НЗ НАСЛЕДИЯ МИРОВОЙ ФИЛОСОФСКОЙ мысли
ИСТОРИЯ
ФИЛОСОФИИ
Р. Авенариус
ФИЛОСОФИЯ
КАК МЫШЛЕНИЕ О МИРЕ
СООБРАЗНО ПРИНЦИПУ
НАИМЕНЬШЕЙ МЕРЫ СИЛ
КЗ НЛСЛЕДИЯ МИРОВОЙ ФИЛОСОФСКОЙ мысли
------------- история -------------
ФИЛОСОФИИ
Кісііагд Аѵепагіик
РНІЕО8ОРНІЕ АЬ8 ОЕЫКЕМ ОЕК ХѴЕЬТ
ОЕМА88 ПЕМ РКШСІР ПЕ8 КЕЕШ8ТЕХ ККАРТМА88Е8
Ргоіе^отепа ги еіпег Кгйік <кг геіпеп ЕгіаЪгип^
Р. Авенариус
ФИЛОСОФИЯ
КАК МЫШЛЕНИЕ О МИРЕ
СООБРАЗНО ПРИНЦИПУ
НАИМЕНЬШЕЙ МЕРЫ СИЛ
РКО^ЕСОМЕ^А
К КРИТИКЕ ЧИСТОГО ОПЫТА
Перевод с немецкого
И. Федорова
Под редакцией доктора философии
М. М. Филиппова
Издание второе, стереотипное
□Н58
МОСКВА
ББК 87.21 87.22 87.3
Авенариус Рихард
Философия как мышление о мире сообразно принципу наименьшей меры сил.
Ргоіе^ошепа к критике чистою опыта: Пер. с нем. / Под ред. М. М. Филиппова.
Изд. 2-е, стереотипное. — М.: КомКнига, 2007. — 56 с. (Из наследия мировой
философской мысли: история философии.)
В настоящей книге известный швейцарский философ-идеалист Р. Авенариус
(1843-1896) рассматривает принцип наименьшей меры сил как принцип целе-
сообразности, присущий душевной деятельности человека, и исследует вопрос
применения этого принципа к развитою философии. Работа содержит рассужде-
ния автора о задачах, методе и построении философской науки.
Книга будет полезна ученым — философам, психологам, методологам науки
и, возможно, привлечет внимание широкою круга заинтересованных читателей.
Издательство выражает глубокую признательность Илье Никифорову, который
предоставил для переиздания раритетные книги из своей личной библиотеки. Эти
издания, сохранившие свою актуальность, стали библиографической редкостью.
Настоящая книга была предложена к изданию Ильей Никифоровы».
Издательство «КомКнига». 117312, г. Москва, пр-т 60-летия Октября, 9.
Формат 60x90/16. Печ. л. 3,5. Зак. № 813.
Отпечатано в ООО «ЛЕНАНД». 117312, г. Москва, пр-т 60-летия Октября, д. ПА, стр. 11.
181^ 978-5-484-00945-9
© КомКнига, 2007
НАУЧНАЯ И УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Е-таіІ: ЦК88@ЦК88.ги
Каталог иэданий в Интернете:
Мір://иК58.ги
Тел./факс: 7 (495) 135-42-16
ІІН85 Тел./факс: 7 (495) 135-42-46
Все права защищены. Никакая часть настоящей книги не может быть воспроизведена
или передана в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, будь то
электронные или механические, включая фотокопирование и запись на магнитный носитель,
а также размещение в Интернете, если на то нет письменною разрешения Издательства.
Оглавленіе.
СТР.
Отъ автора............................................................... 5
Часть первая—вступительная.
А. Основа философіи.
I.	1. Душевныя функціи цѣлесообразны. 2. Принципъ наниеныпей хѣры силъ,
какъ принципъ цѣлесообразности. 3—6. Цѣлесообразность мышленія слѣдуетъ
искать въ сферѣ апперцептивныхъ процессовъ.......................... 7
II.	7. Реакціи неудовольствія при нецѣлесообразномъ пользованіи силами: при
безсиыслеииоиъ расположеніи представленіе; 8—при противорѣчіи, 9—въ со-
стояніи неизвѣстности. 10. Преинущества реакцій неудовольствія предъ реаи-
ціями удовольствія..............................................
III.	11—13. Сбереженіе силъ чрезъ построеніе системы................
IV.	14—17. Сбереженіе силъ при привычныхъ апперцепціяхъ. 18. Непривычное;
19—устраненіе его чревъ вабвеиіе. 20—или же чрезъ апперципированіе его
посредствомъ привычнаго. 21. Основа теоретической апперцепіи есть прин-
ципъ наинеиьшей мѣры силъ........................................  10
V.	22. Вліяніе принципа наименьшей мѣры силъ на ноличествениую сторону
апперцепціи: требованіе единства и простоты; 23—24—сокращеніе числа аппер-
цепирующнхъ представленій при развитіи языка. 25. Заиѣтка о языкѣ . .	12
VI.	26. Принципъ наименьшей мѣры силъ въ отношеніи къ продуктивности те-
оретическихъ апперцепцій; большій результатъ при пониманіи. 27. Узнаваніе
вновь (воспривнаваиіе) и пониманіе. 28. Другія преимущества апперцепціи
чреаъ понятія и—29—иеравноиѣриой напряженности совианія.............. 14
VII.	30. Существуютъ науки, имѣющія цѣлью пониманіе;—31—къ ихъ числу при-
надлежитъ философія. 32. Основу философіи составляетъ принципъ наимень-
шей мѣры силъ........................................................ 15
Б. Задача философіи.
I. 30. Общее понятіе и извѣстное, какъ факторы пониканія. 34. Предѣлы по-
ниманія, полагаемые понятіями. 35. Законы. 36- Понятія и законы, какъ
единство. 37. Стремленіе въ высшему единству....................... 16
II. 38—39. Содержаніе искомаго высшаго единства. 40. Вопросъ о научномъ раз-
витіи стремленія въ высшему единству. 41. Философія, пакъ исковое научное
мышленіе. 42. Соотвѣтствеииое опредѣленіе философіи ................ 17
Часть вторая—выполненіе.
А. Методъ философіи.
I. 43. Мѣсто, занихаеное философіей въ развитіи наукъ. 44. Общее пониманіе
нуждается въ спеціальномъ и требуетъ его: научное мышленіе распадается иа
спеціальныя науки, которыя служатъ для философіи вспокогательмыик на-
уками;—45—задача философіи ограничивается пониманіемъ цѣлаго; 46—при
втомъ понятіе цѣлаго, въ свою очередь, сводится для философіи иа объединеніе
чревъ понятія общихъ признаковъ всѣхъ отдѣльныхъ вощей .......	18
Па. 47- Опредѣленіе факторовъ пониманія: извѣстнаго. Въ иаучноиъ мышленіи из-
вѣстное опредѣляется прежде всего по его психологической сторонѣ; 48—вто
не противорѣчить принципу наименьшей мѣры силъ. 49. Наивный и науч-
ный енытъ; 50—только послѣдній даетъ невѣстное, пригодное для научнаго
поимнаиія............................................................ 20
Пб. 51- Вопросъ о примѣсяхъ, вносниыхъ въ опытъ самимъ познающихъ. 52. Ти-
мематологическія апперцепціи. 53. Антропоиорфичоскія апперцепціи:—54—онѣ
не должны входитъ въ научное пониманіе. 55. Интеллевтуальио-форнальныя
апперцепціи;—56—вопросъ объ ихъ исключеніи есть вопросъ о чистомъ опытѣ.
со®
4
57- Предѣлы пониканія, полагаемые иавѣстмыиъ: пригодное ди научнаго по-
ниманія извѣстное сводится въ даннымъ чистаго опыта. 58. Эта эволюція
согласна съ принциповъ иаииеиьшей вѣры свлъ ...................21
III. 59- Детеримиація общихъ понятіе, примѣнимыхъ въ научномъ поиииаиіи: по
ихъ происхожденію и содержанію;—60—по ихъ объему...................23
ІѴа. 61- Вопросъ о собственномъ иетодѣ философія. 62. Методы наблюденія—63—
иеприхѣиммы въ философіи. 64. Уиоааключеніе отъ извѣстнаго къ веиввѣст-
ноиу—65—хотя и принято въ философіи,—66—70—но бевполевно для нея. 24
ІѴб. 71. Вопросъ о методѣ достиженія чистаго опыта. 72. Одиов критики недоста-
точно;—73—она должна пополняться методомъ исключенія. Этотъ методъ былъ
ішріісііе примѣненъ нами..........................................  27
V. 75- Методъ исключенія свойственъ всему естествознанію:—76—слѣдовательно,
у философіи въ тѣсионъ смыслѣ нѣтъ особаго иетода....................28
Б. Построеніе философіи.
I. 77. Построеніе философіи вависитъ отъ содержанія чистаго опыта. 78- Отно-
шеніе чистаго опыта къ чистоиу воспріятію. 79. Самыя общія понятія
естествознанія . .................................................  29
Па. 80-' Сила, какъ двигатель, ие дана въ опытѣ. 81. То же нужно сказать и о
необходимости. 82. Вмѣстѣ съ вилой н необходимостью отпадаетъ и причин-
ность; 83—однако необходимость остается въ силѣ, какъ степень увѣренности
въ ожидаеиомъ результатѣ. 84. Сила и причинность тоже имѣютъ значе-
ніе, какъ выраженія опредѣленныхъ эппирическихъ отношеній;—85—причин-
ность, спеціально какъ непрерывность. 86- Принципъ иаииеиьшей мѣры
силъ есть принципъ наииенъшей траты средствъ. „Сила” н „причинность”,
какъ сокращенныя выраженія:............................................30
Пб. 88. Ощущеніе силы, какъ и всякое другое ощущеніе, ие возникаетъ ивъ дви-
женія,—89—ибо опытъ, свидѣтельствующій, будто движеніе порождаетъ—90—
или хотя бы обусловливаетъ ощущеніе, есть лишь мнимый опытъ. 91. Поэтоиу
ощущеніе должно призвать своеобразнымъ для ощущающихъ субстанцій:—92—въ
актѣ воспріятія, слѣдовательно, нужно видѣть лишь превращеніе одного дви-
женія въ другое, по ие метаморфовъ движенія въ сознаніе................32
ІІІа. 93. Ощущеніе, какъ свойство веякой субстанціи. 94. Ожиданіе того, что
естествознаніе признаетъ атомы сознательными—95—и потребуетъ исключенія
субстанціи,—96—хотя, повидииому, зто исключеніе сопряжено съ особыии
затрудненіями...........................................................33
Шб. 97. Взглядъ на развитіе языка и мышленія: языкъ обовиачаетъ сначала вос-
принятое, какъ сложное, единство,—98—затѣмъ иало-по-малу различаетъ вещь
отъ ея свойствъ,—99—цѣлое отъ частей;—100—наконецъ, въ заключеніе
этой эволюціи чувственное впечатлѣніе становится тѣмъ, что мы называемъ
теперь воспріятіемъ. 101. Вещь, въ противоположность ея свойствамъ, пріобрѣ-
таетъ все большую самостоятельность,—102—пока не достигнетъ абсолютной
самостоятельности въ качествѣ субстанціи. 103. Тавъ какъ для воспріятія из-
мѣненія необходимо отношеніе послѣдняго въ чему-либо иеивиѣвНоиу,—104—
то понятно, что вещь представляетъ сравнительно неподвижную точку для
всякаго относительнаго измѣненія,—105—а субстанція—идеальную, абсо-
лютно-неподвижную точку для абсолютнаго измѣненія. 106. Поэтому субстан-
ція должна быть исключена ивъ того, что ныслится реальио-существующннъ. 34
Шв. 107—109. Преимущества пониманія, создавшаго представленіе о субстанціи,
основаны' на аитропонорфической апперцепціи—110—114—и ие перевѣшива-
ютъ ущерба, иаиосииаго представлеиіеиъ о субстанціи, какъ о вещи въ себѣ. 37
IV. 115. Такииъ образенъ, субстанція исключена;—116—ва сущее могутъ быть
признаны только одни ощущенія;—117—остается еще опредѣлить отношеніе
между ощущеніемъ н движеніемъ; послѣднее ие составляетъ ни одного новаго со-
держанія сущаго,—118—ни особаго предмета нашего опыта. 119- Потому движе-
ніе должно опредѣлить, какъ форму бытія. 120. Преимущества такого взгляда—
121—и поправка, вносиная инъ въ маши свѣдѣнія насчетъ акта воспріятія.
122—123—Отношеніе объективнаго и субъективнаго ощущенія въ воспріятіи. 39
V. Конечная проблена заключается въ представленіи о реальномъ начальномъ
единствѣ (первоедииствѣ) ощущенія. 125—131. Противоположный взглядъ—
ученіе о существенно-неизмѣнныхъ элеиентарныхъ, атонивированиыхъ ощу-
щеніяхъ—можно допустить лишь съ большой осторожностью. 132. Повтоиу
представленіе о возможности подобнаго начальнаго . единства (первоедниства)
ощущеній Не совсѣмъ безнадежно, хотя пока и имѣетъ ва себд^мало шансовъ. 40
Прниѣчанія . .........................'..............................43
ОТЪ АВТОРА.
Цѣль этого произведенія—примѣнить принципъ наименьшей мѣры
силъ къ развитію философіи.
Конечно, этотъ принципъ есть прежде всего принципъ кос-
ности; въ примѣненіи къ душѣ его можно формулировать примѣрно такъ:
при наплывѣ новыхъ впечатлѣній душа допускаетъ возможно-меньшее из-
мѣненіе въ наличныхъ представленіяхъ; другими словами: содержаніе на-
шихъ представленій послѣ новой апперцепціи остается по возможности по-
добнымъ тому, какимъ было до нея. Но поскольку душа подчинена условіямъ
органической жизни и требованіямъ цѣлесообразности, постольку нашъ
принципъ становится принципомъ разоитгя: на апперцепцію душа тратитъ
не болѣе силы, чѣмъ необходимо, и при множественности возможныхъ аппер-
цепцій, отдаетъ предпочтеніе той изъ нихъ, которая съ меньшей тратой
.силъ даетъ тотъ же результатъ, или съ той же тратой силъ достигаетъ
большаго; при благопріятныхъ условіяхъ, душа предпочтетъ меньшей тратѣ
силъ, связанной съ меньшимъ или не столь прочнымъ результатомъ, даже
лишнее усиліе, если оно обѣщаетъ соотвѣтственно большія или болѣе про-
должительныя выгоды.
Понятый и примѣненный такимъ образомъ, принципъ наименьшей
мѣры или траты силъ представляетъ точку зрѣнія, съ которой можно раз-
сматривать, оглядываясь назадъ, развитіе философіи отъ ея зарожденія и,
заглядывая впередъ, предусмотрѣть конечное развитіе мышленія о мірѣ.
Дальнѣйшій анализъ содержанія этого мышленія приведетъ насъ къ тре-
бованію чистаго опыта. Вмѣстѣ съ тѣмъ попытка представить понятіе
и содержаніе чистаго опыта приметъ форму критики чистаго опыта,
поскольку естествознаніе всегда не прочь—хотя подчасъ и въ сбивчивыхъ
выраженіяхъ—признать; свой опытъ за чистый.
Наряду съ такимъ отношеніемъ къ естественно-научному опыту въ
«критикѣ чистаго опыта» заподозрятъ соотношеніе и съ «критикой чи-
стаго разумат», т. е. ихъ полный контрастъ. Авторъ не отрицаетъ, что
онъ руководился и послѣднимъ соображеніемъ. Въ самомъ дѣлѣ, точки зрѣ-
нія двухъ «критикъ» противоположны; указаніе на это въ заголовкѣ тот-
часъ же оттѣнитъ нашу точку зрѣнія и послужитъ предварительной гаран-
тіей противъ недоразумѣній съ оппонентами.
Отмѣтить въ нѣсколькихъ словахъ, въ чемъ состоитъ указанныя проти-
воположность, было бы рисковало; для болѣе подробныхъ разъясненій здѣсь
6
не мѣсто. Было-бы интересно и поучительно — обстоятельно выяснить
отношеніе нашей работы къ Канту, къ проблемѣ познанія вообще,—какъ
она поставлена въ философской традиціи,—а также къ онтологическимъ и
эволюціоннымъ теоріямъ послѣкантовой философіи и естествознанія. Однако
всѣ такія сопоставленія придется отложить до будущей объемистой работы,
которая будетъ посвящена преимущественно проблемамъ о самосознаніи, пор-
странствѣ и времени. Какое же направленіе получатъ всѣ отвѣты на эти
вопросы? Опытный глазъ откроетъ и въ только-что сказанномъ характерныя
указанія. Вводя свои воззрѣнія въ нескончаемый всеобщій споръ, называе-
мый «наукой», авторъ счелъ за лучшее выбрать для своего вступительнаго
труда лишь самое существенное изъ всеохватывающаго матеріала и по
формѣ изложенія остаться вѣрнымъ тѣмъ требованіямъ, которыя сами собою
вытекаютъ изъ разсмотрѣннаго здѣсь принципа. Такъ, онъ избѣгалъ всякой
полемики, даже близко касающейся дѣла, ибо эта тягучая примѣсь, въ соеди-
неніи съ излюбленной ученой орнаментикой, легко могла бы раздуть нашъ
скромный опытъ въ довольно внушительный томъ; кромѣ того, здѣсь, по
добросовѣстномъ обсужденіи, или вовсе опущены, или обсуждены въ крат-
кихъ замѣчаніяхъ, всѣ тѣ пункты, которые, обосновывая и подкрѣпляя
главную мысль, не требовались прямо и неотложно для нашихъ цѣлей.
Такъ какъ мы желали предложить это произведеніе широкому и разнород-
ному кругу читателей съ весьма различными основными взглядами, то мы
кое-гдѣ воздержались отъ изложенія мыслей, которыя показались бы тому
или другому читателю слишкомъ растянутыми или черезчуръ далекими отъ
главной темы. Наконецъ, на томъ же основаніи, мы пользуемся здѣсь наибо-
лѣе распространенными, т. е. наиболѣе знакомыми способами выраженія,
что, по нашему мнѣнію, способствуетъ болѣе быстрому усвоенію посред-
ствующихъ понятій.
Какъ сказано, мы желали бы нашимъ «пролегоменамъ» широкаго и
разнороднаго круга читателей: мы горячо чувствуемъ потребность въ самой
разносторонней критикѣ. У насъ нѣтъ основаній бояться оцѣнки, руководи-
мой чисто-теоретическими соображеніями: всякій индивидуальный складъ
мыслей—въ томъ числѣ и свой собственный—мы считаемъ скорѣе заим-
ствованіемъ, чѣмъ собственностью, ибо самая существенная часть его опре-
дѣляется общимъ умственнымъ развитіемъ, а остальное—кажущійся продуктъ
свободнаго развитія личности-—обусловлено множествомъ задерживающихъ
и искажающихъ вліяній субъективнаго пристрастія. Напротивъ, мы гото-
вы поучиться у критики и прежде всего—у критики оппонентовъ. Мы—
того мнѣнія, что въ области мышленія, гдѣ примѣръ и опытъ безсильны,
болѣе чѣмъ гдѣ-либо необходимо вліяніе противоположныхъ взглядовъ,
чтобы возвысить насъ до важнѣйшаго условія всякой самокритики и само-
совершенствованія: до полнаго сознанія того, что мы знали и чего мы
хотимъ.
Часть первая—вступительная.
А. Основа философіи.
I.
§ 1.	Какъ бы ни понимать душу и ея отношеніе къ нашему тѣлу,
у нея, во всякомъ случаѣ, нельзя отрицать цѣлесообразности, давно
уже безъ колебаній эмпирически признанной за тѣломъ. Основывается-ли
цѣлесообразность душевной организаціи на цѣлесообразныхъ условіяхъ фи-
зическаго организма, или тожественна съ ними, или, наконецъ, коренится
въ особыхъ условіяхъ, присущихъ душѣ — это вопросъ спорный. Во
нельзя сомнѣваться, что душевная дѣятельность вообще цѣлесообразна:
она имѣетъ такое громадное значеніе для самосохраненія индивида, что
послѣднее стало бы немыслимо, если бы не признать душевную дѣятельность
въ высшей степени согласною съ требованіями цѣлесообразности.
§ 2.	Требованія, предъявляемыя къ цѣлесообразности, могутъ быть
двухъ родовъ. Организація, функціонирующая цѣлесообразно, должна не
только вообще выполнять свою задачу, но выполнять ее съ возможно-
меньшей—при данныхъ условіяхъ — мѣрой силъ, или самыми незначи-
тельными средствами. Данное рѣшеніе считается тѣмъ цѣлесообразнѣе, чѣмъ
меньше «безполезная трата силъ,—значитъ, чѣмъ больше силъ сбережено
для другихъ функцій; данная трата силъ будетъ тѣмъ цѣлесообразнѣе,
чѣмъ большій результатъ достигнутъ посредствомъ ея.
§ 3.	Вообще, мы оставимъ въ сторонѣ вопросъ, поскольку, по своему
преднамѣренному воздѣйствію на тѣло—какъ на организмъ, способный къ
движенію и нуждающійся въ немъ,—душа представляетъ для тѣла въ
высшей степени цѣлесообразное начало сбереженія силъ. Здѣсь мы имѣемъ
въ виду лишь теоретическую функцію души—мышленіе, поскольку, оно
обнаруживаетъ тенденцію сбереженія силъ.
Что слѣдуетъ понимать, въ данномъ случаѣ подъ соотвѣтствующими
«силами» или средствами,—вотъ первый вопросъ, который мы здѣсь встрѣ-
чаемъ. Мы дадимъ на него достаточный для нашихъ цѣлей отвѣтъ, за-
мѣнивъ общій терминъ: «мыслить» болѣе строгимъ и научнымъ: «аппер-
ципировать» ').
§ 4.	При теоретической апперцепціи, на которую намъ нужно обра-
тить свое вниманіе, имѣются двѣ группы представленій; проникая другъ въ
друга, онѣ характеризуютъ ту, которая въ данномъ случаѣ менѣе опредѣленна.
Характеризующая группа, доставляющая опредѣленіе содержанія, зовется
8
апперципирующей, характеризуемая—апперципируемой. Такъ, ІПтейнталь8)
приводитъ въ примѣръ апперцепцію, гдѣ зоофитъ, какъ явленіе незнакомое,
подводится подъ понятіе «животнаго». Здѣсь зоофитъ—характеризуемое
представленіе — будетъ апперципируемымъ представленіемъ, а апперципи-
рующимъ—будетъ понятіе о животномъ; послѣднее и опредѣлитъ содер-
жаніе воспріятія чрезъ представленіе объ организмѣ, ощущающемъ и
извѣстнымъ образомъ питающемся.
§ 5.	Такимъ образомъ, теоретическая задача, предстоящая душѣ,
состоитъ въ апперцептивномъ опредѣленіи воспринимаемаго или воспроиз-
водимаго и ставшаго черееъ это сознательнымъ представленія, а средствами
опредѣленія служатъ другія представленія, которыя душа можетъ вы-
звать изъ остатка прежнихъ воспріятій. Вызвать, развить рядъ такихъ
представленій—вотъ работа, которую должна произвести душа; ея выпол-
неніе (какъ творчество представлейій вообще) связано съ разнообразными
психологическими и физіологическими условіями и требуетъ опредѣленной,
хотя и численно неопредѣлимой траты силъ. Терминъ: «сила» мы упот-
ребляемъ здѣсь скорѣе всего въ физіологическомъ смыслѣ; ощущенія силы
и слабости, облегченія и обремененія, мощи и истощенія здѣсь считаются
лишь сопутствующими явленіями сознанія.
§ 6.	Если бы душа обладала неистощимыми силами для развитія
представленій, то для нея было бы, конечно, безразлично, какъ много ис-
трачено изъ этого неисчерпаемаго источника; важно было бы, пожалуй,
только время, необходимо затраченное. Но такъ какъ силы эти ограни-
чены, то слѣдуетъ ожидать, что душа стремится выполнять апперцептив-
ные процессы, по возможности, цѣлесообразно, т. е. съ сравнительно
наименьшей тратой силъ, или что то-же, съ сравнительно наибольшимъ
результатомъ.
II.
§ 7.	Прежде, чѣмъ прослѣдить эту цѣлесообразность въ ея отдѣль-
ныхъ проявленіяхъ, я хотѣлъ бы упомянуть о нѣкоторыхъ реакціяхъ
неудовольствія, которыя, повидимому, подтверждаютъ нерасположеніе
души къ нецѣлесообразному расточенію силъ.
Такъ, мы реагируемъ непріятнымъ чувствомъ, когда въ развиваемомъ
ряду представленій (въ статьѣ, въ рѣчи и пр.) члены расположены не
по ихъ внутренней связи; ибо всякій «разрывъ нити», всякій «скачокъ»
въ иную область (къ новому предмету, къ новой темѣ) вынуждаетъ чи-
тателя или слушателя подавить вызванную группу представленій и вос-
производить новую, до тѣхъ поръ незатронутую. Нецѣлесообразность этой
излишней работы сказывается въ томъ, что позднѣе придется таки вер-
нуться къ прерванному ряду мыслей; нри надлежащемъ расположеніи ма-
теріала можно было бы избѣжать этого и достигнуть намѣченной цѣли съ
меньшими усиліями *).
§ 8.	Другая реакція неудовольствія возбуждается всякій разъ, какъ
въ наше мышленіе закрадывается противорѣчіе. Здѣсь расточеніе силъ вы-
ражается въ неизбѣжныхъ, но тщетныхъ попыткахъ устранить одно изъ
взаиино-противорѣчащихъ представленій, или же освободиться отъ проти-
9
ворѣчія при помощи третьяго (рѣшающаго) представленія. А потребность
отдѣлаться отъ противорѣчія сама-по-себѣ указываетъ лишь на стремленіе
къ сбереженію силъ; ибо при разрѣшеніи противорѣчія вообще два несход-
ныхъ представленія, требующія для апперцепціи двѣ различныя группы пред-
ставленій, должны быть сведены къ одному.
§ 9.	Слѣдуетъ упомянуть, наконецъ, еще одинъ случай, гдѣ чувство
неудовольствія отъ расточенія силъ подчасъ интенсивнѣе сильной печали,
имѣющей за себя объективныя основанія. Таково, напр., ожиданіе вѣсти
о несчастій, когда печальная увѣренность была бы легче, чѣмъ < мучитель-
ная» неизвѣстность. Въ подобномъ состояніи одно представленіе (ожидае-
мая вѣсть) тревожно колеблется между двумя противоположными аппер-
цепціями—подтвержденіемъ и отрицаніемъ; такъ какъ ни то, ни другое
не сбывается, то душа лишена опорной точки, въ которой она могла бы
сосредоточить развиваемыя силы, и принуждена тратить ихъ по-пусту.
То же повторяется, съ нѣкоторыми измѣненіями, и при сомнѣніи, и при
неясности мысли *).
§ 10.	Приведенныхъ примѣровъ достаточно, чтобы обнаружить жи-
вѣйшій интересъ души къ тратѣ силъ. Вообще же нужно сказать, что
чувство неудовольствія—болѣе чуткій показатель для расточенія силъ,
чѣмъ удовольствіе—для ихъ сбереженія. Этого и слѣдовало ожидать: по
той же причинѣ нормальный ходъ отправленій организма сознается не
такъ ясно, какъ опасность ихъ нарушенія.
Теперь наша ближайшая задача—выяснить значеніе принципа наи-
меньшей мѣры силъ въ умственной дѣятельности, въ «жизни представ-
леній».
III.
§ 11.	По мнѣнію одного остроумнаго современнаго писателя, въ ум-
ственной дѣятельности человѣчества чрезвычайно много силъ пропадаетъ
даромъ. Всему виной, по его словамъ, склонность человѣка къ система-
тизаціи 6). Она оказывается, съ этой точки зрѣнія, нецѣлесообразнымъ
стремленіемъ болѣе развитого мышленія. Но на чемъ основано столь не-
благопріятное сужденіе о «безполезномъ» мотовствѣ? На сравненіи неизмѣ-
римой массы потраченныхъ силъ съ ничтожной суммой добытыхъ истинъ—
критерій, не считающійся съ тѣми психологическими (соотносительно—
физіологическими) условіями, при которыхъ вообще совершается душевная
дѣятельность.
§ 12.	Напротивъ, съ точки зрѣнія общихъ условій душевной ра-
боты, всякая система, какъ таковая, достигаетъ значительнаго сбереженія
силъ. При систематизаціи происходитъ организація группъ представленій,
при чемъ центральное мѣсто въ сознаніи отводится особо важному ком-
плексу представленій; вокругъ же него, въ надлежащемъ порядкѣ, распо-
лагаются другія представленія. Совокупность представленій, объединен-
ныхъ теоретическимъ интересомъ индивида, получаетъ распорядокъ, орга-
низуется. Только такимъ путемъ сознаніе впервые возвышается надъ на-
личнымъ запасомъ представленій и лучше осваивается съ нимъ. Но
тѣмъ самымъ всѣ постановки вопросовъ получаютъ единое, общее рѣшеніе,
10 —
т. е. всѣ они апперципируются посредствомъ одной лишь группы — цен-
тральнаго представленія системы; кромѣ того, воспроизведеніе атой группы
становится все легче и понятнѣе, благодаря ея благопріятному положенію
и частому примѣненію. Наконецъ, всякая новая проблема тотчасъ же на-
ходитъ соотвѣтственное мѣсто въ ряду родственныхъ ей проблемъ и
получаетъ свое апперцептивное рѣшеніе чрезъ ея отношеніе къ централь-
ному представленію.
§ 13.	Своимъ дѣйствительнымъ или мнимымъ совершенствомъ си-
стема гарантируетъ насъ отъ назойливости всевозможныхъ спеціальныхъ
вопросовъ; своей дѣйствительной или мнимой законченностью она предо-
ставляетъ намъ всѣ преимущества чувства увѣрепности. Всѣ выводы изъ
основнаго центральнаго представленія системы въ свою очередь подкрѣп-
ляютъ ее, связываютъ ее воедино, поддерживая и отдѣльныя части и
цѣлое.
Но все это—моменты сбереженія силъ.
IV.
§ 14.	Есть другого рода операціи, гдѣ сбереженіе силъ выступаетъ
еще ярче. Ихъ примѣненіе основывается на пріобрѣтеніи, одинаково свой-
ственнномъ и душѣ, и физическому организму. Благодаря этому, примѣ-
няемыя въ нихъ понятія, оставляя въ сторонѣ ихъ особую, специфическую
природу, можно разсматривать лишь какъ общія средства душевной дѣя-
тельности, наравнѣ съ чувствами, хотѣніями, движеніями. Почему душа
избираетъ именно это представленіе, между тѣмъ какъ другое, само по
себѣ, могло бы сыграть ту же роль и даже лучше? При даннаго рода
операціяхъ—я хотѣлъ бы назвать ихъ апперцепціями, опредѣляемыми
преимущественно физіологически — отвѣтъ сводится къ тому, что душа
выбираетъ то, а не другое представленіе просто по привычкѣ, какъ по
привычкѣ же она отдаетъ предпочтеніе тому или другому акту воли, тому
или иному дѣйствію.
§ 15.	Многочисленность привычныхъ апперцепцій извѣстна. Для оцѣнки
вещей и отношеній мы выбираемъ представленія, внушенныя намъ вос-
питаніемъ, склонностью, профессіей, «принципами» потому что мы при-
выкли апперципировать посредствомъ такихъ представленій. Склонность
судить о вещахъ—и новыхъ и давно извѣстныхъ—по привычному шаб-
лону, а также и причина многочисленныхъ привычныхъ реакцій коренится
въ стремленіи нашей души производить данную работу съ наименьшей
мѣрой силъ. Привычныя реакціи легче всякихъ другихъ: отсюда и при-
страстіе къ нимъ нашей души.
§ 16.	Роль привычки въ сбереженіи силъ отмѣчалъ еще I. Фризъ
(Ргіез), на что за послѣднее время обратилъ должное вниманіе А. Горвицъ.
(Нопѵііг). Фризъ®) различаетъ пассивную и активную привычку;'первая
смягчаетъ впечатлѣніе, получаемое отъ внѣшнихъ раздраженій, вторая об-
легчаетъ выполненіе физической и душевной дѣятельности ’). Такимъ об-
разомъ цѣлесообразность пассивной привычки основывается на томъ, что
съ ея помощью душа становится болѣе независимой отъ внѣшнихъ влія-
ній. Фризъ прекрасно выяснилъ, въ чемъ состоитъ истинная цѣлесообраз-
11
ность облегченія, производимаго активной привычкой: «Внутреннее дѣйствіе
привычки постоянно измѣняетъ отношеніе рефлексіи къ ассоціаціи, отношеніе
логическаго хода мыслей къ ихъ теченію по памяти... Привычка непрерывно
сокращаетъ произвольную дѣятельность разсудка въ пользу ассоціаціи.
Всякая практика, все обученье состоитъ въ томъ, что привычка направ-
ляетъ теченіе ассоціацій въ сторону цѣлей разсудка, такъ что непосред-
ственная дѣятельность послѣдняго мало-по-малу устраняется... Даже
внутреннее вліяніе привычки на нашу дѣятельность состоитъ, очевидно,
въ томъ, что послѣдняя становится механической, что по отношенію къ
ней мы перестаемъ, нуждаться въ какомъ-либо внѣшнемъ толчкѣ; что не
только не приходится обдумывать частностей, но и цѣлое выходитъ какъ-
то само собой» (167 и сл.).
§ 17.	Въ переводѣ на языкъ современной психологіи вто значитъ,
что въ привычной апперцепціи: 1) участвуетъ представленій не больше, чѣмъ
необходимо; 2) подходящія, группы представленій находятся тотчасъ же,
а не выискиваются послѣ раздумья (т. е. дальнѣйшихъ, посредствующихъ
апперцепцій), и, наконецъ, 3) такимъ образомъ не только ограниченныя
и организованныя апперцепирующія группы представленій, ясно со-
знаются во всѣхъ ихъ частяхъ—какъ лучше всего видно при выполненіи
сложныхъ, но привычныхъ движеній,—но и достигается сбереженіе со-
знанія по напряженности.
§ 18.	Для насъ станетъ еще’ яснѣе, что привычка указываетъ на
стремленіе души къ сбереженію силъ, когда мы обратимъ вниманіе на не-
привычное—прямую противоположность привычнаго. Я увѣренъ, что почти
всѣ представляютъ себѣ «непривычное» не безъ тѣни—хотя бы и самой
легкой—непріятнаго чувства; во всякомъ случаѣ, каждый переживалъ это
непріятное чувство, когда ему дѣйствительно приходилось думать о не-
привычныхъ вещахъ. Это происходитъ просто потому, что мысль о не-
привычномъ есть въ то же время непривычная, т. е. работающая напря-
женнѣе обычнаго мысль. Когда намъ приходится почему-либо—благодаря
ли новому открытію, или разговору, книгѣ и т. д.—считаться съ пред-
ставленіемъ, котораго еще не было среди нашихъ представленій, прочно
связанныхъ между собою, сложившихся въ систему,—то мы испытываемъ
явное нерасположеніе, душевную боязнь предъ непривычнымъ, предъ необ-
ходимостью мыслить о новомъ. Такая мысль, такое представленіе «не
даютъ намъ покоя», и мы реагируемъ на нихъ чувствомъ неудовольствія,
какъ и въ указанныхъ выше (§§ 7—9) случаяхъ нецѣлесообразнаго упо-
требленія силъ.
§ 19.	Какъ въ непріятномъ чувствѣ, вызываемомъ непривычной
мыслью, пассивно проявляется стремленіе души къ сбереженію силъ, такъ
и въ -ея активныхъ порывахъ избавиться отъ докучливаго представленія
мы можемъ обнаружить ту же тенденцію. И выборъ средствъ для этой
цѣли опять-таки подтверждаетъ принципъ наименьшей траты силъ. •
Правда, на первьф разъ кажется, что у души нѣтъ иного выбора,
какъ устранить изъ сознанія гнетущее представленіе. Она можетъ достиг-
нуть такого результата, стараясь не думать больше о немъ, забыть его.
Однако, какъ при преднамѣренномъ, такъ и при непроизвольномъ стрем-
леніи забыть, эффектъ наступаетъ не сразу; да и надолго-ли? Каждое но-
12 —
вое воспоминаніе заставило бы насъ снова приниматься за ту же работу.
Поэтому, забвеніе, какъ облегчающее средство, лишь тогда сотвѣтствуетъ
принципу цѣлесообразности, когда никакіе другіе пути немыслимы. Такъ
бываетъ, напр., ври смерти любимаго человѣка; тутъ, впрочемъ, дѣло
идетъ не о теоретическихъ представленіяхъ.
§ 20.	При теоретическомъ же мышленіи душа располагаетъ еще од-
нимъ средствомъ сократить требуемыя лишнія усилія почти до привычной
мѣры силъ: она можетъ воспринять это новое представленіе, но все непри-
вычное въ немъ превратить въ привычное. Другими словами, съ помощью
ассоціаціи она сводитъ новое на старое, чуждое—на обычное, неизвѣстное—
на извѣстное, непонятое—на то, что уже понято и составляетъ наше ум-
ственное богатство. При такихъ условіяхъ нѣтъ нужды въ чрезвычайной
тратѣ силъ, чтобы думать о непривычномъ представленіи: оно мыслится
посредствомъ давнопривычныхъ представленій, причемъ обычными средствами
достигается большій результатъ. Слѣдовательно, здѣсь душевная дѣятель-
ность вполнѣ согласуется съ принципомъ наименьшей суммы силъ. 8) И
дѣйствительно, въ сферѣ теоретическаго мышленія только въ томъ случаѣ,
когда не удается привести неизвѣстное къ извѣстному, непонятое—къ
къ прежде понятому,—только тогда душа въ силу необходимости прибѣгаетъ
къ послѣднему, хотя и сомнительному по результатамъ, исходу: она забы-
ваетъ или игнорируетъ.
§ 21.	Такимъ образомъ, основу процесса теоретической апперцепціи,
который послужитъ намъ исходнымъ пунктомъ для раскрытія принципацѣле-
сообразности въ теоретической душевной дѣятельности,—эту основу мы
нашли въ самомъ принципѣ наименьшей мѣры силъ: стремленіе апперци-
пировать есть не что иное, какъ стремленіе души къ сбереженію силъ.
V.
§ 22.	Если основа теоретическихъ апперцепцій, какъ мы видѣли, со-
стоитъ въ принципѣ наименьшей мѣры силъ, то вліяніе послѣдняго должно
сказаться въ экономномъ выполненіи самаго процесса апперцепціи. Оно,
безъ сомнѣнія, и сказывается въ томъ, что сумма апперцеппрующихъ
представленій доводится до минимума, необходимаго для апперцепцій. У
сравнительно-научнаго сознанія стремленіе ограничиться при апперцепціи
возможно-меньшимъ воспроизведеніемъ представленій проявляется въ по-
требности единства и въ требованіи избѣгать всего излишняго. Первая
коренится въ нерасположеніи дѣлать двумя способами то, чего можно до-
стигнуть однимъ; второе вытекаетъ изъ нежеланія пускать въ ходъ сред-
ства, ни мало не содѣйствующія достиженію намѣченной цѣли.
§ 23.	Когда средствомъ болѣе точнаго опредѣленія становится рѣчь,
то ограниченіе апперцепирующей группы происходитъ почти инстинктивно.
Чѣмъ неопредѣленнѣе и расплывчатѣе сумма представленій, обозначаемыхъ
словомъ, тѣмъ болѣе произнесеніе послѣдняго вызываетъ лишнихъ и не-
умѣстныхъ представленій. Поэтому потребность въ сбереженіи силъ (она
совпадаетъ здѣсь съ потребностью обмѣнивающихся словами легче и скорѣе
понимать другъ друга) должна подходящими средствами сократить сумму вы-
зываемыхъ звукомъ представленій до минимума, необходимаго для предпо-
— 13 —
лагаемой апперцепціи. Достигнуть этого можно двумя путями. Во-первыхъ,
звукъ удерживаетъ все разнообразіе обозначаемыхъ имъ представленій, но
каждое изъ его значеній опредѣляется второй группой представленій, ко-
торая связывается съ прежней при помощи добавочнаго звука. Здѣсь мы
не будемъ слѣдить за тѣмъ, какъ нто опредѣленіе, прилагаемое вначалѣ
къ корнямъ, становится все цѣлесообразнѣе по мѣрѣ развитія языка. Од-
нако, чтобы дать общее понятіе о процессѣ атого опредѣленія значеній, мы
приводимъ здѣсь одно мѣсто изъ книжки Авг. ПІлейхера ®): «Исходнымъ
пунктомъ въ развитіи каждаго языка были значущіе звуки, простѣй-
шіе звуковые символы для созерцаній, представленій, понятій; они выпол-
няли всевозможныя функціи, т. е. замѣняли собою любую грамматическую
форму, между тѣмъ какъ никакихъ названій, никакихъ «Органовъ» для
атихъ функцій еще не было. Такимъ образомъ, въ эту первоначальную
пору жизни языка не было ни глаголовъ, ни именъ, ни спряженій, ни
склоненій и пр. Мы попытаемся, по крайней мѣрѣ, наглядно показать это
на единичномъ примѣрѣ. Древнѣйшей формой для словъ, въ родѣ современ-
ныхъ нѣмецкихъ: ТЬаѣ (дѣло), деѣЬап (сдѣланный), ІЬие (дѣлай), ТЪаІег
(дѣятель), ІЬаіі# (дѣятельный), въ эпоху возникновенія древняго индо-
германскаго языка было дЪа, такъ какъ это Шіа (зеігеп = ІЬип, древне-
инд.—Ма, древне-бактр.—да, греч.—Эе, литовск. и славян.—де — русск.
Ль, готск.—да, верхне-герм.—іа) оказывается общимъ корнемъ всѣхъ
этихъ словъ... На болѣе поздней ступени развитія индо-германскаго языка,
чтобы обозначить извѣстныя отношенія, произносили корни, которые тогда
были еще особыми словами, два раза и присоединяли къ нимъ другое
слово, второй корень; но оба эти элемента еще не утрачивали своей са-
мостоятельности. Такъ, чтобы обозначить первое лицо настоящаго времени,
говорили: дЪа дііа та; однако, въ дальнѣйшей жизни языка эти эле-
менты слились, корни, по свойственной имъ способности, измѣнились, и
такимъ путемъ образовалось дЪадЪ&тг (др.-инд.—дадМті, др.-бактр.—
дадк&ті, греч.—ті8т;ри, др. верхне-герм.—ібт, іиот вмѣсто іёібті, нов.
верхне-герм.—(кие). Въ древнѣйшемъ дка таились разнообразныя грамма-
тическія отношенія, и глагольныя, и именныя, съ ихъ видоизмѣненіями;
но всѣ они были еще неразвиты и недифференцированы, чтд можно и те-
перь наблюдать въ языкахъ, которые замерли на простѣйшей ступени
развитія». Такимъ способомъ языкъ опредѣляетъ и отграничиваетъ аппер-
ципирующія—или, въ свою очередь, апперципируемыя суммы представленій.
§ 24.	То же самое разграниченіе значеній совершается и другимъ
способомъ. Группы представленій, которыя прежде всѣ вмѣстѣ обозначались
однимъ или нѣсколькими словами, при дальнѣйшемъ развитіи языка обо-
собляются и одной своей частью подводятся подъ одно, другой — подъ
другое слово; слѣдовательно, къ каждому отдѣльному слову теперь соотно-
сится точнѣе выдѣленный и рѣзче отграниченный рядъ апперцепцій.
Л. Гейгеръ, приводя, въ видѣ историческихъ примѣровъ, нѣмецкія слова:
<іег Яее (озеро) и <ііе 8ее (море), Веіі (ложе) и Вееѣ (гряда), спра-
ведливо замѣчаетъ, что склонность создавать разныя значенія не утрати-
лась и до сихъ поръ *°).
§ 25.	Изъ только что сказаннаго до нѣкоторой степени видно, по-
чему языкъ оказывается пріобрѣтеніемъ, въ высшей степени цѣлесообраз-
14 —
нылъ и сберегающимъ силы. Слѣдующій отдѣлъ представляетъ и другіе
доводы въ пользу цѣлесообразнаго дѣйствія языка. Языкъ—наше неотъ-
емлемое богатство, которое мы нажили, слѣдуя принципу наименьшей
мѣры силъ; да и самое развитіе языка совершается по тому же прин-
ципу “).
VI.
§ 26.	Теперь мы разсмотримъ теоретическія апперцепціи со стороны
ихъ продуктивности. Онѣ обязаны своимъ возникновеніемъ потребности
облегчать мышленіе; изъ двухъ облегчающихъ представленій; требую-
щихъ одинаковой траты силъ, наиболѣе соотвѣтствуетъ принципу цѣлесо-
образности то, которое вмѣстѣ съ облегченіемъ даетъ еще нѣчто, а именно
бблыпій результатъ. Бблыпій же результатъ даютъ тѣ теоретическія ап-
перцепціи, которыя ведутъ къ пониманію; такъ какъ лучше развитое со-
знаніе рѣзче реагируетъ на цѣлесообразную или нецѣлесообразную трату
силъ чувствомъ удовольствія или неудовольствія, то оно живѣе и сильнѣе
стремится къ пониманію. Интенсивность втого стремленія служитъ по-
казателемъ того значенія, какое принципъ наименьшей траты силъ имѣетъ
для утонченнаго мышленія, потому что склонность къ пониманію, какъ
и стремленіе къ теоретическимъ апперцепціямъ вообще, вытекаетъ именно
изъ этого принципа.
§ 27.	Чтобы лучше характеризовать пониманіе, какъ видъ теорети-
ческой апперцепціи, мы укажемъ на его отличіе отъ другой теоретической
апперцепціи—отъ узнаванія вновь. Задача того и другого—превратить неиз-
вѣстное въ извѣстное; они рѣшаютъ ее, выясняя неизвѣстное съ помощью
извѣстнаго. Но представленіе, содержащее въ себѣ извѣстное, можетъ быть
двухъ родовъ: или частнымъ, или общимъ; единичнымъ представленіемъ,
или понятіемъ. Въ первомъ случаѣ опредѣляющее представленіе — одного
порядка съ опредѣляемымъ; во второмъ—опредѣляемое подчинено опредѣ-
ляющему. Въ первомъ случаѣ вто и есть и узнаваніе вновь—содержаніе
опредѣляемаго представленія ничуть не обогащается; совсѣмъ не то во вто-
ромъ случаѣ, при опредѣленіи частнаго посредствомъ общаго. Къ апперцеп-
ціямъ второго рода относится и пониманіе **). Обогащая содержаніе опре-
дѣляемаго представленія посредствомъ общаго понятія безъ лишней траты
силъ, пониманіе лучше всего характеризуетъ теоретическіе пріемы души:
оно—теоретическая апперцепція раг ехсеПепсс.
§ 28.	Но вмѣстѣ съ тѣмъ пониманіе есть теоретическая апперцеп-
ція также раг ргёГёгепсе, что видно изъ большого соотвѣтствія такой ап-
перцепціи чрезъ понятія съ принципомъ наименьшей суммы силъ. Общее
понятіе не только даетъ возможность удерживать въ сознаніи, безъ, су-
щественно большей траты силъ, представленіе о данномъ объектѣ и даже
обогатить его содержаніе, но простираетъ свое дѣйствіе и на цѣлый рядъ
другихъ представленій, однородныхъ или только, сходныхъ съ даннымъ. Въ
сознаніи выступаетъ не только все содержаніе, посредствомъ котораго до-
стигается пониманіе, но и всѣ объекты, какіе только могутъ быть
подведены подъ него. Такъ, въ примѣрѣ, взятомъ у Штейнталя (см. § 4),
вмѣстѣ съ общимъ понятіемъ «животнаго» не только мыслится все содер-
— 15 —
жаніе этого понятія, но, кромѣ того, въ сознаніи пробуждаются воспоми-
нанія о всѣхъ существахъ, сходныхъ съ зоофитомъ; вмѣстѣ съ тѣмъ яв-
ляются и антиципаціи (предвосхищенія) объектовъ: «если я встрѣчу нѣчто
подобное, я уже буду знать, чтб это такое».
§ 29.	Возможность апперцепцій чрезъ понятія съ столь богатымъ и
разностороннимъ содержаніемъ объясняется тѣмъ, что душа удѣляетъ раз-
личнымъ представленіямъ неодинаковое, по напряженности, сознаніе. Такъ
какъ сознаніе представляетъ собою конечную величину, то у души остается
лишь одно средство неопредѣленно увеличивать число наличныхъ представ-
леній, а именно—удѣлять представленіямъ все меньшую и меньшую сте-
пень напряженности сознанія: съ той же величиной сознанія она охва-
титъ больше представленій, если будетъ мыслить ихъ съ меньшимъ на-
пряженіемъ. Это бережливое отношеніе къ сознанію мы уже встрѣчали въ
явленіи привычки и усмотрѣли въ немъ моментъ подчиненія душевной
дѣятельности принципу наименьшей мѣры силъ Х8).
Иногда, какъ вообще въ теоретическомъ мышленіи, важно не только
самое опредѣленіе, но и изобиліе представленій. Въ такихъ случаяхъ
принципъ цѣлесообразности требуетъ, чтобы развиты были, хотя и не яр-
кія, но многочисленныя представленія. Мышленіе чрезъ понятія какъ разъ
удовлетворяетъ атому требованію; здѣсь формула логики: «содержаніе поня-
тія находится въ обратномъ отношеніи къ его объему»—сходится съ пси-
хологическимъ закономъ, по которому степень напряженности представленій
обратно пропорціональна ихъ числу '*).
VII.
§ 30.	Пониманіе—сказали мы—есть теоретическій методъ души
раг ехсеііепсе и раг ргёГёгепсе. Точно также мы хотѣли бы называть
«наукою», въ строгомъ смыслѣ слова, ту изъ наукъ, задача которой—
понимать явленія различныхъ областей опыта, въ противоположность
тѣмъ, которыя лишь констатируютъ и описываютъ ихъ. Не нужно ду-
мать, будто этимъ мы оцѣниваемъ различіе между науками; мы хотѣли
только указать на существованіе такихъ наукъ, для которыхъ самое
стремленіе къ пониманію было причиною ихъ возникновенія и развитія.
§ 31.	Съ этимъ фактомъ мы желали связать вопросъ: принадле-
житъ-ли наука, такъ гордо провозгласившая себя «наукой наукъ»,—при-
надлежитъ-ли философія къ числу наукъ, задача которыхъ состоитъ въ
пониманіи?
До сихъ поръ философія еще не собралась дать рѣшительнаго от-
вѣта на столь простой и ясный, повидимому, вопросъ. Можно-ли ссылаться
въ отвѣтъ хотя бы на общепризнанное опредѣленіе философіи, когда все
еще «нѣтъ философіи, хотя есть много философій?» Я вовсе не имѣю
претензіи дать окончательное рѣшеніе затронутаго вопроса, но не отри-
цаю, что слѣдующія страницы представятъ его индивидуальную поста-
новку и рѣшеніе, по крайней мѣрѣ, съ одной стороны. Поставивъ во-
просъ, я не искалъ его логическаго рѣшенія: я имѣлъ въ виду его исто-
рическое рѣшеніе, и послѣднее, въ самомъ дѣлѣ, возможно. Что вопросъ
рѣшится въ утвердительномъ смыслѣ,—въ этомъ не могъ бы сомнѣваться
— 16 —
человѣкъ, хотя поверхностно знакомый съ исторіей философіи. Каж-
дая система, лишь только она ближе подходила , къ своей задачѣ, всегда
стремилась къ пониманію; даже философскія изысканія, критически из-
слѣдующія постижимость міра и т. п., косвенно свидѣтельствуютъ объ
общемъ стремленіи философіи—стремленіи понимать.
§ 32.	И такимъ образомъ заодно, въ принципѣ наименьшей мѣры
силъ, мы найли бы основу всѣхъ теоретическихъ апперцепцій, всякаго
стремленія къ пониманію, -всѣхъ объяснительныхъ наукъ вообще, и, въ
частности, корень философіи.
Б. Задача философіи.
I.
§ 33.	Цѣлесообразность пониманія, какъ видно изъ предшествую-
щихъ параграфовъ, основывается па двухъ моментахъ: какъ теоретиче-
ской апперцепціи вообще—на сведеніи неизвѣстнаго къ извѣстному; какъ
апперцепціи чрезъ понятія въ частности—на подведеніи подъ общее по-
нятіе. Оба эти момента составляютъ не только основу цѣлесообразности
пониманія, но и условія самаго пониманія; это—два неизбѣжныхъ требо-
ванія, безъ выполненія которыхъ пониманіе вообще не можетъ имѣть мѣ-
ста. Нѣкоторое общее понятіе и нѣчто извѣстное—суть средства, орудія
или факторы пониманія. Разъ не достаетъ одного изъ нихъ,—никакіе ду-
шевные процессы, какъ бы они ни были богаты, не приведутъ къ пониманію.
§ 34.	Съ помощью указанныхъ факторовъ весьма просто опредѣ-
ляются и предѣлы пониманія, по крайней мѣрѣ, предварительно, но вполнѣ
достаточно для нашихъ цѣлей. Разъ дано представленіе, которое счи-
тается извѣстнымъ, даны и предѣлы пашего пониманія: гдѣ кончаются
соотвѣтствующія понятія, тамъ прекращается и пониманіе. Понятія' же
можно расположить въ рядъ отъ абсолютно-простого, или понятія объ
абсолютно-простомъ, до абсолютно-общаго, или понятія объ абсолютно-
всеобщемъ. Въ абсолютно-простомъ понятіи пониманіе встрѣчаетъ свой
«низшій» предѣлъ, ибо подъ такое понятіе нельзя подвести болѣе про-
стого; въ абсолютно-общемъ понятіи пониманіе достигаетъ своего наиболѣе
«высокаго» предѣла, такъ какъ не можетъ быть еще болѣе общаго понятія,
которому подчинялось бы абсолютно-общее. Поэтому всѣ науки, имѣющія
цѣлью пониманіе, считаютъ свое дѣло поконченнымъ, если, посредствомъ
понятій, онѣ, съ одной стороны, разложатъ свой матеріалъ на его про-
стѣйшіе элементы, а съ другой—выведутъ изъ него тѣ понятія, которыя
полнѣе всего охватываютъ совокупность явленій, т. е., выведутъ самыя
общія понятія и основные или наивысшіе законы.
§ 35.	Законы—тоже апперцепціи чрезъ понятія; но они относятся
не къ свойствамъ однородныхъ вещей, какъ понятія въ строгомъ смыслѣ
слова, а къ свойствамъ однородныхъ событій *’). Поэтому исканіе зако-
новъ составляетъ точно такое же стремленіе къ пониманію, какъ и стрем-
леніе мыслить понятіями, и, подобно послѣднему, вытекаетъ изъ прин-
ципа наименьшей мѣры силъ. Такимъ образомъ, и объективное значеніе
закона, замѣтимъ мы здѣсь, одинаково съ объективнымъ значеніемъ по-
— 17 —
нятія; объективное значеніе ихъ основано лишь на опытѣ, относящемся
къ подводимымъ подъ нихъ единичнымъ вещамъ и событіямъ.
§ 36.	Функція понятія и закона—охватывать, подчинять себѣ еди-
ничныя представленія о вещахъ и событіяхъ. Они выполняютъ ее, заим-
ствуя и соединяя въ себѣ только общіе признаки всѣхъ единичныхъ
представленій, и тѣмъ какъ нельзя больше удовлетворяютъ принципу сбе-
реженія силъ. Соединяя въ себѣ общіе признаки, понятіе и законъ обра-
зуютъ логическое единство и воспроизводятъ имъ матріальную единичность
отдѣльныхъ представленій (о вещахъ или событіяхъ). Какъ единичныя пред-
ставленія находятъ свое единство въ общемъ понятіи или, соотвѣтственно, въ
законѣ, такъ и низшія изъ понятій объединяются, въ свою очередь, въ высшія
понятія и законы; этотъ рядъ заканчивается самыми высшими, всеоб-
щими понятіями и законами, которыя содержатъ высшія единства, т. е.
охватываютъ всеобщее. Такъ раскрывается принципъ наименьшей мѣры
силъ, составляющій основу стремленія къ пониманію, основу всякаго
стремленія къ единству вообще, и къ высшему единству — въ особен-
ности.
§ 37.	’ Поэтому представленіе о нѣсколькихъ высшихъ единствахъ все
еще противорѣчитъ нашему принципу; для утонченнаго сознанія Зта множе-
ственность представляется бременемъ, связаннымъ съ чувствомъ интеллек-
туальнаго неудовольствія. Доказательство тому—исторія развитія человѣ-
ческой мысли, которая, несмотря на всѣ разочарованія, снова и снова
рвется къ своей цѣли: сократить число высшихъ единствъ хотя бы до
двухъ, а два послѣднія, если возможно, свести къ одному.
II.
§ 38.	Изъ всего хода нашихъ мыслей само собою ясно, каково
должйо быть содержаніе искомаго высшаго единства въ сферѣ теоретиче-
скаго мышленія: это—обобщеніе всего, чтЬ дано намъ въ опытѣ. Содер-
жаніе высшаго единства, высшаго понятія неизбѣжно должно относиться
къ всеобщему и, слѣдовательно, къ совокупности сущаго.
§ 39.	Здѣсь не мѣсто изслѣдовать, существуетъ-ли это высшее
единство, т. е. отвѣчаетъ-ли совокупность всего, даннаго въ опытѣ, вы-
ставленному требованію только потому, что она дѣйствительно содержитъ
общіе матеріальные элементы. Здѣсь мы только отмѣтили стремленіе къ выс-
шему единству, потому что въ немъ таится стремленіе мыслить въ по-
нятіи единое цѣлое. Мы могли бы отмѣтить этотъ фактъ и на дуализмѣ,
ибо все же его дѣленіе міра на двѣ противоположности свидѣтельствуетъ и
о мышленіи, обращенномъ къ цѣлому; но намъ казалось, что стремленіе
къ конечному высшему единству лучше выражаетъ потребность мыслить
совокупность сущаго, какъ понимаемое.
§ 40.	Гдѣ же мышленіе, обращенное къ цѣлому, нашло свое науч-
ное развитіе? Понятно, что мы не можемъ искать его въ тѣхъ дисцип-
линахъ, которыя имѣютъ дѣло съ отдѣльными частями, областями или
сторонами даннаго въ опытѣ. Напротивъ, слѣдуетъ ожидать, что суще-
ствуетъ особое научное мышленіе, считающее своей задачей,—въ проти-
воположность наукамъ въ тѣсномъ смыслѣ слова,—научное пониманіе цѣ-
18 —
лаго. Слѣдовательно, такое научное мышленіе должно отличаться отъ частныхъ
наукъ объемомъ понятія о своемъ объектѣ по содержанію же втого понятія—
должно стоять въ самой тѣсной связи съ нимъ. Ибо содержаніе вто встрѣ-
тится намъ по частямъ въ объектахъ отдѣльныхъ наукъ, хотя бы и въ
самой неопредѣленной формѣ; какъ наивысшее понятіе, оно должно возвы-
сить частное пониманіе наукъ до самаго всеобщаго пониманія.
§ 41.	Такое научное мышленіе, направленное на цѣлое, дѣйстви-
тельно существуетъ: по свидѣтельству исторіи это—философія.
Если мы вспомнимъ, что мышленіе, направленное на цѣлое, имѣетъ
средствомъ—понятія, а цѣлью пониманіе, и что опредѣляй ся оно прин-
ципомъ наименьшей мѣры силъ, то мы можемъ, по сказанному, разумѣть
подъ философіей—ставшее научнымъ стремленіе мыслить совокупность дан-
наго въ опытѣ съ наименьшей тратой силъ.
§ 42.	Совокупность же того, чтЬ дано—и, съ другой стороны, того,
что можетъ быть дано вообще въ опытѣ мы называемъ міромъ. Повтому
философія есть мышленіе о мірѣ по принципу наименьшей мѣры
силъ.
Чаетъ вторая—главная.
А. Методъ философіи.
I.
§ 43.	Такъ какъ философія для рѣшенія своей задачи нуждается
въ обособленіи и развитіи частныхъ наукъ, то наше изслѣдованіе ставитъ
ее въ концѣ ряда наукъ. Но, съ другой стороны, по свидѣтельству исто-
ріи, философія была самой ранней изъ наукъ. Это также вытекало изъ
самой ея сущности: самыя общія понятія подчиняютъ себѣ представленія
обо всѣхъ единичныхъ вещахъ и тѣмъ обусловливаютъ пониманіе ихъ;
потому, если мышленіе овладѣваетъ самыми общими понятіями, то стрем-
леніе къ пониманію удовлетворяется легче и проще всего; но чтобы
овладѣть высшими понятіями, мысль должна сосредоточиться на сово-
купности даннаго въ опытѣ. Итакъ прежде всего мышленіе должно было
обратиться къ этой совокупности, и философія, согласно съ принципомъ
наименьшей мѣры силъ, должна была стать во главѣ развитія мышле-
нія, направленнаго къ пониманію. По тому же принципу происходило и
дальнѣйшее развитіе философіи, состоящее въ большей и большей опре-
дѣленности или детерминаціи, которая опять-таки стоитъ подъ принципомъ
наименьшей мѣры силъ. Для послѣдующаго не безполезно будетъ бросить
взглядъ на этотъ процессъ.
§ 44.	Требованіе, чтобы Понятіе о единичныхъ вещахъ дѣйствитель-
но подчинялись поставленному общему понятію,—полагаетъ начало прогрессу
детерминаціи. Но приложимость общбго понятія можетъ соразмѣряться
лишь съ суммой общихъ признаковъ всѣхъ единичныхъ вещей, которыя
подъ него должны подводится. Поэтому, лишь только будетъ намѣчено общее
понятіе, необходимо убѣдиться, можно ги подчинить ему единичныя вещи,
т. е. содержится ли въ нихъ вся сумма признаковъ общаго понятія.
19 —
Вотъ одинъ способъ построить правомѣрное общее понятіе; другой со-
стоитъ въ томъ, что сначала отыскиваютъ общіе признаки единичныхъ
вещей, а затѣмъ логически связываютъ ихъ въ соотвѣтствующее общее по-
нятіе. Никогда нельзя пользоваться исключительно однимъ изъ втихъ спо-
собовъ; но и при томъ, и при другомъ, спеціальное пониманіе всегда ос-
тается неизбѣжнымъ условіемъ высшаго, наиболѣе общаго пониманія. Спе-
ціальное пониманіе лишь помогаетъ философіи построить примѣнимое общее
понятіе или контролировать примѣнимость уже построеннаго. Вмѣстѣ съ
тѣмъ начинается дифференціація научнаго, направленнаго къ пониманію,
мышленія и обособленіе спеціальныхъ наукъ.
§ 45.	Спеціальныя науки стоятъ въ двойной связи съ философіей:
связь ата основана на единствѣ личности мыслителя и на единствѣ цѣли,
которая сводится къ указанной выше служебной роли спеціальныхъ наукъ.
Но связь перваго рода оказывается совершенно случайной. Философъ по
мѣрѣ своихъ силъ занимается и спеціальными науками; но лишь только
развитіе изучаемыхъ областей превыситъ силы отдѣльнаго человѣка, тотчасъ
начинается раздѣленіе труда, и изслѣдователь-спеціалистъ предъявляетъ
свои права на одну область за другой изъ числа тѣхъ, изученіе которыхъ
входило прежде въ задачи философіи. Задача философіи, философской ра-
боты ограничиваются, зато опредѣляется настоящая область философіи:
теперь уже не дѣло философіи, какъ таковой, выработывать тѣ науки,
которыя обособились отъ нея, хотя и остались по отношенію къ ней
вспомогательными. По мѣрѣ того, какъ выдѣляются и пріобрѣтаютъ само-
стоятельность спеціальныя изслѣдованія, задача философіи все болѣе и
болѣе ограничивается. Если въ данное время находятся «философы», изу-
чающіе въ видѣ пособія спеціальныя науки, то это не значитъ, что
философія должна взять на себя задачи послѣднихъ. Какъ естествознаніе
давно вышло изъ области философскихъ задачъ,—какъ въ наши дни пси-
хологія отдѣляется отъ нихъ и вступаетъ въ кругъ задачъ естественно-
научныхъ,—такъ пора исключить изъ философіи, напр., логику, этику,
психологію народовъ и эстетику: ихъ, если смотрѣть па дѣло съ высшей
точки зрѣнія, совершенно случайно причислили къ философіи. Всѣ онѣ
въ лучшемъ случаѣ—лишь вспомогательныя философскія дисциплины и
не станутъ философіей оттого, что нынѣ ими занимаются «философы»,
какъ естественныя науки не перестанутъ быть вспомогательными фило-
софскими дисциплинами оттого, что «философъ», какъ таковой, не двигаетъ
ихъ впередъ. Такъ въ ходѣ научнаго развитія постепенно обособляются
и получаютъ самостоятельность спеціальныя и вспомогательныя науки и
тѣмъ сводятъ задачу философіи на то, изъ чего онѣ сами инстинктивно
исходили: на проблему пониманія цѣлаго, въ противоположность всякому
спеціальному пониманію.
§ 46.	Результатъ описаннаго процесса ограниченія (детерминиро-
ванія)-почти совпадаетъ съ нашими заключительными разсужденіями въ
предшествующемъ отдѣлѣ. Впрочемъ, послѣднія замѣчанія, въ сущности,
съуживаютъ, по содержанію, задачу философіи сравнительно съ нашей
прежней ея формулировкой; но съуженіе это можетъ отразиться развѣ
только на внѣшнемъ видѣ прежней формулы, потому, что оно уже под-
разумѣвалось всѣмъ ходомъ нашихъ разсужденій.
— 20 —
Мысль о совокупности единичныхъ вещей можетъ принять двѣ раз-
личныхъ формы, смотря по тому, мылятъ ли при этомъ о подведеніи
всѣхъ этихъ вещей пбдъ одно понятіе, содержащее общіе имъ всѣмъ приз-
наки,—или же желаютъ охватить всѣ вещи въ одномъ наглядномъ пред-
ставленіи о міровомъ цѣломъ, которое, вслѣдствіе развитія во времени, стало
тѣмъ, чѣмъ оно теперь намъ кажется. Понятіе перваго рода есть необходимое
средство для совокупнаго пониманія всѣхъ отдѣльныхъ вещей; наглядное же
представленіе втораго рода есть объектъ, который самъ въ свою очередь дол-
женъ быть понятъ по естественно-научнымъ принципамъ. Нечего и говорить,
что съ нашей точки зрѣнія—если только она вѣрна—задача философіи
ограничивается мышленіемъ въ первой формѣ, тогда какъ мышленіе во
второй формѣ, какъ космологію, мы предоставляемъ естествознанію. Фи-
лософское понятіе о мірѣ представляетъ его въ абстрактной формѣ об-
щихъ признаковъ всѣхъ отдѣльныхъ вещей, а естественно-научное—какъ
единичную вещь; какъ конкретную и, пожалуй, историческую форму, въ
которой воплощается это наиболѣе общее понятіе.
II а.
§ 47.	Мы только что видѣли, какимъ путемъ развитіе философіи
опредѣляетъ въ общихъ чертахъ ея задачу. Теперь мы посмотримъ на тѣ
факторы, посредствомъ которыхъ философія должна рѣшать свою проблему,
т. е. понимать цѣлое. Мы уже раньше нашли два существенныхъ элемен-
та всякаго пониманія—общее понятіе и извѣстное. Сначала посмотримъ,
какъ съуживается въ развитіи научнаго мышленія понятіе извѣстнаго.
Извѣстное вошло въ процессъ пониманія въ качествѣ привычнаго,
благодаря своей функціи сбереженія силъ,—слѣдовательно, скорѣе своей
такъ сказать физіологической стороной, чѣмъ психологической, т. е. въ каче-
ствѣ составной части нашего сознанія. Если на пониманіи сказывается вліяніе
традиціи, то это благодаря привычнымъ представленіямъ, потому что тради-
ціонныя представленія и суть представленія привычныя; традиція, т. е.
привычка (а затѣмъ и вторичныя пріобрѣтенія, основаішыя на ней) рѣ-
шаетъ вопросъ о примѣнимости той или иной апперцепціи чрезъ понятія. Тра-
диціонныя общія понятія должны быть такого рода, чтобы имъ можно было
подчинить представленія объ отдѣльныхъ вещахъ, тѣмъ болѣе, что по боль-
шей части отдѣльныя вещи первоначально заимствуютъ свои теоретическія
опредѣленія отъ общихъ понятій, а не наоборотъ. Когда въ процессѣ ум-
ственнаго развитія понятія объ отдѣльныхъ вещахъ обособятся и обнаружатъ
признаки, неподводимые подъ привычныя представленія, тогда начинается
дифференціація и въ теоретическомъ мышленіи: наряду съ установившимся
традиціоннымъ пониманіемъ прогрессивно развивается научное, для кото-
раго привычка не служитъ уже критеріемъ цѣнности понятія. Указанные
моменты и ограничиваютъ примѣненіе извѣстнаго въ научномъ мышленіи
съ его другой, т. е. съ психологической стороны.
§ 48.	Если привычныя представленія теряютъ значеніе руководящей
нити, хотя бы и безсознательной, для пониманія, то на первый взглядъ
это какъ будто противорѣчитъ принципу наименьшей мѣры силъ; но—это
лишь повидимому. Ибо для мышленія (прежде всего—для индивидуальна-
— 21
го), которое разстается съ удобными традиціонными представленіями, по-
слѣднія уже не имѣютъ преимущества привычныхъ представленій: искус-
ственное, натянутое подведеніе вмѣстѣ съ тягостнымъ противорѣчіемъ дѣй-
ствуютъ на сознаніе изнуряющимъ образомъ, и мышленіе, чтобы предот-
вратить непрерывное расточеніе силъ, должно найти новое, болѣе подхо-
дящее представленіе. Жертвуя на время лишними усиліями для будущаго
покоя, нашъ принципъ гарантируетъ возможность дальнѣйшаго развитія *’).
§ 49.	Но процессъ идетъ дальше, т. е. не оканчивается психоло-
гическимъ ограниченіемъ научнаго пониманія относительно примѣненія
«извѣстнаго». Въ психологическомъ смыслѣ извѣстное, какъ мы говорили,
то что составляетъ богатство сознанія, знаніе,—вообще то, что познано. Мы
знаемъ извѣстное съ его психологической стороны просто потому, что оно
находится въ нашемъ сознаніи.' Въ этомъ смыслѣ извѣстное—откуда бы
оно ни явилось—всегда дано въ опытѣ; оно есть опытъ, который мы
пріобрѣтаемъ въ состояніи сознанія; объектъ считается даннымъ въ опытѣ
такъ, какъ мы застаемъ его въ сознаніи.
Поэтому- въ примитивномъ опытѣ нераздѣльно слиты двѣ составныя
части: во первыхъ, то, что по своему содержанію дѣйствительно дано
черезъ предметъ; во вторыхъ, то, что познающій, быть можетъ, самъ при-
внесъ въ предметъ опыта. Такъ, для неразвитаго мышленія присутствіе
человѣческой души во всякомъ самодвижущемся физическомъ организмѣ—
не гипотеза, созданная для пониманія этого движенія, а фактъ «опыта»;
такъ, быть можетъ, еще и теперь найдется естествоиспытатель, воображаю-
щій, будто въ движеніи падающаго каиня онъ имѣетъ передъ собою силу,
влекущую камень къ землѣ.
Научный опытъ тѣмъ и отличается отъ наивнаго, что отдѣляетъ
дѣйствительно данное въ опытѣ отъ того, что познающій самъ присое-
диняетъ къ данному въ опытѣ,—отъ того, что онъ привноситъ и мыслитъ
вмѣстѣ съ даннымъ въ опытѣ. По мѣрѣ того, какъ съ развитіемъ науч-
наго мышленія научный опытъ выдѣляется изъ некритическаго, содержаніе
или понятіе опыта все больше и больше ограничивается тѣмъ, что дано
чрезъ предметъ; только это и долженъ содержать въ себѣ научный
опытъ на высшей ступени своего развитія.
§ 50.	Въ приведенномъ ограниченіи научнаго опыта содержится и бо-
лѣе тѣсное опредѣленіе примѣнимаго въ научномъ мышленіи извѣстнаго. Извѣ-
стное, какъ мы видѣли, стало факторомъ въ процессѣ пониманія просто пото-
му, что оно составляетъ наличную часть нашего сознанія; чтобы стать факто-
ромъ научнаго пониманіямъ противоположность пониманію наивному, извѣст-
ное должно быть дано въ научномъ опытѣ. Изъ научнаго пониманія должно
быть исключено все то, что хотя и извѣстно мыслящему индивиду, по
взято не изъ данныхъ опыта, а привнесено имъ самимъ.
II б.
§ 51.	'Безспорно, что извѣстное, данное не чрезъ предметъ, не должно
примѣняться въ научномъ пониманіи; но что же собственно не дано
чрезъ предметъ, а вымышлено, привнесено познающимъ? Это далеко не
непосредственно ясно для развивающагося научнаго мышленія.
— 22 —
Прежде всего научное мышленіе признало за привнесенныя самымъ
мышленіемъ двѣ группы апперцепцій: тимёматологическія и антропоморфиче-
скія; обѣ онѣ, поэтому, должны быть исключены изъ матеріальнаго и опредѣле-
нія предмета.
§ 52.	Тимематологичсскую группу можно подраздѣлить на этическія и
эстетическія апперцепціи; и тѣ и другія имѣютъ цѣлью оцѣнку предмета,
а затѣмъ результатъ оцѣнки прилагаютъ въ видѣ предикатовъ къ пред-
мету, характиризуя его, какъ хорошій или дурной, красивый или безобраз-
ный. Мы не будемъ далѣе останавливаться на этихъ группахъ, такъ какъ
это выходитъ за предѣлы нашей задачи.
§ 53.	Для насъ важнѣе вторая группа—группа антропоморфическихъ
апперцепцій. Онѣ подраздѣляются на миѳологическія и антропопатическія,
причемъ послѣднія составляютъ .болѣе тѣсное ограниченіе (детерминацію)
первыхъ. Содержаніе миѳологическихъ апперцепцій образуютъ представле-
нія о нашемъ взятомъ въ цѣломъ водящемъ и дѣйствующемъ «я»; содер-
жаніе же антропопатическихъ апперцепцій сводится къ представленіямъ
объ отдѣльныхъ настроеніяхъ. Въ первыхъ за извѣстное' принимается
наивное представленіе о человѣческой душѣ 18), какъ о движущемъ на-
чалѣ нашего тѣла; при вторыхъ извѣстное почерпаютъ въ болѣе тѣсно
опредѣленномъ и потому не столь наивномъ опытѣ, будто ненависть, любовь,
мощь, желаніе и т. п. чувства служатъ причиной движеній нашего тѣла.
§ 54.	Всѣ эти апперцепціи способствуютъ нашему пониманію яв-
леній природы; но естественно-научпое пониманіе природы тѣмъ и отли-
чается отъ наивнаго, что не пользуется такими апперцепціями. Поэтому
естествознаніе пріобрѣтаетъ тѣмъ большую научность, чѣмъ рѣшитель-
нѣе оно исключаетъ ихъ содержаніе изъ той сферы извѣстнаго, которое
считаетъ пригодной для научнаго пониманія.
§ 55.	Процессъ, постепенно ограничившій примѣненіе «извѣстнаго
данными научнаго опыта, закончился бы полнымъ исключеніемъ антропомор-
фическихъ элементовъ, если бы болѣе строгій анализъ не указалъ еще од-
ной группы апперцепцій—повидимому, совершенно иного происхожденія,—
своеобразно вліяющій на «содержаніе опыта». Субстанціальность и каузаль-
ность или причинность, игравшія прежде ,въ научномъ пониманіи роль
извѣстнаго по отношеніи къ свойствамъ или измѣненіямъ вещей, теперь
оказались' опредѣленіями, которыя вовсе не содержатся въ матеріальныхъ
данныхъ дѣйствительнаго опыта, не составляютъ и испытаннаго, какъ
дѣйствительно данныя, а привнесены туда, вымышлены' самимъ познающимъ.
Главнымъ образомъ Кантъ, предшественниками котораго были Локкъ и
Юмъ,—Кантъ показалъ, что субстанціальность и причинность суть лишь
апріорныя «категоріи разсудка», въ которыхъ мы мыслимъ матеріалъ
опыта.
§ 56.	Итакъ, есть три группы антропоморфическихъ апперцепцій,
вліяющихъ на опытъ: первая—миѳологическая—подводитъ дѣйствительно-
данное въ опытѣ подъ форму всего нашего цѣлостнаго существованія; вто-
рая—антропопатическая—подъ форму нашихъ чувствованій; послѣдняя—
интеллектуально-формальная—подъ извѣстныя формы нашего «разсудка».
Каждая изъ этихъ группъ прибавляетъ опредѣленіе, котораго не было
въ дѣйствительно-данномъ,—опредѣленіе, привносимое самимъ познающимъ:
— 23 —
человѣческую душу, человѣческія чувствованія, человѣческую, такъ наз.,
«форму познанія».
Чѣмъ научнѣе становится пониманіе, тѣмъ рѣшительнѣе оно отка-
зывается примѣнять въ качествѣ извѣстнаго то, чтб не содержится въ
данныхъ опыта. Въ настоящее время исключеніе миѳологическихъ примѣ-
сей почти закончено; очищеніе опыта отъ антропопатическихъ примѣсей
по крайней мѣрѣ, задумано. Напротивъ, вопросъ о томъ, слѣдуетъ-ли
и возможно-ли исключить изъ содержанія опыта и «апріорныя категоріи
разсудка» м тѣмъ самымъ построить хат’ёЕоу^ чистый опытъ,—такой
вопросъ, -насколько мнѣ извѣстно, поставленъ здѣсь въ первый разъ; по-
этому намъ придется обосновать и оправдать его постановку прогрессомъ
самаго мышленія, который ее вызвалъ.
§ 57.	Пользуясь только что указанными ограниченіями научнаго
пониманія, мы можемъ теперь снова — но на этотъ разъ съ новой сто-
роны—подойти къ вопросу о предѣлахъ пониманія и вкратцѣ намѣтить
эти предѣлы. Мы уже указали ихъ раньше (въ § 34), но лишь по двумъ
направленіямъ, ибо тогда еще не имѣли критерія для предѣла «по треть-
ему измѣренію», если можно такъ выразиться, т. е. со стороны извѣст-
наго. Въ самомъ дѣлѣ, для наивнаго пониманія—такого предѣла не суще-
ствуетъ: оно пользуется безъ разбора всѣмъ, чтб считаетъ извѣстнымъ.
Однако, установивъ границу между наивнымъ и научнымъ пониманіемъ,
мы, тѣмъ самымъ, съузили <;вою задачу и подошли къ ея рѣшенію,—по
крайней мѣрѣ, въ нашихъ цѣляхъ. Какъ видно изъ предыдущаго, пре-
дѣлъ научнаго пониманія со стороны извѣстнаго лежитъ въ чистомъ
опытѣ, потому что лишь послѣдній содержитъ научно-извѣстное.
§ 58.	Отмѣтимъ въ заключеніе, что развитіе научнаго мышленія
идетъ, опять-таки, по принципу наименьшей мѣры силъ: въ этомъ про-
цессѣ развитія, примѣненіе извѣстнаго постепенно сводится къ примѣненію
того, чтб извѣстно изъ научнаго опыта, научный же опытъ—къ чистому
опыту; такимъ образомъ, мышленіе объ опытномъ матеріалѣ освобождается
отъ всего, чтб не дано въ опытѣ, т. е. на мышленіе расходуется лишь
столько силы, сколько требуетъ самый предметъ.
III.
§ 59.	Вамъ остается сдѣлать два-три замѣчанія объ ограниченіи
общихъ понятій. Содержаніе общихъ понятій такъ же прогрессивно огра-
ничивается въ своемъ примѣненіи, какъ и извѣстное, и съ тѣмъ же ре-
зультатомъ: въ научномъ пониманіи примѣнимы лишь тѣ понятія, содер-
жаніе которыхъ возникло изъ чистаго опыта, т. е. примѣнимы изъ об-
щихъ понятій одни матеріальныя понятія; чисто же формальное пониманіе
тѣмъ самымъ совершенно устраняется.
§ 60.	Философское пониманіе ограничено, сверхъ того, и по объему
общихъ понятій: здѣсь примѣнимы лишь самыя общія изъ нихъ. Фило-
софское пониманіе есть конечное пониманіе и имѣетъ дѣло съ совокуп-
ностью всего, даннаго въ чистомъ опытѣ. Поэтому мы должны исключить
Изъ него всѣ общія понятія, которыя хотя и возникли изъ чистаго
24 —
опыта, но могутъ быть подведены подъ другія, болѣе общія матеріальныя
понятія.
Выше мы уже объяснили, почему такое исключейіе согласуется съ
принципомъ наименьшей мѣры силъ.
IV	а.
§ 61.	Ознакомившись съ направленіемъ и объектомъ философскаго по-
ниманія, мы .подошли къ вопросу о томъ, какихъ методическихъ пріемовъ
должна придерживаться философія, чтобы овладѣть своимъ объектомъ—
выразить кратко: логической совокупностью сущаго,—овладѣть посредст-
вомъ понятія, возникшаго изъ чистаго опыта.
Такъ какъ реальная совокупность сущаго, соотвѣтствующая логиче-
ской, состоитъ просто изъ объектовъ, считаемыхъ сущими, то
можно было бы думать, что первая задача философіи—пріумножать объ-
екты опыта, для чего можно было бы воспользоваться пріемами, съ по-
мощью которыхъ вообще пріобрѣтаются объекты.
§ 62.	Наблюденіе занимаетъ первое мѣсто среди этихъ пріемовъ;
всѣ естественно-научные методы—преимущественно методы наблюденія,
основаны-ли они на констатированіи и сравненіи посредствомъ невоору-
женнаго глаза, или нашего «духовнаго ока», на пользованіи-ли остроум-
ными инструментами, или же, наконецъ, на постановкѣ убѣдительныхъ
опытовъ. Эти методы устанавливаютъ не только присутствіе предмета,
но и его свойства и сущность. Пользованіе ими встрѣчаетъ свой предѣлъ
въ примѣнимости ихъ къ объектамъ: они приложимы лишь къ единич-
нымъ объектамъ опыта, и потому ихъ мѣсто—исключительно въ спе-
ціальныхъ наукахъ, т. е. спеціальныя науки являются единственными
законными претендентами всюду, гдѣ требуется единичное наблюденіе.
§ 63.	Философія же, какъ мы видѣли, не есть спеціальная наука
въ томъ смыслѣ, въ какомъ вообще говорятъ о спеціальныхъ наукахъ;
другими словами, при раздѣлѣ поля научнаго изслѣдованія, на ея долю
выпала не та или иная спеціальная область изученія природы, а нѣчто
логически-общее всѣмъ областямъ. Изъ этого, разумѣется, не слѣдуетъ,
что философу нельзя заниматься, при желаній, изслѣдованіемъ частностей;
напротивъ, послѣднее даже желательно, хотя и по инымъ соображеніямъ.
Мы просто хотѣли подчеркнуть, что не слѣдуетъ относить къ философіи
го одну, то другую изъ спеціальныхъ наукъ только потому, что ея пред-
ставители занимаются тѣмъ или другимъ спеціальнымъ вопросомъ, какъ
крайне необходимымъ для построенія философіи. Эти спеціальныя изслѣ-
дованія остаются вспомогательными работами. Итакъ, допустивъ, что фи-
лософія, какъ таковая, заимствуетъ свои объекты у отдѣльныхъ есте-
ственныхъ наукъ, спеціальная задача которыхъ — устанавливать и изу-
чать свойства единичныхъ объектовъ, мы уже не вправѣ считать подхо-
дящими для философіи ихъ методы—методы наблюденія.
§ 64.	Однако, методы наблюденія—не единственное средство овла-
дѣть изучаемымъ предметомъ. Напротивъ, такъ какъ всякое наблюденіе
ограничено извѣстными физическими—или, съ другой стороны, физіологи-
ческими и психологическими моментами, то естественнымъ наукамъ при-
25
ходится пополнять наблюденіе болѣе раціональнымъ пріемомъ—умозаклю-
ченіемъ отъ извѣстнаго къ неизвѣстному.
§ 65.	Быть можетъ, умозаключеніе отъ извѣстнаго къ неизвѣстному
есть если и не собственный методъ философіи, то хотя бы общій ей съ
естественными науками методъ? Въ самомъ дѣлѣ, чѣмъ яснѣе философія
сознавала, что не можетъ идти къ какой-либо цѣли по узкой стезѣ на-
блюденія,—тѣмъ больше надеждъ возлагала она на умозаключеніе отъ
извѣстнаго къ неизвѣстному; ея представители считали «дедукцію» соб-
ственнымъ методомъ философіи,—методомъ, дающимъ ей право на самыя
блестящія надежды.
§ 66.	Къ сожалѣнію, это, какъ будто, несбыточныя надежды, не-
сбыточныя по самой ихъ природѣ. Уже вопросъ о первыхъ посылкахъ
для философской дедукціи заключаетъ въ себѣ кое-какія трудности. Мы
видѣли, что примѣненіе извѣстнаго въ научномъ мышленіи сводится, въ
концѣ-концовъ, къ примѣненію того, чтб дано въ чистомъ опытѣ. Фило-
софія, имѣя дѣло не съ существованіемъ и особыми опредѣленіями спе-
ціальныхъ предметовъ опыта, а лишь съ общими признаками всѣхъ еди-
ничныхъ вещей, должна была бы, въ своихъ умозаключеніяхъ отъ из-
вѣстнаго къ неизвѣстному, исходить изъ' своего собственнаго матеріала,
т. е. изъ данныхъ чистаго опыта. Но ихъ еще нѣтъ,—именно ихъ нужно еще
подготовить.
§ 67.	Все это—еще не столь важное затрудненіе. Еще бблыпія
трудности вытекаютъ изъ сказаннаго раньше. Пусть философія точно
указала пунктъ, гдѣ, для обнаруженія скрытыхъ сокровищъ, она увѣрен-
ной рукою нажметъ рычагъ своей излюбленной дедукціи: что же это за
сокровища? и какое значеніе они могутъ имѣть для самой философіи?
Вѣдь предметы или событія, существованіе которыхъ естественныя науки
устанавливаютъ съ помощью умозаключеній, всегда однородны съ тѣми,
отъ которыхъ сдѣланъ выводъ; отличаться одни отъ другихъ они могутъ
лишь по положенію въ пространствѣ, во времени, по виду. Другими сло-
вами, неизвѣстное, добытое путемъ умозаключенія, подходитъ подъ то же
понятіе, какъ и извѣстное, послужившее посылкой для вывода. Если, на-
примѣръ, по виду орбиты какой-либо планеты, съ помощью принципа паралле-
лограмма силъ, я заключаю о существованіи притягивающаго ее централь-
наго тѣла, то, по своимъ свойствамъ, тѣло, о которомъ я дѣлаю выводъ,
подходитъ, опять-таки, подъ понятіе тѣла, а его движеніе,—опять-таки,
подъ принципъ параллелограмма силъ. Если даже, по превращенію дан-
наго движенія въ опредѣленное количество теплоты, я заключаю, что теп-
лота есть неизвѣстный до сихъ поръ родъ движенія, то и этотъ особый
родъ движенія подходитъ подъ общее понятіе движенія.
Конечно, существованіе центральнаго тѣла или особаго рода движе-
нія въ высшей степени интересно для естественныхъ наукъ, такъ какъ
онѣ заняты изученіемъ единичныхъ вещей, и, пожалуй, новый объектъ
можетъ при случаѣ повести къ новымъ естественно-научнымъ проблемамъ.
Но въ философій было бы очень странно, если бы объектъ или его свойства,
установленныя съ помощью вывода, дали поводъ къ совершенно новому по-
строенію понятія о сущемъ. Ни новое тѣло, ни вновь открытый родъ движенія,
не внося существенныхъ измѣненій въ понятія о тѣлѣ и движеніи, не спо-
— 26 —
собны обогатить или оказать вліянія на пріобрѣтенный прежде философ-
скій матеріалъ. Послѣдній остался бы и послѣ открытій тѣмъ же, какимъ
былъ до нихъ. Опредѣленія же съ совершенно вовымъ содержаніемъ, о
которомъ бы мы прежде не имѣли ни малѣйшаго представленія, — такія
опредѣленія получаются вообще не путемъ умозаключеній, а посредствомъ
естественно-научнаго наблюденія и опыта.
Такимъ образомъ у философіи не оказывается подходящихъ объек-
товъ для примѣненія умозаключеній отъ извѣстнаго къ неизвѣстному, по-
тому что каждый объектъ, выводъ о которомъ сдѣланъ изъ достовѣрныхъ
посылокъ и логически-безупречно, всегда подходитъ подъ то же общее
понятіе, отъ котораго мы умозаключили.
§ 68.	На тѣ же затрудненія философія натолкнулась бы и при по-
пыткѣ примѣнить умозаключеніе отъ извѣстнаго къ неизвѣстному въ дру-
гомъ направленіи. Въ нашемъ примѣрѣ выводъ о существованіи централь-
наго тѣла даетъ возможность понять движеніе тѣла, ранѣе извѣстнаго,
такъ какъ орбита этого тѣла была подведена подъ принципъ параллелограмма
силъ; пониманіе вступило бы въ новую высшую фазу, если бы удалось подве-
сти этотъ принципъ подъ другой, болѣе общій. Философія стремится по-
нять всѣ единичныя вещи, соединяя общіе всѣмъ имъ признаки въ одно
высшее понятіе; однако, она, пожалуй, была бы не-прочь добраться, съ
помощью умозаключеній, до такой высоты пониманія, до которой уже не дош-
ла бы абстракція. Но всѣ попытки такого рода, какъ видно изъ преды-
дущаго, безнадежны по самому существу дѣла; а что онѣ неспособны при-
вести къ намѣченной цѣли, ясно изъ слѣдующаго: по своему содержанію
выводъ всегда подходилъ бы подъ имѣющееся понятіе, и потому лишь
расширялъ бы объемъ послѣдняго, не углубляя самаго пониманія. Ибо
«высота» пониманія не совпадаетъ съ этической, эстетической или дина-
мической «высотой», которую мы, со своей человѣческой мѣркой, склонны
или привыкли приписывать предмету вывода, но означаетъ степень отвле-
ченности понятія, функціонирующаго при пониманіи.
§ 69.	Итакъ, философія должна отказаться отъ пріобрѣтенія, съ помощью
умозаключеній, новыхъ объектовъ: это вообще не ея дѣло. Но, быть
можетъ, у нея остается еще одна возможность:'примѣнить умозаключеніе
отъ извѣстнаго къ неизвѣстному въ болѣе ограниченной, но зато иногда
болѣе важной области—къ задачѣ, которую философія должна была бы
считать своей, ибо ея рѣшеніе было бы очень кстати для самой филосо-
фіи, однимъ словомъ—къ построенію чистаго опыта.
Однако, вправѣ-ли философія возлагать здѣсь какія-нибудь надежды
на умозаключеніе? Вѣдь послѣднее стремится дать какой бы то пи было
«плюсъ»; чистый же опытъ отличается отъ смѣшаннаго не «плюсомъ»,
а «минусомъ»: онъ вѣдь содержитъ какъ разъ то же, чтб и смѣшанный;
но долженъ исключить тѣ примѣси, которыя привнесены человѣческимъ
мышленіемъ и которыхъ собственно вовсе не было въ опытѣ.
§ 70.	Въ концѣ-концовъ мы должны отвергнуть умозаключеніе отъ
извѣстнаго къ неизвѣстному, какъ методъ безцѣльный и безплодный въ
философіи. Этотъ результатъ нашихъ разсужденій подтверждается и исто-
ріей, которая разоблачаетъ въ такихъ попыткахъ гипостазированное вмѣ-
сто реальнаго, формальное вмѣсто матеріальнаго, тавтологіи вмѣсто дѣйст-
— 27
вительнаго обогащенія понятій, и потону ни одну изъ такихъ попытокъ
не передала намъ не опровергнутой.
ІѴб.
§ 71.	Философія не можетъ воспользоваться методами естественно-
научнаго наблюденія, ибо она—выше того, чтобы изыскивать единичные
объекты въ реальныхъ областяхъ сущаго, или открывать ихъ свойства.
Но умозаключеніе отъ извѣстнаго къ неизвѣстному мы также не можемъ
признать собственно-философскимъ методомъ: если оно пополняетъ методы
наблюденія, то теряетъ свое значеніе для философіи, такъ какъ за-
дачи наблюденія не входятъ въ кругъ философскихъ задачъ; если же оно
претендуетъ на значеніе философскаго метода, благодаря участію въ очи-
щеніи опыта, то оно должно быть отвергнуто, какъ методъ, который не
даетъ здѣсь никакихъ результатовъ. Въ первомъ случаѣ у него не было
бы въ философіи цѣлей, во второмъ—средствъ.
Хотя предшествующія разсужденія все еще не рѣшили вопроса о
методѣ философіи, однако, самый вопросъ поставленъ не совсѣмъ напрасно.
Признавая за подготовительныя работы въ философіи лишь изысканіе
объектовъ и очищеніе опыта, и убѣдившись, что для философіи лучше
предоставить первое естественнымъ наукамъ, мы, по крайней мѣрѣ,
точнѣе установили, что намъ предстоитъ пока обозрѣть лишь тѣ ме-
тоды, отъ которыхъ можно ожидать очищенія опыта, исключивъ изъ ихъ
числа умозаключеніе отъ извѣстнаго къ неизвѣстному, какъ методъ, со-
вершенно непригодный для этой цѣли. И дѣйствительно, наряду съ по-
пытками къ умозаключеніямъ, философія работала преимущественно надъ
тѣмъ, чтд—на каждой соотвѣтствующей ступени развитія научнаго мыш-
ленія—можно признать за научный, очищенный и даже чистый опытъ.
§ 72.	Эти работы носили, въ сущности, критическій характеръ;
казалось, что очистить опытъ должна просто критика методовъ. Она, безъ
сомнѣнія, необходима для этого; но, какъ вездѣ, — лишь для подготовки
настоящаго успѣха. Что одной критики недостаточно для построенія чи-
стаго опыта,—показалъ величайшій изъ философовъ-критиковъ—Кантъ;
его «Критика чистаго разума» остановилась какъ разъ на томъ пунктѣ,
гдѣ она могла бы перейти въ «критику чистаго опыта». Для «критики»
же «чистаго опыта» недостаточно открыть примѣси въ томъ, что счита-
лось за чистый опытъ; она должна перейти отъ критическаго анализа
къ дальнѣйшему, дополняющему его методу, который присоединилъ бы къ
отрицательному результату критики—положительный и тѣмъ увеличилъ бы
ея цѣнность.
§ 73.	Этотъ дальнѣйшій методъ не можетъ состоять ни въ чемъ
иномъ, кромѣ самаго очищенія, т. е. исключенія всего того, чтб при раз-
витіи мышленія оказалось примѣсью къ опыту. Такимъ образомъ, какъ
задачей философіи,—въ противоположность спеціальнымъ изслѣдованіямъ,
изыскивающимъ новый опытный матеріалъ, — было очищеніе послѣдняго,
такъ и собственнымъ методомъ философіи,—въ противоположность мето-
дамъ наблюденія спеціальныхъ наукъ и по ихъ выключеніи,—оказывается
все же методъ исключенія.
— 28 —
§ 74.	Обращаемъ здѣсь вниманіе на знаменательное совпаденіе: ме-
тодъ исключенія есть тотъ самый методъ, который мы примѣнили на
практикѣ къ опредѣленію задачи, матеріала и средствъ философіи. Всѣ
эти опредѣленія были найдены посредствомъ исключенія; даже вопросъ о
философскомъ методѣ только-что рѣшенъ съ помощью исключенія всѣхъ
остальныхъ методовъ. Итакъ, наше рѣшеніе въ пользу метода исключенія
есть раскрытіе того, чтб уже подразумѣвалось въ нашемъ изложеніи;
оно — дальнѣйшій сознательный шагъ въ томъ направленіи, которому,
подъ руководствомъ принципа наименьшей мѣры силъ, инстинктивно
слѣдовало развитіе не только нашихъ мыслей, но и всего научнаго
мышленія.
V.
§ 75.	Чтобы быть вполнѣ добросовѣстными по отношенію къ самимъ
себѣ, мы не будемъ уклоняться отъ нѣкоторыхъ дальнѣйшихъ соображеній.
Мы сказали, что очищеніе опыта есть существенная задача философіи,
что поэтому методъ исключенія долженъ считаться собственнымъ методомъ
философіи. Но противъ этого возможно слѣдующее возраженіе.
Требованіе чистаго опыта въ философіи означаетъ лишь то, что со-
держаніе понятія о ея объектѣ должно мыслить чисто, безъ примѣсей;
поэтому стремленіе очистить опытъ свойственно не только философіи, но
всему научному мышленію. То обстоятельство, что требованіе объ очище-
ніи опыта, какъ таковомъ, было впервые сознано философами—быть мо-
жетъ, въ силу ихъ историческихъ отношеній къ психологіи,—ничуть не до-
казываетъ, чтобы очищеніе опыта было собственной задачей философіи.
Не стремятся-ли и естественныя науки очистить содержаніе ихъ понятій,
воплощающихъ въ себѣ опытъ, пользуясь для этой цѣли сравнительной
миеологіей, психологіей и др., какъ вспомогательными науками? Если фи-
лософія очищаетъ содержаніе своего матеріала, то она дѣлаетъ это не
какъ философія, а какъ научное мышленіе и подобно всякому другому на-
учному мышленію. Въ сущности, философія отличается отъ спеціальныхъ
наукъ не этимъ очищеніемъ опыта, а единственно и только своимъ объ-
ектомъ—логической совокупностью даннаго въ опытѣ. Случайное различіе
между естественно-научнымъ и философскимъ мышленіемъ, основанное на
понятіи о вполнѣ очищенномъ содержаніи опыта, было бы не только от-
носительнымъ, но и произвольнымъ; въ лучшемъ случаѣ его можно было
бы оправдать исторически. Наравнѣ съ философіей, методъ исключенія
принадлежитъ и тѣмъ изъ естественныхъ наукъ, которыя представляютъ
философіи свое содержаніе очищеннымъ *’).
§ 76.	Возраженіе справедливо; оно подчеркиваетъ различіе между
философіей въ тѣсномъ и широкомъ смыслѣ слова, причемъ философія въ
широкомъ смыслѣ слова, дѣйствительно, имѣетъ свои корни лишь въ исто-
рическомъ развитіи. Допустимъ, что никогда не существовало мышленія,
направленнаго на совокупность сущаго,—что философія, слѣдовательно, еще
не народилась; даже при такомъ предположеніи принципъ наименьшей
мѣры силъ все же побудилъ бы спеціальныя изслѣдованія, опирающіяся
другъ на друга, къ постепенному, но полному очищенію ихъ опытныхъ
29 —
понятій. Что же касается до философіи въ собственномъ и тѣсномъ смыслѣ
слова, какъ мышленія, направленнаго на пониманіе совокупности сущаго,
то придется согласиться, что методъ исключенія требуетъ, такъ сказать,
исключенія даже и этого самаго метода. Въ такомъ случаѣ философія—не
больше, какъ соединеніе воедино общихъ понятій, найденныхъи очищенныхъ
спеціальными изслѣдованіями, и примѣненіе этого единаго понятія къ сово-
купности сущаго; тогда методомъ философіи будетъ не больше, не меньше,
какъ тотъ психологическій процессъ, въ которомъ состоитъ всякое сое-
диненіе понятій и пониманіе.
И если философія въ этомъ тѣсномъ смыслѣ уже не есть наука
въ собственномъ значеніи слова, то она все же остается научнымъ
мышленіемъ. Въ нашемъ изслѣдованіи мы ведемъ о ней рѣчь, именно
какъ о научномъ мышленіи.
Б. Построеніе философіи.
I.
§ 77.	Прежде, чѣмъ сдѣлать послѣдній шагъ, который еще намъ ос-
тается, оглянемся на пройденный путь.
Принципъ наименьшей мѣры силъ вызываетъ подведеніе единич-
ныхъ представленій подъ общія понятія, а чрезъ подведеніе подъ понятія
съ уже извѣстнымъ содержаніемъ — и пониманіе, поскольку конкретное
представленіе, хотя и было дано въ опытѣ, но по своимъ опредѣленіямъ
оставалось еще' неизвѣстнымъ. Поэтому, пониманіе представляетъ сберегаю-
щій силы типъ теоретическаго мышленія о предметѣ; совокупность же
предметовъ мыслится съ наибольшимъ сбереженіемъ силъ въ томъ случаѣ,
если ее мыслить подъ единымъ общимъ понятіемъ. Стремленіе мыслить со-
вокупность предметовъ съ. наибольшимъ сбереженіемъ силъ, т. е. въ одномъ
все общемъ понятіи,—это стремленіе и есть философія. Высшее понятіе,
подъ которымъ надлежитъ мыслить единичныя вещи, должно содержать
общіе признаки всѣхъ единичныхъ вещей. А общіе признаки дѣйствительно
даны только тогда, когда они даны въ опытѣ, и притомъ въ чистомъ
опытѣ. Наконецъ, всякій отдѣльный опытъ пріобрѣтается наблюденіями и
умозаключеніями спеціальныхъ наукъ; по исключеніи всѣхъ замѣченныхъ
примѣсей, онъ становится чистымъ.
Слѣдовательно, отъ содержанія того, чтб дано въ чистомъ опытѣ,
зависитъ и построеніе философіи.
§ 78.	Но такъ какъ все, чтб дано, дано чрезъ воспріятіе, то мы, по-
видимому, были вправѣ замѣнить чистый опытъ просто чистымъ воспріятіемъ.
Однако, понятіе опыта шире, чѣмъ понятіе воспріятія. Результатъ вос-
пріятія есть всегда лишь нѣчто отдѣльно-воспринятое; показаніе воспріятія,
мыслимое какъ сужденіе, даетъ предметъ лишь такимъ, какимъ онъ пред-
ставляется для нашей ограниченной способности къ воспріятію и съ на-
шей временной точки зрѣнія, внутренней и внѣшней; потому возможно,
что содержаніе опыта потребуетъ, съ одной стороны, дополненій, съ дру-
гой*—провѣрки. Зцачитъ, при оцѣнкѣ единичнаго воспріятія, необходимо
принимать въ разсчетъ показанія или высказыванія (Анзза&еп) другихъ
— 30 —
воспріятій, а въ иныхъ случаяхъ даже и выводы изъ нихъ, чтобы
устранить, такъ сказать, индивидуальныя прорѣхи и недочеты единич-
наго воспріятія. Научный опытъ и представляетъ систему скомбиниро-
ванныхъ сужденій о воспріятіяхъ и правомѣрныхъ выводовъ изъ пихъ,
созданную для правильной и всесторонней оцѣнки единичнаго воспріятія.
Такимъ образомъ, предпочтительнѣе говорить о чистомъ опытѣ, чѣмъ о
чистомъ воспріятіи, хотя и каждое воспріятіе, которое содѣйствуетъ по-
строенію опыта само-по-себѣ, или какъ посылка, для правильнаго вывода,
должно стать чистымъ. Но, пополняясь чрезъ опытъ, воспріятіе не ста-
новится «смѣшаннымъ» въ томъ смыслѣ, въ какомъ мы говоримъ о смѣ-
шанномъ опытѣ; ибо оно должно быть пополнено чистымъ опытомъ, ко-
торый, вводя содержаніе другихъ (единичныхъ) воспріятій, но не примѣ-
шивая формъ нашихъ чувствованій или же «разсудка», представляетъ, въ
сущности, чистое содержаніе воспріятій.
§ 79.	Если бы обратиться къ естествознанію съ вопросомъ: йодъ
какимъ высшимъ понятіемъ стоитъ то, чтб оно признаетъ даннымъ въ
опытѣ и выводахъ, почерпнутыхъ изъ опыта?—то отвѣтъ былъ бы, приб-
лизительно, такой: естествознаніе опредѣляетъ все сущее, какъ матеріаль-
ные атомы, движимые силами и состоящіе въ необходимомъ взаимо-
дѣйствіи.
Такимъ образомъ, намъ предстояло бы разграничить въ матеріальной
сторонѣ этого отвѣта элементы чистаго опыта отъ примѣсей, а затѣмъ,
отбросивъ послѣднія, воспользоваться всѣмъ, что пригодно—или тѣмъ, что
можетъ быть пополнено,—въ нашихъ цѣляхъ, т. е. для построенія выс-
шаго понятія. По нашей ссылкѣ на Канта можно, конечно, предугадать
результатъ этого изслѣдованія,—по крайней мѣрѣ, съ одной его стороны;
да онъ отчасти уже вошелъ въ воззрѣнія прогрессивнаго естествознанія.
II а.
§ 80.	Оставивъ пока въ сторонѣ атомъ, какъ таковой, мы обратимъ
сперва свое вниманіе на то, что приводитъ его въ движеніе,—на силу.
Вопросъ, стало быть, въ томъ: дана ли въ чистомъ опытѣ сила,—
не какъ количество движенія, не какъ отношеніе, а какъ нѣчто дви-
жущее? Нѣтъ—отвѣчаемъ мы: мы не воспринимаемъ силы даже при са-
мыхъ точныхъ наблюденіяхъ за движущимися тѣлами; и въ единственномъ
случаѣ, гдѣ мы получаемъ воспріятіе о силѣ, а именно—въ нашемъ ощу-
щеніи силы, мы воспринимаемъ ее, не какъ двигателя. Ощущеніе силы
скорѣе сопровождаетъ, а не вызываетъ движеніе нашихъ членовъ. Да
даже если бы первое предшествовало, а второе наступало вслѣдъ за нимъ,
то и тогда никакой опытъ не показалъ бы намъ той точки, гдѣ ощущеніе
силы (т. е. сила, какъ опредѣленно-квалифицируемое ощущеніе) воздѣй-
ствуетъ на движеніе мускуловъ. Мы не имѣемъ ни малѣйшаго представ-
ленія о подобномъ процессѣ—просто потому, что мы не имѣемъ о немъ ни-
какого опыта. Ощущеніе силы и мускульное движеніе—вещи совершенно
разнородныя; поэтому умозаключеніе отъ ощущенія къ движенію,—умо-
заключеніе, которымъ мы вправѣ были бы замѣнить отсутствующій опытъ,
здѣсь не можетъ имѣть мѣста.
— 31
§81.	0 необходимости движенія мы узнаемъ изъ опыта такъ же мало,
какъ и о движущей силѣ. Вмѣстѣ съ силой отпадаетъ н необходимость: такъ
какъ сила есть принуждающее, а необходимость—принужденіе. Одно слѣдуетъ
за другимъ—вотъ все, что мы знаемъ изъ опыта; по произволу ли слѣдуетъ,
или по принужденію—опытъ ничего не говоритъ объ этомъ.
§ 82.	Представленіе причинности, для котораго сила и необходи-
мость, или принужденіе, требуются въ качествѣ необходимыхъ составныхъ ча-
стей, отпадаетъ вмѣстѣ съ ними. Такъ какъ для опредѣленія событія какъ
«каузальнаго» должна быть на лицо принудительность, то очевидно, что
причинность мы лишь сами мысленно привносимъ въ цѣпь событій почти
такъ же, какъ фетишизмъ создаетъ одушевленный предметъ, лишь мысленно
привнося человѣческую душу. Чтобы понять мнимое вліяніе своего фетиша,
дикарь одухотворяетъ соотвѣтствующій предметъ. Точно такъ же, выдумавъ
движущую силу, мы, пожалуй, до нѣкоторой степени поймемъ принудитель-
ность слѣдствія,—но это наивное, антропопатическое пониманіе будетъ от-
личаться отъ пониманія дикаря лишь по степени, а не по существу. Оно
основывается на извѣстной намъ изъ привычки возможности приневолить,
связанной съ чувствомъ силы.
§ 83.	Но необходимость можетъ ммѣтьи иной смыслъ, а именно: если
наступаетъ А, то за нимъ во всякомъ случаѣ послѣдуетъ Б; значитъ, не-
обходимость, въ точномъ смыслѣ слова, означаетъ извѣстную степень вѣро-
ятности (именно, достовѣрность), съ какою можно ожидать или ожидаешь
наступленія послѣдующаго событія. Эта вѣроятность основывается на опытѣ,
поскольку онъ представляетъ систему скомбированныхъ сужденій, почер-
пнутыхъ изъ воспріятій; ибо, съ одной стороны, въ опытѣ Б всегда слѣдуетъ
за А, а съ другой—за А никогда не слѣдуетъ не-Б. Кромѣ того, эта вѣро-
ятность растетъ въ силу того, что ряды событій, однородныхъ съ АБ, уве-
личиваютъ нашу увѣренность относительно послѣдняго. Впрочемъ, вопросъ
о необходимости, какъ достовѣрности, для нашихъ цѣлей не важенъ.
§ 84.	Но прежде, чѣмъ идти дальше, пожалуй, не лишнее будетъ
предотвратить недоразумѣніе, которое можетъ возникнуть насчетъ выше-
приведеннаго исключенія «силы» и «причинности». 0 та и другая были
устранены, какъ содержащія въ себѣ антропопатическія апперцепціи, но не
какъ выраженія для опредѣленныхъ эмпирическихъ отношеній между двумя
или нѣсколькими тѣлами >
§ 85.	Слѣдовательно, причинность не утратитъ того смысла, что вся-
кое событіе стоитъ въ отношеніи послѣдствія съ нѣкоторымъ предше-
ствующимъ; она, значитъ, выражаетъ непрерывность всего совер-
шающагося и, какъ таковая, не утрачиваетъ своего права на существо-
ваніе.
§ 86.	Принципъ наименьшей суммы силъ выражаетъ здѣсь особое
отношеніе между событіемъ, которое мыслится какъ цѣль, и нѣкоторымъ дру-
гимъ, которое мыслится какъ средство; поэтому его можно было бы назвать
«принципомъ наименьшей траты средствъ», какъ это и сдѣлалъ уже
Цёльнеръ. ’°).
§ 87.	Наконецъ, «сила» и «причинность» будутъ неизбѣжны до
поры до времени, какъ сокращенные способы выраженія.
— 32 —
II б.
§ 88.	Намъ пришлось согласиться, что движеніе не возникаетъ изъ
ощущенія силы, а силу мы знаемъ изъ опыта только какъ ощущеніе. Теперь
же иы вынуждены обратить наше предложеніе и сказать: ощущеніе силы
также не возникаетъ изъ движенія. А въ такомъ обращенномъ видѣ это
положеніе допускаетъ весьма цѣнное обобщеніе, а именно: что ощущеніе во-
обще—съ какимъ бы то ни было содержаніемъ—не возникаетъ изъ движе-
нія. По важности этого обобщенія проблема заслуживаетъ болѣе обстоя-
тельнаго обсужденія.
§ 89.	Положеніе, будто движеніе вызываетъ ощущеніе,—подобно мни-
мому возникновенію мускульнаго движенія изъ ощущенія,—опирается лишь
на кажущійся опытъ. Опытъ этотъ, касающійся воспріятія, какъ акта, со-,
стоитъ въ томъ, что въ извѣстнаго рода субстанціи (мозі;у) чрезъ передачу дви-
женія (чрезъ «возбужденіе») и при содѣйствіи другихъ матеріальныхъ усло-
вій (напр.,—крови) возникаетъ ощущеніе. Не говоримъ уже о томъ, что
это возникновеніе ощущенія само по себѣ никогда не было предметомъ
опыта. Да и для установленія полной реальности подобнаго опыта пришлось,
бысначала дать эмпирическое доказательство того, что ощущенія, будто бы
вызваннаго въ субстанціи передачей движенія, не было въ ней раньше въ
какой бы то ни было формѣ,—такъ чтобы появленія ощущенія нельзя было
объяснить ничѣмъ, кромѣ его сотворенія изъ сообщеннаго движенія. Только
въ томъ случаѣ, если будетъ доказано, что ощущенія вовсе не было,
хотя бы минимальнаго, тамъ, гдѣ оно теперь есть,—только тогда будетъ
установленъ фактъ, который, представляя собою актъ творчества, противо-
рѣчилъ бы всему остальному опыту, измѣнилъ бы самую суть естественно-
научнаго міровоззрѣнія. Но опытъ не даетъ, да и не можетъ дать подобнаго
доказательства; скорѣе можно сказать, что абсолютное отсутствіе ощущеній
у субстанціи, которая позднѣе стала ощущать—это лишь гипотеза, да при-
томъ такая, что путаетъ и затемняетъ наши взгляды, вмѣсто того, чтобы
упростить и прояснить ихъ.
§ 90.	Итакъ, опытъ, будто изъ сообщеннаго движенія возникло ощу-
щеніе у субстанціи, которая вслѣдъ за тѣмъ стала ощущать,—при ближай-
шемъ разсмотрѣніи оказывается мнимымъ. Но въ остальномъ содержаніи
опыта повидимому есть еще не мало данныхъ, чтобы установить, что по
крайней мѣрѣ хотя и существующее, но скрытое или минимальное или
инымъ образомъ ускользавшее отъ сознанія ощущеніе освобождается
или доходитъ до сознанія при посредствѣ вновь сообщеннаго движенія.
Однако и этотъ остатокъ содержанія опыта есть лишь мнимый. Если бы
съ помощью идеальнаго наблюденія намъ удалось прослѣдить движеніе, ис-
ходящее отъ субстанціи А и распространяющееся въ промежуточныхъ
средахъ, пока оно не достигнетъ одаренной ощущеніемъ субстанціи Б,—
то въ лучшемъ случаѣ мы открыли бы, что—одновременно съ сообщеніемъ
этого движенія субстанціи Б—ощущеніе въ ней растетъ или развивается,
но отнюдь не замѣтили бы, что это происходитъ вслѣдствіе передачи дви-
женія. Недоступное для какого бы то ни было опыта, послѣднее соотно-
шеніе не можетъ служить основаніемъ для скороспѣлыхъ умозаключеній,
- 33 —
ибо нѣтъ выводовъ—по крайней мѣрѣ, логически-безупречныхѣ выводовъ,—
которые позволяли бы съ нимъ шагнуть въ область, совершенно неодно-
родную съ той, къ которой относились посылки.
§ 91.	Такъ какъ, согласно вышеприведеннымъ доводамъ, ни опытъ, ни
правильно сдѣланные выводы изъ него не даютъ права считать ощущеніе
результатомъ движенія, то остается признать ощущеніе свойствомъ соотвѣт-
ствующей субстанціи и потому допустить существованіе ощущающихъ
субстанцій. При этомъ для насъ особенно цѣнно то обстоятельство, что
мы знаемъ самихъ себя, какъ ощущающія субстанціи; да и въ нашемъ внут-
реннемъ опытѣ ощущеніе дано, во всякомъ случаѣ, достовѣрнѣе, чѣмъ суб-
станціальность. Послѣдній моментъ еще привлечетъ къ себѣ наше особое
вниманіе.
§ 92.	Если мы обратимся теперь къ акту воспріятія, который, благода-
ря предшествующимъ замѣчаніямъ, предстаетъ предъ нами въ новомъ свѣтѣ,
то мы не увидимъ уже, чтобы движеніе порождало тутъ ощущеніе; мы увидимъ
только, что движеніе распространяется отъ одной субстанціи къ другой вплоть
до субстанціи ощущающей, послѣдняя же вмѣстѣ со своимъ движеніемъ измѣ-
няетъ и состояніе ощущенія. Если же связь между субъектомъ и объектомъ
опыта понимать какъ «причинную» связь, то причинность слѣдуетъ отнести
лишь къ комбинаціи движенія, сообщеннаго ощущающей субстанціи и вре-
менно усвоеннаго ею, но не искать ея въ метаморфозѣ движенія въ ощу-
щеніе, который ускользаетъ отъ всякаго опыта и умозаключенія.
III а.
§ 93.	Самымъ важнымъ результатомъ предшествующихъ разсужденій
мы считаемъ. существованіе одаренныхъ ощущеніемъ субстанцій. Разъ мы
встрѣчаемъ въ природѣ ощущеніе,—мы встрѣчаемся, значитъ, съ субстан-
ціей, одаренной ощущеніемъ. Но если ощущеніе есть предикатъ, присущій
извѣстному числу субстанцій, то, во имя мышленія совокупности сущаго съ
наименьшей тратой силъ, желательно было бы—прибѣгнувъ здѣсь, какъ и
во всѣхъ подобныхъ случаяхъ, къ обобщенію—признать ощущеніе неиз-
мѣннымъ свойствомъ всякой вообще субстанціи. Этому благопріятствуетъ то
упомянутое обстоятельство, что субстанціи, которыя, по нашему мнѣнію,
уже намъ по истинѣ извѣстны, а именно мы сами, одарены ощущеніемъ, тогда
какъ насчетъ остальныхъ субстанцій опытъ вовсе не говоритъ намъ, чтобы
онѣ не были одарены ощущеніемъ; утвержденію же, будто мы знаемъ изъ
опыта, что у нѣкоторыхъ субстанцій нѣтъ ощущеній, можно противопо-
ставить другое: мы просто не знаемъ, ощущаютъ ли онѣ. И преимуще-
ство всегда на сторонѣ тѣхъ, кто считаетъ субстанціи ощущающими, по-
тому что за нихъ—единственный возможный здѣсь опытъ: свидѣтельство
самосознанія.
§ 94.	Для меня несомнѣнно, что въ ходѣ своего развитія есте-
ственнонаучное міропониманіе должно будетъ рѣшительно признать суб-
станціи ощущающими, или, на его языкѣ, «атомы — сознающими».
Дѣйствительно, ощущеніе нельзя вывести изъ движенія, и это мало по-
малу станетъ столь же очевиднымъ, какъ то, что такое положеніе вещей
само собою установилось съ того момента, когда субстанція была—во-
— 34 —
преки всякому, возможному въ этомъ направленіи, опыту — признана
не-ощущающей -11).
§ 95.	Но естественнонаучное міровоззрѣніе, согласно принципу наи-
меньшей мѣры силъ, подъ которымъ идетъ все его развитіе, должно
будетъ сдѣлать еще одинъ шагъ дальше, какимъ бы непривычнымъ—и
потому труднымъ—онъ ни показался его современнымъ представителямъ.
Правда, міровоззрѣніе, усматривающее въ мірѣ одни Только движущіеся и
чувствующіе атомы или же—субстанціи, внѣшнія отношенія которыхъ
опредѣляются какъ движеніе, а внутреннія—какъ ощущеніе,—такое міро-
воззрѣніе представляетъ для мышленія уже значительное облегченіе.
Однако растущее сознаніе того, что и въ этомъ міровоззрѣніи еще со-
держится элементъ, не почерпнутый изъ опыта, иными словами, потреб-
ность въ чистомъ опытѣ заставитъ подвергнуть пересмотру и это міро-
воззрѣніе, чтобы отбросить—послѣдній внѣопытный элементъ.
Мы уже не разъ указывали на этотъ элементъ, подлежащій исключенію.
Такъ, въ концѣ предыдущаго отдѣла было замѣчено, что относительно ощу-
щающихъ субстанцій ощущеніе извѣстно намъ изъ опыта достовѣрнѣе, чѣмъ
субстанція; ранѣе, въ § 55, было рѣшительнѣе указано, что субстанціаль-
ность есть опредѣленіе, которое вовсе не дано въ матеріалѣ, дѣйствительно
почерпнутомъ изъ опыта, а привносится въ него лишь мышленіемъ по-
знающаго. Такимъ образомъ, субстанція и есть тотъ элементъ, исклю-
ченіе котораго не можетъ затянуться на долго въ развитіи общечеловѣ-
ческой мысли.
§ 96.	Нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія въ томъ, что субстанція имѣется
только въ неконтролированномъ опытѣ, и кажущимся образомъ, но ни-
какъ не въ провѣренномъ опытѣ и не дѣйствительно. А все же и въ
наши дни—да кто знаетъ, до какихъ поръ?—можно еще сомнѣваться,
не представляетъ ли исключеніе субстанціи задачу, неразрѣшимую по
психологическимъ основаніямъ. Пожалуй, съ исключеніемъ движущей силы,
а вмѣстѣ съ нею причинности, дѣло обстояло проще; тамъ вмѣшательство
субъективныхъ чувствованій было слишкомъ очевиднымъ, а посягатель-
ство на сущность міра, обусловливаемое исключеніемъ,—не настолько серь-
езнымъ, чтобы не совершить его безъ сожалѣній и раздумья. Здѣсь же
рѣчь идетъ объ антроноиорфизмѣ, пе столь очевидномъ, о способѣ пред-
ставленія, который даетъ самое глубокое опредѣленіе міра и связанъ,
повидимому, самымъ тѣснымъ образомъ со всѣмъ нашимъ опытомъ и міро-
пониманіемъ. Это соображеніе заставляетъ насъ, прежде чѣмъ приступить
къ этому важнѣйшему исключенію, еще разъ точнѣе уяснить,. что соб-
ственно означаетъ, «субстанція», чтобы, судя по этому, рѣшить, въ ка-
комъ смыслѣ она вѣроятно подлежитъ немедленному исключенію, въ ка-
комъ—можетъ быть удержана.
ІИ б.
§ 97.	Для этой цѣли мы должны прежде всего разсмотрѣть, въ ка-
комъ отношеніи развитіе мышленія стоитъ къ развитію языка.
Первоначальныя воспріятія, обозначаемыя рѣчью, содержатъ предметъ
лишь въ качествѣ сложнаго единства, хотя состоящаго изъ разнородныхъ
— 35
группъ ощущеній, но такихъ, что различія еще недостаточно выяснены про-
цессомъ сознательнаго различенія. Благодаря способности различенія,—кото-
рая, впрочемъ, и сама-то развивается подъ сильнымъ вліяніемъ языка,—пер-
воначальное сложное единство воспринимаемаго предмета исчезаетъ, чтобы
уступить мѣсто новому единству высшаго порядка: отдѣльныя свойства (ка-
чества, въ тѣсномъ смыслѣ, и движенія) подмѣчаются съ помощью про-
цесса различенія, относительно изолируются посредствомъ звукового обозна-
ченія и, согласно законамъ ассоціаціи, снова подводятся подъ первоначаль-
ное единство, которое позже отмѣчается рѣчью: теперь свойства прила-
гаются къ нему, какъ предикаты къ ихъ субъекту.
§ 98.	Такимъ образомъ, первоначально-обозначенный предметъ, не-
расчлененпый въ своемъ содержаніи, противопоставляется теперь, какъ
вещь, отличнымъ отъ него и различаемымъ съ нимъ его свойствамъ.
Это послѣднее отношеніе тотчасъ же снова апперципируется развиваю-
щимся (точно также подъ вліяніемъ языка) самосознаніемъ, т. е. предметъ
подлежащее (субъектъ) подводится подъ форму человѣческой дѣятельности
и обладанія: «вещь> оказывается дѣйствующей и претерпѣвающей воз-
дѣйствіе, движущей и обладающей—она совершаетъ свои движенія, об-
ладаетъ своими свойствами; въ силу этого въ апперцепціи приписывается
и вещи причинно-активная природа.
§ 99.	Итакъ, процессъ различенія, съ одной стороны, выдѣляетъ
изъ первоначальнаго цѣльнаго комплекса, какимъ былъ воспринимаемый
предметъ, рядъ различныхъ ощущеній, и затѣмъ снова прилагаетъ ихъ къ
предмету, какъ его свойства; съ другой же стороны, въ силу того же
процесса, различныя ощущенія, на которыя какъ-бы послойно распадается
все воспріятіе предмета, обособляются и разъединяются, чтобы тотчасъ же
снова объединиться въ качествѣ частей первоначальной вещи, принимае-
мой теперь за цѣлое.
§ 100.	Благодаря всѣмъ этимъ процессамъ, происходящимъ сов-
мѣстно и во взаимной связи, впечатлѣніе о предметѣ становится воспрія-
тіемъ въ тѣсномъ, обычномъ смыслѣ слова (воспріятіе—не какъ актъ,
а какъ его результатъ): это—единое, отчетливо сознаваемое, упорядочен-
ное представленіе, соотносительно—созерцаніе, гдѣ разныя ощущенія, изъ
которыхъ оно сложилось, содержатся какъ различныя свойства опредѣлен-
ной и обособленной внѣшней вещи, состоящей изъ частей, реальной и
активной. И всѣ элементы такого воспріятія были дѣйствительно воспри-
няты: иные были привнесены мышленіемъ, чтд мы и отмѣтили, устано-
вивъ различіе между чистымъ и смѣшаннымъ воспріятіемъ; то же явству-
етъ и изъ только-что приведенныхъ замѣчаній “).
§ 101.	Такимъ путемъ, языкъ, посредствомъ неизмѣнныхъ обозна-
чающихъ словъ, даетъ возможность закрѣпить (и внутрснне расчленить)
единство, вначалѣ сложное и неразличимое, и тѣмъ противопоставить еди-
ный предметъ, какъ вещь и подлежащее, содержанію ощущеній, какъ его
свойствамъ и предикатамъ. Но въ этомъ новомъ отношеніи свойства пред-.
ставляются зависящими отъ вещи (которая признается активнымъ чле-
номъ. въ этомъ противопоставленіи), тогда какъ сама вещъ, ставшая на
первый планъ въ силу своего происхожденія и значенія, пріобрѣтаетъ все
большую и ббльшую самостоятельность по отношенію къ своимъ свой-
— 36
ивамъ; ибо то или другое свойство въ нѣкоторой части своего объема
можетъ измѣниться и даже исчезнуть безъ всякаго ущерба для самаго
существованія соотвѣтствующей вещи. Вмѣстѣ съ тѣмъ, дѣлаясь, съ одной
стороны, все болѣе независимой отъ присутствія тѣхъ или иныхъ свойствъ,
а съ другой—все легче совмѣщая въ себѣ въ одно и то же время не-
одинаковыя свойства и смѣну ихъ во времени, вещь становится чѣмъ-то
истинно и собственно сущимъ,—чѣмъ-то, чтб составляетъ независимую
точку опоры для измѣнчивыхъ свойствъ и устойчивый пунктъ среди ихъ
смѣны.
§ 102.	Отсюда—только одинъ шагъ до субстанціи: контрастъ между
вещью,—какъ чѣмъ-то устойчивымъ, какъ сущностью,—и свойствами,—
какъ чѣмъ-то измѣнчивымъ и придаточнымъ, все глубже запечатлѣвается въ
научномъ сознаніи; въ концѣ-концовъ, отвлекаясь отъ всѣхъ особенностей
разнообразныхъ, вещей и свойствъ, возводятъ относительную устойчи-
вость вещи въ абсолютную,—и міръ распадается на два класса суще-
ствованій: на субстанціи, дѣйствительныя, неуничтожаемыя, для себя-
сущія, и на акциденціи, или модусы, измѣнчивые и лишь придаточные къ
субстанціямъ *’).
$ 103. Чтё же такое, въ дѣйствительности, субстанція? Прежде,
чѣмъ дать окончательный отвѣтъ на этотъ вопросъ, мы выдѣлимъ еще
одинъ моментъ въ исторіи развитія этого представленія. Чтобы я могъ
воспринять, что нѣчто измѣнилось, это нѣчто должно остаться настолько
неизмѣнившимся, чтобы я могъ снова признать его за то, чѣмъ оно было
.прежде; иначе, вслѣдъ за полнымъ объективнымъ измѣненіемъ, я увидѣлъ
бы предъ собою совершенно новый объектъ, и мнѣ совсѣмъ не пришло бы
на умъ, что я имѣлъ дѣло съ измѣненіемъ. Слѣдовательно, для воспрія-
тія измѣненія необходимо соотношеніе измѣнившагося съ неизмѣннымъ,—
какъ для воспріятія движенія, представляющаго собою тоже измѣненіе,
необходимо соотношеніе съ чѣмъ-либо неподвижнымъ.
§ 104.	Давши возможность противопоставить вещь ея свойствамъ,
развитіе языка сдѣлало впервые возможнымъ и сознаніе объ измѣнчивости
свойствъ, ибо ихъ измѣненіе теперь можно было отнести къ неизмѣняющейся
вещи. Такимъ образомъ, въ представленіи о вещи былъ найденъ непо-
движный пунктъ, на который могло опереться въ своемъ развитіи вос-
пріятіе измѣненія,—и сознаніе о косности этого пункта росло въ той же
мѣрѣ, какъ сознаніе объ измѣнчивости свойствъ.
§ 105.	Само собою понятно, что послѣ всѣхъ метаморфозъ, какія
претерпѣлъ предметъ чувственнаго воспріятія, первоначально обозначав-
шійся словомъ, отъ- него осталось, въ концѣ-концовъ, лишь его старое, не-
измѣнное названіе, косное слово; - это названіе, Сдѣлавшее возможнымъ пред-
ставленіе объ (относительной) устойчивости вещи, которая, не будучи сама по
себѣ воспринятой, объединяетъ въ качествѣ своихъ свойствъ все чувственно-
воспринятое, — это-то названіе и дало возможность дойти до высшей
абстракціи въ этомъ направленіи: до представленія о субстанціи. Ибо .на-
копляющійся опытъ объ измѣненіи побуждаетъ человѣческій умъ, жажду-
щій безусловнаго “), мысленно продолжать измѣненіе до безконечности,
а при этомъ, соотвѣтственно абсолютному измѣненію, мыслить и косность
лежащаго въ основѣ неизмѣннаго также—абсолютно-устойчивой.
— 37 —
Поэтому субстанція есть не что иное, какъ абсолютно-неподвижный
идеальный пунктъ, къ которому относятъ измѣненія и который долженъ
быть на лицо для мышленія объ абсолютныхъ измѣненіяхъ 1В).
§ 106.	Итакъ, субстанція есть психологически-необходимая вспомо-
гательная функція, бей. которой такъ же невозможно пріобрѣсти представ-
леніе объ абсолютной измѣнчивости, какъ безъ вещи—представленіе объ
относительной измѣнчивости. Въ «механизмѣ» психической жизни пред-
ставленіе о субстанціи должно было получить значеніе чего-то существую-
щаго независимо отъ мыслящаго субъекта, подобно «понятіямъ» въ эпоху
средневѣкового реализма, которыя тоже были идеальной функціей, развив-
шейся на основѣ неизмѣннаго слова. И подобно тому, какъ теперь поня-
тія перестали считать за объективно-реальныя существованія, такъ и суб-
станцію слѣдуетъ рѣшительно исключить изъ сферы реальво-сущаго. Здѣсь
дѣло можетъ идти лишь объ исключеніи изъ области того, чтб считается
объективно-существующимъ, но отнюдь не объ исключеніи изъ сферы на-
шего мышленія: послѣднее не перестанетъ нуждаться въ представленіи
чего-либо неподвижнаго для пониманія измѣненія; оно развивается подъ
вліяніемъ языка и волей-неволей движется въ формахъ, которыя тотъ для
него создалъ 8в).
III в.
§ 107.	Итакъ, по высказаннымъ соображеніямъ, всѣ попытки право-
мѣрно вывести изъ происхожденія понятія о субстанціи ея объективное
значеніе—безнадежны и не ведутъ ни къ чему. Нельзя-ли, однако, оста-
вить за ней объективное значеніе въ другихъ цѣляхъ—въ цѣляхъ пони-
манія, какое мысль о ней, какъ о реальной, гарантируетъ мышленію о
мірѣ? Разсмотримъ, поэтому, каково же это пониманіе.
Между субстанціей и ея акциденціями существуетъ двойная противопо-
ложность: субстанція есть неизмѣнное въ измѣнчивомъ—и основное для
придаточнаго. Какъ неизмѣнное, она даетъ скорѣе вспомогательное психоло-
гическое средство представить измѣненія, чѣмъ возможность понимать
ихъ; поэтому моментъ, обусловливающій пониманіе, мы должны искать
въ другой ея сторонѣ—въ субстанціи, какъ чемъ-то основномъ.
§ 108.	Представленіе о такомъ «основномъ» есть продуктъ позднѣйшаго
развитія, которое—сообразно съ развитіемъ всего научнаго мышленія—
стремится ослабить апперцепцію, бывшую вначалѣ вполнѣ антропоморфи-
ческой. А послѣдняя, какъ мы уже упоминали, заключалась въ томъ, что
развивающееся самосознаніе присваивало логическому подлежащему (субъ-
екту) все бЬлыпую самостоятельность и отнесло его, какъ нѣчто реальное,
во внѣшній міръ; для развивающагося самосознанія подлежащее пред-
ставляется вначалѣ одареннымъ той же активной энергіей, какъ и «я»,
развившееся благодаря языку; энергія перваго понимается изъ отношенія
дѣятельнаго «я» къ его дѣйствіямъ, причемъ это отношеніе играетъ роль
извѣстнаго. Вотъ еще одинъ пунктъ, гдѣ представленія причинности и
субстанціи сливаются.
§ 109.	Это некритическое пониманіе, обусловленное наивной аппер-
цепціей, удержалось до нашихъ дней, какъ психическій пережитокъ,
— 38 —
пройдя всѣ степени ослабленія: активное логическое подлежащее опусти-
лось до роли носителя и даже — чтб еще отвлеченнѣе — неопредѣленной
«сути»; остается еще созданная и сохраненная языкомъ привычка объяс-
нять идущія извнѣ вліянія, какъ результатъ чего-то, лежащаго внутри или
позади воспринимаемаго; утвержденіе, будто мы не могли бы понимать внѣ-
насъ-сущее безъ этой скрытой субстанціи, доказываетъ лишь, какъ глубоко
эта привычка вкоренилась въ мышленіе, и какъ легко еще и теперь
считать привычное постигнутымъ.
§ 110.	Но какъ ни важно такое пониманіе по привычкѣ даже
для современнаго мышленія, какъ его драгоцѣнное облегченіе, однако,
прогрессивное развитіе мышленія должно будетъ—сообразуясь съ принци-
помъ наименьшей суммы силъ—постепенно исключить это облегченіе, и
это—тѣмъ вѣроятнѣе, что въ конечномъ счетѣ представленіе субстанціи
влечетъ за собою такія затрудненія, которыя почти перевѣшиваютъ цѣн-
ность его, какъ представленія привычнаго. Чтобы выяснить это, мы бро-
симъ еще взглядъ на болѣе поздній и самый важный моментъ въ развитіи
отношеній между вещью и ея свойствами.
§ 111.	Въ исторіи развитія мышленія долженъ былъ наступить мо-
ментъ, когда то, чтб называли свойствами вещи, оказалось просто ощу-
щеніями воспринимающаго субъекта; тогда свойства перестали принадле-
жать самой вещи; теряя свою придаточность къ вещи, они вступали въ
болѣе идеалистическое отношеніе съ ощущающимъ субъектомъ. Въ силу
этого должно было установиться различіе между вещью, какой она была
для ощущающаго субъекта, и вещью, какой она была бы въ себѣ.
 § 112. Между тѣмъ открытіе «вещи въ себѣ» дало поводъ къ даль-
нѣйшимъ открытіямъ. Различеніе вещи въ себѣ отъ вещи, какова она для
насъ, остановилось на старинной некритической апперцепціи, приписывав-
шей вещи энергію, въ силу которой она же воздѣйствуетъ на другой
субъектъ. Но тотъ же утонченный анализъ, который повелъ къ открытію
вещи въ себѣ, заставилъ признать, что энергія вещи была та-
кимъ же измышленнымъ элементомъ апперцепціи, какимъ оказалась суб-
станція.
§ 113.	На этомъ и остановилось развитіе сознанія о субстанціи;
не скоро было замѣчено, что при такомъ положеніи дѣлъ субстанція и ея
энергія ведутъ двойное существованіе: во-первыхъ, реальное — какъ
вещь въ себѣ и ея воздѣйствія, во-вторыхъ, «лишь субъективное»—какъ
субстанція и причинность. А когда человѣческое сознаніе замѣтило это
двойственное существованіе и, вмѣстѣ съ тѣмъ, кроющееся въ немъ про-
тиворѣчіе, то невозможность разрѣшить послѣднее съ прежней точки зрѣ-
нія должна была породить дальнѣйшую мысль, будто это противорѣчіе не-
разрѣшимо и коренится въ природѣ человѣческаго мышленія.
§ 114.	Послѣдняя половина этой мысли совершенно справедлива, по-
скольку мышленіе человѣка есть мышленіе посредствомъ рѣчи; тѣмъ не менѣе
оно, это противорѣчіе, не неразрѣшимо, ибо наше мышленіе не безусловно
подчинено рѣчи. Тотъ же самый пріемъ, который освободилъ насъ отъ оковъ
языка, могъ бы дать возможность рѣшить указанное противорѣчіе; этотъ
пріемъ—признаніе того, что представленіе о субстанціи имѣетъ свои корни
въ развитіи языка, а не въ сферѣ внѣ-насъ-сущаго.
39 —
Философъ еще и понынѣ трудится надъ задачей Данаидъ, стараясь
«познать» вещь въ себѣ въ ея объективной истинѣ или прикидывая къ ея
познаваемости и непознаваемости мѣрку нашихъ «познавательныхъ способ-
ностей». И такая громадная масса умственныхъ силъ и труда, достойнаго
лучшей цѣли, тратится на метафизическое опредѣленіе какого-то гипоста-
зированнаго вспомогательнаго представленія, на задачу поистинѣ безсодержа-
тельную, на поиски аріадниной нити для выхода изъ воображаемаго лабирин-
та, который, въ концѣ концовъ, существуетъ лишь въ мнѣніи ищущаго 27).
IV.
§ 115.	Такъ какъ предыдущія объясненія разсѣяли всякія сомнѣнія
насчетъ того, можемъ ли мы исключить изъ нашего міропониманія пред-
ставленіе о субстанціи; такъ какъ было достаточно выяснено, что въ ходѣ
нормальнаго развитія мышленія мы должны будемъ исключить её,—то по-
слѣ всего этого мы будемъ здѣсь считать ее исключенной.
§ 116.	Мы признали сущее за субстанцію, одаренную ощущеніемъ; разъ
субстанція устранена, остается ощущеніе: поэтому сущее должно мыслить
какъ ощущеніе, въ основѣ котораго нѣтъ болѣе ничего неощущающаго.
§117.	Теперь намъ остается стало-быть только опредѣлить отношеніе
движенія къ ощущенію; при этомъ подъ движеніемъ надо понимать, разу-
мѣется, не просто перемѣну мѣста, а то колебательное движеніе, которое
естествознаніе приписываетъ своимъ атомамъ даже въ томъ случаѣ, когда
они вовсе не находятся въ какомъ-либо поступательномъ движеніи.
Если необходимо допустить, что такое движеніе существуетъ и свой-
ственно сущему, то имъ нельзя пренебречь, если мыслимъ сущее какъ ни-
будь иначе—не какъ ощущеніе. Но все же мы настаиваемъ, что въ движеніи
нѣтъ новаго содержанія сущаго, такъ какъ для опредѣленія содержанія
сущаго мы располагаемъ только ощущеніями. Однако, движеніе не имѣетъ
своимъ содержаніемъ никакого ощущенія; хотя у насъ и есть ощущенія
движенія, но это—лишь чувства, сопровождающія наши движенія, совер-
шенно отъ нихъ отличныя; ихъ отнюдь нельзя смѣшивать съ движеніями.
§ 118.	Точно также мы воспринимаемъ движеніе не какъ нѣчто изо-
лированное, но лишь какъ нѣчто присущее какому либо сущему, «ко-
торое движется»—сказали бы мы, но такъ какъ это выраженіе опять
таки напоминаетъ о какомъ-то гипостазированіи, а извѣстное движеніе
должно быть свойственно упомянутому сущему, то мы лучше скажемъ:—
«которое само и есть это движеніе».
§ 119.	А такъ какъ по своему содержанію сущее не можетъ быть
движеніемъ, то цѣлесообразнѣе всего опредѣлить движеніе лишь какъ
форму бытія, въ противоположность ощущенію, которымъ исчерпывается
содержаніе всякаго бытія.
§ 120.	При такомъ истолкованіи, которое воздаетъ должное
опыту о тѣсной координаціи ощущенія съ движеніемъ, мы уже не имѣемъ
права пытаться вывести первое изъ второго ®8).
§ 121.	Наше истолкованіе составляетъ, въ частности, важное до-
полненіе къ существующимъ представленіямъ объ актѣ воспріятія, такъ
какъ съ измѣненіемъ въ движеніи всегда сопряжено измѣненіе въ ощуще-
— 40 —
ній. Теперь, когда представленіе о субстанціи можно считать исключен-
нымъ, мы должны видѣть въ актѣ воспріятія не только распространеніе
движенія,1 но и продолженіе ощущенія.
§ 122.	Было бы слишкомъ поспѣшно заключить отсюда, что субъ-
ективное ощущеніе одинаково съ объективнымъ, ибо самая координація
движенія съ ощущеніемъ какъ разъ требовала бы вмѣстѣ съ измѣненіемъ
въ движеніи, каковое современная наука видитъ въ актѣ воспріятія, и
измѣненія въ ощущеніи. ,
§ 123.	Но, съ другой стороны, не рано-ли утверждать, что намъ
поэтому никогда не удастся научно истолковать нормальный, данный, ска-
жемъ при простѣйшихъ условіяхъ, актъ воспріятія такимъ способомъ, ко-
торый позволилъ бы отожествить въ этомъ актѣ начальныя движенія
съ конечными?
V.
124.	Наше изслѣдованіе подошло къ концу. Нашей задачей было—
«вычислить», если можно такъ выразиться, исходя изъ наиболѣе общаго поня-
тія о сущемъ: какую форму приняла бы философія, развиваясь подъ влія-
ніемъ чисто-теоретическихъ интересовъ и сообразно принципу наименьшей
мѣры силъ?
Изслѣдованіе наше повело къ тому результату, что все сущее должно
быть мыслимо по своему содержанію какъ ощущеніе, а по своей формѣ—
какъ движеніе.
Это—высшее понятіе, подъ которое можно подвести все сущее, но
которое само не можетъ быть подведено подъ болѣе общее матеріальное
понятіе; изъ пего уже не можетъ развиться, согласно принципу наимень-
шей мѣры силъ, дальнѣйшей проблемы, кромѣ развѣ смѣлой попытки по-
полнить логическое единство всѣхъ ощущеній ихъ изначальнымъ мета-
физическимъ единствомъ.
§ 125.	Однако, осуществить указанную попытку помѣшалъ бы, прежде
всего, противоположный взглядъ на сущее, отчасти, впрочемъ, совпадаю-
щій съ нашимъ. Предлагаютъ мыслить сущее посредствомъ различныхъ
ощущеній въ томъ самомъ видѣ, какъ мы находимъ ихъ въ насъ самихъ;
слѣдовательно, согласно этому взгляду, сущее состоитъ изъ элементарныхъ
ощущеній, искони различныхъ и по существу неизмѣнныхъ. Какимъ бы
обоснованнымъ ни представлялся такой взглядъ современному мышленію,
но нужно быть весьма осторожнымъ, приписывая ему бблыпее значеніе.
Да будетъ намъ позволено мотивировать свое предубѣжденіе противъ него
рѣшительнымъ доводомъ, который заставитъ насъ отчасти вернуться
назадъ.
§ 126.	Имѣя цѣлью пониманіе явленій природы, естественно-научное
мышленіе,—разъ только пробѣлы въ воспріятіи предоставили познающему
нѣкоторую свободу приспособляться къ его собственнымъ потребностямъ,—
развиваетъ дальнѣйшія представленія о сущемъ, руководясь потребностями
пониманія. Но въ процессъ пониманія, какъ мы указывали раньше, вхо-
дитъ подведеніе того, что надлежитъ понять, подъ общее понятіе, которое
содержитъ въ себѣ извѣстное, — моментъ, необходимый для пониманія.
— 41
Поэтому, во всѣхъ тѣхъ случаяхъ, гдѣ дѣло идетъ о сложномъ измѣне-
ніи, изслѣдователь постарается облегчить пониманіе объекта изслѣдованія,
разлагая его на части, т. е. сложное измѣненіе—на рядъ или группу про-
стыхъ процессовъ, которые или считаются уже извѣстными, или же мо-
гутъ быть безъ затрудненія подведены подъ понятіе столь же простыхъ
и притомъ извѣстныхъ процессовъ. Такъ, механизмъ часовъ мы выясняемъ
себѣ, разъединяя одно отъ другого сцѣпленныя колеса, упругую пружину
и обнаруживая способъ ихъ совмѣстнаго дѣйствія; такъ, рефлекторное дви-
женіе считаемъ понятымъ, разложивъ весь процессъ на его отдѣльные
моменты: на приходящее возбужденіе, распространеніе его сначала по
чувствительнымъ, а затѣмъ—черезъ центральный органъ—по двигатель-
нымъ нервамъ, и, наконецъ, на завершеніе процесса сокращеніемъ мускула.
§ 127.	Итакъ, подобный анализъ удовлетворяетъ потребности пони-
манія. Но разъ опытъ оказывается здѣсь непримѣнимымъ и остается
только прибѣгнуть къ мысленному анализу,—дѣйствительный анализъ по-
полняется аналитическимъ процессомъ мысли. Этотъ — въ сущности не-
скончаемый—процессъ, начавшись въ мысли, можетъ быть и оконченъ
только въ мысли: онъ гдѣ нибудь да прервется и будетъ—при посред-
ствѣ новаго представленія—считаться заканчивающимся гдѣ-то,, въ ка-
комъ-то отдаленномъ туманномъ пунктѣ.
§ 128.	Такія, заканчивающія анализъ, представленія гарантируютъ
кромѣ чувства пониманія еще двоякаго рода умственное облегченіе: во-
первыхъ, они выражаютъ собою, что ихъ объектъ сталъ уже простымъ,
а не сложнымъ, и тѣмъ завершаютъ процессъ разложенія; во-вторыхъ,
выставляя неразложимое вмѣстѣ съ тѣмъ и неизмѣннымъ, они прекращаютъ
потребность въ дальнѣйшей измѣнчивости содержанія сущаго: простоеесть по
содержанію, своему неизмѣнное, хотя въ соединеніяхъ, въ которыхъ оно
должно входить, и подлежитъ абсолютному измѣненію. Къ такимъ, какъ-бы
заключительнымъ представленіямъ, принадлежитъ и атомъ, какъ представ-
леніе о чемъ-то неразложимомъ и неизмѣнномъ ’9).
§ 129.	Но тотъ же процессъ долженъ былъ развиться и въ дру-
гую сторону. Атомы содержатъ въ себѣ и представленіе о субстанціи,
въ послѣднемъ же неизмѣнное оказывается, съ другой стороны,'устойчи-
вой сущностью. При образованіи представленія о субстанціи, вліяніе языка
сказалось, какъ мы припомнимъ, въ томъ, что обозначенному словомъ
подлежащему (субъекту) было присвоено самостоятельное, такъ-сказать—«ин-
дивидуалистическое» положеніе въ сознаніи, а этому благопріятному положе-
нію было придано затѣмъ и объективное значеніе. Можно было бы ожи-
дать, что подобнымъ же образомъ разовьется и для свойствъ представленіе
о самостоятельности, такъ какъ въ нашей рѣчи и они, наравнѣ съ подле-
жащимъ, получили самостоятельыя наименованія. Такая тенденція существу-
етъ, но она не получила полнаго развитія, потому что этому противо-
дѣйствовало представленіе о полной зависимости свойствъ отъ субстанціи.
Свойства представляли себѣ совсѣмъ не такъ, какъ субстанцію: о нихъ
думали, какъ о представленіяхъ или—точнѣе—объ ощущеніяхъ, которыя
стоятъ лишь въ косвенной связи съ субстанціей; потому ихъ стали инди-
видуализировать, представленія же или ощущенія стали считать, по ана-
логіи съ атомами, чѣмъ-то устойчивымъ въ ихъ своеобразіи.
42
§ 130.	Дѣйствительно, представленіе своеобразной косности ощу-
щеній будетъ до тѣхъ поръ подтверждаться извѣстнымъ опытомъ, пока
мышленіе будетъ сковано языкомъ; ибо языкъ нашъ даже самымъ ми-
молетнымъ ощущеніямъ, разъ они замѣчены и получили наименованіе,
придаетъ какъ-бы историческую прочность, закрѣпляя ихъ обозначающимъ
словомъ; прочность вта существуетъ, конечно, только въ человѣческомъ
сознаніи, но легко можетъ сойти за объективную: ощущеніе, во всякомъ
случаѣ, должно казаться коснымъ въ своемъ содержаніи, потому что дан-
ное устойчивое слово будетъ и впредь прилагаться лишь къ подобнымъ же
ощущеніямъ.
§ 131.	Такимъ образомъ, вта такъ сказать—«атомистическая» ин-
дивидуализація ощущеній останется, вѣроятно, неизбѣжнымъ средствомъ,
обусловливающимъ впечатлѣніе пониманія по отношенію къ нашей собст-
венной жизни ощущеній,и, съ другой стороны—жизни представленій; нужно
только остерегаться, чтобы въ нашемъ пониманіи міръ не оказался своего
рода калейдоскопомъ, складывающимся изъ такихъ мозаичныхъ «осколковъ»
ощущеній.
§ 132.	Что же касается противоположнаго этому взгляда, по ко-
торому ощущенія способны переходить одно въ другое, развиться одно
изъ другого, почему всѣ они, со всѣмъ ихъ разнообразіемъ, могли прои-
зойти, дифференцируясь изъ единаго изначальнаго ощущенія съ одно-
роднымъ содержаніемъ,—то въ его пользу нельзя пока привести ничего
положительнаго, кромѣ его высокой цѣнности съ точки зрѣнія принципа
наименьшей мѣры силъ; впрочемъ, въ современной психологіи уже на-
рождаются стремленія, какъ будто обѣщающія дать болѣе опредѣленный
матеріалъ для этого, въ высшей степени монистическаго взгляда30).

Примѣчанія.
’) (къ § 3). Процессъ апперцепціи превосходно обрисованъ въ АЪгізз йег 8ргасЬ-
лѵів8еп8сЪайеп“ Штейиталя (Берлинъ, 1871 г. Ч. I, стр. 166 и сл.), откуда читатель
можетъ ознакомиться съ нимъ поближе; здѣсь я привожу лишь коротенькую выписку:
„Всякоз ознакомленіе, какъ и всякое узнаваніе, есть апперцепція... Апперцепціей будетъ
какъ дѣйствительное, первичное образованіе созерцанія или понятія или пріобрѣтеніе новой
иысли, такъ и всякое воспроизведеніе, воспоминаніе о нихъ. Поэтоиу вся наша теоретиче-
ская жизнь слагается изъ апперцепцій, проходитъ въ апперцепціяхъ (стр. 179).
(къ § 4). ІЪ., стр. 211 и сл.
а) (къ § 7). Восходя выше простого цѣлесообразнаго расположенія, въ своихъ „изящ-
иыхъ“ рѣшеніяхъ иатеиатнка вполнѣ достигаетъ этого относительно-наименьшей тратой
средствъ, сокращая число связующихъ представленій и выбирая самыя подходящія изъ нихъ.
Впослѣдствіи мы уваженъ подобныя же требованій и для всякаго научнаго изложенія.
4) (къ § 9). Для лучшей иллюстраціи воздѣйствія на чувство, оказываеиаго кон-
центраціей И увѣренностью апперцепціи, иожио сослаться, во-первыхъ, на удовольствіе или
неудовольствіе, которое иы испытываемъ, просто дуиая о концентраціи или, наоборотъ, о
разсѣяніи силъ. Во-вторыхъ, иожио упоиянуть здѣсь о напряженно-чувственной потребности,
которая играетъ не иалую роль въ исторіи философіи: мы говоримъ о сильно развитомъ
стреилеиіи ко всеобщимъ и необходимымъ сужденіямъ. Изъ сказаннаго въ текстѣ видно, въ
чеиъ состоитъ сберегающее-силы значеніе необходимости; въ какоиъ отношеніи цѣлесооб-
разна всеобщность сужденія,—выяснится впослѣдствіи.
®) (къ § 11). Ідійхѵі^ ІЧоігё. Сіе 'ѴѴеІІ аіз Епіхѵіскеіип^ йез (Зеізіез. Ваизіеіпс
ги еіпег шопізіізсЬеп АѴеІіапвсІіаиип^. Лейпцигъ, 1874 г. стр. 4 м сл.
с) (къ § 16). Л. Гг. Ргіев. Кеие ойег апіЬгороІо^івсІіе Кгііік <1ег ѴегпипГі.
Изд. второе. Гейдельбергъ, 1828 г. Т. I. стр. 167.
’) («іъ тому же §). Какъ примѣръ пассивной привычки, можно привести постепенно
образующуюся привычку къ необычной температурѣ: послѣдняя сначала непріятна, а въ
концѣ концовъ перестаетъ обращать на себя наше вниканіе; примѣры активной привычки
у всѣхъ и каждаго подъ рукой: имн иогутъ служить пріобрѣтенныя упражненіеиъ н зау-
ченныя группы всевозможныхъ движеній и представленій.
®) (къ § 20). Изъ сказаннаго въ текстѣ ясно, что средствами, дающими наибольшій,
результатъ при названныхъ апперцепціяхъ, не всегда бываютъ привычныя средства. Пер-
вичная апперцепція требуетъ большихъ усилій; при ея повтореніяхъ она постепенно, а въ
особенно благопріятныхъ случаяхъ и сразу начинаетъ требовать иеныпей, т. е. обычной
траты силъ, такъ что душа пріобрѣтаетъ и надолго сохраняетъ большую работоспособность.
9)	(къ § 23). Аир;. КсЫеісИег. Сіе йагѵгтізсЬе ТЬеогіе шій бргасівѵізвепз-
сііай: Изд. 2-е. Вейиаръ, 1873 г., стр. 24 н сл.
”) (къ § 24). Ьагагиз (Зеі^ег. Егзргипр; Йег Кргасііѳ. Штутгартъ. 1869 г. стр. 55
н сл.; его же: Йгзргип^ ипй ЕпЬѵіскеІипк г|ег шепзсЫісЬеп ВргасЪе ипй ѴегпипГі.
Т. I, Штуттгарть, 186-> г. стр. 223 н сл.
ы) (къ § 25). Не наша задача слѣдить далѣе за господствомъ принципа наименьшей
иѣры силъ при возникновеніи и развитіи языка, ибо языкознаніе граничитъ съ областью
психологіи и физіологіи: иапр., изиѣненія звука, въ которыхъ блестяще обнаруживается
стреиленіе къ сбереженію силъ, входятъ въ область физіологіи. Въ исторіи развитія различ-
ныхъ языковъ можно было бы найти болѣе чѣмъ достаточно чисто-психологическихъ част-
ностей, которыя свидѣтельствуютъ въ пользу нашего принципа; позтоиу было бы весьма
желательно сопоставить въ этомъ отношеніи различные языки съ точки зрѣнія филологіи.
Я приведу здѣсь два примѣра на этотъ счетъ ивъ капитальнаго труда Ь. Оеі^ег’а („Егз-
ргиод ипй ЕпЬѵіскеІип^ й. шепзсЫ. 8рг. и. Ѵегп.“). „Новый или болѣе совершенный
— 44 —
элеиеитъ мысли, появившійся въ благопріятномъ пунктѣ войной поверхности, обладаетъ
такой же непреодолимой силой и заразительностью, какъ крупное техническое изобрѣтеніе,
и не менѣе огнестрѣльнаго оружія и книгопечатанія способенъ къ передачѣ и распростра-
ненію. Какъ ни невзрачно семитское словечко ѵа, а оно пробралось далеко за предѣлы
своей родины—иапр., въ персидскій, афганскій, турецкій языки; у персовъ оно вскорѣ вы-
тѣснило постпозитивную частицу са, употреблявшуюся въ Зендахъ,—частицу, которая (въ
.противоположность русокоиу и, соотвѣтствующеиу еі, каі, иіа н т. д.) принадлежала
первоначальному индогерманскоиу языку, но была не столь совершеннымъ средствомъ для
соединенія двухъ понятій, чѣмъ сеиитская час/нца, поиѣщаеиая, подобно нашему „и44, про-
сто иежду соединяемыми словаии... Сирійцы подъ вліяніемъ грековъ старались возвыситься
надъ этой симметрической простотой семитскаго слога: въ свои чнсто-семитсвія фразы онн стали
вводить постпозитивное „же44, несвойственное сенитской вѣтви языковъ, н даже столь ха-
рактерную для греческой рѣчи двойную частицу	въ формѣ тап—Леи. Такимъ об-
разокъ, несомнѣнно, что народы съ пользой заимствуютъ другъ у друга преимущества н
даже чисто-внутреннія пріобрѣтенія нхъ рѣчи. Даже если обратиться къ числительнымъ, то
и тутъ мы увидниъ, что десяточная система,—безъ сомнѣнія, въ сиду большаго ея соотвѣт-
ствія съ сотественныиъ объемомъ нашего созерцанія,—вытѣсняетъ другія, особенно систему
двадцатиричную почти всюду, гдѣ онѣ сталкиваются14 (т. I, стр. 381 и сл.).
Приведенныя ниже замѣчанія о двойственномъ числѣ представляютъ другой примѣръ
или рядъ примѣровъ: ^Двойственное число составляетъ еще болѣе интересный памятникъ
первоначальнаго періода грамматики. Его можно обнаружить во многихъ языкахъ, принад-
лежащихъ къ различнымъ семьямъ, но почти всюду или совсѣмъ вышедшимъ изъ употреб-
ленія, или же стоящихъ на пути къ исчезновенію... Во многихъ языкахъ можно замѣтить стрем-
леніе устранить двойственное число, такъ что его примѣненіе ограничивается естѳственныии
парами, и, наконецъ, оно остается въ видѣ непонятныхъ окончаній у числительныхъ: два,
двѣсти, двѣ тысячи. Такое стремленіе весьма понятно. Къ чеиу относительно двухъ чело-
вѣкъ прибѣгать къ склоненію особой формы аѵВре, когда, говоря о трехъ, четырехъ, пяти
человѣкахъ, пользуются просто числительными? Зачѣмъ, сверхъ того, разъ рѣчь идетъ о
дѣйствіи двухъ человѣкъ, придавать особыя формы глаголу, тогда какъ относительно дѣй-
ствій трехъ человѣкъ ничего подобнаго ие дѣлаютъ? Нельзя же считать цѣлью такого спо-
соба выраженія красоты, на которыя ссылаются для его объясненія. Двойственное число со-
ставляетъ подготовительную ступень для ниожѳственнаго числа; оио представляетъ попытку
ума овладѣть множественностью, ио отнюдь ие подмѣченное въ природѣ тонкое различіе.
Разъ выработалось множественное число,—значитъ, двойственное сослужило уже свою службу;
оно омертвѣваетъ и еще держится кое-гдѣ, подобно атрофирующемуся органу. Въ подтвер-
жденіе такого хода дѣлъ, по моеиу мнѣнію, можно привести семитскіе яеыкн... Такииъ
образомъ, представленіе о множествѣ развилось, по всей вѣроятности, изъ грамматическаго
выраженія для двухъ, такъ какъ число два само собою навязывается въ опытѣ народамъ,
даже не умѣющимъ считать...
...Однако на этоиъ основанія мы все же ие ноженъ нредполагать, чтобы въ началѣ
этого процесса было опредѣленное представленіе о числахъ, даже о понятіи „два44. Ощущеніе
различія иежду двумя и треия появляется въ сознаніи только когда, тогда обособ-
ляются граииатическія формы. Въ этотъ иоиеитъ языкъ свернулъ на путь, который ногъ
бы привести его къ выраженію послѣдовательнаго ряда чиселъ посредствомъ разнообраз-
ныхъ флексій при имени существительномъ. Но виѣсто того все же возникло числительное.
Числительное два было такимъ же смертнымъ приговоромъ для двойственнаго числа, какъ
предлогъ—для падежныхъ окончаній, какъ, отчасти, вспомогательный глаголъ для временъ
и наклоненій. Развитіе подобныхъ формъ заглохло въ самомъ зародышѣ; да и фориа двой-
ственнаго числа уцѣлѣла лишь благодаря выполненію особой функціи, сохранявшей за инкъ
нѣкоторую цѣнность сродн новыхъ средствъ и фориъ рѣчи; оио выражало собою по при-
родѣ двойственное, соединенное попарно. Лишь въ еврейскоиъ языкѣ иожно подмѣтить, что
это и было первоначальнымъ значеніемъ двойственнаго числа. Арабскій языкъ уже не зна-
етъ такихъ ограниченій, да даже и въ еврейскомъ аналогичное отношеніе проглядываетъ
въ такихъ фориахъ, какъ два дня, два года, двѣ рѣми, два ложа’и кое-какихъ другихъ
выраженіяхъ44 (т. 1, стр. ЗьЭ и сд.).
12) (къ § 27). Признаюсь, что Штѳйнталь (стр. 207 и сл. его книги, указанной въ
1-нъ при и.), называющій первую изъ этихъ апперцепцій „отожествляющей44 (іаепѣіПсігепгіѳ),
а вторую—„подводящей14 (биЪзитігѳпгіе), не совсѣмъ убѣдилъ пеня въ тонъ, что есть еще
и другія число теоретическія апперцепціи. Апперцепціи, которыя Штѳйнталь объединяетъ
подъ общимъ иазваніеиъ гармонизирующихъ", суть или настоящія, ясно выраженныя „ото-
жествляющія44 и „подводящія44 апперцепціи (какъ, иапр., эитииеиы),—или апперцепціи склон-
ности и другихъ чувствъ,—или же ассоціативные процессы, которые служатъ лишь для
установленія связи и въ научноиъ познаніи по большей части только подготовляютъ „под-
водящую44 апперцепцію. Такъ, историкъ старается понять какую-нибудь подробность ио об-
щей связи событій и фактовъ, потону что способъ связи принимается эа причинный; такъ
филологъ пытается воспроизвести связь представленій, дѣйствительно имѣвшихся въ со-
— 45 —
внавіи автора, подбирая для спорнаго иѣста такое слово, т. е. такое представленіе, поста-
новка котораго объясняла бы полнѣе всего присутствіе другихъ словъ, а потому оправды-
вала бы и присутствіе самаго подобраннаго слова; археологъ и палеонтологъ стараются по
сохранившееся части возстановить утраченное цѣлое, чтобы по способу связи этой части
съ остальными, который опредѣляется эстетическнни или естественными законами, лучше
понять форму и функціи найденной части. Такимъ образовъ, при помѣщеніи данной части
на ея мѣсто въ наглядномъ цѣломъ, или при втоиъ- цѣломъ примѣняются, съ одной стороны,
подводящія апперцепціи, посредствомъ которыхъ данный объектъ объясняется какъ часть, а
эта часть, въ свою очередь, объясняется съ помощью представленій объ отношеніяхъ, въ ка-
кихъ части могутъ стоять въ нхъ цѣлому; съ другой—примѣняются отожествляющія апперцеп-
ціи, посредственъ которыхъ объектъ признается за такой-то или—за искомый. Но для мевя
все же сомнительно, чтобы кромѣ этого координированныя (апперципированныя и соединенныя
надлежащиии связующими представленіями) частичныя представленія апперципировались
еще одно другимъ и вваиино. Наконецъ, если придуиать какой-нибудь фактъ, какъ причину
даннаго факта, то это будетъ подводящей апперцепціей лишь въ тонъ случаѣ, когда данный
фактъ подводится подъ общее представленіе о причинности, обусловливающее собою пони-
маніе; напр., присутствіе на какомъ-инбудь мѣстѣ эрратическаго валуна становится понятнымъ,
благодаря представленію о его перемѣщеніи на льдниѣ. Съ логическимъ осиоваиіеиъ дѣло
обстоитъ такъ же, кавъ съ реальной причиной. Четвертый разрядъ апперцепцій, насчиты-
ваемый ІПтейнталемъ,—онъ называетъ нхъ „творческими^,—характеризуется тѣмъ, что
въ подобныхъ случаяхъ апперципирующая группа представленій сама возникаетъ лишь въ
моиентъ апперцепціи. На ной взглядъ, подобныя апперцепціи составляютъ лишь попытки,
предшествующія рѣшительной апперцепціи, сами же по себѣ омѣ могутъ быть или отоже-
ствляющими, или подводящими.
Этихъ замѣчаній достаточно, чтобы оправдать или извинить иеия за то, что въ текстѣ
я называю теоретическими апперцепціями лишь отожествляющія и подводящія: только онѣ
и обусловливаютъ познаніе, ибо всякое „позианіе“ состоитъ просто въ ознакомленіи съ
ебъективнымп отношеніями н въ приведеніи послѣднихъ въ чеиу-либо раньше извѣстноиу.
О другихъ основаніяхъ надѣюсь упоияиуть при случаѣ.
”) (къ § 29). Еще одно замѣчаніе насчетъ языка. Очевидно, языкъ, давая посред-
ствомъ словъ возможность мыслить чрезъ понятія, оказываетъ огроииую услугу принципу
наименьшей мѣры силъ, и притонъ двойную услугу. Во-первыхъ, онъ замѣняетъ отдѣль-
ное созерцаніе цѣлымъ безпредѣльнымъ рядомъ созерцаній того же рода; съ помощью языка
мы можемъ держать въ умѣ одно только словесное представленіе, тогда какъ всѣ отдѣль-
ныя созерцанія, обозначаемыя словоиъ, едва-едва выступаютъ въ сознаніи. Такимъ образовъ,
благодаря этнмъ различіямъ въ напряженности процесса представленія, мышленіе запол-
няется самыми разнообразными, но быстро смѣняющимися представленіями; всѣ они дѣй-
ствуютъ такъ же, кавъ созерцанія, ие будучи созерцаемыми; между тѣмъ какъ, созерцаемыя
въ отдѣльности, оин потребовали бы громадной траты силъ и вреиеии и, кронѣ того, бу-
дучи легко обозримыми н способиыми ко вванииой ассоціаціи, они былн-бы все же совер-
шенно излишниии. Ср. „АЬгівв <1ег ЗргасІіхѵібвепвсЬаЛ:" ВіеіпіІіаГя, стр. 432 н сл.
Языкъ способствуетъ дифференціаціи представленій и по ихъ содержанію, сохраняя
посредственъ иаииеиоваиія разъ установленныя различія, доводя ихъ до полной ясности н
тѣмъ подготовляя почву для новыхъ различій. Ср. § 97 и сл. въ текстѣ.
*‘) (къ тому же § 29). Для нашей цѣли достаточно было просто упомянуть въ
теветѣ объ втоиъ положеніи логики. Насчетъ иатеиатически-точиой формулировки его ср.
М. XV. ВгоЬівсН, Йеие Сагіе^ипр; <1ег Ьо^ік. Изд. 3-е, 1863 г., стр. 30. Но да будетъ
позволено здѣсь, прн самомъ сжатомъ развитіи принципа иамиеиьшей иѣры силъ, прибавить
два-трн слова насчетъ господства этого принципа въ другихъ сферахъ человѣческихъ инте-
ресовъ, остающихся за предѣлами нашей строго-ограничеииой задачи.
Можно предвидѣть заранѣе, что нашъ принципъ имѣетъ и эстетическое значеніе,
ибо цѣль веяваго художественнаго произведенія —- воспроизведеніе, значитъ и творчество,
имѣющее иѣсто въ процессахъ представленія автора. Творчество же должно сопровождаться
чувствомъ удовольствія или неудовольствія—смотря по тому, согласуется или не согласуется
созиданіе задуманнаго произведенія съ принципомъ наименьшей мѣры силъ. Эти чувства,
насколько мы поиннмъ, возникали у насъ въ большей или меньшей степени прн всякомъ
слѣдованіи или отступленіи отъ этого принципа.
Въ самомъ дѣлѣ, всѣ тѣ моиеиты, которые ииѣлн значеніе для теоретическаго мы-
шленія, выступаютъ, въ свою очередь, и въ области искусства. Здѣсь, какъ и тамъ, обна-
руживается нерасположеніе Къ противорѣчивому и ко всеиу излишнему; здѣсь, какъ и тамъ,
требуется наглядность н гарантія внутренней связи прн расположеніи иатеріала, частей;
здѣсь, какъ и тамъ, выступаетъ требованіе ясности и увѣренности (несомнѣнности) аппер-
цепціи, здѣсь, какъ и тамъ, въ высшей степени развито стреиленіе къ органическому по-
строенію. Въ теоретическомъ мышленіи иы еще встрѣтииъ стреиленіе къ единству; въ сферѣ
искусства оио проявляется, какъ потребность въ единствѣ характера, завязки, дѣйствія,
— 46 —
цдем; а поскольку идея содержитъ единство, дающее возможность апперципировать цѣлое,
постольку цѣлое и должно, по иагаеиу мнѣнію, воплощать лишь одну идею.
Въ искусствѣ,—пожалуй, даже явственнѣе, чѣмъ въ теоретическомъ мышленіи,—отно-
шеніе средствъ въ цѣли опредѣляется по принципу наименьшей мѣры силъ. Отъ. искусства иы
требуеиъ, чтобы оно обходилось „самыми простыми11 средствами; вто требованіе, правильно
понятое, ииѣетъ, въ сущности, лишь отрицательный смыслъ: не употреблять средствъ, кромѣ
ведущихъ къ цѣли. Въ остальномъ, прииѣнеиіе средствъ должно сообразоваться съ намѣ-
ченнымъ,—а нхъ оцѣнка—съ достигнутымъ результатомъ. Принципъ наименьшей суммы
силъ не исключаетъ даже самыхъ сильмыхъ и разнообразныхъ средствъ, лишь бы только
всѣ вмѣстѣ оии давали надлежащій результатъ; и встетнческн они вполнѣ умѣстны, когда
достигнутый ими результатъ носитъ встетическій характеръ: при втоиъ, выборъ средствъ,—
въ высшей степени субъективный и индивидуальный,—обусловливается, разумѣется, большей
или меньшей апперцептивной способностью художника, нбо какъ выдающійся талантъ,
такъ и бездарность,—каждый находитъ критерій для оцѣнки встетическаго дѣйствія средствъ,
въ концѣ концовъ, лишь въ себѣ и своихъ способностяхъ. — Точно такъ же и въ примѣ-
неніи къ теоретическому мышленію принципъ наииеньшихъ средствъ требуетъ не развитія
самой ничтожной мѣры представленій, а лишь того, чтобы для предполагаемой аппер-
цепціи была развита только та сумиа представленій, которбй достаточно для выпол-
ненія цѣли. Принципъ ианиеньшей мѣры силъ есть принципъ умственной вкоиоміи, но не
скудомыслія.
Какъ пониманіе,—обусловливая, сравнительно съ простымъ узнаваніемъ, ббльшій
результатъ при той же тратѣ силъ,—въ высшей степени удовлетворяетъ требованіямъ прин-
ципа ианиеньшей мѣры силъ и потону есть собственный теоретическій методъ человѣка,
т. е. оно лежитъ въ основѣ собственно-человѣческаго мышленія, мышленія, характеристич-
наго для человѣка; такъ же точно функція воспроизведенія при художественномъ эффектѣ
лучше всего удовлетворяетъ требованіямъ этого принципа и дѣлаетъ художественное чувство
чувственъ, характеристичнымъ для человѣка. Предметъ художественнаго воспроизведенія—
преимущественно дѣйствія чувствованій, нбо даже въ тѣхъ случаяхъ, когда—какъ въ поэзіи—
оно передаетъ мысли, оно имѣетъ дѣло съ ихъ значеніемъ для чувства, а не съ ихъ логи-
ческой цѣнностью; разуиѣется, при этоиъ не должно быть и рѣзкихъ логическихъ противо-
рѣчій, но просто потому, что они, какъ противорѣчія, вызывали бы въ насъ реакцію неудо-
вольствія, несовмѣстимую съ эстетическимъ чувственъ. Орудіемъ художественнаго воспроиз-
веденіи служитъ слово, музыкальный звукъ, краска; характерныя линія м движеніе это мате-
ріалъ-искусства. Какъ понятіе содержитъ въ себѣ всю сунну цривадлежащихъкъ йену созер-
цаній и познаній, такъ воспроизводящій элеиевтъ въ искусствѣ заключаетъ въ себѣ всѣ ас-
соціированныя съ нимъ чувства. Какъ слово—условіе возможности понятій—дифференцируетъ
напряженность сознанія, удѣлясиую разнымъ представленіямъ, и благодаря этоиу прово-
дитъ чрезъ сознаніе возиожно-ббльшую сумму разнообразнѣйшихъ представленій въ единицу
времени,—такъ художественное воспроизведеніе сиягчазтъ чувственныя ощущенія, ннтеллек-
туализируетъ, одухотворяетъ, проясняетъ ихъ такимъ сиягченіеиъ и вмѣстѣ съ тѣиъ при-
даетъ инъ чарующую енлу, резюмируя ихъ богатое н разиосбразиос содержаніе. Или, вы-
ражая все это въ терминахъ психологіи, мы скажемъ: вполнѣ сознаются только воспроиз-
водящія представленія, тогда какъ ассоціированныя съ ииии ощущенія, едва-едва поперемѣнно
переступаютъ „порогъ сознанія11 и лишь всѣ въ совокупности даютъ сильное возбужденіе;
но благодаря именно этинъ условіямъ, оии оставляютъ мѣсто для безконечнаго разнообразія
въ содержаніи н дѣйствіи, не требуя лишинхъ усилій. Такимъ образомъ, эстетическая чув-
ственная реакція въ той же мѣрѣ и по тѣмъ же причинамъ, какъ логическая апперцепція
чрезъ понятія, удовлетворяетъ высшимъ требованіаиъ принципа наименьшей вѣры силъ.
Послѣ всего сказаннаго, быть можетъ, не покажется слишкомъ рискованнымъ сво-
дить эстетическую цѣнность извѣстныхъ формъ на дѣйствіе принципа цѣлесообразнаго поль-
зованія силами. Въ такихъ случаяхъ—сюда относятся нѣкоторыя витыя линіи, пропорціи
въ рѣзьбѣ по волоту—эстетическое удовольствіе доставляетъ не вещественный иатеріалъ и
не содержаніе воспроизводниыхъ представленій, а лишь способъ соединенія отдѣльныхъ
частей. Слѣдовательно, возбужденное чувство удовольствія можетъ оказаться просто явле-
ніемъ, сопровождающимъ тотъ трудъ, который воспринимающій субъектъ выполнилъ въ
актѣ концепціи, относя другъ иъ другу части. Можно путемъ опыта убѣдиться, что пріятный
„гарионическія11 формы и отношенія лежатъ между черезчуръ простыми—или, съ другой сто-
роны, черезчуръ сниметрнчиыии, которыя вызываютъ чувство вялости,—и слишкомъ слож-
ными и богатыми, которыя приводятъ въ спущеніе и „отягощаютъ11,—или, въ свою очеродь,
формами и отношеніями крайне иесимметричиыии, производящими впечатлѣніе чего-то угло-
ватаго и несуразнаго.—Эти различныя реакціи, повидимому, имѣютъ свое основаніе—иногда
при содѣйствіи еще другихъ физіологическихъ условій—преимущественно въ слѣдующеиъ обсто-
ятельствѣ, отчасти уже указанномъ. Въ состояніи бодрствованія мы не только развивазнъ, со-
образно съ условіями всякой органической жизни, извѣстную сумку (душевныхъ) силъ, аапа-
саеиую для текущихъ апперцепцій;, но въ силу всего своего воспитанія (въ самомъ широкомъ
смыслѣ слова) мы, кромѣ того, привыкли предоставлять на „рефлекторное11, такъ сказать, опре-
— 47 —
дѣленіе появляющаихся и анперцнпируемыхъ представленій объ объектѣ не всю сукну апперцеп-
тивныхъ средствъ: заранѣе, руководясь дальновидными соображеніями о цѣлесообразности, мы
удѣляеиъ подвернувшемуся намъ объекту—разговору, спектаклю, проиовѣди—предварительно
достаточную сунну апперцептивныхъ средствъ, разсчитанную, пожалуй, „на всякій случай",
тотчасъ же пускаемъ ее въ ходъ, какъ только нужно будетъ анперцепировать проповѣдь,
спектакль и т. и. Такииъ образомъ, иожио'-допустить, что всякаго рода опытами мы прі-
учены—или-же, въ силу нашихъ органическихъ условій пріобрѣли способность — удѣлять
среди другихъ апперцепцій и на отношенія формъ нѣкоторую привычную мѣру силъ,
имѣющуюся наготовѣ и развиваемую въ надлежащій иоиеитъ. И какъ за проповѣдью или
на спектаклѣ мы почувствуемъ скуку, если они—ниже нашей обычной апперцептивной
работоспособности, или—усталость, разъ они требуютъ больше, чѣмъ привычной мѣры
силъ,—точно такъ же иы реагируемъ чувствомъ вялости, когда при апперцепціи какой-
явбудь фигуры часть развиваемыхъ по привычкѣ силъ ие находитъ примѣненія,—чувствомъ
отягощенія и ему подобными, когда апперцепція превышаетъ обычныя силы, которыми мы
располагаемъ для нея,—или же, наконецъ, чувственъ удовольствія—или, гарноническимъ
впечатлѣніемъ,—разъ силы и работа гарионируютъ, соотвѣтствуютъ одно другону. Послѣднее
и представляетъ тотъ случай, когда лучше всего выполнены требованія принципа ианиеныпей
мѣры силъ,-—принципа, согласно иотороиу ие слѣдуетъ, съ одной стороны, употреблять
силъ больше того, сколько требуетъ самая работа, а съ другой—тратить больше того, сколько
мы привыкли развивать безъ напряженія въ извѣстныхъ предѣлахъ. Повидимому, объ ап-
перцепціи отдѣльныхъ словъ можно повторить тоже, чтб сказано объ апперцепціи фигуръ:
такъ, когда, вмѣсто ожидаемаго точнаго выраженія, повтъ ставить болѣе расплывчатое и тѣмъ
представляетъ читателю собственными усиліями произвести требуемую апперцепцію, гарио-
иически примѣнивъ наличныя апперцептивныя средства.—Наконецъ, если иногда иы имѣ-
еиъ наготовѣ больше силовыхъ средствъ, чѣмъ употребили, то это — лишь кажущееся етъ
ступленіе отъ нашего принципа; ибо такое отношеніе сложилось подъ вліяніемъ опыта:
заготовленіе большихъ во ииогихъ случаяхъ предотвращаетъ необходимость развивать еще
ббльшія; слѣдовательно, большая сумма силъ, имѣющихся наготовѣ, соразмѣряется не съ
случайнымъ ихъ употребленіемъ, а съ представлеиіеиъ о возможныхъ нуждахъ. Значитъ,
здѣсь нашъ принципъ имѣетъ значеніе.
На связь моральныхъ чувствъ съ слѣдованіеиъ или нарушеніемъ принципа наи-
меньшей мѣры силъ (а вмѣстѣ съ тѣмъ н на цѣлесообразность въ примѣненіи душевныхъ
силъ, какъ на этическое требованіе) указывалъ Л. С. Р. Хбііпег (ПЬег йіе ІЧаіиг Лег
Котеіеп. Лейпцигъ, 1872 г., стр. 201 и сл.; стр. 211 н сл.). Вопросъ с всеобщемъ зна-
ченіи обсуждаемаго принципа въ области иорали соприкасается съ предварительными прин-
ципіальныии вопросани н потону не допускаетъ здѣсь не только рѣшенія, но даже
постановки.
Точно также не иаша задача доказывать господство принципа наименьшей мѣры
силъ въ практической дѣятельности человѣка; это господство проявляется ие только во
всякоиъ стреилеиіи въ свободѣ, къ раздѣленію труда, иъ основавиоиу иа едииоиъ принципѣ
строю адиннистративиой, коимерческой, правовой, государственной и соціальной жизни и
отношеній, оно рѣшительно проглядываетъ и въ конечныхъ цѣляхъ, и въ существующихъ
установлзніихъ по части торговли, народнаго хозяйства, законодательства,-—въ цѣляхъ и инсти-
тутахъ государственныхъ, политическихъ и т. п. Изъ этихъ областей инѣ хотѣлось бы при-
вести попутно два примѣра косвеннаго господства иашего принципа, которые показываютъ,
на особо-важныхъ отношеніяхъ, что ради будущаго сбереженія силъ требуется значительное
напряженіе ихъ въ настоящемъ. Первый принѣръ—это введеніе новыхъ единицъ мѣръ и
новыхъ денежныхъ единицъ; второй—извѣстная поговорка: ві ѵів расеш, рага ЬеІІит
(готовься къ войнѣ, если хочешь иира).
’*) (къ § 35). Естествознаніе видитъ, обыкиовеиио, сущность закона въ понятіи не-
обходимости; при дальнѣйшемъ изложеніи иы поваженъ, насколько это несправедливо.
Гельигольцъ правильно указываетъ сущность закона, говоря: „Сущность иашего пониканія
явленій природы состоитъ въ тонъ, что иы стараемся отыскать родовыя понятія и есте-
ственные законы. Законы природы—ие что мное, какъ родовыя понятія для измѣненій въ
природѣ11 (НапдЬисЪ <1ег рпузіоІоёівсЪеп Оріік, Лейпцигъ, 1867 г., стр. 454).
І6) (къ § 37). Здѣсь, касаясь, вѣроятно, въ послѣдній разъ чувственныхъ реакцій,
я хотѣлъ бы прибавить одно заиѣчаніе, отсутствіе котораго, быть иожетъ, уже не разъ
чувствовалось.
При той эмпирической связи, въ которой каши теоретическія апперцепціи стоятъ съ
чувствами удовольствія и неудовольствія, иожио, пожалуй, предположить, что корень по-
ія—а съ нииъ вмѣстѣ и философія—престо въ интеллектуальномъ неудовольствіи, цѣль
же его—въ интеллектуальномъ удовольствіи. Но я не скажу этого, потону что считаю эти
чувства лишь сопутствующими явленіиии второстепенной важности; дѣйствительной же и
болѣе глубокой основой развитія поинианія нужно считать стремленіе къ сбереженію сидъ,
которое ие теряетъ своего значенія даже и тамъ, гдѣ, иасколько мы знаемъ, ие можетъ быть
— 48 —
и рѣчи о сопутствующихъ явленіяхъ удовольствія или неудовольствія. Принципъ иаииень-
шей сунны силъ заслуживаетъ предпочтенія даже какъ моиеитъ болѣе универсальный.
и) (къ § 48). Ср. конецъ 14-го прни. и отдѣлъ I, А II и IV.
1в) (къ § 53). Эдвардъ В. Тайлоръ въ главахъ объ „Аиииизнѣ" въ своей „Исторіи
первобытной культуры" обстоятельно показалъ, что при всѣхъ ииѳологнческихъ объясне-
ніяхъ дѣло идетъ, въ сущности, лишь объ апперцептивиоиъ опредѣленіи предиетовъ или
событіи посредствомъ представленія о нашей душѣ.
”) (къ § 75). Методъ исключенія, слѣдовательно, столь-же общъ, какъ стреиленіе къ
высшимъ понятіямъ и логика вообще. Весь вопросъ сводится, повиднмоиу, къ тому есте-
ствознаиіе-ли должно стать вмѣстѣ съ тѣмъ и философіей, или-же философія должна быть
естествознаніеиъ, и угрожаетъ перейти въ споръ о словахъ.
’°) (къ § 86). Си. йЪег йіе Каіиг йег Котеіеп, стр. 213.
. ’*) (къ § 94). Невозножность „вывести" или „объяснить" ощущеніе—или, въ свою
очередь, сознаніе изъ приписанныхъ иатеріи механическихъ свойствъ признано двумя пред-
ставителями естествознанія независиио другъ отъ друга; одинъ, Э. Дюбуа-Рейионъ (въ рѣчи
ЦЬейіе Сгепгеп йев Каіигегкеппепв, Лейпцигъ, 1872 г,), констатируя эту иевозиож-
иость, отступаетъ передъ ней, какъ предъ „предѣломъ познанія природы", тогда какъ другой,
«Г. С. Г. ИоІІпег (въ ТЪег йіе Каі. й. Кошеі., стр. 313 и сл?), человѣкъ съ болѣе глубо-
кими и болѣе логичныии взглядами, идетъ дальше, ставя слѣдующую альтернативу „относи-
тельно тѣхъ измѣненій въ природѣ, которыя соединены съ явленіями ощущенія": „илинввсегда
отказаться отъ пониканія упомянутыхъ свойствъ, или же въ видѣ гипотезы присоединить къ
общихъ свойствамъ иатеріи еще одно, которое позволило бы подвести самыя простыя и
и элементарныя событія въ природѣ подъ процессъ ощущенія, вакоионѣрно связанный съ
ниии". Для большей ясности мы подчеркиеиъ здѣсь разницу иежду ходоиъ мысли Еоііпег’а
и нашимъ. Приписывая ощущеніе, какъ основное двойство, субстанціямъ, обнаруживающимъ
явленія ощущенія, мы вообще создаемъ не гипотезу, а обращаемъ особое вниканіе на то,
что въ дѣйствительномъ опытѣ ие дано ни причинной зависииостн ощущенія отъ движенія,
ни вообще иеощущающихъ субстанцій, тогда какъ самихъ собя мы познаемъ въ опытѣ ощу-
щающими существами (субстанціями); слѣдовательно, мы рѣшительнѣе придерживаемся почвы
опыта, чѣиъ представители ученія о иеощущающей субстанціи.
я) (къ § 100). Данная нами характеристика воспріятія' не претендуетъ иа пол-
ную психологическую точность; ио ея, какъ и дальнѣйшаго изложенія,—надѣюсь,—доста-
точно, чтобы обнаружить содержаніе представленія о субстанціи. А это мы и имѣли здѣсь
въ виду.
33)	(къ § 102). Такой ходъ мысли представленъ чаще всего у Опниоеы и его пред-
шественниковъ, причемъ въ высшей степени интересно, что субстанція, въ силу своихъ раз-
витыхъ преииуществъ, какъ нѣчто абсолютно-самостоятельное, какъ сущность и истинно-
сущее, вступаетъ въ болѣе н болѣе тѣсную связь съ представленіемъ о Богѣ.
’*) (къ § 105). Здѣсь будетъ кстати указать иа то, что жажда или стреиленіе раз-
вивающагося мышленія къ абсолютиоиу,—соотн., къ бевкоиечиоиу—есть опять-таки про-
явленіе вліянія нашего принципа. Всякій разъ какъ прерывается равномѣрный, выходящій
за предѣлы всякаго опыта и потому иичѣиъ не останавливаемый рядъ представленій, иыш-
леніе находитъ предъ собою не ничто, а бытіе, требующее какого-нибудь иного опредѣле-
нія. Поэтоиу всякій преднамѣренный перерывъ подобнаго однороднаго ряда, или что одно
и то же—слоя представленій вызываетъ иысль о слѣдующемъ рядѣ или слоѣ представленій,
отличномъ отъ перваго. Попытка иыслить первый разъ вызванный въ сознаніи рядъ пред-
ставленій, т. е. заключающееся въ йенъ содержаніе безпредѣльнымъ,—ихъ, съ другой сто-
роны, абсолютнымъ, сводится къ тому, чтобы ие мыслить наряду съ этимъ рядомъ ника-
кого другого,—слѣдовательно, иыслить только одинъ этотъ рядъ.
О развитіи представленія о безконечномъ подъ давленіеиъ потребности въ пониканіи
ср. послѣдній отдѣлъ книги. -
”) (къ тону же § 105). Читая трудъ С. .Кеииіапп’а: „ХІЪег йіе Ргіпсіріеп йег
Оа1іІеі-Ке\ѵІоп’8скеп ТЬеогіе" (Лейпцигъ, 1870 г.), я встрѣтилъ рядъ мыслей, которыя,
если ихъ- аналогія съ представленіемъ о субстанціи окажется вѣрной, могли бы пролить
поучительный свѣтъ иа развитый въ текстѣ взглядъ относительно субстанціи. Къ сожалѣ-
нію, я, какъ профанъ, ногу лишь надѣяться, что такая аналогія дѣйствительно существу-
етъ; рѣшительное доказательство я долженъ предоставить спеціалистамъ, у которыхъ прошу
извиненія, если иое толкованіе окажется невѣрнымъ.
Иешпапп говоритъ: „Олова Галилея, что матеріальная точка, предоставленная самой
себѣ, будетъ двигаться по прямой линіи, представляются какъ положеніеиъ безсодержа-
тельнымъ, ни иа чемъ не основаннымъ, нуждающимся (для его уразумѣнія) еще въ нѣкоторой
опредѣленной предпосылкѣ. Ибо всякое движеніе, прямолинейное по отношенію къ одноиу
иебесноиу тѣлу, окажется криволинейнымъ по отношенію ко всякоиу другому небесиоиу тѣлу.
Слѣдовательно, въ иіровоиъ цѣломъ должно быть дано какое либо особое тѣло, какъ базисъ
нашихъ сужденій, какъ тотъ предметъ, по отношенію къ котороиу надлежитъ опредѣлятъ
— 49 —
всѣ движенія,—только въ такомъ случаѣ мы могли бы соединять съ этнмп словами опре-
дѣленный .смыслъ" (стр. 14 и сл.).
Если я вѣрно понялъ мысль Кешпапп’а, то, по его инѣиію, Галилей и Ньютонъ,
сами того не сознавая, въ самомъ дѣлѣ относили всѣ существующія во вселенной или вообще
всѣ мыслимыя движенія къ одному и тому же тѣлу, такъ что Кеишапп—раскрывая и
доводя до полной ясности это отношеніе—пожегъ признать первымъ принциповъ въ теоріи
Галилея-Ньютона слѣдующій: „въ какомъ-то неизвѣстномъ нѣстѣ мірового пространства су-
ществуетъ невѣдоиое и притонъ абсолютно-несмѣняемое тѣло, т. е. тѣло, фориа и из-
мѣренія котораго никогда не измѣняются". Кеиліапп называетъ это тѣло „тѣломъ Альфа",
прибавляя, что въ такомъ случаѣ „подъ движеніемъ точки слѣдуетъ подравуиѣвать пзиѣ-
иеиіе ея положенія не по отношенію иаприм. къ Зеилѣ пли Солнцу, а по отношенію къ
втоку тѣлу Альфа". Тогда законъ Галилея былъ бы вторымъ принциповъ, „состоящимъ въ
томъ, что 'матеріальная точка, предоставленная самой себѣ, движется по прямой линіи, т. е.
по пути, который представляетъ прямую линію по отношенію къ этоиу.тѣлу Альфа".
Насчетъ тѣла Альфа Кеишапп замѣчаетъ далѣе: „Обыкновенно, тѣло Альфа со-
всѣмъ игнорируютъ: говорятъ объ абсолютномъ пространствѣ, объ абсолютноиъ движеніи.
Но вѣдь это тоже самое, лишь выраженное другими словами. Ибо отличительный признакъ,
сущность т. наз. „абсолютнаго" движенія состоитъ (чего никто не будетъ оспаривать) въ
тонъ, что всѣ измѣненія мѣстоположеній относятъ къ одному и тому же объекту,—къ
объекту протяжеииоиу, неизмѣнному, но точнѣе неопредѣлимому. Вотъ этотъ-то объектъ я
н назвалъ невѣдомымъ неподвижнымъ тѣломъ, тѣлонъ Альфа" (ІЬ., стр. 20).
Предполагая опять-таки, что я вѣрно понялъ Кеишапп’а, я подозрѣваю, что пред-
ставленіе о тѣлѣ Альфа играетъ здѣсь ту же роль, какую, какъ иы видѣли, выполняетъ
представленіе о субстанціи. Какъ субстанція представляетъ идеальный, абсолютно-неизмѣн-
ный пунктъ сравненія для всѣхъ измѣненій, точно такъ же и тѣло Альфа представляетъ,
повидимому, идеальный, абсолютно-неизмѣняемый соотносительный пунктъ для всѣхъ дви-
женій,—иля съ другой стороны, для направленія этихъ движеній. Такъ какъ ни тотъ ни
другой иоиенты не находятся въ опытѣ, то они дѣлаютъ представленіе объ нзиѣнчнвостн,—
или, въ свою очередь, представленіе о движенія—независимымъ отъ всѣхъ эмпирическихъ
условій, съ которыми—чрезъ сравнивающее отношеніе воспринимающаго—связано всякое
эмпирическое воспріятіе нзиѣненія и движенія, ни въ чемъ не отказываясь отъ ихъ объ-
ективно-реальнаго существованія. Такъ, благодаря абсолютной неизмѣнности субстанціи, стало
мыслимо абсолютное измѣненіе, хотя послѣднее не пожегъ быть предметомъ опыта; такъ, аб-
солютно-неподвижное тѣло Альфа даетъ возможность мыслить абсолютное движеніе, т. е. внѣ
отношенія къ какоиу-либо другоиу эипприческому и потому двнжущеиуся тѣлу,—хотя безъ
этого условія движеніе и не можетъ быть предметовъ воспріятія. Если исключить устойчивую
субстанцію н неподвижное тѣло Альфа, какъ неэмпирнческія условія возможности всякаго
измѣненія и всякаго движенія, то останутся представленія о безотносительномъ измѣненіи
и безотносительномъ (абсолютноиъ) движеніи, прямолинейномъ внѣ всякихъ эипирическихъ
ограниченій: этн-то представленія и ниѣлись въ виду,—субстанція же и тѣло Альфа были
функціями иышленія, содѣйствовавшими созданію этихъ представленій.
Впрочеиъ, понятіе объ „абсолютномъ" у меня я Кешпапп’а не совсѣмъ совпадаютъ:
у него „абсолютное" означаетъ устраненіе соотношенія съ возможнымъ воспріятіемъ и по-
тому приближается къ понятію объективнаго, въ противоположность субъектнаноиу; у пеня
же изиѣиеніѳ прияниается за „абсолютное", поскольку оно ничего не оставляетъ иеизнѣнеи-
иыиъ, въ противоположность изиѣиенію сущаго престо по степени. Такая разница имѣетъ
свое основаніе въ противоположныхъ точкахъ исхода и цѣляхъ: Кеишапп исходитъ ивъ
представленія о непрерывномъ движеніи и стремится нъ представленію это й объективности;
мое міропониманіе предполагаетъ объективное измѣненіе, существующее иезависиио отъ его
воспріятія, и лишь развивающееся въ представленіе о иепрерывающеися измѣненіи.
Въ примѣненіи же къ характеристикѣ самой гипостазированной функціи, причемъ
субстанція считается абсолютно-неизмѣнной, а тѣло Альфа абсолютно-неподвижнымъ, смыслъ
нашихъ понятій объ абсолютномъ совпадаетъ. Это-то и было важно для нашихъ цѣлей.
1С) (къ § 106). Здѣсь будетъ кстати замѣтить, что при обсужденіи вопроса о врож-
иеиныхъ идеяхъ—и, съ другой стороны, объ апріорности „раѳеудочныхъ понятій"—нельзя
не считаться съ вліяніемъ языка на способности представленія: языкъ передается каждону
формирующемуся подъ его вліяніемъ самосознанію, а вмѣстѣ съ языкомъ передаются и всѣ
созданныя ммъ представленія.
» Для лучшаго обоснованія сказаннаго въ текстѣ о связи языка и способности пред-
ставленія я ссылаюсь на указанныя уже работы ШтѳЙнталя (АЪгізз йег ВргасІгѵѵІБвеп-
сЬяЛІ) и Гейгера Ѵгвргип^ ипй ЕпЬѵіскеІип^ йег тепясЫіск. 8ргасЬѳ ипй ѴегпипН).
*?) (къ § 114). Мнѣ хотѣлось бы привести здѣсь одно мѣсто изъ работы Л. Гейгера
(іЪ., г. I, стр. 100), хотя оно было написано м ие совсѣмъ въ нашемъ спеціальномъ смыслѣ:
„Дѣйствительно, мышленіе, какъ иы видимъ, заполонено словами и лишь съ трудомъ осво-
бох^мтся отъ ихъ оковъ; оно цѣлыми столѣтіями и даже въ продолженіе всего извѣстнаго
намъ періода, вплоть до нашихъ дней, доискивается природы сущностей, не имѣющихъ ни
50 —
реальности, ни самостоятельнаго существованія, кромѣ какъ въ возврѣніяхъ далекаго прош-
лаго, уцѣлѣвшихъ до сихъ поръ въ видѣ удивительныхъ словъ: оковы языка походятъ на
тѣлесныя оковы—онѣ содержатъ въ себѣ скованное**.
ав) (къ § .20). Если бы иы виалк, какая фориа движенія соотвѣтствуетъ содержа-
нію, данному въ ощущеніяхъ, то ощущеніе и движеніе хотя и не находились бы болѣе въ
причинномъ отношеніи по ихъ бытію "или возникновенію, но зато стали бы одно для дру-
гого основой позванія.
8) (къ § 128). Впрочемъ, атомы все больше и больше принимаются лишь ва восв-
лей движенія; такая абстракція совершенно основательна при тѣхъ своеобразныхъ затруд-
неніяхъ, которыя явились бы въ естествознаніи вмѣстѣ съ вся большимъ раскрытіемъ ихъ
содержанія. Ибо содержаніе сущаго, хотя бы оно и иыслнлось однороднымъ, все же пред-
ставляется нашимъ чувственъ разнороднымъ, во многихъ несравнимымъ, неподдающиися
охватыванію посредствомъ словъ,—-в, съ другой стороны, посредствомъ понятій; оно скрыто
отъ насъ всюду, гдѣ только заключено во внѣшнихъ событіяхъ. Поэтому изслѣдованіе при-
роды волей-неволей должно обратить свое вниианіе на то, что оно улавливаетъ глазомъ и
притонъ можетъ разложить на равныя единицы и составить изъ нихъ,—т. е. на движеніе.
Чревъ это естествовѣдѣніе придастъ своинъ положеніямъ формальную необходимость, близкую
и отчасти даже равиуві математической, чтд означаетъ высшую ступень, накой только че-
ловѣчесній уиъ способенъ достигнуть въ открытіяхъ, воспроизведеніи и провѣркѣ вычи-
сленіемъ.
Специфически естественно-научное міропониманіе, пользуясь въ своемъ развитіи пре-
имуществами формальнаго теоретическаго обсужденія, т. е. обсужденіи, направленнаго глав-
нымъ образомъ на явленія движенія, выставило приведенныя въ § 79 опредѣленія, какъ
самыя общія; эти опредѣленіи содержатъ въ себѣ отчасти формальныя предсавлеиія, от-
части же такія, которыя способствуютъ мышленію и пониманію первыхъ: потоиу-то они
столь значительно и отличаются отъ наиболѣе общихъ матеріальныхъ опредѣленія, развитыхъ
нами.
•’) (къ § 132). Въ указанномъ смыслѣ будутъ полезны, на ной взглядъ, тѣ изслѣ-
дованія, которыя имѣютъ дѣло съ качественнымъ и переходовъ ощущеній—в, съ другой стороны,
метаморфозовъ представленій. 0р. А<1. Ногѵісх, Рвускоіо^івсііе Апаіувеп аиГрЪуніоІордвсІіег
бгипаіа^е. Т. I. Галле, 1872 г. Наступившая въ послѣднее время реакція противъ косности
принципа специфическихъ энергій также вожетъ нолучить значеніе въ этоиъ направленіи.
Си. кромѣ только что приведенной книги, 5Ѵ. АѴипІі, Огипдгіі^е <1ег рііузіоІозіесЪеп
Рвуспоіо^іе, Лейпцигъ, 1874 г., стр. 345 н сл. (есть русскій переводъ года); съ нослѣд-
иинъ слѣдуетъ сопоставить О. Н. Ьетѵев, РзусЪоІору оГ Сопипоп Ііі'е; т. II, Эдинбургъ и
Лондонъ, 1860 г., стр. 21 н сл.; а также и РгоЫетз оГ ІіСе ап<1 тіп<1 того же автора,
т. I, Лондонъ, 1874 г., стр. 135.
Наконецъ, чтобы предотвратить возможныя недоравумѣиія, здѣсь слѣдуетъ пояснить,
что перспектива, намѣченная въ послѣднемъ параграфѣ текста, лишь чисто-формально счи-
таетъ логической возможностью представленія о единомъ первичномъ ощущеніи вообще;
но это вовсе не значитъ, что существуетъ вмѣстѣ съ тѣмъ возможность представить содер-
жаніе этого первоначальнаго единства ощущенія. Вопросъ о возможности подобнаго каче-
ственнаго опредѣленіи повелъ бы въ спеціальнымъ изслѣдованіямъ н потону здѣсь неумѣ-
стеиъь

Рихард АВЕНАРИУС
(1843—1896)
Известный швейцарский философ-идеалист, одни из ос-
нователей эмпириокритицизма. Профессор Цюрихского
университета. Родился в Париже. Получив высшее обра-
зование по желанию отца посвятил себя издательскому
делу. Но позже склонность к занятиям философией взяла
верх, и Р. Авенариус работая в качестве преподавателя
филос фии сначала в Лейпцигском, а затем в Цюрихском университетах
В 1877 г. при участки некоторых немецких философов, втом числе В. Вундта,
оснбвал философский журнал, который вел до самой смерти.
Одноврем нно । австрийским философом Э. Махом, но независимо от него
Р. Авенариус разработал основные положения нового философского течения —
«эмпирнокри ицизма» (термин, означающий «критика опыта»). Центральное
понятие философии Авенариуса — внешний и внутреннии ч ловеческий опыт.
По его мнению, нет реальности вне нашего сознания —• «без субъекта нет
объекта и без объекта нет убьекта». Эта оригинальная система взглядов на
мир была изложена в работах «Критика чистого опыта» (1888—1890), «Че-
ловеческоепонятиеомире»(1891), «О предмета психологии» (1894—1895; рус.
пер. 1911; 2-е изд. (ІК88, 2003 а также в настоящей книга, впервые вы-
шедшейв 1876г. и переведенной на русский языкв 1899 г.
Наше издательство предлагает следующие книги:
НАУЧНАЯ И УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Е-таіІ:
ІІК55@ІІК55.ги
Каталог изданий
в Интернете:
Н«р://иН55.гц
Тел./факс: 7 (495) 135-42-16
Тел./факс 7 (495) 135-42-46
ин88
Любые отзывы о настоящей издании, а также обнаруженные опечатки присылайте
по адресу ОК55@иК55.ги, Ваши замечания и предложения будут учтены
и отражены на иеЬ-странице этой книги в нашем интернет-матазине Ыір://иК85.ги