Text
                    QvG --------
ПЕРВАЯ
МИРОВАЯ
ВОИНА
дискуссионные
проблемы
истории
*Наука*

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИЙ ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОИНА дискуссионные проблемы истории Ответственные редакторы: академик РАН Ю. А. ПИСАРЕВ доктор исторических наук В. Л. МАЛЬКОВ МОСКВА <НАУКА» 1994
ББК 63.3(0)53 П 26 Работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. (93-06-10608) Редакционная коллегия: Ю. В. КУДРИНА (зам. отв. редактора), В. С. ВАСЮКОВ, В. Н. ВИНОГРАДОВ, О. А. РЖЕШЕВСКИЙ, А. О. ЧУБАРЬЯН Рецензенты: доктор исторических наук Е. Б. ЧЕРНЯК, доктор исторических наук Т. М. ИСЛАМОВ П 26 Первая мировая война: дискуссионные проблемы истории.— М.: Наука, 1994. - 304 с. ISBN 5-02-010156-7 С глобального конфликта — Великой войны — начинается летоисчисление нашей эпохи, отмеченное глубочайшими потрясениями, революциями, процес- сами складывания и распада империй, «крестовыми походами» в целях переде- ла мира, противостоянием демократии и тоталитаризма. Путь не одной только России мог быть иным, если бы в 1914 г. не вспыхнула война между Антантой и блоком Центральных держав. Между тем, ни одно событие XX в. не хранит столько непознанного и неопознанного, как история первой мировой войны. Коллективный труд — первая после долгого перерыва попытка нового прочте- ния многих, в том числе и забытых, страниц истории Великой войны, включая и те, которые стали предметом развернувшейся сейчас острейшей полемики. Для специалистов-историков и широкого круга читателей. Editorial Board: JU. A. PISAREV (editor), V. L. MALKOV (editor), JU. V. KUDRINA (deputy editor), V. S. VASIUKOV, V. N. VINOGRADOV, O. A. RDZESHEVSKIY, A. O. CHUBARIAN The Reviewers: E. B. CHERNJAK, doctor of science (history) T. M. ISLAMOV, doctor of science (history) The First World War: the Controversial History Problems The Creat War as the global conflict starts and contemporary era, marked by the profound shocks, revolutions, creation and disintegration of empires, crusades for the world s redivision, collision between democracy and totalitarjsm. It was not only Russia that could choose another way if the war between Entente and Central Powers had not break out. Meanwhile, we can hardly find any event of the XX-th century that keeps so much of unknown and enigmatic as the history of the Great War. After the long interval this work marks the first attempt for the “new reading" of the many Great War history s pages, including those completely forgotten and those that became the point of keen discussion. П^042(ОДь- М7 74-11 П°ЛуГОДИе 1993 ББК 6X3(0)53 ISBN 5-02-010156-7 © В. Л. Мальков, В. С. Васюков, Ю. В. Кудрина и др., 1994 © Российская академия наук, 1994
К ЧИТАТЕЛЮ Последнее десятилетие, характерное глубокими сдвигами в со- циально-экономическом и политическом развитии многих стран и народов, вынудило по-новому взглянуть на истоки, природу и фор- мы всех этих многообразных процессов. Можно утверждать, что между учеными нет разногласий в отношении того, что историче- ски перемены, о которых идет речь, прямо или косвенно связаны с двумя мировыми («гиперболическими», как назвал их итальянский социолог Парето) войнами. В то же время трудно не согласиться с известным американским историком и дипломатом Джорджем Кен- наном, утверждавшим, что именно первая мировая война больше любой другой катастрофы в истории XX в. потрясла устои западной цивилизации, породив ее глубокий внутренний кризис1. Великая война 1914—1918 гг. определила на десятки лет вперед и доминанты в развитии международных отношений, вызвав пре- дельную их идеологизацию и поставив в центр глобальных процес- сов открытую и циничную борьбу за мировое лидерство, за гегемо- нию, за военное превосходство. Впервые роль военных машин, соединившись с понятием «на- циональная безопасность», с мессианскими устремлениями насиль- ственного создания нового мирового порядка, поднялась на недося- гаемую высоту. Сопутствующим продуктом стали доктрины из- бранного народа, восхваляющие войны и культ силы. Все это пере- плеталось с развалом старых просуществовавших десятки лет госу- дарственных структур, образованием новых государств, перекраи- ванием границ и территориальными захватами, появлением такого феномена, как «третий мир». В новую фазу вступили межнацио- нальные и межрасовые отношения, создав множество неразреши- мых коллизий, тлеющих под оболочкой демократических деклара- ций и международных договоров. Великая война, о которой поначалу не принято было говорить «первая», ибо сознание людей не допускало повторения этой тра- гедии, дала гигантский импульс социально-классовому размеже- ванию, вызвав раскол общества и ускорив процессы партийно- политической поляризации, дополненной духовным кризисом, бес- порядочным поиском новых ценностных ориентаций, утопическими грезами или метаниями разума, оставлявшими на уровне обы- денного массового сознания и тут и там злокачественные мета- стазы. Известный итальянский социалист и антифашист, погибший от рук убийц в 1936 г., Карло Росселли писал: «Фашизм нельзя 1 Kennan G. F. The Decline of Bismarcks European Order, 1875—1890. N. Y., 1979. P. 23. 3
объяснить только классовым интересом... Сектантство, дух при- ключений, романтические вкусы, мелкобуржуазный идеализм, националистическая риторика, сентиментальная реакция, вы- званная войной (курсив наш.— В. М), беспокойное желание но- вого, каким бы оно ни было,— безо всех этих причин фашизма бы не было»2. Радикальные идеи переустройства общества обретали жизнь и в иной предельно идеологизированной форме. Часть человечества вы- сказалась в пользу социалистического выбора. Великая война стала прологом революций 1917 г. в России, говоря словами генерала Ю. Н. Данилова, подготовленных длительным процессом ослабле- ния российской государственности и ошибочностью политики ее центральной власти, «не желавшей считаться с голосами и настрое- ниями широких масс»3. Вслед за тем последовала цепная реакция в мировом масштабе, хотя в других регионах революционные про- цессы не имели столь же взрывной, тотальный и фанатично бескомпромиссный характер. И почти повсеместно они постепенно угасли. Но мировая цивилизация в своем стадиальном развитии уже не вернулась к исходной точке, перейдя в иное историче- ское измерение. В крови и муках рождается новое человечест- во, писал в 1952 г. знаменитый французский историк Люсьен Февр и добавлял, что главной чертой эпохи стала ее непредсказу- емость4. Увы, как считают многие исследователи, история первой миро- вой войны остается «забытой войной». Насколько это правильно, можно спорить, но во всяком случае исследовательская деятель- ность в данной сложнейшей сфере длительное время не была силь- ной стороной отечественной историографии, не носила системати- ческого характера. Не удивительно, что история Великой войны в общественном сознании обрастала разного рода мифами, искажени- ями, а то и преднамеренными лже-толкованиями как более ранни- ми, так и более поздними по своему происхождению. Понятен в этой связи резкий крен в сторону пересмотра сталинских запове- дей — постулатов. И такое критическое переомысление традицион- ных трактовок полностью оправдано. Заметим, однако, что многие выдвигаемые сегодня гипотезы носят все еще чисто априорный, а порой откровенно спекулятивный характер. Безапелляционность и поспешность при вынесении «приговоров», назидательность и жаж- да во что бы то ни стало вписаться в игру политических стра- стей — вот чем очень часто грешат новейшие изыскания по данно- му разделу истории XX в., чье ключевое значение является сегодня самоочевидным. Но есть и другая сторона вопроса. Речь идет о выявлении силь- нейшей потребности провести ревизию «наследия» по причине вов- лечения в научный оборот ставших доступными важных архивных материалов, буквально понуждающих пересматривать старые пред- ставления и заново оценить драматический опыт 1914—1918 гг. 2 Росселли К. Либеральный социализм. Mondo Operaio, 1989. С. 149, 150. з Данилов Ю. Н. На пути к крушению. M., 1992. С. 3. 4 Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 9. 4
уже на базе объективных познавательных критериев и с учетом до- стижений мировой науки. Разумеется, попытка представить в обоб- щенном виде итоги этой только начинающейся работы сама не мо- жет не носить дискуссионного, поискового характера. Вот почему предлагая на суд читателя коллективный труд, его авторы и ре- дколлегия сознают, что в нем намечены лишь подходы к изучению ряда спорных вопросов, другие же — в силу главным образом недо- статка места — не могли быть подвергнуты рассмотрению. Сожа- лея об этом, стоит еще раз подчеркнуть, что работа должна быть продолжена на всю глубину исследовательского пространства, включая в первую очередь социально-экономическую и собственно военную историю.
РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ И ИСТОРИОГРАФИЯ АВСТРО-СЕРБСКИЙ КОНФЛИКТ - ПРОЛОГ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ (мифы и факты) Ю. А. Писарев О первой мировой войне написана необозримая литература, од- нако вопрос о роли Сербии и России в ее возникновении не выяс- нен до конца и вокруг него до сих пор продолжаются научные и околонаучные споры. Это обстоятельство объясняется двумя причинами: политиче- ской, так как обе бывшие противоборствующие коалиции — Цент- ральные державы и страны Антанты пытались свалить друг на дру- га вину перед историей за кровавую мировую бойню, унесшую свыше 10 млн человеческих жизней, и научную — в связи с тем, что исследователи при освещении данного вопроса пользовались разнохарактерными источниками, что и привело к различной, по- рой даже полярной, трактовке названной проблемы. Так называемые сербские трофейные документы. Долгие деся- тилетия историки были лишены возможности использовать подлин- ные архивные документы Министерства иностранных дел Сербии. В годы первой мировой войны они были вывезены из страны авст- ро-венгерскими оккупационными властями и подверглись специ- альной обработке имперского военного ведомства. Известный авст- рийский контрразведчик Макс Ронге в своей книге «Мастер шпио- нажа» показал, как производилась «стерилизация» упомянутых ма- териалов: захваченные в Сербии документы произвольно сокраща- лись, в них делались купюры, часть бумаг фальсифицировалась1. Этой работой во время войны занималась специальная комис- сия, созданная при Главной квартире имперской армии в г. Терези- енштадте (Тешине) под руководством начальника Разведыватель- ного отдела генерального штаба Австро-Венгрии фельдмаршал-лей- тенанта Августа Урбански фон Остримийца и министра по особым поручениям Понграца1 2. Уже в 1915—1916 гг. в австрийской и венгерской печати были опубликованы первые «Сербские трофейные документы». Так, 3 декабря 1915 г. венгерская газета «Пештер Ллойд» поместила сенсационную статью «Тридцать лет тайной дипломатии России на 1 Ronge М. Meister Spionage. Leipzig, 1935. S. 102—107. 2 См.: Писарев Ю. А. Новые документы и старые вымыслы о возникновении первой мировой войны // Вопр. истории. 1984. № 7. С. 156—162. 6
Балканах», в которой утверждалось, что российское и сербское правительства в течение многих лет вели подрывную работу против Австро-Венгрии3. 25 января 1916 г. австрийский официоз газета «Нойе фрайе прессе» («Новая свободная пресса») сделала новое сообщение о том, что в руки названной комиссии попала переписка царя Нико- лая II с сербским королем Петром I, которая подтвердила прежние обвинения против Сербии и России. В Петербурге, утверждала га- зета, не только знали о готовящемся заговоре на жизнь австрийско- го престолонаследника Франца—Фердинанда, но и подталкивали Сербию к участию в нем4. 28 июня того же года, в день двухлетней годовщины сараевско- го убийства, в органе оккупационных властей Сербии газете «Беог- радские новине» («Белградские новости») было напечатано сообще- ние о том, что комиссия по изданию «Сербских трофейных доку- ментов» располагает бумагами покойного российского посланника в Сербии Н. Г. Гартвига, якобы непосредственно замешанного в са- раевском деле5. С тех пор подобные сообщения стали появляться во время войны почти ежемесячно, а после ее окончания, когда в Па- риже была созвана международная мирная конференция, в Вене была издана трехтомная публикация документов «Внешняя поли- тика Сербии в 1903—1914 гг.», куда вошли все эти материалы6. Само Министерство иностранных дел Королевства сербов, хор- ватов и словенцев, как до 1929 г. официально называлась Югосла- вия, не имело возможности издать подлинные документы о внеш- ней политике государства из-за крайней скудости архивных источ- ников. Большинство важных материалов МИД Сербии все еще про- должало оставаться у австрийцев, часть разрозненных фондов на- ходилась в личном пользовании бывших чиновников сербского МИД, архивная служба в Югославии в ту пору еще не функциони- ровала. В 30-е годы «Сербские трофейные документы» подверглись но- вой «обработке». Значительная их часть, находившаяся в Государ- ственном и Военном архивах Австрии, была приобретена бывшим поверенным в делах Сербии в Берлине М. Богичевичем, который в 1915 г. перешел на службу Германии. До сих пор в этой истории осталось немало загадочного и прежде всего вопрос о том, как Бо- гичевичу удалось заполучить документы, являвшиеся собственно- стью сербского государства, и которые на основе международных соглашений, заключенных после войны, должны были быть возвра- щены Югославии Австрией. Далее, весьма таинственным образом сложилась судьба самого М. Богичевича: после прихода нацистов в январе 1933 г. к власти его труп был найден в одном из номеров отеля в Мюнхене. При этом официально правительство Германии распространило сомнитель- ную версию о его самоубийстве, хотя для этого не было очевидных 3 ЦГИА СССР, ф. 1420, оп. 2, д. 21, л. 278. Обзор иностранной печати. 4 Neue Freie Presse. 25.1.1922. SBeogradske Novine. 1916. 29.VI. 6 Die Auswartige Politik Serbiens 1903—1914. Wien, 1919. 7
причин. Богичевич был здоровым в физическом отношении челове- ком, жил безбедно, накопив своими публикациями солидный капи- тал. Правда, последнее время он стал пересматривать свои же версии об участии Сербии в организации убийства австрийского престоло- наследника, поддерживая версию сына покойного эрцгерцога Макси- миллиана Гогенберга о роковой роли в этом деле германской спецс- лужбы. Может быть, именно это стало причиной его «самоубийства»? Вернемся, однако, непосредственно к трехтомной публикации Богичевича7 «Внешняя политика Сербии в 1905—1914 гг.». Она со- стояла как бы из двух частей: наряду с подлинными документами в сборнике немало было частичных подделок и даже прямых фальси- фикаций. Вот что говорилось по данному поводу в официальной ноте югославского правительства правительству Германии от 2 февраля 1929 г.: «Сборник Богичевича составлен из похищенных у нас архивных документов. Его материалы тенденциозно препари- рованы и имеют как купюры, так и авторские дополнения. Эта публикация основана на абсолютно недостоверных данных»8. Пра- вительство Германии, однако, отклонило протест Югославии, со- славшись на частный характер издания, а сам сборник долгое вре- мя продолжал считаться историческим источником. На опублико- ванных в нем документах были основаны почти все работы истори- ков так называемой ревизионистской школы профессора Альфреда Вегерера, которая издавала журнал под названием «Внешняя поли- тика. Ежемесячник германского Института изучения внешней по- литики» или сокращенно «Берлинский ежемесячник»9. Материалы Богичевича и труды «ревизионистов» использова- лись в политических целях нацистами. В частности, Гитлер, обос- новывая в 1941 г. нападение на Югославию, ссылался на австро- венгерский ультиматум Сербии от 23 июля 1914 г.10 Под прикры- тием разговоров о «славянской опасности» он начал военную кам- панию и против СССР. После оккупации Югославии Германией в 1941 г. местные ар- хивы были ограблены снова. Оккупантами и коллаборационистским правительством М. Недича в Германию и Австрию из Югославии было вывезено от 30 до 80 % архивных документов МИД и воен- ного ведомства, а в Вене снова была образована специальная ко- миссия для обработки этих материалов. Ее возглавило ведомство Розенберга, в состав комиссии были привлечены известные истори- ки Г. Юберсбергер, Л. Хаеки, А. Биттнер. Комиссия работала со- вместно с Райхсархивом Германии и планировала издать новую коллекцию «Сербские и югославские трофейные документы» из восьми томов, но успела опубликовать в 1944 г. только один (тре- тий) том, который охватывал период боснийского кризиса 1908—1909 гг. и назывался «Великосербские интриги накануне и 7 Die Auswartige Politik Serbiens 1905—1914/Hrsg. M. Bogitschewitsch. Bd. I—III. Ber- lin, 1928—1931. s Державин архив Срби]е, ф. Мирослава Сталайковича (МС) № 133. 9 Auswartige Politik Monatshefte Deutsche Institut fur Aussenpolitik Forschung (Berliner Monatshefte). Berlin, 1931 — 1938. io Auswartige Anrt. 1939—1941. Dokument zum Konflikt mit Jugoslawien und Griechen- land. Berlin, 1941. N 7. 8
во время первой мировой войны»11. Помещенные в публикации ма- териалы должны были доказать, что Сербия и Россия вели подго- товку к войне с Австро-Венгрией уже во время боснийского кризи- са 1908—1909 гг. и что уже тогда на территории Сербии были со- зданы антиавстрийские подрывные организации, которые в 1914 г. осуществили покушение на австрийского престолонаследника. После этой публикации в исторической литературе снова воз- ник интерес к теме «Сараевское убийство. Сербия и Россия». Лжедокументы о сараевском убийстве. Роковой выстрел Гаври- лы Принципа в Сараеве 28 июня 1914 г. породил огромный поток ли- тературы, обзор которой занял бы несколько объемистых книг. По свидетельству югославских историков, в настоящее время насчитыва- ется более 400 монографий, статей и очерков об этом событии и число исследований продолжает возрастать. Однако по большей части все они опирались и опираются главным образом на косвенные данные, а не на подлинные документы, количество которых невелико. Остановимся на данном вопросе подробнее. Имеются три проти- воположных версии о подготовке сараевского заговора. Автором од- ной из них является уже упоминавшийся сын убитого эрцгерцога Франца—Фердинанда Максимиллиан Гогенберг, который в интер- вью газете «Пари суар диманш» от 16 июня 1936 г. выдвинул гипо- тезу о том, что его отца убили агенты германской секретной служ- бы, так как Франц—Фердинанд мешал осуществлению великодер- жавных планов Вильгельма II. Эта версия давно опровергнута в ли- тературе, хотя и имеет под собой известное основание. Австрий- ский престолонаследник был убит при загадочных обстоятельствах; он не охранялся должным образом, полиция проявила непонятную пассивность в организации профилактических мероприятий* 12. По второй версии, которую распространяла австрийская и гер- манская пропаганда, стремившаяся оправдать развязывание войны против Сербии и России, в убийстве эрцгерцога участвовала тайная сербская националистическая организация «Объединение или смерть», известная также под названием «Черная рука», а сербское правительство и российский генеральный штаб будто бы покрови- тельствовали заговору. Эта версия также не состоятельна, но до сих пор она имела широкое хождение в литературе, в том числе и в советской13. Третья версия исходит из того, что сараевское покушение было делом рук национальной революционной организации «Млада Бос- на» («Молодая Босния») и явилось ответной акцией террористов на насильственное присоединение в 1908 г. к монархии Габсбургов Боснии и Герцеговины. Еще в 1914 г. во французской газете «Ак- сион» говорилось о том, что граф Эренталь (министр иностранных дел Австро-Венгрии, инициатор аннексии Боснии и Герцеговины) “вложил в руки террористов револьвер. Когда угнетают целый на- н Grosserbische Umtriebe vor und nach Ausbruch des ersten Weltkrieges. Bd. III. Wien, 1944. 12 Paris suar dimanshe, 18.VI.1936. в См., например: Полетика H. П. Возникновение мировой войны. M., 1935; Пи- куль В. Честь имею // Наш современник. 1988. № 9—11. 9
род возмездие неотвратимо"14. В настоящее время можно считать доказанной правильность именно данной версии, так как она бази- руется на достоверных источниках. Однако в литературе продолжает хождение и вторая15 версия, что заставляет нас рассмотреть ее подробнее. Сторонники этой вер- сии, анализируя события 28 июня 1914 г., использовали главным об- разом следующие два документа: материалы судебного процесса в Сараеве от октября 1914 г. и протоколы военного трибунала в Са- лониках от марта-июня 1917 г. Первый суд состоялся над босний- скими террористами, второй над тайным обществом «Чёрная рука». Следует иметь в виду, что оба эти источника не внушают осо- бого доверия. До сих пор не найден подлинник стенограммы Сара- евского процесса 1914 г. Этот документ был изъят после процесса по распоряжению австро-венгерского генерал-губернатора Боснии и Герцеговины генерала О. Потиорека и отправлен в Военный архив Австрии, в результате чего вместо стенограммы стали фигуриро- вать записи корреспондентов австрийских, венгерских и хорватских газет, присутствовавших на суде, а также следственные материалы и речь защитника Гаврилы Принципа адвоката Рудольфа Цистле- ра16. Последняя в свою очередь подверглась значительным сокра- щениям австрийской цензуры, а сам Цистлер был отстранен от дальнейшего участия в защите имперскими властями. Еще хуже обстояло дело с материалами салоникского процесса 1917 г. Организуя его, сербское правительство преследовало три цели: разгромить оппозицию в лице могущественного офицерского союза «Черная рука»; оздоровить обстановку в армии и заодно сва- лить ответственность за сараевское убийство на общество, чтобы открыть себе путь к мирным переговорам с Австро-Венгрией, кото- рые намечались в 1917 г. Салоникский судебный процесс велся с грубыми нарушениями законности, проходил при закрытых дверях, подсудимые не имели защитников, военным трибуналом широко использовались лжесвидетели. После процесса правительство опубликовало сборник «Тайная заговорщическая организация», включив в него лишь материалы обвинения, что придало изданию односторонний характер17. При этом главный документ судебного разбирательства — рапорт руко- водителя «Черной руки» полковника Д. Дмитриевича-Аписа вер- ховному командующему сербской армии принцу-регенту Александ- ру по распоряжению последнего был изъят из названного сборника и стал известен только в ЗО-е годы. Полковник Дмитриевич, испра- шивая помилование, опротестовал необоснованные обвинения воен- ного трибунала в государственной измене и в непосредственном участии организации в сараевском заговоре18. Подсудимый также категорически отклонил заключение суда о том, что в заговоре участвовал военный агент России в Сербии полковник В. А. Арта- 14 Перепечатано в сербской газете «Самоуправа» (29.VI.1914). 15 История дипломатии. М., 1963. Т. 2. 16 См.: Degajep В. Capajeeo 1914. Београд, 1965. 17 Tajna превратна организаци|а. Солун, 1918. is Живановйп М. Пуковник Апис. Београд, 1953. 10
монов. «Г-ну Артамонову,— показал он,— ничего не было извест- но о наших намерениях осуществить покушение»19. Артамонов в свою очередь доказал свое полное алиби. В 1938 г. он опубликовал в немецком журнале «Берлинер монатсхефте» ма- териалы о своем неучастии в заговоре (во время покушения в Са- раеве он вообще не был в Сербии, находясь на излечении в Швей- царии)20. Однако «рапорт Дмитриевича» был искажен при переводе с сер- бско-хорватского языка на немецкий нацистским историком Г. Юберсбергером, и в новом тексте были опущены показания Дмитриевича о неучастии в заговоре русского военного агента, что придало документам прямо противоположный смысл. Только в 50-е годы американскому историку Б. Шмидту21 и итальянскому историку Л. Альбертини22 удалось восстановить истину. В 1958 г. сам Юберсбергер признал, что им была совершена подделка до- кумента2^. От упомянутой публикации в лучшую сторону отличаются бо- лее поздние материалы, изданные членами организации «Черная рука», а также теми участниками салоникского процесса, которые привлекались к нему как свидетели. Так, в статье одного из свиде- телей Мустафы Голу бича (псевдоним Н. Ненадович) «Тайна белг- радской камарильи», которая была опубликована в 1924 г. в вен- ском журнале «Балканская федерация», были приведены ценные данные не только о салоникском процессе, но и о деятельности са- мого сербского правительства и принца-регента Александра24. Статья Голубича была запрещена югославской цензурой. Важнейший документальный материал о событиях того времени можно почерпнуть в многочисленных статьях одного из функцио- неров общества «Черная рука» Чедомира Поповича. В частности, Попович опубликовал запись своей беседы с полковником Дмитри- евичем, состоявшейся перед покушением боснийских террористов на эрцгерцога Франца—Фердинанда, которое послужило предлогом для объявления Австро-Венгрией войны Сербии. Дмитриевич, как свидетельствуют эти материалы, не только не участвовал в подго- товке этого заговора, но и пытался предотвратить его25. ‘ Важным источником являются также протоколы заседаний но- вого судебного процесса над «Черной рукой», организованного в Югославии в 1953 г. Этот суд кассировал приговор салоникского военного трибунала 1917 г. и полностью снял все обвинения с на- званной организации. Материалы белградского контрпроцесса являются важным исто- рическим источником. W Писарев Ю. А. Сараевское убийство 28 июня 1914 г.// Новая и новейшая исто- рия. 1970. № 5. С. 58. 20 Artamonov V. Erinnerungen an meine MilitSrattaschezeit in Belgrad // Berliner Monat- shefte. Berlin, 1938. № 7/8. S. 595—597. 21 The Journal of Modem History. 1955. Vol. XXVII, N 4. P. 414. 22 Albertiiu L. The„Origins of the War 1914. London, 1953. Vol. II. P. 84. 23 Ubersberger H. Osterreich zwischen Russland und Serbien. Koln, Graz, 1958. 24 Nenadovit N. Tajna beogradske kamaridje // La Federation Balkanik. 1914. LXIL 25 Попович Ч, Организации У|единьенье или смрт (Црна рука) // Нова Европа. За- греб. 1927. 11. VI. 1927. 11
Новая югославская документация о возникновении австро- сербского конфликта. В последние годы в Югославии был обнаро- дован ряд сборников документов об австро-сербском конфликте 1914 г. Югославскому правительству удалось, наконец, вернуть из Австрии бывшие «Сербские трофейные материалы», после чего ко- миссия Академии наук и искусств Сербии совместно с секретариа- том иностранных дел Югославии провела тщательную проверку их достоверности и в 1980—1982 гг. опубликовала два тома (VI и VII) первоисточников из запланированной семитомной коллекции под общим названием «Документы о внешней политике Королевства Сербии в 1903—1914 гг.». Эти два тома (в четырех полутомах) ох- ватывают весь период июльского кризиса 1914 гл6 Другим ценным источником явились публикации о деятельно- сти организации «Млада Босна», предпринятые в 60—70-х годах в Югославии. Среди них — найденная наконец копия стенограммы сараевского судебного процесса 1914 г. над Гаврилой Принципом и его сообщниками26 27, переписка членов организации между собой28, воспоминания участников молодежного движения29. Немалый интерес имеет документальная статья Л. Д. Троцкого «Сараевское покушение. Исповедь Владимира Гачиновича». Она была написана еще в 1915 г. по свежим следам сараевского убийст- ва. В ту пору Л. Д. Троцкий находился в Париже и был корреспон- дентом одной из киевских газет. Здесь с ним встретился идеолог организации «Млада Босна» поэт Владимир Гачинович, который и передал Троцкому свои воспоминания с подробным описанием са- раевского заговора. Троцкий опубликовал эти воспоминания в 1922 г. в венском журнале «Эдитьон слав» под упомянутым выше названием30. На этом основании югославский историк В. Дедиер выдвинул версию о прямых связях русской революционной эмиграции с сара- евскими террористами31, а немецкий историк С. Поссони и авст- рийский публицист Ф. Вюртле пошли еще дальше, утверждая, что сама война была следствием революционных катаклизмов. Война, говорили они, с точки зрения русских революционеров, способство- вала созданию революционного кризиса, что и предопределило их связь с боснийскими заговорщиками. В таком ключе написан пол- ный выдумок исторический роман немецкого писателя Бруно Брэма «Путь к Красному Октябрю»32. 26 Сполна политица Кралевине Срби1е 1903—1914. Т. VI—VII. 4. 1—2. Београд, 1980—1982. 27 Sarajevski atentat. Stenogram Glawne raspuave proti Gavrila Principa i drugih 1914 go- dini. Sarajevo, 1954. S. 72—73. 28 Bosna M. Pisma 1 prilozi. Sarajevo, 1954. 29 rahduHoetih В. Огледи и писма. Capajeeo, 1956. зо Trocky L. Sarajevski atentat. Jspovest Vladimira Gacinovica // Edition slave. Wien, 1922, N 1. P 3—15. Бумаги Гачиновича очень интересны. В них приводятся сведения не только о подготовке сараевского заговора, но и о том влиянии, которое оказали на дея- тельность организации «Млада Босна» русские народовольцы 60—70-х годов. «Мы,— признавался Гачинович,— ваша идейная колония, а колония всегда идет за метрополией» (Ibid. Р. 4). 31 См.: Дедиер В, Сараево 1914. Београд, 1965. 32 Brehm В. Der Weg zum roten Oktober. Graz, 1967. 12
Однако названные версии далеки от действительности. Сочувст- вуя Владимиру Гачиновичу, Троцкий не разделял его взглядов33. Метод индивидуального террора был чужд и другим русским рево- люционерам-эмигрантам. Как свидетельствуют источники, дейст- вия группы Гачиновича-Принципа не одобряли даже левые эсеры (Натансон-Бобров и другие), которые были близки к обществу «Млада Босна». Ныне, после публикации в Югославии подлинных документов и открытия архивов перед исследователями возникли широкие ]воз- можности для объективного освещения истории, одного из ключе- вых событий, после которого вспыхнула война 1914—1918 гг. К ИСТОРИОГРАФИИ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ (1914-1917) В. С. Васюков Внешняя политика России в годы первой мировой войны, как и история войны в целом, еще не получила всестороннего освещения во многих своих аспектах, а тем более в существенных подробно- стях. Причин тому немало. В первую очередь здесь сказалась наша идеологическая и доктринальная зашоренность. В период становле- ния советской историографии это изучение было в значительной мере фрагментарным. Наиболее ценным в 20—30-е годы стала, пожа- луй, публикация архивных документов и материалов, относящихся к внешней политике и международным отношениям великой войны1. В широком плане русская иностранная политика начала разра- батываться лишь после Великой Отечественной войны, со второй половины 40-х годов. Первым крупным монографическим исследо- ванием международных отношений эпохи первой мировой войны — и в их контексте русской внешней политики — явилась работа Ф. И. Нотовича* 1 2. Довольно обстоятельно освещалась в ней дипло- матическая борьба двух противостоящих империалистических груп- пировок, окончательное размежевание противоборствовавших сил в ходе вспыхнувшего общеевропейского конфликта, борьба за при- влечение новых союзников и т. д. Большое внимание уделено дея- тельности царской дипломатии, ее достижениям и просчетам, отра- жены наиболее крупные дипломатические события первых полуто- ра лет войны, в которых Россия приняла самое активное участие: вступление в войну Турции, борьба за балканские государства, за 33 Cmj? Троцкий Л. Д. Наши разногласия // Новая и новейшая история. 1990. № 2. 1 См.: Итоги и задачи изучения внешней политики России. М., 1981. С. 346—348. 2 Нотович Ф. И. Дипломатическая борьба в годы Первой мировой войны. М.; Л., 1947. Т. 1. Потеря союзниками Балканского полуострова. Автором был задуман четырехтомный труд, в котором предполагалось осве- тить дипломатическую историю всей войны 1914—1918 гг. Преждевременная кончина не позволила автору реализовать свой замысел. 13
привлечение Италии на сторону держав Согласия. Серьезному ана- лизу подвергнуты цели Антанты и германского блока, соглашение о Константинополе и проливах. По своему характеру, аналитическо- му подходу и документальной насыщенности работа Нотовича бла- готворно сказалась на последующих исследованиях советских авто- ров в данной области, хотя и не все ее положения и выводы оказа- лись безупречными. Заметным шагом в изучении внешней политики России в годы первой мировой войны, прежде всего с методологической точки зрения, явились труды В. М. Хвостова3. Параллельно с дипломати- ческой и внешнеполитической историей продвигалось изучение со- циально-экономической истории России этого периода как во внут- реннем, так и внешнем плане, охватывавшее финансовые и торго- во-экономические связи с союзниками. Здесь в первую очередь сле- дует назвать труды А. Л. Сидорова4 и некоторых его учеников. Краткий очерк русской внешней политики в последние два с половиной года существования самодержавия содержится в книге А. В. Игнатьева5. В ней обрисованы основные направления полити- ки царизма, место России в межблоковой расстановке сил и в Тройственном согласии, охарактеризован внешнеполитический курс царизма и его военно-политические цели, отношение различных политических партий и социальных групп к империалистическим планам царского кабинета. Подчеркнуто возрастание зависимости России от союзников и поставлен вопрос о степени этой зависимо- сти. Особый акцент сделан на пересмотре царизмом своего отноше- ния к войне и стремлении выйти из нее в одностороннем порядке путем сепаратного сговора с кайзеровской Германией. Трактовка данного и ряда других важных сюжетов не лишена предвзятости. Следующая по времени выхода работа В. А. Емеца посвящена специально внешней политике России в годы войны в дофевраль- ский период6. Данное исследование проведено в основном под уг- лом зрения взаимоотношений России с ее союзниками по вопросам ведения войны, о чем свидетельствует и ее подзаголовок. Анализ затрагивает главным образом отношения с Англией и Францией. Эту проблему автор считает одной из важнейших во внешнеполи- тической истории царской России в годы первой мировой войны от ее начала до крушения самодержавия. Исходя из такой посылки, основное внимание в монографии обращается на проблемы коали- ционной войны. В частности, в ней прослеживается влияние импе- з Хвостов В. М. История дипломатии. Т. 2. Дипломатия в новое время. 1871 —1914. М., 1963; Он же. Дипломатическая борьба в годы первой мировой войны // Исто- рия дипломатии. М., 1965. Т. 3. С. 5—48. 4 Сидоров А. Л. Отношения России с союзниками и иностранные поставки во время Первой мировой войны. 1914—1917 гг.// Исторические записки. 1945. Т. 15; Он же. Финансовое положение России в годы Первой мировой войны (1914—1917). М., 1960; Он же. Экономическое положение России в годы первой мировой войны. М., 1973. 5 Игнатьев А. В. Внешняя политика Временного правительства. М., 1974. С. 9—66. См. также: Русско-английские отношения накануне Октябрьской революции. М., 1966. С. 28—122. б Емец В. А. Очерки внешней политики России в период первой мировой войны. 1914—1917. Взаимоотношения России с союзниками по вопросам ведения войны. М., 1977. 14
риалистических противоречий в лагере союзников на ход войны, противоборство тенденций к объединению и разъединению военных усилий держав Антанты, обнаружившихся, по мнению автора, уже на первом этапе войны, когда тенденция к объединению «явно по- давляется преобладанием ей противостоящей». Обе эти тенденции сказывались, как явствует из общих выводов, и на последующих этапах борьбы. В связи с проблемой коалиционной войны рассмат- риваются также характер и степень зависимости России от союзни- ков и констатируется зависимость последних от России, хотя при- знание подобной взаимной зависимости по существу не нашло от- ражения в конкретном анализе. Другим ведущим направлением работы Емеца является показ соотношения политики царизма и его военной стратегии. Главная авторская мысль сводится при этом к тому, что политика царизма не соответствовала его стратегическим расчетам. Иными словами, цели, поставленные перед собой российским империализмом, не со- ответствовали тем средствам, коими он располагал. Та же идея развивалась в свое время А. М. Зайончковским, а также А. Л. Си- доровым7. Довольно основательно показана в книге роль царской дип- ломатии в деле привлечения Румынии на сторону держав Согласия, различные перипетии в достижении соглашения о Черноморских проливах, шаги с целью привлечения Италии в лагерь союзников, балканская политика России. Подчеркивается также роль междуна- родной политики царизма, его военных поражений в развитии ре- волюционного процесса в стране, хотя этот аспект затронут в са- мом общем плане, без насыщения текста фактическим материалом. Решению ряда спорных и слабо изученных вопросов темы по- священа монография автора данного обзора8. В трудах современных военных историков внешнеполитические аспекты первой мировой войны затрагиваются в самых общих чертах9 * и не всегда в строгом контексте с развитием политических и дипломатических событий. Отмечая определенные достижения в изучении внешней поли- тики России периода первой мировой войны, в первую очередь рус- ско-французских и русско-английских отношений, нельзя не при- знать, что многие важные аспекты темы еще не нашли должного отражения в нашей исторической литературе. Совершенно недоста- точно освещены отношения России с двумя другими союзниками — Италией и Японией. Отношений с Италией исследователи касаются обычно в самой общей форме, так сказать, эскизно. Отношения же с Японией вообще остаются по существу «за кадром». Исключение составляет монография С. С. Григорцевича, в которой, в частности, довольно обстоятельно освещаются проблемы истории заключения русско-японского союзного договора 1916 г., а также взаимоотно- 7 Зайончковский А. М. Подготовка России к мировой войне в международном отно- шении. Л., 1926. С. 9 и след.; Сидоров А. Л. Указ. соч. 8 Васюков В. С. Внешняя политика России накануне Февральской революции. 1916 — февраль 1917 г. М., 1989. 9 Строков А. А. Вооруженные силы и военное искусство в первой мировой войне. М., 1974; История первой мировой войны. 1914—1918/Под ред. И. И. Ростунова. М., 1975. Т. 1—2; Росту нов И. И. Русский фронт первой мировой войны. М., 15
шения двух стран по вопросам кредитования и военных поставок для русской армии. Политика царской России в отношении «ма- лых» союзников основательно отражена в работах Ю. А. Писарева и В. Н. Виноградова10. Слабым участком в историографии внешней политики России в рассматриваемый период остаются отношения ее с нейтральными государствами, в частности, со Скандинавскими странами. Эти от- ношения имели немаловажное значение в течение всей войны, в особенности между Россией и Швецией. Здесь можно назвать лишь работы П. Э. Бациса11, содержащие краткий очерк русско-норвеж- ских политических и экономических связей в указанные годы. Автор подчеркивает стремление России к сохранению с Норвегией добрососедских отношений, ограждению ее нейтралитета в евро- пейском конфликте. Имеется также диссертация Н. В. Степанова, посвященная более узкому вопросу — об Аландских островах* 12, в которой автор затрагивает в общем плане русско-шведские от- ношения в предшествовавшие падению самодержавия месяцы. С удовлетворением можно отметить появление работы О. В. Со- коловской, посвященной позиции Греции в годы первой мировой войны13. В тесной связи с внутриполитическими проблемами страны и важнейшими событиями на Балканах в ней рассматриваются взаи- моотношения Греческого королевства с ведущими державами Ан- танты (Россией, Англией и Францией) в период нейтралитета, а также и после вступления Греции в войну в июне 1917 г. По суще- ству вне поля зрения остается пока политика России в отношении других европейских стран, остававшихся нейтральными в общеев- ропейском конфликте,— Испании, Швейцарии, Голландии. Эта по- литика, если и упоминается исследователями, то не более чем по «касательной», вскользь, хотя царская дипломатия поддерживала с нейтральными странами достаточно тесные контакты и посильные в тех условиях деловые связи. Отношения царской России с великой заокеанской республикой — Соединенными Штатами Америки — обстоятельно показаны в монографии Р. Ш. Ганелина14, хотя поли- тические и дипломатические аспекты этих отношений нуждаются еще в дальнейшем изучении. Помимо отмеченных выше «белых пятен» в историографии внешней политики России периода первой мировой войны немало еще разноречивых суждений по широкому кругу вопросов, в том числе узловых. Прежде всего следует указать на отсутствие единст- во Григорцевич С. С. Дальневосточная политика империалистических держав в 1906—1917 гг. Томск, 1965; Писарев Ю. А. Сербия и Черногория в первой миро- вой войне 1914—1918 гг. М., 1968; Виноградов В. Н. Румыния в годы первой ми- Й)вой войны. М., 1969. Нарочницкий А. Л. Великие державы и Сербия в 1914 г.// овая и новейшая история. 1970. № 5. и Бацис П. Э. Русско-норвежские отношения в 1905—1917 гг.: Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. М., 19*3; Новая и новейшая история. 1972. № 6. С. 112—121. 12 Степанов Н. В. Вопрос об Аландских островах. 1914—1921 гг. Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. М., 1952. 13 Соколовская О. В. Греция в годы первой мировой войны, 1914—1918 гг. М., м Ганелин Р. III. Россия и США. 1914—1917. Очерки истории русско-американ- ских отношений. Л., 1969. 16
ва мнений по одному из центральных вопросов темы — внешнепо- литическом курсе царизма в начале войны и в последующий пери- од. Речь идет о политическом курсе, причем не о его характере — эта сторона давно признана азбучной истиной, а об отношении правящих кругов к продолжению войны в соответствии с приняты- ми на себя обязательствами перед союзниками. Споры по данному поводу не прекращаются и по сей день. В последние годы в этом вопросе выявились три основные точки зрения. Первая, до недавнего времени преобладавшая в историче- ской литературе, сводится к тому, что царизм якобы отказался от лозунга войны «до победного конца», выдвинутый им в самом на- чале общеевропейского вооруженного конфликта, и взял курс на выход из войны путем сепаратного (тайного от союзников) сговора с Германией. Обозначился этот курс, согласно данной версии, чуть ли не с весны 1915 г., особенно отчетливо к началу 1917 г.: и если он не завершился сепаратным миром с блоком Центральных де- ржав, то только потому, что его «упредила» Февральская револю- ция. Восходит подобная точка зрения к первым годам становления советской историографии, хотя с тех пор она претерпела опреде- ленную эволюцию: вначале намерения царизма выйти таким путем из войны объяснялись соображениями внешнеполитического поряд- ка15, а затем — осложнениями внутренней ситуации — необходи- мостью подавления надвигавшейся революции16. Противоположная точка зрения состоит в том, что царизм неиз- менно следовал курсом доведения войны до победного конца, руко- водствуясь соображениями как внутреннего, так и внешнеполити- ческого порядка17. Следует, однако, подчеркнуть, что .аргумента- ция сторонников этого взгляда не во всем одинакова. Имеются рас- хождения, и подчас весьма существенные, особенно в отношении того, что являлось определяющим в приверженности царизма тако- 15 Покровский М. Н. Очерки по истории революционного движения в России XIX и XX вв. М.; Л., 1927. С. 172, 177, 179; Дякин В. С. К вопросу о «заговоре царизма накануне Февральской революции» // Внутренняя политика царизма (Середина XVI — начало XX в.). Тр. Ленинград, отд. ин-та истории. Л., 1967. Вып. 8. С. 363—364. 16 Семенников В. П. Политика Романовых накануне революции. (От Антанты к Германии). М.— Л., 1926; Он же. Монархия перед крушением. 1914—1917. ...Бу- маги Николая II и другие документы. М.; Л., 1927; Он же. Романовы и герман- ские влияния во время мировой войны. Л., 1929; История гражданской воины в СССР. М., 1935. Т. 1. С. 48—60; Минц И. И. История Великого Октября. Свер- жение самодержавия. М., 1967. Т. 1. С. 459—463 (2-е изд. М., 1977. С. 392—397); Касвинов М. К. Двадцать три ступени вниз. М., 1978. С. 276—291; Соловьев О. Ф. Обреченный альянс. М., 1986. С. 80—109, 134—152, 166—171. 17 Дякин В. С. Русская буржуазия и царизм в годы первой мировой войны. 1914—1917 гт. Л., 1967. С. 276—288; Бурджалов 3. Н. Вторая русская революция. Восстание в Петрограде. М., 1967. С. 72; Черменский Е. Д. IV Государственная дума и свержение царизма в России. М., 1976. С. 16—17; Он же. История СССР. Период империализма. 3-е изд. М., 1974. С. 403—406; Яковлев Н. И. 1 августа 1914. М., 1974. С. 151 — 153; Спирин Л. М. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России (начало XX в.— 1920 г.). М., 1977. С. 225—226; Васюков В. С. К вопросу о сепаратном мире накануне Февральской революции // Исторические записки. 1982. № 107. С. 100—170; Кризис самодержавия в России. 1895—1917/Отв. ред. В. С. Дякин. Л., 1984. С. 631—633; Писарев Ю. А. Первая мировая война и проблема сепаратного мира... // Новая и новейшая история. 1985. № б. С. 45—54; Евдокимова Н. П. Между Востоком и Западом. Л., 1985. С. 47—79. 2 Первая мировая Война 17
му курсу, какие мотивы удерживали его в войне с австро-герман- ской группировкой и реальны ли были возможности к перемене во- енно-политической ориентации. Еще одна точка зрения, близкая к первой и в значительной ме- ре повторяющая ее, сводится к тому, что накануне Февральской революции царизм «испытывал серьезные колебания в целесооб- разности ее продолжения». Наиболее полное изложение эта версия получила в работе А. В. Игнатьева. В ней, в частности, автор пояс- няет, что выражало эту колеблющуюся линию во внешней полити- ке не официальное правительство в лице министерств и ведомств, а закулисное — придворная камарилья и ее ставленники, придвор- ные круги18. Не выяснено, однако, что представляло собой это «за- кулисное правительство» и насколько существенным было его вли- яние на направление внешней политики. Да и правомерно ли в та- ком случае автоматически ставить знак равенства между действия- ми «закулисного» и официального правительства? Можно ли огра- ничиваться здесь сугубо умозрительными заключениями, не выяв- ляя реальной власти камарильи и руководствуясь лишь общесоцио- логическим трафаретом. Не подкреплено пока фактическим материалом и утверждение В. А. Емеца о том, что тенденция к заключению сепаратного мира с Германией имела место «в некоторых правительственных кругах и царском окружении»19. Очевидно, что без правильного, докумен- тально обоснованного освещения вопроса об отношении царизма к войне невозможно разобраться в существе важнейших внешнеполи- тических акций царского правительства, в его отношениях как с союзными, так и с нейтральными государствами. Недостаточно осмысленным остается вопрос о роли и месте Рос- сии в межблоковой расстановке сил, в системе Антанты. Хотя тезис о ее полуколониальной зависимости от западных держав давно раз- венчан, исследователи пока не пришли к однозначному мнению о том, насколько велика была эта зависимость и в какой мере она отражалась на самостоятельности внешнеполитического курса стра- ны, в том числе и на той роли, какую играла Россия в противосто- явшей Центральным империям коалиции — второстепенную или одну из главных? Пока что представления на сей счет весьма раз- личны. По мнению одних историков, ведущая роль в Антанте (Тройственном согласии), роль лидера принадлежала Англии20 21. Цо мнению других, руководящее положение в коалиции занимали Франция и Англия^1. Россия, таким образом, оказывается на вто- ром плане. Известен также постулат, характеризующий Россию как «младшего партнера» западных держав, «прислужницу» меж- 18 Игнатьев А. В. Указ. соч. С. 44—45. См.: Он же. Русско-английские отношения накануне Октябрьской революции (февраль—октябрь 1917 г.). M., 1966. С. 42—60, 382—384; Генкина Э. Б. Февральский переворот // Очерки по исто- рии Октябрьской революции. M.; Л., 1927. Т. 2. С. 10, 13. 19 Емец В. А. Указ соч. С. 380. 20 Бестужев В. И. Основные аспекты внешней политики России накануне июльско- го кризиса (февраль—июнь 1914 г.) // Первая мировая война 1914—1918/Отв. ред. А. Л. Сидоров. М., 1968. С. 87; Игнатьев А. В. Русско-английские отноше- ния накануне Октябрьской революции. С. 384. 21 Емец В. А. Указ. соч. С. 354, 358. 18
дународного империализма. Встречаются и такие работы, в коих Россия вообще именуется «второстепенным элементом» Антанты22. Естественно, что при подобном раскладе царская Россия, по мень- шей мере, попадает в разряд «руководимой» державы. Исходя из этой посылки, имеют место и некоторые другие оценки. Так, В. А. Емец считает, что русской армии «отводилась» в вооружен- ном конфликте «второстепенная задача» — ведение войны на исто- щение противника23. Между тем, «война на истощение» была, как известно, общей стратегической линией держав Согласия, противопоставленной гер- манской стратегии «быстротечной», «молниеносной» войны. Она одинаково проводилась как на Западном (французском) фронте, так и на Восточном (русском). В конечном итоге эта стратегия при- вела к поражению Центральных империй и их союзников, доказав несостоятельность военных доктрин германского генерального штаба. Не подлежит сомнению, что зависимость России от союзников все еще явно преувеличивается. В то же время недостаточно учи- тывается или вовсе не принимается в расчет взаимная зависимость союзников от России, причем весьма значительная. В трактовке данного вопроса и по сей день сказывается влияние прошлых лет. Есть все основания считать, что наряду с Англией и Германией Россия являлась одной из трех «главных величин» в мировой вой- не, одной из трех «сильнейших империалистических держав»24. Правда, в этой ленинской классификации необоснованно забыта Франция, составлявшая вместе с Россией и Англией основу анти- германской коалиции. Более адекватное отражение расстановки сил в период мирового катаклизма имеет не только важное методологическое, но и не ме- нее важное конкретно-историческое значение. Как ни значительна была роль Англии в антигерманской коалиции, главным ее звеном яв- лялся франко-русский союз. Речь идет, разумеется, о дофевральском периоде войны. При Временном правительстве ситуация, естествен- но, заметно меняется. А с победой Октября революционная Россия оказывается в положении изоляции и «осажденной крепости». Отмечаются нюансы и в трактовке вопроса об ориентации Рос- сии внутри Антанты. Так, до сих пор идет спор о том, на кого больше «равнялась» Россия — на Францию, с которой она находи- лась в формальном союзе на протяжении почти четверти века, или на Великобританию. Одни историки считают таким союзником Францию, другие придерживаются иного мнения. Не отрицая важ- ного значения франко-русского союза, А. В. Игнатьев полагает, что Россия в этот период ориентировалась в первую очередь на Анг- лию, считала ее более «важной» союзницей. Эта оценка облачена им в формулу: «английский крен» в русской политике. К сожале- нию, данная формула не получила реального наполнения, не рас- крыто, что представлял собой этот «крен» и в чем конкретно он проявлялся. Вместе с тем в другой связи отмечается, что Франция 22 Соловьев О. Ф. Обреченный альянс. М., 1986. С. 13—14. 23 Емец В. А. Указ. соч. С. 359 и др. 24 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 30. С. 185, 191, 242. 2* 19
была наиболее близкой России союзной державой, а Англия — «наиболее антирусски настроенной»25. В освещении взаимоотношений России с союзниками не бес- спорным представляется акцент на показе острых разногласий и противоречий между ними при явной недооценке тех объективных трудностей, с которыми приходилось сталкиваться каждой из союз- ных стран. Причем во многих случаях эти противоречия настолько выпячиваются, что заслоняют собой взаимное сотрудничество, по- рождая невольный вопрос: на чем же, собственно, держалась анти- германская коалиция, если она была столь раздираема внутренни- ми противоречиями? По мнению В. А. Емеца, например, в межсоюзнических отно- шениях долгое время преобладали не объединительные, а разъеди- нительные военно-политические тенденции. «Уже с начала вой- ны,— пишет исследователь,— начинается противоборство разъеди- няющих и объединяющих тенденций в союзнических отношениях, причем тенденция к интеграции военных усилий явно подавляется на этом этапе войны (до весны 1915 г.— В. В.) преобладанием ей противостоящей». И это в тот самый период, когда Россия прило- жила максимум усилий ради спасения своей союзницы от сокруши- тельного натиска германских полчищ. Та же линия сохраняется, по мнению автора, и в последующий период: «Определившиеся в пер- вый год войны тенденции в политике и стратегии России и ее союз- ников с определенной последовательностью и закономерностью проявились и на следующем этапе мировой войны (1916 — фев- раль 1917 гг.)... В условиях империалистической коалиции руково- дящие державы Антанты — Франция и Англия — использовали объединительные тенденции в коалиционной войне в своих корыст- ных империалистических интересах»26. Опять-таки на первом плане не центростремительные, а центро- бежные силы союза. Спрашивается, чем же держалась коалиция, если центробежные силы преобладали над центростремительными? К тому же не резон смешивать интеграцию с координацией, особенно приме- нительно к условиям Западного и Восточного (русского) фронтов, рассеченных сплошным массивом Центральных держав. Необходи- мо строго учитывать объективные трудности каждого из участников коалиции, что будет содействовать более глубокому изучению всех многосложных проблем войны и межсоюзнических отношений, бо- лее адекватному отражению политики России и ее партнеров. Важным аспектом темы является вопрос о целях царизма в вой- не. И в этом аспекте имеет место немалое «разночтение». Прежде всего это касается главной цели войны: оная далеко не всегда фор- мулируется с должной четкостью и определенностью, а чаще обхо- дится молчанием, фигурируют лишь территориальные захваты. В некоторых работах на первый план выступает стремление ца- ризма к приобретению Константинополя и проливов. Овладение ими характеризуется как центральный, основной пункт внешнеполи- 25 Игнатьев А. В. Указ. соч. С. 27, 30—31. 26 Емец В. А. Указ. соч. С. 357, 359. 20
тической программы. Между тем, главной целью царской России, как и ее союзников Англии и Франции, с самого начала было и оставалось сокрушение военно-политического могущества Германии и устранение опасности установления ею своей гегемонии в Европе. Однако эта, казалось бы, истина, по сути, упускается из виду. Не отражена должным образом и другая весьма важная наряду с овладением проливами цель — создание «целокупной» Польши в ее этнографических границах. Тем самым невольно создается неко- торый «перекос»: будто не европейский, а балкано-ближневосточ- ный театр занимал главенствующее место в русской внешней поли- тике в годы первой мировой войны, хотя оба эти направления бы- ли, конечно, тесно связаны между собой. Кстати, именно послед- няя задача — создание «целокупной» Польши — первой была по- ставлена в повестку дня в самом начале войны, что указывало на первостепенное значение для России Европейского региона во внешней политике. Нельзя не напомнить в данной связи, что поль- ский вопрос и его место во взаимоотношениях царской России с ее союзниками вообще не получили пока соответствующего отраже- ния в нашей историографии. Несомненный интерес представляют и планы царизма в отно- шении сложившейся системы военно-политических союзов на бли- жайшие послевоенные годы и в долгосрочной перспективе. Пока об этом почти не упоминается, а если и упоминается, то крайне глухо. Существенной представляется интерпретация вопроса о соотно- шении целей царизма в войне и средств, коими он располагал для их осуществления. Думается, однако, что при всей обоснованности суждений относительно неподготовленности России к войне, отста- лости ее промышленности по сравнению с наиболее развитыми странами и т. д., нельзя абстрагироваться в данном случае от коа- лиционного характера войны, оценивать эти средства изолированно от средств и возможностей других союзников. Необходимо исходить из учета возможностей всей англо-франко-русской коалиции в их совокупности, как и из баланса сил обеих противоборствовавших группировок. В противном случае придется признать, что ни Фран- ция, ни Англия тоже не располагали достаточными средствами для достижения поставленных ими целей. Существо данного вопроса значительно глубже и лежит в иной плоскости. Значительно пока несовпадение взглядов историков по вопросу об отношении к внешнеполитическим планам царизма и к войне различных классов и партий. Чаще всего обращается внимание на разногласия между правым крылом правительственного лагеря и партиями либеральной буржуазно-помещичьей оппозиции. При этом в одних работах отмечается, что наибольшей агрессивностью отличались крайне правые консервативные монархические круги. В других, напротив, подчеркивается, что наиболее рьяными сторон- никами захватнических устремлений царизма, в частности в отно- шении Константинополя и проливов, выступали буржуазные либе- ральные круги, прежде всего кадеты и «прогрессисты»^7. * 27 Емец В. А. Указ. соч. С. 133; Игнатьев А. В. Указ. соч. С. 62—63. 21
Различная историческая документация свидетельствует, однако, что никаких существенных расхождений между помещичьими и буржуазными партиями в отношении военных и политических це- лей царизма не существовало* И в тех и в других кругах были как сторонники, так и противники «размашистого аннексиониз- ма». В основных же пунктах «программы» их взгляды и намерения совпадали, тем более что в области внешней политики царизм оди- наково стремился отстаивать интересы и помещиков, и буржуазии* То же самое можно сказать и о высших военных кругах, хотя от- дельные нюансы в их среде не могли не иметь места. Иную позицию занимали, конечно, германофилы, главной за- ботой коих было не доводить столкновение до сокрушительного разгрома Германии и низведения ее до уровня второразрядной де- ржавы* Однако их реальное влияние на внешнюю политику пока не выяснено. В силу понятных причин они действовали не прямы- ми путями, а косвенно, с помощью всевозможных тайных интриг. Здесь исследователям еще предстоит напрячь свои усилия в по- исках более достоверных свидетельств. Весьма рельефны расхождения во взглядах историков при осве- щении вопроса об отношении помещичьих и буржуазных партий к войне, особенно в конце 1916 — начале 1917 г. Одни считают, что правое крыло правящего класса («организации и группы крайне правых и большинство националистов», «правое крыло крепостни- ков-помещиков») в указанный период склонялось к выходу из вой- ны путем сепаратного мира с Германией28. Другие, напротив, дока- зывают, что и буржуазные и помещичьи партии всех оттенков упорно стояли за продолжение войны до победного конца29. Таким образом, получается, что у официального правительства Нико- лая II оказалось две оппозиции: одна в области внутренней полити- ки (либеральная оппозиция), другая в области внешней (черносо- тенная, правомонархическая)* В переосмыслении нуждается и отношение к войне социалисти- ческих партий — большевиков, меньшевиков и эсеров. И не только в конкретно-историческом, но и в теоретическом плане. Нельзя, в частности, пройти мимо новых веяний в оценке лозунга «пораженче- ства», как и в выяснении того, насколько он политически логичен и реалистичен, будь он воспринят всеми другими социалистическими и социал-демократическими партиями втянутых в войну государств. Безупречна ли вообще трактовка «измены» лидеров II Интернацио- нала, в том числе наиболее видных его вождей? Какие причины и обстоятельства подвели к столь поразительной «синхронности»? Не свидетельствует ли это о том, что ни идейно, ни организационно международное рабочее и социалистическое движение не было под- готовлено к совместным действиям против империалистической бойни. И как, собственно, следует относиться к лозунгу «защиты отечества» в свете богатейшего исторического опыта XX столетия? Эти и другие вопросы из той же области ждут своего решения. 28 Игнатьев А. В. Указ. соч. С. 38—39. Соловьев О. Ф. Указ. соч. С. 88, 108—109, 169. 29 Спирин Л. М. Указ. соч. Черменский Е, Д. Указ. соч. 22
Различно оцениваются в советской историографии итоги борьбы противостоящих блоков в преддверии Февральской революции, к началу весенней кампании 1917 г. и перспективы ее дальнейшего развития, что не могло не влиять на политику и взаимоотношения их участников. Одни специалисты полагают, что перспективы вой- ны были еще весьма неопределенны, в противостоянии блоков установилось примерное равновесие, другие считают, что чаша ве- сов определенно стала склоняться в пользу держав Согласия. Так, В. М. Хвостов пишет, что в конце 1916 г. было еще далеко не ясно, «чья возьмет». К аналогичному заключению склоняется А. В. Игнатьев: «Если говорить о перспективах, то на рубеже 1916—1917 гг. ни одна из воюющих коалиций не добилась реши- тельного перевеса. Преимущества Антанты в экономических ресур- сах до сих пор как бы уравновешивались лучшей организацией и единством действий противника»30. Иначе видится ситуация военным историкам. В двухтомнике «История первой мировой войны. 1914—1918 гг.» на основании об- стоятельного анализа соотношения сил противоборствовавших группировок делается следующий общий вывод: «В кампании 1916 г. успех был на стороне Антанты. Антанта, развернув свой мощный военно-экономический потенциал, вырвала стратегиче- скую инициативу из рук Центральных держав. Превосходство Ан- танты в численности войск, в вооружении и военной технике опре- делило в 1916 г. перелом в войне в ее пользу... К концу кампании стало очевидным, что война для стран центрального блока безна- дежно проиграна»31. Отмеченное превосходство неуклонно нараста- ло. К началу новой кампании державы Согласия значительно пре- восходили германский блок и в материальных и в людских ресур- сах. В январе 1917 г. они располагали 425 дивизиями против 331 дивизии неприятеля, т. е. на 94 дивизии больше. Общая же чис- ленность вооруженных сил Антанты составляла 27 млн человек, в то время как у Четверного союза — 10 млн человек. Пропорция весьма внушительная — почти тройное преобладание. Не без осно- ваний державы Антанты, «хорошо осведомленные о положении в коалиции Центральных держав, надеялись в 1917 г. одержать над ней победу»32. Немало в литературе и других разноречивых суждений. Это лишний раз подчеркивает необходимость дальнейшего тщательного изучения обширнейшей исторической документации, относящейся к предреволюционному (дофевральскому) периоду войны. На ряд из названных вопросов автор попытался дать ответ в упомянутой монографии33. 30 История дипломатии. 2-е изд. M., 1965. Т. 3. С. 30. Игнатьев А. В, Указ. соч. С. 16. 31 История первой мировой войны. 1914—1918. М., 1975. Т. 2. С. 280. См. также: Росту нов И. И. Указ, соч.; Строков А. А. Указ. соч. 32 История первой мировой войны. 1914—1918. С. 286. зз Васюков В. С. Внешняя политика России накануне Февральской революции. 1916 — февраль 1917. 23
♦ ♦ ♦ Внешней политике Временного правительства до сих пор уделя- лось, пожалуй, больше внимания, чем политике царского кабинета в последние два с половиной года его существования, что вполне естественно. Интерес к внешнеполитической проблематике этого периода порожден общим вниманием к незабываемому 1917 г. с его Февралем и Октябрем. Последний «сезон» российского империализ- ма явился непосредственным прологом к величайшему социальному катаклизму, положившему начало коренному повороту в судьбах человечества. В данном случае внешняя политика и междуна- родные отношения занимают историков не только сами по себе, но и как один из решающих факторов, вызвавших бурные потрясения и грандиозные смещения в общественном развитии. Изучение рус- ской внешней политики в указанный восьмимесячный период ве- лось до сих пор в двух основных направлениях: 1) какое влияние на внешнюю политику России, на ее военно-политические, финан- совые и экономические связи с другими странами оказа- ло крушение самодержавия и 2) как отразилась эта политика на перерастании буржуазно-демократической революции в проле- тарскую. Уже в ранний период становления советской историографии стали появляться отдельные работы, преимущественно статьи и об- зоры, посвященные внешнеполитической истории России в годы мировой войны, в том числе и в послефевральский период. Из ра- бот тех лет следует назвать работу В. Керженцева34. С начала 20-х годов внешнеполитическая проблематика выдвигается на одно из первых мест молодой советской историографии. Основное внимание в этот период уделялось советскими авторами «разоблачению» им- периалистического характера иностранной политики царского и временного правительств, а также правительств других стран ан- тантовской коалиции, прежде всего Англии и Франции35. Сравни- тельно меньше говорилось об агрессивных устремлениях кайзеров- ской Германии в силу ряда причин. Другим ведущим направлением историографии внешней политики и международных отношений в целом являлся показ враждебного отношения держав Антанты к революционным событиям в России в 1917 г. Разрабатывалась так- же тема финансовой и военно-политической зависимости от запад- ных держав с акцентом на ее закабаление англо-французским ка- питалом. Затрагивались и другие аспекты, в частности, позиция классов и партий по вопросам войны и мира. 34 Керженцев В. Союзники и Россия. М., 1918; Левидов М. К. История союзной ин- тервенции в России. Т. 1. Дипломатическая подготовка. Л., 1925; Покров- ский М. Н. Октябрьская революция и Антанта (выход России из войны) // Про- летарская революция. 1927. № 10 (69). С. 3—25; Гуковский А. И. Антанта и Ок- тябрьская революция (Популярные очерки). М.— Л., 1931; Минц И. И. Англий- ская интервенция и северная контрреволюция. М.; Л., 1931. 35 Кто должник? М., 1926; Скорский К. Военно-экономическая эксплуатация России союзниками в империалистическую войну // Война и революция. 1926. Кн. П; Маниковский А. А. Боевое снабжение русской армии в мировую войну. 2-е изд. Т. 1—3. М.—Л., 1930. 24
Наиболее значительной работой тех лет по внешней политике Временного правительства явился очерк Н. Л. Рубинштейна36. Ру- бинштейн первым в нашей литературе попытался охватить пробле- му в целом. В его очерке были намечены основные направления внешней политики Временного правительства, предложена ее пери- одизация, хотя и не вполне обоснованная, определены в общих чертах характер взаимоотношений с союзниками, «соглашатель- ская» тактика меньшевиков и эсеров в вопросах войны и мира и пр. Наряду с несомненными достоинствами работа Рубинштейна была не лишена серьезных недостатков, предопределенных в изве- стной мере общим уровнем историографии того времени. Прежде всего это относилось к преувеличению зависимости России и ее влиянию на политику Временного правительства. Исходя из пред- ставления о полуколониальной зависимости России, Рубинштейн приходил к выводу, что уже при первом коалиционном правитель- стве русская политика «потеряла всякие остатки самостоятельно- сти» и в результате дальнейшего продолжения войны, гибельного для народного хозяйства, «Россия неизбежно должна была стать колонией англо-американского, в меньшей мере французского и японского капиталов». Все это не могло не сказаться на трактовке некоторых важных военно-политических и дипломатических акций Временного правительства и его партнеров по антантовской коали- ции (в 1946 г. эта работа была переиздана автором в несколько со- кращенном варианте в виде отдельной брошюры)37. С середины 30-х до начала 50-х годов специальных исследований внешней политики Временного правительства не велось. В общих же работах по истории международных отношений этой теме отводилось незначительное место. Наиболее подробно она излагалась в «Исто- рии гражданской войны в СССР», в «Истории ВКП(б)» под редак- цией Ем. Ярославского38. В них разбирались отдельные декларации Временного правительства, относящиеся к внешней политике, взаи- моотношения между странами антантовской коалиции, говорилось о борьбе ленинской партии против буржуазной и эсеро-меньшеви- стской позиции в вопросах войны и мира. При этом основное вни- мание сосредоточивалось на «милюковском» периоде внешнеполи- тической деятельности правительства кн. Г. Е. Львова. Последую- щий же период, особенно после июльского кризиса, как правило, выпадал из поля зрения, а если и освещался, то весьма схематично. Во всех этих работах рассматривались преимущественно взаи- моотношения с Англией, Францией и США. Отношения же с дру- гими союзниками, как и по предшествующему (царскому) периоду, почти совершенно не затрагивались, что оставалось характерной чертой советской историографии в течение длительного времени. Несколько лучше обстояло дело с изучением экономических отно- шений России с союзными державами, но и они трактовались под- час весьма односторонне — в духе полуколониальной зависимости 36 Рубинштейн Н. Л. Внешняя политика Керенщины // Очерки по истории Октяб- рьской революции. M.; Л., 1927. С. 417, 447—448. 37 Рубинштейн Н. Л. Внешняя политика Временного правительства. М., 1946. 38 История гражданской войны в СССР. М., 1935. Т. 1; История ВКП(б>/ Под ред. Ем. Ярославского. М., 1936. 25
России от союзников. По-прежнему историки анализировали разви- тие боевых действий на фронтах первой мировой войны и связан- ных с этим политических и дипломатических контактов союзников в привычно схематизированном варианте. Победа советского народа в Великой Отечественной войне спо- собствовала значительному подъему нашей страны во всех областях деятельности, в том числе и в области историографии. Изучение внешней политики России от февраля к октябрю 1917 г., как и международных отношений в целом, развертывалось в послевоен- ный период с нарастающим масштабом, чего нельзя сказать о по- литике предшествующего, предфевральского периода. Однако на большинстве этих работ лежала печать «холодной войны». Несомненным вкладом в историографию русской внешней поли- тики постфевральского периода явилась на том этапе монография А. Е. Иоффе, посвященная русско-французским отношениям в 1917 г.39 В ней автор не ограничился характеристикой франко-рус- ских отношений, а рассмотрел вопрос шире, затронув в ряде случа- ев межсоюзнические отношения в целом, вопросы войны и мира, положение и политику Центральных держав и рад других общих вопросов. Вместе с тем на работе заметно сказался тезис о полуко- лониальной зависимости России от западных держав и влияние этой зависимости на военно-политические акции Временного пра- вительства, равно как и на его внутренний политический курс, а также на связь внешней и внутренней политики. Большое место стало отводиться показу политики Милюкова и керенщины в работах, посвященных по преимуществу революцион- ной проблематике: борьбе большевистской партии за революцион- ный выход из войны. Важное значение для изучения внешней по- литики России на последнем отрезке ее предоктябрьской истории имели труды историков о природе российского империализма и его особенностях, о финансовой и экономической политике царского и Временного правительств, появившиеся в конце 50-х — первой по- ловине 60-х годов40. Продолжалось изучение торгово-экономиче- ских связей России с западными странами41. Особым размахом исследований международных аспектов режи- ма Временного правительства выделялись 60-е годы, связанные с подготовкой к пятидесятилетию Октября. Непосредственно к этой дате или несколько позже вышел в свет рад крупных работ, посвященных как внешней политике правительства Львова-Керен- ского, так и двусторонним отношениям России с отдельными госу- дарствами. Все работы отличала широкая документальная база, ис- пользование богатейших архивных фондов, на основе которых ав- торам удалось в той или иной мере преодолеть господствовавший 39 19^е А. Е, Русско-французские отношения в 1917 г. (февраль—октябрь). М.» 40 Сидоров А. Л. Финансовое положение России в годы первой мировой войны. М., 1960; Волобуев П. В. Экономическая политика Временного правительства. М., 41 Лебедев В. В. Русско-американские экономические отношения (1900—1917 гг.). М., 1964; Иоффе А. Е. Об усилении экономической зависимости России от стран Антанты в годы первой мировой войны // Вопр. истории. 1957. № 3 и др. 26
ранее схематизм, нашедший наиболее яркое выражение в концеп- ции полуколониальной зависимости России, ее «подчиненной» роли в большой антантовской тройке42. Появилось также немало статей того же профиля43. Пополняется и обогащается историография рус- ской внешней политики февральско-октябрьского этапа 1917 г. и в 70-е годы. В 1974 г. появляется еще одна монографическая работа по внешней политике Временного правительства, предложившая определенные коррективы в оценку внешнеполитического курса Милюкова и его преемника Терещенко. В следующем, 1975 г., вы- шел из печати упоминавшийся уже двухтомный труд о первой ми- ровой войне, подготовленный коллективом авторов Института во- енной истории, в котором дается описание и анализ кампании 1917 г., в том числе и на русском фронте44. Ценной представляется и работа И. И. Росту нова, в которой затрагиваются также важней- шие аспекты военно-политической и дипломатической истории и в послефевральский период45. К настоящему времени наряду с довоенными работами, о которых упоминалось выше, имеются две общие монографии о внешней поли- тике Временного правительства, ряд монографических исследований отношений России с отдельными странами, книги и статьи о внешних торгово-экономических связях в предоктябрьский период, о военном и политическом сотрудничестве с державами Антанты, о кредитах и военных поставках и т. д. Сравнительно обстоятельно изучены от- ношения с Англией, Францией и США, разумеется, не без перегру- женности «прежним мышлением» и идеологическими трафаретами. Более или менее полно, хотя и недостаточно равномерно, рассмот- рены отношения с Италией и Японией, но с теми же изъянами. Все больше внимания уделяется отношениям с другими союзниками46. Вместе с тем некоторые участки русской внешней политики в указанный период все еще слабо отражены в нашей историографии. Более основательного, монографического освещения заслуживают от- ношения России с Японией. Явно недостаточно изучаются связи Рос- сии с «малыми» союзниками, Бельгией, Грецией, Румынией, Сер- бией, Черногорией и Португалией. Как в общих работах по внешней политике, так и в работах, посвященных двусторонним отношениям, упоминание о них пока еще беглое и фрагментарное. Практически нет анализа взаимоотношений с Португалией, присоединившейся к антантовскому блоку в марте 1916 г. Между тем, более основатель- ное изучение этих отношений позволит полнее выявить истинную 42 Васюков В. С. Внешняя политика Временного правительства. М., 1966; Он же. Предыстория интервенции. М., 1968; Игнатьев А. В. Русско-английские отноше- ния накануне Октябрьской революции (февраль—октябрь 1917 г.)..М., 1966; Ле- бедев В. В. Международное положение России накануне Октябрьской революции. М., 1967; Кирова К. Э. Русская революция и Италия. Март—октябрь 1917. M., 1968; Ганелин Р. Ш. Россия и США. 1914—1917. Л., 1969. 43 Игнатьев А. В., Иоффе А. Е. Международная обстановка накануне Октября // Вопр. истории. 1962. N® 11. С. 54—57; Васюков В. С. Попытки империалистиче- ского сговора Антанты и Четверного союза осенью 1917 г. К вопросу о мире за счет России // Исторические записки. М., 1965. Т. 77. С. 23—56; Игнатьев А. В. Указ. соч. 44 История первой мировой войны. Т. 1—2. 43 Ростунов И. И. Указ. соч. 46 Писарев Ю. А. Сербия и Черногория в первой мировой войне. М., 1968. 27
роль России в антантовской коалиции, дифференцированнее пред- ставить позицию великих держав в вопросах мировой политики. Слабо отражены взаимоотношения новой России с европейски- ми нейтральными странами, позицию которых, их реакцию на те или иные акции противоборствовавших группировок в резко изме- нившейся международной морально-политической обстановке нель- зя не учитывать. Как и по предфевральскому периоду, в историографии русской внешней политики от февраля к октябрю 1917 г. наряду с «белыми пятнами» и известным схематизмом официальной науки имеется немало «разночтений», и опять-таки отнюдь не по второстепенным вопросам. В современной интерпретации иностранной политики Временного правительства всех составов соседствуют, по сути дела, два подхода. Один из них исходит из того, что внешняя политика буржуазного и буржуазно-социалистического правительства не пре- терпела сколько-нибудь существенных изменений по сравнению с политикой царского правительства: тот же курс на продолжение войны до победного конца, те же закрепленные в договорах и со- глашениях с союзниками территориальные приобретения, офици- ально подтвержденные сторонами после Февральской революции, не менявшие ни характера политики, ни ее империалистической сущности. Другая интерпретация, напротив, признает происшед- шие в политике перемены существенными, значительными, причем сказанное относится ко всем узловым аспектам проблемы: отноше- нию Временного правительства к войне, его внешнеполитической ориентации, программы и целей, а также форм и методов осущест- вления политики внешней. С этим, однако, нельзя согласиться осо- бенно в отношении «существенных» перемен. В первую очередь представляется необоснованным противопо- ставление отношения к войне царизма и его политических преем- ников. Царизм якобы серьезно колебался, продолжать ли ему вой- ну или нет, склоняясь к одностороннему выходу из войны путем сепаратного мира с Германией. Буржуазия же, пришедшая к вла- сти, твердо провозгласила курс на доведение войны до ее победного завершения. «Если царизм,— пишет исследователь,— или, по крайней мере, дворцовая камарилья (хотя это "или" вовсе не одно и то же.— В. В.) накануне Февральской революции серьезно коле- бались, не пойти ли на сепаратную сделку с враждебным блоком, то пришедший к государственной власти новый класс цепко де- ржался за продолжение войны». «Царизм,— утверждает тот же ав- тор,— точнее придворные круги, камарилья, накануне Февраль- ской революции испытывал серьезные колебания в целесообразно- сти ее продолжения. Пришедший к государственной власти новый класс покончил с этими колебаниями. Продолжение войны... явля- лось генеральным направлением внешней политики Временного правительства в течение всего периода его существования»47. Заметим к слову: неверно ни то, ни другое. До последних дней царизм упорно цеплялся за сохранение провозглашенного в начале 47 Игнатьев А. В. Указ. соч. С. 115, а также 59, 116, 425. 28
войны курса, что нашло отражение и в акте об отречении Нико- лая II от престола и в его «прощальном» приказе армии и флоту48. Что касается «генерального направления» внешней политики Вре- менного правительства, то разве не его военный министр А. И. Верховский заявил о необходимости скорейшего выхода Рос- сии из войны, за что и был отправлен в «бессрочный отпуск». Так что «колебания» действительно имели место, но они проявились прежде всего со стороны одного из ответственных деятелей послед- него состава правительства Керенского. Невозможно также согласиться с утверждением о том, что Вре- менное правительство решило пересмотреть цели войны, отказаться от приобретения черноморских проливов и готово было пожертво- вать и другими «активами» царской дипломатии. Многочисленные документы свидетельствуют, что заявления и декларации о «пере- смотре» целей войны были всего лишь вынужденным маневром, потребностями внутренней политики, продиктованными давлением со стороны масс, а не реальными побуждениями принципиального характера или какой-либо новой внешнеполитической концепцией. К тому же принудить союзников к отказу от территориальных за- хватов и иных политических намерений Временное правительство было бессильно, и в этом оно отдавало себе отчет, особенно после решительного возражения с их стороны. Отказаться же в односто- роннем порядке от законных «компенсаций» за принесенные жерт- вы в пользу общесоюзнического дела оно, разумеется, считало не- благоразумным. М. И. Терещенко, заигрывавший вначале с «умеренными соци- алистами» и пользовавшийся демократической фразеологией, в конце концов сбросил с себя маску и открыто стал защищать те «ценности», которые отстаивал его предшественник на посту мини- стра иностранных дел П. Н. Милюков. Последний, кстати, близко стоявший к министерству иностранных дел и после своей отставки, засвидетельствовал, что его преемник не сошел с позиций Времен- ного правительства первого состава, о чем недвусмысленно выска- зывался после своего неудачного опыта подыгрывания демократии. Помимо всего прочего не очень-то сообразуется генеральная линия на продолжение войны с сокращением внешнеполитических притя- заний правящих кругов России. Не более объяснимо утверждение об изменении форм и методов ведения внешней политики, отнесенных опять-таки к изменениям существенным49. Ведь основным средством политики— основным средством преодоления мирового конфликта — по-прежнему остава- лась война, являвшаяся генеральным курсом правительства, и оно от- стаивало его, по словам автора, с еще большим рвением, чем это де- лал царизм. Сохранялась также тайная дипломатия, являвшаяся од- ним из характерных черт империалистической политики. Что касает- ся демократической и даже революционной фразеологии, к которой прибегало правительство в своей внешнеполитической пропаганде, то 48 Арефьев Е. Е. Император Николай II как человек сильной воли. Джорданвилль; Нью-Йорк, 1983. С. 127, 128. 49 Игнатьев А. В. Указ. соч. С. 425. 29
вряд ли стоит относить ее к существенным переменам в политике. Да- же «соглашатели», входившие в состав буржуазного правительства, устами лидера эсеров В. Чернова заявили, что войну нельзя лишить ее империалистической сущности. Если же говорить о союзниках, а также участниках австро-германского блока, то и они повели актив- ную борьбу с формулой мира «без аннексий и контрибуций» «сред- ствами чисто империалистической ее интерпретации»5®. Сохранен был также весь прежний дипломатический и консуль- ский аппарат, который не мог отрешиться от старых методов рабо- ты, традиций и навыков, о чем убедительно свидетельствуют мно- гочисленные документы и материалы. Сам автор нового подхода констатирует: «Механизм Министерства иностранных дел был сно- ва пущен в ход и заработал так, словно ничего не произошло, буд- то кто-то по рассеянности забыл его завести, а затем оплошность заметили и устранили»50 51. Как ни бесспорен социальный сдвиг, происшедший в стране в ре- зультате Февральской революции и объясняющий якобы существен- ные перемены во внешней политике, нельзя упускать из виду, что и кадеты и октябристы, составившие Временное правительство, еще при прежнем режиме превратились в правительственные партии в области иностранной политики. Война по-прежнему являла собой сердцевину политики, ее концентрированное содержание. Времен- ное правительство стремилось к решению тех же задач, которые ставило перед собой правительство Николая И: сокрушение военно- го могущества Германии, защита «жизненных интересов страны», как их понимали господствующие классы. Новые «штрихи» в поли- тике, в ее внешнем облике не меняли ее внутреннего содержания, каковы бы ни были «благие намерения» ее вдохновителей. Не изменилась и общая ориентация буржуазной политики — на сохранение антантовской коалиции, хотя Временное правитель- ство и внесло в нее некоторые коррективы, в частности, нацелен- ность на более тесное сближение с США, начавшееся еще в 1915—1916 гг. При всей значимости Соединенных Штатов в каче- стве нового союзника, Россия в тот момент сохраняла прежнюю ориентацию на союз с Англией и Францией. Не просматривается и «усиление английского крена» в русской политике и в основном по- тому, что франко-русский союз по-прежнему оставался на первом месте в унаследованной от павшего режима системе международ- ных связей, лежал в основе европейской политики России. Этого, кстати, не отрицает и сам автор новой интерпретации: «Правитель- ство Львова-Милюкова унаследовало от царизма определенную сис- тему международных связей, в которых на первом месте стоял дав- ний союз с Францией, важную роль играли отношения с Англией, а на Дальнем Востоке и новый союз с Японией»52. Нельзя признать шагом вперед и дань тезису о полуколониаль- ной зависимости России, преодоленному советской историографией 50 Васюков В, С. Внешняя политика Временного правительства. С. 149—168; Гане- лин Р. Ш. Россия и США. С. 231. 51 Игнатьев А. В. Указ. соч. С. 114. 52 Там же. С. 120. 30
в 60-е годы. «Россия при Временном правительстве,— утверждает Игнатьев,— постепенно утрачивала положение великой державы... Из субъекта империалистических сделок Россия начинала стано- виться их объектом. Это не значит, что при Временном правитель- стве она уже превратилась в полуколонию, но предпосылки к тако- му изменению быстро накапливались»53. Возникает вопрос: о какой «постепенности» может идти речь, ес- ли Временное правительство просуществовало всего восемь неполных месяцев? Здесь следовало бы говорить скорее о стремительности ука- занного процесса. Но согласуется ли это с общеисторической тенден- цией, ведшей к крушению колониальной системы вообще. К тому же вторая русская буржуазно-демократическая революция продви- нулась намного вперед по сравнению с буржуазными революциями Запада в области социально-политических преобразований. Поэто- му трудно согласиться с тем, чтобы такая грандиозная народная ре- волюция, какой явилась Февральская, была движением вспять. Не следует упускать из виду, что в результате падения самодержавия Россия превратилась в одну из самых свободных стран мира. А это никак не сообразуется с приближением утраты самостоятельности. Тезис о быстром накоплении предпосылок превращения России в полуколонию тесно связан с другим тезисом — о качественном изменении зависимости России от западных держав при Временном правительстве. Прежде всего, представляется неудачным само употребление этого термина, так как он грешит не только неопре- деленностью: «качество зависимости», но и несовместимостью са- мих понятий в сочетании данных слов. Кроме того, вывод о «каче- ственном скачке» (а речь идет именно о скачке, ибо совершается он в короткий срок — по существу в последние три-четыре месяца существования Временного правительства. До этого, до провала июньского наступления русской армии никаких качественных сдви- гов в зависимости России не отмечалось) делается арифметиче- ски — на основе данных о размерах кредитов и военнык поставок, хотя последние как раз имели тенденцию к сокращению. По-преж- нему недооценивается при этом фактор взаимозависимости держав Согласия, зависимость западных держав от России, особенно воен- ная и политическая. Кстати, было бы правильнее говорить о вы- полнении партнерами по коалиции взаимных обязательств и не пе- реводить все кредиты и поставки союзников России в разряд «по- мощи». За эту «помощь» Россия расплачивалась золотом, сырьем, продовольствием и др. Не лишено смысла сопоставить также военную задолженность России с задолженностью Франции, Италии и самой Англии, являвшейся главным кредитором партнеров по коалиции. Боль- шая задолженность образовалась не только у России, но и у Франции и Италии: больше всего они задолжали Англии и Соеди- ненным Штатам Америки. Сама Англия тоже превратилась в солидного должника своего бывшего торгового и финансового кли- ента — США. 53 См. например: Там же. С. 427. 31
Необоснованным представляется и «уточнение» периодизации внешней политики Временного правительства с выделением в само- стоятельный (пятый) этап во внешнеполитической деятельности правительства, охватывающий всего несколько дней, связанных с успешным началом июньского наступления. «Наступление на фронте,— говорит автор,— открывает новый кратковременный пе- риод попыток активизации внешней политики на базе военных ус- пехов и шовинистического подъема»54. Дело, однако, не только в кратковременности «периода». Речь идет всего лишь о намерениях активизировать политику в случае, если масштабные боевые опера- ции будут успешными, примут устойчивый характер и русская ар- мия обретет свою боеспособность. Но эти расчеты оказались тщет- ными. К июлю наступление захлебнулось, несмотря на многообе- щающее начало. Намерения так и остались намерениями, не воп- лотившись в реальную политику. Все еще удерживается в литературе бездоказательное утвержде- ний о желании западных держав пойти на сговор с Германией «за счет России» осенью 1917 г.55 Сомнительность данного утвержде- ния представляется очевидной. Подобный сговор означал бы не- сомненную победу Германии, а не ее поражение, чего упорно до- бивались Англия и Франция. Доказательством тому служит и другой весьма существенный факт: союзники категорически отка- зались признать силу Брест-Литовского договора 1918 г. Завер- шение Великой войны подобным образом сулило в ближайшей пер- спективе развязывание Германией новой войны при более благо- приятной для нее расстановке сил, чем в 1914 г. И такие планы, как известно, уже вынашивались в недрах германского генерально- го штаба. Изложенное позволяет сделать вывод о том, что внешняя поли- тика России в годы первой мировой войны нуждается в дальнейшем беспристрастном изучении. Помимо названных «узких» мест в ис- ториографии проблемы особое внимание следует обратить на об- щую характеристику «царского» и «буржуазного» империализма, сопоставление их социально-экономической основы, более конкрет- ное установление внешнеполитических программ самодержавия и Временного правительств, их внешнеполитических концепций и концепцию войны, проблему преемственности в политике во всех ее аспектах: ближайшие и долгосрочные задачи и цели, средства и методы осуществления международной политики и т. д. В четком определении нуждается термин «военно-феодальный» империа- лизм. Насущной остается потребность в исследовании проблемы се- паратного мира в дофевральский и послефевральский период, явля- ющейся ключом к пониманию роли России в антигерманской коа- лиции, в системе международных отношений в целом. Особенно настоятельным является изучение внешней политики России на крутом повороте истории в свете новых теоретических и методоло- гических изысканий. 54 Игнатьев А. В. Указ. соч. С. 432. 55 Там же. С. 354—357. 32
СОВРЕМЕННАЯ ФРАНЦУЗСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ (методология и проблематика) Э. Урибес Санчес Внешнеполитическая история первой мировой войны 1914— 1918 гг. на протяжении вот уже почти восьми десятилетий привле- кает внимание французской историографии. У истоков исследова- ния этой проблематики стоит выдающийся французский историк, член Французской Академии Пьер Ренувен (1893—1974 гг.) — ос- нователь современной французской школы исследования внешней политики и международных отношений. Несмотря на всемирное признание французской школы, в нашей историографии* ее вклад в современную методологию исследования внешнеполитической исто- рии недостаточно изучен и оценен1. Предложенная П. Рену веном новая теория международных от- ношений, развиваемая его учеником Ж. Б. Дюрозелем и дру- гими представителями его школы, является своего рода син- тезом крупнейших направлений французской и европейской исто- риографии 30—50-х годов XX в.— социально-экономической ис- тории «школы Анналов»— Ф. Броделя и политологического — Ф. Шабо—Р. Арона, синтез, который привел к возрождению внеш- неполитической истории на новом методологическом уровне. Сле- дуя принципу междисциплинарности в исследовании международ- ных отношений и внешней политики государств, будучи открытой и в то же время критически осторожной в восприятии новых идей и методов американской клиометрии, она в своей основе сохраняет и развивает историко-социологическую и политологическую основу, применяя методы самого широкого диапазона — от традиционных историко-логических до новейших методов системного анализа, со- циальной психологии, антропологии и теории принятия внешнепо- литических решений. Восприняв некоторые важнейшие положения марксизма, в частности исторического материализма, представите- ли этой школы их по-разному интерпретируют, стремясь в то же время к самому широкому охвату и учету объективных и субъек- тивных факторов и их взаимодействия во внешнеполитической ис- тории. Такое стремление в отображении внешнеполитического про- цесса, сфокусированное в конечном итоге на человеческую дея- тельность и на конкретную личность, является отличительной чер- той французской школы историков-международников. 1 Антюхина-Московченко В. И,, Эпштейн А. Д. Рецензия на кн. История междуна- родных отношений/Под общей ред. Пьера Ренувена // Новая и новейшая исто- рия. 1957. № 1; Виноградов К. Б. Происхождение первой мировой войны в трудах Пьера Ренувена // Новая и новейшая история. 1964. N? 4; Машкин М. Н. Пьер Ренувен (1893—1974)// Французский ежегодник. 1976. M., 1976; Тюлин И. Г. Некоторые вопросы теории международных отношений в работах П. Ренувена и Ж. Б. Дюрозеля // Проблемы истории международных отношений и идеологиче- ская борьоа/Отв. ред. А. О. Чубарьян. М., 1976; Современные буржуазные теории международных отношений: критический анализ/Отв. ред. В. И. Гантман. M., 3 Первая мировая война 33
Без преувеличения можно утверждать, что выбор П. Ренувеном такого глобального социального и политического феномена, как первая мировая война, в качестве предмета исследования в огром- ной степени предопределял выход на крупнейшие теоретико-мето- дологические проблемы осмысления исторического процесса, что в конечном итоге привело к разработке им новой теории междуна- родных отношений. Такой выбор не был случайным: современник, участник и жертва (инвалид) войны, испытавший на себе, как и все его «потерянное поколение», ее неизгладимое нравственное воздействие, Ренувен по велению ума и сердца посвятил четыре десятилетия своей напряженнейшей творческой жизни ученого со- биранию и изучению документов, постижению и объяснению при- чин и последствий этой ни с чем не сравнимой в истории начала XX в. трагедии человечества. С начала 20-х годов Ренувен приобретает авторитет крупного специалиста, а затем и лидера научного направления по изучению истории первой мировой войны во Франции. Став хранителем со- зданной правительством и научными кругами «Библиотеки истории первой мировой войны» в Винсенне, он приступает к систематиче- скому собиранию, изданию и исследованию документов по истории войны. В последующем он возглавляет «Общество истории мировой войны» («Societe d'histoire de la guerre mondiale»), журнал по исто- рии этой войны («Revue d'histoire de la guerre mondiale»), а с кон- ца 20-х годов также и Комиссию по изданию известной многотом- ной публикации французских дипломатических документов перио- да 1871 —1914 гг. (Documents diplomatiques franqpis 1871—1914) — лучшей среди аналогичных публикаций великих держав. С 1923 г. Ренувен ведет преподавательскую работу в Сорбонне, читает курс лекций по истории мировой войны. В 1935 г. он создает и возглав- ляет исследовательский центр при Сорбонне по изучению внешней политики и международных отношений, объединивший его учени- ков и соратников2. В эволюции концепции истории первой мировой войны П. Ре- нувена определенными методологическими вехами стали его крупные монографические исследования. Изучение войны он на- чал с позиций традиционной дипломатической истории, в поле зрения которой находились взаимоотношения держав преимущест- венно на правительственном уровне. Таким было его первое зна- чительное исследование, опубликованное в 1925 г., «Непосред- ственные причины войны. 23 июля — 4 августа»3 4, посвящен- ное семи решающим дням так называемого июльского кризиса 1914 г. В нем он предстал как сторонник официального, антан- тофильского направления французской историографии, разобла- чавшей Гепманию и Австро-Венгрию как виновников развязыва- ния войны*. 2 Duroselle J. В. Pierre Renouvin et la science politique // Revue francaise de la science politique. 1975. N 3. P. 562. ’ з Renouvin P. Les origines immddiates de la guerre. 28 juin — 4 adut 1914. P., 1925. 4 ?962 ^Н17^а^П1 & Буржуазная историография первой мировой войны. М., 34
В следующей своей работе, представляющей собой центральные главы коллективной монографии «Дипломатическая история Евро- пы (1871—1914)» под ред. А. Озе5, посвященные образованию Ан- танты и международным кризисам кануна войны, Рену вен вопреки названию книги явно отходит от традиционной методологии в изу- чении международных отношений, поднимая проблемы экономиче- ского соперничества, гонки вооружений, национально-освободи- тельных движений и идеологической и морально-психологической подготовки к войне. В 1934 г. вышла фундаментальная монография Ренувена «Евро- пейский кризис и Великая война (1904—1918)»6, ставшая класси- ческим трудом в мировой историографии. Отнесение истоков миро- вого конфликта на десятилетие в глубь истории и включение все большего количества факторов исторического процесса, влиявшего на поведение держав, свидетельствовало о дальнейшем сдвиге в ме- тодологии изучения внешнеполитической истории. Применив в от- дельных главах структурный анализ материальных и моральных факторов, влиявших на внешнюю политику, он исследует экономи- ческие интересы держав, внутреннюю политику, военно-политиче- ские доктрины, национальные, идеологические и т. п. причины, ко- торые привели к мировому конфликту. В 1939 г. вышла в свет еще одна монография Ренувена — «Вооруженный мир и Вёликая вой- на», в которой эти новые теоретические подходы получили даль- нейшее развитие7. Однако прежде чем идеи Ренувена были сформулированы в ви- де цельных теоретических воззрений, потребовалось еще не менее полутора десятков лет. Это было сделано им в 1954—1955 гг. в статье в «Ревю историк»8 и в докладе на всемирном конгрессе исто- риков в Риме9. Несколько ранее начали выходить под его редак- цией и при его участии первые тома восьмитомной «Истории меж- дународных отношений»10, охватывающей период со времени глу- бокого средневековья до 1945 г., в которой история мировой поли- тики была исследована с позиций теории и метода редактора. Че- тыре тома этого капитального труда — т. V—VIII (1600 стр.) — написаны самим Ренувеном, а также Введение и Заключение ко всему изданию. Многотомный обобщающий труд под редакцией П. Ренувена во многих отношениях был новаторским не только по географическо- му и временному охвату, но и по методологии исследования меж- дународных отношений. Вместо традиционной дипломатической ис- тории в нем была предпринята попытка раскрыть, по словам Рену- вена, самое важное — «историю отношений между народами» и со- здать «синтез» истории мировой политики. 5 Histoire diplomatique del'Europe (1871—1914). Р., 1929. Т. 1—2. б Renouvin Р. La cnse еигорёеппе et la Grande guerre (1904—1918). P., 1934. 7 Renouvin P. La paix аппёе et la Grande guerre. P., 1939. 8 Revue historique. 1954. N 211. P. 233—255. 9X Congresso Intemazionale di Scienze Storiche. Roma, 4—11 settembre 1955. Relazioni. Firenze, 1955. Vol. VI. P. 331—388. Ю Histoire des relations Internationales sous dir. de P. Renouvin. P,, 1953—1958. T. I—VIII. 3* 35
В отличие от историков школы «Анналов», а затем и Ф. Броде- ля, считавшим государственные и политические институты, поли- тические отношения между классами, государствами и народами несущественным элементом в эволюции человеческого общества и не уделявшим им в своих трудах должного внимания, П. Ренувен предпринял попытку интегрировать внешнюю политику государств и отношения между ними в общий исторический процесс, показать нерасторжимую связь и взаимодействие географических и демогра- фических условий, экономических, национальных, духовных, куль- турных и т. п. факторов во внешней политике государств и отноше- ниях между народами. Теоретическое обоснование нового методологического подхода к исследованию внешней политики и международных отношений бы- ло дано Ренувеном в вышедшей в 1964 г. в Париже книге «Введе- ние в историю международных отношений», соавтором которой стал его ученик, соратник и преемник Жан Баптист Дюрозель11. Существо предложенной им многофакторной теории так называе- мых глубинных сил, определяющих внешнюю политику государств и международные отношения, было сформулировано на первых же страницах труда: «Географические условия, демографические изме- нения, экономические и финансовые интересы, коллективные мен- талитет и психология,— это те «глубинные силы» (les forces profondes), которые составляют основу отношений между человече- скими коллективами и по преимуществу определяют их харак- тер»* 12. Ренувен подчеркивал, что его метод вырос из исследова- тельского поиска, шел от многообразия конкретного исторического материала, а не являлся плодом абстрактных умозаключений. В то же время несомненно, что историко-философская идея его теории была воспринята им от марксизма, а скорее опосредованно от шко- лы Анналов — Ф. Броделя с их представлениями о движущих си- лах эволюции человечества, определяемых факторами «длительно- го действия» (de longues durees)13. «Глубинные силы», в интерпретации Ренувена,— это объектив- но существующие факторы, составляющие основу внешней полити- ки, они не зависят от воли, желания и сознания государственного деятеля, оказывают постоянное влияние на него, заставляя дейст- вовать в определенном направлении, намечая рамки и пределы его действий. Он различал две категории «глубинных сил»: матери- альные и духовные. К первым он относил географический, де- мографический, экономический факторы, ко вторым — коллектив- ный менталитет, психологию, национальные чувства и националь- ное самосознание, устойчивые течения общественно-политической мысли. и Renouvin Р., Duroselle J. В, Introduction й 1'Histoire des relations intemationales. P., 1964. 12 Ibid P. 2. 13 Le Goffe J. L'histoire nouvelle// La Nouvelle Histoire. P., 1978. P. 228—230, 236—237; Boi G. Marxisme et histoire nouvelle // La Nouvelle Histoire. P. 379—380; Duroselle J. B. Pierre Renouvin (1893—1974) // Revue d'histoire modeme et contem- poraine. 1975. T. XXII, oct.-dec. P. 504; Афанасьев Ю. H. Историзм против эклек- тики. M., 1980. С. 91—92. 36
Ключевым для исследователя и одновременно самым сложным, по мнению Рену вена, является проблема взаимосвязей и взаимо- влияния различных факторов, выделение в конкретных историче- ских ситуациях главного из них. «Внешняя политика,— писал в Заключении к восьмому тому “Истории международных отноше- ний“ П. Ренувен,— связана со всеми сторонами жизни народов, со всеми материальными и духовными ее условиями и одновременно с личной деятельностью государственных деятелей. В поисках объяс- нений — основной цели научной работы — самой большой ошиб- кой явилось бы выделение одного из этих факторов и объявление его первостепенным или же попытка установления между ними иерархии. Экономические и демографические силы, проявления коллективной психологии и национального чувства, действия пра- вительств дополняют друг друга и взаимопроникают. Степень их влияния варьируется в зависимости от эпохи и страны»14. Предложенная Ренувеном в VI т. «Истории международных от- ношений» концепция происхождения первой мировой войны была основана на теории «глубинных сил» и многофакторного анализа. Рассматривая мировую войну как результат длительного развития исторических процессов, определяемых действием глубинных сил во всей их совокупности, он выделяет несколько этапов этого про- цесса, характеризуемых в конечном счете превалирующим воздей- ствием одной или нескольких глубинных сил. Так, отдаленными предпосылками развернувшихся в начале XX в. в Европе процессов он считает происходившие на континенте до 70-х годов XIX в. пе- ремены, определяемые национальными движениями —«великой преобразующей силой», которая привела к новой политической расстановке сил в Европе в результате национального объединения Германии и Италии. Роль остальных факторов, по его мнению, бы- ла действенной лишь в той мере, в какой способствовали или пре- пятствовали они этому процессу. Следующий этап международных отношений — 1871 —1890 гг.— рассматривается как переходный период в исторической эволюции европейских стран, который определялся распадом созданной дипломатическим искусством Бисмарка политической системы в Европе. Период 1890—1914 гг. Ренувен выделяет как этап формирова- ния глубинных причин мировой войны, проявления новых, качест- венных явлений в экономике и политике великих держав, связан- ных с вступлением капиталистических стран в особую полосу свое- го развития, которая отмечена активизацией колониальной экспан- сии великих держав, стремлением к окончательному разделу и под- чинению слаборазвитых стран, глобализацией их внешней полити- ки. Ренувен не признает империализм как особую стадию капита- лизма в его экономической интерпретации, как господство монопо- лий и финансового капитала. Он традиционно характеризует его как захватническую внешнюю политику, как стремление промыщ- 14 Renouvin Р. Les crises du XX sidcle. Deuxidme partie. 1929—1945 // Histoire des re- lations intemationales. P., 1958. T. VIII. P. 412—413. 37
ленно развитых стран к созданию возможно более обширных им- перских владений. С этими процессами было связано расширение противоречий между великими державами до глобальных масшта- бов, хотя эпицентр их оставался в Европе. Согласно концепции Ренувена, не экономические причины бы- ли определяющими в возникновении мировой войны. В созданной им масштабной панораме взаимодействия разнообразных и равно- правных по своей значимости глубинных факторов внешней поли- тики он выделял присущую капитализму тенденцию к экономиче- скому взаимодействию и сотрудничеству предпринимательских ор- ганизаций и банковских монополий противостоящих друг другу стран во имя созидательных задач бизнеса, а также боязни риска в случае возникновения мирового конфликта. Он доказывал, что во франко-германских и русско-германских отношениях экономиче- ские противоречия занимали второстепенное значение, а англо-гер- манские противоречия на почве борьбы за рынки сбыта товаров могли быть разрешены без использования вооруженной силы. В ре- цензии на VI т. «Истории международных отношений» известный английский историк А. Тейлор отмечал, что «никогда еще не было нанесено столь эффективного, хотя и мягкого удара по экономиче- ской интерпретации истории»15. Признавая косвенную роль экономических факторов в возник- новении первой мировой войны, Рену вен в качестве решающих, определивших развитие драматических событий, выделял нацио- нальные и политические факторы в их взаимосвязи и взаимодейст- вии. Европейский конфликт произошел между государствами и на- родами на почве столкновения национальных интересов, воплощен- ных в политические цели: прежде всего, в стремлении Германии удовлетворить свои возраставшие национальные амбиции на путях достижения гегемонии в Европе, сплотившие против нее Францию, Россию и Англию; в борьбе за государственное выживание раздира- емых национальными распрями Австро-Венгрии и Турции; в осу- ществлении вековых чаяний народов Балканского полуострова в достижении своего национального и государственного суверенитета; в росте реваншистских настроений во Франции за возвращение Эльзаса и Лотарингии и т. д. Как самодавлеющий фактор внешнеполитического процесса ка- нуна войны 1914 г. рассматривает Ренувен коллективную психологию народов и правящих кругов, «коллективные страсти». Особое внима- ние он обращает на то, что национальные чувства иногда психологи- чески подводят народные массы и правительства к восприятию вой- ны как единственного способа осуществления «национальных це- лей». Констатируя высокий накал национальных страстей накануне войны во всех странах, и особенно в Германии, он, тем не менее, считает, что во Франции во время июльского кризиса 1914 г. «дав- ление общественного мнения не толкало правительство к войне»16. 15 The English Historical Review. 1956. April. P. 345; Виноградов К. Б. Указ. соч. 16 Renouvin Р. La ргеппёге guerre mondiale // Que sais-je? P. U. F. N 326. P. 1964. 38
И все же решение проблемы развязывания европейской войны в июле 1914 г. Ренувен связывает не с размахом национальных стра- стей, а с чисто политическими, а точнее, политико-дипломатиче- скими факторами. Он отрицает стремление правящих кругов враж- дующих государств, ответственных за принятие внешнеполитиче- ских решений, к вооруженному конфликту как единственно воз- можному выходу из кризисной ситуации в июле 1914 г. Весь драматизм развития событий заключался в том, что доведенное до высшего напряжения политическое противостояние Тройствен- ного союза и Антанты подводили правительства к тому, что лишь «забота о безопасности, мощи и престиже корректировала окон- чательный выбор»17. Таким образом, проблема принятия ответст- венных внешнеполитических решений, включая выбор между ми- ром и войной, увенчивала его теоретические и конкретно-истори- ческие исследования различных факторов внешнеполитического процесса. После смерти Рену вена в 1974 г. внешнеполитическое направ- ление во французской историографии возглавил Ж. Б. Дюрозель, ставший его преемником в Сорбонне, научных центрах, в комисси- ях по изданию дипломатических документов и журналах. Исследо- ватели группируются вокруг Института истории международных отношений, основанного Ренувеном в 1935 г. Ядро этого инсти- тута составляет Центр исследования Парижского университета. С 1974 г. институт издает совместно с Институтом международных исследований в Женеве журнал «Международные отношения». Ус- тановлены тесные связи с Центром изучения внешней политики и общественного мнения при Миланском университете и т. д. Школа Ренувена приобрела международный характер. Теоретическое наследие П. Ренувена, его концепция происхож- дения первой мировой войны по существу определили направления научных исследований его учеников и последователей. Его внешне- политическая теория не претерпела существенных изменений, но приобрела более широкое и глубокое обоснование. Сам Дюрозель продолжал разрабатывать проблемы формирования внешней поли- тики, принятия и реализации решений в плане взаимодействия различных факторов внешнеполитического процесса, «игры» глу- бинных сил и их влияния на государственных деятелей через «группы давления». Разработана классификация этих групп. В цен- тре внимания —«малые группы», так называемые реальные груп- пы. Специально изучается проблема информации, ее качества, сво- евременности, трудностей прямого восприятия ее лидерами, фильт- ра информации, «экрана» и пр.18 По-прежнему в центре внимания современных исследователей находится проблема соотношения и взаимосвязей экономики и по- литики. Наметились три основные позиции. Экономика и политика в большинстве случаев неразделимы и неразличимы (Р. Жиро). Это два автономных явления с определяющим значением экономи- п ibid. 18 Duroselle J. В. Pierre Renouvin et la science historique // Revue francaise de science politique. 1975. N 3. P. 572; Duroselle J. B. Tout empire pdrira. P., 1982. P. 81—87. 39
ки (Ж. Тоби). Экономика и политика являются атерогенными фе- номенами, неодинаково воспринимаемыми человеческим сознанием (Ж. Б. Дюрозель). И все же большинство исследователей продол- жает отстаивать точку зрения своего учителя о природе взаимосвя- зей экономики и политики, о чем свидетельствуют труды Р. Жиро, Ж. Аллена, Р. Пуадевена и других французских историков, посвя- щенных экономическим и политическим отношениям между вели- кими державами перед первой мировой войной19. В 60—70-е годы уделялось большое внимание изучению двусто- ронних экономических и финансовых отношений между главными европейскими державами, в первую очередь между Францией и Германией, Россией и Францией, с целью выявления глубинных сил, определявших их внешнюю политику. В исследовании франко- германских отношений за 1898—1914 гг. Р. Пуадевен выделял два периода. Первый — до 1911 г.— характеризовался тесным эконо- мическим сотрудничеством, основанным на финансовой мощи французского капитала и быстро развивавшейся германской ин- дустрии, франко-германском участии в иностранных займах и проч. Однако рост политического антагонизма стал затем прева- лирующим фактором в их отношениях. Агадирский кризис 1911 г. стал рубежом, ознаменовавшим наступление второго периода резкого обострения взаимоотношений двух стран и свертывания экономических связей. Вывод автора определенен: «Экономические и финансовые проблемы не являлись основанием (причиной) объявления Германией войны Франции. Очевидно, что полити- ческие и стратегические факторы сыграли в этом определяющую роль»20. Доминирующую роль политических факторов в отношениях между Францией и Россией раскрыл в своем фундаментальном тру- де Р. Жиро, посвященном экономическим связям между двумя странами («Русские займы и французские инвестиции в России. 1887—1914»). Он показал, что финансовая зависимость царизма от парижской биржи не приводила к умалению политической самосто- ятельности России, которая продолжала оставаться великой миро- вой державой, игравшей в Антанте отнюдь не подчиненную роль, а в балканской и ближневосточной политике — ведущую21. Примерно с середины 70-х годов теоретические дискуссии, свя- занные с характеристикой рассматриваемой эпохи, ведутся вокруг представлений об империализме, его сущности и определении. Ана- лиз его дается с позиций эволюции капитализма на всем его протя- жении вплоть до настоящего времени. Этот подход приводит уче- ных к необходимости определения «возраста» капитализма в конце 19 Gille В. Les investissements francais en Italie. 1815—1914. Turin, 1968; Poidevin R. Les relations dconomiques et financteres entre la France et rAllemagne de 1898 a 1914. P., 1969; Poidevin R. Finances et relations Internationales. 1887—1914. P., 1970; Girault R. Emprunts russes et investissements francais en Russie. 1887—1914. P., 1973; Poidevin R., Bariety J, Les relations franco-allemades. 1815—1975. P., 1977 etc. 20 Poidevin R. Les relations economiques et financieres entre la France et 1'Allemagne de 1898 a 1914. P., 1968. P. 819. 21 Girault R. Emprunts russes et investissements francais en Russie. 1887—1914. 40
XIX — начале XX вв. Большинство французских ученых считают ленинскую теорию империализма неподтвердившейся прежде всего потому, что она не доказала упадка и загнивания капитализма, не стала его последней стадией. Вместе с тем значительная группа учеников и последователей П. Ренувена, составляющая ядро французской школы междуна- родников — Ж. Бувье, Р. Жиро, К. Кокери—Видрович, Ж. Тоби, Ж. Марсейл, придерживаются широкой экономической интерпрета- ции империализма, трактуя его как определенный возраст капита- лизма, образ жизни и поведения общества, соответствующий оп- ределенному уровню его развития. Среди них некоторые истори- ки, прежде всего так называемые неомарксисты, разделяют в ос- новных чертах ленинскую концепцию империализма, считая, прав- да, что основные черты его проявились не в начале XX в., а позже, после второй мировой войны, в экономической политике неоколо- ниализма. Эти ученые исходят из четкого разграничения империализма и колониализма, понимая империализм как экономическое подчине- ние, а колониализм — как политическое и военное господство22. Подобное разграничение потребовалось для объяснения выводов конкретных исследований, свидетельствовавших о том, что до 1914 г. вывоз капиталов европейскими странами шел главным об- разом в европейские же страны (Россию, скандинавские и бал- канские государства), и в меньшей степени в независимые развива- ющиеся и полуколониальные (Османская империя, Персия, Ки- тай). Особенно характерно это было для Германии и Франции, ос- новная масса капиталов которых шла в Россию, страны Юго-Вос- точной Европы, и Османскую империю. «Империализм чисто фй- нансового капитала, не подкрепленного другими факторами,— по убеждению Ж. Тоби,— представляется хрупким и малоэффектив- ным». Исследователь показал, что преобладание французского ка- питала в Османской империи накануне первой мировой войны не превратило ее в союзника Антанты, именно политические интересы правящих кругов Турции стали определяющим фактором присоеди- нения ее к Германии23. Попытки договориться об общем понимании термина «империа- лизм» на основе определения его как различных сторон политики в самом широком смысле, что позволило бы уточнить, о каком импери- ализме идет речь (военном, экономическом, социальном, культур- ном, наконец, политическом), вызвали решительные возражения. Бувье, Жиро, Тоби и другие видные ученые убеждены в невозможно- сти сформулировать даже общие черты империализма, ибо последний пронизывал все сферы экономики, политики, социальных отношений, культуры эпохи конца XIX — начала XX в. в планетарных масшта- бах, что проявилось в расширении колониальных зон, усилении миг- рации из Европы в другие части света из-за демографического роста, в усилении экспорта капиталов индустриальными капиталистическими 22 Bouvier J., Girault R. L'imp&ialisme francais d'avant 1914. P., 1976. P. 7—8. KThobieJ. Interets et imp6rialisme francais dans I'Empire ottoman. 1895—1914. P., 1977; Thobie J. La France hnpSriale. 1880—1914. P., 1988. P. 168. 41
державами, в росте значения торговли в национальном производст- ве и внешней торговли в экономике стран, в расширении сети кар- телей и международных соглашений перед мировой войной. Импе- риализм способствовал переносу производства за пределы нацио- нальных границ и интернационализации производства, расшире- нию экономического и политического господства великих держав, появлению «новых» великих держав, новых конкурентов в борьбе за раздел рынков сбыта и мирового пространства, в оттеснении «старых» капиталистических стран. Все эти явления способствова- ли зарождению причин и возникновению первой мировой войны24. Стремление к возможно более широкому охвату, цельности картины рассматриваемой эпохи красноречиво характеризуют ме- тодологический подход французских ученых, их опасения ограни** чить себя какой-либо систематизацией разнообразных и разнород- ных «глубинных сил» исторического процесса. Обобщенное концептуальное представление о современном уровне французской историографии происхождения первой мировой войны дают две синтетические по своему уровню и характеру ра- боты — «Европейская дипломатия и империализм. 1871—1914» и «Бурлящая Европа и новые времена. 1914—1941», автором кото- рых является Рене Жиро (при участии Р. Франка во второй кни- ге)25. Эти труды подводят определенные итоги теоретических и конкретно-исторических исследований французских ученых в 70—80-х годах и отражают дальнейшее развитие методологии изу- чения внешней политики представителями школы П. Ренувена. Широкие хронологические рамки выявления причин первой ми- ровой войны от образования новой расстановки сил в Европе после Франкфуртского мира и до июльского кризиса 1914 г. обусловлены методологическим подходом, заложенным Ренувеном,— поиском глубинных причин, структурных изменений. Существенное значе- ние придается проблемам периодизации, изучения накопления из- менений и определению того качественного рубежа, который позво- ляет выявить этапы развития исторических процессов. Так, с нача- ла 90-х годов XIX в. французские историки выделяют качественно новый этап в истории международных отношений, определяемый ими как «время империализмов» (les temps des imperialismes). Рассматривая две основные тенденции эволюции капитализма, ведущие к конкуренции-конфликту либо к экономическому сотруд- ничеству, к согласию и миру, французские историки пришли к вы- воду, что на той стадии развития, которую переживал капитализм в конце XIX — начале XX в., первая тенденция была превалирую- щей. Два основных глубинных фактора влияли на развитие обста- новки в Европе: Национальный и экономический, его бурные темпы и социальные последствия. Именно взаимодействие этих «глубинных сил» определяло ис- торический процесс в Европе в широком плане: она представала 24 Bouvier J., Girault R., Thobie J. L'imp6rialisme й la francaise. 1914—1960. Paris, 1986; Les mdmes auteurs. L'impdrialisme A la franchise. 1880—1914. P.,1982. P. 310. 25 Girault R. Diplomatie еигорёеппе et imp^rialisme (1871 —1914) P., 1979; Girault R., Franc P. Turbulente Europe et nouveaux mondes. 1914—1941. P., 1988. 42
разъединенной (Europe morcelee), разделенной национальными рамками. Сотрясаемая рождением государств-наций и бурным рос- том капитализма в XIX в., она завершала процесс самоорганиза- ции. Сочетание противоборствующих разъединительных и объеди- нительных тенденций на новом уровне являлись причиной «неиз- бежных потрясений»26. Национализм играет дестабилизирующую роль в экономической и политической жизни Европы. Как отмечает Жиро, печать нацио- нализма лежит на всем периоде 1870—1914 гг., пронизывает все стороны жизни государств. Политическая жизнь в каждом государ- стве организуется вокруг национального центра; региональный пар- тикуляризм приобретает все меньшее значение и даже религия приобретает национальные оттенки. Именно национальные движе- ния подорвали к 90-м годам XIX в. бисмаркскую политическую си- стему в Европе, а в начале XX в. предопределяли политику нацио- нальной обособленности и противостояния держав. Этим процессам способствовал ускорявшийся распад трех многонациональных импе- рий (османской, австро-венгерской и российской). Всплеск гиперна- ционализма расистского толка среди определенной части правящих классов накануне первой мировой войны (высшая бюрократия, ар- мия), части творческой интеллигенции (в основном писателей) вы- разился в появлении в этот период всевозможных «патриотических союзов» (Alldeutscher Verband в Германии, Ligue de Patrie Franchi- se — во Франции, «Националисты» — в России). Государство-на- ция и ее идеологическое отражение — национализм в конечном счете определяли политические и экономические процессы, проис- ходившие в Европе27. В отличие от Ренувена, его ученики и последователи прида- ют гораздо большее значение экономическому фактору и его влиянию на все сферы жизни общества. С этих позиций они констатируют бурный экономический рост европейских стран, который вел к всеобщей дестабилизации обстановки в Европе. Экономической интеграции препятствовали два главных обстоя- тельства: различные уровни экономического развития стран и внутренние социальные мотивы, проистекавшие из экономических перемен28. Главным виновником «экономического дисбаланса» в Европе Жиро и его коллеги считают Германию, ставшую «лидером» эконо- мического развития и претендовавшей на создание мощной в эко- номическом отношении Срединной Европы и имевшей к тому же виды на подчинение Юго-Восточной и Восточной Европы (России). В то же время они считали Россию второй в Европе «восходящей державой», в то время как остальные государства теряли свое бы- лое значение29. Общий вывод Жиро навеян размышлениями об Объединенной Европе конца нашего века, когда он пишет о том, что экономиче- 26 Girault R. Diplomatie еигорёепе et imp6rialismes. Р. 222—224. 27 Ibid. Р. 226, 246. 28 Ibid. Р. 224. 29 Ibid. Р. 224—225. 43
скому объединению Европы начала столетия не соответствовал «возраст “капитализма“объединенное сообщество не стояло на очереди", национальная идея господствовала среди предпринимате- лей и политиков30. В последнее время французские ученые в гораздо большей сте- пени, чем раньше, изучают социальные перемены и последствия, вызванные экономическими и иными причинами. В определенной степени это связано с разработкой в германской историографии проблемы так называемого социального империализма, который определяется как попытка со стороны правящих кругов и социаль- ных групп регулировать социальные конфликты не путем глубоких реформ, но при помощи великодержавной националистической иде- ологии и колониальной экспансии; С этой точки зрения заслужива- ет внимания данное X. Бемом определение германского империа- лизма как попытку правящих кругов подавить с помощью национа- листических лозунгов и колониальной философии фундаменталь- ные изменения социальных структур, которые происходили в ре- зультате промышленной революции3 Под этим углом зрения во французской историографии рассмат- риваются изменения социальных структур к концу XIX в., появле- ние новых социальных слоев, выступавших против правящих клас- сов и тех социальных категорий, которые долгое время возглавляли государственное управление. Отмечается усиление противостояния между дворянами, аристократией, крупными предпринимателями, с одной стороны, и мелкой и средней буржуазией — с другой; фор- мирование радикальными слоями левого крыла в политической жизни европейских стран в начале века, широкое распространение социалистических и интернационалистических тенденций. «Социа- листическая “угроза“,— пишет Жиро,— кажется распространилась по всей Европе». Правящие круги отвечают на нее пропагандой на- ционализма, представлявшим с их точки зрения «лучщий инстру- мент национального объединения»32. На общем фоне экономических, национальных, социальных про- цессов, определявших историческое развитие и взаимоотношения европейских держав в направлении к всеобщему вооруженному конфликту, политические и дипломатические причины возникно- вения войны не кажутся самодовлеющими, как это выглядело в концепции Ренувена. В конечном итоге они вытекали из них и в то же время вписывались в общий процесс. Как пишет Жиро, развитие политических и дипломатических отношений «представ- ляется подчиненным мощной фатальности», «в действительности как в классической трагедии пьеса разворачивается с жесткой логикой»33. Агадирский кризис 1911 г. и его прямые последствия рассмат- риваются как момент, когда окончательно определяются союзы зо ibid. Р. 225—226. 31 Ibid. Р. 226—228. 32 Ibid. Р. 226. зз ibid. 44
и их стратегия. Достаточно было возникновения нового инциден- та — покушения в Сараево, чтобы механизм развязывания войны сработал3*. Общая концепция происхождения первой мировой войны, пред- ложенная французскими историками современного поколения, можно сказать, является «последним словом» зарубежной методо- логии и историографии и заслуживает пристального изучения и анализа. Ее отличает целостный подход к историческому процессу, обусловившему вызревание глубинных причин мировой трагедии 1914 г., системный многофакторный анализ, отказ от априорного монистического объяснения истории и в то же время определение иерархии факторов на основе конкретного в каждом отдельном слу- чае анализа события или длительного процесса. Она характерна также особым вниманием к изучению коллективного менталитета как в долговременные периоды, так и в кратковременные, во время кризисов, катастроф, революций, войн. В последнее время все больше изучается влияние культуры, культурных аспектов на внешнюю политику. Обязательным стало рассмотрение влияния на внешнюю политику господствующих идеологий светского и религи- озного характера, социально-культурных традиций, средств массо- вой информации. В последние годы принципиальное значение приобретает изуче- ние самого внешнеполитического ведомства, его структуры, функ- ций, личного состава, механизма принятия решений как на мини- стерском уровне, так и «управляющим центром» страны. В послед- нее время французские историки остро ставят новую методологиче- скую проблему — опасности модернизации истории, замены пони- мания отдаленных исторических событий современными представ- лениями о них. Это касается прежде всего изучения коллективного сознания, общественного мнения, личности и менталитета государ- ственных и политических деятелей, дипломатов и т. д. Француз- ская школа историков-международников, основателем которой яв- ляется П. Ренувен, находится в постоянном развитии и поиске. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ И МОНОПОЛИИ В РОССИИ В. В. Поликарпов Изучение экономического состояния России в канун 1917 г. проходит через стадию историографического кризиса, сопровожда- ющегося активными попытками участников старых конфликтов по- новому истолковать свою роль в спорах 50—70-х годов. Призывы сосредоточиться на аспектах чисто научных, «избежать освещения околонаучных аспектов проблемы»* 1 не получают отклика с обеих 34 Ibid. 1 Реформы или революция? Россия 1861 —1917. Материалы международного кол- локвиума историков/Отв. ред. В. С. Дякин. СПб., 1992. С. 367—368. 45
сторон, что не лишено и объективной основы: указанные аспекты издавна срослись в грубой реальной действительности. «Околонаучные» аспекты, если воспользоваться самой осторож- ной, сугубо академической формулировкой А. Морича, заключают- ся в том, что трактовка проблем истории России конца XIX — на- чала XX в. была введена в тесные рамки. Это особенно касалось работ по социально-экономической истории с обязательным для них постулатом о «высокоразвитом капитализме»2. Попытки так или иначе обойти эту установку подлежали разоблачению и пресе- кались отвратительными методами, о которых до сих пор даже посторонние, казалось бы, наблюдатели вспоминают «с гневом и ужасом»3. «Околонаучные» обстоятельства органически вошли в плоть ис- ториографии и теперь уже неотделимы от нее. Ведь никуда не де- нешь заурядный житейский факт: от тех, кто занимался историей кануна 1917 г., официально требовалось все новое и новое обосно- вание того, что русский капитализм достиг «весьма высокого обще- го уровня развития» и на основе прежде всего монополизации «со- здал к Октябрю 1917 года все необходимые материальные и куль- турные предпосылки», «оптимальное сочетание» «исключительно благоприятных условий» для перехода к социализму4. В обоснова- нии всего этого ряд историков видел непреходящее «политическое значение» своей исследовательской деятельности по раскрытию предпосылок Октября: как тогда назидательно утверждалось, «в ис- торической науке трудно назвать более злободневную проблему, чем эта»5. Ныне еще более энергично те же авторы доказывают противо- положное. По словам В. И. Бовыкина, именно проблематика эконо- мической истории начала XX в., поскольку она была далека от проблем «развитого социализма», составляла счастливое исключе- ние в том смысле, что «мало кого раньше интересовала» в партий- но-политическом руководстве и потому представляла собой как бы башню из слоновой кости; запершись в ней, академические ученые творили «пользуясь относительной свободой»6. Такие утверждения едва ли могут восприниматься всерьез. Нетрудно убедиться, что башня та в действительности служила лишь подставкой для флюге- ра. Стоило в 1989 г. появиться новой установке, что страна к 1917 г. «не достигла того уровня экономического развития, который 2 Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. 34 (1988). H. 2. S. 275. з Реформы или революция? С. 371. 4 Поставить дело изучения истории нашей партии на научные, большевистские рельсы// Большевик. 1931. № 22. С. 2, 4; Суслов М. А. Марксизм-ленинизм и современная эпоха. М., 1982. Т. 3. С. 309—310; Горбачев М. С. Октябрь и пере- стройка: революция продолжается. М., 1987. С. 8—9; Ковальченко И. Д. Методы исторического исследования. М., 1987. С. 145; Бовыкин В. И. Социально-экономи- ческие предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции // Ком- мунист. 1977. № 8. С. 73; Он же. Россия накануне великих свершений. М., 1988. С. 13. 5 Лаверычев В. Я. Объективные предпосылки Великой Октябрьской социалистиче- ской революции // История СССР. 1977. № 3. С. 64; Бовыкин В. И. Социально- экономические предпосылки. С. 71. б Бовыкин В. И. Экономическое развитие России и революционное движение // Ре- формы или революция? С. 204; Вопр. истории. 1990, № 6. С. 175. 46
необходим» для перехода к социализму7, как тот же автор отозвал главный результат проведенных им исследований, еще и возмутив- шись, что ему доднесь «приписывают» старую точку зрения об «оп- тимальном сочетании» предпосылок. В. И. Бовыкин дал при этом понять, что сам он всегда был против «политизации исторического знания», выражающейся в «приоритете априорных схем и устано- вок над изучением реальных фактов»8. Внутренняя драма исследователей, публично конфликтующих со своим собственным прошлым, оставаясь в его власти, может в принципе вызывать лишь сочувствие. Выход из подобной коллизии возможен на пути не бесперспективных попыток отрицать очевид- ное, а объективной оценки основательности ранее проделанной ра- боты с источниками. Тем самым постепенно могло бы вырабаты- ваться источниковедчески обоснованное отношение к фактическим данным, введенным в научный оборот под влиянием политической конъюнктуры. Ниже речь идет о группе таких фактов, которые связаны с идеей о подчинении экономической политики царизма интересам монополий и относятся к деятельности учреждений, ре- гулировавших топливную, металлургическую, машиностроитель- ную и военную промышленность. В некоторых работах описаны попытки монополий помешать созданию бакинских казенных нефтепромыслов — на лучших, све- жих участках месторождения,— по мощности приближающихся к флагману отрасли, предприятию фирмы Бр. Нобель. Нефтепро- мышленники добивались, чтобы правительство ограничилось уча- стием в смешанном (2/з — доля частного капитала, !/з — казны) Паевом товариществе, отказавшись от устройства чисто казенных нефтепромыслов Горным департаментом. Считается, что так и вы- шло: монополистам удалось «достаточно успешно» отстоять свои интересы. В. Я. Лаверычев, высказывая эту точку зрения, опирает- ся на результаты исследований своего предшественника: рассмотре- ние в правительственных инстанциях проекта казенной нефтедобы- чи было якобы «безрезультатным»9 * *. На деле же Совет министров 21 октября 1916 г. одобрил этот проект, подготовленный Горным департаментом1 °. Что же касается Паевого товарищества, то в литературе исполь- зуются данные о том, что в Особом совещании по топливу (Осотоп) ходатайство нефтяных монополий «7 февраля 1917 г... было под- держано Нефтяной секцией»11. Как видно, однако, из протокола заседания Нефтяной секции 7 февраля, данный вопрос решился иначе: председатель ее объявил, что «казенный проект ... уже за- кончен и пойдет в Думу, что же касается проекта промышленников 7 Торбане М С. Социалистическая идея и революционная перестройка // Правда. 8 Бовыкин В. И. Экономическое развитие России. С. 199; Вопр. истории. 1990. № 6. С. 177. 9 Лаверычев В. Я. Военный государственно-монополистический капитализм в Рос- сии. M., 1988. С. 66, 135, 184, 185; Погребинский А. П. Государственно-монопо- листический капитализм в России. М., 1959. С. 130, 131. ю Монополистический капитал в нефтяной промышленности России 1914—1917/ Отв. ред. А. Н. Гулиев. Л., 1973. С. 482. н Там же. С. 484. 47
о Паевом товариществе, то таковой считается еще не разработан- ным». Из формулировки постановления секции («доложить Особо- му совещанию о всех сделанных заявлениях нефтепромышленни- ков») никак нельзя заключить о «поддержке» проекта Паевого то- варищества12 * *. Лишь при Временном правительстве, при новом ди- ректоре Горного департамента позиция Нефтяной секции по этому вопросу и в самом деле изменилась13-14. Лишен оснований и общий вывод о деятельности Осотопа в том смысле, что она якобы «в целом в достаточной степени соответст- вовала интересам как монополистов нефтяной, так и угольной про- мышленности». По словам В. Я. Лаверычева, группа представите- лей объединения Продуголь тоже «задавала тон в Осотопе и его угольной секции»15. Этот вывод противоречит приведенным в его книге сведениям о результатах попыток Продугля провести свою линию и, кроме того, не упомянутому автором обстоятельству — вынужденной самоликвидации Продугля, закончившейся к 1 янва- ря 1916 г.16 Важнейшей проблемой в практике правительственного регули- рования металлургии был контроль за распределением ее продук- ции между потребителями. В этой связи ряд авторов сообщает, что обществу Продамет 18 августа 1916 г. удалось «добитвся полного провала» попытки Металлургического комитета (орган Особого со- вещания по обороне) установить «в связи с массовыми жалобами заказчиков» контроль над запасами металла на складах частных фирм17 18. Неясно, в чем усматривается здесь провал, если данный вопрос уже был решен Особым совещанием министров, возглавляв- шим и контролировавшим систему особых совещаний1 после чего от Металлургического комитета каких-либо еще принципиальных решений не ожидалось, да авторы и не приводят никакого его «провального» постановления. 27 сентября, через две недели после издания закона, наделившего Министерство торговли и промыш- ленности правом надзора за торговлей металлами, Главноуполно- моченный по снабжению металлами циркуляром потребовал от своих уполномоченных на местах провести учет металлов на за- водских складах и затем каждые две недели доставлять ему ведо- 12 Там же. С. 294—295. К сожалению, пройдя мимо этой ценной публикации доку- ментов, В. Я. Лаверычев сделал попытку ввести в научный оборот те же и некото- рые другие документы самостоятельно [Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 182—185), но не избежал досадных неточностей, сославшись на архивные дела, одно из кото- рых не относится к рассматриваемому предмету (ЦГИА. Ф. 92. On. 1. Д. 923 — «Дело об образовании губернских комиссий для оценки реквизируемого древесно- го топлива»), другое же никогда не существовало физически (Там же. Д. 693), так как соответствующий номер был механически пропущен при составлении опи- си. Сборник содержит и другие данные, расходящиеся с представлением автора, будто в органах, подобных Осотопу, монополисты имели «достаточно прочные по- зиции, чтобы обеспечить свои интересы». 13-14 См.: Изв. Особого совещания по топливу. 1917. № 5. С. 95 . 15 Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 182, 192, 197. 16 См.: Рейхардт В. К проблеме монополистического капитализма в России // Про- блемы марксизма. 1931. № 5—6. С. 205—206. 17 Погреби некий А. П. Синдикат «Продамет» в годы первой мировой войны (1914—1917) // Вопр. истории. 1958. № 10. С. 26—27; Лаверычев В. Я. Указ, соч. С. 150. 18 См.: Тарновский К. Н. Формирование государственно-монополистического капи- тализма в России в годы первой мировой войны. М., 1958. С. 131. 48
мость наличия; отпускать их кому-либо без распоряжения Комите- та было запрещено (циркуляр был подтвержден директивой от 27 октября)1*. Скептически, как «чиновничье прожектерство в деле казенного предпринимательства» трактуются в литературе усилия Министер- ства путей сообщения (МПС) по созданию для своих расширяв- шихся производств собственной металлургической базы19 20. При этом не делается попытки сослаться на источники, разобраться с фактами. С подобной трактовкой не согласуются некоторые прак- тические шаги правительства. Были отпущены многомиллионные кредиты на расширение заводов Выксунского горного округа, ото- бранного у прежних владельцев. Путейскому ведомству была так- же гарантирована металлургическая база в виде соответствующих отделов Путиловского завода, тоже изъятого в распоряжение казны (вместе с его новым уникальным прокатным станом, пригодным для нужд паровозостроения; попытки монополистов завладеть им были правительством пресечены21). Кроме того, в бюджет МПС на 1917 г. было включено первое ассигнование на сооружение в Керчи нового казенного металлургического завода мощностью в чет- верть всего ожидавшегося после войны расширенного выпуска чугуна на Юге (проектная общая стоимость вместе с приобретени- ем и оборудованием для него Ткварчельских угольных копей — 100 млн руб.22). На прожектерство больше, может быть, походило иное начина- ние. Кузнецкое каменноугольное и металлургическое акционерное общество (Копикуз), намереваясь построить завод, использовало придворные связи В. Ф. Трепова — брата министра путей сообще- ния, чтобы добиться поддержки в виде казенных заказов на рельсы на 10 лет вперед и 20-миллионной беспроцентной ссуды. Пропустив законопроект о такой казенной поддержке Копикузу через свои ин- станции, правительство сделало все возможное для его гибели в думских комиссиях, принявших И—12 июня 1916 г. резко отрица- тельное заключение по законопроекту. Спровоцированный Советом министров скандал оно тут же и погасило, отозвав законопроект до начала его обсуждения в пленарном заседании23. Такого рода факты плохо вписываются в схему «подчинения» государства моно- полиям, и о них редко вспоминают в обобщающих трудах о го- сударственно-монополистическом капитализме. Что же касается ка- зенной черной металлургии в целом, то помимо заводов, обслу- живавших пути сообщения, строились новые предприятия артил- лерийского (два завода) и расширялись — морского и горного ведомств. 19 Венедиктов А. В. Организация железной и угольной промышленности // Тяже- лая индустрия в СССР/Под общей ред. В. Э. Дена. М.; Л.. 1926. С. 60; Монопо- лии в металлургической промышленности России. 1900—1917/Отв. ред. М. П. Вяткин. Док. и материалы. М.; Л., 1963. С. 185—186. 20 Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 133. 21 ЦГВИА. Ф. 505. Оп. 3. Д. 20. Л. 69об.. 158—160. 286—287. 22 Финансовое обозрение. 1916. 1 дек. С. 11 — 12. 23 ЦГИА. ф. 1276. Оп. 12. Д. 246. Л. 7, 33; Государственная дума. Созыв IV. Сес- сия 4-я. Стен, отчеты (далее — СОГД IV/4). Пг., 1916. 4. 3. Стб. 5651—5653; Прил. к СОГД IV/4. Пг.. 1916. Вып. 5. № 341; Утро России. 1916. >2 июня. 4 Первая мировая война 49
Деятельность монополий в области машиностроения вызвала споры. Признаком победы антисиндикатской линии в политике правительства И. Ф. Гиндин считал то, что в 1914 г. упразднением Комитета по распределению железнодорожных заказов (орган, на который возлагалась государственная поддержка соответствующих частных предприятий) Совет министров ущемил интересы объеди- нений Продвагон и Продпаровоз24. Возражая, А. П. Погребинский доказывал, что Гиндин «слишком переоценил влияние правительст- венной политики и даже отдельных царских чиновников на эконо- мическое развитие страны». Упразднение Комитета объяснялось, по мнению Погребинского, вовсе не антисиндикатским курсом прави- тельства, а наоборот, тем, что Комитет уже стал «бесполезным» для монополий органом, так как частные заводы, занятые выгодны- ми военными заказами, более «не нуждались» в работе на МПС и «всячески уклонялись» от нее. А. П. Погребинский при этом умалчивал о крупных железнодо- рожных заказах, принятых в 1915 — начале 1917 г. некоторыми фир- мами, с соответствующими миллионными авансами, о вложении теми же «магнатами» немалых средств в создание новых частных вагоно- и паровозостроительных, рельсопрокатных заводов (Днепровского об- щества, Харьковского, б. Парвиайнена в Юзовке, Копикуза, Сормо- во-Коломенского объединения в Кулебаках) и не объяснил, чем же были вызваны протесты заводчиков, раз Комитет им не требовался. По словам автора, монополии, протестуя, исходили из задач «не настоящего» времени, руководствовались «не насущными инте- ресами, а силой традиции, стремлением на всякий случай сохра- нить» свои привилегии. Получается, Комитет монополиям вроде бы не очень был нужен. Но здесь же сказано и другое: они протестова- ли исходя из задач «будущего послевоенного периода, когда про- мышленность вновь вернется к условиям мирного времени»25,— хотя заказы принимали и капиталы вкладывали безотлагательно. Так нужен был Комитет или нет? Если верно, что объединения отстаивали его, учитывая получаемые и ожидаемые заказы, то к чему весь спор с Гиндиным? Если же нужды в сохранении Комите- та не ощущалось, то надо как-то объяснить их протесты (продол- жавшиеся и после его упразднения). Эту противоречивость аргу- ментации усугубил В. Я. Лаверычев, опирающийся на построение А. П. Погребинского, сломав главный его устой — положение о не- заинтересованности заводчиков в железнодорожных заказах. Упомянув, что Продвагон и Продпаровоз «особенно настойчи- во» добивались заказов на 1918—1922 гг. и что был составлен за- конопроект о казенном заказе 8 тыс. паровозов и 200 тыс. вагонов, В. Я. Лаверычев хранит молчание о дальнейшей судьбе этого про- екта, ограничившись неопределенной ссылкой на какое-то «извест- 24 Гиндин И. Ф. Политика царского правительства в отношении промышленных мо- нополий // Об особенностях империализма в России/Отв. ред. А. Л. Сидоров. M., 1963. С. 108—115. 25 Погребинский А. П. Спорные вопросы изучения государственно-монополистиче- ского капитализма в дореволюционной России// Там же. С. 141 —142; Он ж& Комитет по железнодорожным заказам и его ликвидация в 1914 г.// Ист. зап. 1969. Т. 83. С. 238, 242—243; Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 156. 50
ное перераспределение сил» к 1917 г. и на то, что из-за разногла- сий между Продвагоном и частными дорогами «соглашение затяну- лось», хотя и в данном вопросе «интересы промышленных монопо- лий были достаточно обеспечены»26. Между тем, затяжка так и не разрешилась заключением договоров с объединениями, и именно потому, что, вопреки утверждению автора, монополиям не удалось «успешно опереться» на те звенья госаппарата, каким принадлежа- ло право решать. До Февраля заказ этот так и не достался объеди- нениям, домогавшимся под него казенных ссуд и авансов на 103 млн руб.: «...гвоздь вопроса как раз и состоял в размере субси- дии, а также цен на подвижной состав»27. Зато часть заказов полу- чили заводы, не входившие в объединения28, и зарубежные. Одновременно, несмотря на выраженное монополиями недо- вольство, приводился в исполнение план расширения и постройки 34-х главных механических мастерских (некоторые из них с ти- повыми сталелитейными отделами) казенных дорог, рассчитанный на 80 млн руб. 23 декабря 1916 г. Совет министров отпустил 12,6 млн руб. на устройство казенного вагоностроительного завода, связанного производственно с казенным же металлургическим29. Даже для изготовления костылей и болтов МПС начало строить собственный специальный завод. Паровозостроение казны представлено в новейшем исследова- нии как всего лишь «законопроект о строительстве казенного заво- да в Воткинске»30 31. Законопроект, однако, уже прошел через Совет министров, который 6 декабря и отпустил старому Воткинскому за- воду 3,6 млн руб. на расширение паровозного оборудования для до- ведения к 1920 г. выпуска до 100 паровозов в год^1. Этот завод не был единственным в своем роде. Из рук частных владельцев в ка- зенное управление перешли столь крупные по российским масшта- бам и авторитетные изготовители подвижного состава, как Пути- ловский завод, оборудование которого предполагалось расширить до выпуска 240—300 паровозов в год (вместо 70)32, и Невский. 16 но- ября 1916 г. правительство передало в распоряжение МПС отнятые у прежних владельцев Выксунские заводы — вопреки противодей- ствию ряда финансовых групп, претендовавших на это владение с его ПО тыс. дес. земли и леса. Руководители Сормово-Коломенской группы рассчитывали, завладев Выксой, организовать изготовление паровозов нового типа (тяжелых) по 300—600 шт. в год, поскольку 26 Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 153—160, 66—68. 27 Волобуев П. В. Экономическая политика Временного правительства. М., 1962. С. 221—222. 28 Корелин А. Л, Монополии в паровозе- и вагоностроительной промышленности России // Вопросы истории капиталистической России/Отв. ред. В. В. Адамов. Свердловск, 1972. С. 173—174; Прил. к СОГД IV/4. Вып. ’5. № 322, 323. 29 Русская воля. 1916. 29 дек.; ЦГИА. Ф. 1276. С)п. 12. Д. 599. Л. 2, 4, 10, 21. 30 Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 157. 31 ЦГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 569. Л. 2—5; Промышленность и торговля. 1916. № 50. С. 520. 32 ЦГВИА. Ф. 505. Оп. 3. Д. 20. Л. 287об., 295—298. Максимальная производитель- ность всех русских заводов отрасли в 1916 г. составляла до 1500 паровозов, тогда как фактический годовой выпуск одного американского завода Балдвина еще до войны достигал 1000 паровозов (ЦГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 569. Л. 2; Ф. 1517. On. 1. Д. 62. Л. 79). 4* 51
«надлежаще» приспособить для этого типа паровозные отделы Со- рмовского и Коломенского заводов оказалось невозможным. После присвоения Выксунских заводов казной, акулам финансового капи- тала «пришлось наметить к постройке гораздо менее удобный» ва- риант — при Кулебакском заводе33. Помимо путейского и горного ведомств собственное машиностроение развертывали и Военное (включая станкостроение) и Морское министерства. С распространенным в лцтературе представлением об упроче- нии позиций банков (финансового капитала, монополий, буржуа- зии и т. п.), о возрастании их влияния на политику правительства не согласуются и факты, относящиеся к области военной промыш- ленности. Почему, например, монополии вместо того, чтобы обес- печить своим судостроительным заводам выгодные заказы («успеш- но оперевшись» на подчиненные им звенья госаппарата), вдруг предпочли в 1916 г. смириться с отсутствием таковых, с «бесперс- пективностью» частного военного судостроения и якобы стремились избавиться от него, подбросив свои верфи казне, а самим переме- стить капиталы в «горное дело, металлургию и пр.»? Где же тут влияние и «подчинение»? В данном случае привычная схема «рабо- тает» не лучше, чем в случае с бегством Продпаровоза и Продваго- на от железнодорожных заказов. Получается, что Путиловский за- вод был «брошен» целиком лишь для того, чтобы избавиться вме- сте с ним от его верфи. После появления исследования Н. И. Торпан об обстоятельст- вах секвестра этого завода34 продолжать утверждать, что группа Русско-Азиатского банка сама захотела от него избавиться,— зна- чит упорствовать в противостоянии и документам, и фактам, и ло- гике событий. Странно ведь выглядит, по принятой схеме, деятель- ность руководителей финансовой группы. С одной стороны, они якобы вынашивают план перемещения капитала из судостроения в более выгодные производства, отсюда-де и попытка по-новому скомбинировать, собрав воедино, три крупных завода: Путилов- ский, б. Парвиайнен и Юзовский, тем самым создать в России еще не эквивалент германского Круппа, но уже подобие французского Шнейдера-Крезо. С другой стороны, параллельно, эта же группа действует вопреки указанному замыслу: разыгрывает хитроумную комбинацию и добивается секвестра Путиловского завода, что не только делает невозможным перемещение его в Юзовку, но и по- рождает финансовые осложнения, поскольку капитал, потребный как для покупки завода Юза, так и для перенесения двух других заводов, предполагалось собрать путем дополнительного выпуска акций Путиловского завода, «который должен был стоять во главе» всей реорганизации. Неудивительно, что, по признанию его вла- 33 Дякин В. С. Первая мировая война и мероприятия по ликвидации т. н. немецкого засилья // Первая мировая война. 1914—1918/ Отв. ред. А. Л. Сидоров. M., 1968. С. 237; ЦГАНХ. Ф. 1637. Оп. 13. Д. 68. Л. 37 и об.; Ф. 4086. Оп. 21. Д. 79. Л. 284 и об. 34 Торпан Н. И. Финансово-монополистические группировки в военной промышлен- ности России // Изв. АН Эст. ССР. 1984. Т. 33. № 2 и 3. См. подробнее: Поли- карпов В. В. Путиловский завод накануне Февраля 1917 г.// Вопр. истории. 1983. № 10. С. 97-109. 52
дельцев, проект этот в полном объеме «не осуществился вследствие последовавшего секвестра Путиловского завода»35. Тем не менее, как считает В. Я. Лаверычев, воротилы одержали победу, смысл которой обобщен так: секвестр, «являвшийся выгодной финансово- экономической операцией для контролировавших предприятие бан- ковских кругов, развязал им руки и позволил форсировать пе- рестройку корпорации... превратив теперь в базовое предприятие для осуществления своих претенциозных планов общество Пар- виайнен»36. Автор и сам не тверд в следовании такому объяснению. По его словам, происшедшее с Путиловским заводом — не то осложняю- щий «зигзаг», «известное отклонение» от пути «укрепления пози- ций» банков, «расширения» ими своих военно-промышленных группировок, не то, наоборот, «не являлось каким-либо исключе- нием», поскольку монополисты систематически проделывали трюки с секвестрами37. Между тем, Путиловский завод до секвестра служил ядром и еще одного военно-промышленного объединения (девять заводов), созданного для исполнения правительственного заказа на поставку фугасных снарядов (гранат). В литературе это объединение, воз- главлявшееся «Гранатным комитетом», рассматривается как одно из наиболее законченных проявлений государственно-монополисти- ческого капитализма в России38. После секвестра правительство пе- рестроило свои взаимоотношения с заводами-поставщиками, каж- дый из них был вынужден заключить договор с казной без посред- ничества Путиловского общества и по пониженным ценам. Гранат- ный комитет перестал существовать. Используя специально изданный накануне закон о секвестре, правительство отобрало у этих заводов крупные денежные средст- ва, а самому Путиловскому заводу навязало заведомо разоритель- ную систему управления, рассчитывая затем выкупить его имуще- ство по ликвидационной цене. Трудно вместе с В. Я. Лаверычевым усмотреть в этом обретение банками «своеобразного источника фи- нансовых ресурсов» или согласиться с ним, что «объективно эта мера означала серьезную поддержку» монополий правительством39. Такое восприятие события отражает влияние старой агитпропов- ской установки, согласно которой при государственно-монополисти- ческом капитализме национализация отдельных предприятий «осу- ществляется отнюдь не против, а в интересах монополистов», со- провождается «щедрой компенсацией» и распространяется лишь на те отрасли, которые «просто убыточны»40. 35 ЦГАОР. Ф. 7952. Оп. 4. Д. 63. Л. 88—89. Журнал совещания правительственного правления и правления по избранию акционеров Общества Путиловских заводов 6 марта 1917 г. Архивная копия. Опираясь на этот источник, В. Я. Лаверычев опу- скает противоречащие избранной им схеме детали. 36 Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 236—237. 37 Там же. С. 235, 236. 38 Бовыкин В. И., Гиндин И, Ф., Тарнавский К. Н. Государственно-монополистиче- ский капитализм в России // История СССР. 1959. № 3. С. 106—108. 39 Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 235—236, 162. 40 Кузьминов И. О государственно-монополистическом капитализме // Большевик. 1948. № 5. С. 61; Он же. Кейнс — идеолог империалистической реакции и вой- 53
Столь своеобразная поддержка была оказана не только группе Русско-Азиатского банка (секвестр наряду с Путиловским еще за- вода б. Беккер, конфискация завода Посселя, выкуп в казну Вла- димирского порохового). Коснулась она и другой крупнейшей фи- нансовой группы — Международного банка, которая ощутила ее уже в связи с передачей МПС Выксунских заводов и ликвидацией Гранатного комитета, а также тем, что были отклонены домога- тельства Копикуза. В борьбе за орудийные заказы эта группа так- же потерпела неудачу: львиную долю их получил казенный Перм- ский завод; сорвалась и попытка создать за казенный счет частный ружейный завод (вместо этого правительство занялось устройством еще двух казенных). А с августа 1915 г. при прямом содействии правительства в Думе и печати развернулась кампания по опорочи- ванию общества, строившего в Царицыне пушечный завод (дубли- кат Виккерса); 6 мая 1916 г. по докладу Морского министерства правительство приняло решение выкупить недостроенный завод в казну41. Таким образом, разрушительным действиям правительства под- верглись обе основные банковские группировки в промышленности, и эти действия нельзя не поставить в связь с той широкой програм- мой возможных санкций против предпринимательских объедине- ний, которая, как показал В. С. Дякин, намечалась Министерством финансов в 1913 г. и предусматривала «в виде крайней меры, при- нудительный выкуп предприятий в казну»42. Увенчалась такая стратегия конфискационными по заложенному в них смыслу и иезуитскими по внешней безобидности законами о секвестре 12 ян- варя и 22 октября 1916 г. Все это дополнялось мерами, принятыми под предлогом борьбы против немецкого засилья (сложные манипу- ляции с группой электротехнических и энергетических предприя- тий, ликвидация контроля над медной промышленностью со сторо- ны торгового дома Вогау), и происходило на фоне продиктованной Советом министров самоликвидации Продугля, постепенного разло- жения объединений Нобмазут, Кровля, Медь, Платина, Продпаро- воз и Продвагон43, а также стремительного роста казенной про- мышленности. ны // Там же. 1951. № 19. С. 46. Соответствующее истолкование секвестра Пу- тиловского завода, утвердившееся в советской историографии с середины 50-х го- дов, воспроизводится и в современной зарубежной литературе. 41 ЦГВИА. Ф. 2011. On. 1. Д. 16. Л. 15—16; Волобуев П, В. Указ. соч. С. 277; Го- ликов А. Г. Российские монополии в зеркале прессы. М., 1991. С. 130—131. При этом указанной П. В. Волобуевым суммой в 40 млн руб. выражалась не оконча- тельная оценка завода, принятая правительством, а первоначальный размер выку- па, запрошенный владельцами, но в дальнейшем урезанный вчетверо. На «своеоб- разную форму финансирования капиталистов» казной и данный случай мало по- ходит. Цитируемое же автором мнение Морского министерства против выкупа от- носится не к 1916 г., а к августу 1917 г. 42 См.: Кризис самодержавия. 1895—1917/Отв. ред. В. С. Дякин. Л., 1984. С. 440. Вывод о том, что намеченные меры воздействия на монополии были отклонены Министерством торговли и промышленности (Там же. С. 441), основывается на критических замечаниях, фиксирующих, скорее, нежелание связывать себе свобо- ду действий излишней регламентацией, чем несогласие по существу (С. И. Тима- шее — Н. А. Маклакову, И мая 1914 г. ЦГАОР. Ф. 102. 2-е д-во. 1914 г. Оп. 72. Д. 10. Ч. 14. Л. 4об.—5). 43 См.: Рейхардт В, Указ, соч.; Корелин А. П. Указ. соч. 54
Последнее явление В. Я. Лаверычев расценивает, с одной сторо- ны, как «общую линию экономической политики», а с другой — как «чиновничье прожектерство». По его словам, в действительно- сти монополистам ничто не мешало «достаточно эффективно пре- пятствовать казенному предпринимательству... Магнатам финансо- вого капитала,— продолжает он,— имевшим прочные связи в пра- вительственных сферах, все же удавалось добиваться замедления этих нежелательных процессов»44. Аргументом автору служит ци- тата из лицемерных сетований начальника артиллерийского ведом- ства генерала А. А. Маниковского. На самом же деле предпринима- тельские организации в бессилии наблюдали неудержимое развер- тывание казенного заводостроительства. Проявивший наибольшую напористость Совет съездов предста- вителей металлообрабатывающей промышленности, несмотря на настойчивые требования, не смог добиться даже созыва совещания по этому вопросу с собственным участием. Правительство же в сво- ем решении 8 сентября 1916 г. отметило, что пожелания данной организации о свертывании строительства казенных заводов, отра- жавшие общее требование наиболее влиятельных предпринима- тельских кругов, «не отвечают точке зрения правительства, а пото- му не подлежат осуществлению»45. Непрерывное, упорное наращивание государственного промыш- ленного производства, показанное на обширном материале предво- енного времени46, с еще большим напряжением продолжалось по- сле 1914 г. При этом власть не останавливалась перед бесцеремон- ным ущемлением интересов банковско-промышленных группиро- вок, ликвидацией важных центров монополизации. Распространенное представление о том, что «банки безраздель- но вершили судьбы военно-промышленных обществ»47 и вообще, подмяв правительство, «по-своему определяли путь экономического развития страны»48, а правящие верхи лишь «с опасением наблю- дали за дальнейшей консолидацией различных группировок финан- сового капитала и за неуклонным возрастанием роли финансовой олигархии»49, страдает односторонностью. Огромное, нередко реша- ющее, значение для судеб частных предприятий, объединений име- ла готовность правительства поддерживать их заказами, льготами, ссудами, терпеть их существование. Стремясь доказать, что «еще более усилившееся подчинение го- сударственного аппарата всесильной финансовой олигархии» обес- 44 Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 133—135. 45 ЦГИА. Ф. 1276. Оп. 15. Д. 11. Л. 70—75; ЦГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 679. Л. 147. 46 Шацилло К. Ф. Государство и монополии в военной промышленности России. Ко- нец XIX в.— 1914 г. М., 1992. 47 Там же. С. 213, 216. Rieber A. Merchants and Entrepreneurs in Imperial Russia. Chapel Hill. 1982. P. 365—374. Такое представление не вяжется с признанием «доминирующей роли Государственного банка и государственного казначейства в финансовой жизни страны». (Ibid. Р. 248). Автор, утверждающий, что к 1914 г. в банковской системе России «доминирующая роль» перешла к частным банкам, безосновательно ссы- лается при этом на книги И. Ф. Гиндина (Наитапп Н. Staatsintervention und Mo- nopole im Zarenreich — ein Beispiel ftir Organisierten Kapitalismus?// Geschichte und Gesellschaft. 5(1979). H. 3. S. 338). 49 Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 251—252. 55
печивалось «всей деятельностью... ставленника банкиров» министра финансов П. Л. Барка, ограждавшего «банковских воротил» «от всяких попыток ограничения их преступной спекулятивной дея- тельности»50, ряд авторов выставляет его, а заодно и министра торговли и промышленности В. Н. Шаховского противниками пра- вительственных мер контроля в данной области. Даже закон 10 ок- тября 1916 г. «О расширении правительственного надзора над бан- ками коммерческого кредита»51, проведенный через Совет минист- ров Барком при энергичной поддержке Шаховского, добивавшегося большей строгости закона, оказывается, был одобрен, несмотря на то, что оба министра «высказывались против этого законопроек- та»52, хотя в использованных обоими авторами источниках и лите- ратуре позиция Барка и Шаховского представлена в противополож- ном смысле. В целом сила «тяготения к командной экономике»53, общая тенденция возрастания государственного воздействия на экономику дореволюционной России еще не получили в историографии полно- весного отображения и оценки, что сказывается и на трактовке ис- тории концентрации и монополизации производства, кредитной си- стемы, на состоянии социальной истории предпринимательства и бюрократии. 50 Погребинский А. П. Государственно-монополистический капитализм. С. 206. 51 На основании этого закона в конце 1916 г. началось обследование Петроградского международного, Русско-Азиатского, Русского для внешней торговли, Азовско- Донского банков. Отчеты чиновников Министерства финансов, проводивших реви- зию вплоть до Февраля, «представляли собой по существу обвинительное заклю- чение против банков» {Шепелев Л. Е. Акционерные коммерческие банки в годы первой мировой войны // Истор. записки. М.» 1963. Т. 73. С. 168). Авторы неко- торых работ, упоминая о внесении законопроекта под таким названием в Совет министров, умалчивают о его окончательном утверждении и исполнении или да- же отрицают этот факт, хотя, описывая «тревогу в правительственных сферах» по поводу роста банковского могущества, пользуются как раз результатами обследо- ваний, проведенных на основании именно этого закона {Погребинский А. П. Госу- дарственно-монополистический капитализм. С. 204—206; Бовыкин В. И. Россия накануне великих свершений. М., 1988. С. 88—89). 52 Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 249. 53 Siegelbaum L. Н. Russia's Future: A Study in the Gegemonic Aspirations of the Com- mercial-Industrial Class Before the October Revolution // Russian and Eastern Europe- an History/ R. C. Elwood (ed.). Berkeley, 1984. P. 127.
РАЗДЕЛ ВТОРОЙ МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И ДИПЛОМАТИЯ МЕХАНИЗМ ПРИНЯТИЯ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИХ РЕШЕНИЙ В РОССИИ ДО И В ПЕРИОД ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В. А, Емец Исследование процессов формирования внешней политики доре- волюционной России и государственного руководства внешними сношениями империи является традиционной темой в отечествен- ной историографии. Она изучалась, как правило, в контексте рас- крытия общих и частных вопросов внешней политики страны, спе- циальное исследование государственного внешнеполитического механизма не проводилось. Как парадокс можно рассматривать и тот факт, что в достаточно обширной советской историографии внешней политики России не было работ о министерстве иностран- ных дел России — главном государственном органе по осуществле- нию внешней политики страны*. И лишь в последние годы в отече- ственной и зарубежной историографии появились первые работы на эту тему1 2. Вынесенное в заголовок статьи название как самостоятельная исследовательская задача лишь в самое последнее время была сформулирована в нашей историографии3. Ее постановка была вы- звана не только, а скорее, не столько логикой развития самой нау- ки, сколько влиянием современных процессов международных от- ношений — потребностью в выработке научно-систематизирован- ных рекомендаций по предотвращению и мирному разрешению ост- рейших международных кризисов (особенно после Карибского кри- зиса 1962 г.), грозивших человечеству ядерной катастрофой. Внешняя политика является одним из важнейших компонентов единого процесса политического управления обществом. В методо- логическом плане ее невозможно выделить из государственной по- 1 К 100-летию МИД было издано юбилейное издание «Очерк истории Министерства иностранных дел. 1802—1902». СПб., 1902. 2 Флоринский М. Ф, Совет министров и МИД в 1907—1914 гг.// Вест. ЛГУ. Исто- рия. Яз. Лит. 1978. № 2. Вып. 1. С. 35—39; Георгиев А. В. Царизм и русская дипломатия накануне первой мировой войны // Вопросы истории. 1988. № 3. С. 64—70; Он же. Источниковедческие проблемы изучения внешней политики России накануне первой мировой войны. Автореф. дисс.... канд. ист. наук. М., 1989; Lieven D. Russia and the Origins of the First World War. N.-Y., 1983; Bolsover G. H. Isvolsky and Reform of the Russian ministry of Foreign Affaires // The Slavonic and East European Review. L., 1985. Vol. 63, N 1. P. 2—40; D. MacLaren McDonald. United Government and Foreign Policy in Russia 1900—1914. L., 1992. з Итоги и задачи изучения внешней политики России/Отв. ред. акад. А. Л. Нароч- ницкий. М., 1981. С. 376. 57
литики, поскольку она неразрывно связана с ее основными частя- ми: с экономическим базисом и с вопросом о власти (политической надстройкой). Целостность и неделимость государственной поли- тики обусловлена тем, что внешнеполитический процесс — область диалектического взаимодействия двух систем общественных от- ношений — внутренней и международной. Как социально-поли- тический процесс внешняя политика государства вырабатывается преимущественно в системе социально-экономических и по- литических отношений внутри страны, разумеется, с учетом внешнеполитических условий, и реализуется на международной арене4. Современная методология изучения внешнеполитического про- цесса, характеризующаяся «глобализацией» охвата исторических явлений, многофакторным анализом и системным подходом, исхо- дит из того, что государственный механизм выработки, принятия и осуществления внешнеполитических решений функционирует в рамках вышеназванных систем, взаимодействует с ними. Под внешнеполитическим механизмом в современной теории международных отношений понимается совокупность (система) оп- ределенным образом организованных и взаимодействующих госу- дарственных органов, принимающих постоянное участие в процессе разработки и осуществления тех или иных внешнеполитических решений5. В науке сложилось двоякое понимание внешнеполитиче- ского механизма:- широкое, которым охватывается весь внешнепо- литический процесс, раскрываемый через деятельность государст- венных органов внешних сношений, а равно не участвующих не- посредственно в выработке и принятии решений политических пар- тий, общественных и предпринимательских организаций, прессы и всех прочих многочисленных «групп давления» как внутри страны, так и во вне; и узкое — как деятельность только самого государст- венного аппарата в сфере внешних сношений. Теоретические и конкретные разработки идут по обоим направлениям, но все же большинство исследователей особенно отечественных, склоняется ко второму толкованию внешнеполитического механизма, рассмат- ривая государство в качестве главного системообразующего элемен- та международных отношений6. Методологическая особенность изучения внешнеполитического механизма заключается не только в необходимости выявления ши- рокого круга разнообразных факторов внешней политики как на «горизонтальном уровне», так и во временных рамках, в развитии 4 См.: Процесс формирования и осуществления внешней политики капиталистиче- ских стран/Отв. ред. В. И. Гантман. М., 1981; Поздняков Э. А. Системный подход и международные отношения. М., 1976; Он же. Внешнеполитическая деятельность и межгосударственные отношения. М., 1986; Взаимосвязь и взаимовлияние внут- ренней и внешней политики/Отв. ред. Д. А. Керимов. М., 1982 и др.4 5 Процесс формирования и осуществления внешней политики капиталистических стран. С. 318—319. 6 Там же. С. 16—19 и др.; Механизм формирования внешней политики США/Отв. ред. Г. А. Трофименко и П. Т. Подлесный. М., 1986. С. 3—7 и др.; Snyder R., Bruck Н., Sapin В. Foreign Policy Decision-Making. N. Y., 1962; The Structure of De- cision/Ed. R. Axelrod. Princeton, 1976; Steinert M. G. La Decision en matidre de poli- tique 6tranggre: un essai sur 1'utilisation de theories pour I'dtude des relations Internatio- nales // Enjeux et puissances. P., 1986. P. 69—81 etc. 58
(«по вертикали»), но в исключительном динамизме самого внешне- политического процесса, ибо требуется постоянный учет таких «по- движных переменных», как быстрые и неожиданные изменения внутриполитических и международных ситуаций, противоборство экономических, державных, национальных и прочих интересов, со- отношения политических сил, изменения внутри- и внешнеполити- ческих курсов государств и т. д. Наконец, во внешней политике играет особую роль личностный фактор, имеющий свою специфику. Сама организация государст- венного механизма внешних сношений с его очень узким по соста- ву «управляющим центром», в котором часто «последнее слово» в принятии ответственных решений принадлежит единолично главе государства или правительства, придает этой сфере государственно- го управления особый, авторитарный характер и субъективно-лич- ностную окраску. Иными словами, в принятии внешнеполитиче- ских решений проявляется субъективное творчество государствен- ных и общественно-политических структур в их конкретно-лично- стном выражении7. Разграничение и выделение объективно-соци- ального в субъективном факторе и индивидуально-личностного — одна из сложнейших исследовательских проблем при изучении го- сударственного руководства внешней политикой. Исследование государственного руководства внешними сноше- ниями России связано с выявлением по крайней мере трех взаимо- действующих между собой компонентов: во-первых, идеологическо- го и политического, охватывающего ценностные и целевые приори- теты — круг государственных, национальных и социальных идей и целей, которые выражаются в политической доктрине, а также в конкретной внешнеполитической программе; во-вторых, средств, форм и методов внешнеполитической государственной деятельно- сти, модели государственного механизма внешних сношений — его структуры, форм и условий функционирования, кадрового состава, динамики деятельности и эффективности; в-третьих, социально- психологического (личностного) фактора, проявлявшегося в конк- ретной деятельности людей. Внешнеполитический бюрократический аппарат Российской им- перии, осуществлявший руководство внешними сношениями, отра- жал особенности социально-экономического и государственно-поли- тического устройства страны, стремительную динамику переходно- го периода от неограниченной монархии к буржуазной парламент- ской монархии, а затем к демократической республике. В то же время, изменения в характере международных отношений, обостре- ние напряженности между Тройственным союзом и Антантой, стре- мительный рост милитаризма требовали приспособления аппарата 7 Косолапов Н. А. Социальная психология и международные отношения. M., 1983; Егорова Е. В. Внешнеполитические решения: психологический фактор (американ- ские подходы) // США — экономика, политика, идеология. 1981. № 8. С. 94—103; Петровский В. Ф. «Доктрина национальной безопасности» в глобаль- ной стратегии США. М., 1980. С. 56; Renouvin Р., Duroselle J. В. Introduction & 1'histoire des relations internationales. P., 1964; Enjeux et Puissances. Pour une histoire des relations Internationales aux XXme stecle. Melange en honneur de J.-B. Duroselle. P., 1986. 59
внешних сношений к новой обстановке и новым потребностям и за- дачам государственной политики. Эти взаимосвязанные внутриго- сударственные и международные процессы определяли формирова- ние сменяющих друг друга моделей государственного механизма внешних сношений, соответствовавшим вышеупомянутым периодам исторической эволюции страны. Изучение структуры и функционирования государственного ап- парата внешних сношений требует непременного анализа в двух ракурсах: с точки зрения официальных нормативных актов, регу- лировавших положение,, полномочия и задачи ведомств и их взаи- моотношения, и, с другой — не менее важной, учета реального значения и роли государственных органов и их глав, прежде всего положения их по отношению к престолу, близости к императору, взаимоотношений с влиятельными членами царской семьи и вы- сшей бюрократии, камарильи и т. д. Самодержавный строй и государственно-бюрократическое прав- ление определяли модель внешнеполитического механизма России в конце XIX в. Согласно Основным законам Российской империи, система государственных органов, причастных к осуществлению внешних сношений государства, представала в довольно громоздком виде: во главе иерархической пирамиды находился российский император — глава законодательной и исполнительной власти и духовный вождь страны. Далее следовали высшие органы госу- дарственной власти: Государственный Совет, Комитет министров и Правительствующий сенат, затем министерства и ведомства. Из них, прежде всего, Министерство иностранных дел как главный исполнительно-распорядительный орган в области внешних сно- шений, а также министерства: военное, морское, финансов, внут- ренних дел (обеспечение государственной безопасности страны с помощью заграничной охранки), имевшие своих агентов за гра- ницей; Комитет финансов (заграничные займы и другие финансо- во-экономические операции), Синод (регулирующий вопросы раз- личных вероисповеданий), Императорская главная квартира (через которую осуществлялись сношения царя с монархами других стран), некоторые генерал-губернаторства, граничившие с сосед- ними, главным образом, азиатскими странами, наместничества на Кавказе и на Дальнем Востоке, наделенные правами непосред- ственных сношений от имени царя с соседними государствами (при наместниках и генерал-губернаторах состояли специальные агенты МИД). Помимо постоянно действующих высших и центральных орга- нов, единовременно, каждый раз по специальному указанию царя, созывались так называемые Особые совещания высших чинов им- перии для обсуждения и принятия решений по важнейшим вопро- сам внешней и внутренней политики, а для решения менее значи- тельных дел периодически создавались межведомственные комис- сии и созывались совещания на более низком уровне. Кроме государственной власти в России, как во всякой стране с самодер- жавным или полусамодержавным режимом, существовало неофици- альное «правительство» — дворцовая камарилья, которая в начале 60
900-х годов стала играть самодовлеющую роль в проведении внеш- неполитического курса на Дальнем Востоке. С формально-юридической точки зрения схема выработки и принятия важнейших государственных решений в сфере внешних сношений России предстает в следующем виде (см. схему): Инициатива Разработка Обсуждение и проект решения Принятие решения Обнародова- ние решения Император, МИД, МИД, другие ве- Особые сове- Император Первый де- министерства и домства, ведом- вещания, Го- партамент ведомства, отдель- ственные комис- сударственный Правитель- ные представите- сии и совещания Совет, Коми- ствующего ли бюрократии ведомств на сред- тет министров Сената нем уровне Эта схема, также формально применимая и к внутренней по- литике, однако, не отражает реального процесса функциониро- вания внешнеполитического механизма. Неограниченные полномо- чия главы государства, а также исторические традиции прав- ления «царскими указами» и реальные взаимоотношения «в вер- хах» часто приводили к существенному отклонению от полно- го цикла в проработке и принятии решений: они принимались в самой «упрощенной» форме императорского указа по докладу министра либо даже единолично царем под влиянием кого-либо из неофициальных советчиков (создание Особого комитета Даль- него Востока) или главы другого государства (Бьёркский договор 1905 г.). Как относительно самостоятельная самонастраивающаяся систе- ма внешнеполитический механизм России к началу XX в. пережи- вал явно декомпозиционные процессы, свидетельствовавшие о ее кризисе. Этот кризис начался с главного звена в иерархии элементов си- стемы. Внешнеполитические функции Российской империи были предельно сконцентрированы в руках императора, причем именно в этой области государственной деятельности высшая законодатель- ная и исполнительная власть были практически неразделимы. Ком- петенция и прерогативы главы государства в области внешних сно- шений охватывали все их основные стороны8. Формальным заслоном практически неограниченным полномо- чиям российских императоров во внешних сношениях являлась так называемая скрепа — обязательная подпись министра или другого указанного в законе лица под законами или высочайшими указа- ми, в том числе под международными договорами России или дру- гими важнейшими документами внешней политики. Только подпи- санные министром (вторая подпись после царской) международные акты получали законную силу9. Однако министерский «контроль» был весьма условным, поскольку для вступления в силу междуна- родного акта требовалась подпись любого министра, необязательно 8 Ст. I Свода законов Российской империи гласила: «Император российский есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться его верховной власти не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает». 9 Учреждение министерств. СПб., 1892. Т. 1.4. II. Ст. 208, 214, 215. 61
министра иностранных дел. Этим воспользовался Николай II при подписании втайне от главы дипломатического ведомства и осталь- ных министров Бьёркского договора с Германией в августе 1905 г., заставив морского министра Бирилева поставить подпись под этим документом, даже не прочтя его. В условиях фактически неограниченной законом власти россий- ских императоров личные качества их, мировоззрение, окружение, выбор советчиков и министров и другие субъективные факторы на- кладывали печать на внешнюю политику страны. Долгое время об- щепринятая характеристика Николая II упрощала его, подчеркивая ординарные способности, ограниченное образование и кругозор, слабоволие и податливость всевозможным влияниям. Но царь был тверд в главном, отличаясь определенностью консервативных взглядов, самостоятельностью и последовательностью в отстаивании самодержавия и великодержавной политики. Его государственная деятельность на различных этапах неодно- значна. В первое десятилетие своего правления, когда его активная заинтересованность в делах внешней политики подогревалась чес- толюбивыми замыслами расширения и укрепления среднеазиатских и дальневосточных владений, захвата черноморских проливов, он, по признанию Витте и Куропаткина, проявлял крепнувшую с каж- дым годом самостоятельность и упрямую волю в реализации своих планов10 11. Николай не остановился перед отставкой своего фактиче- ски «первого министра» — министра финансов С. Ю. Витте, с дея- тельностью которого были связаны не только крупнейшие эконо- мические преобразования в России в 90-х годах XIX в., но и ус- пехи ее дальневосточной политики и который противодействовал авантюристическому курсу царя в этом регионе. Он заставил другого, более податливого министра — министра иностранных дел графа В. Н. Ламздорфа участвовать в реализации своих за- мыслов на Дальнем Востоке, несмотря на солидарность последнего с Витте. Одним из ярких проявлений кризиса самодержавной власти явилось недоверие Николая II к высшим органам империи, бюрок- ратическому аппарату в целом и к отдельным министрам, стремле- ние ограничить их полномочия и власть11. Снижение уровня бю- рократического профессионализма выражалось в возрастании влия- ния так называемых темных сил, политические взгляды которых были близки последнему царю12. Николай II ускорил процесс сужения прерогатив высших орга- нов империи — законосовещательного Государственного Совета и исполнительного — Комитета министров, проходивший на протя- жении XIX в. Это соответствовало его намерению сосредоточить обсуждение всех крупнейших вопросов государственного управле- ния, в том числе и внешнеполитического, в узком составе так на- ю Красный архив. 1922. Т. 2. С. 31—32. Дневник ген. Куропаткина. 11 Соловьев Ю. Б. Самодержавие и дворянство в конце XIX в. Л., 1973. С. 9—117; Зайончковский П. А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978, и др. 12 Кризис самодержавия в России. 1895—1917/Отв. ред. В. С. Дякин. Л., 1984. С. 121 —156. 62
зываемого управляющего центра (применяя современную термино- логию) под собственным контролем. В области внешних сношений до революции 1905 г. он имел постоянно действующее ядро в соста- ве главы государства — самого царя и министра иностранных дел и его ведомства, являвшихся своего рода «канцелярией е. и. в. по иностранным делам», где решались кардинальные внешнеполитиче- ские проблемы (например, заключение в 1893 г. секретного военно- политического союза с Францией) и готовились важнейшие реше- ния во всей сфере внешних сношений страны. Вместе с тем структура, организационные принципы и функци- онирование МИД к началу XX в. были построены на нормативных актах середины прошлого столетия и не отвечали усложнившимся международным отношениям и происходившим в стране социально- политическим переменам. Они требовали коренной реформы дип- ломатического ведомства, к чему призывали его сотрудники. Одна- ко проект такой реформы, предложенный проф. Ф. Ф. Мартенсом в 1895 г. даже не обсуждался1^. На подготовке и выработке внешнеполитических решений все больше сказывались дублирование одних и тех же вопросов различ- ными департаментами, разобщенность департаментов и их сотруд- ников, невысокий профессиональный уровень чиновников цент- рального аппарата, не имевших, как правило, опыта заграничной работы. Главное же состояло в нарушении принципа сосредоточе- ния всех политических дел в едином отделе — Канцелярии МИД. Его все крепнувшим конкурентом становился Азиатский департа- мент, пытавшийся даже вопреки министру проводить свою полити- ческую линию в крупнейших вопросах международной политики13 14. Негативное значение имело отсутствие специального органа для коллегиального обсуждения важнейших решений, в то время как Совет МИД даже как совещательный орган при министре был от- странен от участия в политической работе ведомства. Сугубо бю- рократический стиль келейного руководства ведомством, при кото- ром все решения принимались министром и двумя—тремя его бли- жайшими помощниками, а в подготовке их принимали участие 8—10 чиновников главных департаментов, не мог не отражаться на проработке всевозможных вариантов решений и их последствий, на прогнозировании политики. Лишь высокий профессионализм и пер- манентная перегруженность и интенсивность работы немногих со- трудников позволяли готовить решения на должном уровне. В то же время основная масса чиновников центрального аппарата зани- малась бюрократическим бумаготворчеством15. Взаимоотношения министра иностранных дел с царем как фор- мальные, так и личные имели принципиальное значение во внеш- неполитическом процессе. С формально-юридической точки зрения, министр во всей своей деятельности был ограничен обязательным 13 АВПР. Ф. ДЛС и ХД. Оп. 731. Д. 76. Л. 3—17. 14 АВПР. Ф. ДЛС и ХД. Оп. 731. Д. 76. Л. 11; Дневник В. Н. Ламздорфа. 1891 —1892 гг. М.; Л., 1934. С. 19, 319, 325, 332 и др.; Дневник В. Н. Ламздор- фа // Красный архив. 1931. Т. 3 (46). С. 13, 30 и др. 15 Боткин П. С. Картинки дипломатической жизни. Париж, 1930. С. 21. 63
получением санкции монарха на каждый проект предлагаемого ре- шения, однако в реальной практической работе царь был «ведо- мым» и, как правило, штамповал предлагаемые ему проекты реше- ний, лишь в исключительных случаях позволяя себе не соглашать- ся с ними (чаще по кадровым вопросам). В этом проявлялись и ин- дивидуальные особенности мышления последнего царя, лишенного способности схватывать в целом, сопоставлять и анализировать, а особенно синтезировать внешнеполитическую информацию. Сложности во взаимоотношениях с МИД и его главой наступа- ли в тех случаях, когда Николай II, исходя из собственного пред- ставления об очередных внешнеполитических задачах России и под влиянием именно тех советников, которые импонировали его за- мыслам, упрямо добивался своих целей. Волевые импульсы царя в 1898 г. в захвате Порт-Артура, в провозглашении в 1903 г. «нового курса» в отношении Японии, наконец, в 1905 г. в подписании Бьёркского договора с Германией были наиболее ярким проявлени- ем «личной дипломатии» Николая II. В рассматриваемый нами пе- риод, пожалуй, лишь один из трех министров иностранных дел по своему профессионализму и личным качествам соответствовал этому посту — князь А. Б. Лобанов-Ростовский. Сменивший его граф М. Н. Муравьев — беспринципный карьерист и царский угод- ник, а затем граф В. Н. Ламздорф — глубокий аналитик и осто- рожный политик, но лишенный твердости и принципиальности при отстаивании внешнеполитического курса на Дальнем Востоке, не смогли или не захотели противостоять авантюристическим склон- ностям и дилетантизму Николая II в сфере внешнеполитической деятельности. Важнейшую роль в принятии внешнеполитических решений иг- рали так называемые Особые совещания высших государственных деятелей, периодически созывавшиеся по распоряжению царя для обсуждения наиболее крупных вопросов государственной политики: войны и мира, определения внешнеполитического курса или пове- дения страны в международных кризисах, присоединения каких- либо территорий или их временной оккупации, заключения между- народных договоров. Их состав был довольно узким: помимо пред- седателя (в исключительных случаях им был сам царь, обычно же один из великих князей либо министр иностранных дел), в него входили министры иностранных дел, финансов, военный, морской, иногда внутренних дел, а также один-два члена императорской фа- милии, преимущественно представители армии. Решения Особых совещаний носили рекомендательный характер и обретали силу действия лишь после утверждения их царем. Однако даже после апробации мнения членов Особых совещаний царь мог передумать и принять противоположное решение, как он это сделал в 1898 г., распорядившись захватить Порт-Артур. В сферу внешней политики, как известно, включены все виды деятельности государства, направленные на достижение его целей на международной арене — политических, военных, торгово-эконо- мических, культурных и проч. Изучение журналов Особых совеща- ний позволяет еще раз подтвердить вывод о том, что внешняя по- 64
литика России не являлась ведомственной политикой МИД, не- смотря на то, что оно было главным орудием внешних сношений государства. Межведомственная борьба на Особых совещаниях, ко- торая сопровождала почти каждое заседание, отражала не только вполне естественную разноголосицу мнений представителей ве- домств, имеющих свою специфику, свои конкретные задачи в обла- сти внешних сношений, но и более глубокие, можно‘сказать, исто- рические традиции в понимании внешнеполитических задач Рос- сии, по выражению начальника Генштаба Н. Н. Обручева, «преем- ственности основных государственных интересов» народа163. Огромная роль вооруженных сил в истории России, как в защи- те национальной независимости, так и в создании обширной импе- рии и обеспечении безопасности и «порядка» внутри страны, обус- ловили самостоятельность и равноправие военного ведомства и его руководителей в формировании внешней политики страны, ее от- дельных направлений. В центре взаимоотношений между военными ведомствами и МИД находились вопросы согласования и взаимодействия внешней политики и военной стратегии. За исключением Особых совещаний в России не было какого-либо другого органа по координации внешней и военной политики, также как и по координации дея- тельности Военного и Морского министерств, в том числе и по воп- росам долговременного военно-стратегического планирования. От- сутствовала четко разработанная военная доктрина. Среди моряков существовали острые разногласия в отношении программ преиму- щественного развития Балтийского, либо Черноморского, либо Ти- хоокеанского флотов* 16. С середины 90-х годов XIX в. в выработке дальневосточного курса внешней политики России определяющую роль стало играть Министерство финансов, точнее, его глава С. Ю. Витте. Его широ- комасштабная программа внешнеэкономической экспансии России на Дальнем Востоке и предложенная им стратегия внешней поли- тики России в этом регионе (союз с Китаем) были одобрены на Особых совещаниях в 1895—1898 гг. и, хотя и со значительными отклонениями, осуществлялись вплоть до 1903 г. МИД и Военное министерство шли в фарватере политики министра финансов. Летом 1903 г. Николай законодательно закрепил собственным указом своего рода «управляющий центр» по руководству внешней политикой и военно-стратегическими мероприятиями России на Дальнем Востоке, создав Особый комитет Дальнего Востока и На- местничество на Дальнем Востоке. Во главе Особого комитета были поставлены дилетанты-авантюристы из так называемой безобразов- ской шайки, которым он дал официальный статус государственных чиновников. Создание царем таких органов резко нарушило сба- лансированность внешнеполитического механизма в России: МИД, министерства финансов и военное были фактически отстранены от 16а АВПР. Ф. К. 1900 г. Д. 54. Л. 91. 16 Петров М. А. Подготовка России к мировой войне на море. М.; Л., 1926. С. 250; Михневич Н. П, Стратегия. СПб., 1911. Кн. 1. С. 99—106; Елчанинов А. Г. Веде- ние современной войны и боя. СПб., 1909. С. 7. 5 Первая мировая война 65
руководства дальневосточной политикой России, поскольку возра- жали против намеченного Николаем II совместно со своими совет- чиками «нового», жесткого курса по отношению к Японии, уско- рившего войну с ней. Возникший контрбаланс трех министров (триумвират Витте—Ламздорфа—Куропаткина) для противодейст- вия «новому курсу» оказался недостаточным, государственный и внешнеполитический механизм фактически был деформирован. Нараставшая разбалансированность системы государственных органов, причастных к сфере внешних сношений, явилась произ- водным общего кризиса царского абсолютизма и расстройства его государственной машины. Она проявлялась в структурном застое и снижении эффективности внешнеполитического механизма, отсут- ствии обратной связи, а в последние перед революцией годы — введением в него чуждых отработанной бюрократической системе элементов, усилении личной роли царя в определении и реализа- ции внешнеполитического курса страны, что привело к еще боль- шему росту бесконтрольности и безответственности и падению про- фессионального уровня государственного руководства внешней по- литикой страны. Этому способствовало сосредоточение обществен- но-политических сил страны, прежде всего оппозиционных и рево- люционных, на ее внутренних проблемах и крайне ограниченное давление на царизм в вопросах внешней политики. Российская революция 1905 г. внесла существенные изменения в государственное устройство и общественно-политическую обста- новку в стране. Появление законодательных органов — Государст- венной Думы и реформированного Государственного Совета, посто- янно действующего правительства — Совета министров, хотя и от- ветственного только перед царем, свидетельствовали о том, что Россия сделала еще один шаг на пути к буржуазной монархии. Из- менилась не только сама модель государственных органов внешних сношений, но возникли новые «группы давления» на правительст- венную политику в лице Государственной Думы, образовавшихся в ходе революции политических партий, массовой прессы различных направлений (при смягчении цензуры), предпринимательских и различных общественных организаций, которые усложнили процесс формирования и осуществления внешнеполитического курса. Рас- ширилась социальная основа внешней политики царизма, получив- шего поддержку большинства политических партий господствую- щих классов в выработке и проведении «общенациональной про- граммы» великодержавной внешней политики России на междуна- родной арене. Изменение структуры государственного механизма внешних сношений, создание новых ее элементов отразилось и на характере связей между ними и функционировании механизма в целом. По- степенно формировался его новый «управляющий центр». Фор- мально внешняя политика, как и военное дело, продолжала оста- ваться исключительной прерогативой царя, выведенной из-под юрисдикции законодательных учреждений и правительства. МИД был подотчетен только царю. На практике, однако, царская бюрок- ратия предусмотрела в Основных законах 1906 г. нормативные «ла- 66
зейки», которые позволяли добиваться контроля над деятельностью МИД со стороны Совета министров. Его председатель был наделен правом включать в повестку дня заседаний правительства вопросы внешней политики, в которых были заинтересованы другие ведом- ства, а также созывать Особые совещания министров и других вы- сших чинов империи для обсуждения на них актуальных внешне- политических проблем. Грубые просчеты министра иностранных дел А. П. Извольского в переговорах с австро-венгерским министром Эренталем в Бухлау в сентябре 1908 г., которые он вел втайне от главы царского прави- тельства П. А. Столыпина, привели к прямому вмешательству по- следнего в деятельность МИД, усилению коллегиальности в выра- ботке и принятии внешнеполитических решений в рамках Совета министров и Особых совещаний. С назначением министром ино- странных дел в 1910 г. С. Д. Сазонова, зятя Столыпина, контроль главы правительства над МИД усилился. После убийства Столыпина в 1911 г. новый председатель Сове- та министров В. Н. Коковцов добился от Николая и формальной передачи крупных вопросов внешней политики под контроль пра- вительства1 \ Но уже с 1908 г. Совет министров стал руководящим звеном «управляющего центра» государственного механизма внеш- них снбшений. На его заседаниях рассматривалось более половины всех внешнеполитических вопросов, вносимых преимущественно главой Совета и министром иностранных дел. Остальные 40 % проходили через Особые совещания, инициатива созыва которых принадлежала председателю правительства, а членами его были те же заинтересованные министры: иностранных дел, военный, мор- ской и финансов. По существу это был своего рода тот же Совет министров только в узком составе, на котором обсуждались особо конфиденциальные вопросы* 18. В связи с этим в 1908—1913 гг. несколько снизилась роль МИД, который превращался в исполнительный орган по выработке и осуществлению внешнеполитического курса. Вместе с тем «мо- дернизация» ведомства после революции 1905 г. способствовала по- вышению профессионального уровня российской дипломатии. Под руководством Извольского был разработан и частично осуществлен проект коренной реформы МИД (созданы политический, правовой отделы, бюро печати и т. д.) и намечена перестройка заграничной службы. Он повысил эффективность работы МИД, но все же не смог внести принципиальных изменений в его деятельность: бюро- кратическая рутина гасила живые импульсы, осуществление рефор- мы в полной мере затянулось до июня 1914 г., а реорганизация за- граничной службы так и не была осуществлена из-за начавшейся мировой войны. Сохранился старый сословный состав ведомства, на две трети состоявший из служилого и поместного дворянства. Произошли перемены по линии взаимоотношений царь — МИД. Министр приобрел большую свободу в своей деятельности. п АВПР. Ф. к. 1911 г. Д. 211. л. 19—20. 18 Флоринский М. Ф. Указ. соч. С. 35—39; Георгиев А. В. Указ. соч. 5* 67
Основная причина потери инициативы монарха в области внешне- политического руководства после 1905 г. была связана с изменени- ем общественно-политического климата в стране, а также с прова- лами его «личной дипломатии» и полной дискредитацией вдохнов- лявшей его камарильи. Участие Государственной Думы и Государственного Совета во внешнеполитическом процессе было двояким: как законодательные органы они были наделены правом утверждения бюджета ведомств, в том числе МИД, и в этом отношении обладали веским рычагом давления на правительство, несмотря на их формальное отстране- ние от сферы внешней политики. В то же время, представляя в значительной степени оппозиционные царизму силы, они, главным образом Дума, боролись за право участия в выработке внешнепо- литического курса. Однако сотрудничество с царизмом либераль- ных партий во внешней политике толкало их на путь конструктив- ной критики, привело к отказу от использования возможностей «бюджетной блокады» внешнеполитического ведомства. После третьеиюньского переворота 1907 г. и избрания «послушной» III Думы Извольский привлек ее к участию во внешнеполитическом процессе с «совещательным» голосом на почве выражения «общена- циональных интересов» и поддержки политики правительства. Усиление роли Совета министров вызывало после смерти Столыпина противодействие со стороны внешнеполитического ве- домства и его главы С. Д. Сазонова и получило поддержку ца- ря. Назначение в начале 1914 г. на пост главы правительства И. Л. Горемыкина внесло существенные перемены во внешнепо- литическое руководство. Председатель Совета министров почти полностью устранился от внешнеполитической сферы управления, отказался от председательства на Особых совещаниях, передове- рив их министру иностранных дел. Во время июльского кризиса 1914 г. Горемыкин не принимал активного участия в обсуждении планов правительства, все важнейшие вопросы решали руководи- тели дипломатического и военного ведомств. Даже в последние кризисные дни перед началом мировой войны глава правительства был в тени, и важнейшее решение о мобилизации русской армии, т. е. в тех условиях фактически о войне, было принято царем под давлением С. Д. Сазонова, военного министра и начальника генштаба. Внутриполитическая обстановка в стране и обострявшийся с каждым годом перед войной антагонизм между Тройственным сою- зом и Тройственным согласием отражались на структуре и функци- онировании внешнеполитического механизма. В связи с роспуском в 1909 г. Совета Государственной Обороны (СГО), созданного че- тырьмя годами ранее, но так и не ставшим координирующим орга- ном по согласованию военной и внешней политики страны, его за- дачи перешли к Совету министров. Это способствовало установле- нию более тесных связей и координации действий между диплома- тическим и военными ведомствами. Образование в 1906—1909 гг. Главного управления генштаба (ГУГШ) и Морского генштаба (МГШ) с соответствующими структурами военной разведки за гра- 68
ницей и аналитическими отделами в составе штабов способствовало улучшению качества поступающей информации и обоснованности выводов. Система государственного руководства внешними сношениями после первой российской революции носила все признаки проти- воречивого переходного периода страны от абсолютной к буржу- азной монархии — ограниченность и непоследовательность преоб- разований, отсутствие гарантий против отката к старым методам, определенная непредсказуемость внешнеполитических акций. Все это было результатом не только непоследовательности в осу- ществлении внутренних реформ, но и несовпадения внутриполи- тических задач царского правительства (необходимости обеспече- ния стране длительной мирной передышки) с внешнеполитически- ми (отстаивание ее великодержавных интересов на международ- ной арене и втягивание в подготовку к мировой войне на стороне Антанты). Вместе с тем обновленный внешнеполитический меха- низм действовал более эффективно, более устойчиво, в большем взаимодействии всех его элементов, более адекватно реагируя на изменения обстановки на международной арене и поддерживая обратную связь с обществом, прежде всего с легальной оппозицией. Принципиальное значение имели отказ царя от «личной дипло- матии» и возникновение в 1908 г. постоянно действующего «управ- ляющего центра» внешнеполитического механизма в лице Совета министров. В то же время царизм, его бюрократическая система, про- низанная абсолютистскими принципами, не спешила отказываться от испытанных методов принятия келейных решений. Это прояви- лось в сделке Извольского с Эренталем в Бухлау в сентябре 1908 г., а перед мировой войной — в фактическом отказе ново- го председателя правительства И. Л. Горемыкина от вмешатель- ства во внешнеполитическую сферу и возвращении ее в полную компетенцию министра иностранных дел. Помимо чисто лич- ных мотивов (преклонный возраст и незаинтересованность премье- ра) возврат к отжившим порядкам явился проявлением кризиса «третьеиюньской системы», замораживания начатых П. А. Столы- пиным реформ19. Первая мировая война стала заключительным этапом во много- вековой истории абсолютистской России. Невиданные маштабы войны и ее непосильные для страны и ее народов тяготы и чуждые цели ускорили распадение и крах царизма. Проявился он прежде всего в распаде государственной власти, как важнейшего элемента политической системы общества и страны. Это отразилось в конеч- ном итоге и на внешнеполитическом звене государственного аппа- рата, хотя непосредственно паралич власти отразился на нем, мо- жет быть, в наименьшей мере по сравнению с остальными его звеньями. Мировая война, разрушившая нормальные системные связи внутри государства и в международных отношениях, а также меж- 19 Аврех А. Я. Царизм и IV Дума. 1912—1914. M., 1981. 69
ду двумя системами, видоизменила структуру внешнеполитическо- го механизма России. Образованная в первые дни войны Ставка верховного главнокомандующего, которую возглавил вел. кн. Ни- колай Николаевич, вобрала в себя значительную, если не боль- шую, часть военно-политических и административных вопросов и прерогатив правительства и центральных ведомств20. Совет мини- стров потерял свое прежнее значение высшего объединяющего ор- гана власти, а Особые совещания перестали созываться. Сразу после начала войны стал складываться новый «управляю- щий центр» внешнеполитического механизма, основными звеньями которого стали Ставка и МИД. При Ставке была образована Дип- ломатическая канцелярия, которая осуществляла тесные связи с МИД и являлась консультативным органом министерства при Вер- ховном главнокомандующем. Тесное сотрудничество между Дипло- матической канцелярией и Ставкой, однако, к концу 1914 г. было в значительной степени нарушено вследствие коренных разногла- сий по вопросу о черноморских проливах, на скорейшем овладении которыми настаивало дипломатическое ведомство, опасавшееся за- хвата их союзниками. Фактический разрыв личных отношений между вел. кн. Николаем Николаевичем и С. Д. Сазоновым отри- цательно сказывался на координации внешнеполитических ак- ций21. Попытки С. Д. Сазонова в начале 1915 г. восстановить роль и значение Совета министров и Особых совещаний в руководстве внешней политикой страны не увенчались успехом, в немалой сте- пени благодаря победам русской армии и возраставшего значения Ставки. При определенных условиях Ставка и ее вождь могли стать ре- шающей политической силой, и именно это соображение стало ос- новной причиной, приведшей к отставке вел. кн. Николая Никола- евича. Противоречия между Ставкой и МИД были в основном уст- ранены после взятия в августе 1915 г. Николаем II в свои руки верховного командования и назначения начальником штаба Став- ки, т. е. фактическим руководителем Ставки генерала М. А. Алек- сеева — крупного военного стратега, обладавшего широким поли- тическим кругозором. Все военно-политические вопросы такие, как межсоюзнические отношения, привлечение новых союзников и вы- работка условий их участия в войне, планирование и осуществле- ние военных операций, в которых затрагивались внешнеполитиче- ские интересы страны и т. д., обсуждались и решались руководите- лями Ставки и МИД. Военные поражения лета 1915 г. стали своего рода рубежом во внутренней и внешней политике России в годы войны, они повлекли за собой поляризацию политических сил в стране, вы- звав революционный кризис осенью того же года и усиление ре- акционных тенденций во внутренней политике царизма. Возрастав- 20 Аврех А. Я. Царизм накануне свержения. М., 1989. С. 184; Флоринский М. Ф. Кризис, государственного управления в России в годы первой мировой войны. Л., 21 Емец В. А. Очерки внешней политики России. 1914—1917. М., 1977. С. 131 — 148. 70
шая после отъезда Николая II в Ставку политическая роль императрицы Александры Федоровны и ее реакционного окру- жения, привлечение на министерские посты послушных и профес- сионально мало пригодных лиц приводило ко все большей само- изоляции царской четы и расширению круга оппозиционных ца- ризму сил. Вместе с тем вряд ли можно согласиться с бытующим мнением о всесильности Распутина и императрицы: царь и его соратники не допускали их в военную и внешнеполитическую область го- сударственного управления. И даже данная царем отставка либе- ралу С. Д. Сазонову летом 1916 г. и назначение его преемником Б. В. Штюрмера, слывшего германофилом и сторонником заключе- ния сепаратного мира с Германией, не привела к изменению внеш- неполитического курса страны, вызвав лишь охлаждение отноше- ний между министром и Ставкой, также как и между МИД и союз- никами. В годы мировой войны государственный внешнеполитический механизм России, как и в других воюющих странах, ориентирован- ный на обеспечение главной задачи — государственного и нацио- нального выживания, в структурном и функциональном отношении приобрел черты авторитарности военного режима. Влияние обще- ственных организаций, оппозиционных сил, в частности Государст- венной Думы, на принятие внешнеполитических решений в первые два года войны снизилось, что было связано с военными условиями и расширением роли секретной дипломатии. В то же время в рассматриваемый период двух последних деся- тилетий дореволюционной России происходил бурный процесс вме- шательства все более широких слоев общества и армии в решение кардинальных внешнеполитических проблем, прежде всего вопроса о войне и мире. Выход на арену политической борьбы широких на- родных масс и армии привел к тому, что в 1917 г. именно этот фактор стал играть решающую роль во внешней политике, т. е. из фактора косвенного давления на принятие государственными орга- нами внешнеполитических решений превращался в основной. По- сле Февральской революции 1917 г. во внешнеполитическом руко- водстве сложилось двоевластие Временного правительства и Пет- роградского Совета. Под влиянием последнего было вынуждено действовать и Министерство иностранных дел. Несмотря на при- тупление империалистической направленности внешней политики царской России и введение интернационалистических и демократи- ческих акцентов, ни Временное правительство, ни революционно- демократические силы, придерживавшиеся «патриотической» идеи доведения войны до победного конца, не учитывали главных требо- ваний солдатских и народных масс о заключении демократического мира и выхода России из войны22. 22 Игнатьев А. В. Внешняя политика Временного правительства. М., 1974. С. 421—433. 71
ПОСРЕДНИЧЕСТВО БЕЗ КАВЫЧЕК. МИРОТВОРЧЕСТВО США В 1914—1916 гг. (характер и цели) Б. Д. Козенко Проблема посреднической политики США в 1914—1916 гг. за- нимает особое место в истории американской дипломатии периода первой мировой войны. Дискуссии по данному вопросу не прекраща- ются, и есть все основания заново подвергнуть его рассмотрению. Само посредничество США давно не тайна. О нем писали и пи- шут, но оценивают по-разному, даже полярно по сути дела. Одни авторы считают, что оно имело целью не дать начаться войне или ее остановить после начала. Другие видят в нем проявление интер- национализма Вильсона, его стремление перестроить международ- ные отношения на основе разоружения и создания международной организации безопасности. И наконец, третьи посреднические уси- лия США оценивают как попытку покончить с войной, но на аме- риканских условиях. В годы «холодной войны», когда в нашей ли- тературе утвердилась подозрительность ко всей политике США, и внешней в особенности, в посредничестве Вильсона—Хауза многие усмотрели хитроумный и одновременно коварный замысел — со- действовать развязыванию войны с тем, чтобы в «нужное время» вступить в нее и навязать воюющим свою гегемонию. Тогда-то по- средничество и приобрело иронические кавычки. Такие разные точки зрения имели, однако, одно общее: посред- нические усилия американской дипломатии рассматривались как нечто второстепенное и маловажное, побочное от основных направ- лений внешней политики США — борьбы с германской подводной войной и британской морской блокадой, никак не связанное с ос- новной проблемой — вступлением США в войну. Между тем, идея выступить в качестве посредника в начавшейся войне и даже до ее развязывания имела глубокие идеологические и политические осно- вы, соответствовала воззрениям президента США В. Вильсона на внешнюю политику и дипломатию, опиралась на уже имевшийся опыт (внешняя политика и дипломатия Т. Рузвельта) и, наконец, отвечала сложившейся к 1914 г. международной обстановке. К началу XX в. в Европе образовалось два враждебных друг другу военно-политических союза: Антанта и Центральные держа- вы, борьба которых определяла «большую европейскую политику» и привела к созданию крайне выгодного для США «баланса сил» в Европе. Пока он сохранялся, США имели свободу рук в Западном полушарии и Азиатско-Тихоокеанском регионе и время для увели- чения военных сил. Когда же весной 1914 г. в Европе запахло по- рохом и нависла серьезная угроза крушения «баланса сил», Вашин- гтону потребовался основательный зондаж. Его осуществление взял на себя Э. М. Хауз — друг, советник и личный представитель пре- зидента США, который в мае — июле 1914 г. направился в Евро- пу. Идею поездки подали англичане, но и американцы были к ней готовы. 72
Первым в нашей литературе эту поездку ярко и остроумно ос- ветил М. Н. Покровский в незавершенной работе «Америка и вой- на 1914 г.». Он высмеял претензии Хауза на самостоятельную роль в событиях того памятного лета, а всю поездку представил как глубо- кую и тонкую разведку британской дипломатии и ее попытки укре- пить Вильгельма II в ошибочном мнении о позиции Великобритании1. Совершенно иную и неожиданную трактовку миссии Хауза да- ли некоторые советские авторы в 50—60-е годы. Они увидели в миссии нечто подозрительное и обвинили полковника в том, что он «под покровом таинственности» сталкивал Германию и Россию, чем и сыграл «немалую» и даже «значительную» роль в развязыва- нии мировой войны. Н. П. Полетика нашел мужество заявить, что нет документов, подтверждающих непосредственную роль США в развязывании военного конфликта, но и он — таково было вре- мя — все же обвинил Хауза в том, что тот хотел стравить Герма- нию, правда, не с Россией, а с Антантой1 2. На по-своему «нулевом варианте» настаивает в своем недавно появившемся специальном исследовании Б. П. Заостровцев, полагая, что поездка Хауза серь- езного значения вообще не имела3. На наш взгляд, нельзя согласиться с такими оценками. Хауз приехал в Европу в конце мая 1914 г. В Берлине удалось устроить его неофициальную встречу с императором Вильгельмом II. Состо- ялась откровенная беседа, в которой кайзер изложил свое понима- ние ситуации в Европе и мире, а Хауз — свой план («великую за- тею») союза Англии, Германии, США, Франции, а может быть, и Японии для совместной эксплуатации отсталых стран4. Трудно ска- зать, понимал ли Хауз всю неосуществимость идеи соглашения двух пар антагонистов или выдвигал ее просто как предлог и шир- му для обсуждения куда более серьезных и земных европейских проблем. Кайзер отверг все предложения американца — он шел прямо к войне5. Все это Хауз, перебравшись в Лондон, сообщил ру- ководителям британской политики. Было решено (идея англичан) еще раз обратиться к кайзеру с письмом или даже (идея Хауза) встретиться с ним министру ино- странных дел Великобритании сэру Э. Грею в Киле на традицион-^ ной регате6. Хаузу казалось, что он наконец-то получил главную роль в европейской политике. Но это была иллюзия. Немцы не от- ветили на любезное, продиктованное в Лондоне письмо американ- ца. Грей не поехал в Киль, а кайзер, не дожидаясь вестей от пол- ковника, отбыл на яхте в норвежские воды. Машина войны уже 1 См.: Покровский М. Н. Империалистическая война. Сб. статей. М.; Л.. 1934. 2 Полетика Н. П. Возникновение первой мировой войны (июльский кризис 1914 г.). М., 1964. С. 577, 578. 3 N4°CMHh5h & О предыстории поездки Э. Хауза в Европу в 1914 г. Депонир. 4 См.: Архив полковника Хауза. Т. 1—4. М., 1937. Т. 1. С. 60—64. Отметим, что Архив — фактически единственный источник, сообщающий об этой встрече. Ни- каких иных серьезных свидетельств нам обнаружить не удалось. Очень мало гово- ?ит об этой поездке Грей в своих воспоминаниях {Grey of Fallodon Е. Twenty Five ears 1892—1916. L., 1925. Vol. 1—2). 5 Архив полковника Хауза. T. 1. С. 63—64. 6 Там же. С. 66—67, 73—76. 73
была запущена. Полковник уехал из Европы за несколько дней до начала конфликта и задним числом в письме к президенту выска- зал свои сожаления по поводу неудавшейся попытки организовать примирение7. Конечно, использование Хауза британскими политиками несом- ненно. Разумеется, и Берлин извлек или мог извлечь пользу из контактов с американцем, зная, что Хауз, все (или почти все) сооб- щит в Лондон. Но трудно себе представить, чтобы никому не изве- стный ранее «полковник» в штатском, новичок в дипломатии, ма- лоизвестный в европейских странах, смог бы остановить или развя- зать войну, замедлить или ускорить ход событий. Представитель такого же, все еще малознакомого Европе президента США он да- же не имел от него официальных полномочий. За его спиной сто- яла богатая, но далекая и плохо вооруженная держава, которая не позволяла Хаузу набрать достаточный политический «вес». Отметим, однако, другое: будучи полезным и англичанам, и не- мцам, Хауз явился в Европу не с пустыми руками. Не будет ли обоснованнее предположить, что его миссия могла быть прежде всего динамическим зондажем и одновременно шагом к выходу США на мировую арену в роли арбитра, что уже весной — летом 1914 г., т. е. еще до начала войны, американцы попытались высту- пить в роли посредника? Хауз общался с высшим руководством Германии и Англии и пытался скорее свести, а не стравить буду- щих врагов в надежде, конечно, тогда наивной, даже нелепой (но вполне в духе Хауза) примирить их с американской помощью и этим заработать определенный политический капитал. Во всяком случае полковник утверждал, что американец может уладить дело британского правительства лучше, чем европеец: «У нас нет союзов с кем-либо, и мы готовы внести свою долю в продвижение всеобще- го мира». «Моя цель,— уверял он,— выяснить, можно или нет привести к лучшему взаимопониманию и продолжению мира»8. Известна склонность дипломатов, мягко говоря, к иносказанию. Но думается, здесь Хауз не кривил душой. Первая попытка примирить Европу в канун войны не получи- лась. Неудачу удалось замаскировать. Президент Вильсон на пресс- конференциях 9 и 30 июля 1914 г. заявил, что его правительство не делало каких-либо предложений в связи с европейской ситуа- цией9. Совесть президента была чиста: американский примиритель- посредник выступал в качестве частного лица. Но планов своих — стать арбитром в Европе — Вашингтон не оставил. 31 июля, еще до получения известий о начале войны, Хауз писал президенту: «Сейчас я не вижу, что может быть сделано, но если война придет, она будет быстрой и ужасной, и, может быть, скоро наступит вре- мя, когда Ваши услуги будут с радостью приняты»10. Война нача- лась, и 4 августа 1914 г. США объявили о своем нейтралитете, за- 7 Там же. С. 78—79. 8 The Papers of Woodrow Wilson (далее — PWW)/ Ed. A. S. Link a. oth. Princeton, 1979. Vol. 30. P. 313. 9 Ibid. P. 140. io ibid. P. 323—324. 74
няв, таким образом, позицию, которая объективно давала возмож- ность, как выразился Вильсон, «помочь миру»11. Но действительно нейтральной Америка просто не могла быть, она не менее воюю- щих сторон была заинтересована в исходе европейского конфликта. Однако в Вашингтоне понимали, что ничего конкретного и ре- шительного США сделать тогда не могли. Три тысячи миль по оке- ану разделяли Америку и Европу. Отправка большой армии на фронт была невозможна: не было ни армии, ни транспортных средств. Для их создания не было времени. По обе стороны Атлан- тики надеялись, что военные действия завершатся если не к «лис- топаду», то к рождеству 1914 г. Создать же армию необходимого размера и быстро не позволили бы пацифистски и изоляционистски настроенные Конгресс и население. Но надо было обеспечить место на возможных, как считали, «вот-вот» мирных переговорах. Ряд авторов (У. Миллис, Р. Уэст) приводят вроде бы убедитель- ные факты полной неготовности госдепартамента к начавшейся в Европе войне11 12. И тем не менее американская дипломатия в самый канун войны успела предпринять посреднические действия. 30—31 июля послы США в Берлине, Лондоне, и Париже, уверяя, что дей- ствуют по собственной инициативе и без указаний президента (но подчеркивая, что тот, несомненно, одобрил бы их), на удивление синхронно предложили соответствующим правительствам свои ус- луги в качестве посредников13. В суете и спешке первых дней войны действия американцев ос- тались без ответа. Выждав несколько дней, Вильсон 4 августа 1914 г. направил в столицы воюющих держав краткую, но испол- ненную достоинства телеграмму с предложением содействовать де- лу европейского мира «в настоящий момент или в любое время, ко- торое может оказаться подходящим»14. Через день Вильсон сооб- щил прессе о своем шаге в «интересах европейского мира»15. Но инициатива американского президента была везде отвергнута как «преждевременная в данный момент»16. Английский король прямо сказал русскому послу, что президент Вильсон желает «весьма преждевременно» сыграть роль Т. Рузвельта, и что американские предложения следует оставить без ответа17. Только что начав вой- ну, великие державы надеялись на ее скорый конец и в посреднике не нуждались. Таким образом, констатировал русский посол в Ва- шингтоне Ю. П. Бахметьев, «наивная попытка президента Вильсо- на остановить войну в самом начале своим “дружеским посредни- чеством“ провалилась»18. 11 Calhoun F. S. Power and Principle. Armed Intervention in Wilsonian Foreign Policy. N. Y., 1986. P. 137. 12 Cm.: Millis W, Road to War: America 1914—1917. Boston. 1935. P. 38—40; West R. The Department of State on the Eve of the First World War. Athens, 1978. 13 PWW. Vol. 30. P. 311, 313—315; Gerard J. My Four Years in Germany. N. Y., s. a. P. 139—140, 198—199; Millis W. Op. cit. P. 49. 14 Международные отношения эпохи империализма (далее — МОЭИ). М.; Л., 1934. Сер. Ш. Т. 6. Ч. 1. С. 151. 15 The Times. 1914. Aug 6. 16 МОЭИ. Сер. III. Т. 6. Ч. 1. С. 151. 17 Там же. С. 273. 18 Там же. С. 282, 75
Но американцы не отступали. 5 августа Хауз сообщил прези- денту о своем намерении подождать подходящего момента и дейст- вовать через послов, которые проинформируют правительства вою- ющих стран, что «Вы готовы продолжить свои услуги»19. 19 августа сам президент вновь заявил в Конгрессе об обязанности (!) США как единственной невоюющей великой державы быть готовыми сыграть роль беспристрастного посредника. Посол Пейдж уверял Вильсона, что мир ожидает, когда же президент сыграет «главную» роль в этой трагедии20. В сентябре 1914 г. развернулся новый этап посреднической дея- тельности американцев. Государственный секретарь Брайан, не очень искусно и особенно не таясь, включился в начатую герман- ской дипломатией интригу. После поражения на Марне немцы ре- шили узнать, на каких условиях возможно начало мирных перего- воров, чтобы продемонстрировать Америке и нейтралам вообще свое миролюбие в контрасте с возможной неуступчивостью союзни- ков и заодно проверить прочность Антанты. С этой целью близкие к немецкому послу И. фон Бернсторфу американские банкиры О. Страусс и Д. Спейер на частном обеде дали понять американ- скому госсекретарю, что переговоры воюющих стран с его участием вполне возможны. Последовательный проповедник пацифизма Брайан обрадовался и дал команду послам, но вскоре действитель- ная цель немцев выяснилась, и Брайан был решительно осужден в американской прессе за поспешность и доверчивость к «неуклюжим хитростям» Бернсторфа в достижении «фиктивного мира»2*. В то же время Хауз за спиной Брайана и с полного одобрения президента начал осуществлять свой план. Он вступил в переписку со своим «новым другом» из германского МИД А. Циммерманом, добиваясь от него, чтобы Германия сделала первый «шаг к миру», но получил весьма уклончивые ответы22. Одновременно он попы- тался свести вместе Бернсторфа и союзных послов, в первую оче- редь британского — С. Спринг-Райса. Полковник вел интригу в ду- хе детективных историй (встречи на вокзалах, в чужих квартирах, беседы, не выходя из автомобиля и т. п.), предлагая восстановить мир на основе статус-кво23. Но и здесь удачи не было. Более того, правительства Антанты дали своим представителям в Вашингтоне строгое указание прекратить переговоры с «другом президента» и не допускать «попыток медиации» со стороны Соединенных Шта- тов24. В Европе были неприятно поражены откровенным и навязчи- вым стремлением американцев «застолбить» место в момент окон- чания военных действий. Все обратили внимание, что Вашингтон 19 PWW. Vol. 30. Р. 319; Архив полковника Хауза. Т. 1. С. 113. 20 PWW. Vol. 30. Р. 393—394; 410—411. 21 Link A. S. Woodrow Wilson and the Progressive Era, 1910—1917. N. Y., 1954. P. 160—162; The Letters and Friendship of sir Cecil Spring Rice. A Record/Ed. St. Gwynn. Vol. 1—2. L., 1929; Vol. 2. P. 222—224; АВПР. Ф. Канц. МИД 1914. Д. 48. Секретная телеграмма посла 1/14. IX. 1914. JI. 70. 22 Архив полковника Хауза. Т. 2. С. 110—111, 123—124. 23 The Letters and Friendship of sir C. S. Rice. Vol. 2. P. 224—226; PWW. Vol.30. P. 488—494; Vol. 31. Princeton, 1979. P. 13—15; Архив полковника Хауза. T. 1. С. 116, 125—126 и др. 24 МОЭИ. Т. 6. Ч. 1. С. 238—240, 310—311. 76
стремится присвоить себе монополию на посредничество, энергично пресекая миротворческие попытки Испании и других нейтральных стран Европы и Латинской Америки25. В конце сентября активность американцев спала. На пресс-конфе- ренции 23 сентября 1914 г. Вильсон даже отчитал журналистов за рас- пространение «пустых и нелепых» толков насчет американского по- средничества, хотя и дал понять, что шансы для Америки еще есть26. В конце ноября—декабре 1914 г. закончился маневренный пе- риод войны, но превосходство той или иной стороны не определи- лось. Теперь судьба Европы и мира должна была решиться в весен- не-летней кампании 1915 г. Готовясь к новым сражениям, воюю- щие страны обратились к Америке за пополнением неожиданно бы- стро оскудевших денежных и материальных ресурсов. Значение США в войне возросло, чем незамедлительно воспользовалась аме- риканская дипломатия. На этот раз было решено изменить тактику и войти в контакт непосредственно с военно-политическим руко- водством воюющих стран. Необходимость подобного шага Хауз обосновал достаточно определенно в дневнике 12 января 1915 г.: «Я полагал,— писал он,— что с послами (воюющих стран.— Б. К.) в Вашингтоне мы сделали все, что только можно было, и те- перь топчемся на месте. Настало время вести переговоры непосред- ственно с хозяевами...»27. Примерно в середине декабря 1914 г. было решено отправить «знающего немецкий язык» Хауза в Берлин, чтобы на месте прове- рить слухи о немецких предложениях мира. Так было объявлено официально. Сам Хауз давал понять, что его заботит отношение всей Европы к будущему миру, хотя воюющим странам не будет предложено прекратить военные действия28. В инструкции Вильсо- на четко говорилось, что Хауз должен выступить неофициально как связной для конфиденциальных сношений воюющих стран от- носительно условий мира, не предлагая своих29. Перед отъездом со- стоялась примечательная беседа Хауза и Вильсона. Полковник спросил о том, не смог бы президент приехать в Европу, чтобы председательствовать (—. Б. К.) на мирной конференции. Вильсон ответил: «Это было бы хорошо»30. Поездка Хауза в Европу в январе—мае 1915 г. не привлекла большого внимания историков и была занесена в разряд обычных дипломатических разведок (в данном случае американской) с целью, как полагали некоторые авторы, выяснить, как долго про- длится война. Узнать этого Хауз, конечно, не мог,— ведь кампа- ния 1915 г. была впереди. Но не с этой целью ездил посланец Бе- лого дома. Он вновь предлагал посредничество США, посетив Лон- дон, Париж и Берлин в поисках «хоть какой-нибудь лазейки к ми- 25 МОЭИ. Т. V. Ч. 2. С. 143; Т. 6. Ч. 1. С. 18—19; Архив полковника Хауза. Т. I. С. 46, 177, 188; Bailey Th. A. The Policy of the United States toward the Neutrality 1917—1918. Baltimore, 1942. P. 315. 26 МОЭИ. T. 6. 4. 1. C. 301—302. 27 Архив полковника Хауза. T. 1. С. 131 — 132. 28 Там же. С. 132. 29 Там же. С. 134. зо Там же. С. 136. 77
ру». В Лондоне Хауз предложил Грею созвать сразу две мирные конференции — воюющих стран и нейтралов. На последней, есте- ственно, лидировали бы США. Но Грей отверг предложение, наста- ивая на одной конференции, где верховенствовали бы и обсуждали конкретные условия мира победители в войне. Америка, считал Грей, могла бы принять участие лишь в «гарантиях» будущего ми- ра31. Возникли разногласия и по вопросу о возможных переговорах с Германией. Англичане хотели сразу «захлопнуть дверь» перед не- мцами до конца войны. Хауз же считал возможным держать дверь «полуоткрытой»32. Собеседники разошлись и по другим вопросам. Потерпел неудачу Хауз и в Париже, где Ж. Клемансо, что на- зывается, с порога отмел саму йдею американского миротворчест- ва33. Очень холодно встретили Хауза в Берлине. Кайзер отказался принять его, а немецкие политики дали понять, что не доверяют правительству страны, ставшей арсеналом Антанты34. В итоге, со- кратив на два месяца пребывание в Европе, полковник вернулся домой с пустыми руками. Невзлюбивший Хауза русский посол не без злорадства сообщал в Петроград, что «президентский личный посланец вернулся ни с чем:... во всех трех столицах ему было уч- тиво, но твердо объяснено, что теперь не время для праздных раз- говоров о каком-либо соглашении на мировую»35. США не помогли попытки играть на противоречиях отдельных государств и спекуляции на «сходстве», скажем, германской и аме- риканской позиций относительно британского владычества на мо- рях. Несмотря на займы и большие военные поставки Антанте, США оставались для всех воюющих стран лишь банкиром, постав- щиком военного снаряжения и продовольствия, торговцем. Сверх этого от американцев ничего не хотели, их военно-политического участия в войне не желали и не ждали. Никто не собирался при- глашать США к участию в мирной конференции и послевоенной «реорганизации» мира. Но американское руководство не прекращало своих усилий и уже в новых условиях, осенью 1915 г., когда стали известны окон- чательные итоги летних сражений, оно удвоило их. В октябре 1915 г. Хауз предложил президенту Вильсону новый план, имев- ший целью рекомендовать США в качестве посредника, а если это не удастся, то заставить ослабевшую, как думали в Вашингтоне, Антан- ту принять американцев в качестве невоюющего, но объявившего Германии войну партнера. План сводился к тому, что Хауз отправит- ся в Европу и призовет от имени Вильсона воюющие страны (с пред- варительного согласия Антанты) прекратить военные действия и на- чать мирные переговоры на американских условиях. В случае общего согласия Вильсон выезжает в Европу, чтобы руководить мирной кон- ференцией. Это стало бы, говоря словами Хауза, «блестящей дипло- матической победой», а Вильсон наконец утолил бы свою жажду 31 Архив полковника Хауза. Т. 1. С. 141, 149. 32 Там же. С. 152. зз См.: Лорд Берти. За кулисами Антанты. Дневник британского посла в Париже 1914—1919. М.; Л., 1927. С. 39. 34 Архив полковника Хауза. Т. 1. С. 169, 171. 35 Й(ЪЭИ. Т. 7. Ч. 2. С. 42—43. 78
войти в историю как великий миротворец. Если Германия отказы- валась от переговоров, что было почти неизбежно ввиду явной не- приемлемости для нее американских условий, то США объявляли ей войну по сигналу Антанты или в случае тупика в военных дей- ствиях и опасности поражения последней36. В любом случае Аме- рика появлялась в Европе в ореоле спасителя всего мира (или Ан- танты) и в качестве награды получала руководство мирной конфе- ренцией. На первый взгляд, идея Хауза была явной спекуляцией, попыт- кой «продать воздух», изначально обреченной на провал,— ведь Америка не могла воевать из-за отсутствия большой армии и средств быстрой ее доставки на фронт. Но Вашингтон и не собирал- ся воевать, а рассчитывал на изменения в международной обста- новке и ходе войны, на возросшую экономическую мощь США. Главным итогом в международном положении за 1915 г. стало серьезное поражение царской России на Восточном фронте (Гор- лицкий прорыв немцев). Стратегическое положение Центральных держав в конце года заметно улучшилось37, и это тревожило Ва- шингтон. Антанта, понеся огромные материальные и людские потери, все больше расширяла свои заказы и закупки в Америке. Впервые в истории Англия и Франция разместили на Уолл-стрит государст- венные займы в 500 млн. долл. Это было понято в Вашингтоне как симптом начинающегося ослабления британской финансовой мощи. В свою очередь, США удалось уладить конфликты в Мексике и с Японией на Дальнем Востоке. Рос международный авторитет США. Экономика страны вступила в период бума военного бизнеса и про- цветала. Сторонники военной мобилизации исподволь готовили на- род к «обороне», т. е. к войне. Президент Вильсон, однако, учиты- вал тот факт, что большинство американцев, даже деловые круги, открыто сочувствовавшие Антанте, предпочитают бизнес на войне участию в ней. А в ноябре 1916 г. предстояли президентские выбо- ры. В подобных условиях вступать в войну было крайне нежела- тельно, но нельзя было и бездействовать. Президент и его советники не раз обсуждали проект Хауза, причем уже тогда выяснился более осторожный подход Вильсона, считавшего возможным предлагать союзникам лишь «моральную силу Америки». Впервые к разработке и обеспечению плана был привлечен новый госсекретарь Р. Лансинг и его помощник Ф. Полк38. Хауз предварил свою поездку в Европу, письмом Грею с изложением «великой затеи». Грей ответил с большим опоздани- ем и сдержанно. Его письмо от 11 ноября в «Архиве» Хдуза вообще не опубликовано, отмечено только, что ответ «старого друга» иск- ренне разочаровал полковника. В дневнике же Хауз записал, что «англичане просто тупы»39. 36 Архив полковника Хауза. М., 1937. Т. 2. С. 138, 166—168. 37 История первой мировой войны. 1914—1918: В 2-х т. М., 1975. Т. 2. С. 139—140. 38 Архив полковника Хауза. Т. 2. С. 72—73, 77—99. 39 Там же. С. 76—77; Baker R. S. Woodrow Wilson. Life and Letters. Vol. 1—8. N. Y., 1927—1939. Vol. 6. Facing War. 1915—1917. N. Y., 1937. P. 131 —132; Buehrig E. H. Woodrow Wilson and the Balance of Power. Bloomington, 1965. P. 212. 79
28 декабря 1915 г. Хауз отплыл в Европу, где находился до 25 февраля 1916 г. Поездка и появившийся в итоге ее документ, изве- стный как меморандум Хауза-Грея, привлекают исследователей до сих пор. Некоторые авторы (Н. А. Ерофеев, 3. М. Гершов и др.) считают, что США шли на «секретное соглашение» с Англией, стремясь вступить в войну на год раньше, чем это произошло, но «почему-то» планы эти не удались40. Е. В. Тарле, а вслед за ним В. И. Лан утверждали, что Вильсон хотел, посылая Хауза, напро- тив, уклониться от участия в войне и добиться ее прекращения41. В. М. Хвостов высказал более точную мысль о том, что акция Хау- за явилась зондажем возможностей мира на американских услови- ях, которую Грей отверг, справедливо полагая, что условия должны диктовать воюющие державы4?. Большая часть американских исто- риков уверена, что Вильсон посылал Хауза, чтобы покончить с войной, используя американское посредничество, но успеха не до- бился. Причинами неудачи называют ошибки Хауза, а также пове- дение Д. Ллойд Джорджа и Э. Грея. Эти деятели, в свою очередь, в мемуарах обвиняют друг друга, своих коллег по британскому каби- нету, а также Вильсона43. Чем же на самом деле была миссия Хауза и каковы ее итоги и значение? Официально было объявлено, что Хауз отправляется в Европу для ознакомления американских послов с точкой зрения президен- та США и для сбора информации44. Сам Хауз уходил от точного определения своих задач, намекая лишь на обсуждение проблем, касающихся всех государств. Американская пресса, сообщив об отъ- езде Хауза, оставалась в неведении о целях его миссии45. Прибыв в Лондон, полковник вступил в переговоры, которые вначале шли удовлетворительно («они нас понимают»4®). Но затем возникли разногласия, главным образом вокруг американской про- граммы будущего мира. Выяснилось, что она во многом противоре- чит тайным целям всех союзников. Англичане, проводя долгие бе- седы с Хаузом и восхищаясь его идеями, тем не менее, отвергли американские условия, а в Париже, узнав о них, «презрительно рассмеялись»47. Ничего не добившись в Лондоне, Хауз поспешил в 40 Гершов 3. М. «Нейтралитет» США в годы первой мировой войны. M., 1962. С. 118—124; Ерофеев Н. А. Попытка англо-американского соглашения в феврале 1916 г.// Изв. АН СССР. Сер. истории и философии. M., 1948. Т. 1. С. 281—287. 41 Тарле Е. В. Новые показания о мировой империалистической войне.— Собр. соч. в 12 т. Т. XI. M., 1961. С. 743—751; Лан В. И. США от первой до второй мировой войны. М., 1976. С. 21. 42 История дипломатии. 2-е изд. Т. 1—5. М., 1965. Т. 3. С. 39; см. также: Зу- бок Л. И. Очерки истории США (1877—1918). М., 1956. С. 443. 43 См.: Ллойд Джордж Д Военные мемуары. Т. 1—2. М., 1934. С. 460; Grey Е. Ор. cit. Р. 344; Devlin Р. Too Proud to Fight. Woodrow Wilsons Neutrality. L., 1974. P. 454-458. 44 АВПР. Ф. Канц. МИД. 1916. On. 470. Д. 101. Секретная телеграмма посла — ми- нистру 21.1—З.П 1916. Л. 349. 45 The Letters and Friendship of sir C. S. Rice. Vol. 2. P. 304—305; Архив полковника Хауза. T. 2. С. 83; O'Keefe К. Thousands Deadlines. The New York City Press and American Neutrality. 1914—1917. The Hague, 1972. P. 128. 46 Архив полковника Хауза. T. 2. С. 90—92. 47 Grey Е. Op. cit. Р. 191; George A. L., George J. L. Woodrow Wilson and Colonel House: A Personality Study. N. Y., 1956. P. 170; Лорд Берти. Указ. соч. С. 41. 80
Берлин, скорее всего, чтобы «произвести впечатление» на англи- чан. Но и немецкие политики не приняли его предложений, сочтя их «негибкими и малореалистичными»48. Прибыв, видимо, в невеселом настроении из Германии в Па- риж, Хауз встретился с французскими государственными деятеля- ми (Р. Пуанкаре, А. Брианом и Ж. Камбоном) 6—7 февраля 1916 г., которые были настроены более негативно, чем англичане в отношении американских претензий49. В беседе с ними Хауз нео- жиданно пообещал, что через шесть месяцев, до конца года во всяком случае, США вступят в войну. Его собеседники были так поражены, что попросили сверить американскую и французскую записи беседы. Хауз потвердил их идентичность50. Ошеломляющая новость понеслась в Лондон и Петербург51. Но в письмах к прези- денту, сообщая о «неожиданном удовлетворительном результате» бесед в Париже, Хауз насчет своего обещания умолчал5^. Затем Хауз вернулся в Лондон. После долгих и не очень прият- ных для него переговоров, в которых полностью проявилась склон- ность полковника к приемам «техасской дипломатии», ему удалось получить согласие Грея на созыв в «известный момент» мирной конференции по плану Хауза53. Грей даже предложил составить на сей счет меморандум, сам написал текст и заверил своими инициа- лами. Отметим, что в тексте меморандума, помещенного в «Архи- ве» Хауза, имеются инициалы только Грея. Но несколько амери- канских авторитетных историков (А. Линк, Э. Мей и др.) утверж- дали, что и Хауз поставил свои инициалы и будто бы даже под- пись, лица, кстати, неофициального54. Утверждения эти, похоже, делались, чтобы придать меморандуму несвойственное ему значе- ние. К сожалению, и некоторые советские авторы поверили данно- му утверждению55. 22 февраля меморандум был вручен Хаузу. В нем излагались его предложения, американские условия будущего мира и крайне осторожные, уклончивые ответы британского министра иностран- ных дел56. Документ ни к чему не обязывал Англию и, конечно, не был призывом к Америке спасать Антанту. Не было в нем и четких (со сроками) обязательств со стороны США. Его, конечно, нельзя считать «секретным соглашением» и обещанием США вступить в войну. 48 PWW. Vol. 36. Princeton, 1984. Р. 123—124; Link A. S. Op. cit. Р. 202—203; Hecker G. Walter Rathenau und sein Verhabbnis zu Militar uno Krieg. Boppard am Rein, 1983. P. 317—318. 49 Лорд Берти. Указ соч. С. 88. 50 МОЭИ. Т. 10. М., 1934. С. 174—175; Архив полковника Хауза. Т. 2. С. 119—121; 125—126; PWW. Vol. 36. Р. 126—128. 51 МОЭИ. Т. 10. С. 174—175. 52 Link A. S. Op. cit. Р. 203—204. 53 PWW. Vol. 36. Р. 166; Архив полковника Хауза. Т. 2. С. 131 — 135, 140—141. 54 Link А. S. American Epoch. A Histoiy of the United States since the 1890s. N. Y., 1955. P. 183; Idem. Wilson. The Diplomatist. A Look at his Mayor Foreign Policies. N. Y., 1974. P. 46. В примечаниях к «Бумагам» Вильсона в 1981 г. Линк упоми- нает только об инициалах Грея (PWW. Vol. 36. Р. 180). См. также: Мау Е. Р. The World War and American Isolation 1914—1917. Cambridge, 1959. P. 355. 55 См.: История США: В 4-х т. Т. 2: 1877—918. М., 1985. С. 351—352. 56 Архив полковника Хауза. Т. 2. С. 153—154. 6 Первая мировая война 81
Хауз воспринял документ вполне серьезно и называл его «ос- новой моего соглашения» с Францией и Англией57. В этом качест- ве он и представил 6 марта 1916 г. меморандум Вильсону, и тот принял его, похвалив полковника и высоко оценив его заслу- ги. В текст меморандума президент вставил всего лишь одно слово «вероятно» — во фразу о том, что США в какой-то момент вступят в войну58. Получалось, что США вступят, вероятно, но не обязательно. Д. Ллойд Джордж, а за ним и кое-кто из исто- риков посчитали, что эта вставка свела на нет все усилия Хауза. Но, пожалуй, прав Р. С. Бейкер, полагая, что Вильсон понял сразу же всю условность и необязательность «соглашения» Хауза и Грея59 60. Некоторое время Хауз, ссылаясь на меморандум, требовал от англичан скорейшего приглашения улаживать мир в Европе, сооб- щив, однако, о «вероятно» президента Вильсона. Грей отвечал сно- ва с большим опозданием, уклончиво и постоянно ссылаясь на не- обходимость согласовывать позицию с союзниками, хотя французы, например, были превосходно обо всем информированы. Хауз обви- нял своего «старого доуга» в медлительности, укорял, льстил, но дело не продвигалось66. Советник президента, видимо, не знал, что британский воен- ный кабинет 22 февраля, 21 марта и позже, в мае, обсуждал сооб- щение Грея о переговорах и предложении Хауза. Почти все члены британского военного кабинета участвовали в беседах с Хаузом. Британская контрразведка передала им дешифрованные тексты пе- реписки Вильсона и Хауза, так что американская позиция была хо- рошо известна Лондону. И вот итог: англичане посчитали план Ха- уза попыткой обеспечить успех В. Вильсона на грядущих президен- тских выборах и поднять престиж президента во всем мире, хитро- умным, но пустопорожним маневром. Короче и яснее других суть британской позиции выразил лидер консерваторов А. Бальфур, ска- завший, что сейчас предложение Хауза не стоит и «пятиминутного обсуждения»61. Понять англичан было можно: немцы уже застряли у Верде- на, союзники же готовили наступательные операции на всех фронтах. Антанте нужны были американские деньги и припасы, и Грей постарался осторожно напомнить своим коллегам о важно- сти хороших отношений с США и о том, что они не могут бес- конечно возобновлять свои предложения62. Конечно, не было полной уверенности в скором и обязательном поражении Германии. Но не было и необходимости уступать американцам и прини- мать их условия мира, а тем более «участие» в войне без единого солдата. 57 Архив полковника Хауза. Т. 2. С. 150—152. 58 Там же. С. 152. 59 См.: Ллойд Джордж Д Указ. соч. С. 460; Baker R. S. Op. cit. Vol. 6. P. 452. 60 См.: Архив полковника Хауза. T. 2. С. 154—157, 167—168, 211, 217—218 и др. 61 См.: Cooper-Jr. J. М. The British Response to the House-Grey Memorandum: New Evidence and New Question // The Journal of American History. 1973. Mar. P. 958—966, 969—970; Devlin P. Op. cit. P. 344, 457—458. 62 Cooper-Jr. J. M. Op. cit. P. 969; Devlin P. Op. cit. P. 457—458. 82
Американцы продолжали все же попытки предложить посредни- чество в течение всех оставшихся месяцев 1916 г. Эти попытки по- прежнему встречали отпор. Наконец, Вильсон (чуть позже и Хауз) поняли их тщетность. И хотя по инерции предложения посредниче- ства делались и в декабре 1916 г. и даже после объявления о раз- рыве с Германией, сама политика посредничества была мертва. Крах затеи с меморандумом стал последней главой в ее истории. Неудача имела свои последствия — резко ухудшились англо- американские отношения, особенно после создания кабинета Д. Ллойд Джорджа, настроенного весьма критически к посредниче- ству американцев. Со своей стороны, США жестко критиковали английскую политику на морях и в Ирландии. Антибританские вы- сказывания раздавались в Конгрессе и в ходе избирательной кампа- нии, когда Вильсон ради успеха на выборах «дергал британского льва за хвост». Принятая в августе 1916 г. программа строительст- ва военно-морского флота частично была нацелена против «влады- чицы морей». Но самым главным итогом последней миссии Хауза явилось осознание того, что политика посредничества как особый курс себя исчерпала. Она была, можно утверждать, главным направлением европейской политики США в 1914—1916 гг., хотя внешне вопро- сы, связанные с подводной войной и морской блокадой, занимали все время президента и государственного департамента^ Это стало обычным рутинным занятием с потоком нот, меморандумов и про- чего, широко освещавшимся в американской прессе. Напротив, по- средническая политика проводилась узким кругом лиц, где главную роль играли сам президент и его «второе я» — Э. Хауз. Их дея- тельность шла в тайне от общественности, иногда и от дипломати- ческого аппарата и, разумеется, от прессы. В посредничестве Вашингтон выступал самостоятельно, прояв- лял собственную инициативу, в то время как, решая вопросы мор- ской торговли с англичанами и немцами, приходилось отражать их удары, отвечать на их инициативу. Урегулирование вопросов о блокаде ли или о подводных лодках немногое изменило бы в поло- жении США на мировой арене. Успех в посредничестве давал воз- можность включиться в Европейскую политику, занять в ней осо- бое место, а главное — участвовать в мирной конференции по крайней мере в качестве равноправного партнера. Последнее явля- лось главной стратегической целью США, при этом повлиять на результат войны США не просто хотели, но и намеревались с точ- ки зрения своих государственных интересов. Война уничтожила «баланс сил», сложившийся в Европе в XIX в. без посредничества США. Теперь мощная Америка XX в. стремилась к созданию ново- го мирового порядка, новой Европы, но уже с ее участием и с уче- том собственных интересов. Поэтому США должны были появиться в конце войны и вместе с воевавшими сесть за стол мирной конфе- ренции. Но как сделать это, не воюя? Ответ Вашингтона был готов еще до 1 августа 1914 г.: предложить либо даже навязать себя, не- вооруженную Америку, в качестве миротворца, примирителя, а то и высшего арбитра. б* 83
Ход событий, переменчивое «военное» счастье, изменение места и роли США в мировой политике влияли на тактические цели и методы американской дипломатии: от «работы» с послами к перего- ворам на самом высоком уровне, от общих призывов к конкретным программам глобального переустройства, от примирений «всех» до открытой поддержки Антанты. Но стратегическая линия не меня- лась. Конечно, в таком курсе было что-то от романтического экспе- риментирования, от неопытности в практической дипломатии пре- зидента Вильсона, от дилетантизма Хауза. Но главное — он не от- вечал соотношению сил, как оно складывалось в 1914—1916 гг. Час Америки еще не пробил, хотя новое слово в дипломатии она все же сказала. Неудача политики посредничества показала американцам «их» место в мировой политике и со всей силой поставила вопрос о прямом и активном участии в войне. Среди прочих причин она предопределила и особую роль США в международной организации безопасности. К ОЦЕНКЕ ДИПЛОМАТИИ ИОНЕЛА БРЭТИАНУ В. Н. Виноградов Мало кто в историографии украшен таким букетом в основном нелестных эпитетов, как Ионел Брэтиану — видная фигура ру- мынской и балканской истории, человек, семь раз возглавлявший правительство своей страны и руководивший ее внешней политикой на протяжении почти всей первой мировой войны. Он был первым румынским делегатом на Парижской мирной конференции, и в этом качестве с ним сталкивались ведущие европейские политики в зале заседаний и в светских салонах. Впечатления свои они порой излагали весьма красочно: «сфинкс», человек «с глазами газели и челюстью льва»; его внешность навевала мысль о тибетском ламе; другим смуглый красавец с остроконечной бородкой напоминал ви- зантийца в визитке и гетрах. Брэтиану был, несомненно, незаурядной личностью. Имя его приобрело известность в годы войны, когда Антанта и Тройствен- ный союз усиленно заманивали балканских правителей в свои коа- лиции, а ключ от судеб Румынии лежал в кармане ее премьер-ми- нистра. Именно тогда проявились его качества как дипломата. Он обладал холодным, рассудочным умом, позволявшим не обольщать- ся успехами той или иной стороны, способностью взвешивать их реальные шансы на конечную победу, не поддаваться соблазни- тельным обещаниям зарубежных дипломатов и давлению «собст- венной» общественности. Он умел мастерски играть «на двух сто- лах», давая заманчивые, но не определенные и не окончательные обещания, терпеливо выжидать, пока ход военных действий не сде- лает выступления Румынии нужным для сражающихся «позарез», и уже тогда отстаивать свои требования с упрямством бульдога. 84
Нет нужды излагать подробно все перипетии дипломатического торга Брэтиану с Антантой — это сделано в ряде исследований1. Суть вопроса сводилась к следующему. С 1883 г. Румыния состояла в союзе с Германией и Австро-Вен- грией. Причина подобного курса заключалась в стремлении к включению в состав страны Бессарабии. Однако к началу мировой войны союз изжил себя. Прошло 30 лет его существования, и на- дежды на то, что удастся в его рамках осуществить лелеемые пла- ны, подувяли. Изменилось соотношение сил на континенте: в про- тивовес Центральной группировке держав возникло «сердечное со- гласие» Франции, России и Великобритании, а румынская буржуа- зия привыкла ориентироваться на сильного. Резко обострились межнациональные противоречия в Габсбургской монархии. Много- численное румынское население Трансильвании (где оно составля- ло большинство) и Баната требовало и боролось за национальное равноправие, что вызывало волну сочувствия в Румынском коро- левстве. Отношения с Австро-Венгрией были крайне натянутыми, союз с нею, по существу, был мертв, в Бухаресте вынашивались планы объединения Трансильвании с королевством. Поэтому настойчивые домогательства Берлина и Вены насчет выполнения «союзнического долга» отклика в Бухаресте не встретили. Коронный совет 3 авгу- ста 1914 г. принял решение о «вооруженном выжидании» (формула о нейтралитете в принятой декларации не фигурировала). Попытки германской дипломатии соблазнить Брэтиану возможностью приоб- рести Бессарабию успехом не увенчались: он заметил, что добыча хороша, но как ее удержать? Немцы успокаивали его: будет созда- но (буферное) «великое княжество Украина», прикроющее Бесса- рабию, так что русским будет не до реванша1 2. «Сомнений» Брэтиа- ну преодолеть не удалось — он прочно занял «наблюдательный пост» и не желал покидать его, пока исход войны не обрисуется с полной ясностью. В российском МИД и Генеральном штабе, взвесив все «за» и «против», пришли к выводу, что благоприятный нейтралитет Ру- мынии предпочтительнее ее открытого выступления на стороне Ан- танты. Превалировали стратегические соображения. Королевство обладало протяженной и трудно обороняемой границей: на 700 км тянулась она по Карпатам, на 500 — по Дунаю, а затем шла по открытой местности в Добрудже. Неприятель мог «разрезать» стра- ну в самом узком месте (150—200 км), и тогда румынская армия попала бы в западной ее части в грандиозный мешок. Русские военные наблюдатели высоко оценивали рядовой состав румынской армии, критически относились к офицерскому корпусу и совсем низко ставили генералитет, проспавший, по их мнению, опыт XX в. Технически армия была оснащена слабо: боеприпасов 1 Назовем основные труды, вышедшие в нашей стране: Нотович Ф. И. Дипломати- ческая борьба в годы первой мировой войны. М.; Л., 1946. Т. I; Он же. Бухарест- ский мир 1918 г. М., 1958; Емец В. А. Очерки внешней политики России 1914—1917 гг. М., 1977; Виноградов В. Н. Румыния в годы первой мировой вой- ны. М., 1969. 2 Die Deutsche Dokumente zum Kriegsausbruch. Bd. 3. N 506, 582. 85
могло хватить на два—три месяца, затем Румыния переходила на иждивение союзников. Благоприятный же румынский нейтралитет давал, по мнению Ставки, немалые преимущества: прикрывал рус- скую границу от Карпат до Черного моря и — важное военно-по- литическое соображение — позволял избежать непосредственной борьбы с болгарами, буде последние вступят в войну на стороне Германии. 1 октября 1914 г. путем обмена нот Россия признала право Ру- мынии «присоединить населенные румынами области Австро-Вен- герской монархии», заняв их своими войсками «в момент, который она сочтет удобным», соблюдая до той поры благожелательный по отношению к Антанте нейтралитет3. В Париже и Лондоне сочли, что глава российского ведомства иностранных дел С. Д. Сазонов продешевил, что договоренность позволит румынам уклониться от активных военных операций, и не признали ее. Важно констатировать, что русская сторона принимала за осно- ву будущего урегулирования этнический принцип и первая среди держав Согласия дала добро на расчленение Габсбургской державы. Ситуация, не только военная, но и дипломатическая, круто из- менилась весной и летом 1915 г. В начале мая немецкие войска под командованием А. фон Макензена совершили прорыв под Горли- цей, и русская армия, ощущая острую нехватку оружия, покати- лась назад. Отступление продолжалось до осени. Ставка забыла о своих прежних размышлениях о преимуществах нейтралитета Ру- мынии и стала настаивать на вовлечении ее в конфликт, ради чего «следует решиться на крупные уступки»4. Однако территориальные требования Румынии были для России неприемлемы: Румыния притязала, помимо этнически румынских земель, входивших в состав Австро-Венгрии, на населенную по преимуществу украинцами Северную Буковину, на венгерские рай- оны по Тиссе и сербские в Банате. Первая реакция министра ино- странных дел С. Д. Сазонова была негативной. Но англичане и особенно французы, завороженные цифрой в 500 тыс. штыков, ко- торые могла выставить Румыния, настаивали на широкой уступчи- вости5. Позиции С. Д. Сазонова в переговорах с Брэтиану оказа- лись подорванными. И главное — наступление немцев ширилось, отнимая у него почву для маневра. Румынский посланник в Пет- рограде К. Диаманди напрямую связывал уступки Сазонова с неу- дачами на фронте: «После вступления Италии в войну и пока рус- ские находились у Карпат нам говорили, что наша помощь особого значения не имеет. В самый день падения Перемшля нам дали по- нять, что можем получить (границу) по Пруту и Черновцы; после эвакуации Львова темп уступок ускорился; почти что в день заня- тия немцами Варшавы все требования были удовлетворены»6. 21 июля Сазонов капитулировал. 3 Международные отношения в эпоху империализма. (Далее — МОЭИ). Сер. Ш. Т. 6. Ч. 1. М., 1935. № 340. 4 МОЭИ. Т. 7. Ч. 2. М., 1935. № 728. С. 405. 5 МОЭИ. Т. 7. Ч. 2. № 728. С. 405. б Romania in rela^ile Internationale. Buc., 1980. P. 389. 86
Казалось, оставалось лишь поставить подпись под документом о союзе. Но тут Брэтиану совершил один из тех маневров, которые принесли ему репутацию коварного и двуличного политика. Он объявил, что должен проконсультироваться с королем, правительст- вом и лидерами партий (как-будто этого раньше не происходило!). Затем он пригласил к себе посланника С. А. Поклевского и с видом смущенным и подавленным сообщил ему, что коллеги по кабинету не дали санкции на подписание договора. Антанта осталась с носом. Румынская олигархия сочла, что время для выступления еще не наступило: русская армия откатилась на восток, обозначился про- вал Дарданелльской операции, наступление войск Согласия под Артуа захлебнулось в крови. Следовало выждать. Правда, не поддался Брэтиану и на заигрывания с австро-не- мецкой стороны. Ее победы не вскружили голову румынского пре- мьера. Австрийский посланник О. фон Чернин — политик опытный и проницательный, полагал, что на 9/ю общественность страны симпатизирует Антанте. Он пришел к выводу, что Центру вести переговоры на базе территориальных уступок бессмысленно — все равно неприятель предложит больше. Если Австро-Венгрию разо- бьют, румынская олигархия примет участие в ее разделе, не счита- ясь ни с какими соглашениями; если же победа достанется цент- ральным державам, она вспомнит, что «долг чести» повелевает ей вернуться к старым друзьям7. Затишье в переговорах с Антантой продолжалось до весны 1916 г. Взорвало его знаменитое Брусиловское наступление, начав- шееся в июне и поставившее Восточный фронт австро-германцев на грань катастрофы. Австро-Венгрия потеряла 1,5 млн человек уби- тыми, ранеными и пленными и 25 тыс. кв. км территории. В разгар боев под Верденом немцам пришлось снять с запада 18 дивизий, еще шесть — с Салоникского фронта, и бросить их в брешь в обо- роне союзника. Эффект от прорыва на Балканах трудно преувеличить. Румын- ские правители уверовали в конечную победу Антанты. Брэтиану самолично явился к Поклевскому с горячими поздравлениями. Роли переменились. На сей раз инициаторами возобновления переговоров выступили румыны, русская же сторона вновь преда- лась сомнениям и колебаниям. Уже в начале 1916 г. Ставка пришла к выводу, что при укре- пившемся положении фронта румынское «выступление со стратеги- ческой точки зрения едва ли настолько важно, чтобы оправдать то вознаграждение в политическом смысле, которое румыны, несом- ненно, за него потребуют». Свои соображения начальник штаба верховного главнокомандующего генерал М. В. Алексеев изложил в записке начальнику французской военной миссии генералу По от 24 февраля (8 марта) 1916 г.: «Мы лишены будем возможности со- брать на фронте против Германии и Австрии необходимые силы для нанесения решительного удара, ибо отправим весьма сильную армию (250 тыс. борцов) для выполнения наступательной операции 7 Институт российской истории. Отдел рук. фондов. ЭР 7. On. 1. Д. 1. № 39. 87
на Балканах. Мы должны будем обречь себя на опасно-пассив- ное прикрытие границ наших и направлений на Петроград и Москву». «Неужели все это не противоречит ни одному из основных принципов военного искусства? По моему мнению, мы разбросаем свои силы, будем гоняться за многими целями прежде чем достиг- нем главной, основной, против главного врага»8. Направленному в Бухарест полковнику генерального штаба Та- таринову поручили «разведать» намерения Брэтиану, но «ясно по- казать, что мы не стремимся вовлечь румын в войну»9. М. В. Алек- сеев, ознакомившись с румынским проектом кампании, еще больше укрепился в своем мнении. Выяснилось, что румыны хотели бы вы- ставить против болгар русский заслон, а свои силы бросить на осво- бождение Трансильвании. Иными словами, русским предлагали за- няться неблагодарным делом обороны захваченной в 1913 г. Юж- ной Добруджи. Брэтиану настаивал, чтобы на юге был сосредото- чен двухсоттысячный русский кулак10 *. Но (опять но!) иначе рассуждали в Париже. Завертевшаяся под Верденом кровавая мясорубка, уносившая ежедневно жизни тысяч французских солдат, подстегивала усилия Третьей республики по вовлечению Румынии в войну. Успех наступления Брусилова «воо- душевил» французскую дипломатию. Демарши союзников в Петер- бурге и Могилеве (где располагалась Ставка) становились все на- стойчивее. 2 июля 1916 г. Алексеев после «обмена взглядов» с маршалом Ж. Жоффром (фактически под давлением), направил в Бухарест телеграмму: «Выступление Румынии теперь же будет иметь соот- ветствующую ценность, чего не могу сказать в случае, если реше- ние будет отложено на неопределенное время. Обстановка повеле- вает румынам присоединиться к нам или теперь, или никогда»11. Существовали обстоятельства (помимо давления), способство- вавшие изменению позиции Алексеева. Он чересчур радужно оце- нивал военно-стратегическую обстановку, полагая, что австрийская армия к наступательным операциям уже не способна, а болгарская поглощена Салоникским фронтом и против румын не выступит. Следует ковать железо, пока горячо, пока не исчез эффект бруси- ловского наступления. В данных конкретных условиях появление румынских войск в окопах могло серьезно повлиять на стратегиче- скую ситуацию, считал он. Когда 3 июля Поклевский и Татаринов явились к ррэтиану с телеграммой в руках, тот заметил, что французы уже предприняли подобный демарш12. Настойчивость союзников еще более усилилась после внезапно- го удаления С. Д. Сазонова с поста министра и замены его 8 Красный архив. Т. 32. 1929. С. 55, 58; МОЭИ. М., 1938. Т. 10. № 331. С. 362. о Красный архив. Т. 32. 1929. С. 4; Центральный государственный военно-истори- ческий архив (ЦГВИА). Ф. 2003. On. 1. Д. 64. Л. 101. ю МОЭИ. Т. 10. № 96. 506. и Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. СА, 1916. Д. 563. Л. 153. 12 ЦГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 82. Л. 181. 88
Б. В. Штюрмером. 25 июля пришла телеграмма от президента Р. Пуанкаре на имя Николая II, и царь дал согласие на удовлетво- рение румынских требований. 17 августа в доме Винтилы Брэтиану — брата премьер-минист- ра, в глубокой тайне были подписаны политическая и военная кон- венции, оформившие присоединение Румынии к Антанте. Союзни- ки обещали Румынии все те территории, о которых шла речь в 1915 г. с некоторыми приращениями, выговоренными в последний момент. Румыния обязывалась не заключать сепаратного мира и добилась от союзников обещания равноправия в ходе будущего мирного урегулирования. Правительство Румынии оговорило усло- вие о том, что объявит войну одной лишь Австро-Венгрии. Брэтиа- ну питал призрачную надежду, что сумеет избежать столкновения с Германией и Болгарией. Но стремление ограничиться военными операциями против Австро-Венгрии лишило его основания требо- вать посылки крупного русского контингента в Южную Добруджу. Ему с трудом удалось убедить Ставку направить туда две пехотные и одну кавалерийскую дивизии13. 27 августа румынский посланник в Вене вручил декларацию об объявлении войны Габсбургской державе. Почти немедленно после- довали ответные декларации со стороны Германии, Болгарии и Турции. Ставка Брэтиану на ограничение военных действий оказа- лась несостоятельной. Наступило первое разочарование. А сколько их было впереди! Действительность превзошла самые мрачные опасения россий- ского генштаба. Румынские войска большими силами вступили в Трансильванию и заняли несколько городов. Но последовал удар болгар и немцев из-за Дуная, и оборона румын дрогнула. Не выстоял и посланный им на подкрепление 47-й русский кор- пус. О сложившемся положении дает представление телеграмма М. В. Алексеева генералу А. М. Зайончковскому: «Благоволите най- ти все части вашей армии, взять их в руки, воскресить управление, задержать неприятеля»14. Румынское командование, впав в панику, прекратило наступле- ние на севере и начало переброску войск на юг. В результате в разгар сражения несколько дивизий оказалось «на колесах». Тем временем немцы и австрийцы сосредоточили ударный кулак в Трансильвании. Во главе войск был поставлен генерал Э. Фалькен- гайн, только что смещенный с поста начальника генштаба и жаж- давший восстановить свою репутацию. 22 сентября он двинул свои армии в бой. Румыны держались упорно, но были оттеснены к ли- нии Карпат. Месяц понадобился Фалькенгайну и австрийскому ге- нералу фон Арцу, чтобы прорваться через хребет. В ноябре они одержали верх в битве в долине реки Жиу. 23 числа кавалеристы захватили мост через реку Олт — путь в центральные районы Ру- мынии был открыт. 13 Текст военной конвенции — Царская Россия в мировой войне. T. 1. Л., 1925. № 137, политический — АВПРИ. Ф. Политархив, 1916. Д. 704, Л. 71—72. 14 ЦГВИА. Ф. 2003. On. 1. Д. 60. Л. 285. 89
С конца сентября румыны «на всех уровнях» (король Ферди- нанд, Брэтиану, командование, даже королева Мария) начали бом- бардировать Петроград и Могилев телеграммами, умоляя о помо- щи, причем громадной (они просили прислать три армейских кор- пуса только в Трансильванию). Алексеев, не видя у противника превосходства в силах, поначалу уговаривал румын наладить со- противление, и упустил возможность оказать такую помощь. Встала невероятно трудная задача спешной переброски русских войск в Трансильванию. Две страны соединяла единственная одно- колейная дорога, по которой можно было «протиснуть» от силы де- сять поездов в сутки. Их же на первый случай требовалось 250. В итоге полкам приходилось совершать по осенне-зимней распути- це без подвоза горячей пищи 100-верстные марши. Отношение между двумя командованиями оставляли желать лучшего. По замыслу генерала А. А. Брусилова, румыны, отступая, должны были выиграть время для создания у себя в тылу русской обороны, ставя главной целью сохранение армии, жертвуя ради этого территорией, в крайнем случае Бухарестом. Румынское прави- тельство не считало возможным сдать без боя столицу. В страну бы- ла приглашена французская военная миссия генерала А. М. Верте- ло, что вызвало недовольство Ставки. Алексеев встретил в Могиле- ве коллегу с официальной вежливостью: «У меня впечатление, что миссия моя ему не .по душе»,— записывал француз в дневнике15. Вертело не был человеком, способным взвешивать доводы мно- гоопытного Алексеева, тем более соглашаться с ними. Не внял он и предупреждениям А. А. Брусилова: «При существующей обстановке давать разбитыми войсками сражение победоносному, вдвое силь- нейшему противнику, было бы безумием...»16. Битва была проигра- на. Румынская армия как организованная сила перестала существо- вать, столица была сдана. К середине декабря, по подсчетам Став- ки, в строю осталось едва 70 тыс. человек17. «Из 24 румынских ди- визий сохранили известную боеспособность 6»,— говорилось в «Таймсовой истории войны»18. На железных дорогах наступил раз- вал, и русские войска пешим маршем добирались до места боев — линия фронта отсутствовала. В таких условиях была осуществлена переброска полумиллион- ной русской группировки (впоследствии доведенной до миллиона) на фронт, получивший название Румынский. Но и неприятель до- шел до крайней степени усталости и истощения. В начале 1917 г. он прекратил наступление. В тылу генералы А. Вертело и К. Пре- зан восстанавливали румынскую армию. К лету уже существовали вполне боеспособные 17 дивизий, из них две кавалерийские, насчи- тывавшие 460 тыс. солдат и офицеров19. В самой Румынии царили голод и эпидемии. Но самый страш- ный для румынской олигархии оказалась весть о Февральской рево- 15 Torrey Gl. Е. General Henri Berthelot and Romania. N. Y., 1987. P. 5. 16 ЦГВИА. Ф. 800/c. On. 3. Д. 260. № 337. 17 Стратегический очерк войны 1914—1918 гг. Румынский фронт. M., 1922. С. 108. 18 The Times History of the War. Vol. 117. L., 1918. P. 18—21. 19 Chronological History’ of Romania. Buc., 1972. P. 259. 90
люции. Русская армия пришла в состояние революционного броже- ния, а с военной точки зрения — разложения. Летом румынам пришлось взять на себя основную тяжесть боевых действий, и в битве при Мэрэшешти они одержали славную победу, остановив наступающих немцев и австрийцев. Октябрьская революция вновь принесла в Румынию грозовые тучи. Стихийная демобилизация русской армии, отход на родину целых дивизий и корпусов оставлял Румынию один на один с де- ржавами Центра на фронте в 400 км. Во временной столице — Яс- сах — совещание шло за совещанием. До формулы «ни мира, ни войны» здесь не додумались и решились вместе с белыми генерала- ми на сепаратное перемирие. Представители Антанты дали на это свое согласие. Была даже предпринята акция по разоружению от- ступавших русских войск и под предлогом борьбы с анархией и за- щиты складов с имуществом началась оккупация Бессарабии ру- мынскими войсками. 13 января 1918 г. (уже по новому стилю) последовал резкий про- тест Совета народных комиссаров, подкрепленный для вящей убе- дительности кратковременным заключением посланника К. Диа- манди вместе с составом миссии в Петропавловской крепости. Именно тогда и по этому поводу произошел известный и по исторической, и по художественной литературе визит дипломатического корпуса во гла- ве с дуайеном (американским послом Д. Фрэнсисом) к Ленину. В марте появился проблеск надежды на решение возникшего между двумя странами конфликта: румынское правительство обяза- лось в двухмесячный срок вывести из Бессарабии свои войска. Но началось вторжение австро-германских армий на Украину; опас- ность столкновения с красными российскими войсками отошла на второй план, и в Яссах забыли о принятых на себя обязательствах. Здесь ломали голову над тем, как выйти из тупика, возникшего в отношениях с союзниками. Немцы требовали немедленного подпи- сания мира, а Антанта настаивала на продолжении войны. Авгу- стовская конвенция 1916 г. запрещала Румынии сепаратное мирное урегулирование. Пойти на этот шаг — значило перечеркнуть дого- воренность и поставить под угрозу выговоренные в ней территори- альные приобретения. Румынские генералы полагали сопротивле- ние безнадежным. Глава французской военной миссии А. Вертело с ними не соглашался: «В данный момент против нас способны сра- жаться не более ста тысяч человек»20. Посланники Антанты по ин- струкциям своих правительств настаивали на сохранении союзни- ческой верности. Сколько ни бился Брэтиану с дипломатами, как ни доказывал невозможность вести одновременно необъявленную войну в Бесса- рабии21 и держать фронт против австро-германцев, санкции на за- ключение мира он не добился. Настало время ему выходить из иг- ры, чтобы переложить тяжесть урегулирования с державами Цент- ра на плечи других. 20 Torrey Gl. Е. General Henri Berthelot... P. 141, 151. 21 Spector Sh. D. Rumania at the Paris Peace Conference. N. Y., 1962. P. 80. 91
Брэтиану ушел в отставку, передав руль управления в руки ге- нерала А. Авереску. Последний и сменивший его лидер консервато- ров А. Маргиломан провели всю черную работу по подготовке и подписанию тяжелейшего Бухарестского мира (май) и оформлению присоединения Бессарабии. Брэтиану подавал из-за кулис стратеги- ческие советы: не торговаться с австрийцами и немцами, подписать все, что те станут навязывать — тогда грабительский характер ак- та станет очевиден всем и от него при благоприятном обороте со- бытий можно будет отказаться. Наступила осень. Блок центральных держав разваливался. Ко- роль Фердинанд медлил с подписанием одобренного Национальным собранием мирного договора, и дотянул до дня, когда военный крах Германии и ее союзников стал очевидным. 29 октября Фердинанд вызвал А. Маргиломана во дворец и сообщил, что посланники Ан- танты не питают к нему доверия22 (какова формула!). Премьер был отстранен (скорее даже выставлен), а на его место был назна- чен генерал Константин Коанда, политическая мудрость которого состояла в том, что он считал необходимым слушаться Брэтиану. 10 ноября, т. е. менее чем за сутки до подписания Компьенскогб перемирия, Румыния снова вступила в войну. Австро-Венгерская монархия разлезалась по швам. Власть в различных ее частях брали себе национальные комитеты — поль- ские, чешские, сербские, румынские. 1 декабря представительное собрание румын Трансильвании объявило о желании объединиться с королевством, выразив надежду на грядущие в нем демократиче- ские преобразования. Далеко не так однозначно развивались собы- тия в Буковине. Здесь началась конфронтация двух национальных движений — украинского и румынского. Последнее обратилось за помощью в Яссы. Отклик последовал немедленно — румынские войска заняли всю область. Такова была внешняя обстановка, когда 12 декабря Ионел Брэ- тиану вновь, уже формально, взял власть в свои руки. На следую- щий же день было учинено избиение рабочих Бухареста, вышед- ших на площади под лозунгами «Да здравствует революция!», «Да здравствует республика!». Расправа с «врагом внутренним» была беспощадной — более 100 демонстрантов погибли от пуль, не- сколько сотен получили ранения. В начале января следующего 1919 г. Брэтиану с многочислен- ной свитой отправился в Париж на мирную конференцию с про- граммой максимум: осуществить условия августовского (1916 г.) договора, и вдобавок Бессарабию и всю Буковину, включая ее се- верную по преимуществу украинскую часть присоединить. Схватка на конгрессе предстояла нелегкая: вопреки всем маневрам румын- ского правительства, Антанта так и не заявила, что считает дого- вор 1916 г., несмотря на фактический выход Румынии из войны, дей- ствительным. Брэтиану не удалось запастись ничем, кроме сочувст- венных заявлений из Парижа и Рима. Президент Вудро Вильсон считал нужным при каждом удобном случае подчеркнуть, что он 22 Marghiloman A. Note politice. s. a. Vol. IV. Р. 117—118. 92
принципиально против секретных договоров. Сербский принц-ре- гент Александр информировал Брэтиану, что его страну не спраши- вали, заключая соглашение с Румынией, и для Сербии его не су- ществует. В Париже «большая четверка» выступила с обращением к дру- гим союзникам, в котором подчеркивалось: «Мы объявляем, что любая попытка предвосхитить решение мирной конференции, за- хватить или оккупировать вооруженными силами какие-либо земли не только не будет способствовать делу тех, кто прибегает к подо- бным методам, а напротив, чревата нанесением ему вреда в глазах союзников...»2*5 Стало очевидным, что четверка руководителей собирается иг- рать роль гегемона в процессе урегулирования. Предупреждение прямо адресовалось Румынии и означало, что Антанта не признает ни одного акта о расширении румынской территории. 31 января и 1 февраля Брэтиану выступил перед Советом де- сяти с изложением румынских притязаний. В первый день он настаивал на передаче своей стране всего Баната, против чего воз- ражали приглашенные на заседание сербы: они заявили, что не в пример румынам не запасались заранее составленными бумагами о присоединении тех или иных земель, а верили в справедливость союзников. В соглашении 1916 г. они не участвовали и признавать отторжение населенных сербами районов Западного Баната не желают. 1 февраля Брэтиану сделал экспозе по всем вопросам. Выставив в самом выгодном свете румынскую политику и, стало быть, самого себя, он обрисовал черными красками поведение России, взвалив на нее всю вину за румынские неудачи и за заключение Румынией сепаратного мира. Он всячески подчеркивал свои заслуги в борьбе с Советами. («По требованию представителей Антанты... румынская армия начала открытые враждебные действия против большевист- ских войск, занимавших тогда всю территорию Молдовы и Бессара- бии»). Что касается Бухарестского мира, то он, по словам Брэтиа- ну, как бы не существовал «ни практически, ни легально, ни мо- рально», король не утвердил его своей подписью, а румыны только и думали о том, чтобы с ним покончить. В заключении он призы- вал признать все территориальные изменения как намеченные по договору 1916 г., так и совершенные вне его рамок и санкциониро- ванные румынским парламентом23 24. Ллойд Джордж не оценил должным образом «стихийный пле- бисцит», состоявшийся, по словам Брэтиану, в Трансильвании, Бу- ковине и Бессарабии. Это возмутило премьера: «Румыния боролась ради того, чтобы навязать свою национальную волю венгерскому меньшинству. Нет сомнения поэтому, что, если мадьяр попросят проголосовать за объединение с Румынией, трудно полагать, что они это сделают... Нельзя ожидать от побежденных, чтобы они доб- 23 Papers relating to the Foreign Relations of the United States. The Paris Peace Confe- rence. Wash., 1943. Vol. 1. P. 843. 24 Spector Sh. D. Op. cit. P. 92—94. 93
ровольно объединились со страной, над которой они тысячу лет стремились господствовать»25. Американский исследователь Ш. Д. Спектор так комментирует эту тираду: напор Брэтиану «больше не прикрывался маской скром- ной вежливости и словесного признания высоких принципов. Он от- бросил в сторону притворство и выложил все карты на стол»26. Никому из участников заседания вся сумма предъявленных Брэтиану претензий не показалась убедительной. Но он встал на антибольшевистскую тропу, которая с уверенностью приводила его к успеху. В наше время, время стремительного краха социализма в Центральной и Юго-Восточной Европе трудно себе даже предста- вить силу и эффективность идей социализма в 1919 г., и страх, ко- торые они внушали старому миру. Антикоммунизм перебрасывал тогда мосты через многочисленные и глубокие противоречия между участниками Парижского конгресса. По мере нарастания неудач в попытках задушить «гидру революции» в России и появления этой «гидры» в центре Европы акции Брэтиану повышались, и заседав- шие в Париже миротворцы проявляли все больше склонности за- крыть глаза на показавшиеся им первоначально необоснованными притязания. Главные споры развернулись вокруг румыно-венгерского разгра- ничения. Положение осложнилось, когда румынские войска с санк- ции французского генерала Франше д'Эспре покинули линию, ус- тановленную по Белградской военной конвенции от 13 ноября 1918 г. и проходившую в Трансильвании по течению реки Муреш. Румынскую акцию по существу поддержал генштаб Франции. Воз- никла схема концентрации межсоюзнических сил для уничтожения мадьярского радикализма и движения затем против Советской Рос- сии. Генерал К. Коанда на совещании военных экспертов засвиде- тельствовал готовность румынского правительства внести свою леп- ту в осуществление этой схемы27. «Умеренные», а скорее умудрен- ные опытом Вильсон и Ллойд Джордж сомневались в успехе заду- манного крестового похода. Президент предлагал «оставить Россию большевикам, и пусть они варятся в собственном соку, пока обсто- ятельства не сделают русских умнее», но надо воспрепятствовать распространению большевизма в Европе. Ллойд Джордж уточнил: заслон следует соорудить в Румынии и Польше28. Такова была по- доплека решения Совета четырех, санкционировавшего занятие ру- мынами новой демаркационной линии и создание нейтральной зоны. 25 февраля Совет четырех согласился с продвижением румын- ских войск до линии железной дороги Сату Маре (Сатмар Неме- ти) — Орадя (Надьварад) — Арад. Подполковник Фердинанд Викс, спешно направленный в Будапешт, предложил правительству М._Карольи не препятствовать румынскому наступлению. Карольи в знак протеста ушел в отставку. Это событие явилось внешней 25 Mantoux Р. Les Deliberations du Conseil des quatre. P., 1955. Vol. 1. P. 397. 26 Spector Sit D. Op. cit. P. 108. 27 Mantoux P. Les Deliberation... Vol. 1. P. 20, 52; Romania in primul rasboi mondial. Buc., 1979. P. 443. 28 Spector Sit D. Op. cit. P. 132. 94
причиной мирного установления в Венгрии Советской власти (22 марта). Для решения вопросов разграничения уже в рамках договора образована была специальная румынская комиссия. На ее заседа- ниях проявились различия воззрений, диктовавшихся конкретными глобальными стратегическими и политическими планами участни- ков. Итальянцы бились на конгрессе за признание всех выговорен- ных ими в 1915 г. претензий, в определенной части сомнительных и даже просто необоснованных. Они противились созданию «Вели- кой Сербии». Здесь крылся источник их солидарности с Брэтиану. Французы примеряли на себя плащ европейского гегемона; они же возглавляли отпор большевизму. Румыния должна была занять немаловажное место в системе планируемых военно-политических союзов, отсюда — весьма благожелательное отношение к требова- ниям Брэтиану. В роли ходатаев по румынским делам выступали генералы А. Вертело, Франше д'Эспре и «сам» маршал Ф. Фош. Более сдержанную позицию занимали британцы, вовсе не желав- шие взлета галльского могущества. Настороженно относились к программе Брэтиану американцы, подчеркивающие, что соглаше- ние Антанта—Румыния от 1916 г. их не связывает. Изложенные в «14 пунктах» президента Вильсона высокие и благороднее принци- пы должны были способствовать экономической, идеологической и политической экспансии США в глобальном масштабе. На наруше- ние этих принципов и неизбежно связанное с ним обострение меж- государственных противоречий Вильсон и его «команда» реагирова- ли болезненно. Румынская территориальная комиссия решила, что в дополне- ние к этническому принципу будет руководиться еще двумя — экономическим (главное, чтобы, по возможности, не разрезать гра- ницами железные дороги) и стратегическим (чтобы «обороняться» от коммунизма и реваншизма). После долгих споров комиссия представила свои рекомендации, сводившиеся к следующему. По вопросу о Бессарабии было выражено согласие включить ее целиком в состав Румынии (на более высоком уровне государствен- ный секретарь Р. Лансинг предложил провести консультации с «признанным» правительством России). По вопросу о Буковине американцы довольно робко говорили о желательности создать Русинское (Украинское) государство из ук- раинцев Буковины, Галиции и Закарпатья. Наибольшие трудности вызвало определение румыно-венгер- ской границы. Французам и итальянцам, использовавшим доводы экономического и политического характера (обуздание мадьярских большевиков), удалось преодолеть не сопротивление (это было бы сказано слишком громко), а сомнения своих британских и амери- канских коллег насчет правильности с этнической точки зрения на- мечаемой границы. Трансильвания отходила к Румынии, но все же линия разграничения проходила на 40—50 миль восточнее той, что была намечена в 1916 г. Следующим по степени сложности выступал вопрос о Банате — многонациональной области, где проживали, часто чересполосно, 95
румыны, сербы, немцы (швабы) и венгры. Произошел конфликт с представителями Сербии,у которых было два преимущества в споре: верность Антанте и неучастие в соглашении 1916 г. И. Пашич и М. Веснич настаивали на недопустимости проведения границы под стенами Белграда. В конце концов эксперты высказались за то, чтобы 2/з Баната отошло к Румынии, а % — к югославскому государству. Что касается Южной Добруджи, то тут комиссия опустила руки: не существовало сомнений в болгарском в основном населении это- го региона, но отдавать область поверженному врагу не хотелось. Тем временем вступление венгерских советских войск в Слова- кию (28 марта) и венгеро-румынские столкновения на демаркаци- онной линии усилили в Париже позиции экстремистов. 16 апреля румынские войска перешли в общее наступление и к 1 мая достиг- ли реки Тиссы. Замысел с нейтральной зоной провалился. Лишь 12 мая Совет четырех в спешке утвердил предложенную экспертами венгеро-румынскую границу, не позаботившись позна- комить со своим решением Брэтиану и, разумеется, министра ино- странных дел венгерского советского правительства Белу Куна — в Париже шли споры о том, можно ли вообще разговаривать с этим «другом и подручным Ленина»29. Непростительный и необъяснимый промах Совета четырех по- зволил И. Брэтиану заявить, что иной венгеро-румынской границы, кроме определенной соглашением 1916 г., он не знает и не призна- ет, а энергичные протесты Г. В. Чичерина против вторжения в Со- ветскую Венгрию поддерживали антикоммунистические настроения и позволяли румынскому премьеру всенародно размахивать жупе- лом большевистской опасности и разыгрывать роль руководителя в походе по ее подавлению. 28 апреля министр иностранных дел Ру- мынии М. Ферекиде обратился к союзникам с предложением дать санкцию на занятие Будапешта. Приведем выдержки из его ноты, показывающие, что антисоветизм стал стержнем румынской поли- тики: «Эта оккупация, если она произойдет, сделает невозможной сотрудничество большевиков венгерских и русских. Она воздвигает барьер между ними и подобными же элементами в Германии, а та- кой контакт в случае его возможности представляет наибольшую опасность для Европы». «Все представители Антанты соблаговолили признать в ходе переговоров с нами, что на Днестре мы защищаем не только свою страну, но саму Европу и цивилизацию»,— говори- лось в ноте. И дальше: «Невозможно, чтобы Европа не сознавала лежащее на Румынии бремя — служить необходимым барьером на пути агрессивного большевизма»30. 30 апреля Бела Кун направил телеграммы правительствам США, Румынии, Чехословакии, Королевства сербов, хорватов и словенцев, а также «международному рабочему движению», выра- жая готовность удовлетворить территориальные претензии сосе- дей31. Ответа не последовало. Вместо него Брэтиану в ультиматуме от 6 мая потребовал демобилизации и разоружения Венгерской 29 Desavirsjrea unitatii national-statale. 1918. Vol. 3. N 596. P. 332—333. 30 DesaviiSrea... Vol. 3. N 595. P. 333. 31 Ibid. P. 330. 96
Красной армии, выдачи железнодорожного оборудования, отказа от «провокаций». Румынская пресса разных направлений (либераль- ная, консервативная и царанисгская) призывала правительство не поддаваться на «ламентации дипломатов» и принести мир «на ост- рие штыка»32. 19 мая Совет четырех занялся, наконец, румыно-венгерским конфликтом. Вильсон полагал, что румынское наступление поме- шало Беле Куну в его попытках достичь компромисса. Он в очеред- ной раз высказался против вступления румын в Будапешт. Совет решил приостановить поставки продовольствия Бухаресту, если аг- рессия будет продолжаться. Однако, как замечает американский исследователь, «вопли Брэтиану насчет угрозы большевизма заглу- шили крики мадьяр об утрате ими своих земель»33. На заседании 9 июня «большая четверка» предавалась размыш- лениям по поводу своеволия румын, пренебрегших сделанным пре- дупреждением и продолжавших двигаться к Будапешту. Ллойд Джордж сравнил премьера с «разбойником, выжидающим удобного случая, чтобы стащить территорию». Он и Вильсон склонялись к тому, чтобы исключить Румынию из числа участников конферен- ции34. Клемансо и Орландо предложили еще раз выслушать обви- няемого. Разговор состоялся 10 июня. Брэтиану сослался на то, что де- маркационную линию нарушили мадьяры, и заверял, что приказал войскам остановить продвижение. Почетное место в его речи снова заняла «угроза коммунизма». Увлекшись, он зачислил в число сто- ронников большевиков не только Михая Карольи (это уж куда ни шло!), но даже фельдмаршала Августа фон Макензена. На призыв отойти на выработанную Советом четырех границу Брэтиану отве- тил, что ему таковая не известна, и единственно законная с его точки зрения граница — линия, начертанная в 1916 г. Произошел конфуз, пришлось Совету четырех извиняться йеред Брэтиану за упущение в информации. В результате Вильсон сказал: «Пока ру- мынские войска остаются на Тиссе, они способствуют распростра- нению большевизма лучше любой пропаганды». Он сам, будь он мадьяром, в создавшихся условиях взялся бы за оружие35. В тот же вечер Брэтиану в письме своему заместителю Мишу Ферекиде в Бухарест жаловался на обвинения, «суровые со сторо- ны Вильсона и неистовые у Ллойд-Джорджа. «Мы, румыны, будто бы виноваты в том, что своими претензиями, не желая уважать ли- нию перемирия, зафиксированную по реке Муреш, спровоцировали отставку Карольи и утверждение большевизма в Венгрии»36. Но угрозы по адресу румынских правителей повисли в воздухе, ибо в те же дни генерал Франше д'Эспре вел с генералом К. Пре- заном переговоры... о совместном марше на Будапешт. Оценива- лись необходимые силы: две французские дивизии, одна сербская, 32 Spector Sh, D. Op. cit. P. 135. зз Ibid. P. 138. 34 Mantoux P, Les Deliberations... Vol. 2. P. 349—352. 35 Ibid. P. 370-371. 36 Desavirjirea... Vol. 3. N 628. P. 437. 7 Первая мировая война 97
шесть румынских (включая две кавалерийские). Ферекиде телегра- фировал своему шефу 14 июня: «Если мы откажемся сотрудничать, Антанта бессильна против венгров». И вывод: «Вот случай потребо- вать Банат»37. Лишь 11 июня Брэтиану ознакомили с намеченной венгеро-ру- мынской пограничной линией, а 12-го он предстал перед Советом четырех и, конечно, оспорил эту линию. Раздражение Совета было велико. Однако у Брэтиану снова появился влиятельный защитник в лице маршала Фоша, заверившего, что, став на Тиссе, румыны перестанут своевольничать и, главное, кроме румынских, в Цент- ральной Европе против Советов нет других войск. 28 июня был подписан мир с Германией, и три участника Сове- та четырех разъехались по домам, оставив своих министров ино- странных дел завершить мирную процедуру. Впрочем, для румын работы оставалось много. Прежде всего, возникли споры вокруг Бессарабии. Хотя с Советами в Париже не разговаривали, однако даже представитель белого движения В. Маклаков отрицал право союзников распоряжаться российскими землями без согласия ее на- рода и обрисовал в жестких тонах ход румынской оккупации. (От- метим, что в том же году вышел в свет изданный П. Н. Милюко- вым в Лондоне сборник документов по этим вопросам38.) Государ- ственный секретарь США Р. Лансинг объявил, что не уполномочен разбираться в конфликте между «двумя дружественными держава- ми»39. Он заикнулся было о проведении плебисцита, но натолкнул- ся на категорический отказ Брэтиану. Прибегать к народному пле- бисциту тот не желал ни в Банате, ни в Бессарабии. Напоминание о двойной советской угрозе — со стороны России и Венгрии — превращало Брэтиану в хозяина положения в Цент- ральной Европе. Одно время возникло серьезное опасение, как бы не соединились советские и мадьярские красные части, опасение беспочвенное, ибо летом 1919 г. Деникин занял Полтаву, Кремен- чуг, Екатеринослав, а поляки — Минск и Житомир. Напряжением всех сил Советам удалось добиться перелома в гражданской войне, но оказать помощь Венгрии они не были в состоянии, несмотря на отчаянные призывы Белы Куна. Теоретически Р. Лансинг и его британский коллега А. Бальфур были за посылку в Венгрию войск основных членов Антанты. Но таких войск не существовало. Фран- цузы располагали дивизией в 15 тыс. штыков, итальянцы — одним батальоном, а англичан — и офицеров и солдат — было 40 чело- век. Для интервенции же требовалось 100 тыс. человек. Ну как было обойтись без 84 тыс. солдат румынской группировки?40 27 июля румыны переправились через Тиссу и 3 августа заняли Будапешт. Совет Антанты молча санкционировал это. Советское правительство пало. По указанию Брэтиану Румынские власти принялись осуществлять реквизиции по своему усмотрению. Париж 37 Desavirsirea... Vol. 3. Р. 449, N 634. 38 The Case for Bessarabia. L., 1919. 39 Spector Sh. D. Op. cit. P. 155. 40 ibid. P. 168. 98
тщетно напоминал, что сие должно осуществляться с общего согла- сия и по единому плану. Добиться осуществления своей программы-максимум Брэтиану все же не удалось: 15 ноября Антанта в ультимативном тоне потре- бовала подписать мирный договор с Австрией и акт о гарантии прав национальных меньшинств — «без обсуждения, оговорок и усло- вий», угрожая исключить Румынию из числа участников мирного урегулирования, и даже разорвать с ней дипломатические отноше- ния. Адресовался ультиматум новому премьеру генералу Артуру Вайтояну, ибо Брэтиану числился в отставке. Еще 12 сентября он подал заявление королю. Официальный мотив — пренебрежение союзников трактатом 1916 г.: Румынии-де навязаны условия, кото- рые она не может принять, ибо они не соответствуют ее достоинст- ву и независимости, историческим и экономическим интересам41. Брэтиану своим уходом признал, что дальше бороться нет смысла. В силу вступали факторы внутреннего порядка: он не желал ставить свою подпись под мирным договором и хотел удалиться в ореоле вели- чия. Впрочем, удалился он недалеко и ненадолго. Новое правитель- ство Вайтояну состояло сплошь из генералов, выполнявших роль фигурантов — из воли Брэтиану оно не выходило и должно было выполнить неприятную миссию подписания договора с Венгрией. Среди союзников Антанты продолжались жестокие раздоры. Франция для обеспечения своей гегемонии и создания антисовет- ского блока в Европе нуждалась в союзниках, особенно в Румынии, которая при всех «притеснениях», якобы причиненных ей на конг- рессе, оказалась в выигрыше в результате войны и была заинтересо- вана в ее итогах. Италия находилась в глубоком конфликте с югос- лавским государством из-за Далматинского побережья и нуждалась в поддержке Румынии. В Соединенных Штатах сенат выступил с кри- тикой Версальского договора и, в конце концов, отверг его. Самый сильный румынский оппонент — президент Вильсон — выбыл из споров. Союзные дипломаты препирались, сроки ультиматума не- сколько раз переносились, он утратил свой грозный смысл. 10 де- кабря Румыния подписала, наконец, мирный договор с Австрией. Сменивший Вайтояну новый премьер-министр А. Вайда-Воевод торопил признание присоединения Бессарабии к России. Он согла- сился снабдить оружием Деникина. В Париже, куда он отправился, состоялась договоренность: по предложению Ллойд-Джорджа Ан- танта давала свою санкцию в обмен на уход румынских войск на линию границы с Венгрией, предначертанной Советом четырех. 3 марта Д. Ллойд-Джордж в письме к А. Вайда-Воеводу свидетельст- вовал: «Это решение не может быть осуществлено, пока румынские войска полностью не эвакуируют Венгрию»42. Тем самым было пред- определено согласие румынского правительства на подписание мира с Венгрией, что и было осуществлено в Трианоне 4 июня 1920 г. 28 октября того же года в Париже был подписан протокол о присоединении Бессарабии к Румынии. Государственный секретарь 41 Romania in primul rhzbai mondial. Buc., 1979. P. 454. 42 Papers Relating to the Foreign Relations of the United States, 1920. Wash., 1936. Vol. 3. P. 430—431. 7* 99
США Бейнбридж Колби отказался признать этот акт расчленения России, как он сказал, без согласия ее народа. «Имея в виду наш постоянный отказ одобрить политику, направленную на расчлене- ние России...— докладывал он президенту,— я склонен инструкти- ровать посла Уоллеса в том смысле, что мы не подпишем дого- вор относительно Бессарабии...» Резолюция президента гласила: «Я полностью разделяю Ваш взгляд и надеюсь, что Вы отправите предложенные Вами инструкции. В. В.»43 Япония протокол не ратифицировала, так что протокол был подписан — Англией, Францией и Италией и, естественно, Румы- нией. Акт не имел прецедентов в истории: три государства, ни одно из которых формально не находилось в состоянии войны с Россией, в полнейшее нарушение норм международного права давали согла- сие на отторжение части ее территории. 1 декабря 1920 г. прави- тельство РСФСР и УССР заявили о своем отказе «признать имею- щим какую-либо силу соглашение, касающееся Бессарабии, состо- явшееся без их участия»44 45. Этой позиции наша страна* неуклонно придерживалась на протяжении всего межвоенного периода. ♦ ♦ ♦ Румыния вышла из войны, более чем удвоив свою территорию и население. Присоединение к Румынии Трансильвании, Южной Буковины и Восточного Баната произошло по волеизъявлению ру- мынского населения. В Бессарабии и Северной Буковине предложе- ния о проведении там референдума неизменно отвергались румын- ским правительством. Южная Добруджа, отторгнутая от Болгарии еще в 1913 г., осталась в составе Румынии. Доминирующей фигурой на политической арене все это время являлся (даже не будучи в правительстве на отдельных этапах ис- торической драмы 1914—1920 гг.) Ионел Брэтиану, несомненно, деятель европейского масштаба. Оценки его роли в этих событиях сильно разнятся. Зарубежные современники, столкнувшись с Брэтиану на Парижской конферен- ции, единодушно его критиковали. А. Никольсон при всяком упо- минании о Брэтиану, разражался уничижительной тирадой: «На конференции не было человека столь глупого, столь упрямого, столь раздражительного и вызывающего, как Ион Брэтиану»**5. Объяснялась эта антипатия в значительной степени настойчиво- стью и упорством, переходившими в упрямство, самоуверенность и бесцеремонность, которыми отличался Брэтиану, его неуступчиво- стью и стремлением представить все и вся в выгодном для себе све- те, что крайне затрудняло общение с ним. Историки как межвоенной, так и современной Румынии едино- душно воздают Брэтиану хвалу, высоко оценивая его патриотизм и заслуги в объединении родины. 43 Записка Б. Колби от 2 октября 1920 г. // U. S. National Archives 871/014 Bessara- bia 1. 44 Документы внешней политики СССР. Т. 3. С. 312. 45 Никольсон Г. Как делался мир... С. 119, 203. 100
Несомненно, он был искусным дипломатическим тактиком (хо- тя у него отсутствовало такое желательное для данного амплуа свойство, как личное обаяние), более того, Брэтиану слыл челове- ком коварным и двуличным. Но надо расставить все по местам. Творцом румынского объединения, так же как югославского, чеш- ского, польского, являлся народ. Именно массовое движение приве- ло к развалу Австро-Венгерской монархии и сделало возможным создание новой государственно-политической системы в Централь- ной и Юго-Восточной Европе. Не считаться с этим не могли и вер- сальские миротворцы. Достаточно вспомнить эволюцию их планов относительно судеб Австро-Венгрии. Д. Ш. Спектор пишет: «Союз- ники не сумели осознать, что установление границ, повлекшее за собой территориальные аннексии в Центральной и Восточной Евро- пе, свершилось до того, как союзники вынесли решение об их спра- ведливости. Карта Габсбургской монаохии подверглась изменению еще до созыва мирной конференции»4®. Сила Брэтиану заключалась в том, что он опирался на волю народа к объединению. Национальная идея обладала и продолжает обладать громадной притягательной силой в массах. В описываемое время высшие сферы стран ЦЮВЕ, всерьез напуганные воздействи- ем примера Октября, сознательно шли на проведение серьезных экономических и политических реформ, рассматривая их как про- тивовес революции. Продвижение на пути социального прогресса было значительным, и если не снимало, то снижало внутреннюю напряженность. Триединая формула — национальная независи- мость, политическая свобода и улучшение жизни — оказывала ма- гическое влияние на общество. Новое государство обладало не только национальной привлекательностью, но и обаянием обще- ственного консенсуса. Воздействовал фактор успеха или неудачи той или иной страны в войне. В потерпевших поражение государствах почва для развития ре- волюционного движения была более благоприятной — националь- ный подъем здесь отсутствовал, напротив, наличествовало сознание оскорбленного патриотизма, ущемленности национальной гордости, не было веры в «экономическое чудо», а социальный прогресс мно- гими мыслился достижимым лишь в ходе революции. В странах- триумфаторах идея пролетарской революции значительного откли- ка не получила. Отделить здоровые зерна национального объедине- ния от шовинистически-захватнических плевел в политике «собст- венной» буржуазии массы, как правило, не умели и искренно под- держивали усилия своих правительств. Румынская дипломатия в общем и целом вполне успешно осу- ществила свою программу, чему способствовали неудачи интервен- ции в России, быстрая демобилизация армий Антанты, отсутствие у ее лидеров возможности послать сколько-нибудь значительные контингенты войск в Центральную Европу. Брэтиану мастерски ис- пользовал уязвимые места в позиции оппонентов, и во многих слу- чаях заставил их отступить на мирной конференции, так же как он 46 46 Spector Sh. D. Op. cit. P. 233. 101
принудил русскую сторону к капитуляции во время переговоров 1915—1916 гг. Правда, у руководителей Антанты хватило благора- зумия не санкционировать разграничения с Венгрией и вновь обра- зовавшимся Королевством сербов, хорватов и словенцев по линии 1916 г. Но у дипломатии Ионела Брэтиану была своя ахиллесова пята. Будучи плотью от плоти своего класса, он стремился осуществить великодержавный вариант объединения румынских земель, прихва- тывая изрядные куски спорных, а то и просто «чужих» территорий, что затрагивало интересы всех соседних народов. Он добился своего по августовской конвенции 1916 г., но тем самым уже испортил от- ношения с Россией и Сербией. С Болгарией отношения были ис- порчены всерьез и надолго еще в 1913 г. в связи с отторжением Южной Добруджи. Будь конвенция 1916 г. претворена в жизнь вся послевоенная жизнь Центральной Европы превратилась бы в незату- хающий конфликт. Эту истину Брэтиану не был способен усвоить. Государственная мудрость, очевидно, заключается не в том, чтобы, воспользовавшись трудностями партнеров, навязать им вы- годные для себя условия, что с успехом осуществлял Брэтиану, а в том, чтобы определить тот модус, при котором оптимальное осуще- ствление национально-государственных интересов одной стороны сочетается с приемлемыми для партнеров условиями. Наличие сою- за предполагает признание и уважение взаимных интересов. К по- искам такого модуса Брэтиану даже не пытался приступить. ВАЛЬТЕР РАТЕНАУ И РОССИЯ: ЭВОЛЮЦИЯ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИХ ВЗГЛЯДОВ 1914—1922 гг.1 Б. И. Греков 16 апреля 1922 г. был подписан Рапалльский договор, 70-летие которого отмечалось недавно. На протяжении последних лет он часто был объектом пристального внимания общественности разных стран, неоднократно становился предметом дискуссий1 2. Многие исследова- тели рассматривают этот договор как политическое событие боль- шого значения в истории Европы новейшего времени, зафиксиро- вавшее жизненно важные интересы Германии и Советской России. В последнее время российскими историками выдвигается кон- цепция о внутренней противоречивости этого договора. Отмечается, что стремление Советской России поддержать «мировую револю- цию» плохо совмещалось с «ленинской политикой мирного сосуще- 1 Статья написана при финансовой и организационной поддержке германского бла- готворительного фонда имени Александра фон Гумбольдта. 2 Rapallo— Modell filer Europa? Koln, 1987; Linke Host-G. Deutsch-Sowjetische Be- ziehungen bis Rapallo. Koln, 1972; Bournazel R. Rapallo, ein franzosisches Trauma. Koln, 1976; Betvam-Libal G. Aspekte der britischen Deutschlandjpolitik 1919—1922. Gottingen, 1972; Salzman S. The British Reaction to the German-Soviet Treaty of Ra- pallo 1922—1926. Thesis for the degrree of master of Philosophy. Cambridge, 1990. 102
ствования». Имеется и другая точка зрения, высказываемая еще в 20-е годы авторами стран Антанты и русских эмигрантских кругов, заключающаяся в том, что этот договор не соответствовал долго- временным интересам Германии, поскольку способствовал стабили- зации большевизма в России и противоречил задачам белого рос- сийского движения. На наш взгляд, подобные концепции содержат в себе здравый смысл, так как отражают различные альтернативные тенденции су- ществовавшие в политической и экономической жизни Европы на- чала 20-х годов. Некоторые из этих альтернатив в силу ряда при- чин не получили практического развития, другие же стали частью реального исторического процесса. Наличие плюрализма взглядов на характер Рапалльского дого- вора, что в более широком смысле отражает неоднозначность оцен- ки исторических путей развития России после 1917 г., оправдывает интерес к биографиям политиков — современников той эпохи. Биографии государственных деятелей высокого уровня во все вре- мена отражали равнодействующую различных тенденций междуна- родной жизни и помогали пролить дополнительный свет на харак- тер событий. В этой связи обращение к эволюции взглядов на политику Гер- мании по отношению к России с 1914 по 1922 г. такого известного политического деятеля, как В. Ратенау, вполне оправдано. Следует упомянуть, что В. Ратенау был известным либеральным герман- ским политиком, президентом (1915—1920 гг.) Всеобщей компании электричества (AEG), владельцем одного из берлинских банков, возглавлял снабжение сырьем германскую промышленность во вре- мя первой мировой войны, в 1921 —1922 гг. был сначала министром восстановления, а затем министром иностранных дел в кабинете Вирта. Подпись В. Ратенау стоит под Рапалльским соглашением. Нами делается попытка на примере анализа изменения позиции В. Ратенау по отношению к России с начала первой мировой войны до Рапалльского соглашения показать закономерность последнего политического события. В. Ратенау был яркой и разносторонней личностью: публици- стом, бизнесменом, инженером, ученым-химиком, экономистом и влиятельным политиком. Ряд исследователей биографии В. Ратенау ставили перед собой задачу изучить те факторы, которые определя- ли развитие этой незаурядной индивидуальности, стремились по- нять, какие реальности международной жизни он учитывал пра- вильнее многих своих современников, а в чем иногда и ошибался. Задача эта тем более интересна, что многогранная деятельность В. Ратенау удивительно рельефно отражает многие вехи одного из наиболее бурных десятилетий в европейской и мировой истории: канун первой мировой войны, период войны 1914—1918 гг., Фев- ральская и Октябрьская революции в России, Брестский мир, Но- ябрьская революция в Германии, Версальский мир и, наконец, Ра- палльский договор. В свете сказанного выше становится ясно, поче- му личность В. Ратенау, 125-летие со дня рождения которого широ- ко отмечалось в Германии в сентябре 1992 г., до настоящего време- юз
ни привлекает, и, по-видимому, будет привлекать историков и по- литиков. Образ В. Ратенау-политика с первого взгляда во многом проти- воречив. В самом деле, как могло случиться, что один из участни- ков создания «сентябрьской программы» военных целей Германии 14-го года («сентябрьская программа» канцлера Бетмана-Гольвега) поставил свою подпись в 1922 г. под договором Рапалло, регулиру- ющим на равноправной основе политические и экономические вза- имоотношения Германии и Советской России? Подобная эволюция во взглядах опытного политика, каковым был В. Ратенау, при пристальном рассмотрении оказывается зако- номерной. Известно, что при выработке внешнеполитических установок государственный деятель часто основывается на определенных, за- ранее сложившихся как внутри страны, так и на международной арене стереотипах о другом государстве, руководствуется уже су- ществующим «имиджем» условного партнера. Ясно также, что сте- реотип политика складывается из ряда объективных и субъектив- ных факторов, среди которых немаловажную роль играют и внеш- неполитические представления контрагента, общественное мнение противной стороны. В некоторых исследованиях отмечается, в част- ности, что под влиянием объективных условий при интенсивных культурных, социальных, экономических и других контактах меж- ду различными государствами имеет место взаимное воздействие на «систему ценностей» друг друга, происходит и корректировка внешнеполитических стереотипов3. Эволюция взглядов В. Ратенау с предвоенной эпохи до 1922 г. представляет интересный пример изменения внешнеполитической ориентации государственного деятеля, чутко реагирующего на ре- альности международной жизни и внутренней политики в России, в частности, на радикальный поворот внешней политики России от конфронтации по отношению к Германии царского и Временного правительств к политике сотрудничества с Германией после Октяб- рьской революции, а также на развитие внутренней экономической и политической обстановки в Советской России — от политики во- енного коммунизма к Новой экономической политике, открывшей некоторые перспективы для экономического сотрудничества Совет- ской России с Германией. Каковы же были внешнеполитические взгляды В. Ратенау нака- нуне первой мировой войны? Под влиянием каких факторов они складывались? Наконец, была ли внешнеполитическая программа В. Ратенау правильным, реальным, отражением существовавшей тогда обстановки? Первый заметный этап политической карьеры В. Ратенау — это 1907—1908 гг., когда он по инициативе рейхсканцлера Бернхарда фон Бюлова совершает две поездки по Африке. Основная цель по- ездок, которые были предприняты совместно с банкиром Дернбур- гом, возглавлявшим колониальное ведомство рейха, заключалась в 3 Зак В. Внешнеполитические стереотипы. М., 1982. 104
том, чтобы наметить практические шаги для дальнейшего усиления экономических и политических связей Германии с ее колониями4. Известно также, что В. Ратенау настолько активно участвовал в германской колониальной политике в Африке, что канцлер Бюлов в 1907 г. намеревался даже назначить его государственным секре- тарем колониального ведомства рейха. (Правда, это намерение кан- цлера не осуществилось.)5 Особенно ярко взгляды В. Ратенау на внешнюю политику про- явились в 1914 г. Он, в частности, участвовал в составлении про- граммы военных целей Германии. Эта программа, по мысли Рате- нау, должна была предусматривать создание нового государствен- ного объединения — Срединной Европы. В меморандуме на имя канцлера Бетмана-Гольвега В. Ратенау предлагает создать тамо- женный союз Германии, Австро-Венгрии, Франции и Бельгии, ко- торый явился бы основой будущей Срединной Европы6. В. Ратенау считал также, что в рамках такого союза следует осуществлять «диктатуру германской таможенной политики». Вопрос о подключении России к Срединной Европе В. Ратенау в 1914 г. не рассматривал. Многие из его предложений не были, од- нако, приняты германским правительством7. В частности, средне- европейский таможенный союз не был осуществлен. Последнее об- стоятельство заставило этого реалистично мыслящего политика усомниться в возможности скорой победы Германии. В ноябре 1914 г., прогуливаясь совместно с бывшим канцлером Бюловым под Бранденбургскими воротами в Берлине, В. Ратенау рассуждал так: «Если когда-нибудь через эти гордые ворота про- едут в качестве победителей такой интересный и приятный чело- век, однако к управлению страной такой непригодный монарх, как Вильгельм II, справа от него такой недальновидный канцлер, как Бетман, а слева такой легкомысленный руководитель Генерального штаба, как Фалькенган, то всемирная история потеряет свой смысл»8. В этом высказывании В. Ратенау явно сквозит недовольст- во тем обстоятельством, что его внешнеполитические концепции не полностью были взяты на вооружение канцлером Бетманом. Однако в первые месяцы войны предложения В. Ратенау о пу- тях перевода германской экономики на военные рельсы были пол- ностью одобрены германским правительством. 9 августа 1914 г. В. Ратенау предлагает военному министру Фалькенгану свой план организации военно-промышленных обществ, специального ведом- ства, целью которого должно было стать обеспечение немецкой промышленности сырьем. Это ведомство сыграло под руководством В. Ратенау решающую роль не только в обеспечении промышлен- ности сырьем, но и в решении более широкой задачи — организа- 4 Rathenau W. Tagebuch 1907—1922. Duesseldorf, 1967. 5 Bulow В. Furst von Denkwurdigkeiten. Berlin, 1981. S. 266. 6 Bundesarchiv in Potsdam. Akten betreffend Mitteleuropaischen Wirtschaftsbund. R/K 122. S. 21—22. 7 Schulin E., Rathenau W. Reprasentant, Kritiker und Opfer seiner Zeit. Zurich; Frankfurt, 1981. S. 23. 8 Op. cit. S. 38. 105
ции системы государственного регулирования экономикой Герма- нии в годы войны9. Деятельность В. Ратенау по организации германской промыш- ленности в годы войны способствовала реализации правительствен- ной концепции военных целей Германии, плану Срединной Евро- пы, который, по сути дела, представлял собой попытку распростра- нить принципы государственного регулирования за пределы стра- ны, включив в сферу экономического, политического и военного влияния Германии обширные европейские территории. Все эти осо- бенности германского плана Срединной Европы, созданного при участии В. Ратенау, позволяют считать данный проект одним из первоначальных вариантов интеграции Европы, причем такой ее раз- новидности, которая осуществлялась бы методами военного давле- ния, а также при помощи рычагов государственного регулирования. Необходимо сказать, что В. Ратенау занимал значительно более левые позиции в политическом спектре Германии, чем, например, политическое кредо Пангерманского союза, заключавшееся в про- паганде неограниченных аннексий в Европе. Председатель пангер- манского союза Г. Клас так формулировал в 1914 г. военные цели Германии по отношению, например, к России: «Лицо России долж- но быть повернуто на Восток силой. Кроме этого, она должна быть от- брошена к допетровским границам». Г. Клас выражал также мнение, что в Срединную Европу должны войти Польша, Украина, Прибал- тика с соблюдением принципа «земля, свободная от людей»10 *. При рассмотрении документов, подобных памятной записке В. Ратенау на имя рейхсканцлера и военного министра, необходимо иметь в виду, что подобные послания носили в основном конспек- тивный характер. Многие из проблем, поднятых в них, были зна- чительно подробнее разработаны немецкими политиками и эконо- мистами до и во время войны. Так, исследование, перекликающее- ся с позицией В. Ратенау по экономическим аспектам проекта Сре- динной Европы применительно к России, было проведено в книге немецкого экономиста Е. Агада, который проработал 15 лет в Рос- сии служащим акционерных банков. Е. Агад в своем труде, издан- ном в мае 1914 г., предлагал реформировать существовавшие нака- нуне войны правила взаимной финансовой политики Германии и России. Он ратовал за замену «системы участия», практиковавших- ся в русско-германских банковских контактах, на систему «свобод- ной торговли». На практике это означало перенесение правил эко- номических взаимоотношений, существовавших в рамках Британ- ской империи на взаимоотношения Германии с Россией. К концу войны стали также подробно разрабатываться проекты политиче- ской интеграции западной части Российской империи со Срединной Европой11. Известный либеральный политик Фридрих Науман в 1915 г. издал публицистическое произведение под названием «Сре- 9 Rathenau W. Deutschlands Rohstoffversorgung. Berlin, 1917. ю Deutschland im Ersten Weltkrieg. Von einem Autorenkollektiv unter der Leitung von Fritz Klein. Berlin, 1971. Bd. 1. S. 360. и Agahd E. Grossbanken und Weltmarkt. Berlin, 1914; Westrussland und seine Bedeu- tung fuer die Entwicklung Metteleuropas. Leipzig, 1917. 106
динная Европа», где излагалась концепция, близкая по своему ду- ху к идеям В. Ратенау: уничтожение в Срединной Европе таможен- ных барьеров, установление общности банковской системы, созда- ние единой армии и т. д.12 В том же году, когда Ф. Науман выпустил свою, ставшую весь- ма популярной, книгу, являющуюся доступным для широкого круга читателей изложением плана Срединной Европы, В. Ратенау сде- лал следующий шаг в осмыслении данной концепции применитель- но к России. Под впечатлением побед Германии на восточном фронте в 1915 г. он особое внимание стал уделять России. Если в 1914 г. перспективу расширения Срединной Европы он видел на Западе, то в 1915 г. им было выдвинуто положение о том, что Рос- сия может сыграть существенную роль в находящейся под контро- лем Германии Европе. 30 августа 1915 г. Ратенау посылает доклад- ную записку на имя генерала Людендорфа, в которой он утверж- дал, что Англия является главным и практически непобедимым врагом Германии, Францию рассматривал как почти побежденную страну, Австро-Венгрию и Турцию считал слабыми и ненадежными союзниками. Центральное место в рассуждениях В. Ратенау зани- мают теперь планы относительно России. «Россия нуждается в на- шей экономической помощи,— писал он.— У Франции же нет этих финансовых возможностей. Нельзя допустить, чтобы Англия финансировала Россию. Россия нуждается в помощи против Анг- лии. Мы можем финансировать Россию. Каким образом? Здесь я не буду подробно останавливаться на этом. Россия может стать нашим рынком сбыта»13. Далее В. Ратенау говорит о том, что Россию не- обходимо во время войны заставить «созреть» для решения таких задач. Интерес к России В. Ратенау становится отчасти понятным, ес- ли учесть, что основанная отцом В. Ратенау, Эмилем Ратенау фир- ма «Всеобщая компания электричества» (AEG), имела большой опыт ведения дел в России. В 1901 г. Эмиль Ратенау основал в Пе- тербурге филиал AEG — Русскую всеобщую компанию электриче- ства (ВКЭ). Дела этой компании с 1901 по 1914 г. шли прекрасно и она просуществовала даже до 1919 г. До войны фирма постоянно расширяла сферу своей деятельности. Являясь «поставщиком Двора Его Императорского Величества», Российская ВКЭ оборудовала электропроводкой царские дворцы, осуществляла монтаж электро- оборудования на военные корабли русского флота, построила трам- вайные линии во многих городах России14. С началом военных дей- ствий связь берлинской фирмы с ее русскими отделениями практи- чески прервалась. Немецкие вкладчики потеряли свои капиталы. В аналогичном положении оказались и другие немецкие фирмы. Выход из создавшейся ситуации, по мнению В. Ратенау, заключался в при- влечении России к Срединной Европе и использовании для этих це- лей силовых приемов, характерных для военного времени. u Naumann F. Mitteleuropa. Berlin, 1915. 13 Rathenau W. Politische Briefe. Dresden, 1929. S. 45. 14 ЦГИА (Ленинград), Фонд 1276; Центральный государственный исторический ар- хив г. Ленинграда. Ф. 1367. 107
Взгляды В. Ратенау на перспективу развития русско-германских отношений можно понять, если учесть не только экономические, но и политические факторы, если принять во внимание международ- ную обстановку того времени, влиявшую, естественно, на форми- рование внешнеполитической программы Берлина. Усиливающиеся агрессивные тенденции во внешней политике Германии нельзя рас- сматривать в отрыве от возросшей активности других европейских держав накануне войны. В литературе высказывается версия о том, что внешняя полити- ка Великобритании подталкивала Германию к войне15. Некоторые исследователи считают, что экспансионизм в самой Германии полу- чал дополнительные импульсы вследствие ряда международных кризисов, таких как марокканский (1905 г.) и др.16 Кроме того, что важно отметить, сама проблема эволюции взглядов В. Ратенау должна рассматриваться в связи с вопросом формирования социаль- ной психологии общества в целом. Общеизвестно, что накануне и во время первой мировой войны в Европе, в том числе в Германии и России, господствовали националистические и шовицистические настроения. По мере затягивания войны внешнеполитическое кредо В. Рате- нау менялось. Будучи реалистом, он все более отчетливо начинал понимать невозможность выполнения тех задач, которые были по- ставлены германскими политиками в 1914 г. В беседе с Людендор- фом 12 июля 1917 г. В. Ратенау позволил себе иронизировать: «Для того, чтобы выполнить требования наших аннексионистов, наверное, было бы недостаточно оккупировать только Париж, веро- ятно, следовало бы еще занять и Лондон. При этих обстоятельствах можно было бы понять, что такое мир по соглашению. Последний, однако, исключает аннексию»17. В 1916—1917 гг. В. Ратенау отдает себе отчет в том, что вой- на, которую ведет Германия, это «война иллюзий», как ее зна- чительно позже, в 1969 г., справедливо назвал известный историк ФРГ Фриц Фишер18. Тем не менее, после выхода России из войны Ратенау внес коррективы в эту оценку. 30 ноября 1917 г. он пи- сал: «После ликвидации Восточного фронта, как мне кажет- ся, опасность нашего поражения миновала»19. Однако внешнепо- литическая прозорливость В. Ратенау позволила ему занять особую позицию по вопросу о Брестском мире. 1 марта 1918 г., т. е. за два дня до подписания мира, он выразил сомнение в правильности ша- га Берлина: «Политика в отношении Советской России кажет- ся мне даже с оптимистической точки зрения временной мерой...»20. 15 Трухановскаий В. Г. Уинстон Черчилль. М.» 1981. 16 Gutsche W. Probleme des Verhaltnisses zwischen Monopolkapital und Staat in Deutsch- land vom Ende des 19. Jahrhunderts bis zum Ersten Weltkrieg // Studien zum deu- tschen Imperialisms vor 1914/Hrsg. von F. Klein. Berlin, 1976. S. 45. n Rathenau W. Tagebuch. S. 221. 18 Fischer F. Krieg der Illusionen. Dusseldorf, 1969. is Rathenau W. Politische Briefe. Hier an Geheimrat Prof. Dr. Hermann Onken. 30.11.1917. 20 Rathenau W. Op. cit.; An Major Steinbomer. 01.03.1918. 108
В октябре 1918 г. в Германии было сформировано новое прави- тельство, которое возглавил принц Макс Баденский. В правительст- во вошли политики либерального направления, а также два соци- ал-демократа. В. Ратенау сразу же стал активно сотрудничать с принцем Максом. Он внес ряд радикальных предложений, в том числе об отказе от Брестского мира и о необходимости создания германской армии, основанной на добровольческом принципе. Об этом говорилось, в частности, в письме на имя военного министра Германии генерала Шейха. В нем В. Ратенау указывает на необхо- димость пересмотра Брестского мира с тем, чтобы высвободить для укрепления западного фронта значительные силы: «Если Брестский мир будет изменен (что из политических соображений совершенно необходимо), то освободятся многие тысячи солдат»21. Недовольство экономическими последствиями Брестского мира также неоднократно высказывалось В. Ратенау. В частности, в письме на имя Баллина от 14 октября 1918 г. он пишет: «В Мини- стерстве экономики придерживаются точки зрения о необходимости покупать сырье у различных государств. В случае с Украиной эта политика уже показала свою полную несостоятельность. Я бы счи- тал несчастьем, если бы представители этого ведомства, или те лю- ди, которые формулировали экономическое положение договоров в Брест-Литовске и Бухаресте, были бы сегодня допущейы к реше- нию этих вопросов. Подобная политика привела бы к тому, что мы оплачивали бы репарации по невероятно высоким ценам»22. В области внешней политики В. Ратенау после Брестского мира высказывался за налаживание дипломатических контактов с США, что было, по его мнению, возможно в случае прекращения подвод- ной войны. «...Война с помощью подводных лодок должна быть прекращена,— писал он в упомянутом письме Шейху,— подводная война не имеет теперь никакого значения и, по-моему, никогда его не имела»23. Рост социально политической напряженности в Германии заста- вил В. Ратенау выступить за создание специального ведомства по демобилизации, во главе которого он рекомендовал поставить пол- ковника Кета. Это ведомство, как рассчитывал В. Ратенау, должно было объединить «армию и народ», а также «военное руководство и парламентское правительство». Всеми силами пытаясь предотвра- тить революцию в стране, которая ухудшила бы положение на фронте, В. Ратенау писал 26 октября 1918 г.: «Угроза большевизма сейчас наиболее реальна. Вопрос борьбы с большевизмом сейчас важнее для рейха, чем любая другая задача»24. Однако Ратенау не удалось предотвратить революцию. Вскоре было подписано перемирие. В. Ратенау не воспринял идей Ноябрь- ской революции в Германии, отрицательно отнесся к Октябрю в России. В работе «Критика тройственной революции», изданной в 21 Bundesarchiv in Koblenz. Nachlass Rathenau. N 17. Ein Brief an dent Kriegsminister Herrn Generalmajor Scheuch. 9 Okt. 1918. 22 Центр ^ранения документальных коллекций (Особый архив). М. Ф. 634. On. 1. 23 Bundesarchiv in Koblenz. Nachlass Rathenau. Op. cit. 24 Rathenau W. Politische Briefe. An Staatssekretar M. Erzberger. 26.10.1918. 109
1919 г. и являющейся откликом на революционные события 1917—1918 гг., он дал следующую оценку революционным событи- ям в Германии и России: «Русский опыт мы не можем применить, так как он с очевидностью доказывает, что экономика аграрной страны в случае использования русских методов полностью уничто- жается. Русские идеи не могут быть нашими... Они представляют собой пример неправильной логики, построенной на неверных предпосылках. Эти предпосылки таковы: единственное положитель- ное достижение, заключающееся в уничтожении класса капитали- стов перевешивает все возможные последствия, в частности, бед- ность, голод, диктатуру, террор, разрушение цивилизации. Все это не существенно по сравнению с упомянутой главной целью. Если 10 миллионов человек должны умереть, чтобы освободить от бур- жуазии другие 10 миллионов человек, то это рассматривается как жестокая необходимость. Русская идея заключается в насильствен- ном счастье подобно насильственному введению христианства или инквизиции»25. Подобная точка зрения В. Ратенау на революционные события в России во многом проясняет его внешнеполитическую позицию в первые послереволюционные годы, говорит о настороженном отно- шении В. Ратенау и ряда других немецких политиков к акциям Со- ветской России на международной арене. В то же время в предре- волюционные дни и во время Ноябрьской революции германские левые выступали за мир и за союз с Советской Россией. Это были революционеры-спартаковцы, а затем члены КПГ26. Что же каса- ется либеральных слоев германского общества, к которым при- надлежал В. Ратенау, а также правые социал-демократы, то они стали ориентироваться на Антанту. Этим объясняется и разрыв дипломатических отношений Германии с Советской Россией в но- ябре 1918 г. Подписав перемирие в Компьенском лесу 11 ноября 1918 г. это правительство предложило Антанте план совместных действий про- тив Советской России. Принятый внешнеполитический курс отра- зился также в отказе от аннулирования Брестского мира, в игнори- ровании продовольственной помощи Германии со стороны Советов. Таким образом, для правительства Эберта — Гаазе не существова- ло «восточной альтернативы», его политика была западной ориен- тации. С этим правительством В. Ратенау мало сотрудничал. Не участвовал он и в Национальном Собрании, открывшемся в февра- ле 1919 г. в Веймаре. Однако группа немцев, проживающих за пре- делами Германии, выдвинула кандидатуру Ратенау на пост прези- дента. Это предложение не прошло, но сам названный факт приме- чателен: Ратенау пользовался популярностью. Новое его появление на политической арене произошло весной 1922 г. после неудавшегося путча Каппа. В последние два года своей жизни (1920—1922 гг.) Ратенау пытался смягчить грабитель- ские для Германии условия Версальского мира. «В центре тяжести 25 Rathenau W. Kritik der dreifachen Rewolution. Apologie. (Erste Auflage 1919). Nord- lingen, 1987. S. 17. 26 Драбкин Я. С. Ноябрьская революция 1918—1919 гг. в Германии. М., 1958. 110
всей нашей политики лежит проблема репараций»,— говорил ми- нистр иностранных дел Германии В. Ратенау в своей речи в рейх- стаге 7 марта 1922 г.27 Достичь этой цели без налаживания по- литических и экономических контактов с Советской Россией Ра- тенау считал затруднительной задачей, о чем свидетельствует его объемная памятная записка на имя президента Эберта от 18 фев- раля 1920 г. Этот документ полностью посвящен перспективам развития отношений с Советской Россией. В нем, в частности, значилось: «...лица, подписавшие данный документ, считают, что политическое и экономическое сотрудничество с нашими восточ- ными соседями должно являться целью германской восточной политики...»28. Если принять во внимание содержание этой памятной записки, то становится неудивительным, что, став министром иностранных дел в правительстве рейхсканцлера Вирта, Ратенау участвовал в переговорах с Советской Россией и в заключении Рапалльского до- говора. В. Ратенау в начале 20-х годов выступал за комплексное и общеевропейское урегулирование репарационных проблем, стре- мясь увязать их решение с расширением советско-германских отно- шений. При этом он снова обратился к своему варианту проекта Срединной Европы, внеся в него ряд изменений. Так, если в 1914 г. его план исходил из презумпции обеспечения гегемонии Германии в Европе над Англией, Францией и Россией, то в 1921 г. Ратенау выступает с планом создания многостороннего европейско- го консорциума на равных началах. Основная идея проекта состояла в следующем: Германия и страны Антанты инвестируют капиталы в экономику Советской России, а 50 % от своих «русских» доходов Германия уплачивает Антанте в качестве репараций. Что касается Советской России, то она должна быть, по мысли Ратенау, постепенно интегрироваться со Срединной Европой. План этот не был осуществлен в связи с нежеланием советского правительства в нем участвовать: интегра- ция с Западом, естественно, не входила в планы коммунистическо- го правительства, ставившего задачу «мировой революции». В сложившихся условиях Вирт и Ратенау внесли корректировку в концепцию сотрудничества с Советской Россией. Последней отво- дилась теперь более самостоятельная роль, отражающая концепцию советской внешней политики о «мирном сосуществовании госу- дарств с различным социальным строем». Сотрудничество с Совет- ской Россией и в данной форме имело положительные стороны для Берлина, так как в определенной мере защищало немецкую эконо- мику от диктата Антанты. 29 марта 1922 г. за несколько дней до подписания Рапалльского договора Ратенау заявил: «Не может ид- ти речь о том, чтобы Германия имела намерение играть по отноше- нию к России роль колониста, обладающего капиталами»29. 27 Rathenau W. Rede vor dem Hauptausschuss des Reichstages vom 7. Marz 1922. 28 Schreiben des Generaldirektors der AEG an den Recnspraesidenten. F. Ebert. 18. Febr. 1920// Deutsch-sowietische Beziehungen von den verhandlungen in Brest-Li- tovsk bis zum Abschhiss des Rapallovertrages. Berlin, 1971. S. 182. 29 Rathenau IV. Reichstagsrede vom 29. Marz 1922. Ill
За несколько дней до своей трагической гибели от рук правых экстремистов Ратенау охарактеризовал Рапалльский договор как закономерное явление в российско-германских отношениях: «Нас обвиняют в том, что мы заключили Рапалльский договор в непод- ходящий момент... но это должно было произойти, если не в поне- дельник, то во вторник или в среду. Мы должны были заключить договор в тот самый момент, когда мы осознали, что державы За- пада не идут навстречу нашим справедливым желаниям, когда с противоположной стороны стали вырисовываться приемлемые для нас условия соглашения и когда с этой же стороны ожило желание к взаимопониманию» (9 июня 1922 г.)30. Из данного высказывания В. Ратенау, в частности, следует, что необходимым условием заключения Рапалльского договора было не только стремление к нему германской стороны, но и, разумеется, правительства Советской России. После перехода Советов к новой экономической политике для России открылись более широкие пер- спективы продуктивного международного экономического и полити- ческого сотрудничества. НЭП в большой мере способствовал улуч- шению российско-германских взаимоотношений. Вклад Ратенау в улучшение российско-германских отношений в 1922 г. был весьма велик и по достоинству оценен в Москве. В бун- десархиве в Кобленце в фонде Ратенау хранится телеграмма гер- манского посла в Москве Рантцау, содержащая текст послания на- родного комиссара по иностранным делам Г. Чичерина германскому правительству от 15 апреля 1923 г. в связи с первой годовщиной Рапалльского договора. В этом послании говорилось: «Мы придер- живаемся того мнения, что взаимное хозяйственное тяготение на- ших народов, обусловленное экономической географией, никогда ранее не могло по-настоящему проявиться и только теперь получи- ло реальную перспективу развития. Мое пожелание в связи с го- довщиной Рапалльского соглашения заключается в том,, чтобы на- ши страны энергично шли по этому пути. Последствия будут зна- чительными и многогранными. Рапалльский договор уже сейчас по- казал, что он является важным политическим фактором. Прошу Вас заверить господ рейхсканцлера д-ра Куно и рейхс- министра д-ра фон Розенберга в том, что мы глубоко скорбим и выражаем соболезнование по поводу трагической гибели д-ра Валь- тера Ратенау, о котором мы храним память как о политике, подпи- савшем совместно с нами этот договор. Прошу Вас также передать мои приветствия глубокоуважаемым господам рейхсканцлеру и рейхсминистру в связи с годовщиной этого праздника дружбы между нашими народами и поблагодарить их за те усилия, которые они прилагают для дальнейшего плодо- творного развития русско-германских отношений»31. Анализ внешнеполитических взглядов В. Ратенау, трезвомысля- щего либерального государственного деятеля, прошедшего долгий путь от составления агрессивных планов в 1914 г. до признания це- зо Rathenau И< Rede, gehalten am 9. Juni 1922 in Stuttgart vor einem geladenen Kreis aller Parteien. 31 Bundesarchiv in Koblenz. Nachlass Rathenau. N 7. S. 2. 15 Apr. 1923. 112
лесообразности равноправного сотрудничества с Советской Россией, вставшей на путь новой экономической политики, имеет значи- тельный научный и практический интерес в наши дни, когда тен- денции европейского сотрудничества все больше пробивают себе дорогу. Какую убедительную силу и актуальность имеет, напри- мер, следующее высказывание В. Ратенау: «Что мешает нациям до- верять друг другу, опираться друг на друга, совместно пользоваться их богатствами? Это вопросы власти, империализма и экспансии. Первопричины, однако, кроются в экономике. Если хозяйство Ев- ропы превратится в сообщество, а это произойдет раньше, чем мы думаем, то исчезнет и политика. Это не будет всеобщим миром, не будет разоружением или всеобщим сном, но появится возможность уменьшить конфликты, сохранить силы. Это будет солидарная ци- вилизация»32. ЧЕШСКИЙ ВОПРОС В ОФИЦИАЛЬНЫХ КРУГАХ РОССИИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ войны М. Д. Савваитова Корни возникновения чешского вопроса в самом широком его понимании уходят глубоко в историю, когда после битвы у Белой юры в 1620 г. Чешские земли, включающие Чехию, Моравию, и Силезию, утратили свою независимость и вошли в состав империи Габсбургов. На протяжении нескольких веков неоднократно вста- вал вопрос о расширении их автономных прав, однако, о чешском вопросе в политическом смысле можно говорить лишь с конца XIX в., когда он все более принимает характер борьбы за получе- ние ограниченного суверенитета в рамках Австро-Венгрии, а в ходе первой мировой войны — и за создание независимого государства. Долгие годы чехословацкая историография в значительной мере под влиянием работ советских историков подходила односторонне к изучению данной проблемы. Приоритет в освещении всего комп- лекса сюжетов, связанных с постановкой чешского вопроса на меж- дународной арене, отдавался оценкам, как правило негативным, деятельности таких видных чешских и словацких политических ли- деров, как Т. Г. Масарик, Э. Бенеш, М. Штефаник, ставших позже во главе молодого Чехословацкого государства1. Роль же России в решении чешского вопроса освещалась весьма тенденциозно. Боль- шинство работ акцентировало внимание на исключительной роли Октябрьской революции и пролетарского движения в России* 1 2. 32 Schuein FL Op. cit. S. 34. z z vv 1 Vesely J. Cesi a slov^ci v revolucnim Rusku 1917—1920. Praha, 1954; Holotik L. Ste- fanikovska legenda a vznik CSR. Bratislava, 1958. 2 Holotik L. Oktobrova revohicia a. narodno i)slobodzovacie hnutie na Slovensku v rokoch 1917—1918. Bratislava, 1958; Kruek E, Riha O. Bez Velke Kejnove socialistickg revo- luce by nebylo Ceskoslovenska. Praha, 1951. 8 Первая мировая война 113
«Пражская весна» 1968 г, не внесла кардинального изменения в подобную ситуацию. Хотя новые работы, появившиеся в этот пери- од, и были направлены на изучение «эмигрантских центров» чеш- ского освободительного движения и в первую очередь Чехословац- кого заграничного комитета, организационно оформившегося стара- ниями Масарика и Бенеша в конце 1915 г. в Париже, однако, по- лемика развивалась вокруг уже известных в марксистской историо- графии фактов и оценок. Позиция официальной дореволюционной России в чешском вопросе, роль которую отводили ей крупнейшие чешские политические лидеры в своих программах, исследовалась крайне поверхностно и не выходила за рамки уже сложившейся схемы3. На наш взгляд, подобная тенденциозность в историографии яв- ляется неправильной. Существует блок до сих пор комплексно не изученных документов, дающих право по-новому взглянуть на эво- люцию чешского вопроса в период первой мировой войны. Они от- носятся, прежде всего, к «русским сюжетам», которые мы и попы- таемся осветить в данной статье. В 1914 — начале 1915 г. в адрес Российского МИДа независимо друг от друга направили меморандумы два наиболее влиятельных чешских политика — К. Крамарж и Т. Г. Масарик. Первым обра- тился К. Крамарж — глава ведущей политической чешской партии начала XX в., партии младочехов. Депутат венского парламента, он был хорошо известен в российских правительственных кругах как убежденный австрославист и сторонник позитивной политики. Симпатии русского общества Крамарж завоевал в предвоенное де- сятилетие как один из активных участников и вдохновителей неос- лавистского движения. Именно из-под пера этого политика в мае 1914 г. вышел мемо- рандум под заглавием «Устав Славянской империи применительно к Deutsche Bundesakte». Его основная идея заключалась в создании Славянского Союза, включающего Россию, Польшу, Чехию, Болга- рию, Сербию, Черногорию, во главе которого должен был стоять русский царь, имеющий обширнейшие права. В частности, царь мог утверждать имперскую Думу и Имперский Совет — высшие законодательные общесоюзные органы. В решении спорных вопро- сов приоритет также оставался за царем, общей должна была стать внешняя политика и армия. Реальную выгоду от этого предприятия Крамарж усматривал в большей экономической независимости Чехии. Так, предлагалось: «создать единое торговое и таможенное государство с общими тамо- женными границами»4. Несмотря на то, что данный документ был весьма холодно принят МИДом, никогда не выдвигавшим общесла- вянские лозунги в качестве официальной доктрины, он вписывался в контекст настроений российского общества, особенно тех его слоев, которые разделяли идею славянского сближения. Подтверж- дением этому служат высказывания на страницах российской пуб- з Pichli к К. Zahrani6nf odboj 1914—1918 bez legend. Praha, 1968; Pdulova M. Tajny vybor (Maffie). Prahtu 1968. 4 Galandauer J. Vznik Ceskoslovenske republiky. 1918. Praha, 1988. S. 243—250. 114
лицистики, буквально взорвавшейся славянской проблематикой в 1914—1915 гг.5 Многие позиции К. Крамаржа были близки другому видному чешскому политическому деятелю — Т. Г. Масарику, что наглядно подтверждают его два меморандума, переданные министру ино- странных дел России С. Д. Сазонову в октябре 1914 и в январе 1915 г. Обращение этого деятеля к России было неожиданно. Лидер партии реалистов Т. Г. Масарик в предвоенные годы воспринимал- ся русским общественным мнением как чешский интеллектуал про- западной ориентации, скептически относящийся к славянским иде- ям в целом и к русофильству в частности. В своих меморандумах Масарик, так же как и Крамарж, не ви- дел возможности в этот период создать полностью независимое Че- хословацкое государство и считал необходимым наличие защиты и покровительства сильной державы, причем таким покровителем он видел Россию. «Дипломатия королевства чешского,— писал он,— должна быть, по крайней мере, сначала, общей с Россией. Надо и здесь найти удобную форму. Вообще, существующих шаблонов де- ржаться нельзя. Кроме того, надо помнить, что меньшие государст- ва лишь относительно самостоятельны»6. Как и Крамарж, Масарик, говоря о форме правления, не выхо- дил за рамки королевства. Однако главное отличие концепции по- следнего заключалось в том, что во главе ее лежала не отвлеченная идея, а вполне конкретная цель — создание суверенного Чехосло- вацкого государства. Подобный подход находил логическое продол- жение в его отношении к идее славянской общности, которую еще в предвоенный период он предполагал использовать в качестве вспомогательного средства, призванного служить во благо «эманси- пированному чехофильству». Отсюда программе Масарика свойственна гибкость, сказавшая- ся, в первую очередь, на его подходах к проблеме полномочий Рос- сии в послевоенном урегулировании чешского вопроса. Масарик стремился избежать ограничений, оставляя простор для будущих маневров. Например, рассматривая план Крамаржа, он оценивал его как максималистский и ставил его осуществление целиком в зависимость от позиции России. В случае, если она «захочет и бу- дет в состоянии осуществить этот план, настояв на нем перед свои- ми союзниками, то чехи будут вполне довольны», если нет, то предпочтителен был бы «собственный король, всего лучше из дома Романовых», а если бы и это оказалось невозможным, то «англича- нин, датчанин или иной, но только не немец... Может быть чехи,— отмечалось далее,— охотно остановились бы на выборе в короли сербского королевича Александра и вступили бы таким образом в личную унию с будущей Великой Сербией»7. Обращаясь к иным проблемам, Масарик подчеркивал, что необ- ходимым условием освобождения Чешских земель являлась победа 5 См., например: Белгородский А. В. Порабощенное славянство (в Австро-Венгрии и Германии). Пг., 1915. б АВПР. Ф. Канцелярия. Оп. 470. Д. 170. Л. 21. 7 Там же. 8* 115
русской армии над Германией. В этой связи указывалось, что клю- чом к ней будет падение Австро-Венгрии и освобождение Чехии8. Следует отметить, что данный тезис Масарик будет развивать и дальше, о чем свидетельствуют его обращения к Англии в 1915 г. и к Франции в 1916 г. Особое внимание как в первом, так и во втором меморандуме уделялось плану оккупации Чехии русскими войсками. Главное требование заключалось в возможно более длительной ее задержке в Чешских землях и решительном продвижении на Вену через Прагу. Такая позиция объяснялась как необходимостью предотвра- щения возможных репрессий со стороны австрийского правительст- ва по отношению к славянским политикам, так и стремлением к быстрым переменам в «государственной и земской администрации» нового государства. В случае вступления русских войск в Чешские земли Масарик настаивал на образовании Национального комите- та, куда вошли бы ведущие чешские политические деятели. Тщательно прорабатывался и вопрос о границах будущего Чеш- ского государства. Хорошо понимая, что молодое политическое об- разование сразу же столкнется с рядом экономических и финансо- вых трудностей, Масарик в разрешении этой проблемы исходил в первую очередь, из экономической целесообразности. Отсюда выте- кал и главный тезис о необходимости борьбы с германизмом и как следствие — необходимость чехизации немецких окраин. Для офи- циальной же России подобное положение объяснялось военной не- обходимостью, стремлением создать плацдарм в Центральной Евро- пе для стран Антанты. Весьма смело звучало предложение Масари- ка о включении в пределы будущего Чешского государства терри- торий вблизи Ужгорода, где сходились и интересы России. И, нако- нец, следовало изложение неожиданного плана Масарика предоста- вить чехам и южным славянам западную часть Венгрии, для чего России советовалось применить методы насильственного выселения с этих территорий венгров9. Следует отметить, что на полях этого меморандума изредка встречались пометки представителей Российского МИДа с весьма скептическими его оценками, причем особое недовольство вызывал тезис «экономической целесообразности». Немаловажным аспектом, особо подчеркиваемым как Крамар- жем, так и Масариком, являлось акцентирование внимания на том факте, что их «русофильские» настроения и планы разделяют и иные чешские политические лидеры. Этот нюанс — ориентация на Россию широких кругов чешского общества в целом и политического лагеря в частности, становится одним из центральных положений донесений информатора россий- ского МИДа, представителя телеграфного агентства в Австро-Венг- рии и на Балканах В. Сватковского. «В первые дни войны,— от- мечал он в своей записке конца 1914 г., адресованной российскому МИДу,— в некоторых чешских партиях — у социал-демократов, s Galandauer J. Vznik Ceskoslovenske republiky. 1918. S. 251. 9 АВПР. Ф. Канцелярия. On. 470. Д. 170. Л. 22—23. 116
вожди которых приняли в прошлом году лояльную по отношению к Австрии программу, и у аграриев, руководители у которых озабо- чены судьбою вывоза хлеба в случае присоединения Чехии к Рос- сии — замечались довольно ясные австрийские оттенки. Теперь все это как рукой сняло». «Чешские массы всех партий проникнуты русофильством беспредельным... Это мнение разделяют и все чеш- ские политики, с которыми удавалось беседовать в последнее вре- мя, между прочим, Масарик, который раньше русофилом не счи- тался, проникся русофильством»10 * 12. Интересную информацию об устремлениях чешских политиков, данную через призму интересов России в этом регионе, можно най- ти в донесениях российского консула в Праге Жуковского. После вынужденного войной отъезда в Петроград им в конце 1914 г. была составлена записка, именуемая «К вопросу о восстановлении Чеш- ского Королевства»11. Отправной точкой документа служило так же, как и в предыду- щих меморандумах, ощущение близости глобальных перемен в им- перии Габсбургов. «Приближается время,— писал Жуковский,— возможного разрешения чешского вопроса во всей его исторической полноте в пользу России и всего славянства». При этом главный свой интерес Россия, помимо проведения в жизнь всеславянской идеи, по его мнению, могла здесь извлечь через создание сильного военного оплота славянства на западе. Останавливаясь на «устрем- лениях чешских партий», Жуковский, как и Сватковский, отмечал усиление ориентации на Россию. «Партийные споры в Чехии и да- же иногда враждебное отношение некоторых органов прессы к Рос- сии» представляли, по его убеждению, лишь «явление оппортуниз- ма и необходимости считаться с Венской интригой». Говоря о своем подходе к разрешению чешского вопроса, Жу- ковский солидаризировался с планом Крамаржа. «Настоящее поло- жение,— писал он,— совершенно устраняет идею дуализма или триализма в Австро-Венгерской монархии, и ставит на ближайшую очередь проблему: об окончательном освобождении славянских на- родностей в двуединой монархии, и государственном устройстве и упрочении их в будущем возможном всеславянском союзе под про- текторатом России»*2. В этой связи консул обстоятельно рассматривал весьма щекот- ливый вопрос о возможности сосуществования русского правосла- вия и чешского католицизма. Для России он представлял чрезвы- чайный интерес, ибо даже идея общеславянского сближения зача- стую трактовалась, особенно представителями правых сил, как идея православного единства. Отсюда прослеживалась и определен- ная настороженность в отношении к чехам-католикам. Однако вопрос о православии будущего русского царя на чеш- ском престоле, согласно проекту Крамаржа, нисколько не смущал Жуковского. Более того, в этом он видел известные преимущества, ибо такой властитель явился бы символом полного разрыва с про- ю Там же. Л. 16. и Там же. Л. 3—11. 12 Там же. Л. 6. 117
шлым, а, кроме того, по мнению Жуковского, Чехия перестала бы тяготеть к Польше и вообще к католическому миру. Оправдать же подобный шаг перед чехами, на взгляд российского консула, можно было гусизмом, явившемся якобы отходом от католицизма. Подо- бная позиция, безусловно, имела достаточно широкое распростра- нение в России, о чем свидетельствуют многочисленные статьи в газетах лета — осени 1915 г., когда отмечалось 500-летие со дня сожжения Яна Гуса13. Таким образом, в начале первой мировой войны российские официальные круги, и прежде всего руководство МИД России, ока- зались в довольно сложной ситуации, когда стало очевидным, что чешские политические лидеры напрямую увязывают разрешение чешского вопроса с политикой России. Какова же была ответная реакция последней? Несмотря на отсутствие прямых заявлений на этот счет, некоторые высказывания лидеров ее внешнеполитическо- го ведомства позволяют судить о подходах России к разрешению чешского вопроса в тот период. Так, С. Д. Сазонов в беседе с послом Франции М. Палеологом в сентябре 1914 г., говоря о послевоенном устройстве Австро-Венг- рии, отметил, что «Австрия представляла бы собой триединую мо- нархию, состоявшую из Австрийской империи, Чешского и Мадьяр- ского королевств. Австрийская империя была бы представлена только “наследственными провинциями", Чешское королевство включало бы Чехию, Словакию и Моравию...»14. На наш взгляд, самым существенным здесь было то, что глава российского МИДа признал возможной реорганизацию Австро-Венгрии. Уже в самом начале войны он достаточно однозначно высказался за триализм, при котором положение Чешского королевства приравнивалось бы к положению королевства св. Иштвана, обладавшего по Соглаше- нию 1867 г. суверенитетом, парламентом и ответственным мини- стерством. Весьма симптоматично и то, что Словакия рассматрива- лась министром иностранных дел России в едином комплексе с Чешскими землями. Сведения о настроениях чешских политиков поступали не толь- ко из Австро-Венгрии, но и от представителей чешской колонии в России. В 1914 г. они дважды добились высочайшей аудиенции и в августе и сентябре были приняты Николаем II. Более полно их программа была изложена при второй встрече, на которой чешская колония в России, являвшая собой весьма пеструю картину в поли- тическом смысле, впервые предстала как единая сила с общими ус- тремлениями, сформулированными в письменном обращении и прилагающейся к нему записке к Николаю II. Подобное стало воз- можным в результате договоренностей среди чешских организаций, достигнутых на совещании в Петрограде в конце августа — начале сентября 1914 г. На аудиенции присутствовали представители Петроградской, Московской, Киевской и Варшавской организаций. В обращении 13 См., например, газету «Новое время* от 29 декабря 1914—11 января 1915 г. № 13936. С. 4. н Benes Е. Svetova vAlka a nase revoluce. Dn. 3. Praha, 1928. S. 546—548. 118
подчеркивалось, что данный документ (имеющий заголовок «О вос- становлении Чешского королевства») является отражением взгля- дов не только «русских чехов», но и чехов вообще. Подобная мис- сия объяснялась двумя факторами: репрессиями на родине и хоро- шим знанием планов чешских политических партий. Главное тре- бование формулировалось в записке как необходимость восстанов- ления самостоятельного Чешского королевства «под лучами вели- кой и могущественной династии Романовых»15. Обращаясь к вопросу границ будущего Чешского государства, представители чешской колонии в России высказывались за сочета- ние исторического и этнографического принципов и во многом со- лидаризовались с планом Масарика. Реакция официальной России на подобного рода обращения чешской стороны отчетливо проявилась в ответе, данном минист- ром иностранных дел Сазоновым делегации «русских чехов», при- нятой им 15 сентября 1914 г. Во время получасовой беседы он заверил, что «если Бог пошлет победу русскому оружию, то вос- создание вполне самостоятельного Чешского королевства стоит в планах русского правительства», что данный вопрос обсуждался еще накануне войны и «в основном был решен благоприятно для чехов»16. При этом следует иметь в виду, что термин «самостоя- тельное государство» в устах как русской, так и чешской сторон в тот период не отождествлялся с борьбой за обретение полной го- сударственной независимости. Причем, если Российский МИД понимал его как преобразование Австро-Венгерской монархии в триалистическое государство с выделением Чешских земель в каче- стве равноправного по отношению к Вене и Будапешту субъекта, то чешские политики выступали за тесный союз с Россией с пере- дачей последней как минимум внешнеполитических и военных функций. В 1915 г. в адрес правительства России продолжали поступать документы от чешских политических лидеров. Определенные изме- нения характера этих материалов связаны с процессами, протекав- шими внутри чешского политического лагеря. Крупным событием явилось здесь создание в начале 1915 г. так называемой Мафии — нелегальной антиавстрийской политической организации в Чехии, появление которой стало возможным в результате договоренности и компромиссов, достигнутых между крупнейшими чешскими поли- тическими партиями и их лидерами. На подобную ситуацию ука- зывал Крамарж в своей «Записке к царскому правительству», на- писанной в марте — апреле 1915 г., т. е. практически накануне его ареста (май 1915 г.). Заверения Крамаржа в том, что «во всех ве- дущих кругах достигнуто полное согласие, чехи выжидают», под- креплялось тем, что и Масарик, имевший «особые взгляды», «в данный момент готов был сотрудничать»17. Записка выявляла и еще одну тенденцию, отчетливо проявившу- юся в чешском политическом лагере во второй половине 1915 г.,— 15 ЦГАОР СССР. Ф. 601. On. 1. Д. 788. Л. 1-3. 16 Be net Е. Op. cit. S. 649. и Galandauer J. Op. cit. S. 256. 119
боязнь остаться за бортом интересов стран Антанты, в связи с неу- дачами на фронте, а отсюда — попытка активизировать формиро- вание международного общественного мнения в своих интересах. К весне 1915 г. становится очевидной трансформация политиче- ских ориентиров Масарика. Его третий меморандум, обращенный ныне к министру иностранных дел Великобритании Е. Грею, не мог не насторожить МИД России; Так, излагая план будущего устройства Чешского государства, Масарик вводил ряд новых положений. Говорилось о возможности, хотя и маловероятной, республиканского устройства, за которую выступают «несколько радикальных политиков». Появилось и тре- бование полной политической независимости. Отмечалось, что Че- хия будет конституционной и демократической18. Вместе с тем Ма- сарик еще делал определенные реверансы в адрес России. Отмечая, что «для чехов и балканских славян дружеское отношение и по- мощь последней являются очень важными» и что «чешский народ русофильски настроен. Русская династия в любой форме была бы наиболее популярной»19. Опасения МИДа еще более подогревались весенними донесени- ями Сватковского, главное внимание в которых было уделено ли- нии Крамарж—Масарик. Отмечая, что Крамарж по-прежнему сто- ит за идею славянской федерации, Сватковский указывал на усиле- ние влияния Масарика, связанного с его удачной энергичной деятель- ностью на Западе и с постепенным отходом чешских политиков от Крамаржа вследствие его ничем не обоснованной слепой веры в Рос- сию, как и вследствие все большего осознания чехами роли Запада в послевоенном устройстве Европы. Вместе с тем Сватковский от- мечал определенное движение этих двух политиков навстречу друг другу и приводил слова Масарика о том, что он «ничего не имеет против плана Крамаржа, а, наоборот, ему симпатизирует». Однако Масарик, по словам Сватовского, опасался препятствий со стороны западных союзников России, а, главное, не располагал сведениями, «разделяет ли Россия проект Крамаржа о будущем устройстве Че- хии и имеет ли Россия здесь вообще какой-либо план»2®. Между тем в 1915 г. Россия по-прежнему избегала официаль- ных заявлений относительно чешского вопроса, продолжая линию 1914 г. Проекты Крамаржа и Масарика были восприняты весьма скептически. Такая реакция имела свои причины, в том числе и объективные, например, необходимость считаться с мнением стран- союзников, постоянная угроза со стороны других славян, в первую очередь поляков, обострение ситуации на фронте. Вместе с тем рос- сийское общество, выразителем взглядов которого являлась пресса, значительно активнее подходило к решению чешского вопроса и поддерживало курс на расчленение Австро-Венгрии и образование независимого Чешского королевства, правда, избегая при этом де- тализации21. 18 Galandauer J. Op. cit. S. 260—274. 19 Ibid. S. 273. 20 Ibid. S. 257—259. 21 См., например, газету «Новое время», 27/30 мая 1915 г. № 14073. С. 5. 120
1916 г. вносит изменения в подход официальной России к чеш- скому вопросу. Причины тому заключались в быстром усилении чехословацкого центра эмиграции на Западе, руководимого Маса- риком, с одной стороны, и в постепенном осознании самими запад- ными державами важности проблемы малых центрально-европей- ских государств в послевоенном устройстве Европы, с другой. Еще 19 октября 1915 г. в своей лекции, прочитанной в Лондоне (Kings College), Т. Г. Масарик открыто и четко сформулировал ко- нечную цель борьбы чешской эмиграции. Она заключалась в раско- ле Австро-Венгерской монархии и создании Чешского государства. Во имя ее достижения уже 14 ноября было официально провозгла- шено создание Чешского заграничного комитета, призванного воз- главить и скоординировать разрозненные усилия чешской эмигра- ции. «Все чешские партии,— писалось в заявлении этого нового органа,— до сих пор добивались самостоятельности нации в рамках Австро-Венгрии; ход братоубийственной войны и безответственное насилие со стороны Вены вынуждают нас добиваться независимо- сти, не взирая на Австро-Венгрию. Мы боремся за независимое Чешское государство»22. Одним из главных направлений деятельности комитета стала энергичная работа по формированию общественного мнения, стрем- ление вывести чешский вопрос на международную арену. При этом внимание уделялось преимущественно западным союзникам России. Так, обещание премьер-министру А. Бриану подготовить краткий до- клад по чешскому вопросу приводит Масарика к мысли написания нового меморандума, адресованного на этот раз Франции. Мемо- рандум был опубликован в феврале 1916 г. и носил название «Пан- германистская Центральная Европа или независимая Богемия?». Новый меморандум Масарика, четвертый по счету, существен- ным образом отличался от предыдущих. Если в меморандумах 1914 г. ориентация была исключительно или в основном на Рос- сию, а в меморандуме, адресованном Англии в 1915 г., России по- прежнему делались значительные реверансы, то здесь ее роль резко ограничивалась. Говоря о будущем устройстве государства, Маса- рик еще указывал на возможность создания монархии во главе с представителем русской династии или же принцем одной из запад- ных держав или провозглашения личной унии с Великой Сербией. В то же время здесь впервые он указывал на то, что «республикан- ский режим, который требовали сначала только радикалы, все бо- лее и более становится предметом обсуждения»^3. В этом случае подчеркивалась роль Франции в разрешении чешского вопроса. Обращаясь к проблеме приоритетных задач союзников, Маса- рик выделял «освобождение после победы малых наций, подавлен- ных Германией... и организацию зоны независимых наций в Цент- ральной Европе, которая будет способствовать возрождению Поль- ши, Богемии и созданию Великой Сербии»24. 22 Dokumenty naseho osvobozem. Praha. 1919. S. 15—19. 23 АВПР. Ф. Особый политический отдел (далее— ОПО). Оп. 474. Д. 209. Л. 38—45. 24 Там же. 121
Едва ли такой план был созвучен устремлениям России в цент- рально-европейском регионе. Не мог не настораживать и призыв Масарика к французскому правительству взять политическую ини- циативу в этом вопросе в свои руки, «начать дипломатические пе- реговоры с другими союзниками и предоставить им план, касаю- щийся Австро-Венгрии и Балкан»25. Тем самым Россия автомати- чески отодвигалась на второй план в обсуждении послевоенного ус- тройства славянских народов. Об изменениях в настроении чешских политических лидеров сообщали МИДу и донесения его агентов. Наиболее ярким и инте- ресным из них, оказавшим заметное влияние на формирование по- зиции по чешскому вопросу, окончательно сложившейся лишь по- зже — во второй половине 1916 г., явилась записка Геровского26. Последний был информатором русского дипломатического ведомст- ва по чешским делам. В этом документе, датированном 1 ноября 1916 г., содержалось предостережение против изъятия чешского вопроса из компетен- ции России. «...Сознательная, стремящаяся к заранее намеченной цели работа англичан и некоторых французских кругов,— писал Геровский,— довели до того, что в настоящее время руководст- во всеми чешскими организациями находится в руках чешско- го меньшинства, с проф. Масариком во главе, относящимся от- рицательно к России... В этом отношении необходимо обратить внимание ... на отстаивание полной независимости будущего чешского государства от России (о присоединении к Чехии сло- ваков и западной половины Угорской земли)». В противовес этому проекту Геровский предлагал «организовать чешский центр в России, который защитил бы русские интересы и одновременно был бы выразителем громадного большинства чешского народа»27. На роль руководителя подобного центра он предлагал Иосифа Цюри- ха — лидера чешской аграрной партии, депутата парламента, чле- на Чешского заграничного комитета, известного русофила и даже царефила. В 1916 г. продолжала поступать и информация от Сватковского. Характерно, что даже этот наиболее объективный и беспристраст- ный в своих оценках агент МИДа указывал на изменение ситуации в подходе к чешскому вопросу на Западе. Так, в донесении от 1 мая 1916 г. из Парижа он, в частности,, писал: «Чешский, южно- славянский, польский вопросы крепко стали на Западе на свои но- ги... Общее впечатление таково, что, пожалуй, до сих пор молча- ние и кажущееся равнодушие России приносили пользу делу, так как оно крепло на Западе самостоятельно, не вызвав у союзников подозрения в русской интриге, но теперь, как будто, наступает мо- мент, когда русская незаинтересованность перестает быть по- лезной»28. 25 АВПР. Ф ОПО. Оп. 474. Д. 209. Л. 38—45. 26 АВПР. Ф. ОПО. Оп. 474. Д. 209. Л. 34—37. 27 Там же. 28 Попов А. Чехо-словацкий вопрос и царская дипломатия в 1914—1917 г. // Крас- ный архив. M., 1929. Т. 33. С. 27. 122
Таким образом, в конце 1915 — первой половине 1916 г. в МИД России с разных сторон поступали как сведения об оживле- нии чешского вопроса на Западе, так и тревожные сообщения об отходе ведущих чешских политических лидеров от русофильской ориентации. Подобная ситуация подталкивала Министерство к вы- работке собственной концепции решения чешского вопроса. Впер- вые она обрела свои очертания в записке чиновника МИД, бывше- го генерального консула в Будапеште — Приклонского. Записка была датирована 19 мая 1916 г. и носила весьма резкий характер, особенно в оценках деятельности Чешского заграничного комитета, возглавляемого Масариком. По мнению автора, современное ему чешское движение в Рос- сии преследовало две основные цели: постепенное подчинение своей деятельности западному центру, передача ему военного фор- мирования, так называемой дружины, созданной еще осенью 1914 г. в Киеве из чешских и словацких добровольцев, и насильст- венное подчинение словаков, более всего, между тем, близких Рос- сии. Подобная ситуация, по мнению Приклонского, требовала от МИДа России принятия решительных мер29. Прежде всего пред- ставлялось целесообразным «...организовать в Петрограде, под не- гласным надзором МИД, комитеты: чешский и словацкий... из дея- телей, сочувствующих России». Для осуществления этой цели предлагалось «немедленно вызвать по телеграфу из-за границы депутата Дюриха, снабдив его достаточными средствами», открыть МИДу кредит в 100 000 рублей, командировать инкогнито в случае надобности в Москву, Одессу и Киев представителя МИДа для переговоров с местными славянскими деятелями, а далее «выработать план действий для направления чешского и словацко- го вопросов, и... предоставить ... проект на Высочайшее благо- смотрение»3®. Необходимо отметить, что Приклонский предвосхитил действия российской дипломатии. Создается впечатление, что им практиче- ски в готовом виде были сформулированы основные направления политики по чешскому вопросу, проводимой в дальнейшем МИДом России. Приблизительно через месяц тот же Приклонский составил проект «Всеподданнейшей записки», в которой в значительно более мягкой форме был отработан вышеуказанный план, но уже как ва- риант МИДа. Акцент теперь делался на фигуре Дюриха, который преподносился как член «Чешско-словацкого комитета», имеющий от него «безусловные полномочия (carte blanche) для России». Предлагалось снабдить его «соответствующими общими указания- ми» и получить информацию «об общем ходе и направлении дея- тельности чешских организаций как в самой Австрии, так и в Рос- сии и у западных ее союзников...»31. Следует отметить, что план Приклонского труднее восприни- мался в военной среде России. 29 Papousek, J. Carske Rusko a nase osvobozem. Praha, 1928. S. 73—77. зо Там же. 31 Попов А. Указ. соч. С. 32. 123
Из сентябрьской (1916 г.) переписки директора дипломатиче- ской канцелярии при Ставке Верховного главнокомандующего Ба- зили с А. А. Нератовым, затрагивающей проблемы формирования чешского войска в России, а также миссии Дюриха, отчетливо видно два подхода к чешскому вопросу. Если представитель МИДа проводил концепцию Приклонского, то Базили придержи- вался совершенно другой точки зрения. Скептически говорил он о Дюрихе, и его окружении. В его письме командующему юго-за- падным фронтом генералу М. В. Алексееву высказывалось опасе- ние, что «занимая в чешском вопросе чересчур пристрастную пози- цию, мы только окончательно оттолкнем от себя элементы, прояв- ляющие определенные наклонности к западным влияниям». Более того, по мнению Базили, к чешскому вопросу необходимо отно- ситься «более либерально и поменьше вмешиваться в их внутрен- ние дела»32. Подобную точку зрения разделял и генерал Алексеев, что вид- но из его ответного письма от 12 сентября 1916 г. В частности, он выделял два аспекта в чешском вопросе в России: военный и поли- тический. Вместе с тем он исходя из своего собственного опыта пришел к выводу, что «едва ли выгодно привлекать отдельные чешские партии на сторону России, а другие отталкивать»33. Алек- сеев был убежден в целесообразности относиться ко всем «ровно и использовать для работы». И все же рассматриваемый план МИДа пробивал себе дорогу и к концу 1916 г. получил официальное оформление и признание. В фонде Совета Министров хранится документ, полученный 9 де- кабря 1916 г. из МИДа с грифом «Секретно и срочно»34 35. Основная цель его была сформулирована уже в названии: «Об отпуске МИДу средств на неподлежащую оглашению надобность». Указывая на то, что еще 27 августа было получено «Высочайшее соизволение» на образование в составе МИДа Особого Политического Отдела, пере- числялись основные направления его деятельности, как то «сбор и систематизация материалов», на основании которых планировалось составление докладных записок и рекомендаций «нашим загранич- ным и внутренним учреждениям». При этом в рамках отдела наме- чалось создание трех подразделений: 1) касающееся ватиканских, польских и карпато-русинских дел, 2) чехословацких, 3) юго-сла- вянских и венгерских3^. Особо останавливаясь на чехословацкой проблематике, Мини- стерство оправдывало это «соображениями о том выдающемся зна- чении, которое могут представить для России чехо-словацкие зем- ли после войны, в какую бы форму не вылилась их государствен- ная организация». Равным образом было принято во внимание и то обстоятельство, что в этом отношении окажут большое влияние по возвращении на родину военнопленные, которые «составляют зна- 32 Papousek J. Op. cit. S. 116. зз ibid. S. 118. 34 ЦГИА. Ф. 1276. Ф. 12. Д. 1538. Л. 41. 35 Там же. Л. 12. 124
чительную часть находящегося в рабочем возрасте населения чехо- словацких земель всех общественных классов и состояний»36. С этой * целью планировалось «установить руководительство чешско-словацкими организациями в России, для чего организовать из национальных их деятелей и материально поддерживать особый чешско-словацкий комитет, с отделением в городе Киеве». Кроме того, МИД запрашивал у Совета Министров финансы на издание «специального печатного opraria на русском и чешском языках» как и «на особливо секретные надобности: на командирование избран- ных лиц за границу для поддержания связи с заграничными чеш- ско-словацкими организациями»37. Всего требовалось единовремен- но 8 тыс. руб. и 14 тыс. руб. ежемесячно. План МИДа нашел поддержку в высших правительственных инстанциях России, а уже 10 января 1917 г. Министерство внут- ренних дел утвердило создание Чехо-словацкого национального Со- вета в России38. В его уставе было записано, что вся деятельность Совета подчиняется законам и распоряжениям правительства, а де- лопроизводство ведется на русском языке. Во главе новой организа- ции был поставлен И. Дюрих и руководимый им Совет рз 12 чело- век, шесть из которых назначил лично Дюрих, а шесть — Союз чехо-словацких обществ в России. Однако осуществлению этих планов помешала сама история. Февральская (мартовская) революция в России буквально в счи- танные дни изменила ситуацию. Уже 13 апреля МВД уведомило Особый Политический Отдел МИДа о роспуске Совета. Подводя итоги, хотелось бы выделить два этапа в подходе офи- циальных кругов царской России к проблеме постановки и разре- шения чешского вопроса. Для первого, охватывающего период с на- чала войны и вплоть до осени 1915 г., было характерно наличие активной позиции у чешской стороны. Сумев в кратчайшие сроки пересмотреть свои предвоенные концепции, ее крупнейшие полити- ческие лидеры сформулировали и попытались донести до россий- ского внешнеполитического ведомства программы разрешения чеш- ского вопроса, общими постулатами которых являлись необходи- мость полного крушения Австро-Венгерской империи и создание под эгидой России Чехословацкого государства. Однако данные проекты не были созвучны планам России отно- сительно урегулирования центрально-европейских проблем в тот период. Не ставя перед собой задачу ликвидации Австро-Венгер- ской империи, традиционно рассматриваемой в качестве гаранта международного равновесия сил в Европе, Россия была склонна на этом этапе рассматривать разрешение чешского вопроса лишь в контексте переустройства империи Габсбургов в триалистическое государство. Второй период (конец 1915 — февраль 1917 г.) внес значитель- ные коррективы. Постепенная переориентация чешских политиков на поддержку западных представителей блока Антанты, создание 36 Там же. Л. 43. 37 Там же. 38 ЦГИА. Ф. 1248. Оп. 187. Д. 98. Л. 69. 125
центра чешского освободительного движения в Париже, возглавля- емого Т. Масариком и Э. Бенешем, наконец, возросшее внимание западного общества к чешскому вопросу — все это подталкивало Россию к пересмотру прежних позиций. С начала 1916 г. в недрах МИДа начинает оформляться программа разрешения чешского воп- роса. Однако преследующая узкую цель создания в России альтер- нативного западному центра чешского освободительного движения, разработанная «в верхах», бюрократическими приемами, она уже с самого начала была обречена на неудачу. Вызвавшая негативную реакцию как российской прессы и военных кругов, так и большин- ства членов чешской колонии в России, эта программа по существу явилась мертворожденным ребенком МИДа. Февральские же собы- тия в России только ускорили ее неминуемую гибель.
РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ ВОЙНА И ОБЩЕСТВО ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ РОССИЙСКИХ ЛИБЕРАЛОВ О ВОЙНЕ И РЕВОЛЮЦИИ (1914—1917 гг.) В. В. Шелохаев Еще до первой мировой войны теоретики российского либера- лизма активно разрабатывали вопросы о месте и роли войн в исто- рии человеческого общества, о взаимозависимости между уровнем развития экономики данной страны и состоянием ее военно-техни- ческого потенциала. Большое внимание ими было уделено характе- ристике войн и выработке путей урегулирования международных конфликтов. Если попытаться представить общетеоретические рассуждения либеральных теоретиков в сублимированном виде, то получим сле- дующую картину. Они разделяли общепринятый тогда в науке те- зис о предопределенности и фатальности войн в истории человече- ского общества1. Выступая за предпочтительность политического урегулирования международных конфликтов, либералы прекрасно осознавали, что в ближайшей перспективе войн как локальных, так и мировых человечеству избежать не удастся. А если это так, то, по их мнению, следует предпринимать на международной арене максимальные усилия к тому, чтобы смягчить остроту международ- ной обстановки и стараться локализовать войну. Именно в контек- сте подобных положений либералы и рассматривали комплекс про- блем, связанных как с подготовкой, так и возможными последстви- ями первой мировой войны. Теоретики либерализма рассматривали первую мировую войну как следствие предельно обострившихся противоречий мирового ка- питализма. Анализируя те структурные сдвиги, которые имели тог- да место в системе мирового капиталистического хозяйства, они об- ратили внимание на тот факт, что она в данных формах организа- ции и функционирования достигла своего предела, за которым уже «начинается капиталистический катаклизм, Zusammenbruch...»1 2. Но в отличие от многих ведущих теоретиков международной и рос- сийской социал-демократии, увидевших в империалистической ста- дии развития капитализма канун мировой социалистической револю- ции, либеральные теоретики все же считали, что на данном этапе речь может и должна идти не о крахе частной собственности как тако- 1 См.: Вопросы мировой войны. Пг., 1915. С. 227—228. 2 Булгаков С. Русские думы // Русская мысль. 1914. Кн. XII. С. 109. 127
вой, а всего лишь о крахе устаревших форм организации капитали- стического хозяйства. Капиталистический катаклизм, о котором так много говорят социал-демократы, считал С. Н. Булгаков, будет прин- ципиально иного порядка, чем тот, которого «ожидал Карл Маркс»3. По мнению теоретиков либерализма, данная стадия развития капитализма, сохранявшая в себе многие «родимые пятна» предше- ствующих эпох, продолжала оставаться источником возникновения международных конфликтов. Для нее характерна: экономическая экспансия, с логической неизбежностью ведущая к столкновениям между государствами в их борьбе за колонии и рынки сбыта, а так- же милитаризации хозяйства и общества и как следствие — война. Именно в такой системе координат либералы рассматривали пер- вую мировую войну, считая ее результатом «объективной потреб- ности крупного капиталистического государства в расширении на- циональных хозяйственных границ»4. И до тех пор, пока не про- изойдет смены одного типа организации капиталистического хозяй- ства другим, более совершенным, типом, пока в мире не установит- ся цивилизованный характер международных отношений, будет, по их мнению, сохраняться опасность как локальных, так и мировых военных конфликтов. Участие России в мировой войне рассматривалось либералами через призму понятий «оборонительная», «справедливая» и «народ- ная». Такой подход к оценке войны преследовал определенную по- литическую цель: смягчить противоречия, имевшие место в либе- рально-буржуазном лагере, привлечь на свою сторону широкие круги пацифистски настроенной интеллигенции и объединить их под общим лозунгом либеральной оппозиции: «Война до победного конца». Известно, что пацифисты признавали «печальную необхо- димость» войн оборонительного характера для защиты государства от нападения со стороны неприятеля5. В отличие от периода рус- ско-японской войны, когда значительная часть «освобожденцев» за- нимала пораженческие позиции, в 1914—1917 гг. среднероссийских либералов ни пораженцев, ни сторонников сепаратного мира, как правило, не было. Давая сравнительный анализ русско-японской и первой миро- вой войн, либеральные теоретики неизменно подчеркивали: первая из них противоречила внешнеполитическим национальным задачам России, ибо шла в разрез со всем ее «историческим прошлым» и всеми «живыми культурными традициями», а вторая же должна была привести в конечном счете к завершению процессов склады- вания «национально-территориального тела России». В наиболее концентрированном виде территориальные притяза- ния российской либеральной буржуазии нашли свое отражение в программной статье П. Н. Милюкова «Территориальные приобрете- ния России». Их можно свести к следующему: присоединение к России и объединение в этнографических гра- ницах русских народностей Галиции и Угорской Руси; з Там же. 4 Вопросы мировой войны. С. 267. 5 См.: Общество Мира в Москве. Вып. 1. 1909—1910 гг. M., 1911. С. 32. 128
освобождение и объединение в этнографических границах Польши, предоставление ей автономии в составе Российской им- перии; приобретение в «полное обладание» Россией проливов Босфора и Дарданеллы с «достаточной частью прилегающих берегов», а так- же Константинополя; объединение в этнографических границах Армении под протек- торатом России6. Из всей совокупности аннексионистских устремлений либералов центральное место занимал вопрос о черноморских проливах и Константинополе, в решении которого они видели главную нацио- нальную задачу России. Либеральные идеологи пытались доказать, что приобретение Константинополя и проливов якобы не противо- речит освободительным целям войны и не может быть «приравне- но» к «империализму» в том отрицательном смысле, в котором иногда это слово употребляется7. Но если лидер кадетов Милюков в своих публичных выступлениях все же стремился избегать упот- ребления термина «империализм», то правые кадеты не скрывали своих империалистических замыслов. С. А. Котляревский писал, что присоединение Константинополя и проливов «означает торже- ство русского империализма, выводящее нашу страну окончательно на широкий путь мировой истории»8. В свою очередь и Милюков в узком кругу единомышленников не скрывал своих империалистиче- ских замыслов. Выступая 20 февраля 1916 г. на VI съезде партии кадетов, он заявил: «Если стремление к проливам — империализм, тогда мы в нем виновны». Правда, он сразу же сделал оговорку, что «требование открытого моря — это не что-то новое, не импе- риализм, а завершение старого нашего незавершенного органиче- ского процесса»9. Теоретики либерализма пытались прикрыть империалистиче- ские устремления российской буржуазии рассуждениями о необхо- димости укрепить стратегические позиции России, усилить ее эко- номическое и политическое могущества, а также защитить интере- сы малых, прежде всего, славянских народов. «Мы,— писал Е. Н. Трубецкой,— боремся за освобождение всех народов вообще, всех тех, кому угрожает поглощение и угнетение, без различия племени и вероисповедания. Мы сражаемся за права национально- стей вообще, за самый национальный принцип в политике в пол- ном его объеме»10 *. В своем публичном докладе «Война и малые на- родности» Милюков говорил: «Мы воюем для того, чтобы обеспе- чить права малых народностей, чтобы покончить с господством сильного над слабым»11. б См.: Чего ждет Россия от войны. Сб. статей. Пг., 1915. С. 50—62. 7 Милюков П. Константинополь и проливы// Вестник Европы. 1917. Кн< 1. С. 355—356; Он же. Тактика фракции народной свободы во время войны. С. 7. 8Кртляревский С. Россия и Константинополь.// Русская мысль. 1915. Кн. IV. 9 ГАРФ. Ф. 523. Оп. 3. Д. 5. Л. 53. 10 Троцкой’К Война и мировая задача России// Русская мысль. 1914. Кн. XII. и Речь. 1914. 2 дек. 9 Первая мировая война 129
Отметим, что такая позиция разделялась далеко не всеми пред- ставителями левого течения в кадетской партии. Да и сами либе- ральные идеологи, находясь в своем узком кругу, несколько иначе оценивали роль славянских народов в борьбе против австро-герман- ского блока. Еще накануне войны на заседаниях ЦК Милюков не- однократно заявлял о том, что поддерживать славянские народы следует постольку, поскольку это совпадает с собственными инте- ресами России. «Этим положением вещей,— считал он,— и долж- на определяться наша славянская политика»12. По мнению либеральных теоретиков, Россия вместе с другими странами Антанты должна была в ходе войны осуществить свою ос- вободительную миссию, открыть путь к принципиально иной меж- дународной организации Европы. Одновременно война должна бы- ла решить и комплекс внешнеэкономических проблем: освободить внутренний рынок от «германского засилия», ликвидировать гер- манскую посредническую торговлю, пересмотреть русско-герман- ский торговый договор. Во внутренней политике России также дол- жны быть проведены структурные реформы. Вместе с тем Россия должна была защитить общечеловеческие культурные и духовные ценности от «бронированной» германской милитаризованной маши- ны и т. п. Иными словами, с победоносным исходом первой миро- вой войны либеральные идеологи связывали дальнейший экономи- ческий, политический и культурный прогресс страны, перспективу укрепления ее международного авторитета, сближение со странами буржуазной демократии. Из этих общестратегических замыслов логически вытекал ло- зунг «Война до победного конца». Только с таким исходом войны теоретические рассуждения либералов приобретали практическое значение. Вот почему этот лозунг стал императивом для всех тече- ний и направлений в российском либерализме и вот почему его идеологи и политики самым решительным образом выступали про- тив любых, даже весьма робких, попыток левых кадетов заговорить во время войны о необходимости заключения мира. Первая мировая война с предельной остротой вновь поставила вопрос о революции. Известно, что в либеральной концепции об- щественного развития понятие «революции» употреблялось в двух ипостасях: революция социальная и революция политическая. При этом теоретики либерализма с самого начала выступали решитель- ными противниками социальной революции, считая ее противоре- чащей социологическим законам эволюционного общественного развития. Вместе с тем они в принципе не отрицали возможности, а при фатальной неуступчивости старой власти и необходимости политической революции. Такое признание возможности политиче- ской революции сохранялось в либеральной концепции до издания манифеста 17 октября 1905 г., который, по их мнению, завершил процесс «строительства здания», начатого еще в 1861 г. С этого мо- мента сначала правые, а некоторое время спустя и левые начали отказываться от политической революции, считая, что в рамках 12 ГАРФ. Ф. 523. On. 1. Д. 30. Л. 2 об.-З. 130
манифеста 17 октября и Основных законов 1906 г. можно осущест- вить комплекс реформ, выводящих Россию на путь общественного прогресса. Обсуждая вопрос о возможности революции в России в предво- енные годы, они пришли к выводу о том, что такой исход событий был бы подлинным «несчастием для России»13. Либералы испыты- вали небеспричинную тревогу, что в случае войны и сопряженных с ней потрясений «не к.-д. будут на гребне волны, а крайние ле- вые, которые первыми утопят к.-д.-тов, а затем и меньшевиков»14. Осознавая связь между войной и революцией, либералы расценива- ли подготовку России к войне как рискованный шаг, чреватый со- циальными и политическими катаклизмами. Недаром В. А. Макла- ков заявил с думской трибуны: «Новая война — это новая рево- люция»15. В начале войны либералы разделяли достаточно распространен- ное тогда мнение о том, что она будет кратковременной. Такое представление не могло не наложить свой отпечаток и на выработ- ку тактической линии по отношению к царскому правительству. Еще в декабре 1912 г. в своем выступлении с думской трибуны В. А. Маклаков дал понять правительству, что в случае войны ка- деты «забудут нашу вражду, будем помнить только, что власть за- щищает достоинство и интересы России»16. По существу так и произошло. В воззвании ЦК кадетской пар- тии «К единомышленникам», подготовленном в первый же день войны, говорилось: «Каково бы ни было наше отношение к внут- ренней политике правительства, наш первый долг сохранить нашу страну единой и нераздельной и удержать за ней то положение в ряду мировых держав, которое оспаривается у нас врагами. Отло- жим же внутренние споры, не дадим врагу ни малейшего повода надеяться на разделяющие нас разногласия и будем твердо по- мнить, что теперь первая и единственная задача наша — поддер- жать борцов верой в правоту нашего дела, спокойной бодростью и надеждой на успех нашего оружия»17. Тактика «внутреннего мира» нашла свое дальнейшее обоснова- ние в выступлениях Милюкова с думской трибуны 26 июля 1914 г. и 27 января 1915 г. В своей речи 26 июля он заявил: «В этой борь- бе мы все за одно: мы не ставим условий и требований: мы просто кладем на весы борьбы нашу твердую волю одолеть насильника»18. Подобного рода «оптимистические» прогнозы как раз и базирова- лись, с одной стороны, на том, что война будет кратковременной, а с другой,— на отсутствии полной и достоверной информации о го- товности России к войне. Тем не менее тревога за исход и последствия войны либералов никогда не покидала. Еще 11 августа 1914 г. на заседании ЦК ка- 13 ГАРФ. Ф. 523. On. 1. Д. 31. л. 107 об. и Там же. Л. 108об. 15 Государственная дума. Четвертый созыв. Стен, отчеты. Сессия II. 4. IV. СПб., 1914. Стб. 505. 16 Там же. Сессия И. Ч. I. СПб., 1913. Стб. 328. 17 Милюков П. Тактика фракции народной свободы во время войны. С. 5. 18 Там же. С. 6. 9* 131
детской партии Милюков вынужден был признать, что «единство 26 июля» является «довольно фиктивным», но его «надо все же не- которое время поддерживать», ибо «демонстрация расхождения между властью и народом сейчас была бы очень неудобна с общей точки зрения»19. С осени 1914 г. ситуация стала обостряться. 14 ноября 1914 г. на заседании ЦК кадетской партии дебатировался вопрос о возмож- ности революции во время войны. По мнению А. М. Колюбакина, революционный взрыв в стране был вполне реален и поэтому на разумные общественные слои должна лечь обязанность принять не- обходимые меры к его предотвращению. Однако в представлении П. Б. Струве возможность «грозящего будто бы в стране революци- онного взрыва» была маловероятной. «Если бы мы,— заявил Струве,— видели, что взрыв действительно назревает, невозможно было бы молчать и сидеть — но в стране ничего подобного нет»20. В свою очередь Д. Д. Протопопов не исключал возможность рево- люции. Но если все же она произойдет, то, по его мнению, это бу- дет полная катастрофа и «всех нас сметет революционная волна»21. Подводя итоги дискуссии, Милюков пытался убедить участников заседания в том, что «говорить о революции по окончании войны еще труднее, чем во время войны,— и все эти разговоры о револю- ции есть лишь отражение старого шаблона»22. Он пытался предста- вить дело таким образом, что опасность революции есть не что иное, как фикция, которая якобы была придумана левыми партиями. Интенсивность обсуждения вопроса о революции в либеральных кругах возросла в 1915 г. 22—23 февраля 1915 г. на заседании ЦК кадетской партии многие представители с мест настаивали на не- медленном начале оппозиционной борьбы против «внутреннего врага» — царского правительства. Однако Милюков высказался против подобного рода предложений, считая, что «ослаблять себя перед лицом врага и перед союзниками нельзя»23. Особенно его возмутили намеки на возможность повторения в стране революци- онных событий 1905—1907 гг. Подчеркнув, что «в повторение ре- волюции 1905 г. мы не верим», Милюков заявил, что кадетам ни в коем случае нельзя опять идти «за стихийной волной революции». Учитывая опыт прошлого, они должны сильнее прежнего «опровер- гать поведение с.-д.»24. Одним из аргументов, которым часто пользовались либеральные идеологи для доказательства, что во время войны революции быть не должно, являлось утверждение о том, что якобы армия с «край- не левыми не пойдет». В экстремальных условиях войны, по мне- нию Милюкова, нельзя забывать и о том, что без правительства как консолидирующей силы в обществе обойтись ни в коем случае нельзя. Поэтому ему пока все же не следует угрожать, а тем более «объявлять войну». Но уже с весны и особенно с лета 1915 г. сам 19 ГАРФ. Ф. 523. On. 1. Д. 32. Л. 3. 20 Там же. Л. 62. 21 Там же. Л. 62 об.-бЗ. 22 Там же. Л. 63. 23 РО. ГБ. Ф. 225. Оп. 5. Д. 3 а. 6. Л. 8 об. 24 Там же. Л. 9. 132
Милюков стал подчеркивать мысль о том, что кадетам» все же не следует безапелляционно утверждать, что при всех условиях они будут безоговорочно поддерживать правительство» Поражение русской армии, усиление революционных и оппози- ционных настроений в обществе, создание думского Прогрессивного блока, деятельность общественных организаций типа ВЦПК и Все- российских земского и городского союзов заставили либералов ре- зче и определеннее поставить вопрос о власти. На заседаниях ЦК кадетской партии 19 августа 1915 г. Н. Н. Щепкин заявил, что «власть надо брать в любой момент»25. Однако Ф. Ф. Кокошкин подходил к этому вопросу более осторожно, считая, что кадетам пока следует лишь «стремиться к переустройству власти» и более настойчиво использовать в этих целях Прогрессивный блок. После роспуска Думы 3 сентября 1915 г. конфликт либеральной оппози- ции с правительством достиг своей кульминационной точки и пре- вратился, по словам Милюкова, уже в «открытый разрыв»26. Оставаясь в рамках концепции эволюционного общественного развития, теоретики либерализма предпринимали максимально воз- можные усилия к тому, чтобы направить стихийный революцион- ный взрыв народного гнева в мирное парламентское русло. В ходе бурных дебатов на заседаниях Прогрессивного блока и ЦК кадет- ской партии выявились три точки зрения. Подавляющее большинство Прогрессивного блока, включая и Милюкова, на первых порах считало вполне достаточным для предот- вращения революции ограничиться выдвижением лозунга «мини- стерства общественного доверия», которое включало бы, с одной стороны, умеренных представителей оппозиции, а с другой — ли- беральных бюрократов. Лозунг «министерства общественного дове- рия», считал Милюков, являлся настолько умеренным, что был приемлем и для верховной власти, ибо ни в коем случае не предус- матривал какого-либо радикального политического переворота, и одновременно мог бы рассматриваться в перспективе в качестве «ступеньки» к созданию думского ответственного министерства. Однако другие, более радикальные представители Прогрессив- ного блока во главе с И. Н. Ефремовым и А. И. Коноваловым счи- тали лозунг «министерства общественного доверия» уже недоста- точным и настаивали сразу же на реализации лозунга ответствен- ного министерства. Такой путь, по их мнению, являлся более соот- ветствующим общественным настроениям и повышал шансы отно- сительно предотвращения революции в стране. И, наконец, крайне незначительная часть сторонников Прогрессивного блока во главе с А. И. Гучковым предлагали уже апробированный в России в начале XIX в. путь подготовки дворцового переворота. Дебаты вокруг политических формул «министерства обществен- ного доверия» и «ответственного министерства», подготовка в связи с этим различных списков лиц, которые должны были занять ми- нистерские посты, муссирование гучковской идеи о дворцовом пе- 25 РО. ГБ. Ф. 225. Оп. 5. Д. 8. Л. 20 об. 26 Милюков П. История второй русской революции. Киев, 1919. Т. I. С. 15. 133
ревороте, а также попытки посылки депутации и адреса царю про- должались в либеральной среде вплоть до самой Февральской рево- люции 1917 г. Причем в ходе этих утомительных и бесплодных ди- скуссий лидеры кадетской партии занимали, как правило, более умеренные позиции, чем прогрессисты. Налицо было сближение кадетов по ряду политических вопро- сов не только с октябристами, но и в определенной степени с наци- оналистами. Так, на заседании Прогрессивного блока 25 октября 1915 г. лидеры кадетской партии высказались против прогрессист- ской формулы ответственного министерства. В критике правитель- ства с думской трибуны они предлагали использовать такие слова, которые не должны были создавать в массах впечатление каких- либо призывов к революции. Одновременно они считали вообще неприемлемым предложение Гучкова о дворцовом перевороте. Бо- лее того, правые кадеты типа М. В. Челнокова вообще советовали «вооружиться терпением и ждать»27. И тем не менее кадеты все чаще и чаще в этот период обраща- лись к опыту 1905—1907 гг., пытаясь найти в нем ответы на ост- рейшие проблемы, вставшие перед страной в конце 1916 — начале 1917 г. В этой связи интересен доклад Ф. Ф. Кокошкина «Об об- щем политическом положении», с которым он выступил 3 января 1916 г. на съезде кадетских комитетов подмосковных губерний. Проанализировав политическую ситуацию в стране, Кокошкин об- ратил внимание на два факта: во-первых, все попытки оппозиции добиться создания министерства общественного доверия чисто пар- ламентскими средствами потерпели крах, и, во-вторых, русское об- щество вернулось «к старой мысли о революционном перевороте». Однако, продолжал докладчик, революция во время войны пред- ставляется невозможной, ибо она привела бы Россию к верному по- ражению. Безвыходность же ситуации и порождает «пессимизм русского общества». После констатации этих фактов Кокошкин все же вынужден был заявить, что в принципе «нельзя отрицать воз- можность революции после войны, хотя еще нельзя считать дока- занной ее неизбежность». Суть же дела, по его мнению, состоит «не в том, что будет или не будет революция, а будут ли достигну- ты те цели, для достижения которых многие считают революцию необходимой». В общественном мнении России, по словам Кокошкина, всегда придавали революции «слишком большое значение», причем расце- нивали ее «исключительно, как отрицательную разрушительную силу», которая должна была смести существующий режим. Однако при этом, к сожалению, мало думали о том, чем же можно заме- нить старый режим. В результате Кокошкин пришел к крайне пес- симистическому выводу о том, что если все же произойдет револю- ционное разрушение старого строя, то в стране неизбежно устано- вится «военная диктатура и реакция». Поэтому, считал он, «рево- люция тогда только имеет значение, когда общество внутри себя готово к созданию нового строя, когда оно сговорилось и относи- 27 Красный архив. М., 1932. Т. 3. С. 147. 134
тельно основ этого строя, и относительно способа его осуществле- ния». В настоящий же момент такой готовности у общества нет. Поэтому, как и в 1905 г., получится та же самая картина, а имен- но власть вновь окажется в руках организованных сил — дворянст- ва и бюрократии. Итоговый вывод Кокошкина гласил: «Не нужно возлагать пре- увеличенных надежд ни на революцию, ни на переворот иного ро- да. Дело не только в устранении от власти тех элементов, которые сейчас ею обладают, а во внутренней готовности общества взять власть в свои руки». Сейчас же русское общество «не имеет внутри себя готового плана новой организации. Оно не сговорилось и не сможет сговориться в короткий срок о новом строе». В самый реши- тельный момент, как это уже было в 1905 г., в обществе опять бу- дут выставлены одновременно самые разнообразные требования: «Одни будут стремиться к парламентарной монархии, другие к ре- спублике, третьи к социальному перевороту, четвертые к федера- лизму. Не будет также и тактической согласованности. В результа- те явится военная диктатура». Поэтому в создавшейся ситуации «самая важная и настоятельная внутриполитическая задача» состо- ит не в подготовке революции, а в организации и объединении всех общественных сил страны. В ходе реализации, этой стратегической задачи «мы одновременно и поможем обороне, и подготовим раз- личное участие общества во власти»28. Представляется, что в этих общетеоретических рассуждениях Кокошкина выражена была квинтэссенция либеральной политики. Споры о перспективах развития кризисной ситуации в стране и выработке адекватной ей политической линии, то разгораясь, то за- тихая, продолжались вплоть до осени 1916 г. 31 марта 1916 г. на заседании ЦК кадетов вновь началась дискуссия о революции в России. При этом интерес представляет выдвигаемая участниками аргументация. Н. В. Некрасов считал, что в данный момент поло- жение в стране можно оценивать как «пассивно революционное»29. А. И. Шингарев расценивал настроение масс как «бессильно рево- люционное» и утверждал, что «раньше окончания войны никаких выступлений ждать нельзя»30. Милюков усматривал в стране вме- сто «готовых к революции сил» полную «прострацию и разочарова- ние в широких слоях населения»31 32. Полная разноголосица мнений прозвучала и на заседании ЦК кадетов 26 апреля 1916 г. Считая по-прежнему, что во время вой- ны революции не будет, некоторые участники заседания допускали ее возможность и даже неизбежность после окончания войны. Так, Н. К. Волков настаивал на том, что партия «должна быть нагото- ве, не в смысле подготовки этой самой революции, а в смысле вы- яснения своей новой линии поведения»^2. Однако А. А. Корнилов заявил, что у кадетской партии вообще нет ни лозунгов, ни про- ге РО. ГБ. Ф. 225. Оп. 5. Д. 15. Л. 1-6. 29 ГАРФ. Ф. 523. Оп. 3. Д. 9. Л. 54. зо Там же. Л. 50. 31 Там же. Л. 48. 32 Там же. Д. 5. Л. 70 об. 135
граммы для подготовки к революции. «И вообще,— продолжал он,— это не наш метод борьбы»33. А потому «всякие внутренние перевороты во время войны были бы только водой на мельницу Вильгельма»34. Общее мнение участников заседания сводилось к тому, что партии в перспективе все же следует подумать о власти, но в данный конкретный момент целесообразнее всего поддержи- вать линию Прогрессивного блока, не отказываться от продолжения поисков компромисса с правительством. «Бить правительство,— го- ворил В. А. Маклаков,— во время войны нельзя»35. А. С. Изгоев в своем выступлении выразил ту же мысль еще определеннее36. Предельно обострившаяся политическая обстановка в стране в конце 1916 — начале 1917 г. заставила лидеров либерализма при- знать, что примирение с правительством стало уже практически невозможным. На заседании Прогрессивного блока 20 октября 1916 г. И. Н. Ефремов заявил: «Наш долг произвести переворот, чтобы добиться победы. Но это производство переворота предатель- ство. Я не хочу приходить к выводу: братцы, свергайте правитель- ство. Но возможно говорить, чтобы не вытекал призыв к револю- ции: этого не может быть из любви к отечеству»37. Классическим образцом такой речи, в которой содержалась, с одной стороны, предельно острая критика правительства, а с дру- гой — не было призыва к революций, явилось выступление Милю- кова 1 ноября 1916 г. в Думе. «Теперь мы видим и знаем,— гово- рил он,— что с этим правительством мы так же не можем законо- дательствовать, как не можем с ним вести Россию к победе». Одна- ко Милюков был далек от призыва масс к свержению этого прави- тельства, оставляя право на борьбу с ним исключительно за либе- ральной оппозицией. «Мы,— продолжал он,— говорим этому пра- вительству, как сказала декларация блока: мы будем бороться с ва- ми; будем бороться всеми законными средствами до тех пор, пока вы не уйдете... Вы спрашиваете, как же мы начинаем бороться во время войны? Да ведь, гг., только во время войны они и опасны. Они для войны опасны, и именно поэтому во время войны и во имя войны, во имя того самого, что нас заставило соединиться, мы с ним теперь боремся»38. В своей речи Милюков задал тон для всех последующих дум- ских выступлений ведущих лидеров оппозиции. 3 ноября 1916 г. И. Н. Ефремов заявил, что правительство должно немедленно по- дать в отставку, ибо пребывание его у власти есть «преступное за- бвение долга перед родиной, граничащее с преступлением». По его мнению, в настоящее время уже «невозможно ограничиться одной сменой лиц, стоящих во главе управления, а необходимо коренное изменение всей нашей политической системы... Только правитель- ство, организованное на началах политической ответственности ми- нистров перед Государственной думой, может снять путы с русского зз Там же. Л. 67. 34 Там же. Л. 65. 35 Там же. Л. 64 об. 36 Там же. Л. 69 об. 37 Красный архив. Т. 1. С. 90. 38 Государственная дума. Четвертый созыв. Сессия V. Стб. 46, 47. 136
народа, привлечь все действенные силы страны и благодаря создан- ному этими мерами подъему народного духа справиться со всеми угнетающими нашу родину невзгодами»39. Выступавший на этом же заседании В. А. Маклаков сказал в заключении: «Мы заявляем этой власти: либо мы, либо они. Вместе наша жизнь невозможна»40. Отметим, что в эти ноябрьские дни 1916 г. лозунг создания «ответственного министерства» стал уже общим лозунгом всей либеральной оппозиции. Путем повышения на несколько градусов своих политических лозунгов либералы намеревались предупредить революцию. «Правительство думает, что мы делаем революцию, а мы ее предупреждаем»41,— говорил на заседании Прогрессивного блока 16 ноября 1916 г. С. И. Шид- ловский. Анализируя политическое положение в стране к концу 1916 г., Милюков в своем выступлении в Думе 16 декабря подчеркнул: «Мы переживаем теперь страшный момент. На наших глазах обще- ственная борьба выступает из рамок строгой законности и возрож- даются явочные формы 1905 г.»42. Политическое движение в стра- не, считал он, снова «приобрело то единство фронта, которое оно имело до 17 октября 1905 г.». Но за эти десять лет произошли серьезные изменения. Поэтому, считал Милюков, «масштабы и формы борьбы, наверное, будут теперь другие». И в этой-то, по су- ществу уже ставшей экстремальной, ситуации «кучка слепцов и безумцев пытается остановить течение того могучего потока, кото- рый мы в дружных совместных усилиях со страной хотим ввести в законное русло. Гг., я еще раз повторяю — это еще можно сделать. Но время не ждет. Атмосфера насыщена электричеством. В воздухе чувствуется приближение грозы. Никто не знает, гг., где и когда грянет гром. Но, гг., чтобы гром не разразился в той форме, кото- рой мы не желаем, наша задача ясна — мы должны в единении с общими силами страны предупредить этот удар»43. А. И. Конова- лов, выступавший вслед за Милюковым, заявил, что к данному мо- менту уже вся Россия осознала, что «с существующим режимом, с существующим правительством победа невозможна, что основным условием победы над внешним врагом должна быть победа над внутренним врагом»44. Осознание полной безнадежности мирного исхода борьбы с пра- вительством с логической неизбежностью вело к поискам иных, не парламентских, средств воздействия на царский режим. Причем эти поиски велись как правыми монархистами, так и либералами типа А. И. Гучкова и А. И. Коновалова. Так как все эти сюжеты уже получили обстоятельное освещение в литературе, обратим вни- мание лишь на некоторые итоговые результаты. В ночь на 17 де- кабря 1916 г. небольшой группкой правых монархистов был убит любимец царской четы Григорий Распутин. В свою очередь 39 Там же. Стб. 73, 74—75. 40 Там же. Стб. 135. 41 Красный архив. Т. 1. С. 125. 42 Государственная дума. Четвертый созыв. Сессия V. Стб. 1178. 43 Там же. Стб. 1178—1179. 44 Там же. Стб. 1197—1198. 137
А. И. Гучков активизировал подготовку дворцового переворота. «В обществе,— писал Милюков,— широко распространилось убеж- дение, что следующим шагом, который предстоит в ближайшем бу- дущем, будет дворцовый переворот при содействии офицеров и войска»45. Однако попытки дворцового переворота, по признанию самого Гучкова, «настолько затянулись, что не привели ни к каким реальным результатам»46. Бесплодно закончились и попытки Гуч- кова и Коновалова привлечь на свою сторону рабочую группу ЦВПК, с помощью которой они намеревались созвать рабочий съезд и даже приступить к подготовке всеобщей политической стач- ки в поддержку думской оппозиции. К началу 1917 г. лидеры либеральной оппозиции уже в полную меру почувствовали свое полнейшее бессилие изменить ход по- литических событий и будучи, по словам Милюкова, «утомлены в бесплодной борьбе» с правительством. В то время, когда требо- валась решительная воля к активным действиям, они, по при- знанию того же Милюкова, вообще упустили из своих рук «руководство событиями», которое перешло к более левым течени- ям47. Либералам уже ничего не оставалось делать, как продолжать вести словесную борьбу с правительством в стенах Таврического дворца. Выступая на заседании Думы 15 февраля 1917 г., Милю- ков, отвечая на призывы левых действовать «смело и страна будет с вами», заявил: «Гг., эти призывы, эти надежды нас глубоко трогают, но, я должен сказать, и несколько смущают. Наше слово есть уже наше дело. Слово и вотум суть пока наше единственное оружие»48. Однако на царских бюрократов словесные угрозы либералов возымели противоположное действие. Понимая, что Дума без под- держки масс является бессильным инструментом, без которого в принципе вполне можно обойтись, правительство накануне Фев- ральской революции пыталось ужесточить репрессивные меры (например, арест членов рабочей группы ЦВПК), спровоцировать выступления рабочих, а затем подавить их силой оружия. Вполне понятно, что царские министры никак не среагировали и на од- но из самых последних и наиболее ярких думских выступлений члена ЦК кадетов Ф. И. Родичева. «Мы,— заявил он 24 февраля 1917 г.,— требуем в настоящую минуту, именем голодного народа, именем народа, который боится за свою судьбу во внешней борьбе, именем этого народа мы требуем власти, достойной судеб великого народа, достойной значения той минуты, которые страна пережива- ет, мы требуем призыва к ней людей, которым вся Россия может верить, мы требуем прежде всего изгнания оттуда людей, которых вся Россия презирает»49. Но обитатели Царскосельского и Мариин- ского дворцов, предпочитавшие расправляться с народом традици- онными методами голого насилия, понимали силу не словесного, 45 Милюков П. История второй русской революции. Т. I. С. 21. 46 Падение царского режима. Т. VI. С. 262. 47 Милюков П. Н. Россия на переломе. Т. I. С. 27. 4& Государственная дума. Четвертый созыв. Сессия V. Стб. 1343—1344. 49 Там же. Стб. 1714. 138
а исключительно материального воздействия. В распоряжении ли- беральной оппозиции таких сил не было. В своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Вре- менного правительства 4 августа 1917 г. Милюков признал: «Собы- тия 26 и 27 февраля застали нас врасплох...»50. Размышляя над этими событиями Февральской революции 10 лет спустя, Милюков свидетельствовал: «Дума не создала новой революции: для этого она была слишком лояльна и умеренна. Но она и не отвратила опасности этой революции»51. Царизм был сметен стихийными и решительными действиями масс. Но при этом было бы неверно вообще сбрасывать со счетов значение оппозиционных выступлений либералов. Своими парла- ментскими действиями они, безусловно, способствовали разоблаче- нию пороков старого самодержавного режима, а это в свою очередь вело к дальнейшему углублению кризиса «верхов», к дестабилиза- ции царского правительства. В этом процессе определенную роль сыграла и Государственная дума, которая, по словам Милюкова, «сделалась как бы аккумуля- тором общественного недовольства и могущественным рупором, че- рез который глухое и бесформенное чувство недовольства и раздра- жения возвращалось народу в виде политически осознанных, опре- деленно отчеканенных политических формул»52. И хотя, эти «либе- ральные формулы» в общем и целом носили умеренный характер, тем не менее они способствовали созданию определенного оппози- ционного настроя, формированию психологического настроения, прежде всего в тех слоях населения, которые в силу тех или иных причин еще не были затронуты влиянием революционных партий и организаций. Все это расширяло фронт революционной и оппозиционной борьбы против прогнившего царского режима, который в результа- те слияния усилий демократических масс, революционных и либе- ральных партий рухнул в невиданно короткий срок. Разумеется, участвовавшие в Февральской революции 1917 г. социальные силы и партии преследовали различные цели и по-раз- ному видели перспективу дальнейшего общественного развития страны. Тем не менее на определенном, хотя и весьма коротком, историческом отрезке времени их усилия объективно слились как бы воедино в борьбе против самодержавия, обеспечив тем самым победу второй революции в России. Таким образом, годы первой мировой войны стали завершаю- щим этапом в процессе формирования не только отдельных струк- турных элементов либеральной идеологии (война и революция), но и либеральной концепции общественного развития России в целом. Экстремальные условия войны с особой силой и остротой выявили наличие глубоких противоречий, с одной стороны, между теорети- ческим осознанием либеральными идеологами и политиками связи между войной и революцией, а с другой — их практическим не- so Падение царского режима. Т. VI. С. 351—352. 51 Милюков П. Н. Россия на переломе. Т. I. С. 11. 52 Там же. 139
приятием насильственного переворота в стране. В своей повседнев- ной политической деятельности лидеры либерализма предпринима- ли максимальные усилия к тому, чтобы предотвратить революцию в России. Во имя этого они сознательно шли на постоянные комп- ромиссы со старой самодержавной властью, рассчитывая вплоть до самого последнего момента ее существования на минимальные ус- тупки с ее стороны. Только под непосредственным влиянием Фев- ральской революции 1917 г. либералы вынуждены были изменить свой прежний политический курс. ЛЕНИН И БУХАРИН: ЛЕВОРАДИКАЛЬНОЕ КРЫЛО МАРКСИЗМА В ПЕРИОД ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ С. В. Тютюкин Первая мировая война 1914—1918 гг. стала своеобразным «про- межуточным финишем» в истории капитализма, подведя черту под целым периодом в его развитии. Это был острейший экономиче- ский, политический и духовный кризис общества, поставивший под сомнение разумность самих основ его существования. Соци- альная уродливость и антигуманность буржуазного строя, кото- рый довел миллионы людей до полного озверения и одичания, выбросил на ветер плоды их многолетнего труда, лишил уверен- ности в завтрашнем дне, была теперь настолько очевидна, что перспектива его революционного обновления становилась вполне реальной. Яростная социально-политическая борьба, которая кипела в те годы в мире, привела, однако, в итоге к компромиссному решению вопроса — отпадению в 1917 г. от капиталистической системы Рос- сии, где был начат грандиозный коммунистический эксперимент, неудачным революциям в Германии, ряде малых европейских стран, а затем и в Китае, постепенной стабилизации капитализма (на базе структурных реформ или перехода к тоталитарным режи- мам) и, наконец, к повторению в 1939—40-х годах всего цикла войн и революций на новой, расширенной основе. Ретроспективно оценивая шансы революционеров и реформи- стов в 1914—1918 гг., следует подчеркнуть, что сложившаяся тогда в мире ситуация была крайне противоречивой. С одной стороны, война привела к грандиозной вспышке национализма и шовинизма, которая развела народы по их «национальным квартирам», засло- нила на время классовые антагонизмы, подняла на щит идею граж- данского мира во имя победы над внешним врагом. С другой — та же война, оказавшаяся на редкость затяжной, изнурительной и кровопролитной, создала в массах совершенно новую психологию «военного коммунизма» с присущими ей настроениями максима- лизма, нетерпения, всеобщего уравнительства, ориентацией на на- силие и прямое революционное действие. Так создавалась мощная 140
социально-психологическая база того нового, коммунистического течения, которое стало складываться в условиях войны в ряде со- циалистических партий, в первую очередь в РСДРП. Больше того, среди революционеров появились в это время уль- тралевые элементы, на фоне которых даже Ленин выглядел едва ли не «консерватором». Одной из самых ярких фигур этого типа был Н. И. Бухарин. Совпавшие в 1988 г. по времени 100-летие со дня его рождения и полная политическая реабилитация дали толчок к появлении? серии книг, статей и документальных публикаций1, ав- торы которых далеко не всегда следовали, к сожалению, принципу историзма и элементарной научной объективности. При этом преж- нее очернительство и клевета в адрес Бухарина сменились потоком безудержной апологетики и очередным замалчиванием всего того, что не укладывалось в заново сконструированный тогда образ вели- кого ленинца и большевика-мученика. Мы далеки от того, чтобы перечеркнуть или умалить значение акта нашего пусть запоздалого, но очень нужного нравственного покаяния перед Бухариным, которого сейчас с новым изменением политической конъюнктуры очень многие опять готовы считать (на этот раз вместе с Лениным) «врагом народа», гибель которого в 1938 г. в лучшем случае лишь искупила его страшный коммунисти- ческий грех. Поэтому историкам придется еще не раз вернуться к оценке деятельности Бухарина на различных отрезках историче- ского пути, пройденного нашей страной и партией большевиков, и сказать правду не только о его выдающихся способностях и траги- ческой судьбе, но и о таких чертах Николая Ивановича, как идей- ная неустойчивость, политический импрессионизм, причудливое со- четание в его менталитете гуманистического и авторитарного нача- ла, чередовании попыток «прислониться» к сильному вождю (будь то Ленин или Сталин) и бунта против него. К началу первой мировой войны за плечами у Ленина и Буха- рина были уже почти два года личного знакомства, сотрудничество в самых разных партийных делах, несомненная взаимная симпатия и такой же взаимный интерес, дополнявшиеся неподдельным вос- хищением молодого большевика своим партийным лидером. В 1912—1914 гг. Бухарин выполнял различные поручения большеви- стского заграничного центра, писал в «Правду» и журнал «Просве- щение», готовил материалы для выступлений рабочих депутатов IV Государственной думы. Известный диссонанс в его отношения с Лениным внес в 1914 г. лишь эпизод, связанный с «делом Малиновского». Бухарин привлек внимание Ленина к дошедшей до него информации о подозритель- ном поведении Малиновского, но доказать связи последнего с поли- цией тогда не смог. Между тем Ленин явно покровительствовал в то время Малиновскому, считая его способным рабочим вожаком, в которых так остро нуждались большевики. Лишь после того, как 1 Пионером здесь был американский историк Стивен Коэн (в переводе на русский его книга «Бухарин. Политическая биография. 1888—1938* была выпущена в 141
Февральская революция 1917 г. сделала достоянием гласности по- лицейские архивы, Малиновский был открыто объявлен провокато- ром и в 1918 г. по приговору суда расстрелян. После начала войны Бухарин, как и Ленин, подвергся кратко- временному аресту, а затем вместе с женой, Н. М. Лукиной, пере- брался в Швейцарию. Здесь они обосновались сначала в Лозанне, а затем в местечке Божи возле Кларана. Бухарин восстановил связь с Лениным и поддержал основные положения его антивоенной платформы, выразив готовность взяться за разработку таких важных теоретических вопросов, как экономические корни импе- риализма, соотношение интернациональных и национальных тен- денций в политике буржуазии, империализм и диктатура проле- тариата и т. д. Отметим, что Бухарина нисколько не смущал ленинский максимализм в постановке вопроса о равной ответст- венности крупнейших европейских держав за развязывание войны, о необходимости продолжения классовой борьбы пролетариата не- зависимо от положения дел на фронтах, о превращении войны империалистической в войну гражданскую и крахе II Интернацио- нала. Однако он не скрывал, что, несмотря на общность исходных позиций, ему хотелось бы по-своему расставить некоторые акцен- ты, изменить отдельные ленинские формулировки, сделать боль- шевистскую антивоенную платформу более понятной и созвучной настроениям рядовых партийцев, в чем-то сгладить ее чересчур ос- трые углы, а в чем-то, наоборот, придать ей более радикальное звучание. Так, в январе 1915 г. он предложил Ленину откорректировать лозунг поражения «своего» правительства в империалистической войне, который при желании мог быть истолкован как призыв к конкретным практическим действиям в пользу Германии. По мне- нию Бухарина, вопрос о поражении России как «меньшем зле» должен был ставиться сугубо академически как политический про- гноз, а не как партийная директива, обязывающая большевиков не только словом, но и делом способствовать поражению царской ар- мии. Тактика пролетариата, подчеркивал Бухарин, должна стро- иться независимо от расчетов на победы или поражения той или иной армии, того или иного генерального штаба. Поэтому вопрос о победе или поражении России он не считал существеннейшим эле- ментом большевистской антивоенной платформы, делая акцент на превращении войны империалистической в войну гражданскую, т. е. в революцию. Надо сказать, что в своих сомнениях, связанных с тактикой ре- волюционного пораженчества, Бухарин был далеко не одинок. Ло- зунг поражения, несомненно, задевал патриотические настроения людей и не воспринимался не только широкими массами, но и мно- гими революционерами, отвергавшими путь к революции, идущий через национальное унижение как естественное следствие военных поражений. Если же добавить к этому, что конкретное содержание «революционного пораженчества» было раскрыто Лениным на пер- вых порах явно недостаточно, то не приходится удивляться, что да- же у части большевиков лозунг поражения особого энтузиазма ни- 142
когда не вызывал. Нельзя, в частности, признать случайным, что в листовках большевистских комитетов, распространявшихся в 1914—1917 гг. в России, этого лозунга просто не было. Вот почему обращение Бухарина к Ленину по данному вопросу было вполне оправданным и стало дополнительным аргументом в пользу более детального рассмотрения проблемы «пораженчества» в большевист- ской периодике. Безусловно, имели под собой основания и некоторые недоуме- ния, высказанные Бухариным в связи с выдвинутым Лениным осенью 1914 г. лозунгом создания республиканских Соединенных Штатов Европы (СШЕ). Движение за европейскую интеграцию на революционно-демократической основе началось еще в 40-х годах XIX в. и было связано с именами Виктора Гюго, Мадзини, Гари- бальди, Бакунина. Среди марксистов явно утопическая для конца XIX в. идея создания Соединенных Штатов Европы связывалась с победой ожидавшейся тогда пролетарской революции. Ее сторонни- ками были Ф. Энгельс, К. Каутский, О. Бауэр и др. В то же время существовала и иная, чисто пацифистская интерпретация СШЕ как союза западно-европейских стран, отказывающихся от применения силы в межгосударственных отношениях, заключающих между со- бой разного рода торгово-экономические соглашения и противосто- ящих, таким образом, США или Японии. Характерно, что до начала первой мировой войны большевики не включали лозунг СШЕ в свой агитационно-пропагандистский арсенал, и появление его осенью 1914 г. в ленинской антивоенной платформе выглядело достаточно неожиданным. Вдобавок Ленин почему-то не счел нужным прокомментировать и разъяснить его на страницах издававшейся в Швейцарии большевистской газеты «Со- циал-демократ», оставив многих большевиков-практиков в полном недоумении относительно того, что реально стоит за этим призы- вом. Он лишь оговорил, что созданию СШЕ должно предшество- вать революционное свержение монархий в России, Германии и Австро-Венгрии, оставив в стороне все более конкретные вопросы, связанные с реализацией этого плана. Таким образом, Бухарин со своими вечными «наивными» воп- росами, на которые он был большой мастер, снова нащупал слабое место в ленинской аргументации. В самом начале февраля 1915 г. он спрашивал Н. К. Крупскую: «Когда речь идет в “Социал-демок- рате" о Соединенных Штатах Европы, идет ли речь о социалисти- ческих или о буржуазных Соединенных Штатах? (По-моему, Сое- диненные Штаты буржуазные, равно как и германская республика, очень похожи на лозунги разоружения и арбитражей)»*. Иначе го- воря, Бухарин подталкивал Ленина к тому, чтобы тот прямо сказал о республиканских социалистических Соединенных Штатах Евро- пы как итоге европейской пролетарской революции, что косвенно 2 Известия ЦК КПСС. 1989. № 11. С. 208. Как известно, большевики крайне отри- цательно относились в то время к различным формам пацифизма, идее разоруже- ния, третейских судов для урегулирования международных конфликтов и т д., считая, что все это лишь уводит пролетариат в сторону от прямого революционно- го пути. 143
означало бы и признание пролетарско-социалистического характера предстоящей революции в России. Однако здесь формальная логика вступала в явное противоре- чие с реальными фактами, поскольку ясно было, что перепрыгнуть через буржуазно-демократический этап революции в России невоз- можно. Очевидно, именно поэтому Ленин и предпочитал тогда не ставить все точки над i в решении данной проблемы, тогда как Бу- харину — и его никак нельзя осуждать за это — хотелось, наобо- рот, полной ясности и четкости в трактовке лозунга СШБ. Так или иначе, данный вопрос также нуждался в дальнейшем обсуждении и обдумывании. Сами по себе подобные расхождения во взглядах Бухарина и Ленина не представляли собой ничего из ряда вон выходящего и вполне могли быть ликвидированы или сглажены в ходе товари- щеской дискуссии. Однако как раз в это время на рубеже 1914—1915 гг. жившие по соседству с Бухариным в Божи больше- вики Н. В. Крыленко и Е. Ф. Розмирович втянули его в историю, вызвавшую заметное охлаждение Ленина к Бухарину. Дело в том, что, располагая некоторыми материальными возможностями, они предложили Бухарину организовать выпуск газеты «Звезда», кото- рая должна была выходить параллельно с ленинским «Социал-де- мократом». Неопытный в житейских делах, легко возбудимый и до- верчивый Бухарин быстро согласился на участие в новом издании, даже не подозревая, что Ленин воспримет такое решение, принятое без согласования с ЦК РСДРП, как нарушение партийной дисцип- лины. Однако случилось именно последнее. Сегодня этот конфликт, повлекший за собой длинную перепи- ску, взаимные упреки и объяснения, может показаться многим на- думанным и даже не заслуживающим серьезного внимания. Однако в тех условиях, в которых находилась в то время большевистская эмиграция (недостаток средств и литературных сил, бешеные на- падки со стороны идейных противников, необходимость максималь- ного единства партийных рядов), акция Бухарина и его товарищей действительно могла показаться Ленину несколько подозрительной. Он явно усмотрел в ней желание создать конкурирующий печат- ный орган с несколько отличной от «Социал-демократа» политиче- ской линией и собственными корреспондентами в России. Явно не понравилось Ленину и то, что Заграничное бюро ЦК узнало о пла- нах создания новой газеты совершенно случайно и по существу бы- ло поставлено перед фактом сепаратных действий со стороны Буха- рина, Крыленко и Розмирович. В конце концов Бухарину как будто удалось убедить Ленина в «невинности» своей затеи, однако от выпуска «Звезды» пришлось отказаться. Думается, что этот конфликт во многом подготовил по- чву для открытой конфронтации между Лениным и Бухариным на Бернской конференции заграничных большевистских организаций, состоявшейся 27 февраля — 4 марта 1915 г. Молодые, горячие и в чем-то не в меру самонадеянные большевики-эмигранты из Божи решили открыто выступить с критикой ряда ленинских теоретиче- ских положений. В свою очередь Ленин, видимо, не считал больше 144
нужным щадить их самолюбие и решил занять достаточно жесткую позицию «единодержавного» партийного лидера, что не исключало, впрочем,— и в этом состояла сила Ленина — учета тех замечаний Бухарина, в которых он видел какое-то рациональное зерно. Бухарин и его товарищи прибыли в Берн уже к концу работы конференции вместе с Г. Л. Пятаковым и Е. Б. Бош, которые неза- долго перед этим бежали из сибирской ссылки через Японию и США и потому получили прозвище «японцев». Бухарин, Крыленко и Розмирович представили своей проект резолюции, в которой бы- ла зафиксирована их позиция по ряду принципиальных вопросов, включенных в большевистскую антивоенную платформу. Часть из них уже поднималась в письмах Бухарина к Ленину, часть стави- лась впервые. Так, предлагалось дополнить лозунг превращения войны империалистической в войну гражданскую лозунгом мира, считать недопустимым агитировать за поражение России и прямо связать лозунг Соединенных Штатов Европы с призывом к социа- листической революции3. Кроме того, Бухарин выступил в Берне с докладом, где подчер- кивалось, что в эпоху империализма во всех передовых «странах на повестке дня стоит завоевание пролетариатом политической власти и поэтому мелкая буржуазия, прежде всего крестьянство, уже не может играть революционной роли и быть союзником пролетариа- та, как в 1905 г. Слушая выступление Бухарина, Ленин резюмиро- вал его в своих записях так: «Революционное движение уперлось в тупик: “двигаться на всех парах к социалистической революции". Иного выхода нет. “Не по-старому, не длинное развитие*4, т. е. не через демократический этап, а на “перманентную войну (империа- лизма)" должна быть “одна реакция пролетариата: социалистиче- ская революция44». И далее: «Полная аналогия перед социалистиче- ской революцией на Западе — и демократической революцией в России»4. Однозначно рассматривая эпоху империализма как канун миро- вой пролетарской революции, Бухарин выступал и против ле- нинских призывов к практической реализации права наций на самоопределение, считая их уступкой национализму и возражая против статьи Ленина «О национальной гордости великороссов», якобы противоречившей последовательному пролетарскому интер- национализму. Формально Бухарин выступал на конференции только от своего имени, поскольку ни приехавшие с ним в Берн из Божи товарищи, ни «японцы» открыто его не поддержали. Тем не менее Ленин от- несся ко всем замечаниям Бухарина очень внимательно и предло- жил включить его в состав комиссии, которая должна была оконча- тельно отредактировать текст резолюций конференции. При этом не подлежит сомнению, что он искренне стремился в то время к ком- промиссу, прекрасно сознавая, к каким последствиям приведет рас- кол и без того немногочисленных сил большевистской эмиграции. з См.: Очерки по истории Октябрьской революции. М.; Л., 1927. Т. 1. С. 381—382. 4 Большевик. 1932. № 22. С. 92—93. 10 Первая мировая война 145
В результате работы редакционной комиссии ряд первоначаль- ных формулировок проекта резолюций был значительно смягчен. Так, комиссия сочла нужным оговорить, что в каждой воюющей стране (а не только в России) борьба с правительством не должна останавливаться перед возможностью военного поражения этой страны в результате возникновения в ней революционной ситуа- ции. Правда, далее в тексте резолюции говорилось, что поражение России при всех условиях представляется наименьшим злом, по- скольку ее победа привела бы к усилению не только самого цариз- ма, но и всей мировой реакции5. Нельзя не признать, что последняя оценка страдала преувели- чением, ибо царизм тогда уже не играл доминирующей роли в сис- теме международных отношений. В то же время максимализм Ле- нина демонстрировал его твердую решимость последовательно идти по интернационалистскому пути: в то время как западно-европей- ские социалисты старались найти любой повод, чтобы как-то оп- равдать собственную страну, Ленин, наоборот, готов был даже сгу- стить краски при характеристике отрицательных сторон царизма, но не давать повода заподозрить себя в какой-либо апологетике су- ществующих на родине порядков. На Бернской конференции Ленин согласился также провести в соответствии с пожеланиями Бухарина различие между абстракт- ным «буржуазным» пацифизмом и лозунгом мира, сочетающимся с призывом к революции. Был достигнут и компромисс при редакти- ровании резолюции о превращении войны империалистической в войну гражданскую. С одной стороны, Ленин удовлетворил жела- ние Бухарина ярче оттенить тот момент, что гражданская война — это не просто продолжение классовой борьбы в новых условиях, связанных с войной, а именно революция, т. е. борьба пролетариа- та с оружием в руках за экспроприацию класса капиталистов в пе- редовых капиталистических странах, за демократическую револю- цию в России, за республику — в отсталых монархических странах вообще. С другой стороны, «в пику» Бухарину в резолюции Берн- ской конференции проводилось четкое различие между социалисти- ческими и демократическими революциями, а также между передо- выми и более отсталыми странами, причем специально оговарива- лось, что Россия стоит пока накануне демократического, а не соци- алистического переворота. Что касается вопроса о лозунге Соединенных Штатов Европы, то ряд возражений, в том числе и со стороны Бухарина, с которы- ми Ленин столкнулся на Бернской конференции, заставил его отло- жить окончательное решение до проведения дискуссии по данной проблеме. В то же время конференция совершенно недвусмысленно выска- залась против издания самостоятельной божийской газеты «Звез- да». В качестве своеобразной компенсации Бухарин и «японцы» получили весной 1915 г. согласие Заграничного бюро ЦК РСДРП на издание на паритетных началах с ЦК журнала «Коммунист», 5 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 26. С. 166. 146
куда в соответствии с пожеланиями Бухарина и Пятакова решено было пригласить не только большевиков, но и ряд видных публи- цистов из числа европейских левых социалистов, а также Троцко- го. Средства на издание нового теоретического органа дали «япон- цы», а в редакционную коллегию вошли Ленин, Зиновьев, Буха- рин, Пятаков и Бош. При этом трое последних перебрались в июле 1915 г. в Стокгольм, поскольку именно Швеция была в то время главным каналом связи между заграничным большевистским цент- ром и Россией. Летом 1915 г. Бухарин сосредоточился на работе над большой статьей «Мировое хозяйство и империализм», предназначенной для журнала «Коммунист». Формально оставаясь в рамках традицион- ного для теоретиков II Интернационала взгляда на империализм как внешнюю политику финансового капитала, Бухарин уделил особое внимание проблеме государственного капитализма, посколь- ку считал огосударствление экономики и трестирование ведущими тенденциями развития современного мирового хозяйства. Именно ему принадлежит очень удачный, по мнению Ленина, термин «сра- щивание», характеризующий процесс слияния банковского и про- мышленного капиталов. Не могла не понравиться Ленину и крити- ка Бухариным каутскианской теории «ультраимпериализма», его вывод о том, что эпоха империализма неминуемо закончится штур- мом твердынь капитализма миллионными армиями пролетариата всех стран, т. е. мировой революцией6. Время внесло неумолимые коррективы в трактовку всех этих вопросов. Уверенность большевиков в победе мировой революции оказалась иллюзорной, процесс перестройки мировой ймпериали- стической системы пошел сложными, извилистыми путями, а «уль- траимпериализм» оказался куда более реальным, чем это представ- лялось Ленину и Бухарину, программа которых отражала лишь од- ну из возможных альтернатив общественного развития. Тем не ме- нее стратегический курс большевиков, хотя и в урезанном, дефор- мированном, а затем и извращенном виде, получил свою частич- ную реализацию в 1917 г. и в последующий период, что делает ра- боты Ленина и Бухарина не только литературными памятниками, но и важными политическими документами той эпохи, когда они создавались. Журнал «Коммунист» со статьей Бухарина вышел из печати в августе 1915 г., но автор решил продолжить работу над этой темой и превратить статью в книгу с тем же названием. В конце 1915 г. обширная рукопись была готова, и Бухарин обратился к Ленину с просьбой написать к ней предисловие. Ленин выполнил эту прось- бу, однако посланная в Россию рукопись книги затерялась в дороге и была опубликована лишь в 1918 г. Краткое предисловие Ленина (декабрь 1915 г.) было выдержано в самых лестных для Бухарина тонах и не содержало каких-либо принципиальных критических возражений автору7. 6 См.: Бухарин Н. И. Проблемы теории и практики социализма. M., 1989. С. 92—93. 7 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 27. С. 93—98. 10* 147
Накануне Циммервальдской международной социалистической конференции, состоявшейся в Швейцарии в сентябре 1915 г. без участия Бухарина, был решен и вопрос о лозунге Соединенных Штатов Европы. Несмотря на то, что запланированной на Берн- ской конференции заграничных секций РСДРП весной 1915 г. дис- куссии о лозунге СШЕ по разным причинам не получилось, Ленин, тщательно взвесив все «за» и «против», пришел к выводу, что ло- зунг следует снять. Он исходил при этом из того, что не нужно связывать руки революционерам отдельных стран ожиданием обще- европейского антиимпериалистического восстания, предлагая, нао- борот, использовать фактор усиления неравномерности вызревания объективных и субъективных предпосылок революции в том или ином регионе в интересах международного революционного процес- са в целом. Ленин считал, что, поскольку капиталистическая система как таковая уже вполне созрела для перехода к социализму, мировая революция может начаться в любом ее «слабом звене» с перспекти- вой последующего распространения на другие страны и континен- ты, причем в механизме этой цепной реакции существования роль отводилась таким факторам, как международная пролетарская со- лидарность, экономическая помощь более развитых революционных государств более отсталым и даже революционная война с силами империализма. Таким образом, отказ Ленина от лозунга СШЕ от- нюдь не означал замены традиционного марксистского курса на ев- ропейскую, а потом и мировую революцию курсом на победу соци- алистической революции в одной, отдельно взятой стране, как пы- тался позже представить дело Сталин в полемике с Троцким. Речь шла лишь о более гибком, адекватном реалиям XX в. и вместе с тем подлинно глобальном, свободном от всякого европоцентризма, подходе к проблеме всемирного социалистического переворота, сто- ронниками которого (разумеется, с теми или иными оттенками взглядов) были и Маркс, и Ленин, и Троцкий, и Бухарин. Последний, в частности, допускал даже возможность вторжения русской революционной армии (если в России произойдет револю- ция) в Германию при условии сочувствия этой революционной миссии со стороны по крайней мере передовой части немецих рабо- чих8. Поражает своей жесткостью и схема вероятного развития со- бытий в России, изложенная Бухариным в одном из писем Ленину осенью 1915 г. «Теперь — не сегодня, так завтра — у нас общеев- ропейский — если не мировой — пожар. Но социалистическая ре- волюция Запада разбивает национально-государственные границы. Мы ее должны поддержать в этом отношении... Объективно вполне возможно включение нашей крупной индустрии и капиталистиче- ских имений плюс заводы, обрабатывающие сельскохозяйственную продукцию, в общеевропейскую социалистическую систему, тем бо- лее что она ... уже организована через европейские банки. Кресть- ян поставим в зависимость через индустриализацию сельского хо- 8 См.: Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ). Ф 2. Оп. 5. Ед. хр. 573. Л. 6—7. 148
зяйства. Они против нас не пойдут, будут индифферентны. А если бы даже и пошли,— мы бы сумели всем европейским скопом с ни- ми расправиться. Русский империализм мы задушили бы своим со- циализмом в корне»9 * *. Стокгольмская группа большевиков во главе с Бухариным явно стремилась занять в партийной эмиграции особое положение, при- чем особенно активными в этом плане были «японцы». В ноябре 1915 г. у них возникла идея получить статус особой комиссии при ЦК, в задачи которой входили бы связь между Заграничным бюро ЦК РСДРП и большевистскими организациями в России, издание и пересылка на родину агитационно-пропагандистской литературы, включая листовки, а также сношения от имени ЦК со шведскими левыми социал-демократами. Однако Ленину такие претензии по- казались абсолютно необоснованными и он восстал против них са- мым решительным образом. Одновременно 19 ноября 1915 г. Ленин получил тезисы о праве наций на самоопределение, подписанные Пятаковым, Бош и Буха- риным. Авторы исходили из того, что справедливое демократиче- ское решение национального вопроса в рамках капитализма якобы невозможно и поэтому лозунг самоопределения наций утопичен и, более того, вреден, поскольку сеет иллюзии, лишь сбивающие с толку рабочих. С победой же социалистической революции, как считали авторы тезисов, такие категории, как «отечество», «на- ция», «национальное государство», станут анахронизмом. Правда, Бухарин и его товарищи готовы были поддержать антиимпериали- стические восстания в колониях, поскольку они объективно помога- ют пролетариату в странах-метрополиях. Тем не менее дух нацио- нального нигилизма, которым веяло от тезисов трех авторов* на- столько противоречил общедемократической части программы РСДРП, что не могло не вызвать крайне отрицательной реакции со стороны Ленина. Но и в это время Бухарин писал Зиновьеву: «Позиция Ильича (и ЦК вообще) есть самая правильная из всех имеющихся социал- демократических направлений. И никогда я не протестовал, чтобы меня самого зачисляли в “ленинцы". Наоборот, я сам* всегда это подчеркивал по той простой причине, что сие наименование, равно как имя Ильича, есть определенное знамя, под которым я иду и хочу идти»*®. В создавшихся условиях обе стороны проявляли повышенную нервозность, причем особенно агрессивно были настроены Пятаков и Бош, предъявлявшие Ленину и Зиновьеву все новые и новые тре- бования в связи с проектом продолжения издания журнала «Ком- мунист». Зиновьев и подключившийся к конфликту Шляпников го- товы были проявить по отношению к стокгольским оппозиционерам определенную уступчивость, но Ленин был неумолим. «“Комму- нист" стал вреден. Его надо прекратить...».— писал он в марте 1916 г. Шляпникову11. 9 РЦХИДНИ. Ед. хр. 781. Л. 3. Ответ Ленина на это письмо нам неизвестен. Ю РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 10. Ед. хр. 27208. Л. 2. И Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 194. 149
Между тем в апреле 1916 г. Бухарин, Пятаков и еще двое рус- ских социал-демократов были арестованы в Стокгольме за участие в антивоенном социалистическом конгрессе, что вызвало большую обеспокоенность Ленина. Полтора месяца Бухарин провел в тюрь- ме, затем его выпустили, но в августе он был вынужден уехать в Осло, а затем в Копенгаген. В это время его и без того сложные от- ношения с Лениным еще более обострились из-за статьи об отно- шении марксистов к империалистическому государству, написанной им для нового большевистского издания «Сборник “Социал-демок- рата**» летом 1916 г. Статья Бухарина, полученная Лениным в августе 1916 г., назы- валась «К теории империалистического государства». Автор очень ярко нарисовал картину того, как современное буржуазное государ- ство душит своими «заграбастыми лапами» живое тело общества, и сформулировал следующую альтернативу: «либо рабочие организа- ции, подобно всем организациям буржуазии, врастут в общегосу- дарственную организацию и превратятся в простой придаток госу- дарственного аппарата, либо они перерастут рамки государства и взорвут его изнутри, организуя собственную государственную власть (диктатура)». По мнению Бухарина, на глазах растет вероятность второго ис- хода, связанного с «интернациональной революцией социализма». Исходя из этого, он считал, что социал-демократам следовало бы особо подчеркнуть свою «принципиальную враждебность государ- ственной власти». Пролетариат, писал Бухарин, «разрушает госу- дарственную организацию буржуазии, использует ее материальный остов, создает свою временную государственную организацию вла- сти», а в конце концов отменит и свою собственную диктатуру, вбивая раз и навсегда «осиновый кол» в могилу государства12. Ознакомившись с этой статьей, Ленин посоветовал Бухарину дать ей «дозреть», ибо отдельные положения в ней были, по его мнению, недостаточно продуманы. Свой отказ опубликовать статью он мотивировал тремя обстоятельствами: перегруженностью сбор- ника материалами, полученными из России; наличием в статье Бу- харина значительного раздела о государственном капитализме, ко- торый может быть опубликован в одном из легальных русских из- даний; неточностью ряда формулировок по принципиальным теоре- тическим вопросам13. Поскольку Бухарин не последовал совету Ленина и частично опубликовал свою работу в ряде скандинавских и немецких социа- листических изданий, Ленин вынужден был вступить с ним в пуб- личную, хотя и достаточно сдержанную по тону, полемику. При этом он подчеркивал, что социалисты стоят за использование бур- жуазного государства и его учреждений в борьбе за освобождение рабочего класса и что определенной формой государства будет и диктатура пролетариата. Что касается «взрыва» государства, о ко- тором писал Бухарин, то подобный термин Ленин считал неудач- 12 Революция права: сборник первый. M., 1925. С. 30—32. 13 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 294. 150
ным, ибо так ставили вопрос анархисты, а не марксисты14. Не- сколько позже, на рубеже 1916—1917 гг., Ленин пришел к выводу, что новая власть, которая возникнет после пролетарской револю- ции, должна принципиально отличаться от власти буржуазии и по содержанию, и по форме. «Замена старой (“готовой") государст- венной машины и парламентов Советами рабочих депутатов и их доверенными лицами. В этом суть!»15— читаем мы в знаменитой «Синей тетради» Ленина с материалами по проблеме «Марксизм, государство, революция». В это время Ленин — и не без влияния со стороны Бухарина — сам интенсивно взялся за изучение проблемы государства. 19 февраля 1917 г. он писал И. Ф. Арманд, что пришел «к очень интересным и важным выводам гораздо больше против Каутско- го, чем против Н. Ив. Бухарина (который, однако, все же не- прав, хотя и ближе к истине, чем Каутский). Ужасно хотелось бы написать об этом: выпустить бы № 4 «Сборника “Социал- демократа“» со статьей Бухарина и с моим разбором его малень- ких ошибок и большущего лганья и опошления марксизма у Ка- утского»16. Таким образом, Ленин уже смягчил в то время свои прежние оценки взглядов Бухарина. По крайней мере он стал понимать, что подталкивало последнего к столь радикальной и непривычной для марксистов постановке вопроса о «взрыве» государства, хотя по- прежнему не разделял крайностей бухаринской позиции. Задуман- ную статью Ленину написать тогда не удалось, но замысел свой он частично реализовал в оставшейся, к сожалению, тоже не завер- шенной работе «Государство и революция», где развил взгляды на диктатуру пролетариата как государство типа Парижской Коммуны с перспективой его последующего отмирания. При этом Ленин сде- лал акцент на необходимости слома победившим пролетариатом старой военно-бюрократической государственной машины, обслу- живавшей интересы эксплуататорских классов, и замене ее госу- дарством, защищающим интересы трудящихся и активно участвую- щим в строительстве нового общества. В ряде других работ этого периода Ленин подчеркивал, что часть старого учетно-распредели- тельного аппарата, регулирующего функционирование экономики страны, может быть после соответствующей реорганизации исполь- зована новым, пролетарским государством. Жизнь показала, что в реальной действительности большевикам пришлось сохранить в несколько обновленном виде гораздо боль- шую часть старого государственного аппарата, чем можно было предположить накануне Октября. Не удалось осуществить ни заме- ну постоянной армии всеобщим вооружением народа, ни выбор- ность чиновников и сокращение оплаты их труда, ни эффективный контроль над бюрократией со стороны народных масс. Суровая про- за жизни оказалась сильнее революционной романтики и далеко идущих планов большевиков. 14 Там же. Т. 30. С. 227—228. 15 Там же. Т. 33. С. 321. 16 Там же. Т, 49. С. 390—391. 151
Более спокойно взглянул на прежние споры с Лениным по это- му вопросу и сам Бухарин. Публикуя в 1925 г. рукопись своей ста- рой статьи о государстве, он разъяснял, что неверно было бы при- писывать ему непонимание в 1916 г. роли диктатуры пролетариата как формы государственной власти после победы социалистической революции. Вместе с тем Бухарин признавал, что недостаточно развил тогда эту тему. В свое оправдание могу сказать, писал Бу- харин, что это была реакция на повальное воспевание буржуазного государства социал-реформистами, при котором, естественно, было сосредоточить все внимание на вопросе о «взрыве» этой машины. В предисловии к публикации Бухарин вспоминал: «Когда я при- ехал из Америки в Россию и увидел Надежду Константиновну (это было на нашем нелегальном VI съезде, и в то время В. И. (Ленин.— Авт.) скрывался), ее первыми словами были слова: «В. И. просил Вам передать, что в вопросе о государстве у него нет теперь разно- гласий с Вами»17. Ленин действительно погорячился, обвиняя своего молодого оп- понента в полуанархизме и даже в анархизме, ибо из текста руко- писи бухаринской статьи это обвинение (если не считать отдельных не совсем удачных формулировок) не вытекало. Недаром Бухарин с грустным недоумением писал Ленину: среди скандинавских соци- алистов я считаюсь руководителем антианархистской кампании, а Вы меня ругаете анархистом18. В дальнейшем оказалось, что пресловутый бухаринский «взрыв» буржуазного государства и марксистская формула революционного слома старой буржуазной государственной машины и замены ее диктатурой пролетариата, которой придерживался Ленин, были го- раздо ближе друг к другу, чем это могло показаться на первый взгляд, а сам Бухарин после Октября стал ничуть не меньшим «го- су дарствен ником», чем Ленин. Кстати говоря, «взорвано» в Совет- ской России было всего предостаточно и даже больше, чем нужно. Беда, однако, заключалась в том, что строительство социализма в одной, отдельно взятой отсталой стране не могло идти без постоян- ного усиления государственного начала, причем новая, революци- онная по форме государственная машина оказывалась часто не луч- ше, а хуже старой: она была более громоздкой, дорогостоящей и менее компетентной. Жизнь отбросила наивные иллюзии о том, что каждая кухарка научится управлять государством, а советские чиновники будут по- лучать столько же, сколько получают квалифицированные рабочие. К поистине страшным деформациям общественного строя привело сращивание партийных и государственных структур, партийного и советского аппарата. Но все это выходит уже далеко за рамки дис- куссии между Лениным и Бухариным в 1916 г., хотя последнему, безусловно, нельзя отказать в проницательности, когда он предуп- реждал, какой страшной силой становится в XX в. государство. Бу- харин только не знал тогда, что он выступает в роли Кассандры и и См.: Революция права. С. 5. 18 См.: Большевик. 1932. № 22. С. 88. 152
по отношению к еще не родившемуся пролетарскому государству, которое он тогда, как и все марксисты, явно идеализировал, В октябре 1916 г. Бухарин решил уехать в США. Он не принял ленинскую критику в свой адрес, но в его прощальном письме Ле- нину была просьба не доводить дело до разрыва. «Мне очень было бы тяжело, сверх сил тяжело,— писал он,— если бы совместная работа, хотя бы и в будущем, стала невозможной. К Вам я питаю величайшее уважение, смотрю на Вас как на своего учителя рево- люции и люблю Вас»19. 14 октября 1916 г. Ленин ответил Бухарину большим письмом, в котором повторил свою точку зрения на статью последнего о го- сударстве, но заверил Николая Ивановича в том, что Заграничное бюро ЦК всегда высоко ценило его, несмотря на «шатания» по воп- росу о программе-минимум и демократии. Заканчивалось письмо довольно длинным (из девяти пунктов) перечнем поручений, кото- рые Бухарин должен был выполнить в Америке20. Вновь Ленин и Бухарин встретились уже после победы Октяб- ря, когда ученик стал одним из ближайших соратников своего учи- теля, хотя временами вновь превращался в его яростного оппонен- та. «Бунт» молодого Ленина против идейной «диктатуры» Плехано- ва закончился в свое время их полным разрывом. Бухарин остался большевиком и стал одним из самых крупных идеологов, работав- ших над обоснованием советской модели социализма. Его жизнь, как и жизнь Ленина, дает и сегодня богатый материал для раз- мышлений об исторических судьбах марксизма и России. К ВОПРОСУ О МОРАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОМ состоянии РУССКОЙ АРМИИ В 1917 г. А. П. Жилин В общем комплексе проблем, связанных с историей первой ми- ровой войны, есть немало таких, которые вызывают особый инте- рес. К их числу относится изучение роли и места русской армии в сложной и противоречивой политической жизни страны накануне октября 1917 г. Настроения, моральный дух солдатских масс в 1917 г. в период переломных испытаний во многом предопределили последующие судьбы России. Борьба за армию занимала главное место в стратегии всех политических сил. Однако анализ настрое- ний солдатских масс в армии в целом не стал еще самостоятельной темой, а рассматривался в научной литературе в основном в контексте борьбы большевиков за армию1. В работах советских историков давно утвердилась ленинская концепция, согласно ко- торой разлагали армию не большевики, как это утверждали их 19 См.: Большевик. 1932. № 22. С. 87—88. 20 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 309—310. 1 См. работы: X. М. Астрахана, Л. С. Гапоненко, П. А. Голуба, С. Г. Капшукова, П. В. Козлова, В. И. Миллера, И. И. Минца, X. И. Муратова, И. Ф. Петрова, Я. Г. Темкина, Г. А. Трукана, М. С. Френкина, Н. М. Якупова и других. 153
оппоненты, а правящие классы, буржуазия, лидеры соглашатель- ских партий, своей антинародной политикой подрывавшие обороно- способность страны. «Разлагали армию те, кто объявил эту войну великой,— писал В. И. Ленин,—... мы армии не разлагали, а го- ворили: держите фронт,— чем скорее вы возьмете власть, тем легче ее удержите»^. Он же в другом случае утверждал, что партия большевиков могла гордиться тем, что исполнила свой долг, «разлагая силы нашего классового врага, отвоевывая у него во- оруженные массы рабочих и крестьян для борьбы против эксплуа- таторов»2 3. В последние годы под влиянием развернувшейся полемики о методах борьбы большевиков за власть в литературе широкое рас- пространение получил тезис эмигрантской историографии об иск- лючительной ответственности большевиков за развал армии, под- рыв ее устоев. Существование этих противоположных взглядов диктует необ- ходимость более углубленного изучения эволюции настроений в ар- мии. Это позволит осмыслить причины возрастания роли народных масс, и в частности солдат, в общественной жизни, особенно в ре- шающие, поворотные моменты между февралем и октябрем 1917 г. В России в 1917 г. одним из таких моментов стало проведение по- следней крупной летней наступательной операции на Восточном фронте. Летом 1917 г. именно вопрос о наступлении армии стал центральным, не столько военным, сколько политическим или, как неоднократно подчеркивал В. И. Ленин, вопросом «перелома всей русской революции»4. Краткому рассмотрению настроений в армии в этот период и посвящена данная работа. Напомним, что, вступая в мировую войну, Россия имела одну из самых крупных кадровых армий среди стран противоборствую- щих коалиций. В предвоенные годы военное министерство, Гене- ральный штаб осуществили ряд военных программ и реформ, на- правленных на улучшение организационной структуры армии, уве- личение ее численности, технического оснащения и повышения ее боеспособности. Русский Генеральный штаб разработал соответст- вующие современному характеру войны принципы военного искус- ства, наставления и руководства по боевой подготовке войск. Вы- сшее военное руководство России сделало немало также в области планирования войны. В своих расчетах оно исходило из представ- ления о сложности характера вооруженной борьбы, необходимости ее всестороннего обеспечения. Конечно, в подготовке вооруженных сил существовали серьез- ные недостатки и просчеты. Тем не менее накануне войны Россия располагала достаточно мощной армией, способной решать слож- ные стратегические задачи. На всем протяжении войны русские во- оруженные силы вели активные боевые операции, не раз спасая со- юзнические армии от разгрома. С первых дней войны русский — Восточный — фронт стал одним из основных фронтов. Русская ар- 2 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 115. з Там же. Т. 40. С. 8—9. 4 Там же. Т. 32. С. 301. 154
мия, в первый период войны принявшая на себя удары германо-ав- стрийских сил, предоставила своим западным союзникам по Антан- те — Англии и Франции — необходимое время и возможность для развертывания военно-экономического потенциала5. В коалиционной стратегии Антанты вооруженные силы Рос- сии в самые тяжелые годы мирового противоборства — 1914— 1916 гг.— играли решающую роль в разгроме военных сил герман- ского блока. Это в значительной степени и предопределило резуль- тат мировой войны. Выпавшие на долю русской армии тяжелые ис- пытания потребовали от ее личного состава и прежде всего от мно- гомиллионных солдатских масс высоких боевых и моральных ка- честв — верности долгу и присяге, выносливости и самоотвержен- ности, решительности и стойкости, мужества и отваги. Правитель- ство, опираясь на эти качества солдат русской армии, рассчитывало в какой-то степени компенсировать недостаточное материально- техническое оснащение войск, уравновесить силы в борьбе с эконо- мически более развитым врагом. Важным итогом идеологической подготовки к войне, проделан- ной всеми наличествующими тогда средствами, был высокий патри- отический подъем в стране накануне августа 1914 года. 96 % под- лежащих призыву явились на мобилизационные приемные комис- сии. Если до объявления общей мобилизации численность воору- женных сил России составляла 1 423 000 человек, то после ее осу- ществления, давшей армии прибавление в 3 115 000 человек и про- ведения дополнительных призывов к концу 1914 г. в строю оказа- лось свыше 6,5 млн человек6. Всего за годы войны было мобилизо- вано около 15,5 млн человек. По своему составу русская армия бы- ла в основном крестьянской. За три с половиной года войны из де- ревни были призваны свыше 12,8 млн человек7. Как отмечал быв- ший профессор императорской военной академии, генерал Н. Н. Головин в работе, посвященной военным усилиям России в мировой войне, политическое мировоззрение многомиллионной сол- датской массы в первые годы войны полностью определялось фор- мулой «За Веру, Царя и Отечество». Для русских народных масс в начале войны она была своего рода политическим обрядом. Характеризуя народные настроения в 1914 г. Головин писал: «Первым стимулом, толкавшим все слои населения России на бранный подвиг, являлось сознание, что Германия сама напала на нас... Угроза Германии разбудила в народе социальный инстинкт самосохранения. Другим стимулом борьбы, оказавшимся понятным нашему простолюдину, явилось то, что эта борьба началась из не- обходимости защищать право на существование единокровного и единоверного сербского народа. Это чувство отнюдь не представля- ло собой того “панславизма“, о котором любил упоминать кайзер Вильгельм, толкая австрийцев на окончательное поглощение сер- 5 См.: Лютов И. С., Носков А. М. Коалиционное взаимодействие союзников по опыту первой и второй мировых войн. М., 1988. С. 61. 6 Россия в первой мировой войне 1914—1918 гг (в цифрах). М., 1925. С. 18; Емец В. А. Очерки внешней политики России 1914—1917. М., 1977. С. 95. 7 Россия в первой мировой войне 1914—1918 гг. (в цифрах). М., 1925. С. 49. 155
бов. Это было сочувствие к обиженному младшему брату... Это чувство защитника обиженных славянских народов нашло свое вы- ражение в слове “братушка", которым наши солдаты окрестили во время освободительных войн болгар и сербов и которое так и пере- шло в народ. Теперь вместо турок немцы грозили уничтожением сербов — и те же немцы напали на нас. Связь обоих этих актов была совершенно ясна здравому смыслу нашего народа»8. К 1917 г. армия претерпела существенные изменения. Прежде всего почти полностью выбыл в результате кровопролитных боев кадровый состав. Верховное командование, готовясь к ведению кратковременной войны, не берегло ни офицерских, ни унтер-офи- церских кадров, вливая их в ряды действующих частей. Как отме- чал генерал А. И. Деникин, «с течением времени, неся огромные потери и меняя 10—12 раз свой состав, войсковые части, по пре- имуществу пехотные, превращались в какие-то этапы, через кото- рые текла непрерывно человеческая струя, задерживаясь недолго и не успевая приобщиться духовно к военным традициям части»9. Возникший в ходе войны кризис в снабжении армии вооруже- нием, особенно тяжелой артиллерией, боеприпасами вынуждал воз- мещать этот недостаток более интенсивным использованием живой силы. В начале 1916 г. начальник штаба верховного главнокоман- дующего генерал М. В. Алексеев в своем выступлении в Ставке за- являл, что поскольку русская армия не имеет такой могучей артил- лерии, как ее союзники, то «придется брать количеством пехо- ты»10 *. Именно нехватка необходимого количества снарядов, осо- бенно в первые два года войны, была, как писал Е. Барсуков, исс- ледовавший эволюцию русской артиллерии в годы войцы, «одной из серьезных причин военных неудач на русском фронте и, в част- ности, чрезмерных потерь пехоты»11. Огромные жертвы, плохое снабжение вооружением, неудачи на фронте, особенно в ходе кампании 1915 г., серьезно отразились на моральном состоянии армии и всей страны, вызвав политический кризис. Как на фронте, так и в тылу у многих закрадывалось со- мнение в конечном успехе в войне. Брожение докатилось до глубо- кого тыла. В середине июня 1915 г. серьезные волнения произошли в Москве. Дело приняло такие размеры, что властям пришлось прибегнуть к вооруженной силе. В широких слоях населения посте- пенно рассеивались иллюзии относительно официально декларируе- мых целей войны. Официальные сводки штабов и армий свидетельствуют об изме- нении в отношении солдат к войне, о падении дисциплины в вой- сках. Главным, основным в настроениях армии на фронте станови- лось стремление к миру, скорейшему окончанию чуждой народу длительной и кровопролитной войны. Стремление солдат к скорей- шему окончанию войны проявлялось в различных формах. Широ- 8 Головин И. Н. Военные усилия России в мировой войне. Париж, 1939. Т. 2. С. 122—123. 9 Деникир А /Г ^Очерки русской смуты. Репринтное воспроизведение. Т. 1, вып. 1. ю Лютов И. С., Носков А. М. Указ. соч. С. 59. и Барсуков Е. Русская артиллерия в мировую войну. М., 1938. Т. 1. С. 351. 156
кий размах приобретало братание, дезертирство. Всюду в воинских частях, в офицерских собраниях в присутствии командиров, в шта- бах и т. д. говорилось о негодности правительства, о придворной грязи12. Вскрывая причины кризисного положения, охватившего в 1916 г. страну и армию, министр внутренних дел А. Д. Протопопов отмечал: «Финансирование расстроено, товарообмен нарушен, про- изводительность страны — на громадную убыль ... пути сообщения в полном расстройстве. Наборы обезлюдили деревню, остановили землеобрабатывающую промышленность, ощутился громадный не- достаток рабочей силы ... Города голодали, торговля была задавле- на, постоянно под страхом реквизиций. Единственного пути к уста- новлению цен — конкуренции — не существовало ... Армия уста- ла, недостатки всего понизили ее дух...»13. Показательно, что в феврале 1917 г. ни один из главнокомандующих фронтами не смог выделить сколько-нибудь надежных частей для спасения династии Романовых. Вот что телеграфировал Николаю II главнокомандую- щий Западным фронтом генерал А. Е. Эверт: «Ваше величество, на армию в настоящем ее составе при подавлении внутренних беспо- рядков рассчитывать нельзя. Ее можно удержать лишь именем спа- сения России от несомненного порабощения злейших врагов роди- ны при невозможности вести дальнейшую борьбу. Я принимаю все меры к тому, чтобы сведения о настоящем положении дел в столи- цах не проникали в армию, дабы оберечь ее от несомненных вол- нений. Средств прекратить революцию в столицах нет никаких»14. Пришедшее в ходе революции к власти Временное правительст- во, взяв курс на продолжение мировой войны, приступило к подго- товке наступления русской армии в соответствии с решениями со- юзнических конференций в Шантильи и Петрограде, разработав- ших общий стратегический план кампании 1917 г. Согласно этому плану предусматривалось осуществление согласованных наступа- тельных действий армиями Антанты, которые должны были «вес- тись с наивысшим напряжением и с применением всех наличных средств, дабы создать такое положение, при котором решающий ус- пех союзников был бы вне всякого сомнения»15. Союзники оказы- вали сильное давление на Временное правительство, требуя уско- ренной подготовки и проведения наступления русской армии для того, чтобы облегчить положение своих войск, потерпевших круп- ное поражение на Западном фронте в апреле 1917 г. (“операция Нивеля"). Вопрос о наступлении русской армии и для союзников России весной 1917 г. перестал быть только военно-стратегическим вопро- сом. Правительства Франции, Англии, Италии, обеспокоенные про- исходящими в России революционными событиями, видя в них од- ну из главных причин, повлиявших на усиление классовой борьбы 12 См.: Деникин А. И. Указ. соч. С. 36. 13 Милюков П. И. Воспоминания. Нью-Йорк, 1955. Т. 2. С. 259. и Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев, документы. 2-е изд. Л., 1927. С. 238—239. 15 Конференция союзников в Петрограде в 1917 г. // Красный архив. 1927. Т. 1/20. 157
в своих странах, требовали от Временного правительства ускорен- ной подготовки и проведения наступления. Они также считали, что наступление на фронте должно стать наступлением на революцию. Глава американской специальной миссии, побывавшей в России ле- том 1917 г., Э. Рут в беседе с сотрудником газеты «Новое время» заявил, что победа на фронте и укрепление положения правитель- ства это две стороны единой задачи'6. Решение о наступлении на русско-германском фронте обуслов- ливалось не только требованиями союзников. Напуганное усили- вавшейся классовой борьбой в стране, дальнейшим революционизи- рованием армии, Временное правительство исходило прежде всего из необходимости достижения своих внутриполитических целей. Расчет организаторов наступления сводился к следующему: в слу- чае успеха наступление упрочило бы власть Временного правитель- ства, отвлекло внимание масс от острых внутриполитических про- блем, но самое главное— успешное наступление, по мнению его организаторов, позволило бы разогнать Советы и солдатские коми- теты, принять репрессивные меры против выходящих из подчине- ния армейских частей. Активную роль в подготовке наступления играли меньшевики и эсеры. Их представители на многочисленных митингах и собраниях солдат заявляли, что Временное правительство стремится к дости- жению мира без аннексий и контрибуций, что наступление якобы необходимо во имя защиты революции. Большевики со своей стороны выдвинули радикальную програм- му революционного решения этой проблемы, последовательно про- водя намеченный ими курс на подготовку и проведение социали- стической революции. Стремление к разрушению прежней власти неизбежно толкало их к разложению старой армии. Армия стала ареной острой политической борьбы. Комитеты создавались на всех фронтах и в военных округах. Образование в войсках солдатских комитетов явилось значительным шагом углубления в воинской среде классовой дифференциации, вовлечения солдатских масс в политическую борьбу. Революционизирующее воздействие в армии особенно усили- лось после опубликования в марте 1917 г. приказа № 1 Петроград- ского Совета рабочих и солдатских депутатов. Один из важнейших пунктов приказа гласил: во всех политических выступлениях воин- ская часть подчиняется Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам. Приказы военной комиссии Государственной ду- мы должны были выполняться только в тех случаях, когда они не противоречили приказам и постановлениям Совета рабочих и сол- датских депутатов. Все оружие переходило в распоряжение и под контроль ротных и батальонных комитетов и не выдавалось офице- рам даже по их требованию16 17. 9 марта военный министр Гучков в письме генералу Алексееву писал: «Прошу верить, что действительное положение вещей тако- 16 Новое время. 1917. 27 июня. 17 См.: Революционное движение в русской армии (27 февраля — 24 октября 1917 года). Сб. док. М., 1968. С. 20—21. 158
во: Временное правительство не располагает какой-либо реальной властью и его распоряжения осуществляются лишь в тех размерах, кои допускает Совет рабочих и солдатских депутатов, который рас- полагает важнейшими элементами реальной власти, так как вой- ска, железные дороги, почта и телеграф в его руках. Можно прямо сказать, что Временное правительство существует лишь пока это допускается Советом рабочих и солдатских депутатов. В частности, по военному ведомству ныне представляется возможным давать лишь те распоряжения, которые не идут коренным образом вразрез с постановлениями вышеназванного Совета»18. Итак, если Времен- ное правительство не потеряло окончательно своего влияния над армией, то в первую очередь этим оно было обязано меньшевикам и эсерам, оказавшимся у руководства Петроградским Советом, большинства местных Советов, а также фронтовых, армейских, полковых и ротных комитетов. В то же время по отношению к высшему командному составу армии Временное правительство само вело разрушительную поли- тику. В марте — октябре 1917 г. в отставку были уволены 374 ге- нерала. Увольнению подвергались в первую очередь представители высшего армейского руководства. Из 225 полных генералов русской армии, состоявших на службе к началу Февральской революции, Временным правительством были уволены 68 человек. Временное правительство присвоило это звание лишь 7 генералам19. Главным критерием была политическая благонадежность. Оценивая резуль- таты деятельности правительства по «чистке» генералитета, офицер Генерального штаба генерал-майор Э. А. Верцинский писал: «По- путно с небольшим числом слабых начальников было уволено зна- чительное число средних и даже хороших... Гораздо хуже был кос- венный вред, получившийся от назначения не по кандидатским спискам, а по каким-то особым соображениям, что поощряло к карьеризму и интригам»20. Моральное состояние войск в целом после февральской револю- ции характеризовалось, по мнению генералитета, тем, что пережив громадный нервный подъем, как офицеры, так и солдаты, в новых условиях жизни еще не нашли себя, не определили своей линии поведения, что порождало взаимное недоверие и непонимание. «Офицеры,— отмечал в своем рапорте главнокомандующий Запад- ным фронтом генерал В. И. Гурко,— не доверяют солдатам, так как чувствуют в них грубую силу, которая легко может обратиться против них самих; солдаты видят в офицере барина и невольно отождествляют его со старым режимом. Полное лишение офицеров дисциплинарной власти выбило у них почву из-под ног»21. Особое беспокойство у организаторов наступления вызывали принявшие массовый характер отказы продолжать войну. Почти во всех донесениях, докладах, рапортах, поступавших в Ставку с 18 Зайончковский А. М. Стратегический очерк войны 1914—1918. 4. VII. Кампания 1917 года. M., 1923. Прил. № 3. С. 121. 19 Русский Вестник. 1992. № 19. 20 Верцинский Э. А. Год революции. Воспоминания офицера Генерального штаба. Таллинн, 1929. С. 15. 21 ЦГВИА. Ф. 2003. On. 1. Д. 65. Л. 428. 159
фронта, отмечались многочисленные случаи выступлений солдат против продолжения войны. «В армиях развивается пацифистское настроение,— докладывал главковерх Алексеев военному министру в письме от 16 апреля.— В солдатской массе зачастую не допуска- ется мысли не только о наступательных действиях, но даже и о подготовке к ним, на каковой почве происходят крупные наруше- ния дисциплины, выражающиеся в отказе солдат от работ по соо- ружению наступательных плацдармов»22. Определенная часть высшего командования армии откровенно рассчитывала в ходе наступления подготовить почву для установле- ния в стране военной диктатуры, которая одним ударом покончила бы с большевиками и Советами. Командующий Черноморским фло- том адмирал А. В. Колчак говорил: «...Наступление, к чему бы оно ни привело, будет “водой на нашу мельницу“. Если победа будет на нашей стороне, авторитет командного состава поднимется в ре- зультате успешно проведенной операции. Если будет поражение, все впадут в панику и обвинят в поражении большевиков, а нам дадут в руки власть...»23. На состоявшемся 1 мая в Ставке совеща- нии представителей верховного командования, его участники вы- нуждены были признать, что «общее настроение армии — мир во что бы то ни стало»24. Приказы офицеров выполнялись постольку, поскольку они соответствовали решениям солдатских комитетов. В результате совещания командующие пришли к единодушному ре- шению осуществить наступление на фронте, видя в нем единствен- ное средство «спасения» армии и России. Представители верховного командования прекрасно понимали, что ни они сами, ни Временное правительство в существующем составе не смогут организовать наступление армии без помощи «социалистов» — меньшевиков и эсеров. При этом генералы исходили из того, что меньшевики и эсеры, несмотря на разглагольствования о «мире без аннексий и контрибуций», фактически поддерживали политику продолжения войны. К тому же, как отметил начальник Генерального штаба П. И. Аверьянов, «с лицами из Советов рабочих и солдатских де- путатов сговориться можно»25 26. Учитывая это, участники совещания высказывались за необходимость создания коалиционного прави- тельства, надеясь с помощью министров-социалистов и используя их влияние в солдатских массах, двинуть армию в наступление. Они не обманулись в своих надеждах. В опубликованной 6 мая декларации коалиционного Временного правительства наряду с обе- щанием скорейшего достижения всеобщего мира без аннексий и контрибуций, указывалось, что важнейшей задачей Временного правительства является укрепление боевой силы армии «как в обо- ронительных, так и в наступательных действиях»2®. После майского совещания на фронте началась усиленная под- готовка к наступлению. В ходе ее большое место отводилось мо- 22 Революционное движение в русской армии в 1917 году. М.» 1968. С. 61. 23 Верховский А. И. На трудном перевале. М., 1959. С. 275. 24 Стратегический очерк войны 1914—1918 гг. Ч. 7. С. 133—151. 25 Заиончковский А. м. Указ. соч. Прил. № 6. С. 147. 26 Революционное движение в России в мае — июне 1917 г. Док. и мат. М., 1959. С. 229. 160
рально-политической обработке солдатских масс. Широкий размах приобрела так называемая словесная кампания. По армии разъез- жали из числа представителей партий, входивших во Временное правительство, агитаторы, пытавшиеся убедить солдат, что путь к миру лежит через взятые окопы противника. На фронт посылалось большое число брошюр, воззваний, листовок, в которых кадеты, меньшевики и эсеры обосновывали необходимость наступления. Для всей этой пропагандистской литературы были типичны лозун- ги: «Итак, мир после победы — вот самый скорый мир. Лучшая оборона — в наступлении»27. В приказе главнокомандующего армиями Юго-Западного фрон- та генерала А. Е. Гутора, отданном войскам накануне наступления с несвойственным для подобных документов пафосом говорилось: «Народ посылает Вас вперед с красными знаменами революции, чтобы Вы защитили и укрепили драгоценный дар свободы и заста- вили врага заключить мир, которого хочет вся русская демокра- тия — мир без захватов и контрибуций, на основе самоопределе- ния народов. В наступающие дни решится не только судьба войны, но и судьба добытой свободы и самого существования нашего оте- чества...»28. С неменьшим усердием агитировали за наступление и представители «союзной демократии». В России побывали извест- ные лидеры западных социалистов: А. Гендерсон, Э. Вандервельде, А. Тома и другие. Они стремились любой ценой сохранить боевой дух России, опасаясь, что появление пацифистских настроений по- сле февральской революции может стать гибельным для продолже- ния войны. Эти опасения были небезосновательны. С решительными отказами перейти в наступление выступили многие части Северного, Западного, Юго-Западного и Румынского фронтов. Приказы командования, касавшиеся перегруппировки войск и подготовки наступательных действий, обсуждались солда- тами на митингах и почти всегда не выполнялись. В некоторых ча- стях недовольство солдат было настолько велико, что дело доходи- ло до убийств офицеров, требовавших продолжения активных дей- ствий на фронте. Депутаты Государственной Думы А. М. Маслен- ников и П. М. Шмаков, обобщая свои наблюдения о морально-бое- вых качествах солдат Юго-Западного фронта, признавали, что сол- даты более не рвутся в бой29. Представляет интерес высказывание генерала М. В. Алексеева, руководившего русской армией в первые месяцы после февральской революции. В письме военному министру А. И. Гучкову от 16 ап- реля он писал: «Нам нужно ... всем, всей России, всем партиям без различия их программ громко сказать: Родина в опасности. Громко и открыто заявить России о тех язвах, которые разлагают ее ар- мию, и немедленно лечить их. С большим удивлением читаю отче- ты безответственных людей о “прекрасном" настроении армии. За- чем? Немцев не обманем, а для себя — это роковое самооболыце- 27 Капустин М. И. Солдаты Северного фронта в борьбе за власть Советов. М., 1957. 28 РГВИА. Ф. 2067. On. 1. Д. 170. Л. 307. 29 Головин Н. Н. Указ. соч. С. 226. 11 Первая мировая война 161
ние. Надо называть вещи своими именами, и это должны сделать Временное правительство, трезвая печать, общество, все партии, пользующиеся авторитетом масс, и коим дорога свобода народов, населяющих Россию»30. На объединенном совещании главнокоман- дующих фронтами, членов Временного правительства и представи- телей Исполнительного комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов 4 мая была дана следующая общая характе- ристика морального состояния армии: «Господствующее настроение в армии — жажда мира... Стремление к миру является настолько сильным, что приходящие пополнения отказываются брать воору- жение — “зачем нам, мы воевать не собираемся44»31. Командующий 10-й армией Западного фронта генерал Н. М. Ки- селевский, анализируя состояние вверенных ему войск, в письме от 14 июня главнокомандующему Западным фронтом А. И. Деникину, отмечал: «Настроение войск, предназначенных для атаки, застав- ляет сомневаться в том, пойдут ли они в атаку, но даже выполнят ли они приказ о занятии исходного положения... Вероятность успе- ха или, вернее, вероятность того, состоится ли атака, можно опре- делить только так: “авось пойдут44. Я обязан сказать Вам: армия еще тяжко больна ... чтобы исполнить тот великий подвиг, быть может последний, которого требует от нее Родина. Быть может, об- щая обстановка политическая и стратегическая такова, что наме- ченная операция должна быть выполнена во что бы то ни стало, что осуществление ее необходимо даже в том случае, если бы на- дежды на наступательный порыв пехоты не увеличились, что риск- нуть ею надо было бы даже в предвидении ее полной неудачи. В таком случае, конечно, никаких разговоров быть не может и все чины армии, сохранившие сознание долга перед Родиной, свой долг выполнят. Но если успех или неудача этой операции могут ото- зваться на дальнейших судьбах России, то позволительно ли ее предпринимать, зная, что успех ее в такой большой степени зави- сит от того “авось44, размер которого не поддается никакому уче- ту?»32 33. Командование Западным фронтом, напуганное размахом солдатских волнений, вынуждено было снять с передовой и отвести в тыл до 30 тыс. человек3* С каждым днем на фронте увеличивалось число антивоенных выступлений. И если в марте — апреле солдатские массы стихийно боролись с лозунгом q продолжении войны, то уже в период непос- редственной подготовки летнего наступления в мае — начале июня командование русской армии все чаще и чаще сталкивалось с орга- низованными сознательными отказами солдат идти в наступление. Все это не могло не беспокоить Временное правительство и верхов- ное командование. Для того, чтобы укрепить свое влияние в армии, сохранить над ней контроль, правительство, генералитет использо- вали различные средства, хотя единства по многим вопросам до- стигнуто не было. 30 Революционное движение в русской армии в 1917 г. Сб. док. М., 1968. С. 62—63. 31 Деникин А. И. Указ. соч. Т. 1. Вып. 2. С. 52. 32 РГВИА. Ф. 55. Оп. 5. Д. 1. Лл. 12—14. 33 Стратегический очерк войны 1914—1918 гг. М., 1923. Ч. 7. С. 154. 162
Принятая Временным правительством в мае «Декларация прав военнослужащих», уравнивавшая военнослужащих в правах с гражданским населением, закреплявшая за солдатами право сво- бодно и открыто высказывать свои политические, религиозные, со- циальные взгляды, быть членом любой организации, общества или союза, была отрицательно встречена верховным командованием. Приверженцы жесткой воинской дисциплины не могли смириться с введением новых порядков. По их мнению «Декларация» явилась последним гвоздем, заколачиваемым в гроб русской армии34. Со своей стороны верховное командование выдвинуло собствен- ную программу спасения армии. 21 мая верховный главнокоманду- ющий генерал Алексеев направил правительству телеграмму, в ко- торой говорилось о необходимости немедленного восстановления военно-полевых судов, приведения приговоров суда в исполнение без всяких смягчений и изъятий, расформирования ненадежных ча- стей, отказавшихся исполнять боевые распоряжения, возвращения командирам дисциплинарной власти. «Только при такой постановке вопроса,— писал Алексеев,— возможно водворение в армии поряд- ка и возвращение утраченной дисциплины. Увещания, воззвания действовать на массу не могут. Нужны власть, сила, принуждение, страх наказания. Без этого армия существовать при своем данном составе не может. Считаю своим священным долгом сказать об этом честно и настойчиво. Развал внутренний достиг крайних пре- делов, дальше идти некуда. Войско стало грозным не врагу, а Оте- честву»35. Массовые отказы солдат продолжать войну привели командова- ние к мысли о необходимости создания надежных ударных частей из добровольцев. В приказе нового главковерха генерала Брусилова от 14 июня отмечалось, что организация ударных частей подняла бы воодушевление, наступательный порыв в армии и в стране, все- лила бы в армию веру, «что весь свободный русский народ идет с нею в бой за свободу и скорый мир»36. Но приступая к формирова- нию ударных частей, командование преследовало и другую, пожа- луй, более важную цель. В условиях нараставшего революционного движения оно рассчитывало, что эти отборные части послужат той силой, которая поможет восстановить «порядок» в армии, явится опорой в борьбе с революцией. Генерал Брусилов в своем письме от 8 июля 1917 г., адресован- ном главнокомандующим фронтами, обосновывал необходимость создания добровольческих частей прежде всего угрозой надвигаю- щейся гражданской войны. «Большевизм сделал свое дело,— отме- чал верховный главнокомандующий,— и армия, в значительной своей части отравленная ядом этой пропаганды, не только не спа- сает свободу, но оставаясь непасомым стадом, погубит ее. Настало время действовать энергично и приложить все усилия, дабы сбе- речь армию и довести до Учредительного собрания что-либо строй- 34 Зайончковский А. М. Стратегический очерк войны 1914—1918 гг. Ч. VII. Кампа- ния 1917 г. М., 1923. С. 157. 35 РГВИА. ф. 366. On. 1. Д. 17. Л. 32—32 об. 36 Там же. Д. 90. Л. 23. И* 163
ное, а не банду вооруженных людей». Создание добровольческих частей, по мнению Брусилова, диктовалось также тем, что «с по- следним выстрелом на фронте все, что теперь удается удержать в окопах, ринется в тыл, и притом с оружием в руках»37. Главнокомандующие фронтами высказали различные мнения о целесообразности организации частей «долга перед родиной», но в констатации близости полного развала армии они были, единодуш- ны. Однако если большинство из них основную причину этого по- ложения объясняло исключительно пропагандой крайне левых те- чений, то главнокомандующий Западным фронтом генерал Дени- кин высказал особое мнение. В своем ответе он писал: «Позволю себе не согласиться с мнением, что большевизм явился решитель- ной причиной развала армии: он нашел лишь благодарную почву в систематически разлагаемом и разлагающемся организме»38. Формирование ударных революционных батальонов из добро- вольцев тыла началось еще в мае на Юго-Западном фронте, а за- тем на других фронтах. В начальный период формирования удар- ных частей под влиянием патриотической пропаганды защиты ре- волюции и отечества солдаты целых дивизий, бригад, полков объ- являли себя ударными. Однако эти начинания не могли получить развития: темп, которым шло углубление революции, не давал вре- мени для надлежащей организации. Как отмечал А. И. Деникин, «на призыв вступить в ударные части могли откликнуться только элементы умеренности и порядка... кому просто опостылела безра- достная, опошленная до крайности, полная лени, сквернословия и озорства полковая жизнь»39. Вскоре же, особенно во время непос- редственной подготовки к наступлению и в ходе самого наступле- ния, когда командование стало использовать ударные части глав- ным образом для подавления, расформирования «ненадежных» час- тей, отношение солдат к этим «революционным» батальонам резко изменилось. Солдаты настороженно, а чаще всего враждебно встре- чали ударников, прибывавших на фронт. Таковы факты, свидетельствующие о настроении, моральном состоянии солдатских масс накануне наступления 1917 г. Командо- вание принимало меры для того, чтобы уменьшить антивоенные настроения, но даже самые жестокие из них не могли остановить разложение русской армии. Верховный главнокомандующий гене- рал Брусилов в телеграмме на имя министра-председателя Времен- ного правительства указывал, что «оздоровление в армии может последовать только после оздоровления тыла, признания пропаган- ды большевиков и ленинцев преступной, караемой как за государ- ственную измену. Без этого власть начальства, которое по закону может употреблять в боевой обстановке даже оружие против неис- полняющих боевые распоряжения, сводится к нулю и фактически не может быть применена. Нельзя ради свободы слова допускать пропаганду, которая разрушает армию и губит Россию»40. 37 РГВИА. Ф. 2067. On. 1. Д. 172. Лл. 364—365. 38 Красная летопись. № 6. 1926. С. 12. 39 Деникин А. И. Указ. соч. С. 137—138. 40 РГВИА. Ф. 366. On. 1. Д. 106. Л. 67 об. 164
Бесполезность предпринимаемых усилий по оздоровлению войск была ясна не только высшему военному руководству, но и младше- му офицерству действующей армии. Уже в разгар боевых действий на имя Керенского с фронта поступила гневная телеграмма от офи- цера Третьей Сибирской стрелковой артиллерийской бригады штабс-капитана Симонова, в которой в частности говорилось: «По- ездки по фронту убедили Вас, что даже Вашими словами зажечь можно только немногих». Обвинив Временное правительство и сво- его адресата в том, что они превратили армию в толпу взбунтовав- шихся рабов, опасную для России, автор призывал немедленно пре- кратить опыты над ней. «Армия может быть только русской,— от- мечалось в телеграмме,— никакой революционной армии быть не должно. Армия вне политики. Кто думает иначе тот не понимает смысла существования вооруженных сил в государстве»41. В результате острой политической борьбы, развернувшейся в стране весной и летом 1917 г., русская армия была полностью демо- рализована и не способна успешно решать крупные стратегические задачи. Главное, к чему привело ее наступление летом 1917 г., его не- удача, явилось то, что Временное правительство лишилось доверия у солдатских масс, утвердившихся в том, что им не за что воевать. КТО «ЗА» И КТО «ПРОТИВ». «ВЕЛИКИЕ ДЕБАТЫ» В США ПО ВОПРОСУ ОБ ИНТЕРВЕНЦИИ ПРОТИВ СОВЕТСКОЙ РОССИИ (новые документы) В. Л. Мальков По истории интервенции США в Советской России в 1918—1922 гг. написано немало серьезных работ как в нашей стра- не, так и в Соединенных Штатах Америки. Но, увы, как и здесь, так и там это не спасает дело. Широкая публика остается незнако- мой с ними, а массовое сознание находится в плену стереотипов. Для советских людей Вудро Вильсон всегда был одним из главных инициаторов «походов Антанты», что неожиданно совпало с обра- зом фанатика-пресвитерианца, вовлекшим нацию в войну, продол- жительное время сохранявшимся в историческом сознании США* 1. При всем том и без специальных опросов общественного мнения можно утверждать, что американцам немного известно (а скорее всего почти ничего) о той странице в летописи внешней политики их страны, на которой стоит «автограф» контингента сил вторже- ния, выступавшего под звездно-полосатым флагом. А между тем для Америки конца 1917 — начала 1918 г. не бы- ло, пожалуй, более всего внушающего тревоги вопроса, чем вопрос 41 Там же. Оп. 2. Д. 17. Лл. 209—210. 1 См.: Шлезингер А. М. Циклы американской истории. M., 1992. С. 540. 165
о том, как быть и что предпринять в связи с «большевистским пе- реворотом» в России. В правительственных кругах дебаты вокруг мер воздействия на Россию довольно скоро переместились в плоско- сть обсуждения деталей военных санкций, которые следовало бы предпринять в случае, если большевики не уступят дипломатиче- скому давлению и пойдут на разрыв с союзниками. Но это проис- ходило на поверхности. Внутренний смысл был глубже, затрагивая многие нравственные императивы, на которых базировалась внеш- няя политика США со времен Дж. Вашингтона и которые были об- новлены при В. Вильсоне. Исходя уже только из этого понимания, совершенно неправиль- но было бы возлагать всю ответственность за решение вмешаться во внутренние дела народов России и навязать им силой «опти- мальный выбор» целиком на «правящую верхушку» СЩА (как это чаще всего делалось в нашей отечественной историографии), не проводя различий между сторонниками и противниками интервен- ции, постановщиками этого рискованного номера и статистами. Причем надо сказать, что водораздел проходил не обязательно по границам сословий, классов, политических партий. И на са- мом верхнем этаже общественной пирамиды — в правительстве США — не было единодушия в определении курса в «русском воп- росе», не говоря о резко отрицательно настроенной в отношении прямого вмешательства США в гражданскую войну в России не- большой, но влиятельной группы политиков (в нее входили сенато- ры-республиканцы X. Джонсон, У. Бора, начальник Объединенного штаба начальников штабов генерал П. Марч). По разным причи- нам морального и политического порядка колеблющуюся позицию в этом вопросе, как показывают документы, заняли президент В. Вильсон и его ближайший советник Э. Хауз2. Одно из самых первых посланий, содержащих решительное тре- бование начать вторжение в Россию ради предотвращения распол- зания революционного вируса, было получено президентом США Вудро Вильсоном уже 13 ноября 1917 г. Его автором был конгресс- мен-демократ от штата Флорида Фрэнк Кларк3. По сути, оно от- крывало острейшие дебаты внутри политического истэблишмента страны по «русскому вопросу». Через короткий промежуток време- ни в начале декабря 1917 г. Вильсон получил другое письмо, на этот раз от Л. Колкорда, в котором тот указывал, что характер большевистской революции преднамеренно извращается американ- ской печатью, изображающей ее в виде невообразимого хаоса, рас- пространение которого можно остановить только вмешательством извне. «Внутренняя политика большевиков,— заявлял автор пись- ма,— нас не касается. Она опирается на радикальную программу, но Россия готова к ее восприятию. Страна жаждет мира, и боль- шинство ее народа не разделяет убеждения в священный принцип частной собственности. Это фундаментальное различие с тем, что имеет место у нас, следует учитывать. И хотя я и не социалист, я 2 См.: The Papers of Woodrow Wilson/Ed. A. S. Link. Princeton, 1984. Vol. 45. P. 222. з Ibid. P. 39. 166
не могу не отметить следующий циничный по своей сути факт: именно это различие в реальной жизни и пугает союзников, когда они наблюдают за тем, что происходит в России. Нет другого объ- яснения бессознательному преувеличению угрозы, исходящей яко- бы от русского радикализма». Колкорд решительно настаивал на признании Советского правительства, заявляя, что если «Америка и союзники» будут продолжать «поносить» его,— это только обна- жит их «империалистические» цели. В. Вильсон ответил вежливым посланием, в котором заверил, что размышления Колкорда созвуч- ны его собственным (sic!)4. У президента был свой резон: опрометчивость и нервозность действительно могли сыграть злую шутку с имиджем поборника права народов на свободу выбора, который сложился вокруг его имени. Был мотив и поважней: Вильсон-мыслитель угадывал пере- ходный характер времени и разнонаправленное™ динамических процессов в порывающих с традиционализмом обществ. Во многом поэтому в первые недели после революции, надеясь на скорое паде- ние большевиков или на их превращение в умеренных либералов, правительство США избрало тактику выжидания и отказа от офи- циальных контактов с Советским правительством, о чем было сооб- щено государственным секретарем Р. Лансингом американскому послу Фрэнсису в Петрограде и дипломатическим представителям США в Европе и на Дальнем Востоке в конце ноября — декабре 1917 г.5 6 Однако 4 декабря 1917 г., действуя преимущественно по собст- венной инициативе, государственный секретарь подготовил прави- тельственное заявление о непризнании Советского правительства. Внутренне неготовый к этому Вильсон в последний момент решил не торопиться с ультиматумом. Он размышлял над противоречивой информацией, поступающей из России. Позиция Лансинга отлича- лась куда большей прямолинейностью и жесткостью: 10 декабря 1917 г. в письме президенту он вновь настаивал на открытой под- держке Соединенными Штатами всех тех, кто противостоял боль- шевикам в России, и на установлении в этой стране «военной дик- татуры, опирающейся на лояльные ей дисциплинированные вой- ска»”. Но и госсекретарь еще избегал говорить об открытом вмеша- тельстве в дела России. Слово «интервенция» замелькало в секретной правительствен- ной документации и переписке президента первоначально безо вся- кой связи с опасениями возможной прогерманской ориентации большевиков. И главным поводом для этого послужила не пугаю- щая всех «агрессивность» большевиков и, может быть, даже не бо- язнь «измены» России и ее выхода из войны. Вопреки расхожему мнению большевистские лидеры тайно вели зондаж позиции Ва- шингтона на предмет сближения с ним. Они явно избегали гово- рить с США на оскорбительном для последних революционном ди- Ibid. Р. 222. 5 Papers Relating to the Foreign Relations of the United States. 1918. Russia. Wash., D. C., 1931. Vol. 1. P. 248, 254, 289. 6 The Papers of Woodrow Wilson. Vol. 45. P. 205—207, 263—265. 167
алекте. Вашингтон даже получил веские доказательства стремления Советского правительства установить с ним «особые» отношения, включая военные аспекты*. Прав был Колкорд, утверждая, что отнесение Советской России к категории «враждебных государств» со всеми вытекающими отсюда последствиями было связано глав- ным образом с категорическим неприятием Соединенными Штата- ми важнейшего идеологического догмата большевиков — принципа общественной собственности на средства производства, ликвидации класса собственников. Именно ниспровержение Советами институ- та частной собственности создавало, как утверждал Лансинг в сво- ем письме В. Вильсону от 2 января 1918 г., совершенно не при- емлемую для США ситуацию, все равно будет ли Россия про- должать войну с немцами или нет. Сторонники уравнительности, стоящие у власти и осуществляющие контроль над национальны- ми ресурсами,— вот где, по его мнению, лежал корень той «самой существенной реальной угрозы, принимая во внимание со- стояние социального бунтарства, переживаемого повсеместно во всем мире»7 8. Несмотря на сильнейший нажим со стороны внутреннего анти- большевистского фронта, а также Лондона, Парижа и Токио В. Вильсон проявлял сильные колебания. Давали себя знать сомне- ния в успехе планируемой «экспедиции», а главное подсказанные личным опытом и поступающей информацией опасения столкнуть- ся с непреодолимым сопротивлением вмешательству Антанты со стороны народа России и растущим протестом самих американцев. Ратификация в марте 1918 г. IV Чрезвычайным Всероссийским съездом Советом Брестского мира с Германией вызвало взрыв анти- советизма, но принципиальное решение об интервенции было при- 7 Документы внешней политики СССР. М., 1957. Т. 1. С. 208. Прекрасно осведом- ленный о всем, что происходило в Петрограде после октябрьских дней 1917 г. один из руководителей петроградского бюро Комитета общественной информации США Артур Буллард (впоследствии руководитель Русского отдела госдепартамен- та) писал в январе 1918 г. генконсулу США в Москве Саммерсу, что большевики становятся «в угрожающую к Антанте позу только тогда, когда их заставляют сви- репеть, нанося им, как они заявляют, незаслуженные оскорбления» (Princeton Uni- versity. Mudd Library. Arthur Bullard Papers. Box, 6. Folder: Writings, Subject (Russia, 1917—1919) (The Russian Situation. 11—24 January 1918). В другом меморандуме Буллард писал о многочисленных контактах полковни- ка Р. Робинса с Троцким накануне переговоров в Брест-Литовске (Ibid. Memorandum on the Bolshevik Movement in Russia, January, 1918). Есть данные о ре- гулярных встречах американских разведчиков с влиятельными большевистскими лидерами. Более низкий «градус» отношений больщевиков с США побудил консу- ла в Москве Деуитта Пула к пересказу некоторых высказываний советских руко- водителей касательно дифференцированного отношения большевиков к союзникам. Сообщая Р. Лансингу 4 сентября 1918 г. о выступлении наркома по иностранным делам Советской России Чичерина на заседании ВЦИК, Пул выделил следующие его слова: «Следует добавить (Чичерин говорил о вмешательстве иностранных де- ржав и, в частности, Англии и Франции.— В. М.), что наше отношение к амери- канцам полностью иное, к ним наши контрмеры не относятся, потому, что, хотя правительство США было вынуждено под давлением союзников принять участие в интервенции пока только формально, но нам кажется, что их решение не является бесповоротным». Лансинг отчеркнул это место в донесении Пула. И. в самом деле было над чем задуматься (National Archives of the USA. Call 10—13—1, M-316, Roll 17. Records of the Department of State Relating to Internal Affairs of Russia and the Soviet Union 1910—1929. Vol. 19, 20; 861. 0/2976—3220. DeWitt C. Poole to Robert Lansing. 1918, Sept. 4). 8 The Papers of Woodrow Wilson. Vol. 45. P. 429. 168
нято позднее, в начале мая 1918 г., т. е. еще до того, как в Сибири начался антибольшевистский мятеж чехословацкого корпуса, в под- готовке которого США играли заметную роль. Это легко объясни- мо: в военном ведомстве и госдепартаменте было немало влиятель- ных людей, полагавших, что интервенция — исключительно риско- ванное предприятие с непредсказуемыми последствиями. На поверхности все было как обычно — чиновники делали свое привычное дело, военные всматривались в оперативные карты За- падного фронта. Между тем «за кадром» шли интенсивные обсуж- дения «русского вопроса». Сопоставлялись точки зрения, анализи- ровались предложения экспертов, военных, разведчиков. Охлаждая пыл «ястребов», настаивавших на ускорении интервенции в Сиби- ри, Р. Лансинг в конце мая 1918 г. писал: «сейчас вопрос этот очень тщательно изучается и в плане политическом, и с точки зре- ния чисто технических трудностей, связанных с транспортировкой войск...»9 io. Предстояло выбрать единственно правильное решение, в противном случае лавина проблем грозила обесценить нажитый ад- министрацией политический капитал. Отражением этой скрытой от глаз напряженной деятельности по диагностике обстановки явилась выполненная по поручению Лансинга в мае 1918 г. секретная аналитическая записка видного консультанта внешнеполитического ведомства США ученого-поли- толога А. Кулиджа. Она приводится ниже с минимальными сокра- щениями в переводе с оригинала, хранящегося в библиотеке руко- писей Принстонского университета. /. Доклад о политике США в отношении России после прихода к власти большевиков™. Следует иметь в виду, что я выполнял эту работу будучи огра- ниченным очень коротким промежутком времени и располагая все- го двумя неделями для ознакомления с нашей официальной доку- ментацией, а это все означает, что мои впечатления носят предва- рительный характер и не являются результатом продуманного до конца анализа... II. Проводимая политическая линия Очень легко найти изъяны в политике, которую Соединенные Штаты проводят в отношении России в течение последних шести месяцев, и подвергнуть критике те или иные детали поведения не- которых наших представителей. Я не убежден, однако, что совер- шены какие-то крупные ошибки и еще менее уверен в том, что любой другой курс из предлагавшихся мог бы принести успех. Су- дя по всему, мы не только вдохновлялись высокими побуждениями, но и в тех случаях, когда нас преследовала неудача, оставались верны нашим принципам. 9 Library of Congress. George Kennan Papers. Box 4. Robert Lansing to Kennan. 1918. May 28. io Princeton University. Mudd Library. Robert Lansing Papers. Box 4. A. C. Coolidge to Lansing. 1918. May 20. 169
IIL Общая ситуация и наша политика в будущем В этом разделе я просто укажу на некоторые факты, с которы- ми мы сталкиваемся, не беря на себя смелость выдвигать какие-то предложения для решения возникших проблем. Русская революция является триединым целым — политиче- ским, националистическим и социальным, причем весь процесс ус- ложнен и обусловлен мировой войной, которая принесла России не- исчислимые бедствия. Это сложное переплетение проблем, облег- чив разрушительную работу Германии, сделало задачу союзников России и в особенности Соединенных Штатов чрезвычайно труд- ной. Например, американский народ и правительство США с боль- шой теплотой и симпатией относятся к воцарению свободы в Рос- сии. Они также симпатизируют чаяниям поляков, финнов и других народов, и они верят в принцип самоопределения наций. В то же время они видят в качестве главной задачу удержать Россию в вой- не и не хотят видеть ее ослабевшей. Нельзя закрывать глаза на тот факт, что народные массы Рос- сии жаждут мира почти любой ценой, а также на то, что образова- ние на территории России определенного числа независимых госу- дарств угрожает России закреплением раздробленности и усилени- ем чрезвычайно опасного германского влияния. Триумф большеви- ков поставил большую часть России по крайней мере временно под контроль партии, которая открыто проповедует принципы интерна- ционального движения, в основе которых лежит теория (разделяе- мая лишь меньшинством американцев), отказывающая Соединен- ным Штатам в праве называться землей свободы, отождествляю- щая их с отечеством буржуазных капиталистов (так в тексте.— В. М), пытающихся удержать Россию в войне в собственных эго- истических интересах. В этих условиях очень трудно определить правильную полити- ку для Соединенных Штатов, и эта трудность возрастает, если соб- ственно Россию, Украину или Сибирь, не говоря о других регио- нах, рассматривать как самостоятельные общности, требующие ча- сто специального к себе отношения. Самым злободневным, безотлагательным вопросом из всех яв- ляется вопрос о том, следует ли нам признать (по крайней мере в какой-то форме) большевистское правительство. Те, кто настаивает на таком курсе, утверждают, что большевики руководствуются высокими, хотя может быть и ложными, идеалами и что их позиция была извращена и представ- лена в искаженном виде их врагами; что они являются единственной партией в России, которая ясно знает, что она хочет и продемонстрировала волю добиться постав- ленных целей; что они единственный оплот против реакции, с одной стороны, и анархии — с другой; что подвергнуть их остракизму означало бы отдать их во власть времени, а это приведет к отходу их от американцев; что только посредством большевиков мы можем быть полезны- ми России или даже просто сохранять с ней деловые отношения; 170
что со временем они станут мудрее и более консервативно на- строенными; что они все время укрепляют свои позиции и становятся все сильнее. В то же время есть мнение, что большевики очень быстро идут к развалу, что они разрушают свою страну, за бедствия которой они несут главную ответственность; что они установили невыносимый порядок, в основе которого лежит разбой и террор; что их ненавидит большинство населения и особенно лучшая его часть, которая никогда не простит нам, если мы сделаем хоть что-нибудь ради укрепления позиций большевиков; что большевики представляют идеи и практику, которые непри- емлемы для американцев и что открыто отвергают все, что мы счи- таем священным; что их лидеры подкуплены немцами и что массы стали слепым орудием германской политики. Американцы, которые были в России, когда там произошла ре- волюция, и которые имели одинаковый доступ к информации, при- держиваются изложенных выше абсолютно противоположных друг другу точек зрения. Если власть большевиков развалится по причи- нам чисто внутреннего порядка, то это обстоятельство может изба- вить нас от необходимости принятия определенного решения в силу самой реальности. Если нет, мы рано или поздно и, возможно, чем скорее, тем лучше, должны будем сделать выбор. Другой вопрос, который ждет своего ответа, состоит в том, чем мы можем помочь России для того, чтобы позволить ей снова встать на ноги, спасти ее от германского влияния и обеспечить ее помощь союзникам в борьбе за победу в войне. Эти цели, хотя мы и хотим следовать им, не обязательно являются идентичными. Бы- ли сделаны соответствующие предложения: 1. Японская интервенция в Восточной Сибири. Неясно, на- сколько велика опасность со стороны Германии в Восточной Сиби- ри. Но ясно, что возможность японской интервенции вызывает у русских самые большие опасения, и они будут рассматривать ее в качестве акции по расчленению их территории руками страны, ко- торую они боятся больше, чем Германии. Логично поставить воп- рос, может ли настоящий друг России сочувствовать этой идее, вот почему она Соединенными Штатами уже отклонена. 2. Интервенция силами всех союзников, включая Японию. Эта акция вызовет меньшую тревогу русских, но и она может отбро- сить их в объятия Германии. Сама по себе интервенция оказалась бы очень громоздкой операцией, которая не дала бы длительное время ожидаемого эффекта. Продвижение с боями в западном на- правлении могло бы привести к разрушению железнодорожных мо- стов, обстоятельство, которое немцы не смогли бы игнорировать. 3. Интервенция по возможности без применения насилия в больших масштабах силами одних Соединенных Штатов. Это впол- не допустимо, если бы мы имели в необходимых количествах жи- вую силу, военное снаряжение и суда (чехословацкая армия, кото- 171
рая сейчас находится в Сибири в этом случае могла бы, возможно, войти в состав наших вооруженных формирований). Можно ожи- дать, что американцы будут встречены как друзья и защитники. Дружеская акция с нашей стороны означала бы не только вос- становление порядка, но и восстановление железнодорожных путей и помощь во всех других отцошениях. Эта операция, однако, обе- щает быть очень деликатной и сразу же возникает вопрос: каким будет отношение Японии? 4. Некоторые настаивают на том, чтобы мы немедленно посла- ли большую партию различных товаров в Россию, в которых рус- ские нуждаются, а в порядке компенсации получили бы право за- купить у нее те товары, в которых мы сами нуждаемся, а также такие, которые немцы стремятся обеспечить для себя. Для того чтобы обеспечить успех данного экономического проникновения нам следует вместе с товарами послать в Россию большое число разных экспертов (сейчас там находится их очень немного), кото- рым следует заняться наблюдением за распределением поставок и прямыми закупками, изучением нужд страны, помощью в работе по реконструкции и вообще прилагать усилия к тому, чтобы быть полезными. В теории все это не может вызвать возражений. Труд- ности, однако, возникают при осуществлении этого на практике, и они очевидны. Удастся ли нам доставить грузы в Россию в доста- точном количестве? Не вынудит ли нас это признать большевист- ское правительство? Не поздно ли сейчас заниматься реализацией подобной идеи после того, как немцы установили свой контроль над Украиной — главным сельскохозяйственным и сырьевым райо- ном страны? Сможем ли мы гарантировать, что немцам не попада- ет в руки все посланное в Россию? Но тем не менее выгоды от этой политики таковы, что если мы вообще хотим сделать что-нибудь для России и сделать сразу же, то нам не следует отвергать ее без серьезного рассмотрения. 5. Нам следует взять пример у Англии и Франции и увеличить закупки русских товаров. Нужны они нам или нет — не суть важ- но. Самое главное, чтобы они не попали в руки немцев. Даже большие расходы, связанные с таким экспериментом, могут ока- заться незначительными сравнительно с ценой войны в течение од- ной только недели. Данное предложение может рассматриваться в качестве части изложенного выше, и к нему должны быть отнесены уже высказанные соображения. Вышеизложенное представляет собой некоторые пункты к раз- мышлению, которые, я полагаю, следует четко сознаватэ в процес- се принятия решения по этому безмерно запутанному и трудному вопросу. С уважением (Арчибальд Кэри Кулидж) 20 мая 1918 г. Президент Вильсон так же, как и военный министр Бейкер, не- охотно выбирая интервенцию («дружественного характера»), пер- воначально собирался ограничиться посылкой в Россию сравнитель- но небольшого числа солдат и вспомогательных соединений. И тот 172
и другой считали, что выполнение поставленной задачи — оказа- ние помощи внутренним антибольшевистским силам — окажется им по плечу, а необходимость широкомасштабной интервенции от- падает сама собой. Это вызвало резкие возражения сторонников решительных дей- ствий, противников «полумер». Вопрос о численном составе армии вторжения и соотношении представленных в ней контингентов аме- риканцев, японцев, англичан и французов также оказался в центре дебатов, причем те, кто выступал за крайние меры, готовы были даже пойти на оккупацию Дальнего Востока и Восточной Сибири многочисленной японской армией. Интервенционистское лобби бы- ло представлено пестрым составом влиятельных сил — от бывших президентов Т. Рузвельта и У. Тафта до правых социалистов вроде Спарго и решительно антибольшевистски настроенных видных интеллектуалов. Представителем последних был известный этно- граф Джордж Кеннан, хорошо известный до войны Л. Н. Толстому. Его переписка с государственным секретарем Р. Лансингом и другими деятелями администрации вся была построена вокруг обоснования права США на силовое вмешательство р «русский вопрос». Главный тезис: необходимо принудительное лечение «тяжелобольного человека», послеоктябрьской России, причем, ес- ли потребуется, с применением хирургических методов. «Я не вижу никаких путей для того, чтобы вы могли избежать столкнове- ния с большевиками,— писал Кеннан Лансингу 28 июня 1918 г.,-^- и любая созданная в США организация для оказания помощи России, которая не будет опираться на физическую силу, окажет- ся такой же беспомощной, как и Временное правительство, ког- да оно вступило в конфликт с Петроградским Советом рабочих де- путатов»11. Окончательное решение об интервенции (совместно с Японией) в Сибири было принято на совещании в Белом доме 6 июля 1918 г., а 3 августа 1918 г. было обнародовано заявление прави- тельства США о целях вторжения. Вслед за тем главные силы аме- рикано-японских сил вторжения под предлогом оказания помощи белочехам и охраны военных складов высадились во Владивостоке и начали с боями продвигаться в глубь дальневосточных террито- рий России. Чуть позднее дополнительные контингенты американ- ских войск присоединились к тем союзным частям, которые уже находились в районе Архангельска. Из-за приходящих из России сообщений о хаосе, терроре и коллапсе власти трудное решение психологически воспринималось как неотвратимое. У государственного секретаря Лансинга было много поводов де- ржаться той линии, которую рекомендовал Кеннан, но колебания президента заставляли и его самого уклоняться от решительных действий и даже пойти на предоставление Японии инициативной роли в дебютной стадии интервенции. Причем нарастающая трево- га по поводу японских амбиций не лишила госсекретаря рассудоч- * H Princeton University. Mudd Library. Robert Lansing Papers. Box 4. George Kennan to Lansing. 1918. June 28. 173
ности. В присутствии японского и американского контингентов в Сибири он — это хорошо видно из письма Лансинга своему заме- стителю Ф. Полку от 3 августа 1918 г.— усматривал и положи- тельное: русские должны воспринимать его появление как осущест- вление ограниченной миротворческо-посреднической миссии двух стран, как помощь России в восстановлении цивилизованных форм жизни. И не более того. Крах планов устранения большевиков и Советов вызвал разоча- рование и хотя, как это видно из письма Ланринга Ч. Валентайну от 22 января 1920 г., никто в Вашингтоне не испытал раскаяния, реальные факты подсказывали трезвые оценки сложившейся ситуа- ции и в России, и у себя дома.'Документы, приводимые ниже, ил- люстрируют образ мышления американской дипломатии и ее пове- денческие принципы на различных этапах интервенции, на первом и на последнем. Пускай и без энтузиазма, но приоритет ее руково- дители всегда отдавали политическому реализму. Яркий пример то- му — отношение к признанию правительства Колчака и к перспек- тиве распада России. Оба письма Р. Лансинга (от 3 августа 1918 г. и 22 января 1920 г.) как исток и устье единой водной артерии на- зываемой дипломатией экстремальной ситуации. Внутреннее един- ство подходов в обеих случаях очевидно. Из письма Фрэнку Полку (3 августа 1918 г.)12: «Я получил Ва- ше письмо о прогрессе или лучше сказать о недостаточном прогрес- се в переговорах с Японией в отношении сибирской ситуации и очень обязан Вам за эту информацию. Я пришел к выводу, что по- литическая обстановка в Японии создала трудности в ходе выра- ботки соглашения. Мне кажется вместе с тем, что может быть най- дена формула, которая удовлетворит шовинистов в Японии (по- следние настаивали на неограниченной численности войск, участ- вующих в интервенции.— В. М.) и в то же время будет соответст- вовать духу нашего предложения. Я всегда считал, что в конечном счете Япония по численности войск будет иметь превосходство по сравнению с нами, но что сначала число высадившихся японских и американских солдат должно быть одинаковым, чтобы не вызвать оппозиции со стороны русских. Я считаю достойным сожаления стремление Англии и Франции принять участие в акции, потому что в этом случае дело приобре- тает характер совместной интервенции. Никакая декларация не смягчит такого впечатления, поскольку в различных частях России мы оказываем тайную помощь и поддержку мятежникам. Участие этих двух правительств (Англии и Франции.— В. М.) всему наше- му предприятию придаст характер прямого вмешательства во внут- ренние дела России и создаст впечатление, что подлинная его цель состоит в образовании проантантовски настроенного правительства в Сибири, если не во всей России. Очень жаль, что Лондон и Па- риж не понимают этого и не хотят предоставить возможность США и Японии самим решать этот вопрос». 12 Ubrary^ of Congress. Robert Lansing Papers. Vol. 37. R. Lansing to Frank L. Polk. 174
Из письма Чарльзу Валентайну (22 января 1920 г.)13: «Начи- ная с осени 1918 г. до октября 1919 г., война между силами Колча- ка и большевиками продолжалась с переменным успехом, а затем у всех возникла уверенность, что Колчак сможет удержаться и даже предпринять успешное наступление в западном направлении. Сооб- щения были столь обнадеживающими, что каждый из моих совет- ников в госдепартаменте, а также русский посол (Бахметьев.— В. М.) и многие другие люди, не связанные с правительственными кругами, но являющиеся экспертами по русским делам, настаивали на признании его (Колчака.— В. М.) правительством Соединенных Штатов. После изучения всех данных и поступившей информации я убе- дился, что единственной силой колчаковского правительства была чехословацкая армия (речь идет о чехословацком легионе.— В. М.) и что у него не было широкой поддержки со стороны русского на- рода из-за коррупции и бездеятельности его гражданской и военной администрации. Я поэтому отказался признать его до тех пор, пока он не обеспечит создания стабильного правительства, базирующего- ся на земстве и кооперативных обществах (общественные структу- ры в районах Сибири, частично контролируемые колчаковцами и опирающиеся главным образом на мелкую и среднюю буржуа- зию.— В. М). Было много недовольства в связи с моим решением и, признаюсь, я боялся, что совершил ошибку, принимая во внима- ние единодушное суждение всех остальных... ...Мы не можем послать в Россию достаточного количества войск с тем, чтобы удержать линии коммуникаций и одновременно вести войну с большевиками на фронте. Для этого потребовалось бы от 75 тыс. до 200 тысяч солдат. Но даже если бы мы имели под рукой этих солдат плюс все необходимое снаряжение и были бы го- товы послать их воевать в Россию, Вы же знаете, что американ- ский народ не согласился бы с этим и, по правде сказать, не знаю, стал бы я его винить за это. ...Я против того, чтобы содействовать превращению в самостоя- тельные государства Литвы, Латвии, Эстонии, Армении, Грузии и т. д. Сибирь, возможно, еще могла бы отделиться от России, но я не вижу смысла в превращении в суверенное государство столь ма- лонаселенной и к тому же огромной по площади территории». ♦ ♦ ♦ Особая тема — вклад в дебаты о внешнеполитическом курсе США в отношении России «полевых» американских дипломатов, т. е. тех представителей дипломатической службы США, которые оказались в годы войны на территории России, в Петрограде, Моск- ве, Тифлисе и во многих сибирских и дальневосточных городах. Каналы связи, которыми они пользовались, не были совершенны, информация нередко запаздывала, отчасти поэтому к слову дипло- матов «первой линии» прислушивались далеко не всегда. Но 13 Princeton University. Mudd Library. Robert Lansing Papers. Box. 5. R. Lansing to Charles W. Valentine. 1920. Jan. 22. 175
уникальность «русской ситуации», невероятная ее сложность и не- предсказуемость придавали весомость тем рекомендациям, с кото- рыми выступали американские дипломаты в России, наделенные, как правило, высокой степенью наблюдательности, профессиона- лизмом и очень хорошо осведомленные о всех перипетиях россий- ской драмы. Симпатии их были на стороне противников большевиков, но линия поведения Вашингтона, в их представлении, не должна была определяться безальтернативными решениями. Так, генеральный консул США в Москве (с лета 1918 г.) Деуитт Пул считал оправ- данной замедленную реакцию Вашингтона на приход к власти в России большевиков и продолжал поддерживать с ними неофи- циальные контакты вплоть до сентября 1918 г. Однако все, по его мнению, должно было иметь свои пределы. В случае сохранения большевистским режимом своего «антигуманного» характера Пул предлагал объявить его вне закона, подкрепив эту санкцию «эффективной мерой в виде быстрого военного продвижения с Севера»14. Более последовательно за «нулевой вариант» выступал другой видный представитель администрации США в России дипломат и тайный информатор полковника Хауза Артур Буллард. Будучи оче- видцем многих событий российской истории начиная с революции 1905—1907 гг., он воспринимал приход большевиков к власти как логический результат предшествующего развития, своими корнями уходящим в изломы настроений народных масс, доведенных до по- следней черты кровавыми и непопулярными войнами, ростом ни- щеты, политического бесправия, разрухой. Уже 17 ноября 1917 г. он предупреждал Вашингтон от «слишком упрощенных объясне- ний» причин падения Временного правительства и настойчиво ре- комендовал не разрывать контактов с Россией как бы неприятной ни была мысль о диктатуре большевиков15. Весть о том, что США подключились к интервенции союзников на Севере и на Дальнем Востоке России летом и осенью 1918 г., повергла Булларда в состояние, похожее на депрессию. Негативные последствия от этого опрометчивого шага, полагал Буллард, пере- весят любые непосредственные выгоды от присоединения к совмест- ной с союзниками «вооруженной акции» и приведут к неминуемо- му результату: Америке придется испить свою порцию ненависти, промедли она с выводом войск. Однако коль скоро это сделать невозможно, задачей американской дипломатии и пропаганды сле- дует считать придание интервенции характера кампании содейст- вия великому эксперименту по выращиванию демократии на рус- ской почве. 14 National Archives of the USA. Call 10-13-1, M-316, Roll 17. Records of the Department of State Relating to Internal Affairs of Russia and the Soviet Union, 1910—1929. Vol. 19, 20; 861. 0/2976—3220. DeWitt C. Poole to Robert Unsing. 1918. Sept. 3 (далее: NA, M—316). 15 Princeton University. Mudd Library. Arthur Bullard Papers. Box 6. Russia 1917—1919. By A. Bullard. Russian Situation. 1917. Nov. 17. (Except! from Report to George Creel on Committee of Public Information Work). 176
Интервенция как часть процесса обновления России— таким Буллард видел шанс на спасение репутации Америки и возможность поменять минусы на плюсы в почти безнадежной ситуации. К такому, на первый взгляд, парадоксальному выводу он пришел в ходе сложно- го анализа «русской ситуации» в свете, как писал Буллард, ставшей фактом «вооруженной интервенции» Антанты в России16. Прямо противоположных позиций в отношении военной интер- венции США в России держался посол Фрэнсис. Его отъезд из Мос- квы в Вологду и Архангельск и отказ физически находиться вблизи Кремля призваны были засвидетельствовать перед всем миром не- примиримость к власти большевиков, а заодно и служить диплома- тическим прикрытием накапливанию противостоящих им сил на Севере. Волей-неволей Фрэнсис превратился в символ сопротивле- ния большевизму на северном плацдарме, откуда ожидалось начало скоординированной операции по вытеснению из центральных гу- берний последователей диктатуры Ленина. На вопрос о том, как глубоко, по мнению Фрэнсиса, могли зай- ти Соединенные Штаты в импровизированной эскалации своего «долевого соучастия» в этой совместной акции по ликвидации оча- га ойасного процесса, грозящего и Западу, способна дать ответ те- леграмма посла Лансингу от 18 октября 1918 г. Легко убедиться, что каждая фраза в ней как будто бы взята из военного донесения с просьбой поддержать массированным огнем и подкреплениями. И ни слова о дипломатии, о шансах поставить заслон распростране- нию левого радикализма, используя разного рода политические ме- тоды, моральное давление, пропаганду, экономические рычаги и т. д. Фрэнсис, в частности, сообщал: «...полагаю, что англичане де- лают со своей стороны все возможное, принимая во внимание ма- лочисленность воинского контингента. Я имел обстоятельную бесе- ду с генералом Айронсайдом (глава английской военной миссии.— В. М.). Мы говорили о будущем. Ошибка состояла в том, что союз- ники ограничились малочисленным контингентом при высадке, тог- да как в то время большевики были деморализованы. Имей мы тог- да под рукой десять тысяч солдат, Вологда была бы взята и, очень возможно, Советское правительство перестало бы существовать. Однако большевики, обнаружив малочисленность союзников на Се- вере, усилили свое сопротивление, одновременно распуская различ- ные слухи о своих успехах. В результате конфиденциального разго- вора с Линдли я узнал, что британское военное министерство рас- сматривает вопрос об отправке в Архангельск из Мурманска пяти тысяч английских солдат, если только не удастся их переправить из других мест. Фрэнсис»17. Посол Фрэнсис готов был облачиться в военный мундир и, ов- ладев инициативой, дойти до Вологды, Котласа и Вятки18. Дальше по его сценарию большевики рассеялись бы сами собой. Фрэнсис, похоже, сблизился с антибольшевистским Временным правительст- вом северной области во главе с Н. В. Чайковским, полагая, что 16 Ibid. Memorandum on the Russian Situation. July 19. 1918. 17 NA, M—316, D. R. Fransis to the Secretary of State, Archangelsk. October 18, 1918. 18 Ibid. D. R. Fransis to Lansing. Oct. 4, 1918. 12 Первая мировая война 177
оно в скором времени могло бы стать центром притяжения для всех антисоветских сил. Колебания и тактические маневры некоторых его коллег из числа как американцев, так и других союзных дипло- матов и военных Фрэнсис считал проявлением малодушия. Перего- воры с большевиками с любыми целями были для него абсолютно неприемлемыми. Каждый шаг этого рода он воспринимал как тра- гическую ошибку, утверждая, что Советское правительство «являет собой труп, который просто никто не отважится предать земле»19 20. Посол явно выходил за пределы полученных им инструкций, содер- жание и тональность которых его не устраивали. Однако президент Вильсон и осенью 1918 г. не был склонен принимать простые решения в духе рекомендаций посла, доверие к которому иссякало2^ по мере получения Вашингтоном шифровок из Архангельска, полных скрытых инвектив в связи с нежеланием Ва- шингтона открыто признать то или иное правительство, сделавшее своим знаменем низложение большевизма. Анализ, проделанный дипломатическими представителями США, оказавшихся в самом пекле гражданской войны, а не на ее периферии, давал Вильсону куда большую пищу для размышлений, предупреждая от опромет- чивых шагов. Настороженность американских консулов в отноше- нии сепаратистских тенденций в России на последнем этапе войны укрепляла президента в убеждении, что вопрос о признании тех или иных местных антибольшевистских режимов, претендующих на роль правопреемника российской государственности или на пра- во самоопределения путем отделения, не может быть решен смаху, без просчета вновь возникающей ситуации в геополитическом ба- лансе сил в Европе и в Азии. Быть или не быть России единой? Этот вопрос и отношение к нему американской дипломатии всегда вызывали много споров, по- рождая полярные суждения. Часть историков категорически отри- цала причастность правительства США к планам расчленения Рос- сии, другая настаивала на их существовании, точнее на том, что в недрах госдепартамента, втайне от общественности такие планы были подготовлены и ждали своего часа. Сегодня очевидно, что на этот вопрос нет однозначного ответа. Разброс оценок и мнений был довольно значительным, многое зависело от времени, когда они вы- сказывались, от того, наконец, что можно было бы назвать геопо- литическим сознанием. Но характер последнего определялся в свою очередь тем, каким виделся будущий стратегический баланс сил на мировой арене — в категориях либо идеологических либо чисто прагматических. Но так или иначе с начала гражданской войны и до конца 1918 г. Америка, предлагая поддержку антибольшевист- ским режимам на периферии России, отказывала им в немедлен- ном формальном признании. Даже самым сильным и, так сказать, перспективным. Боязнь распада России объяснялась легко угадывае- 19 Unterberger В. М. The United States, Revolutionary Russia, and the Rise of Czechoslovakia. Chapell Mill, 1989. P. 207. 20 Foglesong D. S. A Missouri Democrat in Revolutionary Russia. Ambassador Pavid R. Fransis and the American Confrontation with Russian Radicalism, 1917 — Gateway Heritage. Winter 1992. Vol. 12, N 3. P. 40. 178
мой угрозой катастрофических его последствий для народов, прожи- вающих на огромной территории, расстройства системы противовесов в международных отношениях в результате усиления всех традици- онных противников России и в первую очередь Германии и Японии. Логика рассуждений видных американских дипломатов и самого Р. Лансинга строилась на следующем постулате: признание незави- симости хотя бы одного «беглеца» только усилит центробежные тенденции, а с ними придет ослабление антибольшевистского фрон- та под единым руководством, в то время как спасение белого дела в преодолении им раздробленности и сплочении. Это прекрасно вид- но на примере пространной депеши Лансингу 1 ноября 1918 г. аме- риканского консула в Иркутске Э. Харриса, оказавшегося в эпи- центре сибирской самоуправленческой вакханалии. Во вводной час- ти документа он констатировал: «Политика государственного де- партамента, отказывающая в признании в настоящее время любо- му правительству является бесспорно мудрой. Такое признание, например, Временного Сибирского правительства в Омске (Колча- ка.— В. М.} подтолкнет еще полдюжины других правительств до- могаться признания, а это в свою очередь приведет к распаду Рос- сии и только осложнит идущие конфликты». И продолжал: «По мо- ему мнению, лучшей политикой для правительства США являлось бы терпеливое выжидание, пока все русские правительства не сго- ворятся между собой на добровольной основе и пока подлинно Все- российское правительство не в состоянии будет управлять подавля- ющей по масштабам территорией и представлять различные инте- ресы, включая интересы Сибири, всех остальных провинций евро- пейской России, Кавказа и Туркестана. Признание нынешнего Ом- ского Всероссийского правительства было бы безнадежным делом по той причине, что европейская Россия никогда не признает его в нынешнем виде...»21. 4 ноября 1918 г. Лансинг в послании послу Франции в США Жусеро точь-в-точь в таких же выражениях сформулировал амери- канскую позицию в отношении признания правительства Колчака. «Я надеюсь,— писал государственный секретарь, излагая свою бе- седу с русским послом Бахметьевым,— что он будет информиро- вать меня о прогрессе движения, достигнутого с образованием Ди- ректории, я объяснил ему, что ее непризнание со стороны США не должно истолковываться как недостаток сочувствия к любым уси- лиям в России создать правительство, способное защитить права граждан и выполнить его международные обязательства»22. При- знание возможно, но не сейчас, не в этой ситуации хаоса и нераз- берихи, когда союзников все еще могут поджидать сюрпризы,— так следовало понимать разъяснения госсекретаря. Окончание Великой войны и военные успехи большевиков в 1919 г. заставили переставить акценты при сохранении принципи- альной линии неизменной. 21 National Archives of the USA. Call 10-13-1, M-316, Roll 17. Records of the Depart- ment of State Relating to Internal Affairs of Russia and the Soviet Union, 1910—1929. Vol. 19, 20; 861. 00/3192. E. Harris to R. Lansing. 1918. Nov. 7. 22 Ibid., Robert Lansing to J. J. Jusserand. 1918. Nov. 5. 12* 179
ГОСУДАРСТВО И КАПИТАЛ В США В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ: ПАРТНЕРСТВО И ПРОТИВОРЕЧИЯ С. В. Листиков Советские исследователи неоднократно обращались к теме «Го- сударство и капитал в годы первой мировой войны». Важные аспек- ты ее — формирование государственного механизма регулирования экономики, партийно-политическая борьба вокруг важнейших за- конодательных актов, их содержание и ряд иных — получили серь- езную разработку в трудах И. А. Белявской, Б. Д. Козенко1. Это позволило автору статьи сконцентрировать внимание на ряде воп- росов, изучение которых позволит более полно представить слож- ную, многогранную, не сводимую к упрощенной схеме картину от- ношений государства и предпринимателей в годы первой мировой войны. Речь идет об эволюции взглядов деловых кругов на государ- ственное регулирование экономики, формирование основных его принципов и направлений. Строя в период «нейтралитета» (август. 1914 — апрель 1917 г.) планы превращения США в ведущую державу мира, президент Вильсон отводил важнейшее место в их осуществлении банкирам и предпринимателям. Их активность в благоприятных для внешне- экономической деятельности условиях должна была превратить США в «экономического лидера» народов, создать основу для усиления военного, политического, дипломатического могущества США. Президент, однако, справедливо выражал обеспокоенность тем, что предприниматели ориентировались на внутренний рынок, слабо разбирались в вопросах международных экономических свя- зей и не могли извлечь большой выгоды из сложившейся благопри- ятной ситуации1 2. Колебания предпринимателей имели и другие не менее серьез- ные причины. По мнению прессы деловых кругов, процветание пе- риода «нейтралитета» было вызвано временными обстоятельствами: резкое увеличение объема производства промышленности определя- лось спросом воюющих стран Европы, срок завершения войны ни- кто указать не мог; носило болезненный характер (усиление тем- пов инфляции). Не было надежной основы для упрочения позиций капитала США в мировой экономике3. Такой основой, считала «Коммершиал энд файненшиал кро- никл», могла стать большая по сравнению с европейской эффек- тивность производства в США. Среди многих определявших ее 1 Козенко Б. Д. «Новая демократия» и война. Внутренняя политика США (1914—1917). Саратов, 1980; Белявская И. А. Внутренняя экономическая полити- ка США (1917—1918). М., 1956. 2 The Commercial and Financial Chronicle. 1916. Febr. 12. P. 571 (далее — CFC). 3 Ibid. 1916. Jan. 8. P. 110; 1916. Mar. 4. P. 842. 180
компонентов (уровень технического оснащения предприятий, орга- низация труда, квалификация рабочей силы и многие иные) особо выделялся вопрос о наличии механизма, способного обеспечить ра- циональное функционирование экономики в целом. Газета призна- вала, что основным средством ее мобилизации в странах Европы стало государственное регулирование. В период «нейтралитета» в деловых кругах наиболее распрост- раненным был тот взгляд, что даже в «чрезвычайных условиях» США не следует копировать европейский опыт и необходимо найти свой подход к проблеме отношений между государством и капита- лом4 5. Эта позиция обосновывалась особенностями развития эконо- мики США (емкий внутренний рынок, природные богатства), спе- цифическим положением в условиях мировой войны (длительное состояние нейтралитета, удаленность от места конфликта), привер- женностью граждан индивидуалистической доктрине. С этих позиций в период «нейтралитета» не раз выступала «Коммершиал энд файненшиал кроникл», «Америкен менеджмент ревью». Государство, считали они, должно снять с деятельности предпринимателей всякие ограничения. Пресса деловых кругов счи- тала законы Шермана (1890 г.) и Клейтона (1914 г.) устаревшими, препятствующими развитию современных фирм, искусственно за- держивающими процесс поглощения ими отсталых предприятий и превращения их в высокопродуктивные. Те же законы цешали объ- единению американских предпринимателей в борьбе с европейски- ми конкурентами^. Предлагая собственный рецепт решения экономических про- блем в «чрезвычайных условиях» войны, пресса капитала утверж- дала, что в США уже сложился механизм рациональной организа- ции целых отраслей промышленности — так называемого массово- го производства6. В 1917 г. там было сосредоточено 200 из 278 крупнейших корпораций с активами свыше 20 млн долл.7 Их пред- приятия отличались использованием новейшей техники и техно- логии, повышением энергоемкости производства, выпуском высо- кокачественных изделий, больших партий стандартизированной продукции. Другими особенностями стали капиталоемкость, замена живого труда машинным, рациональное использование рабочей силы (дви- жение за «научное управление» производством получило наиболь- шее распространение в машиностроении)8. Корпорации создавали исследовательские центры, применяли новые формы анализа хо- зяйственной деятельности. Многие фирмы имели отлаженную сбы- товую сеть, транспортные средства, совершенствовали рекламу и 4 CFC. 1917. Febr. 10. Р. 491; Febr. 17. Р. 597—598. 5 Ibid. 1916. Febr. 26. Р. 757; American Management Review. 1917. Febr. P. 3 (далее — AMR). 6 О развитии отраслей «массового производства» (переработка пищевых продуктов, нефтяная, резиновая, химическая, металлургическая промышленность, машино- строение и ряд иных) см. подробнее: Chandler A. D. The Visible Hand. The Mana- gerial Revolution in American Business. Cambridge, 1977. 7 Ibid. P. 346—348. 8 Cm.: Nelson D., Frederick W. Taylor and the Rise of Scientific Management. Madison, 1980. P. 149. 181
систему услуг населения (потребительский кредит, обслуживание и ремонт техники). Товары американских фирм завоевывали зару- бежные рынки — продукция швейной фирмы «Зингер», например, пользовалась широким спросом в Англии, Германии, России. Управление производством осуществлялось через функциональ- ные отделы (производственный, закупок, транспортный и др.), со- средоточивались в руках быстро увеличивавшейся прослойки наем- ных менеджеров и технических экспертов, образовавших сложную иерархию. По мнению финансиста О. Кана, рождался предприни- матель нового типа — дальновидный, осторожный, обладающий «широкими знаниями и кругозором», «чувством ответственности перед обществом»9. В некоторых отраслях массового производства в последней тре- ти XIX в. корпорации пытались «навести порядок»: вступали в со- юзы для ограничения конкуренции, поддержания цен на высоком уровне (например, «большая шестерка» компаний по производству мясных продуктов Свифта, Армора, Хаммонда, Морриса, Кадахи, Шварцчайлда и Сультцбергера)10 11. Еще до войны возникли органи- зации, координировавшие усилия компаний. Так, сталелитейные компании создали Американский институт стали и железа, произ- водители сельскохозяйственного оборудования — особый комитет Национальной ассоциации производителей инструментов и транс- портных средств. Пропагандируя отрасли «массового производства» как образец «самоорганизации» капиталистов, пресса делового мира выражала беспокойство общим состоянием дел в американской промышленно- сти. Показателем низкого уровня эффективности подавляющего числа фирм вице-президент Федеральной торговой комиссии (ФТК) Э. Херли считал данные 1916 г. Например, из 250 тыс. фирм в торговле и промышленности чистая прибыль лишь 60 тыс. компаний составляла более 5 тыс. долл, в год, 100 тыс. компа- ний — не получали прибыли или были убыточными11. Однако даже их владельцы, утверждала «Коммершиал энд фай- неншиал кроникл», при правильной политике в условиях вызван- ного войной роста производства могут решить свои проблемы. Ключ к эффективной экономике — «самоорганизация», объедине- ние капиталистов по отраслям и избрание ими комитетов для кон- тактов с государственными ведомствами, выступающими заказчи- ками продукции для нужд армии и флота12. Политическое руководство США принимало подобную модель. «Америкен менеджмент ревью» приводил выступление В. Вильсона, утверждавшего, что государство будет сотрудничать с любой корпора- цией, способной эффективно производить продукцию и поставлять ее по разумным ценам13. Голос предпринимателей был услышан: в годы войны были прекращены все расследования против трестов. 9 CFC. 1916. Apr. 29. Р. 1577; 1917. Jan. 27. Р. 320. 10 Chandler A. D. Op. cit. Р. 391—402, etc. 11 AMR. 1916. Mar. Р. 7. 12 CFC. 1916. Apr. 29. P. 1578. в AMR. 1917. Febr. P. 39—40. 182
Для президента США были характерны представления о весьма ограниченной роли государства в регулировании экономики, в идеа- ле сводившейся к совету капиталистам, предоставлению им инфор- мации. В целом эти взгляды разделяли видные бизнесмены, при- влеченные на государственную службу, такие как биржевой делец Б. Барух, с марта 1918 г.— глава Военно-промышленного управле- ния (ВПУ), лидер продовольственной администрации Г. Гувер14. Однако уже в период «нейтралитета» капиталисты столкнулись со сложностями и неразберихой, которые самостоятельно преодо- леть не смогли. Среди «узких мест» американской экономики на- зывались следующие: транспортная проблема — плохая работа же- лезных дорог, нехватка судов торгового флота; неудовлетворенный спрос, устаревшая техника и отсутствие средств на ее обновление, нехватка квалифицированной рабочей силы. В то же время бурно росли цены на сырье и материалы как результат огромных закупок воюющих стран, спекуляции на внутреннем рынке. Индекс цен 1336 видов товаров (в июне 1913 г.— 100%) поднялся до 144 в де- кабре 1916 г. и 156 в марте 1917 г. Буксовали крупнейшие корпорации. «Ю. С. Стил» уже в 1916 г. исчерпал возможности увеличения производства; «Бетлехем стал» увеличивал производство корабельной стали за счет сокраще- ния изготовления рельсов, что отрицательно сказывалось на состоя- нии железных дорог; «Форд мотор» жаловался на невозможность приобретения меди, стали и иных материалов по баснословным це- нам и т. д.15 Первой с идеей широкого привлечения государства к решению экономических проблем выступила группа менеджеров, одержимая идеей научной организации производства: глава статистического отдела «Америкен телефон энд телеграф ко» У. Гиффорд, вице- президент «Хадсон мотор ко» У. Коффин, директор готовившего кадры управляющих Института Дрекселла У. Годфри. Они были инициаторами создания в 1915 г. первой крупной организации, го- товившей перевод экономики на военные рельсы — Комитета про- мышленной готовности при Консультативном управлении военно- морского флота. Проведенные им с одобрения В. Вильсона и воен- ного министра Н. Бейкера в 1916 г. исследования возможностей ты- сяч предприятий на случай перевода их на выпуск военной продук- ции стали первым опытом широкомасштабного сотрудничества го- сударства и делового мира в условиях подготовки США к вступле- нию в войну16. Идея усиления государственного вмешательства в экономику завоевывала на свою сторону лидеров деловых кругов, определяв- н Cuff R. D. The War Industries Board. Business-Government Relations During World War I. Baltimore; London, 1973. P. 5—6, 47—48; Idem. Herbert Hoover. The Ideolo- gy of Voluntarism and War Organization during the Great War // Journal of American History. 1977. Sept. 15 American Industry in the War/Ed. Hipplehauser. N.-Y., 1941. P. 74; Sobel R. The 1§84°^ ^ant Corporations. A Microeconomic History of American Business. Westport, 16 Koinstein P. The Military-Industrial Complex: A Historical Perspective. N.-Y., 1980. P. 25—26. 183
ших их позицию в целом, постепенно. Один из «мясных королей» США Дж. О. Армор весной 1917 г. высказывался за распределение сельскохозяйственной техники, удобрений государством, установле- ние им цен на изделия перерабатывающих сельскохозяйственную продукцию фирм, введение твердых норм потребления населением дефицитных продуктов17. Опуская вопрос о создании масштабного государственного меха- низма регулирования экономикой (он получил фундаментальное освещение в работах советских исследователей), выделим принци- пиальные моменты. Важнейшим шагом к его формированию стало учреждение летом 1916 г. Совещательной комиссии при Совете на- циональной обороны (СК СНО). Ее достижения при весьма ограни- ченных совещательных правах были значительными: формулирова- ние принципов государственной политики в отношении частного капитала (регулирование цен, распределение заказов) и проведение ее в жизнь, определение организационных основ отношений между частными фирмами и государством. Комиссия выполняла роль свя- зующего звена между заказчиками — военными ведомствами — и предпринимателями. Интересы первых выражали созданные в СК СНО отделы (транспорта, производственный, рабочей силы и др.), вторых — сформированные в рамках той же комиссии более 100 комитетов, представлявших предпринимателей каждой из отраслей промышленности18. Там, где доминировали одна или несколько фирм, во главе ко- митетов вставали представители администрации ведущих корпора- ций: «Интернейшнл никел» (производство никеля), «Алюминиум компани оф Америка» (производство алюминия), «Анаконда коп- пер компани» (производство меди). Основой для создания комитета стал «Американский институт стали и железа». Главой его был из- бран глава «Ю. С. Стил» Э. Гэри, опиравшийся на полтора десятка гигантов отрасли, таких как «Бетлехем стил», «Мидвейл стил энд орднанс», «Республикан стил». Учет возможностей крупных фирм лежал в основе деятельности других комитетов: комитет по произ- водству цинка рассчитывал, главным образом, на 29 корпораций; комитет по углю, решая .вопрос о ценах на него в мае 1917 г., при- гласил в Вашингтон представителей 400 наиболее мощных угледо- бывающих компаний1*. В тех отраслях, где существовала масса мелких, жестоко конку- рировавших фирм, попытки СК СНО придать их деятельности по- добие организованности достигали весьма сомнительных успехов. Примером служило производство пиломатериалов, где пришлось иметь дело с 20 тыс. предпринимателей и таким же числом комис- сионеров; а также производство свинца, где в июне 1917 г. насчитывалось 11 тыс. фирм. Предприниматели обвиняли госу- дарственные ведомства в превышении полномочий, ограничении «святого принципа» конкуренции, дискриминации против слабых * is П The Bankers Magazine. 1917. Apr. P. 500—501; AMR. 1917. July. P. 2—3. is Clarkson G. B. Industrial America in the World War: The Strategy behind the Line, 1917—1918. N.-Y., 1923. P. 22—29. 19 Cuff R. D. Op. cit. P. 49, 105, 199. 184
фирм и фаворитизме по отношению к наиболее крупным и произ- водительным^0. Не обошлось и без скандала: летом 1917 г. достоянием гласно- сти стала информация о громадных контрактах и завышенных це- нах, которые обеспечивали крупнейшим фирмам их представители в предпринимательских комитетах СК СНО. Скандал удалось при- глушить лишь проведением реорганизации. Совещательная комис- сия была поглощена новым ведомством — Военно-промышленным управлением (ВПУ). Между августом и декабрем 1918 г. все пред- принимательские комитеты были расформированы, Торговая пала- та США «на демократической основе» провела выборы в новые. Возникло более 300 комитетов, названных «комитетами служению делу победы в войне» (War service committee). Они существовали вне рамок ВПУ и решали вопросы производства с созданными в нем 57 «товарными комитетами». Места в нем занимали предпри- ниматели, на время войны перешедшие на государственную службу за номинальную заработную плату в 1 долл, в год и формально не связанные с «комитетами служения делу победы в войне»* 21. Первоначальная структура не очень пострадала от нововведе- ний и сохранилась до окончания войны, хотя критика в ее адрес и в конгрессе, и на страницах прессы различных направлений была суровой. В целом механизм взаимодействия государства и предпри- нимателей соответствовал модели, предполагавшейся ими в период «нейтралитета». При всех недостатках он оставлял за капиталиста- ми свободу действий, ограничивая ее определенными рамками, обеспечивал надежность работы экономики в целом. Ту же цель преследовала разработка государственными ведомствами принципов регулирования частных компаний. Идею обеспечения всем необходимым «приоритетных» — обо- ронных отраслей за счет ограничения выпуска менее важной про- дукции предложил в марте 1917 г. председатель СК СНО Д. Вил- лард. Причина — недостаток важнейших видов материалов, отсут- ствие необходимых производственных мощностей. Система «при- оритетов» была в общих чертах определена весной 1917 г. В апре- ле-июне 1917 г. вся промышленная продукция была разделена на три группы: «необходимую для войны», «национальной необходи- мости», «прочую». В зависимости от принадлежности .к той или иной категории ее обеспечивали рабочей силой, сырьем, транспорт- ными средствами. Заказы квалифицировались также и по срочно- сти исполнения («срочные», «будущего спроса», «прочие»). Для осуществления «политики приоритетов» был создан соответствую- щий комитет, куда вошли представители различных министерств, Федеральной торговой комиссии, армии, флота22. ВПУ, проводившее «политику приоритетов» с марта 1918 г., еще более усовершенствовало ее. Так, в группе А («военное произ- водство») было выделено четыре подгруппы, еще более их имели группы Б («общественно необходимые») и С («не имеющие военно- го Ibid. Р. 74—78. 21 Koinstein. Р. Op. cit. Р. 32—34. 22 Cuff R. D. Op. cit. Р. 61—62, 89-93. 185
го значения»). Список особо приоритетных отраслей включал 73 наименования, «наиболее важных» предприятий — 7 тыс. В рамках «Комитета по приоритетам» было создано три отдела. Первый определял обоснованность претензий предпринимателя на получение выполняемым им заказом той или иной «приоритетной» категории; второй издавал «распоряжения о порядке исполнения» (сроки, сырье, рабочая сила и т. д.); третий разбирал апелляции на принятое решение. Состав Комитета был дополнен представителя- ми специализированных ведомств, созданных в годы войны — Же- лезнодорожная, Топливная, Продовольственная администрации, Военно-торговое управление. Объем деятельности Комитета в кон- це войны был огромен. По числу заявок на выдачу «распоряжений» рекордным был день 8 июля 1918 г.: 1 901; по числу выданных «распоряжений» — 30 сентября 1918 г.: 212123. Политика СПУ не была столь жестокой, чтобы разорить выпу- скавшие мирную продукцию фирмы. Однако для спасения «дела» предприниматель и сам должен был проявить инициативу, искать возможности перевода производства на военные рельсы. Автомо- бильные фирмы выпускали самолетные двигатели, грузовики, поле- вые госпитали; производители кухонных плит — детали стрелково- го оружия и т. д. Дефицит рабочей силы заставил многих предпри- нимателей искать пути более рациональной организации производ- ства, стандартизации продукции. Например, ленты для пишущих машинок выпускались пяти цветов вместо 150 довоенных; 76 видов плугов заменили использовавшиеся до войны 326. Велись поиски заменителей для материалов, направлявшихся только в оборонную промышленность24. Контроль над ценами на продукцию стал другим важнейшим средством регулирования деятельности частных фирм государством. Был найден вариант договорного — в ходе консультаций между представителями государственных ведомств и комитетов предпри- нимателей — установления цен на важнейшие виды материалов и оборонной продукции. Их уровень был достаточно высок, чтобы стимулировать предпринимательскую деятельность, но ниже ры- ночного и ограничивал возможности их дальнейшего быстрого уве- личения25. Первым из серии соглашений об уровне цен был дого- вор между представителями СК СНО и представителями медепла- вильных компаний, установивший цену за фунт меди на уровне 162/з цента (рыночная стоимость — 37 центов). Затем предприни- мательский совет по цинку согласился снизить цену до 2/з рыноч- ной стоимости; совет по алюминию согласился продавать его по це- не 20,5 цента, т. е. дешевле рыночной; сталелитейщики решили продавать государству броневые плиты «с огромной скидкой»26. Весьма либеральный подход к определению уровня цен был очень выгоден крупным, высокопродуктивным фирмам и приносил им высокие прибыли, они стали предметом острой общественно-по- 23 Ibid. Р. 118—120, 196—204. 24 Clarkson G. В. Op. cit. Р. 216—227. 25 См.: Hardy Ch. Wartime Control of Prices. Wash., 1940. P. 114—142. 26 Cuff R. D. Op. cit. P. 58—60, 70. 186
литической полемики. В июне 1918 г. Федеральная торговая комис- сия предоставила доклад, в котором доходы корпорации по произ- водству угля, нефти, стали, серы, цинка, никеля, строевого леса рассматривались не иначе, как следствие грубых махинаций в ус- ловиях бездействия антитрестовского законодательства, как свиде- тельство отсутствия патриотизма у лидеров капиталистов. По при- нятой в годы войны формуле определения «сверхприбыли» (при- быль корпорации за год войны за вычетом средней за предвоенные 1911 —1913 гг.) у пяти «мясных королей», например, она составила в 1915—1917 гт. огромную сумму в 121 млн долл.27 В период участия США в войне идея прибыли как естественной цели деятельности капиталиста реже встречалась на страницах прессы бизнеса — первые полосы занимали призывы «принести жертвы» во имя победы. Такие представители крупного капитала, как глава «Бетлехем стил» Ч. Шваб, считали уместным говорить о «честной», «разумной» прибыли, весьма убедительно аргументируя свою позицию. Приводились данные о низких в условиях резко возросшей стоимости сырья и рабочей силы доходах мелких и сред- них фирм: у производителей меди они не превышали, например, нескольких процентов на вложенный капитал. Высокие доходы крупных фирм объяснялись увеличением спроса на продукцию и качеством организации производства. Львиная доля прибылей шла на «общеполезные» нужды: расширение производства и модерниза- цию предприятий, что обеспечивало лучшее обслуживание населе- ния и создание новых рабочих мест, работало на победу в войне28. Однако в годы войны государство, учитывая состояние обще- ственного мнения, искало более совершенную формулу нормирова- ния прибыли капиталистов. На завершающем этапе войны контр- акты с частными фирмами (на сумму 7,5 млрд долл.) предусматри- вали, что прибыль не должна превышать строго определенного про- цента от стоимости произведенной по контракту продукции. Такая модель была далека от совершенства: предприниматель не был за- интересован ни в точном определении издержек производства, ни в их сокращении. Шли поиски новых формул. Делались попытки по- ставить размеры прибыли в зависимость от суммы контракта. Если она не превышала 100 тыс. долл., то процент «справедливой» при- были должен быть бы равным 7 %. Для контрактов больших раз- меров устанавливалась скользящая шкала. Для максимальных контрактов, превышавших 9,65 млн долл., процент прибыли мог составлять не более 2,5 (или суммы в 250 тыс. долл.). Окончание войны прервало эксперимент29. Многие политические деятели и экономисты считали наиболее эффективным средством контроля над прибылями увеличение на- логообложения корпораций й состоятельных граждан30. В соответ- ствии с важнейшим законом от 3 октября 1917 г. значительно уве- 27 CFC. 1918. July 6. Р. 29—32. 28 Ibid. Р. 32; CFC. 1917. Jan. 20. Р. 221. 29 Sobel R. Op. cit. Р. 22. зо См.: Ratner S. American Taxation. It's History as a Social Force in Democracy. N.-Y., 1942. P. 364—365, 374. 187
личивался подоходный налог {income tax). Если до принятия зако- на размеры доходов, не подлежащих обложению, были определены суммой в 4 тыс. долл, для семейных и 3 тыс. долл, для одиноких граждан, то новые устанавливались на уровне 2 тыс. и 1 тыс. соот- ветственно. Налоговая ставка увеличивалась с 2 до 4. Сумма чисто- го дохода, достигавшая 5 тыс. долл, и выше, облагалась дополни- тельным налогом (surtax), колебавшимся от 1 до 63 % в зависимо- сти от размера доходов (до принятия закона эти цифры составляли соответственно 20 тыс. долл., от 1 до 13 %). Были значительно увеличены налоги на предметы роскоши (меха, ювелирные украше- ния), табак, напитки; операции страховых компаний по продаже имущества. Ставка налога на сверхприбыль составляла от 20 до 60 % в зависимости от соотношения суммы сверхприбыли и разме- ров инвестированного капитала31. Новый закон не был свободен от многочисленных недостатков. Главный — формула определения сверхприбылей. Так как в 1911 —1913 гг. прибыли компаний даже в одной отрасли промыш- ленности были различны, то обложение сверхпрйбылей было не- равноценным: более всего пострадали корпорации с наименьшими доходами в предвоенные годы32. В период участия США в войне налоги дали казне 10,7 млрд долл. Основным же источником ее пополнения стали займы — их распространение дало 23 млрд долл. Состоятельные слои общества были главными покупателями государственных бумаг: облигации на сумму более 10 млрд долл, были приобретены гражданами с до- ходами, превышавшими 2 тыс. долл, в год; на 6 млрд — банками и корпорациями. Остальные были куплены простыми тружениками с доходами, не превышавшими 2 тыс. долл, в год33. Помимо налогообложения арсенал средств использовался госу- дарственными ведомствами для того, чтобы заставить предприни- мателей действовать в рамках предписанных им правил. Если уве- щевание, призыв к исполнению «патриотического долга», не давало результатов, то правительство могло придать данный инцидент гласности, обрушить на непокорных силу общественного мнения. Это влекло за собой большие материальные потери — другие фирмы отказывались иметь дело с проявившей «нелояльность» компанией. Укреплялась юридическая основа действий государства в эконо- мической области: были приняты законы Левера (август 1917 г.) и Овермена (май 1918 г.). Они значительно расширяли прерогативы главы исполнительной власти в решении экономических проблем общества. Он получал право создавать новые административные ве- домства и перераспределять обязанности между правительственны- ми учреждениями, предпринимать любые шаги для обеспечения всем необходимым армию и флот, в том числе строить предприятия 31 Soule G. Prosperity Decade. From War to Depression: 1917—1929. N.-Y., Toronto, 1947. P. 48—49; Noyes A. The War Period of American Finance, 1908—1925; N.-Y., etc., 1926. P. 194—195. 32 Soule G. Op. cit. P. 20. 33 Clark J. The Costs of the World War to the American People. New Haven. 1931. P. 30—31,137. 188
для выпуска оборонной продукции, за соответствующую компенса- цию владельцам реквизировать продукцию частных фирм, устанав- ливать над ними государственный контроль, издавать указы в це- лях эффективного использования и распределения готовых про- мышленных изделий и сырья34. Используя законодательство, государство угрозой действий при- нуждало предпринимателя к уступкам. Выгодный заказ мог быть передан конкурирующей фирме. Так поступило министерство воен- но-морского флота США в апреле 1917 г., информировав о возмож- ном предоставлении британской фирме «Хадфилдс лимитид» (г. Шеффилд) заказа на производство 7,5 тыс. 14- и 16-дюймовых снарядов. Причина — английская фирма гарантировала более низ- кие цены и сжатые сроки, чем американские конкуренты («Бетле- хем стил»)35. Государство прибегало к угрозам конфискации продукции, ус- тановления контроля над частными предприятиями. Наиболее яр- кий пример — конфликт сентября 1917 г. между 65 лидерами ста- лелитейных компаний во главе с Э. Гэри и ВПУ по вопросу о це- нах на сталь и железо. Бизнесменам была предложена альтернати- ва: либо снижение цен, либо установление государственного конт- роля над сталелитейными предприятиями. Под давлением обще- ственного мнения в стране компании вынуждены были уступить36. «Уступчивость» капиталистов объяснялась пониманием того фак- та, что государственные ведомства угрозами не ограничатся и перей- дут к делу. Там, где капитал или не мог, или не хотел брать на себя решение сложных проблем, это делало государство. В 1918 г. фир- мы по производству взрывчатых веществ (прежде всего, Дюпонов) не смогли выполнять государственные заказы, ссылаясь на отсутст- вие необходимых производственных мощностей. В ответ началось строительство казенных заводов в городах Нитро (штат Западная Виргиния), Нэшвилл (штат Теннесси). Объем выпуска взрывчатых веществ обоими заводами к концу войны достиг 250 т в день37. Конкретная ситуация в каждой из отраслей промышленности диктовала долю «государственного участия». Установление государ- ственного контроля над железными дорогами (декабрь 1917 г.) оп- ределялось их ключевым местом в экономике, неспособностью ка- питалистов наладить их работу самостоятельно38. Признавая государственный контроль как меру вынужденную в «чрезвычайных условиях», «Коммершиал энд файненшиал кро- никл» уже в 1917 г. высказывала неоднократно повторявшуюся впоследствии мысль, что он не сделает работу транспорта и про- мышленности более эффективной39. Однако главной причиной оп- 34 Congressional Record. Vol. 53. Pt. 1. P. 5775—5779. 35 CFC. 1917. Jan. 20. P. 221. 36 Clarkson G, B. Op. cit. P. 177. 37 Sobel R. Op. cit. P. 19. 38 Имеется в виду деятельность специального «комитета 18», созданного в феврале 1917 г. организацией владельцев железных дорог — Американской железнодо- рожной ассоциацией, образованного ею в апреле 1917 г. Комитета национальной обороны Американской ассоциации железных дорог. (См. подробнее: Stover J. Е. The Life and Decline of American Raibroad. N.-Y., 1970. P. 161 — 162). 39 CFC. 1916. 10 June. P. 2118—2119; 1917. 10 Febr. P. 491—492. 189
позиции деловых кругов активному вмешательству государства в решение экономических проблем были соображения принципиаль- ного порядка. Идея государственной собственности в сознании биз- несмена ассоциировалась с «чужеродной» социальной доктриной, противопоставлялась «святому» принципу собственности частной40. С процессами огосударствления экономики газета связывала рост авторитарных тенденций в американском обществе. Действи- тельно, в «чрезвычайных условиях» войны и среди политиков, и среди бизнесменов были сторонники «твердой руки» — установле- ния «временной диктатуры», как выразился финансист П. Варбург. Он утверждал, что демократия — идеальная, но не «самая эффек- тивная» форма правления, поскольку опирается на «постоянно ме- няющееся мнение масс и лишена стабильной политики»41. Критикуя «чрезмерное» вмешательство государства в экономи- ку, деловые круги выступали за сотрудничество с ними в тех воп- росах, решение которых в перспективе обещало высокие прибыли. Одно из главных направлений, считал «Америкен менеджмент ревью», совершенствование системы образования. Журнал считал ее положение бедственным: 85 % детей бросали школу в возрасте до 16 лет. Лишь 1 % вливавшейся в состав рабочего класса молоде- жи получал профессиональное образование4^. Совместные усилия капитала и государственных ведомств по- зволяли изменить положение к лучшему. Пропагандировался опыт «благополучных» штатов Висконсин и Пенсильвания, где насчиты- валось 400 школ — общественных и частных, созданных корпора- циями43. Многие школы, в организации и субсидировании которых участвовали как муниципалитеты, так и предприниматели, готови- ли кузнецов, электриков (г. Гелена, штат Монтана), обувщиков (г. Линн, штат Массачусетс), текстильщиков (г. Нью-Бедфорд, штат Массачусетс)44. Государственные ведомства и частный капитал совместно реша- ли проблемы переобучения рабочих. Государство стимулировало введение фирмами «Рекординг энд компьютинг машинз» (г. Дей- тон, штат Огайо), «Линкольн моторз ко.» (г. Детройт) и другими курсов переквалификации45. Помощь — распространение опыта передовых фирм, разработка программ переобучения — оказывала созданная в 1918 г. специальная служба при министерстве труда46. Проблему обеспечения предприятий рабочей силой за счет центра- лизованного ее распределения решала образованная в начале вой- ны, в дополнение к сложившейся системе найма (государственные, местные, частные агентства, самостоятельный набор фирмами) служба занятости при министерстве труда. Летом 1918 г. проблема рабочей силы приобрела исключительную остроту. Так, по данным 40 CFC. 1917. 24 Febr. Р. 598; 1917. April 14. Р. 1420. 41 CFC. 1916. Febr. 26. Р. 767; 1917. Apr. 14. Р. 1420—1421, etc. 42 AMR. 1916. Mar. Р. 34; Apr. Р. 16. 43 Ibid. Mar. P. 5. 44 ibid. Febr. P. Mar. 39; P. 35. 45 Greenwald M. Women, War and Work: The Impact of World War One on Women Wor- kers in the United States. Westport. 1980. P. 54—57. 46 Monthly Labor Review. 1918. Aug. P. 7. 190
министерства труда, не хватало 300—400 тыс. неквалифицирован- ных рабочих47. Поэтому указом от 17 июня 1918 г. президент наде- лил службу особыми полномочиями — выполнявшие государствен- ные заказы фирмы могли пользоваться только ее услугами48. Особое внимание уделялось рациональному использованию ра- бочей силы. В университетах, на фирмах специалисты по «индуст- риальным отношениям» разрабатывали принципы политики адми- нистрации в вопросах найма и увольнения рабочих, социальной по- литики (планы «участия в прибылях», компанейские союзы, меди- цинская помощь, жилищное строительство). Ускоренными темпами готовились специалисты по управлению рабочей силой (employment managers). В 1918 г. в эту работу включилось Военно-промышлен- ное управление, открывшее соответствующие курсы49. Пополняя кадры своих сотрудников квалифицированными спе- циалистами, многие корпорации решали свои проблемы в контакте с государственными ведомствами. Фирмы подбирали себе сотрудни- ков из числа перспективных выпускников колледжей, студентов. Так, «Нэшнл сити бэнк оф Нью-Йорк» брал их на стажировку, да- вал возможность прослушать курсы лекций (торговый кредит, эко- номическая география, банковские операции и ряд иных). Успешно справившихся с задачами брали на работу в банк. Более 70 уни- верситетов и колледжей изъявили готовность прислать своих воспи- танников для стажировки в банке50. В то же время при различных университетах страны создава- лись центры по подготовке менеджеров, финансовых экспертов. От- крытая в 1916 г. школа бизнеса при Колумбийском университете давала широкий объем знаний по различным направлениям — фи- нансовые операции, статистика, управление производством, страхо- вание жизни и имущества граждан, внешняя торговля51. Учитывая опыт войны, пресса деловых кругов высказывала мысль, что отказ от привлечения государства к решению экономи- ческих проблем и в мирное время будет шагом назад в развитии общества. Она высказывалась за демонтаж созданного в «чрезвы- чайных» условиях механизма регулирования экономики, одновре- менно настаивая на сохранении тех его элементов, которые могли плодотворно работать в мирное время. Наиболее яркий пример — федеральная резервная система. Избрание на президентский пост в 1928 г. Г. Гувера, разделявшего идею ограниченного участия госу- дарства в регулировании экономики, говорило и о признании ее широкими кругами делового мира. В годы войны был накоплен бесценный опыт решения сложней- ших экономических проблем в «чрезвычайных» условиях. К нему обратились в период депрессии 1929—1933 гг. и годы второй миро- вой войны. Статья Ч. Райта «Подготовка американской экономики к войне. 1914—1917 и 1939—1941» — один из многих примеров 47CFC. 1918. July 6. Р. 19. 48 Soule G. Op. cit. Р. 71. 49 AMR. 1917. Febr. P. 4; 1917. May. P. 17; Greenwald M. Op. cit. P. 54. 50 AMR. 1916. Sept. P. 29—30. 51 Ibid. Febr. P. 12. 191
сравнительного анализа состояния экономики в период «нейтрали- тета» с положением в промышленности и финансах в конце 30-х — начале 40-х годов, в преддверии вступления США в новую миро- вую войну52. Первая мировая война стала кузницей кадров руково- дителей страны на случай «чрезвычайных ситуаций». Например, Ф. Д. Рузвельт занимал тогда пост помощника морского министра, Б. Барух и в годы второй мировой войны играл заметную роль в решении экономических и финансовых проблем мобилизации. «ДИАГОНАЛЬ» БЕТМАН ГОЛЬВЕГА Г. М. Садовая Оценка деятельности Т. Бетман Гольвега, германского канцлера в годы первой мировой войны — одна из самых острых и дискусси- онных проблем политической истории Германии начала XX в. В центре споров находится внутренняя политика канцлера и это не случайно. Долгие годы Бетман Гольвег рассматривался только как руководитель внешней политики кайзеровской империи и был из- вестен читающей публике как человек, назвавший межгосударст- венный договор «клочком бумаги». Писали о Бетман Гольвеге ма- ло. Его личный архив сгорел, что сделало невозможным создание полных и объективных исследований. До второй мировой войны не было издано ни одной солидной научной его биографии. В публи- ковавшихся работах общая характеристика Бетман Гольвега всегда была негативной, много и горячо писали о его двойном поражении: поражение потерпела в войне Германия, канцлером которой он был, потерпел личное поражение сам канцлер, уйдя в июле 1917 г. в вынужденную отставку. Критике, временами даже грубой, под- вергли Бетман Гольвега его современники. Современники нарекли канцлера неудачником, проводником милитаристского курса, реакционером. «Из бетмановской фило- софии повсюду выглядывали реакционные тенденции»,— писал Михаэлис, публицист времен первой мировой войны. «Спекулянт, трус, рок Германии»,— утверждал другой современник — крон- принц Вильгельм* 1. Бетман Гольвег- не скрывал своего враждебного отношения к России, считая, что проблемы взаимоотношения Германии и Рос- сии разрешимы только в войне. Такая его позиция надолго предоп- ределила негативное отношение к нему отечественных историков. Чаще всего в нашей научной и популярной литературе в адрес Бет- ман Гольвега употреблялись такие эпитеты, как «крайний рути- 52 Wright С. American economic preparations for war, 1914—1917 and 1939—1941 // The Canadian Journal of Economic and Political Science. 1942. May. P. 157—175. i Hildebrand K. Bethmann Hollweg. Der Kanzler ohne Eigenschaften/ Urteile der Ge- schichtsschreibung, Eine kritische Bibliographic. Dusseldorf, 1970. S. 15, 17; Bauer (Oberst). Der Gross Krieg in Fels und Heimat. Erinnerungen und Betrachtungen. Tubingen, 1921. S. 123; Alter J. Das Deutsche Reich auf dem Wege zur Geschicntli- chen Episode. Eine Studie Bethmann Hollwegscher Politik in Skizzen und Umrissen. Dritte Ausgabe. Miinchen, 1919. S. 23, 25. 192
нер», «бесхарактерный типичный прусский бюрократ», «поклонник монарха», «реакционер», «консерватор», «трус» и т. дл После второй мировой войны, в которой Германия вновь потер- пела поражение, отношение германских ученых к Бетман Гольвегу полярно изменилось. Известный историк Ф. Фишер по-новому представил читателю образ Бетман Гольвега как мудрого государ- ственного деятеля. Если он и несет ответственность за поражение Германии, писал Фишер, то не один, а вместе со всей политиче- ской системой. Бетман Гольвег, по мнению историка, был самым значительным канцлером кайзеровской империи из семи преемни- ков Бисмарка, даже если у него отсутствовала «демония власти»2 3. Ф. Фишер подчеркивал, что канцлер был достаточно дальновиден и добивался интеграции рабочего класса в государстве4. Сусанна Миллер, изучавшая специально позицию социал-де- мократии в период войны, утверждает, что Бетман Гольвег духовно и морально влиял на социал-демократов, что способствовало воз- никновению между ними доверительных отношений5. Главной заслугой Бетман Гольвега Э. Витч считал политику «диагонали». Он расценивал ее как единственно правильную, ибо включение социал-демократии в государственные структуры и ус- покоение все более радикализирующихся рабочих масс было тем необходимее, чем неопределеннее становились виды на военные ус- пехи Германии6. В последние десятилетия появились работы, в которых канцлер удостоился очень высоких «отметок»: «По политическому кругозо- ру, государственному разуму, глубине интеллекта Бетман Гольвег превосходил многих политиков своего времени»7 8,— пишет Фишер. Некоторые авторы солидаризируются с положительной оценкой де- ятельности Бетман Гольвега, которую в годы первой мировой вой- ны дал ему известный историк Трельч: «Со всей гениальностью Бисмарка в таком положении нельзя было сделать большего»3. В литературе вновь был поставлен вопрос и о том, пошла бы гер- манская история по другому пути, если бы во главе политики стоял не Бетман Гольвег? Э. Витч отметил, что «хотя Бетман Гольвег не дал европейскому или немецкому поколению своего имени, однако 2 См.: Германская история в новое и новейшее время. В двух томах. М., 1970. Т. 1. С. 457; Эггерт 3. К. Борьба классов и партий в Германии в годы первой мировой войны (август 1914 — октябрь 1917). М., 1957. С. 149; История дипломатии. В 5-ти т. М., 1968. Т. 2. С. 685 и др.; Дипломатический словарь. 1950. Т. 1. С. 242—243. * з Fischer F. Theobald von Bethmann Hollweg // Die deutschen Kanzler. Von Bismark bis Schmidt. Herausgegeben von Wilhelm von stemburg. Konigstein. Ts. Athenaum, 1985. 4 Fischer F. Theobald von Bethmann Hollweg... S. 113; Fischer F. Biindnis der Eliten. Zur Kontlnuitat der Machtstrukturen in Deutschland 1871 — 1945. Droste Verlag. Dus- seldorf, 1979. S. 37—38. 5 Miller S. Burgfrieden und Klassenkampf. Die deutsche Sozialdemokratie im Ersten Welt- krieg. Dusseldorf, 1974. S. 254—255. 6 Zmarzlik H.-G. Bethmann Hollweg als Reichskanzler 1909—1914. Dusseldorf. 1957; Janben K.-H. Der Kanzler und der Generate. Die Fiihrungskrieseum Bethmann Hollweg und Falkenhayn (1914—1916). Gottingen, 1967; Gutsche W. Aufstieg und Fall eines kaiserlichen Reichskanzlers Theobald von Bethmann Hollweg. 1856—1921. Ein politi- sches Lebensbild. Berlin, 1973; u. a. 7 Fischer F. Theobald von Bethmann Hollweg... S. 114. 8 Jansen K.-H. Op. cit. S. 22. 13 Первая мировая война 193
надо признать, что его провал едва ли менее важен исторически, чем наследство князя Меттерниха или даже Бисмарка»9. Мы считаем, что анализ взглядов и деятельности Бетман Голь- вега необходим, чтобы ответить на вопрос, почему буржуазии раз- витых капиталистических стран удалось в обстановке тяжелейших кризисов не только удержаться у власти, но и распространить свое влияние на широкие слои населения, включая рабочий класс. Речь идет в конечном итоге об анализе истоков процесса адаптации ра- бочего движения к капиталистической системе. Бетман Гольвег пы- тался выиграть войну не только на полях сражений, но, прежде всего, в тылу путем создания прочной коалиции всех социальных сил («диагональ» Бетман Гольвега). Он был фактически первым среди германских политиков, кто понял, что свой статус великой державы Германия поддержит не столько увеличением армии и флота, сколько внутренним сплочением всей нации, независимо от политических и классовых различий. Поэтому канцлера заботили не комбинации и блоки внутри рейхстага, чем были заняты его предшественники, а поиск прочного союза канцлера и парламента с опорой на центристские цели и социал-демократов. Политическая мысль Бетман Гольвега. шла в русле идей буржуазного реформиз- ма, которые он пытался воплотить в жизнь в годы войны с разма- хом, не меньшим, чем Ллойд Джордж в Англии или Вильсон в США. Таким образом, содержание политической деятельности Бет- ман Гольвега значительно шире традиционных представлений о ней и с этой точки зрения требует специального рассмотрения. Бесспорно, личность Бетман Гольвега, как и всякого большого государственного деятеля, сложна и противоречива. Теобальд фон Бетман Гольвег (1856—1921 гг.) родился в семье помещика. Его дед являлся видным историком права, получившим дворянство за заслуги перед государством. Теобальд изучал юриспруденцию в университетах Страсбурга, Лейпцига, Берлина. В 1907 г. он занял пост имперского статс-секретаря внутренних дел и одновременно прусского министра внутренних дел. С 1909 по июль 1917 г. Бет- ман Гольвег возглавлял имперское правительство, неся личную от- ветственность перед кайзером за внутреннюю и внешнюю политику Германии. Его нельзя считать государственным гением, но изуче- ние его политического наследства диктуется не столько его личны- ми интеллектуальными качествами, а тем, что его деятельность па- дает на переломную эпоху в истории капитализма Европы — эпоху перехода к новой экономике («организованному капитализму»), к политике и идеологии буржуазного реформизма, к новому демокра- тическому движению, научно-техническому прогрессу, новому ми- ропониманию человека, словом, перехода от XIX к XX в. Пришло время подвергнуть пересмотру традиционные взгляды на Бетман Гольвега и его политику «диагонали», не выдержавшие испытания временем, часто без особого осмысления заимствованные из старой немецкой историографии. 9 Vietsch Е. Bethmann Hollweg. Staatsmann zwischen Maehl nach Ethos. Boppard am Rein, 1969. S. 220. 194
До сих пор считалось, что определяющей внутриполитической особенностью довоенной кайзеровской империи был классовый ком- промисс между крупной буржуазией и юнкерством, который в пе- риод объединения Германии стал мощной преградой на пути демок- ратических сил и законсервировал полуфеодальные пережитки в виде монархии и политических привилегий дворянства. По мере подготовки и приближения к войне этот компромисс будто бы ук- реплялся. Между тем, и это необходимо подчеркнуть (см. новей- шие исследования немецких историков)10 *, расстановка классовых и политических сил в империи была значительно сложнее и линия их противостояния не совпадала с классовым размежеванием. В начале XX в. в борьбе за выживание крупные аграрии-юнке- ры гораздо больше конфликтовали, чем мирно сосуществовали с буржуазией. В свою очередь последняя не представляла единого це- лого. Внутри крупной буржуазии складывалось, по крайней мере, два направления: одно было представлено предпринимателями так называемых новых отраслей (химической, электротехнической, т. е. больше работавших на экспорт), а другое — предпринимате- лями традиционных отраслей (горнодобывающей, металлургиче- ской), между ними сохранялись очень острые противоречия11. Это влияло на различие подходов монополистических групп и буржуаз- ных партий к проблемам внутренней и внешней политики. В воп- росах внутренней политики буржуазные партии разделяло отноше- ние к рабочему классу, к демократии, их противоречия были за- фиксированы в программных положениях партий и примирить или хотя бы сгладить разногласия между партиями и различными соци- альными слоями было чрезвычайно трудно. Для решения своих проблем эти силы апеллировали к государственной власти (кайзе- ру, канцлеру, правительству). На выборах до войны наибольшее число голосов неизменно на- бирали две партии — партия центра, за нее голосовали помимо ка- толиков преимущественно мелкобуржуазные слои города и дерев- ни, и социал-демократы (СДПГ), которые на выборах 1912 г. полу- чили более 4 млн голосов и располагали в рейхстаге 110 мандатами из 39712. Далее по числу поданных голосов шли имперская партия консерваторов, выражавшая интересы крупной буржуазии и юнке- ров; национал-либералы — партия крупной буржуазии и прогрес- сивная партия, за которую голосовали интеллигенты и мелкобур- жуазные слои города. Предшественник Бетман Гольвега — Б. фон Бюлов пытался установить контроль над парламентом, опираясь на либерально-консервативный блок. Бетман Гольвег, имея в виду ту же цель, начал с опоры на черно-голубой блок — партия центра и консерваторы. Однако, то что они игнорировали СДПГ, предопре- делили непрочность этих блоков и частые кризисы в рейхстаге. ю Нуссбаум X. Крупные аграрии и буржуазия, крестьянство и рабочий класс: и конфликты и проблемы союза в кайзеровской империи // Крупные аграрии и промышленная буржуазия России и Германии в конце XIX — начале XX века. M., 1988. С. 105. п Там же. С. 106. 12 См.: Эггерт 3. К. Указ. соч. С. 39—40. 13* 195
Естественный ход развития политической ситуации в Германии привел Бетман Гольвега к мысли о необходимости усиления собст- венной власти. Бисмарк был силен благодаря своей железной воле и авторитету, добытому во время объединения Германии. Бетман Гольвег решил усилить позиции канцлера путем расширения прав парламента и демократизации прусского избирательного права. Это было возможно только через привлечение к государственной поли- тике социал-демократической партии. В этом и была суть нарож- давшейся политики «диагонали», т. е. политики сотрудничества всех парламентских партий13. Бетман Гольвег писал позднее в сво- их воспоминаниях: «Разница в политических убеждениях делала для меня невозможным приноровление моей общей политики к тем партиям, которые, наконец, провели налоговую реформу (черно-го- лубой блок.— Г. С.). Так же как в то же время была невозможна политика в духе социал-демократии и прогрессивной партии. Обра- зование большинства для каждого отдельного случая — вот единст- венный выход, который оставался»14. Бетман Гольвег старался разрушить предвзятое мнение о социа- листах у депутатов, представлявших имущие слои. «Для тех, кто способен подняться над предрассудками,— писал он,— совершенно бесспорно и ясно, что социал-демократия, несмотря на ее ожесто- ченную борьбу против всего исторически традиционного, наряду с многочисленными экономически и политически неосуществимыми утопиями, преследовала также и великие, проникнутые идеальны- ми началами, цели, соответствующие тенденциям политического и экономического развития современного мира»15 16. Разумеется, такая позиция канцлера не сразу и далеко не все- ми была признана. Ведь политика социального партнерства в госу- дарственной практике в виде левоцентристских и правоцентрист- ских блоков в ту пору была в сущности неизвестна. Большинство современников Бетман Гольвега, а позднее и историков определяло политику «диагонали» слишком просто: как политику беспринцип- ных (кстати и некстати) компромиссов и лавирования между пра- выми и левыми, как отсутствие собственной программы действий. Один автор еще в 20-е годы писал: «Он (Бетман Гольвег.— Г. С.) плелся в хвосте событий, не руководя политической жизнью, ори- ентируясь одновременно на придворную клику, военную ставку и парламентское большинство»1®. Как государственный деятель Бетман Гольвег лучше своих предшественников видел связь внутренней и внешней политики. Он считал, что больших успехов на международной арене Герма- ния добьется, используя свою внутреннюю мощь — экономическую и политическую. Именно поэтому он полагал необходимым приоб- рести поддержку рабочего класса, профсоюзов и социал-демокра- тии. Отдавая дань антивоенным настроениям социал-демократии 13 Fischer F. Weltmacht Oder Niedergang. Deutschland im ersten Weltkrieg. Frankfurt a. M., 1965. S. 92—93. 14 Бетман Гольвег. Мысли о войне. M.; Л., 1925. С. 11. 15 Там же. С. 12. 16 Там же. С. 11. 196
(по мнению некоторых авторов, пацифизм был близок позиции самого канцлера), Бетман Гольвег занял иную по сравнению с предыдущими канцлерами линию во внешней политике17. Он выступал противником наращивания военно-морского флота и старался оттянуть начало войны, хотя считал ее неизбежной18. Это принесло ему доверие социал-демократии и поддержку ею военных бюджетов19. Позже Вильгельм II писал: «Несостоя- тельность Бетмана в качестве канцлера вполне выявилась, но кан- цлер не получил отставки, потому что все знали — за него стоят рабочие»20. В начале войны политика «диагонали» позволила канцлеру бы- стро установить гражданский мир, создание которого было дально- видным решением. Необходимость его была очевидна и самым ярым противникам Бетман Гольвега, включая кайзера, военную верхушку и пангерманистов21. Тем более, что в сущности граждан- ский мир как особая тактика не был абсолютным новшеством. Как пишет И. Шеленберг, он «был известен в Германии со времен средних веков, когда налагался запрет на всякие внутренние рас- при в интересах обороны от внешнего врага»22. Бетман Гольвег не только играл на патриотических чувствах немцев. Своей умелой предыдущей политикой он уже завоевал до- верие широких масс населения. Политика гражданского мира была самой крупной победой канцлера. Не в последнюю очередь она объяснялась и тем, что канцлер в своих начинаниях опирался на идеи видных экономистов (П. Брентано, А. Вагнера, Г. Шмоллера), лидеров школы катедер-социалистов, а также популярного публи- циста и видного либерала Ф. Наумана, влиятельного предпринима- теля и философа В. Ратенау, социолога М. Вебера. Эти ученые бы- ли выразителями интересов тех слоев буржуазии, которые в годы первой мировой войны образовали так называемое либерально-им- периалистическое направление, выступившее против агрессивных пангерманистов и консерваторов и выдвинувшее идеи интеграции рабочего класса в капиталистическую систему. Бетман Гольвег стремился не только использовать новейшие достижения либераль- ной общественной мысли, но достаточно открыто и недвусмысленно заявлял о своей политической поддержке либералов, чем вызвал яростную критику консерваторов и правых. 17 Hubatsch W. Hindenburg und der Staat. Aus den Papieren des Generalfeldmarschalls und Reichprasidenten von 1878 bis 1934. Gottingen; Berlin; Frankfurt; Zurich, 1966. S. 31; Ritter G. Staatskunst und Kriegschandwerk. Das Problem des «Milotarismus» in Deutschland. Dritter Band. Die Tragodie der Staatskunst Bethmann Hollweg als kriegs- kanzler (1914—1917). Miinchen, 1964, S. 216. 18 Viersch E. Op. cit. S. 262. 19 ф. фишер пишет: «Он делал все, чтобы не препятствовать обуржуазиванию со- циал-демократии», откровенно оказывал поддержку социал-демократической фракции в рейхстаге и т. д. {Fischer F. Theobald von Bethmann Hollweg... S. 95). 20 Император Вильгельм П. События и образы. Берлин, 1923. С. 106. 21 Stegman Ь. Die Erben Bismarcks. Parteien und Verbande in der Spatphase des Wilhel- minischen Deutschlands. Sammlungspolitik 1897—1918. Koln; Berlin, 1970. S. 484; Zechlin E. Bethmann Hollweg. Kriegsrisoko und SPD 1914// Monat, 1966. H. 208. S. 31; Vietsch E. Op. cit. S. 216. 22 Schelenberg J. Ich kenne keine Partien mehr. Die Proklamierung des «Burgfriedens» am 4 Aug. 1914 // Bilder aus der Kaiserzeit. Historische Streirlicher 1897 bis 1917. Leipzig; Jena; Berlin, 1985. S. 236. 197
Канцлер лелеял надежды осуществить в Германии средний путь между «византинизмом» и демократией23. Он хотел модернизиро- вать политическую систему Германии не в духе западноевропей- ских демократий, а в тесной связи с германской традицией, надеясь сохранить монархию и одновременно сделать ее союзником рабо- чий класс24. Поэтому гражданский мир и политику «диагонали» нельзя рассматривать только как политический маневр, направлен- ный исключительно в интересах ведения войны. Это было призна- ние новой расстановки классовых и политических сил в стране в переходное время и обретение отношениями между трудом и капи- талом особого характера. Направление «диагонали» — межпартийное согласие, компро- мисс, превращение социал-демократии в государственную пар- тию — Бетман Гольвег указал четко, но реализовать ее не смог. Для этого требовались союзники и более твердый характер канцле- ра, так как правые партии, пангерманисты оказывали жесткое со- противление такой тактике, считая более верным шагом раздробле- ние и подавление социал-демократии. Условия, которые ставили в порядок дня политику «диагонали», не позволяли в то же время ее осуществить, так как объективная социально-политическая обста- новка не созрела для таких преобразований25. Политика компромиссов Бетмана Гольвега вызывала недоволь- ство кайзера, которого, как он признавался, раздражала профессио- нальная педантичность канцлера, его склонность углублять задачи и его желание проводить только то, что он в своей «мелочной мни- тельности» считал совершенно необходимым26. Бетман Гольвег настойчиво искал пути естественного продолже- ния политики «диагонали» в политике «неоориентации», которая, по мнению большинства историков, стала осуществляться после битвы на Марне. Правда, ряд авторов (например, 3. К. Эггерт, У. Бейлер) считает ее очередным маневром канцлера27, другие — Гутше, Битч — величайшей находкой, ибо она позволила сохра- нять гражданский мир и согласие в Германии28. Политика «неоориентации», по мнению вице-канцлера К. Дель- брюка, сформировавшаяся в самых общих чертах в 1914 г., выра- жала желание правительства дать законные гарантии всем партиям не только в военное, но и в послевоенное время. Обсуждение этой политики в деталях откладывалось до середины 1915 г., когда Дельбрюк напомнил канцлеру о необходимости предупредить 23 Fischer F. Theobald von Bethmann Hollweg... S. 103. 24 Э. Витч считает, что Бетман Гольвег безуспешно искал «третий» путь разви- тия Германии между Востоком и Западом — путь «народной» монархии, ста- рательно обходя западно-европейские образцы демократии {Vietsch Ё. Op. cit. 25 Gutsche W. Aufstieg und Fall eines Kaiserlichen Reichkanzler... S. 216. 26 Император Вильгельм II... С. 105. 27 Эггерт 3. К. Указ. соч. С. 149; Wechler H.-U. Das deutsche Kaiserreich 1871 — 1918. S. 199. 28 Gutsche W. Bethmann Hollweg und die Politik der «Neuorientierung». Zur innenpoliti- schen Strategic und Taktik der deuschen Reichsregirung warend des ersten Weltkrie- ges// Zeitschrift fiir Geschichtwissenschaft. 1965. H. 2. S. 211—212; Vietsch E. Op. cit. S. 230. 198
выступления и консерваторов, и социалистов29. Дельбрюк считал, что для этого должны быть проведены такие неотложные меры, как реформа прусского избирательного права, и расширительное толко- вание закона о защите государства: отмена ограничений для вступ- ления молодежи в профсоюзы и более лояльное отношение к проф- союзам, находящимся под влиянием социал-демократов30. Бетман Гольвег был полностью согласен с необходимостью ре- формы прусского избирательного права,демократизации парламен- та и общественной жизни, но сомневался в возможности их реали- зации во время войны, считая делом слишком трудным. Он откро- венно писал в своим мемуарах, что по поводу осуществления «нео- ориентации» в правящих кругах были две полярные точки зре- ния — одни считали, что он слишком медлит, другие — что слиш- ком спешит. Одни боялись, что если не проводить реформы, про- изойдет революция, другие пугали революцией в случае проведе- ния реформ31. Бетман счел благоразумнее отложить вопрос о ре- форме избирательного права до лучших времен, одновременно под- черкивая свою лояльность по отношению к социал-демократии. Так, в известной речи 5—6 июня 1916 г., он говорил: «...У ме- ня есть надежда, что после войны мы придем к состоянию, когда эпитеты национальные и антинациональные партии исчезнут...». Он призывал консерваторов отказаться от старых реминисценций в отношении социал-демократии32. В своих воспоминаниях Бетман Гольвег писал: «Мнение, что эту силу (социал-демократию.— Г. С.) можно подавить репрессивными насильственными методами, коренилось в ошибочном представлении о пределах возможного для государства, а господствовавшее в некоторых буржуазных кругах желание оставить социал-демократию в положении партии, явно враждебной империи и государству, могло даже еще глубже за- гнать ее в этот тупик и было фактически неосуществимо и несов- местимо с задачами, отвечающими моему пониманию мирной по- литики, направленной на сохранение государства»33. Неоднократно предлагавшийся Бетман Гольвегом закон об из- бирательной реформе отклонялся консерваторами, союзом сельских хозяев и прусским министром внутренних дел. На стороне Бетмана выступили вице-канцлер К. Дельбрюк, банки, часть промышленни- ков из новых отраслей, профсоюзы, социал-демократия34. В начале войны, когда положение на фронтах было удовлетворительно и со- хранялись надежды на победу, Бетман Гольвегу удавалось более или менее удачно лавировать между аннексионистами и либераль- 29 Herrschaftenmethoben des deutschen Imperialismus 1897/98 bis 1917. Dokumente zur inenn — und auBenpolitischen Strategic und Taktik der Herrschenden Klassen des Deutschen Reches. Herausgegeben und eingeleitet vori Wilibald Gutsche unter Mitarbeit von Baldur Kaulisch. Berlin, 1977. S. 226. 30 Ibid. S. 227—228, 229. 31 Th. von Bethmann Holweg. Betrachtungen zum Weltkriege. 2 Teil. Wahrend des Krie- ges. Berlin, 1921. S. 174. 32 Bethmann Hollweg Kriegsreden Herausgegeben und historisch kritisch eingeleitet von Dr. Friedrich Thimm. Stuttgart; Berlin, 1919. S. 126. зз Бетман-Гольвег T. Мысли о войне... С. 12. 34 Стойкое сопротивление реформе избирательного права оказало министерство внутренних дел во главе с Ф. В. фон Лобелем. (Herrschaftenmethoden des deutschen Imperialismum... S. 274; Fiacher F. Biindnis der Elten. S. 52)? 199
но настроенными кругами. В 1916 г., когда стало ясно, что закон- чить войну на условиях, выгодных Германии, будет трудно, аннек- сионисты подняли крик об отставке канцлера. Консерваторы, пред- ставители тяжелой промышленности надеялись на его замену А. фон Тирпицем, который, как им казалось, гарантировал бы бескомпромиссную и успешную политику как внутреннюю, так и внешнюю35. Но Бетман Гольвегу удалось нанести своим противни- кам превентивный удар: он категорически потребовал в августе 1916 г. от кайзера отставки начальника генерального штаба Э. фон Фолькенгайиа и назначения на этот пост П. Гинденбурга фон Бен- кендорфа, за которым стояли монополистические круги обоих со- перничающих направлений германской буржуазии. Кайзер неохот- но пошел на такой поворот, зная популярность Гинденбурга не только в военных кругах, но и в народе, и понимая, что наносит удар по собственному престижу36. Канцлер надеялся, удовлетворив консерваторов активизацией действий на фронтах, одновременно продолжать оказывать «знаки внимания» социал-демократии и профсоюзам. Его попытки сплотить нацию, предотвратить крупные выступления масс, недовольных вой- ной, и осуществить тотальную мобилизацию всех ресурсов нашли выражение в принятии закона «О вспомогательной службе отечест- ву» 1916 г. Закон этот был непопулярен во всех слоях общества, хотя был принят с помощью социал-демократов. Он не принес же- лаемого результата, а Бетман Гольвегу стоил поста канцлера. Логика событий войны привела к тому, что в июле 1917 г. в Германии установилась диктатура призванных канцлером военных лидеров. Политика «диагонали» — «неоориентации» потерпела полное поражение. Канцлеру отказали в поддержке все партии — консерваторы, либералы, прогрессисты, центр, социал-демократы. В июле 1917 г. все они были единодушны в требовании его отстав- ки. Это признал и сам канцлер37. Многие историки считают, что провал Бетман Гольвега был за- программирован с самого начала. Главную причину этого провала они видят в политике «диагонали», в компромиссах в то время, когда не- обходимо было выбрать ту или иную сторону и от начала до конца последовательно осуществлять цели либо правых, либо левых. Не- которые отмечают, что канцлер выиграл бы бой со своими врагами, если бы твердо встал на сторону социал-демократии. «Если бы он был сильнее,— писал Витч,— он сам бы встал во главе социал-демок- ратии и вопреки консерваторам ввел избирательное право...»38. Трагедия Бетман Гольвега как политика заключалась в том, что он не мог перешагнуть через самого себя. Человек, рожденный в XIX в., он искренне верил в монархию. Но политик XX в., он так же искренне верил в возможности демократии. Трагедия Бетман Гольвега как политика коренилась и в его человеческих качествах: 35 Stegman D. Op. cit. S. 485. 36 Fehrenbach E. Wandlungen des Kaisergedankens 1871 — 1918. Miinchen; Wien, 1969. 37 Th. von Th. von Bethmann Hollweg. Betrachtunden zum Weltkriege. 2 Teil. S_. 234. 38 Vietsch E. Op. cit. S. 265. 200
человек долга, он не мог изменить кайзеру и полностью встать на сторону либералов и демократов» Бетман Гольвег понимал, что ми- ровая война, которая требовала напряжения всех сил нации, могла вестись только в прочной связи с низшими слоями народа» Он пи- сал: «В необходимости внутренних реформ мог сомневаться только тот, кто не рассматривал войну как мировое событие и без связи с общим развитием человечества и его духом»39. Теперь мы назвали бы политику Бетман Гольвега политикой национального согласия. Пока есть партии — необходима «диаго- наль» или надпартийная политика, это не простое механическое сложение интересов, целей, программ, а взаимный отказ от каких- то частных принципов, чтобы в периоды особых трудностей решать общие задачи40. Политика «диагонали» критиковалась со всех сто- рон, но противопоставить ей так ничего и не смогли. Германию ожидала катастрофа в войне и революции. Политика «диагонали» внешне казалась непредсказуемой. Бет- ман Гольвег настаивал на реформе прусского избирательного права и сам же откладывал ее на послевоенный период. Выступая против Гинденбурга и Людендорфа, он сам призвал их к руководству; на- стаивая на сохранении монархии, он практически вел к парламента- ризации страны, к подрыву той же монархии. Но во всем этом бы- ла своя логика. Заключалась она в том, что Бетман Гольвег хотел добиться решения внутренних задач путем гибких маневров. Канц- лер уступал аннексионистам, чтобы обезопасить путь к сближению с социал-демократией, стремился завоевать доверие либералов и уме- ренных. Необходимо заметить, что канцлер больше допускал колеба- ний в вопросах внешней политики, а тем не менее причиной его от- ставки оказалась внутренняя политика. Именно в ней консервато- ры в конечном итоге обнаружили главную для монархии опасность. На наш взгляд, политика «диагонали» отражала объективный процесс возвышения государственной власти и приобретения ею большей самостоятельности. Государство как институт всегда стре- мится к обособлению, самостоятельности, ибо с усложнением обще- ства, его социальной и политической дифференциацией, расшире- нием экономических противоречий роль государства как стабилизи- рующего фактора растет. Считая монархию символом нравственно- го единства нации, Бетман Гольвег не выступал против нее, но од- новременно он ориентировался на создание новых общественных структур, которые могли бы укрепить государственную власть в Германии. Выражаясь современным языком, политика Бетман Гольвега была прообразом центристской политики с креном в сто- рону середины и социал-демократии — прагматистской политики, которая тем не менее неизбежно должна была потерпеть пораже- ние в условиях Германии 1914—1917 гг. Однако все же Бетман Гольвег своей политикой «диагонали» нанес мощный удар по соци- алистическим устремлениям и планам левых, предопределив пове- дение ядра социал-демократии в Ноябрьской революции. 39 Th. von Bethmann Hollweg. Op. cit. S. 32. 40 Ibid. S. 35—36. 201
ФРАНЦИЯ И «СТОКГОЛЬМСКАЯ АЛЬТЕРНАТИВА»: ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ ДИПЛОМАТИИ В 1917 г. А» В. Ревякин 22 апреля 1917 г. Гюисманс от имени Рабочей социал-демок- ратической партии Голландии предложил созвать в Стокгольме конференцию с участием социалистических партий всех воюю- щих государств. В последующие месяцы проект вылился в се- рию беспрецедентных за годы войны международных обменов и встреч, заняв одно из центральных мест в общественно-поли- тической жизни тогдашней Европы. Можно даже сказать, что вес- ной и летом 1917 г. он обозначил один из поворотных моментов ее развития. Предельно политизированная советская историография первой мировой войны не жаловала это событие своим вниманием. Не то чтобы она замалчивала его, скорее целенаправленно отказывала ему в исторической важности. Впрочем, тому имелись веские при- чины объективного и субъективного свойства. Мало ли за четыре года войны предпринималось попыток восстановить Интернацио- нал, фактически распавшийся в 1914 г. И ни одна из них не увен- чалась успехом. Не составлял исключения и проект Стокгольмской конферен- ции 1917 г., оставшийся нереализованным1. Какой контраст с Цим- мервальдским движением, сумевшим трижды за время войны созвать на свои конференции левых социалистов воюющих и нейт- ральных государств! Но главное, что объясняет отношение к про- екту Стокгольмской конференции в советской историографии,— на нем лежало проклятье «вождя мирового пролетариата» В. И. Ле- нина, по свежим следам заклеймившего его как «самый реальный политический шаг германского империализма»1 2. Эта оценка на- ряду с догматической трактовкой более широкого круга про- блем истории первой мировой войны на длительное время иск- лючила возможность непредвзятого изучения злополучного про- екта3. Впрочем, во многом разочаровывает и знакомство с зарубежной историографией. В ней проект Стокгольмской конференции, хотя и без навешивания политических ярлыков, также рассматривается 1 Не путать с III Циммервальдской конференцией, которая действительно состоялась в Стокгольме 5—12 сентября 1917 г. 2 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 364. з БанНгке С. С. Борьба за создание коммунистической партии Франции. 4. I. Цим- мервальдское движение во Франции в годы первой мировой войны 1914—1919. Б. м., 1936; История второго Интернационала. М., 1966. Т. 2; Королев Н. Е. Ле- нин и международное рабочее движение 1914—1918. М., 1968; Темкин Я. Г. Ле- нин и международная социал-демократия 1914—1917. М., 1968; Трембицкая А. А. Подъем массового революционного движения во Франции в 1917 г. и начало борь- бы французских левых циммервальдистов за III Интернационал // Проблемы ос- вободительного движения и международных отношений в новое и новейшее время. М., 1973; Темкин Я. Г., Туполев Б. М. От Второго к Третьему Интернационалу. 202
преимущественно как крупная и неудачная попытка восстановить Второй Интернационал4. Читая эти работы, словно слышишь эхо давних баталий о «наследстве» Второго Интернационала, поделен- ном после окончания мировой войны между его прямыми правопре- емниками, а также новообразованными «Двухсполовинным» и Третьим Интернационалами. Однако международная общественность в то время восприняла проект Стокгольмской конференции не только и не столько как внутреннее дело Интернационала, а скорее как достаточно серьез- ную альтернативу политике продолжения войны до победы над противником, проводимой правительствами воюющих стран. На- помним, в какой общественной атмосфере он возник. По крайней мере со второй половины 1916 г. воюющая Европа была охвачена смутным ожиданием новых катаклизмов. К этому времени по обе стороны фронта окончательно развеялись надежды на скорое победное завершение войны. Осознавалось и то, что вой- на не может вестись бесконечно: повсеместно стала ощутимой не- хватка ресурсов. Перемены в судьбе народов предвещала уже серия миротворческих инициатив, с которыми выступили в декабре 1916 г. страны Германского блока, а затем и США. В. И. Ленин от- кликнулся на них известной статьей с пророческим названием «По- ворот в мировой политике»5. И хотя мирные предложения были от- вергнуты Антантой, самый факт их появления послужил катализа- тором антивоенных и вообще оппозиционных настроений в Европе. Предотвратить их дальнейшее распространение не могли ни еще более ожесточенный характер военных действий в начале 1917 г., ни вступление в войну против Германии могущественных США. Еще сильнее взбудоражила общественное мнение Европы Февраль- ская революция в России, воспринятая многими уже как непосред- ственное начало крушения всего миропорядка, влекущее непред- сказуемые последствия для хода войны6. Поначалу перспективы Стокгольмской конференции выглядели не блестяще. Едва раздался призыв Гюисманса, как последовали возражения со стороны партий, без согласия которых ее проведение теряло смысл. 26 апреля отказалась от приглашения на конферен- цию лейбористская партия Англии. Днем позже такое же решение приняла французская социалистическая партия (СФИО). Фактиче- 4 Емниц Я. «Стокгольмская конференция» и Франция (по неизданным материа- лам) // Французский ежегодник 1979. М., 1981; Meynell Н. The Stockholm Confe- rence of 1917 // International Review of Social History. 1960. Rt. 1, 2; Kriegel A. Hi- stoire du mouvement ouvrier francais. Aux engines du communisme francais 1914—1920. T. 1. P., La Haye. 1964; Grossheim H, Sozialisten in der Verantwortung. Bonn, 1978; Braunthal J. Geschichte der Internationale. Bd. 2. B., Bonn, 1978; Kowal- ski Ж Das Konferenzprojekt Stockholm 1917 zur Restauration der 2. Internationale und die Sozialdemokratischen Parteien Grossbritaniens und Frankreichs // Wissenschaftliche Zeitschrift der Marti-Liither-Universitat. Ges. u. Sprachwiss. Halle, 1976. H. 5; Jemnitz J. The International Labour Mouvement between 1914 and 1917. The Efforts of Socialists in the Entente Countries to Convene the Stockholm Conferehce. Budapest, 1980. P. 6. 5 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 30. 6 Фридлянд Г. С. Февральская революция 1917 г. и европейская социал-демокра- тия // Пролетарская революция. 1927. № 2—3; Емниц Я. Из отзывов социал-де- мократов Европы о русских революциях 1917 г. // Великая Октябрьская социали- стическая революция и Венгрия. Будапешт, 1969. 203
ски этими действиями четко заявила о себе оппозиция проекту Стокгольмской конференции «справа» — со стороны официального руководства части социалистических партий, стоявших на позици- ях продолжения войны до победы над противником. Неожиданно для организаторов Стокгольмской конференции с собственной инициативой проведения международной социалисти- ческой конференции выступил 9 мая Исполком Совета рабочих и солдатских депутатов. Спустя несколько дней Петросовет заявил о поддержке деятельности Голландско-скандинавского комитета, не- задолго до того созданного руководством социалистических партий трех нейтральных государств Северной Европы для реализации проекта Гюисманса. Правда, не обошлось без накладок. Депутаты- большевики проголосовали против принятого решения. А знамени- тая «апрельская» конференция большевистской партии, состоявша- яся 7—12 мая, безоговорочно осудила проект «международной, якобы социалистической, конференции с участием социал-шовини- стов» в Стокгольме7. Это свидетельствовало о возникновении оппо- зиции проекту Стокгольмской конференции «слева» — со стороны партий и группировок, наотрез отказывавшихся сотрудничать с те- ми силами в международном социалистическом движении, которые запятнали свою репутацию поддержкой войны. Таким образом, разногласия по поводу Стокгольмской конференции усилили проти- востояние между двумя антивоенными течениями международного социалистического движения — реформистско-пацифистским и ре- волюционно-интернационалистским. Трагические последствия раскола в антивоенном движении об- наружились не сразу. Но в судьбе проекта Стокгольмской конфе- ренции инициатива Петросовета произвела крутую перемену. Вне- запно он стал одним из основных событий международной полити- ки. «Внимание всего мира сосредоточивалось на созываемом Сове- том Рабочих и Солдат. Депутатов социалистической конференции мира... в Стокгольме»,— вспоминала деятельница Циммервальд- ского движения А. Балабанова8. Со всей серьезностью отнеслись к ней прежде всего правящие круги воюющих государств. Тому имелись веские основания. Готов- ность Петросовета — одного из «полюсов» новой власти в России, пойти на переговоры с противником, хотя бы и неправительствен- ные, серьезно задевала внешнеполитические интересы всех воюю- щих государств. Для Антанты в нем просматривалась угроза сниже- ния военной активности и даже потери такого важного союзника, как Россия. Напротив, для Германского блока — содержался шанс на ликвидацию Восточного фронта. Инициатива Петросовета бо- лезненно ударила и по «внутреннему фронту» воюющих госу- дарств, который первое время худо-бедно держался благодаря объ- явленному в августе 1914 г. «гражданскому миру», но к весне 1917 г. заметно дрогнул под напором усталости и недовольства на- родов. Правящие круги и Антанты, и Германского блока справед- 7 Ленин В, И. Поли. собр. соч. Т. 32. С. 66. 8 Балабанова А. Из личных воспоминаний циммервальдца. Л.; М., 1925. С. 131. 204
ливо опасались, как бы «дурной» пример Петросовета, открыто на- рушившего «патриотическую дисциплину» и пренебрегшего внеш- неполитическими обязательствами российского правительства, не оказался заразительным. Нешуточная борьба, разгоревшаяся вокруг проекта Стокгольм- ской конференции, и побуждает взглянуть на нее уже не только как на эпизод истории социалистического движения, но как на по- пытку реализовать альтернативу политике продолжения войны до победы. «Взвесить» ее шансы на успех тем более важно, что ни са- ма эта политика, ни другие известные альтернативы не привели к прочному демократическому миру. Версальская система, возникшая в результате победы Антанты, в свою очередь посеяла зерна ост- рейших международных противоречий, которые спустя два десяти- летия проросли новой, еще более страшной катастрофой. Другая альтернатива продолжению войны до победы, выраженная извест- ными лозунгами большевиков о поражении своего правительства и превращении империалистической войны в гражданскую, также да- ла результаты, весьма далекие от ожидаемых. Выход Советской России из мировой войны не только не ускорил начала всеобщих переговоров о мире, но и не приблизил мировую революцию, а для самой страны Октября обернулся сначала заключением грабитель- ского Брестского мира, а затем многолетней гражданской смутой, перед ужасами которой меркнут все бедствия «империалистической бойни»9. Разумеется, чтобы оценить проект Стокгольмской конференции как один из поворотных моментов всей мировой войны, потребуют- ся всесторонние исследования политической, социальной, диплома- тической истории как отдельных стран, так и всей европейской арены в целом. Но по многим причинам Франция в данной связи представляет особый интерес. Военное положение этой страны особенно по сравнению с ее со- юзниками было тяжелым. Не располагая ни обширной территорией России, ни громадным экономическим потенциалом Англии с ее ко- лониальной империей, Франция понесла в войне чувствительный урон. Противник сравнительно глубоко проник на ее территорию, постоянно угрожая столице и другим жизненным центрам, и окку- пировал весь ее Северо-Восток (74 % довоенного производства ка- менного угля, 63 % стали, 25 % — продукции машиностроения)10. Одно это достаточно объясняет, почему на альтернативу между войной и миром французы реагировали во многом иначе, чем, на- пример, русские или англичане. Известно, что революционно-ин- тернационалистские лозунги не имели сколько-нибудь заметного успеха во Франции. И даже к идее компромиссного мира там отно- сились более настороженно, учитывая огромные территориальные и 9 Вряд ли можно признать самостоятельной альтернативой политике продолжения войны до победы разнообразные планы заключения сепаратного мира, то и дело выдвигавшиеся в годы первой мировой войны. (См.: Евдокимова Н. П. Между Во- стоком и Западом. Проблема сепаратного мира и маневры дипломатии австро-гер- манского блока в 1914—1917 гг. л., 1985). тем не менее было бы интересно уз- нать, в каком отношении к ним стоял проект Стокгольмской конференции. ю Fontaine A. French Industry during the War. New-Haven; L., 1923. P; 16—17. 205
материальные потери, которые страна фактически понесла с начала войны. В свою очередь от того, какую альтернативу выбрала бы Франция, решающим образом зависела судьба войны: как на Вос- токе Европы Антанта не могла продолжать военные действия про- тив Германского блока без России, так и на Западе, где к тому же концентрировались военные усилия Англии, а впоследствии и США, это было невозможно без Франции. Разногласия о войне и мире обнаружились во Франции задолго до описываемых событий. Особенно острый характер они приобрели в рядах социалистической, партии, где с 1915 г. постоянно звучала критика политики продолжения войны до победы, которую поддер- живало ее официальное руководство. Противники руководства об- разовали оппозиционную фракцию «меньшинства», которая осуж- дала войну и выступала за ее скорейшее прекращение путем пере- говоров между правительствами, но отвергала «мир любой це- ной»11. На национальном съезде в декабре 1916 г. руководству лишь незначительным большинством голосов удалось добиться одобрения своей политики. При формировании центральной инстанции пар- тии — Постоянной административной комиссии (ПАК) — «боль- шинство» и «меньшинство» получили приблизительно равное пред- ставительство. Поэтому на заседании ПАК 27 апреля 1917 г. инициатива Гю- исманса была отклонена всего лишь 13 голосами против 11. Столь неубедительное голосование побудило руководство партии принять решение о созыве 27 мая более представительного органа — Наци- онального совета СФИО* 12. Лишь известие об инициативе Петросовета по созыву междуна- родной социалистической конференции сломало зыбкое равновесие между обеими фракциями. «Большинство», демагогически апелли- ровавшее к авторитету «русской революции»13, почувствовало, как земля уходит из-под ног. Чтобы остаться у руля партии, оно было вынуждено пожертвовать кое-какими из заведомо непопулярных «принципов». 13 мая руководство СФИО признало, наконец, не- обходимость восстановления Интернационала и даже одобрило «идею» международной социалистической конференции с той лишь оговоркой, что последняя могла быть «посвящена исключительно анализу и обсуждению ответственности правительств и социалисти- ческих партий за развязывание войны»14. Эти шатания в социалистической партии поставили француз- ское правительство в затруднительное положение. Нет, каби- нет Рибо, лишь в марте 1917 г. получивший от парламента ман- дат на правление страной, не страдал нерешительностью. Еще п Le circulaire de la minority du parti (socialiste). Aux federations. Nov. 1916. S. 1., s. a. 12 L Humanity. 1917. 28 avr. 13 Говоря о международном значении Февральской революции, представители «большинства» обычно ставили знак равенства между нею и вступлением в войну США на стороне Антанты. «Юманите» писала, что «новая позиция США и рус- ская революция» доказывают неправоту тех, кто считал, что лучше было бы «лю- бой ценой покончить с этой грязной бойней и попытаться немедленно, любой це- ной восстановить мир» (L'Humanife. 1917. 26 mai). 14 Ibid. 28 avr. 206
8 мая, едва стало известно о намерении «меньшинства» добиваться участия партии в Стокгольмской конференции, Рибо и Мальв и, министр внутренних дел, выразили готовность заблокировать по- ездку французской делегации в Стокгольм, отказав в выдаче вы- ездных паспортов. Однако этот план решено было пока держать в тайне, чтобы, как выразился Мальви, «не вступать в борьбу с партией»15. Такая щепетильность объяснялась просто. Правящие кабинеты, не исключая и кабинет Рибо, Франции времен первой мировой войны опирались в парламенте и стране на широкую коалицию по- литических сил «священное единение». В нее наряду с либерально- демократическими партиями, традиционно стоявшими у власти в начале XX в. такими как Республиканская партия радикалов и ра- дикал-социалистов, вошли и традиционно оппозиционные партии, представлявшие крайние сегменты политического спектра стра- ны,— монархисты и социалисты. На коалиционной основе создава- лись и сами правящие кабинеты. Рожденное в атмосфере разгула шовинистических страстей и почти поголовного оборончества, вызванных поражениями на фрон- те в начале войны и вторжением германских войск, «священное единение» предполагало добровольный отказ всех присоединивших- ся к нему партий и группировок от политической борьбы и концен- трацию их усилий на «национальной обороне». Поэтому правящие круги Франции высоко ценили его как гарантию политической ста- бильности в стране и стремились его сохранить. Что касается Рибо, то он как раз пользовался репутацией сторонника компромиссов с социалистами. И в этом случае он явно не терял надежды с ними договориться. Таким образом, ситуация вокруг проекта Стокгольмской конфе- ренции складывалась противоречивая. Из столкновения интересов и мнений могли родиться самые неожиданные решения. Но как представляется, окончательный выбор французскому правительству был продиктован главным образом тремя обстоятельствами: реши- тельным неприятием проекта Стокгольмской конференции боль- шинством политических сил, объединившихся в «священном едине- нии»; их растущей убежденностью в ненадежности России как со- юзника Франции в войне против Германии; угрозой социального взрыва летом 1917 г. в самой Франции, заставившей правительство ужесточить свою внутреннюю политику. Точным барометром отношения политической элиты Франции к проекту Стокгольмской конференции была правая печать. Проект Стокгольмской конференции правые газеты характери- зовали не иначе, как «крупную австро-германскую пацифистскую интригу», «важную карту в игре германской дипломатии», «попыт- ку заключить сепаратный мир в ущерб союзникам и Франции» и т. д.16 Едва ли не первой правая печать забила тревогу и по поводу ослабления военной мощи России после Февральской революции. и Ротсагё R. Au service de la France. P., 1932. T. IX. P. 132, 136. 16 Le Matin. 1917. 21 avr. L'Homme enchain£. 1917. 9 mai; L'Echo de Paris. 1917. 11 mai. 207
Газеты прямо писали о «поражающих симптомах анархии» в Рос- сии, нарастающем ее «распаде перед лицом германского централиз- ма», «инерции русской армии» и т. д.17 «Тан» без обиняков утвер- ждала, что «возможность мира, устраненная, казалось, благодаря вступлению в войну США, почти тот час же вернулась по вине русской революции»18. Очевидно, основанием для этой тревоги послужили просочив- шиеся из правительственных кругов сведения о депешах, которые слал из Петрограда французский министр-социалист А. Тома, от- правленный туда с ознакомительно-агитационной миссией. Они без прикрас характеризовали положение России. В телеграмме от 11 мая 1917 г. Тома сообщал о беседе с верховным главнокоманду- ющим генералом М. В. Алексеевым, который ему заявил: «Русская армия больна. Вы спрашиваете, может ли она теперь наступать. Я должен вам ответить: нет... прежде всего из-за ее морального состояния»19. Отношение правящих кругов Франции к России на рубеже лета 1917 г. подробно охарактеризовал М. М. Севастопуло, возглавляв- ший российское посольство в Париже после отставки Извольского: «...В настоящее время во французском обществе и печати замеча- ется сильное раздражение против России и русских... В основании раздражения лежит разочарование в надеждах, которые здесь воз- лагались на Россию как неистощимый источник боевой силы и бо- гатейшую житницу... Среди причин, вызывающих недовольство русскими, на первый план следует поставить опасения парламента и правительства, что русская пацифистская пропаганда повлияет на массы французского населения и на французские войска в смыс- ле ослабления их духа и патриотического настроения. К этому при- соединяются опасения за боевые качества русской армии... Несом- ненно также, что широкое русское демократическое движение вы- зывает во французской буржуазии сильную боязнь, в виду его вли- яния на массы французского рабочего класса»20. Но как ни серьезны были противоречия между социалистами и правыми группировками из-за Стокгольмской конференции или России, все же и они были отодвинуты на второй план острейшим за время войны социальным конфликтом, потрясшим в мае-июне 1917 г. французские тыл и фронт. Забастовали сотни предприятий легкой промышленности, торговли, транспорта, связи, а также бан- ки в Париже и крупных городах провинции. На фронте участились случаи «коллективного неповиновения» солдат, отказывавшихся от выхода на передовую. Движением неповиновения было затронуто 2/3 всех французских дивизий на Западном фронте21. Различные документы личного характера — дневники, перепи- ска, воспоминания — отразили то состояние растерянности, чуть 17 LEcho de Paris. 1917. 21 mai; L Information. 1917. 17 mai. is Le Temps. 1917. 30 mai. 19 Центр хранения историко-документальных коллекций (далее — ЦХИДК). Ф. 198. Оп. 9а. Д. 11958. Л. 165. 20 Архив внешней политики России. Фонд «Секретный архив министра». 1917 г. Оп. 467. Д. 658. Л. 7—8. 21 Pedroncini G. Les mutineries de 1917. P., 1967. 208
ли не паники, которое охватило правящие круги перед лицом гроз- ных, ошеломляющих событий. Вот как представлялось тогда поло- жение страны и Европы одному из видных парламентских деятелей А. Ферри, чьи дневниковые записи, опубликованные через много лет после его гибели в 1918 г., отличаются особой достоверностью: «Моральное состояние людей в тылу и в армии вызывает беспокой- ство. В Париже беспорядки. В ряде крупных городов они перера- стают в революцию. В поездах солдаты-отпускники распевают “ Интернационал“. Мы идем к миру через революцию. Все страны как воюющие так и нейтральные, более или менее приближаются к стадии революции, посредством которой народы угрожают заклю- чить мир против своих правителей»22. Подобные мысли приходили во Франции многим. Можно также сослаться на Пуанкаре, который так реагировал на «мятежи» в ар- мии, забастовки и уличные беспорядки в тылу: «Неужели это на- чало общего развала?»23. Именно из такой оценки исходили госу- дарственные деятели Франции, принимая в конце мая — начале июня 1917 г. важные решения. 27 мая в самый разгар антивоенных выступлений на фронте, забастовок и демонстраций в тылу открылся Национальный совет СФИО. Атмосфера обострения классовой борьбы, безусловно, спо- собствовала радикализации позиций участников этого форума. На второй день работы Совета при поддержке обеих фракций была принята «резолюция единства», выражавшая согласие СФИО при- нять участие в Стокгольмской конференции24. Едва новость об этом решении распространилась в политиче- ских кругах, как правительство подверглось мощному давлению со стороны правых группировок с целью воспрепятствовать поездке социалистов в Стокгольм. Они небезосновательно подозревали его в стремлении к соглашению с социалистами. Напряженную полити- ческую атмосферу этих дней охарактеризовал Севастопуло. 30 мая он сообщал: «...по поводу решения социалистов ехать в Стокгольм, в парламентских кругах вчера и сегодня происходила сильная аги- тация. Предполагается предъявить... правительству категорический запрос, намерено ли оно воспротивиться этому путешествию. В случае отрицательного или нерешительного ответа, возможно па- дение Рибо, которого упрекают в чрезмерной уступчивости по от- ношению к социалистам»25. Давление правых окончательно возымело действие, когда свое веское слово произнес генерал Петен, главнокомандующий фран- цузской армией. 31 мая он выступил на заседании правительства в узком составе с сообщением о «мятежах» в войсках. В своем днев- нике Пуанкаре приводит почти протокольную запись кульминаци- онного момента этого совещания. На вопрос президента, удержит ли главнокомандующий контроль над армией, если в Стокгольме 22 Ferry A. Les carnets secrets. Р., 1957. Р. 178. 23 Poincare R. Op. cit. P. 155. 24 L'Humanite. 1917. 27, 28 mai. 25 Архив внешней политики России. Фонд Посольства в Париже. 1917 г. Оп. 524. Д. 3509. Л. 111. 14 Первая мировая война 209
французы и немцы начнут обсуждать условия мира, Петен отрезал: «Нет». Тогда военный министр Пенлеве заметил, что опасность грозит с двух сторон: «Если конференция состоится, то неизбежна инерция армии. Если приглашение русских будет отвергнуто, то неизбежна инерция русской армии». Ему Петен возразил: «...опас- ность того, что 75 немецких дивизий будут переброшены (с Восточ- ного фронта.— Л. Р.) против нас, существенно менее серьезна, чем деморализация нашей армии». Пуанкаре заключает: «Весьма твер- дое мнение Петена оказывает решающее действие. Рибо... (и дру- гие члены кабинета.— А. Р.) соглашаются, что в этих условиях нельзя и думать о выдаче паспортов»26. 1 июня Рибо, выступая в палате депутатов, официально заявил об отказе предоставить паспорта делегатам СФИО. Решение пра- вительства он объяснял опасением, что встреча французских соци- алистов с германскими социал-демократами «дезориентировала бы общественное мнение и армию», подав надежду на то, что «будущий мир может возникнуть благодаря подобной конфе- ренции»27. Этой позиции правительство твердо придерживалось и в даль- нейшем, несмотря на то, что разногласия из-за Стокгольмской кон- ференции стали летом 1917 г. одним из источников усиления на- пряженности в его отношениях с социалистической партией. Серь- езным предупреждением явились уже результаты голосования в па- лате депутатов 5 июня по резолюции доверия кабинету Рибо, кото- рую социалистическая группа в своем большинстве отвергла^8. Хо- тя социалисты не ставили под сомнение ни свое участие в коалици- онном правительстве ни тем более поддержку «национальной обо- роны», правыми кругами их голосование было воспринято именно как стремление противопоставить себя всем остальным партиям и группировкам «священного единения». «Решающий час», «демократия на перепутье»,— писала «Ма- тэн», утверждая, что у Франции появился «более опасный враг, чем кайзер»,— «пораженчество», проникшее в страну исключи- тельно из России «благодаря Интернационалу»29 30. «Фигаро» конста- тировала начало «новой фазы» в политической жизни страны, по- сле того как социалисты, по ее словам, «поставили себя вне» «свя- щенного единения». Отныне, считала газета, деятельность прави- тельства могла быть «плодотворной» лишь при условии его «полной независимости от социалистической партии»^0. Однако ни Рибо, ни социалисты31 не рассматривали парламентский инцидент как до- 26 Ротсагё Л. Op. cit. Р. 145. 27 Annales de la Chambre des Deputes. Session ordinaire de 1917. Partie III. P., 1918. P. 1346-1347. 28 Ibid. P. 1350. 29 Le Matin. 1917. 6 juin. 30 Le Figaro. 1917. 6 juin. 31 5 июня Рибо выражал надежду, что отказ в выдаче паспортов «не послужит при- чиной разрыва... единения» между СФИО и другими политическими силами пра- вительственной коалиции (Annales... Р. 1352); 14 июня ПАК большинством голо- сов отклонила предложение внести в парламент от имени СФИО запрос прави- тельству относительно решения, объявленного Рибо 1 июня (L'Humanitg. 1917. 22 juin). 210
статочное основание для разрыва отношений. Как ни парадоксаль- но, но именно в это время правительство особенно нуждалось в со- трудничестве с социалистической партией в целях скорейшего урегулирования социальных конфликтов в тылу и на фронте. Да и сами социалисты не помышляли об ином. Член их парламентской фракции Л. Блюм, сообщая в личном письме о разговоре с лидером «большинства» СФИО П. Реноделем, подчеркивал: «Он по-прежне- му выступает за широкую правительственную коалицию с участием социалистов». Будучи сторонником перехода партии в оппозицию, Блюм с разочарованием констатировал, что парламент- ская группа социалистов решила продлить министерский мандат А. Тома32. С новой силой разногласия между правительством и социали- стами вспыхнули в конце лета 1917 г., и на этот раз они действи- тельно привели к формальному разрыву. 29—31 июля в Париже состоялась встреча представителей СФИО с членами делегации Петроградского Совета В. Розановым, И. Гольденбергом, Г. Эрли- хом и А. Смирновым, направленными за границу для организации социалистической конференции, и руководителями английской лей- бористской партии Гендерсоном, Макдональдом и Уордлом. Между ними было достигнуто соглашение о проведении Стокгольмской конференции в период с 9 по 16 сентября 1917 г.33 Однако солидарные действия крупнейших социалистических ор- ганизаций трех стран Антанты не произвели впечатления на фран- цузское правительство. Незадолго до этой встречи, 25—26 июля, в Париже прошла союзная конференция, на которой Россия как бы «официально» была признана ненадежным союзником и были пре- дусмотрены меры на случай ее выхода из войны34. Это имело4 пря- мое отношение к Стокгольмской конференции, ибо единственным доводом в пользу участия в ней социалистов Антанты, который еще могли принять во внимание союзные правительства, являлось по- вышение боеспособности русской армии. Поэтому за рамками про- токольной части переговоров союзники условились противопоста- вить солидарным действиям социалистов по вопросу о Стокгольм- ской конференции единую позицию правительств35. Уже 2 августа Рибо, выступая в палате депутатов, подтвердил свой категориче- ский отказ в выдаче паспортов36. 13 августа с аналогичным заявле- нием от имени правительств ряда стран Антанты выступил в анг- лийской палате общин Боннар-Ло. На этот раз социалисты взбунтовались. Ренодель расценил но- вый шаг союзных правительств как «серьезную ошибку»37. Еще бо- лее резко высказывались лидеры «меньшинства». Лонге не без па- 32 Письмо отправлено 25 июля 1917 г. ЦХИДК. Ф. 46. Оп. 4. Л. 102; Ibid. 31 juil. зз Письмо отправлено 3 августа 1917 г. Там же. Л. 84об. 34 История первой мировой войны. М., 1975. Т. 2. С. 412. 35 X. Мейнел считает, что хотя повестка дня Парижской конференции 25—26 июля 1917 г. не предусматривала обсуждения «вопроса о Стокгольме», именно на ней впервые была выработана «единая и определенная политика союзных прави- тельств против Стокгольма» (Meynell Н. Op. cit. Р. 204). 36 Annales... Partie III. Р. 23. 37 L'Humanitd. 1917. 14 aout. 14* 211
фоса заявлял: «Никогда рабочий класс не был поставлен в столь тяжелое положение, никогда его противоположность всем буржуаз- ным правительствам не обнаруживалась в столь явных формах». Он прямо подверг сомнению дальнейшее участие социалистов в ис- полнении власти. 1 сентября орган «меньшинства» газета «Попю- лэр» призвала партию «вернуться к политике энергичной оппози- ции»38. Призыв был услышан: с уходом в отставку кабинета Рибо 7 сентября 1917 г. социалисты прекратили участие в кабинетах «священного единения». Противоречия из-за Стокгольмской конференции были не един- ственной и даже не главной причиной разрыва социалистами пра- вительственной коалиции. К осени 1917 г. политическая обстановка во Франции резко изменилась в связи с усилиями правых кругов привести к власти правительство «твердой руки», способное наве- сти жесткий порядок внутри страны и обеспечить победу на фрон- те. Против социалистов, вообще сторонников прекращения войны в ход пошли обвинения в «пораженчестве». Жертвами разнузданной шпиономании стали известные политические деятели, в том числе бывший министр внутренних дел Мальви. В этой обстановке социа- листам, вынужденным отбиваться от наскоков политических про- тивников, нечего было и думать о реализации проекта Стокгольм- ской конференции. Да и международная обстановка не оставляла ему шансов, хотя Голландско-Скандинавский комитет проявлял ак- тивность вплоть до января 1918 г.39 События осени 1917 г. проливают свет на важную тенденцию внутриполитического развития Франции в годы первой мировой войны, составлявшую как бы подоплеку коллизий вокруг проекта Стокгольмской конференции. Ж.-Ж. Бекер определяет ее как «по- степенное скольжение вправо» политической оси правительствен- ной коалиции, т. е. усиление влияния в правительстве и парламен- те правых сил40. Эту тенденцию он прослеживает в деятельности всех правящих кабинетов военного времени и ее решающим под- тверждением считает приход к власти в ноябре 1917 г. правитель- ства «твердой руки» во главе с Ж. Клемансо. С формированием этого правительства окончательно сложилась парадоксальная ситуация, когда, по словам Бекера, «в палате депу- татов сохранялось победившее на выборах левое большинство, а в правительстве политический центр тяжести переместился впра- во»41. Указанная тенденция объясняет многое в судьбе проекта Стокгольмской конференции и, в частности, позволяет по-новому взглянуть на причины его провала. По последнему вопросу в литературе высказывались различные мнения. Одно из них выражено в работах С. А. Могилевского и В. Ковальского и сводится к тому, что Стокгольмская конференция не состоялась из-за противоречий между социалистическими парти- 38 Le Populaire. 1917. 18 aout.; Ibid. 1 sept. 39 Meynell H. Op. cit. P. 224—225. 40 Becker I.-J. La France en Guerre 1914—1918. Bruxelles, 1988. P. 79. 41 Ibid. P. 80. 212
ями и правительствами воюющих государств42. Но эта констатация сколь бесспорна, столь же и бесплодна, потому что не раскрывает фактические механизмы блокировки Стокгольмской конференции. Более конкретна в своих выводах X. Мейнел. Главную причину не- удачи она усматривает в расколе антивоенных сил международного социалистического движения, точнее — «в растущем влиянии большевистской оппозиции к самой идее Стокгольмской конферен- ции как в Петроградском Совете, так и в Циммервальдском движе- нии»43. По мнению Мейнел, сыграла свою роль и непоследователь- ность правительства Англии — единственной из держав Антанты (кроме России), которая весной 1917 г. не проявляла враждебности к проекту Стокгольмской конференции. «В конечном счете,— пи- шет Мейнел,— два человека несут ответственность за неудачу Сто- кгольма — Ллойд-Джордж и Ленин»44. В какой-то мере с ней мож- но согласиться. Но что в таком случае помешало собрать конферен- цию весной, когда и «большевистская оппозиция» еще не сковыва- ла Петроградский Совет, и Ллойд-Джордж еще не отвергал мысль об ее условной поддержке? Опыт Франции свидетельствует о том, что проект Стокгольм- ской конференции был заблокирован не только и, может быть, да- же не столько на уровне дипломатии Антанты или международного социалистического движения, сколько на уровне внутренней по- литики отдельных стран. Выше говорилось, что заявлению Рибо 1 июня об отказе в выдаче паспортов предшествовали острые стол- кновения в прессе, парламенте и правительстве из-за отношения к проекту Стокгольмской конференции, революционной России и компромиссу с социалистами. А само это заявление слишком напо- минало защитную реакцию правящих кругов на угрозу дестабили- зации страны, исходившую изнутри, со стороны «мятежей», заба- стовок и т. д. Все это необходимо учитывать, когда речь идет о причинах срыва Стокгольмской конференции. Но кроме нежелания «поступиться принципами», отказ правых сил Франции пойти на какие-либо уступки по вопросу о Стокголь- мской конференции был продиктован сознанием, что они, состав- ляя меньшинство в парламенте45, владеют в стране политической инициативой. Питала это настроение очевидная политическая сла- бость антивоенного и вообще демократического движения. В годы войны оно стояло перед неразрешимым противоречием: как совме- 42 С. А. Могилевский пишет: «Оппортунистам воевавших стран, как и империали- стам этих стран, еще трудно было в то время достичь взаимопонимания* (Моги- левский С. А. Тактика международного оппортунизма в вопросах войны и мира (февраль—октябрь 1917 г.) // Вопр. истории. 1963. № 12. С. 112). По существу аналогичное мнение выражает В. Кавальский: «Причина провала проекта конфе- ренции лежит... в противоречиях между воюющими империалистическими госу- дарствами и социал-шовинистическими течениями, которые по обе стороны фрон- та поддерживали империалистическую войну» (Kowalski Das Konrerenzproiekt Stockholm 1917 zur Restauration der 2. Internationale und die Sozialdemokratischen Parteien Grossbritaniens und Frankreichs // Wissenschaftliche Zeitschrift der Martin- Liither-Universitat. Ges. u. Sprachwiss. Halle, 1976. H. 5. S. 23). 43 MeynellH. Op. cit. Pt 1. P. 21. 44 Ibid. Pt 2. P. 202. 45 Правые и правоцентристские группировки насчитывали около 1 /3 членов палаты депутатов, избранной в 1914 г. 213
стить свои пацифистские и интернационалистские ценности с под- держкой «национальной обороны»? Это сковывало его активность, обрекало на роль не столько политической, сколько моральной оп- позиции воцне. Политическая робость в полной мере была свойственна «мень- шинству» социалистической партии, которое проявило непрости- тельную медлительность, целый месяц дожидаясь Национального совета СФИО вместо того, чтобы еще на своей конференции 6 мая принять решение о поездке в Стокгольм. Даже Национальный со- вет 27—28 мая не встряхнул по настоящему партию и не положил конец ее фактическому расколу по вопросу о Стокгольмской кон- ференции. В августе против участия в ней выступило 40 депутатов социалистов (из около 100 членов группы в палате депутатов) и три члена ПАК, в том числе Ж. Гед4°. В еще большей степени слабость политических и организацион- ных начал проявилась в деятельности антивоенных сил за предела- ми социалистической партии. Не нашла в себе воли поддержать ре- шение социалистов о поездке в Стокгольм крупнейшая левая пар- тия Франции — Республиканская партия радикалов и радикал-со- циалистов, которую до войны возглавлял известный сторонник мирного разрешения споров с Германией Ж. Кайо. В годы войны она впала в состояние, близкое к анабиозу: почти полностью была свернута ее внепарламентская деятельность, а парламентская сво- дилась к совместным с правыми группировками акциям в поддерж- ку «национальной обороны»46 47. Лишь отдельные ее представители осмелились открыто одобрить решение социалистов об участии в Стокгольмской конференции. В остальном антивоенное движение было представлено на поли- тической сцене более или менее разрозненными группами интелли- генции и левых политических деятелей. В постоянной, хотя и неа- фишируемой, связи с ними находился известный писатель Р. Рол- лан, проживавший в годы войны в Швейцарии. На решение май- ского Национального совета социалистической партии он отклик- нулся следующей записью в своем дневнике: «После русской рево- люции это — крупнейшее событие общественной жизни за послед- ние три года»48. Думается, реакция Роллана отражала настроения части левой интеллигенции, лишенной возможности из-за военной цензуры в полный голос их выразить. Но все попытки объединить силы противников войны на основе программы политических дейст- вий не имели успеха. 27 июня 1917 г. состоялось учредительное собрание Республи- канской лиги49. Ее организаторы распространили обращение к «гражданам», призывая к защите демократии от происков «клери- кальной реакции» (в уточненном варианте: «цезаристской реак- ции»), которая под покровом «священного единения» вела «неуто- 46 L'Humanite. 1917. 2 aout. 47 Bernstein S. Le Parti radical-socialiste durant la Premiere Guerre Mondiale // Le Mouvement Sociale. 1977. N 2. 48 Рукописный отдел Государственной библиотеки им. В. И. Ленина. Ф. 252. К. 3. D. 1. L. 27. 49 Le Figaro. 1917. 28 Juin. 214
мимую пропаганду» против республиканского строя, всеобщего из- бирательного права и парламента. Одной из задач Лиги выдвига- лось заключение «освободительного мира» на условиях уничтоже- ния «тирании и милитаризма», права народов на самоопределение «как в области внутренней, так и внешней политики», учреждения международного арбитража и т. д. Организаторы Лиги призывали к единству «всех искренних демократов» без различия политических оттенков — от умеренных республиканцев до крайне левых пар- тий. Они объявили также о поддержке нового объединения боль- шим числом известных стране людей — более чем двумя десятка- ми членов парламента, редакторами газет, крупными деятелями культуры, в том числе писателями А. Франсом, А. Барб юсом, скульптором О. Роденом и др. Предполагалось, что возглавит Лигу Ж. Кайо50. Но не прошло и дня, как появились первые опроверже- ния от лиц, упомянутых в числе ее организаторов. По данным французской полиции за 5 июля 1917 г., «заявления о выходе из Республиканской лиги приобрели массовый характер»51. Поэтому правительство ничем не рисковало, принимая решение о ее запре- щении52. По причине слабости и неорганизованности антивоенных сил в национальном масштабе, политической апатии левых партий, бо- лезненно переживавших кризис самоидентификации, политическая инициатива в стране и парламенте оказалась в руках правых груп- пировок, которые сумели под лозунгами «национальной обороны» и «священного единения» навязать другим общественно-политиче- ским силам свои ценности — национализм, реваншизм, приоритет военной силы и великодержавных, империалистических интересов. Это и нашло выражение в отмеченной выше тенденции «скольже- ния вправо» политической жизни Франции, которая объективно свела к минимуму шансы на успех проекта Стокгольмской конфе- ренции и во многом предопределила его провал. ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА И ДАНИЯ Кудрина Ю. В. Первая мировая война оказала огромное влияние на экономиче- ское и политическое развитие стран Европы, Азии и Америки. Вой- на вызвала глубокие изменения в социальной и политической структуре, общественных отношениях и внутриполитическом раз- витии многих стран. Мировая война поставила перед западными европейскими странами множество проблем, способствовала выра- ботке новых взглядов и подходов к экономическим, социальным, политическим, национальным и межнациональным проблемам. 50 ЦХИДК. Ф. 1. Оп. 27. Д. 6362. Л. 24-27. 51 Там же. Л. 1. 52 Poincare R. Op. cit. Р. 178. 215
Первая мировая война подвергла нейтралитет стран Северной Европы, в том числе нейтралитет Дании, серьезному испытанию. Торжественно признанные великими державами права нейтралов нарушались, особенно на море из-за блокады союзников Германии и подводной войны со стороны немцев. Главным фактором, обусловившим сохранение датской полити- ки нейтралитета, оказались военно-политические расчеты и дейст- вия прежде всего великих держав. Как Германия, так и Англия, рассматривавшие до войны скандинавские страны в качестве стра- тегических позиций для подготовки большой войны, были заинте- ресованы в нейтралитете скандинавских стран, в том числе и в нейтралитете Дании. Нейтральная внешнеполитическая линия Да- нии, нашедшая свое отражение в подписании еще накануне войны в декабре 1912 г. совместной декларации Дании, Норвегии, Шве- ции относительно прав и обязанностей нейтральных стран во время морской войны, в годы войны получила международно-правовую норму объявленного нейтралитета. Политика нейтралитета предус- матривала неучастие в военных операциях, недопущение на свою территорию иностранных войск, сохранение дипломатических и торговых отношений с обеими воюющими сторонами. Торговые отношения Дании в годы войны — это активное эко- номическое сотрудничество с обоими воюющими лагерями и с ней- тральными (до 1917 г.) США. Воевавшие группировки получали из Дании сельскохозяйственную продукцию и промышленные товары. Кроме того, они имели возможность вести широкую транзитную торговлю и приобретать на протяжении почти всего периода войны необходимое сырье, материалы. В течение войны Дания ввозила морским путем из союзных и нейтральных стран следующие грузы: уголь, нефтяные продукты, олово, каучук, сталь для судостроения, стальные рельсы, колеса, хлопок и хлопчатобумажные товары, шерсть, медь, растительные и животные жиры, химикалии, злаки, удобрения, дубильные вещества, предметы для рыболовной про- мышленности, медикаменты и другие товары1. Для Германии, испытывавшей с начала войны крайний недо- статок продовольствия, было важно поддерживать тесные эконо- мические отношения с этим нейтральным государством. Из Дании Германия получала сельскохозяйственные продукты, рыбу и жиры, и кроме того, английские товары, в том числе уголь, а также продукты других стран, которые шли транзитом через Данию. Германское министерство военного снабжения и гер- манский департамент торговли были даже заинтересованы в поддержке нейтральными странами и в первую очередь Данией по- стоянных торгово-экономических отношений с враждебными Гер- мании державами, чтобы те могли, получая товары, пересылать их в Германию. Отношение к политике нейтралитета Дании, позволявшей ей на протяжении особенно первых лет войны вести активную торговлю с 1 См.: Dansk handelskalender for Rusland. Kbhvn., 1915; Консетт M. Триумф невоо- руженных сил: Пер. с англ. M., 1941. 216
обоими воюющими лагерями, в высших английских ведомствах бы- ло противоречивым2. Так, адмиралтейство выступало за активные действия против Дании и других нейтральных скандинавских стран. Однако английское правительство и Форин оффис проявляли понимание в отношении курса внешней политики, которую прово- дило правительство Дании. Единым мнением в руководящих кругах Англии было удержать Данию вне войны. В Англии, по словам дат- ского историка Т. Корстеда, рассматривали Данию как страну, на- ходящуюся в сфере немецких интересов3. В период войны датский капитализм вступил в монополистиче- скую стадию развития. Сращивание монополии и государства, осу- ществлявшееся через союзы предпринимателей, охватило экономи- ку, политику, идеологию. В годы войны произошли социально-по- литические сдвиги во всех областях хозяйства страны. Именно в военные годы Дания вошла в мировой торговый обмен, что привело к бурному экономическому развитию, а затем к перестройке всего национального хозяйства страны, к отходу от чисто аграрного на- правления в экономике к индустриально-аграрному. Социально-экономическое и политическое развитие страны тре- бовало в области экономики проведения чрезвычайных экономиче- ских мер военного времени, а в области политики — принятия но- вой конституции. Политика государственного регулирования означала решитель- ную ломку традиционной экономической политики. Она означала, что государство в условиях войны вмешивалось в процесс производ- ства и ценообразования во имя проведения политики в интересах широких масс населения. Отношение к политике регулирования в датском обществе было далеко не однозначным. Так, торговая и финансовая буржуазия смогла нажиться на торговле с обеими воюющими сторонами. Хо- рошо зарабатывали судовладельцы. Наиболее трудно было безра- ботным, престарелым и неимущим, которые постоянно нуждались в помощи государства. По мнению датского социолога X. Смита, «проведение крайних мер было необходимо, чтобы избежать чрез- вычайного накопления богатства в одних руках и роста бедности. С помощью политики государственного регулирования удалось ог- раничить размеры безработицы, избежать голода и тем самым смягчить социальные потрясения»4. Политика государственного регулирования осуществлялась че- рез комиссии, комитеты под руководством созданной в 1914 г. так называемой Чрезвычайной комиссии5. Один из самых популярных политиков периода войны министр внутренних дел радикал О. Ро- де, будучи активным сторонником политики государственного регу- лирования, считал, что установление через систему государствен- ного регулирования новых отношений государственного и частного секторов является позитивным процессом для последующего эко- 2 Rigsarkivet. K0benhavn., Н. D. 5. S. 20. з Karsted Tage. Storbritannien og Danmark 1914—1920. Odense, 1975. S. 182. 4 Sociale sp0rgsm&l. Af Helge Smith. Kbhvn., 1916. S. 79. 5 Den Overordentlige Kommissionens beretning I—XVI (Hvidbogerne). Kbhvn., 1928. 217
комического развития6. О. Роде критически относился как к со- циал-демократическим представлениям о социализме, так и к иде- ям либералов о необходимости в послевоенный период резкого по- ворота назад к свободным нерегулируемым отношениям7. Он был первым политиком, который пытался претворить в жизнь идею третьего пути экономического развития страны в условиях военного времени. Выступая в октябре 1916 г. в Гимле О. Роде заявил: «Когда мир проанализирует опыт военных лет, изучит способы и методы, кото- рые применялись не только у нас в стране, но и в других странах мира, тогда будет создан обобщающий опыт, он явится “золотым запасом “, на котором будет строиться политика будущего. Это вре- мя не пройдет бесследно, оно будет осмыслено; соответствующим образом оценена та общность идей и значение сотрудничества, ко- торое возникло в период войны»8. Проведение политики государственного регулирования стоило государству и коммунам 400 млн крон9. Большая часть денег шла на поддержание низких цен и мероприятий по возмещению издер- жек по дороговизне, на помощь безработным. Датское общество периода войны представляло сложный и про- тиворечиво развивающийся организм. За годы войны произошли значительные изменения во всей социальной и политической структуре страны, в ее внутриполитическом развитии. Усилилось влияние промышленной и финансовой буржуазии. Изменился ста- тус рабочего класса. Среднее сословие выделилось в особую соци- альную группу населения. «Вопрос о среднем сословии как само- стоятельной социальной категории,— писал X. Смит,— был таким же важным вопросом второй половины XX в., как и вопрос о пере- распределении богатства, доходов и имуществ во избежание чрез- вычайного накопления богатства в одних руках и увеличение бед- ности в других»10 *. Начавшийся во второй половине XIX в. процесс интенсивного возникновения буржуазно-консервативных и буржуазно-либераль- ных партий — сначала как парламентских группировок, а затем как общенациональных политических организаций, продолжался в годы войны. В 1915 г. возникла Консервативная партия, выражавшая инте- ресы промышленного и финансового капитала. Как отмечает дат- ский историк Э. Расмуссен, «создание в 1915 г. Консервативной партии как партии среднего сословия было вызвано угрозой “на- ступления социализма“. Именно эта партия должна была показать себя резервом консерватизма»11. Главными пунктами программы партии были вопрос об обороне, сохранении частной собственности, 6 Rode О. I krigens vendetegn. Kbhvn., 1972; Den okonomiske politik under krigen. Enurringspolitikens Administration. Kbhvn., 1917; Om dyrtidsforanstaltningeme. Kbhvn. 1918; Forskellen p& regeringens og oppositionen politik. Nykobing, 1918. 7 Danmarks historic. Bd. 7. S. 92. 8 Dansk socialhistorie. Bd. 6. Kbhvn., 1980. S. 24. 9 Danmarks histone. Bd. 7. S. 92. 10 Sociale sporgsmdl. Af Helge Smith. Kbhvn., 1916. S. 78. и Frxnkel A. Mellemstanden. Kbhvn. 1932. 218
о необходимости поддержки среднего сословия в городах и сельских местностях, о защите мелких предприятий. В программе говори- лось также о необходимости оказания противодействия политике огосударствления и проведения коммуно-социалистических экс- периментов. «Широкая поддержка культуры, опора на третье сословие.— на этих условиях должна была строиться современная Дания»1*. Новая программа была принята в 1915 г. буржуазной партией Хёйре. Инициаторами были ее лидеры А. Карстенсен и депутат фолькетинга, профессор экономики В. Бирк. Наиболее влиятель- ным представителем партии был промышленник Александр Фосс12 13. Партия выступала также в поддержку среднего сословия, мелких предприятий, против монополии трестов и картелей. Теории общественного развития, социалистического преобразо- вания капитализма тревожили умы лучших представителей датской социал-демократии еще в конце XIX в. Родоначальником датской социал-демократии был Л. Пио. Основанная в 1871 г. датская соци- ал-демократическая партия в целом стояла на позициях, близких к марксизму14. В программе, принятой в 1913 г., содержались форму- лировки об исторической необходимости социализма, завоевания рабочим классом политической власти, ликвидации частной собст- венности на средства производства. Главным признавалось такое средство борьбы пролетариата, как парламентаризм, легальные массовые организации, рабочая пресса. Вместе с тем отрицались внепарламентские формы борьбы и пролетарская революция. С начала XX в. так называемый путь свободного развития стал господствующим направлением в датском рабочем движении. Мне- ние о том, что социализм в Дании будет построен мирным путем, стало укореняться в сознании датских рабочих. Господство рефор- мизма объяснялось историческими традициями, сильным буржуаз- ным и мелкобуржуазным влиянием. С начала мировой войны датская социал-демократическая пар- тия превратилась в крупную партию, имевшую более 100 000 из- бирателей и 52 депутатских мандата в нижней палате парламен- та*5. Во главе партии стоял видный деятель рабочего движения сын каретного мастера Торвальд Стаунинг. В 1915 г. он писал: «У нас длинный путь к цели, но когда мы оцениваем этот путь с его нача- ла и оглядываемся на те результаты, которые достигнуты, то стано- вится ясно, что мы находимся на правильном пути: шаг за ша- гом — участие в парламентской и коммунальной жизни, создание рынка труда, постоянное увеличение доходов, оказание возрастаю- щего влияния на ход занятости»16. 12 Ibid. 13 Foss A. J. Krigsdrene 1914—1919. Kbhvn., 1919; Foss A. Socialpolitiske reformer. Kbhvn., 1919; Foss A. Forskellen p°a regeringens og oppositionens politik. Nykobing, 14 Koch-Olsen Jb. J flygt g&r tiden 1871. Fra Pariskommunen til den danske Internatio- nale. Kbhvn., 1971. 15 Bang-Hansen J. Det forste socialdemokratiske ministerium. 1924—1926. Kbhvn., 1978. S. 30. 16 Erichsen A. Mit liv med Torvarld Stauning. Kbhvn., 1927. S. 11. 219
Размышления о концепциях построения социализма, развитии социализма, «вызревания» его в недрах капиталистического обще- ства постоянно присутствовали в работах датских социал-демокра- тических авторов периода войны1*. Так, историк социал-демократ Густав Банг незадолго до своей смерти в 1915 г. писал: «Победа со- циализма не последует сразу после окончания войны. Потребуется переходный период, когда обострится решающая борьба меж- ду имущими и неимущими классами, когда прогрессивные и регрессивные процессы будут сменять друг друга, но когда, одна- ко, определится конечный результат. Победа рабочего класса, падение капиталистического общества ранее будут предопределе- ны. Многое указывает на то, что война дала начало этому пе- риоду, который явится решающей фазой современной классовой борьбы»17 18. Товарищ Г. Банга по партии секретарь Комиссии по строитель- ству, а позже министр финансов В. Брамснес констатировал, что имевшее место в годы войны расширение государственных функций вряд ли не оставит следа в будущем, «есть веские основания пола- гать, что социальное законодательство расширится в тех областях, которые находятся вне собственно социального страхования и соци- ального обеспечения». В. Брамснес считал, что в будущем государ- ство будет вмешиваться в переговоры по рынку рабочей силы, в де- ятельность по ограничению конкуренции, в вопросы покупательной способности, заработной платы и, наконец, в отношения на рынке строительства19. С начала войны обострилась внутриполитическая борьба по вопросу принятия новой конституции. Необходимость принятия конституции обусловливалась теми существенными изменениями, которые произошли в политической структуре, системе социальных отношений, во внутриполитическом развитии. В ходе политической борьбы радикальное правительство X. Ца- ле приняло решение о роспуске верхней палаты парламента — ландстинга, так как правые партии, и в том числе Хёйре, имевшие большинство и пытавшиеся парализовать работу ландстинга, вы- ступали против принятия конституции. 5 июня 1915 г. конституция была принята. Однако она вступила в силу после окончания войны. Конституция отражала те прогрессивные изменения, которые произошли в политическом и общественном развитии страны в конце XIX — начале XX вв. Согласно конституции вводилось цовое право выборов в обе палаты риксдага. Избирательное право было впервые предоставлено женщинам и прислуге. На выборах в нижнюю пала- ту — фолькетинг — возрастной ценз был понижен с 30 до 25 лет. Одновременно на выборах в верхнюю палату — ландстинг — воз- растной ценз повысился с 30 до 35 лет. Было отменено право КОро- 17 Bang G. Arbejderklassens liv og dens kamp. Udvalgte Artikler. Kbhvn., 1915. Bd. 2. P. 264—265; Tjernehaj H. De gamle Teorier. Gustav Bana og Eduard Bernsteins re- formisme og revisionisme // Arbeijderhistorie. N 35. Meddelelser om forskning i Arbej- derbevjegelsens historic. 1990. Okt. S. 67—72. is Dansk socialhistorie. Bd. 5. S. 68. 19 Ibid. 220
ля на назначение 12 членов верхней палаты, а число членов фоль- кетинга увеличивалось со 114 до 140, ландстинга с 66 до 7220. Устранялись привилегии дворянства, лены и майорат. Особый косвенный и постепенный порядок избрания верхней палаты гаранти- ровал медленность его партийного обновления. Из 72 членов ланд- стинга 18 избирались из его прежнего состава. Остальные избирались косвенным голосованием в течение восьми лет. Половина состава ландстинга должно было меняться каждые четыре года. Фолькетинг избирался сроком на четыре года. Ни одно правительство не могло теперь удержать власть без поддержки фолькетинга. Согласно кон- ституции ландстинг мог парализовать инициативу фолькетинга. В соответствии с новой конституцией парламент должен был быть распущен сразу после принятия конституции. Но ссылаясь на условия военного времени, правительство радикалов потребовало продления полномочий парламента до окончания войны. Против этого выступи- ли консерваторы и Венстре. В результате достигнутого компромисса полномочия парламента были продлены сначала на год, а затем еще на год — до 5 июня 1916 г. Осенью 1916 г. король Кристиан X предло- жил образовать коалиционное правительство, призвав лидеров пар- тий «не нарушать мира в столь тревожное для страны время»21. Политическая обстановка в значительной степени осложнилась необходимостью разрешения вопроса о продаже США Вест-Инд- ских островов, принадлежавших ранее Дании. Когда же радикалы и социал-демократы начали настаивать на проведении в соответст- вии с новой конституцией выборов, в стране разразился политиче- ский кризис. В результате компромисса, заключенного между пра- вящими партиями и оппозицией, было решено ввести в коалицион- ное правительство трех министров без портфеля. Наряду с предста- вителями оппозиционных партий — консерваторами — в прави- тельство вошли представители умеренных левых — лидер партии Венстре Й. Кристенсен и впервые представитель от социал-демок- ратической партии Т. Стаунинг22. Решение Т. Стаунинга о вступлении в правительство X. Цале было принято вопреки решению социал-демократического партий- ного конгресса 1908 г., согласно которому партия не должна была входить в правительство до завоевания в фолькетинге абсолютного большинства. Для социал-демократического руководства было поэ- тому важно получить на Чрезвычайном конгрессе 1916 г. одобрение решения о вступлении в правительство23. «Ночной» конгресс социал-демократической партии 291 голо- сами против 32 принял решение о вступлении Стаунинга в коа- лиционное правительство «для контроля над его действиями»24. «Во время усилившихся в условиях войны экономических тягот и трудностей, которые всем грузом легли на плечи трудящихся,— от- мечает министр иностранных дел историк-радикал П. Мунк,— для 20 Danmarks historic. Bd. 6. S. 39—45. 21 Lyngby-Jepsen О. Stauning. En biografi. Kbhvn., 1979. 22 Ibid. 23 Schmidt E. Th. Stauning. Mennesket og politikeren. Kbhvn., 1964. 24 Hansen B. J. Det forste socialdemokratiske ministerium 1924—1926. Kbhvn., 1968; Erichsen A. Mit liv med Torvald Stauning. Kbhvn., 1972. S. 11 — 12. 221
социал-демократов легче было занять положение оппозиции. Одна- ко Стаунинг и его товарищи поднялись над классовыми интереса- ми... То, что Стаунинг в те годы нес ответственность за руководст- во страной, подготовило его приход к власти в 1924 г.»25. Войдя в правительство, социал-демократы стали союзниками буржуазных партий в проведении ими внутренней политики, на- правленной на обеспечение гражданского, классового мира. В обла- сти социальной политики социал-демократы, как и радикалы, вы- ступали за метод дифференцированного подхода к различным кате- гориям трудящихся, учет различных обстоятельств, при которых одни могли справиться с трудностями военного времени, а другим необходима была поддержка государства. Социал-демократы под- держали радикалов по вопросу о вмешательстве государства в про- цесс производства и ценообразования. Они поддержали также тре- бования безземельных крестьян (хусменов) и представителей сель- скохозяйственного кооперативного движения. В августе 1915 г. с одобрения и согласия социал-демократов был создан Сельскохозяй- ственный совет в качестве представительного органа правительства, просуществовавший до 1916 г. Реформистской тенденции в рабочем движении противостояла ре- волюционная тенденция, получившая развитие в значительной сте- пени под влиянием подъема социалистического движения в Европе. Февральская революция 1917 г. в России получила большой от- клик в Дании. В конце марта — начале апреля 1917 г. в числе ли- деров социалистических партий европейских стран, посетивших Петроград, чтобы приветствовать Февральскую революцию и пред- ложить условия для заключения мира между воюющими сторона- ми, были руководители социал-демократических партий Дании и Швеции — И. Боргбьерг и Я. Брантинг. Большое влияние на рабочее движение оказали революционные события в России в октябре 1917 г. Орган Социал-демократическо- го союза молодежи Дании газета «Фремад» опубликовала статью, в которой говорилось: «С напряженным вниманием следили мы за борьбой в России, с восхищением приветствуем мы победу револю- ции, так как теперь решается и наше будущее»26. Лидеры СДПД также печатали приветственные статьи в адрес Октябрьской рево- люции27. Так, в статье «Революция в захолустье», опубликованной в декабре 1917 г. в газете «Социал-демократен», говорилось: «Мер- твые? Нет они еще живут. Они сидят в захолустьях всего мира в уютных редакционных конторах и разрезают русскую революцию портновскими ножницами. Посмотрите, как они жмурят глаза при виде Ленина. Посмотрите, как они трясутся и трепещут при полу- чении сведений о том, что русская революция теперь ликвидирова- ла все привилегии, все сословные различия, которые, собственно, принципиально уже были отменены в ночь на 4 августа 1789 г.»28 25 Schmidt Е, Op. cit. 26 Togeby L. Var de s£ r0de? Kbhvn., 1968. S. 150. 27 Social-Demokraten. 1917. 9 dec. 28 Ibid. 222
В первые недели после этих событий «Социал-демократен» опуб- ликовала тексты первых декретов большевиков о мире, об установ- лении власти Советов, изложила содержание земельной реформы. Называя Октябрьскую революцию «революцией мира», газета «Со- циал-демократен» в одной из своих статей писала также о том, что все друзья мира и свободы могли только желать, чтобы «револю- ция мира» в России могла победить трудности, которые, несомнен- но, должны были возникнуть на ее пути. Иную оценку Октябрьских событий в России давала буржу- азная пресса. На другой день после прихода большевиков к вла- сти газета «Берлинске тиденде» писала, что события в России вряд ли можно расценивать «как революцию». «Современные знатоки России,— отмечала газета,— придерживаются того мнения, что правление А. Керенского имеет крепкие корни в стране и что петроградские события, по всей очевидности, будут иметь непродолжительную интермедию. Они, несомненно, приведут к тому, что “максималисты“ будут отстранены от власти и что Ле- нин и Троцкий понесут наказание»29. По мере нарастания событий в России отношение буржуазной прессы, носившее отпечаток ско- рее раздражения, чем гнева и страха, стало меняться. Теперь на страницах буржуазных газет в адрес большевиков нарастала эскалация ругательных слов и оценок: «Ленин и его банда», «банда преступников», «немецкие агенты», «правительство масо- нов»30 и т. д. Развивавшийся параллельно революционный процесс в Европе оказал влияние на активизацию политической борьбы. Ноябрьская революция в Германии была дополнительным импульсом в обостре- нии политической ситуации в странах Северной Европы и, в част- ности, в Дании. Если в 1916 г. было 75 стачек и забастовок, то в 1917 г.— 216, в 1918 г.— 242, в 1919 г.— 50431. В стране быстро шел процесс концентрации левых сил. Социал-демократический союз молодежи, являвшийся левым крылом рабочего движения, выступал против политики классово- го мира, которую проводило руководство Социал-демократиче- ской партии. В 1918 г. Социал-демократический союз моло- дежи, организационно отколовшись от СДПД, примкнул к циммервальдскому движению. Размежевание в рабочем движении усилилось. 8 апреля 1918 г. в Дании была создана Социалистическая рабо- чая партия, явившаяся результатом отделения революционных сил от Социал-демократической партии (Г. Трир, Мария Нильсен, Мартин Андерсен Нексе)32. 29 Jensen В. Som «Kristeligt Dagblad* og andre si Soviet revolution // Kristeligt Dagblad. 1967. 9 nov. 30 ibid. 31 Jensen К. V. Udviklingen i den revolutionjiflre bevafgelse i Danmark. Kbhvn., 1972. S. 3. 32 Serensen J. Den socialistiske ungdomsbev^gelse i Danmark frem til verdenskrig med henblik pi ideologiske brydninger indenfor Socialistisk Ungdomsforbund. Bd. 1—2. Kbhvn., 1976; Schmidt J. W. DKP's oprindelse: den politiske venstre opposition i Dan- mark 1914—20. Kbhvn., 1979; Christensen J. Danmarks Socialistiske Arbejderparti. 1918—1919. Kbhvn., 1975; Togeby L. Var de si rode? Kbhvn., 1968. 223
Оппозиционные течения, усилившиеся в годы войны в социал- демократическом и профсоюзном движении Дании, не были связа- ны каким-либо соглашением о единстве или сотрудничестве. Револю- ционная часть рабочего движения до и в период войны была слаба, хотя синдикалисты с помощью Объединения профсоюзной оппози- ции пытались бороться с реформизмом. Отрицая парламентскую деятельность, синдикалисты рассматривали «всеобщую стачку» как революционное оружие, с помощью которого можно воздействовать на экономические и социальные структуры общества33. По призыву лидеров синдикалистского движения в январе 1917 г. состоялись широкие демонстрации, в которых участвовало около 15 000 человек. Синдикалисты были застрельщиками многотысячной демонстрации в ноябре 1918 г. в Копенгагене. На улицах возникли беспорядки, которые продолжались до тех пор, пока не вмешалась полиция. «Страна подошла к состоянию революции,— пишет в “Истории Дании“ Эрик Расмуссен,— ближе, чем когда-либо за по- следние 400 лет. Но эта ситуация не была все-таки похожа на те революции, которые происходили на юге и на востоке от Дании»34. После разгона в январе 1918 г. большевиками Учредительного собрания настроения в датской социал-демократической партии резко изменились35. В СДПД выделилась довольно значительная антибольшевистская часть36. Большевистское управление в России рассматривалось как идеологическая и социальная угроза всему су- ществующему общественному порядку в мире. В социал-демокра- тической прессе печатались статьи, авторы которых считали, что большевики готовят экономическую катастрофу и что «эта катаст- рофа затронет все, что называется социализмом». Советская власть отождествлялась с антигуманной диктатурой, а буржуазный парла- ментский режим с подлинной демократией. «Отцы революции,— писали социал-демократические авторы,— одним махом мечтают ввести русский народ в святые святых социализма, но они скоро очнутся в прихожей капитализма...»37. Резко отрицательное отношение к революции наблюдалось так- же и среди предпринимателей и капиталистов, представителей хо- зяйственной жизни, которые имели капиталы и инвестиции в Рос- сии и боялись их потерять. Отношение к революции в России было далеко не однозначным и внутри среднего сословия. Октябрьская революция представля- лась многим угрозой всей европейской цивилизации. Датские доб- ровольцы вступали в вооруженные отряды борьбы против больше- виков, действовавших в странах Прибалтики вместе с немецким корпусом добровольцев38. 33 Sarensen С. Den syndikalistiske ideologi i den danske arbejderbev/fgelse. 1910—1921 // Histone. VIII. 3. Arhus, 1969. S. 29; Hansen H. Syndikalismens rolle i den danske fagbewtgelse 1910—1922. Kbhvn., 1978. S. 34—35. 34 Dansk social historic. Kbhvn., 1978. Bd. 6. P. 218. 35 Danmarks histone. Bd. 7. S. 107. 36 РЦХИДНИ. Ф. 2. On. 5. Ед. xp. 491. 37 Ruslands Diktator d0de i Mandags // Sociai-Demokraten. 1924. 23 Jan. 38 Jensen B. Danmark og det Russiske sporgsmM. 1917—1924. Arhus., 1979. 224
Политика «гражданского мира», активно поддержанная как со- циал-демократами, так и буржуазными партиями способствовала тому, что правительство смогло приступить к реформам. В феврале 1919 г. был принят закон о земле. Часть старинных родовых имений, ранее неделимых и неотчуждаемых, а также цер- ковных земель, была конфискована. Из этого земельного фонда на условиях аренды государство бесплатно предоставило землю беззе- мельным крестьянам-хусменам для создания небольших хозяйств39. Дальнейшее развитие в годы войны получило ведущее свое начало с конца XIX в. кооперативное движение как в сельском хозяйстве, так и в промышленности, объединенный кооперативный союз Да- нии (созданный в 1899 г.) в 1917 г. был реорганизован в Объедине- ние кооперативных обществ с Объединенным Кооперативным сове- том в виде правления. Важнейшим пунктом деятельности Объеди- ненного кооперативного совета являлось условие невмешательства в практическую деятельность отдельных объединений или обществ и решение только общих задач кооперативного движения40. Была принята судебная реформа, которая устранила пережитки абсолю- тизма и отделила судебную власть от исполнительной, а также вве- ла гласность судопроизводства и суд присяжных для судебного раз- бирательства тяжких преступлений. Рабочие добились повышения заработной платы, введения 8-часового рабочего дня при одновре- менном росте почасовой оплаты труда. В годы войны был принят комплекс социальных законов, среди которых были законы о бедности, о поддержке престарелых граж- дан, по жилищному вопросу, учреждении касс взаимопомощи, о поддержке больных туберкулезом, помощи сиротам, больничных кассах, о рынке труда41. Принятию этих законов способствовало то обстоятельство, что в Дании, как и в других Скандинавских стра- нах, благодаря выгодной экономической конъюнктуре была создана определенная материальная база, позволившая правящим кругам провести реформы. Изменение роли СДПД в годы первой мировой войны, вхожде- ние ее представителей в правительство, активизация се роли в по- литической жизни в условиях кризиса политической системы дало ей возможность выступить в 1919 г. с программой социализации, получившей название «программы 18 пунктов», включившей час- тичное разоружение, рабочий контроль над производством, введе- ние 8-часового рабочего дня (частично), пересмотр конституции, контроль цен, компенсация дороговизны, улучшение социального обеспечения, аграрную реформу42. Датское объединение профсою- зов на своем генеральном съезде в 1919 г. поддержало социал-де- мократическую программу реформ. В годы войны свое развитие получила система социально-эконо- мического партнерства, которая развилась в рамках «свободных пе- 39 Rosenkranz Р. Dansk adel. Kbhvn., 1932; Langenland M., Langenland P. Den Danske husnwmd. Bd. 2. Kbhvn., 1974; Bertelsen S. Husmjmdsbewgelsen og dens forhold til en reform. Kbhvn., 1919. 40 Кооперативное движение Дании. Копенгаген, 1951. 41 Danmarks sociallovgivning. Kbhvn., 1918. 42 Friisberg C. Reformer i dansk politik. 1901 — 1919. Kbhvn., 1976. 15 Первая мировая война 225
реговоров» профсоюзов с предпринимателями. Так, когда 7 августа 1917 г. был принят закон о регулировании внешней торговли и цен на внутреннем рынке, руководители профсоюзов и работодатели на совместном совещании пришли к обоюдному решению, согласно ко- торому предприниматели обязались по возможности не закрывать свои предприятия, а профсоюзы соглашались не отказываться от существующих коллективных договоров43. Система социального маневрирования, или «система мондизма», была направлена на нейтрализацию лево-радикальных течений в рабочем движении, стабилизацию политической ситуации, введение элементов сме- шанной экономики. Усилившаяся интеграция профессиональных, политических и государственных институтов явилась результатом, с одной стороны, роста консолидации буржуазно-консервативных сил, с другой — начавшимся еще до войны процессом интеграции всего рабочего движения в общественные структуры современного капитализма. В годы войны получил свое дальнейшее развитие процесс пре- вращения СДПД из узко классовой пролетарской организации, от- крыто стремящейся к переустройству экономики и общества, в на- родную партию, включающую также и непролетарские слои и принципиально допускающую совместимость политики буржуазно- го государства с интересами наемных рабочих. Идея о социальном государстве политически укрепилась как в результате возросшего влияния социал-демократии, так и благода- ря тому, что она нашла во время войны понимание и поддержку у буржуазных партий как радикалов, так Венстре и Хёйре и консер- ваторов. В годы войны сформировалось и укрепилось центристское прогрессивное ядро буржуазных политиков во главе с Аскером Карстенсеном и Арнольдом Френкелем, а также профессором эко- номики, членом фолькетинга и Чрезвычайной комиссии В. Бирком.. Последний выступал с резкой критикой капиталистической сис- темы. В. Бирк считал, что главным мерилом оценки правительст- венных экономических действий должен стать критерий «всеобщего благосостояния». По его мнению, государство должно было осу- ществлять контроль над ценами до известного предела, проводить чрезвычайную работу по осуществлению занятости населения, а также с помощью налогов создать соответствующее перерасп- ределение доходов. Таким образом, в годы войны буржуазия сделала важный шаг в направлении компромисса с социал-де- мократией. Политика «гражданского мира» в годы войны заложила основы и способствовала созданию климата «общественного консенсуса». Это означало, что в обществе, где продолжали существовать соци- альные противоречия и социальная борьба, утверждалось широкое согласие относительно того, что противоречия и конфликты долж- ны преодолеваться в рамках существовавших общественно-полити- ческих структур, легальными способами, путем компромиссов. 43 См.: Сегалл Я. Мондизм в Скандинавии // Красный Интернационал профсоюзов. 1929. № 1. С. 52—56. 226
Если до первой мировой войны не только левые, но и центри- сты выступали против парламентского пути к социализму, то пер- вая мировая война, эволюция рабочего движения, усиление цент- ристского направления свидетельствовали, что «парламентский путь к социализму» приняли не только правые, но и центристы в рабочем движении Скандинавских стран. Общественно-политическая обстановка в Дании в годы войны в значительной степени отличалась от ситуации в других, европей- ских странах, например, в соседней Германии, где кризис полити- ческой системы привел к революционной ситуации. Она характери- зовалась прежде всего развитостью политических свобод и меж- классовых отношений, готовностью ведущих политических сил к компромиссу, политической зрелостью пролетариата, что прояви- лось, в частности, в отношении общества к воинской повинности44. Благодаря достижению «гражданского мира» в годы войны стали складываться политические, институционные, философские концепции скандинавской модели развития, при которой важную роль играло сочетание двух начал — капиталистического спосо- ба производства и социально ориентированной системы пере- распределения при укреплении активной роли государства в деле социальной защиты народа. Сотрудничество между профессиональными, политическими и государственными институтами, впервые установленное в Дании в годы войны и вытекавшее, как считают многие историки, «из са- мой природы капиталистической системы», позволило в 30-х годах во время мирового экономического кризиса, смягчить те разруши- тельные последствия, которые были вызваны кризисом45. НЕЗАВИСИМАЯ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЯ ГЕРМАНИИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ В РОЛИ МАССОВОГО АНТИВОЕННОГО ДВИЖЕНИЯ И. А. Кукушкина Независимая социал-демократическая партия Германии — НСДПГ — была создана на заключительном этапе первой мировой войны, в апреле 1917 г. и просуществовала немногим более пяти лет. Это относительно небольшой исторический период и, казалось бы, почти полностью исследованный. Опубликовано десятки моно- 44 В феврале 1917 г. под давлением широких антимилитаристских выступлений пра- вительство приняло закон, разрешавший освобождение от несения. воинской по- винности по мотивам совести и замене воинской службы гражданскими работами. Закон от 13 февраля 1917 г. был первым подобным законом, принятым в странах Северной Европы {Larsen Sv. Е. Militarrnaegterproblemet i Danmark 1914—1967. Odense, 1977). 45 Nielsen F. E. Stat, samfund og ideologi. Kbhvn., 1977. S. 17. 15* 227
графий и сотни статей, посвященных участию Германии в войне, Ноябрьской революции 1918—1919 гг., германской социал-демок- ратии. Однако непосредственно НСДПГ посвящено считанное чис- ло работ1. Вряд ли это «пренебрежительное» отношение историков к НСДПГ можно объяснить кратковременным периодом ее существо- вания. Гетерогенный характер партии, присутствие в ее рядах представителей различных политических направлений, неоднознач- ность ее политики, безусловно, затрудняют общую оценку деятель- ности НСДПГ, однако не могут служить достаточным объяснением относительно небольшого числа исследований по истории Независи- мой социал-демократической партии Германии. Ближе всего, на наш взгляд, к истине германский историк С. Нойшль — автор ра- боты по истории Вюртембергской организации НСДПГ. По ее мне- нию, в настоящее время нет партии, которая осознавала бы себя продолжательницей традиций НСДПГ и поэтому была бы заинте- ресована в изучении ее истории* 2. Однако в периоды политических подъемов или кризисов инте- рес историков к НСДПГ возрастает. Для ФРГ одним из таких пе- риодов оказалась вторая половина 70-х — начало 80-х годов. Неу- довлетворенность сложившимися социально-политическими реалия- ми западногерманского общества явилась сильным стимулом для поиска новых концепций «системопреодолевающего характера» и подходящим полем такого поиска стала НСДПГ. Более того, неко- торыми социал-демократическими идеологами НСДПГ стала рас- сматриваться даже в качестве возможной альтернативной партии. Так, в 1980 г. была переиздана «История НСДПГ» Е. Прагера с предисловием О. Флехтхайма. Автор предисловия писал, что НСДПГ смогла бы сохранить и расширить намечавшийся в 20-х го- дах единый фронт рабочего класса и предотвратить установление в стране фашистской диктатуры. Программные документы НСДПГ, отмечал Флетхтайм, во многих пунктах не потеряли свою актуаль- ность и далеко еще не осуществлены на практике: и сегодня поли- тика этой партии «представляет значительный интерес для каждо- го, кого волнует проблематика социализма и демократии и кто ищет третий путь развития»3. Сам Прагер еще в 1922 г. назвал НСДПГ партией «пролетарской классовой борьбы и социалистиче- ского сознания»4. Это была, пожалуй, единственная оценка такого рода. «От большинства партии (СДПГ.— Я. К.) нас отделяла лишь позиция по отношению к войне, которая должна была быть преодо- !.Если не считать книгу независимца Е. Прагера, носящую не столько исследова- тельский, сколько публицистический характер {Prager Е. Geschichte der USPD. Berlin, 1922), непосредственно НСДПГ как партии посвящено лишь две моногра- фии: Krause Н. USPD. Zur Geschichte der Unabhangieen Sozialdemokratischen Partei Deutschlands. Fr.a./M.; Koln, 1975; Morgan David V. The socialist Left and the German Revolution. A history of the German Independent Sozial Demokratic Party» 1917—1922. Ithaka; London, 1975. 2 Neuschl S. Geschichte der USPD in WGrttemberg oder uber die Unmoglichkeit einig zu bleiben. Esslingen, 1983. 3 Htththeim O' Vorwort // Prager E. Geschichte der USPD. Berlin — Bonn, 1980. * Prager E. Op. cit. S. 8. 228
лена после ее окончания»,— писал тогда же, определяя свое отно- шение к НСДПГ, К. Каутский5. Эта точка зрения Каутского долгое время приводилась в качестве решающего аргумента в пользу поч- ти полной идентичности СДПГ и НСДПГ. В то же время серьезные исследователи, к какому бы политическому направлению они не принадлежали, не могли не видеть наличие широкого спектра мнений и течений в НСДПГ. Однако даже те историки, которые не ограничивались лишь констатацией данного факта, обращались к изучению идеологии и политики этих течений отдельно, а по- пытки свести данные анализа воедино приводили лишь к со- ставлению схемы-клише, зачастую перечеркивающей результаты самих исследований6. Вряд ли гетерогенность партии этому «виной», скорее, идеологические установки и ценностные ориента- ции историков. X. Краузе считает НСДПГ хорошим историческим примером партии, которая, «несмотря на... противоположные стремления большого числа течений и направлений, смогла сплотиться и вести независимую социалистическую политику»7. Подавляющее боль- шинство исследователей придерживается противоположной точки зрения. Чем же была на самом деле НСДПГ? Политической партией? Формой проявления массового движения?8 Или формальным объе- динением антимилитаристских организаций?9 10 * Было ли неизбеж- ным и необходимым само образование НСДПГ? Первым шагом к ответу на поставленные вопросы и должно стать предлагаемое исследование — обращение к истокам НСДПГ, годам первой миро- вой войны. ♦ ♦ ♦ 4 августа 1914 г., несомненно, поворотный пункт в истории не- мецкой социал-демократии: в этот день фракция СДПГ в рейхстаге проголосовала за предоставление правительству военных кредитов. Диапазон мнений и суждений историков по данной проблеме край- не широк: от характеристики лидеров социал-демократии как пре- дателей интересов рабочего класса*0 до их полного оправдания как неотъемлемой составной части нации11. Ни детальное исследование причин, приведших социал-демократию к этому шагу, ни его оцен- 5 Der Sozialist, 1922. ь Автор данной статьи далек от того, чтобы отрицать ценность и значимость прове- денных до него исследований по истории НСДПГ. Результаты анализа и богатый фактический материал, собранный немецкими, советскими и американскими ис- ториками, является солидной и необходимой базой дальнейшей работы над этой проблематикой. ? Krause Н. Op. cit. S. 24. 8 Feldmann G., Kolb E.t Rilrup R, Die Massenbewegung der Arbeiterschaft in Deutsch- land am Ende des Ersten Weltkrieges (1917—1920) //PVS. 1972. N 1. S. 100. 9 Arnold A. Die Ratebewegung in der Novemberrevolution. Hannover, 1978. S. 121; BrandtP. 1918/19. Ein Lesebuch. Berlin, 1979. S. 9. 10 Geschichte der deutschen Arbeiterbewegune. Bd. 2. Berlin, 1966. S. 218. и Heidegger H, Die deutsche Sozialdemokratie und der nationale Staat 1870—1920 unter besonderer Berucksichtigung der Kriegs- und Revolutionsjahre. Gottingen, Berlin, Fr. a./M., 1956. 229
ка не входят в число задач, поставленных в данной статье. Однако крайне важным является, на наш взгляд, выяснение отношения бу- дущих независимцев к 4 августа. «Мы должны сегодня признать: к своему историческому ча- су рабочий класс и его организации, социал-демократическая партия, оказались не готовы. Как в области внутренней полити- ки они примирились с существующими отношениями... так и во внешней политике с началом войны они встали на сторону господствующих классов»,— писал Е. Прагер12. Если 31 июля в широких кругах социал-демократии еще присутствовала уверен- ность в том, что фракция СДПГ проголосует против военных кредитов13, то 3 августа все решилось иначе: на фракционном за- седании 96 депутатов против 14 высказались за предоставление военных кредитов правительству. «С этого времени все должно было стать иначе, чем раньше. Великие надежды на превентивную функцию Социалистического Интернационала по предотвраще- нию войны оказались иллюзией. Приметы эпохи, гонка воору- жений, тайная дипломатия, империалистические интересы, на- ционалистическая пропаганда были сильнее, чем социал-демок- ратия» 14. Сторонники оппозиции попали в сложное положение: вынуж- денные подчиниться партийной дисциплине и присоединиться к ре- шению большинства фракции, они способствовали в глазах миро- вой общественности и своего народа созданию картины националь- ного единства и сузили тем самым возможности антивоенной и ан- тимилитаристской пропаганды. К этому добавилось и соглашение, заключенное между представителями различных точек зрения 27 сентября 1914 г. о приостановке всех внутрипартийных дискус- сий по вопросам империализма и войны15. Тем не менее, уже с конца 1914 г., прежде всего в кругах социал-демократической мо- лодежи, стали возникать оппозиционные политике руководства СДПГ группы16. Перед повторным голосованием в рейхстаге состо- ялось совещание оппозиционных членов социал-демократической фракции (примерно 15—20 человек), где обсуждался вопрос о воз- можности отклонения военных кредитов17. И хотя 2 декабря про- тив военных кредитов проголосовал в рейхстаге только один Карл Либкнехт, сам факт такого обсуждения свидетельствовал о недолговечности заключенного лидерами социал-демократии «пере- мирия». В середине декабря 1914 г. Эдуард Давид писал в своем дневни- ке: «Собрание функционеров Шарлоттенберга. К. Либкнехт — до- кладчик, я — содокладчик по вопросу об одобрении военных кредитов. В дискуссии принимали участие Роза Люксембург, Пауль Хирш, С. Катценштейн и др. Впечатление удручающее... 12 Prazer Е. Op. cit. S. 20. 13 Boll Fr. Frieden onhe Revolution? Friedensstrategien der deutschen Sozialdemokratie vom Erfurter Programm 1891 bis zur Revolution 1918. Bonn, 1980. S. 93. 14 Ibid. S. 94. 15 Ibid. S. 130. 16 Geschichte der deutschen Arbeiterbewecuhg. S. 227. 17 Liebknecht K. Gesammelte Reden und Schriften. Bd. IX. S. 269 f. 230
Я указал на действительную альтернативу: предотвращение войны путем всеобщей стачки и т. п. или предотвращение поражения... Все впустую! Функционеры уже заранее приняли резолюцию дове- рия Либкнехту. Они твердо стояли на своей точке зрения... Я поки- дал арену этой тщетной борьбы с твердым убеждением: партия рас- падется...» . 18 Ф. Боль в своей монографии «Мир или революция?» приводит следующую таблицу, иллюстрирующую рост числа сторонников от- клонения военных кредитов во фракции СДПГ19: Дата Число депутатов, голосовавших против военных кредитов Число депутатов, покинувших зал во время голосования на заседании фракции на заседании рейхстага август 1914 г. декабрь 1914 г. март 1915 г. август 1915 г. декабрь 1915 г. июнь 1916 г. 14 - 1 17 1 23 2 36 1 40 20 23 — 20 — Социал- фракция демократичен большинства ское трудовое содружество 9 9 32 22 Приводимые данные свидетельствуют не только о том, что чис- ло противников военных кредитов было гораздо больше, чем чис- ленность образованной в марте 1916 г. оппозиционной фракции — Социал-демократического трудового содружества, но и о том, что разногласия в рядах социал-демократии были гораздо глубже, и не ограничивались только вопросом кредитования военной политики правительства. Однако прежде, чем решиться на открытый разрыв со своими товарищами по фракции и по партии, оппозиционно настроенные социал-демократы искали пути привлечения на свою сторону как можно большего числа единомышленников. Ведя агитационно-про- пагандистскую работу в парламенте и в массах, они постепенно приходили к убеждению, что политика руководства СДПГ себя ис- черпала и что для решения назревших перед страной задач нужна партия, построенная на совершенно иных принципах. Так как главными вопросами дня были вопросы отношения к войне и к пра- вительству, оппозиция стала вбирать в себя социал-демократов, ко- торые, хотя и не всегда терпимо относились к идейно-политиче- ским воззрениям друг друга и нередко расходились в вопросах так- тики, все же были едины в главном — в признании необходимости борьбы против империалистической войны и империалистического правительства. 18 Das Kriegstagebuch des Reichstagsab^eordneten Eduard David. 1914 bis 1918 // Quellen zur Geschichte des Parlamentansmus und der politischen Parteien. Erste Reihe. Bd. 4. Dusseldorf, 1966. 19 Boll Fr. Op. cit. S. 139. 231
Н. Краузе выделяет три течения в социал-демократической оп- позиции: 1. «Левые» — сторонники К. Либкнехта, Р. Люксембург, Фр. Ме- ринга, К. Цеткин, объединившиеся вокруг выпускаемого ими с на- чала 1915 г. журнала «Интернационал» и действовавшие как ката- лизатор в процессе разрыва оппозиции с политикой большинства. 2. Пацифисты — противники завоевательской политики кайзе- ровского правительства, среди которых были и представители быв- шего правого крыла СДПГ, например Э. Бернштейн. 3. «Марксистский центр» — группа вокруг Каутского, Гаазе, Гильфердинга, Вурма, Фогтгера, Бока20. Эту схему можно условно принять в качестве рабочей, не забы- вая, однако, о том, что она оставляет в стороне не только левора- дикалов, но и таких видных деятелей будущей НСДПГ, как Г. Ле- дебур, а также не упуская из виду размытость границ между обоз- наченными направлениями и неоднородность каждого из них. Хотя возникшие оппозиционные группы действовали в основном само- стоятельно и предпочитали разные методы борьбы, с самого начала существовала тенденция к совместным выступлениям. Так, от- крытое письмо от 9 июня 1915 г., в котором критиковалась пози- ция правого руководства СДПГ по отношению к войне и выдвига- лось требование проведения активной борьбы за мир, подписали как левые, так и представители «центра»21. В Берлине с лета 1915 г. по февраль 1916 г. действовал оппозиционный кружок, объ- единявший центристов и левых. Распался он в результате разно- гласий между его членами по вопросам стратегии и тактики анти- военной борьбы. В пропагандистских брошюрах, листовках и в оппозиционной печати члены и сторонники «Социал-демократического трудового содружества» выступали с критикой шовинистической политики правления партии и фракции СДПГ в рейхстаге. «Как ни досаден раскол фракции,— говорилось в одной из брошюр оппозиции,— он стал неизбежен в результате принципиального различия позиций, которых большинство и меньшинство фракции придерживалось в жизненно важных для существования и развития партии вопро- сах»22-"23. В вину лидерам большинства ставилось нарушение по- становлений Штуттгартского и Базельского конгрессов II Интерна- ционала, обязывавших социалистов всеми средствами бороться про- тив империалистической войны, поддержка захватнических замыс- лов правительства, отказ от проведения самостоятельной политики в интересах рабочего класса24. Центристы, прежде всего Каутский, ратовали за возвращение к довоенным социал-демократическим идеалам и старым, уже испытанным методам борьбы25. Позиция центра подвергалась резкой критике со стороны груп- пы «Интернационал». По мнению К. Либкнехта, центристам не 20 Krause Н. Op. cit. S. 54 f. 21 Dokumente und Materialien zur Geschichte der Deutschen Arbeiterbewegung. Reihe IL Bd. I. Berlin, 1958. S. 169—185 (далее — DMGDA). 22 — 23 Die Bildung Der Sozialdemokratischen Arbeitsgemeinshaft. Berlin, 1916. S. 15 24 Aus Fliigschriften und Flugbl&tter der Parteiopposition. о. O. o. J. S. 19—22. 25 Die Neue Zeit. XXIV. Jg. (1916—1917). 2. Bd. S. 34. 232
хватало «готовности к решительным революционным действиям»26. Только тогда антивоенные выступления в рейхстаге и пропаганда среди рабочего класса, считали левые, могли приобрести значение, когда они дополнялись активной нелегальной работой в массах с целью вовлечения их в революционную борьбу против империали- стических правительств. Если левые выступали за революционный выход из войны, то центристы надеялись, что путем «распростра- нения идеи мира» им удастся оказать влияние на развитие анти- военного движения в странах Антанты, заставить канцлера Герма- нии выступить с инициативой заключения мира без аннексий и контрибуций и таким образом достичь «взаимопонимания между народами»27. Серьезные расхождения во мнениях не помешали, однако, сплочению оппозиции. Ее организационное объединение началось снизу и проходило в основном двумя путями. Там, где большинство составляли сторонники правления СДПГ, оппозиционеры исключа- лись из партии. Если правые социал-демократы оказывались в меньшинстве, как, например, в Берлине или Лейпциге, они созда- вали свои собственные организации (Gegenorganisationen). После совместной конференции левых и центристов 7 января 1917 г. процесс размежевания в партии усилился. В этот период фактического распада СДПГ инициативу объединения оппозицион- ных сил взяло на себя «Трудовое содружество». После того, как участники конференции были исключены из партии, «Трудовое со- дружество» выпустило воззвание с призывом к сплочению оппози- ционно настроенных социал-демократов, а во второй половине мар- та — разослало приглашения на объединительную конференцию оппозиции28. Становление новой партии проходило в условиях непрекращаю- щихся выступлений рабочего класса с требованиями экономическо- го характера, грозившими перерасти в политические29. До Герма- нии доходили известия о совершившейся в России демократической революции и правящие круги опасались, что российский пример окажется заразительным и для их страны30. Согласно донесению полицейского агента, бывший редактор газеты «Vorwarts» Э. Дой- миг на одном из собраний выступал с докладом о происходивших в течение столетия войнах и об участии в них политических партий. «Затем в своих рассуждениях он перешел к событиям русской рево- люции и подчеркнул большую вероятность того, что революция мо- жет перекинуться и на другие страны»31. В середине апреля ожида- лись стачки и более серьезные волнения в крупных городах32. По- 26 DMGDA. Reine II. Bd. I. S. 266. 27 Protokoll der Reichskonferenz der Sozialdemokratie Deutschlands vom 21., 22. u. 23. Sept. 1916 in Berlin, о. O. o. J. (1916).— (1916).— См. выступления Г. Гаазе (S. 53—82), Г. Штребеля (S. 120—122), К. Каутского (S. 100—102). 28 DMGDA. Reine II. Bd. I. S. 549—551. 29 Die Auswirkungen der Groben Sozialistischen Oktoberrevolution auf Deutschland Hg. von Stem L. //Archivalische Forschungen zur Geschichte der deutschen Arbeiterbewe- gung. Bd. 4/II. S. 511—369 ff., 373 ff., 377 ff. u. a. 30 Ibid. S. 392, 404 f., 406 ff., 420 u. a. 31 Ibid. S. 388. 32 Ibid. S. 425 ff. 233
скольку старые социал-демократические организации не смогли предложить выход из созданного войной экономического и полити- ческого кризиса, образование новой партии являлось острейшей не- обходимостью. Объединительная конференция оппозиции открылась в Готе б апреля 1917 г. и после принятия решения о создании партии про- должила свою работу как Учредительный съезд НСДПГ. Съезд не принял программы партии, соответствовавшей новым политическим условиям, хотя на этом настаивали левые. В качестве основы дей- ствий были одобрены «Организационные принципы оппозиции СДПГ», в которых в общей форме подчеркивалась необходимость решительной борьбы против политики правительства и «правитель- ственных социалистов»33. Вопрос о том, кто может быть членом партии, решен не был. Фактически в НСДПГ могли вступать пред- ставители различных политических направлений, что и предопре- делило с самого начала возможность наличия в партии большого разброса течений и группировок. На заключительном этапе работы съезда был принят Манифест, предложенный К. Каутским и представлявшим собой, как справед- ливо отмечается в монографии Ю. М. Чернецовского, «общедемок- ратическую пацифистскую программу»3*. В Манифесте выдвига- лись требования амнистии политзаключенным, уничтожения цен- зуры, восстановления свободы союзов и коалиций, введение вось- мичасового рабочего дня, всеобщего избирательного права, заклю- чения справедливого, демократического мира. Автор документа справедливо полагал, что осуществить данные требования можно было только при опоре на массы. В связи с этим в Манифесте вы- ражалась солидарность с пролетариатом России, совершившим Фев- ральскую революцию35. Однако указания на необходимость рево- люционных действий в самой Германии отсутствовали. Тем не менее, как показали события, последовавшие вскоре за съездом, местные организации НСДПГ проводили активную поли- тику в рядах рабочего класса, часто без оглядки на решения пар- тийного правления. Под руководством и при непосредственном уча- стии лейпцигской организации НСДПГ в ходе апрельской стачки в Лейпциге возник первый в Германии рабочий совет, выдвинувший перед правительством наряду с экономическими, ряд требований политического характера: заключение мира без аннексий, освобож- дение политических заключенных, восстановление демократиче- ских прав и свобод36. В Берлине стачка, носившая сначала экономический характер, в результате настойчивой агитации «Спартака» (так стала назы- ваться группа «Интернационал») и руководства партии постепенно также переросла в политическую. Согласно донесению полицейско- го агента, Гаазе и Хофман на одном из собраний бастующих рабо- 33 Protokoll fiber die Verhandlungen des Griindungsparteitages der USPD vom 6. bis 8. April 1917 in Gotha. Berlin, 1921. S. 47 (далее — USPD — PT in Gotha, 1917). 34 Чернецовский Ю. M. Революционные марксисты против центризма. М., 1983. 35 USPD — PT in Gotha, 1917. S. 79. 36 DGMDA. Reihe II. Bd. I. S. 234
чих заявили: «Необходимо силой, при помощи стачки, заставить правительство прекратить войну»37. Представители от НСДПГ вошли в созданный забастовщиками рабочий совет. «На этот раз мы должны засвидетельствовать, что она (парламентская фракция НСДПГ.— Я. К.) здесь, в Берлине, в ходе подготовки к стачке вы- полнила свой долг в значительной степени, а во время самой стач- ки — целиком и полностью. Ее депутаты шли на предприятия, вы- ступали с речами и т. д., ее профсоюзные функционеры боролись в первых рядах и помогали организовывать наступление»,— отмеча- лось в циркулярном письме «Спартака» от 22 апреля 1917 г.38 Программные документы НСДПГ, а также деятельность партии в ходе апрельской стачки свидетельствуют о том, что на данном этапе партия выдвигала требования общедемократического характера, вы- ступая за заключение всеми воюющими державами мира без аннек- сий и контрибуций и демократизацию всех сторон общественной и го- сударственной жизни страны. Этих целей руководство НСДПГ наме- ревалось добиться при помощи сочетания парламентских и массовых внепарламентских действий рабочего класса. Нелегальные методы борьбы руководство партии, в отличие от спартаковцев, отрицало. Дальнейший рост численности партии проходил в основном за счет вступления в ее ряды революционно настроенных рабочих и матросов. На матросов революционизирующее воздействие оказы- вал уже сам факт существования НСДПГ. Именно в этой партии матросы видели защитницу своих интересов. Численность партии непрерывно росла и на некоторых кораблях достигала несколько сотен человек39. Новые организации видели главную задачу партии в достижении демократического мира, устранении милитаризма и всей системы классового господства. Для достижения этой цели матросы — члены НСДПГ — призывали не останавливаться и пе- ред применением силы40. На кораблях стали создаваться камбуз- ные комиссии, которые один из инициаторов революционного дви- жения на флоте, Райхпитч, охарактеризовал как «первый шаг на пути к образованию матросских Советов по русскому образцу»41. Правление и парламентская фракция НСДПГ улавливали на- строения рабочего класса, но отказывались от активного воздейст- вия на формирование его революционного сознания, предпочитая следовать за массами, а не вести их за собой. Такая позиция во многом проистекала из убеждения в невозможности осуществления революции в Германии во время войны. Поэтому хотя многие реги- ональные организации НСДПГ активно участвовали в революцион- ных выступлениях на местах42, правление партии занимало выжи- дательную позицию и, как отмечалось в одном из докладов военно- го министерства, фактически было против политики действия43. 37 Цит. по: Revolutionare Ereignisse und Probleme in Deutschland wahrend der Periode der Gro en Sozialistischen Oktoberrevolution 1917/1918. Berlin, 1957. S. 62. 38 DGMDA. Reihe II. Bd. I. S. 624. 39 Ibid. S. 665. 40 Berlin J. Die deutsche Revolution 1918/1919. Koln, 1979. S. 90 f. 41 Revolutionare Ereignisse... S. 263. 42 Archivalische Forschungen... Bd. 4/II. S. 511 f., 617, 635 f., 698 u. a. 43 ibid. S. 617. 235
В то же время не следует упускать из виду, что, хотя прави- тельственные и полицейские органы и проводили различие между действиями радикально настроенных членов и организаций НСДПГ, с одной стороны, и партийного руководства — с другой, преследованию и репрессиям подвергалась вся партия в целом. Так, в циркулярном письме министерства внутренних дел от 3 ав- густа 1917 г. правительствам земель говорилось: «События, произо- шедшие в ходе последних стачек и другие сообщения свидетельст- вуют, что Социал-демократическое трудовое содружество, которое со времени съезда в Готе называет себя независимой социал-демок- ратией, занимается подстрекательскими действиями среди широких масс народа. Оно агитирует как против продолжения войны, так и против существующего строя таким образом, что это разрушающе действует на стремление народа довести войну до победного кон- ца». Полицейским органам предписывалось роспускать собрания и митинги организаций НСДПГ и не допускать выступлений их пар- тийных лидеров перед массами44 45 46. Новый импульс развитию германского революционного движе- ния дала Октябрьская революция в России. Немецкие рабочие при- ветствовали победу их русских братьев по классу. По всей стране прошли митинги и демонстрации, устраиваемые «Спартаком» и ме- стными организациями НСДПГ. Спартаковцы призывали пролета- риат Германии «последовать русскому примеру»4^. Реакция правления НСДПГ, а также, функционеров региональ- ных и локальных партийных организаций на Октябрьскую револю- цию первоначально также была позитивной. Правление партии 12 ноября 1917 г. направило приветственную телеграмму советско- му правительству и в специальном обращении призвало пролетари- ат Германии выступить в поддержку советских мирных предложе- ний4”. В защиту «победившего пролетариата России» не раз высту- пал с трибуны рейхстага председатель НСДПГ Г. Гаазе47. Однако события в России мало повлияли на политику руковод- ства НСДПГ. Нерешительной и непоследовательной была позиция подавляющего большинства функционеров партии во время январ- ской стачки 1918 г. Только под давлением спартаковцев и левых независимцев48 парламентская фракция НСДПГ согласилась с не- обходимостью политической забастовки рабочего класса Германии в поддержку мирных предложений большевиков49. Стачка, начав- шаяся 28 января на предприятиях Берлина, вскоре распространи- лась по всей стране, охватив Бремен, Гамбург, Галле, Дрезден, Лейпциг, Мюнхен и многие другие города. В Берлине рабочие <4 Archivalische Forschungen... Bd. 4Д1. S. 635. 45 Geschichte der deutschen Sozialdemokratie. Berlin, 1982. S. 90 f., Illustrierte Geschi- chte der deutschen Revolution. Berlin, 1978. S. 20. 46 Leipziger Volkszeitung. 12. Nov., 14. Nov. 47 Verhandlungen des xeichstages. XIII. Legislaturperiode. II. Session. Bd. 311. Berlin, 1918. S. 3958, 4210, 4544. 48 Речь идет о революционных старостах, а также членах парламентской фракции Г. Ледебуре и А. Хофмане, стоявших в это время на позициях левого крыла пар- тии. 49 Erinnerungen von Veteranen der deutschen Gewerkschaftsbewegung an die November- revolution. (1914—1920). Berlin, 1958. S. 157. 236
крупных промышленных предприятий создали рабочий Совет из 414 человек, на собрании которого были выдвинуты требования не- медленного провозглашения демократических прав и свобод50. Большинство членов Совета, а также Комитета действия — ру- ководящего органа стачки, составляли левые независимцы и спар- таковцы, не имевшие, однако, опыта политической борьбы. Поэто- му они не смогли воспрепятствовать действиям лидеров СДПГ, ко- торые с целью скорейшего свертывания забастовки начали перего- воры с правительством, пытавшимся с помощью репрессивных мер подавить выступление. В создавшихся условиях рабочие вынужде- ны были прекратить стачку. Члены группы «Спартак» предприняли попытку проанализиро- вать причины поражения январской стачки и сделать необходимые выводы из ее уроков. В воззвании от 22 апреля 1918 г. указыва- лось, что пролетариат не может добиться своих требований без на- сильственного свержения существующего общественного строя, и намечались основные направления подготовки к борьбе пролетари- ата за власть. Особая роль отводилась рабочим и солдатским Сове- там, которые, по замыслу «Спартака», должны были «призвать массы к революции, захватить государственную власть и провозг- ласить народную республику»51. Однако понятие «народной ре- спублики» осталось неясным. Не раскрывались и функции Советов после осуществления революции, а также задачи конституционного собрания, которое намечалось избрать после роспуска парламент- ских органов. Многие видные функционеры НСДПГ, представлявшие точку зрения левого крыла партии, призывали рабочих не прекращать революционную борьбу. Выступая на митингах и собраниях, а так- же в печати, они анализировали опыт российского рабочего движе- ния и пытались осмыслить его уроки применительно к собственной стране. Большое внимание уделялось изучению форм и методов осуществления Октябрьской революции, мероприятий Советов в экономической и социальной областях52. С лета 1918 г. руководство партии перешло к активной пропа- ганде идей социалистической революции, хотя конкретных направ- лений ее осуществления не выработало. С трибуны рейхстага неза- висимцы открыто выступали за устранение монархии и замену ка- питалистического строя социалистическим53. Заметно оживилась деятельность партии на местах. Во многих городах страны в сентябре—октябре 1918 г. прошли собрания низо- вых организаций НСДПГ, на которых ораторы требовали установ- ления социалистической республики и перехода власти в руки Со- ветов54. Прусский министр внутренних дел в донесении поли- цейпрезиденту Берлина от 16 октября с тревогой сообщал, что НСДПГ и группа «Спартак» готовят на конец месяца революцион- 50 Revolutionare Ereignisse... S. 157. 51 Archivalische Forschungen... Bd. 4/III. S. 1310. 52 Ibid. S. 1214, 1216, 1351. Bd. 4/IV. S. 1493 f., 1538. 53 Verhandlungen des Reichstages. Bd. 313. S. 5669 f., 6146, 5722. 54 Archivalische Forschungen... Bd. 4/IV. S. 1537, 1573, 1612 f., 1707, 1744 u. a. 237
ные выступления в Берлине, Брауншвейге, Лейпциге и Киле. Осо- бенно отмечалась успешная агитационная работа среди рабочих- металлистов55. В письме начальника полиции Берлина полицейским органам Дюссельдорфа говорилось о вероятности волнений и многочисленных забастовок в конце 1918 г.: «НСДПГ рассчитывает на это и ведет не- обходимую подготовительную работу к крупным волнениям... То, что при этом активно действуют ее депутаты, среди них — Ледебур и Хофман — несомненно»5”. «На основе тщательного изучения прессы НСДПГ, а также неоднократных устных переговоров с отдельными руководителями можно... установить, что независимцы рассчитыва- ют на скорое свержение существующих правительств в Германии и Австрии»^7,— отмечалось в другом полицейском донесении. Имеющиеся в нашем распоряжении документы позволяют, та- ким образом, сделать вывод о том, что политика НСДПГ как пар- тии носила в 1917—1918 гг., хотя и не до конца последовательный, антиимпериалистический характер, и в условиях, сложившихся в Германии к концу первой мировой войны, могла послужить реаль- ной основой сплочения всех демократических, антивоенных сил. Перед революцией 1918—1919 гг. в Германии в рамках самой пар- тии стал складываться единый фронт тех сил, которые выступали за прекращение войны, за осуществление демократических и соци- алистических преобразований. Этот единый фронт во время рево- люции независимцы пытались расширить путем сотрудничества с руководством и с рядовыми членами СДПГ — как на правительст- венном уровне, так и на уровне местных Советов. Именно сущест- вование НСДПГ, стремившейся найти хоть малейшие точки сопри- косновения как с социал-демократами, так и с коммунистами, по- зволяло вести борьбу за углубление революции. Таким образом, на примере НСДПГ мы видим возможность и не- обходимость существования «непартийной» партии, партии — дви- жения, допускавшей наличие в своих рядах самого широкого спект- ра мнений, течений и группировок во имя достижения общей цели. МАЙСКИЙ КРИЗИС 1915 г. В ВЕЛИКОБРИТАНИИ И ОБРАЗОВАНИЕ КОАЛИЦИОННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА В. Г. Цогоев 12 мая 1915 г. премьер-министр Великобритании Г. Асквит, оп- ровергая слухи о предстоящей реорганизации либерального кабине- та, заверил депутатов парламента, что вопрос об образовании коа- лиционного правительства не стоит на повестке дня* 1. Спустя не- сколько дней после этого заявления кабинет вышел в отставку, и 55 Ibid. S. 1621. 56 Ibid. S. 1622. 57 ibid. S. 1538. 1 The Parliamentary Debates. 5th Serie. The House of Commons. Vol. 71. Col. 1642 (да- лее после номера тома — Н. С. Debs). 238
уже 25 мая Асквит официально возглавил коалиционное прави- тельство, в которое наряду с либералами вошли представители кон- сервативной и лейбористской партий2. Уход с политической сцены последнего, как показали события, либерального правительства в британской истории стал одной из важнейших вех в процессе усилившегося с началом первой мировой войны упадка либеральной партии, которая в декабре 1916 г. рас- кололась на две соперничающие между собой группировки. Поэто- му неудивителен интерес, проявленный к событиям майского кри- зиса несколькими поколениями историков. Неожиданное для большинства современников решение Асквита до сих пор считается не вполне ясным и даже «загадочным»3. В то же время в зарубежной историографии отставка либералов объяс- няется различными причинами: скандалом, связанным с нехваткой снарядов в действующей армии4; конфликтом между доенно-мор- ским министром У. Черчиллем и первым морским лордом адмира- лом Дж. Фишером, повлекшим за собой отставку последнего5; сго- вором Черчилля и Д. Ллойд Джорджа (канцлер казначества) с од- ним из лидеров консерваторов А. Бальфуром6; стремлением Аскви- та избежать намеченных на конец 1915 г. парламентских выборов7 и даже личным кризисом премьер-министра, вызванным его разры- вом с В. Стэнли8. Советские историки связывают образование коа- лиции с заговором, организованным Ллойд Джорджем вместе с ли- дером тори Э. Бонар Лоу9; решительным нажимом на Асквита со стороны руководства консервативной партии10 11. Сам Асквит впоследствии писал в мемуарах, что «свободное от парламентской критики» коалиционное правительство было создано для того, чтобы обеспечить «эффективное ведение войны»11. Это общее объяснение смены правительства, практически приложимое к любому другому периоду войны, не может считаться удовлетво- рительным, как и различные версии, фигурирующие в историче- ской литературе. 2 Butler D., Sloman A. British Political Facts 1900—1979. L., 1980. P. 8—9. 3 Bentley M, The Climax of liberal Politics: British Liberalism in Theory and Practice, 1868—1918. L., 1987. P. 123; James R. R. The British Revolution. British Politics 1880—1939. L., 1978. P. 319. 4 Wilson T. The Downfall of the Liberal Party 1914—1935. L., 1966. P. 51—68. 5 Beaverbrook W. Politicians and the War 1914—1916. Garden City. N.-Y., 1928. P. 100—101; Bonham-Carter V. Winston Churchill as I Knew Him. L., 1965. P. 398; Jenkins R. Asquith. Portrait of a Man and an Era. N.-Y., 1964. P. 355. , 6 Koss S. Lord Haldane. Scapegoat for Liberalism. N.-Y., 1969. Ch. 5; idem. The Dest- ruction of Britain's Last Liberal Government// Journal of Modem History. 1968. Vol 40. P. 255—257. 7 Pugh M. Asquith, Bonar Law and the First Coalition // The Historical Journal. 1974. Vol. 17. P. 813—836; Idem. Electoral Reform in War and Peace 1906—1918. L., 1978. P. 47—55. 8 Gilbert M. Winston S. Churchill. Vol. 3. 1914—1916. L., 1971. P. 446—447; Thom- son G. The Prime-ministers. L., 1980. P. 184—185. 9 Ротштейн Ф. А. Предисловие // Ллойд-Джордж Д. Военные мемуары. Т. 1—2. М., 1934. С. 9. 10 Ерофеев Н. А. Очерки по истории Англии 1815—1917. М., 1959. С. 237; Керт- ман Л. Е. Джозеф Чемберлен и сыновья. М., 1990. С. 318. 11 Asquith Н. Н. Memories and Reflections. Vol. 2. Boston, 1928. Chapters 7—9; Idem. Speeches by the Earl of Oxford and Asquith. N.-Y., 1927. P. 311. 239
В данной статье предпринята попытка показать события май- ского кризиса в контексте взаимоотношений политических партий, оформившихся с началом войны. Отставка либерального правитель- ства и образование коалиции, по нашему мнению, отразили стрем- ление руководства либеральной и консервативной партий подавить оппозицию, сохранив, таким образом, свой контроль над ситуацией в парламенте. Маневр в верхах позволил продлить существовавшее между партиями перемирие, организовав их более полное сотруд- ничество в рамках коалиционного правительства. Этот вывод под- тверждается следующим. С началом первой мировой войны политические партии Велико- британии оказались перед необходимостью организовать определен- ное сотрудничество перед лицом общей опасности. Однако витав- шая в воздухе идея образования «национального правительства» с участием ведущих партий, впервые выдвинутая Ллойд-Джорджем еще в 1910 г., не получила в то время поддержки руководства ли- беральной партии. Асквит считал, что коалиционное правительство будет «нежизнеспособным»12. Другие видные деятели партии назы- вали идею коалиции «кошмаром», который неизбежно приведет к «гибели либерализма»13. Поиск взаимоприемлемых компромиссных решений спорных вопросов привел к тому, что правительство Асквита, опиравшееся со времени парламентских выборов 1910 г., кроме либералов, на фракции ирландских националистов и лейбористов, теперь могло рассчитывать на поддержку со стороны своих недавних политиче- ских противников — консерваторов. Уже в августе 1914 г. парла- ментские организаторы либералов, консерваторов и лейбористов подписали соглашение о взаимном отказе от соперничества на вне- очередных выборах в палату общин взамен выбывающих досрочно депутатов14. Одновременно прекратилась традиционная партийная борьба в парламенте, в результате чего критика исполнительной власти со стороны продолжавшей официально существовать оппо- зиции была сведена до минимума. Недавние ожесточенные споры о фритреде, таможенных тари- фах и страховании потеряли свою былую остроту. Либералы согла- сились с тем, чтобы принятые вопреки сопротивлению тори законы о самоуправлении Ирландии (гомруль) и отделении церкви от госу- дарства в Уэльсе вступили в действие только после окончания вой- ны. Военным министром стал не принадлежавший ни к одной из партий фельдмаршал Г. Китченер, назначение которого должно было символизировать надпартийный характер военных усилий пра- вительства. Кроме того, партии организовали совместную кампанию по организации призыва добровольцев на военную службу15. 12 Asquith Н. Н. Letters to Venetia Stanley. Oxford, 1982. P. 146. Note 7. 13 The Political Diaries of С. P. Scott 1911 — 1928. L., 1970. P. 115; Addison Ch. Four and a Half Years. L., 1934. Vol. 2. P. 35. 14 Соглашение периодически продлевалось и действовало до декабря 1916 г. (Coali- tions in British Politics. L., 1978. P. 30). 15 Koss S. Asquith. N.-Y., 1985. P. 161 — 162; Ramsden J. A History of the Conservative Party. L., 1978. Vol 3. P. 111. 240
По сути дела, партийное перемирие, сблизившее позиции не- давних политических оппонентов, означало, что руководство либе- ралов и консерваторов создало своего рода «неофициальную коали- цию», в которой тори, не входившие в состав правительства, тем не менее оказывали ему молчаливую поддержку11’. Однако видимость единства партий была обманчивой. Камнем преткновения между ними стал вопрос о методах ведения войны, отразивший, по словам крупного британского историка А. Тейлора, обострившийся с началом войны общий «конфликт между свободой и контролем»16 17 18 19 20. Консерваторы ратовали за расширение сферы вме- шательства государства в экономическую и политическую жизнь страны с целью победы в «тотальной войне». Настаивая на приме- нении жестких методов управления, они призывали, в частности, к введению промышленной мобилизации (конскрипции) и воинской повинности*8. В этих условиях правительство, пытаясь сохранить приверженность к традиционным либеральным принципам (невме- шательство государства в сферу капиталистического хозяйства, со- блюдение демократических свобод и др.), вынуждено было вносить в них определенные коррективы. Так, уже в августе 1914 г. Акт о защите королевства предоставил властям право на реквизиции и ограниченный контроль над промышленным производством. Одно- временно было приостановлено действие закона о неприкосновен- ности личности и введена цензура. Процесс подновления либерализма, болезненно отражавшийся на единстве партийных рядов, приобрел затяжной, компромиссный характер. В первые месяцы войны государственное вмешательство в экономику не было систематическим1 °. Вооруженные силы, как и в мирное время, продолжали комплектоваться на добровольной осно- ве. Излишне «либеральной», по мнению консерваторов, была и борьба правительства против вражеской агентуры, действовавшей внутри страны. В начале 1915 г. партийное перемирие дало первую серьезную трещину. Главной причиной недовольства правительством было то обстоятельство, что ни на одном из фронтов английские вой- ска, действуя самостоятельно или вместе с союзниками, не мог- ли добиться успеха. Сказывалась распыленность военных ресур- сов и неудовлетворительная координация действий со странами Антанты*0. Именно в это время на страницах консервативных газет стала набирать силу кампания, направленная против исполнительной власти. Газета «Таймс» неоднократно писала о том, что правитель- ство использует навязанное консерваторам «хорошее поведение» для того, чтобы переложить на их плечи часть ответственности за 16 Taylor A. J, Р. Politics in Wartime. N.-Y., 1965. P. 18. 17 Ibid. P. 13—20. 18 James R. R. The British Revolution. P. 306. 19 Соловьев С. А. Развитие государственно-монополистического капитализма в Анг- лии в годы первой мировой войны. M., 1985. С. 18—35. 20 James R. R. The British Revolution. Р. 306—309. 16 Первая мировая война 241
собственные просчеты21. В парламентских кулуарах премьер-мини- стра обвиняли в чрезмерной приверженности к выжидательной так- тике. Критики все чаще вспоминали слова ветерана либеральной партии, который в самом начале войны уверенно заявил, что Аск- вит «не тот штурман, который выдержит эту бурю»22. «Политиче- ское перемирие висит на волоске»,— записал 7 февраля министр торговли В. Рансимен23. Действительно, складывалось впечатление, что консерваторы сохраняют приверженность партийному перемирию лишь на сло- вах. В январе около 40 торийских депутатов парламента создали под председательством У. Хьюинса Юнионистский коммерческий комитет, который пытался воздействовать на правительство с целью изменить его политику в области торговли и тарифов24. Од- новременно мишенью критики консервативных «заднескамеечни- ков» стал Бонар Л оу, который постепенно утрачивал свой автори- тет в партии. Его обвиняли в излишней уступчивости либералам. Подобные настроения получили распространение и среди части партийного руководства тори. Так, 27 января видный консерватор В. Лонг писал, что правительство продолжает преследовать «либе- ральные цели» в ущерб общенациональным интересам ведения вой- ны. В тот же день один из лидеров торийской партии Дж. Керзон отметил в специальном меморандуме, что правительство искусст- венно создает впечатление, будто консерваторы посвящены в его планы, и тем самым пытается снять с себя ответственность за их провал. «Такое положение не может существовать бесконечно»,— подчеркнул он25. Выходом из сложившейся ситуации могло стать образование ко- алиции. Однако среди либералов по этому вопросу не было единст- ва. «Часть кабинета, несомненно, приветствует возможность рабо- тать с лидерами оппозиции. Наряду с другими признаками это вер- ное свидетельство их готовности сформировать коалицию при первом же удобном случае»,— писал в январе осведомленный кон- сервативный деятель2®. В том же месяце для того, чтобы снять возникшую напряженность, Ллойд Джордж предложил включить в состав правительства Бонар Лоу Чемберлена27. Аналогичные при- зывы раздавались и «снизу». 13 февраля редактор одной из либе- ральных газет Г. Боттомли потребовал от Асквита ввести лидеров оппозиции в состав кабинета и «разделить с ними обязанности»28. Однако премьер-министр, от решения которого зависело очень мно- гое, занял характерную для него выжидательную позицию. 21 The Times. 1915. 9 Jan., 10; 2 Febr. 22 Koss S. Asquith. P. 160, 167; Brendon P. Eminent Edwardians. L., 1979. P. 112. 23 Huzlehurst C. Politicians at War. July 1914 to May 1915. A Prologue to the Triumph of Lloyd George. L., 1971. P. 142. 24 Ramsden J. A History of the Conservative Party. P. 112; Coalitions in British Politics. P. 31. 25 Pugh M. Electoral Reform... P. 48. 26 Хью Сесил — Роберту Сесилу 10 января 1915 г. // Bentley М. The Liberal Mind 1914—1929. L., 1977. P. 20. 27 Fry M. Political Chance in Britain, August 1914 to December 1916: Lloyd George Re- places Asquith: The Issues Underlying the Drama // The Historical Journal. 1988. Vol., 31. P. 611. Note 2. 28 Koss S. Asquith. P. 177. 242
Руководство тори, озабоченное тем, чтобы отмежеваться от «ошибок правительства», также отнеслось к идее коалиции без осо- бого энтузиазма. Ярым противником объединения с либералами был Керзон, который утверждал, что коалиция «свяжет руки и замкнет рты» консерваторам «более эффективно», чем партийное перемирие. «Мы возьмем на себя ответственность за то, что долж- ны на деле критиковать. Создание коалиционного правительства будет оправданным лишь в том случае, если на территорию страны вторгнется неприятель. Сейчас нет необходимости обсуждать этот вопрос»,— писал он 27 января29. Аналогичных взглядов придержи- вались в это время и коллеги Керзона — Лонг, Чемберлен, Ленсда- ун и Дерби30 31. Бонар Лоу оказался между двух огней. С одной стороны, пар- тийные «низы» подвергали его резкой критике за «сговор с либера- лами», с другой — верхушка партии отклонила идею коалиции. Торийский лидер считал, что из двух реально существующих воз- можностей — наблюдать за правительством «со стороны», подвер- гая его “ограниченной критике4*, либо войти в его состав и таким образом взять на себя ответственность за ведение войны,— ни одна не устраивает консерваторов в полной мере. В результате выбор был сделан в пользу «наименьшего зла». 29 января Бонар Лоу со- общил о своем решении: «В настоящее время для нас единственно верный курс заключается в продолжении линии, которой мы при- держиваемся с начала войны»*1. Тем временем продиктованная войной тенденция к более тесно- му сотрудничеству партий продолжала набирать силу. По распоря- жению премьер-министра Бонар Лоу стал получать копии секрет- ных документов правительства, относящихся к ходу военных опе- раций. 10 марта он вместе с Ленсдауном участвовал в заседании военного совета. «Партийные соображения» помешали ему продол- жить непосредственное участие в работе высшего правительствен- ного органа по руководству войной. Спустя несколько дней Бо- нар Боу сообщил Асквиту, что «чересчур тесные» контакты с либе- ралами ослабят его позиции в партии и затруднят в дальнейшем «эффективную поддержку правительства»32. Роль основного связу- ющего звена между руководством тори и правительством стал иг- рать Бальфур, который с марта месяца регулярно участвовал в за- седаниях военного совета33. Между тем, весной 1915 г. общее недовольство ходом ведения боевых действий продолжало нарастать. Публиковавшиеся в газе- тах карты с неподвижно застывшей линией Западного фронта и длинные списки погибших, казалось, говорили о неспособности правительства перейти от позиционной обороны к наступлению и добиться успеха. Начавшаяся в конце февраля англо-французская 29 Pugh, М. Electoral Reform,.. Р. 52—53. зо Koss S. Asquith. P. 185—186; Blake R. The Unknown Prime Minister. L., 1955. P. 238. 31 Pugh M. Electoral Reform... P. 53; Blake R. The Unknown Prime Minister, p 238_______239. 32 Koss S. Asquith. P. 177—178. 33 Ibid. P. 177. 16* 243
военно-морская операция в Дарданеллах, на которую возлагали большие надежды, также разворачивалась неудачно**. В это время упоминания о военных неудачах все чаще стали фигурировать в личной переписке Асквита*5. В парламенте продолжало нарастать напряжение. «Число ин- терпелляций возросло, дебаты затягивались, атмосфера станови- лась все более критической, правительству в большей степени были готовы бросить вызов, чем ранее»,— писал Ллойд Джордж, характеризуя обстановку в палате общин весной 1915 г.34 35 36. К во- енным просчетам либералов прибавились их непопулярные меры в области внутренней политики. Выдвинутая в это время минист- ром финансов идея ограничения, а затем и национализации торговли спиртными напитками была расценена консерваторами как посягательство на интересы их традиционных союзников — пивоваров и владельцев трактиров. В парламенте борьбу про- тив «крамольного» предложения возглавил Юнионистский коммер- ческий комитет, блокировавшийся с фракцией ирландских депу- татов37 38 39. К критикам правительства присоединились влиятельные органы печати. В начале мая началась газетная кампания, направленная против Китченера и возглавлявшегося им министерства3®. Полити- ка молчаливой поддержки правительства, проводившаяся руковод- ством тори, окончательно утратила поддержку рядовых членов партии. 7 мая коммерческий комитет Хьюинса, ставший во главе оппозиционных правительству сил, решил поставить вопрос о не- хватке снарядов в армии на обсуждение палаты общин. Дебаты, которые означали бы прекращение партийного перемирия, могли повлечь за собой самые неблагоприятные последствия. «Было бы чудовищным преступлением погружать нацию в атмосферу партий- ной борьбы, когда даже единство нации едва спасло страну от по- ражения, настолько могущественным был наш враг»,— писал в ме- муарах Ллойд Джордж3*. Бонар Лоу попытался помешать «мятежникам». 13 мая он на- правил Хыоинсу письмо с просьбой об отсрочке дебатов. Но ситуа- ция осложнялась. 14 мая в «Таймс» появилась статья военного кор- респондента газеты на Западном фронте, в которой говорилось, что «роковым препятствием», помешавшим успеху атаки союзников в районе Фроммеля и Ришберга 9 мая был «недостаток тяжелых раз- рывных снарядов». Сенсационное сообщение полковника Репингто- на было расценено как прямой вызов Асквиту: 20 апреля, выступая на митинге в Ньюкасле, премьер-министр категорически отрицал факт нехватки вооружения в действующей армии40. Таким обра- 34 James R. R. Gallipoli. L., 1965. Р. 191—208. 35 Asquith Н. Н. Letters to Venetia Stanley. P. 360, 582, 590. 36 Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. M., 1934. Т. 1—2. С. 173. 37 Кертман Л. Е. Джозеф Чемберлен и сыновья. С. 315—316; Coalitions in British Politics. P. 31. 38 Spender J. A.> Asquith C. Life of Herbert Henry Asquith, Lord Oxford and Asquith. L., 1932. Vol. II. P. 165. 39 Ллойд Джордж Д, Военные мемуары. С. 171. 40 The Times. 1915/Apr. 21; Asquith H. H. Speeches. Р. 225—231. 244
зом, газета поставила под сомнение искренность премьер-министра, либо его способность реально оценить военную ситуацию. В тот же день и без того накаленная обстановка еще боль- ше обострилась, когда стало известно, что первый морской лорд (заместитель военно-морского министра) адмирал Фишер заявил о своем уходе из адмиралтейства41. Отставка авторитетного спе- циалиста была связана с тем, что вопреки его настоятельным требованиям операция в Дарданеллах проводилась только силами флота без должной подготовки и взаимодействия с сухопутными войсками. Компетентность правительства вновь оказалась под вопросом. Морские лорды уходили со своих постов и до Фишера. На сей раз проблема заключалась в том, что на фоне углублявшегося про- тивостояния консервативных «заднескамеечников» и правительства инцидент в адмиралтействе должен был стать «предметом острой дискуссии в парламенте и газетах»42. Четырехдневный перерыв в работе парламента, начавшийся 15 мая, давал какой-то резерв вре- мени для его урегулирования. Асквит попытался воздействовать на адмирала, но ни угрозы, ни уговоры не помогали: он обставил свое возвращение совершенно неприемлемыми требованиями (отставка Черчилля и всей коллегии адмиралтейства, ограничение влияния «цивильных» чиновников ведомства и др.)43. Между тем, эпицентр событий переместился в парламентские кулуары и к тому времени, когда Асквит получил ультиматум Фишера (19 мая), его пребывание в офисе уже не име- ло никакого значения. Разоблачения Репингтона и отставка Фишера стали толчком для активизации парламентской оппозиции. 14 мая на заседании теневого кабинета «заднескамеечники» потребовали создания пар- ламентской комиссии по расследованию деятельности правительст- ва44. Хьюинс был решительно настроен, как он записал в дневни- ке, «довести дело до конца»45. 17 мая он предупредил Бонар Лоу, что на ближайшем заседании палаты общин, до которого остава- лось два дня, на обсуждение депутатов будет поставлен вопрос о снабжении действующей армии военным снаряжением46. Лидер то- ри получил недвусмысленное свидетельство того, что сторонники Хьюинса вышли из повиновения. В сложившейся ситуации для Асквита и Бонар Лоу угроза пар- ламентской дискуссии была большим «злом», чем коалиционное правительство, создание которого давало возможность предотвра- тить нежелательное развитие событий в палате общин. Лидеры обеих партий были заинтересованы в подавлении политической оп- позиции. Альтернативой коалиции могли стать досрочные парла- ментские выборы как результат дебатов и последующей отставки либерального правительства. Официальное письмо Фишера об отставке было датировано 15 мая. 42 Spender J. A., Asquith С. Life of Herbert Henry Asquith. P. 164. 43 Jenkins R, Asquith. P. 359. 44 Koss S. Asquith. P. 184. 45 Hewins W. A. S. The Apologia of an Imperialist. L., 1929. Vol. II. P. 30. 46 Taylor A. J. P. Politics in Wartime. P. 19. 245
Подобная перспектива была неприемлемой для Асквита. При этом мотивы его решения не были однозначны. Нельзя признать убедительными утверждения мемуаристов и историков о том, будто им двигали только «амбициозность» и «жажда власти»47. Премьер- министр прекрасно понимал, что парламентский конфликт окажет «самое гибельное воздействие на общеполитическую и стратегиче- скую ситуацию»48. Под угрозой срыва могли оказаться, в частно- сти, проходившие в то время в Лондоне переговоры с Италией о ее вступлении в войну на стороне Антанты. Кроме того, проведению парламентских выборов во время войны препятствовали не только технические трудности (регистрация избирателей, голосование во- еннослужащих и др.), но и политические проблемы, которые обе- щало вызвать неизбежное в этом случае возобновление партийного соперничества49 50. Бонар Лоу так же, как и Асквит, считал, что парламентская дискуссия будет иметь «самые бедственные последствия для стра- ны»^0. Перспектива парламентских выборов не сулила ему легкой жизни, несмотря на то, что он не сомневался в победе консервато- ров51. В партии могли обостриться чреватые расколом разногласия, в частности, по вопросу о введении конскрипции. Кроме того, Бо- нар Лоу не пользовался большим влиянием в партии в качестве ее лидера52. Не имел он и достаточного опыта работы в правительстве для того, чтобы руководить консервативным кабинетом во время вой- ны. Эти и другие соображения обусловили готовность лидеров обеих ведущих политических партий к диалогу о создании коалиции. Инициатива в этом деле была проявлена консерваторами. 17 мая, получив предупреждение Хьюинса, Бонар Лоу имел встре- чи с Ленсдауном, а затем и Ллойд Джорджем. Оба политика одоб- рили идею включить в состав кабинета «некоторых вождей консер- вативной партии»53. В тот же день лидер торийской партии и ми- нистр финансов встретились с Асквитом. На совещании, судя по рассказу Ллойд Джорджа, «в течение какой-нибудь четверти часа» было решено, что «либеральное правительство должно уйти в от- ставку и быть заменено коалиционным правительством»54. В подго- товленном премьер-министром для членов кабинета меморандуме говорилось, что «реконструкция правительства не может больше откладываться»55. Принятое в узком кругу решение об образовании коалиции предстояло еще довести до сведения заинтересованных сторон. Со- 47 См., например: Churchill Ж S. Great Contemporaries. N. Y., 1959. P. 122—123; Wilson T. The Downfall of the Liberal Party. P. 65; Fry M. Political Change in Britain. P. 619. 48 Asquith H. H. Memories... P. 114—115. 49 Pugh M. Electoral Reform... P. 52-—62. 50 Р^ЗП D The °f J°hn Redmond* L‘* 1932- P* 467; Pugh Electoral Reform... 51 92 H. C. Debs. Col. 1392. 52 Pugh M. Asquith, Bonar Law and the First Coalition. P. 281; Taylor A. J. P. Politics in Wartime. P. 19, 140. 53 Ллойд-Джордж Д. Военные мемуары. С. 177; Blake R. The Unknown Prime Mini- ster. P. 243. 54 Ллойд-Джордж Д. Военные мемуары. С. 177. 55 Asquith Н. Н. Memories... Р. 177. 246
гласно достигнутой договоренности, Бонар Лоу должен был напи- сать Асквиту письмо с объяснением сложившейся ситуации и «по- зволить тем самым премьеру обсудить этот вопрос с руководящими коллегами»56. Однако первоначально занятая лидером тори по- зиция была несколько изменена. Вечером 17 мая на совещании в доме Ленсдауна теневой кабинет решил представить дело так, будто инициатором создания коалиции выступает не Бонар Лоу, а Асквит. Несмотря на то, что принципиальное согласие об этом уже бы- ло достигнуто, в письме на имя Асквита, отправленном адресату в тот же день, Бонар Лоу предложил ему дать «ясное сообщение о том, какой политики намерено придерживаться правительство»57. Здесь же содержалось предупреждение о возможной интерпелляции по поводу отставки Фишера и обсуждении в палате общин со- здавшегося в связи с этим положения. Документ отражал разно- гласия в торийской верхушке по поводу дальнейших действий. Не все руководители партии были готовы войти в коалицию с ли- бералами. Часть их настаивала на дебатах, другие были склонны ог- раничиться требованием к правительству «принять более действен- ные меры»58. 18 мая, получив официальное письмо Асквита с просьбой «ока- зать помощь в создании национального правительства»59, Бо- нар Лоу снял с себя ответственность за проявленную инициативу. Одновременно он получил возможность отвести от себя обвинение в «предательстве» интересов торизма (многие консерваторы счита- ли образование коалиции равнозначным «концу своей партии»)60. Письмо премьер-министра оказало воздействие и на колебавшихся вождей партии, которые встали перед дилеммой: либо откликнуть- ся на призыв либералов о помощи, либо прослыть непатриотичны- ми. По этому поводу Чемберлен сделал следующую запись в днев- нике: «У нас нет выбора. Если правительство просит нашей помо- щи, мы должны ее предоставить. Каждый из нас охотно отказался бы от такой ответственности. Но в случае отказа на нас ляжет на- много большая ответственность, чем в случае согласия»61. На следующий день Бонар Лоу уведомил Асквита о согласии партийного руководства сотрудничать с либералами в деле форми- рования национального правительства62. 19 мая собравшиеся после четырехдневного перерыва парламентарии с удивлением узнали о том, что между партиями начались консультации с целью создания коалиционного правительства63. Распределение портфелей членов нового правительства стало для Асквита весьма деликатной задачей. «Делать вид, что ты с охо- той вводишь в тесную политическую семью до странности чужие, 56 Ллойд-Джордж Д. Военные мемуары. С. 177. я Там же. С. 178. 58 Koss S. The Destruction... Р. 268. 59 Asquith Н. Н. Memories... Р. 118. 6Q Koss S. Asquith. P. 185. Petrie Ch. Life and letters of Sir Austen Chamberlain. L., 1940. Vol. II. P. 25. 62 Asquith H. H. Memories... P. 118. 63 Blake R. The Unknown Prime Minister. P. 248. 247
до сих пор враждебные фигуры.— писал он,— является в высшей степени невыносимой задачей»64* Из 22 постов в новом кабинете либералы сохранили за собой 12 (в том числе ключевые — казначейство, министерства иностранных и внутренних дел), тори получили восемь. Министром просвещения стал лейборист А. Гендерсон. Что касается лидеров третьей по числен- ности парламентской фракции ирландских националистов Дж. Ре- дмонда и Дж. Диллона, то они отклонили приглашение Асквита и не вошли в правительство, чтобы сохранить единство своей партии65. Асквит пошел на минимально возможные уступки консервато- рам. В результате Бонар Лоу был вынужден довольствоваться порт- фелем министра колоний. Если бы торийский лидер действительно приставил «пистолет к виску Асквита»66, то он мог бы рассчиты- вать на министерство финансов. Но второй по значению пост в британском правительстве остался за либералами. Тем не менее влияние консерваторов было велико. Министер- ские портфели получили Бальфур, Ленсдаун, Чемберлен, Лонг. Ге- неральным прокурором стал лидер ольстерских юнионистов Э. Кар- сон. По их настоянию из списка нового кабинета было исключено несколько либералов. Черчилль стал «козлом отпущения» за Дар- данелльскую операцию. Он занял третьестепенный министерский пост, с которого вскоре ушел в отставку67. Другой «жертвой» поли- тических интриг стал лорд-канцлер Р. Холден. В случае с Холде- ном, которого обвиняли в германофильстве, вето консерваторов бы- ло основано на чистой предвзятости68. В составе правительства было организовано новое ведомство — министерство вооружений, которое возглавил Ллойд Джордж69. В целом в высшем органе исполнительной власти либералы сохра- няли преобладающее влияние. По сути дела, Асквит провел час- тичную реорганизацию правительства, включив в его состав неко- торых торийских вождей. Хьюинс, надеявшийся на выдвижение «заднескамеечников», был разочарован. Ненавистная «система», записал он в дневнике 20 мая, продолжает существовать и даже укрепилась в результате сговора Бонар Лоу с Асквитом70. «Тихий переворот» на вершине британской политики71 вдохнул новую жизнь в отношения между партиями, организовав их более полное сотрудничество уже в рамках коалиционного правительства. Отставка либерального правительства и образование коалиции бы- ли вызваны стремлением руководства либеральной и консерватив- ной партий предотвратить назревший парламентский конфликт, подавив таким образом политическую оппозицию в лице крайних фракций парламента. ы Jenkins R. Asquith. Р. 360. 65 Lyons F. S. Jonn Dillon. A Biography. L., 1958. P. 364. 66 Кертман Л. E. Джозеф Чемберлен и сыновья. С. 320; Spender J. A. Asquith С. Li- fe of Henry Herbert Asquith. P. 165. 67 Трухановский В. Г. Уинстон Черчилль. М., 1989. С. 134—135; Gilbert М. Win- ston S. Churchill. Р. 188—447. 68 Koss S. Lord Haldane. P. 208—218. 69 Виноградов К. Б. Дэвид Ллойд Джордж. М., 1970. С. 207. 70 Koss S. Asquith. Р. 185. 71 Bentley Af. The Liberal Mind. P. 24. 248
Партийным лидерам удалось не только сохранить, но и упро- чить свой контроль над ситуацией в парламенте. В нижней палате исчезла даже видимость оппозиции «передней скамьи», представи- тели которой оказались в составе правительства. Что касается кон- сервативных «заднескамеечников», то они потеряли возможность апеллировать к общественному мнению и уже не могли рассчиты- вать на парламентские выборы, которые обещали принести тори победу72. В декабре 1915 г. парламент продлил свои полномочия и перенес выборы на более поздний срок73. Создавая коалиционное правительство, Асквит и Бонар Лоу принесли узкопартийные интересы в жертву общенациональным. Отказ от партийной борьбы, и сотрудничество с политическими оп- понентами в условиях, когда прежние партийные установки в зна- чительной степени оказались подчиненными интересам ведения войны, привели, в частности, к тому, что в правительство вошли только готовые к компромиссам представители «умеренных» груп- пировок политических партий. Либералы-пацифисты, радикалы, а также «твердолобые» консерваторы оказались «отсеченными»74. Результат был особенно болезненным для либеральной партии. Радикалы упрекали Асквита за то, что он обрек партию на гибель^ «впустив врага в цитадель либерализма»75.0 «полной капитуляции» перед консерваторами писала и либеральная печать76. При этом высказывалось предположение, что дело не обошлось без «гнусной интриги»77. Либеральным «заднескамеечникам» было от чего прий- ти в уныние — в отставку без всякого объяснения ушло правитель- ство, которое они поддерживали в течение почти пяти лет. Призыв лидера партии к лояльности, прозвучавший 19 мая в его выступле- нии в либеральной аудитории, несколько разрядил обстановку78. Но в целом позиции Асквита в партии были серьезно ослаблены'9 Последующую деятельность Асквита на посту премьер-минист- ра вряд ли можно назвать «победным плаванием», как утверждает Черчилль80. Коалиционное правительство, работу которого ослож- нили серьезные разногласия и отсутствие четкой политической ли- нии, так и не превратилось из вынужденного союза партий в союз единомышленников. Современник характеризовал его как «бес- сильное, безжизненное и неспособное управлять даже в мирное время»81. «В высшей степени ненадежным и непредсказуемым» оно названо и в исследовании последних лет82. «Рискованный эксперимент», которым, по определению Аскви- та, стало образование коалиционного правительства83, самым не- 72 Taylor A. J. Р. Politics in Wartime. Р. 20. 73 77 Н. С. Debs. Col. 59-60. 74 Ramsden J. A History of the Conservative Party. P. 130. 75 Koss S. Sir John Brunner, Radical Plutocrat. L., 1970. P. 287. 76 Manchester Guardian. 1915. May 19. 77 Bentley M. The Liberal Mind. P. 20. 78 Bonham-Carter V. Winston Churchill. P. 404. 7^ Clarke P. Asquith and Lloyd George revisited // The Political Culture of Modern Bri- tain. L., 1987. P. 159. 80 Churchill W. S. Great Coh temporaries. P. 123. 81 Fry M. Political Change in Britain. P. 625. 82 Coalitions in British Politics. P. 32. 83 Asquith H. H. Memories... P. 125. 249
благоприятным образом повлиял на сплоченность либеральных ря- дов. В последующие месяцы конфликт между принципами либера- лизма и растущими требованиями войны продолжал углубляться. В январе 1916 г. добровольный призыв в армию был заменен воин- ской повинностью. Эта уступка либералов стала следующей после отставки правительства в мае 1915 г., важной вехой на пути к рас- колу партии, последовавшему в декабре 1916 г. ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ И ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРИЗИС В ГРЕЦИИ В 1917 г. О. В. Соколовская Непрекращающиеся попытки обеих воюющих группировок — Антанты и Центральных держав — привлечь Грецию на свою сто- рону в войне, привели страну к расколу. Консервативные роялист- ские силы были сконцентрированы в Старой Греции (южная часть континентальной Греции, архипелаг Киклады, Морея, часть Иони- ческих островов, Южный Эпир, Фессалия и некоторые другие тер- ритории) с резиденцией короля Константина в Афинах, откуда не- слись призывы строго соблюдать нейтралитет в войне и не подда- ваться на соблазнительные территориальные предложения Антан- ты. В Салониках в результате движения национальной обороны обосновалось временное правительство во главе с крупнейшим по- литическим деятелем главой либеральной партии Элефтерио- сом Венизелосом, ратовавшим за вступление в войну с целью осу- ществления великогреческой программы территориальных приобре- тений1. Одной из существенных внутренних причин возникновения на- ционального движения была откровенно прогерманская позиция греческого монарха. Венизелос, адмирал, герой балканских войн, П. Кундуриотис, полковник, и П. Данглис, составившие так назы- ваемый триумвират, возглавили движение «недовольных», желав- ших сместить прогермански настроенного короля и вступить в вой- ну на стороне западных держав. Движение, однако, не носило антидинастического характера. «Убежден,— говорил Венизелос,— что греческое общество будет нуждаться в короле еще, по крайней мере, одно или два столетия»1 2. Венизелосу тем не менее приходилось считаться с мнением зна- чительного числа его сторонников и с настроением народа. Так, на- селение нескольких греческих островов осенью 1916 г. после сдачи греческим королем Кавалы, Ру пел я и некоторых других важных пунктов немецко-болгарским оккупантам, низложили власть афин- ского правительства и провозгласили республику3. В то время как 1 См.: подробнее: Leon G. Greece and the Great Powers. 1914—1917. Thessaloniki, 1974. 2 N. H. rcor bvo KvfiEpvqaEwv. 1916—1917. Afliyva, 1988. a. 47. з Новое время. 1917. 1/14 июня. 250
вождь венизелистов не помышлял о каких-либо революционных действиях для разрешения греческого политического кризиса, в не- драх венизелистского движения оказались более радикально на- строенные элементы, призывавшие не только к замене короля и к смене династии, но и к ликвидации самого королевского режима в Греции. Несмотря на то, что ни одна из политических группиро- вок, объединившихся в венизелистское движение и вовлеченных в бурные события 1916—1917 гг., не видела в качестве близкой перс- пективы установление республиканского строя в стране в результа- те отречения короля Константина, вопрос этот, носящий более тео- ретический, чем практический характер, все-таки возник4. Выразителем республиканских идей в Греции, в частности, был известный юрист и философ А. Папанастасиу, будущий глава пер- вой республики Греции, провозглашенной в 1924 г. Возглавляемая им Народная партия в 1915 г. из тактических и политических соображе- ний объединилась с либеральной партией Венизелоса. В 1916 г. Па- панастасиу создал «Общество общественных и политических наук», которое разрабатывало и популяризировало идею установления ре- спублики5. Деятельная пропаганда республиканцев, результатом чего было провозглашение республики на некоторых островах в самом начале движения «национальной обороны», позволила многим газетам того времени назвать движение «революционным», а Венизелоса — «ре- волюционером». Так, русская газета «Утро России» писала «Грече- ское революционное движение возникло на почве борьбы с герма- нофильским влиянием в пользу ориентации Греции в сторону Со- гласия»6. Стремясь заручиться поддержкой как можно большего числа греков, глава либералов в отличие от республиканцев выдвигал с самого начала движения на первый план задачу защиты отечества, территориальной целостности Греции, т. е. чисто оборонную функ- цию. С той же целью в «триумвират» вошли военные деятели стра- ны, а не политики. Стараясь также избежать упреков со стороны западных держав в излишнем радикализме и нейтрализовать пер- вые впечатления от заявлений республиканцев, перед выездом в Салоники осенью 1916 г. Венизелос сообщил французскому послу в Афинах Ж. Гильмену и в его лице всем остальным державам Ан- танты, что его политика и цели нового движения, становящегося массовым, не носят антидинастического характера. Это побудило дипломатического представителя Франции, наиболее горячо под- державшей движение, заверить греческого монарха, что ни Венизе- лос, ни какая-либо из великих держав не собираются лишить его трона или вызвать гражданскую войну в Греции. Никакие политические уловки салоникского деятеля и его за- падных покровителей не могли однако успокоить многих «влия- 4 Leon G. Greece... Р. 478—479; Mourelos Y. LTntervention de la Grece dans la Grand Guerre (1916—1917). Athens, 1983. 5 Хаджипанделис H. Л. Теория за формите на държавите и форми на новогръцката държава. София, 1969. С. 161. 6 Утро России. 1917. 21 апр. 251
тельных особ» и прежде всего коронованных родственников Кон- стантина греческого. Например, в придворных кругах России, где, кстати, большим влиянием пользовалась вдовствующая греческая королева Великая княгиня Ольга Константиновна, живущая с на- чала мировой войны в Петрограде, начавшаяся борьба против Кон- стантина с самого начала расценивалась как угроза монархическо- му принципу в Греции вообще. Ольга Константиновна неоднократ- но убеждала Николая II выступить в защиту ее сына, несмотря на его явную прогерманскую позицию. Сохранилась чрезвычайно любопытная записка А. Ф. Романо- вой своему супругу Николаю II, написанная под впечатлением от беседы с греческим принцем Николаем, находившимся в Петрогра- де с неофициальной миссией, заключавшейся в создании отрица- тельного мнения о действиях Венизелоса. Александра Федоров- на Романова писала: «Я должна сказать, что наши дипломаты по- ступают постыдно, и если Тино (Константина.— О. С.) выбросят вон, это будет наша вина — это ужасно и несправедливо — как мы смеем вмешиваться в частную политику страны и заставлять выгонять правительство и интриговать, чтобы революционер (Вени- зелос.— О. С.) вернулся на его место. Мне кажется, что если бы мы могли добиться, чтобы французское правительство отозва- ло Саррайля7 (это мое частное мнение), все бы сразу там успоко- илось. Это страшная интрига франк-масонов, к которой принад- лежат французский генерал и Венизелос и много богатых греков из Египта и т. д., которые собрали деньги, и даже заплатили “Новому времени" и другим газетам, чтобы писать дурные и запрещать хорошие статьи касательно Тино и Греции. Гнусный позор!»8. Следует заметить, что сам Венизелос, будучи весьма гибким и осмотрительным политиком, придавал большое значение связям греческого монарха с европейскими дворами и по мере возможно- сти стремился держаться с ними безупречно. Каждую годовщину убийства греческого короля Георга I* * глава либералов обращался с сочувственными телеграммами к королеве эллинов Ольге. Его не смущало, что в ответ на это он либо ничего не получал, либо, как это было в 1917 г., получал резкие телеграммы, где Ольга Констан- тиновна осуждала «подстрекательскую» позицию Венизелоса, назы- вая его предателем родины и призывала покаяться перед ее сы- ном — королем Константином в содеянном9. «Утро России» писала в передовице от 21 апреля 1917 г., что Э. Венизелос под давлением все тех же «влиятельных кругов» Рос- сии и Англии (вдовствующая английская королева приходилась Константину теткой) «принужден был объявить, что вспыхнувшее в Греции революционное движение, носившее в самом начале явно республиканский характер», «не преследует антидинастических це- 7 М. Саррайль — генерал, командующий «Восточными армиями» Антанты на Сало- никском фронте. Семенникова В. П. Монархия перед крушением. 1914—1917. Бумаги Николая и другие документы. М.; Л., 1927. С. 41. * Георг I, правивший Грецией в течение 50 лет, был убит в марте 1913 г. * АВПР. Ф. С. п. Д. 380. Л. 89. 252
лей», а «Венизелос как реальный политик, искренне желавший спасти свою родину какой бы то ни было ценой от той пропасти, к которой его влекла политика короля Константина, пошел на этот компромисс, отказавшись временно от республиканской про- граммы». В свою очередь и российский император понимал, что династи- ческие интересы в тот момент были второстепенными по сравнению с необходимостью единения с союзниками по Антанте в войне. Стремление греческого королевича Николая, находившегося с осо- бой политической миссией в России, действовать через российскую прессу потерпело полное поражение, так как даже близкие прави- тельству и царю издания единодушно воздержались от враждебной Венизелосу кампании10 *. Действия инициатора салоникского движения осенью и зимой 1916 г. подтверждали, что он в этот период времени не имел еще намерения ни высылать или менять династию, ни устанавливать республиканский строй в Греции. Обращаясь к державам Антанты с просьбой об официальном признании его правительства, глава са- лоникского правительства еще раз подчеркивал, что его политика не преследует ни изменения вопроса о власти в Греции, ни измене- ния династии. Но в то же время он сказал: «С этого момента ко- роль Константин лишен своего трона». В обращении к правительствам Антанты Э. Венизелос также писал: «Не сомневаюсь, что народ, повсюду стесненный, поддержит это отречение, поскольку движение это направлено не против ди- настии, а лично против тирана Константина». Венизелос скрывал, что осуждает автократическую, да к тому же явно прогерманскую политику Константина. Он открыто заявлял, однако, что в конце войны, придя к власти, он обязательно даст монархической власти решительный, но чисто конституционный бой, предложив Нацио- нальному собранию (ассамблее) Греции пересмотреть прерогативы королевской власти11. В январе 1917 г. в одном из интервью, дан- ном газете «Нью-Йорк Глобус», вождь либералов заявил, «что его сторонники сражаются за восстановление либерализма в Греции, но не демократического строя без короля». Он также подтвердил, что «идея республики не имеет многочисленных сторонников в Греции»12. Однако события 1 декабря 1916 г., когда королевские войска от- крыли огонь по англо-французскому десанту, позволили Венизело- су более открыто выразить свое отношение к Константину. Как бы желая продемонстрировать свою лояльность по отношению к мо- нархии, первый официальный документ венизелистского прави- тельства был озаглавлен «Король эллинов — Временное правитель- ство»13. Успокаивая западных дипломатов, удивленных непрекра- щавшейся пропагандой идеи республики, Венизелос зимой 1917 г. ю Там же. Д. 3774. Л. 48. И ХХалакдоиа Е. О Revt&Xos кои то лрбВкпиа zns еукаопбртяк rns орскпХефтп? biuo- Kpaxtas ornv ЕЛХаба. 1916—1920. Aityva, 1980. a. 489. 12 О. P. E. 490. is ПетааХц-Дю/ибг] N. H. EAAada... a. 49. 253
без преувеличения заявлял, что он полностью контролирует нацио- нальное движение14. Несмотря на внешние колебания политической линии Э. Вени- зелоса, неизменным оставалось его желание сохранить в Греции монархический институт власти. Среди тем, поднимаемых в Пари- же представителем главы салоникского правительства А. Диомиди- сом в январе — феврале 1917 г., был и вопрос о смене династии Глюксбургов, оказавшихся под сильным влиянием Германии. Дио- мидис сообщил еще перед выездом в Париж посланнику Гранвил- лю, что большинство греков приветствовало бы в качестве нового греческого короля представителя английской королевской семьи15. Намерение Венизелоса прозондировать вопрос о смене, а не о ликвидации династии отвечало взглядам англичан, которые с ис- тинно консервативных позиций продолжали рассматривать монар- хию в Греции как некий непременный атрибут и были в оппозиции к любым конституционным изменениям в этой стране. Италия и Россия, обеспокоенные территориальными претензиями венизели- стов в Анатолии, в проливах, Эгейском море и других регионах, смотрели на венизелистское движение вообще с большим недовери- ем. В отличие от западных держав царское правительство признало временное правительство национальной обороны лишь де-факто. Франция была единственным республиканским государством, кото- рое было готово после событий 1 декабря обсудить с Венизелосом проблему свержения монархии и установления республиканского строя в греческом государстве. Именно французское правительство выступило с предложением лишить короля Константина трона. Британская дипломатия, не возражавшая в принципе против этого, считала, что добиваться отречения можно, лишь полностью контро- лируя положение в греческом королевстве16. Россия опасалась, как и прежде, что все это может привести к гражданской войне, кото- рая окончательно парализует деятельность войск М. Саррайля на Салоникском фронте. Италия в свою очередь была самой активной противницей какой-либо помощи венизелистам. ♦ ♦ ♦ Глубокое впечатление на все воюющие народы, в том числе на греческий, произвели два важнейших события весны 1917 г.— вступ- ление Соединенных Штатов Америки в мировую войну на стороне де- ржав Антанты и Февральская буржуазно-демократическая револю- ция в России. Российские представители, находившиеся в то время в Греции, отмечали, что впечатление от событий в России было так значительно, что все другие интересы отошли на второй план17. 14 Leon. G. Greece... Р. 478—479. 15 N. Н. ЕМа&а... а. 491. 16 ПЕтааЛу-Дю/иЪц N. Н. ЕМа&а... о. 49. 17 Утро России. 1917. 16/23 марта. Вопрос, поднятый в данной статье, к сожале- нию, не был до сих пор предметом изучения историков. Некоторые исследовате- ли — в основном греки, проживающие в СССР, отмечали большое влияние Ок- тябрьской революции в России на Грецию, игнорируя революцию,; совершенную демократическими силами в феврале 1917 г. 254
Убежденный монархист российский посланник в Афинах Е. П. Демидов, называя февральскую революцию «государствен- ным переворотом», спустя некоторое время сообщал в ‘Российское министерство иностранных дел, что «этот переворот в России, про- возглашение республиканского правления со всеми вытекающими из него последствиями, естественно, приковывает внимание (в Гре- ции.— О. С,) не только политических и интеллигентских кругов, но и самого заурядного обывателя»18. Греческая пресса писала, что русская революция и присоединение Америки произвело такое сильное впечатление на эллинский народ, что он видит теперь, что Константин греческий с его германофильской политикой, ведет его к изоляции от мировой демократии19. Газеты разных направлений наперебой спрашивали — может ли теперь союзная дипломатия ставить препятствия греческому национальному движению? Имеют ли союзники право препятст- вовать этой освободительной волне? Не противоречит ли такая линия поведения ее демократическим принципам? Еще более заметной была реакция на события в России в среде венизели- стов. Как только из Петрограда пришла в Салоники новость о свержении русского монарха, венизелистская пресса единоглас- но расценила ее как известие первостепенной важности для Греции. Победа сил демократии и либерализма в России над автократи- ческим монархом, имевшем родственные связи с троном Эллады, внушала греческим демократам надежду на то, что и перед ними открыт, наконец, путь демократического обновления греческого го- сударства, находящегося в глубочайшем политическом кризисе. Кроме того радость венизелистов происходила из той единодушной оценки событий в России как победы пацифистских стремлений русского народа над теми, кто ратовал за продолжение войны20. Сторонники Венизелоса высказывали надежду на то, что но- вый российский режим не будет следовать прежней политике территориальных захватов в проливах21. Е. П. Демидов, россий- ский посланник в Афинах, удивленный до крайности подобной трактовкой русской внешней политики, немедленно дал интервью греческой газете «Эмброс», в которой объяснил, что в програм- му Временного правительства входит ведение войны до победного конца22. Э. Венизелос был первым греческим дипломатом, как писала салоникская газета «Вима», «понявших всю жизненную необходи- мость сохранения дружественных отношений с великой православ- ной страной». Газета также не сомневалась, что «начавшаяся новая эра русской жизни открывает новые горизонты для более тесного АВПР. Ф. Канцелярия. О. п. Д. 813, донесение Е. П. Демидова в Отдел печати, 16/29 сентября 1917 г. 19 См. «Новое время», «Утро России» и другие газеты за март 1917 г. 20 АВПР, ф. Канцелярия 1917, д. 22, л. 123, донесение Е. П. Демидова в Отдел пе- чати, 24 марта — о апреля 1917 г. 21 Палакдаца^. О BewfeAos... о. 491. 22 АВПР. Ф. О. п. Д. 546. Л. 28, 29; Ф. Канцелярия 1917. Д. 22, 124. Е. П. Деми- дов в Отдел печати, 24 марта — 6 апреля 1917 г. 255
взаимодействия греческой нации и народностей России»23. Сало- никское правительство поторопилось одним из первых официально признать новый русский режим и послать приветственную теле- грамму Временному правительству в Петроград. Не замедлил прий- ти ответ — благодарственная телеграмма Салоникскому правитель- ству от министра иностранных дел П. Н. Милюкова. Комментируя обмен приветствиями, венизелистская газета «Ви- ма» писала: «Мы уверены, что после окончания торжеств русской революции мы вскоре будем иметь счастье приветствовать в Сало- никах дипломатического представителя России, которого ожидает здесь особо горячая встреча, так как греческий народ ясно отдает себе отчет, что без спасительного участия России в ближневосточ- ных делах Оттоманская империя не была бы ослаблена и поколеб- лена в самых своих основах и часть эллинской нации по-прежнему оставалась бы под старым игом»24 25. Однако временное правительст- во воздержалось от посылки специального дипломатического пред- ставителя в Салоники и его роль продолжал играть генеральный консул в Салониках В. Ф. Каль. Российский консул писал во П-й политический отдел МИДа, что хотя Венизелос еще несколько месяцев назад был убежденным приверженцем конституционной монархии, «ныне он все больше и больше соглашается с правильностью взглядов большинства своих последователей, видящих единственный исход для спасения Греции в удалении короля и провозглашении республики». По словам са- мого Венизелоса такая перемена взглядов произошла в нем под давлением Февральской революции в России и присоединения США к державам Антанты. В разговоре с Калем глава Салоникско- го правительства высказывал убежденность в том, что «эта великая всемирная война приведет к падению монархии во многих странах, как например Болгарии и Германии, и торжеству республиканских принципов»". Изменения в государственном строе России сильно повлияли на взгляды главы либеральной партии и салоникского деятеля. Критически отнесясь к своим прежним монархическим убежде- ниям, он начал обдумывать более серьезно проблему альтерна- тивного решения вопроса — о республиканской форме правления в греческом государстве. Он спрашивал Гранвилля, что если ко- роль Константин не отречется от трона в пользу принца и если принц из английской династии не будет выбран, не лучше ли уста- новить республику26? С момента превращения России из монархи- ческого в демократическое государство вопрос об установлении ре- спублики в Греции, с его точки зрения, мог быть решен более про- сто. Э. Венизелос обратился к державам Антанты с просьбой обсу- дить вопрос установления республики с учетом интересов самой Антанты. 23 АВПР. Ф. О. п. Д. 381. Л. 86. м Там же. 25 ДВПР. Ф. Политархив 1917. Д. 3827. Л. 11. Секр. тел. В. Ф. Каля — советнику II политического отдела МИД России от 9/22 мая 1917 г. 26 О Bsvi&Aos... а. 492. 256
Свержение царизма в России вызвало в греческом королевстве резкое усиление республиканского течения, существовавшего в рус- ле венизелизма. Венизелос не скрывал и сам в беседах с иностран- ными дипломатами, что его сторонники разделились на две час- ти,— причем самая многочисленная из них требовала учреждения республиканского строя в стране. Лидер либералов совершил не- сколько поездок на острова, изучая сложившуюся там обстановку. Возвратясь с Крита и отвечая на вопрос В. Ф. Каля, не думает ли он произвести переворот в Афинах, он сказал, что не хочет подвер- гать опасности жизнь своих единомышленников в Старой Греции, число которых, по его словам, было очень значительно. Однако он выражал надежду по окончании мобилизации преданных ему крит- ских войск и набора на островах Эгейского моря войти в королев- скую часть страны во главе своих войск27. Прибывший в апреле 1917 г. в Петроград представитель Вре- менного Салоникского правительства Д. Какламанос сделал по по- ручению Венизелоса доверительное сообщение, в котором говори- лось, что «между Солунским и Афинским правительствами не ве- дется никаких тайных переговоров», о чем ходят слухи, и что «по- сле кровавых событий 1 декабря28 он как глава либеральной пар- тии считает совершенно невозможным какое-либо соглашение с ко- ролем, а всякий компромисс подорвал бы достоинство и значение либеральной партии». «Ближайшей задачей Э. Венизелоса и его сторонников,— сооб- щал П. Н. Милюков русским дипломатам в западных столицах,— является водворение в Греции такого порядка вещей, при котором были бы с корнем вырваны всякие остатки “деспотизма и личного королевского режима*4»29. Любопытно, что Венизелос в письме к своему другу и единомышленнику, греческому посланнику в Пари- же А. Романосу, откровенно писал в это время: «В отличие от моих заявлений, которые я делал в начале движения о том, что оно не носит антидинастического характера, сегодня я не осмелился бы официально заявить моим сторонникам, что я отвергаю устранение правящей династии...». Он соглашался, что «любое решение... проблем без окончатель- ной ликвидации династии, было бы половинчатым и не позволяло бы нации достичь того психологического очищения, без которого Греции после всех выпавших на ее долю испытаний, трудно было бы прорваться к новой политической жизни, способной привести ее к Возрождению». «К сожалению,— продолжал Венизелос,— Вы 27 АВПР. Ф. Политархив 1917. Д. 3827. Л. 11. Наряду с «Салоникским правитель- ством» употреблялось название «Солунское правительство», «Солунский фронт». 28 В конце ноября державы Антанты установили частичную блокаду Греции, что вы- звало естественное возмущение в стране особенно среди греческого офицерства, начавшего стягивать войска к столице. В ответ на это 1 декабря 191 о г. англо- французские войска высадились в Пирее с целью заставить королевское прави- тельство подчиниться их воле, однако греки открыли огонь и завязался бой. Союз- ные десантники отступили, потеряв 194 человека убитыми и ранеными. Много было убито и греков. Было заключено компромиссное соглашение между союзни- ками по Антанте и королевским правительством Греции, однако отношения были испорчены. 29 АВПР. Ф. Политархив 1917. Д. 3826. Л. 133. Секр. тел. П. Н. Милюкова послан- никам в Рим, Лондон, Париж, Афины. 17 Первая мировая война 257
знаете из беседы Геннадиуса30 с лордом Хардингом, что в Англии иначе относятся к идее о коренных переменах в Греции. Боюсь, что если сегодня король решит отречься от престола, покинуть Гре- цию на длительное время и оставить своего сына во главе нацио- нальной политики, то подобное решение будет одобрено в Англии, и мы не сможем изменить его». Венизелос признавался, что вопреки тому, что «после револю- ции в России» он относился уже «менее отрицательно, чем раньше, к идее республики» и даже думал, что раз Россия восприняла де- мократический режим, то для Греции он также не будет представ- лять никакой опасности». Идеальным решением вопроса для Гре- ции Венизелос продолжал считать сохранение существующего ре- жима с королем из английской династии. В заключение он писал А. Романосу: «...если подобное решение представляется невозмож- ным, следует подумать о республике, к которой греческий народ вполне готов и которую я отвергал исходя лишь из международной ситуации (поскольку все великие державы за исключением одной имели монархическую форму правления), и которая теперь, в свете настоящего демократического поветрия, не имеет никаких противо- показаний»31 . «Пример великой России, — писала 1/14 июня “Утро России",— не мог не коснуться сознания греческого народа. Царствование Константина и все пережитое за это царствование могли только способствовать распространению среди греков идей республики». В начале мая 1917 г. возмущение германофильской политикой Кон- стантина, подогреваемое венизелистами, вылилось в многотысяч- ные митинги, которые прошли в Салониках и охватили даже самые маленькие города Северной Греции. Весьма сильные антидинасти- ческие настроения высказывала греческая диаспора в Западной Ев- ропе, Америке, Африке и России. В России развернулась острая борьба между двумя группами представителей греческой диаспоры — сторонниками Венизелоса и короля Константина, но следует отметить, что в России греки-мо- нархисты были более многочисленны. Показательно, что в апреле Временным правительством России рассматривался вопрос о прове- дении в Одессе съезда греков-монархистов. Был дан положитель- ный ответ, «соответствующий духу свободы слова и собраний, ле- жащих в основе нового режима»32. Однако среди российских греков демократические»тенденции были также чрезвычайно сильны. К сожалению, целостную карти- ну жизни греков в России в 1917 г. еще только предстоит написать, но в нашем распоряжении имеются документы, показывающие на- строения этой части греков. В частности, это письма в газеты, при- ветствующие русскую революцию и призывающие установить ре- спублику в греческом королевстве. Так «Русская Воля» опубликовала письмо некоего И. Коресси, выражавшего пожелания многих греков о том, чтобы «теперь, ког- зо и. Геннадиус — греческий посол в Лондоне. 31 loropia iov ElAnvucov E&vovs. Apnva/, 1980. T. IE. X. 44. 32 АВПР, ф. Политархив 1917, д. 3826, л. 164. 258
да пала царская династия в России, являющаяся главным опорным пунктом для Константина и его деспотических замыслов (явное преувеличение.— О. О, Россия в согласии с Францией и Англией всячески поддержат революционное движение в Греции и примут все меры к тому, чтобы в согласии с громадным большинством эллинско- го народа свергнуть старый порядок, всячески подавляющий волю виновника всех пережитых нашей дорогой родиной унижений и не- счастий». Он заканчивал свое письмо здравицей в честь греческой ре- волюции, национального правительства в Греческой республики33. Некоторые дипломатические представительства Греции в Рос- сии перешли после революции в России на сторону венизелистов, в частности генеральный консул в Одессе Камсамбели. В конце апре- ля Временное правительство признало его официально как «вени- зелистского генерального консула»34. Демократическая обществен- ность России приветствовала республиканские идеи греческого на- рода. Московская газета «Утро России» выступала в поддержку Греческой республики, полагая, что «установление в Греции ре- спубликанского строя — лучший и наиболее прямой способ сделать страну сильной и независимой». В лице Венизелоса, заключала га- зета, у греков есть достойный глава этой республики»35 36. Бывшая монархическая газета «Новое время» поддерживала республикан- ские идеи греков и обещала оказывать им поддержку™. Обществен- ное мнение Франции и Англии также требовало решительного уре- гулирования греческой проблемы. Как писал Диомидис, все париж- ские круги ждут от Венизелоса решительных действий — сверже- ния династии и установления республики. Была развернута даже кампания против премьер-министра Франции А. Рибо, обвиненного в недостаточной решительности37. Во французской прессе были нередкостью статьи наподобие передовицы в «Эко де Пари»: «Венизелос! Учреждайте республи- ку!»38 Общественность Англии была более сдержанной, но также считала необходимым положить конец политическому расколу в Элладе. Однако английские руководители внешней политики реши- ли вопрос однозначно. Отвечая на вопросы депутатов относительно формы правления в этой стране, лорд Сесил, например, отвечал, что греческому народу будет предоставлена полная свобода прове- сти плебисцит относительно образа правления, но что во время войны он практически неосуществим39. Демократическая волна, поднявшаяся в этой балканской стране под сильным впечатлением от русской революции, вскоре натолк- нулась, однако, на стену непонимания со стороны правительств де- ржав Антанты. Больше всех был обеспокоен высказываниями Вре- менного салоникского правительства относительно возможного ус- тановления республики в Греции Форин оффис. Руководители 33 Русская Воля. 1917. 21 апр., 4 мая. м АВПР, Ф. Политархив 1917, д. 3826, л. 164. 35 Утро России. 1917. 1/14 июня. 36 Новое время. 1917. 1/14 июня. 37 Leon G. Greece... Р. 480—481. 38 Соколовская О. В. Греция в годы первой мировой войны. М., 1990. С. 147. 39 Там же. С. 148. 17* 259
внешнеполитического ведомства Англии немедленно снабдили лор- да Грэнвиля40 инструкциями, преследовавшими цель примирения Венизелоса и Константина. Потерпев вскоре неудачу, Англия со- гласилась лишь с необходимостью высылки из страны короля Кон- стантина. На состоявшейся в середине апреля встрече глав правительств Франции, Великобритании и Италии в Сен-Жан де-Мориенн было решено убрать греческого короля германофила и предоставить гла- ве Салоникского правительства свободу действий. Однако вопрос о будущем государственном устройстве Греции был решен не в поль- зу демократических устремлений греческого народа. Так, Соннино, не возражая против перемены на греческом престоле, умолял за- падных коллег отказаться от идей учреждения республики, объяс- няя свой страх тем, что ее «провозглашение... могло бы отразиться на внутренней политике других стран... например, в Италии могло привести к внутренним беспорядкам и саботажу войны». Ллойд Джордж и А. Рибо, приняв во внимание беспокойство Италии, на чьей территории в то время шли серьезнейшие сражения с врагом, оставили этот вопрос открытым. Французское правительство, ко- торое ранее активнее других агитировало за установление ре- спубликанской формы правления в греческом государстве, теперь заявило, что оно не имеет в виду способствовать победе там ре- спубликанского движения, считая, что это привело бы к анархии в стране41. Временное правительство России проводило в греческом вопросе единую с союзниками линию, в том числе в вопросе об установле- нии республики в Греции. В революционной спешке 1917 г. Вре- менное правительство не успевало поменять дипломатический корпус МИДа за границей и его интересы представляли, как правило, люди монархических убеждений. Однако в вопросах внешней политики Временное правительство во многом было последователем старого курса, но облеченного, на словах, в более демократическую фразе- ологию. Так случилось и с греческой политикой. Республиканское движение вызывало сильное беспокойство у ярого монархиста, быв- шего егермейстера двора российского посланника Е. П. Демидова, который неоднократно сообщал в МИД о нежелательности установ- ления республиканского строя в греческом королевстве. В ответ на это новый глава МИД П. Н. Милюков телеграфиро- вал Е. П. Демидову: «Не предрешая вопроса о форме правления в Греции, в случае государственного переворота, мы, тем не менее, никоим образом не можем поддерживать теперешнего короля, про- тив которого резко высказывалось наше общественное мнение, с чем в настоящее время мы не можем не считаться. Кроме этого, наши союзные отношения к Франции, лежащие в основе нашей ев- ропейской политики, не могут быть поколеблены или поставлены в зависимость от сравнительно второстепенного греческого вопро- 40 Представитель правительства Великобритании при временном правительстве в Са- лониках с января 1917 г. Европейские державы и Греция в эпоху мировой войны. М., 1922. С. 184; Раздел Азиатской Турции. M., 19x4. С. 319. 260
са»42. Одновременно он, сообщая о беспокойстве Демидова париж- скому и лондонскому посланникам России, писал, что МИД также считает, что «водворение в Афинах Венизелоса, в особенности в качестве президента республики, не встретит единодушного при- знания в Старой Греции и не обойдется без поддержки его ино- странными отрядами, что, конечно, ослабит живую силу Солунской армии»43. «Я полагаю,— писал Милюков,— что в случае отречения коро- ля решение такого важного вопроса, как установление нового обра- за правления в Греции, должно быть предоставлено самому грече- скому народу и предрешать его было бы нежелательно, так как это противоречило бы провозглашенным нашим правительством демок- ратическим принципам самоопределения народов». Такая постановка вопроса, по мнению П. Н. Милюкова, полностью отвечала россий- ским интересам в этом балканском государстве, так как могла, во-первых, избавить от нареканий в случае возникновения каких-ли- бо осложнений, во-вторых, устранить неудобства прихода к власти в Афинах лица, угодного или неугодного какой-либо одной державе. Преемник П. Н. Милюкова на посту министра иностранных дел России М. И. Терещенко продолжил эту линию МИДа в греческом вопросе. А. П. Извольский от имени русского правительства пред- ложил на Парижской конференции в мае 1917 г. союзникам про- грамму, состоящую из трех основных пунктов: не поддерживать ко- роля, не препятствовать венизелистскому движению и не поощрять великогреческих вожделений Венизелоса44. Английский посол во Франции сэр Ф. Берти записал в своем дневнике, что «было ко- мично слышать из уст монархиста Извольского декларацию от име- ни российского правительства, что греческому народу должна быть предоставлена возможность выбора республиканской или монархи- ческой формы правления...»45. Конференция ясно показала, что со- юзники не собирались нарушать принцип конституционной монар- хии в Греции. Демидов, не скрывая радости, телеграфировал в Петроград в начале июня 1917 г., что «державы-покровительницы решили восстановить единство королевства без нанесения ущерба конституционно-монархическому строю, который они гарантирова- ли Греции»46. 28 мая на англо-французской конференции в Лондоне был раз- работан окончательный вариант отречения греческого короля. Рос- сия не была поставлена в известность о решениях конференции. Италия же считала их незаконными, не соответствующими заклю- чениям конференции в Савойе и заявила, что она будет действо- вать в греческом вопросе самостоятельно. Политическое руководст- во действиями союзников в Греции англо-французская дипломатия поручила известному французскому дипломату А. Жоннару, назна- 42 Емец В. А. Очерки внешней политики России в период I мировой войны. М., 1977. С. 161; Соколовская О. В. Греция... С. 151. 43 АВПР. Ф. Политархив 1917. Д. Зо26. Л. 163. П. Н. Милюков — послу в Париж и 14/27 апреля 1917 г. 44 Емец В. А. Очерки... С. 162. 45 Берти Ф. За кулисами Антанты. М.; Л., 1927. С. 138. 46 Соколовская О. В. Греция... С. 152. 261
ченному Верховным комиссаром держав Антанты. Без осведомле- ния русского правительства 14 июня Жоннар от имени трех «де- ржав-покровительниц» — Англии, Франции и России — ультима- тивно потребовал отречения короля, угрожая высадкой 10-тысячно- го десанта и опубликовал воззвание к греческому народу о восста- новлении конституционных прав и единства греческого государства. Греческому монарху ничего не оставалось более, как обратиться к народу с призывом соблюдать, спокойствие и подчиниться решению держав Согласия. В стране, где ожидалось принесение присяги ко- ролевичем Александром (старшим сыном Константина) западные державы сочли более разумным не поднимать вопроса о форме гре- ческого государства. Отречение греческого короля-германофила было встречено с одобрением общественностью держав Антанты за исключением Италии, занимавшей особую позицию в греческом вопросе. «Рус- ское слово», заключая передовую статью по поводу отречения Кон- стантина и восшествия на греческий престол его сына Александра, восклицало: «...впрочем, над старой Европой дует ветер республи- ки, и кто может поручиться, что вместо Александра завтра в Афи- нах не будет заседать республиканское правительство Венизелоса, великого грека, первого, указавшего перстом на короля-предате- ля»47. Более трезво оценивая ситуацию, греческая газета «Продос» по поводу присяги нового монарха писала: «Народ не требует от своего короля ничего сверхчеловеческого, он просит его только лю- бить свою родину, уважать ее идеалы и не быть лидером партии. Если король Александр пойдет по следам деда, без сомнения, в его царствование будут вписаны лучшие страницы новогреческой исто- рии. Если же он хочет идти по стопам своего отца, то он не должен забывать, что греческому народу чуждо понятие абсолютизма»48. Политический кризис в греческом государстве был с большим трудом преодолен. Вскоре Э. Венизелос возвратился в Афины и за- нял пост премьер-министра, сместив всех сторонников опального короля Константина. Александр, присягнувший греческой консти- туции, одобрил решение своего премьера объявить всеобщую моби- лизацию. Несмотря на влияние, оказанное Февральской революцией в России на весь греческий народ, устремившийся к демократизации жизни, либералы при активном воздействии западных держав су- мели за короткое время направить весь пыл демократической борь- бы в более выгодное в то время для них националистическое русло. 27 июля 1917 г. Греческое королевство вступило в войну под вели- кодержавными лозунгами. 47 Русское слово. 1917. 1/14 июня. 48 АВПР. Ф. Канцелярия 1917. Д. 22. Л. 360. 262
В АССОЦИАЦИИ ПО ИЗУЧЕНИЮ ИСТОРИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ Осенью 1992 г. по инициативе и при самом активном участии академика Юрия Алексеевича Писарева была создана Ассоциация по изучению истории первой мировой войны. После длительного периода замирания исследовательской деятельности в этой исклю- чительно важной, но по разным причинам не избалованной внима- нием отечественных специалистов области знаний о человечестве в XX в. она получила мощный импульс и четкое идеологическое обоснование. Именно последнему Ю. А. Писарев придавал особое значение. Будучи великолепным знатоком событийной стороны вопроса, он всегда обращал внимание прежде всего на ключевой фактор — планетарный масштаб Великой войны в контексте циви- лизационного развития. И уже первые практические шаги Ассоциа- ции показали, что ее девизом могли бы стать вещие слова Н. А. Бердяева: «Я чувствовал с первых дней войны, что и Россия и Европа вступают в великую неизвестность, в новое историческое измерение»1. Короткая по времени, но без преувеличения можно сказать по- движническая деятельность Ю. А. Писарева в качестве руководите- ля Ассоциации — воплощение именно такого понимания концепту- альной сути программы научно-поисковых исследований по исто- рии первой мировой войны1 2. Проведенные уже осенью и зимой 1992 г. научные дискуссии посвящены были в сущности не частным проблемам, а всечеловеческим аспектам той роковой цепи выраста- ющих друг из друга событий, «хода вещей», которые поДвели к ми- ровой катастрофе, а затем предопределили ее течение и последст- вия. Разумеется, выход на уровень широких обобщений не отменя- ет проработку различных концепций и гипотез, внешне (только внешне!) ограниченных временными или пространственными рам- ками конкретных эпизодов или «случайных» явлений. Из отдель- ных кирпичиков постигаемой истины через преодоление субъектив- ного и приближение к объективизации наших представлений и дол- жна рождаться кладка, которую мы называем историческим объяс- нением целого. Таков был и смысл обсуждения темы о «германском золоте» — одной из не до конца разгаданных тайн, связанных с рождением государственности Советов. Напомним, что долгое вре- мя тема эта оказалась как бы выключенной из поля зрения иссле- дователей, сегодня же многие торопятся увидеть в истории «плом- бированного вагона» корень всех бед, обрушившихся на Россию с весны 1917 г. 1 Бердяев Н. А. Судьба России. М., 1990. С. 6. 2 Писарев Ю. А, Новые подходы к изучению первой мировой войны // Новая и но- вейшая история. 1993. № 3. С. 47—58. 263
4 марта 1993 г. под председательством Ю. А. Писарева в соот- ветствии с программой деятельности Ассоциации была проведена дискуссия о возвращении Ленина в Россию через Германию, ока- завшемся совсем не случайно в центре общественной полемики. Оживленный обмен мнениями, длившийся много часов, показал, что историки идут своим медленным и трудным путем, постигая истину через поиск документов, их идентификацию и перепровер- ку. Именно таким хотел видеть продолжение работы на обозначен- ном дискуссией исследовательском поле Ю. А. Писарев, скоропо- стижно скончавшийся 11 марта 1993 г. Мы публикуем доклады последней дискуссии в том порядке, в котором они были сделаны. ФРАНЦУЗСКАЯ РАЗВЕДКА ИЩЕТ «ГЕРМАНСКИЙ СЛЕД» С. С. Попова Недавно обнаруженные архивные документы1 раскрывают роль французских спецслужб, занявшихся летом 1917 г. сбором компро- метирующих Ленина документов по заданию министра вооружений Франции социалиста Альбера Тома, опасавшегося выхода России из войны. Альбер Тома приехал в Петроград в конце апреля 1917 г. Цель его приезда состояла в том, чтобы выразить доверие Временному правительству, лично А. Ф. Керенскому, и выяснить готовность русской армии к новым наступательным операциям на фронте. К тому же А. Тома выполнял функции чрезвычайного посла Франции в России до приезда в конце июля нового посла Нуланса, сменив- шего известного своими монархическими взглядами Палеолога. По- ка Нуланс не появился в Петрограде, все телеграммы шли за под- писью Палеолога, но с припиской «от имени Тома». Взгляды Палеолога на события в России отражаются в одной из его последних телеграмм. За два дня до приезда А. Тома он писал: «Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов узурпировал власть, став парламентом всей России и даже досрочно Учредитель- ным собранием, так как каждый день заставляет Временное прави- тельство принимать резолюции чрезвычайной важности. Более то- го, не проходит и дня, чтобы иностранные социалисты не прибыва- ли в Петроград. Ни один немецкий социалист еще не побывал здесь, но многие из уже прибывших пересекли без разрешения Германию и, возможно, сделали это на средства немецкого прави- тельства. В результате этого наплыва Петроградский совет скоро превратится в Международный социалистический конгресс. Впро- чем, в Таврическом дворце уже поют «Интернационал». Далее он заключает, что Россия, даже ослабленная внутренними конфликта- 1 В данной статье используются материалы Центра хранения историко-документаль- ных коллекций (далее ЦХИДК). 264
ми, остается важным фактором в войне» Отсюда вывод: приближа- ется час, когда Франция должна будет начать решительно разгова- ривать с русским правительством2. Та же озабоченность последствиями конфликтов в России для союзников сквозит и в одной из первых телеграмм из Петрограда А. Тома. Оказавшись сразу же по прибытии в Россию в самой гуще событий, он внимательно их изучает, встречается с министрами и военачальниками, следит за борьбой течений в левых партиях, за манифестациями и уличными выступлениями по случаю 1 мая. То- ма отмечает, что вечером в этот день на улицах Петрограда спон- танно возникали небольшие группы вокруг сторонников Ленина, которые вели активную пропаганду против продолжения войны. «Ораторы из партии эсеров,— писал он,— напротив, делали все, чтобы оспорить их, и с успехом говорили о необходимости продол- жения войны»3. Среди них Тома выделяет эсеров Савинкова, Авк- сентьева и лейтенанта Лебедева, недавно вернувшихся из Фран- ции. Именно это побудило Тома дать французскому правительству 2 мая 1917 г. телеграмму с предложением срочно направить в Рос- сию несколько сотен русских волонтеров французской армии, сто- ронников левых партий, чтобы они своей активной пропагандой среди русских войск на фронте и в тылу способствовали развитию событий в России в нужном для Антанты русле4 5. 6 мая телеграмма была уже на исполнении в генштабе французской армии. Органи- зация этой политической миссии была возложена на некоего Иппо- лита Луазона. 40—50 русских политэмигрантов, тщательно ото- бранных экспертами из МИД Франции, выехали через скандинав- ские страны в Петроград. Но в результате непредвиденных обстоя- тельств и разногласий среди членов миссии в Петроград прибыло всего несколько человек, да и те, как сообщала французская раз- ведка, почти все перешли на сторону большевиков^. В своей книге «Россия на историческом повороте» А. Ф. Керен- ский пишет, что Альбер Тома «привез с собой и передал князю Львову некоторую в высшей степени важную информацию о связях большевистской группы во главе с Лениным с многочисленными немецкими агентами»6. Проверим, насколько достоверно это утверждение. На наш взгляд, у А. Тома в апреле 1917 г. были лишь предположения в связи с проездом Ленина через Германию и никаких других серьез- ных улик. Ведь только по приезде в Россию Тома убеждается, что оппозиция в лице большевиков представляет значительную силу. Сошлемся на английского посла в России Бьюкенена, который пи- сал, что, несмотря на страстное красноречие А. Тома,- выступавше- го на многочисленных митингах солдат и рабочих с намерением во- одушевить русский народ по отношению к войне, «семя, которое он сеял, падало на бесплодную почву»7. 2 ЦХИДК. Ф. 198. Оп. 9а. Д. 11958. Л. 77, 78. з Там же. Л. 135. 4 Там же. Л. 136. 5 Там же. Ф. 7. Оп. 2. Д. 606. Л. 164; Ф. 7. On. 1. Д. 752. Л. 305. 6 Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте. Мемуары. М., 1993. С. 220. 7 Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. М., 1924. С. 243. 265
Показательно также, что только в начале июня 1917 г. А. Тома направляет предписание начать расследование французскому воен- ному атташе в Стокгольме, своему однофамильцу Л. Тома: «Нужно дать возможность правительству Керенского не только аресто- вать,— пишет он,— но и дискредитировать в глазах общественного мнения Ленина и его последователей, а для этого необходимо выяс- нить, при каких условиях противники революции смогли проник- нуть на территорию новой Республики, откуда поступают деньги, которые они так легко раздают, и кто за ними стоит. По моим пер- вым сведениям, ключ проблемы в Швеции. Срочно направьте все ваши поиски в этом направлении и держите русское правительство в курсе ваших действий и поисков»8. Текст данного предписания приводил Л. Тома в своих воспоминаниях, опубликованных в 1933 г. во французской газете «Ордр». Ни А. Ф. Керенский, ни ис- торик С. П. Мельгунов9 в своих работах на них не ссылаются. Вид- но, эта публикация прошла ими незамеченной. Но то, что именно такого рода указания были даны Альбером Тома и что это случи- лось именно в июне, подтверждается документально телеграммами Л. Тома из Стокгольма от 24 июня 1917 г.10 * В поле зрения «взявшей след» французской разведки попадает Я. С. Фюрстенберг-Ганецкий, являвшийся членом Заграничного представительства большевистского ЦК в Стокгольме. Начинается наблюдение за ним, сбор сведений на лиц, с которыми он встречал- ся, о его активной переписке с Петроградом, коммерческой дея- тельности. Вся информация стекается к Альберу Тома и в межсо- юзную секцию военного министерства Франции, куда входили на- чальники разведок союзных военных миссий во Франции. Россия была представлена там Павлом Игнатьевым, братом начальника русской военной миссии во Франции Алексея Игнатьева. 24 июня Л. Тома сообщает первые сведения, собранные на Яко- ва Фюрстенберга-Ганецкого11: последний, как выяснилось, являлся клиентом Nya Banken с апреля или мая 1916 г., куда был рекомен- дован Максом Гуревичем, занимавшимся коммерческими операция- ми с Германией и Румынией; с 30 января по 8 июня 1917 г. Рус- ско-Азиатский банк перевел на счет Фюрстенберга в Nya Banken 416 тыс. руб. от разных лиц (в том числе от некоей Сумен- сон 200 тыс.). Выяснилось, что Фюрстенберг имел также счет в Kjoebenhanus Laancog Diskonto Bank12. Л. Тома предлагает своим коллегам в Копенгагене и Петрограде заняться поиском нужных сведений в Русско-Азиатском, Сибирском и Копенгагенском бан- ках. Сам он сконцентрировался на изучении финансовой деятель- ности Nya Banken. Следует просьба выяснить, действительно ли Фюрстенберг — владелец коммерческой фирмы в Копенгагене, ко- торая занималась покупкой чулок и трикотажа в Германии и про- дажей их в России, так как предполагается, что «это может быть 8 ЦХИДК. Ф. 7. On. 1. Д. 752. Л. 306. 9 Мельгунов С. П. Золотой немецкий ключ большевиков. Нью-Йорк, 1989. Ю ЦХИДК. Ф. 7, оп. 2, д. 1534, л. 118, 243. н Там же. Л. 116—118. 12 Там же. Л. 117. 266
только фасад для прикрытия движения крупных фондов». Л. Тома резюмирует: «Очень скромная жизнь, которую ведет Фюрстенберг, его нахождение в Швеции, когда он ведет дела в Копенгагене, под- верждают эту гипотезу»13. Через четыре дня, 28 июня 1917 г., резиденты французской разведки в Дании информируют французское военное министерст- во14, что еще в 1916 г. они сообщали о некоем Я. Фюрстенберге, занимавшемся контрабандой немецких товаров и являвшемся уп- равляющим фирмы Handels Eksport Kompagniet, Aktieselskab в Ко- пенгагене. После выселения Фюрстенберга из Дании за причаст- ность к делу «по вымогательству условий» фирма была распуще- на15. В этом же отчете из Копенгагена, озаглавленном «Немецко- русские агентства пропаганды», одним из таких агентств называет- ся рабочая организация Arbejdernes Fallesorganisation (Kiefer, ets), p. s. Она, по словам одного из членов правления банка Den Danske Handelsbank, куда Фюрстенберг вложил часть своих средств после закрытия фирмы, могла сообщить все сведения о Фюрстенберге16. Помимо этого в отчете называется еще одно «русско-немецкое агентство» в Копенгагене — Общество изучения социальных по- следствий войны. Оно было основано Парвусом17 и занималось ста- тистической и библиографической деятельностью, но воспринима- лось многими как центр немецкой пропаганды. Так вот, француз- ская разведка в Копенгагене на основании того, что данное Обще- ство было создано исключительно немецкими и русскими социал- демократами, работало в основном в России, и, наконец, что там каждое утро бывает русский социал-демократ Парвус-Гельфанд, сделал следующий вывод: «Руководители социал-демократической датской партии Боргбьерг, Стаунинг и т. д., участвующие в немец- кой организации Arbejdernes Fallesorganisation, р. s. представляют собой “звено* в русско-германских намерениях по заключению ми- ра, которые исходят из Германии и, проходя через Швейцарию, Россию, Швецию (Стокгольм) и Данию, возвращаются в Герма- 13 ЦХИДК. Ф. 7, оп. 2, д. 1534, Л. 118. 14 Там же. Л. 112—114. 15 Я. С. Фюрстенберг-Ганецкий не был управляющим фирмы (см.: Правда. 5 июля (22 июня) 1917 г.). Как и многие другие русские эмигранты разной политической ориентации, он некоторое время работал в торговой фирме Парвуса (о Парвусе см. ниже). 16 ЦХИДК, ф. 7, оп. 2, д. 1534, л. 112. 17 Парвус-Гельфанд А. Л. играл заметную роль в социал-демократическом движе- нии России, затем Германии. Вместе с Троцким он принимал участие в револю- ционных событиях в России 1905 г., активно занимался литературной и издатель- ской деятельностью, а с 1910 г. не менее активно — коммерцией. Спекуляции в разных странах принесли ему значительный капитал, который он помещал в швейцарские банки. Во время войны за Парвусом утверждается репутация агента немецкого и турецкого правительств, авантюриста крупного масштаба, использо- вавшего политику в целях наживы. С начала войны Парвус поддерживал полити- ку немецкого правительства и правого крыла немецкой социал-демократии в воп- росах войны и мира. Парвус пытался при проезде Ленина через Стокгольм в ап- реле 1917 г. встретиться с ним, но Ленин категорически отказался. (См.: Пар- вус А. Л. Правда глаза колет, личное разъяснение Парвуса. Стокгольм, 1918 г.). Парвус для Ленина всегда оставался одиозной фигурой. В 1922 г. Ленин требовал начать следствие по поводу «рекламирования идеи Парвуса* — публикации в «Известиях» содержания его брошюры «Дорога к хозяйственному спасению* (См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 381). 267
нию. Без сомнения, вышеназванные лица находятся в связи с ос- новным русским автором Лениным»18. Такого рода умозаключения типичны для донесений француз- ской разведки этого периода, не осведомленной о противоречиях и конфликтах, раздиравших мировую социал-демократию. Ей не бы- ло известно и о крайне подозрительном отношении лидеров боль- шевиков к Парвусу. Помимо предписания Альбера Тома «доказать в интересах Вре- менного правительства, что группа большевиков из окружения Ле- нина получает немецкие деньги»19, Л. Тома получил от него также указание «явиться лично к М. И. Терещенко в Петроград, чтобы реорганизовать службу контроля за пассажирами, которым разре- шен въезд в Россию»20. Следуя ему, в конце июня — начале июля Л. Тома приезжает в Петроград. Вероятно, именно он и пере- дал через Пьера Лорана21 начальнику петроградской контрразведки Борису Никитину первую партию телеграмм, которыми обменивал- ся Я. С. Фюрстенберг-Ганецкий по приезде своем в начале мая в Стокгольм с В. И. Лениным, членами Исполнительного комитета Петроградского совета М. Ю. Козловским и А. М. Коллонтай, а также с Е. М. Суменсон22. Всего французской разведкой было пе- рехвачено 29 телеграмм, тексты которых приводит Б. В. Никитин в своих воспоминаниях, впрочем считая часть их «иносказательны- ми»23. Переписка Я. С. Фюрстенберга-Ганецкого с Суменсон, имевшая чисто коммерческий характер, тем не менее дала повод Никитину считать и Суменсон членом большевистской партии, через кото- рую, как он полагал, в казну большевиков поступали немецкие деньги, так как «прикрываться коммерческой перепиской — обыч- ный прием шпионов»2*. Французская разведка была убеждена, что в телеграммах использовался условный телеграфный код для от- правки денег и уведомления об их получении. Однако последнее подозрение не получило подтверждения со стороны службы телеграфного контроля за корреспонденцией в Петрограде, направившей в июле 1917 г. в военное министерство Франции справку, озаглавленную «Переписка Ленина»25. В ней со- общалось, что Я. Фюрстенберг — основной корреспондент группы Ленина в Швеции, которому было поручено организовать сбор чле- нов этой группы и сбор всей литературы для пропаганды идей пар- тии; что сразу же по приезде в Стокгольм он направил идентичные 18 ЦХИДК, ф. 7, оп. 2, д. 1534, л. 114. 19 Там же. Л. 243. 20 Там же. 21 Пьер Лоран возглавлял до конца 1918 г. созданный им в Петрограде по поруче- нию военного министерства Франции филиал разведслужбы 2-го бюро генштаба французской армии. 22 Е. M. Суменсон — частное лицо, жила в Петрограде, занималась коммерческой деятельностью, не имела никакого отношения к большевистской и другим парти- ям. 23 Никитин Б. В. Роковые годы (новые показания участника). Париж, 1937. С. 112—115. «Вся имеющаяся у нас информация относилась к Стокгольму»,— писал в своих «Мемуарах» А. Ф. Керенский (Указ. соч. С. 376). 24 Никитин Б. В. Указ. соч. С. 117. 25 ЦХИДК. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1534. Л. 101. 268
телеграммы с извещением о своем приезде четырем адресатам в Петрограде: Коллонтай, Козловскому, сестре Ленина — Ульяновой по адресу: Широкая, 48/9 (уточняется, что это адрес Ленина)26 и Суменсон. И далее делался вывод, что наблюдение за корреспон- денцией позволило установить следующее: «Три первых адреса чи- сто политические, напротив, телеграммы, которыми обменивался Я. Фюрстенберг с Суменсон, коммерческого характера. Задолго до революции они показались подозрительными всего лишь с коммер- ческой точки зрения, так как товары, предлагавшиеся Я. Фюрстен- бергом для Суменсон, могли быть немецкого происхождения (са- лол, химические продукты, дамское белье, карандаши и т. д.)»27. Очень активную деятельность по сбору компрометирующих большевиков сведений развил французский военный атташе в Пет» рограде Лавернь. За неделю до ареста большевиков он сообщает о первых результатах, которых удалось добиться «в изучении дела Ленина и большевиков, благодаря помощи Копенгагена и Сто- кгольма»28. Что же было ими обнаружено? 1. Главным политиче- ским агентом большевиков в Скандинавских странах является Яков Фюрстенберг, который служит посредником и для социалистиче- ских партий нейтральных стран. 2. Я. Фюрстенберг— немецкий агент, передающий Берлину информацию о намерениях большеви- ков. 3. Предположительно, многие из его окружения, связанные с Ле- ниным, также являются немецкими шпионами. 4. «По еще не уточ- ненным, но правдоподобным данным», сестра Ленина занималась шпионажем в восточной армии, а муж другой сестры — управляющий самого подозрительного страхового общества «Волга» и т. д.29 Вот какое доказательство в получении большевиками немецких денег приводит Лавернь: только что вложенные Суменсон 300 тыс. руб.30 на счет Фюрстенберга в Nya Banken, находящийся в Русско-Азиатском банке в Петрограде, немецкого происхождения, ибо Суменсон сейчас просто не в состоянии вложить такую сумму, не получив ее из немецких источников. Завершает телеграмму Ла- вернь следующей фразой: «Мы продолжаем здесь наши поиски, в особенности в банках. С помощью того, что осталось от русской контрразведки, с помощью Бурцева31 и майора Тома, с которым 26 По этому адресу проживала сестра Ленина — М. И. Ульянова. 27 ЦХИДК. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1534. Л. 101. 28 Там же. Л. 107—108. 29 Там же. Л. 108. зо Там же. Л. 108. 31 В. Л. Бурцев считал себя продолжателем идей «Народной Воли». В начале века он призывал к цареубийству, упрекал социал-демократов, в частности Ленина, за неприятие ими тактики индивидуального террора, занимался собиранием и пуб- ликацией документов революционного движения. В 1903 г. Бурцев приветствовал создание боевой организации партии эсеров, а с 1908 г. вел активную деятель- ность по разоблачению многих ее членов — агентов охранки, в том числе и Азе- Й. С 1909 г. он издавал с перерывами в Париже газету «Общее дело». После вральской революции Бурцев одним из первых включился в кампанию по обви- нению Ленина и большевиков в связях с немецким генштабом. Однако позднее С. П. Мельгунов писал (в 1940 г.): «Никаких конкретных доказательств наш исто- рик (Бурцев.— С. Л.) революционного движения и политического сыска до сих пор в своих многочисленных статьях не привел, хотя и ссылался «а “официаль- ные документы", находившиеся в его руках и устанавливавшие "сношения Лени- на и Троцкого с представителями немецкой и австрийской полиции и военной разведки" (См.: Мельгунов С. Л. Указ. соч. С. 50—51)». 269
мы установили тесную связь во время его пребывания здесь (т. е. в Петрограде.— С. /7.), мы надеемся добиться удовлетворительных результатов». Для получения этих результатов он настоятельно просит выделять ежемесячно 5 тыс. руб.3^. Вскоре после ареста большевиков Лавернь телеграммой от 25 июля 1917 г.32 33 информирует французское правительство, что Временное правительство арестовало их «по обвинению в связи с врагом» на основании расследования, проведенного французскими военными атташе в Петрограде, Стокгольме и Копенгагене. По све- дениям, полученным от капитана Никитина, сообщает он, Сумен- сон при допросе призналась, что продала «20 млн немецких това- ров» (так в тексте.— С. П.) в России, что деньги от продажи това- ров перечислялись ею на счет Фюрстенберга или напрямую Коз- ловскому. От Фюрстенберга, по словам Суменсон, она получила через банк Азов-Дон с января 750 руб. Она же показала, что на ее счету в банке имелось 180 тыс. руб Л4, а также то, что получила от Фюрстенберга указание передавать Козловскому без квитанции и по первой просьбе любую запрашиваемую им сумму35. Арестован- ная жена брата Я. Фюрстенберга показала, что Ленин, по призна- нию самого Фюрстенберга, получал крупные суммы от лица в Пет- рограде, имя которого держится в секрете36. Итак, факт движения денег подтвержден, но, как видим из телеграмм, немецкие миллио- ны французской разведкой еще не найдены. Но вот 26 июля 1917 г. Лавернь направляет письмо в воен- ное министерство Франции37, где сообщает об обнаруженных им 37 млн руб., поступивших в Россию из шведских, норвежских, датских и финляндских банков за март — июнь 1917 г., при- чем, 31 млн — из семи крупных банков Стокгольма (из Private Central Bank — 7,7 млн, из Nya Banken — 3,3 млн, из Handels- bank — 2,7 млн, из четырех других банков — 3,1 млн) и двух крупных банков Гельсингфорса (из Kausallis — 11 млн, из Nordiska — 3,3 млн). Из поступивших 37 млн 30 млн были по- лучены: банком Азов—Дон — 13 млн, Коммерческим иностранным банком — 5 млн, Сибирским банком — 4,4 млн, шведской мис- 32 ЦХИДК. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1534. Л. 108. 33 Там же. л. 214—215. 34 Там же. Л. 215. 35 А. г. Шляпников — связной между русским и заграничным бюро РСДРП, зани- мавшийся к тому же «огромной работой по изысканию материальных средств для партии», в своих воспоминаниях, опубликованных в 1923 г., писал о безуспешных попытках в начале 1917 г. пополнить партийную кассу большевиков. Он пытался это делать за счет денежной поддержки «бывших» социал-демократов, занимав- ших в то время видные посты на капиталистических предприятиях или в обще- ственных организациях, служивших инженерами и директорами крупных фирм, зарабатывавших десятки тысяч рублей... «К некоторым из этих господ, ныне явля- ющихся “товарищами*, членами нашей РКП, я лично посылал людей для зонди- рования почвы, но безуспешно... На наш призыв ответили очень немногие и очень “некрупные* по своему тогдашнему положению в “обществе* товарищи». (См.: Шляпников А. Г. Канун семнадцатого года. М.; Пг., 1923. Ч. II. С. 98, 99). Если верить этим заявлениям А. Г. Шляпникова, то можно высказать предположение, что одним из таких немногих и «некрупных» товарищей и был Я. С. Фюрстен- берг-Ганецкий, направлявший через М. Ю. Козловского часть средств от своей коммерческой деятельности в казну большевиков. 36 ЦХИДК. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1534. Л. 215. 37 Там же. Л. 207—208. 270
сией — 7,6 млн38. Лавернь высказывает предположение, что имен- но в этих крупных банках и нужно искать поставщиков субсидий для партии большевиков и распределителей средств в Петрограде для большевистских агентов. Запомним цифру в 3,3 млн руб., поступивших в Россию из Nya Banken, и зададимся вопросом, что обнаружил Л. Тома при рассле- довании его финансовой деятельности? Об этом он поведал в своих воспоминаниях. Как любые воспоминания, они субъективны и даже тенденциозны. Вот, например, его суждение в отношении роли А. Тома в событиях в России: «На пути к пропасти, куда необду- манно устремилась Россия, только один человек попытался при- остановить безрассудное, безоглядное движение вперед мужиков и интеллигенции, лишенных рассудка от слишком легкого и полного осуществления их надежд. Этим человеком был Альбер Тома»39 40. Но тем не менее два факта, содержащиеся в воспоминаниях, заслуживают серьезного внимания. Л. Тома пишет: «Ленин не был платным агентом Германии в том смысле, что не получал от не- мецких властей задания действовать определенным образом в об- мен на денежное вознаграждение или на заранее оговоренную вы- году. Ленин был агитатором, на успех которого Германия делала ставку и которому она поставляла необходимые средства для веде- ния пропаганды»*0. Далее он сообщает: «Именно торговые книги Nya Banken позволили нам обнаружить тайную сделку, которая су- ществовала между Германией и большевиками. Увы! Там же мы нашли много другого и, в частности, вещественные доказательства в форме чековых книжек, которые перед революцией марта 1917 г. службы немецкой пропаганды использовали для оказания поддерж- ки борьбы русских прогрессивных партий против царизма, они же обеспечивали субсидиями и некоторых крупных чинов царского правительства, находившихся за границей, с целью склонить их к мысли, что продолжение войны для России гибельно»41. Так не по этой ли причине Временное правительство выпустило арестованных в июле 1917 г. большевиков? Как заявил А. Ф. Ке- ренский в интервью французскому социалисту Борису Суварину и одному из лидеров эсеров И. А. Рубановичу, опубликованному в июле 1918 г. во французской газете «Верите»42, это было сделано «за отсутствием доказательств». Ведь тот «психологический мо- мент» для ареста большевиков, который выжидало Временное пра- вительство, был уже использован43. Б. В. Никитин был убежден, что петроградские солдаты в июле 1917 г. перешли на сторону Вре- менного правительства только после начавшейся кампании по об- винению Ленина и большевиков в связи с немцами44. 38 ЦХИДК. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1534. Л. 208. 39 ЦХИДК. Ф. 7. On. 1. Д. 752. Л. 306. 40 Там же. 41 Там же. Л. 305. 42 Там же. Ф. 1. Оп. 11. Д. 7477. Л. 85. 43 Об ожидании этого «психологического момента» П. Н. Милюков говорил еще в апреле 1917 г. английскому послу Бьюкенену (См.: Бьюкенен Дж. Указ. соч. С 228 ) 44 См.: Никитин Б. В. Указ. соч. С. 147. 271
В борьбе за власть, в которой, как известно, все средства хоро- ши, в июле 1917 г. победу одержало Временное правительство. И в этой победе существенную поддержку ему оказала французская разведка. Обвинительный акт против большевиков в «государствен- ном заговоре и сотрудничестве с врагом» был составлен Пьером Ло- раном, по его собственному признанию, по просьбе главы кабинета Временного правительства Г. Е. Львова и министра иностранных дел М. И. Терещенко и не был использован лишь из-за оппозиции А. Ф. Керенского45. И все же, что еще могло скрываться за фасадом Nya Banken? Что, например, было известно о его руководителях? И вновь доку- менты французских разведчиков помогают нам восстановить исти- ну. Оказывается, Л. Тома интересовался этим вопросом и в связи с ним сообщал о следующем факте. Военный атташе Франции в Пет- рограде с фотографиями документов Nya Banken в руках (доказы- вающих якобы, что этот банк служил посредником между немец- кими спецслужбами и шведской социалистической партией) наста- ивал на включении Nya Banken и его директора Олофа Ашберга («одного из самых уважаемых членов партии», по словам Л. Тома) в черный список Антанты. Но Альбер Тома из политических сооб- ражений решительно воспротивился этому46. Так кем же был этот таинственный банкир? Сторонником кайзера? Вовсе нет. Олоф Аш- берг был известен своими левыми демократическими взглядами. С 1925 г. он жил во Франции и находился под наблюдением фран- цузских спецслужб. Сохранились результаты допроса французской разведкой Олофа Ашберга, арестованного в 1939 г. в результате до- носа, в котором его, финансировавшего антинацистскую пропаган- ду во Франции и оказывавшего помощь республиканской Испании, обвиняли даже в связи с Герингом. И вот на допросе он, в частно- сти, показал, что в 1912 г. основал в Стокгольме Nya Banken, а в 1915 г. через Русско-Азиатский банк завязал связи с царской Рос- сией, участвовал в переговорах с США о получении для России ссуды в 50 млн долл. После отречения царя Ашберг установил кон- такты с Временным правительством, вложив в «займ свободы» Вре- менного правительства 2 млн руб. (вспомним о 3,3 млн. руб., по- ступивших в Россию из Nya Banken за первые четыре месяца су- ществования Временного правительства). Ашберг продолжал под- держивать финансовые связи и с советским правительством, кото- рые были прерваны в 1924 г.47 В имеющихся в нашем распоряжении документах французской разведки не содержится доказательств причастности лично Оло- фа Ашберга к организации проезда Ленина через Германию, к фи- нансированию большевистского движения и к связям последнего с немецким правительством. В совокупности же представленные здесь документы и факты, на наш взгляд, позволяют сделать вы- вод, что не было к моменту ареста большевиков в июле 1917 г. серьезных улик, подтверждающих получение большевиками немец- 45 ЦХИДК. Ф. 7. Оп. 4. Д. 91. Л. 36—39. 46 Там же. On. 1. Д. 752. Л. 304. 47 Там же. Д. 1111. Л. 116. 272
кого золота, а если и были косвенные свидетельства прохождения через Ниабанк немецких денег в пользу пропаганды заключения Россией сепаратного мира с Германией, то шли они не только боль- шевикам, но и на пополнение бюджета и подкуп других российских политических партий, организаций, должностных лиц. А это не хо- телось разглашать ни А. Ф. Керенскому, ни Альберу Тома, сыграв- шему инициативную роль в организации кампании по сбору поро- чащих большевиков сведений с целью устранения их с политиче- ской арены. ЧТО МОГ ЗНАТЬ С. IL МЕЛЬГУНОВ О ГЕРМАНСКОМ ЗОЛОТЕ Ю. Н. Емельянов С именем известного русского историка С. П. Мельгунова свя- заны не только драматические моменты развития отечественной ис- торической науки начала XX в., но и проблема так называемого германского золота. В судьбе Мельгунова не последнюю роль сыг- рало его знакомство и сотрудничество с М. Н. Покровским, и в этом оказалось замешанным «германское золото». Роли и месту Михаила Николаевича Покровского (1868— 1932 гг.) в русской и советской исторической науке, оценке его ис- торических взглядов и государственно-политической деятельности посвящена обширная литература. В последнее время, как никогда, не только ученых, но и широкий круг общественности, привлекает проблема соотношения науки и политики, влияние идеологического фактора на развитие, в первую очередь, общественных наук. В ли- це академика М. Н. Покровского, этого «большевистского сановни- ка и историка», по меткому определению Е. Д. Кусковой1, как раз и совместились две ипостаси, с одной стороны, политический и государственный деятель, в руках которого была сосредоточена большая власть в области научного строительства, и с другой — историк-профессионал, основатель советской школы историков- марксистов. Современному читателю личность Сергея Петровича Мельгуно- ва (1879/1880—1956 гг.) менее известна. Его научная и обще- ственная деятельность — историка, публициста, редактора широко известного до революции журнала «Голос минувшего» (1913— 1923 гг.), основателя первого в России кооперативного издательст- ва «Задруга» — и жизненный путь вместили все переломные мо- менты истории страны первой половины нашего века^. Мельгунову суждено было пройти трагическим путем, предначертанным судь- бой русской интеллигенции в революционные годы. На этом пути его ждали аресты, застенки ВЧК, громкий политический процесс 1 2 1 Кускова Е. Д. Во имя чего? // Последние новости. Париж, 1932. 23 апр. N? 4049. 2 См.: Емельянов Ю. Н. С. П. Мельгунов: в России и в эмиграции // Вопр. исто- рии. 1993. № 1. С. 110—115. 18 Первая мировая война 273
по делу так называемого Тактического центра, угроза расстрела и, наконец, насильственная высылка из страны в 1922 г. В эмиграции Мельгунов занялся воссозданием в своих трудах развивавшейся на его глазах всероссийской смуты. Им было положено начало деталь- ному изучению отдельных фаз российской революции: от полити- ческой ситуации в стране конца 1916 г. до ключевого вопроса, как большевики захватили власть. Все это звенья одного исследователь- ского поиска — революция 1917 г.3 Естественным продолжением явились его работы по истории гражданской войны4, в том числе и книга «Красный террор» (в которой автор показал, что классовый «красный террор» на деле был организованной и насаждаемой но- вой властью системой, от которой страдали все слои населения)5. Большое значение в ряду его работ имела также книга, посвя- щенная связям большевиков с немецким Генеральным штабом и получению ими денег на развертывание «революционной» (чи- тай — пораженческой) пропаганды в стране6. Мельгунов свел вое- дино все имеющиеся к тому времени данные о причастности боль- шевиков к этой акции, подвергнув их тщательному сопоставитель- ному анализу. В результате получилась, хотя и мозаичная, но вполне, как представляется, убедительная картина: да, немцы ре- волюцию субсидировали. Больше того, без их поддержки она могла бы и не состояться, и, тем более, утвердиться впоследствии в своем успехе. Предыстория работы следующая, и связана она, как это не покажется неожиданным, именно с М. Н. Покровским. В сентябре 1917 г. после возвращения Покровского из париж- ской эмиграции в Москву, он был приглашен на квартиру Мельгу- нова на заседание редакции журнала «Голос минувшего». Извест- но, что Покровский был активным автором журнала, поместив на его страницах десять статей и развернутых рецензий. Данное об- стоятельство давало редакции журнала считать Покровского чле- ном своего авторского коллектива, не числя при этом его «в ря- дах... близких друзей» ввиду принадлежности «к большевистской фракции». Этой встрече предшествовали известные июльские собы- тия, сопровождавшиеся, как известно, разоблачениями Г. А. Алек- синского и В. С. Панкратова в отношении связи большевиков с гер- манским командованием. В подобных условиях вполне естествен- ным был вопрос Мельгунова к Покровскому как к члену партии об его отношении к курсу ленинской политики и о происхождении тех 3 Мельгунов С. П. На путях к дворцовому перевороту: заговоры перед революцией 1917 года. Париж, 1931; Он же. Легенда о сепаратном мире (Канун революции). Париж, 1957; Он же. Мартовские дни 1917 года. Париж, 1956; Он же. Как боль- шевики захватили власть: октябрьский переворот 1917 года. Париж, 1953; Он же. Судьба императора Николая II после отречения. Историко-критические очерки. Париж, 1951. 4 Мельгунов С. П. Трагедия адмирала Колчака. Из истории гражданской войны на Волге, Урале и в Сибири. Белград, 1930—-1931. Т. 1—3. 5 Мельгунов С. П. Красный террор в России, 1918—1923. Берлин, 1924 (в том же году — 2-е, изд., доп.). Книга была переведена на английский, немецкий, фран- цузский, испанский и голландский языки; в 1990 г. она впервые была издана в СССР. 6 Мельгунов С. П. Золотой немецкий ключ к большевицкой революции. Париж, 1940. Все последующие издания книги выходили под названием «Золотой немец- кий ключ большевиков». 274
денег, о которых в те дни говорила вся страна» Покровский, не ко- леблясь, ответил утвердительно: «Деньги дали немецкие социал-де- мократы на общие революционные цели». Свое признание он со- проводил осуждением всей ленинской тактики и заявил, что «не выходит из партии только потому, что намерен бороться внутри ее с опасным направлением». Учитывая всю серьезность сообщенных сведений, было решено их запротоколировать. Мельгунов позже за- являл, что данный протокол должен находиться в его домашнем ар- хиве, оставленном в Москве в 1922 г.7 То же подтверждает и его жена, Прасковья Евгеньевна Степанова-Мельгунова8. Все эти данные были сообщены Мельгуновым в 1924 г. в рецен- зии «Большевистский историк о революции»9 на книгу Покровско- го «Очерки истории революционного движения в России в XIX и XX в.» (М., 1924). Рецензия четко характеризовала Покровского как личность. Подытоживая свои воспоминания, Мельгуйов замеча- ет, что «вскоре мы увидали на практике всю искренность призна- ния недостаточно еще ориентировавшегося в момент посещения на- шей редакции историка-марксиста». Да, прозрение наступило ско- ро, и Мельгунову первому было дано это почувствовать. Заседание на квартире Мельгунова положило начало резкому размежеванию. После избрания Покровского 14(27) ноября 1917 г. председателем Московского Совета рабочих и солдатских депутатов 2 декабря он получил уведомление от общего собрания членов из- дательства «Задруга» о возвращении ему его рукописи для готовя- щегося сборника «Россия и Польша». Собрание сочло невозможным вести с Покровским «при данных условиях какую-либо совместную работу ввиду того», что он принимает «официальное участие в дей- ствующей власти, которую собрание считает насильнической»10. Покровский «постарался» этого не забыть. Еще в марте 1917 г. Мельгунов был назначен ответственным за обследование и прием архивов Министерства внутренних дел (об- ратим внимание на данный факт), а также Московской духовной консистории и Миссионерского Совета. В результате 22 марта при Временном правительстве была создана Комиссия по разработке 7 Известно, что по высылке Мельгунова, его архив и богатейшая домашняя библио- тека были переданы в распоряжение Коммунистической академии. Мы не знаем, когда и с какой целью (об этом можно только догадываться) фонд был расформи- рован на четыре архивохранилища: Государственный архив Российской Федера- ции (ГАРФ. Ф. 1152), Рукописный отдел Российской государственной библиоте- ки (РО РГБ. Ф. 454), Архив Академии наук (ААН. Ф. 647) и Российский госу- дарственный архив литературы и искусства (РГАЛИ. ф. 305). Нии в одном из этих фондов данный протокол нами не обнаружен. 8 ГАРФ. Ф. 5881, оп. 2, д. 781, л. 15—15 об. 9 На чужой стороне. Берлин; Прага. 1924. Кн. VIII. С. 307—311. 10 Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦИХДНИ. Ф. 147. On. 1. Д. 47. Л. 6). Подобный же шаг был предпринят прав- лением «Задруги» и относительно другого коллеги, «марксиста» В. М. Фриче. П. Е. Степанова-Мельгунова объясняет это особыми мотивами, связанными опять же с «германским золотом». В данном случае речь шла о положении немецких пленных в столице, которое отнюдь не соответствовало их статусу военнопленных. Она приводит следующий факт: когда по распоряжению Фриче немецким плен- ным были выданы удостоверения, освобождающие их от обысков, то правление «Задруги», а перед этим и редакция журнала 30 ноября постановили сообщить Фриче о нежелании дальнейшего с ним сотрудничества (ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 781. Л. 1). 18* 275
политических дел г. Москвы (или Архива политических дел Моск- вы) во главе с Мельгуновым11. Получив доступ к святая святых бывшего режима, Мельгунов получил тем самым возможность начать (уже в 1918 г.) в издатель- стве «Задруга» выпуск «Материалов по истории общественного и революционного движения в России» (под его и М. А. Цявловского редакцией). Предполагалось издать тома: «1905 год», «Майский по- гром в Москве в 1915 году», «Ходынка», «Цензурная политика са- модержавия», «Русская провокация», о деятельности «Священной Дружины» и т. д. Однако серия ограничилась лишь выпуском в 1918 г. (двумя изданиями) сборника «Большевики»11 12. Несомненно, издателями руководило стремление уяснить, что же представляла собой партия, которая только что пришла к вла- сти — интерес, вполне обоснованный потребностями времени. Вряд ли составители ставили перед собой такую явно невыполнимую за- дачу, как написание истории большевизма. Их задача была скром- нее — публикация материалов по теме, благодаря неожиданно от- крывшемуся источнику. Другое дело, что обнародованные материа- лы Московской охранки продемонстрировали довольно-таки удру- чающую картину причастности некоторых членов партии к осведо- мительству (в частности, Малиновского, Брандинского и др.). Вполне естественно, что появление книги было истолковано властями как стремление представить массам историю большевизма в искаженном, фальсифицированном виде. Незамедлительно после- довали и административные санкции. Согласно постановлению от 19 апреля 1918 г., все секретные архивы передавались под контроль Советской власти, Комиссия политических дел Москвы была распу- щена и вместо нее был создан Архивно-политический отдел при СНК Москвы и Московской обл. За разъяснением Мельгунов 16 мая обращается к Покровскому как сотруднику того же архива и работавшего до этого вместе с ним. Покровский в своем «обстоятельном», а вернее, издеватель- ском по тону и доводам письме «разъяснил» Мельгунову, почему тот отныне не может работать в данном архиве. Покровский пи- шет, что Архив политических дел Москвы должен был якобы еще в ноябре 1917 г. перейти в ведение новой власти. Но тогда Советская власть еще не спешила подчинить себе эту организацию, так как полагала, что «люди, казавшиеся заслуживающими доверия, убе- дили нас, что в Комиссии преобладают элементы, если не прямо нам дружественные, то во всяком случае, строго нейтральные, что там ведется чисто научная работа», и что в это «мы поверили». Но, по словам Покровского, данной вере после выхода «Большеви- ков» не суждено было подтвердиться. Книга «жестоко разбила эти приятные иллюзии», «нас вольно или невольно обманули»,— писал Покровский. Деятели данного архива,— писал Покровский,— «от- нюдь не объективные ученые», преследующие задачу «сохранения» 11 РГБ. Ф. 454. Картон 1. Д. 78—79. 12 См.: Материалы по истории освободительного движения в России. Т. 1. Больше- вики. Документы по истории большевизма с 1903 по 1916 год бывшего Московско- го охранного отделения. 1-е и 2-е изд. М., 1918. 276
и «приведения в порядок научного издания исторических докумен- тов», а «публицисты, резко враждебные Советской власти, смотря- щие на архив, как на оружие в борьбе с этой властью». Покровский расценил книгу Мельгунова и Цявловского как ан- тисоветское выступление, ибо в ней история большевиков дана-де с позиций охранки, а опубликованные документы якобы изобилуют подтасовками и клеветой на большевиков. Заключал свой ответ Покровский следующим пассажем: «Ввиду колоссальной важности документов» данного архива «сформирована специальная Комиссия для надзора за архивом из представителей центральных и местных учреждений», а для руководства «приглашаются специалисты»13. Среди приглашенных новых специалистов имя Мельгунова не зна- чилось. К этому времени у Мельгунова был отобран и пропуск, что вообще лишало его возможности работать в архиве. Какова же связь между «германским золотом», архивом, книгой «Большевики» и самим Мельгуновым? Самая что ни на есть пря- мая. Все дело в том, что именно в этом архиве собирался материал, изобличающий лиц, связанных в той или иной степени с тайной германского золота. Советским властям об этом было прекрасно из- вестно. Так, еще в марте 1917 г. в газете народных социалистов (энесов) «Утро России» (№ 69) (кстати, членом не только этой партии, но и ее ЦК был Мельгунов) была опубликована заметка (без подписи) «Социал-демократ Г. А. Алексинский и война», в ко- торой приводились выдержки из его письма к жене Т. И. Алексин- ской, перехваченного Департаментом полиции и переданного затем Московскому охранному отделению. Алексинский, в частности, сообщал, что «видел одного знакомо- го, едущего из Швейцарии в Россию», и тот рассказал ему «много интересного о похождениях Парвуса и других мерзавцах» и добав- лял «Готовлю еще разоблачения», которые, как мы уже знаем, не замедлили появиться в июле 1917 г. Таким образом, из архива убирались те, кто в какой-то степени был сопричастен с этой госу- дарственной тайной. Таким человеком в архиве был в первую оче- редь Мельгунов (уже посвященный в эту тайну самим Покровским) и нужен был лишь повод, чтобы расправиться с ним. Таковым по- водом и явился выход «Большевиков». Можно также предполо- жить, что публикатором выше приведенной газетной заметки мог быть и Мельгунов. За обладание тайной «золота», и не только за это, Мельгу- нову пришлось заплатить дорогой ценой. Да, он не принял Со- ветской власти, а потому боролся с ней. Известно, что за участие в подпольной организации «Тактический центр» Мельгунов был приговорен к расстрелу и спасли его только ходатайства Академии наук, В. Н. Фигнер и П. А. Кропоткина (кстати, Мельгунов на волю был выпущен 13 февраля 1921 г. в день смерти Кропоткина), но отнюдь не обращения к Покровскому, некогда коллеге по работе. 13 ОР РГБ. Ф. 454. Картон 1. Д. 18. Собранный материал по истории освободитель-* ного движения в России издатели были вынуждены опубликовать в «Голосе ми- нувшего» (1918, № 10—12). 277
В 1922 г. Мельгунов был выслан из страны без права возвраще- ния. Вместе с ним был выслан и тот круг лиц, который был свиде- телем «признаний» Покровского в сентябре 1917 г. (как, например, весь редакционный состав журнала «Голос минувшего» и все руко- водство кооперативного издательства «Задруга»). Вслед за высыл- кой Мельгунов уведомляется о том, что он лишается российского гражданства. Одновременно была решена и судьба журнала «Голос минувшего», только что отметившего 10-летний юбилей своего су- ществования. Он закрывается в 1923 г. Следует заметить, что за- крытие журнала, несомненно, связанного с тайной «золота», было не единственным фактом. Так, газета, издаваемая М. Горьким, «Новая жизнь» была закрыта еще весной 1918 г. за сообщение уже post factum о секретном заседании в Ставке 22 декабря 1917 г. при участии видных большевистских деятелей и представителей немец- кого командования. Другой пример. В 1924 г. в журнале «Былое» (N? 26) П. Е. Ще- голев публикует большую статью анонимного автора «Петрог- радская контрразведка накануне революции», снабдив ее приме- чанием, что она написана сотрудником разведки по горячим следам еще в апреле 1917 г. «по добровольному побуждению автора», и что тот работал «в качестве секретного сотрудника». Щеголев пообещал, что продолжение воспоминаний будет напечатано в следующих номерах. Вполне понятно, что никаких «продолжений» не последовало, сам же журнал был закрыт в 1926 г. А ведь речь в данном случае идет о журнале, который пользовался широкой правительственной финансовой поддержкой, а сам Покровский оценивал его до этого в высшей степени доброжелательных вы- ражениях. Чем же отмечено в то время поведение М. Н. Покровского? Мы, как известно, располагаем его «откровениями», засвидетельст- вованными пропавшим протоколом. Реакция Покровского на суще- ство вопроса вполне определенная. Это реакция человека, уверен- ного, что все компрометирующие его материалы уже ликвидирова- ны. Так, в своем сборнике статей «Октябрьская революция» он спокойно пишет о «германском золоте», как о провокации охранки с целью очернения большевиков14. В изданной в 1940 г книге «Золотой немецкий ключ большеви- ков» Мельгунов ставит окончательную точку в данной истории. Большевики деньги брали. А что это было именно так, свидетельст- вует в свою очередь и судьба самой книги: она увидела свет в мае 1940 г., а уже в июне перед вступлением немецких войск в Париж ее тираж был почти полностью уничтожен издателем фирмы «La Maison du livre etranger». Небольшая часть тиража, чудом спасен- ная автором, распродавалась им уже после окончания второй миро- вой войны в освобожденном Париже15. Мысли и наблюдения Мельгунова, связанные с проблемой полу- чения большевиками денег непосредственно от германского Гене- м Покровский М. Н. Октябрьская революция. Сб. статей. 1917—1927. М., 1929. С. 124—125. 15 Свободный голос. Париж, 1946. Июль. Сб. статей. С. 31. 278
рального штаба16 при содействии немецких социал-демократов17, получили свое подтверждение уже после второй мировой войны, когда стали доступными новые архивные материалы. В них некото- рые исследователи обнаружили документы, подтвердившие, по их мнению, участие имперской Германии в свершении «пролетарской Октябрьской революции» в России18. В вышедшей 1991 г. объемной монографии (331 стр.) А. Земана и В. Шарлау, опирающейся на многочисленные архивные источники и надежную библиографиче- скую основу, рассматривается биография А. Гельфанда (Парвуса). Авторами книги сделан категорический вывод: «Среди секретных документов, относящихся во времени первой мировой войны, зна- чительная часть была непосредственно связана с именем Александ- ра Гельфанда. Выяснилось, что он был центральной фигурой тща- тельно законсперированной связи имперского правительства с рос- сийской социал-демократической партией и, в частности, с больше- вистским крылом этой партии, возглавлявшимся Лениным. Таким образом, предположение о том, что правительство Германской им- перии принимало активное участие в распространении революци- онного движения в России во время войны, нашло теперь докумен- тальное подтверждение»19. Можно не соглашаться с категоричностью выводов Земана и Шарлау, ибо на этот счет есть и другие мнения, но нельзя и не за- метить того, что эти выводы, основанные на изучении новых доку- ментов, близки к точке зрения, высказанной в свое время С. П. Мельгуновым. 16 Мельгунов С. П. Приоткрывшаяся завеса // Последние новости. 1925. 15 февр. № 1476. Проблему получения денег Мельгунов на этот раз рассматривает в кон- тексте условий Брест-Литовского мира (3 марта 1918 г.). 17 На данное обстоятельство обратила внимание Е. Д. Кускова, выступившая с ре- цензией под названием «Человеческий документ* (Последние новости. 1925. 11 февр. № 1462), имея в виду опубликованный в СССР «Дневник» А. М. Кол- лонтай (М., 1925). Рецензент приводила свидетельства этой «излишне болтливой дамы», срывающие покров с тайны переправы русских социалистов из Германии в Россию. План такой переправы существовал и обдуманно проводился не только Людендорфом, но и немецкими социал-демократами, в данном случае Гере и Фуксом, которые стремились использовать русских социал-демократов, в частно- сти, большевиков в кампании по развертыванию антивоенной пропаганды в Рос- сии с целью ее подрыва изнутри. Сама Коллонтай в то время задавалась вопросом о том, не состоят ли эти ли- ца в связи с германским Генеральным штабом и не действовали они по его указа- нию? Видимо, эти сомнения Коллонтай стали основанием для изъятия впоследст- вии ее дневника из обращения. Для Коллонтай те высказывания были минутным проявлением совести, и то, что она не просто выехала с помощью немецких пар- тийных «товарищей», но и выполняла, мягко говоря, «определенные обязательст- ва», подтверждают следующие факты. Данные петроградской контрразведки лета 1917 г. свидетельствовали о том, что интенсивная переписка Петрограда с Парвусом шла через Финляндию по ли- нии Выборг — Торнео. Из данных следует, что в этот район постоянно выезжала Коллонтаи, и что, уходивший с ее дачи некий Лурье и был задержан в начале июля с письмом к Парвусу. Автор письма настойчиво упрашивал Парвуса «при- слать побольше материала». Произведенная графологическая экспертиза устано- вила почерк Ленина (См.: Никитин Б. Роковые годы. Париж, 1937. С. 111). И здесь круг замкнулся. 18 См.: Zeman А.-В, Germany and Revolution in Russia, 1915—1918. Documents from archives of the Germany Foreign Ministry. L., 1948; Moohead A. History of Russian Revolution. L., 1958. 19 Цит. по: Новый мир. 1992. № 10. С. 255. 279
О «ДОКУМЕНТАХ СИССОНА» (находки в архивах США) В. Л. Мальков Вынести свой приговор прошлому сегодня, кажется, способен каждый, посмотрев очередную ловко смонтированную киноленту. И диву даешься, как удивительно нелюбознательны были в отно- шении самих себя и окружающего их мира герои этого прошлого. Самый яркий пример — дело о «подрывной деятельности Ленина и большевиков в пользу Германии». Роберт Брюс Локкарт, английский разведчик с репутацией знато- ка русских дел, советовал британскому Военному кабинету в нача- ле 1918 г. признать большевистское правительство России de facto, хотя по Лондону ходили слухи о «германском следе» Октябрьской революции. 6, 8 февраля 1918 г. на своем заседании Кабинет от- клонил это предложение, но сами дебаты неожиданно вскрыли не- однозначность в подходе членов правительства Его Величества. Ллойд Джордж и Бальфур (оба они выступали за шаги в сторону признания) полагали, что следует согласиться с Локкартом по двум причинам. Во-первых, Локкарт находился в гуще событий и «ему вид- нее». Во-вторых, большевики — грозный противник как Австрии, так и Германии. Ллойд Джордж, продемонстрировав проницательность и интеллектуальное бесстрашие в анализе ситуации, заявил: «Россия является сейчас нашим самым мощным союзником в (курсив наш.— В. М.) Германии и в особенности в Австрии...»1. И без пояснений яс- но, что имелось в виду «подрывное» влияние большевистской револю- ции на положение в Центральных державах. Характерно, что с подоб- ным мнением перекликалась точка зрения авторитетных американ- ских экспертов, изложенная в секретном «Докладе о политике США в отношении России после прихода к власти большевиков», предназна- чавшемся для госсекретаря Роберта Лансинга1 2 3. Время составления до- клада — весна 1918 г. Совершенно определенно в пользу признания большевистского правительства de facto высказывался Артур Бул- лард — доверенное лицо полковника Э. Хауза в Петрограде*. Известно, однако, что в нашей текущей отечественной периоди- ке последнее время получила распространение другая версия, к ко- торой следует относиться со всей серьезностью, коль скоро она вол- нует умы. Наиболее четко эта версия была выражена на страницах журнала «Столица» А. Арутюновым в статье «Был ли Ленин аген- том германского Генштаба?»4. Справедливо указав на бросающиеся в глаза сомнительные места в ленинской переписке касательно де- 1 Kettle М. Russia and Allies, 1917—1920. L., 1981. Vol. 1. Ch. 8; Jones D, R. Docu- ments on British Relations with Russia, 1917—1918 // Canadian-American Slavic Stu- dies. 1973. N 7. P. 219, 350—375, 498—510; 1974. N 8. P. 544—562; 1975. N 9. P. 361-370. 2 Princeton University. Mudd Library. Robert Lansing Papers. Box 4. A. C. Coolidge to Lansing. May 20, 1918; см. также: Unterberger B.M. The United States, Revolutiona- ry Russia and the Rise of Czechoslovakia. Chapel Hill, 1989. P. 166. 3 Ibid. Arthur Bullard Papers. Box. 6. Folder: Writings. Subject — Russia, 1917—1919. The Russian Situation, 1918. Jan. 11—24. 4 Столица. 1991. № 1. C. 40—43. 280
нег партии и поставив несколько само собой напрашивающихся вопросов, он писал: «Теперь итоги. Группа большевиков из высше- го партийного эшелона во главе с Лениным, преследуя свои узкоко- рыстные цели, выражающиеся в намерении узурпировать государ- ственную власть в России, преднамеренно пошла на тайный сговор с германским генштабом и, получая крупные субсидии от него, ве- ла подрывную деятельность в пользу Германии...» Сказано пре- дельно категорично — Ленин, большевики были куплены герман- ским Генштабом. Цель, которую преследовали немцы,— добиться выхода России из войны, заставить ее подписать новый Тильзит- ский мир. Нужны дополнительные неопровержимые доказательст- ва? Они есть — так называемые документы Сиссона, обнародован- ные осенью 1918 г. в США правительственным Комитетом обще- ственной информации о санкции президента В. Вильсона. Мы не намерены останавливаться на несуразицах, которые со- держатся в статье А. Арутюнова. Проблема существует, и это глав- ное. Она имеет выход и на тайную дипломатию в финальной ста- дии Великой войны, и на историю разведки, и на чисто российские дела — ну, скажем, на вопрос об источниках финансирования по- литических партий (в частности, и большевистской партии), граж- данской этики, общественной морали и др. И здесь мы должны констатировать, что тема остается и будет, очевидно, долго оста- ваться открытой вопреки желанию либо тех, либо других вынести в праведном негодовании окончательный вердикт. Никакая душевная турбулентность, отображенная в печатном слове, не заменит логики документа, логики факта. Как прав был зна- менитый французский историк Люсьен Февр, когда писал в 1933 г. в своем этюде «История современной России. Неужели политика опре- деляет все?»: «...несмотря на все благие порывы, нет и не может быть истинного понимания там, где все отмечено печатью неизбежных и роковых симпатий и антипатий». Февр указал и на путь, ведущий к достоверным выводам, вполне поддающимся перепроверке в отличие от эмоционально-субъективного метода: если есть необходимость по- лучить ответ на то, что произошло с Россией с 1917 г., говорил он, то «зададим его десятку наблюдателей — французских, английских, американских и других, которые видели все это воочию...»5. Могут возразить: позвольте, а как же «документы Сиссона», во- шедшие в брошюру «Германо-большевистский заговор»^ с коммен- тариями самого Сиссона — видного правительственного чиновника тех лет, очевидца Октябрьской революции, изданные в США тира- жом 137 тыс. экз. в конце октября 1918 г. в качестве официальной версии о «германском золоте?» Ко всему прочему, разве их аутен- тичность не была подтверждена самыми большими авторитетами в области изучения документов подобного рода, одним из которых был отец — основатель архивного дела в США и редактор печатно- го органа Американской исторической ассоциации Фрэнклин Джей- мсон, а другим — крупнейший в ту пору знаток России и русского языка профессор Чикагского университета Самуэль Харпер? 5 Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 66. 281
Все верно. 70 документов, показывающих, как утверждалось в предисловии к брошюре, что Ленин и Троцкий были платными агентами германских спецслужб, являлись продуктом российского происхождения и оказались в руках американского правительства при посредничестве человека, газетчика, ставшего по доброй воле свидетелем «окаянных дней» в Петрограде в 1917 и 1918 гг. Верно и то, что столкнувшись с колебаниями ряда чиновников госдепар- тамента английского правительства и части либеральной прессы, руководство Комитета общественной информации сформировало комиссию из видных ученых (профессора Джеймсон и Харпер), ко- торые и вынесли свое заключение: сомнений быть не может, доку- менты подлинные. Не хочется подвергать сомнению и искренность намерений Сиссона докопаться до истины, продолжив процесс ве- рификации документов и после октября 1918 г., разыскивая новые подтверждения их достоверности. В сотрудничестве с госдепарта- ментом он взял интервью у некоторых очевидцев событий, запра- шивал Лондон. Многие трудности оказались преодолимыми, кроме одной. Ис- чезли бесследно оригиналы документов, врученные президенту Вудро Вильсону и погребенные в его личном архиве. Когда к нему обратились с просьбой провести генеральную разборку его бумаг, Вильсон, надувшись, отклонил ее, мотивируя желанием самолично вникнуть в их содержание. Однако после прихода в Белый дом республиканцев сотрудники нового президента Гардинга заявили, что документы утеряны, а супруга Вильсона со своей стороны восп- репятствовала дальнейшему продолжению поисков. Лишь в 1952 г. за месяц до окончания пребывания Трумэна в Белом доме они бы- ли обнаружены в одном из забытых сейфов резиденции президента. Тайну исчезновения «документов Сиссона» проясняют результа- ты их текстологического анализа, проделанного человеком, который был наилучшим образом для этого подготовлен и ныне здравствую- щим,— историком и дипломатом Джорджем Кеннаном, великолеп- но владеющим русским и немецким языками. В статье, опублико- ванной в 1956 г. в журнале «Journal of Modern History», Кеннан, использовав инструментарий лингвиста, историка и криминалиста, пришел к однозначному выводу: документы Сиссона — подделка. Здесь нет возможности углубиться в эту детективную и по-сво- ему поучительную в морально-этическом плане историю, связан- ную, в частности, с самокритичным признанием профессоров Джеймсона и Харпера в нарушении ими кодекса научной объек- тивности при проведении экспертизы «документов Сиссона». Мотив был в обоих случаях одинаков — давление политической конъюнк- туры и, как выразился впоследствии сам Харпер, «военный угар». Этот эпизод был предметом обсуждения на заседании Общества американских архивистов в 1982 г., где рассматривался как класси- ческий пример ловушки, в которую может загнать ученых-профес- сионалов искушение сделать уступку ажиотажному спросу, какими бы причинами он ни был вызван6. 6 Rapport L. Forging the Past// OOH Newsletter. 1983. Aug. Vol. 11. N 3. P. 11,12. 282
Насколько известно, ни англичане, ни французы не пошли на публикацию чего-либо похожего на «документы Сиссона». Вашинг- тон проявил в этом смысле особую заинтересованность и инициати- ву. Естественно заключить, что именно в американских архивах следует искать ответ на вопрос, как могла сложиться версия о «гер- манском золоте». Добавим, что очень многие герои или очевидцы русской смуты оказались впоследствии на земле Америки и, следо- вательно, могли в той или иной форме оставить свои «показания» для истории. Именно этим путем шел в свое время Кеннан, решив- ший разыскать оставшихся в живых участников достопамятного эпизода с германским золотом. На этом пути ему сопутствовало ве- зение. В бумагах Кеннана находим сведения о его беседах с А. Ф. Керенским. В письме Артуру Линку, крупнейшему специали- сту -вильсонов ед у, составителю многотомного издания бумаг прези- дента Вильсона, Кеннан делился с ним своими впечатлениями. «Так случилось,— писал он,— что, занимаясь документами Сис- сона, я недавно встретился с Керенским, который рассказал мне, что в самом начале этой истории (он думает, что это случилось осенью 1918 г.) сэр Артур Беренсон встретился с ним по поручению прези- дента Вильсона и задал вопрос касательно подлинности документов Сиссона. По словам Керенского, он ответил, что эти документы смесь правды и лжи и совершенно очевидно являются подделкой... Если это так, то здесь лежит разгадка напавшего на президента припад- ка раздражения, когда к нему обратились в связи с поисками ори- гиналов и, возможно, также того факта, что они были упрятаны в самый дальний угол самого потаенного сейфа в Белом доме...»7 В. Бумаги Кеннана, лишний раз убеждающие в присущей ему на- учной добросовестности и независимости суждений в самых дели- 7 Princeton University. Mudd Library. George Kennan Papers. Box 31. Kennan to Arthur S. Link. 1956. July 25. В своих мемуарах «Россия на историческом повороте» А. Ф. Керенский не- сколько раз касается вопроса о тайных связях большевиков и германского прави- тельства. Но, во-первых, все, что им было сказано в книге по этому поводу, не бо- лее чем скольжение по поверхности, и, во-вторых, отмечено печатью противоре- чивости. В одном месте он пишет, что «цели, которые преследовал Ленин и гер- манские “миротворцы", были диаметрально противоположны и, безусловно, не- примиримы» (Керенский А. Ф. Россия на историческом переломе, мемуары. M., 1993. С. 183), в другом —- что «перед своим возвращением в Россию Ленин взял на себя обязательство заключить как можно скорее сепаратный мир с Германией» (Там же. С. 216), и, наконец, в третьем — он с сожалением констатирует, что ар- хивы военного министерства и разведывательного отделения германского Генераль- ного штаба были полностью уничтожены огнем, а это — «огромная утрата для ис- тории России 1917 года» (Там же. С. 217). Не проясняет дело ссылка Керенского на якобы переданные в середине апреля 1917 г. Альбером Тома секретные документы для князя Львова. О содержании этих документов в книге не сказано ни слова (Там же. С. 220). Еще меньше фак- тической информации содержит рассказ Керенского о его встрече с Э. Бернштей- ном в 1923 г. То, чем поделился с ним Бернштейн, занимавшийся «расследовани- ем связей агентов германского правительства с ленинской группой большевиков», не вызвало у автора мемуаров никакой реакции, сам же он в свою рчередь пожа- ловался на скудость и ограниченность собственной информации (Там же. С. 376). Мемуары Керенского вышли в 1966 г. Он работал над ними много лет, имея возможность десятки раз перепроверить приводимые в ним факты и обогатить свои воспоминания первоисточниками самого различного происхождения. По мере надобности он так и поступал. Но в книге, «населенной» многими историческими персонажами, нет упоминания о «документах Сиссона». Скорее всего А. Ф. Ке- ренский полагал, что в этой истории давно поставлена точка. 283
катных вопросах истории советско-американских отношений,— це- лый материк сведений о персонажах, которые были непосредствен- но замешаны в истории с обнаружением «германского следа» Ок- тябрьской революции. Впрочем, оказалось, что ставший в 1918 и 1919 гг. на короткое время мировой знаменитостью Э. Сиссон, гла- ва Бюро Комитета общественной информации в Петрограде, оста- вил после себя лишь книгу маловыразительных воспоминаний. В исторических трудах, посвященных концу первой мировой войны и русско-американских отношений того времени, его имя встречается крайне редко, да и то, пожалуй, лишь в назывном смысле. Перепи- ска Джорджа Крила, влиятельного и приближенного к В. Вильсону шефа информационной службы США, с государственным секрета- рем Р. Лансингом оказалась тоже удручающе беззвучной, хотя, впрочем, и наводящей, может быть, благодаря этому на размышле- ния (следствие самоцензуры?). Но все усилия исследователя воз- награждаются знакомством с бумагами Артура Булларда — бли- жайшего сотрудника Сиссона в Петрограде, именуемого даже ше- фом Русского отдела Бюро Комитета общественной информации. Сейчас имя Булларда мало кому что-либо говорит, поэтому прежде чем перейти к анализу оставленных им документов, храня- щихся в библиотеке Принстонского университета, следует коротко остановиться на главных вехах его биографии. Блестящий журна- лист, работавший на самые широкочитаемые периодические изда- ния США (литературный псевдоним Альберт Эдвардс),, с начала века он проявлял повышенный интерес к развитию общественных процессов в России. Неудивительно, что в годы первой русской ре- волюции и сразу же после ее поражения он жил в России, постигая глубины разворачивающейся на его глазах исторической драмы. После февраля 1917 г., воспользовавшись своими дружескими отношениями с полковником Э. Хаузом, Буллард добился решения Белого дома о командировании его в Россию. Формально Буллард был приписан к Комитету общественной информации и подчинен Сиссону, фактически же — все обстояло совсем иначе. Сиссон не знал русского языка, Буллард владел им превосходно. Для Сиссона в России все было внове и все было чужим. Для Булларда, напро- тив, все двери были открыты и повсюду он встречал старых знако- мых — партийных вождей, политиков, журналистов. Все, на что был способен Сиссон,— это пропаганда американских ценностей. Буллард выполнял секретное поручение Хауза — раз или два в ме- сяц передавать по каналам дипломатической связи аналитический обзор событий, происходивших в России. Политическая разведка с выходом непосредственно на полковника Хауза и, следовательно, на президента (минуя посла Фрэнсиса и госсекретаря),— вот чем был занят Буллард. Насколько Буллард справился с возложенной на него миссией, можно судить по такому факту: после возвраще- ния из России в 1919 г. он был переведен на дипломатическую ра- боту и назначен шефом Русского отдела госдепартамента. Буллард оставил ряд замечательных по своей прогностической глубине, хотя кажущихся порой и парадоксальными, аналитиче- ских записок, направленных им в Вашингтон и в Версаль полков- 284
нику Хаузу. Одни их названия говорят о многом: «Россия в 1917—1919 гг.», «Русская ситуация», «Меморандум о большевист- ском движении в России»8 и др. Есть среди них и документ, специ- ально посвященный вопросу о «германском золоте». В первых своих депешах после октябрьских дней Буллард ка- сался «германского золота» лишь в общей форме, вскользь и глав- ным образом в связи с характеристикой непримиримой межпартий- ной борьбы в России. По его мнению, в этой стране все было под- чинено одному — истреблению противника, для чего любые сред- ства считались пригодными. Как о вполне рутинном деле он писал и о том, что подозрение в тайном сговоре большевиков с немцами повисло над ними немедля, как только лозунг прекращения войны безраздельно овладел российскими массами. Пропаганда большеви- ков в пользу мира была организована с таким размахом, пояснял Буллард в своем донесении от 17 ноября 1917 г. по новому стилю, что реанимация версии о германских целевых «взносах» в кассу большевиков воспринималась многими как само собой разумеющее- ся9. Но уже тогда же и тут же Буллард предупреждал от упрощен- ного изображения деятельности большевиков как простого произ- водного от германских интриг. Все значительно сложнее и серьез- нее, утверждал он, что не исключало «появления в будущем дока- зательств в пользу версии о принадлежности Ленина и большеви- ков к разряду людей, сознательно согласившихся быть германскими агентами»10. В целом, повторяем, Буллард еще в ноябре 1917 г. не придавал вопросу о германском золоте самостоятельного значения. По его убеждению, причины, сделавшие большевиков хозяевами положе- ния, были более глубокими, чем их игра на недовольстве войной. Но ход событий повелевал переставить акценты. Большевики цепко держались за власть, вынуждая союзников задумываться над про- граммой пропагандистских контрмер. Так всплыла вновь версия о «германском золоте», тем более, что союзным посольствам в Пет- рограде и в особенности посольству США приходилось выдерживать в буквальном смысле осаду со стороны добровольных коллекционе- ров разного рода порочащих большевиков материалов как правдо- подобных, так и просто по внешнему виду липовых. Помогая сбору и систематизации этих материалов (чем занялся Сиссон), Буллард посчитал нужным внимательно их проанализиро- вать с тем, чтобы отделить правду от вымысла, подлинник от под- делки. Высокое начальство в Вашингтоне накануне появления Сис- сона в столице США (май 1918 г.) с начиненным «динамитом» досье на большевиков, контрабандным путем вывезенным из Рос- сии, вправе было знать, какова цена добытых сведений, степень их достоверности, а также прогнозируемые последствия публикации. 8 Princeton University. Mudd Library. Arthur Bullard Papers. Box 6. «Russia 1917—1919, 17 November 1917», «The Russian Situation, 11/24 January 1918»; «Me- morandum on the Bolshevik Movement in Russia, January 1918». 9 Ibid. Arthur Bullard Papers. Box 6. Russia 1917—1919. By A. Bullard. «Russian Si- tuation, 17 November 1917 (Excerpt from Report to George Creel on Committee of Public Information Work)». io Ibidem. 285
Так, в марте 1918 г. из-под пера Булларда появился на свет мемо- рандум «О германском золоте»11. Был ли он отослан в Вашингтон раньше прибытия туда Сиссо- на, ознакомились ли с ним в Белом доме и госдепартаменте — не- ясно, но по свидетельству обычно хорошо осведомленных вашинг- тонских журналистов (Раймонд Клэппер), вопрос о том, публико- вать или не публиковать «документы Сиссона», вызвал неодно- значную реакцию президента Вильсона и госсекретарю Лансинга. Мнения их имели неодинаковые оттенки11 12. Президент медлил с ре- шением, впал в «задумчивость», Лансинг напротив настаивал на безотлагательной публикации. США приняли трудное решение о посылке экспедиционного корпуса в Сибирь, и госсекретарю каза- лось важным подкрепить эту весьма непопулярную акцию пропа- гандистским демаршем против «Совдепии». Меморандум «О германском золоте» составлен по строгим кано- нам следственного документа, в сухой, сдержанной манере, без от- ступлений в сторону рассуждений о судьбах русской демократии. Результат же анализа данных, относящихся к делу, был изложен по пунктам, позволяющим «начальственному глазу» легко схватить суть дела, и хотя выводы о возможном использовании документов сделаны в довольно-таки циничной форме, типичной для набирав- шей обороты психологической войны, тем не менее, пожалуй, глав- ное состояло в том, что Буллард при работе над меморандумом ру- ководствовался принципом классического правосудия, предполагаю- щим, что при всяком расследовании следует выслушать и другую, противную сторону (Audiatur et altera pars). В условиях смятения, царившего в среде союзных дипломатов и разведслужб, это свиде- тельствовало о завидном самоконтроле и желании докопаться до истины, какой бы «неудобной» она ни была. Записка-меморандум «О германском золоте» содержала ряд ло- гически увязанных положений. Недостаток места вынуждает нас воспроизвести их в виде кратких тезисов с цитированием ряда важ- ных фрагментов. Итак, экстракт из меморандума: 1. Обвинение большевиков и Ленина в том, что они находились на «содержании у Германии», не ново. Оно в виде слухов появля- лось и исчезало и до октября 1917 г. После же прихода большеви- ков к власти «сомнительные по виду и таинственные фигуры» ста- ли буквально осаждать союзнические миссии в России с предложе- ниями продать информацию о «германском следе». При ближай- шем ознакомлении выяснилось, что она не дает оснований для од- нозначного вывода с любым знаком. 2. Новая вспышка старого скандала — не за горами и соответ- ствует самой природе русского революционного движения, предста- вители которого всегда полагали, что «цель оправдывает средства». 3. Последующее вытекает из предыдущего. Правильное понима- ние ситуации с «грязными деньгами» может быть составлено толь- 11 Ibid. Box 6. Folder: Writings. Subject. Russia, 1917—1919. «German Gold, March 1918». 12 Library of Congress. Raymond Clapper Papers. Box 45. Correspondence, 1918. Clap- per to Olive Ewing Clapper. December 8. 1918. 286
ко в связи с историей революционного движения в России. Личный опыт Булларда, приобретенный в годы первой русской революции на посту секретаря американского Общества друзей русской свобо- ды еще до приезда в Россию, говорит о том, что многие выдающие- ся представители русского демократического движения (Брешко- Брешковская, Чайковский, Милюков) не гнушались получать фи- нансовую поддержку американцев при прямом посредничестве Бул- ларда. Во время русско-японской войны партия эсеров с согласия японского правительства и на деньги еврейских банкиров в Нью- Йорке вела агитацию против самодержавия в японских лагерях для русских военнопленных. Еще в первый свой приезд в Россию Бул- лард познакомился с финским революционером Зиллиакусом, кото- рый рассказал, что в Стокгольме передал русским революционным партиям «несколько миллионов» долларов, поступивших из Японии. «Почти все революционные партии России открыто брали японские деньги». Они не гнушались брать и английские деньги, и англичане, в период русско-японской войны относящиеся враждебно к России, также вложили большие деньги в русскую революцию, в частности, в транспортировку оружия. Иными словами, в период с 1905 по 1908 г. все революционные партии были «одним миром мазаны». Как будто бы напрашивается однозначный вывод. Но он неправомерен. Ни одна из революционных, антицаристских партий, пропаган- дировавших поражение царизма после 1914 г., не’была настроена прогермански. Действительно прогерманской партией в России бы- ла только Дворцовая партия. Но именно потому, что антицарист- ские партии были настроены против кайзера, они легко соглаша- лись «использовать его (кайзера.— В. М.) деньги в своих собствен- ных целях». 5. Едва ли «Ленина занимал вопрос, откуда он получал день- ги», и в то же время естественно, что немцы одобрительно относи- лись к идее возвращения Ленина в Россию после революции. Полу- чили ли они в обмен на согласие транспортировать Ленина на Вос- ток какие-либо обещания, не имеет значения. «Ленин все равно не чувствовал себя связанным ими». Конечно, для человека с Запада, оказавшегося в России, факт согласия большевиков взять деньги является доказательством того, что они — орудие в руках немцев. Для русского революционера все представляется иначе. «Очень воз- можно, что Ленин принял деньги с намерением в подходящий мо- мент надуть своих благодетелей». Одним словом у немцев был свой расчет, у Ленина — свой. 6. Причиной снятия обвинения с сидящих в тюрьме большеви- ков Временным правительством является то, что эсеровская партия сама получала деньги от Антанты. Боясь скандальной огласки, ее руководители посчитали за благо снять вопрос с повестки дня. 7. Доказательства виновности большевиков в виде преданных гласности документов было достаточно, чтобы любой американский районный прокурор мог возбудить дело, но они не могли бы рас- сматриваться американским судом в качестве основания для разби- рательства, а жюри присяжных вынесло бы свой оправдательный приговор за отсутствием необходимых улик. 287
8. «Если даже большевики и получали германское золото», их действия после того, как власть перешла к ним, показывают, что они перехитрили взяткодателей. 9. Генератором дела о «германском золоте» является партия ка- детов, которая не финансировалась никем, «кроме Антанты». Все материалы, поступившие в американское посольство и оказавшиеся в руках Сиссона, Булларда и Робинса (глава американского Крас- ного Креста),— из этого источника. Все они представляют собой копии с оригинала. Никто не видел оригинал. Ключевой фразой меморандума «О германском золоте» была следующая: «Если эта коллекция доказательств в лучшем случае и имеет какую-либо ценность или если даже их аутентичность ока- жется признанной, все это ничего не докажет, кроме разве того, что большевистские лидеры в. прошлом получали деньги из Герма- нии». Меморандум заканчивался обещанием приложить все усилия для пересылки всех «предполагаемых доказательств» в Вашингтон. «Здесь,— писал Буллард,— от них нет никакого проку. А в то же время есть вероятность, что они могут пригодиться в США, имея в виду наши внутренние дела». И далее: «Как газетная сенсация в Америке эта история могла бы стать страшным ударом по пацифи- стскому движению»13. Судя по всему, Буллард не был в восторге от того, что в Ва- шингтоне слишком буквально поняли его совет и дали ход «доку- ментам Сиссона». Сам он вернулся в Россию только осенью 1919 г. и сразу же по заданию Лансинга засел за доклад о России для се- натской комиссии по иностранным делам. Название доклада: «Ме- морандум о некоторых аспектах большевистского движения в Рос- сии. Характер большевистской власти. Экономические результаты большевизма. Программа мировой революции»14. Вступление к до- кладу написал Лансинг, а большая часть публикации была отведе- на приложению, где были помещены документы из истории боль- шевизма и Коминтерна. Никакого упоминания о «германском золо- те» в объемистом документе не было. Ни единого. Весной 1920 г. Буллард — заведующий Русским отделом госде- партамента, и уже в этом качестве ему пришлось в мае высказать свое отношение к «документам Сиссона» в связи с подготовкой слу- жебного меморандума для высших чиновников госдепартамента. По мнению Булларда, поступившая дополнительная информация по делу ничуть не прояснила ситуацию и не дала ключ к ответу на главный вопрос. В связи с этим Буллард рекомендовал ограничить- ся следующей констатацией: 1. Сиссон организовал сбор документов в Петрограде по требо- ванию посла Фрэнсиса. (Это, очевидно, должно было отчасти снять ответственность за ощущение конфуза, которое испытывал госде- партамент в связи с публикацией документов.) 13 Ibid. Box 6. Folder: Writings. Subject: Russia, 1917—1919 «German Gold, March 1918». 14 Memorandum on Certain Aspects of the Bolshevist Movement in Russia. Character of Bolshevist Rule. Economic Results of Bolshevist Control. Bolshevist Program of World Revolution. Wash., 1919. 288
2 «Документы Сиссона» были опубликованы преждевременно без проведения «критической экспертизы». Сам Сиссон, проделав- ший главную работу по розыску этих документов, не располагал ни необходимым знанием языка, ни пониманием происходившего вокруг него. Говоря о том, что подлинность документов поставле- на под сомнение, Буллард предлагал отметить в меморандуме, что сам Сиссон никогда не придерживался определенного мнения на этот счет. 3. После отъезда Сиссона американскому посольству было пред- ложено купить еще одну партию документов. Но поскольку было признано, что вероятность подделки в данном случае несколько да- же выше, чем в первом случае, постольку сделка не состоялась. 4. Дополнительный свет на проблему будет пролит только в том случае, если будет обеспечено содействие со стороны человека, вхожего к большевикам и информированного об их внутрипартий- ных делах, которые «остаются вне нашего поля зрения». Поскольку новые сведения ничего не прибавляли к уже извест- ному, а поиски «внутрипартийного крота» не обещали успеха, Бул- лард предлагал воздержаться от каких-либо публикаций на тему о «германском золоте». Ее реанимация таким способом казалась тог- да ему утратившей актуальность и нецелесообразной. Следует про- должить поиск, как он выразился, «убедительных доказательств»15. Кеннан последовал этому совету. О результатах говорилось выше. 15 Princeton University. Mudd Library. Arthur Bullard Papers. Box 7. Bullard's Memoran- dum for Mr. Carter. 1920. May 29. 19 Первая мировая война
ПОЛКОВНИК ПАЖО РАЗРАБАТЫВАЕТ ВЕРСИЮ А. В. Ревякин Осенью 1917 г. три почти совпавших во времени события по- трясли общественное мнение и политическую жизнь Франции. Они спровоцировали беспрецедентный всплеск шпиономании, дали тол- чок новейшей разновидности «охоты на ведьм» репрессиям против «предателей», подлинных или мнимых «агентов Германии». 7 ноября власть в Петрограде, столице некогда могущественной империи — союзницы Франции в войне с Германией, захватили большевики. Французы, за редким исключением, весьма смутно представляли себе, какие грандиозные планы немедленного и ко- ренного переустройства всего мира вынашивала эта партия. Многие из них довольствовались тем объяснением, что как радикальная группировка социалистического движения большевики добиваются лишь наиболее полного, максимального удовлетворения законных требований трудящихся. Поэтому во Франции их стали называть максималистами, поначалу не вкладывая в это слово никакого от- рицательного или уничижительного смысла. Но если относительно социальной программы большевистской партии французы еще не- которое время пребывали в неведении, то ее позиция по отноше- нию к мировой войне была хорошо известна: в отличие от соци- альных проектов, рассчитанных на будущее, она затрагивала жиз- ненные интересы всех французов. К осени 1917 г. большевики при- обрели в их глазах устойчивую репутацию «партии мира» с Герма- нией. В свете ноябрьского переворота в Петрограде весьма злове- щее значение приобрел и без того подозрительный факт свободного проезда Ленина и других большевиков из эмиграции на родину че- рез территорию враждебного государства. Все это побуждало правя- щие круги Франции заняться расследованием международной дея- тельности большевиков, взять под контроль их связи как со страна- ми Германского блока, так и Антанты. Полные драматизма события в Петрограде едва не оттеснили на второй план тревожные сообщения с итальянского фронта, где авс- тро-германские войска, перейдя в наступление 24 октября, обрати- ли противника в бегство и уже к 7 ноября продвинулись в глубь итальянской территории на 70—ПО км. С большим трудом союз- никам удалось стабилизировать положение, что потребовало сроч- ной переброски в помощь Италии французских и английских войск. И хотя Италия осталась в строю союзников, политики и во- енные не могли отмахнуться от вопроса: нет ли связи между авст- ро-германским наступлением и антивоенным движением, которое среди стран Антанты, за исключением России, именно в Италии приобрело наибольший размах и влияние? В этот критический момент для Антанты, когда западные союз- ники еще не оправились от шока, вызванного политическими и во- 290
енными неудачами в России и Италии, Франция на несколько дней осталась без правительства. 13 ноября палата депутатов лишила доверия кабинет П. Пенлеве, пытавшегося проводить традицион- ную для предыдущих лет политику компромиссов и лавирования между правыми и левыми, пацифистами и сторонниками войны до победного конца. Не его вина, что в условиях политической поля- ризации, обусловленной весной и летом 1917 г. «мятежами» в дей- ствующей армии, забастовками в тылу, уходом из правительствен- ной коалиции социалистов и другими причинами, такая политика не могла иметь успеха. Страна увязла в политическом кризисе, вы- ход из которого виделся на путях формирования более однородной и работоспособной коалиции — лево- или правоцентристской. Парламентские группы социалистов и радикалов, контролиро- вавших большинство в палате депутатов, уже 14 ноября приступи- ли к переговорам о формировании правительства. Однакр мужество изменило им и на этот раз. После того, как президент Р. Пуанкаре назначил преемником Пенлеве сенатора Ж. Клемансо, они при го- лосовании резолюции доверия поддержали новый кабинет, состав- ленный из политиков правоцентристского толка. Клемансо к тому времени олицетворял «партию войны», к кото- рой причисляли себя все сторонники продолжения войны до победы, независимо от прочих политических нюансов. Выступая 20 ноября с правительственной декларацией (программой), он заявил: «Мы предстаем перед вами с единственной мыслью вести ничем не огра- ниченную войну». В области внешней политики это означало отказ от переговоров и компромиссов с противником, пока он не сложит ору- жия и не запросит пощады.В области внутренней политики — обя- зательство «положить конец пацифистским кампаниям... всем гер- манским проискам», «конец предательству и полупредательству»1. Как показали события, слова Клемансов не разошлись с делом. Приравняв пацифизм к пораженчеству — сознательному или не- вольному подыгрыванию врагу,— его правительство от политико- парламентских методов борьбы с антивоенным движением перешло к судебно-репрессивным, чем окончательно деморализовало вождей антивоенной оппозиции, даже не пытавшихся оспаривать у него власть в продолжение последнего года войны. Далее, приводимые нами ниже документы1 2 ярко характеризуют атмосферу подозрительности и преследований в отношении антиво- енной оппозиции, воцарившуюся во Франции в правление кабине- та Клемансо. Но если читатель захочет почерпнуть в них новые достоверные сведения об антивоенном движении Франции и России в годы первой мировой войны, о деятельности столь видных его вождей, как Ж. Кайо и В. И. Ленин, то он будет разочарован. Как 1 Annales de la Chambre des Deputes. Debats Parlemantaire. Session ordinaire de 1917. Partie 3. Paris, 1918. P. 3053—3054. 2 Документы обнаружены нами в Центре хранения историко-документальных коллек- ций (ЦХИДК, ранее — Особый архив), в фонде 2 Бюро Генерального штаба Фран- ции (Etat-Major de ГАгтёе-2-е Buereau). занимавшегося оазведывательной и контр- разведывательной деятельностью. Они представляют собой, как правило, машино- писные оригиналы на официальных бланках или заверенные соответствующими подписями и штампами. Публикуются впервые (язык оригинала — французский). 19* 291
раз достоверностью эти сведения не отличаются, ибо в наиболее важной своей части они основаны на слухах, проверить которые просто не представлялось возможным, или на свидетельствах лиц, репутация которых отнюдь не служила им рекомендацией. Тем не менее и с этой точки зрения приводимые документы представляют интерес для истории: если слухи и свидетельства «очевидцев» ока- зались вздором и напраслиной, то это тоже факт, который должен принять во внимание историк. Перемену в политической атмосфере Франции осенью 1917 г. почувствовали все современники. Тому имеется множество доказа- тельств, чтобы на них останавливаться подробно. Но совершенно поразительные подтверждения мы находим в документах француз- ской военной разведки и контрразведки, сотрудники которой, как представляется, не самые заслуженные и высокопоставленные, вдруг почувствовали, что пришло их время, и преисполненные пат- риотических чувств и служебного рвения стали по собственной инициативе, нередко через голову непосредственного начальства, забрасывать руководящие инстанции «разоблачительными» рапорта- ми, а то и откровенными доносами на «пораженцев» и «предателей». 17 ноября 1917 г. датирован рапорт, представленный неким сек- ретарем Николле комиссару полиции по специальным и судебным поручениям г. Фаралику. Находясь в Швейцарии в служебной ко- мандировке (о цели которой не сообщается), он неожиданно столк- нулся с «серией фактов», которые хотя и не имели отношения к его миссии, тем не менее привлекли его внимание и заставили по собственной инициативе провести расследование. О результатах по- следнего он и спешит доложить на 18 страницах убористого текста. Представление об основательности проделанной Николле работы дает упоминание им своих источников — «беседы с некоторыми представителями политических партий и швейцарскими журнали- стами-социалистами» и ответы на «запросы», с которыми он «обра- щался к различным официальным представителям Франции и союз- ных стран». Собранная информация убедила его в том, что «имен- но Германия подготовляла, обеспечивала и поощряла пацифист- ское и пораженческое движение в России, Италии и Франции»3. Нельзя упрекнуть Николле в голословности. Он ссылается на некоторые обстоятельства отъезда Ленина и большевиков из Швей- царии в Россию, подчеркивая роль, которую сыграл в этой истории Гримм4. Он пишет: «Именно Гримм привел Ленина в Берне в ре- сторанчик Шосс (Амтхаусгассе). Именно там Ленин и его сторон- ники встретились с неким Далленвахом, агентом графа Таттенбаха. Наконец, именно там они завтракали в компании Георга Мюлле- ра... Балабановой... Гильбо и Дикера... По-видимому, именно во время этого завтрака Далленвах сделал конкретные предложения Ленину, который их принял»5. В подтверждение того, что Герма- 3 ЦХИДК. Ф. 7. Оп. 3. Д. 394. Л. 7. Здесь и далее выделено в документе. 4 Р. Гримм — один из руководителей Социал-демократической партии в Швейцарии, главный редактор газеты «Бернер Тагвахт». Возглавил Интернациональную социа- листическую комиссию, образованную в 1915 г. на Циммервальдской конферен- ции. Впоследствии один из организаторов «Двухсполовинного» Интернационала. 5 ЦХИДК. ф. 7. Оп. 3. Д. 394. Л. 8. 292
ния финансировала деятельность Ленина и его сторонников среди русских и иностранных социалистов в Швейцарии, Николле приво- дит следующие аргументы: Гримм внезапно утроил оклады сотруд- ников своей газеты «Бернер Тагвахт», а Гильбо6 возобновил изда- ние пацифистского журнала «Демэн», ранее остановленное из-за нехватки средств, а сам переехал из скромного пансиона в роскош- ную квартиру на улице Мерль д'Обинье, 15 в Женеве7. Опустим несущественные детали пространного рапорта Никол- ле. Обратимся к его выводам и предостережениям на будущее. Он считал, что не только недавние события на итальянском фронте яв- лялись «частью плана, дьявольски задуманного и искусно осущест- вляемого». «Осмелюсь утверждать,— писал он,— что таково же положение и в нашей стране и что забастовки, майские мятежи, происки пацифистских газет... доказывают лишь то, что герман- ский план действительно существует. Сегодня, когда Россия погрузилась в пучину анархии, Италия восстанавливает силы после сокрушительного поражения, а Фран- ция разоблачает интриги, грозившие ей смертельной опасностью, немцы продолжают свою подрывную деятельность. Они ищут, как чувствительнее поразить своих общих врагов, и в этом заключается та опасность, которую надо любой ценой избежать. Нашим разведывательным службам уже известно, что Герма- ния готовится нанести удар по Франции. Они знают, что в Берне в течение этого месяца пройдут совещания анархистов. Одно из них должно было уже состояться. Эти факты стали мне известны не только благодаря нашим официальным представителям, но также от лиц, прекрасно ос- ведомленных о действиях Германии в Швейцарии. План деморализации исходит из того, что уже в декабре с. г. в Париже будет революция, а войска, брошенные на ее подавле- ние, выйдут из повиновения»*. Этим апокалиптическим пророчествам (а иначе их не назо- вешь, ибо строились они не на достоверных фактах, а на слухах и умозаключениях) не суждено было свершиться, что не ослабило внимание французских спецслужб к германской агентуре в антиво- енном и революционном движении. В их архивах, несомненно, сохранилось немало документов, способных пролить дополнитель- ный свет и на волнующую тему о характере контактов, имевших место во время первой мировой войны между Лениным и больше- виками, с одной стороны, и представителями германских вла- стей — с другой. 6 А. Гильбо — французский социалист и публицист, издававший в Швейцарии жур- нал «Демэн», в котором сотрудничали Р. Ролан, Л. Троцкий, ф. Адлер, М. Горь- кий. Участвовал в Кинтальской конференции 1916 г. В 1918 г. за «связи с против- ником» был заочно приговорен к смертной казни. В 1919 г. приехал в Советскую Россию и участвовал в создании III Интернационала. 7 ЦХИДК. Ф. 7. Оп. 3. Д. 394. Л. 9. s Там же. Л. 10. 293
Между тем в начале 1918 г. превратности внутренней политики чуть было не привели к тому, что французская разведка бросилась по следу денег, якобы полученных большевиками, ведущему теперь уже не в Берлин, а в Париж. 20 декабря 1917 г. Клемансо добрался и до своего главного оп- понента — Ж. Кайо. Крупный предприниматель и политик, он в 1906—1909 гг. был министром финансов в первом кабинете Кле- мансо, а в 1911—1912 гг. сам возглавлял правительство. Незадолго до войны он был избран председателем исполкома партии радика- лов и радикал-социалистов. Со времени Агадирского кризиса 1911 г., когда он добился мирного разрешения франко-германских противоречий, Кайо слыл пацифистом. Во время мировой войны он окончательно приобрел репутацию главы французской «партии ми- ра». Все эти годы французские спецслужбы следили за каждым ша- гом Кайо, так что к концу 1917 г. на него было собрано достаточно компрометирующего материала. В тот памятный день палата депу- татов по представлению военного губернатора Парижа лишила Кайо парламентской неприкосновенности. 14 января 1918 г. он был арестован по обвинению в «связях с противником» и заключен в тюрьму Санте. Так началось знаменитое «дело Кайо», которое не один год будоражило страну. Обвиняемый был заметной фигурой, поэтому нашлось немало охотников нажить на его процессе поли- тический — и просто капитал. Многие подозрения и обвинения в его адрес не нашли подтверждения в ходе следствия и суда9. Одно из них весьма примечательно, ибо оно связывало Кайо с Лениным. «Сигнал» поступил из Швейцарии, и по долгу службы рассле- дованием этого обвинения занялся военный атташе Франции в этой стране полковник Пажо. Предоставим ему слово10: Посольство Берн, 26 января 1918 г. Французской республики Военный атташе № 228/2 Секретно Полковник Пажо Господину Военному Министру (Генеральный штаб армии — 2 Бюро) Париж Предмет: о передаче документов, относящихся к делу Кайо и пораженческому движению Г. Фаралик, комиссар [полиции] по судебным поручениям, на- ходящийся в настоящее время в Швейцарии, получил предложение о передаче ему, за определенную плату, ряда документов и сведе- ний, относящихся к делу Кайо и к пораженческой пропаганде. 9 Суд на Кайо состоялся в 1920 г. Приговоренный к тюремному заключению, он был в 1924 г. амнистирован, в 1925 г. принял портфель министра финансов в ка- бинете Пенлеве, в том же году — избран сенатором и вплоть до 1940 г. возглавлял сенатскую комиссию по финансам. W ЦХИДК. Ф. 7. Оп. 4. Д. 94. Л. 361—363. 294
Посчитав, что этот вопрос выходит за рамки его компетенции, он сообщил мне о сделанном ему предложении, и мы решили, что этим делом займусь я. Посему имею честь кратко изложить суть вопроса. Некий русский революционер, который, по его словам, высту- пает лишь в качестве посредника и не имеет прямого отношения к делу, якобы готов передать нам за вознаграждение в размере 30 000 франков перечисленные ниже документы. 1. Пораженческую литературу, напечатанную в особой типогра- фии в Швейцарии на средства г. Кайо. 2. Нынешний адрес типографии. 3. Имена военнослужащих (офицеров и рядовых), которые бы- ли репатриированы из Швейцарии во Францию и приняли на себя миссию пропаганды. 4. Имена и адреса связных, на которых возложена аналогичная миссия на итальянском фронте. 5. Дату и место встречи между Лениным и г. Кайо, состоявшей- ся в окрестностях Лозанны. 6. [Имена ] их общих агентов в Швейцарии. Когда мы попросили его сообщить какие-нибудь подробности, информатор заявил следующее: Русский адвокат Жак Дикер, социалист-революционер, полити- ческий эмигрант, получивший швейцарское гражданство, якобы по- сетил в апреле 1917 г. Германию, где обсуждал вопрос о проезде Ленина; оттуда он привез печатный станок, который в течение 2 месяцев действовал в Женеве. В мае 1917 г. Дикер якобы ездил в Париж, где встречался с г. Кайо. По возвращении он заявил на собрании максималистов, в присутствии Гильбо и Бертони, что будто бы располагает суммой в 50 000 франков, которые г. Кайо пожертвовал на печатание пропа- гандистской литературы. Последнюю надлежало переправлять в свободную зону некоему Георгадзе, которого в Париже называют «надежным» человеком. На эти и другие средства, полученные че- рез Георгадзе, печатный станок и работал с тех пор, и в свет уда- лось выпустить свыше 100 000 листовок и других материалов на французском, русском и итальянском языках. Что касается репатриированных офицеров, выполняющих мис- сию пропаганды, то информатор упомянул младшего лейтенанта Гитте Жана и майона медицинской службы Кауфмана, якобы на- ходящегося в настоящее время в Лионе. Согласно предварительным результатам проверки, которая про- водится по моему распоряжению, некто Гитте, младший лейтенант 97 п. п. действительно прибыл во Францию 20 декабря 1917 г. Рас- следование в этом направлении продолжается. Что касается Дикера, то отсутствуют какие-либо доказательст- ва того, что его поездка во Францию состоялась в мае, но 27 марта 1917 г. он действительно получил в Женеве визу на посещение Ли- она и Сент-Этьена. Я посчитал своей обязанностью сообщить вам об этом предло- жении, несмотря на то, что, с одной стороны, посредник, который передал его г. Фаралику, внушает сильные подозрения (речь идет о 295
некоем Ла Тестьере, хорошо известном всем службам разведки), а с другой — в тех скудных сведениях, который сообщил нам рус- ский, воспользовавшись посредничеством Ла Тестьера, содержится, на первый взгляд, много недостоверного. Имею честь просить вас соблаговолить дать указания о том, как дальше вести это дело. Пажо. Сообщение полковника легло на стол Клемансо, который совме- щал в правительстве посты председателя совета и военного минист- ра. Оно показалось ему столь важным, что он решил лично отве- тить на него11: Военное министерство Генеральный штаб армии — 2 Бюро 27—С—2/11 Французская Республика Телеграфная депеша Париж, 30 января 1918 г. Зашифрована и отправлена 30/1/18 в 12 ч. 30 м. под № 5 Секретно Председатель Совета, Военный Министр Военному Атташе, Берн Ответ на ваш рапорт 228 от 26 января с. г. Продолжайте вести дело, приняв все меры предосторожности по отношению к посреднику, который очень ненадежен и может попы- таться нас обмануть или завысить цену. Держите меня в курсе* 12. Клемансо Дни шли за днями, а столь стремительно начавшееся «дело Кайо—Ленина» не двигалось с места. Правительство потеряло к нему интерес? Маловероятно. Расследование полковника Пажо не- дало результатов? В любом случае он должен был отчитаться перед высоким начальством. Лишь через полтора месяца после первого обмена посланиями между Берном и Парижем в деле появился но- вый документ13: Посольство Берн, 12 марта 1918 г. Французской Республики Военный Атташе Полковник Пажо № 438/2 Господину Военному Министру (Генеральный штаб армии — 2 Бюро) Париж Предмет: о деле Кайо И Там же. Л. 359. 12 Последняя фраза приписана от руки чернилами самим Клемансо. В ЦХИДК. Ф. 7. Оп. 4. Д. 4. Л. 357. 296
Письмом от 26 января 1917 г. я запросил у вас разрешения всту- пить в переговоры с неким Ла Тестьером, человеком сомнительной репутации, на предмет документов, касающихся происков г. Кайо в Швейцарии и его связей с пораженцами. В соответствии с прика- зом, который я получил от вас телеграммой № 27—С—2/11 от 31 января, я дал ход этому делу и в письме № 304 бис, которое я сам доставил вам во время последнего приезда в Париж, дается отчет о том, в каком направлении я предпринял первые шаги. Имею честь просить вас соблаговолить ответить мне, можно ли на основании расследования во Франции и анализа документов, ко- торые должен был предоставить некто Густав Григорьевич Кобыл- ковский-Косков, считать это дело серьезным и продолжать перего- воры с посредником в Лозанне. Пажо Ситуацию прояснила карандашная надпись поперек документа: «в СЦР Телеграфируйте просьбу сообщить, кому было передано письмо 304 бис, и прислать к нам сюда его копию»'4. Заминка объяснялась всего навсего тем, что очередное сообще- ние полковника Пажо «таинственным образом» исчезло (скорее всего затерялось в недрах канцелярий). И кто знает, не прояви полковник настойчивости, вспомнил бы кто-нибудь о деле, по на- чалу показавшемся столь серьезным? Еще какое-то время ушло на поиски злополучного документа и переписку, пока из Берна не пришел ответ на просьбу СЦР* 15. Посольство Берн, 25 марта 1918 г. Французской Республики Военный Атташе Полковник Пажо № 510/2 Господину Военному Министру (Генеральный штаб армии — 2 Бюро) Париж Предмет: ответ на телеграмму № 7082 СЦР 2/И от 15/3/18 Имею честь передать нижеследующий ответ на вашу телеграм- му № 7082 ЦСР 2/П от 25 марта 1918 г. Письмо 304 бис, о котором идет речь в моем сообщении 438/2 от 12 марта, было подготовлено прямо в Париже, во время моего последнего приезда, по результатам беседы, которую я имел с г. Генеральным комиссаром Сюрте Насьональ на предмет сведе- ний, полученных мной к моменту отъезда из Берна. Я передал его лично г. подполковнику, начальнику 2 Бюро. С настоящим препровождаю вам его копию. Пажо и Там же. СЦР — Секция централизации разведданных (SCR — Section de centralisation des renseignements), одно из ключевых подразделений 2 Бюро Генш- таба, занимающееся координацией разведывательной и контрразведывательной работы. 15 Там же. Л. 348. 297
Письма полковника Пажо от 12 и 25 марта позволяют с полным доверием отнеслись к документу, также имеющемуся в деле и представляющему собой выполненный под копирку экземпляр машинописи, на обычном листе бумаги, без печати, штампа, под- писи или других элементов оформления, позволивших бы его без- ошибочно атрибутировать. В нем отсутствует даже дата. И все же не вызывает сомнений то, что это и есть копия письма Пажо, уте- рянного в Париже16. Из него можно узнать, далеко ли продвинулся военный атташе в своем расследовании «дела Кайо-Ленина». Посольство Париж, февраля 1918 г. Французской Республики в Швейцарии Полковник Пажо Служба Военный Атташе Военного Атташе Господину Председателю Совета 304 бис Военному министру (Генеральный штаб армии — 2 Бюро) Письмом от 26 января* * я запросил у вас разрешение на перегово- ры с Ла Тестьером, человеком сомнительной репутации, на предмет документов, касающихся происков г. Кайо в Швейцарии и его связей с пораженцами. В соответствии с приказом, который я получил от вас по телеграфу, я дал ход этому делу и предпринял следующие шаги: Ла Тестьер познакомил нас с неким русским, Борисом Левити- ным,который раньше служил в отделе борьбы с революционным движением российского посольства в Швейцарии. У этого Левитина и находятся документы, тогда как Ла Тестьер выступает всего лишь в роли посредника. Предлагаемые им документы и сведения перечислены в прило- жении к настоящему письму. За них он запросил 30 000 франков. Прежде чем взять на себя какие-либо обязательства, мы попро- сили Бориса Левитина предоставить нам возможность оценить важ- ность этих документов. Мы условились, что по уплате задатка он раскроет содержание § 2 приложения. Для этого «Сюрте» должна направить своего агента к г. Густаву Григорьевичу Кобылковскому-Коскову**, который ранее проживал в Швейцарии, а в настоящее время снимает номер 911 или 917 в Гранд-Отеле в Париже. Агент «Сюрте» должен представиться от имени Бориса Левитина и предъявить ему прилагающуюся к сему собственноручную записку Бориса Левитина — тогда указанные документы будут показаны агенту. Затем «Сюрте» надлежит сообщить мне должен ли буду я вы- платить сумму полностью, чтобы получить в свое распоряжение все интересующие нас документы. Пажо 16 Там же. Л. 349-349 об. * Уже в этом письме упоминаются имена двух офицеров (младшего лейтенанта Гит- те из 97 п.п. и майора медицинской службы Кауфмана), которые были названы нам при 1-й встрече с целью склонить нас к переговорам. ** Приметы: 37—38 лет, русский, бывший офицер российской армии, среднего рос- та, блондин с небольшими усами. 298
Не будем цитировать полностью приложение к письму 304 бис, также имеющееся в деле. По существу ничего нового оно не добавля- ет. Отметим лишь, что § 2 гласит: «Свидетельство некоего лица, проживающего в настоящее время в Париже. У него хранится подроб- ный отчет о прибытии и встрече Ленина с Кайо. (Его имя и адрес в Париже)»17. Трудно сказать, надеялся ли полковник Пажо на положитель- ные результаты своего расследования. Сухой канцелярский стиль его писем не дает ни малейшего представления о том, какие чувст- ва у него вызывало это дело. Но он не мог не понимать, что в случае успеха, дело вышло бы весьма громким, и тогда он вправе был бы рассчитывать на благодарность начальников. Впрочем, как явствует из его писем, сомнения относительно перспектив расследования с самого начала не покидали его. Точку в деле поставила телеграмма, которую он получил десять дней спустя18. Париж, 5 апреля 1918 г. №8319 — СЦР — 2/П Председатель Совета, Военный Министр Военному Атташе Франции Берн Письмами №№ 304 бис, 438/2, 510/2 вы изволили привлечь мое внимание к предложениям, которые были сделаны вам по поводу документов, касающихся происков г. Кайо в Швейцарии и его связей с пораженцами. Имею честь сообщить вам, что проверка важности упомянутых документов, предпринятая во Франции, не дает оснований считать это дело серьезным и, по моему мнению, которое разделяет г. Ге- неральный комиссар Сюрте Насьональ, по этой причине не имеет смысла продолжать переговоры. За Председателя Совета, Военного Министра За Генерала, Генерал-майора Генерал, Заместитель Начальника Генерального Штаба Армии19. Воздержимся от глубокомысленных комментариев — приведен- ные нами документы красноречивы сами по себе. Оганичимся лишь краткой констатацией. С одной стороны, заключительный документ достаточно авторитетен, чтобы оспаривать сформулированный в нем вывод; с другой — слишком много вопросов о политических интригах, которые в 1917—1918 гг. плелись вокруг имен Кайо и Ленина, о замешанных в них лицах — простых ли марионетках или искусных кукловодах — остаются пока без ответа. Думается, архивы разведок хранят еще немало неизвестных документов, спо- собных внести больше ясности в эти запутанные вопросы истории. п Там же. Л. 350. 18 Там же. Л. 335. 19 Документ заверен заменяющим подпись штампом.
СОДЕРЖАНИЕ К читателю (В. Л. Мальков)............................... 3 Раздел первый ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ И ИСТОРИОГРАФИЯ Австро-сербский конфликт — пролог первой мировой войны (мифы и факты)................................................... 6 Ю. А. Писарев К историографии внешней политики России в годы первой мировой войны (1914—1917)............................................ 13 В. С. Васюков Современная французская историография происхождения первой ми- ровой войны (методология и проблематика).................... 33 Э. Урибес Санчес Государственная власть и монополии в России.................. 45 В. В. Поликарпов Раздел второй МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И ДИПЛОМАТИЯ Механизм принятия внешнеполитических решений в России до и в период первой мировой войны.................................. 57 В. А. Емец Посредничество без кавычек... Миротворчество США в 1914—1916 гг. (Характер и цели)............................................ 72 Б. Д. Козенко К оценке дипломатии Ионела Брэтиану.......................... 84 В. М. Виноградов Вальтер Ратенау: эволюция внешнеполитических взглядов (1914— 1922 гг.)................................................... 102 Б, И. Греков Чешский вопрос в официальных кругах России в годы первой мировой войны............................................... 113 М. Д. Савваитова _____Раздел третий_____ ВОЙНА И ОБЩЕСТВО Теоретические представления либералов о войне и революции (1914—1917 гг.)............................................ 127 В. В. Шелохаев Ленин и Бухарин: леворадикальное крыло марксизма в период первой мировой войны............................................... 140 С. В. Тютюкин 300
К вопросу о морально-политическом состоянии русской армии в 1917 г. 153 А. П. Жилин Кто «за» и кто «против». «Великие дебаты» в США по вопросу об ин- тервенции против Советской России (новые документы).......... 165 В. Л. Мальков Государство и капитал в США в годы первой мировой войны: партнер- ство и противоречия.......................................... 180 С. В. Листиков «Диагональ» Бертман — Гольвега............................... 192 Г. М. Садовая Франция и «Стокгольмская альтернатива»: внутриполитические фак- торы дипломатии в 1917 г..................................... 202 А. В. Ревякин Первая мировая война и Дания................................. 215 Ю. В. Кудрина Независимая социал-демократия Германии в годы первой мировой войны: политическая партия в роли массового антивоенного движения 227 И. А. Кукушкина Майский кризис 1915 г. в Великобритании и образование коалицион- ного правительства........................................... 238 В. Г. Цогоев Февральская революция в России и политический кризис в Греции в 1917 г..................................................... 250 О. В. Соколовская В АССОЦИАЦИИ ПО ИЗУЧЕНИЮ ИСТОРИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ (В. Л. Мальков) Французская разведка ищет «германский след».................. 264 С» С. Попова Что мог знать С. П. Мельгунов о германском золоте............ 273 Ю. Н. Емельянов О «документах Сиссона» (находки в архивах США)............... 280 В. Л. Мальков Полковник Пажо разрабатывает версию.......................... 290 А. В. Ревякин
CONTENTS To the reader (V. L. Mal'kov)........................................... 3 Part I GENERAL PROBLEMS AND HISTORIOGRAPHY The conflict between Austria and Serbia: as a prologue of the first world war: The myths and the facts..................................................... 6 Ju. A. Pisarev To the historiography of the russian foreign policy during the first world war (1914-1917)............................................................ 13 V. S. Vasiukov The modem french historiography of the genesis of the Great War (methodology and basic problems) ...................................... 33 E. Uribes Sanches The state power and monopolies in Russia............................... 45 V. V. Polikarpov Part II THE INTERNATIONAL RELATIONS AND DIPLOMACY The mechanism of the adoption of the foreign relations decisions in Russia before and during the Great War........................................ 57 V. A. Emets* The mediation without the inverted commas: The US peacemaking, 1914—1916(Aims and essence) ........................................... 72 B. D. Kozenko As regards to lonell Bratianu's diplomacy.............................. 84 V. M. Vinogradov Walter Ratenau: the evolution of the foreign policy views (1914—1922). 102 В. I. Grekov «The Czech question» in the official circles of Russia during the Great War 113 M. D. Savaitova Part III WAR AND SOCIETY The liberals' theoretical views on war and revolution (1914—1917)..... 127 V. V. Shelokhaev Lenin and Bukharin: the radicableft wing of the marxism during the Great War ............................................................ 140 S. V. Tutukin To the question of political moral of the russian army in 1917........ 153 A. P. Zhylin 302
Who is «pros» and who is «cons». The Great Debates on the intervention against the Soviet Russia (the new documents).......................... 165 V. L. Mal'kov Cooperation and contradictions: the state and the corporate capitalism in the USA during the Great War........................................... 180 S. V. Listkov Bethman — Hollweg's «Diagonal»......................................... 192 G. M. Sadovaja France and «the Stockholm alternative»: the domestic political factors of the diplomacy in 1917............................................... 202 A. V. Revjakin Denmark and the Great War.............................................. 215 Ju. V. Kudrina The Independent Social Democrats of Germany during the Great War: the political Party as the mass anti-war movement.......................... 227 LA. Kukushkina The May 1915 Crisis in Great Britain and the formation of the coalition government................................................... 238 V. G. Tsogoev The February Revolution in Russian and the political crisis in Greece in 1917................................................................ 250 О. V. Sokolovskaja IN THE FIRST WORLD WAR HISTORY STUDIES ASSOCIATION V. L. MAL'KOV The French Intelligence in search for «the german tracks».............. 264 S. S. Popova What could S. P. Melgunov have known on the German Gold?............... 273 Ju. N. Emelijanov On the «Sisson papers» (the finds in US archives)..................... 280 V. L. Mal'kov Colonel Pageot is working of «aversion»................................ 290 A. V. Revjakin
Научное издание ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА дискуссионные проблемы истории Утверждено к печати Институтом всеобщей истории РАН Руководитель фирмы «Наука экономика» B.G Баковецкая Редактор издательства И.К. Кокошкина Художник А.А. Кущенко Художественный редактор И.Ю. Нестерова Технический редактор З.Б. Павлюк Корректоры ЮЛ Косорыгин, ЕЛ Сысоева С^ано в набор 29.07.93 Подписано к печати 4.11.93 Формат 60 х 90 */1б Гарнитура тайме Печать офсетная Усл.печ.л. 19,0. Усл.кр.отт. 19Д Уч.-издл. 22,0 Тираж 2000 экз. Тип.зак. 503 7. Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Наука» 117864 ГСП-7, Москва В-485 * Профсоюзная ул., 90 Санкт-Петербургская типография № 1 ВО ’’Наука” 199034, Санкт-Петербург, В-34,9- линия, 12