ОТРЯДЫ
В СТЕПИ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
И. ВСЕВОЛОЖСКИМ, Ф. НОВИКОВ
ОТРЯДЫ
В СТЕПИ
Издательство „Детская литература11
Москва 1971
Повесть „Отряды в степиа принад-
лежит перу двух авторов — писателя
Игоря Евгеньевича Всеволожского (1903—
1967) и старого бойца Первой Конной
армии Филиппа Корнеевича Новикова.
Воспоминания Ф. К. Новикова, вете-
рана-буденовца, а также книга леген-
дарного полководца С. М. Буденного
„Пройденный путь“ помогли авторам
этой книги рассказать юным читате-
лям о бойцах первых конных партизан-
ских отрядов, о героических подвигах
воинов Красной Армии в годы граждан-
ской войны.
Часть первая
ПРИШЕЛ ДРАГУН С ФРОНТА
В хмурое зимнее утро из хаты, почти вросшей в зем-
лю на самом краю станицы, вышел бравый унтер-офи-
цер в суконной драгунской куртке, украшенной желтыми
шнурами — «этишкетами». Лицо у драгуна было обвет-
ренное, глаза живые, смышленые, над губой темнели
чуть приподнявшие концы усики. Драгун подставил
грудь сердитому ветру, поглядел на взлохмаченное ту-
чами небо, на курившиеся над хатами утренние дымки,
постучался к соседям. Закричал весело:
•*- Эй, живы, Новиковы?
Филипп, молодой солдат-фронтовик, выглянул в
окошко:
— Батько! Гляди, Семен Буденный вернулся!
Он опрометью кинулся к двери, откинул засов, выбе-
жал на улицу и крепко обнял драгуна. Вслед за сыном
вышел и степенный бородач Корней Михайлович:
— Давно тебя ждем, Семен.
— Ну, как тут живете?
з
— Да что об этом на ветру говорить. Заходи в ха-
ту,— пригласил Новиков.
Отец с сыном Новиковы знали Семена Буденного
много лет. Вместе с Буденным Корней Михайлович Но-
виков пришел на Дон из Воронежской губернии. Посе-
лились на берегу Маныча, на хуторе Дальнем. На сотни
верст вокруг расстилалась степь, поросшая ковылем и
полынью. Степь летом дышала зноем, зимой обжигала
холодным ветром. Всей землей владели богатые казаки.
Иногородние (так называли пришлых крестьян) арен-
довали клочки под двор да под хату. У Михаила Ивано-
вича и Меланьи Никитичны Буденных детей было семе-
ро. Старший — Семен; Денис — моложе на четырна-
дцать лет, ровесник соседа Филиппа. Их и крестили в
станице родители вместе. Положили под телегу от зноя,
а конь испугался чего-то, дернул, и колесо переехало
обоих малых ребят. Они уцелели. «Ну, эти все выдер-
жат,— говорили в хуторе.— Крепыши!»
Жили Буденные бедно, но не унывали. Летом моло-
дежь собиралась возле их землянки. Семен пел, плясал
и играл на гармони. Он был желанным гостем на всех
свадьбах и праздниках, пока не призвали в армию. Его
провожали, прикалывая на грудь в знак любви и прияз-
ни цветы с лентами. Долго шли за подводой.
Вернулся Семен почти перед самой войной — уже в
Платовскую, куда перебрались родители,— и женился.
А в июле четырнадцатого надолго простился с женой, с
родителями, друзьями, соседями — ушел на войну с Гер-
манией...
И вот Семен снова в станице.
— Мать честная! — воскликнул Корней Михайлович,
когда, войдя в хату, Семен расстегнул свою куртку.—
Полный бант! Кавалер!
На груди у Семена тускло поблескивали четыре сол-
датских креста «Георгия» и четыре медали.
— За что получил?
4
— Об этом после,—отмахнулся Семен.— Рассказы-
вайте сначала вы. Верно ли, что в правлении все еще
сидит атаман?
— Аливинов, чтоб ему было. *йусто! — сплюнул Кор-
ней Михайлович.— И все еще властвует в Великокня-
жеской окружной атаман. А правда, Семен, что в Петро-
граде, в Москве уже прочно установилась Советская
власть? Тебе об этом известно?
— Известно. Будем и у нас ее устанавливать.
— Богатеи-то за свою землю зубами вцепятся — не
захотят отдавать,— вздохнул Корней Михайлович.
— А мы силой возьмем. Надо будет — и головы, сру-
бим...
— А поможет кто? Питер да Москва — далеко.
— Фронтовиков разве мало вернулось в станицу? —
подмигнул Семен.
— Городовиков вернулся, Ока (Семен довольно кив-
нул, калмыка Оку знал хорошо), Никифоров тоже здесь
(с Никифоровым Семен служил в одной дивизии; после
революции Семен был председателем, а Никифоров —
членом солдатского комитета; это был молодцеватый
подпрапорщик, награжденный за храбрость тремя Геор-
гиевскими крестами). Была у нас сходка,— продолжал
Корней Михайлович,— Никифоров говорил: подождем
Семена, придет, порешим, как получше нам повернуть
на Советскую власть. Ты, он говорил, с большевиками
крепко дружил...
— Был у меня в Минске первостатейный учитель,—
подтвердил Семен.— Михаил Васильевич Михайлов1,
председатель Совета.*
— А ты тоже в их партии?
— В нашей партии, хочешь, Корней Михайлович, ска-
зать? Пока еще нет,— вздохнул Семен.— Не дорос. Но
стою за Ленина.
1 Фрунзе.
5
— X кто он, Ленин-то? Из интеллигентов? — поинте-
ресовался Филипп.
— Офицерье наше его называло шпионом, завербо-
ванным немцами. Приехал, мол, Ленин в Россию в за-
пломбированном вагоне. А раз офицерье люто его нена-
видит, значит, Ленин — правильный человек. Спорили
между собой, правда, солдаты: кто он? Одни говорили,
что из рабочих, другие — крестьянин, из бедняков, тре-
тьи— он из военных, как и мы, унтер, артиллерист или
лейб-гвардеец. Да тут подошли выборы в солдатские ко-
митеты, приехал к нам в дивизию старый большевик,
грузин, Филипп Махарадзе,— Ленина своими глазами он
видел. С виду, говорит, Ленин прост: в пиджаке, при
галстуке, а взгляд — орлиный. Одно слово — вождь,-
вождь рабочих и крестьян... Вот что, Филипп,— обратил-
ся Семен к жадно слушавшему младшему Новикову,—
собери-ка нынче вечером всех фронтовиков ко мне в ха-
ту. Кого сам встречу — сам позову.
Увидев, что Филипп не отрываясь смотрит на его
«Георгии» восторженным взглядом, Буденный улыб-
нулся:
— За что я их получил — в другой раз расска-
' жу. И как они меня от расстрела спасли — тоже после.
Сейчас некогда.— Буденный накинул куртку, еще раз
улыбнулся, увидя разочарованное лицо Филиппа, попро-
щался:— До вечера.— И вышел из хаты на мороз.
— Ну и задал же Семен загадку,— томился Фи-
липп.— «За что получил — в другой раз расскажу, как
«Георгии» меня от расстрела спасли — тоже после».
В другой раз да после! Терпежу ждать не хватит!
...Мороз сразу прихватил нос и уши. Зима в восемна-
дцатом была бесснежная, лютая. Ветер подметал начи-
сто лед на застывшем Маныче. Филипп забежал к брать-
ям Сорокиным; братья были очень похожи друг на дру-
га, хотя и не родились близнецами; старший был бонда-
рем.
6
— Семен Буденный приехал, с четырьмя «Георгия-
ми», четыре медали, просил заходить нынче вечером!
И не успели расспросить братья Сорокины, где
Филипп видел Буденного, он уже побежал дальше, к
Никифорову:
— Семен приехал, с четырьмя «Георгиями», четыре
медали, вечером просил заходить!
Забежал на почту, к начальнику Лобикову; у Лоби-
кова по случаю смутного времени работы было мало,
корреспонденции не было; Филипп залпом сообщил о.
четырех «Георгиях», четырех медалях Семена, о том, ка-
ков Ленин — по словам старого большевика Махарадзе;
и, прежде чем Лобиков собрался спросить, какие еще
Семен принес новости, Филипп исчез,- хлопнув дверью.
Забежал к степенному бородачу Долгополову, тоже
фронтовику; к рыжему пехотинцу Сердечному... Всех
оповестил. Не застал только Оку Городовикова — того
дома не оказалось. Назад пошел медленнее, оттирая
побелевшие уши, трепля рукавицей нос, отдуваясь от
прожигавшего лицо ветра. Под ноги кидались пустолай-
ки; облаяв, прятались по своим дворам.
На крыльце станичного правления стоял атаман, кал-
мык-офицер Аливинов,— прихлебатель богатеев, ненави-
стный всей голытьбе. Покосился подозрительно на Фи-
липпа, но не окликнул.
«Скоро тебя спихнем! Повластвовал, хватит,— поти-
рая уши, подумал Филипп.— Чуешь или нет свой конец?»
Аливинов, как видно, не чуял. Вызывал писаря, отда-
вал распоряжения, ласково пощелкивал по начищенно-
му сапогу плеткой.
Налетел ветер и застучал по железной крыше прав-
ления. Тучи спустились ниже.
Буденный встретил неподалеку от правления Оку Го-
родовикова.
— Здорово, Ока!
7
— Семен! Здравствуй! — обрадовался калмык.
— Давно с фронта?
— Да уж порядочно как прибежал.
— А я — нынче ночью.
— Как добирался?
— Да не легко, Ока. Сам знаешь: мешочников — ту-
ча, а у меня с собой седло, валенки, винтовка, мешок с
едой, только коня не хватает. Залез в Минске в поезд,
доехал до Бахмача. В Бахмаче дальше — ни тпру ни ну.
Пешком пришел в Конотоп. С Конотопа добирались не-
сколько суток. Сами воду на паровоз доливали, собирали
топливо. Через Воронеж, Царицын — насилу доехал.
А ты, Ока?
Молодой калмык в потрепанной форме казачьего
урядника, подтянутый, гибкий, путая слова, быстрым
говорком рассказывал: от своей казачьей сотни был по-
слан на съезд рабочих, крестьянских и казачьих депута-
тов. Вернувшись со съезда, Ока присоединился к рабо-
чим, восставшим против правительства Керенского.
Рабочее восстание было разгромлено. Если бы Оку пой-
мали, его бы расстреляли на месте. Забинтовав лицо
(будто раненый), Ока вскочил на площадку уходившего
поезда. Путешествие было нелегким — юнкера и бело-
гвардейцы хозяйничали на железной дороге. Оку спасла
казачья форма урядника — его принимали за своего.
В Ростове Городовиков решил раздобыть винтовку —
без оружия нынче не пройдешь, не проедешь. Отыскал
казарму местной казачьей сотни, попросился переноче-
вать. Ему разрешили. Лег на чью-то свободную койку.
Едва дождался, пока задремлет дневальный. Глухой
ночью пробрался на цыпочках в коридор, выбрал винтов-
ку, отсчитал тридцать патронов. Тихонько вышел из ка-
зармы. Через полчаса был на вокзале. Как раз отходил
поезд. Теперь ищи ветра в поле!
— Вот так и прибежал,— кося хитрым глазом, за-
кончил Городовиков свой рассказ.
8
— Молодец,— похвалил Семен друга.
...Они познакомились еще до войны, когда Семен вер-
нулся домой, отслужив действительную. Вечером Буден-
ный решил людей посмотреть и себя показать. Взял гар-
монь— на ней играть он был охотник и мастер; пошел в
харчевню — знакомых встретить, узнать станичные но-
вости. Заказал чайку, поиграл на гармони для своего
удовольствия, ловя восхищенные взгляды.
Увидел — калмык-казак бродит между столами, не
найдет себе места. Поманил пальцем: «Садись, казаче!»
Усадил за <свой стол. Казак-калмык сел с некоторой опа-
ской: драгуны с казаками не дружили.
— Ты кто такой? — спросил Семен.
— Ока Городовиков. Живу на хуторе, вернулся со
службы,— ответил, смелея, калмык. Волосы у него бы-
ли черные, жесткие, подстрижены коротко, усики ма-
ленькие, похожи на щетку.
— Я тоже вернулся со службы... Буденный,— отре-
комендовался Семён. Он отложил гармонь, завязал шу-
точный разговор — на шутки Буденный был мастер.—
Ну, лихой рубака, а где ж твои шпоры?
Звякнул драгунскими шпорами под столом с пре-
восходством. К его удивлению, калмык не остался
в долгу — скороговорочкой, путаясь в словах, оса-
дил:	♦
— Но-но, ты полегче! Я и без шпор на маневрах
скольких драгун с коня стащил за ногу!
— Ого, ты, выходит, бедовый, Ока!
Семен похвалил драгун, Ока — казаков; спорить
вдруг перестали — разговор зашел о еде, о начальстве.
Тут уж не было предмета для спора: обворовывали сол-
дат и драгунские и казачьи офицеры, и кормили плохо
и тут и там. Драгун и казак на этом сошлись — оба ру-
гали царскую службу.
— А придешь после службы домой — и дома нет ни
земли, ни хозяйства. За хату — налог плати, за корову —
9
налог, за курицу — налог, за печную трубу — и за нее
тоже налог... проклятые атаманы!
Вскоре надоело ругать мироедов — стоит ли портить
праздник? Семен запел — он знал много песен и при-
бауток у него был неистощимый запас. Растянул гар-
монь, тряхнул плясовую — калмык пошел в пляс. Семен
одобрил — плясал Ока хорошо. А как пошел казачий
урядник вприсядку — вся харчевня одобряюще загудела.
Расстались Семен с Окой поздно вечером, пообещав
встретиться в другое воскресенье. Так завязалась их
дружба...
И сейчас они шли рука об руку — драгун с казаком-
калмыком, беседовали на холодном ветру о самом за-
ветном, о том, что было у каждого на душе.
— Ты о Ленине слышал? — спросил Семен.
— Слыхал.
— От кого?
— От попа.
— От попа? — изумился Буденный.
— Ну да,— рассмеялся Ока.— Даже полковой поп
занялся политикой. Ленина антихристом называл. А тут
и сами большевики в полку появились. Люди оказались
хорошие. Говорят просто, все понял. И про Ленина гово-
рили. Тоже понял. Он наш. Он за нас.
— Ну вот, мы за Лениным и пойдем. Ленин говорит:
надо отобрать у помещиков землю. Мы с тобой — кто?
бедняки... А у кого наша земля? У коннозаводчиков...
У купцов. У богатеев казаков. Ты нынче вечером, Ока,
приходи.
— Приду.
— Всех, кто с нами, с собой забирай.
— Всех приведу,— обещал Ока и пошел, поеживаясь
от задувавшего с Маныча свирепого ветра.
Семен посмотрел Оке вслед: «Невелик, а сбит плотно.
Крепко идет-по земле на своих кавалерийских ногах.
И судьбы у нас будто сходные,— подумал Семен,— хо-
10
тя я — русский, Ока — калмык. Оба мы были пастуша-
тами в детстве: Ока пас овец, я — свиней. Оку клевали
орлы, чуть не сожрали однажды голодные волки, а меня
одна недобрая душа подвела — утопила хозяйского лю-
бимого хряка Жука. И досталось же мне — вспомнить
тошно! А потом мы с Окой хлебнули и в армии «горькой
жизни — солдатского лиха»... Вдоволь хлебнули!..»
— Покушай, Сема, поди, проголодался,— сказала
мать, поставив на стол глиняную чашку со щами.
Меланья Никитична села, положила на стол натру-
женные смуглые руки, стала смотреть, как сын ест.
Сколько ночей не спала, все прислушивалась, как ветер
громыхает в трубе да воет за Манычем, выходила на
улицу, стараясь не разбудить мужа Михаила Иваныча,
вглядывалась в беспокойное небо, по которому бежали
черные тучи. Все думала: придется ли еще повидаться?
Вернется ли Сема ’живым? Он — любимый. Вырастила
четверых сыновей — Емельяна, Дениса, Леньку, Семена;
трех‘дочерей... Сема — любимый. Рос озорником. По-
думать только — до того раз добаловался, свалился в
колодезь, чуть не захлебнулся; как сказали ей — Семка
тонет,— сердце зашлось, казалось бы, жизни не пожале-
ла, отдала бы, чтобы Семочка был жив. А вытащили его,
мокрого,— за хворостину взялась. И даже, кажется, от-
стегала. Чтобы неповадно было баловаться с колодцем...
«Георгиев»-то трусам не дают — а их у Семена четы-
ре. Награждают за храбрость. Он всегда был храбрым и
смелым. Недаром хуторские ребятишки его называли
«бесстрашный атаман». Какую-то там «неприступную
крепость» придумали — ветряк на холме; «бесстрашный
атаман» со своей «хуторской командой» ветряк присту-
пом брал у сынков богатеев. Скакал на коне тоже ли-
хо. На своем Чалом не побоялся на скачках в единобор-
ство вступить с лихими ездоками-малолетками на луч-
ших кенях. И жеребенка Бескарного спас... во время
пожара!
Семье с малых лет помогал. Пас свиней у казака-бо-
гатея. В лавке у купца Ядкина на побегушках работал,
у приказчиков был поломойкой. Там и грамоте выучил-
ся— приказчик хозяйский, Страусов, грамоте обучил...
Не даром, конечно: Семен был ему вроде прислуги... По-
сле у кузнеца стал подручным.
Семен ел и поглядывал на мать ласковыми, любящи-
ми глазами; ел сосредоточенно, по-солдатски ценя еду,
подбирая крошки в ладонь — чтобы ни одна не пропала.
Он-то знал: хлеб нелегко достается. Эх, мама, мама!
Хоть ты и хлестала, бывало, меня хворостиной, но всегда
любила меня; глаза у тебя добрые-добрые; а много
уже седины в волосах и морщин немало — жизнь твоя не
легка...
Да, нелегко воспитать ребятишек, не имея земли, ски-
таясь с хутора на хутор, из станицы в станицу — даже
с Дона они всей семьей уходили в поисках счастья. Но
и в других местах счастья Буденные не нашли. Вороти-
лись обратно. А отец Михаил Иванович, тот всю жизнь
искал правду. Правду против богатеев, купцов, атама-
нов, да так ее и не нашел, хотя и ходил — представите-
лем бедноты — чуть не до самого Петербурга...
А вот и жена Семена, Надежда, кутается в платок,
глаза блестят: счастлива, что мужа дождалась. «Могла
бы и не дождаться,— подумала.— Семен мог погиб-
нуть— и не от германской пули. Чуть было не расстре-
ляли его на Кавказе...»
— Нынче вечером,— сказал Семен,— гости к нам
будут.
Распахнулась дверь, вбежал замерзший Филипп, до-
ложил:
— Все придут! И Никифоров, и братья Сорокины, и
Долгополов с Лобиковым, и Сердечный, и Николай Кир-
саныч Баранников, и Иван Васильевич Иванов...
12
Он скинул шинель, потер захолодевшие руки, прося-
щим взглядом уставился на Семена:
— Ну, как же тебя, Семен, твои «Егории» от расстре-
ла спасли?
— От расстрела? — Надя схватилась за грудь —
сердце сразу зашлось.— Семен, да как же это?
Мать тихо охнула. Отец слез с печи. Брат Емельян, о
чем-то хлопотавший в сенях, зашел, приготовился слу-
шать. Теперь не отвертишься. Надо рассказывать.
— Ну что ж! Спервоначала расскажу, как я их за-
служил, «Егории», а после — как чуть было не потерял
вместе с ними и голову...
Вот что рассказал Семен в тот день своим близким...
В ноябре 1914 года 18-й Северский драгунский полк,
в котором Семен был взводным унтер-офицером пятого
эскадрона, действовал западнее Варшавы.
Командир эскадрона ротмистр Крым-Шамхалов (Со-
колов), из кабардинских князей, приказал Семену вы-
ехать на разведку к местечку Бжезины, командуя взво-
дом. А куда же девался командир взвода поручик
Улагай? Крым-Шамхалов лишь улыбнулся в ответ на
безмолвный вопрос Семена. Семен понял: Улагай, как
всегда перед боем, заболел «медвежьей болезнью».
И Семен вместо поручика повел взвод в разведку.
Встретил германский обоз, распалился и на свой страх
и совесть вышел в решительную атаку. Немцы, что охра-
няли обоз, растерялись и побросали винтовки. Двух
офицеров зарубили драгуны на месте. Других двух за-
брали, а всего привели двести пленных.
За бой под Бжезинами весь взвод наградили медаля-
ми, а Семена — Георгиевским крестом. Наградили сол-
датским крестом и кабардинского князя, хотя все дра-
гуны считали, что уж князь в этом деле совсем ни при
чем. Вскоре в дивизию полевая почта доставила журнал
13
«Огонек». Там был напечатан рассказ о лихой атаке.
Драгуны читали и удивлялись: все их трофеи преувели-
чены в десять раз!
— Вот врут! Вот врут так врут! Знатно! — смеялись,
разглядывая журнал.
— Зачем в «Огоньке» написали такое? — показал
Семен журнал Улагаю, вылечившемуся от очередной
«медвежьей болезни».
— Для ободрения духа,— назидательно ответил ему
Улагай.
Вскоре полк перебросили на Кавказ (царская Россия
тогда воевала и с турками). Перед боями дивизия от-
дыхала. По-своему отдыхали и офицеры: пили вино,
играли безудержно в карты, проигрывали солдатское
пропитание и конский фураж. И люди и лошади голо-
дали. Тем не менее каждое утро солдат поднимал сигнал
трубы. Вахмистр Хестанов выводил их на строевые за-
нятия. Подхалим перед офицерами, взяточник по при-
званию, кулак по происхождению, грубое животное с
подчиненными — таков был Хестанов.
Солдаты его ненавидели. Жаловались Семену: вымо-
гает последнее. Уже несколько дней кухни не топятся —
ни обеда, ни ужина нет. Кони, бедняги, на ногах едва
держатся. Как они в бой пойдут?
Что мог сделать Семен? Он много раз говорил с вах-
мистром. Получал в ответ: «Не твое, унтер, дело». Вах-
мистр ненавидел Семена, завидовал, особенно после то-
го, как Семен объездил коня, по кличке Испанец. Су-
ществовал в эскадроне такой норовистый конь, сладу с
ним не было; одному драгуну ухо откусил, другого ляг-
нул — отнесли в лазарет на носилках, третьему палец от-
тяпал. Уж на что эскадронный командир Крым-Шамха-
лов считался знатоком объезжать лошадей, коня Испанца
объездить не смог. А Семен (недаром он на действитель-
ной службе окончил в Петербурге школу наездников)
Испанца объездил и укротил. Теперь начальство благо-
14
волило к Семену, и Хестанов боялся, что Семен займет
его место. А Семен презирал рыжего вахмистра за то,
что тот давал волю рукам, за то, что наживался на сол-
датских харчах и на бессловесных тварях — конях: у
коня, бедняги, живот подведет, а он и пожаловаться не
может...
И когда зароптали драгуны, что и сегодня не топят-
ся кухни, Семен сказал:
— Вон вахмистр идет. Я ему много раз говорил.
А теперь спросите вы сами, только не по одному, а все
разом...
— Когда нас будут кормить? — закричали солдаты.
Вахмистр побелел, попятился, огляделся — нет ли ко-
го за спиной. На фронте такое бывало: пальнут в спину,
и вся недолга. Его подленькая душа ушла в пятки. Но
вахмистр тут же нашелся.
— Молча-ать! — заорал он истошно.
Он знал: нападать на всех — ничего не получится. На-
до напасть на одного, отделить от остальных, на одном
отыграться. На ком же? Да на унтере, который стремит-
ся занять его место! И раньше чем драгуны опомни-
лись, Хестанов подскочил к Семену, замахал кулака-
ми, заорал ему прямо в лицо:
— Это ты научил солдат бунтовать! Ты давно на по-
дозрении, мерзавец!
Сейчас, когда Семен рассказывал про былое притих-
шим слушателям, он снова переживал пережитое, видел
зверское лицо вахмистра.
— Он ткнул меня кулаком... вот сюда,— показал Се-
мен на скулу.— Я света невзвидел... Развернулся и со
всей силы двинул Хестанова. Тот упал и не поднимался...
минуту, другую. Я подумал: а вдруг я его убил?
— Надо бы убить гада,— от печи сказал Емельян.—
У нас одного такого насмерть застукали...
15
— Ну, а что же дальше? Дальше что было, сынок? —
всхлипнув, спросила Меланья Никитична.
— Дальше? А вот что, мама...
Семен продолжал рассказ...
Хестанов очнулся, вскочил. Солдаты было кинулись
к нему, Семен закричал «не троньте!» — зачем всем стра-
дать из-за этого гада? Хестанов убежал. Все знали: по-
жалуется. Ударить начальника — преступление. В воен-
ное время за такое у военно-полевого суда один приго-
вор: смерть.
Раскаялся ли Семен, упрекнул ли себя, что поступил
опрометчиво? Нет! Он видел перед собой голодные лица
драгун, всё в синяках лицо безропотного солдата Кузь-
менко, вчера избитого вахмистром, заплывший глаз у
другого... на суде, по крайней мере, всё выяснится: он во
весь голос скажет о «подвигах» вахмистра.
Солдаты молчали. Молчал и Семен. Почему-то вспо-
мнилась сразу вся жизнь — мать, станица, жена, сест-
ренки, хатка их, вросшая в землю... теперь всему конец!
Вдруг драгун с откушенным ухом тихо сказал:
— А что, драгуны? Ведь не Семен Михайлович вах-
мистра избил...
16
— Не Семен хМихайлович? А кто же тогда?
Драгун с откушенным ухом продолжал, показав на
Кузьменко, избитого вахмистром:
— Да тот, кто и меня, и Кузьменку вчера изуродо-
вал... Господин вахмистр — все слышали — утверждал,
что Кузьменко неосторожный солдат, к коню Испанцу
вроде меня, грешного, подошел на близкое расстояние.
Конь Испанец, вот кто копытом по морде господину вах-
мистру съездил!
Семен понял: солдаты хотят спасти его. Его любят.
Его не дадут в обиду. Ай, молодцы!
Драгуны зашумели: стали обсуждать предложение.
А в это время вернулся вахмистр, весь забинтован-
ный, да не один, а с начальством. Солдат выстроили,
стали допрашивать. Ни один не сказал, что Хестанова
ударил Семен. Все, как один, рапортовали, что вахмистр
неосторожно подошел к коню Испанцу на близкое рас-
стояние и... получил копытом по морде.
Взбешенный вахмистр пообещал рассчитаться со все-
ми и в первую очередь с Семеном.
— Ну, а дальше что было? — не выдержал Филипп.
— Дальше? А вот слушай, что было...
Ночью Семена вызвал к себе Крым-Шамхалов. Он
в палатке своей играл в карты. Денщик велел подо-
ждать. Шепнул: выиграет князь — подобреет, а проигра-
ет— тогда держись!
Семен знал, что князь не любит солдат отдавать под
суд: расправляется своей властью. «Морду набью, под
суд не отдам, меня за это солдаты любят», — хвалился
всегда и всем Крым-Шамхалов. Семен прислушался к
выкрикам игроков. Выигрывает эскадронный командир
или проигрывает? Вдруг он услышал чей-то насмешли-
вый голос:
— Ай да князь! Вот это шутка так шутка! Вуден-
17
ный... исправнейший унтер-офицер... герой, о котором
пишут в газетах,— и вдруг бунтовщик! «Под суд»! Да
что ты, князь? Отдай его мне — взамен дам тебе трех...
нет, четырех тебе дам унтеров!
— Позвать Буденного! — приказал Крым-Шамхалов.
— Иди,— шепнул Семену денщик.
Буденный вошел в палатку. Офицеры бросили игру.
— Прибыл по вашему приказанию, ваше высокобла-
городие,— отчеканил Семен.
— Ну? Что ты там натворил? — отложив карты в
сторону, спросил Крым-Шамхалов.
Был он мрачен, денег возле него на столе почти не
осталось. Значит — в проигрыше.
— Ну?! За что избил вахмистра? Ну? Говори!
— Никак нет, не я его бил, вашбродь,— ответил
Семен.— На близкое расстояние к коню Испанцу госпо-
дин вахмистр приблизился. Испанец его и измордовал.
Крым-Шамхалов вскочил. Он был страшен.
— Видали исправного унтера? Такие в пятом году
против государя и отечества бунтовали. Офицерам своим
в спину стреляли. Пошел вон, мерзавец! Под суд!
Чеканя шаг, Семен вышел из палатки. Сердце у него
оборвалось. Вот она, близка смерть!
— И... судили тебя? — спросил Филипп.
— Вначале бежать задумал. Подговорил двоих еще
таких же, как я, горемык вместе уйти. Да вдруг на
первом же переходе — мы шли в город Карс, ближе к
фронту — еще до ночлега, с которого я собирался бе-
жать, полк выстроили в каре. На середину вынесли пол-
ковое знамя. Я услышал команду: «Старшему унтер-
офицеру Буденному на середину полка галопом, марш!»
Я дал шпоры коню, подскакал к командиру полка.
«Полк, смирно!»
Адъютант начал читать приказ по дивизии. Сердце
18
вовсе остановилось, думаю: вот оно! Расстрел! И не убе-
жишь! Опоздал!
Читал адъютант долго, я плохо что понимал, в голо-
ве все смешалось. Одно понял: расстреляют. «Подлежит
расстрелу»,— явственно прочитал адъютант.
И так стало тихо, что было слышно, как кони дышат.
И вдруг адъютант... я едва понимал, что он такое чи-
тает... за честную, мол, и безупречную службу, с меня
снимут крест, что я получил за Бжезины... А расстре-
ла не будет! Подъехал ко мне адъютант, сорвал крест,
аж материя затрещала...
— Сынок ты мой... ненаглядный,— всхлипнула мать.
Глаза ее были полны слез.
Надя закусила до крови губу—боялась, закричит, не
дослушав рассказа...
— Ну, а потом,— закончил Семен,— я на турецком
фронте вернул обратно свой первый, а к нему — еще три
прибавил да четыре ’медали.— Он провел по ним чуть
дрожащей от волнения рукой.
—- Ну, а как же снова «Георгия» своего вернул да к
нему других три прибавил? — спросил Филипп.— Даром
ведь не награждают,— сказал он с хитринкой.
1 — Любопытный ты,— улыбнулся Семен.— Ну что ж,
придется и про то рассказать.
В бою за турецкий город Ван я со своим взводом:
проник в глубокий тыл противника, атаковал его бата-
рею и захватил три пушки. За это меня вновь наградили
«Георгием» 4-й степени.
За атаки под Менделиджем я получил Георгиевский
крест 3-й степени.
Наша дивизия быстро двигалась на Багдад. Мой
взвод послали в разведку в район города Бекубэ. Мы
увидели караван вьючных верблюдов. Это были турецкие
обозы. Выбрав подходящий момент, атаковали караван;
вьюки были загружены мукой, сахаром, галетами,
19
хурмой и изюмом. От пленных узнали, что впереди дви-
жутся турецкие войска, для них и везли продовольствие.
Значит, идти к своим по большой дороге нельзя. Просе-
лочными дорогами взвод прорвался через фронт и при-
соединился к своей Дивизии. При прорыве мы захватили
в плен сторожевую заставу турок. В эскадроне обрадо-
вались и удивились. Нас не ждали: приказом по полку
взвод исключен был из списков части как без вести про-
павший. В тылу противника мы пробыли двадцать два
дня. Солдаты получили награды. Получил и я Георгиев-
ский крест 2-й степени...
...Однажды вахмистр сообщил, что командир полка
приказал достать «языка» и предложил тянуть жребий.
Жребий вытянул я. Со мной должны были пойти четыре
солдата. Я выбрал самых надежных.
Без шпор и без шашек, вооруженные винтовками и
тесаками, мы глубокой ночью прибыли в расположение
сторожевого охранения полка и, оставив здесь коново-
дов, пошли пешком. Шли осторожно, а приблизившись
к линии турецкой обороны, начали пробираться вперед
ползком. Пробрались к первой линии окопов. Противни-
ка не было. Двинулись ко второй линии — и там никого.
Подползли к третьей линии — увидели много турецких
солдат: сидят и чай варят. Из окопов дым валит, словно
из трубы.
Притаились, но ждали напрасно: ни один турок из
окопов не вылез. Огорчились той неудачей, повернули
обратно; время от времени замирали, прислушивались.
Вдруг издали донесся до нас разговор. Знаком я подал
команду. Подползли. И вдруг увидели винтовки, состав-
ленные в козлы. Вокруг винтовок спали турки. Ясно —
полевой караул. Разговаривали, видимо, часовой и под-
часок. Действовать надо было быстро и тихо, где-нибудь
неподалеку наверняка сторожевая застава. Я послал
трех солдат схватить часового с подчаском. Они бесшум-
но обезоружили часовых. Я забрал винтовки спящих,
20
Знаком я подал команду.
передал своим, а затем на турецком языке скомандовал:
«Встать, руки вверх!» Турки вскочили, подняли руки...
Мы взяли в плен шесть солдат и одного старшего унтера.
За это всех наградили Георгиевскими крестами. А я.
получил «Георгия» 1-й степени и таким образом стал об-
ладателем полного банта...
— Во здорово! — не выдержал Филипп.
В тот же вечер Семен принимал гостей, дорогих его
сердцу. Окна были плотно завешаны; пришли фронтови-
ки, все люди бывалые, на фронте пережили и револю-
цию, и Временное правительство, и живых большевиков
видели, и о Ленине слышали. И слыхали о том, что Ле-
нин обещал поделить землю. А что для безземельных
дороже земли? Цена на землю была дорога. Даже яб-
лоньку посадить на своем участке арендатор не смел —
хозяева запрещали. Теперь намечалась новая жизнь, и
эту жизнь самим надо строить. Но все старое, все отжив-
шее крепко пустило корни в насиженную десятилетия-
ми землю; ясно, легко ее не отдадут. Надо свалить ата-
мана, свалить всесильных людей — богатеев, дать всю
власть бедноте...
— У богатеев коннозаводчиков в Сальских степях
сколько земли гуляет! — говорил Семен.— Несправед-
ливость пора исправлять!
Бывало, когда решали на сходах вопрос о налогах,
говорить с богачами всегда поручали Семену. Казаки со-
бирались на сход, богачи рассаживались на скамейках,
молодежь и беднота — позади. Приходил станичный
атаман в полной парадной форме, объявлял сход откры-
тым. И тогда выхрдил к народу Семен и успешно дока-
зывал, что большой налог бедняк никак одолеть не сумеет.
— Не умасливать будем, а требовать. И не требо-
вать— брать, что принадлежит нам. Народу. Делить
станем землю...
22
До поздней ночи сквозь щели в завешанных окнах
хаты Буденных пробивался свет.
Под утро все крепко заснули. Не спал лишь Семен;
он лежал в темноте, подложив руки под голову.
Земля! Еще мальчишкой он узнал, что такое земля
и как цепляются за нее богатеи. Вспомнил, как отец,
представитель от пришлых на Дон иногородних кре-
стьян, просил у казаков землю в аренду. С давних пор
считалось, что все важные вопросы решает каза^й
сбор. Но все знали, что^ когда соберутся на сбор казаки,
все уже будет заранее решено атаманом и богатеями.
Отец все надеялся, .что сбор решит дело в пользу, иного-
родних— отдаст крестьянам хуторские ’земли в аренду.
Земля была негодная, ее поднимали сами крестьяне.
Сколько пота пролили, трудов положили! Но напрасно
отец и другие надеялись: сбор постановил, как и было
заранее сговорено, отйять эти земли у поднявших их и
обработавших иногородних и отдать богатею казаку, у
которого и без них земли была уйма. Несправедливо?
Да. Это все понимали. Михаил Иваныч, отец, решил жа-
ловаться. В город пошел. К окружному атаману. Не стал
его окружной слушать. Отец пошел к генералу, в Ново-
черкасск. А генерал — тот попросту выгнал Михаила
Буденного.
Много несправедливости видел в жизни Семен. Мно-
го раз с нею сталкивался и лучше отца своего, Михаила
Ивановича, понял: не найти в России, которой управля-
ют царь, генералы и атаманы, правды простому народу.
Первая несправедливость запомнилась больше дру-
гих. Им пришлось с Дона уйти. Осунувшегося и сразу
постаревшего отца, запрягавшего Чалого, мать, соби-
равшую ему дрожащими руками поесть на дорогу, раз-
ве забудешь?
Не нашли они нигде счастья. Пришлось вернуться
23	-	__ *
обратно. С той поры они тут и живут. Не живут — про-
зябают.
Вот они спят тут, рядом, в теплой и душной темноте,
всю жизнь ожидавшие, когда и на их улицу придет
праздник.
Теперь он приходит, праздник. Увидят и родители
счастье.
И Семен сказал сам себе в темноте:
— Завоюем.
*	Часть вторая
ПОБЕДИТЬ ИЛИ УМЕРЕТЬ - ДРУГОГО ВЫХОДА НЕТ!
Как и во все воскресенья, 12 января 1918 года празд-
нично одетые казаки, при крестах и медалях, и по-вос-
кресному разодетые жены их собирались в станичную
церковь. Кто приезжал на норовистых, сытых конях, кто
приходил пешком; приезжали и иногородние с хуторов —
лошади у них были не столь авантажны, и сами они бы-
ли одеты похуже казаков, но опрятно и чисто. Проходи-
ли степенно, становились каждый на свое, заранее
определенное за долгие годы место. Молодежь задержи-
валась у входа — хоть на улице было и вьюжно и холод-
но, а все веселее, чем в сумрачной церкви, где и слова
не шепнешь под строгими взглядами стариков.
Тем временем, пока поп с причтом готовился справ-
лять службу, к правлению собирались фронтовики.
Пришли отец с сыном Новиковы, братья Сорокины, Сер-
дечный, Иванов Иван Васильевич, Баранников Николай
Кирсанович — унтер-офицер царской армии, белокурый
силач; все встали’поближе к Семену. Собралось человек
сорок спаянных крепкой дружбой людей, выросших в
одной станице, хлебнувших солдатской жизни на фрон-
те. Вчера вечером была последняя сходка; на ней поре-
24
шили выступить нынче открыто, иначе как бы не было
поздно: в Великокняжескую пришла казачья сотня в
полном вооружении, в конном строю, да и богачи
калмыки подняли змеиные головы, объединятся с каза-
чьей сотней — тогда их и не осилишь. Фронтовики знали,
на что идут, знали, чем им грозит провал их затеи: то-
гда погибнут не только они, но их матери, сестры, отцы —
никого не пощадят мироеды. Недаром сказал один поч-
тенный старик казак во всеуслышание на последнем
сходе:
— Дон кровью взяли, с кровью и отдадим. Хамам мы
не сдадимся, их власти не царствовать...
По небу бежали рваные облака, на крыше правления
шлепало оторвавшееся железо.
Семен поднялся на крыльцо, рванул дверь, позвал:
— Эй, атаман! Выходи!
Это было неслыханно: иногородний, хотя бы и георги-
евский кавалер, требует к себе атамана! Офицера, самого
Аливинова! Прохожие, не знавшие, в чем дело, застыли
на месте, ожидая: что же будет? Что скажет атаман? Да
и выйдет ли он?
Атаман появился на крыльце, как всегда важный,
подтянутый. Смуглое монгольское лицо его было бесстра-
стно. Он в упор посмотрел на Семена, стоявшего ближе
других, и в колючих глазах атамана зажглись злые огонь-
ки; чиркнул ненавидящим взглядом по другим, столпив-
шимся вокруг крыльца, оценивая положение.
— Что тебе надо, Буденный? Зачем меня звал? —
спросил он, казалось, спокойно. Только желваки заходи-
ли — атаман едва сдерживался.
— Мы решили созвать общее собрание станични-
ков,— ответил Семен.
Никифоров, Сорокин, Баранников, Лобиков, старший
Новиков, Ока Городовиков придвинулись еще ближе к
Буденному. Теперь лицом к лицу с атаманом стоял не
одиночка солдат. Стоял народ. Но атаман не сдавался:
25
— Что за общее собрание? Какое еще общее собра-
ние? Испокон веков все дела в станице решает сход ка-
заков.
— Хватит,— сказал Семен веско.— Нарешались. Мы
тоже люди и будем решать отныне все сообща.
— Кто это — вы? — спросил атаман, теряя терпение.
Семен показал на стоявших вокруг:
— Солдаты-фронтовики. А знаешь, чего они хотят,
атаман? — И, не дожидаясь, ответил сам: — Они хотят,
чтобы больше не было атаманов, была трудовая власть.
Советская. Понял?
Атаман невольно попятился. Но на крыльцо вскочили
фронтовики. Загородили дверь. Путь к отступлению был
отрезан.-
— Арестуй, разоружи атамана и отведи в тигулев-
ку,—скомандовал Баранникову Семен Михайлович.
Прежде чем Аливинов опомнился, он был обезоружен.
Это было неслыханно. Атаман, высшая власть в ста-
нице, перед кем много лет трепетали все бедняки, сразу
как-то осунулся, стал меньше ростом, потерял всю важ-
ность в осанке." А ведь до сегодняшнего дня по его при-
казанию не только иногороднего — любого казака могли
посадить в тигулевку!
— Правление оцепить, никого не впускать и не вы-
пускать, документы и деньги охранять, лошадей и пле-
менных жеребцов&икому не давать из конюшни,—распо-
рядился Буденный.— Ударить в набат. Да покрепче!
На колокольне тревожно бил колокол. Так звонят при
пожаре. Из церкви выбегали напуганные люди:
— Что? Где горит?
Каждому казалось, что горит его дом.
Заметались привязанные возле правления кони.
Когда все узнали, что нет никакого пожара, а возле
правления открывается общее собрание всех станични-
26
ков,— одних эта весть поразила, как гром среди ясного
неба*, других — обрадовала: наконец-то не атаман-офи-
цер открывает сход, а свой брат — фронтовик. Послуша-
ем, что же скажут? И только несколько до смерти напу-
ганных богатеев торопливо запрягли своих лошадей
и, нахлестывая их со всей силы, повезли своих жен, доче-
рей и своячениц по домам. Подходили к церкви и кал-
мыки.
А из опустевшего храма вышел поп и удивленно раз-
вел руками: в первый раз у него утянули паству!
Колокол замолчал. С колокольни спустились солдаты
и присоединились к своим.
— Открываю общее собрание казаков, калмыков и
иногородних станицы Платовской,— провозгласил стар-
ший Сорокин.
— Что за собрание? — послышались выкрики.
— Неправомочно!
— Где атаман? Давай сюда атамана!
— Все дела решает казачий сход!
— Мы, казаки, здесь хозяева, сами решим! Без ла-
потников!
— Иногородних — долой!
— Кто хочет — участвует, не желает кто — уходи! —
.стараясь перекричать казаков, объявил Сорокин.— Сло-
во имеет Буденный...- Семен.
— Не хотим его слушать!
— Не желаем!
— Уходи, коли не желаешь! А мы будем слушать
Буденного!
— А ну катись! Ишь пузо отъел, мироед!
— Тихо! Послушаем, что скажет Семен!
— Дайте кавалеру сказать!
— За что «Георгии» получил?
Семен поднял руку. На минуту все стихло.
— По-вашему,— обращаясь к казакам, сказал Бу-
денный,— я получил кресты за веру, царя и отечество.
27
— А по-твоему? — заорал чей-то насмешливый и
ехидненький голосок.
— А по-моему, за всех бедняков, за которых я с
немцами да с турками дрался, за них, а не за вас, миро-
едов...
— Ну, ну, говори, послухаем...—предложили ласково.
— Говори, Семен Михайлович.
— Высказывайся... — подбадривали фронтовики.
Как мог проще, чтобы поняли все — и казаки, и ино-
городние, и бедняки калмыки, плохо знавшие русский
язык,— стал Семен говорить.
Это в наши дни каждый школьник скажет, что такое
Советская власть, и задумается, как описать царя, кото-
рого никогда не видел, или, скажем, жандарма, или го-
родового. В те времена люди все время сталкивались с
жандармами и каждый праздник слышали в церкви, как
возглашал поп «многие лета» царю. А Советская власть
в тот год, да еще на Дону, казалась чем-то далеким и
малопонятным. Как рассказать, чтобы поняли все? Семен
рассказывал, веря в то, что поймут. И вдруг всю жизнь
батрачивший дед Зынзал, всегда и всюду молчавший,—
бывало, из него слова не вытянешь,— сказал во весь
голос:
— Царя нет, атамана нет, стало быть, сами будем
хозяйничать. А землю дадите нам?
— Дадим, дедушка! — радостно ответил Семен.
На душе у него полегчало. Поняли! Все поняли, уж
если даже молчальник дед и тот заговорил!
А Зынзал, повернувшись к богатым калмыкам, мрач-
но кутавшимся в свои халаты,— у них в батраках он
прожил всю свою долгую и невеселую жизнь — вдруг
крикнул совсем озорно и молодо:
— Ага, кончилась ваша масленица, пришел к вам
великий пост! Теперь все равны, плетью бить больше не
будете, а то, глядишь, сдачи получите. Чуете? Я за Ле-
нина, я за декрет!
28
И он высоко поднял жилистую, еще сильную руку,
работавшую всю жизнь на других.
— Земельку нашу не трожь — не вами дадена! — за-
кричал один из казаков.
— Твою не тронем,— живо ответил Семен.— На что
она, твоя земля? Владей на здоровье! Земли у помещи-
ков, у коннозаводчиков много — вся степь! У них отбе-
рем, отдадим крестьянам и беднейшим казакам...
— Гарно сказал Семен! — воскликнул дед Марчен-
ко.— Всем землю дадут. А не отдадут мироеды — будем
драться до последнего вздоха!
— Значит, без атамана жить будем? — послышался
из толпы голос.
— А на что он нам?
— Неладно как-то. Советская власть — пусть Совет-
ская власть, а атаман, хоть и маленький, пусть останет-
ся,— возражали богачи калмыки.
— Вместо атамана будет ревком.
— Ревком? А что за штука такая — ревком?
— Революционный станичный	комитет,— пояснил
Буденный.
Председателем ревкома тут же избрали старшего Со-
рокина, славившегося в станице своей добротой, заме-
стителями— Буденного и Городовикова, секретарем —
почтмейстера Лобикова, народным военным комисса-
ром — Никифорова, членами ревкома — Новикова, Дол-
гополова и Сердечного.
Сразу после собрания секретарь ревкома Лобиков и
начальник милиции, бывший солдат-фронтовик Долгопо-
лов, полезли на крышу правления, сбросили царскую
вывеску со зловещим двуглавым черным орлом и пове-
сили взамен новую: «Революционный комитет станицы
Платовской».
— Теперь наступила народная власть! — подняв руку,
воскликнул Семен.
Лютые враги бедняков — богатеи, мрачно наблюдав-
29
шие это, затаили злобу против отважных ревкомовцев.
И только владелец станичного магазина, казак Дмитрий
Мокрицкий, вдруг заявил:
— Забирайте лавку нашу, все имущество мое в об-
щее пользование. Я с вами, товарищи.
Дмитрий тут же попросил Никифорова записать его
в красный партизанский отряд. Его записали — еще в де-
вятьсот пятом году Дмитрий выступал с речами на ми-
тингах и отсидел за свою смелость в царской тюрьме.
— Гад! Продал казачество!—закричал брат его Па-
вел, озлобленный, весь ощетинившийся; кинулся было на
Дмитрия.
Его оттолкнули. В ту же ночь Павел убежал из стани-
цы к белогвардейцам. Он стал нашим злейшим врагом.
Богатые казаки и зажиточные калмыки притаились,
притихли за наглухо запертыми ставнями и тяжелыми,
окованными железом воротами. Каждый дом превра-
тился в крепость. Они выжидали: что будет? За пудовы-
ми замками брехали злые собаки.
В степи по ночам глухо грохало. Станичник выйдет,
бывало, распоясанный, поглядит в темноту: спаси бог,’
не нанесет ли чего худого? И пойдет обратно в свой дом.
По утрам Семен умывался, по солдатской привычке
занимался гимнастикой, кричал соседу через плетень:
— Филипп, ну как, прибавился кто?
— Пришел еще один,— докладывал Филипп.— Ма-
цукин, сапожника сын. Ему всего восемнадцать, правда...
— Ну и как он, по-твоему?
— Да ничего парень, только шашки нет у него, седла
нет, зато конь — хоррш. Вороной, резвый.
— Записал?
— Записал.
Ревком поручил Никифорову набирать добровольцев
в пехотный отряд, Семену Буденному — в кавалерий-
30
— Теперь наступила народная власть! — подняв руку, воскликнул
Семен.
ский. Конный отряд был пока не велик — Мацукин всего
был тринадцатым.
— Вот что, Филипп,— сказал Семен, проглядывая
коротенький список,— завтра начнем занятия. Собери к
восьми утра всех в конном строю. Вот сюда, за мою ха-
ту. И вот еще что. Назначаю тебя моим помощником, по-
полковому говоря — адъютантом. Согласен?
Еще бы! Филипп был безмерно счастлив. Адъютант!
Помощник Буденного! (Филипп был моложе Семена на
четырнадцать лет.)
И вот на пустыре за хатенкой Буденных, чисто подме-
тенном январским ветром, Семен обучал' будущих кон-
ников. Их было не много, но они были сильны дружбой
с детских лет, тем, что они, одностаничники, знали друг
друга, как говорится, насквозь, и не могло быть и речи,
что кто-нибудь сдрейфит, уйдет из отряда. Куда он пой-
дет? Его осудят даже родители, не говоря о товарищах.
Законы дружбы были суровы в те дни, и товарищество
судило строго.
Когда-то, очень давно, Семен и его «хуторская коман-
да» с упоением смотрели из-за каменного забора, как на
плацу лихо гарцуют на конях казаки. Затаив дыхание
смотрел на учения Сема. Ему хотелось поскорее выра-
сти, состязаться с другими в ловкости п умении.
Теперь Семен сам мог учить других не хуже казачь-
его урядника: он был первым наездником в своем дра-
гунском полку! И казачий урядник — тот тоже был под
рукой. Ока Городовиков, отменный джигит!
Сначала проходили строевые занятия — азы конной
службы. Как бы ни б.ыл ты храбр, как бы ни был отва-
жен, как ни ненавидел бы ты лютых врагов — без уме-
ния, без ловкости и сноровки пропадешь в первом бою!
Обучались тактике. Не каждый умел спешиться на
полном ходу, передать лошадь коноводу и пойти в на-
32
ступление в пешем строю. Гулко стучали копыта по на-
сквозь промерзшей земле. Молодые конники преследо-
вали «противника».
Обучались рубке. Пожалуй, только Семен да Ока
Городовиков умели со щегольством и лихостью, на пол-
ном скаку рубить гибкую тонкую лозу, на полном скаку
с коня свеситься, с земли поднять платок или на полном
же ходу обернуться и мишень прострелить. Или лихо
соскочить на всем карьере с коня и тут же вскочить об-
ратно в седло.
Не все получалось у молодых: рубанет, бывало, про-
махнется и летит из седла вниз головой. Не удержится —
товарищи засмеют. Буденный строго им выговаривал:
«Не беда, упадет раз пять, а рубить научится. Рубить
надо так, чтобы разрубить врага до седла, а дальше он
сам развалится».
— Тяжело? — спрашивал трудно дышавших учени-
ков.— Ничего, обойдется. Суворов что говорил? «Тяже-
ло в учении, легко в бою».
Слова великого полководца запомнил он с детства.
В детстве попалась на глаза книжка: «Суворов». И «ху-
торская команда» Семки Буденного суворовской хитро-
стью «неприступную крепость» брала у сынков бога-
теев...
...Дули злые январские ветры. Стыли носы и уши, ли-
ловели замерзшие руки. Но никто не роптал...
А в станице налаживалась мирная жизнь.
Мирной жизнью хотели жить и многие казаки, и ино-
городние, и бедняки калмыки. Больше не было раздоров
и ссор.
Бедняки получили землю, о которой мечтали долгие
годы и сами они, и отцы их, и деды, и прадеды. Во всем
Сальском округе по почину станицы Платовской уста-
новилась Советская власть.
2 Отряды в степи
33
Мирным трудом занялся и Буденный Семен: стал за-
ведовать в Великокняжеской земельным отделом.
...Но набежал февраль и вместе с метелью намел
жестокие события.
Генерал Попов двинул войска из Новочеркасска в
Сальские степи, грозя истребить всех, кто строит Совет-
скую власть — и казаков, и иногородних...
Во всех станицах возникали для отпора краснопар-
тизанские отряды. Отряд Никифорова вырос до семисот
пеших и конных бойцов. Конников стало сто двадцать,
все обученные, готовые к боям.
Буденному пришлось заниматься сбором оружия для
отряда. Без оружия в бой не пойдешь. И бои предстояли
им не на жизнь, а на смерть! Семен понимал, что бело-
казаки жестоко расправятся и со своими же казаками,
признавшими Советскую власть, и с иногородними, не
пощадят и их семьи.
В Великокняжеской, где Семен остановился заноче-
вать у Татьяны, сестры,— она служила горничной у бо-
гатого торговца,— поговаривали, что белые близко. Гул-
ко ухало ночью в степи, под утро затихло. Рано утром
Семен встал, умылся, попрощался с Татьяной.
Улица была непривычно пустынна. В Совете он не
нашел ни живой души. «Странно,— подумал Семен, об-
ходя комнаты.— Куда всех поуносило?»
И вдруг он увидел в окно: в станицу входит разъезд
юнкеров.
Задами пробрался на рынок — поискать, нет ли земля-
ков. Надо в Платовскую, к отряду—как можно скорее!
— Эй, Семен! Ты откуда? — окликнул знакомый го-
лос. Одностаничник Кулишев приехал на базар за по-
купками. Да теперь, видно, не до покупок...
— Давай-ка, Кулишев, уносить скорей ноги! Беляки
пришли! А нас с тобой всего двое...
И в самом деле: не попадать же безоружными в бе-
логвардейские лапы!
34
Кулишев вскочил в телегу, хлестнул резвую кобылу.
Загромыхали колеса. Когда они выезжали из Велико-
княжеской, с другого конца входил в станицу большой
отряд белых. Перед ним на откормленном коне важно
ехал генерал.
С Маныча бухали артиллерийские залпы. От Кули-
шева Буденный узнал, что вчера, получив оружие, по-
сланное Семеном Михайловичем, Никифоров с отрядом
вышел навстречу белогвардейцам, наступавшим на Пла-
товскую. На Маныче, значит, шел бой...
Ревком заседал. На краешке стола секретарь Лобиков
торопливо вел протокол в ученической тетради.
— Садись, Семен Михайлович, как раз кстати подо-
спел,—поднялся из-за стола Сорокин. Доброе лицо пред-
седателя ревкома было печально.
Члены ревкома выступали накоротке, горячо:
— Что будет, если белые ворвутся в станицу? Под-
нимут головы богатеи, коннозаводчики, мироеды. Не
спустят тем, кто завладел их землей...
— Всем беднякам надо уходить из станицы...
— Активистам ревкома тоже надо уходить, а то за-
даром могут пропасть, а еще пригодятся...
За окном послышался стремительный топот копыт.
На взмыленном коне подскакал Филипп Новиков, соско-
чил с коня, распахнув дверь, вбежал в ревком:
— С донесением от Никифорова!
Филипп протянул Сорокину пакет и отер рукавом
обветрившееся, разгоряченное лицо.
— Где отряд? — спросил Семен Михайлович.
— Отходит к Козюрину! — глотая слова, сообщил
Филипп.— Шестьдесят калмыков изменили нам, пере-
метнулись к Гнилорыбову, показали белогвардейщине
броды. Теперь наседают на отряд вместе с белыми. За
мной гнались, палили, едва уцелел...
35
— Погоди! — перебил Семен Михайлович.— Никифо-
ров оставляет Платовскую без боя?
— Выходит, так...
— Но в Платовской силы отряда могли удвоиться!
Всякий, кто может держать оружие, встал бы на защиту
дома, сестер, матерей... А впрочем,— задумался Семен
Михайлович,— коли Никифоров решил отходить на Ко-
зюрин, у него есть на то соображения... Так что ж поре-
шим, Дмитрий Петрович? — спросил он Сорокина.
— Белые будут в Платовской, по-видимому, сегодня
же ночью. Активисты пускай уходят по одному и как
можно скорее... — Сорокин помолчал.— А беднякам на-
шим всем все одно не уйти. Я предлагаю: выйти на-
встречу войскам Гнилорыбова с хлебом и солью.
— Что?! — возмутились ревкомовцы.
— Беру на себя.
Доброе лицо Сорокина стало мученическим.
— Пойду навстречу и буду просить генерала поми-
ловать население.
— В уме ли ты? Да он тебя первого прикажет в рас-
ход!— с возмущением воскликнул Семен Михайлович.
Невероятным казалось решение Сорокина — у лютейше-
го врага просить пощады! Драться насмерть — вот един-
ственное решение!
Все заговорили наперебой. Никто не поддерживал
Сорокина.
— Я поскачу в Козюрин, к Никифорову,— решил Бу-
денный.— Кто со мной? Ты, Филипп?
—♦Я должен ответ получить.
— Вот он, ответ,— показал Семен Михайлович на
Сорокина, поникшего головой.— Такой, человек был Со-
рокин Дмитрий Петрович! И нерва сдала.
За окнами затрещали выстрелы. Вбежал мальчишка
в драном зипунчике, в отцовских валенках, с ободранным
носом, истошно заорал:
— Чего вы здесь заседаете? Белые нас окружают!
36
Оседлав коня и предупредив отца, чтобы уходил, Бу-
денный знакомыми тропками выбрался в холодную степь
и галопом помчался на хутор Козюрин.
— За хлеб, за соль не расстреливают,— твердо верил
Сорокин — добрая душа, никогда никому не причинив-
ший зла.
На окраине станицы озверелые белогвардейцы уже
врывались в хаты, разыскивая красных партизан, когда
он, с резным деревянным блюдом, на котором стояла
деревянная же солонка и вышитым полотенцем был при-
крыт хлеб, спокойно и степенно, окруженный пожилыми
станичниками, которых он сумел увлечь за собой, шел
посередине улицы, не страшась выстрелов, с открытой
головой — его густые волосы трепал ветер.
Сорокин встретился с подъезжавшим на сытом коне
генералом уже за станицей. Гнилорыбов, осадив коня,
спросил:
— Эт-то что за манифестация?
Сорокин, держа на вытянутых руках блюдо, загово-
рил, но ветер относил его проникновенную речь.
— Я спрашиваю: эт-то что за ма-ни-фес-та-ци-я?—
нетерпеливо повторил. генерал, поеживаясь от холода и
морща мясистое лицо.
— Самая злая сила, сам председатель ревкома Соро-
кин, ваше превосходительство,— подсказал кто-то у него
за спиной.
— Председатель чего? Ревкома? — повторил генерал.
И отрывисто бросил: — Всю эту делегацию расстрелять...
— Ваше превосходительство!.. — закричал Сорокин.
Но солдат со зверским лицом выбил у него из рук
блюдо; хлеб покатился по мерзлой земле. Другой ударил
его по лицу, остальные окружили станичников — их бы-
ло одиннадцать.
Уже за спиной не взглянувшего на них Гнилорыбова
37
раздалась беспорядочная стрельба. Расстрелянных оста-
вили лежать тут же, в застывшей степи, и, обходя их, тя-
жело всхрапывая, шли белогвардейские кони...
Приказ генерала о расстреле встретивших его хлебом-
солью станичников подал сигнал к бесчинствам. За все
время своего существования Платовская не видела столь-
ко горя и ужасов. Людей вытаскивали из хат, убивали
во дворах и на улице, под своими же окнами. За что? За
то, что они всю жизнь маялись, бедствовали, а потом ос-
мелились забрать землю, отобранную у богатеев! За зем-
лю люди расплачивались жизнью...
Генерал, въехав на станичную площадь, ткнул паль-
цем в вывеску «Революционный комитет станицы Пла-
товской»:
— Эт-то что такое? Немедленно снять! Кто осмелил-
ся?
Пока несколько солдат забирались на крышу,
успевший вернуться атаман Аливинов, коннозаводчик
Сарсинов и бывший писарь станичного правления, под-
бежав к генералу, наперебой закричали:
38
— Долгополов и Лобиков!
— Где они? — спросил генерал.
— Захватили их, ваше превосходительство!
— Подать их сюда!
Долгополова и Лобикова вытолкнули на площадь,
окровавленных и ободранных. Подталкивая, подвели к
генералу. Он надвинулся на них храпевшим конем.
— Ты осмелился? — показал он Долгополову на вы-
веску, которую удалось наконец солдатам сбросить на
землю.
Долгополов мужественно ответил:
- Я.
— И я,— сказал Лобиков. Разбитый глаз его заплыл.
Генерал смотрел на них тяжелым взглядом, что-то
обдумывая.
— Вот что,— сказал он своему адъютанту, словно
обрубая слова,— их обоих связать. Обложить сеном. Об-
лить керосином. Ну и пусть себе жарятся...
— Разрешите, ваше превосходительство, составил я
списочек... — угодливо подскочил писарь.
39
— Что за список? — спросил генерал.
— У кого мужья в красных...
— Распорядитесь! — приказал генерал адъютанту.
Тот подхватил бумажку.
А тем временем на площадь уже тащили солому, бак
с керосином. Долгополова и Лобикова связали — спиною
к спине. Долгополов крепко сжал руку Лобикова:
— Держись, дружок...
Солдаты торопливо обложили осужденных на смерть
соломой до пояса. Один из них с багровым шрамом через
лицо плеснул керосином. Кто-то чиркнул спичку, ее за-
дуло. Тогда чиркнули сразу несколько спичек, поднесли
к соломе. Желтое пламя охватило несчастных. Из костра
донеслось:
— Попомни, царская шкура, всех не уничтожишь!
Тебя самого повесят, изверг!
Мясистое лицо Гнилорыбова исказилось. Может быть,
этот крик из огня показался ему предсказанием на бу-
дущее? (Генерал был весьма суеверен.) Он резко дернул
поводья, повернул коня и поскакал, расталкивая солдат,
из станицы.
Под покровом темноты добирались до хутора Козюри-
на люди, почти полоумные от пережитого. Сбивчиво рас-
сказывали обо всем, что им довелось увидеть. Аливинов
мстил за свое недавнее поражение. Он водил по хуторам
озверевших солдат. Под его руководством отряды рыс-
кали в степи, вылавливали и пригоняли в станицу бежав-
ших станичников. Схватили Михаила Ивановича Буден-
ного и Корнея Михайловича Новикова, избили, повели в
Куцую Балку. На глазах Корнея Михайловича расстре-
ливали его одностаничников; коннозаводчик Ункинов
кричал:
— Смотри, хам, как твои партизаны получают землю!
По три аршина на брата!
40
Потом Ункинов выстрелил Новикову из нагана в ли-
цо. Человек, который за всю свою жизнь мухи не обидел,
упал на землю.
— А ну, приколоть его! — скомандовал коннозавод-
чик.
И Корнея Новикова прикололи штыком.
В те страшные часы белогвардейцы расстреляли
триста шестьдесят пять стариков, женщин и де-
тей...
Михаилу Ивановичу удалось убежать — знакомый
конвоир отпустил, но его снова схватили. Теперь он си-
дит под стражей.
Партизанских жен расстреливают на глазах у дети-
шек. Уцелевшие женщины скрываются в погребах, колод-
цах, навозных кучах. По всей улице лежат мертвецы...
В правлении и в казарме, за ним расположенной, томят-
ся, ожидая расстрела, захваченные...
— Слыхал? — спросил Семен Михайлович Никифо-
рова.
— Слыхал,— поджав тонкие губы, ответил Никифо-
ров.
— Что ты намерен делать?
— Я же тебе сказал: пойду на соединение с орлов-
ским и мартыновским отрядами. Нас потрепали. Отряд
потерял семь бойцов убитыми, четырнадцать ранеными.
Мы бились храбро, но силы у нас неравные. Гнилорыбова
можно разгромить только соединенными силами.
— В том, что силы неравны, ты прав,— ответил
Буденный.— В том, что Гнилорыбова надо громить со-
единенными силами, ты тоже прав. Но понимаешь ли
ты, что раз наша станица первой, да, самой первой из
всех встала за Советскую власть, беляки не оставят в
ней камня на камне?! Слыхал, что рассказывают?! Наши
с тобой друзья ждут расстрела! Их кончат нынче же,
коли мы не вмешаемся!
— Что же ты предлагаешь? — спросил Никифоров.
41
— Налететь нынче же на Платовскую, освободить за-
ложников, перебить беляков. Согласен?
— Нет. Я не хочу зря класть головы своих бойцов.
— Но ведь беляки кончат наших родных и близких!
Вот что, Никифоров, дай мне пятьдесят конных людей.
Хотя бы тридцать дай! Я сам пойду с ними!
— Не могу, Семен Михайлович, дать тебе людей,—
решительно отказал Никифоров, глядя на колеблющееся
пламя свечи.
— Не дашь, так я вызову добровольцев! — вскочил
Буденный.
— Кто из отряда отлучится — расстреляю,— жестко
сказал Никифоров.— И Емельяна, брата своего, не взду-
май сманить.
— Вот ты как... — выдохнул пораженный отказом
Буденный.
Он снова сел. Упорства Никифорова не сломишь. Ни-
кифоров людьми не рискнет. Пойдет, соединится с дру-
гими отрядами и ударит наверняка. А родные? А близ-
кие? Значит, им — погибать?
Он размышлял: в Козюрин сбежались друзья, не при-
надлежащие к отряду Никифорова,— второй брат, Денис
(в армии он был пехотинцем, но теперь где-то раздобыл
хорошую лошадь), Федор Морозов, Николай Баранни-
ков, Федор Прасолов, Батиенко. Прискакал и Филипп,
тяжело удрученный смертью отца. У каждого есть по
винтовке и по четыре патрона. Немного... Но смелость,
говорят, города берет. И еще говорят, что десять отваж-
ных людей могут больше наделать, чем другие сто. Каж-
дый из моих друзей, думал Семен, верный товарищ,
готовый постоять насмерть за друга, пойти в любой
лихой налет ради 'спасения ближних. С ними не про-
падешь...
Мысль о том, что белые могут лишить жизни залож-
ников,— мало им тех, что поубивали, изверги? — не да-
вала покоя Семену Михайловичу.
42
— Так не дашь людей? — спросил он еще раз Ники-
форова, хорошо зная, что тот не меняет своих решений.
— Не дам, я же сказал тебе, Семен Михайлович: не
дам!
Буденный оделся.
— Прощай!
— Куда ты?
— На Платовскую!
— Один?
— Нет. С товарищами. Твоих не сманю, ты, пожалуй,
и в самом деле их расстреляешь. И Емельяна тебе остав-
ляю.
Буденный вышел. Никифоров отвернулся к окну. За
окном была непроглядная тьма и выл ветер.
Кони вздрагивали под холодным колючим дождем.
Лица Семена Михайловича не было видно.
Друзья-товарищи остановились в глубокой балке и,
придерживая коней, слушали его негромкий знакомый
голос.
— Мы идем на опасное дело. Кто трусит, пусть
остается. Трус только помешает, пользы не принесет.
— Среди нас трусов нет,— ответил кто-то из темноты.
— Стрелять буду я один. Мы с Филиппом незаметно
подберемся к правлению,— продолжал Буденный,—
освободим арестованных, поднимем станичников... забе-
рем оружие... Рубите без шума. Поняли?
Он погладил по мокрой шее вздрагивавшего коня,
подбадривая его. Конь — добрый друг. Он все понимает.
И выручит, коли надо...
Оврагом смельчаки вышли к окраине станицы. Кое-
где, словно тусклые светляки, светились окна. В других
домах было темно. Утомленные грабежом и убийствами,
отдыхали белогвардейцы, крепко спали и радостно встре-
тившие их мироеды. Задами, в темноте, конники пробра-
.43
лись поближе к правлению. Буденный и Филипп спеши-
лись, Семен Михайлович поманил за собой Филиппа,
приказал остальным ждать сигнала. Сигнал — звон раз-
битого стекла керосинового фонаря.
— Пошли,— тихо сказал Буденный.
Филипп пошел следом за Семеном Михайловичем.
Керосиновый фонарь качался, как маятник, над вхо-
дом в правление. У правления стояли две пушки — на
мокром лафете одной из них спал часовой. Подальше
похрапывали и били копытами мокрые кони. Солдаты
покрикивали на них.
Буденный крепко сжал Филиппу плечо. Дверь прав-
ления с треском распахнулась, на крыльцо выскочили
два белогвардейских солдата, размахивая плетками. Из
темноты выталкивали станичников. Солдаты подняли
плети, ударили по головам, плечам, спинам.
Люди падали под ударами на мокрую землю, увлекая
за собой других. Кто-то заорал в темноте командным
осипшим голосом:
— Давай, давай! Гони эту сволочь к Куцей Балке!
— Разбей фонарь,— шепнул Филиппу Семен Михай-
лович.— Вовремя подоспели...
Фонарь погас. В этот момент из темноты на помощь
выскочили красные бойцы. Всадники с обнаженными
клинками налетели на белогвардейский конвой и быстро
его уничтожили. В темноте Буденный ринулся вперед. Фи-
липп ударил прикладом часового. Буденный ударил дру-
гого. Тот покатился с крыльца. Третий, не понимая в чем
дело, кинулся на выручку. Тяжелый удар свалил и его.
— Мы свои, красные, бей их, станичники, чтоб им пу-
сто было!—закричал Семен Михайлович.—Я—Буденный!
Станичники стали отбиваться от конвоя. Расправля-
лись с солдатами.
Семен Михайлович скомандовал: «За мной!» — и ки-
нулся в глубину двора, к казачьей казарме. Казаки спа-
ли. Винтовки стояли в пирамидах, отдыхали и шашки.
44
— Встать и построиться! — скомандовал Семен.
Оторопевшие, обалдевшие, поднимались белогвардей-
цы. В окна уже глядел серый рассвет.
— Где атаман? Где Аливинов? — спросил Буденный.
— Сбежал. Ищи ветра в поле,— огляделся Филипп.—
Знал, что срубим ему его мерзкую голову.
Налет был столь неожиданным, что белые, спавшие в
дальних от правления хатах, так и не знали о приходе
партизан. Семен Михайлович зашел в одну хату, видит:
сидит за столом белогвардеец, ест вареники. В другой ха-
те Баранников споткнулся о шашку. «Где беляк?»—спро-
сил хозяйку. Она глазами показала на печь. Баранников
заглянул в печь, увидел там толстого белогвардейца.
«Ану, вылезай!» — скомандовал Николай Кирсанович.
А хозяйка увидела, что беляк борщ опрокинул, обозли-
лась, схватила рогач да как двинет им толстого: «Выле-
зай, дьявол этакий, детей без обеда оставил!»
Накинули на шею беляку полотенце и вытащили жир-
ного борова, всего в борще да в саже...
...В этот день многие из спасенных от смерти станич-
ников записались в отряд. Они приходили с конями, с
седлами, захваченными у беляков.
Прибежал и Ока Городовиков, возбужденный, рас-
сказывал, как едва вырвался из лап генерала Попова
(попался он, когда отряд отходил от Маныча):
— Коня моего подбили из пулемета. Меня окружили.
Один замахнулся шашкой. Вдруг кто-то скомандовал:
«Отставить! Ведь это Городовиков!»
Наверное, считали меня важной персоной. Приволок-
ли в штаб, к Попову. Попов ухмыльнулся, приказал вы-
строить две сотни мобилизованных калмыков. Я ждал —
что ж дальше? Доложили, что сотни построены. Меня
вывели вслед за Поповым.
«Среди донских калмыков,— сказал генерал,— не
45
должно быть ни одного большевика. Я за это ручаюсь.
Городовикова я расстреляю».
Калмыки молчали. Только офицеры за спиной гене-
рала одобрительно загудели:
«Правильно, ваше превосходительство!»
На мое счастье, дежурным по караулу был мой зем-
ляк. Ночью мы сговорились с ним бежать вместе. Угово-
рил я и братьев Адучиновых. Ночью земляк меня выпу-
стил, лошади были готовы, мы выехали вчетвером за око-
лицу... Ночь была темная, хоть глаз выколи...
— Значит, тебя Попов за большое начальство
счел? — спросил Буденный.
— Великой персоной считает, за калмыцкую голову
сумасшедшие деньги дает,— засмеялся Ока.
Пришел записаться в отряд рядовой артиллерист цар-
ской армии, смуглый крепкий Федор Морозов.
Когда он вернулся в Платовскую, станичники подшу-
чивали, что он как был рядовым, так и остался. Морозов
только посмеивался. Уж он-то хорошо знал, что началь-
ство его невзлюбило, поэтому и остался он рядовым.
Записываясь в отряд Буденного, обычно словоохотли-
вый Морозов посерьезнел: вот это — настоящее дело!
С ближайшего хутора прибежал молодой парнишка,
пробился к Буденному, умолял принять в кавалерию.
Звали его Гришей Пивневым.
— Да у тебя же нет ни коня, ни шашки,— убеждал
страстного кавалериста Семен Михайлович.— Записы-
вайся в пехоту. (Он знал семью Пивнева: бедняки, де-
вять ребят, все батрачили с восьмилетнего возраста.
Гриша служил у калмыцкого попа конюхом.)
Пивнев не унимался:
— Коня достану, седло достану, шашку достану сам,
пиши в кавалерию!
— Ишь ты какой!—усмехнулся Буденный.—Ну что ж?
Раздобудешь коня— приходи.
Через два дня, когда вокруг Платовской все населе-
46
ние — и старый и малый, и женщины и девчонки — рыло
укрепления, Гриша явился на хорошей лошади, при пол-
ном вооружении:
— Видите, конь у меня какой, Семен Михайлович?
— Где достал?
— У своего попа отобрал. Даром я ему десять лет
пятки чесал? А вот и шашка...
Гриша повертел шашкой над головой.
— Рубить, поди, не умеешь,— усомнился Семен Ми-
хайлович.
— Не умею! — согласился с ним Гриша.— Да я и ка-
шу когда-то есть не умел — научился. И рубить научусь,
вот увидите.
Буденный посмотрел в его разгоряченное, просящее
лицо, подумал, что, не обучившись как следует, этот слав-
ный парень может пропасть в первой же схватке с вра-
гом, и решил придержать его пока при себе.
— Филипп, запиши в отряд Пивнева.
До чего же был счастлив Гриша!
...В тот же день, едва захоронили замученных и рас-
стрелянных, конники привели под конвоем нескольких
казаков:
— Прими, Семен Михайлович, пленных.
— Где взяли? — спросил Буденный, оглядывая стоя-
щего впереди чубатого казака со смелым, открытым ли-
цом. Лицо было все в синяках.
— Да нигде их не брали — сами пришли.
— Перебежчики, значит? За что же вы били их? —
спросил Семен Михайлович с укоризной.— Ну? Отве-
чайте!
— Уж больно злы мы на них, вражью силу,— отве-
тил один партизан.
— Врага рубают, коли он сдаваться не хочет. В бою
взятых пленных и тех мы щадим. А эти к нам сами
пришли... Почему вы пришли? — спросил Буденный чу-
батого.
— Не хотели воевать. Вы — свои,— ответил казак.
— Фамилия?
— Стрепухов.
— А против белых — тех, с кем был вместе вчера,—
ты пойдешь, Стрепухов?
Помолчав и подумав, казак ответил:
— Пойду.
— Почему?
— Больно много зла они натворили. Не люди — зве-
рье.— Он показал на свежие могилы: — Глядеть больше
на зверства их не могу.
— И... дружки твои так же думают?
— Да. Мы договорились к тебе перейти.
— Меня разве знаете?
— А кто же не знает тебя, кавалер? Служил и я в ар-
мии. Был на фронте, сам хоть я и казак, но нет у меня
ничегошеньки. Надо мной многие казаки смеялись — ты,
мол, гол как сокол. А тут друзья подсказали мне, что не-
подалеку отряд красного командира Буденного. Вот я и
задумал к тебе перейти да подговорил дружков. А теперь
воля ваша, что хотите, то с нами и делайте.
— Не было случая, чтобы казак против казака вое-
вал,— закричали бойцы,— расстрелять его, пока зла нам
не сделал!
— Нет, товарищи,— возразил Семен Михайлович.—
Казак казаку — рознь. Один богач, кулак, атаман, а то
и настоящий помещик, другой — бедняк. Мы воюем не
против казаков, а против господ, кулаков. Выходит, че-
ловек с оружием к нам перебежал, а мы его расстрели-
вать станем? У нас этого, братцы, быть не может. Верю
тебе, Стрепухов,— сказал твердо.— Верю и в то,— про-
должал Семен,— что. не все казаки против нас. Есть и
умные. А за то, что обидели вас мои хлопцы, не обессудь-
те. Люто злы на белогвардейцев ребята...
— А мы не сердимся,— сказал Стрепухов.
— Коней привели?
48
— Кони с нами были. Только вот... — опустив голо-
ву, замялся казак.
Буденный понял: коней отобрали. Приказал:
— Вернуть коней казакам. Записать их в отряд.
Ну, казаки...— сказал он перебежчикам.— Теперь иску-
пайте вину свою... перед ними. — И Буденный кивнул
в сторону свежих могил...
Подозвав командира взвода Григория Маслака, Се-
мен Михайлович предложил ему взять к себе Стрепухо-
ва. Маслак согласился.
В первом же бою под хутором Дальним Стрепухов
зарубил двух белогвардейцев, захватил двух трофейных
коней, две винтовки и, что в те времена было особенно
ценным, сотню патронов.
Доложили Семену Михайловичу. Тот сказал:
— Вот видите? Хороший боец, будет и командиром.
'Часть третья
ТАК ЗАРОЖДАЛАСЬ КОНАРМИЯ
Повсюду были выставлены конные дозоры, и Филипп
Новиков разводил их на места и, непрерывно объезжая,
проверял и ночью и днем. Нужно было быть начеку. Бе-
логвардейцы могли снова нагрянуть на станицу.
Михаил Иванович Буденный, мирный искатель
правды, чудом спасшийся от расстрела, сооружал в
своей хате подобие рогатины, с которой ходят на
медведя.
— Зачем тебе? Винтовку возьми,— протянул Семен
Михайлович винтовку.
— Мне рогатина да вилы сподручнее,— ответил Ми-
хаил Иванович. Его морщинистое лицо было полно ре-
шимости. Самого мирного человека могут озлобить бе-
лые гады!
49
— Дай лучше мне винтовку, Семен,— попросил
Ленька.
— Господи, чего захотел!—всплеснула руками Ме-
ланья Никитична.
— Пойду воевать,— сказал Ленька.
— Ты еще малолеток,— улыбнулся Семен, дохлебы-
вая пустые щи.
— А что, малолеткам и воевать нельзя? Малолеткам,
значит, ждать, пока их за шкирку возьмут белые гады
да лбом, да об стенку — и вдребезги? Так, по-твоему, Се-
мен? Да? Ты меня не возьмешь, другие возьмут! Я к Ни-
кифорову подамся! Черт с ним, в пехоту пойду, раз не
хочешь брать меня в кавалерию!
Даже уши Ленькины разгорелись, до чего рассердил-
ся на старшего брата!
«Эх, Ленька, Ленька! — подумал Буденный, глядя на
брата.— Вот так же когда-то ты просился принять тебя
в «хуторскую команду», а сам был мал для того, чтобы
«воевать». Тебя тогда не взяли. И ты так же вот обижал-
ся: «Мал я, мал! Да я возьму вот и вырасту!» Вырос, а
до кавалерии не дорос. Несмышленыш еще. Погибнешь,
глядишь, ни за понюх табаку. Все братья Буденные вою-
ют, кроме тебя. Емельян — у Никифорова. Денис стоит
за станицей в дозоре. Отец вот и тот готовит оружие по
возрасту. Да, поднялась вся станица. Поняли, как и
Ленька, хоть малолеток: допусти снова белых, не пожа-
леют они ни женщин, ни стариков. Все видели, как они
зверствуют».
Семен доел щи, поднялся.
— Уже уходишь? — с тревогой спросила мать.
— Пора.
— Что же это будет-то, а?
— А будет то, что в обиду больше вас не дадим,—
сказал сын.— Обороняться будем до крайней возможно-
сти. А уходить придется — всех вас с собой заберем. Не
оставим.
50
Под окнами застучали копыта, дверь распахнулась,
на пороге появился Гриша Пивнев, разгоряченный,
взволнованный:
— Семен Михайлович, наблюдатели докладывают,
на Платовскую большое войско идет!
— Да ну?
Мигом Буденный накинул куртку, теплую шапку:
— Пошли!
У ворот ждал его конь, потряхивая гривой.
Взобравшись на колокольню, Семен Михайлович
увидел: надвигаются на Платовскую колонна пехоты и
конница.
Колокольня, казалось, качалась от резкого зимнего
ветра. Наблюдателей продуло насквозь, лица у них по-
синели.
— Бей в набат! — приказал Буденный.
Под серым небом поплыли тревожные призывы коло-
колов. Отовсюду на площадь выскакивали, нахлестывая
коней, бойцы платовского отряда.
Пока Буденный спускался по крутой лестнице, коло-
кола все гудели. Но вот он подал знак — недовольно
ворча, колокола умолкли.
Всадники окружили Буденного. Кто-то выкрикнул:
— В чем дело?
Другой:
— Зачем звали?
— Тише! — покрыл все выкрики чей-то громовой бас.
Все затихло. Лишь всхрапывали в морозном воздухе
кони да кто-то простуженный кашлял надрывно. Вот и
он умолк.
Семен Михайлович видел перед собой насторожен-
ные, выжидающие лица. Он видел перед собой и участ-
ников ночного налета на Платовскую, верных друзей.
Спросил — больше для порядка, уверенный в ответе:
51
— Верите в свои силы, товарищи?
— Верим,— ответило множество голосов.
— На нас наступает сильный противник. Победить
сможем только в упорной борьбе. Вот вы и рассудите:
может, боя не примем, оставим станицу, уйдем?
— Не уйдем!—закричали.— Не уйдем, пока живы
будем!
На таких людей Буденный мог положиться.
На сердце стало не только легко, но и тепло. Стало
удивительно радостно: эти люди умрут, а не побегут от
врага...
В голове колонны веером развернулись конные дозо-
ры. Семен Михайлович удержал свой отряд на окраине
станицы, сказав Баранникову: «Ты за меня остаешься»,
взял с собой двух партизан и выехал к наступавшим на-
встречу. Враги наступали без выстрела. Молча, затаив
дыхание буденовцы следили за своим командиром. Он,
не торопясь, сдерживая коня, спустился в Куцую Балку,
в ту самую балку, где белые недавно расстреливали ста-
ничников, продвигался все ближе к одному из конных
дозоров противника. И те и другие уже несомненно ви-
дят друг друга. Что же ни те, ни другие не рванутся
вперед?
Страшная тишина стояла над степью. Казалось, и ве-
тер притих, все застыло. И вдруг — сразу все зашумело.
Только строгая команда Баранникова удержала всад-
ников от рывка вперед. Еще бы! Буденный обнял враже-
ского солдата!
Оказалось, это были свои... Пришел большой красно-
партизанский отряд под командой Степанова. На шапке
каждого бойца была нашита красная ленточка.
Радостно встретили в Платовской дорогих гостей.
На третий день в станицу пришел отряд Никифо-
рова.
52
...Платовцы объединились с Никифоровым. Теперь его
отряд стал своего рода партизанским полком: три ба-
тальона пехоты и кавалерийский эскадрон. Командиром
эскадрона партизаны избрали Семена Буденного. Че-
тырьмя взводами эскадрона командовали по выбору бой-
цов командиры: Ока Городовиков, Николай Баранников,
Федор Морозов, Иван Иванов — все люди, достойные до-
верия, известные каждому.
Хотя Морозов был в царской армии артиллеристом,
он показал себя решительным, волевым, смелым конни-
ком, прекрасным наездником, оказывался в гуще боя, в
самых опасных местах. Бойцы полюбили его.
Федор Морозов не забывал о товарищеской выручке:
в бою всегда приходил на помощь товарищам.
Недавно сходил в разведку и обнаружил крупную ка-
валерийскую белоказачью часть.
Так как воды в колодцах не могло хватить на всех
лошадей такой большой части, то Морозов решил: бело-
казаки станут поить лошадей в пруду.
Ночью его разведчики выкопали у пруда окопчик, за-
маскировали и стали вести наблюдение. К трем часам
дня казаки вывели поить лошадей.
Морозов послал донесение Буденному. Буденный
атаковал белых, занимавшихся, пока поили коней, чист-
кой оружия.
А Морозов ударил по тем, что привели на водопой
лошадей. Уцелевшие казаки запрятались в густые за-
росли камыша.
Раненый буденовец подошел к пруду обмыть рану и
закричал:
— Заезжайте, тут много рыбы, не спугнуть бы ее.
Морозов подъехал и спрашивает:
— Где же рыба?
Боец показал на камыш. Тогда Морозов скомандовал:
— А ну, рыба, вылезай!
Молчание.
53
Морозов повторил приказание. Опять молчание.
Ну, тогда уж ударили пулеметы. Между двумя очере-
дями из воды поднялся мокрый белогвардеец, весь в ти-
не, закричал, что сдается...
«Рыбу» из пруда выловили. Белогвардейцам приказа-
ли надеть белье и построиться. Повели на хутор к Бу-
денному. Доложили:
— Пригнали рыбаков.
— Что за рыбаки? Кто вы такие?
Назвали полк.
— Будете воевать?
— Нет, господин Буденный.
— Так я вас отпущу,— удивив всех, сказал Буден-
ный.— С условием: больше воевать с нами не будете и
скажете всем своим, что красные партизаны пленных
своих не расстреливают, а отпускают домой. И потом, я
не господин, понятно?! Выписать им удостоверения! —
крикнул Буденный Филиппу.
Пленные не верили своему счастью. Плакали. Им ду-
малось: а вдруг все же их расстреляют?
— Если кто из вас попадется в плен,— предупредил
Буденный,— пощады не ждите!
Николай Кирсанович Баранников тоже показал себя
в первых боях бесстрашным, умным и волевым команди-
ром.
Белоказаки, умело замаскировав орудия, наносили
нам урон.
В темноте они пытались просочиться в расположение
красного отряда.
Темная осенняя ночь и плохая погода способствовали
белякам.
Пойдя в разведку, Баранников на полном скаку во-
рвался на батарею противника.
Огнем управлял офицер, удобно устроившийся на пе-
редке одного из орудий.
Баранников осадил коня и грозно спросил:
54
— Куда стреляешь?
Едва успел оробевший офицер ответить: «Веду огонь
по красным», как был разрублен Баранниковым.
Артиллеристы прекратили огонь.
— Чего стоите,— закричал Баранников,— повора-
чивайте орудия!
Перепуганные артиллеристы развернули орудия и пе-
ренесли огонь на своих.
1 Рассветало... Оставив нескольких бойцов для при-
смотра за артиллеристами, Баранников под прикрытием
артиллерийского огня ринулся в тыл к белогвардейцам.
После боя Буденный собрал командиров для разбора
боя. Каждый докладывал. Дошла очередь до Баранни-
кова. Он вскочил с места, тряхнул светло-русым чубом
и стал по команде «смирно», со звоном пристукнув шпо-
рами. Семен улыбнулся и сказал ласково:
— Коля, мы-то сейчас не на позиции, можно просто,
по-товарищески...
Баранников ответил:
— Семен Михайлович! Выработана у меня дисципли-
на. На всю мою жизнь.
55
— Ну ладно,— согласился Буденный.— Расскажи,
как у тебя дела?
Баранников доложил.
Тогда кто-то напомнил:
— А что же ты про Кузьменко молчишь?
Буденный вызвал Кузьменко. И тот рассказал вол-
нующую историю.
Он пытался зарубить белогвардейского офицера, но
тот ловким фехтовальным приемом выбил клинок. Без-
оружный Кузьменко бросился и стянул офицера с лоша-
ди, но офицер стал одолевать.
Тут подоспел Баранников, мощным своим кулаком
оглушил офицера, спас своего бойца.
Николай Кирсанович о том рассказать постеснялся.
Постеснялся рассказать и о том, что, когда тяжелора-
нен был пулеметчик, он усадил его на своего коня, а сам
присел к пулемету, прикрыв огнем уходившего раненого...
«С такими не пропадешь!» — думал, ласково глядя
па своих командиров, Буденный.
Платовский отряд быстро рос. Не хватало и шашек,
и седел, и лошадей. Лошадей отбирали в помещичьих
экономиях у сбежавших помещиков, шашки и седла до-
бывали более опытные бойцы в стычках с белыми разъ-
ездами...
Ока Городовиков учил партизан стрелять, применять-
ся к местности, рубить шашкой. В этом деле у Оки был
опыт богатый. А рубить шашкой умели немногие. «Бы-
ла бы лошадь, рубить научусь»,— говорили записывав-
шиеся в отряд.
И — учились. А,экзамен сдавали в бою. И в бою про-
верялись люди.
Увидел Семен Михайлович: верный его ординарец,
жизнерадостный паренек Гриша Пивнев вдруг присел.
От пули прячется, что ли?
56
— Боишься? — спросил Буденный.
— Да нет, не боюсь, а как-то само собой к земле
потянуло. Если думаете — боюсь,— вскочил Гриша,
встал во весь свой небольшой рост,— отпустите меня
во взвод, я в разведку пойду, докажу, что ничего не
боюсь.
— Во взвод тебе рано. Побудь возле меня, поучись
кое-чему, а там и во взвод...
Буденный пошел к наступающей цепи спешенных
конников. Гриша следил за своим командиром. Он го-
тов был рвануться за ним, но не смел: на его попечении
были лошади.
Очень не любил Семен Михайлович, когда действо-
вали безрассудно, зарывались, зря рисковали своей го-
ловой. Как рассердился он, как расстроился, когда по-
ручил Федору Федоренко заманить казачий разъезд, а
Федоренко увлекся, стал рубить шашкой, рубил неудач-
но, порубил лишь коня казачьего — казак хорошо отби-
вался. Другой казак’Федора ранил пулей в живот. Убил
и копя Федоренко; Федора выручили, отбили, положили
на тачанку, вихрем привезли в Платовскую. Семен Ми-
хайлович выстроил партизан, говорил горячо — на гла-
зах у него от волнения выступили слезы: и Федора жал-
ко— сам себя погубил по собственной дурости, и Федор
сам виноват — допустил не глупость, а преступление: не
выполнил приказа.
— Так дальше быть не может,— продолжал, вол-
нуясь, Семен Михайлович.— Нам каждый боец нынче
дорог: над Доном снова сгущаются тучи.
Буденный не ошибался. Атаковав хутор Комаров,
захватили в плен много казаков. Казаков велел не рас-
стреливать, допрашивал сам. Казаки-бородачи смотрели
на Буденного злобно, рассказывали открыто, чувствуя
свою силу: генерал Попов по многим станицам мобили-
зовал казаков, сформировал новые казачьи полки. В гла-
зах казаков светилась лютая ненависть. Казалось, глаза
57
говорили: «Всех вас раздавим, красных, нас целое море,
а вы — островки...» Допрашивая, Семен понимал, что ка-
заки говорят правду: он слышал, что многие казаки, до
того не вмешивавшиеся в борьбу открыто, вступали в
белые отряды на собственных конях. И повсюду в стани-
цах, где не было партизанских отрядов, стояли казачьи
гарнизоны, и на хуторах расправлялись с жителями, ко-
торых подозревали в сочувствии к красным. Семен
Михайлович понимал: одним им не выдержать. Надо
объединиться. Надо объединить все отряды в мощный
кулак. Иначе белогвардейцы каждый отряд по одному
разобьют... Вон что пленные говорят — не таятся: «Го-
товится против вас наступление».
Допросив казаков, Буденный приказал их отпустить.
— Лютых наших врагов — отпустить? — удивлялись
бойцы.
— Да. Пусть всем расскажут, что пленных мы не
расстреливаем.
И казаков, к несказанному их удивлению, отпусти-
ли. У многих бойцов чесались руки — прикончить лихо-
деев на месте... Но в то, что Семен Михайлович прав,
бойцы беззаветно верили.
Продолжались вылазки, продолжались лихие нале-
ты. По всему отряду рассказывали, как Семен Михайло-
вич захватил белогвардейского полковника Золотарева.
Двести всадников в полной темноте вошли в хутор Золо-
таревский. Белогвардейские часовые приняли их за сво-
их и охотно показали, где найти штаб. Семен Михайло-
вич и Филипп Новиков спешились возле дома священни-
ка, сняли часового. Семен Михайлович поднялся на
крыльцо, постучал. Отворила дверь женщина, закутан-
ная в платок:
— Чего беспокоите?
— Срочное донесение полковнику.
58
— Вы что, ошалели? Чего так кричите? Господин
полковник давно уже спят.
— Ничего, зараз проснется.
Семен Михайлович отстранил женщину, вошел в дом,
распахивая двери одну за другой. В одной из комнат
увидел проснувшегося полковника.
— Кто вы такие? — спросил тот с кровати.
— Донесение привезли.
— Давай сюда.
Полковник натягивал брюки.
— А ну, поживее одевайтесь,— приказал Семен Ми-
хайлович. (Филипп уже взял с табуретки лежавший на
ней револьвер.) —Мы красные.
— Красные? — оторопел Золотарев.— А где же...
— Что — где же?
— Где же мои войска?
— Разоружаются,— сказал Семен Михайлович, рас-
пахнув настежь окно.
Расстроенный полковник покорно подставил Филиппу
руки — тот их связал сдернутым с вешалки полотенцем.
В другой раз Буденный приказал переодеть шесть
бойцов в полную белогвардейскую форму и посадить на
отобранных у белоказаков лошадей. Они стали приман-
кой. Белогвардейские разъезды подъезжали к ним, ни-
чего не подозревая, и, попадая в плен, давали ценные
сведения.
Хитрость Буденного увенчалась, успехом.
Рассказывали, как Гриша Попченко добыл коня.
Под командованием Иванова Ивана Васильевича
преследовали казаков. Одного красавца коня казачьего
не могли вытащить из полыньи: в поводьях запутался.
Отчаянный партизан Григорий Попченко сказал: «Спа-
су, если будет моим». Буденный обещал: «Спасай и
бери!»
59
Попченко разделся, полез в ледяную воду, распутал
поводья и вывел коня на берег. Конь был удивительно
красив: бурый, ноги в чулках. Буденовцы не могли от не-
го глаз оторвать, а Попченко гарцевал на нем, дразня
товарищей.
В кругу друзей рассказывал Филипп Новиков:
— Подошли к хутору Таврическому. Решили заехать.
Въезжаем, видим лошадей с седлами. Спрашиваем: «Кто
здесь, чьи лошади?» Хуторяне отвечают, что в хуторе —
белогвардейцы, разошлись по землянкам, грабят. Семен
Михайлович говорит: «Поворачивай, ребята, к скирде,
ставь лошадей, и по два человека — по землянкам». Петр
Батеенко остался у лошадей, а мы пошли. Входим в
землянку. У стола белогвардеец ест вареники. Семен Ми-
хайлович моргает—бей. Бью прикладом по голове, ва-
реник изо рта выскочил...
Из хутора Таркановка прибежали два хуторянина.
Они рассказали, что белогвардейцы в хуторе пьянствуют
и бесчинствуют. Решено было окружить Таркановку. От-
ряд быстро собрался.
Было строго запрещено шуметь, курить и громко раз-
говаривать. Впереди ехали Никифоров и Буденный.
Кольцо вокруг хутора замкнулось. Раздалась команда:
«Марш!» Бойцы быстро спешились. Филипп Новиков с
Денисом Буденным ворвались в ближайшую хату. На
койке спал пьяный казак. Денис начал тащить его за но-
гу, а казак бормотал спросонья: «Братцы, что вы де-
лаете, я ночь прогулял, спать хочу». Тут Новиков вытя-
нул его плетью. И хмель и сон моментально прошли —
казак стал просить пощадить его.
В другой хате перепуганная девушка сказала буде-
новцам, что белый офицер переоделся в женскую одежду
и заставил ее мать гнать корову; сам пошел с матерью.
Буденовцы вышли из хаты и увидели в поле двух жен-
щин с коровой. Увидев буденовцев, офицер стал отстре-
ливаться, но его прикололи штыками.
60
Но не всегда были смешными рассказы буденовцев о
лихих схватках с врагом.
Однажды любимец бойцов Илья Бондарев, увлек-
шись преследованием, очутился в тылу у белых. Бело-
гвардейцы поскакали за ним; он отстреливался, уничто-
жил восемь белогвардейцев. Коня убили. Бондарев залег
за погибшим конем. Патроны кончились. Он выхватил
шашку из ножен. Смертельно раненного Илью беляки
изрубили и бросили в Маныч.
Под разведчиком Федором Рябущенко был убит конь.
Падая, конь придавил ногу Рябущенко, застрявшую в
стремени. Рябущенко пытался освободиться. На него на-
бросились беляки, опрокинули, разули, раздели и связа-
ли после жестокой борьбы.
Рябущенко остался в одном белье, босиком.
На задворках чьего-то дома Рябущенко поставили
перед молодым казачьим офицером: «Красного бандита
поймали».
— Либо ты мне расскажешь — сколько вас, где вы
находитесь и где ваш Буденный, либо я вздерну тебя на
воротах. Понятно?
61
Рябущенко босой стоял на снегу и ничего не отвечал.
Нагайка рассекла бровь и губу.
Второй удар обрушился на голову. Но Рябущенко
молчал.
— К полковнику! — приказал офицер.
Конвоиры приволокли Рябущенко в школу, превра-
щенную в штаб. Узнав, что полковник скоро придет, кон-
воиры втащили пленного в квартиру учительницы.
Старая женщина закричала на конвоиров:
— Да вы люди или звери? Человек весь в крови!
Конвоир несмело возразил:
— Ты, госпожа учительница, лучше бы не встревала
не в свое дело.
Но учительница быстро и умело вытерла окровавлен-
ное лицо Рябущенко, перевязала его, притащила старую
шапку, полушубок, штаны и валенки:
— Скорей одевайся, все это от мужа осталось.
В комнату вошел полковник. Конвоиры вскочили.
Он сел за стол в классе, достал из полевой сумки за-
писную книжку и карандаш, положил на стол револьвер.
Приказал разведчику сесть напротив.
Конвоирам полковник велел выйти.
Он открыл портсигар, предложил закурить.
— Я тебе,— сказал он,— желаю добра. Я тебя отпущу,
иди куда хочешь. Расскажи о расположении Буденного.
Рябущенко сказал, что ему скрывать нечего. Он на-
звал точное расположение отряда, численность его, во-
оружение. Полковник все заносил в записную книжку, не
предполагая, что все это было выдумкой. (Впоследствии
обычно стеснительный и не очень разговорчивый Рябу-
щенко сам не мог объяснить, почему и как у него так
гладко все это получилось.)
Когда беседа была закончена, полковник поблагода-
рил Рябущенко за сведения и спросил:
— Надеюсь, ты не принял всерьез, что я тебя от-
пущу?
С2
— Что вы, господин полковник,— отвечал Рябущен-
ко,— разве можно, я же понимаю — служба.
— Да, друг мой, служба. Так какое же у тебя будет
желание перед смертью?
— Дозвольте еще папироску, уж очень они хороши.
Полковник протянул портсигар. Рябущенко взял па-
пиросу, неторопливо размял, прикурил. Помолчали.
— А вы, господин полковник, еще не все спросили,—
сказал он, докурив.
— Что же еще? Рассказывай.
— Дайте еще папиросочку.
Полковник отвернулся за папиросами.
В одно мгновение Рябущенко схватил револьвер со
стола, дважды выстрелил в полковника и бросился через
окно во двор; вскочил на первого попавшегося коня, по-
мчался во весь опор.
Рябущенко был награжден орденом Красного Знаме-
ни. Вручал ему орден Семен Михайлович Буденный. Ря-
бущенко, принимая награду, сказал:
— Буду драться с белогвардейцами до полной
победы.
Когда наши части через два дня вошли на хутор, Бу-
денный поблагодарил старушку учительницу:
‘ — Родина никогда не забудет своих матерей.
Никто не знал, в чьих руках находится зимовник по-
мещика Чернова. Буденный приказал пойти в разведку
Денису Нечипуренко, бывшему моряку, Филиппу Нови-
кову и Николаю Ермоленко.
Молча двинулись к зимовнику. Была тихая ночь. Про-
шли верст пятнадцать. В темноте, у самой плотины, уви-
дели свинарник. Подошли к зданию. Разведчикам
удалось вызвать одного из рабочих, но тот не мог ска-
зать, кто в зимовнике — белые или красные.
Тогда Нечипуренко сказал, что он поедет в зимовник
63
один. Новиков и Ермоленко предложили поехать втроем,
но Нечипуренко сказал:
— Если не вернусь через десять минут — не ждите.
Вскоре в зимовцике раздались два глухих выстрела.
Новиков и Ермоленко выполнили приказ Нечипу-
ренко. Они вернулись назад.
Когда отряд выбил беляков из зимовника, бойцы
узнали о судьбе Нечипуренко.
Денис был замечен и окружен. Он двумя выстрелами
уложил на месте двоих: офицера и казака.
Нечипуренко пытался прорваться и ускакать, но на
него набросились белоказаки, сбили с коня и скрутили
руки.
Нечипуренко привели в штаб. На допросе он ответил,
что он матрос, служил на подводной лодке «Утка», дис-
циплину знает и никогда никому никаких сведений об
отряде не даст.
Ему жгли зажженными спичками нос, отрезали уши,
били наганом, подвесили на дереве вниз головой.
Ни одного слова не проронил буденовец. Он и умер
подвешенным. Тело его сняли и бросили в колодец.
Давно нет помещичьего зимовника, нет и старого, за-
брошенного колодца, но память о бесстрашном бойце
жива: на месте его славной гибели высится поставлен-
ный населением памятник: «Зверски замученному бело-
гвардейцами красному матросу Денису Павловичу Не-
чипуренко».
Вскоре противник стал наступать превосходящими
силами. Конники дрались, как львы. Казаки не выдер-
жали сабельного удара. Теряя убитых, порубанных, из-
раненных, смятых* и растоптанных лошадьми, противник
откатывался.
Все же положение оставалось тяжелое. В те далекие
дни не было радиопередатчиков. Все донесения приноси-
ли конные связисты. Часто они не прорывались через
64
Нечипурснко пытался прорваться и ускакать, но на.него набросились
белоказаки, сбили с коня и скрутили руки.
вражеское кольцо, их убивали, они тонули, подстрелен-
ные, в реке. Семен Михайлович беспокоился о любимце
своем — Федоре Морозове. От него не было вестей.
А беспокоиться были причины. Федор себя не берег.
Однажды он застрелил командира сотни. При разбо-
ре боя он ничего не сказал. Семен Михайлович пожурил
Морозова: «Гоняешься за офицерами, себя не жалеешь.
Чтобы это было в последний раз!»
В другой раз Морозов пошел в разведку в густом ту-
мане. Один из его бойцов натолкнулся на белогвардейца
и крикнул:
«Эй ты, казачина, подойди сюда!»
Белогвардеец выстрелил. Поднялась тревога. Развед-
чиков окружили.
Несмотря на то что Морозов был ранен, он не поки-
дал боя.
«Федя, пожалей себя!» — говорили товарищи.
Он отвечал:
«Не себя, народ жалеть надо».
Много раз Морозов спасал товарищей, выручал их.
И вот теперь о нем не было ни слуху ни духу. Буден-
ный решил сам проверить, что с Федором.
Вскочил на коня, поскакал. Дорога была разрыта
воронками; повсюду торчали колья с колючей проволо-
кой.
Семен Михайлович не задумывался о том, что вдвоем
с ординарцем они скачут по безлюдной земле и не изве-
стно, не встретят ли на пути неприятеля.
Туман над болотами, рытвины — в любую минуту
кони могут поломать ноги... Буденный с ординарцем ска-
кали все дальше, въехали в густой темный лес. На каж-
дом шагу попадались ямы, заполненные водой. Лошадь
ординарца вдруг * поскользнулась — он вылетел из
седла...
— Жив? -
— Живой, товарищ Буденный!
66
— Не отставай!
— He отстану!
Лес стал редеть.
— Наши! — закричал радостно ординарец. Он пока-
зал на множество всадников.
— Погоди. А может быть, и не наши.
Но бойцы уже узнали Буденного.
— Где Морозов? — спросил он.
— В хуторе, за рощей.
— Показывайте.
Семен Михайлович отдал Морозову приказания и тот-
час же пустился в обратный путь. Взмыленный конь
устал. Было уже совсем поздно, когда Буденный увидел
огоньки в окнах.
Бои, бои... Одну за другой отбивали атаки, конни-
ки метались как бешеные, расстреливая противника на
ходу.
В одном из самых тяжелых и ожесточенных боев, где
пришлось иметь дело с кадровыми офицерами царской
армии и юнкерами, сведенными в офицерские батальоны,
дравшимися не на жизнь, а на смерть, Баранников и
Морозов стали отрезать собравшуюся на церковной
площади белогвардейскую часть от дороги, оттеснять в
непролазную грязь. В грязи неизбежно завязнут их
пушки.
Но белогвардейцы разгадали маневр и стали окру-
жать красных конников.
Увидев, что группу бойцов окружают озверелые офи-
церы и юнкера, Баранников бросился на помощь.
К нему сзади подобрался юнкер, пытался его зару-
бить. Баранников обернулся, отпарировал удар, но кли-
нок поранил Николая в голову.
После боя Буденный навестил раненого и не разре-
шил ему вернуться в строй.
67
Больше всего Баранников сокрушался, что ранил его
не офицер и не матерый казачина, как говорил он, а юн-
кер, мальчишка, «пискля».
У белогвардейцев был бронепоезд, и это придавало
им смелости. Они вели сильный артиллерийский и пуле-
метный огонь. Тогда конники при помощи железнодо-
рожников пустили паровоз, обвешанный пироксилино-
выми шашками. Паровоз мчался полным ходом и гудел.
Это произвело самый неожиданный эффект: белые бро-
сили свои позиции, отступили, а их бронепоезд умчался.
Конники атаковали отходивших белогвардейцев и успели
отбить два пулемета, орудие. Командование отряда ре-
шило при помощи железнодорожников оборудовать бро-
непоезд. Двадцать пять рабочих депо приступили к рабо-
те. Для бронирования паровоза был разобран старый
водонапорный бак. Оборудовали две платформы. Их то-
же «бронировали»: делали по краям деревянные короба,
в которые насыпали песок сантиметров тридцать толщи-
ной. Импровизированный бронепоезд был быстро воору-
жен и укомплектован пулеметчиками и артиллеристами.
Добровольно вступила в отряд паровозная бригада.
Рано утром белые повели наступление. Белогвардей-
ская артиллерия открыла огонь. Бронепоезд белогвардей-
цев открыл огонь по станции. Вступил в бой и крас-
ный бронепоезд. Артиллеристы меткими выстрелами
подбили паровоз бронепоезда белых. Как только под-
нялся пар из котла поврежденного паровоза, наши бой-
цы стали шумно выражать свою радость. В этот момент
Семен Михайлович повел конников в атаку на белогвар-
дейскую пехоту. Буденовцы врезались в цепи белых и
стали рубить их. Часть белогвардейцев была уничтоже-
на, часть взята в плен. Прорвавшись через цепи пехоты,
буденовцы захватили подбитый бронепоезд. Белогвар-
дейцы стали поспешно отходить. Наш бронепоезд на-
чал огнем уничтожать белых. Белогвардейцы бросили в
контратаку всю свою кавалерию. Семен Михайлович
68
приказал развернуться в лаву и повел на белых своих
бойцов. Положение белогвардейцев стало отчаянным:
началась паника. Казаки бросились бежать, падая под
ударами клинков. Белые понесли большие потери.
— Надо объединиться,— снова стал убеждать Бу-
денный командиров партизанских отрядов.
Для него это было ясно. Станицы и хутора, в которых
сохранилась еще Советская власть, представляли собой
островки в море белогвардейщины. Но тут завязывались
горячие споры. Среди партизан были такие, что хотели
драться лишь за свое село, за свою станицу, за свою ха-
ту, не хотели уходить из родных мест.
— Поодиночке нас перебьют,— убеждал Буденный.
Он был прав в своих опасениях.
Белогвардейцы снова начали наступление против
краснопартизанских отрядов. Некоторые отряды не вы-
держивали натиска противника и отходили. Самая беда
была в том, как и предсказывал Семен Михайлович, что
отряды дрались каждый сам по себе и, бывало, не при-
ходили на помощь друг другу. Были и такие — правда,
редко,— что изменяли своим, переходили на сторону бе-
локазаков. Снова белые заняли Платовскую, стали звер-
ствовать. На рассвете конники ворвались в родную ста-
ницу, разогнали белых, и тогда уже почти все жители
ушли из станицы. Собрались и Михаил Иванович и Ме-
ланья Никитична. Ленька раздобыл все же где-то вин-
товку и упросил Никифорова взять его в отряд—стал
бойцом. Ему едва семнадцать исполнилось.
В сентябре 1918 года партизанские отряды влились в
только что образованную регулярную Красную Армию.
Из сводного кавалерийского полка была сформирована
бригада.
69
После больших походов и тяжелых кровопролитных
боев бригаде было приказано отдохнуть. Для этого оста-
новились в слободе Обганерово.
Буденовцы быстро расположились по землянкам. На
рассвете к землянкам подошли белые и начали стрельбу.
Но красные конники подняли тревогу, вскочили в седла
и помчались в атаку. Белые не выдержали атаки и бро-
сились наутек. Разгорелся бой. В бою особенно отличил-
ся Ока Иванович Городовиков. Он сразу ворвался в са-
мую гущу белых, разя их шашкой, не давая им прийти в
себя.
После боя Семен Михайлович подъехал к Оке Ива-
новичу.
— Молодец, Ока Иванович. Если все так будут драть-
ся, то скоро ни одного беляка, пожалуй, не останется.
— Это было бы хорошо,— ответил Городовиков,—
скорей будем заниматься мирным трудом.
Однажды на хутор Аксай была послана разведка.
Вскоре она вернулась и сообщила, что туда прибыла
белая дивизия генерала Виноградова.
Буденный разработал план разгрома этой дивизии.
Выступили в три часа ночи, двинулись с большой
осторожностью. Запрещено было громко разговаривать
и курить.
Подошли к хутору. Командиру 1-го полка Маслаку
было приказано обойти хутор с юго-восточной стороны
и ждать сигнала. Сигнал — пушечный выстрел. С запад-
ной стороны подошел 2-й полк Гончарова.
Об этом доложил связной. Буденный приказал коман-
диру батареи Бондаренко дать пушечный выстрел.
Бондаренко не заставил себя долго ждать. Раздался
выстрел, и оба полка кинулись в атаку. Внезапный налет
вызвал страшную панику в стане белых, некоторые
из них выбегали из землянок полураздетые. Около сотни
белогвардейцев на конях все-таки бросились в контрата-
ку, но ничего не смогли сделать. Человек пятьдесят ус-
70
пели убежать, остальные попали в плен или были убиты.
После боя подсчитывали трофеи: орудия, пулеметы, вин-
товки и другое военное имущество.
Командир эскадрона Баранников захватил полковую
лавку, в которой оказалось около тонны сахара, 20 ящи-
ков махорки и 10 ящиков спичек. Это было как раз кста-
ти, так как буденовцы давно уже не имели табаку, а ку-
рить очень хотелось.
Так начала свою боевую жизнь бригада. За боевые
успехи бригада была переименована в дивизию. Кава-
лерийская дивизия выполнила боевую операцию, раз-
громила крупную белогвардейскую часть. Позже диви-
зия была переименована в конный корпус.
Командиром конного корпуса был назначен Семен
Михайлович Буденный.
Командующий фронтом приказал Буденному разгро-
мить корпус генерала Мамонтова, а затем взять город
Воронеж.
Буденовцы начали выполнять приказ. Однажды в не-
бе показался самолет белых. Он летел совсем низко над
расположением красных частей. Летчик пытался что-то
рассмотреть на земле, но это ему, видимо, плохо уда-
валось.
«Хорошо бы самолет захватить, а летчика в плен
взять»,— подумал Буденный и отдал приказ: всем бой-
цам махать летчику шапками, дескать, свои, не бойся,
приземляйся...
Летчик развернул машину, спустился еще ниже и лег-
ко посадил самолет.
Пилот стал быстро вылезать из машины. В это вре-
мя самолет был окружен буденовцами. Летчик снял свой
шлем, перекрестился и сказал:
— Ну, слава богу, нашел своих.
Буденовцы, увидев, что летчик—офицер, крикнули:
— Руки вверх!
Пилот побледнел, но сразу же поднял руки.
71
— Я думал, вы свои...
— А мы разве не свои, мы тоже свои, но кому...—
рассмеялись буденовцы.— А вот вы чужие, вы белые...
Воюете против трудового народа.
Вместе с летчиком были захвачены важные докумен-
ты. Среди них находилось и письмо белого генерала
Шкуро.
— Зачем и куда летел? — спросил Семен Михайло-
вич у летчика.
— Из Воронежа. Везу в штаб пакет от генерала
Шкуро генералу Мамонтову.
Буденный взял пакет и вскрыл его. «Срочно .пришли-
те снаряды,— жалостливо просил у своих начальников
Шкуро,— а то, не дай бог, красные ворвутся в Воронеж,
так защищаться нечем».
«Все равно в Воронеже будем, снаряды не помо-
гут»,— подумал Буденный.
— Разрешите мне, господин командующий,— обра-
тился летчик к Семену Михайловичу,— сесть в самолет.
Я буду низко летать над вашими войсками.
— Ишь чего захотели, ваше благородие!—улыбнул-
ся в усы Буденный.— Нет уж, дудки, отлетались, хватит.
Буденный приказал отправить летчика под строгим
конвоем в штаб фронта.
Летчика увели. Самолет остался стоять в открытом
поле.
Начальник штаба Василий Андреевич Погребов и го-
ворит:
— Семен Михайлович, а как же самолет? Куда его
девать? Ведь у нас-то летчика нету.
— Это верно,— кивает головой Семен Михайлович,—
вот задача. Действительно: как же быть? Никто из нас
летать не умеет. Тут надо подумать. Самолет-то нам, ко-
нечно, пригодится, как только летчика найдем.
— Конечно, пригодится,— соглашается Василий Анд-
реевич.— Послужит еще Красной Армии.
72
— Надо вот что сделать,— улыбается Буденный.—
Поставим-ка самолет на подводу, укрепим как следует,
чтоб не сполз, и пусть за нами в обозе плетется. А при-
дет случай — мы его в воздух поднимем. Негоже такую
вещь в обозе тащить, но что поделаешь. Авось нам пи-
лота скоро пришлют, а то смеху не оберешься.
Так и сделали. И долго буденовцы возили за собой
удивительную птицу, пока она не оказалась в руках
у красных летчиков.
Буденовцы продолжали преследовать отступающего
противника.
— Даешь Воронеж! — кричали бойцы и рвались в
бой.
Но Семен Михайлович говорил:
— Город в лоб не возьмешь. Кто его знает, сколько
там белых, да пушек, да пулеметов... Вот разведку по-
шлем, все разузнаем.’ Пусть Шкуро сам начнет наступ-
ление, а мы его по частям бить будем и разгромим окон-
чательно. Тут надо действовать хитростью.
...Буденовцы решили написать генералу Шкуро пись-
мо. Сочиняли его все вместе, под общий хохот и одоб-
рение.
Вот такое письмо послал Буденный генералу Шкуро:
«Завтра мною будет взят Воронеж. Обязываю все
контрреволюционные силы построить на площади Круг-
лых рядов. Парад принимать буду я. Командовать пара-
дом приказываю тебе, белогвардейский ублюдок. После
парада ты за все злодеяния, за кровь и слезы рабочих и
крестьян будешь повешен на телеграфном столбе там же,
на площади Круглых рядов. А если тебе память отшиб-
ло, то напоминаю: это там, где ты, кровавый головорез,
вешал и расстреливал трудящихся и красных бойцов.
Мой прикав объявить всему личному составу Воро-
нежского белогвардейского гарнизона. Буденный».
73
— А кто письмо доставит по назначению? — спросил
Семен Михайлович.
Вперед вышел один из командиров — Олеко Дундич.
Олеко Дундич был славным и храбрым командиром.
Однажды в бою под Дундичем ранило лошадь. Он соско-
чил с лошади и смело пошел навстречу окружавшим
его вражеским кавалеристам. В руках у него была
шашка. Дундич, раненный в этом бою, отбивался ею,
как мог.
Выручили Дундича красные конпики. Они подоспели
вовремя. Увидев буденовцев, белые умчались прочь.
— Разрешите мне, я доставлю письмо генералу
Шкуро.
Вечером, переодевшись в офицерскую форму, Дундич
на лошади спокойно преодолел белые заставы и въехал
в город. В штабе Шкуро он сдал письмо дежурному офи-
церу.
«Не мешает разведать укрепления белых»,— решил
Дундич и помчался по улицам города, всматриваясь и
запоминая все, что можно.
Потом снова вернулся к штабу Шкуро. Окна штаба
были распахнуты.
«А не бросить ли в штаб гранаты? — сказал сам себе
Дундич.— Вот великолепная паника начнется...»
Подъехал он к штабу поближе, размахнулся и бро-
сил две гранаты в распахнутое окно. Раздался оглуши-
тельный взрыв.
Паника началась страшная. Белогвардейцы с криками
«Лови, держи!» бросились искать красного разведчика.
Дундич тоже кричал и делал вид, что кого-то ищет. Так
белогвардейцы и не догадались, что среди них находился
отважный буденовец.
А Дундич уже приближался к линии фронта. У заста-
вы ему навстречу выбежали белогвардейские солдаты:
— Господин офицер, дальше нельзя... Пароль, про-
пуск.
74
Дундич пустил коня в галоп и с криком: «Посторо-
нись, зашибу, какой тут пропуск!» — промчался мимо
растерявшихся солдат*
Солдаты стояли и не знали, что делать: стрелять или
нет. Уж больно сердитый офицер. А может быть, по сроч-
ному делу: остановишь, еще сильнее попадет. Так и мах-
нули рукой.
Дундич благополучно вернулся в штаб корпуса Бу-
денного.
Он подробно рассказал Семену Михайловичу, как
у него все хорошо получилось.
Буденный подошел к Дундичу, обнял его и крепко
поцеловал:
— Спасибо тебе за твою храбрость и геройство.
Олеко Дундич ответил:
— Служу трудовому народу!
Все случилось так, как говорил Буденный.
На рассвете, под прикрытием тумана, кавалерия
Шкуро пошла в наступление. Но буденовцы были наго-
тове. Они ждали врага.
Разгорелись ожесточенные бои. Буденовская кава-
лерия стала теснить белогвардейские части с двух сто-
рон. Белогвардейцы, боясь, что их сбросят в реку Воро-
ну, начали в беспорядке отступать.
В нескольких местах красная кавалерия одновремен-
но ворвалась в город.
После трехдневного кровопролитного боя Воронеж
был взят. В вагон-салоне, в котором жил сам Шкуро,
был приготовлен сытный обед, но он так и остался не-
тронутым. Как видно, было не до обеда.
За взятие Воронежа и разгром конницы Шкуро и
Мамонтова Семен Михайлович Буденный был награж-
ден золотым боевым холодным оружием — шашкой с
вмонтированным в рукоятке орденом Красного Знаме-
75
ни. Многие командиры и бойцы были награждены орде-
ном Красного Знамени.
Население Воронежа очень тепло встретило своих
освободителей. Многие жители приносили прямо в штаб
корпуса теплые вещи: валенки, носки и белье.
Однажды во время ожесточенного боя с белогвардей-
ской казачьей частью отделилась группа головорезов,
которая на полном скаку прорвала ряды буденовцев и
пыталась тем самым внести смятение и сорвать наступа-
тельный порыв. Среди этих людей заметно выделялись
два отличных наездника, неплохо владевших оружием.
Один был в черной, а другой в коричневой бурке.
Этот прорыв становился опасным. Нужно было что-
либо предпринять. Тогда Пивнев и Морозов приняли ре-
шение: немедленно уничтожить обоих всадников — явных
главарей группы белогвардейцев. Пивнев и Морозов ри-
нулись в атаку. Пивнев — на того, кто был в черной бур-
ке, а Морозов — на белогвардейца в бурке коричневого
цвета. Белогвардейцы боя не приняли и кинулись наутек.
Белогвардеец в черной бурке шел наметом, выжимая
из своего коня все возможное и непрерывно отстреливал-
ся из револьвера.
Пивнев, преследуя его, умело и ловко уклонялся от
выстрелов и подсчитывал, сколько их было. Вот грянул
последний, седьмой выстрел. Офицеры-белогвардейцы в
то время были вооружены преимущественно семизаряд-
ными револьверами системы «наган».
Пивнев дал полный аллюр своему коню, идя на сбли-
жение со своим противником. Вдруг резким движением
всадник сбросил с себя бурку, драгоценную и необходи-
мую по тем временам вещь, и остался в одном мундире,
сверкая золотыми погонами. Еще минута. Офицер ки-
нул торопливый взгляд назад, как бы проверяя, не со-
блазнит ли такая приманка его преследователя.
76
Плохо, однако, знал белогвардеец душу красного
бойца.
— Сдавайся, гад! — кричал Пивнев.
Офицер все яростнее нахлестывал своего коня.
Отчетливо раздавался резкий топот. Уже видна была
пена, спадавшая с офицерского коня. Несколько непо-
нятных на первый взгляд движений — и на землю падает
изукрашенное инкрустациями и насечками из чистого
серебра дорогостоящее офицерское седло— мечта многих
конников.
Это еще более ожесточило Пивнева. Он прибавил
аллюр.
— Сдавайся, все равно не уйдешь! — кричал он вслед
удирающему белому офицеру.
И вот он уже почти настиг белогвардейца.
— Стой, царская шкура, а не то зарублю! — что есть
духу закричал Пивнев.
Преследуемый офицер каким-то сдавленным от стра-
ха, жалким и срывающимся голосом завизжал.
— Петя, милый, помоги—зарубят!—обращался он, оче-
видно, к другому, преследуемому Морозовым всаднику.
Но куда там... Тот не стал раздумывать о таких по-
нятиях, как выручка, дружба, долг, совесть и стыд. Впо-
ру было унести свою собственную шкуру, которая ока-
залась для него дороже всего.
Еще раз прозвучал истошный вопль, и Григорий Пив-
нев нагнал обезумевшего от страха офицера. А в это вре-
мя Морозов одним ударом шашки «развалил» почти по-
полам незадачливого Петю.
— Бросай оружие, слезай с коня!—коротко приказал
Пивнев своему противнику, и тот покорно выполнил его
требование.
Пивнев слез с коня, подошел к офицеру, загнул ему
руки за спину, крепко связал их поясным ремнем и тут
только, взглянув на погоны, с удивлением узнал, что пе-
ред ним, пошатываясь, стоит казачий полковник.
77
Не спеша, деловито, как и все, что он делал и как,
вероятно, относился в свое время к мирной работе, Пив-
нев вновь сел на коня и приказал полковнику идти впе-
ред, по направлению к расположению части.
Лишенная своих вожаков, группа беляков, ошелом-
ленная происшедшим, тут же была ликвидирована. Та-
ким образом, замысел Пивнева и Морозова принес свои
плоды.
— Одну минуту,—попросил полковник,— разрешите
мне задать один вопрос.
— Спрашивай,— сказал Пивнев.
— Видите ли,— продолжал полковник,— я не только
в офицерской кавалерийской школе, но и после оконча-
ния ее не раз участвовал в офицерских конных состяза-
ниях и всегда оказывался если не на первом (а это бы-
вало частенько), то уж во всяком случае не ниже вто-
рого места. Поэтому мне интересно, кто же победил
меня. Не часто встретишь такую чистую казачью хватку.
— А я и не казак вовсе,— усмехнулся Пивнев,— а
иногородний, поповский батрак, а теперь красный, бу-
деновский командир. Пивнев моя фамилия.
— Как—Пивнев? Не может этого быть!—быстро за-
говорил полковник.—Пивнева у нас хорошо знают. Это,
как говорят, высоченный казак, лихой рубака и Буден-
ный его держит при себе и без большой охраны никогда
не отпускает. Неужели же ты тот самый Пивнев?
Полковник с сомнением оглядывал, казалось бы, ни-
чем не выделявшегося, коренастого, среднего роста кре-
пыша.
Подойдя к пленнику, Пивнев спросил его, зачем он
кинул бурку и седло. Полковник замялся, но потом ска-
зал, что, с одной'стороны, хотел облегчить коня, а с дру-
гой стороны, надеялся, что богатая добыча отвлечет пре-
следователя.
— Заруби себе на носу,— сказал ему Пивнев,— нет
такой цены во всем мире, чтобы купить бойца Советской
78
власти. Не нужны нам твои вещи, грабитель ты и убий-
ца! Не поймешь ты никогда, что горит у каждого из нас
в сердце! — резко сказал Пивнев и отошел в сторону.
Полковника увели в штаб, где он дал очень важные и
ценные показания.
Семен Михайлович Буденный, узнав о мужестве Пив-
нева, приехал в часть. Он обнял и поцеловал героя, но
тут же пожурил его за то, что он, не глядя ни на что,
бросается навстречу любой опасности.
— Командир должен быть примером для своих бой-
цов,— сказал Семен Михайлович,— примером во всем, и
прежде всего в бою. Но он должен быть осмотритель-
ным и всегда помнить о тех, кого он ведет.
— Спасибо за науку,— ответил Семену Михайловичу
Пивнев,— правильно вы мне говорите, и понимаю я, что
так и должно быть. Но, когда увижу беляков и вспомню,
сколько горя они причинили народу, не могу я с собой
совладать.
В станице Романовской находилась белогвардейская
часть. Буденовцы решили захватить станицу. На рассвете
неожиданным налетом ворвались в станицу. Налет был
настолько неожиданным, что беляки растерялись. Мно-
гие из них выбегали из домов в одном белье и бросались
кто куда, пытаясь спрятаться от острых клинков красных
кавалеристов. Но буденовцы находили их везде..
Разгром белогвардейцев был полным.
Бойцы стали располагаться на отдых. Один боец по-
стучал в дверь дома, стоявшего на окраине станицы. На
пороге дома появилась девушка лет семнадцати.
— Красавица,— обратился к ней боец,— не найдется
ли воды напиться?
— Дома нет,— ответила девушка,— а вот в колодце
найдется.
Она сбежала со ступенек и стала поспешно открывать
крышку колодца. Но крышка не поддавалась, как будто
кто-то ее держал изнутри. Боец рванул крышку, девушка
79
быстро заглянула в колодец. Но в это время из него раз-
дался выстрел. Стрелял белогвардеец, засевший в ко-
лодце.
Он смертельно ранил девушку. Она упала, обливаясь
кровью. Боец поспешил к девушке и стал ее поднимать.
В это время белогвардеец выскочил из колодца, подбе-
жал к стоявшему в стороне коню и в одно мгновение
оказался в седле. Тут все заметили, что это был полков-
ник. Он рванул коня и исчез за домами.
Удиравшего белогвардейца увидел Федор Максимо-
вич Морозов. Он сразу же кинулся вдогонку. Вскоре
Морозов стал догонять беляка. Полковник обернулся и
выстрелил, но Морозов ловко увернулся от пули. Увер-
нулся он и от второй пули.
Морозов не отвечал. Он решил взять полковника
живым.
Видя, что Морозов догоняет его, полковник на ходу
сбросил седло, чтобы облегчить коня. Но Морозов под-
ходил все ближе и ближе.
Офицер выстрелил в третий раз и легко ранил моро-
зовского коня.
Морозов все же догнал полковника и крикнул:
— Сдавайся, не то смерть!
Н® полковник продолжал уходить вперед.
— Сдавайся, сдавайся! — кричал Морозов.
Видя, что полковник уходит и догнать его, очевидно,
будет трудно, Морозов одним метким выстрелом убил
своего противника...
Долго потом сожалел он о том, что не удалось ему
захватить вероломного убийцу живым.
В тяжелом бою на хуторе Котово Морозов, в то
время уже командовавший эскадроном 2-го кавалерий-
ского полка, много раз бросался в атаку со своими бой-
цами, пытаясь опрокинуть ожесточенно сопротивлявшие-
ся белоказачьи части.
Неожиданно ловкихм маневром опытных в военном
60
деле казаков морозовский эскадрон был как бы раско-
лот на две неравных части. Сам же Морозов оказался
в меньшей из них.
Противник стал порознь теснить взводы. Вдруг конь
под Морозовым упал, сраженный вражеской пулей. Те-
перь Морозову предстояло сражаться пешим.
По поведению Морозова белоказаки поняли, что име-
ют дело с одним из буденовских командиров, и решили
взять его в плен. Но Морозов, отстреливаясь, ранил не-
скольких окружавших его белогвардейцев.
В этот момент командир взвода Марченко стал от-
влекать белых.
Этим мгновенно воспользовался Морозов. Он вско-
чил на коня одного из своих бойцов — Сакардина. Они
быстро умчались в сторону.
Но белогвардейский офицер пересек им дорогу. Ко-
ни остановились. На Морозова и Сакардина было на-
правлено дуло нагана.
— Слезайте с коня, а то застрелю обоих! — со зло-
стью сказал офицер.
Делать было нечего. Морозов соскочил с коня и при-
жался грудью к земле. Офицер подъехал к Морозову.
Морозов рванулся, вскочил на ноги и вспугнул офицер-
ского коня. Офицер не удержался в седле и упал на
землю.
Морозов и Сакардин не дали офицеру опомниться.
Прозвучал выстрел, и офицер был убит.
Морозов тут же сел на офицерского коня, а Сакар-
дин на своего.
Через несколько минут они снова были в гуще боя.
Части буденовцев подошли к Воронежу. Городовиков
предложил добровольцам разведать мост в северной час-
сти города и уничтожить его охрану. Предполагалось
штурмовать город именно с этой стороны.
4 Отряды в степи
81
Первым вызвался выполнить опасное задание Моро-
зов. Около десяти часов вечера эскадрон Морозова не-
заметно подошел к реке Вороне и притаился.
Оказалось, что у берега имеются рыбацкие лодки.
Разыскали рыбаков. Среди них был старик. Узнав, что
перед ним красные бойцы, старик охотно вызвался быть
проводником.
Морозов с четырьмя бойцами и рыбаком на одной
лодке, а его заместитель Зубко с пятью бойцами на дру-
гой незаметно переправились через реку.
Старик рыбак указал на землянку, в которой нахо-
дились белогвардейцы, охранявшие мост.
Незаметно подошли к землянке.
По сигналу Морозова рыбак постучал в дверь. Разда-
лись голоса, зажглась керосиновая лампочка, кто-то от-
крыл дверь, и рыбак вошел в землянку.
Прильнув к единственному окну землянки, Морозов
разглядел при тусклом свете керосиновой лампочки не-
сколько белогвардейцев.
Один из них был урядник в шапке со свешивающим-
ся волчьим хвостом, что обозначало принадлежность к
так называемому «волчьему дивизиону» генерала Шку-
ро. Дивизион был одной из самых надежных частей в
белой армии.
Морозов приказал Сакардину:
— Будешь стоять у окна. Если кто задумает удирать
через окно, стреляй сразу же. Никто не должен убежать.
— Так и будет, никто не убежит,— уверенно ответил
Сакардин.
Морозов и Зубко распахнули дверь и ворвались в
землянку.
Крикнули:
— Ни с места! Кто шевельнется — будет убит!
Беляки подняли руки. В землянку вошел Сакардин.
Пленным связали руки и по два человека доставили на
лодках в штаб полка.
82
Так была ликвидирована охрана моста. Мост стал
свободным для передвижения красных сил.
...С того самого дня, как Меланья Никитична и Ми-
хаил Иванович, взвалив на телегу свой скарб, ушли вме-
сте с партизанским отрядом из Платовской, старик тя-
жело заболел. Помутнели глаза, осунулись плечи, совсем
поседела борода, еще глубже впились морщины в поста-
ревшее сразу лицо. Рогатину свою он пытался было
взвалить на телегу, Меланья Никитична отобрала и ки-
нула в угол двора:
— Куда уж тебе, Михайло!
— Даже ты видишь, что больше я не боец,— с гру-
стью сказал Михаил Иванович.
— Хватит тебе, всю жизнь воевал,— ласково взгляну-
ла на него Меланья Никитична.— Неужто не навоевался?
Уже много дней и ночей шли платовские станичники
на восток, к Волге, в безопасные от белоказаков места,
лошадь за лошадью,^ телега за телегой, по ухабам, го-
лоледице, бездорожью. Их то засыпала метель, то обду-
вал степной ветер, то поливал зимний холодный колю-
чий дождь, то опять сыпал снег словно хлопья ваты, а
они все шли, шли и шли, замерзшие, полуголодные, охра-
няемые краснопартизанами, тоже замерзшими и полу-
голодными.
Михаил Иванович, до того бывший в забытьи, вдруг
открыл глаза и будто прислушался.
— Что тебе? Попить? — спросила Меланья Ники-
тична.
Он покачал головой. Какое-то подобие улыбки по-
явилось на его почерневших губах. В горле заклокотало.
Она скорее поняла, чем услышала:
— Наши.
Он вздохнул, вздрогнул и вытянулся.
Меланья Никитична перекрестилась и закрыла мужу
глаза. Она не проронила слезы. Слез больше не было.
Слезы были все выплаканы.
83
...Утром загремело в сенях. Кто-то спросил хозяев:
— У вас, что ли, Буденные квартируют? По всей де-
ревне ищу.
Дверь распахнулась. На пороге стоял низкорослый
человек в черной шапке и в мохнатой бурке горбом.
В руке у него была плетка.
Он увидел Михаила Ивановича, лежавшего со сло-
женными на груди руками, с тяжелыми медными пята-
ками на веках, сдернул свою баранью шапку, вздохнул:
— Отмучился Михайло Иванович. А я тебе привет
вез от сына, Меланья Никитична. Семен жив и здоров.
Меланья Никитична подняла голову, хотя и узнала
человека по голосу.
Это был Ока Городовиков.
Городовиков не соврал. Семен был здоров и не ранен.
— Все видят противника? — привставая на стреме-
нах и сдерживая коня, спросил так, чтобы было всем
слышно.
— Ви-дим!—загремели бойцы.
— Тогда разговор короткий. Шашки — к бою. За
мной, в атаку, марш, марш!
Его конь, бурый с проточиной, казалось, первым
понял команду. Он тряхнул ушами, рванулся вперед, пе-
ремахнул через куст, попавшийся ему на дороге, и ри-
нулся туда, где зеленели игрушечные фигурки неприя-
тельских солдат. Конь несся, как птица, и слева, не от-
ставая от Семена Михайловича, влитый в седло, скакал
на своем коне Пивнев — кто теперь отличил бы его от
заправского конника? — и повсюду стоял крик «ура»,
все нараставший, пугающий, страшный, и повсюду мча-
лись голодные, казалось, дикие своей ненавистью кони,
несущие полуголодных, полуоборванных, усталых, но
единой волей ведомых конников, размахивающих шаш-
ками,— что может быть стремительнее конной атаки!
84
Зло оскалены лошадиные морды, брызжет светлая
пена с глянцевых губ, стучат копыта вороных, гнедых,
серых; несутся всадники в едином порыве... Вот один,
подрезанный пулей, свалился с коня и был тут же за-
топтан; вот подогнулись ноги у другого коня, и он тя-
жело опустился на них, тоскуя, что не может продол-
жить бешеную скачку свою, что кончена его жизнь; вот
еще один всадник перелетел коню через голову, но ла-
ва, иначе не назовешь — лава, все катится вперед, хотя
уже строчат пулеметы, стрекочут и визжат пули — в ог-
ненный шквал погружается конница.
И выходит лава прямо на пулеметчиков. Их рубят,
их топчут, их мнут, их сминают, их расстреливают
в упор...
И вот — тишина. Страшная тишина. Все кончено. Пу-
леметы растоптаны, прислуга их перебита, люди поруб-
лены, кроме в ужасе сдавшихся в плен, дрожащих и уми-
рающих от пережитого страха.
— Теперь — ни шагу отсюда!—командует Семен
Михайлович.— Люди пусть отдыхают.
И люди вокруг него спят. Бодрствуют только охране-
ния и дозоры.
Отличные люди! У командиров взводов во время ата-
ци убило коней — им мигом отдали своих коней. Слав-
ные люди! Сами пошли в бой пешком... Гриша Пивнев
каким молодцом стал — трусоватости нет и в помине!
Буденный определил его в эскадрон Баранникова, по-
ручив следить за молодыми бойцами. Время от времени
спрашивал Баранникова о Пивневе. Осторожный в суж-
дениях о людях и скупой на похвалы, Николай Кирсано-
вич Баранников вначале говорил неопределенно — при-
сматриваюсь, мол. А потом как-то сказал: «Этот парень,
видно, совсем лишен чувства страха. Думаю, что выйдет
из него неплохой командир».
Спустя некоторое время в одном из боев с белогвар-
дейцами Буденный подъехал к цепи бойцов спешенного
85
эскадрона. Пули свистят, цокают по земле, но командир
взвода как будто не обращает на это внимания. Он спо-
койно ходит и дает своим бойцам какие-то указания.
— Пивнев, ты уже командуешь взводом? — спраши-
вает Буденный.
— Да, командую!
— И пулям не кланяешься?
— Нет, они облетают меня,— весело ответил Пивнев.
Он вытащил из кармана кисет. Буденный заметил,
что у него по руке течет кровь.
— Пивнев, ты ранен! Беги же скорее к санитарной
линейке!
Гриша спокойно посмотрел на свою руку:
— Да, наверное, ранен.
86
И теперь — в бою — врывается в самую гущу врагов,
на выбор бьет офицеров. Не раз пробирался он в стан
врага, захватывал ценные документы, громил штабы и
обозы, освобождал из тюрем наших активистов, приво-
зил с собой пленных. «Пули меня облетают»,— говорил
он. Однажды под ним убило коня — тотчас подскакал к
нему Федя Морозов, выручил, подхватил на седло да и
был таков! Гришу предупреждать приходилось: «Не за-
рывайся, поосторожнее, Гриша!» И Федю: «Ты взводом
командуешь, нечего тебе гоняться за казачьими офице-
рами. Береги себя...» И малолетки, им едва по семна-
дцать стукнуло,— Алексей Алексеенко, Федя Кузьменко,
Никифор Мацукин, Семен Дорошенко — и те дерутся не
хуже взрослых...
87
В тяжелых боях эскадрону Баранникова, преследуе-
мому противником, удалось оторваться от погони. Войдя
в хутор, бойцы по команде спешились, закурили. Утом-
ленные кони тяжело дышали.
Баранников запретил бойцам расходиться. Он ока-
зался прав: выдвинутое охранение сообщило, что бело-
казаки подходят к хутору.
Баранников вывел свой эскадрон, но оставил-в заса-
де на хуторе все пулеметы.
Белоказаки ворвались на хутор. Баранников открыл
огонь из всех пулеметов. Ошарашенные белоказаки ки-
нулись бежать, но в степи их встретили бойцы. Врагов
рубили, в них стреляли из винтовок.
Отряд белоказаков был полностью разгромлен.
Молодец Николай Кирсанович!
...Спят люди. Прекрасные люди. Вчера они пели:
Меня Россия в бой послала
За вольный труд, за бедняков,
Чтоб их избавить от оков,
Чтоб свергнуть иго капитала...
Эти люди — все разные — сильны единым дыханием.
Пройдет немного времени, и целый эскадрон будет
требовать: «Записывайте нас всех в коммунисты».
И на замечание, в партию поэскадронно не прини-
мают, эскадронный ответит, что он это знает, но эскадрон
на собрании постановил: всем идти в бой за Лениным
коммунистами...
Где-то неподалеку, в санчасти, Надя, Семенова жена.
Ездит она на тачанке. Ухаживает за ранеными, шьет им
халаты. Недавно разбило снарядом машину швейную —
горевала. Семен утешал: «Машинку достанем, ладно, что
сама осталась жива»...
А где-то Денис? Емельян? Ленька — тот у Никифоро-
ва. Зря его не взял к себе в конницу. Тут как-то струси-
88
ли трое. Вместо того чтобы в атаку идти, с подпругами
замешкались. Прикрикнул на них. После боя на собра-
нии пригрозил: «Откомандирую в пехоту». Как они огор-
чились! Чуть не на коленях просили их не откомандиро-
вывать. Леньке тоже хотелось быть конником, а воюет
в пехоте... Зря его не взял... (Впоследствии Леонид пере-
шел-таки в конницу.)
Ветер теплый, пахнет настоящей весной. Что прине-
сет весна, а за ней — знойное лето? Надо объединять-
ся, объединяться! Порознь не одолеем врага. Надо про-
двигаться к Царицыну: в Царицыне есть оружие, сна-
ряды, патроны. Встретиться с частями Красной Армин.
Организовать новые конные эскадроны, полки, быть мо-
жет, дивизии... Будет грозная сила!
Рассветает. Потягиваются и просыпаются люди. Что
принесет новый день?
Так, как и тогда’, когда Михаил Иванович с Меланьей
Никитичной шли в обозе сальских беженцев к Волге,
стремясь подальше уйти от белогвардейцев, тысячи ста-
риков, старух, женщин, больных, ребятишек стремились
в обетованную землю — Царицын.
На этот раз беженцев был не один обоз и не два: их
были многие и многие тысячи. Они шли не одни — шли
под прикрытием пеших и конных бойцов, тоже шедших
к Царицыну.
Отряды красных партизан сошлись на станции Ку-
берле, где объединились. В Зимовниках была сформиро-
вана Первая Донская советская стрелковая дивизия. На-
чальником ее был назначен Шевкоплясов. В ее составе
был создан первый социалистический кавалерийский
полк, командиром которого был назначен Думенко.
Помощником командира полка стал Буденный. Под на-
89
тиском белогвардейцев дивизия отходила к Царицыну —
в лице царицынского пролетариата красные партизаны
видели своего боевого союзника в борьбе с белой гвар-
дией. В Царицыне была Красная Армия, были снаряды,
хлеб, продовольствие. И хотя генерал Краснов наступал
на опору Советской власти на Дону — краснопартизан-
ские отряды, он стремился овладеть и Царицыном. Стало
быть, беженцам и там грозила беда.
Но они шли и шли, шли упорно. К ним присоединя-
лись все новые, теперь их насчитывалось до восьмидеся-
ти тысяч, и они связывали бойцов, лишали их возможно-
сти драться.
Только конники совершали смелые вылазки и набе-
ги на наседавшие белогвардейские части.
Михаил Иванович и Меланья Никитична пробира-
лись к Волге зимой. Теперь люди шли жарким летом, по
высохшим степям, по потрескавшейся от зноя земле.
Шли медленно, гнали отощавший скот, еле передвигав-
ший негнущиеся ноги, везли на скрипучих подводах свой
скарб. Все страдали от жажды. Но нигде не было чистой
воды. Люди, кони, коровы, собаки пили из одной и той
же попавшейся на пути лужи грязную воду. Припадали
к горько-соленой воде прудов, затянутых тиной. Люди
болели холерой, падали, умирали от солнечного удара,
оставались лежать на дороге. «Скорей бы Царицын!» —
говорили еще уцелевшие, не зная, что ждет их в Цари-
цыне. Но до Царицына было еще ох как далеко! В душ-
ные ночи привалы казались кошмарами; люди стонали,
бредили.
И никто не знал, кроме Буденного и других команди-
ров, что и беженцы, и дивизия, сомкнувшаяся вокруг них
кольцом, охраняя их, в свою очередь окружены белыми.
В Царицын надо было прорываться!
В середине августа те, что уцелели еще из десятков
тысяч людей, измученных, изможденных людей, подо-
шли к реке Сал.
90
За рекой на далеких курганах вспыхивали пушистые
облачка выстрелов.
Буденный подскакал к реке, резко осадил коня, чер-
тыхнулся.
Мост через Сал был взорван белыми!
Мост восстанавливали ночами. Работали не только
бойцы. Все, кто не ослабел совершенно, таскали землю,
вбивали сваи. От станичников не отставали женщины,
ребятишки. Днем дымовая завеса окутывала реку. А с
той стороны реки в табор беженцев сыпались снаряды,
убивая детишек и женщин.
Среди командиров возникали разговоры о том, что
надо оставить беженцев, бросить весь этот табор цыган-
ский, идти сражаться одним.
Буденный услышал такие слова, лицо у него окаме-
нело. Яростью блеснули глаза:
— Бросьте панику разводить! Разве можЦо родных,
близких бросить, отдать на расправу казакам? Или все
перейдем через Сал, или все вместе погибнем!
Так и было покончено с разговорами.
Мост восстановили с великим трудом.
Первыми по нему перебрались беженцы.
...Теперь до Царицына было не .так уж далеко.
Кавалерия снова вступила в бой.
Федор Морозов обошел противника и вынудил его
повернуть.
Во главе своего эскадрона Морозов бросился в атаку
на белогвардейцев, смял их.
Пока противник перестраивал свои ряды, подоспели
основные силы отряда.
Открыв сильный артиллерийский огонь не только из
пушек, но и с бронепоезда, белогвардейцы вновь насту-
пали.
Атаки отбили.
91
Городовиков преследовал конницу противника. Плас-
тунский батальон белых пропустил свою отступающую
конницу и открыл огонь. Городовикову пришлось отсту-
пить. Буденный со своим ординарцем поскакал к хутору
Жутоз. Там была назначена встреча. Была темная ночь.
Въехали в крайний двор, чтобы узнать, где Городовиков.
Ординарец закрыл за собой ворота. И вдруг Буденный
увидел, что во дворе — белые казаки. Их можно было
отличить от красных бойцов даже в темноте: казачьи ло-
шади были с длинными хвостами, а красные конники
своим лошадям хвосты подрезали.
Так Буденный оказался в ловушке. Выскочить со дво-
ра, не вызывая подозрения, было уже невозможно.
Как же вышел из трудного положения Буденный?
При встрече он рассказывал об этом Городовикову:
«Я спросил казаков:
— Скажите, станичники, вы не из семьдесят второго
полка?
— Нет,— отвечали казаки.
— Вот беда, путаемся, путаемся, так и к красным
угодить можно.
— Постой, постой! А почему, станичники, у ваших ло-
шадей хвосты подрезанные? — насторожились казаки.
— Э, братуха, тут такая каша заварилась, что и сам
стриженый будешь. Убили наших коней в бою. А куда
казак без лошади! Хорошо еще, что захватили у крас-
ных...
— Да, бывает,— согласились казаки.— Ваш полк от-
ступил правее, там его и ищите.
— Так мы, станичники, с вами переночуем, а утром
поедем искать свой полк. Ночью и в беду не трудно по-
пасть.
— Оставайтесь, места хватит. Ставьте лошадей да
идемте в хату. Хозяйка у нас хорошая — молоко есть и
сало.
— Спасибо,— ответил я,— это будет не лишнее. Вот
92
мой приятель что-то заболел, бедняга,— пусть полежит,
а я лошадей пока уберу.
— Да это у него с перепугу,— засмеялись казаки.—
Добре, видно, красные прижали, коли свой полк поте-
ряли.
Казалось, все хорошо. Одного лишь я опасался: а
вдруг среди них есть казаки из Великокняжеской? Там
меня все в лицо знают.
А казаки оживленно обсуждали результаты боя. Тут
я узнал, что ты, Ока, отступил.
Один из казаков начал здорово врать, как он чуть
было меня не захватил в плен:
— Как только стали преследовать красных, я сто*
ронкой, сторонкой да вперед выбился... Конь, вы знаете,
станичники, у меня дюже добрый, резвости не зани-
мать... Прижимаю это и вижу: Буденный!
— Врешь,— обрезал его другой казак.— Откуда Бу-
денного знаешь?
— Э, братуха, да как же не знать! Усы черные, враз-
лет, сам вроде не так уж велик, но плотный. Да хотя бы
я и не знал его раньше, но как увидел коня — буланый,
с черным ремнем на спине, на лбу звездочка, хвост чер-
ный, а грива что вороново крыло,— так и подумал: он!
— У кого хвост и грива черные? У Буденного нешто?
— Да что ты! Я же сказал тебе: у коня. Не переби-
вай, братуха... Так вот, станичники, увидел я Буденного
и думаю: пан или пропал! Сгину или пымаю его, чертя-
ку! Жму что есть духу! Он вроде бы подпустил меня к
себе. А потом как прижмет, прижмет, да куда там — как
не бывало... Смотрю, он опять передо мной и к тому же
смеется, леший! Ну, думаю: я тоже не кислым молоком
мазанный. Ударил снова за ним. Не скачу — лечу. Зло
берет: догнать не могу. Вот это конь — сколько живу, но
таких не видал! Гнался я, гнался, оглядываюсь, а наших
нет и в помине. Плюнул, выругался, вернулся.
— Так и не поймал?
93
— Не пымал. До сих пор не пойму: или Буденный
колдун, или конь его сатана!
Казак складно врал, но масть моего коня знал... Тру-
дненько было бы нам, если бы мы заехали на хутор за-
светло.
Казаки пошли в хату ужинать. Нам надо было ухо-
дить подобру-поздорову. Но только мы собрались вы-
ехать за ворота, во двор ввалилось человек двадцать ка-
заков со старшим урядником. Недолго думая я подошел
к уряднику, сказал ему, что мы из 72-го полка, и попро-
сил разрешения вернуться в свою часть.
— Чего здесь путаетесь? — буркнул он и, не став
ждать ответа, сообщил пропуск...»
Вот что рассказал Буденный при встрече Городови-
кову. А благополучно вернувшись с хутора, он поднял
полк Маслака и приказал ему подойти к хутору, окру-
жить, разгромить противника. Для захвата полевых ка-
раулов белых была выделена специальная группа раз-
ведчиков. Пропуск был использован разведчиками. Бла-
годаря ему они без выстрела сняли полевые караулы
белогвардейцев.
В четыре часа утра полк Маслака обрушился на спя-
щего противника. Оказать серьезное сопротивление он,
конечно, не мог. Немногие вырвались и убежали в степь.
Пленных построили. Буденный подъехал и поздоро-
вался:
— Здравствуйте, станичники!
Пленные в один голос гаркнули:
— Здравия желаем, ваше превосходительство!
— Вот беляки — вспомнили превосходительство! —
смеялись бойцы.
— Кто, станичники, ночевал сегодня со мной — вы-
ходи! — скомандовал Буденный.
Никто не вышел..,
94
— А кто же из вас рассказывал, как он Буденного
чуть не поймал?
Вышел из строя чубатый казак.
— То я так... брехал.
— Здорово, казак, врешь! А откуда же ты мою ло-
шадь знаешь? — спросил Буденный.
— Да мне один станичник обрисовал.
Пленные не могли поверить, что Буденный был с ни-
ми на хуторе.
Один на вид бравый казак спросил:
— А правда, что вас пуля и сабля не берет и что вы
наперед знаете, о чем думает наш командир полка, и все
делаете наоборот?
Буденный посмеялся и стал рассказывать, за что мы
воюем и почему победа будет за нами:
— Вас обманули лживой агитацией и заставили вое-
вать против своих братьев по труду. А чтобы вы не сда-
вались в плен, вам говорят, что красные расстреливают
всех пленных. Это ложь! Мы гарантируем вам жизнь, и
вы можете сейчас же написать об этом своим родным и
соседям.
Пленные офицеры — двадцать семь человек — были
выстроены отдельно, и Буденный сообщил им, что офи-
церов не расстреливают, если они честно отказываются
от продолжения борьбы с Советской властью.
Городовиков принес Буденному тяжелую весть о
смерти отца, Михаила Ивановича. А одностаничник, боец
Федор Прасолов,— о гибели брата Дениса. Денис был
храбрым и смелым бойцом. Однажды темным вечером
он прискакал с донесением к Семену. Привязал взмы-
ленную лошадь к тачанке, ворвался в штаб, донес об
удачно законченном бое. Глаза у Дениса сверкали за-
дором.
Денис заторопился, сунул пакет с донесением и
95
ускакал. Вскоре он стал взводным, заслужил боевой ор-
ден Красного Знамени.
Недавно то было.
И вот Семен встретил на станции Федора Прасолова
(он служил в эскадроне Дениса)].
— Ты что здесь делаешь?
— За патронами приезжал.
Федор снял с брички грязный рваный мешок, напо-
ловину чем-то набитый и туго перевязанный веревкой.
— Это кожух и валенки Дениса, возьми их, Семен
Михайлович, а то, не ровен час, стянут.
— Зачем они мне? Денису отдай, раз его добро.
Прасолов посмотрел на Буденного широко открыты-
ми, испуганными глазами и опустил голову.
Почувствовав что-то неладное, Буденный с тревогой
спросил:
— А где же Денис? Почему мне на глаза не показы-
вается?
Федор, заикаясь, сказал:
— Я думал, вы знаете... Пропал Денис — угробили
его беляки.
— Денис погиб?! Да что ты, Федор, мелешь! Где?
Когда?
— Да я-то там не был. Кожух с весны у меня. «Па,
говорит, Федя, вози вместе с патронами. Кожух-то у ме-
ня не простой, батя носил»,— тихо, сквозь слезы говорил
Прасолов.— Слыхал, наших выручать ездил с эскадро-
ном да напоролся на кадетов. Побили многих, а Дениса
в живот ударило. Пока трясли его на бричке, он кровью
изошел...
— Где же его похоронили?
— До похорон ли было, Семен Михайлович, когда
беляки на хвосте сидели...
Худой, оборванный Федор, сняв с головы порыжев-
шую кубанку, все так же потупившись, стоял у вещей
Дениса.
96
А от Дениса всего и осталось — старый, в несколь-
ких местах протертый отцовский полушубок да изношен-
ные, с заплатами валенки.
А тут и Буденного ранило картечью в правую руку и
в ногу. В горячке боя он быстро забыл о ране. Но вече-
ром на ночлеге она дала себя знать. С большим трудом
снял Семен Михайлович сапог.
Под рукой не было ни бинта, ни йода, нога кровото-
чила. Рука же распухла. Тут вошел один из бойцов. Он
встревожился.
— Молчи,— сказал Буденный,— никто не должен
знать о том, что я ранен.
Боец понимающе кивнул головой. Сделал Буденному
перевязку.
— Теперь, Семен Михайлович, поспите.
Но Буденный не .мог заснуть. Ляжет на левый бок —
нога ноет. На правый бок лечь мешает раненая рука.
На спине тоже не улежать было.
Он сел за стол, на стол положил подушку, на подуш-
ку— больную руку и так промаялся.
Утром он вышел к бойцам.
Люди росли. После назначения Григория Маслака
командиром эскадрона казак-перебежчик Яков Стрепу-
хов стал командовать взводом, затем Маслак стал
командовать полком, Стрепухов принял эскадрон.
Прославился отважный боец Гриша Пивнев.
Не проходило ни одного боя, ни одной стычки, в ко-
торой Гриша участвовал, не зарубив белогвардейского
офицера.
Пивнев стал их истребителем.
Во время боя он незаметно, сбоку приближался к на-
меченной цели, одиночный, бродящий по полю боя всад-
97
ник, одетый на казачий манер. Когда белогвардеец спо-
хватывался, было поздно.
Однажды белые стремительно удирали. Офицер за-
ставлял своих солдат отстреливаться.
Его и наметил Пивнев. Выстрелил в офицера, рука
офицера повисла как плеть. Офицер пустил коня вскачь,
пытаясь уйти от преследователя. Но вторым выстрелом
Пивнев убил коня.
Офицер сдался. Его напоили и накормили. Буденный
его допросил. Офицер рассказал о расположении, чис-
ленности и вооружении белогвардейских частей и рас-
крыл оперативный план белых. Проверили — правильно.
Бой принес победу.
В другом бою Пивнев нагнал полковника. Но наган
его дал осечку. Полковник ранил Пивнева в ногу. Пив-
нев зарубил врага.
Буденный назвал Гришу: «Наш сверхгерой».
Донская дивизия выполнила свой долг: вывела из
белого окружения беженцев, спасла матерей, отцов,
братьев, сестер, ребятишек...
А конники... сначала сводный полк; потом кав-
бригада...
И вот наконец — сводная кавалерийская дивизия...
И бедняк калмык Ока Городовиков уже командует кав-
бригадой, Маслаков — у него в помощниках. Казак-пе-
ребежчик Яков Петрович Стрепухов за заслуги выдви-
нут в командиры полка. На человеке живого места нет,
весь изранен своими же прежними соратниками, с кото-
рыми бьется не на жизнь, а на смерть. Не ошибся в нем
Семен Михайлович?
Этой жестокой зимой кавдивизия громила генерала
Краснова.
Офицеры-белогвардейцы, действовавшие в качестве
рядовых солдат, с винтовками наперевес, с отчаянием
98
обреченных на смерть бросались на наших кавалери-
стов, кололи штыками их лошадей, белые казаки оша-
лело бросались в конном строю на бронеавтомобили и
пулеметные тачанки и тут же валились, как скошенная
трава.
Началось бегство. Казаки на ходу скидывали с себя
все лишнее. Они бросали даже пики и винтовки; некото-
рые на полном карьере сбрасывали и седла, скакали,
уцепившись за гривы своих коней. Пытаясь скрыться,
соскакивали с лошадей, но немногим удавалось спастись
от клинков красных кавалеристов и ударов копыт их ко-
пей. Преследуя бегущего противника, ч®сти дивизии за-
хватили обозы белогвардейцев. Остатки разгромленного
противника бежали.
Конница, сведенная в кавалерийскую дивизию, стала
грозным противником для казачьей кавалерии.
Противник начал отступать. Буденный въехал в ху-
тор Кузнецовку, когда наши передовые подразделения
еще вылавливали не успевших убежать белогвардейцев.
Еще слышались одиночные выстрелы. Буденный соби-
рался было соскочить с коня, чтобы попить воды, когда
вдруг мимо него промчался на прекрасном коне донской
породы в длинной романовской шубе босой всадник.
«Я дал шпоры своей лошади,— вспоминает Семен
Михайлович,— и в несколько секунд нагнал удиравше-
го. Он припал к шее коня и, дико озираясь на меня, что-
то шептал. Я пытался схватить его за воротник шубы, но
все как-то не получалось. Тогда я вытащил из кобуры
револьвер и выстрелил. Всадник, вскинув руки вверх,
свалился с седла. Убитым оказался полковник Калинин.
Под шубой у него ничего не было, кроме белья. Я пере-
дал коня полковника своему ординарцу, приказав оста-
вить его при штабе дивизии под мое седло.
На ночь мы расположились в Кузнецовке. Поздно ве-
чером хоронили двух бойцов, убитых в бою. Я приказал
на похоронах исполнить «Интернационал», понадеяв-
99
шись на трубачей, захваченных нами в Великокняже-
ской. Но оказалось, что «Интернационал» они исполнять
не умеют.
— Ну, тогда давайте что знаете! Только чтобы было
торжественно,— сказал я.
И они грянули похоронный марш.
Мы продолжали наступление. Я ехал верхом на коне
убитого в Кузнецовке полковника Калинина. Трофейный
конь приводил в восторг моего молоденького ординарца,
считавшего себя большим знатоком лошадей. Он разби-
рал коня по всем статьям и огорчался лишь тем, что
клички у него нет.
— Что лошадь без клички? Это все равно что чело-
век без имени! — вздыхал он.
Наши подразделения завязали огневой бой с отсту-
павшими белогвардейцами. Огонь их сдерживал наступ-
ление дивизии. Я спешился, отдал повод коня ординар-
цу и поднялся на высотку, чтобы наблюдать в бинокль
за ходом боя. Вдруг между мной и ординарцем, держав-
шим в поводу мою лошадь, разорвался снаряд. Когда
100
поднятая разрывом земля осела, я увидел, что коня мо-
его нет, а ординарец смущенно разводит руками. Ока-
зывается, в испуге конь прыгнул в сторону и, вырвав по-
вод из рук бойца, убежал туда, где был взят. Я обругал
коня дезертиром. Его наши бойцы поймали, и с клич-
кой Дезертир он ходил под моим седлом второй ло-
шадью на всех фронтах...»
Белогвардейцы цеплялись за каждую высотку, за
каждую хату. Атаки полков следовали одна за другой.
Белые начали отходить, бросая обозы и даже артилле-
рию. Они спешили к переправам через Маныч, но в свя-
зи с половодьем мосты были сняты. Противник старался
оторваться от конников. Белых подгонял панический
страх, а красных — боевой дух преследования врага.
Бросая все, что им мешало, белые мчались к броду. Ло-
шади то и дело теряли под копытами дно реки. О пере-
праве артиллерии и обозов противник и думать не мог.
Погоня за ними продолжалась до позднего вечера. Она
велась на протяжении ста двадцати километров. Многие
белоказаки бросали лошадей и поднимали руки, сдава-
лись в плен потому, что их загнанные лошади падали.
’ Чтобы сохранить силы, Буденный приказал прекра-
тить погоню.
...Отдыхая, конники набирались сил, готовясь к но-
вым боям. Противник тоже скапливал силы. Из пере-
хваченного донесения Буденный узнал, что одной из бе-
логвардейских частей командует не кто иной, как барон
Улагай,тот самый, что в царской армии командовал взво-
дом, был непосредственным начальником Семена Михай-
ловича и перед каждой атакой заболевал «медвежьей
болезнью». Теперь он стал генералом и, конечно, уж сам
не участвовал ни в боях, ни в атаках, ни в рубках.
101
Конники Буденного вступили в бой с крупными сила-
ми противника. Белые двинули против Буденного огром-
ную массу кавалерии. Буденный видел с высотки вы-
строившиеся белоказачьи полки.
Он отдал приказ об атаке. И как раз в то время, ко-
гда генерал Покровский торжественно здоровался со
своими белоказаками, напутствуя их в бой, конница Бу-
денного врезалась в белогвардейские полки. Но здесь
впервые, пожалуй, казаки не дрогнули: взяли шашки к
бою, перешли в контратаку. Бойцы Буденного спешива-
лись, лежа, с колена и стоя открывали по белоказакам
залповый огонь.
Залегшие эскадроны забрасывали белоказаков руч-
ными гранатами. Артиллерия засыпала их картечью.
Боевые порядки белых смешались. Белые артиллеристы
растерялись, с перепугу дали залп по своим. Все смеша-
лось. И все же белые рвались вперед.
Это был страшный бой. Ранены были Городовиков,
Стрепухов, лучшие командиры. Буденный сам водил в
контратаки полки.
Прекратился бой только ночью...
«Сражение под Камышевахой,— вспоминает Семен
Михайлович,— осталось у меня в памяти как одно из
самых тяжелых. Не только противник, но и мы понесли
большие потери».
На рассвете начальник сторожевой заставы донес, что
приближается большая колонна конницы; белогвардей-
цы едут в колонне по три, на ходу дремлют.
Буденный приказал приготовиться. Вражеская колон-
на уже перешла ручей, протекавший на окраине хутора.
Подпустив белогвардейцев, конница перешла в атаку.
Противник заметался и бросился бежать.
Буденовцы захватили белогвардейскую артиллерию.
Растерявшимся артиллеристам было приказано повер-
нуть пушки в сторону своих удиравших во весь опор ка-
заков и открыть огонь.
102
Когда красная конница подошла к расположению
главных сил противника, белогвардейцы спали, бродили
полуодетые, грелись на солнце; кони паслись.
Застигнутые врасплох белогвардейцы, кто пешком,
кто верхом, многие без шапок и сапог, а некоторые в од-
них нижних рубашках, пытались уйти из-под удара крас-
ных кавалеристов...
Жестокие бои сильно измотали бойцов и лошадей.
Люди несколько суток не спали. Лошади едва передви-
гали ноги. Решено было расположиться на отдых —
привести части в порядок, отправить в тыл пленных,
трофеи.
В Камышевахе отдыхали три дня. За это время были
похоронены с воинскими почестями бойцы и командиры,
погибшие в боях, эвакуированы в тыл раненые люди и
лошади, пленные и трофеи.
...Ночью спали все, кроме охранения. Не спал и Семен
Михайлович, мучительно думал: «Как поступит на рас-
свете генерал Покровский?» Буденный мысленно ставил
себя на место противника: «Как бы я поступил на месте
генерала Покровского? Не бессмысленно ли оборонять-
ся в Камышевахе? Крупные массы белой конницы окру-
жат нас и подавят...»
Решение пришло.
Буденный приказал разбудить своих командиров.
В два часа ночи конники были подняты и выступили
из Камышевахи, оставив в качестве заслона один эскад-
рон.
На марше Буденный строжайше запретил разговари-
вать, курить, шуметь, зажигать спички. В глубокой ти-
шине (только слышно было, как чавкает весенняя грязь
под копытами увязавших коней) конники продвигались
вперед.
103
И снова — бои. Конница погнала врага. Ее преиму-
щество над врагом было в высокой сознательности бой-
цов и командиров, в их неудержимом наступательном
порыве. Воодушевленные первыми победами, они почув-
ствовали свою силу и, как львы, рвались в бой.
Впереди была победа.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
_Мы рассказали вам о первых боях одного из отрядов
будущей Первой Конной, знамена которой овеяны неза-
бываемой славой.
Прошло много лет с тех пор, но не забыты герои-кон-
армейцы. О них сложены песни, написано много книг
и воспоминаний, в том числе воспоминания Семена Ми-
хайловича Буденного и Оки Ивановича Городовикова.
Вы прочитали в этой книге о немногих героях одного
из отрядов. Вы спросите: что сейчас с ними? Расскажем
же коротко.
Стрепухов прокомандовал полком более трех лет, и
не было такой боевой задачи, которой не выполнил бы
его славный полк. Девятнадцать раз Стрепухов был ра-
нен в боях, но всегда возвращался в строй. Он не знал ни
устали, ни страха, продолжал командовать полком.
Три ордена Боевого Красного Знамени за подвиги в
период гражданской войны украсили грудь боевого
командира.
А когда грянула Великая Отечественная война про-
тив немецко-фашистских захватчиков, то командир кава-
лерийской дивизии генерал Яков Петрович Стрепухов с
честью вел свое соединение от одной победы к другой.
Когда Первая Конная армия под командованием Бу-
денного была переброшена на подступы к Крыму, то
Федор Максимович Морозов ввел в бой на Чонгарском
105
участке фронта свою дивизию. В 1919 году он был на-
гражден орденом Красного Знамени. Это был отважный
человек.
В бою и нашла его почетная и славная смерть за Ро-
дину, которой он был предан до последнего своего вздо-
ха, за народ, за партию, им верен он был до конца.
Судьба Николая Кирсановича Баранникова.
Белогвардейцы устроили засаду в займищах около
Дона. Подпустив красную кавалерию поближе, они от-
крыли сильный пулеметный огонь.
Баранников повел смешавшихся было буденовцев в
атаку.
Отважный командир вырвался вперед. Он был тяже-
ло ранен. К нему подскочил его друг Гриша Пивнев, по-
ложил Баранникова на свою лошадь и пустил ее гало-
пом.
Воодушевленные мужеством своего командира, крас-
ные конники опрокинули и разгромили беляков.
Не приходя в сознание, Баранников умер.
28 апреля 1919 года на хуторе Каменка прозвучал
последний салют командиру-самородку, которому было
всего только 29 лет.
Семен Михайлович сказал:
— Дорогой мой земляк, шальная пуля проклятого
врага сразила богатыря. Прощай, Коля, мы не забудем
тебя.
Как малый ребенок, заплакал Гриша Пивнев, при-
пав к груди убитого командира. Буденный взял Гри-
шу за плечи, бережно отвел в сторону. В небо ударил
залп.
А через несколько недель погиб Гриша. В бою он был
ранен в живот. В те годы ранение в живот означало
смерть.
Бойцы вывезли Пивнева. Но ничто не могло спасти
героя. Он приподнялся и глухим, но еще ясным голосом
сказал:
106
— Умираю. Но не жалею своей жизни. Защищайте
нашу родную Советскую власть.
С этими словами он умер.
Как ни дорога была каждая минута ожесточенного
боя, но проститься с ним вскоре прибыли Буденный,
Городовиков, Федор Морозов.
В светлом домике на краю села Гриша лежал, одетый
в свою любимую форму — черкеску с серебряными га-
зырями, при серебряной шашке. Друзьям казалось, что
Гриша жив, спит. Так спокойно было лицо Гриши Пив-
нева, так аккуратно были прибраны его густые черные
волосы.
Семен Михайлович подошел, нагнулся к неподвижно-
му телу Пивнева, поцеловал его в холодный лоб, и слеза
скатилась на щеку героя.
«Давно ли,— подумал Семен Михайлович с го-
речью,— Гриша пришел в отряд рядовым бойцом, обе-
щал раздобыть коня и выполнил обещание — раздобыл.
Стал взводным у Баранникова, эскадронным команди-
ром. И все за какой-нибудь год с небольшим!»
Он любил Гришу, как любят отважных и смелых лю-
дей с открытой и ясной душой, людей с большим буду-
щим... И эту молодую жизнь тоже оборвала проклятая
^белогвардейская пуля!
Другие прошли через тяжелые испытания, выдвину-
лись и выросли...
Филипп Новиков, первый адъютант Буденного, стал
начальником разведки полка. Часто исполнял долж-
ность и начальника штаба. Должность была нелегкая —
бойцы в писаря не шли, считая эту должность для себя
унизительной. Пришлось самому и бумаги писать, и отве-
чать на запросы, и составлять разные сводки. А тут еще
мешали работать Филиппу. И он, и Семен Михайлович
до сих пор вспоминают, как раненый командир пол-
107
ка Кондрат Гончаров, бывший драгун царской армии,
которого по приказу «полагали больным при полку»,
приказ понял буквально: «Так где же меня полагать, как
не в штабе?» Ввалился в штаб к Новикову, волоча за
собой седло и бурку, скомандовал:
— Кыш, Филипп, со стола, убирай свои бумажонки,
я лягу.
И взгромоздился на стол. Тут Семен Михайлович его
и застал:
— Что же ты, Кондрат Степанович, людям работать
мешаешь? Ранен — лежи где положено.
— А где же мне быть? Сам приказ отдал «полагать
при полку», а теперь ругаешься.— И из-за спины Бу-
денного погрозил кулаком Новикову.
— А седло зачем с собой носишь? — поинтересовался
Буденный.
— Коня подо мной убили. Жду, когда дашь непро-
бивного коня.
И только обещание Буденного «списать в пехоту», са-
мое страшное для конника, заставило Гончарова забрать
седло и уйти. Филипп мог спокойно работать. Но дол-
го ли?..
Федор Прасолов, одностаничник Буденного, принес-
ший ему скорбную весть о гибели брата Дениса, заслу-
жил уважение всех конников своим подвигом. Однажды
он, доставляя фураж для коней, увидел раненного в бою
Федора Рябущенко:
— Я помогу тебе добраться до перевалочного пункта.
Он увидел вдали железнодорожный состав. Это бе-
ляки везли военные грузы.
— Федя,— спросил он Рябущенко,— сможешь коней
подержать?
— Попробую.
Прасолов передал ему поводья и побежал что было
силы к деревянному мосту и стал валить на него щиты
для снегозадержания.
юз
Выхватив из полевой сумки кусок сала, Прасолов на-
тер им щиты. Затем вытащил всю бумагу, которая на-
шлась в сумке, с сожалением прибавил любовно сохра-
нявшийся номер армейской газеты с описанием боевых
дел его товарищей и, смазав бумагу салом, распихал ее
по щелям щитов. Пара спичек, и вот, разгораясь все яр-
че и ярче, запылал костер.
Сбежав с полотна железной дороги, Прасолов помог
Федору Рябущенко сесть на коня, и они отъехали по-
дальше.
Эшелон на полном ходу налетел на горящий мост.
Паровоз и первые два вагона проскочили, один вагон
провалился, на него взгромоздился другой, и весь эше-
лон сошел с рельсов.
На огонь, грохот и скрежет, с которым валились ва-
гоны, подскакали бойцы, которые переловили уцелевших
солдат и офицеров; были взяты в плен 37 офицеров и
68 рядовых, не считая вооружения, снаряжения и обмун-
дирования.
На паровозе схватили белогвардейского полковника
и доставили в штаб.
Пленный дал очень ценные показания.
Таким отважным и сметливым был рядовой фура-
жир Федор Прасолов.
Славный буденовец Федор Ефимович Кузьменко в го-
ды Великой Отечественной войны командовал полком.
Сейчас он проживает в городе Минске, давно уже в от-
ставке. Иван Васильевич Иванов тоже в отставке, он
командовал в годы Отечественной войны полком и про-
живает вот уже много лет в станице Буденновской.
За славные боевые подвиги многие из буденовцев
награждены орденами Красного Знамени.
Мы знаем, что и Семен Михайлович Буденный и Ока
Иванович Городовиков удостоены высшей награды за
выдающиеся заслуги в деле создания Вооруженных
Сил СССР, и защиты Советского государства от врагов
109
нашей Родины и проявленный при этом героизм: гене-
рал-полковнику Оке Ивановичу Городовикову было при-
своено звание Героя Советского Союза. Он умер в 1960
году.
Первая Конная армия была создана по решению
В. И. Ленина. Командармом Первой Конной армии на-
значен Семен Михайлович Буденный.
Это кавалерийское соединение было грозой бело-
гвардейцев.
Конница Буденного принимала участие в разгроме
крупных банд белых генералов Каледина, Краснова, Ма-
монтова, Шкуро и других. Освобождала Дон и Кубань
от белогвардейщины.
По решению правительства Конная армия перебрасы-
вается на Польский фронт. Армия пана Пилсудского то-
же была разгромлена.
Конница Буденного перебрасывается на Перекоп для
ликвидации армии белогвардейцев, «черного барона»
Врангеля.
Буденовцы уничтожили банду Махно.
Боевой полководческий талант народного героя-боль-
шевика, развернувшийся в обстановке борьбы за власть
Советов, стал гордостью Советской Армии, частью исто-
рии нашей страны.
Семену Михайловичу Буденному за верное служение
Коммунистической партии и преданность советскому на-
роду было присвоено звание Маршала Советского Сою-
за. Он трижды Герой Советского Союза.
ОГЛАВЛЕНИЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Пришел драгун с фронта.......... 3
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Победить или умереть — другого выхода
нет!.............................24
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Так зарождалась	Конармия........49
Послесловие.....................105
Для среднего возраста
Всеволожский Игорь Евгеньевич
Новиков Филипп Корнеевич
ОТРЯДЫ В СТЕПИ
Ответственный редактор И. И. Прусаков.
Художественный редактор И. II. Найденова,
Технический редактор II. Ю. Кропоткина.
Корректоры Л. И. Дмитрюк и В. Е. Калинина.
Сдано в набор 20/VIII 1971 г. Подписано к пе-
чати 10/XI 1971 г. Формат 84Х108Уз2. Печ. л. 3,5.
Усл. печ. л. 5,88. (Уч.-изд. л. 4,9). Тираж
75 000 экз. ТП 1971 № 463. А09462. Цепа 29 коп.
на бум. № 1.
Ордена Трудового Красного Знамени изда-
тельство «Детская литература» Комитета по
печати при Совете Министров РСФСР. Моск-
ва, Центр, М. Черкасский пер., 1.
Ордена Трудового Красного Знамени фабрика
«Детская книга» № 1 Росглавполиграфпрома
Комитета по печати при Совете Министров
РСФСР. Москва, Сущевский вал, 49. Зак. 2763.