Author: Гельб И.Д. Шуликова Т.М.
Tags: лингвистика языкознание переводная литература издательство москва издательство центрполиграф история письмености
ISBN: 978-5-9524-5270-1
Year: 2018
Text
Игнас Джей Гельб
История письменности. От рисуночного письма к
полноценному алфавиту
«История письменности. От рисуночного письма к полноценному
алфавиту / Гельб Игнас Дж., Пер. с англ. Т.М. Шуликовой.»:
Центрполиграф; Москва; 2018
ISBN 978-5-9524-5270-1
2
Аннотация
Труд известного американского ученого И.Дж. Гельба посвящен
развитию истории и эволюции письменности в ее многообразии и
взаимосвязи с другими сферами человеческой деятельности. Автор
описывает и сравнивает различные виды письменности и подробно
прослеживает ее развитие от самых первых стадий рисуночного письма до
создания полноценного алфавита. Последние главы посвящены будущему
письменности и ее связи с речью, искусством и религией.
Игнас Джей Гельб
История письменности. От рисуночного письма к
полноценному алфавиту
Посвящается Мокстадам
IGNACE JAY GELB
a STUDY of Writing
A DISCUSSION OF THE GENERAL PRINCIPLES GOVERNING THE
USE AND EVOLUTION OF WRITING
3
Предисловие
В то время как общая история письменности рассматривает отдельные
системы письма в основном с описательной точки зрения, в данном труде я
попытался установить общие принципы, регулирующие использование и
развитие письма на сравнительно-типологической основе, заложив тем
самым фундамент новой науки, которую можно было бы назвать
грамматологией. Это первое систематическое изложение истории и
эволюции письменности сквозь призму этих принципов. Некоторые
конкретные результаты новой реконструкции таковы: отказ от так
называемого «логографического письма» и замена его на словесно-слоговое
(логосиллабическое); отнесение так называемого «семитского алфавита»
к слоговому типу; помещение «майянской и ацтекской письменности»
в категорию не собственно письменности, а ее предшественников; вывод о
том, что таинственные «надписи с острова Пасхи» представляют собой не
надписи, а ритуальные орнаменты для магических целей.
Я не ставил перед собой задачу создания исчерпывающей истории
письменности. Эта работа касается только тех ее видов, которые являются
типичными образцами или имеют большое значение для понимания
определенных тенденций. Поэтому читателю не стоит искать в данной книге
рассмотрение латинской письменности с античных и средневековых времен
вплоть до наших дней, поскольку эта система не представляет ничего нового
и важного для теории письма. Вообще говоря, сегодня мы пишем так же, как
древние римляне, и античное римское письмо в принципе идентично
греческому, от которого оно и произошло.
Многое в теоретической реконструкции письма, изложенной в данном
исследовании, может вызвать сомнения у тех филологов, которые, полагая
священными традиции своих узкоспециализированных областей, не спешат
согласиться с выводами, сделанными на основе более широкого взгляда на
письменность.
Данное исследование главным образом опирается на факты внутренней
структуры, отводя второстепенное место тем доводам, которые можно
вывести из данных внешней формы. Таким образом, остается множество
возможностей для детальной разработки формальных аспектов типологии и
эволюции письменности в будущих исследованиях подобного рода. Более
адекватное освещение в будущем могут получить вопросы, связанные с
писчими материалами, числами, порядком расположения знаков, их
названиями и вспомогательными отметками, такими как просодические
элементы, переносы слов и т. п.
Во избежание недопонимания хотел бы отметить, что термин «слоговый
знак» используется здесь для обозначения единицы письма, которая
обязательно
содержит
гласный
(либо
самостоятельный,
либо
4
сопровождаемый согласным перед или после) и которая может, но не
обязательно должна иметь просодическую функцию (например, ударение,
тон, долготу и т. д.); таким образом, это определение с точки зрения
письменности отличается от определения слога, которое используется для
обозначения единицы речи, характеризуемой в первую очередь
просодическими свойствами и не обязательно содержащей гласный звук.
Одна из самых досадных проблем, свойственных столь широкому
исследованию, – это проблема транслитерации и транскрипции. И в этом
вопросе (несмотря на все стремление к единообразию), к сожалению, не
удалось избежать некоторых недостатков.
Это исследование, на которое у меня ушло чуть более двадцати лет,
прямо и косвенно во многом состоялось благодаря моим друзьям и коллегам
как у меня на родине, так и за рубежом. Всем этим ученым и друзьям я
хотел бы выразить мою самую глубокую признательность и благодарность.
Глава 1
Письменность как система знаков
Способы передачи идей
Двумя важнейшими внешними характеристиками человеческого
поведения являются выражение и коммуникация. Первое влияет на то, что
мы можем назвать личным поведением, второе – на социальное поведение.
У человека есть множество способов выражения мыслей и чувств, как
естественных, так и искусственных. Он может дать естественный выход
своей радости смехом или пением и печали плачем или стенанием. Он
может выразить себя и с помощью искусственных средств в написанном
стихотворении, картине или любом другом произведении искусства.
Человек может попытаться передать свои чувства, мысли и идеи в
традиционных и общепонятных формах. Как же связаны между собой
выражение и коммуникация? Существует ли то, что можно было бы назвать
чистым выражением или коммуникацией? Не в том ли дело, что человек,
будучи социальным существом, ζώον πολιτικόν1Аристотеля, в любой момент
оказывается или представляет себя в таких условиях, когда может
выразиться исключительно через коммуникацию? И наоборот, разве не все
великие шедевры живописи или поэзии являются формами коммуникации,
созданными благодаря самовыражению индивидов? Мне кажется, что цели
выражения и коммуникации настолько тесно переплетены друг с другом во
всех формах человеческого поведения, что, как правило, нельзя говорить об
одном так, чтобы не быть вынужденным в то же время затрагивать и другое.
1 Общественное животное (грен.). (Примеч. пер.)
5
1 – Протошумерское пиктографическое
2 – Шумерская клинопись
3 – Аккадская клинопись
4 – Эламская клинопись
5 – Египетское пиктографическое
6 – Протоэламское пиктографическое
7 – Протоиндийское пиктографическое
8 – Хеттская клинопись
9 – Хурритская клинопись
10– Критское пиктографическое
11 – Критско-микенское линейное
12 – Фестский диск
13– Кипро-минойское
14– Хеттское пиктографическое
15– Армянское пиктографическое
16 – Библское слоговое
17– Протосемитское слоговое
18 – Протосинайское слоговое
19 – Протофиникийское слоговое
20 – Протопалестинское слоговое
6
21 – Угаритское слоговое
22 – Китайское пиктографическое
23 – Урартская клинопись
24 – Персидское слоговое
25 – Кипрское слоговое
26 – Финикийское слоговое
27 – Древнееврейское
28 – Самаритянское
29 – Пуническое
30 – Иберийское
31 – Ливийское
32 – Греческий алфавит
33 – Анатолийский алфавит
34 – Коптское письмо
35 – Готское
36 – Этрусское
37 – Латинское
38 – Руническое
39 – Огамическое
40 – Арамейское
41 – Индийское
42 – Пехлевийское
43 – Авестийское
44– Согдийское
45 – Армянское
46– Грузинское
47 – Манихейское
48 – Сирийское
49 – Арабское
50 – Набатейское
51 – Синайское
52 – Пальмирское
53 – Еврейское
54 – Южноаравийское слоговое
55 – Тамудское Лихьянитское Сафаитское
56 – Эфиопское
57 – Японское слоговое
58 – Славянское
59 – Развитие в Средних веках
Происхождение алфавита
7
Для сообщения мыслей и чувств должна существовать общепринятая
система знаков или символов, которые, когда их используют одни люди,
могут быть поняты другими, их реципиентами. Коммуникация при обычных
обстоятельствах требует присутствия двух (и более) лиц, того (тех), кто
передает, и того (тех), кто получает сообщение.
Процесс коммуникации состоит из двух элементов: передачи и
получения. Поскольку средства передачи сообщения слишком разнообразны
и многочисленны, чтобы уложить их в сколько-нибудь систематическую
классификацию, мы вынуждены подойти к этому вопросу с точки зрения
получения. Получение коммуникации достигается при помощи наших
чувств, из которых самую важную роль играют зрение, слух и осязание.
Теоретически можно принять во внимание и другие чувства, такие как
обоняние и вкус, но на практике они играют весьма ограниченную роль и не
приводят к развитию знаковых систем.
Визуальная коммуникация может быть осуществлена с помощью жестов
и мимики. И то и другое – частые спутники речи, хотя интенсивность их
применения отличается в зависимости от личности индивида, социального
слоя или этнической принадлежности. Некоторые прибегают к
жестикуляции и мимике больше, чем другие, ради риторического эффекта
или в силу естественного порыва. В нашем обществе считается дурным
тоном «разговаривать руками». Хорошо известно, что жители Южной
Европы, например итальянцы, используют жестикуляцию и мимику гораздо
больше, нежели, скажем, скандинавы и англичане. Сочетание языка и
жестов играло важную роль в ритуалах во все времена и во всех странах.
Ограничения, налагаемые на использование языка в естественных и
искусственных условиях, привели к возникновению и развитию систем
коммуникации на основе мимики и жестов. Таковы системы, разработанные
для глухонемых, лишенных по своей природе способности к речи. К ним же
можно отнести и язык жестов монахов-траппистов, которые из-за данного
ими обета молчания были вынуждены найти замену устной речи. Системами
жестового языка часто пользуются вдовы австралийских аборигенов,
которым не разрешается произносить ни слова во время траура. И наконец,
систему жестового языка используют индейцы Великих равнин. Она
появилась в ответ на потребность в общении между племенами, говорящими
на разных, непонятных друг другу языках.
Среди других способов общения, обращенных к зрительному
восприятию, стоит отметить оптические сигналы, поданные с помощью
огня, дыма, света, семафоров и т. д.
Одна из простейших форм акустической коммуникации – это, например,
свист с намерением подозвать кого-то. Еще один простой пример подобного
вида коммуникации – шиканье или аплодисменты в театре. Иногда для
создания акустических сигналов применяются искусственные средства,
8
такие как барабаны, свистки или трубы.
Важнейшей системой акустической коммуникации является устная речь,
направленная к слуху человека, получающего сообщение. Речь
универсальна. На протяжении всей известной истории человечества никогда
не существовало такой группы людей, которые не обладали бы полностью
развитой речью.
Простые способы передачи эмоций посредством осязания – это,
например, рукопожатие, похлопывание по спине, ласковое поглаживание.
Развитую систему коммуникации с помощью пальцевого алфавита
используют слепоглухонемые, самым известным примером чего может
послужить случай Хелен Келлер, американской писательницы и лектора.
Вышеупомянутые способы коммуникации имеют две общих черты:
во-первых, все они сиюминутны, то есть ограниченны во времени; стоит
только произнести слово или сделать жест, как они исчезают и не могут
быть восстановлены кроме как путем повторения. Во-вторых, их можно
использовать только в общении между людьми, находящимися более или
менее близко друг от друга, то есть они ограничены в пространстве.
Потребность в таком способе передачи мыслей и чувств, который не
ограничен временем и пространством, привела к появлению методов
коммуникации при помощи 1) предметов и 2) меток на предметах или на
каком-либо твердом материале.
Визуальные средства коммуникации при помощью предметов
безграничны. Когда человек насыпает груду камней или ставит каменный
памятник на могиле, его намерение состоит в том, чтобы выразить чувства
по отношению к умершему и увековечить его память. Крест,
символизирующий веру, или якорь, символизирующий надежду, –
современные примеры того же рода. Другим современным пережитком
являются четки, каждая бусинка на которых в соответствии с ее положением
и размером напоминает об определенной молитве. Еще можно было бы
упомянуть так называемый «язык цветов и камней», в котором тот или иной
цветок или драгоценный камень передает то или иное чувство.
Системы мнемонических знаков для ведения счета при помощи
предметов известны во всем мире. Самый простой и распространенный из
них – так называемые «счетные палочки» для учета скота; это простые
деревянные палочки с надрезами, соответствующими количеству голов
скота, находящегося в ведении пастуха. Еще одной простой счетной
системой являются камешки в мешке. Более сложная мнемоническая
система существовала у перуанских инков – так называемое «письмо» кипу,
где сведения о предметах и животных «записывались» с помощью узелков
на шнурах разной длины и цвета. Все сообщения о том, что кипу якобы
использовалось для записи хроник и исторических событий, – не более чем
плод фантазии. Ни перуанское, ни современное узловое письмо в Южной
9
Америке и на островах Рюкю близ Японии не имеют никакой иной цели,
кроме фиксации простейших фактов статистического характера.
В этой же связи мы можем упомянуть и о вампумах североамериканских
индейцев – нанизанных бусинах из раковин, часто сплетенных в пояса,
которые служили в качестве денег, украшений, а также средства передачи
коммуникации. В своей простейшей форме цветные шнуры вампумов
использовались для передачи сообщений в соответствии с общепринятыми у
американских индейцев условными цветами: белые бусины означали мир,
бордовые или фиолетовые – войну и т. д. Более сложные формы вампумов,
обозначавшие целые фигуры и сцены, вполне можно отнести к
описательно-изобразительной стадии, о которой мы будем говорить в главе
2.
Негритянский народ эве использует для запоминания и фиксации
пословиц и песен предметы, причем в форме, весьма схожей с той, которой
они достигли при помощи письменных знаков. Карл Майнхоф рассказывает,
что некий миссионер нашел в туземной хижине веревку с множеством
привязанных предметов: перышек, камешков и тому подобных предметов.
На вопрос о значении этой последовательности предметов миссионеру
ответили, что каждый фрагмент обозначает определенную пословицу. О
другом обычае сообщает Мэри X. Кингсли: туземные певцы в Западной
Африке носят с собой сетку со всевозможными предметами, например
трубками, перьями, шкурками, птичьими головами, костями ит. д., каждый
из которых служит напоминанием о той или иной песне. Песни исполняются
в сопровождении пантомимы. Слушатели выбирают определенный предмет
и перед началом исполнения договариваются с певцом о цене за
выступление. В каком-то смысле эту сетку можно считать песенным
репертуаром.
Часто с коммуникативными целями использовались ракушки каури. Так,
у народа йоруба одна ракушка каури обозначает «вызывающее поведение и
неудача», две ракушки вместе – «отношения и встреча», а две врозь –
«разлука и вражда» и т. д. Удивительно в данном случае развитие
фонетического принципа, прекрасно видного в следующих примерах: шесть
ракушек каури обозначают «привлекает», потому что слово эфа на языке
йоруба значит «шесть» и «привлекать»; поэтому сообщение в виде шнура с
шестью ракушками, если его посылает юноша девушке, имеет смысл: «Ты
привлекаешь меня, я тебя люблю». А так как слово эйо значит «восемь» и
«согласен», то девушка может ответить юноше сообщением в виде шнура с
восемью ракушками, говоря: «Я согласна, я чувствую то же, что и ты».
Употребление предметов в коммуникативных целях можно
проиллюстрировать на современном примере. В рассказе венгерского
писателя Йокаи человек отправляет другому посылку с кофе, чтобы
предупредить его об опасности, грозящей ему со стороны полиции. Смысл
10
происходящего можно понять, если исходить из фонетического принципа:
«кофе» по-венгерски будет kávé и по звучанию напоминает латинское cave,
«берегись!».
О примере такого употребления, весьма интересном со сравнительной
точки зрения, известно от того же народа йоруба, который так часто
использует ракушки каури для передачи сообщений. Во время нападения
короля Дагомеи на город йоруба один из туземцев был взят в плен и,
стремясь сообщить жене о своей беде, послал ей камень, уголек, перец,
зерно и обрывок ткани, передав тем самым следующее: камень указывал на
«здоровье», то есть «как камень тверд, так твердо и сильно мое тело»; уголь
обозначал «черноту», то есть «как черен уголь, так черно и мрачно мое
будущее»; перец – «жжение», то есть «как жжет перец, так жгут мой разум
горькие предчувствия»; зерно подразумевало «иссохший», то есть «как
иссохло от жарки зерно, так мое тело иссохло и отощало от жара моих
невзгод и страданий»; и, наконец, лоскут обозначал «лохмотья», то есть «как
этот лоскут, моя одежда износилась и изорвалась в лохмотья». У Геродота в
главе IV, 131 и далее содержится аналогичное описание. «Скифские цари,
проведав об этом, отправили к Дарию глашатая с дарами, послав ему птицу,
мышь, лягушку и пять стрел. Персы спросили посланца, что означают эти
дары, но тот ответил, что ему приказано только вручить дары и как можно
скорее возвращаться. По его словам, если персы достаточно умны, то
должны сами понять значение этих даров. Услышав это, персы собрали
совет. Дарий полагал, что скифы отдают себя в его власть и приносят ему [в
знак покорности] землю и воду, так как мышь живет в земле, питаясь, как и
человек, ее плодами; лягушка обитает в воде, птица же больше всего похожа
[по быстроте] на коня, а стрелы означают, что скифы отказываются от
сопротивления. Такое мнение высказал Дарий. Против этого выступил
Гобрий (один из семи мужей, которые низвергли мага). Он объяснял смысл
даров так: «Если вы, персы, как птицы не улетите в небо, или как мыши не
зароетесь в землю, или как лягушки не поскачете в болото, то не вернетесь
назад, пораженные этими стрелами». Так персы стремились разгадать
значение даров» 2 . Те современные историки культуры, у которых есть
возражения против некоторых моих реконструкций, основанных на
сравнении между древними народами и современными примитивными
обществами, не смогут легко отмахнуться от столь весомых и явных
параллелей между древними и современными обычаями.
Еще одна история, аналогичная двум вышеописанным, дошла до нас из
Восточного Туркестана 3 и касается любовного послания от местной
девушки юноше, в которого она влюбилась. Послание состояло из мешочка
2 Русский перевод дан по: Геродот. История в девяти книгах / Перев. и прим. Г.А. Стратановского. Л., 1972.
3 Восточный Туркестан – историческая область в Центральной Азии, в настоящее время входит в состав Китая. (Примеч. пер.)
11
с несколькими вещами, которые должны были передать ему следующее:
комок прессованного чая, что значило «я больше не могу пить чай»; сухую
травинку – «потому что я завяла от любви к тебе»; красный плод – «я
краснею при мысли о тебе»; сушеный абрикос – «я иссохла, как этот плод»;
кусок древесного угля – «мое сердце горит от любви»; цветок – «ты
красивый»; леденец – «ты сладкий»; камешек – «неужели твое сердце из
камня?»; соколиное перо – «если бы у меня были крылья, я прилетела бы к
тебе»; ядро грецкого ореха – «я отдаюсь тебе».
Все эти способы коммуникации иногда называют немецкими словами
Sachschrift или Gegenstandschrift, что значит «предметное письмо», но
совершенно безосновательно, ведь они не имеют ничего общего с
письменностью в том смысле, в каком мы обычно ее понимаем.
Непрактичность использования предметов помешала развитию этого
способа в полноценную систему, а кроме того, используемые способы
ограничиваются лишь небольшими географическими областями.
Письменность выражается не самыми предметами, а путем меток на
предметах или любом ином материале. Письменные символы, как правило,
выполняются при помощи двигательных действий рук, которые рисуют,
пишут кистью, процарапывают или вырезают. Это нашло отражение в
значении и этимологии слова «писать» на разных языках. Английское слово
write связано с древнескандинавским rīta, «вырезать (руны)», а современное
немецкое reissen, einritzen – с «рвать, вырезать». Греческое слово γράφειν,
«писать», ср. с «графика», «фонография» и т. д., также значит «делать
насечки», по-немецки kerben. Латинское scribere, немецкое schreiben,
английское scribe, inscribe и т. д. первоначально означали «вырезать», как
видно из его связи с греческим σκαριφάσθαι, «вырезать, царапать». Готское
mēljan, «писать», первоначально значило «рисовать кистью», и это
проявилось в том, что современное немецкое слово malen означает
«красить». И наконец, славянское писати, «писать», сначала было связано с
рисованием, как показывает его связь с латинским pingere, «рисовать
кистью», что также проявилось в английских словах paint, «краска», picture,
«картина», pictography, «пиктография», и т. д. То же семантическое развитие
наблюдается в семитской семье языков.
А именно корень šṭr, «писать», по всей видимости, первоначально
означал «резать», к каковому выводу приводят арабские слова sāṭūr,
«большой нож», и sāṭir, «мясник»; корень ktb, «писать», первоначально
означал «вырезать, высекать», как видно из сирийского maktebā, «шило»;
12
а корень ṣḥf или ṣḫf означал не только «писать», но и «выкапывать,
выдалбливать» в южносемитских языках.
Вышеописанные факты иллюстрируют механическое происхождение
письменности и в то же время указывают на очень тесную связь между
изображением и письмом. Так и должно быть, ведь самый естественный
способ передачи идей с помощью визуальных знаков – это рисунки. У
примитивных народов рисунок несовершенным образом выполняет
функцию, которую в наше время берет на себя письменность. В ходе веков
рисунок развивался в двух направлениях: во-первых, как изобразительное
искусство, в котором картины продолжали более-менее точно
воспроизводить предметы и события окружающего мира в не зависящей от
языка форме; и, во-вторых, как письмо, в котором знаки независимо от того,
сохраняют ли они свою изобразительную форму, в конечном счете
становятся вторичными символами для выражения понятий языка.
Примеры
устойчивой
коммуникации,
осуществляемой
путем
осязательного восприятия, например с помощью азбуки Брайля, и слухового
восприятия, например прослушивания фонограмм, – это вторичные
переносы, развившиеся из систем, созданных на основе зрительного
восприятия.
На рис. 1 в виде таблицы показаны несколько различных способов
коммуникации, доступных человеку.
Рис. 1. Способы передачи идей
Говоря о разнообразных системах человеческого общения, не следует
смешивать
первичные
и
вторичные
системы.
Лучше
всего
проиллюстрировать их различие на следующем примере. Когда отец
13
подзывает сына свистом, он без посредства какой-либо языковой формы
выражает свое желание привести мальчика в определенное место. Его мысль
или чувство сразу же и напрямую передается через свист. Это первичное
средство коммуникации. Но если отец пытается подозвать сына,
высвистывая буквы с-ы-н азбукой Морзе, он делает это с помощью
языкового переноса. Его желание привести сына в определенное место
передается в свист через посредство языковой формы. Это то, что можно
назвать вторичным средством коммуникации.
Возможности вторичного переноса безграничны. Произнесенное слово
«сын», например, – это первичный речевой знак. В написанном слове «сын»
мы находим, что письменный знак использован вместо устного. Если это
написанное слово с-ы-н затем передать с помощью сигналов фонариком, то
полученные в результате вспышки будут знаками знаков, которые, в свою
очередь, тоже будут знаками знаков. И так далее до бесконечности.
В английском языке нет удачного выражения, которое могло бы
охватить все условные средства человеческого общения с помощью знаков.
Французские лингвисты используют в этом смысле слово le langage, а
устную речь они называют langage parlé, langage articulé или просто la
langue. В англо-американском словоупотреблении speech часто обозначает
устную речь, a language – любую систему знаков. В качестве названия общей
науки о знаках предлагалось несколько терминов, из которых наиболее
подходящим, пожалуй, является термин «семиотика», введенный Чарльзом
Моррисом.
Что же лежит в основе всей взаимной коммуникации людей? Что мы
имеем в виду, когда говорим, что сообщаем наши идеи, мысли или чувства?
Если взять три конкретных примера из повседневной жизни, что же
сообщает жест оратора, просящего тишины, звенящий будильник или
предупреждающий знак «стоп» на дороге? Для лингвистов бихевиористской
школы ответ ясен и прост: то, что мы сообщаем, является языком. По их
мнению, язык – единственное средство, с помощью которого все люди
общаются друг с другом, и все способы человеческой коммуникации вне
языка – не более чем вторичные его заменители. Даже само мышление или
представление для них не что иное, как «беззвучная речь», который, как они
считают, всегда сопровождается «беззвучными движениями голосовых
органов, замещающими речевые движения, но незаметными для
окружающих людей». Однако именно в этом моменте я бы хотел отойти от
основного догмата лингвистов, принадлежащих к бихевиористской школе.
Конечно, беззвучная речь играет важную роль во всех формах мышления,
особенно активного мышления. Например, когда мы представляем себе
ситуацию, в которой собираемся сказать кому-то «убирайся!», это вполне
может сопровождаться заметным движением губ, иногда даже явным
возгласом. С другой стороны, мы знаем из опыта, подтвержденного
14
психологическими экспериментами, что можно думать в отсутствие
безмолвного потока слов и понимать смысл вещей, для которых у нас нет
названия. Разумеется, глухонемые от рождения вполне способны общаться
между собой без какого-либо голосового фона; и хотя у них интенсивное
мышление иногда может сопровождаться более или менее заметными
движениями рук и лица, такие рефлексы следует считать вторичными и
аналогичными видимым движениям губ в случае «беззвучной речи» у тех,
кто способен нормально говорить. Повсюду в нашей повседневной жизни
можно найти еще множество примеров приема коммуникаций без языкового
фона. Когда я вскакиваю с постели по утрам при звуке будильника или когда
вижу на шоссе знак «стоп», я, очевидно, реагирую на эти знаки немедленно,
без вмешательства какой-либо речевой формы; звук будильника или
дорожный знак обращаются непосредственно к моему сознанию.
Между процессом передачи и процессом получения коммуникации часто
существует огромная разница. Пусть процесс медленного письма
сопровождается беззвучным проговариванием слов, тем не менее такое
проговаривание трудно, если вообще возможно, заметить у людей, которые
читают про себя вдвое или втрое быстрее, нежели вслух. Установлено, что
многие могут читать глазами без промежуточного потока речевых знаков.
Конечно, почти все знаковые системы можно перевести в ту или иную
языковую форму, просто потому, что речь – самая полная и самая развитая
из всех наших знаковых систем4, но делать на этой основе вывод, что речь
образует фон всех человеческих коммуникаций, представляется
заблуждением. Никто не скажет, что все в мире является деньгами, только
потому, что все в мире можно (теоретически) перевести в деньги.
Более консервативные американские лингвисты не отрицают
существования зрительных образов, идей или концепций, не требующих
фоновых речевых знаков. Они говорят, что в лингвистике такие
«бесплотные слова» абсолютно ничего не значат и что для лингвиста «les
idées ne viennent qu’en parlant» («идеи приходят во время разговора»), если
процитировать весьма популярную у нас французскую пословицу.
Возможно, это верно для «лингвистической науки, которая занимается
исключительно словами – единственным, что существует для нее реально».
Их заблуждение, однако, состоит в том, что они считают само собой
разумеющейся полную тождественность устной и письменной речи и
полагают, что, будучи лингвистами, могут оперировать только речевыми
символами, поэтому исследующий письменность историк может
плодотворно использовать только речевые символы и должен выбросить
зрительные образы и бессловесные идеи в мусорную корзину. Но
письменность в самом широком смысле нельзя всецело отождествить с
4 Рудольф Карнап полагает, что устная речь – важнейшая из всех знаковых систем, однако признает, что есть и другие системы,
которым можно научиться и которые можно использовать независимо от речи. (Примеч. авт.)
15
речью, и исследователь письменности не обязан быть лингвистом.
Символика зрительных образов на самых ранних стадиях письма, как и
символика жестовых знаков, может выражать смысл, не обязательно
облачаясь в лингвистические одежды, и может быть успешно исследована
нелингвистом. Лишь когда письменность развивается в полностью
фонетическую систему, воспроизводящую элементы речи, можно говорить о
практической тождественности письменности с речью и эпиграфике или
палеографии как разделах лингвистики.
Здесь необходимо четко провести это огромное различие между
семасиографической стадией письменности (выражением смыслов и
понятий, слабо связанным с речью) и фонографической стадией
(выражением речи), поскольку вопрос определения письменности постоянно
окружен спорами. Ученые, занимающиеся общей лингвистикой, которые
определяют письменность как способ записи речи при помощи видимых
знаков, а письменный язык считают точным эквивалентом устного,
пренебрежительно относятся к историческому развитию письменности и
упускают из вида, что такое определение нельзя применить к ее ранним
стадиям, на которых письменность лишь слабо выражала устную речь. При
этом филологи, полагающие, что письменность даже после введения
фонетизации использовалась для записи и передачи и идей, и звуков, не в
состоянии понять, что, как только человек обнаружил способ точного
выражения речевых форм письменными знаками, письменность утратила
свой независимый характер и стала в значительной мере письменной
заменой своего устного аналога.
Определение письменности
Если попросить обычного человека дать определение письма, он, весьма
вероятно, даст примерно такой ответ: «Ой, да это же проще простого.
Любой ребенок знает, что письмо – один из трех навыков, которым учат в
начальной школе, и что выражением «азбучная истина» мы называем
простейшие познания по любому предмету». Однако вопрос не так прост.
Письменность зародилась в те времена, когда человек учился передавать
свои мысли и чувства с помощью видимых знаков, понятных не только ему
самому, но и всем остальным людям, более или менее знакомым с
конкретной системой знаков. Сначала рисунки служили для визуального
выражения идей в такой форме, которая очень мало зависела от речи,
выражавшей его мысли в акустической форме. На ранних этапах
письменности связь между ней и речью была весьма слабой, ввиду того что
письменное сообщение не соответствовало в точности речевой форме.
Конкретное сообщение имело лишь один смысл и могло быть истолковано
читателем лишь одним способом, но «прочесть», то есть облечь в слова, его
16
можно было по-разному и даже на многих разных языках.
В более поздние периоды систематическое применение так называемой
«фонетизации» позволило человеку выражать свои мысли в той форме,
которая могла в точности соответствовать категориям речи. С тех пор
письменность постепенно утратила независимость как способ выражения
идей и стала орудием речи, средством, через которое точные речевые формы
можно зафиксировать в устойчивом виде.
Во всех крупных достижениях человечества можно наблюдать один
важный, поворотный этап, который совершенно революционизировал его
дальнейший прогресс. Говоря ниже об изобретениях, я имею в виду, что,
хотя Уатт не «изобрел» паровую машину, он сделал решающий шаг,
впервые использовав пар на практике в качестве движущей силы. Мы не
должны забывать об аналогичном этапе в истории письменности. Этим
революционным поворотом стала фонетизация письма. Если мы полагаем,
что паровая машина началась с Уатта, мы могли бы и предположить, что
письмо возникло лишь в тот момент, когда человек научился выражать
понятия языка в письменной форме. Это означало бы, что письменность, как
считают некоторые лингвисты, является способом фиксации речи и что все
этапы, на которых она не служила этой цели, были лишь слабыми
попытками движения к письменной форме, но не настоящей
письменностью. Однако такое ограниченное определение письменности не
может нас удовлетворить, поскольку оно не учитывает тот факт, что оба
этапа имеют одну и ту же цель: межчеловеческое общение с помощью
условных видимых знаков. Кроме того, нельзя сваливать в одну кучу все
древние и примитивные системы и считать, что они стояли на одном и том
же низком уровне развития. Пусть даже все древние письменности были
недостаточно эффективны и неадекватно выражали речь, некоторые из них,
как, например, письменности майя и ацтеков, достигли такого уровня
систематизации и условности, который в какой-то степени позволяет
сравнивать их со столь развитыми письменностями, как шумерская или
египетская.
Так что же в таком случае есть письменность? Совершенно ясно, что
письменность – это система взаимной коммуникации людей при помощи
условных видимых знаков, однако из вышесказанного следует, что
примитивные народы понимали ее не так, как мы. Вопрос о том, что лежит в
основе всех видов письменности – слова или идеи, очевидно, тот же самый,
что и вопрос о том, что лежит в основе всей человеческой коммуникации.
У примитивных индоевропейцев, семитов и американских индейцев
потребность в письменности удовлетворялась в виде простых рисунков или
последовательностей рисунков, которые обычно не имели четкой связи с
какой-либо языковой формой. В силу того, что рисунки понятны сами по
себе, они не должны были соответствовать каким-либо знакам устной речи.
17
Это то, что мы называем примитивной семасиографией.
Для нас, и дилетантов, и ученых, письменность – это письменный язык.
Спросите первого встречного, и он даст этот ответ не задумываясь. То же
поэтически выразил Вольтер: «Письменность – это портрет голоса, и чем
больше сходство, тем он лучше», и Бребеф: «Это гениальное искусство
живописи словами и беседы глазами». Французские литераторы здесь в
хорошей компании, потому что их мнение поддерживает надежный
авторитет Аристотеля, который много веков назад во вступительной главе
«Об истолковании» своего «Органона» сказал: «Итак, то, что в
звукосочетаниях, – это знаки представлений в душе, а письмена – знаки
того, что в звукосочетаниях»5.
Я согласен с лингвистами, которые считают, что полностью
сформировавшаяся письменность стала способом выражения языковых
элементов посредством видимых знаков. Возьмем, к примеру, такое
предложение, как «Мг. Theodore Foxe, age 70, died today at the Grand Xing
Station» («Мистер Теодор Фокс 70 лет скончался сегодня на станции
Гранд-Кроссинг»). Хотя английское письмо, как и латынь, называется
алфавитным, нам ясно, что это предложение написано не чисто
алфавитными знаками. Помимо таких букв, как е, о, d, выражающих
соответствующие звуки, мы имеем буквосочетание th для спиранта 0, букву
х для двух согласных ks, словесный знак 70 вместо слова «семьдесят» и знак
ребусного типа в виде X плюс буквосочетание ing, обозначающий слово
Crossing. Несмотря на эту несистематичность, все же каждый знак или
комбинация знаков в нашем предложении имеет свое соответствие в устной
речи. Абсурдно видеть в письменном знаке 70 идеограмму, в отличие от
фонографического died, как это обычно делают филологи, просто потому,
что написание 70 содержит такие разные значения, как «семь, ноль,
семьдесят, семидесятый» и т. д. И 70, и died вызывают в уме
соответствующие слова, обозначающие «семьдесят» и «скончался», и им
обоим присущи идеи – числа и смерти, соответственно. Тот факт, что
написание 70 логографическое, a died – алфавитное, можно объяснить
простой случайностью, и он не более странен, чем разные способы
написания других слов, например «мистер» и «м-р», «сравни» и «cp.», «and»
и «&». Во всех таких случаях можно наблюдать условное использование
определенных знаков для обозначения определенных речевых форм.
Если под термином «языковые элементы» понимать фразы, слова, слоги,
отдельные звуки и просодические характеристики, то вышеприведенное
предложение включает в себя исключительно знаки, обозначающие слова,
отдельные звуки и просодические характеристики. Фразеограммы, то есть
знаки фраз, редко встречаются в обычных письменностях, однако они
5 Даже для китайского ученого, жившего шесть веков назад, «письмо – это изображенная речь, а речь – озвученное дыхание».
(Примем. авт.)
18
являются неотъемлемой частью всех стенографических систем. Слоговые
знаки, само собой разумеется, характерны для слогового письма. Из
просодических характеристик, таких, как долгота, ударение, тон (или
высота) и пауза, лишь последняя отчасти выражена в нашем предложении
пробелами между словами и знаками препинания в виде запятых. Как
правило, на письме не удается адекватно передать просодические
особенности. То есть в таком предложении, как, например, «Вы идете
домой?», вопросительная интонация обозначается знаком вопроса, однако
на каком слове делать ударение, на первом, втором или третьем, остается на
усмотрение читателя. Напротив, в научной транслитерации часто
используются специальные пометки для обозначения просодических
характеристик с помощью диакритических знаков или цифр, как, например,
при написании demos для обозначения долготы и ударения, или киз для
обозначения высоты. Адекватное обозначение тона или высоты разработано
только в системе нотной записи. Таблица на рис. 2 показывает разные
способы написания языковых элементов.
Рис. 2. Способы написания языковых элементов
Письменность ни в коей мере нельзя считать точной копией устной речи.
Письменность никогда не достигала такого идеального состояния строгой
эквивалентности, в котором одну единицу речи выражал бы один знак и
один знак выражал бы только одну единицу речи. Даже алфавитное письмо,
наиболее развитая форма письменности, полно противоречий в
соответствиях между знаками и звуками. Непоследовательность
фонетического письма проиллюстрирована на рис. 3. В то же время таблица
указывает на различия между историческим и функциональным характером
письменности.
И все же общее утверждение, что развитая письменность выражает речь,
не следует понимать в том смысле, что она не выражает ничего, кроме речи.
Любое письмо, даже самое развитое фонетическое, изобилует такими
формами, которые при чтении вслух неоднозначны и легко могут быть
19
неправильно поняты. Существование этих так называемых «визуальных
морфем», то есть форм или вариантов написания, которые передают
значение только на письме, четко показывает, что письмо порой может
иметь функцию средства коммуникации отдельно от речи и в дополнение к
ней. Из множества примеров визуальных морфем можно привести
следующие: «The sea is an ocean, and si is a tone, as you can readily see»
(«Море – это океан, а си – это нота, как вам нетрудно понять»). «The danger
is safely passed» и «the danger is safely past» («Опасность благополучно
пройдена»). «How much wood would a woodchuck chuck if a woodchuck would
chuck wood?» («Сколько леса нарубил бы сурок, если сурок рубил бы лес?»).
«Grey» в «she has lovely grey eyes» («у нее прелестные серые глаза») и «gray»
в «it was a gray, gloomy day» («стоял серый, пасмурный день»). Другие
примеры подобного раздвоения смыслов на письме: check – cheque
(проверка-чек), controller – comptroller (контроллер – контролер),
compliment-complement (комплимент – комплемент)6.
В современном употреблении иногда встречаются знаки, не имеющие
общепринятых соответствий в речевых формах. Например, стрелка в
качестве символа может иметь разные значения в зависимости от ситуации.
На дорожном указателе она может означать что-то вроде «следуйте в
направлении, указанном стрелкой», а у входа в пещеру она может значить
«входите здесь» или «вход». Примеры такого рода символики имеют
множество параллелей на семасиографической стадии письменности, когда
знаки подразумевают именно значения – а не слова или звуки. Эта
символика находится за пределами обычной системы письменности. В
рамках фонетической системы письменности знак стрелки с течением
времени не мог не приобрести одного или двух однозначных речевых
значений, таких как «идти (туда-то), следовать» и т. п.
6 Из того же ряда примеров: £3 со значением «3 фунта». (Примеч. авт.)
20
Рис. 3. Непоследовательности фонетического письма
Сюда же относятся и некоторые определенные символы в комиксах,
которые в основном легко понять, хотя у них и нет аналогов в обычной речи.
Такие символы, которые Уэстон Л а Барр называет «сублингвистическими
идеограммами», например облачко, окружающее часть текста и означающее
«говорит», отпечатки следов – «идет», пила – «храпит, спит», лампочка с
лучиками – «идея», и]%!*’/=# – «непередаваемо».
Также за пределами нашей обычной фонетической системы знаков
находятся условные обозначения, употребляемые в математике, логике и
некоторых других науках. Хотя в написании математической формулы вида
21
каждый отдельный знак имеет или может иметь точное соответствие в
речи, смысл в данном случае передается совокупностью знаков в
определенном порядке и форме, которые не следуют нормам обычного,
фонетического письма.
Значение иногда может передаваться в письменном виде не только
знаками условной формы, но и разными вспомогательными способами,
опирающимися на описательные приемы, цвет, положение и контекст
ситуации.
Древнейшие восточные системы письма, такие как месопотамская,
египетская и др., будучи полностью фонетическими, используют условные
знаки с определенным словесным или слоговым значением. И тем не менее
даже в таких полностью фонетических письменностях значение выражается
иногда не условными знаками, а изображениями сцен в рамках
описательно-изобразительного приема. Так, в египетском письменном
контексте, описывающем победы Рамсеса II над чужими странами,
почетный титул фараона «Тот, кто покоряет чужие народы» выражается не
отдельными иероглифами, а в виде сцены с фараоном, связывающим
чужеземного царя веревками. В другом письменном контексте формула
«жертвоприношение, которое приносит царь» выражена в виде изображения
царя, держащего циновку с буханкой хлеба. Смысл этих двух сцен
передается в форме, столь хорошо знакомой нам еще по самому раннему
периоду египетской письменности, как, например, на палетке Нармера,
которая будет более полно описана ниже.
Цвет, по всей видимости, не играет особой роли в современной
письменности. Хотя разные цвета порой и используются для
дифференциации значений, например в таблицах, все же, как правило, и в
рукописных, и в печатных текстах преобладает черный или другой темный
цвет. В прежние времена, когда все писалось от руки, цветовая
дифференциация встречалась чаще. И в древних мексиканских рукописях, и
в более поздних рукописях американских индейцев часто применяется
метод окраски знаков. У индейцев чероки белый цвет используется для
обозначения мира или счастья, черный – смерти, красный – успеха или
победы, синий – поражения или беды 7 . Наконец, можно упомянуть
полихромное издание Библии, в которой цветами отмечены разные
источники, а также современные разработки в области пазиграфии, в
которых цвет имеет важную функцию различения смысла. За рамками
письма разные цвета применяются на картах и в татуировках. Также и
7 В египетском иероглифическом письме отельные знаки часто различаются окраской; окрашены знаки огласовки в старинных
рукописях Корана и знаки пунктуации (например, отметки, разделяющие слова и предложения) в эфиопских текстах. (Примеч. авт.)
22
система кипу использовалась для записи фактов учетного характера путем
завязывания узлов на разноцветных шнурах. Цветовые различия цветов и
драгоценных камней часто используются для передачи тех или иных
сообщений.
Значение иногда может передаваться с помощью приема, основанного на
так называемом «принципе позиции» или «принципе позиционного
значения». Мы знаем, как важен этот принцип в математических системах,
например, при написании «32» и «32». В то время как по отдельности эти
цифры означают «три» и «два» соответственно, здесь их подразумеваемое
значение выражено постановкой знаков в определенную позицию
относительно друг друга. Необычное применение принципа позиции можно
наблюдать в написании египетского слова mx xnxwx, «внутри», путем
наложения двух знаков друг на друга: знака СОСУД над знаком ВОДА. В
слоговом чтении это дает mx(wx), «вода», плюс x(rx), «под» (не выраженное
никаким знаком), плюс nxwx, «кувшин», что вместе означает mx xnxwx,
«внутри». Аналогичным примером из наших дней является надпись
, вместо John Underwood, Andover, Massachussets (Джон Андервуд,
Андовер, Массачусетс), якобы обнаруженная в качестве адреса на письме8.
Пробелы между словами, которые часто отсутствовали в старых
письменностях, – это еще одно важное применение принципа позиции, как
любой может лично убедиться на примере разницы смыслов таких
выражений: «видали ль вы» и «видали, львы» или «Ярославне» и «я росла
вне».
Рука об руку с принципом позиции идет принцип контекста ситуации,
если воспользоваться термином, который недавно ввел Б. Малиновский в
своем исследовании проблемы значения в примитивных языках. Так, вопрос
«где ручка?» обычно совершенно понятен слушателю, несмотря на то что
само слово «ручка» может подразумевать такие разные вещи, как
инструмент для письма, рукоятка, маленькая рука, а объясняется это тем,
что вопрос задавался в определенных условиях, которые делают его
интерпретацию однозначной. Аналогично из контекста легко понять, что
сокращение PG обозначает партайгеноссе в докладе о нацистской партии,
Panzergrenadier, рядовой мотопехоты, в тексте о немецкой армии или
postgraduate, аспирант, в университетском употреблении, так же как УК –
уголовный кодекс, если аббревиатура встречается в юридическом контексте,
либо уставной капитал, если речь идет об экономических вопросах.
Принцип контекста ситуации находит применение и в других системах
знаков, например, в тех, где участвуют жесты: человек, указывающий
пальцем на дверь, в некоторых ситуациях может подразумевать что-то вроде
«Вон!», тогда как в других ситуациях тот же жест может просто обозначать
8 Перед нами ребус: John Underwood = John под Wood; Andover, Mass. = And над Mass. (Примеч. пер.)
23
«там» или «в ту сторону». Значение ситуативного контекста хорошо видно
на примере современных карикатур; политическая карикатура,
опубликованная лет пятьдесят назад, будет практически непонятна
молодому человеку, незнакомому с ситуацией и условиями, послужившими
фоном для ее появления.
Источники информации
В попытках реконструировать ранние фазы нашей культуры мы в
основном опираемся на источники с Древнего Востока. Пожалуй, это в
большей степени относится к истории письма, чем любых других
значительных культурных достижений. Там, на земле шумеров, вавилонян,
ассирийцев, хеттов, хананеев, египтян и китайцев, лопатка археолога за
последний век вывела на свет тысячи документов, которые невероятно
обогатили наши знания и открыли совершенно новые направления для
исследований. Было бы немыслимо пытаться дать даже примерный
набросок истории письма, не принимая во внимание письменных
источников Древнего Востока. Однако мы находим большие пробелы в
наших знаниях. Чем дальше мы уходим в глубь веков, тем меньше
источников остается в нашем распоряжении. Весьма интересная проблема
«происхождения» письма окутана покровом мрака, и ее столь же трудно
разрешить, как и проблему «происхождения» таких важнейших аспектов
нашей культуры, как, например, искусство, архитектура, религия и
социальные институты.
Там, где древние времена не дают нам ключа к тем или иным событиям,
мы вынуждены искать возможностей пролить свет на нашу тему в иных
местах. Мы исходим из того допущения, что в наши дни существуют или
недавно существовали примитивные 9 общества, находящиеся на уровне
культуры, который в некоторых аспектах схож с уровнем давно
исчезнувших древних культур. Письменное наследие таких примитивных
народов, как американские индейцы, африканские бушмены или
австралийские аборигены, даже столь далекое от того, что мы называем
письменностью сегодня, дает ценную основу для понимания того, как люди
научились общаться друг с другом при помощи видимых отметок. В нашем
исследовании
мы
не
должны
пренебрегать
искусственными
письменностями, созданными аборигенами под влиянием белых людей,
обычно миссионеров. История этих письменностей – самыми интересными
из которых являются системы эскимосов Аляски, африканского народа
9 Я намеренно использую термин «примитивные», хотя в полной мере осознаю, что в антропологических кругах этот термин считается
неприемлемым. Некоторые общества, которые я называю «примитивными», возможно, не являются таковыми в том, что касается
детально разработанных ритуалов или способов плетения корзин, однако они являются примитивными, если рассматривать их с точки
зрения общих достижений. Термину «дописьменные», который используют ряд антропологов вместо слова «примитивные», свойственна
та же узость подхода, что и в неприятии термина «примитивные». (Примеч. авт.)
24
бамум и индейцев чероки – позволяет нам увидеть этапы, через которые они
прошли, прежде чем достигли своей окончательной формы.
Последовательность этих этапов во многом напоминает историю письма в
его естественном развитии.
Другой плодотворный подход предлагает изучение детской психологии.
Нередко наблюдалось, что психический склад младенцев и детей
напоминает психический склад обществ, находящихся на самой
примитивной ступени развития. Одним из важнейших моментов этого
сходства является тенденция к конкретизации. Подобно тому как ребенок
рисует вертикальную линию и объясняет, что это дерево, которое растет
перед домом, так и примитивный человек часто ассоциировал свои рисунки
с конкретными предметами и событиями окружающего мира. Эта
тенденция, проявляющаяся в письме и рисунке, происходит из характера их
языка, который находит свое выражение в конкретных и строго
определенных словах. Наблюдения за такими примитивными языками, в
которых не употребляются слова «рука» или «глаз», а только, в зависимости
от обстоятельств, «моя рука» или «правый глаз» и в которых нет общего
слова «дерево», а лишь отдельные слова «дуб», «вяз» и т. д., можно в
значительной мере заменить изучением детей, едва научившихся языку на
его начальной стадии. Еще одну интересную точку соприкосновения можно
найти при изучении направления и ориентации знаков в детских рисунках и
примитивных письменностях. Отмечено, что дети рисуют отдельные
картинки без соблюдения пропорций между предметами и без какого-либо
заметного чувства порядка и направления. Даже ребенок, который учится
писать, часто выводит буквы то слева направо, то справа налево, не отдавая
себе отчета о каких-либо различиях между обоими направлениями.
Алогичные явления, связанные с направлением и ориентацией знаков,
нередко можно наблюдать практически во всех примитивных
письменностях.
Тенденция к конкретизации, замеченная у детей и примитивных
народов, наблюдается в последнее время и у взрослых, страдающих
психическими нарушениями типа амнестической афазии. На основе
наблюдений эмпирически установлено, что эти лица обычно избегают
общих терминов, таких как «нож», и употребляют конкретные выражения,
такие как «хлебный нож», «фруктовый нож» или «перочинный нож». Путь,
которым идут эти лица, заново выучивая язык, похож на процесс
естественного языкового развития у детей. Таким образом, подробное
изучение больных амнестической афазией еще может стать благодатной
почвой для исследования истоков языка и письменности.
Исследование письменности
25
Исследование письменности с формальной точки зрения прежде всего
является сферой эпиграфистов и палеографов. Эти сферы деятельности
часто смешиваются, однако в правильном словоупотреблении их следует
строго различать. Эпиграфист в первую очередь занимается надписями,
вырезанными острым орудием на прочном материале, например камне,
дереве, металле, глине и т. п., а палеограф исследует в основном рукописи,
выполненные пером или кистью на пергаменте, папирусе или бумаге.
Говоря в общем, эпиграфика занимается более древними надписями, а
палеография – рукописями более поздних периодов.
По сути дела, эпиграфика и палеография не существуют как общие
научные дисциплины. Ни в одной из этих областей не проводится
исследований, которые рассматривали бы предмет с общей, теоретической
точки зрения. Мне, например, неизвестны работы, где излагалось бы
развитие формы знаков от рисунков к линейному письму или от круглого
начертания к угловому с учетом всех письменностей мира. Вместо этого мы
видим исследования в узких областях, например семитской эпиграфики,
арабской палеографии, греческой и латинской эпиграфики и палеографии,
китайской палеографии, папирологии и т. д., ограниченных конкретными
периодами и географическими регионами. Во всех примерах эти узкие
области исследования представляют собой разделы более крупных, но тоже
специфических областей, таких как семитская или арабская филология,
классическая филология, ассириология, китаеведение и египтология.
Как не существует всеобщей эпиграфики или палеографии, так нет и
всеобщей науки о письменности. Это утверждение может показаться
нелепым тому, кто помнит о десятках всевозможных книг, трактующих
письменность в целом. Однако надо отметить, что для всех этих книг
характерен общий историко-описательный принцип. А такой простой
повествовательный подход к предмету не превращает его в науку. Не
рассмотрение эпистемологических вопросов «что?», «когда?» и «где?», а
«как?» и прежде всего «почему?» играет первостепенную роль в заложении
теоретических основ науки. Если не брать в расчет несколько
примечательных исключений в виде отдельных систем, такие вопросы если
они когда-нибудь и ставились и получали ответ в области письма вообще, то
чрезвычайно редко. Однако же наибольшим изъяном всех существующих
исследований письма с теоретической точки зрения является полное
отсутствие систематической типологии. В качественных исследованиях
отдельных письменностей, таких как египетская иероглифика или греческий
алфавит, нет недостатка. Но у нас совершенно отсутствует теоретическая и
сравнительная оценка разных видов письменности, например рассмотрение
различных типов силлабариев, алфавитов, словесных знаков и
словесно-слоговых письменностей. Характерную для нашего времени
путаницу в типологической классификации письменностей наглядней всего
26
иллюстрирует термин «переходные», применяемый к таким важным
письменностям, как месопотамская клинопись и египетская иероглифика,
которые существовали на протяжении более чем 3 тысяч лет и чье точное
место в классификации письменности можно установить без особого труда.
Цель этой книги – заложить фундамент полноценной науки о
письменности, которую еще предстоит создать. Эту новую науку можно
было бы назвать «грамматологией», основываясь отчасти на термине
«грамматография», использованном некоторое время назад в заглавии труда
о письменности, изданном в Англии. Этот термин кажется мне более
подходящим, нежели «графология», который может быть неправильно
понят, или «филография» (новый термин, созданный с целью отличить его
от термина «филология»), который не настолько точен, как
«грамматология».
Следующие четыре главы будут посвящены описанию письменностей, а
также мы отдельно поговорим об их сравнительной оценке, как правило в
конце каждой главы. В главе 4 мы рассмотрим историческую эволюцию
письменности от самых ранних стадий семасиографии до полностью
развитой фонографии.
Глава 2
Протописьменности
В этой главе мы рассмотрим все те этапы, которые, не представляя собой
пока что подлинной письменности, образуют элементы, из которых она
постепенно развилась. В немецком языке есть хорошее слово Vorstufe,
которое означает ступень перед первой реальной стадией развития, нечто
вроде доистории, в отличие от истории. Мне хотелось бы придумать
эквивалент слову Vorstufe – forestage (предстадия), но, к сожалению, для
наших целей оно не подходит, потому что уже занято значением «полубак»
или «носовой кубрик», хотя и только в устаревшем языке.
Примитивные рисунки
Естественно, было время, когда человек не умел писать. Если мы
определяем развитую письменность как способ выражения языковых
элементов с помощью видимых условных знаков, то в этом смысле она не
старше пяти тысяч лет. Однако уже в самые древние времена, десятки тысяч
лет назад, человек испытывал потребность рисовать на стенах своего
первобытного жилища или на окружающих его скалах. Первобытный
человек подобен в этом отношении ребенку, который, едва научившись
ползать, сразу же начинает рисовать каракули на обоях и песке.
27
Во всем мире человек оставил следы своего творчества в рисунках на
скалах от древнейших палеолитических вплоть до современных. Эти
рисунки называются петрограммами, если нарисованы, или петроглифами,
если высечены или вырезаны в камне. Как правило, на них изображены
люди и животные в разных отношениях друг к другу.
Рис. 4. Наскальная живопись из Зимбабве с изображением ритуала
вызывания дождя
Всем известны достоверные изображения фигур животных, оставленные
палеолитическим
человеком
в
Европе,
и
изящные
росписи
южноафриканских бушменов (рис. 4). Огромное число наскальных рисунков
и высеченных изображений обнаружено на Американском континенте
(рис. 5 и 6), особенно в горных районах Северной Америки. Эти рисунки
разбудили народное воображение, дав начало самым фантастическим
гипотезам. Джулиан X. Стюард в своей интересной и убедительной статье
высмеивает подобные интерпретации, стремящиеся доказать, что «египтяне,
скифы, китайцы и многие другие народы Старого Света, в том числе десять
потерянных колен Израиля, судьба которых по-прежнему вызывает живой
интерес у многих, в древности вторглись в Америку…», что эти рисунки –
28
«отметки о зарытых сокровищах, знаки древней астрологии, летопись
исчезнувших народов, символы дьявольских культов, божьи творения и
сотни других выдумок воспаленного воображения». Далее он говорит, что
«приверженцы этих идей сочиняли пространные труды, яростно спорили и
даже дрались на дуэлях». На самом же деле эти рисунки объясняются
намного более прозаично.
Рис. 5. Петроглифы из Орегона
В большинстве случаев, конечно, очень трудно, если вообще возможно,
установить цель или намерение, побудившее человека нарисовать или
высечь изображение, поскольку нам неизвестны обстоятельства, которые
его к этому привели. Может быть, это проявление магического,
религиозного или эстетического самовыражения? Сделан ли он для того,
чтобы обеспечить удачную охоту, или это плод творческого вдохновения?
Вполне вероятно, что рисунок появился благодаря нескольким мотивам
одновременно. Когда охотник возвращался после удачной охоты или воин
из похода, ему хотелось запечатлеть свои переживания в рисунках. Они
могли появиться благодаря порыву вдохновения, но в то же время могли
служить и в качестве напоминания о пережитом. Они могли иметь и
магическую цель: обеспечить еще одну удачную охоту или успешный набег
в будущем. Такие изображения не являются письмом, потому что не входят
в систему условных знаков и могут быть поняты только человеком, который
их нарисовал, и его родственниками и друзьями, слышавшими об этом
29
событии.
Рис. 6. Петроглифы из Северо-Западной Бразилии
Подобно тому как речь развилась из звукоподражания, так и письмо
развилось из имитации формы реальных предметов и существ. В основе
всей письменности лежит изображение. Это ясно следует не только из того,
что все современные примитивные письменности имеют изобразительный
характер, но и из того, что все великие восточные письменности –
шумерские, египетские, хеттские, китайские и т. д. – изначально были
настоящим пиктографическим письмом.
Разумеется, что все эти письменности уже на самых ранних стадиях
включали в себя знаки, похожие не на изображения реально существующих
предметов, а на простые, линейные, геометрические узоры. Такие
геометрические знаки встречаются во всех регионах мира с доисторических
времен вплоть до наших дней. Иногда их находят на камне, но особенно
часто на предметах обихода, таких как утварь и оружие (art mobilier).
30
Рис. 7. Линейные рисунки из Испании и Франции
У меня нет никаких сомнений в том, что геометрические узоры
подобного рода представляют собой не абстрактные формы, а являются
результатом схематизации изображений реально существующих предметов.
На рис. 7 показаны постпалеолитические примеры линейных изображений
на скалах в Испании – в сравнении с более поздними рисунками из
Мас-д’Азиля во Франции, сделанными на небольших обломках кремня. На
этих примерах Хуго Обермайер показал, что изображения с течением
времени становились все более схематичными, пока не достигли той
ступени, на которой уже невозможно определить, что они изображали
первоначально. Самым поразительным и притом самым распространенным
среди изменений является переход от рисунков так называемого «человека в
позе аллилуйя» – то есть человека в молитвенной позе с поднятыми руками
– к простым линейным изображениям.
Тот факт, что геометрические узоры представляют собой схематизацию
рисунков, находит убедительное доказательство в наблюдениях за
историческими этапами, которые проходит в своем развитии любая
письменность. Все хорошо известные древние письменности – шумерская,
египетская, китайская и т. д. – эволюционировали с течением времени в
скорописную, линейную форму, обычно столь далекую от оригинальных
31
рисунков, что, не зная промежуточных стадий, часто невозможно
определить, из какой рисуночной формы произошла линейная.
Описательно-изобразительный прием
Среди протописьменностей наиболее распространена группа, широко
известная
под
неверным
термином
«пиктографическое»
или
«идеографическое» письмо. Лучше всего такое письмо представлено среди
американских индейцев. Прежде чем приступить к рассмотрению трудного
вопроса определений и терминологии, давайте остановимся, чтобы
взглянуть на несколько самых ярких примеров.
Простое сообщение «прохода нет» найдено на скале в штате
Нью-Мексико близ крутой горной тропы (рис. 8.) Изображение
предупреждает всадников о том, что по каменистой тропе может взобраться
горная коза, а вот лошадь сорвется вниз.
Рис. 8. Индейский рисунок на скале из Нью-Мексико
На трех следующих иллюстрациях приведены примеры передачи более
сложных сообщений американскими индейцами.
Рис. 9 представляет собой изображение, найденное на склоне скалы в
штате Мичиган, на берегу озера Верхнее, где описывается военный поход
через озеро. Наверху мы различаем пять каноэ, на которых плывет пятьдесят
один воин, они изображены вертикальными штрихами. Поход возглавляет
вождь по имени Кишкемунаси, Зимородок, чей тотем, или животное-символ
в виде этой прибрежной птицы, нарисован над первым каноэ. Поход
продолжался три дня, о чем можно судить по изображениям трех солнц под
тремя сводами, изображающими небосклон. После успешной высадки,
которую символизирует черепаха, воины быстро двинулись дальше, о чем
говорит рисунок всадника на лошади. Орел, символ мужества, воплощает в
себе дух воинов. Описание заканчивается изображением пантеры и змеи,
символов силы и хитрости соответственно, к которым вождь взывает о
помощи в военном походе.
32
Рис. 9. Индейские наскальные рисунки из Мичигана
На рис. 10 – письмо, отправленное по почте человеком из племени
южных шайеннов по имени Черепаха-Следующая-За-Своей-Женой из
резервации шайеннов и арапахо, Индейская территория, его сыну
Маленькому Человеку в резервацию Пайн-Ридж в штате Дакота. Оно было
нарисовано на половине листа обычной писчей бумаги, без единого
написанного слова, и положено в конверт с адресом получателя
«Маленькому Человеку, шайенну, резервация Пайн-Ридж» – адресом,
который обычным способом написал кто-то в первой из упомянутых
резерваций.
33
Рис. 10. Письмо индейца-шайенна
Очевидно, что Маленький Человек понял письмо, поскольку он тут же
обратился к доктору В.Т. Макгилликадди, индейскому агенту в Пайн-Ридж,
и был осведомлен о том, что на его счет помещена сумма в 53 доллара с тем,
чтобы он мог оплатить расходы на долгое путешествие к отцу на Индейской
территории. Доктор Макгилликадди с той же почтой получил письмо от
агента Дайера с приложенными 53 долларами и объяснением, для чего они
отправлены, что позволило ему также понять пиктографическое письмо. С
учетом вышеуказанного объяснения совершенно ясно, что в письме над
головой фигуры слева изображена черепаха, которая следует за своей женой
и соединена с головой фигуры линией, а над головой другой фигуры, тоже
соединенной с нею линией, изображен маленький человек. Кроме того, над
правой рукой второй фигуры нарисован еще один маленький человек,
который
прыгает
или
двигается
в
сторону
Черепахи-Следующей-За-Своей-Женой, от чьего рта проведены две
изогнутые линии с крючком на конце, как бы тянущие маленькую фигуру к
нему. Можно предположить, что последняя часть пиктограммы и содержит
суть сообщения, то есть «приезжай ко мне», а крупные фигуры с символами
своих имен – это отправитель и получатель. Между двух больших фигур
нарисованы пятьдесят три круглых предмета, изображающие доллары. На
обоих индейцах набедренные повязки, что соответствует тому, что нам о
них известно, а именно что они принадлежат к шайеннам, не все из которых
приобщились к цивилизации и образованию.
На рис. 11 мы видим письмо, написанное девушкой из племени оджибве
юноше, который пользовался ее благосклонностью, с приглашением
заглянуть к ней в шатер. Девушку изображает тотем в виде медведя, юношу
– его тотем протей10. Тропа ведет к озерам в виде трех неровных кругов,
откуда она ответвляется в направлении двух шатров. Там живут три
девушки-христианки, отмеченные крестиками. Из одного вигвама
высовывается рука девушки, которая приглашает индейского юношу зайти к
ней. Обратите внимание, что рисунок сочетает некоторые характерные
особенности карты, такие как тропа и озера, с такими символическими
изображениями, как протянутая рука, выражающая идею приглашения.
10 Протей – хвостатое земноводное. (Примеч. пер.)
34
Рис. 11. Письмо девушки оджибве возлюбленному
Иногда сообщение можно адекватно выразить рядом простых рисунков в
такой манере, которую немцы называют fortlaufende Illustration, то есть
«серийная иллюстрация». Современные примеры такого приема – это
комиксы без подписей типа Sad Sack или даже целые романы, как,
например, гравюры Линда Уорда (Vertigo, God’s Man, Madman’s Drum и
т. д.). Хотя одна картинка и понятна сама по себе, смысл передает лишь
последовательность всех картинок в определенном порядке.
35
Рис. 12. Воззвание губернатора Земли Ван-Димена (Тасмании)
Другим, более старинным, примером подобного рода является
«воззвание», с которым обратился губернатор Земли Ван-Димена (ныне
Тасмания) к туземцам. Оно изображает «карающее правосудие в назидание
попугаям, опоссумам и чернокожим» (рис. 12). На первой полосе показан
36
мир и согласие, в котором должны жить белые и черные. Вторая
подтверждает заключение мира официальными представителями обеих
сторон. Третья сообщает, что, если туземец убьет белого человека, он будет
повешен в наказание; и, наконец, четвертая подтверждает то же наказание
для белого, если тот убьет туземца.
Другие примеры сообщений, в которых рисунки следуют друг за другом
в определенном логическом порядке в соответствии с последовательностью
передаваемых мыслей, найдены на Аляске. Тамошние жители при помощи
рисунков информируют своих гостей или друзей о том, что ушли из дома по
такому-то делу. Рисунки выполнены на дощечках, которые кладут на
видном месте возле двери жилища, так чтобы они указывали в ту сторону,
куда ушел человек.
Рис. 13. Записка об охоте с Аляски
Рис. 14. Аляскинская записка об уходе
Ниже дается объяснение знаков на рис 13.:
а) автор правой рукой указывает на себя, а левой – в ту сторону, куда
отправляется; b) с веслом в руке, уплыл на лодке; с) правая рука приложена
к голове, что обозначает сон, левая рука поднята с выставленным пальцем,
что обозначает одну ночь; б) кружок с двумя отметками посередине: остров
с хижинами; е) то же, что а; 0 кружок, обозначающий другой остров, где они
высадились; g) то же, что с, только поднято два пальца, что обозначает две
ночи; b) автор с гарпуном…; Д изображает морского льва, которого
охотник]) убил луком и стрелами; к) лодка с двумя пассажирами, весла
опущены; 1) зимнее жилище автора.
Еще один аналогичный пример мы видим на рис. 14. Аляскинские
охотники, которым не повезло на охоте, страдая от голода, нарисовали
несколько знаков на деревяшке и воткнули нижним концом в землю на
тропе, где ее вероятнее всего обнаружили бы другие местные жители. Палка
была наклонена в сторону, где они укрылись. Далее следует объяснение, о
чем рассказывает рисунок: а) каноэ с двумя выступами на носу, в нем двое
37
человек, ее владельцы; b) человек с вытянутыми в стороны руками, что
значит «ничего», жест, соответствующий отрицанию; с) человек прижимает
правую руку ко рту, что означает процесс еды, левая рука
указывает на хижину, где живут охотники; d) хижина. Все вместе это
значит, что у двух человек в хижине нечего есть.
Каково предназначение этих рисунков? Картинки это или надписи? На
эти вопросы нетрудно ответить. Рисунки – это попытка неких людей
передать некие сообщения таким образом, чтобы их смогли понять другие
люди, для которых это сообщение предназначалось. Понятно, что эти
рисунки служат не той же цели, что картины в обычном смысле, ведь они
созданы с целью коммуникации, а не художественноэстетического
выражения. Однако живописные картины и эти рисунки отличаются не
столько по своему назначению, но и по своему исполнению. Для рисунков,
как и для всех изображений с коммуникативной целью, характерно
стереотипное исполнение, а также упрощение всех деталей (таких как трава,
горы и т. д.), которые не являются необходимыми для выражения
сообщения. Коротко говоря, у наших рисунков отсутствует всякое
приукрашивание, художественный эффект, очевидный в изобразительном
искусстве.
Как уже говорилось выше, все вышеописанные средства коммуникации
между людьми называются неверным термином «пиктографическое» или
«идеографическое» письмо. Термин «пиктографическое», то есть
«рисуночное» письмо, сюда не годится, поскольку существуют другие
системы, например египетская, ранняя шумерская и прочие, которые также
выражаются в виде изображения, но имеют совершенно иную внутреннюю
структуру, нежели примитивные системы, имеющие хождение у
американских индейцев. Кроме того, термин «пиктография» подразумевает
характеристику внешней формы, а не внутреннего развития системы. Хотя в
труде о письменности не следует пренебрегать вопросом внешней формы,
лично я в своей реконструкции истории письменности более склонен
основываться на внутренних характеристиках. По этой причине я предпочел
бы пользоваться терминологией, которая указывала бы на такое развитие.
Конечно, можно было бы придумать новые термины, чтобы отличать
примитивные
рисуночные
надписи
американских
индейцев
от
высокоразвитого пиктографического письма египтян и т. д., в какой-то мере
аналогичные тем, которыми пользуется Артур Унгнад, называющий первые
Bildschrift, а вторые Bilderschrift, но подобного рода термины трудно
запомнить, и звучат они слишком надуманно.
Аналогичные возражения можно предъявить и к термину «идеография».
Его употребление также вышло за рамки примитивных систем, иногда
распространяясь на такие примеры, для которых он категорически не
подходит. Востоковеды, использующие термин «иероглиф» для простого
38
словесного знака или логограммы, грешили этим настолько часто, что
термин «иероглифика» стал пользоваться дурной славой в лингвистических
кругах. Из-за этого двойного смысла слова «идеография» я предпочел
полностью отказаться от него в данном исследовании.
В поисках верного термина, который охватывал бы средства выражения
рассматриваемых в этой главе идей, нам необходимо еще раз обратить
внимание на цели, для которых они используются, и на способы достижения
этих целей. Вышеприведенные примеры прежде всего служат для передачи
идей между людьми посредством изображений, каждое из которых по
отдельности или все они в целом имеют вкладываемый в них смысл. По этой
причине такая стадия письма по-немецки иногда называется Gedankenschrift
(«идейное письмо»), Vorstellungschrift («репрезентативное письмо») или
Inhaltschrift («содержательное письмо»). Рисунок или ряд рисунков
показывает глазу то, что видит глаз, отчасти аналогично тому, как этого
достигает картина, созданная благодаря художественно-эстетическому
импульсу. Конечно, есть различия между схематическими рисунками,
предназначенными для передачи идей, и картинами, служащими для
художественного выражения, однако их сходства полностью перекрывают
имеющиеся расхождения. Эту стадию, предшествующую письменности,
можно было бы назвать «описательной» или «изобразительной» стадией,
если воспользоваться термином, который указывает на тесную связь
техники выражения в письменности и в искусстве.
Идентифицирующе-мнемонический прием
Давайте немного порассуждаем о других возможностях коммуникации
между людьми, которые могли послужить основой для формирования
развитой письменности. Допустим, что первобытный человек нарисовал на
своем щите изображение пантеры. Этот рисунок первоначально мог иметь
магическую цель – придать силу или стремительность пантеры владельцу
щита. Однако с течением времени пантера на щите стала также символом,
который всем сообщал, что щит принадлежит определенному лицу. Таким
образом символ пантеры стал знаком собственности, который имеет то же
назначение, что и утилитарное письмо. Рисунок пантеры в качестве знака
собственности, конечно, еще не реальное письмо, даже если он обозначает
личное имя и связан с конкретным человеком, потому что он еще не входит
в устоявшуюся систему условных знаков. Но все же это важный шаг в
сторону письменности.
Примером подобного рода специализированной системы являются
геральдические
эмблемы,
используемые
дворянами
в
качестве
опознавательных знаков. К той же категории относятся воинские знаки
отличия и рода войск, а также эмблемы различных профессий и ремесел,
39
весьма популярные даже в современной Европе, например, ключ как
эмблема слесаря, очки – оптометриста или конверт – почты.
Простые линейные, геометрические узоры часто встречаются на
предметах повседневного обихода, таких как посуда, столовые приборы,
оружие, кости, каменные блоки и т. д. Они применялись от постпалеолита
до современности. Некоторые примеры на кремне из Мас-д’Азиля
упоминались выше.
Метки гончаров часто встречаются на керамике додинастического и
династического периодов Египта. На рис. 15 приведены примеры меток
каменщика, обнаруженные на турецких строениях в Анатолии. Примеры
меток, оставленных гончарами и каменщиками во всех частях мира, и
аналогичных им можно перечислять бесконечно. Обычай клеймения
животных относится к тому же разряду. Во всех случаях эти метки служат
для идентификации либо владельца того или иного предмета, либо его
изготовителя.
Идентификационный прием записи собственных имен включает в себя
также различные способы, которыми американские индейцы обозначают
личные имена и названия племен. Следует отметить, что отдельного
человека могут называть как его настоящим личным или родовым именем,
так и по его тотему.
40
Рис. 15. Отметки каменщиков из Анатолии
На рис. 16 мы воспроизводим часть так называемого «Списка отдала»,
который включает в себя имена восьмидесяти четырех глав семейств в
группе или, возможно, клане вождя Большая Дорога из племени северных
оглала. Все старшие и младшие вожди держат в правой руке знаки своего
41
статуса. Имена во всех случаях указаны над головой человека.
Рис. 16. Имена из «Списка оглала»
Ниже приводится толкование некоторых имен: 1) вождь Большая
Дорога, имя представлено в виде дороги с тропинками. Летящая птица
олицетворяет быстроту, с которой можно двигаться по хорошей дороге;
вождя часто называли Хорошая Дорога, потому что большая и широкая
дорога, по которой удобно ездить, – это хорошая дорога. 2)
Медведь-Смотрящий-Назад. 3) Приносящий Изобилие. 4) Белый Бизон. 5)
Настоящий Ястреб. 6) Мальчик-Со-Щитом. 7) Остановившийся Медведь. 8)
Носящий Перо. 9) Пес-Орел. 10) Краснорогий Бык.
42
Рис. 17. Имена из переписи Красного Облака
Другие личные имена, представленные на рис. 17, взяты из так
называемой «Переписи Красного Облака», составленной около 1884 года
под руководством Красного Облака, вождя племени дакота в резервации
Пайн-Ридж, территория дакота. 289 перечисленных там человек – не все
индейцы резервации, а лишь сторонники Красного Облака. По причине
каких-то разногласий агент отказался признать вождя главой всех тамошних
индейцев и назвал официальным вождем другого человека. Индейцы,
однако, выразили свою верность Красному Облаку тем, что написали свои
имена на семи листах обычной оберточной бумаги, которые затем
отправили в Вашингтон. Ниже мы приводим толкование некоторых имен: 1)
вождь Красное Облако. 2) Верхний Человек. 3) Медленный Медведь. 4) Пес.
5) Маленький Вождь. 6) Красная Рубашка. 7) Белый Ястреб. 8) Облачный
Щит. 9) Добрая Ласка 11 . Его доброта выражена в виде двух волнистых
11 Имеется в виду животное. (Примеч. пер.)
43
линий, идущих вверх от рта фигуры, имитируя жестовый знак «добрый
разговор». 10) Боящийся Орел (интерпретация неизвестна). Еще больше
личных имен можно найти в другой книге Маллери.
Рис. 18. Обозначения индейских племен
Примеры племенных обозначений, воспроизведенные на рис. 18, взяты
из счета зим, о которых речь пойдет на следующих страницах. 1–3) Племя
кроу символизируют изображения людей (или, pars pro toto, только их
голов) с характерно зачесанными волосами: вверх и немного назад. 4)
Арапахо, что на языке дакота означает «синее облако», изображены в виде
круглого облака, в оригинале нарисованного синим цветом, внутри которого
помещена голова человека. 5) Арикара, или ри, символизирует кукурузный
початок, потому что этих индейцев называли «лущилыциками кукурузы». 6)
Ассинибойны, или хоэ, обозначены изображением органов речи (верхней
губы, неба, языка, нижней губы, подбородка и шеи), исходя из того, что
слово «хоэ» означает «голос», или, как говорят некоторые, «голос
овцебыка». 7) Кайова изображены в виде человека, который совершает
круговое движение руками, что означает «сумасшедший» или «дурная
голова». В основе рисунка индейский жест – круговое движение вокруг
головы, обозначающий безумие. 8) Омаха обозначены человеческой головой
с обрезанными волосами и красными щеками.
Подобный же характер, что и в рассмотренных выше примерах, носят
протописьменности, выраженные мнемоническими знаками. Кроме того, мы
находим немало наглядных иллюстраций этого приема в символах, с
помощью которых американские индейцы вели счет времени и записывали
песни.
Индейцы дакота для записи времени пользуются счетом зим, которые
называют в память о каком-либо важном событии предыдущего года,
подобно древним шумерам и вавилонянам, которые тоже называли годы в
честь тех или иных выдающихся событий. Дакота вели летоисчисление по
зимам, причиной чего может быть тот факт, что в населяемых ими регионах
холодное время года обычно длится более шести месяцев. Сравните этот
44
обычай с обычаем у поляков, которые отсчитывают годы по летам. Как
выбиралось то или иное событие для того или иного года, Маллери
описывает следующим образом: «Вероятно, следуя совету старейшин и
важнейших людей своего племени, Одинокий Пес [индеец из племени
дакота, отвечавший за систематическое ведение счета зим] со времен своей
юности имел обыкновение выбирать то событие или обстоятельство,
которое было самым примечательным в каждом прошедшем году, и, приняв
таковое решение, он рисовал знак, который считал подходящим символом
или эмблемой, на заведенном для этой цели балахоне из бизоньей шкуры.
Балахон в удобное время показывали другим индейцам народа [дакота],
которые таким образом узнавали смысл и применение знаков, отмечавших
годы, с тем, чтобы после смерти летописца знание не было утеряно… Также
некоторые индейцы рассказывали, что в нескольких племенах имелись и
другие копии таблицы на разных этапах ее составления, которые, видимо,
хранились для справок, поскольку Одинокий Пес и его балахон столь часто
были недосягаемы».
Разные редакции счета зим в племени дакота охватывают период от
зимы 1775/76 года до 1878/79 года. Главная версия на бизоньей шкуре
Одинокого Пса относится к периоду с 1800/01 до 1876/77 года. Хотя
Одинокий Пес описывается как глубокий старик, видимо, в 1800/01 году он
был еще слишком юн, чтобы тогда приступить к ведению счета зим. Как
предположил Маллери: «Либо у него был предшественник, от которого он
получил предыдущие записи или их копии, либо, если он приступил к своей
работе по достижении зрелого возраста, он навел справки у старейшин и
составил запись о предыдущих годах задним числом до того момента, до
которого мог сделать это точно».
Ниже мы рассмотрим примеры счета зим у дакота. Во всех случаях
цифры I, II, III относятся к разным версиям одного и того же текста.
На рис. 19 год 1800/01 назван в память о том, что индейцы кроу убили
тридцать (или тридцать одного) человек из племени дакота. Рисунок состоит
из тридцати параллельных линий в трех рядах, причем крайние линии
соединены. Черные линии всегда означают смерть членов племени от руки
врагов. 1801/02 год обозначен эпидемией оспы, от которой многие из них
умерли. На рисунке голова и тело человека покрыты красными пятнами.
1802/03 год символизирует подкова в память о том, что тогда индейцы
впервые увидели подкованных лошадей, или, как говорит другое индейское
предание, о том, что индейцы дакота украли несколько лошадей с
подковами (которые тогда же впервые и увидели).
Знаки следующих трех лет отличаются по форме рисунков в разных
версиях. Обратите внимание на разное положение лука на изображении
1815/16 года, а также дымовой трубы и дерева на рисунке, обозначающем
1817/18 год. 1815/16 год назван в честь большой землянки, сделанной
45
индейцами итазипчо. Нарисованный над землянкой лук может намекать на
племя итазипчо, хотя и без какого-либо знака отрицания12. А может быть,
лук следует понимать как перо, то есть Воронье Перо, который был вождем
племени итазипчо. 1816/17 год, изображенный шкурой бизона, указывает,
что в то время было очень много бизонов. 1817/18 год олицетворяет здание
торговой лавки из сухой древесины; сухость древесины показана мертвым
деревом.
Год 1866/67 назван в память о смерти вождя племени по имени Лебедь,
который изображен в виде человека с тотемом лебедя в воде. 1867/68 год,
изображенный флагом, символизирует мир, заключенный с генералом
Шерманом и другими в Форт-Ларами. 1868/69 год назван либо в память о
том, что правительство передало говядину индейцам, либо о том, как в их
регион ввезли крупный рогатый скот из Техаса. Обратите внимание на
неполный рисунок быка в версии I. Подобные обрезанные изображения
встречаются и в обозначениях других лет, как, например, 1864/65 года, где
вместо целых людей нарисованы только головы.
Рис. 19. Дакотский счет зим
Иногда мы видим расхождения в выборе события для обозначения года.
Так, в версии I 1870/71 год назван в память об убийстве сына Пламени, а в
версиях II и III выбор пал на битву между племенами ункпапа и кроу.
Аналогичный мнемонический характер имеют рисунки на бересте,
которыми индейцы оджибве записывали свои песни. По словам Маллери,
эти песни в основном связаны с религиозными церемониями и главным
образом исполнялись при посвящении неофитов в тайные религиозные
сообщества. Слова в неизменном виде передавались от поколения к
поколению, так что многие из них устарели и уже не входят в состав
разговорного языка. Фактически их не всегда понимают даже лучшие
певцы-шаманы. Однако ни одному индейцу не позволено менять слова
12 Итазипчо на языке индейцев племени означает «охотящиеся без лука». (Примеч. пер.)
46
древних песен, потому что таким образом песни утратят силу, которую им
приписывают.
На рис. 20 мы приводим подборку Песен миде (шаманов) с объяснением
первых четырех групп рисунков по Маллери:
№ 1. Знахарский шатер наполнен присутствием Великого Духа, который,
как утверждают, спустился на крыльях вниз, чтобы научить индейцев этим
обрядам. Миде, или шаман, поет: «Дом Великого Духа – ты слышал о нем. Я
войду в него». Распевая и повторяя эти слова, шаман потрясает своим
ши-ши-гвуном, и все члены сообщества воздевают руку в молитвенной позе.
Все стоят, никто не танцует. Барабан молчит во время этого
вступительного песнопения.
№ 2. Кандидат на вступление в сообщество, увенчанный перьями,
держит подвешенную к его руке суму из шкуры выдры, из одного конца
которой как бы вырывается ветер. Он поет, повторяя за шаманом, все
танцуют под аккомпанемент барабана и трещотки: «Я всегда любил то, что
ищу. Я войду в новый вигвам из зеленых листьев».
№ 3 обозначает паузу, во время которой вносят яства, приготовленные
для пира.
47
Рис. 20. Песни оджибве
48
Рис. 21. Песни оджибве
№ 4. Человек держит в руке блюдо, его запястья украшены волшебными
перьями, указывающими, что он распорядитель на пиру. Все поют: «Я дам
тебе долю, мой друг».
На рис. 21 изображена группа песен, связанных с обрядом посвящения
новых членов в Мидевивин, или Великое знахарское общество.
Рис. 22. Якобы индейская надпись
Говоря о надписях американских индейцев, я хотел бы привлечь
внимание читателя к тому их типу, который представлен примерно
полудюжиной иллюстраций, опубликованных в качестве приложения к
книге о языке жестов американских индейцев. Одну из них,
воспроизведенную здесь на рис. 22, Томкинс толкует следующим образом:
«Индеец поссорился с женой; он хотел пойти на охоту, а она не хотела
этого. Он сделал отрицательный жест: он не станет поступать, как она хочет,
взял лук и стрелы и отправился в лес. Началась метель, и он стал искать
убежище. Он увидел два типи, подошел к ним, но застал там двух больных
человек. В одном типи был мальчик с корью, в другом – мужчина с оспой.
Он побежал оттуда со всех ног и вскоре вышел к реке. Он увидел в реке
рыбу, поймал ее и съел и отдыхал там два дня. Затем он снова тронулся в
путь и увидел медведя. Он выстрелил и убил медведя и устроил себе
настоящий пир. Потом он пошел дальше и увидел индейскую деревню, но
там оказались враги, и он побежал, пока не достиг небольшого озера.
Обходя вокруг озера, он увидел оленя. Он выстрелил и убил оленя и
49
потащил его к себе в типи, к жене и маленькому сыну». История начинается
с рисунков индейца и его жены в центре и разворачивается по спирали
против часовой стрелки, заканчиваясь в верхнем левом углу, где
изображены знаки женщины и ребенка. Одного взгляда на иллюстрацию
достаточно, чтобы понять: эта пиктография совсем не похожа на надписи
американских индейцев, рассмотренные выше. Конечно, большинство
символов, возможно, взяты из какой-то индийской системы, но в целом их
расположение и написание «два дня» с помощью цифры 2 и символа «день»
(в верхнем левом углу) вместо двух символов «день» вызывают подозрение,
что автор сам мог состряпать иллюстрацию. Это подтверждается и той
беспечной манерой изложения, в которой написана вся книга, адресованная
«нашим юным друзьям – бойскаутам», и это должно было предостеречь
Якоба ван Гиннекена от чрезмерно серьезного отношения к этой надписи в
его труде о письменности американских индейцев.
Рис. 23. Пословицы народа эве
Негритянский народ эве из Того умеет записывать пословицы с
помощью мнемонических знаков, подобно тому как это делают индейцы
оджибве. На рис. 23 приведены следующие примеры: рисунок с иголкой и
ниткой передает пословицу «нитка следует за иголкой» (а не наоборот), по
смыслу примерно то же, что и «яблоко от яблони недалеко падает».
Изображение иголки с ниткой и ткани означает «иголка сшивает большое
полотно», другими словами, из мелочи может получиться нечто великое, как
в английской пословице «большой дуб вырастает из маленького желудя».
Пословица «двум врагам не выстоять» (потому что рано или поздно одному
из них придется отступить) выражена в виде двух человек, вооруженных
луком и стрелами. Пословица «то, что найдено, и то, мне принадлежит, – не
одно и то же» означает, что найденные вещи следует возвращать
владельцам, и противоречит поговорке «что упало, то пропало». Пословицу
эве символизирует человек, который указывает на свою грудь, что значит
50
«мое», и второй человек, который держит в левой руке найденную вещь.
Пословица «мир похож на баобаб» – то есть столь велик, что его
невозможно объять, – выражена в виде человека между деревом и миром
(который олицетворяет круг), тщетно пытающегося дотянуться до них
руками. Пословица «хамелеон говорит: даже если быстро бежать, от смерти
не убежишь» (поэтому он ходит медленно) не без труда выражена в виде
высокого человека (который умеет быстро бегать), прямой линии,
символизирующей движение, и крылатого зверя, который символизирует
смерть. Божество смерти должно двигаться очень быстро, ведь люди
умирают одновременно в разных местах земли.
Использование письменных знаков в качестве мнемонических средств
для записи пословиц известно и в регионе Конго.
Есть одно существенное отличие в том, как рисуночные знаки
применяют индейцы и африканцы. Индейцы достигли уровня
систематизации и стандартизации, совершенно неизвестного африканцам.
Как выразился Маллери:
«Одна весьма характерная особенность индейских рисунков заключается
в том, что в рамках каждой конкретной пиктографической системы, такой,
которую можно назвать племенной, каждый индеец выполняет рисунки в
совершенно одинаковой манере. Каждый, кто изображает фигуру человека,
лошади или какой-либо иной предмет, старается добиться строгой точности,
прикладывая все свое техническое мастерство, демонстрируя тем самым
идентичность концепции и мотивов».
У индейцев знаки, нарисованные одним членом племени, как правило,
понятны другим членам того же племени. У африканцев знаки понятны
только тому человеку, который их нарисовал, или в лучшем случае его
ближайшим друзьям, которые знакомы со смыслом этих знаков.
Наряду с рассмотренными выше идентифицирующе-мнемоническими
системами, существуют и другие, имевшие ограниченное применение в
разных частях света. Среди них следует отметить систему индейцев куна в
Панаме, аймара в Боливии и Перу, надписи, обнаруженные в Сикасике в
Перу, систему нсибиди, бытующую среди туземцев Нигерии, и, пожалуй,
систему символов у догонов, бамбара и других племен Судана.
Есть мнение, что символы, которые мы рассматриваем в этой главе,
стоят на той стадии письменности, которую Майнхоф называет Satzschrift,
то есть фразовое письмо, или письмо предложениями. Я считаю этот термин
совершенно неуместным. Отдельные символы используются не для
обозначения реальных фраз или предложений как элементов речи, но
играют роль мнемонических приемов для запоминания прошедших лет или
песен. Рисунок подковы, соответствующий 1802/03 году, о чем говорилось
выше, сам по себе является не предложением «это год, в который индейцы
впервые увидели подкованных лошадей», а символом, который помогает
51
вспомнить конкретное событие. По этой причине я предпочитаю называть
эту группу протописьменностей «мнемонической» или «регистрирующей»
стадией.
Системы мнемонических знаков в виде предметов применяются во всем
мире с целью ведения учета. Древние шумеры тоже испытывали
необходимость вести учет при помощи мнемонических знаков, но вместо
того, чтобы использовать непосредственно предметы, они предпочли метод
ведения записей на табличках. Это важное нововведение, которое мы
всесторонне рассмотрим в главе 3, и привело в конечном счете к развитию
подлинной письменности.
Ограниченные системы
К системам, описанным на предыдущих страницах, можно добавить еще
несколько, в основном существующих на Американском континенте, о
которых следует сказать в этой главе. Главные среди них – ацтекская
система в Центральной Мексике и майянская на Юкатане, в Сальвадоре,
Британском Гондурасе и Гватемале.
Возможно, некоторые ученые буду шокированы, что чрезвычайно
сложные надписи Центральной Америки отнесены в один разряд с
примитивными системами североамериканских индейцев и африканских
негров. И тем не менее это не может быть иначе, если рассматривать вопрос
с непредвзятой точки зрения. Какими бы сложными по форме ни казались
прекрасные рукописи и каменные надписи ацтеков и майя, по внутренней
структуре они не стоят на гораздо более высоком уровне развития, нежели
примитивные системы Северной Америки и Африки. Надо четко понимать,
что центрально-американские надписи в первую очередь принадлежат к
системам математических и астрономических обозначений. Вне этих рамок
порой можно понять отдельные надписи или их части, но лишь в том
смысле, что североамериканские рисунки понятны сами по себе, без
посредства какой-либо языковой формы. Хотя зачатки фонетизации можно
наблюдать как у ацтеков, так и у майя, ни те ни другие даже близко не
подошли к фонетической стадии письменности, которую мы находим весьма
развитой уже у древнейших шумеров. Однако же, прежде чем делать еще
какие-либо заявления априори, давайте взглянем на некоторые типичные
надписи Центральной Америки.
52
Рис. 24. Ацтекская надпись на примере страницы из Кодекса Ботурини
На рис. 24 приведены страницы из так называемого Кодекса Ботурини,
повествующего о переселении ацтеков. Сцена слева изображает четыре
ацтекских племени (их «имена» показаны значками над их головами),
которые идут (движение обозначено следами ног) в место под названием
Тамоанчан, «место рождения» (показано срубленным деревом и алтарем),
чтобы попрощаться с восемью родственными племенами. Там, пока
некоторые ацтеки и их сородичи пируют или совершают религиозный обряд
(две сцены в правом нижнем углу), их вожди принимают решение об уходе.
Два человека, изображенные чуть выше сцен с пиром и обрядом, – вожди:
слева вождь ацтеков (отмечен словом «Ацт-ан» в виде знаков «вода» и
«столб»), а справа вождь родственного племени, одного из восьми
остающихся, которые показаны в верхнем правом углу в виде домов с
соответствующими «именами» внизу. Вождь справа изображен плачущим,
как видно из знака воды, который проходит у него от левого глаза к уху.
Церемония совершается ночью, что следует из рисунка звездного неба над
названиями восьми родственных племен. Об уходе этих племен говорят
следы, направленные в противоположную сторону от центра.
53
Рис. 25. Ацтекская надпись на примере страницы из Гамбурского
кодекса
Еще один образец ацтекской письменности приведен на рис. 25, который
в симметричном расположении изображает следующее: фигуры 1–20
обозначают 20 дней (год у ацтеков состоит из 13 месяцев по 20 дней
54
каждый); 21–24 указывают на божества четырех сторон света, а именно
Шочипилли, принца цветов, показанного цветком в левой руке (21);
Миктлантекутли, владыку подземного мира, показанного черепом (22);
Чальчиутликуэ, богиню воды, которая показана водой (с улитками),
стекающей с ее плеч (23); и Тлалока, бога ненастья, который держит в левой
руке нижнюю челюсть как символ своей всесокрушающей силы (24); 25–40
изображают 16 вождей с их именами, выраженными в виде знаков
ребусного типа; 41 обозначает Майяуэль, богиню агавы и плодородия.
Встречающиеся примеры фонетического письма обращают на себя
внимание своей редкостью и появляются почти исключительно в написании
собственных имен. Например, ацтекский топоним Quauhnauac (Куаунауак),
«около леса», состоящий из слов quauh, «дерево, лес», и nauac, «около»,
написан знаками «дерево» (quauh) и «речь» (naua-tl); слово Teocaltitlan
(Теокальтитлан), «храмовые служители», написано знаками «губы» (te-n-tli),
«дорога» (o-tli), «дом» (cal-li) и «зубы» (lan-tli), пропустив только слог ti.
Единичные случаи фонетизации нельзя считать доказательством высокого
уровня центральноамериканских систем, поскольку принцип фонетизации
порой встречается у примитивных народов, не имея при этом никаких
перспектив развития в полноценную фонетическую систему.
Система письма (рис. 26), бытовавшая у индейцев майя, гораздо менее
понятна, нежели ацтекская. Несмотря на многочисленные и разнообразные
попытки расшифровать письменность майя, достоверно установить удалось
только одно: единственное, что нам совершенно понятно в этой системе, –
это математические и астрономические знаки. Не считая их, известны лишь
несколько символов богов и других терминов, из которых часть,
по-видимому, выражена фонетическим методом, подобным ацтекскому.
Как бы ни относиться к утверждению испанского епископа Диего де
Ланды в его книге, изданной в середине XVI века, о том, что в его времена
юкатанские майя пользовались алфавитом из двадцати семи знаков, ясно
одно: никому так и не удалось расшифровать надписи майя на основе
алфавита де Ланды. Даже если допустить, что этот алфавит составлен в XVI
веке под влиянием испанцев и имел ограниченное хождение в некоторых
областях Юкатана, из этого не следует, что он воспроизводит систему,
существовавшую у доколумбовых индейцев.
55
Рис. 26. Майянская надпись из Копана
То, что письменность майя не является фонетической, лучше всего
доказывает тот простой факт, что она до сих пор не разгадана. Этот вывод
неизбежен, если вспомнить важнейший принцип теории дешифровки:
фонетическое письмо может и в конечном счете будет дешифровано, если
известен язык, на котором оно написано. Поскольку языки майя
используются и по сей день и, следовательно, хорошо известны, наша
неспособность понять систему майя означает, что она не представляет собой
фонетического письма.
Еще одно доказательство того, что ни одну из центральноамериканских
систем нельзя назвать фонетической, со всей очевидностью следует из
анализа следующей надписи. На рис. 27 представлен катехизис,
составленный в XVI веке под влиянием европейцев для обращенных в
католичество мексиканцев. Хотя рукопись содержит ряд знаков,
соответствующих словам языка, ее невозможно прочесть так, как обычно
читают фонетическое письмо. Знаки и группы знаков лишь предполагают
смысл, который можно восстановить, только опираясь на знание
католического катехизиса. Читателю будет легче понять характер текста,
если мы попытаемся разобрать некоторые его части. Семь догматов веры,
касающихся Иисуса, начинаются со второй группы второй строки; их
отмечает изображение креста и орудий пытки как символа Иисуса. Статья I,
гласящая: «Единородный Сын Божий, зачатый Святым Духом, рожденный
Девой Марией», выражена цифрой «один», рисунком в виде листка бумаги,
то есть статьи, изображением Бога (узнаваемого по характерной короне и
бороде), Святого Духа (олицетворенного птицей) и, наконец, Марии с
младенцем Иисусом на груди. Вторая статья находится в первой группе
третьей строки, так как текст выполнен бустрофедоном, и рисунок означает
просто «распят и погребен». Начиная со второй группы пятой строки
излагаются десять заповедей. Первая заповедь, «Возлюби Бога превыше
всего», изображена в виде человека с сердцем в руке. Пятая, «Не убий»,
представлена в виде человека с мечом и второго человека в оборонительной
56
позе. Остальной текст можно расшифровать аналогичным образом с
помощью католического катехизиса и без какого-либо знакомства с языками
и письменностью ацтеков и майя. Анализ этого мексиканского катехизиса
ясно показывает, что он написан не фонетическим письмом, а методом,
который мы наглядно продемонстрировали на примере систем,
рассмотренных выше в числе протописьменностей. Следовательно, если
ацтекам и майя не удалось разработать фонетическую систему к XVI веку,
несмотря на испанское влияние, едва ли можно утверждать, что они знали ее
еще в доколумбовы времена.
Рис. 21. Ацтекский катехизис
Кто-то может спросить, разве не удивительно, что доколумбовы
индейцы, создавшие
культуру, которую часто
сравнивают с
высокоразвитыми культурами древнего Ближнего Востока, не имели
письменности того же уровня, что и на Востоке? Я ответил бы на это, что
индейские культуры нельзя, в сущности, сравнивать с культурами Ближнего
Востока. Не чувствуя себя вполне свободно в области американской
археологии, я не могу претендовать на то, что в состоянии компетентно
сравнивать культуры столь несходного происхождения. Однако я не могу не
поделиться своими взглядами или, вернее, чувствами, по этому вопросу.
Доколумбовы культуры в Америке, для которых характерны дефицит
металлов, скудость орудий труда и оружия, неразвитое сельское хозяйство и
почти отсутствие одомашненных животных, незнание колеса и,
следовательно, повозок и гончарного круга для производства керамической
посуды, многочисленные человеческие жертвоприношения и каннибализм,
57
не выдерживают сравнения с восточными культурами, которые практически
с древнейших исторических этапов имели развитую медную и бронзовую
металлургию, изобилие инструментов и оружия, полноценное сельское
хозяйство и животноводство, гончарное колесо и повозки, при почти полном
неприятии человеческих жертвоприношений и отсутствии каких-либо
следов каннибализма. Самой заметной особенностью индейских культур
является высокоразвитая календарная система, которая выделяется как
уникальное достижение среди культурной неразвитости в других сферах.
Столь высокий уровень развития в специализированной области вызывает
удивление, но он не единственный в своем роде. Прекрасные луристанские
бронзы выделяются на фоне общей культурной отсталости региона
Загросских гор, как и высокие нравственно-религиозные идеи библейских
евреев возвышаются над их посредственными успехами в сфере политики,
экономики и технологии.
Неверно было бы говорить, что индейские культуры находились «в
зародыше» во времена конкисты, как утверждают некоторые ученые,
полагая, что индейские письменности уже стояли на прямом пути к
становлению полноценной системы. Испанские конкистадоры обнаружили
многие города майя уже в руинах, и это свидетельствует о том, что по
крайней мере культура майя пребывала в упадке. Кроме того, даже
поверхностного знакомства с ацтекскими и майянскими надписями
достаточно, чтобы убедиться в том, что они никогда не смогли бы перерасти
в подлинную письменность без иноземного влияния. Особенности
письменных форм, застывшие примерно на семьсот лет, возникновение
гротескных
вариантов
изображений
головы
с
характерной
перегруженностью лишними деталями – ужасный недостаток письменности
с точки зрения принципа экономии – все это признаки развития, ведущего к
упадку и почти барочной вычурности.
Говоря об отнесении систем ацтеков и майя к классу
протописьменностей, мы хотели бы добавить еще одно поясняющее
замечание: этой классификацией мы не хотим сказать, что
центральноамериканские системы стоят на том же низком уровне развития,
что и их североамериканские аналоги, о которых говорилось в начале этой
главы. Даже стороннему наблюдателю систематизация формальной стороны
письма у ацтеков и мая покажется значительно более прогрессивной, чем у
североамериканских индейцев. Кроме того, мы можем отметить в
Центральной Америке случаи фонетизации, совершенно неизвестной в
сопоставимых системах на севере континента, и прежде всего чрезвычайно
развитой системы записи чисел, по сравнению с которой все, что создано на
Севере, выглядит детским и примитивным. Метод записи чисел и предметов
счета у центральноамериканцев, как, например, в написании «5 человек»
с помощью числа «5» и знака «человек», совпадает с методом восточных
58
письменностей и радикально отличается от метода, применяемого на
Севере, где выражение «5 человек» было бы написано в виде пяти
отдельных рисунков «человек». Все эти особенности свидетельствуют о
более высоком уровне развития письма в Центральной Америке, нежели в
Северной, однако на этом основании никоим образом нельзя сделать вывод,
будто центральноамериканские системы по общей структуре тождественны
какой-либо из восточных письменностей. Сходство в использовании
описательно-изобразительного приема в Северной и Центральной Америке,
с одной стороны, и общее отсутствие систематической фонографии у
индейцев – с другой – вот два главных качества, которые резко отличают все
индейские системы от систем Старого Света. Я полностью согласен с
мнением двух выдающихся американистов, которые писали: «Ни один
туземный народ Америки не обладал полноценной письменностью»;
«Иероглифы майя ни в коей мере не являются подлинной письменностью в
том смысле, в каком ее понимаем мы, и несопоставимы с египетскими
иероглифами».
Глава 3
Словесно-слоговые системы
Полноценные системы письменности впервые возникли на Востоке –
на безбрежных просторах, раскинувшихся от восточного побережья
Средиземного моря до западных берегов Тихого океана. В силу
исторических и практических причин Египет и прилегающие к нему
регионы Африки, как и, по крайней мере в доэллинистический
период, регионы, окружающие Эгейское море, также следует
включать в орбиту восточных цивилизаций.
На этой обширной площади мы находим семь своеобычных и
полностью развитых систем письма, все они априори могут
претендовать на независимое происхождение:
шумерская в Месопотамии, 3100 до н. э. – 75 н. э.
протоэламская в Эламе, 3000–2200 до н. э.
протоиндийская в долине Инда, около 2200 до н. э.
китайская в Китае, 1300 до н. э. – настоящее время
египетская в Египте, 3000 до н. э. – 400 н. э.
критская на Крите и в Греции, 2000–1200 до н. э.
хеттская в Анатолии и Сирии, 1500—700 до н. э.
59
То, что нам известно ровно семь восточных систем – число столь
священное для оккультистов, каббалистов и универсалистов, –
объясняется простым совпадением. Восток полон письменностей,
которые еще ждут открытия, и каждые несколько лет какая-то новая
письменность выходит на свет благодаря усилиям археологов. Хотя,
конечно, на данный момент пока еще нет вероятных кандидатов на
присоединение к списку семи оригинальных восточных систем.
Протоармянские надписи, недавно в большом числе обнаруженные в
Армении, слишком мало изучены, чтобы делать какие-либо
уверенные выводы. Нерасшифрованные фестские и библские тексты,
скорее всего, слоговые и, таким образом, попадают в разряд
письменностей, о которых мы будем говорить в главе IV.
Таинственные надписи с острова Пасхи, на которые столь многие
творческие умы впустую потратили столь много сил, даже не
относятся к письму в самом примитивном смысле этого слова,
поскольку они, по всей видимости, представляют собой не более чем
рисунки, сделанные в магических целях[13]. И наконец, американские
системы майя и ацтеков не представляют собой полноценной
письменности, поскольку даже на самых поздних стадиях им так и не
удалось достигнуть уровня развития, характерного для ранних стадий
восточных систем.
Поскольку три из семи восточных систем, а именно протоэламская,
протоиндийская и критская, пока еще не расшифрованы или
расшифрованы лишь частично, в этой главе мы можем
конструктивно рассмотреть только остальные четыре письменности,
структура которых нам полностью понятна. Из них шумерская
является старейшей и единственной, которой мы располагаем
достаточным количеством примеров, чтобы реконструировать ее
даже самые ранние этапы. По этой причине наш разговор о
восточных письменностях начнется с подробного изложения
шумерской системы; затем мы рассмотрим египетскую, хеттскую и
китайскую письменности, после чего кратко очертим основные
моменты трех нерасшифрованных или частично расшифрованных
систем; и, наконец, мы попробуем проанализировать общие свойства
всех восточных систем письменности.
Шумерская система
Родина клинописи – Месопотамия, бассейн рек Тигр и Евфрат.
Термин «клинопись» обязан своим происхождением клиновидной
форме мелких штрихов в знаках месопотамского письма.
Расшифровка клинописи, начатая в первой половине прошлого века
немцем Георгом Фридрихом Гроте-фендом и англичанином Генри
Роулинсоном, в последующие годы ушла так далеко, что к концу века
60
можно было относительно легко читать разные виды клинописи, на
которой писались множество разных языков древнего Ближнего
Востока. Главными из них был шумерский, на котором в Южной
Месопотамии говорил народ неизвестной этнической и языковой
принадлежности, а также аккадский – семитский язык Северной
Месопотамии, который включает в себя два основных диалекта:
вавилонский и ассирийский. В конце третьего тысячелетия до н. э.
шумерский язык стал мертвым, уступив место аккадскому.
Открытия XIX века в Месопотамии вскоре очевидно показали, что,
хотя термин «клинопись» вполне можно применить к этому языку на
протяжении большей части его существования, он все же не
относится к его самым ранним стадиям. Было отмечено, что знаки на
древнейших табличках, открытых при раскопках в Южной
Месопотамии, не похожи на клинопись, а вскоре обнаружилось, что
чем старше таблички, тем больше их значки напоминают простые
рисунки, какие можно встретить во многих других пиктографических
системах, таких как, например, египетская иероглифика. Таким
образом, стало ясно, что месопотамская клинопись развивалась из
пиктографической стадии, и вскоре были сделаны попытки
восстановить этапы ее развития в деталях. Эту задачу значительно
облегчила недавняя находка в Уруке (библейский Эрех, греческая
Орхоя, современная Варка), в Южной Месопотамии, около тысячи
табличек, которые дают достаточно четкую картину развития
месопотамского письма на его древнейших этапах.
Шумерская письменность обязана своим происхождением
экономическим и административным потребностям общества. С
ростом производительности сельского хозяйства благодаря
государственной системе каналов и ирригационных сооружений,
накопленный излишек сельскохозяйственной продукции стал
поступать в амбары и зернохранилища городов, что требовало
ведения учета товаров, поступающих в города, и ремесленных
изделий, доставляемых из городов в сельскую местность.
Рис. 28. Древнейшие пиктографические таблички из Урука
61
Древнейшие из известных шумерских надписей были найдены в
Уруке в так называемом слое IV. Точная датировка этого слоя, как и
датировки всех древних находок Ближнего Востока, пока еще
остается в области малообоснованных предположений, причем
крайние сроки расходятся на целую тысячу лет. Так, один ученый
помещает начало протописьменного периода между концом ХЫ и
серединой XXXVIII века до н. э., другие относят его к началу третьего
тысячелетия до н. э. В отсутствие конкретных данных я ничего не
могу сказать о той или иной датировке, кроме как выразить свое
мнение, что для историка письменности наиболее приемлемой
кажется самая поздняя из возможных дат. Интервал более чем в
тысячу лет между появлением шумерской письменности в начале
четвертого тысячелетия и формированием полноценной
письменности около 2500 года до н. э., как то постулирует «высокая»
хронология, всегда казался мне несообразным с реальными данными
шумерской эпиграфики. По этой причине я скорее склонялся к
«низкой» хронологии, предлагающей сократить этот промежуток
примерно до 400 или 500 лет, что дает реконструкцию, весьма
близкую к моей собственной, опирающейся на наблюдение над
внутренним и внешним развитием шумерского письма. Есть, однако,
предел, ниже которого мы не можем опуститься и который
определяется временем появления древнейших египетских
иероглифических надписей. Если египетское письмо, как это обычно
предполагают, действительно возникло под влиянием шумерского и
если первые египетские надписи датируются примерно 3000 годом
до н. э., то самое раннее шумерское письмо нельзя отнести к более
позднему времени. Однако в древнейшей египетской хронологии нет
твердо установленных дат, и вполне возможно, что дальнейшие
исследования могут отодвинуть вглубь на несколько веков время
появления первой египетской династии, а вместе с этим и время
возникновения письменности в Египте. Если этого не случится, то в
свете изложенных выше фактов древнейшую шумерскую
письменность следует относить ориентировочно к 3100 году до н. э.
Приписывая древнейшие из известных месопотамские надписи
шумерам, мы должны остерегаться того поверхностного
предположения, будто шумеры и были истинными «изобретателями»
месопотамского письма. На самом деле, как становится все яснее в
последние годы, иной этнический элемент, отличный от шумеров
(который за неимением лучшего термина я буду звать «элементом
X»), населял Месопотамию одновременно с шумерами или,
возможно, даже прежде их, поэтому отнюдь нельзя исключать, что
именно «элемент X», а не шумеры, быть может, впервые начал
62
использовать письменность, которая позже стала известна как
шумерская.
Простейшие формы шумерских письменных памятников
представлены ярлыками или этикетками, где видны отверстия со
следами шнуров, которыми их первоначально привязывали к
предмету или группе предметов. Такие ярлыки, обычно сделанные из
глины, реже из гипса, содержали только отпечаток цилиндрической
печати, то есть клеймо собственности того человека, который послал
предметы, плюс (иногда) отметки о количестве посланных предметов,
но при этом никаких знаков, которые хоть как-то указывали бы на то,
какие именно это предметы. Недостатки такой системы очевидны;
хотя получатель товара знал в момент получения, к каким предметам
относятся ярлыки, так как они прикреплялись к предметам, но, как
только метки отделялись от предметов, связь постепенно
утрачивалась и забывалась. Еще один недостаток состоял в том, что
подобным способом можно было записать имена только тех, кто
владел цилиндрическими печатями.
Рис. 29. Учетная табличка из Урука
Все эти ограничения вскоре привели к расширению системы, когда
появились отметки, изображающие предметы, а оттиски печатей
сменились письменными знаками. Хотя мелкие таблички на рис. 28
довольно сложны для интерпретации, ясно, что знаки не могут
обозначать ничего иного, кроме предметов и людей. Более развитые
и легче поддающиеся интерпретации знаки показаны на рис. 29, на
учетной табличке с множеством мелких ячеек на лицевой стороне, в
каждой из которых в виде полукругов указано число и личное имя,
выраженное одним или несколькими знаками. Что именно было
63
послано или записано, указано на обратной стороне, где ясно
читается «54 бык корова», то есть «54 быка (и) коровы» или «54
(головы) скота». Очевидно, для пишущего не имело никакого
значения, связаны ли быки и коровы с теми или иными лицами, и
ничто не указывает, был ли скот отправлен каким-то лицам или
получен ими.
Говоря, что замена печатей письменными личными именами стала
важным фактором в развитии шумерской письменности, следует
подчеркнуть, что я категорически не разделяю мнения, будто шумеры
пришли к идее письменности благодаря использованию
цилиндрических печатей или что эти печати – непосредственный
предок месопотамского письма. Как мне кажется, назначение печатей
и письма и форма осуществления этого назначения настолько
отличались на протяжении всего их существования, что трудно
понять, каким образом использование печатей могло хоть как-то
повлиять на возникновение письменности. Цель печати как клейма
собственности как в утилитарном аспекте, так и в магическом состоит
в идентификации владельца, а целью письма является передача
коммуникации. Печать изображает сцены, взятые из области религии
и легенд, и напрямую не связана со своим владельцем, тогда как
письменность использует знаки, то есть рисунки и нерисуночные
символы, с целью передачи сообщения автором. Даже формы
отдельных рисунков в ранних надписях из Урука часто весьма
отличаются от рисунков на современных им печатях, как легко
можно убедиться, сравнив знаки быков и овец в урукских надписях с
рисунками этих двух животных на печатях.
Знаки в самых ранних урукских надписях явно представляют собой
знаки слов, применение которых ограничено записью цифр,
предметов и личных имен. Это та стадия письма, которую мы
называем логографией, то есть словесным письмом, и ее следует
категорически отличать от так называемой «идеографии». Разницу
легко увидит всякий, кто возьмет на себя труд сравнить любую из
ранних надписей из Урука с примитивными записями американских
индейцев, которые мы рассматривали на с. 42 и далее[14].
На самых примитивных стадиях логографии нетрудно выразить
конкретные слова, например «овца» или «солнце», с помощью
рисунка овцы или солнца, но вскоре возникает потребность развить
метод, чтобы рисунки могли выражать не только предметы, которые
они изображали первоначально, но и слова, с которыми они могут
быть связаны вторично. Так, рисунок солнца может вторично
обозначать слова «яркий», «белый», а позже и «день»; аналогичным
образом, рисунок женщины и горы может обозначать «рабыня» –
64
сочетание, вытекающее из того факта, что рабынь обычно приводили
в Вавилонию с окрестных гор.
Рис. 30. Написание имен собственных в урукский период
Подобного рода логография, конечно, имеет свои недостатки, а
именно она не способна выразить многие части речи и
грамматические формы; однако это не такой уж серьезный
недостаток, поскольку предполагаемое значение часто можно понять
из «контекста ситуации», если воспользоваться термином, который
ввел Б. Малиновский в своей работе по исследованию значений в
примитивных языках. Гораздо более серьезными являются
ограничения системы в том, что касается написания имен
собственных. Примитивная система американских индейцев для
выражения личных имен, возможно, была пригодна в условиях
племени, но, разумеется, она не могла удовлетворить потребности
крупных городских центров, таких как шумерские. В индейском
племени, где все знают всех, у каждого человека обычно есть свое
исключительное имя. В крупных же городах, несмотря на
сближающие условия жизни, люди незнакомы друг с другом и
многие имеют одно и то же имя. Поэтому в документах таких людей с
одинаковыми именами приходится дополнительно
идентифицировать их по отцу и месту рождения. Кроме того, имена
вроде индейских Белый Бизон или Большой Медведь, которые
сравнительно легко выразить в письменной форме и которые,
возможно, присутствуют и на рис. 30, у шумеров встречались
относительно редко, тогда как типичные шумерские имена вроде
Энлиль – Податель Жизни трудно написать индейским способом.
Потребность в адекватной передаче имен собственных в конце концов
и привела к развитию фонетизации. Это подтверждается и
надписями ацтеков и майя, которые лишь изредка пользуются
фонетическим принципом, да и тогда почти исключительно для
выражения собственных имен. То, что потребность в указании
грамматических элементов не сыграла большой роли в
возникновении фонетизации, можно вывести из факта, что даже
после полного развития фонетизации в письменности в течение
65
длительного времени отсутствовало адекватное указание
грамматических элементов.
Фонетизация, следовательно, возникла из необходимости выразить
слова и звуки, которые невозможно было должным образом передать
при помощи рисунков и их комбинаций. Принцип фонетизации
заключается в ассоциировании слов, которые трудно выразить в
письменной форме, со знаками, которые напоминают эти слова по
звучанию и могут быть легко нарисованы. Этот процесс позволяет
осуществить полный фонетический перенос, как, например, рисунок
коленей (kneel) мог бы в английском языке обозначать имя Neil
(Нил), рисунок солнца (sun) – слово «сын» (son) или даже сочетание
рисунков коленей и солнца – передавать личное имя Neilson
(Нилсон). Частичный фонетический перенос имеет место в
изображении медведя на гербе Берлина или монаха на гербе
Мюнхена. Фонетические индикаторы обычно используются там, где
есть необходимость различать сходные по смыслу слова, которые
теоретически могут быть выражены одним и тем же знаком. Так,
изображение двух женщин лицом друг к другу может по ассоциации
обозначать слова «перепалка, ссора, раскол», и для выражения слова
«раскол» можно было бы взять изображение двух женщин и кола,
потому что последний слог слова «раскол» напоминает или в данном
случае совпадает со звучанием слова «кол», выраженного рисунком
кола. Конечно, слово «раскол» можно написать путем фонетического
переноса и с помощью двух знаков, один из которых изображает
единицу (раз), а другой – кол.
Хотя большинство надписей из Урука пока еще не прочитаны, можно
с уверенностью предположить, что принцип фонетизации возник
здесь очень рано. Сам Фалькенштейн приводит в качестве примера
фонетизации знак СТРЕЛА, который встречается на второй из
старейших стадий письменности (так называемый слой III). Этот знак
на шумерском языке обозначает слово ti, «стрела», а также слово ti,
«жизнь». Но так как на старейшей стадии письменности (так
называемый слой IV) мы находим, что шумерское слово men,
«корона», написано знаком «корона» плюс фонетический индикатор
еп, а имя бога Син, первоначально Суэн или Суин, фонетически
записывается как su-en, есть вероятность, что подобных примеров
станет намного больше, когда мы будем лучше понимать самые
ранние этапы урукского письма.
После введения принципа фонетизации он быстро распространился.
Благодаря ему открылись совершенно новые горизонты для
выражения всех языковых форм, даже самых абстрактных, при
помощи письменных знаков. Введение полноценной системы
66
письменности потребовало установления условных форм и
принципов. Нужно было стандартизировать формы знаков таким
образом, чтобы все писали их примерно одинаково, установить
соответствия знаков определенным словам и значениям, а также
выбрать знаки с определенными чтениями слогов. Потребовалось
также дальнейшее упорядочение системы в области ориентации
знаков и направления, формы и порядка строк. Порядок знаков в
целом должен был следовать порядку элементов устной речи, в
отличие от условностей описательно-изобразительного приема,
известного индейцам Северной Америки, ацтекам и египтянам;
однако следует помнить, что по эстетическим или практическим
причинам порядок знаков мог изменяться в пределах слов и коротких
выражений.
Конвенционализация, то есть введение условных норм в системе
письменности, требовала не только установления правил, но и
фактического изучения форм и принципов письма. В слое Урук IV
найдено несколько школьных табличек со списками знаков, что
говорит нам об образовательной и научной деятельности шумеров, на
каковом поприще они добились стольких успехов в дальнейшем ходе
своей истории.
В первой половине третьего тысячелетия до н. э. шумерскую систему
письменности сначала переняли семиты-ак-кадцы, а затем и их
восточные соседи эламиты. Во втором тысячелетии хурриты
Северной Месопотамии и хетты Анатолии заимствовали
письменность у аккадцев. В этот период аккадский язык в качестве
лингва франка Ближнего Востока достиг наибольшей культурной
экспансии. Урарты Армении, использовавшие месопотамское письмо
для своего языка в первой половине первого тысячелетия, стали
последним народом, заимствовавшим систему клинописи у
Месопотамии.
Помимо только что упомянутых клинописных систем, следует сказать
и об угаритской и персидской, которые возникли у этих народов
независимо, и их единственная связь с месопотамской клинописью
заключалась в идее написания знаков в виде клинышков.
На протяжении всей истории месопотамского письма оно в основном
выполнялось на глине. Поскольку палочкой на глине трудно писать
знаки округлой формы, с течением времени они поневоле приобрели
угловатую форму, состоявшую из нескольких отдельных штрихов.
Из-за естественного более сильного нажима палочки в одном из
концов штрихи приобрели вид клиньев, что и привело к развитию
клинописи. Позднее клинописью стали писать и на других
материалах, таких как камень и металл. Развитие отдельных
67
шумерских пиктографических знаков в клинописные показано в
таблице на рис. 31. Такова обычная интерпретация происхождения
клинописи, однако следует отметить, что существуют данные в пользу
применения в Месопотамии дерева в качестве материала для письма.
Дерево даже в большей степени, чем глина, обусловило бы развитие
округлых форм в угловатые и квадратные. Китайский язык во
времена Иисуса тоже имел «квадратный шрифт», который мог
возникнуть из-за того, что на дереве трудно вырезать округлые знаки.
Даже scriptura quadrata (квадратный шрифт) иврита может быть
обязан своим происхождением аналогичным причинам.
Шумерский силлабарий и возникшие из него системы состоят из
знаков, которые обычно представляют собой один слог,
оканчивающийся на гласный или согласный, реже двусложное
сочетание такой же структуры.
Рис. 31. Развитие десяти клинописных знаков из рисуночных форм
68
Никогда ни один из месопотамских силлабариев не содержал знаков
всех возможных слогов, существовавших в языках, для которых они
использовались. Принцип экономии, направленный на выражение
языковых форм минимально возможным числом знаков, привел к
применению соответствующих мер. Ни одна месопотамская система
не проводит различия между звонкими, глухими и эмфатическими
согласными в знаках, оканчивающихся на согласный. Так, знак IG
читается ig, ik и iq, а знак TAG может означать tag, tak и taq. Кроме
того, некоторые более древние системы, например староаккадская и
староассирийская, не указывают качества согласного даже в знаках,
которые начинаются с согласного. Так, в этих системах знак GA имеет
значение ga, ка и qa. Во всех клинописных системах многие знаки,
заканчивающиеся на i, могут обозначать также и те, что
заканчиваются на е, как, например, знак LI, означающий И и 1е. Что
касается слогов, не представленных знаками в слоговой азбуке, в этих
случаях могут использоваться аналогичные согласные, как,
например, написание слога rin при помощи знака, который обычно
читается как rim. Слоги, для которых нельзя найти знаков с
аналогичными согласными, пишутся способом, который развился
исключительно в шумерском языке и не имеет параллелей ни в одной
другой слоговой системе, за исключением, может быть, китайской.
Так, в месопотамской системе слог ral, для которого нет отдельного
знака, записывается в виде ra-al, в то время как в других известных
слоговых системах этот слог записывался бы в виде ra-l(a), ra-l(е) и
т. п. Такой метод написания слогов, который впервые
задокументирован в написании Ti-ra-ás вместо Tiras в правление
Ур-Нанше (около 2500 до н. э.), до такой степени проник в
месопотамскую систему, что со временем стал одним из двух
привычных способов написания односложных слов по схеме
согласный плюс гласный плюс согласный. Месопотамское написание
ral как ra-al можно объяснить принципом редукции. В случае
полифонных знаков, например знака, который можно прочитать как
gui или sun, использовалось написание gul-ul, состоящее из основного
знака gui плюс фонетический комплемент или индикатор ul, который
показывал, что знак должен читаться как gui, а не sun. Написание
gul-ul в таком случае могло восприниматься как gu(l)-ul, то есть знак
gui воспринимался как обозначающий только gu, а знак ul – как
остальная часть требуемого gui.
Обычное месопотамское слоговое письмо содержит знаки типа da, du,
dam, dum и т. д., причем каждый из них указывает именно
необходимый гласный. Но помимо них существуют такие знаки, как
WA, который имеет чтение wa, wi, we и wu, другими словами,
согласный w плюс гласный. Третьи знаки – это знаки типа Аɔ или ɔА,
69
которые содержат слабый согласный ɔ и любой требуемый гласный.
Сначала ассириологи часто транслитерировали первый знак как w, а
второй даже в современной практике по-прежнему
транслитерируется как ɔ, то есть поступающие так еще не разобрались
в разнице между слоговым и алфавитным письмом. Этот второй знак
развился из более старой формы, которая имела значение a , i , e , а
потом и u . К тому же недавно установлено, что знак IA мог в
отдельные периоды означать согласный у плюс любой гласный.
Также существуют знаки, например AR или LA , которые можно
прочесть с любым средним гласным, и многие другие знаки, такие
как LI/LE, IG/EG, LAB/LIB, DIN/DUN и т. д., которые можно прочесть
с разными гласными.
Если помнить, что месопотамское письмо часто недостаточно точно
указывает согласные, то есть выражает одинаковыми знаками
звонкие, глухие и эмфатические согласные, то мы можем заметить
действие здесь двух методов. Один состоит в точном указании
согласного, но не гласного (знак WA, WI, WE, WU), а второй в точном
указании гласного, но не согласного (знак GA, KA, QA или AG, AK,
AQ). Из этих методов в месопотамском языке второй значительно
более важен. Таким образом, месопотамское слоговое письмо
является результатом слияния двух процессов, направленных на
эффективное выражение языка при помощи наименьшего
возможного количества знаков. Этот принцип экономии можно
наблюдать во многих других слоговых системах, таких как
египетская, который правильно указывает согласный, но не гласный,
или хеттская, кипрская и старая японская, из которых ни одна не
указывает различия между звонкими, глухими, эмфатическими или
придыхательными согласными.
Если мы сейчас попытаемся реконструировать оба месопотамских
метода образования слоговых знаков в соответствии с принципом
экономии, у нас получится следующая картина:
Рис. 32. Два месопотамских метода образования слоговых знаков
70
Египетская система
Название иероглифической письменности египтян происходит от
греческого ἱερογλυφικὰ γράμματα и обязано своим появлением тому
убеждению, что этот вид письменности египтяне в основном
использовали в священных целях и на камне (ἱερός означает
«священный», а γλυφειν – «вырезать», а именно на камне). К 1822
году иероглифическое письмо было успешно расшифровано
французом Франсуа Шампольоном, главным образом на основе
сравнения с греческим вариантом текста на знаменитом Розеттском
камне.
Истоки египетской письменности не столь очевидны, как
происхождение шумерской. Начало ее истории мы видим на
нескольких сланцевых пластинах из Иераконполя, расположенного
примерно в пятидесяти милях к югу от древнего города Фивы в
Верхнем Египте. Лучше всего для наших целей подходит палетка
Нармера (рис. 33), названная так из-за предположения, что два
центральных символа верхнего ряда на ее лицевой и обратной
стороне представляют собой знаки, которые на более позднем
египетском могли читаться примерно как «Нармер». Поскольку имя
Нармер, за исключением этого случая, неизвестно в египетской
истории, то прочтение слоговых знаков, а также предложенное
отождествление Нармера с Менесом, основателем первой египетской
династии, являются чисто гипотетическими.
Взглянем на обратную сторону нашей палетки. Центральная сцена
изображает египетского фараона, который повергает на колени врага.
На сцене справа изображен сокол, вероятно символизирующий
фараона как бога Хора; он ведет на веревке человека из дельты,
которую символизирует человеческая голова и шесть стеблей
папируса. Как предполагают, все это в целом знаменует завоевание
Нижнего Египта (дельты) Менесом, основателем Верхнего
Египетского царства, событие, которое предположительно имело
место около 3000 года до н. э. Кроме того, мы встречаем
разбросанные по всей палетке символы, например в верхнем ряду
между двумя головами Хатхор и рядом с головой покоренного врага,
которые, независимо от их прочтения и толкования, едва ли могут
обозначать что-либо, кроме личных имен или названий. Вся
структура надписи, отличающаяся от того, что мы видели на
древнейших стадиях шумерской письменности, поразительно
напоминает соответствующие примеры ацтекской письменности (см.
рис. 25). В обоих случаях надпись сделана при помощи
описательно-изобразительного приема, запечатлевая событие и, как в
живописи, полностью игнорируя главную цель собственно
71
письменности, а именно воспроизведение речи с обычным порядком
слов.
Рис. 33. Палетка Нармера
Книжная иератика XII династии (Pr. 4, 2–4), с транскрипцией
Канцелярская иератика XII династии(Abbott 5, 1–3), с транскрипцией
72
Книжная демотика III века до н. э. (Dem. Chron. 6, 1–3), с
транскрипцией
Рис. 34. Образцы иератического и демотического письма с
иероглифической транслитерацией современным египтологическим
почерком
Собственные имена на палетке Нармера, как и на ряде других
образцов из Иераконполя, очевидно, написаны по типу ребуса, то есть
тем же методом, который мы видели у американских индейцев и,
возможно, у ранних шумеров.
Вскоре после царствования Менеса в Египте развилась полноценная
фонетическая система письменности, возможно под влиянием
шумеров. После короткого переходного периода, в который надписи,
сделанные фонетическим способом, до сих пор поддаются
интерпретации лишь с большим трудом, сложилась развитая система,
которая в главных аспектах оставалась неизменной до самых
последних дней египетского письма. На протяжении всей своей
истории египетское письмо было словесно-слоговым.
73
Рис. 35. Развитие форм некоторых знаков иероглифического,
иератического и демотического письма
Иероглифическая форма письменности, в основном
использовавшаяся для официальных случаев, не применялась в
повседневной практике. Для таких целей египтяне разработали две
формы скорописи, сначала иератическую, затем демотическую
(рис. 34). Развитие форм некоторых знаков в иероглифическом,
иератическом и демотическом письме показано на рис. 35.
74
Рис. 36. Египетский одноконсонантный силлабарий
Египетский силлабарий включает в себя примерно 24 знака, каждый
из которых состоит из начального согласного и любого гласного, как,
например, знак mxсо значениями ma, mi me, mu и m(x) (рис. 36), и 80
знаков, каждый из которых состоит из двух согласных плюс любой
гласный (гласные), например знак txmx со значениями tama, timi, teme,
tumu, tami, temi, tam(a), tem(e), t(a)ma и т. д. (рис. 37).
Название «силлабарий», которое мы применяем здесь к египетским
фонетическим, несемантическим знакам, следует понимать в самом
простом смысле, то есть как систему, состоящую из слоговых знаков.
Этот простой термин не имеет ничего общего с идеями тех
египтологов, которые разделяют египетские «фонетические» знаки
на два класса: алфавитные знаки типа m и слоговые типа tin.
75
Рис. 37. Египетские двухконсонантные знаки
Как справедливо заметил Курт Зете, это разделение воображаемое,
поскольку оба типа идентичны по структуре, за исключением того,
что первый содержит один согласный, а второй – два. Поэтому Зете и
почти все современные египтологи относят несемантические знаки
египетского письма, будь то с одним согласным или с несколькими, к
консонантному письму. Таким образом, проблема, которая будет
рассматриваться, заключается не в том, являются ли египетские
несемантические знаки алфавитными и слоговыми, из чего
первоначально исходил Эрман, но являются ли они все
консонантными, как считает большинство египтологов, или
слоговыми, как предполагаю я сам.
Между египтологами, с одной стороны, и мной, с другой стороны, нет
никаких разногласий, когда мы предполагаем, что несемантические
76
знаки полностью воспроизводят согласные, но не указывают
различий между гласными. Я совершенно согласен с Зете, например,
в том, что знак, транслитерируемый египтологами как mn, читается
как măn, mīn, měm, mūn, mŏn в позднем коптском, то есть что
некоторые такие гласные, по всей видимости, были изначально
свойственны древнеегипетским словам, в которых использовался
знак mn. Кроме того, с практической точки зрения представляется,
что нет никакой разницы между традиционной транслитерацией mn,
если считать это письмо консонантным, и транслитерацией mxnx,
mxn(x), m(x)nx и т. д., если считать его слоговым в том смысле, что оно
правильно передает согласные (m и n) и не передает гласных (х). Но
тем не менее, с точки зрения теории письма, различие
огромно.Египетское фонетическое, несемантическое письмо не
может быть консонантным потому, что развитие от
логографического к консонантному письму, общепризнанное у
египтологов, неизвестно и немыслимо в истории письменности, а
также потому, что единственное известное и
засвидетельствованное в десятках разнообразных систем
развитие – это путь от логографического к слоговому письму.
Удостоверенным путем развития древних восточных систем, таких
как шумерская, хеттская и китайская, а также некоторых
современных письменностей, созданных американскими индейцами
и африканскими неграми под иностранным влиянием, например
письмо чероки, бамум и многие другие, является путь от
логографической стадии к слоговой. Это самый естественный путь
развития с психологической точки зрения. Первым шагом при
анализе слова обычно бывает деление на составляющие его слоги, а
не на отдельные звуки или согласные. В самом деле, если принять во
внимание, что почти все коренные индейские и африканские
письменности остановились на слоговой стадии, не развившись далее
в алфавитные системы, можно сделать вывод, что эти туземные
народы столкнулись с трудностями при разложении слов на
составляющие их отдельные звуки. Так, если мы считаем египетское
несемантическое письмо консонантным, мы поневоле не только
оказываемся перед типом развития, совершенно уникальным в
истории письменности, но и вынуждены допустить у египетского
письма существование такого уровня абстракции, который, как будет
показано ниже, был достигнут лишь тысячи лет спустя в греческом
алфавите.
Независимо от того, считаем ли мы египетские несемантические
знаки слоговыми или консонантными, ясно одно, а именно что на
письме не указываются гласные. На первый взгляд, это выглядит
77
уникальным феноменом, ведь все остальные известные нам
письменности, за исключением семитских, которые происходят
непосредственно от египетской, регулярно указывают гласные.
Однако это явление не вполне однозначно, если вспомнить, что
некоторые знаки в месопотамских клинописных системах никогда не
указывают гласных, а многие другие указывают их неточно. Так, в
этих системах знак, обычно называемый WA, можно прочесть как wa,
wi, we и wu, иначе говоря, как согласный w плюс любой гласный, так
же как знак знак LI можно прочесть как li или le, а знак LAB как lab
или lib. В месопотамских системах, помимо знаков, которые либо
никогда не указывают гласных, либо указывают неоднозначно, есть и
другие, недостаточно точно указывающие согласные, как, например,
знак AG со значениями ag, ak, aq или GA со значениями ga, ka, qa. Из
этих двух методов создания слоговых знаков второй, безусловно,
играет куда более важную роль в клинописи. И напротив, в
египетской системе первый метод стал основой для формирования
слоговой азбуки. В обоих случаях основной идеей является принцип
экономии, который стремится к эффективному выражению языка
при помощи наименьшего возможного числа знаков.
Если задаться вопросом, почему египетский язык и его семитские
производные систематически опускают гласные на письме, ответ на
него будет тот же, что обычно дают востоковеды, прекрасно
разбирающиеся в области семитологии. Египетский язык, как хорошо
известно, в самом широком смысле относится к семитской группе, а
одна из главных морфологических характеристик этих языков –
устойчивость согласных и изменчивость гласных. Так, например,
абстрактный корень *ktb, «писать», имеет формы katab, «написал»,
katib, «писатель», kitb, «книга», и многие другие формы, каждый раз
сохраняя при этом базовые согласные ktb. Дело не в том, что
«гласные не так важны в семитских языках, как в индоевропейских»
или что «гласные играют более заметную роль в греческом языке,
чем в семитских», как часто предполагают некоторые филологи,
потому что надписи без гласных с относительной легкостью или
относительным трудом читаются на языках обеих групп. Прчтв т
прдлжнй, в плчт нлчшй дкзтльств тг, чт п крйнй мр на рсскм йзк мжн
псть бз глснх[15]. Дело в том, что в индоевропейских языках
морфологические и семантические различия обычно указываются
при помощи окончаний, в то время как в семитских языках эти
различия указываются главным образом при помощи внутренних
вариаций гласных, причем в такой форме, которая лишь изредка
встречается в индоевропейских языках, как, например, в немецком:
brechen, brach, bräche, brich, gebrochen, Bruch, Brüche, английском:
sing, sang, song, sung или русском: сбор, собрал, собирал, соберу.
78
Таким образом, относительное постоянство согласных и
изменчивость гласных в семитских языках может в действительности
быть основной причиной того, что египтяне создали силлабарий на
основе знаков, которые точно указывают согласные, жертвуя при
этом гласными.
Дополнительные данные в пользу слогового характера египетского
несемантического письма будут изложены при рассмотрении
западносемитского силлабария. Поскольку западносемитское письмо
– прямой потомок египетского слогового письма и так как оба они
совершенно идентичны с точки зрения внутренних структурных
особенностей, любые факты в пользу слогового характера так
называемого семитского «алфавита» также можно использовать и в
доказательство слогового характера египетского несемантического
письма.
Выше говорилось, что египетские фонетические знаки, будь то с
одним согласным или несколькими, всегда начинались с согласного.
Это утверждение противоречит мнению некоторых египтологов,
которые считают, что египетское фонетическое письмо было
консонантным и каждый его знак представлял собой один или
несколько согласных плюс любой гласный в начальном, среднем или
конечном положении, например, знак «рот», который представлял rǎ,
rā, rě, rē, ǎr, ār, ěr, ēr и т. д., или знак дом, который обозначал par, pěr,
āpr, epr, epra и т. д. Реконструкция египетских знаков, как если бы
они состояли из гласного плюс согласный, основывается,
по-видимому, на том наблюдении, что ряд египетских форм
встречаются то с начальным слабым согласным, то без него, как,
например, предлоги ixmx или mx, «в, из, с», ixrx или rx, «касательно»,
многие императивы, например ixdxdx или dxdx, «говори!», и другие
глагольные формы. Взаимозаменяемость таких вариантов написания
позволила предположить, что более коротким написаниям была
присуща схема в виде некий (слабый согласный плюс) гласный, что
наталкивает на вывод о том, что первый знак в более коротких
вариантах написания соответствовал гласному плюс согласный.
Однако здесь нет необходимости в графическойинтерпретации, так
как во всех случаях протетический ɔālephh можно объяснить
на фонетической основе как вторичный элемент, введенный перед
двумя смежными согласными, чтобы облегчить их произношение.
Это объяснение можно подтвердить такими параллелями в семитских
языках, как ɔemna или min, «из», ɔuqtul или qutul <*qtul, «убей!», и
многими другими. С интерпретацией египетских фонетических
знаков, предполагающей, что они содержат гласный плюс согласный,
можно согласиться лишь в том случае, если будет доказано, что
79
начальные по своему происхождению гласные, как, например, в
именах Амона и Осириса, в классическом египетском письме можно
было произвольно опускать.
Хеттская система
Хеттское иероглифическое письмо было расшифровано лишь в 30-х
годах XX века совместными усилиями таких ученых из разных стран,
как Хельмут Теодор Боссерт (Германия), Эмиль О. Форрер
(Швейцария), Бедржих Грозный (Чехословакия), Пьеро Мериджи
(Италия) и ваш покорный слуга (США). Пока расшифровка хеттского
письма продвинулась не так далеко, чтобы наши знания о хетте ком
языке достигли того же уровня, что и наши знания о шумерском или
египетском. Хотя общая система письма достаточно ясна, многое еще
предстоит сделать для истолкования отдельных знаков.
Рис. 38. Образец раннего хеттского иероглифического письма
Термин «иероглифика», которым называют хеттское письмо,
перешел к нему из египетского и всего лишь означает, что хеттское
письмо, как и египетское, является рисуночным. Он ни в коей мере не
80
значит, что хеттская иероглифическая система заимствована из
египетской иероглифики или что она хоть каким-то образом ей
родственна.
Хеттское иероглифическое письмо имело хождение примерно с 1500
до 700 года до н. э. на обширной территории от Центральной
Анатолии до Северной Сирии. Его язык связан, но отнюдь не
одинаков с так называемым «хеттским клинописным», именуемым
так потому, что на нем писали клинописью, заимствованной из
Месопотамии. Оба этих языка и письменности употреблялись
одновременно в Хеттском царстве, но хеттская клинопись была
ограничена областью в районе Богазкея, столицы царства, и исчезла
вскоре после 1200 года до и. э., а хеттская иероглифика
использовалась во всем царстве и оставалась живым языком
примерно до 700 года до н. э.
Рис. 39. Курсивная форма хеттского иероглифического письма
Происхождение хеттского иероглифического письма пока еще мало
изучено, но все указывает на то, что оно происходит из области
эгейской культуры. Изобразительный характер знаков на ранних
стадиях (рис. 38) сохраняется в формальных надписях классического
периода и до сих пор узнаваем даже в курсивной форме позднейшего
периода (рис. 39).
81
Структура словесных знаков тождественна или аналогична структуре
в других словесно-слоговых письменностях. Обычный хеттский
силлабарий состоит примерно из 60 знаков типа ра, рц ре, ри,
каждый из которых представляет собой слог, начинающийся с
согласного и заканчивающийся гласным (рис. 40).
Рис. 40. Хеттский иероглифический силлабарий
В соответствии с принципом экономии он не делает различий между
звонкими, глухими и придыхательными согласными. Под обычным
хеттским силлабарием имеется в виду тот, что использовался в Сирии
в начале первого тысячелетия до н. э. Силлабарии, имевшие
хождение в Анатолии в то же время, содержат ряд знаков, возникших
82
локально, как и более древние силлабарии периода до 1200 года до
н. э. содержат некоторые слоговые знаки, которые перестали
использоваться в дальнейшем. Кроме слогов типа ра, имеется также
несколько ребусных знаков, которые употреблялись в качестве
слоговых, например знаки 1 га и ага.
Китайская система
Из четырех основных восточных письменностей китайская –
единственная, которую не пришлось расшифровывать в наше время,
поскольку владение ею традиционно передавалось из поколения в
поколение вплоть до сегодняшнего дня. Китайская письменность как
развитая фонетическая система возникает примерно в середине
второго тысячелетия до н. э. во времена династии Шан. Конечно, в
своей внешней форме письменность сильно изменилась за свою
долгую историю, но с точки зрения внутренних характеристик
древнейшие надписи практически не отличаются от новейших.
Старейшие китайские надписи – это гадательные тексты на костях
животных (рис. 41) и черепашьих панцирях (рис. 42), а также
короткие надписи на бронзовых сосудах, оружии, керамике и
нефрите. Количество знаков периода Шан ограниченно – их не более
чем 2500, и в большинстве своем они имеют рисуночный характер, до
сих пор четко узнаваемый. Однако вскоре знаки приобрели линейную
форму, так что в более поздних надписях уже невозможно распознать
рисунки, из которых они произошли (рис. 43).
Рис. 41. Китайский гадательный текст на кости животного
83
Рис. 42. Китайский гадательный текст на черепаховом панцире
Китайская письменность не имеет полностью сформированной
слоговой азбуки, сопоставимой с силлабариями трех других
восточных систем. Так, имя Иисус записывается как Е-су, English
(«английский») как ин-цзи-ли, franзais («французский»)
как фа-лань-си, «телефон» как дэ-ли-фэн и т. д. Для слогов не
установлены определенные словесные знаки, как в ближневосточных
системах; например, имя Иисус также может быть написано в
виде Я-су, слово «телефон» – дэ-люй-фун. Характерную тенденцию
китайского языка к сокращению можно отметить в
использовании ин для обозначения слова «английский» (наряду
с ин-го-жэнь для слова «англичанин», то есть
«английский-страна-человек»), фа – для слова «французский»
(наряду с фа-го-жэнь –француз), или Ло – для «Рузвельт» (наряду
с Ло-сы-фу). Часто слова, написанные слоговым способом, со
временем приобретали логографическое написание, как, например,
вышеупомянутый дэ-ли-фэн, «телефон», в настоящее время обычно
записывается в виде дянь-хуа, что означает «электрические
разговоры». Сильная привязанность китайцев к своему
логографическому письму проявляется в написании иностранных
имен, в которых отдельные знаки не только передают
соответствующие слоговые значения, но часто выбираются таким
образом, чтобы передавать смысл, который либо присущ имени
человека, либо как-то иначе считается характерным для него.
84
Рис. 43. Современное китайское письмо
Так, имя Стюарт можно записать в видеСы-ту при помощи двух
фонетических знаков, которые в то же время употребляются для
обозначения по-китайски служащего, соответствующего английскому
«стюард». Аналогичным образом, фамилию Вудбридж (\Voodbridge,
«деревянный мост») можно записать в
виде У-бань-цзяо, где Уобозначает фамилию, а бань-цзяофактически
значит «дерево-мост». Здесь я к слову хотел бы привести китайское
имя, которым меня в шутку наградил один китайский
ученый: Гэ-эр-бо, где Гэобозначает фамилию, а эр-бо – нечто вроде
«утонченный, просвещенный».
85
Рис. 44. Китайское слоговое письмо фаньце
Примеры слоговой письменности, основанной на так называемом
принципефаньце, впервые появляются в китайском языке еще в V
или VI веке н. э. Этот принцип, первоначально применявшийся лишь
эпизодически, чтобы помочь при чтении редких и трудных словесных
знаков, в начале XX века развился в полноценную систему, которая
какое-то время пользовалась определенным успехом в провинции
Хэбэй и в некоторой степени также и в провинции Шаньдун. Этот
силлабарий (рис. 44) состоит из 62 знаков, которые делятся на 50
начальных и 12 конечных знаков. Простые знаки пу, бу, му и т. п.
используются, естественно, для соответствующих слогов пу, бу, му и
т. д., но, когда возникает необходимость выразить слог, не имеющий
соответствующего знака в силлабарии, в дело вступает
принцип фанъце. Тогда слог записывается двумя имеющимися в
86
силлабарии знаками: одним начальным и вторым конечным. Так,
слог минзаписывается знаками ми-эн, ю – и-у, цзяо – цзи-ао и т. д.
Слоговые знаки, как видно из рис. 44, явно представляют собой
сокращенные формы стандартного китайского письма.
Протоэламская, протоиндийская и критская
системы
Общей чертой этих трех систем является то, что все они еще не
расшифрованы или расшифрованы лишь частично. Поэтому в их
рассмотрении мы будем вынуждены ограничиться прямыми фактами
и постараемся избежать домыслов относительно внутренних
характеристик системы.
Протоэламская письменность впервые появляется в Сузах, столице
древнего Элама, и ее можно примерно отнести к так называемому
джемдетнасрскому периоду после 3000 г. до н. э.
Рис. 45. Древнейший тип протоэламской письменности
Древнейший тип этой письменности встречается на нескольких
сотнях глиняных табличек, по-видимому хозяйственного назначения
(рис. 45). Ни один из нескольких сотен знаков этого письма пока не
имеет достоверной интерпретации. Единственный сравнительно
надежный результат дешифровки – это истолкование некоторых
числительных знаков и подтвержденное существование десятичной
системы счисления. Более развитая форма протоэламского письма,
тоже нерасшифрованная, встречается примерно на дюжине
87
каменных надписей староаккадского периода, датируемых примерно
2200 годом до н. э. На рис. 46 изображена часть предположительно
двуязычной надписи, написанной на староаккадском и
протоэламском языках. Это письмо нового вида, состоящее из весьма
ограниченного количества знаков – до сего времени открыто лишь
пятьдесят пять, – сильно отличающихся по форме от знаков
предшествующего периода.
Рис. 46. Протоэламская надпись староаккадского периода
В последние полвека в разных местах долины Инда обнаруживались
печати с необычными знаками, вызвавшие большой интерес во всем
мире. Однако лишь в 1924 году археологический департамент
правительства Индии предпринял первые систематические раскопки
древних руин, сегодня известных под названием Хараппа и
Мохенджо-Даро, в которых было найдено множество текстов. В
последующие годы еще больше надписей аналогичного характера
обнаружилось в Чанху-Даро. На этих раскопках были извлечены на
свет памятники культуры глубокой древности, о которых, как ни
странно, индийская традиция ничего нам не говорит. Их до сих пор
не расшифрованная письменность состоит примерно из 250 знаков,
встречающихся в коротких надписях на печатях, керамике и медных
табличках (рис. 47).
88
Рис. 47. Протоиндийское письмо
Датировка этой протоиндийской письменности установлена при
помощи сравнительной стратиграфии на основе сопоставления с
месопотамскими находками. Письменность возникла во второй
половине третьего тысячелетия до н. э. и после недолгого
существования в течение нескольких веков исчезла так же внезапно,
как и появилась.
89
Рис. 48. Критское иероглифическое письмо А
Происхождение и развитие критского письма лучше всего
иллюстрируют эпиграфические находки, сделанные около
шестидесяти лет назад сэром Артуром Эвансом в Кноссе на Крите.
Другие раскопки на Крите (Малия, Агиа Триада и т. д.), в Греции
(Микены, Орхомен, Пилос, Фивы, Тиринф и т. д.), а также на островах
Эгейского моря дали эпиграфический материал, весьма полезный
для заполнения пробелов в наших знаниях, реконструированных на
основе кносских находок. Хотя критское письмо пока расшифровано
лишь частично, мы можем довольно уверенно проследить основные
этапы его развития. Печати с изображениями предметов и живых
существ впервые появляются на самых древних стадиях
раннеминойского периода. Постепенно в начале среднеминойского
периода I (около 2000–1900 до и. э.) начинает появляться первая
рисуночная форма письма. Именно ее Эванс называет
иероглифическим письмом «класса А» (рис. 48), которое в
среднеминойском периоде II (около 1900–1700 до н. э.) сменяется
иероглифическим письмом «класса Б» (рис. 49). Экономический
прогресс способствовал дальнейшему развитию критского письма.
Рис. 49. Критское иероглифическое письмо Б
90
В среднеминойский период III (около 1700–1550 до н. э.) появляется
курсивное «линейное письмо А» (рис. 50), которое использовалось
примерно до 1450 года до н. э., и курсивное «линейное письмо Б»
(рис. 51), имевшее хождение примерно до 1200 г. до н. э.
Рис. 50. Критское линейное письмо А
Развитие некоторых иероглифических знаков в линейные формы
показано на рис. 52. Типичная надпись, сделанная линейным
письмом В, приведена на рис. 53. Недавняя публикация обширных
материалов, написанных линейным письмом Б, привела к их
успешной расшифровке молодым английским архитектором
Майклом Вентрисом. Его расшифровка основана на ряде положений,
91
которые можно резюмировать следующим образом: таблички
представляют собой инвентаризационные перечни, счета и расписки.
Рис. 51. Критское линейное письмо Б
92
Рис. 52. Развитие некоторых критских иероглифических знаков в
линейные формы
Письмо содержит неопределенное количество «идеограмм» (в
действительности логограмм, которые обычно выполняют функцию
детерминативов-классификаторов), которые можно истолковать,
исходя из того, что они изображают, или из способа их группировки и
дифференциации. Основываясь на том, что письмо содержит около
88 различных «фонетических» знаков, можно предположить, что оно
представляет собой силлабарий типа кипрского и иероглифического
хеттского, в котором каждый знак выражает гласный или согласный
плюс гласный. Частотный анализ выявил ряд очень часто
встречающихся знаков, которые, как предположил Вентрис (следуя за
Кобер и Ктистополусом), обозначали гласные. Наблюдая за
изменениями конечных слоговых знаков в группах, обозначающих
слова, он пришел к выводу, что письмо содержит флексии того же
типа, какие встречаются в латыни в виде bo-ni, bo-no, bo-nae и т. д.
Эта гипотеза позволила Вентрису составить примерную таблицу с
рядами знаков, содержащих либо один и тот же согласный и
меняющиеся гласные, либо меняющиеся согласные и один и тот же
гласный.
93
Рис. 53. Надпись линейным письмом Б из Кносса
Далее на основе этих гипотез Вентрис экспериментальным путем стал
присваивать знакам слоговые значения. Путь не был нелегким, и ряд
подобных попыток окончился неудачей. Однако успешная
интерпретация некоторых географических названий, например
A-mi-ni-so, A-mini-si-io, A-mi-ni-si-ia (что соответствует
греческим ɔAμνισό-,ɔAμνισίο-, ɔAμνισία-) и Ko-no-so, Ko-no-si-io,
Ko-no-si-ia (соответствующие Κνωσό-, Κνωσίο-, Κνωσία-), дала
Вентрису чтение ряда знаков; и в то же время флективные
окончания, встречающиеся в этих и других названиях, привели его к
выводу, что надписи написаны на греческом языке.
Хотя с типологической точки зрения линейное слоговое письмо Б
относится к одному классу с кипрским и хеттским иероглифическим,
следует отметить такие отличия линейного письма Б: отсутствие
передачи i в дифтонгах ai и т. п., тогда как u в дифтонгах au и т. п.
передается; отсутствие передачи в слоге конечных согласных m, n, l, r
и s; наличие ряда знаков для звонкой d, притом что знаки для g и b
отсутствуют.
Расшифровка линейного письма Б дает надежду на успешную
расшифровку других видов критской письменности, особенно
94
линейного письма А. Это письмо состоит примерно из 80 слоговых
знаков, из которых около половины по форме соответствуют знакам
линейного письма Б, плюс некоторое количество логограмм. Можно
почти с уверенностью предположить, что линейное письмо А
выражает негреческий язык. О других родственных письменностях
см. далее.
Знаки вообще
Подавляющее большинство знаков в шумерской, египетской,
хеттской и китайской системах письма представляют собой простые
рисунки предметов окружающего мира. Но создатели знаковых
систем редко рисовали знаки так, как их нарисовал бы художник.
Изначальная цель письменности – создание символов,
обозначающих слова языка, и достигается она за счет мер экономии,
то есть опущения всех деталей, не являющихся необходимыми для
понимания символа. Художник не стал бы рисовать воду, гору или
дом в том виде, в котором мы находим их в письме, а кроме того, он
вряд ли позволил бы себе нарисовать одну голову вместо целого
человека, следуя условному правилу pars pro toto, которое так часто
применялось в шумерской и хеттской письменностях.
Ограниченное число знаков выросло не из имитации реально
существующих предметов, а из постепенно эволюционировавших,
произвольно выбранных условных обозначений. Таковы некоторые
геометрические фигуры, например штрихи, круги и полукруги,
обозначающие цифры и другие абстрактные понятия, а в более
недавние времена – математические символы, например плюс, минус
или радикал.
Во всех четырех системах письма со временем развились
скорописные, линейные формы, которые настолько упростились и
изменились из-за частого употребления в повседневной жизни, что в
подавляющем большинстве случаев исходный рисунок в них стал
совершенно неузнаваем. Однако в то время как шумерская и
китайская скорописные системы сумели изменить даже
монументальные формы, превратившиеся в нерисуночное письмо,
египетская и хеттская монументальные системы до самого конца
сохранили свой рисуночный характер[16].
95
Рис. 54. Рисуночные знаки в шумерской, египетской, хеттской и
китайской письменностях
Когда после начального периода упорядочения система письма
стабилизируется, количество знаков перестает расти, и новые знаки
обычно создаются только путем изменения формы и
дифференциации или путем составления новых комбинаций из
имеющихся знаков. Показательны в этом отношении знак верблюда
ANŠE.A.AB.BA, буквально «морской осел», введенный в клинописную
систему после того, как верблюд стал известен жителям
Месопотамии, и знак телефона ТЯНЬ-ХУА, в буквальном смысле
96
«электрические разговоры», появившийся в последнее время в
китайской письменности.
Для полностью сформировавшихся систем четырех рассмотренных
выше письменностей характерны три класса знаков:
1) Логограммы, то есть знаки слов языка.
2) Слоговые знаки, развившиеся из логограмм по принципу ребуса.
3) Вспомогательные знаки, например знаки препинания, а в
некоторых письменностях классификаторы, детерминативы или
семантические индикаторы.
Словесные знаки
Логограммы, то есть знаки слов, создаются несколькими способами.
Можно выделить шесть классов (рис. 55), которые частично
согласуются с традиционной классификацией словесных знаков в
китайском языке. Строго разделить знаки в пределах классов
невозможно, потому что некоторые из них могут относиться к разным
классам или могли быть образованы более чем одним способом.
Первые три класса включают в себя словесные знаки, образованные
при помощи таких простых и естественных приемов, что они
встречаются и среди всех примитивных протописьменностей.
В первичном приеме конкретные предметы и действия представлены
изображениями объектов или их сочетания.
Второй класс, ассоциативный, включает в себя знаки, выражающие
слова, связанные с исходным рисунком по ассоциации значений. Так,
рисунок солнца в первую очередь выражает непосредственно слово
«солнце», но при этом он также может иметь вторичное значение
«светлый» или «день». Точно так же у шумеров, живущих в низинах
Южной Месопотамии, знак горы мог обозначать «чужая страна»,
потому что почти все чужие страны находились с точки зрения
шумеров в горной местности.
Третий класс, называемый «схематическим», содержит знаки, не
связанные с исходными рисунками, но произвольно созданные из
различных геометрических фигур. Как говорилось выше, знаки
чисел, как правило, получаются из геометрических фигур, если
только они созданы не путем фонетического переноса (см. ниже). По
этой причине не выдерживает никакой критики объяснение, что
египетские знаки дробей, используемые при измерении зерна (см.
рис. 56), восходят к древнему мифу, в котором коварный бог Сет
разорвал на куски глаз сокола – бога Гора. Дело не в том, что дробные
знаки образовались из фрагментов глаза Гора, а в том, что эти знаки,
первоначально, видимо, представлявшие собой геометрические
97
фигуры, затем, возможно, были составлены неким гениальным
писцом таким образом, чтобы из них сложился священный глаз.
Некоторые знаки, геометрические по форме, возможно, обязаны
своим происхождением имитации жестов, как, например,
письменный знак слова «все», имеющий вид круга, вполне может
происходить от жестового знака в виде кругового движения руки.
Эти три простых приема образования словесных знаков могли
удовлетворять скромные потребности примитивных систем, но,
разумеется, их было недостаточно для тех систем письма, которые
требовали выражения более тонких нюансов языка. Полноценные
системы письма в поисках новых путей выражения слов знаками
выработали три новых способа, использующие 1) семантические, но
не фонетические элементы, 2) фонетический перенос и 3)
фонетические, но не семантические элементы.
98
Рис. 55. Виды словесных знаков в словесно-слоговых письменностях
Первый из этих новых приемов (четвертый на рис. 55)
осуществляется при помощи семантических индикаторов, то есть
семантических, но не фонетических элементов, часто называемых
применительно к древним восточным письменностям
детерминативами, которые прикрепляются к основным знакам,
чтобы определить их точное значение.
Рис. 56. Египетские знаки дробей
Так, в клинописи написание Aššur может относиться и к городу
Ашшуру, и к богу Ашшуру, и тогда, если имеется в виду город Ашшур,
к знаку может добавляться непроизносимый детерминатив в виде
знака города, а если подразумевается бог Ашшур, то знак божества.
Со временем эти детерминативы стали присоединяться ко всем
словам определенного класса, независимо от того, сколько значений
имело это слово, одно или несколько, и как оно написано,
логографическим или силлабическим способом. Например, в
месопотамской клинописи имя богини Иштар записывается либо
логографически в виде божествоIštar c добавленным детерминативом
божества для облегчения ин терпретации словесного знака как имени
божества, либо силлабически виде божествоIštar, хотя, конечно, это
написание можно прочитать только как Iš-tar и понять только как
имя известной в Месопотамии богини. В трех ближневосточных
письменностях, а именно месопотамской, египетской и хеттской,
семантические индикаторы или детерминативы, которые сначала
применялись только к знакам с двумя или несколькими возможными
значениями, со временем развились в классификаторы, то есть знаки
принадлежности слова, к которому они присоединены, к тому или
иному классу или категории. В трех ближневосточных системах
каждый класс слов, обозначающих людей, богов, животных, металлы,
камни, растения, города, земли, горы, реки и т. д., отмечается
разными классифицирующими детерминативами. Только китайская
по причине своего неприятия выражения отдельных слов знаками,
состоящими более чем из двух элементов, сохранила старый характер
99
детерминативов, и в ней так и не развились настоящие
классификаторы.
В трех ближневосточных письменностях семантические индикаторы
со временем приобрели еще одну характеристику, которая еще
дальше увела их от первоначальной функции. Эти знаки, возникшие
как семантические вспомогательные средства для интерпретации
словесных знаков, с течением времени превратились в
непроизносимые вспомогательные пометки, функция которых
заключается в облегчении понимания текста в целом. В самом деле,
исходя из той регулярности, с какой детерминативы встречаются в
египетском письме, некоторые ученые пришли к выводу, что эти
детерминативы выполняют практическую функцию деления
предложений на составляющие их слова, то есть служат
разделителями слов. Нет никаких сомнений, что и в месопотамском и
хеттском письме существование детерминативов в значительной
степени помогает членить предложения на отдельные слова и тем
самым облегчает общее толкование текста. Это крайне важно,
особенно в письменностях, где разделение слов обычно не
указывается при помощи специальных пометок или пробелов.
Четыре рассмотренных приема предлагают широкие возможности
для образования словесных знаков, но даже их недостаточно для
развития полноценной системы письменности. Логографическая
письменность с такими присущими ей ограничениями не имеет и
шанса оказаться в состоянии выразить все существующие в языке
слова, не говоря уже обо всех именах собственных и неологизмах.
Неудача письменностей, возникших у американских индейцев в наше
время либо под влиянием миссионеров, либо напрямую введенных
ими, наилучшим образом доказывает недостатки этих ограниченных
логографических систем. И именно изобретение фонетического
принципа сыграло важнейшую роль в открытии новых горизонтов в
истории письменности.
С введением фонетизации появился новый прием, именуемый в наше
время ребусным, в основе которого лежит фонетический перенос и
который заключается в том, что трудные для изображения словесные
знаки выражаются легкими для изображения знаками, которые
передают слова, такие же или похожие по звучанию на первые. Так,
шумерское слово ti, «жизнь», которое трудно нарисовать знаками,
этот прием позволяет передать при помощи знака «стрела», который
обозначает в шумерском слово ti, «стрела».
И наконец, последний метод состоит в добавлении фонетического, но
не семантического элемента к знаку для облегчения его верного
понимания. Так, по-китайски знак «рука» теоретически может
100
обозначать слова «рука, управлять, дотянуться, нести» и т. д., и,
чтобы выразить слово ган, «нести», к знаку «рука» присоединяется
слог гун, указывая, что его следует читать ган. Эти фонетические
элементы в письменностях Ближнего Востока называются
фонетическими индикаторами. Несмотря на то что они не являются
абсолютно необходимыми для написания слова, в полностью
сформированных системах словесные знаки очень редко встречаются
без своих фонетических индикаторов. Фонетические индикаторы
могут стоять перед словом или после него, и в каждой системе это
диктуют те или иные традиции и предпочтения. В египетском письме
фонетические индикаторы могут окружать знак слова, в
месопотамском и хеттском они обычно следуют за ним. Кроме того,
можно наблюдать разные варианты в том, что касается длины
фонетических индикаторов. В египетской и хеттской системах
фонетические индикаторы могут полностью повторять словесный
знак, в месопотамской явно преобладают частичные фонетические
индикаторы. В китайской системе ситуация несколько иная. Там
фонетический индикатор, будучи добавлен к знаку слова, остается с
ним навсегда, образуя единый словесный знак, состоящий из двух
элементов. Подавляющее большинство китайских словесных знаков
относится к этому классу. Возникновению множества знаков этого
класса способствовал преобладающе односложный характер
китайского языка и проистекающая из этого факта краткость
фонетических индикаторов. Это явление – не уникальный случай в
истории письменности. В шумерском языке мы также находим
несколько знаков, которые часто состоят из основного и
фонетического элементов, как, например, знак в виде головы
животного, который после добавления силлабограммы za читается
как aza, «медведь», а после добавления ug5обозначает слово ug, «лев».
Так называемые «фонетические комплементы» возникли в качестве
фонетических индикаторов, присоединяемых к основному знаку для
облегчения его понимания, как, например, в написании gulul или
gul-ul для gul в шумерском и ṭâbab или ṭâb-ab для ṭâb в аккадском. Из
этого второстепенного положения фонетические индикаторы
поднялись до равного положения с теми знаками, к которым они
присоединялись, что в итоге привело к сокращению основных знаков
до более коротких, например gu(l) или gu и ṭa(b) или ṭa
соответственно. Об этом принципе редукции уже говорилось. В
египетском прикрепление полных фонетических индикаторов к
логограммам со временем изменило значение этих основных
логограмм, сделав их семантическими детерминативами. Именно их
египтологи называют «специфическими детерминативами», как,
например, ɔxsxḥxЖАТb, где детерминатив «жать» встречается только в
101
слове «жать», в отличие от неспецифических детерминативов, таких
как «идти», которые встречаются со всевозможными словами,
выражающими движение.
Только в заимствованных системах письменности мы находим класс
знаков, который не основан ни на одном из шести рассмотренных
выше классов. Этот класс знаков, который я называю
«аллограммами», включает в себя логографические, слоговые и
алфавитные знаки или варианты написания одного письма, которые
используются в качестве словесных или даже фразовых знаков,
заимствованных для другого письма. Так, например, шумерский знак
lugal, «царь», употребляется вместо аккадского šarrum, «царь»;
аналогичным образом, шумерские написания in-lá-e, «он отвесит»,
in-lá-e-ne, «они отвесят», стали заменять išaqqal, išaqqalū, «он
отвесит/они отвесят» соответственно в аккадской письменности, так
же как шумерское igi-lú-inim-inim-ma употреблялось вместо
аккадского ina maḫar sîbī, «при свидетелях». Есть сотни примеров
такого рода словесных и фразовых знаков, которые вполне можно
было бы называть шумерограммами, так как они представляют собой
шумерские написания. Точно так же в хеттской клинописной системе
с той же целью регулярно используются аккадские написания. Среди
сотен примеров можно назвать аккадское id-din, соответствующее
хеттскому pešta, «он дал», аккадское a-na a-bi-ia вместо хеттского
atti-mi, «моему отцу» и т. д. Смешанный тип представлен написанием
dingir-lum, где шумерское dingir, «бог», плюс фонетический
индикатор – lum соответствует аккадскому ilum, «бог», и в целом
заменяет хеттское слово šiwanniš с тем же значением. У этих так
называемых шумерограмм и аккадограмм есть параллели гораздо
более позднего периода, а именно использование арамеограмм в
персидском письме пехлеви, где, например, арамейское слово malkā,
«царь», выступает вместо персидского šāh, «царь». Еще более
поздний пример подобного написания мы видим в современном
чтении латинскогоetc. как «и так далее» и прочих подобных случаях.
Еще одна удачная параллель – написание слова god, «бог»,
латинскими буквами вместо слова agaiyun с тем же значением в
одной из письменностей, введенных недавно у аляскинских
эскимосов.
Иногда на значение могут указывать не только словесные знаки,
образованные при помощи разных методов, но и так называемые
принцип позиции и принцип контекста ситуации, о которых мы
подробно говорили выше.
Из этого краткого рассмотрения различных классов словесных знаков
с очевидностью следует, что один знак может выражать и на самом
102
деле выражает множество разных слов. Один знак может обозначать
не только группу слов, связанных по смыслу, но и – с появлением
фонетизации – слов, сходных по звучанию, но не связанных по
смыслу. Это простая логография в чистом виде. В отличие от
семасиографии, в которой такой знак, как СОЛНЦЕ, передает
значение «солнце» и все связанные с ним идеи, например «яркий,
свет, ясный, блестящий, чистый, белый, день» или даже «солнце
светит, день настал» и т. д., в логографии знак имеет лишь столько
значений, сколько существует слов, которые привычно и
традиционно с ним связаны. Так, в шумерском языке знак СОЛНЦЕ
выражает не менее семи слов, и все они связаны с основным смыслом
«солнце», а в китайском знак СОЛНЦЕ сам по себе обозначает только
слова «солнце» и «день», тогда как слово цин, «чистый, ясный»,
выражается комбинацией знака «солнце» со знаком «цвет»;
слово мин, «яркий, блестящий», – комбинацией знака «солнце» и
«луна»; а слово «белый» – знаком с неизвестным смыслом, очевидно
не имеющим никакого отношения к солнцу. Аналогично, в
египетском слова «солнце, день, белый, свет» передаются рисунком
солнца, но слово txḥxnx, «сияющий», записывается другим знаком,
отличным от знака солнца. Нет таких логографических систем, в
которых знак может обозначать определенную идею со всеми
связанными с нею ответвлениями, так же как нет практически ни
одного случая в этих знаковых системах, когда знаки, будучи
написаны, не предназначались бы для выражения слов или, будучи
прочитаны и истолкованы, не соответствовали бы словам речи. Почти
все такие случаи, которые большинство филологов называют
«идеографией», оказываются при близком рассмотрении
ошибочными. Когда автор хочет выразить слово с помощью
словесного знака, который может обозначать множество слов, он
всеми доступными средствами постарается сделать так, чтобы
читатель наверняка истолковал этот знак именно в том смысле,
который автор в него и закладывал. Прибавление к основному
словесному знаку семантических и фонетических индикаторов,
применение принципа позиции и принципа контекста ситуации – все
это приемы, ведущие к достижению этой цели.
В связи с полемикой «идеография против логографии», которая в
настоящее время разгорается в филолого-лингвистических кругах,
стоит, быть может, отметить следующее: все шумерские и аккадские
грамматики используют термин «идеография», но при этом
Фалькенштейн, Фридрих и Пебель (по его устному заявлению)
образуют небольшую, но заметную группу ученых, не согласных с
этим термином. Египтологи единодушно отдают предпочтение
термину «идеография». В области хеттологии я сам пользовался
103
термином «идеограмма», но позже отказался от него в пользу
термина «логограмма». Что касается китайского языка, то тут
интересно отметить, что еще в 1838 году гениальный
франко-американский ученый Дю Понсо определил китайскую
письменность как «логографическую» или «лексиграфическую», а не
«идеографическую». Употребление термина «идеограмма» Г.Г.
Крилом было подвергнуто критике со стороны Питера А. Будберга.
Слоговые знаки
Хотя с введением фонетизации появилась возможность выразить все
звуки языка в письменной форме, все же ребусный способ письма
оказался недостаточным для практического применения. Системы,
которые позволяли бы выразить слово mandate, «мандат», рисунком
человека (man) плюс рисунок финика (date), или рисунком человека
плюс рисунок финиковой пальмы (date), или даже рисунком человека
плюс рисунок юноши и девушки (date, свидание), можно считать
вполне походящими для современных ребусных загадок с их
элементом умственной гимнастики, но они явно не отвечают
практическим потребностям системы письма, где наибольшее
значение имеют быстрота и точность чтения. По этой причине в
скорейшем времени пришлось договориться о том, чтобы одинаковые
слоги в разных словах писались одинаковыми знаками. Таким
образом, из числа многих возможных знаков нужно было бы выбрать
один, который означал бы слог man независимо от того, в каких
словах он встречается: man, mankind, mandate, woman и т. д.;
аналогично следовало бы выбрать знак и для слога date, в каких бы
словах он ни встречался: date, mandate, candidate и т. д. Конечно,
каждое из этих слов можно было бы также передать с помощью
словесного знака, если таковые существуют в системе, но слоговым
способом эти слова можно было бы написать только знаками,
взятыми из общепринятого силлабария.
Не существует такой вещи, как «стандартный» шумерский,
египетский, хеттский или китайский силлабарий. Фактически мы
располагаем лишь различными шумерскими, египетскими,
хеттскими и китайскими силлабариями, чье употребление
ограничено определенными периодами и определенными областями.
Так, в шумерском силлабарии примерно из 22 разных знаков,
которые читались как du, но каждый при этом соответствовал разным
словам речи, в какой-то момент был выбран один знак, который по
условленному правилу стал обозначать слог du во всех случаях
несемантического написания. Выбранные таким образом слоговые
знаки вошли в состав силлабария, применение которого могло
ограничиваться определенным периодом и определенным регионом.
104
В другом месте и в другое время, возможно, для обозначения этого
слога был выбран другой знак du. Взаимные влияния в ряде случаев
могли привести к появлению более чем одного знака, передававшего
один и тот же слог. Но такие случаи встречаются относительно редко,
за исключением позднейших периодов, когда письменность встала на
путь к упадку.
Это категоричное утверждение может показаться фантастическим
любому, кто хотя бы поверхностно знаком с месопотамскими
списками знаков и кто помнит огромное количество перечисленных
там знаков-омофонов. Утверждение о наличии почти бесконечного
числа омофонов, конечно, верно для всего месопотамского
силлабария в целом, но оно, разумеется, не касается отдельных
силлабариев, применявшихся в отдельных регионах и периодах. Тот,
кто возьмет на себя труд подсчитать количество отдельных знаков со
слоговыми значениями в одной ограниченной области и в отдельный
период – как я фактически и сделал в ряде случаев, – легко придет к
выводу, что одинаковые слоги обычно выражаются только одним
знаком. В доказательство пусть староассирийские и старовавилонские
силлабарии скажут сами за себя. Последний, составленный на основе
кодекса законов Хаммурапи, представлен здесь в транслитерации в
виде таблицы, где показаны только чтения с одним согласным
(рис. 57). Чтения с несколькими согласными, разумеется, очень редко
бывают омофонными. Использование более чем одного знака для
отдельного звука, как в случае сибилянтов, обусловлено переходным
характером старовавилонского силлабария времен Хаммурапи.
Читателю излишне напоминать о том, что принцип экономии в
письменности, на который я так часто ссылаюсь в этой книге,
однозначно противоречит существованию неограниченной
омофонии знаков.
Что справедливо для месопотамских силлабариев, также справедливо
и для других восточных систем. Например, в классическом хеттском
иероглифическом силлабарии, имевшем хождение в Сирии около
800 года до н. э., полностью отсутствует ряд значений знаков,
которые встречаются в более ранних надписях из Анатолии.
Компактность Египетского государства препятствовала столь сильной
дифференциации, но и в Египте мы тоже находим силлабарии, чье
распространение ограничивалось определенными периодами и
районами. Еще труднее говорить о стандартном китайском
силлабарии.
105
Рис. 57. Знаки с одним согласным из старовавилонского силлабария
По существу, невозможно не только говорить о «стандартных»
силлабариях в словесно-слоговых письменностях, но и делать даже
какие-либо уверенные утверждения о силлабариях разных периодов
и регионов. Народы, пользовавшиеся словесно-слоговыми
письменностями, конечно, не различали логографические и слоговые
знаки так, как это делаем мы. О своем письме они знали лишь то, что
все знаки первоначально обозначали слова их языка и что в
определенных условиях некоторые из этих знаков могут играть роль
слогов. Однако тот факт, что люди, пользовавшиеся
словесно-слоговыми письменностями, по-видимому, не удосужились
составить специальных списков слоговых знаков, еще не означает,
что в реальной практике они не старались отличать словесные знаки,
используемые только логографически, от тех, которые
использовались и логографически, и силлабически. По этой причине
небрежность, которую проявляют современные филологи, когда не
проводят четкого различия между словесным и слоговым
употреблением, непростительна. Только в области хеттской
106
иероглифики списки слоговых значений были составлены еще на
самых ранних этапах расшифровки. Что же касается клинописи, то в
настоящее время имеется несколько списков слоговых значений для
аккадского языка, а вот такого же списка для шумерского пока не
существует. Бросается в глаза путаница в учебниках египетского
языка, когда к «фонограммам» (в отличие от «идеограмм») отнесены
знаки не только с одним и двумя согласными, но и знаки с тремя
согласными, которые – за несколькими «своеобразными»
исключениями – используются в египетском только логографически.
Даже в китайском должны существовать какие-то принятые
условности касательно выбора словесных знаков, используемых в
качестве слоговых, когда необходимо транслитерировать на
китайский и правильно прочесть иностранные собственные имена
описанного ниже типа.
Слоговые знаки, очевидно, возникли из словесных. Этот процесс идет
сравнительно просто в языках, где преобладают односложные слова,
как, например, китайский или шумерский, в которых легко выбрать
односложные знаки из односложных слов. Так, в шумерском
слог а происходит от словесного знака А, обозначающего «вода», ti от
словесного знака TI – «стрела» или «жизнь», gal от словесного знака
GAL – «большой». В египетском было относительно просто создать
слоговые знаки, содержащие два согласных, как, например, в
силлабограмме mxnx из словесного знака mxnx, «чертежная доска»,
или wxrx из словесного знака wxrx, «глоток, большой». Однако
образование односложных знаков с одним согласным сталкивалось с
трудностями, поскольку египетский язык содержал очень мало таких
односложных слов. Эти трудности удалось преодолеть за счет выбора
односложных слов, оканчивающихся на так называемый «слабый»
согласный, например, ɔ, y, w, или на окончание женского рода – t,
которым можно было пренебречь при чтении знака. Так, словесный
знак rхɔx, «рот», приобрел слоговое значение rx, а слово nxtx, «вода»,
привело к появлению слогового знака nx.
Что касается слоговых знаков ḏx из ḏxtx, более старое *wxɔxḏxixtx,
«змея», и, возможно, dx из *ixdx, «рука», то, по всей видимости, здесь
нужно допустить опущение начального w или y, довольно частое в
семитских языках.
Распространенная идея о том, что слоговые чтения часто возникали
благодаря акрофоническому принципу, согласно которому знаки
приобретают чтение, соответствующее началу целого слова, вряд ли
может быть верной для восточных систем письменности. Вопреки
утверждению Зете, нет никаких доказательств существования
акрофонии в шумерской или мексиканской письменностях. Наличие
107
слогового знака tu наряду со словом tud, «нести», означает не то, что
tu появилось по акрофоническому принципу от tud, а то, что исходное
слово tud могло приобрести и в действительности приобрело в
результате фонетического процесса произношение tu, из которого и
получилось укороченное слоговое значение tu. В обычном египетском
письме нет ни следа акрофонии; лишь в конце периода его упадка
встречаются несколько примеров акрофонии в энигматических
египетских текстах. Для полноты картины следует отметить, что в
хеттском письме, помимо таких обычных случаев, как знак РУКА с
чтением pi-, «давать», используемый для слога pi, или знак ПЕЧАТb с
чтением śiya-, «запечатывать», используемый для слога śi,
встречаются некоторые другие слоговые знаки, чье употребление в
качестве логограмм не подтверждено. Необычный способ создания
слоговых знаков можно увидеть на примере хеттского знака гни,
представленного комбинацией знаков и и те. И наконец, мы должны
обратиться к страницам… и далее, где рассматривается и отвергается
гипотеза о существовании акрофонии в западносемитском
силлабарии.
Стандартизация силлабариев шла разными путями в разных
восточных письменностях (рис. 58). Шумерский силлабарий и
развившиеся из него системы состоят из знаков, которые, как
правило, представляют собой один слог, оканчивающийся на
гласный или согласные, реже два слога. Египетская система, как и
месопотамская, содержит как односложные, так и двусложные знаки,
но, в отличие от месопотамской, она не указывает гласных. Хеттский
силлабарий ограничивается односложными знаками,
оканчивающимися на гласный.
Рис. 58. Типы слоговых знаков в словесно-слоговых письменностях
108
Китайский силлабарий похож на месопотамский, однако он выражает
лишь односложные знаки, оканчивающиеся на гласный или
согласный. Ни одна из систем не содержит знаков для слогов с двумя
или более смежными согласными звуками, такие как amt, tma и т. д.
Следует отметить, что сочетание ng в такой английской
транслитерации китайских слов, как ming, kung (мин, гун) и т. и.,
передает не два смежных согласных звука, а носовой звук р. Чтобы
выразить в китайском слоги со смежными согласными, пришлось
пойти обходным путем; так, amt можно записать в виде am-t(a),
a-m(a)-t(a) и т. и., a tma можно выразить в виде t(a)-ma и т. п.
Вспомогательные отметки
Наряду со словесными и слоговыми знаками во всех четырех
восточных системах есть третий класс знаков, состоящий из
вспомогательных отметок, то есть таких знаков, как знаки
препинания, а в некоторых системах – детерминативов или
классификаторов. Их главной чертой является то, что при написании
или чтении эти знаки не имеют определенных соответствий в речи,
но используются для облегчения понимания знака или группы
знаков или контекста в целом[17].
Вспомогательные знаки в восточных системах систематически не
изучались, и, поскольку этот вопрос уведет нас далеко от главной
темы нашего исследования, мне представляется предпочтительным
совершенно исключить его из нашего разговора.
Словесно-слоговое письмо
Все четыре восточные системы похожи в том, что на протяжении
своей долгой истории сохранили смешанное словесное и слоговое
написание. Однако они отличаются друг от друга по некоторым
специфическим характеристикам, которые мы сейчас и рассмотрим.
Обычное шумерское письмо состоит из словесных и слоговых знаков,
но первые используются главным образом для выражения
существительных и глаголов, а вторые чаще встречаются в написании
имен собственных, местоимений и грамматических формативов.
Такое употребление, однако, ни в коей мере нельзя назвать
обязательным. «Жаргонный» диалект шумерского эме-саль пишется
почти исключительно слоговыми знаками. Преобладание слоговых
знаков также часто встречается и в некоторых клинописях, которые
произошли из шумерской, как, например, староаккадская и
староассирийская системы.
Египетское письмо тоже до самого конца сохранило свой
словесно-слоговый характер. Как и в клинописи, их употребление
109
менялось в разные периоды. Например, в раннеегипетских текстах из
пирамид мы видим преобладание слогового написания по сравнению
с большинством более поздних египетских текстов. Кроме того, мы
располагаем целым рядом текстов саисского периода середины
первого тысячелетия до н. э., которые из-за почти полного отсутствия
словесных знаков и многосогласных слоговых знаков производят
впечатление односогласной слоговой письменности, которая
практически совпадает с западносемитской.
В позднем хеттском письме слоговый характер утвердился настолько
прочно, что словесные знаки почти полностью из нее исчезли.
Например, короткая надпись из Эркилета, приведенная на рис. 39,
написана исключительно слоговыми знаками, форма которых
совпадает с кипрской. Учитывая, что хеттская иероглифика была
расшифрована лишь недавно, пожалуй, будет небезынтересно дать
здесь полную транслитерацию и перевод текста, чтобы читатели
могли сами судить об успехах расшифровки:
Рис. 59. Хеттская иероглифическая надпись из Эркилета
Обычное китайское письмо, в отличие от письменностей трех других
восточных систем, почти исключительно логографическое. Лишь
иностранные собственные имена, а иногда и слова иностранного
происхождения, записываются слоговым способом.
В заключение нашего разговора о восточных системах письменности
взглянем на таблицу (рис. 60), где показано численное соотношение
словесных и слоговых знаков:
Рис. 60. Численное соотношение словесных и слоговых знаков в
словесно-слоговых письменностях
110
Подсчитано, что самая древняя шумерская письменность (Урук IV–II)
содержала примерно 2000 разных знаков, тогда как в более поздний
период Фары их насчитывалось всего лишь 800, и их число еще
сократилось до 600 в ассирийский период. Этот процесс хорошо
иллюстрируется сокращением количества разных знаков,
обозначавших слово «овца» в период раннего Урука, с 31 знака до
одного в более позднее время. Уменьшение количества знаков
следует принципу конвергенции, согласно которому одни словесные
знаки устраняются и заменяются другими вариантами написания.
Мы не располагаем сравнительной статистикой для ранней
египетской, хеттской и китайской письменности, однако совершенно
ясно, что хеттская письменность, по крайней мере на ранних стадиях,
использовала ряд знаков, впоследствии полностью исчезнувших.
Возможно, на самых ранних ступенях китайская письменность
прошла через аналогичный процесс, но в более поздние периоды мы
видим следующую картину: около 3000 знаков примерно в 200 году
до н. э., 9353 знаков к 100 году н. э. и около 50 000 знаков в наше
время. Этот рост числа знаков, следующий принципу дивергенции,
кажется на первый взгляд обратным тому процессу, который
происходил в шумерском письме; однако в действительности эти два
события не противоположны. 50 000 китайских знаков представляют
собой не 50 000 различных изображений, которые можно было бы
сравнить с 600 шумерскими знаками, которые первоначально
являлись разными рисунками. Мне неизвестно ни точное число
основных рисунков для 50 000 китайских знаков, ни вообще взял ли
кто-нибудь на себя труд его подсчитать. Сегодня существует 214
ключей, в соответствии с которыми классифицируются китайские
знаки, и это число было сокращено с количества 540 ключей,
использовавшихся в старом китайском словаре Шо-вэнь (около 100
н. э.). Количество ключей в Шо-вэнь, возможно, приблизительно
соответствует количеству основных знаков китайской письменности.
Все дополнительные знаки представляют собой не новые рисунки, а
либо комбинацию основных знаков, либо, что чаще, комбинацию
основных знаков и фонетических индикаторов. В отличие от
практики, принятой на Ближнем Востоке, где знаки с разными
фонетическими индикаторами считаются одним знаком, в китайском
знаки с разными фонетическими индикаторами считаются
отдельными знаками. Это как если бы в одной системе письменности
знаки †s (то есть словесный знак «крест» плюс фонетический
индикатор s для слова «крест») и †d («умер») считались одним
знаком, то есть †, а в другой – двумя знаками, то есть †s и †d,
111
соответственно. В этом и заключается причина невероятно огромного
числа китайских знаков.
В качестве иллюстрации словесно-слогового письма на рис. 61
представлено одно и то же предложение, написанное в рамках
шумерского, египетского, хеттского и китайского письма. В каждом
случае в первом ряду приведена познаковая транслитерация, во
втором – примерная транскрипция, а в третьем – пословный перевод.
Семантические элементы, такие как знаки слов и детерминативы,
транслитерированы малыми прописными буквами, а фонетические
элементы – строчными. При составлении египетских и китайских
предложений мне помогали профессор Уильям Ф. Эджертон и
профессор Чэнь Мэн-цзя соответственно.
Рис. 61. Одно и то же предложение, написанное по правилам разных
словесно-слоговых письменностей
В связи с китайским примером следует отметить, что, когда я
представил соответствующее английское предложение специалисту
по китайскому языку с просьбой переложить его на китайские
иероглифы, он отказался, сказав, что китайская транслитерация
112
собственных имен будет совершенно непонятной по причине
логографического характера китайской письменности. Тогда я
обратился с просьбой о транслитерации к профессору Чэню и год
спустя в качестве проверки показал это предложение, написанное
китайскими иероглифами, другому китайскому ученому, профессору
Дэн Сыюю. Последний правильно понял все предложение и верно
прочел все собственные имена, в том числе и те, которых никогда не
слышал раньше, например Синь-му-ба-ли-дэ. Конечно, это не
доказывает, что процесс транслитерации иностранного предложения
китайскими иероглифами так же прост, как и знаками других
словесно-слоговых письменностей. Но это все же означает, что
китайское письмо, несмотря на его в высшей степени
логографический характер, имеет ограниченное число словесных
знаков, которые можно использовать в определенной слоговой
функции для выражения иноязычных слов и имен.
Глава 4
Слоговые письменности
От семи восточных письменностей, о которых мы говорили в
предыдущей главе, произошли четыре типа слоговых систем:
клинописное слоговое письмо, такое как эламское, хурритское и
т. д. – от месопотамской клинописи; западносемитское слоговое
письмо, такое как протосинайское, протопал естинское, финикийское
и т. д. – от египетской иероглифики; кипрское слоговое письмо, а
может быть, и пока малоизученные фестское и библское – от
критского письма; и, наконец, японское слоговое письмо – от
китайского. В своем изложении мы начнем с описания различных
слоговых систем, после чего рассмотрим в целом их основные
структурные особенности.
Клинописные силлабарии
Говоря о месопотамской письменности, мы отметили, что в
отдельные периоды и в отдельных областях она имела больше
характеристик слоговой, нежели словесно-слоговой системы. Так,
например, староаккадские надписи, тексты на диалекте эмесаль
шумерского языка и каппадокийские тексты староассирийских
купцов написаны в значительной мере слоговыми знаками, тогда как
немногие использованные там словесные знаки встречаются лишь в
некоторых наиболее распространенных выражениях языка.
Производные клинописные силлабарии, которые мы будем
рассматривать в этой главе, не слишком отличаются по своему
характеру, хотя употребление слоговых знаков значительно
113
расширено и систематизировано. Не существует клинописного
силлабария в строгом смысле слова, который можно было бы
сравнить, например, с финикийским или кипрским слоговым
письмом. Фактически мы располагаем только различными
клинописными силлабариями, употребляемыми наряду с
более-менее ограниченным количеством словесных знаков.
В число производных клинописных силлабариев можно включить
эламское, хурритское, урартское, хаттское, лувийское и палайское
письмо. Все эти системы были заимствованы из месопотамской
клинописи другими народами, живущими к северу и северо-западу от
долины Двуречья.
Когда в середине третьего тысячелетия до н. э. эламиты отказались от
собственной протоэламской письменности в пользу системы,
заимствованной непосредственно из клинописи, они ввели у себя
письмо, состоящее примерно из 131 слогового знака, 25 словесных и 7
детерминативов. Тем не менее следует отметить, что соотношение 131
слогового знака с 32 словесными знаками и детерминативами,
наблюдаемое в списках знаков, даже приблизительно не
соответствует преобладанию слогового написания в реальных
текстах. Было бы столь же неверно сделать вывод, что в нашей
собственной письменности отношение буквенных к словесным
написаниям составляет примерно 26 к 10, потому что в английском
письме есть 26 букв и 10 цифр (словесных знаков). Поздняя эламская
клинописная система упрощена еще больше, так как состоит, по
Вайсбаху, лишь из 113 знаков, из которых 102 – слоговые, а 11 –
словесные знаки и детерминативы. Значительное преобладание
слоговых написаний достоверно засвидетельствовано в хурритской
письменности, имевшей хождение в Северной Месопотамии, Сирии и
Восточной Анатолии в середине второго тысячелетия до н. э. Даже
поверхностного взгляда на письмо Тушратты, царя Митанни,
достаточно, чтобы увидеть, как редко там использовались словесные
знаки в сравнении со слоговыми: среди сотен слоговых знаков
разбросано не более чем 1–3 словесных знака. Урартские, или
ваннские, надписи из Армении, датируемые первой половиной
первого тысячелетия до н. э., по всей видимости, имеют несколько
большую долю словесных знаков, чем хурритские. В хаттских,
лувийских и палай-ских текстах, обнаруженных в архивах Богазкея –
столицы империи хеттов, почти исключительно использованы
слоювые знаки. На этих малоизвестных языках говорили народы,
жившие в разных районах Центральной Анатолии.
Среди письменностей, заимствованных из Месопотамии иными
народами, единственная, которая строго следовала за своим
114
прототипом в сохранении большого количества словесных знаков, –
это так называемая «хеттская клинопись». Это письменность тысячи
обнаруженных в Богазкее клинописных табличек, которая
использовалась для языка, который наряду с иероглифическим
хеттским был одним из двух официальных языков Хеттского царства.
Близкое следование хеттской клинописи за ее месопотамским
прототипом вполне может объясняться существованием в Богазкее
письменной традиции, находившейся под значительным влиянием
месопотамской цивилизации.
Западносемитские силлабарии
В дальнейшем изложении термин «семитский» (письмо, алфавит,
силлабарий) имеет смысл исключительно «западносемитский»
и относится к письменностям тех народов, которые говорили на
северо-западных семитских (финикийский, древнееврейский,
арамейский и др.) и юго-западных семитских (северноаравийский,
южноаравийский, эфиопский и др.) языках. Вместо термина
«восточносемитский» везде использован термин «аккадский» с его
ассиро-вавилонскими ответвлениями.
Прежде чем приступить к рассмотрению характера и происхождения
семитских силлабариев, для начала следует познакомиться с
различными системами письма, возникшими во втором тысячелетии
до н. э. на огромной территории, населенной семитскими народами,
простершейся от Синайского полуострова до Северной Сирии.
Зимой 1904/05 года английский археолог сэр Уильям М. Флиндерс
Питри обнаружил несколько каменных надписей неизвестного типа
письма недалеко от местности Серабит-эль-Хадим на Синайском
полуострове. Его открытия сразу же вызвали интерес в научном мире,
благодаря чему на Синай были отправлены несколько экспедиций с
целью отыскать новые надписи того же типа. До сих пор было
найдено несколько десятков надписей. Их датировка по-прежнему
остается спорной, хотя большинство ученых в настоящее время,
по-видимому, согласны с тем, что они относятся примерно к
1600–1500 годах до н. э., причем эта датировка основана главным
образом на археологии. Неспециалисты должны быть осторожны,
чтобы не спутать эти протосинайские надписи с гораздо более
поздним «синайским» письмом, которое считается связующим
звеном между набатейской и арабской письменностью.
115
Рис. 62. Протосинайская надпись
Протосинайские надписи встречаются на камне, часто на статуях
богинь, и, очевидно, были сделаны семитами, работавшими на
добыче меди и бирюзы в районе Серабит-эль-Хадима. Английский
египтолог Алан X. Гардинер заложил основу для расшифровки
письма, предположив, что четыре знака, найденные на некоторых
статуях (как на рис. 62), следует читать как В‘1Г Это прочтение имени
известной семитской богини Балат, казалось, подтверждалось тем,
что в развалинах Серабит-эль-Хадима был обнаружен храм
египетской богини Хатхор, с которой, возможно, отождествлялась
Балат. Однако успехи расшифровки протосинайских надписей после
Гардинера были столь незначительны, что даже ее элементарные
основы, предложенные Гардинером, стали вызывать сомнения. В
какой-то степени процесс затрудняли не только нехватка материала
для сопоставления, но и фантастические реконструкции некоторых
ученых, которые пытались прочесть в этих надписях имена Яхве и
Моисея и историю странствий еврейского народа! В
действительности же тексты не могут содержать ничего более
сложного, нежели простые обеты. Недавнее исследование,
проведенное У.Ф. Олбрайтом, позволяет нам продвинуться намного
дальше на пути к окончательной расшифровке протосинайского
письма. Ради полноты картины следует упомянуть две
фрагментарные надписи с Синайского полуострова, где использованы
знаки, не похожие на знаки обычных протосинайских надписей.
Перечень знаков, найденных в протосинайских надписях, приведен
на рис. 63 по Лейбовичу.
Двигаясь на север от Синая, мы попадаем в Палестину, где также
были сделаны важнейшие для истории письма открытия. В таких
удаленных друг от друга местах, как Бейт-Шемеш, Эль-Хадр, Гезер,
Лахиш, Мегиддо, Сихем, Тель-эль-Хеси, Тель-эс-Сарем и, возможно,
Иерусалим и Тель-эль-Аджуль, найдены различные предметы, в
основном горшки и черепки, с короткими надписями, которые
содержат знаки, иногда напоминающие протосинайские надписи,
иногда совершенно непохожие. Поскольку известно меньше десятка
этих надписей, важность палестинских находок заключается не в их
116
количестве, а скорее в числе населенных пунктов, где обнаружены
тексты, что позволяет нам сделать важный вывод о том, что письмо
было достаточно широко распространено в Палестине еще за
несколько веков до вторжения евреев. Одного взгляда на дошедшие
до нас надписи (рис. 64) достаточно, чтобы понять, они должны
относиться к разным периодам. Конечно, точно датировать их пока
еще невозможно, но мы не слишком ошибемся, если отнесем
фрагменты из Гезера и Сихема (№ 1–2) примерно к 1600–1500 годам
до н. э., а некоторые надписи из Лахиша (№ 7–8, 10–11) примерно к
1300–1200 годам до н. э. У нас нет исчерпывающего списка знаков, и
пока невозможно даже установить, представляют ли
протопалестинские надписи одну или несколько систем
письменности.
Здесь же следует упомянуть и несколько надписей второго
тысячелетия до н. э., обнаруженных за пределами Палестины и пока
еще не прочитанных, так как они вполне могут представлять собой
одну из многочисленных попыток создания системы, которые в то
время стали возникать по всему миру, словно грибы после дождя.
Среди них первое место принадлежит коротким загадочным
надписям, найденным в Кахуне, (Фаюм, Египет, см. рис. 65), которые
предположительно датируются концом XII династии Египта, то есть
первой половиной второго тысячелетия до н. э.
Еще одна нечитаемая надпись на стеле из черного базальта недавно
обнаружена в Балуахе, Трансиордания (рис. 66). По мнению Этьена
Дриотона, она датируется временем после Рамсеса III (около
1200–1168 до н. э.).
Загадочная надпись из трех строк найдена на каменном фрагменте в
сирийском Библе (рис. 67). Ниже мы рассмотрим аналогичный тип
письма, представленный библским слоговым письмом и,
предположительно, развившийся под влиянием Эгейского. Еще одна
не поддающаяся расшифровке надпись обнаружена на статуэтке из
Библа.
117
118
Рис. 63. Протосинайская письменность
119
Рис. 64. Протопалестинские надписи
Рис. 65. Загадочные надписи из Кахуна в Фаюме (Египет)
Одна из величайших археологических находок всех времен была
сделана около двадцати лет назад в малоизвестной деревушке
Рас-Шамра, расположенной в нескольких милях к северу от Латакии
(древняя Лаодикия) в Сирии. Подземный туннель, случайно
120
найденный в 1928 году местным крестьянином, впоследствии повлек
за собой систематические раскопки участка, на котором скрывались
руины древнего процветающего города Угарит. С точки зрения
истории письменности, важнейшим открытием стали несколько
глиняных табличек, написанных своеобразной клинописью (рис. 68),
категорически отличающейся от любой другой известной нам
клинописи.
Рис. 66. Загадочные надписи на стеле из Балуаха в Трансиордании
Рис. 67. Загадочная надпись из Библа, Сирия
Так как письмо состоит из небольшого количества знаков, а слова
разделяются специальной пометкой, расшифровка не представляла
никакого труда. На самом деле в течение всего лишь нескольких
121
недель после публикации первых текстов систему независимо друг от
друга расшифровали Ганс Бауэр, Эдуард Дорм и Шарль Виролло –
это пример одной из самых скорых расшифровок в истории.
Угаритское письмо состоит из 30 знаков, 27 из которых относятся к
обычному семитскому типу, обозначающему согласный плюс любой
гласный. Исключением для семитской системы является
использование трех знаков, обозначающих ɔа, ɔi и ɔu
соответственно(рис. 69). Надпись датируется примерно XIV веком до
н. э. и используется для древнееврейского языка, а также
хурритского, который в тот период был широко распространен на
обширной территории Северной Сирии и Месопотамии.
Рис. 68. Табличка из Рас-Шамры
Разновидность угаритского письма недавно обнаружена в двух
надписях из Бейт-Шемеша и на горе Фавор в Палестине, что
позволяет предположить, что в Палестине в середине второго
тысячелетия до н. э. мог использоваться вид клинописи, сходный с
угаритской.
122
Примерно до середины 1920-х годов считалось, что старейшая
семитская надпись, сохранившаяся в так называемом алфавитном
письме, представляет собой знаменитый «Моавитский камень» –
стелу царя Меши, который датируется серединой IX века до н. э. С той
поры мы накопили значительно больший объем знаний о семитской
эпиграфике, в основном благодаря новым находкам из Библа,
которые позволяют более точно хронологически классифицировать
письменный материал, дошедший до нас с самых ранних периодов.
В настоящее время старейшей из семитских надписей в новой форме
является надпись на саркофаге царя Ахирама, а также сграффито,
вырезанное на одной из стен его гробницы, обнаруженной в Библе
(рис. 70). Обычная датировка надписей Ахирама как относящихся к
XIII веку до н. э. опирается исключительно на стратиграфические
реконструкции на основе сопоставления с египетскими материалами
(см. ниже). Эпиграфически более новыми являются надписи
Азарбаала и Йехимилка из Библа и бронзовый наконечник стрелы из
Рувейсы в Ливане. И наконец, примерно к X веку до н. э. относится
надпись Абибаала, исторически датируемая временем египетского
царя Шешонка I (около 945–924 до н. э.), и надпись Элибаала,
датируемая царствованием Осоркона I (около 924–895 до н. э.), сына
Шешонка I. Предложенная Дюнаном датировка надписей
Шапатбаала и Абдаа XVIII и XVII веками не имеет под собой
оснований.
123
Рис. 69. Силлабарий табличек из Рас-Шамры
В связи с датировкой самых ранних финикийских надписей я
вынужден предостеречь читателя. Эпиграфические различия между
старейшими надписями – такими, как надписи Ахирама, – и более
поздними – такими, как надписи Абибаала и Элибаала, – настолько
незначительны, что есть все основания усомниться в том, насколько
правильно предполагать, что их разделял промежуток в триста лет.
Поскольку датировка надписей Абибаала и Элибаала X веком не
подлежит сомнению, отнесение надписи Ахирама и связанных с нею
надписей к периоду примерно на двести лет позже представляется
гораздо более удовлетворительной с эпиграфической точки зрения.
124
Рис. 70. Надпись царя Ахирама из Библа
Исходя из наших знаний о самых ранних семитских письменностях,
мы можем воссоздать следующую картину.
Протосинайские надписи приблизительно 1600–1500 годов до н. э.
выполнены в рамках системы, состоящей из небольшого числа знаков
отчетливо рисуночного характера. Другими словами, в большинстве
случаев в каждом знаке можно без особого труда узнать исходный
рисунок. Сколько именно в ней знаков, неизвестно, так как
подсчитанное Лейбовичем количество в 31 знак, возможно, придется
несколько уменьшить, учитывая, что некоторые знаки, которые он
считает как самостоятельные, могут оказаться лишь вариантами
одного и того же знака.
Протопалестинские тексты из Гезера, Сихема и т. д. относятся
примерно к тому же периоду, однако они просуществовали
приблизительно до 1100 года до н. э. Хотя некоторые знаки в старых
надписях имеют рисуночный характер, знаки в более поздних
протопалестинских надписях в основном являются линейными.
Количество знаков неизвестно. Из-за скудости материала
невозможно провести какие-либо четкие сравнения между
протосинайской и протопалестинской письменностями. Вторая
может представлять собой одну или несколько попыток создания
системы, идентичной по внутренней структуре, но все же формально
отличающейся выбором знаков от системы протосинайских
надписей.
Пока еще совершенно нерасшифрованные надписи из Кахуна,
Балуаха и Библа могут также представлять собой попытки создания
125
системы, аналогичной по внутренней структуре системе
протосинайских и протопалестинских надписей. Везде в них знаки
имеют линейный характер.
Угаритское письмо XIV века до н. э. состоит из клинописных знаков и,
следовательно, по форме относится к линейным. Попытки некоторых
ученых вывести угаритскую систему из протосинайской или
месопотамской клинописи не увенчались успехом. Хотя иноземное
влияние могло сыграть важную роль в выборе отдельных знаков, в
большинстве случаев форма угаритских знаков является результатом
свободного индивидуального творчества.
И наконец, около 1000 года до н. э. появляются самые ранние
надписи из Библа (царя Ахирама и т. д.), написанные в рамках
системы из 22 знаков, чисто линейных по внешнему виду. Из всех
многочисленных попыток создать новое письмо, предпринятых
семитами второго тысячелетия до н. э., эта, безусловно, оказалась
самой успешной. Непосредственно из этого письма, как с точки
зрения структуры, так и формы, происходят три из четырех главных
основных ответвлений семитского письма, представленные
финикийской (рис. 71), палестинской (рис. 72) и арамейской (рис. 73)
ветвями. Четвертое ответвление, представленное южноаравийской
ветвью (рис. 74), может лишь косвенно происходить от финикийского
прототипа. Южноаравийская письменность, по-видимому, возникла в
первой половине первого тысячелетия до н. э., хотя некоторые
ученые выдвигали и более ранние, и более поздние сроки.
Письменность состоит из 29 знаков, число которых практически
совпадает с числом знаков угаритской письменности, но на 7
превышает количество знаков в финикийской. Все формы
южноаравийской письменности линейные; хотя некоторые из них
идентичны формам финикийского письма, большинство возникло
независимо.
126
Рис. 71. Финикийская надпись с Кипра
Таблица на рис. 75 представляет собой попытку свести воедино знаки
наиболее важных семитских письменностей с их соответствующими
значениями. Обратите внимание на большое сходство формы и
количества знаков в финикийской, палестинской и арамейской
системах. Большее количество знаков в угаритской, южноарабской,
эфиопской и арабской системах обусловлено тем, что эти языки
содержат большее количество звуков, нежели другие семитские
языки.
В случае с угаритским письмом на создание дополнительных знаков
также могла повлиять необходимость транслитерировать звуки
хурритского языка, отсутствующие в семитском.
Утверждая, что библское письмо времен Ахирама можно назвать
прототипом всех последующих семитских систем, мы не хотим
сказать, что это письмо было обязательно изобретено в Библе или
даже в Финикии. Так случилось, что древнейшие дошедшие до нас
надписи этой новой формы письма происходят из Библа и Финикии,
но никто не может отрицать, что практически любую область на
обширной семитской территории, простирающейся от Синая до
Северной Сирии, можно (по крайней мере теоретически)
рассматривать как место рождения всех семитских письменностей.
127
Рис. 72. Ханаанская надпись моавитского царя Меши
128
Рис. 73. Арамейская надпись Бар-Ракиба из Зынджырлы
Рис. 74. Южноарабская надпись
129
Такова в общих чертах история происхождения семитских
письменностей, начиная от разнообразных попыток середины
второго тысячелетия до н. э. и заканчивая созданием полноценной
системы, которая после 1000 года до н. э. завоевала семитский мир.
Наша следующая задача состоит в том, чтобы исследовать
происхождение этой семитской письменности. Поскольку это одна из
самых обсуждаемых тем в области востоковедения, по этому вопросу
можно было бы легко написать целую книгу. Простое перечисление
различных мнений потребовало бы написать пространную главу,
совершенно выходящую за рамки нашего исследования. Поэтому
достаточно будет упомянуть, что едва ли существует письменность на
Ближнем Востоке и даже за его пределами, которую тот или иной
ученый не считал бы архетипом семитской. Среди многих
письменностей, предлагавшихся в качестве прототипов, следует
отметить хотя бы египетскую во всех трех ее формах
(иероглифической, иератической и демотической), ассирийскую,
вавилонскую, шумерскую, критскую, кипрскую, хеттскую,
южноаравийскую и даже германские руны. Из них на сегодняшний
день наибольшей популярностью пользуется египетская теория. Во
всех случаях подход к вопросу был практически одинаков, поскольку
он почти исключительно основывался на сравнении формы. Обычная
интерпретация такова: во-первых, формы семитского письма
произошли непосредственно из форм египетского
(иероглифического, иератического или демотического); далее,
значения египетских словесных знаков были переведены на
семитский язык, так получились названия знаков; и, наконец,
семитские значения отдельных знаков произошли из
соответствующих названий путем так называемого «акрофонического
принципа». Так, например, сначала семиты переняли египетский
знак «дом»; затем египетское слово pxrx, «дом», было переведено
семитским словом bêth (или подобным) и стало названием буквы; и,
наконец, знак bêth получил значение b в соответствии с
акрофоническим принципом. Происхождение семитского письма от
египетского в определенной степени подтверждается тем фактом, на
который ссылались различные ученые, что и египетский, и семитский
«алфавиты» тождественны в том, что в них отсутствуют знаки для
гласных. Необходимость доказать еще саму эту кажущуюся
тождественность лишь показывает, насколько ученых ослепила
мнимая важность результатов формальных сравнений при полном
пренебрежении к характеру внутренней структуры. Кроме того,
развитию египетской теории способствовало открытие
протосинайских надписей, которые были выполнены семитами,
населявшими территорию, подвластную Египту, и этот факт сразу же
130
подталкивает к выводу, что протосинайские знаки и есть то самое
долгожданное «недостающее звено» между египетскими и более
поздними семитскими формами.
Рис. 75. Сравнительная таблица знаков важнейших семитских
письменностей
Так обстояли дела, пока примерно пятнадцать лет назад группа
ученых с иным подходом к проблеме не взялась изучить
происхождение семитского письма. Их главная мысль заключалась в
том, что при исследовании систем письменности формальному
сравнению знаков придается излишне большое значение в ущерб
внутренним структурным характеристикам. Этот подход нельзя
назвать совершенно новым. Уже в годы Первой мировой войны и
чуть позже А. Герц и К.Ф. Леманн-Хаупт высказывали эту идею и
приводили в доказательство данные многих письменностей,
созданных примитивными народами. Эти письменности содержали
знаки, изобретенные независимо, но имевшие такие внутренние
131
структурные характеристики, которые могли появиться только под
влиянием европейцев. Однако лишь недавно новый подход обрел вес
благодаря ряду статей Йоханнеса Фридриха, Рене Дюссо и Ганса
Бауэра. Наиболее ценной для вопроса происхождения семитского
письма является четкая и логичная трактовка, сделанная в посмертно
опубликованном труде Бауэра, которая послужила основой для
нижеследующего изложения. Это поистине прискорбное
свидетельство консервативной позиции некоторых
ученых-востоковедов, что примерно из десятка статей по вопросу
происхождения семитского письма, опубликованных в нашей стране
в последние годы, ни одна не принимает во внимание новый
революционный подход.
Выше уже говорилось, что основной принцип старой школы
исследователей происхождения семитского письма заключается в
том, что классическое семитское письмо (начиная со времен
Ахирама) состоит из определенного количества знаков, форма
которых заимствована из какой-то другой системы. Напомним, что
даже если в настоящее время предпочтение среди восточных систем
отдается египетской, нет согласия по вопросу о том, какую форму
египетского письма – иероглифическую, иератическую или
демотическую – следует принимать за прототип семитских форм.
Даже если ограничить круг проблем, придя к согласию относительно
какой-то из этих форм, скажем иероглифической, по-прежнему
нерешенным остается вопрос, какие из нескольких сотен
иероглифических знаков послужили основой для 22 семитских
знаков. Отсюда ясно, что любые попытки вывести семитские знаки из
того или иного восточного письма, или из той или иной формы
египетского письма, или из какой-либо группы знаков в пределах
этой формы имеют столько недостатков, что это не позволяет
согласиться ни с одной из них. Для сравнения возьмите очевидное и
общепринятое происхождение форм греческого алфавита из
семитского письма, хурритской клинописи из месопотамской,
японского слогового письма из китайского или даже кипрского
силлабария из критского. Много лет назад я заметил, что всякий раз,
как возникает широкая дискуссия об истории письма с десятками
разных мнений относительно происхождения его форм из той или
иной системы, само исходное допущение начинает вызывать
сомнения. Либо дискуссия прекращается, поскольку вопрос
происхождения оказывается простым и получает общее признание –
как в случае с выведением греческого письма из той или иной формы
семитского, либо само количество разнообразных мнений лишь
доказывает отсутствие верного понимания того, как произошла эта
форма, как, например, обстоит дело с германскими рунами. Таким
132
образом, я пришел к выводу, что, когда нет согласия относительно
происхождения форм какой-либо системы, то ее знаки, как правило,
оказываются не заимствованными извне, а независимо и
произвольно изобретенными. Насколько обоснованно это сомнение в
случае семитского письма, видно из приведенных ниже данных.
Знаки древнефиникийского письма, как утверждается, сначала
представляли собой рисунки: знак алеф, ɔāleph, якобы изображал
бычью голову, а знак бет, bêth, – дом, и т. д. вниз по списку. Но
опять-таки, как и при выборе египетских знаков, среди ученых нет
согласия относительно того, от какого рисунка должен происходить
каждый знак. Для тех, кто не является специалистом-семитологом,
подчеркну, что ученые интерпретируют знак алеф как голову быка не
потому, что он напоминает ее по форме, а лишь потому, что его
название –ɔāleph – означает «бык» в семитских языках, что позволяет
предположить, что этот знак якобы изображал это животное. Ни
один из семитских знаков не имеет такой формы, которая сразу бы
выдавала его рисуночный характер. Следующие примеры покажут
всю трудность интерпретации знаков как тех или иных изображений.
Ряд знаков, например хе (hē), хет (ḥēth), тет (ṭēth), цади (ṣādhē), носят
названия, которые невозможно объяснить при помощи какого-либо
из семитских языков. Другие названия, такие как гимел (gīmel),
ламед (lāmedh), самех (sāmekh), коф (qōph), могут существовать как
слова в семитских языках, однако их изображения трудно поддаются
интерпретации, объясняющей их связь с теми или иными рисунками.
Некоторые знаки, по-видимому, имели более одного названия в
разные периоды и разных местностях. Так, знак, который в
ханаанском называется nūn, «рыба» (с изображением которой не
имеет никакого сходства), в эфиопском именуется naḥaš, «змея».
Кроме того, высказывалось предположение, что знак заин (zayin),
«оружие (?)», сначала назывался зайит (zayit), «олива», из-за
соответствующей греческой буквы дзета; аналогичным образом и
греческая буква сигма якобы наводит на мысль, например, о слове
šikm, «плечо», в качестве названия для знака, который обычно
называется šin, «зуб»[18]. Однако наилучшим доказательством того,
что по крайней мере некоторые знаки изначально не были
рисунками, а появились в результате свободного и произвольного
выбора, является сравнение пар аналогичных форм на рис. 76. Эти
примеры показывают, что знаки хе и хет появились не как два
самостоятельных рисунка, а что один знак возник из другого,
имевшего аналогичное чтение, путем произвольного добавления или
изъятия того или иного линейного элемента.
133
Рис. 76. Изменение формы некоторых западносемитских знаков
Другой принципиальный довод в пользу египетского происхождения
семитского письма заключается в том, что семиты сначала дали
названия знакам, взятым из египетского письма, а затем, согласно
акрофоническому принципу, получили чтения знаков из их
названий. Другими словами, предполагается, что семиты давали
названия тому, что еще не имело никакого смысла! По крайней мере,
в истории письменности нет ни одного другого примера подобного
развития. Изучая различные виды письменностей, я обнаружил, что
на выбор названий знаков влияют следующие условия: либо форма
знаков, их чтения и названия непосредственно заимствованы одной
системой из другой, как в случае греческого письма из семитского
или коптского из греческого; либо заимствованы форма знаков и их
чтения, как в случае латыни из греческого или армянского из
арамейского, а в последующие годы были независимо изобретены и
добавлены названия знаков; либо, наконец, формы знаков и их
чтения сначала были независимо изобретены, а затем им добавлены
названия, как в случае славянской глаголицы или германских рун.
Последний пример особенно показателен для правильного
понимания того, как обстоит дело с семитским письмом. Названия
знаков глаголицы, именуемой «азбука» по первым двум буквам (аз,
«я»; буки, «буква»; веди, «знание»; глагол, «речь»; добро, «добро»
и т. д.), и англосаксонских рун, именуемых «футорк» (fūthorc) по
начальным буквам первых пяти наименований (feoh, «деньги»; ūr,
«тур», thorn, «шип»; ōs, «бог»; rād, «путешествие»; cēn, «факел»
и т. д.), имеют одну характерную общую черту: у них отсутствует
какая-либо очевидная связь между формами знаков и их названиями.
Обращает на себя внимание и тот факт, что названия знаков в
англосаксонском алфавите иногда отличаются от таковых в
скандинавской рунической системе, где третья буква называется
thurs, «великан», а не thorn, «шип», пятая – kaun, «опухоль», а не cēn,
134
«факел» и т. д. Выбор соответствующих названий, по-видимому,
настолько же произволен, как и в наших мнемонических способах
обучения алфавиту детей: «а – арбуз, б – бабочка» и т. п., или,
например «а – аист, б – белка» и т. п. Тот же произвольный выбор мы
видим и в названиях знаков, которыми пользуется армия США: able –
это A, baker – B, Charlie – C и т. д., или в прошлом британский флот:
able – A, boy – B, cast – C и т. д.
Если мы считаем доказанным, что знаки старофиникийского письма
не представляют собой рисунков, то бесполезно говорить о
происхождении чтения этих знаков исходя из так называемого
«акрофонического принципа». Согласно этому принципу, чтение
знака возникает путем отбора первой части слова, выражаемого
словесным знаком, и отбрасывания остальной части, как, например,
если бы мы выбрали рисунок дома для обозначения буквы д,
поскольку «дом» начинается с буквы д. Мы уже видели, что по
крайней мере в месопотамской и египетской письменностях
акрофонический принцип не носит системного характера и даже
единичное его применение в отдельных других письменностях
бросается в глаза своей редкостью и сложностью интерпретации.
135
Рис. 77. Сравнение форм западносемитской письменности и семи
других письменностей
Что касается семитского письма, если изначально знаки не
представляли собой рисунков с логографическими значениями,
разумеется, нельзя утверждать, что слоговые или буквенные
значения получены с помощью акрофонического (или любого
другого) принципа из логографических значений, которых просто не
существовало.
Теперь, когда мы показали слабые стороны старой и до сих пор
общепринятой теории происхождения форм семитского письма из
египетского, мы постараемся предложить решение проблемы с точки
зрения нового подхода, описанного выше на с. 127. Чтобы лучше
136
понять происхождение семитского письма с точки зрения формы, для
начала нужно рассмотреть разные возможности на примере мировых
письменностей, не относящихся к семитской группе:
1) Заимствуются формы знаков и их чтения, как в случае
заимствования греческого письма из финикийского.
2) Заимствуются формы, но присвоенные им чтения заимствуются
лишь частично, а частично изобретаются свободно, как в случае
заимствования мероитского из египетского.
3) Формы и чтения частично заимствуются, частично изобретаются,
как в случае южноаравийского из неизвестного северносемитского
письма.
4) Заимствуются формы, но знакам даются новые чтения, как в
случае письма сауков или месквоков или в случае криптографии в так
называемом «подстановочном шифре».
5) Формы частично заимствуются, частично изобретаются вместе с
новыми чтениями, как, например, в письме чероки, созданном
главным образом на основе форм латинского алфавита.
6) Формы произвольно изобретаются вместе с новыми чтениями, как
во множестве письменностей, таких как балти, брахми,
кельтиберская, корейская, глаголица, древневенгерская,
нумидийская, огамическая, руническая, езидская и многие другие,
возникшие в наше время главным образом у примитивных обществ.
Рис. 78. Фрагмент письма, придуманного школьником
С учетом сказанного на предыдущих страницах нет нужды обсуждать
возможность заимствования форм семитского письма из другой
системы. Те формальные сходства между семитской и другими
письменностями, на которые указывали различные ученые, могут
объясняться простой случайностью. К каким ошибочным результатам
можно прийти при некритическом сравнении формы знаков, хорошо
видно на рис. 77, где формы знаков семитского письма
сопоставляются с формами знаков семи других письменностей,
выбранных случайным образом из числа тех, которые, как
предполагается, используют независимо изобретенные знаки. Хотя
невозможно доказать общее происхождение любых из восьми
137
перечисленных систем, все они содержат знаки либо полностью
идентичные, либо очень похожие друг на друга. Причина этого
вполне очевидна. Теоретически количество линейных форм, которые
могут быть использованы в знаках, неограниченно, однако на
практике, как правило, выбор делается в пользу простых форм из
прямых линий, треугольников, квадратов и кругов, поскольку их
легко узнать и запомнить тем, кто пользуется этим письмом. Таких
геометрических форм совсем немного. Так, Питри подсчитал лишь
около шестидесяти найденных им видов отметок или знаков в
доисторических и исторических письменностях Средиземноморского
региона.
В завершение темы приведем на рис. 78 фрагмент письма,
придуманного школьником с целью тайной переписки. Формы
геометрических знаков в отдельных случаях поразительно похожи на
семитское письмо, однако никому и в голову не пришло бы
предполагать, что мальчику известно что-либо о семитской
эпиграфике. К аналогичным выводам можно прийти на основании
эксперимента, о котором сообщил голландский ученый Йоханнес де
Гроот. Девятилетнюю девочку попросили изобрести оригинальный
алфавит, и она придумала 26 знаков, 7 из которых в точности
соответствовали знакам финикийского письма, а другие напоминали
синайские, критские и кипрские формы.
Рис. 79. Кипро-минойские знаки и их минойские и классические
кипрские параллели
Опровергнув теорию иностранного происхождения семитских знаков
и признав их независимое возникновение, мы все равно сталкиваемся
с вопросом о том, какие формы – линейные или рисуночные – лежат
138
в основе семитских знаков. Формы в том виде, в котором они
появляются в семитском репертуаре знаков начиная с Ахирама,
имеют явно линейный характер. Но были ли они линейными тогда,
когда впервые создавались авторами этого письма? Или же эти
линейные формы развились из первоначально рисуночных форм?
Одно можно сказать уверенно: с одной стороны, из рис. 76 следует,
что по крайней мере некоторые семитские знаки возникли не из
рисунков, а из линейных форм. В пользу линейного происхождения
можно сослаться на многие письменности. С другой стороны,
вспомним о протосемитских системах Синая и Палестины,
датируемых периодом, предшествующим надписям Ахирама, где в
качестве знаков в значительной мере использовались рисунки. Их
развитие с течением времени в линейные формы – совершенно
обычный процесс для всех систем письма. Но есть ли какая-то связь
между формами протосемитских знаков Синая и Палестины и
семитскими знаками Ахирама и его потомков? На этот вопрос
невозможно ответить окончательно по причине отсутствия
сравнительного материала. Моя же мысль заключается в том, что
примерно в середине второго тысячелетия до н. э. в семитском
регионе возникло несколько письменностей, использовавших
рисуночные или линейные формы. Нельзя исключать того, что под
взаимным влиянием в некоторых системах могли одновременно
использоваться как рисуночные, так и линейные формы.
В целом проблема формального аспекта протосемитского и
семитского письма второстепенна по сравнению с проблемой
происхождения их внутренней структуры. Какими бы разными ни
казались эти системы по внешнему виду, все они тождественны в
своих важнейших структурных характеристиках: все они состоят из
ограниченного числа знаков (22–30), каждый из которых правильно
выражает согласный, но не указывает гласного. Bl‘ на
протопалестинском черепке из Тель-эль-Хеси или mlk на саркофаге
Ахирама. Такую систему письма обычно называют «алфавитной», но,
как мы постараемся доказать на следующих страницах, фактически
это слоговая система.
Первый вопрос таков: откуда семиты взяли идею использовать знаки,
которые указывали бы согласные, но не гласные? Ответить на него
можно без особого труда. Из трех основных групп ближневосточных
письменностей, которые можно рассматривать в данном аспекте, а
именно месопотамской клинописи, эгейского и египетского письма,
лишь последнее совпадает с семитским письмом в отсутствии
передачи гласных. На основе сложной египетской системы,
состоящей из нескольких сотен словесных и других фонетических
139
знаков с одним, двумя или тремя согласными звуками, семиты
самостоятельно разработали простую систему, отбросив все
словесные знаки и фонетические знаки с двумя и более согласными и
сохранив лишь знаки с одним согласным. Так, 24 простых знака
египетского письма идентичны по внутренней структуре 22–30
знакам различных семитских письменностей. Выбор семитами
египетской системы, а не клинописной или эгейской, в качестве
прототипа для своей письменности, невозможно полностью
объяснить лишь тесными культурно-торговыми связями,
существовавшими во втором тысячелетии до н. э. между Сирией и
Палестиной с одной стороны и Египтом – с другой. Основная
причина, возможно, заключается скорее в том, что дух египетской
письменности, как считалось, более подходил для выражения
семитских языков, нежели у других восточных письменностей.
Нельзя забывать, что египетский относится к хамитским языкам[19],
которые в самом широком смысле следует рассматривать как
подгруппу протосемитской семьи языков.
Поскольку тождественность египетской и семитской систем не
вызывает никаких сомнений, следует неизбежный вывод, что либо
все они представляют собой алфавиты, как это обычно считают, или
силлабарии, как это предполагаю я в данной работе. Следовательно,
все приведенные выше данные в пользу слогового характера
египетского письма можно применить и к семитскому письму;
и наоборот, все имеющиеся данные в пользу слогового характера
семитского письма подтверждают выводы, сделанные выше в
отношении египетского.
Неудивительно, что ученые считают египетскую и семитскую системы
алфавитами или чисто консонантным письмом. Если посмотреть, к
примеру, на bа, которое в любом из современных семитских
алфавитов пишется при помощи знака бет плюс диакритический
знак, кажется естественным разложить это написание на знак бет,
передающий согласный b, и диакритический знак, передающий
гласный а. Подобный анализ современных семитских алфавитов дает
возможность интерпретировать древние семитские письменности, где
не используются диакритические знаки для обозначения гласных,
как исключительно консонантные. Видимо, ученым, которые
придерживаются этого мнения, не приходило в голову, что
современные семитские алфавиты могут быть не идентичны по
структуре их древним семитским и египетским предшественникам.
Хотя обычно в древних семитских письменностях гласные не
указываются, все же встречаются случаи, когда качество гласного
выражается при помощи так называемых «слабых» согласных. Этот
140
прием обычно называют scriptio plena, или полное письмо, о котором
мы будем подробно говорить ниже. В этом письме слог za, например,
можно написать знаком заин плюс знак алеф, а слог ti – знаком тав
(tāw) плюс йуд (yōdh). Ученые, убежденные в консонантном
характере семитского письма, не колеблясь транслитерируют два
основных знака в вышеприведенных примерах как согласные z и t
соответственно. Однако они не замечают того факта, что scriptio plena
не ограничивается семитскими письменностями, но встречается и во
многих других системах, совершенно точно слоговых. Выше мы
упоминали о существовании в месопотамской клинописи некоторого
числа знаков, которые выражают согласный звук, но не указывают
гласного и таким образом имеют одинаковую структуру с египетской
и семитской системами. Среди этих знаков есть, например, такой,
который содержит согласный w плюс любой гласный. Этот знак
транслитерируют не при помощи w, как это было бы в египетском и
семитском письме, а как wa, wi, we, wu в зависимости от языковой
ситуации. Это несоответствие еще более четко проявляется в тех
случаях, когда для выражения нужного гласного к знаку wa, wi, we,
wu присоединяется знак, содержащий гласный, например в
написании wa-a вместо wa, wi-i вместо wi и т. п., что регулярно
встречается в хаттских, хурритских и палайских текстах из Богазкея.
Аналогичным образом, общепризнано, что в транслитерации ia-a
вместо ya или iu-ú вместо yu и т. п., встречающихся в месопотамской
клинописи, клинописный знак обозначает ia, ii, ie, iu, а не отдельный
согласный. Причина такого расхождения очевидна. Клинописи
имеют слоговый характер; поэтому рассматриваемые знаки нельзя
транслитерировать иначе чем wa, wi, we, wu или ia, ii, ie, iu
соответственно. Семитское же письмо, как утверждается, алфавитное;
поэтому знаки с той же структурой транслитерируются там как
согласный w или y. Непоследовательность такой транслитерации с
точки зрения теории письма совершенно ясна. Поскольку все
вышеописанные случаи в семитском письме и клинописи
тождественны по структуре, соответствующие транслитерации тоже
должны быть одинаковыми, то есть либо слоговыми, либо
буквенными. Принимая во внимание, что клинопись безусловно
имеет слоговый характер, следует вывод, что идентичные семитские
написания также следует рассматривать как слоговые, а не
буквенные.
Еще один камень на чашу весов в пользу слогового характера так
называемого семитского «алфавита» дает нам изучение
написания шва. Когда под греческим влиянием семиты ввели в свою
письменность систему гласных, они создали не только
диакритические знаки для полных гласных звуков, таких как a, i, e, o,
141
u, но и один знак, именуемый шва, который, будучи присоединен к
знаку, характеризует его как согласный без гласного или согласный
плюс очень короткий гласный ё (введенный, чтобы облегчить
произношение группы смежных согласных). Если семитские знаки
первоначально были консонантными, как обычно утверждают, то в
значке шва просто не было бы необходимости. Тот факт, что у
семитов возникла необходимость ввести знак, указывающий на
отсутствие гласного, означает, что для них каждый знак
первоначально подразумевал полный слог, то есть согласный плюс
гласный.
Еще более важные выводы можно сделать на основе эфиопского и
индийского письма. Формы эфиопского письма развились из
южноаравийского (см. рис. 75), причем и первые, и вторые совпадают
с формами северносемитских письменностей. Когда спустя несколько
столетий после начала нашей эры эфиопы решили ввести в свою
письменность систему обозначения гласных, они изобрели не только
специальные знаки для полных гласных а, I, ё, й, б, но и один знак
для шва, как в северносемитском письме. Однако наиболее важная
особенность состоит в том, что основной знак без каких-либо
дополнительных отметок выражал не отдельный согласный, а слог,
состоящий из согласного плюс полный гласный а! Конечно, если
семитское письмо изначально было консонантным, было бы разумно
ожидать, чтобы основной знак без каких-либо дополнительных
отметок выражал отдельный согласный, а для согласного плюс
гласный а должен был быть изобретен специальный знак. В
индийских системах сложилась практически такая же ситуация: в них
имеются специальные знаки для отдельных гласных и отдельный
знак, указывающий на отсутствие гласного, а слог, состоящий из
согласного плюс гласный а, представлен основным знаком без
каких-либо дополнительных отметок. Такое большое сходство или
даже тождественность эфиопской и индийской систем связано с тем,
что по структуре, если не по форме, все разнообразные индийские
письменности происходят от семитского прототипа.
Из того факта, что в индийской и эфиопской письменностях
согласный плюс гласный а представлен основным знаком без
каких-либо дополнительных отметок, можно сделать еще один
вывод, а именно что в некоторых семитских письменностях основным
или, скорее, первым чтением всех знаков был согласный плюс
гласный а. Из этого основного чтения «согласный плюс гласный а»
в некоторых системах развились современные названия знаков,
например в индийской. Названия знаков в арабском письме
получились в результате смешения двух систем: одни арабские
142
названия, такие как ’alif, ǧīm, dāl, ḏāl, kāf, lām и т. д., явно
заимствованы из северносемитского письма, в то время как другие,
такие как bā, hā, zā, ḥā, ḫā, ṭā и т. д., могут свидетельствовать о
существовании в некоторых семитских письменностях системы, в
которой названия знаков происходят от их первого чтения, то есть
согласный плюс гласный а. Тем не менее эта реконструкция может
существенно потерять в убедительности, если арабские названия типа
bā, hā окажутся позднейшими нововведениями, подобными
современным эфиопским названиям hā, lā и т. д., принятым вместо
прежних hōi, lawe и т. д.
Разнообразные названия знака, обозначающего отсутствие гласного,
предоставляют дополнительные важные свидетельства в пользу
изначально слогового характера семитской письменности и
производных от нее. Так, современное название шва в иврите –
производное от слова šāw, «ничто», в то время как более старое
еврейское обозначение ḥiṭpā восходит к корню ḥṭp, что значит
«убирать». Арабское слово, соответствующее еврейскому шва, – это
либо sukūn от корня skn, «быть спокойным, не двигаться», или ǧezma,
от ǧzm, «резать, отрезать». Сирийское слово marheṭānā, от корня rhṭ,
«бежать», используется не только для обозначения отсутствия
гласного, но иногда даже и согласного, исчезнувшего из устной речи,
как, например, в написании medīttā вместо прежнего medīntā (со
штрихом marheṭānā над знаком n). И наконец, происхождение
санскритского слова virāma от корня ram, «останавливать», – это
близкая параллель к арабскому sukūn. Следовательно, на основании
всего этого можно сделать вывод, по крайней мере применительно к
названиям, образованным от корней ḥṭp и ǧzm, что
знак шва используется в тех случаях, когда нужно было обозначить
устранение гласного звука из слогового знака. Названия,
образованные от корня со значением «останавливаться», могут также
указывать на «остановку», то есть на то, что входящий в состав знака
гласный не произносится.
На вопрос, существуют ли в письменностях, помимо
западносемитской, какие-либо данные в пользу предложенной здесь
теории, невозможно дать категоричного ответа. Возможно,
нижеследующий анализ прольет свет на эту проблему. Уже давно
было отмечено, что в поздних ассирийских и вавилонских текстах
часто используются нестандартные написания, где гласные
вставлены между согласными, например, na-taku-lu вместо natkulū,
a-pa-ta-laḫ вместо aptalaḫ, li-qi-bi вместо liqbī, i-ḫu-bu-tu вместо iḫbutu.
Особенно важно то, что в этот период очень часто встречаются
написания с нефункциональным гласным после согласного в конце
143
слова, например, balaṭa вместо balāṭ, a-ra-ku вместо arāk, na-di-na
вместо nādin, ku-ú-mu вместо kûm. Сигурд Ильвисокер и Торкильд
Якобсен попытались объяснить вставки как анаптиктические
(вставные) гласные, интерполированные между двумя согласными
для облечения их произнесения. По меньшей мере теоретически нет
серьезных возражений против возможности развития анаптиксиса в
позднеассирийском и поздневавилонском, поскольку это явление
встречается во многих языках мира, например, даже в английском:
диалектное elǝm вместо elm («вяз»). Но даже если мы признаем это
объяснение вставки гласных между согласными верным, проблема
написания с конечными гласными все равно остается
неразрешенной. Как мне кажется, и вопрос о гласных, вставленных
между двумя согласными, и вопрос о гласных, добавляемых в конце
слов, следует рассматривать не по отдельности, а как единую
проблему. К этой мысли в первую очередь меня подводит тот факт,
что оба этих явления, по-видимому, возникли одновременно в конце
ассиро-вавилонского периода. Таким образом, представляется, что,
поскольку вопросу о конечных гласных звуках невозможно дать
фонетическое объяснение, следует отказаться от такового объяснения
и применительно к интерполяции гласных. Следовательно, если
фонетические аргументы не поддерживают интерпретацию обоих
рассматриваемых явлений, единственно возможной остается
интерпретация с точки зрения графики. Но опять-таки в
клинописной системе письма нет ничего, что говорило бы в пользу
таковой интерпретации. Клинопись вполне способна точно передать
слова типа natkulū или balāṭ в виде na-at-ku-lu или ba-la-aṭ
соответственно, поэтому существование таких засвидетельствованных
написаний, как na-ta-ku-lu или ba-la-ṭa, остается совершенно
необъяснимым. Однако надо помнить, что в Месопотамии в конце
ассиро-вавилонского периода была в употреблении не только
клинопись. В то время на большей части Ближнего Востока
преобладающим стало арамейское влияние. Насколько сильным оно
было, особенно в Месопотамии, хорошо видно на примере
многочисленных арамейских надписей, обнаруженных в Ассирии и
Вавилонии, которые со всей очевидностью доказывают, что страна в
то время говорила и писала на двух языках. Итак, если считать, что
арамейское письмо, как и другие семитские письменности,
представляло собой систему слоговых знаков, которые выражали
согласный плюс любой гласный, то рассмотренные выше
нестандартные клинописные написания можно объяснить всего лишь
влиянием арамейской системы.
Я не одинок в своей защите слогового характера семитских
письменностей. Еще много лет тому назад Франц Преториус,
144
сравнивая ханаанское письмо с кипрским силлабарием, был
вынужден признать, что первое тоже относится к слоговому письму.
Другой ученый по не совсем ясным причинам использует термин
«финикийский силлабарий». Шмуэль Ейвин в короткой, но
вдохновляющей статье назвал слоговым и египетское, и
западносемитское письмо. Давид Дпринтер ссылается на мнение
некоторых ученых, полагающих, что семитский алфавит не может
считаться подлинным алфавитом, поскольку в нем нет гласных. Здесь
уместно привести мнение Эдуарда Швицера, который
интерпретировал более старое, слоговое чтение he (наряду с h)
греческой буквыэта «als Rest der silbischen Geltung im phönikischen
Alphabet» («как пережиток слогового чтения в финикийском
алфавите»). Также следует отметить точку зрения профессора Арно
Пебеля из Университета Чикаго, который считает семитское письмо
слоговым, а не алфавитным, основываясь на данных о характере
эфиопского письма и аккадских интерполированных гласных).
Однако профессор Пебель никогда не считал египетское письмо
слоговым, он также не пытался найти для своей интерпретации место
в общей истории письменности.
Уже после того, как эта часть была написана, студент одного из моих
курсов привлек мое внимание к замечанию в недавно
опубликованной книге Эдгара Говарда Стертеванта, из которой я
узнал, что и знаменитый датский ученый Хольгер Педерсен
рассматривал египетскую и семитскую письменности как слоговые.
Интересно здесь отметить то, что Педерсен смог, как мне
представляется, нащупать верное решение проблемы на основе не
каких-то конкретных фактических данных, а правильной
теоретической оценки развития письменности. Конечно, Педерсен
все еще говорит о «семитском алфавите» и помещает его среди
«алфавитных систем», но в своем понимании «семитского алфавита»
как «слогового письма, которое может казаться нам консонантным»,
он выразил мнение, очень близкое к тому, которое я защищаю в
данной работе.
Эгейские силлабарии
К эгейским силлабариям мы причисляем кипрский,
кипро-минойский, фестский и, возможно, библский силлабарии,
возникшие под прямым или косвенным влиянием одной или
нескольких критских письменностей. С типологической точки
зрения, основной характеристикой эгейских силлабариев является
наличие слоговых знаков, выражающих гласный или согласный плюс
гласный.
145
На многих раскопках острова Кипр обнаружены надписи, сделанные
в рамках системы письма, которую мы зовем «кипрским
силлабарием». После расшифровки этих текстов во второй половине
прошлого века было установлено, что большинство надписей
выполнено на греческом языке, а несколько – на недоступном
пониманию автохтонном языке Кипра. О происхождении этого
уникального письма, которое явно не имело связей ни с греческой, ни
с финикийской системой, сначала ничего не было известно.
Со временем в Энгоми, то есть древнем Саламине, и других
поселениях Кипра было найдено несколько коротких надписей, знаки
которых не удалось прочитать. Эти надписи бронзового века в
настоящее время датируются примерно 1500–1150 годами до н. э. и,
таким образом, являются значительно более древними, чем надписи
железного века, сделанные знаками кипрского силлабария, который
использовался примерно от VII до I века до н. э. Сравнительно
большой разрыв между письмом конца бронзового века и
появлением кипрского силлабария пока еще не поддается
объяснению.
Сэр Артур Эванс доказал, и, на мой взгляд, убедительно, что эти
загадочные знаки бронзового века, которые он назвал
«кипро-минойскими», определенно связаны с критским письмом. По
сути, поскольку критское влияние на Кипр в тот период хорошо
задокументировано, он пришел к выводу, что кипро-минойское
письмо – это местная ветвь критского. Эванс также доказал, что
форма знаков позднего кипрского силлабария может быть связана с
формой критских через промежуточные кипро-минойские знаки. Всю
эту проблему в целом заново изложил в своей исчерпывающей статье
Джон Франклин Дэниэл. Дэниэл пришел к выводу, что существует 101
дошедшая до нас кипро-минойская надпись, все надписи выполнены
на керамике и содержат 63 знака плюс 10 дополнительных знаков для
цифр. Связи между кипро-минойским письмом, с одной стороны, и
критским и более поздними вариантами кипрского, с другой,
показаны на рис. 79. На рис. 80 приведены три коротких текста из
Энгоми, которые, как и другие кипро-минойские надписи,
характеризуются чрезвычайной краткостью (1–8 знаков).
146
Рис. 80. Три коротких текста из Энгоми (Кипр)
Классический кипрский силлабарий состоит из 56 знаков, каждый из
которых обозначает слог с конечным гласным (рис. 81). Двойные
согласные, долгие гласные, предконсонантные носовые и различия
между звонкими, глухими и придыхательными звуками не
указывались на письме. Силлабарий изначально составлялся для
негреческого языка и плохо подходит для выражения греческого, для
которого впоследствии был приспособлен. Ниже приведены
примеры, наиболее полно иллюстрирующие трудности: to-ko-ro-ne
передает τòν χϖρον, a-ti-ri-a-se = ἀνδρίας; sa-ta-si-ka-ra-te-se =
Στασικράτης; a-ra-ku-ro = ἀργύρω; a-to-ro-po-se = ἄνθρωπος или
ἄτροπος или ἄτροφος или ἄδορπος. Типичная кипрская надпись
показана на рис. 82.
147
Рис. 81. Кипрский силлабарий
Совершенно уникален глиняный диск из Феста на Крите (рис. 83),
датируемый на основе стратиграфии XVII веком до н. э. Строки
письма расположены по спирали. Так как в большинстве
пиктографических письменностей рисуночные знаки обычно
обращены к началу строки, можно с уверенностью предположить, что
запись начинается с внешней стороны диска, а не в центре. Знаки
представляют собой отчетливо узнаваемые изображения людей,
животных, предметов быта и построек. Странно в них то, что, хотя
между ними и критскими знаками можно найти некоторое сходство,
в целом их формы отличаются. Они явно развивались
самостоятельно. На диске использовано лишь 45 отдельных знаков,
но, учитывая относительную краткость надписи, можно
предположить, что полная система включала в себя около 60 знаков.
Количество использованных знаков, а также то, что слова,
разделенные вертикальными штрихами, содержат от двух до пяти
знаков, позволяет уверенно предположить, что письмо относится к
слоговому эгейского типа.
148
Рис. 82. Кипрская надпись из Идалиона
Пожалуй, самое необычное в Фестском диске то, что знаки не
выдавлены палочкой, как можно ожидать от надписи на глине, но
сделаны при помощи штампов. Этот пример «наборного шрифта»
уникален для эгейского культурного региона, хотя ему можно найти
месопотамские параллели в гораздо более поздний ассирийский
период.
Рис. 83. Фестский диск
Еще одна система, которая вполне может относиться к эгейской
группе слоговых письменностей, обнаружена недавно в сирийском
Библе, где за последние годы сделано столько важных
археологических открытий. Первый из примеров новой
письменности был найден в 1929 году, им оказался фрагмент
каменной стелы с десятью строками текста (рис. 84). Впоследствии в
Библе были раскопаны еще девять надписей, в числе которых две
бронзовые таблички, четыре спатулы и три надписи на камне. Все эти
тексты опубликованы Морисом Дюнаном. Совсем недавно это письмо
исследовал выдающийся французский востоковед Эдуард Дорм.
149
Рис. 84. Надпись из Библа
По мнению Дорма, в одной надписи, в целом состоящей из 217
знаков, встречаются 53 разных знака, а в другой надписи,
содержащей в общей сложности 461 знак, встречаются 64 разных
знака. При этом Дюнан говорит о 114 различных знаках библского
письма. Как видим, налицо несоответствие, поскольку, исходя из
наличия 53 и 64 разных знаков в двух довольно длинных надписях,
не следует ожидать, что полный силлабарий будет содержать более
80–90 знаков. В другом месте Дорм называет библское письмо
одновременно слоговым и алфавитным и даже настаивает на том, что
в нем есть несколько слоговых знаков, состоящих из гласного плюс
согласный. Все эти факты несовместимы с известными нам типами
силлабариев Эгейского региона и приводят нас к выводу, что
библское письмо по своему характеру может отличаться от эгейских
силлабариев, если только, быть может, при последующем пересмотре
и уточнении профессор Дорм не устранит ряд указанных трудностей,
не позволяющих отнести библское письмо к эгейскому. Язык
библских надписей считается семитским, а именно финикийским.
Датировка новых надписей по-прежнему остается спорной. Дюнан
относит их к последней четверти третьего тысячелетия или первой
четверти второго тысячелетия, тогда как Дорм сдвигает это время к
XIV веку до н. э. Для датировки важно отметить, что обратная сторона
спатулы с надписью Азарбаала содержит знаки, которые, по словам
самого Дю-нана, больше похожи на знаки рассмотренных выше
десяти библских надписей. Таким образом, новое библское письмо
могло появиться значительно раньше, нежели считалось до сих пор.
Японский силлабарий
После нескольких веков культурных и торговых связей между Китаем
и Японией китайская система письма, по-видимому, проникла в
Японию в V веке н. э. Японцы просто переняли китайские словесные
150
знаки и стали читать их не в соответствии с их китайскими чтениями,
а по-японски. Так, например, китайский словесный знакнань, «юг»,
по-японски читался минами и также означал «юг». Китайское
письмо хорошо подходило для моносиллабического изолирующего
языка, в котором грамматические формы, как правило, выражаются
посредством синтаксических позиций, а не особых формативов.
Однако такое письмо не подходило для японского – языка
полисиллабического, агглютинативного, выражающего
грамматические формы с помощью специальных формативов.
Поэтому вскоре возникла практика использования некоторых
словесных знаков китайского письма в качестве слоговых для
выражения грамматических формативов японского языка. Сначала
выбор слоговых знаков был бессистемным, и лишь около IX века
возник устойчивый силлабарий с ограниченным количеством знаков.
Рис. 85. Японская катакана в сравнении с китайским кайшу
151
Начиная с IX века развивались два формальных типа японского
силлабария (так называемая кана, возможно, от канна < кари на,
«заимствованные имена»):
1) катакана, «боковая кана», также называемая яматогана, «японская
кана»(ямато = «Япония», гана = кана), возникшая в основном из
частей знаков обычного китайского письма (кайшу) и используемая
главным образом в научной литературе и официальных документах
(рис. 85);
2) хирагана, «простая кана», развившаяся из курсивного китайского
письма (цаошу) и широко используемая в газетах, беллетристике и
вообще в повседневной жизни (рис. 86).
Рис. 86. Японские катакана и хирагана
152
Японский силлабарий состоит из 47 основных знаков. Катакана –
простая система, которую легко выучить благодаря единообразию
знаков, а хирагана, с ее более чем тремястами вариантами форм и
трудностью соединения знаков, гораздо более трудна для изучения.
Чтения японских слоговых знаков происходят, как правило, из
китайского, но часто в японском произношении: китайское ну, «раб»,
используется для слога ну, китайское мао, «волосы», которое в
японском произносится мо,используется для
слога мо; китайскоетянь, «небо», произносится по-японски
как те(н) и используется для слога те.Иногда китайскому знаку
придано японское чтение, как, например, слог мивозник из
китайского знака сань, «три», которому соответствует
японское ми,«три», или слог ме возник из
китайскогонюй, «женщина», по-японски ме,«женщина».
Помимо 47 основных знаков каны, было разработано несколько
знаков для обозначения фонетических различий. Так,
знак нигори используется для передачи звонких согласных, в отличие
от глухих; знак мару, присоединяемый к слогам,
содержащим х, меняет их чтение на п; знак цу указывает на удвоение
согласного; специальный знак для н, нг им используется в слогах,
оканчивающихся на эти согласные, и, наконец, имеются еще два
разных знака, один обозначает удвоение слога, а другой – удвоение
двух и более слогов.
Даже располагая двумя полностью сформированными слоговыми
системами, японцы не могли решиться на отказ от старой китайской
логографии. Слоговое письмо обычно используется в детских книгах;
для всех других целей японцы пользуются видом письма, который
именуется канамадзири и состоит из смеси словесных знаков,
называемых кандзи, и слоговых, называемых кана. Кандзи в
основном применяются для передачи существительных,
прилагательных и глаголов, а кана – для передачи имен,
иностранных слов, а также грамматических формативов, частиц и
других чисто фонетических элементов. Употребление знаков кана в
сочетании с основными знаками кандзи в качестве слоговых
облегчает чтение сложных словесных знаков. Различаются два класса
таких сочетаний: окуригана («сопроводительная кана»), когда знаки
кана ставятся под знаками кандзи, обозначая грамматические
формативы; и хуригана («разбросанная кана»), когда знаки кана
ставятся справа (очень редко слева) от знаков кандзи, указывая на
определенное произношение.
Усилия некоторых японцев по упрощению их письма за счет полного
устранения китайских знаков пока что не имели успеха[20].
153
Итоговый обзор
Среди всех разнообразных систем письма проще всего оценить
слоговые. Фактически наши замечания могут ограничиться таким
коротким выводом:все слоговые письменности либо тождественны
соответствующим силлабариям словесно-слоговых
письменностей, от которых они произошли, либо являются их
упрощениями. Приводимый ниже краткий анализ имеет целью более
четко выявить существующие сходства и расхождения.
В таблице на рис. 87 показаны четыре вида слоговой письменности, а
именно клинописный, семитский, кипрский и японский силлабарии.
Клинописные силлабарии эламитов, хурритов, урартов и т. д.
происходят из месопотамской клинописи как с точки зрения формы,
так и структуры. Единственным отличием является отсутствие в
производных системах двусложных знаков, но этот факт не должен
удивлять никого, кто помнит, что двусложные знаки встречаются
редко даже в месопотамской системе. Различные семитские
силлабарии, как бы они ни отличались друг от друга по форме, в
отношении структуры являются производными из египетского; но в
то время как в египетском употребляются односложные и
двусложные знаки, оканчивающиеся на гласный, семитские
силлабарии ограничиваются односложными. Кипрский силлабарий,
по форме родственный критскому письму, состоит лишь из открытых
односложных знаков с точно указанным конечным гласным и, таким
образом, представляет собой тот тип структуры, который хорошо
известен нам по хеттской иероглифике и, возможно, другим
письменностям эгейской группы. Японский силлабарий формально
происходит из китайского письма. Структурно, однако, он более
удален от своего китайского прототипа, чем ближневосточные
силлабарии от своих словесно-слоговых. Создание силлабария,
состоящего исключительно из односложных знаков,
оканчивающихся на гласный, вероятно, объясняется самим
характером японского языка, который обычно требует открытых
слогов, как, например, в словах микадо, Хирохито, Нагасаки и т. д.
Поэтому, возможно, нет никакой необходимости предполагать
влияние санскритской письменности на японскую, как это делали
некоторые ученые.
154
Рис. 87. Виды слоговых знаков в слоговых письменностях
Написание закрытых слогов в производных силлабариях в основном
соответствует методам, используемым в силлабариях их
словесно-слоговых прототипов. Так, сочетание tapta может
записываться в виде tap-ta или ta-ap-ta в клинописи, в виде ta-p(a)-ta
в семитском и в виде ta-p(a)-ta в кипрском. В японском силлабарии оно
может записываться как ta-p(o)-ta или ta-p(u)-ta, так как в этой
системе конечный согласный закрытого слога (обычно в
иностранных словах и названиях), как правило, выражается слогом,
оканчивающимся на о или u. Следует помнить, однако, что японские
закрытые слоги, оканчивающиеся на n, ng, и m, выражаются
специальным знаком. Написание слога, заканчивающегося двумя
смежными согласными, такое же, как у слога с одним конечным
согласным. Так, сочетание tapt может быть записано в виде tap-t(a),
ta-ap-t(a), ta-pa-at или ta-ap-at в клинописном силлабарии, ta-p(a)-t(a)
в семитском, ta-p(a)-t(a) в кипрском и ta-p(o)-t(o) или ta-p(u)-t(u) в
японском.
Ниже приведена сравнительная таблица количества знаков,
используемых в четырех типах силлабариев:
100—130 знаков в производных клинописных силлабариях
22—30 знаков в семитских силлабариях
56 знаков в кипрском силлабарии
47 знаков в японском силлабарии[21].
Гораздо больше о структуре слоговых систем можно узнать из
письменностей, введенных у коренных народов под влиянием
европейцев и коротко рассмотренных ниже в главе VII. Эта тема
155
требует отдельного обсуждения, выходящего за рамки данного
исследования.
Лишь две из четырех рассмотренных здесь систем используют
исключительно слоговые знаки, а именно семитская и кипрская.
Производные клинописные системы несут с собой некоторое
количество словесных знаков, взятых из месопотамской клинописи;
а японская слоговая система (кана) используется наряду с
отдельными китайскими словесными знаками (кандзи).
Соответствующие сходства между месопотамской, египетской и
хеттской письменностями, с одной стороны, и производными
клинописным, семитским и кипрским силлабариями – с другой
настолько поразительны, что естественным образом возникает
вопрос о причинах, которые помешали словесно-слоговым системам
сформироваться в местах своего возникновения в полноценные
слоговые письменности. Насколько близко эти словесно-слоговые
письменности на некоторых этапах своего развития подошли к
превращению в полную слоговую систему, можно понять, сравнив
любой эламский, хурритский или урартский текст с текстами
староаккадского или каппадокийского периода месопотамского
письма; или любой западносемитский текст с позднеегипетскими
текстами, рассмотренными выше в данной работе; или любой
кипрский текст с хеттской надписью, транслитерированной и
переведенной выше, – все они рассматривались на с. 133. И тем не
менее, как бы близко ни подошли словесно-слоговые письменности к
превращению в полные слоговые, этого так и не произошло. Причина
не только в консервативной привязанности народа к своему письму.
Зачастую сохранение сложной и устаревшей формы письма
объясняется корыстными интересами особой касты – религиозной
(Египет, Вавилония) или политической (Китай), чтобы таким
образом не допустить его использования широкими массами.
Поэтому иноземные народы, не связанные местными традициями и
религиозными или политическими интересами чужой группы, часто
бывали проводниками новых и важных разработок в истории письма.
Глава 5
Алфавит
Если определять алфавит как систему знаков, выражающих
отдельные звуки речи, то первый алфавит, который с полным
основанием можно так назвать, – это греческий. Тем не менее новый
тип письма не возник вдруг на греческой земле, словно
распустившийся внезапно незнакомый цветок. На предыдущих
страницах нам уже приходилось достаточно часто ссылаться на тот
156
важный аспект эволюции письма, который заключается в том, что
для каждой новой черты в новом типе письма можно найти
параллели в тех или иных предшествующих типах. Так же обстоит
дело и с греческим алфавитом. Своими корнями и историей он уходит
в Древний Восток.
Восточные предшественники
Древнееврейское письмо, как и другие западносемитские системы,
использует только слоговые знаки с начальным согласным и любым
конечным гласным. Для точного указания долгого гласного к
предыдущему слогу часто присоединялись слоговые знаки,
начинающиеся с так называемого «слабого согласного», образуя
таким образом единый блок, что называется scriptio plena, или
полное письмо. Так, имя Давид на древнееврейском писалось не как
Dawid(i) в scriptio defectiva (неполном письме), а как Dawiyid(i) в scriptio
plena. Здесь знак yi не обозначает отдельного слога; его единственное
назначение – показать, что предыдущий слог wiдолжен читаться как
wi, а не wa, we, wu или wo. Аналогичным образом, написаниеɔAššūr,
Ассирия, как ɔašuwur(u) с добавленным wu в рамках scriptio plena, в
отличие от ɔašuru в scriptio defective, гарантировало правильное чтение
гласного по крайней мере в слоге šū. Эти дополнительные знаки,
помогающие при чтении гласных предшествующего слога,
называются matres lectionis, что, очевидно, является калькой
древнееврейского выражения ɔimmōth haqqerī’āh, «матери чтения».
По словам еврейского ученого Давида Кимхи, в древнееврейском
языке есть десять гласных: пять длинных (матери) и пять коротких
(дочери), – без помощи которых невозможно прочесть ни одной
буквы.
Древность библейского полного письма установить невозможно по
причине многочисленных трудностей, связанных с датировкой текста
масоретов. В том, что евреи не сами придумали этот прием, нас
убеждает тот факт, что он широко применялся во многих системах
письма, намного более древних, чем даже самые старые библейские
источники.
Согласно стандартной интерпретации библейских matres lectionis,
они возникли из первоначальных дифтонгов, которые впоследствии
подверглись стяжению и слились в долгие гласные. Так, библейское
написание wx в yxwxmx для yôm, «день», как полагают,
обуславливается тем, что это слово в какой-то момент произносилось
примерно как yawm, и лишь когда оно сократилось до yôm, у древних
возникла мысль использовать такое полное написание для указания
гласного. Возражая против этой интерпретации, мы можем сослаться
157
на то, что стяжение aw в ô, ау в ê произошло в середине второго
тысячелетия до н. э., задолго до введения собственно системы письма
в Палестине, и что scriptio plena встречается в основном в окончаниях
множественного числа – īm, – ōt и суффикса местоимения 1-го лица –
ī, которые не объясняются стяжением.
Если не принимать во внимание сомнительные случаи scriptio plena в
угаритских надписях из Рас-Шамры и старейших финикийских
надписях из Библа, то первые надежные доказательства полного
письма встречаются в IX веке до н. э. в надписи Меша и самых ранних
текстах из Зынджырлы. Первоначально полное письмо встречается
главным образом в конечной позиции, как, например, в
написании ɔabiyi для ɔabī, «мой отец», или waśamuwu для waśâmū, «и
они установили». В более поздние времена оно часто встречается как
в конце, так и в середине. Сравним, например, написание zaɔat(a) и
zat(a) для zāt, «эта»; zehe и ze для zē, «этот»; wxyxlxkuwu, «они пошли», и
yxzxbxhu, «они пожертвуют»; banitiyi или baniyiti и baniti для banîtī, «я
построил». Помимо знаков алеф, хе, вав и йод, также знаки хет и айн
используются в качестве maires lectionis, правда лишь в поздних
семитских письменностях. С годами этот прием распространился и не
достиг достаточно высокой степени систематизации в
новопунической, мандейской и других поздних семитских системах
письменности. В какой степени этот семитский прием полного
указания гласных явился результатом естественного развития, а в
какой, быть может, возник под влиянием классических
письменностей (латинской или греческой), установить довольно
трудно.
Принцип указания гласного с помощью matres lectionis, который мы
обнаружили в семитских письменностях, в египетском соответствует
так называемой «слоговой орфографии». Даже полностью
соглашаясь с У.Ф. Олбрайтом и его предшественниками по вопросу о
смысле и назначении египетской «слоговой орфографии», я не могу
принять этот термин. Поскольку в моей реконструкции обычное
египетское фонетическое, несемантическое письмо является
слоговым, так называемая «слоговая орфография» с ее scriptio plena
оказывается этапом развития письма от слогового к буквенному. Тем
не менее назвать эту египетскую систему алфавитом нельзя, так как
способ указания гласных звуков здесь все же крайне
непоследователен по сравнению с полноценными алфавитами типа
греческого. Поэтому я предпочитаю пользоваться термином scriptio
plena, заимствованным из семитских исследований, или даже
«групповое письмо», которое отстаивает Уильям Ф. Эджертон вслед
за Аланом X. Гардинером.
158
Из данных, которые приводит Олбрайт, следует, что египетское
полное или групповое письмо появилось около 2000 года до н. э., в
эпоху Среднего царства, в так называемых «текстах проклятий»,
призывавших кары на чужеземных владык. В последующие века
прием быстро развивался, пока не достиг вершины своего развития в
Новом царстве во времена XVIII и XIX династий, правивших с XVI по
XIII век до н. э. Начиная с этого периода египетское полное письмо
шло к своему упадку и деградации, пока к X веку до н. э. не стало
полностью беспорядочным. По данным, которые приводит Эджертон,
нам известно о некоторых примерах полного письма, восходящих еще
к текстам пирамид эпохи первых египетских династий. Это значит,
что данный прием не был внезапно «изобретен» около 2000 года до
н. э., но стал результатом медленного и постепенного развития,
вполне сопоставимого с тем, что мы наблюдаем в семитских
письменностях. Достаточно вспомнить редкое употребление полного
письма в ранних семитских письменностях по сравнению с более
развитой новопунической системой. Применительно к египетскому
полному письму можно предположить, что необходимость точной
транслитерации имен чужеземных правителей и названий стран в
периоды интенсивных внешних связей, имевших место в период
между XII и XIX династиями, и могла быть тем стимулом, благодаря
которому в основном и был систематизирован прием,
использовавшийся ранее весьма непоследовательно.
В приведенных выше примерах мы находим слоговые знаки с
начальными ɔ, w и i, которые используются в качестве matres lectionis.
Использование wx и ix в этих примерах для указания соответствующих
гласных u и i совершенно очевидно. Однако, кроме явных случаев,
когда знак, содержащий ɔ, обозначает гласный а, как в написании
Нах(а)рина, есть и другие, в которых этот знак используется в
групповых написаниях, где, предположительно, требуется только
согласный. Какова цель конечного ɔx в названиях Тунип или
159
Каркемиш? Даже тот аргумент, что этот знак может передавать
гласный а в таких старых семитских названиях, как Катна, Кассапа,
Хацура и многих других, все равно не объясняет написание i̭x после rxв
названии Каркемиш. Верная интерпретация этих вставных гласных,
срединных и конечных, в египетском групповом письме остается
проблемой, которую предстоит решить в будущем ученым,
интересующимся этим вопросом.
Не нужно быть опытным египтологом, чтобы признать
функциональный характер египетских maires lectionis. Для историка
письменности достаточно одного сходства между семитскими и
другими системами, чтобы убедиться в этом. Конечно, система,
реконструированная Олбрайтом, не может быть верной во всех
подробностях, и в ней присутствует множество примеров
непоследовательного написания, противоречащего той или иной
интерпретации. Например, я совершенно уверен, что следует
пересмотреть предложенную Олбрайтом интерпретацию некоторых
групп знаков как простых согласных, таких как к или г, или как
слогов с начальным гласным и конечным согласным, таких как an, in,
un, ar, ir, ur. Если мы полагаем, что исходное египетское
фонетическое, несемантическое письмо состоит только из слоговых
знаков с начальным согласным, то групповое письмо, развившееся из
него, должно иметь слоговые знаки, идентичные по структуре. В
таком случае нет нужды в транслитерации типа г ог аг, поскольку по
аналогии с такими слоговыми письменностями, как хеттская
иероглифическая, слог с немым гласным в конце можно было бы
транслитерировать как г(х), г(а) и т. п.
В процитированной в главе 5 статье профессор Эджертон утверждает,
что «предложенная Олбрайтом силлабическая теория египетского
группового письма ничем не доказана. Совокупность фактов ясно и
неопровержимо говорит против нее»; и затем, сославшись на
несколько примеров, которые можно интерпретировать как слоговые,
пусть даже «с большой натяжкой», он делает вывод: «Я твердо
убежден, что ни один египетский писец XIX или более ранней
династии сознательно никогда не искал никаких способов передачи
гласных ни в иероглифическом, ни в иератическом письме». В двух
словах, это означает, что вставка различных знаков в египетское
групповое письмо не выполняет вообще никакой функции, а
происходит только по прихоти писцов разных школ. При всем моем
уважении к ученому мнению моего хорошего друга и коллеги, я не
могу не возразить на это заявление. Конечно, в египетском письме
часто встречаются непоследовательности, которые объясняются
личными прихотями, как и в другом письме или, если уж на то
160
пошло, во всех областях человеческого поведения и культуры. Однако
наличие этих непоследовательностей не должно приводить нас к
слепому отрицанию важных принципов или систем, управляющих
большинством случаев. Для всякого, кто, подобно мне, воспитан в
убеждении, что вся жизнь регулируется правилами и принципами,
как бы непоследовательно они ни применялись на практике,
утверждение о «крайне бессистемном характере египетского письма»
звучит почти что ересью. Его можно опровергнуть не только исходя
из общего принципа, но и, более того, его полное неправдоподобие
применительно к египетскому письму доказывается сравнением его
со многими другими системами. Что можно сказать о таких
написаниях, как nxdxrx, nx‘xdxrx и nxdx‘xrx, «обет»; šxmx‘x, šxmx’x, šxmxmxи
sx‘xmx’x, «он слышал»; или bx‘xlx и bx‘xlx’x, «господин», которые
встречаются в новопуническом письме? Разумеется, невозможно
отрицать, что в новопуническом письме существует общий принцип
передачи гласных при помощи специальных знаков. То, что гласные
указываются в одних местах и не указываются в других, или что мы
порой встречаем их там, где их не должно быть, лишь показывает,
сколь непоследовательно и даже ошибочно этот принцип применялся
в новопунических текстах, однако это не ставит под сомнение
действие самого принципа. Если мы признаем этот принцип в
новопуническом, то, с точки зрения теории письма, он должен иметь
силу и в аналогичной системе указания гласных в египетском
групповом письме.
Система обозначения гласных встречается не только в тех
письменностях, которые обычно не указывают гласных, таких как
семитские и египетская, но и в чисто слоговых, таких как клинопись и
хеттская иероглифика, в которых гласные часто выражаются
недостаточно четко.
Обычным способом указания долготы гласных в месопотамской
клинописи более позднего ассирийского периода было добавление
знака гласного к предыдущему слогу с конечным гласным. Так, dâ
(dā) или dî (dī) записываются в виде da-a или di-i, в отличие от
вариантов da или di, которые обычно обозначают короткие da и di
соответственно. Однако в таких вариантах, как mAš-šu-ra-iu-ú,
«ассириец, ассирийский», сочетание iu-ú обозначает не yú (или yū), а
простое yu. Аналогичным образом, написание liš-ɔa-a-lu, «пусть
спросят», часто встречающееся в позднеассирийских письмах,
соответствует не lišɔālū, а lišɔalū. Еще более показательны варианты
написания waa-ša-aḫ, at-ta-an-ni-wii-na, wuú-la-a-šina и многие другие,
встречающиеся в хаттских, хурритских и палайских клинописных
текстах из Боказгея. Здесь знак wa, wi, wu имеет обычный размер, а
161
гласные знаки a, i и u пишутся значительно мельче, причем в такой
форме, что образуют единое целое с предшествующим знаком wa, wi,
wu. Следует сразу отметить, что во всех этих случаях знаки гласных
добавляются к тем слоговым знакам, которые в системе клинописи
имеют значение согласного плюс любой гласный. Поскольку этот
гласный не указывается, был найден способ устранения этого
недостатка клинописной системы путем добавления знаков гласных.
Раньше мы уже говорили, что в клинописной системе различия
между гласными обычно указывались при помощи отдельных знаков,
как, например, знаков da и du для слогов da и du соответственно.
Однако часто эти гласные указывались недостаточно четко, как,
например, в знаках, которые можно прочесть как li или le, ri или re, ig
или eg, и во многих других. Эта неясность в сочетании с тем, что
знаки, в которых гласные не указывались совсем, как, например,
знак, выражающий wa, wi, we или wu, привела к возникновению
такого приема указания гласных, который лучше всего проявился в
системе хурритской клинописи, имевшей хождение в Месопотамии
во второй половине второго тысячелетия до н. э. Так, в написании
i-i-al-le-e-ni-i-in для iyallenin добавление гласного знака е к знаку li
гарантирует, что этот знак будет прочитан как le, а не li, как и
добавление знака гласного i указывает на произношение ni, а не ne.
Конечно, во втором случае добавление i представляется излишним,
потому что чтение ni уже определено гласным знака in.
Многочисленные известные нам примеры такого рода показывают
лишь, что из приема, который первоначально возник из
необходимости адекватного указания гласных, развилась более
широкая система, которая позволила регулярно добавлять знаки
гласных даже в тех случаях, когда они и так точно определены. Но,
как можно видеть по таким написаниям, как še-e-ḫa-la, še-ḫa-a-la или
še-ḫa-la-a, этот принцип применялся весьма непоследовательно.
Аналогичный способ указания гласных встречается также в системах,
которые, как правило, обозначают все различия гласных. В хеттской
иероглифике слог ta в слове ayata, «он сделает», выражен при
помощи одного слогового знака ta. Но наряду с a-i-a-ta встречается и
написание a-i-a-ta-a. Конечный знак гласного используется здесь не
для того, чтобы указать на произношение ayatā, ayataa и т. п., а чтобы
показать, что слово произносится как ayata, а не ayat. Этот прием был
необходим в тех системах, где закрытые слоги можно было написать
только при помощи слоговых знаков, состоящих из согласного и
гласного.
Персидская клинопись использовалась между VI и IV веками до н. э.
в правление династии Ахеменидов. Будучи клинописью, она могла
162
возникнуть только под влиянием месопотамской, хотя формы
отдельных знаков персидской системы нельзя проследить до
какой-либо другой клинописной системы. Как и в случае угаритской
системы, формы персидских знаков – это результат свободного
индивидуального творчества.
Персидская письменность представляет собой смешанную систему.
Она состоит всего из 41 знака, из которых 36 – слоговые, 4
обозначают слова «царь», «страна», «провинция» и «Ахурамазда»
и еще один знак представляет собой разделитель слов. Из 36
слоговых знаков 3 знака используются для передачи гласных звуков
a, i и u, и 6 знаков – для слогов da, di, du и ma, mi, mu. Пять знаков
обозначают согласный плюс гласный a или i (ga = gi, ka = ki, na = ni, ra
= ri, ta = ti), а еще пять знаков обозначают согласный плюс гласный u
(gu, ku, nu, ru, tu); два знака обозначают согласный плюс гласный a
или u (ja =ju, wa = wu), а еще два знака – согласный плюс гласный i
(ji, wi). Во всех остальных случаях один знак обозначает согласный (b,
č, ç, f, h, ḫ, y, l, p, s, š, ṯ и z) с любым из трех гласных (рис. 88).
163
Рис. 88. Древнеперсидский силлабарий
В персидской системе простые согласные выражаются слоговыми
знаками, оканчивающимися на а, как в написании a-da-m(a) для
adam, а также, по крайней мере теоретически, и для adm или adma.
Долгий гласный а обозначается добавлением гласного знака а,
например в написании ha-са-а вместо haca. Однако из таких
примеров, как u-ta-a = uta, следует, что такая система сложилась не
сразу и что первоначально добавление знаков гласных не служило
для указания долготы звука. На основании только что рассмотренных
параллелей в хеттской иероглифике можно сделать вывод, что
знак а добавляли в ta с целью показать, что целое слово произносится
как uta, а не ut. Еще более наглядно сравнение некоторых персидских
написаний с хурритскими. Я имею в виду такие варианты, как di-i для
164
di или ku-u для ku, где очевидно отсутствует необходимость писать
знаки гласных i или и, поскольку в слоговых знаках di и ku гласные
можно прочесть только одним способом. Все эти особенности
свидетельствуют о том, что персидская письменность находилась в
стадии перехода от слоговой к буквенной системе.
Главная проблема в вопросе происхождения персидской клинописи
заключается в том, была ли она создана сразу как полноценная
система или сложилась в итоге медленной и постепенной эволюции.
В пользу первой версии мы можем привести некоторые
традиционные доводы в поддержку того, что персидская
письменность была создана при Дарии. Если эта версия верна, тогда
простой констатации факта достаточно, чтобы отпала нужда в
дальнейших рассуждениях. Персидская клинопись представляет
собой смешанную систему. Из 22 согласных персидского языка 13
представлены одним знаком каждый, 7 – двумя знаками и только 2
согласных представлены тремя знаками каждый. Таким образом,
персидская письменность производит впечатление смешения двух
чуждых систем. Структура 13 персидских знаков, которые выражают
согласные, но не гласные, в принципе идентична структуре
египетской и западносемитских письменностей; хотя некоторые
знаки с идентичной же структурой встречаются и в месопотамской
клинописи, их настолько мало, что трудно предположить, будто они
могли лечь в основу такой эволюции персидского письма. Остальные
персидские знаки, выражающие согласный и – более или менее
точно – гласный, сформировались по образцу месопотамского
письма. Однако нужно помнить, что имеется ряд убедительных
аргументов против тезиса о внезапном возникновении персидского
письма при Дарии, и вследствие этого нам, возможно, придется
считаться с возможностью медленной и постепенной эволюции. Если
брать за основу семитскую систему, то первоначально персидская
письменность должна была состоять из 23 знаков, выражающих
согласный, но не гласный, или, возможно, из 22 таких знаков плюс
три специальных знака для гласных (как, например, в угаритском). К
этой базовой системе со временем прибавились бы 7 слоговых знаков,
содержащих i, и четыре, содержащих u, и, возможно, 3 гласных знака.
Итогом этого пути развития стал бы 69-значный силлабарий типа ma,
mi, mu, в котором каждый знак точно выражает согласный и
соответствующий гласный. Излишне подчеркивать, что это было бы
необычное развитие в истории письменности и что принцип
экономии, состоящий в выражении речи наименьшим возможным
количеством знаков, однозначно говорит против него. Таким
образом, более правдоподобным представляется второй путь
165
эволюции, в котором основой персидской письменности послужила
месопотамская клинопись.
Учитывая все вышесказанное, первоначальный персидский
силлабарий должен был состоять из 69 знаков типа ma, mi, mu. Из
этой базовой системы, в которой каждый знак выражает согласный и
соответствующий гласный, постепенно должна была развиться новая
система, состоящая из 36 знаков, в которой гласные указываются
лишь частично. Можно лишь гадать о причинах, которые привели к
этому сокращению знаков, и наиболее вероятное объяснение
опирается на использование полного письма, встречающегося во
многих других восточных системах. Особенно наглядным будет
сравнение с полным письмом в таких силлабариях, как
месопотамская клинопись и хеттская иероглифика, где используются
знаки с полным указанием гласных. Систематическое применение
полного письма в персидской письменности должно было постепенно
привести к появлению полноценного алфавита, и этот путь развития
ясно демонстрирует письмо бамум.
Вынужден предупредить читателя о том, что эта картина полностью
реконструирована и что этапы развития персидской письменности,
изложенные здесь исходя из имеющихся у нас сведений, невозможно
проверить, опираясь на дошедшие до нас памятники персидской
эпиграфики.
Греческий алфавит
Доказательство семитского происхождения греческого алфавита не
представляет особых проблем. Сама греческая традиция, называвшая
греческое письмо Φοινικήια γράμματα или σημεῖα, то есть
«финикийское письмо», ясно показывает, в каком направлении
следует искать истоки этой системы. Кроме того, даже поверхностное
знакомство с формами, названиями и порядком греческих знаков
сразу наталкивает на мысль, что все эти характерные черты должны
были быть заимствованы из семитского письма.
Происхождение формы греческих знаков от семитского прототипа
устанавливается без труда. Даже человек, не посвященный в тонкости
эпиграфики, не сможет не заметить тождественности или близкого
сходства формы знаков греческого алфавита с формой знаков
семитских письменностей (рис. 89).
Названия знаков греческого алфавита нельзя объяснить при помощи
греческого языка, но при этом они почти точно соответствуют
названиям знаков в различных семитских письменностях. Так,
греческие альфа, бета, гамма, дельта и т. д. соответствуют семитским
166
алеф, бет, гимел, далет и т. д. с соответствующими значениями
«бык», «дом», «верблюд (?)» и «дверь». Среди семитских языков, из
которых можно теоретически вывести названия греческих знаков,
безусловно, следует отдать предпочтение финикийскому, а не
арамейскому. Можно заметить, что, например, греческая альфа – это
производное от алеф, «бык», слова, которое существует в
финикийском языке и древнееврейском, но не в арамейском, в то
время как греческие йота, пи и ро ближе к соответствующим
финикийским или древнееврейским словам йод (йуд), «рука», пē,
«рот», ирôш, «голова», чем к арамейским йад, пум, рêш.
Рис. 89. Сравнительная таблица знаков греческой и
западносемитских письменностей
Как указал Теодор Нельдеке, окончание – а в греческих названиях
альфа, бета и т. д. не следует выводить из арамейского, поскольку они
лучше всего объясняются как греческое дополнение, появившееся в
167
результате неприятия греческим языком конечных согласных (за
исключением n, r и s).
Даже порядок букв в двух письменностях одинаков, как видно даже
из приведенных в предыдущем абзаце названий первых букв.
Семитские знаки вав, цади и коф, которых нет в классическом
греческом, встречаются в более ранние периоды в виде букв вау или
дигамма, сан и коппа. Кроме того, в более поздние времена эти три
знака продолжают использоваться в греческой системе счисления,
где они имеют почти те же значения, что и их аналоги в семитских
системах.
Направление знаков в древнейших греческих надписях сильно
разнится, как и направление письма, которое следует то справа
налево, то слева направо, то бустрофедоном, попеременно меняя
направление от строки к строке. Лишь постепенно в греческой
системе складывается классическое написание слева направо.
Поскольку нет никаких сомнений в том, что греки заимствовали свое
письмо у семитов, встает вопрос, из какой именно семитской системы
берет начало греческое письмо. Теоретически любая письменность,
бывшая в употреблении у семитских народов, населявших обширную
территорию, которая простиралась с юга Киликии до севера Синая,
могла стать прототипом греческой системы. В этом регионе жили
амореи, арамеи и хананеи, включая и финикийцев. В
действительности, однако, наши поиски следует сузить до
финикийцев, мореходов древности, единственного семитского
народа, осмелившегося отправиться по Великому морю в поисках
новых горизонтов. Не греки дошли до побережья Азии, чтобы
заимствовать семитскую систему; письменности никогда не переходят
от одного народа к другому таким путем. Именно финикийцы с их
торговыми поселениями, разбросанными по всему греческому миру,
принесли свое письмо грекам. Финикийское происхождение
подтверждается не только самой греческой традицией, но и, как мы
уже видели выше, сопоставлением названий знаков в греческих и
семитских системах.
Рис. 90. Греческая надпись на дипилонской амфоре из Афин
168
Рис. 91. Наскальные надписи с острова Тиры
Наша следующая задача – установить, в какой момент греки могли
заимствовать свою письменность у финикийцев. Этот вопрос
по-прежнему вызывает горячие споры, причем крайние оценки
расходятся более чем на полтысячелетия. А. Ментц, например,
отстаивает датировку примерно 1400 годом до н. э., Б.Л. Ульман –
конец микенского периода или последовавшие «темные века», а Рис
Карпентер называет примерно 720 год до н. э. Если мы не хотим
заниматься теоретизированием на основе косвенных данных, то
единственный надежный подход к вопросу заимствования греками
финикийской письменности состоит в том, чтобы начать с
исследования возраста древнейших из дошедших до нас греческих
надписей. По крайней мере, расхождение в датировке этих надписей
ненамного превышает сто лет как максимум.
Согласно преобладающему среди греческих эпиграфистов мнению,
древнейшая из известных греческая надпись, сделанная на
дипилонской амфоре из Афин (рис. 90), относится к началу VIII или
началу VII века до н. э. Чуть более поздние, но также относящиеся к
VIII или VII веку до н. э., – это вырезанные в камне надписи с острова
Тиры (рис. 91), короткие надписи на керамике геометрического стиля
с горы Имитос (рис. 92), а также два расписанных черепка из
Коринфа (рис. 93).
Отдельные знаки в этих ранних греческих надписях часто настолько
разнятся по форме, что невозможно говорить о едином греческом
алфавите применительно к этому древнейшему периоду.
Следовательно, можно предположить, что заимствование и усвоение
финикийского письма происходили независимо друг от друга в
разных областях греческого мира.
169
Рис. 92. Короткие надписи на керамике геометрического стиля с горы
Имитос
Рис. 93. Надписи на черепках из Коринфа
Теперь давайте посмотрим, к каким выводам относительно датировки
возникновения греческого письма можно прийти с точки зрения
семитской эпиграфики. Финикийская письменность лишь
незначительно изменилась по сравнению с периодом от Ахирама до
Шапатбаала (около 1000—850 до н. э.). Затем на несколько столетий
мы теряем след финикийской системы в самой Финикии, но можем
проследить за развитием семитского письма в других областях. С
середины IX века мы видим на юге знаменитую надпись Меши из
Моава, а чуть позже на севере – первые надписи из Зынджырлы.
Самые ранние финикийские надписи с Кипра и Сардинии не
поддаются точной датировке, но они, вероятно, также относятся к IX
веку.
Если теперь взглянуть на сравнительную таблицу семитских и
греческих знаков (рис. 89), ряд особенностей сразу же бросится нам в
глаза. Форма греческой каппы с ее «хвостом» отличается от той же
буквы в финикийских надписях вплоть до Шапатбаала, но совпадает с
нею в надписях после 850 года до н. э. Кроме того, греческий знак мю
выглядит гораздо более похожим на соответствующие формы в
семитских надписях, датируемых периодом после 850 года до н. э.,
чем на
более ранних надписях. С другой стороны, появление семитского
знака далет с «хвостом» около 800 г. до н. э. заставляет
170
предположить, что греческая «бесхвостая» дельта появилась из
письма, существовавшего прежде 800 г. до н. э. Таким образом,
выводы, которые можно сделать на основе этих сравнений, говорят в
пользу IX века как наиболее вероятного времени заимствования
семитского письма греками. Этот период полностью согласуется с
датировкой самых ранних из дошедших до нас греческих надписей, а
именно началом VIII века до н. э.
Переходя от проблем внешней формы к проблемам внутренней
структуры, мы видим, что наиболее важной особенностью греческого
письма, в отличие от любого из семитских, является полностью
развитая система гласных. Начиная с древнейшего периода все
гласные пишутся везде, где мы ожидаем их увидеть. В этом можно без
труда убедиться по транслитерации древней надписи на дипилонской
амфоре из Афин (рис. 90.): ΗΟΣ ΝΥΝ ΟΡΧΕΣΤΟΝ ΠΑΝΤΟΝ
ΑΤΑΛΟΤΑΤΑ ΠΑΙΖΕΙ ΤΟΤΟ ΔΕΚΑΝ ΜΙΝ, что соответствует
классическому греческому ὃς νῦν ὀρχηστῶν πάντων ἀταλώτατα παίζει
το‹ῦ›το δεκᾶν μιν, «кто из танцоров развлечет изящнее всех, пусть это
получит»[22]. Помимо формы знаков, единственное различие между
надписью на афинских амфорах и надписях более позднего
классического периода таково: в древнем написании не указано
ударение и долгота гласных и согласных, и в то время как spiritus
tenis не указан, spiritus asper выражен буквой, которая впоследствии
превратилась в букву эта.
Общепринятая трактовка происхождения греческой системы гласных
очень проста. В семитской письменности было несколько знаков,
выражающих так называемые «слабые согласные», которые в
греческом отсутствовали. Как полагают, вследствие этого грекам
пришлось превратить эти, казалось бы, ненужные знаки в гласные.
Так, семитский знак ɔалеф, выражающий мягкое придыхание – нечто
вроде звука между у и э в слове «пируэт», – превратился в гласный а,
обозначаемый альфой; семитский знак хе превратился в греческий
эпсилон, выражающий звук е; семитский знак вав, в раннем
греческом обозначавший согласный w (дигамма), приобрел значение
гласного u буквы ипсилон, которая в алфавите стоит ближе к концу,
после тау; семитский йод в греческом стал гласной i (йота); и,
наконец, семитский эмфатический звук аин превратился в
гласный о (омикрон).
Нет никакой ошибки в выведении отдельных значений греческих
гласных из соответствующих семитских знаков. Дело, однако, в том,
что греки не изобрели новой системы гласных, а лишь использовали
для их обозначения те знаки, которые в семитских системах письма
также могли выполнять функцию гласных в виде так называемых
171
matres lectionis. Поэтому величие греческого достижения состоит не в
изобретении нового способа передачи гласных звуков, а в
методическом применении способа, который ранние семиты
использовали лишь нерегулярно и спорадически. Как мы уже видели,
даже семитские и другие ближневосточные письменности со
временем развили этот способ указания гласных до такой степени,
что подошли вплотную к созданию полноценной системы гласных
знаков и, следовательно, алфавита.
Кажется крайне маловероятным, что полная система гласных,
засвидетельствованная в древнейших известных нам греческих
надписях, была спонтанно изобретена неким греческим
интеллектуалом на основе этих неупорядоченных аналогий в
семитских письменностях. Я склонен считать, что древнейшее
греческое письмо указывало гласные так же бессистемно, как и
семитское, и что полная система гласных развилась и
систематизировалась в нем постепенно. Меня ничуть не удивило бы
обнаружение ранних греческих надписей X века до н. э., где либо
вообще не указываются никакие гласные, либо указываются лишь
изредка способом, аналогичным семитским matres lectionis.
Термин «полная система гласных» подразумевает, что гласные в
греческом указываются на регулярной основе, но это не значит, что
древняя система гласных не должна отличаться от системы более
позднего классического периода. На самом деле система гласных со
временем претерпела значительные изменения, как уже коротко
говорилось. Более старый метод не предусматривал указания долготы
гласных. В новой, постепенно сформировавшейся системе только
знаки альфа и йота продолжали обозначать и короткие, и долгие
гласные. Но когда некоторые греческие диалекты утратили
согласный, передаваемый семитским знаком хет, этот знак приобрел
чтение ē и превратился в букву эта, отличающую его от е буквы
эпсилон. Кроме того, для обозначения ō появился новый знак омега,
а знак о остался омикрону. И наконец, когда старый звук u буквы
ипсилон греки начали произносить как ü, им пришлось для звука u
использовать сочетание омикрона и ипсилона, изначально
обозначавшее дифтонг ou. Дальнейшее развитие греческого алфавита
также иллюстрирует удаление из него букв дигамма, сан и коппа и
добавление знаков φ, χ и ψ, которых не существовало в семитских
языках, и греки создали их самостоятельно.
После того как шесть семитских слоговых знаков превратились в
греческом в знаки гласных, следующим естественным шагом стало
разложение остальных слоговых знаков как согласных в процессе
редукции. Если в написании tiyi второй знак понимается как гласный
172
i, помогающий верно прочитать первый знак, который теоретически
может быть прочитан как ta, ti, te, tu или to, то чтение первого знака
неизбежно редуцируется, превращаясь из слога в простой согласный.
Этот принцип редукции имеет множество примеров в истории
письменности. Например, шумерский знак, изображающий женскую
грудь, обозначает многие связанные слова, такие как dumu, «сын»,
banda, «мальчик», и tur, «маленький». Чтобы отличить эти слова
друг от друга, использовались фонетические индикаторы, как,
например, в написании banda-da, где фонетический знак da указывал
на чтение словесного знака как banda, а не dumu или tur. Поскольку в
написании banda-da знак da считался полным слогом, значение banda
впоследствии редуцировалось до ban. Аналогичным образом, в
аккадском tab-ab, «хорошо», из словесного знака tab развилось
слоговое значение ta.
Алфавит покоряет мир
Выше говорилось, что введение греческой системы гласных следует
рассматривать не как новое и оригинальное изобретение в греческом
письме, а как систематизацию уже хорошо известного, хотя и
нерегулярно используемого приема многих восточных
письменностей, таких как семитская, египетская, месопотамская
клинописная, хеттская иероглифическая и персидская. Этот прием
состоит в добавлении слогового знака со «слабым согласным»
в письменностях египетского и семитского типа или знака гласного в
клинописи и хеттской иероглифике с целью точного указания чтения
гласного, либо вовсе не выраженного в предшествующем слоговом
знаке, либо выраженного недостаточно. Любая из восточных
слоговых письменностей с помощью этого приема указания гласных
могла, по крайней мере теоретически, превратиться в чисто
алфавитную систему. Развитие письма бамум от слогового к
алфавитному демонстрирует, что написание mali как ma-a-li-i в
клинописной или хеттской иероглифической системе могло привести
к редукции слоговых знаков ma и li в m и i соответственно, как и
написание того же слова в виде maɔa-li-yi в египетско-семитских
письменностях в конечном счете привело к разложению слоговых
знаков на буквенные в греческой системе. То, что ни одна восточная
система независимо друг от друга не разработала алфавита,
объясняется их непоследовательностью в указании гласных. По этой
причине только грекам благодаря регулярному применению
заимствованного с Востока приема и принципа редукции удалось
впервые создать алфавитную систему письма.
173
Развитие полного греческого алфавита, в котором отдельные звуки
языка выражаются при помощи знаков согласных и гласных, – это
последний важный шаг в истории письменности. Со времен Древней
Греции вплоть до наших дней в развитии внутренней структуры
письменности не произошло ничего нового. Вообще говоря, мы
пишем гласные и согласные так же, как это делали древние греки.
Использование знаков для гласных и последующее разложение
знаков в виде алфавита со временем перешло от греков к семитам, и
таким образом греки вернули им долг за заимствование. Это и есть
тот самый алфавит, который впоследствии завоевал весь мир. Сколь
бы ни отличались по внешнему виду сотни используемых во всем
мире алфавитов, всем им присущи особенности внешней формы или
внутренней структуры или и те и другие одновременно, впервые
возникшие в маленькой области Восточного Средиземноморья. По
сути дела, если исключить разбросанные по разным странам света
протописьменности, небольшую группу письменностей Восточной
Азии, выросших из китайской, и преимущественно слоговые системы,
введенные уже в наши дни в примитивных обществах (которые мы
рассмотрим в главе 7), сегодня используется только одна система
письменности. И это алфавит семито-греческого происхождения.
С точки зрения внутренней структуры, основным свойством алфавита
является наличие специальных знаков для гласных и согласных. Так
как знаки для согласных употребляются более или менее одинаково
во всех алфавитах мира, разные типы алфавитов можно отличить
только по тому, как в них используются знаки для гласных. Разделяя
алфавиты на три типа, я хотел бы пояснить, что это идеальные типы.
На практике многочисленные письменности испытывают такое
сильное взаимовлияние, что зачастую их трудно отнести к тому или
иному типу. Различные способы обозначения гласных приведены на
рис. 94.
Тип I, представленный греческим алфавитом, самый простой.
Гласные выражаются специальными знаками наравне с согласными,
как, например, в написании слога ta при помощи знака t плюс а. Этот
тип огласовки характерен для всех западных письменностей,
независимо от их внешних отличий: греческой, латинской,
рунической, славянской, азбуки Морзе и т. д. В некоторых восточных
письменностях, например новопунической или мандейской, также
развился этот тип огласовки, хотя и не столь систематически, как в
греческой. Трудно сказать, следует ли рассматривать систематизацию
обозначения гласных в этих двух семитских системах как
естественную эволюцию приема scriptio plena, широко известного на
Ближнем Востоке, или же причиной было влияние латыни или
174
греческого. В целом, однако, семитские письменности
сопротивляются помещению новых знаков гласных рядом со знаками
согласных; вместо этого они предпочитают помещать их выше или
ниже согласного. Когда в VIII веке н. э. греческие знаки гласных были
введены в западносирийское, или яковитское, письмо, они
помещались не рядом со знаком согласного, как в греческом, а выше
или ниже его. Видимо, подобным образом вавилонские евреи
первоначально использовали слабые согласные для обозначения
гласных.
Рис. 94. Типы обозначения гласных в различных алфавитных
письменностях
Такое неприятие семитами записи гласных знаков рядом с
согласными может иметь несколько причин. Одна из них, возможно,
состоит в предпочтении традиционного написания священных книг.
А другая, пожалуй, еще более важная причина может заключаться в
том, что, оставляя структуру согласных нетронутой и помещая знаки
гласных выше или ниже согласных, они оставляли возможность всем
желающим и дальше писать одними согласными, не отвлекаясь на
гласные. Хорошо известно, что даже в наше время такие семитские
письменности, как арабская и еврейская, прекрасно обходятся без
использования знаков гласных как в печатных текстах, так и в
рукописных. Нежелание усложнять консонантную структуру вставкой
знаков гласных, которые в семитских письменностях совпадают со
знаками согласных, может фактически оказаться той причиной,
которая в конечном счете и привела к созданию нового типа
175
огласовки, когда гласные передаются не слабыми согласными, а
специальными диакритическими знаками.
Это и есть II тип огласовки, который, вероятно, впервые появился в
восточносирийском, или несторианском, письме, откуда он проник в
палестинское еврейское, а затем в арабское письмо. Во всех этих
случаях гласные обозначаются мелкими штрихами, точками или
кружочками над или под знаком согласного.
III тип огласовки, встречающийся в индийской и эфиопской
письменности, представляет немалые трудности.
Индийские письменности впервые появляются как
сформировавшиеся системы в III веке до н. э. в знаменитых надписях
Ашоки (правившего с 272 по 231 г. до н. э.), хотя есть данные в пользу
того, что письменность была известна уже за несколько столетий до
того. Мы не будем останавливаться на протоиндийской
письменности, использовавшейся в третьем тысячелетии до н. э. и,
следовательно, слишком далекой, чтобы оказать влияние на новые
индийские письменности, возникшие во второй половине первого
тысячелетия до н. э. Надписи Ашоки существуют в двух типах письма:
кхароштхи и брахми.
Формы знаков письма кхароштхи, как и его направление справа
налево, по-видимому, происходят из арамейского. Основной знак
всегда имеет значение согласного плюс я, в то время как другие
гласные выражаются с помощью коротких штрихов, которые во всех
случаях присоединяются к знаку, с которым образуют единое целое.
Даже различия в гласных, использовавшихся в начале слова (или в
качестве слога), обозначаются теми же диакритическими знаками.
Таким образом, этот тип огласовки очень похож на тип II, о котором
речь шла выше, с одним важным отличием: в то время как в типе II
гласные знаки пишутся отдельно, в типе III они всегда присоединены
к соответствующим слоговым знакам.
Письмо брахми пошло в своем развитии на один шаг дальше.
Отличия гласных, как правило, отмечаются в нем так же, как и в
системе кхароштхи, однако для начальных (или слоговых) гласных
был разработан новый набор знаков. В форме отдельных знаков
письма брахми не прослеживается четкая связь с какой-либо иной
системой, и, скорее всего, они были изобретены независимо.
Направление письма брахми – слева направо. Все последующие
индийские письменности, в том числе деванагари, письменность
санскрита, происходят от брахми, хотя преобладающим методом
огласовки в них является тип II.
176
С точки зрения формы, знаки эфиопского письма происходят
непосредственно из южноаравийских. Подобно семитским системам,
древнейшее эфиопское письмо не имело гласных. Затем, около 350
года н. э., сформировалась полная система огласовки, во всем
идентичная по структуре письму кхароштхи. Различия гласных
звуков, как правило, обозначались в нем мелкими диакритическими
знаками, присоединенными к основным знакам. Эфиопский все же
имеет одну дополнительную особенность, а именно периодическое
изменение формы основного знака, выражающее дифференциацию
гласных. Маловероятно, что такой метод указания гласных, как в
индийской и эфиопской письменностях, мог быть изобретен
независимо друг от друга в двух областях, тем более что, как мы
знаем, метод дифференциации гласных в такой же форме больше
нигде не применяется. Следовательно, многие данные говорят в
пользу гипотезы Фридриха о том, что эфиопская система гласных
развивалась по образцу индийского прототипа.
Главная проблема, стоящая перед нами в связи с классификацией
индийской и эфиопской письменности, такова: являются ли они
слоговыми или алфавитными? В принципе, нет больших различий в
обозначении гласных в письменностях семитского типа, с одной
стороны, и письменностях индийско-эфиопского типа – с другой.
Пишутся ли диакритические знаки отдельно, как в иврите и
арабском, или присоединяются к основному знаку, как и в
древнеиндийском и эфиопском, все равно во всех случаях их функция
состоит в обозначении дифференциации гласных. Но что нам делать
с теми случаями в эфиопском и индийском письме, когда слог
выражается при помощи знака без диакритических отметок, как,
например, в слогах, заканчивающихся на а? Как нам
классифицировать знаки эфиопского письма и многих
стенографических систем, передающих изменение гласного путем
изменения формы основного знака? В стенографических системах
основным знаком, выражающим согласный, конечно же, является
согласный, и, следовательно, алфавитный знак, но полная форма
этого знака, выражающего, например, ка, – это не алфавитный, а
слоговый знак. И все же мы не отнесли бы стенографические системы
к слоговым[23]. А как нам классифицировать современные семитские
письменности, такие как арабская и иврит, которые, хотя и имеют
средства для выражения дифференциации гласных, часто
пренебрегают ею, записывая только согласные? Казалось бы, мы
могли бы называть их слоговыми в том смысле, в каком этот термин
применялся к древним семитским письменностям, которые не могли
выражать дифференциации гласных. Все это непростые вопросы,
рассуждать о которых мы предоставим будущей теории
177
письменности; более четкие типологические определения позволят
решить некоторые трудности, стоящие перед нами сейчас в связи с
классификацией некоторых письменностей.
Глава 6
Эволюция письменности
Этапы развития
Рассмотрев письменность в предыдущих четырех главах с
описательной и сравнительной точки зрения, ниже я попытаюсь
обрисовать ее историю в эволюции от самых ранних стадий,
семасиографических, на которых желаемый смысл передается
рисунками, до поздней стадии, фонографической, на которой письмо
выражает язык. Разные стадии развития письменности представлены
в виде схемы на рис. 95. Какими бы абсурдными ни показались на
первый взгляд такие обозначения трех основных стадий
письменности, как «неписьменность», «протописьменности» и
«собственно письменность», для такой классификации есть веские
основания.
Рисунки
Относя рисунки к первой стадии, называемой «неписьменность», я
подразумеваю следующее: 1) то, что мы обычно понимаем под
рисунками, то есть предметы искусства, созданные под влиянием
художественно-эстетического побуждения, не подпадает под
категорию письменности и 2) что письменность происходит от
простых рисунков. В пример аналогии можно было бы привести пар,
если поместить его как первую стадию в таблицу, иллюстрирующую
развитие парового двигателя. Пар, вырывающийся из гейзера или
чайника, сам по себе еще не паровой двигатель, однако это элемент,
на который будут опираться последующие стадии, приводящие к
конечному результату.
Протописьменности
К «протописьменностям» относятся разнообразные приемы, при
помощи которых человек впервые попытался передать свои мысли и
чувства. Я изобрел для обозначения всех этих приемов термин
«семасиография», от греческого σημασία, «смысл, значение», и
γραφή, «письмо». Как следует из самого этого слова, на этой стадии
рисунки могут передавать общий смысл, как его замыслил пишущий.
На этой стадии видимые рисуночные формы, подобно языку жестов,
178
способны выражать смысл непосредственно, без промежуточных
языковых форм.
Рис. 95. Стадии развития письменности
Самые примитивные способы коммуникации при помощи видимых
символов нашли выражение в виде описательно-изобразительного и
идентифицирующе-мнемонического приемов. Поскольку эти два
приема часто переплетаются между собой, некоторые примитивные
письменности трудно отнести к строго определенным категориям.
Описательно-изобразительный прием включает в себя средства
коммуникации, аналогичные рисункам, появившимся в результате
художественно-эстетического побуждения, но отличающиеся от
последних тем, что они содержат лишь те элементы, которые имеют
важное значение для передачи сообщения, и не содержат
эстетических украшений, составляющих значительную часть
живописной картины. В идентифицирующе-мнемоническом приеме
символ используется для того, чтобы облегчить запоминание или
идентификацию человека или предмета, как, например, в рисунке
иголки с ниткой, изображающем пословицу «нитка следует за
иголкой» (с. 62). Желание запечатлеть сведения для потомков при
помощи таких символов, применяемых в качестве мнемонических
179
средств, – важный фактор, который приводит непосредственно к
развитию подлинной письменности.
Поверхностному наблюдателю описательно-изобразительный прием
может показаться стоящим на более высоком уровне развития, чем
идентифицирующе-мнемонический, поскольку он, на первый взгляд,
лучше приспособлен для передачи коммуникации, чем способ
использования символов идентифицирующе-мнемонического
характера. Очевидно, например, что изображение битвы в
описательно-изобразительном приеме лучше передает историю, чем
один или два знака, помогающие запомнить эту битву в
идентифицирующе-мнемоническом приеме. К аналогичным выводам
можно прийти, если сравнить, например, ранние образцы египетской
письменности, скажем палетку Нармера, выполненные в основном в
рамках описательно-изобразительного приема, с древними
шумерскими учетными табличками, нарисованными в рамках
идентифицирующе-мнемонического.
Однако прямой путь к собственно письменности лежит не от
описательно-изобразительного приема. Рисунки, сделанные таким
способом, следуют условным принципам искусства со всеми
недостатками и ограничениями, свойственными ему как средству
человеческого общения. Сковывающие традиции искусства,
сложившиеся за сотни и тысячи лет до того, как человек впервые
попытался передать сообщение с помощью условных знаков, были
слишком сильны, чтобы обеспечить развитие
описательно-изобразительного приема в верном направлении.
В идентифицирующе-мнемоническом приеме, как и в
описательно-изобразительном, тоже создаются рисунки, но
назначение их не в том, чтобы описать событие, а в том, чтобы
помочь запомнить и идентифицировать предмет или существо. Таким
образом устанавливается и постепенно стандартизируется полное
соответствие между определенными символами, с одной стороны, и
определенными предметами и существами – с другой. Поскольку эти
предметы и существа имеют названия в устной речи, дополнительно
устанавливается соответствие между письменными символами и их
аналогами в устной речи. Как только оказалось, что слова можно
выразить письменными символами, прочно установился новый и
гораздо более эффективный метод коммуникации между людьми.
Исчезла необходимость выражать предложение, например, «человек
убил льва», с помощью рисунка человека с копьем в руке,
убивающего льва. Теперь появилась возможность написать три слова
с помощью трех условных символов, изображающих человека, копье
(убийство) и льва соответственно. Аналогичным образом, теперь
180
можно выразить фразу «5 овец» при помощи двух символов,
соответствующих двум словам языка, а не пяти отдельных рисунков
овец, которых пришлось бы нарисовать на рисунке как произведение
искусства или при помощи описательно-изобразительного приема.
Введение в идентифицирующем приеме строгого порядка знаков,
соответствующего порядку произносимых слов, прямо противоречит
методам описательного приема и живописи, в которых значение
передается совокупностью мелких рисунков без каких-либо
общепринятых норм относительно того, где начинается сообщение
или в каком порядке его следует интерпретировать.
Прием, в котором отдельные знаки могут выражать отдельные слова,
естественно, должен вести к развитию целостной системы словесных
знаков, то есть словесного письма, или логографии. Я убежден,
вопреки общему мнению ученых, что такая полностью развитая
система никогда не существовала ни в древности, ни в более позднее
время. Придумать и запомнить тысячи знаков для тысяч слов и имен,
существующих в языке, и изобрести новые знаки для
новоприобретенных слов и имен – задача настолько невыполнимая,
что либо логографическое письмо может использоваться только как
ограниченная система, либо оно должно найти новые способы
преодоления этих трудностей, чтобы превратиться в полезную
систему. Опыт словесных письменностей Аляски и чероки,
искусственно созданных в наше время для употребления коренными
американцами, свидетельствует о непрактичности таких
ограниченных систем. Даже китайская, самая логографическая из
всех письменностей, не является чисто словесной системой, потому
что издавна пользовалась словесными знаками в функции слоговых.
Все, сказанное о китайской системе, еще более справедливо для
других древневосточных систем, таких как шумерская, египетская и
хеттская.
Примитивное логографическое письмо может развиться в
полноценную систему, только если ему удастся присвоить знаку
фонетическое значение, не зависящее от значения, которое имеет
этот знак как слово. Это и есть фонетизация, важнейший шаг в
истории письменности. В современной практике этот прием
называется «ребусным», и его можно продемонстрировать на
примере картинки в виде глаза (eye [aı]) и пилы (saw [sɔ:]), которая
обозначает фразу «Я видел» (I saw [aı sɔ:]), или в виде человека и
финика, которая обозначает слово mandate, «мандат». С введением
фонетизации и ее последующей систематизации возникли
полноценные системы письменности, которые позволили выразить
любую языковую форму с помощью символов, имеющих условные
181
слоговые значения. Так появилась настоящая письменность, в
отличие от слабых попыток, собранных под заголовком
семасиографии, которые не заслуживают лучшей доли, чем быть
отнесенными к классу протописьменностей.
Словесно-слоговые системы
Именно шумерам мы обязаны этим важным шагом, который привел
к развитию собственно письменности. Организация шумерского
государства и экономики требовала обязательного учета товаров,
доставляемых из сельской местности в города и наоборот. Записи
велись в сжатой учетной форме типа «5 овец» или, с личным именем,
«10 луков, X». Выбор отдельного знака для отдельного слова привел к
возникновению логографической системы, которая вскоре
расширилась до фонографической в силу необходимости точного
выражения личных имен, чтобы предотвратить путаницу в записях.
Величие этого достижения заключается в том, что при создании
полной словесно-слоговой системы из прежней
идентифицирующе-мнемонической шумеры смогли совершенно
вырваться из сдерживающих их условностей
описательно-изобразительного приема. Они развили письменность
на основе первого приема, в то же время продолжая пользоваться
вторым на печатях. Американские индейцы тоже имели в своем
распоряжении оба приема в качестве средства коммуникации, но их
предпочтение описательной техники искусства за счет
идентифицирующего приема привело к тому, что все их попытки
пошли в неверном направлении, в силу чего ни одна индейская
система, включая майянскую и ацтекскую, не поднялась в развитии
выше стадии протописьменности. Вполне возможно, что даже
египтяне додинастического периода, которые тоже делали
чрезмерный упор на условных нормах изобразительного искусства в
своих первых попытках передачи сообщений, никогда не развили бы
собственное письмо самостоятельно, без чужеземного влияния. Это
влияние вполне могло исходить от шумеров.
Старейшая из семи древневосточных систем письменности –
шумерская, чье существование засвидетельствовано в Южной
Месопотамии уже около 3100 года до н. э. Оттуда основные
принципы шумерской письменности могли распространиться на
восток, сначала к соседним протоэламитам, затем, возможно, через
протоэламитов к протоиндийцам в долине Инда; одна из
письменностей Ближнего Востока могла, в свою очередь, послужить
стимулом для создания китайского письма. Около 3000 года до н. э.
шумерское влияние предположительно распространилось на запад, в
182
Египет; египетское влияние, в свою очередь, проникло в регион
Эгейского моря, где около 2000 года до н. э. появилось критское
письмо, а несколько столетий спустя в Анатолии – хеттское
иероглифическое письмо.
Так как из семи систем три, а именно протоэламская,
протоиндийская и критская, пока еще не расшифрованы или
расшифрованы лишь частично, мы можем говорить только о
принципах письменности и лишь в том виде, в каком они раскрылись
в остальных четырех системах, а именно в шумерской, египетской,
хеттской и китайской.
Что касается внутренних принципов письменности, то объединяющей
характеристикой всех четырех систем является то, что все они были
фонографическими почти с самого начала своего развития и что все
они содержат знаки трех классов: словесные знаки, или логограммы,
слоговые знаки и вспомогательные знаки.
Образование знаков шло одинаково или очень похоже во всех
четырех системах. Один знак или сочетание знаков выражает одно
слово или сочетание слов. Кроме того, принципы применения
вспомогательных знаков, таких как детерминативы или знаки
препинания, одинаковы, хотя в разных системах такие знаки могут
отличаться по внешнему виду. Только при использовании слоговых
знаков различия настолько заметны, что дают нам возможность
четко разделить их на несколько типов.
Четыре восточные системы используют силлабарии четырех типов:
Тип I – шумерский. Односложные знаки, заканчивающиеся на
гласный или согласный: ta, ti, te, tu; at, it, et, ut; tarn, tim, tem, tum;
очень редко также двусложные вида ata; tama.
Тип II – египетский. Односложные и двусложные знаки,
заканчивающиеся на гласный, различия между гласными не
указываются: tx; txmx.
Тип III – хеттский. Односложные знаки, заканчивающиеся на
гласный: ta, ti, te, tu.
Тип IV – китайский. Односложные знаки, заканчивающиеся на
гласный или согласный: ta, ti, te, tu, to; at, it, et, ut, ot; tarn, tim, tem,
turn, tom.
Слоговые системы
Из четырех словесно-слоговых систем со временем развились четыре
силлабария с разными степенями упрощения:
183
Тип I – эламский клинописный и т. д. Односложные знаки,
заканчивающиеся на гласный или согласный: ta, ti, te, tu; at, it, et, ut;
tarn, tim, tem, tum.
Тип II – западносемитский. Односложные знаки, заканчивающиеся
на гласный, различия между гласными не указываются: tx.
Тип III – кипрский. Односложные знаки, заканчивающиеся на
гласный: ta, ti, te, tu, to.
Type IV – японский. Односложные знаки, заканчивающиеся на
гласный: ta, ti, te, tu, to; (da, di, de, du, do).
Относительно новых слоговых письменностей можно сделать один
интересный вывод: все они созданы не одним народом. Так, в то
время как месопотамские вавилоняне и ассирийцы переняли
шумерскую систему письма почти без изменений, чужеземцы
эламиты, хурриты и урарты сочли слишком обременительным
усвоение сложной месопотамской системы; они переняли только
упрощенный силлабарий и почти полностью устранили
тяжеловесный логографический аппарат. Семиты Палестины и
Сирии пошли еще дальше в тенденции к упрощению; у египтян они
переняли лишь принцип написания односложных слогов без
указания различия между гласными. Также и киприоты создали
силлабарий на основе эгейской системы письма, целиком опустив
словесные знаки. Японцы оказались не столь радикальны. Они тоже
разработали простой силлабарий, принципиально очень близкий к
кипрскому, хотя и отличающийся наличием отдельных значков для
звонких и глухих согласных; однако наряду с ним они пользуются
словесными знаками из китайского письма. Во всех случаях именно
чужеземцы не побоялись порвать со священными традициями и
таким образом смогли провести реформы, которые привели к новым,
революционным преобразованиям.
Общее название «западносемитский силлабарий», которое я даю
разным формам письменности, использовавшимся финикийцами,
евреями и другими семитами со второй половины второго
тысячелетия до н. э., ясно выражает мое убеждение в том, что эти
письменности – слоговые, а не буквенные, как это принято считать.
Эти семитские письменности в точности следуют образцу своего
египетского прародителя, а он с точки зрения развития письменности
не может быть не чем иным, как силлабарием.
Алфавитные системы
184
Тогда возникает законный вопрос: если эти ранние семитские
письменности не являются алфавитами, что же тогда такое алфавит?
Ответ ясен. Если под словом «алфавит» мы понимаем письменность,
выражающую отдельные звуки языка, тогда первый алфавит создали
греки. Хотя на протяжении второго тысячелетия до н. э.
предпринимались отдельные попытки найти способ обозначения
гласных в силлабариях египетско-семитского типа, ни одному из них
не удалось развить полноценной системы гласных. Обычный способ
состоял в добавлении вспомогательных фонетических индикаторов
для чтения гласных, которые, как правило, не указывались в
семитских системах письма. Но в то время как семиты лишь
спорадически применяли так называемые matres lectionis, как,
например, в написании ma-la-k(a)-ti-yi для malaktī, «я царствовал»,
греки использовали их систематически после каждого слога. Затем,
следуя принципу редукции, они вскоре смогли прийти к заключению,
что, поскольку в написании ti-yi второй знак является не слогом yi, а
гласным i, следовательно, первый знак должен обозначать согласный
t, а не слог ti.
Именно поэтому греки, которые, полностью переняв формы знаков
западносемитского силлабария, разработали систему гласных,
которые, присоединенные к слоговым знакам, редуцировали
значение этих слогов до простых знаков согласных и таким образом
впервые создали собственно алфавитную систему письменности. И
именно у греков семиты, в свою очередь, научились использовать
гласные знаки и впоследствии разработали собственные алфавиты.
Существуют три типа алфавита, для которых характерны три метода
указания гласных:
Тип I – греческий, латинский и т. д. Гласные обозначаются
отдельными знаками: t-a, t-i, t-e, t-u, t-o.
Тип III – индийский, эфиопский. Гласные обозначаются
диакритическими знаками, присоединенными к основному знаку,
или внутренними модификациями.
За последние двадцать пять веков алфавит завоевал всю
цивилизацию, достигнув самых дальних уголков земли, но за все это
время в принципах письма не произошло никаких изменений. Сотни
алфавитов всего мира, сколь бы они ни отличались по внешнему
185
виду, используют принципы, все до одного установленные еще в
греческой письменности.
Итоговый обзор
Глядя на наши маленькие и простые рукописные и печатные буквы,
трудно представить себе, что между современными знаками и их
прототипами простерлась бездна в много тысяч лет. Большинство из
нас назвали бы нашу письменность «английской», потому что она
служит средством для выражения английского языка. Многие могли
бы сказать, что ее можно назвать «латинской», ведь даже в своей
современной форме она мало отличается от латиницы
двухтысячелетней давности. Но многие ли смогли бы поэтапно
проследить историю латинской письменности в глубину веков;
многие ли знают, что латинский алфавит развился из греческого и
что греческий, в свою очередь, появился в результате усвоения
письма, возникшего еще среди семитов Сирии в середине второго
тысячелетия до н. э.? Но и еще не конец. История нашей
письменности уходит еще дальше. Хотя по внешнему виду это первое
семитское письмо представляется оригинальным и индивидуальным
творением, которое нельзя возвести к какому-либо иному известному
письму, его принципы, безусловно, получены из египетского
силлабария. А он является частью египетской системы письменности,
которая наряду с шумерской, хеттской, китайской и т. д. принадлежит
к великой семье древневосточных систем. Историю древнейшей из
этих письменностей – шумерской, которая, возможно, была матерью
всех других систем, можно проследить примерно с 3000 года до н. э.
Как в научных, так и в популярных книгах мы часто встречаем
рассказы о том, как изобреталась письменность. Но была ли
письменность действительно изобретена? Или, говоря широко, что
вообще такое «изобретение»? Если рассмотреть такое, к примеру,
«изобретение», как деньги, легко будет понять, что я имею в виду.
Говорят, что деньги изобрел Крез, лидийский царь. Однако на самом
деле он всего лишь воспринял обычай использования драгоценных
металлов в качестве средства обмена – эта практика была широко
известна на всем Ближнем Востоке уже много веков – и дополнил его
личной и государственной гарантией точного соответствия цены и
веса каждого куска металла. Точно так же следует рассматривать и все
другие достижения, которые мы называем «изобретениями»:
телеграф или радио Маркони немыслимы без теории волн Герца;
паровоз Стефенсона – это паровая машина Уатта, поставленная на
колеса; притом что сама паровая машина представляет собой
практическое применение многовековых наблюдений многих
поколений людей.
186
Рассматривая вышеупомянутые примеры, мы видим, что каждое так
называемое «изобретение» на самом деле не более чем улучшение
чего-то уже известного раньше. Письменность, как и деньги,
беспроводной телеграф или паровая машина, не была изобретена
одним человеком в каком-то определенном месте в определенный
момент времени. Ее история и предыстория столь же древние, сколь
и история самой цивилизации.
Конечно, во всех великих культурных достижениях надо учитывать
решающую роль гениев, которые смогли либо порвать со
священными традициями, либо придать практическую форму
чему-то, о чем другие могли только рассуждать. К сожалению, мы не
знаем никого из тех гениев, кому мы обязаны самыми важными
реформами в истории письменности. Их имена, как и имена других
великих людей, благодаря которым произошли важнейшие
усовершенствования в практическом применении колеса, лука и
стрел или паруса, навсегда останутся для нас скрыты мраком
древности.
Прежде чем приступить к рассмотрению основных моментов
эволюции письма, следует сделать несколько замечаний
относительно терминологии и определений в таблице на рис. 95. Не
существует чистых систем письма, как не существует чистых рас в
антропологии или чистых языков в лингвистике. Поскольку в языке
того или иного периода можно найти и элементы, сохранившиеся
при переходе с предыдущего этапа, и нововведения, опережающие
утвердившийся уровень развития, система письменности в отдельный
момент времени может содержать элементы разных ступеней своего
развития. В схематической реконструкции невозможно учесть все эти
незначительные расхождения. Можно было бы ввести длинные,
сложные термины, которые учитывали бы все характеристики
системы, но обычно они только запутывают суть дела. Поэтому цель
использованных в таблице терминов состоит лишь в определении
основных характеристик письменности. Приведу несколько
конкретных примеров. Английская письменность, как и латинская,
называется алфавитной, хотя и содержит некоторые знаки слов, как,
например, в написании 3 lb или £3 вместо three pounds, «три фунта».
В эламском силлабарии и алфавите пехлеви используется намного
больше словесных знаков. Хеттский иероглифический силлабарий
содержит лишь несколько знаков типа tra, ara, помимо обычных
знаков. Так называемый «карийский алфавит» состоит из буквенных
знаков, заимствованных из греческого языка, плюс ряд слоговых
знаков, заимствованных из другой системы местного анатолийского
происхождения. Во всех фонографических письменностях, особенно в
187
китайской, встречаются элементы, которые мы обычно относим к
семасиографической стадии письма.
В предыдущих главах различные виды письменности мы
распределили и рассмотрели по группам в порядке стадий
реконструированного внутреннего развития. Последовательные
стадии представлены сначала семасиографическими
протописьменностями, затем следуют три вида собственно письма,
включая словесно-слоговую, слоговую и алфавитную стадии.
Основной упор в моей классификации делается на внутренние
принципы письма, чем прямо противоречит усилиям тех ученых,
которые пытаются дать классификацию письма с точки зрения тех
или иных аспектов формы или географии. Классификация
письменностей по внешней форме – например, рисуночная и
линейная – или географическому положению – например, восточная,
африканская, индейская и т. д. – в моем исследовании играет
второстепенную роль.
Еще один момент, который следует подчеркнуть в этой
реконструкции стадий письменности, – это принцип
однонаправленного развития. Используемый здесь термин
«однонаправленный» означает, что письменность развивалась в
одном определенном направлении, и его не следует путать с
термином «однолинейный», означающий, что письменность
развивалась в одном направлении по одной прямой линии. Ничто не
может быть дальше от истины, чем защита тезиса о прямолинейном
развитии письменности, поскольку нам уже довольно хорошо
известно, что письменность в своем долгом историческом движении
от этапа к этапу шла по пути проб и ошибок. Зато нет ничего
странного в том, чтобы отстаивать тезис об однонаправленном
развитии, ведь подобная линия эволюции засвидетельствована и во
многих других аспектах нашей культуры, таких как язык, искусство,
религия и экономическая теория. В лингвистике, например, нам
известна тенденция развития языков от изолирующей стадии к
агглютинативной и затем флективной. Если взять более конкретный
пример, например фонетику, то мы часто можем наблюдать
тенденцию перехода глухих согласных в спиранты, а спирантов далее
– в звонкие согласные. Постепенная эволюция определенных и
неопределенных артиклей и постепенное исчезновение старого
двойственного числа тоже являются иллюстрациями
однонаправленного развития языка.
В истории письменности этот принцип означает, что для достижения
наивысшей точки своего развития письменность, каковы бы ни были
ее предшественники, должна пройти через стадии логографии,
188
силлабографии и алфавита, причем именно в этом и никаком другом
порядке. Следовательно, ни одна письменность не может начаться со
слоговой или буквенной стадии, если только она прямо или косвенно
не заимствована из другой системы, которая прошла через все
предыдущие ступени. Система письма, естественно, может
остановиться на какой-то стадии и не развиваться дальше. Так, ряд
письменностей остановились на логографической или слоговой
стадии. Пословицу «natura non facit saltus» («природа не делает
скачков») можно применить к истории письменности в том смысле,
что она не может пропустить ни единой стадии развития. Поэтому,
если мы считаем, что логография сначала развивается в
силлабографию, то так называемый египетский «алфавит»,
развившийся из логографии, не может быть алфавитом, но должен
быть силлабарием. Обратного развития не бывает: алфавит не может
превратиться в силлабарий, подобно тому как силлабарий не может
породить логографию. Поэтому абсурдно говорить о развитии
эфиопского (или санскритского) силлабария из семитского алфавита.
Как показано выше, и эфиопская письменность, и санскрит являются
дальнейшим развитием семитского слогового письма, которое, в свою
очередь, возникло на основе египетского слогового.
Трудно предсказать будущее нашей письменности, то есть каким
будет следующий этап, на который наша алфавитная система
перейдет в грядущие годы. Если бы наша письменность случайно
эволюционировала в сторону семасиографии, то есть системы, где
отсутствует четкое соответствие устной речи, это не было бы
аргументом в пользу возможности обратного развития. Подобно
параллельному явлению в языках, которые развиваются, проходя
через изолирующую > агглютинативную > флективную >
изолирующую и т. д. стадии[24], или «правилу ТАМ-ТАМ»
в индоевропейской фонетике (tenuis > aspirata > media > tenuis >
aspirata > media)[25], развитие письменности в направлении
семасиографии лишь показало бы, что оно может идти по кругу, или,
вернее, по спирали. И только если бы наш современный алфавит
превратился непосредственно в словесное или слоговое письмо,
можно было бы опровергнуть принцип однонаправленного развития.
Исходя из сказанного выше, у нас есть основания надеяться, что нам
удастся найти достоверные следы нормального развития
письменности от логографической к слоговой или от слоговой к
буквенной в пределах одной системы, бытующей в одной
определенной области. Однако привычка всегда дороже человеку,
чем прогресс, и, следовательно, письменность очень редко проходит
все эти ступени в пределах отдельной области. Тенденцию развития
189
от преобладающе логографического к преобладающе слоговому
письму можно наблюдать в хеттской иероглифической системе. С
другой стороны, хотя на своих ранних стадиях месопотамская
клинописная и египетская системы проявляют фонетические
тенденции к силлабографии, на протяжении веков их все более и
более обременяло множество дополнительных словесных знаков.
Ретроградной эволюции отдельных письменностей часто
способствовало то, что они попадали под контроль жреческой или
политической касты. В этих случаях письменности постепенно
становились настолько загромождены всевозможными
искусственными и вычурными отклонениями, что широкие массы
были уже не в состоянии их освоить. Итогом такого вырождения
письма часто оказывалось его полное неприятие народом и замена
совершенно новой системой, ввезенной из-за рубежа. Так случилось,
когда, в отличие от относительно простой и легкой для изучения
клинописной системы древних аккадцев, ассирийцев и вавилонян,
позднеассирийская и поздневавилонская системы в конечном итоге
уступили место арамейской. Или же когда, в отличие от египетских
иероглифических систем эпохи пирамид и династического периода,
сложные и непонятные преобразования эпохи Птолемеев в конце
концов привели к замене иероглифов коптским письмом. Почти
невероятное развитие логографии в китайской письменности
представляет собой хорошо известное явление. Благодаря своему
географическому положению на окраинах Старого Света Китай не так
пострадал от чужеземных вторжений, как Ближний Восток. По этой
причине эволюция китайской письменности продолжалась тысячи
лет, не затронутая иностранным влиянием, что в конце концов
привело к возникновению такого типа письма, который прекрасно
отвечал потребностям небольшой бюрократической клики, но при
этом был совершенно недоступен для 90 процентов населения.
История нашей письменности в течение тысячелетий весьма схожа с
историей некоторых современных письменностей, созданных под
влиянием европейцев в примитивных обществах, например письмо
индейцев чероки и африканского племени бамум. Обе эти
письменности, начав с несистематической семасиографии, сначала
развились в логографические системы, где отдельные знаки
выражали отдельные слова языка. Из-за недостатков чистой
логографии обе письменности вскоре были вынуждены развиться в
слоговые системы, но в то время как письмо бамум в своем
последующем развитии проявило определенные тенденции к
алфавитизации, письмо чероки, как и многие другие аналогичные
письменности примитивных народов, остановилось на слоговой
стадии. Эта последовательность стадий письма отражает этапы
190
развития психологии примитивных народов. Хотя все примитивные
народы в состоянии распознать такие языковые элементы, как
высказывания и фразы, вполне естественно, что зачастую им трудно
было выделить отдельные слова. Способность делить слова на
составляющие их слоги – важный шаг вперед в понимании речи, и
этому часто приходится учиться под внешним влиянием. Деление
слогов на отдельные звуки, как правило, лежит за пределами
возможностей примитивных народов. Естественность именно такой
последовательности анализа речи подтверждается тем фактом, что
почти все письменности, распространенные в наше время в
примитивных обществах, остановились на слоговом этапе.
Эффективность слогового письма и необычайная легкость, с которой
коренные народы могут научиться писать и читать слоговое письмо, в
отличие от алфавитного, уже неоднократно подчеркивались
западными наблюдателями.
В нашем кратком обзоре развития письма мы можем выделить три
важных шага, благодаря которым письмо эволюционировало от
своих примитивных стадий до полноценного алфавита. В
хронологическом порядке они таковы: 1) шумерский принцип
фонетизации, 2) западносемитское слоговое письмо и 3) греческий
алфавит.
Принцип фонетизации, приводящий к полностью
систематизированному силлабарию, впервые в истории встречается у
шумеров, а позднее и во многих других письменностях Старого Света.
Единичные проявления фонетизации в разных частях Старого и
Нового Света доказывают, что этот принцип мог независимо
развиться в разных местах.
Вторым важным шагом стало создание западносемитского
силлабария, состоящего примерно из 22 знаков, принципиально
полностью идентичного соответствующему египетскому силлабарию
из 24 знаков. Величие семитского достижения заключается не в
каком-либо революционном нововведении, но в отказе от всех
словесных знаков и знаков с более чем одним согласным,
существовавших в египетской системе, и в ограничении письма
небольшим числом знаков, обозначающих открытые слоги. В
каком-то смысле это достижение сравнимо с созданием кипрского
силлабария, который развился из Эгейского словесно-слогового
письма, отбросив его логографический аппарат. Конечно, семитский
силлабарий сыграл значительно более важную роль в истории
письменности, нежели аналогичные явления в других регионах, по
той простой причине, что это письмо стало прародителем всех
191
алфавитов, в то время как кипрская система исчезла, не оставив
прямых потомков.
И наконец, третий важный шаг, то есть создание греческого
алфавита, был осуществлен путем систематического использования
приема (matres lectionis), который широко, но лишь эпизодически
применялся в разных частях Ближнего Востока. Регулярное
добавление гласных в слоговые знаки привело к редукции этих
слоговых знаков до алфавитных, что впоследствии привело к
созданию собственно алфавита. Как мы говорили выше, многие
другие восточные письменности тоже встали на путь к превращению
в буквенное письмо, весьма похожее на то, что впервые
систематизировали греки.
Необходимо подчеркнуть, что ни один из этих трех важных шагов не
является подлинно революционным в том смысле, что он
представляет собой нечто совершенно новое. В соответствии с тем,
что было сказано выше о так называемых «изобретениях» вообще,
единственное развитие в истории письменности, которое мы можем
реально наблюдать, – это происходящая на определенном этапе
систематизация методов, которые уже были известны раньше, но
применялись лишь беспорядочно.
Итак, мы проследили эволюцию письма от примитивных
семасиографических попыток до полностью развитой
словесно-слоговой, слоговой и алфавитной систем. Каким бы
простым ни казалось это развитие письма на первый взгляд, следует
решительно подчеркнуть, что до сих пор оно излагалось совершенно
неверно. Как иначе можно оценить мнение ученого, который без
возражений признает последовательную эволюцию письма от
словесного к слоговому и далее к алфавитному, но в то же время
называет египетское фонетическое, несемантическое письмо
консонантным и говорит о слоговой письменности как тупике
(Sackgasse), который никогда не приведет к созданию алфавитного
письма? Как примирить между собой противоречивые заявления
другого ученого, который полагает, что письменность развивалась от
пиктографически-идеографической стадии через слоговую к
буквенной, и в то же время считает египетское несемантическое
письмо смесью многосогласного и односогласного и приходит к
выводу, что отсутствие гласных в египетской и западносемитской
письменностях не получило удовлетворительного объяснения? Мне
кажется, что устранить эти противоречия в высказываниях можно
только в том случае, если постараться сделать строго логический
вывод из двух основополагающих предпосылок:
192
Предпосылка I: с точки зрения теории письменности, эволюция
идет от словесно-слогового письма через слоговое к алфавитному.
Предпосылка II: с исторической точки зрения, развитие идет от
египетского письма через западносемитское к греческому.
Если мы принимаем эти две предпосылки – а среди ученых,
по-видимому, нет разногласий относительно правильности каждой из
них в отдельности, – то мы вынуждены сделать совершенно
очевидный вывод о том, что некое слоговое письмо существовало
либо в египетской, либо в семитской системе еще до эволюции
греческого алфавита. В этом и состоит суть проблемы. Ее решение
заключается в принятии того теоретически и исторически
обоснованного развития письменности, которое я предлагаю в
данной работе: от египетской словесно-слоговой системы к чисто
слоговому западносемитскому письму и от западносемитского
слогового письма к греческому алфавиту.
Глава 7
Современная письменность
примитивных народов
Помимо ограниченных систем, бытовавших в недавнее время в
примитивных обществах и рассмотренных в главе 2
«Протописьменности», существует множество более развитых систем,
появившихся уже в наше время в слаборазвитых обществах под
влиянием европейцев, главным образом миссионеров. В
нижеследующем кратком обзоре все эти письменности
сгруппированы по континентам, на которых они зародились. Для
полноты картины в нее также включены письменности,
изобретенные непосредственно европейцами для примитивных
обществ.
Описательное изложение
Самой важной и, по-видимому, самой старой на Американском
континенте является письменность чероки, изобретенная индейцем
по имени Сиквайи, более известным как Секвойя, для его
соплеменников, живущих на территории нынешнего штата Северная
Каролина. К этому изобретению Секвойю подтолкнули европейцы,
но, хотя ему было известно о существовании книг на английском
языке, он не умел ни читать, ни писать по-английски. Около 1820
года он начал свои опыты по созданию новой письменности путем
организации на основе примитивной индейской семасиографии
193
системы пиктографических знаков, каждый из которых обозначал то
или иное слово языка. Постепенно поняв, как трудно ему будет
убедить соплеменников научиться трудному словесному письму, он
отказался от первых попыток и стал разрабатывать систему, в
которой отдельные знаки выражали не слова, а их составные части, то
есть слоги. В то же время он отказался от своего первоначального
замысла сделать знаки пиктографическими и вместо этого решил
взять за основу своего силлабария форму знаков из принадлежавшей
ему английской книги. Например, знаку Н он присвоил чтение пи,
знаку А – чтение §о и т. д. Другие знаки Секвойя либо придумал сам,
либо видоизменил форму английских букв. Так он создал силлабарий
сначала примерно из 200 знаков, который к 1824 году значительно
упростился за счет сокращения его до 85 знаков. Именно этим
письмом печатались впоследствии книги и газеты народа чероки.
Несколько меньшее значение имеет силлабарий, изобретенный после
1840 г. Дж. Эвансом, английским миссионером, для индейцев кри и
соседних племен алгонкинов, живущих в Канаде. Этот силлабарий
состоит из 44 знаков простой геометрической формы. Различия
гласных обозначаются разной ориентацией основного знака.
Дополнительный набор знаков служит для обозначения конечных
согласных. Известно несколько таких систем.
Громоздкая система словесных знаков, изобретенная миссионером по
имени Кристиан Каудер, имела ограниченное хождение среди
индейцев микмаков (или мегумов), проживающих в восточной части
Канады. В 1866 году в Вене этим письмом был отпечатан целый
катехизис, причем количество использованных в нем отдельных
знаков составило не менее 5701. Нелепость этой системы лучше всего
иллюстрирует тот факт, что он содержит отдельные знаки даже для
таких малоупотребимых слов или названий, как Вена и Австрия.
Чисто алфавитное письмо представлено несколькими системами,
которые использовались в юго-западных алгонкинских племенах
сауков, месквоков и кикапу. Алфавит состоит из 15 знаков,
представляющих собой слегка измененные рукописные буквы
латиницы. В одиннадцати случаях чтение знаков примерно то же, что
и в английском языке; лишь в четырех случаях их значения
произвольно изменены. Очень мало известно об алфавите, который
племя виннебаго заимствовало у сауков. Как полагают, он состоял из
17 латинских букв и двух новых, произвольно созданных знаков. По
некоторым сведениям, из 17 латинских букв (прописных или
строчных?) десять сохранили свое латинское чтение (например,
пишется m – произносится m), а семь приобрели новое (например,
пишется г = произносится s).
194
Наибольший интерес представляют различные письменности,
которыми пользуются эскимосы Аляски. Из примитивной
семасиографии незадолго до конца XIX века развилось словесное
письмо с рисуночными и линейными знаками. Со временем письмо
приобрело определенные черты фонетизации, хотя эскимосы так и не
разработали полноценного фонетического силлабария типа
черокского. Несколько видов эскимосской письменности
распространены в разных частях Аляски, и в некоторых из них
присутствуют определенные тенденции к алфавитизации[26].
Обратимся теперь к Африке. Первое возникшее там письмо
появилось у негритянского народа ваи в регионе Сьерра-Леоне и
Либерии. Согласно одному источнику, незадолго до 1848 года
туземец по имени Букеле разработал из примитивной
семасиографической системы пиктографическое словесное письмо, а
затем и слоговую систему. Некоторые слоговые знаки были
производными из соответствующих словесных знаков, другие он
изобрел произвольно. С годами рисунки постепенно утратили
пиктографический характер, а количество словесных знаков
настолько сократилось, что на своей конечной стадии письмо ваи
насчитывало примерно 226 слоговых знаков плюс совсем небольшое
число словесных.
С письмом ваи тесно связана группа слоговых письменностей,
большинство из которых, вероятно, могло появиться под влиянием
более раннего письма ваи.
Слоговое письмо менде состоит примерно из 190 знаков и было
изобретено туземцем по имени Кисими Камала.
Силлабарий басса в Либерии известен только по сведениям общего
характера.
Письмо капелле, или кпелле, распространенное севернее басса, пока
еще не опубликовано.
Силлабарий тома в Гвинее и Либерии состоит из 187 знаков, очевидно
тесно связанных с письмом ваи-менде.
Письмо герзе в Гвинее представлено всего 87 знаками[27].
Намного позже письма ваи возникло не менее важное письмо бамум
в Камеруне, изобретенное около 1895–1896 годов местным султаном
по имени Нджойя под влиянием европейцев или торговцев из
племени хауса. Письмо бамум, как и ваи, сначала было рисуночным
словесным и состояло примерно из 510 знаков. Постепенно знаки
утратили свой пиктографический характер, и в то же время их
количество постепенно сократилось примерно с 510 до 437, затем до
381, далее до 295 и, наконец, до 205. На конечной стадии развития
195
сложился силлабарий бамум примерно из 70 знаков, проявляющий
некоторые тенденции к алфавитизации – явление совершенно
уникальное среди письменностей современных африканских
обществ[28]. Это новое письмо появилось при самых необычных
обстоятельствах. Видимо, султан Нджойя позавидовал правителям
соседних стран, которые обладали своим собственным царским
языком, отличным от языка их подданных, и решил придумать язык,
чтобы использовать его при своем дворе. Новый язык, составленный
с помощью европейской миссионерки, представлял собой смесь из
французских, немецких и английских слов, произносимых на
туземный манер, с произвольно присвоенными значениями.
Поскольку существовавшая слоговая система была не в состоянии
выразить иностранные слова, пришлось ввести прием, известный как
полное письмо во многих ближневосточных системах и состоящий в
добавлении гласных знаков к открытым слогам. Так, слово fété
«штука» (от англ, fate, «судьба») записывается в виде f(è)-é-t(è)-é, a
atol «вот и все» (от англ, at all, «вообще») записывается в виде
a-t(é)-o-l(i). Однако этот прием использовался несистематически, и
письмо бамум так и не превратилось в полноценный алфавит. Хотя
алфавитное написание указанных слов как f-é-t-é и a-t-o-l, которое
приводили некоторые ученые, представляется не вполне
обоснованным, развитие письма бамум имеет большое значение для
теории письма, так как доказывает, что алфавит может развиться не
только из силлабария семитского типа, состоящего из знаков без
различения гласных, но и из силлабария типа бамум, состоящего из
знаков с полным указанием гласных.
Единственный достоверный пример алфавитного письма,
разработанного в наше время среди африканских туземцев, – это
сомалийский алфавит. Создатель письма, туземец по имени Исман
Юсуф, не был неграмотным человеком, так как хорошо владел
арабским языком и в какой-то мере итальянским. Исходя из своих
знаний об этих системах, Исман Юсуф разработал собственный
алфавит, состоящий из 19 согласных и 10 гласных. Порядок
согласных в нем тот же, что и в арабском алфавите. Формы знаков не
заимствованы ни из арабского, ни из итальянского, а, видимо,
изобретены самостоятельно, возможно частично под влиянием
манеры эфиопского письма.
Уникальная система, изобретенная в наше время в Азии, – это
система чукотского оленевода из Сибири по имени Тене-виль. Это
письмо состоит из нескольких сотен знаков, условных рисунков,
каждый из которых обозначает определенное слово. Поскольку
письмо так и не достигло фонетически-слоговой стадии, им было
196
трудно овладеть, и в силу этого его использование ограничивалось
родными и друзьями Теневиля.
Несколько слоговых систем с линейными знаками были изобретены
Британской библейской миссией для разных языков на юго-западе
Китая. О них мне не известно ничего, кроме образцов, которые
представлены в каталоге, изданном Британским и зарубежным
библейским обществом[29].
И наконец, следует обратиться к слоговому письму, которое якобы
имело хождение на одном из Каролинских островов и о котором
ничего не известно, за исключением того, что оно – как и письмо
чероки – использовало форму латинских знаков в качестве основы
для знаков своего силлабария. Силлабарий, использовавшийся на
острове Олеаи или Улеаи в составе Каролинских, как говорят,
содержит знаки, частично производные от рисунков, частично
придуманные произвольно, то есть оно могло быть создано
независимо.
Итоговый обзор
Даже этот краткий очерк ясно показывает, насколько трудно даже
перечислить все письменности, созданные в недавнее время для
примитивных обществ. Некоторые из этих письменностей изучены
крайне мало, другие известны лишь понаслышке, а третьи, видимо,
существуют в дальних уголках земного шара и еще не открыты
учеными. Это благодатная почва для исследования, которой до сих
пор полностью пренебрегали в трудах о письменности. В последние
годы известный востоковед Йоханнес Фридрих дал мощный толчок к
изучению этих важных систем.
Изучение этих письменностей приводит к выводам, которые имеют
первостепенное значение для общей истории письма. Вот несколько
моментов, о которых следует сказать:
1) Все письменности, претерпевшие длительный процесс эволюции,
как, например, системы чероки и аляскинских эскимосов в Северной
Америке или ваи и бамум в Африке, произошли из примитивной
семасиографии и последовательно прошли через стадии логографии
и силлабографии, порой на завершающих стадиях обнаруживая
некоторые тенденции к алфавитизации. Таким образом,
последовательность стадий у письменностей, введенных среди
примитивных народов, совершенно аналогична истории
письменности в ее естественной эволюции, рассмотренной выше.
2) Письменности, возникшие у примитивных народов под влиянием
европейцев, в течение жизни одного или двух поколений прошли
197
через эволюцию, на которую у письменности вообще ушли
тысячелетия. Таким образом, мы можем наблюдать процесс
развития, чрезвычайно ускоренный иностранным влиянием.
3) Пример оригинального словесного письма чероки, изобретенного
Секвойей и затем отвергнутого им, как и ограниченное употребление
словесных письменностей Аляски и Чукотки доказывают
утверждение о непрактичности словесного письма вообще как
системы коммуникации.
4) Судя по подавляющему большинству письменностей, о которых
шла речь в этой главе, слоговая стадия наилучшим образом подходит
для использования в примитивных обществах. Это согласуется с
мнением, высказанным выше.
5) Определенные тенденции к развитию алфавита в таких слоговых
письменностях, как бамум и аляскинская, опровергают утверждение
К. Зете о том, что слоговое письмо является тупиком (Sackgasse),
который не способен привести к буквенному письму. В данном
исследовании автор отстаивает то мнение, что алфавит может
развиться только из силлабария.
Глава 8
Моногенез или полигенез письменности
В начале нашего анализа я должен сразу же подчеркнуть один
момент. Невозможно говорить о моногенезе письма, если
пользоваться термином «письмо» в самом широком смысле слова,
обозначающем все методы человеческой коммуникации посредством
видимых знаков. Письмо в этом понимании, как и рисунок вообще,
могло использоваться и действительно использовалось разными
народами в разных частях света, и было бы столь же бессмысленно
говорить об общем происхождении этих письменностей, как и
пытаться вывести все искусство из одного общего источника. Таким
образом, проблема моногенеза или полигенеза письма может
касаться только того, что мы называем собственно письмом или
фонетическим письмом.
Нам известны семь великих систем письменности, которые
теоретически могли бы претендовать на независимое происхождение:
шумерская, протоэламская, протоиндийская, китайская, египетская,
критская и хеттская. Поскольку каждая из этих систем представляет
собой фонетическое письмо, некоторые ученые, например Альфред
Шмитт и Артур Унгнад, считали, что все они должны иметь общее
происхождение, так как столь важная особенность, какой является
фонетизация, не могла возникнуть независимо в разных частях света.
198
Лично я совсем не убежден в обоснованности их рассуждений.
Фонетизация действительно может быть важнейшим шагом в
развитии подлинного письма, однако нет никаких оснований
утверждать, будто такой шаг может быть совершен только однажды и
только в одном определенном месте. Не изобретение фонетизации, а
систематизация этого принципа сыграла столь важную роль в
эволюции собственно письменности.
Прежде чем мы углубимся в проблему моногенеза или полигенеза
письма, давайте коротко рассмотрим условия и культурные традиции,
в которых развивались семь восточных систем, и увидим, какими
данными в пользу культурных связей между ними мы располагаем.
Культурный фон семи восточных систем
Старейшей из семи восточных систем письменности является
шумерская, возникшая в Южной Месопотамии около 3100 года до
н. э. Всего лишь несколькими веками позже возникают первые
образцы нерасшифрованной протоэламской письменности,
обнаруженные в Сузах, столице древнего Элама. По крайней мере
применительно к протоэламским надписям трудно говорить о
независимом происхождении. Элам находился так близко от Шумера
и на протяжении всей своей истории в культурном отношении так
сильно зависел от своего западного соседа, что вывод о
возникновении протоэламского письма под влиянием шумерского
практически неизбежен. Эта культурная зависимость Элама от
Шумера в конце концов привела к полному исчезновению
протоэламского письма и замене его клинописью месопотамского
типа.
Само существование цилиндрических печатей в протоиндийской
цивилизации определенно указывает на культурные заимствования
из Месопотамии. Это, а также наличие других культурных
особенностей, вероятно месопотамского происхождения, подводит к
правдоподобному выводу, что протоиндийское письмо тоже обязано
своим происхождением месопотамскому влиянию.
Из долины Инда наша проблема ведет нас на север Китая, где около
1300 года до н. э., во времена династии Шан, появляются первые
следы письменности в виде коротких надписей на кости, раковинах и
изделиях из бронзы. Тот факт, что дошедшие до нас китайские
надписи почти исключительно ограничиваются гадательными
текстами, не следует понимать так, что китайское письмо
использовалось только с этой целью. Само появление в старейших
надписях эпохи Шан знака «книга» в виде прошнурованных
табличек свидетельствует об использовании какого-то
199
недолговечного материала вроде дерева. Эта книжная литература к
настоящему времени полностью утрачена, но кто знает, может быть,
по счастливой случайности в каких-то будущих раскопках
обнаружатся свидетельства того, что уже в тот ранний период
существовала широко распространенная литература. Проблема
происхождения китайской письменности тесно связана с проблемой
происхождения цивилизации Шан. Исследования последних лет
убедительно доказали, что цивилизация Шан в Северном Китае была
преемником культуры расписной керамики и черной керамики
довольно примитивного характера. По сравнению с этими простыми
культурами в правление династии Шан появляется столько
нововведений, что, по мнению некоторых видных китаеведов, период
Шан создает впечатление ввезенной, уже готовой цивилизации.
Высокоразвитая бронзовая металлургия, боевые колесницы,
запряженные лошадьми, множество нового оружия, одомашненные
животные и окультуренные растения и конечно же письменность –
вот основные новые черты, которые резко выделяют цивилизацию
Шан на фоне общей культурной бедности предыдущих периодов.
Существуют две теории, которые пытаются объяснить происхождение
цивилизации Шан: первая, в основном представленная китайскими
учеными и американским профессором Херрли Крилом, старается
доказать, что цивилизация Шан возникла на местной почве и потому
ее следует рассматривать как естественное развитие предыдущих
культур; другая, которую в основном отстаивают западные ученые,
предпочитает объяснять внезапное возникновение полностью
развитой цивилизации династии Шан внешним влиянием. Конечно,
невозможно и предположить, откуда именно исходило это внешнее
влияние, ведь в этой роли можно рассматривать любую из
высокоразвитых цивилизаций Ближнего Востока. Особенно важным
в связи с проблемой культурного заимствования является
существование в Китае боевых колесниц, форма которых очень
напоминает боевые колесницы, распространенные по всему
Ближнему Востоку в середине второго тысячелетия. Это, пожалуй,
самый яркий и самый достоверный пример диффузии элемента
культуры на обширной территории, раскинувшейся от
средиземноморских берегов до Желтого моря.
Происхождение китайской письменности непосредственно из
месопотамской, как полагают некоторые ученые на основе сравнения
формы китайских и месопотамских знаков, не доказано строгим
научным методом. Как будет показано ниже, такие формальные
сравнения априори обречены на провал.
200
Если мы теперь вернемся на Ближний Восток, то нашей следующей
задачей будет исследование происхождения египетской
письменности. Лет тридцать или сорок тому назад невозможно было
дать однозначный ответ на этот вопрос, но в наши дни задача
значительно облегчается за счет обширного сравнительного
материала, обнаруженного в последние годы в Египте и
Месопотамии. Новые данные убедительно показывают, что около
3000 года до н. э., во времена появления египетской письменности, в
цивилизации Египта обнаруживается довольно сильное
месопотамское влияние. Существование цилиндрических печатей и
гончарного круга, непосредственно ввезенных из Месопотамии, а
также сильное влияние в керамике и кирпичном строительстве
указывают на то, что египетская цивилизация того раннего периода
несла на себе заметный месопотамский отпечаток. Вес этих доводов
легче понять, если иметь в виду, что примат цивилизации
Междуречья отстаивают не панвавилонисты, которые в прошлом
оказали столь скверную услугу ассириологии своим преувеличением
важности вавилонской цивилизации, а видные ученые в области
египтологии, которые в силу самой своей деятельности не стали бы
поддерживать утверждения о вторичности своего предмета
исследований.
Наконец, обратимся к недавним исследованиям А. Шарф-фа,
который доказал, что формы знаков, изображающих предметы в
самых ранних египетских надписях, соответствуют формам
предметов, использовавшихся около 3000 года до н. э. в Египте. Это
означает, что, по Шарффу, египетское письмо возникло около 3000
года до н. э., то есть в период сильного месопотамского влияния, и,
таким образом, подкрепляет аргумент о том, что оно могло
возникнуть под этим самым влиянием.
Значительно меньшие трудности, нежели проблема происхождения
других восточных письменностей, представляет проблема
происхождения эгейской группы письменностей, в которую мы
включаем критскую с ее ответвлениями в Греции и на соседних
островах, письмо Фестского диска, кипро-минойское слоговое,
кипрское слоговое, библское слоговое и хеттское иероглифическое
письмо.
На протяжении всей своей истории критская цивилизация
находилась под сильным влиянием Египта. При раскопках на Крите в
разных слоях были найдены предметы египетского происхождения;
фактически всю критскую хронологию можно реконструировать на
основе практически одного лишь сопоставления критских слоев с
ввезенными из Египта предметами.
201
Так как кипрская, фестская и библская письменности
рассматривались выше, здесь я хотел бы упомянуть только то, что, по
крайней мере с точки зрения формы, кипрское слоговое письмо
может происходить от критского через промежуточную стадию так
называемого кипро-минойско-го письма, то есть «критских»
надписей, обнаруженных на Кипре.
Уже старейшие хеттские иероглифические тексты, известные в
настоящее время, как и тексты из Эмиргази, свидетельствуют о
развитой системе письма, в основном совпадающей с системой,
известной по более поздним периодам. Мы знаем о хеттских
надписях, которые старше текстов из Эмиргази, – например, на
печатях, но и они едва ли представляют наиболее ранние стадии
письменности. Формы знаков уже слишком хорошо развиты для
подобных допущений. Из этого могут следовать два вывода. Либо
хеттское иероглифическое письмо было местным творением еще на
самых древних этапах, которые нам недоступны, либо это письмо
заимствовано из других источников. Совершенно независимое
происхождение хеттского письма в середине второго тысячелетия до
н. э. априори представляется маловероятным, так как в то время
Анатолию окружали высокоразвитые цивилизации с полностью
сформированными письменностями, которые было легко
заимствовать. Из этих письменностей надо исключить клинопись,
поскольку это уже не рисуночное письмо. Египетское письмо
географически слишком далеко и слишком отличается от хеттской
иероглифики. Таким образом, простым методом исключения мы, по
всей видимости, получили основания обратиться к Западу в поисках
параллелей, и в частности к области эгейской культуры, где критское
письмо и другие эгейские системы предлагают самую благодатную
почву для сравнения.
Еще в 1931 году, стараясь доказать общее происхождение хеттской
иероглифики и критского письма, я составил таблицу, где сопоставил
около сорока знаков этих двух систем. Поскольку я уже не верю в
целесообразность количественного сравнения форм двух разных
письменностей, то мне уже не кажется, что из этой таблицы можно
сделать какие-либо далеко идущие выводы. Многие рисуночные
знаки, присутствующие и в критском, и в хеттском иероглифическом
письме, например изображающие части тела, животных или
геометрические фигуры, могут встречаться и действительно часто
встречаются во всех пиктографических и иероглифических системах
письма. Есть, однако, небольшая группа знаков в этой таблице,
которая, насколько мне известно, встречается только в этих двух
системах, а для другой группы знаков характерно такое развитие
202
рисуночных форм, что было бы очень трудно не прийти к тому
выводу, что они должны происходить из одного источника.
Однако гораздо более важным, чем сравнение внешних форм
отдельных знаков, является сравнение внутренних характеристик.
Хотя мы не можем сопоставить принципы хеттского
иероглифического письма с принципами критского
иероглифического, поскольку последнее еще не расшифровано, мы
вполне можем сравнить системы хеттского иероглифического
силлабария с силлабариями линейного письма Б и кипрским, тем
более что, как нам известно, силлабарии такого типа не используются
больше нигде на Ближнем Востоке. Кроме того, мы знаем, что формы
отдельных знаков кипрского силлабария, безусловно, происходят из
соответствующих знаков критской письменности. Опираясь на связи
форм знаков в хеттской и критской иероглифике, структурные связи
в силлабариях хеттского и кипрского письма и линейного письма Б, а
также связи форм знаков кипрского и критского письма, мы
приходим к выводу, что все эти системы так или иначе связаны друг с
другом, и, таким образом, имеем все основания свести их к одному
источнику, который следует искать где-то в районе Эгейского моря.
Возможные доводы в пользу моногенеза
Из семи восточных систем письменности старейшей является
шумерская; но это само по себе еще не доказывает, что именно она
была прототипом всех остальных восточных письменностей, так же
как нет никаких оснований полагать, что изобретенные в Китае
бумажные деньги и порох нужно считать прототипами
соответствующих достижений, имевших место в Европе много веков
спустя. Поэтому мы должны найти другие доводы, если хотим
поставить решение вопроса о моногенезе письменности на более
прочный фундамент.
Другой возможный подход заключается в сравнении внешней
формы. Как уже говорилось выше, в течение многих лет отдельные
ученые пытались вывести китайское письмо из шумерского путем
сопоставления формы их знаков. Аналогичные выводы предлагались
и применительно к ряду других восточных письменностей. В данной
работе достаточно часто подчеркивалось, что я вообще отнюдь не
склонен делать выводы об общем происхождении письменности
исключительно на основе сопоставления внешней формы. Знаки всех
оригинальных систем письма имеют рисуночный характер и
используются для отображения объектов окружающего мира.
Поскольку и люди всего мира, и окружающие их предметы имеют
много общего, естественно, что рисунки, которые они придумали для
203
своих письменностей, тоже будут иметь много сходных элементов.
Так, люди и части тела, животные и растения, орудия труда и оружие,
здания и сооружения, небо, земля, вода и огонь повсюду
представлены рисунками, имеющими большое сходство внешнего
вида, ведь все это действительно существует в похожих формах. Нет
никаких оснований утверждать, что эти знаки происходят из
одного-единственного источника.
Более важным, чем сравнение внешнего вида, является сравнение
характеристик внутренней структуры, таких как фонетизация и
вокализация. Но и здесь развитие в разных местах может принимать
сходные формы, и в качестве доказательства можно привести тот
факт, что некоторые письменности, созданные в примитивных
обществах под влиянием европейцев, прошли через аналогичный
процесс развития внутренних структурных характеристик, хотя и
развивались совершенно независимо друг от друга.
При рассмотрении древнейшей истории семи восточных систем
письменности на ум сразу же приходит одно важное наблюдение. А
именно что, хотя период развития шумерской письменности от ее
примитивных истоков до полной фонетической системы был
довольно долгим – он продолжался, возможно, около пяти
столетий, – в других восточных письменностях ситуация совершенно
иная. Так, мы видим, что самые ранние из дошедших до нас
китайских и хеттских текстов демонстрируют почти полностью
развитую фонетическую систему, которая в основных
характеристиках внутренней структуры практически не отличается от
системы последующих периодов. Что касается египетской и критской
письменности, то важнейший период развития у них, по-видимому,
был очень коротким. И наконец, хотя мы очень мало знаем о
протоэламской и протоиндийской письменности, но даже из
поверхностного взгляда на рис. 45 и рис. 47 совершенно ясно, что, по
крайней мере с формальной точки зрения, эти две письменности
производят впечатление полностью развитых систем. Перечисленные
факты можно объяснить двумя способами: либо все другие восточные
системы имели долгую предысторию, в настоящее время утраченную,
сопоставимую по продолжительности с предысторией шумерского
письма, либо они быстро развились при внешнем влиянии или
стимулирующем воздействии. «Доказательство из молчания» нельзя
считать убедительным доводом, хотя довольно трудно отстаивать
предположение об утраченной предыстории, когда это молчание
характерно для всех восточных систем, а не только одной шумерской.
Самым плодотворным подходом к проблеме моногенеза
письменности является подход с точки зрения влияния, основанного
204
на культурных связях. Конечно, проблема эта очень трудна, ведь
очевидно, что доказательства в пользу моногенеза письменности на
основе исключительно свидетельств о культурных связях не
настолько убедительны, чтобы дать окончательное решение вопроса.
Тем не менее одна черта явно говорит в пользу моногенеза, а именно
что все восточные системы, кроме шумерской, возникли в периоды
сильных культурных влияний извне. Кроме того, следует отметить,
что, хотя нет никаких четких доказательств общего происхождения
всех семи систем, у нас есть убедительные данные в пользу того, что
по крайней мере некоторые из них происходят из общего источника.
Таким образом, культурный контакт, подтвержденный
географической близостью, в значительной степени повышает
вероятность общего происхождения шумерской, протоэламской и
протоиндийской систем. Те же соображения, помимо формальных и
структурных черт, объединяют эгейскую группу письменностей, в том
числе критскую и хеттскую, а также некоторые из этих соображений,
по-видимому, подкрепляют теорию о египетском влиянии на
критское письмо. Что касается египетского письма, то его
возникновение относится к периоду, близкому или, возможно,
непосредственно относящемуся ко времени, когда месопотамское
влияние в Египте было сильнее, чем когда-либо в течение нескольких
веков до или после этого важнейшего периода. И наконец, китайское
письмо, по всей видимости, возникло в период династии Шан, для
которого характерно такое количество иноземных новшеств, что
многие ученые рассматривают его как ввезенную в готовом виде
цивилизацию.
Как оценить важность стимулирующего влияния на основе
культурных контактов? Вопрос, конечно, не ограничивается одной
только письменностью, поскольку затрагивает и многие другие
аспекты нашей цивилизации. Возьмем, к примеру, проблему
происхождения греческой астрономии. Насколько мне известно,
считается установленным, что многие элементы греческой
астрономии заимствованы у вавилонян. А каковы же доказательства?
Во-первых, существование одинаковых элементов в Греции и
Вавилонии; во-вторых, хронологический приоритет месопотамских
элементов над греческими; и в-третьих, правдоподобное допущение о
культурных связях между этими двумя регионами. Мне кажется, что
доводы, приведенные выше в пользу моногенеза письменности, не
сильнее и не слабее тех, что приводятся в пользу зависимости
греческой астрономии от вавилонского прототипа.
205
Глава 9
Письменность и цивилизация
Важность письменности
Джеймс Генри Брэстед, знаменитый чикагский историк и востоковед,
однажды сказал: «Изобретение письменности и удобной системы
записи на бумаге больше способствовало возвышению человечества,
чем любое другое интеллектуальное достижение на его историческом
пути». К этому утверждению можно присовокупить мнения многих
других великих людей, среди которых Карлейль, Кант, Мирабо и
Ренан, убежденных, что изобретение письма положило подлинное
начало цивилизации. Этот взгляд нашел поддержку антропологии,
которая часто утверждает: подобно тому как язык отличает человека
от животного, так письменность отличает цивилизованного человека
от дикаря.
Как проверить эти утверждения в свете истории? Верно ли, что
письменность сыграла решающую роль в том коренном переломе,
который превратил первобытного человека в цивилизованного?
Ответить на этот вопрос не так просто. Повсюду в Древнем мире
письмо впервые возникает в период одновременного роста всех тех
разнообразных элементов, совокупность которых мы обычно зовем
цивилизацией. Всякий раз, когда возникала письменность, это
сопровождалось таким невиданным развитием государства,
искусства, торговли, промышленности, металлургии, средств
передвижения и сообщения, сельского хозяйства и одомашнивания
животных, по сравнению с которым все предыдущие бесписьменные
периоды производят впечатление довольно примитивных. Однако
нет нужды настаивать на том, чтоименно введение письменности
стало тем самым фактором, благодаря которому возникли первые
цивилизации. Скорее представляется, что все факторы –
географические, социальные, экономические, – приведшие к
формированию развитой цивилизации, одновременно создали
комплекс условий, которые не могли нормально функционировать
без письменности. Или, выражаясь другими словами,письменность
существует только в цивилизации, а цивилизация не может
существовать без письменности.
В нашем современном обществе трудно представить себе умного и
культурного человека, который не умеет читать и писать. Искусство
письма распространилось настолько широко, что стало неотъемлемой
и жизненно необходимой частью нашей культуры. Мы проделали
долгий путь с тех времен, когда гордые, но неграмотные короли
206
Средневековья подписывались вместо имени крестами. В наши дни
неграмотный человек не может рассчитывать на успешное участие в
прогрессе человечества, и это верно как для отдельного человека, так
и для любой группы лиц, социальных слоев или этносов. Очевиднее
всего это проявилось в Европе, где страны с небольшим процентом
неграмотных, например скандинавские, опережают другие народы в
области культурных достижений, в то время как страны с большой
долей неграмотных, например некоторые балканские народы, во
многом отстают от своих более грамотных соседей.
Значение письменности легко понять, если попытаться представить
наш мир без нее. Где бы мы были без книг, газет, писем? Что сталось
бы с нашими средствами коммуникации, если бы мы вдруг потеряли
способность писать, и с нашими знаниями, если бы мы не имели
возможности прочесть о достижениях прошлого? Письменность
настолько важна в нашей повседневной жизни, что я готов сказать:
наша цивилизация скорее могла бы существовать без денег,
металлов, радио, паровых двигателей и электричества, чем без
письменности.
Однако тут можно сделать и одно отрицательное наблюдение.
Широкое распространение письма определенно нанесло вред устной
традиции. Чтобы увидеть огромную разницу, достаточно лишь
сравнить, что мы знаем о наших предках, не считая собственных
бабушек и дедушек, с тем, что знает о своих предках неграмотный
бедуин. Средний бедуин не имеет доступа к письменным документам,
откуда он мог бы узнать о своем роде и племени; он вынужден
хранить в памяти знания о прошлых событиях и может передать эти
знания другим только из уст в уста. Широкое использование устной
традиции – важный фактор в улучшении и развитии памяти. Хорошо
известно, что мудрецы Древней Индии учили Веды наизусть, так же
как древние греки запоминали Илиаду и Одиссею. У нас же нет
необходимости заучивать наизусть наших великих классиков. Мы
можем прочесть их в книгах. Фраза «ex libro doctus» («книжный
ученый») вполне применима к очень многим из нас. Современное
знание заключается не только в собственнознании, но и в умении
находить фактыв книгах и библиотеках. В этом смысле бэконовское
различение между этими двумя видами знания сегодня еще более
актуально, нежели в его дни.
Письменность и язык
Взаимосвязь языка и письма и их взаимное влияние очень сильны.
Часто бывает трудно изучать язык, не зная его письменности, и почти
невозможно понять письменность, не зная соответствующего языка.
207
Письмо более консервативно, чем язык, и оказывает мощное
сдерживающее влияние на естественное развитие языка.
Письменность часто сохраняет старые формы, более неиспользуемые
в повседневной речи. На письме мы часто употребляем такие формы
английского языка, которые отличаются от разговорных. Разница
между литературным и повседневным языком заметна, например, в
древневавилонском. Не только исторические, религиозные и
эпические сочинения написаны более архаичным языком, чем язык
писем, но мы даже можем наблюдать аналогичные архаические
тенденции в языке официальных, царских писем в сравнении с
частной перепиской на разговорном языке. Письменность упорно
сопротивляется любым языковым изменениям, которые часто
называют «искажением». Вероятно, такие популярные выражения,
как ain’t (вместо is not) или no good (вместо not good), давно бы вошли
в «правильный» английский язык, если бы не сопротивление
письменной традиции.
Наглядный пример сдерживающей силы письма можно увидеть,
наблюдая за фонетическим и морфологическим развитием
английского языка или, если уж на то пошло, любого другого языка.
То, что английский язык относительно мало изменился в последние
четыре или пять сотен лет по сравнению с существенными
переменами предыдущего периода, можно в какой-то мере отнести на
счет широкого распространения письменной грамотности в
последние века. Однако мы можем наблюдать быстрые языковые
изменения, происходящие в наше время в примитивных обществах,
которые лишены подлинного, фонетического письма. Некоторые
языки американских индейцев меняются настолько быстро, что
представителям нынешнего поколения часто бывает трудно, если не
вообще невозможно, общаться с людьми на три или четыре
поколения старше себя. Непрерывные лингвистические изменения
приводят к разделению языков на новые языки и диалекты.
Существование сотен языков и наречий у индейцев Америки или у
банту Африки хорошо иллюстрирует это явление.
Письменность часто сохраняет старые, исторические варианты
написания, и современная французская орфография – яркий тому
пример. Написание sain, saine показывает нам, что когда-то в
прошлом эти французские слова на самом деле произносились
примерно саин, саине, если читать их на обычный латинский манер.
Историческое написание, когда оно систематично, как во
французском языке, безусловно, имеет огромное значение для
лингвистов, так как помогает восстановить старые формы языка.
Современное английское правописание лишь отчасти является
208
историческим, как, например, слова night («ночь») и knight
(«рыцарь»), которые показывают, что их прежнее произношение
походило на соответствующие немецкие слова Nacht и Knecht. Однако
английская орфография не столь систематизирована, как
французская. Многие из современных вариантов написания остались
в английском языке с того времени, когда слово могло писаться
по-разному в зависимости от прихоти автора. Нет никакого смысла в
том, что по-английски пишется height [hait], в отличие от high [hai],
speak [spi: k], в отличие от speech [spi: tj], proceed [prǝ′si: d], в отличие
от precede [pri′si: d], или attorneys [ǝ′tɜ:niz], в отличие от stories
[stɔ:riz]. Эти иррациональные варианты написания в современном
английском сохранились, видимо, в силу старинной, присущей ему
индивидуалистической тенденции неприятия каких-либо рамок,
налагаемых систематизацией. Такое отношение хорошо видно на
примере ученого доктора Крауна (Crown), который в разных
опубликованных им во второй половине XVII века книгах небрежно
писал свое имя как Cron, Croon, Croun, Crone, Стопе или Croune; или,
если взять наше время, знаменитого Лоуренса Аравийского, который,
когда озадаченные издатели попросили писать иностранные слова и
имена более единообразно, ответил: «Я пишу имена как попало,
чтобы показать, что системы – вздор».
Непоследовательность английской орфографии хорошо
иллюстрирует тот факт, что она допускает одиннадцать вариантов
написания долгого звука i: (me, fee, sea, field, conceive, machine, key,
quay, people, subpoena, Caesar) и не менее пяти разных чтений
буквенного знака a (man [ж], was [ɔ:], name [eı], father [ɑ:], aroma[ǝ]).
До чего может довести английская орфография, можно увидеть из
рассказа об иностранце, чье имя звучало как английское Fish (Фиш).
Раздраженный непоследовательностью английской орфографии, он
написал свою фамилию по-английски как Ghotiugh, составив ее звук
за звуком из написания следующих слов: gh – звук f в tough; о – звук i
в women; ti – звук sh в station и ugh – непроизносимое буквосочетание
в dough.
Во многих европейских письменностях старая орфография
реформирована, чтобы сделать их ближе к современным
разговорным формам. Итальянский и испанский языки из числа
романских, хорватский и польский из числа славянских практически
одинаково выражают в письменном виде формы разговорного языка.
Наилучший путь избрала чешская письменность, в которой
орфография реформирована путем введения диакритических знаков.
Чехи пишут cech, в то время как поляки пишут czech; в обоих случаях
чтение начального звука соответствует звучанию английского ch в
209
слове chess (русское ч).Обратите внимание на непоследовательность
английского правописания, где слово Czech с начальным cz и
конечным ch находится в полном противоречии с обычным
написанием этих двух звуков как ch и kh соответственно.
В письменность часто вводятся написания, обусловленные
искусственными и ошибочными толкованиями. Так, английские
слова debt, «долг», и doubt, «сомнение», всегда произносились без
звука b. По-французски и по-английски эти слова писались как dette
и doute, и современные варианты с b придумали писцы, знавшие
латинские прототипы этих слов (debitum, dubitum). Аналогичным
образом, написание isle, «островок», и island, «остров» (от
староанглийского iegland), с буквой s связано с воспоминанием о
латинском insula, а не с реальным произношением с s в какой-либо
исторический период английского языка. Иногда такое неправильное
написание проникало в устную речь. Так как диграмма th в
транслитерации греческих слов произносилась как t средневековыми
писцами, они часто вставляли th в слова, в которых этой диграммы
никогда не было. Таким образом возникло написание author, «автор»
(латинское au(c)tor, французское auteur), Gothic, «готский»
(латинское Goti, немецкое Goten), Lithuania, «Литва» (латинское
Lituania) и последующее произношение их с соответствующим звуком
в современном английском. Кроме того, английское произношение х
как ks в словах Mexico и Don Quixote, которые произносились какш в
старом испанском и х в современном испанском языке, дает еще один
пример влияния орфографии на произношение. В том же свете
можно рассматривать частые случаи произношения с t слов often,
«часто», soften, «смягчать», где в течение веков t не произносилось,
или слова forehead, «лоб», как фор-хед, где традиция довольно долго
предпочитала произношение форед.
Наши словари часто обогащаются выражениями, взятыми из
сокращенных письменных форм. Это, как правило, слова
технического или временного характера. В американской армии
слово гесоп (рифмуется со словом pecan) используется вместо слова
reconnaissance, «разведка», а в британской армии ему соответствует
слово recce (рифмуется с Becky). Помимо того, мы видим ammo
вместо ammunition, «боеприпасы», arty вместо artillery,
«артиллерия», или divarty (пишется Div Arty) вместо divisional
artillery, «дивизионная артиллерия». Немцы времен
национал-социализма весьма рьяно создавали новые слова из
сокращенных письменных форм. Несмотря на официальное
отношение нацистов к тому, что они именовали
«большевистско-талмудической» тенденцией, количество
210
письменных и устных аббревиатур выросло до такой степени, что
пришлось собирать целые тома и объемистые приложения со
списками сокращений в разнообразных областях политической,
экономической и военной жизни. Во время Второй мировой войны
военная разведка союзников издала два тома различных сокращений,
используемых в одной только немецкой армии. Из тысячи примеров,
вошедших в язык, можно назвать Ari вместо Artillerie («артиллерия»),
Hiwi вместо Hilfswilliger («добровольный помощник»), Jabo вместо
Jagdbomber («истребитель-бомбардировщик»), Рак вместо
Panzerabwehrkanone («противотанковое орудие»), его близнеца Flak
вместо Flugzeugabwehrkanone («зенитное орудие») и, конечно, само
слово Nazi вместо Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei
(«Национал-социалистическая немецкая рабочая партия») с его
послевоенным следствием в виде Entnazifizierung,
(«денацификация»). Здесь, кстати, надо сказать несколько слов о том,
какие виды письменных сокращений предпочитают в разных
странах. Обычный вид сокращения – когда отсекается конец слова –
мы видим на примере американского Recon вместо reconnaissance,
Div вместо division, Со вместо Company, а иногда и в немецком,
например Muni вместо Munition («боеприпасы»). Англичане, следуя
старой средневековой традиции, предпочитают опускать среднюю
часть слова, как в Recce вместо reconnaissance или Соу вместо
Company. Немцы, в свою очередь, предпочитают создавать составные
слова путем объединения первых слогов, как, например, Hiwi или
Jabo; другой вид немецких аббревиатур иллюстрируют слова Рак и
Flak. Естественно, повсеместно встречаются и смешанные виды
сокращений. Разговорные выражения вроде prof вместо professor
(«профессор»), ргеху вместо President («президент»), varsity вместо
university («университет»), natch вместо naturally («естественно»),
возникли вследствие тенденции английского языка к сокращению
длинных слов, а не под действием соответствующих письменных
аббревиатур.
О привязанности человека к привычному написанию лучше всего
свидетельствует пример евреев и арабов Испании. Первые во времена
арабского господства в Испании говорили в основном по-арабски и
оставили значительное число сочинений на арабском языке, однако
написанных буквами еврейского алфавита. С другой стороны, арабы,
которые после испанской Реконкисты приняли испанский в качестве
родного языка, оставили нам знаменитую литературу альхамьядо,
написанную на испанском языке, но арабскими буквами. Также
уместно привести в пример евреев Средиземноморья, говорящих на
ладино (диалект испанского), и евреев Восточной Европы, говорящих
на идише (диалект немецкого), причем оба языка используют
211
еврейский алфавит. Сюда же относится и пример польских татар с их
литературой, написанной на белорусском и польском языках, но
арабскими буквами.
Обычно язык использует только одну письменность в отдельный
период времени. Так, в древности шумерский, египетский, китайский,
греческий и латинский язык имели только одну соответствующую
письменность, как и в наше время английский, французский или
арабский язык выражаются только одним видом алфавита. Также и
поздние вавилонские таблички часто написаны на вавилонском
языке выдавленной клинописью, а дополнения на арамейском языке
нарисованы кистью арамейским письмом. Есть и другие примеры:
двуязычные надписи, такие как Розеттский камень, одна надпись на
котором сделана на египетском языке в двух вариантах египетского
письма (иероглифическом и демотическом), а другая – на греческом
языке греческими буквами; или Бехистунские надписи, сделанные на
трех языках (персидском, эламском, вавилонском), причем каждый
своим видом клинописи.
Случаи, когда один язык одновременно выражается разными
письменностями, малочисленны и невыразительны. Например,
арамейские документы, обычно написанные арамейским же
письмом, иногда выполнялись клинописью. Хурриты Северной
Месопотамии использовали вавилонскую клинопись для своего
языка, а хурритские надписи в Рас-Шамре, в Сирии, сохранились в
уникальной форме клинописи, развившейся в этом месте.
Конечно, в течение долгого времени язык может использовать
несколько письменностей. Так, например, персидский язык сначала
выражался разными видами клинописи, затем пехлевийским и
авестийским письмом и, наконец, арабским алфавитом. Если бы
Иран последовал примеру Турции, как он еще может сделать, то,
вполне возможно, мы бы увидели персидские тексты, написанные
латинскими буквами. Евреи сначала использовали ханаанскую
систему письменности, а уже позднее разработали на основе
арамейской собственное – scriptura quadrata, квадратный шрифт.
Древний египетский язык имел собственную письменность, а
коптский, прямой потомок египетского, использовал алфавит,
созданный на основе греческого.
На переходных стадиях для одного и того же языка могут
одновременно применяться две разные системы письма. Введение
латиницы в Турции в 1928 году не ликвидировало полностью
прежний арабский алфавит. Но в то время как старшее поколение
может пользоваться и пользуется обоими алфавитами, младшее знает
212
только латинский. Нет никаких сомнений, что вскоре прежняя
арабская письменность в Турции окончательно исчезнет.
Это правда, что язык, как правило, выбирает лишь одну
письменность в качестве средства выражения, однако не существует
никаких факторов, ограничивающих количество письменностей,
которыми может пользоваться какой-либо язык. Культурное
преобладание той или иной страны часто приводит к заимствованию
ее письменности менее развитыми в культурном отношении
соседями. В древности вавилонский был лингва франка всего
Ближнего Востока, степень его распространения можно сравнить с
латынью в Средние века. С вавилонским языком пришла
месопотамская клинопись. Многие грамотные и неграмотные народы
древнего Ближнего Востока приняли клинопись для своих языков, а
затем из нее развился ряд местных разновидностей. Так, эламиты,
хурриты, урарты и богазкейские хетты выражали свои языки в
клинописи. В последующие периоды греческий, латинский, русский и
арабский алфавиты использовались и до сих пор широко
используются многими языками.
Наряду со случаями, когда произнесенное слово ярче и
выразительнее своего письменного аналога, бывают и другие, когда
написанное слово эффективнее служит своей цели, нежели устная
речь. Мы знаем, каким мощным влиянием обладают слова,
произнесенные с церковного амвона или политической трибуны. С
другой стороны, есть науки, такие как математика, столь насыщенные
сложной символикой, что лишь письменность способна выразить их
кратко и эффективно. Действенность речи часто усиливается за счет
применения письменных знаков. Так, даже в школьных классах мы
часто используем доски, чтобы помочь ученикам наглядно
представить вещи, трудно воспринимаемые на слух.
Письменность часто оказывается выразительнее речи. Это особенно
верно в отношении пиктографических систем, то есть письменностей,
подобных египетской, где в точности сохраняется форма рисунков.
Так, например, в устном предложении: «Я положил мирру в вазу» –
нет никаких указаний на размер и внешний вид вазы. В рисуночной
письменности эту вазу можно сделать большой или маленькой,
придать ей определенный цвет и определенную форму по
собственному усмотрению. Иногда дополнительную информацию
можно передать с помощью непроизносимых детерминативов,
например, прибавить к рисунку вазы детерминативы, обозначающие
камень или металл.
Письменность и искусство
213
Изучением письменности с художественной точки зрения до сих пор
полностью пренебрегали. Хотя главное назначение письма состоит не
в художественном эффекте, а в практической записи и передаче
сообщения, письмо во все времена имело в себе эстетические
элементы. В этом отношении письменность подобна фотографии,
поскольку и у первой, и у второй практические цели стоят на первом
месте, но в то же время они способны оказывать эстетическое
воздействие.
Эстетическая функция иногда бывает настолько преувеличена, что
письмо уже служит для украшения, таким образом пренебрегая своей
основной коммуникативной целью; вспомним, например, арабское
орнаментальное письмо, красивое, но трудночитаемое, или
чрезмерно надуманные и вычурные надписи современной рекламы.
Письменность в своем эстетическом – не утилитарном – аспекте
является одной из форм искусства вообще. В этом качестве
письменность играет свою роль в общем развитии искусства и часто
демонстрирует черты, характерные для других его проявлений.
Можно отметить, например, что округлость каролингского почерка
идет рука об руку с округлостью романской архитектуры, в то время
как более поздние готические шрифты отличаются угловатостью и
заостренностью, характерными для готической архитектуры.
Во всех развитых письменностях мы можем наблюдать две основные
категории: тщательно выполненное официальное письмо,
используемое в публичных и монументальных целях, и сокращенное
курсивное письмо, употребляемое в частных целях, в первую очередь
в переписке. Эстетическое исполнение, конечно, более очевидно в
официальных, чем в рукописных текстах. Рука об руку с развитием
официального письма в курсивное идет переход от пиктографической
формы, в которой явно узнаются рисунки, к линейной,
представленной знаками, в которых уже нельзя распознать
первоначальный рисуночный характер.
Эстетическое впечатление, которое производит письменный
памятник, зависит от многочисленных факторов: от исполнения
отдельных знаков (формы, размера и т. д.), отношения знаков к
надписи в целом (положения, расстояния между знаками и между
строками, направления и т. д.) и отношения надписи ко всему
памятнику (рельефного изображения, нанесения красками,
структуры и т. д.).
Самый важный из этих факторов, форма отдельных знаков,
позволяет нам наилучшим образом судить об эстетических качествах
надписи. Эстетический эффект также зависит от группировки знаков.
Если порядок знаков xXx (х представляет маленький знак, X –
214
большой), его можно изменить на xxX, где два маленьких
знака xx расположены таким образом, чтобы уравновешивать
большой знак X. Это также позволяет избежать пустого пространства
под маленьким знаком, которое образовалось бы, если бы знаки
стояли в правильном порядке. Horror vacui («страх пустого
пространства») оказывает большое влияние на расстановку знаков.
Школы писцов, каждая со своими особенностями, известны во все
периоды существования письма. Несложно, например, определить
принадлежность к лагашской школе маленьких шумерских глиняных
табличек времен III династии Ура, где надписи сделаны очень
мелкими клинописными знаками; также сравнительно легко
распознать главные признаки богазкейской школы писцов в
исполненных с особой тщательностью хеттских иероглифических
надписях. Плоды индивидуального творчества более древних
периодов нам известны мало, хотя писцы часто подписывали тексты
своими именами. Этот вопрос может стать благодатной темой для
будущих исследований.
Письменность и религия
Концепция божественного происхождения и характера письменности
распространена повсеместно, как в древние времена, так и в
современности, как среди цивилизованных, так и среди примитивных
народов. В основе этого лежит расхожая вера в магическую силу
письма.
Повсюду на Востоке, да и на Западе, происхождение письменности
приписывают божеству. У вавилонян письмо изобрел бог Набу,
покровитель наук и писец богов, заняв тем самым место, которое в
предыдущей месопотамской традиции частично отводилось богине
Нисабе. Египтяне считали изобретателем письма бога Тота и
называли свое письмо mxdxwx-nxṯxrx, «язык богов». В китайских
легендах изобретателем письма был либо Фу Си, основоположник
торговли, либо мудрый Цан Цзе с лицом четырехглазого дракона. У
евреев было свое древнее «Божие» письмо (Исход, 31: 18) помимо
более позднего «человеческого» (Исаия, 8: 1). В исламской традиции
сам Бог создал письменность. По верованиям индусов, знание
письмен людям принес Брахма. Северная сага приписывает
изобретение рун Одину; а в ирландской легенде создателем письма
называется Огма. Этот список можно легко продолжить.
Очень интересный случай «изобретения» письма по божественному
вдохновению был описан недавно в связи с введением нового письма
у народа лома в Гвинее и Либерии. Видо, местному
первооткрывателю письма, было видение:
215
«Неужели Богу не жалко лома? Другие народы умеют писать. Только
лома пребывают в невежестве». Бог ответил ему: «Я боюсь, что, если
вы сможете выражать себя, вы потеряете уважение к верованиям и
обычаям вашего народа». – «Вовсе нет, – ответил Видо, – мы будем
жить все так же, как жили прежде. Я обещаю». – «Если так, – сказал
Бог, – я готов дать вам знания, но позаботьтесь о том, чтобы
женщины об этом ничего не узнали».
Есть и другие версии изобретения этого письма, ни одна из которых,
однако, не объясняет причин такого особого отношения к женщинам.
Поди разберись.
Вера в священную природу письменности сильна в тех странах, где
владение ею ограничивается особым классом или кастой жрецов.
Древний Ближний Восток, где обычно только жрецы-писцы умели
писать, полон мистических представлений о происхождении письма.
С другой стороны, в Греции – где владение письмом не
ограничивалось жрецами, а было народным достоянием всех граждан
– практически отсутствуют мифы подобного рода. Образованные
греки знали, что их письменность, как и многие другие практические
достижения, пришла с Востока, и не испытывали нужды рассуждать о
ее божественных истоках. Конечно, у греков тоже были мистические
интерпретации письма, как, например, теории Пифагора о его
происхождении, но они, как правило, возникали под восточным
влиянием и находились за рамками обычного русла греческой
философии.
В примитивных обществах письмо и книги вызывают удивление и
становятся предметом домыслов. Для них книги – инструменты
гадания. Книга может предсказать будущее и снять покров с тайного;
это путеводитель и советчик и вообще мистическая сила. Для
примитивного человека научиться читать и писать значит быть
посвященным в новый религиозный ритуал, обратиться в новую
религию. Книга считается живым существом, которое умеет
«говорить». Примитивный человек боится волшебной силы ее
«слов». Есть история о том, как туземец отказался передать
письменное сообщение, поскольку боялся, что письмо будет
разговаривать с ним, пока он его несет. В другом варианте истории
туземец отказывался нести письмо, пока не пронзил его копьем,
чтобы оно не могло разговаривать с ним в пути. Письменное
сообщение – это таинственное существо, обладающее способностью
видеть. Рассказывают, что миссионер послал одного индейца к
другому миссионеру с четырьмя буханками хлеба и письмом, где
указывалось их количество. Индеец съел одну буханку, и конечно же
об этом стало известно. Позже его снова отправили с таким же
216
поручением, и он опять украл хлеб, но принял меры
предосторожности: перед тем как съесть хлеб, он спрятал письмо под
камень, чтобы оно его не видело. О похожей истории рассказывают в
Австралии. Туземец, укравший табак из посылки с сопроводительным
письмом, был поражен тем, что белый человек смог вывести его на
чистую воду, хотя перед кражей туземец спрятал письмо в ствол
дерева. Он выместил свою злость на письме, яростно его избив.
Еще один интересный пример приводит Эрланд Норденшельд:
«Когда Рубен Перес Кантуле учился рисуночному письму, он, как нам
известно, записывал легенды еще и латиницей, которая, конечно,
позволяла записать их гораздо полнее и выразительней, чем
индейское письмо. Удивительно, что он вообще взялся за труд
записывать песни и заклинания рисунками, хотя сделать это
латинскими буквами было намного проще. Это свидетельствует, что
рисуночное письмо само по себе обладает магической силой или,
иными словами, действие лечебных заклинаний усиливается тем, что
они выражены рисуночным письмом».
Вера в универсальный символизм, какой придерживались
пифагорейцы, гностики, астрологи, колдуны и каббалисты,
происходит из мистического истолкования алфавита. Сравните,
например, типичную цитату из недавно опубликованной книги на эту
тему: «Nous voulons montrer que l’Alphabet latin… est la représentation
idéographique des grands mythes grecs, et qu’il nous offre de ce chef… la
“signification” maniable des vérités fondamentales contenues en l’homme
et dans l’Univers, vérités vivantes, “Dieux”, qui manifestent la Vérité Une,
créatrice et souveraine». («Мы хотим показать, что латинский
алфавит… есть идеографическое отображение великих греческих
мифов и что он предлагает нам… удобное для употребления
«значение» основополагающих истин, содержащихся в человеке и во
Вселенной, истин живых, «Богов», в которых проявляется Единая
Истина, созидательная и суверенная».)
Сила талисмана или амулета в значительной мере зависит от
сделанной на нем надписи. Так было с вавилонскими амулетами с их
непонятными заклинаниями. Даже сегодня мы можем наблюдать
широкое применение веры в магическое действие письменного слова.
В этой связи можно упомянуть о филактериях с фрагментами из
Священного Писания, которые надевают евреи во время молитвы, и
надписях на дверных косяках в еврейских домах, которые должны
защищать живущих там от беды. Мусульмане носят амулеты со
стихами из Корана. У христиан мы находим обычай обмахивать
217
больного страницами из Библии или давать ему свернутую бумажку с
написанной на ней молитвой для глотания.
Любопытный пережиток веры в священную природу письма
демонстрирует ритуал, которым сопровождалась церемония
освящения Вестминстерского собора в 1910 году:
«На полу просторного нефа, начиная от главного входа в алтарь,
белой краской были проведены две широкие дорожки, соединявшие
по диагонали противоположные углы и пересекавшиеся в центре
нефа, образуя огромный X, или андреевский крест. В месте
схождения линий установили небольшой складной аналой; и здесь
архиепископ, все еще в облачении и митре, преклонил колени в
молитве, пока в это время хор пел древний григорианский хорал
«Sarum Antiphoner»… Тем временем служители посыпали неф
пеплом. То есть они выкладывали кучки пепла на расстоянии
примерно двух ярдов друг от друга вдоль линий андреевского креста.
Рядом с каждой кучкой пепла клали кусочек картона с буквой
греческого алфавита на одной линии и латинского на другой. Затем
архиепископ направился к главному входу в сопровождении диакона
и иподиакона, а перед ним несли распятие между зажженными
свечами. Начиная от левого угла, доктор Борн двинулся по одной
дорожке андреевского креста, обводя концом своего пастырского
посоха буквы греческого алфавита на кучках пепла; затем,
возвратившись к главному входу, повторил свой путь по другой
дорожке, обводя на сей раз буквы латинского алфавита на кучках
пепла. Эту любопытную церемонию интерпретируют и как символ
единства западной и восточной церквей, и как поучение о началах
христианства, и как пережиток действий римских авгуров,
закладывающих планы строительства храма, и римских землемеров,
оценивавших земли для налогового обложения».
Современный Ближний Восток полон мистической веры в силу
письмен; она часто распространяется даже на неизвестную
письменность. Из многих примеров мне хотелось бы привести один
из моего собственного опыта. В 1935 году я посетил небольшую
деревню Эмиргази в Центральной Анатолии, где лет за тридцать до
того обнаружили несколько хеттских иероглифических надписей,
которые затем передали в стамбульский музей. Расспросы показали,
что никаких новых древностей с тех пор поблизости не находили, но
даже если бы и нашли, как сказали мне местные жители, они ни за
что не отдали бы их, потому что в прошлый раз, после того как
хеттские надписи увезли, деревню посетила чума. О магической силе
надписей на камне часто говорится в рассказах путешественников
всего исламского мира. С мистической силой письма – иногда
218
совершенно непостижимой, как у только что упомянутых хеттских
иероглифических надписей, – сходно волшебное действие
произнесенного слова. Существует «широко распространенный
обычай использовать в магических обрядах и даже ритуальных и
религиозных церемониях песнопения и заклинания, непонятные тем,
кто их слышит, а иногда даже и тем, кто их произносит».
Письмо и речь – внешние символы нации. Именно по этой причине
первой задачей завоевателя, желающего истребить народ, является
уничтожение его письменных сокровищ. Так мы понимаем, почему
Кортес, завоевав Мексику в 1520 году, приказал сжечь все ацтекские
книги, которые могли бы напомнить коренному населению о его
былой славе; почему испанская инквизиция, посылая евреев на
костер, сжигала вместе с ними и Талмуд; почему современные
нацисты, стремясь уничтожить идеологии, противоречащие их
собственной, сжигали книги своих противников, и почему
победившие союзники после Второй мировой войны приказали
уничтожить всю литературу нацистского толка.
Глава 10
Будущее письменности
Исследуя, как происходит то или иное явление, трудно в то же время
не задуматься почему. Поэтому вполне естественно, что при
воссоздании истории нашей письменности снова и снова будет
вставать следующий вопрос: почему письменность развивалась от
одной стадии к другой? Ответить на этот вопрос в целом довольно
просто: письменность переходит с одной стадии на другую, потому
что в определенный момент новая система оказывается более
соответствующей местным потребностям, нежели та, что
использовалась прежде. Другими словами, цель эволюции –
совершенствование, и письменность в процессе развития от стадии к
стадии неуклонно продвигается к тому, чтобы стать идеальным
средством человеческой коммуникации. Но действительно ли
письменность прогрессирует? Можем ли мы считать установленным,
что любая новая система письма, как правило, лучше предыдущей?
Прежде чем попытаться конкретно ответить на эти вопросы,
рассмотрим сначала некоторые относящиеся сюда примеры из
истории письменности.
Сравнивая западносемитскую систему письма с египетской
иероглифической, из которой она развилась, легко заметить, что
западносемитская система проще египетской. Конечно, невозможно
219
оспорить тот факт, что небольшое число семитских знаков от 22 до 37
легче выучить и быстрее писать, чем множество сотен знаков
египетской системы. Кроме того, нельзя не согласиться, что введение
гласных знаков в греческое письмо сделало эту систему еще точнее,
чем ее предшественник, западносемитское письмо, для которого
характерно отсутствие обозначения гласных. Но может ли в таком
случае западносемитское письмо считаться лучше египетского, а
греческое – лучше западносемитского? Что касается сравнения
египетского письма с семитским, можно указать некоторые свойства
египетского, которых нет в семитской системе, например
выразительность рисуночных знаков. Так, например, рисунок вазы в
египетской системе может не просто обозначать слово «ваза», но
может быть выполнен таким образом, который позволяет
представить ее подразумеваемый размер и форму; в семитской
системе слово «ваза» будет написано с помощью фонетических
слоговых знаков, а любая дополнительная информация может быть
выражена только дополнительными слоговыми знаками. Что
касается сравнения семитской системы с греческой, то здесь можно
было бы сослаться на то, что семитское письмо прекрасно обходится
без указания гласных и поэтому значительно быстрее и короче
греческого или любых других систем, использующих знаки для
гласных звуков. А что сказать о тех специалистах и неспециалистах,
которые считают китайскую письменность лучшей в мире и даже не
желают слышать о том, чтобы заменить китайское словесно-слоговое
письмо буквенной системой? Как относиться к восторженным
похвалам слоговой письменности, которая, словно лесной пожар,
охватила индейцев чероки, потому что им удавалось выполнить
нелегкую задачу по овладению новой системой всего за один день, а
не за четыре года, которые требовались для освоения английского
письма? Как расценивать тот поверхностный вывод, что арабская
письменность превосходит латинскую, потому что пожилые турки,
использующие арабский алфавит для своего языка, пишут под
диктовку намного быстрее своих молодых соотечественников,
использующих новый латинский алфавит?
Итак, мы видим, каким тонким вопросом является оценка качества и
как легко сделать промах, если основываться в своих выводах на
единичных наблюдениях и пренебрегать сравнением всех
характеристик, присущих тому или иному явлению. Семитское
письмо действительно легче выучить, и писать на нем быстрее, чем
египетскими иероглифами, но при этом египетское рисуночное
письмо может быть более выразительным, чем семитские системы,
но, безусловно, эти два свойства стоят не на равных в зависимости от
точки зрения. Какова относительная ценность такого письма, как
220
египетское – красивое и выразительное, – если оно остается полной
тайной для подавляющего большинства населения по причине
сложности и запутанности своей системы? То же, и в еще большей
степени, справедливо и для китайской системы – пожалуй, самой
сложной в мире для овладения. Годы и годы нужно потратить на
учебу, прежде чем попытаться прочесть даже простейшую классику.
Конечно, это правда, что китайская письменность неплохо
удовлетворяет потребности эгоистичной бюрократической верхушки
и что небольшой процент населения, умеющего читать и писать,
может общаться друг с другом письменно, даже если говорит на
непонятных друг другу диалектах. Но пытался ли кто-нибудь
логически оценить эти кажущиеся преимущества китайской
письменности в сравнении с ее огромными недостатками? Только
эгоистичный и недалекий человек может защищать китайскую
письменность за ее мнимые достоинства, не замечая, что из-за
трудностей овладения китайской системой девяносто процентов
населения остаются неграмотными. Что ценнее: система,
удовлетворяющая десять процентов населения, или система,
доступная всем? И что важнее: сохранить нынешнюю письменность,
так чтобы клика, составляющая десять процентов, все так же правила
страной, или реформировать письменность, создав простую систему,
чтобы все сто процентов населения участвовали в развитии страны?
Непредвзятая оценка всех влияющих факторов покажет, что и в
других случаях письменности, стоящие на более высокой ступени
эволюции, имеют определенные преимущества по сравнению со
стоящими на более низком уровне. Несмотря на то что семитское
письмо позволяет писать быстрее, чем греческое, лишь в греческом
возникла полная система гласных, и таким образом оно дало миру
возможность обозначения гласных, столь важную для точного
выражения нюансов языка, малоизвестных диалектных форм, новых
слов и иностранных имен и слов. Кроме того, преимущество в
скорости, которую дает арабская письменность при использовании
для турецкого языка, совершенно сходит на нет из-за его сложной
орфографии; латинский алфавит, введенный в Турции, почти
полностью передает фонемы языка, и школьники могут выучить его
за половину времени, которое требовалось для усвоения прежнего
арабского письма. И наконец, в вопросе сравнительных достоинств
письма чероки мы вынуждены признать, что оно, очевидно,
прекрасно подходило для выражения языка чероки. Но подходило ли
это письмо для людей, живших в англоговорящей местности?
Хорошо ли письмо чероки подходило для выражения сотен и тысяч
слов и имен, пришедших к чероки от окружающих людей, говорящих
на английском языке? Этот недостаток письма чероки, видимо, и
221
является главной причиной того, что в конечном счете оно вышло из
употребления и сменилось латинской системой, которая лучше
соответствовала более широким потребностям народа чероки.
Возвращаясь к вопросу, поставленному в начале этой главы, а именно
прогрессирует ли письменность по мере того, как проходит в своей
эволюции через логографическую, слоговую и алфавитную стадии, я
должен сказать, да, прогрессирует! Рассматривая письменность с
самой широкой точки зрения, я должен без колебаний сказать, что
алфавитные системы лучше служат цели коммуникации между
людьми, нежели слоговые, так же как последние служат этой цели
лучше, чем логографические или словесно-слоговые системы. И тем
не менее пока похвастаться нечем. Непоследовательности
английского правописания по сравнению с греческой и латинской
системами, практически полностью передающими фонемы
соответствующих языков, а также аномальное развитие форм знаков
в некоторых письменностях современной Индии по сравнению с
простыми формами древнеиндийских, показывают, что в некоторых
конкретных случаях письменность не обязательно идет по линии
совершенствования. Сковывающие нормы, налагаемые традицией,
религией и национализмом, часто стоят на пути прогресса, блокируя
или задерживая реформы, которые в ином случае привели бы к
здоровой эволюции письма.
Сравнивая любую из алфавитных письменностей, используемых в
западной цивилизации, с греческим алфавитом, мы сразу же
замечаем, что с внутренней, структурной точки зрения нет никакой
разницы между западными и греческим алфавитом. Иначе говоря,
несмотря на огромные достижения западной цивилизации в столь
многих областях человеческой деятельности, письменность с
греческого периода не прогрессировала вообще. Можно вспомнить о
современных средствах массовой информации, таких как радио, кино,
телеграф, телефон, телевидение и пресса, и посмотреть на
современное английское написание DADA, латинское DADA и
греческое АААА. Сравните различия в методах массовой
коммуникации в наше время и во времена греков, с одной стороны, и
фактической тождественности английского, латинского и греческого
алфавитов – с другой. И дело не в том, что наша письменность
настолько совершенна, что не нуждается ни в каких улучшениях. И
мы так цепко держимся за устаревший способ письма не из-за
недостатка в предложениях хороших и практичных реформ.
Совокупность причин такого консервативного отношения, вполне
возможно, лежат за пределами нашего понимания. И все-таки,
пожалуй, будет нелишним ознакомиться с фактическим положением
222
дел и немного порассуждать о возможностях, которые могут быть
рассмотрены или осуществлены в будущем.
Предложения и попытки реформировать письмо часто идут рука об
руку с предложениями реформировать язык. Это вполне естественно,
если вспомнить зависимость письма от языка на протяжении всей его
долгой истории.
Простейший вид языковых изменений имеет место, когда один
национальный язык навязывается чужой этнической группе.
Аккадский, арамейский, арабский, греческий, латинский, испанский,
французский, русский и английский – все это примеры языков,
которые, подкрепленные культурным престижем или политическим
превосходством, навязали себя в тот или иной момент обширным
регионам за пределами своей родной страны. Рука об руку с языками
шло и навязывание национальных письменностей, что хорошо
засвидетельствовано широким распространением клинописной
системы в древности или семитской, греческой и латинской
письменности в последующие века. Современное господство
западной цивилизации проявляется в часто выдвигаемых
предложениях, более или менее успешных, внедрить латиницу во
всем мире. Принятие латинского письма турками, его все более
широкое употребление африканскими и американскими
аборигенами, предложения по латинизации китайского, японского,
арабского и персидского языков – вот самые заметные проявления
этой тенденции.
Однако широкое распространение латинского алфавита в наше время
не привело к единству. Во многих случаях знаки латинского алфавита
в разных странах приобрели самые разные варианты фонетических
значений. Турки, например, используют букву с для звука «дж», что
не имеет аналогов ни в одной западной письменности.
Неограниченную омофонию знаков можно лучше всего
проиллюстрировать на примере вариантов написания имени
знаменитого русского писателя Чехова, в котором в разных системах
письма, но все теми же латинскими знаками первый звук может быть
написан как Ch, Tch, C, Tsch, Tsj, Tj, Cz, Cs или Č, средний согласный –
как kh, ch, k, h или x, а конечный – как v, f или ff. Уже много столетий
потребность в реформе латинского алфавита признается всеми, и
предпринималось множество попыток исправить такое положение
дел. Наилучшим из таких предложений является алфавит, известный
по аббревиатуре МФА (Международный фонетический алфавит, или
IPA, International Phonetic Alphabet), который состоит из латинских
символов, дополненных целым рядом искусственно созданных букв и
нескольких диакритических знаков. Этой системой в настоящее
223
время обычно пользуются лингвисты. Она так проста и практична,
что заслуживает значительно более широкого признания, нежели то,
которым оно пользуется в узких научных кругах.
Чаще всего реформы многих национальных письменностей
предпринимались с целью упрощения правописания и
систематизации соответствий между звуками и знаками. Некоторым
народам, например финнам, удалось создать системы, почти
полностью соответствующие фонемам языка, в то время как другие,
например англосаксонские, продолжают нести бремя традиционного
написания. Однако будущее письменности лежит уже даже не в
реформах национальных письменностей. Как однажды выразился
Марк Твен, пусть даже несколько нестандартно с точки зрения
орфографии: «The da та ov koars kum when the publik та be expektd to
get rekonsyled to the bezair asspekt of the Simplified Kombynashuns, but
– if I may be allowed the expression – is it worth the wasted time?»
(«Вазможна кагтата наступит день, кагда публика примирица са
страным видам Упращеных Сачитаний, но – если позволите так
выразиться – стоит ли игра свеч?») Уже слишком поздно
проповедовать реформы национальных орфографий. Сейчас
необходима единая система письма, в которой знаки имеют
одинаковые или почти одинаковые фонетические соответствия во
всем мире. Именно этому требованию и соответствует МФА.
Националистические и религиозные позиции ожесточенно
сопротивлялись принятию того или иного языка как всемирного.
Англосаксы боролись против французского, французы – против
английского, протестанты – против латыни, русские – против всех
трех. Даже упрощенные языки, такие как бейсик-инглиш[30],
пользовались относительно малым успехом. Если добавить к этому
неправильности и непоследовательности всех естественных языков,
станет ясна причина возникновения множества искусственных
языков в наше время. Среди них эсперанто, идо, окциденталь,
интерлингва, новиаль и волапюк в свое время пользовались по
крайней мере некоторым успехом. В целом, однако, надо признать,
что попытки создать единый универсальный язык привели лишь к
тому, что наше беспорядочное вавилонское столпотворение
пополнилось новыми языками. Помимо того, были предложения
заменить национальные системы новыми формами письменности.
Разные подходы к проблеме приводили к разным конкретным
предложениям, которые мы далее и рассмотрим.
Заимствована ли письменность извне или возникла внутри, она в
первую очередь используется для общественных и официальных
целей. В таких случаях формы отдельных знаков часто выбираются с
224
полным пренебрежением принципом экономии места и времени.
Лишь постепенно появились курсивные формы письма для
повседневного, практического применения, где знаки в различной
степени упрощены, как, например, в нашем рукописном курсиве, в
отличие от печатного шрифта. Однако часто даже курсивные формы
недостаточно просты, чтобы адекватно служить целям скорого
письма. Поэтому еще с классической эпохи неоднократно
предпринимались попытки создать новые формы письма, в которых
выбор отдельных знаков и способ их соединения друг с другом
позволял максимально экономить время и пространство. Такова
современная скоропись, которую также называют стенографией, то
есть «тесным письмом», брахиграфией, то есть «кратким письмом»,
или тахиграфией, то есть «быстрым письмом». Из всех реформ
письма стенография на сегодняшний день оказалась наиболее
успешной. Хотя некоторые скорописные системы получили
международное признание, на самом деле ни одна из них не принята
во всем мире. Одна система может применяться в нескольких странах,
но и в таких случаях в ней есть отклонения в соответствии с местными
потребностями. Практические скорописные системы используются
повсеместно в дополнение к национальным письменностям. Ни
одной из скорописных систем пока не удалось вытеснить местное
национальное письмо.
Совершенно иной подход к условному обозначению звуков мы
встречаем в Visible Speech («Видимая речь») Белла и Analphabetic
Notation («Неалфавитная нотация») Есперсена. Этот подход исходит
из того представления, что все звуки имеют два аспекта:
органический (или артикуляционный) и акустический. Когда мы
говорим, например, о звуке s, мы можем наблюдать его органическую
артикуляцию в форме рта и положении языка, при помощи которых
он образуется, а его акустическую составляющую – в свисте, который
возникает в результате выдыхания воздуха через образованную
органами речи щель. Эти новые методы стремятся найти символы
для выражения артикуляции звука, а не его акустического аспекта.
Метод, названный Visible Speech, впервые был разработан
Мелвиллом Беллом, отцом изобретателя телефона, и впоследствии
получил известность в виде переработанной системы Генри Суита под
названием Organic («Органическая»). В этой системе схематические
знаки имитируют форму органов речи в том положении, которое они
принимают при произнесении различных звуков. Исследователи Bell
Telephone Laboratories недавно разработали электронное устройство,
преобразующее звуки речи в визуальные знаки, которые можно
научиться читать и анализировать, и сейчас этот метод
225
рекламируется как Visible Speech, хотя, не считая своего названия, он
не имеет ничего общего с приемом записи звуков Белла – Суита.
Другой метод условного обозначения артикуляции звуков – это так
называемая Analphabetic Notation, разработанная Отто Есперсеном.
Эта система еще более точна, чем «Видимая речь». В то время как в
«Видимой речи» символами обозначаются простые артикуляции,
«Неалфавитная нотация» пытается выразить общую сумму всех тесно
взаимосвязанных движений органов речи, в результате которых
образуется звук. В нотации Есперсена каждый звук представлен
рядом греческих и латинских букв, арабских цифр, а также некоторых
других символов, каждый из которых имеет определенный смысл:
греческая буква обозначает орган речи (губы, язык и т. д.); число
указывает на степень и форму открытия (открытое, закрытое и т. д.);
а латинская буква в виде показателя степени обозначает
артикуляционное положение (переднее, среднее, заднее и т. д.).
Например, звук u в этой системе нотации выражается в форме, очень
похожей на химическую формулу: α3а βg γ3j δо ε1. Еще сложнее
небуквенная система, разработанная Кеннетом Л. Пайком. В его
системе звук t, например, выражается в
видеMaIlDeCVveIcAPpaatdtltnransfsSiFSs. Эти две системы имеют
некоторые преимущества для узконаучного применения в записи
отдельных звуков, где длинные определения, требующие многих
строк обычного текста, можно заменить несколькими символами,
однако они не предназначены для записи высказываний и,
следовательно, неприемлемы в качестве практической системы
письма.
Как мы подробно говорили в главе III, китайское словесно-слоговое
письмо использует словесные знаки в значительно большей степени,
нежели любая другая письменность подобного типа, например
шумерская или египетская. В стране, разделенной множеством
диалектов, часто взаимно непонятных, это свойство китайской
системы выполняет функцию своего рода универсального письма. В
подражание китайской системе в Европе нередко выдвигались
предложения создать универсальную систему, в которой знаки и
символы обозначали бы слова и грамматические формативы и
читались по-разному, но понимались бы одинаково на разных языках
мира. Таким образом система в целом стала бы результатом
систематизации метода, который мы обычно применяем при записи
цифр, которые в разных языках обозначаются разными словами. Еще
со Средневековья предлагались разнообразные подобные системы, но
ни одна так и не стала общепринятой. Этим пазиграфическим
системам свойственны те же недостатки, что и всем национальным
226
словесным письменностям: неточность и трудность усвоения тысяч
знаков, обозначающих всевозможные языковые элементы. И тем не
менее мы не можем полностью исключать возможность создания
практически осуществимой пазиграфической системы. Успешное
создание международного языка жестов для глухонемых, в котором
каждый знак-жест имеет одно и то же основное значение в разных
странах, показывает, что в будущем еще остается возможность
разработать параллельную пазиграфическую систему для
определенных ограниченных целей.
Другая пазиграфическая система получила название Isotype:
сокращение от International System Of Typographic Picture Education
(международная система пиктографического языка). Isotype отнюдь
не стремится стать универсальной системой и заменить
фонетическую письменность. Он лишь пытается создать ряд
пиктограмм, которые были бы понятны сами по себе, без
необходимости установления каких-либо соответствий между знаком
и словом. Использовать систему предполагается главным образом в
процессе преподавания и обучения, но также в ограниченной степени
она может применяться и в некоторых международных средствах
массовой коммуникации и транспорта. Например, инструкция о
пользовании телефоном может быть снабжена короткой серией всем
понятных рисунков вместо длинных письменных указаний, понятных
только тем, кто владеет соответствующим языком.
Пора подвести итоги. Как обстоит дело с реформой письменности
сегодня и каково ее будущее? Для начала остановимся на реформах,
которые представляются нам либо нецелесообразными, либо
неосуществимыми. В целом можно признать, что пересмотр
национальных письменностей в сторону упрощения орфографии
нецелесообразен и не стоит потраченного труда. Реформировать
национальные письменности следовало в XVIII или XIX веке, когда
возникло и достигло своего пика национальное самосознание, а не в
XX веке, когда мы стремимся к достижению всеобщего единства
наций. Поэтому мы не должны одобрять навязывание латинского
алфавита странам, находящимся в сфере западного влияния. К тому
же надо заметить, что с точки зрения теории письма латинский
алфавит, которым пользуются западные страны, ничем не
превосходит, например, арабский, греческий или русский алфавит.
Главное преимущество латинского алфавита, а именно то, что его
поддерживает западная цивилизация, по-видимому, полностью
заслоняет его очевидные недостатки. Таким образом, необходимо
либо реформировать имеющуюся систему письменности для
227
международного употребления, либо создать совершенно новый тип
всемирной письменности.
Из числа систем, которые следует рассматривать в свете возможности
их всеобщего использования, можно сразу же исключить виды,
представленные «видимой речью» и «неалфавитной нотацией». Обе
они могут ограниченно применяться на международном уровне для
условного обозначения элементов речи. Они очень точны и поэтому
очень полезны в научных дисциплинах, однако они недостаточно
практичны, чтобы вообще рассматривать их в качестве письма,
пригодного для повседневного употребления. По практическим
соображениям разнообразные пазиграфические системы с сотнями и
тысячами знаков также надо исключить из числа претендентов на
универсальное письмо.
Существует одно письмо на основе латиницы, которое широко
используется лингвистами для транскрипции и транслитерации
многих языков мира, и это МФА, Международный фонетический
алфавит. Он относительно точно передает соответствие между знаком
и звуком и в то же время настолько прост, что с его помощью ребенок
может овладеть искусством письма гораздо быстрее, чем это обычно
бывает при изучении национального письма обычного типа.
Хотя у реформированных алфавитов и МФА разные цели, состоящие
в том, что первые преобразованы с учетом национальных
потребностей, а МФА разработан для использования с любым языком
мира, все же и против реформированных алфавитов, и против МФА
можно привести одинаково убедительные возражения. Во-первых,
это реакция широкой общественности, которую хорошо выразил
Марк Твен в своем отзыве об упрощенной орфографии (Simplified
Spelling), где он приводит такой пример: «La on, Makduf, and damd be
he hoo furst krys hold, enuf!» («Lay on, Macduff, and damned be he who
first cries hold, enough!» – «Смелей, Макдуф, не трусь! И проклят тот,
кто крикнет: «Стой, сдаюсь!») По мнению Твена, «видеть наши буквы
в непривычных сочетаниях оскорбляет глаз и лишает
словавыразительности… Они уже не так будоражат, как раньше.
Упрощения высосали из них все, что щекотало нервы». По этой
причине сам Марк Твен выступал не за реформирование
существующей английской орфографии, но за введение совершенно
новой формы письма, которая не была бы столь оскорбительна для
глаза, как упрощенная орфография, и потому была бы лучше принята
широкой публикой. Такая новая система была бы не только более
приемлема из общих психологических соображений, но и могла бы
обладать всеми теми ценными качествами, как быстрота и
компактность, которых столь прискорбно недостает нашему
228
латинскому письму. Многие ли осознают, сколько времени и места
теряется напрасно из-за нашей латиницы; что некоторые знаки
излишне сложны; что направление знаков обычно не совпадает с
направлением письма; что зачастую их невозможно написать одним
непрерывным движением руки; что нет никаких разумных оснований
для нынешней формальной дифференциации прописных и строчных
букв? Все эти недостатки латинского алфавита можно устранить
путем введения скорописной системы. Однако простое принятие
такой системы не удовлетворило бы потребности в универсальном
письме. Есть два возражения против скорописных систем в их
современном виде. Во-первых, они разработаны для максимальной
скорости в определенных практических ситуациях и потому не
являются точными; и, во-вторых, они приспособлены лишь для
определенных языков, а не всех языков мира.
Целью наших поисков должна быть система письма, сочетающая
точность Международного фонетического алфавита с простотой
форм скорописной системы. Создание полной и точной системы
нотации, которую можно было бы при необходимости сократить и
упростить, удовлетворила бы потребности и теории, и практики.
Такая полная система должна содержать знаки для всех известных
звуков различных языков в рамках МФА, а форма знаков должна
быть взята из стенографической системы. Из полной системы можно
было бы извлекать сокращенные алфавиты для употребления в
отдельных языках. В то же время она должна создаваться таким
образом, чтобы оставить возможность для дальнейшего упрощения
даже в пределах национальных письменностей. Это сочетание
фонетического алфавита со стенографией, несомненно, будет короче
и быстрее, чем МФА, который пишется латинскими буквами, но,
возможно, не будет удовлетворять потребность в быстроте и
компактности в той же мере, что и современные стенографические
системы. Поэтому для практических целей потребуется дальнейшее
упрощение МФА-стенографической системы. Чтобы сохранить
нетронутым исходное единство полной системы и систем
практического применения, я бы не советовал такой путь достижения
целей, как введение в последние новых знаков для слов и фраз, как
это принято в стенографических системах. Практическая система
вполне может быть реализована путем сокращения и устранения всех
тех элементов, которые в определенных условиях не являются
необходимыми для понимания надписи или сообщения. Некоторые
семитские письменности с их известными сокращениями и
произвольными пропусками гласных знаков могли бы послужить
хорошими образцами для возможного упрощения предлагаемой
МФА-стенографической системы. Так, при использовании во всех
229
случаях стенографических форм, в полной системе слово
simplification, «упрощение», могло бы писаться как simplifikeysn, а
для практического применения то же слово можно было бы писать
как smplfkysn за счет опущения гласных, simplifik. за счет сокращения
или даже smplfk. за счет и сокращения, и опущения гласных звуков.
Мы подошли к концу наших рассуждений о будущем письменности. Я
полностью отдаю себе отчет в том, насколько эта глава уязвима для
критики с разных сторон. Традиционалисты осудят ее как очередное
бессмысленное предложение изменить статус-кво.
Профессиональные ученые посетуют на мое поверхностное
отношение к столь важному вопросу. Меня не особенно волнует гнев
и нападки традиционалистов на реформаторов. Если бы не
реформаторы, традиционалисты до сих пор бы ходили в шкурах и
перьях и жили бы в пещерах, не имея никакой возможности говорить
или писать о «пагубной ереси реформ». Более серьезными могут
оказаться возражения критиков против довольно поверхностного
подхода к такому важному вопросу, как будущее письма,
рассмотренное в этой главе. В свою защиту я хотел бы сказать, что я
не имел намерения официально предложить готовое универсальное
письмо. В этой главе я хотел просто собрать воедино несколько идей,
возникших из моего опыта работы с письменностями прошлого, и
понять, что можно извлечь из них для будущего.
Глава 11
Терминология письменности
Это первая попытка собрать термины, связанные с письмом, и дать
им определение. В попытке подобного рода оказалось невозможным
оставаться в рамках традиции. Чтобы предложить более четкие
типологические определения, пришлось изобрести новые термины, а
некоторые старые определения изменить или обновить. Принципы,
управляющие письмом, сгруппированы вместе, чтобы читатель сумел
в целом оценить то, что я считаю важнейшим вкладом настоящего
исследования. Хотелось бы надеяться, что эта первая попытка станет
полезным фундаментом, на котором, быть может, позднее мы
построим крепкое здание новой терминологии письма.
*Акрофония, акрофонический принцип, см. *Принцип акрофонии.
Аллограмма. Логографический, слоговый или буквенный знак или
вариант написания заимствованной письменности, использующийся
в качестве словесного или даже фразового знака в другой
письменности. Например, шумерское написание in-lá-e, «он отвесит»,
230
соответствует аккадскому išaqqal, «он отвесит»; арамейское
написание malka, «царь», соответствует персидскому šāh, «царь».
Алфавит, алфавитное письмо илибуквенное письмо. Письмо, в
котором один знак обычно соответствует одной или нескольким
фонемам языка. Так, в английском языке буквенный знак b
обозначает фонему b, а знак c обозначает фонемы k или s. См.
также Логография, Слоговое письмо.
Ассоциативный знак. Знак, выражаемый изображением конкретного
объекта и обозначающий слово, связанное с объектом только по
ассоциации. Так, рисунок солнца может обозначать слово «день».
Буквенное письмо, см. Алфавитное письмо.
Внешнее развитие, см. Принцип внешнего развития.
Внутреннее развитие, см. Принцип внутреннего развития.
Вспомогательная отметка или знак.Нефонетический знак,
например, нефонетический знак препинания, а в некоторых системах
детерминатив или классификатор, облегчающий понимание
написанного.
Грамматология. Наука о письме.
Детерминатив, см. Семантический индикатор.
Дивергенция, см. Принцип дивергенции.
Знак. Условно используемый символ, составляющий часть системы,
как, например, слово в системе знаков, называемой «языком», или
письменное начертание в системе знаков, называемой «письмом». В
узком смысле – только письменный знак.
Значение или чтение знака. Мысленная ассоциация между знаком и
его референтом, то есть подразумеваемым объектом, например,
ассоциация между словом и референтом или между видимым знаком
(через посредство слова или без него) и референтом.
Идентифицирующее – мнемонический прием. Семасиографический
метод передачи коммуникации посредством рисунков или видимых
знаков, помогающих идентифицировать или запечатлеть те или иные
объекты или людей. Например, рисунок пантеры на щите может
передавать общее значение вида «этот щит принадлежит человеку,
убившему пантеру».
* Идеограмма. Филологи часто и неправомерно используют термин
«идеограмма» для обозначения того, что мы называем логограммой.
* Идеографическое письмо. Система письма, якобы использующая
*Идеограммы.
231
Иероглифика. Словесно-слоговая система письма, использующая
рисунки в качестве знаков, например египетская или хеттская
иероглифика.
Изобразительный, см. Описательно-изобразительный прием.
Классификатор, см. Семантический индикатор.
Конвенционализация, см. Принцип конвенционализации.
Конвергенция, см. Принцип конвергенции.
*Консонантное письмо. Так называемые консонантные знаки, то есть
знаки согласных, египетской и западносемитской письменностей
рассматриваются в данной книге как слоговые знаки с
неопределенными гласными.
Контекст ситуации, см. Принцип контекста ситуации.
Курсивное письмо. Беглая, поверхностная форма письма для
повседневных, практических нужд. Иногда курсивное письмо
становится монументальным, приобретая одновременно вторичную
курсивную форму. ПротивоположноМонументальному письму.
Лингвистический перенос или языковой перенос. Отождествление
знаков системы со знаками языка, в результате чего первые
становятся инструментом выражения вторых. Так, когда знаки
письма условно связаны с языковыми элементами, письменность
становится вторичным переносом языка.
Линейное письмо. Письмо, использующее в качестве знаков
линейные формы или неотождествляемые рисунки.
Противоположно Рисуночному письму.
Логограмма. Словесный знак, используемый в логографии. Не *
Идеограмма. В английском языке это, например, знаки 2 (два,
второй), $ (доллар), ° (градус). См. такжеПервичный, Ассоциативный
и Схематический знак, Семантический индикатор, Фонетический
перенос иФонетический комплемент/индикатор.
Логография, или словесное письмо.Письмо, в котором знак обычно
обозначает одно или более слов языка. См. также Слоговое письмо,
Алфавит.
Механическое письмо. Письмо, выполняемое при помощи
механических средств, например печатного пресса или пишущей
машинки. ПротивоположноРукописному письму.
Мнемонический прием, см.Идентифицирующе-мнемонический
прием.
232
Монументальное письмо. Тщательная форма письма, обычно
встречающаяся на памятниках и используемая в официальных целях.
ПротивоположноКурсивному письму.
Однонаправленное развитие, см.Принцип однонаправленного
развития.
Омофония. Характеристика нескольких письменных знаков,
выражающих одну и ту же фонему языка. Например, написанные
слова too, two, to произносятся как [tu: ].
ПротивоположнаПолифонии.
Описательно-изобразительный прием.Семасиографический прием
передачи коммуникации посредством рисунков, выполненных и
сгруппированных в соответствии с условностями изобразительного
искусства.
Пазиграфия. Система письма, предназначенная для универсального
применения и использующая знаки, которые выражают значение,
однако не обязательно являются языковыми элементами.
Первичный знак. Знак, выраженный рисунком конкретного предмета
и обозначающий конкретный предмет или действие. Так, рисунок
человека может обозначать слово «человек», рисунок человека,
подносящего ко рту хлеб, может обозначать слово «есть».
Петроглиф. Примитивная пиктограмма на камне, высеченная или
вырезанная.
Петрограмма. Примитивная пиктограмма на камне, нарисованная
или написанная краской.
Пиктография. Протописьменности, использующие в качестве знаков
пиктограммы, то есть изображения, например известные среди
американских индейцев.
Письменность, письмо. Система взаимной коммуникации при
помощи условных видимых знаков. См. такжеПротописьменности,
Семасиография иФонография.
Позиция, см. Принцип позиции.
Полифония. Характеристика отдельного письменного знака,
выражающего более чем одну фонему языка. Ср., например,
полифонный характер буквенного знака ав словах man [ж],
«мужчина», mane [eı], «грива», malt [ɔ:], «солод», и т. п.
Противоположна Омофонии.
Предметное письмо, или предметный язык. Система использования
предметов в качестве знаков, например узловое письмо кипу или
язык цветов.
233
Протописьменность. Разнообразные приемы, сгруппированные под
заголовкомСемасиография, для достижения обмена
коммуникациями посредством видимых знаков, выражающих
значение, но не обязательно относящихся к лингвистическим
элементам. Противоположна Фонографии.
*Принцип акрофонии. Принцип, согласно которому слоговые и
буквенные знаки якобы возникли путем использования первой части
длинного слова и отбрасывания остальной его части. Принцип можно
проиллюстрировать на примере английского языка, если выбрать
рисунок дома в качестве обозначения буквенного знака h на том
основании, что слово house, «дом», начинается с h. За единичными
исключениями, акрофония как принцип, по всей видимости, не
играла никакой роли в истории письменности.
Принцип внешнего развития. Принцип, согласно которому письмо
развивается от одной стадии внешней формы к другой, например от
рисуночной к линейной форме. Параллелен Принципу внутреннего
развития.
Принцип внутреннего развития.Принцип, согласно которому
письмо развивается от одной стадии внутренней структуры к другой,
например от слоговой к алфавитной. ПараллеленПринципу внешнего
развития.
Принцип дивергенции. Принцип, согласно которому для новых слов
создаются новые знаки, как, например, в китайском.
Противоположен Принципу конвергенции.
Принцип конвенционализации. Принцип, согласно которому формы
и значения всех знаков и символов имеют условный характер.
Принцип конвергенции. Принцип, согласно которому разные
словесные знаки устраняются и заменяются слоговыми написаниями,
как, например, в шумерском или хеттском.
Противоположен Принципу дивергенциии.
Принцип контекста ситуации.Принцип, согласно которому чтение
и толкование знаков может зависеть от контекста ситуации.
Например, сокращение m может обозначать в одном контексте
munute, «минута», а в другом meter, «метр».
Принцип однонаправленного развития.Принцип развития письма от
словесного к слоговому и затем к алфавитному.
Принцип позиции. Принцип, согласно которому чтение и значение
знаков может зависеть от их позиции, как, например, в написании
«32» и «З2».
234
Принцип редукции. Принцип, согласно которому чтение знака может
быть сокращено, если за ним следует фонетический несемантический
знак. Так, сочетание ṭâb-ab, «хороший», состоящее из словесного
знака ṭâb плюс фонетический комплемент/индикатор ab, аккадцами
было воспринято как ṭâ(b)-ab, что привело к восприятию первого
знака как обозначающего лишь слог ṭа. Аналогично, написание слога
bi с помощью двух слоговых знаков bi-i греками было воспринято как
b(i)-i, что привело к интерпретации первого знака, изначально
слогового, как буквенного знака b.
Принцип фонетизации. Принцип, именуемый в настоящее время
ребусным, согласно которому словесные знаки, которые трудно
нарисовать, записываются знаками, выражающими слова, которые
одинаковы с ними по звучанию и которые легко нарисовать. Так, в
шумерском слово ti, «жизнь», передается рисунком стрелы, которая
по-шумерски также звучит как ti.
Принцип экономии. Принцип, согласно которому письмо стремится к
достижению максимальной эффективности за счет минимально
возможного количества знаков. Например, некоторые слоговые
письменности не проводят различий между звонкими, глухими и
эмфатическими согласными, а другие не дифференцируют гласных.
Принцип эстетической условности.Принцип, согласно которому
форма и/или расположение знаков могут изменяться в соответствии с
эстетическими/художественными условностями.
Просодический знак. Знак или отметка для обозначения
просодической характеристики, например количества, ударения, тона
и паузы, как, например, в написании dḗmos или ku3.
Ребусный принцип, см. Принцип фонетизации.
Редукция, см. Принцип редукции.
Репертуар знаков. Перечень знаков того или иного письма.
Рисуночное письмо. Вид письма, использующего в качестве знаков
узнаваемые рисунки. ПротивоположноЛинейному письму.
Рукописное письмо. Письмо, сделанное от руки.
Противоположно Механическому письму.
Семантический индикатор. Знак, часто именуемый
«детерминативом», выражающий семантический, но не
фонетический элемент, присоединенный к основному знаку, как,
235
например, в китайском знак БОЛЬШОЙ ПАЛЕЦ. ДЕРЕВО передает
слово цунь, «деревня», в противоположность знаку БОЛЬШОЙ
ПАЛЕЦ для слова цунь, «большой палец». В некоторых
письменностях детерминативы стали классификаторами, то есть
вспомогательными знаками, маркирующими принадлежность слов, к
которым они присоединены, к определенному классу. Например, в
аккадском все имена божеств помечались
детерминативом/классификатором божества.
Семасиография. Протописьменности, включая
идентифицирующе-мнемонический и описательно-изобразительный
приемы, служащие для передачи коммуникации посредством
видимых знаков, которые выражают значение, но не обязательно
являются языковыми элементами. ПротивоположнаФонографии.
Силлабарий, или слоговая азбука.Перечень слоговых знаков того или
иного письма.
Силлабограмма, см. Слоговый знак.
Силлабография, см. Слоговое письмо.
Символ. То же, что знак, но не являющийся частью системы,
например символ креста для обозначения христианства или якоря
для обозначения надежды.
Система знаков. Набор органически связанных знаков,
применяемых в соответствии с набором условностей с целью
взаимной коммуникации, например язык, письмо, язык жестов и т. д.
Словесное письмо, см. Логография.
Словесно-слоговое письмо. Письмо, которое, подобно шумерскому
или египетскому, использует словесные и слоговые знаки.
Словесный знак, см. Логограмма.
Слоговая азбука, см. Силлабарий.
Слоговое письмо, силлабография, силлабическое письмо. Письмо, в
котором знак обычно обозначает один или более слогов языка. Так, в
шумерском один знак имеет слоговое значение ba, другой – ri или dal,
третий – bala и т. д. См. также Логография, Алфавитное письмо.
Слоговый знак, или силлабограмма.Знак, используемый в слоговом
письме.
Схематический знак. Знак, выраженный геометрической фигурой,
как, например, круг для слов «все, целое» или черта для
числительного «один».
Транскрипция. Форма графического переноса, в которой один знак
(или сочетание алфавитных знаков и специальных символов)
236
обозначает каждую фонему передаваемого языка. Так, три
клинописных знака, транслитерируемые как i-din-nam или
i-di(n)-nam, могут быть транскрибированы как iddinam.
Транслитерация. Форма графического переноса, в которой один знак
(или сочетание алфавитных знаков и специальных символов)
обозначает каждый знак передаваемого письма. Так, три
клинописных знака могут быть транслитерированы как i-din-nam или
i-di(n)-nam.
Фонетизация, см. Принцип фонетизации.
Фонетический знак. Любой знак полной письменности,
выражающий языковые элементы посредством видимых знаков,
таких как алфавитный, слоговый и словесный знак, а в некоторых
системах просодический и фразовый знак. Фонетические знаки
можно разделить на два класса: 1) фонетические семантические
знаки, такие как словесные и фразовые знаки, 2) фонетические
несемантические знаки, такие как алфавитные, слоговые и
просодические знаки.
Фонетический комплемент/индикатор. Знак, выражающий
фонетический, но несемантический элемент, присоединяемый к
основному знаку. Так, в шумерском языке основной знак в виде
женской груди может быть прочитан как dumu, «сын», banda,
«мальчик», и tur, «маленький», и знак da, прибавленный к
основному знаку, диктует чтение banda, а не dumu или tur.
Фонетический перенос, см. Принцип фонетизации.
Фонография. Полное письмо, то есть система знаков, выражающих
языковые элементы посредством видимых знаков.
Противоположна Семасиографии.
Фразеография, или фразовое письмо.Вид письма, в котором знак
обозначает фразу или предложение. Хотя такие системы письма
неизвестны, многие фразеографические знаки используются в
стенографии и исчислении высказываний.
Чтение знака, см. Значение.
Экономия, см. Принцип экономии.
Эстетическая условность, см. Принцип эстетической условности.
Языковой перенос, см. Лингвистический перенос.