1974; Гипотеза в совр. лингвистике, М., 1980; Фру м к ина Р. М., «Язык и мышление» как проблема лингвистич. эксперимента. Изв. АН СССР. ОЛЯ, 1981, т. 40. № 3; Л а-бов У., Структура денотативных значений. пер. с англ., в кн.: НЗЛ, в. 14, М., 1983.	Р. М. Фрумкина.
ЭКСПРЕССАВНОСТЬ (от лат. expres-sio — выражение) — совокупность семантико-стилистических признакои единицы языка, к-рые обеспечивают ее способность выступать в коммуникативном акте как средство субъективного выражения отношения говорящего к содержанию или адресату речи. Э. свойственна единицам всех уровней языка. К фонетич. экспрессивным средствам относятся фонологически нерелевантные для данного языка изменения звуков (напр., в рус. яз. изменение длительности, аспирация и др.), акцентные и интонационные средства. Морфологич. (словообразоват.) средства включают словосложение и широкий диапазон ласкат. и уничижит, аффиксов. Лексич. экспрессивные средства охватывают пласт слов, имеющих помимо своего предметно-логич. значения оценочный компонент, а также междометия и усилит, частицы. Все экспрессивные средства этих уровней обладают относительно четко выраженной положит, или отрицат. коннотацией. На синтаксич. уровне Э. выражается изменением обычного порядка слов, использованием эллип-тич. конструкций, повторов и др.
В результате актуализации экспрессивных средств языка, сочетание и взаимодействие к-рых позволяет практически любой единице языка выступать в качестве носителя Э., речь приобретает экспрессию, т. е. способность выражения психич. состояния говорящего.
В коммуникативном акте параллельно с языковыми экспрессивными средствами используются многочисл. паралингвистич. средства (громкость и тембр голоса, темп речи, мимика, жесты), способствующие усилению экспрессии речи,
Э. как одно из свойств языковой единицы тесно связана с категорией эмоциональной оценки и в целом с выражением эмоций у человека. Генетически многие закрепленные системой языка экспрессивные средства, включая тропы и фигуры речи, а также приемы построения стиха восходят к особенностям оформления высказывания и эмоционально окрашенной (аффективной) речи. Этим объясняется и сходство арсенала экспрессивных средств и принципов их функционирования в языках разных систем. Характерно, что в работах ряда лингвистов категории Э. н эмоциональности отождествляются.
Различие функционального использования экспрессивных языковых средств в многообразии видов обществен но-рече
вой практики затрудняет их строгую классификацию по единому признаку, что особенно заметно при переходе от экс прессивной лексики к экспрессивному синтаксису. Изучение экспрессивных средств конкретных языков, как правило, входит в соотв. разделы фонетики, грамматики, лексикологии и стилистики этих языков.
* Виноградов В. В., Итоги обсуждения вопросов стилистики, ВЯ, 1955. № 1; Галкина-Федорук Е. М.. Об экспрессиввости и эмоциональности в языке, в кн.: Сб-к статей по яз-знанию. Проф. Моск, ун-та акад. В. В. Виноградову в день его 60-летня, М., 1958: Балли Ш., Франц, стилистика, пер. с франц., М., 1961; Телия В. Н., Коннотативный аспект семантики номинативных единиц, М.. 1986.
В. Н. Гридин.
ЭЛАМСКИЙ ЯЗЬ'1К — мертвый язык народа, населявшего древнее государство Элам и юж. часть Иранского нагорья в 3—1-м тыс. до н. э. Установлено родство с дравидийскими языками, причем совр. язык брахуи занимает промежуточное положение между Э. я. и осн. группой дравидийских языков. Первые памятники Э. я, — хозяйств, документы храмов — относятся к др.-элам. периоду (ок. 30—24 вв. до н. э.). Они записаны т. наз. протоэламским рисуночным словесно-слоговым письмом (не дешифровано). В конце этого периода для Э. я. стали применять линейный слоговой вариант протоэлам. письма и аккад. клинопись; сохранился договор злам, царя с аккад. царем Нарамсином (23 в. до н. э.). В ср.-элам. период (14—12 вв. до н. э.) тексты памятников написаны клинописью, есть неск. аккад.-злам, билингв. К новоэлам. периоду (8—6 вв. до н. э.) относится гл. обр. царские надписи, хозяйств, документы. В Урарту найден лит. текст на Э. я. (8 в. до н. э.).
Типологически Э. я. относится к агглютинативным языкам. Противопоставляются категории одушевленности — неодушевленности, предикаты действия — предикаты состояния (они же — именные), сов. и несов. виды. Субъектно-объектные отношения не отражены в падежной системе; согласование осуществляется путем переноса показателей одуш. и ие-одуш. класса или лица.
В перс, державе 6—4 вв. до и. э. (гос-ве Ахеменидов) Э. я. был официальным (только на терр. Ирана); наиболее обширные его памятники относятся к этому времени. Однако он уже подвергся сильному влиянию др.-перс. яз. в области лексики, многочисл. кальках, синтаксисе, стиле и т. д. Есть предположение, что Э. я. сохранился до раннего средневековья. Ф Дьяконов И. М.. Языки древней Передней Азии, М., 1967; его же. Элам, язык, в кн.: Языки Азии и Африки, т. 3, М., 1979: Reiner Е., The Elamite language, в ки.: Handbuch der Orientalistik, Altklein-asiatische Sprachen, Leiden — K61n,	1969;
McAlpin D., Proto-Elamo-Dravidian, Phil., 1981; Gri1 lot-Susini F.i Elements de grammaire elamite, P., 1988.
И. M. Дьяконов.
ЭЛ Й ЗИЯ (от лат. elisio— выталкивание)— 1) падение (исчезновение) конечного гласного слова на стыке с начальным гласным следующего слова, ср. франц, la amitie > I’amitie, исп. nuestra amo > nuestr’amo; в этом же значении употребляется термин «эктлипсис». Противоположный процесс — отпадение начального звука слова под воздействием конечного звука предшеств. слова — носит назв. а ф е р е з и с а. 2) То же, что
ЭЛИЗИЯ 591
слияние гласи ы х,— разные виды соединения двух смежных гласных и один монофтонг или дифтонг, напр. стяжение, или красне, при к-ром соположение двух гласных приводит к возникновению одного простого гласного (лат. de-ago > dego, др.-греч. ho апёг > Ьапёг > апёг) либо нисходящего дифтонга (лат. coitus > coetus); синерезис, при к-ром происходит слияние двух гласных в восходящий дифтонг, выступающий в стихе в качестве одного долгого слога («И чуб касался чудной чолки / И губы — фьялок» — Б. Л. Пастернак). 3) То же, что эллипсис.
ЭЛЛИПСИС (от греч. 611eipsis —опущение, недостаток) — пропуск в речи нлн тексте подразумеваемой языковой единицы, структурная «неполнота» синтаксической конструкции. В сфере предложения как Э. определяется: а) пропуск того или иного члена предложения, компонента высказывания, легко восстанавливаемого из контекста, причем смысловая ясность обычно обеспечивается смысловым и / или синтаксич. параллелизмом (т. наз. контекстуальный Э.) («Дан приказ ему на запад, / Ей — в другую сторону» — М. В. Исаковский); б) отсутствие к.-л. компонента высказывания, легко восстановимого из конкретной речевой ситуации («Тане — 5, а Вале — 3» — о школьных оценках; Wir wollen morgen nach Berlin (fahren) ’Мы хотим утром в Берлин (ехать)’ — вне ситуации смысл высказывания не однозначен]; в) нулевая связка («Моя мать — врач»), В сфере словосочетания как Э. определяется усеченное и служащее номинацией реалии словосочетание, структурная полнота и смысл к-рого восстанавливаются из конкретной ситуации нли ист. контекста («1-я Конная» — армия). В нек-рых случаях на основе Э. возникают новые лексич. единицы, напр. франц, demande ’предложение’ < demande en mariage 'предложение выйти замуж’.
Э. обычно присущ разг, речи, для к-рой характерны конструкции с «незамещенной» синтаксич. позицией. Он обусловлен свойственной разг, речи ентуативно-стью и наличием вневербальных средств непосредств. речевого общения (жесты определ. семантики). Э. иногда вызван и структурной организацией текста («Дайте мне две пятерки, а я вам десятку»); он широко используется в ораторской речи, в худож. лит-ре как стилистич. фигура, придающая тексту динамичность, большую выразительность, усиливающая его экспрессивность. Проблематика Э. имеет широкий спектр осмыслений в аспектах компрессии речи и теории текста, требующих дальнейших исследований. • Балли Ш., Франц, стилистика, пер. с фраиц., М.. 1961; Сковородников А. П.. О критерии эллиптичности в рус. синтаксисе. ВЯ. 1973, № 3; Земская Е. А.. Рус. разг, речь: лингвистич. анализ и проблемы обучения, 2 изд.. М., 1987: Ortner Н., Die Ellipse: Ein Problem der Sprachtheorie und der Grammatikschrei-bung, Tubingen, 1987. Ю. А. Бельчиков. ЭМПАТИЯ (англ, empathy, от греч. em-pates — взволнованный, возбужденный) — идентификация говорящего с участником или объектом сообщаемого события, изложение чего-либо с нек-рой точки зрения. Термин возник в функциональном синтаксисе (в работах амер, ученых в 70-х гг. 20 в.). Э. может варьироваться от объективного изложения события (нуля) до абсолютного совпадения точек зрения гово-
592 ЭЛЛИПСИС
рящего и участника излагаемой ситуации; напр., высказывание John asked Магу — ’Джон спросил Мэри’ —объективно; John asked his wife ’Джон спросил свою жеиу’ — идентификация с Джоном, Mary’s husband asked her ’Муж Мэри спросил ее’ — с Мэри. В высказывании обычно бывает один фокус Э., поэтому недопустимы (в англ, яз.) фразы типа *Then Mary’s husband asked nis wife ’Тогда муж Мэри спросил свою жену’ (два фокуса). С проявлением Э. связывается пассивизация (идентификация с пациенсом, но не с агенсом), рефлексивнзация (добавление возвратной частицы или возвратного местоимения) и порядок слов. Идея Э. соотносится с общими понятиями коммуникативного синтаксиса и диахронической типологии. Существуют ряды иерархии Э.: говорящий — слушающий — третье лицо; человек — живое существо — предмет; тема беседы—новый (неанафорич.) объект. Языки различаются по степени обязат. выраженности Э.; так, япон. яз. требует непременного принятия в любом высказывании нек-рой точки зрения.
* К u п о S.. Subject, Theme and the Speaker’s empathy — a reexamination of relativization phenomena, в kh.: Subject and Topic. N. Y.— S. F.— L.. 1976: Yoko y arn a О. T.. К 1 e n i n E.. The semantics of «optional» rules: Russian personal and reflexive possessives, в кн.: Sound, Sign and Meaning. Ann Arbor, 1976; К u n о S., Kaburaki E., Empathy and syntax, «Linguistic Inquiry», 1977, v. 8, >6 4.
T. M. Николаева. ЭМФАЗА (от греч. 6mphasis — разъяснение, указание, выразительность) — выделение важной в смысловом отношении части высказывания (группы слов, слова или части слова), обеспечивающее экспрессивность речи. Э. достигается просо-днч. средствами — интонацией, особым эмфатич. ударением («Вы прочитали?» — «Я перечитал»), использованием особых эмфатич. слов — усилит, частиц, вспомогат. глаголов, местоимений («Да бросьте вы!», англ. Не does work hard, франц. Moi je suis franpais), синтаксич. средствами, в основном инверсией, либо сочетанием всех или части этих средств.	В. Н. Гридин.
ЭНГЕЛЬС ф. О ЯЗЫКЕ — см. Маркс К., Энгельс Ф. о языке. ЭНЕЦКИИ ЯЗЬ|К (устар.— енисейско-самоедский язык) — один из самодийских языков (северносамодийская подгруппа). Распространен на правобережье ннж. течения Енисея в Таймырском авт. окр. РСФСР; в прошлом энцы жили также западнее (в басе. р. Таз) и южнее (вплоть до г. Туруханск). Число говорящих ок. 200 чел. Э. я. имеет диалекты, носители к-рых не обладают сознанием этнич. общности и не имеют общего самоназвания: тундровый (или сомату, хан-тайский, туруханскнй) и лесной (или пэ-бай, баихинский, карасннский, манга-зейский).
Характерные черты фонетики — сильная тенденция к открытости слога и обилие сочетаний нз двух, трех и более гласных в результате упрощения консонантных сочетаний и утраты ряда интервокальных согласных. В лесном диалекте эти черты частично утрачены под действием позднейших фонетич. процессов. По морфологич., синтаксич. и лексич. особенностям Э. я. близок родственному ненецкому, к-рым энцы пользуются наряду с Э. я. и рус. яз. Для тундрового диалекта характерно также наличие ри-да лексико-семантич. параллелей с нганасан. яз., для лесного — следы кетского влияния (в частности, заимств. местоимения 2-го и 3-го л.). Язык бесписьменный.
* Терещенко Н. М.. Энецкий язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 3, М., 1966; Сорокина И. П., Морфология глагола энецкого языка, Л., 1975 (автореферат диссертации).
Katzschmann М., Pusztay J., Jenissej-Samojedisches (Enzisches) Worter-verzeichnis, Hamb., 1978. E, А. Хелимский. ЭНЦИКЛОПЕДИИ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ — научные справочные издания, содержащие систематизированный свод знаний о языке и методах его описания. Могут быть ориентированы на общелингвистич. и частнолннгвистич. проблематику, в частности на описание отд. языка. Материал располагается в алфавитном порядке или по тематич. принципу, в ряде Э. л. совмещаются оба принципа. Принципы составления и структура Э. л. отражают структуру науч, знания о языке в данную ист. эпоху, а также теоретич. установки отд. школ и нац. лингвистич. традиций. Сравнение Э. л. разных эпох позволяет проследить процесс развития науки о языке, изменение представлений о природе языка и методах его изучения, о связи яз-знания с др. науками.
Энциклопедич. справочники по яз-знанию традиционно разрабатываются во Франции: языку посвящен 25-й том «Епсус1орёб1е de la Pleiade» («Le Langage», 1968; под ред. А. Мартине), собственно Э. л. «Dictionnaire encyclopedique des sciences du langage» (P., 1972, англ, nep.— «Encyclopedic dictionary of the sciences of language», 1979), авторами к-рой являются О. Дюкро н Ц. Тодоров. Эти Э. л. организованы по систематич. принципу. На интерпретацию базовых понятий «Le Langage» наибольшее влияние оказало функциональное направление в совр. франц, яз-знании, на Э. л. Дюкро и Тодорова — идеи рус. формальной школы и структурно-семиологич. направления в совр. франц, яз-знании и лит-ведении, этим объясняется введение в круг наук о языке поэтики, риторики и элементов семнологии с целью синтеза наук, изучающих язык как систему и тексты как языковой материал.
Э. л. «Le Langage» под ред. Б. Потье (Р., 1973) располагает материал в алфавитном порядке, она содержит 500 биографии. статей и лингвистич. терминов (с их аналогами на франц, и нем. языках), в нее включены также 10 статей-очерков, описывающих в совокупности осн. разделы и направления совр. лингвистики. В серии карманных энциклопедии, словарей в 1978 вышла Э. л. «La linguistique», отличающаяся неполнотой н крайней субъективностью в изложении материала.
На немецком языке существует трехтомный энциклопедич. словарь «Lexikon der germanistischen Linguistik» (Tubingen, 1973), состоящий из 9 очерков, описывающих оси. разделы и направления совр. лингвистики; малая энциклопедия «Немецкий язык» — «Die Deutsche Sprache. Kleine Enzyklopadie» (Bd 1—2, Lpz., 1969—70), трехтомный лингвистич. словарь (Th. Lewandowski, «Linguisti-sches WSrterbuch», Bd 1—3, Hdlb., 1973—76) и ряд др. изданий, приближающихся либо к словарям лингвистических терминов, либо к учебникам по яз-знанию (напр., «Handbuch der Linguistik. AUgemeine und angewandte Sprachwis-senschaft», Miinch., 1975).
Англоязычная традиция создания Э. л. представлена изданием «Encyclopaedia of linguistics, information and control» (Oxf.— [a. o.]. 1969), содержащим попытку осмыслить с позиций лингвистики совр. науку о языке, информа
тику и средства управления, а также Э. л. 1989 «Ап encyclopaedia of language» («Энциклопедия языка», или «Лингвистич. энциклопедия») под ред. Н. Э. Коллинд-жа, к-рая охватывает проблемы структуры языка, вопросы его изучения, его связей с мышлением и психикой человека, роли языка в обществе и др.
Описанию проблематики изучения одного языка с включением общелингвистич. терминологии посвящена Э. л. о польском языке — «Encyklopedia wied-zy о j?zyku polskim» (Wroclaw —[i. i.], 1978); большую ценность представляет данная в приложении к энциклопедии систематизиров. библиография.
Оригинальную лингвоэнциклопедич. традицию создала Япония. Создание Э. л. в Японии отражает тенденции к упорядочению лингвистич. терминологии и к более глубокому усвоению опыта европ. лингвистич. традиции. Одной из первых Э. л. подобного рода явилось справочное пособие по языкам мира, созданное по образцу справочника под ред. А. Мейе и М. Коэна —«Les langues du monde» (P., 1952). Это двухтомное издание вышло под назв. «Очерки языков мира» в 1955—58 (Токио, под ред. С. Хаттори). В изд-ве Токёдо (Токио) под ред. М. Токиэда вышел «Словарь японского языкознания» (1955), неоднократно переиздававшийся в значительно расширенных вариантах; издание 1980 получило назв. «Большого словаря японского языкознания». Эта Э. л. содержит осн. понятия совр. общего и япон. яз-знания и филологии, а также персоналии лингвистов. «Большой словарь по японской грамматике» (1971, Токио; под ред. А. Мацумура) посвящен преим. япон. яз. и ориентирован на проблемы внутр, лингвистики.
ВРоссии до Окт. революции 1917 не существовало специализиров. энциклопедия. изданий по яз-знанию, лишь в состав «Народной энциклопедии научных и прикладных знаний» был включен один том (т. 7), поев, «языкознанию и истории литературы» (М.,	1911).
В С С С Р Ин-том рус. языка АН СССР совм. с изд-вом «Сов. энциклопедия» создана Э. л. «Русский язык» (М., 1979), представляющая осн. сведения о совр. рус. языке, его истории н совр. функционировании, показывающая место рус. языка средн языков народов СССР и языков мира.
Лингвистич. проблематика в разном объеме традиционно включается в универсальные и отраслевые энциклопедии — литературные или филологические. Так, значит, место занимает она в «Большой советской энциклопедии», «Советском энциклопедическом словаре», «Краткой литературной энциклопедии» (т. 1—9, М., 1962—78), «Литературном энциклопедическом словаре» (1987). К филологич. энциклопедиям относятся немецкоязычные: Bernhardy G., Grundlinien zur Enzyklopadie der Philologie, Halle, 1832; Boeckh A., Enzyklopadie und Methodologie der Phi-lologischen Wissenschaften, 2 Aufl., Lpz., 1886; франкоязычная; «Encyclopedic me-thodique. Grammaire et litterature», v. 1— 3, P., 1782—86.	H. Ю. Бокадорова.
ЭПЕНТЕЗА (от греч. epenthesis — вставка) — один из видов комбинаторных изменений звуков — возникновение в слове (чаще всего вследствие диссимиляции) дополнительного, неэтимологического звука (согласного пли гласного). Э. возникает при освоении заимствований с несвойственными родному языку сочетаниями звуков. Напр., нехарактерные
для рус. яз. зияния (т. е. стечения гласных) приводят к возннкновеиию согласного [j]: Персия < Persia, ария < итал. aria; недопустимые в уйгур, яз. стечения согласных в начале или конце слова устраняются Э. гласного: 1^улуп < клуб, акыт < акт. Э. чаше встречаются в ненормированной речи (просторечии, диалектах, детской речи), напр. радиво, скор-пиён, ндрав, страм. н. А. Грязнова. ЭРГАТЙВНЫЙ СТРОЙ (эргативная типология, эргатнвность) (от греч. erga-tes — действующее лицо) — типология языка, ориентированная на семантическое противопоставление не субъекта и объекта, проводимое в языках номинативного строя, а т. наз. агентива (производителя действия) и фактитива (носителя действия). Лексически Э. с. проявляется в распределении глаголов на агентивные («переходные») и фактитивные («непереходные»), В синтаксисе Э. с. выражается корреляцией эргативной и абсолютной конструкций предложения, а также специфич. составом дополнений. Эргативная конструкция характеризуется особым обозначением субъекта перех. действия при форме его объекта, совпадающей с формой субъекта неперех. действия. Ср. авар, ди-ца бече б-ачана ’я теленка пригнал’ (эргативная конст-струкция), но бече б-ач!ана ’теленок пришел’ (абсолютная конструкция). Для морфологии характерно наличие эргативного падежа, противопоставленного абсолютному. Оба падежа передают субъектно-объектные отношения синкретически: эргатив имеет функцию субъекта и косвенного объекта (часто — инструмента действия), а абсолютив — функцию субъекта и прямого объекта. При отсутствии в языке системы склонения эти функции выполняют две серии личных показателей в глагольном спряжении — эргативная и абсолютная. Эргативность накладывает свои ограничения и на фонологич. синтагматику языка. Э. с. характерен для баскского, большинства кавказских, отд. др.-вост. языков, бурушаски, для многих папуасских, австралийских, чукотско-камчатских, эскимосско-алеутских, индейских языков.
* Эргативная конструкция предложения в языках разл. типов. Л.. 1967; Мещанинов И. И.. Эргативная конструкция в языках разл. типов. Л.. 1967; Климов Г. А., Очерк общей теории эргативности, М., 1973; Ergativity. L., 1979.	Г. А. Климов.
ЭРЗЯНСКИЙ ЯЗЫК (эрзя-мордовский язык) — один из мордовских языков (см. также Финно-волжские языки). Распространен в вост, р-нах Морд. АССР, на терр. Куйбышевской, Пензенской, Оренбургской, Ульяновской, Горьковской, Саратовской, Челябинской и др. областей РСФСР, в Башк. АССР, Тат. АССР, Чуваш. АССР. В зависимости от употребления гласных непервого слога слова (влияния на них гласных первого илн последнего слогов) выделяются 3 типа диалектов: прогрессивно-ассими-ляторный, регрессивно-ассимиляторный и простейший (укающе-икающий и окаю-ще-экающий). Для Э. я. (в отличие от мокшан, яз.) характерны: в фонетике для ряда диалектов регрессивно-ассими-ляторного типа — наличие заднеязычного носового [q], для др. диалектов — употребление [а] и [е] в тех позициях, где в мокшан, яз. употребляется соответственно [е] и [а]. В Э. я. нефиксиров. ударение. В морфологии Э. я. у имен в основном склонении наличие И, в указат. склонении — 10 падежных форм. Постпозитивный артикль имеет варианты -нть, -сть, -зь (-зинь), -ть. Инфи
нитив имеет показатели -мс, -мкс (-мокс, -мекс), причастия наст. вр.— суффикс -иця (-ыця).
Формирование лит. языка началось после Окт. революции 1917. В его основе — говор с. Козловка Атяшевского р-на Морд. АССР (окающе-экающий тип). Единые нормы лит. языка и орфографии сложились к 1930. Письменность (с 18 в.) на основе рус. графики.
* Бубрих Д. В., Ист. грамматика эрзян. языка, Саранск, 1953; Феоктистов А. П., Эрзян, язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 3. М., 1966; его же, Морд, языки, в кн.: Основы финно-угор. яэ-эиания. Прибалт.-финские, саамский п мордовские языки, М., 1975; Цыганкин Д. В., Фонетика эрзян, диалектов, Саранск, 1979; Paasonen Н., Mordvinische Lautlehre, Hels., 1903.
Рус.-эрзян, словарь, М., 1948; Эрзян, рус. елрварь, М., 1949,- Г. И. Ермушкин. ЭСКИМОССКИИ ЯЗЬ'1К (устар.—юит-ский язык) — Один из эскимосско-алеутских языков. Распространен на юго-вост, побережье Чукотского п-ова (СССР), на п-ове Аляска с прилегающими островами (США), в арктической зоне Канады, в Гренландии (Дания). Число говорящих 105 тыс. чел. В Гренландии Э. я. является языком островной автономии, в остальных регионах — языком бытового общения. По ряду признаков кардинально отличается от родственного ему алеут, яз. Э. я. подразделяется на две диал. общности — юитскую и инуитскую. В силу многовековой территориальной изоляции часть диалектов Э. я. развивалась автономно и приобрела черты самостоят. языков (напр., язык сиреннкских эскимосов). Впервые эскимос, письменность была введена в Гренландии в сер. 19 в., в СССР — в 30-х гг. 20 в. (в 1932—37 на лат. графич. основе, с 1937 на основе рус. графики), в США и Канаде — в сер. 70-х гг 20 в. (на основе лат. графики).
* Меновщиков Г. А., Грамматика языка азиат, эскимосов, ч. 1 — 2. М,— .1., 1962—67: Е g е d е Р.. Grammatica Gren-landica-Danico-Latina. Havniae, 1760; Kleinschmidt S. P., Grammatik der Gronlan-dischen Sprache, B., 1851; T h a 1 b i t-z e r W.. A phonetical study of the Eskimo language, Cph.. 1904; Shultz-Lo-rentzen C. W.. A grammar of the west Greenland language. Kbh.. 1945; Schneider L., Grammaire Esquimaude du sous-dialecte de 1’Ungava, Quebec, 1967; R i-schel J., Topics in West Greenlandic phonology. Cph., 1974; Yup’ik Eskimo grammar, Fairbanks, 1977.
Рубцова E. С., Эскимос.-рус. словарь. M., 1971; Dansk-Grenlandsk ordbog, Kbh., 1960; Jacobson S., Jup’ic Eskimo dictionary, Fairbanks. 1984.	, Г. А. Меновщиков.
ЭСКИ МбССКО-АЛ Е^ТСКИ E ЯЗЫКЙ — генетически изолированная семья языков, условно отнесенная к палеоазиатским языкам. Ареал распространения — Чукотский п-ов (СССР), о. Беринга (СССР), п-ов Аляска с прилегающими островами (США), Алеутские о-ва (США), сев. области Канады и Гренлан-дии (Дания). Число говорящих ок. 112тыс. чел. По данным археологии и этнолингвистики, продвижение эскимосо-алеутов в р-н Берингова прол, и далее в р-ны Сев. Америки происходило из Сев.-Вост. Азии неск. тысячелетий назад. Эскимосско-алеутская генетич. общность в результате ист. продвижения на изолиров. приморские земли и острова разделилась на 2 подсемьи — эскимосскую и алеутскую.
Взаимопонимание между носителями эскимос, и алеут, языков невозможно ввиду различий в лексике и грамматике.
ЭСКИМОССКО 593
Первоначально близкородств. языки этой семьи в результате раздельного развития сохранили лишь отд. общие черты грамматич. строя и лексики. Возможно, что алеуты при продвижении на острова ассимилировали одно или неск. иноязычных племен, на что указывает кардинальное различие эскимосских и алеутских корнеслов.
Общеэскнмос. яз. в результате территориального обособления его носителей в свою очередь разделился на 2 группы — юитскую (юпик) и инуитскую (инупик) (всего ок. 25 диалектов). Юит-ская группа включает азиат, диалекты (чаплинский, науканский) и язык сире-никских эскимосов, а также часть амер, диалектов (Ю.-З. Аляски, п-ова Нуни-вак и Св. Лаврентия); инуитская группа включает часть диалектов Аляски и все диалекты Канады и Гренландии. Осн. черты фонологич. системы, морфологии и синтаксиса эскимос, диалектов в значит. мере сходны, но большие различия в лексике и фонетике затрудняют или даже исключают взаимопонимание между отд. группами эскимосов.
Общими чертами фонетики Э.-а. я. являются сходство вокализма (эскимос, а, у, н, ы; алеут, а, у. и), а также консонантных рядов заднеязычных велярных (к, г, х) и увулярных (к. f, х) и различаемых пар фонем л, л, н, ц. Типологически сходными являются структуры слога н слова: допускается любой гласный и согласный в начале слова (за исключением вариантов фонем); исключается стечение двух и более согласных в начале и конце слова и трех — в середине; в исходной позиции имена существительные оканчиваются только тремя согласными (эскимос, к, к, н; алеут, х, х, н); сходны слоговые структуры (V, CV, VC, CVC, CCVC). К существенным различиям в области фонетики относятся отсутствие в алеут, консонантизме фонем /в/, /п/, место к-рых в сопоставлении с эскимос, консонантизмом занимает фонема /м/ (в эскимосском — все три фонемы); отсутствие в алеут, яз. фонемы /р/ и наличие в нем, в отличие от эскимос, языков, фонем /д/, /ч/.
Э.-а. я. являются агглютинативно-полисинтетическими. В морфологии Э.-а. я. сходными признаками являются: общность абсолютного и относительного (relative) падежей; изменение имен и глаголов по трем числам (ед., дв., мн.); лично-притяжат. оформление имен и субъектно-объектное — глаголов; наличие больших серий послелогов, указат. местоимений и наречий для выражения пространственно-временных значений; формальное и семантич. сходство отд. морфем слово- и формообразования и др. К существенным различиям относятся отсутствие в алеут, яз. локативных падежей, получивших в эскимос, языках системное развитие (7 падежей); неполнота в алеут, яз. парадигмы субъектно-Объект-ных форм глагола (всего 18), к-рая в эскимос. языках получила логически завершенное выражение (в одних диалектах 42 формы показателей лица-числа субъекта и объекта, в других — 63). Способ слово- и формообразования во всех Э.-а. я. суффиксальный. Отмечается значит, расхождение в структуре и семантике соответствующих по значению суффиксов. Префиксация и основосло-женпе отсутствуют. Производные глагольные слова, образованные от имен-
594 ЭСПЕРАНТО
ных и глагольных основ посредством серии разных по семантике суффиксов, способны выражать значение полного предложения, лексико-семантич. ядром к-рого выступает только корневая морфема, ср.: эскимос, ацйацлъа-рахки-ja-xy-кут ’лодку-делаем-быстро-сейчас-мы’ (основа — анйах ’лодка’, остальные форманты слова — суффиксы); алеут, укух-та-ту-да -лъи-на-f улак ’ видеть-даже-не захотел-его-я’ (основа — укухта ’видеть’).
В области синтаксиса в эскимос, языках четко подразделяются предложения абсолютной и эргативной конструкции; в алеут, яз. эргативная структура не получила отчетливого развития (его синтаксис недостаточно изучен).
Первые письм. сведения об эскимос, языках представили в сер. 18 в. П. Эгеде и К. Фабрициус. В нач. 19 в. рус. ученый И. Е. Вениаминов создал первую науч, грамматику алеут. яз., а в 1851 С. П. Клейншмидт опубликовал «Гренландскую грамматику». Изучение Э.-а. я. в нач. 20 в. продолжается рус., дат. и амер, учеными (В. Г. Богораз, В. И. Ио-хельсон, В. К. Тальбицер, Л. Хаммерих, Ц. Шульц-Лоренцен и др.). Со 2-й пол. 20 в. широкие исследования Э.-а. я. проводятся в СССР, Дании, Канаде, США, Норвегии.
Ф Меновщиков Г. А.. Эскимос.-алеут, языки, в кн.: Языки Азии и Африки. III. М.. 1979; Bergsland К., The Eskimo-Uralic hipothesis. JSFOu, 1959, v. 61; Krauss M. E., Eskimo-Aleut. CTL, v. 10, The Hague. 1973; см. также лит. при статьях Эскимосский язык и Алеутский язык.	Г. А. Меновщиков.
ЭСПЕРАНТО — наиболее распространенный из международных искусственных языков (см. Международные языки, Интерлингвистика). Создан в 1887 варшавским врачом Л. Л. Заменгофом, псевдоним к-рого Эсперанто (esperanto на языке Э.— надеющийся) стал назв. языка. Первоначально Э. распространялся в России и Польше, но уже к нач. 20 в. приобрел много сторонников во Франции, Англии и др. странах, благодаря чему движение эсперантистов приобрело междунар. характер.
Э. строится иа основе интернац. лексики (преим. ром. происхождения, но с герм, и слав, элементами). Большую роль играют словообразоват. аффиксы, позволяющие из ограниченного числа корней производить весь словарный состав языка. Грамматика Э. проста по сравнению с естеств. языками и строго нормализована: в ней используется всего 11 невариативных окончаний, обозначающих части речи (-о для существительных, -а для прилагательных, -е для наречий, -i для глаголов в инфинитиве), мн. ч. (-j), вин. п. (-п), наст., прош. и буд. времена (-as, -is, -os), сослагат. и повелит, наклонения (-us, -и). Кроме того, используются суффиксы для образования причастий и аналитич. показатели для нек-рых форм (степеней сравнения прилагательных, сложных времен и страдат, залога глагола). Графика на лат. основе. Ударение на втором слоге от конца.
За время существования Э. в нем проявились эволюционные тенденции: первонач. ориентация на слав, языковой узус сменяется выработкой интернац. стандарта, независимого от нац. влияний; осваиваются новые сферы использования языка, возникают разл. функциональные стили (разг., науч., публицистич. и др.); увеличивается словарный запас, в частности за счет науч.-технич. терминов (число корней возросло с 927 в 1887 до 16 000 в 1970); в фонетике,
грамматике и словообразовании шроисхо-дят изменения, обусловленные использованием Э. в многонац. среде (устраняются неинтериац. звуки и звукосочетания, сокращается длина слов, упрощается их морфологич. структура и др.).
На Э. существует значит, оригинальная лит-ра, в том числе поэзия, где различаются отд. «школы» — славянская, венгерская, шотландская и др. Переводная худож. лит-ра представлена произведениями античности и новых нац. лит-р, переведенными более чем с 50 языков (Библия, трагедии Софокла, басни Эзопа, «Энеида» Вергилия; произведения Данте, У. Шекспира, И. В. Гёте, А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, В. В. Маяковского, С. А. Есенина и др.); имеется спец, и науч.-технич. лит-ра. Э. используется также в прессе и радиовещании (ок. 140периодич. изданий и регулярные программы 9 радиостанций в 1984).
Лингвистич. теория Э. (эсперантолог и я) занимается как общими принципами его устройства (Эаменгоф, Реие де Соссюр, О. Вюстер, К. Калочаи, Г. Вариньен), так и частными проблемами, гл. обр. лексикологии, словообразования, транскрипции на Э. разноязычных собственных имен, стилистики. Органом, определяющим осн. направления нормирования Э., является Академия Э., включающая представителей разл. стран (основана в 1908). Крупнейшее междунар. объединение эсперантистов — Всеобщая ассоциация эсперанто (Universala Esperanto-Asocio, 1JEA), в рамках к-рой ежегодно проводятся междунар. конгрессы (с 1905). Существуют также др. междунар. орг-ции (профессиональные, религиозные, молодежные и др.), среди к-рых видное место занимает Всемирное движение эсперантистов за мир (Mondpaca Esperantista Movado, МЕМ). В 56 странах имеются нац. объединения эсперантистов (1986). В 1987 по призыву ЮНЕСКО был широко отмечен 100-лет-ний юбилей Э. В СССР движение эсперантистов организационно оформилось в 1921, насильственно прекращено в 1938 и вновь возобновлено в 1955—56. В СССР издается на Э. худож. и об-щественно-полит. лит-ра, а также учебники и словари.
* [Заменгоф Л.], Междунар. язык. Предисловие и полный учебник. Варшава, 1887; Д р е э е н Э., Очерки теории эсперанто, М.. 1931; Проблемы интерлингвистики, М., 1976; Исаев М. И.. Язык эсперанто, М.. 1981; Семенова 3. В., Исаев М. И.. Учебник языка эсперанто, М., 1984; Кузнецов С. Н., Теоретич. основы интерлингвистики. М., 1987; [ S a u s s и-r е R. d е], La construction logique des mots en Esperanto, Gen.. 1910; Manders W., Interlingvistiko kaj Esperantologio, Purme-rend, 1950; Hagler M., The Esperanto language as a literary medium. Bloomington, 1971; Stojan P. E.. Bibliografio de In-ternacia Lingvo. Hildesheim. 1973; Esperanto en perspektivo. L.— Rotterdam, 1974; К a-locsay K., Waringhien G., Plena analiza gramatiko de Esperanto, 4 eldono, Rotterdam, 1980: Forster P. G.. The Esperanto movement.The Hague — Р,— N. Y., 1982: В 1 a n k e D.. Esperanto und Wissenschaft, B.. 1986.
Рус.-эсперантский словарь, под ред. Е. А. Бокарева. М.. 1966; Бокарев Е. А.. Эсперанто-рус. словарь, 2 изд., М.. 1982; Plena ilustrita vortaro de Esperanto, P.. 1970.
.	_	С. H. Кузнецов.
ЭСТЕТЙЧЕСКИИ ИДЕАЛИЗМ (идеалистическая неофилология) в языкознании — направление, сложившееся в западноевропейской лингвистике в нач. 20 в. и выступившее с критикой младо-грамматизма с позиций т. наз. эстетической философии языка (название направления связано с названием програм
много сборника статей «Idealistische Neuphilologie», 1922). Широкий критич. резонанс Э. и. получил в 20-х гг. 20 в., когда к изучению эстетич. функции языка обратились представители мн. школ (.пражская лингвистическая школа, ОПОЯЗ и др.). Наиболее яркое выражение Э. и. получил в трудах К. Фосслера («Позитивизм и идеализм в языкознании», 1904; «Язык как творчество н развитие», 1905, переизд. 1950; «Избранные статьи по философии языка», 1923; «Дух и культура в языке», 1925, и др.). Эстетич. теория языка Фосслера сложилась под влиянием лингвистич. концепции В. фон Гумбольдта и системы филос. воззрений Б. Кроче. Резко критикуя младограмматиков за отказ от изучения «исходной причинной связи» между явлениями, за механицизм, Фосслер назвал такой подход к языку позитивизмом, «смертью человеческого мышления», «концом философии» и противопоставил ему свою теорию языка, к-рую он определил как «идеализм», потому что в ней, вслед за Гумбольдтом, язык рассматривается как непрерывная творч. духовная деятельность, неотделимая от духовной и интеллектуальной истории народа. По мнению Фосслера, младограмматики изучали язык как нечто «данное и завершенное» и производили над ним анатомич. операцию, механически расчленяя его организм на фонетику, морфологию и синтаксис и далее на соотв. элементы, вплоть до отд. звуков. Язык же есть нечто целостное, взаимосвязанное. Таким он предстает в стилистике, к-рая и должна поэтому стать центр, лингвистич. дисциплиной. Единств, реальность и тем самым осн. объект изучения для Фосслера — речь индивида, понимаемая как духовное творчество личности, служащее средством выражения ее интуиции и фантазии. Постоянно подчеркивая, что язык — это прежде всего средство выражения, а не средство общения, Фосслер видел в «общем языке» лишь «точку пересечения многих отдельных языков», «приблизительную сумму по возможности всех или, по меньшей мере, важнейших индивидуальных языковых употреблений», или стилей, и считал общую языковую деятельность возможной лишь благодаря «общей духовной предрасположенности» говорящих. Все элементы языка по своему происхождению суть стилистич. средства выражения, к-рые с течением времени могут стать грамматическими, т. е. общим, безликим шаблоном, если индивидуальное новшество соответствует «духу языка» и если оно будет принято пассивной массой говорящих.
В концепции Фосслера учение Гумбольдта было воспринято односторонне, был утрачен диалектич. подход, при к-ром язык понимался не только как средство выражения, но и как средство общения, не только как деятельность, но и как готовый «материал», признавалось существование не только индивидуальной речи, но и общего языка — языка народа.
Влияние философии Кроче на Э. и. нашло отражение в приравнивании языкового акта — как акта творческого — к искусству, к поэзии и в отождествлении по-новому понимаемой лингвистики с эстетикой. Фосслер писал, что «истина языка есть художественная истина, есть осмысленная красота» («Грамматика и история языка», 1910) и поэтому решение спорных вопросов грамматики должно базироваться на худож. способности, на чувстве вкуса. История языка оказывается «историей вкуса или чувства в области слова, то есть историей всех им-38*
пульсов, мотивов, влияний, воздействий среды, которые притекают извне в развитие языка», иначе говоря, она «в известном смысле сливается» с историей культуры («Отношение истории языка к истории литературы», 1911). Фосслер делает попытку установить связь, иногда слишком прямолинейную, между явлениями языка и особенностями культуры соотв. эпох («Культура Франции в отражении развития языка», 1913, переизд. в 1929 под назв. «Культура и язык Франции»), Он исследует связь языка с религией, наукой, поэзией, а также разные функции языка в разных языковых коллективах («Дух и культура в языке»), Ист.-лит. исследования Фосслера охватывают важнейшие эпохи в истории итал., франц., испан. лит-р (а в последние годы жизни — лит-ры стран Юж. и Центр. Америки) и творчество крупнейших представителей этих лит-р. В центре мн. работ — творч. личность, художник, произведения к-рого анализируются на фоне духовной культуры его эпохи.
Школа Э. и. немногочисленна, к ней принадлежат неск. крупных филологов-специалистов в области ром. языков и лит-р: Л. Шпитцер, X. Хацфельд, Э. Лерх, Л. Ольшки, В. Клемперер и др. Разделяя нек-рые общие филос. взгляды Фосслера на язык, они нашли, однако, во многом свои пути в исследовании проблем стилистики худож. лит-ры и ром. яз-знания, гл. образом синтаксиса и стилистики. Большое влияние на развитие ром. филологии и стилистики оказали работы Шпитцера, поев, языку и стилю писателей — от средневековья до 20 в. В дне. Шпитцера «Словообразование как стилистический прием» (1910) особенности стиля Ф. Рабле рассматриваются как выражение его особой манеры видения мира. Позднее, констатируя разрыв, существующий между историей культуры и наукой о языке, от к-рого страдает находящееся на границе этих наук изучение стиля писателей, Шпитцер подчеркивает, что для выявления полной картины своеобразия стиля писателя необходимо установить все, что для него стилистически значимо, и поставить в связь с его личностью («Словесное искусство и наука о языке», 1925). Шпитцер вводит понятие индивидуальной языковой системы писателя, каждый из признаков к-рой может встретиться в др. тексте, но совокупность к-рых единственна в своем роде. Здесь в общих чертах намечается метод исследования «стиля личности в стиле языка», к-рый впоследствии получил назв. индуктивно-дедуктивного метода в стилистике, или метода «филологического круга». Исследование движется от найденной стилистически значимой детали к ее интерпретации в свете особенностей духовного мира писателя, к интерпретации «из языкового окружения» писателя, обусловленного литературной и социальной историей. Состоятельность полученной интерпретации проверяется ее применимостью для объяснения и др. стилистич. фактов в языке данного автора. Шпитцер защищал свой метод в полемике с лингвистами др. школ, напр. с Ш. Брюно, указывая на банальный, «школярский» характер подхода к языку худож. текстов, при к-ром исследователи ограничиваются выписыванием тех или иных стилистич. явлений из произведений разных авторов и констатацией их сходств и различий («Теории стилистики», 1952), а также продемонстрировал его в многочисл. конкретных работах. Развивая семантико-ист. и
этимология, направление исследований, Шпитцер прослеживает происхождение н семантич. развитие ряда связанных с европ. цивилизацией слов, «точнее любого барометра показывающих культурную атмосферу» эпохи. Подобно тому как это сделал Фосслер в начале века, Шпитцер в 40—50-х гг. 20 в. с позиций, близких к экзистенциализму, выступил с рядом статей в защиту гуманитарного знания, против антиментализма и механицизма, т. е. против идей, высказанных Л. Блумфилдом и дескриптивис-тами. Он также одним из первых поставил. важный методология, вопрос о способах доказательства в лингвистике и, шире, в гуманитарных науках.
Фосслер и др. представители Э. н. решали науч, проблемы с позиций субъективно-идеалистических, выдвигая на первый план экспрессивно-эстетич. функцию языка. Однако, рассматривая язык как культурно-ист. явление, к-рое невозможно исследовать вне связи с культурой и историей народа, школа Э. и. расширила и обогатила проблематику науки о языке, поставив перед ней ряд новых важных задач — создание линг-вистнч. стилистики, изучение языка писателя и его соотношения с общенар. языком, а также роли худож. лит-ры в развитии лит. языка народа и т. д.
* Жирмунский В. М., Предисловие, в кн.: Проблемы лит. формы. Л., 1928; Ольшки Л., История науч, лит-ры на новых языках, пер. с нем., т. 1—3, М,— Л., 1933—34; Звегинцев В. А., Эстетич. идеализм в яз-знании. М., 1956; Винокур Г. О., Эпизод идейной борьбы в зап. лингвистике, ВЯ, 1957, № 2; Степанов Ю. С., Доказательство и аксиоматич-ность в стилистике. Метод Л. Шпицера, «Вестник МГУ», сер. 7. 1962, № 5; Idealistische Neuphilologie. Festschrift fiir К. Vos-sler, Hdlb.. 1922; Spitzer L., Stilstudien, Bd 1—2. [2 Aufl.], Munch.. 1961; H a t z-f e 1 d H., A critical bibliography of the new stylistics applied to the Romance literatures [1900-1952], Chapel Hill, 1953; то же, [1953-1966], Chapel Hill. 1966; Wei lek R.. Leo Spitzer, «Comparative Literature», 1960, v. 12, № 4; H a t z f e I d H., Le Hir Y., Essai de bibliographie critique de stylistique francaise et romane (1955—1960), P.. 1961.
_	„	,	В. П. Мурат.
ЭСТбНСКИИ ЯЗЫК —один из прибалтийско-финских языков (южная группа). Распространен в Эст. ССР (число говорящих 938,2 тыс. чел.; 1979, перепись), в др. р-нах СССР (34 тыс. чел.), а также в Швеции, США и Канаде. Общее число говорящих ок. 1,1 млн. чел. Имеет днал. группы: сев.-эстонскую (включает островной, зап., ср.-сев. и вост, диалекты), юж.-эстонскую (включает мулькский. тартуский н выруский диалекты) и сев.-восточный прибрежный диалект, имеющий много общих черт с прибалт.-фин. языками сев. группы. Для Э. я., в отличие от др. прибалт.-фин. языков, характерно чередование степеней долготы, охватывающее все долгие гласные, дифтонги, согласные и сочетания согласных: koli (генитив), koli (партитив); laulu (генитив), laulu (партитив); siTma (генитив), silma (партитив). Существует оппозиция трех фонология, ступеней долготы: saDa ’сто’, saDi ’посылай’, saDa ’получить’, lag! ’потолок’, lakki ’лак’ (генитив), lakki ’лак’ (партитив). Главное ударение на первом слоге, второстепенное — на третьем. В первом слоге употребляются все гласные (долгие и краткие) и дифтонги; в непервых слогах — только гласные а, е, i, и и дифтон-
ЭСТОНСКИЙ 595
ги на -i. Морфологич. структура Э. я.— $лективно-агглютинативная.	Внутр.
лексия выступает в виде чередования степеней, встречаются формы, в к-рых флексия показывает не только число, но и падеж. В большинстве падежей окончания ед. и мн. ч. совпадают. Существительное имеет 14 падежей. Ко-митатив возник позже др. падежей в результате присоединения послелога. Глагол имеет 4 наклонения. Квотатив (косвенное наклонение)— более позднего происхождения. Первые записи на Э. я. (отд. предложения и глоссы) относятся к 13 в. Более обширные тексты известны с нач. 16 в. Первая печатная книга относится к 1535. В 16 в. возникли два лит. языка — на основе сев.-эст. и юж,-эст. диалектов. В 19 в. сев.-эст. лит. язык стал использоваться повсеместно. Во 2-й пол. 19 в. начал складываться единый лит. язык, нормы к-рого сложились уже в 1-й пол. 20 в. Письменность на основе лат. алфавита.
• К ас к Л.. Эст. язык, в кн.: Основы финно-угор. яз-зиания. Прибалт.-финские, саамские и мордовские языки, М., 1975 (лит.): Kettunen L., Viron kielen aannehistorian paapiirteet, Hels., 1917 (3 painos, Hels., 1962); Saareste A., Vaike eesti murdeatlas, Uppsala, 1955; Ariste P.. Eesti keele fo-neetika. 2 triikk, Tartu, 1966; Rat sep H., Eesti keele lihtlausete tiiiibid, Tallinn. 1978.
Рус.-эст. словарь. 2 изд., т. 1 — 2. Тал., 1975; Му хе ль В. Э., Рус.-эст. словарь, 7 изд.. Тал., 1982; Wiedemann F. J., Ehstnisch-deutsches Worterbuch. St. Petersburg. 1869 (4 triikk, Tallinn. 1973); Tamm J., Eesti-vene sonaraamat, Tartu. 1949.
В. И. Палль. ЭТИМОЛОГИЯ (греч. etymologia, от ’etymon — истина и Idgos — слово, учение) — 1) раздел языкознания, изучающий происхождение слов; 2) совокупность исследовательских приемов, направленных на раскрытие происхождения слова, а также сам результат этого раскрытия; 3) происхождение слова. В яз-знании 19 в. термин «Э.» употреблялся также в значении «грамматика».
Предмет Э. как раздела яз-знания — изучение источников и процесса формирования словарного состава языка и реконструкция словарного состава языка древнейшего периода (обычно допись-менного). В лексике каждого языка имеется значит, фонд слов, связь формы к-рых со значением непонятны носителям языка, поскольку структура слова не поддается объяснению на основе действующих в языке моделей образования слов. Ист. изменения слов затемняют первичную форму и значение слова, а знаковая природа слова определяет сложность реконструкции первичной мотивации, т. е. связи первичных формы и значения слова. Целью этимологич. анализа слова является определение того, когда, в каком языке, по какой словообразоват. модели, на базе какого языкового материала, в какой форме н с каким значением возникло слово, а также какие ист. изменения его первичной формы и значения обусловили форму и значение, известные исследователю. Реконструкция первичных формы и значения слова — предмет этимологич. анализа. Напр., названия растения омелы (Viscum album L.) в слав, языках позволяют предполагать исходную праслав. лексему *emela (с вариантами), образованную от глагольной основы *ет- 'брать, хватать’ (отсюда рус. «вз-ять», «воз-ьму»), но первичная мотивация толкуется двояко: растение было названо как ’берущая,
596 ЭТИМОЛОГИЯ
хватающая, цепляющаяся’, поскольку из него добывали птичий клей, или название определялось паразитич. образом жизни растения.
Э. характеризуется комплексным характером методов исследования. Сущность процедуры этимологич. анализа: генетич. отождествление рассматриваемого слова или eto основы с др. словом или его основой как исходным, производящим, а также отождествление др. структурных элементов слова с исторически известными структурными элементами и реконструкция первичной формы и значения слова с первичной мотивацией; непременным этапом этимологич. анализа является снятие позднейших ист. изменений. Основой этимологич. методики является сравнительно-исторический метод исследования разл. единиц языка, к-рый опирается на законы фонетич. изменений, морфонологич. закономерности, закономерности морфологич. изменений и т. д., являющиеся предметом изучения сравнит, грамматики. В зависимости от характера ист. изменений, пережитых словом, и его соотношения с потенциальными родств. лексемами в отд. случаях этимологич. анализа доминирующее значение приобретает анализ разл. структурных элементов или значения слова. Так, рус. «тормошить», укр. «термосити» и польск. tar-mosic, termosid могут толковаться как образования, производные от глагольной основы ter- 'тереть, драть’ (рус. «тереть»), но анализ фонетич. различий этих глаголов (особенно рус. «ш» при укр. «с» и польск. s’) убеждает в том, что непосредств. продолжением древнего производного глагола может быть лишь польск. tarmosid, тогда как рус. и укр. глаголы заимствованы из польского. При этимологизации рус. слова «лоно» для доказательства его производности от глагола «-ложить» наиболее существенна возможность выделения в слове корня «лог-» и суффикса «-сно», о чем свидетельствует структура близкого по значению слова «ложесна» ’утроба’ с корнем «лог-» и суффиксом «-сно».
Особые трудности при этимологич. анализе представляют объяснение связи значений, развития значений и реконструкция первичной семантики слова. Это обусловлено разнообразием и значительностью семантич. изменений (ср. рус. лит. «канава» и диал. новосиб. «канава» 'ограда, сложенная из кизяка’, лит. «пылкий» и диал. вологод. «пылко холодный» 'очень холодный’, рус. «прозрачный» и чеш. prozradno ’пасмурно’), их связью с внеязыковыми реалиями и недостаточной изученностью типов семантич. изменений и принципов номинации. Опорой для семантич. анализа в этимологич. исследованиях является метод семантич. параллелей: в качестве доказательства предполагаемого развития значений (или возможности сочетания значений) приводятся случаи аналогичного развития (или сочетания) значений. Так, в подтверждение принадлежности глагола «таращить» (в сочетании 'таращить глаза’) к гнезду «тереть» (где регулярны значения типа 'драть, раздирать, обдирать') можно указать близкое развитие значения 'разрывать' -» 'таращить' в нем. reiBen (ср. die Augen reiBen 'таращить глаза’). Семантич. изменения и сочетания значений лишь в нек-рой части объясняются общими закономерностями человеческого мышления (таковы изменения 'прбпасть' -♦ 'большое количество чего-либо’, ’близко’ -♦ 'скоро', 'сильный'-» 'быстрый' -» 'нахальный'). Бблыпая
часть семантич. переходов и сочетаний значений обусловлена соотношением реалий, природной и обществ, средой, материальной и духовной культурой носителей языка, поскольку значения слов отражают мир реалий. Толкование семантич. изменении и применение метода семантич. параллелей должны базироваться на всей совокупности знаний об окружающем человека мире, о человеке и человеческом обществе в их ист. развитии, накопленных разл. отраслями науки, с учетом ист. развития этих знаний. Напр., установление родства рус. «двигать» с нем. Zweig 'ветка' и его производности от «два» было осуществлено благодаря реконструкции для глагола «двигать» первичного значения 'поднимать' и привлечению сведений из истории техники об использовании в качестве рычага для поднятия тяжестей палки, ветки с раздвоенным концом (к-рые н могли быть обозначены производным от «два» — как 'двойная'). Объяснение родства лат. тех 'царь', regere 'править' со слав, rezati оказалось возможным благодаря уяснению жреческих функций царя в древнейшем обществе и их связи с сакральными, космология, измерениями, к-рые осуществлялись, в частности, чертами, надрезами.
Необходимым рабочим приемом в Э. является реконструкция формы и / или значения, исторически предшествующих засвидетельствованным, т. е. восстановление на основе засвидетельствов. лексем их исходных, первичных форм и значений. Временной интервал между зафиксиров. словом и реконструкцией может быть различным; различны и хронологич. характеристики реконструкций для разных лексем, разных языков (мн. слова — результат словообразования 20 в.). Наличие этого интервала делает результаты этимологич. анализа гипотетическими даже при самом строгом соблюдении всех требований методики, но гипотетичность, сближающая Э. со ми. ист. дисциплинами, не уменьшает позна-ват. значимости ее достижений.
Э. тесно связана с диалектологией; диал. данные важны для решения вопроса о происхождении мн. слов лнт. языка. Так, образование слова «сустав» от глагола «ставить» аргументируется диал. словоупотреблением «выставить (руку, ногу или палец)» 'вывихнуть'. Диал, лексика сохраняет мн. древние лексемы, утраченные лит. языком (ср. рус. диал. «багно» 'грязь, болото', «навь» 'покойник', «вир» 'водоворот', имеющие соответствия в других слав, языках и в нндоевроп. языках, но не сохранившиеся в лит. рус. языке).
Э. имеет большое значение для развития ист. лексикологии в целом и для сравнит.-ист. грамматики, для к-рой Э. играет роль основы и источника новых материалов, подтверждающих уже установленные закономерности и обнаруживающих неизученные явления в истории языка. Поскольку Э. доступны хронологич. уровни, недостижимые для письм. истории, она служит наряду с археологией важным инструментом изучения истории человеческого общества.
Э. возникла в антич. Греции (Платой, диалог «Кратил»), Здесь же появился сам термин, приписываемый стоикам. Но антич. этимологии было чуждо науч, представление о закономерностях изменений в языке и о знаковой природе языка. Антиисторичность н произвольность толкований сближают этот этап в истории Э. с т. иаз. народной Э.— преобразованием слов в сторону их сближе
ния с др. словами, к-рые представляются (в силу сходства значений, или формы, или разл. ассоциаций) родственными (напр., «блгзгорукнй* возникло из«близо-зоръкъ*, ср. у стоиков сближение лат. crux 'кресг’ с crus ’нога’). Принципы антич. Э. сохранялись и в ср. века. Науч. Э. возникла одновременно со сравнится ъно-истор ическ им языкознанием. Установление звуковых соответствий индоевроп. языков и соотв. фонетических законов, лежащих в основе сравнит.-ист. яз-знания, было следствием сопоставления лексем этих языков и разработки гипотезы об их родстве, т. е. следствием этимологич. операций. В свою очередь, фонетич. и др. законы и закономерности стали методич. фундаментом для Э. Первое теоретич. изложение Э. как науки принадлежит А. Ф. Потту («Этимологич. исследования в области индогерманских языков*, т. 1—2, 1833—36). Важными этапами истории Э. являются признание значимости диалектов и овладение методами лингвистической географии (Ж. Жильерон), исследование специфики изменений значений иоанализ лексики по семантич. полям (Й. Трир), внимание к связи семантики с реалиями (направление «Слова и вещи>, выдвинувшее принципы изучения лексики в связи с культурой и историей на-Рода; Р. Мерннгер, В. Мейер-Любке,
. Шухардт, В. фон Вартбург), обращение к ист. изменениям, пережитым первичной формой и значением слова, т. е. к истории слова (Э. как биография слова в противовес пониманию Э. как происхождения слова; Шухардт, Жильерон). Развитие Э. в 20 в. отмечено применением структурных принципов в этимологич. исследованиях (анализ лексики по группам — семантич., корневым, аффиксальным, лексико-грамматическим, учет разл. принципов организации систем — оппозиции, ассоциации и т. д.; Э. Бенве-нист, Г. Якобссон, В. В. Мартынов, А. С. Мельничук), стремлением к реконструкции исходных слов (а не только корней), вниманием к нерегулярным языковым изменениям, особенно актуальным для Э. вследствие индивидуальности истории каждого слова (В. Махек, Ш. Ондруш и др. представители чехословацкой этимологич. школы; однако признание нерегулярных изменений осталось в Э. подчиненным понятию об определяющей роли фонетич. законов — О. Се-мереньи, Я. Малкиел, О. Н. Трубачев), разработкой проблем взаимосвязи Э. и др. областей яз-знания, особенно сравнит. грамматики, а также ориентацией этимологич. исследований на грамматич. проблемы (Малкиел, Ф. Славский), углублением социология, аспекта этимологич. исследований, т. е. связи изучения происхождения лексики с историей общества, его духовной и материальной культуры (Бенвенист, Трубачев, В. Н. Топоров, Вяч. Вс. Иванов, В. И. Абаев).
2-я пол. 20 в. характеризуется расширением этимологич. исследований, освоением новых методич. принципов и новых лексич. материалов, что выразилось в создании многочисл. этимологич. словарей. Важным этапом в развитии Э. как науки является создание этимологич. словарей слав, языков, ориентированных на реконструкцию и этимологизацию праслав. лексич. фонда (Славский, Трубачев) и послуживших основой для возникновения лексикологии и лексикографии праслав. яз.
Важнейшие этимологические словари: Абаев В. И., Ист.-этимология. словарь осет. языка, т. 1—3, М.— Л.,
1958—79; Български етимологичен речиик, т. 1—3. София, 1962—86 (изд. продолжается); Климов Г. А.. Этимологич. словарь картвельских языков, М.,	1964; Лыт-
кин В. И., Гуляев Е. С., Краткий этимологич. словарь коми языка, М., 1970; Ач а р я н Р., Этимологич. коренной словарь арм. языка,т. 1 — 4. Ер., 1971 —79(иаарм.яэ.); Иллич-Свитыч В. М., Опыт сравнения иостратич. языков, [т. 1—3], М., 1971— 1984; Этимологич. словарь слав, языков, под ред. О. Н. Трубачева, т. 1 — 15. М.. 1974—88; Севортяи Э. В., Этимологич. словарь тюрк, языков, т. 1 — 3, М., 1974—80 (изд. продолжается); Сравнит, словарь тунгусо-маньчж. языков (материалы к этимологич. словарю), отв. ред. В. И. Цинциус, т. 1 — 2, Л., 1975—77; Топоров В. Н., Прусский язык. Словарь, Гт. 1—4], М., 1975—84 (изд. продолжается); Ш аги ров А. К., Этимологич. словарь адыгских (черкесских)яэыков.т. 1—2, М., 1977; Этымалапчны слоунхк беларускай мовы, рэд, В. 5^. Мартына?, т. 1—4, Мшск, 1978—88 (изд. продолжается); Етимолопч-ний словник украшсько! мови, гл. ред. О. С. Мельничук, т. 1—2, Киав, 1982—85 (изд. продолжается); Ф а с м е р М., Этимологич. словарь рус. языка, пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева, 2 нзд., т. 1 — 4, М.. 1986— 1987; Miklos ich F., Etymologisches Worterbuch der slavischen Sprachen, W„ 1886 (переизд,, Amst.. 1070k Meyer G., Etymologisches Worterbuch der albanesischen Sprache, Strassburg, 1891; Stokes W., Bezzen berger A., Wortschatz der Kel-tischen Spracheinheit, 4 Aufl., Gott., 1894; Falk H., Torp A., Wortschatz der ger* manischen Spracheinheit, Gott,, 1909; и x ж e, Norwegisch-Danisches etymologisches Worterbuch, v. 1 — 2, Hdlb., 1910—11; Meyer-L u b k e W., Romanisches etymologisches Worterbuch. 3 Aufl.. Hdlb., 1935; Hell-q u i s t E., Svensk etymologisk ordbok, v. 1-2, Lund. 1948; Bloch O., W a r t-b u r g W.. Dictionnaire etymologique de la langue francaise, 2 ed., P., 1950; S 1 a w s-k i F.. Slownik etymologiczny jezyka polskiego. t. 1 — 5, Krakow. 1952—77 (изд. продолжается); Skeat W. W., An etymological dictionary of the English language. Oxf., 1953; May r hofer M.. Kurzgefasstes etymologisches Worterbuch des Altindischen, Bd 1-4, Hdlb.. 1956-80; Pokorny J.. Indogermanisches etymologisches Worterbuch, Bd 1—2, Bern — Munch., 1959—65; Frisk H.. Griechisches etymologisches Worterbuch, Bd 1-3, Hdlb., 1954-72; Fraenkel E., Litauisches etymologisches Worterbuch, Bd 1—2, Hdlb. — Gott., 1955— 1965; Kluge F., Etymologisches Worterbuch der deutschen Sprache, 19 Aufl., B., 1963; W a 1 d e A.. Lateinisches etymologisches Worterbuch, Bd 1-3, 4 Aufl., Hdlb., 1965; M a c h e k V., Etymologicky slovnik jazyka ceskeho, 2 vyd., Praha, 1968; Rasanen M., Versuch eines etymologischen Worterbuchs der Tiirksprachen, Hels., 1969; Skok P., Etimologijski rje£nik hrvatskoga ili srpskoga jezika. t. 1—4, Zagreb, 1971—74; Etymologicky slovnik slovanskych jazyku. Slova grama-tick^ a zajmena, Sest. F. Kopecny, V. Saur, V. Polak, ,t. ,1—2. Praha, 1973—80; Slownik prastowianski, pod red. F. Stawskiego. t, 1 — 5, Wroclaw—[i. i.], .1974—84; W i n d e-kens A. J. v a n, Le tokharien confronte avec les autres langues indo-europeennes, v. 1. Louvain. 1976; Bezlaj F., Etimolcski slovar slovcnskega jezika, t. 1—2, Ljubljana, 1976—82 (изд. продолжается); T i s c tiler J., Hethitischcs etymologisches Glossar, Bd 1—2, Innsbruck, 1977—79 (изд. продолжается).
Ф Пизани В., Этимология, пер. с итал., М., 1956; Этимологич. исследования по рус, языку, в. 1—9, М., 1960—81 (изд, продолжается); Этимология (ежегодник), М.. 1963 — ; М а 1 k i е 1 Y., Etymological dictionaries. A tentative typology, Chi., 1976; Etymologic, hrsg. von R. Schmitt, Darmstadt, 1977; Pfister M., Einfiihrung in die ro-manische Etymologic. Darmstadt. I960; E r-h a r t A., Vecerka R., Dvod do etymolo-gie, Praha, [1981].	Ж. Ж. BapOom.
ЭТИМ Он (греч. etymon) — первоначальное значение н форма слова. Выявление Э.— осн. цель этимологич. исследования. Утрата первонач. значения происходит вследствие деэтимологизации,
т. е. разрыва связи с однокорневыми образованиями вследствие фонетич. изменений («щи» — букв, ’сочные’, «перчатки» — букв, ’пальчатки’), перестройки семантич. связей («мешок» от «мех» — первоначально мешки делались из звериных шкур), иногда приводящих к новому членению сложных слов («медведь» вместо «медв-едь» 'поедатель мела’), ложной этимологии вследствие случайного созвучия («ладушки» ошибочно связывают с «ладоши» вместо «ладушка», «лада» ’милый’). К Э. обычно отсылают этимологич. словари и словари иностр, слов.
Ф См. лит. при ст. Этимология.
Н. С. Арапова.
ЭТНОЛИНГВЙСТИКА (от греч. ethnos — народ, племя н лингвистика) — направление в языкознании, изучающее язык в его отношении к культуре, взаимодействие языковых, этнокультурных и этнопсихологических факторов в функционировании и эволюции языка. В более широком понимании Э. рассматривается как комплексная дисциплина, изучающая с помощью лингвистич. методов «план содержания» культуры, нар. психологии и мифологии независимо от способов их формального представления (слово, предмет, обряд и т. п.). Начало исследования подобной проблематики в России было положено трудами Ф. И. Буслаева, А. Н. Афанасьева, А. А. Потебни и др.
Как самостоят. направление Э. зародилась в недрах этнографии на рубеже 19—20 вв., получив широкое развитие в яз-знании США с 70-х гг. 19 в. в свя::и с интенсивным изучением, многочисл. индейских племен Сев., а затем и Центр. Америки. Однако первоначально оси. внимание уделялось собственно этнография. материалу. Э. в специальном, языковедческом, плане возникает лишь с 1-й четв. 20 в. Ф. Боас и первое поколение его учеников заложили новые традиции в амер, лингвистике, наметив определ. круг проблем и методов нх исследования (термин «Э.» в работах амер, ученых часто заменяется терминами «антрополнпг-вистика», «этносемантика» и др.). Одной из главных была проблема генетич. родства языков амер, индейцев. Первые попытки классификации этих языков, основанные на туманных критериях оценки их сходства, предпринимались в кои. 19 в. В дальнейшем для классификации языков амер, индейцев использовались строго науч, методы: сравнит.-исторический (Э. Сепир, С. Лэм), глоттохронологии (М. Сводеш), ист.-типологический и ареальный (К. Хейл, Ч. Ф. Вёглич, Дж. Л. Трейджер). Большое место в Э. занимает изучение взаимовлияния ксн-тактирующих с языками индейцев индоевропейских (англ., исп., франц.) языков (в основном — влияния вторых иа первые), проблем билингвизма и мультилингвизма, влияния социокультурных факторов на развитие языга (Д. X. Хаймз, X. Хойер, Г. М. Хённг-свальд и др.).
Изначально в сферу интересов Э. входят проблемы семантики. Боас исследовал семантику грамматич. категорий (1915), Сепир—аномальные типы речи в языке нутка (1915), звуковой символизм (1929), понятийные поля (1930). В кон. 20-х — нач. 30-х гг. 20 в. поваляются работы второго поколения учеников Боаса: Хойера (языки тонкааа н апачей), Б. Л. Уорфа (язык хопв),
ЭТНОЛИНГВИСТ 597
Трейджера (язык таос) и др. Возникающая в этот период дескриптивная лингвистика исключает семантику из круга лингвистич. дисциплин; возрождение интереса к содержат, стороне языка (и тем самым к Э.) относится к нач. 50-х гг. 20 в., что в значит, степени было связано с широким обсуждением Сепира — Уорфа гипотезы, возникшей в рамках Э. и воплотившей в себе наиболее характерные особенности амер, разновидности неогумбольдтианства. В науч, практику вводится компонентного анализа метод, с помощью к-рого исследуются группы слов (имена родства, цве-тообозначенпя и т. п.), отражающие социально-культурные особенности членения соотв. областей внеязыковой действительности в разл. языках. В 50— 70-е гг. 20 в. широко используются экспериментальные психология, методы изучения этнолпнгвистич. проблем семантики (Хойер, Ч. Ф. и Ф. М. Вёглины). В /0-е — нач. 80-х гг. проводятся исследования семантич. моделей разных языков, проблем нар. таксономии (folk taxonomy), паралингвистич. явлений и т. п., ставятся проблемы ист. изучения и реконструкции духовной этнической культуры на основе данных языка (Б. Берлин, X. Конклин, М. Матиот и др.).
Более широкое понимание предмета и задач Э. способствовало оживлению в 70—80-х гг. 20 в. исследований в области фольклористики, где выявляются новые стороны взаимосвязей языка н культуры. В СССР эти проблемы разрабатываются Н. И. Толстым и группой ученых под его руководством. В рамках социолингвистики, психолингвистики, этнографии ставятся также задачи описания истории конкретных языков (языковых семей) в тесном сочетании с этнич. историей носителей языков; создания этно-лингвпетич. атласов (развитие этнолинг-вогеографип); исследования в рамках проблемы соотношения языка и культуры понятийных констант, к-рые по-разному проявляются в языке и культуре, но обладают одной сущностью (смыслом): понятия нормы и нормирования, понятия территориальных и социальных диалектов в языке и нар. культуре, языковой семьи и культурной группы (семьи), праязыка и пракультуры н т. д.; задачи исследования пограничных сфер яз-знания и мифологии на основе единого взгляда на эти явления как на семнотнч. знаковые системы и др. Нек-рые ученые высказывали мысль о том, что Э. (как и социолингвистика) неотделимы от собственно лингвистики, поскольку последняя исследует вопросы реального функционирования языка и его роль в жизни человека.
Работы по Э. публикуются в журн. < Anthropological Linguistics», ч American Anthropologist», <Ethnology» и др.
* Нац. язык и нац. культура, М., 1978; Толстой Н. И., Нек-рые проблемы и перспективы славянской и общей этнолингвистики, Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1982, т, 41, № 5, с. 397—405; Ареальные исследования в яз-знании и этнографии. (Язык и этнос), Л.. 1983; Linguistic structures of native America. N. Y., 1946; Hornes D. H., Directions in (ethno-)linguistic theopr, в кн.: Trans-cultural studies in cognition, Menascha, 1964; Language in culture and society. A reader in linguistics and anthropology. N. Y.— [a. o.l, 1964; Studies in southwestern ethnolinguistics. Meaning and history in the languages of the American Southwest. The Hague — P., 1967; Ethnolinguistics: Boas, Sapir and
598 ЭТНОНИМИКА
Worf revised, ed. by M. Mathiot, The Hague, 1979.	A. M. Кузнецов.
ЭТНОНЙМИКА (от греч. dthnos — племя, народ и бпуша — имя, название) — раздел ономастики, изучающий происхождение, распространение, функционирование и структуру этнонимов. Этнонимы составляют особый разряд ист. лексики; это названия разл. видов этнич. общностей: наций, народов, народностей, племен, племенных союзов, родов и т. п. Различают макроэтнонимы — названия крупных этносов или этнич. общностей, иногда понимаемых расширительно и включающих генетически разнородные этносы (ср. «русские», «американцы», «арабы», «китайцы»), и микроэтнонимы — обозначения небольших этнич. групп, племенные названия (ср. «кривичи», «печенеги», «ирокезы» и т. п.). В составе этнонимов выделяют автоэтнонимы — самоназвания народов и племен, и аллоэтнонимы — названия, данные им др. народами, ср. общеслав. «немцы» для соседних герм, племен, самоназвание к-рых Deutschen, повсеместное название «финны» при самоназвании suomalainen. Аллоэтнонимы исторически нередко продолжают традицию называния одним народом представителей другого этноса по имени наиболее территориально близкого племени, с к-рым соседствовал этот народ в древности. Так, латыш, название русских krievs происходит от племенного названия вост.-слав. племени «кривичи», а фин. название русских veniilainen имеет источником название слав, племени «венеды». Название немцев по-французски Allemand восходит к этнич. обозначению одного из др.-герм, племен — аллеман-нов.
Самоназвания народов обычно связаны с понятиями «люди, народ», «говорить на понятном языке», «свои»; напр., этноним Deutschen этимологически восходит к др.-верхненем. diot ’народ’, diutisk ’народный'; название народности «ненцы» (самоназвание«ненэць» — ед. ч., «ненэця» — мн. ч.) означает ’человек’, 'ненец', ’люди, ненцы’.
Как правило, этнонимы соотносятся с названиями страны или области, занимаемой этносом. Соотнесенность бывает прямой, когда название страны образовано от этнонима («греки —Греция», «франки — Франция», «чехи — Чехия»), и кратной, когда этноним произведен от названия страны («Америка» —«американец», «Украина» — «украинец»). Подобного рода этнонимы принято называть этнотопонимами. В др.-рус. яз. этот разряд этнонимов образовывался по словообразоват. модели соби-рат. имен существительных жен. рода, ср. «весь», «водь», «жмудь», «лопь», «меря», «пермь», «чудь», «карела» и т. п. Позже одни из них были заменены новыми [«чудь» > «эстонец, эстонцы»; «жмудь» > «литовец, литовцы»; «пермь» > «коми (пермяки)»], другие перешли из разряда имен жен. рода в разряд имен муж. рода, ср. «карел, карелы».
Этноним «русь», соотнесенный с топонимом «Русь» претерпел ряд ист. изменений: др.-рус. «русь -» Русь», ст.-рус. (с кон. 15 в.) «Росиа(я) -» рос», отсюда «великоросс» в противоположность «малоросс — Малороссия» (Украина) и совр. «русский, русские», но «Россия». Источником форм на -о-, а также удвоения -сс- явился греч. яз. канцелярии патриарха в Константинополе: ср.-греч. (визант.) Ros > Rossia. откуда рус. про
изводные «росский», «российский», ср., однако, «белорус — Белая Русь», составленное из двух усеченных основ по модели «велико-росс, мало-росс».
К этнонимам близки названия жителей, образующиеся от разл. типов топонимов (см. Топонимика). Это могут быть э т-нохоронимы — названия от имен обширных регионов (хоронимое): «Европа— европейцы», «Сибирь—сибиряки», «Кавказ — кавказцы», «Африка — африканцы» и т. п.— или названия жителей крупных или малых поселений: «Москва — москвичи» и т. п., а также неофициальные, исторически сложившиеся проэвищные обозначения групп населения, напр., «казаки», «москали», «чалдоны». Будучи особой разновидностью терминов, этнонимы содержат ценную ист. информацию для изучения истории народов мира, исследования древнейших этапов развития языков, процессов расселения и взаимоотношений народов в разл. эпохи. Особое значение данные Э. приобретают при изучении следов исчезнувших народов, от к-рых, кроме названия, не сохранилось др. свидетельств (ни языковых, ни следов материальной культуры), иапр. «тавры» — древнейшее население юж. Крыма.
Особый разряд наименований, соотносимых с этнонимами, составляют линг-в о н и м ы — названия языков или диалектов, обслуживающих ту или иную этнич. общность. К 80-м гг. 20 в. зафиксировано св. 20 тыс. лингвонимов для обозначения разл. типов языковых общностей. Выделяются осн. типы лингвонимов: 1) названия языковых семей, включающие названия макросемей («ностра-тические языки», «афразийские языки» и т. п.), названия семей языков («индоевропейские языки», «китайско-тибетские языки» и т. п.); иногда они соотносятся с макроэтнонимами, ср. «Европа — европеец»; 2) названия языковых групп («италийские языки», «тайские языки»), к-рые обычно связаны с названиями терр. распространения (ср. «Италия», «Таиланд»); 3) названия языков; 4) названия диал. групп и диалектов.
Названия отд. языков или диалектов, как правило, соотнесены с этнонимами или этнотопонимами, напр.« французский язык — Франция», «лакский язык — лакцы».
Большую группу лингвонимов составляют названия диалектов, диал. групп, а также языков, принадлежность к-рых к той или иной языковой общности не установлена (мн. языки Азии, Африки, Океании, Америки). Особую группу лингвонимов образуют названия креольских языков и пиджинов («крио», «пид-жин-инглищ», «ток-писин» и др.), к-рые, как правило, не имеют соотнесенности с этнонимами, т. е. выступают как средство межэтнич. общения. Изучение лингвонимов, как и этнонимов, дает важный материал для истории языка, социолингвистики, а также для этнографии, однако спец, изучение лингвонимов еще только начинается.
Исследования в области Э. ведут как лингвисты, так и этнографы. Проблемы Э. разрабатывает спец, группа в составе Ин-та этнографии АН СССР им. Н. Н. Миклухо-Маклая. В сов. Э. проводятся исследования, связанные с разл. регионами: Э. народов СССР (В. А. Никонов, А. И. Попов), Э. народов Востока (Р. Ш. Джарылгасинова — корейская Э., М. В. Крюков — китайская Э.). Проблемы слав. Э. разрабатываются в трудах О. Н. Трубачева, Г. А. Хабургаева и др. Лингвонимы исследует А. Д. Дуличенко.
• Этнонимы. М,. 1970; Этнография имен, М.. 1971; Попов Л. И.. Названия народов СССР. Введение в этнонимику, Л., 1973; Трубачев О. Н., Ранние слав, этнонимы — свидетели миграции славян. ВЯ, 1974, № 6; Дуличенко Л. Д.. Очерки по общей и рус. лингвонимике. «Уч. зап. Тартуского гос. ун-та», 1978, в. 442, с. 23—52; Хабургаев Г. А., Этнонимия «Повести временных лет». М., 1979; Языки и диалекты мира. Проспект и словник, М., 1982; Этнич. ономастика, И., 1984.
В. П. Неро знак. ЭТРУССКИЙ ЯЗЬ'1К — язык этрусков, древнего населения доримской Италии. Генетич. принадлежность окончательно не выяснена, входит в группу средиземноморских языков. Был распространен на Апеннинском п-ове, в 1 в. вытеснен лат. языком. Засвидетельствован в многочисленных (ок. 11 тыс.) надписях разного содержания, датируемых 7—1 вв. до н. э., а также в глоссах (ок. 60) из сочинений антич. авторов и в топонимии. Важнейшие и самые пространные тексты на Э. я.: надписи на пеленах Загребской мумии (340 строк), надпись на черепице из Капуи (60) и финикийско-этрус. билингва из Пирги (25). Осн. места находок — антич. области: Этрурия, Кампания, Лаций н Сев. Африка (Карфаген). Надписи выполнены этрус. алфавитом, созданным на основе греч. прототипа. Направление письма справа налево. Э. я. наиболее близок языку негреч. надписей с о. Лемнос и ретнйскому.
Фонетич. система включала 20 фонем: 4 гласных (а, е, i, и) и 16 согласных, дифтонги ai, au, eu, ui. Система консонантизма объединяет 2 типа глухих взрывных; глухие непридыхательные р, t, к, глухие придыхательные ph, th, kh; зубные s, s, z; губно-зубной f; плавные г, 1 и носовые m, п, выступающие также в роли слоговых; придыхательный h, полугласный v. Особенности этрус. фонетики заключаются в отсутствии гласного о, слившегося с и; отсутствии звонких взрывных; передвижении согласных (глухие взрывные > придыхательные > фрикативные). Ударение было силовым, фиксированным на 1-м слоге, что приводило к полной или частичной редукции безударных гласных.
Морфологич. системе имени присущи 2 типа существительных (подобие двух склонений) с парадигмой, где противопоставлены тематический падеж (номинатив) и «косвенный падеж», оформляемый окончаниями -s(-s), -si(-si), -sa(-sa) или -1, -al, -la. Особенность морфологии — наслоение равнозначных аффиксов (т. наз. морфологич. редетерминация); в структуре слова выделяют формы субъекта и ряд морфем, выполняющих в именной и глагольной системах как морфологич., так н синтаксич. функции. Отмечены 2 рода (муж. н жен.) и 2 числа (ед. и мн.). У глагола представлены формы презенса, перфекта и императива.
В синтаксисе наблюдается сходство в порядке слов с лат. яз.: определение в род. п. перед управляющим именем, положение глагола в конце предложения. Лексика известна ограниченно, т. к. большинство надписей состоит нз имен собственных. Истолковано значение Ок. 150 слов, в т. ч. числительные от 1 до 9. Есть заимствования из греческого и анатолийских языков. Нек-рые этрус. слова через лат. яз. вошли в др. языки (напр., persona).
• Харсекин А.И.. Вопросы интерпретации памятников этрус. письменности, Ставрополь, 1963; Немировский А. И., Харсекин А. И., Этруски, Воронеж. 1969; Паллоттиио М.. Проблема этрус. языка, в сб.: Тайны древних письмен,
□ср. с англ., нем., франц, и итал. яэ. М.. 1976; Pallottino М., Testimonia linguae Etruscae, 2 ed., Firenze, 1968; Pfiftig A. J., Die etruskische Sprache, Graz, 1969; Cristofani M., Recent advances in Etruscan epigraphy and language, в кн.: Italy before the Romans, L.— N. Y.— S. F., 1979.	_	, В. П. Нерознак.
ЭФИбПСКИИ ЯЗЫК —см. Геэз.
ЭФИОПСКОЕ ПИСЬМО — слоговое письмо, возникшее на основе южноаравийского консонантного алфавита (см.
ТАБЛИЦА ЗНАКОВ ЭФИОПСКОГО ПИСЬМА
Письмо). Каждый знак выражает открытый слог С + V и имеет семь вариантов, различающихся вспомогат. чертами в зависимости от характера гласного: краткое а, долгие й, I, а, ё, б; особый вариант обозначает согласный + «е» или ноль гласного (науч, транскрипция использует обозначения a, u, i, а, е, о, э, соответствующие совр. произношению). Осн. вариант — знак «согласный + краткий гласный а», остальные соотносятся с ним (напр., слоговой знак Ьо называется «Ьа седьмого порядка»). Направление письма слева направо. Э. п. применяется для разных языков Эфиопии, напр. геэза (др.-эфиопского), амхар-ского, тигре, тиграй, оромо и др.
В сер. 1-го тыс. до н. э. в Эфиопию с переселенцами нз Йемена проникло юж,-аравийское консонантное алфавитное
письмо — ветвь юж.-семит, алфавита. Оно употреблялось до 5 в., развиваясь параллельно юж.-аравийскому. Будучи слоговым, Э. п. сохранило древний юж.-семит. порядок знаков, отличающийся от финикийского и греческого, и древние названия букв, в основном совпадающие с финикийскими и восходящие к семит, формам сер. 2-го тыс. до н. э. В 4—5 вв. в Аксумском гос-ве, видимо, под влиянием греч. культуры и греч. алфавита была произведена реформа письма: введены обозначения для гласных и изменено направление письма. Число и характер обозначаемых гласных совпадали с системой гласных греч. алфавита, но способ обозначения и выбор слога с кратким а в качестве основного, может быть, свидетельствуют о влиянии инд. письма (брахми или кхароштхи). Слоговое Э. п. сохранило 24 знака из 29 знаков юж.-аравийского. Два знака для звуков р и р, отсутствовавших в юж.-арави Иском, были образованы путем модификации звуков для s и t. В сер. 14 в. для передачи звуков амхар. яз., отсутствовавших в геэзе, тем же способом было образовано еще семь знаков. Кроме того, в Э. п. употребляются также 4 лигатуры для передачи лабиализов. заднеязычных согласных. Общее число знаков от 202 в геэзе до 270. Э. п. сохранило свою форму устава и не выработало курсивного письма, поэтому палеография его стабильна. * Крачковский И.Ю., Введение в эфиоп, филологию. Л.. 1955; Стари-н и и В. П., Эфиоп, язык, М.. 1967; Groh-m a n n A.. Uber den Ursprung und die Entwicklung der athiopischen Senrift, «Archiv fiir Schriftkunde», 1915, Jg. 1; Vilen-dorff E., Studies in the Ethiopic syllabary, «Africa», 1951, v. 21; его же. The origin of the Ethiopic alphabet, «Bibliotheca Orien-talis», 1955. Jg. 12; Drewes A. J., Schneider R., Origine et developpement de I’Acriture ethiopienne, «Annales d’Ethio-pie», X. 1976; и x же, L’alphabet sudarabique du Dakhanamo, «Raydan», 1980, v. 3.
,	А. Г- Лундин.
ЭФИОСЕМ ЙТСКИЕ ЯЗЫКЙ — подгруппа семитских языков (южнопериферийная группа). Распространены па терр. совр. Эфиопии и пограничных с ней р-нов Судана. Число говорящих 22,15 млн. чел. Э. я., по одной классификации, объединяют с эпиграфич. языками Юж. Аравни (сабейским и др.), по другой — еще н с араб. яз. Подгруппа делится на северные (геэз, тиграй. тигре) и южные Э. я. Последние, по классификации Р. Хецрона, подразделяются иа 2 общности: 1) амхарский — аргобба и хара-ри — восточные гураге (языки звай и селтн — волане); 2) языки п- (гафат и соддо — гогот) и языки tt- [мухер и западные гураге (языки маскан; эжа — чаха, гьето, эннемор — эндегень)]. По глоттохронология. классификации А. Ю. Ми-литарева, Э. я.— подгруппа, отделившаяся в сер. 3-го тыс. до н. э. от центр.-семит. группы, генетически противопоставленной сев.-семитской (аккадский яз.) н южносемитской [живые языки Юж. Аравии, и о. Сокотра: мехри, харсуси, шхаури (джиббали); сокотри-] группам. Разделение языка-предка Э. я. на северный и южный произошло в нач. 1-го тыс. дон. э.; первая фиксируемая археологически миграция из Юж. Аравии в сев.-вост, часть Эфиопского нагорья датируется 8—9 вв. до н. э. Разделение юж. Э. я. хронологически совпадает с дифференциацией культуры сабейского типа на терр. совр. Эфиопии н возник-
ЭФИОСЕМИТСКИЕ 599
повепием локальных вариантов (6—3 вв. до и. э.). Юж. Э. я., веерообразно распространяясь к Ю. и ложась на кушитский субстрат, разделились на юго-восточные (харари и восточные гу-раге), юго-центральные (амхарский, ар-гобба), юго-западные (гафат) и югопериферийные [северные гураге (гогот, мухер; маскан) н западные гураге (эжа — чаха, гьето; эндегень—эннемор)]; язык соддо, или кыстаниння, занимает особое положение, обнаруживая близость с югоцентральными, а из юго-периферийных — с языком гогот. Такое подразделение в целом совпадает для языков гураге, включая соддо, с классификацией В. Леслау, к-рый, однако, выделяет все гураге в отд. генетич. общность внутри юж. Э. я. Сев. Э. я. разделились в кон. 1-го тыс. до н. э. Ряд юж. Э. я. испытал значит, влияние сев. Э. я.: амхарский (со стороны геэза и тиграй), харарн, волане и др.
Э. я. в целом свойственны такие черты в фонологии, как утрата увулярного g; отражение прасемит. рядов интердентальных и сибилянтов одним сибилянтным рядом (*t и *s > s,*d и *z > z, *t и *s >s); отражение эмфатического *p как b и латерального сибилянта *s как S (в геэзе) при *s > s > 5 в остальных Э. я.; сохранение гипотетич. прасемит. ряда лабио-ве-лярных *kw, *qw, *gw (и, возможно, *hw — только в геэзе) или же вторичное их развитие из сочетаний велярных с w; палатализация и аффрикатизация смычных (очевидно, под влиянием кушит, субстрата — во всех Э. я., кроме геэза). В отличие от ряда других семнт. языков, «эмфатические* согласные имеют глот-тализованное, а не фарингалнзованное произношение. Вторичные р и р, имеющиеся в большинстве Э. я., неоднородны по своему происхождению в разных языках и не восходят к общеэфиосемит. уровню.
Глагольная система характеризуется геминацией предпоследнего корневого согласного в формах, не имеющих семантики «интенсива»; «полногласной» моделью имперфектива (yaCiaCjCjaCs); личными окончаниями перфектива в 1-м л. ед. ч. и 2-м л. ед. и мн. ч. на -к; каузативными глагольными основами с префиксами *?а- и *5at- (последний везде, кроме геэза). На общее эфиосемит. состояние
ЮЖНОСЛАВЯНСКИЕ ЯЗЫКЙ —группа славянских языков, включающая болгарский, сербскохорватский (сербохорватский), македонский и словенский языки. Распространены на Балканском п-ове и прилегающей к нему территории: в Болгарии и Югославии, а также в сопредельных гос-вах (Греции, Албании, Австрии, Венгрии, Румынии, СССР), в др. странах Европы, в Америке (гл. обр. США и Канада) и в Австралии. Общее число говорящих св. 30 млн. чел.
Подразделяются на 2 подгруппы: восточную (болг. и макед. языки) и западную (сербскохорв. н словен. языки). Ю. я. восходят, как и все слав, языки, к праславянскому языку. Сохраняя блн-
600 ЮЖНОСЛАВЯНСК
указывают развившиеся под влиянием кушит, субстрата сложные обороты с унаследованным из прасемитского глаголом *bhl ’говорить’; обстоятельственная придаточная конструкция с особой спрягаемой безвидовой глагольной формой («герундием»); коннотация имперфектива у глагола *hlw ’быть’, спрягающегося по модели перфектива (в языках геэз, тиграй, амхарском, гафат и зап. гураге). В синтаксисе живых Э. я. очевидно влияние кушит, субстрата: глагольное сказуемое находится в конце предложения, определение предшествует определяемому, развита система сложноподчиненных предложений и т. п.
В Э. я. много общих лексем с дифференцированным по сравнению с др. семит, языками значением; на праязыковом уровне имеются кушит, (преим. агавские) заимствования как в культурной, так и в базисной лексике.
Сев. языки, занимающие район первонач. распространения Э. я., сохраняют больше общесемит. черт и менее кушити-зированы; нх субстратом служат агавские языки. Юж. языки имеют много лексич. заимствований (в языках гураге, напр., ок. 20% словарного состава) из кушит, языков, главным образом оромо и группы сндамо, и нек-рое кол-во — из омот-ских языков. Для юж. Э. я. характерны значит, изменения в консонантизме, развитые палатализация и аффрикатизация смычных и сибилянтов, позиционные выпадения согласных, особенно губных и плавных, утрата части общих эфиосемит. ларингальных и увулярного h. Дивергентное развитие юж. и сев. Э. я. подтверждают независимые инновации [напр., суффиксные местоимения 3-го л. мн. ч. муж. и жен. рода -(h)omu/-(h)on в языке геэз при -ош/ап в тиграй и тигре соответствуют более архаичной нелабиализов. юж.-эфиосе-мит. форме *-hamu/-han] и контрастное распределение ряда унаследованных общесемит. черт (напр., разные приглагольные отрицания: ?i-/’ay- в северных, *7а1- в южных Э. я.). Основа «утвердительного» перфектива в юж. Э. я. с геминацией второго корневого согласного противопоставлена негеминиров. основе в сев. Э. я. В сев. Э. я., особенно в тигре, распространены, наряду с внеш, суффиксацией, разл. модели образования
зость между собой и с др. слав, языками на всех уровнях языка, обнаруживают и значит, различия. В каждом из них элементы праслав. наследия перемежаются инновациями. Общие особенности, характеризующие Ю. я. как единую группу: праслав. сочетания ort, olt в начале слова при нисходящей интонации преобразовались в rat, lat, а не rot, lot, как в других слав, языках (ср.: болг. «равен», «лакът», макед. «рамен», «лакот», сербскохорв. «равен», «лакат», словен. raven, lakat и рус. «ровный», «локоть», чеш. rovny, loket); древний носовой ? в большинстве юж.-слав, говоров изменился в «е»; выявляются различия в именных флексиях: у существительных муж. и ср. рода твердого склонения в Ю. я. возобладало окончание -омь (при зап.-слав, и вост.-слав. окончании -ъмь); у сущест-
мн. ч. путем внутр, флексии основы (т. наз. ломаное мн. ч.).
Все Э. я., за исключением геэза, вымирающего аргоббы и недавно, по-видимому, вымершего гафата, являются живыми. Амхар. яз., а с недавнего времени тиграй и тигре пользуются эфиопским письмом, на харари имеются памятники в араб, графике (с 18 в.); остальные Э. я.— бесписьменные. Древнейшие найденные на территории Эфиопии памятники (на сабейском яз., предположительно 8—4 вв. до н. э.) выполнены юж,-аравнйским письмом.
Зачинателем европ. эфиопистикн и пионером изучения геэза и дмхарского в 17 в. был И. Лудольф. В 19 в. сложилось эфиосемит. яз-знание, в первую очередь трудами А. Дильмана, автора фундаментального словаря и грамматики геээа, и Ф. Преториуса, исследовавшего геэз и живые Э. я. В 20 в. появились труды К. Конти Россини, И. Гвиди, Э. Литмана, Ч. Армбрустера, И. Вайнберга, С. Гребо, И."Коэна, Э. Черуллн, X. Я. Полоцки, Э. Уллен-дорфа, С. Стрельцына, М. Л. Бендера, из отечеств, ученых — И. Ю. Крачковского, Н. В. Юшманова, В. П. Стари-нина. Значит, вклад в лексикографию и сравнит.-ист. изучение Э. я. внес Леслау, в изучение грамматики и классификацию Э. я.— Хецрон и Г. Гольденберг.
* Юшманов Н. В., Языки Абиссинии, н кн.: Абиссиния (Эфиопия). Сб. статей, М.— Л.. 1936; Крачковский И. Ю., Введение в зфиоп. филологию, Л., 1955; Cohen М., Nouvelles 4tudes d'ethiopien meridional, P.. 1939; U llendorff Ed., The Semitic languages of Ethiopia. A comparative phonology, L., 1955; Leslau W., An annotated bibliography of the Semitic languages of Ethiopia, L.— The Hague — P., 1965; его же, Ethiopians speak. Studies in cultural background, v. 1—3. Berk.— Los Ang.. 1965—68; Hetzron R., Ethiopian Semitic. Studies in classification, Manchester, 1972; Language in Ethiopia, ed. by M. L. Bender, L., 1976; Appleyard D., A comparative approach to the Amharic lexicon, «Afroasiatic Linguistics», 1977, v. 5, >6 2; Goldenberg G., The Semitic languages of Ethiopia and their classification, BSOAS, 1977, v. 40.
Leslau W., Etymological dictionary of Gurage, v. 1—3, Wiesbaden, 1979; его же, Comparative dictionary of Ge'ez (Classical Ethiopic), Wiesbaden, 1987.
А. Ю. Милитарев.
вительных на -а мягкого склонения в род. п. ед. числа и им. и вин. п. мн. числа установилось окончание -?, [при зап.-слав, и вост.-слав. ё(Ь)]; широко употребителен полуфункциональный союз «да»; известны древние общеюжно-слав. лексич. единицы, отсутствующие или малоизвестные у зап. и вост, славян (напр., глагол со значением ’ступать’: болг. «газя», макед. «гази», сербскохорв. «газнти», словен. gaziti).
Фонетика Ю. я.— результат преобразования праслав. фонетич. системы. Редуцированные гласные исчезли или превратились в гласные полного образования разного качества, ср. лексемы со значением ’сон', 'день', ’сегодня (днесь)’| болг. «сън», «ден», «днес», макед. «сон», «ден», «денес», сербскохорв. «сан», «дан» (в диалектах этих языков также «сен»,
«еън», «ден», «дън»), «данас», словен. sen, dan, danes, denes; носовые гласные изменились с утратой носсвой артикуляции, ср. праслав. грка, ’рука’, болг. «ръка», макед. «рака», сербскохорв. «рука», словен roka; праслав. ppt ’пять’, болг., макед., сербскохорв. «пет», словен. pet. Древний ё (Ь) замещается гласными, варьирующими от «и» до «а»; гласный «ы» совпал с «и». В зап. подгруппе фонологично различение долгих и кратких гласных, в восточной (включая вост, говоры сербскохорв. яз.) количеств, различия утрачены. Для консонантизма характерны варьирующие в языках и диалектах аффрикаты, изменения в категории твердости/мягкости: последовательное отвердение полумягких согласных в зап. зоне, повсеместное отвердение «р». Акцентуация разнообразна: в вост, подгруппе ударение монотоническое, в болг. яз. и вост, говорах сербскохорв. яз.— разноместное, в македонском — фиксированное; иа большей части терр. зап. эоны, т. е. в словен. и сербскохорв. языках, ударение политоническое, разноместное, тонич. характеристики и распределение ударения в словоформах различны по диалектам.
Ист. развитие грамматич. системы в Ю. я. отмечено неединообразной по языкам и диалектам перестройкой структуры. В болг. и макед. языках утрачены именное склонение, инфинитив, вместо старых форм степеней сравнения выступают приставочные образования, появился артикль, эти же черты возникли в процессе развития ряда языков балкан. региона (алб., греч., рум. языки). Сохранилась, однако, сложная система форм прош. времени. В словен. яз. и во мн. говорах сербскохорватского склонение устойчиво, но формы простых прош. времен исчезли или исчезают. В словен. яз. сохранились формы дв. ч. и супина. Утрата форм склонения в вост, подгруппе сопрягалась с преобразованиями в синтаксисе — с усиленным развитием предложных конструкций.
В лексике Ю. я. при преобладании слав, образований выявляются наслоения, возникшие в результате контактов с иноязычным населением на Балканах (см. Балканский языковой союз). Многочисленны заимствования из тур. яз., имеются заимствования из греч. яз., ром. языков и диалектов, из немецкого и венгерского. В лит. языках много интернационализмов, а также заимствований из рус. яз. Самый древний лит. слав. яз.— старославянский язык, возникший в 9 в., оказал большое влияние на все слав, языки. Древнейшие алфавиты: кириллица и глаголица, Совр. носители сербскохорв. яз. пользуются письменностью на базе преобразованной кириллицы и лат. алфавита, словенцы употребляют латиницу, болгары и македонцы используют кприллич. письмо. Кириллица преобразована на основе рус. гражд. шрифта. Глаголица функционировала вплоть до 1-й пол. 20 в. как региональное церк. письмо у хорватов.
Совр. юж.-слав. лит. языки формировались в неодинаковых социально-ист. условиях, в разное время и типологически значительно разнятся. Нормы болг. лит. яз. установились во 2-й пол. 19 в. Его словарь обогащался лексич. средствами рус. и церк.-слав. языков. Макед. лит. яз. оформлен в сер. 20 в. Лит. сербскохорв. яз. сформировался в 1-й пол. 19 в., на нар.-речевой основе с допущением варьирования элементов, в частности фонетических (экавское и иекавское
произношение). На базе окраинных диалектов сербскохорв. яз. и в связи со старой письм. традицией существуют региональные лит. языки чакавский и кайкавский, функционально ограниченные сферой худож. лит-ры, преим. поэзии. Особый региональный язык на чакавской основе развивается в Австрии. Словен. лит. яз. как система книжнописьменных норм стабилизировался во 2-й пол. 19 в., его устная разновидность функционирует как совокупность местных разг, койне.
* Бернштейн С. Б., Очерк сравнит, грамматики слав, языков. [Введение. Фонетика], М., 1961; его же, Очерк сравнит, грамматики слав, языков. Чередования. Именные основы. М.. 1974; Нахтигал Р.. Слав, языки, пер. со словенского, М., 1963; Слав, яз-знание. Библиография, указатель лнт-ры, изданной в СССР [с 1918 по 1970 гг.], ч. 1—4, М., 1963—73; Можаева И. Е., Южнослав. языки. Аннотированный библиография. указатель лнт-ры, опубл, в России и в СССР с 1835 по 1965 гг., М., 1969; Слав, языки. (Очерки грамматики западнослав. и южнослав. языков), М., 1977; Б о ш к о-в и ч Р., Основы сравнит, грамматики слав, языков. Фонетика и словообразование, пер. с сербохорв., М.. 1984; J u г а п с i i J., Juznoslovanski jeziki, Ljubljana, 1957.
В. П. Гудков. ЮЖНОСУЛАВЕСЙЙСКИЕ ЯЗЫКЙ — одна из групп австронезийской семьи языков (см. Австронезийские языки). Традиционно Ю. я. относили к индонезийским языкам; по Р. Бласту, они входят в зап. подветвь малайско-полинезийских языков. Распространены в основном в юго-зап. части о. Сулавеси (Индонезия). К Ю. я. относятся: бугийский, макасарский, садданский, дури, маива, эндекан, мандарский, секо и др. языки. Общее число говорящих 7,5 млн. чел. Большинство Ю. я. изучено слабо, и их классификация почти не разработана. По-видимому, генетически наиболее обособлен макасар. яз., к-рый, однако, связан с бугийским рядом ареальных изоглосс (постпозитивный артикль и др.). Инвентарь сегментных фонем в Ю. я. невелик. Гласных обычно 5: a, i, и, е, о; в бугийском имеется еще э. Согласных (без учета периферийных фонем) от 14 до 18. В основном эго наиболее широко распространенные в индоиез. языках фонемы, но в большинстве Ю. я. имеете;, (альвео)палатальный ряд. Возможны сочетания согласных: 1) носовой + неносовой (обычно гоморганные), 2) гортанный взрыв + другой согласный, 3) два одинаковых согласных подряд (геминация). Частота геминации выделяет Ю. я. среди австронезийских языков. Консонантизм конца слова ограничен. Ударение фонологично. Характерны высокая степень фонетич. слитности речевой цепи и внешнее сандхи.
По глагольной морфологии Ю. я. относятся к малайскому типу индонез. языков.
В выражении субъектно-объектных отношений помимо глагольной аффиксации участвуют краткие местоименные морфемы 3 функциональных рядов. Имеется особый ряд местоименных морфем, совмещающих значение субъекта сказуемого, ие выраженного перех. глаголом, и значение объекта перех. глагола; ср. в бугийском: lolo-i ’о н молод’, makki-ta-i ’о н видит (обладает зрением)’, но mmita-i ’видеть е г о’. При перех. глаголе морфемы этого ряда часто сочетаются с препозитивными морфемами, указывающими на субъект действия. Как субъектные, так и объектные местоименные морфемы могут дублировать именные члены предложения, напр. в бугийском: n-anre-to-n-i api gaddoiin-e
’склад был также уничтожен пожаром’ (букв, ’он-уничтожать-также-уже-его огонь склад-артикль’). При субъектнообъектном дублировании синтаксич. связи в схеме предложения нередко пересекаются (как и в приведенном примере).
Для Ю. я. характерны комплексы, состоящие из ударного центр, слова и примыкающих к нему цепочек несамостоятельных (в большинстве клптических) частиц. Строение комплекса упорядочено довольно строгими правилами. Возможна инкорпорация в комплекс — ср. в макасарском battu-m-i ’он пришел’ и battu-allo-m-i ’он пришел днем’. Распространена субстантивация глаголов и др. неименных слов.
Группу Ю. я. выделил С. Эссер, не приводя, однако, аргументации. Критериям выделения группы и ее связям с др. языками области Сулавеси посвящены работы Ю. X. Сирка. Р. Миллс реконструировал юж.-сулавесийский праязык и осн. черты фонетич. истории Ю. я. * Сирк Ю. X., Юж.-сулавесийская группа как единица классификации языков, в кн.: Генетич. и ареальные связи языков Азии и Африки. Тезисы докладов. М., 1974; Esser S. J., Talen. «Atlas van Tropisch Nederland», ’s-Gravenhage, 1938; Mills R. F., The reconstruction of Proto South Sulawesi. «Archipel». 1975, v. 10; S i r k U., On the historical development of the enclitic possessive pronouns in the South Sulawesi languages, в кн,: Second International Conference on Austronesian Linguistics, Canberra, 1978.
t	.	Ю. X. Сирк.
юкагйро-чувАнские ЯЗЫКЙ — исчезнувшая семья близкородственных языков, на к-рых говорили племена, занимавшие обширную территорию внутренних районов Сев.-Вост. Азии. В течение 18 в. они были частично ассимилированы чукчами, частично обрусели. К этой семье принадлежал и юкагирский язык, оказавшийся генетически изолированным (см. также Омокский язык, Чуванский язык).
ЮКАГЙРСКИЙ ЯЗБ1К (устар.— одульский язык) — изолированный язык, единственный сохранившийся представитель семьи юкагиро-чуванских языков (др. члены к-рой могут рассматриваться и как его диалекты). Распространен в басе. рр. Колыма и Алазея (С.-В. Якут. АССР, частично Магадан, обл.). Число говорящих ок. 250 чел. Ареал распространения в 17 в.— от р. Яна на 3. до басе. р. Анадырь на В., включая басе. рр. Индигирка и Колыма.
Сохранились диалекты тундренный (ок. 200 говорящих) и колымский (ок. 50 говорящих), отличающиеся рядом фонетич., морфологич. и лексич. черт. Отнесение Ю. я. к группе палеоазиатских языков носит условный характер. Вероятна генетич. связь Ю. я. с уральскими языками (материальные сходства в базисной лексике, падежных показателях и нек-рых др. грамматич. формантах, регулярные фонетич. соответствия в консонантизме) и, далее, с алтайскими языками и др. членами ностратич. макросемьи.
Ю. я. (колым. диалект) имеет 7 кратких гласных (включая редуцированный а), б долгих гласных (с позиционной дифтонгизацией у гласных среднего подъёма), 20 согласных фонем. Морфологич. строй агглютинативный, суффиксальный. Части речи: существительное, глагол (вместе с его инфинитными формами — именами действия, причастиями и деепричастиями; класс неперех. глаголов включает в себя качеств, основы, пере-
ЮКАГИРСКИЙ 601
дающие значения прилагательных, и количеств, основы, передающие значения числительных в определ. синтаксич. функциях), числительное (только в атрибутивной функции), местоимение, наречие, послелог, частица, междометие. Падежи: номинатив, рематив (падеж субъекта или объекта, на к-рые падает логич. ударение), аккузатив (падеж логически безударного объекта при субъекте 3-го л.), генитив, инструменталис, комитатив, датив-латив, локатив, аблатив, пролатив. Рематив, аккузатив и датив-латив имеют по две формы в зависимости от определенности / неопределенности имени. Притяжат. формы имеются только в 3-м л.
Глагол имеет развитую систему форм наклонения, способа действия и залога, образуемых синтетич. и аналитич. путем. По личным окончаниям (типам спряжения) различаются неперех. и перех. глаголы. Кроме того, глагол в предложении принимает спец, нефинитные формы (ремо-субъектную и ремо-объектную) в тех случаях, когда он логически безударен и субъект или объект действия стоят в ремативе. Этим правилом определяется специфическая для Ю. я. система морфологически выраженного актуального членения предложения. Предполагается, что нет. источником ремо-субъектных и ремо-объектных конструкций явились конструкции, в к-рых роль предиката выполнял не глагол, а смысловой субъект или объект (в ремативе). а роль грамматич. субъекта или объекта — глагол (в нефинитной форме).
В лексике Ю. я. помимо общего уралоюкагирского фонда присутствуют заимствования из рус., якут., эвенского (преим. в туидреином диалекте) и нек-рых др. языков близкоживущих народов. Значит. часть лексики Ю. я. пока не поддается этимологизации; существ, лексич. различия между двумя диалектами (в т. ч. в базисном словаре) могут указывать на наличие субстрата или иные нетривиальные условия диал. дифференциации. Письменность на Ю. я., разработанная в 70-х гг. 20 в. Г. Н. Куриловым на основе рус. и якут, алфавитов, применяется в местных изданиях на Ю. я. и в его школьном преподавании.
• Йохельсон В. И.. Одульский (юкагирский) язык, пер. с англ., в кн.: Языки и письменность народов Севера, ч. 3. М.— Л., 1934: Крейнович Е. А., Юкагир, язык, М.— Л., 1958; его же, Исследования и материалы по юкагир, языку, Л., 1982; Col-linder В., Jukagiriscn und Uralisch. «Uppsala Universitets Arsskrift», 1940, № 8; Ang ere J.. Die uralo jukagirische Frage, Stokn., [19561.
Ang err J.. Jukagirisch-deutsches Wor-terbueb. Stockh.— Wiesbaden, [1957].
E. А. Крейнович (дополнения: И. А. Николаева, E. А. Хелимский), ЮТО-АЦТЕКСКИЕ ЯЗЫКИ — семья индейских языков. Распространены гл. обр. в Мексике и США. Общее число говорящих ок. 1,5 млн. чел. Э. Сепир, Б. Л. Уорф, А. Л. Крёбер объединяют Ю.-а. я. вместе с языками кайова-тано в тано-ацтекскую филу (см. Тано-ацтекские языки). Предпринимались попытки реконструировать Ю.-а. я. в составе гипо-тетич. филы макропенути. Ряд вопросов внутр, классификации Ю.-а. я. остается также нерешенным. Сепир выделял 3 ветви Ю.-а. я.: шошонскую, ацтекскую и сонорскую. Уорф подверг сомнению единство шошон, группы. Наиболее принята классификация С. Лэма, согласно к-рой семья Ю.-а. я. подразделяется на
602 ЮТО-АЦТЕКСКИЕ
8 подсемей: пуническую' (иумий-скую), или плато-шошонскую, включающую зап. группу языков (моио, сев. пайу-те, или павиотсо, баниок, иногда рассматриваемый как диалект павиотсо), центр, группу (шошои. языки, или, по др. классификациям, один шошон, язык, с диалектами команче, госиуте, пана-минт, винд-ривер), юж. группу языков (по др. классификациям — диалекты одного языка) — юж. пайуте, каваиису, чемехуэви, юте (юта); х о п и (хопиту, моки); тюбатюлабаль (в 1977 насчитывалось 10 говорящих); шошонскую Юж. Калифорнии, или такическую, такийскую (купа, или ку-пеньо, кауилла, или кавилья, луисеньо, нли лусеньо, серрано, габриэленьо); а ц-т е к с к у ю (ацтекоидная), или науан-скую (классич. ацтекский, или науатль, совр. науатль, насчитывающий до 10 диалектов), почутла, пипйл(ь); п и ми-чес к у ю (папаго, пима, пима бахо, тепеуано, или тепехуано, тепекано, рассматриваемый и как диалект тепехуано, и др.— всего ок. 10 языков); таракан т-с к у ю, или таракаитическую (тараху-мара, или тараумара, каита, яки, майо и др.— всего ок. 30 языков, многие из к-рых рассматриваются как диалекты каита); корачольскую (кора, гуичоль, или уичоль).
Фонологич. система характеризуется небольшим числом согласных, включающих 1—2 ряда смычных, лабиализованные, ларингалы. Характерно чередование согласных трех рядов; геминирован-ных, спирантов и назализованных. Осн. состав гласных: i, 1, и, а, о. Долгота фонологически значима. В языках ацтек, подсемьи ударение фиксированное, в хо-пи, таракаитских, нек-рых шошонских — ритмическое, в пимических и корачоль-ских — свободное, в пимических имеются также тоны и фонации. Для праязыка реконструируется ударение, фиксированное на 2-м слоге. Типичная структура слога CV/V.
Выделяются грамматич. классы имен и глаголов; адъективы составляют, невидимому, подкласс глаголов. Имя имеет категории числа, падежа, дистрибутивности, посессивности. Для праязыка реконструируется суффикс абсолютнее (номинатива) *-ti, сохранившийся в ряде совр. Ю.-а. я. В большинстве совр. Ю.-а. я. номинатив не маркирован; формант аккузатива развился из местоименного объектного показателя. Датив в ряде языков омонимичен аккузативу, прочие падежные значения обычно обозначаются препозитивными частицами. В ряде языков имеются артикли, развившиеся из препозитивных демонстративов (служебных слов со значением пространств., временной и дейктич. ориентации), свойственных всем Ю.-а. я. Степени сравнения имеют разные способы выражения, значение принадлежности выражается, как правило, спец, частицами — проклитиками и энклитиками.
Местоимения делятся на свободные и связанные. Существует тенденция к постановке свободных местоимеиий иа второе место в предложении. Для местоимений различается ед. и мн. ч. (в ряде языков развились формы дв. ч.), в нек-рых языках — эксклюзив и инклюзив. Характерной чертой многих Ю.-а. я. является наличие в предложении местоимения, к-рое фактически является согласовательным показателем определ. имени, как подлежащего, так и дополнения. Не-уточненное (неопредел.) подлежащее и неопредел, либо нереферентное дополнение могут маркироваться спец, глаголь
ными префиксами. Подлежащее при перех. и неперех. глаголах оформлено одинаково и отлично от дополнения, к-рое стоит в аккузативе; по ряду функциональных свойств подлежащее при неперех. глаголе и подлежащее при перех. глаголе противопоставлены прямому дополнению (синтаксич. аккузативность), а по ряду свойств все три названных актанта одинаковы (синтаксич. нейтральность).
Глагольная морфология богаче именной. Глагол имеет категории времени-вида (модальности), основные из к-рых — перфектив/имперфектив для одних языков, прош./непрош. время для других; способа действия; залога (пассив, безличный пассив, каузатив и др.), версии, числа, наклонения. В глагольном комплексе (глагол с относящимися к нему служебными элементами) могут быть инкорпорированы имена со значением прямого объекта, инструмента, локатива (обычно в виде префиксов). Наиболее продуктивна инкорпорация прямого объекта. Большинство языков имеет категории модальности, способа действия (ре-петитив, т. е. повторяющееся действие, дистрибутив, итератив и др.), времени-вида, выражающиеся аффиксами или частицами-проклитиками. Довольно четко противопоставлены императив (адресованный исполнителю во 2-м л.) и оптатив (адресованный исполнителям во 2-м и 3-м л.). Возвратное и взаимное значения выражаются суффиксально, пассив и существующий в нек-рых языках безличный залог — обычно с помощью одного суффикса. Распространена модель, подобная пассиву, но не имеющая соответствия в активе (депонеитный пассив). Глагольные конструкции легко но-минализуются. Различаются активные (дуративные) и перфективные причастия. Существуют глаголы бытия, развившиеся из глаголов со значением ’стоять’ и ’сидеть’; глаголы со значением ’иметь’ представляют собой новообразования. Посессивная конструкция строится на основе бытийных глаголов и локативных моделей.
Осн. средства словообразования — редупликация, словосложение (в т. ч. лек-сикализация инкорпоративных комплексов). аффиксация, к-рая носит преим. агглютинативный характер. В ряде Ю.-а. я. (напр., в уичоль) возможны цепочки до 15 аффиксов при глаголе. В нек-рых языках глагол может инкорпорировать служебный элемент с функцией подчинит, союза («где», «когда»). Большую роль как в морфологии, так и в синтаксисе играет развитая система пре- и особенно постпозитивных служебных элементов.
Преобладающие порядки слов SVO и VSO. Для праязыка реконструируется порядок SVO, он наиболее устойчив в подсемьях нумической, хопи и тюбатюлабаль; в ацтекской, пимической и тара-каитской наблюдается тенденция к постановке глагола на первое место. Обычно все определения, включая числительные, предшествуют определяемому. Типично согласование определения с определяемым в числе. При построении сложного предложения выбор соединит, союза и/или формы глагола зависимого предложения в ряде языков зависит от кореферентности/некореферентности подлежащих соединяемых предложений, т. е. имеется грамматическая категория кореферентности (англ, switchreference). Широко распространены нефинитные обороты в функции придаточных.
В лексике много исп. и англ, заимствований. Ряд слов из Ю.-а. я. вошел в европ, языки (напр., из ацтекского — койот, томат, шоколад).
Языки бесписьменные, кроме ацтекского языка.
Первые описания Ю.-а. я. относятся к кон. 16—нач. 17 вв.: первоначально языка ацтеков, с 17—18 вв. и др. языков. Отд. ветви Ю.-а. я. были описаны в трудах американистов 19 в. (И. К. Бушман и др.). В 20 в. (Сепир, Уорф, Крёбер) рассматриваются вопросы внутр, классификации Ю.-а. я. и их связи с др. индейскими языками. Многие Ю.-а. я.
становятся объектом внимания типоло-гов и синтаксистов (описан синтаксис предложения в чемехуэви, уичоль, луи-сеньо, кавилья и др.).
* Sapir Е., Southern Paiute and Nahuatl. A Study in Uto-Azteken, «Journal de la Societe des Americanistes de Paris», 1913—18, v. 10—11; Voegelin C. F., V о e g e-lin F. M., Hale K., Typological and comparative grammar of Uto-Aztecan, v. 1 (Phonology), Balt., 1962; Lamb S., The classification of the Uto-Aztecan languages..., «Studies in Californian linguistics», 1964, v. 34; Miller W., Uto-Aztecan cognate sets. Berk.— Los Ang., 1967; Shafer R., A bibliography of Uto-Aztecan with a note on bibliography, там же; Las lenguas de Me
xico. v. 1, Mix., 1975; Andrews 1. R., Introduction to classical Nahuatl, Austin, 1975; Langacker R.. An overview of Uto-Aztecan grammar, Dallas, 1977; Studies in Uto-Aztecan grammar, v. 1—2, Dallas, 1977—79; Steele S.. Uto-Aztecan: an assessment for historical and comparative linguistics. в kh.: The languages of native America: historical and comparative assessment, ed. by L. Campbell, M. Mithun. Austin, 1979, p. 444—544; Press M., Chemihuevi: a grammar and lexicon. Berk.—[a. o.l. 1979; Shaul D., Topics in Nevome Syntax, Berk.—[a. o.j. 1986.
Bright W., A Luiseno dictionary. Berk.— Los Ang., 1968; Saxton D. [a. o.j. Dictionary Papago/Pima — English..., 2 ed., Tucson, 1983.	M. С. Полянская,
ЯВАНСКИЙ ЯЗЬ'|К — один из австронезийских языков. Распространен в центр, и вост, частях о. Ява. Общее число говорящих св. 76 млн. чел. Фонемный состав складывается из 6 гласных (a, i, е, и, о, э), первые пять из к-рых образуют пары позиционных вариантов (в открытом и закрытом слогах), 20 еоглас-ных, из к-рых 4 пары смычных (р—Ь, t__ d, t — d, k — g) и пара смычно-
проходных (ё — бз). Есть точка зрения, что члены каждой пары противопоставлены друг другу не по глухости — звонкости, а по отсутствию — наличию легкой аспирации, фонема к в исходе слога представлена звуком 7 (гортанная смычка). Характерно регулярное чередование согласных и гласных, ограниченное кол-во финалей. В словесном ударении преобладает долготная (квантитативная) характеристика. Морфемная струк
Письмо кави»
БУКВЫ, ОБОЗНАЧАЮЩИЕ СОГЛАСНЫЕ ЗВУКИ
6П	ка	йЬ cha	Ъ da	& Ida
Б	са	Ъ tha	CD ba	1/1 ha
L	ta-	Pha	HJ la	Q? ha
51	ta	3 ra	JJ sa	C^Jha
и	ра	и ?а	t'lUgha	ft/l na
JJ	уа	ga	(\ft> jha	(Ft na
ГЧ	qa-	Е ja	Jq dha	О ma
го	kha	Ь da	Б bha	
	(•), (') „анусвара“		(;), (:) „висарга"	
тура слова отличается простотой. Имеется значит, кол-во корневых слов. Среди средств словообразования — аффиксация, полное нли частичное удвоение основы. Морфологич. строй характе
ризуется малым кол-вом грамматич. категорий (отсутствуют категории рода, лица, падежа, времени) и факультативностью употребления морфологич. форм. Аналитич. средства грамматич. выражения преобладают над синтетическими. Существительное имеет морфологически выраженную форму мн. ч., прилагательное — формы высокой и высшей степени, глагол — формы залогов. Связь между членами предложения осуществля-
БУКВЫ, ОБОЗНАЧАЮЩИЕ.ГЛАСНЫЕ ЗВУКИ
В начале слова	В середине или в конце слова
3-) о	_) а	®<а %
3-7? а	— 1	1а
С? i	5 f	t- е
о	а
Ъ’ и	"Эд	ау
и Г	"3 й	8_) о
	с
	й г	8J аи
S °'	
ется порядком слов и служебными словами. Словарный состав помимо исконной австронезийской лексики включает заимствования из индийских, араб., нидерл., англ, и др. языков. Для Я. я. ха
рактерны особые стилистич. градации, т. наз. формы вежливости, к-рые различаются между собой составом наиболее употребит, лексики (до неск. сотен слов). Крупнейшие из них: «игоко» (простои язык), «кромо» (вежливый язык), «ма-дья» (средний язык). Употребление их определяется социальным статусом людей (возрастом, родств. отношениями, служебной иерархией). Отмечается тенденция к стиранию различий между этими градациями.
В истории письм.-лит. языка различают периоды древнего Я. я. (к а в и) — ДО 12—13 вв., ср.-яван. языка — до 17 в., совр. языка—с 17 в. В основе совр. лит. языка лежит диалект г. Суракарта (Соло). Я. я. имеет богатую письм.-лит. традицию. Древнейшая надпись датируется 732, древнейший письм. памятник — 809. Наиболее древние памятники Я. я. написаны слоговыми (точнее — силлабо-фонетич.) письменностями юж,-иид. происхождения — кави и паллава. На их основе позднее было создано яван. письмо чаракан, к-рое употреблялось на о. Ява вплоть до введения в 17 в. письма на основе лат. графики. В 20 в. чаракан используется при публикации отд. старых худож. и ист. произведений. С 13— 14 вв. иа Яву вместе с исламом пришло письмо на основе араб, графики, существовавшее параллельно с чараканом и, позже, латиницей вплоть до нач. 20 в., значительно уступая им по сферам функционирования. Во 2-й Пол. 20 в. на араб, графике публикуется незначит. кол-во изданий, гл. обр. религ. характера. Совр. Я. я. пользуется почти исключительно письмом на лат. основе. Лит-ра на Я. я. относится к самым древним и богатым лит-рам Индонезии.
* Теселкин А. С., Яв^н, язык, М., 1961; его же, Др.-яван. язык (кави), М., 1963 (лит.); Оглоблин А. К., О языковых контактах в яван. ареале, в кн.: Генетич. ареальные и типологич. связи языков Азин. М,., 1983, с. 115—30; Prawiroatmo-d j о, Kamus Besar Djawa-Indom sia. Surabaja, [s. a.]; Krom о Djojo Adi N e g о r o, Oud javaansch alphabet, Modjo-kerto, 1923; UhlenbeckE. M., Beknopte javaansche grammatica, Batavia. 1941; N im-p о e n о S. R., «Tjarakan» (het javaanse alphabet), 2 druk. Groningen — Batavia, 1948; Caraca «The Messenger». A Newsletter for Javanists, Leiden, [s. a.].
А. С. Теселкин. ЯВАНСКОЕ ПИСЬМО—cm. в ст. Яванский язык.
ЯВАНСКОЕ 603
ЯГНбБСКИЙ ЯЗЙК (иовосогдийский язык) — один из иранских языков (восточная группа). Распространен в Тадж. ССР (до 1970 гл. обр. в долине р. Ягноб). Число говорящих ок. 2,5 тыс. чел.
Имеет 2 осн. говора — западный и восточный— и ряд переходных. Гл. различит, признаки зап. и вост, говоров — фонетические: западному -t соответствует восточный -s (met—mes 'день'); западному -ау—восточный -е (ways—wes ’трава’). Имеются незначит. различия в морфологии и лексике.
Я. я.— результат развития одного из диалектов согдийского языка. Система вокализма включает 8 фонем: 5 долгих и 3 кратких. Согласных фонем 27. Морфологич. структура характеризуется сочетанием флективных и аналитич. форм. В большом числе встречаются грамматич. кальки тадж. моделей. Лексич. фонд пополняется путем заимствований из тадж. яз. Соотношение собственно ягноб-ской (унаследованной от согдийского языка) и тадж. лексики (в т. ч. арабской, пришедшей через тадж. посредство, частично тюркской) различно для разных частей речи. Наибольший процент собственно ягноб. слов сохраняется среди глаголов и местоимений. На основе исконно ягноб. лексики строился также т. наз. секретный язык, использовавшийся в качестве тайного языка за пределами р. Ягноб в таджикоязычиой среде. Язык бесписьменный. В качестве письм. языка используется таджикский.
* Боголюбов М. Н., Ягноб. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 1. Индоевроп. языки, М., 1966 (лит.); Хромов А. Л., Ягноб. язык, М., 1972 (лит.). А. Л. Хромов. ЯЗГУЛЯМСКИЙ ЯЗЬ'1К (язгулёмский язык) — один из памирских языков. Распространен гл. обр. в долине Язгулем Зап. Памира (Горно-Бадахшанская АО Тадж. ССР). Общее число говорящих ок. 3 тыс. чел. Язык бытового общения. Выделяются верх, и ниж. говоры, различия между к-рыми незначительны. Осн. отличит, черты Я. я. в фонетике: наличие консонантных корреляций палатализации /k',g/ ~ /k,g/ и лабиализации /к, g, х, Ч. х, у/ ~ /к”, g°, х”, ч°, х’ ,у°!, создающих триады типа . реконструируемой индоевропейской к ~ к ~ к”; для вокализма характерна количеств, оппозиция долгой /а/ и краткой /а/ и сверхкраткой редуцирующейся /э/ остальным гласным. В морфологии: категория рода перестроена по принципу семантич. классов (муж. род — названия мужчин и неодуш. предметов, жен. род— женщин и всех животных; см. Именные классы)', личные местоимения имеются для всех трех лиц (3-е л., восходящее к указательным местоимениям, остаточно сохраняет 2 серии); указательные — двух ступеней («этот»—«тот»). Числительные отражают вигезимальную систему счета. Финитные формы глагола в наст. вр. флективны, прош. времена образуются отделяемыми показателями-связками. Для синтаксиса характерно эргативообразное построение предложения с перех. глаголами (и определ. группой непереходных). Порядок слов SOV. В качестве лит. языка используется тадж. яз. Разрабатывается письменность на основе рус. алфавита.
* Эдельмав Д. И., Язгулямский язык, М.. 1966 (лит.); ее же, Язгулямский язык, в кн.: Основы иран. яз-знания. Ново-иран. языки: вост, группа, М., 1987.
604 ЯГНОБСКИЙ
Эдельман Д. И.. Язгулямско-рус. словарь, М., 1971; Morgenstierne G.t Etymological vocabulary of the Shughni group, Wiesbaden. 1974. Д. И. Эдельман. ЯЗЬ'1К — основной объект изучения языкознания. Под Я. прежде всего имеют в виду естеств. человеческий Я. (в оппозиции к искусственным языкам и языку животных), возникновение и существование к-рого неразрывно связано с возникновением и существованием человека — homo sapiens (см. Глоттогенез).
Термин «Я.» имеет по крайней мере два взаимосвязанных значения; 1) Я. вообще, Я. как определ. класс знаковых систем; 2) конкретный, т. наз. этнический, или «идиоэтнический», язык — нек-рая реально существующая знаковая система, используемая в нек-ром социуме, в нек-рое время и в нек-ром пространстве. Я. в первом значении — это абстрактное представление о едином человеческом Я., средоточии универсальных свойств всех конкретных языков. Конкретные языки — это многочисл. реализации свойств Я. вообще.
Я. вообще есть естественно (на определ. стадии развития человеческого общества) возникшая и закономерно развивающаяся семиотич. (знаковая) система (см. Семиотика, Знак языковой), обладающая свойством социальной предназначенности,— это система, существующая прежде всего не для отд. индивида, а для определ. социума (см. Язык и общество). Кроме того, иа эту знаковую систему наложены ограничения, связанные с ее функциями и используемым субстанциальным (звуковым) материалом.
Существенно, что Я., обладая виутр. целостностью и единством, является по-лифуикциональной системой. Среди его функций (см. Функции языка) важнейшими можно считать те, к-рые связаны с осн. операциями над информацией (знаниями человека о действительности) — созданием, хранением и передачей информации.
Я. является основной общественно значимой (опосредованной мышлением) формой отражения окружающей человека действительности и самого себя, т. е. формой хранения знаний о действительности (эпистемич. функция), а также средством получения нового знания о действительности (познавательная, или когнитивная, функция). Эпистемич. функция связывает Я. с действительностью (в единицах Я. в виде гносеология. образов закрепляются элементы действительности, выделенные, отображенные и обработанные сознанием человека), а познавательная — с мыслит, деятельностью человека (в единицах Я. и их свойствах материализуются структура и динамика мысли, см. Язык и мышление), т. е. языковые единицы приспособлены как для номинации элементов действительности (и, далее, хранения знаний), так и для обеспечения потребностей мыслит, процесса. В то же время Я. является осн. средством человеческого общения (коммуникативная функция), средством передачи информации от говорящего к слушающему (адресату). В силу этого свойства Я. естественным образом согласованы с потребностями и условиями протекания коммуникативной деятельности человека, составляющей важнейший аспект его социального поведения, т. к. общественная, в т. ч. трудовая деятельность человека, невозможна без обмена информацией.
Субстанциальный материал — звуковая (акустич.) природа Я. также накладывает значит, ограничения на общие
свойства Я., в частности предопределяет наличие незнаковых единиц (фонем — звуков) и линейную организацию знаковых единиц (морфем, слов, словосочетаний, предложений).
Различают след. осн. социальные формы существования конкретных языков: идиолект — индивидуальный язык одного конкретного носителя языка; говор — множество структурно очень близких идиолектов, обслуживающих одну небольшую территориально замкнутую группу людей, внутри к-рой не обнаруживается никаких заметных (территориально характеризуемых) языковых различий; диалект — множество говоров (в частном случае — единичное), в к-ром сохраняется значит, внутриструктурное единство (в отличие от говора территориальная непрерывность распространения диалекта не является его обязат. признаком); язык — это, как правило, множество диалектов, допустимые различия между к-рыми могут в значит, мере варьировать и зависеть не только от чисто языковых факторов, но и от социальных параметров (языкового самосознания носителей языка, наличия или отсутствия единой письменности, социальной престижности диалектов, численности носителей отд. диалектов, традиции и т. д.).
На определ. этапе нац. и/или социального развития нек^рые стихийно существующие и развивающиеся языки вступают в высшую форму своего существования — форму литературного языка, характеризующегося социально регламентированной нормированностью и наличием более или менее широкого диапазона функциональных стилей.
Если в фиксированный момент времени число индивидуальных реализаций Я.— идиолектов не меньше (а, учитывая двуязычие, больше) числа говорящих на земном шаре людей (исчисляется миллиардами), то живых языков в социально признанном смысле насчитывается от трех до семи тысяч (колебания связаны не только с неполнотой инвентаризации конкретных языков, но и с различиями в принципах их разграничения).
Множественность человеческих языков нельзя считать случайной. Независимо от решения проблемы происхождения языка требует объяснения непреложная тенденция Я. к изменению. При отсутствии спец, нормирующей деятельности, направленной на консервацию языкового состояния (ср. классич. араб, язык), Я. постоянно претерпевают изменения во всех звеньях своей структуры, происходит их непрерывное ист. развитие. Конкретные причины этого процесса не вполне выявлены, но несомненно, что они заложены, во-первых, в принципах самого устройства Я. и, во-вторых, в функциональном механизме его использования (см. Законы развития языка). В эпоху иауч.-технич. революции множественность языков продолжает пока еще довольно успешно противостоять усиливающейся социальной потребности в едином Я, Более того, в совр. эпоху наблюдается укрепление и возрождение мн. языков, когда это подкреплено определ. национальными и гос. процессами (напр., в Африке), наряду с давно известным процессом исчезновения нек-рых малых языков, не имеющих письменности и достаточного уровня социального престижа.
Все существующие и существовавшие ранее человеческие Я. могут быть разбиты на группы по принципу родства, т. е. происхождения от определ. языко-
вой традиции, т. наз. праязыков (см. также Генеалогическая классификация языков). Близкое родство часто является очевидным для самих носителей языков (напр., родство рус., болг. и польского), отдаленное — требует спец, науч, доказательства (см. Сравнительно-исторический метод). Принято говорить о родств. языках (родство к-рых доказано) и неродств. языках (родство к-рых доказать не удается). Относительность этого противопоставления демонстрирует ностратич. гипотеза, согласно к-рой ряд отд. языковых семей объединяется на более глубоком этапе реконструкции в одну ностратич. «сверхсемью» (см. Ностратические языки).
Внутр, структура Я. (т. е. собственно Я.) не дана в непосредств. наблюдении, и о ней можно судить лишь по ее проявлениям и косвенным свидетельствам, а именно наблюдая продукты языковой (или, иначе, речевой) деятельности — тексты, т. е. исследуя использование конкретных языков в конкретных речевых ситуациях (см. Речь). Путь познания Я. через речь приводил часто или к неразличению Я. и речи, или, напротив, к игнорированию самой речи (речевой деятельности) и ее фундаментального влияния на собственно Я. Между тем понимание принципиального противоречия между конечностью Я. (как устройства, механизма, системы) и его бесконечным использованием в бесконечно разнообразных речевых ситуациях имеет далеко идущие последствия для правильного понимания природы Я., поскольку это противоречие преодолевается прежде всего в самом Я., в принципах его устройства: все элементы языковой структуры адаптированы к их использованию в речи.
Семиотич. сущность Я. состоит в установлении соответствия между универсумом значений (всем мыслимым мыслит, содержанием всех возможных высказываний) и универсумом звучаний (совокупностью потенциально возможных речевых звуков).
Звуковая материя является первичной субстанцией человеческого Я., по отношению к к-рой все другие существующие субстанциальные системы, в частности системы письменности, вторичны. Репертуар звуков и составляющих их признаков при всем их богатстве ограничен возможностями речевого аппарата человека. В каждом Я. в той или иной степени используется достаточно представит. часть звуковых признаков, ио в системные звуковые оппозиции включается лишь ограниченное их число (т. наз. различит, признаки — строит, материал инвентаря фонем). Устойчивые для данного Я. комбинации звуковых признаков задают множество допустимых в данном Я. звуков (и фонем), из к-рых строится множество допустимых звуковых последовательностей (оболочек знаковых единиц).
Универсум значений, в свою очередь, определ. образом членится каждым Я. на стандартные, типовые для этого Я. смысловые блоки. Каждый такой смысловой блок является внутренне сложно организованным, т. е. разложимым семантич. объектом, однако, вступая в знакообразующую связь с означающим, он может использоваться говорящим как единая элементарная сущность, исходный материал для построения более сложных смысловых структур. Смысловые блоки, к-рым соответствуют относительно цельные и самостоят. означающие (словесные оболочки), называют лекенч. значениями, смысловые блоки, означаю
щие к-рых лишены цельности и/или самостоятельности, называют грамматич. значениями (в широком смысле слова). Типичными носителями лексич. значений являются слова (лексемы) и семантически несвободные сочетания слов (фразеологизмы), типичные носители грамматич. значений — служебные морфемы, синтаксич. конструкции (словосочетание, предложение), а также всевозможные операции над этими единицами (грамматич. правила).
Смысловые блоки одного Я. неэквивалентны смысловым блокам другого (в частности, объемы значений одноименных грамматич. категорий и, более того, практически любых соотносимых в двуязычных словарях пар слов не совпадают), еще более языки различаются по способам деления универсума значений на лексич. и грамматич. значения.
Однако, при всем удивительном разнообразии лексич. и грамматич. значений, в конкретных языках обнаруживается в то же время и удивительная их повторяемость. Языки как бы заново открывают одни и те же элементы смысла, придавая им разл. оформление, что позволяет говорить, в применении к разл. языкам, о тех или иных фиксированных смысловых блоках универсума значений (предопределяемых в конечном счете свойствами отражаемого в мышлении человека и независимо от него существующего мира предметов, событий, отношений и т. п.): о категориях частей речи, именных классов, значений числа, референциальной соотнесенности, о каузативной' связи между парами событий, о типовых ролях участников ситуации (ср. падежи), о способах реализации типового события (ср. вид, способ действия), о значениях времени, причины, условия, следствия (ср. соотв. типы сложных предложений) и т. п. Поэтому несопоставимость семантич. членений естеств. языков не следует преувеличивать. Во-первых, при обращении к данным мн. языков обнаруживается, что степень покрытия универсума значений и принципы его членения ие произвольны и не беспредельно разнообразны, и, во-вторых, что более важно,— в реальной речевой деятельности эта неэквивалентность членений в большинстве случаев ситуативно снимается, что создает, в частности, принципиальную возможность перевода с языка на язык (если снизить требования к тождеству эстетич. функций речевых произведений, наиболее ярко представленных в поэтич. речи).
Мир лексич. значений закреплен в знаменат. лексике Я. (см. также Слово). Слово является простейшим языковым средством номинации фрагмента действительности (предмета, свойства, явления, события), поскольку в нем самом осуществляется связь между означаемым (лексич. значением) и означающим (звуковой оболочкой). Однако Я. едва ли выполнял бы свое назначение, если бы располагал только лексич. средствами номинации, т. к. потребовалось бы столько слов, сколько существует разных фрагментов действительности, о к-рых можно помыслить. Механизм многократного применения процедуры номинации обеспечивает грамматика. Грамматика, в отличие от статичного словаря, является динамич. механизмом, состоящим из грамматич. значений и системы правил, к-рые строят из элементарных смысловых блоков сложные смысловые структуры и в то же время ставят этим структурам в соответствие определ. звуковые последовательности.
Словарь и грамматика — два тесно связанных и согласованных компонента структуры Я. Их согласованность определяется общностью их осн. функций, а их различия, помимо отмеченных выше различий в структуре, связаны прежде всего с различием хранения смысловых единиц в языковой памяти: словарные единицы хранятся как готовые к употреблению, автоматически воспроизводимые двусторонние сущности, в то время как единицы, в образовании к-рых участвуют грамматич. правила, в готовом виде в памяти отсутствуют и специально строятся в соответствии с иек-рым коммуникативным заданием. Согласованность словаря и грамматики способствует постоянному возникновению в речи единиц промежуточной природы, напр., таких, в к-рых осуществляется переход от свободного, грамматически организованного сочетания слов к устойчивому словосочетанию, эквивалентному слову (воспроизводимому по памяти, а не по правилам, см. Фразеологизм). Аналогичным образом словообразоват. процессы, создающие новые слова средствами грамматики, в том или ином фрагменте словарного состава постепенно угасают по мере узуального (см. Узус) закрепления нового слова в словаре и его окончат, превращения в единицу лексики.
Грамматич. правила, устанавливающие связь между значением и звучанием, различаются по конечному результату их применения. Наиболее известны и изучены предписывающие правила. Они применяются обязательно и эффективно, если выполнены определ. условия (условия применимости). Напр., в рус. яз. правилом-предписанием является правило согласования в атрибутивной синтагме («новый дом», но «новое строение») или правило маркировки существительного по числу независимо от счетности/не-счетности его семантики («молоко» — ед. ч., «сливки» — мн. ч., «мнение» — ед. ч., «мнения» — мн. ч.). Применение этих правил обязательно приводит к нек-рому положит, результату (к образованию нек-рой языковой формы).
Кроме того, в Я. существует значит, кол-во разрешающих правил, правил-советов, к-рые устанавливают не реальное, а потенциальное соответствие между значением и звучанием. Специфика этих правил состоит в том, что формирование связи между значением и звучанием обеспечивается ие одним таким правилом, а системой правил. Разрешающие правила действуют в тех частях грамматики, где одна и та х;е языковая форма служит означающим для множества разнородных означаемых, не находящихся в дополнит, распределении. Типичным примером такой ситуации является выбор одного из актантов предиката иа роль подлежащего. В эту систему входят разрешающие правила типа «Агенс может быть подлежащим», «Тема может быть подлежащим», «Конкретно-референтная именная группа скорее может быть подлежащим, чем нереферентная именная группа» и т. д. Данные правила формируют множество актантов-кандидатов на роль подлежащего, но сами по себе не предопределяют окончательную форму высказывания (ср. «Директор издал приказ» — «Приказ был издан директором»).
Система разрешающих правил предполагает существование процедуры выбора из множества разрешенных альтер-
ЯЗЫК 605
натив, создающих ситуацию неопределенности, конфликта, т. е. такую ситуацию, когда одновременно могут быть применены неск. разрешающих правил. Конфликтно-разрешающие правила опираются на прагматич. принцип приоритета, при к-ром выбор в конфликтной ситуации осуществляется в пользу максимально приоритетной альтернативы. Принцип приоритета, наряду с принципом экономии, заимствован Я. нз практики речевой и, шире, мыслит, деятельности и демонстрирует онтология, связь языка с мышлением.
Большинство грамматич. правил непосредственно используется в формировании смысла строящегося высказывания, т. е. несет определ. информацию. В частности, правило согласования прилагательных с существительным в атрибутивной синтагме манифестирует наличие атрибутивной связи и не является чисто формальным. Существуют, однако, и формальные грамматич. правила, направленные на приведение звуковой последовательности к стандартному виду. Таковы в основном морфологич. и фонетич. правила типа всевозможных сандхи, редукции предударных гласных и т. п.
Не всем значимым языковым сущностям соответствует нек-рая сегментная звуковая оболочка. Значит, доля смысла высказывания выражается супрасег-ментными средствами (см. Просодия, Интонация, Темп речи, Ритм и др.). В Я. существуют также нулевые знаки, не имеющие означающего, напр. нулевая связка в рус. яз. В ряде случаев означающим является не звук, а нек-рое грамматич. правило, напр. операция конверсии, переводящая слово из одной части речи в другую. Особенно распространено явление компрессии, когда в одном означающем слито неск. означаемых. По этому принципу организована словоизменит. морфология флективных языков (напр., служебной морфеме «у» в рус. яз. соответствуют значения «1-е лицо», «ед. число, «наст, время»), Синтаксич. членение предложения (в тех языках, где имеются члены предложения) также служит для компрессии в одном означающем (члене предложения) неск. означаемых.
Не имеют спец. внеш, формального выражения т. наз. пресуппозиции, составляющие существ, часть значения всякого высказывания.
Все такого рода «отклонения» от простого соответствия между значением и звучанием обеспечивают Я. наибольшую эффективность в выполнении им его осн. функций, хотя в то же время значительно осложняют процесс исследоват. деятельности лингвиста. Но эти исследоват. трудности не следует отождествлять со сложностью самого объекта. Наоборот, чем проще объект устроен (т. е. чем непосредственнее его структура отражает его функции), тем сложнее его познать (в особенности при недоучете функцион. аспекта).
В яз-знании сосуществует достаточно большое кол-во интегральных концепций (моделей) Я., описывающих его устройство с разной степенью конкретности, детальности и в конечном счете достоверности (см. Модель в языкознании). Эти модели во многом противопоставлены друг другу и существуют на правах альтернативных гипотез, но часто представление о Я. приравнивается к той или иной модели, хотя число общих свойств,
606 язык
приписываемых Я. всевозможными его моделями, сравнительно невелико. В целом практически все существующие модели Я., как статические (классич. традиционная грамматика Я., концепция Ф. де Соссюра, Л. Ельмслева и др.), так и динамические (генеративная грамматика, модель — «Смысл — текст» и др.), страдают недоучетом функцион. предопределенности Я., производности его от речевой деятельности и прагматич. условий его использования.
В большинстве моделей Я. постулируется уровневая структура (см. Уровни языка). Кол-во выделяемых уровней и системные межуровневые связи трактуются в разных моделях по-разному, но наиболее общепринятым можно считать выделение фонетики, морфологии, синтаксиса, семантики. Фонетика относится к уровню звучаний, семантика — к уровню значений, а синтаксис (и морфология — в тех языках, где она развита) обеспечивает соответствие между звуками и значениями.
Каждый уровень характеризуется специфич. составом конституирующих его единиц (см. Единицы языка). К осн. языковым единицам обычно относят фонему, морфему, слово, словосочетание, предложение.
Конкретные представители одной и той же единицы (фонемы, морфемы и т. д.) находятся между собой в парадигматич. (см. Парадигматика) и синтагматич. (см. Синтагматика) отношениях. Парадигматич. отношения — это отношения в инвентаре, в системе, отличающие одну единицу данного типа от всех др. подобных. Синтагматич. отношения — сочетаемостные (грамматические), устанавливающиеся между однотипными единицами в речевой цепи. Единицы разных типов находятся в иерархии, отношениях (морфема — упорядоченная последовательность фонем, слово — упорядоченная последовательность морфем и т. д.). В процессе речепроизводства парадигматич. отношения используются в основном на этапе номинации — выбора альтернативных способов означивания фрагментов действительности, синтагматич. и иерархия, отношения участвуют в процессе вербализации и линеаризации — при построении смысловой структуры и соответствующей ей правильной линейной звуковой последовательности.
Ввиду наличия единой универсальной базы, предопределяющей границы возможного разнообразия в устройстве конкретных языков, естественно, что внутр, структуры конкретных языков обладают большим или меньшим числом сходных или тождеств, черт. Языки, устройство к-рых обнаруживает структурную общность в отношении тех или иных характеристик, образуют одну структурную группу (типологич. класс). Классификация языков по типам (см. Типология) может осуществляться по разным основаниям в зависимости от того, какие характеристики языковой структуры лежат в основе сравнения. В соответствии с этим один и тот же Я. может входить в разных классификациях в разные типы (и, соответственно, группировки языков). Так, рус. язык с т. зр. формально-мор-фологич. классификации попадает во флективный тип в отличие от аналитич. типа англ, яз., в то время как синтаксически они входят в один тип номинативных языков, противопоставленных языкам эргативного, активного, нейтрального типа.
Хотя типологич. классификация, в отличие от генетической, не всегда отражает
реальные связи между конкретными языками, она является одним из существ, инструментов индуктивно-дедуктивного изучения и представления сущностных свойств Я. вообще.	А. Е. Кибрик.
ЯЗЫК И МЫШЛЁНИЕ — два неразрывно связанных вида общественной деятельности, отличающихся друг от друга по своей сущности и специфичесжпм признакам. «Мышление — высшая форма активного отражения объективной реальности, целенаправленное, опосредствованное и обобщенное познание существенных связей и отношений предметов и явлений. Оно осуществляется в разл. формах и структурах (понятиях, категориях, теориях), в к-рых закреплен и обобщен позиават. и социально-ист. опыт человечества» («Филос. энциклопедич. словарь», 1983). Процессы мышления проявляются в трех осн. видах, выступающих в сложном взаимодействии,— практически-действенном, наглядно-образном и словесно-логическом. «Орудием мышления является язык, а также др. системы знаков (как абстрактных, напр. математических, так и конкретно-образных. напр. язык искусства)» (там же). Язык—это знаковая (в своей исходной форме звуковая) деятельность, обеспечивающая материальное оформление мыслей и обмен информацией между членами общества. Мышление, за исключением его практически-действенного' вида, имеет психическую, идеальную природу, между тем как язык — это явление по своей первичной природе физическое, материальное.
Выяснение степени и конкретного характера связи между Я. и м. составляет одну из центр, проблем теоретич. яз-знания и философии языка с самого начала их развития. В решении этой проблемы обнаруживаются глубокие расхождения — от прямого отождествления Я. и м. (Ф. Э. Д. Шлейермахер, И. Г. Га-ман) или их чрезмерного сближения с преувеличением роли языка (В. фон Гумбольдт, Л. Леви-Брюль, бихевиоризм, неогумбольдтианство, неопозитивизм) до отрицания непосредственной связи между ними (Ф. Э. Бенеке) или, чаше, игнорирования мышления в методике лингвистич. исследования (лингвистич. формализм, дескриптивизм).
Диалектич. материализм рассматривает взаимоотношение Я. и м. как диалектич. единство. Язык является непосредств. материальной опорой мышления только в его словесно-логич. виде. Как процесс общения между членами общества языковая деятельность лишь в незначит. части случаев (напр., при мышлении вслух в расчете на восприятие слушателей) совпадает с процессом мышления, обычно же, когда язык выступает именно как «непосредственная действительность мысли» (К. Маркс), выражается, как правило, уже сформированная мысль (в т. ч. и как результат практически-действенного или наглядно-образного мышления).
Словесно-логич. вид мышления обеспечивается двумя специфич. особенностями языка: естественно не мотивированным, условным характером исторически установившейся связи слов как знаковых единиц с обозначаемыми сущностями и членением речевого потока на относительно ограниченные по объему, формально размежеванные и внутренне организованные отрезки — предложения. Слова, в отличие от наглядных психич. образов предметов и явлений, не обнаруживают, за исключением звукоподражаний, никаких сходств с естественными,
чувственно воспринимаемыми особенностями обозначаемых объектов, что позволяет создавать на основе слов и ассоциировать с ними не только обобщенные представления о предметах, но и понятия любой степени обобщенности и абстрактности. Предложения, исторически восходящие к элементарным высказываниям, обусловили выделение в потоке мышления отд. относительно отграниченных друг от друга единиц, условно подводимых в логике и психологии под разл. виды суждений и умозаключений. Однако прямого соответствия между единицами мышления и соотносительными с ними единицами языка нет: в одном и том же языке одна мысль или ее компоненты — понятия и представления — могут быть оформлены разными предложениями, словами или словосочетаниями, а одни и те же слова могут быть использованы для оформления разных понятий и представлений. Кроме того, служебные, указат. и т. п. слова вообще не могут обозначать понятий или представлений, а, напр., побудит., вопросит, и подобные предложения рассчитаны только на выражение волеизъявлений и субъективного отношения говорящих к к.-л. фактам.
Многовековой процесс оформления и выражения мыслей посредством языка обусловил развитие в грамматич. строе языков ряда формальных категорий, частично соотносительных с иек-рыми общими категориями мышления, напр. подлежащее, сказуемое, дополнение и определение приближенно соответствуют смысловым категориям субъекта, предиката (в разных их пониманиях), объекта и атрибута: формальные категории имени существительного, глагола, прилагательного, числительного и грамматич. категории числа приближенно соответствуют смысловым категориям предмета или явления, процесса (в т. ч. действия или состояния), качества и кол-ва; формальные категории союзов, предлогов, падежей и грамматич. времен приближенно соответствуют смысловым категориям связи, отношения, времени и т. д. Категории, имеющие свое основание в одних и тех же свойствах действительности, формировались в мышлении и языке неодинаково*, общие категории мышления — прямой результат развития самого мышления, а формальные категории языка — результат не контролируемого мышлением длит, процесса стихийного обобщения языковых форм, использовавшихся для образования и выражения мыслей. Вместе с тем в грамматич. строе языков развиваются обязательные для определ. частей речи и конструкций предложения формальные категории, не имеющие никакого соответствия категориям мышления или соответствующие к.-л. факультативным его категориям. Напр.. категории грамматич. рода, опре-деленности/неопределенности, вида глагола возникают в результате обусловленного системным характером языка распространения на все слова определ. части речи формальных признаков, свойственных в истории языка лишь отд. словам и не всегда актуальных для мышления. Др. категории, как, напр., категория модальности, отражают субъективное отношение говорящего к содержанию высказывания, третьи, как, напр., категория лица, обозначают типичные условия устного языкового общения и характеризуют язык не со стороны его мыслительной, а со стороны коммуникативной функции. Грамматич. семантика таких категорий (рода, вида и т. п.) говорящими не осознается и в конкретное содержание
мысли практически не включается. Если между семантикой грамматич. категории и требующим выражения конкретным содержанием оформляемой мысли возникает противоречие (напр., при несоответствии грамматич. подлежащего субъекту мысли), в языке изыскиваются др. средства для адекватной передачи соотв. компонента содержания (напр., интонация). Поэтому свойственные разл. языкам семантич. особенности грамматич. категорий никогда ие вносят существенных межъязыковых различий в содержание оформляемых при их помощи мыслей об одних и тех же объективных сущностях.
В ходе ист. развития языка и мышления характер их взаимодействия не оставался неизменным. На начальных этапах развития общества язык, развивавшийся в первую очередь как средство общения, вместе с тем включался в процессы мышления, дополняя два первоначальных его вида — практически-действенный и наглядно-образный — новым, качественно высшим видом словесно-логич. мышления и тем самым активно стимулируя развитие мышления вообще. Развитие письменности усилило воздействие языка иа мышление и на саму интенсивность языкового общения, значительно увеличило возможности языка как средства оформления мысли. В целом же по мере ист. развития мышления во всех его видах постепенно усиливается его воздействие на язык, сказывающееся гл. обр. в расширении значений слов, в количеств, росте лексич. и фразеология, состава языка, отражающем обогащение понятийного аппарата мышления, и в уточнении и дифференциации синтаксич. средств выражения смысловых отношений.
• Маркс К. и Энгельс Ф., Немецкая идеология, Соч., 2 изд., т. 3; В biro т с к и й Л. С., Мышление и речь, в его кн.: Избр. психологич. исследования, М., 1956; Мышление и язык, М., 1957; Кол-шан с к и й Г. В., Логика и структура языка, М.. 1965; Язык и мышление, М., 1967; Общее яз-зиание, т. 1. Формы существования, функции, история языка. М., 1970; Серебренников Б. А., Развитие человеческого мышления и структуры языка, в кн.: Ленинизм и теоретич. проблемы яз-знания. М., 1970; Панфилов В. 3., Взаимоотношение языка и мышления, М.. 1971; Кацнельсон С. Д., Типология языка н речевое мышление, Л., 1972; П о-тебня А. А., Мысль и язык, в его кн.: Эстетикаи поэтика, М., 1976; Лурия А. Р., Язык и сознание, М., 1979; Березин Ф. М., Головин Б. Н., Общее яз-знание, М., 1979; С а г г о 1 1 J. В.. Lan-?!uage and thought, Englewood Cliffs (N. J.).
1964]; Kainz F., Uber die Sprachver-iihrung des Denkens, B., [1972].
А. С. Мельничук. язЬ1К и Общество — одна из центральных проблем современной лингвистики, связанная с исследованием общественного характера возникновения, развития и функционирования языка, природы его связей с обществом, его социальной дифференциации в соответствии с разделением общества на классы, слои и группы, социальных различий в использовании языка, функционального многообразия языка в связи с многообразными сферами его применения, взаимоотношения языков в дву- и многоязычных обществах, условий приобретения одним из языков функций средства межнационального общения, формы сознательного воздействия общества на язык, и т. п.
Существует непосредств. связь возникновения языка с возникновением человеческого общества (см. Происхождение языка). «Развитие труда по необходимости способствовало более тесному
сплочению членов общества, так как благодаря ему стали более часты случаи взаимной поддержки, совместной деятельности и стало ясней сознание пользы этой совместной деятельности для каждого отдельного члена. Коротко говоря, формировавшиеся люди пришли к тому, что у иих появилась потребность что-то сказать друг другу» (Э н-гельс Ф., Диалектика природы.— Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 20, с. 489). К. Маркс и Ф. Энгельс указывают, что «язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми» (см. Маркс К., Энгельс Ф. о языке). Консолидирующую роль языка в процессе образования наций отмечал В. И. Ленин (см. Ленин В. И. о языке).
Существуют разные взгляды на природу и характер связей языка и общества. Одни ученые считают, что развитие и существование языка полностью детерминировано развитием и существованием общества (см. «Новое учение о языке», Французская социологическая школа), другие — что язык развивается и функционирует по своим собств. законам и попытки 'объяснять языковые факты социальными причинами — лишь свидетельство «краха лингвистической методологии» (Е. Курилович). Амер, и нек-рые зап.-европ. лингвисты разделяют гипотезу Сепира — Уорфа, согласно к-рой специфика языка обусловливает специфику духовной культуры данного общества (см. Сепира — Уорфа гипотеза).
Сов. яз-знание исходит из различения внутр, стимулов развития языка, связанных с особенностями его системы (см. Система языковая), и внешних по отношению к языку социальных факторов, к-рые оказывают влияние и на развитие, и на характер функционирования языка. Внеязыковые социальные факторы, как правило, влияют на язык не прямо, а опосредствованно (наиболее непосредственное отражение социальные изменения получают лишь в лексике); они могут ускорять или замедлять ход языковой эволюции, но ие могут изменять ее направление (Е. Д. Поливанов). Одна из форм влияния общества на язык — социальная дифференциация языка, к-рая обусловлена социальной неоднородностью общества; такова дифференциация мн. совр. развитых нац. языков на территориальные и социальные диалекты, выделение лит. языка как социально и функционально наиболее значимого языкового образования, существование в нек-рых обществах «мужского» и «женского» вариантов языка и т. п. Другая форма связи языка с обществом — обусловленность использования языковых средств социальными характеристиками носителей языка (возрастом, уровнем образования, профессией и др.), социальными ролями участников коммуникации, ситуацией общения. Поскольку сферы использования языка многообразны и специфичны (ср. науку, производство, средства массовой информации — газеты, радио, телевидение, нужды делового и оы-тового общения и т.- п.), в языке вырабатываются своеобразные функциональные стили — свидетельство зависимости языка от. потребностей общества.
Особое значение получает проблема Я. и о. при изучении языковой жизни многоязычных обществ (см. Языковая ситуация)-, изучаются отношения между обществом и обслуживающими его язы
ЯЗЫК 607
ками, взаимоотношения разл. языков, процессы, связанные с выдвижением одного из языков на роль средства межнац. общения, приобретение нек-рыми языками статуса международных языков.
Различают спонтанное влияние общества на язык и языковую политику — воздействие сознательное, целенаправленное, призванное способствовать наиболее эффективному функционированию языка в разл. сферах его применения (создание письменностей и алфавитов для бесписьменных языков, усовершенствование орфографии, спец, терминологий, нормализаторская и кодификаторская деятельность ученых и т. п.).
Марксистскому пониманию взаимоотношений Я. и о. противостоят различные теории, нередко рассматривающие эти отношения с позитивистских позиций. Такова, напр., «унифицированная модель человеческого поведениях К. Л. Пайка, трактующая Я. и о. как поведенческие структуры в терминах бихевиористской теории «стимул—реакция» (см. Бихевиоризм, Тагмемика); теория изоморфизма, отстаивающая тезис о «взаимной детерминации» языка и социальных структур и тем самым пытающаяся примирить Сепира— Уорфа гипотезу и концепцию детерминирующего влияния общества на язык. Прямолинейно-вульгаризаторским подходом к анализу отношений между Я. и о. отличается теория «языкового дефицита» Б. Бернстайна, однозначно соотносящая «ограниченный» языковой код с рабочим классом, а «разработанный» код — со «средним классом». В ряде работ амер, социолингвистов о Я. и о. получило отражение символико-интеракционист-ское направление совр. социологии, отводящее языку роль системы символов, обеспечивающих социальное взаимодействие; при таком аспекте рассмотрения социальной сущности языка преобладает микросоциологич. анализ проблемы Я. и о. в рамках малых групп, без учета широкого социального контекста су-шествования и развития языка и соотв. культуры. Крайнее выражение микро-сбциологич. ориентация получила в т. наз. э т и ом ето дол о i и и — исследовании «рациональной стороны повседневной жизни», т. е. той практич. логики, к-рая лежит в основе интерпретации речевого поведения; этнометодологи сводят социальные категории к категориям индивидуального восприятия. См. также Социолингвистика.
• Маркс К.. Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 3, с. 29, т. 20. с. 489; Ленин В. И.. Волн. собр. соч., 5 изд., т. 24, с. 113—50; Шор Р. О., Язык и общество. М,. 1926; Жирмунский В. М,. Нац. язык и социальные диалекты. Л..	1936; Кры-
сий Л. П., Язык в совр. обществе. М., 1977; Рус. язык и сов. общество, (кн. 1—4]. М., 1968: Язык и общество. М.. 1968; Readings in the sociology of language. The Hague — P., 1970; Ammon U., Probleme der Soziolinguistik. 2 Aufl.. Tubingen. 1977; Language and social context, Harmondsworth (Middlesex). 1977; см. также лит. при ст. Социолингвистика.
Л. П. Крысин, А. Д. Швейцер. ЯЗЙК ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТОРЫ — 1) язык, на к-ром создаются художественные произведения (его лексикон, грамматика, фонетика), в нек-рых обществах совершенно отличный от повседневного, обиходного («практического») языка; в этом смысле Я. х. л.— предмет истории языка и истории литератур-
608 ЯЗЫК
кого языка; 2) поэтический язык, система правил, лежащих в основе художественных текстов, как прозаических, так и стихотворных, их создания и прочтения (интерпретации); эти правила всегда отличны от соотв. правил обиходного языка, даже когда, как, напр., в совр. рус. яз., лексикон, грамматика и фонетика обоих одни и те же; в этом смысле Я. х. л., выражая эстетич. функцию национального языка, является предметом поэтики, в частности ист. поэтики, а также семиотики, именно — семиотики лит-ры.
Для 1-го значения термин «художественная литература» следует понимать расширительно, включая, для прошлых ист. эпох, и ее устные формы (напр., позмы Гомера). Особую проблему составляет язык фольклора; в соответствии со 2-м значением он включается в Я. х. л.
В обшествах, где повседневное общение происходит на диалектах, а общий или лит. язык отсутствует, Я. х. л. выступает как особая, «наддиалектная» форма речи. Таков был, как предполагают, язык древнейшей индоевроп. поэзии. В антич. Греции язык гомеровских поэм «Илиада» и «Одиссея» также не связан ни с одним территориальным диалектом, он — только язык иск-ва, эпоса. Сходное положение наблюдается в обшествах Востока. Так, в Я. х. л. (так же, как и в лит. языки) Ср. Азии — хорезмско-тюркский (язык Золотой Орды; 13— 14 вв.). чагатайский и далее на его основе ст.-узбекский (15—19 вв.), ст.-туркменский (17—19 вв.) и др. существенным компонентом входит древнеуйгурский язык — язык религ.-филос. сочинений, связанных с манихейством и буддизмом, сложившийся к 10 в.
В древних обществах Я. х. л. тесно соотнесен с жанром как видом текстов; зачастую имеется столько разл. языков, сколько жанров. Так, в Др. Индии во 2-й пол. 1-го тыс. до н. э. языком культа был т. наз. ведийский язык — язык Вед, собраний священных гимнов; языком эпич. поэзии и науки, а также разг, языком высших слоев общества — санскрит (позднее он же стал языком драмы); разг, диалектами низов были пракриты. В Др. Греции материальными элементами грамматики, лексикона и произношения различались языки эпоса, лирики, трагедии и комедии. Последний больше других включал элементы разг, речи, сначала Сицилии, затем Аттики.
Это взаимоотношение языка и жанра впоследствии, опосредованным путем, через учения грамматиков александрийской школы и Рима, дошло вплоть до европ. теории трех стилей, изначально предусматривавшей связь между предметом изложения, жанром и стилем и соответственно регламентировавшей «высокий», «средний» и «низкий» стили. В России эта теория была развита и реформирована М. В. Ломоносовым, для к-рого она послужила гл. обр. формой выражения результатов его наблюдений над ист. развитием и стилистич. организацией рус. лит. языка.
В эпоху Возрождения в Европе ведется борьба за внедрение нар. языка в сферу худож. лит-ры и науки; в ром. странах она вылилась в борьбу против латыни; в России, особенно в реформе Ломоносова, решительно исключавшего устаревшие книжно-слав. элементы из состава рус. лит. языка,— в постепенное вытеснение церк.-слав. языка.
После того как, победив, нар., нац. языки становятся Я. х. л., последние приоб
ретают новое качество и начинают развиваться в тесной связи со сменой стилей и методов худож. лит-ры — классицизма, романтизма, реализма. Особую роль в становлении Я. х. л. в странах Европы сыграл реализм 19 в., поскольку именно в нем предметом изображения, героем лит-ры стал, наряду с дворянином и буржуа, человек труда, крестьянин, разночинец и рабочий, внеся в ее язык особенности своей речи. С реализмом связан окончат, отказ, провозглашенный еще романтиками, от жанровых перегородок и ограничений. В единую сферу Я. х. л. вовлекаются все пласты, т. наз. функциональные стили, общенар. языка. По мере утраты Я. х. л. материальных (лексич., грамматич., фонетич.) отличий возрастают его отличия как системы правил создания и интерпретации худож. текстов, т. е. как поэтич. языка.
В новое время каждое лит. направление и каждый лит. метод — классицизм, романтизм, реализм, натурализм, разл. течения модернизма и авангардизма — всегда включали в свои программы утверждение нового отношения к системе выразит, средств, к поэтич. языку, подчеркивая этим свое отличие от др. направлений и методов. В этом смысле поучительно сопоставление «литературных манифестов» разных направлений (см. также Стиль, Стилистика).t
Параллельно процессам развития самого Я. х. л. развивалась и его теория. Уже в антич. риториках и поэтиках была осознана двойственность поэтич. языка — особенности его материальных средств, тропов, и специфичность его как особого «способа говорения». Эта двойственность отразилась в написании Аристотелем двух разл. трактатов: в «Поэтике» он рассматривает поэтич. язык с т. зр. его особого предмета, его семантики — соответствия природе, подражания природе (мимесис); в «Риторике» «небытовой» ораторский язык рассматривается безотносительно к предмету, как «способ говорения», строй речи (лексис). Риторика, по мысли Аристотеля, есть учение не об объективных предметах и их изображении, а об особой сфере — о мыслимых предметах, возможных и вероятных. Здесь предвосхищены понятия «интенсионального мира», «возможного мира», играющие столь важную роль в совр. логике и теории языка.
Концепции «языка как искусства» я «языка искусства» появлялись на протяжении ряда веков в связи с почти каждым новым худож. течением. Во 2-й пол. 19 в. в трудах А. А. Потебни и А. Н. Веселовского, гл. обр. на материале эпич. форм, были заложены основы учения о постоянных признаках поэтич. языка и вместе с тем об их разл. проявлении в разные ист. эпохи — основы ист. поэтики.
Процессы, происходящие в Я. х. л. в связи со сменой стилей лит-ры, были детально изучены на материале рус. яз. В. В. Виноградовым, создавшим особую дисциплину, предметом к-рой является Я. х. л.
С нач. 20 в., первоначально в работах ОПОЯЗа и школы «русского формализма», относит, качества поэтич. языка были вполне осознаны теоретически. Я. х. л. каждого направления в истории лит-ры стал описываться как имманентная система значимых лишь в его рамках «приемов» и «правил» (работы В. Б. Шкловского, Ю. Н. Тынянова, Р. О. Якобсона и др.). Эти работы были продолжены во франц, структуральной школе; в частности, было установлено
важное понятие о глобальной значимости каждой данной системы Я. х. л.— «мораль формы» (И. П. Фуко) или «этос» поэтич. языка (Р. Барт). Под этими терминами понимается система идей и этич. представлений, связанная с пониманием Я. х. л. у данного лит.-худож. направления. Утверждалось, иапр., что европ. авангардизм, порывая с классич., ромаи-тич. и реалистич. традициями и утверждая «трагическую изоляцию» писателя, одновременно стремится обосновать взгляд на свой поэтич. язык как ие имеющий традиций, как «нулевую степень письма». Понятие «Я. х. л.» стало осознаваться в одном ряду с такими понятиями, как «стиль научного мышления» определ. эпохи (М. Борн), «научная парадигма» (Г. Кун) и т. п.
Выдвижение на первый план в качестве осн. признака Я. х. л. к.-л. одной черты («психологическая образность» в концепции Потебни, «остранение привычного» в концепции рус. формализма, «установка на выражение как таковое» в концепции пражской лингвистической школы и Якобсона, «типическая образность» в концепциях ряда сов. эстетиков) является как раз признаком Я. х. л. данного лит.-худож. течения или метода, к к-рому принадлежит и данная теоретич. концепция. В целом же Я. х. л. характеризуется совокупностью и вариативностью названных признаков, выступая как их инвариант.
Как таковой (т. е. инвариантно) Я. х. л. может быть охарактеризован как система языковых средств и правил, в каждую эпоху различных, но равно позволяющих создание воображаемого мира в худож. лит-ре, «интенсионального, возможного мира» семантики; как особый интенсиональный язык, к-рый строится по законам логики, ио с нек-рыми специфич. законами семантики. Так, в Я. х. л. (в каждой его данной, относительно закрытой системе — данного произведения, автора, цикла произведений) ие действуют правила истинности и ложности высказываний практич. языка (предложение «Князь Болконский был на Бородинском поле» ни истинно, ни ложно в экстенсиональном смысле, в отношении к вие-языковой действительности); невозможна, в общем случае, замена сиионимами практич. языка (нельзя, в контексте романа Л. Н. Толстого, вместо «Киязь Болконский увидел лицо Наполеона» сказать «Князь Болконский увидел лицо героя Ста дней»); напротив, допустима более широкая семантич. и лексич. сочетаемость слов и высказываний, синонимии, замена в рамках имплицитных соглашений данного поэтич. языка, языка отд. произведения или автора («Л был ли мальчик-то? Может, мальчика-то и не было?» как синоним сомнения в романе М. Горького «Жизнь Клима Самгина») и т. д.
Вместе с тем Я. х. л., язык эстетич. ценностей, сам является худож. ценностью. Поэтому, в частности, правила Я. х. л., будучи выражены мастерами слова, предстают как предмет красоты и эстетич. наслаждения. Таково, напр., определение поэзии (с теоретич. т. зр.— определение разрешений на семантич. сочетаемость), данное Ф. Гарсией Лоркой: «Что такое поэзия? А вот что: союз двух слов, о которых никто ие подозревал, что они могут соединиться и что, соединившись, они будут выражать новую тайну всякий раз, как их произнесут».
• Потебня А. А., Из записок по теории словесности, Хар., 1905; Тынянов Ю., Якобсон Р., Проблемы иэу-
А 20 Лингвистич. энц. словарь
чения лит-ры и языка, «Новый ЛЕФ», 1928, .4» 12; Лит. манифесты. (От символизма к Октябрю). 2 изд., М., 1929; Виноградов В. В., История рус. языка и история рус. лит-ры в их взаимоотношениях, в его ки.; О худож. прозе. М.— Л.. 1930 (переизд.: О языке худож. прозы, в его кн.: Избр. труды, М., 1980); его ж е. О языке худож. лит-ры, М.. 1959; его ж е. О теории худож. речи, М.. 1971; фрейдеиберг О. М., Проблема греч. лит. языка, в кн.: Сов. яз-знание, т. 1, Л., 1935; Веселовский А. Н., Ист. поэтика. Л., 1940; Т ы-н я в о в Ю., Проблема стихотв. языка. Статьи, М., 1965; Мукаржовский Я.. Лит. язык и поэтич. язык, пер. с чеш.. в ки.: Пражский лингвистич. кружок. Сб. статей, И., 1967; Десиицкая А. В., Наддиа-лектиые формы устной речи и их роль в истории языка. Л.. 1970; ВомперскийВ. П., Стилистич. учение М. В. Ломоносова и тео-риятрех стилей, М.. [1970]; Лотман Ю. М., Анализ поэтич. текста. Структура стиха, Л.. 1972; Ларин Б. А.. О лирике как разновидности худож. речи. (Семантич. этюды), в его кн.: Эстетика слова и язык писателя. Л., 1974; Бельчиков Ю. А., Рус. лит. язык во второй половине XIX в., М., 1974; Якобсон Р., Лингвистика и поэтика, пер. с англ., в кн.: Структурализм: «за» и «против». Сб. статей, М., 1975; Языковые процессы совр. рус. худож. лит-ры. Проза. Поэзия. М., 1977; Тодоров Ц., Грамматика повество-ват. текста, пер. с франц.. НЛ. в. 8. Лингвистика текста. М., 1978; Григорьев В. П., Поэтика слова, М., 1979; Лит. манифесты зап.-европ. романтиков. М., 1980: Типы над-диалектных форм языка, М., 1981; Никитина С. А.. Устная нар. культура как лингвистич. объект, Изв. АН СССР. сер. ЛиЯ. 1982, т. 41, № 5; Поэтика. Труды рус. и сов. поэтич. школ, Будапешт, 1982; Барт Р., Нулевая степень письма, пер. с франц., в кн.: Семиотика. М.. 1983; X р а п-ченко М. Б., Язык худож. лит-ры. Ст. 1—2, «Новый мир», 1983, № 9—10: Hansen-Love A. A., Der russische Formalis-mus. Methodologische Rekonstruktion seiner Entwicklune aus dem Prinzip der Ver-fremdung, W., 1978; Searle J. R., The logical status of fictional discourse., в кн.: Contemporary perspectives in the philosophy of language, I Minneapolis. 1979].
Ю. С. Степанов.
ЯЗЫКЙ МЙРА — языки народов, населяющих (и населявших ранее) земной шар. Общее число от 2500 до 5000 (точную цифру установить невозможно, потому что различие между разными языками и диалектами одного языка условно). К наиболее распространенным Я. м. принадлежат (считая в числе говорящих и тех, для кого данный язык является вторым языком межнац. н междунар. общения) (млн. чел., 1985): китайский (св. 1000), английский (420), хинди н близкий ему урду (320), испанский (300), русский (250), индонезийский (170), арабский (170), бенгальский (170), португальский (150), японский (120), немецкий (100), французский (100), панджаби (82), итальянский (70), корейский (65), телугу (63), маратхи (57), тамильский (52), украинский (45). Все Я, м. делятся по родств. связям на языковые семьи, каждая из них происходит из группы близких друг к другу диалектов, к-рые в древности были диалектами одного языка или входили в один языковой союз (группу территориально близких языков, обладающих совокупностью общих черт); см. Генеалогическая классификация языков.
Наиболее изученной является индоев-роп. семья языков (см. Индоевропейские языки), происходящая из группы близкородств. диалектов, носители к-рых в 3-м тыс. до н. э. начали распространяться в Передней Азии к югу Сев. Причерноморья и Прикаспийской обл. По письм. памятникам 2-го тыс. до н. э. известны исчезнувшие позднее индоевроп. языки М. Азии — клинописный хеттский, к
к-рому близок позднейший лидийский (в антич. время), и др. анатолийские — палайский и клинописный лувийский, продолжением к-рого в 1-м тыс. до н. э. был иероглифический лувийский и (в аи-тич. время) ликийский. Со 2-го тыс. до н. э. по письм. текстам известен также один из диалектов др.-греч. яз., на к-ром были составлены крито-микен. тексты линейного письма Б. Носители близких к греческому арийских (индоиранских) индоевроп. диалектов во 2-м тыс. до н. э. уже обитали на Бл. Востоке, о чем свидетельствуют месопотамские арийские слова и имена в переднеазиат. письм. памятниках. К древним диалектам арийских племен восходят совр. нуристанские (кафирские) языки в Нуристане (область Афганистана), занимающие промежуточное положение между двумя осн. группами арийских языков; индоарийской и иранской.
Ранние тексты на др.-инд. яз. были сложены еще в кои. 2-го — иач. 1-го тыс. до и. э. Из др.-индийского, лит. форма к-рого — санскрит — до наст, времени используется в Индии, развились ср.-иид. языки (пракриты), а из этих последних — новоиндийские: хииди, урду, бенгальский, маратхи, панджаби, раджастхани, гуджарати, ория (или одри, уткали) и др. К др.-инд. яз. очень близки др,-иран. языки 1-го тыс. до н. э.—др.-пер-сидский, известный по небольшому числу слов, мидийский и авестийский (язык «Авесты»), а также позднейшие скифские и сарматские диалекты Сев. Причерноморья. С последними исторически связаны вост. ср.-иран. языки — согдийский (являвшийся языком общения народов Ср. Азии), хотаиосакский, бактрий-ский, хорезмийский, известные по памятникам иа протяжении более чем тысячелетия. К зап. ср.-иран. языкам относятся ср.-персидский (или пехлеви) и парфянский. К новоиран. языкам принадлежат западные — персидский, или фарси, таджикский, курдский, белуджский, татский, талышский и др., восточные — дари, пушту, или афганский, осетинский (исторически связанный с вост.-ираи. скифским яз.), памирские (в т. ч. вахаиский, шугнанский и др.), ягнобский (являющийся продолжением согдийского).
Начиная с 1-го тыс. до н. э. известны памятники нек-рых зап. индоевроп. языков, в т. ч. италийских; этим общим термином объединяют известные по ие-многочисл. письм. памятникам оскско-умбрские языки и лат. яз., относившийся вместе с фалискским яз. к латино-фалискской группе (к этой последней был близок и венет, яз.). Лат. яз. сохраняется в употреблении как язык католич. церкви. После распада Рим. империи из диалектов лат. яз. развились ром. языки: испанский, португальский и близкий к нему галисийский, каталанский, французский, окситанский, или провансальский, ретороманские, итальянский, сардский (сардинский), вымерший в кон. 19 в., далматинский и румынский, а также другие близкие к нему балканором. языки и диалекты.
К италийским языкам близки кельтские, включающие галльскую подгруппу (мертвый галльский яз.), гойдельскую подгруппу, к к-рой относится ирл. яз. (имеющий древние памятники начиная с раннего средневековья), шотл. яз., мэнский яз. (иа о. Мэн), и брит, подгруппу, к к-рой принадлежит бретон. яз. (известный по глоссам с 8 в. и по лит.
ЯЗЫКИ 609
текстам с 14 в.), уэльский, или валлийский, и вымерший корнский; сохранились также иемногочисл. древние надписи на иберийском кельтском (кельтибер.) яз. в Испании. К зап. группе древних индоевроп. языков помимо италийских и кельтских относятся мертвые языки иллирийской группы (в к-рой выделяют собственно иллирийский яз. и мессап-ский), а также герм, языки, делящиеся на 3 подгруппы: вост.-германскую — мертвый гот. яэ.; сев.-германскую, или скандинавскую,— шведский, датский, норвежский, исландский; зап.-германскую — английский и близкий к нему фризский, фламандский, нидерландский, африкаанс (бурский), немецкий, идиш. Между западными индоевроп. языками (кельтские, италийские, германские и иллирийские) и восточными (арийско-греческо-армяи. группа), к к-рым относились арийские, греческий и армянский (известный по древним текстам на грабаре с 5 в. н. э.), промежуточное положение занимали балто-слав. языки. Балто-слав. языки делятся на особенно близкие к зап.-индоевропейским балтийские — зап.-балтийские (мертвый прус. яз. и нек-рые др. диалекты, известные по отд. словам) и вост.-балтийские (литовский и латышский) — и славянские. К славянским относятся вост.-славяиские — русский, украинский и белорусский, зап.-славянские — чешский, словацкий, польский, лужицкие и мертвый полабский [в басе. р. Эльбы (Лабы)], и юж.-славянские — ст.-славянский (на к-ром основаны неск. вариантов, или изводов, церк.-слав. языка, остающихся в употреблении в качестве церк. языка), македонский, болгарский, сербскохорватский, словенский. К древним индоевроп. языкам, занимавшим некогда промежуточное положение между вост, и зап. языками, относились также мертвые тохар, языки (памятники 5—8 вв. н. э., найденные в Центр. Азии), по многим данным объединяющиеся с анатолийскими языками. Мн. мертвые индоевроп. языки известны лишь по очень скудным данным: фригийский, известный по надписям, найденным в М. Азии, куда фригийцы ок. 12 в. до н. э. переселились с Балканского п-ова; фракийский на Балканах, связываемый — как и иллирийский — с совр. албанским; др.-македонский, близкий к греческому; филистимский, сближаемый с индоевропейским догреческим (или пеласгским); язык лепонтских надписей в Сев. Италии, близкий к кельтским; лигурский яз. и т. п.
К афразийской (афро-азиатской, или семито-хамитской) макросемье языков (см. Афразийские языки) принадлежат семитские, др.-египетский (и его продолжение — коптский), берберо-ливийские, кушитские [сомали, оромо(галла) и др.; часть кушит, языков иногда выделяется в особую омотскую подгруппу афразийских языков], чадские (среди к-рых наиболее распространенный язык — хауса). Семит, ветвь состоит из 5 групп, к-рые можно было бы объединить в 2 осн. группы: восточную и западную, в свою очередь подразделяемые на северную и южную группы. Вост, (сев,-вост., или сев.-периферийные) семит, языки представлены мертвым аккад. яз. Аккада, Ассирии и Вавилона. Сев. (или сев.-центральная) группа зап.-семит, языков включает ханаанейские языки и арамейские языки (диалекты). К ханаапей-
610 языки
ской подгруппе относятся мертвые эбла-итский, или ст.-ханаанский (древнейшие памятники которого, найденные в 1974— 1979 на С. Сирии в древнем г. Эбла, относятся ко 2-й пол. 3-го тыс. до н. э. и обнаруживают значит, сходство с аккадским), финикийский (финикийско-пунический; язык Финикии и финикийских поселений в Средиземном м., в т. ч. Карфагена, где употреблялся финикий-ско-пунич. яз.) и моавитский языки, а также др.-евр. яз. и его совр. форма — иврит. К ханаанейской подгруппе примыкает угарит. яз. текстов 15—14 вв. до н. э. из Рас-Шамра (древний Угарит), но этот язык, как отчасти и эблаитский, близкий к угаритскому, занимал особое промежуточное место между зап. и вост, семит, языками. К арамейской подгруппе принадлежит арамейский яз., бывший в начале н. э. наиболее распространенным языком Бл. Востока, но позднее почти полностью вытесненный арабским; с вост.-арамейскими диалектами исторически связан ассирийский (айсорский) яз. К юго-зап. семит, языкам можно отнести 3 подгруппы: юж.-центральную — арабский, юж.-аравийскую и близкую к ним эфиосемитскую (наиболее распространенный из эфиосемит. языков — амхарский).
В картвельскую (юж.-кавк.) группу языков (см. Картвельские языки) входят грузинский, мегрельский, объединяемый вместе с лазским (чанским) в зан-скую подгруппу, и сванский. Предполагалось, что картвельские языки родственны сев.-кавказским и образуют вместе с ними кавказскую (или иберийско-кавк.) семью, но эта гипотеза не доказана; многие из тех общих слов и форм, на к-рых она основывается, могут объясняться последующим вхождением в один кавк. языковой союз.
Кавказские (иберийско-кавказские) языки иногда объединяются с баскским яз. (в Испании и Юж. Франции) в эус-каро-кавк. семью, но родство баскского с кавказскими еще не подтверждено.
Финно-угорские (или угро-фин.) языки делятся на 2 оси. подгруппы: финскую и угорскую. К угор, подгруппе принадлежат обско-угор. языки Зап. Сибири — хантыйский (остяцкий) и мансийский (вогульский), а также венгерский, носители к-рого уже в 1-м тыс. н. э. переселились далеко иа запад и поэтому оказались отделенными огромным пространством от носителей обско-угор. языков. Фин. подгруппа включает перм. языки — коми-пермяцкий, коми-зырянский и удмуртский (вотяцкий) и прибалтийско-финно-волжские, к к-рым можно отнести вместе волжские — мордовские (эрзя-мордовский и мокша-мордовский), марийские (луговой марийский и горный марийский), а также саамский (2 диалекта в Мурманской области СССР и скандинавских странах) и прибалтийско-финские — финский, эстонский и ряд менее распространенных языков.
Финно-угор. семья языков родственна самодийским языкам Крайнего Севера СССР (ненецкому, энецкому, исчезающему нганасанскому, или тавгийскому, селькупскому), вместе с к-рыми она объединяется в уральскую (финно-угро-са-модийскую) семью. С уральскими языками сближается исчезающий юкагирский (на С. Сибири). По мнению нек-рых ученых, уральская семья, в свою очередь, входит вместе с алт. языками в более обширную урало-алт. семью. К алт. макросемье языков относят тюркские, монгольские и тунгусо-маньчж. языки; доказывается принадлежность к алт.
семье и кор. яз., а также японского, образующего особо тесное единство с корейским внутри алтайских. Внутри алт. макросемьи особенно тесные связи обнаруживаются между тюрк, языками и монгольскими; из тюрк, языков к монгольским ближе всего чувашский, в известных отношениях обнаруживающий особую архаичность.
Тюрк, языки (в соответствии с уточненной классификацией А. Н. Самойловича) включают группы: 1) булгарскую, к к-рой принадлежит чуваш, яз.; 2) юго-западную, включающую тур., азерб., туркм. языки и нек-рые др.; 3) сев.-западную, к к-рой относятся тат., казах., башк., караим., кумык., ногайский, ка-ракалп. языки, а также киргизский, объединяемый вместе с алтайским в особую киргизско-кыпчак. группу; 4) юго-восточную, включающую узбекский (без нек-рых его кыпчакских диалектов, выделяемых и особую группу) и совр. уйгурский; 5) сев.-восточную, к к-рой принадлежит якутский и ряд др. языков Сибири и Алтая, а также мертвые тюрк, языки с наиболее древними памятниками [др.-уйгурский (др.-тюркский) и язык енисейско-орхон. письменности]. К совр. монг. языкам относятся бурятский, собственно монгольский, могольский в Афганистане, дагурский в Сев.-Вост. Китае, монгорский в Китае (в р-не оз. Кукунор). К тунгусо-маньчж. языкам относится постепенно выходящий из употребления маньчж. яз., эвенкийский, близкий к нему эвенский и ряд др. языков и диалектов Вост. Сибири и Д. Востока.
Япон. яз. близко родствен рюкюскому (на о-вах Рюкю). Однако место среди семей Я. м. японского и рюкюского языков, имеющих общие черты не только с алтайскими, но также и с малайско-полинезийскими языками, остается еще недостаточно ясным.
Значит, часть населения Индии (гл. обр. на Ю. страны) говорит на языках дравидийской семьи (см. Дравидийские языки), к к-рой принадлежат тамильский, близкие к нему малаялам и каннада, а также языки телугу, куи, гонди, брахуи (на С.-З. Индии) и др. Согласно дешифровке текстов коротких надписей протоиндской культуры 3-го тыс. до н. э., осуществленной сов., фин. и амер, исследователями, они написаны на языке, близком к прадравидийскому (или общедравидийскому). Убедительно доказывается многократно высказывавшаяся гипотеза о родстве дравидийских языков с уральскими, а также с мертвым эламским яз.— одним из древних языков Передней Азии.
Согласно гипотезе, всего детальнее обоснованной В. М. Иллич-Свитычем, индоевроп., афразийские, картвельские, уральские, алтайские и дравидийские языки вместе образуют одну ностратич. макросемью (см. Ностратические языки). К той же макросемье (иначе называемой «борейской» или «бореальной») нек-рые ученые относят и языки чукот-ско-камчат. семьи (чукотский, корякский, алюторский, ительменский и др.). Хотя не исключено, что и иек-рые до сих пор не вполне ясные по своим генетич. связям языки Евразии (в частности, по гипотезе Дж. Гринберга, нивхский, айнский, эскимосско-алеутский) могут оказаться входящими в ностратич. («евразийскую», по Гринбергу) макросемью; всего вероятнее, что значит, часть остальных языков Евразии входила в др. языковые семьи.
В качестве остатка некогда значительно более обширной семьи языков ряд
исследователей рассматривает сев.-кавк. языки.
К сев.-кавк. языкам относятся абхазско-адыгские (сев.-зап.-кавказские) и нахско-дагестанские (сев.-вост.-кавказские). К абхазско-адыг. группе (см. Абхазско-адыгские языки) принадлежат абхазский и абазинский, к-рые можно объединить в абхазско-абазин. подгруппу, адыгейский и кабардино-черкесский, образующие черкесскую, илн адыгскую, подгруппу, и убыхекий языки, а также мертвый хаттский яз., известный по клинописным памятникам 2-го тыс. до н. э., обнаруживающий особенно значит, близость к адыг, языкам.
Нахско-дагестанские языки делятся на нахские, или чечено-ингушские (чечен., ингуш., бацбийский языки), и дагестанские (ок. 30 горских языков Дагестана), к-рые включают аваро-андо-цезскую подгруппу (наиболее распространенный язык — аварский), лакско-даргин. подгруппу (даргинский и лакский языки), лезгино-табасаран. подгруппу (лезгинский, табасаранский и мн. др. языки). К сев.-вост.-кавк. языкам (в особенности к их нахской подгруппе) близки мертвые хурритский (тексты 3—2-го тыс. до н. э. из Сев. Месопотамии, М. Азии и Сев. Сирии) и урартский (1-е тыс. до н. э., гос-во Урарту на терр. ист. Армении), образующие хуррито-урарт. подгруппу (к ией гипотетически пробуют отнести и этрусский).
Согласно давно высказывавшемуся предположению, получившему серьезные подтверждения, сев.-кавк. семья языков родственна енисейским языкам, с к-рыми некогда входила в обширное языковое («еннсейско-северокавказское») единство. К енисейской семье относится кетский (енисейско-остяцкий), на к-ром говорят жители неск. селений в бассейне Енисея, и веек, родственных ему мертвых языков Зап. Сибири (коттский, ас-санский и др.). Енисейские (кетские) языки, по мнению ряда ученых, родственны и тибето-бирманским.
В тибето-бирм. ветвь кит.-тибетской (или сино-тибетской) семьи языков (единство к-рой нек-рыми учеными ставится под сомнение) (см. Китайско-тибетские языки, Тибето-бирманские языки) входит тибет. яз., обладающий ценнейшими ср.-век. памятниками письменности (с 8 в. н. э.), близкородственные ему тибет. диалекты, бирм. яз., письм. памятники к-рого также восходят к средневековью, и др. лоло-бирм. языки (акха, лису и др.), образующие тесное единство с бирманским. К тибето-бирм. языкам принадлежит также тангут. яз., многочисл. тексты к-рого, написанные в ср. века, недавно прочитаны. К той же ветви примыкают языки качинской [цзинпо, или качни; Мьянма (быв. Бирма) и Ю.-З. Китай] группы. К тибето-бирм. языкам относятся также группа бодо-гаро (бодо, или боро, и др.— в Ассаме и нек-рых др. инд. штатах), включающая языки чинской (куки-чинской) подгруппы, и зап.-гималайская группа (к 3. от Непала). К кит.-гибет. языкам принадлежит также плохо изученная дзоргайская группа (в Сычуани и Ганьсу и окрестных горах). Предполагается, что к кит. яз. относительно наиболее близок из др. кит.-тибет. языков язык лепча (в Сиккиме).
Но тем ие менее кит. яз. (при наличии существенных слов, общих с тибето-бирманскими) занимает особое место среди всех др. языков кит.-тибет. семьи. Кит. яз. по своему словарю настолько отличен от др- кит.-тибет. языков, что его отделение от общего языка, от к-рого проис
ходят все языки этой семьи, можно отнести ко времени не позднее 5-го тыс. до н. э. (письм. тексты на нем — гадательные надписи на костях и на черепахах — в сев. части Китая начинаются с кон. 2-го тыс. до н. э.; сравнение позднейших диалектов и ранних заимствований в др. языки позволило восстановить раннее звучание др.-кит. яз., передававшегося иероглификой). Многочисл. кит. диалекты объединяются в 4 осн. группы — наиболее многочисл. северную, с к-рой исторически связан язык дунган в Ср. Азии, и группы диалектов у, юэ и минь (по др. классификации — 7 осн. диал. групп). Высказывавшееся ранее рядом исследователей предположение о том, что к кит.-тибет. семье примыкают языки на-дене в Сев. Америке, существенно отличающиеся от др. америндских языков этого ареала, переосмысляется в свете попыток построения общей сравнит.-ист. грамматики макросемьи, включающей наряду с большим числом неностратиче-ских (условно «яфетических»; см. 'Новое учение о языке*) языков Евразии (сев.-кавказских и примыкающих к ним др.-вост. языков — хаттского, хуррит-ского и, возможно, связанного с ним этрусского, носители к-рого рано переселились в Италию из М. Азии; вероятно, шумерского; енисейских языков; близких к ним по структуре баскского в Испании и бурушаски в Гималаях; кит.-тибет. языков) также языки семьи на-дене в Сев. Америке (к ним относят америндские языки атапаскской группы, а также вымирающий эяк и тлингит; принадлежность к той же семье индейского языка хайда в самое последнее время оспаривается). Очаг распространения на-дене в Сев, Америке располагался южнее Аляски. Эту семью можно было бы считать пришедшей в Н. Свет позднее всех других америндских языков. Согласно этому новому варианту «яфетической» гипотезы, очаг распространения всей этой макросемьи до переселения в Н. Свет группы, позднее давшей на-дене, следует, скорее всего, поместить в Центр. Азии эпохи палеолита (и начала мезолита). Отсюда носители части диалектов могли переселиться ближе к западу, вступив в ранние контакты с носителями части ностратич. языков в ареале Кавказа и примыкающих к нему с юга областей. Др. часть диалектов той же макросемьи распространилась вплоть до запада Европы (в случае, если наличие общих грамматич. черт у баскского яз., с одной стороны, с сев.-кавказскими, с другой — с енисейскими и бурушаски, а также наличие общих грамматич. черт и в шумерском, позволит включить все эти языки в данную макросемью), что произошло до заселения Европы (в частности, Западной) позднейшими миграционными волнами индоевропейцев, выделившихся из общей массы носителей ностратич. диалектов, группировавшихся в Зап. Азии. Та часть «яфетической» макросемьи, к-рая более всего сохранилась в Центр. Азии, дала начало раннему населению значит, части Ср. Азии, гидронимы к-рой свидетельствуют об обитании носителей енисейских языков на терр. совр. Казахстана (до движения через нее носителей части индоевропейских, тюркских и уральских диалектов, выделившихся из зап.-азиат, ностратич. ареала). Остатками того же раннего центр.-азиат, ареала можно было бы в этом случае признать бурушаски и часть тибето-бирм. языков, другие ветви к-рых, как и носители кит. яз. и семьи на-дене, уходят достаточно рано на восток и се
веро-восток. Предполагается, что с 4—3-го тыс. до н. э. прямые предки китайцев уже обитали в области севернее р. Янцзы. Но при обилии фактов, подтверждающих намечаемую картину ранних переселений носителей диалектов этой макросемьи, ее единство в целом и характер миграций ее носителей остается гипотетическим (в большей мере, чем единство ностратич. макросемьи, распад к-рой относился к более позднему времени). Точная классификация языков Вост, й Юго-Вост. Азии вызывает большие споры.
Из-за значит, числа заимствований достаточно древней эпохи к тибето-кит. семье языков ранее относили языки мяо-яо (в юго-зап. Китае, сев. Таиланде и Вьетнаме), носители к-рых около рубежа 2-го и 1-го тыс. до н. э. разделились на группы мяо и яо благодаря переселению части отдаленно родственных им тайскнх языков (их дун-шуйской подгруппы). Как предполагается, мяо-яо, тайские языки, языки кадаи (иногда включавшиеся в тайскую группу в более широком смысле) и австронезийские (или аустроне-зийские, ранее называвшиеся малайско-полинезийскими) образуют единую «австротайскую» (или аустрбтайскую) макросемью. Ее распад следует отнести к эпохе не позднее 5-го тыс. до н. э. (если не ранее). В собственно тайскую подгруппу входят, в частности, близкие друг к другу юго-зап. тайские языки (тайский, или сиамский, лаосский, шанский, ахом), на к-рых в ср. века уже создаются первые письм. тексты; сев.-вост. (или сев.)тайские —сев. чжуанские диалекты (в Юж. Китае) и язык буи, и центральные (нунг и южные чжуанские диалекты). К юго-зап.-тайской ветви ближе дун-шуйская группа, но ее разделение (на основании хронологии заимствованных слов др.-кит. происхождения в юго-зап,-тайском и дун-шуйском) датируется временем до эпох Цинь и Хань. К собственно тайским (или таи-чжуанским, по другой терминологии) языкам примыкает группа кам-сун. Кадайскую группу макросемьи австро-таи образуют языки ли, лакуа, гэлао и др. Проблема вхождения в аустротайскую макросемью австронезийской семьи остается дискуссионной. Согласно аустротайской гипотезе, особая близость австронезийских языков к языкам мяо-яо, тайским и кадайским подтверждается характером чамских языков (группа австронезийских языков на терр. юга Вьетнама, включающая кроме чамского яз., известного на протяжении почти полутора тысяч лет благодаря письменности древнего гос-ва Чам-по, язык джараи и др.). Однако нек-рые черты общечамского яз. и его позднейших диалектов, превратившихся в совр. чамские языки, объясняются и позднейшими контактами с языками других семей Ю.-В. Азии. Кроме чамской ветви к австронезийским языкам относятся сев.-австронезийская ветвь (цоу и ряд др. австронезийских языков Тайваня, весьма архаичных по своей структуре; нек-рые из них полностью вымерли, другие малочисленны) и наиболее обширная индонезийская ветвь (малазийский, индонезийский, яванский, батак, даяк и др. языки Индонезии, тагальский и ряд др. языков Филиппин, малагасийский на Мадагаскаре и т. п.). Наличие мн. специфич. слов, указывающих на обитание у морского берега, в австронезийском исходном словаре делает возможным
ЯЗЫКИ 611
39
приурочение первонач. прародины либо к сев. ареалу (Вост. Китай, Тайвань), либо к одному из больших островов (возможно, к Яве). К индонезийским языкам близки полинезийские и языки Меланезии, распространившиеся в Океании благодаря более поздним миграциям в вост, направлении, осуществившимся, по-видимому, уже к 5-му тыс. до н. э.
Загадочной остается проблема соотношения тех черт японского (и близкого к нему рюкюского) языка, к-рые явно объединяют его с австронезийскими, и алтайских (ностратических в конечном счете) элементов в японском. Несомненно, что в япон. яз. (как и в айиский — возможно, через др.-япоиский) проник ряд австронезийских морфем, но степень и характер их соотношения с морфемами алт. происхождения подлежит уточнению. Австронезийские языки в целом при возможности их древнего вхождения в австротайскую семью имеют много общих черт с языками аустроазиат. макросемьи. По аустротайской гипотезе, эти общие черты объясняются наличием древнего аустроазиат. субстрата в австронезийском; в этом случае австронезийские языки распространились из Ю.-В. Азии. По альтернативной гипотезе, австронезийский входит в одну австрическую (аустрий-скую) макросемью с аустроазиат. языками. К аустроазиат. языкам принадлежат вьетмыонгские (вьетнамский и неск. родственных ему языков во Вьетнаме), имеющие значит, пласт обшей (субстратной?) лексики с тайскими; возможно, языки подгруппы семанг-сакай, точные генеалогии, отношения к-рых, однако, не вполне выяснеиы; языки мои-кхмер (кхмерский в Камбодже, близкий к бахнарской группе в Лаосе, и языки монской группы), обнаруживающие и определ. связи с мяо-яо (возможно, объясняемые позднейшими контактами); языки палаунг-ва (палаунг, рианг, ва в Мьянме, лава в Таиланде, кха, пхенг и др. горные языки Лаоса и Юж. Китая); язык кхаси в Бангладеш, давно отделенный от палаунг-ва благодаря миграциям сино-тибет. племен — каренов и чинов, предположительно уже ок. 4—3-го тыс. до и. э.; языки мунда (сантали, мунда-ри и хо, образующие одну группу в Сев.-Вост. и Центр. Индии; кхариа и родств. языки к 3. от Калькутты; курку далее к 3.; савара, нли сора, образующий отд. ветвь). Не вполне ясно отношение к этим языкам нек-рых др. языков Индии, в частности нагали (в центр. Индии), а также- Никобарского на Никобарских о-вах (иногда сближаемого с палаунг-ва и мон-кхмерским). Аустроазиат. субстрат выявляется не только в австронезийском, но и в др.-китайском, что иногда приводится и в качестве аргумента против его безусловного объединения в одну семью с тибето-бирманским; однако эти аустроазиат. слова, скорее всего, были заимствованы в др.-китайский в эпоху, когда народы, говорившие на одном нз аустроазиат. диалектов, обитали в долине р. Янцзы (самое название к-рой объясняется из аустроазиатского), тогда как на др.-кит. яз. говорили только в более сев. области.
Согласно недавно выдвинутой индотихоокеанской гипотезе, вымирающий язык Андаманских о-вов (иногда сопоставлявшийся с языком сакай, включаемым в семью аустроазиат. языков) родствен значит, части языков Н. Гвинеи и прилегающих островов, условно назы-
612 ЯЗЫКИ
ваемых папуасскими; возможно, что в индо-тихоокеанскую макросемью входят и нек-рые др. языки, к-рые (как сакай) считаются аустроазиатскими. Среди остальных «папуасских» языков выделяется неск. групп, пока несводимых друг к другу. Но часть их, возможно, следует объединить с языками Австралии, образующими вместе единую австрал. семью языков, единство к-рой не подлежит сомнению.
В Африке, к Ю. от Сахары, осн. часть населения, согласно новым опытам классификации, говорит на языках двух макросемей: конго-сахарской («суданской» в более ранней терминологии), состоящей из нигеро-кордофаиской (конго-кордофанской) и нило-сахарской и обособленно стоящей койсанской. Нигеро-кордофан. семья состоит из двух групп — нигер-конго и кордофанской. В составе нигеро-конголез. группы выделяется обширная подгруппа оенуэ-коиго, включающая бантоидные языки, к к-рым относятся и языки банту [важнейшие из них — суахили, руанда, конго, рунди, луба, луганда, лиигала, (се)сото, (иси)зулу]. Из вост.-баитоидных языков Судана наиболее распространенным является язык тив. Нек-рые ученые предполагают, что языки банту и бантоидные языки Судана. объединяемые в группу нигер-конго, связаны, с одной стороны, с афразийскими языками, с др. стороны, с нек-рыми кордофан. языками Судана (коиго-кордофан. группа). От банту и баитоидных языков отличны след, группы внутри беиуэ-конго: равнинная, или плато (камбари-реше, пити, биром и др.), группа джукуноидных языков, группа Кросс-Ривер (боки и др.). К др. подгруппам внутри нигеро-кои-голез. группы относится адамава (ту-ла-кему, чамба-мумбала, дакатараи, вере-дурру, мумуйс-зинна, дамакари, юнгур-роба, каи, йен-мунта, лонгуда, фели, нимбари, буа-хобе, маса). К вост, языкам нигеро-кордофан. группы принадлежат гбал-нгбана, банда, нгбаида-екома, занде-памбиа, нгбака ма’бо — бангба, ндого-мангал, мади-дон-го, мандунга-мба. К нигеро-кордофан, группе относятся также подгруппы зап.-атлантическая (языки фула, волоф, ки-си и др.), манде (языки малинке, бам-бара, сонинке, менде и др.), вольтий-ские (языки моей, илн море, груси, лобо и др.) и ква (языки акан, эве, йоруба, ибо и др.). Нек-рые из баитоидных языков (как тив), языки «зап.-нигрит-ской» группы (адамава, убанго, кордофан-ские), а также ква в последнее время привлекают для обоснования давно предполагавшегося единства всех «суданских» («конго-сахарских») языков, в к-рые входят и нило-сахарские. Н ило-сахарская семья включает группы шари-нильскую, центр.-суданскую, а также северную (бонго-гбери, сара, вале, бубама; креш, бинча-кара), юго-восточную (мору-мади, кангберу-алуа, мангбуру-эфе, ленду); предполагается отдельность групп сон-гаи, сахарской, маба, фур, кома. В случае если недавно вновь обоснованная гипотеза о единстве всех «конго-сахарских» (суданских) языков будет доказана, это может открыть особую перспективу в исследовании связей языков С. Африки и смежных р-нов Евразии, с одной стороны, к-рые в основном относятся к афразийской (семито-хамитской) группе ностратич. макросемьн, и языков Африки к Ю. от Сахары, с другой. Обнаруживаются определ. черты сходства между афразийскими языками и языками бенуэ-конго (в частности, банту и др. бантоид-
ными), что может быть проявлениями очень отдаленных древних родств. связей (в конечном счете между ностратич. языками и конго-сахарскими), если они не смогут быть объяснены как следствие позднейшего взаимодействия этих языков уже на территории Африки.
Особое место на Ю. Африки занимают готтентот, языки, часто объединяемые вместе с бушменскими в группу койсан. языков, к к-рым присоединяются нек-рые языки Вост. Африки (сандаве, хатса). Возможно, что именно койсаи. языки представляют языки древнего населения Африки (в такой же мере, как енисейские и нек-рые другие, им родственные,— остаток языков раннего населения значит. части Евразии). Очень плохо изучены т. наз. пигмейские языки Ю. Африки (самый термин остается столь же условным, как «папуасские» языки).
Условным обозначением, не имеющим реального классификационного смысла, является и обозначение части языков С. Сибири и Д. Востока как «палеосибирских», или «палеоазиатских». Зап. «палеосибирскими» языками называли енисейские, родств. связи к-рых определяются благодаря выявлению их связей с сев.-кавк. и другими близкими им языками (отд. сходства между енисейским и «палеоазиатским» юкагирским, близким к уральскому и, следовательно, к но-стратическому, вероятно, объясняются позднейшими контактами на терр. Сибири и сопредельных областей). Такие палеоазиат, языки, как чукотско-корякские (чукотский, корякский, ительменский), могут быть включены в ностратич. семью (хотя эта гипотеза принимается только частью исследователей). Сходную гипотезу предлагали и в отношении нивхского (гиляцкого) языка, но речь может идти, по-видимому, лишь о проникновении в него нек-рых отд. заимствований (общих и с др. языками Вост. Азии и Д. Востока). Изолированно стоит среди др. языков Вост. Азии айнский яз. (в сев. Японии), сопоставляемый (как и енисейские) с языками амер, индейцев. Эскимос. яз., близкородственный алеутскому, или унанганскому, широко распространен по сев. морскому побережью С.-В. Азии, С. Америки и Гренландии. Он представляет собой, по-видимому, след одной из последних волн заселения С. Америки волнами пришельцев из Ст. Света. Сопоставления эскимосско-алеутского с индоевропейским и в целом ио-стратическим в последнее время повторяются все чаше. Кроме эскимосско-алеутского и на-дене, сближаемых с двумя обширными макросемьями языков Ст. Света, к амер, языкам коренного населения, сопоставимым с ностратическими, принадлежат языки группы пеиути (в частности, винтун на С. Калифорнии и др.), Но в. этом случае характер связей скорее может говорить о том, что эта группа америндских языков до прихода в Сев. Америку взаимодействовала (скорее всего, на территории Сибири) с уральско-юкагир. языковой группой (возможно, что речь идет только о следах языковых контактов, а не о языковом родстве); часть общих лексич. элементов вместе с тем находит параллели и в енисейском. Другие предлагавшиеся сопоставления языков Ст. Света и америндских (напр.. тюрк, языков и кечуа в Юж. Америке) касались отд. изолиров. групп слов и не позволяют сделать определ. выводов о возможном языковом родстве.
Большинство языков Сев. Америки объединяются в крупные макросемьи, возможно в конечном счете родственные
друг другу. К таким макросемьям (кроме изолированно стоящих на-дене языков) относится алгоикино-мосанская, или ал-гоикино-вакашская, состоящая, по одной из классификаций, из алгонкинских (наиболее детально изученная семья, включающая ритваискую подгруппу — языки юрок и вийот на Тихоокеанском побережье Калифорнии, алгонкинскую группу в Канаде и США, в том числе кри, оджибва, мепомиии, фокс и др.) и вакашских (нутка. квакиутль и белла-белла на о. Ванкувер и прилегающей части материка), к-рые объединяются в мосаи. подгруппу вместе с группой чемакум (частично вымершей) и чрезвычайно архаичными салишскими языками (шусвоп, калиспел и ряд других). Предполагались также особые связи алгонкино-вакашского (алгонкино-мосанского) с ку-тенаи (на границе Канады) и языками группы галф (подразделяющимися на муского-натчезскую группу в штатах Луизиана и Миссисипи, с подгруппами натчез и чоктау-алабалая-крик; особняком стоят вымерший тупика и два языка той же группы в Луизиане). Большое пространство занимают языки макросемьи хока-сиу, делящиеся на группу хока (с сев.-калифорнийской ветвью, включающей яна и ряд др. языков, группу юма в штатах Аризона и Калифорния, а также отд. группы языков в Мексике, Никарагуа и Гондурасе) и сиу (лакота, кроу и нек-рые др. языки сев. прерий, а также вымершая юго-вост. п>уппа), с к-рыми в последнее время объединены ирокезские и каддайские языки. Макросемья юки-пенути включает юкй (ранее относимый ошибочно к хока-сиу) и пенути (вин-тун, сопоставляемый, как и юки, с уральско-юкагирским; мивок, майду и др. языки центр. Калифорнии); единство всей группы нек-рыми американистами подвергается вомнеиию: ацтеко-таноанская (или тано-юто-ацтекская) макросемья охватывает собственно юто-ацтекские языки (в т. ч. язык древнего ацтекского гос-ва, имевший памятники иероглифич. письма в доколумбовой Мексике и длит, позднейшую лит. традицию), а также языки таио (в Нью-Мексико) и киова (в штате Оклахома). В Центр. Америке особенно существенна макросемья майя-соке, состоящая из семей майя (к ней относится язык майя, представленный значит, числом частично дешифрованных древних надписей и рукописей доколумбового времени, а также ряд других относительно близких друг к другу языков, в Мексике и Гватемале) и михе-соке (неск. вымерших языков, а также языки михе, соке и пополука на п-ове Теуантепек в Мексике). В ту же макросемью включают также языки хуаве (на Тихоокеанском побережье п-ова Теуантепек) и тотонакскую группу (в т. ч. тотонак и тепехуа в Мексике), но эта гипотеза подвергается сомнению.
Согласно америндской гипотезе, макросемьи алгоикино-мосанская, юки-пенути, тано-юто-ацтекская и майя-соке родственны не только друг другу, но и след. осн. макросемьям языков Юж. Америки: аравакской (обширная группа языков Гайяны, Венесуэлы, Боливии и Колумбии), яномапо-пано-таканской (включающей семью чнбча на пространстве от Никарагуа до Колумбии, а также наиболее распространенный язык индейцев Юж. Америки кечуа, бывший осн. языком царства инков, а также язык аймара, широко используемый в Перу и Боливии), тукано (в Колумбии, Эквадоре и Бразилии), уитото (отд. племенные языки в Колумбии), тупи-гуарани (обшир-
ная группа языков Гайяны, Бразилии, Боливии, Аргентины, к к-рой принадлежит оси. язык Парагвая гуарани и тупи-памба, широко использовавшийся как осн. язык межплеменного и межнац. общения на вост, побережье Бразилии в 16— 17 вв. н. э.), же (макросемья, включающая ряд подгрупп индейских языков Бразилии). Иногда яномано-пано-таканские, аравакские, тупи-гуарани и нек-рые др. языки объединяют вместе в андо-экваториальную группу. Открытым остается вопрос о месте карибских языков (в Венесуэле и Гайяне), к-рые, по одному из вариантов америндской гипотезы, не входят в единую америндскую семью, разделение к-рой должно было относиться ко времени вскоре после заселения Америки осн. пришельцами. Нек-рые из чрезвычайно многочисл. языков юга и центра (отчасти и севера) Америки еще недостаточно исследованы, и их классификация не менее условна, чем классификация «папуасских» и «пнгмейских» языков Ст. Света. Ранее, выдвигая гипотезу о родстве между собой всех без исключения индейских языков Америки, М. Сводеш предположил, что все совр. Я. м. восходят к диалектам одной языковой семьи, существовавшей в Ст. Свете неск. десятков тысячелетий назад (согласно Сводешу, в то время существовали и др. семьи, исчезнувшие бесследно). Однако методы определеиия времени распада языковой семьи, введенные Сво-дешом и широко используемые в совр. лингвистике (см. Глоттохронология), не дают достоверных результатов применительно к периодам, превышающим 4—5 тысячелетий, и поэтому выводы Своде-ша (а до него А. Тромбетти) о моногенезе (едином происхождении) всех языков Америки и Ст. Света не являются надежными. Но вместе с тем исследования последних лет позволили объединить почти все известные ранее осн. семьи языков Ст. и Н. Света в относительно небольшое число макросемей, между к-рыми, в свою очередь, замечаются нек-рые связи. Поэтому допущение о единстве хотя бы значит. части известных нам Я. м. представляется более аргументированным, чем до осуществленных за последние годы выдающихся достижений в области генеалогия. классификации языков. Но окончательным выводам о ранней истории Я. м. поепятствует недостаточная изученность большого числа языков.
Можно предполагать, что значит, число языковых семей сохранилось лишь в отд. названиях мест и заимствованиях или исчезло бесследно; сохранившиеся памятники нек-рых древнейших языков (в частности, иероглифич. языка Крита) остаются нерасшифрованными. Нек-рые древнейшие культурные языки человечества (шумерский, этрусский) еще не нашли общепризнанного места в генеалогия. классификации языков, хотя и в этом отношении в последние годы достигнут целый ряд выдающихся успехов.
Классификация языков Америки, Африки, Юго-Вост. Азии, Н. Гвинеи и Океании во многом еще детально не разработана. Поэтому картина языковой истории человечества, рисуемая современной наукой, является весьма приблизительной. • Шор Р. О.. Чемоданов Н. С., Введение в языковедение, М.. 1945; Народы Африки, под ред. Д. А. Ольдерогге, И. И. Потехина. М., 1954; Иванов В. В.. Генеалогия, классификация языков и понятие языкового родства, М., 1954; Индейцы Америки. Этнография, сб., М., 1955; Народы Австралии и Океании. М., 1956; Реформатский А. А., Введение в яз-знание, 2 изд., М., 1960; Языки народов
СССР. т. 1-5, М., 1966-68: Иллич-Свитыч В. М., Опыт сравнения ностратич. языков, т. 1—2, М., 1971—76; Брук С. И., Этнодемографнч. ситуация в послевоенном мире, «Сов. этнография», 1976, №3; его ж е, Население мира. Этнодемографнч. справочник, 2 изд., М., 1986; Языки Азии и Африки, т. 1—3, М.. 1976—79; Яхонтов С. Е., Языки Вост, и Юго-Вост. Азии в IV—I тысячелетиях до в. э., в кн.: Ранняя этнич. история народов Вост. Азии, М., 1977; Кетский сб. III. Антропология, этнография, мифология, лингвистика, М., 1982; F । nc k F. N., DieSprachstammedes Erdkreises, 3 Aufl., Lpz., 1923; Schm i d t W., Die Sprach-familien und Sprachenkreise der Erde, Hdlb., 1926; Kieckers E., Die Sprachstamme der Erde, Hdlb., 1931; Gray L. H., Foundations of language, N. Y.. 1939; M i lewski T., Zarys jezykoznawstwa ogdlnego, cz. 2— Rozmieszczenie jezykdw, zesz. 1—2, Lublin — Krakow, 1948; Pei M. A., The world's chief languages, 3 ed., L., [1949]; H о rn-Ьи rg er L., Le langage et les langues, P., 1951; Holmer N. M., Further traces of Paleo-Eurasian, «International Anthropological and Linguistic Review», 1953, v. 1, >6 2—3; Greenberg J. H., Studies in African linguistic classification, New . Haven, 1955; его же, Historical linguistics and unwritten languages, в ки.: Anthropology today, Chi., 1953; его же, General classification of Central and South American languages, в кн.: Men and cultures. Selected papers of the Fifth international congress of anthropological and ethnological sciences, Phil.. 1960; его же, Languages of Africa, 2 ed., The Hague. 1966; его же, Language in the Americas, Stanford, 1987; Hamp E. P., Selected summary bibliography of language classifications. «Studies in Linguistics», 1960, v. 15, Me 1—2; Les langues du monde..., sous la direction de A. Meillet et M. Cohen, [nouv. id.], t. 1—2, P.. 1964; Bodmer F r., Die Sprachen der Welt, 3 Aufl., Koln — B„ 1964; Voegelin C. F.. V о e g e-1 i n F. M.. Languages of the world. «Anthropological Linguistics», 1965, № 6—7; H a-as M. R., Historical linguistics and the fenetic relationship of languages, The Hague, 969; GoddardR. H., Algonquian, Wiyot, and Yurok: proving a distant genetic relationship, Indo-European studies II, Camb. (Mass.), 1972; Gregersen E. A., Kongo-Saharen, «Journal of African Languages.», 1972, v. 11, fit 1; Comparative studies in Amerindian anguages, The Hague — P.. 1972; S w a-desh M., The origin and diversification of. language, L., 1972; его же, Tras le huella linguistics de la prehistoria, Mex., 1960; его же, Mapas de clasificacidn linguistica de Mexico у las Americas, Mex., 1959; О lily R., Jezyki Afryki, Warsz., 1974; Kohler O., Geschichte und Probleme der Glie-derung der Sprachen Afrikas, в кн.: Die Volker Afrikas und ihre traditionellen Kulturen, Tl 1, Wiesbaden, 1975; Benedict P. K., Austro-Thai and Austroasiatic. в кн.: Austroasiatic studies, Honolulu, 1976; его же, Vocalic transfer: a Southeast Asia areal feature, в кн.: Acta Orientalia, v. 40, Cph., 1979; Chafe W. L., The Caddoan, Iro-quian and Siouan languages. The Hague, 1976 (Trends in linguistics, v. 3); S a d о v s z-k у О. J.. Report on the state of the Uralo-Penutian research, в кн.: Ural-Altaische Jahrbiicher, Bd 48, Wiesbaden, 1976; Norman J.. T s u - 1 i n Mei. The austroasia-tics in Ancient South China. Some lexical evidence, Monumenta Serica. «Journal of Oriental Studies», 1978, v. 32 (1976); Levine R. D.. Haida and Na-Dene: a new look at the evidence, «International Journal of the American Linguistics», 1979, v. 45, Na 2: Mukarovsky H. G., Bantusprachen und Sudansprachen, «Afrika und Ubersee», 1979, Bd 62, H. 2.	Вяч. Вс. Иванов.
ЯЗЫКЙ НАРОДОВ СССР — языки, на к-рых говорят народы, живущие на территории СССР. В СССР представлено ок. 130 языков коренных народов страны, живущих в 15 союзных, 20 авт. республиках, 8 авт. областях и 10 авт. округах, и неск. десятков языков, осн.
ЯЗЫКИ 613
масса носителей к-рых имеет свою государственность за пределами СССР.
Языки сов. народов различаются по объему обществ, функций, происхождению, типологии, численности говорящих на каждом нз них, наличию и отсутствию письменности и письм. традиций, а также по графич. основам письменности. Наиболее развитым и распространенным в СССР языком является русский язык, офиц. язык СССР, выполняющий функции средства межнац. общения. Является одним из мировых языков.
По происхождению (генетич. родству) Я. н. СССР относятся к след, группам и семьям языков:
I.	ИНДОЕВРОПЕЙСКИЕ ЯЗЫКИ, к к-рым относятся: 1. Армянский язык; 2. Балтийские языки —латышский яз., литовский яз.; 3. Восточнославянские языки — белорусский яз., русский яз., украинский яз.; 4. Германские языки — идиш; 5. Иранские языки — белуджский яз., вост.-нран. языки Памира, курдский яз., осетинский яз., таджикский яз., та-лышский яз., татский яз., ягнобский яз.; памирские языки: шугнано-ру-шанская группа — бартаигский яз., оро-шорский яз., рушанский яз., шугнанский яз.; ваханский яз., ишкашимский яз., язгулямский яз.; 6. Новоиидийские языки — цыганский яз.; 7. Романские языки — молдавский яз.
II.	КАВКАЗСКИЕ (ИБЕРИЙСКО-КАВКАЗСКИЕ) ЯЗЫКИ, к к-рым относятся: 1. Абхазско-адыгские языки — абазинский яз., абхазский яз., адыгейский яз., кабардино-черкесский яз.; 2. Картвельские языки—грузинский яэ., эанский яз., сванский яз.; 3. Дагестанские языки — аварский яз.; андийские языки — андийский яз., ахвахский яэ., багвалинский яз. (или кванадинский), ботлихский яз., годоберинский яз., ка-ратинский яз., тиндинский яз., чамалинский яз.; даргинский яз., лакский яз.; лезгинские языки — агульский яз., арчинский яз., будухский яэ., крызский яз., лезгинский яз., рутульский яз., табасаранский яз., удинский яз., хиналугский яз., цахурский яз.; ц е з-ские языки — бежтинский (бежи-тинский, или капучинский) яз., гинух-ский яз., гунзибский (гунзальский, хун-зальский, нахадинский) яз., хваршин-ский яз., цезский яз.; 4. Нахские языки — бацбийский яз., ингушский яз., чеченский яз.
III.	КИТАЙСКО-ТИБЕТСКИЕ ЯЗЫКИ, к к-рым относится дунганский яз.
IV.	МОНГОЛЬСКИЕ ЯЗЫКИ, к к-рым относятся: бурятский яз., калмыцкий яз.
V.	ПАЛЕОАЗИАТСКИЕ ЯЗЫКИ, к к-рым относятся: чукотско-камчатская группа — алюторский яз., ительменский яз., керекский яз., корякский яз., чукотский яз.; э с к и-мосско - алеутская группа — алеутский яз., эскимосский яз.; изолированные палеоазиатские языки — кетский яз., нивхский яз., юкагирский яз.
VI.	САМОДИЙСКИЕ ЯЗЫКИ, к к-рым относятся: нганасанский яз., ненецкий яз., селькупский яз., энепкий яз.
VII.	ТУНГУСО-МАНЬЧЖУРСКИЕ ЯЗЫКИ, к к-рым относятся: нанайский яз., негидальский яз., орокский яз., орочский яз., удэгейский яз., ульчский яз., эвенкийский яз., эвенский яз.
VIII.	ТЮРКСКИЕ ЯЗЫКИ, к к-рым относятся: азербайджанский яз., алтай-
614 ЯЗЫКИ
ский яз., башкирский яз., гагаузский яз., долганский яз. (нек-рые ученые считают его диалектом), казахский яз., караимский яз., каракалпакский яз., карачаево-балкарский яз., киргизский яз., крымско-татарский яз., кумыкский яз., ногайский яз., татарский яз., тофаларский яз., тувинский яз., туркменский яз., узбекский яз., уйгурский (новоуйгурский) яз., хакасский яз., чувашский яз., шорский яз., якутский яз.
IX.	ФИННО-УГОРСКИЕ ЯЗЫКИ, к к-рым относятся: марийский яз., саамский яз.; мордовские языки — мокшанский яз., эрзянский яз.; обско-угорские языки — мансийский (вогульский) яз., хантыйский яз.; пермские языки — коми-зырянский яз., коми-пермяцкий яз., удмуртский яз.; прибалтийско-финские языки — вепсский яз., водский яз., ижорский яз., карельский яз., ливский яз., эстонский яз.
ЯЗЫКИ, ОСНОВНЫЕ НОСИТЕЛИ КОТОРЫХ ЖИВУТ ВНЕ ПРЕДЕЛОВ СССР. К ним относятся: ассирийский яз., болгарский яз., венгерский яз., греческий яз., корейский яз., монгольский яз., немецкий яз., персидский яз., польский яз., румынский яз., словацкий яз., турецкий яз., финский яз., цыганский яз., чешский яз. и нек-рые др.
После Окт. революции 1917 и образования СССР в генетич. взаимоотношениях родств. языков не произошло существ. изменений, за исключением ускоренных обществ, развитием процессов нивелировки, распада и постепенного отмирания территориальных диалектов и говоров (влияние лит. языков, хозяйств, строительства, обусловившего широкое развертывание процесса миграции населения в новые промышленные р-ны, и др.).
По типологии различаются агглютинативные (тюрк., эскимосско-алеут. и др.), агглютинативно-флективные (иберийско-кавк., отчасти финно-угор. и др.), флективные (вост.-слав. и нек-рые др.), инкорпорирующие (чукот-ско-камчат.) языки. Интенсивное взаимодействие Я. н. СССР не привело их к сколько-нибудь заметным типологич. изменениям. Внутр, закономерности развития языка, заимствование им отд. фонем, морфологич. и синтаксич. черт, обогащение словарного состава не обусловили трансформации структур языков в той степени, к-рая ведет к переходу языков из одной типологии в другую. Одиако приобретенные языками разных типов новые черты в условиях весьма интенсивного функционирования, развития и взаимодействия старописьм., младописьм. и бесписьм. языков имеют существ, значение для дальнейшего их развития: наблюдается трансформация старых, свойственных данному языку, и возникновение новых фонетич., морфологич., синтаксич. черт (превращение позиционного варианта фонемы [в] в самостоят. фонему [у] в калм. яз., адаптация, внедрение в языковую структуру нехарактерного для вайнахских и нек-рых др. языков сочетания согласных в начальной позиции в заимствованных словах, напр, «протокол», «пленум», «критика» и т. д., заимствование отд. фонем и др.; заимствование из рус. яз. модели словосочетания и аффиксов фамилий -ев//-ева и отчества -евич//-евна младописьм. языками, аффиксов глагольных времен и личного спряжения алеут, языком и др.); развитие лексико-семантич. и стилистич. систем.
Численность говорящих на каждом из Я. н. СССР колеблется в значит, пределах. Рус. яз. считают сво
им родным языком ок. 137,5 млн. чел. (перепись, 1979). Примерно на каждом из 50 языков говорит не более 30 тыс. чел. По данным переписей населения, наблюдается рост числа лиц, признающих родным язык своей национальности. Поэтому утверждения нек-рых зарубежных советологов и лингвистов об ассимиляции и русификации языков и народностей СССР лишены всякого основания.
По наличию и отсутствию письменности и письменных традиций Я. н. СССР подразделяются на старописьменные, младописьменные и бесписьменные. Кста-рописьмениым и младописьменным относится более 70 языков коренных народов СССР. Нек-рые малочисленные народности — носители бесписьм. языков (напр., бацбийцы) признали нецелесообразным создание письменности на их родных языках. Они пользуются лит. языками крупных народов, среди к-рых живут, и языком межнац. общения. Грузины и армяне пользуются своими оригинальными нац. письменностями; латыши, литовцы и эстонцы имеют письменность на основе лат. алфавита. Письменность многих языков народов СССР с 30-х гг. 20 в. основана на рус. (слав.) графике. Принято решение о переводе письменности молд. языка на лат. графику.
Сложность, многообразие языковой жизни сов. общества обусловлены прежде всего различиями в объеме обществ, функций языков, т. е. конкретного проявления коммуникативной функции языка в разных сферах деятельности носителей этого языка. Я. н. СССР различаются по совокупности их функций, иначе говоря, по объему, совокупности сфер применения. Напр., бесписьм. бацбийский яз. не употребляется в начальных, средних, высших учебных заведениях в качестве языка обучения; удм. яз. применяется как язык обучения в нач. школах, но не используется в этой роли в средних спец, и высших учебных заведениях, в сфере естеств. и технич. наук; укр. и белорус, языки впервые в сов. эпоху стали выполнять функции языка обучения в средних и высших учебных заведениях, в сфере обшеств., естеств. и технич. наук и т. д.; рус. яз. выполняет наиболее широкие социальные функции, в т. ч. функции языка межиац. общения, одного из мировых языков.
Закономерности развития Я. н. СССР проявляются прежде всего в социально обусловленном функциональном и вну-триструктурном их развитии. Наиболее важным в социальном отношении и характерным для сов. эпохи является развитие обшеств. функции Я. н. СССР. Так, фуикциоиально-стилистич. поливалентность груз, и арм. лит. языков за все века их существования ие проявлялась так всесторонне, как за годы сов. власти. Кирг. и ингуш, языки, как и одноаульный хиналуг. яз., в 1917 были бесписьменными и находились примерно на одном уровне функционального развития, употребляясь в сферах бытового общения, хозяйств, деятельности их носителей, а также в сфере духовной культуры, религии и т. д. Письменность на кирг. яз. была создана в 1924 вначале на основе араб., с 1926 — на основе лат., с 1940 — на основе рус. алфавита, на ингуш. яз.— после Окт. революции 1917 первоначально на основе араб., с 1923 — на основе лат., с 1938 — на основе рус. алфавита. К 1980 обществ, функции этих языков (особенно киргиз, яз.) достигли высокого уровня развития. Мн. языкв народов СССР, ранее бесписьменные,
стали применяться в сфере обучения в общеобразоват. школах, в средних спец, и высших учебных заведениях, в делопроизводстве и переписке, в радиовещании, на телевидении, на этих языках издается периодика, худож., науч, и общественно-полит. лит-ра, они обслуживают сферу искусства и культуры, в больших или меньших масштабах используются в об-щественно-полит., науч, жизни, в сфере обслуживания и т. д. Новые тенденции в функционировании и развитии Я. н. СССР порождены созиат. целенаправленным осуществлением языковой политики свободного применения языков в соответствии с жизненными потребностями их носителей. Статус гос. языков имеют большинство языков союзных республик.
Развитие социальных функций языков не могло не влиять на их внутр, структуру. Расширение обществ, функций оказывает неодинаковое влияние на разные уровни внутр, структуры языка. Значительно более сильным ойо оказывается в лексико-семантич. и стилистич. системах, чем в области звукового строя, морфологии и синтаксиса.
В лексико-семантич. системах осн. структурные типы лексич. единиц лит. языков не подвергались существ, изменениям. Однако в этих системах возникли новые лексич. пласты (преим. терминологические, напр. термины естеств. и обществ, наук в груз, яз.); во всех лит. языках образовался общий фонд общест-венно-полит. лексики («марксизму «материализму «коммунизму «совет*, «советский*, «социалистический*, «диктатура пролетариата», «интернационализм* и т. д.); значительно обогатился словарный состав лит. языков в соответствии с расширением сфер их применения, напр. в лит. языках народов союзных республик Ср. Азии появилось в сов. время по меньшей мере 150—200 тыс. новых слов — терминов, заимствованных или созданных на базе исконного фонда; сформировался относительно небольшой фонд новых типов лексич. единиц из заимствований и путем сочетания исконных н заимствованных элементов, напр. нехарактерные для нахских и адыг, языков (см. Нахские языки, Абхазско-адыгские языки) типы относит, прилагательных (ингуш, революциоини къовсам 'революционная борьба’, адыг, социали-стическз ’социалистический’ и т. д.).
Создание письменностей, расширение обществ, функций ранее бесписьм. языков, развитие на иих иац. культуры (худож. лит-ры, искусства на базе устного нар. творчества и т. д.) нривели к формированию и развитию в младописьм. лит. языках разных функцион. стилей, иапр. издание обществеино-по-лит. и публицистич. лит-ры, развитие периодич. печати и т. п. сформировали публицистич. стиль. Развитие обществ., гуманитарных, естеств. и технич. наук, обучение на младописьм. и старописьм. языках в школах и высших учебных заведениях обусловили возникновение науч. стиля. Введение делопроизводства, офиц. переписки и судопроизводства и др. создали необходимые условия для формирования официально-делового стиля. В языке худож. лит-ры стали развиваться жанры прозы, поэзии, драматургии. Социально обусловленные закономерности развития обществ, функций старописьм. и младописьм. языков и формирование функцион. стилей в этих языках зависят, т. о., от области применения этих языков, от характера устного н письм. использования лит. языка, от объема и
жанрового своеобразия систематически и в течение длит, времени издаваемой на нем лит-ры и др. причин.
Социально обусловленные закономерности функционирования, развития и взаимодействия Я. н. СССР, расширение их обществ, функций не привели к «ломке* их фонология, и грамматич. систем. Однако и в них возникают новые явления как результат взаимодействия языков, напр. заимствование из рус. яз. удм. языком фонем х, ф, ц; киргизским — фонем в, ф, х, ц, ч; кабардино-черкесским — форм относит, прилагательных «советскэ» ’советский’, «комму-нистическэ* ’коммунистический'; возникновение в груз. яз. под влиянием рус. яз. синтаксич. модели ра пирс? 'что это?’, вместо рогор пирс; возникновение новых типов сложноподчиненных предложений в тувин., бацбийском языках и т. д.
В условиях социалистич. строительства в Я. н. СССР происходил процесс отмирания т. наз. социальных жаргонов, арго разных групп ремесленников, декласси-ров. элементов. Социально обусловленные закономерности развития культурной и языковой жизни сов. общества в условиях общенар. грамотности исключают возможность возникновения процессов пиджинизации и креолизации языков (см. Пиджины).
Закономерности функционирования, развития и взаимодействия Я. и. СССР обусловлены прежде всего социальными причинами. Однако проблема влияния социальных функций Я. н. СССР на их внутр, структуру (напр., разнотипность в разные ист. периоды), общая теория социальных функций языков, вопросы о взаимовлиянии функцион. и внутрист-руктурного развития Я. н. СССР не разработаны еще в достаточной степени.
В сов. эпоху исследованы не только все Я. н. СССР, но и почти все их диалекты («Языки народов СССР», г. 1—5, 1966—68, и др. работы). Исследование языков сов. народов осуществлялось и осуществляется в разных аспектах: синхронном, историческом, сравнительно-историческом , сравнительно-сопоставительном, структурно-типологическом, историко-типологическом, совершенствуется анализ функционального и внутри-структуриого развития Я. н. СССР и др. Разрабатываются проблемы двуязычия, изучения и распространения рус. яз., создания и совершенствования письменностей, унификации терминологии, нормирования языков и культуры речи. В исследовании этих проблем сов. яз-знанием достигнуты значит, успехи (см. Советское языкознание).
• Дешериев Ю. Д., Развитие младописьменных языков народов СССР. М., 1958; его же. Закономерности развития и взаимодействия языков в сов. обществе, М., 1966; Мусаев К. М., Алфавиты языков народов СССР, М., 1965: Языки народов СССР, т. 1-5, М., 1966—68: Б i л о-д i д I. К., Розвиток мов сошалгстичних нашй СРСР, Кшв, 1967; Дешериев Ю. Д., Протчеико И. Ф., Развитие языков народов СССР в сов. эпоху, М., 1968; Закономерности развития лит. языков народов СССР в сов. эпоху, т. 1—4, М.. 1969—76; Исаев М. И., Сто тридцать равноправных, М., 1970; Развитие национально-рус. двуязычия. М., 1976; Рус. язык как средство межнац. общения, М., 1977; Численность и состав населения СССР, М., 1985 (ЦСУ СССР).	Ю. Д. Дешериев.
ЯЗЫКЙ ПРОГРАММИРОВАНИЯ (алгоритмические языки) — класс искусственных языков, предназначенных для обработки информации с помощью вычислительных машин. Тексты на Я. п. являются предписаниями по обработке
последовательностей символов (в частности, записей чисел); все тексты можно рассматривать как повелительные (предписывающие). По семантич. критериям выделяются след, уровни организации текста Я. п.: знаки алфавита, к-рые нс имеют самостоят. значения; имена (алфавитно-цифровые аналоги слов) — минимальные двусторонние единицы; выражения — комбинации имен, имеющие неповелит. значение; операторы — синтаксич. конструкции, отражающие определ. действие (т. е. повелит, значение); программы (семантически и синтаксически завершенная последовательность предписаний). Алфавит Я. п. обычно содержит лат. буквы, десятичные цифры и знаки препинания (разделители), в т. ч. разл. виды скобок. Алфавит Я. п., используемых в СССР, часто дополняется рус. буквами. Среди имен выделяются константы, именующие всегда один и тот же объект, напр. имя «пять» именует число 5, а имя PLUS — операцию сложения, другой вид имен — переменные (идентификаторы), к-рые могут именовать разл. объекты, напр. имя F может иметь значением число 5, функцию возведения числа в квадрат и т. п. В ы-ражения вЯ. п. примерно соответствуют словам или группам слов естеств. языков, значение выражения определено, если заданы значения входящих в него имен; напр., значением выражения F(X, 5) — 7 является число 8, если значением F является операция умножения чисел, а значением X — число 3. Операторы Я. п. соответствуют предложениям естеств. языков. Напр., оператор присваивания: А «- X—3, значение к-рого— ’сделать значением переменной А число, равное разности между значением X и числом 3'. П р о г р а м м ы Я. п. соответствуют текстам естеств. языков. Каждый оператор, входящий в программу, может при ее выполнении на ЭВМ выполняться необходимое (заранее неизвестное) число раз.
Характерная черта Я. п.— неопределенность границ между уровнями символов, слов, предложений и текста. При записи текстов и их вводе в ЭВМ это выражается, в частности, в том, что статус пробела близок к статусу др. символов. Напр., выражение GOTO может считаться одним символом, или одним словом, или словосочетанием.
Важной особенностью Я. п. является однозначность понимания текста. Как правило, они имеют точно описанные синтаксис и семантику. При описании Я. п. и их реализации на ЭВМ широко используются порождающие грамматики (как правило, контекстно-свободные). Перевод текстов на Я. п. в последовательность команд, к-рые непосредственно выполняются ЭВМ, осуществляется при помощи спец, программ-трансляторов.
Важной содержательной характеристикой Я. п. является его уровень. Более высокий уровень означает возможность задания элементарными составляющими языка более сложных предписаний. Повышение уровня состоит в усложнении элементарных объектов языка и операций над ними. Напр., объектами вместо чисел и символов становятся числовые матрицы и строки символов, операциями — умножение матриц, поиск вхождения слова в строке.
С т. зр. области применения Я. п. подразделяются на универсальные, дающие возможность задавать алгорит-
ЯЗЫКИ 615
мпч. предписания разных типов, и с п е-циализированные, предназначенные для относительно более узких целей: моделирования (напр., технология. процессов), автоматической обработки текста, управления к.-л. процессами и т. п. Важное место среди универсальных и специализиров. Я. п. занимают д налоговые Я. п., содержащие развитые средства общения ЭВМ и пользователя.
Прототипами Я. п. были формальные языки описания вычислимых функций и языки абстрактных вычислит, устройств. Первыми Я. п. для ЭВМ были языки машинных команд, возникшие одновременно с созданием средств вычислит. техники в нач. 50-х гг. 20 в. Развитие Я. п. шло по пути повышения их уровня, упрощения процесса общения человека и машины, повышения эффективности программирования. К нач. 70-х гг. общее число Я. п. составляло ок. 1 тыс. Наиболее широко используются Я. п. высокого уровня: фортран, кобол, ПЛ/I, алгол, бейсик, паскаль. Из Я. п. т. наз. низкого уровня распространен язык ассемблера. При решении задач, связанных с естеств. языками, задач искусств, интеллекта и т. п. наиболее распространен язык лисп иЯ.п., созданные на его основе, а также пролог. В области школьного образования широкое распространение получил язык лого. • Кри и и ц к и й Н. Л., Миронов Г. Л.. Фролов Г. Д-. Программирование и алгоритмич. языки. М.. 1975; Пратт Т., Языки программирования: разработка и реализация, М.. 1979; Йенсен К., Вирт И., Паскаль: руководство для пользователя и описание языка, пер. с англ.. М., 1982; Джермейн К. Б.. Программирование на IBM/360, пер. с аигл., [2 изд.], М-, 1983.	Л. Л. Семенов.
ЯЗЫКОВАЯ ПОЛ ЙТИ КА — совокупность идеологических принципов и практических мероприятий по решению языковых проблем в социуме, государстве. Особой сложностью отличается Я. п. в многоиац. гос-ве, т. к. в этом случае она должна учитывать такие факторы, как многоязычие, своеобразие нац. состава и межиац. отношений, роль отд. языков и их носителей в обществ, жизни. Идеология, принципы и практич. мероприятия в области Я. п. взаимозависимы и неразделимы, а поскольку Я. п. является составной частью нац. политики, она в осн. чертах зависит от общих принципов последней. Примером демократия, реализации Я. п. в многонац. гос-ве является ленинская нац. и языковая политика.
Я. п. связана с сознат. воздействием общества на язык, и с этой т. зр. она представляет собой концентрированное выражение методологич. и социальных основ, определяющих идеология, и практич. отношение той или иной гос.-полит, системы к функционированию, развитию л взаимодействию языков, к их роли в жизни народа или народов. В центре внимания Я. п. находятся наиболее крупные нац.-языковые проблемы широкого социального и идеология, значения; далеко не все частные изменения и реформы (напр., нек-рые изменеиня в орфографии, мероприятия, направленные на повышение культуры речи, и т. п.) могут быть правомерно отнесены к сфере се действия.
Я. п. оказывает влияние прежде всего на лексико-семаитич. систему, особенно на обществ.-полит, лексику, а также иа стилистич. дифференциацию литера-
616 ЯЗЫКОВАЯ
турного языка, на диал. члеиение языка и стирание диал. различий, иа проводимые гос-вом орфография, реформы.
В соответствии с идеология, целями определ. классов в области культуры Я. п. может быть перспективной (в сов. науч, лит-ре такая политика называется языковым строительством; в зап.-европ. и амер, лит-ре употребляется термин «языковое планирование») и ретроспективной (культура языка или речи). В со-циалистич. обществе первостепенное значение приобретает решение таких задач, как практич, осуществление равноправия наций, народностей и их языков, создание нац. государственности, обслуживаемой нац. языком, развитие нац. культуры на базе родного языка и соответственно обеспечение необходимых условий для этого: создаиие алфавитов для ранее бесписьм. языков, обучение на родном языке, организация развития науки и культуры на иац. языках, широкое применение родных языков в сферах массовой коммуникации (печать, радиовещание, телевидение, кино), а также в офиц. переписке и делопроизводстве.
Я. п. в СССР опирается на положение В. И. Ленина о том, что «без условным требованием марксистской теории при разработке какого бы го ни было социального вопроса является постановка его в определенные исторические рамки, а затем, если речь идет об одной стране (например, о национальной программе для данной страны), учет конкретных особенностей, отличающих эту страну от других в пределах одной и той же исторической эпохи» (Поли. собр. соч., т. 25, с. 263— 264). Ленинская иац. политика с первых лет Сов. власти была положена в основу языкового строительства в СССР — многонац. гос-ве, многие из народоа к-рого до Окт. революции 1917 не имели возможности нормально развивать и использовать свои языки, в наибольшей степени — те народы, у к-рых не было собств. письменности.
Равенство граждан СССР перед законом независимо от их национальности и языка утверждено в Конституции СССР и конституциях союзных республик; одним из конституционных прав является право на обучение в школе иа родном языке. Важнейшие достижения Я. п. в СССР — науч, разработка и введение в практику новых, соответствующих фонетич. строю языков алфавитов для мн. народов, создание таких алфавитов для ранее бесписьм. народов; быстрое и разностороннее развитие младописьм. лит. языков; высокий уровень обществ, функций языков (см. Языки народов СССР). Процессы дальнейшего развития языков иитеисивио продолжаются; усиливается роль и значение нац. языков союзных и авт. республик, многие из них стали гос. языками; рус. яз. функционирует как язык межиац. общения и как офиц. язык в СССР. Является одним из мировых языков (см. Международные языки).
Проявлением Я. п. в феод, эпоху было навязывание языка завоевателей покоренным ими народам (ср. распространение в ср. века араб, или перс. яз. в иноязычных регионах). Для Я. п., основанной на оурж. идеологии, в разные ист. периоды свойственна практика исключения из сферы внимания гос-ва диалектов и языков нац. меньшинств, что приводит к вымиранию этих языков и диалектов, практика огранич. использования языков малых народов, политика т. наз. языковой лояльности лишь по отношению к языку иац. большинства, политика «вестернизации» (ориентация
развивающихся стран на языки бывшая колон, держав, преим. расширение сферы их применения), пренебрежит. отношение к языкам и культурам угнетенных народов.
Амер, социолингвисты применительно к США предпочитают говорить ие о языковом плюрализме, а именно о языковой лояльности; подобная Я. п., создавая иллюзию свободы любого подхода к вопросу о роли языка в жизни его носителей, в развитии нац. культуры, в обществ.-полит, жизни народа, на деле освобождает гос-во от экономия., социальных, полит., моральных забот о языках зависимых народов и обусловливает недооценку гос-вом языков нац. меньшинств, их роли и значения в жизни их носителей, отказ от содействия их развитию, расширению их социальных функций. • Дешер и ев Ю. Д.. Сов. методология, теория и практика планирования и прогнозирования языкового развития. М., 1970; его же, Социальная лингвистика. К основам общей теории. М., 1977; Никольский Л. Б.. Синхронная социолингвистика. -М., 1976; его же. Язык в политике и идеологии стран зарубежного Востока, М.. 1986; Швейцер А. Д., Совр. социолингвистика. М., 1977; Языковая политика в афро-азиат, странах, М., 1977; Язык и идеология, К.. 1981; Совр. идеология, борьба и проблемы языка, М., 1984; Fishman J. А. [а. о.]. Language loyalty in the United States. The Hague — [a. o.J. 1966; Sprache und Ideologic, hrsg. von W. Schmidt, Halle (Saale). 1972.
Ю. Д. Дешериев.
ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ — совокупность форм существования (а также стилей) одного языка или совокупность языков в их территориально-социальном взаимоотношении и функциональном взаимодействии в границах определенных географических регионов или административно-политических образований. Я. с.— одно из осн. понятий и предмет изучения в социолингвистике. Разнообразные Я. с. описываются посредством разл. призиаков — количественных, качественных и оценочных (эстимациои-ных), на основе к-рых можно строить типологию Я. с. Количественные признаки: 1) число идиомов в данной Я. с., к-рые являются ее компонентами; 2) число говорящих на каждом из идиомов в отношении к общему числу населения исследуемого ареала (этот показатель — демография, мощность идиомов); 3) число коммуникативных сфер, обслуживаемых каждым идиомом, в отношении к общему числу таких сфер (этот показатель — коммуникативная мощность идиомов); 4) число функционально доминирующих идиомов. По общему числу идиомов в составе Я. с. различаются монокомпонентиые (включающие один идиом) и пол и компонентные (включающие неск. идиомов) Я. с. Моноком понентные Я. с. крайне редки (напр., в Исландии, где единств, язык представлен одной формой существования); обычно языки существуют в территориальных и социальных разновидностях, что создает поликомпонентные Я. с. Признаки демография, и коммуникативной мощности могут быть присущи идиомам в одинаковой пли в разной степени, что образует параметр «равномощные — разномощные идиомы» (особенно важна коммуникативная мощность); по этому параметру Я. с. разделяются на равновесные (обладающие равномощными идиомами) и неравновесные (обладающие разномощными идиомами). Напр., Я. с. в Бельгии — равновесная (франц, и нидерл. языки), в странах Зап. Африки — неравновесная
(местные языки преобладают по демографии. мощности, но уступают европейским по коммуникативной мощности). В неравновесных Я. с. отд. идиомы могут быть функционально доминирующими, и по числу таких идиомов различаются Я. с. однополюсные (с одним доминирующим идиомом) и миогополюсные (с неск. доминирующими идиомами). Напр., в Сенегале — однополюсная Я. с. (доминирующий язык — волоф), в Нигерии — многополюсиая (доминирующие языки — хауса, йоруба, игбо).
Качественные признаки Я. с.: 1) лингвистич. характер входящих в Я. с. идиомов — разновидности одного языка или разные языки; 2) структурно-генетич. отношения между идиомами— сходные, родственные (родство имеется в виду достаточно близкое), несходные, неродственные; 3) функциональная равнозначность — неравнозначность идиомов; 4) характер доминирующего в гос. масштабе идиома (металекта) — местный нли «импортированный». По 1-му признаку различаются одноязычные и многоязычные Я. с.; для многоязычных Я. с. существенно подразделение по 2-му признаку на гомогенные и гомоморфные (родственные и типологически сходные) или гетерогенные и гетероморфные (неродственные и типологически несходные). Ввиду независимости этих параметров возможны типы Я. с., демонстрирующие все возможные комбинации указ, характеристик: гомогенная и гомоморфная (напр., Я. с. в Чехословакии — чеш. и словац. языки), гомогенная н гетероморфная (напр., Я. с. в Швейцарии), гетерогенная и гомоморфная (напр., Я. с. на Балканах, см. Балканский языковой союз), гетерогенная и гетероморфная (напр., в Финляндии — фии. и швед, языки). По 3-му признаку, связанному с офиц. коммуникативным статусом идиомов, различаются гармония. Я. с. (идиомы обладают равным статусом, напр. в Бельгии) и дисгармония. Я. с. (идиомы обладают разным статусом, напр. во мн. странах Зап. Африки); при этом, однако, юридич. равноправие языков может сочетаться с фактич. преобладанием одного из них (иапр., в Канаде англ. яз. по сравнению с франц, яз.). По 4-му признаку различаются эндоглоссиые Я. с. (металект — одни из местных языков, напр. суахили в Танзании) и экзоглоссные Я. с. (мега-лект — иностр, яз., напр. франц, яз. в Мали, англ. яз. в Гане).
Оценочные признаки касаются внеш, и внутр, оценки идиомов (т. е. оценки языка носителями др. языков и исконными носителями в плане его коммуникативной пригодности, эстетичности, культурной престижности и т. д.). Совокупность внутр, оценок определяет степень т. наз. «языковой лояльности» данного языкового коллектива, т. е. степень его приверженности к родному языку. В связи с возможным наличием в Я. с. диглоссии различаются диглоссные и недиглоссиые Я. с. (напр., диглоссиая Я. с.— в странах Магриба, недпглос-сные — в сов. республиках, где функционально сосуществуют нац. и рус. языки). Изучение Я. с.— необходимая предпосылка выбора рациональной языковой политики.
Существует также более узкое понятие Я. с., коррелирующее с понятием языкового состояния как совокупности варьирований языка (компоненты состояния: функциональные стили, формы существования и формы реализации). В этом случае Я. с.— прост
ранственное и социальное взаимодействие разных языков или разных компонентов состояния одного языка.
• Степанов Г. В., Типология языковых состояний и ситуаций в странах ром. речи, М.. 1976: Никольский Л. Б., Синхронная социолингвистика. М., 1976; Швейцер А. Д., Совр. социолингвистика. Теория, проблемы, методы. М., 1977; Виноградов В. А., Коваль А. И., Порхомовский В. Я., Социолииг-вистич. типология. Зап. Африка, М., 1984; см. также лит. при ст. Социолингвистика.
В. Л. Виноградов. ЯЗЫКОВАЯ СПОСОБНОСТЬ — одно из ключевых понятий психолингвистики; многоуровневая иерархически организованная функциональная система, формирующаяся в психике носителя языка в процессе онтогенетического развития; понятие, введенное в советской психолингвистической школе А. А. Леонтьевым и восходящее к идее Л. В. Щербы о «психофизиологической речевой организации индивида» как «системе потенциальных языковых представлений». Существует две осн. точки зрения на природу Я. с.: согласно одной из них, Я. с. заложена биологически к развивается по мере развития ребенка (в основном амер, психолингвистика), и напротив, согласно другой — Я. с. есть социальное по сути образование, формирующееся в процессе развития деятельности общения (позиция сов. психолингвистики, опирающаяся на многочисл. экспериментальные исследования и марксистско-ленинскую методологию).
В Я. с. различаются элементы и уровни. Элементы — это отраженные и обобщенные созиаиием элементы системы языка. Отражением семантич. отношений в языке служат прескрипторные правила (т. е. правила, предписывающие говорящему то нли иное употребление и сочетание элементов), к-рыми связаны элементы Я. с. Эти правила имеют скрытый, неосознаваемый психолингвистич. характер. Уровни Я. с.— связанные прескрипторными правилами функциональные подсистемы элементов. Есть основания полагать, что уровни Я. с. соответствуют уровням системы языка: можно выделить фонетич., лексич., грамматич'. уровни, в т. ч. словообразоват. подуровень, синтаксич. уровень. При изучении строения и функционирования Я. с. исследуется способ репрезентации системы языка в Я. с., прескрипторные правила выбора элементов, устройство уровней Я. с., что дает возможность полнее представить психолингвистич. механизмы речевой деятельности, функционирование системы языка в речевом общении.
• Леонтьев А. А., Психофизиология. механизмы речи, в кн.: Общее яз-знание. Формы существования, функции, история языка, М., 1970; Шахнарович А. М., Лен де л Ж., «Естественное» и «социальное» в языковой способности человека. Изв. АН СССР, сер. ЛиЯ, 1978, т. 37. № 3.
А. М. Шахнарович. ЯЗЫКОВбГО СУЩЕСТВОВАНИЯ ШКОЛА — см. Японистика. ЯЗЫКОВОЙ СОЮЗ — особый тип ареально-исторической общности языков, характеризующийся определенным количеством сходных структурных и материальных признаков, приобретенных в результате длительного и интенсивного контактного и конвергентного развития в пределах единого географического пространства. Идея Я. с. содержится в трудах И. А. Бодуэна де Куртеиз. Понятие и термин «Я. с.» впервые сформулировал в ст. «Вавилонская башня и смешение языков» (1923) Н. С. Трубецкой, к-рый предложил различать языковую семью
и Я. с. Согласно Трубецкому, Я. с.— это группа языков, обнаруживающих существенное сходство в синтаксисе, морфологии, иногда — внешнее сходство в фонетике и обладающих общим фондом культурных слов, но не связанных системой звуковых соответствий н исконной элементарной лексикой. Примером Я. с. является балканский языковой союз.
Теория Я. с. получила дальнейшее развитие применительно к др. ареалам контактирования языков. Я. с. как особая ареальная общность языков характеризуется совокупностью сходных структурных и материальных признаков на разных уровнях языковой системы — синтаксиса, морфологии, фонетики, синтаксич. стилистики, а также общностью в лексике и фразеологии. Комплексность разноуровневых языковых характеристик в контактирующих языках есть оси. критерий для постулирования Я. с. Наибольшей степени конвергенции подвержен синтаксис взаимодействующих языков. В балканском Я. с., напр., выделяется ок. 20 синтаксич. балканизмов — элементарных синтаксич. конструкций. Менее других поддается конвергенции в рамках Я. с. фонетич. уровень.
К Я. с. относятся помимо балканского поволжский (волго-камский) Я. с., объединяющий финно-угор. языки марийский и удмуртский, тюркские — башкирский, татарский, чувашский, и центр,-азиатский (гималайский) Я. с., в состав к-рого входят языки Центр. Азии разл. семей и групп: иранской, индоарийской, дравидийской, тибетско-китайской.
Конститутивными признаками поволжского Я. с. служат: в синтаксисе — способы построения прямой речи и важная роль деепричастных оборотов с формантом -ганда, в морфологии — сходство в системе времен, в образовании сослагат. наклонения, в употреблении выделит, частиц, использовании притяжат. суффикса З го л. ед. ч. в функции определ. артикля, в фонетике — появление редукции гласных. Для языков центр.-азиат. Я. с. общими являются усложненность консонантизма, наличие тона, объединение основ местоимений 1-го и 2-го л. мн. ч., консервация местоименных клитик, использование эргативных конструкций и двадцатеричной системы счета. Согласно новейшим исследованиям, развитие языков по типу Я. с. имеет место в нек-рых регионах Юго-Восг. Азии, Африки и Океании.
Предпринимались попытки постулирования Я. с. на основе общих признаков лишь на одном языковом уровне. Идея «кавказского фонологического союза» была высказана Трубецким; позже Р. О. Якобсон выдвинул и подробно развил положение о т. наз. евразийском Я. с., представлявшем собой построение одноуровневой структурной общности, основанное на миним. типологич. схождениях в фонологии большого числа языков Европы и Азин — одиотоновой просодике и мягкостной корреляции согласных фонем. Подобные построения, ие принимающие во внимание непосредств. ареальное взаимодействие языков, должны рассматриваться как чисто типологические и не могут служить основанием для постулирования Я. с.
На основе схождения на одном: фоне-тико-фонологич. уровне был первоначально выделен и центр.-азиат. Я. с. (В. Н. Топоров). Правомерность обоснования данной ареальной общности поз-
ЯЗЫКОВОЙ 617
же была подкреплена выявленными схождениями и на др. уровнях языковой структуры.
Я. с. в собств. смысле слова иногда называют интенсивными, тогда как одноуровневые структурные общности, подобные «евразийскому Я. с.»,— экстенсивными (Г. Бирнбаум). Общие признаки, объединяющие языки в Я. с. на многих уровнях, определяются как изоглоссы конвергенции, тогда как общие одноуровневые признаки — как структурно-типологич. сходства. Установление границ Я. с. осуществляется с помощью выявления изоглосс конвергенции. Определяющей тенденцией конвергентного развития по типу Я. с. становится упрощение грамматич. средств, явление т. наз. аграмматизма.
В аспекте речевого общения Я. с. представляет собой коммуникативную модель особого рода, где распределение по принципу похожести / непохожести в составляющих Я. с. языках вызвано к жизни потребностями постоянной коммуникации в условиях равнопрестижного дву- и многоязычия. Формирование Я. с.— это длит. ист. процесс многообразного языкового взаимодействия. Важную роль в его становлении играет сложный комплекс виутр. и внеш, факторов развития взаимодействующих языков, в т. ч. генетич. принадлежность контактирующих языков, этнокультурные и социальные условия их развития, воздействие глубинных (субстрат') и поверхностных (адстрат) катализаторов развития.
Я. с. является сложным лингвистич. объектом, исследуемым приемами ист., ареального и структурно-типологич. яз-знания. В изучение проблемы значит, вклад внесли Бодуэн де Куртенэ, Трубецкой, позднее — Якобсон, Бирнбаум, В. Скаличка, В. Георгиев и сов. языковеды А. В. Десницкая, Б. А. Серебренников, Топоров, Т. В. Цивьян, Г. В. Церетели, Т. С. Шарадзенидзе, Д. И. Эдельман.
• Трубецкой Н. С., Вавилонская башня и смешение языков, в кн.: Евразий-ский времениик, т. 3, Берлин, 1923; Якоб-сои Р.. К. характеристике евразийского языкового союза, в его кн.: Selected writings. Л. Phonological studies, ’s-Gravenhague. 1962; Топоров В. Н., Неск. замечаний к фонология, характеристике центр, азиат, языкового союза, в кн.; Sumbolae linguisticae in bonorem Georgii Kurytowicz, Wroclaw — Warsz.— Krakdw, 1965; Серебренников Б. А.. О нек-рых отличит, признаках волгокамского языкового союза, в кн.: Языковые контакты в Башкирии. Уфа, 1972; Эдельман Д. И., К теории языкового союза, ВЯ, 1978, № 3; Цивьян Т. В., Синтаксич. структура балкан. языкового союза. М.. 1979; Нерознак В. П.. Языковые союзы, в кн.: Лингвистич. типология. М.. 1985.	3. П. Нерознак.
ЯЗЫКОЗНАНИЕ (языковедение, лингвистика) — наука о естественном человеческом языке вообще и о всех языках мира как индивидуальных его представителях.
Место Я. среди других наук. Я. н социальные науки. Поскольку язык является важнейшим средством коммуникации в обществе (см. Язык и общество) и тесно связан с мышлением и сознанием (см. Язык и мышление, Маркс К., Энгельс Ф. о языке, Ленин В. И. о языке), Я. входит (в качестве одной из центр, наук) в круг гуманитарных (социальных) науч, дисциплин, исследующих человека и человеческое общество. Из этих наук с Я. теснее всего
618 ЯЗЫКОЗНАНИЕ
связана этнография и ее разл. области, разрабатывающие, в частности, общие принципы функционирования языка в обществах разных типов, в т. ч. и в архаичных, или «первобытных», коллективах (напр., проблемы табу, эвфемизмов, в теории номинации — наименований, связанных с характеристиками архаичного сознания, и т. д.). Я. как наука о языковом общении все ближе связывается с совр. социологией (см. Философские проблемы языкознания, Социолингвистика, Социологическое направление). Разные виды коммуникации в обществе исследуются Я., теорией коммуникации, культурной антрополог и-е й (изучающей коммуникацию посредством любых сообщений, не только и не столько языковых и знаковых) и семиотикой. Естеств. язык — наиболее важная (и лучше всего изученная) знаковая система, поэтому Я. часто рассматривается как важнейшая из семиотич. дисциплин. Среди них Я. оказывается центр, наукой, поскольку язык служит средством для построения целого ряда текстов (в частности, в худож. лит-ре) и «надъязыковых» систем (семиотич. моделей мира), изучаемых семиотич. дисциплинами. Для исследования языковых текстов, служащих знаковым задачам «надъязыковых» систем (мифологии, ритуала, религии, философии и т. п.), соотв. иауч. дисциплины обращаются за помощью к Я. н к ряду науч, дисциплин, пограничных с Я.,— к филологии, исследующей тексты, герменевтике, занимаюшейся пониманием текстов, и т. д. Но вместе с тем решение каждой из таких задач должно специально исследоваться и в Я., т. к. любая новая социальная функция языка существенно влияет иа нек-рые его уровни. Необходимым оказывается возникновение промежуточных дисциплин, соприкасающихся с Я., таких, как лингвистич. поэтика, во мн. отношениях сближающаяся с лингвистикой текста, исследующей языковые законы построения текстов, в т. ч. и художественных (см. Язык художественной литературы).
Соотношение между Я. и др. науками можно исследовать в зависимости от характера знаковой (или незнаковой) природы предмета каждой из этих наук. Теснее всего с Я. из семиотич. дисциплин сближается грамматология — наука о письме (поскольку есть виды письма, лишь косвенно связанные с языком, грамматология в целом не входит в Я.). Кинесика (см. также Жестов языки) соприкасается с Я., в особенности на уровне семантики (как и раздел грамматологии, исследующий ие^глифику).
Ключевая роль Я. для мн. смежных гуманитарных наук делает выводы Я. важными для всего гуманитарного знания в целом. Ист. Я. по своим методам сближается с историей н др. науками, исследующими изменение во времени социальных структур, развитие к-рых в ряде случаев определяет и пути языковой эволюции, и развитие культуры, лит-ры, искусства и др. Одной из важнейших проблем является выяснение того, в какой мере развитие одного из этих рядов эволюционирующих явлений причинно влияет на эволюцию другого ряда. Ист. Я. соотносится с большим числом ист. дисциплин, на выводы к-рых оно опирается.
Многообразие функций языка в обществе и тесный характер его связи с мышлением и с психич. деятельностью человека делает весьма гибким взаимодействие Я. с соответствующими социальными и психологич. науками. Особенно тесны
связи Я. с психологией, уже в 19 в. вызвавшие вторжение психологич. методов и идей в Я. (см. Психологическое направление). В 50-х гг. 20 в. образовалась новая пограничная с Я. наука — психолингвистика. Развитие идей порождающей грамматики привело к ее ор-ганич. слиянию с когнитивной психологией и к постепенному включению Я. в круг фундаментальных когнитивных наук и их приложений, объединяемых общим термином «искусственный интеллект». Считавшиеся общими для Я. и психологии вопросы соотнесения языка и мышления иитенсивно изучаются совр. логикой, философией языка и одновременно составляют содержание лингвистич. семантики.
Я. и естественные науки. Я. и математика. Связи Я. не только с социальными науками и науками о человеке, но и с естеств. науками наметились еще в 19 в. Нек-рые предложенные еще А. Шлейхером аналогии между сравнительно-историческим языкознанием и дарвиновской теорией эволюции нашли поддержку в совр. науке. Дешифровка генетич. кода во многом основывалась на усвоении биологами опыта Я. и на типологич. аналогиях со структурой естеств. языка, к-рые продолжают изучаться и генетиками, и лингвистами. Методы сравнит.-ист. реконструкции пра-форм и определения времени расхождения между потомками одного праязыка в Я. оказались аналогичны сходным процедурам в молекулярной теории эволюции (определение белка — исходного источника для сопоставимых белков в разных организмах, установление времени разделения организмов в ходе эволюции). Контакт Я. с биологией осуществляется также при исследовании возможного наследств. характера оси. языковых способностей человека, что связано и с проблематикой глоттогенеза, и с разработкой идеи моногенеза языка. Более четко определился статус нейролингвистики, изучающей на основании лингвистич. данных функции и зоны центр, нервной системы, связанные в норме и патологии с языком. На границе Я. и психиатрии находится исследование особенностей речи при разных видах психич. расстройств. При психоанализе сосредоточивается внимание на бессозиат. речевых ошибках и на неосознаваемом содержании монолога пациента, произносимого в присутствии врача. И. А. Бодуэн де Куртенэ, Э. Сепир, М. М. Бахтин, Р. О. Якобсон, Э. Бенвенист, исследуя связь науки о бессознательном с Я., отметили, что разные уровни языка в разной мере «автоматизированы» и ие осознаются говорящими. По мере развития нейролингвистики ставится вопрос о соотнесении разных частей теории языка с характеристиками работы соответствующих зон центр, нервной системы человека. Для' понимания особенностей физиологии человека именно язык играет особенно важную роль, что постепенно начинает учитываться и в теоретич. работах по психофизиологии, и в медицинских (психотерапевтич.) приложениях, имеющих аналоги в нар. медицине (заговорные тексты и т. п.).
Совр. инструментальные методы экспериментальной фонетики связаны с применением разл. приборов, гл. обр. электроакустических (спектрографы, интоно-графы и т. п.), а также регистрирующих движения органов речи (артикуляцию). Фонетика поэтому особенно тесно связана с физикой и физиологией. Технич. задачи, связанные с увеличением эффективного использования каналов пе«
редачи речевой информации и с устным общением с ЭВМ и роботами, представляют собой практически наиболее важные области прикладного Я. (см. Прикладная лингвистика'), где проводится исследование речи и вычисление ее статистич. характеристик методами матем. теории информации, разработанной акад. А. Н. Колмогоровым и амер, математиком К. Шенноном. Связь Я. с теорией информации, стимул для изучения к-рой дали технич. приложения Я., вместе с тем приводит к четкой формулировке существенных проблем, связанных с характером акта общения и с социальными функциями языка.
За свойственным нек-рым направлениям Я. 1-й пол. 20 в. сосредоточением только на изучении языка как «предмета в самом себе» с сер. 20 в. следует сближение Я. с физико-матем. науками, в частности с математикой; возникает особая область математики — математическая лингвистика, включающая матем. формальную (алгебраич.) теорию грамматик и статистич. теорию языка (использующую методы матем. статистики, теории вероятностей и теории информации). Методы матем. логики применяются для формального описания категорий естеств. языков. Я. оказалось той гуманитарной наукой, к-рая, не порывая связей с др. науками о человеке и его культуре, первой решительно стала использовать не только инструментальные методы наблюдения (в фонетике) и экспериментальные приемы (в психолингвистике), но и систематически применять матем. способы (в т. ч. и ЭВМ) для получения и записи своих выводов. Быстро развивается вычислительная лингвистика, цель к-рой — создание сложных систем обслуживания ЭВМ посредством языка, делающих возможным прямой разговор человека с ЭВМ, автоматич. переработку, запоминание, поиск и вывод информации в речевой форме и т. п. (иногда часть этих задач объединяют термином «инженерная лингвистика»). Существенна роль языка и Я. для компьютерной революции (в особенности в связи с появлением к сер. 80-х гг. персональных и др. компьютеров, способных вести диалог с «потребителем» на естеств. языке), что приводит к дальнейшему стимулированию роста именно тех областей Я., к-рые особенно важны для этих новейших практич. приложений. Мн. традиционные области Я. существенно изменяют методику исследования благодаря возможности использовать в них ЭВМ: становится возможным построение программ, реконструирующих разные альтернативные варианты фонологич. и грамматич. уровней праязыков, машинное определение времени разделения родств. языков методом лекси-костатистики, составление - машинных словарей для обширных корпусов древних письм. текстов и проведение на ЭВМ вспомогат. работ для дешифровки древних письменностей, запись в памяти машины полного грамматич. словаря конкретного языка и т. п. Характер применения этих вычислит, методов сближает вычислит. Я. с такими науками, как экспериментальная физика, где проверка определ. матем. моделей осуществляется путем обработки на ЭВМ соотв. экспериментального материала. Описание мира и его фрагментов в физике и др. естеств. науках использует естеств. язык; им в какой-то мере продолжают пользоваться и после выработки на его основе специального матем. языка; свойства естеств. языка сохраняют свое значение для этих
наук н до настоящего времени. Поэтому необходимость учета особенностей естеств. языка и достижений Я. признаются крупнейшими представителями физики и др. естеств. наук.
Принципы членения Я. иа разделы и состав Я. Эмпирически сложившиеся разделы Я., частично пересекающиеся и уже потому не образующие логически единой системы, можно представить как соотносящиеся друг с другом по нек-рым разл. параметрам.
Общее Я. и частные науки о языке. Различаются наиболее общие и частные разделы Я. Один нз крупных разделов Я.— т. иаз. общее Я.— занимается свойствами, присущими любому языку, и отличается от используемых им частных языковедч. дисциплин, к-рые выделяются в Я. по своему предмету — либо по отд. языку (напр., рус. яз.— русистика, япон. яз.— японистика, и т. п.), либо по группе родств. языков (напр., романистика, изучающая ром. языки, тюркология, изучающая тюрк, языки, и т. п.), либо по география, области, внутри к-рой группируются ареально и/или типологически близкие языки (напр., балканистика, кавказоведение и т. п.). Общее Я. устанавливает общие (или статистически преобладающие) черты всех языков как эмпирически — индуктивно, с помощью типологии, так и дедуктивно, исследуя общие (значимые для всех коллективов людей) закономерности функционирования языка (см. Универсалии, Функции языка), особенности любого речевого акта и текста и т. п.
С 50-х гг. 20 в. развивается область общего Я., к-рая занимается выделением структуры и языка самой лингвистич. теории, называемой в широком смысле слова метатеорией Я. (в более узком смысле под метатеорией понимается часть общего Я., занятая сравнит, оценкой разных типов лингвистич. теорий).
Общее Я. различает также разделы Я. в зависимости от членения самого языка на уровни (см. Уровни языка) и от ориентации данного раздела на ту или иную сторону языкового знака (слова) и текста (высказывания). Те разделы Я., к-рые преим. занимаются структурой означающих н означаемых и в меньшей степени теми неязыковыми явлениями, с к-рыми соотнесены знаки языка, называют иногда термином «внутреннее Я.», или «внутренняя лингвистика», в отличие от т. наз. «внешнего Я.», или «внешней лингвистики». Но поскольку язык как социальное явление описывает нек-рые внеязыковые события, деление на «внутреннее Я.» н «внешнее Я.» всегда условно и носит скорее количеств, характер (одни разделы носят более внутр, характер, другие — более внешний).
Разграничиваются области Я., связанные прежде всего с означающей стороной единиц Я., необходимой для того, чтобы говорящий воспринял при речевом общении передаваемый ему текст. Фонетика ориентирована на звуковой уровень — непосредственно доступную для человеческого восприятия звуковую сторону. Ее предметом являются звуки речи во всем их многообразии. Они исследуются с помощью приборов, фиксирующих артикуляционные (физиологические) и акустич. характеристики звуков. Фонетисты опираются и на возможности слухового аппарата человека, предназначенного, в частности, и для восприятия речи,— человеческого уха. Фонетика зафиксировала и разработала общий ин
вентарь звуков, используемых в разных языках мира, и создала универсальную систему для их записи — междунар. фонетич. транскрипцию. Звуки языка изучает также фонология, но с функциональной и системной точек зрения, как дискретные элементы, различающие между собой знаки и тексты языка. В качестве исходной единицы и объекта исследования фонологий выделяется фонема и/или фонологический различит, (дифференциальный) признак. В таких языках, как классический тибетский, в качестве осн. единицы описания может быть выбрана не фонема и не признак, а слог или сил-лабема в силу наличия четкой структуры последней. Вопрос об осн. фонологич, единице (как и о единицах др. уровней языка) определяется только структурой и функционированием данного конкретного языка н не должен заранее одинаково решаться для всех языков мира. Поэтому граница между общим Я. н «частным» Я. достаточно подвижна.
При выборе в качестве осн. единицы фонологич. уровня сегментной фонемы (см. Сегментация) описание этого уровня (над к-рым надстраивается супрасег-ментный, или просодический, включающий ударение, тон, интонацию и т. п.) в большей мере сводится к выявлению разных позиционных комбинаторных вариантов (аллофонов) каждой фонемы. Мн. фонологич. школы и направления при решении вопросов о выделении фонем и их вариантов обращаются к грамматич. (морфологич.) роли соотв. звуковых единиц. Вводится особый морфонология. уровень и исследующая его лингвистич. дисциплина — морфонология, предметом к-рой является изучение фонология. состава морфология, единиц языка — морф (яастей словоформ) — и разного рода грамматияески обусловленных чередований фоием.
Разделы Я., к-рые изучают звуки речи,— фонетика, фонология, морфонология — не исследуют означаемой стороны знаков как таковой. Эту сторону знаков исследуют другие (в широком смысле слова — семантически ориентированные) разделы Я., для к-рых значения (т. е. означаемые) представляют гл. интерес. При этом обращается внимание одновременно как на означаемые стороны знаков (значения), так и на кодирование этих последних с помощью означающих.
Грамматика — раздел Я., исследующий слова, морфемы, морфы, морфологич. части слов и их сочетания, зиачения к-рых обязательны для знаков данного типа (класса) в данной языковой системе. Разные языки различаются тем, какие именно значения в них являются грамматическими (см. Грамматическое значение, Категория языковая). Набор тех значений, выражение к-рых чаще всего является обязательным при каждой форме данного класса, оказывается достаточно близким в разных языках мира, а нек-рые категории (глагол как часть речи и нек-рые его признаки, в частности лица глагола, имя существительное как часть речи) совпадают в подавляющем большинстве языков и могут быть признаны языковыми универсалиями.
В грамматике выделяются морфология и синтаксис. Разделение этих двух уровней необходимо только в тех языках, где слово членится на морфологич. составные части (морфы). В языках же последовательно изолирующего (чисто ана-
ЯЗЫКОЗНАНИЕ 619
литического) типа (как в классическом китайском) грамматика может быть целиком сведена к синтаксису. Однако и для этих языков в описание иногда включается морфология, в к-рой отдельно описываются классы слов (определяемые, однако, не по собственно морфологическим, а по синтаксич. критериям). Соотношение грамматики, морфологии и синтаксиса является примером относит, условности выделения разных разделов Я. и соответствующих им уровней, зависящих от типа языков, на к-рый ориентировано описание.
В морфологии с т. зр. значений обычно в качестве особых разделов Я. выделяются словообразование, имеющее дело с деривационными значениями, и словоизменение, исследующее выражение всех других (значительно более абстрактных) грамматич. значений внутри одной словоформы, противопоставляемой в парадигме морфологически др. словоформам. В языках агглютинативного типа (напр., тюркских), где каждое грамматич. значение соответствует определ. аффиксу, для описания цепочек аффиксов необходима грамматика порядков (или рангов).
Как традиционная грамматика, разделяющая формально-семантич. морфологич. классы слов (см. Части речи) и функциональные члены предложения, так и совр. синтаксич. теории в разной мере учитывают чисто семантич. аспект синтаксич. значений и формальные грамматич. структуры. Это делает возможным несколько альтернативных (или отчасти дополнительных по отношению друг к другу) подходов к синтаксису, к-рый в одних грамматич. системах вбирает в себя большую часть описания языка, в других — играет подчиненную роль.
Словарем языка (в отличие от его грамматики) занимается неск. разделов Я.: семантика и примыкающие к ней разделы Я. (фразеология, семантич. синтаксис, интенсивно развивающийся в соответствии с установкой на структуру как таковую, характеризующей и смежные дисциплины в знании 20 в.) объединяются друг с другом при исследовании исходных смыслов (см. Понятийные категории) и их возможных воплощений как в лексике, так и в грамматике. Большая часть этих исходных смыслов относится к т. наз. «слабой семантике^ т. е. определяется преим. внутри самого языка, в отличие от «сильной семантики», требующей соотнесения с внеязыковым миром.
Лексическая семантика (иногда наз. также лингвистич. семантикой, в отличие от логической) представляет собой раздел Я., занимающийся исследованием таких значений слов, к-рые (во всяком случае, в данном языке) не являются грамматическими. Лингвистич. семантика оперирует и значениями целых предложений (или их значит, фрагментов) и их преобразованиями, через к-рые определяются и значения слов. В ией же изучаются и комбинаторно обусловленные значения слов. Фразеология исследует семаитич. и сиитагматич. аспекты несвободных лексич. сочетаний слов.
«Сильной семантикой» слов (и текстов) языка, описывающих разные аспекты внешнего и психологии, мира и нуждающихся для своего исследования в привлечении разнообразных энциклопедия, сведений об этих последних, по давней тра
620 ЯЗЫКОЗНАНИЕ
диции, занимается раздел Я., исследующий словарь (лексику) языка и наз. лексикологией. Он представлен исследованиями типов лексич. значений слов и фразеология, сочетаний, парадигматических лексикологических (синонимии., антонимия. и т. п.) связей, системности лексики (поля, тематич. группы и т. д.), а также словарями типа толковых, специализированных и теоретич. лексикография. работами (см. Лексикография). Применение в лексикологии методов лингвистич. семантики вызвано также практич. целями создания автоматизиров. информационных систем. Большой практич. интерес вызывает исследование основ терминологич. обозначенйй в разных областях практич. и науч, жизни (связанной с общей теорией наименований, к-рой, по традиции, занимается ономасиология).
Возможная классификация разделов Я. в целом. Одни из способов представления Я. в целом как единой науки состоит в том, чтобы разные его разделы интерпретировать как исследование разного рода соотношений между языковыми системами. В любом исследовании содержится сравнение данного языка с нек-рым общелингви-стич. эталоном (играющим иногда роль метаязыка описания); при контрастивном описании двух языков один из них описывается в сопоставлении со вторым; исследование по фонетике любого конкретного языка содержит ссылку на обше-фонетич. инвентарь звуков (и соотв. систему записи); то же справедливо и по отношению к любым др. уровням языка, описание к-рых всегда включает ссылку на нек-рые языковые универсалии данного уровня. В этом широком смысле исследование любого уровня конкретного языка включается в типология. Я. (см. Типология), к к-рому относятся прежде всего собственно типологич. исследования как отд. уровней языков, так и целых языковых систем. К типологич. Я. примыкает и теория перевода, в т. я. автоматического перевода. Типологич. Я. может отвлекаться от пространственно-временных особенностей сопоставляемых языков (хотя в стадиальной типологии предполагается соотнесение каждого типа с определ. стадией мышления и/или культурного и социального развития). Во всех др. разделах Я. именно пространственные и временные факторы находятся в центре внимания.
В течение длит, периода осн. фактором, признававшимся в Я., было время. В 19 и нач. 20 вв. в Я. преобладали исторические — диахронические исследования отд. атомистически изолиров. явлений каждого уровня языка; поэтому мн. разделы Я., изолированные тогда друг от друга, разработаны почти исключительно в плане истории языка. Семасиология ограничивалась описанием и классификацией разного рода изменений значений слов (в то время как фонетика занималась преим. классификацией типов изменений звуков). Традиционная этимология представляла собой изолиров. исследование истории отд. слов с т. зр. их происхождения и словообразования (нз основного унаследованного словаря языка, исторически предшествующего данному, или из др. языков в случае заимствований). Лишь к кон. 20 в. этимология создает целостные описания групп слов в их истории, описания словообразоват. системы как основы диахронич. исследования целостного набора словоформ — исходных объектов сравнит.-ист. исследования. Развитие методов изу
чения «слов и вещей» (нем. Worter und Sachen) и групп слов, входящих в семантич. поля, привело к исследованию псс-редством истории слов различных связанных с ними сторон материальной и духовной культуры и среды, в к-рой на определ. ист. этапе жили носители языка (или, в сравнит.-ист. Я., того или иисго праязыка, что иногда обозначается термином палеонтология лингвистическая). Исследованием конкретных языков в диахронии. плайе, созданием общей теории языковой эволюции как в целом, так и применительно к отд. уровням языка, занимается ист. и сравнит.-ист. Я. Особую область составляют работы по диахронич. типологии языков (также па разных уровнях), к-рую иногда связывают и с теорией эволюции. В Я. укрепляется тенденция- к объединению синхронного описания с историческим: речь идет о том, чтобы ввести динамический временной фактор и в описание языка, Но синхронное функционирование языка на каждом уровне описано значительно слабее, чем единичные диахронич. изменения. Изменение к.-л. уровня как системы только еще начинает исследоваться. Особенно важиы в этом плайе социолингвистич. полевые наблюдения, предпринятые лишь в 70—80-е гг. 20 в. и давшие ценные результаты (напр., подтверждена обязательность звуковых законов для микроэволюции языка). Социолингвистика представляет собой изучение реальных живых диалектов в пространственном (в т. ч. социальном) и временном планах. Каждый из уровней языка и его варьирование в пространств, плане (в территориальном ограничении) исследуется в диалектологии (применительно к одному языку) и в ареальной лингвистике (по отношению ко многим языкам, напр. входящим в один языковой союз, а также в исследованиях разного рода, предметом к-рых являются контакты двух или более языков друг с другом, образование креольских языков и в целом процессы языкового смешения). Нек-рые из выводов и методов этих «пространственных» разделов Я. позволяют их сблизить с другими пространственно ориентиров. науками: напр., вывод о сохранении архаичных явлений иа периферии объединяет ареальную лингвистику с географией биологич. видов. Существенно, что сходство этих наук касается способов перехода от пространств, выводов к временным.
Изучение «сильной семантики» представляет собой промежуточное звено между «внутренней лингвистикой» и «внешней лингвистикой», изучающей социальные н пространственно-временные условия бытования языка, определяющие его варьирование. Последними занимаются такие разделы Я., как лингвистич. география, диалектология, социальная диалектология и социолингвистика, ономастика, топонимика. Но эти разделы «внешнего Я.», однако, пока не образовали единого целого, чем объясняется отсутствие полного описания к.-л. языка мира как целостной системы на всех уровнях в соотнесении его с разными аспектами социального функционирования. Существенной проблемой пространственно-временного Я. является установление границ между языком н диалектом. В совр. Я. разработаны способы выявления общих черт, к-рые объединяют всех говорящих на данном языке или диалекте и позволяю! выделить черты, свойственные отд. речевым жанрам и стилям (последние изучаются лингвистич. стилистикой', особый ее раздел составляют области, пограничные
с поэтикой и исследующие поэтич. стили отд. авторов н направлений словесного искусства). Предельным случаем диал. дробления является идиолект — язык отд. личности, к-рый в младограмматич. Я. часто был осн. объектом исследования. В качестве особой области Я. в последнее время развивается историография лингвистики.
Краткие сведения об истории языкознания. Я. начало развиваться на Др. Востоке — в Месопотамии, где исследовались грамматич. структуры шумер, яз., в Сирии, М. Азии (по мере распространения клинописи в 3—2-м тыс. до н. э.) и Египте, а также в Индии и Китае. Сознат. изучение языка стало необходимым в связи с изобретением письменности и с появлением обусловленных социальной структурой особых языков, отличных от разговорных (литературных и культовых письм. языков в Передней Азии и специально разработанного лит. языка — санскрита — в Индии). Для обучения письму и письм. языку в Месопотамии и Сев. Сирии (Эбла, сер. 3-го тыс. до н. э.), а позднее и в др. странах Передней Азии составлялись списки слоговых знаков и грамматич. форм, а также словари, создавались способы выделения на письме слов разных языков («глоссовым клином» в клинописи М. Азии, Сирии и Палестины отмечались формы родного языка писца), но теоретич. рассмотрение языковых фактов еще отсутствовало. Необычайно высокого уровня описат. и теоретич. Я. достигло в древней Индии (см. Индийская языковедческая традиция). Практич. стимулом для его развития было стремление к строгому определению норм санскрита и к точному описанию языка священных текстов (Вед). Грамматика санскрита, составленная Панини (ок. S в. до н. э.), является одновременно наиболее полным и предельно сжатым описанием языковой системы (преим. на фоиологич. и грамматич. уровнях). Достижения иид. ученых в области фонетич. (артикуляционного) описания звуков речи оказали значит, влияние на развитие Я. в ср. века в Тибете, Китае, Корее и Японии, но грамматич. исследования в странах Д. Востока отличаются самостоятельностью результатов, из к-рых наиболее существенным является установленное кит. учеными деление слов на полные (знаменательные) н пустые (служебные); см. Китайская языковедческая традиция.
Др.-греч. исследования языка, как и др.-индийские, своими истоками уходят в индоевроп. мнфологич. представления о языке (восстанавливается общий греческо-арийский миф о возникновении языка). В отличие от Индии, где описат. Я. получило свой формальный аппарат и особые методы исследования, в Греции Я. долгое время оставалось частью философии. Если в Индии формальное исследование языка часто приобретало сугубо эстетич. характер, то в Греции на первый план выдвигалось изучение языка как средства познания. Греч, философия Я. (см. Античная языковедческая традиция) была атомистической, т. к. она строилась на изучении отд. слова (а не целой языковой системы и целого высказывания, составлявших предмет анализа в инд. Я.). В греч. концепции языка отд. слова складываются в предложения, тогда как для индусов целостное предложение разлагается на элементы лишь в грамматич. описании. Особенно отчетливо атомистич. концепция языка была сформулирована Аристотелем, отмечавшим дискретный характер речи. Несмо
тря на преимущественно логич. подход к грамматике у Аристотеля (нашедший продолжение в дальнейшей европ. языковедч. традиции; см. Логическое направление в языкознании), ему принадлежит заслуга установления нек-рых собственно языковых фактов, в частности выделения значащих и незначащих членов предложения (соответствующих полным и пустым словам кит. грамматиков). Описат. Я. как самостоят. дисциплина постепенно оформляется в работах стоиков и александрийской школы, а в Риме — в трудах Варроиа, но в антич. мире оно находится на гораздо более низком уровне, чем в Индии. Я. европ. средневековья продолжало традиции антич. философии Я., в особенности Аристотеля (см. Европейская языковедческая традиция). Развитие грамматич. учений греков и инд. фонетич. теорий было осуществлено в ср.-век. арабском Я. (см. Арабская языковедческая традиция).
К иач. 2-го тыс. н. э. в Я. начинают накапливаться наблюдения о родстве языков, чуждые как индийскому, так и античному Я. В 1073—74 ср.-азиат. филолог Махмуд Кашгари подходит к установлению родства тюрк, языков и намечает осн. фонетич. соответствия между ними. В евр. Я. ср. веков (см. Еврейская языковедческая традиция) высказывается положение о родстве др.-евр. яз. с арабским. Родств. отношения между отд. языками внутри языковых семей Европы устанавливаются Данте, Скалигером и др. учеными позднего средневековья п Возрождения. Однако эти наблюдения иад родств. связями между языками еще не создают особой науч, дисциплины — сравнит.-ист. Я., возникшего лишь в 19 в. на основе открытий кон. 18 в. Филос. изучение языка с новой силой возрождается в 17 и 18 вв. и достигает вершины в творчестве Г. В. Лейбница, исследовавшего язык в сопоставлении с др. знаковыми системами (в т. ч. с языками науки) и тем самым предвосхитившего семиотич. изучение языка, а также и ми. положения лингвистич. семантики. Лейбниц был одним из инициаторов широких сопоставит. обследований разл. языков, проводившихся в 18 в. (в частности, в России). На рубеже предромаитич. философии языка 18 в. и нового сравнитг-ист. Я. находится концепция В. фои Гумбольдта (см. Гумбольдтианство), выдвинувшего тезис о том, что язык является творчеством, а не мертвым продуктом созидания. Идеи Гумбольдта о связи языка с мировоззрением народа получили широкий отклик в психологическом направлении в языкознании (19 в.) н в этнолингвистике 20 в.; гумбольдтовские идеи о связи языка и искусства были развиты в 20 в. К. Фосслером и его школой (см. Эстетический идеализм в языкознании).
Сравнит. Я. возникает в нач. 19 в. (работы Ф. Боппа и Р. К. Раска, а также Я. Гримма, А. X. Востокова и др.), причем развитие формального аппарата сравнит.-ист. грамматики иидоевроп. языков и техники установления соответствий намного опережает содержат, интерпретацию этих соответствий. Первый опыт такой интерпретации дал Шлейхер, рассматривавший развитие языка в духе биология. идей Ч. Дарвина и тем самым близко подошедший к сопоставлению биология. эволюции с передачей языковой информации во времени. Предложенная Шлейхером модель последоват. членения индоевроп. праязыка на отд. праязыки во времени оказалась в известных отношениях удобным приближением к реаль
ности, хотя, как несколько позднее показал И. Шмидт, она не учитывала сложных пространств, связей между отд. язы-камй. Одностороннее увлечение размещением фактов языка во времени, свойственное ист. Я. 19 в., было дополнено анализом пространств; соотношений в теории воли Шмидта, в сходной с ней концепции Г. Шухардта. лингвистич. географии (Ж. Жильерон) и позднее в итал. неолингвистике (М. Д;к. Бартоли, Дж. Боифанте). Формальный аппарат сравнит.-ист. Я. совершенствовался благодаря введению понятий реконструкции (Шлейхер), звукового закона и грамматич. аналогии (см. Младограмматизм).
В работах Ф. де Соссюра (см. Женевская школа) еще в 70-х гг. 19 в. был использован метод внутр, реконструкции, основанный на внутрисистемном анализе одного языка (в отличие от внеш, реконструкции, строящейся на сравнении неск. языков). Если Шлейхер ошибочно понимал введенные им символы реконструкции как реальные языковые факты, то Соссюр и вслед за ним А. Мене показали их абстрактный характер, в связи с чем Мейе определил праязык как систему соответствий между языками.
В работах основоположников сравнит. Я. язык понимался как единое целое; отступлением от этой точки зрения явилось атомистич. изучение отд. фактов Я. младограмматиками и в описат. Я. кон. 19 в. (в частности, в работах по экспериментальной фонетике, исследовавшей отд. звуки вне их связи с системой языка, и в лингвистич. географии, регистрирующей отд. диал. явления). Но на основании прежде всего сравнит.-ист. сопоставлений в 70-х гг. 19 в. Соссюр и Бодуэн де Куртеиэ приходят к установлению принципов исследования языка (в частности, его звуковой стороны) как системы. Исследования ученых казанской лингвистической школы закладывают основы фонологии и морфонологии. Независимо друг от друга Бодуэн де Куртенэ и Соссюр вводят разграничение синхрония. (статич.) и диахрония, (дииамич.) подходов к изучению языка. Соссюр (и независимо от него амер, логик Ч. Пирс) определяет место языка среди др. систем знаков и место Я. среди семиотич. дисциплин. Учение Соссюра о языковой системе знаков послужило основой для структурной лингвистики, сформировавшейся во 2-й четв. 20 в.
Принципы структурной лингвистики применительно к фонологии, морфонологии н отчасти морфологии были разработаны лингвистами пражской лингвистической школы (Н. С. Трубецкой, Р. О. Якобсон, В. Матезиус и др.). Традиционная генеалогия, классификация языков в трудах ученых этой школы и Е. Д. Поливанова была дополнена группировкой языков по языковым союзам. Для ученых школы было характерно преим. внимание- прежде всего к структурной типологии языков, что сближало пражскую школу с работами Сепира и его последователей.
Амер, структурная лингвистика, сформировавшаяся под влиянием Ф. Боаса, разрабатывала методы точного описания индейских языков Америки. Работы Л. Блумфилда заложили основы дескриптивной лингвистики, стремившейся исключить анализ значения из круга рассматриваемых проблем. Наиболее крайнее выражение это направление получило в исследованиях 3. 3. Харриса,
ЯЗЫКОЗНАНИЕ 621
пробовавшего описать язык только на основе анализа возможных сочетаний языковых элементов друг с другом. Др. направление амер, структурной лингвистики, основанное Сепиром и развиваемое К. Л. Пайком, стало изучать'язык в более широком контексте социальной психологии и теории человеческого поведения (см. Этнолингвистика, Тагмеми-ка).
Наиболее абстрактным направлением структурной лингвистики явилась глос-сематйка (Л. Ельмслев), во мн. отношениях близкая к матем. теориям языка. Для развития новых направлений Я., ориентированных на решение практнч. задач (вычислит, лингвистика), существенное значение имели работы Н. Хомско; го, заложившие основы генеративной лингвистики. Во 2-й пол. 20 в. особенно интенсивно развивается лингвистика текста. Для совр. этапа Я. характерны выросший интерес к семантике и прагматике, особенно к теории речевых актов, контакты Я. с философией Я. (см. Лингвистическая философия).
Советское Я., в специальных методах изучения языка развивающее идеи и традиции отечеств, исследователей [см. Языкознание в России, Харьковская лингвистическая школа, Казанская лингвистическая школа, Петербургская (ленинградская) школа, Московская фортунатовская школа, Московский лингвистический кружок, Московская фонологическая школа, Ленинградскаяфонологи-ческая школа], характеризуется с иач. 20-х гг. 20 в. вниманием к исследованию языка как обществ, явления (Л. П. Яку-бннский, Поливанов, Р. О. Шор, М. Н. Петерсон, В. И. Абаев, В- И. Жирмунский и др.), в частности в связи с разработкой теории речевых жанров (Бахтин), намного опередившей социолингвистич. исследования, и в связи с изучением смешения или «скрещивания» языков (Н. Я. Марр и его школа); рассмотрением связей языка и мышления в тесном контакте с психологией (Л. С. Выготский и его школа) и нейропсихологией (А. Р. Лурия), а также разработкой разных вариантов стадиальной типологии языков (И. И. Мещанинов, С. Д. Кацнельсон, М. М. Гухман, А. В. Десницкая и др.), связанной н с выдвижением целого ряда оригинальных идей в общей грамматике, изучающей типологию категорий (А. А. Холодович, Н. Ф. Яковлев и др.). В сов. Я. были созданы концепции стадиальной типологии, фонологич. теории московской и ленинградской школ; заложены основы теории поэтич. языка н истории лит. языков, лингвистич. стилистики и лнигвистич. поэтики. Постоянной чертой Я. в СССР является внимание к прикладной лингвистике, сказавшееся, в частности, в сотрудничестве фонетистов (Л. В. Щерба, Л. Р. Зиндер и др.) и инженеров связи, а также в разработке принципов лексикография. описания языков, методов составления учебных словарей и грамматик (Щерба), в использовании фонологич. принципов для создания алфавитов языков народов СССР (Яковлев, Л. И. Жирков, Поливанов и др.; см. Языки народов СССР, Языковая политика). В последние десятилетия работы сов. ученых в области семиотич. подхода к языку определяются вниманием к принципам и методам тех отраслей Я., к-рые служат теоретич. основой для автоматич. перевода и решения др. задач вычислит.
622 ЯЗЫКОЗНАНИЕ
(«инженерной») лингвистики, становящейся в мировой науке наиболее бурно растущей областью Я. Вместе с тем Я. 2-й пол. 20 в. характеризуется возвратом к ист. проблематике с учетом возможностей синхронной типологии, выявленных в сов. Я. еще в 30-х гг., и диахронич. закономерностей (см. также Советское языкознание). Исследуются новые возможности проникновения в более отдаленные эпохи предыстории языковых семей при установлении родств. отношений между семьями Ст. Света, к-рые вслед за В. М. Иллич-Свитычем объединяются в ностратическую макросемью. В развитии аналогичных методов выясняется вероятность вхождения в др. макросемью сев.-кавказских, енисейских и кит.-тибетских языков. Решаются и др. вопросы о родств. связях и контактах между праязыками ряда семей. Вяч. Вс. Иванов. ЯЗЫКОЗНАНИЕ в РОССЙИ. Начало складываться в кон. 16 — нач. 17 вв., когда были созданы первые собственно слав, грамматики Л. Зизания (1596) н И. Смотрицкого (1619) — единств, руководства по употреблению рус. языка до сер. 18 в. В 1731 появилась в рукописи первая грамматика рус. языка В. Е. Адодурова, переведенная (1750) на швед, язык М. Грёиингом.
Основоположником рус. науч, яз-знания был М. В. Ломоносов, создавший основы рус. науч, грамматики н терминологии, теорию трех стилей в рус. лит. языке, впервые в России выдвинувший идею сравнит.-нет. изучения языков. Во 2-й пол. 18 в. рус. язык стал предметом активного исследования. Грамматики рус. языка Н. Г. Курганова (1769), А. А. Барсова (1773), «Российская грамматика, сочиненная Российской Академией» (1802) отражали состояние рус. лит. языка и живой нар. речи в ее разных социально-стилевых и местных видоизменениях; в синтаксисе были разграничены учение о словосочетании и учение о предложении. В кон. 18 в. созданы словари разных типов (толковые— «Словарь Академии Российской», 1778—79 н 1806—22; многоязычные).
В нач. 19 в. появляется интерес к идеям универсальной грамматики (особенно в работах И. С. Рижского, И. Орна-товского, И. Ф. Тнмковского, содержащих также сведения об нет. развитии рус. языка, его родстве с греч., лат., нем. языками; дается классификация частей речи).
Намеченный Ломоносовым принцип ист. изучения языка был развит А. X. Востоковым, к-рый в кн. «Рассуждение о славянском языке, служащее введением к Грамматике сего языка, составляемой по древнейшим онаго письменным памятникам» (1820) заложил основы сравнит, слав. Я. в Р. Одновременно с работами по сравнит.-ист. яз-знанию Р. К. Раска, Ф. Боппа и Я. Гримма, установивших звуковые соответствия между согласными в герм, языках, он выявил закономерные соответствия гласных звуков в русском н др. слав, языках, выдвинул идею реконструкции праслав. языка путем сравнения сохранившихся слав, диалектов, открыл существование в праслав. языке носовых гласных, установил преобладание двучленного, состоящего из подлежащего и сказуемого построения предложения в рус. языке.
30—70-е гт. 19 в. характеризуются постановкой общетеоретич. проблем, утверждением принципов сравнит.-ист. метода (И. И. Давыдов, «Опыт общесравнительной грамматики русского языка», 1852), углубленным изучением рус. язы
ка (Г. П. Павский, «Филологические наблюдения над составом русского языка», 1841—42). Первое в рус. яз-зиаиии филос. осмысление проблем языка дано (в конспективной форме) К. П. Зелеиецким («Система и содержание философского языкоучения с приложением к языку русскому», 1841), к-рый выделил внешние (ист. жизнь народа, географич. особенности) и внутренние (разл. восприятие народами категорий времени и места и отражение этих категорий в языке) причины многообразия языков.
Продолжались исследования по ист. изучению рус. языка (фонетика, морфология, синтаксис, семантика). Как науч, дисциплина выделилась ист. грамматика рус. языка. Рус. язык сравнивался не только с классич. индоевроп. языками, но также с тур., араб., кит. языками и др. И. И. Срезневский, развивая идеи Востокова, в кн. «Мысли об истории русского языка» (1849) наметил программу и сформулировал задачу сравнит.-ист. изучения рус. языка (исследование лексики и грамматики древних памятников; описание наречий и говоров; науч, анализ рус. языка и языка писателей; сравнение рус. языка со слав, языками). Он же стал основоположником лингвистич. географии в рус. яз-знании, тщательно описав диалекты, изучив географич. распространение фоиетич. и грамматич. особенностей рус. языка. Мн. положения Срезневского были развиты представителем логического направления в рус. яз-знании Ф. И. Буслаевым («Историческая грамматика русского языка», 1863; «Историческая хрестоматия церковнославянского и древнерусского языков», 1861), отстаивавшим тезис о связи истории языка с историей народа, ист. изучения рус. языка со сравнит, изучением, о необходимости исследовать диалекты. Труды Буслаева надолго определили содержание последующих работ по сравнит.-ист. изучению рус. языка. Становление срав-ннт.-типологич. метода изучения синтаксич. явлений в русском и родств. и неродств. языках связано с трудами Ф. Е. Корша («Способы относительного подчинения. Глава нз сравнительного синтаксиса», 1877).
А. А. Потебня, развивавший психологическое направление в рус. яз-знаиии, в работах «Мысль и язык» (1862), «Из записок по русской грамматике» [т. 1—2, 1874, т. 3, 1899, т. 4, 1941; переизд,— т. 1—2, 1958, т. 3, 1968, т. 4 (с привлечением архивных материалов), в. 1, 1985, в. 2, 1977] рассматривал язык как постоянно изменяющуюся, динамич. категорию. Отсюда его мысль об изменении значения слова при каждом случае его употребления, отказ дать определение предложения, идея о смене именной стадии развития языка глагольной иа более позднем этапе развития языка (см. также Харьковская лингвистическая школа).
Учение о форме слова впервые разрабатывается К. С. Аксаковым, к-рын в работах «О грамматике вообще» (1839), «Опыт русской грамматики» (I860) и др. основную задачу грамматики видит в изучении формы слова, внеш, выражением к-рой являются формы склонения и спряжения.
Традицией рус. яз-знания было совмещение разработки теоретич. проблем с лексикография. работой («Словарь церковнославянского и русского языка, составленный Вторым отделением Императорской Академии наук», 1847; «Словарь церковнославянского языка» Востокова, 1858—61; «Толковый вловарь живого ве-
ликорусского языка» В. И. Даля, 1863— 1866),
На становление теоретич. яз-знаиия в кои. 19 — иач. 20 вв. большое влияние оказала деятельность представителей московской фортунатовской школы (основатель — Ф. Ф. Фортунатов) и казанской лингвистической школы (основатель — И. А. Бодуэн де Куртенэ). Общелинг-вистич. теория Фортунатова углубила ист. подход к явлениям языка. Будучи крупнейшим представителем сравнительно-исторического языкознания, Фортунатов заложил также основы фор-мальио-лингвистич. направления в исследовании языка. Углубленное изучение (вслед за Аксаковым) формы слова иа базе противопоставления основных и формальных единиц языка, формулирование понятия нулевой формы (флексии), указание на необходимость принимать во внимание существование в языке системных отношений между грамматич. формами было новым для лингвистики кои. 19 в. и предвосхитило представления о системности языка. Фортунатов сформулировал классич. теорию обще-слав. и общеиндоевроп. ударения. Его положения развивали А. А. Шахматов и М. М. Покровский. В работах «Очерк древнейшего периода истории русского языка» (1915), «Древнейшие судьбы русского племени» (1919), «Синтаксис русского языка» (в. 1—2, 1925—27; посмертное изд.) Шахматов, продолжая линию Буслаева, расширил и углубил изучение истории рус. языка в связи с историей народа, впервые создал общую картину происхождения рус. языка и его наречий в связи с общей проблемой происхождения всего славянства, и вост, славянства в частности. Им проводились исследования фонетич. строя рус. языка, типов простого предложения и т. д. Шахматов выдвинул понятие психология, коммуникации — особого акта мышления, в к-ром происходит соединение психология. представлений. Покровский («О методах семасиологии», 1896, и др.) положил начало сравнит.-нет. семантике и исследовал лексику в ее системной организации.
Представители казанской лингвистич. школы Бодуэи де Куртенэ, Н. В. Крушев-ский, В. А. Богородицкий сыграли большую роль в разработке общетеоретич. проблем, лежащих в основе совр. лингвистич. исследований. Подчеркивая, вслед за Потебней, представление об изменчивости языка, Бодуэи де Куртенэ стремился найти в ием устойчивость н постоянство, находящие свою реализацию в механизме (системе) языка. Бодуэн де Куртенэ понимал язык как систему, части к-рой связаны между собой отношениями значения, формы, звучания, т. е. как систему противопоставления. В системе языка ои выделял фоиетич., морфологич. и синтаксич. подсистемы (уровни). Задолго до Ф. де Соссюра Бодуэн де Куртенэ выдвинул идеи о необходимости разграничения языка и речи, синхронии (статика) и диахронии (динамика) в языке. Впервые в рус. яз-знании Бодуэном де Куртенэ было разработано учение о фонеме (как постоянно существующем в психике представлении о звуке). Мн. предложенные им понятия использованы в построении совр. фонологии. Учение Крушевского об ассоциативных связях слов (ассоциации по сходству и по смежности) предвосхитило учение Соссюра об ассоциативных и сиитагматич. отношениях в языковой структуре. Установленный Крушевским (1883) закон обратного отношения между употреблением
слова и его содержанием, позже вновь сформулированный Е. Куриловичем в терминах знаковой теории языка, известен сейчас как правило Крушевского — Куриловича и используется при функциональном изучении языка.
Богородицкий развил положение Бодуэна де Куртенэ об изменчивости границ между морфологич. частями слова и разработал учение о морфологич. процессах в языке, определив сущность аналогии, дифференциации, опрощения, переразложения. В области сравнит.-ист. яз-знания он предлагал не воссоздавать индоевроп. праязык, а определить хронология, последовательность языковых явлений от первонач. периода до последнего времени.
В кон. 19 в. углубляются исследования разл. сторон рус. языка — его истории, ?зоиетики, грамматики, диалектологии Фортунатов, Шахматов, А. И. Соболевский, Р. Ф. Брандт и др.); см. Русистика.
В 1-й пол. 18 в. начались исследования языков народов, населявших Россию (В. Н. Татищев, Г. Ф. Миллер), а в 19 в.— разработка письменности для бес-пнсьм. народов: якутов (С. А. Новгоро-дов), чувашей (И. Я. Яковлев), алтайцев (В. И. Вербицкий) н др.
Тюркология характеризуется изучением фонетич. н грамматич. строя тюрк, языков, развитием диалектографии и диалектологии, излучением рунич. памятников (О. Н. Бётлиигк, В. В. Радлов, К. Г. За-леман и др.).
Во 2-й пол. 19 — нач. 20 вв. продолжалось изучение слав, языков (О. М. Бодянский, В. И. Григорович, Р. Ф. Брандт, А. А. Кочубинский, Е. Ф. Будде и др.), соотношения рус. языка с др. слав, языками, описание системы слав, языков в целом (см. Славистика).
Закладываются основы изучения романских и германских языков (И.В.Цветаев, Ф. А. Брауи и др.). В 19 — иач. 20 в в. всесторонне исследуются арм. язык — работы К. П. Паткаиова (Патка-няна), А. И. Томсона, Н. Я. Марра, а также картвельские, адыгейские, дагестанские и др. кавк. языки (работы М. И. Броссе, П. К. Услара, Марра). Рус. финно-угроведение представлено работами Ф. И. Видемана, всесторонне изучаются языки севера Европы и Сибири (работы М. А. Кастрена). А. М. Шегрен составил грамматику и словарь лнвекого языка. Велись исследования в области иранистики (К. Г. За-леман, В. А. Жуковский, В. Ф. Миллер). В нач. 19 в. появляются первые в России описания санскрита — работы Г. С. Лебедева, поев, языкам н культуре Индии, в к-рых он пытался объединить европ. и иид. грамматич. традиции, труды П. Я. Петрова, исследовавшего санскрит, бенгали, хиндустани, маратхи, И. П. Минаева, Фортунатова и др. (см. Индология). Бётлиигк составил «Большой санскритский словарь» (В б h t 1 i п g к О., Roth R., Sanskrit-Worterbuch, Bd 1—7, 1855—75) и «Малый санскритский словарь» (В б h t 1 i n g k O., Sanskrit-Worterbuch in Kiirzerer Fassung, Bd 1—7, 1879—89).
Фонетика и морфология балт. языков исследовались Фортунатовым, Г. К. Ульяновым. В изучение монг. языка крупный вклад внесли А. В. Игумнов, Н. Я. Бичурин (Иакннф), Б. Я. Вла-димирцов. Развитие китаеведения (см. Китаистика) связано с работами Бичурина, В. П. Васильева. Велись также исследования кор. и япон. языков (А. Г. Лубенцов, Н. И. Конрад; см. Японистика). Большие материалы были соб
раны по палеоазяат. языкам (труды И. Е. Вениаминова, В. Г. Богораза, В. И. Иохельсоиа н др.). Рус. яз-знание 19 в. достигло значит, успехов в изучении др.-егип., копт., амхар. языков, разработке общих вопросов семитологии (П. К. Коковцов), В. С. Голенищев обогатил ассириологию источниками для изучения ассир. языка, использовал данные вавнлоно-ассир. грамматики для исследования др.-егип. языка. М. В. Никольский обратил внимание на усовершенствования, к-рые внесли урарты в асси-ро-вавилон. систему письма. Анализу копт, рукописей, абиссин. хроник поев, исследования Б. А. Тураева. Рус. арабистика представлена работами В. Р. Розена, И. Ю. Крачковского. Исследование языков Океании проводилось Н. Н. Миклухо-Маклаем, описавшим папуас, языки. Афр. языки исследовались В. В. Юнкером.
Изучение языков, подготовка языковедч. кадров в России в основном были сосредоточены в Академии наук, Московском, Петербургском, Казанском ун-тах, Лазаревском ии-те вост, языков, Азиат, музее, Музее антропологии и этнографии им. Петра Великого. О периодич. изданиях см. Журналы лингвистические. О развитии яз-знания после Окт. революции 1917 см. Советское языкознание.
ф Б у л и ч С. К., Очерк истории яз-эна-ния в России, т. 1 (13 в,— 1825). СПБ. 1904; виноградов В. В.. Рус. наука о рус. лит. языке. «Уч. зап. МГУ», 1946, в. 106, т. 3. кн. 1; Крачковский И. Ю., Очерки по истории рус. арабистики. М., 1950; Очерки по истории рус. востоковедения. сб. 1 — 6. М.. 1953 — 63; Библиография, указатель лит-ры по рус. яз-знанию с 1825 по 1880, в. 1-8, М.. 1954-59; Чемоданов Н. С., Сравнит, яз-знание в России, М., 1956; Кононов А. Н.. История изучения тюрк, языков в России. Дооктябрьский период, Л.. 1972; Булахов М. Г., Вост.-слав. языковеды. Биобиблиография, словарь, т. 1—3, Минск, 1976—78; Березин Ф. М., Рус. яз-знание кон. XIX — нач. XX в., М., 1976; его же, История рус. яз-зиання, М.. 1979; его же, История лингвистич. учений, 2 изд., М.. 1984, ,	Ф. М. Березин.
ЯЗЫК-ОСНОВА — см. Праязык.
ЯКУТСКИЙ ЯЗЬ'1К — один из тюркских языков. Распространен в Якут. АССР, частично в Амурской, Магаданской, Сахалинской областях, Таймырском АО и Эвенкийском АО РСФСР. Число говорящих 312,7 тыс. чел. (1979, перепись). Выделяются группы говоров? центральная, вилюйская, сев.-западная и таймырская.
Вокализм включает 8 кратких (а, ы, о, у, э, и, о, у) и 8 соответствующих им долгих гласных; характерны 4 дифтонга (ыа, уо, иэ, уо). Я. я. сохраняет т. наз. первичные долготы: 5 долгих гласных (аа, ыы, уу, ии, уу), встречающихся лишь в корне. Вторичные долготы, возникшие в результате стяжения, встречаются в любом слоге слова. Сингармонизм последователен во всех слогах. Для консонантизма характерно слабое развитие проточных с, j, б> х, h.
Морфология агглютинативная в сочетании с аналитич. приемами и с флексией в стяженных формах. Особенностью якут, числительных является исчезновение долгих гласных и дифтонгов в древних производных формах (ср. порядковые числит. тордус ’четвертый’, бэпис ’пятый’) и сохранение их в более поздних образованиях (ср. разделит, числит. 1уеордуу
ЯКУТСКИЙ 623
’по четыре’, биэстии 'по пять’). Местоимения личные 1-го и 2-го л. ед. ч. употребляются только в основном падеже. Основы косвенных падежей и местоимения 1-го и 2-го л. ми. ч. восходят к притяжат. местоимениям; местоимения 3-го л. ед. и мн. ч. кили ’он’, кинилэр ’оии’ не имеют аналогий в др. тюрк, языках. Помимо 6 падежей, общих с др. тюрк, языками, Я. я. имеет также частный, тв., совместный, вин. собирательный и 2 сравнит. падежа.
Синтаксис типично тюркский, но имеет и ряд особенностей: слова, связанные подчинит, связью с к.-л. членом предложения, образуют т. наз. группу члена предложения, приравненную слову н принимающую общий словоизменит. и словообразоват. аффикс; прямое дополнение может быть оформлено в 5 падежах: основном, вин., вии. собирательном, частном, исходном в зависимости от степени охвата действием; однородные члены предложения оформляются при помощи аффикса -лаах... (напр., огоиньор-доох эмээхсин ’старик и старуха’) или числит, икки ’два’ (огонньор иккн эмээхсин икки), а однородные подлежащие принимают форму совместного п. (аффикс •лыын...).
В лексике ми. заимствований нз монг. яз., сохраняющих свой фонетнч. облик, а также из эвенкийского н русского языков, причем рус. слова, заимствованные в дореволюционное время, подвергались сильному фонетич. переоформлению (ср. байыыба < рус. ’спасибо’).
Первый текст на Я. я. (перевод молитвы) был издан Н. Витзеном в 1705 в Амстердаме; с 1819 издавалась переводная религ. лит-ра, позже — записи фольклора в фонетич. транскрипции. Общенар. письменность создана в 1922 (алфавит С. А. Новгородова), в 1924 алфавит был усовершенствован, с 1929 заменен алфавитом на основе лат. графики, с 1939 введена письменность на основе рус. графики. Лит. язык развивался на базе разг, языка центр, р-нов Якутии.
9 Малов С. Е.. Якут, язык и его отношение к др. тюрк, языкам, «Вестник АН СССР». 1941, № 5-6; Харитонов Л. Н., Совр. якут, язык, ч. 1. Фонетика и морфология, Якутск, 1947; У б р я-това Е. И.. Исследования по синтаксису якут, языка, ч. 1. Простое предложение, Л.— М.. 1950; ч. 2. Сложное предложение, Новосиб., 1976: ее же. Якут. язык, в кн.: Языки народов СССР. т. 2. М.. 1966 (лит.); Дьячковский Н. Д., Звуковой строй якут, языка, ч. 1 — 2. Якутск, 1971 — 77.
Пекарский Э. К., Словарь якут, языка, в. 1 —13, СПБ— П.— Л.. 1907—30; [2 изд.], т. 1—3. [М.]. 1958: Рус.-якут, словарь. М.. 1968; Якут.-рус. словарь. М.. 1972.
,	Е. Й. Убпятова.
ЯПОНИСТИКА — комплекс дисциплин, изучающих Японию; лингвистическая Я. занимается изучением японского языка.
Зачатки лингвистич. представлений в Японии относятся к 8 в., когда были созданы древнейшие крупные лит. памятники, записанные кит. иероглифами. В них использовались особые способы обозначения служебных элементов япои. яз., не имевших, в отличие от корней, кит. эквивалентов; тогда же появляются первые этимологии и первые сведения о диалектах. С 9 в. существуют нац. системы слогового письма — капа (см. Японское письмо), не позже 11 в. под нид. влиянием возникла алфавитная таблица капы — годзюон, отражающая развитые представления о фонетич. системе. При
624 ЯПОНИСТИКА
составлении словарей проявилось влияние кит. науки. В 11—12 вв., вследствие того что язык заметно изменился по сравнению с языком древних памятников, началась интенсивная работа по толкованию древних текстов, разрабатывалась орфография на ист. основе. Последовательно ист. орфографию, отражавшую фонология, систему 8 в., создал Кэйпо в 17 в.
2-я пол. 18 — 1-я пол. 19 вв.— период интенсивного развития япон. лингвистич. традиции. Н. Мотоори, Н. Фудзи-тани, X. Мотоори, Г. Тодзе и др. продолжили работу по изучению древней письменности и фонетики, создали классификацию частей речи, детально описали спряжение. К особенностям лингвистич. мысли того времени относятся рассмотрение моры как миним. единицы языка, неразличение аффиксов словоизменения и служебных слов, отсутствие понятия словоформы. С 19 в. на япон. науку начало влиять европ. яз-знание; с кон. 19 в. в работах Ф. Оцуки и др. произошел своеобразный синтез нац. и европ. традиций; влияние нац. традиции наиболее сильно в области морфологии.
В 1-й пол. 20 в., особенно в 20—40-хгг., в Японии появилось значит, число работ теоретич. характера. £. Ямада развивал идеи психологич. школы. Оригинальную грамматич. концепцию, близкую к грамматикам непосредственно составляющих, предложил Д. Мацусита. Большое влияние на Я. оказали работы С. Хасимото, развивавшего идеи Ф. де Соссюра в тесной связи с нац. традицией; он разработал детальную классификацию единиц грамматики. Основы япон. фонологии заложил X. Ари-сака. М. Токиэда в полемике с последователями Соссюра создал теорию языка как процесса, по к-рой осн. объектом изучения должен стать индивидуальный акт говорения. Эта теория повлияла иа сложившееся в япон. яз-знаиии в кон. 40-х — нач. 50-х гг. направление — школу языкового существования, для к-рой характерны принципиальный эмпиризм, стремление к максимально полному сбору речевой информации, интерес к социальному функционированию языка, широкое использование статистич. методов, тесная связь с проблемами языковой практики. В трудах представителей этой школы М. Нисио, Э. Ивабути, Т. Сибата, О. Хаяси и др. центр внимания сместился с теоретич. вопросов на вопросы языковой практики. Оригинальную фонология. концепцию предложил С. Хаттори, выдвинувший, в частности, понятие просодемы — миним. просодич. единицы, автор ряда работ по грамматике и истории языка; X. Киндаити по-новому подошел к проблеме слова в япон. яз. и занимался выявлением типологич. характеристик япон. яз. Активно исследуются история языка и его диалекты, изучаются родств. связи япон. яз. (С. Му-раяма и др.). С 60-х гг. распространились генеративные исследования (К. Иноуэ и др.). М. Судзуки и нек-рые др. ученые в своих работах поддерживают и развивают ряд положений сов. Я.
Знакомство европейцев с япон. яз. относится к кон. 16 в., когда в Японии впервые появились португ. миссионеры; ими созданы первые словари (1595, 1603) и первая грамматика (Ж. Родригиш, 1604). Из-за отсутствия контактов с Японией изучение япои. яз. в Европе возобновляется лишь в 19 в., когда появляется ряд грамматик в Великобритании (У. Дж. Астон, Б. X. Чемберлен), Германии (И. И. Хофман, Р. Лаиге), Фран
ции (Л. де Рони). В 1-й пол. 20 в. европ. и амер. Я. развивалась в традициях 19 в., изучалась фонетика (Э. Р. Эдуарде), появился ряд работ по истории языка (Дж. Б. Сансом, Ш. Агеноэр).
Новый этап в развитии зап. Я. начался с работ амер, дескриптивиста Б. Блока, отказавшегося в описаниях фонологии и грамматики япои. яз. от следования традиции и применившего дескриптивную методику. Такой подход продолжили в США Р. Э. Миллер, Э. X. Джордеи и др. Миллеру также принадлежат исследования о родств. связях япон. яз. с алтайскими языками. С. Э. Мартин — автор наиболее полного за пределами Японии описания грамматики япон. яз. В Канаде работает Б. Сеи-Жак, принадлежащий к школе А. Мартине, в Австралии — А. Альфонсо и социолингвист Й. Неуступный. В ряде стран развиты генеративные исследования, особенно по генеративной семантике, ведущиеся в основном япои. учеными, живущими в США (С. Курода, С. Куно, М. Сибатани и др.). Европ. Я. помимо практич. вопросов в основном занимается историей языка (Г. Венк и Б. Левин в ФРГ). Из работ польских японистов можно отметить исследования В. Котаньского, чехословацких — К. Фиалы по грамматике глагола.
В России первые попытки изучения япон. яз. относятся к иач. 18 в.; в Петербурге, а затем Иркутске в течение века существовала школа, в к-рой преподавали японцы, жившие в России, для нужд школы создавались первые пособия («Лексикой» Андрея Татаринова и др.). В 1-й пол. 19 в. изучение япон. яз. прекратилось и возобновилось после начала регулярных связей России с Японией в 50-х гг. 19 в. Первый япон.-рус. словарь создан И. А. Гошкевичем в 1857, первая грамматика — Д. Д. Смирновым в 1890. Регулярное преподавание языка началось с 80-х гг. 19 в., центрами Я. до революции были Петербург (Д. М. Позднеев и др.) и Владивосток (Е. Г. Спальвин, Н. П. Ма-цокин). В 1-й пол. 20 в. Е. Д. Поливанов первым ие только в русской, но и в мировой Я. начал систематич. изучение япон. акцентуации и диалектологии, а также описал фонология, систему лит. языка и ряда диалектов, выработал систему транскрипции, предложил реконструкцию праяпон. фонология, системы и выдвинул гипотезу о родстве япон. яз. с австронезийскими; совместно с О. В. Плетиером им была иаписана-грамматика япон. яз. (1930). Основателем школы сов. японоведов стал Н. И. Коирад, ему принадлежит опубл, в 1937 «Синтаксис японского национального литературного языка» и ряд работ по истории лит. языка. В 30— 50-х гг. большинство исследований велось в области грамматики совр. языка (Н. И. Фельдман, А. А. Холодович); изучались также грамматика бунго (Холодович), ист. грамматика (Е. М. Колпакчи), система фонем (Н. А. Сыромятников). В работах А. А. Пашковского 40—50-х гг. начато изучение словообразования. Издан «Большой японско-русский словарь* под ред. Конрада (1970; Гос. пр. СССР). В 50—70-е гг. углубленно исследуется грамматич. семантика (работы Холодови-ча о залогах, Сыромятникова о временах), по-новому рассматриваются проблемы слова в япои. яз. (И. Ф. Вардуль), активно изучается синтаксис (Холодович* Вардуль, И. В. Головнин), вновь ста-лй развиваться фонология, исследования (С. А. Старостин). Историей языка занимался Сыромятников. Ведутся при-
кладиые исследования (С. И. Шевенко, 3. М. Шаляпина).
Оси. центр изучения япон. яз. в Японии — Гос. НИИ япон. языка в Токио; существуют также Об-во япон. языка, Ин-т языка и культуры стран Азии н Африки. Центры японистнч. исследований в СССР — Москва (Ин-т востоковедения АН СССР, Ин-т стран Азии и Африки при МГУ, Ин-т междунар. отношений), Ленинград (ЛГУ) и Владивосток (Дальневосточный государственный ун-т).
• Попов К. А., Материалы по истории япон. яз-знания. в кн.: Япон. лингвистич. сб., М., 1959; его же. Япон. диалектологи и их осн. работы, в сб.: Япон. язык, М., 1963; его же, Библиография работ по япон. языку, изданных в России, там же: Бабинцев А. А.. Из истории рус. японоведения, в ки.: Япон. филология, М., 1968; Алпатов В. М., Басс И.И., Фомин А. И., История яз-знания в Японии, в кв.; История лингвистич. учений. Средневековый Восток, Л., 1981; Яз-знание в Японии, М.. 1983; Алпатов
В. М.. Изучение япон. язы-
ка в России и СССР, М.,	>	.
1988; Словарь япон. яз-зна-	rv	•
ния, Токио. 1955 (на япон.
яз.); Нагаяма Исаму, Исследование языкового соз- ------------
вания в Японии, Токио, 1963
(на япон. яз.); Цукиси-м а X.. Япон. яз-знание. Токио, 1964 (на япон. яз.); Тэракава К и си о, Ис- _________________
тория и совр. состояние изучения япон. языка в Евро-
пе, Токио, 1964 (на япон. яз.); Токио да М о т о-к и. История япон. яз-зна- _____________
ния, Токио. 1970 (на япои.
яз.); Я м а д а Есио, История япон. яз-знания, Токио, 1971 (на япон. яз.); М а-цумура Ак и р а, Большой словарь по япон. грамматике, ' Токио, 1971 (на япон. яз.); Ежегодник по япон. яз-знанию. Токио, 1955— (на япон.
яз.); Яз-знание в Японии. Сер.
монографий, под ред. Хатторн -----------
Сиро, Оно Сусуму. Сака-
кура Ацуёси, Мацумура Акира, Токио, 1978—; Yamagiwa J. К. [ed.J, Japanese language studies in the Showa period, Ann Arbor, 1961; Japan, CTL, 1967, v. 2; Miller R. A., The Japanese language, Chi.- L.. 1967, p. 357—90; К. B. S., Bibliography of standard reference books for Japanese studies with descriptive notes, v. VI (A), Language, Tokyo, 1972.
,	_	, В. M. Алпатов.
ЯПОНСКИЙ ЯЗЫК — язык, генетические связи к-рого до конца не выяснены. Выделяются два слоя лексики, один нз к-рых имеет параллели в алтайских языках, другой — в австронезийских языках-, вероятнее, нскоиен алт. слой. Распространен в Японии, частично также в США, Бразилии и др. странах. Число говорящих в Японии 121,5 млн. чел. Офиц. язык Японии.
Диалекты традиционно подразделяются на восточные (сев.-вост, часть о. Хонсю), западные (зап. часть о. Хонсю и о. Сикоку) и южные (о. Кюсю). Резко отличны от прочих диалекты о-вов Рюкю, иногда выделяемые в особый язык.
Фонологич. система близка к австронезийской. В лит. языке 35 фонем, в т. ч. 5 гласных (a, i, и, е, о), характерно противопоставление согласных по пала-тализованности — непалатализованности. В начале слова недопустимы стечения согласных, в интервокальной позиции из сочетаний согласных возможны лишь геминаты и сочетания с первым носовым, в конце слова помимо гласных может быть лишь носовой согласный. Морфемные границы обычно совпадают со слоговыми, кроме нек-рых глагольных форм.
ЯПОНСКИЙ АЛФАВИТ
f£ ± на	п а» Mr	$ -flea	Я ка	*> а 7
К НК -	5	* ти	СИ	§ + ки	И ч и
* ну *	•о 'У цу	су	<	9 ку	5,
нз *	т г тэ	•a-сэ	V У КЗ	Л. -X 3
® но '	i Ь ТО	* V со	Г. 3 ко	*5	4- 0
Ь 7 ва	*	5 ра ?	f» -V я	ма	Ji ха
—	*) V ри	— " 1 	ми	хи
—	Ъ Л, РУ	ф гх ю	му	Л у Фу
—	И V РЭ	———	й) -X мэ	хз
о Ml	ро		t * МО	а * хо
па	А ба	лг ¥ Да	г’ дэа	Л L_ *А
с* е пи	of й е ои	дэи	ь * ДЭИ	к * ГИ
А > пу	7 бу	У дзу	-f X дзу	<	7 ГУ
пз	бэ	Г Г ДЭ	ДЭЗ	гз
IS # по	»	4? бо	г к до	7 ДЗО	С л* ГО
1. В каждой клетке слева знак хираганы, справа — катаканы.
2. В таблицу не включены две пары знаков, исключенных после орфографической реформы 1946.
Ударение музыкальное. Грамматич. система сходна с алтайской, но отличается большей флективностью. Система имени агтлютинативна, имеются падежные послелоги и большое кол-во именных частиц, в т. ч. тематических и контрастивных. Система глагола в основном флектнвна, глагольные аффиксы делятся на конечные, обозначающие синтаксич. позицию, время и наклонение, и неконечные, обозначающие залог, каузатив, потенциальность,
желательность, отрицание и т. наз. категории вежливости, связанные с отношением говорящего к собеседнику, к субъекту и объекту действия. Аналитически выражаются значения вида, направленности действия и частично — отношения к субъекту и объекту действия. Распространено словосложение, особенно в кита-
ЯПОНСКИЙ 625
А 21 Лингвистич. энц. словарь
измах; деривация менее распространена. Язык номинативного строя, большую роль играют конструкции, связанные с обозначением темы и контраста. Зависимый член предложения всегда находится перед главным, в остальном порядок членов предложения свободен. Отношения главного и зависимых предикатов обозначаются обычно деепричастными конструкциями, реже встречается союзная связь.
Наряду с собственно япон. лексикой имеется мн. заимствований из кит. яз., появившихся вместе с кит. письменностью, и новых заимствований, в основном из англ. яз. Оба класса заимствований имеют фонологические, морфологические и грамматические особенности.
Письменность с 8 в. (см. Японское письмо), В 9—10 вв. сформировался лит. язык (бунго) на базе киотоского (зап.) диалекта. К 13—14 вв. нормы бунго стали отличаться от разг, языка. С 16 в. появлялись лит. тексты на разг, языке. После революции Мэйдзи (1868) стал формироваться лит. язык на основе разговорного на базе токийского (вост.) диалекта с добавлением нек-рых киотос-ких черт. Два лнт. языка нек-рое время сосуществовали, но к сер. 20 в. совр. лит. язык вытеснил бунго, включив в себя нек-рые его элементы. Лит, язык заметно вытеснил диалекты, хотя отд. диал. черты, особенно интонационные, устойчиво сохраняются.
* Плетнер О. В.. Поливанов Е. Д., Грамматика япон. разг, языка, М., 1930; Коирад Н. И.. О лит. языке в Китае и Японии, в сб.: Тр. Ин-та яз-зна-ния АН СССР, т. 10, М.. 1960; В а р-д у л ь И. Ф., Очерки потенциального синтаксиса япон. языка, М., 1964; Сыромятников Н. А., Становление новояпои. языка. И., 1965; его же, Система времен в новояпон. языке, М., 1971; его же, Др,-
япон. язык, М., 1972; его же, Классич. япон. язык, М., 1983; Головнин И. В., Введение в синтаксис совр. япон. языка, М., 1979; его же, Грамматика совр. япон. языка, М., 1986; Пашковский А. А., Слово в япон. языке, М., 1980; Miller R. А., The Japanese language, Chi.— L., 1967; Bernard Bloch on Japanese, New Haven — L., 1970; Martin S. E., A reference grammar of Japanese, New Haven — L., 1975; Japanese generative grammar. Syntax and se; mantles, v. 5, N. Y., 1976; К i n d a i c h i Haruhiko, The Japanese language. Tokyo. 1978.	В. M. Алпатов.
ЯПОНСКОЕ ПИСЬМО—смешанное идеографически-силлабическое письмо, в к-ром сочетаются иероглифы н слоговые знаки (т. наз. кана). Используется для записи текстов на японском языке.
Отд. случаи нспользовання заимствованных кит. иероглифов в Японии фиксируются с 5 в. (по др. данным, с 4 в.), но древнейшие письм. памятники, записанные иероглифами, относятся к нач. 8 в. («Кодзики», 712; «Ннхон-сёки», 720). Иероглифы использовались, однако, и для фоиетич. записи собств. имен н обрядовых формул. Вместе с иероглифом заимствовалось н его кит. чтение (он), подвергавшееся фонетич. изменениям; в то же время иероглифы получали н подходящее по смыслу япон. чтение (кун). Т. о., обычно один иероглиф используется для записи нескольких, как правило, сходных по смыслу лексем или морфем. Нек-рое число иероглифов изобретено в Японии, они имеют лишь чтение кун. Фонетич. использование иероглифов открыло путь к созданию нац. письма. В памятнике 8 в. «Манъёсю» нек-рые иероглифы использовались как слоговые знаки (т. наз. манъёгана). Изменения графич. облика иероглифов, используемых фонетически, привели к появлению с 9 в. разл. систем каны. Из них получили распространение две — катакана и хирагана (известны с 10 в.),
постепенно вытеснившие все остальные. Катакана происходит из сокращенных иероглифов в уставном написании, хирагана — из полных скорописных иероглифов. Обе азбуки различаются графически, но их знаки по смыслу эквивалентны.
Первоначально кана была только слоговым письмом, но вследствие изменений в слоговой структуре языка одним знаком пишутся лишь слоги типа «непалатализованный согласный + гласный», слоги иной структуры пишутся двумя или тремя знаками. В Японии сосуществовали разные системы письма от чисто иероглифического (камбун; им до 19 в. писали деловые документы и большинство науч, трудов) до чистой каны; однако наибольшее распространение получил и с 19 в. стал общепринятым способ смешанного письма, при к-ром основы зна-меиат. слов пишутся иероглифами, а служебные слова и аффиксы — хираганой; новые заимствования, как правило, пишутся только катаканой. Этот принцип был нарушен с 1946, когда наряду с реформой орфографии каны было рекомендовано использовать лишь 1850 наиболее употребит, иероглифов (ныне их число увеличено до 1945); кол-во реально используемых иероглифов несколько больше рекомендованного. Направление письма сверху вниз н справа налево, встречается н горизонтальное написание. С 19 в. существуют системы япон. латиницы, но они мало распространены.
* Сыромятников Н. А., Др.-япон. язык, М., 1972, с. 42—48; История япон. языка, т. 2, Токио, 1963 (на япон. яз.); Miller R. A.. The Japanese language, Chi.- L.. (1967), p. 90-140.
В. M. Алпатов. ЯФЕТЙЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ (от греч. lapheth, др.-евр. Ефет—имя одного из сыновей Ноя) — см. «Новое учение о языке».
ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИМ УКАЗАТЕЛЬ
В настоящий указатель, построенный по алфавитному принципу, включены следующие категории терминов:
1.	Термины, служащие заголовками словарных статей Словаря и т. о. получившие отдельное словарное описание в соответствующем месте. Такие термины выделены полужирным шрифтом. Информацию о них можно получить из соответствующих словарных статей Словаря.
2.	Термины, служащие заголовками «отсылочных» словарных статей Словаря. Они также выделены полужирным шрифтом. Информацию о них можно получить из тех статей, на которые дастся ссылка в основном корпусе Словаря.
3.	Термины и важнейшие лингвистические понятия, не получившие самостоятельных словарных описаний. При них указаны страницы, на которых можно найти либо определение соответствующего термина, либо косвенное раскрытие егосодержання, восстанавливаемое по контексту, либо пояснение на конкретных примерах. Помимо собственно лингвистических терминов (типа «Синтаксическая коистру кци я » .«Трансформация ».«Толкование >,« Вопрос >, «Супплетивизм>, <Синтаксические отношения>, «Звуковое изменение», «Перифразирование», «Сопоставительная грамматика», «Оборот» .«Семантические изменения»,«Клитика» и т. п.), сюда относятся ряд терминов семиотики («Общение». «Информация», «Код», «Адресат», «Синтак-тика», «Сообщение»), несколько общекультурных понятий, характеризующих связи языка с различными сторонами действительности («Культура и язык», «Мифология и язык»,«Мозги язык», «фольклор и язык»,«Раса и Язык»,
«Религия и язык», «Сознанне и язык» и т. п.)и взаимодействие лингвистики со смежными дисциплинами («Этнография и лингвистика»,«Антропология и лингвистика», «Кибернетика и лингвистика», «Физика и лингвистика», «Искусственный интеллект и лингвистика» и т. п.), а также некоторые важнейшие понятия из области методологии лингвистических исследований («Гипотеза в лингвистике», «Эксперимент в лингвистике», «Адекватность», «Простота лингвистического описания» и т. п.).
Кроме этого, в указатель включено несколько терминов, ие получающих раскрытия в основном тексте, однако имеющих синонимы, раскрываемые в основном тексте. В таких случаях эти термины имеют знак равенства («Абсолютный падеж » Абсолютив»),
Составители указателя ие ставили своей целью охватить все лексические единицы метаязыка лингвистики, употребляемые в Словаре, а ограничились лишь важнейшими. В частности, ие включены обозначения деталей речевого аппарата («Гортань», «Зубы» и т. п.), термины стиховедения («Стихотворный размер», «Стопа»и т. п.), а также термины, заведомо находящиеся на периферии метаязыка лингвистики.
В указатель не включены лингвонимы (названия языковых общностей), а также названия конкретных письменностей или их исторических групп.
На последней стадии работы над указателем С. А. Крыловым была использована персональная ЭВМ с применением СУБД «STAR», созданной С. А. Старостиным (Ин-т востоковедения АН- СССР).
А
Аббревиатура — 9
Аббревиация — 9
Абессив — 285	__
Абзац — 406, 415, 435, 450, 492
Аблатив — 16, 54, 213, 251, 285, 356
Аблаут — 9
Абруптив — 479
Абсолютив — 249, 356, 593
Абсолютивная конструкция — 371
Абсолютивное употребление глагола — 345
Абсолютивный глагол — 371
Абсолютивный инфинитив — 198
Абсолютная конструкция (сс.) - 10
Абсолютная серия личных показателей — 593
Абсолютная синонимия — 446
Абсолютная флексия — 80
Абсолютная форма существительного — 457
Абсолютная хронология — 361
Абсолютное определяемое предложение — 379
Абсолютное слово — 466
Абсолютное состояние — 71
Абсолютные синонимы — 343, 447
Абсолютные универсалии — 535
Абсолютный падеж — Абсолютна
Абсолютный прогресс — 159
Абстрактная лексика см. Абстрактные слова
Абстрактное значение — 114, 259, 336
Абстрактное настоящее время — 323
Абстрактность языка — 108, 110, 149, 288, 299, 414, 415, 440, 493, 606
’Абстрактность/конкретность’ — 80, 336, 385
Абстрактные единицы языка — 343
Абстрактные слова — 258, 296
Абстрактные существительные— 438, 500. 584
Абстрактный языковой знак — 343
Абстракция в лингвистике —
ИЗ, 116, 304, 395, 396, 440, 546
Авалентный глагол — 79
Автоматизированное ударение — 561
Автоматизм речевых навыков — 324
Автоматическая лингвистика— 397
Автоматическая обработка текста — 14
Автоматический анализ текста-390
Автоматический лингвистический анализ — 14
Автоматический перевод — 15
Автоматический синтез — 14
Автоматический синтез речи-23, 198
Автоматический словарь — 14, 397
Автоматическое распознавание речи - 23, 87, 198, 397, 554
Автоматическое чередование — 315
Автонимное употребление — 274
Автономная номинация — 336
Автономная (словарная) единица — 411
Автономная форма имени — 380
Автономность референции — 380
Автономный искусственный язык — 201
Автор речи — 412, 414, 567
Автореферентное высказывание - 373
Автореферентность — 372
Авторская речь — 310
Автосемантичные слова — 466
Автосемантия — 406
Автохтонные языки — 342
Автоэтноним — 598
Агглютинативное склонение — 457
Агглютинативные языки (сс.)— 16
Агглютинативный аффикс — 457
Агглютинативный падеж — 534
Агглютинация теория — 16
Агглютинация — 17
Агглютинирующие языки — 317
Агенс — 17
Агент — 17
Атеитив — 17, 593
Агентивное дополнение — 23
Агентивное имя — 236
Агентивный глагол — 593
Агентивный падеж — 216
Аграмматизм — 54, 618
Аграфия — 327
Адаптация теория — 18
Адаптация — 474
Адвербиализация (сс.) — 19
Адвербиальное выражение — 323
Адверсативный союз — 484
Аддитивный тип соединения — 60'
Адекватность — 108, 304, 591
Адессив — 213, 356
Адмиратив — 321
Адресант — 565
Адресат — 22, 135, 138, 161, 381
Адресат речи — 128, 356, 390, 395, 412,	414, 493, 565,
567
Адстрат — 19
Адъективация (сс.) — 19
Адъективное склонение — 457
Адъективное словосочетание — 469
Адъективный артикль — 46
Азбука - 19, 30, 105, 222, 378, 428
Азбука Морзе — 233
Азбуковники — 19
Айиизация — 248
Аканье — 71, 134
Аккомодация — 22
Аккузатив — 16, 356, 602
Аккузативная форма существительного — 457
Аккузативность — 602
Аккузативный строй — 335
Аккумулятивная функция языка — 565
Акрофония — 30
Аксиома в лингвистике — 449, 547
Аксиоматика языка — 168, 169
Аксиоматическая система —304
Акт — 107
Акт речи см. Речевой акт
Акт-установление — 413
Актант — 22
Актантная модель — 22
Актантная рамка глагола — 379
Актантная структура предложения — 22, 449
Актантная трансформация — 22
Актантный падеж — 356
Актив — 160
Активная валентность — 80
Активная грамматика — 114, 311, 404, 453, 565
Активная конструкция — 22, 161, 234
Активная типология — 22
Активная фонетика — 373
Активное существительное — 22 ’Активность’ — 22, 216, 385 ‘Активность/пассивность’ — 449
Активные органы речи — 349
Активный глагол — 22, 320
Активный залог — 160
Активный класс имен — 176
Активный падеж — 22
Активный словарь — 22
Активный строй — 22
Актуализатор — 294, 295, 401 411
Актуализация — 128, 152, 294, 349, 393, 411, 449
Актуальное настоящее время —
Актуальное членение предложения — 22
Актуальиость — 458
Актуальный знак — 167, 343
Актуальный синтаксис — 449
Акустика — 23
Акустико-гностическая афазия - 54
Акустико-мнестическая афазия — 54
Акустическая фонетика — 210
Акустический образ — 343
Акут — 24
Акутовое ударение — 558
Акцент i (ударение) — 530
Акцент , (особенности произношения) — 197
Акцентирующая частица — 579
Акцентная валентность — 587
Акцентная кривая — 25
Акцентная парадигма — 25, 531, 587
Акцентно-просодическая структура высказывания — 580
Акцентное выделение — 267, 580
Акцентное подчеркивание — 267
Акцентные средства — 591
Акцентные языки — 515
Акцентный контур слова — 24
Акцентный «конфликт. — 25
Акцентный тип — 531
Акцентологическая реконструкция — 587
Акцентология — 24
Аедштуационная система —
АкДИгуация — 24
АкцЛсивный ряд согласиых — 215
Акциденция — 27 , 35. 236, 314, 465
Акционально-актантные понятийные категории — 385
Акциональность — 385
Акцпональные понятийные категории — 385
627
40’
Акциональный перфект— 372, 404
Акшара — 180
Алгол — 616
Алгоритм в лингвистике — 15, 202, 287, 304, 439
Алгоритмический язык — 615
Александрийская школа — 27
Алексия — 327
Ал-кийас — 39
Аллатив — 60, 65, 213, 251, 356
Аллегория — 590
Аллитерация — 27
Аллогенетическое родство языков — 96, 237
Аллограф — 117
Аллолекса — 81
Алломорф (сс.) — 28
Алломорфирование — 315
Аллофон — 81, 553
Алло-эмическая терминология — 509
Аллоэтнонимы — 598
Алфавит — 29
Алфавит языка программирования — 615
Алфавитное письмо — 377
Алфавитные системы письма — 377
Алфавитный словарь — 462
Аль-бина’ — 39
Альвеолярные согласные — 477
Аль-'и’-раб — 39
Альтернант — 580
Альтернативные модели — 304
Альтернационный ряд — 556
Альтернация (сс.) — 30 Альтрилокальность — 162 Амбификс -—59 Амнестическая афазия — 54 Аморфно-агглютинативные языки — 511
Аморфные языки (сс.)—31
Анаграмма — 186
Анализ — 304, 449
Анализ Дискурса — 137
Аналитизм — 31
Аналитическая грамматика — 536
Аналитическая конструкция — 31
Аналитическая модель языка — 289, 304
Аналитическая морфология — 314
Аналитическая транскрипция — 518
Аналитическая форма — 31, 116
Аналитические языки (сс.) — 31
Аналитический падеж — 355
Аналитический член предложения — 466
Аналитическое слово — 466
Аналитическое суждение — 31
Аналитичность предложений — 275
Аналогическая серия слов — 463
Аналогический словарь — 462, 463
Аналогическое распространение — 9
Аналогия — 31
Анаптикса — 353
Анафор — 32
Анафора — 128
Анафорическая связь = Анафорическое отношение
Анафорический элемент — 32
Анафорический эллипсис — 32
Анафорическое местоимение — 295
Анафорическое отношение — 32
Анафорическое слово — 32
Анафоричность — 349
Анкетирование информанта — 482
Аилаут - 20, 24, 32, 222 _
Анн-арборская школа —JflB
Аномалия — 27, 32, 314<^^В?
Антепретерит — 404
Антецедент — 32
Антиментализм — 131
Антитеза — 542
Антиформант — 23
Антиципация — 34
Антициркумфлексный тон — 24
Античная языковедческая традиция — 35
628
Антонимический словарь — 462
Антонимия — 35
Антонимы — 36
Антропоиды н язык — 109
Аитрополингвистика — 597
Антропологическая лингвистика — 483
Антропология и лингвистика — 108, 137, 152, 309, 362, 441, 487. 618
Антропоморфизирующий аспект языка — 362
Антропоморфизм — 296
Антропонимика — 36
Антропонимикой — 36
Антропонимы 36, 473
Антропонимический словарь — 37
Антропонимия — 36
Антропофоника — 210
Аорист — 37
Аористический вид — 84
Апеллятнв — 473, 516
Апеллятивация — 473
Апеллятивиая лексика — 473
Апеллятивная функция языка — 564
Апикальные согласные — 12, 477, 479
Апокопа — 82, 92, 201
Апостериорный язык — 196, 201
Апофония — 9, 355
Аппликатив — 212
Аппозитивная связь — 122
Аппозиция — 320
Априорный язык — 196, 201
Арабистика — 37
Арабская языковедческая традиция — 39
Аранжировка морфем — 450
Аранжировка слов — 396, 450
Арго — 43
Арготизмы — 43
Аргумент предиката — 129
Ареал — 43
Ареальная лингвистика — 43
Ареальная норма — 43
Ареальная общность языков — 617
Ареальная типология — 44
Ареальное взаимодействие — 392
Ареальный метод — 347
Артиклевые языки — 349, 567
Артикль — 45
Артикуляционная база — 387
Артикуляционная фонетика — 210
Артикуляция — 46
Архаизмы (сс.) — 47
Архаический ареал — 43
Архетип — 47
Архилексема — 380
Архисема — 262, 437
Архифояема — 553
Ас-сам — 39
Асемантема — 312
Асемантический отрезок <— 313
Асимметрический дуализм языкового знака — 565
Асимметрия в языке — 47
Асиндетон (сс.) — 47
Аспект — 32. 47, 83
Аспектизация — 498
Аспектологня — 47
Аспектуально-темпоральные понятийные категории — 385
Аспектуальность — 47, 83, 385, 400, 567
Аспектуальные классы глаголов — 47, 83
Аспираты — 479
Аспирация — 20, 126
Ас-сама’ — 39
Ассемблер — 202, 616
Ассертивный компонент смысла — 396
Ассибиляция — 101
Ассимиляция — 48
Ассириология — 49
Ассонанс — 27
Ассоциативная норма — 405
Ассоциативная серия слов — 463
Ассоциативное поле — 381
Ассоциативные отношения —152, 623
Ассоциативные связи слов — 623
Ассоциативный признак — 382 Ассоциация — 262, 337, 384, 405 Ассоциация по смежности — 210
Ассоциация по сходству — 210
Астронимика — 347
Астронимы — 473
Атематическая форма — 507
Атематическое словосложение — 469
Атематическое спряжение — 485
Атлас диалектологический — 51
Атлас лингвистический — 52
Атомизм — 302
Атомистическая концепция языка — 621
Атомистические взгляды — 452
Атрибут (сс.) — 52
Атрибутив — 241
Атрибутивная конструкция —
397. 578
Атрибутивная связь — 584
Атрибутивное суждение — 499
Атрибутивное употребление Дескрипция — 411
Атрибутивности/иеатрибутивно-сти категория — 385, 398
Атрибутивности/предикативно-сти признак — 397
Атрибутивные отношения — 348, 349, 479
Атрибутивный падеж — 139
Аттикизмы — 119
Аугмеит — 52
Аугментатнв — 162
Аудитивное наклонение — 321
Аудиция — 327
Ауслаут — 20, 32, 222, 568, 575
Аутоакцентная морфема — 24
Афазия — 54
Аферезис — 591
Африканистика — 57
Аффектив — 356
Аффективная конструкция —
256
Аффективная речь — 591
Аффективный падеж — 356
Афферентная моторная афазия — 54
Аффикс — 59
Аффикс с переменным компонентом — 470
Аффиксальные языки — 511
Аффиксация — 59
Аффиксирующие языки = Аффиксальные языки
Аффирматив — 16, 54, 216
Аффрикаты — 477, 479
Б
База — 98
Базисная лексика — 457
Базисная метафора — 296
Базовое имя — 175
Базовые функции языка — 564
Базовый компонент грамматики — 98, 110
Байхуа — 226
Балканиэмы — 62, ЬЗ
Балканистика — 62
Балканский языковой союз— 63
Балтистика — 65
Баритонеэа — 25
Баритонированная парадигма — 25
Баритонированный акцентный тип — 531
Бартоломе закон — 70
Бахуврихи — 469
Беглая гласная — 106
Беглость гласной — 106
Беэартиклевые языки — 349
Безличное предложение — 272, 379
Безличности-личности категория (сс.) — 71
Безличный глагол — 104
Безличный залог — 160, 602
Безобъектное спряжение — 485
Безостаточная выделимость морфемы — 312
Безотлагательно-повелительное наклонение — 321
Безударная позиция — 458
Безударное слово — 465, 466
Безударные гласные — 106, 408
Безударный слог — 106
Безысключительность чередования — 580
Бейсик — 616
Бемольяость — 82
Бенефактив — 16, 83
Бенефактивная версия — 83
Бенефициант — 356
Берлинская школа — 302
Бесконтекстная грамматика —» 288
Бесписьменный язык — 608. 616
Бесподлежащный залог — 160
Беспризнаковый член оппозиции — 348
Бессознательное в языковом мышлении — 373, 618
Бессоюзие — 74
Бессоюзная конструкция — 471
Бессоюзная связь —- 471
Бессоюзное сложное предложение — 471
Бессоюзное сочетание предложений — 471
Билабиальные согласные — 78. 479
Билатеральные единицы языка — 115
Билингва — 132
Билингвизм (сс.) — 75
Бинарная метафора — 297
Бинарная оппозиция — 348
Бинарность — 391, 449
Бинарность предложения — 449
Бином — 466
Бифонемное сочетание — 437
Бихевиоризм — 75
Ближайшее дополнение — 320
Ближайшее понятие — 463
Боковые согласные — 479
Болмац — 12
Бругмана закон — 76
Будущее время — 77
Буква — 29, 30, 117, 118, 145,
302, 350, 351, 377
Буквальный перевод — 211, 559
Буквальный смысл — 389
Буквенная аббревиатура — 9
Буквенно-звуковая аббревиатура — 9
Буквенно-звуковой принцип письма — 375
Буквенво-силлабическое письмо — 376
Буквенный принцип письма — 29-30
Бустрофедон — 78
Бытийиая связка — 435
Бытийное предложение — 300
Бытийность — 385, 567
Бытийный глагол — 435
Бытовая речь — 414
В
Важности категория — 561
Ваккернагеля закон — 79
Балентностные потенции слова — 450
Валеитиостный класс — 104
Балентностный синтаксис — 379
Валентность — 79
Варваризм (сс.) — 80
Варги — 318
Вариантная дивергенция — 136
Вариантность — 80
Варианты — 80, 470, 553
Варианты языковой единицы — 348
Варианты морфемы — 311
Барианты фонемы — 81, 316, 553
Варианты языка — 326
Вариативное правило — 482
Вариативность — 80, 90, 492
Вариация фонемы — 316, 553
Варьирование — 80
Варьирование морфемы — 313
Вводное предложение — 388
Вводные единицы — 303
Вводные слова — 81
Вдыхательные согласные — 479
Вежливости категория — 128, 584, 625
Великий сдвиг гласных — 101
Веляризация — 82
Велярные гласные — 106
Велярные согласные — 82, 479
Вербализация (сс.) — 83
Вербальная ассоциация — 405
Вербальная память — 387
Бербальное поведение — 75
Вербальный знак — 507
Вербальный текст — 507
Вербоид - 89, 104, 198, 399
Вербоцентрическая теория предложения — 22, 80
Верифицируемое» высказыва-. ния — 373
Вернера закон — 83
Вероятностная модель — 482
Вероятность в лингвистике — 439, 619
Версия — 83
Вертикальная черта — 406
Вертикальное направление письма — 378
Верхнего подъема гласные — 106
Верхненемецкое (второе) передвижение согласных — 370
Верхиефарингальные согласные — 248, 478
Вершина предложения — 379, 449
Вершина слога — 470
Вестернизация — 616
Вещественное значение — 438
Вещественно-таксономический . аффикс — 60 Вещественные слова — 465 Вещественные существительные — 584
‘Вещь’ — 393
Взаимнооднозначное соответствие — 30
‘Взаимность’ — 385
Взаимные местоимения — 295
Взаимный залог — 160
Взаимодействие языков = Контакты языковые
Взаимозамещаемость — 289
Взрывные согласные — 479
Вибранты — 139, 479
Вид — 83
Видовая пара — 48, 83
Видовая сема — 438
Видо-видовые различия -—104
Видовое отличие — 463
Видо-временная цепочка — 267
Винительный неопределенный падеж — 28
Винительный падеж — 356
Винительный падеж с инфинитивом — 393
Виноградовская школа в я з ы-коэнаиии — 84
Вирама — 180
Виртуальное значение — 129
Виртуальные единицы языка — 152
Виртуальный языковой знак — 167, 343
Включение значений — 104
Включение компонентов — 31
Включенное наблюдение — 482
Включенность адресата — 193
Внеалфавитиый знак — 406
Вневербальные средства речевого общения — 592
Вневременное настоящее время — 323
Вневременное суждение — 452
Вневременное» действия — 379, 385
Внелингвистическая информация — 463
Внепарность по числу — 584
Внешнее саидхи — 432
Внешнее языкознание —* 619
Внешнеместный падеж — 232
Внешнеситуационное содержание — 385
Внешний объект — 138
Внешняя гласная флексия — 529
Внешняя лингвистика (сс.) — 85
Внешняя морфология — 314
Внешняя реконструкция — 409
Внешняя речь — 85
Внешняя флексия — 551
Внешняя форма языка — 123
Внеязыковые факторы и язык — 607
Внутренне-местный падеж 198
Внутреннее проговаривание — 85
Внутреннее программирование — 85
Внутреннее сандхи — 432
Внутреннее слово — 393
Внутреннее сравнение — 487
Внутреннее языкознание — 619
Внутренние законы развития языка (сс.) — 85
Внутренние стимулы развития языка — 607
Внутренний объект — 138
Внутренний синтаксис — 448
Внутренняя лингвистика (сс.)— 85
Внутренняя реконструкция —
Внутренняя речь — 85
Внутренняя структура языка — 605
Внутренняя флексия — 9, 551, 580
Внутренняя форма — 236, 441
Внутренняя форма слова — 85
Внутренняя форма языка — 123
Внутригрупповое общение — 303
Внутрилексемное отрицание — 354
Внутрисловная антонимия — 36
Внутрисловная фузия — 564
Внутриязыковое грамматическое значение — 438
Внутриязыковое преобразование — 440
Возвратная частица — 592
Возвратные местоимения — 380, 592
Возвратные глаголы — 105
Возвратный залог — 160
Возвышенный стиль — 567
Воздействие на адресата — 390, 404, 414
Возможностное наклонение — 397
Возможный мир — 442, 608
Возникновение грамматических категорий — 314
Возникновение собственных имен — 473
Возрастная дифференциация речи — 407
Вокабула — 462
Вокабуларий — 258
Вокализация — Огласовка
Вокализм — 86
Вокалическая ассимиляция — 48
Вокалическая диссимиляция — 137
Вокалическая инфлексия — 535
Вокатив — 356
Вокативное междометие — 290, 340
Волн теория (сс.) — 86
Волна звучности — 470
Волновая модель — 482
Волновая модель праязыка — 409
Волюнтативная функция языка — 564
Волюнтативное наклонение — 321
Вопрос — 135, 197, 292. 303,
385, 390, 413, 435, 449, 585
Вопросительная трансформация — 99
Вопросительное наклонение — 321
Вопросительное предложение — 388, 395, 413, 499
Вопросительно-относительные местоимения — 295
Вопросительное» — 579
Вопросительные местоимения — 295
Вопросительные слова — 584
Вопросительный знак — 406
Вопросно-ответная система — 304
Восклицание — 198, 292
Восклицательное предложение — 388
Восклицательный знак — 406
Воспринимаемое — 343
Восприятие речи — 86
Воспроизводимость слова — 464
Восходящая интонация — 24, 198
Восходящее ударение — 558
Восходящий дифтонг — 138
Восходящий тон — 199, 515
Временная определенность/ие-определеняость — 392
Временной союз — 484
Временные отношения — 336, 389, 471, 484
Бремя — 89
Время события — 216, 322, 341, 605
Всевременное настоящее время — 323
Всеобщая грамматика — 536
Вспомогательное слово — 31, 466
Вспомогательное чередование — 315
Вспомогательные глаголы — 104
Вспомогательные подсистемы письма — 376
Вспомогательные символы — 288
Вспомогательные языки — 196
Вспомогательный алфавит — 288
Вставка (сс.) — 90
Вставленное предложение — 99
Вторая палатализация — 568
Вторичная долгота — 246
Вторичная номинация — 336
Вторичная основа — 306
Вторичная семантическая функция — 388
Вторичная синтаксическая функция — 578
Вторичная форма существительного — 334
Вторичная функция граммемы — 314
Вторичного означивания знак— 167
Вторичное значение — 336, 337
Вторичное окончание — 52
Вторичное родство языков — 237
Вторичные псевдологограммы — 378
Вторичный падеж — 517
Вторичный предлог — 394
Второе лицо — 128, 272, 273, 294
Второе передвижение согласных — 370
Второе полногласие — 382, 568
Второе спряжение — 485
Второстепенная метафора — 296
Второстепенное сказуемое — 128
Второстепенное ударение — 531
Второстепенные члены предложения — 584, 585
Вульгаризмы (сс.) — 90
«Вход» модели — 304
Выбор — 87, 137, 336, 386— 387 , 492 -493
Вывод — 435
Вывод предложения — 288
Выводимая цепочка — 288
Выделение слова — 561
Выделенное» слогов — 24
Выделенное» частиц — 580
Выделимость слова — 464
Выделительная частица — 579
Выделительно-ограничительные наречия — 23
Выдержка — 46, 165, 478
Выпадение звука — 232, 408
Выравнивание по аналогии — 314
Выражения (в языках программирования) — 615
Выразительная функция языка — 565
Высказываемое — 449
Высказывание — 90
Высокие гласные — 106
Высокие согласные — 479
Высокий стиль — 608
Высокий той — 199, 515
Высокого подъема гласные — 106
Высота звука — 554
Высота тона — 401, 554, 556
«Выход» модели — 304
Вычислительная лингвистика — 397, 619
Г
Габитатив — 249
Гавлика закон (правило) — 91
Газетно-политический стиль — 567
Гаплология — 93
Гаплосемия — 457
Гармоника — 23
Гармоническая группа согласных — 120
Гармоническая языковая ситуация — 617
Гармония гласных — 72, 217. 445
Гебраистика — 93
Геминаты — 38, 77, 479
Геминация — 55, 216
Генеалогическая классификация языков — 93
Генеративная грамматика (сс.)— 98
Генеративная лингвистика — 98
Генеративная фонология — 557
Генеративно-синтетический метод — 313
Генетический метод — 347
Генитив — 16, 54, 356
Генитивная конструкция — 170
Гептильное «мы» — 287
География и лингвистика см. Лингвистическая география, Топонимика
Германистика — 100
Герменевтика — 416, 507, 508.
618
Герундив (сс.) — 103
Герундий — 103
Гетерогенная языковая ситуация — 617
Гетерограмма — 103
Гетерографня — 103
Гетероклиэия — 257, 457
Гетероклитическое склонение —*
189
Гетероморфная языкозая ситуация — 617
Гетеронимия — 368
Геттингенская школа — 302
Гидронимия — 515
Гипербатон — 79
Гипербола — 520
Гипероним — 104, 259
Гиперсинтаксис — 137
Гиперфонема — 316, 533
Гипоним — 104
Гипонимия — 104
Гипотаксис (сс.) — 104
Гипотеза в лингвистике — 110, 182, 304, 309, 392, 443, 547, 604, 606
Гипотеза лингвистической относительности — 443
Гипотеза Сепира-Уорфа см. Се-пнра-Уорфа гипотеза
Гипотетическое время — 206
Гипотетичность — 303
Главная часть сложного предложения — 379, 395
Главное предложение — 380, 471
Главное ударение — 531
Главные члены предложения — 479, 584
Главный глагол — 99
Главный компонент словосочетания — 479
Главный морф — 312
Главный член односоставного предложения — 198
Глагол — 104
Глагол-связка — 104, 393, 578, 580
Глаголы веры — 393
Глаголы восприятия — 393, 399
Глаголы движения — 380
Глаголы знания — 275
Глаголы лишения — 104
Глаголы меры — 161
Глаголы мнения — 275
Глаголы мысли — 323
Глаголы мышления — 275
Глаголы наличия — 161
Глаголы направленного движения — 394
Глаголы ненаправленного перемещения — 105
Глаголы неполной предикации — 80
Глаголы однонаправленного перемещения — 105
Глаголы полагания — 393
Глаголы речи — 323
Глаголы с адресатом — 104
Глаголы содержания — 161
Глаголы сомнения — 393
Глаголы с орудием — 104
629
Глаголы чувства — 323, 393
Глагольная группа — 98, 332, 449
Глагольная основа — 306
Глагольно-именной структурный образец — 395
Глагольное предложение — 393
Глагольное сказуемое — 355, 392
Глагольное словосочетание — 469
Глагольное управление — 382, 584
Глагольный определитель — 323
Глагольный падеж — 16, 216, 249
Глагольный структурный образец — 395
Глайд — 105
Гласная мора — 310
Гласноподобные звуки — 107
Гласные — 105
Гласные-централи — 107
Глосса — 107
Глоссарий — 258, 461
Глоссематика -—107
Глоттализованные согласные — 278, 478, 479
Глоттальная теория — 108
Глоттальный ларингал — 252
Глоттогеиез — 108
Глоттогоническая конвергенция — 234
Глоттохронология — 109
Глубинная единица — 557
Глубинная структура — 110
Глубинно-семантическая структура — 110
Глубинно-синтаксическая структура — 288
Глубинный падеж — 357
Глубинный синтаксис — 379
Глубинный уровень — 98, 304, 315
Глухие гласные — 106
Глухие согласные — 40, 236, 477, 479
Глухость — 556
Гнездо слов — 260
Гнездовое расположение — 463
Гнездовой словарь см. Гнездовое расположение
Гномическое будущее — 77
Гномическое настоящее — 323
Гносеологическая функция языка — 564
Говор — 110
Говорение — 304, 414, 415
Говорящий — 90, 302, 310, 346, 390, 404, 405, 414, 450, 565
Гомогенная языковая ситуация — 617
Гомология — 486
Гомоморфная языковая ситуация — 617
Гоморганные согласные — 479
Гонорифическая приставка — 510
Гортанные согласные — 479
Гортанный взрыв — 105
Государственный язык — 263, 326
Готское преломление — 101
Гравис — 112
Градационный союз — 484
Градация — 543
Градуальная оппозиция — 348
Градуальности категория — 65
Градуальность — 385
Грамматика — 113
Грамматика говорящего — 453
Грамматика деревьев — 289
Грамматика Монтегю — 289
Грамматика НС — 15, 288
Грамматика порядков — 620
Грамматика рангов — 620
Грамматика синтаксических групп — 289
Грамматика слушающего — 453
Грамматика составляющих — 288
Грамматика текста — 267
Грамматикализация — 37, 216, 387, 389, 472, 561
Грамматическая аналогия — 621
Грамматическая категория — 115
Грамматическая модификация слова — 464
Грамматическая морфема — 312, 488, 511
Грамматическая морфология —
Грамматическая норма » Грамматическая правильность
Грамматическая оппозиция — 315, 348, 391
Грамматическая позиция — 312
Грамматическая полисемия — 382
Грамматическая правильность — 288, 304, 449
Грамматическая реконструкция — 409
Грамматическая связь = Син
таксическая с Грамматическая 314. 566, 607 Грамматическая 446
Грамматическая 483
Грамматическая ва — 465
Грамматическая 566
Г рамматическая Г рамматическая
394, 466 Г рамматическа я ка слова — 46
семантика — синонимия — сочетаемость — структура ело-
типология — форма — 116 функция —
характеристн-
Грамматические варианты морфемы — 312
Грамматические варианты слова — 466
Грамматические классы — 584 Грамматические единицы — 116 Грамматические конверсивы —
Грамматические омонимы — 345
Грамматические отношения
Синтаксические отношения Грамматические правила — 386, 605-606
Грамматические признаки слова — 583
Грамматические расхождения между языками — 481
Грамматические способы — 380
Грамматические таблицы — 463
Грамматические факторы сочетаемости — 483
Грамматические чередования — 580
Грамматический аспект предложения — 455
Грамматический контекст — 348
Грамматический плеоназм — 379, 584
Грамматический признак — 393
Грамматический принцип пунктуации — 407
Грамматический род » Род
Грамматический словарь — 462, 464, 619
Грамматический строй языка — 113
Грамматический субъект — 498
Грамматический уровень — 346. 617, 619
Грамматического класса категория — 115, 256
Грамматическое значение — 116
Грамматическое наречие — 322
Грамматическое подлежащее — 274, 498
Грамматическое поле — 381
Грамматическое сказуемое —
Грамматическое слово — 465
Грамматическое согласование — 300
Грамматичность — 386
Грамматология — 618
Граммема' — 117
Граммематический принцип орфографии — 351
Границы слова — 465
Грассмана закон — 117
Граф — 117
Графема — 117
Графемика — 118
Графемный контекст — 118
Графика — 118
Графическая система — 294
Графические иллюстрации в словаре — 463
Графические средства — 367
Графический аспект слова —* 465
Графический знак — 583
Графический текст — 465
Графический уровень — 315
Графическое обозначение чисел — 583
Графическое сокращение — 9, 351
Граффитн — 118
Грецизмы — 140
Гримма закон — 119
Группа (синтаксическая) — 274,
288, 332, 381, 388, 449. 469
Группа перфекта — 372
Группа подлежащего — 274, 332
Группа сказуемого — 274, 332
Групповая флексия — 364
Групповое склонение — 306
Группофонема — 92
Губная гармония — 210, 213
Губно-губные согласные — 479
Губно-зубные согласные — 479
Губные гласные — 107
Губные согласные — 479
Гуманитарная семиотика — 440
Гумбольдтианство — 123
Гуна — 210
Гуттуралнзация — 101
Гуттуральные согласные — 479
д
Давление системы — 452
Давнопрошедшее время — 214
Дактилировка — 153
Дактилический (Уилера) закон — 532
Дальнейшее дополнение — 320
Даля закон — 126
Данвое — 22, 380
Дармстетера закон — 127
Дательный падеж — 356
Датив — 16, 356
Дативная конструкция — 256
Двоеточие — 406
Двоичная классификация — 342
Двойная запятая — 406
Двойная сегментация — 556
Двойное отрицание — 379
Двойное тире — 406
Двойное членение — 556, 562, 566
Двойные согласные — 479
Двойственное число — 517, 584
Двойственные глаголы — 105
Двувидовая основа — 83
Двусоставное предложение— 47, 380, 393, 479
Двусторонние единицы языка — 149, 311
Двусторонняя замена — 104
Двухвалентные глаголы — 17, 79, 80, 104
Двухкомпонентный структурный образец — 395
Двухместные глаголы — 17
Двухместные предикаты — 80, 392
Двухместные союзы — 484
Двухфокусные согласные — 479
Двучленное словосочетание — 469
Двуязычие (сс.) — 128
Двуязычный словарь — 258, 259, 462
Деби тив — 354
Девербатив — 587
Дедуктивная теория языка — 107
Дедуктивные универсалии — 535
Деепричастие — 128
Деепричастный оборот — 380, 395
Дезактивирующий дательный падеж — 458
Дезигнатив — 322
Дезидератив — 320,	321
Дейксис — 128
Дейктик — 128
Дейктнческая демонстрация — 580
Дейктнческая информация — 452
Дейктнческая теория референции — 412
Дейктические знаки — 390
Дейктические местоимения — 294
Дейктические слова — 167, 295
Дейктичность — 349
Действие — 17, 22, 77, 83. 89. 104. 135, 138, 160, 216, 271, 321, 324, 369, 370, 372, 373, 412, 413, 455, 503, 504
Действительно-подлежащный залог — 160
Действительность и язык — 304
Действительный залог — 160
Декауэативное отношение — 371
Деклцнационные разряды —
Декодирование — 349, 453, 508
Делиберативный объект — 138
Делимитативная функция — 531, 553, 555
Делимитация слова — 465
Деловой стиль — 288
Дельта-грамматика (А -грамматика) — 289
Демографическая мощность идиомов — 616
Демонстратив — 602
Денотат — 128
Денотатив — 234
Денотативная функция языка— 411, 565
Денотативное значение — 129, 444
Денотативный аспект значения — 262
Денотативный статус — 294. 385
Денотатная семантика — 438
Денотация — 175, 384
Дентальные согласные — 477
Деонтическая модальность — 270
Депонентные глаголы — 105
Депонентный пассив — 602
Дерево зависимостей — 98, 110, 332, 436, 449, 585
Дерево непосредственно составляющих — 98
Дерево подчинения — 288
Дерево составляющих — 110, 288
Дериват — 467
Дериватема значения — 314
Деривационная морфология — 130
Деривационное значение — 314, 620
Деривационно-реляционный аффикс — 60
Деривационные отношения — 129
Деривационный аффикс — 60
Деривационный шаг — 129
Деривация — 129
Десемантиэация — 31, 259, 483 Десемантизированный элемент — 47
Десигнат (сс.) — 130
Деснгнатор — 168
Дескриптивизм — Дескриптивная лингвистика
Дескриптивная лингвистика — 130
Дескриптивная стилистика — 492
Дескриптивное слово — 177
Дескриптор — 507, 509
Дескрипция — 275, 411
Детермниант — 131
Детерминатив — 131
Детерминация — 38, 388
Детерминизация имени — 349
Детерминологизация — 508
Детская речь — 131
Дефективная дистрибуция — 553
Дефектная парадигма — 457
Дефектно членимые слова — 314
Дефиниция — 234, 262, 463
Дефисвое написание — 351 Дефонологизация — 234, 555 Децессиввый ряд согласных — 215
Дешифровка — 132
Дешифровочная модель — 289, 304
630
Дешифровочный алгоритм — 132
Дешифровочный подход — 137
Дешья — 179
Деэтимологизация — 349, 597
Деятельность (в лингвистике)— 131, 269, 327, 404, 412, 415, 604, 606
Дзеканье — 71
Дзэнхэйное слово — 24
Диагностический контекст — 138
Диаграмма — 343
Диакритика — 132
Диакритическая функция — 565
Диакритические знаки — 132
Диалексия — 197, 481
Диалект — 132
Диалектизмы — 133
Диалектная зона — 133
Диалектная лексика — 596
Диалектная ономастика — 347
Диалектный ареал — 43
Диалектный континуум — 43
Диалектный словарь — 462, 463
Диалектологический атлас см.
Атлас диалектологический
Диалектологический вопросник — 591
Диалектология — 133
Диалог - 90, 233, 269, 390, 407, 440, 494
Диалогическая речь — 135
Диалоговая система — 390
Диалоговые языки программирования — 616
Диаморфия — 197, 481
Диасемия — 197, 481
Диатаксия — 481
Диатеза — 135
Диафон — 197, 553
Днафоиические отношения >= 197
Диафония — 197, 481
Диафора — 296
Диахроническая акцентология 25
Диахроническая константа — 135
Диахроническая лингвистика — 136, 152, 409
Диахроническая типология 135
Диахроническая фонология -=» 557
Диахронические законы — 587
Диахрония — 136
Дивергенция — 136
Диглоссия — 136
Диглоссная языковая ситуация — 617
Диграф — 136
Дизартрия — 327
Дизъюнктивный союз — 484
Дизъюнкция (логич.)— 275, 367
Дизъюнкция (фонологич.) — 556
Диктум — 274, 303, 401
Диминутив — 162
Диминутивный класс — 173
Динамическая асимметрия — 47
Динамическая афазия — 54
Динамическая концепция языка — 390, 391
Динамическая синхрония — 566
Динамическая система (языка)— 453
Динамическая сторона речи — 415
Динамические глаголы — 47, 105
Динамические модели языка —> 409, 449, 468, 497 , 606
Динамический механизм языка— 605
Динамический подход к синтаксису — 449
Динамический синтаксис — 450
Динамический фактор (в описании языка) — 620
Динамическое ударение — 24, 530
Динамичность — 385, 458
Директив — 54, 413
Директив-аблатив — 538
Дирекционал — 381
Дисгармоничная языковая ситуация — 617
Дискретное множественное число — 584
Дискретные единицы — 556
Дискретные элементы — 619
Дискурс —136
Дисперсионное множество — 584
Диссимилятивное аканье — 71
Диссимилятивное яканье — 71
Диссимиляция — 137
Дистаксия — 388
Дистактиая ассимиляция — 48
Дистактная диссимиляция — 137
Дистантная морфема — 312
Дистантная сочетаемость — 483
Дистантное расположение — 394
Дистантный порядок слов — 388
Дистинктивнвя оппозиция — 348
Дистииктивиая функция — 555
Дистинктивные признаки — 453
Дистрибутив — 286, 602
Дистрибутивная гипотеза — 132
Дистрибутивная грамматика 90, 483
Дистрибутивно-статистический анализ — 231
Дистрибутивные потенции сло-
Днстрибутнвный анализ — 137
Дистрибутивный анализ значений — 440
Дистрибутивный метод — 137
Дистрибутивный способ действия — 105
Дистрибуционализм — 390
Дистрибуция — 130, 137, 390
Дисфемизм — 590
Дифтонг — 138
Дифтонгизация — 213, 535
Дифтонгоид — 138, 310
Дифтонгоидный монофтонг —. 310
Дифференциальная сема — 104, 262, 437
Дифференциальные признаки—216, 231, 348, 380, 390, 552, 556, 619
Дифференциальный элемент —
Дифференциация форм — 315
Дифференциация языка — 133,
134, 210, 481, 566, 616
Дифференциация языков — 562
Дифференцирующий контекст синонимии — 446
Дифференцирующий принцип орфографии — 350
Диффузные высокие гласные — 107
Диффузные гласные — 106
Диффузные звуки — 24
Диффузные низкие гласные в 107
Диффузный ареал — 43
Диффузный денотат — 129
Дихотомическая фонология — 348
Дихотомия — 451
Диэреза — 49, 232
Диэрема — 316, 555
Длина предложений — 414
Длина слова — 451
Длительная слоговая интонация — 255
Длительность действия — 385
Длительность звука — 24, 106, 196, 292, 530, 554
Длительный вид — 354
Добавление символов — 99
Добавление элемента — 314
Добавочное значение слова — 236
Долгие гласные — 106
Долгий слог — 24, 42
Долгота звука — 107
Долготное ударение — 587
Долготные согласные — 479
Долженствовательное наклонение — 65, 255
Долженствование — 395
«Домашний» язык — 303
Доминанта синонимического ряда — 447
Доминанта фонемы — 316
Доминантная типология — 512
Доминациониая грамматика — 289
Доминирующий идиом — 617
Дополнение — 138
Дополнительная артикуляция —
Дополнительная дистрибуция —
Дополнительная информация — 463
Дополнительная смысловая информация — 579
Дополнительное значение — 31
Дополнительное придаточное предложение — 585
Дополнительное распределение — 130, 137
Дополнительность — 36
Дополняющий член — 80
Допустительиое наклонение —> 321
Дорсальные согласные — 477,479
Достигательное наклонение — 499
'Достижеиие/недостижение предела’ — 83
‘Достоверность’ — 303
Доу (синтаксическая группа) — 225
Дробные числительные — 582,583
Дрожащие согласные — 477, 479
Дубитатив — 26
Дублет, см. Абсолютные синонимы
Дублет, (повтор) — 79
Дублирование грамматической информации — 135
Дублирование значений — 379
Дублирование лексем — 379
Дуратив — 56, 517, 575
Дыхательные согласные — 518
Е
Еврейская языковедческая традиция — 145
Европейская языковедческая традиция — 146
Европейское лингвистическое общество — 147
Египтология — 147
Единицы лексикографического описания — 462
Единицы речи — 274, 415
Единицы языка — 149
Единичная референция — 411
Единичность — 54,	249, 385,
584
Единственное число — 584
Единство текста — 417
Естественная логика — 386
Естественная таксономия — 504
Естественная фонология — 557
Естественно-научная дешифровка — 132
Естественно-непринужденная речь — 4821
Естественный порядок слов — 388
Естественный язык — 108, 201. 269, 275, 299, 309, 343, 440— 441, 568, 604
Ж
Жанр общения — 492, 493
Жанр речи — 381
Жаргон — 151
Жаргонизмы — 402, 458
Желательное наклонение — 44, 321 ‘Желательность* — 385, 395 Женевская школа — 151 Женский род — 417
Женский Язык — 153
Жестов языки — 153
Живое чередование — 315
«Живое» (подвижное) слово-223
Живой диалект — 591
Живой корень — 306
Живые языки — 209, 293 —294, 405, 463, 591, 604
Жреческий язык — 77
3
Завершенная предикация — 393
Зависимая сущность — 34
Зависимое слово — 394, 479
Зависимость — 110, 355, 380
Зависимый компонент — 80, 379, 399, 469, 537
Загадка — 368
Заглавная буква = Прописная буква
Заглавное слово — 463
Заглазности категория — 47
Заднего ряда гласиые — 106
Задненебные согласные — 241, 479
Заднеязычные согласные — 82, 479
Задние гласные — 106
Заимствование — 158
Заимствованное слово — 158
Заимствованный иероглиф — 226
Заклинание — 449
Закон открытого слога — 382
Законченное словосочетание — 470
Законы развития языка — 159
Законы сочетаемости — 483
Закрытые гласные — 53, 86, 106
Закрытый слог — 470
Залог — 160
Залоговость — 161, 385, 567
Залоговые преобразования —
Замена символов — 99
Замена элемента — 449
Заместители — 110, 295, 486
Заместительная долгота — 246
Заместительное удлинение — 9
Заместительные слова —167, 295
Замещаемость — 289
Замещение — 138, 297, 446
Замещение элемента — 314
Замыкание = Рамочная конструкция
Замысел высказывания — 387
Запоминание — 417
Запретительная позиция действия закона — 587
Запретительное наклонение — 321
Запросио-ответиая система — 202
Запятая — 406
Засвидетельствованная лексема — 596
Затвор = Смычка
Затворные согласные = Смычные согласные
«Заумь» — 347
Звательная интонация — 340
Звательная форма см. Звательный падеж
Звательный падеж — 340, 356
Звонкие согласные — 20, 23, 236, 477, 479
Звонкость — 232, 348, 408
Звук — 553
Звуки речи — 165
Звуко-буквенное письмо — 118, 350
Звуковая аббревиатура — 9
Звуковая материя — 605
Звуковая оболочка слова — 605
Звуковая оппозиция — 605
Звуковая последовательность — 605
Звуковая транскрипция — 517
Звуковое изменение — 302, 345, 555
Звуковое совпадение — 345
Звуковое соответствие — 94, 419, 488, 555
Звуковое сходство — 368
Звуковой повтор — 368
Звуковой признак — 605
Звуковой символизм — 166, 309
Звуковой состав морфемы — 315
Звуковой язык — 108, 109, 118, 153, 299, 309
Звуковые законы (сс.) — 165
Звуковые соответствия — 94, 419, 488, 555
Звукоподражание — 165
Звукоподражания теория — 165
Звукоподражательные слова — 165, 166, 408
Звукосимволизм — 166
Звукосимволические слова — 166
Звукосочетание — 465, 483
Звучание — 290, 343, 375, 605, 606
Зевгма — 542
631
Зетацизи — 434
Зибса закон — 166
Знверса — Эджертона закон — 167
Зияние — 593
Знак алфавита — 615
Знак языковой — 167
Знаки препинания (сс.) — 167
Знаковая система — 167, 169, 201, 375, 440, 452, 604, 618
Знаковая функция — 343
Знаковые теории языка — 167
Знакообразующая связь — 605
Знакоупотребление — 343
Знаменательная морфема — 312
Знаменательные глаголы — 104
Знаменательные слова — 466
Знаменательные части речи — 578
Знания и язык — 90, 197, 236, 267 , 269, 390, 411, 412, 414, 466, 507, 545, 604
Значащее чередование — 355
Значащий отрезок — 563
Значение абстрактное — 259, 300
Значение алфавитное — 118
Значение атрибутивное — 297
Значение буквальное — 297
Значение буквы — 118
Значение вещественное — 242, 258
Значение вторичное — 290, 336, 337, 332
Значение выражения — 411, 412
Значение высказывания — 269
Значение главное — 382
Значение говорящего — 269
Значение грамматическое см.
Грамматическое значение
Значение денотативное — 129, 444
Значение деривационное — 314, 620
Значение дескрипции — 411
Значение дифференцирующее — 262
Значение добавочное — 236
Значение единицы языка — 233
Значение звуковое — 118
Значение знака — 168. 410
Значение знакоз письма — 132
Значение и обозначение — 346
Значение интегрирующее — 262
Значение информативно богатое — 296
Значение истинностное — 270, 274, 393, 396. 401, 411
Значение как обозначение — 269
Значение как употребление — 269
Значение качественное — 398
Значение классов слов — 396
Значение конвенциональное — 297
Значение конкретное — 259, 300, 382
Значение конкретной лексики — 411
Значение контекстно обусловленное — 382
Значение лексическое см. Лексическое значение
Зиаченне лексической единицы— 259
Значение логическое — 259
Значение мелодических ярусов— 292
Значение метафоры — 296
Значение миогопризнаковое — 296
Значение модальное — 436
Значение морфемы — 167, 312— 313, 483
Значение морфологическое — 313-314
Значение мотивированное — 337
Значение недескриптивное — 270
Значение немотивированное — 337
Значение непрямое — 296, 417
Значение нерасчлененное — 296
Значение новое — 257, 296, 331
Значение номинативное — 262
Значение обобщенное — 258, 380, 382
Значение обстоятельственное — 584
Значение общее — 259, 382
Значение общеобязательное 463
Значение основное — 262, 382
Значение отстраненное — 382
Значение оценочное — 270, 297
Значение первичное — 596
Значение переносное — 259, 262, 323, 382, 417
Значение прагматическое — 390
Значение предикативное — 436
Значение предлога — 394
Значение предложения — 197, 274, 275
Значение предметное — 258, 300
Значение признаковое — 300
Значение производное — 259, 437
Значение пространственное — 356
Значение прямое — 258, 259, 343, 382
Значение реляционное — 296
Значение свободное — 262
Значение синтаксическое — 314
Значение синтаксической конструкции — 396
Значение слова (сс.) — 169
Значение словообразовательное — 313
Значение событийное — 300
Значение современное — 463
Значение специальное — 259
Значение транслативное — 76
Значение узкое — 259
Значение устаревшее — 463
Значение устоявшееся — 463
Значение фигуральное — 274
Значение формы — 276
Значение фразеологически связанное — 262, 382
Значение функционально обусловленное — 262
Значение характеризующее — 262
Значение широкое — 259
Значение экспрессивно-стилистическое — 262
Значение экспрессивно-эмоциональное — 290
Значение экспрессивное — 259
Значение элементарное — 437
Значение языковой единицы — 438
Значимость — 152, 279, 438, 452
Зона пересечения полей — 567
Зона словарной статьи — 463
Зооморфизм — 296
Зоонимика — 347
Зоонимы — 473
Зубные согласные — 479
И
Игровой аспект речи — 415
Идафа — 170
Идеалистическая неофилология — 594
Идентификация — 137
Идентификация единицы — 348
Идентификация морфем — 313
Идентификация предмета речи — 300
Идентификация слова — 465
Идентифицирующая метонимия — 301
Идентифицирующая референция — 411
Идентифицирующие слова —167
Идеограмма — 171
Идеографическая синонимия — 446
Идеографические синонимы —
Идеографический словарь — 462, 463, 506
Идеография — 375, 298
Идеофоиы (сс.) — 171
Идиолект — 171
Идиом — 171
Идиоматика см. Фразеология
Идиоматическая аналитическая конструкция — 31
Идиоматические отношения — 31
Идиоматичность — 559
Идиоматичность значения — 465
Идиоэтнический язык — 604
Иерархическая функция — 388
Иерархия — 332
Иерархия одушевленности — 342
Иероглиф — 171
Иероглифика — 376
Изафет — 172
Избирательность — 90, 483
Избыточное выражение значений — 457
Избыточное чередование — 315
Избыточность — 90, 379
‘Известность/неизвестность1 — 23
Изменение значения — 80, 259, 260, 262, 562, 620
Изменение тона — 404
Изменения в языке — 135, 136, 159, 232, 257, 259, 262, 296, 298, 299, 302, 314, 326
Изменяемые слова — 466
Изобразительное настоящее время — 323
Изоглосса (сс.)—172
Изолекса — 43
Изолированная оппозиция — 348
Изолированное употребление основы — 564
Изолирующие языки (сс.) — 172
Изоляция — 512
Изоморфизм — 130, 347
Изопрагма — 133
Иэосема — 43
Изосемия — 379
Изофон — 43
Изъявительное наклонение — 303, 321
Изъяснительное отношение — 471, 484
Изъяснительный союз — 484
И конические пиктограммы — 374
Икоиический знак — 168, 343
Икт — 402
Иллатив — 213, 285, 356
Иллич-Свитыча — Дыбо закон—• 172
Иллокутивная сила — 373, 390, 412
Иллокутивная цель — 412
Иллокутивный акт — 412
Иллокутивный глагол — 373, 412
Иллюстрации в словаре — 463
Имена действия — 80
«Имена естественных родов» — 336
Имена качества — 80
Имена лиц — 336
Имена носителей признаков — 336
Имена признаков — 336
Имена результатов — 336
Имена родства — 598
Именительный падеж — 356, 379
Именная группа — 98, 243, 288, 332, 396, 449
Именная основа — 306
Именная синтагма — 393
Именное предложение — 393
Именное сказуемое — 392, 455
Именное склонение — 102
Именной структурный образец — 395
Именные классы — 173
Именные члены предложения — 379, 584
Именных состояний категория-49
Именование — 175, 275, 336, 345, 346, 384, 411, 412, 464, 473
Имитативные слова — 139
Имманентная стилистика — 493
Имманентный подход — 453
Императив — 321
Императивное междометие — 290
Императивное предложение = Побудительное предложение
Императивность — 385
Имперфект — 174
Имперфектив — 18, 56, 73, 83, 170
Имперфективация — 83
Импликативная универсалия — 454, 536
Импликатура дискурса — 269, 396
Импликационная волновая модель — 482
Импликационная типология — 512
Импликация — 137, 198, 269, 275, 292
Имплицитная цель речевого акта — 413
Имплицитные компоненты предложения — 273
Имплицитный способ связи — 380
Имплозивные согласные — 479
Имплозия — 53
Импортированный металект — 617
Имя - 175
Имя (в языках программирования) — 615
Имя прилагательное = Прилагательное
Имя собственное = Собственное имя
Имя существительное = Существительное
Имя числительное = Числительное
Инактивная конструкция — 22
Ииактивное существительное — 22, 320
Инактивный падеж — 22
Инвариант (сс.) — 176
Инвариант единицы — 348
Инвариантная грамматическая единица — 116
Инвариантная дивергенция — 136
Инаентаризацнонная типология — 512
Инвентаризация единиц языка-453
Инверсивного строя глагол — 120
Инверсия — 176
Инвертированный порядок слов — 388
Ингерентность — 435
Иигерентные различительные признаки — 556
Индекс - 14, 168, 295, 343, 513
Иидексальные компоненты значения — 390
Индексальный знак — 343
Индефинитная конструкция — 529
Индивидуализирующее множественное число — 375
Индивидуальная речь — 302, 595
Индивидуальная языковая система — 595
Индивидуальные грамматические особенности — 463
Индивидуальные отклонения речи — 414
Индивидуальный стиль — 135, 414
Индивидуум — 303
Индийская языковедческая традиция — 177
Индикатив — 321
Индикатор (глагольная частица) - 199, 350
Индикатор (дейктический элемент) — 295
Индоевропеистика — 182
Индология — 190
Индуктивные универсалии — 535
Индуктивный метод — 302
Ииессив — 213, 198, 356
Инженерная лингвистика — 397, 619
Инициаль — 225, 470
Инициальный комплекс частиц— 580
Инклюзив — 193
Инклюзивное употребление — 372
Инкорпоративный комплекс — 193
Инкорпорация — 193
Инкорпорирующие языки (сс.) — 193
Иилаутный консонантизм — 444
Инлаутный согласный — 205, 568
Инновационный ареал — 43
Инновация — 43, 482
Иносказание — 390
Иностранные слова — 158
Иностранный язык — 239, 291, 352, 374, 404, 412
Иноязычные слова — 158, 159, 211, 397, 518
632
Инспираторные согласные — 479
Инспираты — 479
Инструмент действия — 593
Инструменталис — 356
Инструментальная фонетика — 591
Интегральные концепции языка — 606
Интегральные модели языка — 606
Интегральные признаки — 216, 380, 552, 553, 556
Интегративное целое — 448
Интеграция единиц — 90
Интегрирующая сема — 438
Интенсив — 49, 241, 319, 386
Интенсивности категория — 398
Интенсионал — 175, 263, 384, 401, 444
Интенсиональная логика — 289
Интенсиональная семантика — 438
Интенсиональная таксономия — 504
Интенсиональный контекст — 275
Интенсиональный мир — 608
Интенсиональный язык — 609
Интенсификатор — 349, 398
Интенсификации категория — 398
Интенсня — 175
Интенционалис — 32
Интенциональная концепция референции — 412
Интенциональное состояние — 413
Интенциональность — 412
Интенция говорящего — 85, 412
Интерактивная система — 390
Интеракционная система — 415
Интервал —- 292
Интервьюирование информанта — 482
Интердентальные согласные — 99, 479
Интерлингвистика — 196
Интерлинеарная глосса — 128
Интернациоиализмы — 197
Интернациональная идеограмма — 583
Интернациональная лексика — 201
Интернациональные слова — 159
Интерпозицня — 484
Интерпретационизм — 197
Интерпретация — 137, 197, 390, 413
Интерпретация речи — 414
Интерпретивизм — 197
«Интерпретирующая лингвистика* - 197
Интерпретирующая семантика — 197
Интерпретирующий подход —197
Интеррогатив — 16
Интертекстуальность — 508
Интерференция — 197
Интерфикс (сс.) — 197
Интонационная конструкция — 198
Интонационная транскрипция — 517
Интонационные средства — 561, 591
Интонационный контур — 395, 447
Интонационный принцип пунктуации — 467
Интонационный центр — 561
Интонация — 197
Интонема — 198
Интранзитивные глаголы — 26
Интраперсоиальный речевой акт — 310
Интродуктивная референция — 411
Интродуктивная функция — 46
Интродуктивное начало — 349
Интродуктивные местоимения — 295
Интродукция — 580
Интроспекция — 591
Инфект — 174
Инфикс (сс.) — 198
Инфинитив — 198
Инфинитивная конструкция 458
Инфинитивное предложение —* 379
Инфинитивный оборот = Инфи-
нитивная конструкция
Информант — 137, 304, 482, 591
Информативная недостаточность — 584
Информативная функция словаря — 462
Информативность речи — 414
Информативный аспект речи — 414
Информативный диалог — 390
Информативный речевой акт — 413
Информатика — 415
Информационная система — 14, 202, 620
Информационно-поисковая система — 390
Информационно-поисковый тезаурус — 507
Информационно-поисковые языки (сс.) — 199
Информационный поиск — 397,
Информация в лингвистике — 15, 23, 39, 36, 87, 132, 202, 231, 233, 261, 263, 303, 304, 343, 367, 375, 385, 386, 604, 606, 607, 615, 618, 619
Информированность адресата — 390
Инхоатив — 201
Инцептив — 79
Иъектнвиые согласные — 248, 445
Инъюнктив — 82
Иранистика — 199
Ироническое отрицание — 303
Иррадиация — 473
Ирреалис — 251
Ирреальное наклонение — 303 ‘Ирреальность’ — 303, 385, 392 Исключение — 32, 159, 489, 555 Исключение компонентов — 449 Исконные слова — 158 Искусственная таксономия — 504
Искусственные языки — 201
Искусственный интеллект и лингвистика — 45, 137, 233, 304, 357, 616, 618
Истина — 393, 449
Истинное предложение — 393, 396, 609
Истинностная оценка — 373
Истинностное значение — 401, 499
Истинность — 90, 390, 413, 414, 435, 609
Истинный дифтонг — 138
Историзм в языкознании — 302, 486
Историзмы — 204
Исторвографвя лингвистики — 204
Историческая акцентология —25
Историческая грамматика — 84, 487
Историческая диалектология — 134
Историческая лексикология — 345
Историческая морфология — 314
Историческая ономастика — 347
Историческая перспектива слова — 467
Историческая стилистика — 493
И сторическая фонетика — 316,
Историческая фонология «= Диахроническая фонология
Исторические законы семантики — 439
Исторический принцип орфо~ графии = Традиционный принцип орфографии
Исторический принцип расположения слов — 463
Исторический синтаксис — 449
Исторический словарь — 259, 462, 463
Историческое настоящее время— 323
Историческое чередование — 31£ 580
Историческое языкознание — 587
История и лингвистика — 518
История языка — 487, 620
Источник мотивации — 468
Исходная модель-архетип 486
Исходная репрезентация — 314
Исходная форма слова — 257, 463, 464, 596
Исходное значение — 596
Исходное предположение вопроса — 396
Исходное представление — 380
Исходное слово « Мотивирующее слово
Исходные числовые компоненты — 583
Исходный вариант морфемы — 315
Исходный морф — 312, 313
Исходный падеж — 306, 356
Исходный символ — 98
Исчезновение гласного — 591
Исчезновение грамматических категорий — 314
Исчезновение склонения — 457
Исчисление в лингвистике — 98, 135, 168
Исчисление высказываний — 439, 498
Исчисление предикатов — 110, 439
Итацизм — 119
Итератив — 84
Итеративность — 580
Итеративные глаголы см. Многократный способ действия
Итерация значений — 312
Йельская школа (сс.) — 206
Йотированные согласные — 171, 479
К
Кавказоведение — 207
Кавычки — 406
Казанская лингвистическая
школа — 209
Какуминальные согласные — 479
Калька — 211
Калькирование — 237
Каноническая структура — 110
Канцеляризмы — 212
Каритив — 219
Карта диалектологическая — 214
Картина мира — 129, 267, 296
Картографирование в лингвистике — 51
Картография — 347
Картуши — 132
Катализатор — 12
Катафора — 34
Катафорическая связь — 435
Катафорический субститут — 435
Катафорическое отношение — 32
Категорематическое слово —274
Категориальная грамматика —
Категориальная пресуппозиция — 396
Категориальная семантика —’ 80
Категориально обусловленное чередование — 580
Категориальное значение — 438, 579
Категориальные имена — 80
Категоризация — 215, 216
Категоризующий аффикс — 60
Категории понятийные (сс.) — 215
Категорически-повелительное иаклоиение — 321
Категория — 215
Категория состояния — 84
Каузальные отношения — 449
Каузатив — 16, 49
Каузатив (залог)— 160
Каузатив (падеж) — 285
Каузативная конструкция — 79
Каузативная порода — 16, 42, 49
Каузативная связь — 605
Каузативное отношение — 371
Каузативное спряжение — 517
Каузативные глаголы — 198
Каузация — 439
Качественная противоположность — 36
Качественная редукция — 86, 408
Качественная таксономия — 504
Качественное ударение — 24
Качественное чередование — 213, 580
Качественность — 567
Качественные местоимения — 295
Качественные местоименные слова - 295
Качественные наречия — 322
Качественные предикаты — 73
Качественные прилагательные — 397
Качественный аблаут — 9
Качество гласного — 24
Качество звука — 106
‘Качество (предмета)’— 216, 336, 385, 455
«Квадрат Гринберга. — 31, 437
Квазиалфавит — 377
Квазиморф — 313
Квазисинонимия — 104
Квалитативность — 385
Квалификация сообщаемого — 303
Квалифицирующая функция союза — 484
Квантитативная типология — 513
Квантитативное ударение — 24
Квантитативное™ — 385
Квантитативные словесные знаки — 167
Квантификатор — 295
Кванторные местоимения — 295
Кванторы — 275
Кзотатив — 596
Кельтология — 217
Кенема — 108
Кибернетика и лингвистика — 304, 453
Кинема — 221
Кинемика — 166
Кинесика — 221
Кинетическая речь (сс.) —221
Кинетические средства — 367
Киссаунды — 78
Китаистика — 222
Китайская языковедческая традиция — 225
Класс глаголов — 71, 150
Класс слов — 620
Класс языковых единиц — 138, 504
Классификаторы — 227
Классификационное значение— 314
Классификация языков — 228
Классифицирующая категория— 216, 458
Классифицирующая понятийная категория — 385
Классифицирующий признак —• 216
Классно-личная морфема — 10
Классно-личное спряжение — 10
Классный показатель — 173
Классовость языка — 483
Классохорическая таксономия-513
Классы слов — 450, 578
Кластер — 53, 209
Клитизация — 389
Клитика — 25, 63, 465
Клитическая морфема — 13
Клише (сс.) — 229
Клиширование — 414
Ключевая метафора — 296
Ключевые слова — 466
Ключ> (детерминатив) — 131
Ключ, (к дешифровке) — 132
Клятва — 449
Кнаклаут — 555
Книжная лексика — 369
Книжно-письменные средства (языка) — 567
Книжные слова — 402
Книжные средства (языка)— 408
Коартикуляцня — 4б, 470
Коаффикс (сс.) — 230
Кобол — 616
Когнитивная деятельность в язык — 346
633
Когнитивная категория — 385
Когнитивная метафора — 296
Когнитивная функция языка — 564, 565, 604
Когнитивно-познавательная функция языка — 346
Код - 233, 343, 415, 453
Кодирование — 619
Кодификация — 247, 338, 391
Кодифицированная норма — 352
Кодифицированный литературный язык — 407
Койие - 230
Количественная метатеза — 296
Количественная редукция — 408
Количественная таксономия — 504
Количественно-параметрические местоимения — 295
Количественное ударение — 530
Количественное чередование — 213, 580
Количественное™ — 567
Количественные местоимения — 295
Количественные методы в я з ы-кознании — 231
Количественные признаки языковой ситуации — 616
Количественные слова — 379
Количественные числительные — 582
Количественный аблаут — 9
Количество звука « Долгота
звука ’Количество’ — 216, 385, 583 Коллаборатив-пассив — 54 Коллигацня — 276 Коллокация — 276
Колонная акцентная парадигма — 25
Колонное ударение — 531
Колумнальная баритонироваи-ная парадигма — 25
Комбинаторика — 132
Комбинаторика единиц языка — 149, 234, 236
Комбинаторная позиция — 556
Комбинаторная фонетика — 483 Комбинаторные изменения звуков — 232
Комбинаторные изменения фонем — 483
Комбинаторные потенции слова — 450
Комбинаторный вариант фонемы — 320
Комбинаторный метод — 381 Комбинация единиц языка —
149, 336, 450, 539, 543 Комбинация морфем — 483 Комбинация признаков — 605 Комбинированное словосочета-
ние — 469
Комбинированный союз — 484 Комиссив — 413
Комитатив — 16, 356
Комплексная основа — 353
•Комментатив — 47, 321
Комментирующее настоящее время — 323
Коммуникант — 233, 413
Коммуникативная адекватность — 137
Коммуникативная деятельность — 412, 604
Коммуникативная единица — 450, 455
Коммуникативная задача — 414 Коммуникативная значимость —
407
Коммуникативная инверсия — 561
Коммуникативная компетенция — 413
Коммуникативная мощность идиомов — 616
Коммуникативная нагрузка — 395, 584
Коммуникативная направленность — 373
Коммуникативная организация высказывания — 380, 412, 450
Коммуникативная пригодность языка — 617
Коммуникативная ситуация — 303, 372, 390
Коммуникативная сфера использования языка — 481, 616
Коммуникативная установка — 401. 412, 414, 450
Коммуникативная функция высказывания — 380
Коммуникативная функция предложения — 585
Коммуникативная функция слова — 584
Коммуникативная функция словаря — 462
Коммуникативная функция языка — 562. 564-565, 604
Коммуникативная целеустанов-ка — 303
Коммуникативная цель — 414, 449, 450
Коммуникативно-грамматическая категория — 216
Коммуникативно расчлененное предложение — 380
Коммуникативное задание — 414, 605
Коммуникативное намерение —
Коммуникативные интересы собеседников — 415
Коммуникативный акт — 90, 233, 373, 407, 412, 481, 591 Коммуникативный аспект предложения — 380, 455
Коммуникативный контекст — 414, 450
Коммуникативный принцип пунктуации — 407
Коммуникативный синтаксис — 369, 455, 592
Коммуникативный статус — 597
Коммуникативный стереотип — 413
Коммуникативный субъект — 498
Коммуникативный тип высказывания — 561
Коммуникативный уровень — 161
Коммуникация — 233
Коммутационный тест — 233
Коммутация — 233
Компактиостный сингармонизм — 445
Компактные гласные — 106
Компактные звуки — 24
Компаратив — 285, 399
Компаративистика (сс.) — 233
Компаративное™ — 385, 567
Компенсационные изменения — 159
Компетенция — 98
Комплемент — 147
Комплементарная противоположность — 36
Комплементарное™ — 36
Комплетивное отношение — 584
Композит — 469
Композиция — 220, 278, 290
Компонент значения — 439
Компонент предложения — 449
Компонент словосочетания — 469
Компонентного анализа метод— 233
Компрегенсия — 384
Компрессия — 606
Компрессия речи — 592
Компьютерная революция и язык — 619
Компьютерное моделирование речевого общения — 568
Конатив — 386
Конативная функция языка — 564, 565
Конвенционализация — 413
Конвенциональное™ знака — 343
Конвенциональное™ речевого акта — 412
Конвенция общения — 269, 414
Конвергентная зона — 234
Конвергентная изоглосса — 43
Конвергентное развитие языков — 617
Конвергенция — 234
Конверсационная максима — 390
Конверсив — 234
Конверсия! (в грамматике и лексике) — 234
Конверсия» (в словообразовании) — 235
Конднционал — 321
Конец действия — 385
Конец слова — 348
Конечная позиция — 349
Конечное ударение — 25
Конкорданс — 14
Конкретная временная отнесенность 458
Конкретная лексика — 296, 411, 502
Конкретная референция — 411
Конкретно-процессная функция — 83
Конкретно-фактическая функция вида — 83
Конкретное высказывание — 585
Конкретное значение см. Значение конкретное
Конкретное настоящее время — ’Конкретность/абстрактность’ — 80, 385
Конкретные существительные — 296, 336
Конкретный язык — 604
Коннотация — 236
Консекутивиость — 68, 73, 170
Конситуация — 349
Консонантизм — 236
Консонантическая ассимиляция — 48
Консонантическая диссимиляция — 137
Консонантный коэффициент —
Константа — 175, 202, 615
Констатация — 373
Конститутивная позиция — 556
Конструктивизм — 298
Конструктивная функция языка — 565
Конструктивно связанная метонимия — 300
Конструктивные методы — 298
Конструкция — 373, 469
Контактная ассимиляция — 48
Контактная диссимиляция — 137
Контактная конвергенция — 234
Контактная сочетаемость — 483
Контактное расположение — 394
Контактный порядок слов — 388
Контактоустанавливающая функция языка — 564
Контакты языковые — 237
Контаминация — 238
Контаминация сочинения с подчинением — 484
Контекст — 238
Контекстно-свободная грамматика — 15, 288, 615
Контекстные паронимы — 368
Контекстуализация — 276
Контекстуальная сема — 437
Контекстуально независимое значение — 300
Контекстуально обусловленное сокращение — 9
Контекстуальный эллипсис-592
Контенсивная типология — 135, 512
Континуатив — 79, 83
Контрактура — 241
Контрарная противоположность — 36
Контраст — 348, 356
Контраст между языками — 479
Контрастивная грамматика — 115
Контрастивная лингвистика — 239
Контрастивное ударение — 561
Контрастивный метод — 431
Контрастирующая дистрибуция — 130
Контрастное распределение —
‘Контролируемость действия’ — 396
'Контролируемость/неконтро-лируемость’ — 458
Контурное правило — 587
Контурный тон — 515
Конфигурация предложения — 22
Конфикс (сс.) — 239
Конфликт между правилами — 606
Коифронтативная лингвистика — 239
Концепт — 384
Концептуальная категория — 385
Концептуальная типология — 512
Концептуальное тождество — 32
Концептуальный анализ — 269, 384
Концессив — 216
Конъюгационное основание — 240
Конъюнктив — 25, 321, 499 Конъюнктная флексия — 80 Конъюнкция — 275,	367
Кооператив — 160 Координативный союз — 484 Координация — 479, 484 Координированность смыслов — 484
Копенгагенский лингвистический кружок — 239
Копулятивный союз — 484
Корень — 242
Кореферентность — 243
Кореференция — 267
Корнеаая морфема — 242
Корневая реконструкция — 409
Корневые языки — 317
Корнеизолнрующие языки — 53
Корнесложение — 91
Корпус текстов — 289, 304 Коррелятивный признак— 244 Коррелятивный ряд — 244 Корреляционный анализ — 482 Корреляция — 243 Косвенная номинация — 336 Косвенная речь — 244
Косвенная форма слова — 564 Косвенно-переходные глаголы — 105
Косвенное дополнение — 83, 584
Косвенное наклонение — 321
Косвенное побуждение — 244, 413
Косвенный вопрос — 244, 295
Косвенный объект — Косвенное дополнение
Косвенный падеж — 60, 356, 479
Косвенный перформатив — 373
Косвенный речевой акт — 413 Косвенный смысл — 390, 414, 450 Косвенный стиль — 414 Космонимия — 516 Космонимы — 473 Красне — 592 Красноречие — 417
Краткая форма прилагательного — 143, 398
Краткие гласные — 24, 106
Краткие ненапряженные гласные — 107
Краткий слог — 167, 310, 530 Краткое числительное — 77, 582 Краткостный слог — 587
Кратностное числительное — 582 Кратность — 385. 582 Креолизация — 245, 392 Криптография! — Тайнопись Криптография» = Дешифровка Криптоним — 36 Криптотип — 457, 458 Круглая точка — 406 Крылатые слова — 246 Ксенизм — 260
Кульминативная функция—531,
Культура и язык — 483, 486, 597
Культура речи — 247
Культура языка — 247
Культурная престижность языка — 617
«Культурный > язык — 241
Кумулятивное отрицание — 355
Кумулятивный способ действия — 105
Кумуляция — 456
Кун чтение иероглифа — 626 Куративный глагол — 271 Курсив — 56, 61, 170, 311 Курсивная форма письма — 377 Курсивный вид — 443
Лабиализация — 250
Лабиализованные гласные — 107
Лабиализованные согласные — 479
634
Лабиальная гармония — 306
Лабиальные согласные — 479
Лабиальный сингармонизм — 445
Лабильные глаголы — 12
Лабио-велярные согласные — 479
Лабиограмма — 52
Лабио-дентальные согласные — 479
Лабио-палатальные согласные — 479
Лабиоувулярные согласные — 16
Ламбдаизм — 28, 77
Ларннгал — 252
Ларннгальиая теория — 252
Ларингальные согласные — 479
Латеральные согласные — 11, 12
Латив — 10, 285
Латинизмы — 140
Лахмаиа закон — 255
Левоударная морфема — 25
Лейпцигская школа— 302
Лекса — 81
Лексема — 257
Лексемная дублетность глаголов — 342
Лексемные расхождения между языками — 481
Лексика — 257
Лекснкалнэацня — 258
Лексикалистская гипотеза — 468
Лексико-грамматическая категория — 216
Лексико-грамматическая структура высказывания — 579
Лекснко- грамматический разряд — 115, 216, 579
Лексико-падежная грамматика — 357
Лексико-семаитическая группа—
262, 381, 438
Лексико-семантическая рия — 216
Лексико-семантическая фикация — 579
Лексико-семантическая дигма — 367, 381
Лексико-семаитическая рукция — 409
Лексико-семантическая ма - 167, 175, 384
Лексико-семантическая мость — 113
катего-класси-пара-
реконст-систе-
сочетае-
Лексико-семантические вариан-
ты — 382
Лексико-семантический класс — 294
Лексико-семантический уровень — 481
Лексико-семантическое поле — Семантическое поле
Лексико-синтаксический пов-
тор — 135
Лексико-синтаксический принцип орфографии — 351
Лексикографическая информация — 25
Лексикографические параметры — 462
Лексикография — 258
Лексикология — 259
Лексикон — 461
Лексикостатистика — 94, 109, 619
Лексическая аналитическая конструкция — 31
Лексическая валентность — 80
Лексическая декомпозиция — 386
Лексическая деривация — 129
Лексическая единица — 257,259, 592
Лексическая категория — 473
Лексическая метонимия — 300
Лексическая морфема — 167,
451
Лексическая морфология — 314
Лексическая парадигма — 366
Лексическая парадигматика — 367
Лексическая полисемия — 382
Лексическая семантика — 262, 440, 620
Лексическая синонимия— 446
Лексическая система — 260
Лексическая сочетаемость — 609
Лексическая трансформация — 386
Лексическая функция — Семантический параметр
Лексически обусловленное чередование— 580
Лексические диалектизмы — 133
Лексические коиверсивы — 234
Лексические ограничения — 395, 580
Лексические омонимы — 345
Лексические слова — 465, 473
Лексические средства языка — 591, 605
Лексические факторы сочетаемости — 483
Лексический класс — 584
Лексический контекст — 348
Лексический плеоназм — 379
Лексический повтор — 267
Лексический состав предложения — 379, 395
Лексический уровень — 260, 346, 483, 617
Лексический фонд — 597
Лексическое выражение категории — 458
Лексическое значение слова — 261
Лектон — 393
Лемматизация — 14
Ленинградская фонологическая школа — 264
Лениция — 283
Лескииа закон — 264
Леттоиистика (сс.)—265
Лигатура — 266
Лигатурное письмо — 376
Лингва франка — 267
Лингвистика (сс.) — 267
Лингвистика речи — 90, 415
Лингвистика текста — 267
Лингвистическая география — 268
Лингвистическая дефиниция — 463
Лингвистическая информация — 463
Лингвистическая относительность — 443
Лингвистическая поэтика (сс.) — 269
Лингвистическая семантика — 620
Лингвистическая статистика — 269
Лингвистическая стилистика-493, 620
Лингвистическая терминология см. Терминология лингвистическая
Лингвистическая технология — 373
Лингвистическая философия — 269
Лингвистический атлас (сс.) — 270
Лингвистический процессор — 304
Лингвистический эксперимент — 138, 591
Лингвистическое время — 109
Лингвистическое описание — 137
Лингвограмма — 52
Лингвонимы — 598
Лингвопроектирование — 196
Лингвостатистика — 269
Линеаризация — 606
Линейность означающего — 152
Линейность речи — 388
Линейные грамматические единицы — 116
Линейный порядок речевого высказывания — 585
Линейный порядок лексем — 379
Линейный порядок частиц — 580
Линейный синтаксис — 387
Лисп — 616
Литература и язык — 271
Литературная ономастика — 347
Литературное просторечие — 402
Литературный язык — 270
Литературоведение и лингвистика — 415, 489, 493, 544
Литота — 520
Лнтуаввствка (сс.) — 271
Лица-числа категория — 272
Лицо — 271
Личная прнтяжательность — 272, 350
Лично-притяжательности категория — 249, 397
Личного отношения категория —
Личное имя — 36
Личное предложение — 272
Личное спряжение — 10
«Лнчностижатегория —162, 342
Лнчноств-безлвчноств категория — 272
Личность/нелнчиость — 458
Личные местоимения — 294
Личный глагол — 104
Логика высказываний — 90
Логика действий — 270
Логика оценок — 270, 390
Логика практического рассуждения — 390
Логика предпочтения — 270
Логика прескрипций — 270
Логико-грамматическое членение предложения — 23
Логико-Коммуннкативная функция — 380
Логнко-связующая функция — 388
Логико-семантическнЙ фактор — 411
Логико-синтаксический синкретизм — 449
Логицизм = Логическое направление
Логическая дефиниция — 463
Логическая категория — 385
Логическая связка — 275
Логическая семантика — 275, 411
Логическая структура предложения — 275, 357
Логическая функция предложения — 585
Логическая функция слова — 584
Логическая эквивалентность — 446
Логический аспект предложения — 380, 455
Логический предикат — 23, 274, 393, 498
Логический принцип расположения слов — 463
Логический субъект — 23, 274, 393, 498
Логический язык — 275
Логическое лингвопроектирование — 196
Логическое направление — 273
Логическое подлежащее — 274
Логическое сказуемое — 274
Логическое суждение — 23
Логическое ударение — 447, 561
Лого — 616
Логограмма — 275
Логографнчески - силлабический тип письма — 375
Логос — 35, 449
Ложная калька — 211
Ложная этимология — Народная этимология
Ложноглагольное предложение — 141
Ложное предложение — 393, 396, 609
Ложное сандхи — 432
Ложное суждение — 396
Ложность высказывания — 90, 390, 414, 609
Ложный дифтонг — 138
Локализации категория — 47, 61, 153
Локализация во времени — 372
Локальная дифференциация речи — 407
Локальная серия — 76
Локальный фонетический признак — 504
Локатив — 60, 251, 256, 379, 574
Локативная версия — 83
Локативная конструкция— 77, 256
Локатнвность — 388, 567
Локативные местоименные слова — 295
Локативный падеж — 12
Локативный предлог — 93
Локация — 393, 565
Ломаное множественное число — 511
Лондонская школа — 276
м
Магическая функция речи 565
Майнхофа правило — 277
Макровремя — 95
Макроконтекст — 238
Макролингвистика — 130
Макросемья (сс.) — 279
Макросинтаксис — 137
Макротопоннмия — 516
Макроэволюция языка — 109
Макроэтнонимы — 598
Макроязыки — 96
Максима качества — 390
Максима конверсационная — 390
Максима манеры — 390
Максима общения — 269
Максима отношения — 390
Малефактив — 83
Малефактивиая версия — 83
Маневренность синтаксиса — 449
Майера речи — 390
Маргинальная глосса — 107
Маргинальная зона — 43
Маргинальный элемент конструкции — 332
Маргинальный язык — 306
Маркер — 60
Маркированность/немаркиро-ванность — 391
Маркированный член оппозиции — 348
Маркированный элемент — 441
Масдар — 104, 120
Массовая коммуникация — 303. 483, 616
Математика и лингвистика —
Математико-статистические методы в лингвистике — 482 Математическая лингвистика — 287
Математическая логика — 287 440
Математические методы в лингвистике — 231. 298, 300, 482 490, 496, 546, 606
«Матери чтения» см. Матрес лекционис
Материал (в глоссематике) —
Материальные единицы языка — 449
Материальный субстрат означающего — 343
Материнский говор — 111
Матрес лекционис — 289
Матрица соответствий — 392
Матричное предложение — 99
Машинный перевод (сс.) — 289
Машинный фонд — 15
Машинный эксперимент в лингвистике — 591
Мегаморф — 312
Медиаль — 470
Медиально-пассивный залог — 253
Медиальный залог — 119, 319
Меднй — 160
Медиоактив — 214
Меднопассив — 517
Медиум — 160
Межгрупповое общение — 303
Междометия — 290
Международное общение — 231,
Международные языки — 291 Межзубные согласные—99, 203.
479
Межличностный аспект речи — 415
Межморфемные отрезки — 313
Межнациональное общение — 290, 564, 608
Межсловная фузия — 564
Межуровневые связи — 606
Межфразовая связь — 198
Межъязыковая паронимия — 368
Межъязыковое общение — 196
Межъязыковой слой лексики — 473
Межэтническое общение — 145, 153,374, 598
Мейозис — 371
Мелодика речи — 292
Мелодика стиха — 347
635
Мелодический диапазон — 292
Мелодический ярус — 292
Мелодическое ударение — 24
Меморатив — 82
Мертвые языки — 293
* Мертвые > слова — 223
Мертвый корень — 306
Местные разновидности языка — 133
Местные языки — 374
Местный диалект = Территориальный диалект
Местный металект — 617
Местный падеж — 28, 256, 356
Место артикуляции — 48
Место действия — 216, 322, 393
Местоимение — 294
Местоименная связка — 435
Местоименное склонение — 179
Местоименные глаголы — 295
Местоименные наречия — 295
Местоименные прилагательные— 398
Местоименные слова — 295
Местоименный «индикатор» — 249
Местоименный «селектор» — 249
Местоименный предлог — 76
Металект — 617
Металингвистика — 130, 297
Металингвистическая функция языка — 564
Метамодель — 304
Метанализ — 370
Метаречь — 297
Метасинтаксическая позиция — 472
Метатакса — 588
Метатеза — 296
Метатеория языкознания — 619
Метатония — 296
Метафония — 535
Метафора — 297
Метафоризация — 296, 439
Метаязык — 297
Метаязык словаря — 462
Метаязыковая функция языка— 564
Метаязыковое утверждение — 274
Метаязыковой аспект риторики — 417
Метод в языкознании — 298
Метод синтаксического моделирования — 449
Метод субституции — 449
Метод транспозиции — 449
Метод фаиьце — 505
Методика преподавания языков — 397
Методология в языкознании- 299
Метонимизация — 300
Метонимия — 300
Метрическая теория ударения — 24
Механицизм в лингвистике — 595
Микровремя — 95
Микроконтекст — 238
Микролингвистнка — 130
Микроструктура словаря — 463
Микротекст — 435
Микротопонимия — 516
Микроэволюция языка — 620
Микроэтнонимы — 598
Мировые языки (сс.) — 301
Мифология и язык — 258. 297,
405, 409, 489 508, 598, 618
Мифонимы — 347
Младограмматизм — 302
Младограмматики см. Младограмматизм
Младописьменные языки — 90, 616
Многовалентные глаголы — 104
Многозначное слово — 366, 382
Многозначность (сс.) — 302
Многозначность графемы — 118
Многозначный союз — 484
Многократное настоящее время — 323
Многократность — 83
Многократный вид — 84
Многократный способ действия— 105
Многомерная классификация— 504
Многомерная оппозиция — 34S
Многоместные предикатные отношения — 394
Многоместные предикаты — 104
Многоместный союз — 484
Многоплановая диалектологическая карта — 214
Многополюсная языковая ситуация — 617
Многосоюзие — 302
Многоточие — 406
Многоударные слова — 466
Многоуровневая грамматика — 289
Многоуровневая модель — 304
Многоэлементный денотат — 129
Многоязычие — 303
Многоязычная языковая ситуация— 617
Многоязычное общество — 607
Многоязычный словарь — 462
Множественное отрицание — 355
Множественное число — 584
Множественное число вежливости — 584
Множественное число величия — 584
’Множественность’ — 385, 584
Мобильный аффикс — 313
Модальная частица — 579, 580
Модально-бытийные понятийные категории — 385
Модально-коммуникативный аспект высказывания — 90
Модальное выражение — 275
Модальное значение см. Значение модальное
Модальность — 303
Модальные глаголы — 198
Модальные слова — 290, 355, 579
Модальный аспект предложения — 585
Модальный фонетический признак — 504
Моделирование в языкознании см. Модель в языкознании
Модель в языкознани и— 304
Модель лингвистического исследования — 304
Модель предложения — 305, 381, 449, 585
Модель речевой деятельности — 304
Модель ситуации — 90
Модель склонения — 305
Модель «Смысл <=> Текст» — 110, 304, 453, 606
Модель спряжения — 305
Модель управления — 449, 585
Модель языка см. Модель в языкознании
Модификатор — 303
Модификация означающих — 563
Модификация предложения — 395
Модификация фонемы — 232
Модифицирующая категория— 216
Модифицирующая понятийная категория — 385
Модифицирующая скрытая категория — 458
Модифицирующий признак — 216
Модулированная структура — 110
Модус — 274, 303
Мозг и язык — 54, 108, 327
Момент референции — 89
Момент речи — 89
Момент события — 89
Монголоведение — 305
Монема — 53, 152, 251, 312, 333, 466, 562, 566
Моноакцентный язык — 24, 531
Моиовокалнзма гипотеза — 308
Моногенеза теория — 308
Монограф — 118
Монокомпонентная языковая ситуация — 616
Монолог — 84, 310, 381
Монологическая речь — 310
Моноперсональиое спряжение — 485
Моносемнчность — 508
Моносеми я —259
Моносиллабизм — 310
Моносиллабические языки — 25
Монотонические языки — 531
Монофонема — 350
Монофонемное сочетание — 437
Монофтонг — 310
Монофтонгизация — 26
Моноцентрическое поле — 567
Мора — 310
Мороакцентные языки — 24
Моросчитающие языки — 24
Морф (//Морфа) — 311
Морфема — 312
Морфематическая функция ударения — 313
Морфемпка — 313
Морфемная граница — 470
Морфемное чередование — 580
Морфемное членение — 313
Морфемный альтернант — 311
Морфемный анализ слова — 313
Морфемный словарь — 259
Морфемный состав слова — 466
Морфемный уровень — 313, 315
Морфемный шов — 69, 483
Морфемоид — 312
Морфемы спряжения — 393
Морфная структура словоформы — 313
Морфологизованные чередования — 470
Морфологическая аналитическая конструкция — 31
Морфологическая граница — 470, 563
Морфологическая идиома — 312
Морфологическая категория — 115, 579, 584
Морфологическая классификация языков — 313
Морфологическая неоднозначность — 457
Морфологическая обусловленность чередования — 315
Морфологическая парадигма — 366
Морфологическая ка — 367
Морфологическая 316
Морфологическая ция — 409
Морфологическая ция — 311
Морфологическая слова — 464
Морфологическая ция — 519
Морфологическая редования — 315
Морфологические 596
Морфологические 606
Морфологические слов — 466, 578
Морфологические
парадигмати-позиция — реконструк-
сегмента-структура
транспоэи-функция че-изменеиия — правила —
признаки способы —
Морфологические средства — 591
Морфологический анализ — 314, 468
Морфологический класс слов — 584, 620
Морфологический критерий выделения слова — 465
Морфологический подкласс слов —584
Морфологический подход — 468
Морфологический принцип орфографии — 351
Морфологический синтез — 315
Морфологический уровень —
108, 304, 481, 617
Морфологическое изменение слова — 483
Морфологическое ограничение — 578
Морфологическое словоизменение — 467
Морфологическое чередование—
Морфология — 313
Морфолого-графическая аналогия — 351
»ои — 315 овема — 315
Морфонемиая запись — 315
Морфонологизация — 555
Морфонологическая система — 315
Морфонологическая ция — 314, 315
Морфонологические ности — 596
Морфонологический морфемы — 312
Морфонологический нения — 457
Морфонологический 315, 619
Морфонологическое
транскрип-закономер-вариант
тип скло-уровень — правило —
Морфонологическое преобразование — 564
Морфонология — 315
Морфосемантическое поле — 381
Морфоснллабема — 312
Морфотонология — 25
Морфофонема — 315
Морфофонемика — 314
Московская диалектологическая комиссия — 316
Московская фонологическая школа — 316
Московская фортунатовская школа — 317
Московский лингвистический кружок — 318
Мотив — 85, 166
Мотивация — 467, 596
Мотивированное значение — 337
Мотивированное наречие — 322
Мотивированность знака — 343, 347
Мотивированность слова — 166, 466, 467
Мотивированные слова — 466
Мотивированный знак — 345
Моторная афазия — 54
Мужское склонение — 457
Мужской род — 417
Музыкальное ударение — 24, 535
Музыкальный тон — 319
Мультилингвизм — 303
Мунхвао — 241
Мутация — 76
Мыслительная категория — 385
Мыслительное содержание — 385
Мышление и язык см. Язык и
мышление
«Мягкая» разновидность склонения — 457
Мягкие согласные — 479
Мягкостная корреляция — 617
н
Наблюдение за информантом — 482
Набор основ — 457
Набор флексий — 457
Наглядно-примерная функция вида — 83
Надгосударственный язык — 303
Наддиалектная форма речи — 608
Наделительная конструкция — 356
Назализация — 320
Назализованные гласные — 106, 479
Назализованные согласные — 479
Назальные гласные = Назализованные гласные
Назальные согласные — 479
Назначение словаря — 462
Называние — 346
Назывное предложение — 202
Назывной падеж — 356
Наивная картина мира — 129
Наивное понятие — 385
Наименование — 274, 336, 345, 384
Наклонение — 321
Накоренное ударение — 587
Наложение фонем — 564
Намерение говорящего — 413
Намерения наклонение — 321
Намеренное нарушение правил— 483
Намеренность (речевого акта) — 412
Направление движения — 341
Направление письма — 378
636
Направление чередования 315
Напряженность = Сила звука Напряженные гласные — 106 Напряженные согласные — 479 Наращение (сс.) — 322 Наращение основы — 313 Наречие! [часть речи] — 322 Наречие: [диалект] — 132 Наречное словосочетание — 469 Нарицательное имя « Нарицательное существительное Нарицательное существительное — 500
Народная таксономия — 598 Народная этимология — 596 Народно-поэтическая речь — 349 Народные говоры — 402 Народный язык — 461 Нарратив — 63 Нарративность — 349 Нарушение нормы — 483 Нарушение правил — 483 Наследование пресупозиций — 396
Настоящее-будущее время — 139 Настоящее время — 323 Насыщение пресупозиций — 396 Натуралистический искусственный язык — 202
Натуралистическое направление в языкознании — 324 Научный стиль — 567 Национальный язык — 325 Нация и язык — 325, 481 Начало действия — 385 Начальиоударность — 587 Начальный пункт движения — 341
Начальный символ — 288 Начинательный вид — 201 Неавтономная номинация —336 Неактивный класс имен — 176 Неатрибутивности/атрибутивно-сти категория — 398
Нёбная гармония — 210 Невербальная коммуникация — 413
Невозвратный залог — 160 Невозможности наклонение — 321
Неглоттализованный согласный — 479
Недвусмысленность речи — 390 Недлительность действия — 385 Недостаточный глагол — 47 Недыхательный согласный — 479 Нежелания наклонение — 321 Нежесткость системы — 452 Независимый строй — 26 Незаконченное словосочетание— 470
Незамещенная синтаксическая позиция — 592
Незнаковая единица языка — 343
Неизменяемые слова — 349, 399, 466
Неиндивидуализирующее множественное число — 75
Нейролингвистика — 327 Нейтрализация — 328 Нейтрализуемая оппозиция — 348
Нейтрализующий контекст синонимии — 446
Нейтральная версия — 83 Нейтральная лексика см. Нейтральные средства языка
Нейтральная разновидность язы-' ка — 567
Нейтральная степень сравнения — 398
Нейтральная фраза — 561 Нейтральное произнесение — 561 Нейтральное ударение — 561 Нейтральные гласные — 63, 106, 107
Нейтральные средства языка — 408
Нейтральный глагол — 371 Неконечная позиция — 349 Неконкретная временная отнесенность — 458
Неконкретное ть — 385 Нелабиализованные гласные — 250
Немаркированная форма имени — 380
«Неморфемные > языки — 312
Немотивированное значение —• 337
Немотивированное наречие— 322
Немотивированное слово — 466
Немотивированный знак — 345
Ненапряженные гласные — 107
Ненапряженные согласные — 479
Необратимость подчинения — 380
Неогубленные гласные — 105. 357
Неогумбольдтианство — 330
Неоднозначность — 15, 275, 435, 449, 450, 457
Неодноместный союз — 484
Неоднородные гласные — 107
Неодушевленности — одушевленности категория (сс.) — 331
Неодушевленность — 372
Неологизмы — 331
Неопределенная множественность — 584
Неопределенная форма глагола — 198
Неопределенно-количественные числительные — 582
Неопределенно-личная конструкция — 18
Неопределенно-личное значение — 272
Неопределенно-личное предложение — 273, 382
Неопределенное время — 432
Неопределенное наклонение — 198, 321
Неопределенное склонение — 457
Неопределенное состояние имени — 87
Неопределенности — определенности категория (сс.) — 331
Неопределенные местоимения — 295. 579
Неопределенный артикль — 23,45
Неопределенный порядок слов— 561
« Неопределенный > падеж — 189
Неорганическая принадлежность — 22
Неориторика — 317
Неотделимая частица — 313
Неотторжимая принадлежность — 389
Неотчуждаемая принадлежность — 21, 161
Неофилология идеалистическая (сс.) - 331
Неочевидное иаклонеиие — 321
Непереходная конструкция — 371
Непереходности — переходности категория (сс.) — 331
Непереходность см. Переходности — непереходности категория
Непереходный глагол — 105
Непереходный залог — 160
Неповествовательное актуальное прошедшее время — 404
Неподвижное слово — 223
Неподвижное ударение — 25, 531
Непозиционные чередования — 580
Неполная транспозиция — 519
Неполногласие — 331
Неполное отрицание — 354
Неполное предложение см. Эллипсис
Неполнозначные глаголы — 455
Неполнозначные слова = Служебные слова
Неполнота предложения — 449
Неполнота синтаксической конструкции — 592
Неполные универсалии — 535
Неполный знак — 167
Неполный тип произношения — 352
Непоследовательность речевого поведения — 413
Непоследовательность речевых действий — 270
Непосредственно выводимая цепочка — 288
Непосредственно составляющих метод — 332
Непосредственное общение — 413
Непосредственные составляющие см. Непосредственно составляющих метод
Неправильность — 137
Неправильный глагол — 105, 485
Непредельный глагол — 47
Непредикативная синтагма — 470
Непрерывная основа — 150
Непрерывность см. Языковой континуум
Непрерывные согласные — 53
Неприкрытый слог — 470
Непринужденная речь — 482
Непрнсловная связь — 471
Непрогрессив — 83
Непрозрачное употребление дескрипции — 411
Непроизводная основа = Простая основа
Непроизводное слово = Простое * слово
Непроизводные предикаты — 392
Непроиэводный союз — 484
Непроизносимая буква — 47
Непроницаемость слова — 465
Непротиворечивость модели — 130
Непрошедшее время — 323
Непубличное общение — 407
Неравновесная языковая ситуация — 616
Неразличение фонем — 316
Нераспространенное предложение — 395
Нерегулярное формальное наращение — 312
Нерегулярное чередование — 457, 580
Нередуцированные гласные — 106
Нерелевантный признак — 556
Нереферентность — 385
Неродной язык — 294, 387, 481
Неродственные идиомы — 617
Несбалансированная языковая ситуация — 481
Несвободное словосочетание — 469
Несвободное сочетание слов — 605
Несвязанного состояния категория — 74
Несигматический аорист — 37
Несиитагматический тип союзов — 484
Несинтаксическое грамматическое значение — 116
Несклоняемость — 583
Несловонзмеиительная грамма-* тическая категория — 115
Неслоговой сонант — 44
Неслоговые i и и — 241
Неслоговые гласные — 107
Несложениости/сложенности категория — 65
Несовершенный вид — 83
Несовместимость — 104
Несовмещающнй эргативный падеж — 208
Несогласованное определение — 349, 379
Несогласуемо-бесчисловоЙ грамматический разряд — 295
Несоответствия между языками — 479
Нестандартное спряжение — 329
Нестандартность аффиксов — 564
Нестандартность выражения значений — 457
Нестационарные гласные — 107
Несходные идиомы — 617
Нетерминальный алфавит — 288
Нефинитная форма глагола — 198
Нефлективная морфология — 314
Нефонетнческое чередование — 580
Неформальное общение — 303
Нефраэеологиэированный структурный образец — 395
Нецентробежиая версия — 83, 320
Нечленимое слово — 466
Неэквивалентность языков —• 605
Незлемеитарный союз — 484
Незмфатическнй порядок слов-** 23
Неэтимологический звук — 593
Нижнего подъема гласные — 107
Нижие^эарингальные согласные
Нижний подъем — 107
Низкие гласные — 106, 107
Низкие согласные — 479
Низкий тон — 199
« Низкий> стиль — 494, 608
Нисба — 140
Нисходящая интонация — 24, 198
Нисходящее ударение — 530, 558, 587
Нисходящий дифтонг — 138,
Нисходящий тон — 515
Новое слово — 605
-«Новое учение о языке ► — 335
Новомосковская школа — 314
Новообразование — 331
Новый акут — 24
Новый алфавит (сс.) —335
Новый сигматический аорист — 37
Новый циркумфлекс — 576
Номема — 149
Номенклатура — 509
Номенклатурные словари лингвистических терминов — 458
Номиналиэация — 175, 235,455, 585
Номинализм — 175, 262
Номиналисты — 345
Номинатив — 17, 356
Номинативная деятельность — 345
Номинативная грамматическая категория — 115, 342
Номинативная единица — 450
Номинативная конструкция — 256, 335
Номинативная метафора — 296
Номинативная метонимия —300
Номинативная типология — 335
Номинативная функция —296, 346. 411, 584
Номинативная функция языка — 346, 565
Номинативное значение — 314, 456, 472, 558
Номинативное предложение = Назывное предложение
Номннативность — 335
Номинативные теории референции — 412
Номинативный аспект предложения — 346, 401
Номинативный именной класс — 173
Номинативный строй — 335
Номинация — 336
Норма языковая — 337
Нормальная ступень аблаута — 9
Нормативная грамматика (сс.)— 338
Нормативная функция словаря — 462
Нормативные оценки речи — 414
Носитель признака — 379
Носитель состояния — 379
Носитель языка — 137, 304, 591, 617
Носовые гласные — 107
Носовые согласные — 477, 479
Ностратическая гипотеза — 605
Ноэма — 438
НС-грамматика = Грамматика составляющих
Нулевая морфема — 312
Нулевая связка — 435, 436, 592, 606
Нулевая союзная связь — 471
Нулевая ступень аблаута — 9
Нулевая флексия — 65, 107
Нулевое означающее — 343
Нулевой артикль — 46
Нулевой аффикс — 60, 564
Нулевой гласный — 107
Нулевой знак — 32, 152, 606
Нулевой классный показатель —• 173
Нулевой морф — 311
637
Нулевой показатель — 324
Нулевые гласные — 107, 221
Нуль звука — 316
Нульвалентный глагол — 104
Нумератив — 227, 301
Нумеративный классификатор — 174
Нунация — 46
О
Обвиатив — 272
Обиходно-бытовая сфера общения — 341, 407
Обиходно-литературный стиль — 567
Обиходный язык — 608
Обладание — 385
Областной словарь — 134
<Облеченное> ударение — 558, 576
Облеченный тон — 576
Облигаторное будущее время — 68
Облигаторность валентностей — 80
Обобщение (абстракция)— 113, 131
Обобщение (распространение по аналогии) — 31
Обобщенно-личное значение — 272, 382
Обобщенно* личное предложение — 379
Обобщенно-фактическая функция — 83
Обозначаемое — 336, 299, 449
Обозначающее — 449
Обозначение — 175, 346, 411
Обозначение гласных — 378
Обозначение согласных — 378
Оборот — 395
Обособление — 340
Обособленная конструкция —
Обособленно-личное предложе* ние — 379
Обособленные члены предло* жения — 340, 447
Обоюдный род — 417, 424, 517
Отработанность речи — 414
Образ — 343, 401
Образ действия — 341, 389
Образец — 31, 305, 366, 467
Образная метафора — 296
Образное слово — 166
Образные средства речи — 41 4
Образный оборот — 379
Образование названий — 397
Обратимость — 380
Обратимость сочинения — 484
Обратная реконструкция — 409
Обратная эргативная конструкция — 252
Обратный порядок слов — 23, 388
Обратный словарь — 259, 462
Обращение — 340
Обстоятельственная валентность — 80
Обстоятельственное наречие — 322
Обстоятельственное придаточное предложение — 585
Обстоятельственный падеж — 10
Обстоятельство — 341
Обстоятельство времени — 341
Обстоятельство законченного периода — 372
Обстоятельство места — 341
Обстоятельство образа действия — 341, 585
Обстоятельство причины — 341
Обстоятельство условия — 341
Обстоятельство уступки — 341
Обстоятельство цели — 341, 458
Обусловленная сочетаемость — 483
Обучение языку — 352, 374, 404, 616
Общая грамматика — 536
Общая дешифровка — 132
Общая лексикология — 260
Общая морфология — 314
Общая риторика — 417
Общая семантика — 341
Общая фонетика — 554
Общегерманское передвижение согласных — 370
Общегосударственный язык — 303
Общее время глагола — 104, 139
Общее значение — 113, 116, 382
Общее суждение — 499
Общее языкознание (сс.) — 341
Общекосвенный падеж — 139
Общелингвистический эталон — 620
Общенародный язык — 595
Общенаучная лексика — 297
Общение — 14, 90, 202, 230, 233, 267, 269, 291, 390, 400, 407, 412, 414, 564, 604, 607, 608, 618, 619
Общеотрицательное предложение — 354, 396
Общепредложенческое значение — 455
Общественно-политическая лексика — 616
Общественные функции языка — 564
Общефактическая функция — 83
Общие признаки — 380
Общий вид — 83
Общий вопрос — 449
Общий инклюзив — 193
Общий метод — 298
Общий падеж — 102, 150
Общий род — 417
Общий словарь лингвистических терминов — 461
Общий фонд знаний — 267, 390
Общий язык — 237, 595
Общность — 584
Объект — 341
Объект воздействия — 369
Объект действия — 22, 135, 138, 160, 161
Объект оценки — 303
Объект содержания — 138
Объективная модальность — 303, 385
Объективно-семантический аспект предложения — 379
Объективное повествование — 137
Объективный эвукосимволизм —• 166
Объективный порядок слов -*. 23, 388
Объективный эксперимент — 590, 591
Объектная валентность — 80
Объектная версия — 83
Объектная конструкция — 332
Объектное значение — 138
Объектное местоимение — 32
Объектное отношение — 537
Объектное спряжение — 485
Объектность — 567
Объектный инфинитив — 198
Объектный падеж — 102
Объем — 175
Объем значения — 605
Объем понятия — 129, 384
Объяснение в лингвистике — 130
Объяснительная сила модели — 304
Объяснительный словарь лингвистических терминов — 461
Объясняемое — 463
Объясняющее — 463
Обыденная речь — 414
Обычность действия — 379
Обязательная валентность — 80
Обязательное выражение числа — 584
Обязательность выражения значений — 619
Обязательный плеоназм — 379
Овладение языком — 483, 566
Огласовка — 132, 146, 376, 443
Оглушение согласных — 232, 483
Ограничение понятия — 388
Ограничения (в языке) — 259, 470 дистрибуция —
Ограниченная множественность — 584
Ограниченная 553
Ограниченное множественное число — 77, 111
Ограниченное ударение — 531
Ограниченный естественный язык — 202
Ограниченный инклюзив — 193
Ограниченный структурный образец — 395
Ограниченный языковой код — 608
Ограничительная функция определения — 349
Ограничительный глагол — 105
Огубленне — 250
Огубленность — 105
Огубленные гласные — 107
Одиночные знаки препинания — 406
Одноактный способ действия — 105
Одноаульиые языки — 564
Одновалентный глагол — 17,
79, 80, 104
Одновременность — 385
Одновременность действий — 503
Однозначное слово — 466 Однозначность = Моиосемия Однозначность понимания — 615
Однозначный союз — 484
Однокомпонентный структурный образец — 395
Однокоренные антонимы — 36
Однокореиные основы — 457
Однокорениые синонимы — 447
Однокоренные слова — 466
Однократность — 580
Одномерная оппозиция — 348
Одноместное ударение = Фиксированное ударение
Одноместный глагол — 17
Одноместный предикат — 80, 104, 392
Одноместный союз — 484
Одноплановая диалектологическая карта — 214
Однополюсная языковая ситуация — 617
Однородные гласные — 107
Однородные члены предложения — 471
Односложное слово — 310, 535
Односоставное предложение — 23, 585
Односторонние единицы языка — 149, 311
Односторонняя замена — 104
Односторонняя импликация — 104
Однотоновая просодика — 617
Одноударное слово — 466
Однофокусные согласные — 477, 479
Одноэлементный денотат — 129
Одноязычие — 303
Одноязычная языковая ситуа, ция — 617
Одноязычный словарь — 462
Одушевленное существительное — 483
Одушевленности — неодушевленности категория — 342
Одушевленность — 372
Озвончение — 49, 232
Означаемое — 343
Означающее — 343
Означивание — 606
Ойкоиимия — 515
Оканье — 429
Окказионализмы — 260, 387, 473
Окказиональное значение — 302
Окказиональное обозначение — 90
Окказиональное слово — 331
Окончание (сс.) — 344
Окрестность — 289
Окружение — 137, 382, 435
Окситонеза — 25
Окснтоннрованиая парадигма —
Окситонироваииый акцентный тнп — 531
Оксфордская школа (сс.) — 344
Оксюморон — 520
Олицетворение — 300
Омографы (сс.) — 344
Омонимический словарь — 462
Омонимии — 344
Омонимы (сс.) — 345
Омосемия — 552
Омофония — 228
Омофоны (сс.) — 345
Омоформы (сс.) — 345
Он чтение иероглифа —• 626
Оним - 347, 473
Онимизацня — 473
Онимия — 347
Ономасиологическая категория — 346
Ономасиологическая структура — 346
Ономасиологический базис — 346, 468
Ономасиологический подход — 336, 346
Ономасиологический признак — 468
Ономасиологическое исследование — 260
Ономасиологическое направление — 468
Ономасиология — 345
Ономастика — 346
Ономастикой — 473
Ономастическая лексика — 473
Ономастическая система — 347
Ономастический ареал — 347
Ономастический ряд — 347
Ономастический словарь — 464
Ономастическое поле — 473
Ономастическое пространство - 473
Ономатопея — 165
Ономатопоэтическая лексика — 499
Ономатопоэтическая теория — 165, 569
Ономатопоэтическое слово — Звукоподражание
Онтогенез языка — 85, 131, 327, 468, 617
Онтологическая категория — 385
Онтологический аспект мор» фемы — 312
Онтология языка — 545
Оператор — 615
Операции анализа и синтеза — 15
Операции над символами — 99 Операционные определения лингвистических явлений — 132
Операция — 99
Описательная грамматика (сс.)— 347
Описательная диалектология — 133
Описательная фонетика — 554
Описательно-аналитический метод — 313
Описательно-распространи тельная функция определения — 349
Описательное настоящее время — 323
Опорные слова — 387
Опорный компонент — 471, 584
Оппозитнвные отношения — 348
Оппозиции языковые - 348
Определение! (атрибут) — 348
Определение» (дефиниция) —
269, 384, 463
Определенная дескрипция — 411
Определенно-количественные числительные — 582
Определенное склонение — 457
Определенное состояние имени — 41, 87, 88
Определенности — неопределенности категория — 349
Определенный артикль — 45 Определитель (детерминатив) — 131
Определитель корня (сс. ) —
349
Определительная конструкция — 399
Определительная функция — 323, 479
Определительное отношение — 471
Определительное придаточное предложение — 585
638
Определительное словосочетание — 479
Определительные местоимения 1 = Универсальные местоимения
Определительные местоимения з= Местоимения-прилагательные
Определяемое — 349, 388
Опрощение — 349
Оптатив — 51, 172, 321
Оптативное предложение — 388
Оптимизационные дешифровочные алгоритмы — 132
Оптическая афазия — 54
Опущение [= эллипсис] — 467, 592
Опущение подлежащего — 380
Опущение связки — 435
Опущение символов — 99
Опущение элемента — 314
Опыт и язык — 466, 565
Оральные гласные — 11,	107
Ораторская речь — 310,	592
Оргавическая принадлежность — 22
Органы речи — 349
Оригинал — 304
Ориентации категория — 308
Оронимия — 515
Ортотопическое слово — 465
Орфограмма — 350
Орфографическая реформа — 616
Орфографический словарь — 462, 463
Орфографическое слово — 465
Орфография — 350
Орфофоння — 351
Орфоэпический вариант слова — 466
Орфоэпический словарь — 462, 463
Орфоэпия — 351
Освоение заимствований — 593
Ослабленная противоположность — 36
Осмысление объекта — 346
Осмысленность — 386, 396
Основа — 353
Основная информация — 463
Основное (номинативное) значение — 31, 262
Основной алфавит — 288
Основной вид фонемы — 553
Основной залог — 160
Основной падеж — 241
Основной словарный фонд — 258
Основной список слов — 109
Основной тон — 33
Основные символы — 288
Основоизоляция — 53
Основообразующий суффикс — 457
Основообразующий элемент — 59
Основосложение в Словосложение
Остаточные единицы — 312
Остхофа закон — 353
Остенсивное определение — 356
Островной говор — 111
Острое ударение — 24, 558
Острый тон — 24
Отбор лексики в словарь — 462
Отбрасывание акцента — 587
Ответ (на реплику) — 135, 390, 413, 435, 449
Отглагольное нмя — 235
Отглагольное существительное = Отглагольное имя
Отделимая морфема — 466
Отдельность слова — 465
Отказа наклонение — 321
Отклонение от нормы — 270
Открытая категория — 271
Открытая конструкция — 399
Открытые гласные — 106, 107
Открытый слог — 470
Отложенный императив — 26
Отложительный глагол — 105
Отложительный падеж — 198
Отмирание грамматических категорий — 314
Относительная мотивация — 343
Относительная синонимия — 446
Относительная хронология — 210
Относительно связанная морфема — 60
Относительно-материальные единицы языка — 149
Относительное время — 89, 504
Относительное подчинение — 380, 471
Относительное предложение — 99
Относительное придаточное предложение — 449
Относительное прилагательное — 140, 397
Относительное слово — 466
Относительные имена — 80
Относительные местоимения — 92, 295
Относительные синонимы — 447
Относительный прогресс — 159 ‘Отношение* — 216
Отношение несовместимости —
104 Отношения в языке — 149, 152,
366
Отношения следствия — 484
Отношения сравнения — 484
Отодвинутые назад гласные-107
Отождествление морфем — 312 Отправитель — 565
Отражение и язык — 343, 438, 444
Отрицание — 354
Отрицания признака наклонение — 321
Отрицательная морфема — 131
Отрицательная поляризация — 355
Отрицательная трансформация — 99
Отрицательная форма причастия — 399
Отрицательное наклонение — 321
Отрицательное отношение к сообщаемому — 303
Отрицательное предложение — 354, 393, 449
Отрицательное спряжение —
49, 76. 485
Отрицательность — 579
Отрицательные местоимения — 295
Отрицательные пограничные сигналы — 553, 555
Отрицательные слова — 355
Отступ — Рекурсия
Отсутствие связки — 435
Отсылочная часть — 467
Оттенок значения — 259, 340, 437, 463, 466
Оттенок фонемы — 553
Оттеснение аналитических форм — 404
Оттяжка ударения — 25 Отчество — 36
Отчуждаемая принадлежность — 161
Отчуждаемой — неотчуждаемой принадлежности категория — 77, 175
Отчуждаемость — 216
Официальная сфера общения — 341
Официально-деловой стиль — 567
Официальные языки — 564
Официальный стиль — 414
Охват — 175
Оценка — 303, 385
Оценка содержания высказывания — 390
Оценки речи — 414
Оценочная коннотация — 296
Опеночно-характеризующая функция — 341
Оценочные признаки языковой ситуации — 617
Оценочный именной класс — 173
Оценочный предикат — 392
Очевидное наклонение — 321
п
Падающий дифтонг— 138
Падающий тон — 199, 383
Падеж — 355
Падежная грамматика — 357
Падежная рамка глагола — 379
Падежное примыкание — 399
Падежный синкретизм — 446
Падение гласного — 591
Падение редуцированных — 408
Пазиграфия — 196, 201
Паэилалия — 196, 201
Палатализация — 357
Палатализованные согласные — 357
Палатальные неязычные __________
Палатальные согласные — 12, 477, 479
Палатограмма — 52
Палатография — 47, 554
Палеография — 358
Палеонтология лингвистическая — 360
Память и язык — 387, 414, 417, 605
Панхроннческнй взгляд на язык — 124
Параграмма — 368
Парадигма — 366
Парадигма предложения — 303
Парадигматика — 366
Парадигматическая идентификация единиц — 314
Парадигматические отноше-
ния — 366, 463, 606
Парадигматический дейксис — 128
Парадигматическое вытеснение — 297
гласные = Сред-гласные
Парадигматическое измерение — 167
Парадигматическое направление (в историографии лингвистики) — 204
Парадигмо-фонема — 315
Парадокс Мура — 270
Паралингвистика — 367
Паралингвистические средства-591
Параллелизм — 416, 435, 592
Параметрические имена — 80
Парасинтез — 59
Паратаксис (сс.) — 367
Парехеза — 368
Парижское лингвистическое общество — 367
Парные знаки препинания — 406
Парный союз — 484
Парокситон — 344
Парокситоиева — 532
Паронимическая аттракция — 368
Паронимический словарь — 462
Пароннмня — 368
Паронимы — 368
Парономазия — 368
Партитив — 356, 397
Партнтивность — 28, 300, 389
Партитивный артикль — 46
Партнципаит — 161
Парцеллят — 369
Парцелляция — 369
Парциальная основа — 457
«Парящий* дифтонг — 241
Паскаль — 616
Пассив — 16, 160
Пассивиэацня — 99, 110, 592
Пассивная валентность — 80
Пассивная грамматика — 311, 453, 565
Пассивная конструкция — 23,
116, 161, 234, 371
Пассивная трансформация— Пассивное преобразование
Пассивная фонетика — 373
Пассивное преобразование — 161
Пассивные органы речи — 349
Пассивный залог — 160
Пассивный словарь — 369
Патроним — 36
Пауза — 369
Паузация — 23
Пациенс — 369
Педерсена закон — 369
Пен^гльтимативиое ударение —
Первичная мотивация — 596
Первичная номинация — 336
Первичная основа — 306
Первичная семантика — 596
Первичная семантическая функция - 388
Первичная синтаксическая функция — 578
Первичная форма — 596
Первичная функция граммемы — 314
Первичное имя — 175
Первичное означивание — 167
Первичные функции языка — 564
Первичный предлог — 394
Первичный различительный признак — 556
Первое лингвистическое членение — 312
Первое лицо — 272, 294
Первое передвижение согласных — 370
Первое спряжение — 485
Первообразный послелог — 389
Первопорядковые предикаты — 392
Перебой повествования — 388
Перевод — 15, 110, 145, 158, 260, 463, 605, 620
Переводной словарь —258, 259, 462, 463
Переводной словарь активного типа — 258
Переводной словарь пассивного типа — 258
Перегласовка (сс.) — 370
Передача «чужих* имен— 347
Передача гласных — 377
Передача отсутствия гласного — 377
Передвижение согласных — 370
Передвижка ударения — 587
Передвинутые гласные — 107
Переднего ряда гласные — 106, 107
Переднеязычные согласные — 477, 479
Передние гласные — 107
Передний ряд — 107
Переименование — 347
Перекодирование — 449
Переменная — 175
Переменные-идентификаторы — 615
Перенесенная топонимия — 516
Перенос значения — 80, 439
Перенос имени — 300
Перенос названия — 439
Перенос наименования — 331
Перенос слова — 14, 351
Перенос ударения — 587
Переносное значение — 262, 439
Переносный смысл — 389
Переосмысление значений — 150, 337
Переосмысление лексемы — 483
Переосмысление морфемы — 483
Переосмысление сочетаний слов — 331
Переработка текстовой информации — 397
Перераэложенве — 370
Перераспределение значений — 382
Переселенческий говор — 111
Пересечение значений — 104
Пересказывательное наклонение — 65, 76, 255
Перестановка (инверсия) — 30, 99. 176
Перестановка звуков — 296
Перестановка компонентов — 31, 465
Перестановка предложений —
Перестановка символов — 99
Переходности — непереходности категория — 370
Переходность — 370
Переходный ареал — 43
Переходный глагол — 104
Переходный говор — 111
Переходный залог — 160
Переходный элемент — 22
Период — 435
Периссология — 379
«Периферийные* падежи — 356
Периферийные слова — 466
Периферия системы — 47,	452
Периферия функционально-семантического поля — 567
639
Перифраза — 371
Перифразирование — 440, 446, 449, 453, 458
Перифрастическое спряжение —
Перлатив — 517
Перлокутивный эффект — 390
Пермиссив — 433
Пермутацня « Перестановка компонентов
Персональность — 385. 567
Персонификация — 342, 458
Перфект — 372
Пе^э^ектив — 18, 56, 73, 83, 170,
Перфективация — 83
Перфектная конструкция — 135
Перфектность — 567
Перфектный вид — 84
Перфектный разряд — 372
Перформатив — 372
Пер формативная гипотеза —
Перформативное высказывание — 390
Перформативные формулы — 373
Перформативный глагол — 373
Перцептивная функция фоне-* мы - 316, 552, 555
Перцептивно сильная позиция — 316
Перцептивно слабая позиция — 316
Петербургская (Ленинград* ская) школа — 373
Пиджиннзация — 374
Пиджины — 374
Пиктограмма — 374
Пиктография — 374
Письменная коммуникация — 303
Письменная речь — 350, 376, 415, 435, 494, 583
Письменное общение — 406
Письменное сообщение — 397
Письменность — 270, 358, 397, 605, 608
Письменный текст — 267, 369, 406, 507, 544, 590
Письменный язык — 270, 338, 351
Письмо — 375
Письмо для слепых — 397
Пишущий — 414
ПЛ/1 -616
Плавные согласные —119, 479
План выражения —107, 304, 557
«План истории» — 89
«План речи» — 89
План содержания — 107, 304
Плановые языки — 196. 201
Племенные языки — 564
Плеоназм — 379
Плерема — 108
Плозивные согласные — 479
Плюральный именной класс — 68, 73, 173, 584
Плюсквамперфект — 78, 89, 372, 404
Побочная метафора — 296
Побочное ударение — 112
Побудительная информация — 452
Побудительное наклонение — 44
Побудительное предложение — 393, 395, 412
Побудительный залог — 160
Побуждение — 449
Поведение — 75, 413, 414
Повеление — 449
Повелительное наклонение — 321
Повелительное предложение — 110
Поверхностная структура — 379
Поверхностно-семантическая структура — 110
Поверхностно-синтаксическая структура — 288
Поверхностное представление — 496
Поверхностный синтаксис — 379
Поверхностный уровень —* 98, 304, 315
Повествование — 310, 385, 404, 435, 449
Повествовательная грамматика — 508
Повествовательное Время — 89
Повествовательное настоящее время — 323
Повествовательное предложение — 373, 413
Повествовательное прошедшее время — 403
Повествовательно-каузативный падеж — 586
Повседневное общение •- 567
Повседневный язык — 608
Повтор (сс.) — 379
Повторение — 379, 542, 543
Повторительное настоящее время — 323
Повторная номинация — 435
Повторяемость — 385, 582
Повторяющийся союз — 484
Погашение пресуппозиций — 396
Поговорка — 379
Пограничные сигналы — 437, 465, 553, 555
Подвижная акцентная парадигма — 25, 587
Подвижное («живое»)слово — 223
Подвижное окончание — 404
Подвижное ударение — 25, 531, 580, 587
Подвижные определители — 295
Подвижный акцентный тип — 531
Подвижный аффикс — 313
Подклассы слов — 578
Подлежащее — 379
Подлежащное придаточное предложение — 585
‘Подобие’ — 297
Подражательное слово — 139
Подразумеваемое — 343, 592
Подразумеваемое отрицание — 354
Подсистема языка — 452, 481
Подсознательное в речи — 415
Подстановка — 321
Подстрадательный залог — 160
Подстрочные знаки — 132
Подтвердительное наклонение — 321
Подтекст — 198, 236
Подчеркивание — 561
Подчинение — 380
Подчиненная предикация — 396
Подчиненное действие — 198
Подчинительная связь — 398, 469, 479, 537
Подчинительное отношение — 484
Подчинительное словосочетание — 379
Подчинительное сложное слово — 469
Подчинительный союз — 471, 484
Подчинительный строй — 26
Подъем отрицания — 355
Подъем языка — 106
Подъязык = Специальный язык
Пожелательиое наклонение — 321
Позволительное наклонение — 321
Позитивизм в языкознании — 302
Позиционное чередование — 316, 351, 580
Позиционные изменения звуков — 465
Позиционные изменения фонем — 483
Позиция — 316
Позиция адресата — 381
Позиция наблюдателя — 381
Позиция нейтрализации — 348
Позиция слушателя — 381
Позиция фонемы — 556
Познавательная функция языка — 564, 604
Показатель — 60, 115, 551, 552
Покоя падеж — 251
Покрывающий различительный признак — 556
Пол — 342
Поле — 380
Поле зрения — 295
Полевая лингвистика — 591
Полевое исследование языка—482
Полезный признак — 87
Полиакцентиые языки — 24, 531
Полиглот — 328
Полиграф — 118
Полиграфемность — 118
Поликомпонентная языковая ситуация — 616
Полилингвизм — 303
Полилог — 381
Полиперсональное спряжение — 399, 485
Полипредикативность — 303
Полипредикацня — 471
Полисемия — 382
Полнсиллабический язык — 13
Полиснидетон (сс.) — 382
Полисинтетизм — 10, 42
Полисинтетические языки (сс.) - 382
Политональные языки — 53
Полнтонические языки — 531
Полифония — 228
Полифония графем — 118
Полифуикциональность — 483, 585
Полицентрическое поле — 567
Полная ассимиляция — 48
Полная инкорпорация — 193
Полная омонимия — 345
Полная редупликация — 408
Полная синонимия — 446
Полная синтагма — 470
Полная синтетнзация — 404
Полная ступень аблаута — 9
Полная транспозиция — 519
Полная форма прилагательного — 143, 457
Полная фузия — 564
Полногласие — 382
Полное прилагательное — 398, 479
«Полное» слово — 222, 225, 465
Полнозначиая лексика — 296
Полноэиачное слово — 455, 466, 472, 561
Полнота лингвистического описания — 115, 130
Полнота предложения — 449
Полные синонимы — 447
Полные слова — 473 «Полные» падежи — 356 Полный знак — 167
Полный стиль произнесения — 352
Половая дифференциация речи — 407
‘Положение’ — 216
Положительная степень сравнения — 398, 492
Положительное спряжение — 49, 485
Положительные пограничные сигналы — 553, 555
Полуаффикс — 60
Полугласный — 383
Полудиалект — 133, 270
Полуэнак — 167
Полукалька — 211
Полунеопределеииые местоимения — 295
Полуповтор — 470
Полусвязочные глаголы — 455
Пометы (в словаре) — 259, 463
Понимаемое — 343
Понимание — 15, 197, 269, 412, 414, 545, 618
Понудительное наклонение — 321
Понудительный залог — 160
Понятие — 383
Понятийная типология — Концептуальная типология
Понятийное поле — 260, 385, 438, 597
Понятийные категории — 385
Понятность текста — 267
Порода — 386
Порождающая грамматика (сс.) - 386
Порождающая модель языка — 304, 468
Порождающая семантика — 386
Порождение — 449
Порождение речи — 386
Пор-Рояля грамматика (сс.) — 387
Поручение — 449
Порядковое числительное — 582
Порядковые местоимения — 225
«Порядок» — 504
Порядок букв — 377
Порядок слов — 388
Посессив — 16, 389
Посессивная версия — 83
Посессивная конструкция — 388
Посессивное склонение — 457
Посессивное сложное слово — 469
Посессивность — 388
Посессивный артикль — 46
Посессивный строй — 389
Посессор — 83
Последовательность — 414, 441, 448, 507, 508. 606
Последовательность речи — 390
Последовательный порядок слов — 388
Послелог — 389
Послелог-имя — 389
Послеложная конструкция — 10
Пословица — 389
Постакцентиая морфема — 25
Постальвеолярные согласные — 102
Постоянная оппозиция — 348 ‘ Постоянное отношение’ — 83 Постоянное ударение — 531 Постпозитивная агглютинация — 472
Постпозитивный артикль — 46, 62, 63, 388
Постпозиция — 63, 176, 389, 394
Постструктурализм — 137
Постулаты языкового общения — 269, 396
Постфикс (сс.) — 389
Посылка — 435
Потенциалис — 10, 32, 120, 251
Потенциальная сема — 262
Потенциально-качественное настоящее время — 323
Потенциальное наклонение — 321
Потенциальное слово — 260
Потенциальный вид — 354
Потенциальный словарь — 369
Почтительный стиль — 414 Поэтизмы — 469
Поэтика — 35, 146. 166. 296, 316, 347, 416, 440, 493, 508. 520, 542, 608, 618, 621
Поэтика текста — 417
Поэтическая лексика — 258, 260
Поэтическая речь — 39, 296, 341, 347, 414. 605
Поэтическая семантика — 347, 417. 542
Поэтическая фонетика — 347
Поэтическая функция языка -* 347. 391, 417. 543. 564, 565
Поэтические паронимы — 368 Поэтический синтаксис — 341, 347
Поэтический стиль — 620 Поэтический текст — 520 Поэтический язык — 347, 391.
409, 520, 570. 608
Поэтическое слово — 568
Правила вывода смыслов — 390
Правила грамматики — 202, 288, 605
Правила комбинирования единиц (языка) — 453
Правила образования единиц (языка) — 453
Правила образования выражений — 202
Правила общения — 269
Правила орфографии — 350
Правила подстановки — 99.
110
Правила порождения — 450
Правила преобразования единиц (языка) — 202, 453
Правила разговора — 390
Правила сочетаемости — 483
Правила сочетания — 450 Правильность — 137, 386 Правильность речи — 247, 463 Правописание — 351 Правоудариая морфема — 25
Прагматика — 389
Прагматическая информация — 564
Прагматическая компетенция — 390
Прагматическая концепция референции — 412
640
Прагматическая пресуппозиция — 396, 579
Прагматическая ситуация —
137, 390
Прагматическая стилистика — 493
Прагматическая функция языка — 565
Прагматические координаты — 413
Прагматические условия использования языка —* 606
Прагматический способ — 135
Прагматический фактор — 411
Прагматическое правило — 386
Прагматическое содержание — 385
Пражская лингвистическая школа — 390
Пражский лингвистический кружок — 390
Практическая речь — 414
Практическая стилистика — 493
Практическая транскрипция — 518
Пратишакхьи — 177
Праформа (сс.) — 391
Праязык —• 391
Преакцентная морфема — 25
Преасаирация — 203
Преверб (сс.) — 392
Превосходная степень сравнения — 492
Преглоттализоваиные согласные — 162
Предварительное прошедшее время — 404
Предваряющие местоимения — 295
Предел действия — 567
Предельное наклонение — 522
Предельное отрицание — 36
Предельность/непредельность действия — 567
Предельный глагол — 47, 105
Предестинатив — 16, 83
Предикат — 392
Предикатив (сс.) — 392, 579
Предикативизация — 449
Предикативная валентность — 80
Предикативная единица — 450
Предикативная конструкция — 379, 388
Предикативная основа предложения — 395
Предикативная связь — 393
Предикативная синтагма — 470
Предикативное определение — 397
Предикативное отношение —
379. 392, 393, 395, 435. 455
Предикативное слово — 355
Предикативное словосочетание = Предикативная синтаг-
ма
Предикативное употребление прилагательных — 398
Предикативность — 392
Предикативный падеж — 16, 249
Предикатная метафора — 297 Предикаты временной и пространственной локализации — 392
Предикаты второго порядка — 392
Предикаты высшего порядка — 392
Предикаты низшего порядка — 392
Предикаты третьего порядка — 392
Предикация — 393
Предписывающие правила — 605 Предлингвистика — 130 Предлог — 394
Предложение — 395
«Предложение существования* — 393
«Предложение сущности* — 393
Предложная структура — 394 Предложное склонение — 457 Предложный оборот — 394 Предложный падеж — 356 Предмет — 128, 384, 411, 455, 499, 578
Предмет речи — 412, 565
Предметная дефиниция — 463
Предметная обстановка речи — 407
Предметная отнесенность — 129, 296, 444, 446
Предметная сфера семантики — 438
Предметность — 385, 468, 578
Предморфология — 315
Предостерегательное наклонение — 321
Предосторожности	наклоне-
ние — 321
Предположительное	наклоне-
ние — 321
Предсказуемость ударения — 24 Представление — 261, 401 Представляющий морф — 312 Предударный гласный — 408 Предударный слог —127 'Предшествование’ — 89, 385 Преждебудущее время — 88, 143
Презеис — 37, 323
Презентативная функция — 46
Презентно-нмперфектный вид — 83
Презумпция — 380, 396
Презумпция существования — 380
Прелатив — 538
Прелатив-аблатив — 538
Преиазализованные согласные — 162
Пренебрежительный стнль — 414
Преобразование морфемы — 315
Препозитивная агглютинация — 472
Препозитивный артикль — 46 Препозиция — 46, 63, 472 Преруптив — 10, 77 Прерывистая слоговая интонация — 255
Прерывная морфема — 312
Прерывная основа — 150
Пресиллаб — 90
Прескриптивный аспект речи — 414
Прескрипторные правила — 617
Прескрипция — 413
Пресуппозиция — 396
Пресуппозиция сообщения — 498
Претерит — 396
‘Претерпевание’ (категория) — 216
«Претерпевания* (фонетические видоизменения)— 27
Префигированная основа — 811
Префигирующий тип языков — 53
Префикс (сс.) — 396
Префиксальное спряжение — 16. 22, 249
Префиксация — 26, 558
Приолнзительно-местные падежи — 232
Приблизительное множество — 584
Приблизительность — 388
Привативная оппозиция — 348
Придаточная часть сложного предложения — 379, 395
Придаточное предложение — 380, 585, 471
Придаточное предложение причины — 160
Придаточное предложение следствия — 160
Придыхание — 112, 117, 252 Придыхательные согласные — 479
Признак предмета — 296, 336, 397
Признаковое значение — 455 Признаковое пространство — 454
Признаковые имена — 336
Признаковые слова — 296. 300, 336
Признаковый член оппозиции — 348
Призывная функция — 341 Приименной генитив — 16 Приказ — 372, 390, 413 Прикладная дешифровка — 132 Прикладная лексикология — 260 Прикладная лингвистика — 397 Прикладная ономастика — 347
Прикладное языкознание — 619
Прикрытый слог — 470
Прилагательное — 397
Прилепа — 59
Приложение — 398
Примыкание — 398
Принадлежности категория — 10. 28
Принцип аббревиации в орфографии — 351
Принцип приоритета — 606
Принцип сотрудничества — 390
Принцип экономии языковых средств — 135, 159, 566
Принципы орфографии — 350
Приращение (сс.) — 399
Присловная связь — 471
Присловное отрицание — 354
Присоединение — 399
Присоединительная конструкция — 399
Присоединительное состояние — 492
Приставка (сс.) — 399
Приступ — 102
«Присущности* теория — 435
Притягательности категория — 150
Притяжательная связь — 389
Притяжательное склонение — 150, 457
Притяжательности категория— 388, 398
Притяжательное» (сс.) — 399
Притяжательные местоимения — 295, 389
Притяжательные прилагательные — 389, 398
Притяжательный падеж — 333
Причастие — 399
Причастная конструкция — 372
Причастный оборот — 393, 395, 399, 449
’Причина* — 216, 322, 341, 389, 567, 584, 605
Причинно-следственное отношение - 336, 435, 471
Причинность — 299, 488
Причинные местоименные слова — 295
Причинные отношения — 484
Причинный союз — 484
Причины языковых изменений — 135, 159, 302, 561. 604
Прогресс в языке — 159
Прогрессив — 18, 32, 51, 68, 73, 83
Прогрессивная аккомодация — 22
Прогрессивная ассимиляция — 48
Прогрессивная диссимиляция — 137
Прогрессивное комбинаторное изменение звуков — 232
Прогрессивный вид — 83
Прогрессивный порядок слов — 23, 388
Продвинутые гласные — 107
Продленная ступень аблаута —9
Продолжение действия — 385
Продольный падеж — 219
Продуктивное чередование — 315
Продуктивность — 467
Проективности закон — 288
Прозаическая речь — 416
Прозрачное употребление дескрипции — 411
Производное (номинативное) значение — 262
Производное слово — 343, 346, 451, 466, 467
Производные функции языка — 564
Производный союз — 484
Производственно-технический стиль — 567
Производящее слово — 343, 596
Произвольная сочетаемость — 483
Произвольность — 152
Произвольность знака — 343
Произнесение — 327, 417
Произносительная норма — 351
Произносительные навыки — 352
Произношение — 400
Произношение слова — 463
Происхождение слова — 596, 620
Происхождение языка — 400
Прокладка — 59
Проклитика — 172, 587
Пролатив — 350, 602
Пролепсис — 34, 62, 63, 484
Пролог — 616
Проникновения — 159
Прономинализация (сс.)—401
Прономинализованные языки — 103
Прописная буква — 351
Препозитивная номинация — 346. 396
Пропозициональная установка-269, 373.390.401
Пропозициональная функция — 275, 392
Пропозициональная функция слова — 32
Пропозициональное отношение — 269, 373, 401
Пропозициональное содержание — 413
Пропозициональный акт — 412
Пропозициональный концепт — 393
Пропозициональный предикат — 401
Пропозициональный субъект — 392
Пропозиция — 401
Пропорциональная аналогия — 308
Пропорциональная оппозиция — 348
Пропуск компонента — 592
Просекутив — 219
Просительно-желательное наклонение — 321
Просодема — 556, 624
Просодемика — 515
Просодика — 401
Просодический контур слова — 24
Просодический различительный признак — 556
Просодический уровень — 619
Просодия — 401
Простая основа — 352
Простая форма — 116, 451
Простое плюральное множество — 584
Простое предложение (сс.) — 402
Простое слово — 159, 451, 466
Простое словосочетание — 469
Простое суждение — 499
Простой аорист — 37
Простой союз — 484
Просторечие — 402
Простота лингвистического описания — 108. 130
Пространственная ориентация — 472
Пространственное значение — 356. 389
Пространственные отношения — 389
Простые гласные — 107
Простые единицы языка — 149
Простые падежи — 241
Протагонист ситуации — 379
Протеза — 402
Протетические гласные — 107
Противительная связь — 484
Противительные отношения — 471
Противительный союз — 484
Противоположное значение — 35
Противоположность — 36
Противопоставление — 348
Противоречащие понятия — 36
Противоречие в языке — 159, 605
Протоалфавитные системы — 377
Протокатегория — 342
Протописьменностн — 402
Прототип — 47
Проточные согласные — 479
Протяженный вид — 79
Профессионализмы — 403
Профессиональная дифференциация речи — 407
Профессиональная лексика — 260
Профессиональная речь — 289
Профессиональные языки — 202
Профессиональный жаргон — 303
641
Прохибитив — 26
Процесс — 105, 336
Прошедшее время — 403
Прутеннстика (сс.) — 404
Прямая речь — 404
Прямое дополнение — 138, 371, 584
Прямое значение — 262, 390
Прямое наклонение — 321
Прямой генитив — 141
Прямой залог — 306
Прямой объект •«= Прямое дополнение
Прямой порядок слов — 388
Прямой стиль — 414	1
«Прямой» падеж — 10, 78, 356 Псевдологограмма — 377
Психиатрия и лингвистика — 618 «Психическая ситуация» — 444 Психолингвистика — 404 Психологические категории — 385, 405
Психологический предикат — 23, 450
Психологический субъект —.
23, 450, 498
Психологическое направление — 405
Психология и лингвистика — 23, 54, 75. 124, 130. 137, 502, 168, 209, 231, 274, 296, 299, 302, 324, 327, 335, 341, 381, 400. 404, 406, 412, 413, 415, 439, 450, 489, 497, 591, 597, 607, 618
Психология речи — 87, 386
Публичное общение — 407
Пунктив — 56, 61, 170
Пунктивный вид — 443
Пунктуация — 406
Пуризм (сс.) — 407
Пустая клетка — 453, 490
Пустая морфема — 312
Пустая приставка — 83
Пустое местоимение — 380 «Пустое» слово — 222, 225 Пустой денотат — 129
Пустой морф « Пустой отрезок
Пустой отрезок — 313
Пустые слова — 473
Путунхуа — 226
Пучок изоглосс — 268
Пучок фонем — 244
Пхёджунмаль — 241
р
Равновесие системы — 452
Равновесная языковая ситуация — 616
Равновесный дифтонг — 138
Равномощные идиомы — 616
Развертывания — 449
Развертывание по НС — 332 Развитие значений — 596 Развитие речевого аппарата — 109
Развитие речи — 131
Развитие языка — 31, 109, 136, 159, 298, 324, 361, 392, 484
Разговорная лекснка — 258, 260, 369
Разговорная разновидность языка — 567
Разговорная речь — 407
Разговорные слова — 402
Разговорный стиль — 136 Разговорный язык — 140, 145, 294, 461
Разграничительная функция ударения — 531
Разграничительные числительные — 77, 582
Разделительная связь — 484
Разделительные отношения — 471
Разделительный союз — 484 Раздельное написание — 351 Раздельнооформленные предло-.. ги — 394 Различимость означающих —
343
Различительные признаки — 552, 556, 617
Разложение языка — 159 Разновидности языка — 617 Разнокоренные антонимы — 36
642
Разнокоренные синонимы — 447
Разноместное ударение — 24, 331
Разномощные идиомы — 616
Разработанный языковой код — 608
«Разрезание» — 225
Разрешающие правила — 605
Разрыв значений —• 345
Разрыв формы и функции — 380
Разрывная морфема — 242, 443
Разъединительные отношения — 449
Рамочная конструкция — 125, 368
Рамочная конструкция подчинения — 471
Ранг — 269, 504
Ранги подчинения — 585
Раса и язык — 309
Раскрытие семантических полей — 463
Распад полисемии — 345
Расподобление (сс.) — 408
Распознавание речи — 198, 554
Распознающая модель — 304
Расположение материала в словаре — 462
Распределение [= дистрибуция] — 137
‘Распределение’ — 32
Распределительность — 322
Распределительный падеж — 286
Распространение — 449
Распространение реплики — 135
Распространенное предложение — 395
Распространитель — 131
Расстройство языкового поведения — 327
Расхождение значений — 345
Расхождения между языками — 481
Расширение значения —80, 262, 483
Расширенная глагольная основа — 244
Расширенная стандартная теория — 99
Расширенное настоящее время —
«Расширитель» — 577
Рациональная грамматика — 536
Реактивная роль собеседника — 381
Реакция собеседника — 70, 75, 90. 135, 263, 390, 413
Реализация — 85
Реализация значения — 382
Реализация фонемы — 352, 553
Реалионим — 347
Реалисты — 345
Реалия — 204, 336, 361,	369,
382, 540, 596
Реальная ономастика — 347
Реальное время — 206
Реальность — 303, 385
Ребусное написание — 374
Ребусный знак — 375
Реверсив — 162
Регионализмы — 158
Региональное койне — 481
Региональный вариант языка — 326
Региональный метод — 347
Регистр — 515
Регистр общения — 413
Регистровый тон — 515
Регрессивная аккомодация — 22
Регрессивная ассимиляция — 48
Регрессивная диссимиляция —
Регрессивное комбинаторное изменение звуков — 232
Регрессивный порядок слов — 388
Регулярная модификация означающих — 563
Регулярное чередование — 580
Регулярность — 452, 467
Регулярный метонимический перенос — 300
Редукция — 408
Редукция словосочетания —80
Редупликация — 408
Редуцированные гласные!— 408
Редуцированные гласныег — 107 Резонатор — 23, 250, 350 Результат действия — 372 Результатив — 215
Результативные отношения — 371
Результативность — 341
Реконструкт — 409
Реконструкция — 409
Рекурсия звука — 46, 165, 478
Рекурсия правил — 202
Рекционный падеж — 356
Релевантность — 452
Релевантный признак — 556
Религия н язык — 140, 182, 270, 391, 433, 473, 483, 490, 618
Релятив — 216
Релятивизация — 449
Релятивная семантика — 389
Релятивное слово — 472
Релятивный залог — 279
Релятивный падеж — 54
Релятивный признак — 394
Реляционная грамматика — 380
Реляционная грамматическая категория — 115
Реляционное грамматическое значение — 116, 438
Реляционное значение — 296
Реляционное имя — 336
Реляционные понятия — 512
Реляционные потенции слова— 450
Реляционные характеристики языка — 580
Реляционный аффикс — 60
Реляционный предикат — 392
Реляция — 348, 448
Рема — 410
Рематив — 601
Рематизацин категория — 249
Рентгенограмма — 52
Репетатив — 162, 602
Реплика — 90, 135, 381, 404
Реплика диалога — 484
Репортатив — 433
Репрезентат — 295
Репрезентатив — 413
Репрезентативная функция языка — 564
Репрезентативное множество — 584
Реприза — 203
Респектнвности категория — 115
Ретерминологизация — 508
Ретрофлексные согласные — 477, 479
Референт — 410
Референтивная функция языка — 565
Референтная функция дискурса — 137
Референтное употребление (определенной дескрипции) — 411
Референтность — 385
Референтные местоимения — 161
Референциальная грамматическая категория — 115
«Референциальная история» — 411
Референциальная соотнесенность — 605
Референциальное грамматическое значение — 116
Референциальное тождество — 243
Референции — 411
Рефлекс звука — 282, 362
Рефлексация — 28
Рефлексив — 16, 74, 160
Рефлекснвизацня — 592
Рефлексивная версия — 83
Рефлексивная конструкция — 371
Рефлексивность — 385
Рефлексия над языком — 373
Рецессивное ударение — 531
Реципиент — 356
Реципрок — 160
Речевая агнозия — 327
Речевая апраксия — 327
Речевая деятельность — 412
Речевая единица — 90
Речевая информация — 375, 619
Речевая коммуникация — 414
Речевая компетенция — 412
Речевая ошибка — 368, 415
Речевая реализация — 415
Речевая ситуация — 294, 390, 411, 413, 482, 565. 592, 605
Речевая тактика — 390, 415
Речевая формула — 90
Речевая цепь — 437
Речевое воздействие — 404
Речевое значение — 414
Речевое общение (сс.) — 390, 412, 414, 568, 592, 617
Речевое поведение — 373, 390.
405, 412, 413, 482, 591
Речевое произведение — 414
Речевое реагирование — 390
Речевой акт — 412
Речевой аппарат — 309, 349
Речевой вариант — 415
Речевой жанр — 620
Речевой жест — 542
Речевой знак — 90
Речевой контакт — 413
Речевой материал — 415
Речевой смысл — 450
Речевой стиль — 620
Речевой такт — 46, 470
Речевой штамп — 588
Речевой этикет — 413
Речевые навыки — 412
Речевые расстройства (сс.) — 414
Речемыслнтельная категория — 385
Речемыслительный синкретизм — 449
Речение — 412
Речеобразоваиие — 23, 415
Речепроизводство — 606
Речь — 414
Ритм — 416
Ритмическая группа — 416
Ритмическая единица — 310
Ритмическая функция — 388
Ритмическая функция дискурса — 137
Риторика — 416
Риторическая структура — 417
Риторическая фигура — 417
Рифма — 225, 241, 368, 470
Ровный тон — 515
Род — 417
Родительный падеж — 150, 356
Родной язык — 374, 404, 461. 616
Родо-видовые отношения — 104
Родо-видовые различия — 104
Родовая сема — 438
Родословное древо — 96, 409 «Родственное дополнение» — 138
Родственные идиомы — 617
Родственные слова — 597
Родственные языки — 94
Родстао языковое — 418
Ролевой дейксис — 128
Роли собеседников — 381
Романистика — 419
Ротацизм — 25, 28, 77
Ртовые гласные — 107
Ртовые согласные — 477, 479
Русистика — 425
Ряд! s Синонимический ряд
Ряд» = Словообразовательный ряд
Ряд (гласных) — 106
С
Самостоятельность слова — 465
Самостоятельные слова — 466
Самоударная морфема — 24
Сандхи — 432
Сбалансированная языковая ситуация — 481
«Свара» — 25
Свернутое придаточное предложение — 584
Свертывание — 449
Свертывание по НС — 332
Сверхкраткие гласные — 107
Сверхфразовое единство — 435
Сверхфразовый уровень — 417
Свистящие согласные — 51, 479
Свободная форма — 557
Свободное варьирование — 130, 553
Свободное значение — 262
Свободное предложение — 389
Свободное словосочетание — 469
Свободное состояние — 492
Свободное сочетание слов — 605
Свободное ударение — 24, 531
Свободное чередование — 137
Свободный корень — 242
Свободный порядок слов — 388, 451
Свободный структурный образец — 395
Сводная диалектологическая карта — 214
Свойства социального символизма — 413
Связанная изоглосса — 43
Связанная морфема — 60
Связанная форма — 312,	557
Связанное состояние имени — 74
Связанное ударение — 24, 531
Связанные местоимения — 602
Связанный корень — 242
Связанный порядок слов — 388
Связка — 435
Связность дискурса — 137
Связность речи — 414
Связность текста — 243,	267,
507, 508
Связочные глаголы — 455
Связочный словесный знак — 167
Связочный элемент — 313
Связующая функция союза — 484
Связующий член — 22
Связь значений — 596
Сдвиг ударения — 404
Сдвинутая конструкция — 399
Сегмент — 130, 401, 437
Сегментация — 436
Сегментная морфема см. Корень, Аффикс
Сегментная транскрипция — 517
Сегментная фонема см. Сегмент-
ные звуковые средства Сегментность — 311, 313 Сегментные единицы языка — 351, 401
Сегментный уровень фонологии— 401, 556
Селективный признак — 216 Селективный словарь — 462 «Селектор > — 199 Селекционных ограничений правила — 234
Сема — 437
Семантема — 312, 466, 562
Семантизация слова — 463
Семантика — 438
Семантика предложения — 357, 439
Семантика синтаксиса — 176
Семантика словаря — 175
Семантико-грамматические при знаки слов — 466
Семантнко-грамматические разряды — 104
Семантико-синтаксическая категория — 216
Семантико-синтаксическая клас» сификация — 176
Семантнко-снитакснческие синонимы — 447
Семантико-синтаксический подкласс — 296
Семантико-стилистические синонимы — 447
Семантическая автономность — 455
Семантическая афазия — 54 Семантическая валентность — 357
Семантическая группа — 322 Семантическая днффузность —
382
Семантическая доминанта поля - 567
Семантическая запись — 304
Семантическая интерпретация — 197, 380
Семантическая информация — 149
Семантическая калька — 211 Семантическая категория —
80, 83, 216, 384, 385, 567 Семантическая корреляция —
244
Семантическая модель предложения — 444
Семантическая модификация слова — 464
Семантическая оппозиция —» 174, 348, 356, 385
Семантическая перифраза — 387
Семантическая полноценность (слова) — 455
Семантическая пресуппозиция — 396
Семантическая производность — 468
Семантическая релятивность — 388
Семантическая репрезентация предложения — 450
Семантическая референция — 412
Семантическая роль — 17, 355, 357, 385
Семантическая связь — 357, 382, 597
Семантическая сеть — 15
Семантическая синонимия — 466
Семантическая синтагматика — 483
Семантическая система = Лексико-семантическая система
Семантическая соотносительность слов — 467
Семантическая сочетаемость — 396, 483, 609
Семантическая структура имени — 411
Семантическая структура предложения — 110, 114, 288, 386, 395, 401, 449, 584
Семантическая структура слова-259, 262, 382, 388, 464
Семантическая субстанция — 348
Семантическая теория референции — 412
Семантическая типология — 48
Семантическая транспозиция — 336
Семантическая универсалия — 261
Семантическая филиация — 159
Семантическая функция — 356, 388, 439, 446
Семантическая функция дискурса — 137
Семантическая функция предло* жения — 585
Семантическая характеристика слова — 463
Семантически аномальное предложение — 396
Семантически неполноценные глаголы — 455
Семантически усложненные предложения — 585
Семантические диалектизмы — 133
Семантические изменения — 596
Семантические модели — 300. 598
Семантические ограничения — 200, 300
Семантические отношения — 104, 398, 438, 446, 617
Семантические параллели — 596
Семантические признаки слов — 578
Семантические расхождения между языками — 481
Семантические синонимы — 447
Семантические типы предикатов — 392
Семантические факторы сочетаемости — 483
Семантический актант — 22
Семантический анализ — 14, 259, 596
Семантический аспект предложения — 401, 585
Семантический дифференциал — 385
Семантический инвариант — 567
Семантический индикатор — 131
Семантический класс — 295
Семантический компонент (значения) — 233, 396, 438, 439
Семантический компонент грамматики — 98
Семантический контекст — 300
Семантический критерий выделения слова —. 465
Семантический маркер — 438
Семантический метаязык — 297. 304
Семантический множитель — 438
Семантический падеж — 356
Семантический параметр — 439 Семантический переход — 596 Семантический признак — 234, 439, 457 «Семантический примитив» — 440
Семантический принцип орфографии — 351
Семантический синтаксис — 450, 620
Семантический субъект — 498 Семантический треугольник — 262, 336, 438
Семантический уровень — 15, 161, 260, 304, 357, 483
Семантический эквивалент предложения — 585
Семантический язык — 85 Семантическое поле — 234, 380 Семантическое правило — 386 Семантическое представление — 14, 98, 304
Семантическое развитие слова — 382, 595
Семантическое согласование — 234, 455, 483
Семантическое членение — 605
Семантическое ядро — 401 Семасиологический подход — 336, 346
Семасиологическое исследова» ние — 260
Семасиология — 440
Семема — 437 Семнозис — 168 Семиология (сс.) — 440 Семиотика — 440 Семиотическая система — 233, 390, 440, 453
Семитология — 442
Семья языков (сс.) — 443
Сенсомоторный период — 109 Сенсорная афазия — 54 Сентенциональная метафора — 296
Сепира — Уорфа гипотеза — 443 Сериализация — 21, 125 Сериальный глагол — 68, 73 Серийный послелог — 389 Серия (согласных) — 504 Сетяля теория — 444 Сибилянты — 479 Сигматический аорист — 37 Сигматический футур — 77 Сигнал — 23, 86, 109, 151, 169, 343
Сигнальная функция речи — 565
Сигнификат — 444
Сигнификативная оппозиция — 348
Сигнификативная функция — 316, 531, 552, 555
Сигнификативно сильная позиция — 316
Сигнификативно слабая позиция — 316
Сигнификативное значение — 444
Сигнификативный аспект значения — 262
Сигннфикатная семантика — 438
Сигнификация — 175, 385
Сила звука — 554
Силлабарий — 49
Силлабема — 470
Силлабические системы письма — 376
Силлабический знак — 376
Силлабо-фонемный строй — 308
Силлабограмма — 118
Снллабоморфема — 312
Силлабофоиема — 308
Силлогизм — 393
Силовое ударение — 69, 71, 210
Сильная подчинительная связь — 469
Сильная позиция — 316
Сильная семантика — 620
Сильная фонема — 316
Сильное склонение — 102
Сильное спряжение — 485
Сильное управление — 537
Сильноуправляемый член предложения — 356
Сильноцентрализующее ударение — 531
Сильные гласные — 106
Сильные согласные = Напряженные согласные
Сильный глагол — 102, 280
Сильный слог — 209, 470
Символ — 98, 168, 202, 283, 296, 341, 377
Символ (в языках программирования) — 615
Символическая пиктограмма — 374
Символические языки ~ 202
Символический знак — 343
Символического удлинения теория — 9
Симметрия — 453
Симультанная связь —- 74, 471
Симульфиксация — 552
Симулятнв — 162
Сингармонизм — 445
Сингармонические языки — 306
Сингулярный именной класс — 69, 173, 584
Сингулятивная форма — 350
Синекдоха — 300
Сниерезис — 592
Синестезия — 166
Синкатегорематическое слово — 274, 435
Синкопа — 82, 92, 564
Синкретизм — 446
Синкретическое выражение функций — 380
Синология (сс.) — 446
Синонимизация — 260
Синонимическая замена — 382, 609
Синонимические средства языка — 234
Синонимический ряд —* 413, 447, 493
Синонимический словарь — 462-463
Синонимическое дублирование — 379
Синонимическое преобразование — 449
Синонимичные тексты — 304
Синонимия — 446
Синонимы — 447
Синсемантнчное слово — 466
Синсемантия — 406
Синтагма — 447
Синтагматика — 447
Синтагматическая идентификация единиц — 314
Синтагматические отношения — 113, 152, 447, 463, 483, 606
Синтагматический дейксис — 128
Синтагматический синтаксис — 448, 450
Синтагматический тип союзов — 484
Синтагматическое измерение —
Синтагматическое поле — 381
Синтагматическое слово — 313
Синтагматическое ударение — 447, 558
Синтагматическое членение — 580
Синтаксис — 448
Синтаксис предложения — 435
Синтаксис текста — 137, 435. 449
Синтаксис частей речи — 448
Синтаксическая аналитическая конструкция — 31
Синтаксическая афазия — 54
Синтаксическая валентность — 448, 450 , 584
Синтаксическая громоздкость — 288
Синтаксическая группа — 225, 288
Синтаксическая деривация — 129, 451, 458
Синтаксическая единица — 287, 395, 450, 465
Синтаксическая иерархия — 585
Синтаксическая категория — 90, 115, 215, 392, 398, 583
Синтаксическая конструкция — 99, 110, 114, 116, 117, 337, 345, 385, 392, 395, 449, 463, 471, 592, 605
Синтаксическая модель предложения — 585
41
643
Синтаксическая молекула — 466
«Синтаксическая» морфология — 314
Синтаксическая омонимия — 288
Синтаксическая парадигма — 366, 381
Синтаксическая парадигматика — 367
Синтаксическая позиция — 300, 341, 348, 380, 449, 450, 471, 484, 578, 584, 592
Синтаксическая правильность — 386
Синтаксическая роль — 216, 578
Синтаксическая связь — 332, 343, 379-380, 455, 585
Синтаксическая семантика — 131, 216
Синтаксическая сочетаемость — 113
Синтаксическая структура — 287, 332
Синтаксическая структура предложения — 386, 395, 415
Синтаксическая типология — 335, 342, 451, 455
Синтаксическая транспозиция — 336, 519, 585
Синтаксическая фузионность — 564
Синтаксическая функция — 343. 356, 371, 411, 449, 578, 584
Синтаксическая функция языка — 565
Синтаксические изменения предложения — 395
расхождения
способы — 135 средства —
актант — 22 анализ — 14,
индикатив —
Синтаксические ограничения — 300
Синтаксические операции — 449
Синтаксические 216, 355, 380
Синтакси ческие слов — 578
Синтаксические г------
между языками — 481
Синтаксические
Синтаксические 592
Синтаксический
Синтаксический 332, 380
Синтаксический 89
Синтаксический грамматики —
Синтаксический
Синтаксический деления слова
Синтаксический падеж — 356
Синтаксический параллелизм — 592
Синтаксический признак — 216, 457
Синтаксический релятив — 89
Синтаксический синтез — 332
Синтаксический уровень — 161,
304, 481, 617
Синтаксическое время — 116
Синтаксическое ское значение
Синтаксическое 558
Синтаксическое 468
Синтаксическое 395
Синтаксическое 300, 578
Синтаксическое 216, 288, 395,
Синтаксическое 585
Синтаксическое
Синтаксическое 395
Синтаксическое ние — 14
Синтаксическое иие — 446
Синтаксическое _______ _____
Синтактизация — 135
Сннтактика — 389, 441
Синтактика словоформы — 476
Сннтактико-семантическая категория — 342
Синтез — 304, 449
отношения —
признаки
компонент 98
контекст — 300 критерий вы-- 465
грамматиче-- 116, 438
значение —
направление —
образование —
ограничение —
отношение — 449, 585
подчинение —
поле — 381 построение —
представле-
преобразова-
членение — 606
Синтез речи — 198, 397
Синтезированные гласные — 107
Синтетнзация аналитических форм — 404
Синтетизм — 451
Синтетическая конструкция — 31, 451
Синтетическая модель — 304
Синтетическая транскрипция-518
Синтетическая форма слова — 31, 116, 451
Синтетические языки (сс.) — 451
Синтетическое суждение — 31
Синтетосемия — 456
Синхроническая лингвистика — 152
Синхрония — 451
Синхронная лингвистика — 451
Сирконстант — 22
Система - 108, 176, 298
Система синтаксических групп-288
Система составляющих — 288
Система счисления — 583
Система фонем — 453
Система языковая — 452
Систематика элементов языка — 298
Системная реконструкция — 409
Системная фонема — 315
Системность лексики — 465, 620
Системность языка — 452
Системный подход — 299
Ситуативная дифференциация языка — 481
Ситуативная номинация — 300
Ситуативно обусловленная метонимия — 300
Ситуативность — 90, 592
Ситуативные ограничения — 300
Ситуативные параметры речи — 482
Ситуационный ковтекст — 276
Ситуация — 90, 379, 382, 390, 395, 450, 452, 584
Ситуация общения — 390, 450. 607
Ситуация речи — 449
Сказуемое — 454
Сказуемость — 393
Скандинавистика (сс.)—455
Склонение — 456
Склоняемые слова — 456
Скобки — 332, 406
Скобочная запись — 98, 110
Скользящий дифтонг — 138
Скользящий тон — 515
Скоропись — 377
Скорость языковых изменений — 109, 110
Скрещивание языков — 457
Скрипт — 420
Скрытая артикуляция — 85
Скрытая грамматика — 458
Скрытая дескрипция — 412
Скрытое подлежащее — 379
Скрытые категории — 457
Скрытый смысл — 390
Слабая подчинительная связь — 469
Слабая позиция фонемы — 316, 553, 556
Слабая семантика — 620
Слабая фонема — 316, 553
Слабо определенные местоимения — 295
Слабое склонение — 102
Слабое спряжение — 485
Слабое управление — 537
Слабоуправляемый член предложения — 356
Слабоцентрализующее ударение — 531
Слабые гласные — 107
Слабые согласные — 236, 479
Слабый глагол — 102, 280
Слабый слог — 209, 470
Славистика — 458
Славянизмы — 459 'Следование' — 89, 385
Следственные отношения — 449
Следствие — 389, 396, 484, 567, 584, 605
Следствия союз — 484
Сленг — 461
Слитная морфема — 131
Слитная реализация — 564
Слитное написание — 351
«Слитное» предложение — 471
Слияние гласных — 591
Слова-атрибуты — 398
Слова-аффиксы — 503
«Слова и вещи» — 346, 420, 597, 620
Слова-свидетели — 466
Слова-сопроводители — 499
Слова-уподобители — 241
Словари лингвистических терминов — 461
Словарная статья — 259, 462
Словарные паронимы — о68
Словарный состав языка — 257, 462, 605
Словарь — 462
Словарь антонимов — 463—464
Словарь арго — 462
Словарь архаизмов — 462
Словарь ассоциативных норм — 405
Словарь жнвого языка — 463
Словарь иностранных слов н речений — 462, 464
Словарь корней — 462
Словарь-минимум — 22
Словарь морфем — 462, 463
Словарь неологизмов — 462, 464
Словарь ошибок — 462
Словарь паронимов — 463, 464
Словарь просторечия — 462
Словарь редких слов — 462
Словарь рифм — 462, 463
Словарь родственных языков — 259
Словарь синонимов — 463
Словарь словосочетаний — 462, 464
Словарь собственных имен — 462
Словарь сокращений — 462
Словарь сочетаемости — 259
Словарь трудностей — 462, 463
Словарь цнтат — 462
Словарь языка писателя — 259
Словесная ассоциация — 399
Словесная оболочка — 605
Словесная просодия —561 '
Словесно-логическое мышление — 606
Словесно-слоговое письмо — 375
Словесное выражение — 417
Словесное обозначение чисел —< 583
Словесное ударение — 530
Словник — 461
Слово — 464
«Слово сердца» — 393
Слово-ассоциат — 381
Слово-предложение = Однослов-
ное предложение
Словоизменение — 467
Словоизменительная грамматическая категория — 115, 216, 467, 479
Словоизменительная морфема — 114, 353, 451
Словоизменительная морфемн-ка — 114
Словоизменительная	пара ди г-
ма — 456
Словоизменительный аффикс — 551
Словоизменительный тип — 457
Словообразование — 467
Словообразовательная калька — 211
Словообразовательная категория — 215, 216, 467
Словообразовательная модель — 257, 305, 346, 596
Словообразовательная морфема - 114, 353, 451, 467
Словообразовательная морфе-мика — 114
Словообразовательная оппозиция — 315
Словообразовательная парадигма - 347, 366, 467
Словообразовательная парадигматика — 367
Словообразовательная произ-водность — 467
Словообразовательная связь слов — 463, 467
Словообразовательная синонимия — 446
Словообразовательная система — 620
Словообразовательная формула — 463
Словообразовательно-грамматический принцип орфографии — 351
Словообразовательно-семантическая парадигма — 295
Словообразовательное гнездо — 242, 257, 382, 467
Словообразовательное значение — 468
Словообразовательное правило — 467
Словообразовательные варианты слова — 466
Словообразовательный анализ— 313, 468
Словообразовательный аффикс — 60
Словообразовательный подуровень — 617
Словообразовательный процесс — 605
Словообразовательный ряд —
315, 345, 467
Словообразовательный словарь - 259, 462, 464
Словообразовательный тип — 467
Словообразовательный уровень — 346
Словопорядок — 23, 512
Словопроизводство — 468
Словораздел — 377
Словорасположение — 388
Словосложение — 469
Словосочетание — 469
Словосочетательная связь —
380
Словоупотребление — 465
Словоформа — 470
Слог — 470
Слогоакцентные языки — 24
Слоговая аббревиатура — 9
Слоговая интонация — 255, 515
Слоговая мора — 310
Слоговое письмо — 445
Слоговое равновесие — 102, 203, 588
Слоговое ударение — Слоговой акцент
Слоговой акцент — 24, 575
Слоговой аугмент — 52
Слоговой сингармонизм — 308
Слоговой сонант — 44
Слоговые языки — 470
Слогоморфема — 25
Слогообразующий элемент — 105
Слогораздел — 470
Слогосчитающие языки — 24
Слогофонема — 471
Сложение — 313
Сложения лексических значений правило — 234
Сложенности/несложеиности категория — 65
Сложная графема — 118
Сложная конструкция — 31
Сложная система — 453
Сложная форма — 116
Сложновербальный глагол — 200
Сложное предложение — 471
Сложное синтаксическое целое — 435
Сложное слово (сс.) — 472
Сложное слово — 451
Сложное словосочетание — 469
Сложнозначность — 456
Сложноподчиненное предложение (сс.) — 472
Сложносокращенное слово (сс.) - 472
Сложносочинеиное предложе-
ние (сс.) — 472
Сложные единицы языка — 149, 332
Сложные числительные — 583
Сложный звук — 437
Сложный суффикс — 60
Служебная морфема — 59, 313
Служебная функция союза — 484
Служебное имя — 389
Служебные слова — 472
Служебные части речи — 473, 578
Служебный глагол — 104
Слушание — 304
644
Слушатель/наблюдатель — 379, 381
Слушающий — 271, 294, 346, 450, 565
Смена интонации — 588
Смена места ударения — 588
Смешанного ряда гласные — 107
Смешанное склонение — 457
Смешанный говор — 111
Смешанный язык — 245 Смешение языков — 94, 489,
562
Смещенное отрицание — 354
Смысл — 385, 438, 444. 453,
565, 592, 605, 620
Смысл предложения — 379, 396 Смысловая Смысловая 484
Смысловая Смысловая Смысловая Смысловая
единица — 605 зависимость — 380,
запись — 304 информация — 579
категория — 607
полнота речи — 414
Смысловая полноценность — 455
Смысловая правильность — 270
Смысловая связь реплик — 381
Смысловая структура — 605
Смысловая эквивалентность — 446
Смысловая ясность — 592
Смысловое выделение — 369
Смысловое гнездо — 389
Смысловое отношение — 74, 355, 471
Смысловое отождествление текс-
тов — 397
Смысловое ударение — 561
Смысловое членение — 369
Смысловой блок — 605
Смысловой параллелизм — 592
Смысловой принцип пунктуации — 407
Смысловой центр сообщения —
23
Смысловые отношения — 484
Смыслоразличение — 348, 552
Смыслоразличительная функция — 388, 555
Смыслоразличительный признак — 348
Смычка — 477, 515
Смычно-щелевые согласные —
Аффрикаты
Смычногортанный тон — 213
Смычные согласные — 477, 479
Смягчение согласных — 232
Смягченный перформатив — 373
Сниженная стилистическая окраска — 408
Сниженный стиль — 567
Собеседник — 304, 415, 567
Собирательное имя — 463, 584
Собирательное множество — 584
Собирательное существительное = Собирательное имя
Собирательное числительное — 582 •
Собирательности категория — 473
Собирательность — 385
Собирательные местоимения — 139
Собственно лингвистические примеры — 463
Собственно формообразующий аффикс — 60
Собствеино-личиое значение — 382
Собственное имя — 472
Событие — 89, 105, 372, 385, 393, 455, 584
Событийный субъект — 392
Совершенный вид — 83
Советское языкознание — 474
Совместимость дифференциальных признаков — 483
Совместимость значений — 483
Совместимость лексем — 260
Совместимость понятий — 260
Совместная встречаемость — 447
Совместная реализация — 471
Совместно-взаимный залог — 160
Совместность — 322, 389
Совместный залог — 160
Совместный падеж — 138, 241, 580
Совокупностные числительные— 582
Совокупность — 582
Согипоним — 104
Согласная мора — 310
Согласные — 477
Согласование — 479
Согласованное определение — 349, 379
Согласовательная категория— 104, 398, 584
Согласовательные классы
(сс.) - 480
Согласовательный падеж — 356
Содержание высказывания — 304
Содержание знака — 167, 260, 343, 444
Содержание понятия — 129, 384, 444
Содержание слова — 261
Содержание словаря — 462
Содержание текста — 390
Содержательная связка — 435
Содержательная функция связки — 435
«Соединение* — 393, 469
«Соединитель* — 312
Соединительная связь — 484
Соединительное отношение — 449, 471
Соединительный гласный = Интерфикс
Соединительный союз — 484
Сознание и язык — 261, 342, 415, 438, 444, 465
Сознание носителя языка — 382 «Созначение* — 236 Сокращение — 9, 258, 467 Сонантный коэффициент — 252
Сонанты — 477, 479
Сонема — 149
Сонорные согласные — 23, 477, 479
Сообщаемое — 392, 585
Сообщение — 343, 413, 415, 449
Соответствия между языками — 94. 392, 418, 485, 555
Соотносительное слово — 35
Соположение — 563
Соположение языковых единиц — 483
Сопоставительная грамматика — 115
Сопоставительная лексикология — 260
Сопоставительная стилистика — 493
Сопоставительный метод — 481
Сопроводительное деепричастие — 522
Сопроводительный падеж — 586
Сопряженное состояние — 443
Сопутствующее действие — 341
Сослагательное наклонение — 321
Сослагательность — 395
Сословный язык — 294
Состав подлежащего — 379, 584
Состав сказуемого — 455, 584
Состав слова — 60, 313
Составляющие — 98, 110, 131,
287, 288, 314, 332. 379, 449
Составное именное сказуемое— 435
Составное сказуемое — 435, 451
Составное слово — 466
Составной знак — 376
Составной падеж — 241
Составной союз — 484
Составные числительные — 583
Состав предложения — 332, 392, 584
’Состояние* — 83,	105,	216,
335, 336, 372, 392, 455. 567
Состояние имени — 56, 74, 87, 170. 249, 433
Состояния категория — 71
Социальная диалектология — 134, 620
Социальная дифференциация речи — 407
Социальная дифференциация языка — 133, 481, 607
Социальная психология и лингвистика — 481
Социально значимые варианты — 482
Социально корректное высказывание — 482
Социально обусловленная вариативность языка — 482
Социальные параметры — 482 Социальные роли участников коммуникации — 607 Социальные факторы н языке — 482, 562, 607
Социальные функции языка — 618
Социальный диалект — 133, 134, 326, 481, 483, 562, 567. 607
Социальный жаргон — оОЗ Социатив — 356 Социолингвистика — 481 Социолингвистическая типология — 514
Социологизирующее направление — 400
Социологическое направление — 482
Социология и лингвистика см. Язык и общество
Социопсихолингвистика — 406 Социоречевое поведение — 412 Сочетаемостные отношения — 606
Сочетаемость — 483
Сочетаемость морфем — 448 Сочетаемость фонем — 483 . Сочетание значений — 596 Сочетание предложений — 471 Сочетание слов — 450, 465, 469 Сочинение — 484 Сочинительная связь — 484 Сочинительное сложное слово — 469
Сочинительные отношения —471 Сочинительный союз — 471, 484 Союз — 484 Союзная связь — 471 Союзная фразеосхема — 471 Союзное подчинение — 380, 471 Союзное слово — 471, 484 Союзное сложное предложение — 471
Союзность — 529
Союзные функции — 471 Спектр звука — 23 Специализированное значение — 345 Специализированные словари лингвистических терминов — 458
Специализированные языки — 202
Специализированные языки программирования — 616 Специальный словарь — 462 Специальный язык — 391 Специфическая неопределенность — 349
Спиранты — 11. 42, 51, 120, 479 Спонтанность речи — 414 Спорадическое чередование — 580
Способ артикуляции — 48 Способ действия (сс.)—485 Способ номинацни — 465 Способ образования преграды — 477, 554
Способ описания слова — 462 Способ словообразования — 235, 469
Способа действия категория — 105. 177, 151, 220, 320
Способы выражения значений — 116. 216
Способы образования слов — 257 Спряжение — 485
Сравнение — 297, 341, 389, 492 Сравнение языков — 182, 239, 409, 486, 620
Сравнения союз — 484 Сравнительная грамматика — 100, 184, 218, 305, 339, 458, 597
Сравнительная лексикология — 490 Сравнительная морфология — 550 Сравнительная степень — 398, 492
Сравнительно-историческая акцентология — 25, 588
Сравнительно-историческая грамматика — 115, 486 Сравнительно-историческая лексикология — 420
Сравнительно-историческая морфология — 314
Сравнительно-историческая фонетика — 488, 526
Сравнительно-исторический метод — 485
Сравнительно-историческое языкознание — 486
Сравнительно-превосходная степень сравнения — 120
Сравнительно-сопоставительная грамматика — 421
Сравнительные отношения —471
Сравнительный оборот — 492
Сравнительный синтаксис — 550
Сращение — 290, 467
Срединные согласные — 477, 479
Средневозвратный залог — 160
Среднего подъема гласные — 107
Среднего ряда гласные — 107
Среднее склонение — 457
Средненебные согласные = Палатальные согласные
Среднеязычные гласные — 107
Среднеязычные согласные —477, 479
Средние гласные! ~ Среднего подъема гласные
Средние гласные! =* Среднего ряда гласные
Средний залог — 160
Средний подъем языка — 107
Средний род — 417
Средний ряд гласных — 107 «Средний* стиль — 494, 608 Средства выражения значений /смысла — 58, 116, 313. 467. 565
Средства номинации — 336, 605
Средства общения — 374
Стабильность повествования — 349
Стадиальности теория — 491
Стандартизация терминологии — 397
Стандартная теория — 99
Стандартное спряжение — 329
Стандартный язык — 241
Старение лексики — 110 Старый перфектив — 141 Статальный перфект — 372 Статив - 141, 212, 355 Стативность — 385
Стативный глагол — 22, 51. 73 151, 320
Статика — 451
Статистика и язык см. Лингвистическая статистика
Статистическая лингвистика = Лингвистическая статистика
Статистическая стилистика — 231
Статистические методы = Количественные методы в языкозна-
нии
Статистические универсалии — 535
Статистический метод (сс.) — 492
Статистический словарь — 464
Статическая лингвистика — 152. 451
Статическая сторона печи — 415
Статические модели языка — 606
Статический глагол — 105
Статический подход к синтаксису — 449
Статический синтаксис — 450
Статичность/динамичность — 385, 458
Статус — 492
Стационарные гласные — 107
Степени морфемной членимос-ти — 31
Степени морфемной членимости слова — 313
Степени сравнения — 492
Стержневое слово — 469
Стечение гласных — 593
Стечение согласных — 402. 593
Стилеобразующие факторы — 567
Стилизация — 492
Стилистика — 492
Стилистическая дифференциация — 616
Стилистическая переоценка — 474
Стилистическая синонимия — 446
645
Стилистическая система — 567
Стилистическая типология — 513
Стилистическая транспозиция — 483
Стилистическая функция — 388
Стилистические варианты слова — 446
Стилистические варианты фонемы см. Стилистическое варьирование
Стилистические оценки речи — 414
Стилистические синонимы — 447
Стилистический анализ — 347
Стилистический плеоназм —* 379
Стилистический прием — 368, 371
Стилистический уровень слова —• 463
Стилистическое фонетическое варьирование — 553
Стилистическое согласование — 483
Стиль в'языкознании — 494
Стиль произношения — 352
Стиль речи — 494
Стиль языка — 494
Стимул — 75, 381
Стирание диалектных различий — 616
Стиранне символов — 99
Стоики — 495
Сток — 365
Страдательно-подлежащный залог — 160
Страдательное причастие — 399
Страдательный залог — 160
Страноведческая информация— 463
Стратиграфический метод — 347
Стратификационная грамматика — 304, 315, 453
Стратификационные параметры — 482	<.
Строевая роль лексических элементов — 567
Строевой компонент предложения — 380
Стронема — 556
Структема — 312, 313
Структура — 276, 305, 453
Структура морфемы — 313, 315
Структура предложения — 113, 449, 585
Структура слова — 312, 313, 314, 315, 353, 464, 467, 596
Структура словосочетания — 450 Структура языка см. Структура Структурализм — 107, 239, 298, 318, 441, 453, 497
Структуральная поэтика — 493
Структурная антропология и лингвистика — 483
Структурная значимость — 313
Структурная лингвистика — 496
Структурная организация текста - 592
Структурная схема предложения — 303, 380, 392, 395
Структурная типология — 512
Структурно-вероятностная модель — 231
Структурно-грамматическая функция — 388
Структурно-диахроническая конвергенция — 234
Структурно-семантический подход — 468
Структурно-синтаксическая категория — 216
Структурное значение — Реляционное значение
Структурный аспект слова — 465
Структурный аффикс — 60
Структурный метод — 298, 347
Структурный образец предложения— 395
Ступенчатая оппозиция — 36, 348
Стык - 315, 437, 465, 552, 554, 555, 563
Стяжение — 17, 593
Стяжение звуков — 408
Стяжениые гласные — 107, 213
Сублатив — 538
Субморф — 312, 314
Субординативный союз — 484
Субординация — 380 Субстантив » Существительное Субстантивация (сс.)—497 Субстантивированное придаточное предложение — 379
Субстантивированное причастие —399
Субстантивное подлежащее — 379
Субстантивное словосочетание — 469, 479
Субстанциальные характеристики языка — 453
Субстанционное тождество — 32
Субстанция — 452
Субстанция выражения — 343, 453
Субстанция содержания — 32 Субститут — 32, 197, 295 Субституционный ряд — 556 Субституция — 138, 314, 449 Субстрат — 497
Субстратная конвергенция — 294
Субфонемный альтернационный ряд — 553
Субъект — 497
Субъект восприятия — 379
Субъект действия — 22, 135,160, 399
Субъект пропозициональной установки — 295
Субъект речи — 390
Субъект суждения — 380
Субъективная модальность — 303, 385
Субъективно-семантический аспект предложения — 379
Субъективный звукосимво-лнзм — 166
Субъективный порядок слов — 388
Субъектная валентность — 80, 584
Субъектная версия — 83
Субъектная конструкция — 332
Субъектная соотнесенность — 198
Субъектно-объектные отношения — 160, 234. 335, 513, 593
Субъектно-пассивное спряжение — 284
Субъектно-предикатная структура — 584
Субъектное спряжение — 485
Субъектность — 567
Субъектные местоимения — 21, 32, 56
Субъектный инфинитив — 198
Субъектный падеж — 102
Суггестивная функция — 296
Суждение — 499
Сужение (речевого тракта)— 106, 478, 552
Сужение значения — 80, 260, 262
Суммативный тип соединения — 60
Суперкатегория — 271
Суперлатив — 12
Суперсегментная единица — 351
Суперсегментная транскрипция— 517
Суперсегментные звуковые средства — 165
Суперсегментный уровень фонологии — 556, 580
Суперстрат — 499
Суперфонемный признак — 556
Супин — 499
Супплетивизм — 257, 311, 404, 457, 564
Супплетивное выражение категории — 458
Супплетивное склонение — 457
Супплетивные формы слова — 312
Суппозиция — 275
Супрасегментиая морфема — 131
Супрасегментяые средства — 131, 313, 385, 401, 606
СупрасегментныЙ уровень — 198, 401, 619
Супрасинтаксические служебные слова — 91
Суффикс (сс.) — 499
Суффиксально-агглютинативные языки — 306
Суффиксальное спряжение — 249
Суффиксальный гласный — 107
Суффиксация — 26, 558
Суффиксное местоимение — 511
Существительное — 499
Сущность языка см. Онтология языка
‘Сущность’ — 216
Сфера действия отрицания — 354
Сфера использования слова — 467
«Схема» — 305
Схема предложения — 585
Схема управления — 584
Схематический искусственный язык — 202
Сходные идиомы — 617 ‘Сходство’ — 297, 343, 366, 380 Сходство языков — 298, 512 «Сценарий» — 137, 390 Сценическая речь — 352 «Сценическое» настоящее время — 323
Счетная форма — 583
Счетно-классификаторные языки — 174
Счетность — 582
Счетные слова (сс.) — 500
Счетный классификатор — 174
Счисляемость/несчисляемость—
Считаемые предметы — 583
Сюбжонктив — 321
т
Табеллярное настоящее время — 323
Таблица соответствий — 392
Табу — 501
Тавтологичное высказывание — 275
Тавтология — 501
Тагмема — 502
Тагмемнка — 502
Тадбхава — 179
Тайнопись — 377
Тайные языки — 502.
Таксема — 233
Таксис — 503
Таксон — 504
Таксономическая категория
504
Таксономическая типология — 512
Таксономический предикат — 129, 392
Таксономический ранг — 504
Таксономия — 504
Такт — 46, 415, 470, 556
«Тактики» — 314
Танвинное окончание — 171
Татсама — 179
«Твердая» разновидность склонения — 457
Твердое небо — 350
Твердые согласные — 83, 236, 479
Твердый приступ — 102
Творительный падеж — 356
Тезаурус — 506
Текст — 507
Текстовая стилистика — 492
Текстологический анализ — 347
Текстология — 507
Телеологический принцип — 566
Тема — 507
Тема-рематическая прогрессия — 435
Тематическая гласная —485, 507
Тематическая группа — 379
Тематическая форма — 507
Тематический гласный — 107
Тематический компонент зна-
чения — 294
Тематический элемент — 313
Тематическое словосложение — 469
Тематическое спряжение — 485
Тембр звука — 197, 554
Тембровый сингармонизм — 445
Темп речи — 508
Темпоральность — 385, 567
Темпоральные местоименные слова — 295
Темпоральные характеристики события — 455
Темпоральный аугмент — 52
Теонимы — 473
Теоретико-множественная концепция языка — 138
Теоретико-множественные модели языка — 289
Теоретическая ономастика — 347
Теория в лингвистике — 305
Теория вероятностей и лингвистика — 132
Теория волн см. Волн теория
Теория информации и лингвистика — 619
Теория речевых актов — 412. 413
Теория текста — 508
Теория формальных грамматик — 288
Терм — 175, 392
Термин — 508
Терминаль — 470
Терминальные символы — 98, 288
Терминальный алфавит — 288
Терминологизация — 473, 508
Терминологический словарь — 259, 462
Терминология — 159, 261, 397
Терминология лингвистическая — 509
Террасированная тоновая система — 68
Территориальный диалект — 132, 483, 567
«Тесей» теория — 400
Техническая дешифровка — 132
«Тип» — 305
Тип предложения — 113
Тип склонения — 457
Тип языка — 513
Типологическая классификация языков — 511
Типологический метод — 347
Типологическое языкознание — 620
Типологии — 512
Типохорнческая таксономия — 513
Тире — 406
Титло — 514
Тождества теория — 435
Тождество — 243, 297, 392, 411, 435
Тождество слова — 382, 465
Толкование — 461, 463
ТолковО'Грамматическнй словарь — 464
Толково-комбннаторный словарь — 15
Толковый словарь — 258, 261*
462, 463, 620
Толковый словарь лингвистнче -ских терминов — 461
«Толчок» — 530
Той — 514
Тональные языки — 25, 515
Тональный морфологический класс — 170
Тонема — 515, 556
Тоническое ударение = Музыкальное ударение
Тоновое ударение == Музыкаль-
ное ударение
Тоновый контур — 249
Тонология — 515
Топик — 135
Топикализация — 449
Топономика — 515
Топонимический субстрат — 516
Топонимия — 515
Топонимы — 73, 473, 515, 516
Топооснова — 516
Топоформант — 516
Точка — 406
Точка с запятой — 406
Традиционная грамматика — 606
Традиционная орфография — 345
Традиционное чередование — 580
Традиционное языкознание — 497
Традиционный принцип орфографии — 351
Транзитивность глагола — 370
Транзитивный глагол — 26
Трансдуктивная грамматика — 453
Транскрипция — 517
Транслатив — 59, 60, 212, 356
646
Транс дативное значение — 76
Транслитерация — 518
Трансонимизация — 347, 473
Транспозит — 519
Транспозитор — 519
Транспозиционное значение — 468
Транспозиция — 519
Транспонируемое — 519
Транспонирующее служебное слово — 483
Трансфикс (сс.) — 519
Трансфонологизация — 555
Трансформ — 395
Трансформативный падеж — 120
Трансформационная грамматика (сс.) — 519
Трансформационное правило — . 386
Трансформационный анализ = Трансформационный метод
Трансформационный метод — 519
Трансформационный потенциал — 520
Трансформационный синтаксис — 396
Трансформационный субкомпонент грамматики — 99
Трансформация — 99, 110, 175, 379, 450, 519, 520
Трансформация номинализа-ции — 99
Трансформация опущения-99
Трансформация пассивизацни — 99, 110
Трансформация подъема — 99
Трансформация релятивизации — 99
Трансформация рефлексивиза-ции — 99
«Трафарет» — 588
Третичная основа — 306
Третье спряжение — 485
Трех стилей теория (сс.) — 520
Трехвалентный глагол — 79, 80, 104
Трехмесгные предикаты — 80, 392
Трехчленное словосочетание — 469
Триграф — 118
Трилингва — 49
Триплпкация — 301
Трифтонг (сс.) — 520
Тропы — 520
Трудовая теория — 400
Тупое ударение — 112, 119
Тюркология — 525
Тяжелое ударение — 112
У
Увеличительность — 385
Увулярные согласные — 479
Ударение — 530
Ударная мора — 24
Ударная позиция — 458
Ударный гласный — 24,	106,
107, 408, 530
Ударный слог — 24, 561
Удвоение — 172, 408, 542
Удвоение слова — 408
Узел дерева — 288
Узкие гласные — 20, 106
Узуальность — 458
Узуальный — 236, 532
Узус — 532
Уилера закон — 532
Указание — 128, 411
Указательная функция — 411
Указательное местоимение — 295
Указательное склонение — 310
Указательное состояние имени — 88
Указательные слова — 295
Указательный статус — 249
Уменьшительная степень сравнения — 120
Уменьшительность — 385
Умлаут — 535
Умлаутированные гласные — 107
Универбация — 451
Универсалии — 535
Универсальная дешифровка — 132
Универсально-предметный код— 85
Универсальные грамматики — 536
Универсальные знакн препинания — 406
Универсальные местоимения — 295
Универсальные языки программирования— 615
Универсальный словарь — 463
Универсум звучаний — 605
УнИверсум значений — 605
Унификация склонения — 457
Унификация языков — 562
Уподобление (сс.) — 537
Употребительность слова — 463 «Употребление» — 98, 137 Употребление слова — 259, 260, 262, 269, 296, 372, 532
Употребление языка — 297, 390, 493
Употребление языковых единиц — 532, 564
Управление — 537
Упрощение групп согласных — 408
Уравнительная степень прилагательного — 290
Уровень языков программирования — 615
Уровни представления текста — 304
Уровни языка — 539
Усвоение языка — 562
Усечение компонентов — 31, 465
Усечение основы — 313
Усеченное словосочетание — 592
Усиленные глухие согласные — 241
Усиленные согласные — 278
Усилительная частица — 579, 592
Условие — 341, 567, 605
Условие применимости грамматического правила — 605
Условия успешности речевого акта — 373, 396, 413, 415
Условно-предположительное наклонение — 140
Условно-следственные отношения — 471
Условное деепричастие — 78
Условное наклонение — 321
Условное придаточное предложение — 388
Условное сложное предложение =» Условный период
Условное ударение — 25, 531
Условность — 395
Условность знака — 343
Условные отношения — 336, 449
Условные языки — 502
Условный период — 321
Условный союз — 484
Усложненное предложение — 91
Установка говорящего — 390
Устаревшие слова — 540
Устная публичная речь — 540
Устная речь — 117, 400, 407
Устная форма языка — 117, 407
Устно-разговорные средства — 567
Устное общение — 303, 309, 414, 619
Устное сообщение — 397
Устный текст — 507, 590
Устный язык — 338
Устойчивая фраза— 560
Устойчивое словосочетание — 259, 560, 605
Устойчивость — 452, 559
Устойчивый дифтонг — 138
Уступительное деепричастие — 78
Уступительные отношения — 471
Уступительное придаточное предложение см. Уступительные отношения
Уступительный союз — 484
Уступка — 341, 567, 584
Утвердительное предложение — 354, 393, 449
Утверждение — 216, 303, 385, 393, 413, 449
Уточнение — 446
Утрата вспомогательного глагола — 404
Утрата закрытых слогов —382
Утрата склонения —457
Участники речевого акта — 452
Учебная грамматика — 115
Учебный словарь — 462, 622
ф
Фазисные глаголы — 455
Фазовость — 567
Фазовые глаголы — 83, 128, 198, 469
Фазы артикуляции — 169, 468
Фазы действия — 385 Факт — 385, 393, 401 Фактив — 18
валентность —
Фиктивная пресуппозиция —
Фактнвные глаголы — 396
Фактитив — 272, 593
Фактитивные глаголы — 593
Факультативная 81
Факультативная ция — 519 факультативное числа — 584
Факультативный
Стилистическое
Факультативный 379
Фамильярный стиль — 414
Фаньце — 225, 505
Фарингал — 22
Фарингализация — 541
Фарингализованные гласные — 107
трансформа-
выражение
вариант см. варьирование плеоназм —
Фарингальные согласные — 477, 479 фатическая функция языка — 564, 565
Фенотип = Поверхностная стру-
ктура
Фигура (в глоссематике) — 108, 167, 343. 533 .
Фигуры речи — 542
Фигуры стилистические (сс.) — 543
Фигуры умолчания — 590
Физика и лингвистика — 618
Физиология и лингвистика — 618
Физиология речи — 86, 302, 327, 554, 618
Фиксированное ударение — 24, 531
фиксированный порядок слов — 388
Фиктивное подлежащее — 380
Фила — 365, 602
Филиация значений — 260, 463 филия (сс.) — 544
Филологический метод — 299, 409
Филология — 544
Философия анализа — 275
Философия «обыденного языка > (сс.) — .545
Философия языка — 123, 318, 330, 483, 495, 513, 545, 606, 618
Философская грамматика — 146, 536
Философские категории — 385
Философские проблемы языкознания — 545
Философские языки — 196, 201
Финаль — 225, 470
Финальный элемент основы — 457
Финитивный глагол — 432
Фннитный глагол — 104
Фннно-угроведеиие — 550
Фнтонимы — 473
Флексионное ударение — 25
Флексионный признак — 216
Флексия — 551
Флективная категория —216
Флективная морфема — 312, 563
«флективное» значение— 314
Флективное склонение — 457
Флективность — 552
Флективные языки (сс.) — 552
Флективный аффикс — 60 «Флективный» падеж — 355 Флективный строй — 552
«Фокус» — 477
Фольклор и язык — 298, 405
Фон — 137
Фонационные средства — 367
Фонация — 327, 552
Фонд общих знаний — 412
Фоиема — 552
Фонематическая транскрипция — 518
Фонематический принцип орфографии — 351
Фонематнчность слуха — 87
Фонемика — 556
Фонемная индентифнкация — 553, 556
Фонемное чередование — 580
Фонемный принцип орфографии — 351
Фонемный ряд — 315, 316
Фонемный состав слова — 351. 518, 553
Фонемный состав языка — 316
Фонемный язык — 556
Фонемотипы — 165
Фонетик — 131, 376
Фонетика — 554
Фонетическая вариативность — 86
Фонетическая дублетность — 553
Фонетическая единица — 470. 553
Фонетическая запись — 314, 557
Фонетическая интерпретация закона — 587
Фонетическая орфограмма — 351
Фонетическая подсистема — 623
Фонетическая позиция — 312
316, 553, 555, 580
Фонетическая реализация — 316
Фонетическая система — 294
Фонетическая система письма — 376
Фонетическая структура слова — 464
Фонетическая субстанция — 348
Фонетическая типология — 511
Фонетическая транскрипция —
Фонетическая цельнооформлен-ность слова — 437
Фонетически обусловленное чередование — 580
Фонетические варианты — .518
Фонетические варианты морфемы - 312
Фонетические варианты слова — 466
Фонетические диалектизмы — 133
Фонетические законы — 554
.Фонетические изменения — 130,
152, 232, 302, 349, 483, 555, 596, 597
Фонетические правила — 553, 606
Фонетические признаки слов — 466
Фонетические системы письма — 377
Фонетические средства — 591
Фонетический алфавит = Фонетическая транскрипция
Фонетический аспект слова — 465
Фонетический признак — 46, 390
Фонетический принцип орфографии — 351
Фонетический процесс — 580
Фонетический сегмент — 553
Фонетический символ — 99
Фонетический символизм — 166
Фонетический уровень — 108, 237, 304, 315, 617
Фонетический эллипсис — 564
Фонетическое варьирование — 553
Фонетическое окружение — 9, 556
Фонетическое слияние — 564
Фонетическое слово — 387, 465, 556, 561, 587
Фонетическое соответствие — 130, 302, 621
Фонетическое чередование —
210, 555, 580
Фоновые знания — 90, 238, 414
Фонограмма — 226
Фонографема — 117
647
Фонологизация — 555
Фонологическая безударность — 588
Фонологическая единица —* 470
Фонологическая значимость — 348
Фонологическая компрессия — 564
Фонологическая конвергенция-234
Фонологическая корреляция — 244
Фонологическая модель — 316
Фонологическая нейтрализация — 328
Фонологическая оппозиция — 348
Фонологическая парадигматика — 556
Фонологическая реконструкция — 409
Фонологическая синтагматика-556
Фонологическая система — 131» 244, 264, 327, 348. 352, 378, 452, 470, 556
Фонологическая структура морфа — 313
Фонологическая типология — 514
Фонологическая транскрипция— 315, 518
Фонологически иррелевантный гласный — 308
Фонологические изменения см. Дивергенция, Конвергенция, Нейтрализация, Фонологи-
зация
Фонологический анализ — 131
Фонологический компонент — 99
Фонологический компонент грамматики — 98
Фонологический контекст — 118
Фонологический признак — 391
Фонологический состав морфемы — 315
Фонологический союз — 617
Фонологический уровень — 131, 315, 481, 619
Фонологическое окружение — 315
Фонологическое расстояние — 24
Фонологическое сито — 87
Фонология — 555
Фонологический состав морфологических единиц — 619
Фоносемантика — 166
Фоностилистика — 198
Фонотактика — 556
Форма в языкознани и— '57
Форма выражения — 343, 557
Форма слова см. Грамматическая форма, Словоформа, Форма в языкознании
«Форма содержания» — 557
Форма языка — 123
Формализация в лингвистике —
99, 131, 202, 297, 299, 304, 497
Формализованная система — 452
Формализованные языки — 297-298
Формальная грамматика (сс.) — 558
Формальная значимость — 313
Формальная категория — 607
Формальная коммуникация — 303
Формальная модель — 304
Формальная принадлежность слова — 317
Формальная производность — 468
Формальная связь реплик — 381
Формальная семиотика — 440
Формальная сочетаемость — 483
Формальная типология — 512
Формальная функция связки — 435
Формально-грамматическая единица языка — 373
Формально-грамматическая структура — 585
Формально-грамматическая схема — 585
Формальное направление (сс.) - 558
Формальное подлежащее — 380
Формальное членение предложения — 391
Формально обусловленное чередование — 580
Формально-смысловые отношения — 314
Формальные грамматические правила — 606
Формальные определения — 289, 304
«Формальные слова» — 473
Формальные языки — 450
Формальный класс — 314, 557, 578
Формальный словарь — 15
Формант — 23, 465
Форманта — 23, 106
Формантная часть — 467
Форматер — 14
Форматни — 558
Форматирование текста — 14
Форматер — 168
Формация — 450
Формоизменение — 395
Формообразование — 558
Формообразующий аффикс — 60
Формула предложения — 585
Формула речевого этикета — 413
Формы словоизменения — 317
Формы словообразования — 317
Фортран — 616
Фортунатова —Соссюра закон-558
Фортунатовская школа (сс.) — 558
Фрагментарная типология — 513
Фраза — 558
Фразеологизация — 473, 585
Фразеологизированный структурный образец — 395
фразеологязм — 559
Фразеологическая единица — 559
Фразеологическая калька — 211 фразеологическая синонимия-446
Фразеологическая устойчивость — 559
фразеологически связанное значение — 262 фразеологический оборот — Фразеологическое выражение Фразеологический словарь — 253, 462, 464
Фразеологическое выражение — 559
Фразеологическое единство — 559
Фразеологическое сочетание — 559
Фразеологическое сращение — 559
Фразеология — 560
Фразеология в словаре — 463
Фразеосхема — 471,	559
Фразовая интонация — 198, 561 Фразовая просодия — 561 Фразовое отрицание — 354
Фразовое ударение — 561
Фразоизменительная категория— 216
Французская социологическая школа — 561
Фрейм — 15, 137, 357. 390
Фреквенталин — 298, 314, 472 Фреквентатив — 54, 84, 125 Фрикативные согласные — 479 Фузионность — 552
Фузнониые языки — 314, 564
Фузия — 563
Функтнв — 108
Функции языка — 564
Функционализм — 562,	566
Функциональная асимметрия мозга — 47, 328
Функциональная аспектоло-гня — 566
Функциональная грамматика — 565
Функциональная диалектология — 391, 566
Функциональная дифференциация языка — 566
Функциональная зависимость — 482
Функциональная лингвистика — 566
Функциональная модель — 304
Функциональная морфология— 314
Функциональная нагрузка = Значимость
Функциональная нагрузка гласных — 86
Функциональная нагрузка оппозиции — 556
Функциональная нагрузка согласных — 236
Функциональная неравнозначность идиомов — 617
Функциональная ономатология — 346, 566
Функциональная перспектива предложения — 391, 566
Функциональная порождающая грамматика — 304, 556
Функциональная предопределенность языка — 606
Функциональная равнозначность идиомов — 617
Функциональная разновидность языка — 566, 567
Функциональная	релев г г т-
иость — 452
Функциональная семантика — 441
Функциональная система —326, 390, 453
Функциональная стилистика — 493. 566, 568
Функциональная стратификация языка — 566
Функциональная теория означаемого — 566
Функциональная типологическая классификация языков— 512
Функциональная типология — 512, 566
Функциональная транспозиция — 483, 519
Функциональная фонетика — 555, 566
Функционально-генеративная грамматика — 453
Функциональное имя — 336'
Функциональное моделирование речевой деятельности — 566
Функциональное распределение языков — 482
Функциональное расслоение языковых средств — 566
Функционально-лексическая единица языка — 373
Функционально-обусловленные значения — 262
Функционально-профессиональная сфера употребления — 463 Функционально-речевая единица — 373
Функционально-семантические категории — 567
Функционально-семантические классы — 579
Функционально-семантическое направление — 468
Функционально-семантическое поле — 566
Функционально-стилистическая отмеченность — 567
Функциональный диалект — 566
Функциональный минимум предложения — 379
Функциональный подход к языку - 373, 566
Функциональный потенциал языковых средств — 565
Функциональный принцип расположения слов — 463
Функциональный синтаксис — 346, 579, 592
Функциональный стиль — 567
Функциональный структурализм — 566
Функциональный характер чередований — 315
Функциональный язык — 417, 566
«Функция» (в глоссематике) -• 108
Функция выражения — 564
Функция обращения — 564
Функция предмета — 455
Функция речи — 565
Функция сообщения — 564
Функция фразового модификатора — 323
Функция хранения н передача традиций — 564
Футурум — 77
<Фюсей» теория— 400
Хабнтатив — 88
Хабитуалис — 18
Хабитуатив — 68,73
Характеризующая функция — 296
Характеризующее слово — 167
Характеризующий знак — 167в 565
Характеризующий предикат 392
Характерология (сс.) — 569
Харф -38, 39
Харьковская лингвистическая школа — 569
Хезитация — 369
Херема — 153
Хиазм — 543
Хиатус — 82
, Холистические взгляды — 452
Хоронимы — 598
Хрематонимы — 473
Хронема — 556
Хронология языковых измеве-ний - 109, 339, 361, 488
Хрононимы — 473
Хронотопический дейксис — 128
Художественная картина мира — 129
Художественная речь — 416
Художественный стиль — 391
Художественный текст — 608
Цеканье — 71
Целевой союз — 484
Целевые местоименные слова — 295
Целевые отношения — 471, 484
Целеустановка высказывания — 216
Целостность слова — 465
Цель «использования языка» — 566
Цель высказывания — 395
Цель действия — 216, 322, 341, 389, 458, 567. 584
Цельное слово — 466
Цельнолексемная реконструкция — 409
Цельнооформленность слова — 437, 465, 469
Цельносистемная типология — 513
Цельность слова — 464
Ценность лингвистического знака - 152, 385
Центр системы — 47, 452
Центр ситуации — 379
Центр функционально-семантического поля — 567
Централи — 107
Централь слога — 470
Центральные гласные — 106
Центральные согласные — 69
Центробежная версия — 83, 320
Центростремительная версия — 83
Цепочка аффиксов — 620
Церебральные согласные — 53, 54, 479
Церебрация — 327
«Цзы» — 223
«Цзюй» - 223
Ципфа закон (сс.) — 576
Цвркумфикс (сс.) — 576
Циркумфлекс — 576
Циркумфлексное ударение 558
Циркумфлектированный слог — 587
Цифра — 376, 583
Цоканье — 133
648
ч
Части речи — 578
Частицы — 579
Частицы речи — 473
Частичная ассимиляция — 48
Частичная инкорпорация — 193
Частичная омонимия — 345
Частичная редупликация — 408
Частичная синонимия — 446
Частичная синтагма — 470
Частичная синтетнзация — 404
Частичная фузия — 564
Частично супплетивное склонение — 457
Частичные синонимы — 447
Частичные слова — 465. 473
Частичный падеж — 356
Частная лексикология — 260
Частная морфология — 314
Частная фонетика — 554
Частное суждение — 499
Частное языкознание — 619
Частиоотрнцательное предложение — 354
Частные признаки — 380
Частные функции языка — 564
Частный вопрос — 449
Частный метод — 298
Частный словарь — 462
Частота слова — 269
Частота употребления — 231, 232
Частотность — 260, 567
Частотность слова — 467
Частотный словарь — 232, 462, 463
Часть слова — 312
Человека/не человека категория — 10
Человеко-машинное общение — 14, 202
Человеческий язык — 604
Чередование — 580
Чередование гласных — 9
Чередование звуков — 316, 553
Чередование согласных — 236
Чередование фонем — 232
Четвертое лицо — 272
Четырехчленное словосочетание — 469
Числительное — 582
Число — 583
Чисто супплетивное склонение — 457
Чистые гласные — 107
Член (сс.) — 584
Членение высказывания — 437
Членение предложения — 346
Членимая словоформа — 466
Членимая форма — 466
Членимое слово — 465
Члены предложения — 584
Чужая речь — 321, 404
ш
Шаблон — 373, 588
Шахматова закон — 587
Шва (сс.) — 588
Шепелявые согласные — 479
Шепотные гласные — 105
Шипящие согласные — 479
Широкие гласные — 106, 107
Шифтеры — 271. 295
Шкала одушевленности — 342
Школьная грамматика — 115
Штамп речевой — 588
Шум - 23, 165. 478, 552
Шумные согласные — 477, 479
Шэн - 225
Щелевые согласные — 477, 479 Щелкающие звуки — 78, 231, 479 Щелкающие согласные — 479
э
Эволюция языка — 19, 159,
335, 361, 390, 419, 453, 485,
513, 552, 562, 618
Эвфемизация - 590
Эвфемизмы — 590
Эзопов язык — 590
Эйектив — 248
Эйективные согласные — 390( 562
Экватив — 492
Эквивалент предложения — 290
Эквивалентность — 275, 446
Эквивалентность парадигм — 457
Эквиполентиая оппозиция — 348
Экзистенциальная пресуппозиция — 396
Экзистенциальное» — 385
Экзистенциальные местоимения — 295
Экзоглоссная языковая ситуация — 481, 617
Экзотизмы — 158
Экзоцентрическое сложное слово — 469
Экономия языковых средств — 483
Эксклюзив — 590
Экскурсия звука — 46, 165, 478
Экспериенцер — 17, 356
Эксперимент в лингвистике — 138, 299, 304, 373, 404
Экспериментальная фонетика (сс.) — 590
Экспериментальные методы в языкознании — 590
Экспериментальные модели — 304
Экспериментальные приемы — 137, 520, 619
Экспираторное ударение — 530
Экспланаторный словарь лингвистических терминов — 461
Эксплицитный способ связи — 380
Эксплозивные согласные — 479
Эксплозивы — 287
Экспрессив — 413
Экспрессивная информация — 415
Экспрессивная лексика — 591
Экспрессивная окраска — 336, 463, 493
Экспрессивная функция — 296, 341
Экспрессивная функция языка-562, 564
Экспрессивность — 591
Экспрессивные средства — 591
Экспрессивный аспект речи — 415
Экспрессивный аффикс — 60
Экспрессивный плеоназм — 379
Экспрессивный синтаксис — 591
Экспрессия — 591
Экстенсивный словарь —* 462
Экстенсионал — 129, 385
Экстенсиональная семантика — 438
Экстенсиональная таксономия — 504
Экстенсиональный контекст — 275
Экстенсия — 175
Экстралингвистическая информация — 463
Экстралингвистическая реальность и язык — 346
Экстралингвистические примеры — 463
Экстралингвистические факторы и язык — 137, 291, 352, 546
Экстралингвистические явления — 133
Экстралингвистический контекст — 238
Эктлнпсис — 591
Элатив — 60, 213, 356
« Элемент д — 35
Элементарный смысл = Семантический примитив
Элементарный союз — 484
Элизия — 591
Эллипсис — 592
Эллиптические конструкции — 591
Эллиптическое сокращение — 300
Эмические единицы языка — 81, 149
Эмотивная функция языка — 565
Эмотивно-волюнтатпвная функция языка — 565
Эмоциональная окраска — 236, 260, 591
Эмоциональная реакция на сообщаемое— 303
Эмоциональная функция языка — 54
Эмоционально окрашенная речь — 591
Эмоционально-отрицательное наклонение — 321
Эмоционально-оценочное междометие — 290
Эмоционально-экспрессивный оттенок — 303
Эмоциональное выделение — 369
Эмоциональное значение я= Значение экспрессивно-эмоциональное
Эмоциональное междометие — 290
Эмоциональный артикль — 46
Эмоциональный порядок слов — 388
Эмпатия — 592
Эмпирическое лингвопроектиро-вание — 196
Эмфаза — 592
Эмфазнс — 140
Эмфатическая частица — 579
Эмфатические согласные — 55, 74, 480
Эмфатический ларингал — 252
Эмфатический падеж — 282
Эмфатический порядок слов — 23
Эмфатическое слово — 592
Эмфатическое ударение — 561
Энантиосемия — 36
Энгельс Ф. о языке (сс.) — 592
Эндоглоссная языковая ситуация — 481, 617
Эндоцентрическое сложное слово — 469
Эиергейя — 123
Энергетив — 43
Энклиномен — 24, 531, 587
Энклитика — 531
Энциклопедии лингвистические —592
Энциклопедический словарь — 462-463
Энциклопедический словарь лингвистических терминов — 461
Эпентеза — 593
Эпиглоттальный ларингал — 252
Эандигматика — 367 «Эпистемад — 205 Эпнстемическая функция языка — 604
Эпистемическое состояние — 413
Эпистемологическая логика — 270
Эпистемологический аспект морфемы — 312
Эпистемологическое направление — 204
Эпистемология — 205
Эпитет — 349
Эпифора — 296
«Эпиценовый родд — 139, 211, 280
Эргатив — 17, 356, 593
Эргативная конструкция — 256, 593
Эргативная серия личных показателей — 593
Эргативная типология — 593
Эргатпвиость — 593
Эргативный падеж — 593
Эргативный строй — 593
Эргон — 123
Эсперанто — 594
Эссив — 124, 356
Эстетическая философия языка — 594
Эстетическая функция языка— 562, 565, 595, 605
Эстетические оценки речи — 414
Эстетический идеализм в я з ы-кознаиии — 594
Эстетичность языка — 617
ЭстимациониыЙ признак — 616
Этикетные правила — 381
Этимологизация — 596
Этимологический анализ — 596
Этимологический метод — 347
Этимологический принцип орфографии = Традиционный принцип орфографии
Этимологический словарь — 259* 462-463, 597
Этимология — 596
Этимология слова — 463
Этимон — 597
Этические единицы языка — 81, 149
Этические оценки речи — 414
Этническая функция речи — 565
Этнический язык — 604
Этногенез и язык — 483
Этнографизм — 133
Этнография н лингвистика —37, 133, 137, 276, 318, 441, 481, 597, 619
Этнолингвистика — 597
Этнолннгвогеографня — 598
Этнология и лингвистика — 490
Этнометодология — 608
Этнонимика — 598
Этнонимы — 598
Этнопсихология — 405
Этиосемантика — 597
Этнотопонимы — 598
Этнохоронимы — 598
Эффективность речевого акта —
Эффективный перформатив —
Эфферентная моторная афазия — 54
ю
Юиь — 225
Юссив — 16, 43, 321
Юссив-когортатив — 54
Юсы — 222, 223
Я
Явные категории — 271
Ядерная конструкция — 367
Ядерная подсистема — 519
Ядерное предложение — 298. 519
Ядерное ударение — 410
Ядериый компонент — 392, 534
Ядро — 47
Ядро конструкции — 332
Ядро предложения — 379
Ядро слога — 470
Ядро функционально-семантического поля — 567
Язык — 604
«Язык базарад — 303
Язык жестов см. Жестов язык
Язык и культура см. Культура и язык — 481
Язык и мышление — 606
Язык и общество — 607
Язык и речь см. Речь
Язык-источник — 230, 245, 374
Язык как деятельность — 373
Язык как идеология — 373
Язык культа — 294
Язык науки — 275
Язык-объект — 297
Язык-основа (сс.) — 623
Язык песнопений — 294
Язык писателя — 595
Язык, порождаемый грамматикой — 288
Язык-посредник — 15
Язык фольклора — 608
Язык художественной литературы — 608
Языки ken turn — 183
Языкн satem — 183
Языки межнационального общения — 291
Языки мира — 609
Языки народностей — 564
Языки народов СССР — 613
Языкн науки (искусственные) — 202
Языки национальностей — 564
Языки операционных систем — 202
Языки представления знаний — 202
Языки программирования—615
Языки программирования высокого уровня — 616
Языки программирования низкого уровня — 616
649
Языки управления базами данных — 202
Языковая деятельность — 605
Языковая единица — 131, 138, 152, 373
Языковая игра — 269, 401, 412, 415
Языковая инновация — 482
Языковая картина мира — 439
Языковая коммуникация = Речевое общение
Языковая компетенция — 415
Языковая конвенция — 412
Языковая лояльность — 616, 617
Языковая норма — 337
Языковая община — 303
Языковая общность — 43, 169, 362
Языковая подсистема — 482
Языковая политика —- 616
Языковая семья = Семья язы-
ков
Языковая система см. Система языковая
Языковая ситуация — 616
Языковая способность — 617
Языковая структура — 453
Языковая функция см. Функции языка
Языковая эволюция — 452, 607
Языковедение — 618
Языкового существования школа (сс.) — 617
Языковое время — 361, 488
Языковое знание — 415
Языковое исполнение — 415
Языковое мышление — 565
Языковое образование — 181
Языковое общение — 35
Языковое планирование — 616
Языковое поведение — 327, 328
Языковое понятие — 385
Языковое родство «= Родство языков
Языковое самосознание — 604
Языковое смешение — 620
Языковое содержание — 385
Языковое сознание — 210
Языковое состояние — 617
Языковое строительство — 616
Языковое существование — 482
Языковое употребление — 137
Языковое чутье — 382
Языковой ареал — 43
Языковой денотат — 385
Языковой дефицит — 608
Языковой знак см. Знак языковой
Языковой код — 412
Языковой коллектив — 330, 481. 617
Языковой континуум — 482
Языковой ландшафт — 43, 133* 268
Языковой материал — 415
Языковой плюрализм — 616
Языковой прогресс — 451
Языковой процессор — 14
Языковой раритет — 361
Языковой реликт — 361
Языковой союз — 617
Языковой стиль — 231
Языковой тип — 512
Языковые изменения — 109, 136, 159, 483, 488, 561, 566
Языковые контакты см. Контак-
ты языковые
Языковые примеры в словаре — 463
Языковые универсалии см. Универсалии
Языкознание — 618
Язычковые согласные = Увулярные согласные
Язычные согласные см. Заднеязычные, Переднеязычные, Среднеязычные согласные
Яканье — 71, 133
Японистика — 624
Ясность речи — 390
Яфетическая теория(сс.) — 626
Accusative cum infinitive — 393
Apprehensio complex — 393
Apprehensio simplex — 393
Bedeutung — 129
Competence — 415
Complexio — 393
Energeia, ergon — 415
Figura etymologica — 138
Future-in-the-Past — 77, 89
Futurum exactum — 77, G9
Futurum 1 — 77
Futurum II — 77, 89
Jnanani — 393
Kentum — 183
Langue — 415
Lingua franca = Лингва франка
Matres lectionis == Матрес лекционис
Nomen = Имя
Parole — 415
Passe compose — 372
Passe simple — 372
Past Indefinite — 372
Performance — 415
Pluralia tantum см. Число
Present perfect — 372
Satem — 183
Singularia tantum — 584
Slot - 450
Verbum cordis — 393
Verbum mentale — 393
УКАЗАТЕЛЬ ЯЗЫКОВ МИРА*
А
Абазинский — 9, 10, 208, 611, 614
Абипон — 121
Абнаки — 26
Абор-мири — 510
Абуа — 73
Абуре — 21
Абхазский — 9, 10, 195, 208, 611, 614
Авак — 17
Аварский — 10, 12, 208, 250, 325, 575, 611, 614
Аватиме — 332
Авестийский (авестский, устар. зендский)—12, 141, 182, 187, 190, 199, 200, 378. 573, 609
Авестский см. Авестийский
Авзонийский (опико-сикуль-ский) — 205
Авийя см. Аунгп
Авикам — 332
Авромани — 200
Авукайя — 311
Агараби — 365
Агнеанский см. Тохарский А
Агуаруна — 34
Агуатекский — 278
Агульский — 17, 256, 614
Агхем — 68
Адангме — 217, 332
Адола — 334
Адыгейский — 10, 19, 207, 208, 272, 611, 614
Адэрыння см. Харари Азербайджанский — 20, 133, 154, 195, 256, 321, 504, 506. 524, 526, 527, 568, 610, 614
Аир - 73, 521
Аймара - 20, 34, 177, 203, 220, 433, 613
Айнский (айну) - 20, 357, 409, 612
Айну см. Айнский
Айсорский см. Ассирийский
Ака1 (хрусо) — 510
Ака4 см. Асуа
Акаваи — 214
Акала — 278
Акан (тви-фанти) — 21, 217, 332, 612
Аккадский (ассиро-вавилонский, вавилоно-ассирийский)— 22, 49, 55. 103, 132, 228, 291, 375, 442, 492, 529, 589, 599, 610
Акланонский — 75
Акпафу — 235
* В указатель включены языки, которым посвящены в Словаре отдельные статьи, и языки, лишь упоминаемые в тексте других статей. В связи со сложностью разграничения понятий «язык» и «диалект» в указатель включены отдельные языки, относительно которых этот вопрос окончательно не решен. Некоторые языки имеют два (н более) исторически сложившихся наименования, в указателе такие «синонимичные» названия приводятся в скобках при основном названии и на своем алфавитном месте с отсылкой к основному названию [иапр., «Гелеба (дасе-иеч) — 248; Дасенеч см. Гелеба»]. Страницы указываются только при основном названии независимо от того, какой из его «синонимов» употреблен в тексте статьи. Разные языки, имеющие совпадающие названия, даются в указателе по принципу омонимов (напр., кора1, кора3 и т.д.). При названиях языков указываются только те страницы, где о данном языке имеется существенная информация, полужирным шрифтом выделяется страница, отсылающая к статье о данном языке в основном корпусе Словаря.
Акха см. Хани
Алаба - 248, 445
Алагва (васи)— 199, 248 Алакалуф (кавескар) — 34, 302 Аланский — 187, 200
Алауси — 582
Албанский — 25, 46, 62, 63, 155, 172, 183, 187, 253, 326, 404, 457, 561, 563, 601, 610
Алеутский (устар, унанганский) - 27, 593, 594, 612, 614
Алтайский (устар, ойротский) — 29, 526, 527, 588, 610, 614
Алур — 334, 587
Алюторский — 30, 586, 610, 614
Амади — 18, 236
Амар см. Бурджи Амаси — 68 Амауака — 364 Аморейский — 55, 442 Ампква — 50
Амслен — 153
Амусго — 354
Амуэша — 42
Амхарский — 31, 55, 442, 511, 569, 599, 610, 623
Ананг — 73, 170
Ангами — 320
Ангас — 32, 55, 577 Ангкоу см. Ангку Ангку (ангкоу) — 53 Английский — 24, 31, 33, 48, 49, 57, 59, 77, 83, 86, 89, 93, 100, 101, 103,109,133,138, 150,155, 160, 175, 188,197, 201, 203, 231, 232, 236, 237, 270, 271, 280, 283, 291, 313, 321, 323, 324, 326, 338, 340, 342, 345, 351, 352, 372, 374, 394, 399, 404, 418, 431, 465, 467, 469, 472, 476, 481, 483, 494, 501, 504, 514, 515, 520, 522, 531, 541, 552, 553, 556, 562, 567, 570, 578, 583, 592, 597, 606 , 609, 617
Англосаксонский см. Древнеанглийский
Ангутеро — 522
Андаки — 582
Андасте — 201
Андийский — 10, 34, 614 Андиляугва — 12
Авдоа — 433
Андони — 73, 170 Андхра см. Телугу Анкве — 32, 577 Аннамитский см. Вьетнамский Аннамский см. Вьетнамский Ануак — 334
Анута — 381
Анфилло — 248
Аньянг — 68, 73
Ао - 320
Апабхравша — 187, 190, 191, 391
Апалаи — 214
Апалачи — 93 Аполиста — 42 Апукинский — 586 Арабский - 37, 39, 41, 42, 46, 55, 84, 140, 155, 229 , 237, 240, 267, 270, 283, 291, 326, 340, 372, 378, 402, 418, 422, 442, 456, 467, 470, 472, 473, 474, 480, 492, 497, 537, 541, 562, 569, 599, 604, 609, 616, 621, 622
Аравакский — 42
Аракавский — 75
Арамейский — 22, 93, 142, 145, 291, 368, 377, 442, 610
Арамейский .имперский» — 42, 55
Аранта — 308
Арапахо — 26
Арара — 214
Арауканский (мапуче) — 34, 43 Арборе — 248
Аргобба — 55, 442, 599 Ардхамагадхи — 187, 391 Арекуна — 214
Ари* — 248
Ари* — 332
Арийский см. Индоиранский Арикара — 201
Арикеме — 34
Аринский — 150
Армянский — 44, 45, 52, 108, 141, 155, 182, 187, 195, 198, 324, 360, 370, 517, 563, 610, 614, 623
Аромунский см. Арумынский
Ароси — 344
Арумынский (аромунский, ма-кедоно-румынский) — 187, 421, 424
Арчинский — 47, 256, 541, 614
Аса-араманик — 248
Асаро — 365
Ассами см. Ассамский
Ассамский (ассами, охомия) — 48, 72, 178, 180,187, 190, 191, 283, 503
Ассанский — 150, 611
Ассирийский (новосирийский, устар, айсорский) — 49, 55, 442, 452, 610, 614, 623
Ассиро-вавилонский см. Аккад-
Асуа (ака*) - 334, 587
Асумбо — 68
Асури — 318
Атакапа — 92
Атена — 50
Атуот — 334
Ауа-вувулу — 344
Ауаке — 34
Ауджила — 73, 88
Аука см. Сабела
Аунги (авийя) — 15, 55, 249
Ауни - 78, 231
Афаде — 244
Афар — 54, 55, 57, 249
Афганский см. Пушту
Афитти — 587
Африкаанс (бурский) — 57, 101, 155, 188, 610
Афусаре — 332
Ахвахский — 10, 60, 614
Ахнет — 73, 521
Ахом — 502, 611 Аци см. Цзайва Ацтекский (науатль) — 61, 602 Ацугеви — 573
Ачан (нгачанг) — 275
Ачоли — 334, 587
Ачуал — 34
Ачумави — 573
Ашаити — 21
Ашкун — 339
Ашуслай см. Ашушлай
Ашушлай (ашуслай) — 287
Ашхарабар — 187
Б
Бага - 162, 832
Багвалинский (кванадинский) — 10, 61, 614
Багирми — 334, 587
Бада1 — 68
Бада1 — 211
Баде - 55, 577
Баджувский — 589
Бадитту — 248
Бадьяра — 235
Баи — 18
Бай (миньцзя) — 227
Байот — 162
Байсо - 248
Байхуа — 226
Бакаири — 214
Бакве — 246
Бако — 248
Бактрийский (этеотохарский) — 61, 185, 187, 190, 199, 200, 609
Баланте- — 162, 332
Балдам — 302
Балийский — 13
Бали-мунгака — 68
Балканоиллирийский — 172 .
Балучи см. Белуджский
Бамана (бамбара) — 67,	230,
267, 281, 283, 511, 612
Бамбала см. Бурджи Бамбара см. Бамана Бамилеке 73, 173, 193, 332 Бампак (те-их-лонг) — 53
Бамум — 67, 68, 73, 332
Бамункум — 68
Бана — 577
Банана см. Маса1
Банга-бхаша см. Бенгальский Бангала см. Лингала
Бангангте — 68
Бангла см. Бенгальский
Банда — 18, 432, 498, 612
Бандем — 68, 73
Банджун — 68
Банди — 283
Бандобо — 68
Банна — 248
Баннок — 602
Банпара — 320
Баньюн — 162
Баоаньский — 306
Бара — 522
Барабейг см. Татога
Барамба — 18
Барамбу — 236
Барасаио — 522
Барбакоа — 582
Барбареньо — 573
Баргу (бариба) — 125, 332
Баре — 68
Барейн — 577
Баре’э (памона, посо) — 211
Бари — 334, 587
Бариаи — 344
Бариба см. Баргу
Барира — 582
Барса см. Нера
Бартангский — 187, 190, 363, .589, 614
Басари — 162
Баскето — 248
Баскский — 70, 150t 155, 272, 326, 335, 338, 356,-409, 472, 486, 593, 610, 611
Басса= — 246, 332
Бата (бачама) — 55, 577
Батак — 611
Батие — 68
Бату — 68
Батхари — 55
Бауле — 332
Бафусам — 68
Бафут — 68, 73
Бахаса индонесиа см. Индонезийский
Бахииг — 103
Бахнар — 52, 308
Бацбийский - 71, 176, 324, 325, 611, 614
Бачама см. Бата
Башар — 73
Башерава — 332
Башкарик (гарви) — 127, 245
Башкирский — 71,	194,	321,
506, 525, 527, 610, 614, 617
Бве — 213
Бвири — 18
Бворо (шинаша) — 248
Бе - 502
Беданга см. Сокоро
Бедауйе (беджа) — 54, 55, 57, 71, 248, 492
Беджа см. Бедауйе
Бедик — 162
Бежитинский см. Бежтинский
Бежтинский (бежитинский, ка-пучинский) — 71, 104, 124, 574, 614
Бекварра — 73 .
Белбали — 480
Белла кула — 431
Белла-белла (хаилцук) — 79, 613
Беллари — 139
Белорусский — 51, 71, 88, 143, 188, 195, 269, 316, 331, 351,. 360, 382, 418, 460, 475, 531, 610, 614
Белуджский (балучи) — 72, 178, 187, 190, 199, 200, 609, 614
Бемба — 277
Бемба городской — 374
Бен — 283
Бенгали см. Бенгальский
Бенгальский (бенгали, бангла, баига-бхаша) — 48,	72, 178,
180, 187, 190, 191, 273, 283, 331, 350, 572, 609, 623
Бенди — 73
651
Бени менасыр (менасыр) — 74, 166
Бени салах — 166
Беотук — 26
«Бераберский* см. Тамазпгхт Берта — 587 Берти — 334, 434 Бете - 246, 332 Бефанг — 68 Биафада — 162 Бивер — 50 Библейско-арамейский — 42 Бидейат — 434 Биджаго — 162 Бикол см. Бикольский Бикольский (бикол, устар, ви-кол) — 74, 543
Билиау — 344
Билин (богос) — 15, 55,	248
Билокси — 454
Бимоба — 125
Бини — 73, 332
Бинтукуа — 582
Биргид — 334
Биргит — 577
Бирифо — 124
Биркед — 587
Бирманский — 75, 89, 138, 174, 227, 275, 470, 472, 510, 578, 611
Биром — 73, 332, 612
Бирхор — 318
Биса — 283, 332
Бислама — 514
Бису — 275
Битаре — 73, 332
Бле - 283
Блэкфут — 26
Бо - 283
Бобанги — 267
Бобо — 332
Бобо-кьян — 125
Бобо-тара — 125
Бобо-фин — 283, 332
Боггом (бурум) — 577
Богос см. Билин
Бодо (боро, качари) — 227, 510, 611
Безо — 283
Боки — 73, 612
Боккос — 423, 577
Боко см. Буса
Боланчи см. Боле
Болгарский — 26. 37, 46, 48, 52. 62, 63, 76, 77, 89, 155, 174, 188, 198, 372, 404, 408. 418, 443, 459, 460, 476, 504,552,561, 567, 600, 605, 610, 614
Боле (болева, боланчи) — 55, 577
Болева см. Боле
Болиа — 278
Болоки — 267
Бонго — 334, 587
Бонда (бондо, ремо)—318 Бондо см. Бонда
Бони — 248
Боому — 125
Боро см. Бодо
Бороро — 151
Ботлнхский — 10, 76, 614
Ботокудский — 151
Брагуи см. Брахуи
Брао — 308
Брауи см. Брахуи
Брахуи (брагуи, брауи)—76, 139, 191. 591» 610
Бретонский — 76, 188, 218, 609
Брибри — 582
Бриттский — 185
БРУ — 307, 308
Брунка — 582
Буа — 17
Буаму — 125
Бубама — 612
Бугийский - 13, 76, 192, 601
Буготу — 344
Будума (йедина) — 244, 577
Будухский — 77, 256, 614
Буи — 502, 611
Букмол (риксмол)— 188, 337, 455
Булгарский — 77, 144, 212, 568
Були — 125
Булом — 162, 332
Булу — 374
Бунаки — 68
Бунан — 103
Бура (пабир) — 55, 577
Бургундский — 101, 188
652
Бурджи (бамбала, амар) — 55, 248, 445
Буришский см. Бурушаски
Бурский см. Африкаанс
Бурум см. Боггом
Бурун (бурун сев.)—334, 587
Бурун юж. (мабан) — 334
Бурунге — 55, 199, 248
Бурушаски (буришский, канд-жутский, вершикскиЙ) — 77, 150. 338, 409, 593, 611
Бурятский — 78, 306, 610, 614
Буса (боко) — 283, 332
Бута — 72
Бхили - 123, 179, 187
Бходжпури — 187, 572
Бхумидж — 318
В
Ва - 53, 612
Вавилоно-ассирийский см. Аккадский
Вагала — 125
Ваджа — 17
Ваи — 78, 283, 332
Ваиваи — 214
Ваилаки — 50 Вай см. Вайоли Вайгали — 339 Вайоли (вай)— 436 Вайява — 214
Валадер см. Нижнеэнгадинс-кий
Валапаи — 573
Валбири — 12 Вале — 18, 612 Валлийский (уэльский, кимрский) — 80, 188, 218, 610
Вандала см. Мандара Вандальский — 101, 188 Банки — 302 Варази — 248 Варай см. Самарский Барджи — 55, 577 Варраи — 12 Васи см. Алагва Ватуранга — 344
Ваханский — 81, 187, 190, 200, 206, 363, 609, 614
Вашо — 573
Be — 68
Ведийский (ведический)— 82, 141, 178, 186, 190, 317, 432, 608
Ведический см. Ведийский Вен — 283
Венгерский — 46, 52, 62, 82, 83, 105, 155, 273, 341, 355, 418, 428, 445, 467, 486, 501, 530, 531, 538, 549, 550, 551, 610, 614
Венетский — 82, 185, 187, 609
Вентуреньо — 573
Вепсский — 82, 194, 213, 396, 538, 548, 549, 551, 614
Вере — 332
Верхнелужицкий — 164, 188, 277. 408, 460
Верхненемецкий — 188
Верхнеэвгадинский (путер) — 410
ВершикскиЙ см. Бурушаски Веское — 370 Вндекум — 68, 73
Византийский см. Среднегреческий
Вийот — 416, 613
Бикол см. Бикольский
Биличе — 43
Вилкут — 50
Виннебаго — 454
Винтун — 612
Висейта — 582 Вити см. фиджи Витото (уитото)—213, 613 Вогульский см. Мансийский Водский — 86, 396, 538, 548, 549, 551, 614
Воккон — 454
Воламо — 248, 345
Волане — 569
Волапюк — 196, 201, 291
Волеаи — 301
Волжско-булгарский — 77
Волоф — 58, 86, 138, 162, 236, 332, 580, 612, 617
Ворора — 12, 174
Восточнонумидийский (нуми-дийский, ливийский, масси-лийский) - 55, 57, 74, 87, 265
Восточнотохарский см. Тохарский А
Восточный граубюнденский — 410
Восточный ретороманский см. Фриульский
Восточный пахари см. Непальский
Восточный тауллеммет — 73, 521
Вотяцкий см. Удмуртский
Буте — 68, 73
Вьетнамский (устар, аннамский, аннамитский) — 53, 90, 91. 155, 174, 209, 250, 307, 312, 313, 333, 387, 399, 472, 500, 515, 578, 612
Вэньянь — 226, 569
Г
Га - 332
Га’анда — 55, 577
ГаблаЙ см. Лай
Габриэленьо — 602
Гавайский (хаваии) — 91, 381
Гавар1 — 127
Гавар* — 577
Гагаузский — 62, 63, 92, 321, 476. 527, 614
Гадаба1 — 139
Гадаба* см. Гутоб
Га дамес — 55
Гаде — 332
Гаитянский — 245
Гайанский — 245
Галела — 436
Галиндский (голядский) — 64, 188
Галисийский — 92. 155, 187, 326. 420, 421, 609
Галисийско-португальский — 92
Галла см. Оромо
Галльский — 92, 185, 187. 188, 217, 218, 609
Ган - 125, 217
Ганавуру — 332
Ганда (луганда) — 69, 93, 173, 277, 555, 584, 612
Гарви см. Башкарик
Гарко — 334, 587
Гаро — 227, 510
Гархвали — 187, 572
Гасконский — 421
Гат — 55
Гафат — 55, 442, 599
Гаэ (сиавири) — 433
Гаэльский см. Гэльский
Гбайя — 18. 332, 432, 498
Гбан — 283
Гбаньянг — 124
Гбари — 332
Гвандара — 570, 577
Геба — 213
Гедагед — 344
Геджи — 577
Гез см. Геэз
Гекхо — 213
Гелеба (дасенеч) — 248
Генгле — 17
Гепидский — 101
Гера — 577
Гереро (очигереро) — 69, 99
Герка — 32, 577
Герульский — 101
Гетак см. Дидей
Гетар — 582
Геэз (гез, гыыз, эфиопский) — 15, 55. 103, 442, 511, 599
Гидер - 55. 577
Гидоле — 248
Гидя — 13
Гикуйю см. Кикуйю
Гилянский — 190, 199, 200
Гиляцкий см. Нивхский Гимирра — 248, 345 Гинухский — 104, 574, 575, 614 Гирамо — 68
Гисига — 55, 577
Главда — 577
Глангали — 127
Гобанга — 18
Гобеэе — 248
Того — 69
Гогот — 55
Годоберийский см. Годоберин* ский
Годоберинский (годоберийский) — 111, 614
Гола — 162,и 235
Голландский см. Нидерландский
Голядский см. Галиндский
Гонди — 76, 111, 139, 191, 507, 610
Горкхали см. Непальский Горова (фиоме) — 199, 248 Горум см. Паренги
Готский — 100, 101, 111, 182, 188, 317, 486, 610
Гофа - 248
Грабар — 44, 187
Граубюнденский см. Ретороманский швейцарский
Гребо — 246, 332
Греческий — 17. 35. 47. 52, 62,
63, 92. 97. 102, 136, 146, 155,	108, 118, 121, 159, 160, 182,
183, 185, 187,	189, 197, 221,
230, 246, 253,	267. 355, 357,
368, 378. 418,	422. 457 . 486.
491, 563, 571, 580, 599, 601, 610, 614, 622 Гриква — 112, 231	
Грузинский — 83	. 86. 120, 154,
182, 189, 195, 207, 208, 215, 272, 336, 356, 360, 438, 456, 610, 614
Груси — 125, 332, 612
Гуазузу — 582
Гуайми — 582
Гуалака — 582
Гуамака — 582
Гуамбиано — 582
Гуанаки — 582
Гуанано — 522
Гуанг — 332
Гуанчский — 57. 74
Гуарани — 123, 177, 524, 613
Гуари — 515
Гуатузо (гуатусо) — 582
Гуатусо см. Гуатузо
Гуахибо — 34
Гуле - 577
Гуделла см. Хадия
Гуджарати (гуджаратский) — 123, 155, 178, 187, 190, 191, 445, 609
Гуджаратский см. Гуджарати Гуду - 577
Гудуф — 577
Гуен — 125
Гуичоль (уичоль) — 602
Гуле — 334
Гульфан — 587
Гульфей — 244, 577
Гумуз — 334
Гуиавиди — 12
Гуизальский см. Гунзибский
Гунзибский (гуизальский, хун-эальский, нахадинский) — 71. 104, 124, 574, 614
Гураге — 442
Гурара — 74
Гурен — 124
Гуренне — 124
Гурма — 125, 332
Гуро — 283
Гурон — 201
Гуруба — 124
Гурунг — 103, 227, 510
Гурунси — 124
Гусии — 126
Гусилай — 162
Гутоб (гадаба) — 318
Гхадамес — 73, 88
Гхат - 73. 521
Гхмара — 166 Гыыз см. Геэз
Гьето — 599
Гьярунг (джарунг, кэру) — 510
Гэлао (клау, кау) — 209, 319,
611
Гэлао сев.— 502
Гэлао юж.— 502
Гэлис — 50
Гэльский (гаэльский, шотланд-
ский, эрский) — 126, 188, 218, 609
420,
372,
155, 404,
188, 455,
577
Даба (мусгой) — 577 Дагара — 124 Дагбани (дагомба)— 124, Дагомба см. Дагбани Дагу (даджу) — 334, 587 Дагурский — 306, 610 Даджу см. Дагу Дадийя — 17	...
Даза (тубу) — 334, 434 Дайр - 334, 587 Дака - 17, 332 Дакаркари — 72 Дакатараи — 612 Дако-гетский — 561 Дако-мизийский — 561 Дакорумынский — 424 Дакота (сиу) - 454 Далматинскии — 12о, 1о/, 421. 609
Дама — 17
Дамакари — 612
Дамели — 339 Дан — 283, 332 Данау — 53, 308 Дангалеат см. Дангла Дангла (дангалеат, карбо) —
55, 577
Дани — 365
Дану — 75
Дараса — 444
Даргинский — 126, 208, 251, 325, 611, 614
Дави (фарси-кабули. кабульско-персидский) — 127, 200, 372, 407, 609
Дасенеч см. Гелеба Датский — 101, 127, 233, 236. 270, 337, 530, 541, 588, 610
Дафин — 283 Дафла — 510 Даффо-бутура — 423, Дахало см. Санье Даяк — 611 де _ 246 Дега — 125 Дегиха — 454 Дек — 17 Делаварский — 26 Дело — 125 Дембеа (кайло) — 15 Демиса — 112, 231 Денди — 480
Дера (канакуру) — 55, 577
Десано — 522
Джагватаак — 245 Джайн-махараштри — 391 Джайн-шаурасени — 391 Джалонке — 283
Джанг — 68
Джанджеро см. Ямма
Джара — 577
Джарава — 68, 73
Джараи — 611
Джарунг см. Гьярунг Джегу — 55, 577 Джекский см. Крызский Джен см. Нзанги Джерба — 74
Джерма см. Зарма
Джех — 308
Джиббали (шахри, шхаури) — 55, 442. 599
Джие — 334
Джимбии — 577
Джипал — 32
Джирру — 334
Джорто — 32
Джуанг — 318
Джука — 245
Джукуи — 73, 236. 332 Джум-джум — 334 Джур — 334
Дивехи см. Мальдивский Дигаро (мишми) — 510 Дидей (гетак) — 318 Дидинга — 334, 587 Дидойский см. Цезский Диегеньо — 573
Дизи (маджи) — 248
Диме — 248
Динка — 136, 334, 340, 587
Диола — 58, 162
Дири — 577
Диула — 67, 281, 283
332
Добу — 344
Догон — 125, 138, 332
Догосье — 125
Догриб — 50
Додос — 334
Долганский — 138, 614
Доломитский см. Ретороманский тирольский
Домпаго — 125
Дон — 283
Донга — 17
Дравено-полабский см. Полаб-ский
Древнеанглийский (англосаксонский) — 101, 188
Древнеармянский — 44,	187
Древневерхненемецкий — 101, 188, 583
Древнегреческий — 24, 37, 46, 48. 83, 95, 112, 117, 118, 155, 174, 183, 187, 188, 198, 217, 258, 291, 321, 372, 409, 496, 530, 552, 555, 558, 576, 580, 584, 609
Древнегрузннский — 120, 121, 207, 356
Древнееврейский — 17, 29, 55, 93, 140, 145, 170. 171. 294, 308, 418, 442, 492, 547, 610, 621
Древнеегипетский (египетский)— 55, 109, 140, 147, 155, 239, 240, 375, 418, 474, 492, 569, 610, 623
Древнеиндийский — 117, 141, 159, 178, 186, 294, 391, 609
Древнеиндийский «месопотамский* — 186
Древнекитайский — 224, 225, 310, 312, 313, 611
Древнемакедонский — 118, 141, 188, 610
Древнеиижненемецкий — 188
Древненубийский — 334, 339, 587
Древнеперсидский — 12, 49, 132, 141, 142, 182, 187, 190, 199, 200, 378, 491, 591, 609
ДревиепрусскиЙ см. Прусский Древнерусский — 24, 71, 88, 94, 115, 143, 159, 317, 331, 404, 408, 479, 533, 576, 584, 598, 622
Древнесаксонский — 188
Древнеуйгурскнй — 143, 145, 352, 433, 477, 527, 532, 608, 610
Древнеханаанейский — 55
Древяно-полабский см. Полаб-ский
Дуала — 69
Дувай — 577
Дука — 72
Дукава — 332
Дун - 502
Дунайско-булгарский — 77
Дунганский — 145, 227, 335, 611, 614
Дунсяиский — 306
Дури — 601
ДУРУ — 17
Дхимал — 103
Дье — 125
Дьола —- 332
Дьян — 125
Е
Египетский см. Древнеегипетский
Енисейско-самоедский см. Энецкий
Ж
Жаигжунг — 103
Жбала - 166
Желтых уйгуров язык см. Сарыг-югурский
3
Загава — 334, 434 Зайсе — 248, 345 Замбоангеньо — 245
Занде — 18, 161, 236, 332, 498
Занский — 215, 614
Западной пустыни язык — 12 Западнонумидийский — 55, 57, 265
Западнотохарский см. Тохарский Б
Западный граубюнденский см. Сурсельвский
Западный макиав — 436
Западный ретороманский см.
Ретороманский швейцарский .
Западный тауллеммет — 74, 521
Зар (сайанчи) — 55, 577
Зарамо — 277
Зарма (джерма) — 480
Звай — 55, 569, 599
Зезуру — 588
Зеккара — 166
Зенага (изнаген) — 55, 74, 166
Зендский см. Авестский
Зи см. Цзайва
Зиме — 577
Зинна — 17
Зрауа — 166
Зуара— 74, 166
Зулу — 69, 169, 332, 423, 612
Зумпер см. Кутев
Зуньи — 505
И
И (лоло) - 275, 510 Иберский — 491 Ибибио — 73, 170 Ибино — 170
Ибо см. Игбо
Ибу — 436
Иврит - 55, 93, 140, 155, 170, 171, 250, 294 , 378, 386, 442, 610
Игала — 332
Игбира — 332
Игбо (ибо) - 72, 84, 170, 217, 332, 612, 617
Ида у сак — 74, 521
Иджо - 58, 72, 217, 332, 498 Идиш — 101, 140, 155, 170, 171, 188, 502, 610, 614
Идо - 197, 202, 291
Идома — 217, 332
Идонг — 73
Ижорский — 171, 396, 538, 548, 549, 614
Изнаген см. Зенага Извасын — 74, 166 Ийала - 332 Ик — 334 Ика — 582
И кито — 433
Иллинойс — 26
Иллирийский — 25, 63, 64, 82, 172, 184, 185, 187, 357, 610
Илокав см. Илоканский Илокано см. Илоканский Илокавский (илокав, илукан, илокано, илукано, илоко, илуко, устар, самтой) — 172, 543
Илоко см. Илоканский Илонго см. Панаянский Илукан см. Илоканский Илукано см. Илоканский Илуко см. Илоканский Ингалик — 50 Иигассана (таби) — 334, 587 Ингушский — 176, 208, 321, 324, 325, 611, 614
Индоиранский (арийский) — 185, 189
Индонезийский (бахаса индоне-сиа) — 192, 280, 313, 501, 609
Инта — 75
Интерлингва — 197, 202, 291 Иракв (мбулу) — 55, 199, 248 Ирани — 372
Иригве — 73
Ирландский — 33, 52, 126, 155, 185, 188, 201, 217, 218, 341, 355, 609
Ирула — 139
Исам — 436
Искатекский — 354
Исландский — 46, 77, 100, 101, 109, 155, 188, 203, 211, 326, 455, 541, 610
Исонго — 432
Испанский — 24, 52, 70, 83, 92, 109, 123, 133, 155, 187, 198, 203, 215. 220, 236. 250, 267, 273, 292, 326, 355, 387,'. 406, 408, 418, 419, 421, 435, 483, 501, 553, 555, 609
Испанский еврейский см. Ладино Истрорумынский — 187, 421, 424
Итальянский — 52, 155, 187, 197, 206, 250, 253, 283, 326, 329, 410, 419, 421, 562, 609
Ительменский (устар, камчадальский) — 30, 206, 272, 357, 583, 586, 610, 614
Ительменский зап.— 206, 586
Ительменский сев,— 586
Ительменский юж. — 586 Иткавский — 586
Иудейско-палестинский — 42
Ишан — 332
Ишиль — 278
Ишкашимский — 81, 187, 190, 200, 206, 363, 614
И
Йакё см. Кё
Йе — 241
Йедива см. Будума
Йейе — 69
Йендавг — 17
Йергам — 73, 332
Йесква — 235, 332
Йидга — 187, 190, 200, 363
Йо - 75
Йом — 125
Йоруба — 58. 84, 155, 206, 217, 312, 313, 332, 500, 612
617
Йоска — 302
Йотафа — 344
Йулу - 334, 587
Йума - 578
Йунгур — 332
К
Кабардино-черкесский (кабардинский) — 10, 207, 208, 250. 611, 614
Кабардинский см. Кабардиночеркесский
Кабекар — 582
Кабенна — 445
Кабео см. Лакуа
Кабильский — 55, 207
Кабо — 302
Кабуи - 320
Кабульско-персидский см. Дари
Кабье — 125
Каваиису — 602
Кавама — 240
Кавескар см. Алакалуф
Кави — 13. 182, 189, 433, 603
Кавилья см. Кауилла
Кавиненья — 364, 503
Кавитеньо — 245
Кагома — 72
Каддо — 201. 573
Кадуглн — 240
Казахский — 52, 153, 154, 195, 210, 212, 321, 335, 476, 526, 527, 610, 614
Каи — 612
Каинганг — 151
Канта — 602
Кайло см. Дембеа
Кайова — 505
Кака — 68, 69, 73
Какадю — 12
Какаопера — 582
Каква — 334
Какиа — 231
Каколо — 283
Калапуя — 370
Калаша — 127
Калиана — 34
Калико — 311
Калиспсл — 431, 613
Калмыцкий — 211, 305. 336, 614
Кам — 17, 235
Камаспнский — 150, 211, 431, 538
Камаюра — 524
653
Камбари — 72, 332
Камбатта — 55, 248, 445
Каменский — 586
Ками — 278
Каму — 17
Камуку — 72
Камчадальский см. Ительменский
Кана1 — 73
Кана2 - 20
Канакуру см. Дера
Канам — 32
Канаури — 103, 510
Канаши — 103
Кандерма — 240
Канджутский см. Бурушаски
Кандоши — 34
Канела — 151
Канембу — 212, 334, 434
Каничана — 34
Каннада — 139, 155, 178, 180,
191, 211, 610
Канури - 212, 244, 334, 434,
498
Канхобаль — 278
Канчи — 20
Каонде — 69
Капампанган см. Пампанганский
Капанауа — 364
Капингамаранги — 381
Капучинский см. Бежтинский
Кар (пу) — 53
Кара — 587
Караборо — 125
Карагасский — 431,	527
Карагинский — 586
Караимский — 212, 321, 383,
527, 610, 614
Карак см. Кая2
Каракалпакский — 196, 212,
335, 476, 527, 610, 614
Караке — 582
Карамоджонг (каримоджонг) —
334, 587
Каранга1 — 20
Каранга2 — 334, 588
Каранкава — 214, 573
Карапано — 522
Каратайский см. Каратпнский
Карагинский (каратайский)—
10. 212, 614
Карачаево-балкарский — 212, 321, 383, 527, 614
Карашарский см. Тохарский А
Карбо см. Дангла
Карекарс — 55, 577
Карельский — 194, 213, 396,
538. 548, 549. 551, 614
Карибский — 214
Карийский — 184, 186, 214,
571
Карим — 73
Каримоджонг см. Карамоджонг
Карири — 34
Карок — 573
Карон — 162
Каронди — 240
Каррисо — 573
Карфа — 423
Касаба — 139
Касанга — 162
Каселе — 125
Касем — 125
Каска — 50
Касситский —215
Кастильский — 203
Катаб — 332
Катабанский — 442
Катавба — 454
Катакао — 34
Каталанский — 187, 215, 326,
420, 421, 476, 609
Катаркалаи — 127
Кати - 339
Катко — 582
Катла - 235, 240
Като — 50
Кату - 307
Катукина — 34, 522
Катьямпонгхук — 90
Кау* см. Гэлао
Кау2 - 436
Кауилла (кавилья)— 602
Каукау — 231
Кауки — 20
Кафичо см. Каффа
Каффа (кэфа, кафичо) — 55,
216, 248, 345, 445
Кахугу — 72
Кача - 240
654
Качана — 248
Качари см. Бодо
Качин см. Цзинпо
Кашайя см. Помо ю.-зап, Кашибо — 364
Кашмири — 127, 216
Каювава — 34, 364
Каюга — 201
Кая* — 213
Кая* (карак)— 241
Каяпа — 582
Квакиутль — 79, 613
Квалиоква — 50
Кванадинский см. Багвалинский Кванг (модгел) — 55, 577 Квара — 15
Кватай - 162
Квен — 53
Квилеут — 26
Кё (йакё) — 73
Кеака — 68
Кёггаба — 582
Кейга — 240
Кейо - 334
Кекчи — 278
Келе — 69
Кель арокас — 74, 521
Кель герес — 73, 52t
Кельтиберский — 217, 218, 610
Кемант - 15, 57, 249 Кенийский луо см. Луо Кёвсенсе — 68, 73 Кенту — 73, 332 Кенузи-довгола — 334, 587 Кёр д'алев — 431 Кера — 55, 577 Керекский — 219, 586, 614 Кетский - 150, 219, 437, 516, 611, 614
Кечуа - 20, 34, 177, 203, 220, 221, 433, 612
Кибет - 334, 587
Киданьский — 220, 581
Киконго я лета см. Монокутуба
Кикуйю (гикуйю) — 126, 220, 278
Киликийский — 186, 571
Кильба (хыба) — 577 Кильясивга — 582 Кимрский см. Валлийский Киньяруанда см. Руанда Киова — 613
Кипсигис — 334, 355
Кипсорай — 334
Кирантп — 103
Киргизский — 17, 29, 52, 195, 222, 527, 610, 614
Кирибати — 301, 522
Кирунди см. Рунди
Киев - 162, 612
Китайский — 24, 48, 84, 94, 104, 115, 132, 133, 138, 145, 156, 159, 198, 209, 222,225, 226, 227, 241, 280, 284, 291, 305, 306, 308, 313, 319, 326, 335, 374, 387, 398, 406, 431, 435, 466, 470, 472, 475, 500, 502, 569, 578, 581, 583, 609, 622, 625
Китамат — 79
Китсаи — 201
Китуба см. Монокутуба
Киче — 278
Кламат — 370
Клау см. Гэлао
Клесем — 244
Коавильтекский — 573
Коалиб — 235, 240
Коасати — 93, 553
Кобиава — 162
Когурё — 241
Кода (кора) — 318
Кодагу — 139
Коиба — 582
Койбальскнй - 211, 431, 538
Кокама — 524
Коке — 17
Кокилль — 50
Коконуко — 582
Кокопа — 573
Колами — 139
Колан — 34
Колбила — 17
Колима — 214, 582
Колорадо — 582
Колья — 20
Ком - 68, 73
Кома — 334
Комекрудо — 573
Коми см. Коми-зырянский
Комв-зырявский (коми) — 195,
232, 371, 538, 548, 549, 550, 610, 614
Коми-пермяцкий — 232, 371, 538, 548, 549, 610, 614
Конго — 69, 235, 309, 612
Конда — 139, 507
Конде — 69
Конджо — 69
Конестога — 201
Конибо — 364
Коикани — 284
Конкомба — 125
Коно — 283
Консо — 55, 248
Конь — 334
Коньяги — 162
Коптский — 55, 109, 140, 155, 239, 294, 610, 623
Кора1 — 602
Кора* (корана) — 78, 112, 231
Кора ’см. Кода
Корава — 140
Корага — 139
Корана см. Кора’
Коранко — 283
Корва — 318
Корейский (чосонмаль, чосоно, хангуго) — 28, 48, 96, 115, 156, 171, 240, 241, 398, 475, 527, 569, 579, 609, 614, 623
Корекоре — 588
Корку см. Курку
Корнский — 188, 218, 243, 610
Коронадо — 433
Коррегуахе — 522
Корякский (устар, иымылан-ский) — 30, 206, 219, 244, 272, 586, 610, 614
Коса (кхоса) — 70, 244
Косии — 68
Костаньо — 370
Кота — 139
Кото — 582
Котоко — 55, 577
Котонаме — 573
Котопо — 17
Коттский — 150, 611
Кофан — 34
Кофьяр — 32
Кочими — 573
Коюкон — 50
Кпаи — 246
Кпанзо — 73
Кпелле — 79, 283, 332
Кпере — 17
Крейш (креш) — 334, 587, 612
Креш см. Крейш
Кри - 26, 613
Крик (мускоги) — 93
Крим — 162
Крио — 245, 598
Кронго — 240
Кроу - 454, 613
Кру — 217, 246, 332
Крызский (устар, джекский) — 246, 256, 614
Крымско-готский — 111, 188
Крымскотатарский — 212, 246, 383, 525, 527, 614
Ксингмул — 308
Куа - 308
Куа кванг лим — 53
Куавуа см. Толаи
Куба - 69
Кубанско-булгарский — 77
Кубео - 522
Куви — 139, 507, 590
Кугбо — 73
Куева — 582
Куи — 139, 191, 507, 610
Куива — 34
Куикатекский — 354
Куй - 308
Куку — 334
Кукуруку — 332
Кулави — 211
Куланго — 125, 332
Кулере — 423, 577
Кулле — 34
Кулло — 248
Кулунг — 68,	332
Кумаджу — 68
Кумам — 334
Куманский см. Половецкий
Кумацни — 187
Ку мба — 17
Кумзари — 187, 200
Кумыкский — 248, 383, 476, 525, 527, 568, 610, 614
Куна — 582
Кунама — 587
Кунг — 78, 231
Кунгаракань — 12
Куойренг — 320
Купа (купеньо) — 602
Купеньо см. Купа
Курвальский см. Ретороманский швейцарский
Курдский — 172, 187, 190, 199, 200, 248, 609, 614
Курия — 69. 126
Курку (корку) — 318, 612
Куруба — 139
Курукх — 76, 139, 191
Кур-урмийский — 322
Куршский — 64, 188
Кус — 370
Кусане — 301
Кусал — 125
Кусери — 244
Кускоквим верхний — 50
Кусунда — 103
Кутев (зумпер) — 332
Кутенай — 613
Кутенэ — 26
Кутеп — 73
Кутин — 17
Кучаиский см. Тохарский Б
Кучин — 50
Кха - 612
Кха дой-луанг — 53
Кха ков-кы — 53
Кхам — 103, 510
Кхамбу — 103
Кхамти — 502, 587
Кхандеши — 123, 179, 187
Кхариа — 318, 612
Кхаси — 53, 250, 307, 319, 333, 612
Кхас-кура см. Непальский Кхасонке см. Хасонке
Кхатия — 231
Кхмерский — 52, 53, 181, 228, 250, 307, 612
Кхму — 53
Кховар — 127
Кхойбу — 320
Кхойрао — 320
Кхомани — 78, 231
Кхоса см. Коса
Кхын — 502, 587
Кыпчакский — 527
Кьонгнай — 319
Кэрриер — 50
Кэру см. Гьярунг
Кэфа см. Каффа Кэхо — 307
Л
Лабвор — 334
Лаби — 18
Лава — 53, 612
Лаврентийский — 201
Ладино (спаньоль, испанский еврейский, сефардский)— 62, 140, 155, 250, 421
Ладивский см. Ретороманский тирольский
Лазский (чавский) — 215, 251, 610
Лай (габлай) - 577
Лака — 18
Лакка — 17
Лаккья (лаккя) — 209, 502
Лаккя см. Лаккья
Лакота — 613
Лакский - 11, 208, 251, 325, 611, 614
Лакуа (пупео, кабео) — 209, 502, 611
Ламанг (хидкала) — 55, 577
Ламба — 125, 277
Ламет — 53
Ламнсо — 68, 73
Ла-монг-ше — 53
Ламутский см. Эвенский
Ланго — 334
Ландума — 162, 332
Лансмол см. Нюнорск
Лаосский — 181, 252, 502, 611
Лардил — 12
Ларо — 240
Лассик — 50
Латгальский — 64, 188, 255
Лати - 209, 502
Лативо-сине-флексиове — 202
Латинский (латынь) — 24, 35, 47, 63, 77, 82, 89, 92, 103, 109, 146, 156, 159, 165, 174, 182, 187,197,198,201,203, 205, 206, 217, 219, 230, 231, 253, 270, 273, 274, 291, 294,321, 326, 353, 357, 372, 378, 388, 392, 409, 418, 419. 421, 467, 469, 470. 485, 486, 494, 499, 502, 531, 534, 537, 552. 562, 567, 578, 584, 608, 609, 622
Латуко — 334
Латынь см. Латинский
Латынь вульгарная (латынь народная) — 94, 156, 187, 203, 253, 392, 419, 421, 489, 499
Латышский — 24, 64, 65, 66, 95, 183, 188, 195, 253, 255, 264, 266, 271, 294, 296, 397, 477, 549, 576, 610, 614
Лафофа — 235, 240
Лафул — 53
Лаха — 209
Лахнда (ленди) — 76, 179, 187, 364
Лаху - 275, 510
Лахули — 103
Лаши см. Лэци
Лебир — 283
Лебу — 162
Ледо — 211
Лезгинский — 208, 250, 256, 272, 611, 614
Леко — 34
Лекон — 17
Ленакел — 344
Ленди см. Лахнда
Ленду - 334, 587, 612
Ленка — 302
Лепонтийский — 218
Лепча см. Ронг
Лехар — 162
Ли - 209, 502, 611
Либо - 17
Ливийский см. Восточнонуми-дийский
Ливский — 64, 82, 266, 396, 538, 548, 549, 614, 623
Лигби — 283
Лигри — 68
Лигури — 587
Лигурский — 610
Лидийский — 184, 186, 214, 266, 571, 609
Ликаонский — 186
Ликийский — 184, 186, 267, 571, 609
Ликпе — 235
Лимба — 162, 332
Лимбу — 103, 510
Лимбум — 68
Лингала (бангала, мангала, нга-ла) - 244. 267, 309, 332, 612
Липан — 50
Лису - 227. 275, 510, 611
Литовский — 24, 25, 64, 65, 66, 83, 134, 154, 161, 183, 188, 195, 253, 255, 264, 271,	294, 296,
457, 476, 552, 558, 576, 610, 614
Лоби — 125, 332
Лобо — 612
Лого - 311, 587
Логои — 125
Логоне — 244, 423, 577
Лода (лолода) — 436
Лози — 69
Локо — 283, 332
Лоло см. И
Лолода см. Лода
Лома — 79, 332
Лонг (мару) — 275
Лонгарим — 334, 587
Лонгуда — 17, 332, 612
Лоома — 283
Лоонг — 53
Лотуко — 334
Лоу — 334
Луангиуа — 381
Луба - 69, 278, 612
Лувийский (лувийский клинописный) — 49, 184, 186, 276, 277, 294, 571, 609
Лувийский иероглифический (хеттский иероглифический)— 186,276. 277,571,609
Лувийский клинописный см. Лувийский
Луганда см. Ганда
Лугбара - 311, 334, 587
Лужицкий (серболужицкий) —
52, 156, 164, 277
Луисеньо (лусеньо) — 602
Лумун — 240
Лунда — 69
Лунду — 72
Луо (кенийский луо) — 277.
334, 335, 587
Луораветланский см. Чукотский
Лупака — 20
Лусеньо см. Луисеньо
Лушей (мизо) — 510
Луяна — 69
Лхота — 320
Лы — 181, 502, 587
Лэци (лаши) — 275
Люксембургский — 101
м
Ма — 308 Маба — 334 Мабан см. Бурун юж. Мабо — 73 Мавнский см. Мэонский Маврикийский — 245 Магадхи — 187, 391 Магар — 103, 510 Магахп — 187, 572 Магпнданао — 544 Маджи см. Дизи Мадп - 311, 334, 587 Мадоле см. Модоле Мадурский — 277 МазандеранскиЙ — 187, 190, 199, 200
Мапва — 601 Маисин — 344 Майами — 26 Майду - 370, 613 Майо — 602 Майоруна — 364 Майтхили — 187, 572 Майя - 177, 278, 613 Майян - 127, 245 Мак — 502 Мака (энимага) —- 287 Макагуахе — 522 Макари — 244, 577 Макасарский — 279. 601 Маках — 79 Македоно-румынский см. Ару-мынский
Македонский — 46, 62, 63, 156, 174, 185, 188, 279, 372, 408, 443, 460, 499, 600, 610
Маку — 34 Макуна — 522 Малагасийский (мальгаш-ский) - 46, 192, 279, 497, 501, 611
Малайзийский — 279. 280, 611 Малайский — 13,	156,	192,
277, 279, 280, 501 Малаялам (малаяльский) — 139, 156, 180, 190, 280, 610
Малаяльский см. Малаялам Мале — 248 Малибу — 582 Малинке (манинка) — 67, 281, 283, 612
Малто - 76, 139, 191 Малуа — 344
Мальгашскийсм. Малагасийский Мальдивский (дивехи) — 178, 190, 282, 505 Мальтийский — 55, 283, 442 Мальчора — 582 Мам — 278, 302 Мамбила — 68, 73, 332 Мамлюкско-кыпчакский — 144 Мана см. Мано Манам — 344 Манг — 353 Манг ы — 308 Мангала см. Лингала Манганджа см. Ньянджа Мангарай — 12 Мангарева — 381 Мангбеи — 17 Мангбету — 334, 587 Мангбуту — 334, 587 Маида — 139, 507 Мандан — 454 Мандара (вандала) — 55,	577
Мандари — 334 Мандарский — 601 Мандейский — 55, -442
Манджак (мандьяк) — 162
Мандинка — 283
Мандьяк см. Манджак Манекенкен — 364 Манжа — 432
Манза — 18
Маиинка см. Малинке
Манипури см. Манипурский
Манипурский (манипури, мей-тейрон) — 227, 283, 510
Маникихи-ракаханга — 381
Манкань — 162
Манкон — 68
Ман-кхоань — 275
Мано (мана) — 283, 332
Мансийский (вогульский} — 284, 341, 530, 538, 549, 550, 610, 614
Манчати *— 103
Маньика — 588
Маньчжурский — 28, 156, 284, 322, 523, 581, 610
Манья — 283
Маньяк — 275
Маори — 284, 381
Мапе — 582
Мапенус — 121
Мапуче см. Арауканский
Марако см. Хадия
Марам — 320
Маранао — 544
Маратхи (маратхский) — 123,
178, 180, 187, 190, 191, 284, 350, 609, 623
Маратхский см. Маратхи Марги — 55, 577
Марийский (устар. черемисский) — 49,	86,	284, 285,
313, 538, 548, 549, 550, 610, 614, 617
Марикопа — 573
Маринауа — 364
Маринг — 320
Марово — 344
Мару см. Лонг
Маршалльский — 301
Маса1 (банана) — 55, 577
Маса* — 17, 332, 612
Масаи — 287, 334, 587
Масакин — 235, 240
Масалит — 334
Масатекский — 354
Масауа — 354
Маскан — 55
Масонго — 587
Массачусетский — 26
Массилийский см. Восточнону-мидийский
Матагальпа — 302, 582
Матагуайо — 287
Матакам — 577
Матако — 287
Матлатцинкский — 354
Матмата — 166
Маторский (моторекий) — 431, 538
Маттоле — 50
Матумби — 278
Мау (маука) — 283
Маука см. Мау
Махан — 241
Махараштри — 187, 391
Махас-фадиджа 334, 587
Махри — 55, 480
Маэ - 381
Маэво — 344
Мба - 18
Мбай - 334
Мбамбатана — 344
Мбаха — 121
Мбе — 68, 73
Мбембе — 73
Мбере — 17
Мбоа — 68
Мбои — 17
Мбуи - 68, 515
Мбулу см. Ираке
Мбулунгиш — 162
Мбум — 17, 235, 332, 498
Мва — 283, 332
Мегленитский (мегленорумын-ский) - 187, 421, 424
Мегленорумынский см. Мегленитский
Мегрельский (мингрельский) — 215, 251, 289, 610
Меека — 283
Мейдоб — 334
Мейтейрон см. Манипурский
Мекан — 587
Мекенс — 524
Менасыр см. Бени менасыр
Менде - 283, 293. 332, 612
Менемо — 68, 73
Менка — 68
Меномини — 26, 89, 613
Мерарит — 334, 587
Мере-фира — 381
МероитскиЙ — 293, 334, 339
Мерянский — 538, 549
Мескалеро — 50
Мессапский — 25, 172, 185, 187, 610
Метьибо — 21
Мехри — 55, 442, 599
Мещерский — 538, 549
Мзаб см. Мзабский
Мзабский (мзаб) — 55,	74,
166
Ми — 53
Мпвок — 370, 613
Мигама — 577
Мидийский — 187, 190, 199, 200.
301, 609
Миджу — 510
Мидоо — 587
Мизийский — 561
Мизо см. Лушей
Микасуки — 93
Микпр — 510
Микифоре — 283
Микмак — 26
Милох — 53
Милту — 577
Мими — 334
Мингрельский см. Мегрельский
Минда — 73
Минейский — 442
Мини — 73
Минкин — 12
Миньцзя см. Бай
Миньянка (суппире) — 125
Мири — 240
Мириам — 12, 365
Мискнто (мпцкито, москито) — 302, 582
Митаннийский арийский — 178, 190
Михе — 613
Мицкито см. Мискито
Мишми см. Дигаро
Мишнаитский еврейский — 140
Миштекский — 354
Ммани — 162
М-най — 319
Мнонг — 307
Моавитский — 55, 610
Моба - 125
Мобилиан — 93
Мовима — 34
Могавк — 201
Могамо — 68
Могпканский — 26
Могогодо — 248
Могольский — 306, 610
Модгел см. Кванг
Модоле (мадоле) — 436
Мокана — 582
Моки — 602
Мокил — 301
Мокоа — 34
Мокоби см. Мокови
Мокови (мокоби) — 121
Мокулу — 577
Мокша-мордовский см. Мордовский
Мокшанский (мокша-мордовский) — 305, 310, 538, 548, 549, 593, 610, 614
Молдавский — 52, 62, 92, 134, 154, 187, 195, 269, 305, 420. 421, 424, 477, 614
Мона — 17
Монгвади — 236
Монгольский — 156, 272, 305, 306, 378, 610, 614, 623
Монгорскин — 306, 610
Мондунга — 18
Моно1 — 17
Моно* — 602
Монокутуба (мунукутуба, киту-ба, киконго я лета) — 245, 309
Монский — 52, 53, 308
Монтане-наскапи — 26
Монтол — 32
Море (моей) — 124, 332, 612
Мориори — 381
Моро — 240
655
Мору - 311. 334, 587
Мосетен — 34, 287, 302, 364
Моей см. Море Моска см. Чибча Мескито см. Мискито Мосо см. Наси
Мота — 344
Мотилои — 582
Моторский см. МаторскиЭ Мотосинтлекский — 278
Моту — 245, 344
Мофу — 577
Мохаве — 573
Моча — 55, 248
Мошанг — 320
Мпене — 121
Мпотоворо — 344
Муби - 55, 318, 577
Мугуджа — 334
Музгу (мусгум) — 55, 245, 577
Муиска см. Чибча
Муйув — 344
Мумбаке — 17
Мумуйе - 17. 332, 498
Мунга — 17
Мунггава-мунгики — 381
Мунданг — 17, 332, 498
Мундани — 68
Мундари — 318, 612
Мунджанский — 62, 187, 190, 200, 363
Мунду - 18. 332
Мундуруку — 524
Муниче — 34, 522
Мунукутуба см. Монокутуба
Мурле - 334, 587
Мурми см. Таманг
Муромский — 538, 549
Мурси — 334
Мусгой см. Даба Мусгум см. Музгу
Мусей - 577
Мускоги см. Крик
Мусо — 214
Мухер — 55, 599
Мыонгскин — 53, 90
Мэнский - 188, 218. 609
Мэонский (мавнекий) — 186
Мюнстерский — 410
Мяо - 319
н
Набатейский — 42, 55, 442
Набесиа — 50
Навахо — 50, 156, 177, 320
Нагали — 53, 320, 612
Нагуми — 68
Найки — 139
Найяали см. Непальский
Наканаи — 344
Накара — 12
Налу — 162. 332
Нама — 112. 231
Намба — 344
Намби — 78
Намбнквара — 213
Намсанг — 320
Намчи — 17
Нанайский — 17, 322, 350, 523, 534, 579, 614
Нангкаури — 53
Нанди — 334, 587
Нанчере — 577
Нарон см. Нхауру
Наррагансет — 26
Наси (нахи, мосо) — 275, 510
Насиой — 173
Натчез — 92
Науатль см. Ацтекский
Науква — 214
Науру - 301, 324
Нахадинский см. Гунзиб-ский
Нахи см. Наси
Нва — 332
Иван — 283
Нгала см. Лингала
Нгамо — 577
Нганасанский (тавгийский, тавгийско-самое дский) — 326, 431, 444, 538, 592, 610, 614
Нгангеа (ньянгпя) — 334
Нганди — 237
Нгараге — 18
656
Нгатик — 301
Нгачанг см. Ачан Нгбака-ма’бо — 18, 432, 612 Нгбанда — 332 Нгбанди — 18, 432
Нгае - 68
Нгво см. Нгуну
Нггела — 344
Нгевин — 12
Нгемба — 68
Нгизим — 55, 577
Нгомбе — 69
Нгомвиа — 248
Нговг — 68
Нгува — 344
Нгуви — 68, 69
Нгуву (игво) — 73
Нгусав — 78, 231
Н дагам — 17
Ндау — 588
Нде - 68
Нджаби — 69
Ндо - 68
Ндого - 18, 498
Ндоига — 69
Ндоро — 332
Ндоробо — 334
Идут - 162
Невари см. Неварский
Неварский (непал бхаша, не-вари) — 103, 227, 327, 331, 510
Негидальский — 322, 327, 480, 523, 590, 614
Немецкий — 9, 46, 52, 57, 62, 84, 86, 100, 101, 109, 133, 138, 155, 165, 174, 182, 188, 197, 198, 206, 244, 250, 268, 270, 291, 321, 326, 329, 336, 338, 348, 351, 372, 378, 380, 388, 397, 398, 404, 418, 422, 465, 470, 471, 476, 483, 486, 504, 531, 535, 541, 553, 555, 562, 567, 580, 581. 592, 609, 614
Ненецкий (юрако-самоедский) — 115, 330, 431, 538, 592, 610, 614
Неомеланезийский см. Ток-писин
Неосоломоник — 514
Непал бхаша см. Неварский Непали см. Непальский Непальский (непали, найпали, кхас-кура, горкхали, парба-тия, вост, пахари) — 178, 187, 190, 191, 327, 331
Не-персе — 370
Нера (барса) — 334, 587
Неситский см, Хеттский клинописный
Нефуса — 55, 74, 88
Нехан — 344
Нзакара — 18. 432
Нзавги (джен) — 17, 577
Нивхский (устар, гиляцкий) — 90,	115,	117,	272,	321,
332, 338, 357, 504, 583, 612, 614
Нидерландский (голландский) — 52, 57, 100, 101, 133, 156, 188, 197, 280, 286, 333, 338, 476, 610, 616
Ниелим — 17
Нижнелужицкий — 164, 188, 277, 408, 460, 499
Нижненемецкий — 102, 188
Нижнеэнгадпнский (валадер) — 410
Нийя — 391
Никобарский — 52, 53, 307, 319, 333, 612
Никола — 50
Ниламба — 278
Нимбари — 17, 612
Нинзам — 73
Нивнго — 344
Нитинат — 79
Ниуэ - 381, 431
Нквен — 68
Нкоси — 590
Нкоя — 69
Новиаль — 202
Новоармянский — 44,	187
Новогреческий язык — 48, 62, 63, 118, 155, 187, 502
Новогрузинский — 120
Новосирийский см. Ассирийский
Новосогдийский см. Ягнобс-кий
Новоуйгурский см. Уйгурский
Новофригийский — 563
Ногайский - 212, 335, 476, 527, 610, 614
Нои (серер-нон) — 162, 332
Нонгатль — 50
Норвежский — 24,	101,	156,
188, 202, 203, 326, 337, 455, 610
Ноттовей — 201
Ну - 510
Нубийский — 293, 339, 434
Нукуману — 381
Нукуоро — 381
Нукуриа — 381
Нумидийский см. Восточвону-мидийский
Нуму — 283
Нунг — 502, 611
Нунгтубую — 12
Нунгу — 73
Нунума — 125
Нупе - 217, 332
Нутка - 79, 597, 613
Нуэр — 136, 334, 340, 587
Нхауру (нарон) — 78,	112,
231
Нымыланский см. Корякский
Ньиду — 73
Ньимант — 334, 587
Ньиха — 278
Ньоро — 235
Ньямвези — 126, 278, 340
Ньянгбара — 334
Ньянгия см. Нгангеа
Ньянджа (чиньявджа, манганд-жа) — 69, 340
Нюнорск (лансмол) — 188, 202, 337, 455
Няхэвь — 308
О
Оа — 433
Обанг — 68
Обвальдский см. Сурсельвс-кий
Обиспеиьо — 573
Оджибва — 26, 613
Одри см. Ория
Одульский см. Юкагирский
Ойда — 248
Ойротский см. Алтайский
Оканагои — 431
1О1кииг — 231
Ок обо — 73, 170
Оконьонг — 73
Окситанский (провансальский)— 96, 156, 187, 215, 344, 419, 421, 562, 609
Окуилтекский — 354
Окциденталь — 197,	202, 291
Омето — 55, 345
Омокский — 344, 601
Омурано — 34
Он - 53
Она - 34, 302, 364
Оиге — 34
Онейда — 201
Оновдага — 201
Опико-сикульскпй см. Авзовий-ский
Орехон — 522
Ория (одри, уткали) — 72, 178, 187, 190, 191, 350, 609
Ормури — 187, 190, 200
Орокский — 322, 350, 523, 534, 614
Оромина — 582
Оромо (устар, галла) — 55, 57, 248, 350, 599, 610
Орон — 170
Орочский - 350, 523, 532, 614
Орошорский (рошорвский) — 187, 190, 363, 589, 614
Орхоно-еппсейских надписей язык — 144, 352, 525, 610
Осетинский — 83, 187, 190, 199, 200, 237, 353, 456 , 573, 609, 614
Оскский (осский) — 187, 205, 253, 353, 534
Осский см. Оскский
Островной — 573
Остяко-самоедский см. Селькупский
Остяцкий см. Хантыйский
Отоми — 354
Оторо — 235, 240
Офо — 454
Охомия см. Ассамский Очигереро см. Гереро
п
Па'а - 55, 577
Пабир см. Бура
Павиотсо см. Пайуте сев.
Павни — 201
Пагу — 436
Падаун — 213
Паджаде — 162
Паджулу — 334
Падуко — 577
Паипаи — 573
Пайуте сев. (павиотсо) — 602
Пайуте юж.— 602
Пайшачи — 187, 391
Пайя — 582
Пакаса — 20
Пакатав — 53, 90
Пакот см. Сук
Пакох — 308
Палайский — 49, 184, 186, 357, 570, 571, 609
Палайчхи — 213
Паланский — 586
Палара — 125
Палау — 13
Палаунг (румай) — 53, 308, 612
Пали - 178, 179, 186, 190, 191, 362, 391
Пальмирский — 42, 55
Памбиа — 18, 612
Паме — 354
Памигуа — 34
Памона см. Баре'э
Пампаига см. Пампанганс-кий
Пампанган см. Пампанганс-кий
Пампаигаиский (пампанго, пам-панга, пампанган, капампан-ган) — 363, 543
Пампанго См. Пампанганс-кий
Панаянский (хилигайвон, илон-го) — 75. 544
Пангалато	см.	Пангасинан-
ский
Павгасинан см. Пангасинан-ский
Пангасинанский (павгасинан, устар, пангалато) — 364, 543
Панджаби (панджабский, пенджабский) — 24, 156, 178, 187, 190, 191, 364, 609
Панджабский см. Панджаби
Пано - 213, 364
Пансалео — 582
Паитагора — 214
Пантера — 125
Панче — 214
Пао - 213
Папаго — 584, 602
Папе — 17
Папел (пепел) — 162
Папива — 522
Папьяменто — 245
Парачи - 187, 190, 200
Парбатия см. Непальский
Парджи — 139
Паренги (горум) — 318
Паренский — 586
Парси см. Персидский
Парфянский — 62, 185, 187, 190, 199, 200, 368, 378, 491, 609
Парья — 178, 187, 191
Патагои — 214
Патоко — 582
Пахари вост. см. Непальский
Пахари зап.— 179, 187
Пахари центр.— 179, 187
Па-хнг — 319
Пашаи — 127
Пашто см. Пушту Паэс — 582
Пво - 213
Пеба — 213
Певкинский — 187
Пеласгский — 188, 610
Пель см. Фула
Пемон — 214
Пенго — 139, 507
Пенджабский см. Панджабэ
Пёнхан — 241
Пеориа — 26
Пепел см. Персидский си) - 22, 182, 187, 270, 291, 486, 525,
Папел
(фарси, устар. 62, 76, 95, 142,
190, 198, 199.
372. 378, 402,
538, 609, 614,
пар-172, 200, 477,
616
Пеуэнче — 43
Пехлеви см. Среднеперсид-
ский Пехлевийский см. Среднеперсидский
Пиджин меланезийский см. Ток-
писии
Пиджин новогвинейский см. Ток-писин
Пиджин-инглиш — 237, 312, 313, 374, 598
Пиктский — 341, 375
Пикунче — 43
Пилени — 381
Пилипино см. Тагальский
Пима — 602
Пима бахо — 602
Пингелап — 301
Пиньин — 68
Пипил(ь) — 602
Пнратапуйо — 522
Пиро — 505
Писидийский — 186, 571
Пити — 72, 332, 612
Пй'лао — 214
Поватан — 26
Пок — 334
Поком — 278
Покоси — 582
Полабский (древяно-полабский, дравено-полабский) —	164,
188, 380, 460, 610
Половецкий (куманский) — 383, 527
Польги — 577
Польский — 24. 48, 52, 64, 77, 156, 164, 188, 237, 254, 320, 342, 351, 378, 383, 404, 408, 418, 458, 460, 472, 476, 485, 507, 531, 553, 593, 605, 610, 614
Помо ноет. — 573
Помо сев.— 573
Помо сев.-вост.— 573
Помо центр. — 573
Помо юго-вост.— 573
Помо юго-зап. (кашайя) — 573
Понапе — 301
Понг — 53, 90
Пополокский — 354
Пополука — 613
Португальский — 92, 109, 156, 187, 198, 320, 326, 374, 387, 419, 421, 465, 609
Посо см. Баре’э Потоватоми — 26 Почутла — 602 Прасун — 339 Прими см. Пуни Провансальский см. Окситанский
Протохеттский см. Хаттский Прусский (дреннепрусский) — 24, 64, 183, 188, 264, 294, 404, 576. 610
Пу см. Кар
Пугули — 125
Пуё - 241
Пуинаве — 34, 522
Пукапука — 381
Пулар см. Фула
Пуми (прими, сифань) — 510
Пумпокольскпй — 150
Пупео см. Лакуа
Пурисемеиьо — 573
Путай — 577
Путер см. Верхнеэнгадин-ский
Путунхуа — 224, 226
Пушту (афганский, пашто) — 62, 76, 156, 178, 187, 190, 199, 200, 340, 378, 407, 573, 609
Пхалура — 127
Пхенг (тхенг, пхоиг) — 53, 612
Пхон (пхун) — 275 Пхонг см. Пхенг Пхун см. Пхон ПхуноЙ — 275 Пьен — 275 Пью - 227, 510 Пэкче — 241
р
Раджастхани — 179, 187, 572, 609
Раи - 103
Рама — 582
Рангкас — 103, 510 Ранкельче — 43 Рапа — 381, 502 Рапануи — 381, 408 Раротонга — 381, 408 Рашдад — 240 Рейесано — 503 Ремо см. Бонда Ренгма — 320 Рендилле — 55, 248 Ретийский — 599 Ретороманский — 187, 326, 410, 421, 476
Ретороманский восточный см. Фриульский
Ретороманский тирольский (ла-динский, доломитский, трен-тинский) — 410
Ретороманский швейцарский (граубюнденский, устар, кур-вальский, романшекий, зап. ретороманский) — 206,	410,
420
Рето-тирренский — 189 Реше — 72
Рианг (янг сек) — 53, 612 Рибина — 332
Ригх — 166
Риксмол см. Букмол Ририо — 344 Ритхарнгу — 237 Риф (рифский) — 55, 74, 166 Рифский см. Риф
Рма см. Цян Роба — 17 Ровиана — 344 Романшский см. Ретороманский швейцарский
Рон — 55
Ронг (лепча) — 103, 510, 611 Ронга — 423
Рориа — 344
Роро — 344
Ротума — 292, 344
Рошорвский см. Орошорский Руанда (киньяруанда, рунья-руанда) — 126, 424, 612
Румай см. Палаунг
Румынский — 26, 46, 52, 62, 63, 156, 187, 206, 305, 419, 421, 424, 428, 561, 576, 601, 609, 614
Рунди (кирунди) — 424, 612 Руньяруанда см. Руанда Русский - 9, 21, 22, 24, 36, 48, 52, 59, 74, 77. 81, 82. 83, 84, 86, 88, 89, 104, 114, 115, 118, 128, 133, 134, 136, 143, 154, 160, 174, 175, 188, 194, 197, 231. 236, 244, 247, 250, 258, 263, 268, 272, 287, 290, 291, 295, 310, 321, 323, 326, 328, 331, 336, 338, 340, 342, 345, 348, 349, 351, 352, 356, 357, 366, 380, 382, 388, 398, 399, 400, 402, 404, 407, 408, 418, 425, 428, 429, 456, 458, 459, 460, 463, 465, 467, 469, 470, 471, 472, 474, 479, 494, 500, 531, 537, 553, 576, 578, 584, 605. 609. 614, 616. 617, 622
Рутульский — 256, 430, 614 Рушанский — 187, 190, 200, 363, 589, 614
Рюкюский — 610
С
Саа — 344
Саамский — 194, 330, 341, 430. 444, 538, 548, 549, 550, 610, 614
Саба - 577
Сабаот — 334
Сабейский *- 55, 442, 599
Сабела (аука) — 34
Сабинский — 253
Сабир — 267
Савара см. Сора
Садданский (тораджа) — 211.
601
Сайанчи см. Зар
Сакай — 53, 612
Саларский — 430, 434
Салах — 166
Салаярский — 279
Салина — 573
Самаритянский — 42 Самар-лейте см. Самар, ский
Самарнон см. Самарский
Самарский (самарнон, самар-лейте, варай) — 75,	544
Само - 124, 332
Самоа (самоанский) — 46, 381, 431
Самоанский см. Самоа
Самрае см. Самре
Самре (самрае) — 307
Самтой см. Илокан-ский
Сан северный — 283
Сан южный— 283
Сав-карлос — 50
Санага — 69
Сайга — 72
Сангильский — 544
Сангисари — 200
Санго — 18, 245, 332, 432, 498
Сандаве (сандави) — 112, 231, 612
Сандави см. Сандаве
Санскрит — 19, 35, 37, 52, 141, 156, 174, 177, 178, 180, 182, 186, 190, 199, 258, 294, 317, 362, 377, 391, 409 , 418, 432, 467, 486, 487, 507, 510, 552, 578, 584, 608, 609, 621, 623
Сантали (сантальский) — 53, 191, 318, 612
Сантальский см. Сантали Санье (дахало) — 248 Сапаро — 433
Сапинь (себей) — 334
Сара — 334, 587, 612
Сарамакка — 245
Саргулямский — 363
Сардинский см. Сардский
Сардский (сардинский) — 187, 420, 421, 433, 609
Сари — 17
Сарси — 50
Сарыг-югурский (желтых уйгуров язык) — 433
Сарыкольский — 187, 190, 363, 589
Сафен — 162
Сахаптин — 370
Сахо - 54, 55, 57, 248
Саху — 436
Свази — 434
Сванский — 215, 434, 610, 614
Сго - 213
Себей см. Сапинь
Себондой — 582
Себуанский (сугбу, сугбуанои)— 75, 173, 544
Севе — 17
Сегхрушеи — 74, 166
Седанг — 307
Сейшельский — 245
Сек— 34
Секани — 50
Секо — 601
Секойя — 522
Селийский см. Селон-ский
Селонский (селийский) — 64, 188
Селькупский (устар, остяко-самоедский) — 321, 431, 437, 444, 538, 610, 614
Сема — 320
Семанг — 53
Семе — 125, 332
Семинол — 93
Сенари — 125
Сенегальский — 245
Сенед — 74, 166
Сенека — 201
Сенгасена — 69
Сенуфо — 332
Сенхажа — 74, 166
Сенхайя — 55
Серболужицкий см- Лужицкий
Сербохорватский см. Сербскохорватский
Сербскохорватский (сербохорватский, хорватскосербский)— 24.
37, 48, 52. 62, 63. 156. 188, 324, 408, 418, 443, 460, 464.
515, 576, 587, 600, 610
Сере - 18, 332
Серер (серер-син) — 58, 162, 332
Серер-нон см. Нон Серер-син см. Серер Серн — 573 Серрано — 602 Сесаке — 344 Сефардский см. Ладино Сиавири см. Газ Сиамский см. Тайский Сива — 55
Сидамо — 55. 57, 248. 444
Сидетский — 186, 571 Сикаиана — 381 Сикуани — 34 Сикуло-авзонийский — 205 Сикульский — 185, 187, 205 Силла — 241
Симаку (урарина) — 34 Симигаэ — 433
Сингальский — 178, 187, 190
191, 282, 445
Синдхи — 76. 178, 187, 190, 191, 364, 445
Синкьоне — 50
Сиона — 522
Сирайки — 364
Сирпано — 522
Сирийский (сирский, одесский)—
42, 49. 55. 442, 452
Сирионо — 524
Сирский см. Сирийский Сисала — 125
Сиссано — 344
Сити — 125 Сиу см. Дакота Сиуа — 73, 88 Сифань см. Пуми .Скифский — 185, 187. 190, 199, 200, 456, 609
Скомиш — 431
Слейв — 50, 320
Словацкий — 52, 96, 156, 164,
188,	331,	404,	408,	460,	464,
581.	610,	614,	617
Словенский — 24, 62, 96, 156, 188,	404,	408,	452,	460,	464,
499,	576.	600,	610
Снус — 74,	166
Со — 334 Собеи — 344 Собо — 332 Согдийский — 62, 145, 185, 187, 190, 199, 200, 378, 477, 533, 573, 604, 609
Соддо — 55
Сойотский — 538 Соке — 370, 613 Сокна — 73, 88 Сокоро (бедаига) — 55, 577 Сокотри см. Сокотрий-ский
Сокотрийский (сокотри)— 55, 442, 480, 599
Сокхок — 344
Солонский — 28, 480, 523, 590
Сольресоль — 196, 201
Сомали — 55, 57, 248, 480, 492, 610
Сомрай — 55. 577
Сонгай - 124, 332. 334, 480, 498
Сонге — 69
Соннике — 283, 332, 612 Сонсорол — 301 Сопвома — 320
Сора (сааара) — 318, 622 Сото южный — 227, 481, 612
Спаньоль см. Ладино Сранан-тонго — 245 Среднеанглийский — 188 Среднеармянский — 44. 187 Средневерхненемецкий — 188 Средневьетнамский — 53
Л 22 Лингвистич. энц. словарь
657
С ре дне греческий	(византий-
ский) — 187
Средненижнеиемецкий — 188
Среднеперсидский (пехлевийский, пехлеви)— 103,	142,
187, 190, 199, 200, 378, 491, 609
Ссу гхасси — 231
Староарамейский — 42, 55
Старованджский — 363
Староосманский см. Старотурецкий
Старославянский — 37, 48, 88, 94, 146. 156, 165, 188, 198, 291, 294, 326» 409, 458, 461» 475, 491, 499, 552, 575, 584, 601, 610
Старотатарский — 525
Старотурецкий (староосмаи-ский) — 524
Старотуркменскнй — 525, 608
Староузоекский — 212, 477, 525, 532, 577, 608
Старофранцузский — 422, 562
Старофригийский — 563
Стиеиг — 52, 307
Страйтс — 431
Суа - 162, 332
Суау — 344
Суахили — 58, 69, 156, 174, 267, 277, 291, 332, 340, 435, 497, 612, 617
Субиа — 69
Субсельвский см. Сутсельвский
Субтиаба — 573
Сугбу см. Себуанский
Сугбуанон см. Себуанский Судавский см. Ятвяжский Суздальский — 502
Сук (пакот) — 334, 587
Сукур — 577
Сулу-самаль — 544
Сумо (суму) — 582, 302
Суму см. Сумо
Сунвар — 103, 510
Сунгор — 334, 587
Сунданский — 499
Суой — 307
Суппире см. Миньянка
Сура - 32. 55, 577
Суре — 587
Сурмиранский — 410
Сурсельвский (зап. граубюнден-ский, устар, обвальдский) — 410
Сускеханиок — 201
Сусу — 283, 332
Сутсельвский (субсельвский) — 410
Суэрре — 582
Суя - 151
Сымский (югскиЙ) — 150, 219
Сьюслоу — 370
т
Табару см. Тобафу Табасаранский — 208, 256, 325, 501, 611, 614
Табва - 278
Табербрит см. Тамазигхт Таби см. Ингассана
Тавгийский см. Нганасанский Тавгийско-самоедский см. Нганасанский
Тавира — 302
Тавойский — 75
Тагал см. Тагальский Тагала см. Тагальский Тагало см. Тагальский Тагалог см. Тагальский Тагальский (тагал, тагала, тагало, тагалог, филиппинский, пилипино) — 13, 75, 173, 192, 363, 380, 500, 501, 543, 611
Тагбана — 125
Тагбо — 18
Тагиш — 50
Таго — 240
Тагой см. Тагой
Тагой (тагой) — 235, 240 Тадгхак (тадхак) — 74, 521 Таджикский — 127, 172, 187, 190. 195. 200, 363, 372, 477, 502, 589, 604, 609, 614
Тадхак см. Тадгхак
Таино— 42
Тайрона — 582
Таита — 278
Таити (тахити) — 381, 408, 502, 584
Тай (тхо) - 502
Тайгийский - 431, 538
Тайский (сиамский) — 181, 209, 250, 472, 502, 503, 587, 611
Такана — 503
Такелма — 370
Такуу — 381
Талоде — 235
Талоди — 240
Талтан — 50
Талышский — 187, 190, 199, 200, 504, 609» 614
Тама — 334, 587
Тамазигхт (табербрит, <бера-берский*)— 74, 504
Тамаиако — 214
Таманг (мурми) — 103, 227, 510
Тамари — 125
Тамаулипек — 573
Тамахак — 73, 521
Тамашек — 55
Тамбаро — 445
Тамильский — 139,	156,	173,
179, 180, 190, 193, 280, 505, 609
Танаина — 50
Таиана — 50
Танана верхний — 50
Таигале (тангле) — 55, 577
Тангкхуль — 320
Тангле см. Тантале
Тангоа — 344
Тангутский — 505, 510, 611
Танда — 162
Танеслемт — 55, 74, 521
Тано — 613
Таос — 500, 598
Тарам — 17
Тараумара см. Тарахумара
Тарахумара (тараумара) — 602
Тари — 72
Тарфиа — 344
Тасманийский зап.— 506
Тасманийский сев.— 506
Тасманийский сев.-вост.— 506
Тасманийский средневост.— 506
Тасманийский юго-вост.— 506
Татарский - 52, 71, 128, 194, 295, 372. 477, 506, 526, 527, 610, 614, 617
Татога (барабейг) — 334, 587
Татский — 187. 190, 199, 200, 506, 609, 614
Татуйо - 522
Таунйоу — 75
Таусугский — 75
Тафи — 332
Тахити см. Таити
Ташельхайт см. Ташельхит
Ташельхит (ташельхайт, шнльх, шлех, шлух) — 55, 73, 506
Тви (чи) — 21, 217
Тви-фанти см. Акан
Тева — 505
Тегали — 240
Тегесье — 125
Теда — 334, 434
Те-их-лонг см. Бампак
Текистлатекский — 573
Телеутский — 527
Телугу (аидхра)— 139, 178,180f 190, 211, 507, 609
Тем - 125
Теме — 17, 235
Темейн — 334, 587
Темне — 162, 236, 332
Тенда — 332
Теньер — 125
Тепекано — 602
Тепеуаио (тепехуано) — 602
Тепехуано см. Тепеуано
Тера - 55, 577
Тересса — 53
Тернате — 436
Тернатеньо — 245
Терраба — 582
Тесо — 287, 509, 587
Тетете — 522
Те-тэт см. Шоври
Теусо — 587
Теуэльче (техуельче) — 34, 364
Техню — 53
Техуельче см. Теуэльче
Техуеш — 364
Тиапи — 162
Тибетский — 94, 103, 227, 294, 306, 431, 510, 517, 611
Тив - 68, 73, 174, 332, 510, 612 Тива *— 505
Тиви — 12
Тигонг — 332
Тиграй (тыграй, тигриння, тиг-ринья) - 15, 55, 442, 511, 569, 599
Тигре (тыгре, хаса ) — 15, 55, 442, 511* 569, 599
Тигриння см. Тиграй Тигринья см. Тиграй Тидор см. Тидоре Тидоре (тидор) — 436 Тикар — 68, 73, 332 Тикопиа — 381
Тикуна (тукуна) — 34, 522
Тилламук — 431
Тима — 240
Тимана — 582
Тимоте — 34
Тимуип — 344
Тимукуа — 92
Тиндинский — 10, 511,	577,
614
Типера — 510
Тирахи — 127
Тириби — 582
Тиро — 240
Тирольский ретороманский см. Ретороманский тирольский
Тлапанекский — 573
Тлацканаи — 50
Тлингит — 320, 611
То - 18
Тоба - 121
Тобару (табару) — 436
Тобела см. Тобело
Тобело (тобела) — 436
Тоботе — 125
Това (хемес) — 505
Тода — 76, 139
Тойлой — 53
Токегуа — 278
Токелау — 381, 431
Ток-писии (неомеланезийский язык, новогвинейский	пиджин,	меланезийский	пид-
жин) - 237, 245, 374, 514, 598
Тол см. Хикаке
Толаи (куануа) — 344, 514
Толова — 50
Томпсон — 431
Тонг-луанг — 53
Тонга1 (тонганский) — 381, 515
Тонга» - 277
Тонганский см. Тонга1
Тонга рева — 381
Тонгоа — 344
Тонкава — 308, 573, 597
Топоса — 334
Тораджа см. СадданскиЙ Торвали — 127, 245 Торомоно — 503 Тосаувихи см. Шошонский Тотонак — 613
Тофаларский — 516, 526, 527,
Тохарский А (восточнотохарский, карашарский, агнеан-ский, турфанский) — 187, 516
Тохарский Б (западнотохарский, кучанский) — 180, 187, 516
Тохолабаль см. Чаньябаль
Треитинский см. Ретороманский тирольский
Трик — 354
Трук — 301
Трумаи — 34
Трухменский — 525
Тсвана (чвана)— 521
Туамоту — 381
Туат — 74
Тубу см. Даза
Тувалу — 381, 431, 522
Тувинский — 150, 321, 522, 526, 527, 614
Тукано — 522, 613
Тукен — 334
Тукулор см. Фула
Тукуна см. Тикуна Тула — 17, 236 Тулеши — 240 Тулу — 139 Тумак — 577 Тумале — 240
Тумтум — 240 Тумшукский — 200 Тунгусский см. ЭвенкиЙ* ский
Туиебо — 582 ТУника — 92, 613 Тупари — 524 Тупи — 524 Тупииамба — 524, 613 Тупуаи - 381, 502 Турецкий — 46, 62, 63, 118, 156, 251, 267, 321, 378, 404, 418, 524, 525, 527, 610,	614,
622
Тури1 — 318 Тури» — 334 Туркана — 334, 587 Туркменский — 196, 321, 418» 524, 527, 610, 614
Турфанский см. Тохарский А Тускарора — 201 Тусьян см. Уин Тутело — 454 Тутутии — 50 Тучоне — 50 Туюка — 522 Туюнери — 34 Тхавунг — 53, 90 Тхайский — 181 Тхен — 502 Тхенг см. Пхенг Тхо см. Тай Тцелтал см. Цельталь Тыграй см. Тиграй Тыгре см. Тигре Тьелири — 125 Тьон — 53 Тьрау — 308 Тьюрама — 125 Тюбатюлабаль — 175, 588>
У
Уаве — 354
Уака — 17
Уамбиса — 34
Уарайо — 503
Уаргла — 74, 166
Убаиг - 73
Убир - 344
Убыхский — 10, 529, 611
Увеа вост, — 381, 515
Увеа зап.— 381
Угаритский — 29, 55, 442, 529. 610
Угонг — 275
Удийский см. Удинский
Удинский (удийский) — 16, 208, 256, 325, 531, 542, 614
Удмуртский (устар, вотяцкий)— 371, 531, 538, 548, 549, 550, 610, 614, 617
Удыхейский см. Удэгейский
Удэгейский (удэйский, удыхейский) - 90, 138, 350, 523, 532, 614
Удэйский см. Удэгейский Уере___ 17
Узбекский — 133, 134, 154, 196, 321, 335, 399, 476, 526, 527, 532, 577, 610, 614
Уин (тусьян) — 125, 332 Уитото см. Витото Уихинашт см. Шошонский Уичоль см. Гуичоль
Уйгурский (новоуйгурский) — 143, 321, 363, 434, 525, 527, 532, 535, 593, 610, 614
уКеле — 73
Украинский — 51, 71, 77, 86, 88, 133, 134, 143, 154, 188, 196, 269, 316, 326, 331, 340, 360, 382, 418, 460, 475, 531, 533, 570, 609, 614
Улити — 301
Улоа см. Ульва
Улуа см. Ульва
Ульва (улоа, улуа) — 302, 582 Ульчский — 322, 327, 350, 523, 534, 614
Ума - 211
Умбрекий — 187, 205, 253, 534
Умбунду — 534
Унанганский см. Алеутский
658
Упи см. Хани
Уоко — 17
Уом — 17
Урарина см. Симаку
Урартский - 49, 228, 474, 538, 574, 611
Урду - 156, 178, 190, 191, 364, 378, 477, 538, 572, 609
УрУ — 34
Урук — 334
Уткали см. Ория
Уэльский см. Валлийский
ф
Фали — 17, 332
Фалискский — 187, 205, 609
Фалор — 162
Фанагало — 374
Фанджи — 68
Фантера — 125
Фанти — 21
Фарерский — 101, 188, 455, 541
Фарси см. Персидский Фарси-кабули см. Дари Фели — 612
Фефе — 68
Фигиг — 74
Фиджи (вити) — 292, 344, 543 Филиппинский см. Тагальский Филистимский — 610
Финикийский (финикийско-пунический) — 29, 55, 377, 442, 547, 610
Финикийско-пунический см. Финикийский
Финский — 52, 156, 174, 194, 198, 213, 273, 356, 396, 404, 418, 472, 485, 486, 538, 548, 549, 550, 551, 610, 614, 617
Фиоме см. Горова Фламандский — 156, 610 Фоджаха — 73
Фокс — 26, 613
Фони — 162
Фракийский (фрако-дакийский) — 25, 63, 64, 141, 184, 187, 561, 610
Фрако-дакийский см. Фракийский
Франко-провансальский — 421 Французский — 24, 33, 51, 57. 70, 76. 86. 89, 96. 112. 133, 136, 138, 151, 155, 174, 175, 187, 197, 206, 215, 232, 236, 245, 250, 254, 273, 291, 292, 320, 326, 329, 333, 344, 345, 351, 352, 355, 372, 374, 378, 388, 404, 408, 410, 419, 421, 424, 437, 439, 456, 461, 465, 471, 472, 479, 494, 504, 541, 552, 562, 567, 576, 578, 592, 597, 598, 609, 616
Фригийский - 52. 141, 184, 187, 563, 610
Фризский — 101, 156, 188, 563, 610
Фриульский (восточный ретороманский) — 410, 420
Фрунгор — 240
Фула (фуль, фулани, фуль-фульде, пёль, пулар, туку-лор) - 58. 162, 173, 235. 332, 498, 564, 569, 612
Фулани см. Фула
Фуль см. Фула
Фульфульде см. Фула
Фур — 334
Футуна вост,— 381, 515 Футуна-анива зап.— 381 Фьер - 423, 577
X
Ха - 424
Хаваии см. Гавайский
Хавасупан — 573
Хадза (хатса) — 78, 231, 612
Хадия (гуделла, марако) — 55, 248, 444-445
Хазара — 200
Хазарский — 568
Хаилцук см. Белла-белла
Хаичу-вау — 112, 231
Хайда - 320, 611
Хакару — 20
Хакасский — 150, 321, 434, 527, 568, 588, 614
Халаджский — 528, 568
Халанг — 308
Хамер — 248
Хамир — 15, 55
Хамта см. Хамтанга
Хамтанга (хамта) — 15, 55
Хан — 50
Ханаавейский — 140, 442
Ханга — 125
Хангуго см. Корейский
Хани (акха, уни) — 227, 275, 510, 611
Ханмуи — 569
Хантыйский (остяцкий) — 341, 437, 530, 538, 549, 551, 569, 610, 614
Хануиоо — 584
Ха-пу — 53
Харари (харэрынвя, адэрын-ня) - 55, 442, 569, 599
Харауа — 166
Харсуси — 55, 599
Харэрывня см. Харари
Хаса см. Тигре
Хасонке (кхасонке) — 283, 332
Хатса см. Хадза
Хаттский (протохеттский) — 29, 49. 294, 338, 570, 571, 572, 611
Хауса - 55. 57, 77, 244, 267, 423, 569, 570, 577, 578, 610, 617
Хауш — 34
Хваршинский — 570, 574, 614
Хвела — 283
Хеверо — 34
Хейбан — 240
Хемес см. Това
Хеттский - 49, 108, 132, 184, 214, 253 , 277, 294, 357, 409, 418, 485, 570, 571, 572
Хеттский иероглифический см. Лувийский иероглифический
Хеттский клинописный (не-ситский) — 50, 184, 186, 609
Хиваро — 34
Хиги — 55, 577
Хидатса — 454
Хидкала см. Ламаиг
Хикаке (тол) — 573
Хикарилья — 50
Хилигайвон см. Панаянский
Химачали — 572
Хина — 577
Хивалугскпй — 325, 572, 614
Хиндави см. Хиндустани Хинди — 123, 133. 156. 178, 180, 187, 190, 191, 331, 364. 377, 477, 538, 572, 609
Хиндко — 364
Хиндустани (хпвдави) — 538, 623
Хинотега — 582
Хиочу-вау (хичваче) — 112, 231
Хири-моту — 245, 514
Хичваче см. Хиочу-вау
Хичити — 93
Хо - 318, 612
Хокальтекский — 278
Холикачук — 50
Хона — 577
Хопи — 89 . 439, 504, 588, 597, 602
Хопиту — 602
Хорватскосербский см. Сербскохорватский
Хорезмийский — 62, 185, 187, 190, 199, 200, 573, 609
Хотавосакский — 185, 187, 200, 573, 574, 609
Хрусо см. Ака1
Хрэ — 308
Хуаилу — 344
Хуастекский — 278
Хулуф — 162
Хумоно — 73
Хунг — 90
Хунзальский см. Гунзибский
Хупа - 50, 175, 439
Хурритский — 29,	49,	228,
529, 538,	571, 572,	574,
611
Хуфский — 363, 589
Хыба см. Кильба
Хэр — 50
ц
Намай — 248
Цахурский — 256, 574, 614
Цезскнй (дидойский) — 104, 574, 575, 614
Целталь см. Цельталь
Цельталь (целталь, тцелтал, цен да ль) — 174, 228, 278 
Цендаль см. Цельталь
Центральный граубюнденский—
Церковнославянский — 84, 94, 161, 188, 237, 294, 458, 461, 492, 575, 601,1 608, 610, 622
Цецаут — 50
Цзайва (аци, эи) — 275
Цзиио — 275
Цзинпо (качин) — 227,	275,
510, 611
Цоу - 611
Цыганский — 62, 178, 187, 190, 191, 502, 576, 614
Цян (рма) — 510
ч
Чавчувевский — 586
Чагатайский — 144, 431, 525, 526, 532, 576
Чайма - 214
Чакобо — 364 Чам — 17, 332 Чама (эсеха) — 503 Чамаливский — 10, 577, 614
Чамба — 17, 332, 498
Чамикуро — 42
Чаморро — 13
Чамский — 13, 611
Чаига — 283
Чавгева — 582
Чанинауа — 364
Чанский см. Лазский
Чаньябаль (тохолабаль)— 278
Чара - 248, 345
Чарка — 20
Частакоста — 50
Чаявита — 34
Чвана см. Тсвана
Че-вонг — 53
Чейевн — 26
Чемехуэви — 602
Чепавг — 103
Черемисский см. Марийский
Чероки (чироки) — 201
Четко — 50
Чехалис — 431
Чеченский — 176, 208, 321, 324, 325, 581, 611, 614
Чешский - 24, 48, 52, 77, 96, 133, 156, 164, 188, 270, 323, 331, 340, 378, 404, 408, 418, 458, 460, 464, 499, 531, 541. 555, 576, 581, 610, 614, 617
Чжуанский — 209, 502, 581
Чжурчжэньский — 523, 581 Чи см. Тви
Чиапанекский — 353
Чибак — 577
Чибча (муиска, моска) — 582
Чивере — 454
Чикасав см. Чикасо
Чикасо (чикасав) — 92
Чикомукельтекский — 278
Чилкотин — 50
Чилула — 50
Чимакум — 26
Чимарико — 573
Чимила — 582
Чинантекский — 353
Чинук — 370
Чивхан — 241
Чивьянджа см. Ньянджа
Чип — 32. 577
Чипайя — 34
Чипевьян — 50. 320
Чирикахуа — 50
Чирикоа — 34
Чирипо — 582
Чироки см. Чероки
Читимача — 92
Чичимекхонас — 354
Чоко — 214
Чоктав см. Чокто
Чокто (чоктав) — 92
Чоль — 278
Чон — 364
Чопп — 334
Чороти — 287
Чосовмаль см. Корейский
Чосоно см. Корейский
Чочама — 582
Чочо — 354
Чуванский — 585,601
Чувашский — 52, 77, 144, 212. 321, 525, 527, 568, 585, 610, 614, 617
Чукотский (устар, луораветланский) — 30, 90, 153, 193, 206, 272, 586, 610, 614
Чулика-пайшачн — 187, 391
Чулымско-тюркский — 434, 586
Чумакве-шуакве — 112, 231
Чумула — 582
Чух - 278
ш
Ша - 423
Шаванте — 151
Шагаву — 423
Шако - 248
Шалавский — 188
Шамбала — 277
Шанский — 502, 587, 611
Шаста — 573
Шатт — 587
Шауйа - 55, 74, 166
Шауни — 26
Шаурасени — 186, 391
Шахрн см. Джиббали Швай - 240
Шведский — 24, 77, 100, 101, 112, 156, 188, 250, 323, 397, 404, 455, 470, 530, 551, 576, 588, 610, 617
Швейцарский ретороманский см. Ретороманский швейцарский
Шенва см. Шенуа
Шеиуа (шеива) — 74, 166
Шербро - 162
Ши - 278
Шиллук — 334, 587, 588 Шильх см. Ташельхит Шива - 127, 245 Шинаша см. Бворо Шипибо — 364
Шира-югурский — 306 Шлех см. Ташельхит Шлух см. Ташельхит Шоври (те-тэт) — 53 Шое - 244 Шом-пеиг — 53
Шона - 69, 169, 588
Шорский - 434, 527, 588, 614
Шотландский см. Гэльский
Шошонский (тосаувихи, уихи-иашт) — 588, 602
Шугнанский — 187, 190, 363, 589, 609, 614
Шуй — 502
Шумашти — 127
Шумерский - 22, 49, 103, 132, 228, 291, 294, 321, 375, 529, 589, 611, 613, 621
Шусвоп - 431, 613
Шхаури см. Джиббалп
э
Эблаитский — 29, 49, 55, 442, 610
Эве (эвегбе) — 21, 58, 217, 332, 589, 612
Эвегбе см. Эве
Эвенкийский (тунгусский) —
138, 327, 480,523, 590,610.614
Эвенский (ламутский) — 90,
327, 480, 523, 590, 610, 614
Эдесский см. Сирийский
Эдо - 217
Эжа — 55, 599
Эйяк см. Эяк
Экет — 170
Экон — 73, 332
Эламский — 49, 142, 215, 228, 591, 610
659
42*
Элеме — 73
Элирп — 240
Эль-амира — 240
Эмпео — 320
Эн - 53
Эндекан — 601
Энецкий (устар, енисейско-самоедский) - 327, 431, 538, 592, 610, 614
Энимага см. Мака
Эппльгейт — 50
Эрэя-мордовский см. Эрзянский
Эрзянский (эрзя-мордовский)— 310, 538, 548, 549, 593, 610, 614
Эроманга — 344
Эрский см. Гэльский
Эрсу — 275
Эсеха см. Чама
Эсимби — 68
Эскимосский (устар, юитский) — 27, 593, 594, 612, 614
Эсмеральда — 34, 582
Эсперанто — 187, 196, 201, 291, 594
Эсселен — 573
Эстонский — 52, 86, 154, 196, 253, 341. 396, 538, 548, 549, 550, 595, 610, 614
Этеокипрский — 221
Этеотохарский см. Бактрийский
Этрусский — 156, 185, 188, 205, 253, 490, 599
Этунг — 68
Эфе — 334, 587
Эфик - 73, 170
Эфиопский см. Геэз
Эяк (эйяк) - 173, 320, 61$
ю
Юан — 502
Югский см. Сымский
Южнолузитанский — 491
Южнопиценский — 205
Южвотасманийский — 506
Юитский см. Эскимосский
Юкагирский (устар, одульский) - 338, 344, 357, 549, 585, 601, 610, 614
Юки — 613
Юма — 573
Юнгур — 17, 498
Юнуо - 319
Юракаре — 34, 364
Юрако-самоедский см. Ненецкий
Юри - 34
Юрок — 416, 613
Юта см. Юте
Юте (юта) — 602
Ючп - 320
Я
Ябем— 344
Яванский — 13, 277, 603, 611
Явапаи — 573
Яган (ямана) — 34
Ягнобский (новосогдийскпй) — 190, 200, 477, 573, 604, 609, 614
Язгулёмский см. Язгулямский
Язгулямский (язгулёмский) — 187, 190, 200, 363, 604, 614
Яки — 602
Якима — 370
Якома — 18, 432
Якона — 370
Якутский — 138, 160, 195, 321, 418, 527. 610, 614, 623
Якха — 103
Ялкон — 582
Ямана см. Яган
Ямма (джанджеро) — 55, 57, 248
Яна - 573, 613
Янг сек см. Рианг
Янюла — 12
Яо — 319
Японский — 20, 24, 28, 52, 83. 96. 115, 133, 153, 156, 160, 240, 313, 335, 374, 406. 475, 527, 553, 579, 584, 592. 593. 609, 619, 623, 624, 625, 626
Ярума — 214
Яруро — 34, 582
Ясинг — 17
Ятвяжский (судавский) — 64, 188
Я’уди — 55, 442
Яунде — 374, 408
Яуре — 283
АННОТИРОВАННЫЙ ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
В именной указатель включены фамилии языковедов, упомянутые в статьях «Словаря* и в ряде случаев — имена ученых других специальностей, научная деятельность которых сыграла серьезную роль а развитии языкознания в целом или какой-либо его области.
В указателе даны в алфавитном порядке фамилии (для иностранных ученых в скобках дается оригинальное написание, исключая иероглифические и некоторые другие сложные для воспроизведения алфавиты), имя (для большинства российских и советских ученых — также и отчество). год рождения или годы жизни и страна (страны), где работал или продолжает работать лингвист.
Редакция, к сожалению, далеко не во всех случаях могла получитьи привести даже эти основные данные: справочная литература немногочисленна. Редакция с благодарностью примет все замечания и поправки, а в особенности — сведения, которые восполнят имеющиеся в указателе пробелы.
В разрядку набраны варианты фамилий, псевдонимы и автонимы, а также — при наличии у зарубежных ученых нескольких собственных имен — то из них, которым обычно подписывались труды; в ряде случаев даны закурсивленные отсылки к основному варианту фамилии, расположенному в указателе на своем алфавитном месте.
Абр.— Абрам Авт.— Август Ал.— Алексей Ал-др(а) — Александр^)
Амвр.— Амвросий Аиаст.— Анастасия Анат.— Анатолий Анд.— Андрей Ант.— Антон(ина) Арк.— Аркадий Арн,— Арнольд Арс.— Арсений Арт.— Артемий Арх.— Архип Аф.— Афанасий Богд.— Богдан Бор.— Борис Брон.— Бронислав(а) Вад.— Вадим Вал.— Валентин(а) Валер.— Валериан, Валерий, Валерия
Варв.— Варвара Варл.— Варла(а)м Вас.— Василий Вен.— Вениамин Вик,— Викентий Викт.— Виктор
Сокраще ния
Вис.— Виссарион Вит.— Виталий Вл,— Владимир Влад.— Владислав Вс.— Всеволод Вяч.— Вячеслав Гавр.— Гавриил Гал.— Галина Ген.— Геннадий Георг.— Георгий Гер.— Герасим Герм.— Герман Григ.— Григорий Густ.— Густав Дав,— Давид Дан.— Даниил Дем.— Демьян Дм.— Дмитрий Евг.— Евгений, Евгения Евд,— Евдоким, Евдокия
Евс.— Евсей Евст.— Евстигней Евстаф.— Евстафий Евф. — Евфимий Ег.— Егор Ек.— Екатерина Ел.— Елена Елиз.—Елизар,Елизавета
личных имен
Ем.— Емельян Ерм.— Ермил Еф.— Ефим Ефр.— Ефрем, Ефросинья
Зах. — Захар Зин.— Зиновий, Зинаида Ив. — Ивав Иг.— Игорь Игн.— Игнатий Из.— Изабелла Изр.— Израиль Ил.— Илья Илл.— Илларион Инн.— Иннокентий Иос,— Иосиф Ир.— Ирина, Ираида Ис,— Исаак Исид.— Исидор Кап.— Капитолина Кир.— Кирилл Кл.— Клавдий, Клавдия Клим.— Климент Кондр.— Кондратий Конст.— Константин Куз.— Кузьма Лавр.— Лаврентий Лаз.— Лазарь Лар.— Лариса, Лариои
и отчеств
Леон.— Леонид Леонт. — Леонтий Лид.— Лидия Люб.— Любовь Люд.— Людмила Мак.— Макар Макс.— Максим Март.— Мартин, Мар-тьян
Марг.— Маргарита Матв.— Матвей Мел.— Мелнтина Митр,— Митрофав Мих.— Михаил Мойс.— Моисей Мст.— Мстислав Над.— Надежда Наз.— Назар Нат.— Натан, Наталия Ник.— Николай Никан.— Никанор Никиф.— Никифор Никод.— Никодим Пав.— Павел Пакт.— Пантелеймон Плат.— Платон Пол.— Поликарп, Полина Прот.— Протасий Раф,— Рафаил
Ром.— Роман Сам.— Самуил Саме.— Самсон Свет.— Светлана Свят.— Святослав Сем.— Семен Сер.— Сергей Сераф. — Серафим(а) Сол,— Соломон Степ.— Степан Там.— Тамара Тат.— Татьяна Тим.— Тимофей Триф.— Трифон Троф,— Трофим Фед.— Федор Фил.— Филипп Фридр,— Фридрих Харл.— Харлампнй Христ.— Христиан, Христина
Христоф.— Христофор Эд.— Эдуард
Эм.— Эмиль. Эмилия Эсф.— Эсфирь Юл,— Юлий, Юлия,
Юлиан
Юр. — Юрий Як.— Яков
(р. 1917; Финляндия),
Аалто (Aalto) Пентти с. 527
Абаев Вас. (Васо) Ив. (р. 1900; СССР), с. 135 185, 199, 200, 345, 440, 474, 476, 535, 597, 622
Абакумов Сер. Ив. (1890—1949; СССР), с. 407, 560
Абдуллаев Фаттах Абдуллаевич (р. 1914;
СССР), с. 477
Абдурахманов Гани Абдурахманович (р. 1925: СССР), с. 477
Абд эль-Массих А., с. 74
Абеле (Abele) Анна (1881-1975; СССР),
Абель-Ремюза (Abel-Remusat) Жан Пьер (1788—1832; Франция), с. 224
Абеляр (Abelard, Abailard) Пьер (1079—1142;
Франция), с. 274
Абемацу Дзинъити (р. 1903; Япония), с. 305
Аберкромби, Эберкрамби (Abercrombie) Дейвид (р. 1909; Англия), с. 122
Абрамяи, Абраамян, Ашот Гарегинович (р. 1903; СССР), с. 360
Абрамян Левон Амаякович (р. 1947; СССР), с- 169
Абрахам (Abraham) Рой Клайв (1890—1963;
Англия), с. 58, 69, 73, 249
Абу Амр ибн аль-Алла (между 684—690 — между 770—776; араб, филолог), с. 39
Абу-ль-Фарадж Харун ибн аль-фарадж (кои. 10 — 1-я пол. 11 вв.; Иерусалим), с. 146
Абу Убейд(770—837; по др. источникам 728-ок. 825; араб, филолог), с. 39
Авалиани Юлия Юл. (1907—84;	СССР),
с. 200, 560
Авалле д‘Арко (Avalle d’Arco) Сильвио (р. 1920; Италия), с. 420
Аванесов Рубен Ив. (1902—82; СССР) с. 44, 51, 84, 133, 134. 247, 268, 315, 316, 352, 426, 427, 437, 474, 475, 553, 554,
556
Аввад М. X. (Египет), с. 37
Августин Блаженный (Augustinus Sanctus) Аврелий (354—430; Сев. Африка), с. 343, 441, 495
Аве (НауеОЛуи (1849—1925; Франция), с. 183
Аветян Э. Г., с. 169
Авилова Нат. Сер. (р. 1915; СССР), с. 48
Аврорин Вал. Ал-др. (1907—77; СССР), с. 272, 322, 476, 523, 565
Агакай (Айакау) Мемет Али (Турция), с. 527
Агамали-Оглы С. А. (СССР), с. 90
Агаяи Эд. Багратович (р. 1913; СССР), с. 474, 476
Аггаваиса (12 в., Индия), с. 178
Агеноэр (Haguenauer) Шарль (р. 1896; Франция), с. 624
Агиус Диоиизиус, с. 37
Агрелль (Agrell)nep Сигурд (1881—1937;
Швеция), с. 48
Агрикола (Agricola) Микаэль (ок. 1508 или 1510—57; Финляндия), с. 551
Адамец (Adamec) Пршемысл (р. 1930; Чехословакия), с. 114, 396
Адамс (Adams) Д., с. 517
Адамс Ф.. с. 73
Аделунг (Adelung) Иоганн Кристоф (1732— 1806; Германия), с. 100, 228, 329, 486
Адлер Л., с. 360
Адмони Вл. Григ. (р. 1909; СССР), с. 451, 475, 566, 567
Адодуров Вас. Евд. (1709—80; Россия), с. 425, 622
Адольфи (Adolfi) Генрих (1622—86; Германия), с. 65, 66
Адрадос (Adrados) Родригес Франсиско (р. 1922; Испания), с. 253, 370
Адриаии (Adriani) Николаус (1865—1926;
Нидерланды), с. 211
Ажеж (Hagege) Клод (р. 1936; Франция), с. 69
Азимов Питам Азимович (р. 1915; СССР), с. 476, 477
Айдаров Губайдулла Айдарович (р. 1921;
СССР), с. 477
Айдукевич К., с. 304
Айер (Ауег) Алфред Джулс (р. 1910; Англия), с. 269, 440
Айзенштайн (Eisenstein) X., с. 37
Айрила (Airila) Мартти (1878 — 1953; Финляндия), с. 550
Айстлейтнер (Aistleitner) Йожеф (1883—1960;
Венгрия), с. 442
Айюб Абдаррахман (Египет, Кувейт), с. 38
Акелевич, А к е лай тис (Akelaitis) Мика-лоюс (1829—87; Литва), с. 66
Акишина Алла Ал-др. (р. 1930; СССР), с. 414
Аксаков Конст. Сер. (1817—60; Россия), с. 48, 89. 113, 247, 274, 290, 323, 348, 425, 450, 565, 578, 622, 623
Аксенов Анат. Тихон. (1923—90; СССР), с. 191
Аксой (Aksoy) Омер Асим (Турция), с. 527
Аларкос Льорак (Alarcos Llorach) Эмилио (р. 1922; Испания), с. 420
Алатырев В. И. (СССР), с. 551
Алборов Бор. Аид. (1886—1970; СССР), с. 200
Алвре Пауль-Иохаинес Юханович (р. 1929;
СССР), с. 551
Алдаве-Яп (Aldave-Jap) Фе С. (р. 1942; Филиппины), с. 544
Александр Этолийский (Alexander
Aetolus; 3 — 2 вв. до н. э.; Др. Греция), с. 27
Александров Ал-др Ив. (1864 — 1917 или 1918;
Россия), с. 209
Алексарх (4—3 вв. до н. э.; Др. Греция), с. 291
Алексахин Н. А. (СССР), с. 224, 225
Алексеев Вас. Мих. (1881—1951; СССР), с. 224
Алексеев Дм. Ив. (1918—88; СССР), с. 351
Алексеев Мих. Ег. (р. 1949; СССР), с. 256
Алексидзе Этери Георг, (р. 1932; СССР), с. 191
Алессио (Alessio) Джованни (1909—84; Италия), с. 420
Алехандро (Alejandro) Руфиио (р. 1903; Филиппины), с. 544
Алиева Нат. Фед. (р. 1931; СССР), с. 544
Алироев Ибрагим Юнусович (р. 1934; СССР), с. 325
Алисова Тат. Бор. (р. 1924; СССР), с. 114, 421
Алишаи Гевонд (Нахапет) (1820—1901; арм. поэт, филолог, историк), с. 383
661
Аллен (Allen) Уолтер (р. 1911; Англия), с. 276
Алонсо (Alonso) Амадо (1896—1952; Испания, Аргентина), с. 422
Алпатов Вл. Мих. (р. 1945; СССР), с. 512
Алтынсарнн ИбраЙ (Ибрагим) (1841—89;
Россия), с. 526
Альбедиль М. Ф., с. 191
Альвардт (Ahlwardt) Вильгельм Теодор (1828—1909; Германия), с. 360
Альдрете (Aldrete) Бернардо де (1560—1641;
Испания), с. 419
Альквист, А л к в и с т (Ahlquist), псевд. О к с а н е н (Oksanen) Август Энгельбрехт (1826—89; Россия, Финляндия), с. 550
Альтон (Alton) Вивиана (Франция), с. 224
Альфонсо (Alfonso) Антонио (р. 1922; Австралия), с. 624
Альхониеми (Alhoniemi) Альхо (р. 1933; Финляндия), с. 551
Амайюн Р., с. 305
Амакер (Amacker) Рене (Швейцария), с. 152
Аманжолов Алтай Сарсеновнч (р. 1934;
СССР), с. 477
Аманжолов Сарсен (1903—58; СССР), с. 526 Амарасинха (ок. 6 в.; Индия), с. 178, 190 Амбразас (Ambrazas) Витаутас (р. 1930;
СССР), с. 67, 477
Амброс (Ambros) Арне Амадеус (ФРГ), с. 37 Амерлан А., с. 287
Амман (Amman) Иоган Конрад (1669—1721;
Нидерланды), с. 554
Аммоний (Ammonios) (кон. 5 в.; Александрия Египетская), с. 495
Амосова Нат. Ник. (1911-66; СССР), с. 560 Амусин Иос. Дав. (1910—84; СССР), с. 93,442 Анаксимен (Anaximenes) из Лампсака (2-я пол. 4 в. до н. в.; Др. Греция), с. 542
Лнастасиев А. И. (Россия), с. 209, 210
Андерсон Дж., с. 357
Андерсон Ник. Ив. (1845—1905; Россия), с. 550
Андерссон (Andersson) Свен Гуннар (р, 1939;
Швеция), с. 48
Анджеевский (Andrzejewski) Богумил Вита-лис (р. 1922; Англия), с. 57, 249
Анджеевский (Andrzejewski) Тадеуш (Польша), с. 148
Андреев Мих. Степ. (1873—1948; СССР), с. 200
Андреев Ник. Дм. (р. 1920; СССР), с. 132
Андрейчик Любомир (1910—75; Болгария), с. 459
Андронов Мих. Сер. (р. 1931; СССР), с. 139, 191, 192, 507
Анис Ибрахим (1906—77; Египет), с. 38
Аниченко В. В. (СССР), с. 475
Анкетиль-Дюперрои (Anquetil-Duperron) Абраам Ясент (Гиацинт) (1731 — 1805; Франция). с. 199
Анкомб (Anscombe) Э.. с. 269
Анохин Петр Кузьмич (1898—1974; СССР), с. 54, 327
Анри А., с. 521
Антоний I (1720—88; царь Грузии, автор грамматики груз, языка), с. 120, 207
Анцитис К. (СССР), с. 66
Аполло дор Афинский (Apollodoros; ок.
180 — ок. 119 до н. э.; Др. Греция), с. 27
Аполлоний Дискол (Apollonios Dyskolos; 2 в.; Др. Греция), с. 27, 47, 449
Аполлоний М о л о н (Apollonios; 1 в. до н. э.; Др. Греция), с. 542
Аппель (Appel) Кароль Ю. (1857 —1930; Польша), с. 209
Апресян Юр. Дереникович (р. 1930; СССР), с. 85, 110, 234, 261, 304, 356, 385, 426, 440, 476. 497. 591
Аракин Вл. Дм. (1904—83; СССР), с. 475, 544
Арат (Arat) Решил Рахмети (1900—64; Турция), с. 144. 527
Арбуа де Жюбенвиль (d’Arbols de Jubainvil-1е) Анри д’ (1827—1910; Франция), с. 218
Ардженти (Argenti) Филиппо (16 в.; Флоренция), с. 525
Арендс Альфред Карлович (1893—1977; СССР), с. 200
Арзуманов Степ. Джавадович (р. 1908; СССР), с. 200
Арисака Хидэё (1908—52; Япония), с. 624
Аристарх Сам офракийс кий ( Ari-starchos SamothrAkes; 215—145 или 143 до н. з.; Др. Греция), с. 27, 578
Аристотель (Aristoteles; 384—322 до н. в.; Др. Греция), с. 35, 47, 89, 118, 146. 216, 262, 273, 274. 297, 368, 393, 416, 435, 449, 465, 485, 496, 499, 500, 520, 542, 544, 578, 608, 621
662
Аристофан Византийский (Aristo-fanes; ок. 257— ок. 180 до н. э.; Др. Греция), с. 27
Аристэ (Ariste) Пауль Ал-др. (р. 1905; СССР), с. 474, 476, 477, 550, 551
Армбрустер (Armbruster) Чарлз Хьюберт (1874—1957; Англия), с. 600
Арно (Arnauld) Антуан (1612—94; Франция), с. 274, 419, 536
Аронов, А р о н о ф ф (Aronoff) Марк (р. 1949; США), с. 467, 468
Арсаханов Исаил Ганидович (1916—89;
СССР), с. 325
Артемов В. А. (СССР), с. 90
Арумаа (Arumaa) Пээтер (р. 1900; Швеция), с. 65
Арутюнова Нина Дав. (р. 1923; СССР), с. 114, 129, 169, 176, 263, 314, 346, 396, 397, 426, 440, 444, 451, 453, 475, 497, 521, 566
Арутюнян Ник. Вас. (р. 1920; СССР), с. 50
Архангельский Вл. Леон. (1915—77; СССР), с. 560
Арциховский Арт. Вл. (1902—78; СССР), с. 360
Асколи (Ascoli) Грациадио Изая (1829—1907; Италия), с. 134, 182, 218, 268, 420, 497
Асланов Мартирос Григ. (р. 1897; СССР), с. 200
аль-Асмаи (740—828; араб, грамматист), с. 442
Астон (Aston) Уильям Джордж (1841—1911;
Англия), с. 624
Астрахан И. Б. (СССР), с. 225
Аталай (Atalay) Бесим (1882—1965; Турция), с. 144, 527
Аттая Мих. Осип. (1852—1924; Сирия, Россия), с. 38
Аугсткалнис (Augstkalnis) Альвилис (1907 — 1940; Латвия), с. 65
Аугсткалнис Р., с. 66
Ауфрехт (Aufrecht) Теодор (1821 или 1822— 1907; Германия), с. 183, 205
Афанасьев Ал-др Ник. (1826—71; Россия), с. 597
Афиней из Навкратиса (Athenaios; нач. 3 в.; греч. грамматик), с. 542
Афремов Ф. Н. (Россия, СССР), с. 318
Ахвледиани Вл. Григ. (р. 1924; СССР), с. 38
Ахвледиани Георг. Саридан. (1887—1973;
СССР), с. 200, 207, 215, 476
Ахмад Югиаки, полное имя Ахмад ибн Махмуд Югиаки (12 в.; среднеаз. филолог), с. 143
Ахманова Ольга Сер. (р. 1908; СССР), с. 167, 261, 345, 380, 426, 461, 462, 475, 484, 509, 560
Ахундов А. (СССР), с. 476
Ахундов Мирза фатали (1812—78; Россия, Азербайджан), с. 526
Ахутина (Рябова) Тат. Вас. (р. 1941; СССР), с. 405, 412
аль-Ахфаш аль-Асуат (г. рожд. неизв.— ок. 830: араб, филолог), с. 39
Ачарян Рачия (Грачия) Акоп. (1876—1953;
СССР), с. 44, 360, 476
Ашбот (Asboth) Оскар (1852—1920; Венгрия), с. 427
Ашмарин Ник. Ив. (1870—1933; СССР), с. 526
Бабакаев Вас. Дан. (р. 1930; СССР), с. 191 Бабиева И. Т., см. Зограф И. Т.
Бабкин Ал-др Мих. (1907—86; СССР), с. 560
Бадави Ал-др (Египет; США), с. 148
Бадия Маргарит (Badia-Margarit) Антонио Марие (р. 1920; Испания), с. 420
Бадырхан А., с. 200
Базен (Basin) Луи (р. 1920, Франция), с. 527
Базен (Bazin) М., с. 224
Бак (Buck) Клейтон Дуглас (1890—1965; Англия), с. 184
Бакаев Черкес Худоевич (р. 1912; СССР), с. 200
Бакир Абд эль-Мохсен (Египет), с. 148
Бакиханов Аббас-Кули, псевд. Гуд си (1794—1847; Россия, Азербайджан), с. 526
Бакк М., с. 200
Бакрадзе Дм. Зах. (1826—90; Россия), с. 360
Баласагуни Юсуф (ок. 1021 — г. смерти неизв.; Ср. Азия), с. 143
Балин Бор. Меф. (1924—87; СССР), с. 48
Балли (Bally) Шарль (1865—1947; Франция), с. 31, 136, 137, 151, 152, 196, 261, 267, 274, 295, 303, 312, 343, 354, 368, 381, 388, 401, 412, 420, 451, 452, 466, 470, 481, 483, 493, 501, 519, 559, 560, 562
Бальдингер (Baldinger) Курт (р. 1919; ФРГ), с 261, 346, 420
Бальтасар (Baltazar), псевд. Балагтас (Balagtas) Франсиско (1788—1862; Филиппины), с. 501
Бальчиконис (Balcikdnis) Юозас (1885— 1969; СССР), с. 65, 67
Банг, Банг - Кауп (Bang Каир) Вилли (1869—1934; Германия), с. 144, 525
Бангуоглу (Banguoglu) Т. (Турция), с. 527
Банзаров Доржи (1822—55; Россия), с. 305
Бараксанов Г. Г. (СССР), с. 551
Баранаускас (Baranauskas) Антанас (1835— 1902; Литва), с. 67
Баранников Ал. Петр. (1890—1952; СССР), с. 191, 475
Баранников Петр Ал. (р. 1925; СССР), с. 192
Баранов Харл. Карпович (1892—1980; СССР), с. 38
Баранцев А. П. (СССР), с. 551
Бардаев Э. Ч. (СССР), с. 305
Барич (Baric) Хенрик (1888—1957; Югославия), с. 141
Баркер (Barker) Мухаммед Абд ар-Рахман (р. 1929; США), с. 91, 200
Баркер (Barker) М. Э. (США), с. 91
Барроу (Burrow) Томас (р. 1909; Англия), с. 191
Барруш (Barros) Жоан де (1496—1570; Португалия), с. 419
Барсов Анат. Ал. (1730—91; Россия), с. 425, 622
Барт (Barth) Генрих (1821—65; Германия), с. 434
Барт (Barthes) Ролан (р. 1915; Франция),с. 168. 441, 495, 497, 609
Бартелеми (Barthelemy) Жан Жак (1716—95; Франция), с. 442
Бартоли (Bartoli) Маттео Джулио (1873— 1946; Италия), с. 19, 43, 44, 126, 185, 196, 489. 621
Бартоломе (Bartholomae) Кристиан (1855— 1925; Германия), с. 70, 183, 184, 199, 200
Бартольд Вас. Вл. (1869—1930; СССР), с. 568
Бар-Хиллел (Bar-Hillel) Иегошуа (1915— 1976; Израиль), с. 332
Бархударов Ал. Степ. (р. 1927; СССР), с. 191
Барци (Barczi) Геза (р. 1894; Венгрия), с. 550
Басанавичюс (Basanavicius) Йонас (1851 — 1927; Литва), с. 67
Баскаков Ник. Ал-др. (р. 1905; СССР), с. 271, 272, 476, 526, 527, 568, 579
Бассе (Basset) Андре (1895 — 1956; Франция), с. 57, 74, 123
Бассе (Basset) Реве (1855—1924; Франция), с. 57, 74
Бастен (Bastin) Ивонн (Бельгия), с. 93
Баталова Раиса Мих. (р. 1931; СССР), с. 551
Бати, с. 375
Батманов Иг.Ал. (1906—69; СССР), с. 476, 526
Баттисти (Battisti) Карло (1882—1977; Италия), с. 420
Бауэр Глеб Мих. (1925—89; СССР), с. 39, 442
Бауэр (Bauer) Ханс (1878—1937; Германия), с. 229, 442
Бауэр (Bauer) Ярослав (1924—68; Чехословакия), с. 472
Бахтин Мих. Мих. (1895—1975; СССР), с. 137, 347, 412, 441, 618, 622
Бахтурина Рената Вас. (р. 1929; СССР), с. 360
Бачелор (Batchelor) Джон (1854—1944; Англия), с. 20
Башляр, Ба ш ла р (Bachelard) Гастон (1884—1962; Франция), с. 205
Баюн Лилия Сем. (р. 1946; СССР), с. 563
Бевзенко С. Ф. (СССР), с. 475
Бегвино (Beguinot) Франческо (1879—1953;
Италия), с. 74
Беда Достопочтенный (Bede, Beda, Baeda Venerabilis; 672 или 673 — ок. 735; Англия), с. 33. 375
Беелер М. С., см. Билер М. С.
Безлай (Bezlai) Франце (р. 1910; Югославия), с. 185, 459
Бейер (Веуег) Генрн Отли (1883 — 1966; Филиппины), с. 543
Бейли (Bailey) Томас Грэм (1872—1942; Англия), с. 127, 191
Бейли (Bailey) Харолд Уолтер (р. 1899; Англия), с. 185, 199, 200
Бёйсенс (Buyssens) Эрик Жан Луи (р. 1900; Бельгия), с. 136, 168
Бёк (Воесп) В., с. 566
Бек (Вес) Пьер (р. 1921; Франция), с. 422
Беке (Веке) Эден (1883—1964; Венгрия), с. 549, 550
Беккер (Becker) Карл Фердинанд (1775— 1849; Германия), с. 19, 274, 360, 396, 406
Беккер Эрика Генр. (р. 1931; СССР), с. 551 Белецкий Ал-др Ив. (1884—1961; СССР), с. 474
Белич (БелиЬ) Ал-др (1876—1960; Югославия), с. 89, 317, 459
Беличова-Кржижкова, _ Беличова-Кршижкова (Belidova-Knjkova) Гелена (р. 1929; Чехословакия), с. 48, 114, 472
Белкин Вл. Мих. (р. 1923; СССР), с. 38, 39
Белл А. М., с. 518
Белл К., с. 249
Белобоцкий А. X. (Россия), с. 493
Белова Айна Григ. (р. 1933; СССР}» с. 38» 39 57 442
Белодед Ив. Конст..(1906—81; СССР), с. 85, 474, 477
Белоруссов Ив. Мих. (1850 — г. смерти не-изв.; Россия), с. 570
Белошапкова Вера Арс. (р. 1917; СССР), с. 84, 85, 234, 426, 451, 472, 475
Белый Андрей (наст, имя п фам. Бор. Ник. Бугаев; 1880-1934; СССР), с. 441
Белькович Ал-др Ал-др. (р. 1930; СССР), с. 191
Бельо (Bello) Андрес (1781 — 1865; Венесуэла, Чили), с. 48
Бельская Из. Куз. (1928-64; СССР), с. 15 Бельтран (Beltran) Педро (1742 — 7; Перу), с. 279
Бельчиков Юл. Абр. (р. 1928; СССР), с, 440
Белью (Bellew) Генри Уолтер (1834—92; Англия), с. 199
Беляев Ив. Степ. (1860—1918; Россия), с. 359
Беляева Т. М. (СССР), с. 367
Бембо (Bembo) Пьетро (1470—1547; Италия), с. 419
Беивеиист (Benveniste) Эмиль (1902 -76; Франция), с. 48, 66, 89, 136, 137, 167, 168, 175, 176, 184, 185, 186, 199, 200, 242, 253, 261, 272, 295, 298, 308, 343, 368, 373, 393, 412, 414, 435, 440, 448, 493, 496, 562, 565, 571, 597, 618
Бейдер (Bender) Байрон У. (р. 1929; США), с. 301
Бендер Иос. Генрихович (1900—41; СССР), с. 93
Бендер Л., с. 55
Бендер (Bender) Марвин Лайонел (р. 1934; США), с. 57, 58, 248, 249, 334, 587, 600
Бенджамин (Benjamin) Дж., с. 52
Бендор-Сэмюэл (Bendor-Samuel) Джон Т.
(р. 1929; США), с. 58, 124, 126, 138
Бенедикт (Benedict) Пауль (США), с. 52, 209, 213, 227, 502, 503
Бенеке (Beneke) Фридрих Эдуард (1798 — 1854; Германия), с. 606
Бенешевич Вл. Ник. (1874—1938; СССР), с. 359
Бенешова Э. (Чехословакия), с. 566
Беи Йегуда Элиэзер (1857 или 1858—1922;
Россия, Израиль), с. 442
Беикё (Benko) Ласло (р. 1912; Венгрия), с. 550
Беннет (Bennett) Пол (США), с. 72
Бен Сарук Менахем (10 в.; евр. филолог, Испания), с. 145
Бенфей (Benfey) Теодор (1809—81; Германия), с. 56, 190, 370
Беицииг (Benzing) Иоганнес (р. 1904; Германия, ФРГ), с. 523, 527, 585
Берг Аксель Ив. (1893-1979; СССР), с. 476
Бергсланд (Bergsland) Кнут (р. 1914; Норвегия), с. 551
Бергсон (Bergson) Анри (1859—1941; Франция), с. 373
Бергштрессер (Bergstrasser) Готхельф (1886—1933; Германия), с. 442
Бережан Сильвий Григ. (р. 1927, СССР), с. 421, 477
Березин Ил. Ник. (1818—96; Россия), с. 199, 526
Березин Фед. Мих. (р. 1930; СССР), с. 476
Берецки (Bereczki) Габор (р. 1928; Венгрия), с. 551
Берлин Б., с. 598
Бёрлинг (Berling) Р., с. 276
Бернекер (Вегпекег) Эрих (1874—1937; Германия), с. 65, 66, 184, 317, 459
Бернолак (Bernolak) Антон (1762—1813;
Словакия), с. 464
Бернстайн (Bernstein) Бэзил (р. 1924; Англия), с. 608
Бериштам Ал-др Нат. (1910—56; СССР), с. 144	'
Бернштейн Сам. Бор. (р. 1911; СССР), с. 44, 64, 459, 475, 476
Бертельс
Бернштейн Сер. Игн. (1892—1970; СССР), с. 23, 264, 318, 348, 373, 374, 415, 474, 476, 481, 496, 531
Бертагаев Троф. Ал. (1905—76; СССР), с. 305
Евг. Эд. (1890-1957; СССР), с. 200,
Бертони (Bertoni) Джулио (1878—1942; Италия), с. 420
Бертулис Р. (СССР), с. 66
Бёрч (Birch) Сэмюэл (1813—85; Англия), с. 148
Берында Памва (50-е — 70-е гг. 16 в,— 1632; укр. лексикограф), с. 533
Бескровный Вас. Матв. (1909—78, СССР), с. 191, 192
Бётлиигк (Bohtlingk) Отто (Оттон Ник., 1815—1904; Германия, Россия), с. 183, 190,.526, 527, 623
Беффа(ВеГГа) Мари-Лиз (Франция), с. 305 Бехагель (Behaghel) Отто (1854—1936; Германия), с. 100
Бехтель (Bechtel) Фридрих (1855—1924; Германия), с. 183, 184, 302
Беццевбергер (Bezzenberger) Адальберт (1851—1922; Германия), с. 65, 66, 67, 172, 183, 302
Бечелор Дж., см. Бачелор Дж.
Бешевлиев Веселии (р. 1900; Болгария), с. 561
Биберштейн-Казимирский (Biberstein-Ka-zimirski) А. Б. (1808—87; Польша), с. 37 Биге (Biggs) Брюс Дж. (р. 1921; Австралия), с. 382
Биленштейн Август (1826—1907; Россия), с. 65, 66, 183
Бнлер (Beeler) Мадисон Скотт (р. 1910;
США), с. 82, 185
Биллингс И., с. 523	'
Билярский Петр Спир. (1818 или 1819—1866;
Россия), с. 124
Бимс (Beames) Джон (1837—1902; Англия), с. 191
Бирд Р., с. 367
Бирилло Ник. Вас. (р. 1923; СССР), с. 475 Бирнбаум (Birnbaum) Генрик (р. 1925; Швеция, США), с. 63, 64, 459, 514, 618
Бирюков Бор. Вл. (р. 1922; СССР), с. 169 Бистон (Beeston) Алфред Феликс Ландов (Англия), с. 37
Биткеев Петр Цеденович (р. 1937; СССР), с. 305
Битти (ВеаШе)Джеймс (1735—1803; Шотландия), с. 536
Бичурин Никита Як, (Иакинф; 1777—1853; Россия), с. 224, 305, 623
Бишр Камал Мухаммед (Египет) с. 38
Бласт (Blust) Роберт Эндрю (США), с. 16, 211, 601
Блашер (Blachere) Режи (1900—73; Франция), с. 37
Блашкович (Blaskovics) Йозеф (р. 1910;
Чехословакия), с. 526
Блейк (Blake) Фрэнк Рингголд (1875 — ?; США), с. 543, 544
Блесе (Blese) Эрнест (1892—1964; ФРГ), с. 65, 66
Близе Л., с. 54
Блик (Bleek) Вильгельм Генрих Иммануил (1827—75; Германия, Юж. Африка), с. 57, 58, 70
Блик (Bleek) Доротея Френсис (1873—1948; ЮАР), с. 58, 78, 112, 231
Блинкена Айна Яновна (р. 1929; СССР), с. 66, 476
Блинова О. И. (СССР), с. 468
Блок (Bloch) Бернард (1907—65; США), с. 30, 75, 131, 624
Блок (Bloch) Жюль (1880—1953; Франция), с. 191
Блумфилд (Bloomfield) Леонард (1887—1949; США), с. 26, 30, 75, 130, 131, 137, 149, 168, 236, 260, 295, 304, 312, 314, 315, 332, 396, 465, 497, 504, 544, 553, 557, 564, 595, 621
Блэк (Black) Макс (р. 1909; США), с. 269, 297
Блэк (Black) Пол (США), с. 249
Блюменталь (Blumenthal) Артур (р. 1936;
США), с. 185
Блюментрит (Blumentritt) Фердинанд фон (1853—1913; Австрия), с. 544
Боас (Boas) Франц (1858—1942; США), с. 79, 177, 454, 466, 482, 597, 621
Бобровников Ал. Ал-др. (1822—65; Россия), с. 305
Богатырев Петр Георг. (1893—1971; СССР), с. 318, 348, 390
Богдан (Bogdan) Йоан (1862—1919; Румыния), с. 317. 360
Боголюбов Мих. Ник. (р. 1918; СССР), с, 43, 185, 199, 200, 475, 476
Богораз Вл. Герм, (псевд. Н. А. Та н, В. Г. Т а и: 1865-1936; СССР), с. 476, 523, 586, 594, 623
Богородицкий Вас. Ал. (1857—1941; Россия, СССР), с. 160, 198, 209, 210, 239, 292, 327, 349, 370, 373, 426, 470, 526, 527, 554, 591, 623
Богуславский (Boguslawski) Анджей (Польша), с. 114
Богуславский Иг. Мих. (р. 1950; СССР), с. 451
Боддииг (Bodding) Пауль Олаф (1865—1937;
Норвегия), с. 191
Бодман (Bodman) Николас К. (р. 1913; США), с. 224
Бодуэн де Куртенэ Ив. Ал-др. (1845—1929; Россия, Польша), с. 25, 67, 113, 117, 118, 136, 149,	152,	167,	168,	183,	196 ,	202,	209,
210, 239,	259,	261,	264,	298,	302, 312,	315,
316, 327,	347,	348,	367,	368,	373,	374,	390.
415, 426,	427,	441,	444,	445,	451,	452,	453,
459, 465,	468,	481,	489,	496,	497,	514,	553.
554, 555, 556, 565, 566, 580, 617, 618, 621, 623
Бодянский Осип Макс. (1808—77; Россия), с. 458, 623
Бозе (Веаигёе) Никола (1717—89; Франция), с. 419, 536, 537
Бойс (Воусе) Мэри (р. 1920; Англия), с. 199, 200
Бойцова Ант. Фед. (р. 1908; СССР), с. 523
Бокарев Анат. Ал. (1910—41; СССР), с. 207, 256
Бокарев Евг. Ал. (1904—71; СССР), с. 196, 207, 256, 476
Боке-Граммон Ж.-Л., с. 527
Болдырев Ал. Вас. (1780—1842; Россия), с. 38, 48
Болен (von Bohlen) П. фон, с. 66
Боллинг (Bolling) Джордж Мелвилл (1871 — 1963; США), с. 30
Болотов Вас. Вас. (1853—1900; Россия), с. 442
Болховитинов Евф. Ал. (в монашестве Евгений; 1767—1837; Россия), с. 359
Большаков Олег Григ. (р. 1929; СССР), с. 360
Бомбачи (Bombaci) Алессио (1914—79; Италия), с. 527
Бонами (Bonami) Пьер Никола (1694—1770;
Франция), с. 419
Бондарко Ал-др Вл. (р. 1930; СССР), с. 48, 83, 85, 89, 114, 160, 161, 271, 314, 381, 385, 426, 440, 451, 459, 475, 566, 567
Бондарко Лия Вас. (р. 1932; СССР), с. 374, 470, .475, 553, 556
Бонди Сер. Мих. (1891—1983: СССР), с. 318
Бонелли (Bonelli) Луиджи (1865—1947; Италия), с. 525
Бонет (Bonet) Хуан Пабло (исп. филолог 17 в.), с. 554
Бонфанте (Bonfante) Джулиано (р. 1904;
Италия), с. 44, 66, 185, 205, 253. 489, 621
БоосТг^ВоозО^Карл (р. 1900; Германия, Бопп (Ворр) франц (1791 — 1867; Германия), с. 16, 17, 19. 26, 65, 66, 136, 182, 190, 199. 207, 218, 261, 298, 339, 361, 487, 488, 491, 513, 621, 622
Боргстрем (Borgstrem) К. (р. 1909; Норвегия), с. 308
Борисов Анд. Як. (1903—42; СССР), с. 43, 93, 442
Борисов Вал. Мих. (СССР), с. 38
Борковский Викт. Ив. (1900—82; СССР), с. 426, 475
Боровков Ал-др Конст. (1904—62; СССР), с. 144, 526. 576
Бородина Мелитина Ал-др. (р. 1918; СССР), с. 44, 421, 474
Бородич Вера Вл. (1905—78; СССР), с. 475
Борхардт (Borchardt) Людвиг (1863—1938;
Германия), с. 148
Боск-Гимпера (Bosch-Gimpera) Педро (1891 — 1974; Испания, Мексика), с. 186
Боссерт (Bossert) Хельмут Теодор (1889 — 1961; Германия, ФРГ), с. 184, 572
Боуда (Bouda) Карл (1901—79; Германия, ФРГ), с. 150, 220
Боуэн (Bowen) Доналд Дж. (р. 1922; США), с. 544
Бофрон Л., с. 202
Бошкович (БошковиЬ) Радослав (1907—83;
Югославия), с. 459
Боэций (Boetius, Boethius) Аниций Манлий
Северин (ок. 480—524; Др. Рим), с. 146
Бравман (Bravmann) К., с. 37
Брадке (Bradke) Петер фон (1853—97; Германия), с. 184
Брайан (Bryan) Маргарет (Англия), с. 21, 57, 58, 69, 170, 249, 334, 335, 339, 434
663
Бранден (van den Branden) Альберт ван ден (Ливан, Бельгия), с. 403
Бранденштайн (Brandenstein) Вильгельм (1898—1968; Австрия), с. 185, 199
Брандт Ром. Фед. (1853—1920; Россия), с. 359, 587, 623
Брандштеттер	(Brandstetter) Ренвард
(1860-1942; Швейцария), с. 13, 192, 544
Браун (Brown) А. Р., с. 34
Браун (Braun) Фридрих (Фед. Ал.; 1862— 1942: Россия, Германия), с. 623
Брауэр В., с. 66
Браф (Brough) Джон (р. 1917; Англия), с. 191
Бреаль (Вгёа!) Мишель Жюль Альфред (1832-1915; Франция), с. 184, 205, 261, 263, 368, 439, 465, 561
Бредсдорф (Bredsdorff) Якоб Горнеман (1790-1841; Дания), с. 497
Брейдакс А. (СССР), с. 66
Брекле (Brekle) Херберт (р. 1935; ФРГ), с. 468
Брёндаль (Brenda 1) Вцгго (1887—1942; Дания), с. 239, 323, 368, 441, 497
Бренце М. (СССР), с. 66
Брик Осип Макс. (1888—1945; СССР), с. 318, 347, 496
Брике (Brixhe) Клод (Франция), с. 563
Бринтон (Brinton) Даниел Гаррисон (1837— 1899: США), с. 523
Брок (Broch) Олаф (1867—1961; Норвегия), с. 317, 427, 428
Броккельмаи, Брокельман (Brockelmann) Карл (1868 — 1956; Германия), с. 37, 56, 442, 568
Бромлей Софья Вл. (р. 1921; СССР), с. 426
Броссе Марий Ив. (Мари Фелисите; 1802— 80; Россия), с. 207, 215, 623
Бругман (Brugmann) Карл (1849—1919; Германия), с. 67, 76, 128, 183, 184, 196, 253, 273, 295, 298, 302, 353, 409, 489, 532
Бругш (Brugsch) Генрих (1827—94; Германия), с. 148
Брудный А. А. (СССР), с. 476
Бруенс А., с. 69
Бруннер (Brunner) Карл (1887—1965; Австрия), с. 200
Брушотто Дж. (Италия), с. 69
Брызгуиова Ел. Андр. (р. 1931; СССР), с. 292, 426, 451, 518
Брэдли Д., с. 276
Брюкке (Briicke) Эрнст Вильгельм (1819— 1892; Германия), с. 554
Брюкнер (Briickner) Ал-др (1856—1939;
Польша), с. 66, 459
Брюно (Brunot) Фердинанд (1860—1938;
Франция), с. 295, 420, 453, 565
Брюно (Bruneau) Шарль (1883—1969; Франция), с. 420, 595
Брюханов Валер. Пав. (1872 — после 1940;
СССР), с. 160
Буазак (Boisacq) Эмиль (1865—1945; Бельгия), с. 184
Буайе (Boyer) Поль (1864 — 1949; Франция), с. 427
Бубрих Дм. Вл. (1890-1949; СССР), с. 318, 365, 476, 549, 550
Буга (Buga) Казимир (1879—1924; Литва), с. 65, 66, 67, 184, 298, 373
Бугге (Bugge) Софус (1833—1907; Норвегия), с. 302
Будагов Лаз. Зах. (1812—78; Россия), с. 526
Будагов Рубен Ал-др. (р. 1910; СССР), с. 261, 263, 421, 440, 474, 476, 567
Будагова Зарифа Исмаиловна (р. 1929;
СССР), с. 476
Будаев Церендаша Бадмаевич (р. 1923;
СССР), с. 305
Будай-Деляну (Budai-Deleanu) Ион (ок. 1760—1820; Румыния), 419
Будде Евг. Фед. (1859—1929; Россия), с. 317, 623
Буденц (Budenz) Йожеф (1836—92; Венгрия), с. 550
Будплович Ант. Сем. (1846—1908; Россия), с. 459, 570
Будмани (Budmani) Петар (1835—1914; Австро-Венгрия), с. 459
Будрусс (Buddruss) Георг (р. 1929; ФРГ), с. 127, 340
Бузбек О. Г., см. Бусбек О. Г.
Бузук Петр Аф. (1891-1943; СССР), с. 44, 475
Буксторф (Buxtorf) Иоганнес Младший (Швейцария), с. 43
Буксторф (Buxtorf) Иоганнес Старший (1564—1629; Швейцария), с. 43, 93, 442
Букчина Бронислава Зин. (р. 1924; СССР), с. 351
Букш (Buki) Микель (1912—77; Латвия, Швеция), с. 66
Букьё (Bouquiaux) Люк (р. 1937 или 1938;
Бельгия), с. 17
Буланин Лев Львович (р. 1934; СССР), с. 160 Булатова Лид. Ник. (р. 1919; СССР), с. 426 Булатова Римма Вл. (р. 1933; СССР), с. 360 Булахов Мих. Гапеевич (р. 1919, СССР), с. 475, 476
Булаховский Леон. Арс. (1888—1961; СССР), с. 261, 298, 407, 426, 435, 459, 474 , 475, 560, 587
Булич Сер. Конст. (1859—1921; Россия), с. 209
Булл (Bull) Уильям Эмерсон (р. 1909; США), с. 89
Булыгина Тат. Вяч. (р. 1929; СССР), с. 48, 67, 169, 426, 440, 453, 497, 566
Буиак Викт. Валер. (1891—1979; СССР), с. 109, 365
Бунаков Юр. Вл. (1908-42; СССР), с. 224
Буоматтеи (Buomattei) Бенедетто (17 в.;
Италия), с. 419
Бур Р., с. 370
Бур Ш. де, с. 420
Бураев Игн. Дм. (р. 1929: СССР), с. 305
Бураков Абдалазиз (1802 — 7; Россия), с. 38
Буридан (Buridan) Жаи (ок. 1300—1358;
Франция), с. 274
Бусбек (Busbecq) Ожье Гислен (1522—92;
Фландрия), с. 111, 188
Буслаев А. А., с. 318
Буслаев Фед. Ив. (1818—97; Россия), с. 23, 114, 161, 247, 274, 290, 323, 359, 396, 425, 435, 450, 459, 472, 473, 578, 597, 622, 623 аль-Бустани Бутрус (1819—83; Сирия), с. 38 Бутинов Ник. Ал-др. (р. 1919; СССР), с. 365 Буш (Bui) Оярс (р. 1944; СССР), с. 66 Бушман (Buschmann) Иоганн Карл Эдуард (1805—80; Германия), с. 506, 603
Бхандаркар Рамакришна Гопал (1837—1925;
Индия), с. 191
Бхаттачарья Судхнбхушаи (Индия), с. 191, 320
Бьярие С., с. 74
Быкова Евг. Мих. (р. 1918; СССР), с. 191
Бэкон (Bacon) Роджер (ок. 1214 — ок. 1292;
Англия), с. 146
Бюлер (Buhler) Иоганн Георг (1837—98; Германия), с. 190
Бюлер (ВйЫег) Карл Людвиг (1879— 1963; Германия, Австрия, США), с. 32, 128, 167, 168, 295, 304, 406, 412, 441, 564, 566
Бюльк, Бюлк (van Buick) Гастон ван (1903— 1966; Нидерланды, Бельгия), с. 18, 112
Бюрнуф (Burnouf) Эжен (1801—52; Франция), с. 49, 182, 190, 199
Бюхелер (Bucheler) Франц (1837—1908; Германия), с. 205
Бюхиер (Buchner) М., с. 66
Вагнер (Wagner) Генрих (р. 1923; Швейцария), с. 218, 219
Вагнер (Wagner) Макс Леопольд (1880—1962;
Германия, США и др.), с. 420
Bafie^c^(Weiers) Михаэль (р. 1937; ФРГ), Вайман Айзик Абр. (р. 1922; СССР), с. 229 Вайнберг И., с. 600
Вайнрайх (Weinreich) Уриель (1926—67;
США), с. 257, 295, 396
Вайирих (Weinrich) Харальд (р. 1927; ФРГ), с. 89, 420, 435
Вайсгербер, Вейсгербер (Weisgerber) Лео (р. 1899; ФРГ), с. 124, 261, 330, 346, 493
Вайсман Ф., с. 269
Вайян (Vaillant) Андре (1890—1977; Франция), с. 459
Ваккернагель (Wackernagel) Якоб (1853— 1938; Швейцария), с. 79, 183, 184, 189, 190, 273
Валиханов Чокай Чиигисович (1835—65;
Россия, Казахстан), с. 526
Валлин (Wallin) Георг Август (1811—52;
Финляндия, Россия), с. 38
Валь (de Wahl) Эдгар де, с. 202
Вальде (Walde) Алоис (1869—1924; Германия), с. 183, 184, 185, 206
Вальдес (Valdes) Хуан Антонио Гонсалес де (1729-18007; Испания), с. 419
Вамаиа (1608—95; Индия), с. 178
Вамбери (Vambery) Армин (1832—1913; Венгрия), с. 144, 568
Ваиагас Ал-драс Праиович (р. 1934; СССР), с. 66, 67
Ван Валин (Van Valin) Роберт Д. младший (р. 1952; США), с. 512
Ван Вейк Н., см. Вейк Н. ван
Вандервекен Д., с. 413
Вандриес (Vendryes) Жозеф (1875—1960; Франция), с. 37, 149, 183, 196, 218, 312, 314, 321, 368, 562
Вандрушка (Wandruszka) Марио (р. 1911;
Австрия, ФРГ), с. 48
Ван Лн (1900—87; Китай), с. 224
Ваиоверберг (Vanoverbergh) Морис (Бельгия, США), с. 542
Вараручи (3 в. до н. э.7; Индия), с. 178, 190
Вардуль Иг. Фридр. (р. 1923; СССР), с. 451, 475, 624
Вариньен Г., с. 196, 594
Варма Дхирендра (1897 — 1973;	Индия),
с. 191
Варрон (Varro) Марк Теренций (116—27 до н. э.; Др. Рим), с. 27, 35, 47, 290, 465, 495, 578, 621
Вартбург (von Wartburg) Вальтер фон (1888— 1971; Швейцария), с. 261, 380, 420, 422, 499 597
Вартичан Иос. Конст. (р. 1910; СССР), с. 421
Василевич Глафира Мак. (1895—1971; СССР), с. 523
Васильев Валер. Мих. (1883—1961; СССР), с. 550
Васильев Вас. Пав. (1818—1900; Россия), с. 224, 523, 623
Васильев Леон. Лаз. (1879 — 1920; Россия), с. 134
Васильев Фед., с. 550
Васильева Алла Конст. (1925—63; СССР), с. 421
Васильева-Шведе Ольга Конст. (р. 1896;
СССР), с. 421
Васильевский Вас. Григ. (1838—99; Россия), с. 359
Васкес А. Б., с. 279
Вахек (Vachek) Йозеф (р. 1909; Чехословакия), с. 315, 391, 392, 453, 461, 482, 568
Вацек (Vacek) Ярослав (р. 1943; Чехословакия), с. 305
Вашарн (Vasary) Иштван (р. 1945; Венгрия), с. 526
Вдовин Инн. Степ. (СССР), с. 586
Вёглин (Voegelin) Флоренс М. (р. 1927;
США), с. 287, 598
Вёглин (Voegelin) Чарлз Ф. (р. 1906; США), с. 61, 121, 131, 287, 302, 370, 505, 514, 597, 598
Вежбицкая (Wierzbicka) Анна (р. 1937; Польша, Австралия), с. 48, 114, 440
Вейганд (Weigand) Густав (1860—1930; Германия), с. 62
Вейдемане (Veidemane) Рута' (р. 1933;
СССР), с. 66
Вейк (van Wijk) Николас ваи (1880—1941; Нидерланды), с. 48, 66, 317, 459, 490
Вейль (Weil) Анри (1818—1909; Франция), с. 23, 267, 388
Вейнрейх У., см. Вайнрайх У.
Вейренк (Veyrenc) Шарль Жак (1925—85; Франция), с. 160
Вёльфель (Wolfel) Доминик Йозеф (1888— 1963; Австрия), с. 74, 122, 123
Вельхаузеи, Велльгаузен (Wellhausen) Юлиус (1844—1918; Германия),с. 442 Вен (van der Veen) Хендрик ван дер (1888—
1977; Нидерланды), с. 436
Вендлер (Vendler) Зено (р. 1921; США), с. 48, 269, 373, 389, 401, 412, 440
Венелин Юр. Ив. (Гуца Георгий) (1802—39;
Россия) с *^58
Вениаминов Ив. Евс. (1797—1879; Россия), с. 27, 594, 623
Венк (Wenck) Гюнтер (р. 1916; Германия, ФРГ), с. 624
Венкер (Wenker) Георг (1852—1911; Германия), с. 44, 100, 268, 489
Вентрис (Ventris) Майкл Джордж Фрзнсис (1922—56; Англия), с. 185, 246
Вентцель Тат. Вл. (1903—90; СССР), с. 191
Вер (Wehr) Ханс (1909—81; Германия, ФРГ), с. 37
Вербицкая Людм. Ал. (р. 1936; СССР), с. 553
Вербицкий Вас. Ив. (1827—90; Россия), с. 526, 623
Вербов Григ. Дав. (1909-42; СССР), с. 432, 550
Верещагин Евг. Мих. (р, 1939; СССР), с. 85, 221, 412, 427, 475, 476
Веркёйль (Verkuyl) Хендрик Йакоб (Якоб) (р. 1938; Нидерланды), с. 48
664
Вермер (Vermeer) X. (Нидерланды), с. 191 Вернер (Werner) Алиса (1859—1935; Англия), с. 57, 58
Вернер Генрих Каспарович (р. 1936; СССР), с. 150, 219
Вернер (Verner) Карл Адольф (1846—96; Дания), с, 25, 83, 117, 183. 302, 370
Вертеш (Vertes) Эдит (р. 1919; Венгрия), с. 550
Вертоградова Викт. Викт. (р. 1933; СССР), с. 191
Веселитский Вл. Вл. (1931—71; СССР), с. 440
Веселовский Ал-др Ник. (1838 — 1906; Россия), с. 420, 439, 493, 608
Веске Мих.	Петр. (1843—90; Россия),
с. 550
Вестендорф	(Westendorf) Вольфхарт
(р. 1924; ФРГ), с. 148
Вестергард, Be сте р гор д (Westergaard) Нильс Лудвиг (1815—78; Дания)), с. 199
Вестерман (Westermann) Дидржс (1875—1956; Германия), с. 17, 21, 56, 58, 69, 72, 73, 124, 126, 138, 162, 170, 173, 332, 480, 498, 568 Вестфаль (Westfal) Рудольф (1826—92; Германия), с. 19
Вестфаль (Westphal) Э. О. Дж. (р. 1919;
ЮАР), с. 57, 78, 231
Ветров А. А. (СССР), с. 169
Ветухов Ал. Вас. (18о8 или 1869 — 1943 или 1946; СССР), с. 569
Вигье (Viguer) М., с. 525
Видаль (Vidal) Раймон (1-я пол. 13 в.; Про-взнс) с 419
Видеман (Wiedemann) Оскар (1860—1917), с. 65, 184
Видеман Фердинанд Ив. (1805—87; Россия), с. 550, 623
Ввдосси ((Vidossi) Дж. (1878 — 7; Италия), с. 43
Вийтсо Тийт-Рей Оскарович (р. 1938; СССР), с. 551
Вик (Wiik) Калеви (р. 1932; Финляндия), с. 551
Викентьев Вл. Мих. (7 — 1960; СССР), с. 149
Виклунд (Wiklund) Карл Бернхард (1868— 1934; Швеция), с. 550
Викман (Wickmann) Бо (р. 1917; Швеция), с. 551
Вико (Vico) Джамбаттиста (1668—1744; Италия), с. 482
Виламовиц-Мёллендорф (von Wilamowitz-Moellendorff) Ульрих фон (1848—1931; Германия), с. 545
Виленчик Як. Сол. (1902—39; СССР), с. 38
Вильскер Лейб Хаймович (р. 1919; СССР), с. 43
Вильчевский Олег Людвигович (1902—64; СССР), с. 200
Вильяпандо Луис де, с. 279
Виндекенс (van Windekens) Алберт Йорис ван (р. 1915; Бельгия), с. 185, 517
Виндиш (Windisch) Эрнст (1844—1914; Германия), с. 183, 218
Винкельман (Winckelmann) Иоганн Иоахим (1717—68; Германия), с. 545
Винклер (Winkler) Генрих (1848—1930; Австрия), с. 527
Винклер (Winkler) Гуго (1863—1913; Германия), с. 50
Винников Исаак Нат. (1897 — 1973; СССР), с. 38, 43. 93, 442
Виноградов Венедикт Степ. (р. 1925; СССР), с. 421
Виноградов Викт. Ал. (р. 1939; СССР), с. 242
Виноградов Викт. Вл. (1894/95—1969; СССР), с. 20, 23, 48, 84 85, 89, 113, 114, 115, 128, 160, 247,	257,	261,	262,	263,	267,	290,	291,
295, 303,	304,	314,	317,	318,	321,	338,	342,
347, 348,	373,	374,	393,	397,	398,	399,	407,
410, 425,	426,	427,	440,	450,	453,	459,	468,
470, 472, 473, 474, 475, 476, 482, 483, 484, 493, 559, 560, 565, 567, 568, 579, 608
Винокур Григ. Осип. (1896—1947; СССР), с. 114, 247, 310, 311, 314. 316, 317, 318, 338, 348, 352, 373, 374, 390, 426, 459, 468, 475, 493, 558, 568
Винокур Тат. Григ. (р. 1924; СССР), с. 426
Винтер (Winter) Вериер (р. 1923; ФРГ), с. 517
Виньяс-Уркиса М. Т., с. 287
Виролло (Virolleaud) Шарль (1879—1968;
Франция), с. 229, 442
Виртаранта (Virtaranta) Пертти (р. 1918;
Финляндия), с. 551
Витгенштейн (Wittgenstein) Людвиг (1889— 1951; Австрия), с. 269, 275, 401, 412, 415, 440, 450, 483
Витзен, В и т с е н (Witsen) Николай Корнелий (1641-1717; Дания), с. 286, 432, 523, 550, 624
Вихман (Wichmann) Ирьё (Юрий) (1868— 1932; Финляндия), с. 550
Вицнхл, Выцихл В., с. 56
Вишенский Иван (16—17 вв.; Украина), с. 534
Владимиров П. В. (Россия), с. 209
Владимирцев Бор. Як. (1884—1931: СССР), с. 305, 475, 623
Влахов К., с. 185, 561
Водник (Vodnik) Валентин (1758 — 1819; Словения), с. 464
Водофф (Vodoff) Вл. (р. 1935; Франция), с. 360
Вожла (de Vaugelas) Клод Фавр де (1585— 1650; Франция), с. 419, 494
Войтонис Н. Ю., с. 401
Волков Ив. Мих. (1882 или 1883—1919;
Россия), с. 43, 149
Волхонский Бор. Мих. (р. 1955; СССР), с. 191
Володин Ал-др Пав. (р. 1935; СССР), с. 272, 586
Вольф (Wolf) Г., с. 73
Вольф Ел. Мих. (1927—89; СССР), с. 234, 421
Вольф (Wolf) П. де, с. 72	,
Вольф (Wolf) Фридрих Август (1759—1824;
Германия), с. 545
Вомперский Вал. Пав. (р. 1924; СССР), с. 84
Вондрак (Vondrak) Вацлав (1859—1925; Чехословакия), с. 184, 360, 459
Вопадева (Vopadeva; 13 в.; Индия), с. 178
Воробьев-Десятовский Вл. Свят. (1927— 1956; СССР), с. 191
Воронин В. А. (СССР), с. 225
Воронина И. И. (СССР), с. 26
Ворт, Уэрт (Worth) Дин Стоддард (р. 1927; США), с. 313, 315, 366. 396, 459
Ворхуве (Voorhoeve) Ян (1923—83; Нидерланды), с. 69, 73
Востоков Ал-др Хрпстоф. (1781—1864; Россия), с. 25. 113, 114, 115, 134, 161, 182, 247, 261, 298, 348, 359, 425, 435, 458, 545, 578, 621, 622
Врачу (Vraciu) Аритон (р. 1927; Румыния), с. 561
Вреде (Wrede) Фердинанд (1863—1934; Германия), с. 100, 133, 268, 489
Вригт (von Wright) Георг Хендрик фон (р. 1916; Финляндия), с. 269
Вулф (Woolf) К., с. 503
Вульфила, см. Улъфила
Вундерлих (Wunderlich) Петер (р. 1938;
ФРГ), с. 137
Вундт (Wundt) Вильгельм (1832—1920; Германия), с. 124, 221, 299, 342, 400, 405, 439, 450, 482
Вурм (Wurm) Стивен (р. 1922; Австралия), с. 365, 506
Выготский Лев Сем. (1896—1934; СССР), с. 54, 85, 169, 327, 387, 404, 412, 453, 622
Высотский Сер. Сер. (р. 1908; СССР), с. 134
Выхухолев В. В. (СССР), с. 191
Вэиь Лянь (р. 1920; Китай), с. 224
Вюстер (Wiister) Ойген (1898—1977; Авст-рия)» с« 594
Вяари (Vaari) Эдуард (р. 1926; СССР), с. 551
Вяяияиен, В я и я н е и (Vaananen) Вейко (р. 1905; Финляндия), с. 420
Габеленц (von der Gabelentz) Ханс Георг Коион фон дер (1840—93: Германия), с. 23, 224, 333, 473
Габелеиц (von der Gabelentz) Ханс Конон фон дер (1807—74; Германия), с. 23, 333
Габен (von Gabain) Аннемарн фон (р. 1901;
Германия, ФРГ), с. 144, 527
Габинский Марк Ал-др. (р. 1932; СССР), с. 26, 64, 421
Габучан Грачия Микаэлович (р. 1926; СССР), с. 38, 39
Гавлик (Havlik) Антонин (1855—1935; Чехословакия), с, 91, 92
Гавранек (Havranek) Богуслав (1893—1978; Чехословакия), с. 63, 64, 338. 390. 459. 482, 568
Гаврин Сер. Георг. (СССР), с. 560
Гагуа Русудана Ражденовна (р. 1917; СССР), с, 325
Гаджиев Магомед Магомедович (1897—1958: СССР), с. 256
Гаджиева Нинель Зейиаловна (р. 1926;
СССР), с. 44, 474, 476, 568
Гаичова (Hajidovi) Эва (р. 1935; Чехословакия), с. 566
Гай (Gaj) Людевит (1809—72; Югославия) с. 444
Гайгер (Geiger) Вильгельм (1856—1943; Германия), с. 191, 199, 363
Гайдаров Ражцдии Идаятович (р. 1923;
СССР), с. 256
Гак Вл. Григ. (р. 1924; СССР), с. 110, 114, 117, 169, 234 , 257 , 261, 314, 398, 444, 451, 453, 475, 519, 566
Галан Л., с. 74
Галкин Ив. Степ. (р. 1930; СССР), с. 551
Галлатен, Галлатин (Gallatin) Алберт (1761-1849; США), с. 506
Галиайтите (Galnaityte) Эльзе (р. 1929;
СССР), с. 48
Гальперин Йл. Ром. (р. 1905; СССР), с. 461, 475, 476
Гаман (Hamann) Иоганн Георг (1730—88;
Германия), с. 400, 606
Гамкрелидзе Тамаз Валер, (р. 1929; СССР), с. 50, 108, 120, 147, 175, 184, 185, 186, 207, 298, 370, 419, 440, 474, 476, 497, 514, 572
Гаммер-Пурппталь (Hammer-Purgstall) Йозеф (1774—1856; Австрия), с. 525
Гамперц (Gumperz) Джон (р. 1922; США), с. 191, 568
Ган (Hahn) Иогани Георг. (1811—69; Германия), с. 26, 182
Ганиев Абдухафиз Ганиевич (р. 1929;
СССР), с. 200
Ганка (Hanka) Вацлав (1791—1861; Чехословакия), с. 21, 458, 545
Ганковский Юр. Вл. (р. 1921; СССР), с. 192
Ганн Б., с. 148
Ганшов (Ganschow) Герхард (р. 1923; ФРГ), с. 551
Гао Минкай (1911—65; Китай), с. 224
Гарбини (Garbini) Джованни (Италия), с. 442
Гарвин (Garvin) Пол Л. (р. 1919; США), с. 131
Гард (Garde)Поль (р. 1926; Франция), с. 428
Гардинер (Gardiner) Алан Хендерсон (1879— 1963; Англия), с. 148, 168, 396, 403, 415
Гарибян Арарат Саакович (1899—1977;
СССР), с. 44, 474, 476
Гаркави Авраам Як. (1835 пли 1839—1919;
Россия), с. 93, 442
Гарткнох (Garthknoch) X., с. 66
Гартман П., см. Хартман П.
Гаспаров Бор. Мнх. (р. 1940; СССР, США), с. 407
Гасри, Гатри (Guthrie) Малколм (р. 1903; Англия), с. 57, 58. 67, 68, 69, 70, 93, 99, 112, 169, 173, 220, 235, 244, 267, 340, 423, 424, 434, 481, 521, 534, 588
Гастер (Gaster) Мозес (1856—1939; Румыния), с. 360
Гатерс (Gaters) Алфред (1921—86; Латвия, ФРГ), с. 66
Гатшет (Gatschet) Алберт Сэмюэл (1832 — 1907; Швейцария, США), е. 506
Гаффаров Абдураззок (Раззок) Гаффаропич (р. 1932; СССР), с. 200
Гвиди (Guidi) Игнацио (1844—1935; Италия), с. 600
Гвоздарев Ю. А. (СССР), г. 560
Гвоздев Ал-др Ник. (1892—1959; СССР), с. 118, 134, 350, 351, 352
Гвоздиков Бор. Иос. (СССР), с. 160
Гебауэр (Gebauer) Ян (1838—1907; Чехословакия), с. 458
Гегель (Hegel) Георг Вильгельм Фридрих (1770-1831; Германия), с. 123, 286, 324, 400, 452, 486, 544
Гёдель, Годель (Godel, Godel) Роберт (р. 1902; Австрия, Швейцария), г. 151
Гедо (Gaidoz) Анри (1842—1932; Франция), с. 218
Гёзекеи (Goseken) Генрих (1612—81; Германия, Эстония), с. 550
Гезениус (Gesenius) Вильгельм (1786—1842;
Германия), с. 93, 442
Гейгер В., см. Гайгер В.
Гейртьеис (Geurtjens) Хендрик (1845— ?;
Нидерландская Индия), с. 365
Гейтлер (Geitler) Леопольд (1847—85; Чехословакия), с. 65, 360, 458
Гелб, Г е л ь б (Gelb) Игиас Джей (р. 1907;
Польша. США), с. 163, 184, 275, 442, 445
Гельгардт Ром. Робертович (1906—82; СССР),
Гельднер (Geldner) Карл Фридрих (1852— 1929; Германия), с. 190, 199
Гельмгольц (von Helmholtz) Герман Людвиг Фердинанд фон (1821—94; Германия), с. 24, 554
Генец (Genetz)Арвид (1848—1915; Финляндия), с. 550
Генко Аиат. Нестер. (1896—1941; СССР), с. 207, 256
665
Георгиев Вл. (р. 1908; Болгария), с. 63, 64, 141, 185, 196, 459, 491, 561, 618
Георгиев Емил (1910—82; Болгария), с. 360
Георгиевский Сер. Мпх. (1851—93; Россия), с. 224
Гераклит Эфесский (HerAkleitos Ephe-sios; ок. 544—540 до и. э.— ?; Др. Греция), с. 35
Гербарт (Herbart) Иоганн Фридрих (1776— 1841; Германия), с. 405
Герберштейн (Herberstein) Зигмунд (1486— 1566; Австрия), с. 550
Гердер (Herder) Иоганн Готфрид (1744— 1803; Германия), с. 123, 165, 400, 486, 487, 513
Герети П., с. 543
Герман (Hermann) Эдуард (1869—1950; Германия), с. 65, 66
Гермоген (Hermofienes) из Т а р с а (ок. 160 — 225; Др. Греция), с. 35, 520
Геродиан (Herodianos; ок. 170 — ок. 240;
Др. Рим), с. 542
Герулис (Gerulis) Юргис (1888 — ок. 1945;
Литва), с. 65, 66, 67
Герценберг Леонард Георг, (р. 1934; СССР), с. 185, 199, 253
Гершевич (Gershevitch) Илья (р.	1914;
Англия), с. 185, 199
Гегихий, И с и х и й (Hesychios) (5	в.;
Александрия Египетская), с. 27, 141, 187
Гётце (Goetze) Альбрехт (1897—1971; Германия, США), с. 50, 184, 571
Гиббон (Gibbon) Эдуард (1737—94; Англия), с. 486
Гпвон (Givon) Талми (р. 1936; США), с. 135, 535
Гиганов Иос. Ив. (7 — 1800: Россия), с. 526
Гийом (Guillaume) Гюстав (1883—1960; Франция), с. 48, 321, 420, 565
Гилей (Ghilain) Антуан (1901—47; Бельгия), с. 199
Глмбутас (Gimbutas) Мария (р. 1921; США), с. 186
Гиндин Леоп. Ал-др. (р. 1928; СССР), с. 185, 561
Гинзбург Еф. Лейзеровпч (р. 1932; СССР),
Гиннекен (van Ginneken) Якобус Йоаннес Антониус ван (1877 — 1945; Нидерланды), с. 342, 362
Гинь (de Guignes) Жозеф де (1721—1800; Франция), с. 147
Гиппер (Gipper) Хельмут (р. 1919; ФРГ), с. 330
Гиргас Вл. Фед. (1835—87; Россия), с. 38
Гирдянис А., с. 67, 475
Гиро (Guiraud) Пьер (р. 1912; Франция), с. 381, 420
Гиро-Вебер (Guiraud-Weber) Маргерит (р. 1938; Франция), с. 380
Гич П., с. 269, 275
Гишар (Guichard) Этьен (кон. 16 — 1-я пол.
17 вв.; Франция), с. 486
Гладкий	Ал. Вас.	(р. 1928; СССР),
с. 332
Гладров	(Gladroff)	Вольфганг	(ФРГ),
с. 566
Глинц (Glinz) Ханс (р. 1913; Швейцария), с. 330
Глисон (Gleason) Генри (р. 1917; США), с. 150
Гловинская Марина Як. (р. 1936; СССР), с. 48, 566
Глускина Гита Менделевна (р. 1922; СССР), с, 43, 93
Гмелин (Gmelin) Самуэль Готлиб (1745—74;
Германия, Россия), с. 199
Гоббс (Hobbes) Томас (1588—1679; Англия), с. 262
Гогсбашвили Як. Сем. (1840—1912; Россия), с. 120
Годфруа-Демонбин, Го д ф р уа - Демом б и н (Gaudefroy-Demomhynes) Морис (1862—1957; Франция), с. 18, 37
Голанов Ив. Григ. (1890—1967; СССР), с. 134
Голди X., с. 73
Голенищев Вл. Сем. (1856—1947; Россия, Египет), с. 50. 148, 149, 623
Головин Бор. Ник. (1916—84; СССР), с. 85, 169, 262, 331, 426
Головнин Ив. Вас. (р. 1922; СССР), с. 624
Голомб (Golomb) Збигнев (р. 1923; Польша, США), с. 461, 462
Голтон (Galton) Херберт (р. 1917; США), с. 48
Голубева Ел. Георг, (р. 1930; СССР), с. 421
Гольдеиберг Г., с. 600
Гольдерман Ж. Б. Д., с. 525
Гольдин Вал. Евсеевич (СССР), с. 414
Гольдциер (Goldziher) Игиац (1850—1921;
Венгрия), с. 442
Гомбоев Галсаи (1818 или 1822—1862 или 1863; Россия), с. 305
Гомбоц (Gombocz) Золтан (1877—1935; Венгрия), с. 525, 527, 550
Гонда (Gonda) Яи (р. 1905; Нидерланды), с. 191
Гонейм (Ghoneim) Мохамед Закария (Египет), с. 148
Гонсалес (Gonzales) Эндрю Б. (р.	1940;
Филиппины), с. 544
Горалек (Horilek) Карел (р. 1908; Чехословакия), с. 459
Гораполлон (5 в.; Египет), с. 147
Гораций (поли, имя Квинт Гораций Флакк — Quintus Horatius Flaccus; 65—8 до н. э.; Др. Рим), с. 35
Горбачевич Кир. Сер. (р. 1925; СССР), с. 427
Горгий (Gorgias) из Леонтин (ок. 480 — ок. 380 до н. э.; Др. Греция), с. 35, 416, 542, 544
Горгоииев Юр. Ал-др. (1932—72; СССР), с. 307
Гордина Мирра Вен. (р. 1925; СССР), с. 352, 374/471, 515
Гордлевский Вл. Ал-др. (1876—1956; СССР), с. 476, 526
Гордон (Gordon) Сайрус (р. 1908; США), с. 442
Горелов Вл. Ив. (р.	1911; СССР),
с. 224
Горелов Ил. Наумович (р. 1948; СССР), с. 85, 221, 476
Горнфельд Арк. Георг. (1867—1941; Россия, СССР), с. 569
Городецкий Бор. Юл. (р. 1942; СССР), с. 257, 261
Горцевская Вера Авг. (р. 1906; СССР), с. 523
Горшкова Кл. Вас. (р. 1921; СССР), с. 426
Госсеи (Gossen) Карл Теодор (1915—83;
Швейцария), с. 420
Готвальд Иос. Фед. (1813—97; Россия), с. 38
Готшед (Gottsched) Погани Кристоф (1700— 1766; Германия), с. 100, 329
Готьо (Gauthiot) Робер (1876—1916; Франция), с. 183, 185, 199, 200, 363
Гоуд (Gode) Ал-др (р. 1906; США), с. 202
Гофмаи О., см. Хофман О.
Гоша (Gauchat) Луи (1866—1942; Швейцария), с. 133, 420
Гошев Иван (1886—1965; Болгария), с. 360
Гошкевич Иос. Аит. (1814—75; Россия), с. 624
Грабис (Grabis) Рудольф (р. 1906; СССР), с. 66
Грайс (Grice) П., с. 269, 390
Граммов (Grammont) Морис (1866—1946;
Франция), с. 292, 554, 562
Гранде Бенцион Меерович (1891 — 1974;
СССР), с. 38, 39, 90, 442
Гранстрем Евгения Эд. (р. 1912; СССР), с. 359
Грапов (Grapow) Герман (1885—1967; Германия), с. 148
Грассери (de la Grasserie) Рауль де ла (1839—1914; Франция), с. 364
Грассман (Grassmann) Герман (1809—77;
Германия), с. 117, 183, 190, 555
Граудивя М. (СССР), с. 66
Траур (Graur) Александру (р. 1900; Румыния), с. 562
Гребенщиков Ал-др Вас. (1880—1941; СССР), с. 523
Грёбер (Grober) Густав (1844—1911; Германия), с. 419
Гребо С., с. 600
Грей (Gray) Луис Херберт (1875—1955;
США), с. 37
Греймас (Greimas) Альгирдас (р. 1917;
Франция), с. 137
Грёиииг (Groening) Микаэль (1714—48;
Швеция), с. 622
Греч Ник. Ив. (1787—1867; Россия), с. 48, 114, 161, 396, 425, 472
Григорий Иоанн бар Эбрей (Абу-ль-фарадж) (1226—86; Сирия), с. 43
Григорович Викт. Ив. (1815—76; Россия), с. 359, 458, 623
Григорьев Вас. Вас. (1816—81; Россия), с. 568
Григорьев Викт. Петр. (р. 1925; СССР), с. 85, 196, 426
Григорьева Ал-дра Дм. (р. 1908; СССР), с. 85, 426
Гриера Каха (Griera Caja) Антонио (1887— 1974; Испания), с. 420
Гримм (Grimm) Вильгельм (1786—1859; Германия), с. 545
Гримм П., с. 182
Гримм (Grimm) Якоб (1785—1863; Германия) с. 9, 100, 119, 182, 298, 370, 487, 535, 545, 621, 622
Гримме (Grimme) Хуберт (1864—1942; Германия), с, 403
Грин (Greene) Дейвид (1913—81; Англия, Ирландия), с. 219
Гринберг (Greenberg) Джозеф Харолд (р. 1915: США), с. 17, 18, 20, 21, 31, 34, 42, 43, 46, 56, 57, 58, 67, 68, 72, 78, 121, 124, 125, 131, 138, 162, 174, 177, 213, 217, 220, 230, 231, 235, 236, 240, 246, 249, 261, 267, 278, 283, 287, 298, 314, 332, 333, 334, 339, 433, 434, 437, 442, 451, 454, 472, 480 498, 505, 506, 512, 513, 514, 522, 524, 563, 568, 573, 577, 582, 587, 610
Гринкова Над. Пав. (1895—1961; СССР), с. 134
Грирсон (Grirson) Джордж Абрахам (1851 — 1941; Англия, Ирландия), с. 123, 127, 179, 190, 191, 200, 340
Грисле Р. (СССР), с. 66
Гриффит, Гриффис (Griffith) Фрэнсис Ллевеллин (1862 — 1934; Англия), с. 293
Гркович М., с. 459
Грозный (Hrozny) Бедржих (1879—1952; Чехословакия), с. 50, 132, 184, 571
Гроот (de Groot) Алберт Виллем де (1892— 1963; Нидерланды), с. 379, 396. 496
Гроот (de Groot) Каспер де (р. 1948; Нидерланды), с. 566
Грот Як. Карлович (1812—93; Россия), с. 247, 261, 406, 407, 425, 440, 507
Гротефенд (Grotefend) Георг Фридрих (1775—1853; Германия), с. 49, 132, 142, 199, 228
Грубе (Gruhe) Вильгельм (1855 — 1908: Россия, Германия), с. 227, 332, 523, 582
Грубор (Grubor) Джуро (1869—1950; Югославия), с. 48, 357, 386
Грузов Леон. Петр.(р. 1931; СССР) с. 551 Груиский Ник. Куз. (1872-1951; СССР), с. 570
Грэгг (Gragg) Г. (США), с. 249
Грюнберг (Грюнберг-Цветинович) Ал-др Леонович (р. 1930; СССР), с. 127, 191, 200, 34Q, 476
Губанов Ю. П. (СССР), с. 38
Губоглу (Guboglu) М., с. 526
Гудава Того Евстаф. (1922—76; СССР), с. 207, 476
Гуер (Hujer) Олдржих (1880—1942; Чехословакия), с. 459
Гужием, Г у г е и е й м (Gougenheim) Жорж (1900—72; Франция), с. 420
Гуй Фу, с. 360
Гукасян Ворошил Левонович (р. 1932' СССР), с. 256, 568
Гулыга Ел. Вл. (1911-77; СССР), с. 234, 566, 567
Гуляев Евг. Сем. (1928—77; СССР), с. 551
Гумбольдт (von Humboldt) Карл Вильгельм фон (1767 —1835; Германия), с. 13, 86, 123, 124, 136, 159, 166, 168, 192, 261, 263, 302, 330, 400, 405, 412, 414 415, 439, 441, 452, 458, 465, 482, 486, 487. 491, 512, 513, 544, 569, 570, 595, 606, 621
Гуревич Изабелла Сам. (р. 1932; СССР) с. 224—225
Гурнович X., с. 66
Гуров Никита Вл. (р. 1935; СССР), с. 191 Гуру К., с. 191
Гурычева Марина Сем. (1908—69; СССР), с. 421
Гусмани (Gusmani) Роберто (Италия) с. 184, 563, 572
Гуссерль (Gusserl) Эдмунд (1859 — 1938; Германия), с. 124, 152, 176, 497
Гутслафф (Gutslaff) Иоганн (г. рожд. неизв.— 1657; Германия, Эстония), с. 550
Гухмаи Мирра Мойс. (1904—89; СССР) с. 100, 114, 135, 161, 271, 366, 381, 385, 474, 476, 514, 566, 567, 622
Гуя (Gulya) Янош (р. 1933; Венгрия), с. 550 Гу Яньу (1613—82; Китай), с. 225
Гхатаге Амрит Мадхав(р. 1913; Индия), с. 191
Гхош Гиришчандро (1844—1912; Индия), с. 191
Гылыбов Гылыб (1892—1972; Болгария), с. 526
Гэрднер (Gairdner) У. X. Т. (1873-1928; Англия), с. 37
666
Гюбшман И. Г., см. Хюбшман И. Г.
Гюльденштедт,	Г ильде нштедт,
Иоганн Антон <1745-—81; Россия), с. 199, 207 Гюльмагомедов Ахмадулла Гюльмагомедович (р. 1936; СССР), с. 256
Гюнтерт (Giintert) Герман (1886—1948; Германия), с. 186, 362
Гютербок (Guterbock) Ханс Густав (р. 1908; США), с. 571
Давидова Ант. Ал-др. (р. 1928; СССР), с. 191
Давыдов Ив. Ив. (1794—1863; Россия), с. 114, 274, 425, 435, 450, 622
Дайен (Dyen) Исидор (р. 1913; США), с. 13, 544
Дайен Ф., с. 375
Дай Чжэнь (1723-77; Китай), с. 360
Далби Д., с. 58, 67
Даль Вл. Ив. (1801—72; Россия), с. 134, 259, 261, 425, 426, 623
Даль (Dahl) Отто Кристиан (Норвегия), с. 14
Даль (Dahl) Эстен (р. 1945; Швеция), с. 48, 126, 221
Дальгарно (Dalgarno) Джордж (1619 или 1626—1687; Англия), с. 196
Дамаскин (имя в монашестве; собств. имя и фам. Дмитрий Семе н о в - Р у д-н е в ; 1737—95; Россия), с. 550
Дамбе (Dambe) Валлия (р. 1912; СССР), с. 66
Дамбрюиас (Dambriunas) Леонардас (1906— 1976; США), с. 48
Дамдинсурэн Цэндэйн (р. 1908; МНР), с. 305
Дамле (Damle) М. К., с. 191
Дамуретт (Damourette) Жак (1873—1943;
Франция), с. 420, 562	~
Данг Нгием Ван (Dang Nghiem Van; Вьетнам), с. 209
Данеш (Danes) Франтишек (р. 1919; Чехословакия), с. 23, 48, 114, 292, 391, 396, 435, 459, 507, 566, 567
Даниил Мосхополитис, Михаил Адам Хаджи (Daniil Moscopoleanul; 18 в., Румыния), с. 62
Данилов Ив. Степ. (р. 1923; СССР), с. 38
Даничич Джуро (1825—82; серб, филолог), с. 458
Данстан (Danstan) Элизабет (р. 1932; Англия), с. 69, 73
Данте Алигьери (Dante Alighieri; 1265—1321;
Италия), с. 419, 486, 621
Дарбсева Анна Ангадыковна (р. 1917; СССР), с. 305
Д’Арбуа де Жюбенвиль А., см. Арбуа де Жюбенвиль А. д'
Д’Арко С. Авалле, см. Авалле д'Арко С.
Дармстетер (Darmesteter) Арсен (1846—88;
Франция), с. 127, 261
Дармстетер (Darmesteter) Жам (Джеймс) (1849—94; Франция), с. 199
Даубарас (Daubaras) Феликсас (р. 1940;
СССР), с. 66
Даукантас (Daukantas) Симонас (1793— 1864; Литва), с. 67
Даукша (Dauksa) Микалоюс (между 1527 и 1538—1613; Литва), с. 67
Даунер (Downer) Г. Б. (Англия), с. 224
Дашко М. А. (СССР), с. 191
Дворянков Ник. Ал-др. (1923—79; СССР), с. 200
Дебруннер (Debrunner) Альбер (1884—1958;
Швейцария), с. 190, 196
Девото (Devoto) Джакомо (1897—1974; Италия), с. 44, 185, 205, 420, 489
Дегтярев Вл. Ив. (р. 1936; СССР), с. 579
Дежё (Dezso) Ласло (р. 1927; Венгрия), с. 239
Дейвиде А. Л., с. 525
Дейк (Van Dijk) Теун А. ван (р. 1943; Нидерланды), с. 137
Деймс М. Л., с. 199
Декарт (Descartes; латинизир. Картезий, Cartesius) Рене (1596—1650; Франция), с. 196, 258, 291, 401, 496, 513, 544
Делатр (Delattre) Пьер (1903—69; Франция), с. 292
Делафос (Delafosse) Эрнест Франсуа Морис (1870-1926; Франция), с. 58, 124, 126, 138, 162, 480
Делич (Delitzsch) Фридрих (1850—1922; Германия), с. 49. 215
Делормель Ж., с. 196
Дельбрюк (Delbriick) Бертольд (1842—1922; Германия), с. 146, 183, 184, 190, 298, 302
Деме (Deme) Ласло (р. 1921; Венгрия), с. 551
Деметрий (Demetrios) Фалерский (ок. 350 — ок. 203 до н. э.; Александрия), с. 542
Деметрий (Demetrios) Хлор (антич. грамматик; годы жизни неизвестны), с. 27, 35
Демидова (Демидова-Ляшко) Грета Мих. (р. 1938, СССР), с. 43, 93
Демокрит (Demokritos) из Абдер (ок. 460 до н.э.— г. смерти иеизв.;Др. Греция), с. 35
Демпвольф (Dempwolff) Отто (1871—1938; Г*рпхля ни о I t* А Ч Слл
Демьянков Валерий Закиевич (р. 1948; СССР), с. 462, 493
Денисов Петр Никитич (р. 1931; СССР), с. 426, 427, 476
Денсушяну (Densujianu) Овидий (1873— 1938; Румыния), с. 420
Ден Шоусинь, с. 224
Депкин Л., с. 66
Дёрфер (Doerfer) Герхард (р. 1920; ФРГ), с. 305, 322, 524, 527
Десницкая Агния Вас. (р. 1912; СССР), с. 26, 44, 63, 64, 271, 321, 474, 476, 618, 622
Дестен Э., с. 74
Детерс (Deeters) Герхард (1892—1961; Германия, ФРГ), с. 215
Дечев Димитр (1877—1958; Болгария), с. 185, 561
Дечи (Decsy) Дыола (р. 1926; Венгрия, ФРГ), с. 551
Дешериев Юнус Дешериевич (р. 1918; СССР), с. 207, 208, 256, 261, 321, 476, 514, 564
Дешериева Там. Ив. (р. 1924; СССР), с. 325
Деянова Мария (Болгария), с. 48
аль-Джавалики Маухиб (1073—1144; араб, филолог), с. 40
Джавахишвили Ив. Ал-др. (1876—1940;
СССР), с. 360
Джайнендра (7 в., Индия), с. 177
Джанашиа С. Н. (1900—47; СССР), с. 208
Джарылгасинова Роза Шотаевна (р. 1931, СССР), с. 598
Джастроу (Jastrow) Отто (р. 1942; ФРГ), с. 37
Джаукян Геворг Бежарович (р. 1920; СССР), с. 44, 141, 298, 474, 476
Джаядитья (7 в.; Индия), с. 178
Джейранишвили Евг. Фед. (1920—88; СССР), с. 256
Джемс Р., с. 432
Джефриз М., с. 73
Джилбертсон Г. В., с. 200
Джинджич Е., с. 526
Джонс У., см. Джоунз У.
Джонсон М., с. 297
Джонсон (Johnson) Сэмюэл (1709—84; Англия), с. 261
Джонсон (Johnson) Эдвин Ли (США), с. 199
Джоистон (Johnston) Харри Хамилтон (1858— 1927; Англия), с. 58, 67, 68, 73, 127
Джорден (Jorden) Элинор Харц (р. 1920;
США), с. 624
Джоунз (Jones) Даниел (1881—1967; Англия), с. 149, 197, 198, 292, 352, 481, 553, 556
Джоунз (Jones) Дж. М. (7 — 1932; Англия), с. 218
Джоунз (Jones) Уильям (1746—94; Англия), с. 153, 182, 190, 486
аль-Джурджани, с. 40
Джха Субхандра (р.	1906; Индия),
с. 191
Джэкендофф (Jackendoff) Рей С. (р. 1945; США), с. 197
Джэксон (Jackson) Кеннет Харлстон (р. 1909; Англия), с. 218, 219, 375
Дзендзелевский Иос. Ал. (р. 1921; СССР), с. 474, 475
Дзенит Свет. Яновиа (р. 1928; СССР), с. 191
Дзидзигури Шота Варламович (р. 1911; СССР), с. 207, 476
Дидерихсен (Diderichsen) Пауль (1905—64; Дания), с. 239
Дидим (Didymus) (63 до н. э.— ?; Александрия Египетская), с. 27
Дидро (Diderot) Дени (1713—84; Франция), с. 261, 274, 561
Дием (Diem) Вериер (ФРГ), с. 37
Дик (Dik) Симон Корнелис (р. 1940; Нидерланды), с. 566
Дикенман Э., с. 459
Диксон (Dixon) Роланд, с. 573
Диллон (Dillon) Майлз (1900—72; Ирландия), с. 218
Дильачар (Dilapar) Агоп (1895—1979;Турция), с. 527
Дильман (Dillmann) Кристиан Фридрих Август (1823—94; Германия), с. 442, 600
Дингес (Dinges) Г. Г. (1893-1933), с. 318
Диннии (Dinneen) Френсис Патрик (р. 1923; США), с. 218
Диоген (Diogenes) Вавилонский (ок, 240—150 до н.э.), с. 495
Диогениан (Diogeneiands, Diogeniands; 2 в., Др. Греция), с. 27
Диоген Лаэртский (Diogenes Laertios; 1-я пол. 3 в.; Др. Греция), с. 27, 495
Дионисий Г аликарнасский (Diony-sios Halikarnassdus; гг. рожд. и смерти неизв.; Др. Греция), с. 24, 27, 35, 416, 542
Дионисий (Dionysios) Фракийский (170—90 до н.э.; Др. Греция), с. 27, 47, 323, 400, 465, 485, 500, 504, 544, 578
Дирр (Dirr) Адольф (1867—1930; Германия), с. 207, 256
Дифлот (Diffloth) Жерар, с. 52, 307
Диц (Diez) Фридрих Кристиан (1794—1876;
Германия), с. 48, 182, 419, 489
Дмитревский Ал. Аф. (1856—1929; Россия,
СССР), с. 379, 570
Дмитриев Ник. Конст. (1898—1954; СССР), с. 90, 318, 476, 526
Добиаш Ант. Вяч. (1846 или 1847 — 1911;
Россия), с. 570
Добиаш-Рождественская Ольга Ант. (1874— 1939; СССР), с. 359
Добровский (Dobrovsky) Йозеф (1753—1829; Чехословакия), с. 21, 182, 247, 360, 458, 581
Добротворский Мих. Мих. (1836—74; Россия), с. 20
Добсон^ОоЬзоп) Уильям (1913—82; Канада),
Додыхудоев Рахим Халилович (р. 1928;
СССР), с. 200
Доза (Dauzat) Альбер (1877 — 1955; Франция), с. 44, 196, 347, 420, 562
Дози (Dozy) Рейнхарт (1820—83; Нидерланды), с. 37
Док (Doke) Клемент Мартин (1893—1980; Англия, ЮАР), с. 57, 58, 70, 78, 220, 235, 277, 340
Докулил (Dokulil) Милош (р. 1912; Чехословакия), с. 235, 346, 396, 459, 468, 566
Долобко Милий Гер. (1884—1935; СССР), с. 317
Домашнее Анат. Ив. (р. 1927; СССР), с. 101
Домерг Ю. (1745—1810; Франция), с. 419
Доиат (Donatus) Элий (4 в.; Рим), с. 27, 35, 47, 146, 274
Дондуа Карпез Дариспаиович (1891—1951;
СССР), с. 476
Доннё, Д о и ё Ж., с. 58, 163
Доннелан К., с. 411
Доннер (Donner) Кай (1888—1935; Финляндия), с. 150, 432, 550
Доннер (Donner) Отто (1835—1905; Россия, Финляндия), с. 527, 550
Дорм П., с. 37
Дорм (Dhorme) Эдуард Поль (1881—1966;
Франция), с. 74
Дорн Бор. (Бернгард) Аид. (1805—81; Рос-сия ) с. 199
Дорнза’йф (Dornseiff) Франц (1888—1960;
Германия, ГДР), с. 346, 380
Дорофеева-Киселева Лид. Ник. (1922—90;
СССР), с. 200
Дорошевский (Doroszewski) Витольд Ян (1899—1976; Польша), с. 459
Дорси (Dorsey) Джеймс Оуэн (1848—95;
США), с. 454
Достал (Dostdl) Антонин (р. 1906; Чехосло-вакия), с. 48
Доттен (Dottin) Жорж (1863—1928; Франция), с. 218
Драббе (Drabbe) Петер (1887 — ?; Нидерланды), с. 365
Дравинып (Dravips) Карлис (р. 1901; Швеция), с. 65, 66
Драгунов Ал-др Ал-др. (1900—55; СССР), с. 90, 224, 373, 374, 471, 475, 503
Драгунова Ек. Ник. (1901—64; СССР), с. 224
Драйвер (Driver) Годфри Роле (1892—1975;
Англия), с. 442
Дрезен Э. К., с. 196
Дресден (Dresden) Марк Й. (р. 1911; Нидерланды, США), с. 185, 199
Дреслер (Dressier) Вольфганг (р. 1939; Австрия), с. 48, 137, 316, 467, 468
Дрессель (Dressel) Георгий (г. рожд. неизв.— 1698; Германия, Латвия), с. 66
Дридзе Тамара Мойс. (СССР), с. 405
Дриотон (Drioton) Этьен (1889—1961; Франция), с. 148
Дроуэр (Drower) Маргарет Стефана (р. 1911;
Англия), с. 442
Дрымбэ (DrimbS) Владимир (р. 1924; Румыния), с. 526
667
ад-Дуали Абу-ль-Асуад (г, рожд. неизв.— ок. 680 или 688: араб, филолог), с. 39
Дуань Юйцай (1735—1815; Китай), с. 225
Дубиньский А., с. 526
Дубровина Зин. Мих. (СССР), с. 551
Дуличенко Ал-др Дм. (р. 1941; СССР), с. 196, 598
Дульзон Анд. Петр. (1900—73; СССР), с. 151, 432, 476, 526, 551
Дунаевская Ир. Мих. (р. 1919; СССР), с. 572 Дунсдорф (Dunsdorf) Эдгар (р. 1904; США), с. 66
Дун Цзобинь. с. 360
Дуриданов Ив. (р. 1920; Болгария), с. 185, 459, 561
Дурих Вяч. Михаил (в монашестве Форту-нат, 1735 или 1738—1802; Чехия), с. 458
Дурново Ник. Ник. (1876—1937; СССР), с. 134, 244. 257, 314, 316, 317, 318, 342, 425, 426, 459, 472, 475, 484
Дыбо Вл. Ант. (р. 1931; СССР), с. 25, 172, 185, 459, 475, 497, 514, 515, 587
Дымшиц Залмон Мовшевич (1921—90;
СССР), с. 191
Дьёрке (Gyorke) Йожеф (1906—46; Венгрия), с. 550
Дьяков Ал. Мих. (1896—1974; СССР), с. 192
Дьяконов Иг. Мих. (р. 1914/15; СССР), с. 42, 43, 49, 50, 55, 56, 57, 74, 132, 185, 199, 215, 249, 274, 321, 442, 490, 491, 547, 563, 574
Дьяконов Мих. Мих. (1907—54; СССР), с. 199, 360
Дьярмати (Gyarmathi) Шамуэль (1751—1830;
Венгрия), с« 550
Я с	Са 217
Дюбуа (Dubois) Жак (1478—1555; Франция), с. 420, 521, 543
Дюгае И., с. 69
Дюмарсэ, дю Марез (Dumarsais) Сезар Шено (1676-1756; Франция), с. 274, 419, 536
Дюмезиль (Dumezil) Жорж Эдмон Рауль (1898—1986; Франция), с. 186, 208, 220
Дюнан М., с. 74
Дюпон-Соммер (Dupont-Sommer) Андре (1900—83; Франция), с. 442
Дюркгейм (Durkheim) Эмиль (1858—1917;
Франция), с. 152, 276, 482, 561
Дюрович Л., с. 367
Дюфриш-Деженетт (Dufriche-Desgenettes)
А. (1804— ок. 85; Франция), с. 554 Дюшен-Гийемен (Duchesne-Guijlemin) Ж.
(р. 1910; Бельгия), с. 199
Евгеньева Анаст. Петр. (1899—1985; СССР), с. 85, 426
Евсевьев Мак. Еве. (1864—1931; СССР), с. 550
Ёвстатиевич (Eustatievici) Димитрие (1730 или 1735—1796; Румыния), с. 419
Егере (Jegers) Бенджамин (р. 1915; США), с. 65, 66
Егиазаров С. А., с. 199
Егоров Вас. Георг. (1880-1974; СССР), с. 526
Егорова Раиса Петр. (р. 1932; СССР), с. 191
Едличка (Jedlicka) Алоис (р. 1912; Чехословакия), с. 338, 459, 568
Елезович (Elezovic) Григорие Глиша (1879— 1960; Югославия), с. 526
Елизаренкова Тат. Як. (р. 1929; СССР), с. 48. 191
Елизарова Март. Мих. (р. 1938; СССР), с. 93
Елисеев Юр. Сер. (р. 1925; СССР), с. 551
Ельмслев (Hjelmslev) Луи (1899—1965; Дания), с. 107, 233, 234, 239, 313, 317, 366, 367, 393, 415, 435, 441, 448, 465, 543, 545, 553, 606, 622
Енсен (Jensen) Ханс (1884—1973; Германия, ГДР), с. 375
Ермолаев Ал-др Ив. (1780—1828; Россия), с. 359
Ермушкии Гр. Ив. (р. 1932; СССР), с. 551
Ернштедт Викт. Карлович (1854—1902; Россия). с. 359
Есенгулов Адай Есенгулович (р. 1925; СССР), с. 477
Есипов Григ. Вас. (1812—99; Россия), с. 359
Есперсен (Jespersen) Иене Отто Харри (1860-1943: Дания), с. 57, 137, 151, 183, 196, 202, 239, 290, 295, 314, 354, 355, 385, 396, 450, 451, 452, 473, 491, 497, 507. 518, 5t9, 546, 554, 562, 564, 565, 566, 585
Ефимов Ал-др Ив. (1909—66; СССР), с. 475
Ефимов Ал-др Юр. (р. 1952; СССР), с. 53
Ефимов Вал. Ал-др. (р. 1933; СССР), с. 200
Жаба А.Д., с. 199
Жаба (Zaba) Збинек (р. 1917; Чехословакия), с. 148
Жгенти Сер. Мих. (1912-63; СССР), с. 207
Жеребин В. М. (СССР), с. 225
Жидович Мария Аид. (1906—78: СССР), с. 475
Жилина Т. И. (СССР), с. 551
Жилко Федот Троф. (р. 1908; СССР), с. 475
Жильерон (Gillidron) Жюль (1854—1926; Швейцария), с. 44, 133, 134, 183, 268, 420, 489, 562, 597, 621
Жиикин Ник. Ив. (1893-1979; СССР), с. 85, 233, 404, 415, 453
Жинью (Gignoux) Филипп (р. 1931: Франция), с. 199, 200
Жираи (Zcirai) Миклош (1892—1955; Венгрия), с. 549, 550
Жирар (Girard) Габриэль (1677—1748; Франция), с. 419
Жирков Лев Ив. (1885-1963; СССР), с. 90, 200, 207, 256, 318, 461, 526, 622
Жирмунский Викт. Макс. (1891—1971; СССР), с. 44, 84, 100, 261, 268, 298, 314, 347, 348, 453, 468, 474, 476, 482, 483, 622
Жиро-Дювивье (Jirault-Duvivier) Шарль Пьер (1765—1832; Франция), с. 419 Житецкий Пав. Игн. (1836/37-1911; Россия), с. 570
Жовтоб^иох Мих. Андр. (р. 1905; СССР), Жоль К. К., с. 169
Жубанов X. (СССР), с. 526
Жугра А. В., с. 26
Жузе Пант. Крестович (1871—1942; Россия, СССР), с. 38
Жуков Влас Плат. (р. 1921; СССР), с. 560
Жукова Алевтина Никод. (р. 1927; СССР), с. 586
Жуковская Лид. Петр. (р. 1920; СССР), с. 360, 427, 475
Жуковский Вал. Ал. (1858—1918; Россия), с. 199. 200, 623
Жупаи Я., с. 464
Журавлев Вл. Конст. (р. 1922; СССР), с. 117, 308, 475, 476, 497, 557
Журавский Арк. Иос. (р. 1924; СССР), с. 475
Жюйаи (Juilland) Альфонс, с. 420
Жюкуа (Juquois) Г., с. 184
Жюльен (Julien) Станислав (др. имя Э н ь я н
Ноэль) (1799—1873; Франция), с. 224 аз-Забиди Мухаммед (1732—91; Ирак), с. 38 Заборский (Zaborski) Анджей (Польша), с. 249
Заброцкий (Zabrocki) Людвик (1907—77;
Польша), с. 66
Завадовский Юр. Ник. (1909—79; СССР), с. 38. 57, 265
Завьялова Вал. Ив. (р. 1918; СССР), с. 200 Завьялова О. И. (р. 1947; СССР), с. 225 Загребин Вяч. Мих. (р. 1942; СССР), с. 360 Задоенко Там. Пав. (р. 1924; СССР), с. 224 Задорожный Б. М. (СССР), с. 476 Заза Хасан (Египет), с. 38
Займов Иордан (р. 1921; Болгария), с. 459
Зайде (Zide^ Норман (р. 1928; США), с. 191 Зайдель (Seidel) Ойген (1906—81; Германия,
ГДР), с. 64
Зайлер (Seiler) Ханс Якоб (р. 1920; ФРГ), с. 48, 514
Зайончковский (Zajaczkowski) Ананиаш (1903-70; Польша), с. 144, 526
Зайончковский (ZaUczkowsky) Владимир (Польша), с. 526
Закиев Мирфатых Закиевич (р. 1928; СССР), с. 477
Закс Г. (США), с. 137
Залевская Ал-дра Ал-др. (СССР), с. 405
Залеман Карл Герм. (1849—1916; Россия), с. 185, 199, 200, 623
Зализняк Анд. Аиат. (р. 1935; СССР), с. 114, 117, 191, 257, 295, 314, 315, 342, 355, 356, 360, 366, 398, 426, 427, 472, 475, 497, 531 аз-Замахшари (1074—1143; Хорезм), с. 40, 573
Заменгоф, Заменхоф (Zamenhof) Людвик Лазарь (1859—1917; Польша), с. 594
Заран (Saran) Франц Людвиг (1866—1931;
Германия), с. 347
Зарецкий Айзик Изр. (СССР), с. 316
Зарубин Ив. Ив. (1887-1964; СССР), с. 200, 363, 475, 476
Зассе (Sasse) Ханс Йорген (р. 1943: ФРГ), с. 249
Зауэр (Sauer) Герт (р. 1932; ГДР), с. 551
Захаров Ив. Ил. (1814—85; Россия), с. 523
Захарова Кап. Фед. (р. 1918; СССР), с. 133, 426
Захарьин Бор. Ал. (р. 1942; СССР), с. 127, 191
аз-Захиди Наджм ад-Дин Абу-р-Раджа Мухтар ибн Махмуд (13 и., Хорезм), с. 573
Зая-Панднта (наст. имя Н а м х а й-чжамцо; 1599—1662; Монголия), с. 307
Звегинцев Вл. Андр. (1910—88: СССР), с. 38, 169, 261, 440, 497
Звонов А. А. (СССР), с. 225
Згуста (Zgusta) Ладислав (р. 1924; Чехословакия, США), с. 253
Зеверс (Zevers) Янис (1868—1940; Латвия, Германия), с. 66
ЗелаНд Н., с. 332
Зеленецкий Конст. Петр. (1812—58; Россия) с. 622
Зеленин Дм. Конст. (1878—1954; СССР), с. 214
Земзаре (Zemzarf) Дайна (1911—71; СССР), с. 66, 477
Земская Ел. Андр. (р. 1926; СССР), с. 85, 114, 313, 366, 367, 407, 426, 427, 451, 468 475, 541, 567
Земский Анд. Мих. (1892—1946; СССР), с. 85
Зенков Ген. Степ. (СССР), с. 426
Зени (Senn) Альфред (1899—1978; Швейцария, США), с. 65
Зенодот (Zenddotos) из Эфеса (ок. 320—260 до н.э.; Др. Греция), с. 27
Зенон (Zenon) из К и т и о н а (ок. 336— 264 до и.э.; Др. Греция), с. 495
Зепс (Zeps) Валдис Юрис (р. 1924; США), с. 65, 66
Зете (Sethe) Курт (1869—1934; Германия), с. 148. 403
Зибс (Siebs) Т., с. 166
Зиверс (Sievers) Эдуард (1850—1932), с. 167, 347, 554
Зиг (Sieg) Эмиль (1866—1951; Германия), с. 184, 185, 517
Зиглинг (Siegling) Вильгельм (1880—1946;
Германия), с. 184, 185, 517
Зизаний Лаврентий (50-е— 60-е гг. 16 в.? — после 1634; Украина, Белоруссия), с. 425. 533, 622
Зимин Ал-др Степ. (1880—1942; СССР), с. 191
Зимняя Ир. Ал. (р. 1931; СССР), с. 405, 412
Зиндер Лев Раф. (р. 1910; СССР), с. 106, 264, 374, 405, 426, 474, 475, 553, 554, 556, 622
Зинкявичюс (Zinkevicius) Зигмас (р. 1927; СССР), с. 65, 66, 67, 298, 477
Знслин Меер Нат. (р. 1916: СССР), с. 93, 442
Зограф Георг. Ал-др. (р. 1928; СССР), с. 179, 191, 192, 475
Зограф^Ир. Тиграновна (р. 1931; СССР),
Золотова Гал. Ал-др. (р. 1924; СССР), с. 380, 426, 451, 566
Зольмсен (Solmsen) Феликс (1865—1911; Германия), с. 183, 184, 317
Зольта (Solta) Георг Ренатус (ФРГ), с. 63
Зоммер (Sommer) Фердинанд (1875—1963), с. 183, 184, 185, 571
Зубатый (Zubaty) Йозеф (1855—1931; Чехословакия), с. 65, 66
Зудин Петр Бор. (1896—1971; СССР), с. 200
Ибаньес Э., с. 74
Ибн Аби Исхак аль-Хадрами (р. рожд. неизв.— 767 илн 768; араб, филолог), с. 39
Ибн Акиль (г. рожд. неизв,— 1367; араб, филолог), с. 40
Ион аль-Анбари (г. рожд. неизв,— 939; араб, филолог), с. 39
Ион аль-Хаджнб (1175—1249; араб, филолог), с. 40
Ибн ас-Сиккит (г. рожд. неизв,— 858; араб, филолог), с. 39
Ибн  Барун Исаак (12 в.; евр. филолог, Испания), с. 146, 442
Ибн Джанах Абу-ль-Валпд Мерван (р а б-би Иона; кон. 10—1-я пол. И вв.; евр. филолог, Испания), с. 93, 146, 442
Ибн Джиини (г. рожд. неизв,— 1002; араб, филолог), с. 39
Иби Малик Мухаммед (1206—74; араб, филолог), с. 40
Ион Сида (ок. 1006 — 66; араб, филолог), с. 40
Ибн Фадлаи Ахмед ибн Аббас (1-я пол. 10 в.; араб, филолог), с. 77
Ибн Фарис (10 в.; араб, филолог), с. 39
Ибн Хишам Абдулла (1309—60; араб, языковед), с. 40
Иби Эзра Авраам бен Мейр (1092—1167; евр. филолог, Испания), с. 146
Ибн Яиш (г. рожд. неизв.— 1245; араб, языковед), с. 40
Ибрагимов Г. X. (СССР), с. 256
Ивабути Эцутаро (1905—78; Япония), с. 624
Ивамура Синобу (р. 1905; Япония), с. 305
Иванов Ал. Ив. (1877 или 78 — 19387; СССР), с. 224
Иванов Валер. Вас. (р. 1924; СССР), с. 426,
668
Иванов Вяч. Вс. (р. 1929; СССР), с. 48, 50, 65, 66, 67, 108, 120, 175, 184, 185, 186, 191, 253, 299 , 370, 419, 440 , 453 , 474 , 475, 497, 514, 515, 570, 572, 597
Иванов Ив. Григ. (р. 1935; СССР), с, 551
Иванов Петр Ив. (1794—1864; Россия), с. 359
Иванова Ир. Петр. (р. 1904; СССР), с. 48 Ивановский Ал. Осипович (1863—1903; Россия), с. 523
Иванчев Светомир (р. 1920: Болгария), с. 48
Иванчикова Евг. Аиат. (р. 1916; СССР), с. 85, 426
Ивенз, А й в е н з (Ivens) Уолтер Джордж (1871 — 1945; Англия), с. 13
Ивич (Jvic) Милка (Югославия), с. 459
Ивич (Ивий) Павле (р. 1924; Югославия), с. 44, 63, 459
Ившич (Ивший) Степан (1884—1962; Югославия), с. 459
Игумнов Ал-др Вас. (1761 — 1834; Россия), с. 623
Ид (Eid) М., с. 37 .
Иероним (340—420; христ. писатель), с. 544
Изенберг (Isenberg) Карл Вильгельм (1806— 64; Германия), с. 54
Икегами Ёсихико (р. 1934: Япония), с. 524
Икола (Ikola) Осмо (р. 1918; Финляндия), с. 551
Илия Люд. Ив. (1896-1983; СССР), с. 421
Иллич-Свитыч Влад. Марк. (1934—66; СССР), с. 25, 166, 172, 185, 186, 189, 253, 339, 362, 459, 474, 475, 490, 514, 610, 622
Илчев Стефан (р. 1898; Болгария), с. 459
Ильин Г. М. (СССР), с. 566
Ильинская Ир. Сер. (1908—80; СССР), с. 316, 426
Ильинский Григ. Аид. (1876—1937; СССР), с. 316, 459 475
Ильиш Бор. Ал-др. (1902—71; СССР), с. 100, 476
Ильминскнй Ник. Ив. (1822—91; Россия), с. 526
Ильяшенко Тат. Пав. (р. 1916; СССР), с. 477 аль-Имади, с. 573
Имиайшвили Дав. Сильвестрович (1914 — 78;
СССР), с. 325
Имре (Imre) Шаму (р. 1917; Венгрия), с. 551
Ингве (Ingwe) Виктор (р. 1920; США), с. 332 Иннокентий (Ф и г у р о в с к и й, епископ) (1864-1931; Россия, СССР), с. 224
Иноуэ Кадзуко (р. 1920; Япония), с. 624
Иноуэ Т., с. 66
Инфантова Гал. Генн. (СССР), с. 407
Инэнликэй Петр Ив. (1930—88;	СССР),
с. 586
Иоанн Солсберийский (1110 или 1120—1180;
Англия), с. 444
Иоанн Цена, см. Цеиа И.
Иосефсов (Josephson) Фольке (р. 1934; Швеция), с. 184
Иохельсои Вл. Ил. (1855—1937; Россия, США), с. 357, 594, 623
Ипсен (Ipsen) Гюнтер (р. 1899; Германия, ФРГ), с. 330, 380
Ирбах Никифор (Николоз Ч о л о к а ш-вили)(17 в.; груз, филолог), с. 207
Ирвинг (Irving) П., с. 37
Исаев Магомет Измайлович (р. 1928; СССР), с. 196, 200
Исаенко Бор. Степ. (1914—65; СССР), с. 224
Иса иби Умар ас-Сакафи (г. рожд. неизв.— 766; араб, филолог), с. 39
Исаченко Ал-др Вас. (1910—78; Россия, Австрия), с. 160
Исидор Севильский (Isidorus Hispa-lensis; ок. 560—636; Испания), с. 188, 329
Исократ (Isokrites; 436—338 до и. э.; Др. Греция), с. 35, 416
аль-Истахри, с. 568
Истрин Вас. Мих. (1865-1937; СССР), с. 317, 475
Истрина Евг. Саме. (1883—1957; СССР), с. 247, 338, 495
Итконеи (Itkonen) Терхо (р. 1933; Финляндия), с. 551
Итконен (Itkonen) Тойво Иммануэль (1891— 1968; Финляндия), с. 550
Итконен (Itkonen) Эрккн (1913—83; Финляндия), с. 549, 550
Ицкович Викт. Ал-др. (1918—86; СССР), с. 338
Йегуда бен Давид Хайюдж (10—11 вв.; евр. филолог), с. 93, 145, 442
Йегуда Ибн Курайш (сер. 9 в.; евр. филолог из Алжира), с. 145, 442
Йирку А,, с. 74
ftoKH(Joki) Аулис Й. (1913—89; Финляндия), с. 432, 550, 551
Йокль (Jokl) Норберт (1877—1942; Австрия), с. 26, 185
Йоиикас (Jonikas) Питер (Пятрас) (р. 1906;
США), с. 65, 67
Йордан (Iordan) Йоргу (1888—1986; Румыния), с. 420, 562
Кабрда (Kabrda) Йозеф (1906—68; Чехосло-ваки/г) с 562
Кавалиот’и (Cavalioti) Теодор (1728—86;
Румыния, Греция), с. 62
Кагайие (Kagaine) Эгла (р. 1930; СССР), с. 66
Кадей (Kaden) Клаус (р. 1927; ГДР), с. 224
Кадзияма М. (Япония), с. 24
Казем-Бек Ал-др Касимович (Мирза Мухаммед Али; 1802—70; Россия), с. 526
Казлаускас (Kazlauskas) Йонас (1930—70;
СССР), с. 65, 67, 477
Кайдаров Абду-Али Тугаибаевич (р. 1924;
СССР), с. 476, 477
Кайнц (Kainz) Фридрих (1897—1977; Австрия), с. 406
Какоши (Kakosy) Ласло (Венгрия), с. 148
Какук (Какик)Жужа Н. (р. 1925; Венгрия), с. 526
Калайдович Иван Фед. (1796—1853; Россия), с. 425
Калайдович Коист. Фед. (1792—1832; Россия), с. 359, 458
Калакуцкая Лар. Пав. (р. 1930; СССР), с. 351
Калдер У. М., см. Колдер У. М.
Кале (Kahle) Пауль Эрнст (1875—1964; Германия, ФРГ), с. 442
Калима (Kalima) Яло Лахья (1884—1952;
Финляндия), с. 550
Калинина Зоя Март. (1923—87; СССР), с. 200
Каллерис (Kallens) Янис (Греция), с. 141,185
Каллоу (Callow) Дж., с. 126
Калонтаров Якуб Исхакович (1903—87;
СССР), с. 200
Калоускова (Kalouskovi) Ярмила (р. 1908;
Чехословакия), с. 224
Калочай К., с. 594
Кальман (Kklrnkn) Бела (р. 1913; Венгрия), с. 550, 551
Кальмор (Kalmdr) И., с. 37
Кальянов Вл. Ив. (р. 1908; СССР), с. 191
Камиль Мурад (р. 1907; Египет), с. 38
Камииос (Caminos) Рикардо А. (р. 1915;
США), с. 148
Камииьский А., с. 66
Камменхубер (Kammenhuber) Аииелиэ (р. 1922; ФРГ), с. 184, 571, 572
Кангасмаа-Минн (Kangasmaa-Minn) Эва (р. 1919; Финляндия), с. 551
Каннисто (Kannisto) Юха Арттурн (1874— 1943; Финляндия), с. 550
Кайт (Kant) Иммануил (1724—1804; Германия), с. 123, 330, 486, 544
Кантариио В., с. 37
Каитиио (Cantmeau) Жан (1899—1956; Франция), с. 37, 442
Кайю Г., с. 126
Капаицян Григ. Айвазович (1887—1957;
СССР), с. 476
Капар (Capart) Жан (1877—1947; Бельгия), с. 148
Капелл А., см. Кейпелл А.
Капелла Марциан (Martianus Capella) (4—5 вв.; Сев. Африка), с. 146
Каплан Д., с. 412
Каплун М. И. (СССР), с. 515
Кара (Ката) Дьёрдь (р. 1935; Венгрия-), с. 305, 526
Карабачек, К а р а б а це к (Karabacek) Иосиф (1845—1918; Австро-Венгрия), с. 360
Караджич (КарациЬ) Вук Стефанович (1787—
1864; Сербия), с. 21, 247, 360, 444, 458, 461
Каралюнас С. (СССР), с. 67
Карамзин Ник. Мих. (1766—1826; Россия), с. 425, 429
Карамшоев Додхудо Карамшоевич (р. 1932;
СССР), с. 200, 363, 477
Карапетянц Артемий Мих. (СССР), с. 224
Караулов Юр. Ник. (р. 1935; СССР), с. 169, 176, 234, 261, 426, 440, 476
Каргер Н. К. (1904- после 1937; СССР), с. 150
Кардус X., с. 287
Каримов Ардатер (р. 1932; СССР), с. 200
Каримов К. (СССР), с. 477
Каринский Ник. Мих. (1873-1935; СССР), с. 134, 359, 426
Карлгрен, Карльгрен (Karlgren)
Бернхард (1899—1974; Швеция), с. 224
Кармазин Гурий Гавр, (псевд. Г. Э в а й н; 1882-1943; СССР), с. 550
Карнап (Carnap) Рудольф (1891—1970: Австрия), с. 129, 168, 263, 275, 411, 444
Карой (Karolу) Шандор (р. 1920; Венгрия), с. 551
Кароляк (Karolak) Станислав (р. 1931; Польша), с. 114, 472
Карпушкии Бор. Мих. (1925 или 1927— 1987; СССР), с. 191
Каррн (Curry) Хаскел Брукс (р. 1900; США), с. 493
Карруба (Carruba) Оиофрио (р. 1930; Италия), с. 184, 571
Карский Евф. Фед. (1860/61-1931; СССР), с. 134, 359, 426, 475, 539
Карстен (Karsten) Торстен (1870—1942; Финляндия), с. 370
Картезий, см. Декарт
Картер (Carter) Хауард (1873—1939; Англия), с. 148
Карулис (Karulis) Константин (р. 1915; СССР), с. 66
Карцевский Сер. Осип. (1884—1955; Россия, Швейцария), с. 48, 74, 90, 151, 152, 317, 323, 343, 348, 379, 390, 412, 427, 453, 459, 471, 472, 484, 565, 566
Карьялайнен (Karialainen) Куста Фредрик (1871—1919: Финляндия), с. 550
Касаткин Ал-др Ал-др. (1919—83; СССР), с. 421
Касаткин Леон. Леон. (р. 1925; СССР), с. 557
Касевич Вад. Бор. (р. 1941; СССР), с. 374, 511, 591
Каск (Казк) Арнольд (р. 1902; СССР), с. 477, 551
Каспарн (Caspari) Карл Пауль (1814—92; Норвегия), с. 37
Кассиодор (Cassiodorus; ок. 487 — ок. 578;
Остготское гос-во), с. 146
Кассирер (Cassirer) Эрнст (1874—1945; Германия), с. 168, 261, 297, 330
Каст (Cust) Роберт Нидем (1821—1909; Англия), с, 56
Кастеллино (Castellino) Джорджо Рафаэле (р. 1903; Италия), с. 249
Кастовский (Kastovsky) Дитер (Австрия), с. 468
Кастреи (Castrdn) Матиас Ал-др. (1813—52; Россия, Фииляидия), с.150, 305, 339, 432, 523, 525, 527, 550, 623
Катагощииа Нина Ал. (р. 1908; СССР), с. 421
Катанов Ник. Фед. (1862—1922; Россия), с. 526
Кате (ten Cate) Ламберт тен (1674—1731; Нидерланды), с. 100, 182, 486
Катенина Тат. Евг. (1926—89; СССР), с. 191
Катичич (Katicic) Радослав (р. 1930; Австрия), с. 185
Катрмер (Quatremire) Этьен Марк (1782— 1857; Франция), с. 442
Катфорд (Catford) Дж. (р. 1917; Шотландия, с 1964 - США), с. 552
Катьяяна (3 в. до н.э.; Индия), с. 178
Каудер К., с. 27
Кауфман (Kaufmann) Т., с. 279
Кауэлл (Cowell) Эдуард Байлс (1826—1903;
Англия), с. 190
Кафаров Петр Ив. (в монашестве Палладий; 1817—78: Россия), с. 305
Кахадэе Отия Илл. (р. 1918; СССР), с. 256
Кац Дж., с. 234
Кац (Katz) Хартмут (ФРГ), с. 432, 551
Кацнельсон Сол. Дав. (1907—85; СССР), с. 25, 79, 80, 100, 114, 135, 261, 263, 314, 385, 401, 404 , 414 , 450, 458, 474, 475, 476, 514, 535, 566, 622
Качру Брай (р. 1932; Индия), с. 127
Каччаяиа (5 или 11 вв.7; Индия), с, 178
Квнгстад (Qvigstad) Юст Кнуд (1853—1957;
Норвегия), с. 550
Квинтилиан (Quintilianus) Марк Фабий (ок. 35 — ок. 96; Др. Рим), с. 35, 416, 520, 542
Кеес, Кес (Kees) Герман (1886—1964; Германия, ФРГ), с. 148
Кей М„ с. 503
Кейпелл, Капелл, Кэпелл (Capell) Артур (р. 1902; Австралия), с. 13, 365, 512
Кёйпер- (Kuiper) Франциск Бернард Якоб (р. 1908; Нидерланды), с. 12, 13, 53, 186, 191, 320
Кёлле (Koelle) Сигизмунд Вильгельм (1823— 1902: Германия), с. 58, 69, 73, 126, 162
Келлене (Kellens) Жан (р. 1944; Бельгия), с. 199
Келлог (Kellogg) Р. Дж., с. 196
Келлогг (Kellogg) Сэмюэл Генри (1839—99;
США), с. 191
Кельзи Фед. Ив. (Абдалла; 1819—1912; Сирия, Россия), с. 38
Кельмаков Вал. Кельмакович (р. 1942;
СССР), с. 551
669
Кенесбаев Смет Кенесбаевич (р. 1907; СССР), с. 476, 477
Кент (Kent) Роланд Грабб (1877—1952; США), с. 199
Келлен Петр Ив. (1793—1864; Россия), с. 458
Кёпрюлю (Kopriilu) Мехмет Фуат (1890— 1966; Турция), с. 144
Кёрду (Coeurdoux; 18 в.; Франция), с. 182
Керимов И. (СССР), с. 568
Керимова Аза Алимовна (р. 1925; СССР), с. 200
Кери (Kern) Хендрик Каспар (1833—1917;
Нидерланды), с. 13, 192
Кернс И. А., с. 185
Керт Георг. Март. (р. 1923; СССР), с. 551
Кеттунен (Kettunen) Лаури (1885—1963;
Финляндия), с. 549, 550
Кешираджа (13 в.; Индия), с. 190
Кибрик Ал-др Евг. (р. 1939; СССР), с. 380, 451. 512, 514, 564
Киекбаев Джалиль Гиниатович (1911—68;
СССР), с. 526
Киладзе Нана Валер, (р. 1943; СССР), с. 38
Киле Н. Б., с. 523
Килиан Л., с. 66
Кимхи Давид (прозвище Ре да к; 1160— 1235; евр. грамматист), с. 93, 146, 442
Кимхи Иосиф бен Исаак (ок. 1105 — ок.
1170; евр. грамматист), с. 146
Кимхи Моисей бен Иосиф (г. рожд. неизв.— ох. 1190; евр. филолог), с. 146
Киндаити Кёсукэ (1882—1971; Япония), с. 20
Киндаити Харухико (р. 1913; Япония), с. 624
Кипарский (Kiparsky) Вал. (р. 1904; Финляндия, Зап. Берлин и др.), с. 65, 66, 428
Кирилл, Константин — Философ (ок. 827—869; слав, просветитель), с. 105, 223, 461, 491
Кирхгоф (Kirchhoff) Альфред (1826—1908;
Германия), с. 205
Кирхер (Kircher) Атанасиус (1601—80; Германия), с. 147
аль-Кисаи (г. рожд. неизв.— ок. 805; араб, филолог), с. 39
Киселев Сер. Вл. (1905—62; СССР), с. 357
Киселева Л. И. (СССР), с. 359
Киселева Л. Н., см. Дорофеееа-Киселе-ва Л. Н.
Кисими Камара (Камала; изобретатель письма менде), с. 293
Киттель (Kittel) Рудольф (1853—1929; Германия), с. 442
Кифер (Kieffer) Шарль Мартен (р. 1923;
Франция), с. 200
Кишпал, Кишпаль (KispAl) Магдольна
С. (р. 1910; Венгрия), с. 550
Клагстад (Klagstad) X. Л. (1922-67; США), с. 62
Кларк (Clark) Херберт (р. 1940; США), с. 405
Классовский Вл. Игн. (1815—77; Россия), с. 406
Клейи (Klein) Данелиус (1609—66; Литва), с. 65, 66, 271
Клейнмихель (Kleinmichel) Зигрид (р. 1938;
ГДР), с. 526
Клейншмидт (Kleinschmidt) Самуэль Петрус (1814—86; Германия), с. 594
Клеменсевнч (Klemiensiewicz) Зенон (1891— 1969; Польша), с. 469
Клемм (Klemm) Имре Антал (1883—1963;
Венгрия), с. 550	•
Клемперер (Klemperer) Виктор (1881—1960;
Германия, ГДР), с. 595
Кленин Ив. Дм. (СССР), с. 224
Кливз (Cleaves) Френсис Вудмен (США), с. 305
Клименко Анна Петр. (СССР), 405, 591
Климент Охридский (835—916; предполагаемый составитель кириллицы), с. 222
Климов Георг. Андр. (р. 1928; СССР), с. 114,
135, 161, 272, 298, 314, 396, 451, 474, 497, 512, 513
Климчицкий Сев. Ив. (1900—42?; СССР), с. 200
Клингенхебен (Klingenheben) Герман Август (1886-1967; ФРГ), с. 57, 173
Клосон (Clauson) Джерард (1891—1974; Англия), с. 144, 305
Клосс (Kloss) Хайнц (США), с. 514
Клостер Енсен (Kloster Jensen) Мартин, с. 233
Клуге (Kluge) Фридрих (1856—1926; Германия), с. 66, 100, 183, 184
Клычков Георг. Сер. (1932—87; СССР), с. 557
Клюев Бор. Ив. (р. 1927; СССР), с. 192
Клягина-Кондратьева Мел. Ив. (1896—1971;
СССР), с. 191
670
Кляшторный Сер. Григ. (р. 1928; СССР), с. 144
Кнауэр Фед. Ив. (Фридрих Иоганнович; 1849-1917; Россия), с. 191
Кноблох (Knobloch) Йогами (р. 1919; ФРГ), с. 507
Кнорозов Юр. Вал. (р. 1922; СССР), с. 132, 191, 278, 279
Князевская Ольга Ал-др. (р. 1920; СССР), с. 427
Ко М. Д., с. 278
Ковалевский (Kowalewski) Осип (Юзеф) Мих. (1800/01—78; Польша, Россия), с. 305
Ковалик Ив. Ив. (р. 1907; СССР), с. 475
Кован (Cowan) Хендрик Карел Ян (Нидерланды), с. 436
Ковтуиова Ир. Ил. (р. 1926; СССР), с. 85, 451
Кодзасов Сандро Вас. (р. 1938; СССР), с. 451
Кодухов Вит. Ив. (р. 1919; СССР), с. 474
Кожевникова Нат. Ал. (р. 1936; СССР), с. 85 Кожибский (Korzybski) Альфред (1879—1950;
Польша, США), с. 341
Кожина Март. Ник. (р. 1925; СССР), с. 85, 567, 568
Кокла (Kokla) Пауль (СССР), с. 551
Коковцов Пав. Конст. (1861 — 1942; СССР), с. 43, 50, 93, 146, 442, 623
Колби (Colbie) Джеймс (Англия), с. 54
Колбрук (Colebrooke) Геири Томас (1765— 1837; Англия), с. 190
Колбушевский (Kolbuszewski) Станислав Франтишек (7— 1987; Польша), с. 66
Колдер (Calder) Уильям Мойр (1881—1860;
Англия), с. 563
Колдуэлл (Caldwell) Роберт (1814—91; Англия), с. 131, 191, 339
Колен (Colin) Г. С. (1893— 7; Франция), с. 57, 74
Колесникова Вера Дионисьевна (р. 1909;
СССР), с. 523
Колесов Вл. Викт. (р. 1934; СССР), с. 360, 475
Коллар А. Ф., с. 525
Колицца (Colizza) Г. (Италия), с. 54
Коллиндер (Collmder) Бьёрн (1894—1983;
Швеция), с. 339, 549 , 550
Коллиисон (Collinson) В., с. 295
Коллиц (Collitz) Герман (1855—1935; Германия), с. 183, 302
Колмогоров Анд. Ник. (1903—87: СССР), с. 476, 619
Колосов Митр. Ал. (1839—81; Россия),с. 569, 570
Колпакчи Евг. Макс. (1902—52; СССР), с. 475, 624
Колшанский Ген. Вл. (1922—85; СССР), с. 221, 346, 415, 474, 475, 546
Коляденков Мих. Никитич (1896—1967;
СССР), с. 550
Комарницкий Викт. Ант. (р. 1910; СССР), с. 421
Комри (Comrie) Бернард (р. 1947; Англия), с. 48
Коиант (Conant) Карлос Эверетт (1870—1924 нлн 1925; США), с. 544
Кондильяк, Кондийак (Condillac) Этьен Бонно де (1715—80, Франция), с. 388, 536
Кондорсе (Condorcet) Мари Жан Антуан Никола (1743—94, Франция), с. 486
Кондратов Ал-др Мих. (р. 1937; СССР), с. 74
Конклин (Conclin) Харолд С. (США), с. 543, 544, 598
Коиов (Conow) Стен (1867—1948; Норвегия), с. 104, 139, 185, 190, 191, 199, 227, 320
Кононов Андр. Ник. (1906—86; СССР), с. 144, 476, 526
Конрад Ник. Иос. (1891-1970; СССР), с. 224, 474, 475, 623, 624
Конради (Conrady) Август (1864—1925; Германия), с. 227
Константино (Constantino) Эрнесто (р. 1930;
Филиппины), с. 544
Константинова Ольга Ал-др. (1911—78;
СССР), с. 523
Конт (Comte) Опост (1798—1857; Франция), с. 561
Конти Россини (Conti Rossini) Карло (1872— 1949; Италия), с. 16, 54, 57, 249, 600
Конуэй, Конвей (Conway) Роберт Сеймур (1864—1933; Англия), с. 82, 184
Конечный (Кореспу) Франтишек (р. 1909;
Чехословакия), с. 48
Копитар (Kopitar) Варфоломей (Ерней) ^1780—1844; Югославия), с. 48, 62, 64, 360, Копорский Сер. Ал. (1899—1967; СССР), с. 84
Копыленко Мойс. Мих. (р. 1920; СССР), с. 560
Коржинек (Korinek) Йозеф Мирослав (1899— 1945; Чехословакия), с. 390, 415
Коржинский Я., с. 114
Корлэтяну Ник. Григ. (р. 1915; СССР), с. 421, 477
Кормушин Иг. Вал. (р. 1939; СССР), с. 523
Королев Аидр. Ал-др. (р. 1944; СССР), с. 82, 572
Королев Ник. Ив. (р. 1928: СССР), с. 191
Королев Эд. И. (СССР), с. 160
Коромииас (Corominas) Хуан (р. 1905; Испания), с. 420
Коронель X., с. 279
Коростовцев Мих. Ал-др. (1900—80; СССР), с. 149
Коротков Ник. Ник. (р. 1908; СССР), с. 224, 475
Корсаков Георг. М. (7 - 1941; СССР), с. 586
Кортад Ж., с. 74
Кортлаидт (Kortlandt) Фредерик (р. 1946;
Нидерланды), с. 66, 219
Корхонен (Korhonen) Вяли Микко (р. 1936;
Финляндия), с. 550, 551
Корш Фед. Евг. (1843 — 1915; Россия), с. 239, 316, 526, 527, 622
Косерю, Косериу (Coseriu) Эуджен (Эухенио) (р. 1921; Румыния, Италия, Португалия и др.), с. 44, 136, 137, 414, 415, 453
Коссаковский (Kasakauskas, Kossakowskr) Каликст (1794—1866; Польша, Литва), с. 65
Коссинна (Kossinna) Густав (1858—1931;
Германия), с. 184, 186
Коссович Каэтан Анд. (1815—83; Россия), с. 93, 191, 199, 442
Костич (КостиЪ) Драгутин (Югославия), с. 360
Костомаров Викт. Григ. (р. 1930; СССР), с. 85, 338, 414, 427, 476
Коструба П. П. (СССР), с. 475
Котаиьский (Kotarisky) Веслав (р. 1915;
Польша), с. 624
Котвич (Kotwicz) Владислав Людвигович (1872—1944; Россия, Польша), с. 28, 305, 523
Котель (Cotel) Пьер (Франция), с. 18
Котков Сер. Ив. (1906-86; СССР), с. 426, 427, 475
Котов А. М. (СССР), с. 224
Котов Ренат Григ. (р. 1924; СССР), с. 476
Котова Ант. Фед. (р. 1927; СССР), с. 224
Котула А., с. 525
Коул (Cole) Десмонд Т. (р. 1922; ЮАР), с. 57
Коцейовский Ал-др Леопольдович (1887— 1920; Россия), с. 149
Кочергина Вера Ал-др. (р. 1924; СССР), с. 191
Кочеткова В. И. (СССР), с. 109
Кочубинский Ал-др Ал-др. (1845—1907; Россия), с. 623
Кошмидер (Koschmieder) Эрвин (р. 1895;
ФРГ), с. 48, 504, 565
Кошутич (КошутиЬ, Kosutic) Радое (1866— 1949; Югославия), с. 427
Коэн Д. (Cohen) Давид (Франция), с. 249, 442
Коэн (Cohen) Марсель (1884—1975; Франция), с. 37, 56, 57, 249, 261, 420, 442, 562, 569, 600
Кравар (Kravar) Мирослав (Югославия), с. 48
Кравчук Рейнгольд Вл. (р. 1929; СССР), с. 475
Краг (Krag) Эрик (1902 — 7; Норвегия), с. 428
Крамский (Kramsky) Йиржи (р. 1913; Чехословакия), с. 514
Крапф (Krapf) Иоганн Людвиг (1810—81;
Германия, Африка), с. 57
Красновский Вл. Ник. (р. 1927; СССР), с. 39
Краснодембская Нина Георг, (р. 1939; СССР), с. 191
Краснодембский Валер. Евг. (1907—42; СССР), с. 191
Краузе (Krause) Вольфганг (1895—1970;
Германия, ФРГ), с. 185, 517
Краценштейн (Kratzenstein) Христиан Амадей Готлиб (1723—95; Германия, Россия), с. 554
Крачковская Вера Ал-др. (1884 — 1974;
СССР), с. 360
Крачковский Игн. Юл. (1883-1951; СССР), с. 38, 442, 474, 600, 623
Крашенинников Степ. Петр. (1711—55; Россия), с. 523, 586
Краэ (Krahe) Ханс (1898—1965; Германия, ФРГ), с. 82, 185, 189, 362, 489
Крёбер (Kroeber) Алфред Луис (1876—1960; США), с. 176, 185, 369, 419, 514, 573, 602, 603
Крейнович Юр. Абр. (1906 — 85; СССР), с. 151, 321, 332, 357, 476, 586
Креки-Монфор Ж., с. 365
Кретьен (Chretien) К.Д., с. 185, 419, 543
Кречмер (Kretschmer) Пауль (1866—1956;
Австрия), с. 82, 183, 184, 189, 491
Кржижкова Г., см. Беличова-Кржижкова Г.
Крижанич (Krizanic) Юрий (ок. 1618—83; Хорватия), с. 196, 427, 458, 487
Крипке (Kripke) Сол Аарон (р. 1940; США), с. 412
Кристаллер (Christaller) Иоганн Готлиб (1827—95; Германия), с. 126
Кристенсен (Christensen) Артур (1875—1945;
Дания), с. 200
Кришнамурти Бхадрираджу (р. 1928; Индия), е. 139, 191, 507
Кронассер (Kronasser) Хайнц (1913—68;
ФРГ), с. 184, 253, 261
Кросланд (Crossland) Р. А. (р. 1920; Англия), с. 253
Кротевич Евг. Фед. (СССР), с. 475
Кроули Т., с. 506
Кроче (Croce) Бенедетто (1866—1952; Италия), с. 595	„
Круопас (Kruopas) Йонас (1908—75; СССР), с. 67
Крупа (Krupa) Виктор (р. 1936; Чехословакия), с. 514
Крушевский (Kraszewski) Ник. Вяч. (1851-87; Россия, Польша), с. 152, 209, 210, 315, 367, 426, 447, 451, 453, 459, 468, 554, 623
Крушельницкая Кл. Григ. (р. 1905; СССР), с. 23, 451
Крымский Агафангел Еф. (1871—1942;
СССР), с. 38, 442, 526
Крэбб (Krabb) Дейвид У. (р. 1925; США), с. 69, 73
Крюгер (Krueger) Джон Р. (р. 1927; США), с. 305
Крюгер (Kruger) Фриц (1889—1974: Германия, Испания, Аргентина), с. 420
Крюков Мих. Вас. (р. 1932; СССР), с. 224, 225 598
Крючков Сер. Еф. (1897 — 1969; СССР), с. 85
Ксюландер (Хуlander) Йосеф К. фон (1794— 1854; Германия), с. 182
Куадри (Quadri) Бруно, с. 261
Куайн (Quine) Уиллард ван Орман (р. 1908:
США), с. 129, 175, 275, 411, 440 , 444 , 450
Кубик (Kubik) Милослав (1926—83; Чехословакия), с. 472
Кубрякова Ел. Сам. (р. 1927; СССР), с. 60, 100, 130, 235, 313, 314, 346, 367, 453, 467, 468. 475, 519, 566
Куврёр (Couvreur) Вальтер (Бельгия), с. 185, 517
Кудрявский Дм. Ник. (1867—1920; Россия), с. 191
Кузавиннс (Kuzavinis) Казимерас (р. 1927;
СССР), с. 66
Кузнецов Анат. Мих. (р. 1939; СССР), с. 234
Кузнецов Брон. Ив. (р. 1931; СССР), с. 191
Кузнецов Петр Саввич (1899—1968; СССР), с. 48, 58, 84, 134, 290, 314, 316, 426, 465, 474, 475, 553, 556
Кузнецова Ариадна Ив. (р. 1932; СССР), с. 432
Кузьмина Ангелина Ив. (р. 1924; СССР), с. 432
Кузьмина Ир. Бор. (р. 1924; СССР), е. 426
Куиггин Э., с. 218
Куйола (Kujola) Юхо (1884—1963; Финляндия), с. 550
Кук Т., с. 69, 73
Кук У., с. 357
Кукенхейм, Кюкенхейм (Kukenheim)
Луп (р. 1905: Нидерланды), с. 420
Кукуранов Н. С. (Россия), с. 209
Кулик Бор. Ник. (1899-1970; СССР), с. 475
Кульбакин Степ. Мих. (1873—1941; Россия, Югославия), с. 317, 459
Кумахов Мухалпн Абубекирович (р. 1928; СССР), с. 476
Кун (Kuhn) Адальберт (1812—81; Германия), с. 182, 183, 362
Кун Гсза, с. 383
Кун (Kuhn) Томас Сэмюэл (р. 1922; США), с. 204, 205, 495, 609
Куник Арист Аристович (1814—99; Россия), с. 568
Куннн Ал-др Вл. (р. 1909; СССР), с. 560
Куно (Kuno) Сусумо (р. 1933; США), с. 390, 624
Кураиси	Такэсиро (р. 1897;	Япония),
с. 224
Куратов Ив. Ал.	(1839—75;	Россия),
с. 550
Курганов Ник. Гавр. (1725 нля 1726—96;
Россия), с. 622
Курдоев Канат Калашевич (р. 1909; СССР), с. 200
Курилов Гавриил Ник. (лнт. имя У л уро Адо; р. 1938; СССР), с. 602
Курилович (Kurylowicz) Ежи (1895—1978; Польша), с. 37, 48, 65, 76, 128, 129, 166, 176, 184, 185, 242, 253, 298, 308, 314, 316, 356, 370, 379, 409, 489, 496, 497, 519, 521, 531, 562, 565, 571, 607, 623
Курмин Я., с. 66
Курода (Kuroda) Сигэюкн (р. 1934; США), с. 624
Курциус (Curtius) Георг (1820—85; Германия), с. 48, 131, 183, 532
Куршайтис, К у р ш а т (Kursaitis, Kurschat) Фридрнх (1806—84; Литва), с. 65, 67, 184
Кутина Лид. Леонт. (СССР), с. 85, 426
Кутсем Франс, с. 100
Кутюра (Couturat) Луп (1868—1914; Франция), с. 196, 202
Куфнер (Kufner) Херберт Л. (р. 1927; ФРГ), с. 100
Кучер, Кутшер (Kutscher) Эдуард Й. (р. 1909; Израиль), с. 442
Кучеренко И. К. (СССР), с. 475
Кхубчандани Лачман (р. 1932; Индия), с, 191
Кшепинскнй (Ksczepinsky) М., с. 420
Кэйтю (1640—1701; Япония), с, 624
Кэрролл (Carroll) Джон Биссел (р. 1916;
США), с. 269
Кэтфорд Дж., см. Катфорд Дж.
Кюни (Сипу) Альбер (1870—1947; Франция), с. 339, 253
Кюннап (Кйппар) Аго Юхановпч (р. 1941;
СССР), с. 432, 551
Кюнстлер М.Е., с. 224
Кямилев Саид Хайбуловнч (р. 1937; СССР), с. 38, 39
Лаанест (Laanest) Арво Хансович (р. 1931;
СССР), с. 551
Лаббе Филипп (17 в.), с. 196
Лабов (Labov) Уильям (р. 1927; США), с. 95, 233, 568
Лабуре (Labouret) Анрн (1878—1959; Франция), с. 126, 162
Лавров Петр Ал. (1856—1929; СССР), с. 359
Лавровский Петр Ал. (1827—86; Россия), с. 569, 570
Лагеркранц (Lagercrantz) Эмиль (р. 1894; Финляндия), с. 550
Ладо (Lado) Роберт (р. 1915; США), с, 239
Лазар (Lazard) Жильбер (р. 1920; Франция), с. 200
Лазарев Лаз. Эмм. (Манунлович) (1822—84;
Россия), с. 526
Лазеровнц М., с. 269
Лайонз (Lyons) Джон (р. 1932; Англия), с. 77, 129, 257 , 312 , 469
Лайтнер (Lightner) Теодор Макгроу (р. 1934; США), с. 315 '
Лакан (Lacan) Жак де (1901—81; Франция), с. 441, 497
Лако (Lakd) Дьёрдь (р. 1908; Венгрия), с. 550
Лако (Lacau) Пьер (1873 — 1963; Франция), с. 148
Лакофф (Lackoff) Джордж (р. 1941; США), с. 297, 304, 386
Ламтон (Lambton) Анн Катрии (р. 1912;
Англия), е. 200
Лангакер (Langacker) Роналд Уэйи (р. 1942;
США), с. 505
Ланге (Lange) Рудольф (2—1933; Германия), с. 624
Ланге (Lange) Якоб (1711—77; латыш, лексикограф), с. 65, 66
Лангий (Langij, Langius) Янис (1615 илн 1616—87^или 1690) (латыш, лексикограф), Ландау (Landau) Якоб М. (р. 1924; Румыния, Израиль), с. 37
Ландовский Е., с. 137
Ландрео Л., с. 18
Ландуччи (Landucci, Landuchi) Н. (16 в.; итал. автор словаря одного из диалектов баск, языка), с. 70
Лансло (Lancelot) Клод (1616—95; Франция), с. 274, 419, 536
Лант (Lunt) Хорас Грей (р. 1918; США), с. 428, 459
Ланфрн К., с. 74
Лапеса Мельгар (Lapesa Melgar) Рафаэль (р. 1908; Испания), с. 420
Лаптева Ольга Ал. (р. 1931; СССР), с. 407, 427, 451, 541 567, 568
Ларин А. А. (СССР), с. 225
Ларин Бор. Ал-др. (1893—1964; СССР), с. 67, 84, 134, 261, 268, 348, 426, 474, 475, 476, 482, 483, 568
Лврош (Laroche) Эммануэль (р, 1914; Франция), с. 184, 571, 572
Лассен (Lassen) Кристиан (1800—76; Германия), с. 49, 190, 199, 228
Латтимор (Lattimore) Оуэн (р. 1900; США), с. 305
Лауа (Laua) Алисе (р. 1914; СССР), с. 66
Лаумане (Laumane) Бенита (р. 1937; СССР), с. 66
Лаусберг (Lausberg) Генрих (р. 1912; Германия, ФРГ), с. 420
Лауст Э., с. 74
Лафарг (Lafargue) Поль (1842—1911; Франция), с. 261, 561
Лафоне Кеведо (Lafone Quevedo) Самуэль
Алехандро (1835—1920; Аргентина), с. 287
Лахман (Lachmann) Карл (1793—1851; Германия), с. 255
Лахман (Lachmann) Ренате (р.	фрр)
с. 417
Лацарус М., с. 405
Леандер (Leander) Понтус (1872—1935; Швеция), с. 442
Лебедев Вас. Дм. (1934-82; СССР), с. 523
Лебедев Викт. Вл. (р. 1940; СССР), с. 93
Лебедев Вл. Вас. (р. 1945; СССР), с. 39
Лебедев Гер. Степ. (1749—1817; Россия) с. 623
Лебедев Конст. Ал-др. (р. 1920; СССР), с. 200
Лебедева Ел. Пав. (р. 1912; СССР), с. 523
Ле Бпдуа (Le Bidois) Жорж, с. 420
Ле Бндуа (Le Bidois) Робер, с. 420
Левенд (Levend) Агях Сырры (1894—1978;
Турция), с. 527
Леви (Levi) Сильвен (1863—1935; Франция), с. 191, 517
Леви (Lewy) Эрнст (1881—1966; Германия, Ирландия), с. 66, 150, 550
Левн-Брюль (L4vy-Bruhl) Люсьен (1857 — 1939; Франция), с. 276, 362, 483, 606
Левин (Lewin) Бруно (р. 1924; ФРГ), с. 624
Левин (Levin) Жюль Фред (р. 1940; США), с. 66
Левинтова Эрнестина Иос. (р. 1903; СССР), с. 421
Леви-Строс (Levi-Strauss) Клод (р. 1908;
Франция), с. 276, 441, 483, 497
Левита Илия (1469—1549; евр. языковед), с. 146
Ле Гонндек (Le Gonidec) Жан Франсуа (1775-1838; Франция), с. 76
Леже (Leger) Луи Поль Мари (1843—7;
Франция), с. 427
Лежён (Lejeune) Мишель (р. 1907: Франция), с. 82, 185, 218, 368, 491, 563
Лежер, с. 69
Лезин Бор. Анд. (1880—1942; СССР), с. 569
Лейбниц (Leibniz) Готфрид Вильгельм (1646—1716; Германия), с. 98, 165, 166, 196, 262, 274, 441, 486, 496, 513, 550, 621
Лейкина В. М. (СССР), с. 566
Лейкок (Laycock) Доналд К. (р. 1936; Австралия), с. 365
Лейман Э., с. 199
Лейн (Lane) Джордж Шерман (1902—81;
США), с. 185, 517
Лейн (Lane) Эдуард Уильям (1801—76;
Англия), с. 37
Лейноиен (Leinonen) Мария (Финляндия), с. 48
Лейст (Leist) Буркард Вильгельм (1819— 1906; Германия), с. 184
Лекнашвили Ал. Сем. (р. 1920; СССР), с. 39, 442
Леков Иван (1904—78; Болгария), с. 459
Ле Кок (Le Coq) Альберт Август фон (1860— 1930; Германия), с. 144
Лекомцев Юр. Конст. (1929—84; СССР), с. 169, 191, 496
Лекомцева Марг. Ив. (р. 1935; СССР), с. 514
Лекса (Lexa) Франтишек (1875—1960; Чехословакия), с. 148
Ле Куй Дон, с. 209
Леман (Lehman) Р., с. 302
Леман (Lehmann) Уинфред Филипп (р. 1916;
США), с. 253, 409, 497, 508, 512
Лемм Оскар Эд. (1856—1918: Россия), с. 148, 149
Ленни Вл. Ил. (1870-1924), с. 194, 230, 233, 261, 263, 286, 297, 325, 347, 427, 429, 475, 482, 545, 546, 547, 564, 590, 607, 616
Леннеберг (Lenneberg) Эрик Хайнц (1921— 1975; США), с, 401
Ленц (Lentz) Вольфганг (р. 1900; Германия, ФРГ), с. 200
Ленц Роберт Христ. (1808—36; Россия), с. 191
Леон (Leon) Педро (Пьер) Р. (р. 1926; Канада), с. 352
Леонтович Сер. Гавр. (СССР), с. 523
Леонтьев Ал. Ал. (р. 1936: СССР), с. 85, 338,
365, 373, 405, 412, 415, 476, 541, 565, 591, 617
671
Леонтьев Ал. Ник. (1903—79; СССР), с. 54, 169. 405, 412, 415
Лепехин Ив. Ив. (1740—1802; Россия), с. 550
Лепсиус (Lepsius) Карл Рихард (1810—84; Германия), с. 56, 57, 148, 249, 569
Лер-Сплавиньский (Lehr-Splawidski) Тадеуш (1891—1965; Польша), с. 459
Лерх Петр Ив. (1827 или 1828—84; Россия), с. 199
Лерх (Lerch) Эуген (1888—1953; Германия), с. 595
Лерхнер (Lerchner) Готтхард (р. 1935; ГДР), с. 338
Лескин (Leskien) Август (1840—1916; Германия). с. 65, 67, 183, 184, 196, 264, 302, 360,459
Леслау (Leslau) Вольф (р. 1906; Польша, США), с. 249, 442, 600
Лесохин М. М. (СССР), с. 169
Лессинг (Lessing) Фердинанд Дндерих (1882 — 1961; Германия, США), с. 305
Леттеноауэр (Lettenbauer) Вильгельм (р. 1907;
Австрия), с. 360
Лефевр (Lefebvre) Гюстав (1879—1957; Франция), с. 148
Лёфстедт (Lofstedt) Эйнар (1880—1955; Швеция), с, 420
Лехисте, Лех иста (Lehiste) Ильзе (р. 1922; США), с. 551
Лехтисало (Lehtisalo) Тойво Вилхо (1887— 1962; Финляндия), с. 432, 550
Лёч (Lotzsch) Рональд (ФРГ), с. 566
Лешка (Leska) Олдржих (р. 1927; Чехословакия), с. 312
Ли (Li) Чарльз Н. (р. 1940; США), с. 135, 512, 535
Либерман (Lieherman) А. (США), с. 109
Лившиц Вл. Аронович (р. 1923; СССР), с. 185, 199, 200
Лившиц Исаак Гр. (1896—1970; СССР), с. 149
Лигети (Ligeti) Лайош (р. 1902; Венгрия), с. 305, 526, 581
Лидзбарский (Lidzbarski) Марк (1868—1928;
Польша), с. 442
Ли Жун (р. 1920; Китай), с. 224
Лиз (Lees) Роберт (р. 1922; США), с. 468
Лизанец Петр Ник. (р. 1930; СССР), с. 551
Лнкофрон, с. 27
Лимола (Liimola) Матти Энгельберт (1903— 1974; Финляндия), с. 550
Линде (Linde) Самуэль Богумил (1771—1847;
Польша), с. 66, 458
Лмнденау Яков (1706—?), с. 523
Линдсей (Lindsay) Уоллес Мартин (?— 1937;
США), с. 184
Линскин (Linsky) Леонард (р. 1922; США), с. 269, 390, 412
Линхард (Lienhard) Зигфрид (Швеция), с. 48
Лилеровский Вл. Петр. (р. 1927; СССР), с. 191
Липка (Lipka) Леонард.(р. 1938; ФРГ), с. 468 Литман (Littmann) Энно (1874 или 1875—
1958; Германия), с. 600
Литтре (Littre) Эмиль (1801—81; Франция), с. 259
Ли Фангуй, Ли Фанг-Куэй (Li Pang-Kuei; р. 1902; Китай, США), с. 224, 503
Лихачев Дм. Сер. (р. 1906; СССР), с. 261, 493
Лихачев Ник. Петр. (1862—1936; СССР), с. 50
Ли Цзиньси (1880—1978; Китай), с. 224
Лич (Leach) Эдмунд (р. 1910; Англия), с. 269
Ло Гатто (Le Gatto) Э. (1890—?; Италия), с. 427
Локк (Locke) Джон (1632—1704; Англия), с. 176, 262, 274, 482, 441
Локкер Е., с. 54
Ломмель (Lommel) Герман (1885—1968; Германия, ФРГ), с. 186
Ломов Аиат. Мих. (р. 1935; СССР), с. 48, 566
Ломоносов Мих. Вас. (1711—65; Россия), с. 47, 84, 89, 114, 134, 136, 161, 166, 247, 261. 290, 341, 406, 417, 425, 450, 458, 483, 493. 494, 578, 608, 622
Ломтатидзе Кетеван Вис. (р. 1911; СССР), с. 207, 476
Ломтев Тим. Петр. (1906—72; СССР), с. 84, 169, 234, 366, 396, 415. 426, 451, 496
Лонгейкр, Л о и г а к р (Longacre) Роберт Э.
(р. 1922; США), с. 177, 354, 370
Лопатин Вл. Вл. (р. 1935; СССР), с. 85, 114, 235, 426, 468, 475
Лопашов Ю. А. (СССР), с. 26
Лопе Бланк (Lope Blanch) Хуан М. (р. 1927;
Мексика), с. 420
672
Лопес (L6pez) Сесилио (1900—80; Филиппины), с. 543, 544
Лоренц (Lorentz) Манфред (р. 1929; ГДР), с. 200
Лоренц (Lorentz) Фридрих (1870—1937; Гер-мания) с 66
Лоример (Lorimer) Дж. Г. (1870—1914; Англия), с. 200
Лосев Ал. Фед. (1893—1988; СССР), с. 123, 169, 176
Лось ^Los) Ян Людвиг (1860—1928; Польша),
Лот (Loth) Жан (1865—1934; Франция), с. 218
Лотман Юр. Мих. (р. 1922; СССР), с. 441, 493
Лотнер (Lottner) Карл (1835—73; Германия), с. 56, 57. 249, 569
Лотнер (Lottner) Э., с. 183
Лоукотка (Loukotka) Честмир (1895—1966;
Чехословакия, Бразилия), с. 42,. 214, 582
Ло Чанпэй (1899—1958: Китай), с. 224
Лоя Ян Внлюмович (1896—1969; СССР), с. 373
Лубенцов А. Г. (Россия), с. 623
Лувсанвандан Соном (р. 1932; МНР), с. 305
Лувсандэндэв А., с. 305
Луго Б. де, с. 582
Лудольф (Ludolf) Иов (1624—1704; Германия), с. 37, 486. 600
Луизова Т. В. (СССР), с. 359
Луцк (Luick) Карл (1856—1935; Австрия), с. 100
Луйд (Lhuyd) Эдвард (ок. 1660—1709;
Уэльс), с. 217
Лукас (Lukas) Иоганнес (Йоханнес) (1901— 1980; Германия, ФРГ), с. 56, 57, 434, 577
Лукьяненков К. Ф., с. 169
Лунден (Lunden) Счри Свердруп (р. 1920;
Норвегия), с. 428
Лундин Авраам Григ. (р. 1929; СССР), с. 163, 403, 442
Лурия Ал-др Ром. (1902—77; СССР), с. 54, 169, 327 , 328, 404, 415, 453 , 622
Лу Фаянь (6—7 вв., Китай), с. 225
Лухт Лннда Ив. (р. 1921; СССР), с. 421
Лу Чжнвэй (1894-1970; Китай), с. 224, 314
Лыткин Вас. Ил. (1895-1981; СССР), с. 90, 476, 549, 550, 551
Лыткин Георг. Степ. (1835—1907; Россия), с. 550
Львов Анд. Степ. (р. 1905; СССР), с. 475
Льюис (Lewis) Генри (1890—1969; Англия, Уэльс), с. 219
Льюис Дж. У., с. 352
Льюис (Lewis) Кларенс Ирвинг (1883—1964; США), с. 129, 175, 263, 385
Льюс (Luce) Г., с. 213
Льямсон (Llamzon) Теодоро А. (р. 1926;
Филиппины), с. 544
Лэм (Lamb) Сидней (р. 1929; США), с. 304, 315, 453, 588, 597, 602
Лэмтон А. К., см. Ламтон А. К,
Лэнем (Lanham) Л. В. (ЮАР), с. 57
Людвиг (Ludwig) Альфред (1832—1912;
Австрия), с. 18, 19
Людерс (Liiders) Генрих (1869—1943; Германия), с. 191
Людтке (Liidtke) Хельмут (р. 1926; ФРГ), с. 420
Люй Шусян (р. 1904; Китай), с. 224
Лю Се, с. 544
Лютер (Luther) Мартин (1483—1546; Германия), с. 329
Ляпон Майя Валент, (р. 1933; СССР), с; 85
Ляпунов Ал. Анд. (1911—73; СССР), с. 475, 476
Ляпунов Бор. Мих. (1862—1943; СССР), с. 317, 570
Маак Ричард Карлович (1825—86; Россия), с. 523
Мабильон, М а б и й о и (Mabillon) Жан (1632—1707; Франция), с. 358, 359
Магометов Ал-др Амарович (р. 1919; СССР), с. 256
Маджо (Maggio) Франческо Мария (1612— 1686; Италия), с. 207
Маес (Maes) Ведост (Бельгия), с. 18
Мажвидас (Mazvydas) Мартинас (ок. 1510— 1563; Литва), с. 66, 271
Мажюлнс (Maziulis) Витаутас Петр, (р. 1926; СССР), с. 65, 66,-67, 298, 474, 475, 477, 497
аль-Мазини Абу Усман (г. рожд. неизв.— 861 или 863; араб, филолог), с. 39
Мазон (Mazon) Андре (1881—1967; Франция), с. 48, 427, 428
Майанс-п-Сискар (Mayans у Siskar)r. (1699— 1781; Испания), с. 419
Майд (Meid) Вольфганг (р. 1929; Австрия), с. 219
Майер (Mayer) Антон (1882 или 1883—1957;
Югославия), с. 185
Майкелсон (Michelson) Трумен (1879—1938;
США), с. 26
Майков Вл. Вл. (1863-1942; СССР), с. 359
Майнхоф (Meinhof) Карл (1857—1944; Германия), с. 56, 57, 58, 69, 70, 112, 162, 173, 231, 277. 335, 362, 424. 498, 569, 577
Майрхофер (Mayrhofer) Манфред (р. 1926;
Австрия), с. 76, 185, 191, 199
Майтинская Клара Евг. (р. 1907; СССР), с. 476, 551
Макаев Энвер Ахмедович (р. 1915; СССР), с. 44, 100, 191, 204, 242, 367, 425, 474, 476, 497
Макалистер (Macalister) Робер Александр Стюард (1870—1950; Франция), с. 375
Макарий (нач. 17 в.; Россия), с. 91, 417
Макаров Григ. Ник. (1918 — 72; СССР), с. 551
Макдонелл (Macdonell) Артур Аитоии (1854—1930; Англия), с. 190
Макензи (Mackenzie) Дейвид Нил (р. 1926;
Англия), с. 199, 200
Мак-Кана (МасСапа) Проншнас (р. 1926;
Ирландия), с. 218
Мак-Коард (McCoard) Роберт (США), с. 48
Мак-Коли (McCawley) Джеймс (р. 1938;
США), с. 386
Мак-Куаун (McOuown) Норман Антони (р. 1914; США), с. 42, 43, 61, 121, 279, 287, 302, 505
Максим Грек (наст, имя Михаил Трнво-лис: ок. 1480—1556; Греция, Россия), с. 427
Максимов Леонард Юр. (р. 1924; СССР), с. 85, 472
Максимович Карл Ив. (1827—91; Россия), с. 523
МакФарланд (McFarland) Кёртис (Курт) Даниел (р. 1939; США), с. 544
Малецкий (Malecki) Мечислав (1903—46;
Польша), с. 459
Малиновский (Malinowski) Бронислав Каспер (1884-1942; Англия), с. 276, 483
Малкпел (Malkiel) Яков (р. 1914; США), с. 597
Малколм Л., с. 69
Малколм (Malcolm) Норман (США), с. 269
Малмквист (Malmquist) Н. (Швеция), с. 224
Малов А., с. 183
Малов Вл. Ник. (СССР), с. 359
Малов Евфимий Ал-др. (1835—1918: Россия), с. 526
Малов Сер. Еф. (1880-1957; СССР), с. 143, 144, 476, 526, 527
Малыгина Людм. Вас. (р. 1945; СССР), с. 93
Мальсагов ДошлукЪ Дохович (1898—1966;
СССР), с. 325
Мальсагов Заурбек Куразович (СССР), с. 325
Мальцев Мих. Дм. (1892—1954; СССР), с. 268
Мамедалиев Васим Мамедалиевич (р. 1941;
СССР), с. 38
Мамедзаде Ахмед Керимович, с. 200
Мамедов Али Аскер Джафар оглы (р. 1919;
СССР), с. 39
Маммери М., с. 74
Мамудян (Mamoudian) М. (Франция), с. 562
Мандельброт (Mandelbrot) Бенуа (р. 1924;
Франция), с. 269
Мандзонн (Manzoni) Алессандро (1785— 1873; Италия), с. 206
Манесси (Manessy) Габриэль (Сенегал, Франция), с. 58, 126, 173
Манн (Мапп) Оскар (1867 — 1917; Германия), с. 200
Мансикка (Mansikka) Вилго Иоганнес (1884—1947; Финляндия), с. 427
Манцель, Манцелнус (Mancel, Мапсе-lius) Георгий (1593—1654; Германия), с. 66
Маретич (МаретиЬ) Томислав (1854—1938;
Югославия), с. 459
Мариет (Mariette) Франсуа Огюст Ферди-иан (1821—81; Франция), с. 148
Марик (Maricq) Андре (1925—60; Франция), с. 185
Марк (Mark) Юлиус (1890—1959; Эстония, США), с. 550
Маркс (Marx) Карл (1818—83), с. 204 , 229, 263, 286, 287, 400, 427, 482, 545, 546, 564, 590, 606, 607
Марле Й. ван, с. 367
Марр Ник. Як. (1864/65-1934; СССР), с. 90, 159, 202, 207, 215, 256, 261, 309, 335, 374, 439, 450, 474, 483, 491, 622, 623
Марре (Магге) Аристид (1823—1918; Франция), с. 544
Марсе С. Ш. дю, см. Дюмарса С, Ш.
Марсель (Marcel) Жан (1776—1854; Франция), с. 360
Марсилья-и-Мартин (Marcilla у Martin) Сиприано (? — 1904; Филиппины), с. 544
Марси Г., с. 74
Марстон В., с. 199
Мартемьянов Юр. Сем. (р. 1930; СССР), с. 110, 497
Марти (Marty) Антон (1847—1914; Германия), с. 406
Мартии (Martin) Сэмюэл Элмо (р. 1924; США), с. 624
Мартине (Martinet) Андре (р. 1908; Франция), с. 147, 159, 196, 244, 253, 257, 261, 312, 314, 352, 370, 420, 453, 461, 466, 490, 496, 497, 504, 512, 514, 555, 557, 562, 564, 565, 566, 624
Мартини (Martini) Франсуа (1895—1965;
Франция), с. 503
Мартынов Викт. Вл. (р. 1924; СССР), с. 169, 475, 497, 597
Маруэо (Marouzeau) Жюль (1878—1964; Франция), с. 562
Марцишевская Ксения Ал-др. (1897—1988;
СССР), с. 259
Марчанд (Marchand) Джеймс У. Ср. 1926;
США), с. 60, 235
Марчук Юр. Ник. (р. 1932; СССР), с. 476
Мас С. де, с. 544
Масика (Masica) Колин (р. 1931; США), с. 191
Маслов Юр. Сер. (1914—90: СССР), с. 48, 114, 117, 313, 314, 321, 351, 475, 476, 504, 552, 566
Macnepo (Maspero) Анри (1883—1945; Франция), с. 91, 148, 224, 503
Масснньон (Massignon) Луи (1883—1962;
Франция), с. 37
Массон (Masson) Оливье Жан Габриель (р. 1922; Франция), с. 184
Масуми Носирджоя (1915—74; СССР), с. 200
Матвеев Ал-др Конст. (р. 1926; СССР), с. 551
Матвияс И. Г. (СССР), с. 475
Матезиус (Mathesius) Вилем (1882—1945; Чехословакия), с. 23, 90, 267, 314, 338, 346, 388, 390, 391, 396, 435, 450, 459, 482, 513, 514, 566, 568, 621
Матиот М., с. 598
Матисофф (Matisoff ) Джеймс Алан (р. 1937;
США), с. 276
Маторе (МаЮгё) Жорж (р. 1908; Франция), с. 261
Маттесон (Matteson) Эдит, с. 177
Матусевич Март. Ив. (1895—1979; СССР), с. 264, 374, 426, 475, 553, 554, 556, 591
Матусевичюте (Matusevi£iute) Изабеле (1907-67; СССР), с. 66
Матцеиауэр (Matzenauer) Антонин (1823—93; Чехословакия), с. 458
Матюшкин Фед. Фед. (1799—1872; Россия), с. 344, 585
Маурер (Maurer) Фридрих (1898—1984; Германия, ФРГ), с. 100
Мауро (Mauro) Туллио де (р. 1932; Италия), с. 420
Махадеван А., с. 505
Махек (Machek) Вацлав (1894—1965; Чехословакия), с. 185, 459, 597
аль-Махзуми Махди (Ирак), с. 38
Махмуд Кашгари (11 в.; Ср. Азия), с. 40, 77, 98, 143, 525, 568, 621
Мацей нз Мехова (Mathias de Miechow, Ма-ciej Miechowita; 1457—1523; Польша), с. 550
Ма Цзяиьчжун (1844—1900; Китай), с. 222, 225
Мацкевич Юзефа Флориановна (р. 1912;
СССР) с. 475
Мацоюж Ник. Петр. (СССР), с. 624
Мацусита Дайсабуро (1878—1935; Япония), с. 624
Мачавариаии Гиви Ираклиевич (1927 —68; СССР), с. 207, 474 , 476
Мегнзер (Megiser) Иеронимус (между 1551—55 — между 1616—19; Германия), с. 525
Мегре, Мейгре (Meigret, Maygret) Луи (сер. 16 в.; Франция), с. 48, 419
Медников Ник. Ал-др. (1855—1918; Россия), с. 38
Медникова Эсф. Макс. (1920—89; СССР), с. 261
Мееюссен, М е у с с е н (Meeussen) Ашиль Э. (1912—78; Бельгия), с. 73, 277
Мезер (Moser) Юстус (1720—94; Германия), с. 486
Мей (Меу) Якоб Л. (р. 1920; США), с. 239
Мейе (Meillet) Антуан (1866—1936; Франция), с. 25, 44, 76, 120, 176, 183, 184, 185, 196, 199, 210, 219, 253, 261, 298, 302, 321, 342, 368, 370, 392, 418, 459, 465, 482, 483, 487, 489, 492, 497, 517, 561, 562, 621
Мейер (Meyer) Густав (1850—1900; Германия), с. 26, 62, 184, 196, 370
Мейер (Meyer) Куно (1858—1919; Германия), с. 218
Мейер^Ме^гег) Поль (1840—1917; Франция), Мейер (Meyer) Эдуард (1855—1930; Германия), с. 69, 73
Мейер-Любке (Meyer-Liibke) Вильгельм (1861—1936; Австрия) с. 420, 597
Мейланова Унейзат Азизовна (р. 1924; СССР), с. 256
Мейвхоф К., см, Майнхоф К.
Мейрхофер М., см. Майрхофер М.
Мейсманс Ж., с. 196
Мейсон А., с. 42, 302
Мелер Ж., с. 405
Меликншвили Георг. Ал-др. (р. 1918; СССР), с. 50
Мелиоранскнй Плат. Мих. (1868—1906; Россия), с. 526, 576
Мелих (Melich) Янош (Иоганн) (1872—1963; Венгрия), с. 550
Мёллер (Meller) Герман (1850—1923; Дания), с. 148, 252, 253, 339
Мельников Г. И. (1911-41; СССР), с. 586 Мельников Георг. Пав. (р. 1951; СССР), с.
38, 453
Мельников И. С. (СССР), с. 224
Мельничук Ал-др Саввич (р. 1921; СССР), с. 169, 298, 459, 474 , 475, 477, 546, 597
Мельчук Игорь Ал-др. (р. 1932; СССР, Канада), с. 396, 497
Мемье Ж., с. 196
Менаж (Menage) Жиль (1613—92; Франция), с. 419
Менгал, с. 200
Меигес (Menges) Карл Генрих (р. 1908; Германия, США), с. 339, 524, 527
Менендес Пидаль (Menendez Pidal) Рамон (1869—1968; Испания), с. 420
Менинский (Meninski) Франциск (1623—98; Польша, Австро-Венгрия, Турция), с. 525
Меновщиков Георг. Ал. (р. 1911; СССР), с. 476	 
Менцерат (Menzerath) Пауль (1883—1954; Германия), с. 514
Мерварт Ал-др Мих. (1886—1932; СССР), с. 191
Мериджи (Meriggi) Пьеро (р. 1899; Италия), с. 184, 572
Мерингер (Meringer) Рудольф (1859—1931; Австрия), с. 184, 346, 597
Мерло (Merlo) Клементе (1879—1960; Италия), с. 420
Месёй (Meszoiy) Гедеон (1880—1960; Венгрия), с. 550
Месроп Маштоц (361—440; Армения), с. 45, 121
Мессершмидт (Messerschmidt) Даниил Готлиб (1685-1735; Германия), с. 432, 523, 550
Meni^Metz) Кристиан (р. 1931; Франция), Мефодий (ок. 815—885; слав, просветитель), с. 105, 222, 461, 491
Мехендале М., с. 191
Мещанинов Ив. Ив. (1883—1967; СССР), с. 20, 50, 83, 256, 321, 335, 385, 393, 439, 450, 474, 493, 512, 514, 535, 565, 567, 579, 622
МийардеЖ., с. 420
Мик Ч., с. 73
Михаилов Шихабуддин Ильясович (1899— 1964; СССР), с. 207
Микалаускайте (Mikalauskaite) Эльзбета (1899-1970; СССР), с. 66
Миккола (Mikkola) Иосиф Юлиуе (1866— 1946; Финляндия), с. 65, 66, 67, 184, 317, 318, 427, 459, 550
Миклошич (Miklosich, Miklo5i£) Франц (Фраиьо) (1813—91; Австрия, Словения), с. 48, 62, 64, 182, 191, 323, 360, 458, 459
Миклухо-Маклай Ник. Ник. (1846—88; Россия), с. 365, 623
Микола (Mikola) Тнбор (р. 1936; Венгрия), с. 432, 551
Миколайчпк Вл. Иос. (р. 1945; СССР), с. 209 Мику-Клейн (Micu-Klein) Самунл (1745— 1806; Румыния), с. 419
Милевский (Milewski) Тадеуш (1906—66; Польша), с. 66, 177, 185, 312, 512, 514
Милетич Любомир (1863-7-1937; Болгария), с. 459
Милитарев Ал-др Юр. (р. 1943; ' СССР), с. 39, 57, 122, 265, 599
Миллер Бор. Вс. (1877-1956; СССР), с. 200
Мнллер Вс. Фед. (1848—1913; Россия), с.
199, 475, 623
Миллер Герард Фридрих (1705—83; Россия), с. 150, 286, 432, 523, 550, 623
Миллер ^Miller) Джордж Армитедж (США),
Милле^(МП1ег) Рой Эндрю (р. 1924; США),
Миллер (Miller) Уик (США), с. 588
Миллс (Mills) Роджер Фредерик (р. 1934;
США), с. 601
Милль (Mill) Джон Стюарт (1806—73; Англия), с. 129, 263, 385, 411
Милославский Иг. Григ. (р. 1938; СССР), с. 426, 468
Мильке (Mielcke) Кристиан Готлиб (1732— 1807; Литва), с. 65
МильОрини (Migliorini) Бруно (1896—1975;
Италия), с, 196, 420
Минаев Ив. Пав. (1840—90; Россия), с. 190, 191, 623
Минский М., с. 390
Миок Д. (Румыния), с. 360
Миронов Сер. Ал-др. (р. 1910; СССР), с. 100,
Мистели (Misteli) Франц (1841—1903; Швейцария), с. 512
Митлеб Фарис Муса (р. 1947; Иордания), с. 37
Митчел (Mitchell) Теренс Фредерик (Англия), с. 37
Михалон Литвин (ок. 1490—1560; автор ист. соч. «О нравах татар, литовцев и москови-тян»), с. 67
Михаэяис (Michaelis) Иоганн Давид (1717— 1791; Германия), с. 196
Михневич Ари. Еф. (р. 1936; СССР), с. 579
Мнхэеску (Mihaescu) Харламбие (р. 1907;
Румыния), с. 420
Мищкуров Эд. Ник. (СССР), с. 38, 39
Младенов Стефаи (1880—1963; Болгария), с. 459
Младенович (Mladenovic) Александер, с. 459
Моггалана (12 в.; Индия), с. 178
Моисеев Ал-др Ив. (р. 1919; СССР), с. 160
Мокиенко Валер. Мих. (р. 1940; СССР), с. 560
Молаидер К. X., с. 550
Моклер (Mauclere) Э. А. (Франция), с. 199
Молл Т. А., с. 586
Молотков Ал-др Ив. (р. 1916; СССР), с. 560
Молчанова Ел. Конст. (р. 1934; СССР), с. 199, 200
Моль (Moll) Фраисеск де Боржа (р. 1903; Испания), с. 420
Моммзен (Mommsen) Теодор (1817—1903;
Германия), с. 205
Момолу Лувалу Букэлэ, с. 78
Монбоддо (Monboddo) Джеймс Бёрнетт, лорд (1714—99; Англия), с. 536
Монтегю (Mantague) Ричард (1930—71; США), с. 176, 289
Монтей (Montell) В., с. 37
Монтойя А., с. 524
Монфокои (Montfaucon) Бернар, де (1655 — 1741; Франция), с. 358, 359
Моор^Мобг) Элемер (1891—1974; Венгрия),
Мопертюи (Maupertuis) Пьер Луи Моро де (1698—1759, Франция), с. 19б
Моргенстьерне (Morgenstierne) Георг (1892 — 1978; Норвегия), с. 127, 190, 191, 199, 200, 340, 363
Морев Лев Ник. (р. 1928; СССР), с. 503
Mogee Юр. Ал. (р. 1942; СССР), с. 432,
Морено (Moreno) Мартино (1892—1964; Италия), с. 57, 249
Морено М. Гомес (Испания), с. 218
Моренц (Morenz) Зигфрид (1914—70; Германия, ГДР), с. 148
Морковкин Валер. Вен. (р. 1940; СССР), с, 427
Морман (Mohrmann) Кристин (1903—88; Нидерланды), с. 420
Морокасн Т., с. 224
Морпурго-Дейвис (Morpurgo-Davis) Анна (р. 1937; Италия, США), с. 572
Моррис (Morris) Чарльз Уильям (р. 1901;
США), с. 75, 168, 385, 389, 441, 444
Морфилл В., с. 427
Москалев Ал. Ал. (р. 1930; СССР), с. 319, 503
Москальская Ольга Ив. (1914—82; СССР), с. 100, 234, 451, 475, 476
Москати (Moscati) Сабатино (р. 1922; Италия), с. 442
Мостарт А., с. 305
Мотооуи Норниага (1730—1801; Япония),
673
Мотоват Харунива (1763—1828; Япония),
Мотш В., с. 468
Мошин Вл. Ал. (1894— ?; Россия, Югославия, СССР), с. 360
Мразек (MrAzek) Роман (р. 1921; Чехослова-с 4i59
Мрозиньский (Mroziriski) Юзеф (1784—1839;
Польша), с. 458
Мстиславец Петр Тим. (16 в.; Россия), с. 229 аль-Мубарак Мухаммед (Сирия), с. 38 аль-Мубаррад (826—98; араб, филолог), с. 39
Мукаржовский (Mukarovsky) Як (1891—1975;
Чехословакия), с. 390, 441
Мулячич (Muljacid) Жарко (р. 1922; Югославия), с. 422
Мунди П., с. 432
Мунен (Mounin) Жорж (р. 1910; Франция), с. 234, 461, 562
Муикачи (MunkAcsi) Бернат (1860—1937;
Венгрия), с. 525, 550
Мур (Moore) Джордж Эдуард (1873—1958;
Англия), с. 269, 270
Мурасаки Кеко (р. 1937; Япония), с. 20
Муратори (Muratori) Лодовико (1672—1750;
Италия), с. 419
Мураяма Ситнро (р. 1908: Япония), с. 624
Мурзаев Эд. Мак. (р. 1908; СССР), с. 474
М^зин Леои. Ник. (р. 1930; СССР), с. 451, Мурко (Mutko) Матиаш (1861—1951 или 1952;
Чехословакия), с. 317
Мусаев Кеиесбай Мусаевич (р. 1931; СССР), с. 568
Мустайоки (Mustajoki) Арто (р. 1948; Финляндия), с. 428
Муталлнбов Салих Муталлибович (р. 1900; СССР), с. 144, 477
Мух (Much) Маттеус (1832—1909; Германия), с. 184
Мухамедова Зулейха Бакиевна (р. 1922;
СССР), с. 477
Мухлинский Ант. Осип. (1808—77; Россия), с. 526
Мухтаров А. (СССР), с. 477
Мучиик И. П. (СССР), с. 426
Мыльникова Е. М. (СССР), с. 523
Мыреева Анна Ник. (р. 1930; СССР), с. 523
Мэдэн (Madan) А. К. (1845—1917; Англия), с. 57
Мэнн (Mann) Стюарт Эдуард (р. 1905;
Англия), с. 26
Мэтьюз (Matthews) Г., с. 454
Мэтьюз (Matthews) П., с. 257
Мюленбах (Mulenoachs) Карлис (1853—1916;
Латвия), с. 65, 66
Мюллер Дж. В., с. 224
Мюллер (Muller) Карл Отфрнд (1797—1840;
Германия), с. 205
Мюллер (Muller) Макс (Фридрих Макс) (1823—1900; Германия, Англия), с. 159, 190, 324 512, 513
Мюллер (Muller) Фридрих (1834—98; Австрия), с. 342, 491, 569
Мюллер (Muller) Фридрих (Германия), с. 365
Мюллер (Miiller) Фридрих Вильгельм Карл (1863-1930; Германия), с. 56, 57, 144, 199, 200
Мюлли (Mullie) Жозеф Л. М. (1886-1976; Бельгия), с. 224
Мюнстер (Munster) Себастьян (1489—1552;
Галггапца 1 iAR
Мягистё (Migiste) Юлиус (1900—78; Эстония, Швеция), с. 550
Наварро Томас (Navarro ThoraAs) Томас (1884—1979; Испания, США), с. 420
Навроцкий Мих. Тим. (1823—71; Россия), с. 38
Наг&варма (12 в.; Индия), с. 190
Нагеша (18 в.; Индия), с. 178
ха-Нагид Самуил (982—1055; евр. филолог, Испания), с. 93, 146
Наджип Эмир Наджипович (р. 1899; СССР), с. 144, 526
Надькин Дм. Тим. (СССР), с. 551
Найда (Nida) Юджин Алберт (р. 1914; США), с. 131
Наконечный М. Ф. (СССР), с. 475
Налепа "Л., с.’ 66
Нанная Бхатта (ок. 1015 — ок. 1050; Индия), "с. 190
Насилов Дм. Мнх. (р. 1935; СССР), с. 48, 566
Наср ибн Асым (7 в.; араб, филолог), с. 39
Насырн Каюм (наст, имя и фам. Габделькаюм Габденнасырович Насыров, 1825—1902; Россия), с. 526
674
Натан, Нейса и, Нейтан (Nathan) Джофри Стивен (р. 1949; США), с. 324
Наумкин Вит. Вяч. (р. 1945; СССР), с. 442
Нгуен Ван Так (р. 1939; Вьетнам), с. 91
Нгуен Минь Дык, с. 319
Нгуен Чук EHHb(NguyTn Тейс Binh; Вьетнам), с. 209
Нджойя (Njoya) (ок. 1880—1933; r-во Бамум в Камеруне), с. 67
Небриха, Л е б р н х a (Nebrija) Антонио де (1444—1522; Испания), с. 419
Невский Мих. Аид. (в монашестве Макарий; 1835 — ?; Россия), с. 526
Невский Ник. Ал-др. (1892—1937; СССР), с. 20, 357, 474, 505, 510
Недков Борис (р. 1910; Болгария), с. 526
Недоспасова Мар. Евг. (р. 1929; СССР),с. 38
Недялков (до 1962 — Реноль т) Вл. Петр, (р. 1928; СССР), с. 48, 451, 566, 586
Некрасов Ннк. Петр. (1823—1913; Россия), с. 48, 89, 321, 425
Нёльдеке (Noldeke) Теодор (1836—1930;
Германия), с. 442
Неменова Розалия Львовиа (р. 1908; СССР), с. 200
Немет (Nemeth) Дьюла (1890—1976; Венгрия), с. 526
Немец (NAmec) Игор (р. 1924; Чехословакия), с. 48
Немчук Вас. Вас. (р. 1933; СССР), с. 475
Непокупный Анат. Пав. (р. 1932; СССР), с. 66, 67
Нерннг (Nehring) Альфонс (1890—1967; Германия, ФРГ), с. 184, 362
Нери^ (Nerius) Дитер (р. 1936; ГДР),
Нерознак Вл. Петр. (р. 1939; СССР), с. 26, 63, 82, 141, 185, 474, 561, 563
Нессельман (Nesselmann) Георг Генрих Фердинанд (1811—81; Литва), с. 64 , 65, 66, 183
Нетлау (Nettlau) Макс (1865—1944; Германия), с. 218
Неуступный (Neustupny) Йиржи (р. 1925;
Чехословакия, Австралия), с. 624
Нецветов Як. Ег. (1804— 64; Россия), с. 27
Нидерман (Niedermann) Макс (1874—1954; Швейцария), с. 184
Ниёзи Шавкат Норович (СССР), с. 200
Ниеминен (Nieminen) ЭЙно Вильхо Калерво (1891—1962; Финляндия), с. 65
Ннкитевич В. М., с. 468
Никитина Т. Н., с. 224
Никкель (Nickel) Герхард (р. 1928; ФРГ), с. 239
Никола Ф., с. 57, 74
Николаев Петр Ал. (р. 1924; СССР), с. 291
Николаева Тат. Мих. (р. 1933; СССР), с. 198, 426, 451, 497, 514
Николаи Р., с. 480
Николс (Nickels) Дж., с. 512
Никольский Леон. Бор. (р. 1924; СССР), с. 476, 514
Никольский Мих. Вас. (1848—1917; Россия), с. 50, 442, 623
Никольский Ник. Мих. (1877—1959; СССР), с. 442
Никонов Бор. Ал. (1912—87; СССР), с. 421
Никоиов Вл. Андр. (р. 1904; СССР), с. 332, 474, 598
Нильсен (Nielsen) Конрад (1875—1953; Норвегия), с. 550
Нильсон (Nilsson) Нильс О. (р. 1917; Швеция), с. 233
Нироп (Nyrop) Криштофер (1858—1931;
Дания), с. 420
Нисида Т., с. 276, 505
Нисио Минору (1889—1979; Япония), с. 624
Нитиия Д. П., с. 477
Нитш (Nitsch) KasHMe>K (1874—1958; Польша), с. 459
Ни Хайшу (1918-88; Китай), с. 224
Ниязмухамедов Бабаджан Ниязович (р. 1906; СССР), с. 200
Новакович (НоваковиЬ) Стояи (1842—1915;
Югославия), с. 459
Новгородов Сем. Андр. (1892—1924; СССР), с. 623, 624
Новго^юдский Юр. Вл. (р. 1928; СССР), Новиков Лев Ал. (р. 1931; СССР), с. 440 Новикова Кл. Ал-др. (р. 1913; СССР), с. 523
Нойман (Neumann) Гюнтер (р. 1920; ФРГ), е. 184, 571, 572 .
Норберг (Norberg) Дат Людвиг (1909—73; Германия, ФРГ), с. 420
Нореен- А., см. Пирен А.
Норжии (Китай), с. 305
Норман (Norman) Кеннет Рой (р. 1925; Англия), с. 191
Ноткер (Notker der Deutsche) Лабео (950— 1022; Германия), с. 188
Ноубл Кингсли (Noble Kingsley) Дж., с. 42
Ноуэлл-Смит (Nowell-Smith) П., с. 269, 270
Нуазе Ж., с. 405
Нунеш де Леан (Nunes de Leao) Дуарте (1530— 1608), с. 419
Hyp (Nur) Рыза (1879—1943; Турция), с. 144
Нурен (Noreen) Адольф Готтард (1854— 1925; Швеция), с. 48, 101, 184, 295, 313— 314
Ньири (Nyiri) Антал (р. 1907; Венгрия), с. 551
Нюберг (Nyberg) Хенрик Самюэль (1889— 1974; Швеция), с. 199, 200
Облак Ватрослав (1864—96; Словения), с • 459
Обнорский Сер. Петр. (1888—1962; СССР), с. 247, 426, 475
Овелак, О в л а к (Hovelaque) Александр Абель (1843—96; Франция), с. 324
Овсепяк Г. (1867—1952; СССР, Эчмиадзин), с. 360
Овсяннко-Куликовскнй Дм. Ник. (1853— 1920; СССР), с. 114, 290, 472, 569, 570
Огден (Ogden) Чарлз Кей (1889-1957; США), с. 128, 168, 261, 411
ОТрейди (O’Grady) Стандиш Джеймс (1846— 1928; Ирландия), с. 218
Одзава С. (Япония), с. 305
О’Доиоваи (O’Donovan) Шок (1806— 61;
Ирландия), с. 218
Одрикур (Haudricourt) Андре Ж. (р. 1911;
Франция), с. 209, 420, 502, 503
Ожегов Сер. Ив. (1900—64; СССР), с. 84, 85, 247, 338, 352, 426, 427
Оздоева фируза Гиреевна (р. 1929; СССР), с. 325
Озолс (Ozols) Артуре (1912—64; СССР), с. 66
О’Карри (O'Curry) Юджнн (1794—1862; Ирландия), с. 218
Окерблад (Akerblad) Юхаи (Иоганн) Давид (1763—1819; Швеция), с. 148
Оккам (Ockham, Occam) Уильям (ок. 1285— 1349; Англия), с. 274
Оксанен А. Э., см. Алъквист А. Э.
Олбрайт (Albright) Уильям Фоксуэлл (1891— 1971; США), с. 403
Оленин Ал-др Ник. (1763—1843; Россия), с. 148
Олега (Olesch) Рейнгольд (р. 1910; Австрия, ФРГ), с. 459
Оливейра (Oliveira) Фернаи де (1507—81;
Португалия), с. 419
Ольденбург Сер. Фед. (1863—1934; СССР), с. 517
Ольдерогге Дм. Ал. (1903—87; СССР), с. 58, 67, 70, 124, 475
Ольшка (Olschka) Леонардо (1885—1961), с. 595
Омар Ахмед Мухтар (Египет), с. 38
Омбюрже (Homburger) Лилиа (1880—1969; Франция), с. 162, 335
Оидруш (Ondrus) Шимон (р. 1924; Чехослова-кия) с 597
Онеико Сулунгу Ник. (1917—85; СССР), с. 523
Опперт, Оппер (Oppert) Жюль (1825—1905;
Франция), с. 49, 228
Оранская Тат. Иос. (р. 1950; СССР), с. 191
Оранский Иос. Мих. (1923—80; СССР), с. 191, 200, 201
Орбели Иос. Абгарович (1887—1961; СССР), с. 200
Орбелиани Сулхаи Саба (1658—1725; Грузия), с. 207
Орел Вл. Эммануилович (р. 1952; СССР), с. 563
Орнгеи (Origenes; ок. 185— 253/254; Александрия), с. 544
Орлов Ал-др Матв., с. 523
Орлова Варв. Георг, (р. 1902; СССР), с. 133, 426
Орловская (Жданинкова) Мария Ннк. (р. 1926; СССР), с. 305
Орнатов Пав. Петр. (Россия), с. 550
Ориатовский Иван (кои. 18 в.— 1-я пол. 19 в.;
Россия), с. 435, 622
Ортель Г., с. 191
Осгуд (Osgood) Чарлз Эджертон (р. 1916; США), с. 75, 386, 404, 405
Осей (Aasen) Ивар (1813—96; Норвегия), с. 337
Оссовский (Ossowski) Лешек (р. 1905; Польша), с. 428
Оствальд В., с. 202
ОстермеЙер (Ostermeyer) Готфрид (1716— 1800; Германия), с. 65
Остин (Austin) Джон (1911—60; Англия), с. 269, 275, 373, 389, 390, 412, 413, 415, 483
Остхоф (Osthoff) Герман (1847—1909; Германия), с. 183, 255, 302, 353, 489
Ота Т. (Япония), с. 224
Откупщиков Юр. Вл. (р. 1924; СССР), с. 67
Откупщикова Майя Ив. (р. 1927; СССР), с. 566
Отрембскнй (Otrebski) Ян (1889—1971;
Польша), с. 65, 66 , 67
Оттен (Otten) Генрих (р. 1913; ФРГ), с. 184, 571, 572
Отто (Otto) Эберхард (1913 — 74; Германия, ФРГ), с. 148
Охотина Нат. Вен. (р. 1927: СССР), с. 242
Оцуки Фумихико (1847—1928; Япония), с. 624
Ошанин Ил. Мнх. (1900-82; СССР), с. 224,475
Оянсуу (Ojansuu) Хейкки (1873—1923; Финляндия), с. 550
Паасонен (Paasonen) Хейкки (1865—1919;
Финляндия), с. 432, 550
Паванади (14 в.; Индия), с. 190
Паве де Куртей (Pavet de Courteille) Абель
Жан Батист Мари Мишель (1821—89; Франция), с. 525
Павлов Вл. Мих. (р. 1925; СССР), с. 566
Павлов Доржи Ант. (СССР), с. 305
Павлович Мих. Пав. (наст, имя и фам. Мих.
Лаз. В е л ь т м а н; 1871—1927; Россия, СССР), с. 63
Павсаний (Pausanias) Цезарейский (2 в., Др. Греция), с. 27
Павскнй Гер. Петр. (1787—1863; Россия), с. 93, 113, 161, 425, 442, 578, 622
Пагба Т. (МНР), с. 305
Падучева Ел. Викт. (р. 1935; СССР), с. 110, 114, 160, 176, 396, 426, 440, 451, 472, 566
Пазолини (Pasolini) Пьер Паоло (1922—75; Италия), с. 441
Паиш (Pais) Дежё (1886—1973; Венгрия), с. 550
Пайк (Pike) Кеннет Ли (р. 1912; США), с. 131, 177, 292, 357, 450, 502, 511, 515, 564, 608, 622
Палацкнй (Palacky) Франтишек (1798— 1876; Чехословакия), с. 21
Палек (Palek) Богумил (Чехословакия), с. 137
Палёнис (Palionis) Йонас (р. 1924; СССР), с. 67, 477
Палладий, см. Кафаров П. И.
Паллас Петр Симонович (1741—1811; Россия), с. 150, 172, 199, 207, 432, 486, 502, 523, 550
Палль Вальдек Йоханнесовнч (р. 1927;
СССР), с. 551
Палмер (Palmer) Фрэнк Роберт (р. 1922;
Англия), с. 16, 249, 276
Палмер (Palmer) Эдуард Генрн (1840—82;
Англия), с. 37
Пальмбах Ал-др Адольфович (1897—1963;
СССР), с. 526
Памфил (Pamphyl; 1 в.; Др. Греция), с. 27
Панганибан (Panganiban) Хосе Вилья (1903— 1970; Филиппины), с. 544
Пандит Прабодх Бехардас (1923—75; Индия), с. 191
Панини (5—4 вв. до н. э.; Др. Индия), с. 177, 178, 190, 271, 305, 314, 315, 433, 465, 496, 544, 578, 621
Панн А., с. 525
Панов Мих. Викт. (р. 1920; СССР), с. 59, 160, 295, 313, 314, 315, 316, 426, 453, 475, 541, 553, 555, 556, 591
Панфилов Вл. Зин. (р. 1928; СССР), с. 23, 117< 169, 332, 451, 474, 476, 546.
Паолини (Paolini) Стефано (17 в.; Италия), с. 207
Папахаджи (Papahagi) Таке (1892—1977;
Румыния), с. 62
Папп (Рарр) Ференц (р. 1930; -Венгрия), с. 551
Парадизн Б., с. 74
Пардо де Тавера (Pardo de Tavera) Тринидад Эрменфыьо. (1857—1925; Филиппины), с. 544
Парнбок Анд. Веев. (р. 1952;- СССР), с. 191>
Парис (Paris) Гастон (1839—1903; Франция), с. 132,- 134, 2.68, 562		.
Паркер (Parker) Г., с. 220 
Паркер Э., с,-54
Парланджели (Parlangeli) Орондзо (1923— 1969; ИЛлия), с- 185
Парменид (Parmenides) из Элеи (кон.
6 — иач. 5.вв..до н. э.;-Др. Греция), с. 35
Парти (Partee) Барбара Холл (США), с. 176
Паскасио (Pascaiio) Эми Мариано (р. 1931;
Филиппины), с. 544
Пасси (Passy) Поль (1859—1940; Франция), с. 291
Патанджали (2 в. до в. э.; Др. Индия), с. 178, 190, 544
Патарндзе Рамаз (Абесалом) Мнх. (р. 1927;
СССР), с. 360
Патканов (Патканяи) Керопэ Петр. (1833— 1889; Россия), с. 623
Паулаускене (Paulauskiene) Алдона-Стасе Раполовиа (р. 1935; СССР), с. 48, 67, 477
Паули (Pauli) Карл (1839—1901; Германия), с. 82
Паулин (2-я пол. 18 в.; Германия), с. 182 Паулини (Pauliny) Евгений (1912—83; Чехословакия), с. 459
Пауль (Paul) Герман (1846—1921; Германия), с. 22, 100, 183, 202, 261, 263, 290, 302, 313, 385, 450, 465, 489, 507, 564
Пахалина Тат. Ник. (р. 1928; СССР), с. 200, 363, 476
Пашков Бор. Климент. (1891—1970; СССР), с. 224
Пашковский Ал. Ант. (1909—73; СССР), с. 475, 624
Пеаио (Peano) Джузеппе (1858—1932; Италия), с. 202
Пёбель (Pobel, Poebel) Арво (1881—1958; США), с. 49
Педерсен (Pedersen) Хольгер (1867—1953; Дания), с. 48, 65, 183, 184, 185, 218, 239, 253 , 317, 339, 368, 369, 517, 555
Педро Де Алкала (Pedro de Alcald) (15 — иач.
16 вв.; Испания), с. 37
Пен ^Pei) Марио Эндрю (1901—78; США), Пейрос Ил. Иос. (р. 1948; СССР), с. 225, 276 Пейсиков Лаз. Сам. (1915—78; СССР), с. 200
Пелла (Pella) М., с. 74
Пеллегрини (Pellegrini) Джованни Баттиста (р. 1921; Италия), с. 82, 185, 422
Пелтола (Peltola) Рейно (р. 1914; Финляндия), с. 550
Пельо (Pelliot) Поль (1878—1945; Франция), с. 28
Пенцль (Penzl) Херберт (р. 1910; Австрия, США), с. 200
Пенчен Т., с. 74
Перельмутер Ил. Аронович (р. 1929; СССР), с. 48
Перес (Рёгег) Алехандро (Алехандрнно) (1937—85; Филиппины), с. 544
Периханян Аиаит Георг, (р. 1928; СССР), с. 43, 360
Петерсон Мих. Ник. (1885—1962; СССР), с. 67 , 85. 115 , 314, 317, 318, 425, 426, 472, 474, 622
Петрачек (Petracek) Карел (1926—87; Чехословакия), с. 442
Пётр Гелийский (Petrus Helias, Helie, Helye; Франция), с. 146
Петреус (Petraeus) Эскиль (1593—1657; Финляндия), с. 550
Пётр Испанский (Petrus Hispanus) Петр Юлиан, он же папа Иоанн XXI (1226—77; Португалия, Рим), с. 146, 274
Петров Дм. Конст. (1872—1925; Россия, СССР), с. 420
Петров Петр Як. (1814—75; Россия), с. 623
Петрова Таисия Ив. (1896—1976; СССР), с. 523
Петрович (Petrovici) Эмил (1899—1968; Румыния), с. 420
Петровский Ник. Сер. (р. 1923; СССР), с. 149
Петруничева Зоря Ник. (1926—82; СССР), с. 191
Пешковский Ал-др Матв. (1878—1933; СССР), с. 48, 83,	85,	90, 113, 114,	128,	160,	198,
234, 247,	257,	261, 267, 290,	292,	295,	304,
314, 317,	348,	354, 355, 379,	380,	399,	407,
425, 426,	436,	453, 465, 470,	471,	472,	473,
475, 476, 484, 565
Пигулевская Нина Викт. (1894—1970; СССР), с. 442
Пизани (Pisani) Витторе (р. 1899; Италия), с. 44, 76, 82, 96, 141, 185, 191, 205, 489
Пикар'А., с. 74 •
Пнккио (Pikkio) Рикардо (р. 1924; "Италия), с. 459 .
Пикколомини (Piccolomini) Энеа Сильвио, он же пала Пий II (1405—*64; Италия), с. 550
Пикте .(Pictet) Адольф (1799—1875; Швейцария), с. 44, 182, 183, 218, 362
Пикчилннгис (Pikcilingis) Юозас (р. 1926; СССР), с. 67
Пильхофер (Pilhofer) Георг (1881 — ?; Германия), с. 365
Пинеда (Pineda) Понсиано Б. П. (р. 1927;
Филиппины), с. 544
Пиннов (Pinnow) Ханс Юрген (р. 1925; ФРГ), с. 53, 191, 307, 320
Пиотровский Раймонд Генрихович (р. 1922;
СССР), с. 169
Пирейко Лия Ал-др. (р. 1928; СССР), с. 200
Пирс (Peirce) Чарлз Сандерс (1839—1914; США), с. 75, 168, 295, 343, 389, 393, 394, 440, 621
Пирсон В., с. 66
Писарчик Ант. Конст. (р. 1907; СССР), с. 200 Пит (Peet) Томас Эрнк (1882—1934; Англия), с. 148
Питри Флиндерс (Petrie Flinders) Уильям Мэтью (1853—1942; Англия), с. 148
Пишель (Pischel) Рихард (1849—1908; Гер-м&ния) с 191
Пишон (Pichon) Эдуар (1890—1940; Франция), с. 420, 562
Плазиковски-Брауиер (Plazikowski-Brauner) Херма (1885—1965; ФРГ), с. 54 , 249
Плакис (Plakis) Юрис (1869—1942; Латвия), с. 65, 66
Плам Юр. Як. (р. 1921; СССР), с. 503
Планерт В., с. 78
Планк (Plane) Ф., с. 467
Планта (Planta) Роберт фон (1864—1937;
Швейцария), с. 184, 205
Платон (Platon; 428 илн 427—348 илн 347 до н. э.; Др. Греция), с. 35, 104, 118, 166, 175, 262, 449, 465, 499, 596
Плацинскнй И., с. 66
Плетнер Олег Викт. (1893—1929; СССР), с. 624
Пломли (Plomley) Норман Джеймс Брайан (Австралия), с. 506
Плоткин Вульф Як. (р. 1927; СССР), с. 120, 557
Плотникова Вера Ал-др. (р. 1919; СССР), с. 314
Плющ Пав. Пав. (1896-1975; СССР), с. 475
Погирк (Poghirc) Чичероне (р. 1928; Румыния), с. 141, 185
Подберезский Иг. Вит. (р. 1937; СССР),
Подслужный Ал-др Иос. (р. 1935; СССР), с. 475
Позднеев Ал. Матв. (1851—1920; Россия), с. 523, 305
Позднеев Дм. Матв. (1865—1937; СССР), с. 624
Поздняков Конст. Иг. (р. 1952; СССР), с. 58 283
Покорный (Pokorny) Юлнус (1887—1970; ФРГ), с. 47, 185, 218, 497
Покровский Мнх. Мих. (1868/69—1942; СССР), с. 159, 175, 176, 184, 261, 263, 317, 346, 380, 420, 439, 465, 468, 623
Поленц (Polenz) Петер фон (р. 1928; ФРГ), с. 338
Поли (Pawley) Эидрю (р. 1941; Нов. Зеландия), с. 382
Поливанов Евг. Дм. (1891—1938; СССР), с. 25, 28, 31, 90, 96, 136, 224, 234, 239, 261, 316, 335, 347, 348, 352, 373, 374, 390, 415, 451, 453, 461, 465, 471, 476, 481, 482, 496, 514, 515, 526, 527,557,560,607,621,622,624
Поллак (РоНак)Вольфганг(р. 1915; Австрия), с. 48
Поллард (Pollard) Сидни (р. 1925; США), с. 319, 445
Поломе (Ро1отё) Эдгар (р. 1920; Бельгия, США), с. 82, 185
Полоцки (Polotzky) Ханс Якоб (р. 1905; Германия, Израиль), с. 600
Поп (Pop) Север (1901—61; Румыния), с. 420 Попов Ал-др Вас. (1808—80; Россия), с. 305, 569
Попов Ал-др Ив. (1899—1973; СССР), с. 598
Попов Ннк. Петр. (СССР), с. 550
Попов Пав. Степ. (1842—1913; Россия), с. 224
Попов Р. Н. (СССР), с. 560
Попова Зин. Дан. (р. 1929; СССР), с. 560
Попова Ядвига Ник. (1935—77; СССР), с, 432
Поппе (Poppe) Ник. Ник. (р. 1897; США), .с. 28, 305, 524
Поржезинский (Porzezidski) Викт. Карлович (1870—1929; Россия, Польша), с. 65, 67, 184 298 317 318
Порите (Porite) Тамара (р. 1917; СССР), с. 66 Порфирий (Porphyrios; ок. 233 — ок. 304;
Др. Греция), с. 393
Порхомовск'ий Викт. Як. (р. 1945; СССР), с. 57
Порциг (Porzig) Вальтер (1895—1961; Германия, ФРГ), с. 44, 185, 261, 380, 489
Поспелов Дм. Ал-др. (р. 1932; СССР), с. 233
Последов Ник. Сем. (1890—1984; СССР), с. 84, 85, 89, 426, 435, 472, 475
43
675
Постал (Postal) Пол Мартин (р. 1936; США), с. 386
Постеллус (Postellus) Гвилельм (1510—81; Франция), с. 37, 486
Поста (Posti) Лаури (р. 1908; Финляндия), с. 550
Потебия Ал-др Аф. (1835—91; Россия), с. 24, 25, 48, 86, 89,	104,	113,	114,	115,	123,	124,
134, 160,	239,	247,	257,	261,	263,	273,	274,
323, 382,	400,	405,	425,	427,	435,	439,	441,
450, 465,	473,	493,	513,	531,	560,	564,	565,
569, 570, 578, 597, 608, 609, 622, 623
Потт (Pott) Август Фридрих (1902—87; Германия), с. 57, 65, 182, 191, 513, 597
Поуха (Poucha) Павел (р. 1905; Чехословакия), с. 185, 305
Поцелуевский Ал-др Петр. (1894—1948; СССР), с. 526
Пошка (Poska), Пашкявнчюс, Дионнзас (ок. 1757—1830; Литва), с. 67
Прайслер (Preissler) Хольгер (ГДР), с. 37
Прассе (Prasse) Карл Г. (Дания), с. 57, 74 Прейс Петр Ив. (1810—46; Россия), с. 458 Прёле (РгоЬ1е>Вилмош (1871—1947; Венгрия), с. 525
Прельвиц В., с. 184
Преображенский Ал-др Григ. (ок. 1850—1918;
Россия), с. 184 
Преториус (Pratorius) Франц (1847—1927; Германия), с. 442, 569, 600
Пржилуски Ж., Пшилуски Я. (Przy-luski) (1885—1945; Франция), с. 191
Прието (Prieto) Луис (р. 1926; Аргентина, Франция, Швейцария), с. 152, 168, 566
Приселков Мих. Дм. (1881 — 1941; СССР), с. 359
Пристли (Priestley) Джозеф (1733—1804; Англия), с. 536
Присциан (Priscianus) (кон. 5 в,— иач. 6 в.;
рим. Грамматик), с. 27, 35, 146, 274
Причард (Prichard) Джеймс Коулз (1786— 1848; Англия), с. 218
Продик (Prddikos) Кеосский (5 в. до и.
э.; Др. Греция), с. 35, 544
Прозоровский Дм. Ив. (1820—94; Россия), с. 359
Прокопович Ник. Ник. (1901—72; СССР), с. 470
Прокопович Феофаи (Элеазар; 1681—1736; Россия), с. 417
Прокофьев Георг. Ник. (1896 или 1897—1942;
СССР) с. 432, 550
Прокош ' (Prokosch) Эдуард (1855—1935; США), с. 100, 119
Пропп Вл. Як. (1895-1970; СССР), с. 441, 496, 508
Просдочимн (Prosdocimi) Альдо Лунджи (Италия), с. 82, 185
Прост (Prost) Август, с. 58, 126
Протагор (Protagoras) из Абдеры (ок. 480 — ок. 410 до н. э.; Др. Греция), с. 35, 416, 449, 544
Протченко Ив.фед.(р.1918; СССР), с. 261,476
Пруха (Prucha) Ян (Чехословакия), с. 405 Прушек (Prusek) Ярослав (1906—80; Чехословакия), с. 224
Псевдо-Лонгин (Pseudo-Longinus; 1 в.; Др.
Греция), с. 416, 542
Пудич (Pudi<!) Иван (1909—81; Югославия), с. 141
Пулгрэм (Pulgram) Эрнст (р. 1915; Англнй), с. 420
Пуллпбланк (Pulleyblank) Эдвин Дж.
(р. 1922; Англия, Канада), с. 224, 362
Пухвел (Puhvel) Яан (р. 1932; США), с. 185, 253
Пуцек-Грпгорович Вас. Григ., в монашестве Вениамин (1706—82; Россия), с. 550
Пушкарю, Пушкари у- (Puscariu) Сек-стил (1877—1948: Румыния), с. 420
Пырерка Ант. Петр. (1905—41; СССР), с. 432 Пьямента М., с. 37
Пюрбеев Григ. Цереновнч (р. 1940; СССР), с. 305
Пялль (Pall) Эд. Ник. (р. 1903; СССР), с. 551
Рабин Хаим Меиахем (р. 1915; Израиль), с. 442
Рабинович Б. Д. (СССР), с. 160
Раверти (Raverty) Генри Джордж (1825— 1906; Англия), с. 199
Равила (Ravila) Пааво (1902— 74; Финляндия). с. 550
Равникар (Ravnikar) Эдвард (р. 1907; Югославия), с. 464
Равребе Иохиель Изр. (1883—1939; СССР), с. 93
Pare (Rage)' Снлвия (1928—78; СССР), с. 66
Радлов Вас. Вас. (1837—1918; Россия), с. 143, 144. 145, 209, 526, 527, 623
Раевский М. В. (СССР), с. 557
Размусен (Razmusen) Людвиг Пав. (1847— 1902; Дания, после 1867 — Россия), с. 48
Рай И., с. 224
Райл (Ryle) Гилберт (р. 1900; Англия), с. 269, 275, 450
Райииш (Reinisch) Лео (1832—1919; Австрия), с. 16, 54, 56, 57, 249, 569
Райс (Rice) Д., с. 520, 521
Райт (Wrignt) Р. Рамзи (1852—1933; Англия), с. 543
Райт (Wright) Уильям (1830—89; Англия), с. 37, 360
Райхенбак, Рейхенбах (Reichenbach) Ханс (1891—1953; Германия, США), с. 89, 275
Райхенкрои (Reichenkron) Гюнтер (1907—66;
Германия, Зап. Берлин), с. 62, 64, 185
Райхштейн А. Д. (СССР), с. 560
Ракетт (Rackett) Густав (Швеция), с. 525
Рамасвами Айяр Л. Видьяиатха (1895—1948;
Индия), с. 191
Рамсей (Ramsay) Роберт Лн (1880—1953;
США), с. 563
Рамстедт (Ramstedt) Густав Йон (1873—1950;
Финляндия), с. 28, 150, 305, 525, 527, 550
Рапола (Rapola) Мартти Олави (1891—1972;
Финляндия), с. 550
Рапп (Rapp) Мориц Карл (1803—83; Германия), с. 19, 324
Раск (Rask) Расмус Кристиан (1787—1832; Дания), с. 49, 57, 65, 100, 119, 182, 199, 261, 298, 370, 487, 621, 622
Распопов.Иг. Пав. (1925-82; СССР), с. 451
Рассел (Russell) Бертран (1872—1970; Англия), с. 129, 176, 275, 393, 401, 411, 440, 450
Расторгуева Вера Сер. (р. 1912; СССР), с. 199, 200, 476
Раун (Raun) Ало (р. 1905; США), с. 551
Рачков Ген. Евг. (р. 1929; СССР), с. 544
Ревес Д., с. 400
Ревзин Исаак Иос. (1923—74; ССОР), с. 476, 496, 566
Ревзина Ольга Григ. (р. 1939; СССР), с. 271, 472, 514
Регула (Regula) Мориц, с. 420
Реден (Раданович) [Ridei (Radanovics)l Карой (р. 1932; Венгрия), с. 550
Редхауз (Redhouse) Джеймс Уильям (1811— 1892; Англия), с. 525
Резников Л. О. (СССР), с. 169, 263
Рей (Ray) Сидни Херберт (1858—1939; Англия), с. 13, 365
Рейхельт (Reichelt) Ханс Р. (1877—1939; Германия), с. 199
Рейхлин (Reuchlin) Иоганн (1455—1522; Германия), с. 93, 146, 314, 442
Рекеиа (Rekena) Антонина (р. 1928; СССР), с. 66
Рекендорф (Reckendorf) Герман (1863—1923;
Германия), с. 37
PeKC-CMHT(Rex-Smith)r., с. 37
Ремакль Л., с. 420
Ремизов Ал. Мих. (1877—1957; Россия, Франция), с. 492
Ренан (Renan) Жозеф Эрнест (1823—92;
Франция), с. 56, 569
Реву (Renou) Луи (1896—1966; Франция), с. 190, 191
Ренуар, Р е й и у а р (Raynouard) Франсуа Жюст Марн (1761—1836; Франция), с. 419, 487
Репер (Roeper) Томас (США), с. 468
Репина Там. Ал-др. (р. 1927’ СССР), с. 421
Рерих Юр. Ник. (1902—60; СССР),с. 305
Рёсслер (Rossler) Отто (р. 1907; Германия, ФРГ), с. 56. 87, 569
Рефе ронская Близ. Артуровна (р. 1907;
СССР), с. 48, 421, 474
Реформатский Ал-др Ал-др. (1900—78; СССР), с. 90, 314 , 315, 316, 318, 348, 353, 406, 426, 453, 465, 474, 475, 496, 539, 553, 554, 556, 564, 579
Рехехузеи, Реехузен (Rehehusen) Иоганн Георг (17 в.; Германия), с. £6
Решетов Викт. Вас. (1910—79; СССР), с. 476, 526
Рибеццо (Ribezzo) Франческо (1875—1952; Италия), с. 205
Риве (Rivet) Поль (1876—1958; Франция), с. 42, 176, 177, 365
Риггс (Riggs) Стефен Риторн (1812—83;
США), с. 454
Рижский Ив. Степ. (1759 или 1761—1811;
Россия), с. 622
Рикс (Rix) Хельмут (р. 1926; ФРГ), с. 491
Рнс А., с. 218
Рис Б., с. 218
Рис (Rees, Rhys) Джон (1840—1915; Англия.
Уэльс), с. 218
Рис (Ries) Ион (1857—1933; Германия), с. 396, 450
Рисаль, Рисаль-и-Алонсо (Rizal у Alonso) Хосе (1861—96; Филиппины), с. 544
Риттер Пав. Григ. (1872—1939; СССР), с. 191
Рифтин Ал-др Пав. (1900—45; СССР), с. 50, 514
Рихтер (Richter) Элизе (1865—1943; Австрия), с. 406
Ричардс (Richards) Айвор Армстронг (1893— 1979; Англия), с. 128, 168, 261, 297, 410
Ричардсон (Richardson) Ирвин (р. 1918; Англия), с. 69
Ришар (Richard) Ж. (1-я пол. 19 в.; Франция), с. 182
Ришес Люб. Дав. (р. 1904; СССР), с. 523
Рияд (Riad) Е., с. 37
Робинс (Robins) Роберт X. (р. 1921; Англия), с. 276
Рогова Георг. Вис. (р. 1905; СССР), с. 207, 476
Рогов Ник. Авр. (Россия), с. 550
Род (Rhodes) Александр де (1591—1660;
Франция), с. 53
Роде (Rode) Эрвин (1845—98; Германия), с. 545
Родригиш (Rodriguez) Жуаи (1561—1634;
Португалия), с. 624
Рождественский Юр. Вл. (р. 1926; СССР), с. 38. 85, 224, 261, 514
Роже, Р о д ж е т (Roget) Питер Марк (1779-1869: Англия), с. 380, 507
Розанова Вал. Вас. (р. 1924; СССР), с. 427
Розвадовский (Rozwadowski) Ян Михал Иордан (1867—1935; Польша), с. 67, 368, 459
Розе (Roze) Лиене (р. 1927: СССР), с. 66
Розеллини (Rosellini) Ипполито (1800—43;
Италия), с. 148
Розен Викт. Ром. (1849—1908; Россия), с. 38, 623
Розен (Rosen) Георг (1820—91; Германия), с. 207
Розенбергер (Rosenberger) Отто Беньямин Готфрид [г. рожд. неизв,— 1856; Германия, ЛиЬляндия (совр. Латвия)), с. 65, 66
Розенберге (Rozenbergs)HHHC(p. 1927; СССР), с. 66
Розенкранц (Rosenkranz) Бернхард (р. 1903; ФРГ), с. 109, 571
Розенталь Дитмар Эльяшевич (р. 1910;
СССР), с. 406, 427
Розенфельд Айна Зин. (р. 1910; СССР), с. 200
Розенцвейг В. Ю., с. 497
Ройзенэон Леон. Ив. (1920—77; СССР), с. 560
Рольфе (Rohlfs) Герхард (1892—1986; Германия, ФРГ), с. 420
Роман (Roman) Андре (Франция4, с. 37
Романова Агния Вас. (1912—85; СССР), с. 523
Романова Вера Лоровна (р. 1929; СССР), с. 359
Ромаскевич Ал-др Ал-др. (1885—1942; СССР), с. 200
Ромашко Сер. Ал-др. (р. 1952; СССР), с. 205
Ромбандеева Евд. Ив. (р. 1928; СССР), с. 551
Рона-Таш (R6na-Tas) Андраш (р. 1931;
Венгрия), с. 305, 526
Роии (Rosny) Леон де (1837 — 1916; Франция), с. 624
Роса (Rosa) Вацлав Ян (ок. 1620—1689; Чехия), с. 48
Росетти (Rosetti) Александру (р. 1895; Румыния), с. 64, 420
Роспонд (Rospond) Станислав (р. 1906; Польша), с. 459
Росс (Ross)''Джеймс Брюс (р. 1902), с. 373
Росси (Rossi) Этторе (1894—1955; Италия), с. 525
Рот (Roth) Вальтер Рудольф фок (1821—95; Германия), с. 183, 190
Роулинсон (Rawlinson) Генри Кресвик (1810— 1895; Англия), с. 49, 199. 228
ар-Руаси Абу Джафар Мухаммед (7 — 805; араб, филолог), с. 39
Рубинчик Юр. Аронович (р. 1923; СССР), с. 200
Рудзите (Rudzite) Марта (р. 1924; СССР), с. 66
Рудин Сем. Гесселевич (1929— 73; СССР), с. 191 '
Руднев Анд. Дм. (1878—1958; Россия, Финляндия), с. 305
876
Руже (Roug4) Эммануэль де (1811—72; Франция), с. 148
Ружичка (Ruzicka) Рудольф (р. 1920; ГДР), с. 57, 396, 472
Руиг (Ruhig) Филипп; литов. Р у й г и с (Rui-gis) Пилипас (1675—1749; литов, языковед), с. 65, 67
Руке-Дравиня (Ruke-Dravina) Велта (р. 1917;
Латвия, Швеция), с. 65, 66
Румметвейт (Rommetveit) Рагиар (Норвегия), с. 405
Румянцев Мих. Куз. (р. 1922; СССР), с. 224, 515
Румянцев Ник. Петр. (1754—1826; Россия), с. 458
Рундгрен (Rundgren) Фритьоф (р.	1921;
Швеция), с. 37, 48
Русановский Вит. Мак. (р. 1931; СССР), с. 475, 477
Рус Луилье А., с. 279
Руссо (Rousseau) Жан Жак (1712—78; Франция). с. 166, 400, 486, 561
Руссу (Russu) Йон И. (р. 1911;- Румыния), с.
141, 185, 561
Рыгалов Ал. Ник. (р. 1922: Франция), с. 224
Рюве (Ruwet) Никола (Франция), с. 420
Рюссер В., с. 370
Рясянен (Rasanen) Арво М а р т т и Октавиа-иус (1893—1976; Финляндия), с. 28, 339, 525, 527, 550
Рст'гг’вп 'У Z* 4^1
Саад (Saad) Георг Н. (р. 1940), с. 37
Саадиев Шамсаддин Мурсал оглы (р. 1926;
СССР), с. 256
Саадия Гаон, Саадия бен Ио си ф, араб Саид (892—942; евр. филолог), с. 145
Сабаляускас Альгирдас Юозович (р. 1929;
СССР), с. 67
Сабанеева М. К. (СССР), с. 421
Саблуков Гордий Сем. (1804—80; Россия), с. 526
Савваитов Пав. Ив. (1815—95; Россия), с. 550
Савельева Люди. Вас. (р. 1933: СССР), с. 191
Савукинас (Savukynas) Бронюс (р. 1929;
СССР), с. 66
Савченко Ал. Нилович (1907 — 88; СССР), с. 298, 474, 579
Савченко Стефан Вл. (1889—?; СССР), с. 420 Садвакасов Гожахмет Садвакасович (р. 1929;
СССР) с. 477
Садов А.’И. (Россия), с. 420
Саймон, 3 и м о и (Simon) Геири (р. 1925;
Австралия), с. 224
Саймон, Зимо и (Simon) Уолтер (1895— 1981; Англия), с. 224
Саксена Бабурам (р. 1897; Индия), с. 191 ас-Салаб (815—904; араб, филолог), с. 39 ас-Салаби (11—12 вв.; араб, филолог), с. 40 Салпс (Salys) Антанас (1902—72; США), с. 65, 67
ас-Салих Субхи (Ирак), с. 38
Самарин (Samarin) Уильям (р. 1926; Канада), с. 18
ас-Самарраи Ибрахим Ахмед (Ирак), с. 38
Самбасива Рао Г., с. 191
Саммаллахти (Sammallahti) Пекка (р. 1947;
Финляндия), с. 432, 551
Самойленко С. Ф. (СССР), с. 475
Самойлович Ал-др Ник. (1880—1938;
СССР), с. 90, 476, 526, 527, 576, 610
Сандфельд (Sandfeld) Крнстнан (1873—1942;
Даиня), с. б2, 63, 64, 489
Санжеев Гарма Данцараиович (1902—82;
СССР), с. 305, 475
Сансом (Sansom) Джордж Бейли сэр (1883—?;
Англия), с. 624
Сантандреа (Santandrea) Стефано (Италия), с. 18
Сантос (Santos) Лопе К. (1879—1963; Филиппины), с. 544
Саичес (Sanches) Алкаэн (Альбертович) (р. 1937; СССР, Испания), с. 38
Санчес (Sanchez; лат. Санкций — Sanc-tius) Франсиско (1523—1601; Испания), с. 536
Сапорта (Saporta) Сол (р. 1925; США), с. 514
Сармьенто (Sarmiento) Мартни (1625—1772;
Испания), с. 419
ас-Сауда Юсуф (Ливан), с. 38
Саукконен (Saukkonen) Паули (р. 1933;
Финляндия), с. 551
Сауле-Слейне М. (Saule-Sleine) Мария (1895-1982; СССР), с. 66
Сауранбаев Нигмет Тналич (1910—58; СССР), с. 526
Саусуорс, Саутуорт (Southworth) Фрэнклин (р. 1929; США), с. 191
Сафаревич (Safarewicz) Яи (р. 1904; Польша), с. 48
Сахарный Леон. Волькович(СССР),с.468,476 Сахаров Ив. Петр. (1807—63; Россия), с. 359
Свадост Э. П. (СССР), с. 196
Световидова Ир. Анат. (1930—68; СССР), с. 191
Свешников Петр Пето,, с. 318
Сводеш (Swadesh) Моррис (1909—67; США), с. 20, 34, 79, 110, 121, 176, 177, 220, 279, 287, 302, 307, 320, 354, 419, 573, 597, 613
Сгалл (Sgall) Пётр (р, 1926; Чехословакия), с. 304, 453, 566
Себеок, С и б е о к (Sebeok) Томас Алберт (р. 1920; США), с. 404, 551
Севак Гурген Григ. (1904—81; СССР), с. 476
Севортян Эрванд Вл. (1901—78; СССР), с. 47, 474, 475, 476, 526
Сегаль Вл. Сол, (р. 1927; СССР), с. 39
Седжон (наст, имя Л и До; 1397—1450; Корея), с. 241
Сейс (Sayce) Арчибалд Генри (1845 или 1846— 1933; Англия), с. 19
Секвойя (Seouoya(h); г. рожд. иеизв,— 1843; США), с. 177, 201
Секст Эмпирик (Sekstos Empeirikds* кон.
2— нач. 3 вв.; др. Греция), с. 27, 262, 495 Селиверстова Ольга Ник. (р. 1934; СССР), с. 129, 234, 440, 451, 566
Селищев Аф. Матв. (1886—1942; СССР), с. 26, 62, 63, 64, 134, 298, 316, 352, 359, 426, 475, 476, 497
Сем Лид. Ив. (р. 1926; СССР), с. 322, 523
Семенас Алла Леоновна (р. 1937; СССР), с. 224
Семенов Ал-др Ал-др. (1873—1958; СССР), с. 200
Семенов Дан. Вл. (1890—1943; СССР), с. 38 Семенов-Руднев Димитрий (и монашестве Д а-м а с к и н; 1737—95; Россия), с. 550
Семенюк Нат. Ник. (р. 1925; СССР), с. 338
Семереиьи (Szemerenyi) Освальд (р. 1913; Венгрия, Англия), с. 76, 253, 597
Сен Сукумар (р. 1900; Индия), с. 191
Сенар (Senart) Эмиль (1847—1928; Франция), с. 191
Сенеан, Шэйияиу (Saindan, $&ineanu) Лаз^р (1859—1934; Румыния, Франция), Сен-Жак (Saint-Jacques) Бернар (р. 1928;
Канада), с. 624
Сенковский Осип (Юл.) Ив. (1800—58| Россия), с. 526
Сенцн Мольнар (Szenczi MolnAr) Альберт (1574-1634; Венгрия), с. 550
CenHPg(Sa^>ir) Дейвид Дж. (р. 1932; США), Сепир ’(Sapir) Эдуард (1884—1939; США), с. 26, 50,	60, 61, 79, 92, 110,	177,	196,	239,
253, 261,	276,	330,	369,	416,	439,	443,	465,
482, 483,	493,	496,	505,	512,	514,	544,	553,
563, 573,	588,	597,	598,	602,	603,	607,	608,
618, 621, 622
Сергиевский Макс. Вл. (1892—1946; СССР), с. 420, 476, 482
Серебренников Бор. Ал-др. (1915—89; СССР), с. 44, 48, 169, 298, 314, 346, 453, 454, 474,476, 512, 514, 549, 551, 568, 618
Серебряков Иг. Дм. (р. 1917; СССР), с. 191 Сёренсен (Serensen) Ханс Кристиан (р. 1911;
Дания), с. 239
Сёренсен (Serensen) Хольгер Стин (Дания), с. 239
Сёрл (Searle) Джои Роджерс (р. 1932; США), с. 269, 389, 390, 412, 413, 415, 440
Серрано Лактао (Serrano Laktaw) Педро (1852—1928; Филиппины), с. 544
Серрюс Ш., с. 272
Сетяля (Setala) Эмиль Нестор (1864—1935; Финляндия), с. 444, 537, 549, 550
Сеше (Sechehaye) Альбер (1870—1946; Швейцария), с. 136, 151, 152, 420, 519, 562
Сибавейхи (наст, имя Абу Бишр Амр нбнУсманибнКанбар; ок. 753— ок. 796; араб, грамматист), с. 39, 442
Сибата Такэси (р. 1918; Япония), с. 624
Сибатаии Масаёсн (р. 1944; Япония), с. 624
Снбаян (Sibayan) Бонифаций П. (р. 1916; Филиппины), с. 544
Сидоров Ал. Сем. (1892—1953; СССР), с. 550
Сидоров Вл. Ник. (1902 или 1903—68), с. 134, 314, 316, 426, 475, 553, 556
Сикстулис Ян(ис) Петр. (р. 1946; СССР), с. 93
Силва (Silva) М. У. Сугатапала (р. 1931; Англия, США), с. 282
Силва Нету (Silva Neto) Серафим да (1917— 1960; Бразилия), с. 420
Сильвестер (Sylvester) Янош (ок. 1504-ок. 1555; Венгрия), с. 550
Сильвестр де Сасн (Silvestre de Sacy) Антуан Исаак (1758—1838; Франция), с. 37, 148, 199, 360, 442
Сильиицкий Г. Г. (СССР), с. 451
Симоне (Simone) Карло де (Италия, ФРГ), с. 185
Симонс Дж., с. 233
Сиинеи, С и и ь е и (Szinnyei) Йозеф (1857— 1943; Венгрия), с. 549, 550
Сииор, Ши нор (Sinor) Денис (р. 1916;
Венгрия, США), с. 524
Сирвидас, Ширвидас (Sirvydas, Sirvy-das) Констаитинас (между 1578 и 1581 — 1631; Литва), с. 65, 66-67
Сирк Юло Хениович (р. 1935; СССР), с. 601
.Сиро (Siro) Пааво (р. 1909; Финляндия), с. 550
Си^отинина Ольга Бор. (СССР), с. 407, 427,
Скалнгер (Sealiger) Иозефус Юстус (Жозеф Жюст) (1540—1609; Франция, Нидерланды), с. 182, 486, 621
Скалигер (Scaliger) Юлий Цезарь (Жюль Сезар) (1484—1558; Франция), с. 442
Скалиэе С., с. 467, 468
Скаличка (Skalidka) Вл. (р. 1908/09; Чехословакия), с. 58, 64, 312, 390, 414. 466 512, 514, 618	...
Скарджюс (Skardiius) Праиас (1899 — 1975; США), с. 65, 67
Скворцов Лев Ив. (р. 1934; СССР), с. 427
Скнбииевский М., с. 38
Скиннер (Skinner) Беррес Фредерик (р. 1904;
США), с. 75, 386
Скит (Skeat) Уолтер Уильям (1835—1912; Англия), с. 100
Скок (Skok) Петар (1881 — 1956; Югославия), с. 64, 185, 459
Ск_орик Петр Як. (1906—85; СССР), с. 476,
С>^>ебнев Юр. Макс. (р. 1922; СССР), с. 407,
Славский (Slawski) Францитек (р. 1916; Польша), с. 185, 459, 597
Слама-Казаку	(Slama-Cazacu) Татьяна
(р. 1920; Румыния), с. 405
Слобии (Slobin) Дан Исаак (р. 1939; США), с. 405
Слюсарева Нат. Ал-др. (р. 1918: СССР), с. 169, 205, 451, 474, 475, 546, 566
Смириицкий Ал-др Ив. (1902 или 1903—54; СССР), с. 100, 117, 149, 235, 257, 261, 314, 318, 382, 415, 465, 468, 470, 475, 476, 504, 560
Смирнов Вас. Дм. (1846—1922; Россия), с. 526
Смирнов Дм. Дм. (1855—г. смерти неизв.;
Россия), с. 624
Смирнов Лев Никандр. (р. 1928; СССР), с. 476
Смирнов Юр. Анд. (р. 1923; СССР), с. 191
Смирнова Ираида Анат. (р. 1928: СССР), с. 200
Смирнова Ольга Ив. (р. 1910; СССР), с. 199
Смит (Smith) Алберт (1903—67; Англия), с. 513
Смит (Smith) Генри Ли младший (1913—72;
США), с. 30
Смотрнцкий Макс. Гер. (в монашестве М е-л е тий; ок. 1578—1633; Украина), с. 48, 128, 161, 425, 534 , 578, 622
Смочниьский (Smoczydski) Войцех (р. 1945;
Польша), с. 66
Снегирев Иг. Леон. (1907—46; СССР), с. 58, 70
Соболева Пол. Арк. (р. 1925; СССР), с. 468, 519
Соболевский Ал. Ив. (1856/57-1929; СССР), с. 134, 261, 316, 359. 426, 459, 495, 623
Соважо (Sauvageot) Орельеи (р. 1897; Франция), с. 339. 420, 550
Соколов Ал-др Ник. (1895—1970; СССР), с. 85
Соколов М. В., с. 225
Соколов Мих. Ннк. (1890-1934; СССР), с. 93
Соколов Ник. Ник. (1875—1923; Россия), с. 134, 316
Соколов Сер. Ник. (р. 1928; СССР), с. 199, 200
Соколова Вал. Степ. (р. 1916; СССР), с. 200, 363, 476
Соколовская Нат. Ксенофонт. (1945—85;
СССР), с. 53
Солнцев Вад. Мих. (р. 1928; СССР), с. 110, 169, 224, 474, 475, 497,- 514, 546
Солнцева Нииа Вас. (р. 1926; СССР), с. 224, 512
Солодухо Юдель Юрелевич (1877 — 1963; СССР), с. 442
677
и/ , ХОО. ХОХ, XXX, ХОО, XVO, III. х/о, 184, 186, 204, 209, 210, 239, 252, 263, 276, 287, 298, 299, 308, 313, 330,------
348, 353, 366, 368, 385, 388, 414, 415, 420, 437, 440, 441, ччч,, 448, 451, 452, 453, 483, 489, 496, 554, 557,.........................
623, 624
332, 390, 444,
____ 368, 385, 388, 420, 437, 440, 441.
606.
558, 562, 566, 587, Ник. (1902-70; СССР).
Соль Чхон (псевд. Пинвольдов; 655—?;
Корея), с. 171
Соммерфельт (Sommerfelt) Альф (1892— 1965; Норвегия), с. 218, 362, 482, 562
Сордел-Томии (Sordel-Thomine) И., с. 37 Сорокин Юр. Сер. (1913—90; СССР), с. 84, 85, 261, 426, 440
СорокинаИр.Петр. (р.1941; СССР),с.432,551 Сороколетов Фед. Пав. (р. 1924; СССР), с. 426
Соссюр (Saussure) Р. де, с. 196, 594
Соссюр (Saussure) Фердинанд де (1857 — 1913; Швейцария), с. 25. 32, 66, 67, 81, 84. 107, 136, 151, 152, 159,168, 172, 175, 183,............. — --------------------
264, 343, 392, 447, 545, 621,	...
Сотников Мих. с. 191
Софронов Мих. Викт. (р. 1929; СССР), с. 132, 224, 225, 505
Спальвии Евг. Генрихович (1872—1933;
СССР), с. 624
Спанг-Хансен (Spang-Hanssen) X. (Дания), с. 108, 239
Спарвеифельд (Sparwenfeld) Иоган Габриель (1655—1727; Швеция), с. 428
Спасский Григ. Ив. (1783—1864; Россия),
Спскм&н Б с 1^6
Спенсер (Spencer) Герберт (1820—1903; Англия), с. 493
Сперанский Мих. Нестер. (1863—1938; Россия, СССР), с. 359
Спешнее Н. А. (СССР), с. 224
Спиноза (Spinoza, d'Espinosa) Бенедикт (Ва-рух) (1632—77; Нидерланды), с. 176, 262
Спиридович В. Ф,, с. 196
Срезневский Измаил Ив. (1812—80; Россия), с. 134, 261, 359, 425, 458, 560, 569, 622
Ставровецкий (Траиквиллио н-С т а в-ровецкий) Кирилл (г. рожд. иеизв.— 1646; Украина), с. 534
Сталин Иос. Вис. (1879-1953; СССР), с. 335
Сталтмане (Staltmane) Велта (р. 1926; СССР), с. 66
Станг (Stang) Кристиан (1900—77; Норвегия), с. 65, 66, 67. 172, 428, 459, 587
Станкевич (Stankiewicz) Эдвард (р. 1920; Польша, США), с. 316, 428, 514
Станков Валентин (р.	"	”
с. 48
Станявичюс (Stanevicius) Симонас (1709— 1848; Литва), с. 65, 67
Старинин Вс. Пав. (1904-73; СССР), с. 38, 39. 442, 600
Старкова Кл. Бор. (р. 1915; СССР), с. 43, 93. 442
Староста С., с. 357
Старостин Сер. Анат. (р. 1953; СССР), с. 110, 150, 151, 225, 574, 624
Стеблин-Камеиский Ив. Мих. (р. 1945;
СССР), с. 199, 200
Стеблин-Каменский Мих. Ив. (1903—81; СССР), с. 100, 314, 476, 557
Стебницкий С. Н. (1908-42; СССР), с. 586
Стендер (Stender) Готхард Фридрих (1714— 96; Латвия), с. 65, 66
Стендер-Петерсен (Stender-Petersen) Адольф (1893-1963; Дания), с. 239, 428
Степанов Георг. Вл. (1919—86: СССР), с. 101, 338, 421, 453, 474, 476, 493, 514, 568
Степанов Юр. Сер. (р. 1930; СССР), с. 67, 167, 169, 176, 338, 385, 392, 396, 451, 475, 497, 546, 565, 566
Степанова Мария Дм. (р. 1899; СССР), с. 60, 261, 468
Стерк (Sterk) Я., с. 72
Стерн (Stern) Густав (1882—?; Швеция), с. 261, 263
Стёртеваит (Sturtevant) Эдгар Хауард (1875-1952; США), с. 30, 184, 191, 253, 409, 571
Стеткевич Ж., с. 37
Стефан Пермский (до принятия монашества Степан Храп; ок. 1345—96; Россия), с. 141, 232
Стокоу (Stokoe) Уильям Кларенс (р. 1919;
США), с. 153
Стокс (Stokes) Уитли (1830—1909; Англия), с. 184, 218
Столбова Ольга Валерьевна (р. 1947; СССР), с. 57
Столл А., с. 69
1936; Болгария),
Стопа (Stopa) Роман (1896—?; Польша), с. 58, 112, 231
Стоянов М., с. 360
Стояновяч (Cmojanobuh) Любомир (1860— 1930; Югославия), с. 360
Страка (Straka) Жорж (р. 1910; Чехословакия, Франция), с. 420
Стралеиберг (Strahlenberg; до получения дворянского титула — Т а б б е р т) Филипп Юхан фон (1676—1747; Швеция), с. 150, 286, 487, 550
Стрельцыи С., с, 600
Стрит (Jjtreet) Джон Чарлз (р. 1930; США),
Строев Пав. Мих. (1796—1876; Россия), с. 359
Строи Дж., с. 218
Стросон (Strawson) Питер Фредерик (р. 1919;
Англия), с. 269, 275, 390 , 396, 440
CTjgree ‘Вас. Вас. (1889—1965; СССР), с. 149,
Стьериьельм (Stiernhielm) Георг (1598—1672;
Швеция), с. 550
Стюарт (Stewart) Джон М. (р. 1926; Англия),
Стюарт (Stewart) У., с. 514
Субракманьям П. С. (р. 1939; Индия), с. 191	\xoov—xjvo, ххтахшм/, х. чч, чхи, ч»х
Судзуки Сигэюки (р. 1930; Япония), с. 624 . Терраше (Terracher) Луи Адольф (1881 —
"	*	-	1955; франция), с. 420
Терсис (Tersis) Н., с. 480
Террьеи де Лакупри (Terrien de Lacouperie)
Альбер Этьен Жан Батист (1845—95;
Франция, Англия), с. 227
Тесман (Tessmann) Гюитер (1884—1969; Германия, Бразилия), с. 18, 67, 69, 73
Тестелец Як. Георг, (р. 1958; СССР), с. 514
Тиба Цумоти (1883 — ?; Япония), с. 24
Тивари У. (Индия), с. 191
ТНмаев Апты Джохаевич (р. 1938; СССР), с. 325
Тимберлейк (Timberlake) Алан (р. 1946; США), с. 48, 135, 535
Тиме (Thieme) Пауль (р. 1905; Германия, ФРГ), с. 185, 186, 191
Тимковский Ил. Фёд. (1772—1853; Россия), с. 622
Тимченко Евг. Конст. (1866—1948; СССР), с. 475
Тнра^яи Геворк Арташесович (р. 1926; СССР),
Тнри Масихо (1909 —61; Япония), с. 20
Тирханский Илья (ум. 1049; рус. семитолог), с. 442
Тиссеран (Tisserant) Шарль (Франция), с. 18
Титер К., с. 416
Титце (Tietze) Андреас (1914—87; Турция, Австрия), с. 527
Тихомиров Мнх. Ник. (1893—1965; СССР), с. 360, 475
Тихонов Ал-др Ник. (р. 1931; СССР), с. 313, 426, 468
Тихонравов Ник. Саввич (1832—93; Россия), с. 359
Товар, Товар Льоренте (Tovar
Llorente) Антонио (р. 1911; Испания), с. 121, 218, 287, 302, 491
Тогебю (Togeby) Кнуд (1918 — 74; Дания), с. 239, 420
Тодаева Буляш Хайчневиа (р. 1915; СССР), с. 305
Тодзё Гимои (1786—1843; Япония), с. 624
Тодо Акиясу (р. 1915; Япония), с. 224
Тодоров Н., с. 526
Тодоров (Тобогоу)Цветан(р. 1939; Франция), с. 521, 543
Тоззер А., с. 279
Тойвоиен (Toivonen) Ирьё (1890—1956; Финляндия), с. 550
Токарев Сер. Ал-др. (1899—1985; СССР), с. 365
Токиэда Мотоки (1900—67; Япония), с. 624
Токсье Л., с. 126
Толбот П., с. 73
Толбот У. Ф., с. 49
ТолМеи (Tolman) Эдуард Чейс (1886—1959;
США), с. 75
Толстая Нат. Ив. (р. 1926; СССР), с. 191
Толстая Св. Мих. (р. 1938; СССР), с. 514
Толстой Никита Ил. (р. 1923; СССР), с. 44,
84, 133, 257, 261, 475, 514, 598
Тома (Thomas) Жаклин (Франция), с. 17 Томас (Thomas) Вернер (р. 1923; ФРГ), с. 185,
Томас (Thomas) Дейвид Д. (р. 1930; США), с. 307
Томашевский Бор. Викт. (1890—1957), с. 84, 318, 347, 390, 426, 496
Томашевский Вс. Бронисл. (1891—1927;
СССР), с. 373
Томашек (Tomaschek) Вильгельм (1841—1901;
Австро-Венгрия), с. 199, 561
с.
СССР),
с. 517
'-*УА*»улн kxHiaiVAM	/шинни)| и. их**
Суит (Sweet) Генри (1845—1912; Англия), с. 198, 218, 276, 291, 292, 313, 554
Суник Орест Петр. (1912—88; СССР), с. 322, 476, 523
Суонтон Дж., с, 92
Суперанская Ал-дра Вас. (р. 1929; СССР), с. 474
Супрун Адам Евг. (р. 1928; СССР),
Супрун Алевтина Вас. (р. 1930; с. 421
Сусов Ив. Пав. (р. 1927; СССР), с.
Сухарева О. И. (СССР), с. 200
Сухотин Ал. Мих. (1888—1942; с. 90, 316, 518, 526
Сухотин М. А., с. 59
Сухотин Бор. Викт. (р. 1937; СССР), с. 132 ас-Суюти (1445—1505; араб, филолог), с. 40 Схрейиеи (Schrijnen) Йосеф (1869—1938; Нидерланды), с. 389
Сципионе Маффеи (Scipione Maffei; 1675— 1755; Италия), с. 359
Сыромятников Ник. Ал-др. (1911—84; СССР), с. 624
Сьмех (Smiech) Витольд (р. 1917; Польша), с. 48
Сэпир Д. Дж., см. Сепир Д. Дж.
Сепир Э., см. Сепир Э.
Сюаиь Цзаи (ок. 600—664; Китай),
Сюдр Ж., с. 196
Сюй Шэнь (30—124; Китай), с. 225
Табия беи Дарт, с. 43
Тагаре Г. (Индия), с. 191
Тагиев Мамед Тагиевич (р. 1921; СССР), с. 560
Таджиев Дадажои Таджиевич (1915—87; СССР), с. 200
Тайёр (Tailleur) О. (Швеция), с. 150, 344, 585
Такер (Tucker) Арчибалд Норман (1904— 1980; ЮАР, Англия), с. 57, 161, 249, 334, 335 339 434
Талибов Бухар Бекирович (р. 1928; СССР), с. 256
Тальбицер (Thalbitzer) Вильям Карл (1873— 1958; Дания), с. 594
Тальявини (Tagliavini) Карло (1903—82;
Италия), с. 26, 422
Тамура Судзуко (р. 1934; Япония), с. 20
Тантави Мухаммед Айяд (1810—61; Египет, Россия), с. 38
Тань Аошуан (р. 1936; Китай, СССР), с. 224
Тапполе (Tappolet) Эрнст (1870—1939; Германия), с. 420
Тараканов Ив. Вас. (р. 1928: СССР), с. 551
Тарасов Евг. Фед. (р. 1935; СССР), с. 476
Тард (Tarde) Габриель (1843—1904; Франция), с. 152
Татаринов Андрей (18 в.: Россия), с. 624
Татищев Вас. Никитич (1686—1750; Россия), с. 550, 623
Таубе (Taube) Э., с. 305
Таули (Tauli) Вальтер Эвальд (р. 1907; Швеция), с. 551
Ташицкий (Taszycki) Витольд (р. 1898; Польша), с. 459
Ташяи Я. (1866—1933; Италия), с. 360
Тводдел (Twaddell) Уильям Фрнмеи (р. 1906; США), с. 553
Тедеско (Tedesco) Пол (р. 1898; США), с. 199, 200
Тейлор (Taylor) Исаак (1829—1901; Англия), с. 360
Текавчич Павао (р. 1931; Югославия), с, 420
261, СССР), 451
Телик (Thelin) Нильс Бертиль (р. 1938; Шве, ция, ФРГ), с. 48
Тели® Вероника Ник. (р. 1930; СССР), с,
Тенев’иль (ок. 1890-19437; СССР), с. 375
Тенишев Эдхям Рахимович (р. 1921; СССР), с. 476, 526
Теи Кате Л., см. Кате Л. тек
Теньер (Тезшёге)Люсьен (1893—1954; Франция), с. 22 , 78, 379, 388, 396, 428, 449, 450, 459, 496, 498, 519, 564, 585
Теофраст, Феофраст (Thedphrastos; наст, имя Тир там; 372—287 до н. э.; Др. Греция), с. 520, 542
Теплоухов С. А., с. 357
Тепляшина Тамара Ив. (р. 1924; СССР), с. 551
Теплей М., с. 66
Терешкин Ник. Ив. (1913— ?; СССР), с. 551
Терещенко Нат. Митр. (р. 1908; СССР), с.
Тёрне'р (Turner) Ралф Лили (1893—1983;
Англия), с. 127, 190, 191, 340
Тернес (Ternes) Элмар (р. 1941), с. 218
Террачнии (Terracini) Бенвенуто Арон
678
Томмола (Tommola) Ханну (Финляндия), с. 48
Томна (Техерт) [Tompa (Techert)J Йожеф (р. 1905; Венгрия), с. 551
Томпсон (Thompson) Лоренс Кассиус (р. 1926;
США), с. 91
Томпсон (Thompson) Саидра Аниеар (р. 1941;
США), с. 512
Томсен (Thomsen) Вильгельм Людвиг (1842— 1927; Дания), с. 67, 143, 145, 204, 525
Томсон Ал-др Ив. (1860—1935; Россия, СССР), с. 317, 318, 554, 591, 623
Тополинская 3., с. 459
Топоров Вл. Ник. (р. 1928; СССР), с. 48. 66, 67, 127, 191, 315, 459, 475, 497, 514, 561, 597, 617, 618
Топурна Варлам Триф. (1901—66; СССР), с. 207, 215, 476
Топуриа Гурам Варл. (р. 1930; СССР), с. 256
Торбьёриссон (Torbiornsson) Торе (1864— 1948; Швеция), с. 65, 317, 427
Торидайк (Thorndike) Эдуард Ли (1874— 1949; США), с. 75
Торп (Тогр) Альф (1853—1916; Норвегия), с. 184
Торренд (Torrend) Джулио (1861—1936; ирл. миссионер и лингвист), с. 57, 58
Торсуев Георг. Петр. (1908—84;	СССР),
с. 374
Торсуева Ир. Георг, (р. 1937; СССР), с. 292
Травничек (TrAvnicefc) Франтишек (1888— 1961; Чехословакия), с. 459
Тралич С., с. 360
Трасимах (Thrasymachos) X а л к и д о н-с к и й (2-я пол. 5—нач. 4 вв. до н. э.; Др. Греция), с. 35, 416
Траубе (Traube) Людвиг (1861 — 1907; Германия), с. 359
Траутман (Trautmann) Рейнгольд (1883— 1951; Германия), с. 65, 66, 183, 184, 459
Тредиаковский Вас. Кир. (1703—68; Россия), с. 425
Трейджер. Трэгер, Трейгер (Trager) Джордж Леонард (р. 1906; США), с. 30, 131, 315, 588, 597. 598
Третьяков С. М. (СССР), с. 373
Триведи К. П. (Индия), с. 191
Трир (Trier) Йост (1894-1970; ГДР), с. 261, 330, 380, 504, 597
Тритен ф., с. 427
Трифон, с. 27
Трнка (Trnka) Богумил (1895—1984; Чехословакия), с. 390, 453
Троицкий Ив. Гавр. (1858—7; Россия), с. 93, 442
Тромбетти (Trombetti) Альфредо (1866— 1929; Италия), с. 56. 109, 309, 339, 342, 569. 613
Тройский Иос. Мойс. (1897—1970; СССР), с. 48. 82, 474
Трост (Trost) Павел (р. 1907; Чехословакия), с.390
Трубар (Trubarj, Truber) Примож (16 в.; Словения), с. 464
Трубачев Олег Ник. (р. 1930; СССР), с. 47, 67, 185, 261, 298, 426, 440, 459, 467, 474, 475, 597, 598
Трубецкой Ник. Сер. (1890—1938; Россия, Чехословакия), с. 37, 38, 58, 62, 63, 64, 96, 112,	136,	149,	185,	196,	207,	231,	234,	242,
244,	315,	317,	318,	328.	348,	390,	391,	392,
427,	441,	453,	459,	470,	483,	489,	490,	492,
493,	513,	514,	553,	556,	557,	566,	617,	618,
621
Трумп (Trumpp) Эрнст (1828—85; Англия), с. 191, 199
Трыярский (Tryjarski) Эдвард (р. 1923; Польша), с. 526
Тужаров Ген. Матв. (р. 1931; СССР), с. 551
Туматева Диляра Гарифовна (р. 1926;
СССР), с. 477
Тумб (Thumb) Альберт (1865—1915; Германия), с. 184
Тункело (Tunkelo) Эмиль Аукусти (1870— 1953; Финляндия), с. 550
Тунман (Tunmann) Иоганн Эрих (1746—78; Швеция), с. 182
Тураев Бор. Ал-др. (1868—1920; Россия), с. 50, 148, 149, 442, 623
Туркин Адольф Ив. (СССР), с. 551
Турнейэен (Tnurneysen) Рудольф (1857 — 1940; Германия), с. 183, 184, 218
Туруиен (Turunen) Аймо (р. 1912; Финляндия), с. 550
Тынянов Юр. Ник. (1894-1943; СССР), с. 84, 347, 390, 441, 493, 497, 608
Тюк (van der Tuuk) Херман ван дер (1824—94; Нидерланды), с. 13, 192
Тюро-Данжеи (Thureau-Dangin) Франсуа (1872—1944; Франция), с. 49
Тяпкина Над. Ив. (р. 1928; СССР), с. 224
Уайтли (Whiteley) Уилфред Хауэлл (1924— 1972; Англия), с. 173, 249
Уанг, Ван (Wang) Уильям (р. 1933; США), с. 515
Убрятова Близ. Ив. (1907 — 90; СССР), с. 476, 526
Удлер К. С., с. 477
Удлер Рубин Як. (р. 1925; СССР), с. 421
Удольф (Udolph) Юрген (р. 1943; ФРГ), с. 459
Узеиер (Usener) Герман (1834—1905; Германия), с. 545
Уиздом Д., с. 269
Уилер (Wheeler) А., с. 523
Уилер (Wheeler) Бенджамин Айд (1854— 1927; США), с. 532
Уилкинс (Wilkins) Джон (1609 или 1614— 1672; Англия), с. 196
Уилсон (Wilson) К. Т., с. 277
Уильямс (Williams) Айвор (1881—1965; Англия, Уэльс), с. 218
Уильямс (Williams) Эдвард (США), с. 468
Уильямсон (Williamson) Кей (р. 1935; Англия), с. 58, 68, 69, 72, 73, 170, 510
Уинстон (Winston) Ф., с. 73
Уис (Houis) Морис (р. 1923; Франция), с. 480
Уитни (Whitney) Уильям Дуайт (1827—94; США), с. 152, 183, 190, 482, 483
Улашин (Ulaszin) Хенрик (1874—1956; Польша), с. 315, 554
Уленбек (Uhlenbeck) Кристнаи Корнелиус (1866—1951; Нидерланды), с. 26, 66, 184, 196, 389, 418
Уллендорф (Ollendorff) Эдуард (р. 1920;
Англия), с. 600
Улуханов Иг. Степ. (о. 1935; СССР), с. 84, 85, 426, 467, 468, 475
Ульвндас (Ulvidas) Казне Миколович (р. 1910; СССР), с. 67, 477
Ульдалль (Uldall) Ханс Йерген (1907—57; Дания), с. 106, 239
Ульман (Ulmann) Карл Христиан (1793— 1871; Латвия, Эстония), с. 65, 66
Ульман (Ulmann) Стефан (1914—76; Англия), с. 261, 263
Ульфила (греч. Ulphflas), Вульфила (гот. Wulfila) (ок. 311—ок. 383; церк. деятель вестготов), с. 111, 188
Ульциферов Олег Георг, (р. 1932; СССР), с. 191
Ульянов Грнг. Конст. (1859—1912; Россия), с. 48, 65, 67, 113, 623
Уибегауи (Unbegaun) Борис (1898—1973; Франция, Англия), с. 427, 428
Ундольский Вукол Мих. (1815—64; Россия), с. 359
Унтермаи (Untermann) Юрген (р. 1928; ФРГ), с. 82, 185
Уоллис (Wallis) Джон (1616—1703; Англия), с. 554
Уолф, Вольф (Wolff) Джон Ульрих (Алрик) (р. 1932; США), с. 544
Уолфенден (Wolfenden) Элмер Пол (США), с. 544
Уолц Н. Е., с. 523
Уомбертон У., с. 147
Уорд (Ward) И., с. 58, 69
Уорт Д. С., см. Ворт Д. С.
Уорф (Whorf) Бенджамин Ли (1897—1941; США), с. 257, 261, 271, 276, 330, 369, 439, 443, 458, 493, 504, 505, 588, 597, 598, 602, 603, 607, 608
Уотила (Uotila) Тойво Эмиль (1897—1947; Финляндия), с. 550
Уоткинс (Watkins) Калверт (р. 1933; США), с. 185, 186, 218, 255, 571
Уотмоу (Whatmough) Джошуа (1897—1964;
США), с. 82
Уотсон (Watson) Джон Бродес (1878—1958;
США), с. 75
Уран-Кёхальми К., с. 312
Урбутис (Urbutis) Винкас (р. 1929; СССР), с. 67
Урмсон Дж., с. 269
Услар Петр Карлович (1816—75; Россия), с. 10, 207, 208, 256, 325, 514, 623
Успенская Люди. Вл. (р. 1909; СССР), с. 200
Успенский Бор. Анд. (р. 1937; СССР), с. 84, 314, 426, 453, 454, 459, 474, 497, 512, 514, 576
Уфимцева Анна Анфилофьевна (р. 1921; СССР), с. 169, 176, 261, 346, 385, 440, 448, 475, 546
Уфтедаль (Oftedal) Магне (р. 1921; Норвегия), с. 218
Ушаков Викт. Дан. (р. 1930; СССР), с. 38
Ушаков Дм. Ник. (1873-1942; СССР), с. 84, 134, 247, 263, 290, 314, 316, 317, 318, 352, 425, 426, 472, 474, 475, 500
Уэллс (Wells) Рулон (р. 1919; США), с. 332
Уэлмерс (Walmers) Уильям Эверт (р. 1916;
США), с. 54, 58, 72, 125, 249, 283, 334, 515
Уэрч Дж. (США), с. 405
У Юйчжаи (1878-1966; Китай), с. 224
Фабрициус К., с. 594
Фазылов Муллоджан Фазылович (1914— 1978; СССР), с. 200
Фазылов Эргаш Исмаилович (р. 1933;
СССР), с. 144, 477
Файнс Клинтон О., с. 218
Файст (Feist) Зигмунд (1865—1943; Германия), с. 184, 370
Фалёв Пав. Анд. (1888—1922, Россия), с. 526
Фальк (Falk) Кнут-Олоф (р. 1906; Швеция), с. 66
Фальк (Falk) Яльмар (1859—1928; Норвегия), с. 184, 550
Фам Дык Зыонг (р. 1930; Вьетнам), с. 91
Фант (Fant) Гуннар (р. 1919; Швеция), с. 24, 348, 566
Фаркаш (Farkas) Юлиус фон (1894—1958; Венгрия, ФРГ, США), с. 550
аль-Фарра Абу Закария Яхья ибн Зияд (г, рожд. неизв.—822; араб, филолог), с 3d
Фархат Герман (1670—1732; Сирия), с. 38
Фасмер (Vasmer) Макс Юлиус Фридрих (1886—1962; Россия, Швеция, ФРГ, Зап. Берлин), с. 65, 185, 373, 426, 427, 428, 459
Фатер (Vater) Иоганн Северин (1771—1826;
Германия), с. 48, 66, 486
Фахри Ахмед (1905—73; Египет), с. 148 федерб (Faidherbe) Луи Леои Цезарь (1818— 89; Франция), с. 162
Федоров Ал-др Ил. (р. 1921; СССР), с. 560
Федоров Ив. (ок. 1510—83; Россия), с. 91, 229, 383
Фейст 3., см. Файст 3.
Фельдман Нат. Исаевна (1903—75; СССР), с. 475, 624
Фенкер (Veenker) Вольфганг (р. 1940; ФРГ), с. 551
Феннелл (Fennell) Тревор (Австралия), с. 66
Фенрнх Г. (ГДР), с. 208
Феоктистов Ал-др Пав. (р. 1928; СССР), с. 551
Феопомп, Т е о п о м п (Thedpompos; ок.
380 до н. э,— г. смерти неизв.), с. 416
Феофан Прокопович, см. Прокопович Ф. Фергюсон (Ferguson) Чарлз Алберт (р. 1921;
США), с. 37, 136, 191, 514
Ферлю М., с. 91
Фёре (Firth) Джон Руперт (1890—1960; Англия), с. 191, 276, 453, 482, 566, 568
Феттер (Vetter) Эмиль (1878—1963; Германия, ФРГ), с. 206
Фиала (Fiala) Карел (р. 1946; Чехословакия), с. 624
Фигуровский И. А. (СССР), с. 435
Фидлер (Fiedler) Вильфрид (р. 1933; ГДР), с. 321
Фик (Fick) Август (1833—1916; Германия), с. 183, 302
Филин Федот Петр. (1908—82; СССР), с. 134, 247, 261, 268, 271, 338, 352, 426, 427, 474, 475
Филиповнч (Filipovic) Рудольф (Югославия), с. 239
Филиппиде (Philippide) Александру (1859— 1933; Румыния), с. 62
Филлноза (Filliozat) Жан (1906—82; Франция), с. 517
Фнллот Д., с. 200
Филмор (Fillmore) Чарлз (р. 1929; США), с. 17, 355, 357, 379, 401. 498. 512, 585
Филодем (Philddemos; 110—40 до н. э.; Др.
Греция), с. 520
Фнлоксен из Киффы (435—380 до и. э.; Др. Греция), с. 27
финк (Finck) Франц Николаус (1867—1910;
Германия), с. 218, 512
Фирбас (Firbas) Ян (р. 1921; Чехословакия), с. 22, 23, 391. 435, 507, 566
Фирузабадн (1329—1414; араб, филолог) ,с. 38
Фитце (Vietze) Ханс Петер (р. 1939; ГДР), с. 305
Фиш Р., с. 126
Фишер (Fischer) Вольфдитрих (р. 1928; ФРГ), с. 37
Фишер (Fischer) Иоганн Эбергард (1697—1771;
Германия, Россия), с. 150, 550
Фишер-Йёргеисен (Fischer-Jorgensen) Эли (р. 1911; Дания), с. 108, 233, 239
Фишман (Fishman) Джошуа (р. 1926; США), с. 514
Фланаган Дж. Л., с. 24
679
Флейш Г., с. 37
Флеминг (Fleming) Г., с. 55, 248, 249, 334
Флёрно Л., с. 218
Флиппер Нат. Дав. (1879—1957; СССР),
Фогелиус, Фогель (Fogelius, Vogel) Мартинус (1634—75; Германия), с. 550
Фодор (Fodor) Джерри А. (р. 1935; США), с. 234, 405
Фодор (Fodor) Иштван (р. 1943; Венгрия), с. 109
Фойгт И., с. 66
Фокот-Фукс (Fokos-Fuchs) Давид Рафаэль (1884-1977; Венгрия), с. 549, 550
Фоли (Foley) Джеймс Эдисон (р. 1938; Канада), с. 512, 556
Фолкнер (Faulkner) Реймонд Оливер (р. 1894; Англия), с. 148
Фонтэи (Fontaine) Жаклин (Франция), с. 48 Формановская Нат. Ив. (р. 1927; СССР), с. 414
Форрер (Forrer) Эмиль (р. 1894; Швейцария), с. 184, 571, 572
Форсайт (Forsyth) Джеймс (р. 1928; Англия) с. 48
Фортгенс Й., с. 436
Фортунатов Фил. Фед. (1848—1914; Россия), с. 23, 25, 31, 48, 59, 65, 66, 67, 115, 116, 117, 151, 160, 172, 183, 184, 242, 244, 253, 264, 290, 298, 314, 317, 318 , 323 , 390 , 396 , 425, 427, 450, 452, 453 , 459, 465, 468, 470, 472, 473 , 496 , 500 , 513 , 555 , 557 , 558, 560, 578-579, 587, 623
Форчун (Fortune) Джордж (Англия), с. 57
Фосслер (Vossler) Карл (1872—1949; Германия, ФРГ), с. 84, 420, 482, 493, 595, 621
Фрайхи А., с. 37
Фраик-Каменецкнй Изр. Григ. (1880—1937;
СССР), с. 93, 149
Франсиско (Francisco) Хуан Р, (р. 1929; Филиппины), с. 544
Фреге (Frege) Готлоб (1848—1925: Германия), с. 128, 175, 263, 275, 385, 396, 401, 411, 444, 450, 499
Фрей (Frei) Анри (1899—1980; Швейцария), с. 151, 152, 196, 420, 519, 566
Фрейд (Freud) Зигмуид (1856—1939; Австрия), с. 441
Фрейман Ал-др Арнольдович (1879—1968; СССР), с. 185, 199, 200, 476
Фрейтаг (Freytag) Георг Вильгельм (1788— 1861; Германия), с. 37
Фреи Христ. Дан. (1782—1851; Россия), с. 360
Френкель (Fraenkel) Эриест (1881—1957; Германия, ФРГ), с. 65, 67, 185’
Фридрих (Friedrich) Иоганнес (1893—1972; Германия. ФРГ), с. 50, 184, 185, 442, 563, 571
Фридрих (Friedrich) Пауль (р. 1924; США), с. 48
Фриз (Fries) Чарлз Карпентер (1887—1967; США), с. 131, 314
Фрингс (Frings) Теодор (1886—1968; ГДР), с. 100, 133, 482
Фриск (Frisk) Яльмар (р, 1900; Швеция), с. 185
Фролов Дм. Вл. (р. 1946; СССР), с. 38
Фролова Велузора Ал-др. (СССР), с. 200 Фролова О. С., с. 224
Фромм (Fromm) Ханс (р. 1919; Германия, США), с. 551
Фрондзароли (Fronzaroli) Пелио (Италия), с. 442
Фрумкина Ревекка Марк. (р. 1931; СССР), с. 405, 591
Фудзитани Нариакира (1738—79; Япония), с. 624
Фуко (Foucault) Мишель Поль (р. 1926; Франция), с. 205, 495, 497, 609
Фуко Ш., с. 57, 74
Фу Маоцэи, с. 224
Фурке (Fourquet) Жаи-Филнпп (р. 1899;
Франция), с. 370
Фурмон (Fourmont) Этьен (1683—1745;
Франция), с. 360
Фурнье А., с. 307
Фуссмаи (Fussman) Жерар (франция), с. 127, 340
Футаки (Futaky) Иштван (р. 1936; ФРГ), с. 524, 551
Фу Цзыдун (1893—1972; Китай), с. 224
Фюкк (Fiick) Иоганн (1894—1974; Германия, ФРГ), с. 37
Фюрекер (Fiireker) Христофор (ок. 1615—85; латыш, языковед, поэт), с. 65, 66
Хааг (Haag) Карл (? — 1948; Германия), с. 133
Хаак (Haack) Фридрих Вильгельм (1707—54; Германия), с. 65
Хаас (Haas) Мэри Розамонд (р. 1910; США), с. 92, 177, 320
Хаас (Haas) Отто (1911—77; Австрия), с. 141, 185, 563
Хаас (Haas) Уильям (р. 1912; Англия), с. 276
Хабургаев Георг, Ал-др. (р. 1931; СССР), с. 133, 475, 598
Ха Ваи Тан (р. 1937; Вьетнам), с. 91
Хаданк (Hadank) Карл (ФРГ), с. 200
Хаджидакис Г. (1848—1941; Греция), с. 141
Хадлих Р. Л., с. 420
Хадсон (Hadson) Гровер (США), с. 249
Хадсон Р., с. 249
Хазан (Hazai) Дьёрдь (р. 1932; Венгрия), с. 526
Хайду (Hajdu) Петер (р. 1923; Венгрия), с. 432, 537, 550, 551
Хаймен (Hyman) Ларри Майке (р. 1947; США), с. 24, 69, 173
Хаймз, Хаймс (Hymes) Делл Хатауэй (р. 1927; США), с. 514, 597
Хайне (Heine)'Бернд (р. 1939; ФРГ), с. 173, 249
XaficHr(Heissig) Вальтер (1913—83; Германия, ФРГ), с. 305
Хайюдж, см. Йегуда бен Давид Хайюдж
Хакулинен (Hakiilinen) Лаури (р. 1899; Финляндия), с. 550
Халанский Мих. Георг. (1857—1910; Россия), с. 569, 570
Халас (Halasz) Игнац (1855—1901; Венгрия), с. 550	.
Халаюдха, с. 178
адь-Халиль ибн Дхмед аль-Фарахиди (ок. 718—91; араб, языковед), с. 39, 442
Халл (Hull) Кларк Леонард (1884—1952;
США), с. 75
Халлап (Hallap) Валмен (р. 1928; Эстония, США), с. 551
Халле (Halle) Моррис (р. 1923; США), с. 315, 348, 468, 531, 557, 566
Халлиг (Hallig) Рудольф (1902—64; Германия, ГДР), с. 261', 380
Халлидей (Halliday) Майкл Александр Кёр-квуд (р. 1925; Англия), с, 224, 276, 565, 566, 568
Халмурмев ^Ташмурза Халмурзаевнч (р.
Хальфин Ибрагим Исаевич ..(Иохакович) (1778-1829; Россия), с. 526
Хаман (Hamann) Манфред (р. 1926; ГДР), с. 359
Хаматова Анна Ал-др. (р. 1945; СССР), с. 224
Хаммерих (Hammerich) Луис Леонор (1892— 1975; Дания), с. 120, 239, 253, 594
Хаммершаймб (Hammershaimb) В. У. (1819— 1909; Фарерские о-ва), с. 541 '
Ханмагомедов Бедуллах Гаджикурбанович (р. 1927; СССР), с. 256
Хант (Hunt) Ричард Джеймс (Англия), с. 287
Ханыков Ник. Вл. (1819 или 1822—78; Россия), с. 360
Хардер (Harder) Кристоф (1747—1818; Германия, Латвия), с. 65, 66
Харет (2 в. до и. э.; филолог Александрийской школы), с. 27
Харитонов Лука Никиф. (1901—72; СССР), с. 160, 526
Харматта (Harmatta) Янош (р. 1917; Венгрия), с. 185. 199	'	. .
Харрис (Harris) Зеллиг Заббетаи (р. 1909; США), с. 30, 130, 131, 132, 137, 267, 295, 304, 312, 313, 314, 315, 332, 519, 536, 621
Харрис Э., с. 312
Харсекни И. А., с. 491
Хартмаи (Hartmann). Петер (р. 1923; ФРГ), с. 37, 137, 186, 330, 513
Хартвиг (Hartung) Вольфдитрнх (ГДР),
Харциев Вас, Ив. (1865—1937; СССР), с. 569
Хасаи Аббас (Египет), с. 38
Хасан Селим (1887—1961; Египет), с. 148
Хасимото А., с. 224
Хасимото Маитаро (1932—88; Япония), с,’ 224
Хасимото Синкити (1882—1945; Япония), с. 624
Хаттори Сиро (р, 1908; Япония), с. 20, 305, 624
Хауген (Haugen) Эйнар Ингвалд (р. 1906; США), с. 197, 481, 553
Хаузенберг А.-Р., с. 551
Хаузенберг-Штурма Э., с. 66
Хацфельд (Hatzfeld) Хельмут А. (1892—1979), с. 595
Хашдеу (Hasdeu). Богдан Петрнчейку (1836— 1907; Румыния и Молдавия), с. 62, 419
Хашаб Антун Ф. (1874 — ?; Россия), с. 38
Хаяси Оки (р. 1913; Япония), с. 624
Хвольсон Дан. Абр. (1819—1911; Россия), с, 93, 442
Xerep (Heger) Клаус (р. 1927; ФРГ), с. 48
Хедли (Headley) Р., с. 307
Хейвуд Й., с. 37
Хейл (Hale) Кениет Ли (р. 1934; США), с. 61, 597
Хейуорд (Heyword) Р. Дж., с, 54, 249
Хелимский Евг. Арнольдович (р. 1950; СССР), с. 432, 551
Хельбиг (Helbig) Герхард (р. 1929; ГДР), с. 566
Хельквист (Hellquist) Элоф (1864 — 1933; Швеция), с. 100
Хемачавдра (1089 — 1172; Индия), с. 178, 190
Хендрикс (Hendricks) Уильям О. (р. 1939;
США), с. 492
Хендриксеи Г., с. 253
Хёиигсвальд (Hoenigswald) Генри М. (р.
1915; Германия, США), с. 597
Xenmn^Haenisch) Эрих (1880—1966; ФРГ), Хенниг (Hennig) Кристиан (ок. 1649—1719;
Германия), с. 380
Хеннинг (Henning) Вальтер Бруно (1908— 67; Германия, Англия), с. 185, 199, 200
Хердан (Herdan) Густав (1898—1968; Чехословакия, Англия), с, 269
Хёрнле (Hoernle) Август Фредерик Р у-дольф (1841—1918; Германия), с. 179, 190, 191
Херцфельд (Herzfeld) Эрнст (1879—1948;
Германия), с. 199, 200
Хессельберг (Hesselberg) Генрих (Германия, Латвия), с. 65, 66
Хецрои (Hetzron) Роберт (р. 1937; США), с. 16, 57, 248, 249, 599, 600
Хикс (Hickes) Джордж (1642—1715; Англия), с. 100
Хили Healy) Алан (р. 1935; Австралия),
Хили Гая (Gili Gaya) Самуэль (р. 1892; Испания), с. 420
Хилл (Hill) Арчибалд А. (р. 1902; США), с. 367, 492
Хинкс (Hincks) Эдуард (1792—1866; Англия, Ирландия), с. 49, 228
Хнниебуш (Hinnebusch) Томас Дж. (США), с. 57
Хииц (Hinz) Вальтер (р. 1906; Германия.
ФРГ), с. 199
Хинце (Hintze) Фриц (р. 1915; ГДР), с. 66, 148
Хираяма X. (Япония), с. 224
Хирт (Hirt) Герман (1865—1936; Германия).
с. 100, 183, 184, 298, 370
Хмелевский Я., с. 224
Хойбех (Heubeck) Альфред (1914—87;
ФРГ), с. 184
Хойер (Hoijer) Харри (1904—76; США), с. 50 , 51, 177 , 362, 443. 573. 597 . 598
Хокинс (Hawkins) Джои Дейвид (р. 1940;
Англия), с. 572
Хоккет (Hockett) Чарлз Ф. (р. 1916: США), с. 26, 30, 131, 304, 311, 312, 313, 314, 332, 453
Холл ^Hall) Роберт Андерсон (р. 1911; США), Холлидей М. А. К., см. Халлидей М. А. К. Холодович Ал-др Ал. (1906—77; СССР), с. 17, 48; 114, 135, 160, 475, 496, 514, 566, 622, 624
Хольдер (Holder) Альфред (1840—1916; Германия), с. 184
Хольц (Holz) Харольд (р. 1930; ФРГ), с. 330
Хольцман (Holtzmann) Адольф (1838—1914;
Германия), с. 182
Хо Мин Сои, с. 301
Хомский, Ч о м с к и (Chomsky) Ноам (р. 1928; США), с. 30, 75, 98, 99, НО, 113, 197, 239, 288, 298, 299, 304, 332, 386, 387, 396, 405, 415, 468, 520, 531, 557, 622
Хонти (Honti) Ласло (р. 1943; Венгрия), с. 551
Хоппер (Hopper) Пол Джон (р. 1939; Англия, США), с. 108
Хори (Horn) Й. (1863—1908; Германия), с. 184, 199
Хофман (Hofmann) Иоганн Баптист (1886— 1954; Германия), с. 185
Хофман (Hoffmann) Иогани Йозеф (1805— 78; Германия), с. 624
Хофман (Hoffmann) Карл (р. 1915; ФРГ), с. 57, 73. 200
Хофмаи (Hoffmann) Отто (1865—1940; Германия), с. 141, 184
Храковский Викт. Сам. (р. 1932; СССР), с. 38, 272, 451, 514, 566
580
Храпченко Мик. Бор. (1904—86; СССР), с. 20, 291, 441
Хрисипп (Chrysippos) из Солы (ок. 280— 208 или 205 до и. э.; Др. Греция), с. 495
Хромов Альберт Леон. (р. 1930; СССР), с. 200
Хуаи Шу ин, с. 225
Хубшмид (Hubschmid) Иоганнес (р. 1916; Швейцария), с. 420, 491
Хульч (Hultzsch) Эуген (1857—1927; Германия). с. 191
Хумбах (Humbach) Хельмут (р. 1921; ФРГ), с. 185, 199
Ху Фу (р. 1918; Китай), с. 224
Хьюз (Hews) Гордон У. (р. 1917; США), с. 109
Хэар Р., с. 269, 270
Хэм М. С., с. 515
Хэмп (Натр) Эрик Пратт (р. 1920; США), с. 26, 131, 239, 461, 462
Хэ Цзяшань (Китай), с. 209
Хэ Жун (р. 1903; Китай}, с. 224
Хюбшман (Hiibschmann) Генрих Иоганн (1848—1908; Германия), с. 182, 183, 184
Хюзииг (Husing) Георг (1869—1930; Германия), с. 215
Хюльстарт Г. (Бельгия), с. 267
Хюттль-Фрльтер (Уорт) [Hiittl-Folter (Worth)J Герта (р. 1923; Австрия), с. 459
Хюэтинг (Hueting) А., с. 436
Цаболов Руслан Лаз. (р. 1926; СССР), с. 200
Цагарели Ал-др Ант. (1844—1929; СССР), с. 207, 215
Царнке (Zarncke) Фридрих (1825—91; Германия), с. 302
Цаунер (zauner) Альфоиц (1903—64), с. 346, 420
Цвернеман Й., с. 126
Цветаев Ив. Вл. (1847—1913; Россия), с. 205, 623
Цвириер (Zwirner) Эберхард (р. 1899; Германия, ФРГ), с. 291
Цейс, Ц о й с (Zeuss) Иоганн Каспар (1806— 56; Германия), с. 182, 218
Цейтин Г. С. (СССР), с. 566
Цейтлин Раля Михсидловна (р. 1920; СССР), с. 475
Ценкер (Zenker) Теодор (г. рожд. иеиэв,— 1884; Германия), с. 525
Церетели Георг. Вас. (1904—73; СССР), с. 38, 50, 93, 96, 121, 360, 442, 474, 618
Церетели Григ. Филим. (1870—1938; СССР), с. 359
Церетели Конст. Григ. (р. 1921; СССР), с. 39, 43, 93, 442
Цеца, Цец (Tzetzes) Иогаин (ок. 1110-после 1158; Византин), с. 187
Цецилий (Caecilius) из Кал акты (1 в.; греч. ритор), с. 542
Цивьян Тат. Вл. (р. 1937; СССР), с. 63, 64, 618
Циларц (Zyhlarz) Эрнст (1890—1964; Австрия), с. . 56
Циме (Zieme) Петер (р. 1942; ГДР), с. 144, 526
Циммер (Zimmer) Генрих (1851—1910; Германия), с. 183, 218
Цимоховский (Cimochowski) Вацлав (Польша), с. 26
Цинтграф Э., с. 69
Цинциус Вера Ив. (1903—83; СССР), с. 476, 523
Ципф, Зипф (Zipf) Джордж Кингсли (1902-50; США), с. 269
Цирфогель, Зирфогел (Ziervogel) Дирк (1917-77: ЮАР), с. 78
Цицерон (Cicero) Марк Туллий (106—43 до н. э.; Др. Рим), с. 35, 253, 416, 520
Цоиев Беню (Боян) (1863—1926; Болгария), с. 360, 459
Цукерман Исаак Иос. (р. 1909; СССР), с. 200
Цыганкин Дм. Вас. (СССР), с. 551
Цыдендамбаев Цыбнкжан Бобоевич (1915— 83; СССР), с. 305
Цыкни А. И. (СССР), с. 224
Цыхун Геи. Аф. (р. 1936; СССР), с. 44, 63, 64
Цэвэл Я., с. 305
Цэнь Цисян, с. 224
Чабей (Cabei) Экрем (1908—80; Албания), с. 26
Чад (Chad) М.. с. 37
Чайлдерс (Childers) Роберт (1838—76; Англия), с. 190
Чандра (5 в.; Индия), с. 177, 178
Чапкевич (Czapkiewicz) Анджей (Польша), с. 37
Чарыяров Бяшим Чарыярович (р. 1922;
СССР), с. 477
Чаттерджи Сунити Кумар (1890—1977; Индия), с. 179, 191
Чевкина Люд. Мих. (р. 1929; СССР), с. 191
Чедвик, Ч е д у и к (Chadwick) Джон (р. 1920; Англия), с. 185, 246
Чейф (Chafe) Уоллес Л. (р. 1927; США), с. 357, 406
Чекановский (Czekanowski) Ян (1882—1965;
Польша), с. „ 18, 419
Челаковский (Celakovsky) Франтишек Ладислав (1799—1852; Чехословакия), с. 458
Чемберлен (Chamberlain) Бээнл Холл (1850— 1935; Англия), с. 624
Чемоданов Ник. Сер. (1903—89; СССР), с. 100
Черданцева Там. Зах. (р. 1924; СССР), с. 421
Черенков Лев Ник. (р. 1936; СССР), с. 191
Чернецов Валерий Ник. (1905—70; СССР), с. 550
Черникова Софья Ал-др. (р. 1936; СССР), с. 191ж
Черный (Cerny) Ярослав (1898—1970; Чехословакия), с. 148
Черных Пав. Як. (1896-1970; СССР), с. 426, 475
Чернышев Вас. Ил. (1866/67—1949; Россия, СССР), с. 134, 247, 474
Чернышев Вл. Ал-др. (р. 1927; СССР), с. 191, 192
Чернышева И. И. (СССР), с. 560
Черрн К., с. 233
Черулли (Cerulli) Эирико (1898— ; Италия), с. 57, 249, 600
Чёрч (Church) Алоизо (р. 1903; США), с. 129, 175, 444
Чесноков Петр Веи. (р. 1923; СССР), с. 169, 546
Четко Ел. Вл. (р. 1916; СССР), с. 85, 475
Чжао Юаньжэнь (1892—1981; США), с. 224
Чжу Двси (р. 1920; Китай), с. 224
Чикобава Арнольд Степ. (1898—1985; СССР), с. 207, 215, 451, 476
Чингэлтэй (Китай), с. 305
Чнпарю (Cipariu) Тимотею (1805—87; Румы-ния) с 419
Чирино (Chirino) Педро (1557—1635; Испания), с. 544
Чистович Люд. Анд. (р. 1924; СССР), с. 470, 591
Читтаднни (Cittadini) Челсо (1553—1627;
Италия), с. 419
Членова Н. Л., с. 357
Чобан Н. Д. (СССР), с. 421
Чобан-Заде Бекир Вагап-оглы (1893—1938; г оо 426
Чобану Аиа'т. Йв. (р. 1934; СССР), с. 421
Чойжинжав (Китай), с. 305
Чонгор Б., с. 224
Чораиеску, Чорэнеску (Ciorinescu) Александру (р. 1911; Румыния, Испания), с. 420
Чрелашвили Конст. Тим. (СССР), с. 325
Чубинов Дав. Иессеевич (1814—91; Россия), с. 207
Чудаков Ал-др Пав. (р. 1938; СССР), с. 85
Чурганова Валер. Григ. (р. 1931; СССР), с. 313, 315
Чэнь Юань (р. 1918; Китай), с. 224
Чэтмен С., с. 131
Шаабдурахманов Шаиазар Шаабдурахмано-вич (р. 1923; СССР), с. 477
Шаба (Chabas) Франсуа Жозеф (1817—82;
Франция), с. 148
Шабо Ж., с. 74
Шабанович (Sabanovii) Хазим (1916—71; Югославия), с. 526
Шагаль Вл. Эд. (р. 1925; СССР), с. 39
Шагдаров Лубсан Доржиевич (р. 1930; СССР), с. 305
Шайкевич Анат. Янович (р. 1933; СССР), с. 132
Шайнович (Sajnovics) Янош (1733—85; Венгрия), с. 550
Шакун М. М. (СССР), с. 475
Шал, Шаль (Sal) Эва (р. 1917; Венгрия), с. 551
Шаллер (Schaller) Хельмут Вильгельм (р. 1940; ФРГ), с. 63, 64
Шаляпина Зоя Мих. (р. 1946; СССР), с. 625
Шаматов Азад Насретдинович (р. 1940;
СССР), с. 191
Шампольон (Champoilion) Жан Франсуа (1790-1832; Франция), с. 131, 132, 148
Шаиидэе Акакий Гавр. (1887—1987; СССР), с. 207, 215, 476
Шанидэе Мзекала Акакиевна (р. 1926; СССР), с 442
Шанмугам С. В., с. 191
Шанский Ннк. Макс. (р. 1922; СССР), с. 85, 426, 427, 475, 560
Шантрен (Chantraine) Пьер (1899—1974; Франция), с. 185
Шаншовани, Шаншоани, Зураб (г. рожд. и смерти неизв.; 18 в., Грузия), с. 207
Шапиро Абр. Бор. (1890—1966; СССР) с. 160, 406, 407, 472
Шарадэенидзе Тинатин Сем. (р. 1924; СССР), с. 618
Шараф Галимджан (1896—1950; СССР), с. 90
Шарбатов Григ. Шамилевич (р. 1924; СССР) с. 38, 39, 442
Шарова Ел. Ник. (р. 1925; СССР), с. 200
Шафарнк (Safarik) Павел Йозеф (1795 — 1861; Чехословакия), с. 21, 360, 458
Шафранов Сем. Ник. (1820—88; Россия), с. 48
Шахматов Ал. Ал-др. (1864—1920; Россия), с. 23, 48,	84, 85, 89, ИЗ, 114,	115,	117,	128,
134, 160,	244,	247,	259,	268,	290,	316,	317,
321, 323,	348,	374,	379,	396,	398,	425,	427
450, 459,	470,	497,	507,	560,	565,	579,	587,’
321, 323, 348, 374, 379, 396,
623’
Шахнарович Ал-др Марк. (р. 1944; СССР), с. 405, 468, 476
Шахтер (Schachter) Пол (р. 1929; США),
Шварц Б., с. 185
Шварцкопф Бор. Сем. (р. 1923; СССР),
Шведова Нат. Юл. (р. 1916; СССР), с. 84 85, 131, 216, 366, 396, 426, 427, 448, 450 451, 459, 470, 475, 566	'
Швейцер Ал-др Дав. (р. 1923; СССР), с. 101, 451
Швентиер (Schwentner) Эрнст (1890—7;
Германия, ФРГ), с. 185
Шебанек (Sebinek) Инржих (1900—77; Чехословакия), с. 359
Шёберг (Sjoberg) А. (Швеция), с. 428
Шебештьеи-Немет (Sebestyen-Nemeth) Ирен (1890—1978; Венгрия), с. 432, 550
Шевеико Свет. Мих. (р. 1937; СССР), с. 625
ШеворошкииВикт. Викт. (р. 1932; СССР, Италия, США), с. 572
Шёгреи Анд. Мих. (1794—1855; Россия), с. 199, 353, 550, 623
Шейд (Scheedt, Scheidius) Бальтазар (1614— 70; Германия), с. 17
Шейль (Scheil) В., с. 199
Шейбер (Shafer) Роберт (США), с. 227, 502,
Шёльд (Skold) Трюгве (Швеция), с. 551
Шелнкин Мих. Ал. (р. 192/; СССР), с. 48, 566
Шендельс Евг. Иос. (р. 1916; СССР), с. 234, 566, 567
Шеннон (Shannon) Клод Элвуд (р. 1916; США), с. 132 , 233 , 618
Шёнфельд (Schonfeld) Мориц (1890—1958;
Нидерланды), с. 100
Шервуд (Sherwood) У., с. 274
Шергин Бор. Викт. (1899—1973; Россия, СССР), с, 318
Шигаревская Нина Ал-др. (1917—78; СССР), с. 421
аш-Шидйак, аш-Шидийак, Фарис Юсуф Ахмед (1804—87; Ирак), с. 38
Шилейко Вл. Казимирович (1891 — 1930;
СССР), с. 50
Шиллинг Е. М., с. 318
Шимоньи (Simonyi) Жигмонд (1853—1919;
Венгрия), с. 550
Шиндлер Ф., с. 352
Шинкай Г., с. 419
Шипли (Shipley) С., с. 505
Шипфер (Schipfer) И., с. 196
Ширалнев Мамед-ага Ширалиевич (р. 1909;
СССР), с. 476, 526
Широков Олег Сер. (р. 1927; СССР), с. 26,
Ширяев Евг. Ннк. (р. 1939; СССР), с. 426, 451
Шифер Л., с. 551
Шифер Э., с. 551
Шнфман Илья Шолеймович (р. 1930; СССР), с. 442
Шифнер Ант. Ант. (1817—79; Россия), с. 207, 523
Шишков Ал-др Сем. (1754—1841; Россия), с. 21, 425, 458
Шишмарев Вл. Фед. (1874 — 1957; СССР), с. 420, 476
Шкалич А., с. 526
Шкарбаи Лина Ив. (р. 1937; СССР), с. 544
Шкловский Внкт. Бор. (1893—1984; СССР), с. 347, 441, 608
681
Шлахтер (Schlachter) Вольфганг (р. 1908; Германия, ФРГ), с. 551
Шлегель (Schlegel) Август Вильгельм фон (1767—1845; Германия), с. 123, 153, 493, 512, 513
Шлегель (Schlegel) Фридрих фон (1772—1829; Германия), с. 19, 123, 182, 486, 487, 493, 511, 512, 513, 551
Шлейер (Schleyer) Иоганн Мартин (1842— 1912; Германия), с. 201
Шлейермахер (Schleiermacher) Фридрих Эрнст Даниель (1768—1834; Германня), с. 606
Шлейхер (Schleicher) Август (1821—68; Германия), с. 62, 65, 67, 159, 182, 183, 189, 302, 324, 361, 400, 409, 452, 458- 459, 488, 489, 491, 512, 513, 546, 618, 621
Шлёцер (Schlozer) Август Людвиг фон (1735— 1809; Германия), с. 56, 182, 458
Шляшсин Ил. Ал-др. (1858—1918; Россия), с. 359
Шмальштнг, Смолстиг (Schmalstieg) Уильям (р. 1929; США), с. 65, 66
Шмелев Дм. Ник. (р. 1926; СССР), с. 85, 110, 114, 261, 346, 366, 367, 396, 426, 475, 541, 566, 568
Шмелева Т. В., см. Булыгина Т. В.
Шмеллер (Schmeller) Иоганн Андреас (1785— 1852; Германия), с. 134
Шмидт (Schmidt) Вильгельм (1868—1954;
Австрия), с. 13, 52, 53, 307, 365, 506, 566
Шмидт (Schmidt) Вольфганг Пауль (р. 1929; ФРГ), с. 66
Шмндт (Schmidt) Иоганнес (1843—1901; Германня), с. 44, 65, 96, 98,183, 302, 409, 418, 489, 621
Шмидт (Schmidt) Карл Хорст (р. 1928; ФРГ), с. 208 , 218, 219
Шмидт (Schmidt, Smits) Петерис Петр. (1869— 1938; Россия, Латвия), с. 224 , 523
Шмидт Як. (Ис.) Ив. (1779—1847; Нидерланды, Россия), с. 305
Шмилауэр (Smilauer) Владимир (1895—1983; Чехословакия), с. 459
Шмите Э., с. 66
Шмитт (Schmitt) Альфред (1888—7; Германия), с. 370
Шмятт (Schmitt) Армян (р. 1934), с. 69
Шмитт (Schmitt) Рудигер (р. 1939; ФРГ), с. 186
Шмоль У., с. 206
Шнейдер Евг. Роберт. (1897—1943; СССР), с. 523
Шопф (Shopf) Альфред (р. 1922; ФРГ), с. 48
Шор Розалия Осиповна (1894—1939; СССР), с. 90, 191, 261, 316, 476, 482, 483, 622
Шорто (Shorto) Харря Леонард (р. 1919;
Англия), с. 52
Шотт (Schott) Вильгельм (1802—89; Германия), с. 339
Шоттель, Шоттелиус (Schottel, Schot-telius) Юстус Георг (1612—76; Германия), с. 100
Шоу (Shaw) Роберт Беркли (1839—79; Англия), с. 190, 199, 363
Шофер П., с. 520, 521
Шпейер И., с. 190
Шпербер (Sperber) Ханс (1885—1963; Германия, ФРГ), с. 263
Шпет Густ. Густ. (1879—1937; Россия, СССР), с. 124, 318
Шпехт (Specht) Франц (1888—1949; Германия), с. 66, 185, 186
Шпигель (Spiegel) Фридрих (1820—1905; Германия), с. 199
Шпигельберг (Spiegelherg) Вяльгельм (1870— 1930; Германня), с. 148
Шпитцер, Шпнцер (Spitzer) Лео (1887— 1960; Австрня), с. 493, 595
Шпрннцня Ал-др Григ. (1907 — 74; СССР), с. 224
Шрадер (Schrader) Отто (1855—1919; Германия), с. 184, 362
Шрамм (Schramm) Гене М. (р. 1929; США), с. 185
Шренк Леопольд Ив. (1826—94; Россия), с. 357, 523
Шрёпфер (Schropfer) Иоганнес (р. 1909; ФРГ), с. 62
Шродерус (Schroderus) Эрнкус Иогаяяес (г. рожд. неизв.— 1639; Швеция), с. 550
Шталь (Stahl, Stahel, Stahlius) Хеярякус (ок. 1600—1657; Эстония), с. 550
Штейнберг Над. Максимилиановна (1914— 1987; СССР), с. 421
Штейяиц (Steinitz) Вольфганг (1905—67;
ГДР), с. 549, 550
Штейнталь (Steinthal) Хеймая (Гейман) (1823-99; Германия), с. 57, 58, 123, 124,
682
274, 299, 400,. 405, 439, 450, 482, 493, 512, 513, 569
Штернберг Лев Як. (1861—1927; СССР), с. 332, 357, 523
Штибер (Stieber) Здэислав (1903—80; Польша), с. 459
Штольц (Stolz) Фридрих (1850—1915; Герма-ияя), с. 184
Штреземан (Stresemann) Эрвин (Германия, ГДР), с. 192
Штрейтберг (Streitberg) Вильгельм (1864— 1925; Германия), с. 48, 100, 183, 184
Штрекель (Strekelj) Карл (1859—1912; Австрия, Словения), с. 459
Штрюмпелль (Striimpcll) Ф., с. 18
Штумме (Stumme) Г., с. 74
Штур (Stur) Людовит (1815—56; Чехословакия), с. 247, 464
Шукуров Шариф Мухаммедович (р. 1948;
СССР), с. 477
Шуллер (Schuller) Р., с. 365
Шульце (Schulze) Вильгельм (1863—1935;
Германия), с. 66, 183, 184, 185, 302, 517
Шульц-Лореицен Ц., с. 594
Шуман (Schuhmann) О., с. 279
Шустер-Шевц (Schuster-Sewc) Хайнц (р. 1927;
ГДР), с. 459
Шутова Евг. Ил. (р. 1927; СССР), с. 224 Шухардт (Schuchardt) Гуго (1842—1927; Германия, Австрия), с. 44, 133, 183, 196, 207, 218, 302, 335, 346, 419, 420, 457, 489, 497, 544, 597. 621
Шуцкий Юл. Конст. (1897—1938; СССР), с. 224
Шютте (Skytte) Бенедикт (1614—83; Швеция), с. 550
Шютц (Schiitz) Эден (р. 1916; Венгрия), с. 526 Щеглов Э., с. 137
Щепкин Вяч. Ник. (1863—1920; Россия), с. 317, 359
Щепкина Марфа Вяч. (1894—1984; СССР), с. 359, 360
Щерба Лев Вл. (1880-1944; СССР), с. 22, 23, 84, 85, 90, 106, 113, 114, 117, 137, 149, 198. 234 , 239, 24 7 , 2 59, 261, 264 , 267 , 292 , 2 95, 314,327, 338,347, 352, 369, 373, 374, 390, 396, 404,	406,	407,	410,	412,	414,	415,	425,
426, 447,	453,	465,	467,	468,	470,	471,	473,
474, 475,	476,	477,	481,	483,	500,	507,	518,
553, 554,	556,	565,	567,	568,	579,	591,	617,
622
Щербак Ал-др Мих. (р. 1928; СССР), с. 321, 476, 526, 576
Щербатской Фед. Ипполит. (1866—1942; Россия, СССР), с. 191, 475
Щячко В. Ф., с. 224
Эбель (Ebel) Герман Фридрих (1820—75; Германия), с. 183, 218
Эвальд (Ewald) Генрих (1803—75; Германня), с. 37
Эванджелистя (Evangelist!) Энцо (1920—80; Италия), с. 185
Эванс (Evans) Джеймс (1801—46; Аягляя), с. 26
Эваяс (Evans) Дж., с. 218
Эге (Ege) Нильс, с. 239
Эгеде (Egede) Пауль (18 в.; Дания, Гренландия), с. 594
Эгерод (Egerod) Сёреи (р. 1923; Швецяя), с. 224
Эдель (Edel) Эльмар (р. 1914; ФРГ), с. 148 Эдельман Джой Иос. (р. 1930; СССР), с. 44, 127, 190, 191, 200, 340, 363, 476, 618
Эджертон (Edgerton) Фрэнкляя (1855—1963; США), с. 167, 191
Эдмоя (Edmond) Эдмон (1848—1926; Франция), с. 44, 268, 420
Эдуарде (Edwards) Эрнест Ричард (Англяя), с. 624
Эжуттаччаи Туиджатту (16 в.; инд. поэт), с. 280
Эйлерс, А й л е р с (Eilers) Вильгельм (р. 1906; Германня, ФРГ), с. 200
Эймя (Aima) Франс Густав (1875—1936; Фияляндяя), с. 550
Эйнгорн П., с. 66
Эйхенбаум Бор. Мих. (1886—1959; СССР), с. 84, 347, 441, 496
Эйюби Керим Рахмаяовнч (СССР), с. 200
Экблом (Ekblom) Рихард (1874—1959; Швеция), с. 428
Экман (Eckmann) Яяош (1905—71; Венгрия), с. 144, 576
Эко (Есо) Умберто (р. 1932; Италия), с. 521, 543
Элберт (Elbert) Сэмюэл Хойт (р. 1907; США), с. 382
Эллен (Ellen) Хедвиг Элизабет Хелена (р. 1911; Нидерланды), с. 436
ЭлфеибеЙя (Elfenbein) Джозеф Хорблит (р. 1927; Англяя), с. 72, 200
Эльгер (Eiger) Георг (1585—1672; латыш, переводчик), с. 66
Эмеио (Emeneau) Марри Барясон (р. 1904;
США), с. 191
Эммерик (Emmerick) Рональд Эрик (р. 1937;
Австралия), с. 185
Эмпедокл (Empedokles) из Агригента (Акраганта) (ок. 490—430 до н. э.; Др. Греция), с. 35
Энгельс (Engels) Фридрих (1820—95), с. 204, 263, 264, 286, 287, 333, 400, 427, 482, 545, 583, 590, 607
Энглер (Engler) Рудольф (р. 1930; Швейцария), с. 152
Эидэелия (Endzelin) Ян Марцевич (1873— 1961; СССР), с. 65, 66, 67, 184, 298, 474, 475
Эндрю А., с. 233
Эплгейт (Applegate) Джозеф Р. (р. 1925;
США), с. 74
Эплйард (Appleyard) Джон Уитл (1814 — 77;
Англия), с. 16
Эратосфен (Eratosthdnes) К и р е н с к и й (ок. 276—194 до н. э.; Др. Греция), с. 27 Эрвас-и-Пандуро (Hervas у Panduro) Лореи-со (1735—1809Г Испания), с. 486
Эрден (Erden) Йоханнес (р. 1925; ФРГ), с. 338
Эрдман (Erdmann) Оскар (1846—95; Германия), с. 236
Эряксея (Erichsen) Волья Кристиан (1890— 1966; Дания), с. 148
Эрнх (Erich) Р. У. (США), с. 186
Эрман (Erman) Адольф (1854—1937; Германия), с. 56, 148, 569
Эрно (Ernault) Эмиль (1852—1938; Франция), с. 218
Эрну (Ernout) Альфред (1879—1973; Франция), с. 184, 185
Эрпениус (Erpenius, van Егре) Томас (1584— 1624; Нидерланды), с. 37
Эссен (Essen) Отто (1898—1983; Германия, ФРГ), с. 292
Эссер (Esser) Самуэль Йонатая (1900—44; Нидерланды), с. 211, 601
Этьенн (Etienn) Робер (1503—59; Франция), с. 419
Ээлольф X., с. 184, 571
Юань Цзяхуа (1903—80; Китай), с. 224
Юд (jlud) Якоб (1882-1952; Швейцария),
Юдахия Конст. Кузьмич (1890—1975; СССР), с. 90, 476, 526
Юлдашев Ахяеф Ахметович (1920—88; СССР), с. 48, 475
Юм (Hume) Дейвид (1711—76; Англия), с. 373, 486
Юнг, Янг (Young) Томас (1773—1829; Англия), с. 148
Юнгмая (Jungmann) Йоэеф (1773—1847; Чехословакия), с. 21, 247, 458, 581
Юяграйтмайр (jungraithmayr) Гермая (р. 1931; ФРГ), с. 57, 69, 73
Юяяй (Junius) Франциск (1589—1677; Нидерланды), с. 100
Юнкер Вас. Вас. (1840—92; Россия), с. 623
Юнкер (Junker) Гермая (1877—1962; Германия, ГДР), с. 148
Юяусалиев Болот Мураталиевяч (1913—70; СССР), с. 526
Юсти (Justi) Фердяяаид (1837—1907; Германия), с. 199
Юхансон (Johanson) Ларс (р. 1936; Швеция), с. 48, 527
Юцявичюс (Jucevicius) Людвикас Адолас (1813—46; Литва), с. 67
Юшка (JuSka) Аитаяас (1819—80; Литва), с. 67
Юшка (Juska) Йонас (1815—86; Литва), с. 67
Юшманов Няк. Вл. (1896—1946; СССР), с. 38, 43, 58, 90, 196, 367, 373, 374, 442, 475, 600
Яберг (Jaberg) Карл (1877—1958; Швейцария), с. 420, 489
Яблонские (Jablonskis) Йонас (1860—1930;
Литва), с. 67, 271
Ягич (Jagid) Игн. Вяк. (Ватрослав, 1838— 1923; Австро-Венгряя, Россия, Германия), с. 117, 359, 459
аль-Языджн Насыф (1800—71; Ирак), с. 38
Якоб (Jacob) Людвиг Генрих (Людвиг Конд-ратьевяч; 1759—1827; Германня, Россия), с. 274, 435, 450
Якоби (Jacobi) Герман Георг (1850—1937; Германня), с. 191
Якобсон Ром. Осипович (1896—1982; Россия, США), с. 48. 64, 136, 149, 160, 234 , 239, 244,
271, 272,	295,	314,	315,	317,	318,	327,	343,
347, 348,	356,	382,	390,	391,	427,	428,	441,
451, 453,	454,	459,	465,	489,	490,	493 ,	496,
497, 504,	513,	514,	521,	531,	543,	553,	556,
557, 565, 566, 608, 609, 617 , 618 , 621
Якобссоя (Jacobsson) Гуннар (р. 1918; Швеция), с. 428, 597
Яков Вар Эбрей, с. 442
Яковлев Ив. Як. (1848-1930; СССР), с. 586, 623
Яковлев Ник. Феофан. (1892—1974; СССР), с. 90, 118, 207, 256, 316, 318, 325, 474, 476, 526, 553, 556, 622
Яков Эдесский (640—708; Сирия), с. 442 Якубинский Лев Петр. (1892-1945; СССР), с. 84, 135, 247, 347, 348, 373, 374, 412, 426, 427, 474, 476, 482, 496, 568, 622
Якушин Бор. Вл. (1930-82; СССР), с. 169
Ямада Ёсио (1873—1958; Япония), с. 624
Ямамото К., с. 524
Ян Боцзюяь, с. 224
Янг (Young) Р.. с. 563
Яяия Вал. Лавр. (р. 1929; СССР), с. 360, 427
Яякявер Сима Боруховяа (р. 1923; СССР), с. 224, 225
Янко-Тряиицкая Надия Ал-др. (1908—87;
СССР), с. 426
Ян Сюн (53 до н. з. — 13 н. э.; Китай), с. 225
Янурнк (Janurik) Тамаш (р. 1938; Венгрня), с. 432, 551
Янхунеи (Janhunen) Юха (р. 1952; Финляндия), с. 432, 551
Яяценецкая Майна Ник. (СССР), с. 468
Ян Шуда (1885—1956; Китай), с. 224
Ярринг (Jarring) Гуннар (р, 1912; Швеция), с. 525, 527
Ярхо Бор. Ис. (1889-1942; СССР), с. 318
Ярцева Викт. Ник. (р. 1906; СССР), с. 100, 101, 385, 453. 474, 475, 476, 513, 514, 566
Яр-Шатер (Yar-Shater) Эхсан (р. 1920; США), с. 200
Яска (5 в. до н. а.; Индия), с. 578
Яунюс, Я в н я с (Jaunius) Казимерас (1849 — 1908; Россия, Литва), с. 65, 67
Яхонтов Сер. Евг. (р. 1926; СССР), с. 209, 224, 225, 257, 314, 355, 475, 502, 503 512 514
Яхья ибн Ямара (7 в.; араб, филолог), с. 39
Яцимирский Ал. Ив. (1873—1925; СССР),
ТАБЛИЦА № 1
ИЗМЕНЕНИЯ В НАЗВАНИЯХ И НАПИСАНИИ ГОРОДОВ СССР, ПРОИСШЕДШИЕ ЗА ВРЕМЯ ПОДГОТОВКИ СЛОВАРЯ К ПЕЧАТИ
Андропов	->
Брежнев	-»
Ворошиловград ->
Гегечкори	-»
Готвальд	-»
Жданов	->
Ж дано век	->
Калинин	-»
Капсукас	-»
Кингисепп	-»
Рыбинск (Россия) Набережные Челны (Россия) Луганск (Украина) Мартвили (Грузия) Змиев (Украина) Мариуполь (Украина) Беилагаи (Азербайджан) Тверь (Россия) Мариямполе (Литва) Курессааре (Эстония)
Кировабад ->
Махарадзе ->
Маяковский -» Орджоникидзе -> Рыбачье -> Таллин -» Цулукидзе -> Цхакая —» Черненко ->
Гянджа (Азербайджан) Озургети (Грузия) Багдади (Грузия) Владикавказ (Россия) Иссык-Куль (Киргизия) Таллинн (Эстония) Хони (Грузия)
Сенаки (Грузия) Шарыпово (Россия)
ТАБЛИЦА 2 ИЗМЕНЕНИЯ В ОФИЦИАЛЬНЫХ НАЗВАНИЯХ ГОСУДАРСТВ, ПРОИСШЕДШИЕ ЗА ВРЕМЯ ПОДГОТОВКИ СЛОВАРЯ К ПЕЧАТИ
Старое название
Бнрма (Бирманский Союз)
Венгерская Народная Республика
Йеменская Арабская Республика
Народная Демократическая Республика
Йемен
Намибия
Народная Республика Кампучия
Польская Народная Республика
Социалистическая Республика Румыния
Чехословацкая Социалистическая Республика
Новое название
Союз Мьянма (Мьяима) Венгерская Республика (Венгрия)
Йеменская Республика
Республика Намибия (Намибия) Государство Камбоджа (Камбоджа) Республика Польша (Польша) Румыния
Чешская и Словацкая Федеративная Рес публика (Чехословакия)
СОДЕРЖАНИЕ
стр.
От редакционной коллегии.................................... 5
Как пользоваться Словарем. Список основных сокрашений................................................... 6
Алфавитная словарная часть.................................. 9
Терминологический указатель......................•.........627
Указатель языков мира......................................651
Аннотированный именной указатель...........................661
Приложение: таблица № 1, таблица №2....................... 684
ЗАМЕЧЕННЫЕ ОПЕЧАТКИ
Страница	Столбец	Строка	Напечатано	Следует читать
37	3	16—17 си.	М. А. Аввад	М. X. Аввад
40	1	29—30 св.	ас-Салаба	ас-Салаби
57	3	19 сн.	А. Т. Коул	Д. Т. Коул
57	3	19 сн.	Г. Форчун	Дж. Форчун
66	2	13 сн.	Й. Зеверс	Я. Зеверс
66	3	22 св.	Э. Хауэеиберг-Щтурм	Э. Хаузенберг-Штуриа
91	1	37 св.	Нгуен Ван Тай	Нгуен Ван Так
166	3	17 св.	беян, салах	бени садах
185	1	22 св.	Г. У. Бейлн	X. У. Бейли
191	1	1 св.	Ж. Сеиар	Э. Сенар
191	2	48—49 си.	Г. Самбасава Рао	Г. Самбасива Рао
200	1	20 сн.	М. Ф. Фазялов	М. Ф. Фазылов
224	1	24 сн.	Дж. В. Мюлдер	Дж. В. Мюллер
225	1	4 св.	Ю. В. Новогородский	КЭ. В. Новгородский
249	3	16 св.	Г. Кастеллиио	Дж. Кастеллино
317	1	43 сн.	А. М. Томсон	А. И. Томсон
320	3	39 св.	чнпевья	чипевьян
332	3	35 св.	нгала	игала
472	1	20 сн.	Л. И. Мурзин	Л. Н. Мурзин
475	2	18 сн.	А. И. Поддужный	А. И. Подслужный
55.4	3	7 св.	Дж. Уилляс	Дж. Уоллис
611	3	8 сн.	малазийский	малайзийский
612	2	38 сн.	гбал-нгбана	гбайя-нгбака
612	2	41 ся.	йен-му нта	Йен-муига
624	2	14 св.	Г. Тодзе	Г. Тодзё
Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В. Н. Ярцева. — 2-е изд. — Я41 М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. — 685 с.: ил.
ISBN 5-85270—307-9 (БРЭ)
Словарь представляет сведения о человеческом языке, языкознании как науке. В его статьях раскрываются особенности звукового, грамматического, лексического строя языков, говорится о теориях происхождения языка, законах его развития. Дается информация о языках мира, о семьях и группах языков, о письменностях и истории письма. Представлены сведения о разных этапах развития языкознания, его основных школах, направлениях, разделах. Даны указатели.
Словарь рассчитан на языковедов, преподавателей и студентов-филологов, специалистов смежных с языкознанием наук и всех, кто интересуется языком.
УДК 808.2(031)
БВК 81.2Рус-5
Издание осуществлено при участии
ООО «Фирма «Издательство АСТ» и Издательского дома «Дрофа»
Подписано в печать 17.10.89. Формат 84 х 108 '/к» Бумага типографская № 1.
Гарнитура «Кудряпювская энциклопедическая». Печать высокая. Усл. печ. л. 72,24.
Усл. кр.-отт. 72,24. Уч.-изд. л. 162,98. Тираж 100 000 экз. (Гй завод 16 000 экз.). Заказ № 3437
Научное издательство «Большая Российская энциклопедия».
109544, Москва, Покровский бульвар, 8.
Изд. лиц. № 010144 от 14.01.97.
По вопросам реализации обращаться по адресу:
129085, Москва, Звездный бульвар, 21.
Тел.: (095) 215-01-01, 215-55-13
127018, Москва, Сущевский вал, 49
Тел.: (095) 289-03-25, 218-16-37.
Заказ книг по почте: 107140, Москва, а/я 140.
105318, Москва, а/я 22.
Отпечатано с готовых диапозитивов в полиграфической фирме «Красный пролетарий» 103473, Москва, ул. Краснопролетарская, 16
Качество печати соответствует качеству представленных диапозитивов.
Готовятся к изданию энциклопедические словари:
Музыка Физика Химия Биология Математика Мифология
Ваш огород Пчеловодство Жилище Шитье и рукоделие
По вопросам реализации обращаться по адресу:
107140, Москва, Звездный бульвар, 21.
Тел.: (095) 215-01-01, 215-55-13
127018, Москва, Сущевский вал, 49 Тел.: (095) 289-03-25, 218-16-37. Заказ книг по почте: 107140, Москва, а/я 140.
105318, Москва, а/я 22.