Ф. ФОМИН

Ф. ФОМИН
Издание второе,
исправленное и дополненное
ИЗДАТЕЛЬСТВО ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Москва • 1964

В декабре 19Z7 года в ознаменование десятилетия
органов ВЧК — ОГПУ была награждена орденами группа
старых чекистов, «имеющих особо ценные заслуги и
боевые отличия в борьбе с контрреволюцией, шпионски-
ми, бандитскими и другими враждебными Советской
власти организациями». Среди награжденных, был и ав-
тор настоящих воспоминаний — почетный чекист, член
КПСС с 1917 года, ныне персональный пенсионер Федор
Тимофеевич Фомин.. Под руководством Феликса Эдмун-
довича Дзержинского в составе первой когорты чекистов,
стоявших на страже завоеваний революции, он прошел
славный путь борьбы против врагов советского народа.
В своих воспоминаниях он воскрешает отдельные стра-
ницы истории этой борьбы.
Отзывы и пожелания просим направлять по адресу:
Москва, А-47, Миусская площадь, 7, Политиздат, ре-
дакция литературы по истории советского общества.
Литературная запись
ВЛ. ДИТЦА

ОТ АВТОРА
Приношу сердечную благодарность читате-
лям, приславшим свои отзывы на первое изда-
ние «Записок старого чекиста». Я получил в об-
щей сложности около 500 писем, в том числе
немало от старых боевых товарищей, участни-
ков описываемых событий. В некоторых письмах
содержатся уточнения и исправления фактиче-
ского характера. Все они учтены при подготовке
второго издания.

ЖИЗНЬ СОЛДАТСКАЯ
С чего начать свои воспоминания?
Наверное, этот мучительный вопрос задавал себе
каждый, кто брался за перо, чтобы поделиться впе-
чатлениями долгой и богатой событиями жизни.
Мне, пожалуй, лучше всего начать с того мо-
мента, когда я, деревенский паренек, сын крестья-
нина-бедняка, надел солдатскую шинель.
Было это почти полвека назад. Первая империа-
листическая война уже была в разгаре. Ненасытная
утроба фронта требовала еще и еще человеческого
мяса. На убой «за царя и за веру православную»
гнали все новые и новые тысячи людей. Дошла оче-
редь и до меня. В январе 1915 года я был досрочно
призван в армию.
С первого же дня я на своей шкуре испытал и по-
нял, какова она, жизнь солдата в царской армии.
И до того мне, конечно, приходилось слышать о ней,
да ведь рассказы рассказами, а тут все самому при-
шлось перенести...
Не успел я прийти в себя с дороги, как фельдфе-
бель запасного батальона, располагавшегося в Туле,
вызвал меня к себе: захотел поближе познако-
миться. Был он явно «под мухой».
5

— Откуда прибыл-то?
— Из Москвы.
— Городской, говоришь,—усмехнулся фельдфе-
бель.— А ну-ка, покажи свою городскую культуру.
Гармониста сюда! — крикнул он.
Я оторопел. Что ему от меня надо?
— А ну, давай кадриль! — приказал он, когда по-
дошел гармонист.
— Я не умею, господин фельдфебель,— отве-
чал я.
— Не умеешь кадриль?! Давай плясовую...
— И плясовую не умею.
— Врешь! Должен уметь. Все должен уметь,
ежели стал солдатом. Солдат ты или кто?.. Отве-
чай! — неожиданно заорал он и стал наступать на
меня.
— Так точно, солдат!
— Я тебя, сукина сына, выучу, коль не умеешь.
За милую душу будешь кренделя выписывать... Иг-
рай камаринского,— приказал он гармонисту.
Тот испуганно моргнул и усердно заиграл пля-
совую.
— Ну!!!— фельдфебель опять пошел на меня.
Я стоял не шевелясь.
— Никогда не плясал, господин фельдфебель,—
замирая, выдавил я из себя.
— А я приказываю тебе! Понял? Пляши, и все
тут.
С горьким чувством обиды я стал семенить но-
гами, притопывать.
— Под музыку, под музыку давай, да веселей! —
покрикивал фельдфебель и хохотал.
Недолго я пробыл в этом батальоне. В июле того
же 1915 года я был включен в маршевую роту и на-
6

правлен на фронт. Прибыли мы в район Острова-
Остроленка, где в то время шли упорные бои. Не до-
ведя до передовой позиции километров 20—30, нас
расположили в корпусном резерве, в палатках,
чтобы затем пополнить нами части — заменить уби-
тых и раненых солдат.
В лагере этом мы пробыли с неделю. Но и здесь
офицеры усиленно нас муштровали.
Как-то после занятий, во время обеденного пере-
рыва, прилегли солдаты отдохнуть в палатках. Де-
журный офицер по полку решил сделать обход на-
ших палаток. Была подана команда: «Встать, смир-
но!» Я и другие солдаты заснули и не слыхали
команды. Дежурный офицер вошел в палатку и пин-
ком ноги стал поднимать заснувших солдат. Когда
он ударил меня, я вскочил.
— Смотри, если еще повторится, не подни-
мешься по команде — морду набью! — сказал дежур-
ный офицер и вышел.
Спустя два дня командир роты поручик Яковлев
повел нас на учебные занятия в поле. Пошел про-
ливной дождь. Вымокли мы до последней нитки.
Когда возвращались с учения, то по проселочной до-
роге не только в ногу, вообще трудно было идти:
грязь налипала на сапоги. Но офицер требовал «дер-
жать ногу».
Стали подходить к палаткам.
Поручик Яковлев начал еще грознее покрики-
вать:
— Ать, два! Ать, два! Ноги не слышу! Ставь
тверже ногу! Ать, два! Дай ногу!
Но, кроме чавканья грязи, ничего не слышно
было. Какая уж тут «нога»!
А офицер не унимался:
7

— Ногу давай! — кричал он.
Как ни старались солдаты угодить офицеру-само-
дуру, «ноги» по-прежнему не было слышно: дорога
превратилась в сплошное месиво. Дождь не уни-
мался. Усталые, мокрые, грязные, мы думали только
об одном: поскорей бы под крышу, да за котелок
каши приняться...
Вот и лагерь.
Вдруг слышим команду:
— Кругом, марш!
Мы повернули обратно, и поручик Яковлев снова
и снова стал гонять нас, требуя «ногу».
— Буду гонять до тех пор, пока ноги не услышу.
И он гонял нас, гонял с каким-то радостным
остервенением. Мы окончательно выбились из сил,
и, когда Яковлев остановил нас, некоторые даже ша-
тались.
— Устали? — неожиданно дружелюбно спросил
он.— Сейчас отдохнете... Шагом марш!
И когда мы подошли к огромной луже, Яковлев
скомандовал: «Ложись!»
Несколько минут, которые мы пролежали в луже,
показались нам вечностью.
Вскоре в район расположения резервных частей,
где находилась и наша рота, после длительных и
ожесточенных боев прибыл для пополнения 130-й
пехотный Херсонский полк. От четырех тысяч сол-
дат и офицеров его осталось в живых лишь 120 че-
ловек.
Остатки разбитого полка были выстроены перед
нами, еще не обстрелянными солдатами. Мы смот-
рели на их изможденные, серые лица с воспален-
ными глазами, на грязные шинели и фуражки, про-
битые и прожженные осколками снарядов и пулями.
8

Появились командир полка полковник Зайченко
и священник. Началась панихида по «христолюби-
вым воинам, павшим на поле брани за веру, царя и
отечество». Затем священник привел нас к присяге,
после чего нами пополнили разбитый полк.
Мы почти с радостью встретили это известие.
Уж очень зверствовал поручик Яковлев. Хоть к
черту в пекло пойдешь, лишь бы от него подальше.
Когда нас распределяли по ротам и командам,
я обратил внимание на одного молодого поручика
с георгиевским крестом. Внимательные и, как по-
казалось мне, грустные глаза, открытое, приятное
лицо.
— Кто добровольно желает идти в команду раз-
ведчиков?,— предложил он.
Я первый выступил вперед. Изъявили желание
еще несколько человек.
— Дело наше трудное, опасное,— сказал пору-
чик.— Мы глаза и уши полка. Нам первым прихо-
дится с немцами дело иметь, первым и штык и пуля.
Так что, братцы, подумайте, пока не поздно.
Он оглядел выступивших вперед, помолчал.
А потом продолжал:
— Мне нужны настоящие солдаты: храбрые, вы-
носливые, исполнительные. Кто боится, кто това-
рища подведет и бросит, да кто ныть будет — тот
пусть лучше останется.
Но я твердо решил: буду разведчиком у этого
офицера.
Видно было по всему, что он понимает солдат-
скую участь, сочувствует солдату. Потом, когда мы
лучше узнали его, он еще больше полюбился нам.
Поручик Николай Николаевич Якунников был на-
стоящий фронтовой офицер, честный и мужествен-
9

ный, очень внимательный к солдатам. Он никогда
не кричал, не щеголял, как иные офицеры полка,
лихими ухватками, словечками. Наоборот, он был
сдержан, скромен.
В отличие от других офицеров он часто бывал
у нас в расположении команды разведчиков, бесе-
довал с нами. Во фронтовой обстановке достать га-
зету солдату было трудно. Якунников давал мне
свои газеты, которые я читал вслух разведчикам на-
шей команды. Мои однополчане жадно интересова-
лись положением на фронте, новостями из Петро-
града и Москвы. И читку газет я вменил себе в по-
стоянную обязанность.
Однажды Якунникова вызвал командир полка.
После этого рядом с «Георгием» у него появился
еще один незнакомый нам орден — большой крест
темно-синего цвета. Таких орденов английский ко-
роль прислал всего лишь несколько на всю армию.
На наш корпус пришелся один, и он достался са-
мому храброму офицеру — нашему командиру.
Но от нашего мучителя поручика Яковлева изба-
виться нам не удалось. Сразу же после того, как
нас распределили по ротам и командам, стало изве-
стно, что Яковлев назначен комендантом полка. За
малейшую провинность солдата ожидало унизитель-
ное наказание. Случись, кто опоздает на вечерний
привал, разговор был один: 25 розог. А опоздания
были, и немудрено... Солдат во время отступления
кормили порчеными продуктами, да и тех было не-
достаточно, и многие питались чем попало, сами до-
бывали где что придется. Большинство солдат «бо-
лело животами». И командир полка, и комендант
Яковлев, конечно, знали об этом, но ни о какой ме-
дицинской помощи не было и речи. А заболевание
10

дизентерией принимало угрожающие размеры. Ме-
дицинское обслуживание было поставлено из рук
вон плохо не только у нас, но и во всей действую-
щей армии.
Экзекуциями в полку ведал Яковлев. Исполнял
он эту свою обязанность необычайно рьяно и не
без удовольствия. Порка поручалась трем солдатам
из комендантской команды. Один должен был дер-
жать на своих коленях голову «провинившегося»
солдата, покрытую шинелью, а двое других пороли
розгами. Комендант полка поручик Яковлев сам
следил за поркой и покрикивал:
— Драть так драть как полагается, а то сам ля-
жешь!
Все это было тяжело и унизительно не только
для тех, кого наказывали, но и для тех, кого застав-
ляли пороть. Очень часто солдаты, жалея своих
товарищей, смягчали удары. В таких случаях Яков-
лев приходил в ярость и приказывал ложиться
«сердобольному» солдату, которого и пороли под
неусыпным наблюдением того же поручика Яков-
лева.
Больно было видеть, в каком состоянии наказан-
ный возвращался в подразделение и как удручающе
действовала на солдат такая расправа над их това-
рищем.
Я как-то спросил у начальника команды, кто же
дал право пороть розгами солдат; телесные наказа-
ния, как я слышал, были отменены. Якунников, огля-
нувшись по сторонам, ответил:
— Видишь ли, братец, на то есть разрешение са-
мого царя-батюшки.
Оказывается, царь Николай «высочайше соизво-
лил повелеть» ввести в действующей армии телес-
11

ные наказания для нижних чинов «властью коман-
дира полка и выше».
Зимой 1916 года на фронте было затишье. Наша
часть расположилась под Ригой в армейском ре-
зерве. Но и здесь редкий день не встречали мы пья-
ным поручика Яковлева.
Заметив солдата, идущего навстречу, Яковлев
останавливал его и обычно спрашивал: «Морда
бита?» Если солдат отвечал: «Никак нет, ваше бла-
городие», Яковлев со всего размаху ударял по щеке
раз и другой и брезгливо бросал:
— А теперь проваливай, мерзавец, и чтоб больше
не показывался мне на глаза!
Если же солдат отвечал: «Так точно, морда
бита!» — Яковлев говорил: «Ну, проваливай!» И ог-
раничивался одними ругательствами.
Солдаты очень скоро поняли это и принорови-
лись. Бывало, когда попадались ему на улице, всегда
живо отвечали:
— Так точно, морда бита, ваше благородие.
— Кем?
— Вами, ваше благородие!
— То-то,— самодовольно ухмылялся Яковлев и
отпускал солдата, не тронув.
Командир полка полковник Зайченко, конечно,
знал об этих развлечениях своего офицера, но сам-
то он был не лучше его.
Как-то раз настала моя очередь идти на кухню.
Я должен был принести ужин для своих товарищей.
Взял два котелка, получил четыре порции борща,
иду обратно. А навстречу полковник Зайченко.
Я вытянулся, повернул к нему лицо — ем глазами,
что называется. Но, должно быть, вид мой не понра-
вился командиру полка. Впрочем, и немудрено: ог-
12

ромные валенки, бумазейная цветная телогрейка не
придавали мне бравого вида. А тут еще полные ко-
телки не дают возможности вытянуться во фронт.
Полковник остановил меня:
— Ты какой роты?
Отвечаю, как положено по уставу:
— Я рядовой солдат команды разведчиков 130-го
пехотного Херсонского его императорского высоче-
ства великого князя Андрея Владимировича полка.
— А кто я буду?
— Вы изволите быть командиром 130-го пехот-
ного Херсонского его императорского высочества
великого князя Андрея Владимировича полка — пол-
ковник Зайченко.
— Перед кем полагается во фронт становиться?
Начиная от государя императора и государыни
императрицы, я перечисляю, перед кем солдат дол-
жен становиться во фронт. У командира полка не
хватило терпения выслушать до конца и он прервал
меня:
— А как ты думаешь, передо мною положено
становиться во фронт?
— Так точно, положено!
— Почему не стал?
— Руки заняты котелками, ваше высокоблаго-
родие
— Вот оно что,— иронически протянул полков-
ник. И вдруг как закричит: — Службу не знаешь!
Слушай мою команду! Направо! Шагом марш!
Обливаясь борщом, я пошел, стараясь как можно
лучше отбить шаг. Но в огромных валенках это не-
возможно было. Прошел шагов 50, слышу команду:
«Кругом, марш!» Повернулся я и пошел обратно.
Поравнявшись с командиром полка, стал во фронт.
13

А руки по-прежнему заняты котелками, в которых
борща осталось уже наполовину.
Командир полка опять дает команду:
— Направо, шагом марш!
Я точно выполняю команду, отошел метров за 60,
иду дальше — не слышу команды. Ну, думаю, оста-
вил меня мой мучитель. Прошел еще немного, по-
ворачиваю голову. А он издали наблюдает. «Кру-
гом! — кричит.— Бегом ко мне!» Добежал я до него,
он как начал, как начал меня ругать, какое я, мол,
имел право оглядываться. И устава-то я не знаю,
и чинопочитания не понимаю. Стою, слушаю, молчу.
Попробуй не то что возразить, а слово вымолвить в
свое оправдание, еще хуже будет.
Когда устал ругаться, опять подает команду:
«Шагом марш!» Потом снова: «Кругом, марш!»
И так долго он еще, издеваясь, гонял меня туда и
обратно.
Вернулся я в казарму с пустыми котелками. То-
варищи накинулись на меня: где пропадал — люди в
других отделениях давно отужинали. А я перевер-
нул пустые котелки и рассказал, как полковник
Зайченко оставил нас без ужина, учинив мне строе-
вые занятия с котелками.
Такого рода издевательства не проходили бес-
следно. Они оставляли тяжелый осадок в душе у
каждого солдата, человеческое достоинство кото-
рого так жестоко оскорблялось. Затаенная ненависть
к офицерам-самодурам накапливалась и искала себе
выхода. Постепенно под воздействием агитации боль-
шевиков, которых в армии становилось все больше
и больше, мы начинали понимать, что дело тут не в
отдельных офицерах, потерявших человеческий об-
лик, а в том, что царская армия — это орудие клас-
14

сового господства эксплуататоров над трудящимися
и что этим определяется и отношение офицеров к
солдатам.
За время службы в царской армии я встречал
всяких офицеров. Были среди них и честные, храб-
рые командиры, относившиеся к солдатам так же
хорошо, как поручик Якунников, но больше было
таких, как Яковлев и Зайченко, не считавших сол-
дата человеком.
Пройдет немного времени, и таким офицерам
отольются солдатские слезы. И не только им, но и
их хозяевам, тем, кто посылал нас на убой... Неда-
ром ведь солдатская масса сыграла такую выдаю-
щуюся роль в революции.
Однако же не будем забегать вперед, а вернемся
к солдатскому житью-бытью.
Вечерами, когда солдаты отдыхали, наш началь-
ник поручик Якунников часто оставался с нами, бе-
седовал, расспрашивал, кто как жил до армии.
Как-то подошел он ко мне, а я собрался писать
письмо брату в Москву. Увидев на заготовленном
конверте адрес, Якунников спросил:
— Вы москвич?
— Нет, я родился в деревне, в Рязанской губер-
нии, там у меня отец и мать живут. А в Москве я ра-
ботал несколько лет, там и школу окончил — фаб-
ричную, вечернюю.
— Нелегко тебе, видно, приходилось. Отец,
поди, помогал?
— Нет, ваше благородие, нуждались мы, земли
мало, а семья у отца большая — десять человек де-
тей: семеро сыновей и три дочери.
— А это у тебя все книги? — указывая на мой
набитый ранец, спросил командир.— Расскажи мне
о себе, о семье.

Он внимательно слушал мой рассказ о нелегкой
нашей жизни. Трудно было отцу с матерью прокор-
мить такую ораву: земли не хватало, да и та нику-
дышная, плохо родила. А уж учиться — и думать не
могли. Только я да еще один брат ходили в сель-
скую школу, а остальные остались неграмотными.
И как только исполнялось кому из нас лет 14—15,
так- отец отправлял в Москву на заработок — на
фабрику или завод. Дошла очередь и до меня. Мне
едва минуло 14 лет. Отец и мать пришли со мной
на станцию. Мать по русскому обычаю перекре-
стила меня, надела на шею крестик и, глотая слезы,
сказала:
— Прощай, сынок, работай честно. Трудно тебе
будет, родной, но все же лучше, чем здесь пропа-
дать... Родителей не забывай.
Старший брат мой, чтобы получить для меня ра-
боту, за полгода раньше записал меня на очередь
на мануфактурную фабрику Цииделя, где сам рабо-
тал уже несколько лет. Меня приняли и поселили в
общежитие вместе с братом.
Вскоре я узнал, что при фабрике имеется вечер-
няя школа. Поступил. После 10-часового рабочего
дня по два с половиной часа занимался в вечерней
школе. Окончил я ее через два года, но уж очень
хотелось учиться дальше. Поступил на вечерние
курсы счетоводов. Их тоже окончил и начал ра-
ботать конторщиком, но вскоре был призван в
армию.
— Тебе бы дальше учиться,— сказал Якунников,
выслушав мой рассказ.
— Есть у меня мечта, ваше благородие,— обра-
довался я, что разговор коснулся этой темы.— Да не
знаю, как быть...
16

И рассказал я ему о своем желании стать воль-
ноопределяющимся 1.
Некоторое время Якунников сидел молча, с уча-
стием глядя на меня. Потом сказал:
— Ну что ж, пожалуй, месячный отпуск тебе
можно будет выхлопотать. Но вот о разрешении
держать экзамены на вольноопределяющегося тебе
и мечтать нечего. Наше командование против того,
чтобы солдаты становились офицерами. Оно счи-
тает, что звание офицера — привилегия дворян. Вы-
ходцы из рабочей или крестьянской семьи, да еще
послужившие рядовыми в армии, по их мнению, бу-
дут ненадежными офицерами...
— Вот что мы сделаем,— подумав, продолжал
поручик Якунников.— Разрешение на экзамены я
дам тебе сам. У меня есть бланки и печать началь-
ника команды разведчиков. Авось там, в Москве, не
разберутся, кто имеет, а кто не имеет права давать
такие разрешения.
Взволнованный, я не знал, как благодарить сво-
его начальника.
— Я тебя, Фомин, прошу только не подводить
меня... Во-первых, никто в нашем полку об этом не
должен знать, ни один человек. Во-вторых, когда
вернешься из отпуска, то, если выдержишь экзамен,
не подавай рапорт об отдаче приказа, пока не пере-
ведешься в другой полк. Или, может быть, на наше
счастье, куда-либо переведут командира полка.
Кроме того, хочу тебя предупредить: обязательно
возвращайся точно в указанный срок, потому что,
сам знаешь, за опоздание адъютант полка напраз-
1 Так назывались лица, отбывавшие воинскую повинность
на основе льгот по образованию, установленных с целью под-
готовки офицеров запаса.
17

ляет рапорт полковнику Зайченко. А тот за каждые
сутки опоздания дает по 25 розог...
Получив нужные документы, я отправился в Мо-
скву, сдал экзамены и ровно через месяц вернулся
в часть, как раз накануне нового, 1917 года.
Знал ли я, что этот год принесет столько пе-
ремен!
За время моего отсутствия в- армии произошли
изменения: количество полков увеличивалось за
счет сокращения в них числа батальонов. Я был на-
правлен во вновь формируемый полк.
О Февральской революции мы узнали только
через два дня после того, как она свершилась. Пер-
вое, что мы почувствовали,— это какое-то смятение
среди офицеров. Резко изменилось их отношение к
солдатам: одни держали себя с плохо скрываемой
неприязнью, другие начали заискивать, входить
«в доверие». А кое-кто из офицеров, бросив полк,
бежал. Исчезли, в частности, командир полка пол-
ковник Зайченко и наш мучитель — поручик Яков-
лев. Эти, как видно, ничего хорошего для себя не
ожидали от революции.
Солдаты же ликовали. По нескольку раз в день
возникали митинги. Выступавшие требовали немед-
ленного прекращения войны. Ко мне товарищи ча-
сто обращались то с одним, то с другим вопросом.
Конечно, многого я и сам не знал, но старался
узнать как можно больше, чтобы уметь правильно
ответить на вопросы, волновавшие моих товарищей.
Через несколько дней после революции в армии
начали создаваться солдатские комитеты. Меня из-
брали председателем полкового комитета, в кото-
рый входило десять солдат и два офицера. Никакого
опыта мы, конечно, не имели и, понятно, не знали,
18

с чего начать и как работать. Но тут подоспел ар-
мейский съезд солдатских депутатов. Я и еще не-
сколько человек были посланы делегатами на этот
съезд. Состоялся он в Риге. На съезде мы получили
указания и разъяснения, как практически строить
работу комитета.
Первое заседание полкового солдатского коми-
тета созвали сразу же в день нашего возвращения
из Риги. Солдаты не могли дождаться начала ми-
тинга, созванного в тот же день. На нем было за-
читано решение комитета о правах солдата-гражда-
нина. Составлено оно было на основе знаменитого
«Приказа № 1» Петроградского Совета рабочих и
солдатских депутатов. Возможно, современному чи-
тателю эти решения покажутся мало интересными,
но в то время каждый их пункт был огромным собы-
тием для солдата. Коренным образом изменялась
его жизнь. Солдаты уравнивались в правах со всеми
гражданами. Телесные наказания отменялись. От-
менялось и обращение к офицерам «ваше благоро-
дие» и т. п. Офицеры обязаны были обращаться к
солдатам только на «вы» и взаимно отвечать на при-
ветствия. Солдаты при встрече с офицерами, отда-
вая честь, не становились больше во фронт, как бы-
вало раньше.
Офицерское собрание полка решено было
упразднить и организовать полковой клуб, при нем
открыть библиотеку, читальню, столовую. Пользо-
ваться всем этим можно было офицерам и солдатам
на равных правах.
Офицерам запрещалось держать бесплатно при-
слугу. Желающие могли пользоваться услугами сол-
дат за плату. (Помню даже, что плата была уста-
новлена 14 рублей в месяц, причем из этих денег
19

половина шла денщику, а половина — на культурно-
просветительные нужды полка.)
Как и другим членам полкового комитета, мне
приходилось вести большую работу. Мы разъясняли
товарищам цели и задачи новых форм власти в
армии.
Часть офицерства откровенно саботировала ра-
боту в полку, не выполняла решений комитета,
уклонялась от своих обязанностей. Сплошь и рядом,
когда к офицеру обращались с каким-либо вопро-
сом, можно было слышать раздраженный ответ:
— Что вы идете ко мне? Со всеми делами обра-
щайтесь в полковой комитет. Мы, офицеры, теперь
ничего не решаем!
Когда к командиру полка приходили командиры
рот, чтобы получить, например, указания о занятиях
подразделений или о несении гарнизонной службы,
он заявлял:
— Идите к Фомину — я теперь полком не коман-
дую!
Многие офицеры никак не могли забыть свои
дворянские привилегии при царизме. Они выжи-
дали, когда кончится это «смутное» время и все по-
вернется на старый лад. А некоторые, не стесняясь,
вслух выражали свое сокровенное желание — вновь
увидеть в стране самодержавно-полицейский ре-
жим.
Мне не раз приходилось выступать и на откры-
тых собраниях и в небольшом кругу офицеров, гово-
рить о требованиях, предъявляемых к ним в новых
условиях. Я им доказывал, что нет ничего более
наивного, чем вера в реставрацию самодержавия.
Народ, говорил я, не допустит этого, народ — это
огромная сила!
20

Офицеры слушали, молчали, иные усмехались.
Иногда слышались злобные выпады в мой адрес:
«Большевистская зараза!» Мне это было, по правде
сказать, очень лестно. Хотя я еще тогда и не был в
партии, но уже много слышал о Ленине и больше-
виках.
Были, конечно, и такие офицеры, которые сразу
активно включились в борьбу за переустройство ар-
мии. Были, наконец, среди них и коммунисты, вед-
шие большую воспитательную работу среди солдат
на фронте.
Большевиков я впервые увидел, когда в качестве
делегата присутствовал на объединенном заседании
Совета рабочих и солдатских депутатов в Риге в ап-
реле 1917 года. Запомнились мне выступления боль-
шевиков Сиверса и Хаустова. Они произвели на
меня очень сильное впечатление своей горячей
убежденностью и глубокой искренностью. С этого
времени я твердо решил связать свою жизнь с боль-
шевиками.
Великую Октябрьскую социалистическую рево-
люцию я встретил, уже будучи членом Российской
социал-демократической рабочей партии (больше-
виков).
Я СТАНОВЛЮСЬ СОВЕТСКИМ
РАЗВЕДЧИКОМ
Для того чтобы дальнейшее было понятно чита-
телю, надо вспомнить, хотя бы в самых общих чер-
тах, как развивались события на Украине в 1917—
1919 годах. После Февральской революции здесь
начинает действовать контрреволюционная бур-
21

жуазно-националистическая Центральная рада. Ок-
тябрьскую революцию Центральная рада встретила
враждебно, отказавшись признать Советскую власть
и став на путь открытой борьбы против нее. Од-
нако уже в декабре 1917 года в Харькове состоялся
первый Всеукраинский съезд Советов, провозгла-
сивший создание Украинской советской респуб-
лики. По призыву этого правительства на Украине
начались революционные выступления против Цен-
тральной рады.
Изгнанная трудящимися с территории Советской
Украины Центральная рада вступила в союз с гер-
манскими империалистами. Под прикрытием немец-
ких штыков вместе с оккупационными войсками
Центральная рада в марте 1918 года вернулась в
Киев. Но уже в конце этого месяца немцы разо-
гнали марионеточное правительство, не оправдав-
шее их надежд на подавление революционного дви-
жения и поставки обещанного продовольствия.
В конце апреля 1918 года немцы установили на
Украине буржуазно-помещичью военную диктатуру
в лице «верховного правителя Украины» гетмана
Скоропадского — крупного помещика и бывшего
царского генерала, флигель-адъютанта Николая II.
В результате навязанного Советской республике
грабительского Брестского мира и разбойничьих за-
хватнических действий германского империализма
не только Украина, но и Белоруссия и Прибалтика
были в 1918 году оккупированы германскими вой-
сками. На занятой ими территории оккупанты уста-
новили режим насилия, грабежа и произвола. Пер-
вым делом они восстановили помещичью собствен-
ность на землю. Крестьяне должны были возместить
все убытки, понесенные помещиками после Ок-
22

тябрьской революции. На фабриках и заводах был
установлен 10—12-часовой рабочий день. За участие
в забастовке или призыв к ней — тюрьма. Аресты не
прекращались. Смертные приговоры выносились за
любую «провинность».
В ответ на зверства оккупантов в городах и се-
лах Украины разгорается освободительное народное
движение. Активно действует большевистское под-
полье. Коммунистическая партия Украины напра-
вила все свои силы на подготовку вооруженного
восстания. К лету 1918 года партизанское движение
охватило ряд украинских губерний.
Революционные идеи постепенно проникают и в
сознание германских и австрийских солдат. Окку-
пационная армия начинает разлагаться. Жестокое
поражение Германии и ее союзников в войне уско-
рило революционный взрыв в самой Германии.
В ноябре 1918 года монархия в этой стране была
свергнута. Создались условия, при которых русские
рабочие и крестьяне смогли прийти на помощь
своим украинским братьям. Брестский договор был
аннулирован.
Однако на этом борьба против буржуазно-нацио-
налистической контрреволюции и иностранного на-
шествия на Украине не закончилась. На смену отка-
завшемуся от власти и бежавшему за границу
гетману Скоропадскому пришло «правительство»,
возглавляемое лидерами украинских буржуазных
националистов Петлюрой и Винниченко и опирав-
шееся на кулацко-бандитские войска (так называе-
мая Директория). На смену немецким интервентам
пришли англо-французские оккупанты, которым Ди-
ректория так же продавала Украину, как и Скоро-
падский немцам. На Украине вновь был введен тот
23

же кровавый режим террора и насилий, грабежа и
угнетения.
Осенью 1918 года из украинских повстанческих
и партизанских отрядов усиленно формируются ча-
сти Красной Армии. В ноябре они вместе с рус-
скими частями начали освобождение Украины от
петлюровской нечисти.
5 февраля 1919 года советские войска вступили
в Киев, а к концу марта военные силы Директории
были в основном ликвидированы.
Позорно провалилась и англо-французская ин-
тервенция. В результате героической работы, про-
деланной коммунистами-подпольщиками в войсках
интервентов, иностранные солдаты и моряки начали
понимать, что они подло обмануты своими прави-
тельствами, что их руками хотят потопить в крови
первую в мире рабоче-крестьянскую республику.
В Одессе вспыхнуло восстание французских моря-
ков. Начались революционные волнения и в других
частях интервентов. В это же время стремительно
продвигались вперед части Красной Армии. Вскоре
правительства Антанты вынуждены были отозвать
свои войска и корабли.
Летом 1919 года Украина вновь становится аре-
ной ожесточенных сражений против войск Дени-
кина, рвавшихся к Москве. В этих боях наряду с ре-
гулярными частями Красной Армии принимали уча-
стие и многие местные партизанские отряды. Среди
них были такие, которые поначалу примыкали к
петлюровцам. Когда же украинское крестьянство
воочию убедилось, что и Петлюра и Деникин вводят
порядки не лучше царских, некоторые из этих отря-
дов перешли на сторону Красной Армии. Во главе
подобных отрядов часто стояли «батьки» и атаманы,
24

не желавшие признавать над собой никакой власти.
Иногда это были анархисты или эсеры. И тогда дело
часто кончалось прямой изменой Советской власти
и переходом на сторону противника, особенно
если в отрядах еще сказывалось и влияние кулацких
элементов. Именно так обстояло дело с бандами
батьки Махно и атамана Григорьева, речь о которых
пойдет дальше.
ТЕПЕРЬ вернемся к 1918 году. В начале января
этого года партия направляет группу большевиков,
и меня в том числе, в распоряжение главкома
В. А. Антонова-Овсеенко, штаб которого находился
в Харькове.
Приехав в Харьков, я с трудом разыскал штаб
главкома, помещавшийся в пассажирских вагонах.
Раньше мне не приходилось встречаться с Вла-
димиром Александровичем Антоновым-Овсеенко.
Я увидел человека среднего роста, в очках, оде-
того в кожаную тужурку. Сбоку — наган. Обращала
на себя внимание пышная шевелюра, высокий
лоб.
Говорил он со мной не как командующий вой-
сками Украины, а как старший товарищ. Его интере-
совало все в моей биографии: кто я по специально-
сти, какой имел чин в царской армии, сколько
времени служил в разведке, какую работу вел среди
солдат после Февральской революции. Я подробно
рассказал ему о себе.
Выслушав меня внимательно, Владимир Але-
ксандрович предложил мне работать в разведке,
ссылаясь на то, что у меня, дескать, уже есть неко-
торый опыт такой работы:
25

— Я сразу же дам вам и первое задание: срочно
уточните силы противника...
И он указал на карте ту часть линии фронта,
которая интересовала его в данное время больше
всего.
Я выполнил задание. Тем временем положение
на фронте резко ухудшилось. Началось вторжение
немецких оккупантов, а вместе с ними вернулись и
гайдамацкие банды. Наши части вынуждены были
оставить Харьков, Донбасс, а затем всю Украину и
Дон.
Осенью 1918 года создается Украинский фронт,
главнокомандующим которого был вновь назначен
В. А. Антонов-Овсеенко, отозванный с Восточного
фронта. И тогда опять понадобились точные сведе-
ния о силах противника, в частности о том, какое
сопротивление можно ожидать в Киеве, Харькове и
других крупных городах. Мне поручено было про-
браться на занятз^ю противником территорию, уз-
нать о дислокации воинских частей неприятеля,
о количестве живой силы и вооружения его в горо-
дах Украины.
Тут же Владимир Александрович познакомил
меня с моим будущим помощником.
— Аркадий Борисович Кушнарев,— отрекомен-
довал он молодого человека выше среднего роста,
одетого в гражданский костюм.— Он будет вашим
помощником. Товарищ Кушнарев родился на
Украине, хорошо знает украинский язык, немного
немецкий. Его помощь вам будет очень кстати.
С Аркадием Борисовичем Кушнаревым я был
немного знаком и раньше. Впоследствии же мне с
ним довелось работать рука об руку много лет.
Первым делом решили мы с Кушнаревым отпра-
26

виться в Харьков. Там жил мой дальний родствен-
ник старый большевик Семен Яковлевич Тишков,
на помощь которого я очень рассчитывал. Перейти
линию фронта тогда можно было без особых труд-
ностей.
И вот мы в Харькове. Разыскали Тишкова. Я с
ним не виделся очень давно и от души был рад
встрече. Да и он обрадовался, что представилась
возможность помочь своим. От него мы узнали, что
в Харькове существует подпольный ревком, одним
из членов которого он является. Он обещал мне со-
брать необходимые сведения по Харькову и приле-
гающим районам.
А я тем временем отправился в Киев. Тишков дал
мне письмо к одному надежному товарищу — члену
подпольного Киевского ревкома.
Звали его Михаилом. От него я узнал, что
делается в Киеве. Власть формально считалась гет-
манской, но фактически находилась в руках у нем-
цев. Немало 6ы\о в Киеве и всякого белогвардей-
ского сброда. Михаил обещал узнать, какие войска
находятся здесь. Договорились через некоторое
время встретиться.
А пока мы с Кушнаревым объезжали другие го-
рода и крупные узловые станции Украины. На стан-
ции Ворожба решили задержаться, так как через
нее проходили эшелоны из Киева в Харьков и об-
ратно.
У меня уже имелось немало ценных сведений.
В моем чемодане лежали белогвардейские газеты,
приказы военных комендантов, зашифрованные дан-
ные о численности войск в отдельных пунктах. Осо-
бенно они пополнились благодаря С. Я. Тишкову,
с которым я встретился уже вторично. Теперь не
27

хватало только данных по Киеву. Я. конечно, пони-
мал, что иметь такие сведения при себе рискованно.
Но что поделаешь, запомнить все невозможно
было.
Мы с Кушнаревым решили провести несколько
дней на станции Ворожба и получить недостающие
сведения. Кушнарев еще раньше познакомился здесь
с одним рабочим-кочегаром. Отыскали его и спро-
сили, не может ли он посоветовать нам, у кого оста-
новиться на несколько дней.
— К кому тут посоветуешь? Время такое, что ни-
кому верить нельзя. Разве только самому себе. Если
не брезгуете, пойдемте ко мне, в котельную. Там
хоть и тесно и пыльно, но зато можно спокойно от-
дохнуть. Вы люди приезжие, а петлюровцы и бело-
гвардейцы везде шныряют, того и жди, нарветесь.
Я спросил, как его имя и отчество.
— А зовите меня Грицко,— отвечал рабочий.
Мы разговорились, он не скрывал своей симпа-
тии к Советской власти, к большевикам.
Прожили мы у Грицко несколько дней, кое-что
осторожно выведали у него и у местных жителей.
Славным он оказался человеком. И хотя мы ничем
не выдавали себя, но нутром парень чувствовал —
свои, и не таился от нас.
Пришло время ехать в Киев. Мы решили остано-
виться в скромной гостинице недалеко от вокзала.
Разговорились со швейцаром. Узнав, что он с Пол-
тавщины, Кушнарев прикинулся его земляком и
осторожно намекнул, что нам было бы желательно
не прописываться в гостинице, так как возраст у нас
призывной, а тут в Киеве проводится всеобщая мо-
билизация. За 25 рублей в сутки швейцар согла-
сился устроить нас в гостинице, конечно без про-
28

писки и даже с «ручательством за неприкосновен-
ность».
Оставив Кушнарева с чемоданом, я направился
к Михаилу. Тот свое обещание выполнил как нельзя
лучше. Я сердечно поблагодарил его. Обнялись мы
на прощание, и я ушел ночевать к гостиницу. Среди
ночи нас разбудил стук в дверь. Мы схватились за
оружие. Потом слышим испуганный шепот швей-
цара:
— Скорее, скорее! Собирайтесь! Идите за мной!
Проверка документов.
Открываем дверь, швейцар хватает нас за руки и
куда-то тащит. Провел он нас через узкий коридор
в один из номеров, где уже побывали проверяющие.
Мы просидели там целый час, настороженно при-
слушиваясь к шуму в коридоре и соседних но-
мерах.
Потом пришел швейцар и вполголоса объявил:
— Можете идти опять в свой номер. Спокойной
ночи...
Утром отправились мы в обратный путь. Но на
станции Ворожба, где мы провели несколько дней у
кочегара Грицко, решили опять задержаться. Здесь
скопились значительные силы петлюровцев и бело-
гвардейцев. Шла перегруппировка частей против-
ника. Мы решили уточнить обстановку.
Грицко радушно принял нас и предложил распо-
лагаться в его каморке как дома. Разговорились мы
с ним и почувствовали, что это — свой человек и не
только не выдаст, но еще и поможет, чем только су-
меет. Мы дали ему несколько поручений, которые
он охотно и быстро выполнил. А потом помог нам
найти подводу, на которой мы должны были пере-
браться через линию фронта.
29

Благополучно миновав опасные места, мы сели
на поезд и приехали в Курск, где находились в это
время ЦК партии Украины, временное правитель-
ство республики и штаб Украинского фронта.
Я и Кушнарев сделали обстоятельный доклад
командующему Украинским фронтом Антонову-Ов-
сеенко о том, что узнали в тылу противника, пере-
дали собранные сведения. Тот сразу же принялся
знакомиться с материалами, задавая нам вопросы о
положении дел на транспорте, о настроениях насе-
ления. Затем он предложил зайти к секретарю ЦК
партии Украины товарищу Артему и рассказать ему
о том, что видели и слышали в Харькове, Киеве и
других городах и селах, захваченных немцами и бе-
логвардейцами. Артем подробно расспрашивал нас,
быстро записывая данные в книжечку, а потом в
свою очередь посоветовал нам встретиться с пред-
ставителем РОСТа и проинформировать его.
На следующий день Антонов-Овсеенко дал нам
новое поручение. Слзос о готовящемся наступлений
Красной Армии донесся до вражеского лагеря. К по-
граничной линии стягивались крупные силы. Це-
лые полки перебрасывались с других участков.
Нужно было срочно проверить имеющиеся сведе-
ния о численности и расположении войск против-
ника.
И вот мы с Кушнаревым снова в Харькове.
Настроение в городе тревожное. Там уже вовсю
орудуют петлюровцы.
В газете «Южный край» мы прочитали объявле-
ние о том, что завтра в здании городской управы в
зале заседаний состоится экстренное совещание
всех «социалистических» партий. «А ведь нужно по-
пасть и нам на это совещание,— думаем мы с Куш-
30

наревым,— но как? Никаких пропусков у нас нет.
Пустят ли туда?»
Мы решили рискнуть.
В назначенное время идем по указанному в га-
зете адресу — на Николаевскую площадь. Я обра-
щаюсь к стоящему у дверей здания городской
управы человеку, проверяющему документы и про-
пуска:
— А представителю Центра можно пройти?
Проверяющий распахивает дверь и говорит: «По-
жалуйста, пожалуйста», не потребовав никаких до-
кументов. Я тут же заявляю:
— Со мной идет вот этот господин, вы пропу-
стите и его.
В зале заседания уже собралось более двухсот
человек. На повестке дня совещания — один вопрос:
с кем идти меньшевикам, эсерам и другим партиям?
С большевиками или против них?
Совещание проходило бурно, много было разных
выступлений и предложений. Но в конце концов
приняли решение: «Идти против большевиков».
Мы возвращаемся в гостиницу «Ривьера», где
всегда останавливались. Там швейцар и одна из гор-
ничных, Лиза, были наши люди. Утром — мы только-
только поднялись — прибегает к нам очень встрево-
женная Лиза и сообщает, что сейчас в гостиницу
приходили два офицера, как видно из петлюровской
контрразведки.
— Спрашивали о вас. Скорее уезжайте отсюда,
иначе будете в их руках!
Мы с Кушнаревым сразу схватили пальто,, чемо-
даны и на первом попавшемся извозчике — на вок-
зал. Сели на первый поезд. Уже в дороге узнали,
что он пойдет через станцию Ворожба. Отъехали
31

мы от Харькова километров 50. Сидим и думаем, как
лучше выполнить задание — собрать по всей погра-
ничной зоне нужные сведения о военных силах про-
тивника. Самим заняться этим делом было бы слиш-
ком неосторожно. Могут схватить.
Я предлагаю Аркадию Борисовичу:
— Давай поедем снова в Ворожбу, попросим
Грицко, пусть возьмет себе на два-три дня отпуск и
проедет по тем населенным пунктам, где имеются
воинские части. На железнодорожных же станциях
мы сами будем вести разведку. У крестьян и солдат
получим нужные сведения.
Все удалось, как было задумано. И Грицко не
подвел, разузнал все, что нужно было. Горячо благо-
дарили мы молодого рабочего. А он стоял смущен-
ный, растроганный — только крепко жал нам руки,
то одному, то другому...
Добытые нами сведения оказались как нельзя бо-
лее кстати. Антонов-Овсеенко вместе с начальни-
ком штаба Кассером разработали новый план дей-
ствия наших частей. Была сделана перегруппировка,
особенно большие силы были сосредоточены для
наступления в районе станции Ворожба.
Это была наша последняя поездка за «кордон».
Я был назначен начальником войсковой разведки
при штабе фронта, а Кушнарев — моим помощни-
ком. Спустя некоторое время меня перевели началь-
ником контрразведки фронта. (В то время армей-
ская контрразведка выполняла те же функции, что
позднее — особые отделы ВЧК.) Кушнарева же на-
значили вместо меня начальником войсковой раз-
ведки.
3 января 1919 года вечером мы прибыли в освобо-
жденный нашими войсками Харьков. Сразу вспом-
32

нили верных друзей, которые, рискз^я своей жизнью,
оказали услугу Красной Армии в ее успешном на-
ступлении. Где-то сейчас Семен Яковлевич Тишков?
Утром решил пойти в Харьковский губревком
разузнать о нем. Смотрю, а мне навстречу сам Се-
мен Яковлевич шествует, он же — председатель
Харьковского губревкома. Ну, конечно, обнялись,
расцеловались, поговорили по душам. Рады были,
что встретились в освобожденном советском Харь-
кове.
Потом пошли мы с Кушнаревым в гостиницу
«Ривьера» повидать швейцара и горничную Лизу»
которые спасли нас от рук петлюровской контрраз-
ведки. Они нам рассказали, что, как только мы по-
кинули гостиницу, нагрянул конный отряд атамана
Балбачана. Оцепили здание. Офицеры контрраз-
ведки ринулись но номерам. Долго искали нас, все
перерыли. Не могли понять, куда мы спрятались.
Разъяренные, так и ушли ни с чем...
Мы горячо поблагодарили своих спасителей.
После занятия Харькова была создана специаль-
ная группа войск для наступления на Киев. 5 фев-
раля 1919 года наши войска заняли Киев. Эта группа
войск впоследствии была переименована в 1-ю Ук-
раинскую красную армию. Я был назначен началь-
ником особого отдела ВЧК в этой армии.
В Киеве, как и в Харькове, меня ожидала боль-
шая радость. Пошел я в горком партии, чтобы стать
на партийный учет. Спрашиваю, кто секретарь
Киевского горкома. Мне говорят — товарищ Михаил
Черный. Когда я вошел к нему в кабинет, то згвидел
за столом того самого Михаила, к которому приез-
жал несколько месяцев назад с письмом от Семена
Яковлевича Тишкова.
33

Михаил смеется:
— Вот и свиделись!
Радостная это была встреча. Вспомнили о пере-
житом, говорили о той большой работе, которая
ждала каждого из нас.
ОПЯТЬ ПОРУЧИК ЯКОВЛЕВ
Это было в феврале 1919 года в Киеве. Как-то
шли мы с сотрудником Анатольевым по Николаев-
ской улице. У гостиницы «Континенталь» мое вни-
мание привлек полный человек, лет сорока, в офи-
церской шинели. Стоял он около освещенной вит-
рины и, видимо, кого-то ожидал.
«А ведь этого человека я знаю»,— мелькнуло у
меня в сознании. Но сразу не сообразил, кто он та-
кой. Потом, когда уже отошли от него, я замедлил
шаг, оглянулся. Его лицо, освещенное фонарями
подъезда, было хорошо видно. Если бы не усы, то
вылитый поручик Яковлев. «Впрочем, усы недолго и
отпустить»,— подумалось мне.
— Вернитесь,— говорю я Анатольеву,— и поин-
тересуйтесь, как фамилия этого человека. Если он
назовет себя Яковлевым, спросите, не служил ли он
в 130-м пехотном Херсонском полку. Если подтвер-
дит, предъявите ему свое удостоверение и предло-
жите на извозчике доехать с вами до городского
военного комиссариата. А сами везите его в особый
отдел ВЧК. Коменданту скажите, чтобы арестован-
ного содержали под усиленной охраной.
Анатольев подошел к человеку в офицерской ши-
нели:
34

— Прошу извинить меня, ваша фамилия не Яков-
лев?
Человек настороженно ответил:
— Да, я Яковлев. Что вам угодно?
— В каком полку служили?
— А почему это вас интересует? Откуда вы меня
знаете? И, помолчав, добавил: — Впрочем, извольте,
отвечу: я служил в 130-м Херсонском полку.
— В таком случае придется вам поехать со мной
в городской военкомат.
— Это с какой же стати я должен поехать?! —
надменно сказал Яковлев.— Я знать вас не знаю и
разговаривать с вами не хочу. Убирайтесь ко всем
чертям!
Анатольев предъявил свое удостоверение. Яков-
леву пришлось подчиниться.
— Я понимаю, почему вы меня везете в военко-
мат. Потому что я не явился на регистрацию офи-
церов, проживающих в Киеве. Поэтому?
На другой день я предложил старшему следова-
телю вызвать арестованного Яковлева и устроить
мне с ним очную ставку.
Когда привели Яковлева, я спроси/^:
— Вы назвали себя Яковлевым, бывшим поручи-
ком 130-го Херсонского полка?
— Ну, и что из этого следует?
— Знали ли вы в полку поручика Якунни-
кова?
— Якунникова? Как не знать! С Николаем Ни-
колаевичем мы служили вместе. А откуда вы его
знаете?
— Я служил в команде разведчиков.
— Как ваша фамилия?
— Фомин.
35

— Не помню такого.
— Конечно, меня, рядового солдата, вы могли и
не знать. Нас в полку было более четырех тысяч. Но
зато все солдаты полка хорошо запомнили вас,
очень хорошо! Особенно те, которых вы пороли роз-
гами, били по лицу. Вы ведь не станете этого отри-
цать?
Яковлев побледнел, однако держался нагло, вы-
зывающе.
— Да, я это делал. Но такой был режим в цар-
ской армии, и от нас, офицеров, это требовалось.
— Почему же другие офицеры этого не делали?
Почему о поручике Якунникове ни один солдат пло-
хого слова не скажет? Вы были не человеком, а зве-
рем в отношении солдат. Сколько вы солдатской
крови пролили!.. Мы вас будем судить, Яковлев, за
зверское обращение с солдатами. За все вам при-
дется теперь ответить перед судом военного три-
бунала.
Дело поручика Яковлева было передано в воен-
ный трибунал 1-й Украинской красной армии. След-
ствием было установлено, что Яковлев в прошлом
был околоточным надзирателем. Его отвратитель-
ный облик палача в достаточной степени опреде-
лился, когда были оглашены дополнительные мате-
риалы, свидетельствующие о вопиющих беззакониях
и кровавых расправах бывшего коменданта 130-го
Херсонского полка. Через несколько дней состоялся
суд, на котором я выступал в качестве свидетеля.
Военный трибунал приговорил Яковлева к рас-
стрелу.
36

ВРАЖЕСКИЙ ШПИОН В ШТАБЕ
КРАСНОЙ АРМИИ
Работа особого отдела строилась вначале глав-
ным образом на устных заявлениях да на письмах
трудящихся. Каждое утро дежурный комендант осо-
бого отдела приносил по 20—30 писем, из которых
я узнавал о вражеских действиях лиц, ведущих
активную борьбу против Советской власти. Пи-
сали рабочие, крестьяне, красноармейцы, матросы.
И почти всегда проверка подтверждала правиль-
ность сообщений.
Помощь народа всегда была самым верным сред-
ством в борьбе против врагов революции.
Еще на окраине Киева шли бои, а в особый отдел
ВЧК Украинской армии з^се стали приходить люди.
Они сообщали о затаившихся в подполье контрре-
волюционерах и их пособниках.
Едва расположились мы в небольшом, когда-то
очень красивом особняке на одной из центральных
улиц Киева, как дежурный доложил:
— Товарищ начальник, тут одна гражданка про-
сит принять ее.
— Пусть войдет.
Вошла молодая женщина. Я предложил ей сесть.
— Какое дело у вас ко мне?
Женщина, волнуясь, начала скороговоркой рас-
сказывать:
— Работала я в прислугах у одного офицера.
А он все вертелся при самом гетмане Скоропадском.
Вроде бы его помощником, адъютантом себя назы-
вал. Теперь хозяин убежал куда-то за границу. Но
от него осталось много всяких бумажек и фотосним-
ков. Вот я и подумала: может, они вам сгодятся.
37

Я сердечно поблагодарил женщину. А через не-
сколько часов в моем кабинете оказалась большая
корзина, полная бумаг. Вместе с А. Б. Кушнаревым
мы принялись рассматривать ее содержимое. Среди
документов было немало таких, которые имели пря-
мое отношение к гетману Скоропадскому и пред-
ставляли несомненный «исторический» интерес.
В одной из бумаг подробно рассказывалось о том,
как крупный украинский помещик, бывший царский
флигель-адъютант Скоропадский был провозглашен
«гетманом всея Украины» на кулацко-помещичьем
съезде, созванном в Киеве немецкими оккупантами.
Правда, держался он у власти всего несколько ме-
сяцев.
С любопытством прочли мы телеграмму ново-
испеченного правителя Украины:
«Всем, всем, всем, по учреждениям Украины,
всем войсковым частям и военным учреждениям!
Я, гетман всей Украины, в течение 772 месяцев
все силы положил на то, чтобы вывести страну из
тяжелого положения, в котором она очутилась. Бог
не дал мне сил справиться с задачей. Ныне, ввиду
сложившихся обстоятельств, руководствуясь исклю-
чительно желанием видеть Украину счастливой, от
власти отказываюсь. Киев, 14 декабря 1918 года. Па-
вел Скоропадский».
Мы не могли не рассмеяться. Вот оно, дело ка-
кое! Сам признался, что никудышный из него гетман
и не удержаться ему с его бандитами против
Советов.
Кроме бумаг было в корзине еще с полсотни фо-
тографий, все больше женские головки — видно, не-
равнодушен был к прекрасному полу владелец этих
снимков.
38

— Здесь, кажется, для нас ничего интересного
не найдется,— сказал А. Б. Кушнарев, бегло переби-
рая фотографии.
— Подожди, подожди! — я вытащил из пачки не-
большую групповую фотографию. В центре стоял
мужчина высокого роста. Рядом с ним — офицеры,
все высоких званий.
— Б а! Да не сам ли это господин Скоропадский
со своим штабом?! — воскликнул Кушнарев.
— Он и есть! Вон он своей собственной персо-
ной в середине,—подтвердил я. Фотографии «гет-
мана всея Украины» и раньше приходилось видеть.
По правую руку гетмана стоял полковник, уди-
вительно напоминавший внешностью начальника
оперативного отдела штаба 1-й Украинской красной
армии Басков а.
— Посмотри,— сказал я Кушнареву,— никого не
напоминает тебе этот человек?
— Уж не Басков ли?! — вырвалось у того, но он
сразу осекся.— Вот ведь как бывают похожи люди
друг на друга!
Мне и самому плохо верилось, чтобы Басков —
начальник одного из ведущих отделов штаба армии,
через руки которого проходят важнейшие доку-
менты, планы секретных боевых операций, чтобы
Басков — доверенное лицо, ведавшее судьбами де-
сятков тысяч людей, был в этой компании.
Большие стенные часы в комнате пробили час
ночи. Кушнарев ушех. Мне было не до сна. Фото-
графия с гетманом и полковником не давала мне
покоя. Тут легко можно попасть впросак, думал я.
Да это еще полбеды. Главное другое: навести тень
на честного человека, бросить ему тягчайшее обви-
нение. Вот что терзало меня.
39

Рано утром я направился к члену РВС фронта
Ефиму Афанасьевичу Щаденко, находившемуся в
это время в Киеве. Рассказал ему все, показал
снимок.
— Одного подозрения мало,— помолчав, сказал
Ефим Афанасьевич...— Сходство, возможно, и слу-
чайное... Однако и не придавать этому значения
тоже нельзя. Вот что мы сделаем, товарищ Фомин.
Надо позвать начальника штаба Дубового. Он-то уж
должен хорошо знать Баскова.
Щаденко пригласил Дубового и попросил его
рассказать о начальнике оперативного отдела Ба-
скове. Дубовой не сообщил нам ничего предосуди-
тельного. Напротив, Басков старателен, исполни-
телен, знает свое дело.
— Нам нужно увидеть его,— сказал Щаденко.—
Только вы вызовите его сами, и не к нам, а к себе.
У вас, вероятно, найдется какой-нибудь предлог для
вызова?
— Мне действительно сейчас понадобится Ба-
сков,— сказал Дубовой.— Ему поручили разработать
план предстоящего наступления.
Через несколько минут вошел Басков — видный,
еще не старый мужчина с отличной выправкой. Он
обстоятельно объяснил план задуманной операции,
со знанием дела нарисовал обстановку...
Щаденко и я сидели за отдельным столом, не
вмешиваясь в разговор, время от времени погляды-
вали на фотографию: похож или нет?
Басков вскоре ушел, а мы втроем обменялись
впечатлениями. Ни у кого не оставалось сомнений:
на фотографии рядом с гетманом был наш началь-
ник оперативного отдела Басков.
Однако я считал, что для ареста Баскова еще нет
40

достаточного основания. Решил сначала произвести
обыск на его квартире и поручил это Кушнареву.
— Читай,— сказал я ему, подавая только что по-
лученную инструкцию за подписью Ф. Э. Дзержин-
ского,— и действуй соответственно...
В инструкции говорилось, что при обыске нужно
быть вежливым, даже более вежливым, чем с близ-
ким человеком. Каждый производящий обыск дол-
жен помнить, что он представитель Советской вла-
сти. Всякий его окрик, грубость, нескромность, не-
вежливость ляжет пятном на эту власть...
Начальника штаба Дубового я попросил, чтобы
он задержал Баскова на работе, пока не закончится
обыск.
Через два часа работники особого отдела при-
везли мне найденные при обыске документы: при-
казы по штабу гетмана Скоропадского и секретные
документы нашей армии, с указанием дислокации
отдельных частей, фамилий командиров, оператив-
ные и разведывательные сводки штаба 1-й Украин-
ской армии.
Среди приказов гетмана Скоропадского я обра-
тил внимание на подчеркнутые красным каранда-
шом места. Все они касались лично Баскова. Из них
выяснилось, что Басков был полковником генераль-
ного штаба царской армии. При гетмане Скоропад-
ском служил для особых поручений. Неоднократно
командировался гетманом в качестве начальника ка-
рательных экспедиций на Полтавщину и Чернигов-
щину для подавления крестьянских восстаний.
Басков был арестован. Следствие установило,
что за несколько дней до бегства гетмана из Киева
Басков уехал в Харьков, где у него были друзья,
пробравшиеся на видные должности в Красную
41

Армию. С их помощью Басков устроился начальни-
ком оперативного отдела. Вскоре он подобрал себе
в помощники двух белых офицеров. Один из них
работал в нашем разведывательном отделении.
Басков показал, что все они были связаны с бе-
лой контрразведкой, которую они снабжали сведе-
ниями о положении и действиях нашей армии. Его
подручные тоже сознались в том, что вели шпионаж.
Так простая женщина помогла органам ВЧК рас-
крыть очень опасную шпионскую ячейку в штабе
нашей армии.
В ГОСТЯХ У АГЕНТОВ ПЕТЛЮРЫ
5 февраля 1919 года Петлюра без боя покинул
Киев. Все свои живые силы и технику он сосредото-
чил под Киевом на Коростеньском и Фастовском на-
правлениях. Петлюра упорно сдерживал натиск на-
ших частей. Он рассчитывал, что сумеет организо-
вать вооруженное восстание в тылу Красной Армии
и город снова будет в его руках.
Петлюровская контрразведка оставила в Киеве
большое количество своих агентов, которые вели ан-
тисоветскую пропаганду среди населения. С этими
шпионами Петлюра поддерживал связь, получая от
них сведения о численности советских войск, о на-
строениях населения и т. п.
Март был уже на исходе, а положение на фронте
оставалось прежним. Петлюра крепко держал за-
нятые позиции, а наши части хотя и не подпускали
его к Киеву, но опрокинуть и погнать не имели
сил...
42

Однажды мне позвонил по телефону командир
Богунского полка и сообщил, что красноармейцы
задержали двух подозрительных людей.
— Говорят, перебежчики. Куда их, товарищ Фо-
мин, направить?
Я предложил обыскать задержанных, а затем в
сопровождении бойцов доставить в особый отдел.
Назавтра, рано утром, три красноармейца при-
вели двух человек. Старший конвоир, совсем еще
молоденький красноармеец, дельно и четко доло-
жил, где и каким образом были задержаны эти
люди. Перейдя линию фронта, они прямо пошли к
нашим окопам. Когда их задержали, они заявили,
что бежали от Петлюры.
— Один называет себя Василием Янцевичем,
другой — Никанором Майбой. У Янцевича,— докла-
дывал старший конвоир,— я обнаружил в куске
хлеба маленький кусочек полотна, на котором что-
то написано.
Я распорядился увести арестованных, дал за-
писку в столовую, чтобы там накормили конвой и
выдали хлеба на обратную дорогу. А старшего по-
просил зайти перед тем, как отправиться. Мне сразу
понравился этот ладный, смышленый парень. Хоте-
лось оставить его при особом отделе, тем более что
работников у нас тогда было очень мало. Позднее
договорился с командованием о его переводе к нам.
Так у нас появился новый чекист — Митя Шультик.
Это был исполнительный, смелый и верный боец,
комсомолец. Несмотря на свои восемнадцать лет, он
уже не раз побывал в сражениях.
Однако вернемся к перебежчикам.
Никанор Майба, плохо говоривший по-русски,
назвал себя военнопленным галичанином. По всей
43

вероятности, это так и было. А с Василием Янцеви-
чем наш разговор начался с того, что он заявил о
своем желании быть полезным Красной Армии. Он
потерял веру в осуществление авантюрных замыс-
лов Петлюры, да и вся политика белых теперь ка-
жется ему преступной, враждебной народу. Народ
с большевиками — в этом он убедился сам.
— Я не Янцевич, моя настоящая фамилия —
Андриенко. Антон Николаевич Андриенко, уроже-
нец Минской губернии, Бобруйского уезда. Я хочу
честно признаться во всем. Никакой я не перебеж-
чик, а послан петлюровской контрразведкой со спе-
циальным заданием. Кусочек полотна, который я за-
прятал в хлеб и который у меня обнаружили при
обыске, должен был служить паролем для агентов
Петлюры в Киеве. Мне дали адреса нескольких кон-
спиративных квартир, куда время от времени яв-
ляются находящиеся в Киеве и в окрестностях пет-
люровские агенты, приносят сведения, которые не-
медленно передаются в штаб Петлюры, получают
новые задания.
По его словам, сам он был одним из тех, кого
уполномочили установить связь со всеми контррево-
люционными организациями, существовавшими на
Украине и поддерживавшими Петлюру. Через них
ему было поручено развернуть широкую антисовет-
скую агитацию, используя для этой цели главным
образом зажиточных крестьян, чтобы подготовить
восстание против Советской власти.
— Через меня вы можете получать сведения из
главного штаба петлюровской контрразведки,— ска-
зал в заключение Андриенко и снова заявил о своем
желании служить советской разведке.— А свою пре-
данность я готов доказать хоть сейчас: помогу рас-
44

крыть известные мне шпионские организации в
Киеве.
— Сколько времени вы работали у Петлюры в
контрразведке и на какой должности? — поинтере-
совался я.
— Был хорунжим, а работать в контрразведке
начал два месяца назад.
— Ну так вот, Антон Николаевич. Я внима-
тельно выслушал вас, теперь прошу выслушать меня.
Мне и хочется верить в ваши добрые намерения, но
у меня есть серьезные основания и сомневаться в
них. Если вы действительно хотите, не на словах,
а на деле, помочь Советской власти, мы предостав-
ляем вам такую возможность. Прикрепим к вам
своего сотрудника — опытного чекиста, разведчика
Суярко. Вы с ним будете постоянно вместе. Дадим
ему указание никуда от вас не отлучаться pi пору-
чим вместе с вами посетить конспиративные квар-
тиры петлюровских агентов. При встрече с ними вы
его представите как своего помощника, прибывшего
вместе с вами. Все, что будете говорить вы и что бу-
дут рассказывать вам о работе шпионской органи-
зации, Суярко будет записывать, и каждый день вы
оба должны будете по вечерам подробно доклады-
вать мне о происшедшем. Жить вы оба будете в го-
стинице. Предупреждаю: скрыться не пытайтесь.
Вряд ли это вам удастся. Суярко получит на этот
счет специальные указания. А теперь идите в ком-
нату, отведенную вам, пообедайте, отдохните. Вече-
ром придет к вам Суярко, и вы переедете в гости-
ницу.
Когда Андриенко ушел, я вызвал к себе сотруд-
ника Суярко, передал ему все, что узнал об Анд-
риенко.
45

— Будете вместе с ним жить в одной комнате в
гостинице, никуда его одного не отпускайте. Во
время свиданий с участниками шпионских органи-
заций старайтесь записывать самое главное: фами-
лии, имена, адреса и обязательно краткое содержа-
ние разговоров. И, главное, помните, где бы вы ни
находились, всегда соблюдайте строжайшую кон-
спирацию.
Суярко, внимательно выслушав меня, заверил,
что задание он выполнит.
И вот они живут вместе — чекист и перебежчик.
Андриенко предложил для начала отправиться
на квартиру некоей Ксении Сперанской. Идти при-
шлось долго.
— Скоро ли? — спрашивал Суярко,— Может
быть, и адреса такого нет?
— Должен быть. Адрес у меня указан точно,—
ответил Андриенко и прибавил шаг.
Когда начались окраины Киева, Суярко опять
встревожился:
— Улицу-то вы хорошо запомнили?
— Арсенальная улица.
Суярко знал Киев не очень хорошо, и названный
адрес ничего ему не говорил. Он шел, немного от-
став, и сжимал браунинг в кармане на случай, если
Андриенко решит бежать.
— Вы сами бывали здесь?
— Нет, в первый раз,— ответил Андриенко.
На улице пустынно. Но вот показались две жен-
щины. Андриенко спросил их, где Арсенальная
улица. Оказалось, они взяли много левее. Еще про-
шли около получаса, пока наконец не подошли к не-
большому двухэтажному особняку, стоявшему за
глухим забором в густом саду.
46

— А ведь тут легко наскочить на засаду,— поду-
мал Суярко.
Он остановил Андриенко:
— Послушайте. Если вы замыслили побег, я буду
стрелять. На засаду тоже не надейтесь, она вас не
спасет.
— Вы мне не верите. Что ж, это и понятно. На
вашем месте я тоже сомневался бы в намерениях
человека, служившего во вражеской контрразведке.
Но вам предоставляется возможность убедиться в
моих истинных намерениях. Войдемте в дом.
Дверь открыла невысокая женщина, лет тридцати
пяти.
— Что вам угодно? — спросила она.
— Ксению Сперанскую.
— Я Сперанская.
Андриенко протянул ей кусочек полотна.
— Пароль?! — спросила она.
Андриенко шепнул ей: «Коростень».
Женщина тщательно заперла дверь и ввела при-
шедших в большую, богато обставленную комнату.
Суярко быстро окинул ее взглядом — комната угло-
вая, три окна. Бросилось в глаза обилие ковров на
стенах, на полу.
— Садитесь,— хозяйка указала на удобные ко-
жаные кресла.— Вы с дороги? Хотите отдохнуть и
поесть? — осведомилась она.
— Нет, спасибо. Мы еще вчера прибыли в
Киев,— отвечает Андриенко, располагаясь в кресле.
Суярко сел сбоку, на диване.
— Это мой сопровождающий,— представил его
Андриенко,—и, так сказать, телохранитель. Ему
можно вполне и во всем доверять. Ко всем резиден-
там я хожу только с ним.
47

Затем Андриенко сказал, что он уполномочен
штабом главной разведки собрать сведения о дея-
тельности антисоветских подпольных организаций
в Киеве. Для этой цели ему нужно свидеться с руко-
водителями и некоторыми официальными лицами,
чтобы лично передать распоряжение Петлюры, ко-
торый ждет удобного случая вновь овладеть Кие-
вом. Но для этого ему нужна поддержка в самом
городе.
— Крайне необходимо узнать, какие силы боль-
шевики сосредоточили в городе. Сведения должны
быть точными. Мне говорили, что такими сведе-
ниями располагаете вы, уважаемая Ксения Викто-
ровна.
Сперанская, кивнув головой, вышла из комнаты.
Через несколько минут она вошла с небольшими
листками в руке и, глядя в них, начала подробно го-
ворить о расположенных в Киеве войсковых частях
Красной Армии, о настроениях населения.
Суярко все записывал в свою записную книжицу.
Когда Сперанская закончила, Андриенко поинте-
ресовался: откуда сведения, можно ли им доверять?
Сперанская заверила, что источники ее информации
вне подозрений. Она назвала несколько имен, в ча-
стности Бийского и Павловского, которые, кстати,
тоже были в списке лиц, с которыми предстояла
встреча. Адреса их уже были у Андриенко.
На другой день Андриенко и Суярко встретились
с доктором Бийским. Из разговора с ним выясни-
лось, что Бийский поддерживает личную связь с
Петлюрой и должен от него получить большую
сумму денег для работы среди населения Чернигов-
ской губернии. В его задачи входила организация
диверсий на железной дороге и телеграфе.
48

— Скажите,— поинтересовался Андриенко,— кто
обеспечивает вас деньгами? Дело в том, что мне
нужно будет встретиться с этим человеком. Если
финансовое положение у вас тяжелое, вам пришлют
дополнительные средства для работы.
— Все денежные дела ведет у нас один бывший
биржевой делец — Гольдштейн. Он же поддерживает
печать: газету «Трибуна» и журнал «Гедзь», редак-
торы их — наши люди. Они составляют и печатают
для нас антисоветские листовки, фальшивые доку-
менты.
— Мне нужно обязательно с ними увидеться,—
сказал Андриенко.
В тот же день Андриенко и Суярко встретились,
с редакторами газеты «Трибуна» и сатирического
журнала «Гедзь» и получили дополнительные цен-
ные сведения. Затем они направились на квартиру
Павловского. Он был делопроизводителем одного
из наших военных учреждений и снабжал военными
сведениями шпионские организации. В частности,
это он информировал Ксению Сперанскую о чис-
ленности киевского гарнизона.
На третий день Андриенко и Суярко имели
встречу с бывшей заведующей информационным
бюро Близнюк. Она была оставлена в Киеве петлю-
ровской разведкой для нелегальной работы и соби-
рала сведения военно-политического характера, ко-
торые передавала петлюровским агентам.
Близнюк приняла Андриенко и Суярко без ка-
ких-либо подозрений. Магическое действие оказы-
вали кусочек полотна с шифром и пароль.
— Ну как? — спросил вечером третьего дня
Андриенко у Суярко.— Может быть, на сегодня
хватит?
49

— Мы еще не побывали у Гольдштейна,— возра-
зил Суярко.— Зайдем к нему. Я думаю, что на этом
можно будет и закончить наши визиты к резиден-
там Петлюры. Сведения мы собрали богатые. Надо
спешить. Завтра же сделаем с вами общий доклад
начальнику особого отдела армии.
Андриенко и Суярко направились к Гольд-
штейну, несмотря на то что был уже поздний вечер.
Хозяин дома встретил их с тревогой: поздние гости
смутили его. Но, услышав о Сперанской, Близнюк
и Бийском, успокоился. Особенно ему польстили
слова Андриенко:
— Вами, господин Гольдштейн, очень интере-
суется сам пан Петлюра. Он следит за вашей дея-
тельностью и весьма доволен вами.
Пароль и кусочек полотна рассеяли подозрения
осторожного старика, и он рассказал обо всем, что
интересовало наших разведчиков, и даже предло-
жил им «на обратную дорогу» солидную сумму. Но
они, поблагодарив, отказались.
Через некоторое время я и Кушнарев заслушали
отчет Андриенко и Суярко. Очень ценными оказа-
лись записи Суярко, который фиксировал все раз-
говоры с петлюровскими резидентами.
Проверив полученные адреса, мы вскоре присту-
пили к арестам членов петлюровской шпионской ор-
ганизации. Когда пришли к Сперанской, она, уви-
дев чекистов, опрометью бросилась по коридору,
скользнула в потайную дверь, но Митя Шультик
схватил ее как раз в тот момент, когда она рвала ка-
кие-то бумаги. Чекисты собрали клочки и склеили
их. Это были списки и адреса агентов петлюровской
контрразведки. Здесь же оказалось письменное до-
несение Петлюре о численности советских войск
в Киеве.

Арестованные участники петлюровской шпион-
ской организации: Сперанская, Бийский, Павлов-
ский, Близнюк и другие — под тяжестью улик со-
знались в своей контрреволюционной деятельности.
Во время следствия были установлены их связи с
агентами других шпионских организаций, которые
вели подрывную деятельность в Киевской и сосед-
них губерниях.
О раскрытии и ликвидации широко разветвлен-
ной сети шпионско-повстанческих организаций 7 ап-
реля 1919 года я доложил командующему Украин-
ским фронтом Антонову-Овсеенко и члену РВС Ща-
денко.
Петлюровские шпионские организации в Киеве
были разгромлены, а вслед за этим был нанесен со-
крушительный удар по петлюровским частям на
фронте под Коростенем.
Петлюровцы понесли огромные потери в живой
силе. Было захвачено много боевых припасов и про-
довольствия. Но самая большая победа заключалась
в другом: под советские знамена удалось собрать
десятки тысяч новых бойцов. Местное население, на
себе испытавшее произвол белогвардейских и пет-
люровских насильников, большими группами запи-
сывалось в ряды Красной Армии.
НОЧНАЯ СХВАТКА
В первой половине марта 1919 года в особый от-
дел ВЧК 1-й Украинской красной армии пришла мо-
лоденькая медицинская сестра Валя. Ей стало изве-
стно о существовании белогвардейской подпольной
организации. Валя сообщила имена белых офицеров
51

и медицинских сестер, завербованных контрреволю-
ционерами, а также их адреса. Проверка, проведен-
ная особым отделом, подтвердила все написанное
Валей.
Я выписал ордера на арест семи человек: трех
медсестер и четырех белых офицеров. При их
аресте и обыске работники особого отдела ВЧК Ва-
сильев, Анатольев и Суярко обнаружили более пяти
миллионов рублей украинскими карбованцами, зо-
лото и бриллианты. Во время следствия арестован-
ные признались, для чего они были оставлены в
Киеве и на какие цели предназначались изъятые у
них ценности.
Правда, вначале они упорно утверждали, что
деньги и ценности были оставлены для оказания по-
мощи семьям белогвардейских офицеров, пострадав-
шим от большевиков. Но такое объяснение показа-
лось малоубедительным.
Вскоре выяснилось, что эта контрреволюционная
группа имела задание вести антисоветскую агита-
цию среди населения, осуществлять террористиче-
ские акты.
Арест группы контрреволюционеров сорвал
планы террористической организации и тяжело уда-
рил по всему белому подполью, которое, однако,
не сложило оружия, а стало вынашивать план
мести.
Я тогда жил в гостинице «Франсуа». Как-то у
меня в номере испортилась электропроводка, и,
уходя на работу, я попросил швейцара поискать
монтера. Вечером, когда я вернулся с работы,
в дверь комнаты постучали. Вошел молодой человек,
отрекомендовался монтером: пришел проверить
освещение. Вскоре он ушел.
52

Через день, вечером, ко мне в номер зашли жив-
шие в этой же гостинице А. Б. Кушнарев и комен-
дант Васильев. За разговором просидели допоздна.
В полночь товарищи ушли к себе, а я лег спать.
Часа в три ночи, услышав какой-то шорох, я про-
снулся. В мутной предрассветной дымке я увидел:
из-за шкафа выскочил человек в гимнастерке. Все
было как в страшном сне. Незнакомец пытался схва-
тить меня за горло. В полумраке гостиничного но-
мера мы боролись молча и жестоко. Привстав на
постели, я отбросил бандита от себя, но, падая, он
успел ткнуть меня ножом в грудь. Вскочив на ноги,
он снова набросился на меня и снова пустил нож в
дело. Однако, собрав силы, я так двинул бандита,
что он отлетел к стене. Поняв, что я сильнее его,
бандит метнулся к тумбочке, на которой лежала
пустая кобура, а я выхватил из-под подушки свой
револьвер и почти в упор выстрелил в него. Бандит
рухнул на пол. Вся схватка продолжалась не более
пяти минут.
С револьвером в руке я осмотрел комнаты.
Шкаф, стоявший в углу, был отодвинут, а за ним ва-
лялись пальто и кепка. В кармане пальто я нашел
самодельный ключ, с помощью которого бандит про-
ник в мой номер.
Выстрел переполошил всю гостиницу. Мои това-
рищи по работе вызвали скорую помощь. Я был ра-
нен в голову, грудь и руку. Перевязав меня, врачи
уехали. Незнакомец, не приходя в сознание, умер.
При свете я опознал его. Он оказался тем самым
молодым человеком, который приходил ремонтиро-
вать электропроводку.
По документам, найденным у него в кармане,
а также после опроса родственников удалось уста-
53

новить, что убитый был в прошлом белым офице-
ром. После отступления белых он «переквалифици-
ровался» в мастеровые, чтобы легче было выполнять
задания шпионской организации. И одним из таких
заданий было: проникнуть в мою комнату и без
шума убрать меня, чтобы отомстить за арест семи
контрреволюционеров.
На одной из фотографий, найденных в доме уби-
того, он был снят в офицерском мундире в кругу
офицеров и сестер милосердия. Некоторые из этой
компании находились уже под стражей. Фотография
дала возможность напасть на след и других преступ-
ников, которые были вскоре арестованы.
КИТАЙСКИЕ БОЙЦЫ-ЧЕКИСТЫ
На Украине с первых дней Советской власти
было сформировано несколько интернациональных
военных отрядов, которые вместе с частями Крас-
ной Армии бесстрашно сражались на фронтах за
Советскую власть. Были и китайские отряды. Неко-
торые из них использовались в советской милиции.
Один такой отряд я увидел в Киеве.
Как-то по одному делу мне нужно было повидать
начальника киевской милиции Полякова. Карауль-
ную службу несла группа китайцев, одетых в мили-
цейскую форму. Я поинтересовался у Полякова, ка-
кого он мнения о своих бойцах-китайцах. Отзыв
получил самый высокий.
Меня заинтересовал этот отряд:
— Что скрывать, Поляков, нравятся мне твои ре-
бята!
— Уж не хочешь ли переманить к себе?.. Знаю я
54

тебя... И не думай! Мне самому нужны такие
хлопцы. На них молено положиться во всем.
— Разреши поговорить с их командиром.
— Ну, подумать только, так и есть,— всплеснул
руками начальник милиции.— Да захотят ли они
сами-то перейти к тебе, ты их спроси.
— Думаешь, не пойдут?.. Так ты мне позови ко-
мандира отряда, хочу с ним переговорить.
— Ну что с тобой поделаешь,— вздохнул Поля-
ков.— А еще друг называется. Что приглянется —
все к себе тянет.
Он вызвал командира китайского отряда.
Увидев его, я едва сдержал улыбку. Бравого вида
молодой парень-китаец был одет уж очень живо-
писно: френч-куртка из коричневого бархата, брюки
галифе из сукна малинового цвета, фуражка такого
же цвета, высокие кожаные сапоги, широкий пояс
с двумя портупеями через плечо, сбоку наган, а к
портупее еще свисток прикреплен.
— Давай знакомиться,— сказал я и представился.
— Ли Сю-лян меня зовут, а по-русски Миша,—
отвечал с легким акцентом, но совершенно пра-
вильно молодой китаец и широко улыбнулся.—
У нас многих зовут русскими именами; в моем от-
ряде есть Коля, Вася, Ваня. Так что вы меня зовите
Миша.
Доверительно и непринужденно он отвечал мне
на вопросы и спрашивал сам, интересуясь службой
в ВЧК. Мой друг Поляков не ошибся, сразу заподоз-
рив в желании «переманить», как он выразился,
в особый отдел весь отряд Ли Сю-ляна. Сам «Миша»
произвел на меня исключительно хорошее впечат-
ление. Несмотря на свои 28 лет (а выглядел он лет
на 8 моложе), это был уже боевой командир, член
партии.

— Как, Миша, ты на своих ребят можешь поло-
житься?
— Конечно! Мои хлопцы за Советскую власть
готовы сражаться до последней капли крови. Если
нужно умереть — умрем за Советы! Ты слышал, как
на фронте сражаются китайцы?
— Да, я знаю, молодцы ребята, ничего не ска-
жешь. Отличные бойцы. Но твои-то ведь еще не все
были в бою.
— Верно, некоторые не были, но не струсят. Ты
пойди к нам в отряд, поговори с ними. Советы,
Ленин — это для них все. Спроси, как они жили
раньше. Никто за людей не считал бедных китай-
цев, на самую грязную, черную работу посылали...
За себя, за свою свободу борется китаец вместе с
русским братом.
В общем перешел отряд Ли Сю-ляна к нам, в осо-
бый отдел, и стали китайцы чекистами.
Как-то в начале апреля 1919 года у меня в каби-
нете раздался телефонный звонок, слышу тревож-
ный голос:
— Говорит военный комендант Подола1. Това-
рищ Фомин, у нас появилась вооруженная банда.
— Какой численности?
— Трудно определить. Прошу помощи, и как
можно скорее!
— Направляю к вам отряд особого назначения.
Сам с сотрудниками также выеду к вам.
Что это за банда, думаю? Очень может быть, что
это одна из банд атамана Зеленого. Как раз в конце
марта 1919 года агентами Петлюры в ряде губер-
ний Украины было организовано кулацко-повстан-
1 Один из районов Киева.
56

ческое движение. Во главе его стояли бандиты.
Один из них, Струк, орудовал в Киевской губернии:
разбирал железнодорожные пути, останавливал
поезда, грабил пассажиров, убивал советских работ-
ников. Его банда врывалась в селения, жгла, наси-
ловала, бесчинствовала. Весьма возможно, что это и
был тот самый Струк со своей бандой или частью
ее. Сколько же их там, этих бандитов? Хватит ли
у нас сил? Но выхода не было. Я собрал все, что
мог, даже мобилизовал писаря и ординарца.
Выполняя приказание, отряд китайцев быстро
построился и в полном боевом порядке был готов к
выступлению. Командир отряда Ли Сю-лян докла-
дывает мне:
— Товарищ капитан! (Всех начальников и ко-
мандиров он называл капитанами.) Отряд китайцев
готов к бою! Какие указания будут?
Я объяснил обстановку и приказал грузиться на
автомашины.
— Патронов много взяли?
— Только в подсумках у красноармейцев,— от-
вечал Миша.
— Нет, этого мало, берите больше, прозапас.
На грузовиках мы прибыли на Подол. Мои пред-
положения оправдались. Это была одна из групп
банды Струка. Бандиты ворвались на винный за-
вод, напились пьяными и начали грабить, насило-
вать, убивать. Жители Подола разбежались, попря-
тались.
Развернутым фронтом с винтовками наперевес
китайцы-чекисты пошли в наступление.
А справа от нас уже шла ожесточенная схватка:
это действовали матросы Днепровской флотилии во
главе со своим командующим Полупановым.
57

Бандиты отступали, перебегая от одного дома к
другому и завязывая перестрелку. Разделившись на
небольшие группы, наши бойцы окружали засевших
в подвалах или на чердаках струковцев. Миша по-
являлся то там, то здесь. Отдавал приказания, под-
бадривал товарищей и сам первым бросался в дома,
где засели бандиты.
Наконец струковцев выбили из Подола и по-
гнали на Куреневку. Но и там им не дали долго удер-
жаться. Остатки банды разрозненными группами в
беспорядке бежали в рощу «Пуща водица», которая
прилегала к Куреневке. Они считали себя спасен-
ными, думая, что бойцы не рискнут последовать за
ними, тем более что стало темнеть. Но бандиты на-
прасно успокоились. Наши бойцы устремились в
рощу и с боем продвигались вперед, часто пере-
ходя врукопашную. Многие бандиты были сражены
штыками и пулями моряков и бойцов китайского
отряда.
Настала ночь, а моряки и чекисты продолжали
наступление, загоняя врага все дальше и дальше, не
давая ему возможности сгруппироваться и перейти в
наступление. Банда была ликвидирована.
Около суток продолжался этот бой. Бойцы-ки-
тайцы с честью выдержали испытание. Это было
первым их боевым крещением.
Реввоенсовет 1-й Украинской армии объявил
благодарность всем участникам этой боевой опера-
ции. Отряд китайцев и в дальнейшем принимал ак-
тивное участие в борьбе с врагами революции.
Во время отступления с Украины, в конце авгу-
ста 1919 года, отряд китайцев-чекистов был направ-
лен в Москву, в войска Всероссийской чрезвычай-
ной комиссии.
58

После оставления Украины Красной Армией
меня тоже перевели на работу в Москву. Через не-
сколько дней после приезда иду я на Лубянку,
смотрю: около большого дома ходят с винтовками
часовые-китайцы, охраняют здание ВЧК. Узнали
меня и кричат: «Наш капитан, наш капитан! Здрав-
ствуйте, товарищ капитан!»
Я подошел, поздоровался и спросил:
— А где Миша?
— С нами,— ответили мне.
Через некоторое время появился Миша. Внешний
вид его и одежда были уже совсем другими. Был он
одет, как и все командиры-чекисты, в военную
форму.
Встретились мы с ним как старые друзья. Миша
рассказал мне, как им здесь живется, как служат.
Бойцы, говорит, всем довольны.
— А не так давно видел я главного начальника
ВЧК товарища Дзержинского. Однажды я проверял
посты караула и вдруг вижу: к парадному подъезду
подходит машина. Выходит оттуда начальник, уви-
дел меня и спрашивает:
— Товарищ, а как вы сюда к нам попали?
Я рассказал ему, что со своим отрядом служил
в особом отделе ВЧК в Киеве, а при отступлении с
Украины мы были направлены сюда. Начальник мне
сказал:
— Служите честно и помогайте нам бороться с
контрреволюцией.
Я ответил:
— Рад стараться, товарищ начальник!
Когда он ушел, я спросил у шофера:
— Кто это со мной разговаривал?
Шофер удивился:
59

— А ты разве не знал? Это товарищ Дзержин-
ский — председатель Всероссийской чрезвычайной
комиссии.
БОРЬБА С КОНТРРЕВОЛЮЦИЕЙ
В ОДЕССЕ
В середине апреля 1919 года я был переведен из
1-й Украинской армии в 3-ю Украинскую армию, в
Одессу, на ту же должность начальника особого от-
дела ВЧК. Приехал я в Одессу с несколькими со-
трудниками-чекистами. Первым делом представляюсь
председателю губкома партии Яну Гамарнику, секре-
тарю Одесского городского комитета партии Елене
Соколовской. Затем иду к председателю Одесского
губревкома Клименко, показываю ему свой мандат и
прошу помочь получить помещение для особого
отдела.
Клименко, выслушав мою просьбу, сказал:
— Берите, товарищ Фомин, мой автомобиль, поез-
жайте по городу. Как подберете что-либо подходя-
щее, приезжайте, дам вам ордер, и размещайтесь, как
сочтете нужным.
Поехал я со своими сотрудниками по Одессе. На-
правились по Приморскому бульвару — все хорошие
помещения уже заняты. Поехали по Екатерининской,
Преображенской, Ришельевской улицам — ничего
подходящего нет. Едем на Херсонскую улицу. Вижу
двухэтажный серый дом, похожий на старинный за-
мок. С левой стороны — немецкая кирка, с правой —
двухэтажный большой дом, с улицы закрытый высо-
кими, раскинувшимися деревьями.
Решили мы осмотреть этот особняк и соседний
60

с ним дом. Входим во двор, внутри его — боль-
шая площадка, замкнутая по кругу двухэтажным зда-
нием. Заходим в особняк. Нам открывает пожилая
женщина, видимо прислуга. Спрашиваю: «Кто здесь
проживает?»
Женщина молча приглашает в соседнюю комнату.
Там сидит небольшого роста полный мужчина лет
шестидесяти. Он повернул к нам свою седую голову,
остриженную под ежик, и, как увидел рядом со мной
матроса, побледнел.
Действительно, вид у сопровождавшего меня че-
киста Васильева был устрашающий: поверх матрос-
ского бушлата — ремни, на одном из них — большая
деревянная колодка с маузером. На бескозырке боль-
шими буквами выведено: «Гроза контрреволюции».
Эта надпись сохранилась у Васильева еще с той поры,
когда он командовал бронепоездом, который назы-
вался «Гроза контрреволюции».
Но, посмотрев на другого моего спутника, стояв-
шего с правой стороны, толстенький господин не-
сколько успокоился.
А. Б. Кушнарев, одетый в штатское платье, своим
интеллигентным видом подействовал на него умиро-
творяюще. Тем временем в комнату вошло еще не-
сколько человек, проживающих в этом доме.
— Вы хозяин этого дома? — спросил я.— Эти
люди тоже живут здесь?
— Да. Это мой собственный дом, и все, кого вы
видите здесь, проживают вместе со мной. Вот моя
жена, артистка,— он указал на молодую особу, лет
двадцати пяти, очень красивз^ю.— А это мой повар и
горничная.
Последней он представил уборщицу, бедно оде-
тую женщину, которая открыла нам дверь.
61

«— Вы всех представили,—сказал я,—но забыли
представиться сами.
— Моя фамилия Крупенскии.
— А вы, гражданин Крупенскии, где-нибудь ра-
ботаете?
— Пока не работаю, но взят на учет в Одесском
губсовнархозе. Вот моя регистрационная карточка,—
он вынимает бумажник и показывает документ.—
Ожидаю назначения на работу.
— На какие же средства вы живете, позвольте
вас спросить?
— Я до революции состоял на государственной
службе в Петрограде и имею сбережения. На них я
и живу с семьей.
Весь разговор происходил стоя: хозяин дома не
предложил нам сесть. Так мы и стояли, переминаясь
с ноги на ногу. Крупенскии во время разговора стоял
наклонив голову и сосредоточенно рассматривал
паркет. А жена его бросала беспокойные взгляды на
несгораемый шкаф, стоявший в углу кабинета. Она,
видимо, очень боялась, как бы мы не заинтересова-
лись этим шкафом, но своими настороженными взгля-
дами сама же привлекла к нему наше внимание.
Я предложил Крупенскому открыть несгораемый
шкаф и показать, что там хранится. Нехотя он откры-
вает дверцу и вынимает оттуда браунинг.
— А есть у вас разрешение коменданта города на
хранение оружия?
— Нет.
— Тогда сдайте револьвер мне.
Крупенскии протягивает браунинг и подни-
мает на меня глаза. Признаюсь, мне никогда не при-
ходилось до этого видеть такой откровенно злобный
взгляд.
62

— Жаль, что я не успел хотя бы одну большеви-
стскою сволочь застрелить из него! — не утерпел
Крупенский.
Я заявил Крупенскому, что он арестован.
Васильев отвел арестованного в другой угол ка-
бинета и предложил сесть. Пригласив комиссара
домкома (в то время были и такие комиссары), мы
обыскали квартиру. В сейфе оказались валюта, цен-
ности, документы.
— Валюта и драгоценности,—заявил Крупен-
ский,— принадлежат моей жене — артистке Михай-
ловой. Все это она заработала, снимаясь в кинемато-
графе.
Как выяснилось из документов, Крупенский имел
крупное имение в Бессарабии, состоял долгие годы
в монархической организации «Союз русского на-
рода».
Отправив его в следственную часть комендатуры
города, я дал указание, чтобы его держали в отдель-
ной камере под усиленной охраной.
На другой день губревком разрешил нам занять
два дома (один из них — особняк Крупенского) под
особый отдел ВЧК армии. А еще через несколько
дней Крупенского из комендатуры перевели в здание
особого отдела. Поместили его в подвале его же соб-
ственного дома. И тут же мне звонит комендант
особого отдела Мельников.
— Товарищ начальник, пришла в комендатуру ар-
тистка Михайлова и просит передать вам букет цве-
тов.
Понимая, чего добивается жена Крупенского, я
довольно громко сказал коменданту:
— Гоните ее вместе с цветами из комендатуры,
и чтобы она больше здесь не появлялась!
63

Мельников предложил ей покинуть комендатуру,
но Михайлова не успокоилась. По вызову в каче-
С1ве свидетельницы она получила пропуск в здание
особого отдела и заприметила часового, охраняв-
шего Крупенского. А когда чекист сменился с поста
и вышел на улицу, Михайлова остановила его и
снова атаковала своими просьбами.
— Я ничего не пожалею: ни денег, ни драго-
ценностей,—сказала она,—Устройте побег моему
мужу.
Красноармеец, молодой парень из рабочих, сразу
оборвал ее:
— Я чекист и честь свою не продаю!
Он вызвал караульного начальника. Тот задержал
Михайлову и доложил мне о случившемся. Наведя
справки об этой женщине, я решил не привлекать ее
к ответственности и, строго предупредив, дал распо-
ряжение отпустить.
Следствие по делу Крупенского было закончено
и передано в военный трибунал 3-й армии.
Прошло уже довольно много времени. Как-то иду
я в выходной день вместе с Кушнаревым по Дери-
басовской улице. Подходит к нам роскошно одетая
дама.
— Здравствуйте, товарищ Фомин. Не узнаете?
Я не сразу вспомнил, хотя лицо было знакомое.
— Я артистка Михайлова.
— Припоминаю. Что вам угодно? — сухо ска-
зал я.
— Я к вам с жалобой.
— На кого же?
— На вас, товарищ Фомин,— кокетливо улыбаясь,
сказала Михайлова.
— Не понимаю.
64

— Ну как же, товарищ Фомин. Не вы ли обидели
беззащитную женщину?! И как не совестно!
— Вы что-то путаете. Я не помню такого случая.
— Не помните! Меня обидели... Я принесла бу-
кет цветов, хотела его вам преподнести. А вы, вместо
того чтобы принять цветы и быть любезным с дамой,
сказали своему коменданту: «Гоните ее из коменда-
туры, и чтобы она больше здесь не появлялась!» Я все
слышала.
— Ах вот оно что. А помните, с каким предло-
жением вы обратились к часовому? Напрасно вы ду-
маете, что чекистов можно чем-либо подкупить.
Я хотел было привлечь вас за это к ответственности,
но навел справки и пожалел вас, узнав, что всю
свою жизнь зы были в плену у этого паука Крупен-
ского.
Летом 1919 года в Одессе квартировал штаб
3-й Украинской армии. Начальником его был мой
хороший друг Сергей Кассер. Еще до революции он
окончил академию генерального штаба и в первую
мировую войну был капитаном. После Великой Ок-
тябрьской революции он сразу перешел на сторону
народа и занимал ответственные посты в Красной
Армии. Долгое время работал на Украине с Антоно-
вым-Овсеенко, который его очень ценил.
В один из свободных дней Кассер пришел ко мне
в особый отдел ВЧК. Я показал ему документы и ли-
тературу, изъятые во время обыска у арестованного
монархиста Крупенского, и попросил его разобраться
в них.
Вскоре Кассер сообщил мне, что, как явствует из
документов Крупенского, в Одессе существует
сильная монархическая организация «Союз русского
народа». Председателем ее является профессор
65

Яворский, секретарем — учитель гимназии Дусин-
ский.
Я выписал ордера на арест, обыск и изъятие до-
кументов в квартирах Яворского и Дусинского.
Профессора Яворского Кушнарев доставил до-
вольно быстро. Документов, относящихся к одес-
ской монархической организации, при нем не ока-
залось. Правда, была монархическая литература.
Обыск, проведенный Кассером и чекистом Доб-
рым у Дусинского, занял значительно больше вре-
мени — часов шесть. Вернулись они уже утром
вместе с арестованным Дусинским. Кассер положил
на стол два больших свертка с документами, изъя-
тыми во время обыска на квартире секретаря органи-
зации. В них оказались списки членов «Союза рус-
ского народа», устав организации, чистые бланки
членских билетов, краткая история деятельности одес-
ского отделения «Союза русского народа» и другие
документы.
На следствии Яворский и Дусинский сознались
в том, что «Союз русского народа» имел связи с
другими монархическими организациями Одессы.
Своей целью он ставил объединение всех монархи-
ческих сил для захвата власти в городе на случай
высадки деникинского десанта с моря. Намечена была
даже делегация для встречи с хлебом и солью коман-
дующего войсками Добровольческой армии. И коне-
чно, уже заготовлены были списки для деникикской
контрразведки. В них были занесены все коммуни-
сты, их семьи и все, кто активно работал в Одессе
при Советской власти.
После ликвидации этой монархической организа-
ции нам удалось выявить в Одессе еще две — «Союз
двуглавого орла» и «Союз Михаила-архангела».
66

В МАЕ 1919 года в особый отдел зашел пожилой
человек и молча подал мне послужной список пол-
ковника белой армии по фамилии Сугодзь. Читаю я
эту бумагу: ну, просто похвальная грамота! Сплош-
ные благодарности, награды, повышения в чинах. Вы-
соко ценила белая армия кровавые подвиги своего
героя!
— Как попал вам в руки этот документ?
— Видите ли, я портной. Один красноармеец
принес мне командирский френч — почистить и вы-
утюжить. Я взял его, перед тем, как утюжить, осмот-
рел все карманы. И вот, пожалуйста, нахожу в
боковом кармане этот список. Показал я его жене.
Она и говорит: неси скорей в Чека, там быстро
разберутся...
Я поблагодарил портного, а на прощание сказал:
— Если придут за френчем и будут спрашивать,
куда делся из кармана посл}окной список, отвечайте,
что никакого списка вы не видели.
Кто же такой Сугодзь? Как видно, он служит в
Красной Армии. Может быть, занимает солидный
командный пост? Нужно срочно навести справки.
Человек, так высоко ценимый белым командованием,
не мог честно служить народу.
Выяснилось, что Сугодзь является командиром со-
ветской Белорусской бригады. С послужным спи-
ском — единственным, но неопровержимым докумен-
том, обличающим его, отправился я в реввоенсовет
армии. Командующий армией Худяков дал согласие
на немедленный арест своего комбрига. Но когда со-
трудники особого отдела приехали в бригаду, Сугодзь
проводил занятия в одной из частей. Здесь же, на
плацу, ему предъявили ордер на арест. Сугодзь вски-
пел:
67

— Не имеете права! Это К7^евета, это насилие!
Я не позволю! Я комбриг Красной Армии!
И, обращаясь к бойцам и командирам, закричал:
— Братцы! Выручайте!
— Не отдадим командира! — начали волноваться
красноармейцы.
Обо всем этом по телефону доложили мне. За-
хватив с собой послужной список белого полков-
ника, я поехал в бригаду. По моей просьбе комис-
сар бригады выстроил полки. Перед всем строем я
зачитал документ, свидетельствующий о прохожде-
нии Сугодзем службы в белой армии и о наградах,
которыми отметило его белогвардейское командова-
ние. Это произвело на солдат сильное впечатление, и
аресту его они уже не препятствовали.
На следствии Сугодзь открозенно признался, что
ненавидит Советскую власть и что поклялся бороться
с нею. Он подробно рассказал, как яростно сражался
против красных, сколько и за что получил наград и
как дослужился до полковника...
Дело Сугодзя было передано в военный трибунал
армии.
«КОРОЛЬ» ОДЕССКИХ ГРАБИТЕЛЕЙ
После освобождения Красной Армией Одессы по-
ложение в городе было крайне тяжелым. Интервенты
и петлюровцы оставили после себя печальное насле-
дие. В городе хозяйничали бандиты. Они терроризи-
ровали весь город. Фронт был крайне обеспокоен по-
7vOжeкиeм Одессы. Этот вопрос рассматривался на
специальном совместном заседании РВС армии и губ-
кома партии. Решено было борьбу с бандитизмом и
68

грабежами передать в руки Одесской губчека и осо-
бого отдела ВЧК армии.
На этом заседании не раз упоминалось имя Ми-
шки Япончика — главаря одесского жулья.
Огромный, когда-то богатый, шумный и много-
людный город жил затаясь, тревожно, в постоянном
страхе. Не только вечером или тем более ночью, но
и днем население боялось выходить на улицы. Жизни
каждого здесь постоянно угрожала опасность. Рас-
поясавшиеся молодчики средь бела дня останавливали
на улицах мужчин и женщин, срывали драгоценности,
обшаривали карманы. Бандитские налеты на квар-
тиры, рестораны, театры стали обычным делом.
Интервенты и городские власти не только не бо-
ролись, но прямо способствовали дикому произво/уу
бандитов. Они сами подавали «пример». Массовые
расстрелы мирного населения, погромы, грабежи —
все это было в порядке вещей. Жителям города са-
мим приходилось заботиться о сохранении своей жи-
зни. Каждый защищался как умел. Возникали группы
самообороны: мужчины одного или нескольких со-
седних домов объединялись и поочередно несли
охрану вечером и ночью. Конечно, у них имелось и
оружие — в Одессе в то зремя нетрудно было достать
оружие. Такие группы самообороны от налетчиков
продолжали существовать и после прихода Красной
Армии.
В день своего приезда мы с командиром отряда
ВЧК Васильевым, возвращаясь от председателя губ-
ком а Я. Б. Гамарника, увидели, как по улице безза-
ботно прогуливались люди, одетые по-кавказски.
Здоровые, крупные, они казались еще выше в своих
меховых шапках. Пересмеиваясь, они прошли мимо
нас и неожиданно свернули в переулок. Мне они по-
69

чему-то показались подозрительными, и я хотел было
разузнать, кто они, но тут из соседней улицы вышла
еще одна группа людей, одетых точно так же. Эти
тащили мешки, корзины, чемоданы, узлы.
— Стойте! — приказал я.— Кто вы такие? Откуда
у вас эти вещи?
Но они и не подумали остановиться, лишь небре-
жно покосились в мою сторону. А один из них, тол-
стый и красный, повернувшись к нам с Васильевым,
сверкнул белками и зловеще пригрозил: «Идите, пока
целы!»
Я отлично понимал, что остановить этих людей
нам двоим не удастся. Поэтому я шепнул Васильеву,
чтобы он проредил, куда они пойдут, а сам поспе-
шил к себе, на Херсонскую, 60, где расположился осо-
бый отдел ВЧК 3-й Украинской армии. Вскоре вер-
нулся и Васильев. Он рассказал, что эти люди оста-
новились в двух гостиницах; одна из них на Преобра-
женской улице, другая — недалеко от нас, на Херсон-
ской.
Первым моим шагом была встреча с комендантом
города Домбровским.
— Это бандиты Мишки Япончика,—уверенно
сказал Домбровский.— Они не только по-кавказски,
они вам по-турецки оденутся. Кстати, у меня ведь
отряд состоит из одних кавказцев. Так, наверное, эти
бандиты под моих молодцов и вырядились...
Домбровский произвел на меня странное впечат-
ление. Молодей, щеголеватый, подтянутый, с бравыми
ухватками, он как-то уж очень беззаботно, я бы ска-
зал, даже весело, без тени тревоги, стал говорить о
положении в городе: да, бандиты Мишки Япончика
терроризировали весь город, но он, комендант, со
своим отрядом кавказцев делает все, что в его силах.
70

При белых у Мишки Я пончика было около 10 ты-
сяч человек. Он имел личную охрану. Появлялся, где
и когда вздумается. Везде его боялись и потому ока-
зывали почести прямо-таки королевские. Его и на-
зывали «королем» одесских воров и грабителей. Он
занимал лучшие рестораны для своих кутежей, щедро
расплачивался, жил на широкую ногу...
Бандиты Мишки Япончика совершали групповые
и одиночные грабежи и налеты. Главарю этой шайки
надавали множество всевозможных кличек: Мишка
Япончик, Мишка Лимончик, Беня Крик и т. д. Его
фотографии были вывешены во всех полицейских
участках, в витринах магазинов, ресторанов, в казино
и гостиницах.
Начальник гарнизона белой армии no/vKOBHHK Бис-
купский выделил специальные отряды с бронемаши-
нами для охраны банков. Мишке Япончику с его
шайкой не раз приходилось вступать в перестрелки,
завязывались настоящие сражения.
Признаюсь, Домбровский меня удивил: он словно
бы восхищался главарем бандитов.
— Это все было при белых,— говорю я ему,—А
каково сейчас положение в городе? Как ведут себя
налетчики Мишки Япончика?
— Сейчас в городе сравнительно тихо. Но отдель-
ные случаи грабительских налетов все же имеют ме-
сто.
— А какие вы принимаете меры против этого?
— Да что я могу поделать! Хоть и храбрый на-
род эти мои кавказцы, но ведь их не так много.
— Так дальше продолжаться не может,— прервал
я его,— я получил специальное задание от РВС армии
и губкома партии: ликвидировать банды, навести по-
рядок в городе, обеспечить нормальную жизнь насе-
71

лепию. Силы у нас невелики, но нам поможет насе-
ление. И вы сами с вашим отрядом ке должны сидеть
сложа руки. Сегодня же вечером начнем действо-
вать.
Теперь в отношении вашего отряда, Виталий
Маркович. Хорошо ли вы знаете своих людей? Не
могли ли в ваш отряд проникнуть налетчики из шай-
ки Мишки Япончика?
Домбровский надменно вздернул голову и сказал
обиженно:
— Не думаю.
— Надо тщательно проверить. Не исключена воз-
можность, что налетчики вместе с вашими людьми хо-
дят по квартирам и грабят население.
— Этого быть не может,— категорически заявил
комендант города.— Если же такие случаи обнар}'-
жатся, я не буду давать пощады.
Для наведения порядка в городе я предложил ор-
ганизовать ночное патрулирование, конное и пешее.
В тот же вечер группа чекистов совместно с ми-
лицией вышла на дежурство. Еще не успело как сле-
дует стемнеть, когда они услышали крики и стрельбу.
Налетчики вышли на промысел. Крики доносились
из углового дома. Чекисты быстро оцепили его. Во-
зле парадного лежали двое убитых: пожилой муж-
чина и рядом подросток — видимо, отец с сыном. Ду-
шераздирающие женские вопли взывали о помощи.
Во втором этаже из окна в окно метались тени. Свет
то погасал, то вспыхивал.
Пятеро чекистов кинулись в дом. Схватка была
недолгой. Двое наших чекистов были ранены, но не
серьезно. Через несколько минут из дома вывели обе-
зоруженных бандитов. Их было восемь человек; они
шли, пошатываясь, и, по-видимому, плохо понима7^и,
72

что произошло,—настолько были пьяны, да и появ-
ление чекистов было для них, привыкших безнака-
занно разбойничать, неожиданностью.
Борьба с бандитами с этого дня началась беспо-
щадная. За неделю, не давая грабителям опомниться,
мы очистили всю центральную часть города. Бандиты
попрятались в катакомбы и затаились на окраине го-
рода.
КАК-ТО сижу я в своем кабинете — раздается
звонок. Докладывает комендант Мельников:
— Товарищ Фомин, в комендатуре особого отдела
сейчас находится Мишка Япончик.
— Сам пришел?
— Да, сам. Пришел не один, со своим адъютан-
том. Просит разрешить ему повидаться для перегово-
ров с вами.
— Выдайте пропуск. Но предварительно произ-
ведите у них личный обыск и, если будет обнаружено
оружие, отберите.
Через несколько минут у меня в кабинете в со-
провождении чекиста Доброго появляются два че-
ловека. Оба среднего роста, одеты одинаково, в хо-
роших костюмах. Впереди скуластый, с узким, япон-
ским, разрезом глаз молодой мужчина. На вид ему
лет 26-28.
— Я небезызвестный вам Мишка Япончик. На-
деюсь, слышали о таком? — не без бахвальства начал
он,— А это мой адъютант.
— Что ж! Садитесь,— я указал на мягкие кресла,
стоявшие у моего стола.
— Вас, конечно, интересует цель моего прихода.
Я буду говорить без стеснения, надеюсь, опасаться
73

мне тут у вас нечего. Я пришел к вам добровольно,
и вы должны гарантировать мне свободу.
Я ответил, что арестовывать его мы не собираемся,
да, признаться, сам он нас интересует в гораздо мень-
шей степени, чем его шайка, бесчинствовавшая в го-
роде. Заметно было, что это задело несколько его са-
молюбие, но он ничего не ответил, только насупился.
— Вы видите, я с вами откровенен,— продолжал
я.— И хочу, чтобы вы тоже с полной чистосердеч-
ностью рассказали мне не только о цели вашего по-
сещения—а, видимо, вы сюда явились неспроста,—
но и о себе, о своих художествах. Говорите не стес-
няясь и не бойтесь... Расскажите, что думаете делать
теперь.
Мишка Япончик начал говорить о себе и своих
приятелях, о том, как они орудовали. Рассказывал
он о своих одесских похождениях довольно живопи-
сно. Грабили они, по его словам, только буржуазию,
бежавшую в Одессу со всех концов Советской Рос-
сии. Кое-что «прихватывали» и у местных, одесских
буржуев. Совершали налеты на банки, игорные дома,
клубы, рестораны и другие заведения, где можно было
поживиться.
— С приходом Советской власти это все должно
прекратиться,—заверил он.—Я отдал приказ своим
ребятам в городе никого не трогать.
— Учтите,— сказал я,— если бандитские налеты
и грабежи возобновятся, если кто из вашей шайки
будет продолжать заниматься тем же и при Советской
власти, то мы примем самые строгие меры. Объявите
всем, что гз^бчека и особый отдел ВЧК армии будут
расправляться с бандитами беспощадно. Будем рас-
стреливать прямо на месте преступления и без вся-
кого суда, так как Одесса находится на военном поло-
74

жении. Чтобы обеспечить революционный порядок в
городе, мы с бандитами церемониться не будем.
— Заверяю вас своим честным словом,— сказал
Мишка Япончик,—теперь не будет грабежей и на-
летов! А если кто попытается это делать — расстре-
ливайте этих людей. Со старым мы решили покон-
чить. Многие из моих ребят уже служат в Красной
Армии, некоторые поступили на работу... Но я при-
шел не каяться. У меня есть предложение. Я хотел
бы, чтобы мои ребята под моим командованием всту-
пили в ряды Красной Армии. Мы хотим честно бо-
роться за Советскую власть. Не могли бы вы дать мне
мандат на формирование отряда Красной Армии?
Люди у меня есть, оружие тоже, в деньгах я не ну-
ждаюсь. Мне нужно только разрешение и помещение.
Как получу и то и другое, сразу могу приступить к
формированию отряда...
— Дать вам мандат никак не могу, не уполномо-
чен. Могу только доложить о вашей просьбе реввоен-
совету 3-й армии.
Тут же я позвонил командующему армии Худя-
кову, вкратце изложил ему суть дела. Худяков попро-
сил меня вместе с Мишкой Япончиком приехать к
нему. Приехали мы в реввоенсовет. Я представил Ми-
шку Япончика и его адъютанта командующему арми-
ей. Тот по телефону связался с членами РВС, и вскоре
к нем}г в кабинет пришли Ян Гамарник, Николай Го-
лубенко и Датько-Фельдман. В ходе беседы с Мишкой
Япончиком кто-то из членов реввоенсовета поинтере-
совался, что за люди у него, из каких социальных
слоев. Он весьма обстоятельно разъяснил, что отряд
состоит в основном из люмпенпролетариев, большин-
ство осталось в детстве без отцов и матерей, стали
беспризорниками.
75

— Я научил их воровать, грабить, и я же берусь
научить их честно бороться и защищать Советскую
власть!
Сказано это было очень горячо и даже, может
быть, искренне. Во всяком случае, хотелось верить,
что это настоящий порыв к новой жизни. Вот, дума-
лось нам, попытка людей, искалеченных старым стро-
ем, тем строем, против которого мы сражались не на
жизнь, а на смерть, попытка людей, брошенных на са-
мое дно, подняться и смыть с себя, может быть и
кровью своей, всю грязь и весь позор преступного
прошлого.
Это уж позднее, когда Дзержинский начал созда-
вать трудовые коммуны, стало ясно, что для перевос-
питания преступников, а тем более таких закорене-
лых, как «воспитанники» Мишки Япончика, нужна
кроме доверия к ним еще и длительная школа трудо-
вого воспитания. Только великий воспитатель — труд
мог помочь им подавить в себе самую страшную си-
лу, — силу привычки. Но в то горячее время, о котором
я рассказываю, когда враг брал нас за горло, сама об-
становка была для глубоких размышлений на педаго-
гические темы не очень благоприятной.
И все же члены РВС армии долго обдумывали
это необычное предложение. Пришли к заключению:
разрешить Винницкому — такова была настоящая
фамилия Мишки Япончика — сформировать отряд,
а политотделу армии прикрепить к отряду коман-
диров и членов партии для идейно-воспитательной
работы.
Получив разрешение, Мишка Япокчик сразу при-
ступил к формированию отряда. Через несколько
дней он уже насчитывал около двух тысяч человек.
Отряд начал было заниматься учебой — военной и по-
76

литической. Однако многие не являлись на занятия.
Да и сам Мишка Япончик больше всего любил марши-
ровать во главе своего отряда по улицам Одессы, явно
желая обратить на себя внимание населения.
В дальнейшем Мишка Япончик всячески старался
показать, что его отряд уже похож на регулярную
часть Красной Армии. Но вот в июле 1919 года поло-
жение на фронте осложнилось. Восстали немцы-ко-
лонисты в районах Татарка, Люстдорф. В районе Воз-
несенск — Вапнярка — Винница стали проявлять ак-
тивность петлюровские части. Мишке Япончику пред-
ложили отправиться со своим отрядом в район Вап-
нярка — Винница, против Петлюры.
Перед отъездом он попросил разрешение устроить
прощальный «семейный» вечер для своего отряда. Ему
разрешили. Для этого он избрал помещение консерва-
тории. Некоторые наши командиры заинтересовались
этим банкетом и пошли посмотреть. Среди гостей
было много женщин, из тех, которые раньше помогали
своим дружкам: прятали и сбывали креденые вещи и
ценности. Разодеты они были в шелковые платья яр-
ких цветов. На многих сверкали драгоценности.
На сцене и в зале стояли длинные столы. Все было
сделано на широкую ногу, с шиком, с явным желанием
поразить, блеснуть. Обилие вина, закусок, фруктов.
Мишка Япончик восседал в середине, на самом по-
четном месте.
«Семейный» вечер длился до утра.
Получив распоряжение погрузиться и отправиться
на фронт против Петлюры, Мишка Япончик не очень
спешил выполнить приказание. А когда наконец его
отряд прибыл на станцию и объявили посадку, то со
всех сторон раздались крики, что в Одессе остается
много контрреволюционеров и если они выедут из
77

Одессы, то контрреволюция возьмет город в свои
руки. Три раза собирался отряд грузиться в эшелон, и
три раза люди разбегались. Наконец Мишка Япон-
чик все же погрузил в эшелон около тысячи человек
и привез их в район Вапнярки. Этому, говорят, благо-
приятствовал слух о том, что генерал Деникин соби-
рается высадить в Одессе десант. Мишка Япончик и
его люди сообразили, что им не поздоровится за со-
трудничество с красными. Всех тревожило поведение
Мишки Япончика и его отряда. Решено было пору-
чить органам ВЧК установить за отрядом особое на-
блюдение.
По дороге дезертирство не прекращалось. На
фронт прибыло не более 700 человек. Здесь отряд был
переименован в полк. Командиром его оставили Вин-
ницкого. Военкомом полка назначили товарища
Фельдмана.
Полк получил первое боевое задание: сдержать
натиск петлюровских частей. Но, как только поя-
вился противник, полк разбежался. Фронт был от-
крыт. Этим не замедлили воспользоваться петлю-
ровцы.
Вместе со всеми бежал и Мишка Япончик. Захва-
тив паровоз с классным вагоном, он направился в
Вознесенск. Но там его уже ожидали чекисты и на-
чальник боевого участка уездвоенком Н. И. Урсулов.
Последний по распоряжению чекистов расстрелял
Мишку Япончика.
Предательство Мишки Япончика обошлось нам до-
рого: петлюровцы сумели проникнуть в глз'бь наших
позиций. Командование вынуждено было срочно пе-
ребросить на этот участок полк, не успевший еще оп-
равиться после кровопролитнейшего сражения, длив-
шегося беспрерывно почти двое суток.
78

РАЗОБЛАЧЕННЫЙ ВРАГ
В Одессу Домбровский был назначен не сразу. До
этого он был военным комендантом ЕкатеринослаЕа,
а еще раньше работал начальником охраны штаба
фронта. Именно в этой должности он и сумел заре-
комендовать себя как инициативный, находчивый ра-
ботник. Командующий фронтом и другие руководя-
щие работники доверяли ему.
Во время гражданской войны в прифронтовых
районах военные коменданты городов были наделены
исключительными правами. 3 своих руках они сосре-
доточивали и законодательную, и исполнительную
власть.
Как я ух^е писал, наличие в Одессе преступных
элементов вызывало сильное беспокойство губкома
партии и реввоенсовета 3-й Украинской армии. Было
созвано специальное совещание для того, чтобы на-
метить мероприятия по наведению порядка в городе.
Совещание проводил председатель губкома партии
Ян Борисозич Гамарник. На нем присутствовали се-
кретарь горкома Елена Соколовская, председатель
губчека Реденс, комендант города Домбровский, на-
чальник милиции Шахфаростов и я. Выступал
Я. Б. Гамарник. Он говорил о бездеятельности комен-
данта города.
— У нас кет основания обвинять вас, товарищ
Домбровский, в попустительстве,— сказал он,— но
ваша самоуспокоенность, я бы сказал, какое-то благо-
душие всех нас очень тревожат. Ваш заместитель Ма-
тяж сообщал нам, что дисциплина в вашем отряде
расшатана. Как же вы намерены навести порядок в
городе, если ваши люди ведут себя недостойным обра-
зом? Кстати, нам стало известно, что вы, по существу,
79

отстранили от участия в работе своего заместителя,
человека, которого мы все знаем и ценим.
Домбровский вскочил, лицо его раскраснелось.
Положение в Одессе, заявил он, совсем не такое, как
это представляют себе «некоторые», слухи о налетах
бандитских шаек и беспорядках в городе распростра-
няются в провокационных целях.
— Нет, это не слухи,— вмешался Реденс— Мы
располагаем самыми точными сведениями. И источ-
ники не вызывают ни малейшего сомнения. Несколь-
ко часов тому назад я разговаривал с командиром
отряда особого назначения Одесской губчека. Если
вам самим не под силу навести порядок в гор.оде, я
могу дать в помощь этот отряд.
— Как бы то ни было,— сказал в заключение Ян
Борисович Гамарник,— совместными усилиями мы
должны в ближайшую неделю навести в городе по-
рядок. Ответственность за это возложить на Фомина
и Реденса. Грабители, воры, хулиганы для нас такие
же враги, как и деникинские лазутчики.
После совещания я направился к себе, в особый
отдел. За чтением разного рода следственных матери-
алов я не заметил, как наступил вечер. Только я со-
брался было домой, как меня остановил в дверях мой
заместитель Кушнарев, заметно взволнованный.
— Что-нибудь случилось? — спросил я.
— Полчаса назад убит товарищ Матяж.
Эта весть меня ошеломила.
— Каким образом это произошло? — спросил я.
— Подробности скоро узнаем, на место происше-
ствия уже посланы наши люди. Там же находятся и
работники губчека.
Зазвонил телефон. Я сразу узнал голос Домбров-
ского.
80

— Товарищ Фомин, вы слышали?! Убит Матяж!
Это ужасно!
— Убийцы схвачены? — спросил я.
— Нет, их упустили. Свидетели утверждают, что
одеты они были по-кавказски. Это вздор!
— Как так вздор?
— Я не знаю, как там все происходило. Но тень
падает на мой отряд, который никакого отношения не
имеет к этому происшествию,— горячо говорил Дом-
бровский.
По предложению Я. Б. Гамарника и командую-
щего 3-й армией Худякова реввоенсовет назначает
заместителем Домбровского товарища Мизикевича.
Это был стойкий большевик-ленинец, бывший рабо-
чий-железнодорожник, получивший хорошую пар-
тийную закалку. Его высоко ценили как опытного
военного командира.
Но кто же в конце концов Домбровский? И без
того репутация у него была сомнительная, а после
убийства Матяжа подозрения усилились. Кто же он?
Враг, вкравшийся в доверие руководителей фронта,
или просто доверчивый и легкомысленный человек,
не справляющийся со своими трудными обязанно-
стями и дающий себя обманывать?
Вскоре все прояснилось. В мае 1919 года атаман
Григорьев, изменивший Советской власти, занял Ели-
заветград. Нам стало известно о телефонном раз-
говоре Григорьева с Домбровским: атаман просил
оказать ему помощь.
Мне было предложено немедленно выехать со сво-
ими работниками и отрядом особого назначения в
Елизаветград для ликвидации банд Григорьева и вос-
становления Советской власти в городе.
Уезжая, я дал указание Кушнареву, чтобы он
81

доложил Гамарнику и Худякову об измене Домбров-
ского. Было срочно созвано заседание реввоенсовета
армии. На этом заседании решено было немед/^енно
арестовать Домбровского.
— Может быть, вызвать Домбровского прямо сю-
да? — предложил Кушнарев.
Худяков взял трубку:
— Виталий Маркович, срочно приезжайте ко мне.
(Совещание проходило в кабинете командующего
армией.)
Через четверть часа Домбровский явился в каби-
нет Худякова. Увидев у командующего весь состав
реввоенсовета, Домбровский изменился в лице, но
пытался овладеть собою:
— Явился по вашему вызову,— обратился он к
Худякову.
— Именем революции по решению реввоенсовета
3-й армии вы арестованы! — сказал, поднявшись с
места Кушнарев.— Предлагаю вам сдать оружие.
— Я ничего не понимаю,— начал было Домбров-
ский, и принялся непослушными пальцами отстеги-
вать кобуру...
Этой же ночью сотрудники и бойцы особого от-
дела разоружили отряд Домбровского. В номерах го-
стиницы, которые занимали эти грабители, были об-
наружены каракулевые и котиковые манто, золотые
часы, обручальные кольца, бриллиантовые колье, бро-
шки и т. д.
Так бесславно закончил свою деятельность ко-
мендант Одессы.
Однако впоследствии судьба еще раз столкнула
меня с Домбрсвским,
Арестованный, он был направлен в Киев. Здесь он
притворился больным и попал в тюремную боль-
82

ницу. А вскоре в город ворвались белые, и тогда
Домбровский сразу «выздоровел». Как выяснилось
впоследствии, он явился в Киевскую государствен-
ную стражу (так по-новому ве/^ичала себя полиция)
и отрекомендовался поручиком царской армии,
предъявив документ, который тщательно хранил
еще с царских времен...
Через некоторое время бойцы-чекисты, патрулиро-
вавшие на Военно-грузинской дороге, остановили
легковую машину и стали проверять у пассажиров до-
кументы. Один из них предъявил документ на имя
Волкова. Однако поведение этого человека, одетого
в штатское, настораживало. Держался он вызывающе.
Бойцы-чекисты решили его обыскать, предполагая,
что у него есть оружие. Волков, хотя и протестовал,
вынужден был подчиниться. При обыске один из че-
кистов нащупал что-то в подкладке пиджака. Под-
кладку распороли и из потайного кармана извлекли
бумагу на имя Виталия Марковича Домбровского.
Задержанный был арестован.
Волков-Домбровский давал такие путаные пока-
зания, что разобраться на месте было невозможно.
Телеграфировали в Москву. Оттуда последовало рас-
поряжение направить арестованного в ВЧК.
В сопровождении двух конвоиров он был напра-
влен в Москву, но в Харькове ему удалось бежать.
Перейдя линию фронта, он очутился в Севастополе,
у Врангеля. Здесь Домбровского, как бывшего цар-
ского офицера, определяют в военно-полевой суд для
особых поручений, ко вскоре его арестовывает...
врангелевская контрразведка. Дело в том, что в Сева-
стополе находилось немало бежавших от Советской
власти крупных буржуазных дельцов, некоторые из
них были из Екатеринослава и Одессы. Они знали
83

Домбровского в качестве коменданта этих городов
«при большевиках». Появились письма и заявления на
офицера Волкова, «который под именем Домбров-
ского служил коммунистам, занимая при этом руко-
водящие военные должности».
Домбровского заключили в севастопольскую
тюрьму. Врангелевская контрразведка начинает след-
ствие.
В начале ноября 1920 года Красная Армия перешла
к активным действиям на Перекопском перешейке.
15 ноября легендарная конница под командованием
Буденного врывается в Севастополь. Город в наших
руках. И, конечно, первое, что было предпринято
буденновцами,— это освобождение политзаключен-
ных, томящихся во врангелевских застенках. Вместе
с ними освобождают и Волкова-Домбровского. Мало
того, его назначают... председателем комиссии по
освобождению политических заключенных из тюрь-
мы. Опытный шпион, ловкий и хитрый, он и здесь
остается верен себе: под видом политических он
освобождает много уголовных преступников, полу-
чая с их родственников крупные вознаграждения.
Спустя некоторое время Волкова-Домбровского
назначают военным комендантом Севастополя.
Проходит несколько недель. Начальнику особого
отдела ВЧК 46-й дивизии поступает заявление о том,
что комендант Севастополя вовсе не Волков, а Домб-
ровский, в прошлом военный комендант Одессы и
Екатеринослава, а в Севастополе при белых служив-
ший под фамилией Волкова в военно-полевом
суде.
Волкова арестовывают и начинается новое следст-
вие. Но опытный преступник ловко опровергает
улики ложными показаниями: да, он действительно
84

служил у Врангеля... по заданию партийной органи-
зации. Его, говорил он, направили специально в по-
левой суд армии Врангеля, чтобы помогать коммуни-
стам, схваченным белыми. Разумеется, о том, что он
дважды был арестован органами ВЧК и оба раза бе-
жал к белым, Волков-Домбровский умолчал, и на след-
ствии этот материал не фигурировал. Молодой, не
имеющий чекистского опыта нача/^ьник особого от-
дела ВЧК 46-й дивизии поверил показаниям подслед-
ственного и освободил его из-под ареста.
Теперь Вслков-Домбровский назначается для осо-
бых поручений к коменданту Севастопольской крепо-
сти, бывшему члену РВС Балтфлота А. Баранову. Вол-
ков-Домбровский меняет свою тактику: живет тихо
и незаметно, стремясь как можно скорее войти в до-
верие к своему начальнику. Он избегает людных мест,
прежнее разгульнее времяпрепровождение забыто.
В декабре 1920 года меня назначают на должность
заместителя, а затем начальника особого отдела ВЧК
морских сил Черного и Азовского морей. И вот в
руки мне попадает интересный документ: письмо
офицера, который был арестован врангелевской раз-
ведкой как агент большевиков. Письмо адресовано
самому Врангелю. Автор его подробно рассказывает
о себе, как он, царский офицер в чине поручика, слу-
жил в белой армии и был лично генералом Деники-
ным направлен к большевикам для шпионской и ди-
версионной деятельности. Ему дали специальное за-
дание — постараться проникнуть в Красную Армию,
войти в доверие командования, добиться ответствен-
ной должности и своими действиями восстанавливать
население против Советской власти. «Прошу Вас на-
править мое прошение Его Высокопревосходитель-
ству генералу Деникину. Он лично сможет подтвер-
85

дить Вам, что все изложенное мною — правда. И Вы,
надеюсь, меня немедленно освободите из-под аре-
ста»,— пишет этот офицер в конце своего про-
шения.
Я смотрю на подпись: Домбровский.
Знакомая фамилия! Но где он сейчас?!
И тут как раз мои сотрудники докладывают мне,
что, по имеющимся у них сведениям, у коменданта
Севастопольской крепости для особых поручений
есть некто Волков, который, как они предполагают,
является не кем иным, как Домбровским, давно разы-
скиваемым ВЧК.
Я пошел к Баранову, но не открываю цели своего
прихода. Мне нужно было прежде всего увидеть Вол-
кова, причем так, чтобы он не заметил меня. Мне это
удалось. Через стеклянную дверь кабинета я разгля-
дел сотрудника для особых поручений Волкова. Да,
это тот самый Домбровский, Виталий Маркович.
Я затребовал дело Домбровского из ВЧК. Через
неделю фельдсвязью оно было доставлено в Севасто-
поль. Два дня я сидел и читал о похождениях Домб-
ровского. Затем еще раз проверил сообщения сотруд-
ников и подписал ордер на арест.
Произвести арест я поручил одному из опытней-
ших чекистов — Верному, дав ему в помощь еще од-
ного человека. Когда Верный предъявил Домбров-
скому ордер на арест и обыск, тот побледнел, увидев
мою подпись. Вынув из кармана браунинг, он выстре-
лил себе в сердце. Однако рука его, должно быть,
дрожала. Ранение оказалось не опасным для жизни.
Через неделю он выздоровел. Наш разговор с ним
продолжался два вечера. Пойманный с поличным, как
говорят припертый к стене, Домбровский понимал,
что от наказания ему никуда не уйти, что каждая из
86

улик — грозное обвинение. Он и не стремился скры-
вать свои преступления и рассказывал теперь обо
всем откровенно, в частности о том, что убийство
Матяжа было делом его рук.
Дело Домбровского было передано на рассмотре-
ние Коллегии ВЧК. Вскоре я получил за подписью
заместителя председателя ВЧК Ксенофонтова теле-
грамму о том, что изменник родины В. М. Домбров-
ский приговорен к расстрелу.
ПРОТИВ БАНД МАХНО И ГРИГОРЬЕВА
Зимним утром 1919 года ко мне в вагон (штаб Ук-
раинского фронта в то время размещался в вагонах)
вошел человек выше среднего роста, лет тридцати
пяти, одетый в темно-синюю поддевку, в валенках.
Бросились в глаза синие очки и длинные волосы. Он
отрекомендовался:
— Гусев, начальник штаба отряда Махно. Мне
указали на ваш вагон. С кем я разговариваю?
— Начальник контрразведки фронта Фомин,—
в свою очередь представился я.
Часа два мы с Кушнаревым слушали Гусева, кото-
рый подробно рассказывал о Махно, о зарождении
махновщины на Украине, о том, что собой представ-
ляет отряд в настоящее время, какую цель он пресле-
дует и с кем ведет борьбу. Конечно, Махно и мах-
новцы подавались в самом привлекательном свете и
расписывались как «борцы за дело народа».
Кушнарев, усмехаясь, многозначительно посматри-
вал на меня, но не стал перебивать. Мы-то знали, что
за птица Махно!
87

— Махно отправил меня к вам в Харьков со спе-
циальным поручением,— говорил Гусев.— Пусть рев-
военсовет фронта решит, что нам делать, поскольку
части Красной Армии приближаются к району дейст-
вия Махно (Гуляй-Поле). У нас насчитывается около
10 тысяч человек. Правда, вооружены мы неважно. Но
если нас обеспечить всем необходимым, и прежде
всего оружием, мы сможем оказать большую помощь
в разгроме белогвардейцев. Они — наши заклятые
враги. Махно просил передать командующему фрон-
том, что его самое большое желание — сражаться вме-
сте с частями Красной Армии.
На специальном заседании реввоенсовета Украин-
ского фронта под председательством Антонова-Овсе-
енко обсуждалось предложение Махно. Мнения раз-
делились. Одни высказывались за то, чтобы отряд
Махно расформировать и влить небольшими груп-
пами в подразделения частей Красной Армии. Другие
предлагали переформировать отряды Махно в бригаду
Красной Армии, а его оставить командиром, но на-
править туда политинспекцию, которой поручить все-
сторонне обследовать бригаду и выяснить, что тре-
буется для того, чтобы бригада была боеспособной.
Это предложение и было принято. Новообразо-
ванная бригада вошла в состав Заднепровской диви-
зии, которой командозал П. Е. Дыбенко. Спустя не-
которое время военным комиссаром бригады назна-
чили стойкого большевика бывшего председателя
военно-революционного трибунала Виллера. Вме-
сте с ним была направлена в бригаду группа полит-
работников.
23 января бригада Махно заняла Александровск,
а затем Волноваху, Мариуполь и другие города. Од-
нако сам Махно по-прежнему выжидал, надеясь, что
88

Советская власть падет в схватке с иностранными
интервентами и их наймитами — белогвардейскими
генералами и офицерами. Ярый анархист, он только
на словах признавал Советскую власть, а на деле
люто ненавидел ее и при первом удобном случае го-
тов был изменить.
10 апреля 1919 года Екатеринославский городской
комитет партии сообщил в реввоенсовет фронта:
«Махновцы ведут переговоры с Григорьевым об
одновременном выступлении против Советов. Нами
задержан сегодня делегат Махно к Григорьеву. Про-
сим принять срочные меры к ликвидации махновцев,
так как сейчас в районе расположения Махно нет ни-
какой возможности работать коммунистам, которых
подпольно убивают, в дальнейшем могут возникнуть
волнения».
В исключительно тяжелой обстановке вели свою
работу в махновских частях комиссар Виллер и дру-
гие политработники, и результаты не замедлили ска-
заться. Махно относился к политработникам, конечно,
недоброжелательно, всячески мешал им, стараясь по-
дорвать их авторитет. А спустя некоторое время
Махно уже окончательно сбросил с себя маску. 13-й
красной армии, куда входила бригада Махно, пред-
стояло отразить удар белых. Накануне сражения
Махно учинил кровавую расправу над коммунистами.
Все политработники были расстреляны. Махно с
группой головорезов бежал с позиций, открыв фронт.
Белогвардейцы не премину/ш воспользоваться изме-
ной Махно.
Вскоре махновцы объявились в тылу нашей армии
и стали орудовать как большая организованная банда.
Они жестоко издевались над мирным населением,
грабили и убивали крестьян, жгли села, беспощадно
89

уничтожали всех сочувствовавших Советской власти.
Это продолжалось вплоть до осени 1921 года.
Однако в конце 1920 года Махно сделал еще одну,
последнюю попытку совместно с Красной Армией
выступить против белых. На этот раз он повел на-
ступление на Врангеля и оказал нашим частям опре-
деленную помощь в изгнании белой нечисти из
Крыма. Но, заняв Севастополь, махновцы с благосло-
вения своего «батько», бросившего клич: «Крым
ваш, и в Крыму все ваше!» — начали свое обычное
дело: грабить, убивать, насиловать.
Спешно вызванная группа особого отдела ВЧК
Южного фронта совместно с буденновцами восста-
новила порядок. Многие махновцы тогда были пору-
баны клинками конноармейцев, остальные разбежа-
лись.
ПОСЛЕ Февральской революции атаман Гри-
горьев служил в контрреволюционных войсках Цен-
тральной рады, а потом и в петлюровских войсках.
В конце января 1919 года Григорьев установил со
станции Раздельная первую связь с нами, а в начале
февраля мы получили из Вознесенска уже официаль-
ное донесение о том, что Григорьев со своими ча-
стями перешел на кашу сторону.
В этих частях было немало кулаков, буржуазных
националистов и просто деклассированных элемен-
тов. Очень скоро особый отдел ВЧК стал получать
сведения, что атаман Григорьев и его приближенные
крайне недоброжелательно относятся к коммунистам
и чекистам. Решено было взять штаб Григорьева под
особое наблюдение и прикрепить туда специального
сотрудника. Многое в деятельности Григорьева было
90

еще неясно, но авантюристическая сущность его
устремлений уже стала очевидной. А это могло при-
вести к печальным последствиям.
Дважды командующий фронтом Антонов-Овсе-
енко предписывал командующему группой войск
Скачко заменить Григорьева дрз^гим командиром. Од-
нако Скачко не решался на это, считая, что Григорьев
в военном отношении человек опытный, лично про-
являющий большею инициативу и храбрость, обла-
дающий хорошей боевой оперативностью. Скачко
решил сам выяснить, как обстоит дело. С этой целью
28 февраля он поехал в Александрию, где распола-
гался штаб Григорьева.
Хотя о приезде Скачко Григорьев был предупреж-
ден, ни самого Григорьева, ни его начальника штаба
Тютюника на месте не оказалось. Оба накануне
уехали на фронт. В григорьевском штабе Скачко уви-
дел лишь группу бойцов, около двухсот человек, ле-
жавших вповалку около цистерны со спиртом. На
станции железной дороги стояло около 500 груженых
вагонов со всяким добром: спиртом, бензином, саха-
ром, сукном и прочим. Григорьев не захотел отправ-
лять их в тыл, оставил при себе.
Неделей позже командующий фронтом Антонов-
Овсеенко тоже решил поехать в Александрию. Но
Григорьев и на этот раз избежал неприятной для него
встречи и вместе с Тютюником уехал.
25 марта он извещает, что окружает Одессу и
скоро возьмет ее. Всех товарищей-партизан он при-
глашает приехать к нему на торжество по случаю
взятия города. И действительно, вскоре части под его
командованием заняли город.
6 апреля Григорьев дает телеграммы: «Харьков —
Антонову-Овсеенко, Александрия — штаб — Дыбенко,
91

Гуляй-Поле — батьке Махно, командирам полков, Ни-
колаев — председателю Совета Соколову. Исключи-
тельными усилиями, лишениями и жертвами коман-
дуемых мною революционных войск банды хишников
трижды разбиты наголов}^, вытолкнуты с позором в
море, вместе с попами и двумястами благороднейших
девиц из института. Одесса взята штурмом... В Одессе
захвачено нами мануфактуры на миллиард рублей, и
этим мы спасли Украину от мануфактурной и галан-
терейной хворобы... Атаман Григорьев».
После этого Григорьев уже почувствовал себя со-
всем героем. Между прочим, и командование решило
отметить Григорьева. 13 апреля 1919 года за боевые
отличия он назначается по предложению командую-
щего 3-й армии Худякова командиром дивизии. 18 ап-
реля Григорьеву и его войскам разрешено отправиться
на отдых в Александрию. Он забирает с собой вагоны
с продуктами, мануфактурой, галантереей и дру-
гими трофеями.
Поведение Григорьева с первого дня прибытия в
Александрию стало откровенно разнузданным. Пьян-
ки, гульба не прекращались. Одновременно Гри-
горьев стал подкупать мелкобуржуазную часть насе-
ления. Вот когда пригодились вагоны с мануфакту-
рой! Григорьев бесплатно раздает товары крестьянам
и горожанам, стараясь вызвать сочувствие и обеспе-
чить себе поддержку. Обнаглев, он выбрасывает ло-
зунг: «Долой ЧК!», устраивает погромы транспорт-
ных и уездных чрезвычайных комиссий.
К тому времени мы получили сведения о том, что
Петлюра желает примирения с Григорьевым и по-
слал к нему специального уполномоченного, чтобы
склонить вновь выступить против Советской вла-
сти.
92

Командование фронтом решило направить в диви-
зию Григорьева несколько десятков партийных работ-
ников. Им удалось отдельные части вывести из-под
влияния Григорьева, а два полка перебросить — один
в Крым, другой в Одессу.
Особый отдел ВЧК ставил перед командованием
вопрос о разоружении частей Григорьева, но тогда
этого осуществить не удалось.
Командующий фронтом Антонов-Овсеенко еще
раз поехал к Григорьеву в Александрию и убедился,
что население в этом районе настроено недоброжела-
тельно по отношению к Советской власти. Сам Гри-
горьев, в сущности, всегда был враждебен большеви-
кам, но первое время, почувствовав силу Красной
Армии, вынужден был идти на уступки. Главными
вдохновителями его на измену Советской власти был
начальник штаба Тютюник и партия левых эсеров
Украины, которая цепко держала его в своих руках.
Она поддерживала с ним связь и тогда, когда Гри-
горьев перешел на сторону Красной Армии.
7 мая 1919 года Григорьев должен был выступить
против румынских интервентов, перешедших в на-
ступление и захвативших часть советской территории.
Вместо этого Григорьев повернул свои войска против
Красной Армии. Для подавления восстания на этот
участок фронта были брошены большие силы. Нача-
лась борьба за освобождение городов и сел, занятых
бандами Григорьева. Под натиском частей Красной
Армии григорьевцы рассеивались, }/ходили в леса,
скрывались в дальних деревнях и хуторах. Но, вы-
ждав удобный момент, они опять организовывали от-
ряды и снова выступали против Красной Армии. Было
очевидно, что, до тех пор пока в руках у бандитов
будет оружие и они будут иметь возможность соби-
93

раться в отряды, такая тактика борьбы с ними не даст
положительных результатов.
Нужны были срочные и решительные меры к унич-
тожению банд.
А Григорьев тем временем не дремал. В мае
1919 года его банды вторично занимают Елизаветград
и ряд других населенных пунктов. Бандиты устраи-
вают погромы еврейского населения, казнят комму-
нистов и советских работников. Григорьевцы стали
полновластными хозяевами города и окрестностей.
Партийная организация города ушла в подполье.
Как только это сталлэ известно, я получил приказ
немедленно выехать вместе с отрядом особого назна-
чения для ликвидации банды Григорьева и восстанов-
ления Советской власти в Елизаветграде. Мне было
предоставлено право действовать по своему усмотре-
нию, лишь бы как можно скорее уничтожить банду.
Командиром отряда был назначен чекист матрос
Васильев. Получив вагоны, мы быстро сформировали
эшелон, погрузили конницу, пехоту, грузовые авто-
машины, а также боеприпасы — патроны, гранаты,
пулеметные ленты. Из сотрудников особого отдела
ВЧК я взял с собой самых опытных, боевых людей.
До Елизаветграда доехали благополучно. Не ус-
пели выгрузиться на станции, а в городе уже разнес-
лась весть о нашем прибытии. И вот во всех церквах
Елизаветграда ударили в колокола. Этим население
выражало свою радость по случаю прибытия совет-
ских войск. Для жителей города это означало, что
бандитским бесчинствам наступил конец.
Вместе с командиром отряда Васильевым, возгла-
вив конную группу, мы произвели разведку. Банди-
тов в городе не было. Оказывается, когда мы ехали из
Одессы, на станции Помошная нашлись люди, сочув-
94

ствующие атаману Григорьеву. Они по телефону со-
общили ему, что в Елизаветград идет эшелон с чеки-
стскими войсками. Григорьев вывел свою банду в лес.
По всему городу мы пустили конные разъезды,
а основные силы двинули на окраину.
Ужасная картина предстала перед нами в городе.
На мостовых и тротуарах лежали трупы. Население
частично бежа/vO, многие попрятались на чердаках и в
подвалах.
Первая схватка с бандитами произошла в тот же
день за городом. Силы противника намного превос-
ходили наши. Но недаром ядро нашего отряда состав-
ляли коммунисты и комсомольцы. Все бойцы были
народ обстрелянный, не раз участвовали в боях. Боль-
шинство из них, как и сам командир Васильев, были
моряки Черноморского флота.
После четырехдневных боев банда Григорьева,
орудовавшая в Елизаветграде, бьь\а разгромлена. Вме-
сте с секретарем Елизаветградского уездного коми-
тета партии товарищем Ткачевым мы пошли к рабо-
чим Сельмашзавода, предложили им организовать
рабочую дружину и принять город под свою охрану.
Но убедить людей было нелегко. Рабочие были напу-
ганы бандой Григорьева. Некоторые из них заявляли:
«Пока красные войска в городе, нам некого бояться
и никакой дружины не понадобится. А уйдете вы,
Григорьев опять объявится и расправится с нами».
В конце концов нам все же удалось убедить рабо-
чих организовать охрану города. За два дня в дру-
жину записалось более двухсот человек. Мы воору-
жили их винтовками, отобранными у григорьевцев,
снабдили патронами.
Секретарь укома товарищ Ткачев собрал общего-
родское партийное собрание, на которое пригласил
95

меня, командира отряда Васильева. Много теплых
слов сказали коммунисты по адресу чекистов, коман-
диров и бойцов отряда. Ткачев от имени всей город-
ской партийной организации поблагодарил нас и по-
желал дальнейших успехов.
Через неделю наш отряд покинул Елизаветград и
вернулся в Одессу.
Реввоенсовет 3-й Украинской армии объявил бла-
годарность всему личному составу отряда за успеш-
пую ликвидацию банды Григорьева в Елизавет-
граде.
Однако с Григорьевым еще не было покончено.
На Херсонщине у него были значительные силы, в ча-
стности в Знаменке, Користовке, Александрии и Пя-
тихатке. В скором времени он вновь собрал отряд, на-
считывавший несколько тысяч человек. Это были
люди главным образом из местного кулачества.
Херсонщина опять стала местом разгула банд.
Здесь систематически устраивались желез подорож-
ные диверсии: выбивали из шпал костыли, разводили
рельсы. Поезда летели под откос.
В июле 1919 года Григорьев и Махно решили со-
звать съезд «повстанцев» Екатеринославщины,
Херсонщины и Таврии. 27 июля 1919 года в селе
Сентове, близ Александрии (Херсонской губернии),
состоялся этот съезд. Среди докладчиков были Гри-
горьев и Махно. Первым взял слово Григорьев. Его
выступление носило ярко выраженный контррево-
люционный характер. Все сводилось у него к од-
ному: преследовать и изгонять большевиков с
Украины, уничтожать Советскую власть ка местах.
Для этого он предлагал соединиться с Деникиным.
На этом съезде, не поладив между собой, бандиты
перессорились и в схватке один из махновцев застре-
96

лил Григорьева. После смерти атамана григорьевцы
разбежались. Значительная часть их примкнула к
Махко, часть — к другим бандам, некоторые — к Де-
никину.
ПОД УДАРАМИ Красной Армии Махно быстро
отступает. Котовцы и буденновцы нигде не дают ему
задержаться. Надежды Махно собраться с силами и
связаться с другими бандами полностью провалива-
ются. Местное население не только не оказывает ему
поддержки, но само активно участвует в истреблении
бандитов. Банда была уничтожена полностью.
Сам Махно 28 августа 1921 года с небольшой шай-
кой своих приспешников перешел Днестр, чтобы
найти убежище в буржуазной Румынии. Правитель-
ства Российской Федерации и Украины обратились
к румынскому правительству с официальной нотой,
в которой требовали выдать Махно и его сообщни-
ков, как уголовных преступников, совершивших тяг-
чайшие преступления на русской и украинской зем-
ле. Однако на эту ноту буржуазно-помещичье пра-
вительство Румынии ответило, что Махно нет на
территории Румынии. Между тем в румынской га-
зете «Универсул» от 2 сентября 1921 года сообща-
лось: «Контрреволюционные банды гетмана Махно,
будучи полностью разгромленными советскими вой-
сками, перешли Днестр около Вадул-луй-Водэ...»
В конце осени 1921 года меня направили для ра-
боты на границе в город Проскуров. Всеукраинская
чрезвычайная комиссия во избежание каких-либо
«неожиданностей» поручила пограничникам внима-
тельно следить за «движением» и действиями Махно
за кордоном. Это было не так уж трудно: зарубежные
97

газеты, а также перебежчики довольно подробно со-
общали о поведении Махно.
В буржуазно-помещичьей Румынии Махно встре-
тил хороший прием, он пользовался всеми почестями,
полагающимися «мученику цивилизации и прогрес-
са», как его называла антисоветская пресса.
Надо сказать, что румынский пролетариат с гне-
вом осудил поведение своего правительства. Румын-
ская газета «Сочиализмул» (орган компартии) пи-
сала 27 марта 1922 года: «Мы хотим мира с Россией!
Прекратить контрреволюционные происки на нашей
земле! Требуем высылки всех лиц, которые подготав-
ливают в Румынии и с ее помощью уничтожение пер-
вого в мире пролетарского государства».
Вскоре стало известно, что вместе с женою и
двадцатью сопровождавшими его приближенными
людьми Махно решил пробраться на нашу террито-
рию через Польшу. Хорошо вооруженный, он пу-
стился в путь. Верный своей старой привычке, в
селе Жилава (Ильфовского уезда) он ограбил
группу крестьян, забрав у них лошадей, повозки и
продукты. Войдя во вкус, он в селе Писэу снова огра-
бил группу крестьян. Жандармам, направившимся по
его следам, удалось б апреля 1922 года поймать Махно
вместе с шестью сообщниками. Впоследствии были
пойманы и остальные. На допросе в жандармском
отделении Махно признался в совершенном им гра-
беже. После этого его с шайкой отправили в Буха-
рест.
Через несколько дней румынское правительство
выслало Махно и сопровождавших его людей в
Польшу. Но «батько» везде оставался верным своим
бандитским обычаям. Время от времени он совершает
грабительские налеты на польских крестьян. Прави-
98

тельство Польши и хотело бы сквозь пальцы смотреть
на эти махновские «проказы», да уж слишком распоя-
сался «батько». Его арестовывают и сажают в тюрьму,
где он находился до 4 января 1924 года. По распоря-
жению министра внутренних дел Польши Махно
освобождают и направляют на жительство в один из
городов Познанского воеводства под надзор местной
полиции. Приближенных Махно — атамана Хмару,
адъютанта Домашенко и других — направили на жи-
тельство в другие города. За ними также учреждается
полицейский надзор. Но правильно гласит народная
мудрость: горбатого могила исправит. Махно, по-ви-
димому, уже не мог жить без грабежей и насилий. Он
ухитряется связаться с сообщниками и снова прини-
мается за старое. Затем, опасаясь ответственности за
свои черные дела, он бежит из Польши в Париж.
После этого следы Махно теряются надолго. Его имя
вынырнуло лишь спустя 10 лет. Газеты сообщили, что
25 июля 1934 года Махно был убит в Париже.
В РУКАХ У БАНДИТОВ
В августе 1919 года член РВС 12-й армии В. П. За-
тонский, я и еще несколько командиров-чекистов вме-
сте с отрядом особого назначения были направлены
из Киева в Одессу в группу войск И. Э. Якира, бло-
кированную белыми со всех сторон. Прибыли мы. на
станцию Помошная. Путь дальше был отрезан: вос-
ставшие немцы-колонисты привели в негодность
железнодорожную ветку на участке Помошная —
Одесса.
В. П. Затонский по прямому проводу вызвал Ели-
заветград, чтобы выяснить положение в городе и на
99

станции, так как было известно, что Херсон и Нико-
лаев, а также узловые станции Знаменка и Пятихатка
были заняты генералом Шкуро. Затонскому ответи71И,
что все железнодорожные пути забиты составами, в
самом Елизаветграде на станции скопилось 22 эше-
лона. В эшелонах рабочие и их семьи, бежавшие из
Николаева от Шкуро.
Затонский приказал мне сформировать броне-
поезд, погрузить чекистов и отряд особого отдела
ВЧК армии и следовать в Елизаветград, чтобы орга-
низовать эвакуацию рабочих. В депо нашлись ста-
ренькие платформы и паровозик, а также уже вышед-
ший из строя бронепоезд. Все это стояло в ожидании
капитального ремонта. В течение одного часа броне-
поезд был сформирован. Я осмотрел его, грустно по-
качал головой и пошел докладывать Затонскому, что
бронепоезд для боевых действий непригоден. Затон-
ский ответил:
— Ничего. Сражаться нам там не придется. Наша
задача — вывезти семьи рабочих. Нам бронеплощадки
нужны для морального воздействия, и только.
— Разве лишь для устрашения, но боя этому бро-
непоезду не выдержать. Он может даже по дороге
рассыпаться...
— Ну уж и рассыплется! — усмехнулся Затон-
ский.— Все обойдется. Я поеду вместе с вами.
Я отдал приказ грузиться.
К месту назначения мы прибыли вечером. Подъ-
езжая к станции, мы были крайне удивлены: кругом
пусто, тихо, ни одного эшелона на путях. Не видно
ни рабочих отрядов, ни наших войск. Как выяснилось
впоследствии, телеграфист на станции Елизаветград
оказался петлюровцем и спровоцировал Затонского,
сообщив ему ложные сведения.
100

Наш бронепоезд, медленно подъехав к вокзалу,
остановился. И в то же мгновение со всех сторон за-
били пулеметы, беспорядочно захлопали оружейные
выстрелы. Я решил осадить бронепоезд за мост, мет-
ров на триста, и побежал к паровозу, чтобы дать рас-
поряжение машинисту. Но ни машиниста, ни помощ-
ника на паровозе не оказалось.
Куда они подевались? Попрятались с испугу или
бежали к врагу? Зову — никто не отзывается.
Выхватив из кобуры орз'жие, я, пригибаясь, бегу
разыскивать мерзавцев, бросивших паровоз. Кидаюсь
туда, сюда — никого не видно.
А выстрелы приближаются с каждой минутой.
Слышу, как от нас ударили ответной пз^леметной оче-
редью. В стороне различаю здание, по-видимому
депо. «А нет ли их там?» — подзем ал я и бросаюсь в
здание,
— Где тут машинисты бронепоезда? Давай на па-
ровоз! — кричу я...
И тут откуда-то с боков и сзади на меня набрасы-
ваются люди, сбивают с ног и обезоруживают.
— Ага, голубчик, попался!!
— Вот таких-то комиссаров нам и надо! — слышу
злобные, хриплые голоса.
Пинками меня поднимают на ноги. Оглядываюсь.
Вокруг меня солдаты с белыми повязками, человек
восемь. С меня срывают пояс, сдирают кожаную ту-
журку.
Один из бандитов прицеливается в меня и соби-
рается стрелять.
— Подожди! — закричал ему кто-то.— Успеем
еще. Никуда ему теперь не уйти от нас.
А другой, видимо старший, говорит:
— Надо его в город отвести. Соберем всех комис-
101

саров-большевиков на площади и перестреляем их
гам, как собак!
Двое бандитов берут меня за руки, двое стано-
вятся впереди, остальные сзади, и мы трогаемся.
Я думаю лишь об одном: как только отпустят
руки — побегу. Пусть пристрелят на ходу — все
лучше, чем дожидаться казни на площади.
Но нет, бандиты крепко держат меня за руки, не
отпускают ни на секунду. Все дальше и дальше идем
мы вдоль железнодорожной насыпи. Уже и выстрелы
от станции доносятся глуше. Ну, думаю, пришел ко-
нец: убежать не удастся, а пощады не жди.
Впереди виднелся водосточный желоб метра в пол-
тора — два шириной. Бандиты отпустили мне руки,
стали сзади и с боков.
— Прыгай! — Один из бандитов ударил меня при-
кладом по спине.— Тебе говорят, прыгай, сволочь!
Я прыгнул и тут же метнулся в сторону, кубарем
скатился в высокую густую полынь и крапиву, что
росли вдоль насыпи, В то же мгновение раздались
выстрелы. Бандиты с криком бросились за мной, бес-
порядочно стреляя. Пули ложились над самой голо-
вой, срезали траву. К счастью, уже было темно.
Сделав несколько прыжков, я пополз на четверень-
ках. Но, заслышав шаги, прижался к земле, боясь по-
шевелиться.
Вот, подминая траву, все ближе и ближе ко мне
приближаются шаги.
Над самым ухом голос:
— Куда поперли? Он здесь заховался.
Издалека доносятся другие голоса:
— Будет он тебя здесь дожидаться!
— Он такого стрекача задал, что, поди, версту
отмахал.
102

— А ну его к бису!
— Пошарим еще трошки, хлопцы!
Крапива нестерпимо жжет лицо, голую грудь и
руки, но я лежу, не шевелясь.
— И где он, гадюка, притаился? — слышу я шагах
в четырех от меня, не более.
Подумалось: теперь уж все. Схватят... Будут звер-
ски избивать, злобствуя, что чуть не упустили.
— Да ну его к бису! — снова слышу я, но уже го-
лос отдаляется. Выстрелы раздаются все реже и реже,
потом совсем прекратились. Голоса стали слышны
уже издалека. Тогда я пополз дальше. Выпрямиться
во весь рост я не решался, тем более что вышла луна
и стало довольно светло. Метров двести прополз,
потом решил все же встать. Как только выпрямился,
увидел водонапорную башню. И в тот же момент
кто-то метнулся в сторону, прижался к стене...
Неужели опять бандиты?
Однако, кроме прижавшегося к водонапорной
башне человека, никого не было видно.
Я подошел ближе. Заметив, что его обнаружили,
человек попятился. Вижу — солдат. Кто он: свой или
чужой? По виду определить трудно. Хотя была ночь,
но я разглядел старую шинель, помятую фуражку, на
ней ни кокарды, ни красноармейской звезды. Руки
свободные, ни винтовки, ни нагана.
Я подхожу к нему и тихо спрашиваю:
— Ты кто?
Он отвечает так же тихо:
— Свой.
— Красный или белый?
— Свой,— опять повторяет солдат и оглядывается
по сторонам.
— Какой части?
103

— Свой!
— Да что ты заладил одно и то же: «свой» да
«свой»,— разозлился я.— С белыми ты или с крас-
ными? Или, может быть, с зелеными?
— Я свой,— жалобно шепчет солдат.
— Тьфу ты, черт! — выругался я про себя. От
этого вояки, видно, толку не добьешься.
— Ну вот что, решай сам, с кем ты. Направо, в
сторону станции Помошная,— красные, налево, в
Елизаветграде,— белые.
Солдат, как услышал это, пригнулся и, не огляды-
ваясь, опрометью бросился бежать в нашу сторону.
Откуда и прыть взялась. Следом за ним пошел и я. Но
тут меня нагнал маневровый паровоз. Я решил риск-
нуть. Вскочил на подножку, забрался на паровоз,
обращаюсь к машинисту и его помощнику:
— Я начальник особого отдела, приехал сюда с
членом реввоенсовета Затонским...
А машинист, не долго думая, объявляет мне:
— Ты арестован!
— Я советский командир.
— Какой ты советский командир! Бандита сразу
видно по обличью. Хорош командир!
Я и сам сообразил, что во мне трудно было при-
знать командира: рваная гимнастерка без пояса,
взлохмаченная голова без фуражки, исцарапанное
лицо. Но все же еще раз говорю:
— Товарищи! Я — Фомин, начальник особого от-
дела ВЧК армии. И приехал сюда вместе с отрядом
чекистов.
— Поговори еще! Вот приедем на Помошную, там
разберемся.
Ну тут уж я успокоился: на этой станции — свои.
А паровоз тем временем мчал полным ходом. При-
104

были мы на станцию, машинист и его помощник пе-
редали меня окружившим паровоз бойцам.
— Вот, товарищи, поймали одного. Говорит, крас-
ный командир. Ведите его к своему начальник}7.
Бойцы и командиры, увидев меня, обрадовались:
— Да это же наш начальник! Мы уж думали, что
вы погибли. Что с вами было?
Вперед выскочил Митя Шультик — голова его пе-
ревязана кровавой тряпкой. Схватил меня, обнял, тря-
сет за плечи.
— Товарищ начальник... Мы еще повоюем, мы по-
кажем белым гадам!
Я рассказал друзьям, что со мной произошло за
эти несколько часов. Товарищи радостно смеялись и
удивлялись моему чудесному спасению.
Командир отряда рассказал, что произошло за это
время на бронепоезде. Петлюровцы, устроив засаду
на станции, попытались захватить бронепоезд. И тут
настоящим героем показал себя Митя Шультик. Уста-
новив пулемет, он начал поливать огнем атакующих
бандитов. А те лезли и лезли со всех сторон. Некото-
рым удалось забраться на платформы. Митя еле успе-
вал поворачиваться то направо, то налево и строчил
из своего «максима» чуть ли не в упор. Вражеская
атака уже захлебнулась, но один из бандитов вска-
рабкался на платформу, где был Митя, и ударил его
прикладом по голове. Стальная каска спасла Мите
жизнь. Тем временем бойцы-чекисты отбросили
остатки наступавших петлюровцев.
Я невольно вспомнил того вояку, который на все
вопросы отвечал: «свой», «свой». Тому на вид было
примерно столько же лет, сколько и Мите,— 18 — 20.
Но какая огромная разница между тем жалким тру-
сишкой и нашим общим любимцем комсомольцем
Митей Шультиком.

КОНЕЦ БАРОНА ГРЮНВАЛЬДА
Весной и летом 1919 года обстановка на Украине
оставалась крайне напряженной. Некоторое представ-
ление об этой обстановке читатель может получить
из следующего «Обращения Всеукраинской Чрезвы-
чайной комиссии к гражданам Советской Украины
о задачах комиссии и об оказании ей помощи», под-
писанного председателем ВУЧК Лацисом. Относится
оно примерно к апрелю или маю 1919 года. Вот его
текст:
«От Всеукраинской Чрезвычайной комиссии по
борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и сабота-
жем.
Товарищи и граждане Советской Украины!
Дружным усилием рабочих и крестьян Украина
освобождена от иноземного поработителя.
Семимильными шагами продвигается вперед наша
Красная Армия, собирая под Красное знамя Совет-
ской Украины все отторгнутые от нее усилием
контрреволюционеров области.
Буржуазия отброшена от власти. Трудовой народ
отказался ее кормить. Она издыхает, но оконча-
тельно еще не добита. В то время когда все наши уси-
лия устремлены на внешний фронт, она в тылу заше-
велилась, желая вернуть потерянное.
Она подбивает наших красноармейцев оставить
фронт, рабочих — бросить работу на заводах и рудни-
ках, желая остановить железнодорожное движение,
чтобы этим оставить нашу Красную Армию без сна-
ряжения, а братскую Советскую Россию — без хлеба
и угля, чтобы таким образом задавить Советскую
власть костлявой рукой голода.
106

В наших советских учреждениях стараются устро-
иться шпионы и контрреволюционеры, чтобы выве-
дать наши тайны.
Как саранча, со всех местностей нахлынули бан-
диты и грабят среди бела дня и советские учреждения
и граждан.
Советское правительство Украины, решило при-
нять самые решительные меры для борьбы с этим
внутренним врагом.
Эту борьбу оно поручило Чрезвычайной комиссии
по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и сабо-
тажем.
Я как председатель этой комиссии обращаюсь к
вам, товарищи и граждане, с предложением прийти
на помощь в этой трудной работе.
Чрезвычайная комиссия беспощадно расправится
со всеми пытающимися посягнуть на власть рабочих
и крестьян и на достояние трудового народа Совет-
ской Украины...
Товарищи и граждане, вы должны делать больше
этого: вы должны задерживать при помощи милиции
каждого преступника, которого встречаете, и достав-
лять его в Чрезвычайную комиссию.
Вы должны заявить и о каждом злодеянии со сто-
роны сотрудников Чрезвычайной комиссии, позоря-
щих доброе имя комиссии. Такие сведения прошу от-
правлять прямо в город Киев, Всеукраинской Чрезвы-
чайной комиссии.
Я надеюсь, что общими усилиями мы сломим внут-
реннего врага и закрепим на всей Украине рабочую
и крестьянскую власть».
107

ЛЕТОМ 1919 года реввоенсовет армии предоста-
вил мне возможность поехать на некоторое время в
Киев для лечения...
Положение под Киевом было очень тяжелое. Де-
никинские части наступали с Дарницы, а петлю-
ровцы — со стороны Коростеня. Киев уже подвер-
гался усиленному орудийному обстрелу с двух сто-
рон.
Я решил повидаться с председателем Всеукраин-
ской чрезвычайной комиссии Мартином Яновичем
Лацисом.
М. Я. Лацис попросил меня временно задержаться
в Киеве:
— Сами видите, как нам сейчас приходится. У нас
крайняя необходимость в работниках.
— Прошу вас, товарищ Лацис, используйте меня,
как найдете нужным.
— Ну вот и отлично. Я направлю вас заместите-
лем начальника особого отдела ВЧК 12-й армии. Вы,
товарищ Фомин, займитесь там арестованными. Мне
сообщили, что начальник этого отдела Грюнвальд
хватал всех подряд, кого нужно и не нужно. Разбери-
тесь, пожалуйста.
С первого же дня ко мне стали приходить комму-
нисты-чекисты и рассказывать о том, что начальник
отдела Грюнвальд со своими приближенными пьянст-
вует, безобразничает, запугивает население. При-
знаться, я этому не сразу поверил. Вместе с секрета-
рем партячейки Светловым мы занялись проверкой
этих сведений, и, к сожалению, все подтвердилось.
Однажды в разговоре с начальником отряда осо-
бого отдела, не помню в связи с чем, речь зашла о
гетмане Скоропадском. И тут он мне сделал неожи-
данное сообщение:
108

— Товарищ начальник! У нас под арестом содер-
жится жена гетмана Скоропадского.
А мне доподлинно было известно, что жена Ско-
ропадского вместе с ним уехала из Киева еще в де-
кабре 1918 года. Это, подумал я, какое-то недоразу-
мение.
Вызвав старшего следователя Николаева, я спро-
сил его:
— Кого из женщин, содержащихся у нас под след-
ствием, называют женой гетмана Скоропадского?
— Это, как видно, арестованную Чхеидзе,— отве-
чает Николаев.
— А кто такая Чхеидзе?
Николаев несколько замялся:
— Вы разве не слышали?..
— Нет, ничего не знаю, потому у вас и спраши-
ваю.
Чхеидзе была любовницей Грюнвальда.
— Почему же ее называют женой гетмана Скоро-
падского?
— Как видно, лишь потому, что она красивая жен-
щина.
Я попросил Николаева дать мне для ознакомления
дело Чхеидзе. Николаев принес тоненькую папку с
надписью на обложке красным карандашом: «Англий-
ская шпионка Чхеидзе, покушавшаяся на жизнь на-
чальника ОО ВЧК 12-й армии тов. Грюнвальда». На-
писано это было собственной рукой Грюнвальда.
Открыл я папку «английской шпионки» и уди-
вился. В деле лежало всего лишь пять небольших пи-
сем — интимная переписка Грюнвальда с Чхеидзе.
Из этих писем можно было сделать только тот вывод,
что за Чхеидзе (по профессии зубным врачом) нет
никакого преступления и обвинение в шпионской
109

деятельности — плод больного воображения Грюн-
вальда. Я предложил старшему следователю Нико-
лаеву вызвать арестованную Чхеидзе:
— Хочу поговорить с ней в вашем присутствии,
вы не уходите.
Минут через десять к нам привели очень красивую
женщину, грузинку.
Я предложил ей сесть. Женщина села в кресло,
стоявшее около стола, и попросила разрешения заку-
рить. Николаев дал папиросу.
— Скажите, Чхеидзе, как вы попали под арест?
— А вы кто такой?
Я назвал свою должность, фамилию.
Чхеидзе неожиданно встала:
— Помогите мне, спасите меня от Грюнвальда,
умоляю вас! Я верю, вы мне поможете!
— Не волнуйтесь, Чхеидзе. Садитесь. Вы не отве-
тили на мой вопрос.
— Я все, все вам расскажу,— быстро заговорила
женщина.— Все расскажу, хотя о многом сейчас и
вспоминать и говорить стыдно. А вообще-то все из-за
моего легкомыслия и глупости... Только вы, пожалуй-
ста, не думайте, что я искательница приключений и
развлечений...
Началось все с того, что я с подругой шла как-то
по Пушкинской улице мимо здания, где помещался,
как я узнала впоследствии, особый отдел ВЧК. Подъ-
ехал автомобиль, из него вышел высокого роста муж-
чина, светло-русый, на нем был плащ защитного
цвета.
— Смотри, какой красивый мужчина! — сказала я
подруге.— Хочешь, я с ним познакомлюсь?
— У тебя все глупости на уме!
А в меня точно бес вселился.
ПО

— Нет, ты посмотри, какой он стройный, как го-
лову держит, а выправка-то!
— Наверное, бывший офицер.
— Ну и что же, еще интереснее с таким познако-
миться!
Из парадного, куда вошел этот мужчина, вышел
красноармеец. Я спросила его, что это за человек
подъехал на автомобиле? Красноармеец ответил
мне, что это прибыл начальник особого отдела ВЧК
Грюнвальд.
На другой день утром я пишу Грюнвальду запи-
ску: «Вы мне нравитесь, и я хочу с вами видеться.
Буду ждать сегодня вечером там-то». И указала свой
адрес. Букет и письмо принесла на Пушкинскую
улицу и через дежурного коменданта передала Грюн-
вальду. В 10 часов вечера ко мне на квартиру пришел
Грюнвальд с коньяком, шампанским и закуской... На
следующий день он опять приехал ко мне... Но после
двух свиданий я поняла, что Грюнвальд — очень нехо-
роший человек, и решила с ним больше не встре-
чаться. Он был нагл и высокомерен.
— Я все могу, что захочу,— говорил он, опьянев.—
Все в городе в моих руках. Меня все боятся. Только
ты не бойся, ты мне нравишься!
А мне было жутко, в особенности когда я встре-
чалась с его глазами, пустыми и жестокими.
— Я боюсь тебя, ты страшный человек,— ска-
зала я.
— Это и хорошо, что боишься! Когда боятся,
тогда слушаются, подчиняются. Я хочу, чтобы и ты
мне подчинялась, только мне! Слышишь?!
Я твердо решила больше с ним не встречаться и в
тот же день пошла к подруге. Я жила у нее три дня.
А когда вернулась к себе на квартиру, то увидела
111

письмо от Грюнвальда. Он требовал встреч, грозил
мне... Я на это письмо ему не ответила.
На следующий день ко мне на квартиру пришли
два сотрудника из особого отдела с ордером на арест
за подписью Грюнвальда. Меня привели сюда и поса-
дили в подвал. Сижу и сама не знаю за что.
Я спросил Чхеидзе:
— Вам было предъявлено какое-либо обвинение
или нет?
— Никто никакого обвинения мне не предъявлял!
Рассказ Чхеидзе, письма, а также сведения о пове-
дении Грюнвальда, собранные мной за последние
дни,— все говорило о невиновности этой женщины.
Я предложил Николаеву написать постановление об
освобождении Чхеидзе из-под ареста и дать мне его
на утверждение.
Как только я ушел к себе в кабинет, Николаев был
вызван к Грюнвальду. Видимо, он узнал о том, что я
заинтересовался историей этой женщины.
Ночью Грюнвальд появился в особом отделе пья-
ным, вызвал коменданта. Когда тот явился, он взял
дело Чхеидзе и на обложке его написал крупными
буквами: «Расстрелять! Грюнвальд».
На другой день я пораньше пришел в особый от-
дел. Николаев был уже там.
— Нужно кончать с этим делом Чхеидзе,— сказал
я ему,— давайте я подпишу постановление об осво-
бождении. Вы заготовили его?
— Я не мог выполнить вашего приказания,— отве-
тил Николаев.— Сегодня ночью Чхеидзе по личному
распоряжению Грюнвальда была расстреляна...
Теперь уже не оставалось никаких сомнений в
том, что Грюнвальд — это враг, пробравшийся в ор-
ганы ВЧК.
112

Я внимательнее стал присматриваться к окруже-
нию Грюнвальда. У него было несколько помощников
из бывших царских офицеров. Рядом с его кабинетом
они устроили что-то вроде буфета со спиртными на-
питками. Здесь они напивались до бесчувствия. Пья-
ные, с мандатами за подписью Грюнвальда на аресты
и обыски, они творили все что хотели. Кабинет Грюн-
вальда был превращен в кладовую, куда приносились
изъятые при обысках ценности, и там их делили по
усмотрению самого «хозяина».
Все это стало возможным только потому, что Киев
тогда, в сущности, был фронтовым городом. Все силы
были брошены на борьбу против вражеского нашест-
вия. Пользуясь этой напряженнейшей обстановкой,
стремясь всячески ухудшить ее, грюнвальдская компа-
ния и творила свои черные дела.
Вскоре особый отдел ВЧК эвакуировался из Киева
в Новозыбков, где был расположен штаб и реввоен-
совет 12-й армии. Там мне удалось собрать группу
товарищей. Это были честные, надежные люди, в
большинстве коммунисты, их возмущала преступ-
ная деятельность Грюнвальда и его сообщников.
Начали мы с экстренного собрания партийной
ячейки особого отдела. Собрание прошло бурно.
Один за другим выступали члены партии и рассказы-
вали о беззакониях, творимых Грюнвальдом. Партий-
ное собрание уже пoдxoди7vO к концу. Единогласно
была принята резолюция:
«Считать действия начальника ОО ВЧК Грюн-
вальда контрреволюционными. Поручить товарищу
Фомину довести об этом решении партсобрания до
сведения председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского».
Коммунисты поочередно подходили к столу и ста-
вили свои подписи под этим решением.
113

Неожиданно в дверях появился комендант особого
отдела с двумя вооруженными бойцами.
— Приказано всем разойтись!
— Как это понять? — наш секретарь парторгани-
зации Светлов вскочил с места.
— Ничего не знаю. Начальник особого отдела дал
приказ разогнать партийное собрание.
— Он так и сказал? — спросил Светлов.
Коммунисты возмущенно заговорили: «Вот до
чего дошел! От него молено всего ожидать!»
Комендант еще раз повторил:
— Начальник особого отдела объявляет ваше со-
брание незаконным, так как вы открыли его без со-
гласования с ним. Он требует закрыть собрание.
В противном случае он примет меры.
Что было делать?!
Мы перешли в общежитие и закончили партсобра-
ние тайно, нелегально. Мне поручили переговорить
по поводу дела Грюнвальда с членом РВС армии
С. И. Араловым.
На следующий день я прихожу к нему и доклады-
ваю о состоявшемся партсобрании особого отдела
и его решении. Я прошу Семена Ивановича Аралова,
чтобы он по прямому проводу связался с Ф« Э. Дзер-
жинским. Товарищ Аралов заверил меня, что при
первой возможности он переговорит с Феликсом
Эдмундовичем. А на другое утро вызвал меня к себе:
— Я передал все, что вы просили, товарищу Дзер-
жинскому, и он предложил немедленно вас, товарищ
Фомин, с группой чекистов, которые подписали реше-
ние партсобрания, направить к нему в Москву для до-
клада.
Тут же С. И. Аралов распорядился выписать нам
литер на получение вагона-теплушки.
114

Всех нас волновала предстоящая встреча с Фе-
ликсом Эдмундовичем. Для нас, чекистов, тогда еще
молодых людей, Ф. Э. Дзержинский был человеком
легендарным. За его спиной были многие годы под-
польной революционной работы, тюрьмы, каторга,
сибирская ссылка. Он был героем Октября, соратни-
ком великого Ленина, нашим руководителем.
Как только приехали в Москву, мы направились
на Лубянку, в ВЧК. Ф. Э. Дзержинский сразу же при-
нял нас. С трудом скрывая волнение, я и мои това-
рищи — 22 человека — входили в кабинет председа-
теля Всероссийской чрезвычайной комиссии
Ф. Э. Дзержинского.
Он был в гимнастерке защитного цвета, в хромо-
вых сапогах. Лицо худое, бледное, усталое от бессон-
ных ночей и величайшего физического и морального
напряжения. В кабинете — письменный стол, много
стульев, у стены ширма, за ней кровать, покрытая се-
рым, солдатского сукна одеялом.
Я представился и отрапортовал ему как полага-
лось.
— Здравствуйте, товарищи,— приветливо поздо-
ровался с нами Феликс Эдмундович,— Садитесь вот
сюда. Расскажите, товарищ Фомин, что там у вас в
Киеве натворил Грюнвальд.
Я подробно рассказал Феликсу Эдмундовичу все,
что знал о Грюнвальде, и в подтверждение своих слов
вручил ему постановление партийного собрания. Рас-
сказывали и другие товарищи. Дзержинский внима-
тельно выслушал нас и очень разволновался. Лицо
его еще больше побледнело.
— Дело, товарищи, очень серьезное и исключи-
тельное. Речь идет о дискредитации Советской вла-
сти. Этим делом я займусь сам...
11-5

Тут же при нас он по телефону распорядился не-
медленно вызвать в Москву начальника особого от-
дела 12-й армии Грюнвальда.
Затем Феликс Эдмундович снова обратился к нам:
— Хочу с вами говорить начистоту. У нас не все
благополучно. В наших чекистских рядах есть чуж-
дые элементы. С этим нужно вести борьбу беспо-
щадно. Владимир Ильич неоднократно напоминал
мне об этом. В особенности плохо обстоит дело на
Украине. Чужие, примазавшиеся к Советской власти
люди творят всяческие беззакония и вредят нам
больше открытых врагов. Ленин поручил мне помочь
товарищу Лацису очистить органы ВЧК Украины от
позорящих нас людей.
Феликс Эдмундович вынул из ящика стола копию
письма В. И. Ленина, адресованного Лацису — пред-
седателю ВУЧК, и зачитал нам его:
«Уполномоченный Совобороны говорит — и заяв-
ляет, что несколько виднейших чекистов подтверж-
дают,— что на Украине Чека принесли тьму зла, быв
созданы слишком рано и впустив в себя массу прима-
завшихся.
Надо построже проверить состав,— надеюсь Дзер-
жинский отсюда Вам поможет. Надо подтянуть во
что бы то ни стало чекистов и выгнать примазав-
шихся» 1.
После делового разговора Ф. Э. Дзержинский
спросил нас, где и как мы устроились. Я доложил ему,
что мы разместились все в двух комнатах. Феликс
Эдмундович тут же распорядился расселить нас по
два-три человека в комнату, зачислить на доволь-
ствие.
Ленинский сборник XXXIV, стр. 161.
116

В связи с тем что Украина был.а тогда занята бе-
лыми, вся наша группа чекистов, приехавших с Ук-
раины, осталась работать в Москве.
Вскоре нам стало известно, что Грюнвальд аресто-
ван и дело его передано для ведения следствия особо-
уполномоченному ВЧК.
Среди чекистов, работавших в Москве, было много
латышей. Узнав об аресте Грюнвальда, кто-то из них
рассказал мне, что знал одного Грюнвальда, но тот —
барон, служил в царской армии штабс-капитаном,
был начальником пулеметной команды Латвийского
полка. Говорили, что этот Грюнвальд зверски обра-
щался с солдатами. В феврале 1917 года, когда сол-
даты, узнав о свержении самодержавия, пришли на
общее собрание, барон Грюнвальд появился на та-
чанке с пулеметом и потребовал, чтобы солдаты разо-
шлись по казармам, а в случае неподчинения грозился
стрелять. Официального сообщения о революции
тогда еще не было получено. Солдаты разошлись. На
следующий день пришла телеграмма о революции. Но
барона Грюнвальда уже не было. Боясь расправы, он
сбежал из полка.
Другие латыши-чекисты рассказывали мне, что
при правительстве гетмана Скоропадского в качестве
секретаря уполномоченного буржуазной Латвии был
тоже некто, косивший фамилию Грюнвальд. Когда ь
Киеве они к нему обращались за получением пас-
порта латвийского подданного и пропуска через гра-
ницу в Советскую республику, этот Грюнвальд согла-
шался удовлетворись их просьбу, но при условии,
если они будут посылать ему сведения из Советской
России.
Латыши согласились. Они получили за подписью
Грюнвальда паспорта и пропуска, а когда перешли
117

границу, то приехали в Москву, явились в ВЧК и за-
явили об этом.
Получив такие сведения от чекистов-латышей, я
предложил им пойти к особоуполномоченному ВЧК
и доложить ему обо всем этом, а у кого сохранились
паспорта и газеты с заметками о Грюнвальде, также
передать для приобщения к делу. Когда следствие по
делу Грюнвальда было закончено, то выяснилось, что
Грюнвальд — это действительно в прошлом барон, тот
самый, кто угрожал солдатам пулеметными очере-
дями. Он же занимался вербовкой шпионов и засылал
их в Советскую Россию. Обманным пзлгем пробрав-
шись на pa6oiy в органы Украинской ЧК, он своими
вражескими действиями стремился дискредитировать
Советскую власть и органы ВЧК. В связи с раскры-
тием в это же время заговора «Штаба добровольче-
ской армии Московского района» дело Грюнвальда
было на некоторое время отложено, а затем передано
в военный трибунал при штабе РККА, который осу-
дил преступника на десять лет заключения.
Кончилась гражданская война. По первой амни-
стии Грюнвальду сократили срок до пяти лет, а по
второй он был освобожден. После выхода из заклю-
чения Грюнвальд скрылся, перешел границу и полу-
чил в буржуазной Латвии должность начальника раз-
ведывательной агентуры. Его «специальностью» ста-
новится шпионаж против Советского Союза. Вскоре
Грюнвальд был подкуплен англичанами. Он быстро
зарекомендовал себя перед английской разведкой как
ценный работник. Спустя некоторое время ему пред-
ложили «работать» в Константинополе, добывая
сведения о Советском Союзе. Грюнвальд переехал
из Риги в Константинополь и здесь развернул ак-
тивную шпионскую деятельность, запродавшись, как
118

выяснилось впоследствии, еще и итальянской раз-
ведке.
В 1924 году по поручению английской шпионской
организации Грюнвальд со специальным заданием
направляется в Советский Союз. Но здесь его опо-
знал один из латышей-чекистов. Грюнвальд был за-
держан и доставлен в ОГПУ. Изменник родины вто-
рично попадает в руки чекистов. Коллегия ОГПУ
вынесла Грюнвальду смертный приговор, и он был
расстрелян.
С ПОМОЩЬЮ НАРОДА
Рабочие, крестьяне, лучшая часть интеллигенции,
которые видели в революции свое кровное ^е\оу
всегда помогали чекистам защищать ее великие за-
воевания. Мне хорошо помнится, какз^ю большую
роль сыграли в раскрытии многих крупных заговоров
простые советские люди.
В 1919 году, когда нашу страну со всех сторон
окружили армии империалистических хищников, а
внутри контрреволюционеры организовали заговоры
против Советской власти, в эти тревожные дни
В. И. Ленин и Ф. Э. Дзержинский обращаются к на-
селению с призывом:
«Берегитесь шпионов! Смерть шпионам!.. Все со-
знательные рабочие и крестьяне должны встать
грудью на защиту Советской власти...»
И граждане молодой Советской республики го-
рячо откликнулись на этот призыв.
Однажды в комендатуру ВЧК пришла скромно
одетая пожилая женщина и попросила дежурного
коменданта пропустить ее к товарищу Дзержинскому.
119

Феликс Эдмундович принял посетительницу, со свой-
ственной ему внимательностью выслушал ее.
— Я учительница 76-й московской школы,— вол-
нуясь, рассказывает женщина,— пришла к вам, в ЧК,
товарищ Дзержинский, чтобы поделиться своими опа-
сениями. Не знаю, может быть, я излишне недовер-
чиво отношусь к нашему директору школы Алексею
Даниловичу Алферову. Но кажется мне подозритель-
ным, что все время к нему ходят какие-то люди в воен-
ной форме. Особенно участились эти посещения за
последнее время. Я думаю, военные ходят к нашему
директору неспроста. И я прошу вас поинтересо-
ваться этим — нет ли тут чего плохого.
Феликс Эдмундович поблагодарил учительницу и
сказал, что ее сообщение будет проверено. Опасения
учительницы оказались не напрасными.
Через несколько дней к Ф. Э. Дзержинскому по-
просился на прием еще один посетитель — мужчина
средних лет, отрекомендовавшийся врачом одной из
военных школ. Он пришел с повинной:
— Хочу облегчить свою совесть и искупить вину
перед народом. Состою членом одной белогвардей-
ской организации. По неведению, по наивности мно-
гое мне раньше представлялось иным. Теперь же я
убедился во всей гнусности этой контрреволюцион-
ной организации и ее бандитской деятельности. Ис-
кренне раскаиваюсь и хочу помочь вам раскрыть эту
организацию. Поверьте мне, я жестоко разочаро-
вался в людях, с которыми недавно был близок.
Врач назвал несколько фамилий и просил в пер-
вую очередь обратить внимание на некоего Миллера.
Этот бывший полковник царской армии, а теперь на-
чальник окружной артиллерийской школы, является
одним из руководителей организации.
120

Феликс Эдмундович сделал пометки в своей за-
писной книжке, поблагодарил врача за сообщение и
попросил через несколько дней зайти еще раз, а за-
тем дал задание установить наблюдение за школой
и Миллером.
Материалы, поступившие от учительницы и воен-
ного врача, были переданы Вячеславу Рудольфовичу
Менжинскому, только что пришедшему тогда на ра-
боту в органы ВЧК.
...Сентябрь 1919 года. Москза в густой сетке мел-
кого осеннего дождя. Ветер гонит вдоль насторо-
женно притихших улиц мокрые желтые листья. Из-
редка пройдет по тротуару молчаливый патруль да
вынырнет из туманной измороси ссутулившийся на
козлах извозчик.
Тяжелые это были дни. Армии интервентов и бе-
логвардейцев окружили республику. Утопая в окоп-
ной грязи, голодные, плохо одетые красноармейцы
героически сдерживали их натиск. А внутри респуб-
лики все активнее действовали темные силы контрре-
волюции.
Все вражеские центры черпали свои силы для
борьбы с молодой Советской властью из среды быв-
ших царских офицеров и юнкеров, которых тогда в
Москве насчитывалось десятки тысяч.
Заговорщические центры, носившие названия «На-
циональный», «Тактический», вынашивали планы за-
хвата Москвы и Петрограда, убийства В. И. Ленина
и других руководителей Советского правительства.
Они хотели захватить радио и телеграф, оповестить
фронты о падении Советской власти, вызвать панику
среди населения и в частях Красной Армии. Москва
была разбита ими на боевые участки. Каждый из этих
участков «обслуживался» группой заговорщиков, со-
121

стоявших из бывших царских офицеров и юнкеров,
вооруженных артиллерией, пулеметами и винтовками.
Под Москвой в трех военных школах сосредоточи-
лись главные силы резерва: более 700 белогвар-
дейцев.
Военная организация «Тактического центра» уже
заготовила приказ № 1 командующего «доброволь-
ческой» армии Московского района. В нем говори-
лось:
«Все борющиеся с оружием в руках или каким-
либо другим способом против отрядов, застав или
дозоров добровольческой армии подлежат немедлен-
ному расстрелу, не сдавшихся в начале столкновения
или после соответствующего предупреждения в плен
не брать».
Перед чекистами стояла задача раскрыть заговор,
обезопасить республику. Действовать нужно немед-
ленно. Некоторыми сведениями ВЧК уже распола-
гала. Известны были, в частности, имена ряда руково-
дителей заговора. Дзержинский решил арестовать их.
Мне и члену коллегии ВЧК товарищу В. А. Аване-
сову Феликс Эдмундович поручил арестовать од-
ного из главарей заговора — бывшего полковника
царской армии Алферова. При этом Ф. Э. Дзержин-
ский подчеркнул:
— Обыск произведите как можно тщательнее. Ал-
феров является начальником штаба заговорщического
«центра», и у него должны храниться очень важные
секретные документы.
Когда я пришел в кабинет Феликса Эдмундовича,
чтобы получить задание, там уже собралось много
руководящих работников ВЧК. Речь шла об аресте
участников заговора, бывших царских офицеров и
юнкеров, которые пристроились в военные школы и
122

учреждения, расположенные в Москве и под Мо-
сквой — в Вешняках, Волоколамске и Кунцеве.
Обсудив план операции, все отправились выпол-
нять задание. Отправились и мы: Аванесов, я и три
бойца.
Москва уже укладывалась спать, когда мы ехали
на Малую Дмитровку. Тихо стало на центральных
улицах. Машину мы остановили в ближайшем пе-
реулке, а сами пошли к серому дому, где жил один
из главарей заговора — Алферов. Квартира его была
одновременно и местом явки заговорщиков.
Войдя во двор, мы осторожно поднялись по чер-
ному ходу в бельэтаж. В ночной тишине гулко раз-
дался наш стук в дверь. Старческий голос испуганно
спросил:
— Кто там?
— Милиция,— ответил Аванесов.
— Что вам нужно?
— Ищем дезертиров,
— Дезертиров у нас нет.
— Откройте!
Дверь чуть приотворилась. Я рванул ее на себя, и
мы вошли в тускло освещенную кухню. Перед нами
стояла женщина в накинутом на плечи пальто, по-
видимому прислуга.
— Где Алферов?
— Они спят...
Мы прошли в спальню. На кровати лежал пожи-
лой мужчина. Это и был полковник царской армии
Алферов. Предъявив ордер на арест, мы предложили
ему одеться и отвели в отдельную комнату, поставив
рядом охрану. Сами же приступили к обыску в его
квартире. Обыск длился всю ночь. Измучились мы,
надо сказать, порядком. Перелистали все книги, от-
123

били в комнатах плинтуса, подняли весь паркет, но
ничего не нашли. И уже только под самое утро взгляд
Аванесова остановился на мраморном пресс-папье,
украшавшем письменный стол. Авакесов осторожно
развинтил его, снял верхнюю мраморную плитку, и
мы увидели под ней сложенный вдвое небольшой
листочек тонкой бумаги, сплошь исписанный бисер-
ным почерком,—длинный перечень фамилий.
В старых брюках Алферова я нашел записную
книжку. На первый взгляд в ней ке было ничего по-
дозрительного. Что-то вроде счетов, словно хозяин
записывал за своими знакомыми одолженные суммы.
Например: «Виктор Иванович — 452 руб. 73 коп.»,
«Владимир Павлович — 435 руб. 23 коп.», «Дмитрий
Николаевич — 405 руб. 53 коп.» и т. д. Зти цифры
показались мне подозрительными: а не шифр ли это?
Может быть, номера телефонов? А что, если попро-
бовать позвонить? Отбрасываю все «руб.» и «коп.»
и прошу телефонистку соединить меня с номером
4-52-73. Слышу в трубке мужской голос. Спрашиваю:
— Виктор Иванович?
— Я у телефона.
— Очень хорошо. Алексей Данилович срочно про-
сит приехать вас к нему, как можно быстрее!
Моя догадка подтвердилась. В записной книжке
были зашифрованы телефоны многих участников за-
говора.
Прошло с тех пор 45 лет, но я, как сейчас, помню
это хмурое осеннее утро 1919 года, когда мы при-
везли к Дзержинскому Алферова и положили на стол
наши «трофеи». Измученное бессонницей и нечело-
вечески напряженным трудом лицо Феликса Эдмун-
довича мгновенно просветлело, он пробежал глазами
список и уверенно сказал: «Теперь все в наших ру-

В тот же день были арестованы многие участники
заговора.
А на другой день я увидел из окна особого отдела
ВЧК, как по Лубянской площади чекисты провели
несколько сот белогвардейцев — главные силы штаба
«добровольческой» армии Московского района. Этот
отряд должен был начать наступление на Москву в
самое ближайшее время. Ожидали только сигнала. Но
солдаты революции — славные чекисты обезвредили
врага. В этой операции выдающуюся роль сыграл на-
чальник особого отдела Московской чрезвычайной
комиссии Ефим Георгиевич Евдокимов1.
Феликс Эдмундович, как и всегда после окончания
какой-либо крупной операции, собрал нас, чекистов,
и подробно рассказал о характере, целях и задачах
ликвидированной контрреволюционной организации.
— Это наше собрание проходит в тот момент,
когда Деникин занял Курск и продвигается на
Орел — Тулу,—говорил Ф. Э. Дзержинский.—Поло-
жение очень напряженное, не стану скрывать. Успехи
Деникина окрыляют внутреннюю контрреволюцию.
Некоторые из вас, присутствующих здесь, принимали
активное участие в раскрытии и ликвидации заговора.
Захваченные документы и признания арестованных
показали, как действует агентура Деникина и Кол-
чака, как готовятся восстания против Советской
власти.
1 Впоследствии Е. Г. Евдокимов занимал ряд руководящих
постов в органах ВЧК — ОГПУ. Он первый из чекистов за
боевые заслуги был четырежды награжден орденами Красного
Знамени. Дважды присваивалось ему звание почетного чекиста.
В 1939 году трагически погиб, став жертвой клеветы и необосно-
ванных репрессий, допущенных в период культа личности
Сталина.
125

Феликс Эдмундович рассказал, что во главе рас-
крытой контрреволюционной организации стояли
Н. Н. Щепкин, бывший домовладелец, член Государ-
ственной думы III и IV созыва, кадет, председатель
заговорщического «Московского центра». При обы-
ске у него обнаружили точные сведения о располо-
жении наших войск и все данные о плане действий
реввоенсовета республики.
Вторым после Щепкина среди заговорщиков был
Алферов — начальник штаба «добровольческой» ар-
мии Московского района. Видный агент Деникина и
Колчака, содержатель шпионской конспиративной
квартиры, тоже кадет, Алферов был в последнее время
директором 76-й московской школы. Школьное поме-
щение было превращено в явочную квартиру для
агентов Колчака и Деникина, приезжавших с инспек-
циями для «центра». Деятельным пособником Алфе-
рова была его жена, тоже принадлежавшая к кадет-
ской партии.
На этом совещании мы узнали имена 67 руково-
дителей и активистов контрреволюционной органи-
зации. Ф. Э. Дзержинский обратил наше внимание на
то, что в ликвидации вражеской организации прини-
мали участие не только чекисты и красноармейцы, но
и сотни московских большевиков.
Вскоре Дзержинскому сообщили, что в Петро-
граде обнаружены следы крупной шпионской органи-
зации, связанной с генералом Юденичем через на-
чальника штаба обороны Петрограда Люндеквиста.
Эта организация готовила сдачу Петрограда Юде-
ничу. Феликс Эдмундович срочно въехал в Петро-
град. Он не только руководил, но и сам принимал
непосредственное участие в разоблачении и ликви-
дации шпионской организации.
126

Когда Ф. Э. Дзержинский вернулся в Москву, он
опять собрал актив работников ВЧК. Феликс Эдмун-
дович рассказал, как была раскрыта новая шпионская
организация. Один красноармеец увидел, что иду-
щая впереди него женщина нечаянно обронила
сверток. Красноармеец поднял его, развернул и об-
наружил военные чертежи. Они показались ему по-
дозрительными. Он задержал женщину и доставил
ее вместе с чертежами в ЧК. В свертке помимо сек-
ретных чертежей петроградских военных укрепле-
ний были шпионские донесения, а задержанная жен-
щина оказалась дочерью матерого шпиона.
Во время допроса арестованный шпион держал
себя нагло, вызывающе. Он даже заявил Феликсу
Эдмундовичу:
— Вы поймали меня совершенно случайно, благо-
даря оплошности моей дочери. Не обрати на это вни-
мание ваш красноармеец, все было бы иначе. Дочь
случайно обронила сверток, солдат случайно обратил
на это внимание. Как видите, все дело случая, да,
только случая!
— Нет, вы глубоко ошибаетесь! — сказал Феликс
Эдмундович.— Если бы массы нас не поддерживали,
если бы каждый трудящийся, каждый красноармеец
или матрос не сознавал, что борьба с контрреволю-
цией — это дело не только ЧК, но всего народа,—
тогда могло быть, действительно, все иначе: ваша
дочь уронила сверток, и на это никто не обратил бы
внимания. Равнодушные люди прошли бы спокойно
мимо чертежей, которые сами по себе уже вызывают
подозрение. Дочь ваша случайно уронила сверток,
это верно. Но красноармеец — наш советский чело-
век, отнюдь не случайно обеспокоился. Именно в том,
что это не случайно — сила ЧК...
127

Вскоре этот шпион получил возможность убе-
диться в том, что ЧК умеет распутывать нити контрре-
волюционных заговоров. Рядом с ним оказались все
его сообщники и на очных ставках раскрыли весь
план заговора.
Ф. Э. Дзержинский придавал очень большое зна-
чение воспитанию чекистов. Одной из форм идейно-
воспитательной работы и были такие совещания, по-
стоянно проводимые Феликсом Эдмундовичем. Для
нас, тогда молодых работников, это была отличная
школа. Еще бы! Сам Дзержинский занимался с нами,
учил нас. А лучшего учителя и желать нельзя было.
Феликс Эдмундович воспитывал чекистов в духе вер-
ности партии и беззаветной преданности делу рабо-
чего класса. Он воспитывал в нас бесстрашие и м}г-
жество, учил крепить связи с трудящимися, соблю-
дать революционную законность. О чем бы ни шла
речь, он постоянно возвращался к одной мысли: бес-
пощадная борьба с контрреволюцией должна соче-
таться с внимательным, чутким отношением к интере-
сам и правам трудящихся. Это была священная запо-
ведь чекистов.
Феликс Эдмундович воспитывал нас личным при-
мером. Он, например, сам произвел обыск квар-
тиры и арестовал главаря «Тактического центра»
Н. Н. Щепкина. Часто он сам допрашивал обвиняе-
мых, внимательно и кропотливо вникал в суть каж-
дого дела, изучал документы, обнаруженные при обы-
сках. Буквально дни и ночи Дзержинский просижи-
вал за работой в ВЧК. Дома он почти не бывал. Спал
он тут же, в кабинете, иногда три-четыре часа в
сутки, и то с перерывами. Здесь же, в кабинете, он
и обедал. Старик курьер приносил ему обед из об-
щей столовой для сотрудников. Иногда он старался
128

Ф. Т. Фомин

Грамота Почетного чекиста,
подписанная Ф. Э. Дзержинским
Ф Т Фомин в годы гражданской
войны
Аркадий Борисович Кушнарев

Давид Моисеевич Давыдов
Ефим Feopгиевич Евдокимов
Ян Борисович Гамарник
Герой-пoграничник Андрей Коробицын

Вячеслав Рудольфович Менжинский
Ф. Э. Дзержинский с женой Софьей Сигизмундовной на даче под Москвой
(1923 г.)

принести что-нибудь повкуснее, получше, и тогда
Феликс Эдмундович, пытливо прищурив глаза, спра-
шивал:
— А что, сегодня все сотрудники едят такой обед?
И старик, скрывая смущение, поспешно отвечал:
— Все, все, товарищ Дзержинский.
Враги наши создавали целые легенды о всевидя-
щих глазах ЧК, о вездесущих чекистах. Они их пред-
ставляли себе какой-то громадной армией. Они не
понимали, в чем сила ВЧК. А она состояла в том
же, в чем и сила Коммунистической партии,— в
полном доверии трудящихся масс. «Наша сила в
миллионах»,— говорил Феликс Эдмундович. Народ
верил чекистам и помогал им в борьбе с врагами
революции. Помощниками Дзержинского были не
только чекисты, а тысячи бдительных советских пат-
риотов.
На VII Всероссийском съезде Советов В. И. Ленин
говорил: «Когда среди буржуазных элементов органи-
зуются заговоры и когда в критический момент
удается эти заговоры открыть, то — что же они откры-
ваются случайно? Нет, не случайно. Они потому от-
крываются, что заговорщикам приходится жить среди
масс, потому что им в своих заговорах нельзя обой-
тись без рабочих и крестьян, а тут они в конце кон-
цов всегда натыкаются на людей, которые идут в... ЧК
и говорят: «А там-то собрались,эксплуататоры»» !.
1 В. И. Ленин. Соч., изд. 4, т. 30, стр. 213.
129

В ОСОБОМ ОТДЕЛЕ 10-й АРМИИ
По распоряжению Ф. Э. Дзержинского в декабре
1919 года я был направлен на работу в особый отдел
ВЧК 10-й армии, которая вела наступление на Ца-
рицын. Бои шли упорные, кровопролитные. Деникин
понимал, какую важную стратегическую роль играл
этот город на Волге, и всеми способами старался
удержать его.
Наша армия очень рассчитывала на свою артилле-
рию. Но вот беда! Не хватало снарядов. Экономили
мы их как могли, но вскоре наши скудные запасы со-
вершенно иссякли. С нетерпением ожидали подвоза
снарядов. Тогда можно было бы пойти на приступ
вражеских позиций и штурмовать город.
И вот наконец долгожданные подводы.
Все бойцы повеселели. Артиллеристы зашевели-
лись. Снаряды моментально были разобраны.
...Появилась неприятельская конница. Артиллери-
сты дали залп... Но что это?! Снаряды ложились
точно, по цели. А разрывов не было видно. Дали еще
залп, затем еще и еще. Результат тот же: снаряды не
рвались. И тут кто-то закричал:
— Братцы, снаряды-то с песком!
А конница приближалась все ближе и ближе.
Снаряды продолжали ложиться по цели, но разры-
вов не было. Было очевидно, что к снарядам кто-то
приложил свою вредительскую руку.
Выручили пулеметы. Когда деникинцы уже со-
всем приблизились, застучали «максимы», бойцы
дружным ружейным огнем поддержали пулеметчиков.
Атака белых захлебнулась.
Но вот наконец доставлены еще снаряды, на этот
раз настоящие.
130

...Наши части пошли в атаку. Деникинцы защища-
лись отчаянно. Все, что можно было, они бросили в
бой. Красноармейцы с трудом, медленно, но все же
продвигались в глубь обороны врага, занимая укреп-
ления одно за другим.
И вдруг на одном из участков сражения бойцы
увидели удивительную картину: откуда-то появились
странно одетые конники. Вооруженные клинками и
винтовками, они лихо мчались на нас, а длинные полы
их черных одеяний развевались по ветру. Это был
полк «Христа-спасителя», состоявший исключительно
из священников. Видно, плохи были дела у Деникина,
если он посадил на коней вооруженных попов. Слу-
жители Иисуса Христа вели себя отнюдь не по-хри-
стиански; размахивая клинками, они бросились ру-
бить «антихристов». Но полк «Христа-спасителя» —
увы! — не спас белых.
Вылетела наша кавалерия, врезалась в гущу попов-
ских ряс. И через несколько минут половина «христо-
вых воинов» была положена на месте, а другая, пре-
следуемая нашими конниками, бросилась наутек.
Когда Царицын был взят и мы вошли в город,
страшное зрелище предстало перед нами. По всему
городу видны были следы кровавых злодеяний дени-
кинцев. Отходя, белые подожгли многие здания, взо-
рвали электростанцию и водокачку. Город остался
без света и воды.
Через несколько дней после взятия Царицына мы
организовали похороны жертв белогвардейщины.
С проволокой на шее их находили в оврагах и кана-
вах на окраинах Царицына, куда белогвардейцы сво-
зили трупы казненных. Рабочие дали клятву ото-
мстить врагам за погибших товарищей — лучших сы-
нов народа, которые и в дни разгула деникинцев не
покорились врагу.

Сразу же после взятия города в особый отдел
стали приходить группами и в одиночку рабочие,
сообщая об оставшихся в Царицыне агентах белой
контрразведки, а также о притаившихся предателях
и пособниках деникинских палачей.
Благодаря помощи трудящихся многие из них
были выявлены. Некоторые сумели проникнуть на
весьма ответственные должности в советских учреж-
дениях и в Красной Армии. Все они получили по
заслугам.
Спустя неделю в Царицын прибыл М. И. Калинин.
Пробирался он сюда с трудом — на лошадях, в пургу.
Поезда не ходили из-за снежных заносов. В тот же
день, вечером, в театре «Парнас» состоялось торже-
ственное заседание, посвященное освобождению Ца-
рицына. Михаил Иванович приветствовал команди-
ров и красноармейцев, занявших город, а также тру-
дящихся Царицына. Его приезд был встречен с
огромной радостью. Выступление М. И. Калинина
вдохновило воинов и тружеников Царицына на новые
боевые и трудовые подвиги.
ИЗ ЦАРИЦЫНА наши войска стали наступать в
направлении станиц Великокняжеская, Котельниково,
Тихорецкая и города Армавира. Обстановка на Дону
была для нас не из благоприятных. Нам приходи-
лось проходить по местам, население которых со-
чувственно относилось к деникинцам. Видимо, огол-
телая пропаганда белых, запугивание и нелепые вы-
думки о большевиках возымели свое действие. Да и
богатые станичники настраивали против нас своих
односельчан. В станицах почти не было мужчин:
одни старики, женщины и дети.
132

Когда мы останавливались для отдыха, ни за какие
деньги ничего нельзя было достать. А ведь станицы
в тех краях богатые. И вдруг я узнаю, что наши раз-
ведчики ни с того ни с сего «полюбились» жителям.
Раньше хлеба не было, а теперь появились и сало и
яйца. Сами разведчики ходят сытые и с товарищами
делятся. Я обратился к старшему разведки товарищу
Панкратову.
— Что за чудо? — спрашиваю.
— Это верно,— отвечал он,— чудо, да еще святое.
Бог помог!
Что за притча! Уж не опятил ли? Или дурачится?
Вроде как не пристало: человек пожилой, обстоя-
тельный.
— Объясните же толком! — говорю я ему.
А он, улыбаясь, отвечает:
— Может быть, я, товарищ начальник, со своими
ребятами поступаю неправильно, не по-партийному,
но другого выхода нет. Хлеба и других продуктов
здесь, в станицах, нам не продают и даром не дают.
Как же быть, чтобы моим разведчикам голодными не
ходить? Пришлось пойти на такую «военную хит-
рость». Как были мы в станице Великокняжеской,
помните, там еще была такая церковь богатая, я и
приказал моим разведчикам «вооружиться» малень-
кими иконками Иисуса Христа, Николая Чудотворца
и других святых. Каждый получил по иконке и при-
крепил ее на шнурке. Когда подходим к станице,- я
ребятам командую: «Надеть иконки!» Они поверх
пальто или полушубков их и надевают (разведчики
у нас ходили в штатском). Затем расходимся кто куда,
выбирая дома побогаче. Это уж я строго-настрого
приказал: заходить только к кулакам. Приходим в
дом и обращаемся к хозяевам:
133

— Здравствуйте, рабы божьи!
Смотришь, кто с печки спускается, кто с кровати
поднимается, а кто из подполья лезет.
Тут мы направляемся сразу в передний угол, по-
ближе к иконам, делаем два-три поклона, крестимся.
Ну, а уж после этого хозяева к нам с полным дове-
рием относятся, мы становимся своими людьми. Не-
сут все, чем богаты, на стол, угощают, чаем поят, рас-
спрашивают, сами рассказывают. Тут мы узнаем, что
им известно о белых, кто и как помогал белым из
станицы, кто красным сочувствует. А иногда и дру-
гие сведения получали: где банды скрываются, где и
когда белые намерены объявиться. Ну, конечно, на
дорогу с собой дают продуктов. И редко когда деньги
берут. Но я все же приказал разведчикам оставлять
деньги на столе, даром ничего не брать...
Ну что тут было делать с ними? Вот уж, действи-
тельно, и смех и грех.
Рядом со мной стоял мой заместитель.
— Как вы, товарищ Фомин, насчет того, чтобы
поужинать яишенкои с ветчинкой? — шутливо сказал
он,— В самый бы раз!
— Да рановато,—говорю,—солнце еще не село.
А сам подтянул потуже пояс: сегодня не удалось
нам ни позавтракать, ни пообедать. Даже кипятку
нельзя было достать. Обходились одними сухарями.
Ехали мы на паре лошадей, в санях, и в нас сразу
признавали советских начальников. Вот и пришлось
нам вдоволь поголодать. И все же я категорически
запретил разведчикам пользоваться их «тактическим
приемом». Не к лицу советским воинам!
Вскоре, однако, подтянулись наши обозы, стали
нас лучше снабжать, и больше уже незачем было раз-
ведчикам прикидываться богомольными.
134

МАТРЕНИНСКИИ ЖЕНСКИЙ
МОНАСТЫРЬ
Летом 1920 года на Украине чекистам вместе с ча-
стями Красной Армии пришлось вести упорную
борьбу против бандитов, шайки которых, состоявшие
главным образом из кулаков, грабили население, уби-
вали коммунистов, работников советского аппарата,
активистов, вредили Советской власти чем только
могли.
Из особого отдела ВЧК 10-й армии Северного
Кавказа я тогда был переведен опять на Украину.
Приехал я в Харьков, представляюсь начальству.
Предлагают поехать заместителем начальника осо-
бого отдела ВЧК побережья Черного и Азовского
морей. Я уже собрался отбыть на место нового назна-
чения, но мне сказали:
— Вам, товарищ Фомин, придется на некоторое
время задержаться в Харькове и принять участие в
одной серьезной операции. Обнаружено местонахож-
дение штаба одной крупной банды. Пойдите к стар-
шему уполномоченному Д. П. Румянцеву, и он вас
ознакомит со всеми материалами.
Румянцев вручил мне большую папку с надписью:
«Матренинскии женский монастырь». Из нее я узнал
следующее.
В районе Чигирин — Черкассы, в Знаменских ле-
сах, на возвышенности «Холодный яр», стоит жен-
ский монастырь. Игуменья монастыря — «преподоб-
ная» Матрена. Монастырь как монастырь. Ничего за
ним особенного не замечалось. Ходят монахини, мо-
лятся. Колокольным звоном зазывают к себе верую-
щих. Иногда устраивают вокруг монастыря шест-
вия — крестные ходы.
135

Правда, с некоторого времени в женском мона-
стыре появились монахи. Но и тут удивляться не при-
ходилось. В гражданскую войну некоторые мона-
стыри были разрушены, и «святые братья» или «свя-
тые сестры» пристраивались к другим монастырям.
Пришлось и этому женскому монастырю потесниться
и выделить несколько келий для «святых братьев» —
епископа Никодима и еще нескольких монахов.
В районе монастыря орудовали банды: убивали
коммунистов и советских работников, угоняли скот,
грабили население, останавливали поезда. Главари
бандитских шаек по кличке «Черепаха», «Заболот-
ный», «Кочубей» и другие, собрав вокруг себя остатки
петлюровцев, махновцев, григорьевцев, вначале дей-
ствовали разрозненно, а затем объединились и со-
здали общий штаб.
Банда, численность которой превышала тысячу
человек, укрывалась в Знаменских лесах.
Однажды в особый отдел ВЧК Южного фронта
явился молодой «монах» Алексей и рассказал, что
творится в монастыре.
— Я пришел искать спасения у вас. Помогите мне
вырваться из этого вертепа, где вместо поста и мо-
литвы — пьянство, разврат и преступления. Я прошу
и за себя и за монахиню Галю, девушку, которую я
люблю и которая тоже хочет бежать из монастыря.
Одним нам это сделать не удастся: поймают — убьют.
Алексей сообщил, что в монастыре находится
штаб-квартира бандитов. Там живут главари шаек,
туда свозят награбленное, там же хранится оружие,
боеприпасы, продукты. В монастыре же постоянно
развлекаются члены шайки. По ночам устраиваются
дикие оргии. Пример подают епископ Никодим и на-
стоятельница монастыря Матрена. Все эти молебны,
136

крестные ходы, колокольные перезвоны — для отвода
глаз. Монастырь охраняют надежно: 50—70 воору-
женных бандитов посменно дежурят вокруг мона-
стыря. Бандитским штабом разработана специальная
система сигналов. Если появляются в зоне монастыря
невооруженные гражданские лица, подается сигнал
малой тревоги: звонят в колокола. Когда появляется
группа людей с оружием, епископ с игуменьей срочно
организуют крестный ход вокруг монастыря, чтобы
всех поднять на ноги и быть готовыми к сопротивле-
нию. На колокольне установлено постоянное дежур-
ство.
Вблизи монастыря бандиты чувствуют себя в без-
опасности. Они знают, что всегда получат сигнал
о тревоге и сумеют скрыться.
В заключение Алексей добавил:
— Мужчины, живущие в монастыре под видом
монахов,— переодетые белогвардейские офицеры.
Один из них — перед вами. Я прошу помочь мне.
— Мы вам поможем,— сказали ему чекисты.— Но
помогите и вы нам. Взять штаб бандитов нелегко.
Могут быть жертвы. А нам бы хотелось захватить
штаб без потерь и кровопролития.
Получив указания, как действовать, Алексей вер-
нулся в монастырь.
В оперативную группу по ликвидации бандитского
штаба вместе с другими чекистами вошла Эльза
Грундман, которую я знал еще раньше, в Москве, как
женщину исключительного мужества и самоотвер-
женности. Она первая из женщин, работавших в ор-
ганах ВЧК, получила впоследствии знак почетного
чекиста и орден Красного Знамени.
Для участия в операции были выделены воинские
подразделения 2-й Московской бригады, которые рас-
137

положились недалеко от монастыря, в двух соседних
деревнях. В операции должен был принять участие
и наш отряд особого назначения.
И вот однажды поздним вечером тайком прибе-
жала к нам из монастыря монахиня Галя. Сегодня
ночью, сообщила она, намечено совещание всех гла-
варей банды.
Стояла непроглядная темень, когда мы направи-
лись к монастырю. Вошли в лес. Осторожно дви-
гаемся вдоль неширокой просеки. Вот и деревня Суб-
ботино — в трех километрах от монастыря. Здесь на-
готове стоят подразделения 2-й Московской бригады
под командой Жилина-Дунайского, имевшего боль-
шой опыт по борьбе с бандитизмом. (Впоследствии
он был за боевые заслуги награжден орденом Крас-
ного Знамени.)
Сделали небольшой привал. Встретились с коман-
дирами, еще раз напомнили им план действия.
Проверив оружие, мы направились к монастырю.
Каждый имел определенное задание. Мне пору-
чили взять епископа Никодима, Эльзе Грундман —
настоятельницу монастыря Матрену. Группа чекистов
должна была арестовать главарей банды, отряд осо-
бого назначения — захватить охрану монастыря.
К монастырю подошли как можно тише. Часовых
моментально обезоружили, но тишина была нару-
шена. Несколько бандитов, выскользнув из наших
рук, бросились на колокольню, чтобы поднять тре-
вогу. Группа красноармейцев кинулась вслед за ними.
Однако бандиты спешили напрасно. Колокола без-
молвствовали: языки у всех колоколов были заранее
сняты Алексеем.
Тем временем каждый из нас выполнял свое зада-
ние. Эльзу Грундман Галя сразу повела в покои на-
138

стоятельницы. Заслышав шум и почувствовав недоб-
рое, «преподобная» Матрена попробовала выскочить
наружу. Но не тут-то было. Галя предварительно за-
крыла ее на замок.
Епископа я застал в постели. Приказал ему
одеться и вывел во двор, где уже находились другие
арестованные. Как раз в этот момент чекисты выво-
дили главарей. На них нагрянули так внезапно, что
они сразу не сообразили, в чем дело. Их моментально
обезоружили и приставили к ним усиленный конвой.
А в это время в окрестностях монастыря части
2-й Московской бригады прочесывали местность.
К утру банда была полностью ликвидирована.
Отправив арестованных в Харьков, мы занялись
трофеями. На другой день из монастыря двинулся
целый обоз. Вывозили спрятанные в обширных под-
валах и складах «божьей обители» станковые пуле-
меты, винтовки, патроны и ручные гранаты. Были
обнаружены и огромные запасы награбленных у на-
селения продуктов.
ДЕЛО ГЕНЕРАЛА СЛАЩЕВА
В 1920—1921 годах я работал заместителем началь-
ника и затем начальником особого отдела ВЧК побе-
режья Черного и Азовского морей в городах Нико-
лаеве, Одессе, Севастополе, а также председателем
Крымской областной ЧК в Симферополе.
В Севастополе после поспешного отступления
белой армии ко мне в руки попало много документов
врангелевской контрразведки. Среди них были мате-
риалы о генерале Слащеве, о которых я счел нужным
сообщить Ф. Э. Дзержинскому.
139

Возможно, сама по себе история белого генерала
Слащева и не представляла бы большого интереса,
если бы она не характеризовала в какой-то степени
состояние контрреволюционных сил в то время и не
свидетельствовала о разложении белой эмиграции,
которая и по численности и по масштабу своей дея-
тельности все же была опасна. Ведь именно из этой
среды иностранные разведки вербовали шпионов,
диверсантов, лазутчиков. Легко понять, почему
Ф. Э. Дзержинский внимательно следил за белой
эмиграцией и заинтересовался делом генерала Сла-
щева.
Яков Александрович Слащев родился в 1885 году,
окончил Павловское военное училище, а потом воен-
ную академию генштаба. Преподавал в Пажеском
корпусе. В начале первой мировой войны был коман-
диром роты, а в 1916 году — командиром полка.
В гражданскую войну уже в чине генерала занимал
крупный командный пост в деникинской армии.
20 марта 1920 года генерал Деникин направил из
Феодосии письмо председателю военного совета Доб-
ровольческой армии генералу Драгомирову:
«Многоуважаемый Абрам Михайлович,— писал
он,—три года российской смуты я вел борьбу, отда-
вая все свои силы и неся власть, как тяжелый крест,
ниспосланный судьбой. Бог не благословил успехом
войск, мною предводимых, и хотя вера в жизнеспо-
собность армии и в ее историческое призвание не
потеряна, но внутренняя связь между вождем и ар-
мией порвана. И я не в силах более вести ее. Пред-
лагаю военному совету избрать достойного, которому
я передам преемственно власть и командование».
Когда стало известно, что Деникин подает в от-
ставку, между белыми генералами Врангелем, Ши-
140

лингом, Слащевым и другими началась грызня из-за
поста правителя юга России. Деникин был против
кандидатуры генерала Шилинга, потому что тот оста-
вил Одессу. Часть белого офицерства выдвигала
Врангеля, а другая часть предлагала кандидатуру
генерала Слащева. Однако военный совет остано-
вил свой выбор на Врангеле и назначил его правите-
лем юга России и главнокомандующим русской ар-
мией.
В армии Деникина Слащев занимал пост главно-
командующего войсками Крыма и Северной Таврии.
Впоследствии Врангель назначил Слащева коман-
диром отдельного корпуса.
В Николаеве летом 1920 года мне приходилось
читать перехваченные донесения генерала Слащева,
наступавшего на Херсон — Николаев, примерно та-
кого содержания: «Главнокомандующему русской
армии генералу Врангелю. Такого-то числа во
столько-то часов Чаплинку взял, кого нужно расстре-
лял тчк Слащев». Такие телеграммы Слащев посылал
Врангелю, когда занимал и другие населенные пункты
Херсонщины.
Когда генерал Слащев командовал в Крыму вто-
рым армейским пехотным корпусом, по сведениям
разведки и перебежчиков, нам известно было, как
жестоко слащевская контрразведка расправлялась с
семьями командиров, красноармейцев, матросов, со
всеми заподозренными в сочувствии большевикам.
На станции Джанкой, например, редкий день прохо-
дил без того, чтобы на телеграфных столбах не ви-
сели люди, боровшиеся за власть Советов.
В этом отношении Слащев ничем не отличался от
других белых генералов. Неслыханными зверствами
они стремились добиться повиновения жителей. Но
141

дикие расправы с каждым днем лишь увеличивали
недовольство населения. Многие уходили в парти-
заны.
Врангель ненавидел Слащева, видя в нем основного
претендента на свое место главнокомандующего. Он
боялся, что его конкурент при случае воспользуется
своим влиянием среди определенной части офицер-
ства и сместит его. Врангель решил устранить Сла-
щева, и прежде всего лишить его должности коман-
дира корпуса. Но чтобы не вызвать недовольство офи-
церов — приверженцев Слащева, решил снять его «с
почетом»... Был издан специальный приказ, в котором
выражалась тревога за сосюяние здоровья Слащева и
предлагалось ему заняться лечением. В заключение
выражалась надежда, что, оправившись, генерал Сла-
щев «вновь поведет войска к победе». За особо выда-
ющиеся «заслуги» генералу Слащеву «именоваться
впредь Слащев-Крымский»...
Оказавшись не у дел, Слащев прибыл в Ливадию
и остановился на даче, ранее принадлежавшей мини-
стру двора барону Фредериксу. Врангель был дово-
лен и не мешал Слащеву проводить время так, как
тому заблагорассудится.
За несколько дней перед отступлением белой ар-
мии из Крыма Слащев предложил сформировать де-
сант и пойти в наступление на Одессу. Врангель
через генерала Кутепова передал Слащеву: «Если он
желает продолжать борьбу, то благословляю его ос-
таться в тылу противника для формирования парти-
занских отрядов».
О том, какой панический характер носило бегство
белых из Крыма, можно судить по воззванию, с кото-
рым Врангель обратился к ним 11 ноября 1920 года;
«Ввиду объявления эвакуации для желающих —
142

офицеров, других служащих и их семей — прави-
тельство юга России считает своим долгом предупре-
дить всех о тех тяжких испытаниях, какие ожидают
выезжающих из пределов России. Недостаток топ-
лива приведет к большой скученности на пароходах,
причем неизбежно длительное пребывание на рейде
и в море, кроме того, совершенно неизвестна дальней-
шая судьба отъезжающих, так как ни одна из ино-
странных держав не дала своего согласия на приня-
тие эвакуированных. Правительство юга России не
имеет никаких средств для оказания какой-либо по-
мощи как в пути, так и в дальнейшем. Все это застав-
ляет правительство советовать всем тем, кому не угро-
жает непосредственной опасности от насилий врага,
оставаться в Крыму. Врангель».
Прочитав это, генерал Слащев, усмехнувшись, ска-
зал:
— Одним словом, спасайся, кто может! А кто не
может, оставайся и вручай свою судьбу в руки божьи
и большевиков.
Слащев посадил свою жену на вспомогательный
крейсер «Алмаз», сам сел на ледокол «Илья Муро-
мец» и отправился в Константинополь.
В мае 1921 года я был переведен в Симферополь,
Один из приятелей Слащева, проживавший в Сим-
ферополе, получил из Константинополя письмо от
известного эсера Федора Баткина. Это письмо по-
пало к нам в руки. В нем говорилось, что Слащев вы-
ражает желание вернуться на родину, чтобы отдать
себя в руки Советского правительства.
Письмо это я направил в Харьков начальнику
особого отдела ВЧК Южного фронта. А он поехал
с ним к председателю ВЧК Ф. Э. Дзержинскому. Воз-
ник вопрос: стоит ли начинать переговоры с генера-
143

лом Слащевым о его возвращении в Советскую Рос-
сию? Местные работники высказались отрица-
тельно. Но в Москве сочли нужным начать перего-
воры со Слащевым.
Феликс Эдмундович отлично знал, какие «лавры»
стяжал себе генерал Слащев. Неслыханными жесто-
костями, кровавыми расправами над лучшими сынами
нашей родины прославил себя этот белогвардеец. Но
интересы государства требовали дальновидной поли-
тики: возвращение генерала Слащева в Советскую
Россию даст возможность использовать его самого в
целях разложения эмиграции. Да и сам факт его воз-
вращения в Россию имел бы определенное политиче-
ское значение.
Вскоре в Крым приехал из Харькова особоуполно-
моченный ВЧК с письмом, в котором было сказано:
«По распоряжению председателя ВЧК Ф. Э. Дзер-
жинского к вам направляется в Крым товарищ для ве-
дения переговоров с генералом Слащевым, находя-
щимся в Константинополе. Вся работа особоуполно-
моченного должна проходить под вашим контролем.
Прошу оказывать ему помощь».
Нам стало известно, что генерал Слащев с женой
и ребенком проживает в Стамбуле. Средств к жизни
не имеет. Занимает старую маленькую хибарку, по-
чти без всякой обстановки.
Как только Слащев прибыл из Крыма в Констан-
тинополь (это было в ноябре 1920 года), Врангель
произвел над ним суд чести. Из старших офицеров
была создана специальная комиссия. Ему предъявили
два обвинения.
Первое из них — пособничество большевикам. Да,
как это ни странно, генерал Слащев обвинялся в том,
что оказывал услуги Советской власти: дескать, звер-
144

ства, чинимые им в захваченных районах, восстанав-
ливали местное население против правительства Де-
никина и Врангеля и во многом способствовали воз-
никновению партизанских отрядов в Крыму — крас-
ных и зеленых.
Второе обвинение было иного рода: Слащева су-
дили за самовольный расстрел полковника Протопо-
пова — ставленника и любимца Врангеля.
Суд признал, что генерал Слащев не может быть
бохее терпим «в рядах русской армии». Его разжало-
вали в рядовые. Генерал Врангель в тот же день, 21 но-
ября 1920 года, приговор утвердил.
Очень скоро мы смогли убедиться, что Слащев
действительно разочаровался в политике контррево-
люционных организаций, продолжавших антисовет-
скую деятельность за границей. С пристальным вни-
манием он следил за событиями в Советской России
и горячо говорил о своем желании получить проще-
ние у Советского правительства, чтобы иметь возмож-
ность честной службой искупить свою вину перед на-
родом.
Феликс Эдмундович просил нас регулярно и под-
робнейшим образом сообщать ему о переговорах со
Слащевым, и все дальнейшие указания по этому во-
просу мы получали от Ф. Э. Дзержинского. Он по-
ручил передать генералу Слащеву, что Советское пра-
вительство разрешает ему вернуться на родину и обе-
щает обеспечить работой по специальности (Слащев
еще до мировой войны занимался преподавательской
деятельностью в высшем военном учебном заведе-
нии).
Получив такой ответ, Слащев, однако, поставил
ряд своих условий: во-первых, он хотел бы получить
от Советского правительства грамоту о неприкосно-
145

венности личности на территории Советской страны.
Во-вторых, намереваясь направить свою семью —
жену и ребенка — к родным в Италию, он просил обе-
спечить их валютой или ценностями. Кроме того,
Слащев предупредил, чтобы весь разговор с ним о его
намерении вернуться в Советскую Россию сохранялся
в тайне, особенно на территории Турции, и был бы
известен только узкому кругу лиц: тем, которых упол-
номочили вести переговоры с ним.
В ответ на это Феликс Эдмундович решительно
заявил:
— Если Слащев желает вернуться на родину, то
пусть приезжает к нам с семьей. Работой он будет
обеспечен, и ему будут созданы нормальные матери-
альные условия. Валюты или ценности для обеспече-
ния его семьи мы дать не можем. Также не можем вы-
дать ему и грамоту о неприкосновенности личности.
Генерал Слащев достаточно известен населению
Крыма своими зверствами.,. Если с ним случится что-
нибудь, то наши враги используют это против нас.
А под охраной держать его нам нет надобности.
После некоторых размышлений Слащев в конце
концов пришел, как нам передали, к такому заключе-
нию:
— Не надо мне никакой гарантии... Да и что эта
бумажка может мне дать? Приеду я, скажем, на паро-
ходе в Севастополь и пойду по городу, а по пути меня
встретит и узнает кто-либо из тех, у кого я расстрелял
или повесил в Крыму близкого человека. Тут уж ни-
какая грамота не поможет...
Осенью 1921 года Слащев прибыл на пароходе в
Севастополь. С парохода он был перевезен на стан-
цию железной дороги в вагон Ф. Э. Дзержинского
(Феликс Эдмундович пожертвовал своим отдыхом,
146

прервал свой отпуск и вместе со Слащевым выехал в
Москву).
Генерал Слащев после раскаяния был амнистиро-
ван Советским правительством. Через некоторое
время он выступил по радио с обращением ко всем ге-
нералам, офицерам, солдатам русской белой армии и
русским эмигрантам.
«Я — бывший генерал Слащев-Крымский,— говори-
лось в обращении,— добровольно вернулся на родину,
в Советскую Россию. Я раскаялся в своих грехах и
получил прощение от Советского правительства. Мне
предоставлено право продолжать военную службу,
созданы хорошие материальные условия... Я призываю
вас всех последовать моему примеру. Родина прощает
раскаявшихся и искренне желающих послужить на-
роду».
По собственной инициативе Слащев несколько раз
выступал по радио и написал несколько писем за гра-
ницу. И они, конечно, сыграли свою роль в том, что
вскоре в Советскую страну начали возвращаться эми-
гранты. Среди них было немало видных военных и
гражданских специалистов.
Возвращение генерала Слащева, а затем и ряда
других известных и влиятельных лиц окончательно
развеяло миф о репрессиях, чинимых большевиками
над возвратившимися белыми эмигрантами, которых-
де всех, вплоть до рядовых, преследуют, арестовы-
вают и даже расстреливают.
Сразу же по возвращении на родину Слащев полу-
чил штатную должность преподавателя тактики в
Высшей тактической стрелковой школе РККА. К ра-
боте он относился добросовестно и проявил себя как
крупный военный специалист.
Кроме преподавательской работы, Слащев активно
147

сотрудничал в военной прессе, особенно в послед-
ние годы своей жизни. Подготовил к изданию книгу
«Общая тактика».
Теперь Слащеву по роду своей деятельности при-
ходилось все время общаться с командным составом
Красной Армии. Большинство слушателей были
участниками гражданской войны. Слащев мог видеть,
что собой представляет командный состав Красной
Армии. Перед ним были настоящие патриоты, герои,
боровшиеся за счастье народа,— мужественные, чест-
ные, бескорыстные.
Незадолго перед смертью Слащев говорил: «Мно-
го пролито крови... Много тяжелых ошибок совер-
шено. Неизмеримо велика моя историческая вина пе-
ред рабоче-крестьянской Россией. Это знаю, очень
знаю. Понимаю и вижу ясно. Но если в годину тя-
желых испытаний рабочему государству придется вы-
нуть меч, я клянусь, что пойду в первых рядах и
кровью своей докажу, что мои новые мысли и взгляды
и вера в победу рабочего класса — не игрушка, а твер-
дое, глубокое убеждение».
Смерть постигла Слащева при обстоятельствах, ко-
торые он предвидел, собираясь вернуться на родину.
11 января 1929 года на московскую квартиру к
нему явился неизвестный молодой человек и спросил:
— Вы бывший генерал Слащев?
Получив утвердительный ответ, неизвестный в
упор выстрелил в него и скрылся. Были приняты
меры к розыску. Стрелявшего задержали. Он назвал
себя Коленбергом и заявил, что убил, мстя за своего
брата, казненного по распоряжению Слащева в годы
гражданской войны в Николаеве. По окончании
следствия Коленберг был осужден.
148

НЕТЕРПИМОСТЬ К ЛОЖНЫМ
ДОНОСАМ
В. И. Ленин постоянно требовал от чекистов ор-
ганически сочетать в своей работе непримиримость
к врагам революции с чуткостью в отношении че-
стных советских граждан. 3 декабря 1918 года на за-
седании комиссии Совета рабоче-крестьянской обо-
роны под председательством В. И. Ленина обсуж-
дался вопрос о работе ВЧК. В одном из пунктов
проекта предложений, составленного В. И. Лениным,
предлагалось более строго преследовать и карать
расстрелом за ложные доносы.
Ф. Э. Дзержинский на протяжении всей своей
работы в органах ВЧК — ОГПУ во всех приказах,
письмах, беседах, выступлениях неизменно подчер-
кивал необходимость строжайшей проверки всех
заявлений, прибегая к арестам лишь в случаях явной
необходимости и лишь после того, как очевидность
преступления доказана. За ложные доносы и нару-
шения революционной законности строго наказы-
вать, вплоть до расстрела,— такова была установка
Ф. Э. Дзержинского чекистам.
24 ноября 1920 года был издан приказ Дзержин-
ского о тщательной проверке обстоятельств дела
лиц, привлекаемых к ответственности. В органы
ВЧК на местах поступало много заявлений и указа-
ний на незаконные и преступные деяния некоторых
ответственных партийных или беспартийных совет-
ских работников с просьбой возбудить против них
дело и привлечь к ответственности. Авторами
подобных заявлений часто были лица, не заслужи-
вающие никакого доверия, а мотивами подачи заяв-
лений — сведение личных счетов, желание дискре-
149

дитировать сотрудника, а иногда и убрать его с до-
роги ради своей личной карьеры.
Чтобы избежать безосновательной дискредита-
ции граждан самим фактом расследования, предла-
галось всякое заявление, поступившее в органы
ВЧК о преступной деятельности советских работ-
ников и других граждан, сохранять в строжайшем
секрете; поданное заявление основательно рассле-
довать и возбуждать дело только в том случае, если
подавший заявление заслуживает доверия и если
заявление его не является клеветническим. Если же
заявление окажется ложным, основанным на сведе-
нии личных счетов и т. п., то заявителя предлагалось
привлекать к ответственности.
ПОСЛЕ освобождения Крыма нашими войсками
чекистам предстояла большая работа. В Крыму оста-
лось 6о\ее 30 тысяч врангелевских офицеров и дру-
гих контрреволюционных элементов. Нужно было
решить, кому дать гражданские советские права и
разрешить жительство в Крыму, кому предоставить
право проживать в Советской стране, но в другом
месте, кого выслать. Наиболее злостную часть бело-
гвардейцев, из тех, кто причинили много вреда Со-
ветской власти, нужно было покарать со всей стро-
гостью законов военного времени.
Сколько было попыток со стороны родственни-
ков врангелевских офицеров и других врагов Совет-
ской власти подкупом, шантажом и всякими дру-
гими способами освободить своих родственников!
Но им не удавалось достигнуть своей цели. Чекисты
были неподкупны и стояли строго на защите интере-
сов партии и рабочего класса.
150

В тяжелой и почетной работе по закреплению
Советской власти в Крыму органам ВЧК большую
помощь оказывали коммунисты морских сил Чер-
ного и Азовского морей, трудящиеся Крыма.
Через четыре-пять месяцев после освобождения
Советская власть в Крыму была прочно закреплена.
Стала налаживаться нормальная жизнь. Войска
Красной Армии, освободившие Крым, постепенно
выводились в другие районы Советской республики.
В Крыму была оставлена небольшая группа войск
под командованием товарища Якира.
Как представитель Крымревкома, Якир оказывал
большую помощь Крымской областной чрезвычай-
ной комиссии. Среди чекистов, работавших в то
время в Крыму, и по сей день сохранилась светлая
память об Ионе Эммануиловиче.
Особый отдел ВЧК побережья Черного и Азов-
ского морей и его отделения на местах были рас-
формированы. Вся работа по линии органов ВЧК
была сосредоточена в руках Крымской областной
чрезвычайной комиссии в Симферополе и ее орга-
нах на местах.
Хочется рассказать об одном случае, который от-
четливо сохранился у меня в памяти. В бытность
мою председателем Крымской ЧК моим заместите-
лем был Александр Григорьевич Грозный (Са-
фес) — старый чекист, пользовавшийся большим
авторитетом у начальствующего состава и подчи-
ненных. С первых же дней создания ВЧК он работал
в этих органах, занимая ответственные посты.
И вот однажды А. Г. Грозный докладывает мне,
что он получил сведения о существовании в Крыму
подпольной белогвардейской организации, под на-
званием «Крымский повстанческий комитет». Эта
151

организация имеет широкую сеть агентов и готовит
мятеж. Руководитель ее — бывший жандармский
полковник князь Алхазов, до революции занимав-
ший пост начальника тифлисского жандармского
управления. Картина, нарисованная Грозным, была
довольно мрачной.
— Откуда вы получили эти сведения? — спро-
сил я.
— Один наш нештатный сотрудник уже давно
занимается этим делом. До последнего дня собира-
лись сведения. Вот папка. Ознакомьтесь с ее содер-
жанием.
Я принялся тщательно изучать документы. Впро-
чем, никаких иных документов, кроме сообщений
этого сотрудника, в папке не было. Из них явство-
вало, что в горах скрывается около 200 вооруженных
человек. В городах имеется более, 100 человек, со-
ставляющих ядро белогвардейского подполья, со-
стоящего из врангелевских офицеров и местной
буржуазии. Они ждут только удобного момента,
чтобы поднять мятеж в Крыму и захватить власть.
В Симферополе имеется штаб, куда входят 8 белых
офицеров. Агенты «Крымского повстанкома» ведут
антисоветскую работу в горных селениях и городах,
вербуют всех недовольных Советской властью в
свои ряды.
Все это показалось мне преувеличением. Ведь
прошло уже около пяти месяцев после освобожде-
ния Крыма Красной Армией. Вражеские очаги были
ликвидированы. Установилась спокойная мирная
жизнь. Последнее, что еще нарушало спокойствие,—
это две банды из местных кулаков: одну возглавлял
Мустафа Курба, другую — Ибрагим. Но с ними мы
вели переговоры, предлагая добровольно сдаться.
152

И они уже готовы были согласиться на это. А тут,
оказывается, готовился контрреволюционный пере-
ворот...
Еще и еще раз пересматриваю сообщения. Ото-
брал сводки, где говорилось о главарях заговора,
и в адресном столе навел справки об этих людях.
Оказалось, что все указанные фамилии и адреса со-
ответствуют действительности. Но что из себя пред-
ставлял каждый из главарей, было неизвестно.
— Как хотите, Александр Григорьевич,— сказал
я Грозному,— но мне что-то не верится в существо-
вание такой организации... А вы хорошо знаете
этого нештатного сотрудника?
— Он у нас недавно. Зарекомендовал себя не-
плохим помощником: деятельный, находчивый, ста-
рательный. Нет оснований не доверять ему.
— И тем не менее проверить необходимо... Если
вы настаиваете на аресте подозреваемых, то я дам
санкцию на арест штаба (восьми человек), но
только с тем, чтобы немедленно допросить их и вы-
яснить, насколько это все серьезно. Допрашивать
будем сами.
...Дежурные чекисты вводят в кабинет полного
человека, лет пятидесяти пяти.
Грозный спрашивает:
— Как ваша фамилия?
— Алхазов.
— Так вот, Алхазов, точнее, бывший князь Ал-
хазов...— начал он. Но арестованный, мотнув голо-
вой, перебил его взволнованно скороговоркой:
— Какой князь? Никакого князя не знаю! Что ты
говоришь, товарищ начальник?
— Подождите, не перебивайте. Нам известно,—
продолжал Грозный,— все о вашей деятельности.
153

В ваших же интересах не запираться и рассказать
правду о вашей организации.
— Какая организация?! — Алхазов говорил с
сильным восточным акцентом, и, оттого что волно-
вался, слова его были не совсем понятны.— Ты сам,
начальник, князь? Да? Нет, не князь... А почему я
князь? — видимо, этот титул более всего задел Ал-
хазова.
— Кто вы такой и чем занимаетесь? — вме-
шался я.
— Я бедный кавказский еврей. Живу здесь,
в Симферополе, и торгую. Меня здесь все знают.
Спросите кого угодно. У меня была лавка, совсем
маленькая — торговал фруктами и водой. Пятна-
дцать лет держал, а теперь уже два года не тор-
гую — больной я. Совсем больной, почки лечить
надо.Зот мои рецепты.
Из бокового кармана «князь» Алхазов стал вы-
таскивать бумажки — многочисленные рецепты и
больничные справки.
Я спросил, знал ли он таких-то, и назвал по фа-
милиям других арестованных из штаба «Крымпо-
встанкома».
— Никогда не слышал, никого не знаю,— отве-
чал Алхазов.
— Есть ли у вас, Александр Григорьевич, к нему
еще вопросы? — обратился я к Грозному.
Тот отрицательно качнул головой.
Я велел увести арестованного.
Следующим привели высокого парня в кожаной
тужурке — «начальника штаба», как значилось в со-
общении. Он оказался шофером из гаража Крым-
ревкома, не раз подвозил меня с заседания ревкома
на работу или домой.
154

— Что ж, будем еще допрашивать?
Грозный был смущен и подавлен.
— Чего уж тут,— сказал он.— Вижу, что все это
состряпано нечистыми руками.
Грозный только виновато развел руками и тут
же попросил меня подписать ордер на арест не-
штатного сотрудника, оказавшегося аферистом.
— Охотно подпишу этот ордер. Немедленно
займитесь им. А арестованных надо сию же минуту
освободить.
Люди тотчас же были освобождены из-под
стражи, каждому из них мы принесли свои изви-
нения.
Провокатора арестовали в ту же ночь. По дого-
воренности с председателем военного трибунала
группы войск Крыма его дело передали одному из
наиболее опытных следователей. Поскольку это
был наш нештатный сотрудник, мы не хотели сами
вести следствие, чтобы исключить малейшую воз-
можность необъективного подхода к делу.
Тщательным расследованием было установлено,
что этот провокатор ходил по квартирам родствен-
ников белых офицеров и контрреволюционеров из
числа высланных на Север, получал от них деньги,
вещи, продукты якобы для передачи. Военный три-
буна\ приговорил его к высшей мере наказания —
расстрелу.
Мы созвали специальное совещание оператив-
ного состава Крымчека, на котором А. Г. Грозному
по материалам этого дела поручено было выступить
с докладом.
Этот случай, пусть и единичный, показал, что
наряду с честными и самоотверженными людьми,
добровольно помогавшими органам ВЧК, к нам
155

проникали и такие провокаторы. Нам пришлось сде-
лать серьезные выводы из всей этой истории. Еще
раз убедились мы в глубокой правоте В. И. Ленина
и Ф. Э. Дзержинского, учивших с величайшей осто-
рожностью подходить к заявлениям и сообщениям,
поступающим в наши органы.
КОНФЕРЕНЦИИ ТРУДЯЩИХСЯ
Ф. Э. Дзержинский считал необходимым для
укрепления связей с трудящимися, чтобы руководи-
тели органов ВЧК — ОГПУ регулярно выступали
перед массами, устраивали конференции. Кроме
того, он предлагал широко освещать работу чеки-
стов в печати, разумеется не разглашая при этом то,
что не подлежало разглашению.
Летом 1920 года я впервые побывал на такой
конференции в Одессе. Ее решили провести в
клубе совторгслужащих. Когда я пришел в клуб,
меня встретил председатель Одесского губчека
М. А. Дейч, который был организатором конферен-
ции. Пригласил в президиум. Свободных мест в об-
ширном зале уже давно не было. Даже все проходы
были заполнены до отказа.
— Смотрите,— сказал я Дейчу,— яблоку упасть
негде. А кто-то еще сомневался: не пойдет-де на-
род, при пустом зале будем проводить конферен-
цию..., До начала четверть часа осталось, а народ все
идет и идет. Это хорошо!
— Хорошо-то хорошо, а вот как мы высидим при
такой скученности? Ведь никто и часу не выдержит
в этой духоте.
И решительно добавил:
156

— Надо перенести конференцию в оперный
театр. Там места всем хватит.
Это предложение Дейча было поддержано всеми
членами президиума. Люди хлынули в оперный
театр, где был самый большой зал, но и он едва-едва
вместил всех желающих попасть на конференцию.
М. А. Дейч вышел на трибуну и начал доклад.
По существу, это был отчет губчека о работе за по-
следние несколько месяцев перед трудящимися го-
рода Одессы. Дейч рассказывал о том, как одна за
другой были раскрыты и обезврежены контррево-
люционные организации в городе и его окрестно-
стях.
Слушали его внимательно. Но едва только Дейч
касался мер наказания, вынесенных коллегией губ-
чека, из ближайших рядов раздавались отдельные
выкрики: «Позор! Позор!». Дейч не обращал на них
внимания и невозмутимо продолжал доклад. Мы
знали, что эти выкрики принадлежат эсерам и мень-
шевикам.
Но вот в один из самых кульминационных мо-
ментов доклада выкрики получают поддержку в раз-
ных концах зала. Видимо, крикунам удается создать
обстановку, которой бессознательно начала подда-
ваться какая-то часть аудитории.
Дейч прервал свой доклад и спокойно сказал:
— Товарищи, мне для окончания доклада нужен
еще час. Затем начнутся прения, и каждый может
выступать. Говорите что хотите и сколько хотите.
Это право будет вам предоставлено. А пока что
рано кричать «Позор!».
В общей сложности М. А. Дейч говорил более
двух часов. Прения же продолжались... два дня.
Активность присутствовавших была удивительной.
157

Почти все выступавшие одобряли работу губчека,
говорили о необходимости помогать чекистам, при-
зывали к революционной бдительности.
Когда кончились прения, Дейч взял слово для
заключения. В частности, он сказал:
— Я вам не успел доложить еще об одном слу-
чае, который наглядно показывает значение нашей
работы. Месяц назад благодаря бдительности чеки-
стов была предотвращена гибель многих и многих
тысяч людей. Зоркий глаз Чека обнаружил в ката-
комбах множество мин огромной взрывной силы.
Весь город был заминирован и в одну секунду мог
бы взлететь на воздух со всеми жителями...
Дейчу не дали договорить. Поднялся неимовер-
ный шум. Все повскакали с Meet, ринулись на сцену,
к президиуму. Дейча усадили в камышовое кресло,
которое стояло возле стола президиума, и под во-
сторженные крики вынесли на театральную пло-
щадь. Минут десять Дейча вместе с креслом подки-
дывали в воздух.
Через несколько дней я встречаю Дейча и шут-
ливо спрашиваю:
— Ты еще жив? Удивительно, как ты только
уцелел. Я думал, что тебя на радостях разорвут на
части. Смотри, такие конференции опасно прово-
дить.
А Дейч улыбается. После этой конференции,
сказал он, письма, заявления хлынули прямо пото-
ком. Людей, желающих помочь чекистам, стало
очень много. Приходят рабочие, служащие, матросы,
ремесленники, крестьяне.
— Представляешь себе, какие это замечательные
помощники нам в борьбе с контрреволюцией. И глав-
ное, бескорыстные помощники! Никто из них не
158

преследует ни малейшей выгоды себе... Я только те-
перь убедился, какую великую роль в нашем деле
могут играть такие беспартийные конференции. Не
случайно Феликс Эдмундович так настойчиво сове-
товал проводить их.
Потом мне самому не раз приходилось прово-
дить подобные конференции. И всегда они давали
замечательные результаты.
Для упрочения Советской власти в Крыму по-
требовалась напряженная работа всех партийных и
советских органов, в том числе и ЧК, и такая работа
проводилась на протяжении первых пяти-шести ме-
сяцев после занятия нами Крыма. Это легко понять.
Крым был последней цитаделью белогвардейщины и
буржуазии и представлял собой в то время скопище
контрреволюционных элементов. Условия для че-
кистской работы в Крыму были особенно слож-
ными. Местное трудовое население было террори-
зировано врангелевцами. Многие предпочитали ни
во что не вмешиваться.
Заручившись согласием партийных органов, мы
развернули широкую разъяснительную работу среди
рабочих и крестьян. Сначала конференции были
проведены в трех наиболее значительных промыш-
ленных городах Крыма — Севастополе, Симферо-
поле и Керчи. На каждой конференции после до-
клада выступали трудящиеся. Их очень интересо-
вало, что сделано и делается органами ВЧК для
укрепления Советской власти в Крыму, какую ра-
боту провели органы ВЧК сразу после освобожде-
ния Крыма. Выступавшие признавались, что до этого
они плохо представляли себе деятельность чекистов
и побаивались их, но теперь охотно будут помогать
органам ВЧК.
159

Позднее такая же конференция состоялась в по-
граничном городе Проскурове, на Украине. Побли-
зости был большой железнодорожный узел Гречаны.
Пришли многие рабочие. Конференция шла в пере-
полненном театре.
Желание населения помочь органам ВЧК быХо
очень большим. Иногда меня даже будили среди
ночи и сообщали: там-то и там-то появился незна-
комец, надо проверить, не шпион ли. Увидят, что
кто-то покупает золотые вещи, немедленно сооб-
щают мне: «Не за границу ли собирается переправ-
лять?» Одним словом, мы сразу же ощутили помощь
местного населения.
Конференции трудящихся играли большую роль
в нашей работе. Они превращались в своеобразные
отчеты органов ВЧК перед населением, укрепляли
ту силу, на которую постоянно опирались чеки-
сты,— связь с народными массами.
«РЫБАКИ»-ШПИОНЫ
Начальник военно-контрольного пункта особого
отдела ВЧК побережья Черного и Азовского морей
Илья Ефимович Любченко просит принять его по
срочному делу. Через несколько минут он уже у
меня в кабинете и докладывает:
— Получены сведения, что в Севастополе Вран-
гелем оставлена шпионская группа. У нее много дра-
гоценностей и валюты. Группа тщательно законспи-
рирована и очень осторожно ведет работу в городах
Крыма.
— Ваши сведения из достоверных источников? —
поинтересовался я.
160

— Источники самые достоверные,— заверил меня
Илья Ефимович.— Что будем делать? Прикажете
арестовать?
— Нам надо их поймать с неопровержимыми
уликами, да еще с такими, которые помогли бы нам
распутать и некоторые другие контрреволюционные
узелки.
— Улики будут,— уверенно сказал Любченко.—
Правда, уж очень тонко у них дело поставлено...
— Вот вы и сами, Илья Ефимович, об этом го-
ворите... Знаете, что мы сделаем: вы продолжайте
наблюдение за этой группой, только так, чтобы ни-
чем не выдать себя. Они работают осторожно, а мы
должны за ними наблюдать в десять раз осторожнее.
А потом, в самый подходящий момент, возьмем их...
Любченко ушел. Две недели он не подавал о себе
вестей. Наконец является и докладывает:
— Врангелевские лазутчики готовятся к отъ-
езду. Они приобрели рыболовную шхуну и на днях
собираются в Турцию, к Врангелю.
— Вот теперь, пожалуй, и настала пора их схва-
тить.
— Пусть они выйдут в море, тогда и схватим.
— А не упустите?
— Все будет как нужно.
— Ну хорошо, Илья Ефимович. Как находите
нужным, так и действуйте. Я знаю вас как опытного
чекиста.
И Любченко стал действовать по своему усмот-
рению.
В ночь на 10 апреля 1921 года, взяв с собой четы-
рех моряков — чекистов, он вышел с Графской при-
стани на быстроходном сторожевом катере в ночной
патруль по направлению к Ялте. Прошли бухту Ба-
161

лаклава и в открытом море увидели тихо движу-
щуюся рыбацкую шхуну.
Катер подошел к шхуне. Там было пять человек:
трое сидели, а двое лежали на дне шхуны, укрыв-,
шись рыбацкими сетями.
— Кто вы такие, откуда и куда идете? — спросил
Любченко.
— Разве не видите? Мы рыбаки. Идем в море на
лов рыбы.
— Пограничный дозор должен произвести у вас
обыск,— заявил Любченко.— Вот наши удостовере-
ния... У кого есть оружие, прошу сдать.
— Какое же у нас может быть оружие,— спо-
койно отвечают на шхуне.— Зачем оно рыбакам?
Можете обыскать.
Чекисты начали обыск. Задержанные рыбаки
сами помогали им: поднимали снасти, подсвечивали
фонарями — ни тени страха, беспокойства или сму-
щения.
— Ничего подозрительного не обнаружили,— со-
общил Любченко один из чекистов, молодой боец.
— И не обнаружите,— уверенно сказал один из
рыбаков и сердито добавил: — Потому что и обнару-
живать нечего!
— Рубите дно! — приказал Любченко.
— Что вы делаете?! — в ужасе закричал пожи-
лой рыбак.— Это моя шхуна! Вы не имеете права!
— Мы потонем! — загалдели другие.
— Не потонете,— спокойно возразил Любченко
и, взмахнув топором, вонзил его в дно шхуны. При-
подняли верхнюю доску и обнаружили тайник, куда
были спрятаны тщательно завернутые в непромо-
каемые мешочки драгоценности, валюта, секретные
бумаги. О существовании этого двойного дна Люб-
162

ченко знал еще тогда, когда шхуна оборудовалась
для шпионских целей. Но до тех пор, пока вранге-
левские лазутчики не вышли в море, у него не было
уверенк-ости, что весь экипаж будет в сборе.
Изъятые драгоценности, валюта (на пятьдесят
тысяч рублей золотом), а также пакет с бумагами
вместе с арестованными были доставлены ко мне.
В ходе следствия выяснилось, что четверо «ры-
баков» — офицеры разведки — были оставлены са-
мим Врангелем и выполняли его личные указания.
В частности, Врангель поручил им собрать сведения
о дислокации воинских частей в Крыму, что, надо
сказать, они и сделали. В перехваченном пакете мы
обнаружили данные о количестве и расположении
наших военных сил в Севастополе и в Симферо-
поле. И. Э. Якир, который в то время командовал
группой войск в Крыму, ознакомившись с докумен-
тами, признал, что собранные шпионами данные
хотя и неполно, но отражают действительное со-
стояние наших сил в Крыму. Иона Эммануилович
просил горячо поблагодарить Любченко за удачно
проведенную операцию.
Дело четырех врангелевских агентов было на-
правлено в коллегию ВЧК. Пятый — пожилой ры-
бак — был действительно хозяином шх}гны и не при-
нимал участия в сборе шпионских сведений. За
большое вознаграждение он согласился перевезти в
Турцию «контрабандистов» с их грузом. Польстив-
шись на деньги, он оказался вместе с предателями
Родины и понес заслуженное наказание.
163

ГРАНИЦУ НА ЗАМОК!
В конце 1921 года, получив отпуск, я приехал в
Москву. Однако через неделю вызывают меня
в Административно-организационное управление
ВЧК и объявляют, что отпуск мой прекращается
и я должен немедленно выехать на Украину. Перед
отъездом мне приказано было явиться к Ф. Э. Дзер-
жинскому.
— Вам придется,— сказал мне Феликс Эдмундо-
вич,— поехать на Украину и переключиться на по-
граничную работу. Это ничего, что вы не знакомы с
ней. Справитесь. А то, что это новое для вас дело,
так ведь нам, коммунистам, приходится каждый
день сталкиваться с новыми делами. Вот теперь че-
кисты должны заняться охраной границ.
Далее Ф. Э. Дзержинский обрисовал положе-
ние на советско-польской границе. При прямой под-
держке Пилсудского в конце октября Петлюра на-
правил из Польши на Украину два вооруженных
отряда: один под командой Тютюника — на Волынь,
численностью около тысячи сабель, и второй — на
Подолию, в район Гусятина, около семисот сабель,
под командой полковника Палия. Банды на нашей
территории соединились и принялись бесчинство-
вать, зверски расправляться с коммунистами, гра-
бить население.
По распоряжению Ф. Э. Дзержинского в те ме-
ста выехала из Харькова группа чекистов. В ликви-
дации банд участвуют части корпуса Червонного
казачества. Дело подходит к концу. Однако до сих
пор там, по существу, нет пограничной охраны.
После заключения мирного договора с Польшей в
1921 году границы охраняются батальонами Крас-
164

ной Армии, которые для такой службы не подготов-
лены и несут охрану границы слабо. В связи с этим
туда и направились из Харькова и Москвы опыт-
ные чекисты.
— Границу нужно закрыть на замок, — сказал
Феликс Эдмундович.— Ни один вражеский лазутчик
не должен проникнуть к нам. С чего начать? В пер-
вую очередь рекомендую вам как можно скорее из
командиров и красноармейцев воспитать хороших,
бдительных пограничников-чекистов. Обязательно
нужно войти в контакт с местным населением,
чтобы оно было прямым и надежным помощником
пограничной охраны. То, что произошло у нас не-
давно на Украине, не должно повторяться. Мы дол-
жны быть всегда начеку...
В Киеве я встретился с чекистами, только что
завершившими ликвидацию банд Тютюника и Па-
лия. Ознакомив меня с обстановкой на том участке
границы, где мне предстояло работать, меня напра-
вили в Проскуров начальником пограничной ЧК.
Вместе с секретарем укома партии и председа-
телем уездного исполкома мы прежде всего наме-
тили план работы среди населения пограничной
полосы. После ряда совещаний с местными партий-
ными и советскими работниками по всей погран-
полосе мы провели митинги, чтобы мобилизовать
население на помощь пограничной охране. В боевых
подразделениях, несших охрану границ, были про-
ведены собрания с командным составом и общие,
совместно с бойцами пограничной охраны. Все вни-
мание при этом было приковано к наказу Дзержин-
ского держать границу на замке.
Попутно я занимался тщательным изучением
пограничной зоны Волочиск — Сатаново — Гусятин.
165

На совещании чекистов-пограничников я встретил
двух работников, которых зна/v еще по Одессе. Оба
они были начальниками пограничных комендатур.
Один из них, Доляцинский, был комендантом Сата-
нова; другой, Давыдов,—комендантом Волочиска1.
Давыдов рассказал мне, что ему известно было о
своем районе. Свою работу здесь петлюровцы вели
через ротмистра польской «Дефензивы» Карпин-
ского, который находится в Подволочиске (ме-
стечко на польской территории, являющееся про-
должением нашего Волочиска) и систематически
забрасывает к нам шпионов.
— Я уже нащупал одного его резидента, по фа-
милии Мельник,— продолжал Давыдов.— Этот Мель-
ник периодически приезжает из Львова, переходит*
границу через реку Збруч, встречается со своей
агентурой в нашем тылу.
— Вот с него-то, пожалуй, и стоит начать,— ска-
зала.
— С него и начнем,— согласился Давыдов.— Не
пройдет и недели, как Мельник будет в наших ру-
ках. Заверяю вас.
Прошла неделя после этого разговора. Я уже на-
чал беспокоиться, не впустую ли прозвучали обе-
щания и заверения Давыдова. И вдруг Давыдов по
телефону сообщает мне:
— Мельник ночью попал в засаду. Сейчас он у
меня в комендатуре. Вышлите машину. Я его при-
везу к вам в Проскуров.
Через два часа Давыдов приводит ко мне петлю-
ровского резидента Мельника. В присутствии своего
1 Д. М. Давыдов — почетный чекист, орденоносец, полков-
ник в отставке — ныне проживает в Одессе.
166

помощника Л. С. Грушко и Д. М. Давыдова я начи-
наю допрашивать арестованного. Мельник пу-
тается, запирается, сам себе противоречит.
Время уже было позднее. Я решил прекратить
допрос. Но Л. С. Грушко попросил разрешения про-
должить допрос. Я и Давыдов ушли, домой, а он еще
около часу допрашивал арестованного. Затем здесь
же, в своем кабинете, оставил его на ночь7 приста-
вив двух часовых: одного — в кабинете, другого —
в коридоре.
Строго наказав охране не спускать глаз с аресто-
ванного, Грушко ушел. Мельник лежал на диване,
притворившись спящим. Рядом в кресле располо-
жился вооруженный красноармеец... Прошел час,
другой. Послышалось мерное посапывание. Боец
спал. Арестованный внимательно следил за ним, по-
том встал, подошел к часовому и стал трясти за
плечи. Тот очнулся:
— Чего тебе?
Арестованный молча указал на дверь. Красноар-
меец повел его во двор. Они вышли в коридор. Там,
сидя на стуле, беспечно спал другой часовой. Уви-
дев такую охрану, Мельник воспрянул духом, на-
деясь убежать.
Вернувшись, он вновь лег на диван и прикрыл
глаза. Прошел еще час. Снова раздается похрапы-
вание часового. Мельник спустил ноги с дивана, сел.
— Эй! — позвал он вполголоса.
Боец не пошевелился.
Арестованный, осторожно ступая, тихонько отво-
рил дверь и прошел мимо второго часового, кото-
рый также спал, и вышел во двор. Ночь была тем-
ная. Ему удалось незаметно выбраться на улицу.
А там он спокойно пошел по направлению к гра-
167

нице. Этой же ночью он перешел вброд погранич-
ную реку Збруч — и был таков.
Утром я встал пораньше, чтобы поскорей допро-
сить Мельника. Меня встречает встревоженный
Грушко и докладывает, что Мельник ночью бежал
из его кабинета.
Легко представить себе, каково это было мне слы-
шать. Как гром с ясного неба!
О побеге петлюровского агента я сообщил в
Харьков, а оттуда дали знать в Москву. Попало мне
крепко. Не менее моего расстроился, услышав о по-
беге шпиона, и Давыдов, но заверил меня, что это
дело поправимое. Давыдов предполагал, что Мель-
ник непременно должен снова появиться в погра-
ничной полосе. У него большая агентурная сеть в
Проскуровском уезде, с которой так просто ни он,
ни его хозяева не расстанутся.
— У нас в Волочиске,— сказал Давыдов,— про-
живает человек, у которого родной брат находится
в соседнем селении — в Подволочиске, на польской
территории. Он иногда видится с братом на мосту.
— Как это на мосту? — не понял я.
— Ну да, на мосту. Наш Волочиск и польский
Подволочиск разделены речкой Збруч, через нее —
мост. Есть среди населения родственники, и очень
близкие, проживающие в разных государствах. Где-
то и как-то им нужно видеться? Местом таких
встреч и выбрали мост. Это вошло в обычай. Раньше
встречались просто, кто с кем хотел. Теперь я ввел
такой порядок: каждый, желающий пойти на мост,
должен получить разрешение...
— Ну, и что же дальше? Вы начали говорить о
двух братьях, которые встречаются на мосту.
— Так вот, я и думаю привлечь их. Я поручу им
168

разузнать, нет ли Мельника в Подволочиске, а как
только он объявится, сразу сообщить нам.
В тот же день я уехал из Волочиска. С неделю
Давыдов не подавал о себе вести, но вдруг является
в Проскуров и рассказывает:
— Мельник объявился в Подволочиске. Жители
его видели дважды, и оба раза пьяным.
— Но каким же образом нам захватить его? На
ту сторону не пойдешь.
— Что верно, то верно,— ответил Давыдов.— Но
он будет в наших руках, товарищ начальник. Поло-
житесь на меня и разрешите мне действовать само-
стоятельно.
Я дал согласие.
Давыдов уехал и «стал действовать самостоя-
тельно». Собственно говоря, действовал не он, а два
брата Михайленко — Федор и Афанасий, на кото-
рых он очень рассчитывал и в которых не обма-
нулся. Оба они выразили желание помочь советским
пограничникам.
Афанасий — тот, что жил в Польше, пригласил к
себе домой Мельника, сказав, что имеет к нему
«дельце». Тот и раньше бывал у него и охотно при-
нял приглашение. Мельник заявился поздним вече-
ром. Это был коренастый здоровяк с бычьей шеей
и красным лицом.
— Рад видеть тебя,— сказал Афанасий и, под-
мигнув, добавил: — Садись за стол, у меня специ-
ально на этот случай бутылочка припасена — 60 гра-
дусов.
— О! Это дело!
Афанасий Михайленко поставил на стол бу-
тылку, хлеб, соленые огурцы, нарезал ломтиками
сало. Мельнику поставил стакан, себе стопку.
169

— Что ж себя обижаешь, хозяин? — гость кив-
нул на стопку.
— Ты не смотри на меня. Болею что-то. Много
не могу пить.
— Это ты брось. Водка, она от всех болезней
лечит!
— Не принимает внутренность...
— Иу дело хозяйское, мне больше останется.
Сидели за столом долго. Часам к двенадцати
Мельник уже не владел языком, а немного погодя
свалился на скамейку. И как его ни тряс хозяин, он
даже не мычал.
Хозяин вышел на улицу, прошел к реке, осмот-
релся по сторонам: польских часовых не видно.
Вернулся домой, взвалил Мельника на спину (ох и
тяжел дьявол! Хорошо, что самого бог силой не
обидел) и направился к реке. В полуверсте был
мост, на котором Афанасий не раз встречался с бра-
том. Но там наверняка часовые, да и нести далеко.
Афанасий пошел вброд. Шатаясь от усталости, он
выбрался на берег и сбросил Мельника на землю к
ногам советского пограничника. Пьяный только
хмыкнул, но не пришел в себя.
— Вот,— сказал Афанасий,— берите этого чело-
века и несите скорей к пану Давыдову. Он его давно
поджидает.
Все в том же бесчувственном состоянии Мельник
этой же ночью был доставлен в Проскуров и оч-
нулся только часа через два. Первыми его словами
были:
— Где я нахожусь?
Я ответил ему:
— Вы находитесь там, откуда три недели тому
назад бежали в Польшу.
170

Мы поинтересовались, как ему удалось бежать от
нас после первого ареста. Мельник обстоятельно
рассказал все, как было. Из его показаний стало из-
вестно, что на Проскуровщине была петлюровская
повстанческая организация. Во время ликвидации ее
было обнаружено, что по всем пограничным райо-
нам Подольской губернии значительная часть кула-
чества и духовенства хранила оружие: винтовки,
карабины, гранаты и даже пулеметы, а также бое-
припасы к ним.
На Подолии была создана специальная комис-
сия, в которую наряду с пограничниками входили
и чекисты. За два месяца они обнаружили более
4 тысяч винтовок, большое количество боепри-
пасов.
ГРАНИЦА между Польшей и Советской респуб-
ликой в то время еще не была оформлена. Кон-
фликты, возникающие на нашем участке, рассмат-
ривались все на том же мосту комендантом Давыдо-
вым и ротмистром Карпинским. Последний стара-
тельно подбирал ключи к Давыдову, а тот в свою
очередь — к Карпинскому.
На мосту через речку Збруч с польской стороны
у шлагбаума всегда собиралось много народу, среди
которого особенно много было торговцев. Они про-
давали товары представителям наших кооператив-
ных организаций. При этом советские пограничные
власти осуществляли контроль.
Как-то во время одного из свиданий Давыдова с
Карпинским в связи с торговыми делами на мосту
среди польских торговцев появилась молодая инте-
ресная женщина.
171

— Пан Давыдов,— обратилась она к комен-
данту,— вы хоть бы раз дали мне какой-нибудь
заказ!
— Какой такой заказ?
— Ну, что-нибудь достать для вас.
— О, вы очень любезны, мадам! — галантно от-
вечает Давыдов.
Был он молод, недурен собой и умел нравиться
женщинам.
Давыдов еще несколько раз встречал на мосту
пани Софью, и всегда она кокетничала с ним. А од-
нажды так ему сказала:
— Пан Давыдов, вы плохой казалер! Сколько
раз мы с вами встречаемся, и все на мосту да на
мосту. А в гости к себе пригласить вы так и не до-
гадались.
— Это зависит от пана Карпинского. Если он со-
гласится пропустить вас через границу...
— О! Пан Карпинский не будет возражать.
— В таком случае нам остается только назначить
время и место свидания,— ответил Давыдов,— Не
возражаете, если мы с вами встретимся сегодня же
вечером, часов в семь? Я вас буду ждать на берегу.
Давыдов, опытный чекист, давно уже сообразил,
что пани Софья кокетничает с ним неспроста. Не
иначе как что-нибудь поручил ей ротмистр Карпин-
ский.
В назначенное время пани Софья, нарядная и
веселая, перешла границу и очутилась на нашем бе-
регу, где ее уже поджидал Давыдов.
— Нравлюсь я вам такая? — прищурив глаза,
спросила она.
— Такая нарядная?
— Нет, такая решительная. Ведь зто я вас на сви-
дание вызвала...

Давыдов пошел с нею на квартиру. Там он уго-
стил ее ликером. Пани Софья, подвыпив, разоткро-
венничалась и призналась, что она действительно
получила от пана Карпинского задание собирать
сведения о наших пограничных частях в этой зоне.
Тут же она пожаловалась, что ее «хозяин» ничего
не платит: только выдал пропуск для входа на мост,
чтобы она могла принимать заказы у русских. Но
торговля ее идет плохо, и на вырученные деньги не
прожить.
Давыдов пообещал помочь ей в торговых делах,
познакомить ее с солидными покупателями, с пред-
ставителями кооперации. А пан Карпинский?.. С па-
ном Карпинским ей не нужно расставаться. Она
окажет большую услугу, если будет держать нас в
курсе всего, что затевает пан Карпинский против
Советской страны.
В дальнейшем паки Софья действительно ока-
зала нам большую услугу, сообщая ценные сведения
об агентах, направляемых на нашу территорию.
Благодаря ее предупреждениям разведывательная
деятельность пана Карпинского постепенно сошла
на нет.
В СВЯЗИ с неурожаем в Поволжье, на Северном
Кавказе и Украине в начале 1922 года председатель
ВЦИК М. И. Калинин и председатель ВУЦИК
Г. И. Петровский объезжали Украину.
Приехав в Проскзфов, они выступили на город-
ском митинге перед трудящимися. Население радо-
стно приветствовало их.
Михаил Иванович и Григорий Иванович поинте-
ресовались у меня, как поставлена охрана границы,
173

какая работа ведется среди пограничников, как они
несут службу, что делается для пресечения дивер-
сионных вылазок вражеской агентуры.
— Я слышал,— сказал Михаил Иванович Кали-
нин,— что у вас тут полным ходом идет торговля
между местными жителями — как с нашей, так и с
польской стороны. Верно ли это?
Я подтвердил.
— И без таможни? — поинтересовался Михаил
Иванович.
— Да, без таможни. Но под наблюдением наших
представителей из пограничной комендатуры.
—■ Интересно посмотреть.
Я пригласил М. И. Калинина и Г. И. Петров-
ского побывать на границе, посмотреть, как осуще-
ствляется у нас бестаможенная торговля с Польшей
и как наши пограничники живут и несут службу.
Привел я их на границу и показываю знаменитый
мост в Волочиске. Посредине его — шлагбаум, с од-
ной стороны стоят польские торговцы, а с другой —
наши представители кооперативных организаций,
рядом — пограничники, контролирующие торговые
сделки.
Затем мы пошли вдоль границы. Идем по узень-
кой тропке, встречаем пограничника, поздоровались
с ним. М. И. Калинин и Г. И. Петровский стали рас-
спрашивать его, не ходит ли он к польским погра-
ничникам, в гости. Пограничник отвечает, что поль-
ские часовые часто приносят шоколад, папиросы и
кричат: «Пан русский! Иди покурим, побеседуем!»
— Но мы на их приглашение не отзываемся. Не
только не подходим, но и в разговоры не вступаем.
Несем свою пограничную службу так, как коман-
диры наши учат,— закончил он.
174

М. И. Калинин и Г. И. Петровский одобрили та-
кое поведение нашего пограничника и поблагода-
рили его за служб}'.
Прошли мы еще немного вдоль границы. Встре-
чается нам второй пограничник, в легонькой ста-
ренькой шинельке, как бойцы шутили, подбитой
«рыбьим мехом». На голове — буденовка со звез-
дой, на ногах — ботинки с обмотками. А по ту сто-
рону границы медленно прохаживается польский
жолнер: в тулупе, в меховой шапке-ушанке и ва-
ленках.
Михаил Иванович Калинин спрашивает у нашего
пограничника:
— А что, не завидуешь ли ты ему? — и показы-
вает на польского солдата.
— Нет,— отвечает красноармеец и улыбается
Михаилу Ивановичу,— у него все чужое, француз-
ское. А у меня, хоть и старенькое, да зато свое, со-
ветское!
— Молодец! — похвалил бойца Михаил Ивано-
вич и пожал ему руку.
— Вот какие у нас есть пограничники, товарищ
Фомин,— сказал М. И. Калинин, обращаясь ко
мне.— Нам нужно воспитать всех своих погранич-
ников такими.
— У нас почти все такие, Михаил Иванович,—
ответил я.
М. И. Калинин и Г. И. Петровский вернулись в
Волочиск, а оттуда поехали в Проскуров. Я про-
водил дорогих гостей до станции и посадил в вагон.
— Михаил Иванович,— обратился я к Кали-
нину,— не могли бы вы посодействовать нам с от-
крытием таможни, ускорить оформление границы
между нами и Польшей?
175

М. И. Калинин, улыбаясь, отвечает:
— Товарищ Фомин, здесь находится глава земли
украинской Григорий Иванович Петровский. С ним
и разговаривайте по этому вопросу.
Г. И. Петровский повернулся ко мне:
— Через две-три недели будут у вас в Волочиске
таможня и смешанная комиссия по оформлению гра-
ницы между Польшей и Украиной. Комиссия уже
работает и скоро прибудет к вам.
Действительно, в скором времени на границе в
Волочиске организовали таможню. Приехала и
смешанная комиссия по оформлению границы. В нее
включили меня и Давыдова. Граница была оформ-
лена. И жизнь на границе пошла так, как и следо-
вало бы с самого начала. С чистым сердцем теперь
мы могли рапортовать Феликсу Эдмундовичу Дзер-
жинскому, что граница на Проскуровском участке
закрыта на замок.
ПОДВИГИ ГЕРОЕВ-ПОГРАНИЧНИКОВ
В двадцатых годах в Париже существовала так
называемая «Русская армия», возглавляемая бело-
гвардейским генералом Кутеповым — известным па-
лачом. В марте 1927 года генерал Кутепов и его по-
мощник генерал Александров приехали в Финлян-
дию, в город Териоки (ныне Зеленогорск), где
устроили совещание монархистов и провели смотр
всех «боевых сил», состоявших из диверсантов, тер-
рористов, вредителей. На этом совещании было ре-
шено бороться против Советской власти «двумя
фронтами — экономическим и политическим». Под
176

фронтом «экономическим» подразумевались взрывы
заводов, фабрик, мостов и государственных соору-
жений, разрушение всего, что должно было служить
строительству социализма в нашей стране. Под
фронтом «политическим» понималось убийство от-
ветственных партийных и советских работников и
другие диверсионно-террористические акты.
Осенью 1927 года Ленинград готовился торже-
ственно отметить десятилетие Советской власти.
Члены правительства начали съезжаться в город
Ленина на юбилейную сессию Центрального Ис-
полнительного Комитета СССР. Этот светлый и ра-
достный праздник враги пытались омрачить убий-
ствами и диверсиями. Вражеская разведка подго-
товила переброску на нашу территорию через
границу четырех бандитов-террористов во главе с
матерым английским разведчиком.
Но пограничники были начеку. Ни время, ни со-
бытия не изгладят в памяти народа замечательный
подвиг, совершенный во имя Советской Родины по-
граничником Андреем Коробицыным — простым па-
реньком из Вологодской области.
Комсомолец-пограничник Андрей Коробицын —
один из тех, кто своей жизнью доказал верность ма-
тери-Родине и Коммунистической партии. Всегда
серьезный, вдумчивый, он был одним из лучших бой-
цов своей части.
В ответственные дни празднования десятилетия
Великой Октябрьской революции, когда члены пра-
вительства уже съезжались в Ленинград на юбилей-
ную сессию, начальник заставы направлял в наряд
лучших бойцов, предварительно проинструктировав
каждого и предупредив, что в эти дни надо особенно
быть бдительным.
177

В ночь на 21 октября 1927 года в наряд пошел по-
граничник Андрей Коробицын.
...Темная осенняя ночь на исходе, близок рас-
свет, но не ослабляет внимания пограничник Коро-
бицын. Глаза зорко всматриваются вдаль, слух на-
пряженно ловит каждый шорох. Вот качнулись
кусты у старого, полуразрушенного сарая, стояв-
шего около границы... Треснул под чьей-то ногой
сучок... И вдруг пограничник увидел четырех чело-
век, вооруженных маузерами. Те тоже заметили
пограничника и, наведя на него оружие, крикнули:
«Сдавайся!» Но Андрей Коробицын вскинул вин-
товку и открыл по нарушителям границы огонь.
Один из нарушителей сразу же был убит меткой пу-
лей пограничника. Но в тот же момент и Андрей
был ранен в ногу. Враги метнулись к сараю и от-
туда стали стрелять. Превозмогая острую боль, Ко-
робицын пополз к сараю. Кровавый след тянулся
за ним, но боец не прекращал огонь. Бандиты, от-
стреливаясь, стали отступать к границе. Одна за
другой, еще и еще, пули впивались в тело бойца-
патриота, но, пока билось его мужественное сердце,
пока теплилось сознание, он продолжал стрелять.
Диверсанты бежали в Финляндию.
Андрей Коробицын, весь изрешеченный пулями,
погиб на боевом посту, защищая свою Родину...
В бытность свою начальником пограничной ох-
раны и войск ОГПУ Ленинградского военного
округа я пригласил в пограничную часть художника
Дроздова, предложил ему сделать зарисовку на
месте, где происходило сражение Коробицына с ди-
версантами. Хотелось увековечить память погранич-
ника-героя, мужественный подвиг которого должен
стать примером для всех бойцов.
178

Я знал, с каким вниманием и уважением отно-
сился Вячеслав Рудольфович Менжинский к защит-
никам рубежей нашей страны. Поехав в Москву,
я захватил с собой рисунки художника Дроздова,
которые мы задумали размножить литографским
способом, и текст к ним. Вячеслав Рудольфович вни-
мательно прочитал описание подвига Коробицына
и тотчас же подписал разрешение на распростране-
ние рисунков. Он расспрашивал, каким тиражом бу-
дут отпечатаны литографии, хватит ли их на все ча-
сти погранохраны, на все заставы, комендатуры и
подразделения внутренних войск ОГПУ. Поинтере-
совался, поддерживаем ли мы связь с семьей Коро-
бицына, помогаем ли ей. Вячеслав Рудольфович был
очень доволен, узнав, что семья погибшего героя-
пограничника получает денежное пособие, что ро-
дители героя регулярно приезжают на заставу, ко-
торой присвоено имя Коробицына.
— Все это очень хорошо,— сказал Вячеслав Ру-
дольфович.— Держите постоянную связь с семьей
героя, приглашайте родителей не только на заставу,
но и в другие пограничные подразделения округа.
Пусть крепнут боевые традиции, пусть наши че-
кисты свято чтут память Андрея Коробицына...
ЛЕТОМ 1932 года я получил приказание из Мо-
сквы выделить один дивизион из войск ОГПУ
Ленинградского округа для подавления бандитских
шаек в Азербайджане.
Меня предупредили: «Дивизион должен быть
боевым, отправьте таких людей, которые не посра-
мят ваш округ».
179

Я поручил командиру одного из полков войск
ОГПУ выделить один из лучших дивизионов для
проведения операции.
Дивизион войск ОГПУ, прибыв в Азербайджан,
в первый же день вступил в бой с бандитами. Среди
бойцов дивизиона был комсомолец Иван Антипов —
уроженец Воронежской области, сын колхозника.
Группа красноармейцев, в которую входил Иван
Антипов, была выделена для засад по дорогам и
тропам. Антипов вместе с другим бойцом, воору-
женные ручным пулеметом и гранатами, поднялись
на вершину сопки.
Они выбрали место, откуда хорошо просматри-
валась окрестность. Внизу проходила тропа. На рас-
свете Антипов с товарищем увидели группу воору-
женных бандитов. Растянувшись в длинную цепь,
они двигались с большими предосторожностями.
Антипов присмотрелся: бандиты были вооружены
винтовками и холодным оружием. Сердца молодых
бойцов-чекистов тревожно забились. Пропустить их
по тропе нельзя. А справиться с ними невозможно:
бандитов было около сотни. Что делать? «Начнем
бой»,— решили смельчаки. И взяли прицел на сере-
дину банды. Выстрелы гулко разнеслись в горах.
Четверо остались лежать на месте. Бандиты оша-
лело заметались, припали к земле, потом открыли
ответный огонь. Товарищ Антипова упал, сражен-
ный насмерть. Но Антипов не растерялся, его пуле-
мет продолжал бить без промаха. Уже добрый де-
сяток бандитов недвижно лежал на тропе. Но враги
не думали отступать. Они раскинулись цепочкой и
вели яростный огонь из винтовок, подползая все
ближе. Вот они уже почти у самой вершины. Бой
длится полчаса. Бандиты не отступают. Их ряды ре-
180

деют с каждой минутой, осталось уже меньше поло-
вины... И все же они рвутся к Антипову.
Отважный боец закладывает последний диск. Его
выстрелы становятся реже, но бандиты падают
чаще. Их осталось человек 15 — 20, не более. Они
уже совсем близко. Патроны на исходе. Антипоз
срывает гранату и бросает в самую гущу наступаю-
щего врага... Взрыв! Не дав опомниться бандитам,
Антипов бросает вторую гранату. И падает на-
взничь. Пуля врага сразила его наповал...
Тем временем на помощь Антипову подошел
взвод. Бойцы оцепили сопку, часть их бросилась к
вершине. Два уцелевших бандита хотели бежать.
Одного из них убили, другого взяли живым. Коман-
дир взвода тут же допросил бандита. Он рассказал,
что их было 72 человека.
72 против одного! Из них Иван Антипов уложил
70 бандитов.
На место боя прибыли командир дивизиона и его
помощник по политической части. Поднялись на
вершину. Там лежал молодой герой. Здесь, на вер-
шине горы, вырыли могилу. Отыскали тело чекиста,
погибшего в самом начале схватки, и положили его
рядом с Антиповым. Бойцы и командиры прости-
лись с героями. И тут же назвали именем Антипова
эту сопку...
В конце 1932 года я приехал в Москву к предсе-
дателю ОГПУ В. Р. Менжинскому. Он попросил,
чтобы я доложил ему о геройском подвиге бойца-
чекиста Ивана Антипова. Когда я кончил рассказы-
вать, В. Р. Менжинский спросил:
— А как, товарищ Фомин, в вашем округе пере-
даются и хранятся славные боевые традиции? Как
проводится воспитательная работа с молодыми по-
181

граничниками и бойцами-чекистами? Что делается,
кроме наглядной агитации через плакаты и картины,
для сохранения памяти героев?
Я сказал Вячеславу Рудольфовичу, что. мы под-
держиваем постоянную и очень тесную связь с ро-
дителями героев. Помогаем, заботимся о них. Часто
устраиваем с ними встречи бойцов и командиров.
Приглашаем к себе, и вместе с ними выезжаем в
части, подразделения. Затем объезжаем учебные
пункты, где встречаемся с вновь прибывшим попол-
нением красноармейцев. 20 декабря — в праздник
ВЧК — ОГПУ — на торжественном собрании у нас
всегда присутствуют родители или родственники
погибших героев. Я или начальник политотдела
делаем доклад о ВЧК — ОГПУ, рассказываем о
Ф. Э. Дзержинском, о славных традициях, завещан-
ных великим Лениным, вспоминаем наших героев —
пограничников и чекистов, погибших за Родину. На
этих собраниях обычно выступают и родители ге-
роев.
Вячеслав Рудольфович, одобрительно отозвав-
шись о таких методах воспитательной работы, ука-
зал на необходимость укреплять среди бойцов и
командиров высокое патриотическое сознание, чув-
ство долга и ответственности перед Родиной и пар-
тией. Этому, сказал он, как нельзя лучше служит
память о героических подвигах наших славных това-
рищей по оружию.
182

НА ГРАНИЦЕ С БУРЖУАЗНОЙ
ЭСТОНИЕЙ
Советская граница с буржуазной Эстонией об-
разовалась сразу после окончания гражданской
войны. Протяженность ее была небольшая, но в
смысле засылки к нам шпионов, диверсантов, тер-
рористов она становилась с каждым годом все бо-
лее опасной. Такой небольшой городок на границе,
как Нарва, в котором тогда насчитывалось лишь не-
сколько тысяч жителей, имел семь иностранных
консульств. Множество иностранных представи-
тельств и разведок находилось и в столице буржуаз-
ной Эстонии Таллине. А надо сказать, что в те вре-
мена иностранные консульства зачастую играли
роль центров разведывательной службы.
Советские пограничники умело пресекали про-
иски империалистических разведок. Раскрытие ряда
шпионских организаций, существовавших на тер-
ритории Советского Союза, показало, в каких широ-
ких масштабах проводилась подрывная деятельность
разведывательных органов буржуазной Эстонии.
Причем как раз в городе Нарве, граница от кото-
рого проходила всего лишь в 14 километрах, и были
сосредоточены главные шпионские силы. В Нарве
дислоцировался штаб первой эстонской дивизии.
Но это был не столько штаб крупного воинского
соединения, сколько штаб шпионской службы. Глав-
ным руководителем разведки в Нарвском районе
был начальник штаба дивизии майор Трик, его по-
мощником — адъютант оперативного отдела штаба
капитан Койк и старшим разведчиком — Тупиц.
В ночь на 24 декабря 1931 года, находясь на гра-
нице в наряде, пограничник Тимофей Углицких
183

заметил на далеком расстоянии, что в сторону гра-
ницы, согнувшись, крадутся два человека в белых
халатах. Он дал им возможность перейти границу.
Не подозревая, что за ними следят, нарушители
устремились вперед. Они прошли около километра.
Тимофей Углицких, следивший за ними, решил, что
теперь вражеские лазутчики лишены возможности
скрыться на своей территории, и быстро на лыжах
нагнал их.
— Руки вверх! — крикнул пограничник.
Нарушители границы упали в снег и, отстрели-
ваясь, поползли обратно.
Углицких взял на прицел одного и метким вы-
стрелом уложил на месте. Второму крикнул:
— Бросай оружие! Сдавайся!
Нарушитель повиновался. Тем временем с за-
ставы подоспела помощь. Задержанного доставили
в комендатуру.
На допросе нарушитель рассказывал:
— Два дня тому назад с нами проводил инструк-
таж старший агент разведки Тупиц. Это опытный
разведчик. Он сам несколько раз благополучно пе-
реходил границу и приносил ценные сведения. Ту-
пиц перед нами поставил задачу: брать на заметку
все, что имело отношение к военному делу в Совет-
ской стране, не упускать ни одной мелочи. Особое
внимание он велел обратить на расположение боин-
ских частей в Ленинградском военном округе, на
вооружение, передвижение войск, численность и
транспортабельность их, а также на состояние же-
лезных и шоссейных дорог, авиации и морского
флота.
Нас заверили, что переход границы никакой
сложности не составляет и почти безопасен. Тупиц
184

при этом сказал: — При вашем вооружении, если
даже вас и обнаружат, несколькими выстрелами вы
себе легко расчистите дорогу и ликвидирз^ете пре-
следователей.
Мы так и действовали: строго по инструкции Ту-
пица. А в результате — товарищ погиб, а я нахо-
жусь в ваших руках...
Начальник погранотряда Давыдов, который вел
допрос, не утерпел и заметил:
— Наш пограничник Тимофей Углицких тоже
действовал согласно з^казаниям своих командиров,
согласно уставу пограничной службы. Но он, кроме
того, еще руководствовался высоким чувством от-
ветственности перед народом, перед своей сове-
стью. Он действовал как патриот и в поединке с
двумя противниками оказался победителем. Иначе
и быть не могло. Ни один нарушитель не должен
пройти незамеченным через нашу границу — таков
девиз советских пограничников.
Тимофей Углицких за бдительность-, находчи-
вость и смелость в борьбе с нарушителями границы
коллегией О ГПУ был награжден серебряными ча-
сами.
В один из зимних дней 1932 года на этом же уча-
стке границы в наряд вышел боец Андреев. Его слу-
жебная собака Джарда обнаружила след человека,
перешедшего границу. След вел к нам в тыл. Нару-
шитель границы был, как видно, опытный шпион.
Чтобы сбить собаку со следа, он использовал ню-
хательный табак. Но Джарда продолжала преследо-
вать нарушителя. Вот она выскочила на поляну и
стремительными прыжками «пошла на сближением.
Заметив собаку, нарушитель выхватил из-за пояса
гранату и бросил ее. Джарда погибла. Андреев
185

отстал от своего верного друга и не видел всего,
что произошло. Но, услышав взрыв, догадался, что
Джарда настигла нарушителя. Андреев изо всех сил
бежит к месту происшествия. Вот он уже видит изу-
родованную взрывом овчарку. Андреев спешит
дальше. Следы ведут на хутор.
На краю хутора стоял сарай. Нарушитель, при-
таившись, выждал, когда Андреев подбежал к са-
раю, и бросил вторую гранату. Снова взрыв, и Анд-
реев падает в снег, сраженный насмерть. Но убийце
не удается уйти далеко. Кинувшись к лесу, он вдруг
резко меняет направление: наперерез ему бежали
местные жители. Они услышали взрывы и поспе-
шили на помощь пограничнику. Вскоре бандит был
в комендатуре; На допросе он показал, что выпол-
нял очередное задание эстонской разведки.
Комсомолец Андреев, погибший на боевом по-
сту, в схватке с врагом, был отличным погранични-
ком. На его счету был не один задержанный нару-
шитель границы. Память о нем до сих пор жива
среди советских пограничников.
ЭТУ МОЛОДУЮ, привлекательную женщину
пограничники уже знали. Несколько раз ее задер-
живали на границе и, продержав один-два дня, каж-
дый раз официальным порядком возвращали за кор-
дон, как эстонскую подданную. Ну что с глухоне-
мой возьмешь! Конечно, возникали подозрения: не
симулирует ли она? Проверяли ее и так и этак.
Женщина бессмысленно смотрела, что-то мычала,
когда ей задавали вопросы.
186

Вот и опять глухонемая нарушила границу не-
далеко от Пскова и свободно расхаживает но не-
большому пограничному городку.
Начальник погранотряда на этот раз решил не
задерживать глухонемую. Он вызвал к себе одного
из наших сотрудников — эстонца Фридриха и дал
ему задание проследить, что делает и куда ходит
глухонемая, будучи на нашей территории. Фридрих
решил познакомиться с ней. Он остановил ее и
спросил, не знает ли она такой-то улицы. Глухоне-
мая улыбнулась, развела руками и смущенно пока-
чала головой: мол, не понимаю. Фридрих пошел с
нею рядом, заговаривал с ней и по-эстонски и по-
русски, но безуспешно. Женщина, не переставая
улыбаться, качала головой, разводила руками и в
свою очередь силилась что-то сказать, но, кроме мы-
чания, у нее ничего не получалось. В конце концов
Фридрих тоже перешел на язык жестов. Так они до-
шли до дома, куда спутница Фридриха приходила и
раньше. Она показала Фридриху, что останется
здесь. Тот в свою очередь дал ей понять, что хотел
бы с нею встретиться завтра.
На другой день они снова увиделись, долго гу-
ляли, Фридрих изъявил желание познакомиться с ее
родственниками. Женщина в нерешительности по-
сматривала то на Фридриха, то на окна дома, возле
которого они стояли. Наконец она все же поманила
его за собой. Фридрих познакомился с хозяином и
хозяйкой этого дома — пожилыми эстонцами. Они
пригласили его к столу, появилась водка и закуска.
Разговор, разумеется, коснулся глухонемой.
— Эльза глухонемая не от рождения,— сказал
хозяин.— Она перестала слышать после тяжелой бо-
лезни, когда ей было лет двенадцать.
187

— Какое несчастье! — вздохнула хозяйка.— Та-
кая красивая, молодая, и вот...
— И теперь она абсолютно ничего не слышит?
Или все же хоть что-то различает? — поинтересо-
вался Фридрих.
— Нет, она совсем ничего не слышит.
Эльза переводила глаза с хозяина на хозяйку. От
выпитого вина она раскраснелась и стала еще при-
влекательнее. Фридрих ей явно нравился.
Когда настала полночь, Фридрих распрощался с
хозяевами и вышел на крыльцо. Его провожала
Эльза. На прощание Фридрих попытался обнять ее,
но Эльза решительно оттолкнула его и быстро за-
крыла дверь.
На третий и четвертый день своего знакомства
они встречались еще не раз. А на шестой день Фрид-
рих пригласил Эльзу к себе. Много ласковых c7vOB
говорил он Эльзе, та не сводила с него влюбленных
глаз. И вдруг на чистом эстонском языке она явст-
венно произнесла:
— Милый, я люблю тебя! Слышишь, люблю тебя,
Фридрих! — горячо говорила Эльза.— Надоело при-
творяться!.. Я хочу быть счастливой, как все!
И она рассказала Фридриху, а затем и началь-
нику погранотряда Давыдову, как ее завербовали в
эстонскую разведку, как она собирала сведения о
настроениях населения в пограничной зоне, об
охране границы. Затем ей поручали устраивать
встречи агентов на конспиративной квартире. Вот и
сейчас она должна была дождаться двух агентов из
Таллина, которые под видом мужа pi жены прибудут
в Ленинград, якобы к родственникам.
Через неделю чекисты арестовали эту «супруже-
скую пару». У их родственников была явочная квар-

А Эльза, уже как наша сотрудница, работала у
нас вплоть до того времени, как Эстония стала Со-
ветской. И с Фридрихом она уже не разлучалась,
став его женой.
МАНИФЕСТ «ЦАРЯ КИРИЛЛА»
В конце 20-х годов за границей еще активно дей-
ствовали многие бывшие царские генералы, мини-
стры, члены Государственной думы, а также члены
семьи дома Романовых. Хотя прямых «наследников
престола» к тому времени уже не было в живых, но
все же кое-какие отпрыски нашлись. И никак они не
могли примириться с тем, что, будучи «царских кро-
вей», вынуждены прозябать в чужой стране. Все эти
«бывшие» даже за границей не могли жить без царя.
Наиболее активные белогвардейские силы спло-
тились в Русский общевоинский союз (РОВС), ко-
торый стал европейским штабом по борьбе с Совет-
ской властью.
Для поддержания духа белой эмиграции, для
укрепления веры в «царя-батюшку» и в возврат
прежних порядков на русском языке издавались в
Париже три белогвардейские газеты. Появились
знамена отдельных царских полков, возрождалась
армейская офицерская форма. Весьма активно дей-
ствовала православная церковь, пышно справлялись
тезоименитства царей, религиозные праздники.
Возглавляли борьбу против Советской власти два
обербандита, прославившие себя зверскими распра-
вами над советским народом еще в годы граж-
данской войны,— Борис Савинков и генерал Куте-
пов. Первый вел работу по подготовке вооружен-
189

ного восстания в Советской России, а второй
задался целью собрать остатки белогвардейщины во
Франции, Югославии, Польше и других прилегаю-
щих к Советскому Союзу странах.
В августе 1924 года во Франции объявился новый
русский царь «Кирилл I». Так величал себя великий
князь Кирилл Владимирович Романов — адмирал
царского флота. Эмигрантская молодежь его под-
держивала, а старики не признавали: они не могли
простить ему, что в Февральскую революцию, после
свержения царя Николая II, он явился в Государ-
ственную думу с красным бантом на мундире.
Я не стал бы об этом и вспоминать, если бы мне
не пришлось столкнуться с «деятельностью» этого
«царя» в 1930 году. Как-то начальник Псковского
погранотряда Д. М. Давыдов доложил мне, что по
пути следования поезда из Прибалтики в большом
количестве были разбросаны открытки с портретом
«царя Кирилла» и его манифестом. На другой день
такое же сообщение я получаю от начальника
Островского погранотряда И. Я. Ильина.
Я приказал немедленно выяснить, кто и как про-
возит через границу эти контрреволюционные ли-
стовки.
Через некоторое время ко мне явился на прием
известный врач-терапевт профессор Шварц. Вид у
профессора 6ы\ крайне взволнованный, когда он во-
шел в кабинет. Даже не ответил на мое приветствие
и не сел в придвинутое кресло. Дрожащими руками
он протянул мне изящную открытку, изготовленную
из отличной меловой бумаги:
— Товарищ Фомин! Меня хорошо знают в
Ленинграде, зачем же эта провокационная про-
верка?
190

— Мы провокациями не занимаемся, товарищ
Шварц. Откуда у вас эта открытка?
— Мне прислали ее по почте. В конверт был
вложен вот этот манифест и еще письмо.
— Это действительно провокация. Но только со
стороны какой-нибудь зарубежной антисоветской
организации.
— Но откуда же они знают мой адрес? Ведь
письмо адресовано непосредственно мне. Вот смот-
рите: фамилия, имя, отчество. И послушайте, что
они пишут мне: «Верьте в царя Кирилла, он скоро
будет в Петрограде. Будьте готовы встретить закон-
ного царя русского народа» и т. д. ... Я готов по-
клясться чем угодно, что у меня нет знакомых ни
здесь, ни за границей, кто бы мог писать такие по-
слания...
Я, как мог, постарался убедить профессора, что
его никто ни в чем не подозревает.
— Нам известно, откуда и как поступают эти
письма и манифест. Мы уже приняли меры, чтобы
они больше не появлялись у нас. Если нечто по-
добное повторится, то рвите и бросайте в корзину...
А за то, что уведомили нас, спасибо.
Профессор, видимо успокоенный, поблагодарил»
раскланялся и направился к выходу. В дверях он за-
держался:
— А манифест этот отзывает анекдотом, просто
смех, да и только.
Действительно, Шварц был прав. Трудно удер-
жаться от улыбки, читая это послание новоиспе-
ченного «царя», столь же нелепое, сколь и велеречи-
вое:
«...Осенив Себя Крестным знаменем, объявляю
всему Народу Русскому: Надежда наша, что сохра-
191

нилась драгоценная жизнь Государя Императора
Николая Александровича, или Наследника Цесаре-
вича Алексея Николаевича, или Великого Князя
Михаила Александровича, не осуществилась...
Российские Законы о Престолонаследии не до-
пускают, чтобы Императорский Престол оставался
праздным после установленной смерти предшест-
вующего Императора и Его ближайших Наслед-
ников...
А посему Я, Старший в Роде Царском, Единст-
венный Законный Правоприемник Российского Им-
ператорского Престола, принимаю принадлежащий
Мне непререкаемо титул Императора Всероссий-
ского.
Сына Моего, Князя Владимира Кирилловича,
провозглашаю Наследником Престола с присвое-
нием Ему титула Великого Князя Наследника и Це-
саревича.
Обещаюсь и клянусь свято блюсти Веру Право-
славную и Российские Основные Законы о престо-
лонаследии...
Дан 31 Августа 1924 года. Кирилл»
Когда я читал это, мне чудилось, что я слышу го-
лос с того света. Но — увы! — приходилось прислу-
шиваться. Потому что и он, и ему подобные голоса
мешали жить живым людям.
Следует отметить одну существенную деталь.
Манифест, обращения, письма рассылались, как пра-
вило, тем, кого хорошо знали в нашей стране и за
границей.
Через несколько дней ко мне приходит другой
посетите/vb, не менее взволнованный,— председа-
192

тель Ленинградского областного Осоавиахима
В. И. Шорин. Он тяжело опустился в кресло и молча
подал мне все тот же пресловутый манифест «царя
Кирилла» и такое же письмо, как и у профессора
Шварца.
— Каким-то мерзавцам захотелось меня ском-
прометировать,— глухо начал он.— Вот, с сегод-
няшней почтой получил этот «подарочек». Впро-
чем,— он криво усмехнулся,— сделать это нетрудно,
ведь я бывший царский полковник, как вы знаете...
И опять мне пришлось успокаивать:
— Ну и что из этого следует? О том, что вы
бывший полковник, все знают, как знают и другое:
что вы с первых дней Советской власти защищали
ее от врагов. Знают также, что Советская власть
вам доверяла и доверяет ответственные посты в
Красной Армии, что вы работали вместе с С. М. Ки-
ровым.
Я объяснил Шорину, что это чистейшая прово-
кация, задуманная, как видно, в широких масшта-
бах, что не один он получает такие послания.
— Но все же, почему они меня вспомнили? Ведь
за границей меня давно предали анафеме. Там, ко-
нечно, хорошо известно, что в годы гражданской
войны я боролся с белогвардейцами, с интервен-
тами...
А на другой день — звонок из Смольного.
Слышу голос Сергея Мироновича Кирова:
— Товарищ Фомин, у меня только что был ака-
демик Иван Петрович Павлов... Пришел и, ничего
не объясняя, сердито спрашивает: «А что, к нам со-
бирается царь Кирилл из Парижа?» И показывает
мне письмо и манифест «царя Кирилла». А потом
так же сердито добавил: «Я уже привык жить без
193

царя, зачем он мне нужен? Пусть этот Кирилл
больше мне ничего не пишет!»
Я ответил Сергею Мироновичу, что мне уже из-
вестно несколько подобных случаев и что меры к
пресечению их приняты.
— Нужно как можно скорее покончить с этим,—
сказал Сергей Миронович,— А то это приносит лю-
дям лишние волнения.
А тем временем погранотрядами Ленинградского
военного округа было установлено, что все эти
контрреволюционные листовки — манифест «царя
Кирилла», его обращения «К русскому воинству»,
«К русскому народу», а также письма провозили
проводники поездов из Эстонии и Латвии. Для этой
цели в полу вагонов устраивались специальные по-
тайные ящики, в них были обнаружены и мелкие га-
лантерейные товары. Проводников арестовали. Они
указали и тех, кто покупал контрабанду, и тех, кто
распространял среди населения письма и манифест
по заданию парижской эмигрантской организации
РОВ С. Агенты этой белогвардейской организации,
как выяснилось, скупали у букинистов такие доре-
волюционные справочники, как «Вся Россия», «Вся
Москва», «Весь Петроград». Из них брали адреса из-
вестных ученых, инженеров, адвокатов, бывших гене-
ралов, крупных чиновников. Им писались письма и
вместе с манифестом и обращениями завозились
к нам. А здесь, через местные почтовые отделения,
письма рассылались по указанным адресам.
Однако вся эта затея абсолютно ни к чему не
привела. На эмигрантскую провокацию никто не
поддался.
194

ПОЙМАННЫЕ С ПОЛИЧНЫМ
К началу 30-х годов наша страна имела уже нор-
мальные дипломатические отношения со всеми
крупнейшими странами мира, кроме США. С неко-
торыми капиталистическими государствами у нас
были и особые промысловые и другие соглашения.
В частности, был заключен договор с Англией на
рыболовные и зверобойные концессии в северных
морях. И надо сказать, что все здесь обходилось без
каких-либо осложнений, пока английские траль-
щики соблюдали установленные договором пра-
вила.
Но вот в 1933 году начались переговоры между
СССР и США об установлении дипломатических от-
ношений. Это не отвечало интересам английских
агрессивных кругов. И они решили спровоцировать
какой-либо конфликт с Советским Союзом, чтобы
получить повод для пропаганды против нормализа-
ции отношений между СССР и США.
Именно в это время английские рыболовные
суда, несмотря на наши предупреждения, стали все
ближе и ближе подходить к советским берегам и
пытались связаться с населением.
Коменданту отдельной М}фманской пограничной
комендатуры ОГПУ Алешину было приказано
срочно выяснить, с какой целью подходят к нашим
берегам английские рыболовные суда. Вскоре от
Алешина пришло донесение: английские тральщики,
пользуясь разрешением ловить рыбу в наших водах,
нарушают свои обязательства и близко подходят к
советским берегам. При этом они не только ловят
рыбу в неположенных местах, но еще занимаются
контрабандой и шпионажем. На шлюпках англий-
195

ские моряки подходят к берегу, продают местному
населению заграничные вещи, а заодно интере-
суются, как часто бывают в этих местах погранич-
ники, каково настроение у людей, есть ли недоволь-
ные Советской властью и т. п.
Вскоре получаю от Алешина новое сообщение:
два английских рыболовных тральщика, «Вридлейт»
и «Дайн», особенно злостно нарушают наши мор-
ские границы. Их шлюпки в ночное время по-
стоянно курсируют у берегов. Есть сведения, что
кроме вещей передаются какие-то письма. Капита-
нам этих судов делались предупреждения, но они
снимались с якорей и уходили в море, чтобы через
несколько часов в другом месте снова бросить якорь
и спустить шлюпки. Не было никакого сомнения,
что эти «зверобои» и «рыболовы» интересуются от-
нюдь не рыбой и морским зверем.
Начальником Мурманской пограничной базы был
у нас отличный командир-пограничник А. В. Садни-
ков. Он окончил Военно-морское училище имени
Фрунзе, хорошо знал морское дело и пограничную
службу. И что было для данного случая особенно
ценным, он неплохо изучил международные пра-
вила, относящиеся ко всякого рода торговым и иным
соглашениям. В распоряжение Садникова был дан
боевой пограничный корабль «Пурга», которым
командовал Харченко — старый, опытный моряк, по-
лучивший боевую закалку еще в гражданскую
войну. Вот им и поручено было в корне пресечь
провокационные действия английских рыболовных
судов. Для этого необходимо было поймать их с по-
личным. Но требовалась величайшая осторожность,
чтобы не дать вовлечь себя в международный инци-
дент.
196

И вот пограничный корабль выходит на задание.
Харченко проинструктировал личный состав. Про-
шли Кольский пролив, вышли в Баренцево море.
«Пурга» повернула к тому месту, о котором писал
в своем донесении Алешин. Шли медленно, ожидая
наступления ночи. Нужно было подойти к берегу,
стараясь не обратить на себя внимания. Этому спо-
собствовал туман.
«Пурга» осторожно идет вдоль берега. Садников
становится в рубке рядом с Харченко.
— Смотрите, Александр Владимирович,— и Хар-
ченко указал рукой вперед.— Возьмите мой би-
нокль. Он протянул Садникову бинокль и отдал
команду: «Огни погасить, идти самым тихим ходом
на сближение».
Садников в бинокль уже хорошо различает два
английских тральщика. Они стоят совсем недалеко
от берега, спокойно ловят рыбу. А от берега идет
шлюпка.
— Вот бы перехватить,— сказал Садников.
— Ну, где же! Разве успеем? — спокойно заме-
тил Харченко.— Мы их и так, голубчиков, накроем.
Заметив, что к ним приближается военное судно
(видно, были начеку!), тральщики стали поднимать
сети и якоря.
«Пурга» включает прожекторы и сигналит:
«Стоять на месте!» И дает полный ход. Один траль-
щик подчинился команде — стоит и ждет, а другой,
тот, что поднял шлюпку, стал уходить. Садников
вторично сигналит: «Стоять на месте!» Но англий-
ский тральщик, словно это не к нему относится, на-
бирает скорость. В третий раз Садников повторяет
ту же команду и предупреждает: «Буду стрелять».
Английский тральщик на всех парах уходит в ней-
197

тральные воды. Тогда Садников приказывает про-
извести предупредительный выстрел. И только
тогда судно замедлило ход и ответило сигналом, что
подчиняется распоряжению советских погранич-
ников.
Садников предлагает задержанным судам стать
на то место, где они ловили рыбу и где их застал
советский пограничный корабль, то есть на место
преступления. Затем капитаны обоих тральщиков
с вахтенными журналами приглашаются в кают-
компанию «Пурги» для составления протокола.
Капитанам «Вридлейта» и «Дайна» были пока-
заны копии договоров с английскими концессионе-
рами и их обязательства не подходить к советским
берегам ближе трех миль. Протоколы были состав-
лены в двух экземплярах с копиями и скреплены
четырьмя подписями: командира Мурманской по-
граничной базы Садникова, командира «Пурги»
Харченко и капитанов английских тральщиков. При-
писка, сделанная капитанами английских судов, гла-
сила, что с их стороны к пограничным советским
властям никаких претензий не имеется. Протоколы
были вручены под распискз'.
Пока оформлялись протоколы, помощник одного
из английских капитанов связался по радио со
своими властями и сообщил о том, что они задер-
жаны советским пограничным кораблем. Англий-
ское телеграфное агентство немедленно распро-
странило клеветническое сообщение, густо при-
правленное антисоветскими выпадами. Взывая к
международной общественности, английская печать
завопила о недостойном поведении большевиков.
«С кем США собираются иметь дело?! С Советской
Россией?! Но ведь она своих обязательств не выпол-
198

няет! Для нее не существуют никакие законы! Вот
как приходится англичанам расплачиваться за свою
доверчивость!» — в таком свете преподносила зару-
бежная пресса инцидент в Баренцевом море.
А тем временем Садников, действуя строго по
инструкции, конвоирует тральщиков в Мурманский
порт для досмотра и карантина, который вместе со
штрафом накладывается в таких случаях на наруши-
телей морских границ.
Между тем из Москвы запрашивают, что произо-
шло с двумя английскими тральщиками в Баренце-
вом море. Телефонные звонки в моем кабинете не
умолкают. Но... на корабле испортилось радио,
связи с «Пургой» нет и не будет до тех пор, пока
Садйиков не придет в Мурманск. А значит, и в Мо-
скву я не могу дать нужного ответа.
То и дело вызываю Мурманск, а меня через каж-
дые пять — десять минут вызывает Москва: нужны
исчерпывающие сведения о задержании английских
тральщиков.
Наконец, в первом часу ночи «Пурга» появляется
в Мурманском порту вместе с английскими траль-
щиками. Садников докладывает, где и как были за-
держаны «Вридлейт» и «Дайн», зачитывает прото-
колы. В заключение он сообщает, что со стороны
английских капитанов никаких претензий к совет-
ским пограничникам нет. Тут же я сообщил об этом
в Москву и получил приказание, как только Садни-
ков прибудет в Ленинград, взять у него все доку-
менты и немедленно ехать в Москву для личного
доклада председателю ОГПУ.
Вячеслав Рудольфович Менжинский остался до-
волен действиями советских пограничников и, про-
щаясь со мною, сказал:
199

— От моего имени поблагодарите командира
Садникова. Хорошо он знает службу и умело выпол-
нил задание. Ведь эти документы обличают провока-
торов.
Вернувшись в Ленинград, я рассказал товарищам
о встрече с В. Р. Менжинским и, разумеется, пере-
дал благодарность председателя ОГПУ Садникову.
С Александром Владимировичем Садниковым мы
встречаемся и сейчас. Он контр-адмирал в отставке,
живет в Ленинграде.
БОРЬБА С ВАЛЮТЧИКАМИ
И КОНТРАБАНДИСТАМИ
В годы новой экономической политики немало
темных дельцов и спекулянтов вело бойкую тор-
говлю драгоценностями и валютой. Некоторые из
них обогатились. Но позднее, когда Советская
власть перешла в решительное наступление против
нэпманов и спекулянтов, они заметались. Охвачен-
ные страхом за свои капиталы, они старались свя-
заться с контрабандистами и через их посредниче-
ство сплавить золото и валюту за границу.
Легко себе представить, какой вред наносила эта
«утечка» ценностей. Партия выдвинула лозунг ин-
дустриализации страны. Началась борьба за эконо-
мию, каждый рубль был на учете. А тут миллионы
золотых рублей ловкими аферистами — людьми без
родины и без совести — сплавлялись за границу.
Это наносило большой ущерб народному хозяйству
страны.
ОГПУ и пограничники принимали решительные
меры к пресечению спекуляции и контрабанды.
200

Большая работа в двадцатых и тридцатых годах ве-
лась ОГПУ и погранчастями Ленинградского воен-
ного округа.
У меня в памяти сохранилось немало таких дел.
Одно из них связано с бывшим владельцем банкир-
ской конторы в Петрограде Захарием Ждановым.
Еще во время Октябрьской революции он тайно
очистил сейфы своего банка, вывез ценности к
себе на дачу в Павловск и там все закопал в землю.
Когда началась новая экономическая политика, он
извлек эти ценности и принялся за коммерческие
операции. Захарий Жданов по старой памяти хо-
дил в клуб, играл в карты. Как в «доброе старое
время», занимался и ростовщичеством: принимал в
залог за большие проценты дорогие вещи.
В конце двадцатых годов Жданов связался с од-
ним ксендзом, подружился с ним. И немудрено: оба
по убеждению оказались врагами Советской власти.
Они стали изготовлять антисоветские листовки и
тайно распространять их среди населения. И того
и другого вскоре арестовали. Жданов был выслан в
Соловки на пять лет. Спустя два года он ухитрился
оттуда бежать и в 1930 году снова очутился в Ленин-
граде. Здесь он остановился у своей прежней лю-
бовницы В.
Захарий Жданов был в Ленинграде довольно из-
вестным человеком. Поэтому укрыться ему было
трудно. Как только он появился в Ленинграде, об
этом сразу же стало известно органам ОГПУ, и он
был арестован. Вместе с ним была задержана и до-
прошена его сожительница В. Из ее слов мы узнали,
что Жданов обладает огромным состоянием в
10 миллионов рублей золотом, но, где он все это
держит, ей неизвестно.
201

— Захарий Иванович собирался бежать за гра-
ницу. Обещал взять и меня. При этом он говорил
мне: «Поедем не с пустыми руками. 10 миллионов
повезем! Нам на свой век хватит, и еще оста-
нется».
Нас не могли не заинтересовать эти показания.
10 миллионов золотом — огромное состояние. Запо-
лучить бы их да передать в фонд индустриализации
страны!
Дело Захария Жданова вели мой заместитель
Шершевский и его помощник Юрьев. Оба они были
опытные работники, и немало контрабандистов, ва-
лютчиков, шпионов и диверсантов прошло через их
руки. И хотя дело бывшего банкира Захария Жда-
нова оказалось одним из самых сложных в их прак-
тике, они справились с ним неплохо. Первое и очень
важное, что удалось им выяснить,— это наличие у
арестованного вклада в Парижском банке в 650 ты-
сяч франков. Захарию Жданову об этом ничего не
сказали. Когда его вызвали к себе Шершевский и
Юрьев, то спросили, есть ли у него денежные сбе-
режения за границей.
— Есть,— отвечал Жданов,— в Париже на счету
одного банка лежит около полумиллиона.
— А точнее не помните?
— 650 тысяч франков.
Подумав, Захарий Жданов сказал:
— Я знаю, что очень виноват перед Советской
властью. Я прошу принять в фонд индустриализации
мои сбережения, хранящиеся в Парижском банке.
Мы, конечно, понимали, что истинным побужде-
нием Захария Жданова было отнюдь не доброе дви-
жение души и не чувство раскаявшегося грешника.
Ему просто хотелось поскорее освободиться, и, де-
202

лая такой шаг, он рассчитывал, что от него отсту-
пятся — выпустят на свободу и оставят в покое. Мы
воспользовались его предложением и через уполно-
моченного Наркоминдела в Ленинграде и управляю-
щего Госбанком оформили счета для перевода денег
из Парижского банка. Захарий Жданов сам торопил
нас с переводом и был обрадован, когда через три
недели на его имя пришло 650 тысяч франков, кото-
рые он сразу же передал в фонд индустриализации
страны.
Однако мы были глубоко убеждены, что бывший
банкир имеет еще немало ценностей, но скрывает.
Сколько? А что если в самом деле 10 миллионов!
Я решил для начала сам переговорить с Захарием
Ждановым.
— Захарий Иванович,—начал я,—вы передали
государству только часть своего состояния. Теперь
нам остается договориться о передаче остальных де-
нег и ценностей.
Жданов клятвенно заверяет, что ни денег, ни цен-
ностей у него нет. Все, что было, отдал.
Я напомнил ему, что на квартире гражданки В.
сотрудники О ГПУ обнаружили ценностей и денег в
общей сумме тысяч на пятьдесят.
— Да, эти деньги у меня действительно были.
Я оставил их для того, чтобы обеспечить себя и ее.
Эти деньги ее и есть. И больше нет у меня ни по-
лушки. Ей-богу! Хотите верьте, хотите нет. Как на
духу говорю...
Несколько раз мы разговаривали с ним, но Жда-
нов упорно твердил одно: нет и нет у него больше
денег.
Проходит несколько недель. Мы опять вызываем
его на допрос.
203

— Ваше освобождение,—сказали мы ему,—зави-
сит от вашего чистосердечного признания. Ведь ни-
кто вам не позволит пользоваться своими миллио-
нами у нас в стране. А бежать за границу вам не
удастся, об этом не следует и помышлять. Границы
надежно охраняются нашими славными погранични-
ками.
Захарий Жданов, тяжело опусхив голову, молчал.
Мой заместитель Шершевский предлагает Жда-
нову указать близких ему людей, которые вместе с
ним участвовали в коммерческих сделках и могли бы
подтвердить, какой суммой в период царской власти
и в период нэпа он располагал.
Захарий Жданов долго раздумывал и в конце кон-
цов сказал, что у него в Павловске, на даче, закопаны
ценности на сумму около миллиона рублей.
Шершевский с двумя сотрудниками и с бывшим
банкиром поехали в Павловск и там по его указа-
нию произвели раскопки. Обнаруженные ценности
немедленно доставили мне в кабинет. На моем столе
оказались золотые браслеты, диадемы, перстни и про-
чие драгоценные вещи, а также валюта и разные
акции и облигации — всего на сумму около миллиона
рублей. Мы составили опись и передали найденное
в фонд индустриализации страны.
И все же я усомнился, что Захарий Жданов от-
крыл нам все запасы ценностей. А бывший банкир,
знай, твердит одно:
— Помилуйте, если бы у меня было 10 миллио-
нов, я давно бы их передал государству. Вот было
650 тысяч франков и около миллиона рублей в ва-
люте и ценностях. Так я же передал их в фонд ин-
дустриализации. И больше ничего не имею. Все, что
было, отдал. Себя, можно сказать, по миру пустил.
Уж вы поверьте!

Я снова решил вызвать для разговора его сожи-
тельницу В., которая ходила к нему на свидания ш
носила передачи.
Я просил ее подтвердить, действительно ли аре-
стованный говорил ей о 10 миллионах рублей.
Она ответила:
— Когда арестовали Захария Ивановича, он все
уговаривал меня, чтобы я не волновалась, жила спо-
койно, а его не забывала, почаще навещала и прино-
сила бы ему все необходимое. «Меня подержат, по-
держат и освободят. А денег нам с тобой хватит.
У меня,— говорил он,— 10 миллионов припасено».
Вот ведь какая задача!
Действительно ли у него 10 миллионов хранится,
или же он для соблазна своей сожительницы выдумал
такую сумму, чтобы она не бросала его?
Снова вызываю Жданова к себе в кабинет. Велел
принести чаю. Четыре часа мы сидели с ним, пили
чай и разговаривали. Тут мне пришлось познако-
миться со всеми тонкостями банковского дела. За-
харий Жданов начал рассказывать, как он проводил
денежные операции, как ухитрялся извлекать доходы.
При этом он, однако, заявил, что более 2 миллионов
рублей золотом никогда не имел.
Я задал ему вопрос:
— Захарий Иванович, но ведь вас никто за язык
не тянул, вы сами говорили людям, что обладаете де-
сятимиллионным состоянием в золоте и валюте.
На это бывший банкир ответил:
— Относительно 10 миллионов рублей я действи-
тельно говорил своей знакомой В. два раза: когда я
только остановился у нее на квартире после побега
из Соловков и второй раз сказал ей об этом, когда
она приходила ко мне в тюрьму на свидание и при-
205

несла вещи и продукты. Я знал, что у нее имеется не-
большая сумма моих денег. Так пускай, думаю, она на
меня часть из них израсходует,.,
Жданова увели. Я остался один, но не дают мне
покоя эти миллионы. Сижу и думаю: а что если где-
то в земле закопаны еще восемь с половиной мил-
лионов!
Испытаю еще одно средство, решил я. Вызову на
очную ставку со Ждановым тех, кто знал его жизнь,
коммерческие дела, наличие денежных средств и цен-
ностей. Тогда уж можно будет прийти к оконча-
тельному выводу. Через несколько дней снова ко мне
в кабинет приводят Жданова. Я усадил его рядом с
собой за стол. Пригласил свидетелей. Опираясь на
палки, прихрамывая, входят два старика. Одеты бо-
гато: пальто с бобровыми воротниками, бобровые же
шапки. Уселись они против нас. Я спросил, узнают
ли они человека, сидящего перед ними.
— Как же не узнать? — ответил один из них.—
Нам, маклерам петроградской фондовой биржи...
(«Бывшим биржевым маклерам»,— подправил другой
свидетель),—да, бывшим маклерам — очень хорошо
знаком Захарий Иванович. Да и кто из финансовых
дельцов Петербурга не знал его? Захарий Иванович
был человек видный. И средства имел немалые. А ведь
из банковских конторщиков вышел!
Я задал им ряд вопросов. Оба свидетеля отве-
чали охотно и подробно. Мне важно было выяснить,
какой суммой обычно оперировал Захарий Жданов.
И все ответы сводились к одному: не более 2 мил-
лионов.
— Может быть, больше? — допытывался я.
— Нет, в пределах 2 миллионов обычно вел он
денежные дела. А держать какую-то часть капитала
206

мертвым фондом он бы не стал — какой резон! Ка-
питал в обороте — это верный доход. Да и не такой
человек Захарий Иванович, чтобы скрывать свои ка-
питалы. Любил он, грешным делом, себя показать...
Встречи с другими свидетелями окончательно убе-
дили меня в том, что Жданов действительно больше
не располагает никакими ценностями. Следствие по
этому делу было закончено. Жданова выслали на жи-
тельство в Архангельскую область.
В 1931 ГОДУ в Управление пограничной охраны
Ленинградского военного округа поступило заявле-
ние, что некий Либерман имеет в земле закопанного
золота более 30 килограммов и намерен частями пе-
реправить его за границу. Выяснилось, что Либерман
до революции владел небольшой картонной фабрикой
в Петербурге, а после Февральской революции за-
купил на большую сумму червонного золота в слит-
ках. После Октября его фабрику национализировали,
он остался работать на ней в качестве технорука.
Начальник отделения пограничной охраны Ленин-
градского округа по борьбе с контрабандой Иван
Алексеевич Дмитриев получил сведения, что Либер-
ман начал изготовлять обручальные кольца, прибег-
нув к помощи одного ювелира. Кольца эти нелегаль-
ным путем продавал частным лицам.
Долго пришлось беседовать Дмитриеву с Либер-
маном, пока наконец тот не удостоверился, что мы
действительно знаем о закопанном золоте и о том,
что он намеревался с ним делать. И. А. Дмитриев
предложил ему передать это золото в фонд индустри-
ализации страны, с тем чтобы, исполнив этот свой
207

гражданский долг, Либерман мог с чистой совестью
продолжать работать на прежнем месте. Ему дали
возможность подумать, и в конце концов он предло-
жил Дмитриеву ночью поехать в указанное место и
откопать золото. Вскоре И. А. Дмитриев доложил мне,
что в указанном месте обнаружил слиток в 6 с поло-
виной килограммов.
Тогда я понял, что Либерман хочет нас провести:
откупиться этим слитком. Дескать, получат они зо-
лото и оставят меня в покое.
— Нет,— говорю я Дмитриеву,— этот номер не
пройдет. Вы настаивайте на сдаче государству спря-
танного золота полностью. По нашим данным, у него
должно быть более 30 килограммов. Не скажет, где
лежит у него остальное золото,— предупредите его,
что на него будет заведено следственное дело; вызо-
вем людей, которым он предлагал купить у него зо-
лото. Они подтвердят, и он будет отвечать по всей
строгости закона.
Однако Либерман упорствовал. И мне и Дмит-
риеву пришлось не раз говорить с ним. Он стоял на
своем. Все время повторял:
— Я же советский человек и сразу привез золото,
чтобы сдать его государству!
Последняя наша встреча была совсем короткой.
Услышав в очередной раз заявление «я же советский
человек...», я сказал ему:
— Вот вы говорите, что вы советский человек, а
поступаете не по-советски. Вы должны понимать, что
ваше упорство ни к ч^му не приведет.
Давайте покончим с этим делом раз и навсегда,—
сказал я.— Если вы хотиае, чтобы мы с вами могли
спать спокойно, сдайте полностью золото государ-
ству.
208

— Я вас не понимаю,—удивился Либерман.— По-
чему это я и вы не будем спать спокойно?
— Вы не будете спокойны потому, что, как только
пройдет машина мимо вашего дома, или остановится
кто-либо у вашей парадной, или позвонит кто в вашу
квартиру, вы будете думать, что за вами приехали из
ОГПУ. Я же не буду спать спокойно, так как посто-
янно буду чувствовать себя виноватым перед государ-
ством и стану себя упрекать: а почему я позволил Ли-
берману утаить еще около 26 килограммов золота?
Так не лучше ли нам с вами прийти к обоюдному со-
гласию. Давайте спать спокойно по ночам — и вы, и
я. Я хочу, чтобы вы могли спокойно жить и рабо-
тать.
Лицо Либермана выражало внутреннее волнение.
Видимо, в нем боролись два чувства. Наконец он про-
вел дрожащей рукой по лицу и сказал:
— Ну, ладно, пусть будет по-вашему. У меня есть
еще 26 килограммов золота.
Когда оставшееся золото было изъято, Либерман
попросил принять во внимание, что он добровольно
сдает свое золото в фонд индустриализации страны.
— И пожалуйста, сохраните всю эту историю с
золотыми слитками в тайне. Я не хочу, чтобы об этом
узнали знакомые и особенно сослуживцы. Я честный
труженик и хочу спокойно работать на прежнем месте
и на прежней должности.
Я заверил, что ему нечего беспокоиться:
— Работайте честно, и никто вас пальцем не тро-
нет, никаких ограничений или тем более преследо-
ваний не будет.
Вот так мы с ним и расстались.
209

ЗА ГОДЫ моей работы начальником пограничной
охраны в Ленинградском округе с 1930 по 1935 год
мне довелось не раз сталкиваться с контрабандиста-
ми различных мастей. Среди тех, кто действовал с
особенно большим размахом, были капитаны ко-
раблей, работники иностранных консульств. Кон-
трабандные товары (чаще всего галантерея, отрезы,
часы, наркотики) пограничники находили в уголь-
ных ямах пароходов, в искусно оборудованных тай-
никах кают. Случалось обнаруживать даже пароходы
с двойными палубами.
Но пограничников трудно было провести. Они
знали все уловки контрабандистов. В тех же редких
случаях, когда контрабандисты ухитрялись проско-
чить через таможню со своим товаром, к их услугам
всегда находились темные дельцы, в чьих руках за
годы нэпа скопилось немало ценностей. Сделки со-
вершались на черном рынке.
Но на границе зорко следили за скупщиками
драгоценностей. Пограничники обнаруживали запря-
танные золотые монеты и вещи, бриллианты и валюту
в самых, казалось бы, необычных местах и предметах:
в книжных переплетах, ботинках, прическах, даже в
утюгах.
В управление пограничной охраны Ленинградского
военного округа поступило заявление, что дочь быв-
шего торговца Ш.— Генриетта бежала в Париж, за-
хватив с собой валюту и бриллианты на огромную
сумму. В Париже у нее жил муж — белый офицер,
эмигрировавший еще в гражданскую войну. Отец
Генриетты остался в Ленинграде. Нам стало известно,
что дочь оставила ему около 30 тысяч рублей золотом.
Бывший торговец Ш. был арестован. Ему предъ-
явили обвинение в сокрытии ценностей, кроме того,
210

он привлекался к ответственности как соучастник в
побеге дочери за границу. На квартире у Ш. нашли
более тысячи золотых пятирублевых монет. На след-
ствии арестованный предложил:
— Облегчите мне наказание, и я передам в фонд
индустриализации страны крупную сумму.
Старику было обещано прощение. Он повел упол-
номоченных к себе на квартиру, и там, в потайном
месте, был найден целый клад — золотые монеты на
24 тысячи рублей. Затем он написал письмо дочери в
Париж с просьбой выслать на его имя половину той
суммы, которую она вывезла из Ленинграда за гра-
ницу. Это составило ни много ни мало — 200 тысяч
франков.
Месяца через два я получаю из Парижа письмо:
«Советская Россия. Ленинград, ОГПУ, началь-
нику пограничной охраны. Товарищ! Я поступила
честно. Перевела 200 тысяч франков в Ленинград-
ский госбанк; прошу и вас поступить с моим отцом
тоже честно. Генриетта».
В общей сложности только за три года (1930—
1933) пограничная охрана ОГПУ Ленинградского
военного округа передала в фонд индустриализации
страны драгоценностей и валюты на сумму более
22 миллионов рублей золотом.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О В. Р. МЕНЖИНСКОМ
С Вячеславом Рудольфовичем Менжинским я впер-
вые встретился в начале сентября 1919 года в Москве.
В это время чекисты раскрыли крупный контррево-
люционный заговор так называемого «Тактического
центра», о чем я уже писал в предыдущих главах.
211

На Лубянке, где помещалась ВЧК и куда я явился
по вызову Ф. Э. Дзержинского, царили особая под-
тянутость, собранность, деловитость. В приемной
я увидел, как из кабинета Дзержинского вышел высо-
кого роста мужчина в пенсне с золотой оправой.
— Кто это? — спросил я секретаря ВЧК т. Сави-
нова.
Это был направленный по решению ЦК для рабо-
ты в качестве члена коллегии и члена Президиума
ВЧК Вячеслав Рудольфович Менжинский.
На следующий день В. Р. Менжинский явился в
особый отдел ВЧК со специальным поручением Фе-
ликса Эдмуидовича и приступил к расследованию за-
явлений от военного доктора, учительницы одной из
московских школ и других советских патриотов, пре-
дупреждавших ВЧК о существовании контрреволю-
ционного «Тактического центра», подготовлявшего
вооруженный мятеж и захват власти в Москве.
В ночь накануне операции меня вызвали к Феликсу
Эдмундовичу. Когда я пришел к нему, в кабинете
уже были В. Р. Менжинский и член коллегии ВЧК,
секретарь ВЦИК В. А. Аванесов, начальник особого
отдела Московской ЧК Е. Г. Евдокимов. В кабинет
то и дело входили чекисты. В. Р. Менжинский вру-
чал им ордера на аресты заговорщиков, объяснял
характер задания, предупреждал об осторожности.
Он был немногословен, очень четко формулировал
свои мысли, переспрашивал, все ли понятно.
В ночь на 19 сентября 1919 года было арестовано
и доставлено в ВЧК более 700 белогвардейцев «до-
бровольческой» армии. Чекистам под руководством
Ф. Э. Дзержинского и В. Р. Менжинского удалось с
помощью московских коммунистов полностью разгро-
мить и уничтожить опасный очаг контрреволюции.
212

...В революционном движении В. Р. Менжинский
начал принимать участие с 1895 года. По заданию
Центрального Комитета он вел агитационно-пропа-
гандистскую работу в Ярославле. В годы первой рус-
ской революции работал в военной организации при
Петербургском комитете партии, был одним из редак-
торов большевистской газеты «Казарма». Скрываясь
от царского суда, Вячеслав Рудольфович вынужден
был эмигрировать за границу, откуда возвратился ле-
том 1917 года.
Уже после смерти В. Р. Менжинского его жена
показала мне несколько интереснейших документов
и фотографий, в том числе личный листок, заполнен-
ный собственноручно Вячеславом Рудольфовичем при
получении единого партбилета. Там значилось: год
вступления в РСДРП — 1902; с 1907 года по июнь
1917 года — в эмиграции (Франция, Германия, Бель-
гия, Англия). После Октябрьской революции — на-
родный комиссар финансов. В период гражданской
войны — заместитель наркома социалистической и
военной инспекции на Украине. В органах ВЧК — с
сентября 1919 года.
В. И. Ленин очень высоко ценил Менжинского
как настоящего революционера-бойца, всегда стой-
кого, выдержанного и очень скромного человека. По
предложению Владимира Ильича Вячеслав Рудоль-
фович был в 1917 году назначен на пост народного
комиссара финансов. Много лет спустя мне довелось
прочитать такие строки воспоминаний современника
о Вячеславе Рудольфовиче: «В самые бурные дни бе-
шеного сопротивления свергаемых классов, при ис-
терическом вопле всей буржуазной печати, Вячеслав
Рудольфович Менжинский вошел, как хозяин, в по-
мещение Государственного банка, крепкой рукой
213

обуздал саботажников, с неизменной улыбкой рас-
крыл сейф и так же твердо провел до конца волю
пролетариата, как впоследствии проводил ее в борьбе
с заговорами контрреволюции».
Как член Президиума ВЧК, а с 1923 года замести-
тель председателя ОГПУ Вячеслав Рудольфович Мен-
жинский принял активное участие в раскрытии мно-
гих контрреволюционных, шпионских, диверсионных,
вредительских организаций, ставивших своей целью
свержение Советской власти.
Ф. Э. Дзержинский считал Вячеслава Рудольфо-
вича отличным оперативным работником. С первой
сеодки или заявления, поступившего к нему, Менжин-
ский мог сразу сказать, есть ли тут действительно
что-либо серьезное или не стоит заниматься этим
делом. Впоследствии мне самому не раз приходилось
убеждаться в необычайной прозорливости Вячеслава
Рудольфовича, в его умении вдумчиво анализировать
факты и доверять только фактам, в его поразительном
чутье и знании психологии людей.
Когда Вячеслав Рудольфович уже был председа-
телем ОГПУ, заменив на этом посту Ф. Э. Дзержин-
ского, из Ростова прибыла телеграмма с сообщением,
что группа кубанских казаков в парадном обмунди-
ровании с трехцветным царским флагом и трубачами
выехала встречать своего бывшего наказного атамана
генерала Улагая, который должен был поднять вос-
стание на Кубани. В телеграмме сообщалось, что ка-
заки оцеплены дивизионом войск ОГПУ и аресто-
ваны. Ознакомившись с содержанием телеграммы,
Вячеслав Рудольфович немедленно вызвал к себе
начальника ОГПУ Северо-Кавказского края, находив-
шегося в то время на учебе в Москве. Он при мне дал
ему прочесть телеграмму и приказал немедленно ъы-
ехать на Кубань.

— Я не верю в это дело,— сказал Вячеслав Ру-
дольфович, немало обескуражив этим начальника
ОГПУ края.— Прошу вас разобраться всесторонне
и объективно. Скорее всего казаков придется осво-
бодить, а виновных наказать.
Как предполага?^ Вячес7\.ав Рудольфович, так и ока-
залось на самом деле.
В чем же был секрет проницательности В. Р. Мен-
жинского? В его осведомленности о настроениях,
думах и чаяниях самых различных слоев населе-
ния, в умении трезво оценивать обстановку, тща-
тельно сопоставлять и анализировать факты, отбра-
сывая ненужную шелуху, добираясь до самой сути
дела.
Припоминается и другой случай. Мне, тогда на-
чальнику особого отдела Северо-Кавказского воен-
ного округа и начальнику погранохраны и внутрен-
них войск ОГПУ края, пришлось докладывать на
коллегии ОГПУ о вскрытой нами контрреволюцион-
ной группе курсантов в военной школе среднего ком-
состава. Члены коллегии согласились с докладом и в
своих выступлениях поддержали меня. Вячеслав Ру-
дольфович, внимательно слз^шавший доклад и высту-
пления членов коллегии, сказал:
— Нельзя всех мерить на один аршин. Что же,
по-вашему, рядовые члены группы, многие из кото-
рых просто отсталые в идейном отношении люди и к
том}' же представители национальных меньшинств,
заслуживают такого же наказания, как и их главарь —
выходец из дворянской семьи, убежденный враг Со-
ветской власти? Нет, нужен вдумчивый, дифферен-
цированный подход. Одних можно и нужно перевос-
питывать, других — строго карать.
Мне не раз приходилось разговаривать с Вячесла-
215

еом Рудольфовичем о делах ВЧК — ОГПУ, о наших
чекистах. Он всегда хотел услышать как можно боль-
ше фактов из повседневной практической работы ря-
довых чекистов.
Однажды я рассказал Вячеславу Рудольфовичу о
том, как артистка Михайлова, жена крупного поме-
щика Крупенского, попыталась подкупить часового —
вчерашнего простого рабочего парня. Красноармеец,
не колеблясь, доставил ее в комендатуру и сообщил
о ее гнусном предложении. Вячеслав Рудольфович
заметил по этому поводу, что это очень хороший при-
мер стойкости и неподкупности наших людей. Нужно,
чтобы в ВЧК приходило как можно больше рабочих,
чтобы школы чекистов пополнялись в основном за
счет рабочих, особенно металлистов — этого передо-
вого отряда рабочего класса.
Вячеслав Рудольфович постоянно заботился о
подборе и подготовке чекистских кадров, в том числе
работников погранохраны. Мне хорошо запомнилась
одна беседа с Вячеславом Рудольфовичем. Речь шла
о командном составе погранохраны. Наша единствен-
ная тогда пограничная школа ни в коей мере не удов-
летворяла потребности в командном составе, пригод-
ном к тяжелой службе и специфическим условиям
работы.
— Нам нужно будет,—сказал Вячеслав Рудоль-
фович,— готовить командный состав из своих чеки-
стов-пограничников, организовав новые погранич-
ные школы.
И вот, помню, уже на праздновании 5-й годов-
щины Высшей пограничной школы в 1928 году в
Центральном Доме Красной Армии мне довелось по-
сле некоторого перерыва вновь встретиться с Вячесла-
вом Рудольфовичем.
216

— Как приятно смотреть на всех вас, сидящих
здесь пограничников,— говорил Вячеслав Рудольфо-
вич.— Все вы молодые, здоровые, выглядите чудесно,
хорошо одеты...
Радость Менжинского была вполне понятной.
Ведь это он возглавил особый отдел ВЧК по охране
границ, подписав в ноябре 1920 года приказ о приеме
охраны от Наркомвнешторга. С тех пор и до послед-
них дней своей жизни он неустанно заботился об
улучшении охраны государственных границ, гордился
идейным ростом, ростом военного и чекистского ма-
стерства командного и рядового состава пограничных
войск.
КАК И ФЕЛИКС ЭДМУНДОВИЧ, Менжинский
всегда подчеркивал, что сила чекистов в неразрывной
связи с народом. Примерно через год после смерти
Ф. Э. Дзержинского произошел такой случай.
В июне 1927 года двум диверсантам удалось бросить
бомбу в общежитие работников О ГПУ и скрыться.
Взрыв, к счастью, не принес большого вреда.
В. Р. Менжинский дал распоряжение поставить
на ноги все силы ОГПУ и во что бы то ни стало за-
держать диверсантов. Вячеслав Рудольфович распо-
рядился также дать телеграмму с описанием примет
диверсантов во все уголки страны, привлечь к по-
имке диверсантов самые широкие слои населения.
Некоторые работники ОГПУ говорили, что в этом
кет смысла: органы безопасности, действуя таким об-
разом, достигнут лишь того, что диверсанты будут
бо\ее осторожны и т. д. Но В. Р. Менжинский настоял
на своем.
И вот стали поступать известия. На дороге Ель-
шино — Смоленск один неизвестный в ответ на
217

просьбу милиционера предъявить документы выхва-
тил браунинг и ранил милиционера. Работавшие не-
вдалеке крестьяне организовали погоню. К ним при-
соединились работники ОГПУ и красноармейцы.
В десяти километрах от Смоленска неизвестный был
настип-гут и убит в перестрелке. При нем были най-
дены кроме нагана и парабеллума топографические
карты, английская граната, дневник. Убитый оказался
одним из з^частников диверсии.
Через два дня недалеко от Витебска местные кре-
стьяне и красноармейцы вместе с работниками ОГПУ
организовали преследование неизвестной женщины,
застрелившей шофера военного автомобиля. В пере-
стрелке неизвестная была убита и оказалась членом
той же террористической группы. Так с помощью на-
селения были обезврежены опасные враги.
ВЯЧЕСЛАВ РУДОЛЬФОВИЧ всю свою жизнь
упорно, настойчиво учился. Когда он пришел в ор-
ганы ВЧК, нам стало известно, что он свободно вла-
деет двенадцатью иностранными языками. Но этого
ему еще казалось мало. За годы работы в ВЧК—
ОГПУ он, несмотря на огромную занятость, изучил
еще четыре восточных языка: китайский, японский,
персидский и турецкий. Каждый выходной день, каж-
дый свободный час Вячеслав Рудольфович старался
использовать для выполнения намеченных себе учеб-
ных заданий. Обычно это были задания из самых раз-
личных областей науки. Он был человеком очень раз-
носторонних интересов: следил за литературой по
химии, астрономии, физике, математике.
Огромная эрудиция, умение подчинить людей
своей воле, колоссальная выдержка и хладнокровие
218

сочетались в нем с большой скромностью и деликат-
ностью. Вячеслав Рудольфович был на редкость вни-
мателен и вежлив в обращении с подчиненными.
В самых острых ситуациях он не выходил из себя,
не терял спокойствия. Он не был обладателем «ко-
мандирского голоса», и первое время для тех, кто ра-
ботал с нимг было очень странно слышать от руково-
дителя ОГПУ приказание, начинавшееся обычным для
него обращением: «Покорнейше прошу...» Но чекисты
знали, что эта манера обращения в данном случае
говорит лишь о большом уважении к людям, о дели-
катности.
Мне неоднократно самому доводилось убеждаться
в этом. В частности, когда Вячеслав Рудольфович от-
дыхал на даче «Каре».
Зная, что Вячеслав Рудольфович интересуется те-
атром, я как-то под вечер зашел к нему, чтобы узнать,
не желает ли он посмотреть спектакль театра опе-
ретты, который только что приехал на гастроли в
Кисловодск.
— Вы, я вижу, уже собрались? — спросил Вяче-
слав Рудольфович, глядя на мой парадный вид.— А что
за спектакль идет?
— «Сильва».
— Спасибо за приглашение. Я с удовольствием
пошел бы в театр, но неважно себя чувствую... А вам
желаю весело провести вечер...
Когда я был уже в дверях, В. Р. Менжинский ска-
зал:
— Я вас попрошу, товарищ Фомин, завтра утром
зайти ко мне.
На следующее утро я пришел к Вячеславу Рудоль-
фовичу и выслушал от него замечание, высказанное,
как обычно, в очень вежливой форме, по поводу
219

допущенной мною оплошности по службе. Я обещал
тотчас же исправить ошибку. Меня необычайно пора-
зила тогда деликатность Вячеслава Рудольфовича, ко-
торый накануне, зная, что я иду в театр, не захотел
испортить мне настроение.
Когда Вячеслав Адольфович уезжал из Кисловод-
ска, он, прощаясь со мною, пригласил, если буду в
Москве, заходить к нему. И все же я, хотя и часто бы-
вал в Москве, считал неудобным беспокоить своим
посещением Вячеслава Рудольфовича, отрывать его от
работы.
Как-то в начале весны 1926 года я, будучи в Мо-
скве, зашел в Управление ОГПУ. Поднимаюсь по ле-
стнице, а навстречу В. Р. Менжинский. Остановил
меня, поздоровался и спрашивает, когда я приехал в
Москву.
— Два дня назад.
— А почему же вы не зашли ко мне?
— Считал неудобным, Вячеслав Рудольфович. Что
ж я буду вас отвлекать разговорами?
— Напрасно так думаете. Я всегда рад вас видеть
у себя. Если сможете, то завтра в 11 часов утра зай-
дите ко мне.
Я поблагодарил за приглашение.
В назначенное время я пришел к Вячеславу Рудоль-
фовичу. Болезненный вид его обеспокоил меня. Я вы-
разил опасение по поводу его здоровья.
— Да что вы все, точно сговорились. Только о здо-
ровье со мною и говорите,— цгутливо и в то же время
с каким-то оттенком грусти заметил Вячеслав Рудоль-
фович.— Впрочем, вы правы. Здоровье у меня действи-
тельно неважное. Врачи заставляют лежать. Я прошу
вас,, товарищ Фомин, извинить меня: я буду разгова-
ривать с вами лежа. Пусть вас это не смущает.
220

Он попросил принести нам чаю и, лежа на диване,
рассказывал, что из Германии прибыла в Москву вра-
чебная комиссия, куда входят известнейшие в меди-
цине ученые. Совместно с нашими профессорами они
освидетельствовали всех членов Политбюро ЦК пар-
тии и народных комиссаров.
— Почему-то и меня включили в этот список,—
сказал Вячеслав Рудольфович.— Осмотрела меня эта
комиссия и постановила, чтобы я оставил работу и
выехал на все лето в Сочи лечиться. А разве можно
сейчас оставить работу мне, когда Феликс Эдмундо-
вич так занят в ВСНХ! Но он настаивает на лече-
нии...
В 1934 году Вячеслав Рудольфович ушел из
жизни. Перестало биться сердце пламенного рево-
люционера, верного ученика Ленина, помощника и
соратника Дзержинского.
ПАМЯТЬ О ДЗЕРЖИНСКОМ
Нас, чекистов, знавших «грозу буржуазии», «ры-
царя революции» Дзержинского, всегда поражала в
Феликсе Эдмундовиче его необычайная человечность,
скромность, простота, душевное отношение к своим
подчиненным, сотрудникам, к товарищам, ко всем, кто
обращался-к нему за советом или с просьбой. Это
был человек большого, отзывчивого сердца. И все эти
качества, которые были присущи ему самому, он очень
настойчиво прививал, воспитывал и у своих подчи-
ненных.
У всех, кому довелось общаться с Феликсом Эд-
мундовичем, навсегда осталась о нем добрая, светлая
память.
221

Я хочу рассказать здесь не только о том, чему сам
был свидетелем, но и о том, что рассказывали мне
люди, встречавшиеся с Дзержинским. Пусть это бу-
дут разрозненные и, может быть, на первый взгляд
не очень значительные эпизоды. Но ведь нам дорого,
вплоть до мельчайших подробностей, все, что от-
носится к славной жизни таких людей, как Дзержин-
ский. Пусть лее и эти маленькие штрихи послужат
воссозданию в памяти потомков живого облика од-
ного из самых преданных и самых благородных сынов
ленинской партии.
КАК-ТО, уже много лет спустя после граждан-
ской войны, я встретился с бывшим инспектором по-
литотдела 15-й армии И. Н. Гурвичем 1. Он рассказал
мне об одном случае, который произошел с Феликсом
Эдмундовичем в Польше в 1920 году.
В то время Ф. Э. Дзерлшнский 6ыа членом Поль-
ского ревкома и начальником тыла Юго-Западного
фронта. Ему приходилось часто бывать в воинских
частях, останавливаться на ночлег у местного населе-
ния. Однажды в местечке между Лидой и Белостоком
остался он ночевать у одного старенького ксендза.
Тот вначале смотрел на незваного гостя исподлобья
и не желал даже разговаривать с красным начальни-
ком. Но вот Феликс Эдмундович заговорил по-поль-
ски со служанкой. Ксендз, не утерпев, присоединился
к ним. Это был крайне словоохотливый старик. Слово
за слово, и вот он уже подсаживается поближе к
Ф. Э. Дзержинскому.
1 Ныне И. Н. Гурвич — персональный пенсионер, прожи-
вает в Ленинграде.
222

Вначале разговор не касался политики. Ксендз за-
говорил о неуважении современной молодежи к клас-
сикам польской литературы. Феликс Эдмундович хо-
рошо знал произведения многих из них, но особенно
любил он Адама Мицкевича. Вспомнив о нем, Феликс
Эдмундович с чувством прочитал на память некото-
рые строки великого поэта. Ксендз был просто очаро-
ван.
— Как приятно,— сказал он,— встретить у больше-
виков такого образованного, культурного человека,
да еще из наших, из поляков. Среди красных такие не
часто попадаются. Вот, к примеру, есть у них там в
Москве чекист Дзержинский — тоже поляк. Так ведь
как только земля носит такого: сколько он, говорят,
народу погубил! Все тюрьмы полны, кого посадил, а
кого и расстрелял!
Феликс Эдмундович внимательно слушал, не пе-
ребивал да еще иногда и поддакивал:
— Да, да, бывали у Дзержинского такие случаи:
и в тюрьмы сажал и расстреливал.
Ксендз, обрадованный, что его слушают так вни-
мательно и даже соглашаются, продолжает все откро-
веннее ругать и Дзержинского и ЧК. Уж такого-де ли-
ходея, антихриста, как Дзержинский, и на свете не
бывало.
Служанка поставила на стол ужин. Ксендз велел
принести бутылочку наливки. Но Феликс Эдмундо-
вич от вина отказался, а довольствовался чаем.
Ксендз не мог нарадоваться на своего кварти-
ранта.
Утром Феликс Эдмундович должен был уехать.
Он позвал хозяина и спросил, сколько с него причи-
тается за ночлег и ужин.
Ксендз огорчился:
223

— Неужели вы уже уезжаете?
— Да, надо.
— Очень жаль. Редко с такими хорошими людьми
приходится встречаться. Хоть вы и большевик, но,
прямо скажу, удивительный вы человек: и душевный,
и обходительный. Вы хоть свою фамилию скажите,
чтобы я знал, с кем имел честь познакомиться. А мо-
жет быть, еще и встретиться придется.
— Я Дзержинский.
— Дзержинский? — переспросил ксендз, меняясь
в лице. Он пытался улыбаться, но это у него как-то
криво получалось.
— Скажите, какое совпадение! А тот-то, чекист...
ваш, значит, однофамилец? А может быть, и... род-
ственник?
— Нет, не родственник. Я и есть тот самый чекист
Дзержинский, о котором мы с вами вчера так любезно
поговорили.
Услышав это, ксендз затрясся. Несколько мгнове-
ний он не мог произнести ни слова. Затем жалобно
запричитал:
— Ой, что я наделал, что наделал! Что же мне те-
перь будет?
Дзержинский, усмехнувшись, прервал его.
— Ровным счетом ничего.
— Ой, не верю, не верю, пропал я! — причитал
ксендз.— Меня арестуют? Да?
— Да ничего вам не будет. Успокойтесь,— сказал
Дзержинский.— Вы сказали мне вчера то, что пишут
и говорят обо мне буржуазные газеты, враги Совет-
ской власти да обыватели. Я все это не первый раз
слышу. А должность у меня действительно такая,
что приходится и в тюрьму сажать и даже кое-кого
расстреливать — особо вредных врагов Советской
власти.

Ф. Э. Дзержинский ушел, оставив растерянного
ксендза на крыльце.
А через час инспектор политотдела И. Н. Гурвич
зашел вручить Феликсу Эдмундовичу служебный па-
кет.
У ксендза, как увидел он человека в военной фор-
ме, так ноги и подкосились.
Узнав, что Дзержинского уже нет, Гурвич повер-
нул было обратно, но ксендз, обретший дар речи, ос-
тановил его:
— Пан начальник, пан начальник! Скажите, что
мне будет? Я очень обидел пана Дзержинского, такое
ему наговорил, что и вспомнить страшно.
И он рассказал ему все, что произошло.
— А что сказал вам сам Дзержинский? — спросил
Гурвич.
— Он говорил, что мне ничего не будет. Но я не
верю.
— Ну, раз Дзержинский так сказал,—успокоил
старика Гурвич,— значит, вам нечего беспокоиться.
Феликс Эдмундович никогда ничего зря не гово-
рит.
В 1922 ГОДУ в полги отдел войск ВЧК поступили
с Урала необычные хромовые тужурки — ярко-крас-
ного цвета. Их раздали сотрудникам. И на другой
день начальник политотдела Я. В. Мукомль и его по-
мощник С. К. Сюннерберг явились в этакой шикар-
ной форме на работу. Когда они возвращались домой,
у Мясницких ворот их машина неожиданно стала.
Шофер вышел осмотреть мотор. В это время в откры-
том автомобиле проезжал Ф. Э. Дзержинский. Он
попросил шофера замедлить ход и очень внимательно
225

принялся рассматривать своих сотрудников. А те, ка-
жется, даже и не заметили его. После того как машина
была исправлена, они спокойно отправились домой.
А на следующий день, утром, секретарь ВЧК Гер-
сон вызывает Мукомля и Сюннерберга в кабинет
Ф. Э. Дзержинского. Как раз в это время я зашел в
кабинет секретаря. Мукомль и Сюниерберг подсели
ко мне. «По какому делу вызывает нас Феликс Эд-
мундович?» — гадали они, да так и не могли доду-
маться.
Потом Сюннерберг мне рассказал:
— Когда мы вошли к Феликсу Эдмундовичу, он
быстро поднялся, вышел из-за стола, поздоровался за
руку с каждым и спокойно, но твердо сказал:
— Я вас побеспокоил, товарищи, вот по какому
поводу. Не знаю, заметили вы или нет, но вчера мы
встретились с вами на Мясницкой улице... Сами по-
нимаете, мы живем в такое тяжелое время, когда у
значительной части населения Москвы нет ни одежды,
ни кожаной обуви. А вы, чекисты, на глазах всего го-
рода разъезжаете в ярко-красных хромовых тужур-
ках. Разве это правильно? Зачем же так делать?..
Наши лица сделались под стать нашим красным
тужуркам. Мы готовы были от стыда провалиться
сквозь землю. Хотели было что-то сказать в свое оп-
равдание, но Феликс Эдмундович опередил нас:
— Не считайте, меня таким начальником, который
ко всему придирается и во все вмешивается. В другое
время я, пожалуй, не стал бы вызывать вас по такому
поводу. Надеюсь, что вы правильно поняли меня.
Недавно я заходил к Сюннербергу, живущему в
Москве.
— Помните эту историю с красными тужурка-
ми? — спросил я.
22в

— А как же! — ответил Сюннерберг,—На всю
жизнь запомнилось. Хороший урок дал нам Феликс
Эдмундович.
СУРОВЫЙ и беспощадный к тем, кто посягал на
завоевания Великого Октября, Ф. Э. Дзержинский
был внимателен и отзывчив к нуждам трудящихся.
И что особенно для него характерно, очень любил
детей, всегда заботился о них. Даже в самые ожесто-
ченные моменты борьбы с контрреволюционным под-
польем Феликс Эдмундович мечтал о том времени,
когда сможет заняться воспитанием подрастающего
поколения. В нем жил талантливейший педагог-вос-
питатель. «Я люблю детей так, как никого другого...
Я думаю, что собственных детей я не мог бы любить
больше»,— признавался Феликс Эдмундович. И через
всю свою жизнь он пронес это чувство отеческой за-
боты и проникновенной любви к детям.
Гражданская война еще не окончилась, а Феликс
Эдмундович пошел к наркому просвещения Анато-
лию Васильевичу Луначарскому с предложением по-
ручить борьбу с детской беспризорностью органам
ВЧК и лично ему.
27 января 1921 года Президиум ВЦИК утвердил
Ф. Э. Дзержинского председателем Комиссии по
улучшению жизни детей. В то время в нашей стране,
после четырехлетней империалистической и граждан-
ской войн, насчитывалось около 4 миллионов беспри-
зорных детей — в большинстве сирот, без крова, без
пищи, без присмотра и ухода.
Уделяя исключительное внимание борьбе с дет-
ской беспризорностью, Ф. Э. Дзержинский и от нас,
руководителей чекистских органов на местах, требо-
227

вал повседневного участия в ней. И мы всегда считали
борьбу с беспризорностью частью нашей основной,
чекистской работы.
Я, в то время работавший в Крыму, получил ди-
рективу от Ф. Э. Дзержинского, адресованную всем
руководителям органов ВЧК. В ней говорилось:
«...ВЧК надеется, что товарищи, работающие в ЧК,
поймут важность и срочность заботы о детях, а по-
тому, как и всегда, окажутся на высоте своего поло-
жения. Забота о детях есть лучшее средство истреб-
ления контрреволюции. Поставив на должную высоту
дело обеспечения и снабжения детей, Советская
власть приобретает в каждой рабочей и крестьянской
семье своих сторонников и защитников, а вместе с
тем, широкую опору в борьбе с контрреволю-
цией».
На созванном в связи с этой директивой совеща-
нии чекистов, командиров и политработников войск
ВЧК Крыма мы обсудили предстоящую работу и,
кроме того, решили добровольно отчислять из собст-
венной зарплаты определенную сумму на содержание
беспризорных детей. Обком партии создал област-
ную комиссию по улучшению жизни детей. Такие же
комиссии были созданы во всех городах Крыма.
В состав областной комиссии вошел начальник
Главного курортного управления Крыма Дмитрий
Ильич Ульянов (брат Владимира Ильича), к которому
мы обратились с просьбой принять шефство над бес-
призорными детьми Крыма. Дмитрий Ильич оказывал
помощь всем, чем только мог. Его деятельность в
Крыму была очень плодотворна. Изо дня в день он
занимался делами, связанными с трудоустройством,
воспитанием, образованием, отдыхом, лечением быв-
ших беспризорников. Специально для.них в Ялте был
228

отведен один из лучших санаториев. В Севастополе,
Симферополе и других городах для беспризорных
детей были выделены особые курортно-лечебные по-
мещения. Устраивались трудколонии, детские сады.
За короткое время около 500 беспризорников были
обеспечены всем необходимым для нормальной жизни
и учебы.
Поход на беспризорность был подхвачен всей об-
щественностью Крыма. Передовые деятели культуры
принимали участие в судьбе детей, помогали денеж-
ными средствами. Отлично помню концерты в Крыму
замечательного певца и человека Леонида Виталье-
вича Собинова, которые он давал в пользу беспризор-
ных детей. Вся сумма, собранная с концерта,— весьма
внушительная! — шла в фонд помощи детям. Л. В. Со-
бинову случалось выступать и перед беспризорни-
ками.
Под руководством Ф. Э. Дзержинского в нашей
стране возникла целая сеть трудовых колоний и ком-
мун. Уже к 4-й годовщине своего существования в
трудовых колониях была полностью ликвидирована
неграмотность, воспитанники получили производст-
венную квалификацию, многие из них стали учиться
на рабфаках и в специальных технических учебных
заведениях. Коммунары построили для себя новые
каменные дома — общежития, клубы, спортивные пло-
щадки. Подростки, бывшие недавно подонками об-
щества, в трудкоммунах перерождались и становились
полноправными строителями социалистического об-
щества.
Несмотря на 01ромную занятость, Дзержинский
находил время лично посещать трудколонии и ком-
муны, интересовался их производственными успе-
хами, беседовал с воспитанниками.
229

Когда в сентябре 1924 года я приехал в Москву,
начальник хозяйственного отдела О ГПУ Матвей По-
гребинский рассказал мне о поездке: Ф. Э. Дзер-
жинского в тюрьму, где среди заключенных было
много несовершеннолетних. Феликс. Эдмундович ве-
лел вывести и построить их в коридоре тюрьмы. На-
бралось их 6о\ее 20 человек.
Феликс Эдмундович объявил им, что все они пере-
водятся в трудкоммуну, где будут жить на свободе и
учиться. Каждый получит специальность и сможет
стать честным тружеником.
Он говорил о времени, в которое мы живем, о том,
во имя чего была совершена революция и что нужно,
чтобы стать строителем новой жизни, в чем оно —
настоящее, большое счастье человека.
— Как бы мне хотелось,—закончил Феликс Эд-
мундович,— чтобы каждый из вас научился уважать
и себЯу и народ свой, научился ценить ту великую со-
зидательную работу, которую делает страна. Будьте
достойны получить право принять участие в строи-
тельстве новой жизни.
Слова Ф. Э. Дзержинского произвели огромное
впечатление. Возможно, впервые так доверительно, и
с таким уважением говорили с ними — малолетними:
преступниками.
Спустя некоторое время Ф. Э. Дзержинский на-
вестил трудкоммуну. Воспитанники окружили Фе-
ликса Эдмундовича. Многие помчались в мастерские;
чтобы показать свои успехи в труде: принесли ин-
струмент, изделия, детали, искусно сработанные соб-
ственными руками. Каждому не терпелось похва-
литься перед Феликсом Эдмундовичем.
На всю жизнь бывшие беспризорники сохранили
трогательную любовь к человеку, проявившему
230

истинно отеческую заботу о них, помогавшему им
стать настоящими людьми.
20 ДЕКАБРЯ 1927 года отмечалось десятилетие
органов ВЧК. Я в то время был начальником Управ-
ления погранохраны и войск ОГПУ Северо-Кавказ-
ского края. В Ростове-на-Дону был организован вечер
воспоминаний о ВЧК и ее председателе Ф. Э. Дзер-
жинском. На этот вечер мы пригласили ответствен-
ных партийных и военных работников, в том числе
командующего войсками Северо-Кавказского воен-
ного округа Ивана Панфиловича Белова и началь-
ника штаба округа Ивана Федоровича Федько.
Выступавшие, бывшие чекисты, говорили о работе
чекистских органов в грозные годы революции и
гражданской войны, вспоминали Феликса Эдмундо-
вича Дзержинского. Многие работали вместе с ним и
делились личными впечатлениями о Феликсе Эдмун-
довиче.
Вечер воспоминаний уже подходил к концу, когда
слово взял Иван Панфилович Белов. И вот что он
рассказал:
— До меня выступали товарищи, которые рабо-
тали вместе с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским.
Я же никогда не работал в органах ВЧК и с Фелик-
сом Эдмундовичем познакомился при обстоятельст-
вах, крайне для меня неблагоприятных. Меня доста-
вили к нему под конвоем...
Очень я боялся этой встречи. Все время, пока си-
дел во внутренней тюрьме ВЧК, думал о Дзержин-
ском: как-то он со мной обойдется?
И вот наконец меня вызывают к председателю
ВЧК. Привели в кабинет. Дзержинский поздоровался
со мной, предложил сесть.
231

— Расскажите мне, Иван Панфилович,— говорит
Дзержинский,— о себе, о своей жизни и службе.
Я начинаю подробно рассказывать о себе. Был
грузчиком в порту. В царской армии служил рядовым,
в конце первой мировой войны был младшим унтер-
офицером. Февральская революция застала меня в
Средней Азии. Там я организовал вокруг себя солдат
и беднейшее крестьянство. Перед самой Октябрьской
революцией командовал уже полком, и с каждым
днем в этот полк прибывало все больше и больше ра-
бочих и крестьянской бедноты. Громили мы бухар-
ских князей, богачей-баев.
— Этому полку в напряженные Октябрьские
дни,—продолжал я свой рассказ,—суждено было
сыграть немалую роль в завоевании политической
власти в Туркестане. В дальнейшем полк участвовал
во многих операциях. В частности, им были разору-
жены казачьи части, возвращавшиеся с Кавказского
фронта и настроенные враждебно к Советской власти.
В марте 1918 года я был назначен начальником
ташкентского гарнизона и комендантом Ташкентской
крепости. Одновременно состоял заместителем коман-
дующего войсками Туркестанского округа.
Условия работы в Туркестане были очень тяжелые:
подготовленных работников, специалистов почти не
было, коммунистов мало. Когда был создан Реввоен-
совет Туркестанской республики, меня назначили
главкомом. Занимал эту должность вплоть до ноября
1919 года, то есть до того времени, когда войска Рос-
сийской Федерации уже соединились с красными тур-
кестанскими войсками.
В августе 1920 года М. В. Фрунзе вызвал меня в
Ташкент для проведения Бухарской операции. После
успешного выполнения этого задания я должен был
232

выехать на Южный фронт, но заболел и остался в
Туркестане. После болезни, несмотря на мой протест,
был назначен командующим войсками Хорезмской
республики. А по дороге в Хиву меня арестовали.
Было создано громкое дело, которое тянулось два ме-
сяца на месте, в Туркестане, а потом было передано
в Москв}'.
И вот теперь я здесь, у вас.
Я не знаю, в чем моя вина. Все обвинения, предъ-
являемые мне,— чудовищная клевета с целью опоро-
чить меня в ™азах той власти, которой я свято слу-
жил и готов служить, пока бьется сердце.
Долго рассказывал я. Дзержинский слушал меня с
огромным вниманием, не перебивая. А когда я кон-
чил, поднялся из-за стола, подошел ко мне и сказал:
— Вот что, товарищ Белов. Делать вам у нас здесь
абсолютно нечего. Вас действительно оклеветали.
Я заинтересовался вашим делом. И ознакомился с
ним со всеми подробностями. Никакого преступле-
ния против Советской власти вы не совершали. За-
слуги ваши большие. Человек вы храбрый, в воен-
ном деле опытный. Можете и в дальнейшем боль-
шую службу сослужить Советской власти! А кле-
ветники не уйдут от ответа.
Написал он записку, вызвал своего секретаря и
сказал ему:
— Передайте записку начальнику тюрьмы. Пз'сть
немедленно освободит товарища Белова и направит
его в штаб РККА.
Товарищ Дзержинский пожал мне руку, улыб-
нулся.
— Желаю вам, Иван Панфилович, так же честно
служить народу, как вы служили ему и раньше.
Приехал я на Северный Кавказ. Назначили меня
233

начальником дивизии. За боевые заслуги в граждан-
ской войне наградили орденом Красного Знамени.
А спустя некоторое время назначили уже командиром
корпуса и наградили вторым орденом Красного Зна-
мени. Теперь вот командую Северо-Кавказским воен-
ным округом...
Вот так благодаря чуткости Феликса Эдмундовича
Дзержинского, его внимательности и справедливости
к людям я был возвращен в строй и смог принести
пользу делу революции.
В 1924—1925 ГОДАХ я работал начальником Тер-
ского окружного отдела О ГПУ. По согласованию с
Ф. Э. Дзержинским Северо-Кавказский крайком пар-
тии возложил на меня охрану членов ЦК партии и
правительства, приезжавших на кавказские минераль-
ные воды.
Летом 1924 года, одним ранним утром, у меня в
кабинете раздался телефонный звонок. Сняв трубку,
я услышал голос Дзержинского. Он сообщил, что в
Кисловодск едут Надежда Константиновна Крупская
и Мария Ильинична Ульянова.
— Прошу встретить их, хорошо устроить, а глав-
ное, уговорить, чтобы они подольше пожили в Кисло-
водске: они очень нуждаются в отдыхе и лечении!
Я встретил Надежду Константиновну и Марию
Ильиничну на станции Минеральные Воды. Оттуда
приехали в Кисловодск, на дачу «Каре».
Я смотрел на них и думал: сколько пережили эти
женщины! Ведь совсем недавно у них на руках скон-
чался Ильич. Каким мужеством должны были они об-
ладать, чтобы преодолеть такое страшное, непопра-
вимое горе!
234

Приехали они тяжело больные. В первую неделю
ни Надежда Константиновна, ни Мария Ильинична
почти не выходили из комнаты. Но постепенно здо-
ровье их улучшилось, и врачи разрешили им неболь-
шие прогулки.
Феликс Эдмундович регулярно справлялся по те-
лефону о состоянии их здоровья. Как обрадовался
он, когда я сообщил, что Надежда Константиновна и
Мария Ильинична почти целые дни стали проводить
на воздухе и вот уже два дня, как могут совершать
прогулки до Красных камней.
Я знал и раньше, что у Феликса Эдмундовича
Дзержинского доброе, отзывчивое сердце, но только
теперь, наблюдая его отношение к членам семьи Вла-
димира Ильича, смог по-кастоящему оценить его ду-
шевную чуткость, теплоту, преданность друзьям.
Вскоре я заметил, что Надежда Константиновна
начинает по утрам заниматься: усаживается на ска-
меечку, раскладывает перед собой книжки, тетради,
читает и что-то записывает. Это она решила во время
отпуска заняться переработкой учебных программ для
семилетней школы.
Я попросил Валериана Владимировича Куйбышева
и Анастаса Ивановича Микояна, отдыхавших здесь
же, чтобы они уговорили Надежду Константиновну
оставить работу. С большим трудом, но им все же
удалось уговорить Надежду Константиновну во
время отпуска не работать.
— Мы с Анастасом Ивановичем будем следить за
вами, чтобы вы отдыхали и лечились, а не изнуряли
себя,— сказал Валериан Владимирович.
Серьезно обеспокоенные здоровьем Надежды
Константиновны и Марии Ильиничны, они на протя-
жении всего своего отпуска проявляли о них сердеч-
ную заботу.

НЕ ПРОШЛО еще и месяца со дня приезда
Н. К. Крупской и М И. Ульяновой, как Надежда Кон-
стантиновна заявляет мне:
— Нужно, товарищ Фомин, подумать об обратных
билетах в Москву. Скоро наш отпуск кончается.
Больше шести недель нам не положено отдыхать, да
и позволить себе мы не можем этого. Пора и за ра-
боту приниматься.
Я доложил об этом по телефону Ф. Э. Дзержин-
скому. Он был очень огорчен.
— Нельзя их отпускать из Кисловодска! Ни в
коем случае! Убедите их остаться. Раз сами себя они
не жалеют, то надо нам их поберечь. По меньшей
мере еще месяц им нужен на отдых и лечение.
И опять я обратился за помощью к А. И. Микояну
и В. В. Куйбышеву.
Анастас Иванович даже в шутку пригрозил:
— Как хотите, а я вас не отпущу. И вы обязаны
повиноваться мне. Вы, можно сказать, у меня в го-
стях К А в гостях, как говорится, не своя воля.
Как ни убеждали их, Надежда Константиновна и
Мария Ильинична в один голос заявили:
— Вот пройдет шесть недель нашего отпуска,
сразу поедем в Москву.
Что делать?
Выручил зубной врач Бенинсон. Он уговорил На-
дежду Константиновну и Марию Ильиничну, пока
они в Кисловодске, полечить зубы. Они охотно со-
гласились.
— Вот и хорошо,— сказала Мария Ильинична.—
Пока есть у нас свободное время, займемся зубами.
А в Москве некогда будет.
1 А. И. Микоян в то время был секретарем Северо-Кавказ-
ского крайкома партии.
236

А как согласились, то тут уж пришлось и отъезд
отложить. По моей личной просьбе лечение зубов
растянулось почти на полтора месяца. За это время
Н. К. Крупская и М. И. Ульянова хорошо поправи-
лись. Феликс Эдмундович был очень доволен наход-
чивостью зубного врача и просил передать ему бла-
годарность от своего имени.
Однако истек и это г срок. Теперь уж ничто не
могло удержать их в Кисловодске. Ф. Э. Дзержинский
поручил мне позаботиться о возвращении в Москву
Надежды Константиновны и Марии Ильиничны, не-
пременно достать им отдельный вагон и обязательно
дать сопровождающего.
Я договорился с начальником железной дороги
о предоставлении отдельного вагона. Но, узнав од
этом, Надежда Константиновна рассердилась не на
шутку.
— Да что вы, в самом деле! Зачем это нам такие
привилегии?! Что о нас люди говорить будут, когда
увидят, что мы вдвоем отдельный вагон занимаем!
Нет, уж, пожалуйста, возьмите для нас два билета в
спальном вагоне.
Так и настояли на своем.
Как уже упоминалось, в том же году на дачу
«Каре» в Кисловодск приехал лечиться и отдыхать
В. В. Куйбышев. Поселился он на той же даче, где
жили Надежда Константиновна и Мария Ильинична.
Надобно было видеть их радость, когда В. В. Куйбы-
шев вошел к ним в комнату.
— Валериан приехал! Отдыхать? Как хорошо, что
именно сюда! Значит, будем вместе!
С какой трогательной нежностью смотрели они на
приехавшего. Необычайно легко чувствовали себя
при нем Надежда Константиновна и Мария Ильи-
237

нична. Разговорам не было конца. Вспоминали об
Ильиче, о друзьях, о годах, проведенных в ссылках.
Живо интересовались и современными событиями.
В. В. Куйбышев был на редкость простым и обая-
тельным человеком. К нему на дачу часто приходили
знакомые и незнакомые люди, по делам и без дела.
Не было случая, чтобы Валериан Владимирович укло-
нился от встречи или принял кого-либо сухо, офи-
циально.
— Валериан Владимирович,— сказал как-то я,—
вы приехали лечиться и отдыхать. А какой же тут от-
дых, когда, что ни день, вас донимают разными прось-
бами. Вы себя здесь переутомляете, так же как и в
Москве.
Но Валериан Владимирович только смеялся.
Он очень любил прогулки и совершал их на до-
вольно большие расстояния. И во время прогулок к
нему всякий раз подходили люди:
— Валериан Владимирович, вы не помните меня
по работе в Астрахани?
— А я с вами работал в Средней Азии!
— А я вас помню еще с Самары.
И начинались беседы.
Не помню, чтобы В. В. Куйбышев ходил один —
всегда в окружении. Тянулись к нему люди, да и он
сам, будучи общительным человеком, скучал в одино-
честве.
Как к председателю Центральной контрольной
комиссии и наркому РКИ, к нему приходили рядо-
вые партийцы, люди, совершенно незнакомые. Нико-
му не отказывал в приеме, тут же помогал, чем мог.
Как-то он попросил меня показать Медовый водо-
пад. Мы поехали верхом. В пути Валериан Владими-
рович много рассказывал о себе, о том, в каких усло-
238

виях приходилось вести революционную работу при
царизме, о тюрьмах, ссылках, побегах. В особенности
запомнился его рассказ о жене и сыне, родившемся
в Самарской тюрьме.
Жена Валериана Владимировича — революционер-
ка-подпольщица была арестована незадолго до Фев-
ральской революции. Несмотря на то что она была
беременна, ее поместили в одиночку — крошечную,
сырую каморку. По стенам ее беспрестанно сочилась
вода.
После Февральской революции тюремному на-
чальству и местным властям было не до заключенных.
Запертые в своих каменных гробах, они провели два
дня без пищи и воды. На третий день рабочие,
устроив демонстрацию, пошли к тюрьме, чтобы осво-
бодить политзаключенных. Когда вошли в камеру
жены В. В. Куйбышева, она лежала на полу без па-
мяти, рядом в судорогах корчился ребенок. Рабочие
немедленно послали за врачом. Жену и ребенка уда-
лось спасти просто чудом. Приди рабочие на час
позже — и они погибли бы.
ЗДОРОВЬЕ самого Феликса Эдмундовича нахо-
дилось под угрозой. Оно было серьезно подорвано
еще в молодости тюрьмами и ссылками. После Ок-
тябрьской революции, в годы гражданской войны,
Феликс Эдмундович, не щадя своих сил, вел борьбу
с контрреволюцией. Вот уж про кого, действительно,
можно сказать, что он горел на работе.
Несколько раз правительство, ЦК партии и лично
Владимир Ильич Ленин предлагали ему отдохнуть и
полечиться. Но Феликс Эдмундович всегда горячо
возражал, убеждая, что сейчас нет причины ему вол-
239

новаться о своем здоровье. Да и обстановка не по-
зволяет. Вот кончится гражданская война, тогда
можно будет и о здоровье побеспокоиться.
Но кончилась гражданская война, и на очередь
стали другие неотложные дела. И опять Дзержинский
считает, что для его отпуска еще не настало время.
В октябре 1923 года он писал в ЦК: «Считаю, что да-
вать мне сейчас отпуск вредно для дела и для меня
лично по следующим соображениям. По линии ОГПУ
в связи с внутренним и международным положением,
а также с сокращением нашей сметы ОГПУ будет пе-
реживать сейчас очень трудное время, и вместе с тем
политическое значение его работы и ответственность
неимоверно возрастут. Необходимо мое присутст-
вие как для обеспечения полной связи с ЦК, так и
дая самой работы в ОГПУ и для наиболее безболез-
ненного сжатия его аппаратов, что по моей инициа-
тиве производится...» ]
А между тем нечеловеческое напряжение многих
лет все настойчивее давало себя знать. Феликс
Эдмундович очень похудел, сильно кашлял. Участи-
лись перебои сердца. Летом 1925 года Центральный
Комитет партии категорически потребовал, чтобы
Ф. Э. Дзержинский отправился на курорт.
И вот Феликс Эдмундович получает отпуск. На
станции Минеральные Воды его встретили секретарь
Терского окружного комитета партии С. О. Котляр,
директор курортов кавказских минеральных вод
С. А. Мамушин и я. По дороге Феликс Эдмундович
буквально забросал нас вопросами: сколько рабочих
работает на железнодорожном узле Минеральные
ХФ. Э. Дзержинский Избранные произведения, т. 1. Гос-
политиздат, 1957, стр. 399.
240

Воды, каков их средний заработок, в каких бытовых
условиях находятся? Интересовался курортами: ка-
кая пропускная способность их летом, как постав-
лено медицинское обслуживание, в чем нуждаются?
И тут же сказал:
— Мне кажется, настало время все курорты пере-
вести на круглогодовую работу. Потребность в этом
у трудящихся очень большая. Вы, товарищ директор,
соберите все данные о работе вверенных вам курор-
тов и зайдите ко мне на дачу, ну хотя бы через не-
дельку. Мы с вами подготовим материал для обсуж-
дения этого вопроса в Москве. Как член правитель-
ства и председатель Высшего Совета Народного
Хозяйства, обещаю вам оказать помощь.
В Кисловодске Ф. Э. Дзержинский поселился на
даче «Каре». Должна была приехать и жена его,
Софья Сигизмундовна. На втором этаже для них была
приготовлена квартира из трех комнат. Но Феликс
Эдмундович решительно отказался в ней жить:
— Зачем мне такая большая квартира? Софья Си-
гизмундовна приедет только через две-три недели, и
мне вполне достаточно одной комнаты.
Глубокая человечность Ф. Э. Дзержинского, его
забота о людях проявлялись всегда и везде.
В Кисловодске, в санатории имени В. И. Ленина,
лечилась в то время группа работников ОГПУ. Из-за
небрежности поваров, сваривших пищу в только что
луженных котлах, произошло легкое отравление. Об
этом доложили Феликсу Эдмундовичу. Он немед-
ленно отправился навестить больных.
Придя в санаторий, Феликс Эдмундович вызвал
весь медицинский персонал во главе с главным вра-
чом, обстоятельно выяснил причину отравления, по-
беседовал с каждым пострадавшим. А потом поста-
241

рался успокоить изрядно переволновавшихся работ-
ников санатория. Попросил только главврача принять
все меры, чтобы как можно быстрее ликвидировать
последствия отравления. Больные вскоре поправились
и пришли к Феликсу Эдмундовичу на дачу, чтобы по-
благодарить его за внимание и заботу.
Однажды в разговоре кто-то выразил удивление
терпеливости и внимательности Феликса Эдмундо-
вича со всеми, кто обращался к нему за советами
или с просьбами.
— Чему ж тут удивляться? Не вижу здесь ничего
особенного,—сказал Дзержинский.—Все мы имели
великий пример в лице Владимира Ильича. Ведь мы,
большевики, считаем себя слугами народа. А как
можно служить народу, если равнодушен к его нуж-
дам или заражен барским высокомерием?
Тема эта, как видно, сильно волновала Феликса
Эдмундовича. Говорил он возбужденно.
— Думаете, это правильно, когда некоторые от-
ветственные работники только красиво разглагольст-
вуют о массах, а сами не замечают просьб и нужд
отдельных людей? Нет! Массы состоят из лично-
стей. И каждый человек имеет право на помощь и
внимание.
— Вот я вам приведу такой пример,— продолжал
Дзержинский.— Перед самым моим отъездом из
Москвы сюда, в Кисловодск, я получаю сведения, что
некоторые сотрудники ОГПУ, работающие в бюро
пропусков, в столе справок,— в общем те, кто обычно
сидят за окошками и к кому ежедневно обращаются
сотни граждан, грубо отвечают на вопросы посетите-
лей. При проверке это подтвердилось. И тогда я рас-
порядился, чтобы в часы приема посетителей за
окошками сидели только начальники управлений и
242

отделов О ГПУ и чтобы они сами давали исчерпы-
вающие ответы на все вопросы посетителей, и не-
пременно в вежливой форме.
Помню и такой разговор Феликса Эдмундовича
со мной. Речь зашла о чекистах, которые находились
на лечении в Кисловодске:
— Весьма возможно, что кто-нибудь из них поже-
лает прийти ко мне — поговорить, посоветоваться.
Я не должен лишать их такой возможности. Ведь во
время отпуска я имею больше свободного времени и
могу поговорить с каждым по душам. Вы, пожалуйста,
не препятствуйте и пропускайте их ко мне.
И к Феликсу Эдмундовичу на дачу постоянно при-
ходили сотрудники ОГПУ, да и не только они, а все,
у кого была необходимость увидеться с ним. И ко
всем он относился с дружеским участием, интересо-
вался личной жизнью, работой, здоровьем, лече-
нием.
Многие свои прогулки Фе/vHKC Эдмундович совер-
шал совместно с В. Р. Менжинским, также лечив-
шимся в то время в Кисловодске. Однажды после
обеда они решили проехать посмотреть Медовый во-
допад, находящийся за Кисловодском километрах в
четырнадцати.
Утром прошел сильный дождь. А вслед за ним —
радуга, солнце. День выдался отличный. Феликс Эд-
мундович и Вячеслав Рудольфович были в самом ве-
селом настроении. Дорога шла по живописнейшим
местам. Прогулка обещала быть на славу.
И вдруг машина резко затормозила. Шофер вы-
скочил, осмотрел машину. Оказалось, что лопнула
камера. Вид у него был испуганный. Феликс Эдмун-
дович сразу обратил внимание на то, как изменилось
его лицо и голос.
243

— Товарищ Шибуняев, что это вы так нервнича-
ете? Спокойно заменяйте камеру, а мы походим, по-
гуляем пока...
Феликс Эдмундович вышел из машины. Заметив,
что я тоже волнуюсь, он спрашивает:
— А вы чего переживаете?
Я ответил, что мне крайне неприятно: хорошую
прогулку испортил непредвиденный случай.
Дзержинский прервал меня:
— Да что вы из-за такого пустяка волн}гетесь!
Лопнула камера — шофер заменит, и через десять ми-
нут поедем дальше. А если даже он и не исправит ма-
шину — погода хорошая, отъехали мы немного, вер-
немся обратно пешком. Прогуляемся, и только.
Сняв с себя плащ, он разостлал его на траве, сел
и меня пригласил сесть.
— Давайте лучше поговорим о чем-нибудь дру-
гом... Вот я вам сейчас расскажу кое-что тоже про ав-
томобили. В годы гражданской войны положение с
автотранспортом в Москве было очень тяжелое. Ав-
томобили все старые, изношенные, резины мало, бен-
зина нет, заправляли спиртом-сырцом, смешанным с
эфиром. Пользоваться автотранспортом разрешалось
только для оперативных служебных целей. Однако
под выходные и в выходные дни много автомобилей
все же направлялось за город. Даже в то тяжелое
время (1919 год!) находились любители покататься
на государственный счет, покатать своих родственни-
ков и знакомых. И вот что интересно: резины, горю-
чего и смазочных материалов в нерабочие дни расхо-
довалось в Москве больше, чем в рабочие. Узнав об
этом, я решил принять экстренные меры. Позвонил
Владимиру Ильичу и сказал, что хочу на всех окраи-
нах города и на заставах выставить комиссаров ВЧК
244

для регистрации автомобилей. Владимир Ильич одоб-
рил мое предложение. И знаете, это возымело дей-
ствие! Бывало, любители прогулок за город, как
только увидят чекистов, быстро поворачивают об-
ратно. В течение первых же двух недель расход горю-
чего, резины и смазочного материала по Москве в
нерабочие дни сократился наполовину...
Пока мы сидели и разговаривали, камера была за-
менена, и мы могли следовать дальше.
Феликс Эдмундович Дзержинский давно мечтал
подняться на гору Машук.
— Иоанн Львович,— обратился он как-то к лечив-
шему его доктору Баумгольцу,—я очень хочу осмот-
реть в Пятигорске лермонтовские места и подняться
на гору Машук. Что вы на это скажете?
Доктор Баумгольц задумался:
— Что я могу ответить вам, Феликс Эдмундович?
Ноги сердца не лечат. Но если уж у вас такое боль-
шое желание подняться на Машук, то по крайней
мере обещайте мне, что не будете переутомлять себя,
обязательно делайте через каждые 50 шагов минут-
ную передышку.
Дзержинский дал слово неукоснительно выпол-
нять все «требования медицины».
Вот и знаменитая гора...
В. Р. Менжинский, тоже поехавший с нами, ос-
тался с одним из сотрудников у подножия Машука.
Я вызвался сопровождать Феликса Эдмундовича.
Медленно поднимались мы по узкой тропке. Впере-
ди шел Ф. Э. Дзержинский. Обещание, данное врачу,
он выполнял самым тщательным образом: как только
пройдет 50 шагов, так минутную остановку сделает.
Поднялись мы на Машук. Прилегли отдохнуть.
Феликс Эдмундович несколько минут лежал молча.
245

Не знаю, о чем он думал. Может быть, о трагической
судьбе гениального поэта. Может быть, в молчаливом
благоговении созерцал раскрывшуюся перед глазами
красоту горного пейзажа. А может быть, совсем иные
мысли заставили его задуматься и уносили его туда,
в сердце России, в Москву, в Кремль, где ждал его
рабочий кабинет и дела, дела, дела...
С Машука открывался необыкновенный вид на
вершины гор, ущелья, долины. А вдали над всем вели-
чественно высился, сверкая снеговой шапкой, Эль-
брус.
— Красота-то какая! — восхищенно проговорил
Феликс Здмундович.— Хорошо бы везде побывать,
посмотреть. И даже на Эльбрус подняться. Вот здо-
ровье только, пожалуй, не позволит. Как вы думаете,
позволят мне врачи на Эльбрус подняться? Конечно,
не на вершину, а так, хоть немного?
— Не позволят, Феликс Эдмундович, ни за что не
позволят!
— И я так думаю,— вздохнул Феликс Эдмундо-
вич.— Ну а вот близлежащие достопримечательности
мы посетим обязательно. Это что за гора?
— Это гора Бештау. А там вдали — их отсюда не
видно — Седло и Кольцо. Есть тут недалеко замок
«Коварства и любви». А в 14 километрах от Кисло-
водска находится Медовый водопад.
Я показывал Феликсу Эдмундовичу все интерес-
ные места и рассказывал о них что знал. Так мне в
тот день довелось быть гидом.
Феликс Эдмундович с восхищением смотрел на
раскрывшуюся перед нами панораму.
— Во что бы то ни стало надо побывать везде. Те-
перь, как только выдастся свободный от процедур
день, я уж не усижу на даче. Поскорей бы Софья Си-
246

гизмундовна приезжала. Я и ее соблазню на эти про-
гулки. Пусть тоже полюбуется.
Впоследствии Феликсу Эдмундовичу удалось осу-
ществить свои желания. Вместе с Софьей Сигизмун-
довной он побывал и в замке и на горах. А излюблен-
ным их местом были Красные камни, неподалеку от
дачи. Чуть ли не каждый день они ходили к Красным
камням, где на одной из скал был высечен барельеф
Владимира Ильича.
Когда мы спустились с горы и направились в об-
ратный путь, я заметил усталость Феликса Эдмундо-
вича и предложил ему заехать ко мне на квартиру в
Пятигорск, благо нам по пути,— пообедать, отдох-
нуть, а уж потом возвращаться в Кисловодск. Феликс
Эдмундович сразу согласился.
По соседству со мною в доме-общежитии жили
наши сотрудники с семьями. Феликс Эдмундович за-
хотел посмотреть, как они живут. Он обошел квар-
тиры, и в каждой семье возникал у него сердечный
разговор. Люди откровенно делились с ним всеми
своими делами, радостями и тревогами. Дзержинский
умел быть сам откровенным и вызывать на откровен-
ность собеседника.
Его душевность, чуткость и внимательность распо-
лагали к нему людей. Он подходил к людям с откры-
тым сердцем, а в ответ и у них открывались сердца...
ОДИН из своих отпусков я провел в Сухуми.
Председатель Совнаркома Абхазии Нестор Аполло-
нович Лакоба очень рекомендовал поехать в Новый
Афон.
— Такой красоты,— говорил он,— нигде не оты-
щете. До революции богачи даже из-за границы спе-
247

циально приезжали, чтобы посмотреть монастырь в
Новом Афоне. Берите машину и завтра же поезжайте.
Большое удовольствие получите. И зайдите обяза-
тельно к монаху Артемию.
— Это зачем же? — удивился я.
— Интересный человек. И наш.
— Монах — и вдруг наш человек? Как это понять?
И вот что мы узнали об этом монахе. В 1921 году
засуха сгубила на корню весь хлеб на юго-востоке.
Чтобы спасти население от голода, правительство
решило изъять церковные ценности, с тем чтобы на
вырученные деньги закупить хлеб за границей. Но
бедственное положение народа было на руку врагам
революции. Кое-кто из них решил нажиться. Под
предлогом спасения «святых реликвий» от «бого-
хульников и еретиков» нашлись охотники присвоить
огромные ценности.
Осенью 1921 года с моря к Новому Афону подо-
шел баркас. С него высадилась группа людей и напра-
вилась в монастырь «спасать» монастырское добро.
Молодой монах Артемий сразу смекнул, в чем тут
дело, и что есть духу побежал в Сухуми. Прибежал в
ЧК и рассказывает: так, мол, и так, грабители уносят
ценности из монастыря и собираются оплавить их за
границу. Сотрудники Абхазской ЧК моментально вы-
ехали к месту происшествия. И как раз вовремя: еще
немного — и баркас был бы далеко в море. Похити-
тели были арестованы. Ценности по описи направ-
лены в ЧК Абхазии, а оттуда в Госбанк.
С тех пор местные жители называли Артемия не
иначе как «комиссаром ЧК», кто в шутку, а кто и
злобствуя. А он был просто честным человеком.
— Вы к нему зайдите передохнуть,— сказали нам
в Сухуми.— Он любит, когда к нему приходят. Между
248

прочим, Феликс Эдмундович Дзержинский его посе-
тил, когда был в Новом Афоне. Артемий сейчас в мо-
настыре вроде коменданта.
На другой же день мы с женой отправились в Но-
вый Афон, в монастырь. Артемий встретил нас при-
ветливо. Трудно было себе представить, что этот еще
молодой, разговорчивый, веселый мужчина в кожаной
тужурке, сапогах и кепке — монах. А впрочем, он те-
перь монахом себя уже и не считал.
Он охотно вызвался сопровождать нас, чтобы по-
казать достопримечательности монастыря и окрестно-
стей. К концу прогулки мы устали. Заметив это, он
пригласил нас к себе отдохнуть и перекусить. Жил он
в небольшой квартирке из двух комнат, аккуратно
прибранных.
Артемий представил нам свою жену Аннушку —
миловидную молоденькую женщину лет двадцати
двух — двадцати трех.
— Вот так монах! — почти вслух сказал я, но Ар-
темий все же услышал и рассмеялся.
— Бывший, бывший монах. Теперь я охраняю мо-
настырь и его богатства. Мне доверяют, власти ко
мне относятся хорошо. Я очень доволен... Вы обо-
ждите немножко. Я сейчас вернусь, сойду только в
погреб.
Аннушка подсела к нам и доверчиво заговорила:
— Вот он сейчас меня перед вами назвал женой.
А ведь три недели назад и слышать не хотел, чтобы
я у него осталась.
— Как же это так? — поинтересовалась моя же-
на.— Ведь у вас, я смотрю, должен быть ребенок...
— Вот с этого все и началось... Я сама из Саратов-
ской губернии. Попала сюда, спасаясь от голода. По-
ступила к Артемию в услужение, а потом стала жить
249

с ним. Артемий сначала хорошо ко мне относился, но,
как узнал, что я беременная, сразу переменился и ре-
шил от меня отделаться. А куда же мне деваться?
Бить не бил, но каждый день одно и то же слышала:
«На что ты мне? Уходи на все четыре стороны!» Я и
плакала, и умоляла его. Ничего не пронимает. Хоть
петлю на шею, ей-богу!
И вот недели три назад — никогда не забуду, до
самой смерти — товарищ Дзержинский, вот так же,
как и вы, зашел к нам. Артемий тоже пошел пригото-
вить на стол. Я сижу в углу и плачу, такая тоска взяла,
на белый свет глядеть не хочется!
А Дзержинский увидел меня и спрашивает, что
случилось, отчего плачу. Я ему по простоте-то все и
расскажи. Сразу все как есть, без утайки. Выслушал
он меня, а когда вернулся Артемий, говорит ему...
В этот момент в комнату вошел Артемий. Посмот-
рев на внезапно замолчавшую жену, он шутливо ска-
зал:
— Ну, я вижу, Аннушка вам тут всю нашу жизнь
расписала. Было дело, было... Вразумил меня товарищ
Дзержинский. Долго он со мной говорил. И дошли
его слова до самого моего сердца. Стыдно мне стало
за себя...
Артемий переглянулся с Аннушкой, оба улыбну-
лись друг другу, а затем вместе стали накрывать на
стол...
Когда мы прощались, я сказал, что, возможно,
скоро увижу Феликса Эдмундовича. Услышав это,
Артемий и Аннушка просияли.
— Увидите товарища Дзержинского, скажите ему,
что живем мы дружно и ребенка воспитаем так, как
он говорил — по-советски! А если родится мальчик —
назовем Феликсом в его честь...
250

В ПОСЛЕДНИЙ раз я видел. Феликса Эдмундо-
вича Дзержинского в декабре 1925 года, когда был
проездом в Москве. Я зашел к нему в ВСНХ. На Фе-
ликсе Эдмундовиче не было привычной наглухо
застегнутой защитного цвета гимнастерки. Он был в
темном штатском костюме.. Рубашка с крахмальным
воротничком, галстук...
— Видели ли вы меня когда-нибудь, товарищ Фо-
мин, таким разодетым? — шутливо спросил он.—
У меня даже ручка с золотым пером. Специально ку-
пил. Еду подписывать договор с англичанами о лес-
ной концессии.
Дзержинский хоть и торопился, но принял меня
с обычной для него сердечностью и вниманием. Ин-
тересовался моей работой, планами на будущее. Я об-
ратился к нему с просьбой послать меня учиться.
— Мне очень приятно,— сказал Феликс Эдмундо-
вич,— что у вас появилось такое желание. Было время,
когда мы только своей большевистской преданностью
и чекистской храбростью побеждали контрреволю.-
цию, а теперь к этому нужно еще добавить отличное
знание своего дела и хорошее образование.
Узнав, что мне предстоит отпуск, Феликс Эдмун-
дович стал заботливо расспрашивать, все ли есть у
меня для отпуска, не надо ли путевку, денег и т. д.
Я поблагодарил и сказал, что ни в чем не нуждаюсь.
Прощаясь со мной, Феликс Эдмундович сказал:
— Обязательно пошлю вас учиться!
Думал ли я тогда, что в последний раз вижу и
слышу этого пламенного рыцаря революции...
20 июля 1926 года он пал на боевом посту,
сражаясь с врагами партии.
За несколько- часов до смерти, выступая на объ-
единенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), в своей
251

пламенной речи, направленной против отступников
от ленинской линии партии, Дзержинский, обра-
щаясь к участникам пленума, с полным правом ска-
зал о себе:
«Вы знаете отлично, моя сила заключается в чем?
Я не щажу себя никогда. (Голоса с мест: правильно!)
И поэтому вы здесь все меня любите, потому что вы
мне верите. Я никогда не кривлю своей душой; если
я вижу, что у нас непорядки, я со всей силой обру-
шиваюсь на них».
В день смерти Ф. Э. Дзержинского ЦК и ЦКК
партии опубликовали обращение ко всем членам пар-
тии, ко всем рабочим, ко всем трудящимся, к Красной
Армии и Флоту:
«В самые тяжелые времена, времена бесконечных
заговоров и контрреволюционных восстаний, когда
советская земля пылала в огне и кровавое кольцо вра-
гов окружало бившихся за свое освобождение про-
летариев, Дзержинский проявлял нечеловеческую
энергию, дни и ночи, ночи и дни, без сна, без еды, без
малейшего отдыха работал на своем сторожевом по-
сту. Ненавидимый врагами рабочих, он пользовался
громадным уважением даже среди них. Его рыцар-
ская фигура, его личная отвага, его глубочайшая про-
ницательность, его прямота, его исключительное бла-
городство создали ему громадный авторитет».
А вот текст правительственного сообщения, опуб-
ликованного в тот же день:
«Сегодня, 20 июля, в 16 час. 40 мин., на своей
квартире, от приступа грудной жабы скоропостижно
скончался председатель Высшего Совета Народного
Хозяйства Союза ССР и председатель Объединен-
ного государственного политического управления
Союза ССР товарищ Феликс Эдмундович Дзержин-

Человек исключительной энергии и целиком пре-
данный делу революции, он горел деятельным огнем
на своих ответственнейших постах.
Он и сгорел на своем посту.
Смерть застигла товарища Дзержинского через
три часа после его горячей и содержательной речи на
Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б). Весь пленум с напря-
женнейшим вниманием слушал своего любимого
товарища.
Правительство Союза ССР, застигнутое неожи-
данной смертью одного из самых выдающихся деяте-
лей, не находит слов к оценке настоящей потери в
лице товарища Дзержинского для всего Союза ССР.
Умер человек, который не только руководил делом
развития народного хозяйства Союза ССР, но кото-
рый был одним из героев Октябрьской революции и
все время стоял на страже ее завоеваний».
Таков был Феликс Эдмундович. Таким он и ос-
тался в сердцах и в памяти советских людей.

СОДЕРЖАНИЕ
Жизнь солдатская 5
Я становлюсь советским разведчиком 21
Опять поручик Яковлев 34
Вражеский шпион в штабе Красной Армии 37
В гостях у агентов Петлюры . , 42
Ночная схватка 51
Китайские бойцы-чекисты 54
Борьба с контрреволюцией в Одессе 60
«Король» одесских грабителей 68
Разоблаченный враг 79
Против банд Махно и Григорьева S7
В руках у бандитов 99
Конец барона Грюнвальда 106
С помощью народа 119
В особом отделе 10-й армии 130
Матренинский женский монастырь 135
Дело генерала Слащева 139
Нетерпимость к ложным доносам 149
Конференции трудящихся 156
«Рыбаки»-шпионы 160
Границу на замок! 164
Подвиги героев-пограничников ' 176

На границе с буржуазной Эстонией 183
Манифест «царя Кирилла» . 189
Пойманные с поличным 195
Борьба с валютчиками и контрабандистами 200
Из воспоминаний о В. Р. Менжинском 211
Память о Дзержинском 221

Фомин Федор Тимофеевич.
ЗАПИСКИ СТАРОГО ЧЕКИСТА. Изд. 2-е, исир.
и доп. М , Политиздат, 1964.
255 с. с илл.
На обороте тит. л.: лит. запись В. Дитца
9(С)2
Редактор М. Гильгулин
Художник Т. Акуров
Художественный редактор С. Голубев
Технический редактор О. Семенова
Сдано в набор 1 февраля 1964 г Подписано в печать
20 марта 1964 г. Формат 70 XI081/32. Физ. печ. л.
8+1/8 накидка. Условн. печ. л. 15,41. Учстно-изд.
k. 10,40. Тираж 500 000 (1—300 000) экз. А 01053.
Заказ № 2000. Цена 26 коп.
Работа объявлена в «БЗ» № 22/12 от 21/III. 63 г.
Политиздат, Москва, А-47, Миусская пл., 7.
Типография «Красный пролетарий» Политиздата,
Москва, Краснопролетарская, 16.